ное сугубо современное знание. Помимо дурного универсализма, в современ-
ной науке есть еще один, намного более глубокий принцип, привнесенный
христианством - мы имеем в виду идею дуализма. В современной науке при-
рода мыслится как нечто неодушевленное, поверхностное, отдельное от че-
лове ка. Ее покорение, вернее, мнимое покорение, представляется как поз-
нание реальности в себе, полностью независящее от познающего и его ду-
ховного мира. За всем этим явно проглядывается ирреалистическая религи-
озная позиция и противоречие языческому мировоззрению. Здесь речь идет о
противопоставлении духа действительности. Здесь речь идет о дуализме:
духовная субъективность против природной объективности. Здесь речь идет
об утрате смысла того, что является духовной объективностью. При приня-
тии этой точки зрения природная реальность представляется чуждой, немой,
бездушной, поверхностной, материальной - и именно такая природная ре-
альность служит предметом изучения новой науки, профанической науки За-
пада.
Хотя языческое мировоззрение и не исчерпывалось натурализмом, - как
утверждает сегодня некоторые либо некомпетентные, либо сознательно изв-
ращающие истинный смысл вещей люди, - хотя ему и было известно об идеале
мужественного преодоления и абсолютного осв обождения, тем не менее в
согласии с ним мир был живым телом, пронизанным таинственными, божест-
венными и демоническими силами, полным смыслов и символов: "чувственным
выражением невидимого", по словам Олимпиадора. Человек жил тогда в орга-
ничной бытийной связи с силами мира и Сверхмира, так что он мог бы по
праву сказать о себе, в согласии с герметическим выражением, что он есть
"все во всем, составленный из всех сил": именно эта идея пронизывает
арийско-аристократическое учение об "атмане". И именно на основе этого
мировоззрения развивалась совершенная, законченная, сакральная традици-
онная наука.
Христианство нарушило этот синтез, создало трагическую пропасть. С
одной стороны, дух "потустороннего", ирреального, субъективного - первый
корень европейской абстрактности. С другой стороны, идея природы - мате-
рии, замкнутой в себе поверхности, загадочн ого феномена - сделало воз-
можным профаническую науку(1). И как полученное посредством мудрости
внутреннее прямое интегральное знание заменилось внешним, интеллекту-
альным, дискурсивно-научным и профаническим, так и место органичной, бы-
тийной связи людей с сокровенными силами природы, которая была основой
традиционного ритуала, могущества жертвы и самой магии, заняли поверх-
ностные, опосредованные, насильственные отношения машин и техники. Таким
образом, сама семитская революция содержала в себе зародыш ме ханизации
жизни.
В машине мы видим безличную, нивелирующую силу науки, которая и поро-
дила ее. Как деньги являются сегодня механизированной и безличной сторо-
ной зависимости, как современная культура обладает универсалистским,
глухим ко всему знанием - так и в мире машин м ы видим безличную, неор-
ганичную силу, покоющуюся на автоматизме и выполняющую одни и те же
действия абсолютно независимо от того, кто ей управляет. Полная иммо-
ральность такой силы, которая принадлежит всем и никому, которая являет-
ся ценностью, которая не имеет оправдания и которая может сделать чело-
века могущественным вне зависимости от его реального превосходства, оче-
видна. Из этого также следует, что такое положение вещей возможно лишь
потому, что при таком порядке не может быть и тени истинного и сво бод-
ного действия: ни одно следствие в мире техники и машин не может быть
непосредственнно зависимым от "Я" как от причины. Между ними существует,
как условие действия, целая детерминированная система законов, которая
может быть описана, но не может быть понята, и которая не выходит за
рамки индивидуума, за рамки чисто индивидуального могущества. Да, в сво-
ем знании феноменов, в своем окружении бесчисленными дьявольскими маши-
нами индивидуум сегодня еще более убог и бессилен, чем когда-либо, более
обусловл ен и ограничен, нежели сам способен обусловливать и ограничи-
вать. При этом он вынужден желать ограничиваться минимумом и постепенно
подавить ощущение самого себя, неугасимый огонь индивидуального бытия в
усталости, в капитуляции перед роком, в разложении .
Даже если ему и удастся с помощью открытых его наукой "законов", ко-
торые в наших глазах являются простыми статистически-математическими
абстракциями, создать или разрушить мир - все равно его реальное отноше-
ние к различным событиям при этом, строго говор я, не изменится: огонь
так же будет жечь его, органические трансформации будут так же помрачать
его сознание, время, страсть и смерть так же будут устанавливать над ним
свои законы - в общем, он останется тем же существом, что и раньше, пог-
руженным в ту же случайность, что и раньше, т.е. он будет так же зани-
мать место в иерархии существ, которое соответствует человеку вместе со
всем тем, что является чисто человеческим.
Преодоление этого уровня, интеграция самого себя, осуществление дея-
ния освобождения не под, а над природным детерминизмом, не среди феноме-
нов, а среди причин феноменов, прямо, с легкостью и правом того, кто об-
ладает превосходством - таков путь к истинном у могуществу, который тож-
дественен пути к самой Мудрости: потому что там, где "знать" означает
"быть", там уверенность означает могущество.
Но такая задача, в первую очередь, требует преодоления дуализма,
восстановления языческого понимания природы - того живого, символическо-
го, мудрого понимания, которое было знакомо всем великим культурам древ-
ности.
Когда призрачный современный человек снова станет реальным, и когда
он восстановит контакты и симпатии с тайными силами природы, тогда риту-
ал, символ и сама магия перестанут быть простыми "фантазиями", как назы-
вают их сегодня те, кто, ничего о них не зна я, считают их простыми
предрассудками, преодоленными наукой, тогда человек узнает то могущест-
во, которое является оправданностью, санкцией достоинства, естественным
атрибутом интегрированной жизни, ее органичной, индивидуальной, неотъем-
лемой частью.
Повторим еще раз то, что мы сказали вначале: Европа создала мир, ко-
торый во всем является неизлечимой, абсолютной антитезой традиционному
миру. Никаких компромиссов не существует, примирение невозможно. Оба ми-
ра стоят друг против друга, разделенные бездн ой, всякий мост через ко-
торую есть чистая иллюзия. И семитизированная цивилизация мчится в голо-
вокружительном темпе к своему логическому завершению - и даже не желая
быть пророками, мы вынуждены заметить, что это завершение не заставит
себя долго ждать.
Те, кто предвидят это завершение и ощущают весь заключающийся в нем
абсурд и трагизм, должны набраться мужества и сказать НЕТ всему.
Все - это сегодняшний мир. Эти замечания по поводу науки и машин по-
казывают достаточно ясно, как далеко может зайти отречение, и как оно,
одновременно с этим, необходимо и неизбежно. Отречение, которое, однако,
не является прыжком в пустоту. Эти замечани я показывают также, что воз-
можна иная система ценностей, иных путей и иного знания, совершенная и
тотальная, что возможен иной человек и иной мир. И они, действительно,
могут быть вызваны к жизни, когда новая волна начнет подниматься из
бездн беспокойств а и бессмысленности Запада.
АКТИВИЗМ И ГУМАНИЗИРОВАННЫЙ МИР
Появление машин на Западе тесно связано с так называемым акти-
вистским, апеллирующим к становлению, "фаустовским" миропониманием. Ро-
мантическое воодушевление по отношению ко всему тому, что является нуж-
дой, поиском, трагизмом; религия жизни или, как сказа л Генон, суеверие
жизни, понимаемой как постоянное напряжение, беспокойство, которое ни-
когда не находит освобождения и, в вечном пресыщении, переходит от одной
формы к другой, от одного ощущения к другому, от одного открытия к дру-
гому; одержимость "созда нием" и "завоеванием", страсть к новому рекорду
- все это составляет четвертый аспект европейского недуга: аспект, кото-
рый наложил неизгладимый отпечаток на лицо европейской цивилизации, и
который в наши дни достиг апогея своего пароксизма. Мы уже упоминали,
что корень этого извращения также следует искать в семитском племени.
Его духом, его основным элементом был дух мессианизма. Мечта об ином ми-
ре, идея Мессии, бегущие от настоящего, являются потребностью в постоян-
ном движении разбитых, л ишенных наследства и проклятых людей, которые
неспособны утверждать и желать свою собственную, особую реальность. Это
- недостаточность душ тех убогих, чье бытие есть жадность, страсть и от-
чаяние. Постепенно бережно хранимая отпрысками семитской расы и с тано-
вящаяся все более дерзкой и более необходимой по мере политических удач
"избранного народа", эта сомнительная реальность вырвалась из низов Им-
перии и стала мифом великого восстания рабов, мифом яростной волны, зах-
лестнувшей языческий Рим. И позднее, выйдя за рамки католической органи-
зации и оставив ее в стороне, она расширилась и превратилась в хилиасти-
ческий мираж. Сама вожделенная перспектива, таким образом, бесконечно
отодвинулась, а потребность и отчаяние стали еще более жесткими и же
стокими, она превратилась в становление без конца, в чистое напряжение,
в гравитацию пустоты. Бегство от этого мира и постоянное отодвижение
иного - та боязнь мира, которая является тайной современной жизни и ко-
торая шумно объявляет себя ценностью, чтобы оглушить самою себя - явля-
ется также тайной христианства после банкротства его эсхатологии. Э то -
внутренне присущее христианству проклятие, которое оно несет в себе, и
которое передается народам, его принявшим и изменившим тем самым олим-
пийскому, классическому, арийскому идеалу. Первая тема, которая, как мы
уже видели, возникла в связи с банкротством мессианизма - тема ставших
экклезиатическими законов социальной зависимости - тесно связана с этой
второй темой и имеет с ней одно и то же происхождение. Объединив эти две
темы в од ну, мы получим тем самым закон, который определяет сегодня все
общество и всю культуру: на низшем уровне - индустриальный оргазм,
средства, ставшие целью, механизация, система хозяйственных и матери-
альных детерминант, развитию которых отбивает такт наука вместе с
карьеризмом, с погоней за успехом людей, которые не живут, а проживают
отпущенное им время и, в конечном счете, сверхновые и уже упомянутые ми-
фы "вечного прогресса" на основе "социальных служб" и ставшего самоцелью
и всеобщей обязанностью труда . На высшем уровне - совокупность "фаус-
товских", привязанных к становлению, бергсонианских учений, о которых мы
уже говорили, и базис социальной истины, "будущее науки", универсализм и
имперсонализм философов. И все это подтверждает и свидетельствует только
об одном: о падении на Западе ценности индивидуальности - той ценности,
о которой с такой навязчивостью и так много пустословят. Только жизнь
того, кто не достаточен для самого себя и кто удален от самого с ебя, в
действительности стремится к "иному": такой человек нуждается в обществе
как в поддержке и коллективном законе; такой человек хочет быть ничем -
хочет быть поиском, неудовлетворенностью, зависимостью от будущего; хо-
чет быть становлением. Подобные люди испытывают ужас перед всем тем, что
является естественным жизненным пространством человека: перед молчанием,
перед одиночеством, перед незаполненным временем, перед вечностью. Они
заботятся, волнуются, бросаются безостановочно от одного к другому, з
анимаются чем угодно, только не сами собой. Они делают нечто, чтобы до-
казать себе, что они есть, но, желая получить от всех своих действий
особое подтверждение, в действительности, они ничего не делают, в
