все же - страх! Так я говорю, компаньон?
Второй Джован вздохнул - в глазах его плыли темные круги - он устал,
он чувствовал отвращение и к этому жалкому, избитому, стонущему, моляще-
му о милости; и к самому себе.
Третий сказал спокойно:
- Одного из них еще заставим попробовать плод - ты знаешь, на персик
похожий...
Четвертый застонал, зашевелился; и вместе с кровью выдохнул:
- Помилуйте... довольно... довольно...
- Надо его еще отделать, чтоб уж наверняка - усмехнулся Джован тре-
тий.
Он усмехался, потому что чувствовал свое превосходство и над избитым,
и над тем, кто его избивал. Ведь, он был уверен, что Джован - это он. А
все остальные просто исполняли его волю.
* * *
На этой планете, несмотря на отсутствие солнца все же происходила
смена дня и ночи. Оранжевая оболочка под действием беспрерывных ветров
вращалась над планетой и часть ее была более плотной, испускающей больше
тепла и света нежели другая - разряженная.
Джован первый, отполз на два десятка метров от корабля, чтобы не
чувствовать вонь горелого мяса получившегося из бирюзового крошева. Нес-
колько раз он оглядывался на изумрудную рощу, все ожидая, что выскочит
оттуда двойник. Раз он даже закричал:
- Если ты, выходи! Нечего прятаться! Выходи, выходи! - в ответ только
новое растение поднялось на месте кристалла - в это самое время Джо-
ван-второй стоял перед бирюзовой долиной, в нескольких верстах от кораб-
ля и, усталый и раздраженный, воображал, что за ним уже гонятся Лжеджо-
ваны; - замышлял создать себе воинов и рабов, чтобы они защитили его...
И первый Джован, глядя на заросли тоже воображал, что двойник его уже
создал целую армию и выйдет сейчас; захватит корабль, улетит на Землю, к
Катрине, а его навсегда оставит на этой планете.
- Да кто он такой? - в раздражении шептал Джован первый, глядя на ро-
щу. - Самозванец! Двойник из кристалла, но человек то я! Моя жизнь это,
черт подери, моя жизнь!
И тут ему, как и второму Джовану, пришла идея создать подчиненных -
рабов, роботов, пусть и с его внешностью, но покоренных.
- Наверное, придется применить силу. - бормотал он, переворачиваясь
на спину.
Так он остался лежать долгое время, созерцая спокойную оранжевую
высь. Постепенно ветер сдувал плотные слои газа в сторону гор и медлен-
но-медленно проступало черное, беззвездное небо. Там, в выси этой, над
головой Джована, смотрел сотканный из миллиардов звезд глаз. Он виделся
Джовану печальным, и завораживающим осознанием истинных его размером.
Где-то там, среди звездных пылинок был и его дом... в какой неизмеримой
дали! Он смотрел на галактику и уходили из него и страх, и злоба, и нап-
ряжение. Оставалась светлая и глубокая печаль.
- Я вернусь к тебя, любимая. - прошептал он негромко, протягивая к
галактике руку. - Да, и с крови моей взойдут новые Джованы Симероны, но
не для вражды; для дружбы. Вместе мы починим этот корабль; не будем спо-
рить - будем работать. Да и как ничтожны были бы все наши споры перед
тобой, галактика.
Прошептав так, он поднялся, прошел к ближайшему кристаллу, расковырял
рану. Голубиное воркование показалось ему прекрасным, предвещающим прек-
расное звуком. Он распахнул объятия навстречу появившемуся из кристалла
двойнику, улыбнулся; и тот, знающий и чувствующий то же, что и первый,
распахнул навстречу ему свои объятья.
Одновременно один из них сказал:
- Здравствуй, друг мой!
А второй:
- Здравствуй, брат мой!
Они уселись на земле; подняли головы к светящемуся в полнеба пе-
чальному оку, помолчали некоторое время, созерцая.
Первым заговорил двойник:
- Мы никогда не должны спорить, кто из нас истинный.
- Это приведет только к вражде. Ведь и ты считаешь себя Джованом?
- Конечно, как и ты...
- Ладно... Оставим это. Сейчас, под взором галактики разойдемся по
этому полю; создадим до утра сотни две, три себе подобных...
- А о еде ты подумал? Глядя на такую красу, конечно о еде и не дума-
ется, но все же - найдут ли они чем себя прокормить? Не обрекаем ли мы
их на голодную смерть. Они проклянут нас.
- Нет, не проклянут. Каждый из них будет считать, что он все это при-
думал. Каждый, будет помнить этот вот разговор. Что же касается еды -
если в джунглях есть хоть один съедобный плод, мы его сможем воспроизво-
дить сколько угодно с помощью кристаллов. Прости, конечно, что я тебя
создал не проверив это...
- Нет - это ты прости мою трусость. Я, ведь побоялся пройти в заросли
один. Боялся, что нападет на меня тот... Ладно, оставим...
Разговаривая о величии галактики, направились они к изумрудным зарос-
лям, которые засветилась - стебли растений оказались полупрозрачными и в
каждом медленно пульсировало длинное, от корней и до вершины, сердце.
Непрестанный дневной ветер теперь утих, и в воздухе пахло чем-то незна-
комым, сочным.
Лица Джованов казались изумрудными, полупрозрачными, в глазах, как у
кошек, вспыхивали зеленые искры.
Вскоре они нашли плод, напоминающий огромный персик.
- Давай одновременно
- Нет, лучше уж останется один, чем вообще никого не останется...
Предлагаю бросить жребий... Только вот как?
- Я кое-что придумал. - Джован первый сорвал еще лист. Одна его сто-
рона была стеклянной, другая - темно-зеленой, мохнатой. - Какую выбира-
ешь?
- Мох.
- Значит я - зеркало. - лист закружился в воздухе и наконец упал на
изумрудную, плотную травку - упал стеклянной поверхностью вверх и тут же
распался темной пыльцой.
Через некоторое время они вновь вышли под озаренное звездным оком не-
бо.
- Тебе страшно было первому пробовать.
- В общем - да. Но по вкусу, как смесь персика и дыни. Еще согревает,
по жилам, как от вина, тепло бежит, но хмели нет.
- Согласен с тобой.
- Лучше бы ты не пробовал. Мало ли: может - все-таки яд; может
действие только через неделю проявится.
- Ну, к тому времени все равно пришлось бы их попробовать. Лучше
смерть от яда, нежели от голод.
Постояли некоторое время, подняв головы вверх.
- А ты тоже умеешь сочинять стихи? - спросил Джован первый.
- Да, умею, так же, как, впрочем, и ты...
- Ну, ты все мои стихи знаешь.
- И ты тоже все мои стихи знаешь.
- А можешь под этим небом придумать что-нибудь новое?
- Отчего же нет; придумал, когда жребий выпал мне - помнишь, как за-
думался?.. Ладно, слушай.
- Мне выпала тяжкая доля,
Быть может, уйду навсегда,
И светлый двойник в нашем доме,
Обнимет, обнимет тебя...
Двойник вздохнул и в глазах его вспыхнули слезы.
- Это испытание навело тебя на столь печальный лад. - ободряюще улыб-
нулся Джован первый. А я, пока смотрел на небо, сочинил совсем иные сто-
ки:
- Только в отдалении, понимаем мы,
Как близки нам родины тучные холмы.
Только в одиночестве, понимаем мы,
Как согреют сердце, милые черты.
- Ты про Катрину вспоминал? - спросил двойник.
- Да, в общем - да. - молвил Джован первый.
- И я тоже вспоминал... Ладно, ладно - все, расходимся.
- Сделаем по десятку. Потом, каждый из этого десятка пусть сделает
еще по десятку. Двух сотен пока хватит.
* * *
Джован Симерон второй и третий - оба усталые, голодные сидели под не-
бесным оком, время от времени смотрели бросали на эти мириады звезд и
туманностей взгляды, но тут же опускали глаза - было страшно смотреть в
эту бесконечную высь и вспоминать совершенное:
Джован третий придумал использовать листья для переноски крови "ра-
ба". Они сложили листья лодочками и без труда набрали из этого четверто-
го, лежащего без движенья, с неузнаваемо распухшим лицом, достаточно
крови. Они разносили эти капли по ближайшим кристаллам, и когда, появля-
лась там копия избитого раба, связывали заранее заготовленными изумруд-
ными стеблями. Так сделали около полутора сотен...
Даже третий, чувствующий свое превосходство над этими "булыжниками";
чувствовал некоторую неприязнь к самому себе.
- Натворили дел. - прошептал он, глядя себе под ноги и тут же попы-
тался себя успокоить, даже посмотрел на галактику. - Но они, ведь все
двойники... Ведь они - это создания из камня. В них есть только мой об-
лик, и воспоминания, а так они пустышки. Так я говорю?.. - он вздрогнул
и вновь смотрел в траву.
- Ну, раз начали падать, теперь за воздух не зацепишься. - слабо про-
шептал второй. - Ведь ты тоже можешь сочинять стихотворения?
- А кто ж, черт подери, ха-ха, их может сочинять. - нервно отвечал
третий.
- Значит и ты можешь... вот пришло тут в голову...
- Темна и бездонна меж звезд тишина,
Во мраке не вспомнить святого лица.
Я в темную бездну со стоном лечу,
И боль в своем сердце, и грезы храню.
- Кого ты сохранишь, кого ты можешь сохранить? - так же нервно вопро-
шал первый. - Уж не Катрину ли? Впрочем - оставим. Я сочинил - слушай. -
и прошептал слабым голосом, смотря под ноги:
- Эй, жди меня! - тебе я ввысь кричу,
Ты где-то там, средь звезд - тебя зову. -
Эй, скоро я приду! Эй, скоро прилечу!
Не затушить в душе свечу!
Второй вздохнул:
- Ладно, давай спать; завтра нам много дело предстоит.
Они улеглись на исходящей едва заметным бирюзовым сиянием земле; по-
вернулись на бока, чтобы только не видеть галактику и вскоре заснули.
Разбудил их сильный оранжевый свет который лился из облачного покры-
вала, завесившего небо в версте над их головами. Горы уходили в эти об-
лака и подобны были стенам великанского дома.
Дул непрерывный, медленный, тяжелый и вязкий ветер. Медленно продви-
гал облачную громаду. Было жарко и душно, как в парилке.
Второй тормошил третьего:
- На утро мне пришло такое соображение: раз уж и ты и я считаем себе
Джованами Симеронами, так, давай придумаем, друг другу какие-то новые
имена, чтобы не смущаться.
- Пойдет. - зевнул третий. - А рабам дадим просто номера.
- Хорошо. Пусть я буду Хэг. - предложил второй.
- Нет, ты будешь - Везелвул - где-то я это имя слышал.
- Пусть Везелвул. Все равно - это не настоящее имя.
- Конечно. - хмыкнул третий. - Ну а я назовусь Мефистофелем. Наши
имена должны, понимаешь, звучать как бич для наших рабов. Не какой-то
там Хэг, а Везелвул и Мефистофель.
Но и тот и другой добавили про себя: "Настоящее то мое имя Джован Си-
мерон"
- Значит я Везелвул. - вздохнул второй. - Как же здесь жарко! С потом
уходят и последние силы. Надо заставить раба попробовать плод.
- Это - без проблем. Но сначала разделим наши должности: в твоей
власти Везелвул все рабы, ты волен их наказывать и награждать - ты ста-
нешь их богом; в моей власти будет армия, которой пока нет, но которая
будет выделена через некоторое время из рабской среды. Ну что - согласен
ты?
- Да. Да... - кивал тот, кого звали теперь Везелвулом - он сильно ус-
тал; за всю ночь так и не смог заснуть, всю мучили его раскаянья, да
страшные, постепенно все более развивающиеся мысли: "Что если, все-таки
двойник - я. Все из-за той бирюзовой вспышки. Что, если я рожденный этой
планетой; и все что есть во мне от Джована настоящего - только его па-
мять. Если я - Джован Симерон, то, как я мог избивать так, того несчаст-
ного - может и не человека, но существа способного испытывать боль."
-Ему хотелось побыть одному; обдумать все.
Что же касается третьего или теперь - Мефистофеля, то он, накануне,
наблюдая, как Везелвул избивает первого раба только больше укрепился в
уверенности, что он есть истинный Джован; он и забыл, что и сам уже за-
нес ногу, чтобы ударить раба и ударил бы, но первым ударил Везелвул, и
дальше Мефистофель только смотрел, испытывая презрение.
