знала какое лекарство могло бы помочь Анатолию, знала что и стоит оно не
малые деньги и продается в аптеке. И вот когда шли они еще к подъезду,
качаясь из стороны в сторону как пьяные, сначала с ужасом отвергла она
эту мысль, но вот теперь чувствуя в темноте, рядом с собой умирающего
любимого, даже не человека а целый мир, маленькое окошечко в который ра-
зорвал и растоптал ее отец, чувствуя что он умирает, вновь пришла к ней
та мысль; и теперь разрывала ее на части, с одной стороны если бы речь
шла только о ее жизни, то она без всяких размышлений выбрала бы смерть,
тому что она собиралась сделать, но здесь же речь шла о жизни человека
которого она любила, беспредельно любила с каждым мгновеньем все больше
и больше, словно прорвалось в ней что-то так долго сдерживаемое, эти
чувства столь яркие, столь сильные что казалось трещало и светилось
что-то в душном, наполненном зловоньями воздухе под лестницей. Черты ли-
ца ее заострились, совсем впали, дрожь пробивала ее тело и все это были
следы титанической работы которая происходила в ее душе. Она знала что
во имя спасения любви своей должна добыть деньги на лекарство, как можно
скорее добыть, иначе он умрет. И вот шептала она, медленно, как неживая,
словно разрывая нити с прошлым выбираясь из под лестницы: "-Он даже ни-
когда об этом и не узнает, ну вот и хорошо, только один способ знаю я
как мне, молодой девушке, быстро добыть деньги в ночную пору..." - Тут
она содрогнулась от отвращения и в тоже время сладостное чувство,
чувство того что способна она на великую от себя жертву во имя спасения
жизни любимого, охватило ее. "-Да я сделаю это" - все шептала она поша-
тываясь, выходя из подъезда.
Потом долго шла она, петляя по темным улицам, несколько раз падала в
сугробы, но вновь вставала и шла, как Христос шел на Голгофу. И вот выш-
ла она на большую улицу, всю залитую светом фонарей, в свете которых
проезжали иногда брички, да еще изредка автомобили, проходили, падающих
с черного неба маленьких снежных осколков и люди...
Анечка остановилась у стены, опустила голову и все повторяла: "Я вер-
нусь, обязательно вернусь Толечка, ты только дождись меня, ты только не
умирай, Толечка, Толечка, я помню о тебе, ради любви..."
Вот дохнуло на нее перегаром; тошнотворной вонищей в которой смеша-
лось и вино и водка и табак и пот и еще черт знает что. Она испуганно
вскинула глаза и увидела склонившуюся прямо над собой огромную тушу. Ли-
ца она не видела, только какой-то бесформенный блин, в тени фонаря;
только огромная туша - груда зловонной плоти, обтянутой преющей кожей,
даже одежда, покрытая мокрыми дырами прела, когда это существо стало из-
давать какие-то звуки, Аня чуть не задохнулась от нахлынувших на нее
зловоний, ей сделалось тошно с трудом сдерживала она рвоту. А тут огром-
ная, рыхлая рука стало жадно ощупывать ее... Потом ее схватили за руку и
потащили куда-то, а дальше был какой-то кошмар, трухлявая, жадная плоть
терзала ее; и вонь, и духота; ей казалось что она тонет в каком-то вяз-
ком болоте, не было сил дышать, не было сил двинуться, она все падала в
какую-то пропасть и только один лучик был в этом аду - она вспоминала
картину, тот чудный закат над дивным золоченым морем, маленькую хижину
на его берегу и она девушка, которая сидит на его пороге держа в руках
не букет цветов, а малыша, совсем еще маленького, он слабо шевелит ма-
ленькими своими ручонками и проводя нежно по ее лицо шепчет: "Мама, ма-
ма..."; а вот и лодка мелькает среди волн, все ближе, ближе и она уже
видит Анатолия который встал в лодке под парусом и машет ей приветливо
рукой, она машет ему в ответ, а потом переводит взгляд на полотна кото-
рые стоят у крыльца, там чудные виды и моря и гор и наконец ее портрет,
она с распущенными длинными волосами стоит среди цветов на поле по кото-
рому бегут тени от облаков, в руках она держит младенца, а за спиной ее
поднимаются к самому небу горные вершины, с меховыми белыми шапками...
Вот она поднимает глаза и видит и поля и горы и дали, бескрайние, зали-
тые светом уходящего солнца дали и она улыбается ибо видит что Анатолий
уже идет к ней открыв свои объятия...
Она очнулась у стены перегнутого подъезда из глубин которого несло
водкой и помоями, она не помнила как оказалась здесь, обнаружила что
одежда на ней помята, не застегнута, а кое-где и вовсе разорвана. Она
запустила руку в карман и обнаружила кипу банкнот, достала, с отвращени-
ем стало было пересчитывать эти масленые, мятые бумажки, но у нее слиш-
ком сильно дрожали руки и она засунула их обратно в карман и бросилась
бежать.
- Скорее, скорее в аптеку! Толечка я спасу тебя!
Вновь она была на большой улице, теперь пустынной; ночь уходила, было
раннее утро, небо из ярко-черного стало темно серым, и снегопад прекра-
тился и лишь отдельные запоздалые снежинки лениво кружась падали в се-
ром, промерзлом воздухе.
Вот аптека; дверь оказалась запертой, но Аня долго барабанила в нее и
кричала что-то отчаянное, потом она бежала дальше, еще несколько раз па-
дала и наконец нашла аптеку которая работала в ночную смену. Пьяный про-
давец и двое его собутыльников с удивлением уставились на вбежавшую,
растрепанную, страшную Аню. Она выбросила на витрину всю пачку банкнот,
и выпалила название лекарств которые требовались.
Пьяный продавец пересчитал деньги, быстро сунул их в ящик, и передал
Ане несколько коробочек. Она с жадностью схватила их, рассовала по кар-
манам и с сияющим лицом выбежала из аптеки, и вновь побежала по улице.
- Я спасу тебя Толечка. Ты только подожди милый, сейчас я приду, -
повторяла она, бросилась какими-то темными подворотнями, пробежала, одну
улицу, другую и вдруг в ужасе остановилась и схватилась за раскалывающу-
юся голову. Только теперь поняла она что забыла в каком подъезде остави-
ла умирающего Анатолия, попыталась вспомнить и тут же поняла что это
бесполезно, ночью она двигалась в каком-то бреду, в душе ее ведь бушева-
ли бури и не до того ей было чтобы запоминать дорогу, она бежала тогда
наугад, куда вынесут ее ноги и не подумала как будет возвращаться. Те-
перь она бросилась в один подъезд, в другой, в третий...
* * *
О город Петра, поднявшийся из топких болот на берегу холодного древ-
него моря, среди твоих, темных улиц, среди гранита и мертвых окон под
безжалостным свинцовым небом, затерялся одинокий, пронзительный крик:
- Толечка!!!
О сколько боли было в этом крике, сколько отчаяния... он повторился
еще раз, потом еще, все страшнее, все отчаяние с каждым разом. А потом
перерос не в человечий, но в звериный вой, казалось одинокая, огромная
волчица, умирала среди стен домов.
Спустя полчаса на гранитную набережную Невы вышла одинокая фигурка,
холодный ветер трепал ее волосы, а в покрасневших глазах горела адским
пламенем нестерпимая мука, лицо стало совсем серым, а в волосах появи-
лась проседь. Под ее ногами, черные ледяные и тяжелые волны, словно ис-
полинские молоты били по граниту, но бессильны были его сокрушить. Анеч-
ка посмотрела на низкое, беспросветное небо и прошептала так тихо что
только ветер ее слышал:
- Это время такое холодное, зимнее, а до весны еще так далеко... так
далеко... Как холодно мне здесь и нет никого рядом кто бы мог согреть и
утешить... это не место для меня и не время для меня... прощайте же и
простите если можете...
И с этим словами она шагнула в черную ледяную бездну, из которой
мгновенье спустя поднялась черная волна и в бессильной ярости дала поще-
чину гранитному берегу.
15.04.97
ЕРЕТИК
Альберт никогда не знал своих родителей. А виной тому был закон, гла-
сящий, что каждый рожденный в светлейшем круге Рая забирается от родите-
лей в духовную академию, а Альберт был рожден именно в этом, светлейшем
круге.
Духовной академией назывались несколько массивных зданий, со всех
сторон окруженных неприступными стенами, выход за которые для учащихся
был строжайше запрещен. Детей выводили на прогулки по небольшому внут-
реннему дворику.
Однажды на такой прогулке маленький Альберт задумался - "а есть ли
что-нибудь за этими стенами? И если есть то что?"
Так он и спросил у воспитателя их группы.
Тот нахмурился и ответил уклончиво:
- Придет время и ты все узнаешь.
Но Альберт был упрямым мальчишкой и все приставал к нему с расспроса-
ми, пока раздосадованный воспитатель не ответил:
- Раз ты такой упрямый, я расскажу, хоть и не положено это знать та-
ким малышам, как ты. За стенами - внешние круги нашего Рая, их называют
рабочими уровнями. Тебе никогда не надо будет ходить в них, это удел
простых, рабочих жителей нашего Рая; ты же рожден в светлейшем круге, а
значит, и жить тебе в нем. Вырастешь - будешь судьей, будешь судить не-
верных и оступившихся. Дело это благое, так что учись, старайся, наби-
райся знаний.
- А Бог наш, кто он? Расскажите, пожалуйста.
- О, - глаза воспитателя заблестели, сделались мечтательными, и он
заговорил изменившимся просветлевшим голосом, - он велик и мудр. Он весь
состоит из света и любви, он дарит всем нам счастье. Он живет в золотом
дворце в самом центре светлейшего круга...
Глаза Альберта тоже мечтательно загорелись, воображение его рисовало
образ чего-то такого большого, светлого, доброго, и он спрашивал у нас-
тавника:
- А вы видели его?
Тот опять насупил седые брови и сказал сердито:
- Что ты такое себе вообразил? Велика мне честь, да и тебе тоже!
Только избранные могут лицезреть нашего бога.
Глаза Альберта наполнились слезами:
- Но я тоже хочу! Чем я их хуже?
На этом разговор был окончен; Альберта наказали за плохое поведение,
а на следующее утро вся подушка его была мокра от пролитых слез. Всю
ночь он рыдал, и только под утро уснул. Зато в ту ночь в нем родилась
мечта: во чтобы то ни стало он желал теперь свидеться с их Богом-прави-
телем, и набраться от него любви и добра.
* * *
Прошли годы, у Альберта появились друзья. Они разговаривали, мечтали,
учились. А учили их в основном так называемой Новейшей библии.
Эта Новейшая библия сочетала в себе удивительную смесь сказаний, поу-
чительств и законов, по которым жили все обитатели Рая. Однажды Альберт
задался вопросом: "Если мы живем в Раю, то почему мы стареем, умираем,
почему наши тела подвержены болезням?"
С этим вопросом он обратился к одному из своих учителей, который чи-
тал лекции по законам, установленным в раю. Когда тот выслушал его воп-
рос, его лицо побагровело от ярости, и он заорал :
- Учащийся Альберт, вы видно спите на лекциях, раз не знаете такие
простые вещи! Разве вам неизвестно, что мы ведем постоянную борьбу с
Адом! На это уходят великие силы, черт вас раздери! - потом он неожидан-
но успокоился и уже нормальным голосом закончил . - Все из-за Ада. Все
из-за него. Вот как справимся с ним, так и заживем счастливо. Более под-
робно об этом написано в главе номер двадцать пять, параграфе шестнад-
цать... И больше никогда не задавайте мне таких глупых вопросов, учащий-
ся Альберт.
Альберт так ничего и не понял из речи преподавателя. Прочитав же ука-
занный параграф в "Великой вере", он еще больше запутался. Там было на-
писано так:
"И настанут светлые дни, когда Ад падет, и святое воинство под пред-
водительством светлейшего Бога - правителя ступит на его территории. Не
будет больше голода и болезней, не будет больше убийств и грабежей, не
будет больше смерти. Рай воцарится повсюду и не будет больше зла."
Альберту эти строчки показались какими-то глупыми и противоречивыми.
