очень хорошая, добрая, я вижу это. Пойдемте, прощу за мной.
Он направился в какой-то узкий проход, словно ножом прорезанным меж
стенами домов. Аня последовала за ним, сердце ее переполнено было жа-
лостью к этому доброму человеку - о как ясно чувствовала она что он доб-
рый!
- Вы где-то здесь живете? - спросила она неуверенно когда они вышли в
совершенно жуткий двор, окруженный со всех сторон серыми, перекошенными
стенами домов без окон: тот проход по которому прошли они был единствен-
ным ведущим в это место. Аня вздрогнула - ей неожиданно представилось
что вздумай кто этот проход замуровать и они навек останутся погребенны-
ми меж этими стенами, как в гробнице. Какую ту жуть наводило на сердце
это место: стены домов, испещренные выбоинами, смерзшиеся груды мусора у
стен, и еще бесформенный обрывки одежды разбросанные повсюду, словно бы
разорвало в этом дворе кого-то на части.
- Еще раз извините, - проговорил Анатолий и пошатнулся на слабых но-
гах, - не надо мне было вас сюда вести...
- Нет, нет, что вы, - сказала Аня, с ужасом оглядываясь по сторонам,
- так вы здесь где-то живете?
- Да. Идемте за мной, - вздохнул Анатолий и опустив худые свои плечи,
поплелся к зияющему в нижней части одной стены пролому. Но, подойдя к
нему, он вдруг остановился и сделался совсем бледным, опустил глаза и
вздрагивая от продирающего его тело холода произнес отрывисто:
- Как же это глупо получилось... Аня вы извините меня что привел вас
сюда... ну вот теперь вы можете уйти... какой же я дурак... не полезете
ведь вы за мной в эту дыру, в подвал... еще раз извините... и если поз-
волите я провожу вас обратно...
- Нет, прошу вас, проведите меня, я хочу взглянуть на вашу картину, -
говорила Аня и на миг ей сделалось жарко, а потом вдруг бросило в холод.
Анатолий вновь вздохнул, шагнул к провалу и спустившись в него первым
подал руку Ане. Так в былые времена, кавалеры подавали руку дамам, кото-
рые распахнув золоченную дверцу, выходили из кареты. Здесь же Ане приш-
лось спрыгнуть на бетонный пол, покрытый сальными лужицами, на которых
отражались мертвенные призрачные блики от лампочек которые горели под
низким потолком подвала. Вокруг тянулись и хаотически переплетались ржа-
вые трубы, большие и малые, низкое вибрирующее гудение раздавалось из
них, и казалось что это в голове гудит и вибрирует какой-то ржавый меха-
низм, словно бы желая разорвать черепную коробку, от этого гудения и по
лужицам на полу бежала мелкая рябь. Меж труб что-то часто и гулко капало
или просто ударялось об воду.
- Вы здесь живете... - в ужасе произнесла Аня, ступая следом за Ана-
толием в узком проходе меж урчащих труб.
- Да так сложились обстоятельства, - глухо и безжизненно проговорил
он и плечи его опустились еще ниже, -... Прошу здесь осторожно, придется
пролезть под этой вот трубой и смотрите не дотроньтесь до нее, она рас-
каленная, вот я сам дотронулся случайно..., - он показал Ане ладонь на
которой сохранились еще следы старого ожога.
Затем он первым нырнул под массивную трубу которая преграждала им до-
рогу. Аня вздохнула глубоко и последовала за ним, от трубы ее обдало жа-
ром, зашипело даже пальто на спине когда она случайно дотронулась она им
до трубы, но вот уже подает ей свою худую руку Анатолий и говорит:
- Ну вот мы и пришли.
Аня выпрямилась в полный рост и едва не задела головой потолок, Ана-
толию же приходилось ходить все время вобрав голову в согнутые плечи что
бы не задевать потолок.
Вот что увидела Аня: это была площадка с трех сторон окруженная тру-
бами, а с четвертой бетонной стеной, под потолком мелко дрожала, то за-
гораясь поярче, то слегка затухая небольшая, покрытая грязью, лампочка,
свет от который исходил такой неживой, такой отвратительно тусклый, что
лица в этом свете казались какими-то жуткими масками, покрытыми темными
впадинами и серыми острыми выступами. Стул со сломанный ножкой (на ее
место подложены были кирпичи) стоял у стены, там же у стены, навалены
были какие-то доски, заменявшие Анатолию стол; был и матрас, конечно же
грязный, изорванный, в местах разрывах торчала желтовато-серыми комьями
его начинка; а когда в этом месте появились Анатолий и Аня, юркнула под
одну из боковых труб тощая мышь.
И еще в этом аду, созданным какими-то безумными творцами, была карти-
на. Она, нарисованная на большом листе белого картона, стояла, присло-
ненная к стене, на тех самых досках, заменявших Анатолию стол. Картина
была нарисована цветными карандашами, останки которых валились в беспо-
рядке подле нее. Аня как только увидела эту картину так быстро подошла к
ней, с жадностью вглядываясь, в каждую черточку, в каждый штрих.
Анатолий проговорил, несколько смутясь:
- Ну как?... Я так знаете хмм... были бы у меня получше карандаши или
краски, да белый лист... ну вот видите что получилось... ну как вам?
Аня молчала. Внимательно, с умилением вглядывалась она в этот лист
картона поставленный на грязных досках и казалось ей что это окно - окно
в иной мир. Там видела она ласковые прозрачно золотистые волны моря, ко-
торые с ласкающим душу и сердце, шепотом, ложились на прибрежный мягкий
песок. Огромный, словно, наполненный горячим золотом, многогранный ал-
маз, диск солнца, коснулся уже где-то вдали края моря и вокруг него кру-
жили чайки и темноватые, испускающие по бокам бирюзово-золотистое сияние
облачка, словно воздушные корабли застыли в небесной лазури. А на берегу
стоял уютный домик, на пороге которого сидела девушка, обнимавшая в ру-
ках большой букет цветов, целый луг которых раскинулся прямо за домом. А
среди золотистых волн виднелся и парус, и рыбацкая лодочка, и кажется
даже маленькая фигурка рыбака сидевшего в ней. Были еще и горы, они сво-
ими снежными, окрашенными уже в закатное золото, шапками, возвышались
где-то далеко-далеко, над полями и над лугами...
Такова была эта картина. Глядя на нее Аня на время забыла обо всем:
забыла о том где она находится, забыла о том что спешила до этого ку-
да-то, забыла и не слышала уже отвратительного гула исходящего из труб,
и отвратительный тусклый, помойный свет заливающий этот жуткий подвал
словно бы померк для нее; теперь видела она свет иной, исходящей из это-
го окна в светлый мир, и слышала она ровный, такое, теплое и печальное,
вечное пение волн морских, ласкающих берег, и видела, и чувствовала она
все это... Хотя... картина эта вовсе не была совершенно, и скупой и хо-
лодный ценитель искусства сказал бы что некоторые черты в ней лишние,
некоторые штрихи неточны... Но что какие-то отдельные штрихи - для Ани
тот мир был прекрасен, совершенен, могла ли видеть она в нем, гармонич-
ном и возвышенном, какие-то отдельные неточные штрихи - вот весь мир ко-
торый окружал ее был создан из отвратительных, извращенных, кривых штри-
хов...
Анатолий закашлялся. Согнулся весь в три погибели, тощее тело его
сотрясалось от глухих ударов которые рвались из его груди, казалось он
вот-вот, должен был развалиться на части. И Аня резко обернулась и под-
бежала к нему, осторожно обхватив за плечи, от чего весь он вздрогнул,
передернулся даже:
- Анатолий... Толечка, что с вами? - спрашивала она и на глаза ее на-
вернулись слезы и заблистали они словно два солнышка, сердце ее стучало
быстро-быстро, и все быстрее и быстрее словно бы желая вырваться из те-
ла, тесно ему стало в груди, что-то большое, необъятное как тот мир ко-
торый увидела сквозь окошечко проделанное Анатолием в стене, рвалось из
души ее и жаждало обнять, расцеловать, подхватить, унести вместе с собой
этого изнуренного голодом и холодом человека.
- Анечка... отойдите... от меня, - задыхаясь от кашля выдавил из себя
Анатолий, и вырвавшись из ее объятий рухнул лицом вниз на матрас, кашель
все еще сотрясал его тело... Потом кашель прошел, а он остался лежать
совсем недвижимым, уткнувшись лицом в грязный матрас, иногда только раз-
давалось хриплое, надорванное его дыхание. Наконец он спросил:
- Вы еще здесь?
- Да. - ответила Аня, которая все это время простояла, не смея поше-
велиться.
- Вам понравилось? - раздался его голос.
- Да... вы... я... вам нельзя здесь оставаться не в коем случае, пой-
демте со мной. Я накормлю вас, напою, отогрею, Толечка, пожалуйста, и
возьмем вашу картину из этого жуткого подвала, пожалуйста, пойдемте...
Он помолчал немного, потом спросил:
- Вы что же одна живете?
- Нет, что вы... - тут она смешалась и нервно сцепив свои ладошки, с
каким-то мучением, точно только тут припомнив что-то неприятное, болез-
ненное, выдавила из себя, - вовсе не одна... матушка, две маленькие
сестренки и братишка, еще отец..., - тут на лбу ее собрались маленькие
морщинки и она с каким-то глубоким отвращением продолжала, - он пьет,
вечно в стельку пьяный... - тут она резко замолчала...
Вновь только трубы гудят, да капает что-то или ударяет о воду часто и
гулко... Аня повернулась и смотрела в окно стоящее у стены подвала, по-
том она подошла к Анатолию и говорила:
- Я не оставлю вас теперь. Не за что не оставлю, слышите вы это? Я не
позволю вам оставаться в этом ужасном месте! - выкрикнула она.
Анатолий повернулся и сел на своем матрасе, лицо его в тусклом, пада-
ющем из залепленной грязью лампе, свете, было ужасно.
- Здесь по крайней мере тепло, - произнес он, - да, трубы не дают мне
замерзнуть...
- Но вы... так молоды, - запинаясь говорила Аня, - где вы жили
раньше, где ваши родители?
- Рассказать..., - Анатолий прикрыл глаза, - дни детства и отрочест-
ва, какими счастливыми, солнечными, полными звонких ручейков и шума моря
вспоминаются они мне, особенно детские годы, тогда помню я и начал рисо-
вать... На берегу моря, у зеленой рощи... но это ушло, ушло... остались
только воспоминания и мечты, четырнадцатый год, отец мой был офицером,
его забрали в армию... через год пришло уведомление о его смерти... даже
хоронить было нечего, он сопровождал обоз со взрывчатыми веществами, ну
и в общем попал туда немецкий снаряд... мы остались вдвоем с матушкой...
К тому времени я добился уже чего-то в художественном ремесле, - тут
Анатолий закашлялся надолго, а потом отдышавшись продолжил, - перебива-
лись в общем, кое-как, а потом начался этот хаос, все перемешалось зак-
ружилось, весь мир встал с ног на голову, все бегают, кричат что-то уби-
вают друг друга, зазывают в какие-то партии... Весь этот год какой-то
кошмарный, с самого своего начала, с зимы... какие-то банды, толпы озве-
ревших людей кругом, да, да, мир сошел с ума! Помню какая-то шпана поби-
ла стекла в нашем доме, убили нашу Жучку, потом, помню, мне надо было
отлучиться, некогда не забуду тот день... начало ноября было или конец
октября, на улице сыро, темно, холодно, я бегу по этим улицам, спешу
быстрее домой к матушке, и все по углам люди какие-то, черные словно те-
ни, и группами стоят, и песни поют и целыми толпами всю идут и идут ку-
да-то, кричат, псы лают... Вот домой прибежал, а там все темно и разби-
то... мать я так и не нашел, только на кухне все в крови было... - Ана-
толий задрожал, - мне так жутко стало тогда, я кажется закричал что-то и
бросился бежать, по этим темным улицам, бежал-бежал, сбивал кого-то с
ног, ничего больше не помню, но очнулся я в этом подвале и это значит
проведению так угодно было что бы я здесь оказался, а дорогу домой я за-
был и вспоминать не хочу... Понимаете вы меня, Аня?
- Да... да конечно понимаю... понимаю, - повторила она упавшим голо-
сом и по щеке ее побежала быстрая слеза.
- Я редко вылезаю отсюда, - продолжал Анатолий, - на улицах мне еще
хуже чем в этом подвале, здесь по крайней мере нет этих перекошенных
рож, этих бесконечных толп, бегущих куда-то... Уж лучше я здесь умру...
- Не говорите так, как вы можете! - воскликнула Аня.
- Подождите, послушайте лучше меня, я все-таки раньше вылезал отсюда,
