да больше...
- О небо, - заливаясь слезами проговорил он, не чувствуя холодного
ветра который давно уже трепал его волосы... На такой высоте и дышать
было трудно но и этого не замечал Альберт. По прежнему плача он говорил:
- Вот я стою здесь сейчас над этим мертвым старым миром, одинокий - да я
один - ведь мир мертв, давно уже мертв. И я стар, стар так же как и этот
мир. И что же может быть после того что я пережил? О какие это были бла-
женные мгновенья, как они были упоительно прекрасны, лишь краткие мгно-
венья истинного счастья, они слаще этой спокойной вечности, о да! Эти
краткие мгновенья, которые бывают лишь раз в жизни! А вечность, к черту
вечность... Но и жизнь тоже к черту, единственное чего я хочу, чего я
молю у кого-то высшего кто пронизывает всю эту холодную бесконечность
это то, чтобы эти мгновенья повторялись вновь и вновь. Ради них, ради
этих кратких мгновений истинной любви, не жалко и жизней прожитых в этом
аду!
Он все плакал, глядя на Млечный путь, простирая к нему в мольбе руки,
и не руки даже, а всю душу свою исстрадавшуюся, истерзанную бессчетными
кругами Ада.
И он шагнул...
СОЗДАТЕЛИ
Кате этот рассказ посвящаю.
Человек, которого звали Дмитрием, в величайшем нетерпении охватывал
взглядом прибор, которому отдавал он все свои силы физические и душевные
в течении вот уже нескольких лет. И трудно было поверить, что все эти
неимоверные усилия уместились теперь в этом черном, двухметровом яйце из
глубин которого доносилось добродушное урчание.
Дмитрий поднялся со своего старого, скрипучего стула, и медленно,
словно опасаясь чего-то, подошел к сфере, провел по ее холодной, совер-
шенно недвижимой поверхности рукой и, глубоко вздохнув, перевел взгляд в
окно.
А там, за окном, как и вчера, как и на прошлой неделе, все падал и
падал из низких туч серый плотный снег, мертвые хлопья его невесомо и
беззвучно опадали вниз по стеклу, потом, утомленные долгим паданием с
неба, желали остаться полежать на подоконнике, но летящий волнами ветер
сдувал их дальше, в холодное марево...
- Какой странный мир, - прошептал Дмитрий задумчиво, провожая взгля-
дом особенно крупную снежинку, напоминающую по форме конскую голову. -
Почему здесь все так, как есть, как установлено по каким-то странным за-
конам? Почему люди так с многим могут смириться - смириться с ужасным,
неприемлемым? Почему они так часто бывают равнодушны к окружающему миру
и к собственному одиночеству... Одиночество... одиночество, какая же это
страшная, все-таки, вещь - одиночество! Это оно - одиночество, придавало
мне силы, да еще и еще любовь к этому дрянному, так много о себе возом-
нившему, и все-таки великому человечеству... все эти долгие годы...
Черты его бледного, иссушенного лица заметно оживились и он нервно
провел тонкими длинными пальцами по редеющим, блеклым волосам.
Затем он включил видеокамеру и начал уже было говорить, обращаясь к
ее мертвому стеклянному зрачку, как дверь негромко приоткрылась и в про-
еме появилось изъеденное морщинами лицо маленькой старушки:
- Внучек, внучек, - мягким, грудным голосом проговорила она, - завт-
рак то я тебе уж третий раз разогреваю. Давай-ка, иди, а то совсем ты
себя без еды в скелет превратишься... а то я и не уйду, пока ты не пой-
дешь...
Дмитрий при первых же ее словах бросился к видеокамере выключил ее, и
затем уж подлетел к двери, остановился там в величайшем раздражении пе-
ред бабушкой и проскрежетал невнятным отрывистым голосом (он только шеп-
тать мог внятно, и даже глубоко):
- Иди, иди, не отвлекай меня! Не отвлекай, слышишь, не смей меня отв-
лекать, своими этими... едой!
Он вздрогнул весь и осторожно оттолкнул ее вглубь темного коридора;
затем захлопнул дверь и еще приставил к нему тяжелое дубовое кресло, и
вновь зашептал, смотря на бесконечную снеговерть за окном:
- Ну вот, зачем же я так... Ну и она тоже хороша - знает ведь, что
нельзя ко мне, а все норовит заглянуть... ну вот - отвлекла меня...
Он вновь включил видеокамеру и, встав прямо перед ней, заговорил так
сбивчиво и глухо, что его едва можно было понять, хотя, не смотря на
это, самому ему казалось, что речь его летит весьма стройно, без всяких
изъянов; вот что он хотел сказать изначально: "Сегодня великий день для
всего человечества. Знаю - сказано громко и, должно быть, многие так го-
ворили и до меня. Но, все же, я повторю - сегодня великий день для всего
человечества. Ну в том, конечно, случае если все это заработает, ну а
если нет, тогда и жизнь моя ничего не стоила и никто этого и не услышит.
Так вот она, эта темная сфера, за моей спиной, урчит мягко и кроет в се-
бе бесконечность. Когда я, сняв с себя одежду, залезу в нее и закрою
дверцу, оборвется всякая моя связь с этим странным миром, и если кто
сейчас подумал, что это простая компьютерная система - нечто вроде вир-
туального шлема, то он ошибся. Здесь мне удалось собрать не только
компьютерные блоки, но и системы поддерживающие бесконечный цикл дея-
тельности организма. Это значит, что те ресурсы, которые есть во мне
сейчас, бесконечно будут циркулировать во мне, вырабатывая энергию для
работы клеток мозга - это будет, как бесконечное горение, как Солнце. И
я целую вечность смогу прожить в глубинах сферы без еды и без воды, я
навсегда уйду из этого СТРАННОГО мира, в ее глубины, и там мельчайшие
импульсы и желания моего мозга подхватят процессоры и преобразуют в ви-
дения столь яркие, что их невозможно будет отличить от реальности... Нет
- они будут даже более яркими чем вся эта бесцветная, одинокая ре-
альность. Там, только своим воображением я смогу создать свою бесконеч-
ность, полную любви и света, хотя, что я говорю - сто, миллиард беско-
нечностей! И я мог бы уже никогда не возвращаться сюда, а остаться нав-
сегда там, в своем мире, с ней... Но я вернусь - испытаю и вернусь: как
бы не был прекрасен тот мир - я все равно вернусь сюда, в эту суету, в
этот мир умирающих тел и принесу всем вам, люди, это. Для всех, слышите
- для всех! Каждый из вас должен получить по такой сфере, создать свою
бесконечность и жить в ней вечно! Это ведь то, о чем мечтали создатели
всех религий - это рай: место где дух может жить вечно, творя или же со-
зерцая. И я верю, что счастье будет, я верю, что мой эксперимент закон-
чится удачно! Если он закончится удачно, то каждый получит в подарок по
бесконечности... Если я сойду там с ума или погибну, все чертежи все эти
формулы найдете в памяти моего компьютера... и используйте их во благо."
Таков был смысл его сбивчивой речи. Потом он выключил камеру и, глу-
боко вздохнув, разделся и подошел к сфере. Сказал негромко, дрожащим от
волнения голосом:
- Откройся.
Часть черной поверхности послушно отъехала в сторону, обнажая внут-
ренности сферы. Там, в проеме ведущем через покрытую черным пластиком
толщу механизмов, в самом центре сферы виднелась внутренняя полость за-
полненная желткообразной жидкостью, которая испускала сияние столь яр-
кое, что комната разом наполнилась ярким светом, будто к Дмитрию загля-
нуло погостить солнце. Жидкость вздрагивала, словно живая, и от этого по
стенам и по потолку и даже по полу, отражаясь от потолка, бежали свето-
вые волны.
- Ну что же, не будем терять времени. Сейчас все и решится, - прошеп-
тал Дмитрий и, нырнул в проем.
- Верни меня через час... А теперь закройся, - раздался из яркого
сплетения солнечно подобных лучей его шепот, и мгновенье спустя сфера
уже вновь была без единого изъяна, а яркие лучи пылали в ее глубинах -
там же где был теперь и Дмитрий, ушедший из этого мира...
* * *
Желтая, светящаяся жидкость объяла его со всех сторон, и тогда ему
стало страшно - захотелось вернуться назад, но вот он уже вдохнул в себя
это плотное скопление лучей и разом все погрузилось во тьму кромешную.
Чернота, чернота и ничего кроме нее не было вокруг.
- Где я? - прошептал он негромко, и вдруг, не услышав своего голоса,
закричал уже во все горло, как никогда не кричал, - Да где же я?! Что
это за место?!... - потом уже тише, - так, надо успокоиться, в начале
ведь был свет так пускай он будет...
И в глубинах его сознания мелькнул мимолетный образ, который был
подхвачен компьютерными системами где-то в ином мире и вот уже запылал,
радостным светом прямо перед ним огромный, тысячегранный живой камень,
чем-то напоминающий бриллиант, но в тоже время несравненно более краси-
вый. Гонимая яркими лучами, тьма отхлынула в стороны, а на лице юноши,
вспыхнула улыбка.
И вдруг обрисовался вниз огромный горный склон покрытый снегами, и
бесконечный чистый, наполненный ветрами простор воздуха раздвинулся
стремительно во все стороны, из небытия вырисовывались горы, склоны ко-
торых спускались стремительно в зеленеющую, пышущую тысячью ярких цветов
долину, дальше золотилось море, высокие острова, тоже полные жизни под-
нимались из его таинственных глубин.
- Неужели... неужели, - юноша задыхался от счастья, то жар, то холод
сотрясали его тело и в тоже время он испытывал невиданное раньше бла-
женство, - Неужели это все было во мне?! Неужели же только своим вообра-
жением я создал все это?! - голос его был теперь таким мощным, что сот-
рясались горы и пускали со своих склонов снежные реки.
- К морю! - закричал он восторженно и перелетел в одно мгновение на
песчаный, сияющий в крупных янтарных россыпях пляж. - Я создал это! Гос-
поди!... Да ведь я сам теперь "господи!"... Ведь я же создал этот мир и
он бесконечен, и я могу жить в нем целую вечность, созидая все время но-
вое, никогда не останавливаясь! Все время новое, все время паря своим
духом!
И Дмитрий упал на песок и целовал маленькие солнца живущие в глубинах
янтаря, и ронял слезы, которые превращались в золотых рыбок и ныряли в
глубины моря.
И вот уже стояла перед ним она, какая заполнилась она ему: стройная,
с нежными тонкими чертами лица, с глазами сияющим нежностью и любовью ко
всему сущему, ко всему миру, и в особенности к нему, белые с серебром
звезд, длинные волосы пылали на ее плечах, и она едва заметно улыбалась
ему и не было ничего лучше во всей бесконечности этой улыбки.
Он весь задрожал и стал облаком от счастья, и весь мир вокруг потерял
свои цвета, стал ночным, звездным, и светила пылали в глубинах неба и
моря.
- Это ведь ты, - прошептал он, - я ведь все это время помнил о тебе,
- Нас ведь жизнь с тобою разлучила - помнишь, как все это было?...
- Да, конечно помню Дима, - прозвенел ее тихий, нежный, но в тоже
время и отчетливый, стройный, как свет звезд, голос.
- Я ведь знал, что в том мире, нам не суждено было больше встре-
титься. Понимаешь, как это было бы ужасно - никогда больше не встре-
титься? Ведь после смерти в том мире нет ничего, просто пустота... А я
хотел жить в своей бесконечности вместе с тобой - всегда, всегда жить
вместе с тобой. Глупо было бы ходить в храм и молить о такой милости у
бога, и я решил все сделать сам, я ведь ЧЕЛОВЕК, у меня есть разум и я
создал это. Теперь мне не страшна смерть, и я вместе с тобой! Ведь это
ты, правда ведь, Катя?
- Да это я, любимый. И ты знай, что я ждала тебя все это время. И я
люблю тебя, люблю, все это время любила и теперь нас действительно ничто
не разлучит.
И вот они уже сидят на каменном подоконнике старого увитого плющом
замка, внизу под могучими, хранящими какие-то дивные тайны стенами жур-
чит и плещет рыбами река, дальше высится дубовый, многовековой лес из
глубин которого доносятся пение птиц, а в воздухе витают запахи трав и