что, не в силах этого вспомнить, я страдаю сейчас так, как давно не
страдал! И это страдание принес мне человек... я благодарен тебе!.. Что
же это было - о как мучительно жажду я вернуться туда - за этот ад ве-
ков... О-о-о-о!!!
От вопля этого из ушей Пьеро и из ушей Аннэки кровь хлынула, однако
они даже не вздрогнули, и, вновь смотрели в очи друг другу, чувствовали
себя Богами, способными, питаясь из бесконечных родников друг друга,
расти бесконечно...
И вновь глас Дракона:
- Помнишь ли ты наш уговор, певец? Помнишь ли, что, ежели заставишь
ты сердце мое всколыхнуться, вспомнить про ЛЮБОВЬ, то я навсегда оставлю
этот город, оставлю и эту девушку, но возьму в Ад тебя. Так вот - что
такое ЛЮБОВЬ я не вспомнил, но ты принес мне в сердце сладостное, напол-
няющее меня какими-то неясными мечтами страдание! За тьму веков ты пер-
вым донес это до моего сердца!
- А юноша и девушка?
- Про кого ты?
- Про тех двоих молодых влюбленных, которые первые из этого города
пожертвовали жизнью, пошли на вечные муки, ради свободы своей земли род-
ной, ради детства, ради пения птиц!
- Про тех... я не знаю, где они... Но я возьму в ад тебя! Слышишь - я
оставлю этот город, я оставлю эту девушку - я исполню свою клятву! Ты
пойдешь в ад со мной, навечно!
- Да, я готов...
- Что же... - в страдании прошептал дракон, медленно приближая свои
огнистые очи.
- Но подожди. - остановил его Пьеро. - Мы уговаривались до рассвета,
а он еще не наступил - у меня еще есть время, о страдалец одинокий!
- Но, какой тебе в том толк, певец? Часом больше, часом меньше; все
одно - тебя ждет вечность в аду, все одно - вечность ты будешь петь для
меня все новые песни...
- Но я увижу в последний раз зарю! Я прощусь с этим миром на рассве-
те, когда все пробудится к жизни новой. - он смотрел на Аннэку, которая
плакала - плакала безмолвно, и лик ее в звездном свете, не был ликом
плоти - но был ликом духа - бесконечного и чистого родника. - ... И с
тобой мы простимся. - шепнул он.
И вот он вновь провел пальцами по струнам, - глядя на Аннэку, он ви-
дел и небосклон за нею - извлекая эту, последнюю свою песнь, он видел,
как с каждым его словом разгоралась за нею заря. Как эти могучие огнен-
ные потоки страстью по небу разливались, - он огненным вихрем, видя Лю-
бовь и Деву, мчался навстречу заре. И дух его парил над телом, он не на
Земле ныне стоял - нет он был духом могучим и свободным. И, зная, что
Аду Никогда не вобрать его, он свободным голосом пел. Он пел то, что вы-
рывалось потоком, те строки, которые в этом парении изливал дух его -
строки не придуманные раннее, но извлеченные для вечности прямо теперь,
перед зарею, перед смертью тела.
Среди звезд, в бесконечной пустыне,
Расправляя крыл светлую стать,
В серебристо-холодной святыне,
Змей летел и не знал, что сказать.
Он не знал, кто такой он, откуда родился,
И зачем он, - но жаждал узнать,
В нем, ведь, разум нетленный вихрился,
А не космоса тихая гладь.
Вот пред ним, среди звезд, черный замок,
А из замка чуть слышится стон,
"Вот изгиб, вот судьбы моей рок,
Ну, вперед и сомнения вон!"
Вот влетает он в черные залы,
Холод их, как клещами щемит,
Но для крыльев просторы те малы,
Он быстрее на голос летит!
Что за чудо! - так, будто, весь космос,
Нет весь Бог, Жизнь, Печаль в тех словах,
"Нет, не зря в одиночестве рос я,
О неясном грезил в мечтах!"
Вот, пред ним, вся из холода зала,
Ну а в центре, на черной цепи,
Клеть, которая в прутья вобрала,
Ту, что только Любовь назови!
Да, - за прутьями, крылья сложивши,
Пеньем бьется из света душа,
О свободе так долго моливши,
Нежным светом и страстью дыша.
Крылья птицы летавшей сквозь вечность,
Глава девы божественных снов,
А в очах - всего сущего течность,
Также - гул запредельных ветров.
"Кто ты?" - грянул тут змей чистой страстью,
"Кто посмел тебя в клеть заковать?
И какой же, ответь мне, напастью,
Мог так низко он в сердце то пасть?!"
"Ах, ты, змей, ах ты странник крылатый,
Не к чему тебе долгий мой сказ -
И довольно - а то будешь ты смятый,
Не найдешь на свободу ты лаз!
Он могучий кудесник, нет равных,
Да и ты, милый мой, обречен!
О, не надо страданий напрасных,
О, лети, пока ты окрылен!"
"Разобью эту клетку сейчас же!
Вместе, в вечность с тобой убежим,
Не узнает кудесник сей даже,
Где любовь мы свою сохраним!"
"Нет! Он сразу узнает дорогу,
Нас догонит в мгновенье одно,
Нет ведь равных ему - нет и Богу,
Начертание лишь боли дано!"
Змей ударил своими крылами,
Клеть разбил, путь к своде открыл,
И, пылая своими мечтами,
Вот, что в страстном полете провыл:
"Что же, пусть так горит начертанье,
Не приемлю спокойствия мглу,
Ненадолго возьму я мечтанье,
Эту думу мою присвяту!
Что ж - пусть ждет впереди наказанье -
Наказание тягостней нет,
Чем веков в пустоте истязанья,
Без любви среди холода лет!
Пусть нагонит - но я, ведь, старался,
И, как мог, для Свободы пылал,
Нет - не вором в темницу прокрался,
Просто свет в свое сердце вобрал!
Пусть нагонит, навеки разлучит,
Но я честен был, я вас Любил!
Пусть меня он и скрутит, замучит,
Победить жажду нету в нем сил!
И за свободы несколько мгновений,
Презрев оковы рока и судьбы,
Готов отдать бесцельных океан стремлений,
Ах, было вечно это - ах, кабы!
Но презирая то, что должен сделать -
То испугаться, бросить и бежать,
Предателем Любви сердечной стать,
Я сокрушу Его - хоть вечность буду там страдать!"
Позади черный замок остался,
Окружает их звездная пыль,
Да вот рок тут же к ним и подкрался,
И судьбы уже впилась тут быль!
Лишь мгновенье, с любимой полета,
За мгновенье свободы - весь Ад,
И мгновенье иль вечность - нет счета,
Он в мгновении вечности рад.
И без лишних тут слов, звездной дланью,
Протянулась созданья рука,
Легкой, сильной, стремительной ланью,
Крылья смяла - пришла тут тоска.
Повеленье без слов, но едино,
Змея сжало, скрутило всего,
Прежних черт в нем отныне не видно -
Камнем длань обратила его.
Черным камнем в безвольном полете,
Он века, во страдании плыл,
Среди звезд в этом давящем гроте,
Бился дух его, жаждущий пыл.
А потом, притяженье позвало,
И летел он падучей звездой,
Много сил то горенье забрало,
Но остался он с вечной мечтой.
И упал он на поле широком,
Черной глыбой навечно там встал,
И к земле то притянутый роком,
Ах, как камень душе его мал!
Подойдет кто к прожженной той глыбе,
Тронет - хладом себя обожжет,
Прикоснулся, к бескровной как рыбе,
И не знает, что пламень ревет!
Там под черным, зажатым заклятьем,
В клетке тесной пылает душа,
Одиночество стало уж братьем,
Им живет он, о Деве дыша.
И лишь только на звездное небо,
Выйдет в вечной печали Луна,
Средь колосьев взошедшего хлеба,
Слышна песни печали одна:
"Я навеки вас, Дева, запомнил,
Ваши крылья, очей ваших свод,
И в темнице они придавали сил,
Бегу времени, тягостных вод.
Вижу небо, и знаю - разлука,
На века - но века, ведь, пройдут,
Изгорит Богом данная мука,
Крылья наши друг друга найдут!
Из темницы я к небу взываю:
Не вберет Ад уж скоро меня,
Я уж к звездам в горенье взмываю,
Я люблю, в сердце вечность храня!"
А заря разгорелась во всю силу! Нет - не во всю! Не было окончания
тем силам!
Во весь небосвод поднялось огненно-кровавое, высокое, чарующее своим
грозным величеством зарево.
Вложивши в эти, вырванные из души строки все силы, Пьеро стоял теперь
совсем бледным; ноги не держали его, не держал его и воздух, весь разод-
ранный его пеньем.
Но он, все же, еще держался на ногах - тело - это жалкое, против души
тело, уже было мертво, но еще как-то держалось. Дух еще бился, пред ос-
вобождением в очах.
Да - это были очи!
На этом бледном лице, в синих полукружьях - это были две утренние
звезды. О - это был сам Дьявол, возросший настолько, что мог бы теперь
захватить огонь созданья!
А Аннэка, глядя в этот нечеловеческий лик - прекрасная Аннэка, родник
бесконечный - услышала гремящие в воздухе слова самого неба:
- Не забывай меня! Мы встретимся - пусть за гранью времен - но мы
встретимся - Дева! Вечность, создание, любовь - я лечу к заре!
Тут издал Дракон горестный стон, и две сотни пылающих слез прожгли
землю - въелись до самого ада.
И Дракон взмыл стремительно, рыча на весь мир:
- Да, я вспомнил, что такое ЛЮБОВЬ! Какое это страдание! Я жажду
пронзить, расколоть небо! О ты - ты уже оставил меня, ты уже взмыл выше
всех этих сфер, как и те другие! Опять меня ждут века одиночества, в
этой клети, где гуляют отголоски моих воплей, а внизу кипит какая-то
безвольная слизь! О эти сладостные мгновенья полета вместе с молодыми
душами вверх - хоть немного вверх, хоть раз в году! Теперь я лишен и
этого!.. Ну что же, прими меня, мой Ад, раз иного пока не дано!
И, вновь, разверзлась земля и стоглавый дракон - этот бесконечно оди-
нокий, страдающий дьявол был поглощен в свою клеть, в эту обветшавшую
готовую рухнуть избушку.
Земля закрылась - лишь черный круг остался на том месте...
А Аннэка стояла - эта невысокая девушка, лик которой и раньше был
прекрасным, чистым, - за эту ночь осветился красой неземною, и в ней ви-
делась бесконечность.
Ветер - сильный, упругий ветер, колыхал ее плотные волосы, в которых
появилась теперь проседь...
И она поклялась своим сильным, чуть хрипловатым, бьющим чистым родни-
ком голосом:
- Я буду помнить тебя. Каждое мгновенье жизни души своей - я буду
помнить тебя.
* * *
Великий праздник пришел в город Лиэр в тот день. Город, наконец-то,
был освобожден от дракона!
Аннэка рассказала, как все было правителю - Рорику печальному...
Через день были устроены торжественные похороны героя - Пьеро-освобо-
дителя. Место его захоронения, по просьбе Аннэки, было на высоком, окру-
женном дубами холме, в отдалении от шумного города.
В тот день, люди и, радуясь свободой, и печалясь по молодому, прек-
расному юноше провожали, положенное в черный гроб тело, до самого холма.
Многие молодые девушки плакали. А сколько цветов было положено на его
могилу в тот день!
Через неделю, изготовили, по просьбе Аннэки, и надгробие - статую
черного ангела, расправившего свои широкие крылья, взмывающего от этой
земли, да к самому небу...
Король Рорик приглашал Аннэку поселится во дворце, в числе придворных
дам, однако, она отказалась, попросила лишь об одном: чтобы позволили ей
построить домик в уединении от людей, поблизости от могилы любимого че-
ловека - конечно, героине, не было отказано в такой малости.
Да, - молодые девушки плакали по герою. И часто, особенно в первые
месяцы после освобождения, появлялись на его могиле цветы. Еще приходили
разные люди - вздыхали, мечтали. А кто-то приводил учеников и читал им
возле могилы торжественные речи об отваге и мужестве героев...
Но проходили годы - и подвиг, который был когда-то у всех на устах
забылся. Девушки плакали по иным причинам, появлялись новые герои. Умер
Рорик, стал править его наследник...
Некогда нахоженная тропинка к лесному, окруженному вековыми дубами
холму, заросла травою, - и теперь уж только старожилы могли рассказать
страшную сказку про стоглавого дракона, и отважного Пьеро...
А над лесом, над певучими, похожими на облака кронами дубов, раскрыл
свои крылья к небу черный ангел.
Птицы, парящие в небе, часто видят у ее подножья небольшую фигурку в
