черном платье. А раз в году, в майский цветущий день, в годовщину его
вознесенья, - Аннэка восходит на холм не одна, но с букетом живых луго-
вых цветов.
Она восходит медленно, ибо долгие годы согнули ее спину... Ветер лас-
кает ее плотные, совершенно белые, как первый снег, волосы.
Она мягко положит цветы на черный гранит и поднимет свои очи к небу -
в свет - в очах горящий родник, в них - Дева. Из этих родников, словно
две вечности, два мира любви, вспыхнут две слезы, падут на гранит, а вы-
соко в теплом небе запоет ей черный ворон: "Я люблю тебя, люблю..."
21.05.98
ВСЕ КРУГИ АДА
Женечке этот рассказ посвящаю.
Вновь мир погибнет и вновь возродится
И целую вечность этот ад будет длиться.
Год 1490. Рим. Италия.
- Проклятая духота, проклятая вонь! - с такими словами вскочил с кро-
вати юноша лет двадцати и чуть было не ударился затылком о низкий пото-
лок. Да, юноша был прав, вонь стояла та еще - она проникала в его ком-
натку с улицы через приоткрытое окошко которое не мыли наверное со дня
Великого потопа!
Но духота в комнате стояла жуткая и потому юноша подбежал к окну рез-
ким движением распахнул его полностью и перевесившись через подоконник
глубоко задышал смрадным городским воздухом.
Вот над головой его затрещали раскрываемые ставни и он едва успел
увернуться от летящих помоев... Отошел от окна и быстрым шагом прошелся
по своей комнатке. Он был высок, этот юноша, черноволос, а звали его Ан-
тонио. Два года жил он уже в Риме в услужении у ткача Жака к которому
устроил его отец - бедный крестьянин в надежде на то что сын вернется
мастером....
- Духота! Как же душно здесь! - воскликнул Антонио, выскочил из двери
на скрипящую лестницу, промчался по ней перепрыгивая через несколько
ступеней и вот выбежал, нет вылетел на узкую улочку... Он сморщился от
непереносимой вони... Эта вонь особенно сильна была в этот, только что
наступивший жаркий летний день. Вонь и духота.
За спиной Антонио раздался крик ткача Жака:
- Эй ты! Куда это ты собрался?! Давай-ка назад, сегодня работы много!
Антонио согнулся от отвращения когда представил грязный подвал в ко-
тором шумел ткацкий станок. Не оборачиваясь он крикнул:
- Скоро вернусь!
И не слушая проклятья и угрозы Жака, который с утра уже успел поря-
дочно набраться, рванулся вверх по узкой улочке... Его влекло что-то
вперед...
Рев толпы. О да, теперь он слышал: голоса кричали на Круглой площади.
Антонио знал этот рев, этот звериный, безжалостный людской рев. Толпа
ревела в преддверии зрелища - сожжения человека. Антонио ненавидел этот
кровожадный рев! Ненавидел он эту толпу, жестокую, безумную! Да право,
какая толпа не безумная - в любой толпе нет отдельных людей, нет личнос-
тей, а есть только одна масса... толпа.
"Что орут эти безумцы?"
Антонио прислушался:
"-Ведьма! Ведьма!"
Сколько ненависти в этих криках, Антонио зажал уши и тут увидел ее...
Он полюбил ее. Просто полюбил. Она была прекрасна, чиста, и ее тело было
изуродовано инквизиторами.
В каком-то лихорадочном бреду, шатаясь Антонио расталкивал что-то
кричащее, что било его и толкало.
Но для него не существовало больше ни грязного города ни толпы, он
шел за повозкой, смотрел на нее, страдал... О как он страдал! Мира не
было больше, только он и она... Ее глаза - она смотрела на него. И он с
жадностью смотрел на нее и вдруг начал говорить:
- Меня зовут Антонио, а тебя?
"Маргарита" - прозвучал в его голове ответ.
- Маргарита, знаешь чего я хочу?
"Чего же?" - голосок был таким тихим, нежным, понимающим.
Голосок этот зажег в Антонио пламя:
- Хочу я чтоб мы были вместе. Чтобы всегда мы были вместе, что бы не
было никого, только я ты и бесконечный мир: поля, реки, озера и звездное
небо. Ты ведь любишь смотреть на звездное небо?
"-О да," - прозвенел голосочек, "-А еще я люблю закаты, когда большой
красный диск солнца окунается в пелену облаков."
- И я тоже люблю закаты! - подхватил восторженный Антонио. О, он не
страдал более, душа его почти что отделилась уже от тела... И он все
шептал, или говорил, или кричал не в силах оторвать взора от прекрасного
личика Маргариты, от ее глаз:
- Как здорово! Мы всегда значит будем вместе! Как же я раньше жил без
тебя не представляю! Родная ты моя!
С ужасом он увидел что Маргарита объята пламенем. Кожа на лице ее на-
дувалась и лопалась от чудовищного жара. И голос, милый голос сменился
пронзительным воем.
Антонио понял что сам кричит. Орала и толпа...
Он рванулся, вперед к ней, крича:
- Не уходи! Меня подожди! Прошу подожди!
Но она ушла и он остался один. Что-то пинало его и било, что-то в
черном подхватило его уже у самого костра к которому он пробивался и
отбросило назад, он вновь рванулся и вновь его отбросили...
Очнулся он на пустой площади, залитой раскаленными лучами полуденного
солнца. Вновь вонь, духота и одиночество.
О какая это адская боль - одиночество!
- МАРГАРИТА!!! - заорал он пронзительно, роняя из носа капли крови.
Вскочил на ноги, огляделся ища ее и зная что ее нет, что он один! Да он
был один, что-то правда шевелилось вокруг него, что-то говорило какие-то
слова, но ее не было.
Но образ ее все еще стоял перед глазами юноши. О как он желал вновь
услышать ее голосок, как желал! Но была только вонь, духота и одиночест-
во, мучительное жуткое одиночество!
- Что же мне делать дальше! - прокричал он в отчаянии, терзаемый та-
кими муками что все пытки инквизиции по сравнению с ними были ничем...
- Что же мне вернуться сейчас к мастеру Жаку? В этот душный под-
вальчик, прясть там... а потом, потом вновь спать в душной комнатушке...
Нет!!! Этого уже не будет, никогда это уже не вернется! Я не смогу
больше жить! Не смогу! Она ушла, но я... я догоню ее!
Крича так он рванулся по городским улицам и прыгнул в реку. Вода
сомкнулась над его головой и он пошел ко дну...
Год 1943. Бухенвальд. Германия.
Андре стоял и с ужасом, не смея даже пошевелиться, взирал на беско-
нечный поток тел что протекал подле него. Скрюченные, сгорбленные, в ка-
ком-то грязном рванье, такие тонкие что казалось это скелеты восставшие
из могил. Восставшие за тем лишь чтобы спустя какое-то время быть обра-
щенными в пепел... Метрах в ста вздымались в низкое серое небо черные
трубы из которых валил густой-густой дым и вливался в серые облака. Анд-
рэ вздрогнул когда ему вдруг подумалось что неба - высокого синего неба
на которым он еще в детстве любовался в деревне у дядюшки Ганса, нет
больше. А вместо него всю землю застилает это ужасное облако поднявшиеся
из печей концлагеря - тысячи, миллионы сожженных...
Андре сжал покрепче ружье и вздохнув опустил глаза: страшно ему было
смотреть на эти измученные лица, жутко было смотреть на этот поток обре-
ченных на мучительную гибель в пламени людей.
"О господи, да что же я здесь делаю?" - проносилось в его голове, -
"Что же за безумие это?! Зачем все это?! Как могут люди так ненавидеть
друг друга? И я... я ничтожество, частица этого безумия. Я простой па-
рень, натянули на меня форму, дали в руки ружье, внушили что все так и
надо, и вот теперь я стою здесь не в силах изменить что либо..."
- Эй ты! - окрикнул его приятель - Питер, тоже охранник, тоже малая
частица большого безумия, - Что приуныл то? А?!... Что спрашиваю приу-
ныл?! Пойдем сегодня напьемся, девок возьмем..."
Андрэ сделалось тошно от этого голоса, голова его раскалывалась: "Да,
напиться и забыться в объятиях шлюх, вот он мой удел - удел ничтожест-
ва...". В мольбе задрал он голову к небу, словно ища там спасения, но
небо было скрыто серой тучей, все было затянуто этим грязным покрывалом.
Вновь он глянул испуганный взгляд в толпу смертников и увидел ее: де-
вушка лет двадцати, лицо худое, под глазами синяки. А глаза от этого ка-
жутся такими большими-большими и черными, в них кажется собралась вся
боль, все отчаяние и вся надежда этих людей... Она совсем ослабла, едва
на ногах держалась и что бы она не упала ее поддерживал какой-то человек
- быть может ее отец, может брат, а может любимый, трудно было сказать
ибо лицо его было обезображено шрамами, а волосы стали седыми от пережи-
тых мук...
Еще не понимая что делает Андрэ рванулся к девушке и схватив ее за
руку выдернул из толпы, и заговорил ей с жаром:
- Кто бы ты ни была, знай что я... я... Да, черт, да полюбил я тебя!
- и по щекам его покатились слезы, - Место то жуткое какое, да, да?! -
выпаливал он быстро-быстро, - А мы вот встретились в нем... я знаю,
знаю, все это отвратительно, мерзко, мне это мерзко до смерти и я зна-
ешь, знаешь я тоже убежать отсюда хочу, нет, улететь, улететь! Не уходи,
спаси меня! Спаси - любовь не уходи! - кричал Андрэ в исступлении.
А она вдруг плюнула ему в лицо и сказала несколько гневных слов на
незнакомом ему языке. Тут подбежал тот с изувечнным лицом, оттолкнул
Андрэ в сторону и нежно спросил что-то у девушки - Андрэ понял только
имя ее - Маргарита.
Появились охранники - штук десять, они налетели на двоих, стали изби-
вать их ногами и прикладами... кровь... кровь. И Маргарита и тот кто был
с ней все уже были окровавлены.
Дико крича Андрэ бросился к Маргарите, растолкал, схватил ее за окро-
вавленную, слегка вздрагивающую ручку и попытался вытащить, но кто-то
ударил его в спину, и отбросил в сторону.
Он упал в грязный снег и словно в бреду увидел склонившегося над ним
Питера, тот что-то говорил ему, но Андрэ не слушал его, он только видел
лицо - лицо той девушки Маргариты.
Вот встал он пошатываясь и увидел как ее окровавленную, едва живую
подхватили и волоком, за ноги, потащили в сторону собачника - Андрэ
знал, там ее ждет жуткая смерть в клыках специально обученных псов.
- Да вы звери, оставьте ее, вы гады! - заорал он.
На него закричали что-то и поволокли Маргариту дальше.
- Да вы...вы! - Андрэ задыхался, слова застряли у него где-то в гор-
ле, в глазах его потемнело и он зашептал качаясь из стороны в стороны в
сторону от разрывающей его боли душевной, - Да ведь это же ад. АД!! За
что я здесь... - и заорал вновь поднимая свой автомат, - Оставьте ее,
оставьте, вы, ничтожества! Да как вы смеете... - и он нажал на курок вы-
пуская в их сторону заряды смертоносного свинца, и вновь кровь, кровь -
весь снег уже был залит кровью, а потом что-то ударило Андрэ в грудь и
еще и еще, отбросило назад и он почувствовал что тело не принадлежит
больше ему. Он лежал в окровавленном грязном снегу, а в остекленевших
глазах его застыло низкое серое покрывало.
Год 1997. Москва. Россия.
Антон стоял у входа на станцию метро и беседовал со своим другом.
Подле него проплывал бесконечный людской поток. Этот поток, стекал сюда
с улиц, как грязная вода стекает в сточную канаву после дождя. Поток
этот, гудящий словно растревоженный улей, просачивался меж турникетов и
по эскалатором стекал куда-то в рычащую преисподнюю.
Антон старался не смотреть на это бесконечное мельтешение лиц, смот-
рел он на своего друга Сашу и слушал его рассказ о художниках эпохи воз-
рождения. Антону приятно было слышать голос друга: не так то часто он
общался с кем либо, к тому же Антон сам был художником...
Что-то заставило оторвать его взгляд от лица друга и он увидел ее -
ее лицо мелькнуло в толпе и что-то вспыхнуло в Антоне.
Все вдруг: и толпа, и друг его, как бы расплылись и стали ничем, ос-
талась только она одна.
Он летел за ней не слыша и не видя ничего нагнал ее уже у самого эс-
