в совершенно неверной оценке обстановки.
На состоявшейся несколькими часами позднее в гостиной
Бергохофа "ситуации" Гитлер, казалось, только укрепился в
своем предвзятом представлении, что противник стремится ввес-
ти его в заблуждение. "Вы еще помните? Среди вороха донесе-
ний, которые мы получили за последние дни, было одно, которое
точно предсказывало место, день и час высадки десанта. Вот
это-то и усиливает мое предположение, что сейчас речь еще не
может идти о настоящем десанте". Эта информация, по словам
Гитлера, была подброшена ему шпионской сетью противника, что-
бы отвлечь его внимание от подлинного места операции и заста-
вить его ввести в действие свои дивизии слишком рано и не на
том месте. Так, введенный в заблуждение точным донесением, он
отказался от своего прежнего и правильного представления, что
побережье Нормандии может оказаться наиболее вероятным местом
вторжения.
В предшествующие высадке недели Гитлер получил от конку-
рирующих разведывательных организаций СС, вермахта и МИДа
противоречащие друг другу агентурные данные о ее времени и
месте. Как и во многих иных областях, Гитлер и здесь взялся
сам за труднейшую даже для специалистов работу - оценку дос-
товерности поступившей информации, надежности ее источников,
степени укорененности последних во вражеском стане. Он вовсю
иронизировал над бездарностью различных служб, а в конце,
распалясь, высказался вообще о бессмысленности разведыватель-
ных служб вообще: "Как Вы полагаете, сколько из этих прове-
ренных агентов оплачиваются западными союзниками? Они снабжа-
ют нас заведомо ложной информацией. Я пока даже и не стану
извещать Париж. Пока все это надо задержать. Это только будет
нервировать наши штабы".
Только к полудню был решен самый насущный вопрос - выд-
винуть находящийся во Франции резерв Вреховного командования
вермахта против высадившегося англо-американского десанта.
Гитлер оставил за собой право принимать решение о передвиже-
нии каждой дивизии. Очень неохотно уступил он требованию ко-
мандующего западной группой войск фельдмаршала Рундштедта
ввести эти дивизии в бой. Из-за этой потери времени две тан-
ковые дивизии уже не смогли воспользоваться ночью с 6 на 7
июня для броска вперед. Днем же их продвижение было сильно
затруднено бомбардировщиками противника, и они понесли тяже-
лые потери людей и техники, прежде чем вступили в соприкосно-
вение с противником. Этот для всего хода войны столь важный
день прошел, как этого и можно было ожидать, отнюдь не в ли-
хорадочной активности. В критических ситуациях Гитлер всегда
старался сохранять спокойствие, и его штаб копировал эту
сдержанность. Проявить нервозность или озабоченность - значи-
ло бы погрешить против установившегося здесь тона и стиля от-
ношений.
На протяжении нескольких последующих дней Гитлер в сво-
ем, весьма примечательном, но и становящемся все более
абсурдным недоверии, сохранял уверенность, что речь идет все
же об отвлекающем десанте, проводимом с единственной целью
вынудить его к невыгодной диспозиции в оборонительных опера-
циях. По его мнению, настоящая высадка произойдет все же сов-
сем в другом месте, совершенно не прикрытом войсками. Да и
флотское руководство считало избранную союзниками местность
неподходящей для крупномасштабного десанта. По временам он
ожидал основного удара в районе Кале, как бы требуя от про-
тивника, чтобы тот подтвердил его правоту: еще в 1942 г. он
приказал установить там под бетонным панцирем метровой толщи-
ны корабельные орудия главного калибра. Этим и объяснялось
то, что он не ввел в бои на побережье Нормандии стоявшую под
Кале 15-ю армию (17).
Было и еще одно соображение, укреплявшее Гитлера в ожи-
дании наступления от Па-де-Кале. Здесь располагались 55 стар-
товых площадок для запуска ракетных снарядов по Лондону, чис-
ло запусков которых могло бы достигать нескольких сотен в
день. Гитлер предполагал, что настоящая высадка десанта долж-
на произойти прежде всего в месте дислокации этих снарядов.
Почему-то он никак не хотел согласиться, что союзники и из
Нормандии очень скоро могли бы занять эту область Франции. Он
прежде всего рассчитывал на то, что в тяжелых боях удастся
сузить район развертывания десанта противника.
Гитлер, да и все мы ожидали, что этот новый вид оружия
"фау-1" вызовет в стане противника ужас, хаос и общий пара-
лич. Мы переоценили его действенность. Я, правда, принимая во
внимание невысокую скорость полета этих ракетных снарядов,
советовал Гитлеру запускать их только при низкой облачности
(18). Но он с этим не считался. Когда 12 июня по отданному
Гитлером в спешке приказу были катапультированы первые
"фау-1", то из-за организационных неполадок на позицию были
доставлены лишь десять ракет, и только пять из них достигли
Лондона. Гитлер уже успел позабыть, что он сам порол горячку,
и весь свой гнев обрушил теперь на конструкторов-разработчи-
ков. Во время "ситуации" Геринг поспешил свалить всю вину на
своего противника Мильха, а Гитлер уже был готов отдать при-
каз о снятии с производства этих, как он теперь полагал, со-
вершенно неудачных ракет. Но когда начальник пресс-бюро озна-
комил его с преувеличенными, сделанными в сенсационном духе
сообщениями лондонской прессы о разрушительном эффекте
"фау-1", настроение его резко изменилось. Теперь он уже нас-
таивал на увеличении их производства. Тут выступил Геринг и
заявил, что эти ракеты - крупное достижение его люфтваффе и
что он лично всегда требовал их разработки и всемерно ей со-
действовал. О Мильхе, козле отпущения предыдущего дня, даже
не вспомнили.
До начала высадки англичан и американцев Гитлер подчер-
кивал, что с первого же дня будет лично руководить операциями
во Франции. Для этой цели Организация Тодт, истратив бесчис-
ленные милллионы марок, многие сотни километров телефонного
кабеля, прорву бетона и дорогостоящее прочее оборудование,
построила две ставки. В те дни, теряя Францию, Гитлер оправ-
дывал чудовищные расходы тем, что, по крайней мере, одна из
этих ставок расположена точно на будущей западной границе
Германии и может поэтому использоваться как часть всей оборо-
нительной системы. 17 июня он посетил эту расположенную между
Суассоном и Лаоном ставку, т.н. В-2, чтобы в тот же день
возвратиться на Оберзальцберг. Он был недоволен: "У Роммеля
сдали нервы, стал совсем пессимистом. Сегодня же добиться че-
го либо могут только оптимисты". После таких высказываний
смещение Роммеля могло быть только делом времени. Так он выс-
казывался, будучи еще убежденным в непреодолимости своих обо-
ронительных рубежей, которые он выдвинул против десанта. В
тот вечер он поделился со мной, что В-2 не очень-то надежна,
так как расположена в зараженной партизанами Франции.
Почти одновременно с первыми крупными успехами операции
вторжения, 22 июня 1944 г. началось наступление советских
войск, которое скоро закончилось потерей двадцати пяти немец-
ких дивизий. Теперь продвижение Красной Армии уже невозможно
было сдерживать и летом. Даже в эти недели, когда рушились
три наших фронта - на западе, востоке и в воздухе - Гитлер
еще раз доказал, что у него железные нервы и поразительная
выдержка. По-видимому, длительная борьба за власть со всеми
ее ударами закалила его, как, например, Геббельса и других
его соратников. Возможно также, что опыт того, так называемо-
го "боевого времени" дал ему ценный урок, что непозволительно
давать своим сотрудником почувствовать свою, даже малейшую
озабоченность. Его окружение восхищалось его самообладанием в
критические моменты. Этим он, несомненно, укреплял доверие к
принимаемым им решениям. Совершенно очевидно, что он никогда
не забывал, сколько глаз смотрят на него и какое деморализую-
щее впечатление на окружающих произвела бы потеря им спокойс-
твия даже на несколько минут. Это самообладание до конца было
исключительным завоеванием его воли, выпестованной из самого
себя - несмотря на возраст, болезни, эксперименты Морелля и
все возрастающие перегрузки. Его воля представлялась мне вре-
менами такой же безудержной и природной, необработанной, как
у шестилетнего ребенка, которую ничто не способно удержать и
утомить. Хотя часто она в чем-то бывала даже смешна, но и
внушала уважение.
Его феноменальная в обстановке постоянных поражений уве-
ренность в победе нельзя в то же время объяснить только его
энергией. В нашем заточении в Шпандау Функ доверительно ска-
зал мне, что Гитлеру удавалось очень упорно и по видимости
очень убедительно вводить врачей в заблуждение относительно
состояния своего здоровья только потому, что он сам верил в
свое вранье. Он добавил, что тот же принцип самогипноза лежал
и в основе геббельсовской пропаганды. Несгибаемую выдержку
Гитлера я могу объяснить только тем, что он сам себя убедил в
своей окончательной победе. В известном смысле он сам себя
заклинал. Он подолгу сидел перед зеркалом, в котором он видел
не только себя, но и подтверждение своей ниспосланной ему бо-
жественным провидением миссии. Его религией был "счастливый
случай", который ему представится. Его методом была аутосуг-
гестивная самомобилизация. Чем сильнее обстоятельства загоня-
ли его в тупик, с тем большей решительностью пртивопоставлял
он им веру в свою исключительную судьбу. Конечно, он трезво
использовал предоставляющиеся военные возможности, но он пе-
реводил их в сферу своего верования и даже в поражении усмат-
ривал скрытую от остальных, самим провидением созданное рас-
положение светил, предвещающее будущий успех. Временами он
был в состоянии видеть всю безнадежность положения, но оста-
вался непоколебим в ожидании, что судьба в последний момент
снова поднесет ему какой-то зигзаг удачи. Если в Гитлере и
было нечто болезненное, так это его непоколебимая вера в свою
звезду. Он был человеком веры. Но его вера была извращен-
но-эгоцентрической - поклонение самому себе.
Религиозная истовость Гитлера не могла не захватывать и
его окружение. В каком-то уголке моего сознания прочно сидело
понимание того, что все идет к концу. Но тем чаще, не без его
влияния, я твердил, даже если и применительно всего лишь к
моей ограниченной области, о "восстановлении положения". Эта
вера странным образом жила своей жизнью, в отрыве от понима-
ния неотвратимости поражения.
Когда 24 июня 1944 г., т.е. в самые критические дни
трехкратной военной катастрофы, о которой уже была речь, я
попытался на совещании по вопросам вооружений вдохнуть в при-
сутствующих уверенность в завтрашний день, я потерпел весьма
ощутимое фиаско. Когда сегодня я читаю текст той речи, я ужа-
саюсь моей почти гротескной лихости, с которой я старался
уверять серьезных людей, что предельное напряжение всех сил
еще может привести к успеху. В заключение своих соображений я
выразил убежденность в том, что мы в нашей области справимся
с надвинувшимся кризисом, что и в будущем году мы обеспечим
такой же прирост продукции, как и в прошедшем. Меня куда-то
несло в потоке речи; я говорил о надеждах, которые в свете
действительного положения дел должны были казаться полетом
фантазии. Правда, ближайшие месяцы, действительно, показали,
что мы все еще можем наращивать производство вооружений. Но
разве не был я достаточно реалистичным в целой серии памят-
ных записок для Гитлера, в которых я определенно указывал на
приближающийся конец? Одно было реальным сознанием, другое -
верой. В полнейшем разрыве одного с другим выражалось ка-
кое-то особое помрачение разума, с ними встречало все ближай-
шее окружение Гитлера неотвратимо надвигающийся конец.
Только в самом последнем абзаце моей речи снова прореза-
