ответил хвастливо, что не видит тут трудностей. Тогда я поп-
робовал зафиксировать приоритеты и добиться от Заукеля обеща-
ния, что только после покрытия потребностей секретных предп-
риятий он займется доставкой заграничной рабочей силы.
Заукель согласился на это, сделав успокоительный жест. Гитлер
немедленно же включился: "Что еще Вам, господин Шпеер, нужно,
коль скоро партайгеноссе Заукель Вам это обещает? Ваши трево-
ги относительно французской промышленности должны быть после
этого удовлетворены!" Продолжение дискуссии могло пойти на
пользу только Заукелю. Совещание закончилось. Гитлер несколь-
ко помягчел и обменялся с присутствующими несколькими добро-
желательными словами, не исключая и меня. В последовавшие за
этим совещанием месяцы ровно ничего не изменилось - зауке-
левские транспорты уже никогда больше не поступали. Впрочем,
это было лишь в малой мере связано с моими усилиями по расс-
тройству его планов с использованием моих служб во Франции
или военных властей (23). Их выполнение подрывалось общим па-
дением авторитета оккупационных властей, их растущим нежела-
нием создавать себе дополнительные трудности, а также - ширя-
щимся движением маки.
Итоги совещания имели только один результат, всецело
касающийся меня лично. Манера обращения Гитлера со мной всем
показала, что я в опале. А имя победителя в моем споре с Зау-
келем было Борман. С этих пор мы начали все чаще сталкиваться
с поначалу замаскированными, а затем и открытыми нападками на
моих сотрудников в промышленности. Все чаще мне приходилось
защищать их в партканцелярии от политических подозрений и да-
же обращаться в службу безопасности СД (24).
От забот не смогло меня отвлечь и последнее, очень пыш-
ное собрание "сливок" руководящего слоя Рейха. Это было гала-
торжество по случаю дня рождения Геринга, которое он устроил
в своем Каринхалле. Мы все появились с дорогими подношениями,
как этого новорожденный и ожидал: сигары из Голландии, золо-
тые слитки с Балкан, ценные полотна и скульптуры. Геринг дал
мне понять, что хотел бы получить мраморный бюст Гитлера ра-
боты Брекера. В библиотеке для обозрения знатными гостями был
выставлен ломящийся от подарков стол. Геринг разложил здесь
также и чертежи, выполненные его архитектором к славной дате:
похожая на замок резиденция скоро должна была увеличиться бо-
лее чем вдвое.
В роскошном столовом помещении слуги в белых ливреях
накрыли, с учетом общих обстоятельств, не слишком обильный
стол. Как и во все прежние годы, но теперь уже в последний
раз, речь в честь героя дня произнес Функ. Он превознес та-
ланты, неординарные черты и благородство Геринга и поднял
свой бокал за "одного из самых великих немцев". Возвышенные
слова Функа гротескно контрастировали с истинным положением
дел; на фоне приближающейся гибели Рейха разыгрывался ка-
кой-то сюрреальный пир.
После ужина гости разошлись по просторным покоям Карин-
халле. Мы с Мильхом углубились в вопрос, откуда бы могли
взяться средства для всей этой роскоши. Незадолго до этого на
имя Мильха прибыл вагон с товарами с итальянского черного
рынка, присланный старым приятелем Геринга, знаменитым авиа-
тором Первой мировой войны Лерцером. Предполагалось, что со-
держимое - дамские чулки, мыло различных сортов и другие ред-
кие вещи - он, Мильх, продаст на черном рынке. Была приложена
и табличка с ценами, видимо, для поддержания единого уровня
цен черного рынка в масштабах всего Рейха и даже с подсчетом
общей прибыли, которую Мильх мог бы получить. Мильх приказал
распределить товары среди сотрудников своего министерства.
Чуть позже до него дошли сведения, что несколько вагонов с
такими же товарами были проданы для обогащения Геринга. А еще
чуть позже начальник интендантской службы Имперского минис-
терства воздушных сообщений Плагеман, который и провернул для
Геринга все эти гешефты, был выведен из подчинения Мильха и
переподчинен непосредственно рейхсмаршалу.
У меня был свой некоторый опыт с днями рождения Геринга.
С тех пор, как я стал членом Прусского Государственного сове-
та, мне причиталось 6 тыс. марок в год, но столь же регулярно
я ежегодно получал и письмо, извещавшее меня, что значитель-
ная часть этой суммы удерживается для подарка от Государс-
твенного совета ко дню рождения Геринга. Моего согласия ни
разу даже не спросили. Выслушав меня, Мильх рассказал, что
подобным же образом дело организовано и в Министерстве воз-
душных сообщений: из фонда министра на счет Геринга к каждому
дню рождения перечисляется крупная сумма, причем рейхсмаршал
сам извещает, какую картину он хотел бы на нее приобрести.
Нам обоим было ясно, что из этих источников может быть
покрыта все же лишь небольшая часть его невероятно широкого
образа жизни. Мы только не знали, кто же из мира крупной про-
мышленности делает столь щедрые пожертвования. Отдельные та-
кие источники случалось обнаруживать и мне, и Мильху по каким
-то телефонным распоряжениям Геринга или по его жалобам на
наших подчиненных, недостаточно бережно обошедшихся с кем-ли-
бо из его фаворитов.
Мои свежие впечатления от Лапландии и встреч там - можно
ли вообразить себе более резкий контраст с окружавшей нас
тепличной атмосферой этого продажного и призрачного мира? Да
и неопределенность моих отношений с Гитлером донимала меня
гораздо сильнее, чем я это тогда готов был признать. Непре-
рывное, без всякого отдыха, почти двухлетнее напряжение дало
теперь о себе знать. В свои 38 лет я физически был на грани
истощения. Боль в колене не покидала меня почти никогда. Все
резервы были исчерпаны. Или все это было бегством?
18 января 1944 г. меня положили в больницу.
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
Глава 23
Болезнь
Профессор Гебхардт, группенфюрер СС и известнейший в ев-
ропейском спортивном мире специалист по болезням коленного
сустава (1), возглавлял больницу Красного Креста в Хоэнлихе-
не, примерно в ста километрах к северу от Берлина, располо-
жившуюся прямо в лесу на берегу озера. Не подозревая того, я
попал в руки врача, бывшего одним из немногих личных друзей
Гитлера, с которым он был на ты. Свыше двух месяцев провел я
в несколько отстоящем от главного корпуса частном доме, в
очень скромно обставленной больничной палате. Остальные поме-
щения были заняты моими секретаршами, установлена прямая
связь с министерством, так как я собирался выполнять свои
служебные обязанности.
Заболевание министра в третьем Рейхе было связано с
проблемами, не учитывать которые было нельзя. Уж слишком час-
то отстранение того или иного влиятельного лица Гитлер объяс-
нял его нездоровьем. Поэтому в политических кругах сразу же
настораживались, услышав о болезни кого-либо из близких сот-
рудников Гитлера. А так как я и в самом деле заболел, каза-
лось разумным оставаться по возможности активным. Я просто и
не мог выпустить свой аппарат из рук, потому что у меня, как
и у Гитлера, не было подходящего заместителя. Несмотря на все
старания моего окружения оградить мой покой, обсуждения, пе-
реговоры по телефону и диктовка распоряжений и прочих бумаг
нередко заканчивалась к полуночи.
Так только-только прибыл я в больницу, как раздался воз-
мущенный звонок от недавно назначенного нового управляющего
отдела кадров Бора: в его служебном помещении стоит запертый
на замок шкаф, который по распоряжению Дорша должен немедлен-
но быть отправлен в главное управление "Организации Тодта". Я
приказал, чтобы шкаф оставался стоять на своем месте. Через
несколько дней, как докладывал мне теперь Бор, появился
представитель берлинского руководства гау в сопровождении
нескольких носильщиков с заданием забрать шкаф, поскольку он
вместе с его содержимым является собственностью партии. Бор
не знал, как выйти из положения. Только связавшись по теле-
фону с одним из ближайших сотрудников Геббельса, Науманом,
удалось эту операцию несколько отсрочить. Шкаф был опечатан
партийными чиновниками, правда, всего лишь его дверца. Я тут
же дал указание отвинтить заднюю стенку. Уже на следующий
день Бор появился у меня с толстой стопой фотокопий. Это были
досье на моих старых сотрудников, в большинстве своем самого
негативного характера. Самым частым было обвинение во враж-
дебном партии поведении, в ряде случаев "компромат" завер-
шался требованием установления над подозреваемым наблюдения
со стороны гестапо. Из этих же бумаг я узнал, что у партии в
министерстве есть свое доверенное лицо - Ксавер Дорш. Сам
факт ошарашил меня куда менее, чем выбор лица.
С осени я хотел повысить в должности одного из сотрудни-
ков, но он был не угоден клике, сформировавшейся в министерс-
тве; у моего начальника отдела кадров постоянно находились
всякого рода отговорки, пока я его сам не заставил написать
соответствующее представление. Незадолго до моего заболевания
я получил от Бормана очень недружелюбный, даже резкий отказ.
И вот теперь мы среди бумаг этого секретного шкафа обнаружили
проект этого письма, составленного по инициативе и под дик-
товку, как выяснилось, Дорша и бывшего начальника управления
кадров Хааземана. Борман полностью заимствовал текст своего
ответа мне отсюда. (2) Прямо с постели я связался по телефону
с Геббельсом, в ведении которого, как гауляйтера Берлина, на-
ходились и партуполномоченные в министерствах. Без всяких ко-
лебаний он согласился с тем, чтобы отныне эти функции выпол-
нял бы мой старый сотрудник Фрэнк: "Положение, и в самом
деле, невозможное - идет какое-то параллельное управление.
Все министры сейчас члены партии. И мы ему либо доверяем, ли-
бо он должен оставить свой пост!" Мне все же так и осталось
навсегда неизвестным, кто же были доверенные лица гестапо в
моем ведомстве.
Еще сложнее обстояло дело с моими усилиями удержать свои
позиции во время болезни. Мне пришлось просить Клопфера,
статс-секретаря Бормана, как-то приструнить партийные инстан-
ции, прежде всего я ходатайствовал не чинить трудностей про-
мышленникам. Сразу же после моего заболевания советник пар-
таппарата гау Берлина по вопросам экономики стал забирать в
свои руки функции, которые прямо затрагивали самую сердцевину
моей работы. Я обратился с призывом к Функу и его сотруднику
Олендорфу, недавно перешедшему к нему от Гиммлера, занять бо-
лее открытую позицию к "самоответственности промышленности" и
поддержать меня в конфликте с бормановским советником по воп-
росам экономики. Не преминул воспользоваться моим отсутствием
и Заукель, чтобы в специальном "имперском призыве побудить
производителей вооружений к полной самоотдаче". Столкнувшись
с этими происками моих недоброжелателей, старавшихся повер-
нуть против меня мое отсутствие, я обратился с письмом к Гит-
леру, в котором изложил свою обеспокоенность и просил о помо-
щи. Двадцать три машинописных страницы за четыре дня -
несомненное свидетельство охватившей меня тревоги. Я пожало-
вался на притязания Заукеля, использовавшего бормановского
советника по вопросам экономики, и просил подтвердить, что за
мной сохраняются безусловные властные полномочия во всех воп-
росах и задачах в пределах моей компетенции. В сущности, мои
требования повторяли именно то, чего я безуспешно пытался, к
возмущению гауляйтеров, самыми энергичными словами добиться
на заседании в Познани. Далее я писал, что планомерное руко-
водство всем производством возможно только в том случае, если
"на мне замыкаются самые разнообразные ведомства и инстанции,
которые дают руководству предприятий советы и указания, дела-
ют выговоры, прибегают к наказаниям". (3)
Спустя четыре дня я снова писал Гитлеру, причем - с отк-
ровенностью, которая, собственно, уже не отвечала характеру
