шительном контроле над исполнением решений центральных инс-
танций Рейха. Я направил ему бумагу относительно острого
столкновения с гауляйтерами. На протяжении многих недель от-
вета не было; наконец, статс-секретарь Гитлера Штукарт, нес-
колько замявшись, сообщил мне, что г-н Имперский министр
внутренних дел переслал все бумаги Борману и что ответ пос-
леднего только что получен. Смысл его сводился к тому, что
положение с производством потребительских товаров всеми гау-
ляйтерами внимательно перепроверено, и, как, впрочем, и сле-
довало ожидать, мои распоряжения были неправомочны, а неудо-
вольствие гауляйтеров совершенно оправданно. Гиммлер
удовлетворился таким ответом. Укрепление авторитета Рейха, на
которое я рассчитывал, как и коалиция Шпеер - Гиммлер, оказа-
лись пустым номером. Только по прошествии нескольких месяцев
я узнал, почему эти планы не могли не рухнуть. Гиммлер, дейс-
твительно, попробовал, как мне рассказал гауляйтер Нижней Си-
лезии Ханке, окоротить удельный суверенитет кое-кого из гау-
ляйтеров. Он стал пересылать им свои распоряжения через своих
начальников СС. Это было лобовым посягательством! К своему
удивлению, очень скоро ему пришлось понять, что гауляйтеры
имеют неограниченную поддержку в центральном партаппарате, т.
е. у Бормана. Не прошло и нескольких дней, как Борман зару-
чился у Гитлера согласием на запрет такого рода злоупотребле-
ний властью со стороны Гиммлера. Когда дело доходило до серь-
езных решений, у Гитлера всегда срабатывал, при всем даже
презрении к отдельным личностям, рефлекс верности сподвижни-
кам его восхождения в 20-е г.г. Даже Гиммлер с его СС были не
в состоянии взломать это сентиментальное товарищество. После
поражения своей неудачно затеянной акции фюрер СС окончатель-
но отказался от попыток использования в игре авторитета Рейха
против гау. Не прошло и намерение Гиммлера вызывать "имперс-
ких комиссаров по вопросам обороны" на заседания в Берлин.
Впредь Гиммлер ограничился только тем, что несколько объеди-
нил и замкнул на себя в политическом отношении менее значи-
тельных обербургомистров и глав правительств земель. Борман и
Гиммлер, и до того обращавшиеся друг к другу на ты, стали еще
более близкими друзьями. Мое выступление выявило расклад ин-
тересов, позволило глубже понять соотношение сил и подорвало
мои позиции.
Итак, на протяжении нескольких месяцев я в третий раз
потерпел поражение в своих усилиях укрепить власть и мобили-
зовать возможности режима. Я попытался дать наступательный
ответ на угрожавшую мне дилемму. Всего пять дней спустя после
своей речи я "помог" Гитлеру назначить себя ответственным за
разработку генеральных планов восстановления всех разбомблен-
ных городов. Тем самым я заручился полномочиями в сфере дея-
тельности, которая для моих недоброжелателей, не в последнюю
очередь и для Бормана, была гораздо ближе, чем многие военные
проблемы. Отчасти они уже на том этапе рассматривали восста-
новление как свою важнейшую задачу ближайшего будущего. Дек-
рет Гитлера напоминал им, что при этом они будут зависеть от
меня.
Впрочем, одновременно я хотел оказать сопротивление од-
ной опасности, проистекавшей из идеологического радикализма
гауляйтеров: разрушения давали им повод к сносу исторических
сооружений, даже еще во вполне годном для восстановительных
работ состоянии. Как-то я вместе с гауляйтером осматривал
с плоской крыши одного из домов Эссен, превращенный недавним
налетом в сплошные руины. Вскользь местный начальник заметил,
что теперь придется совсем снести эссенский собор, поврежден-
ный бомбами: все одно он будет только затруднять модернизацию
города. Обербургомистр Мангейма призвал меня на помощь, чтобы
предотвратить снос обгоревшего замка и Национального театра,
опять-таки по инициативе тамошнего гауляйтера (11).
Доводы всегда были одни и те же: долой замки и церкви!
После войны мы отстроим наши собственные памятники! В этом
проявлялся не только комплекс неполноценности партийных бонз
перед прошлым. Весьма характерным для мышления, по крайней
мере, части из них было рассуждение одного гауляйтера в обос-
нование отданного им приказа о сносе: замки и церкви - зас-
тенки и оплоты реакции, они преграждали путь нашей революции.
Так напоминал о себе фанатизм времен молодости партии, кото-
рый постепенно, через компромиссы и сделки с властью, уже в
основном выветрился.
Я же считал бережное сохранение исторической застройки
городов и предварительную разработку планов разумного восста-
новления настолько важным делом, что в самый разгар войны, на
ее изломе - в ноябре - декабре 1943 г. разослал всем гауляй-
терам письмо, которое во многом отличалось от моего довоенно-
го подхода: никаких высокохудожественных замыслов, а эконо-
мия; широкое и дальновидное планирование транспортных систем,
которые предотвратили бы самоудушение городов из-за транс-
портных проблем; индустриальные методы строительства жилья;
бережное санирование исторических центров и торговых заведе-
ний (12). О монументальных сооружениях речь уже не шла. К то-
му времени у меня уже пропал к этому вкус, да и у Гитлера, с
которым я обговорил основные пункты этой концепции, по-види-
мому, тоже.
В начале ноября советские войска вплотную приблизились к
Никополю, центру добычи марганцевой руды. С этим связан один
эпизод, в котором Гитлер выступил в не менее странном свете,
чем Геринг, приказывавший генералу истребительной авиации го-
ворить заведомую неправду.
В начале ноября 1943 г. раздался звонок начальника Гене-
рального штаба Цейтцлера. Очень взволнованно он сообщил мне,
что у него только что был очень острый спор с Гитлером - тот
настаивал на сосредоточении под Никополем всех находящихся на
том отрезке фронта дивизий. Без марганца, очень возбужденно
доказывал Гитлер, война будет в самое ближайшее время проиг-
рана! Шпееру не позднее, чем через три месяца придется оста-
новить производство, потому что у него нет запасов (13).
Цейтцлер настоятельно просил о помощи. Вместо концентрации
войск уместнее было бы начинать их отвод, если мы не хотим
получить новый Сталинград.
Немедленно после этого разговора я связался со своими
специалистами по металлургии, Рехлингом и Роландом, для выяс-
нения положения вещей с марганцем. Спору нет, марганец - одна
из важнейших добавок при варке стали, но после звонка Цейт-
цлера уже было вполне ясно, что "так или эдак" марганцевые
шахты на юге России для нас потеряны. Мои консультации со
специалистами дали потрясающе положительный результат. 11 но-
ября я направил телеграммы Гитлеру и Цейтцлеру: "При сохране-
нии теперешней технологии запасов марганца в пределах Рейха
хватит на двенадцать месяцев. Имперское объединение металлур-
гических заводов гарантирует, что в случае утраты Никополя и
при соответствующих изменениях технологического процесса за-
пасов марганца достаточно на восемнадцать месяцев, при этом
не наступит критического исчерпания резервов других легирую-
щих добавок" (14). Тогда же я установил, что и при оставлении
расположенного поблизости Кривого Рога, который Гитлер наме-
ревался удержать ценой крупного оборонительного сражения,
производство стали в Германии не понесет какого-либо урона.
Когда через два дня я прибыл в ставку, Гитлер, находив-
шийся в отвратительном состоянии духа, набросился на меня с
дотоле непривычной резкостью: "Как Вам могло прийти в голову
направить записку о положении с марганцем начальнику Гене-
рального штаба?" Я-то рассчитывал застать Гитлера успокоенным
и от растерянности только выдавил: "Но, мой фюрер, это же от-
личный результат!" Гитлер, однако, не стал вдаваться в суть
дела. "Вы не должны направлять начальнику Генерального штаба
каких-либо бумаг! Если Вам что-либо нужно, то потрудитесь об-
ращаться ко мне! По Вашей милости я попал в невыносимое поло-
жение. Я только что приказал сосредоточить для обороны Нико-
поля все наличные силы. Наконец-то у меня был повод, который
заставил бы группу армий действительно воевать! И тут появля-
ется Цейтйлер с Вашей докладной. И я оказываюсь лжецом! Если
мы потеряем Никополь, то по Вашей вине. Я запрещаю Вам раз и
навсегда, - уже просто орал он, - направлять какие бы то ни
было записки любым другим лицам. Понятно? Я запрещаю!"
И все же моя памятная записка возымела действие. Гитлер
вскоре перестал настаивать на битве из-за марганцевых шахт. А
так как советский нажим на этом участке фронта ослаб, то Ни-
кополь мы потеряли только 18 февраля 1944 г.
Во второй памятной записке, переданной мной в тот же
день Гитлеру, содержались результаты подсчета наших запасов
всех легирующих материалов. Формулировкой, что "здесь не учи-
тываются поставки с Балкан, из Турции, из Никополя, Финляндии
и Северной Норвегии", я хотел осторожно намекнуть, что потеря
этих источников представляется мне вероятной. Результаты исс-
ледования были сведены в таблице:
Марганец Никель Хром Вольфрам Молибден Кремний
Запасы
в Рейхе 140000т 6000т 21000т 1330т 425т 17900т
Внутренние
поставки 8100т 190т - - 15,5т 4200т
Расход 15500т 750т 160т 69,5т 7000т
Обеспечен-
ность на...
месяцев 19 10 5,6 10,6 7,8 6,4
Памятная записка обобщала эту таблицу следующим коммен-
тарием: "Наименьшие запасы мы имеем по хрому. Особенно отри-
цательно то обстоятельство, что без хрома высокоразвитая
военная промышленность не может функционировать. Если отпадут
Балканы и Турция, то потребности в хроме могут быть удовлет-
ворены только на протяжении 5,6 месяцев. Это означает после
израсходования его запасов в отливках, могущих продлить про-
изводство еще на два месяца, постепенную остановку производс-
тва важнейших видов вооружений, т.е. всех видов самолетов,
танков, автомашин, противотанковых снарядов, подводных лодок,
почти всех артиллерийских орудий, еще примерно через три ме-
сяца сверх сказанного срока, так как к этому времени будут
полностью исчерпаны резервы, скрытые в системе доставки"
(15).
Это означало ни мало, ни много, что через десять месяцев
после потери Балкан война будет закончена. Гитлер, не проро-
нив ни слова, выслушал мой доклад, из которого вытекало, что
не Никополь, а Балканы предрешат исход войны. Затем он, расс-
троенный, просто отвернулся. Он переключился на моего сотруд-
ника Заура, чтобы обсудить с ним новую программу выпуска тан-
ков.
До лета 1943 г. Гитлер в начале каждого месяца звонил
мне, чтобы по телефону получить самые свежие данные о выпуске
военной продукции, которые он тут же вносил в заготовленные
списки. Я называл цифры в заранее согласованном порядке, и
Гитлер по обыкновению поощрял меня восклицаниями: "Отлично!
Просто чудесно! В самом деле 110 "тигров"? Это больше, чем Вы
обещали... А сколько "тигров" Вы думаете осилить в следующем
месяце? Сейчас важен важдый танк". Нередко в заключение раз-
говора он сообщал коротко о положении на фронте: "Сегодня мы
взяли Харьков. И дальше пошло хорошо. Благодарю за информа-
цию. Поклон Вашей супруге. Она в Оберзальцберге? Еще раз кла-
няюсь". В ответ на мою благодарность и приветственную форму-
лу: "Хайль, майн фюрер!" он иногда отвечал: "Хайль, Шпеер".
Эта формула означала своего рода награду, которую он очень
редко использовал и только в общении с Герингом, Геббельсом
или другими ветеранами и в которой можно было услышать легкую
иорнию над официально установленным приветствием "Хайль, майн
фюрер". В такие минуты я чувствовал себя вознагражденным за
свою работу. Я совершенно не замечал привкус несколько снис-
ходительной фамильярности. Хотя упоение прошлых лет, довери-
тельность в частных отношениях уже остались далеко позади,
