хотя я давно уже не занимал своеобразное и особое положение
Архитектора, хотя я был теперь всего лишь одним из многих в
аппарате, слово Гитлера нисколько не утратило для меня своей
магической силы. Если смотреть в суть, то ведь все интриги и
все баталии за власть имели своей целью такое вот слово Гит-
лера или то, что стояло за ним. От него зависело положение
любого из нас.
Постепенно звонки прекратились, хотя я затрудняюсь
сейчас назвать какой-то определенный момент. Во всяком слу-
чае, по-видимому, с осени 1943 г. Гитлер взял за правило свя-
зываться для получения ежемесячной информации с Зауром (16).
Я не протестовал против этого, признавая за Гитлером право
взять у меня обратно то, что он мне доверил. Но, поскольку
Борман поддерживал как с Зауром, так и с Доршем, старыми чле-
нами партии, подчеркнуто добрые отношения, то я стал посте-
пенно чувствовать себя в своем собственном министерстве до-
вольно неуверенно.
Я попробовал упрочить свою позицию тем, что каждому из
десяти начальников управлений придал по одному заместителю из
промышленности (17). Но как раз Дорш и Заур сумели не допус-
тить этого для своих должностей. Когда же признаков того, что
под руководством Дорша в министерстве сформировалась фронда
стало более, чем достаточно, я произвел 21 декабря 1943 г.
своего рода "государственный переворот", назначив на должнос-
ти руководителей управления по кадрам и оргуправления (18)
двух моих старых надежных коллег по временам моей работы в
строительстве. Им я подчинил и до того самостоятельную "орга-
низацию Тодт".
На следующий день я скинул тяжкое бремя уходящего 1943
г., с его многочисленными личными разочарованиями и интригами
и отправился в самый удаленный и самый пустынный уголок подв-
ластной нам Европы, в Северную Лапландию. Иначе, чем в 1941
г. и 1942 г., когда Гитлер запретил мне путешествие в Норве-
гию, Финляндию или в Россию по причине их рискованности и мо-
ей для него незаменимости, на этот раз согласие последовало
немедленно.
На рассвете мой новый самолет, четырехмоторный "кондор"
производства заводов Фоккевульф, с особо вместительными до-
полнительными бензобаками и, соответственно, очень большой
дальностью полета (19), взял курс на север. Со мной летели
скрипач Зигфрид Боррис и любитель-фокусник, ставший после
войны знаменитостью под именем Каланга; вместо того, чтобы
самому произнести речи, я хотел доставить рождественское удо-
вольствие солдатам и рабочим "организации Тодт" на севере. С
высоты бреющего полета мы разглядывали озера Финляндии, пред-
мет моих мечтаний в годы юности, по которым моя жена и я на-
деялись когда-нибудь попутешествовать со складной лодкой и
палаткой. Вскоре после полудня мы приземлились в ранних су-
мерках этого северного края на заснеженном и обозначенном ке-
росиновыми лампами, самом примитивном аэродроме недалеко от
Рованиеми.
Сразу же на следующий день мы отправились в открытой ав-
томашине на север, покрыв расстояние в 600 километров до не-
большого порта на побережье Ледовитого океана, Петсамо. Ланд-
шафт напоминал своим однообразием вершины альпийских гор, но
переливы освещения, со всеми полутонами - от желтого к крас-
ному, вызванные движением скрытого за горизонтом солнца, были
неправдоподобно прекрасны. В Петсамо мы провели несколько
рождественских увеселительных мероприятий для рабочих, солдат
и офицеров, за которыми последовали еще вечера и в ряде дру-
гих населенных пунктов. Одну ночь мы провели в блочном домике
генерала, командующего фронтом на Ледовитом океане с тем,
чтобы посетить передовые базы на полуострове Рыбачий, нашем
самом северном и самом малогостеприимном отрезке фронта, все-
го в восьмидесяти километрах от Мурманска. В бравшей за душу
отрешенности рассеивался мутновато зеленый свет, наискось
пробивавшийся через пелену тумана и снега, едва освещавший
голый, без единого деревца, мертвый ландшафт. Мы медленно
пробирались на лыжах, в сопровождении генерала Хенгля, на на-
ши передовые позиции. Мне продемонстрировали стрельбу из на-
шей полковой 150-миллиметровой пушки по советскому блиндажу.
Впервые в жизни я присутствовал на показательных стрельбах
боевыми снарядами. До этого как-то мне продемонстрировали
огонь одной из тяжелых батарей на мысе Грис-нес, и хотя ко-
мандир в качестве цели назвал Дувр, позднее все же разъяснил,
что на самом деле он отдал приказ палить просто в море. А
здесь же при прямом попадании в воздух взлетели бревна русс-
кого блиндажа. И почти мгновенно стоявший около меня ефрейтор
рухнул замертво - советский снайпер попал ему в голову, точно
в смотровую щель! Для меня все это было необычно, это была
моя первая встреча с реальностью войны. Нашу полковую пушку я
знал по демонстрации на полигоне и интересовала она меня тог-
да как некая техническая конструкция, а здесь я вдруг увидел,
как этот инструмент, к которому относился чисто теоретически,
уничтожает людей.
Во время этой своего рода инспекционной поездки я со
всех сторон, от солдат и офицеров, слышал жалобы на недоста-
точные поставки легкого вооружения для пехоты. Особенно ощу-
щался недостаток в легких и удобных автоматах. Солдаты отчас-
ти выходили из нужды с помощью советских трофеев.
Упрек фронтовиков нужно было бы прямо адресовать
Гитлеру. Пехотинец Первой мировой войны, он испытывал сла-
бость к привычному карабину. Летом 1942 г. он отклонил наше
предложение запустить в серию уже разработанный и опробован-
ный автомат и настаивал, что ружье лучше отвечает задачам пе-
хоты. Следствием его окопного опыта, как я теперь в этом убе-
дился на практике, было то, что из-за его преклонения перед
тяжелым вооружением танками мы подзапустили конструирование и
производство оружия для пехоты.
Немедленно после своего возвращения я постарался испра-
вить это упущение. Наша программа вооружения для пехоты, го-
товая уже в начале января, опиралась на точные расчеты пот-
ребности в нем и требований к нему, представленных
Генеральным штабом сухопутных сил и командующим резервной ар-
мией. Гитлер, сам себе главный эксперт по вооружению сухопут-
ных войск, дал добро лишь полгода спустя. Но с этого времени
он не упускал случая поставить нам в упрек, если намечалось
отставание от программы. За три квартала мы добились значи-
тельного роста выпуска легкого вооружения, а по автоматичес-
кому оружию (автомат-карабин-44) даже двадцатикратного рывка
при, естественно, минимальном исходном уровне (20). Такого
скачка мы могли бы добиться двумя годами ранее, поскольку
могли без особого труда задействовать мощности, не забитые
производством тяжелого вооружения.
На следующий день я осмотрел никелевый завод в Колосйок-
ки, единственный наш поставщик никеля и, собственно, цель мо-
его рождественского вояжа. Там громоздились горы неотправлен-
ной никелевой руды, тогда как наши транспортные средства в
огромных количествах в тот момент были отвлечены на возведе-
ние электростанции с мощнейшим бетонным укрытием от бомбежек.
По возвращении я перевел строительство электростанции в более
низкую категорию срочности, и вывоз никелевой руды сразу же
вырос. Посреди девственного леса, недалеко от озера Инар,
вокруг мастерски сотворенного костра, который согревал и ос-
вещал одновременно, собрались лапландские и немецкие лесоза-
готовители, и Зигфрид Боррис открыл вечер знаменитой мелодией
из партиты D-моль Баха. По окончании концерта мы устроили
многочасовую лыжную прогулку до палаточного лагеря лапланд-
цев. Но туристской идиллии при 30 градусах мороза, с полярным
сиянием, не суждено было состояться: закрутил ветер, и обе
половины палатки наполнились дымом. Я выбрался на свежий воз-
дух и в три часа заснул в спальном мешке из оленьей шкуры.
Утром я проснулся от острой боли в колене.
Через несколько дней я был уже в ставке Гитлера. По
подсказке Бормана он созвал большое совещание, на котором при
участии всех основных министров должна была быть принята про-
изводственная программа на 1944 г., а Заукель собирался выс-
тупить со своими жалобами на меня. Накануне я предложил Гит-
леру провести узкое совещание под председательством Ламмерса
и обсудить на нем те разногласия, которые мы и могли только
уладить. Едва я кончил, как Гитлер грубо, ледяным голосом от-
ветил, что он не потерпит, чтобы участников совещания ставили
бы под такое давление. Он не желает выслушивать согласованные
за спиной мнения и принимать решения он будет сам.
Натолкнувшись на такой отпор, я отправился с моими сот-
рудниками к Гиммлеру, у которого по моей просьбе уже находил-
ся генерал Кейтель (21). Я намеревался согласовать хотя бы с
ними общую тактику, чтобы воспрепятствовать возобновлению за-
укелевских депортаций из оккупированных стран Запада. Кейтель
как высший воинский начальник и Гиммлер как ответственный за
полицейский контроль на всей занятой нами территории испыты-
вали определенные опасения в виду возможного усиления парти-
занских движений. Они оба, как мы условились, заявят на сове-
щании, что не располагают для новых мобилизационных акций
Заукеля необходимыми исполнительными службами и что возобнов-
ление насильственной мобилизации ставит по угрозу порядок.
При такой поддержке я рассчитывал окончательно покончить с
депортациями и добиться более жестких мер для мобилизации на-
ших собственных резервов, прежде всего - для вовлечения не-
мецких женщин в производство.
Однако, по-видимому, Гитлер был подготовлен Борманом к
обсуждению этого вопроса не хуже, чем Гиммлер и Кейтель -
мной. Уже во время приветствий он своей холодностью и нелю-
безностью дал всем участникам совещания почувствовать, что он
расстроен. Знавшие его почитали при таких симптомах за благо
не поднимать неотложных вопросов, ибо результат был непредс-
казуем. В другой раз я оставил бы даже самые важные для меня
вопросы спокойненько лежать в папке и ограничился бы вещами
заведомо безобидными. Но от повестки дня заседания деваться
было некуда. Уже в самом начале Гитлер запальчиво оборвал ме-
ня: "Я не позволю Вам, господин Шпеер, сделать очередную по-
пытку предвосхитить итоги совещания. Я руковожу дискуссией, и
я буду после нее принимать решения. А не Вы! Запомните это!"
Гитлеру во гневе, в дурном расположении духа никто не
мог перечить. Мои союзники, Кейтель и Гиммлер, теперь и не
помышляли о том, чтобы высказать свое мнение. Наоборот, они
дали Гитлеру заверения, что приложат все старания, чтобы под-
держать программу Заукеля. Гитлер начал поочередный опрос
присутствующих отраслевых министров о потребном им количестве
рабочей силы, тщательно записывал называвшиеся ими цифры, сам
суммировал их, а затем обратился к Заукелю (22): "Партайге-
носсе Заукель, Вы в состоянии обеспечить в наступившем году
доставку четырех миллионов рабочих? Да или нет?" Заукель при-
нял самодовольный вид: "Конечно, мой фюрер, я Вам это обещаю!
Вы можете быть уверенным, что я это выполню, но для этого у
меня снова должны быть развязаны руки в занятых регионах".
Какие-то мои возражения, что вполне реально большую часть
этих миллионов мобилизовать в самой Германии и т.д. Гитлер
резко пресек: "Кто отвечает за обеспечение рабочей силой: Вы
или партайгеноссе Заукель?" Тоном, не допускавшим возражений,
Гитлер приказал Кейтелю и Гиммлеру дать их аппаратам указания
по более энергичному выполнению программы доставки рабочей
силы. Кейтель только повторял: "Конечно, мой фюрер!" Гиммлер
молчал, битва уже казалась совсем проигранной. Чтобы хоть что
-то спасти, я задал Заукелю вопрос, может ли он, независимо
от мобилизации в западных странах, гарантировать также необ-
ходимое количество рабочих рук для закрытых предприятий. Он
