лась мысль об ответственности, выходящей за рамки личной ло-
яльности, к Гитлеру ли, к своим ли сотрудникам. Прозвучала
она как заурядная ораторская завитушка, но я вкладывал в нее
большее: "Мы исполняем свой долг, с тем, чтобы выжил наш не-
мецкий народ". Это было именно то, что аудитория промышленни-
ков и хотела услышать. Сам я впервые публично присягнул более
высокой ответственности, к которой во время своего визита в
апреле взывал Роланд. Эта мысль постоянно во мне крепла. Мало
помалу я начинал видеть в ней новую задачу, ради претворения
которой еще стоило работать.
Было ясно, что убедить я капитанов промышленности не
смог. Сразу после моей речи и в последующие дни работы конфе-
ренции прозвучало немало голосов, полных безнадежности. Еще
десять дней назад Гитлер согласился сам выступить перед про-
мышленниками. Теперь мне казалось особенно важным, чтобы по-
давленные участники конференции испытали мобилизующую силу
его речи.
Неподалеку от Бергхофа еще до войны по приказу Бормана
была выстроена гостиница для бессчетных пилигримов к Обер-
зальцбергу, чтобы дать им возможность отдохнуть или даже про-
вести ночь неподалеку от Гитлера. В кофейном зале гостиницы
"Платтерхоф" 26 июня собрались примерно сто представителей
промышленности вооружений. На совещании в Линце я уловил, что
их неудовольствие направлено в том числе и против все больше-
го распространения власти партийного аппарата на экономичес-
кую жизнь. И в самом деле, среди многих партфункционеров все
прочнее утверждалась мысль о некоей разновидности государс-
твенного социализма. Налицо было стремление распределить меж-
ду гау все находящиеся в собственности государства предприя-
тия и подчинить их предприятиям, принадлежащим гау; кое-где
эта тенденция сумела добиться уже первых успехов. В первую
очередь речь шла о предприятиях, перебазированных в подземные
помещения, сооружение и финансирование которых осуществлялось
государством, а руководящий персонал, квалифицированные рабо-
чие коллективы и оборудование поставлялись частными фирмами.
После окончания войны над ними первыми нависала опасность по-
пасть под контроль государства (20). Именно наша, обусловлен-
ная обстановкой войны система управления, да еще и оказавша-
ясся очень эффективной, могла бы стать основой государственно
-социалистического экономического порядка; получалось так,
что как раз наша промышленность, добивавшаяся все больших
бостижений, давала в руки партийным вождям своего рода инс-
трумент для подготовки ее собственной гибели.
Я попросил Гитлера учесть эту обеспокоенность в его выс-
туплении. Он предложил мне наметить несколько ключевых мыс-
лей. И я набросал их ему: дать сотрудникам предприятий,
работающих по методу "самоответственности промышленности",
заверения, что в надвигающиеся тяжелые времена им будет ока-
зана помощь; далее - подчеркнуть, что их оградят от вмеша-
тельства местных партинстанций, а также, наконец, рашительно
заверить в "неприкосновенности частной собственности на заво-
ды, в том числе и в случаях их временного перебазирования как
госпредприятий в подземные производственные помещения; сво-
бодная экономика после войны и принципиальное отклонение вся-
ких проектов огосударствления промышленности".
Произнося речь, в которой Гитлер по смыслу придерживался
моих заготовок, он производил какое-то заторможенное впечат-
ление. Допускал оговорки, спотыкался, не заканчивал предложе-
ния, опускал логические переходы и местами просто путался.
Все это свидетельствовало о предельном переутомлении. Как раз
в эти дни обстановка на Западном фронте ухудшилась настолько,
что падение первого крупного порта, Шербура, было уже предоп-
ределено. Этот успех западных союзников означал решение всех
их проблем транспортных поставок, что в свою очередь должно
было значительно повысить боеспособность армии вторжения.
Поначалу Гитлер отмел все идеологические предрассудки,
"потому что имеет право на существование только одна догма, и
смысл ее краток: правильно то, что само по себе полезно".
Этим он подтвердил еще раз свой прагматический склад ума и, в
сущности говоря, по точному смыслу слов, снова взял назад все
гарантии, данные индустрии.
Гитлер дал простор своему пристрастию к историко-фило-
софским теориям, довольно смутным концепциям развития, путано
заверял, "что творческая сила не только создает, но и создан-
ное ею берет под свое управление. Это исходная точка того,
что мы понимаем вообще под категорией частного капитала или
частного имущества, или частной собственности. Поэтому это
совсем не так, как думает коммунист, что будущее якобы при-
надлежит коммунистическому уравнительному идеалу, а как раз
наоборот - чем дальше вперед будет развиваться человечество,
тем все более дифференцированными будут индивидуальные дости-
жения, а потому и распоряжение заработанным целесообразнее
всего передать тем, кто свершает эти достижения... Единствен-
ной предпосылкой для любого действительно восходящего разви-
тия, да, для дальнейшего развития всего человечества" я ус-
матриваю в "поощрении частной инициативы. Когда эта война
завершится нашей победой, тогда частная инициатива германской
экономики вступит в свою самую великую эпоху! Что тогда долж-
но быть создано! Только не верьте, что я тогда открою нес-
колько государственных проектных бюро или несколько государс-
твенных контор по экономике... И когда снова придет эпоха
германской мирной экономики, тогда у меня не будет иного ин-
тереса, чем дать возможность работать величайшим гениям гер-
манской экономики... Я им очень благодарен, что они обеспечи-
ли выполнение военных задач. Примите как мою величайшую
благодарность мое обещание, что в будущем моя признательность
не ослабнет и что никто в немецком народе не сможет выступить
и сказать, что я когда-либо нарушал мою программу. А это зна-
чит, что если я вам говорю, что после войны немецкая экономи-
ка вступит в эпоху своего величайшего расцвета, величайшего
во все времена, то вы должны воспринимать это как обещание,
которое в один прекрасный день сбудется".
На протяжении его негладкой и беспорядочной речи ему
почти не хлопали. Мы были словно громом пораженные. Возможно,
эта сдержанность аудитории подтолкнула его к тому, что он
вдруг стал запугивать руководителей промышленности тем, что
последует за проигранной войной: "Не может быть никаких иллю-
зий, что в случае проигрыша войны может выжить какая-то част-
ная немецкая экономика. С уничтожением всего немецкого народа
погибнет, что совершенно естественно, и немецкая экономика. И
погибнет не только потому, что ее враги не делают сталкивать-
ся с немецкой конкуренцией - это все же слишком поверхностный
взгляд - а потому, что речь идет вообще о вещах принципиаль-
ных. Мы находимся в битве, в которой столкнулись два решающих
мировоззрения: или откат человечества на несколько тысячеле-
тий назад, в самое примитивное состояние, с массовым произ-
водством, которым управляет исключительно государство, или
дальнейшее развитие человечества путем поощрения частной ини-
циативы". Несколькими минутами позднее он снова вернулся к
этой мысли: "Если бы война была проиграна, то вам, майне хер-
рен, не придется заниматься переводом хозяйства на мирные
рельсы. Тогда для каждого в отдельности взятого останется
только продумать свой частный перевод отсюда в мир лучший:
совершит ли он его сам, по доброй воле, или же он предпочтет
быть повешенным, или захочет работать в Сибири - таковы вот
размышления, которыми тогда придется заняться каждому в от-
дельности". Эти фразы Гитлер произнес почти издевательски, во
всяком случае, в них слышался отзвук презрения к этим "трус-
ливым бюргерским душонкам". И это не осталось незамеченным, и
уже одно это разбило все мои надежды на то, что речь Гитлера
даст новый импульс руководителям промышленности.
Может быть, раздраженный присутствием Бормана, может
быть, будучи им предупрежден, Гитлер свою присягу свободной
экономике в мирное время, чего я от него требовал и в чем я
получил от него соответствующие заверения (21), произнес го-
раздо менее отчетливо, чем я надеялся. И все же некоторые
фразы были весьма примечательны, чтобы их сохранить в архиве.
Гитлер как-то сразу дал согласие на звукозапись этой речи и
попросил меня подготовить предложения для отдельных поправок.
Однако, Борман заблокировал это, хотя я Гитлеру как-то и на-
поминал о его обещании. Сейчас он ответил уклончиво и выска-
зался в том духе, что еще нужно поработать над текстом (22).
Глава 25
Ошибочные диспозиции, "чудо-оружие" и СС
По мере того, как положение ухудшалось, Гитлер становил-
ся все более нетерпимым и еще более неприступным для любого
довода, который оспаривал принятые им решения. Его ожесточе-
ние имело самые серьезные последствия и в области военной
техники, они грозили обесценить наше как раз самое ценное
достижение из арсенала "чудо-оружий" - истребитель Ме 262,
самый современный, с двумя реактивными двигателями, перешаг-
нувший скорость в 800 км/час, с вертикальным набором высоты,
какого не было ни у одного самолета противника.
Еще в 1941 г., будучи архитектором, при посещении авиа-
заводов Хейнкеля в Ростоке я услышал оглушительный рев одного
из первых реактивных двигателей, установленного на испыта-
тельном стенде. Конструктор, профессор Хейнкель, усиленно
настаивал на использовании этого революционного изобретения в
самолетостроении (1). Во время конференции по вопросам воору-
жений, на испытательном аэродроме люфтваффе в Рехлине в сен-
тябре 1943 г. Мильх протянул мне молча только что доставлен-
ную телеграмму. Это был приказ Гитлера о немедленном снятии с
серийного производства истребителя Ме 262. Мы решили как-то
обойти запрет. Но работы велись теперь уже по другой катего-
рии срочности - совсем не с той, которая была бы настоятельно
нужна.
Примерно месяца через три, 7 января 1944 г. Мильху и мне
было срочно приказано прибыть в ставку. Вырезка из английской
газеты, сообщавшая о приближении успешных испытаний английс-
ких реактивных самолетов, все перевернула. Полный нетерпения,
Гитлер потребовал, чтобы в самые краткие сроки было изготов-
лено максимально возможное количество самолетов такого типа.
Поскольку же все подготовительные работы были тем временем
подзаброшены, то мы смогли пообещать выпуск таких машин не
ранее июля 1944 г. и в количестве не более шести десятков в
месяц. С января 1945 г. их месячное производство должно было
вырасти до 210 единиц (2).
Уже на этом совещании Гитлер дал понять, что подумывает
о том, как бы этот истребитель использовать в качестве сверх-
скоростного бомбардировщика. Специалисты из ВВС были сражены.
Правда, тогда они еще верили, что сумеют найти убедительные
аргументы, чтобы в конце концов отговорить Гитлера от этой
затеи. Но произошло прямо противоположное: упрямо Гитлер пот-
ребовал снятия всего бортового вооружения, чтобы увеличить
бомбовый вес. Реактивным самолетам нет нужды обороняться,
сказал он, благодаря своему превосходству в скорости они все
равно не могут подвергнуться атаке истребителей неприятеля.
Полный скепсиса в отношении нового изобретения, он распоря-
дился, что для обеспечения щадящего фюзеляж и двигатели режи-
ма первое время следует совершать главным образом полеты по
прямолинейным маршрутам и на большой высоте, а для снижения
физических перегрузок на еще не до конца прошедшем испытания
самолете согласиться со снижением скоростей (3).
Эффективность этих малых бомбардировщиков с бомбовым
грузом всего около 500 кг и с весьма примитивными приборами
наведения на цель оказалась до смешного ничтожной. В качестве
