берлинской организации, в которую я постепенно втягивался, в
Мангейме мне казалось, что я попал в какой-то кегельный клуб.
Не было автомобильного клуба, поэтому Берлин приписал меня к
моторизованному корпусу СС, как я тогда считал, в качестве
полноправного члена, но, по всей видимости, в качестве всего
лишь гостя. Дело в том, что когда я в 1942 г. захотел восста-
новить свое членство, выяснилось, что я не состоял на учете в
моторизованном корпусе СС.
Когда началась подготовка к выборам 31 июля 1932 г., мы
с женой поехали в Берлин, чтобы слегка окунуться в атмосферу
выборов и, по возможности, быть полезными.
Дело в том, что перспективы в профессиональной деятель-
ности по-прежнему отсутствовали, и это очень оживило мой ин-
терес к политике или то, что я называл интересом к политике.
Я хотел внести свой вклад в победу Гитлера на выборах. Прав-
да, речь шла всего лишь о паузе продолжительностью в несколь-
ко дней, поскольку из Берлина мы намеревались поехать дальше,
чтобы совершить уже давно запланированное путешествие на бай-
дарках по озерам Восточной Пруссии.
Вместе со своим автомобилем я явился к своему руководи-
телю автомобильного клуба берлинского окружного руководства
Вест Виллю Нагелю. Тот задействовал меня для осуществления
курьерской связи между штабами различных организаций нашей
партии. Если речь шла о "красных" кварталах, мне нередко ста-
новилось очень не по себе. В подвальных помещениях, больше
напоинающих норы, ютились всеми преследуемые национал-социа-
листические отряды. Точно также чувствовали себя коммунисти-
ческие форпосты там, где господствовали национал-социалисты.
Никогда не забуду бледное от недосыпа, угрюмое и измученное
от переживаний лицо командира отделения в Моабите, в то время
одном из опаснейших районов. Эти люди рисковали своей жизнью
и жертвовали здоровьем во имя идеи, не зная, что их использо-
вали для осуществления фантастических представлений алчущего
власти человека.
27 июля 1932 г. Гитлер должен был прибыть на берлинский
аэродром Штаакен после утреннего митинга в Эберсвальде. Я
должен был отвезти связного из Штаакена к месту следующего
митинга, на стадион в Бранденбурге. Трехмоторный самолет ос-
тановился, из него вышли Гитлер с несколькими сотрудниками и
адъютантами. Кроме нас, на поле почти никого не было, правда,
я держался на значительном удалении, но тем не менее я видел,
как Гитлер нервничал и выговаривал адъютанту за то, что авто-
мобили еще не поданы. Он гневно ходил взад и вперед, бил со-
бачьей плетью по высоким голенищам своих сапог и производил
впечатление не умеющего владеть собой, брюзгливого человека,
который пренебрежительно относится к своим сотрудникам.
Этот Гитлер очень отличался от того внешне спокойного и
цивилизованного человека, которого я видел на студенческом
собрании. Особенно не задумываясь над этим, я в то время
впервые столкнулся со странной многоликостью Гитлера: с боль-
шой актерской интуицией он умел приспосабливать свое поведе-
ние на людях к изменениям ситуации, в то же время не особенно
церемонясь со своим ближайшим окружением, своими слугами и
адъютантами.
Автомобили прибыли, я с моим связным уселся в свою спор-
тивную тарахтелку и поехал с максимальной скоростью, на нес-
колько минут опрежая колонну Гитлера. В Бранденбурге по краям
дороги вблизи от стадиона стояли социал-демократы и коммунис-
ты, и мы - мой спутник был в партийной форме - вынуждены были
пробираться мимо раздраженной живой цепи. Когда спустя нес-
колько минут прибыл Гитлер со своей свитой, толпа преврати-
лась в клокочущую яростную массу, заполнившую улицу. Машине
пришлось протискиваться со скоростью пешехода, Гитлер, выпря-
мившись, стоял рядом с водителем. В тот момент я отдал долж-
ное его мужеству и до сих пор испытываю это уважение к нему.
Негативное впечатление, возникшее у меня на аэродроме, вновь
исчезло под воздействием этого зрелища.
Вместе со своим автомобилем я ждал за пределами стадио-
на. Поэтому я не слышал речь, зато я слышал бурные овации, на
несколько минут прерывавшие речь Гитлера. Когда партийный
гимн возвестил конец, мы снова пустились в путь. Потому что
Гитлер в этот день выступал еще и на третьем митинге на бер-
линском стадионе. Здесь тоже все было переполнено. Снаружи на
улицах стояли тысячи людей, которым не удалось войти. Толпа
терпеливо ждала уже несколько часов, Гитлер опять прибыл с
большим опозданием. Мое сообщение Ханке, что он вскоре прибу-
дет, немедленно передали через громкоговоритель. Раздались
неистовые аплодисменты - первый и единственный случай, когда
их вызвал я.
Следующий день определил мой дальнейший путь. Байдарки
уже были в камере хранения на вокзале, билеты в Восточную
Пруссию куплены, отъезд назначен на вечер. Но днем раздался
телефонный звонок. Руководитель национал-социалистического
автомобильного клуба Нагель передал мне, что меня хочет ви-
деть Ханке, ставший заведующим организационным отделом бер-
линского гау. Ханке встретил меня радушно: "Я повсюду искал
вас. Не хотите ли перестроить здание берлинской организации
НСДАП? - спросил он, едва я вышел. - Я прямо сегодня предложу
это Доктору. 1 < > Дело очень спешное". Еще несколько часов -
и я сидел бы в поезде, и никто бы в течение многих недель не
смог найти меня среди уединенных восточно-прусских озер; гау
пришлось бы подыскать другого архитектора. Долгие годы я счи-
тал этот случай счастливым поворотом в моей жизни. Веха была
поставлена. Спустя два десятилетия я в Шпандау прочитал у
Джеймса Джинса: "Ход поезда на подавляющем большинстве отрез-
ков пути определяет только то, как проложены рельсы. Но время
от времени встречаются узловые пункты, где сходятся различные
пути, где можно перевести стрелку в одном, а можно в другом
направлении, затратив на это совершенно ничтожную энергию,
необходимую для установки вех".
Новый партийный дом находился на фешенебельной
Фосс-штрассе в окружении представительств немецких земель. Из
задних окон я видел прогуливающегося в прилегающем парке
восьмидесятилетнего рейхспрезидента, нередко его сопровождали
политические деятели и военные. Партия, как мне сказал Ханке,
хотела уже зрительно выдвинуться в непосредственную близость
центра политической силы и, таким образом, заявить о своих
политических претензиях. Моя задача была скромнее: я опять
выложился на покраске стен и косметическом ремонте. Зал засе-
даний и кабинет гауляйтера также были обставлены относительно
просто, частично из-за недостатка средств, частично потому,
что я все еще находился под влиянием Тессенова. Но эта скром-
ность компенсировалась помпезной лепниной и деревянными пане-
лями времен грюндерства. Я работал день и ночь и очень спе-
шил, потому что партийная организация настаивала на очень
жестких сроках. Геббельса я видел редко. Боевая кампания по
подготовке выборов 6 ноября 1932 г. отнимала у него все вре-
мя. Замученный и совершенно охрипший, он несколько раз осмот-
рел помещение, не проявив особого интереса.
Перестройка была закончена, смета значительно превышена,
выборы проиграны. Число членов партии сократилось, казначей
ломал руки при виде поступавших к оплате счетов, мастерам он
мог предъявить только пустую кассу, а те, будучи членами пар-
тии, вынуждены были согласиться на многомесячную отсрочку.
Через несколько дней после официального открытия Гитлер
также посетил названный в его честь партийный дом. Я слышал,
что ремонт он одобрил. Это известие наполнило меня гордостью,
хотя не было ясно, относились ли его похвалы к простоте, к
которой я стремился, или к перегруженности вильгельмовской
постройки.
Вскоре после этого я вернулся в свое мангеймское бюро.
Все оставалось по-старому: экономическое положение и тем са-
мым перспективы получения заказов скорее еще ухудшились, по-
литическая обстановка становилась все более запутанной. Один
кризис следовал за другим, а мы этого даже не замечали по той
причине, что ничего не менялось. 30 января 1933 г. я прочел о
назначении Гитлера рейхсканцлером, но и этому я вначале не
придал значения. Вскоре после этого я участвовал в собрании
мангеймской организации НСДАП. Мне бросилось в глаза, нас-
колько ничтожен социальный статус и интеллектуальный уровень
людей, объединившихся в партию. "С такими людьми нельзя уп-
равлять государством", - мелькнуло у меня в голове. Я напрас-
но беспокоился. Старый чиновничий аппарат и при Гитлере бес-
перебойно продолжал вести дела. 2 < >
Потом наступили выборы 5 марта 1933 г. и спустя неделю
мне позвонили из Берлина. Звонил заведующий орготделом бер-
линского "гау" Ханке. "Хотите приехать в Берлин? Здесь для
Вас обязательно найдется дело. Когда Вы сможете приехать?" -
спросил он. Мы смазали свой маленький спортивный БМВ, собрали
чемоданы и всю ночь без остановки ехали в Берлин. Невыспав-
шись, явился я утром в партийный дом и предстал перед Ханке:
"Немедленно поезжайте с Доктором. Он хочет осмотреть свое ми-
нистерство". Так я вместе с Геббельсом очутился в прекрасном
здании на Вильгельмсплатц, построенном Шинкелем. Несколько
сотен человек, ожидавших там чего-то, может быть, приезда
Гитлера, приветствовали нового министра. Не только здесь я
почувствовал, что в Берлин вошла новая жизнь - после продол-
жительного кризиса люди выглядели посвежевшими и обнадеженны-
ми. Все знали, что на этот раз речь шла не об обычной смене
правительства. Казалось, все понимали величие момента. Люди
группами собирались на улицах. Не будучи знакомыми друг с
другом, они обменивались ничего не значащими замечаниями,
смеялись и выражали политическую поддержку происходящему, в
то время как где-то вдали от человеческих глаз аппарат беспо-
щадно сводил счеты с противниками в многолетней борьбе за
власть, сотни тысяч дрожали от ужаса из-за своего происхожде-
ния, своей религии, своих убеждений.
После осмотра здания Геббельс поручил мне перестройку
своего министерства и создание интерьеров различных помеще-
ний, таких, как его кабинет и залы заседаний. Он дал мне чет-
кое задание немедленно начать работу, не дожидаясь предвари-
тельной сметы и не выясняя, имеются ли для этого средства.
Как выяснилось позднее, это было в некотором роде самоуправс-
тво, потому что не был еще составлен бюджет вновь созданного
министерства пропаганды, не говоря уже об этой перестройке. Я
постарался выполнить свое задание, по возможности не нарушив
интерьеры Шинкеля. Однако Геббельс нашел обстановку недоста-
точно представительной. Несколько месяцев спустя он поручил
Объединенным мастерским в Мюнхене переоборудовать помещения в
стиле "океанских лайнеров".
Ханке обеспечил себе в министерстве влиятельную долж-
ность "секретаря министра" и энергично и умело управлялся в
его приемной. У него я увидел в те дни проект города Берлина
для массового ночного митинга на Темпельхофском поле, который
собирались проводить по случаю 1 Мая. План возмутил как мои
революционные, так и профессиональные чувства: "Это выглядит
как декорация к показательной стрельбе". На это Ханке: "Если
Вы можете сделать лучше, пожалуйста!"
В ту же ночь родился проект большой трибуны, позади ко-
торой предполагалось натянуть между деревянными опорами три
огромных флага, каждый выше десятиэтажного дома, два из них
черно-бело-красные, в середине флаг со свастикой. С точки
зрения устойчивости это было рискованно, потому что при силь-
ном ветре эти флаги превращались бы в паруса. Они должны были
подсвечиваться сильными прожекторами, чтобы, как на сцене,
еще более подчеркнуть впечатление приподнятого центра. Проект
был тут же принят, и опять я продвинулся еще на этап.
Исполненный гордости, я показал готовое произведение
