смог бы решить все проблемы, именно потому, что он еще не ис-
порчен. Он также нашел бы в себе силы для реализации своих
простых идей. 2 < > Нам казалось, это беглое замечание приме-
нимо к Гитлеру.
В это время Гитлер выступал на берлинской "Заячьей пус-
тоши" перед студентами Берлинского университета и Техническо-
го института. Мои студенты потащили меня, правда, еще не
убежденного, но колеблющегося, с собой, и я пошел. Грязные
стены, узкие проходы и неухоженные интерьеры производили впе-
чатление бедности; обычно здесь проходили рабочие пирушки.
Зал был переполнен. Казалось, будто почти все студенчество
Берлина хотело видеть и слышать этого человека, которому его
сторонники приписывали столько замечательного, а противники -
так много плохого. Многочисленная профессура сидела на почет-
ных местах в центре лишенных каких-либо украшений подмостков;
ее присутствие, собственно, только и придавало общественное
значение этому мероприятию. Нашей группе тоже удалось про-
биться на хорошие места на трибуне недалеко от оратора.
Гитлер появился, приветствуемый многочисленными сторон-
никами из числа студентов. Уже сам по себе этот восторг про-
извел на меня большое впечатление. Но и его выступление было
для меня неожиданностью. На плакатах и карикатурах его изоб-
ражали в гимнастерке с портупеей, с нарукавной повязкой со
свастикой и с диковатой челкой. Здесь же он появился в хорошо
сидящем синем костюме, он старался продемонстрировать хорошие
буржуавзные манеры, все подчеркивало впечатление разумной
сдержанности. Позднее я узнал, что он отлично умел - осознан-
но или интуитивно - приспосабливаться к своему окружению.
Всеми силами, чуть ли не выражая свое недовольство, он
пытался положить конец продолжавшимся несколько минут оваци-
ям. То, как он затем тихим голосом, медленно и как-то робко
начал даже не речь, а своего рода исторический доклад, по-
действовало на меня завораживающе, тем более, что это проти-
воречило всем моим ожиданиям, основывающимся на пропаганде
его противников. Я ожидал увидеть истеричного демагога, виз-
жащего, жестикулирующего фанатика в военной форме. Даже бур-
ные аплодисменты не смогли сбить его со спокойно-наставитель-
ного тона.
Казалось, что он раскованно и откровенно делился своей
озабоченностью относительно будущего. Его иронию смягчал юмор
уверенного в себе человека, его южно-немецкий шарм вызывал у
меня ностальгию, немыслимо, чтобы холодному пруссаку удалось
бы поймать меня в свои сети. Первоначальная робость Гитлера
вскоре исчезла; теперь он уже повысил тон, заговорил внуши-
тельнее и с большой силой убеждения. Это впечатление было
намного глубже, чем сама речь, от которой у меня в памяти ос-
талось немного.
Сверх того, меня захватил прямо-таки физический
ощущаемый восторг, вызываемый каждой фразой оратора. Это
чувство развеяло в прах все скептические предубеждения. Про-
тивники не выступили. Отсюда возникло, по крайней мере на ка-
кое-то время, ложное ощущение единодушия. Под конец Гитлер,
казалось, говорил уже не для того, чтобы убеждать, гораздо в
большей степени он казался человеком, уверенным в том, что он
выражает ожидания публики, превратившейся в единую массу.
Так, как если бы речь шла о простейшем деле в мире - привести
в состояние покорности и повести за собой студентов и часть
преподавателей двух крупнейших учебных заведений Германии.
Притом в этот вечер он еще не был абсолютным повелителем, за-
щищенным от всякой критики, напротив, он был открыт нападкам
со всех сторон.
Некоторые любят обсудить за стаканом пива события волну-
ющего вечера; конечно, и мои студенты попытались побудить ме-
ня к тому же. Однако мне было необходимо привести в порядок
свои мысли и чувства, преодолеть обладевшее мной замешатель-
ство, мне нужно было побыть одному. Взбудораженный, я уехал
на своем маленьком автомобиле в ночь, остановился в сосновом
лесу, раскинувшемуся на холмах, и долго бродил там.
Вот, казалось мне, надежда, вот новые идеалы, новое по-
нимание, новые задачи. Даже мрачные предсказания Шпенглера
казались опровергнутыми, зато его пророчество о грядущем ис-
ператоре - исполнившимся. Опасность коммунизма, который, ка-
залось, неуклонно приближался к власти, можно было, как убе-
дил нас Гитлер, обуздать, и, наконец, вместо непроглядной
безработицы мог даже быть экономический подъем. Еврейский
вопрос он едва упомянул. Однако подобные замечания меня не
беспокоили, хотя я и не был антисемитом, а напротив, в школь-
ные и студенческие годы имел друзей-евреев.
Через несколько недель после этой столь важной для меня
речи мои друзья взяли меня с собой на митинг во дворце спор-
та, выступал гауляйтер Берлина Геббельс. Как отличалась эта
речь от речи Гитлера: много хорошо составленных отточенных
фраз; безумствующая толпа, которую вели ко все более фанатич-
ным выражениям восторга и ненависти, ведьмин котел спущенных
с цепи страстей, какие я до сих пор видел только ночами во
время шестидневных гонок. Это противоречило моему естеству,
положительное влияние Гитлера на меня померкло, если не ис-
чезло совсем.
Дворец спорта опустел, люди спокойно уходили по Потс-
дамской улице. Речь Геббельса укрепила их самосознание, и они
вызывающе занимали всю проезжую часть, блокируя движение ав-
томобилей и трамвая. Полиция вначале отнеслась к этому спо-
койно, может быть, она также не хотела раздражать толпу. Но
на боковых улицах стояла наготове конная полиция и грузовики
с готовыми к операции полицейскими. Полицейские на конях, с
поднятыми дубинками врезались в толпу, чтобы освободить про-
езжую часть. Взволнованно следил я за происходящим, до сих
пор я не сталкивался с таким применением силы. Одновременно я
почувствовал, как мной овладело чувство солидарности, склады-
вающееся из сочувствия и протеста, вероятно, ничего общего не
имевшее с политическими мотивами. Собственно говоря, не прои-
зошло ничего чрезвычайного. Не было даже раненых. Через нес-
колько дней я подал заявление о приеме в партию и в январе
1931 г. получил членский билет НСДАП N 474481.
Это было решение, начисто лишенное всякого драматизма. Я
также не очень ощущал себя с этого момента и навечно членом
политической партии: я избрал себе не НСДАП, а принял сторону
Гитлера, с первой встречи покорившего и больше уже не отпус-
кавшего меня. Сила его воздействия, сама магия его далеко не
приятного голоса, чужеродность его скорее банального манерни-
чанья, соблазнительная простота, с которой он подходил к на-
шим сложным проблемам, все это приводило меня в замешательст-
во и очаровывало. О его программе почти ничего не было
известно. Он завоевал меня, прежде чем я это понял.
Посещение мероприятия, проводимого популистским "Союзом
борьбы за немецкую культуру" тоже не сбило меня с толку, хотя
здесь порицали многое из того, чего старался добиться Тессе-
нов. Один из ораторов требовал возврата к дедовским формам и
концепциям искусства, нападал на модернизм и под конец обру-
гал объединение архитекторов "Ринг", в которое помимо Тессе-
нова входили также Гропиус, Мис ван ден Роэ, Шарун, Мендель-
сон, Таут, Беренс и Пельциг. После этого один из наших
студентов послал Гитлеру письмо, содержащее протест против
этой речи и полное детского восторга от нашего замечательного
мастера. Вскоре он получил полное казенных любезностей письмо
на солидном бланке партийного руководства, в котором говори-
лось, что творчество Тессенова высоко ценят. Нам это показа-
лось вестма знаменательным. Тессенову я тогда, конечно, не
рассказал о том, что вступил в партию. 3 < >
Кажется, в эти месяцы моя мать увидела штурмовиков, мар-
ширующих по улицам Гейдельберга: видимость порядка во время
хаоса, впечатление энергии в атмосфере всеобщей беспомощности
не могло не завоевать и ее; во всяком случае она, не прослу-
шав ни одной речи и не прочитав ни одной листовки, вступила в
партию. Нам обоим это решение казалось нарушением традицион-
ного семейного либерализма; во всяком случае, мы держали его
в тайне друг от друга и от моего отца. Лишь спустя годы, ког-
да я давно уже принадлежал к ближайшему окружению Гитлера, мы
случайно открыли, что так рано выбрали один и тот же путь.
Глава 3
Путеводные знаки
Было бы более правильно, если я, характеризуя те годы,
преимущественно рассказывал бы о своей профессиональной жиз-
ни, семье и склонностях. Потому что новые впечатления и пере-
живания играли для меня подчиненную роль. Я был прежде всего
архитектор.
Как владелец автомобиля, я стал членом вновь созданного
национал-социалистического автомобильного клуба (НСКК), и,
поскольку это была новая организация, одновременно - и руко-
водителем секции Ванзее, где мы жили. Однако я поначалу не
собирался всерьез окунаться в партийную жизнь. Впрочем, я
единственный в Ванзее, а тем самым и в моей секции, кто вла-
дел автомобилем, другие ее члены только хотели получить их,
если бы произошла "революция", о которой они мечтали. В ожи-
дании ее они выясняли, где в этом богатом дачном поселке мож-
но было бы достать автомобили для дня Х.
По партийным делам я иногда бывал в окружном руководстве
Вест, которое возглавлял простой, но интеллигентный и энер-
гичный подмастерье мельника по имени Карл Ханке. Он только
что снял виллу в фешенебельном районе Грюневальд под будущее
бюро своей организации. Дело в том, что после успеха на выбо-
рах 14 сентября 1930 г. окрепшая партия стремилась к респек-
табельности. Он предложил мне оборудовать виллу, конечно, без
гонорара.
Мы обсудили все, что касалось обоев, драпировок и крас-
ки; молодой крейсляйтер выбрал по моему предложению обои в
стиле "баухаус" (нужен комментарий), хотя я обратил его вни-
мание на то, что это "коммунистические" обои. Но он грандиоз-
ным жестом отмахнулся от этого указания: "Мы берем все лучшее
у всех, в том числе у коммунистов". При этом он высказал то,
что Гитлер и его штаб делали уже годами: не взирая на идеоло-
гию, повсюду собирать все, обещающее успех, даже идеологичес-
кие вопросы решать в зависимости от их воздействия на избира-
теля.
Я выкрасил прихожую в ярко-красный цвет, а кабинеты - в
интенсивный желтый, в сочетании с которым красные драпировки
выглядели довольно кричаще. Мнения по поводу этого продукта
деятельности стосковавшегося по работе архитектора, по всей
видимости желавшего изобразить революционный дух, раздели-
лись.
В начале 1932 г. оклады ассистентов были понижены; не-
большая лепта в уменьшение напряженности бюджета прусского
государства. Большие строительные работы не предполагались,
экономическая ситуация была безнадежной. Три года ассистент-
ства были нам вполне достаточны, мы с женой решили оставить
Тессенова и переехать в Мангейм. Мое финансовое положение бы-
ло прочным благодаря средствам, получаемым от принадлежащих
семье доходных домов. Я хотел там всерьез заняться архитекту-
рой; до сих пор мне не удалось стяжать славы на этом поприще.
Я разослал бессчетное число писем местным фирмам и деловым
партнерам моего отца, в которых называл себя "самостоятельно
работающим архитектором". Но, конечно, я напрасно дожидался,
чтобы нашелся застройщик, который бы захотел (рискнул) свя-
заться с 26-летним архитектором. Ведь даже известные в Ман-
гейме архитекторы в то время не получали заказов. Я пытался
привлечь к себе какое-то внимание, участвуя в конкурсах; но
мне не удалось подняться выше третьих премий и продажи одного
-двух проектов. Перестройка магазина в принадлежавшем родите-
лям доходном доме осталась единственной строительной акцией в
это неутешительное время.
В партии все было по-баденски уютно. После кипучей жизни
