циональном баварском костюме, потому что едва ли кто-нибудь
ожидал увидеть Гитлера среди пешеходов. Только неподалеку от
нашей цели, гостиницы "Шиффмайстер" возникал вал поклонников,
до которых только потом доходило, кого они только что встре-
тили. Они взволнованно следовали за нашей группой. Мы с тру-
дом добирались до двери, впереди всех быстрым шагом шел Гит-
лер, прежде чем бывали зажаты в быстро растущей толпе. И вот
мы сидели там за кофе и пирогом, а снаружи большая площадь
заполнялась народом. Только когда прибывал дополнительный на-
ряд охраны, Гитлер занимал место в открытом автомобиле. Его,
стоящего на откинутом переднем сиденье рядом с водителем, ле-
вая рука на ветровом стекле, можно было видеть издали. В та-
кие моменты восторг становилсся неистовым, многочасовое ожи-
дание наконец бывало вознаграждено. Два человека из эскорта
шли перед машиной, еще по три с каждой стороны, в то время
как автомобиль со скоростью пешехода протискивался сквозь на-
пиравшую толпу. Я, как и в большинстве случаев, сидел на от-
кидном сиденье непосредственно за Гитлером и никогда не забу-
ду этот взрыв торжества, это упоение, бывшее на стольких
лицах. Где бы ни появился Гитлер, где бы ни остановился на
короткое время его автомобиль, везде в эти первые годы его
правления повторялись подобные сцены. Они были вызваны не его
ораторским искусством или даром внушения, а исключительно эф-
фектом присутствия Гитлера. В то время как каждый в толпе ис-
пытывал это воздействие чаще всего лишь несколько секунд, сам
Гитлер подвергался длительному воздействию. Я тогда восхищал-
ся тем, что он, несмотря на это, сохранил непринужденность в
личной жизни.
Может быть, это и понятно: я был тогда захвачен этими
бурями преклонения. Но еще более невероятно было для меня
несколько минут или часов спустя обсуждать планы строительст-
ва, сидеть в театре или есть в "Остерии" равиоли с божеством,
на которое молился народ. Именно этот контраст подчинял меня
его воле.
Если всего несколько месяцев назад меня вдохновляла
перспектива создавать проекты зданий и осуществлять их, то
теперь я был полностью втянут в его орбиту, я безоговорочно и
бездумно сдался на его милость, я был готов ходить за ним по
пятам. При этом он, по всей видимости, хотел лишь подготовить
меня к блистательной карьере архитектора. Десятилетия спустя
я прочитал в Шпандау у Кассирера его замечание о людях, кото-
рые по собственному побуждению отбрасывают высшую привилегию
людей быть суверенной личностью. 1 < >
Теперь я был одним из них.
Две смерти в 1934 г. стали для Гитлера заметными событи-
ями в личной и государственной сферах. После тяжелой болезни,
длившейся несколько недель, 21 января умер архитектор Гитлера
Троост; а 2 августа скончался рейхспрезидент фон Гинденбург,
смерть которого открыла ему путь к неограниченной власти.
15 октября 1933 г. Гитлер участвовал в торжественной
закладке "Дома Немецкого Искусства" в Мюнхене. Он забивал па-
мятный кирпич изящным серебряным молоточком, эскиз к которому
специально к этому дню сделал Троост. Но молоток разлетелся
на куски. И вот, четыре месяца спустя, Гитлер сказал нам:
"Когда молоток сломался, я тут же подумал: это плохая приме-
та! Что-нибудь случится! Теперь мы знаем, почему молоток сло-
мался: архитектор должен был умереть". Я был свидетелем мно-
гих примеров суеверности Гитлера.
Для меня смерть Трооста тоже означала тяжелую утрату.
Между нами как раз начали складываться более близкие отноше-
ния, много обещавшие мне в человеческом и одновременно в про-
фессиональном смысле. Функ, бывший в то время госсекретарем у
Геббельса, имел другую точку зрения: в день смерти Троста я
встретил его в приемной его министра с длинной сигарой и
круглым лицом: "Поздравляю! Теперь Вы первый!"
Мне было двадцать восемь лет.
Глава 5
Архитектурная гигантомания
Какое-то время было похоже, что Гитлер сам хочет руково-
дить бюро Трооста. Его беспокоило, что дальнейшая работа над
планами будет осуществляться без должного проникновения в за-
мыслы покойного. "Лучше всего мне взять в свои руки", - гово-
рил он. В конце концов это намерение было не более странным,
чем когда он позднее решил взять на себя командование сухо-
путными войсками.
Без сомнения, он в течение недель играл мыслью о том,
чтобы стать руководителем слаженно работающего ателье. Уже по
дороге в Мюнхен он иногда начинал готовиться к этому, обсуж-
дая строительные проекты или делая эскизы, чтобы несколько
часов спустя сесть за стол настоящего руководителя бюро и
поправлять чертежи. Но заведующий бюро, простой честный мюн-
хенец с неожиданным упорством встал на защиту дела Трооста,
не обращал внимания на поначалу очень подробные предложения
Гитлера и сам делал лучше.
Гитлер проникся доверием к нему и вскоре молча отказался
от своего намерения; он признал компетентность этого челове-
ка. Через какое-то время он доверил ему и руководство ателье
и дал ему дополнительные задания.
Он сохранил и свою привязанность к вдове умершего архи-
тектора, с которой его издавна связывали узы дружбы. Она была
женщиной со вкусом и характером, часто отстаивавшая свои сво-
евольные взгляды с большим упорством, чем некоторые мужчины,
обладающие властью и окруженные почетом. В защиту дела своего
покойного мужа она выступала с ожесточением и порой слишком
резко, и поэтому многие ее боялись. Она боролась против Бона-
ца, имевшего неосторожность выступить против троостовой кон-
цепции мюнхенской площади Кенигсплатц; она резко напустилась
на современных архитекторов, Форхельцера и Абельц, и во всех
этих случаях была заодно с Гитлером. С другой стороны, она
способствовала его сближению с импонировавшими ей архитекто-
рами,высказывалась отрицательно или одобрительно о людях ис-
кусства и событиях в мире искусства и, поскольку Гитлер часто
слушался ее, вскоре стала в Мюнхене кем-то вроде арбитра по
вопросам искусства. К сожалению, не в живописи. Здесь Гитлер
поручил своему фотографу Гофману первичный отбор картин, при-
сылаемых на ежегодную Большую художественную выставку. Фрау
Троост часто критиковала однобокость его выбора, но в этой
области Гитлер не уступал, и вскоре она перестала посещать
эти выставки. Если я сам хотел подарить картину кому-нибудь
из моих сотрудников, я поручал своему агенту присмотреть что-
нибудь в подвале Дома Немецкого Искусства, где лежали отбра-
кованные картины. Когда я сегодня время от времени встречаю
свои подарки в квартирах знакомых, мне бросается в глаза, что
они мало чем отличаются от тех, что тогда попадали на выстав-
ки. Различия, вокруг которых кипели когда-то такие страсти, с
течением времени исчезли сами по себе.
Ремовский путч застал меня в Берлине. Обстановка в горо-
де была напряженной. В Тиргартене стояли солдаты в походном
снаряжении, полиция, вооруженная автоматами, ездила по городу
на грузовиках. Атмосфера была тяжелой, как и 20 июля 1944 г.,
которое мне также суждено было пережить в Берлине.
На следующий день Геринга представили как спасителя по-
ложения в Берлине. Ближе к полудню Гитлер возвратился из Мюн-
хена, где он производил аресты, и мне позвонил его адъютант:
"У Вас есть какие-нибудь новые чертежи? Тогда несите их сю-
да!" Это указывало на то, что окружение Гитлера собиралось
переключить его внимание на архитектуру.
Гитлер был крайне возбужден и, как я и сейчас полагаю,
внутренне убежден, что счастливо избежал большой опасности. В
эти дни он снова и снова рассказывал, как он в Визее ворвался
в гостиницу "Ханзельмайер", не забывая при этом продемонстри-
ровать свое мужество: "Подумайте только, мы были без оружия и
не знали, не выставили ли эти свиньи против нас вооруженную
охрану!" Атмосфера гомосексуализма вызвала у него отвращение.
"В одной комнате мы захватили врасплох двоих голых молодцов".
Он, по всей видимости, был уверен, что благодаря его личному
участию в самый последний момент удалось предотвратить ка-
тастрофу: "Потому что только я мог это решить. Никто больше!"
Его окружение всеми силами старалось усилить неприязнь к
растрелянным руководителям СА, рьяно сообщая ему как можно
больше подробностей из интимной жизни Рема и его свиты. Брюк-
нер положил Гитлеру на стол меню оргий, которые устраивала
развратная компания. Они якобы были обнаружены в берлинской
штаб-квартире СА и содержали множество блюд, полученные из-за
границы деликатесы, лягушачьи окорочка, птичьи языки, акульи
плавники, яйца чаек; к ним старые французские вина и лучшее
шампанское. Гитлер иронически заметил: "Ну вот вам и револю-
ционеры! И такким-то наша революция казалась слишком вялой!"
После визита к рейхспрезиденту он вернулся очень обрадо-
ванный. Как он рассказывал, Гинденбург одобрил его действия,
сказав что-то вроде: "В нужный момент нельзя останавливаться
и перед крайними мерами. Нужно уметь проливать кровь". Однов-
ременно в газетах можно было прочесть, что рейхспрезидент фон
Гинденбург официально поздравил с этим событием своего рейх-
сканцлера Гитлера и прусского премьер-министра Геринга. 1 < >
Руководство партии развернуло почти лихорадочно деятель-
ность, направленную на оправдание этой акции. Она продолжа-
лась несколько дней и закончилась речью Гитлера перед
специально созванным рейхстагом, которая так изобиловала уве-
рениями в невиновности, что в ней проглядывало сознание вины.
Защищающийся Гитлер: ничего подобного мы не встретим в буду-
щем, даже в 1939 г., при вступлении в войну. К оправданиям
был привлечен и министр юстиции Гюртнер. Поскольку он был
беспартийным и поэтому казался независимым от Гитлера, его
выступление имело особый вес для всех сомневающихся. То, что
вермахт молча принял смерть своего генерала Шлейхера, прив-
лекло внимание многих.
Фельдмаршал первой мировой войны для буржуазии того по-
коления был достойным уважения авторитетом. Еще в мои школь-
ные годы он олицетворял собой несгибаемого, стойкого героя
новейшей истории; его нимб делал его для нас, детей, чем-то
овеянным легендами, неосязаемым; вместе со взрослыми мы вби-
вали в последний год войны железные гвозди, по цене 1 марка
штука, в огромные статуи Гинденбурга. С моей школьной поры он
для меня был воплощением всякой власти. Мысль о том, что Гит-
лера покрывает эта высшая инстанция, успокаивала.
Не случайно после ремовского путча правая в лице рейх-
спрезидента, министра юстиции и генералитета примкнула к Гит-
леру. Правда, она была свободна от радикального
антисемитизма, носителем которого был Гитлер, она прямо-таки
презирала этот взрыв плебейского чувства ненависти. У ее кон-
серватизма не было общей основы с расовым бредом. Открыто вы-
ражавшаяся симпатия принятию Гитлером решительных мер имела
иные причины: убийства 30 июня 1934 г. уничтожили сильное ле-
вое крыло партии, состоявшее преимущственно из представителей
СА. Они считали, что их обделили при распределении плодов ре-
волюции. И не без оснований. Потому что они были воспитаны до
1933 г. в духе ожидания революции и большинство из них всерь-
ез приняло псевдосоциалистическую программу Гитлера. Во время
своей непродолжительной деятельности в Ванзее я имел возмож-
ность наблюдать на низшем уровне, как какой-нибудь простой
член СА с готовностью и самопожертвованием переносил лишения,
тратил свое время, шел на риск, надеясь получить за это ре-
альные блага. Когда эти блага заставили себя ждать, стало ко-
питься недовольство и раздражение, которое легко могло приоб-
рести взрывную силу. Возможно, вмешательство Гитлера
действительно предотвратило "вторую революцию", о которой
разглагольствовал Рем.
При помощи таких аргументов мы успокаивали нашу совесть.
