Я и многие другие жадно искали оправданий и делали нормой на-
шей новой жизни то, что еще два года назад приводило нас в
замешательство. Оглядываясь назад, десятилетия спустя я пора-
жаюсь необдуманности наших поступков в те годы.
В результате этих событий я буквально на следующий день
получил задание: "Вы должны как можно скорее перестроить дво-
рец Борзига. Я хочу перевести сюда из Мюнхена высшее руко-
водство СА, чтобы в будущем оно находилось поблизости от ме-
ня. Идите туда и немедленно начинайте". На мои возражения,
что там находится служба вице-канцлера, Гитлер только отве-
тил: "Пусть они немедленно убираются! Не обращайте на это
внимание!"
С таким заданием я немедленно отправился в резиденцию
фон Папена, понятно, что директор бюро ничего не знал об этих
намерениях. Мне предложили подождать несколько месяцев, пока
подыщут и подготовят новые помещения. Когда я вернулся к Гит-
леру, он пришел в бешенство и не только велел немедленно ос-
вободить помещение, но и приказал мне начинать работы, не об-
ращая внимания на служащих.
Папен был неуловим, его чиновники медлили, но обещали
через одну-две недели перенести все бумаги в соответствии с
правилами во временную резиденцию. В ответ на это я, не долго
думая, послал рабочих в еще неосвобожденный дворец и велел им
сбивать богатую лепнину с потолков и стен залов и передних,
производя при этом как можно больше шума и пыли. Пыль проса-
чивалась через щели в дверях в рабочие помещения, из-за шума
стало невозможно работать. Гитлер счел это великолепным. Его
одобрение сопровождалось остротами в адрес "запыленных чинов-
ников".
Через 24 часа они съехали. В одной комнате я увидел на
полу большую засохшую лужу крови. Там 30 июня был застрелен
Герберт фон Бозе, один из сотрудников Папена. Я отвернулся и
с тех пор избегал заходить в эту комнату. Больше я об этом не
думал.
2 августа умер Гинденбург. В тот же день Гитлер поручил
мне лично заняться подготовкой к похоронам в восточно-прусс-
ком мемориале битвы при Танненберге.
Во внутреннем дворе я соорудил трибуну с деревянными си-
деньями, ограничившись траурным крепом, вместо знамен спус-
кавшимся с высоких трибун, расположенных по периметру
внутреннего двора. Гиммлер появился на несколько часов со
штабом руководителей СС, холодно выслушал объяснения своего
порученца о том, какие меры безопасности были приняты, со
столь же неприступным видом позволил мне дать пояснения к мо-
ему проекту. Он произвел на меня впечатление дистанцированной
официальности. Казалось, что люди его совершенно не интересо-
вали, он скорее общался с ними по необходимости.
Сиденья из светлых свежеоструганных досок диссонировали
с задуманным мной мрачным обрамлением. Была прекрасная пого-
да, и я велел окрасить их в черный цвет. К несчастью, вечером
начался затяжной дождь, продолжавшийся и в последующие дни;
краска не высохла. Спецрейсом нам привезли из Берлина рулоны
ткани и обтянули ею скамьи, но сырая черная краска все же
проходила сквозь ткань, и одежда кого-нибудь из приглашенных
наверняка была испорчена.
Ночью накануне панихиды гроб на орудийном лафете был пе-
ревезен из восточно-прусского имения Гинденбурга Гут Нойдекк
и помещен в одной из башен мемориала. Его сопровождали знаме-
носцы, по традиции несшие знамена немецких полков первой ми-
ровой войны, и факельщики, не прозвучало ни единого слова, не
была подана ни одна команда. Эта благоговейная тишина произ-
водила большее впечатление, чем организованные церемонии пос-
ледующих дней.
Гроб с телом Гинденбурга был установлен утром в центре
двора, непосредственно рядом с ним, без приличествующего слу-
чаю удаления, сооружена трибуна оратора. Гитлер подошел, Шауб
достал из папки рукопись, положил ее на трибуну. Гитлер начал
говорить, помедлил сердито и совсем не торжественно покачал
головой - адъютант перепутал рукопись. Когда ошибка была уст-
ранена, Гитлер зачитал неожиданно прохладную, формальную тра-
урную речь.
Гинденбург долго, для проявлявшего нетерпение Гитлера
слишком долго создавал ему трудности из-за своей трудноподда-
ющейся воздействию косности; часто приходилось прибегать к
хитрости, шутке или интриге, чтобы сделать понятными аргумен-
ты. Один из шахматных ходов Гитлера состоял в том, чтобы по-
сылать уроженца Восточной Пруссии Функа, в то время госсекре-
таря у Геббельса, к рейхспрезиденту для утреннего обзора
прессы. Функ действительно умел благодаря особой доверитель-
ности, имевшей место между земляками, сгладить остроту неко-
торых неприятных для Гинденбурга политических новостей или
подать их так, чтобы не вызвать противодействие.
О восстановлении монархии, как бы ни ожидали этого Гин-
денбург и многочисленные из его политических друзей, Гитлер
никогда всерьез не думал. Нередко от него можно было услы-
шать: "Я продолжаю платить пенсии министрам-социал-демокра-
там, вроде Северинга. Можно думать о них все, что угодно, но
одну заслугу за ними следует признать: они упразднили монар-
хию. Это был большой шаг вперед. Именно они расчистили нам
путь. И чтобы мы теперь опять ввели эту монархию? Чтобы я де-
лил власть? Посмотрите на Италию! Вы что же думаете, я нас-
только глуп? Монархи всегда были неблагодарны по отношению к
своим первым помощникам. Достаточно вспомнить Бисмарка. Нет,
на эту удочку я не попадусь. Даже хотя Гогенцоллерны теперь и
держатся так любезно".
В начале 1934 г. Гитлер неожиданно дал мне мой первый
крупный заказ. В Нюрнберге на Цеппелинфельде решили заменить
временную деревянную трибуну каменной. Я долго чеснто мучился
над первыми эскизами, пока в добрый час меня не осенила убе-
дительная идея: большое ступенчатое сооружение, поднимающееся
вверх и заканчивающееся длинным залом с колоннами с массивны-
ми павильонами из камня по бокам. Без сомнения, это было на-
веяно мыслями о Пергамском алтаре. Мешала необходимая трибуна
для почетных гостей, которую я постарался как можно более не-
заметно вписать в центр ступенчатой части.
Я чувствовал себя неуверенно, когда попросил Гитлера
посмотреть макет, я медлил, потому что проект выходил далеко
за пределы задания. Большое сооружение из камня было 390 мет-
ров в длину и 24 метра в высоту. Оно превосходило термы Кара-
каллы в Риме в длину на 180 метров, т.е. почти вдвое.
Гитлер спокойно оглядел гипсовый макет со всех сторон,
профессионально приседая и наклоняясь, чтобы получить общее
представление с точки зрения посетителя, молча изучал чертежи
и не проявлял никакой реакции. Я уже считал, что он забракует
мою работу. И тут, точно как во время нашей первой встречи,
он коротко сказал: "Согласен" и простился. Мне до сих пор не
ясно, почему он, обычно любивший подолгу разглагольствовать,
был так краток, когда принимал такие решения.
У других архитекторов Гитлер чаще всего отклонял первый
вариант, любил заставлять по нескольку раз перерабатывать
проект и, даже когда уже шло строительство, требовал внесения
детальных изменений. Мои работы он с этого первого испытания
профессионального мастерства пропускал беспрепятственно; с
этого момента он проникся уважением к моим идеям и обращался
со мной как с архитектором примерного равного ему уровня.
Гитлер любил объяснять, что он строит, чтобы запечатлеть
для потомства свое время и его дух. В конце концов, о великих
исторических эпохах будет напоминать только их монументальная
архитектура, говорил он. Что осталось от императоров Великой
Римской империи? Что свидетельствовало об их существовании,
если бы не их зодчество? В истории народа время от времени
случаются периоды слабости, и тогда здания начинают говорить
о былом могуществе. Конечно, одним этим не разбудишь новое
национальное сознание. Но если после длительного периода
упадка вновь оживает чувство национального величия, то эти
памятники предков становятся лучшим напоминанием. Так зод-
чество Римской империи позволило Муссолини воззвать к герои-
ческому духу Рима, когда он хотел донести до своего народа
свою идею современной империи. И к совести Германии грядущих
столетий должно взывать то, что мы построим. При помощи этого
аргумента Гитлер подчеркивал также значение качественного ис-
полнения.
Строительство на Цеппелинфельде было немедленно начато,
чтобы, по крайней мере, построить трибуну к открытию съезда.
Ему мешало нюрнбергское трамвайное депо. После того, как его
взорвали, я проходил мимо этого хаоса из разрушенных железо-
бетонных конструкций; арматура торчала наружу и уже начала
ржаветь. Было легко себе представить, как она будет разру-
шаться дальше. Это неутешительное зрелище дало мне импульс к
размышлениям, которые я позднее изложил Гитлеру под несколько
претенциозным названием "Теория ценности руин" здания. Ее ис-
ходным пунктом было то, что современные здания, смонтирован-
ные из строительных конструкций, без сомнения, мало подходили
для того, чтобы стать "мостом традиции", который, по замыслу
Гитлера, следовало перебросить к будущим поколениям: немысли-
мо, чтобы ржавеющие кучи обломков вызывали бы то героическое
воодушевление, которое восхищало Гитлера в монументах прошло-
го. Эту дилемму должна бы решить моя теория: использование
особых материалов, а также учет их особых статических свойств
должны позволить создать такие сооружения, руины которых че-
рез века или (как мы рассчитывали) через тысячелетия примерно
соответствовали бы римским образцам. 3 < >
Чтобы придать моим мыслям наглядность, я велел изгото-
вить романтический рисунок. Он изображал трибуну Цеппелин-
фельда, заброшенную на протяжении нескольких поколений, уви-
тую плющом, с обрушившимися колоннами, тут и там разрушенной
кладкой, но в целом еще сохранившую первоначальные очертания.
В окружении Гитлера этот рисунок сочли "кощунственным". Само
по себе представление, что рассчитал период упадка для только
что основанного тысячелетнего рейха, многим казалось неслы-
ханным. Однако Гитлер нашел эту мысль убедительной и логич-
ной; он распорядился, чтобы в будущем важные объекты рейха
строились в соответствии с этим "законом развалин".
При одном из посещений территории партийного комплекса
Гитлер, находясь в хорошем настроении, заметил Борману, что
мне следует носить партийную форму. Все из его ближайшего ок-
ружения, личный врач, фотограф, даже директор "Даймлер-Бен-
ца", уже получили форму. И действительно, я, единственный че-
ловек в штатском, выглядел белой вороной. Этим маленьким
жестом Гитлер одновременно показал, что теперь он окончатель-
но причислил меня к своему узкому кругу. Он никогда бы не
проявил недовольства, если бы один из его знакомых появился в
рейхсканцелярии или в Бергхофе в штатском, потому что Гитлер
сам по возможности предпочитал штатскую одежду. Однако во
время поездок и посещений он выступал в официальном качестве
и придерживался мнения, что для таких случаев подходит только
форма. Так я в начале 1934 года стал начальником отдела в
штабе его заместителя Рудольфа Гесса. Через несколько месяцев
я получил такой же чин у Геббельса за свою деятельность по
подготовке массовых манифестаций во время съезда, праздника
урожая и 1 Мая.
30 января по предложению Роберта Лея, руководителя не-
мецкого Рабочего фронта, была создана организация досуга,
взявшая себе имя "Сила через радость". Я должен был взять на
себя руководство отделом "Красота труда", название, провоци-
ровавшее не меньше насмешек, чем сама формулировка "Сила че-
рез радость". Лей как раз недавно во время поездки по гол-
ландской провинции Лимбург видел несколько шахт, отличавшихся
стерильной чистотой и хорошо благоустроенной, озелененной
территорией. Он со своей склонностью все обобщать решил, что
