кольцевой дороги. Это позволило бы освоить и на востоке новые
городские территории столицы, число жителей которой мы могли
бы таки образом почти что удвоить (6), и это при том, что
предполагалось одновременное санирование старого центра.
Обе оси обрамлялись бы многоэтажными административными и
торговыми зданиями. Напоминая пирамиды, они сбегали бы в обе
стороны террасами, находя свое продолжение в строениях с пос-
тепенно понижающейся этажностью, пока и вовсе не переходили
бы в индивидуальные дома, утопающие в пышной зелени. Я наде-
ялся, что подобная система позволит избегнуть удушения го-
родского центра традиционными кольцеподобными шеренгами зда-
ний. В то же время планировка, которая с неизбежностью
вытекала из моей осевой структуры, давала возможность глубоко
продвинуть по радиусам вглубь города зеленые клинья.
На внешней стороне кольцевого автобана, в четырех точках
его пересечения с новыми осевыми магистралями, резервирова-
лись обширные территории для аэропортов, а на берегу Ранг-
сдорфского озера предполагалось соорудить вокзал для гидроп-
ланов, которые тогда представлялись перспективным, с большей
дальностью полета, видом авиации. Аэродром Темпельхоф, ока-
завшийся слишком близко к центру градостроительных преобразо-
ваний, предполагалось закрыть, а его территорию превратить в
увесилительный парк по подобию Тиволи в Копенгагене. В более
отдаленной перспективе мы рассчитывали, что этот крест из
осей будет дополнен пятью кольцами и семнадцатью транспортны-
ми магистралями с выездом за город; пока же мы могли только
ограничиться определением их будущих направлений и теорети-
ческим резервированием полос земли по 60 метров шириной каж-
дая. Для связи между осевым крестом и отдельными отрезками
кольцевых дорог, для разгрузки основных магистралей мы зало-
жили в проект подземные скоростные дороги. На западе, примы-
кая к Олимпийскому стадиону, должен был возникнуть универси-
тетский городок, потому что учебные корпуса и институтские
здания старого Университета имени Фридриха-Вильгельма на Ун-
тер-ден-Линден безнадежно устарели и находились в невыносимом
состоянии. Еще несколько севернее к новому университетскому
комплексу вплотную примкнул бы мелицинский городок с клини-
ческими, лабораторными и учебными корпусами. Намечено было
привести в порядок берег Шпрее между Островом музеев и Рейх-
стагом, участок городской территории, с которым обращались,
как с пасынком - замусоренный горами ржавого железа, изуродо-
ванный какими-то мелкими фабричонками. Предстояло также рас-
ширить старые и построить новые здания берлинских музеев.
За кольцом автобана предстояло возникнуть обширным зонам
отдыха, где уже тогда под началом специально уполномоченного
ответственного чиновника лесного ведомства началось превраще-
ние сосновых лесов в лиственные. По примеру Буа де Болонь
предстояло освоить Груневальд как огромную зону отдыха для
многомиллионного населения столицы - с прогулочными тропами,
местами отдыха, ресторанами и спортивными сооружениями. Я уже
приказал и в этой местности начать посадки десятков тысяч
лиственных деревьев. Я надеялся восстановить древний смешан-
ный лес, который в свое время извел Фридрих Великий для полу-
чения средств на свои силезские войны. От всего грандиозного
проекта перестройки Берлина ныне только и остались эти лист-
венные деревья.
Из первоначальной идеи Гитлера отстроить одну, с гра-
достроительной точки зрения довольно бессмысленную, Велико-
лепную улицу постепенно, в процессе работы родилась новая
концепция генплана. Исходная его точка выглядела теперь, в
контексте всеобщей перепланировки, весьма скромно. Я многок-
ратно превзошел в своих градостроительных помыслах - во вся-
ком случае, что касается пространственных масштабов - вели-
чины, которыми оперировал Гитлер, такое в его жизни,
вероятно, случалось нечасто. Без всяких колебаний Гитлер сог-
лашался со всеми моими дополнениями, полностью развязав мне
руки, но загореться этими разделами генерального плана он был
не в состоянии. Он просматривал их - впрочем, довольно бегло
- чтобы вскоре, заскучав, спросить: "А где у Вас проекты для
Великой улицы?" Под этим он все еще подразумевал средний, им
ранее всего заказанный, отрезок Великолепной улицы. Он погру-
жался в здания министерств, в офисы ведущих немецких фирм,
блуждал по зданию новой оперы, фешенебельным отелям и увесе-
лительным центрам - и я охотно следовал за ним. И все же - я
вписывал монументально-торжественные сооружения в общий гра-
достроительный план, Гитлер - нет. Его страсть к постройкам
на века начисто вытесняла всякий интерес к транспортным
структурам, жилым массивам и озеленению - социальный аспект
был ему глубоко безразличен.
Напротив, Гесс проявлял интерес исключительно к жилищно-
му строительству и лишь общим взглядом окидывал парадную
часть нашего плана. После одного из своих визитов он по этому
поводу упрекнул меня. Я пообещал ему, что за каждый кирпич,
истраченный на возведение парадных построек, я выделю один
кирпич и для жилищного строительства. Когда это дошло до Гит-
лера, он был неприятно удивлен, подчеркнул безотлагатель-
ность своих требований, но не отменил все же наше соглашение.
Вопреки часто высказывающемуся утверждению, я не был шеф
-архитектором Гитлера, которому подчинялись бы все остальные.
Архитекторы, которым была поручена перестройка Мюнхена и Лин-
ца, получили одновременно со мной и равные полномочия. По хо-
ду времени Гитлер привлекал все более широкий круг архитекто-
ров для специальных заказов. Перед войной нас было десять или
двенадцать.
При обсуждениях проектов ярко проявлялась способность
Гитлера быстро схватывать проект в целом, сводить в пласти-
ческий образ горизонтальную проекцию и общий вид. Несмотря на
все свои правительственные дела и на то, что одновременно в
работе находились десять-пятнадцать крупных строительных объ-
ектов в разных городах, он при повторном просмотре планов и
проектов часто не один месяц спустя, моментально ориентиро-
вался в них, помнил, каких переделок он в тот раз потребовал,
и того, кто предполагал, что та или иная идея или какое-то
требование уже давно позабыты, ожидало горькое разочарование.
Как правило, во время обсуждений Гитлер был сдержанным и
внимательным. Свои предложения изменить что-то он выражал в
дружелюбной форме, без оскорбительного подтекста - полная
противоположность тому, как он повелительно обращался со сво-
ими политическими сотрудниками. Глубоко убежденный в том, что
архитектор сам отвечает за свое детище, он заботился о том,
чтобы его, архитектора, слово оставалось бы и решающим, а не
какого-нибыдь из сопровождавших гау- или рейхсляйтеров. Он не
терпел, если в объяснения по проекту вмешивалась непрофессио-
нальная высокая инстанция. Если его идее противопоставлялась
альтернативная, то отнюдь не упорствовал: "Да, Вы правы, так
будет лучше".
Поэтому у меня всегда было чувство, что даже за те эски-
зы и идеи, которые я создавал по прямым указаниям и наброскам
Гитлера, ответственность несу я. Споры у нас бывали довольно
часто, но я не могу припомнить ни одного случая, когда бы он
меня как архитектора принудил к принятию его точки зрения.
Этим относительно равноправным отношением между заказчиком и
архитектором и объясняется, что когда я стал министром воору-
жений, я пользовался большей самостоятельностью, чем боль-
шинство министров и маршалов.
Упрямо и беспощадно Гитлер реагировал лишь в тех случа-
ях, когда он чувствовал молчаливое, направленное на
принципиальную суть сопротивление. Так, например, профессор
Бонатц, воспитатель целого поколения архитекторов, никогда не
получил от Гитлера ни одного заказа, с тех пор, как он под-
верг критике сооружения Трооста на мюнхенской Кенигсплац. Да-
же Тодт не мог отважиться привлечь Бонатца к проектированию
мостовых сооружений для автобана. Только мое заступничество
перед фрау Троост, вдовой обожаемого им профессора, принесло
Бонатцу помилование: "И почему ему нельзя строить мосты? -
сказала она. - В промышленном строительстве он вполне хорош".
Ее слово возымело действие, и Бонатц был допущен к строитель-
ству мостов для автобанов.
Гитлер постоянно сетовал: "Как я хотел бы быть архитек-
торов!" И если я на это возражал: "Но ведь тогда у меня не
было бы заказчика", то отвечал: "Да что там, Вы в любом бы
случае пробились!" Я не раз спрашивал себя, прервал ли бы
Гитлер свою политическую деятельность, повстречайся ему в на-
чале 20-х годов какой-нибудь состоятельный заказчик. Мне ду-
мается, что по сути его миссионерское сознание и его страсть
к архитектуре всегда были неразрывны. Это лучше всего подт-
верждается двумя его эскизами 1925 г., когда он, потерпевший
почти полное крушение, 36-летний политик, нарисовал (это ли
не был абсурд в его тогдашнем положении?) Триумфальную арку и
Здание с куполом, которые должны были когда-нибудь непременно
увенчать его великие государственные деяния.
В очень неприятном положении оказался Немецкий Олимпийс-
кий комитет, когда Гитлер потребовал от отвечавшего за прове-
дение игр статс-секретаря министерства внутренних дел Пфунд-
тнера показать ему первые разработки нового стадиона.
Архитектор Отто Марш намеревался построить его из бетона с
застекленными промежуточными стенами, вообще довольно похожим
на стадион в Вене. После осмотра Гитлер вернулся в свою квар-
тиру возбужденный и разгневанный и тут же вызвал меня с чер-
тежами. Не долго думая, он передал статс-секретарю указание
отменить Олимпийские игры. В его отсутствие они не могут сос-
тояться, поскольку он, глава государства, должен их откры-
вать. Но в таком стеклянном ящике его ноги не будет. За ночь
я сделал эскиз, предусматривавший облицовку бетонного скелета
природным камнем, выразительные мощные карнизы и т.п., а
стеклянные стены были вообще отброшены. Гитлер остался дово-
лен. Он позаботился о выделении дополнительных средств, про-
фессор Марш со всем согласился, и Олимпийские игры были для
Берлина спасены. Причем мне так и осталось неясным, действи-
тельно ли он был готов выполнить свою угрозу или же это толь-
ко было проявлением того упрямства, с которым он обычно навя-
зывал свою волю.
Поначалу он так же решительно отверг участие и в
Парижской всемирной выставке 1937 г., хотя приглашение было
уже принято и отведена площадка для немецкого павильона. Но
все представленные ему варианты не удовлетворяли его. Вскоре
ко мне с просьбой нарисовать эскиз обратилось министерство
экономики. На выставочной территории строительные площадки
советского и немецкого павильонов были расположены прямо друг
против друга - продуманная шпилька французской администрации
выставки. По чистому случаю, заблудившись, я попал в помеще-
ние, где увидел сохраняющихся в тайне проект советского па-
вильона. С высокого цоколя прямо на немецкий павильон триум-
фально надвигалась десятиметровая скульптурная группа. Я
быстро сделал новый набросок нашего павильона в виде массив-
нейшего куба, расчлененного на тяжелые прямоугольные колонны,
о которые, казалось, должен был разбиться вражеский порыв, а
с карниза моей башни на русскую пару сверху вниз взирал орел
со свастикой в когтях. За это сооружение я получил золотую
медаль, мой советский коллега - тоже.
На праздничном обеде по случаю открытия нашего павильона
я познакомился с послом Франции Андре Франсуа-Понсе. Он сде-
лал мне предложение организовать в Париже выставку моих работ
в обмен на выставку современной французской живописи в Берли-
не. Французская архитектура отстает, заметил я, но "в живопи-
си вам есть чему у нас поучиться". При первом удобном случае
