простой девушкой постоянно поддерживалась. Иногда он не очень
к месту обращался к ней "чапперль". Это баварское простона-
родное словцо, означающее примерно "малышка", и передавало
его отношение к ней.
Авантюризм своего предназначения, масштаб ставки в игре
были им по-настоящему осознаны после продолжительной беседы в
ноябре 1936 г. на Оберзальцберге с кардиналом Фаульхабером.
После ее окончания мы сидели с ним вдвоем в эркере столовой,
в наплывающих сумерках. После долгого молчания, когда он
смотрел куда-то за окно, он произнес задумчиво: "На то у меня
две возможности: либо полностью претворить мои планы, либо
потерпеть крушение. Осуществлю я их - и я войду в историю как
один из величайших ее творцов, потреплю крах - и я буду осуж-
ден, ненавидим и проклят".
Глава 8
Новая имперская канцелярия
Чтобы обставить свое восхождение к одному "одному из ве-
личайших творцов истории" достойным образом, Гитлер потребо-
вал возвести архитектурную кулису имперского размаха.
Имперскую канцелярию, в которую он вступил 30 января 1933 г.,
он обозвал "конторой мыловаренного концерна". Во всяком слу-
чае, это - не центр власти ставшего могущественным Рейха.
В конце января 1938 г. Гитлер официально принял меня в
своем кабинете: "У меня есть для Вас срочный заказ, - произ-
нес он приподнятым тоном, стоя посреди кабинета. - Уже в са-
мом ближайшем будущем мне предстоят важнейшие переговоры. Для
этого мне нужны просторные помещения и залы, на фоне которых
я бы производил должное впечатление, в особенности на мелких
властителей. Под строительство я отвожу Вам всю Фосс-штрассе.
Сколько это будет стоить, мне безразлично. Но строиться это
должно очень быстро и в то же время иметь солидный облик.
Сколько для этого Вам нужно времени? Планы, снос домов - все
вместе? Два или даже полтора года - для меня слишком долго.
Успеете до 10 января 1939 г.? Я хочу провести уже следующий
прием дипломатического корпуса в новой канцелярии". С этим он
меня и отпустил.
Дальнейший ход событий того дня Гитлер описал в речи по
случаю праздничного события - окончания монтажа балок крыши:
"Мой генеральный инспектор по делам строительства попросил
несколько часов на размышление, а вечером он пришел с кален-
дарным графиком и сказал: "Такого-то марта будет закончен
снос домов, 1-го августа состоится праздник по случаю подве-
дения здания под крышу, а 9-го января, мой фюрер, я доложу
Вам о завершении строительства". Я ведь и сам прохожу по это-
му цеху, от строительства, и я знаю, что это значит. Такого
еще не бывало. Это рекордное достижение". (1) На деле это бы-
ло самое легкомысленное обязательство в моей жизни. Но Гитлер
был доволен.
Снос строений под стройплощадку по Фосс-штрассе начался
немедленно. Одновременно шла работа над планами внешнего вида
здания и внутренней планировки. К строительству бомбоубежища
приступили прямо по карандашным наметкам. Но и впоследствии
приходилось в спешном порядке давать заказы на поставку мно-
гих строительных деталей, прежде чем я успевал до конца про-
думать архитектурные решения. Самые длительные сроки потребо-
вались, например, для изготовления гигантских ковров ручной
работы для множества просторных залов. Я определял их форматы
и цветовую гамму еще до того, как мне самому были ясны ин-
терьеры. В известном смысле их пришлось планировать по разме-
рам ковров. Громоздкий календарный и организационный график я
отбросил. Он только бы доказывал невыполнимость задачи. Во
многом этот импровизационный метод был похож на тот, что че-
тырьмя годами позднее я применил для руководства немецким во-
енным производством.
Продолговатая конфигурация стройплощадки прямо-таки
приглашала расположить по одной оси длинную анфиладу помеще-
ний. Я представил Гитлеру проект: вновь прибывший въезжал че-
рез ворота с Вильгельм-плац в Двор почета, затем по открытой
лестнице он поднимался бы в небольшой зал, откуда через почти
пятиметровой высоты двери открывался путь в вестибюль, выло-
женный мозаикой. Затем он еще, поднявшись по нескольким сту-
пеням, пересекал круглое, перекрытое куполом помещение и ока-
зывался бы перед уходящей вдаль на 145 метров галереей. На
Гитлера, казалось, она и произвела особенное впечатление:
вдвое длиннее зеркальной галереи в Версале! Глубокие оконные
ниши должны были придавать освещению мягкость и создавать
приятное ощущение - это я подсмотрел в Большом зале дворца
Фонтенбло.
Открывалась анфилада помещений, каждое из которых было
отделано особыми декоративными материалами и с особым подбо-
ром гаммы красок - всего 220 метров. И только затем посети-
тель попадал бы в приемный зал Гитлера. Да, конечно, увлечен-
ность парадной архитектурой и, бесспорно, "искусство
эффекта", но ведь это же мы видим и в барокко, да и всегда и
везде это присутствовало.
На Гитлера проект произвел сильное впечатление: "Эти уже
по пути от входа и до приемного зала кое-что почувствуют от
силы и величия Германского Рейха!" В последующие месяцы он
все время требовал представления планов, но активно - и это
примечательно - почти ни во что не вмешивался при возведении
лично для него предназначенного здания. Он дал мне свободно
работать.
Гонка, которую Гитлер порол с возведением Рейхсканцеля-
рии, имела подспудно свое объяснение в его обеспокоенности
собственным здоровьем. Он серьезно боялся, что жить ему оста-
лось не долго. С 1935 г. в его фантазии все нарастала тревога
в связи с каким-то желудочным заболеванием, которое он пытал-
ся лечить целой системой самоограничения. Ему казалось, что
он сам знает, какая пища для него вредна, и постепенно пропи-
сал себе голодную диету. Немного супа, салат, самые легкие
блюда малыми порциями - и это все. Его голос звучал почти с
отчаянием, когда он показывал на свою тарелку: "И этим чело-
век должен жить! Гляньте! Врачам хорошо рассуждать: человек
должен есть все, что возбуждает у него аппетит. (2) Мне почти
ничего не идет на пользу. После каждой еды начинаются боли.
Еще уменьшить рацион? Но как я тогда вообще должен жить?"
Бывало нередко, что он от боли неожиданно прерывал засе-
дание, на полчаса или даже более, уходил к себе, а то и сов-
сем не возвращался. Он страдал также, по его словам, от чрез-
мерного образования газов, болей в сердце и от бессоницы. Как
-то Ева Браун сказала мне, что он, еще даже не перешагнувший
пятидесятилетний рубеж, посетовал: "Мне скоро придется дать
тебе свободу. Что ты можешь ждать от старого мужчины".
Приставленный к нему врач, д-р Брандт, начинающий хи-
рург, все старался убедить его пройти основательное обследо-
вание у лучшего терапевта. Мы все поддерживали его. Называ-
лись имена известных профессоров, обсуждались планы, как
провести обследование, не привлекая общественного внимания.
Подумывали о военном госпитале, так как это наилучшим образом
обеспечивало бы секретность всего дела. Но кончалось это
всегда одинаково - Гитлер отклонял все предложения. Он просто
не имеет права прослыть нездоровым. Это неизбежно ослабит его
политические позиции, особенно за рубежом. Он отказывался да-
же просто пригласить к себе на дом терапевта для первичного
обследования. Насколько мне известно, он в то время никогда
серьезно не обследовался, а экспериментировал сам, в соот-
ветствии с собственными теориями. Впрочем, это вполне соот-
ветствовало прочно сидевшей в нем склонности к дилетантизму.
Совсем иначе отреагировал он на усиливавшуюся хрипоту
его голоса: он пригласил известного ларинголога профессора
Эйкена. В своей канцлерской квартире он прошел тщательное об-
следование и почувствовал облегчение, когда его опасения рака
не подтвердились. До этого он месяцами ссылался на судьбу им-
ператора Фридриха III (нужен комментарий - В.И.). Хирург уда-
лил у него вполне безобидный узелок, операция была проведена
также в домашней обстановке.
В 1935 г. опасно заболел Генрих Хофман. Д-р Морелль,
старый знакомый, наблюдал его и лечил сульфонамидами (3), ко-
торые он получал из Венгрии. Хофман не уставал рассказывать
Гитлеру, как чудесно этот врач спас ему жизнь. Конечно, он
говорил это от чистого сердца, но надо сказать, что один из
талантов Морелля заключался в том, чтобы сверх всякой меры
преувеличить опасность излеченной им болезни и тем самым про-
демонстрировать свое искусство в самом выгодном свете.
Д-р Морелль подчеркивал, что учился у знаменитого бакте-
риолога Ильи Мечникова (1845-1916), лауреата Нобелевской пре-
мии, профессора Пастеровского института (3). Мечников научил
его бороться с болезнями, вызываемыми бактериями. Впоследс-
твии Морелль совершил в качестве судового врача много морских
путешествий. Нет, конечно, он не был совсем шарлатаном - ско-
рее фанатиком своей специальности и зашибания денег.
Хофману удалось уговорить Гитлера обследоваться у Морел-
ля. Результат был самым удивительным: впервые Гитлер уверовал
в предназначение врача: "Так ясно и четко еще никто не объяс-
нял мне, что со мной. Намеченный им курс лечения настолько
логично выстроен, что я ему всецело поверил. Я буду очень
пунктуально выполнять все его назначения". Главным выводом
обследования было, по описанию Гитлера, то, что вследствие
нервного перенапряжения у него наступило полное истощение
флоры кишечника. Как только с этим удастся справиться, все
остальные недомогания автоматически прекратятся. Доктор наме-
ревается ускорить процесс исцеления инъекциями витаминов,
препаратов железа, фосфором и виноградным сахаром. Весь курс
продлится примерно год, а до этого можно рассчитывать только
на частичное улучшение.
Лекарством, о котором чаще всего заходила речь, были
капсулы с кишечной флорой, "мультифлор", которые, как уверял
Морелль, были "взращены из первосортных штаммов одного бол-
гарского крестьянина". Что он там еще впрыскивал и давал Гит-
леру, не выходило из области полунамеков. Нам эти методы ни-
когда не представлялись вполне чистыми. Д-р Брандт навел
справки у своих друзей-терапевтов, и все отозвались негативно
о методах Морелля как о сомнительных, недостаточно проверен-
ных и говорили об опасности привыкания к этим препаратам. В
самом деле, внутривенные уколы производились все чаще, со все
убыстряющейся сменой биологических препаратов - вытяжек из
семенников и внутренностей животных, химических и раститель-
ных веществ. Геринг однажды нанес Мореллю тяжкое оскорбление,
обратившись к нему "господин Имперский шприцмайстер".
Но факт - вскоре после начала лечения у Гитлера прошла
экзема на ноге, в течение ряда лет очень беспокоившая его.
Еще через несколько недель стало лучше с желудком. Он стал
больше есть и уже не такими микроскопическими порциями. Вооб-
ще почувствовал себя бодрее и упоенно заявлял: "А если бы мне
не попался Морелль? Он спас мне жизнь! Просто чудо, как он
мне помог!"
Если вообще у Гитлера был дар подчинять себе других, то
в данном случае произошло все наоборот: Гитлер безгранично
уверовал в гениальность своего лейб-медика и не терпел ника-
ких критических высказываний в его адрес. С этих пор Морелль
вошел в узкий круг и - если Гитлера не было - служил объектом
всеобщего увеселения: он ни о чем другом не мог говорить,
кроме как о стрепто- и прочих кокках, семенниках быков и но-
вых витаминах.
Гитлер всем, при малейших недомоганиях, советовал срочно
проконсультироваться у Морелля. Когда в 1936 г. моя сердечно-
сосудистая система и желудок восстали против ненормального
режима работы и приспособления к неестественному образу жизни
Гитлера, я посетил врачебный частный кабинет доктора Морелля.
Табличка у входа извещала: "Д-р Тео Морелль. Кожные и венери-
