чертежную доску, рейсшину и прочий инструмент, чтобы он мог
сам нарисовать план виллы, общий ее вид с различных точек
зрения и в поперечном разрезе. От чьей-либо посторонней помо-
щи он при этом отказался. Только над двумя другими эскизами
Гитлер работал с таким же тщанием, как над проектом своего
оберзальцбергского дома - над Имперским боевым знаменем и над
своим штандартом главы государства.
Тогда как архитекторы, как правило, наносят на бумагу
варианты различных идей, отбирая из них наилучший, для Гитле-
ра было характерно, что он первое же пришедшее ему в голову
решение без каких-либо долгих колебаний, интуитивно, считал
окончательным и только ретушью старался подправить очевидные
огрехи.
Старый дом сохранился внутри нового. Оба жилых помещения
были соединены большим проходом - в итоге возникла крайне не-
удобная для приема официальных посетителей планировка. Сопро-
вождавшие их лица должны были довольствоваться неуютной пе-
редней, которая одновременно служила проходом к туалетам, к
лестничной клетке и большому залу-столовой.
Когда у Гитлера проходили ответственные совещания, то
его личных гостей отправляли в ссылку на верхний этаж. А так
как лестница вела в переднюю к жилой комнате Гитлера, то не-
обходимо было выяснять у "передовых постов", можно ли пройти
через помещение и отправиться на прогулку. Предметом особой
гордости Гитлера было знаменитое огромное опускавшееся окно в
гостиной. Через него открывался вид на Унтерсберг, на Берх-
тесгаден и на Зальцбург. По какой-то странной фантазии прямо
под этим окном Гитлер разместил гараж для своего автомобиля,
и при неблагоприятном направлении ветра в помещение врывался
резкий запах бензина. Такая планировка была бы завернута на
семинарском занятии любого высшего технического учебного за-
ведения. С другой стороны, как раз такие промахи придавали
Бергхофу выраженную индивидуальность: он сохранял невзыска-
тельность дома, предназначенного для отдыха после рабочей не-
дели, но только масштабно возведенного в какую-то сверхсте-
пень.
Все предварительные калькуляции были далеко превзойдены,
и Гитлер был в некотором замешательстве: "Я уже вчистую снял
все со своего счета, хотя я получил от Аманна займ в несколь-
ко сотен тысяч. И все же, как мне сегодня сказал Борман, де-
нег не хватает. Издательство предлагает мне деньги, если я
разрешу издать мою вторую книгу 1928 г. (2). Но я страшно
рад, что этот том не был опубликован. Какие политические
проблемы это бы мне сегодня создало! Правда, я одним махом
вышел бы из финансовых затруднений. Только в качестве задатка
Аманн обещает миллион, а в целом это принесло бы мне многие
миллионы. Может быть, позднее, когда я продвинусь дальше. А
сейчас это невозможно".
И так он, добровольный узник, сидел у окна с видом на
Унтерсберг, с которого, согласно сказанию, император Карл Ве-
ликий, все еще спящий могучим сном, в один прекрасный день
начнет дело возрождения своей империи во всем ее величии. Ра-
зумеется, Гитлер усматривал прямую связь со своей собственной
персоной: "Вон поглядите на Унтерсберг там внизу. Не случай-
но, что мое жилище находится прямо напротив него".
Борман был связан с Гитлером не только своей строитель-
ной активностью вокруг Оберзальцберга; одновременно он добил-
ся большего - взять под свой контроль управление личными
финансовыми средствами Гитлера. Даже штат личных адъютантов
Гитлера попал в зависимость от его благорасположения, еще бо-
лее того - от него зависела и любимая женщина фюрера, как она
сама мне в этом призналась: Гитлер поручил ему удовлетворять
ее скромные потребности.
Гитлер был самого высокого мнения о финансовых талантах
Бормана. Однажды он рассказал, как в очень трудный для партии
1932 год Борман оказал ей очень важную услугу, введя обяза-
тельное страхование от несчастных случаев при исполнении пар-
тийных обязанностей. Поступления в эту страховую кассу оказа-
лись значительно выше, чем выплаты, и партия могла
использовать свободные деньги для других целей. Не меньшие
заслуги числились за Борманом и после 1933 г., когда ему уда-
лось окончательно избавить Гитлера от забот о деньгах. Он от-
крыл два щедрых источника: вместе с лейб-фотографом Гофманом
и его приятелем, министром почт Онезорге, они сообразили, что
Гитлер как лицо, изображенное на почтовых марках, сохраняет
права собственности на свой портрет и, следовательно, - на
денежное возмещение. Процент от общего оборота хотя и был ус-
тановлен минимальный, но поскольку голова Гитлера красовалась
на марках всех достоинств, в частную шкатулку, которой распо-
ряжался Борман, потекли миллионы.
Другим источником, открытым Борманом, стало учреждение
фонда "Пожертвования германской просышленности Адольфу Гитле-
ру". Без лишних слов немецким предпринимателям, недурно зара-
батывавшим на экономическом подъеме, было предложено выразить
свою признательность фюреру добровольными взносами. Поскольку
подобные мысли шевелились и в головах некоторых иных высших
партийных деятелей, Борман подстраховался особым постановле-
нием, которым закреплялась его монополия на сбор подобных по-
жертвований. Он был, однако, достаточно умен, чтобы какую-то
часть поступлений распределять "по поручению фюрера" среди
других партфункционеров. Дотации из этого фонда получал прак-
тически каждый обладавший в партии властью. Рычаг, регулиро-
вавший уровень жизни различных рейхс- и гауляйтеров, был хоть
и невидимым, на деле он, однако, давал в руки Бормана больше
реальной власти, чем у кого бы то ни было в партийной иерар-
хии.
Со свойственной для него настойчивостью Борман не отсту-
пал и от другого усвоенного им принципа - находиться всегда в
максимальной близости к источникам благодати и милости. Он
сопровождал Гитлера в Бергхоф, во всех поездках, не покидал
Гитлера в Рейхсканцелярии до раннего утра. Так Борман стал
прилежным, надежным и, наконец, просто необходимейшим секре-
тарем Гитлера. Он всем казался очень любезным, чуть ли не
каждый прибегал к его помощи, тем более, что он как бы совер-
шенно бескорыстно использовал свое служебное положение при
Гитлере. Да и его непосредственному начальнику Рудольфу Гессу
представлялось удобным постоянно иметь своего сотрудника в
непосредственной близости к Гитлеру.
Правда, сильные мира сего при Гитлере уже в то время,
как диадохи, изготовившиеся к смертельной схватке, завистливо
следили друг за другом. Борьба за место между Геббельсом, Ге-
рингом, Розенбергом, Леем, Гиммлером, Риббентропом, Гессом
началась с самого начала режима. Но вот Рем выпал из повозки,
а Гессу в ближайшем будущем предстояло утратить всякое влия-
ние. Но никто из них не распознал опасности, исходившей для
них от Бормана. Ему удавалось оставаться незначительным и не-
заметно возвести свой бастион. Даже среди тьмы новых власти-
телей без стыда и совести он выделялся своей жестокостью и
грубостью. Он не был обременен никаким образованием, которое
его бы сдерживало в каких-то рамках, и он любой ценой доби-
вался исполнения приказов Гитлера или того, что он из намеков
Гитлера оформлял как таковые. По природе своей холоп, он со
своими подчиненными обращался словно с рогатым скотом. Он был
крестьянским мужиком.
Я избегал его общества. Мы невзлюбили друг друга с само-
го начала. Наши отношения внешне были вполне корректными, как
того и требовала семейная атмосфера на Оберзальцберге. Не
считая своего собственного ателье, я никогда и ничего не
строил по его заказу.
По уверениям Гитлера, пребывание "на горе" возвращало
ему внутренний покой и уверенность, необходимые для его оше-
ломительных решений. Там он сочинял свои наиболее ответствен-
ные выступления. Стоит упомянуть, как он их писал. За нес-
колько недель до нюрнбергского партейтага он обязательно
удалялся на Оберзальцберг поработать над своими пространными
основополагающими речами. Срок все быстрее приближался. Адъ-
ютанты напоминали, что пора начинать диктовку, старались от-
гонять от него все - посетителей и даже строительную докумен-
тацию, чтобы не отвлекать его от работы. Но Гитлер все
оттягивал ее с недели на неделю, со дня на день с тем, чтобы
уже только при крайнем дефиците времени очень неохотно при-
няться за свое урочное задание. Обычно было уже слишком позд-
но для того, чтобы составить все речи, и во время съездов ему
приходилось сидеть ночами, чтобы наверстать время, упущенное
на Оберзальцберге.
У меня было впечатление, что ему был необходим такой
пресс, чтобы начать творчески работать, что он по-художничес-
ки, богемно презирал дисциплину, не мог или не хотел прину-
дить себя к систематической работе. Он давал время для мед-
ленного созревания своих речей и своих мыслей в недели
кажущейся бездеятельности, пока выношенное и аккумулированное
не изливалось, подобно водопаду, на его приверженцев или
партнеров по переговорам.
Переезд из нашего Бергаталя в суетную обстановку Обер-
зальцберга был отнюдь не полезен моей работе. Уже просто од-
нообразное течение жизни действовало утомляюще. Скуку наводил
всегда один и тот же круг лиц при Гитлере - тот же самый, что
обычно собирался в Мюнхене и Берлине. Единственное отличие
было в том, что здесь были жены ближайшего гитлеровского ок-
ружения, да еще две-три секретарши, ну и, конечно, Ева Браун.
Гитлер спускался в помещения нижнего этажа довольно
поздно, часам к одиннадцати, прорабатывал пресс-информацию,
выслушивал доклады Бормана и затем принимал первые решения.
Его собственно рабочий день начинался после обычно долго тя-
нувшегося обеда. Гости собирались в передней, Гитлер выбирал
себе соседку по столу, тогда как Борман, примерно с 1938 г.
получивший эту привилегию, сопровождал к столу Еву Браун, за-
нимавшую место слева от Гитлера. Этот штрих недвусмыленно
подчеркивал исключительное положение Бормана при дворе. Поме-
щение столовой, ее обстановка представляли собой помесь худо-
жественной простонародности и городской элегантности, как это
нередко бывает в загородных домах богатых бюргеров. Стены и
потолок были облицованы панелями из светлой лиственницы,
кресла обтянуты светло-красным сафьяном. Посуда - из простого
белого фарфора. Серебряные столовые приборы - с той же моног-
раммой Гитлера, что и в Берлине. Скромное украшение стола
цветами неизменно вызывало аплодисменты Гитлера. Подавали хо-
рошо, по-бюргерски сваренный суп, мясное второе, десерт и к
нему "фахингер" или другое вино, в бутылках. Прислуживали ла-
кеи в белых жилетах и черных брюках - служащие личной охраны
СС. За длинным столом размещалось примерно человек двадцать,
но из-за длины стола общие разговоры были невозможны. Гитлер
садился в середине стола, лицом к окну. Общался он со своим
визави, которого каждый раз выбирал самолично, или - со своей
соседкой.
По окончании обеда направлялись в чайный домик. Узкая
дорожка позволяла идти только по двое, так что это смахивало
на процессию. Впереди, с некоторым отрывом, шли два охранни-
ка, за ними - Гитлер со своим собеседником, а за ними в неп-
ринужденной последовательности - все общество, прикрываемое
сзади также охраной. По лужайкам носились две овчарки Гитле-
ра, не обращавшие внимания на его приказы - единственные оп-
позиционеры при дворе. К досаде Бормана Гитлер выбирал всегда
один и тот же получасовой путь и решительно отвергал предло-
жение пройтись лесом по разбежавшимся на километры асфальти-
рованным дорожкам.
Чайный домик был построен на особенно понравившейся Гит-
леру площадке с прекрасным видом на долину Берхтесгадена.
Присутствующие всегда в одних и тех же выражениях восхищались
открывавшейся панорамой. И Гитлер каждый раз, одними и теми
