дующими словами: "Почему всегда величайшее? Я делаю это, что-
бы вернуть национальное самосознание каждому отдельному
немцу. Чтобы сотней разных способов сказать каждому: "Мы вов-
се не хуже, наоборот, мы абсолютно равны любому другому наро-
ду". 9 < >
Не следует сводить эту гигантоманию только к форме прав-
ления; быстро накопленное богатство является такой же
причиной этого, как и потребность продемонстрировать свою си-
лу, какие бы основания для этого ни были. Поэтому мы в Древ-
ней Греции находим крупнейшие сооружения на Сицилии и в Малой
Азии. Допустим, это объясняется своеобразием этих городов,
уклад жизни которых всецело определялся их правителями, но
даже в Афинах Перикла культовая статуя Афины Парфенос Фидия
имела высоту 12 метров. К тому же большинство из 7 чудес све-
та приобрело всемирную известность как раз благодаря их нео-
быкновенной величине: храм Артемиды в Эфесе, Мавзолей в Гали-
карнасе, Колосс Родосский и статуя Зевца-Олимпийца Фидия.
Гигантомания Гитлера имела, однако, и другие причины,
которые он не хотел называть рабочим: величайшее должно было
прославлять его дело, укреплять его мессианское самосознание.
Создание этих монументов должно было позволить заявить пре-
тензию на мировое господство задолго до того, как он отважил-
ся признаться в этом своему ближайшему окружению.
Меня самого опьяняла мысль о том, что я при помощи чер-
тежей, денег, опираясь на строительные фирмы, создам каменные
свидетельства истории и тем самым реализовать эту претензию
на тысячелетнее существование. Но я приводил в восторг и са-
мого Гитлера, когда мог доказать ему, что мы "переплюнули",
по крайней мере по размерам, самые выдающиеся творения зод-
чества в истории. При этом его энтузиазм никогда не проявлял-
ся в восторженных восклицаниях. Он был скуп на слова. Возмож-
но, в эти моменты он даже преисполнялся каким-то
благоговением, но он благоговел перед самим собой и созданным
по его приказу, устремленным в вечность представлением о
собственном величии.
На том же самом съезде в 1937 г., когда Гитлер заложил
первый камень в фундамент стадиона, он завершил свое заключи-
тельное слово фразой: "Все же немецкая нация получила свой
германский рейх". За обедом после выступления адъютант Гитле-
ра Брюкнер рассказывал, что фельдмаршал фон Бломберг на этом
месте расплакался от потрясения. Гитлер расценил это как сви-
детельство полного согласия с тем, что эта формулировка имеет
принципиальное значение.
Тогда много говорили о том, что это загадочное изречение
открыло новый период большой политики; оно многое предопреде-
лит в будущем. Я примерно был информирован о том, что имелось
в виду, потому что примерно в то же время Гитлер однажды за-
держал меня на лестнице, ведущей в его квартиру, пропустив
вперед остальных. "Мы создадим великий рейх. В нем объединят-
ся все германские народы, от Норвегии до Северной Италии. И
свершить это должен я сам. Только бы хватило здоровья!"
Это была пока еще относительно сдержанная формулировка.
Весной 1937 года Гитлер посетил меня в моих берлинских выста-
вочных помещениях. Мы стояли одни перед более чем двухметро-
вым макетом Стадиона четырехсот тысяч. Он был установлен как
раз на уровне глаз, там была изображена каждая будущая де-
таль, он подсвечивался сильными софитами, и нам не нужно было
напрягать фантазию, чтобы представить себе эффект, который
производило бы это сооружение. Рядом с макетом на стендах бы-
ли размещены чертежи. Гитлер повернулся к ним. Мы говорили об
Олимпийских играх, я, как уже не один раз до этого, обратил
его внимание на то, что размеры моей арены не соответствуют
олимпийским требованиям. На это Гитлер, тем же тоном, как ес-
ли бы речь шла о чем-то само собой разумеющемся и не подлежа-
щем обсуждению, сказал: "Это совершенно неважно. В 1940 г.
Олимпийские игры еще раз пройдут в Токио. Но после этого они
всегда будут проводиться в Германии, на этом стадионе. И ка-
кими должны быть размеры арены, будем определять мы".
По нашему точному графику этот стадион должен был быть
готовым к съезду 1945 г....
Глава 6
Крупнейший заказ
Гитлер беспокойно ходил взад и вперед в саду Оберзаль-
цберга. "Я действительно не знаю, что делать. Это слишком
трудное решение. Больше всего мне хотелось бы присоединиться
к англичанам. Но история показывает, что англичане часто бы-
вают ненадежными. Если я буду с ними, между мной и Италией
все будет навсегда кончено. После этого меня бросят англича-
не, и мы будем сидеть между двумя стульями". В таком духе он
часто высказывался осенью 1935 г., обращаясь к своему узкому
кругу, как всегда, сопровождавшему его на Оберзальцберг. Мус-
солини в эти дни начал вторжение в Абиссинию, сопровождавшее-
ся массированными бомбардировками, негус бежал, была провозг-
лашена новая Римская империя.
С тех пор, как визит Гитлера в Италию в 1934 г. принес
так мало успехов, он стал не доверять, правда, не Муссолини,
но уж во всяком случае итальянцам и итальянской политике. И
вот, видя, что его сомнения получают подтверждение, Гитлер
вспомнил один политический завет Гинденбурга, согласно кото-
рому Германия никогда больше не должна была действовать сов-
местно с Италией. Под водительством Англии Лига наций ввела
экономические санкции против Италии. Теперь нужно принять
окончательное решение, считал Гитлер, быть ли с англичанами
или с итальянцами. Это будет решение на длительную перспекти-
ву. Как это случалось не раз и в будущем, он говорил о своей
готовности гарантировать англичанам неприкосновенность их ко-
лоний в обмен на общее урегулирование.
Но обстоятельства не оставляли ему выбора. Они вынуждали
его принять решение в пользу Муссолини. Несмотря на общность
идеологии и наметившиеся личные отношения, это было нелегким
решением. Еще много дней спустя Гитлер подавленно говорил,
что ситуация вынудила его совершить этот шаг. Тем большее об-
легчение он испытал, когда несколько недель спустя выясни-
лось, что введенные наконец санкции по именно решающим пози-
циям не затронули Италию. Из этого Гитлер заключил, что
Англия, как и Франция, не желают идти на риск и уклоняются от
всякой опасности. То, что позднее выглядело как дерзость, бы-
ло результатом этого открытия. Западные правительства, как он
заметил тогда, проявили себя слабыми и нерешительными.
Эти его представления получили дальнейшее подтверждение,
когда 7 марта 1936 г. немецкие войска вошли в демилитаризо-
ванную Рейнскую область. Это было открытым нарушением Локарн-
ского договора, по условиям которого ответный ввод войск дер-
жав-участниц был бы оправдан. Гитлер нервно ожидал первой
реакции. В спецвагоне, в котором мы вечером этого дня выехали
в Мюнхен, во всех купе царила атмосфера крайней напряженнос-
ти, которую излучал салон фюрера. На одной из станций в вагон
поступила новость. Гитлер облегченно вздохнул: "Наконец-то!
Английский король не станет вмешиваться. Он сдержит свое обе-
щание. Таким образом, все может пройти хорошо". Реакция Гит-
лера выдала его незнание того, какие ничтожные возможности
конституция предоставляет английской короне по сравнению с
парламентом и правительством. И все же для военной интервен-
ции, конечно, требуется согласие короля, и может быть, это
было как раз то, что хотел дать понять Гитлер. Во всяком слу-
чае, его беспокойство было сильно и даже позднее, когда он
вел войну почти со всем миром, он всегда называл вступление в
Рейнскую область своим самым рискованным предприятием: "У нас
не было настоящей армии: у нее даже не было достаточно сил,
чтобы в одиночку выступить против Польши. Если бы французы
предприняли серьезные действия, нас бы победили без труда,
через пару дней наше сопротивление был бы сломлено. А то, что
у нас называлось ВВС, просто вызывало смех. Несколько Ю-52
"Люфтганзы" и даже для них у нас не было достаточно бомб".
После отречения от престола короля Эдуарда VIII, будущего
герцога Виндзорского, он еще часто заводил разговоры о его
якобы благожелательном отношении к национал-социалистической
Германии: "Я уверен, что благодаря ему удалось бы достичь
прочных дружественных отношений с Англией. С ним все было бы
иначе. Его уход стал для нас тяжелой потерей". После этого
следовали замечания о темных антинемецких силах, определявших
развитие британской политики. Его сожаления о том, что не
удалось наладить отношения с Англией, красной нитью проходили
через все годы его правления. Они еще более усилились после
того, как 22 октября 1937 г. герцог Виндзорский с супругой
посетил Гитлера на Оберзальцберге и якобы хорошо отозвался о
достигнутом в Третьем Рейхе.
Через несколько месяцев после не встретившего сопротив-
ления ввода войск в Рейнскую область Гитлер проявлял радость
по поводу обстановки гармонии, царившей на Олимпийских играх,
мировое общественное мнение явно успокоилось. Он отдал указа-
ние создать у многочисленных авторитетных гостей из-за рубежа
впечатление миролюбия Германии, очень возбужденно следил за
спортивными битвами, и, в то время как каждый из неожиданно
многочисленных успехов немецкой команды заставлял его цвести
от счастья, он был крайне раздражен серией побед американско-
го чудо-бегуна негра Джесси Оуэна. Люди, чьи предки обитали в
джунглях, примитивны, у них более атлетическое сложение, чем
у цивилизованных белых, сказал он, пожав плечами, они нерав-
ные соперники, и поэтому нужно исключить их участие во всех
будущих Олимпийских играх и спортивных соревнованиях. Самое
сильное впечатление на Гитлера произвело неистовое торжество
берлинцев, когда французская команда вступила на Олимпийский
стадион. Она прошла мимо почетной трибуны Гитлера, подняв ру-
ки в приветствии и тем самым вызвала стихийный восторг многих
зрителей. Но Гитлер уловил в продолжительных аплодисментах
голос народа, в котором была слышна тоска по миру и взаимопо-
ниманию с соседней западной страной. Если я правильно понял
то, свидетелем чего я тогда стал, это торжество берлинцев его
скорее обеспокоило, чем обрадовало.
Весной 1936 г. Гитлер вместе со мной осматривал отрезок
автобана. Разговаривая со мной, он между делом проронил: "У
меня есть еще один строительный заказ. Самый большой из
всех". На этом и закончилось. Больше он ничего не сказал.
Он от случая к случаю набрасывал какие-то идеи по ре-
конструкции Берлина, но только в июне Гитлер показал мне план
городского центра Берлина. "Я долго и подробно объяснял обер-
бургомистру, почему эта новая улица должна быть шириной 120
метров, и вот он чертит мне какую-то шириной всего 90 мет-
ров". Липперта не воодушевили строительные планы Гитлера.
Сначала Гитлер только был раздосадован и назвал Липперта ме-
лочным, неспособным управлять мировым городом, еще более нес-
пособным понять уготованную ему роль в истории. С течением
времени эти замечания усилились: "Липперт неумейка, идиот,
неудачник, нуль". Удивительно было, что Гитлер все же никогда
не проявлял свое недовольство в присутствии бургомистра и ни-
когда не пытался убедить его. По-видимому, он тогда уже раз-
любил кропотливое занятие излагать всем причины. Через четыре
года, после прогулки от Бергхофа до чайной, где он вновь воз-
бужденно говорил о Липперте, он велел соединить себя с Геб-
бельсом и категоричной форме приказал ему сменить своего
обербургомистра.
Вплоть до сентября 1936 г. Гитлер по-видимому намеревал-
ся поручить берлинским властям работу над генеральным планом
реконструкции Берлина. Теперь он велел мне прийти и, не долго
думая и совсем неторжественно дал мне задание: "Этот город
Берлин никуда не годится. С настоящей минуты над проектом бу-
