тывали важное сырье, тем самым недодавая вооружение фронту
(17).
С самого первого дня я рассматривал нашу огромную органи-
зацию как временную. Точно также, как я сам намеривался после
войны вернуться в архитектуру и поэтому заручился специальным
ручательством Гитлера, я полагал уместным пообещать встрево-
женным руководителям промышленности, что наша организационная
система обусловлена исключительно условиями военного времени;
нельзя представить себе, чтобы в мирных условиях предприятия
отказались бы от своих наиболее работоспособных кадров или
предавали бы свои технологические новинки конкурирующим фирмам
(18).
Но в этой организации я не хотел видеть только нечто вре-
менное: я неустанно старался удержать ее импровизационный
стиль. Меня угнетала мысль, что в моем собственном детище уко-
реняется бюрократический стиль. Снова и снова призывал я сот-
рудников не заниматься бумаготворчеством, душить в зародыше,
неформальным личным или телефонным разговором, появление "те-
лег", что на ведомственном языке означало заведение "дела". К
постоянной импровизации нас вынуждали также и воздушные налеты
на немецкие города. Что я иногда мог их воспринимать и как
своего рода помощь, засвидетельствовано моей иронической реак-
цией на частичное разрушение здания нашего министерства во
время налета 22 ноября 1943 г.: "Если нам и повезло в том, что
значительная часть текущей документации министерства сгорела и
избавила нас от лишнего балласта, то мы все же не можем расчи-
тывать на то, что подобные события будут постоянно привносить
в нашу работу необходимую свежесть" (19).
Несмотря на весь технический и производственный прогресс,
объем военного производства времен Первой мировой войны не был
достигнут даже на пике военных успехов, в 1940 - 41 гг. В пер-
вый год войны с Россией производилась всего одна четверть ар-
тиллерийских орудий и боеприпасов от уровня осени 1918. Даже
три года спустя, весной 1944 г., когда мы после всех наших
успехов приближались к наивысшей точке нашего производства,
выпуск боеприпасов все еще был менее того, что в Первую миро-
вую войну давали вместе тогдашняя Германия и Австрия с Че-
хословакией (20).
Это отставание я всегда, помимо всего прочего, относил и
на счет сверх-бюрократизма, против которого я тщетно боролся
(21). В управлении по боеприпасам, например, численность
персонала была в десять раз больше, чем во времена Первой ми-
ровой войны. Требование упростить управление пронизывает мои
выступления и письма с 1942 и до конца 1944 г. Чем дольше я
вел борьбу с типично немецкой, да еще авторитарной системой
дополнительно усиленной, бюрократией, тем более моя критика
государственной мелочной опеки по отношению военной экономики
приобретала характер политического принципа, исходя из которо-
го я стремился, в конечном счете, объяснить все происходящее.
Утром 20 июля, за несколько часов до покушения, я писал Гитле-
ру, что американцы и русские научились добиваться большего эф-
фекта более простыми организационными средствами, тогда как мы
не добиваемся соответствующих результатов из-за устаревших ор-
ганизационных форм. Данная война - это война и двух оргпниза-
ционных систем: "борьба нашей, сверх-взлелеянной организации
против искусства импровизации на противоположной стороне".
Если мы не придем к другой организационной системе, то будущие
поколения сделают вывод, что наша устаревшая, скованная тради-
цией и ставшая громоздкой система организации должна была про-
играть.
Глава 16.
Упущенные возможности.
Одним из самых поразительных явлений войны остается тот
факт, что Гитлер старался оградить свой народ от тягот, кото-
рые Рузвельт или Черчиль взваливали на свои народы без всяких
колебаний (1). Разрыв между тотальной мобилизацией рабочей си-
лы в демократической Англии и халатным подходом к этому воп-
росу в авторитарной Германии отражает обеспокоенность режима
возможным отливом народного благоволения. Руководящие круги не
желали сами приносить жертвы, но они не ожидали их и от наро-
да, стараясь поддерживать его по возможности в добром располо-
жении духа. Гитлер и большинство его сподвижников пережили
солдатами революцию 1918 г. и никогда не забывали. В частных
разговорах Гитлер часто давал понять, что, памятуя уроки 1918
г., любая осторожность не будет чрезмерной. Для упреждения не-
довольства расходовались большие, чем в демократических стра-
нах, средства - на обеспечение населения потребительскими то-
варами, на военные пенсии или на пенсии вдовам погибших на
фронте мужчин. Тогда как Черчилль ничего не обещал своему на-
роду, кроме "крови, слез, тяжелой работы и пота", у нас на
всех этапах и при всех кризисах войны монотонно звучал пароль
Гитлера "Окончательная победа будет за нами." Это было призна-
нием политической слабости, в этом просматривались серьезные
опасения утраты популярности, из которой мог бы развиться
внутриполитический кризис.
Встревоженный поражениями на русском фронте, я в начале
1942 г. подумывал не только о тотальной мобилизации всех вспо-
могательных ресурсов. Я настаивал одновременно на том, что
"война должна быть завершена в кратчайший срок; если это не
удастся, то Германия ее проиграет. Мы должны закончить ее до
конца октября, до начала русской зимы или мы ее окончательно
проиграем. И выиграть ее мы можем только тем вооружением, ко-
торое у нас есть в данный момент, а не тем, которое появится в
будущем году. "Совершенно для меня необъяснимым образом этот
анализ ситуации дошел до "Таймс", опубликовавшей его 7 сентяб-
ря 1942 г. (2). Статья, действительно, резюмировала позицию,
разделявшуюся мною, Мильхом и Фроммом.
"Наше чувство всем нам подсказывает, что в этом году мы
стоим перед решительным поворотом нашей истории",- публично
заявил я в апреле 1942 г., не подозревая, что мы уже вплотную
подошли к нему - окружение Шестой армии в Сталинграде, гибель
Африканского корпуса, успешные наземные операции противника в
Северной Африке, а также первые массированные налеты на немец-
кие города. Да и с точки зрения военной экономики мы оказались
на переломе: вплоть до осени 1941 г. она была приспособлена к
быстротечным войнам с продолжительными перерывами между ними.
Теперь же шла непрерывная война.
Я полагал, что верхушке партийной иерархии следует немед-
ленно начать мобилизацию всех резервов. Это представлялось мне
тем более оправданным, что Гитлер сам 1 сентября 1939 г. тор-
жественно заявил в рейхстаге, что нет таких лишений, которые
он не был бы готов разделить лично.
И в самом деле, теперь он согласился с замораживанием
всех, опекаемых им строек, даже в Оберзальцберге. На это
распоряжение я сослался через две недели после вступления в
должность в своем выступлении перед самой трудной аудиторией,
перед гауляйтерами и рейхсляйтерами: "Недопустимо, чтобы на
наши сегодняшние решения оказывали влияние наши замыслы буду-
щих мирных работ. У меня имеется указание фюрера докладывать
ему о всех подобных, безответственных помехах, чинимых нашей
промышленности вооружений." Это была неприкрытая угроза, кото-
рую я, маневрируя, чуть смягчил признанием, что до начала
последней зимы каждый из нас лелеял свои особые желания. Но
нынешнее военное положение требует приостановки всех излишних
строительных работ в гау. Наш долг подать хороший пример и в
тех случаях, когда экономия рабочей силы и материалов была бы
и незначительной.
У меня была полная уверенность в том, что, несмотря на
монотонность, с которой я зачитывал текст, каждый из
присутствующих последует моему призыву. И все же после выступ-
ления меня окружило много гауляйтеров и крайсляйторов, старав-
шихся получить в виде исключения разрешение на какие-то строи-
тельные объекты. Первым среди них был сам рейхсляйтер Борман,
успевший заручиться у подверженного колебаниям Гитлера распо-
ряжением противоположного содержания. Рабочие на объектах в
Оберзальцберге, которым к тому же требовались автотранспорт,
стройматериалы и горючее, и в самом деле, остались там до кон-
ца войны, хотя через три недели после совещания я настоял на
новом приказе Гитлера о консервации этой стройки (4).
За Борманом протиснулся гауляйтер Заукель, он хотел
спасти возведение в Веймаре своего "партийного форума". Он
также неуклонно продолжал строительство до самого конца войны.
Роберт Лей сражался за свинарник в своей образцово-показатель-
ной усадьбе. Ему я отказал в этой абсурдной просьбе письменно,
позволив себе порезвиться при выборе формулировки исходящих
данных: "Руководителю Имперской организации НСДАП и Руководи-
телю Трудового фронта. Относительно Вашего свинарника"!
Да и сам Гитлер уже после моего призыва распорядился (
помимо продолжения работ в Оберзальцберге ) начать перестройку
обветшавшего замка Клесхайм под Зальцбургом в роскошную рези-
денцию для гостей, проект стоимостью во много миллионов. Гимм-
лер же сооружал для своей любовницы огромную виллу недалеко от
Берхтесгадена в такой тайне, что я об этом узнал лишь в
последние недели войны. Гитлер сам поощрил одного гауляйтера (
это было уже после 1942 г. ) к перестройке замка Позен, одного
отеля да еще - и к строительству личной резиденции, и все это
с огромным расходом фондируемых материалов! Еще в 1942-43 гг.
продолжалось строительство персональных поездов для Лея, Кей-
теля и прочих, что требовало немало дефицитных материалов и
квалифицированной рабочей силы. Индивидуальные строительные
замыслы партфункционеров оставались мне по большей части неиз-
вестными. При всевластии рейхс- и гауляйтеров я не мог до-
биться над ними контроля и лишь редко удавалось ноложить вето
на тот или иной проект, да и то на него не обращали внимания.
Даже летом 1944 г. Гитлер и Борман поставили своего министра
вооружений в известность, что некая мюнхенская фирма по изго-
товлению багетов и рам не должна привлекаться к военным зака-
зам. Впрочем, еще несколькими месяцами ранее от производства
для армии опять же по их указанию были освобождены "фабрики и
приравниваемые к ним художественные промыслы", занятые изго-
товлением ковров и штофных материалов для послевоенных соору-
жений Гитлера (5).
Всего лишь через девять лет после прихода к власти руко-
водящий слой был в такой степени коррумпирован, что даже на
критическом этапе войны не мог отказаться от ставшего уже при-
вычным стиля жизни на широкую ногу. Всем им "для представи-
тельства" были необходимы просторные дома, охотничьи угодья,
поместья и замки, многочисленная прислуга, обильные застолья,
подвалы с изысканными коллекциями вин (6). Кроме того, они
прямо-таки помешались на опасениях за свою жизнь, и в этом бы-
ло что-то гротескное. Гитлер сам, куда бы он ни прибывал, пер-
вым делом приказывал строить для него бункеры, мощность перек-
рытий которых, соответственно увеличивавшемуся весу бомб, воз-
росла под конец до пяти метров. Целые системы бункеров были
возведены в Растенбурге, в Берлине, на горе Оберзальцберг, в
Мюнхене, в гостевом замке в Зальцбурге, в ставках под Наугей-
мом и на Сомме, а в 1944 г. он повелел пробить в горах Силезии
и Тюрингии еще две ставки, что потребовало привлечения сотен
так нам нужных специалистов по шахтному строительству и тысяч
рабочих (7).
Бросавшиеся в глаза страх и преувеличенная оценка собст-
венной персоны у Гитлера делали и для его окружения несложной
задачей принятие сверх-мер по собственной безопасности. Не
только в своем Каринхалле, но даже и в отдаленном замке Фель-
денштайн вблизи Нюрнберга, который почти никогда не посещался,
Геринг приказал построить разветвленные подземные сооружения
(8). Семидесятикилометровое, пролегающее через отгороженные
