небе бушевал буран, гоня огромные снежные массы. Русские в
ватниках тщетно пытались расчистить метровые сугробы. Мы уже
были более часа - шагали по снегам, когда несколько русских
окружили меня и стали мне что-то возбужденно объяснять. Нако-
нец, видя, что я не понимаю ни единого слова, один из них на-
чал растирать мое лицо снегом. "Обморозился,"- сообразил я.
Благодаря путешествиям в горах настолько я разбирался. Мое
изумление еще больше возросло, когда другой вытащил из своего
грязного ватника белоснежный и тщательно сложенный носовой
платок, чтобы обтереть меня.
Не без трудностей около одиннадцати вечера мы все же
взлетели с кое-как расчищенного аэродрома. Пунктом назначения
машины был Растенбург в Восточной Пруссии, где базировалась
авиа-эскадрилья фюрера. Мне то нужно было в Берлин, но самолет
был не мой, и я был рад, что меня подбросят на приличное
расстояние. Благодаря этой случайности я впервые попал в
восточно-прусскую ставку Гитлера.
В Растенбурге я дозвонился до кого-то из его адъютантов.
Не доложит ли он Гитлеру о моем местопребывании на случай,
если тот захочет переговорить со мной. Я не видел его с начала
декабря, и для меня было бы большой наградой услышать от него
лично несколько приветственных слов. Машина из гаража при
ставке доставила меня в нее. Прежде всего я досыта наелся в
столовой, в которой вместе садились за стол Гитлер, его гене-
ралы, политические сотрудники и адъютанты. Гитлера не было
видно. В это время ему делал доклад д-р Тодт, министр вооруже-
ния и боеприпасов, и они обедали вдвоем в личных помещениях
фюрера. Не теряя времени, я обсудил с начальником транспорта
сухопутных сил генералом Герке и командующим железнодорожными
войсками наши проблемы на Украине.
После ужина, на котором на этот раз присутствовал и Гит-
лер, совещание с Тодтом продолжилось. Последний освободился
лишь поздно вечером, выглядел, после долгого и, по-видимому,
нелегкого совещания, напряженным и очень усталым. Он казался
просто подавленным. Мы посидели вместе несколько минут, он
молча тянул бокал вина, ни словом не упоминая о причинах свое-
го огорчения. Из вяло текущего разговора выяснилось, что Тодт
на следующий день утром летит в Берлин и что в самолете есть
одно свободное место. Он охотно согласился взять меня с собой,
и я был рад избегнуть долгого железнодорожного пути. Мы дого-
ворились о времени вылета ранним утром, и д-р Тодт попрощался
в надежде сколько-нибудь поспать.
Ко мне подошел адъютант Гитлера. Было около часа пополу-
ночи, время в которое мы и в Берлине нередко обсуждали наши
планы. Гитлер выглядел не менее переутомленным и расстроенным,
чем Тодт. Обстановка его кабинета была подчеркнуто скупой; он
не позволил себе здесь даже удобных мягких кресел. Мы загово-
рили о берлинском и нюрнбергском строительстве, и Гитлер
как-то сразу приободрился, оживился. На его землистом лице по-
явились краски. В конце беседы он попросил меня поделиться мо-
ими южно-русскими впечатлениями и, заинтересованно подбрасывая
вопросы, помогал мне. Трудности восстановительных работ на же-
лезнодорожном транспорте, снежные бураны, непонятное поведение
русских танков, товарищеские посиделки с их горестными песнями
- все это постепенно выливалось из меня. При упоминании песен
он насторожился и осведомился об их содержании. Я вынул из
кармана подаренную мне брошюрку с текстами. Я видел в этих
песнях вполне понятное выражение общей депрессивной ситуации.
Гитлер же моментально углядел в них сознательную и злокознен-
ную вражескую работу. Он почувствовал, что мой рассказ выводит
его прямо на след. Много позднее после войны, я слышал, что
лицо, ответственное за издание песенника, предстало перед во-
енным трибуналом.
Этот эпизод очень показателен для постоянной подозритель-
ности Гитлера. Старательно избегая правды, он полагал, что
способен делать важные выводы из таких вот частных наблюдений.
Поэтому он всегда охотно расспрашивал нижестоящих, даже если у
них заведомо не могло быть широкого угла зрения. Подобная по-
дозрительность, лишь отчасти оправданная, была у Гитлера пря-
мо-таки в крови, она окрашивала многое, вплоть до мелочей, в
его поведении. Здесь был, вне всякого сомнения, один из корней
его отрыва от событий и настроений на фронте, потому что его
окружение по возможности не позволяло пробиться нежелательной
информации.
Когда часа в три утра я доложил Гитлеру о своем убытии в
Берлин, то я все же отказался от самолета Тодта, который дол-
жен был вылететь через пять часов (2). Я слишком устал и сна-
чала хотел выспаться. В маленькой спальне я размышлял, а кто
из окружения Гитлера не делал этого после двухчасовой, с глазу
на глаз, беседы ?), какое впечатление у него осталось от меня.
Я был доволен: я снова уверился в том, что удастся возвести
вместе с ним задуманные постройки, в чем я уже подчас сомне-
вался перед лицом положения на фронтах. В эту ночь мы снова
воплотили в жизнь наши планы минувших дней, еще раз взвинти-
лись до галлюцинаторного оптимизма.
Утром меня разбудил телефон. Д-р Брандт возбужденно доло-
жил: "Доктор Тодт только что погиб в авиационной катастрофе."
С этой минуты все для меня переменилось.
За последние годы мое отношение к д-ру Тодту стало намно-
го теснее. В его лице я потерял старшего вдумчивого коллегу.
Нас многое объединяло: оба мы происходили из состоятельных
буржуазных семей, были земляками из Бадена и оба получили
высшее техническое образование. Мы оба любили природу, жизнь в
крестьянских домах, прогулки на лыжах, нас объединяла и силь-
ная нелюбовь к Борману. Тодт рассорился с ним уже из-за одного
того, что партсекретарь Гитлера своим дорожным строительством
изуродовал весь ландшафт вокруг Оберзальцберга. Частенько мы с
женой бывали у него в гостях. Тодты жили в маленьком, скромном
доме, чуть в сторону от озера Хинтерзее в берхтесгаденской
местности. Никто из тамошних жителей не подозревал, что это
знаменитый дорожно-строительный инженер и создатель автобанов.
Д-р Тодт был одним из немногих скромных, ненавязчивых лю-
дей в правительстве, человеком, на которого всегда можно было
положиться, от которого невозможно было ожидать интриг. С ха-
рактерным для него сочетанием тонкокожести и трезвости, столь
частым именно среди инженерной интеллигенции, он с трудом
вписывался в руководящий слой национал-социалистского госу-
дарства. Он вел одинокий, уединенный образ жизни, без личных
контактов с партийными кругами. Даже к трапезам у Гитлера он
появлялся чрезвычайно редко, хотя ему там всегда были рады.
Именно его сдержанность придавала ему особый авторитет; куда
бы он ни пришел, он всегда оказывался в центре всеобщего вни-
мания. Даже Гитлер демонстрировал ему и его деятельности свое
высочайшее уважение, доходившее до обожания, тогда как Тодт
сохранял по отношению к нему личную независимость, оставаясь,
конечно, лояльным партейгеноссе из первой когорты.
В январе 1941 г., когда у меня возникли трудности с Бор-
маном и Гисслером, Тодт написал мне необычно откровенное пись-
мо, в котором проглядывалось разочарование методами работы на-
ционал-социалистских руководящих кругов: "Возможно, мой опыт и
горькие разочарования, вынесенные из общения с людьми, с кото-
рыми, собственно, следовало бы тесно сотрудничать, позволили
бы Вам взглянуть на Ваши неприятности как на преходящие и,
возможно, Вам внутренне могла бы помочь точка зрения, к кото-
рой я постепенно пробился: а именно, что в столь великих де-
лах... любая активность вызывает и противодействие; всякий,
кто не сидит сложа руки, сталкивается со своими соперниками и,
к сожалению, со своими противниками. Но это происходит не по-
тому, что люди просто хотят враждовать друг с другом, а пото-
му, что в основе всего этого лежат поставленные перед ними за-
дачи и обстоятельства, вынуждающие других людей занимать иные
позиции. Возможно, что Вы еще в юные годы сумели избрать луч-
ший путь, т.е. все это стряхнуть с себя, тогда как я с этим
мучаюсь"(3).
В столовой ставки за завтраком оживленно обсуждалось, кто
мог бы наследовать Тодту. Все сходились на том, что его не за-
менишь: ведь д-р Тодт занимал сразу посты трех министров. В
ранге министра он был начальником всего дорожного сторои-
тельства, начальником всех водных путей рек и мелиоративных
сооружений, а также всех электростанций и кроме того - личным
уполномоченным Гитлера, министром по производству вооружений и
боеприпасов. В рамках четырехлетнего плана Геринга он возглав-
лял строительную отрасль и сверх того создал Организацию Тодт,
которая возвела Западный вал, строила на побережье Атлантики
базы-бункеры для подводных лодок, да еще - и дороги в оккупи-
рованных странах - от Северной Норвегии до Южной Франции и
России.
Таким образом Тодт сосредоточил в последние годы жизни в
своих руках важнейшие технические программы. Поначалу еще сох-
раняя видимость различных ведомств, его создание представляло
собой будущее министерство по делам техники, тем более, что в
партии он возглавлял главный отдел техники и одновременно еще
и председательствовал в головном объединении всех технических
объединений и союзов.
Уже в первые часы после гибели Тодта мне стало ясно, что
на меня падает какая-то из важных областей всеобъемлющих задач
Тодта. Потому как еще весной 1939 г. во время одной из своих
поездок к Западному валу Гитлер заметил вскользь, что, если с
Тодтом что случится, то он подумывает о передаче мне его задач
по строительству. Позднее, летом 1940 г., Гитлер официально
принял меня в своем кабинете в рейхсканцелярии и поведал мне,
что Тодт перегружен. Поэтому он решил передать мне все строи-
тельные программы, включая и строительство на побережье Атлан-
тики. Тогда мне удалось убедить Гитлера, что будет лучше, если
строительство и вооружение останутся в одних руках, поскольку
они тесно связаны друг с другом. Гитлер к этому вопросу не
возвращался, а я ни с кем не поделился. Это предложение могло
не только чувствительно задеть Тодта, но и повредить его
престижу (4).
Поэтому я был подготовлен к поручению такого рода, когда
примерно в час дня меня пригласили к Гитлеру. Выражение лица
его шеф-адъютанта Шауба было особо многозначительно. Гитлер
принял меня, в отличие от вчерашнего вечера, официально как
фюрер Империи. Стоя, серьезно и протокольно он принял мои со-
болезнования, ответил на них немногими словами, а затем произ-
нес напрямик: "Господин Шпеер, я назначаю Вас преемником ми-
нистра Тодта во всех его должностях." Я был ошарашен. Он уже
протянул мне руку и хотел отпустить меня. Я подумал, что он
неточно выразился и ответил, что приложу все усилия для того,
чтобы заменить д-ра Тодта в его обязанностях по строительству.
"Нет, во всех его должностях, включая и вооружение."
-"Но ведь я ничего не понимаю...,"- вставил я. "Я верю, что Вы
потянете,- перебил меня Гитлер,- кроме того, у меня никого
другого нет! Немедленно свяжитесь с министерством и принимай-
тесь за дело!" - "Тогда, мой фюрер, Вы должны облечь это в
форму приказа, потому что я не могу поручиться, что я справ-
люсь с этой задачей." Гитлер отдал краткий приказ, выслушанный
мной молча.
Не произнеся ни единого неформального слова, столь до сих
пор между нами обычных, он принялся за свои бумаги. Это было
проверкой нового рабочего стиля, который отныне должен был
установиться между нами. До этой минуты Гитлер как архитектор
дарил мне свое, в известном смысле коллежское расположение.
Теперь же начинался совсем другой этап, с первого же мгновения
которого он возводил дистанцию служебных отношений с подчинен-
ным ему министром.
Когда я направился к двери, вошел Шауб: "Прибыл господин
