не было необходимых качеств для того, чтобы самоутвердиться в
болоте интриг и борьбы за власть. Он был слишком для этого
чувствителен, слишком открыт, слишком подвижен и нередко сог-
лашался со всеми группировками по мере их возникновения. Как
человеческий тип он вполне соответствовал большинству высших
партийных руководителей, немногим из которых удавалось сохра-
нить почву реальностей под ногами.
Гитлер связывал измену Гесса с разлагающим влиянием про-
фессора Хаусхофера. Спустя четверть века Гесс со всей серьез-
ностью уверял меня в тюрьме Шпандау, что идея надземных сил
была ему ниспослана во сне. Он отнюдь не собирался выступить
оппонентом Гитлера или хотя бы просто поставить его в трудное
положение. "Мы гарантируем Англии ее мировую империю, а она за
это дает нам свободу рук в Европе,"- таково было содержание
послания, с которым он прибыл в Англию. Это была одна из де-
журных формулировок Гитлера до, а иногда и во время войны.
Как я понимаю, Гитлер никогда не оправился от "нарушения
верности" своим заместителем. Даже после покушения 20 июля
1944 г. он еще некоторое время в своих фантастических анализах
ситуации среди своих мирных условий упоминал выдачу "предате-
ля". Его следует повесить. Гесс, когда я ему позднее об этом
рассказывал, заметил: "Он бы помирился со мной. Наверняка! А
не полагаете ли Вы, что в 1945 г., когда приближался конец, он
по временам думал: "А ведь Гесс-то был прав"?
Гитлер потребовал, чтобы во время войны не только форси-
ровалось со всей настойчивостью возведение берлинских постро-
ек. Он кроме того, под влиянием своих гауляйтеров прямо-таки в
инфляционных масштабах расширил круг городов, подлежащих ко-
ренной реконструкции. Поначалу это были только Берлин, Нюрн-
берг, Мюнхен и Линц, теперь же своими личными указами он объ-
явил еще двадцать семь городов,- в том числе Ганновер,
Аугсбург, Бремен и Веймар - так называемыми "городами перест-
ройки" ( 2). Ни меня, ни кого-либо еще при этом никогда не
спрашивали о целесообразности подобных решений. Я просто полу-
чал копию очередного указа, подписанного Гитлером после того
или иного совещания. По моим тогдашним оценкам, как я писал об
этом 26 ноября 1940 г. Борману, общая стоимость этих планов, и
прежде всего замыслов партийных инстанций в "городах перест-
ройки", должна была бы составить сумму в 22-25 миллиардов ма-
рок.
Мне казалось, что все эти заявки ставят под угрозу сроки
моих строительных объектов. Сначала я попытался особым распо-
ряжением Гитлера прибрать все эти градостроительные планы под
свой контроль. Когда же это было сорвано Борманом, я после
долгой болезни, которая дала мне возможность поразмышлять над
многими проблемами, заявил 17 января 1940 г. Гитлеру, что бу-
дет лучше, если я сосредоточусь на доверенном мне строи-
тельстве в Берлине и Нюрнберге. Гитлер моментально согласился:
"Вы правы. Было бы жалко, если бы Вы растворились в общей те-
кучке. В крайнем случае разрешаю Вам от моего имени заявить,
что я, фюрер, не желаю вашего подключения к этим планам с тем,
чтобы Вас не слишком отвлекали от собственно художественных
задач" ( 3).
Я очень широко воспользовался этим и уже в ближайшие же
дни сложил с себя все партийные должности. Возможно,- если я
сегодня верно оцениваю комплекс моих тогдашних мотивов,- мое
решение было направлено и против Бормана, который с самого на-
чала относился ко мне холодно. Впрочем, я чувствовал себя не-
уязвимым, поскольку Гитлер часто отзывался обо мне как о чело-
веке незаменимом.
Бывало, я подставлялся, и Борман, конечно, к своему глу-
бокому удовлетворению, давал мне из своей партийной штаб-квар-
тиры резкие выговоры. Как, например, в случае, когда я сог-
ласовал с руководством евангелической и католической церквей
вопрос о возведении храмов в наших новых берлинских районах (
4). Он в резкой форме запретил отведение стройплощадок церк-
вям.
После того, как 25 июня 1939 г. своим указом "об обеспе-
чении необратимости победы" Гитлер распорядился о немедленном
возобновлении работ на берлинских и нюрнбергских стройках, я
спустя несколько дней поставил рейхсминистра д-ра Ламмерса в
известность, что "я не намерен на основе указа фюрера еще во
время войны снова приступить к практической реконструкции Бер-
лина". Однако, Гитлер не согласился с таким толкованием и при-
казал продолжать строительные работы, даже если общественное
мнение и было в основном негативным. Под его давлением было
решено, что несмотря на военное время, берлинские и нюрн-
бергские объекты должны быть готовы к ранее установленным сро-
кам, т.е. самое позднее в 1950 г. Под его нажимом я подготовил
"Срочную программу фюрера" и Геринг сообщил мне затем, в сере-
дине апреля 1941 г., что ежегодная потребность в 84 млн т ме-
таллоконструкций будет обеспечена. Для маскировки от общест-
венности эта программа шла под названием "Военная программа
работ по развитию водных путей и рейхсбана Берлина". 18 апреля
я обсуждал с Гитлером увязанные с этой программой сроки сдачи
Дворца для собраний, зданий Верховного командования вермахта,
Рейхсканцелярии, дворца фюрера - короче, средоточия его власти
вокруг Адольф Гитлер-плац, к возможно более скорому завершению
всего этого ансамбля он, несмотря на войну, сохранял пламенный
интерес. Одновременно было основан трест для производства этих
работ, в который были сведены семь наиболее мощных немецких
строительных фирм.
Несмотря на предстоящий поход на Советский Союз, Гитлер с
присущим ему упрямством продолжал лично отбирать полотна для
художественной галереи в Линце. Он разослала своих торговцев
предметами искусства в оккупированные области, чтобы обшарить
там рынок живописи и развязал таким образом "картинную войну"
между своими торговцами и людьми Геринга. Война эта начала
быстро принимать все более острые формы, пока Гитлер не поста-
вил своего маршала на место, чем и была отныне установлена
строгая субординация и среди торговцев антиквариатом.
Большие, переплетенные в кожу каталоги прибыли в 1941 г.
в Оберзальцберг; в них - сотни фотографий с полотен, которые
Гитлер лично распределял между галереями Линца, Кенигсберга,
Бреслау и других городов на Востоке. На Нюрнбергском процессе
я снова увидел эти коричневые тома как улики обвинения; карти-
ны по большей части были изъяты парижским ведомством Розенбер-
га из еврейского имущества. Гитлер пощадил знаменитые госу-
дарственные художественные собрания Франции. Впрочем, действо-
вал так он не без корыстного расчета, потому что он не раз
подчеркивал, что по мирному договору лучшие произведения долж-
ны будут быть переданы Германии в счет репараций. Свою власть
для личных целей Гитлер в данном случае не использовал. Из
картин, купленных или конфискованных в оккупированных странах
он ни одной не оставил у себя.
Для Геринга же хороши были любые средства, чтобы как раз
во время войны пополнить свою художественную коллекцию. Теперь
уже в три-четыре этажа в холлах и иных помещениях Каринхалле
висели ценнейшие полотна. Когда же на стенах не осталось сво-
бодного места, он использовал для размещения картин потолок
вестибюля. Даже на внутренней стороне полога над своим роскош-
ным ложем он приказал укрепить изображение обнаженной женской
фигуры в натуральную величину, изображавшей Европу.
Он и сам не чурался торговлей картинами. На верхнем этаже
его обиталища стены большого холла были сплошь увешаны живо-
писью. Они поступили из собственности одного известного гол-
ландского торговца антиквариатом, который вынужден был усту-
пить Герингу свою коллекцию по смехотворной цене. Эти картины,
как он сам рассказывал со смехом, он во много раз дороже про-
дает гауляйтерам, требуя при этом еще наценку за честь приоб-
ретения картины в "знаменитой коллекции Геринга".
Однажды, примерно в 1943 г. с французской стороны обрати-
ли мое внимание на то, что Геринг нажимает на правительство
Виши, требуя одну из жемчужин Лувра в обмен на несколько поло-
тен из своего собрания.
Ссылаясь на позицию Гитлера, что государственная коллек-
ция Лувра неприкосновенна, я заявил французскому представите-
лю, что он не обязан поддаваться этому давлению и что в край-
нем случае он может обратиться ко мне. Геринг отступился. С
незамутненной совестью он мне несколько позднее продемонстри-
ровал в Каринхалле знаменитый штерцингский алтарь, который ему
подарил зимой 1940 г. Муссолини после достижения соглашения по
Южному Тиролю. Гитлер и сам подчас возмущался методами, кото-
рые "второй человек" пускал в ход при пополнении своей коллек-
ции ценнейшими художественными произведениями, но не отважи-
вался привлечь Геринга к ответу.
Уже ближе к концу войны Геринг - что бывало редко - приг-
ласил моего друга Брекера и меня на обед в Каринхалле. Еда бы-
ла не слишком обильной; на меня произвело неприятное впечатле-
ние, когда к завершению трапезы нам подали обычный коньяк, а
Герингу слуга весьма торжественно наполнил бокал из старой,
покрытой пылью бутылки. "Этот специально только для меня",-
сказал он нам, своим гостям, и поведал, в каком из французских
замков был конфискован этот редкостный клад. Затем, пребывая в
радушном настроении, он показал нам, какие сокровища были уп-
рятаны в подвалы Каринхалля. В том числе - ценнейшие античные
экспонаты из Неаполитанского музея, прихваченные при эвакуации
в конце 1943 г. С все той же гордостью хозяина он приказал от-
переть шкафы, чтобы дать нам полюбоваться его запасом фран-
цузского мыла и парфюмерии, которых должно было хватить на го-
ды вперед. И в заключение осмотра он велел принести его кол-
лекцию бриллиантов и драгоценных камней, которая на взгляд
стоила многие сотни тысяч марок.
Закупки Гитлером картин прекратились, после того как он
произвел руководителя Дрезденской галереи д-ра Ханса Поссе в
своего уполномоченного для развертывания художественной гале-
реи в Линце. До этого Гитлер сам выбирал экспонаты по аукцион-
ным каталогам. В данном случае он пал жертвой своего принципа
в любом деле организовывать конкурентную борьбу между дву-
мя-тремя лицами. Независимо друг от друга он дал одновременно
разрешение торговаться на аукционах без ограничения своему фо-
тографу Хофману и еще одному антиквару. Они бойко продолжали
торговаться и набавлять еще и тогда, когда все другие покупа-
тели уже отпадали. Так дело и шло, пока берлинский аукционер
анс Ланге однажды не обратил на это мое внимание.
Вскоре после нового назначения Поссе Гитлер продемонстри-
ровал ему свои прежние приобретения, в том числе и собрание
картин Грютцнера. В бомбоубежище, где он хранил свои сокрови-
ща, были принесены кресла для Поссе, Гитлера и меня. Обслуга
из СС выносила к нам картину за картиной. К своим любимым по-
лотнам Гитлер давал беглые хвалебные комментарии. Но Поссе не
поддавался ни этим оценкам Гитлера, ни его покоряющей любез-
ности. Компетентно и неподкупно он отверг многие из дорогих
покупок: "Едва ли приемлемо" или "Не отвечает уровню галереи,
как она мне представляется". Как это обычно и бывало, если
Гитлер имел дело с действительным экспертом, он и на этот раз
принял критику без возражений. А ведь Поссе не принял боль-
шинство картин столь любимой Гитлером мюнхенской школы.
В середине ноября 1940 г. в Берлин прибыл Молотов. Гитлер
посмеялся в кругу своего обычного застольного кружка над пре-
небрежительным сообщением своего врача д-ра Карла Брандта, что
сопровождавшие советского Председателя совета народных ко-
миссаров и наркома иностранных дел лица попросили из страха
перед инфекцией все тарелки и обеденные приборы тщательно про-
кипятить.
В жилом покое фюрера в Бергофе, в Оберзальцберге, стоял
