Наши лица и руки казались неествественно красными. Внезапно
Гитлер сказал одному из своих военных адъютантов:"Похоже на
поток крови. На этот раз без применения силы не обойтись".
Еще несколькими неделями ранее центр интересов Гитлера
заметно переместился в военную область. Часто в многочасовых
беседах с одним из четырех своих военных адъютантов (полковник
Рудольф Шмундт от руководства вермахта, капитан Герхард Энгель
от сухопутных сил, капитан Николаус фон Белов от люфтваффе и
капитан Карл-Йеско фон Путкаммер от военно-морского флота -
Гитлер стремился добиться ясности в своих собственных планах.
Молодые и не скованные казармой офицеры были, повидимому, к
нему особенно приближены, тем более что он, все время искавший
поддержки своих планов, находил ее среди них легче, чем в кру-
гу скептических генералов, отвечавших за конкретные участки.
В те же дни, сразу же после обнародования германо-русско-
го пакта, адъютанты, однако, были заменены политическими и во-
енными ведущими лицами Рейха, включая Геринга, Геббельса, Кей-
теля и Риббентропа. Геббельс первым заговорил открыто и с оза-
боченностью о вырисовывающейся военной опасности. Странным об-
разом этот, в остальном столь радикальный пропагандист, считал
риск очень серьезным и пытался рекомендовать окружению Гитлера
мирную политическую линию, он позволял себе весьма несдержан-
ные высказывания о Риббентропе, которого считал главным
представителем партии войны. Мы, из частного окружения Гитле-
ра, видели в нем, как и в Геринге, выступавшим также за под-
держание мира, слабых людей, разложившихся в благоденствии
власти, просто не желающих ставить на карту приобретенные при-
вилегии.
Хотя именно в эти дни под откос была пущена реализация
главного дела моей жизни, я полагал, что решение вопросов на-
ционального масштаба должны иметь приоритет над частными инте-
ресами. Мои сомнения перекрывались самоуверенностью, которую
излучал в те дни Гитлер. Он казался мне героем античной леген-
ды, который без колебаний, сознавая свою силу, пускается на
самые рискованные приключения и с гордой независимостью прео-
долевает все преграды (3).
Собственно военная партия, кто бы помимо Гитлера и Риб-
бентропа к ней ни принадлежал, оперировала следующей аргумен-
тацией:"Допустим, что сейчас мы, благодаря нашему быстрому пе-
ревооружению, имеем соотношение сил 4 к 1. Со времени оккупа-
ции Чехословакии противная сторона сильно вооружается. Но
прежде, чем ее военное производство полностью развернется,
пройдет полтора - два года. Только начиная с 1940 года она
начнет ликвидировать наше солидное превосходство. И лишь когда
она выйдет на наш количественный уровень нашей военной продук-
ции, начнется постепенное ухудшение превосходства немецкого
потенциала. Ибо, для того, чтобы сохранить его, нам пришлось
бы учетверить объемы производства. Но это нам не по силам. Да-
же если противник выйдет на половину нашей продукции, общее
соотношение постепенно будет меняться не в нашу пользу. К тому
же именно сейчас у нас во всех родах войск поступает вооруже-
ние нового типа, тогда как у противной стороны - устаревшая
техника" (4).
Соображения такого рода вряд ли подействовали на принятие
Гитлером решений как главный аргумент, но они, несомненно,
повлияли на выбор момента. Поначалу он говорил: "Я задержусь в
Оберзальцберге возможно дольше, чтобы набраться энергии для
надвигающихся тяжелых дней. Только когда дело дойдет до приня-
тия роковых решений, я поеду в Берлин".
Но уже несколькими днями позднее колонна автомашин Гитле-
ра двинулась по автобану в Мюнхен. Десять машин с большими, в
целях безопасности, интервалами. Моя жена и я где-то в середи-
не. Было прекрасное безоблачное воскресение уходящего лета.
Население необычно тихо реагировало на проезд Гитлера. Почти
никто не махал приветственно руками. И в Берлине, в окрест-
ности Рейхсканцелярии было на редкость спокойно. Обычно же,
как только над зданием поднимался личный штандарт Гитлера, из-
вещавший о его прибытии, здание осаждалось людьми, приветство-
вавшими его при въезде и выезде.
От дальнейшего хода событий я, естественно, оказался иск-
люченным; тем более, что в эти напряженные дни распорядок ра-
боты Гитлера существенно смешался. С переездом двора в Берлин
все его время было занято сменявшими одно другим совещания.
Совместные трапезы по большей части выпадали. Среди наблюде-
ний, которые удержались в моей памяти, со всей свойственной ей
прихотливостью, сохранилась четкая, в чем-то комическая карти-
на: итальянский посол Бернардо Аттолико за несколько дней пе-
ред нападением на Польшу, хватая воздух на бегу, врывается в
Рейхсканцелярию. Он примчался с известием, что Италия на пер-
вых порах не сможет выполнить своих союзнических обязательств.
Дуче облек этот отказ в невыполнимые требования немедленных
поставок такой массы военных и народнохозяйственных товаров,
следствием которых могло быть только резкое ослабление воору-
женных сил Германии. Гитлер высоко оценивал военный потенциал
Италии, особенно ее военного флота, реорганизованного и распо-
лагавшего большим количеством подводных лодок; того же мнения
он был и относительно итальянских ВВС. На какой-то момент Гит-
леру показалось, что гибнет вся его стратегия, поскольку он
исходил из того, что решимость Италии вступить в войну допол-
нительно припугнет западные державы. Заколебавшись, он на
несколько дней отложил нападение на Польшу, о котором уже был
отдан приказ.
Отрезвление тех дней уже вскоре сменилось, однако, новым
эмоциональным подъемом и интуитивно Гитлер пришел к выводу,
что даже и при выжидательном поведении Италии объявление войны
Западом отнюдь не предрешено. Предложенная Муссолини диплома-
тическая инициатива была им отвергнута: он не позволит более
удерживать себя от решительных действий. Войска, уже давно
приведенные в боевую готовность нервничают, сезон благоприят-
ной погоды быстро промелькнет, следует помнить и о том, что
при затяжных дождях соединениям будет угрожать опасность за-
вязнуть в польской грязи.
Произошел обмен дипломатическими нотами с Англией по по-
воду Польши. Гитлер выглядел переутомленным, когда в один из
вечеров в зимнем саду канцлерской резиденции он в узком кругу
с убежденностью заявил: "На этот раз мы не повторим ошибки
1914 года. Теперь все дело в том, чтобы свалить вину на сторо-
ну противника. В 1914 году это было сделано по-дилетантски.
Сейчас все бумаги министерства иностранных дел просто никуда
не годятся. Я сам пишу ноты лучше". При этом у него в руке бы-
ла исписанная страница, возможно - проект ноты из министерства
иностранных дел. Торопливо он попрощался, не приняв участия в
ужине, и исчез в верхних помещениях. Впоследствии, в заключе-
нии я прочитал этот обмен нотами; при этом у меня не сложилось
впечатления, что Гитлер преуспел в своих намерениях.
Ожидание Гитлера, что после капитуляции в Мюнхене Запад
снова проявит уступчивость было подкреплено секретной информа-
цией, согласно которой некий офицер британского генерального
штаба проанализировал потенциал польской армии и пришел к вы-
воду, что сопротивление Польши будет быстро сломлено. С этим
Гитлер связывал надежду, что генеральный штаб сделает все для
того, чтобы отсоветовать своему правительству ввязываться в
столь бесперспективную войну. Когда же 3-го сентября за ульти-
матумами западных держав все же последовало объявление войны,
Гитлер, после короткого замешательства, утешал себя и нас
мыслью, что Англия и Франция, очевидно, объявили войну только
для видимости, чтобы не потерять лица перед всем миром. Он со-
вершенно уверен, что, несмотря на объявление войны, до боевых
действий дело не дойдет. Поэтому он приказал вермахту придер-
живаться оборонительной линии и, приняв это решение, мнил себя
чрезвычайно умным и тонким.
За суматошностью последних дней августа последовало ка-
кое-то странное затишье.На некоторое время Гитлер вернулся к
своему обычному дневному ритму, он даже вновь заинтересовался
архитектурными делами. В своем кругу за столом он объяснял:
"Мы хотя и находимся с Англией и Францией в состоянии войны, но
если мы с нашей стороны уклонимся от активных боевых действий,
то все уйдет в песок. И напротив, если мы пустим на дно ка-
кое-нибудь судно и будут многочисленные жертвы, то там уси-
лится партия войны. Вы понятия не имеете, каковы эти демокра-
ты: они были бы рады как-нибудь выпутаться из этой истории. А
Польшу они просто бросят в беде!" Даже когда немецкие подлодки
оказались в выгодной позиции против военного французского ко-
рабля "Дюнкерк", Гитлер не дал разрешения на атаку. Британский
налет на Вильгельмсхафен и гибель "Атении" ничего не оставили
от его расчетов.
Ничему не наученный, он оставался при своем: Запад слиш-
ком жидок, слишком дрябл и упадочен для серьезной войны. Воз-
можно, ему было очень неприятно признаться себе и своему бли-
жайшему окружению в том, что он ошибся. У меня свежо воспоми-
нание о том удивлении, с которым было встречено известие о
вступлении Черчилля в качестве военно-морского министра в во-
енный кабинет. Со злосчастным сообщением прессы в руке Геринг
появился на пороге из апартаментов Гитлера, плюхнулся в бли-
жайшее кресло и сказал устало: "Черчилль в кабинете. Это озна-
чает, что война действительно начинается. Теперь у нас с Анг-
лией война". Поэтому и некоторым иным наблюдениям можно было
понять, что такое начало войны не соответствовало предположе-
ниям Гитлера. Временами он заметно терял так успокоительно
действовавшую ауру непогрешимого фюрера.
Иллюзии и принятие желаемого за действительное связаны с
нереалистическим складом ума и способом работы Гитлера. На де-
ле он ничего не знал о своих противниках и отказывался пользо-
авться той информацией, которая была в его распоряжении. Он
больше полагался на свои спонтанные озарения, как бы ни были
они, взятые по отдельности, противоречивы. В соответствии со
своей поговоркой, что всегда существуют две возможности, он
хотел войны в этот как-будто бы самый благоприятный момент ив
то же время не готовился к ней должным образом. Он видел в Анг-
лии, как он однажды выразился, (5) "Нашего врага номер один" и
все же надеялся на мирное урегулирование" с ним.
Я не верю, чтобы Гитлер в те первые сентябрьские дни пол-
ностью отдавал себе отчет в том, что он непоправимо развязал
мировую войну. Он просто хотел сделать еще один шаг вперед; он
был готов, как и год назад, во время чехословацкого кризиса,
рискнуть, но он только и готовил себя к риску, а не к
собственно большой войне. Его программа перевооружения флота
была намечена на более поздний срок, боевые корабли, как и
первый авианосец еще только строились. Он знал, что эти суда
смогли бы в полной мере показать противнику свои боевые
свойства, действуя только в примерно равноценных по составу и
силе соединениях. К тому же он также столь часто говорил о не-
дооценке подводного оружия в первой мировой войне, что он вряд
ли бы сознательно начал Вторую, не выставив сильный флот под-
лодок.
Но все тревоги, казалось, рассеялись в первые же дни сен-
тября, когда польский поход принес немецким войскам ошеломи-
тельный успех. Вскоре к Гитлеру как будто бы вернулась его бы-
лая уверенность, а позднее, в самый разгар войны я неоднократ-
но от него слышал, что польскому походу обязательно нужно было
быть кровавым: "Вы что думаете, это было бы счастьем для ар-
мии, если бы мы заняли Польшу снова без борьбы, после того,
как мы заполучили Австрию и Чехословакию без боя? Поверьте
мне, этого не вынесет и самая лучшая армия. Победы без проли-
тия крови деморализуют. Так что это было не просто счастье,
