когда он покидал квартиру-сейф около полуночи, то признался: ну, мать,
ты и головастая! Хотя Фердуева предпочла бы услышать нечто совершенно
иное.
Васька Помреж возлежал на кожаном диване в приемной директора институ-
та, на животе блюдо с бутербродами - красная икорка с вологодским мас-
лицем, предложенная в приступе боязни Почуваевым, перед глазами теле-
визор. Этажом выше три пары пировали, предупрежденные, что безобразий
фирма не потерпит. На предпоследнем этаже, в уютном холле с пальмами и
подсветкой, шестеро крутых резались в карты, ночевать не собирались,
хотя оплатили и ночлег, и утренний завтрак.
Помреж косился в зеркало и в минуты затишья событий на экране телеви-
зора нет-нет да выдавливал угрей с подбородка, с крыльев сильно поб-
лескивающего носа.
Сверху донесся топот, грохот музыки. Помреж железным жимом ухватил
трубку телефона; выдал гневный нагоняй и вновь вперился в экран. Кар-
тежники тише и приличнее, платят - щедрее; гулены обременительны, зато
никогда не иссякают. Звонили игроки, заказали еще шампанского, непре-
менно мелкомедального абрау-дюрсо. Помреж кивнул, нагрузил сумку бу-
тылками, от себя, не спрашивая, желают ли, насыпал сверху дюжину
апельсинов и поплелся к лифту. На обратном пути навестил гулен. Мужики
осовели, девицы держались. Порядок. Васька Помреж подмигнул старой
знакомице Лильке Нос - потрошение предстояло знатное - и величаво уда-
лился.
Помрежа побаивались, на месте расправы никогда не чинил, но оскорбле-
ния не прощал; через неделю, месяц, а случалось и через полгода после
нанесения обиды в стенах института во время его дежурства, неосторож-
ного бузотера постигала кара: мордобой случайный на улице, разбитая
вдребезги машина, а раз, как шептались, и спаленная дотла дача. Было,
не было, никто доподлинно не знал, зато Помреж усвоил, что слухи рабо-
тают к его пользе и особенной свирепостью, наподобие Почуваева, свой
лик не уснащал, усекая наперед, что как раз смешливый и вроде б не
серьезный, о котором ползут колючие слушки, устрашает во сто крат
больше.
Васька снова растянулся на диване, загодя притащил из лаборатории ви-
дик, запустил фильм с пальбой. Весной в работе наступало затишье: са-
мый сезон - середина зимы и разгар лета, сейчас же передых выпал, хотя
предприятие работало бесперебойно, впрочем, без полной загрузки мощ-
ностей.
Лилька Нос спустилась за постельным бельем. Помреж отпер шкафчик с
персональным замком, отсчитал три комплекта в мелкий цветочек, хохот-
нул в голос:
- Переходим к маневрам? Лиль, там кобел бородатый вразнос пошел, смот-
ри, чтоб не побил чего пес, вычту до копья.
Лилька Нос чмокнула Помрежа в лоб по-свойски, сто лет назад романились
еще на студии и умчалась в горячий цех.
Пальба на экране Помрежа не развлекала, выключил на половине ленты,
протянул руку к ночнику, умерил реостатом свечение, повернулся на бок
и, перед тем, как погрузиться в сон узрел Почуваева, крадущегося в
подвал третьего дня, отметил испуг, несвойственный разухабистому отс-
тавнику. Помреж особенно не тужил: что ни случись, он в накладе не ос-
танется, да и Почуваев, ясное дело, тож - слишком обширно оба осведом-
лены, Фердуева их не выпустит из коготков, а усвоив накрепко, что раз-
ная оплата прорастает завистью, не допустит, чтоб подчиненных одарива-
ли разнокалиберно; другое дело, что за особые услуги Фердуева могла
единовременно, и в строгой тайне от других, поощрить удачливого, но
тут уж язык прикуси намертво, иначе не видать расположения бригадирши
вовек.
Сон не шел. Наверху заголосила Лилька Нос. Ишь, отрабатывает на славу,
тут Помреж звонить-вразумлять не решился: распаляет сучонка клиента,
все по правилам, и Помреж в доле так, что не резон ему утихомиривать
выкладывающуюся Лильку, не то утратит квалификацию, растеряет навык -
фирме только урон. Помреж вжал уши в подушку, окунулся в ватное тепло.
Игроков сегодня притащил Леха-Четыре валета - лысый, как колено, и
каждый сезон меняющий парики и их цвет, откуда и прилипло "Четыре ва-
лета". Валетам Помреж доверял, как себе, и потом, выпроваживать коман-
ду в полночь не понадобится. Леха своим ключом отомкнет дверь внизу,
им же и задрает. Такая вольность считалась серьезным прегрешением, уз-
най Фердуева, но сладкий сон Помрежу мил не менее расположения хозяй-
ки, да и Леха никогда не подводил.
Помреж метался меж сном и явью, будто обломок крушения в волнах, и вой
Лильки добирался до слуха, ослабленный расстоянием, будто из преиспод-
ней.
Наконец заснул и приснилось странное - легкие шаги по лестнице, руки
нежно гладят, чешут за ухом, как сытого кота, и шепот: вставай, Вась,
ну, вставай. Помреж крутанул лошадиной мордой и вдруг почувствовал -
подлинное прикосновение, разлепил глаза. Ба! Лилька в простыню завер-
нутая, будто привидение, тормошит его за плечо.
- Сдурела!! - Помреж вскочил, будто под задом пружина распрямилась.
Бедой повеяло.- Чего надо?
- Плохо ему стало! Корчится на полу, за сердце хватается, стонет. ко-
нец, мол, пришел.
Помреж включил свет, отпихнул Лильку:
- Орать надо меньше, сучара! Отнеси ему валидол,- полез в тумбочку,-
вот валокордин, нитроглицерин, чего еще? Хоть требуй справку о здо-
ровье, как в бассейне. Может, влить ему стаканеро в глотку? Лучшая те-
рапия.
Белизна Лильки Нос превосходила белизну простыни.
- Васюша, миленький, а вдруг умрет, тогда что?.. Что тогда?
Помреж опустил ноги на пол. За окном темень, посыпанная огнями, будто
полусгнивший лес светляками. Что тогда?
Помреж особенно не тужил, случалось и такое, ничего живы-здоровы все.
Один раз Почуваев даже искусственное дыхание организовал собственными
силами, а когда хвастал подвигом спасения чужой жизни, Васька про себя
изумлялся тяготам спасаемого: у Почуваева из пасти несло, будто у ка-
бана, сколько раз ни укорял Помреж, не помогало. Почуваев со смешком
пояснил про особенную болезнь - зубы тут не причем! - все от желудка
зависело. Помреж напирал: как же ты жену целуешь? Почуваев искренне
удивлялся: да я еще со смерти вождя народов не балую ее целованием. А
других? - не утерпел Васька. Почуваев сузил глаза, замаслился, другим
не до различения запахов, тут только крепость рук решают да нахрап,
кто там в угаре принюхиваться посмеет.
Что тогда?
Бледность Лильки повело в зелень. Еще эта сейчас брякнется в обморок.
Васька вцепился в голое плечо девицы, отпустил, на коже красными пят-
нами отпечатались следы пальцев. Неврастеничка, припомнил невесть от-
куда Помреж, вегетатика шалит.
Что тогда?
Так все складно катилось: Леха-Четыре валета одного шампусика назака-
зал, поди, ящик, а в фирме таковское мелкомедальное не задарма отпус-
кали.
Нарушение привычного порядка травмировало Помрежа, суди-ряди теперь
вместо сна.
- Давай скорую вызовем,- прошелестела Лилька и бессильно сползла на
ложе Помрежа.
- Жди,- отрезал Васька, хотя подумывал о том же. Хлопотно?.. Ворвутся
белохалатники, как им объяснить причины появления здесь пьяного в рас-
пыл, полумертвого детины да еще в одолении сердечного недуга. Белоха-
латники могли и промолчать, не заметить, теперь все приучились не за-
мечать - не суй свой нос в чужой овес, свой каравай печь не забывай.
Что тогда?
Лилька скулила, длинные ноги, бедра рельефно проступающие сквозь прос-
тынное полотно, расслабились в некрасивой позе. Помреж накрыл глаза
ладонью: Фердуева всегда повторяла, если что, тут же звони мне. Васька
набрал номер телефона хозяйки, звонок раздался через секунду после то-
го, как неприступная дверь многих трудов дитя - захлопнулась за масте-
ром, а в воздухе еще не растаял звук слов - ну, мать, ты и головастая.
Фердуева в истоме бурных ласк выслушала тревожный сигнал с места. В
разомлении молча жевала губами, не волновалась ничуть, парила в восхо-
дящих потоках недавних страстей, в шорохах чужих прикосновений распоз-
навала мысленно неведомые пока привычки, неизвестного мужчины, волей
случая оказавшегося твоим на время.
Помреж изложил кратко и толково, важного не упустил, Фердуева лишний
раз похвалила Ваську за обстоятельность и умение владеть собой, но
упорно молчала. Пусть покроется потом, пусть подрожит, ошпарится мае-
той неявного исхода. Фердуева не тревожилась: хоть нагрянет скорая,
хоть нет, хоть выживет мужик, хоть окочурится. Почуваева, Помрежа и
прочих присных держала в трепете неведения, нелишне страха поднагнать,
окупается осторожностью подчиненных, по сути все решало прикрытие.
Статисты ее балагана не дурачки, догадывались о приводных ремнях, что
крутились по воле Фердуевой, лишнего вызнать не стремились - зачем? На
то и хозяйка - но. воспитанные в строгости приключений не искали.
Фердуева жгла молчанием: пусть попреет, ее прикрытие не пощупаешь, его
вроде и нет, будто паутинка на солнце, и не видно, а меж тем вся соль
в людях, отпускающих грехи фирме Фердуевой не за Господи, помилуй, не
за спасибо, хоть большое, хоть пребольшущее, а за бумажки профилями и
башнями разрисованные.
Проглотила язык. Помреж машинально прикрыл вызывающие колени Лильки
Нос краем простыни. Никак не поверить, что это сопливое, мокроглазое
создание с мужиками творит чудеса. Помрежа молчание Фердуевой оконча-
тельно успокоило и в подтверждение его дум хозяйка определила:
- Оклемается. не вызывай. похужает, звони.
Васька трубку отпустил и вовсе весело: хозяйка не ошибается, значит
оклемается, ей виднее, да и трудно не проявить проницательность - му-
жик в соку, в загул лезет, что козел в капусту; перебрал! Очухается.
конечно, случается и бабища с косой завернет ненароком, но чаще трево-
га ложная, завтра защебечет соловьем.
Помреж сунул лекарства в ладошку девицы, рывком поставил на ноги,
шлепком по заду направил к лестнице. Уверенность Васьки вмиг переда-
лась девице, нос и глаза просохли, зрак сверкнул ерным огоньком, губы
томно распухли, выворачиваясь наружу, как в замедленной съемке, и
вместо причитаний - привычный полувизг, полусмех:
- Завела мальца излишне, испереживался насчет успеха своего диванного
выступления.
Помреж не слушал, пал коршуном на ложе, накрыл подушкой голову, поста-
рался ухватить за хвост прежний сон, чтоб не мучаться вновь тяжким за-
сыпанием. Задохнулся, отшвырнул подушку и прозрел: испоганили ночь -
не заснуть, так их растак! Завыл лифт наверху, одну кабину Васька не
отключал. Леха-Четыре валета спускал гостей игорного салона. На этаже
Помрежа лифт замер. В коридоре ковровая дорожка глушила шаги, но нат-
ренированное ухо Васьки не обманывало: несут причитающееся. Леха воз-
ник в директорской приемной тенью, приблизился к столу секретаря,
опустил за уголок конверт, на цыпочках - старался не растревожить Пом-
режа - растаял во тьме.
Снова ожил лифт, утаскивая компанию игроков на первый этаж. Человек!
Чтит мой сон, будто балерина на пуантах вышагивал, с нежностью прокру-
чивал в голове приход Лехи Помреж. Тишина на всех восемнадцати этажах
улеглась окончательно, ночь заползла во все закоулки и обосновалась
всерьез до утра.
Васька хотел было подняться, пересчитать деньги в конверте, да лень
корежила; с другой стороны - заснет мертвым сном, а черт их знает кого
Лилька приволокла, может, запойный ухажер с пошаливающим сердчишком
проспится резво - сон алкоголика глубок, но краток, нагрянет, неровен
час, в приемную - опочивальню Васьки, и умыкнет конверт. Да и Лилька
сама не хрустальной прозрачности, хотя намекни ей, выцарапает глядел-
ки. Помреж нехотя поднялся, доковылял, не включая свет, до стола, упо-
коил конверт на груди и тут ему показалось, что сквозь толстое стекло,
отделяющее приемную директора от коридора бесформенным пятном белеет
чужое лицо.
Мишка Шурф принимал Акулетту на дому, хоть и за полночь, а все еще ве-
