и себя представлять вовсе не сплетенным из железных тросов, не знающим
жалости, не ведающим сострадания, а растерянным перед могуществом жиз-
ни человечком, которому свойственно плутать и желать единственно пони-
мания и поддержки женщины, отогревающей в осенние месяцы твоего пути.
Из глубин подвала докатилось веселое переругивание Мишки Шурфа и Во-
лодьки Ремиза.
Пачкун по-орлиному встрепенулся, сверкнул глазом, высунулся в коридор,
рявкнул беззлобно:
- Что, коблы, разорались? Миш, не обгрызай тушу, будто крысы пировали;
выбрось на прилавок хоть пару-тройку путных кусков!
В ответ - ржание мясников. Пачкун притворил дверь, притянул к груди
возлюбленную, ткнул нос в пенно восходящие потоки золотистых волос и
совсем по-доброму повторил:
- Коблы!
Вечером Наташка набрала номер подруги не без дрожи. Голос Светки сразу
не понравился. Дрыниха в сердцах матюгнула дядю, тенью проползшего
вдоль стены коридора, будто тот отвечал за скользкое поведение подру-
ги.
Светка заканючила о простуде, и Наташка вспылила.
- Если в субботу бортанешь, жрать станешь столовские борщи! Ко мне до-
рогу забудь! У меня ртов, пищащих с голодухи, хватает.
Светка осеклась - трубка, будто живое существо, умерла, испустила дух
и разродилась сдавленным, тягучим: да-а! Наташка швырнула трубку. Не-
чего миндальничать, чем грубее, тем больше толка. Без Наташкиных пос-
тавок пусть хавает плавленные сырки, да зеленый горошек.
Дядя возвращался из туалета, Наташка протянула руку, цапнула старика
за пуговицу, той же ладонью, также легко, что и Пачкуна час-другой на-
зад, погладила.
- Извини, дед, за срыв! Работы невпроворот. Устаю.
Дядя возвел бледно-голубые, почти прозрачные, в красных прожилках гла-
за к потолку, веки блеснули слезами. Эх, охочи дряхлюки мокрость раз-
водить, Наташка подпихнула дядю к кухне и, чтоб не замечать слабости
старика, загомонила:
- Иди сюда, глянь, что приволокла. Ужин сейчас заладим королевский.
Хорошо, что дядя не видел ее глаз, а только спину и белую шею, и креп-
кие ноги, но не глаза, подернутые влагой так же, как у него, у немощ-
ного - понятное дело, а Наташке-то с чего бы?
Утром Апраксин встретил у подъезда Фердуеву - раскланялся. Ответа ждал
долго, женщина в упор, без стеснения разглядывала соседа, наконец, гу-
бы дрогнули подобием улыбки и воспоследовал кивок.
Теперь будем здороваться, уже кое-что, а дальше - по обстоятельствам.
Апраксин и себе не мог ответить, чего добивается: любопытство своим
чередом, но загадочность Фердуевой, яркость и настороженность, в соче-
тании с властностью, завораживали.
После встречи у подъезда Апраксин забежал в "двадцатку" прикупить мо-
лочных продуктов. Вдоль прилавков шествовал медленно, продавцы отводи-
ли глаза и с преувеличенной деловитостью принимались разглядывать пля-
шущие стрелки весов или в забывчивости наворачивали на взвешенную по-
купку второй лист бумаги.
Снова Пачкун гнал в массы подгнившую колбасу. Апраксин сразу опознал
ее бока, подернутые седоватой пленкой, отдающей в прозелень. Шла гниль
нарасхват, прыгала в сумки разного люда, и Апраксин недоумевал: неуже-
ли не опасаются? Законы очереди диктовали свое: бери! Тащи! Потом раз-
берешься, все берут - и ты! Раз хвост, значит товар, да и выбирать не
приходилось.
Слишком долго Апраксин торчал у колбасного прилавка, кто-то просигна-
лил Пачкуну - тревога! Начмаг выполз из подвала, осветив белозубой
улыбкой сумеречность очереди. Пачкун приглядывался к Апраксину, будто
припоминал давнее, стертое в памяти временем.
Так и замерли зрачок в зрачке: Апраксин, не допуская наглого, прицель-
ного разглядывания без наказания, Пачкун, привороженный тревогами
смутными, но, кажется, все более проступающими в немигающем взоре ру-
соволосого.
Мужик фактурный! Апраксин решил не уступать в переглядках. Знает себе
цену, уверен в тылах, а все ж свербит недоброе в душе. Пачкун напоми-
нал неприступную на вид крепость с толстенными стенами, выложенными
трухлявым кирпичом, о чем ведомо только осажденным, слабость начмага
выдавали легкое подрагивание пальцев и капелька пота на верхней губе.
Чего неймется? Дон Агильяр невольно промокнул пальцем влажнику под но-
сом. Неужели Дурасников учуял опасность ранее и вернее? Теперь Пачкун
припомнил Апраксина вполне и расценил его явление, как предвестие бу-
ри.
- В чем дело, гражданин? - первым треснул Пачкун.
Апраксин поправил наплечный ремень, ткнул в колбасу:
- А почему не товарищ?
Пачкун на исправлении не сосредоточился - гражданин, товарищ, без раз-
ницы,- впился в колбасу, расправил плечи под отутюженным, за доплату,
Маруськой Галошей белым халатом.
- Отменная колбаса, задохнулась при транспортировке и хранении.
Дальше Апраксин все знал: сейчас кивнет продавщице, отрежет швейцарс-
ким ножиком ломтик и умнет на глазах очереди.
- Только публичную дегустацию не устраивайте,- Апраксин улыбнулся,- я
верю, гнилье разжевываете только за ушами трещит.- Пачкун скорчил гри-
масу обиды - уже поигрывал ножиком на ладони, когда Апраксин пресек
попытку реабилитации порченой колбаски.
Глаза из очереди впились в двоих - все развлечение, о колбасе и забы-
ли, бесплатная коррида - лакомое блюдо.
- Не желаете спуститься ко мне? Обсудим.- предложил Пачкун.
- Намекнете на чешское пиво дня через два,- Апраксин громко предполо-
жил так, чтобы все слышали,- уже проходил, извините.
Пачкун хотел было выкрикнуть: малыш, ребята Филиппа тебя так отмете-
лят, что охота болтать навсегда испарится, но вместо предостережения
широко - отрабатывал годами - улыбнулся:
- Зачем же так, товарищ?
Апраксин забежал в "двадцатку" по дороге в бассейн - время на исходе -
оглядел очередь, Пачкуна, горы давным-давно бездыханной колбасы, заме-
тил улыбающуюся рожу Мишки Шурфа на заднем плане, Ремиза с топором,
колдующим на раскрошенной по краям в щепу колодой, и двинул к выходу.
Лбом стену не пробить, решил Апраксин, но решение это не принесло об-
легчения, а только стегануло безысходностью и намекнуло на трусость,
приличествующую, как раз тем, кого Апраксин не любил, считая, что беды
все прибывают от ворья в самых разных ипостасях, и лики жулья столь
разные в последние годы, поразительно приличные, и на первый взгляд
никак не вяжущиеся с примитивной уголовщиной, поскакали перед Апракси-
ным, когда бежал он к остановке, и над ликами этими, как над сонмом
ангелов парило лицо Фердуевой, гладкостью напоминающее мраморную ста-
тую, а блюдцами черных глазищ портреты Модильяни.
После набега Апраксина Пачкун отполз к себе в каморку, связался с Ду-
расниковым, доложил о только что состоявшемся столкновении.
Дурасников жестом выгнал из кабинета двоих вымаливающих подписи к до-
садным письмам, развернул фантик на соевом батончике, запихнул конфет-
ку в рот и, только разжевав, одновременно успокоил и посоветовал Пач-
куну:
- За ним приглядывают. своим намекни, чтоб секли. Не нравится он мне,
не наш человек. Насчет субботы как?
Дон Агильяр, отражаясь в треснутом зеркале, рапортовал звенящим голо-
сом пионера-новобранца:
- Суббота - железно. Банька только для белых людей. Изумительная.
Твоя!.. Согласилась сразу! - Пачкун умолк.
В своем кабинете Дурасников зарделся. "Твоя, согласилась сразу!" Швыр-
нул смятый фантик в корзину и, ничем не выдавая радости, сухо указал:
- Глаз с него не спускайте и прекрати выдачу со двора. на время.
Дон Агильяр хотел уточнить: как же с нужными людьми? Да решил не бес-
покоить Дурасникова, возьмет товар прямо с базы - в магазин только до-
кументы - и распределит у своего дружка в другом продмаге.
- Квартальные сводки смотрели?
Дурасников припомнил смутно доклад подчиненного - вроде цифры в поряд-
ке, и раздраженно - не жаловал выколачивающих похвалы - подытожил:
- Молодец, молодец!
Дурасников сейчас парил на подступах к бане, обняв цепко Светку, что
сразу согласилась. Пачкун в каморке калькулировал личный дебит и кре-
дит, как и многие его коллеги, может только не в один и тот же миг.
Районная торговля мало кого интересовала, находясь без присмотра, и
могла, если не снабжать вволю, то хоть дышать свободно.
Фердуева возвратилась домой к половине четвертого. Дверь в кварти-
ру-сейф обретала устрашающую неприступность. Мастер наводил глянец на
твердыни фердуевской обороны. Дежурившая на производстве укрепительных
работ подруга встретила Фердуеву на пороге и тут же умчалась то ли на
массаж, то ли к парикмахеру. Хозяйка переоделась, почаевничала с мас-
тером и, уже составляя грязную посуду в мойку, припомнила о рукастости
мастера и его связях на заводах метизов.
Черные глаза сверкнули, рука полезла за кошельком. Дверь фактически
родилась, и счастливая обладательница стальной защиты решила распла-
титься сполна. Мастер возразил, заметил, что завтра зачистит огрехи и
тогда возьмет деньги. Фердуева не напирала, не любила расставаться с
кровными, хотя в расчетах, заранее оговоренных, славилась справедли-
востью.
- Хочу посоветоваться с вами,- скрестила руки на груди, шумно выдохну-
ла.
- Советуйтесь,- мужчина подпер кулаком подбородок, опустил голову, и
Фердуева обнаружила, что у мастера длинные, пушистые ресницы; расспро-
сила об интересующем предмете, заметила удивление во взоре собеседни-
ка, растерянность и даже страх.
- Думаете опасно?
Мужчина пожал плечами.
- Зато какие возможности!
- Это уж точно,- безрадостно согласился мастер.
- А не хотите у меня поработать? - Фердуева чуть приоткрыла рот, зная
что по-детски пухлые, размягченные губы придают ей вид незащищенный и
располагающий.
- Я и так у вас работаю,- мастер отводил глаза в сторону, казалось
опасаясь сталкиваться со жгучими зрачками женщины напротив.
- Я не так выразилась,- Фердуева приложила ладонь к щеке, зная что
длинные ухоженные пальцы и красивые ногти впечатляют на белизне кожи.
Не у меня. на меня. Я имею в виду не дверь, а то, что мы обсудили.
Мастер гладил ребристую рукоятку молотка и не отводил взгляда от окна.
Фердуева чуть не сорвалась: чего там узрел? Но сдержалась и, хоть и не
любила чужого молчания, стерпела, отдавая должное не слишком говорли-
вым, тщательно обдумывающим решение людям.
- А где оборудование разместить? - мастер зажал сумку с дрелью коленя-
ми.
Фердуева тоже решила потомить: должен согласиться, или она еще многого
не понимает, такой способен сразу ухватить суть. тысячи дверей не при-
несут выгоды равной той, что предлагала Фердуева. Риск водился, но без
риска только птички поют, и, пока Филипп на месте, можно играть в эту
игру. Фердуева не хуже Пачкуна уразумела: дело не в риске, а в прикры-
тии, и пока таковое имелось - греби, не зевай.
Почуваев про подвал выложил толково, обрисовал дельно, тонкости можно
обсудить с Васькой Помрежем, единственно тревожило: продумано ли вво-
дить в дело еще одного человека, ничего не зная о нем и отталкиваясь
единственно от рекомендации легкомысленной Наташки Дрын, вольготно жи-
вущей под крылышком Пачкуна и малосмыслящей в жизни.
- Где разместить? - Фердуева догадывалась, что сообщение ее масштабно,
непривычно и все же решила ринуться напролом.- Помещение присмотрено и
как раз самое что ни на есть.
- Квартира что-ли? - брезгливо уточнил мастер.- Тут площади понадобят-
ся будь-будь.
- Да там пол-стадиона,- прервала Фердуева.
- Да ну? - мастер мог и улыбаться.
- Точно,- Фердуева положила ладонь на теплую мужскую руку.
- Где упрячешь пол-стадиона? Всем глаза пропорет?
- Упрятан лучше не придумаешь,- и Фердуева слегка сжала пальцы масте-
ра.
После бассейна Апраксин двинул на Арбат, любил нырнуть в тихие переул-
ки с чисто выметенными посольскими дворами, с неторопливыми старушка-
ми, с чудом сохранившимися резного дерева входными дверями обшарпанных
подъездов, с неприметными магазинчиками на один прилавок и одного про-
