потом, вперился в Помрежа.
Васька выписывал пальцем кренделя на запыленных перильцах, не намери-
ваясь нарушать тишину.
- В молчанку играем? - не вытерпел отставник.
Васька спустился с лестницы, вплотную притиснулся к Почуваеву, дотро-
нулся до сейфа.
Знает ирод, ужаснулся Почуваев, знает мой секрет липовый, ишь как ог-
лаживает сейф, будто шепелявит смешливо: что ж ты, дядя, от собрата по
трудам утайку имеешь? Нехорошо! Не по-христиански! Делиться надобно и
радостями, и печалями. последними не обязательно, а первенькими, ох,
как желательно.
Почуваев онемел. Васька Помреж гладил сейф проникновенно, как мать
давно утерянного и вновь обретенного сына, как юное создание любимого,
как умирающий руку провожающего в последний путь.
Стервец! Мысли Почуваева метались потревоженной вороньей стаей, разры-
вали на части, то придавали решимости, то обескураживали, лишали воли.
- Ты, дед, аж побелел,- лошадиная морда Васьки прянула к отставнику,
зубы желтые, криво растущие в розовых деснах, показались неправдопо-
добно длинными, как у вурдалака, виденного Почуваевым недавно по ви-
део.- Какая надобность тебя спустила в эту ж .
Знает ай нет? Почуваев по опыту ратных учений усвоил: слабину не выка-
зывать, пока не припрут вчистую.
- Вась,- Почуваев привалился к сейфу, расправил плечи, будто собой хо-
тел защитить, укрыть от посторонних взглядов потайной ход,- Вась, в
холодильнике на восьмом банка красной икры, стеклянная, я ее залил
оливковым маслом, объедение - угощайся!
Помреж уловки Почуваева давно изучил: уводит с курса, старикан, усек,
что пожрать Васька охоч и при едальных размышлениях напрочь забывает
остальное.
- Что к шкафу прилип? - Васька щелкнул зубами, да так натурально, с
таким костяным пристуком, что Почуваев оторопел: вдруг и впрямь вурда-
лак? Местечко для расправы наиподходящее - не души, а шкаф несгораемый
пуст и ключ от стальных створок торчит, засунет его туда после крове-
пития Васька Помреж, ищи-свищи, век пролежишь, никто не торкнется.
Васька на приманку Почуваева не клюнул.
- Михал Мифодич, какая нужда сюда пригнала?
Не отвяжется, тоскливо полыхнуло у Эм Эм Почуваева, жаль, не мастак он
придумывать. Втюхать, что бутылек припрятал? Глупо. Васька знает, что
принимает на грудь Эм Эм умеренно и уж никак не скрывая от Помрежа.
Набрехать, что отложил пару железяк для дачи? Не поверит, гад, тут же
потребует показать, а как назло под боком подходящего лома не видно.
Получится, Эм Эм крутит, а значит, тайная цель его прихода не проясне-
на, и Васька примется по новой напирать. Можно б рявкнуть, как подоба-
ет старшему офицеру: "Ты че! Допрос тут учиняешь? Пошел бы на . ", да
отношения с Помрежем добрые, на равных; если честно, то отставник обг-
ладывал идейку Помрежа и в глубине души мучался угрызениями. Васька-то
про подвал удумал, потому так и напирает с подковыркой, не поддаваясь
на обман.
Помреж по-своему жалел Почуваева: экс-вояка прозрачен для Васьки,
весь, как на ладони, со всеми его немудреными хитростями, ловушечными
ходами, потаенными расчетами.
- А хочешь скажу, зачем ты здесь? - тут Васька допустил промашку.
- А скажи! - нахохлился Эм Эм, и опять липко потекло, особенно по за-
тылку; радость первым сопроводить сюда Фердуеву тускнела на глазах,и
Фердуевская доброта в грядущем распределялась уже не на одного, а на
двоих.
- А скажи! - задышливо повторил Почуваев, и сердце напомнило о себе
резким прострелом. Душно здесь, хватит пыль глотать. И в этот миг По-
чуваев прозрел, как пронзило: не знает Васька про дверь ни черта, на
пушку берет, и облегчение тут же вышло, и сердце-мотор треклятый - от-
пустило, и даже воздух посвежел.
- Молчишь! - торжествующе укорил Эм Эм,- то-то и оно. Проверяю, Вась,
наши владения,- и уж совсем по-деловому,- в директорском холе одна
дурья башка запачкала непотребно диван, не шибко, но видно, возьми у
меня голландский баллон, обработай обивку, все же общегосударственная
собственность, требует уважительного отношения. Э-э, ма! Жмут, валту-
зят задами кому не лень! - Почуваев поскреб за ухом.- Двинули, Вась,
мне домой пора.
- Значит не скажешь? - Помреж положил руки на плечи Почуваеву, и отс-
тавник ощутил немалую силу этих, на вид не устрашающих, даже цыплячьих
рук.
Жилистый, черт, шваркнет башкой о сейф и. Тьфу! Почуваев сбросил чужие
лапы с плеч. Чего задергался. Помреж малый смирный и ладят они на пять
с плюсом.
По лестнице-трапу первым взбирался Помреж, за ним тащился Почуваев.
Плоский тощий зад Помрежа обтягивали вытертые до белизны джинсы с ко-
жаными заплатками в промежности.
И я хожу беспризорником в рванье да старье, хуже мешочника,- Эм Эм по-
морщился, мало кто из приходящих в институт по утрам в будни, слепо
скользя по незаметным фигурам Почуваева и Васьки Помрежа, мог бы поду-
мать не то, что о достатке, а о крупных деньжищах. Ваську, преображен-
ного, Эм Эм видел на юбилейном торжестве Фердуевой по итогам года.
Граф, да и только! Изумился тогда Почуваев, глянул на Помрежа с ото-
ропью, не признал сменщика попервости, и только, когда граф вытянул
лошадиную морду, да обнажил зубари - только тогда Почуваев признал на-
парника.
Подошвы ботинок Помрежа, подбитые подковами, мелькали перед носом и
то, что Васька по-своему экономит, не транжирит деньги попусту, объ-
единяло его с отставником, рождало в груди Почуваева чувство сродни
отцовскому, тем паче, что сыновьями Бог обделил, а единственная дочь
маялась с мужем по военным городкам, и Почуваев, хоть и скрытно от же-
ны, не одобрял выбор дочери, а при редких свиданиях с родной кровинкой
намекал: "Брось его, ежели невтерпеж. Батяня прокормит, не боись!"
В холле института Помреж довел Почуваева до стеклянных дверей, отомк-
нул щеколду, оперся об остекление:
- На восьмом, говоришь, икорка?
- Так точно, вашбродь! - Почуваев шутейно козырнул и промахнулся, едва
не угодив пальцами в глаз. Ишь, ушел навык, подводит рука, так вот не-
заметно к старости скок-поскок, дела. Уж и в метро место уступают, а
давно ли Почуваев молодцевал?.. Вскакивал, подставляя плавным жестом
локоть сгорбленным старушкам.
Помреж кивал, будто болванчик, из тех, что Почуваев понавез в начале
пятидесятых годов, работая советником в северо-восточных провинциях
Китая.
- Ты точь-в-точь, как болванчик из моего коллекциона,- подъелдыкнул Эм
Эм.
Помреж по-блатному сунул большой палец под верхнюю губу и чиркнул по
ней:
- Век свободы не видать! Михаил Мифодич, а что ж ты, добрая душа, ис-
кал в подвале мне разлюбезном? Это ж я о нем думу имел первым!
- Брось, пустое,- смешался Эм Эм, глаза воина-забияки вдруг налились
кровью от с трудом сдерживаемого гнева.
Помреж давно приметил: водилось за Почуваевым полыхать негодованием и
помидорно краснеть, особенно, если не удавалось гнев выплеснуть в лицо
обидчику. Попал в точку, подвел итог Помреж, финтит напарник, чего
бродил в подвале.
Прохладный воздух с улицы продул разгоряченные чужими подозрениями
мозги Почуваева, отставник собрался, ткнул Ваську в грудь, по-дружес-
ки, еще тяжелым кулаком и двинул к черной "волге"-фургону, купленному
хлопотами Фердуевой почти новым у могущественной организации.
Наташка Дрын озаботилась субботним посещением бани, прозванивала под-
руге - ненадежной в переговорах, умеющей без смущения изменить данному
ранее обещанию за час, а то и за полчаса до его исполнения. Сейчас
подруга колебалась касательно субботнего похода в баню, и Наташка
Дрын, как отвечающая за поставку услады для Дурасникова, напирала и
долбила подругу неотразимыми резонами: квартиру пробьет, поняла?.. При
деньге кабан, не сомневайся!.. Вовсе не старый, толстый - другое дело,
так тебе в балете с ним не вальсировать, зато поддержит финансово. му-
жики, когда стареют, будто прозревают - надо платить, если стесняются
впрямую, дарами разными компенсируют перепад возрастной. плохого тебе,
дурища, не желаю.
Наташка тоскливо прикидывала: не дай Бог сорвется, дон Агильяр рассви-
репеет и отыграется целиком на ней; у Пачкуна свои заморочки с Дурас-
никовым, Наташке неведомые, и по усердию Пачкуна видно - нужен ему Ду-
расников позарез, и срывы в умасливании зампреда недопустимы.
- Мы за тобой заедем,- добавила Наташка, учитывая лень подруги, а зная
любовь к еде необычной, дожимала,- жор отменный, выпивка - класс,
хванчкара грузразлива, тетра, киндзмараули,- а еще, припоминая, что
подруга, как многие жрицы любви, помешана на сохранении здоровья, да-
вила и давила,- красное вино кровь обновляет. не знаешь? Темная! Под-
водники ведрами потребляют.
Сговорились еще созвониться к вечеру, Наташка смекнула без труда: на
субботу у подруги есть параллельные предложения и сейчас та взвешивает
на тончайших весах, какое принять.
Каждый раз, после разговора со Светкой, завсекцией - Наталья Парфенть-
евна Дрын - упрекала себя за бессеребрие и неумение постоять за свои
интересы.
Роман с Пачкуном длился и длился, и думать о его исходе не хотелось,
все слишком очевидно: не уйдет Пачкун из семьи, не переломает быт на-
лаженный о колено. Наташка ему удобна, молода, хороша, всегда под ру-
кой, исполнительна, ничего не требует, понимая, что только при покро-
вительстве Пачкуна - асса совторговли - обделывает свои дела без пос-
ледствий, Наташка давно уяснила, что безоблачное небо над головой та-
кое - только молитвами Пачкуна, читанными перед алтарями Дурасникова и
прочих районных начальников, к коим Наташка доступа не имела. Любовь
любовью, но дон Агильяр мог одним движением перекрыть Наташке кисло-
род, и тогда прощай флаконы духов без счета; прощай возможность не му-
солить каждую купюру, обливаться потом перед оплатой в кассе; прощай
любимые одеяния, привозимые доблестными спортсменами; прощай компании
Мишки Шурфа и разудалые загулы в дорогих злачных местах.
Наташка проживала с дядей, инвалидом, прозрачным стариканом, робким и
стесняющимся Наташкиных денег, в недурной двухкомнатке. К дяде относи-
лась грубовато, и волны нелюбви сменялись валами пронзительной жалос-
ти, еще и потому, что дядя доводился братом горячо любимой мамы, сго-
ревшей в раковом пламени в три месяца и посвятившей всю жизнь единс-
твенной дочери.
Крест мой, говорила Наташка, кивая на дверь дядиного укрытия, когда
приводила к себе кавалеров, страдая более всего из-за того, что дядя,
боясь нарушить покой племянницы, испортить часы, отведенные для ласк,
опасался выходить в туалет, сидел скорчившись в каморке, и Наташка и
думать страшилась, как корчит деда необходимость мочеиспускания.
Сколько раз повторяла: плевать! Что ж теперь, не мочиться? Дядя тер-
пел, и тогда Наташка купила горшок и впервые увидела сквозь краску по-
зора, испятнавшую высушенное лицо родственника, еще и мужское негодо-
вание и жуть от осознания человеком положения, в коем оказался в ста-
рости.
Дверь владений завсекцией пискнула, за фанерой ощущалось мощное тело,
скрипнул порожек и комнату заполнил дон Агильяр.
- Как суббота? - начмаг взирал любовно, но глаза его свидетельствовали
о готовности сменить милость на гнев.
- Порядок,- поспешно рапортовала Наташка, сглотнув слюну и представив,
что будет, если Светка вечером после контрольного созванивания отка-
жет.
Дон Агильяр присел на край стула, положив голову на колени Наташки,
пальцы женщины нырнули в серебро густой пачкуновской гривы.
Предана, размышлял Пачкун, пусть предана по необходимости, разумно ли
желать большего? Не мальчик, чай, и цену привязаностям калькулирует,
дай Бог, и все же с головой, упокоенной на пухлых коленях, с ощущением
ласковых пальцев, бегающих по вискам, по лбу, почесывающих за ухом,
как обильно оттрапезничавшего кота, хотелось думать о добром в людях,
