тить дитя, и тогда уже никакой бустилат не поможет.
Чин с усиками дело знал, не прерывал шофера и само молчание чина наго-
няло страху больше, чем любые угрозы. Чин протянул руку, и шофер по-
корно вложил свои документы.
- Бузников. Андрей Лукич.- Чин глянул жалостливо на бронзового Гришу,
будто на брата меньшого, жестоко избитого хулиганами.- Бузников, вы
понимаете, что натворили? - Взгляд на Гришу, на обгрызанный галстук,
на трещину, опоясавшую гипсовую шею ниткой тонкого жемчуга.
Бузников молчал. Чин с усиками обвел присутствующих бесстрастным взо-
ром, остановился на Филине. Квас действительно предательски намочил
штаны и в сочетании с татуировками на груди и напрасно приблизившимся
Стручком, будто потерявшим дружка, зрелище выходило неприглядное.
Чин спрятал документы Бузникова и снова воззрился на пионера Гришу.
- Это акция, Бузников! - Усы чина дергались вслед движению губ и отто-
го слово акция припахивало костром.- Акция, Бузников,- размеренно пов-
торил чин и по рядам торговок зеленью легким ветерком зашелестело: ак-
ция.
- Пили, Бузников? - Чин двинулся к постовому, сжимавшему обломок галс-
тука, едва не угробивший Стручка. Бузников покачал головой.- Тем ху-
же,- чин взял гипсовый обломок, провел пальцем по рытвинам скола, буд-
то раздумывая, не понюхать ли недавнюю принадлежность туалета бронзо-
вого пионера или отложить до лучших времен.
- Так. кто что видел? - Чин расставил ноги в сапогах и, не глядя на
татуировки Филина, но явно успев их приметить, кивнул, не глядя на
распластанного в пыли,- прикройте безобразие.
Желающие дать показания нашлись в изобилии; более всех встревала Рыжу-
ха, как раз ничего и не видевшая; получалось единодушно: виноват гру-
зовик. Чин приободрился, готовый к разноголосице, оттаял от простоты
дела и унисона мнений.
Все твердили - виноват грузовик.
Шофер нездешний, а то, что Мордасов вылез из машины Шпындро, узрели
сразу, Мордасов числился человеком с весом, к тому же большинство иск-
ренне жалело Гришу - частичку общественного уклада - и обстоятельства
складывались не в пользу Бузникова.
Притыка промакнула Филина тем, что раньше числилось шалью с плеч Рыжу-
хи, прикрыла голый торс рубахой, рукава свесились до земли и пыль,
смоченная квасом, грязно запятнала манжеты.
Чин подошел к машине Шпындро, наклонился, козырнул, подвел итог:
- Вы не виноваты, товарищ.
И как раз то, что Шпындро не вылезал от страха, мысленно прогуливаясь
по просекам своего будущего и покуривая - хоть и не курящий - на голу-
бых пнях, свидетельствовало, что этот человек уверен в своей невинов-
ности, не суетится, ведет себя достойно, понимая, что на нем греха
нет. Формальности не заняли и десяти минут. Шпындро понял, что автоба-
за и Бузников возместят ему ущерб, как уж там поделят - их дело, обо-
шел три раза машину, тыча в покореженные подфарники и указывая на вмя-
тину на передней левой дверце, вмятина появилась недели за три до то-
го, как Бузникова нелегкая вынесла с Алилуйки на площадь прямо к пос-
таменту Гришы, и только тогда Игорь Иванович поинтересовался у Морда-
сова, указывая на Филина.
- Как?
- Порядок.- Колодец обхватил сзади Притыку и рывком поднял из пыли.
Бузников обреченно молчал, внезапно налетели тучи, начал накрапывать
дождь, по лицу бронзового Гриши заструились слезы. Чин обратился к
постовому:
- Этих двоих,- кивок на Стручка и Филина,- в вытрезвитель!
Рыжуха вскипела праведным негодованием, припомнилось, чуть что и ее
дочку во всем винят, топчат, как оглашенные, завидуют, что промысел
доходный, хоть и не почтенный; а ты поди послужи телом без отказа, да
всякому кособокому да криворылому; вот люди, все б им валтузить невин-
ных! - Дядька-то,- Рыжуха ткнула Филина валенком, не снимала их все
четыре времени года,- из машины, потерпевший он!..
Чин взглянул на Шпындро. Из всех присутствующих тот производил самое
надежное впечатление: мужчина сдержанный, с плавными движениями, из
столпов общества - Шпындро уже успел всучить чину псевдопаркер и меж
ними возникла приязнь посвященных. Игорь Иванович кивнул и, наконец,
уразумев, что Филин жив и происшествие не наносит ущерба выездным пла-
нам, начал судорожно выказывать начальнику знаки внимания. Филина под-
няли с пледа, усадили на заднее сиденье и Колодец дал команду Притыке
сгонять в баню, третий дом на улице Восьмого марта, чтобы отпарили Фи-
лина и вернули в доброе здравие; пока Филин отмывался в бане и прихо-
дил в себя, Мордасов заскочил в ресторан, повелел Боржомчику спрово-
рить стол на четверых, сунул в нагрудный кармашек чирик-десятку и на-
мекнул, чтоб стол накрыл, не жлобясь. Стручок пришел в себя и был от-
ряжен на поиски собутыльников для мойки машины Шпындро.
Игорь Иванович поражался: на этой площади и окрест Мордасов вроде
удельного князька, все знали его и он знал всех; и кабинет в бане для
Филина выделили отдельный и, вверяя начальника банщику, Шпындро изу-
мился, увидев, как ладно оборудовано банное помещение, упрятанное в
стенах такой ветхости и дряхлой неприметности, что, кажется, кулаком
ткни - развалится.
Через час за столом с белоснежной скатертью разместились четверо: ро-
зовый Филин, возродившийся из пепла страхов Шпындро, заново гримиро-
ванная Притыка и хозяин застолья Мордасов. Колодец провернул все не
без расчета, а поразведав, что за человек Филин: Мордасов мостил путь
к приобретению для бабули лекарственных редкостей из-за бугра - для
бабки ничего не жалел - и решил, минуя Шпындро, прорубить окно в Евро-
пу прямо при помощи Филина.
В знак особого расположения к пострадавшему начальнику Колодец отрядил
к себе домой сопливого пацана за рублишко, чтоб тот притаранил кастрю-
лю с малосольными огурцами в добавку к ресторанной закуси.
Боржомчик лучился желанием угодить и то и дело дотрагивался до сальных
волос, разделенных синюшно белым пробором: задания Мордасова следовало
выполнять с блеском, всегда отольется прямой выгодой; отпаренный Филин
с гладко зачесанными сединами и Шпындро, поднаторевший в значительнос-
ти всех и всяческих оттенков привели Боржомчика в состояние тихого
восторга, будто выпало ему принимать королевских особ: халдейская душа
Боржомчика преодолевала пропасть от хамства к нелепейшему заискиванию
в один прыжок, и сейчас официант, изгибаясь над Филиным, лил коньяк в
неположенное время в кофейные чашки, будто кого могли обмануть нехит-
рые маскировочные уловки и как раз тайное - всем нельзя, а нам положе-
но - придавало трапезе после всех потрясений особенную терпкость, рис-
ковость, тем более, что в разрезе штор, стянутых почти у пола бронзо-
выми кольцами виднелся посреди площади травмированный грузовиком брон-
зовый пионер Гриша, блестящий от быстро кончившегося дождя, с теперь
почти незаметной трещиной на шее - результат сырости, притемнившей
только что белый гипс.
Стол украшали цветы и Притыка. Филин ощутил то знакомое всем и редкое
чувство, когда беспричинно любишь всех и кажется очевидным, что жизнь
- нескончаемый праздник, устраиваемый лично для тебя.
Дружки Стручка меж тем драили машину Шпындро на площади и постовой ца-
рил над ними и охранял их гражданский порыв, будто и не подозревая,
что усилия этих покореженных жизнью людей увенчаются водочной благо-
дарностью Мордасова или погашением долга, или внеочередным займом, да
мало ли что мог властелин площади.
В окне комиссионного синела табличка "Учет" и такая же, по краткости
одергивания, но уже желтая, болталась, прицепленная наспех к ручке
входной двери.
Шпындро пригубил коньяк из кофейной чашки и не успела еще обжечь язык
пахучая жидкость, как отставил неподходящее для коньяка вместилище,-
еще возвращаться в Москву и после пережитого на площади пить в предд-
верии дальней дороги никак не следовало. Жалко! Колодец угощал. И еще
Шпындро чувствовал уколы ревности: во-первых, от неприкрытого желания
Мордасова прибрать к рукам Филина и еще от того, что Притыка, мгновен-
но определив, что в раскладке начальственных стульев и столов Филин
переигрывает Шпындро, улыбалась краснорожему в татуировках с придыха-
нием, и. глаза ее источали столько тепла, что даже Мордасов посмеивал-
ся про себя, уверенный, что подмышки Настурции вспотели.
Годами работая в комиссионном, Притыка с постоянством приступов лихо-
радки принималась обсуждать необходимость смены работы: вот подыщет
себе другое место, должностишку не пыльную, престижную, в учреждении с
табличкой при государственном гербе, отловит там себе привязанность,
переплавит привязанность в семейный очаг и заживет особенной жизнью,
как, небось, живет жена этого Шпындро, не зная, что значит лаяться с
клиентами, каковы порядки в торге и как достается обильная, но нелег-
кая копейка.
Дурища, рассуждал Колодец, наматывая на вилку кус прозрачнейшего балы-
ка. Дурища! Невдомек, что папенькой не вышла, темп жизненных устройств
потеряла на самом старте, дочек да сынков заправляют на нужные места,
когда еще под задом отпрысков тепло парты не остыло, а Настурция хочет
скакнуть из тени бронзового Гриши да под герб с колосьями. Дурища! Од-
но слово. Мордасов опрокинул кофейную чашку, вылакал до дна и наколов
взглядом Боржомчика издалека - тот только выползал из кухни - погнал к
буфету. Не зря Боржомчик свою краюху кусает, вмиг сообразил, через ми-
нуту вышагивал по залу с четыремя новыми чашками кофе, на сей раз
большими.
Филин пил коньяк, фыркая, откладывая в сторону изжеванную беломорину.
Боржомчик засек простецкие папиросы, хватил из кармана забугорные,
протянул на ладони, желаете?
Мальчишка! Филин пожал плечами, да он такими мог вымостить весь учас-
ток на своей даче да разве объяснишь, что игра с беломором не так и
проста, как кажется.
- Это молодежь,- кивок на Шпындро,- предпочитает всякое-такое, непре-
менно чужое, а мы старики, как присосались к окопам, уж только могила
отучит, сорт переменит.
Шпындро смолчал: берешь, гад, как я, как все, гребешь - не брезгуешь,
хоть беломор смоли, хоть трубку, хоть в мундштук засовывай. И есть же
люди, верят - попадаются: взять Филина, костюмчик жеванный-пережеван-
ный, ни единой вещицы оттуда, разит табачищем, весь в наколках, вроде
как со времен то ли солдатского, то ли флотского братства, но в голо-
ву-то его кудлатую не взелешь, про дочерей мало кто знает, а им только
давай-тащи, про дачу и вовсе раз-два и обчелся наслышаны, а смотрится
убедительно, особенно, когда взгромоздится на трибуну такой скромник,
ничего ему для себя не надо, делом только одним и жив. Ладно, папаша,
развлекайся, как хочешь, спасибо дуба не врезал, пиши-прощай тогда
дальние странствия: как прошипел из завистников один, кто и не припом-
нить: оторвать бы вас, сукиных сынов, от помпы, дензнаки качающей. И
еще добавил: думаешь, тебе отчего хорошо? от того, что другим плохо,
все завязано, Шпын, валютку-то для тебя отрывают от детей да матерей в
худосочных городках, сплошь из мешанины кривых переулков и домов, с
покосившимися стенками и дырявыми крышами.
Мордасов хмелел быстро и сознательно и все же догнать Филина ему не
удавалось, тот занырнул в опьянение сразу, будто с вышки десятиметро-
вой сиганул, зажмурившись: будь что будет. Притыка хлебала глотками
мелкими, но частыми, язычок так и мелькал, будто кошка молоко лакала.
Филин хрустел огурцами, мычал, хмыкал, зрачки его, будто на нитках,
мотало в разные стороны: то ли почудилось, то ли впрямь жаркая коленка
Настурции щенячьей мордой тыкалась в брючину филиновского костюма.
Шпындро не хотел, чтоб Филин нализался, а перечить боялся,так, смехом
сказанул - может по тормозам? - но поддержки не нашел и утерся, и сы-
пал анекдотами, веселил честную компанию и сожалел, что сидит напротив
Притыки, а не рядом. Мордасов повелел Боржомчику выставить грибы, а с
