ривающихся сторон".
Где там Шпындро? Мнет подпившую деваху, во черт, так же и его дочерей
жмут да трут, время суровое - что война? - там тяжко да определенно, а
здесь все время, будто ствол уперт под волосья на затылке, а когда по-
тянут спусковой крючок, не знаешь; может через секунду, может и никог-
да, а нервы гудят, стонут, как телеграфные провода в снежные бури да
лютые ветры. И дошел Филин до высокого поста, его уже не проверяют или
так исподволь, что и не заметишь и удержаться бы до конца, не сорвать-
ся на прямой, ведущей к ленточке с надписью - пенсия, а там дача, чтоб
отстроилась и. жди приближения конца, пять месяцев с мая по октябрь
под солнышком какое никакое есть, остальное время в холодах, не греясь
мыслью - проскочил! - а скольких разворотило, в клочья разнесло до
срока и не про войну речь, про мирные баталии.
- Значит, берешь! - Рявкнул Филин,- берешь, дурак, так молчи! Нашел
чем хвастать. Не верю, не берешь, и я не беру, и Игорь.- присовокупил
для значительности,- Иванович, больше болтовни, любят люди лясы то-
чить, особенно бездельные, как не выходит что, не клеится, как турнули
или не потянул, сразу щепотки по сторонам ползут - берут! берут! Враки
все, если и берут, один на миллион.
- Значитца, чуть меньше трехсот человек,- бодро ввернул Мордасов,- и
впрямь для нашей империи не цифра - смехота.
- Ты вот что.- Филин грозно приподнялся, кольнуло сердце, швырнуло на-
зад, прижало к спинке стула и, уже соразмеряя силы, ценя каждое слово,
выдохнул,-зови танцора, ехать пора.
Вымытая до блеска машина Шпындро темнела у дверей ресторана. Вышли
вдвоем - Филин и поддерживающий его за локоть Шпындро.
- Дружок у тебя.- протянул Филин и крякнул на полуслове от укола в
сердце, подчиненный сжался, думая, что в молчание, разом окатившее,
Филин намеревался вложить столь многое, что и за час не перескажешь.
В Москву направились по той же улице, что выехали на площадь, и Шпынд-
ро в полумраке почудилось, что на овальном пыльном пятачке перед стан-
цией что-то изменилось, а что не понять, машина вползла в ущелье меж
дощатыми заборами, до шоссе медленно катили в молчании.
Шпындро прикидывал: в понедельник приедут двое фирмачей подписывать
контракт, долго тянулись притирки да прикидки; долго, изворотливо,
кропотливо и неизменно, Шпындро наводил верхних людей на принятие нуж-
ного решения. Выгорело! Теперь ему причиталось. Он и еще двое коллег -
допглаза - пригласят фирмачей на банкет, вроде не щедрый, из расчета
десятка на нос, но стол будет ломиться, а потом фирмачи предложат про-
должить в валютном баре; тут-то один из купцов и шепнет, улучив мину-
ту, когда вокруг лишних не окажется, мол, подвез вам скромный сувенир.
Это Шпындро и так знал, все упиралось в передачу дара, незаметную для
посторонних глаз. Но он не новичок, в банкетный вечер и не думай брать
причитающееся, хорошо с фирмачом контракт не впервой, так что Шпын
скрипнет, почти не разжимая губ: "На нашем уголке, завтра в четыре".
Днем машин на улице дополна - Шпын доберется на такси и фирмач тоже, у
киоска с мороженым передаст поклажу и разъедутся в разные стороны.
Каждый раз Шпындро боялся, но не отказываться же, тем более, что до
того, как взял в руки - еще не брал, а через миг, как выхватил - уже
мое. Мало ли откуда? Купил только что с рук. У кого? Да разве отыщешь,
в городе-то миллионы бегают.
Контракт Шпындро выгрыз королевский, и подношение катило немалое, бо-
ролся не за страх, за совесть, вот они рычаги экономические, чего го-
ворить, а ручки-зажигалки - мелочовку, что фирмач всучит на банкете
прилюдно для отвода глаз, все честь по чести сдаст, как и положено, у
игры свои правила, отработанные годами и нарушать их не гоже.
Филин дремал, поклевывая носом в наклонах к лобовому стеклу.
День случился суматошный и все же Шпындро считал, что такие дни запо-
минаются как раз своей необычностью, и в целом Филин должен, просто
обязан оценить самоотверженность сотрудника, угробившего законную суб-
боту единственно ради блага любимого начальника.
Мордасов с Настурцией покинули ресторан через задний ход, минуя под-
собки, так и не увидев площади. Колодец не намеревался тащить Притыку
к себе, мужских расчетов не имел но отпустить ее в таком виде домой,
одну на электричке - преступление; позднота, машину не отловить, а его
дом - вот он, рукой подать.
Настурция сбросила туфли и шлепала по песку в чулках, зная, завтра
выбросит, и новые натянет, и вся недолга, зато ноги отдохнут. Колодец
вел ее бережно: неплохая в сущности бабенка, неудачница, как многие,
но тут уж не его вина, да и чья, не очень ясно. Мордасов икал, каждый
раз оправдываясь, и Настурция серьезно кивала, мол, прощаю, принимаю
извинения, хоть и ясно, что икота не украшает.
Из-за штакетин заборов доносилось потявкивание, гасли окна, городок
погружался во тьму; когда добрались до дома Мордасова, сквозь занавес-
ки не пробивался ни лучик. Мордасов пропустил Притыку вперед, размыш-
ляя, где уложить ее на ночь и неожиданно почувствовал стеснение в гру-
ди, особенную придавленность в темноте окон. Александр Прокофьевич вы-
пустил локоть Настурции и, чертыхаясь, разбрасывая метлы и дребезжащие
ведра, ринулся к дому.
От воздуха, от камешков, покалывающих нежные, оттертые в банях подош-
вы, Настурция быстро протрезвела, рванулась вслед за Мордасовым, вле-
тела в прихожую, вытерла по привычке, будто в грязных сапогах, ноги о
половичок и кликнула Колодца. Молчание. Притыка ткнулась в один темный
проем, в другой и вдруг вошла в комнатенку с едва тлеющей лампадкой в
углу.
На коленях, сжимая восковую руку бабки, застыл Мордасов, по лицу его
текли слезы.
Шпындро сгрузил Филина у начальственного дома в мелкий светлый кирпи-
чик, не поленился подняться с Филиным на лифте, довел до самых дверей
и, несмотря на усталость - в оба конца километров полтораста, столкно-
вение, обильная трапеза - лучезарно улыбнулся, нажимая на кнопку звон-
ка и юркнул в лифт, чтоб не попадаться на глаза филиновой жене.
У подъезда налетел на младшую дочь Филина,- каверзную сувку, знал ее в
лицо, та его не приметила, тиская красавца с брезгливым выражением ли-
ца.
Мне-то что, гори вы все синим пламенем, Шпындро плюхнулся на сиденье,
положил руки на руль: нет, не зря угробил день, когда ехали в лифте,
Филин с трудом ворочая языком меж обветренных губ, заключил: "Ты мужик
ничего, поедешь. Это я сказал!"
Подъездная дорожка блестела невысохшей влагой, от кустов тянуло сы-
ростью. Шпындро приткнул нос машины к самой стене, ловко уместив кор-
пус меж двух жирных белых линий - его законное место.
Наташа Аркадьева услышала шум лифта, раскрыла толстый журнал посереди-
не - пусть видит, интересуюсь, не то что он; запахнула халат, прикину-
ла тактику: вести себя как ни в чем не бывало или дуться.
Тихо отворилась дверь, шаги по коридору и вот он стоит, смотрит ей в
затылок и рваная тень его бежит по стене, ломается по ажурным столи-
кам, пластается по ковру и почти полностью накрывает абажур с тяжелы-
ми, вручную скрученными кистями, под абажуром, уютно поджав ноги, рас-
положилась Аркадьева: собачиться не хотелось, говорить тоже, вяло
обернулась, кивнула, надеясь, что полумрак комнаты хоть какое-то выра-
жение придаст ее лицу.
Муж вышел, послышалось возня в спальне, открывались-закрывались дверцы
шкафов, громыхали выдвижные ящики, звякали то ли молнии, то ли ключи
от машины, брошенные в серебрянную с вензелями коробку.
Шпындро вернулся в гостиную, приблизился к жене. С ней он поедет, с
ней, а не с Настурцией, и ни с какой иной женщиной, их дом неделим,
союз не расторжим, у себя в квартире они против друг друга, а вне ее
стен оба против всех, иначе не вытянуть ни ему, ни ей. Они дополняли
друг друга не сказать идеально, но бесспорно, удачно; у них не семья,
а дело, общее дело, фирма в конце концов, процветающие фирмы никто по
своей воле рушить не станет.
Игорь Иванович без труда выхватывал из вещного обилия новые приобрете-
ния и сейчас не проглядел самого важного: фарфорового пастушка под бо-
ком коровенки, сжимающего свирель алыми губами.
- Сколько? - Шпындро опустился в кресло, пошевелил затекшими пальцами
кистей.
- Двести.- Следы усталости на лице Аркадьевой хорошо вязались с появ-
лением статуэтки - пришлось побегать, за так ничего не достается. В
семье считалось, что вкус - монополия жены. Муж не спорил, какая раз-
ница, лишь бы разумное вложение.
- А если честно? - Шпындро выпростал ступни из тапочек, потянулся,
тронул в задумчивости пастушка. Такие вещи всегда реальны, пастушка и
завтра можно потрогать и послезавтра и продать, если вздумается, это
сама жизнь, а Настурция. попробуй вспомнить ее тепло или запах ее ду-
хов - фикция не более - и что она щебетала и как целовала его и тер-
лась о его колючую щеку. Жена молчала, Игорь Иванович дружелюбно -
пастушок приглянулся - повторил:
- А если честно?
- Если честно?..- Вздох, движение плеч, встрепенулись ноздри, извиняю-
щаяся полуулыбка, все же банкир муж.- Двести пятьдесят.- Подумала:
стою не меньше суперцентровых, а что бы муж выдал, признайся я, откуда
статуэтка? Скорее всего ничего, решил бы, что грубо шучу, а если б и
поверил, то и тогда не сильно закручинился. Дело есть дело - она тоже
пользовалась его понятиями - без жертв крепкого дела не сколотишь.
- Двести пятьдесят?..- Шпындро протянул руку к пастушку, поразмыслил
не без издевки: Мордасов за стол, никому не нужный в горе-ресторации,
выложил с ходу немногим меньше, Настурция определенно перебрала, и
Шпындро старался не думать, куда поволок ее Колодец, в конце концов не
его проблемы, в танце небезразличные друг другу они сговорились на
вторник и тут озадачило: не исключено, что во вторник состоится пере-
дача заморских даров, а он предложил Настурции встретиться в пять и
поужинать в укромном месте с отменной кухней. Рушилось давно заведен-
ное. Если назначить встречу фирмачу не в привычные четыре, то когда?
Ехать на свидание с Настурцией, не закинув поклажу домой, не резон, в
багажнике воздаяние держать грех, еще колупнут во время мления за де-
сертом с Притыкой. Неудачно совпало. Или условиться с фирмачом на бан-
кете в понедельник на среду, да купцы прилетают обычно дня на два-три
не больше и на последний день - среду - откладывать самое важное не
позволительно.
Шпындро вздохнул: пастушок - двести пятьдесят. Дар, который ему тащили
издалека,- не меньше трех тысяч по скромным прикидкам; сколько ж, если
пересчитать на пастушков: больше отделения, хотя и далеко не взвод.
Усмехнулся. Жена перевернула страницу журнала.
Шпындро считал чтение занятием не то чтоб никчемным, скорее пасмурным
и - что уж явно - пожирающим время. Он еще раз прокрутил мысленно, как
развести Притыку и фирмача и еще раз порадовался своему спокойствию,
понимая, что Колодец не отпустит Настурцию домой в таком состоянии, а
под одной крышей, после загула, в ненастную ночь сам бог велел. его не
волновало возможное или неизбежное соитие тех двоих, его подлинная
жизнь здесь, среди пастушков, остальное привнесенное: не станет же
кто-нибудь в зравом рассудке ревновать к волнам, к пирсу, на котором
нежился год или два назад, так и Настурция для Игоря из иной жизни, из
жизни, текущей рядом, но бесконечно чужой; добрая женщина, не выгорев-
шая дотла изнутри, скрытно отогревающая надежду на устройство личной
жизни в укромном уголке под сердцем, но. общая для всех, как море, как
пляж, как цветущие магнолии.
Сейчас Шпындро занимали два обстоятельства, вернее два человека: Филин
и Кругов - конкурент по предстоящему выезду - причем по мере проясне-
ния намерений Филина, тактика Кругова становилась все более насторажи-
вающей; первое впечатление, что Кругов пустил все на самотек, но
