была осуждена за сексуальные преступления, разгуливала женщина!
- Понятно,- Рипли не отрываясь смотрела ему в глаза.- Для моей же
собственной безопасности, не так ли?
- Именно так! - Эндрюс с грохотом обрушил кулак на столик с инстру-
ментами. Кювета, содержащая ланцеты и хирургические ножницы, подпрыгнула
в воздух, и одновременно с ней от неожиданности подпрыгнул Аарон Смит.
- Между прочим, сожжение покойников - тоже отклонение от обычного
ритма жизни. И мне теперь приходится выбирать, что приведет к худшим
последствиям: возможная болезнь или беспорядки, которые могут последо-
вать за кремацией!
Он помолчал некоторое время, а когда заговорил вновь, голос у него
был усталым:
- Итак, вы по-прежнему настаиваете на кремации?
Рипли выдержала его взгляд:
- Да.
- Ну что ж, пусть будет так.
И тут же из голоса директора исчезла усталость. Он заговорил - будто
лязгнула сталь:
- Провести кремацию я поручаю вам, мистер Клеменс. В десять часов, в
главном цехе. Обеспечьте стопроцентную явку заключенных. Разрешаю вос-
пользоваться печью!
Эндрюс резко повернулся, и ботинки его загрохотали по направлению к
выходу. Смит поспешил за ним.
8
Над печным жерлом стоял столб мерцающего багрового света. Это сияние
исходило из раскаленного нутра печи. На сей раз она напоминала не адский
котел, а кратер действующего вулкана. И толпящиеся вокруг люди теперь
были похожи не на обитателей преисподней, а скорее на членов какого-то
религиозного братства, собравшихся тут для свершения некой страшной це-
ремонии. Впрочем, так ведь оно и было... А грубые накидки с капюшонами,
наброшенные поверх повседневной тюремной одежды, вполне сошли бы за мо-
нашеские балахоны. Однако сейчас эти капюшоны были откинуты на плечи,
обнажая головы. В шапке оставался только Смит. Несколько раз он ловил
скрещивающиеся на нем взгляды, но не мог осознать их причину, пока Кле-
менс, придвинувшись вплотную, не шепнул ему что-то прямо в ухо. Лишь
тогда Смит, спохватившись, торопливо сдернул свою шапчонку и спрятал ее
в карман.
Торжественным голосом директор читал вслух полагающийся для этого
случая текст, близоруко щурясь сквозь очки. Очки он надевал только при
чтении, и последний раз ему пришлось их надеть около полугода назад.
Не отрываясь, Рипли смотрела в воронку кратера. Поэтому речь Эндрюса
долетала до нее отдельными фрагментами.
- Мы передаем этого ребенка и этого мужчину тебе, о Господи... Их те-
ла уходят из мира - из нашего бренного мира, отныне над ними не властны
тьма, боль и голод... И самая смерть уже не властна над ними, ибо...
Странный, какой-то неуместный в этой обстановке звук пролетел по цеху
- это был лай собаки. Врач досадливо сморщился: за всеми хлопотами он не
смог вовремя сходить туда, где, как ему сказали, находился раненый
Спайк, а когда наконец улучил момент, его уже там не было. Действительно
ли с псом что-то не в порядке, или это кому-то почудилось второпях?
- ...И вот теперь они уходят за грань нашего существования. В тот по-
кой, который вечен... - Эндрюс перевернул листок и, моргая, всмотрелся в
последние строки.- Из праха ты создан, в прах ты обратишься,- с видимым
облегчением завершил он наконец свое выступление и уже повернулся к сто-
ящим возле печи, готовясь отдать команду, но замер, остановленный движе-
нием, возникшим в толпе.
Из группы заключенных выступил вперед Дилон, и все разом повернулись
к нему.
- Мы не знаем, почему Господь карает невинных,- звучно заговорил он.-
Не знаем, почему так велики приносимые нами жертвы. Не знаем, за что нам
дана такая боль...
И снова собачий лай, переходящий в визг, раздался в воздухе, но на
сей раз его не услышал никто: сильный мужской голос наполнял собой ог-
ромный цех, как гул церковного колокола наполняет здание собора.
- ...Нет никаких обещаний, ничего не известно наверняка. Мы знаем
лишь одно: они покинули нас. И девочка, с которой мы сейчас прощаемся,
никогда не узнает горя и страданий, которыми полон этот мир.- Рипли не
сразу осознала, что это проповедь, но теперь и она внимательно слушала,
как в грохочущей тишине цеха чеканной медью звучит речь Дилона.- Мы пре-
даем эти тела в Никуда с радостью, потому что...
В эти минуты собака яростно билась, каталась по полу в одном из
дальних закоулков, лишенная уже сил даже скулить. Грудь ее раздавалась,
пульсировала, живя собственной страшной жизнью, отдельной от жизни всего
тела. Затем черная с рыжим подпалом шкура треща лопнула, рвались мышцы,
сухожилия, ребра...
- ...В каждом семени есть обещание нового цветка. В каждой жизни, да-
же самой малой, хранится новая жизнь, новое начало!
Из растущей раны собаки хлестала липкая жидкость, судороги ротвейлера
становились все слабее...
Рипли вдруг почувствовала странное покалывание в висках. Кровяное
давление, что ли, скачет? Ну да, вот в носу лопнул один из мелких сосу-
дов.
- Амен! - громоподобным голосом произнес Дилон, выбросив вперед пра-
вую руку.
И без команды кто-то нажал на кнопку, наклонив платформу подъемника.
Два окутанных пластиком тела - большое и маленькое, похожие на блес-
тящие куколки, кружась полетели в вулканические недра печи.
И в тот самый миг, когда клокочущий металл принял в себя тела капрала
Хигса и Ребекки Джордан- Головастика, из ноздри Рипли ударила струйка
крови.
Одновременно с этим собачья грудь наконец лопнула, и наружу высуну-
лась страшная, неописуемая голова, покрытая бесцветной слизью. И долгий
скрежещущий крик прорезал воздух...
Чужой вновь пришел в этот мир.
Клеменс посмотрел на Рипли, и она поспешно вытерла кровь рукавом.
9
Шумела вода в душе, но тюремная звукоизоляция была ниже всякой крити-
ки. Даже упругий плеск водяных струй не заглушал голоса за стеной. Сна-
чала Рипли не очень прислушивалась, но потом поняла, что разговор идет о
ней,- и замерла, улавливая доносящиеся до нее обрывки фраз.
- ...Странно это все-таки: во всем экипаже - одна женщина. И именно
она и осталась в живых! Не понимаю...
- Чего ты не понимаешь? - вмешался другой голос, грубый и хриплый.-
Бабы - это дерьмо. Все, без исключения. Вот поэтому-то они всегда выплы-
вают. Уяснил?
- Нет. Что-то тут иначе.- Обладатель первого голоса, похоже, не уто-
лил свои сомнения.- Быть может... Ну, не знаю...
- Чего ты не знаешь, умник?
- Может быть, на ней лежит какое-нибудь предначертание Господне? -
наконец решился выговорить первый.
Его собеседник даже задохнулся от возмущения:
- На ком? На бабе?! Ну, ты даешь! Женщина - сосуд греха, вместилище
мерзости, не веришь мне - спроси у Пресвитера!
За стенкой по другую сторону от Рипли тоже говорили: гогоча, хлопая
по мокрому телу, сочно причмокивая:
- А задница у нее ничего - крепкая, сразу видно. И вот здесь тоже все
в порядке, как надо!
- Да что там болтать! Я тебе вот чего скажу, давай...
Говорящий инстинктивно понизил голос, и его перестало быть слышно.
Потом тишину прорезало слитное ржание двух мужских глоток.
Рипли поежилась. К счастью, те, кто конструировал тюрьму, душевые ка-
бинки догадались сделать отдельными. Но коридор был общим для всех. По-
жалуй, ей следовало поспешить, пока к ней в кабину не ввалилась пара
уголовников, одетых только в татуировку. Она быстро накинула комбинезон,
протерла запотевшее зеркало, чтобы причесаться. Но из зеркала на нее
глянуло совершенно незнакомое лицо: осунувшееся, с тенями под глазами и
с непривычно голой кожей там, где должны быть волосы.
Рипли осторожно тронула пальцем свою наголо обритую голову. Что ж,
теперь ей придется привыкать обходиться без расчески.
Она усмехнулась при этой мысли. Без чего только ей не приходилось об-
ходиться!
Медленно, стараясь ступать неслышно, Рипли выскользнула из душевой,
осторожно пробираясь между облицованными блестящей плиткой стенами. Они
казались такими надежными, массивными - имитация бетона и кафеля. На де-
ле это был тонкий пластик, который, как выяснилось, звук не держит и от
вторжения, конечно, тоже не защитит.
Внезапная мысль остановила Рипли. Выходит, на этой планете запираться
бессмысленно? Получается, что так. Несмотря на бронированные двери,
стальные переборки, замки и засовы... В старом, обветшавшем здании
тюрьмы, среди хаотического переплетения комнат, коридоров, рабочих поме-
щений обязательно найдется какой-нибудь незамеченный ход. И уж конечно
эти тайные тропки не являются тайными для тех, кто провел на Ярости зна-
чительную часть жизни. Значит...
Значит, надо с самого начала поставить себя так, чтобы запираться не
пришлось.
Окончательно эту мысль Рипли додумала, уже подойдя к госпиталю. Там
ей, согласно распоряжению директора, полагалось дожидаться обеда, кото-
рый кто-то (наверное, тоже заключенный?) должен принести из общей столо-
вой. (Неужели сейчас только обед?.. Час дня по местному времени. Немно-
гие десятки минут отделяют ее от катастрофы, гибели товарищей, от невоз-
можных, несуществующих воспоминаний о произошедшем в гиберсне...) Рука
ее уже легла на дверь. Но Рипли так и не вошла в госпитальный отсек.
Круто повернувшись, она направилась к столовой.
10
Одновременно в столовой обедало двенадцать человек - вся смена. Даже
сейчас они не стремились разместиться друг возле друга - каждый сидел за
отдельным столиком. Горстка людей рассредоточилась по обширному помеще-
нию, из-за чего оно казалось еще больше. Столовая, как и морг, сооружа-
лась из расчета максимальной заполняемости тюрьмы.
За обедом и так почти не разговаривали, а когда на пороге появилась
Рипли, над столиками повисла мертвая тишина.
Рипли обвела столовую взглядом. Потом она направилась к окошку для
выдачи пищи, как бы не обращая внимания на то, что творится вокруг.
Она слышала, как клокочет слюна в глотке ближайшего из заключенных
(уже пожилой костистый мужчина с резко выступающими скулами): он поперх-
нулся, но сдерживал кашель, не решаясь нарушить всеобщее молчание. Его
сосед просто замер, согнувшись над столом и пожирая взглядом женскую фи-
гуру. Третий, самый молодой с виду, вдруг истово перекрестился, но крест
помимо его воли вышел "тюремный": последним движением он далеко не бла-
гочинно провел рукой от плеча к плечу, будто чиркнул себя поперек горла
большим пальцем. Так клянутся уголовники "на зарез".
Рипли подумала, что сейчас в столовой наверняка должны находиться и
те, чьи голоса она слышала сквозь стенку душевой кабины. Кто же из них?
Быть может, именно тот, кто крестится, говорил о ее особом предначерта-
нии? А скуластый выдвигал версию о сосуде греха? Кто знает... Возможно,
и наоборот. Ведь ей неизвестны характеры. Впрочем, по крайней мере об
одном из них она кое-что знает...
И именно к нему Рипли и подсела за столик, взяв свою порцию. К тому,
кого знала.
К Дилону.
Дилон тоже сперва не сумел совладать с собой: при виде женщины он
явственно вздрогнул. Однако почти тут же обуздал свои чувства.
Чтобы облегчить ему возможность контакта, Рипли заговорила с ним пер-
вой:
- Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сказали на похоронах...
на кремации.- Она немного помедлила.- Мои товарищи оценили бы это, если
бы только могли слышать. Во всяком случае, в последний путь их сопровож-
дали не сухие казенные фразы.
Дилон поднес к губам стакан, отпил, снова поставил на столик.
Пальцы у него дрожали.
- Не знаю, что тебе обо мне известно, но явно не истина, - сказал он
резко, но спокойно.- Я - убийца. И вдобавок насильник женщин. Как тебе
это понравится?
- Жаль.- Рипли пожала плечами.
- Что?
- Жаль. Потому что из-за этого вы, должно быть, очень неуверенно
чувствуете себя в моем присутствии.
Похоже, она сделала удачный ход. Некоторое время Дилон молчал, но
