плавильных печей. Женщина тоже сделала шаг следом - но вдруг остановила
занесенную над порогом ногу.
- В чем дело? - врач снова возник в проеме двери, озаренный красным
сиянием, словно дьявол, выглядывающий из ада.
- Вы назвали мое имя - Рипли,- отчетливо выговаривая слова, произнес-
ла женщина.- Откуда вам оно известно?
Клеменс удивленно глянул на нее:
- Нам удалось спасти ваш бортжурнал. А что, собственно, вас испугало?
- Нет. Ничего. Вам показалось. Пошли?
Медленно они продвигались по литейному цеху, сквозь грохот, дым и
крик. Аналогия с адом усиливалась: жерла плавильных печей зияли, как во-
ронки котлов, в которых терпят мучения грешные души. Оттуда несло жаром,
клокотание лопающихся пузырей кипящего металла напоминало далекий стон.
А дюжина черных от копоти заключенных, колдовавших вокруг этих печей,
вполне сошла бы за нечистую силу.
На них не обратили внимания: все орали друг на друга, стремясь перек-
ричать производственный гул, и никто не заметил, как по окраине цеха
быстро прошли две фигурки, одетые в тюремную униформу.
- Что это? Из-за чего такой шум?
- Кажется, какая-то локальная авария. Ничего, ее быстро уладят. Такое
у нас почти каждый день случается...
- А куда вы меня ведете?
- Сейчас увидите.
Они прошли цех насквозь. Захлопнув за собой выходную дверь (тоже тя-
желую, массивную), Рипли бросила взгляд вперед - и замерла на месте.
Шлюпка. Их шлюпка, бортовой номер "26-50". Вернее, то, что от нее ос-
талось...
Только сейчас она поняла, насколько жестким было приземление. А поняв
это - поверила доктору. Действительно, чудо еще, что она сама осталась
жива.
Внутри шлюпки почти ничего уже не было, кроме анабиозных саркофагов -
битых, разломанных. И один из этих саркофагов был значительно меньше,
чем два других.
Этот маленький саркофаг был разбит. Разбитым оказался и один большой.
Целым остался лишь второй большой саркофаг. ЕЕ саркофаг...
Рипли, конечно, понимала, что это значит. Да и в словах Клеменса у
нее не было оснований сомневаться. Но все же окончательно она поверила
ему только теперь.
- Где...- голос ее сорвался,- где тела?
- В морге. У нас здесь есть собственный морг.
Клеменс помолчал, а потом добавил, сам не зная зачем:
- Тела ваших товарищей пробудут там до прибытия спасателей и следова-
теля.
- Следователя? - Рипли вдруг остро взглянула на него, и врач поче-
му-то смутился, хотя повода для смущения у него не было.
- Ну, в таких случаях всегда прибывает следователь. Здесь требуется
уяснить причины аварии, смерти... Хотя на этот раз, по-моему, задача у
него будет довольно простой.
- Да.- В уголках губ Рипли легли скорбные тени.- В этот раз будет
простой...
Как завороженная она смотрела на искалеченную шлюпку.
- Какой смертью они умерли?
- Коммандос - он, кажется, был в чине капрала - просто разбился,
грудную клетку ему раздавило, как орех. (Услышав это, женщина коротко
вздохнула, судорожно сжав кулаки.) А девочка, по-видимому, утонула, зах-
лебнулась в антифризной жидкости, когда разбилась охлаждающая система ее
капсулы.
- А андроид?
- Разбит, не функционирует. Вместе с прочими поломанными приборами мы
вынесли его в другой отсек - тот, где у нас находится свалка.
Клеменс проследил за взглядом Рипли и понял, что смотрит она даже не
на шлюпку вообще, а только на меньший из саркофагов.
- Я думаю, она так и не успела прийти в сознание. Это была легкая
смерть, мгновенная и безболезненная. Если смерть вообще бывает легко
й...- врач замолчал. Он каким-то шестым чувством вдруг ощутил, что эта
женщина знает о жизни и смерти много больше, чем он сам, хотя ему и не
раз случалось видеть гибель.Мне очень жаль,- неловко сказал он, поняв,
что попытка утешить не удалась.
Он увидел слезы на глазах женщины, услышал ее шепот: "Прости меня..."
и, отступив на шаг, отвернулся, чтобы не видеть, как Рипли склонилась
над пустой оболочкой саркофага, словно мать над детским гробиком.
Клеменс ощутил даже некоторое разочарование: ну вот, сейчас она, ко-
нечно, разрыдается - обычная женская, бабья реакция. А он уж было дума
л...
Но рыданий все не было, и врач счел для себя возможным снова бросить
взгляд на свою бывшую пациентку. И тут он заметил такое, чего никак не
ожидал.
Фигура Рипли была согнута от горя, но уже не горе читалось в ее гла-
зах, а... Что? Кажется, тревога. А может быть, даже не тревога, а готов-
ность к смертельной схватке. И уверенность в том, что этой схватки не
избежать.
Клеменс был убежден, что он не ошибается: уж в лицах-то он читать
умел. Приходилось ему это делать как в бытность тюремным врачом, так и в
течение предшествующих нескольких лет: иначе бы он не выжил.
Сейчас ему не хотелось вспоминать об этих годах, и он усилием воли
оттеснил эту мысль, выбросил ее из сознания.
- В чем дело? - спросил он официальным тоном.
Рипли выпрямилась.
- Где, вы сказали, находятся тела?
- В морге.
- Я должна увидеть...
Клеменс пожал плечами:
- Пожалуйста, если вы считаете это необходимым. Хотя... Ну хорошо, я
покажу вам их. Но должен сразу предупредить вас, что труп капрала предс-
тавляет из себя очень неприятное зрелище.
Рипли не дрогнула при этих словах.
- Его мне и не нужно осматривать. Я хочу видеть ее. Девочку. Верне
е...- Рипли сглотнула, словно у нее пересохло в горле, но тут же овладе-
ла собой.- Вернее, то, что от нее осталось.
Клеменс снова пожал плечами в полном недоумении.
- Ну, хорошо, идемте.
Приглашающим движением он распахнул перед ней дверь, ведущую к моргу.
Что же ее встревожило?
Пропуская Рипли вперед, врач бросил быстрый, но цепкий взгляд на
меньший из саркофагов. И не увидел ничего особенного. Пробитая крышка,
разорванные прозрачные трубопроводы внутри... А на боковой грани - ка-
кой-то странный след, больше всего похожий на химический ожог. Такой,
как если бы на стенку плеснули крепкой кислотой.
Но Клеменс не придал этому значения. Мало ли что могло здесь слу-
читься несколько часов назад, когда внутри все лопалось, горело и плави-
лось...
6
...Спайк, поскуливая, с трудом полз по коридору. Он так и не понял,
что произошло. Что-то вызревало внутри него, страшно и бессмысленно во-
рочаясь в его могучем теле, черном, с рыжими подпалинами. Что-то незна-
комое, чужое давило на внутренности, сковывало дыхание и заставляло спо-
тыкаться на каждом шагу от внезапно подступавшей слабости.
Чужое...
Он почувствовал его - нечто чужое, враждебное - еще в первые минуты,
когда странная штуковина, похожая на те, которые доставляют продукты,
ударилась о заснеженный грунт. Он тогда поспешил наружу вместе с двуно-
гими, хотя мороз нещадно кусал его сквозь короткую шерсть, - и вдруг
ощутил присутствие внутри чего-то такого, отчего эта шерсть мгновенно
встала дыбом.
Как ощутил: увидел? услышал? почуял? Пес не смог бы этого определить,
даже умей он манипулировать такими понятиями. Просто внутри находилось
нечто, бывшее чужим, - и для шлюпки, и для Ярости, и вообще для всего.
Тогда он всеми силами пытался обратить на это Чужое внимание своих
двуногих друзей. Но они не понимали его - кричали, суетились, а потом
главный из двуногих и вовсе попытался его отогнать. Он не ушел - оска-
лился, зарычал, и прогонявшие его отступили, удивленные его поведением.
Однако Спайк ничего не смог им объяснить, и они подняли эту штуку стре-
лой крана, перенесли в одно из внутренних помещений...
Влекомый отчасти мучительным любопытством, отчасти желанием защитить
своих друзей и свой мир (Спайк ощущал себя вожаком здешней стаи, равным
по значению тем вожакам двуногих, которые называли себя "Дилон" и "Энд-
рюс"), ротвейлер направился следом. С некоторым трудом он нашел незакры-
тый проход в это помещение и сразу же почувствовал, что Чужое все еще
там, внутри. А потом...
Он не помнил, что было потом.
И вот теперь он скуля полз по темным закоулкам, чтобы добраться до
мест, где регулярно проходят двуногие. Он уже не рассчитывал помочь им,
защитить, спасти от неведомой беды. Теперь он сам ждал от них помощи и
спасения.
Раньше, сразу после основания тюрьмы, по всем ее коридорам патрулиро-
вали свирепые конвоиры с еще более свирепыми псами на поводках. Но вско-
ре даже до тюремного начальства, явно снабженного мозговыми аппаратами
облегченного образца, дошло, что патрулирование служебными собаками
здесь - очевидное излишество. Большую часть волкодавов после этого вы-
везли в другие ис-правительные заведения, а оставшиеся удивительно быст-
ро превратились из тренированных убийц во всеобщих баловней и любимцев.
Спайк был таким "домашним любимцем" уже в четвертом поколении. Пять
лет назад, при расформировании тюрьмы, он был еще крошечным щенком - и
его скрыли, спрятали в тайнике, когда вывозили всех еще остававшихся на
Ярости собак, которые считались тюремным имуществом. И теперь существо-
вание на планете огромного пса оставалось одной из немногих отдушин,
согревавших души заключенных. Поэтому, хотя Спайка не было видно всего
несколько часов, кто-то уже обеспокоился его отсутствием и пошел на по-
иски.
- А, вот где ты, малыш! - раздался голос. Ротвейлер с трудом повернул
отяжелевшую морду к люку, в котором возник человеческий силуэт.- Где же
ты пропадал так долго? Я тебя повсюду ищу! - В ответ раздалось еле слыш-
ное поскуливание.- Иди, иди ко мне. Эй, с тобой все в порядке? - Человек
склонился над ним.- Ну-ка, ну-ка,- загрубевшие пальцы осторожно переби-
рали черную шерсть.- Что это?! - руки человека замерли.
Он сам не мог сказать, чем было то, что он увидел: кожа у собаки лоп-
нула от угла рта, длинный разрыв сочился сукровицей. Ниже, на груди и
шее, виднелись еще какие-то раны. Что это - ожог? Или след когтистой ла-
пы?
- Кто это сделал, Спайк, малыш? - в голосе человека звучал непод-
дельный ужас.- Обожди... обожди меня здесь, малыш. Я сейчас - я за док-
тором! - И человек бросился к выходу, бормоча про себя на бегу: - Какой
зверь мог так поступить с собакой?!
Ответа на этот вопрос не было: все знали, что на Ярости не водятся
звери. Не мог оказаться "зверем" и кто-то из заключенных. Во-первых, ни
у кого не поднялась бы рука, а во-вторых, не так-то легко справиться с
пятипудовым ротвейлером.
7
Размеры морга поражали воображение: казалось, в нем мог одновременно
уместиться весь некогда пятитысячный контингент тюрьмы. Не морг, а целая
гробница.
Пустые ячейки (лишь две из них были закрыты, по числу погибших) блис-
тали холодной чистотой. Даже простыня, покрывавшая детское тело, - Кле-
менс тут же открыл ближайшую из ячеек, переместив на прозекторский стол
ее страшное содержимое, - даже эта простыня была белее, чем в госпитале.
Да, Ярость была добрее к своим мертвым, чем к живым.
- Прошу! - и врач слегка театральным жестом, словно занавес, отдернул
мертвенно-белую ткань.
Под ней, вытянувшись, лежала Ребекка Джордан, по прозвищу Головастик.
Не Ребекка, а ее мертвое тело, труп.
Железная целеустремленность Рипли вдруг куда-то исчезла. Перед Кле-
менсом снова была просто женщина, сломленная навалившимся вдруг горем.
- Вы можете оставить меня с ней одну? На несколько минут.
- Да, пожалуйста,- Клеменс поспешно отошел в сторону.
Глаза девочки были открыты, бессмысленно уставившись в никуда. Страха
в них не было, ей действительно досталась легкая смерть. Однако ее две-
надцатилетняя жизнь была столь ужасна, что ничто не могло этого смяг-
чить. Да и вообще, любая гибель в двенадцать лет - дикая, чудовищная не-
лепость. И от этой гибели Рипли не сумела ее уберечь. Хотя оберегала
много раз, и девочка, конечно, уверилась, что так будет всегда.
- Прости меня...- снова прошептала Рипли. Как несколько минут назад,
