чем пользу из того, что подготовит Раббан?
- Это самое простое, барон. Если с каждым годом вы будете завышать
свою долю, очень быстро создастся критическая ситуация. Когда количество
продукции резко сократится, вы сможете отстранить Раббана и занять его
место... чтобы исправить положение.
- Подходяще, - сказал барон. - Но я могу почувствовать себя усталым
от всего этого и подготовлю себе замену. Этот другой и подготовит для
меня Арраки.
Хават испытующе всматривался в круглое лицо собеседника. Наконец он
медленно кивнул.
- Фейд-Раус! - сказал он. - Вот она, причина теперешних репрессий! Вы
и сами хитрец, барон. Возможно, нам удастся соединить оба этих плана.
Да, ваш Фейд-Раус поедет на Арраки как спаситель. Он сможет поладить с
народом.
Барон улыбнулся. И спросил себя: "Интересно, как это стыкуется с
собственными планами Хавата?"
Видя, что разговор окончен, Хават встал и вышел из комнаты с красными
стенами. По пути он думал о тех тревожащих его недомолвках, которые
сквозили в каждом донесении с Арраки. Этот новый религиозный вождь, на
которого намекал Гурни Хэллек из своего укромного места среди контрабан-
дистов, этот Муаддиб...
"Возможно, мне не стоило советовать барону позволить этой религии
расцветать пышным цветом? - сказал он себе. - Но хорошо известно, что
репрессии создают благоприятную почву для процветания религии".
И он подумал о донесениях Хэллека, о военной тактике Свободных. В ней
было много от самого Хэллека... и от Айдахо... и даже от него, Хавата.
"Выжил ли Айдахо?" - спросил он себя.
Это был праздный вопрос. Он еще не спрашивал себя, возможно ли, чтобы
смог выжить Пол. Он знал, однако: барон убежден, что все Атридесы мерт-
вы. Ведьма Бене Гессерит была его оружием, как признался сам барон. А
это могло означать лишь конец всего - даже собственного сына этой женщи-
ны.
"Какую же смертельную ненависть она должна была питать к Атридесам, -
подумал он. - Она сравнима лишь с моей ненавистью к барону. Будет ли мой
удар таким же сокрушительным, каким был ее удар?"
Чего бы мы ни коснулись, всему присуще одно качество, являющееся
частью нашей вселенной, а именно: симметрия, элегантность и грация - ка-
чества, которые всегда есть в истинном произведении искусства. Вы можете
найти их в смене времен года, в том, как скользят по склонам пески, в
строении куста и его листьев. Мы пытаемся воспроизвести эти качества в
нашей жизни и в нашем обществе, ища ритмы и формы. Да, можно понимать
опасность целиком, до последних деталей. Ясно, что пределы чего бы то ни
было сохраняют свою стойкость. При подобной безупречности все движется к
смерти.
Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.
Пол Муаддиб помнил, что он ел что-то с примесью спайса. Он цеплялся
за это воспоминание, потому что оно было исходной точкой и, придержива-
ясь ее, он мог говорить себе, что его мгновенно возникшее знание было
только сном.
"Я - сцена для происходящих процессов, - сказал он себе. - "Я жертва
несовершенного зрения, расового сознания и его ужасной цели".
Он не мог отделаться от страха, что преступил пределы своих возмож-
ностей, затерялся во времени, где прошлое, будущее и настоящее настолько
перепутались, что их стало невозможно отличить друг от друга. Это было
нечто вроде усталости зрения, и возникло оно, он это понимал, от посто-
янной необходимости сохранять в себе предвидение будущего, как род памя-
ти, тогда как память связана с прошлым.
"Чани приготовила для меня эту еду", - вспомнил он.
Но Чани с их сыном - Лето Вторым - была далеко, спрятанная в одном из
новых, содержащихся в строгой тайне сьетчей, в полной безопасности.
Или всему этому только еще предстояло случиться?
Нет, уверял он себя, ибо Алия Странная, его сестра, уехала туда вмес-
те с его матерью и с Чани - далеко на юг, где солнце было горячим и куда
было двадцать тамперов езды. Они отправились в паланкине Преподобной ма-
тери, установленном на спине дикого Создателя.
Он отвратился мыслями от возможности путешествия на гигантском черве
и спросил себя: "Может быть, Алии только еще предстоит родиться?"
"Я участвовал в раззии, - припомнил Пол. - Мы совершили вылазку, что-
бы освободить воду из тел наших мертвых в Арракине. И я нашел останки
своего отца в погребальном костре. Я почтил его память и поместил череп
отца в Скалу Свободных, ту, что смотрит на Хверг Пасс".
Или это только еще будет?
"Мои раны - реальность, - убеждал себя Пол. - Мои шрамы - реальность.
Гробница с останками моего отца - реальность".
Все еще оставаясь в полудремотном состоянии. Пол вспомнил, что Хара,
жена Джемиза, входила к нему без приглашения, чтобы сообщить, что в ко-
ридоре сьетча драка. Прежде чем женщины и дети были отправлены далеко на
юг, все жили в промежуточном сьетче. Хара стояла у входа во внутреннюю
комнату, и черные крылья ее волос удерживались цепочкой из водных колец.
Она раздвинула занавеси у входа и сказала, что Чани кого-то убила.
"Это было на самом деле, - сказал себе Пол. - Это реальность, а не
порождение временных изменений".
Пол вспомнил, что выбежал в коридор и нашел Чани, стоящую в коридоре
под желтым глоуглобом. На ней было блестящее голубое одеяние с отброшен-
ным на спину капюшоном. Тонкие черты лица застыли в напряжении. Она вло-
жила криснож в ножны. Группа людей поспешно удалялась по коридору, унося
труп.
И Пол вспомнил, как подумал тогда: "Всегда можно узнать, что несут
мертвое тело".
Водные кольца Чани, которые она, оставаясь в сьетче, носила на повя-
занной вокруг шеи ленте, звякнули, когда она обернулась к Полу.
- Чани, что это?
- Я уничтожила того, кто пришел вызвать тебя на бой, Узул.
- Ты его убила?!
- Да. Но, возможно, мне следовало бы оставить его для Хары. (И Пол
вспомнил, как стоящие вокруг них люди согласно закивали. Даже Хара расс-
меялась).
- Но ведь он пришел бросить вызов мне?
- Ты сам учил меня своему сверхъестественному искусству, Узул.
- Конечно! Но тебе не следовало бы...
- Я рождена в пустыне, Узул. Я знаю, как пользоваться крисножом.
Он подавил гнев и попытался говорить спокойно:
- Все это так, Чани, но...
- Я больше не ребенок, который охотится в сьетче при свете ручных
глоуглобов на скорпионов. Я не играю в игры, Узул.
Пол, удивленный непонятной ему яростью, которая угадывалась под внеш-
ним спокойствием, пристально посмотрел на нее.
- Как боец он ничего не стоил, Узул, - пояснила Чани. - Ради такого,
как он, я не стала отрывать тебя от твоих размышлений. - Она подошла
ближе, глядя на него исподлобья: - Кроме того, не сердись, любимый...
Когда станет известно о том, что бросившему вызов придется смотреть в
лицо мне и принять позорную смерть от руки женщины Муаддиба, не много
найдется желающих бросить вызов ему самому, - чуть слышно проговорила
она...
"Да, - сказал себе Пол. - Все так и было. Прошлое было правдивым.
Число желающих проверить остроту клинка Муаддиба сошло на нет".
Где-то, за пределами мира грез, послышался слабый намек на движение,
крик ночной, птицы.
"Я грежу, - сказал себе Пол. - На меня повлияла еда со спайсом".
И все же его не покидало чувство покинутости. Он спросил себя, не
могло ли случиться так, что его Ра-дух унесся в какой-то мир, где, как
верили Свободные, он ведет свое истинное существование - в алам алмитал,
мир образов, в метафизическое царство, где не действовало ни одно физи-
ческое ограничение. И ему был ведом страх при мысли о таком месте, пото-
му что снятие всех ограничений означало исчезновение всех точек опоры.
Оказавшись среди метафизического ландшафта, он не смог бы сориентиро-
ваться и сказать: "Я есть "Я", потому что я здесь".
Его мать однажды сказала: "Свободные разделяются на группы в зависи-
мости от того, как они относятся к тебе".
"Теперь я, должно быть, пробуждаюсь", - сказал себе Пол. Ибо это было
в действительности - слова, произнесенные его матерью, леди Джессикой,
теперь Преподобной матерью Свободных, проходили через реальность.
Джессика с благоговением относилась к религиозным связям между ней и
Свободными, Пол это знал. Ей не нравилось, что люди обоих сьетчей и гра-
бены воспринимают Муаддиба как ЕГО. И она без устали расспрашивала людей
из разных племен, рассылала сайадинских шпионов, собирала воедино их
сведения и размышляла над ними.
Она цитировала ему аксиому Бене Гессерит: "Когда религия и политика
идут в одной упряжке, те, кто ею правит, верят в то, что никто не сможет
встать на их пути. Их скачка становится все более безрассудной: быстрее,
быстрее и быстрее! Они отбрасывают все мысли о возможных препятствиях и
забывают о том, что человек, ослепленный скоростью, видит обрыв лишь
тогда, когда уже поздно что-то сделать".
Пол вспомнил, как сидел в апартаментах своей матери, во внутренней
комнате, где царил полумрак от свисающих повсюду темных занавесей, рас-
писанных сценами из мифологии Свободных. Он сидел там, слушал ее и отме-
чал, как она вела наблюдения. А делала она это непрерывно, даже тогда,
когда ее глаза были опущены. В уголках ее рта появились новые морщинки,
но волосы по-прежнему были похожи на отполированную бронзу. В глубине ее
широко расставленных зеленых глаз притаилась вызванная спайсом бездонная
синева.
- Религия Свободных проста и практична, - сказал он.
- Ничто, относящееся к религии, не может быть простым, - предупредила
она.
Но Пол, видевший мрачное будущее, которое все еще угрожало им, по-
чувствовал, как в нем поднимается гнев. Его ответ был лаконичен:
- Религия объединяет наши силы.
Но дух разлада и противоречий не покидал его весь тот день. Это был
день церемонии обрезания маленького Лето. Причины растерянности Джессики
были отчасти понятны Полу. Она никогда не признавала его "юношеский
брак" с Чани. Но Чани произвела на свет сына Атридесов, и Джессика не
сочла возможным отвергать ребенка и его мать.
Наконец, шевельнувшись под его взглядом, Джессика сказала:
- Ты считаешь меня противоестественной матерью?
- Конечно же нет.
- Я замечаю, как ты смотришь на меня, когда я бываю с Алией. История
твоей сестры тебе тоже непонятна.
- Я знаю, почему Алия такая необычная, - сказал он. - Она была еще не
рождена, когда ты изменяла Воду Жизни. Она...
- Ты не можешь знать этого! - сердито оборвала его мать.
И Пол, внезапно ощутивший невозможность выразить полученное из Време-
ни знание, сказал лишь одно:
- Я не считаю тебя противоестественной.
Она поняла его страдания:
- Есть одно обстоятельство, сын.
- Какое?
- Я по-настоящему люблю твою Чани. Я принимаю ее.
"Это было на самом деле так, - подумал Пол. - Я ясно видел это в из-
мененном Времени.
Возвращение уверенности дало ему новую зацепку в реальном мире. Час-
тицы истинной реальности начали проникать в его сознание сквозь оболочку
грез. Внезапно он осознал, что находится в пустынном лагере, эрге. Чани
установила на песчаном полу их стилтент, чтобы они могли побыть друг с
другом, - Чани, его душа. Чани, его сихайя, нежная, как весна пустыни.
Чани, возникшая из недр далекого юга.
Теперь он вспомнил, что, когда приходила пора сна, она пела ему песню
песков:
О, моя душа,
Не мечтай о рае в эту ночь:
Клянусь Шаи-Хулудом,
Ты попадешь туда,
Послушная моей любви.
Еще она пела песню любовников, ласкающих друг друга на песке:
Расскажи мне о твоих глазах,
А я расскажу тебе о твоем сердце.
Расскажи мне о твоих ногах,
А я расскажу тебе о твоих руках.
Расскажи мне о твоих снах,
А я расскажу тебе о твоей походке.
Скажи мне, чего ты хочешь,
А я скажу, что тебе нужно.
Ритм этой песни воспроизводил размеренную поступь людей, бредущих по
