Зарубежная фантастика - Фрэнк Херберт

Дюна 1-6 + FAQ

   Фрэнк Херберт
   Дюна 1-5

   Дюна
   МЕССИЯ ДЮНЫ
   ДЕТИ ДЮНЫ
   БОГ - ИМПЕРАТОР ДЮНЫ
   Еретики Дюны
   Дом глав Дюны
   Фpэнк Хеpбеpт - pyсский FAQ


   Фрэнк Херберт
   Дюна


   OCR Палек, 1998 г.

   Книга первая
   Дюна

   С самого начала надо определить свое место в жизни, чтобы  не  уподо-
биться маятнику. Это известно каждой сестре Бене Гессерит.  И  Муаддибу,
подданному падишаха Шаддама Четвертого. Особое внимание надо обратить на
то, что он жил на планете Арраки. Пусть не введет вас в заблуждение, что
родился он на Каладане и там провел первые пятнадцать лет своей жизни.
   Настоящая его родина - Арраки, планета, более известная под названием
Дюна.
   Обо всем, что вы здесь прочтете, поведала принцесса Ирулэн.

   За неделю до отъезда на Арраки, когда  предотьездная  суета  достигла
апогея, к матери Пола пришла старуха.
   Ночь в замке Каладан была жаркой, но груда  камней,  служившая  домом
уже двадцати шести поколениям семьи Атридесов, дышала той приятной прох-
ладой, которую она всегда излучала к перемене погоды.
   Старуха открыла боковую дверь, прошла под сводом коридора  к  комнате
Пола и, заглянув в нее, стала рассматривать лежащего в постели мальчика.
   При затененном свете лампы, висящей под самым  потолком,  разбуженный
мальчик различил маячившую у двери грузную женскую фигуру, за спиной ко-
торой виднелась его мать.
   Старуха более всего походила на ведьму: волосы - как спутанная паути-
на, темное лицо, глаза сверкающие, словно драгоценные камни...
   - Не мал ли он для своего возраста? - спросила старуха. Ее голос  был
хриплым и гнусавым.
   - Вы ведь знаете, что в нашей семье взрослеют поздно.  Ваше  преподо-
бие, - ответила мать Пола своим мягким контральто.
   - Как же, слышала, - прохрипела старуха. - Но ему уже пятнадцать лет.
   - Да, Ваше преподобие.
   - Он проснулся и слушает нас, маленький хитрец, - хихикнула  старуха.
- Но хитрость как раз и нужна нашему королевству.  И  если  он  действи-
тельно Квизатц Хедерах, тогда...
   Пол приоткрыл глаза. Два по-птичьи ярких овала - глаза старухи, - ка-
залось, росли и увеличивались, проникая ему в душу.
   - Спи спокойно, - сказала старуха, - завтра тебе понадобятся все твои
силы и способности для встречи с моим Гомом Джаббаром.
   И она ушла, оттолкнув мать Пола и с шумом захлопнув за  собой  дверь.
Разбуженный мальчик лежал и думал о том, кто это такой - Гом Джаббар.
   Из всего того, свидетелем чего он случайно стал, самым  странным  для
него было поведение старухи: она обращалась с его матерью, как  со  слу-
жанкой, а не как с леди Бене Гессерит - матерью наследника герцога Лето.
"Может, Гом Джаббар имеет какое-то отношение к Арраки?" - размышлял Пол.
   Ему еще так много предстояло узнать...
   Зуфир Хават, ведающий  убийствами  при  дворе  герцога  Лето,  как-то
объяснил мальчику: Харконнены с планеты Арраки - их  смертельные  враги.
Раньше планета была владением Харконненов, с которого они получали доход
по контракту с СНОАМ. Теперь их вытеснили Атридесы -  герцог  Лето  взял
верх над ними. Он пользуется влиянием в ландсраате и потому очень опасен
для врагов. Так говорил Зуфир Хават.
   Пол вновь задремал. Ему снилась пещера на планете Арраки,  молчаливые
люди, движущиеся вокруг него в тусклом свете осветительных шаров. В  пе-
щере было сумрачно, как в церкви, и слышался слабый шум  воды.  Даже  во
сне мальчик помнил, что услышит его и наяву. Его сны всегда сбывались  -
он это хорошо знал.
   Сон растаял. Пол проснулся в теплой постели и думал, думал...  Предс-
тоящее расставание с миром Каладана, где не было ни игр, ни  друзей,  не
огорчало его. Доктор, его учитель, намекал на то, что на Арраки ему  бу-
дет вольготнее. Люди, нашедшие приют в этом пустынном краю песков, назы-
вали себя Свободными, они не были зарегистрированы в Империал Регент.
   Ощутив сковавшее его напряжение. Пол решил воспользоваться  одним  из
приемов, которым обучила его мать. При быстрых вдохах,  сопровождающихся
концентрацией воли, он впадает в  состояние  прострации...  направленное
сознание сосредоточивается... кровь, обогащенная кислородом, устремляет-
ся в самые отдаленные области тела... в такие минуты  животное  сознание
утрачивает власть над мыслью, над телом... животные побуждения  исчезают
из сознания и человек получает возможность увидеть самого себя, концент-
рируя сознание по своему выбору.
   Когда заря желтым светом тронула окна комнаты. Пол ощутил лучи солнца
веками. Он открыл глаза и услышал звуки суматохи и беготни в замке.
   Дверь, ведущая в зал, отворилась,  и  в  нее  неслышно  проскользнула
мать. Ее волосы цвета бронзы поддерживала на затылке черная лента,  лицо
было бесстрастно, зеленого цвета глаза - серьезны.
   - Проснулся? - спросила она Пола. - Хорошо ли ты спал?
   - Да.
   Вынув из шкафа форменную куртку, над нагрудным карманом  которой  был
вышит красный ястребиный клюв - герб Атридесов, мать повернулась к сыну.
   - Вставай! - сказала она, - Преподобная мать ждет.
   - Я как-то видел ее во сне. Кто она?
   - Она была моей учительницей в школе Бене Гессерит. Сейчас она состо-
ит при императоре и носит сан Прорицательницы. Ты... - она  поколебалась
одно мгновение, - ты должен рассказать ей о своих снах.
   - Ладно. Это из-за нее мы едем на Арраки?
   - Мы еще не получили Арраки. - Она встряхнула брюки и повесила их ря-
дом с курткой. - Поторопись, не заставляй Преподобную мать ждать.
   Пол сел, потирая колени.
   - Расскажи мне о Гоме Джаббаре.
   И снова он уловил ее чуть заметное колебание, нервное  напряжение,  в
котором он различил страх.
   Джессика подошла к окну, отдернула шторы и посмотрела в сад.
   - Ты сам скоро о нем узнаешь.
   Он уловил страх в ее голосе и  удивился  Джессика,  не  оборачиваясь,
проговорила:
   - Преподобная мать ждет.
   Преподобная мать, Гайус Хэлен Моахим, сидела в ковровом кресле,  наб-
людая за тем, как к ней подходят мать с сыном. Кресло стояло в простенке
между окнами, которые выходили на южный  берег  реки,  на  зеленые  луга
семьи Атридесов. Но живописный пейзаж нисколько не интересовал Преподоб-
ную мать этим утром она чувствовала себя значительно хуже обычного. Вину
за это она возлагала на космическое путешествие Необходимо  было  выпол-
нить поручение, требующее ее личного участия Даже она не могла  избежать
личной ответственности, когда этого требовал долг.
   "Черт бы побрал эту Джессику", - подумала Преподобная мать. Насколько
все было бы проще, если бы она родила девчонку!
   Джессика остановилась в трех шагах от кресла и сделала реверанс.  Пол
отвесил короткий поклон. Манера приветствия Пола не ускользнула от  вни-
мания Преподобной:
   - А он вежлив, Джессика.
   Рука матери легла на плечо сына. Даже ее ладонь, как показалось Полу,
излучала страх. Она сделала над собой усилие:
   - Так его учили. Ваше преподобие.
   "Чего она боится?" - удивился Пол.
   Старуха смотрела на Пола немигающим взглядом, отметив про себя удиви-
тельное сходство мальчика с его родителями.
   - Ну что ж, - сказала Преподобная мать, - посмотрим, как его учили. -
Старческие глаза метнули суровый взгляд на Джессику: "Оставь нас  одних.
Займись своими делами".
   Джессика сняла руку с плеча Пола.
   - Ваше преподобие, я...
   - Джессика, ты же знаешь, что иначе нельзя.
   Пол озадаченно взглянул на мать. Джессика выпрямилась.
   - Да, конечно...
   Пол перевел взгляд на носительницу высокого сана. Страх, который  ис-
пытывала его мать, заставил мальчика нахмуриться.
   - Пол...
   Джессика глубоко вздохнула.
   - Это испытание... оно важно для меня.
   - Испытание?
   - Помни, что ты сын герцога.
   И она направилась к выходу Только сухой шелест складок ее платья  на-
рушал вдруг установившуюся тишину Когда дверь за матерью  плотно  закры-
лась. Пол, сдерживая гнев, повернулся к Преподобной Почему она обращает-
ся с леди Джессикой, как с простой служанкой?
   В углах морщинистого рта старухи мелькнула усмешка.
   - Леди Джессика в течение четырнадцати лет была моей служанкой в шко-
ле, мальчуган - Она зевнула. - И хорошей служанкой. А теперь иди сюда.
   Пол безропотно повиновался этой команде,  прозвучавшей,  словно  удар
хлыста, повиновался раньше, чем успел  осмыслить  ее.  "Использует  воз-
действие голоса", - подумал он Когда Пол подошел к  креслу.  Преподобная
мать жестом остановила его.
   - Видишь вот это? - спросила она, доставая из складок  своей  зеленой
юбки полый металлический куб без одной стенки. Она повернула его  откры-
той стороной к мальчику, и тот увидел, что внутренность  куба  абсолютно
черная. Казалось, ни один луч света не проникает в него, хотя куб и  был
открыт.
   - Вложи сюда свою правую руку! - приказала старуха.
   Страх шевельнулся в душе мальчика. Он отпрянул было назад, но грозный
оклик старухи настиг его:
   - Так вот как ты слушаешься свою мать!
   Он взглянул в ее яркие птичьи глаза. Не имея сил противиться их влас-
ти, он неуверенно вложил руку в куб. Когда чернота сомкнулась вокруг его
кисти, первое, что он ощутил, был холод. Потом его пальцы коснулись  ме-
талла, и он почувствовал легкое покалывание, как если бы перед этим  его
рука была перетянута жгутом.
   Взгляд старухи сделался хищным, она протянула руку  к  шее  Пола.  Он
увидел в ней блеск металла и хотел повернуть голову.
   - Стой! - рявкнула старуха.
   Пол снова ощутил на себе власть ее голоса.
   - Я держу у твоей шеи Гом Джаббар. Это игла с каплей  яда  на  конце.
А-а-а! Не отворачивайся, не то почувствуешь действие этого яда на себе.
   Пол попытался сглотнуть вдруг появившийся в горле комок, но возникшая
сухость во рту помешала ему сделать это. Взгляд мальчика был словно при-
кован к морщинистому лицу старухи, к ее бледным деснам  над  серебряными
зубами, вспыхивающими, когда она говорила:
   - Сын герцога должен все знать о ядах. Есть яды быстрые, есть медлен-
ные. Этот же убивает только животных.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что я животное? - надменно спросил он.
   - Скажем так: я надеюсь, что ты человек. Предупреждаю тебя:  не  дер-
гайся. Я стара, но моя рука успеет воткнуть иглу тебе в шею, прежде  чем
ты убежишь.
   - Кто вы? - прошептал Пол. - Каким образом вам удалось уговорить  мою
мать оставить меня с вами один на один? Вы из Харконненов?
   - Слава Богу нет! А теперь молчи!
   Сухой палец тронул его шею. Пол подавил в себе желание отодвинуться.
   - Молодец! - сказала старуха. - Первое испытание ты выдержал.  Теперь
осталось последнее - если не выдернешь руку - будешь  жив,  выдернешь  -
умрешь!
   Пол глубоко вздохнул, унимая дрожь.
   - Если я закричу, слуги будут здесь через секунду, и умрешь ты,  ста-
руха!
   - Слуги не пройдут мимо твоей матери, она стоит на  страже.  Подумай!
Твоя мать выдержала это испытание, теперь твоя очередь. Будь  же  тверд!
Мы редко предлагаем это испытание мужчинам!
   Любопытство одержало верх над страхом.  Пол  почувствовал  по  голосу
старухи, что она говорит правду. И занялся самовнушением:  я  не  должен
бояться. Страх угнетает разум. Страх - это смерть. Я буду смотреть ему в
лицо. Я не позволю страху овладеть мною.
   Он почувствовал, как самообладание возвращается к нему, и сказал:
   - Начинай, старуха!
   - Старуха? - повторила она. - Ты смел, этого у тебя  не  отнять,  мой
милый. - Она наклонилась к нему, понизив голос почти  до  шепота.  -  Ты
чувствуешь боль в своей руке? Выдерни руку, и мой Гом  Джаббар  коснется
тебя. Смерть будет мгновенной, как удар кнута.
   Почувствовав, как усиливается покалывание в руке. Пол крепче сжал гу-
бы. Только и всего? В чем же заключается испытание? Покалывание  перешло
в зуд. Старуха сказала:
   - Ты слышал о том, что животные перегрызают себе лапы, чтобы  освобо-
диться из ловушки? Это веление инстинкта. Человек же остается в ловушке,
выдерживая боль. Им движет надежда. Эта надежда не оставляет человека до
самой его смерти.
   Зуд перешел в жжение.
   - Зачем вы это делаете? - спросил Пол.
   - Чтобы убедиться, что ты человек. Молчи!
   Пол сжал левую руку в кулак, потому что жжение перешло и на нее.  Оно
медленно росло... Становилось все сильнее и  сильнее...  Он  чувствовал,
как глубоко впились ногти в ладонь, и попытался разжать кулак, но не мог
шевельнуть пальцами.
   - Горит, - прошептал он.
   - Молчи!
   Рука Пола задрожала, на лбу выступил пот. Казалось,  каждая  клеточка
тела кричала: выдерни руку, но... Гом Джаббар!  Не  поворачивая  головы.
Пол попытался, скосив глаза, посмотреть, в каком положении находится иг-
ла. Услышав свое шумное дыхание, мальчик  попытался  унять  его,  но  не
смог.
   - Пол!
   Весь мир для него сосредоточился на неподвижном старческом лице,  об-
ращенном к нему.
   - Горячо! Горячо!
   Ему казалось, что он чувствует, как кожа на  его  руке  обугливается,
как расплывается и исчезает плоть и остаются одни кости.  И  вдруг  боль
разом утихла, словно ее кто-то отключил. Обильный пот выступил  на  теле
мальчика.
   - Довольно! - пробормотала старуха. - Кулл вахад! Еще ни  один  ребе-
нок, рожденный женщиной, не выдерживал такого испытания. Я не должна бы-
ла желать твоего поражения. - Она отодвинулась. -  Молодой  человек,  вы
можете посмотреть на свою руку.
   Усмирив болезненную дрожь. Пол вглядывался в лишенную света  черноту.
Казалось, боль еще жила. Жила, пропитав собою каждое ушедшее мгновение.
   - Ну же! - крикнула она.
   Пол рывком выдернул руку и с удивлением  уставился  на  нее.  Никаких
следов ожога на ней не было. Он поднял  кисть,  повертел  ее,  пошевелил
пальцами.
   - Это только возбуждение нервов, - проскрипела старуха. - Зачем кале-
чить тех, кто может оказаться полезен?! И все же кое-кто отдал бы многое
за тайну этого кубика.
   - Но боль...
   - Боль? - усмехнулась она. - Человек может вызвать и  подавить  любые
ощущения в своем теле.
   - С моей матерью вы проделывали нечто подобное?
   - Ты когда-нибудь просеивал песок?
   Пол кивнул утвердительно.
   - А мы, Гессерит, просеиваем людей, чтобы найти человека.
   Пол поднял руку, подавляя воспоминание о пережитой боли.
   - Это все, что нужно, - суметь перенести боль?
   - Я наблюдала за тобой в критическую минуту.  И  мне  открылась  твоя
внутренняя суть.
   Пол уловил искренность ее тона и кивнул:
   - Это правда!
   Старуха пристально посмотрела на него. Он уже чувствует  правду!  Мо-
жет, она нашла то, что искала? Она подавила волнение и сказала себе пра-
вило Бене Гессерит: "Надейся и наблюдай".
   - Ты знаешь, когда люди сами верят в то, о чем говорят?
   - Знаю!
   Голос Пола был мелодичен, и старуха уловила эту особенность.
   - Возможно, ты Квизатц Хедерах. Присядь у моих ног, дружок.
   - Я предпочитаю стоять.
   - Твоя мать сидела когда-то у моих ног.
   - Я - не она!
   - Похоже, ты нас не жалуешь? - Старуха повернулась к двери и позвала:
- Джессика!
   Дверь мгновенно распахнулась, и мать встала на пороге, тревожно огля-
дывая комнату. Но вот она увидела Пола, и тревога сошла с ее лица.
   - Джессика, ты перестанешь когда-нибудь меня ненавидеть?  -  спросила
старуха.
   - Я и люблю, и ненавижу вас одновременно. Моя ненависть происходит от
боли, которую я, должно быть, никогда не забуду. Моя любовь...
   - Просто любовь, - закончила за нее старуха, и голос ее прозвучал не-
ожиданно мягко. - Теперь ты можешь войти, только веди себя тихо.
   Джессика вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
   "Мой сын жив, - думала она, - и он - человек. Я всегда  знала  это...
Он живет. Теперь и я могу жить дальше".
   Пол смотрел на мать. Он знал, что она сказала правду. Ему  захотелось
уйти и обдумать все, что произошло, но он знал, что не  может  это  сде-
лать, пока старуха ему не разрешит. Она приобрела над  ним  власть.  Она
говорила правду: его мать тоже прошла через  это  -  ради  какой-то  та-
инственной и ужасной цели. Его собственная жизнь отныне тоже была подчи-
нена этой цели, хотя он и не знал пока, в чем она состоит.
   - Когда-нибудь тебе тоже придется стоять на страже у  этой  двери,  и
это будет высшая мера доверия, - сказала старуха.
   Пол посмотрел на руку, перенесшую боль, перевел взгляд на Преподобную
мать. Голос ее стал не похож на  все  другие,  слышанные  им  когда-либо
прежде. И он понял, что теперь он может получить ответ на любой вопрос и
что тому миру безмятежности, в котором он жил до сих пор, пришел конец.
   - Для чего проводится это испытание на человеке? - спросил он.
   - Чтобы высвободить его личность!
   - Как это?
   - Когда-то человек слишком полагался на машины, но это лишь позволило
поработить его другим людям, имеющим более совершенные механизмы.
   "Не заменяй машиной человеческий разум", - процитировал Пол.
   - Это лозунг Бутлерианского джихада, записанный в  Оранжевой  Католи-
ческой Библии, - подхватила старуха. - Ты что, учился на ментата?
   - Я лишь приступил к этому под руководством Зуфира Хавата.
   - Великое восстание смело все эти костыли и подпорки к  человеческому
созданию. Оно побудило человеческий  разум  к  совершенствованию.  Чтобы
развивать заключенные в человеке возможности, были  открыты  специальные
школы.
   - Такие, как школа Бене Гессерит?
   Старуха утвердительно кивнула:
   - Бене Гессерит, как и Космический  Союз,  продолжает  традиции  школ
древности. Но этот последний придает решающее значение математике, в  то
время как для Бене Гессерит главное...
   - Политика, - закончил за нее Пол.
   - Кулл вахад! - воскликнула старуха и сердито посмотрела на Джессику.
   - Я ничего ему не рассказывала, - возразила та.
   Преподобная мать обратилась к Полу:
   - Ты высказал замечательную догадку. Действительно, политика.  Именно
в ней нуждается человеческий род, чтобы не прервалась его  нить.  Однако
при этом надо все время иметь в виду, что между высшими  интересами  об-
щества и животными инстинктами существует неразрывная связь. Нельзя  на-
рушать ее, если ты заботишься о будущих поколениях.
   Слова старухи внезапно потеряли для Пола  специфическую  остроту.  Он
почувствовал наступление того, что его мать называла инстинктом  правды.
Не то чтобы Преподобная лгала, просто она верила в то, что говорила. Пол
ощутил в себе ту же таинственную цель.
   - Но мать говорила мне, что последователи школы Бене Гессерит не зна-
ют своих родителей, - вставил он.
   - Генетические линии сохранены в наших записях, - возразила старуха.
   - Тогда почему моя мать не знает своей?
   - Некоторым дано узнать, чей род они продолжают, но только очень нем-
ногим. Мы бы могли, например, захотеть брака твоей матери с  ее  близким
родственником, чтобы усилить генетическое влияние на потомков. Ведь  для
этого может существовать масса причин...
   И снова Пол почувствовал в ее словах полуправду. Он сказал:
   - Вы много на себя берете!
   Преподобная мать удивленно посмотрела на мальчика:
   - Мы несем на себе бремя большой ответственности!..
   - Вы сказали, что я могу стать... как это? Квизатцем  Хедерахом?  Это
нечто вроде Гома Джаббара в образе человека?
   - Пол, - с укоризной произнесла Джессика, - ты не должен говорить та-
ким тоном с...
   - Я справлюсь сама, - остановила ее старуха. - Скажи мне,  мальчуган,
что тебе известно о предсказательном веществе?
   - Его принимают, чтобы отличить ложь  от  правды,  так  говорила  мне
мать.
   - Ты когда-нибудь видел транс правды?
   - Нет!
   - Это вещество опасно, - сказала старуха. - Оно дает внутреннее виде-
ние Оно усиливает не только твою память, но и память предков,  благодаря
чему можно заглянуть в далекое прошлое Однако это доступно только женщи-
нам. - Голос старухи стал печальным. - Но и мы в  этом  ограниченны:  мы
можем видеть только прошлое женщины. Правда, в старинных книгах сказано,
что однажды мужчина получит этот дар и сможет увидеть не только  женское
прошлое, но и мужское.
   - Это будет Квизатц Хедерах? - спросил Пол.
   - Да Многие испытывали на себе предсказательное вещество,  но  безус-
пешно.
   - Их попытки заканчивались неудачей?
   - Если бы! - она покачала головой. -  Их  попытки  заканчивались  ги-
белью.


   Попытка понять Муаддиба, не поняв его смертельных врагов, -  это  по-
пытка увидеть правду без знания лжи. Это попытка понять, что такое свет,
не зная, что такое тьма. Это просто невозможно.
   Принцесса Ирулэн.
   Руководство Муаддиба.

   Большой круглый шар - выпуклое изображение Вселенной -  вращался  под
нетерпеливой рукой, унизанной драгоценными перстнями. Глобус  был  надет
на стержень, укрепленный в одной из стен комнаты, не имеющей  окон;  три
другие стены были увешаны полками, заполненными книгами,  папками,  маг-
нитными записями и фильмами Освещалась комната золочеными шарами ламп.
   В центре комнаты стоял эллиптический стол желто-розового  цвета.  Его
окружали кресла. В одном из них сидел круглолицый темноволосый юнец  лет
шестнадцати с мрачным взглядом.  В  другом  расположился  стройный,  не-
большого роста мужчина с женственными чертами лица.  И  юнец  и  мужчина
смотрели на глобус и на человека, вертевшего его.
   Из-за глобуса послышалось хмыканье, и басистый голос произнес:
   - Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И герцог непременно уго-
дит в нее! Где ему тягаться со мной!
   - Разумеется, барон, - прозвучал в ответ мелодичный тенор.
   Полная рука отпустила глобус, и  его  вращение  прекратилось.  Теперь
глаза всех находящихся в комнате могли созерцать его неподвижную поверх-
ность Этот глобус был из числа тех, что делаются для богатых  коллекцио-
неров или для правителей планет империи Он был отмечен характерным  мас-
терством, которым славились ремесленники соответствующей планеты.
   Полная рука снова опустилась на глобус.
   - Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер,  и  вы,  Фейд-Раус,
посмотрели вот на эту область между шестьюдесятью и семьюдесятью  граду-
сами. Лакомый кусочек, не правда ли? Здесь есть и моря, и озера, и  даже
реки. Ее не спутаешь ни с чем - это Арена единственная  и  неповторимая!
Превосходное место для единственной в своем роде победы!
   Улыбка тронула губы Питера.
   - Только подумать, барон, падишах империи верит в то, что отдает гер-
цогу вашу часть планеты!
   - Подобные слова не имеют смысла, - загремел барон. - Ты сказал  это,
чтобы смутить юного Фейд-Рауса, моего племянника. Но в этом нет  никакой
необходимости.
   Угрюмый юнец завозился в своем кресле,  разглаживая  на  себе  черное
трико. В этот момент в дверь за его спиной постучали, и он резко  выпря-
мился.
   Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее  ровно  настолько,  чтобы
можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв дверь, он  раз-
вернул листок и рассмеялся.
   - Ну? - повелительно спросил барон.
   - Этот глупец прислал нам ответ, барон.
   - Атридесы никогда не могли себе отказать в благородном жесте. Что он
там пишет?
   - Он очень неучтив, барон. Обращается к вам просто, как к Харконнену.
Никаких титулов!
   - Это достаточно славное имя само по себе, - проворчал  барон.  Голос
выдавал его нетерпение - Так что же пишет дорогой Лето?
   - Он пишет: "Ваше предложение о встрече неприемлемо Я, имея достаточ-
но много случаев убедиться в Вашем вероломстве, отвечаю Вам отказом".
   - И?
   - "Жаль, что это качество все еще процветает в империи".  И  подпись:
"Граф Лето Арраки".
   Питер рассмеялся.
   - Граф Арраки! Господи! До чего же смешно!
   - Замолчи, Питер, - сказал Барон. Тот сразу  умолк.  -  Так,  значит,
вражда? И он использует это старое милое слово "вероломство", такое  бо-
гатое традициями, будучи уверенным, что я пойму намек?
   - Вы сделали шаг к миру, - сказал Питер.
   - Для ментата ты чересчур разговорчив, Питер, - заметил барон, а  про
себя подумал: "Я должен от него поскорее избавиться. Теперь  в  нем  нет
надобности".
   Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас  заметил  в
нем то, что сразу бросалось в глаза посторонним: блеклые  глаза  ментата
были лишены какого бы то ни было выражения.
   Усмешка скользнула по лицу Питера.
   - Но, барон! Я никогда не видел более утонченной мести. Заставить Ле-
то обменять Каладан на Дюну, и безо всяких условий, только  потому,  что
так приказал император! До чего же остроумно с вашей стороны!
   Барон холодно произнес:
   - У тебя недержание речи, Питер!
   - О, я счастлив, мой барон. Вы же... вас точит ревность.
   - Питер?
   - Но, барон! Разве не достойно сожаления то, что вы  не  можете  сами
привести в исполнение этот замечательный план?
   - Когда-нибудь я задушу тебя, Питер!
   - Ну конечно, барон! Но с добрым поступком никогда  не  следует  спе-
шить, не правда ли?
   - На что ты рассчитываешь, Питер?
   - Мое бесстрашие удивляет барона? - спросил Питер. Его лицо преврати-
лось в хитрую маску. - Ага! Но я заранее предчувствую тот момент,  когда
ко мне подошлют палача. Вы будете сдерживаться, пока я буду вам полезен.
Преждевременное убийство будет расточительно, я еще  могу  принести  вам
пользу. Я знаю, что Дюна - прекрасная планета. Мы не будем в убытке,  не
так ли, барон?
   Фейд-Раус дернулся в своем кресле. "Вот вздорные дураки, - думал  он.
- Мой дядя не может беседовать со своим ментатом без ссор.  Неужели  они
думают, что мне больше нечем заняться, кроме как слушать их галиматью!"
   - Фейд, - сказал наконец барон, - я велел  тебе  слушать  и  учиться,
когда разговаривают старшие.
   - Да, дядя.
   - Иногда Питер удивляет меня. Я не считаю боль необходимой, но  он...
он находит в ней какое-то удовольствие. Что касается меня, то я чувствую
жалость к бедному герцогу. Доктор вскоре займется им, и это будет  конец
всех Атридесов. Но Лето, конечно, узнает, кто направлял руку сговорчиво-
го доктора, и это... это, наверное, будет выглядеть ужасно.
   - Тогда почему бы вам не приказать доктору просто воткнуть ему кинжал
меж ребер? - спросил Питер. - Вы говорите о жалости, но...
   - Герцог должен узнать, что это я стал его роком, - сказал барон. - И
другие тоже должны узнать об этом. Это приведет их в замешательство, и я
выиграю время для маневрирования.
   - Маневрирования... - задумчиво повторил Питер. - Внимание императора
и так приковано к вам, барон. Вы слишком смелы. В один  прекрасный  день
император пошлет сюда легион-другой сардукаров, и это будет концом баро-
на Владимира Харконнена.
   - Ты бы с удовольствием посмотрел на это со  стороны,  да,  Питер?  -
съязвил барон. - Ты бы с радостью наблюдал, как они разрушают мои города
и берут приступом этот замок. Тебя слишком интересует кровь. Возможно, я
поспешил с распределением трофеев Арраки.
   Питер сделал несколько мелких шажков и остановился за спиной ФейдРау-
са. Напряжение в комнате, казалось, сгустилось. Юнец обеспокоенно и хму-
ро посмотрел на Питера.
   - Не играйте со мной в прятки, барон, - сказал тот. - Вы обещали  мне
леди Джессику!
   - Зачем она тебе? - спросил барон.
   Питер ничего не ответил. Фейд-Раус шевельнулся в своем кресле.
   - Дядя, может, я пойду?
   - Ты слишком нетерпелив, мой милый.
   - Да, как с маленьким Полом? - спросил барон у Питера.
   - Он угодят в ловушку и будет наш, - пробормотал тот.
   - Я не об этом, - сказал барон. - Ты  утверждал,  что  служанка  Бене
Гессерит родит герцогу дочь. Стало быть, ты ошибся, а, ментат?
   - Нечасто я ошибаюсь, барон, - ответил Питер, и впервые в его  голосе
послышался страх. - Поверьте мне, что служанки Бене рождают  в  основном
дочерей.
   - Дядя, - вмешался Фейд-Раус, - вы мне обещали, что  я  здесь  услышу
нечто важное для себя...
   - Не торопись, - барон повернулся к племяннику, не отходя от глобуса.
- Я позвал тебя сюда, Фейд, чтобы поучить мудрости. Ты ведь наблюдал  за
нашим добрым ментатом. Тебе бы следовало кое-что у него перенять.
   - Но, дядя...
   - Он очень умен, не так ли, Фейд?
   - Да, но...
   - Вот именно - "но"... Всмотрись в его глаза. Питер умен, но  эмоцио-
нален и склонен к взрывам страсти. Как ни умен Питер, но и он может заб-
луждаться.
   В голосе Питера зазвучала угроза:
   - Вы вызвали меня сюда, барон, чтобы поиздеваться надо мной?
   - Тебе пора бы знать меня получше, Питер. Я просто хочу показать сво-
ему племяннику, что и возможности ментата могут быть ограниченными.
   - Вы уже нашли мне замену?
   - Замену тебе? Что ты, Питер! Где же это я мог бы найти замену  твоей
хитрости и уму?
   - Там же, где вы нашли меня, барон.
   - Возможно, стоит попытаться, - задумчиво произнес барон. - Последнее
время ты действительно кажешься мне неуравновешенным.  И  еще  эти  сна-
добья...
   - Разве мои увлечения слишком дороги? Вы возражаете против них?
   - Дорогой мой Питер, твои увлечения - это то, что тебя ко мне  привя-
зывает. Как я могу против них возражать? Я просто хочу, чтобы  мой  пле-
мянник знал о тебе все.
   - Если он должен знать все, может, я ему станцую?
   - Как-нибудь в другой раз, - сказал барон, - а сейчас сиди и молчи. -
Он посмотрел на Фейда. - Это наш ментат, Фейд. Он был  обучен  выполнять
определенные обязанности. Тот факт, что он находится в живом  человечес-
ком теле, не должен тебя смущать. Правда, это серьезная помеха. Иногда я
думаю, что древним с их мыслящими машинами было куда легче.
   Губы племянника барона, как и у всех Харконненов, были несколько иск-
ривлены, что придавало его лицу изумленное выражение.
   - Это сравнение уж слишком нелепо, - сказал Питер. - Вы сами,  барон,
могли бы создать нечто лучшее, чем те машины.
   - Возможно, - оживился барон и сделал долгий выдох.  -  Итак,  Питер,
опиши моему племяннику основные перипетии нашей борьбы с  домом  Атриде-
сов.
   - Барон, я ведь предупреждал вас, чтобы вы не посвящали в ее  подроб-
ности никого. Мои наблюдения над...
   - Я сам могу судить об этом. Я отдал тебе приказ,  ментат.  Предстань
перед нами в одном из твоих многочисленных состояний.
   - Пусть будет так, - сказал Питер. Он выпрямился, и в  нем  появилось
какое-то величие, как будто это была еще одна его маска, но на  сей  раз
покрывавшая не лицо, а тело. - Через несколько дней  весь  клан  герцога
Лето вступит на борт лайнера Космического Союза для следования на Арраки
Они прибудут скорее всего туда, а не в наш город Картаг, потому что мен-
тат герцога, Зуфир Хават, совершенно справедливо решит, что Арраки легче
защитить, чем Картаг.
   - Слушай внимательно, Фейд, - сказал барон, - следи, как  план  врага
становится твоим планом.
   Фейд кивнул: "Это уже кое-что, старое чудовище! Наконец-то ты  допус-
тил меня к своей тайне. Должно быть, он действительно хочет сделать меня
своим наследником".
   - Есть несколько вариантов, - продолжал Питер. -  Я  указал  наиболее
вероятный. Тем не менее мы не должны забывать о том, что герцог заключил
с Союзом контракт, чтобы тот перенес его в более безопасное место внутри
системы. Другие бы при подобных обстоятельствах с помощью защитных экра-
нов просто скрылись бы за пределы империи.
   - Герцог слишком горд для этого, - сказал барон.
   - Это просто одна из возможностей, - сказал  Питер.  -  Конечный  ре-
зультат все равно был бы для нас тем же самым.
   - Нет, не был бы, - проворчал барон. - Я должен пресечь его род.
   - Это возможно, - продолжал излагать свои соображения Питер. -  Неко-
торые приготовления указывают на то, что клан герцога собирается бежать,
но сам он не сделал ни одного шага к этому.
   - Так, - вздохнул барон, - продолжай, Питер.
   - На Арраки герцог с семьей займет дом графа и леди Фен ринг.
   - Посол и одновременно контрабандист, - хихикнул баром.
   - Чей посол? - спросил Фейд-Раус.
   - Ваш дядя шутит, - сказал Питер. - Он называет его послом и  контра-
бандистом, считая, что интересы империи в Арраки - это контрабанда.
   - Почему? - Фейд повернул непонимающее лицо к дяде.
   - Не будь таким тупым, Фейд, - рявкнул барон. -  Пока  Союз  остается
вне контроля империи, как  это  может  быть  иначе?  Как  еще  могли  бы
действовать шпионы и убийцы?
   - Рот Фейда открылся в беззвучном "О-о!".
   - Из этой резиденции мы подготавливаем нужные нам операции, -  сказал
Питер. - Теперь нами задумано покушение на жизнь наследника Атридесов, и
оно может закончиться успехом...
   - Питер, - прошипел барон, - ты ведь говорил...
   - Я говорил, что может произойти несчастный случай, - сказал Питер, -
и тогда покушение не понадобится.
   - Он молод, - сказал барон, - и потенциально более  опасен,  чем  его
отец... К тому же он обладает знаниями, которыми  снабдила  его  мать...
Проклятая колдунья! Ладно, продолжай!
   - Хават сумел раскрыть подосланного к нему нашего агента, - продолжал
Питер, - подозрение пало на доктора Уйе, что очень скверно, так  как  он
действительно наш агент. Но Хават, проведя расследование, обнаружил, что
доктор - выпускник школы Сак, а это является достаточным основанием  для
признания неприкосновенности любого, будь он даже слугой. Считается, что
с выпускником этой школы ничего нельзя сделать, не убив сам объект  вни-
мания. Тем не менее (и в этом мы не раз убеждались) стоит лишь найти со-
ответствующие точки соприкосновения, и Уйе окажется в руках Хавата.  Раз
мы смогли их найти, то и он может.
   - Интересно, каким же образом? - задал вопрос Фейд. Он нашел эту тему
чрезвычайно занимательной.
   - Об этом в другой раз, - сказал барон. - Продолжай, Питер!
   - Через Уйе мы внушили Хавату некоторые подозрения. Мы даже заставили
его сомневаться в ней самой.
   - В ком это? - переспросил Фейд.
   - В леди Джессике, - пояснил барон.
   - Каково, а? - воскликнул Питер в расчете на восхищение Фейда. -  Ха-
ват ухватился за эту возможность, считая, что она могла бы упрочить  его
репутацию ментата. Пожалуй, он даже сделает попытку устранить  ее  физи-
чески, - при этих словах Питер нахмурился. - Впрочем, не думаю, чтобы он
смог довести это дело до конца.
   - Ты и сам не хочешь этого, - сказал барон.
   - Не будем отвлекаться от темы, - возразил Питер. - Пока Хават  зани-
мается леди Джессикой, мы организуем восстания гарнизонов в  ряде  горо-
дов, чтобы еще больше отвлечь внимание Хавата. Восстания будут  подавле-
ны, и герцог уже начнет думать, что опасность миновала. А мы, улучив мо-
мент, дадим сигнал доктору и выступим вместе с...
   Питер запнулся и вопросительно взглянул на барона.
   - Чего там, давай уж рассказывай все, - разрешил тот.
   - Мы выступим с двумя ментатами-сардукарами, переодетыми в нашу  фор-
му.
   - Сардукарами! - испуганно выдохнул Фейд,  наслышанный  о  жестокости
этих немилосердных убийц из войск императора.
   - Ты должен оценить мое доверие к тебе, Фейд, - строго сказал  барон.
- Если слухи об этом достигнут другого Великого дома, то ландсраат может
выступить против империи, и начнется полный хаос.
   - А теперь самое главное, - продолжал Питер, -  Хотя  империя  и  ис-
пользует дом Харконненов для выполнения грязной работы, мы, однако, ока-
жемся в преимущественном положении, и  если  поведем  дело  с  умом,  то
добьемся огромных богатств и такого влияния, какого никогда еще не  имел
ни один из домов империи.
   - Ты, Фейд, понятия не имеешь, что поставлено на  карту.  У  тебя  не
хватит воображения представить себе степень возможного  возвышения  дома
Харконеннов. Скажу лишь об одном: мы будем иметь  постоянное  представи-
тельство в СНОАМ.
   Фейд энергично закивал в знак согласия: богатство - это великая сила.
Все благородные дома черпают при случае из казны СНОАМ -  разумеется,  с
санкции правления директоров. А Совет СНОАМ - своеобразный слепок с  по-
литических институтов империи, с ландсраата, созданного законным  путем,
в результате выборов, и служащего противовесом власти монарха и его сто-
ронников. Однако приходилось признать, что власть Совета  СНОАМ  превыше
ландсраата.
   - Герцог Лето, - продолжал Питер, - может попытаться бежать к Свобод-
ным, живущим на краю пустыни. К ним же, возможно, он  постарается  отос-
лать и свою семью. Но все пути блокированы агентами Его величества. Один
из них - Кайнз, может, помните его?
   - Фейд его помнит, - вставил барон. - Продолжай!
   - Не слишком-то вы любезны, барон.
   - Здесь приказываю я! - прикрикнул барон.
   Питер пожал плечами:
   - Если дело пойдет так, как планируется, то дом  Харконненов  получит
поместья на Арраки и ставленник вашего дяди будет управлять ими от имени
барона Владимира Харконнена.
   - Значит, у нас увеличатся доходы, - резюмировал Фейд.
   - Конечно, - согласился барон.
   - И Великие дома будут знать, что только барон смог уничтожить  Атри-
десов, - добавил Питер.
   - Да, они будут это знать, - выдохнул барон.
   - Самое интересное, что все это знает и герцог, - сказал Питер. -  Он
уже сейчас чувствует ловушку.
   - Это правда, - в голосе барона неожиданно прозвучали нотки печали. -
Но он ничего не может поделать. Даже жалко его.
   Барон отошел, наконец, от глобуса и, выйдя на середину комнаты, пока-
зался во всем своем великолепии - огромная, непомерно полная  фигура  на
странно тонких для такого тяжелого тела ногах.
   - Однако я проголодался, -  пробормотал  он,  сверля  племянника  ма-
ленькими глазками, под которыми отвисли большие мешки. - Пойдем  переку-
сим на дорогу.


   Это сказала Алия-Нож: "Преподобная  мать  должна  сочетать  соблазни-
тельные хитрости куртизанки с неприступностью и величием девственной бо-
гини, сохраняя эти качества столь долго, сколько позволяет ее юность.  А
когда ее молодость и красота исчезнут, их место займут коварство  и  на-
ходчивость".
   Принцесса Ирулэн.
   Муаддиб: семейные комментарии.

   - Ну, Джессика, что ты теперь скажешь? - спросила Преподобная мать.
   Их разговор происходил в замке Каладан в день тяжелого испытания  По-
ла. Обе женщины были в комнате Джессики одни, а Пол был в соседней.
   Джессика стояла у окна, выходившего  на  юг,  завороженная  путаницей
красок заката над рекой. Она прекрасно расслышала вопрос, но все еще  не
могла решить, как ей себя вести.
   Она вспомнила про испытание, через которое прошел ее сын, и прошепта-
ла:
   - Бедный Пол...
   - Я задала тебе вопрос! - голос старухи звучал сердито и настойчиво.
   - Что? А! - Джессика оторвалась от воспоминаний и повернулась к  ста-
рухе, сидящей у стены между двумя окнами, выходящими на восток. - Что же
вы хотите, чтобы я сказала?
   - Что я хочу? Я хочу, чтобы говорила ты, - в голосе старухи слышалась
издевка.
   - Да, но у меня сын! - вспыхнула Джессика, хотя и  понимала,  что  ее
намеренно вводят в состояние гнева.
   - Тебе было ведено рожать для Атридесов только дочерей!
   - Это так много для него значило! - взмолилась Джессика.
   - И ты со своей гордыней произвела на свет Квизатца Хедераха!
   Джессика подняла голову.
   - Я знала, что это необходимо.
   - Ты думала только о том, что твой герцог желает сына!  -  проворчала
старуха. - А интересы герцога в расчет не принимались. Твоя  дочь  могла
бы стать невестой наследника Харконненов. Ты безнадежно усложнила  дело,
поставив под угрозу развитие всей генетической линии нашего рода.
   - Но ведь и вы не безгрешны! - с вызовом бросила Джессика в лицо ста-
рухе, храбро выдержав ее взгляд. И та вдруг смущенно пробормотала в  от-
вет:
   - Что сделано, то сделано!
   - Я поклялась никогда не менять свои решения, - подтвердила Джессика.
   - Как это благородно! - рявкнула старуха. - Никаких  сожалений.  Пос-
мотрю, какую ты будешь предлагать цену за свою жизнь и жизнь своего  сы-
на, когда каждый захочет убить вас... Как ты будешь молить о пощаде...
   Джессика побледнела.
   - Неужели нет выбора?
   - Выбора? И это спрашивает ученица Бене Гессерит?
   - Я спрашиваю лишь о том, что видите в будущем вы, с вашими  большими
возможностями?..
   - Я вижу в будущем то, что видела и раньше. Ты хорошо знаешь  состоя-
ние наших дел.  Стремление  смешивать  кровь  безо  всякого  плана  было
свойственно нам, Джессика. Империя, компания СНОАМ, Великие дома  -  это
всего лишь частицы, выброшенные на поверхность бешеного потока.
   - СНОАМ, - прошептала Джессика. - Я думаю, что она  уже  решила,  как
поделить захваченное у Атридесов.
   - Что СНОАМ, когда даже погода в наше время изменчива, как флюгер,  -
сказала старуха. - Император и его друзья требуют шестьдесят  пять  про-
центов от директорских прав компании. Они тоже почуяли запах  добычи.  И
чем она крупнее, тем больше вожделение. Это неизбежная страница истории,
девочка.
   - Что мне сейчас позарез нужно, - сказала Джессика, - так это  взгляд
в историю.
   - Не надо шутить! Ты не хуже меня знаешь, какие силы нас окружают.
   Джессика с горечью проговорила:
   - А мы как щепки в потоке!
   - Помолчать бы тебе, девочка! На эту дорогу ты  вступила  сама,  и  я
знаю, что тебя ожидает.
   - "Я - Бене Гессерит. Я существую только для того, чтобы  наблюдать",
- процитировала Джессика.
   - Правильно! - сказала старуха. - И все, на что мы теперь можем наде-
яться, - это спасти главное: основу для продолжения рода.
   Джессика закрыла глаза, чувствуя, как слезы жгут ей веки. Наконец она
произнесла:
   - Я заплачу за свои ошибки.
   - А твой сын тоже будет платить за твои ошибки?
   - Я постараюсь его защитить!
   - Защитить! - фыркнула старуха. - Ты же хорошо знаешь, в чем гнездит-
ся слабость! Защищая его, ты лишишь его силы, необходимой ему, чтобы вы-
полнить свое предназначение.
   Джессика отвернулась и посмотрела в окно. Старуха поднялась,  поправ-
ляя платье.
   - Позови сына, мне пора уходить. - Голос старухи смягчился. - Джесси-
ка, девочка, я бы хотела остаться и помочь вам, но  каждый  должен  идти
своим путем.
   - Я знаю.
   - Ты дорога мне, как любая из моих дочерей, но я  не  могу  смешивать
материнские чувства с долгом.
   - Я понимаю...
   - То, что ты сделала и почему ты это сделала, - мы  знаем  обе.  Хочу
сказать тебе в утешение, что твой сын может стать вершиной  Бене  Гессе-
рит. Однако не питай слишком больших надежд - у него один шанс из  тыся-
чи.
   Джессика сердитым жестом смахнула слезы со своего лица.
   - Вы снова заставили меня почувствовать себя маленькой девочкой,  от-
вечающей первый урок. Люди не должны уподобляться животным. А я была так
одинока...
   - Это следовало бы сделать одним из испытаний, - сказала  старуха.  -
Люди почти всегда одиноки. А теперь зови Пола, у него было  время  поду-
мать. Я еще должна задать ему несколько вопросов.
   Джессика кивнула и, подойдя к соседней двери, открыла ее:
   - Пол, зайди к нам, пожалуйста.
   Пол нехотя вошел к женщинам, в его  походке  сквозило  упрямство.  Он
взглянул на мать так, как будто она была ему чужой. При виде Преподобной
он насторожился и приветствовал ее как равный равную.
   - Давай вернемся к вопросу о твоих снах, юноша, - сказала ему  стару-
ха.
   - Чего вы от меня хотите? Не все сны стоят того, чтобы о них помнить,
хотя я могу вспомнить любой.
   - Как же ты определяешь разницу между ними?
   - Просто... знаю.
   Старуха посмотрела на Джессику, потом опять на Пола.
   - Что тебе снилось прошлой ночью? Достоин ли тот сон воспоминания?
   - О, да!
   Пол закрыл глаза, припоминая:
   - Мне снился пожар... вода... и девушка в ней... очень  худенькая,  с
огромными глазами ярко-синего цвета. Я разговаривал с ней и рассказал ей
о вас.
   Пол открыл глаза.
   - То, что ты рассказал той девушке, произошло сегодня?
   Пол подумал, прежде чем дать ответ.
   - Да. Я рассказал ей о том, что пришли вы  и  отметили  меня  клеймом
странности.
   - Клеймом странности! - выдохнула старуха и посмотрела  на  Джессику,
чтобы привлечь ее внимание к Полу.
   - Скажи мне правду, Пол, ты часто видишь во сне то, что потом  проис-
ходит наяву?
   - Да. Я часто видел во сне эту девушку.
   - Ты ее знаешь?
   - Нет. Но я ее встречу.
   - Расскажи мне о ней.
   Пол снова закрыл глаза:
   - Мы - на маленьком пятачке среди скал, где можно укрыться.  Несмотря
на ночное время, очень жарко, и сквозь промежутки  между  скалами  видны
пески. Мы... чего-то ждем... я должен встретиться  с  какими-то  людьми.
Она боится, но пытается скрыть это от меня, а я... совсем  не  волнуюсь.
Она говорит "Расскажи мне о воде твоего родного мира... Узул..."
   Пол открыл глаза.
   - Ну, не странно ли? Мой родной мир Каладан. Я никогда  не  слышал  о
такой планете - Узул.
   - Было ли в этом сне еще что-нибудь? - вмешалась Джессика.
   - Впрочем, может, это меня она назвала таким именем, - подумал  вслух
Пол. - Мне это только сейчас пришло в голову. - Он снова закрыл глаза. -
Она попросила рассказать ей о воде. Я взял ее  за  руку  и  сказал,  что
прочту ей стихи. И вот я читаю ей стихи, но многие слова  ей  непонятны,
приходится объяснять...
   Старуха посмотрела на Пола:
   - Молодой человек, как Проктор школы Бене Гессерит я  утверждаю,  что
вижу перед собой Квизатца Хедераха, который станет одним  из  нас.  Твоя
мать тоже видела такую возможность, но она смотрела глазами матери.
   Старуха замолчала, а Пол, понимая, что она ждет  его  ответа,  хранил
молчание. Наконец она сказала:
   - Кем ты станешь, покажет будущее. Но в тебе что-то есть, это  несом-
ненно...
   - Мне можно уйти?
   - Разве тебе не хочется узнать, кто такой Квизатц Хедерах? - спросила
Джессика.
   - Мне ведь сказали, что те, кто пытались это узнать, умирали.
   - Я могу тебе намекнуть, почему их попытки не удались, - сказала Пре-
подобная мать.
   "Она говорит о намеках, значит, сама ничего толком не знает", - поду-
мал Пол.
   - Раз можете, так скажите!
   - Он что, командует мною? - старуха улыбнулась, и лицо ее  стало  еще
более морщинистым. - Ну что ж, это хорошо.
   Пол почувствовал удивление - старуха говорит элементарные вещи.  Неу-
жели она думает, что мать его ничему не учила?
   - Это и есть ваш намек?
   - Мы здесь не для того, чтобы играть словами, -  сказала  старуха.  -
Ива сгибается под ветром, пока не разрастется и не встанет стеной на его
пути. В этом ее предназначение.
   Пол пристально поглядел на нее. Она сказала  "предназначение",  и  он
почувствовал, как это слово будто ударило по нему. Он ощутил вдруг в се-
бе приступ злобы: глупая, пошлая старуха!
   - Вы думаете, что я могу стать этим Квизатцем Хедерахом? -  отчеканил
он. - Вы сказали об этом, но вы ни одним словом не  обмолвились  о  том,
как я могу помочь своему отцу. Я слышал весь ваш  разговор  с  моей  ма-
терью. Вы говорили так, будто мой отец уже мертв...
   - Если бы мы могли что-либо предпринять для спасения твоего отца,  то
мы бы давно уже это сделали, - проворчала старуха. - Может, мы еще успе-
ем спасти тебя. Это сомнительно, но возможно. Но для твоего отца уже ни-
чего нельзя сделать. Когда ты поймешь мои слова и примешь их  за  непре-
ложную истину, ты усвоишь урок настоящего Бене Гессерит.
   Пол видел, как потрясли эти слова его мать. Он во все  глаза  смотрел
на старуху. Как она могла сказать такое о его отце?  Что  заставляет  ее
так думать? В нем все кипело от негодования.
   Но Преподобная мать уже обратилась к Джессике:
   - Ты обучила его согласно пути - я вижу все признаки этого. На  твоем
месте я сделала бы то же самое - ну их к дьяволу, все правила!
   Джессика кивнула.
   - Теперь я предупреждаю тебя, - сказала старуха, -  продолжай  обуче-
ние, как начала. Внутренний голос подскажет ему свой путь  безопасности.
Положено хорошее начало, но мы не знаем, сколько всего ему  еще  понадо-
бится... и что приведет в отчаяние.
   Старуха подошла вплотную к Полу и посмотрела на него сверху вниз:
   - Прощай, юноша! Надеюсь, тебе повезет. А если нет - что ж, мы еще  и
сами кое-что можем.
   Она снова посмотрена на Джессику. Между ними мелькнула искра  понима-
ния. Потом она, не оглядываясь, вышла из комнаты, шелестя юбкой. И  ком-
ната, и все, кто в ней находилась, уже перестали быть предметом се  вни-
мания. Но Джессика успела заметить слезы на ее  морщинистых  щеках.  Эти
слезы говорили об охватившем ее смятении больше, чем любые  ее  слова  и
поступки в этот напряженный день.


   Вы уже читали, что Муаддиб не имел друзей своего возраста на Каладане
- опасность была слишком велика. Но у него были прекрасные друзья  среди
учителей. Один из них - Гурни Хэллек,  трубадур-воин.  (Вы  найдете  его
песни в этой книге, и, быть может, они полюбятся вам.  Пойте  их,  пусть
они станут вашими песнями). Имя другого - Зуфир Хават. Этот старый  мен-
тат, служивший герцогу и ведающий убийствами, внушал страх даже  падиша-
ху-императору. В числе друзей Муаддиба были также: Дункан Айдахо -  мас-
тер фехтования, доктор Веллингтон Уйе, озаренный светом знания, но став-
ший предателем, Его мать, леди Джессика, направила своего сына  по  пути
Бене Гессерит. Отцовские чувства герцога Лето, скрытые в  нем  до  поры,
пробудились с рождением сына.
   Принцесса Ирулэн.
   История детства Муаддиба.

   Зуфир Хават вошел в классную комнату замка Каладан и молча  запер  за
собой дверь. Сегодня он чувствовал себя  особенно  усталым.  Как  быстро
промчались годы!.. Его нога ныла в месте  ранения,  полученного  еще  на
службе старого герцога. Он служил уже третьему поколению этой семьи.
   Оглядев комнату, залитую лунным светом, он заметил Пола, сидевшего за
столом над разложенными бумагами и картами.
   "Сколько раз я должен повторять ему, чтобы он не сидел спиной к  две-
ри!" - Хават сделал несколько шагов по направлению к мальчику.
   Пол остался сидеть в прежней позе. Хават кашлянул. На  луну  набежало
облако, и свет в комнате померк. Пол выпрямился и, не оглядываясь,  ска-
зал:
   - Я помню, что сижу спиной к двери.
   Хават выдавил на лице улыбку, прошел в глубь комнаты,  остановился  у
стола. Пол поднял голову и посмотрел на старика: темное, изрезанное мор-
щинами лицо, глаза, полные тревоги.
   - Я слышал, как вы шли по дому, как открывали дверь.
   - Но ведь так может войти любой!
   - Я еще в состоянии отличить вас от любого.
   "Может быть, он и прав", - подумал Хават. Это его служанка-мать,  ко-
нечно, многому научила. Хотел бы я знать, что подумали бы об этом  в  ее
драгоценной школе? Может быть, поэтому сюда и прислали старуху  Проктора
- наставить нашу дорогую леди Джессику на путь истинный?
   Хават поставил стул напротив Пола и сел лицом к двери. Откинувшись на
спинку, он изучал комнату. Внезапно она показалась ему незнакомой, види-
мо, потому, что вещи были уже отправлены на Арраки. Остались только стол
и зеркало, возле которого висела вся изрезанная мишень, похожая на  лицо
старого солдата, побывавшего во многих сражениях. "И я, наверное,  такой
же", - подумал Хават.
   - Зуфир, о чем ты думаешь? - спросил Пол.
   Хават взглянул на мальчика:
   - Тебя печалит отъезд?
   - Печалит? Чепуха! Жаль, конечно, расставаться с друзьями. - Он  пос-
мотрел на карты. - Арраки - всего лишь одна из планет. Мой  отец  послал
тебя навестить меня?
   Хават нахмурился: мальчик слишком хорошо его понимал. Он кивнул:
   - Ты думаешь, было бы лучше, если бы он пришел сам? Но ты же  знаешь,
как он занят. Он придет позже.
   - Я изучал бури на Арраки.
   - Бури? Понятно.
   - Похоже, что они там очень страшны. Они распространяются на террито-
рию в шесть-семь тысяч километров и разрушают все на  своем  пути.  Ско-
рость ветра достигает семисот километров в час. Почему  там  не  возьмут
погоду под контроль?
   - Это требует больших расходов. У Арраки свои проблемы. Союз  требует
чересчур высокую плату за этот контроль. Дом твоего отца не слишком  бо-
гат, и ты это знаешь.
   - Ты когда-нибудь видел Свободных?
   "Мальчишка умен не по годам", подумал Хават.
   - Видел и не видел, - сказал он. - Об этом народе известно  немногое.
Они носят широкие накидки, и от них исходит неприятный специфический за-
пах.
   Пол сглотнул слюну, внезапно осознав важность этого  сообщения:  Сво-
бодные носят специальные костюмы, которые удерживают  воду.  Видимо,  им
приходится перегонять собственные выделения, чтобы не мучиться от жажды.
   - Вода там - драгоценность, - сказал он.
   Хават кивнул, думая о том, что ехать на эту планету надо хорошо  под-
готовившись.
   Пол посмотрел на небо и увидел, что начинается дождь.
   "Вода..." - подумал он.
   - Ты еще много узнаешь о ней, - вторил его мыслям Хават.  -  Как  сын
герцога ты не будешь испытывать в ней нужды, но другие...
   Пол вспомнил слова Преподобной матери: "Ты узнаешь о погребенных  на-
деждах, о безумии пустыни. Тебе придется носить очки от солнца, и не бу-
дет у тебя ничего для передвижения, кроме собственных ног На Арраки луна
станет твоим другом, а солнце - врагом".
   И только сейчас, спустя неделю после встречи с  Преподобной  матерью,
Пол почувствовал страх. Посмотрев на хмурое лицо Хавата, он спросил:
   - Ты встречался с Преподобной матерью?
   В глазах Хавата зажегся интерес:
   - Да, а что?
   - Она... - Пол заколебался.
   - Что "она"?
   - Она сказала одну вещь. - Пол закрыл глаза  и  начал  говорить,  не-
вольно повторяя чужие интонации: - Ты, Пол Атридес, сын герцога,  должен
твердо знать то, что знали твои предки.
   Пол открыл глаза.
   - Эти слова рассердили меня, и я сказал: - Мой отец правит целой пла-
нетой. "Он ее теряет", - возразила она. А когда я предположил,  что  мой
отец взамен получит еще более богатую планету, она ответила, что он и ее
потеряет и что об этом знают все.
   - Это правда, - пробормотал Хават.
   - Тогда почему мы переселяемся?
   - Потому что таков приказ императора. Что еще изрекла эта шпионка?
   Пол посмотрел на свою руку. "Она отметила меня печатью власти", - по-
думал он.
   - Она спросила, что значит "править"? Я ответил, что это значит  при-
казывать Она же сказала, что мне придется отучаться приказывать.
   "Здесь она попала в точку", - подумал Хават и кивнул Полу, чтобы  тот
продолжал.
   - Она сказала, что надо действовать только убеждением,  а  не  прика-
зом... что надо привлекать к себе лучших людей.
   - Она тебе не говорила, как твой отец привлек на свою  сторону  таких
людей, как Дункан и Гурни?
   Пол пожал плечами:
   - Еще она говорила, что хороший правитель должен знать все языки сво-
их подданных. Скажи мне, Зуфир, разве Арраки такая плохая, как  она  мне
ее описала?
   - Ничто не может быть плохим или хорошим само по себе. Возьми, напри-
мер, этих бродяг Свободных. По нашим сведениям, их там  немало.  Гораздо
больше, чем считают. И они ненавидят Харконненов всем сердцем.  Нс  про-
пускай это мимо ушей, мой мальчик.
   - Мой отец рассказывал мне о Салузе Второй, - припомнил Пол.  -  Зна-
ешь, Зуфир, она похожа на Арраки... возможно, не совсем такая, но  похо-
жа.
   - Мы так мало знаем о ней...
   - Свободные нам помогут?
   - Возможно. - Хават встал. - Сегодня я улетаю на Арраки.  А  ты  пока
позаботься о себе сам, хотя бы ради меня, старика, который так тебя  лю-
бит, ладно? И сиди только лицом к дверям. Не то чтобы я  считал,  что  в
этом замке существует для тебя опасность, просто у тебя  должна  вырабо-
таться такая привычка.
   - Значит, улетаешь?
   - Да, а ты последуешь за мной завтра. Следующая наша встреча состоит-
ся на земле нового мира. Будь всегда начеку, и ты сумеешь избежать любой
опасности. - Он потрепал Пола по плечу и пошел к двери.
   - Зуфир!
   Хават оглянулся.
   - Никогда не сиди спиной к двери, - попросил Пол.
   Усмешка скользнула по лицу старика. После его ухода  Пол  пересел  на
его место.
   Дверь снова распахнулась, и в комнату неуверенной походкой вошел воо-
руженный до зубов очень полный мужчина.
   - Итак, Гурни Хэллек, - сказал со смехом Пол, - теперь  ты  оружейных
дел мастер?
   Хэллек захлопнул дверь ногой.
   - А ты считаешь, что я пришел с тобой играть?!
   Он оглядел комнату, подмечая, что люди Хавата уже поработали здесь.
   Повсюду виднелись едва заметные следы кода Пол наблюдал за ним. Круг-
лый как шар человек суетливо устраивался на стуле, потом положил на стол
свое оружие. Тут были и рапира, и кинжал, и защитные ленты.
   - Так... для меня не нашлось даже "доброго утра", -  упрекнул  он.  -
Скажи, какую колючку ты всадил в старого Хавата? Он промчался мимо меня,
будто спешил на похороны своего заклятого врага.
   Пол улыбнулся. Он очень любил этого толстяка,  чьи  проказы  и  шутки
скрашивали ему годы детства.
   Хэллек снял с плеча музыкальный инструмент и принялся  напевать,  ак-
компанируя себе на бализете.
   Пол встал и прошелся по комнате.
   - Ну, Гурни, ты что, пришел заниматься со мной музыкой? А ведь сейчас
самое время подраться.
   - Нет, нашим приятным дням пришел конец, - сказал Хэллек.
   - А где Дункан Айдахо? - спросил Пол. - Разве он не  собирается  обу-
чать меня сегодня обращению с оружием?
   - Дункан со вторым отрядом уже на  пути  к  Арраки.  У  тебя  остался
только я.
   - Может, тогда споешь мне балладу? Я хочу знать, как это делается.
   Гурни рассмеялся и начал петь.
   - Неплохо, - сказал Пол. - Но если бы тебя слышала моя мать, она при-
казала бы прибить твои уши к дверному замку - для украшения.
   Гурни подергал себя за уши:
   - Неважное украшение.
   Пол взял со стола защитный пояс и надел его:
   - А ну защищайся!
   Глаза Хэллека сделались круглыми от нарочитого изумления:
   - Как? Твоя нечестивая рука поднялась на меня?  Защищайся,  отрок!  -
Хэллек взял рапиру и взмахнул ею в воздухе: - Я - дьявол, жаждущий  кро-
ви!
   Пол взял другую рапиру и встал в позицию, выставив ногу вперед.
   - Какого болвана прислал мне мой отец в учителя фехтования, -  нарас-
пев произнес Пол, нажимая кнопку защитного поля и чувствуя его действие.
   Хэллек зорко следил за движениями мальчика, и, когда тот направил ту-
пое острие в его грудь, он увернулся от удара.
   - Превосходно, - сказал Хэллек, - но  ты  раскрылся  для  скользящего
удара из-под руки.
   Опечаленный Пол отступил.
   - Следовало бы проучить тебя за такую неосторожность.
   Хэллек взял со стола кинжал:
   - Вот с этой штуковиной не позволяй никому  приближаться  к  тебе  на
расстояние вытянутой руки, даже в шутку не позволяй!
   - Я сегодня не в настроении.
   - Не в настроении?! - Голос Хэллека выдал его бешенство.  -  При  чем
тут настроение?! Ты ведь будешь драться по необходимости, а не по  наст-
роению. Настроение необходимо только для любви, для борьбы оно не годит-
ся.
   - Извини, Гурни!
   - Очень мне нужны твои извинения! Защищайся!
   Хэллек активизировал поле и повел стремительную атаку, угрожающе нап-
равив свой кинжал вниз, а рапиру - вверх. Его прыжок сначала в  сторону,
а потом вперед не застал Пола врасплох. Но, отражая атаку, Полу пришлось
отступить. Он почувствовал, как затрещало его поле, когда соприкоснулись
рапиры.
   "Что это сегодня на него нашло? - подумал Пол. - Он ведь не притворя-
ется".
   И Полу поневоле пришлось выхватить кинжал.
   - Вот когда ты почувствовал в нем надобность! - усмехнулся Гурни.
   "Предательство? - подумал Пол. - Нет, только не Гурни!"
   Они продолжали драться. Выпады и  парирование,  нападение  и  защита.
Воздух в защитных полях становился все более спертым, но с  каждым  кон-
тактом запах озона ощущался сильнее и сильнее. Мальчик продолжал  отсту-
пать.
   Пол отпарировал удар вниз, увидев рапиру  Хэллека  над  краем  стола.
Отскочив в сторону, он выбросил вверх руку с рапирой, а кинжал  направил
к шее Хэллека, остановив лезвие в дюйме от яремной жилы.
   - Ты этого хотел, Гурни?
   - Посмотри вниз, мальчуган.
   Пол увидел, что лезвие рапиры Хэллека находится против его паха.
   - Нам бы следовало продолжить, - сказал Хэллек. - Когда тебя прижало,
ты сразу начал драться в полную силу. И сразу появилось настроение.
   Гурни усмехнулся волчьей улыбкой, и дрожь пробежала по его  багровому
шраму.
   - А как ты на меня кинулся, будто и впрямь хотел моей крови. - Хэллек
отбросил кинжал. - Если бы ты дрался ниже своих возможностей, мне  приш-
лось бы оставить тебе отметину в виде хорошенького  шрама.  Я  не  хочу,
чтобы мой любимый ученик пал от руки первого  же  Харконнена,  будь  они
прокляты!
   Пол выключил поле и облокотился об угол стола, переводя дыхание.
   - Я этого заслуживаю, Гурни. Но мой отец рассердился бы на тебя, а  я
не хочу, чтобы ты платил за мои ошибки.
   - Наоборот, он наказал бы меня, если бы я не сделал из  тебя  первок-
лассного бойца.
   Пол выпрямился и вложил кинжал в ножны.
   - То, что мы здесь делали, - не просто игра, - сказал Хэллек.
   Пол кивнул. Его удивляла не свойственная Хэллеку серьезность. Он пос-
мотрел на извилистый шрам под его подбородком, вспомнил историю  о  том,
каким образом он был оставлен там скотиной Рабаном, одним из  приближен-
ных Харконнена. И Полу вдруг стало стыдно за то,  что  он  мог  даже  на
мгновение усомниться в Хэллеке. Потом он подумал, что  Хэллек  при  этом
чувствовал боль, хотя, возможно, и не такую сильную, какая была  внушена
ему Преподобной матерью. Он отогнал грустные мысли.
   - Сегодня я рассчитывал на игру, - сказал Пол. -  В  последнее  время
все сделалось чересчур серьезным.
   Хэллек отвернулся, пытаясь скрыть свои чувства. Что-то жгло ему  гла-
за. В нем жила боль, боль за потерянное вчера, которое было отнято у не-
го безвозвратно текущим временем.
   "Как быстро придется мужать этому мальчику, - подумал Хэллек.  -  Как
быстро придется ему научиться считаться с жестокой необходимостью!"
   Не оглядываясь, Хэллек проговорил:
   - Я чувствовал в тебе игру, мальчуган, и мне ничего так  не  хотелось
бы, как пойти тебе навстречу. Но играм пришел конец. Завтра  мы  уезжаем
на Арраки. Арраки - реальность. И Харконнены - тоже реальность.
   Пол коснулся своего лба лезвием рапиры, которую держал вертикально.
   Хэллек повернулся и, увидев отдаваемый ему салют, кивком  дал  знать,
что понял его жест.
   - Давай теперь отработаем время Покажи-ка мне, как ты справляешься  с
этой штукой - Он указал на чучело. - Я буду наблюдать  отсюда:  так  мне
лучше видно. Но предупреждаю тебя, я испытаю на тебе еще один вид  напа-
дения. От врагов ты такого предупреждения не получишь.
   Пол встал на носки и потянулся, сбрасывая напряжение.  Мысль  о  том,
что отныне его жизнь будет наполнена постоянными изменениями, нагнала на
него тоску. Он подошел к чучелу, нажал кнопку у  него  на  груди  и  по-
чувствовал, как защитное поле оттолкнуло клинок.
   - Внимание! - крикнул Хэллек, и чучело начало атаку.
   Пол активизировал свое поле и принялся отражать удары, нанося, в свою
очередь, ответные.
   Хэллек наблюдал за его движениями. Его сознание,  казалось,  раздвои-
лось: одна его часть неотрывно следила за борьбой, другая витала  далеко
отсюда.
   "Я - хорошо тренированное плодовое дерево, - думал он. - Я полон  от-
точенных чувств и возможностей, и все они настоятельно требуют пересадки
в других".
   Ему вспомнилось юное лицо его младшей сестры. Ее уже не было в живых:
она умерла в доме развлечений для отрядов Харконнена. Она любила  цветы,
но какие - он не помнил. Его мучило то, что он не мог это вспомнить.
   Пол поднял левую руку, парируя выпад чучела.
   - Умный, дьяволенок! -  восхитился  Хэллек,  сосредоточившись  теперь
только на движениях руки Пола. Он практикуется  по  своему  собственному
методу. Это не стиль Дункана и уж, конечно, не то, чему учил его я.  Эта
мысль ввергла Хэллека в еще более глубокую печаль, и он принялся размыш-
лять о том, испытывает ли мальчик по ночам страх, навеянный ему его мыс-
лями.
   - Если бы желания были рыбами, мы все забрасывали бы сети, -  пробор-
мотал он. Это было любимое выражение его матери, он  всегда  прибегал  к
нему, когда чувствовал, как сгущается над ним тьма завтрашнего дня.  По-
том он подумал о том, какой странный вид должен быть у планеты,  никогда
не знавшей морей и рыб.


   Уйе Веллингтон, Стард 10.032-10.091, доктор медицины школы  Сак;  из-
вестен главным образом предательством герцога Лето Атридеса (смотри биб-
лиографию, раздел VII - обстоятельства предательств).
   Принцесса Ирулэн.
   Словарь Муаддиба.

   В классную комнату вошел доктор Уйе. Пол, отметив про себя  нарочитую
небрежность его шагов, продолжал лежать на  столе,  предназначенном  для
занятий, - так, как оставила его  массажистка.  Он  наслаждался  отдыхом
после работы, которую задал ему Гурни Хэллек.
   - Как ты удобно устроился, - произнес Уйе своим спокойным высоким го-
лосом.
   Пол поднял голову и увидел в нескольких шагах от себя его высокую фи-
гуру, закутанную в широкие черные одежды; его квадратной формы голову  с
пунцовыми губами и отвислыми усами,  бриллиантовую  татуировку  на  лбу,
длинные черные волосы, схваченные над левым плечом  серебряным  кольцом,
что указывало на его принадлежность к школе Сак.
   - Ты будешь рад услышать, что сегодня у нас нет времени для  обычного
урока: скоро придет твой отец.
   Пол сел.
   - Тем не менее я устроил так, что на пути к Арраки ты  сможешь  прос-
мотреть фильмокниги и несколько уроков из микроучебника.
   - О!..
   Пол принялся натягивать на себя одежду. Он был в восторге от предсто-
ящего посещения отца. Они провели вместе не так много времени с тех пор,
как император приказал им принять поместье на Арраки.
   Уйе подошел к столу. "Как развился мальчик за эти несколько  месяцев,
- подумал он. - Какая потеря! О, какая печальная потеря!" И тут  же  на-
помнил себе: "Я не должен колебаться. Что сделано, то сделано!  Все  это
ради того, чтобы Ванна не подвергалась больше обидам со стороны  Харкон-
ненов".
   Пол встал рядом с Уйе, застегивая пуговицы своей куртки.
   - Что я буду изучать в пути?
   - Наземные формы жизни Арраки, - не сразу отозвался Уйе.  -  Планета,
кажется, открыла свои объятия нескольким жизненным  формам.  Теперь  это
ясно. Когда мы туда прибудем, я разыщу доктора Кайнза,  эколога  планеты
Арраки, и предложу ему свою помощь.
   Уйе проговорил это с видимым усилием, тогда как в голове его  пронес-
лись совсем другие мысли: "Что я такое говорю? Я лицемерю даже перед са-
мим собой!"
   - А там будет что-нибудь о Свободных, в этой фильмокниге?  -  спросил
Пол.
   - О Свободных? - Уйе судорожно впился пальцами в край стола  и,  уви-
дев, что Пол заметил его нервный жест, отдернул руку.
   - Послушай, расскажи мне о населении Арраки, - попросил Пол.
   - Ну что ж, слушай. Население этой планеты делится  на  две  основные
группы: одна группа - Свободные, другая объединяет  грабенов,  синков  и
пеонов. Мне говорили, что они женятся и выходят замуж не  только  внутри
одного племени. Женщины из деревень синков и пеонов  предпочитают  выби-
рать мужей из Свободных, а мужчины этих племен ищут среди Свободных себе
жен. У них даже есть поговорка: изысканность приходит  из  города,  муд-
рость - из пустыни.
   - У тебя есть их фотографии?
   - Я посмотрю, что можно для тебя достать. Самая интересная их  черта,
это, конечно, глаза - совершенно синие, без белков.
   - Мутация?
   - Нет. Это связано с насыщением крови меланжем.
   - Свободные, должно быть, очень храбрые люди, если они живут на  краю
пустыни.
   - По отзывам - да, - сказал Уйе. - Они слагают стихи  в  честь  своих
кинжалов. Женщины у них такие же свирепые, как и мужчины. Даже дети Сво-
бодных жестоки и опасны. Тебе, я думаю, не позволят с ними играть.
   Пол смотрел на Уйе завороженным взглядом. Его чрезвычайно заинтересо-
вали замечания о силе Свободных. Вот люди, которые могли бы побеждать!
   - А черви? - спросил Пол.
   - Что?
   - Я бы хотел побольше узнать о червях пустыни.
   - А... конечно. У меня есть небольшая пленка,  всего  десять  метров.
Она была отснята на северной широте. Очевидцы, на  которых  можно  поло-
житься, сообщили о червях более четырех метров в длину, но есть  основа-
ния считать, что существуют и более крупные особи.
   Пол перевел взгляд вниз, на коническую  проекционную  карту  северных
арракинских широт, разложенную на столе.
   - Пояс пустынь и район Южного полюса отмечены  как  необитаемые.  Это
из-за червей?
   - Из-за штормов.
   - Но ведь любое место можно сделать обитаемым.
   - Если это экономически выгодно, - сказал Уйе. - На Арраки много  до-
рогого жемчуга - Он погладил свои длинные усы. -  Сейчас  должен  прийти
твой отец. Я хочу кое-что подарить тебе перед уходом: этот  предмет  по-
пался мне, когда я укладывал вещи. - Он положил на стол  что-то  черное,
продолговатое, размером с подушечку большого пальца.
   Пол с интересом взглянул на подарок доктора, но не дотронулся до  не-
го. "Как он осторожен!" - промелькнуло в мыслях Уйе.
   - Это очень старая  Оранжевая  Католическая  Библия,  предназначенная
специально для космических путешествий. Она сделана из металла и снабже-
на не только лупой, но и собственной электростатической  схемой.  -  Уйе
взял Библию в руки и начал показывать, как ею пользоваться.
   - В закрытом положении ее удерживает пружинный замок, находящийся под
действием электрического разряда. Ты нажимаешь на  край  футляра...  вот
так... и наэлектризованные листы, отталкиваясь друг  от  друга,  откроют
книгу.
   - Ока такая маленькая!
   - Однако в ней восемьсот страниц. Потом ты  нажимаешь  вот  здесь,  и
статические заряды будут листать страницы, по мере того  как  ты  будешь
читать. Никогда не касайся страниц пальцами: ткань, из которой они  сде-
ланы, слишком нежна. - Он закрыл книгу и протянул ее Полу - Попробуй!
   Уйе наблюдал за тем, как Пол трудился над приспособлением, от которо-
го зависело движение страниц, и думал: "Я дал ему источник  веры,  перед
тем как его предать. Теперь я могу сказать себе, что он ушел туда,  куда
я уйти не смогу. Его мать, конечно, призадумалась бы над тем,  почему  я
сделал ее мальчику этот подарок".
   - Эта Библия, видимо, была сделана задолго до появления фильмокниг? -
спросил Пол.
   - Да, она очень древняя. Но пусть это останется между  нами,  хорошо?
Твои родители могут посчитать, что тебе рано иметь такую вещь.
   А про себя Уйе подумал: "Его мать, конечно, призадумалась бы над тем,
почему я сделал ее мальчику этот подарок?"
   Пол закрыл книгу, продолжая держать ее в руке.
   - Но она такая ценная...
   - Доставь удовольствие старику, - сказал Уйе.  -  Она  была  подарена
мне, когда я был совсем юным. - А сам подумал: "Я должен поймать в  свои
сети его ум, а также использовать его алчность!" - Открой ее на четырес-
та шестьдесят седьмой странице, где сказано: "Вся жизнь начинается с во-
ды". На кромке есть маленькая зазубрина, с помощью которой  можно  отме-
чать нужные места.
   Пол ощупал кромку и нашел две зазубринки: одна чуть глубже другой. Он
нажал на последнюю, книга раскрылась на нужной странице, и лупа стала на
место. Уйе попросил:
   - Прочти отмеченное вслух.
   Проведя языком по пересохшим губам. Пол начал читать:
   - "Подумай о том, чего не может слышать глухой. Что это за глухота? И
каких чувств мы все лишены, если не можем видеть  и  слышать  окружающий
нас, другой, мир? Что такое есть вокруг нас, если мы не можем..."
   - Хватит! - внезапно взорвался Уйе.
   Доктор закрыл глаза, пытаясь вернуть утраченное самообладание. "Поче-
му книга раскрылась на любимом месте Ванны?" Открыв  глаза,  он  увидел,
что Пол пристально смотрит на него.
   - Прости меня, - сказал Уйе. - Это было любимое место  моей  покойной
жены. Я совсем не это хотел услышать. Прозвучавшие слова оживили во  мне
воспоминания, которые... причиняют боль.
   - Там были две отметки, - произнес Пол.
   Видимо, решил Уйе,  Ванна  сделала  свою  отметку,  и  чуткие  пальцы
мальчика обнаружили ее. Но это, конечно, случайность,  простое  совпаде-
ние.
   - Думаю, тебе понравится эта книга, - сказал Уйе. - В ней много прав-
дивых историй, таких же хороших и добрых, как этическая философия  древ-
них.
   Пол взглянул на книжечку-малютку в своей руке - эта крохотная  вещица
хранит в себе тайну... что-то случится, пока он будет ее читать. Он  по-
чувствовал, как в нем опять шевельнулось предчувствие его ужасного пред-
назначения.
   - Твой отец может прийти сюда в любую минуту, -  предостерег  Уйе.  -
Почитаешь ее на досуге.
   Пол нажал на край футляра, и книга закрылась. Когда Уйе так неожидан-
но закричал на него. Пол было испугался, что тот  заберет  книгу  назад.
Теперь он поспешно спрятал книгу в свою тунику.
   - Благодарю тебя, доктор Уйе, за подарок, - сказал Пол, как того тре-
бовал этикет. - Это будет наша тайна. Если я могу что-то для  тебя  сде-
лать, говори без колебаний.
   - Мне... ничего не нужно, - сказал Уйе.
   "Зачем я мучаю себя и этого бедного мальчика?  Черт  бы  побрал  этих
зверей Харконненов! Почему они избрали для своей мерзкой цели именно ме-
ня? - сказал себе Уйе. - Впрочем, он ни о чем не догадывается..."


   Что можно сказать об отце Муаддиба? Герцог Лето Атридес был человеком
скрытой доброты и скрытой холодности. Но его безграничная любовь к  леди
Бене Гессерит, его мечты о будущем сына, преданность, которую выказывали
ему люди, - все это говорит о многом. Перед нами предстает человек, пре-
небрегший Судьбой, одинокая и трагическая фигура, чей свет меркнет в яр-
ком сиянии славы его сына И все же мы вправе задаться вопросом - что та-
кое его сын, как не ветвь от отцовского побега?
   Принцесса Ирулэн
   Муаддиб: семейные комментарии.

   Наблюдая за тем, как входит его отец, Пол  заметил  охрану,  занявшую
посты у дверей.
   Герцог Лето Атридес был высокий, сурового вида мужчина, одетый в чер-
ную рабочую униформу с красными геральдическими клювами ястреба на груди
Его тонкую талию опоясывал серебряный защитный пояс, почерневший от дол-
гого пользования. Его оливкового цвета лицо с правильными,  заостренными
чертами могло бы показаться холодным, если бы не  смягчавшие  его  живые
серые глаза. Он спросил:
   - Тяжело работается, сын?
   Герцог подошел к столу и взглянул на разложенные на нем бумаги, потом
снова посмотрел на Пола. Он чувствовал себя усталым и нездоровым, но  не
показывал этого "Я должен использовать любую возможность и отдохнуть  во
время перелета на Арраки, - подумал он. - Там отдыха уже не будет"
   - Нет, не очень, - пожал плечами Пол.
   - Итак, завтра мы улетаем. Я буду рад, когда мы устроимся в нашем но-
вом доме и все неприятности останутся позади.
   Пол кивнул, внезапно вспомнив слова Преподобной матери:  "Для  твоего
отца уже ничего нельзя сделать..."
   - Отец, - спросил Пол, - Арраки в самом деле так опасна, как говорят?
   Герцог через силу улыбнулся и присел на край стола.  Привычные  слова
услужливо пришли ему на ум - те слова, которыми он без труда мог поднять
дух своих воинов накануне сражения. Но они  замерли  у  него  на  устах,
прежде чем он открыл рот перед ним был его сын!
   - Да, опасна, - признал он.
   - Хават говорит, что у нас есть план насчет Свободных, - сказал  Пол.
И удивился самому себе: "Почему я не говорю ему о словах старухи? Как ей
удалось заставить меня молчать?"
   Герцог заметил уныние сына:
   - Хават, как всегда, видит главную возможность. Существует еще  много
других. Отдавая мне Арраки,  Его  величество  вынужден  доверить  мне  и
членство в совете СНОАМа. Как знать, может быть,  это  и  есть  ключевое
звено?
   - СНОАМ контролирует территории всех планет, - заметил Пол.
   - Да, и территория планеты Арраки - наша дорога  в  СНОАМ,  -  сказал
герцог. - Ведь для СНОАМа очень важен меланж.
   - Преподобная мать предупреждала тебя? - вдруг выпалил Пол. Он у сжал
кулаки и почувствовал, как его ладони сделались влажными от пота.  Чтобы
задать этот вопрос, ему пришлось сделать над собой усилие.
   - Хават сообщил мне, что она напугала тебя своими  предостережениями,
- сказал герцог - Не позволяй страхам воздействовать на твой ум. Ни одна
женщина не хочет, чтобы ее любовь подвергалась опасности. За этими  пре-
дупреждениями видна рука твоей матери Прими это как знак ее любви к  нам
с тобой.
   - Она ведь знает о Свободных?
   - Да, и о многом другом.
   - О чем?
   И герцог подумал: "Правда может оказаться более  грозной,  чем  самые
страшные догадки, но даже опасные факты ценны, если умеешь с ними  обра-
щаться. Это как раз то, чему мой сын должен научиться во что  бы  то  ни
стало - умению обращаться с опасными фактами. Он выучится, он  ведь  так
юн".
   - Кое над чем СНОАМ не имеет контроля, - заговорил герцог. - Это лес,
ослы, лошади, китовый ус - все самое прозаическое и самое  экзотическое.
Даже наш рис каладанский - панди. Но все  тускнеет  перед  меланжем.  За
пригоршню спайса можно купить дом на Тупиле, планете-убежище. Он не  мо-
жет быть произведен, он должен быть добыт на Арраки. Он - уникален: име-
ет гериатрические свойства и наделяет пророческим даром - ийаза.
   - И теперь он будет под нашим контролем?
   - В известной степени - да. Необходимо  считаться  со  всеми  домами,
благосостояние которых определяется прибылями компании СНОАМ. А  размеры
этих прибылей зависят от добычи спайса. Легко себе представить, что слу-
чится, если добыча спайса снизится в силу каких-то обстоятельств.
   - Тот, у кого есть запасы  меланжа,  станет  хозяином  положения  Ос-
тальные останутся в дураках.
   Герцог позволил себе довольно усмехнуться, глядя на сына  и  думая  о
том, какой острой и тонкой наблюдательностью он наделен.
   - Харконнены были владельцами этих запасов более двадцати лет.
   - Они хотят, чтобы производство спайса сократилось и ты  был  посрам-
лен.
   - Они надеются на то, что имя Атридесов станет непопулярным, - сказал
герцог. - Подумай о домах ландсраата, которые смотрят на меня до некото-
рой степени как на своего неофициального представителя. Подумай,  какова
была бы их реакция, если бы я стал причиной серьезного понижения их  до-
ходов В конце концов собственная выгода превыше всего  К  черту  Великую
конвенцию!! Нельзя позволять, чтобы тебя низвели до положения нищего!  -
Жесткая усмешка тронула губы герцога - Они будут защищать  свои  прибыли
любой ценой, что бы со мной ни случилось.
   - Даже если бы мы подверглись атомному нападению?
   - Ничего нельзя исключать Открытого неповиновения конгрессу не будет,
но все остальное возможно, вплоть до распыления или отравления почвы.
   - Тогда зачем же мы во все это влезли?
   - Пол! - Герцог, нахмурившись, посмотрел на сына. - Знать, где  спря-
тана ловушка, - первый шаг к ее избежанию. Это похоже на обычную  битву,
сын, только на более высоком уровне - маневр внутри  маневра,  а  внутри
того - еще и так без конца. Задача в том, чтобы  распутать  этот  клубок
Зная, что у Харконненов имеется запас меланжа, мы задаем другой вопрос у
кого еще есть его запас? Они-то и составят список наших врагов.
   - У кого?
   - У враждебных нам домов, а также у тех, которые считаем  дружествен-
ными Но есть еще одно, гораздо более важное лицо - наш возлюбленный  па-
дишах-император.
   Пол сглотнул, пытаясь увлажнить внезапно пересохшее горло:
   - Разве мы не можем созвать ландсраат и...
   - И дать нашим врагам знать, что нам известно, кто наши  друзья?  Да,
Пол, над нами занесен нож. Кто знает, куда он будет направлен?  Если  мы
начнем раньше ландсраата, это лишь спутает карты.  Император  будет  все
отрицать. Кто сможет ему противоречить? Все, что мы выиграем, - это нем-
ного времени, пока будет продолжаться этот хаос. Но  кто  знает,  откуда
будет нанесен следующий удар?
   - Все дома могли бы наладить хранение спайса.
   - У наших врагов слишком длинные руки, чтобы можно было их победить.
   - Император, - сказал Пол, - это значит сардукары.
   - К тому же переодетые в форму Харконненов, - добавил герцог.
   - В борьбе с сардукарами нам могут помочь Свободные?
   - Ты слыхал о Салузе Второй?
   - Императорской планете-тюрьме?
   - Возможно, есть и другие планеты-тюрьмы. Откуда, по-твоему,  берутся
сардукары?
   - Ты думаешь, что с планеты-тюрьмы?
   - Откуда же еще?
   - Император требует набора рекрутов...
   - Нас пытаются убедить, что сардукары всего лишь великолепно  обучен-
ные молодые рекруты. Ты  слишком  доверяешь  болтовне  об  императорских
учебных кадрах. Пол. Баланс нашей цивилизации остается тем  же:  военные
силы ландсраата, с одной стороны, и сардукары при поддержке рекрутов - с
другой. Но сардукары остаются сардукарами.
   - О Салузе Второй говорят, что там настоящий ад?
   - Если ты хочешь вырасти жестким и сильным мужчиной, то условия  под-
ходящие.
   - Как же можно одолеть этих преданных слуг императора?
   - Есть проверенные пути - знание их  преимуществ,  мистическая  тайна
завета, мысли о разделенном страдании. Это делалось много раз и во  мно-
гих мирах.
   Пол не отводил глаз от отцовского лица - он чувствовал близость  отк-
ровения.
   - Ты не знаешь Арраки, - сказал герцог - Ее города и гарнизонные  де-
ревни ничем не лучше Салузы Второй.
   Пол широко открыл глаза:
   - Но там живут Свободные!
   - Их отряды потенциально так же сильны и свирепы, как сардукары.  Од-
нако мы должны запастись терпением, ведь Свободных надо обучить, а также
экипировать - это потребует немалых расходов. Но Свободные  -  там...  и
драгоценный спайс тоже там. Теперь ты понимаешь, почему мы летим на  Ар-
раки, зная о ловушке?
   - А Харконнены знают о Свободных?
   - Харконнены презирают Свободных, охотясь на них ради развлечения Они
даже никогда не пытались их сосчитать Нам известно, как обращались  Хар-
коннены с тамошним населением. - Металлическая нить из ястребиного клюва
на груди герцога сверкнула, когда тот переменил положение. - Теперь тебе
понятно, почему наши шансы на их поддержку минимальны?
   - Нам надо немедленно начать переговоры со  Свободными,  -  предложил
Пол.
   - Я уже послал делегацию, возглавляемую Дунканом  Айдахо,  -  ответил
герцог. - Дункан - человек грубый и неискушенный в дипломатии, но  очень
честный. Я думаю. Свободные его полюбят. Если нам повезет, они будут су-
дить о нас по нему.
   - Да, Дункан - сама честь, а Гурни - доблесть.
   - Как хорошо ты их назвал! - отметил герцог.
   А Пол подумал: "Так назвала Гурни Преподобная мать..."
   - Гурни сказал мне, что ты хорошо сегодня  дрался,  -  похвалил  сына
герцог.
   - А мне он сказал другое!
   Герцог громко рассмеялся.
   - А я уж было решил, что Гурни тебя захваливает. Он отметил твои  из-
рядные навыки. Так что он говорил о разнице между клинком и его острием?
   - Гурни сказал, что в убийстве острием нет страсти и что  нужно  уби-
вать лезвием.
   - Гурни - романтик, - проворчал герцог. Этот  разговор  об  убийстве,
начатый его сыном, внезапно встревожил его. - Я бы предпочел, чтобы тебе
никогда не пришлось убивать. Но если в этом возникнет необходимость,  ты
это сделаешь так, как сможешь: острием или лезвием. -  Он  посмотрел  на
небо, с которого капал дождь.
   Проследив за взглядом отца. Пол подумал о том, что Арраки  не  знает,
что такое падающие с неба капли влаги, и его мысли сразу приняли  другое
направление.
   - Корабли Союза действительно велики? - спросил он.
   - Да, велики. Мы полетим на самом большом из них - хайлайнере, потому
что это долгий перелет. Мы погрузим в него всю нашу технику и все транс-
портные средства, но и они займут лишь малую часть его трюмов.
   - Разве мы не можем оставить фрегаты здесь?
   - Приходится платить за свою безопасность и безопасность  Союза.  Ко-
рабли Харконненов могут подойти совсем близко, и нам нечем будет от  них
отбиться.
   - Я буду наблюдать за всем и попытаюсь увидеть человека Союза.
   - Тебе это не удастся. Даже их агентам не  удается  увидеть  человека
Союза. Союз очень ревностно блюдет тайну монополии. Не делай ничего  та-
кого, что может подвергнуть опасности наши торговые привилегии. Пол.
   - Может быть, они прячутся оттого, что изменились...  и  не  выглядят
больше людьми?
   - Кто знает? - герцог пожал плечами. - Это тайна, которую мы вряд  ли
разгадаем. У нас есть более насущные проблемы, и среди них - ты.
   - Я?!
   - Твоя мать хочет, чтобы именно я сказал тебе об  этом,  сын.  Видишь
ли, в тебе могут скрываться способности ментата.
   Несколько мгновений Пол молча смотрел на отца и  наконец  произнес  с
усилием:
   - Ментата! Во мне?!
   - Хават тоже так считает, сын. Это правда. Хотя лично  я  думаю,  что
обучение ментата должно начинаться с младенческих лет, и об этом  нельзя
говорить, иначе... - Он оборвал себя.
   - Понимаю, - сказал Пол.
   - Приходит день, - сказал герцог, - когда потенциальный ментат должен
узнать, кто он на самом деле. Так наступает конец его пассивности:  ведь
ментат сам делает выбор: продолжать ли ему обучение, или прекратить его.
Никто не может вмешаться, все решает он сам.
   Пол потер подбородок. Все специальные виды знания, полученные  им  от
Хавата и от матери: контроль и острота восприятия, знание  языков,  спо-
собность различать нюансы интонации - все это предстало перед ним в  но-
вом свете.
   - Со временем ты станешь герцогом, сын, - сказал  ему  отец.  -  Гер-
цог-ментат - это было бы великолепно. Ты можешь принять решение или тебе
понадобится время?
   - Я буду продолжать обучение, - уверенно прозвучал в ответ голос  По-
ла.
   - Вот и чудесно! - воскликнул герцог, и Пол увидел гордую  улыбку  на
губах отца. Эта улыбка поразила Пола: она  придала  острым  чертам  лица
герцога неживой вид, сделав его похожим на мертвеца.
   Полузакрыв глаза. Пол чувствовал в  себе  пробуждение  ужасной  цели.
"Возможно, быть ментатом и есть ужасная цель", - подумал он. Но его  но-
вое знание говорило ему, что эта мысль неверна.


   С леди Джессикой и Арраки система Бене Гессерит, основанная на сиянии
проникновенно-легендарного, при посредстве Защитной миссионерии пришла к
своему полному завершению. Мудрость системы сияния среди известных  час-
тей Вселенной, равно как и мудрость пророчества для защиты самого учения
Бене Гессерит, была оценена давно, но мы еще никогда не видели  подобно-
го, доведенного до своего предела, идеального совпадения  реальной  лич-
ности и легендарной.
   Пророческие легенды привились на Арраки настолько, что это  послужило
возвышению усвоенных языков. Но главное то, что теперь точно  установле-
но: скрытые возможности леди Джессики недооценивались.
   Принцесса Ирулэн.
   Анализы. Арракинский кризис (для секретного пользования, ВУ,  регист-
рационный номер Ар-8108858).

   Все вокруг леди Джессики - большой арракинский холл и часть открытого
пространства - было завалено их багажом: ящиками, коробками,  сундуками,
чемоданами, частично уже распакованными. Она слышала, как рабочие  Союза
разгружали следующую порцию груза.
   Джессика стояла в центре холла. Она медленно  повернулась,  оглядывая
затейливую резьбу в глубоких нишах. Этот анахронизм  напомнил  залу  для
торжеств в школе Бене Гессерит. Но там  он  создавал  ощущение  теплоты,
здесь же все дышало холодностью камня.
   "Неведомый архитектор глубоко изучил историю, прежде  чем  воссоздать
эти сцены на опорах и эти темные драпировки", -  думала  она.  Сводчатые
потолки высились над ней двумя ярусами, а огромная крестовина была  дос-
тавлена на Арраки через космос, что, вероятно, стоило безумно дорого. Ни
на одной планете этой системы не росли деревья, из которых можно было бы
сделать подобные балки, если они только не были имитацией.
   Однако она тут же подумала, что о подделке не может быть и речи; этот
правительственный дом был построен во времена старой Империи, когда рас-
ходы на постройки никого не смущали. Лето поступил мудро, выбрав для ре-
зиденции это место. Оно уважается арракинцами, которые чтут традиции.  И
город этот был небольшой, его легче было содержать в  порядке  и  оборо-
нять. Снова раздался грохот вдвигаемых в холл ящиков. Джессика вздохнула
и огляделась.
   Прислоненный к коробке, справа от нее стоял портрет старого  герцога.
Упаковочная бечевка свисала с него,  как  потрепанная  декорация.  Возле
портрета лежала черная бычья голова, насаженная на  полированную  доску.
Блестящая голова смотрела в  потолок,  казалось,  животное  было  готово
взреветь в населенном эхом холле.
   Джессика и сама не знала, какое побуждение заставило ее в первую оче-
редь распаковать именно эти вещи - голову и  портрет.  Она  чувствовала,
что в этом действии было нечто символическое. С того дня,  как  посланцы
герцога забрали ее из школы, она никогда еще не чувствовала  себя  такой
испуганной и неуверенной в себе.
   Голова и портрет. Они приводили ее в замешательство. Она пожала  пле-
чами и посмотрела на щель окна высоко над ее головой. Здесь все еще  был
ранний день, но небо в этих широтах было холодным и темным, гораздо  бо-
лее темным, чем тепло-голубое небо ее родной планеты. Тоска по дому сжа-
ла ей грудь. Как он далеко, Каладан...
   - Ну, вот мы и на Арраки!
   Это был голос герцога Лето.
   Она круто повернулась и увидела, как он выходит из-под арки,  ведущей
в обеденный зал. Его черная рабочая униформа с красными ястребиными клю-
вами на груди была в пыли и помятой.
   - Ты, наверное, совсем потерялась в этом уродливом  месте,  -  сказал
он.
   - Какой холодный дом! - пожаловалась Джессика.
   Она посмотрела на его высокую фигуру, на смуглое лицо. Серые его гла-
за напоминали о теплом древесном дыме, но само лицо было лицом  хищника.
Внезапный страх перед ним стиснул ей грудь. Он стал таким далеким и  не-
укротимым, с тех пор как подчинился приказу императора.
   - Холодно всему городу, - добавила она.
   - Это грязный, пыльный, гарнизонный городишко, - согласился он. -  Но
мы все изменим. - Он оглядел холл. - Это зал для  приемов.  Я  приглядел
семейную квартиру в южном крыле. Там гораздо уютнее.
   Он подошел к ней и коснулся ее руки, любуясь ее величавостью. И снова
подумал: откуда же она родом? Из ветви королевских изгнанников? Она  ка-
залась более царственной, чем все члены императорской семьи.
   Под его упорным взглядом она полуотвернулась, показывая ему свой про-
филь. И он подумал, что в ее красоте нет ничего, что бы нарушало  гармо-
нию. Лицо правильной овальной формы в облаке  волос  цвета  полированной
бронзы. Широко расставленные глаза цвета утреннего неба  на  Каладане  -
зеленые и ясные; нос маленький, а рот большой, ярко-красный. Рост  высо-
кий, формы безупречные, несмотря на некоторую худобу.
   Он вспомнил, что сестры в школе звали ее костлявой - так доложили ему
его люди Но подобный подход был слишком упрощенным. Она внесла в род Ат-
ридесов царственную красоту. Он был рад, что Пол похож на нее.
   - Где Пол? - спросил он.
   - Где-то в доме, берет урок у Уйе.
   - Возможно, в южном крыле, - сказал он. - Мне кажется, я слышал голос
Уйе, но у меня не было времени проверить. - Он посмотрел на нее и  зако-
лебался. - Я пришел сюда, чтобы повесить ключи от замка на Каладане.
   Она задержала дыхание, подавляя импульс броситься к нему. В том,  что
он решил повесить ключи именно здесь, была  завершающая  определенность.
Но время и место были неподходящими для изъявления чувств.
   - Когда мы въезжали, я видела, как над домами развевалось наше  знамя
- зеленое с черным знамя Атридесов, - сказала она.
   Он посмотрел на портрет:
   - Где ты собираешься его повесить?
   - Где-нибудь здесь.
   - Нет!
   Слово прозвучало жестко и решительно. Оно сказало ей: она может  при-
бегать к различным маневрам, но открытый спор бесполезен. И все  же  она
решила попробовать.
   - Мой господин, - сказала она, - если ты только...
   - Ответ прежний - нет. Я уступлю тебе во всем, но не в этом. Я только
что был в обеденной зале, где...
   - Мой господин! Я прошу...
   - Выбор следует делать между твоим пищеварением и моей  родовой  гор-
достью, дорогая Он будет висеть в столовой.
   - Да, мой господин.
   - Ты можешь и впредь следовать своей привычке обедать в своей  комна-
те, когда это возможно. Я буду требовать, чтобы ты была на  своем  месте
только в торжественных случаях.
   - Благодарю тебя, мой господин.
   - И не будь такой холодной и чопорной! Скажи  спасибо,  моя  дорогая,
что я не женился на тебе! Тогда твое присутствие за столом во время каж-
дой трапезы было бы обязательным.
   Она кивнула, не меняя выражения лица.
   - Хават уже обставил столовую, - сказал он. - А в твоей комнате  есть
маленький стол.
   - Тебе это не нравится... Ты не доволен?
   - Дорогая моя, я думаю о твоем комфорте Я нанял слуг Они местные,  но
Хават проверил их. Все они Свободные. Теперь наши слуги освободились  от
дополнительных обязанностей.
   - Может ли кто-то из местных быть по-настоящему безопасным?
   - Любой, кто ненавидит Харконненов Ты можешь даже держать  домоправи-
тельницу Шадоут Мапес.
   - Шадоут, - сказала Джессика. - Это титул Свободных.
   - Мне сказали, что это означает "глубоко черпающая". Может быть,  она
не покажется тебе типичной служанкой, хотя Хават отзывался о ней хорошо.
Он и Дункан убеждены, что она хочет служить у нас, вернее, что она хочет
служить тебе.
   - Мне?
   - Свободные узнали, что ты Бене Гессерит, - ответил он. - Здесь ходят
о них легенды.
   "Миссионерия протектива", - подумала Джессика. Ни одно место во  Все-
ленной ее не избежало.
   - Это означает, что миссия Дункана была успешной? - спросила  она.  -
Свободные могут стать нашими союзниками?
   - Ничего определенного нет. Они, как думает Дункан, хотят понаблюдать
за нами некоторое время Тем не менее они обещали  прекратить  набеги  на
наши пограничные деревни в период перемирия Хават рассказал, что они на-
несли Харконненам большой ущерб,  истинные  размеры  которого  тщательно
скрываются. Но император все равно узнал о  недостаточной  эффективности
правления Харконненов.
   - Домоправительница из Свободных,  -  задумчиво  протянула  Джессика,
возвращаясь мыслями к полученной новости - У нее будут яркосиние глаза.
   - Не позволяй внешности этих людей обманывать тебя, - сказал он. -  В
них есть глубокая сила и жизнеспособность. Я думаю, в них есть то, в чем
нуждаемся мы.
   - Это опасная игра, - сказала она.
   - Давай не будем начинать все сначала.
   Она заставила себя улыбнуться.
   - Мы уже начали, в этом нет сомнения.
   Она быстро проделала упражнение, восстанавливающее спокойствие -  два
глубоких вдоха, набор соответствующих мыслей, а потом сказала:
   - Могу ли я быть тебе полезной, после того как закончу дела здесь,  в
комнатах?
   - Ты должна как-нибудь объяснить мне, как ты это  делаешь,  -  сказал
он. - Как ты отбрасываешь от себя все тревоги и поворачиваешься к  прак-
тической стороне дела? Это, должно быть, умение Бене Гессерит?
   - Это женское умение, - улыбнулась она Он тоже улыбнулся ей в ответ:
   - Что ж, занимайся комнатами. Проверь, чтобы рядом  с  моей  спальней
было помещение для просторного кабинета. Здесь будет больше работы с бу-
магами, чем на Каладане И конечно, комната для стражи. Она должна примы-
кать к кабинету. О безопасности дома не беспокойся. Люди Хавата  основа-
тельно его перетрясли.
   - Я не сомневаюсь.
   Он посмотрел на часы.
   - Проследи, пожалуйста, чтобы все наши часы были переведены на Арраки
некое время. Я назначил для этого специального человека. Он  сейчас  по-
дойдет сюда. - Герцог откинул со лба пряди волос. - Теперь я должен вер-
нуться на посадочную площадку. С минуты на минуту  прибудет  второй  ко-
рабль с вещами.
   - Разве Хават не может его встретить, мой господин? У тебя такой  ус-
талый вид.
   - Зуфир занят больше меня. Ты же знаешь, что вся эта планета  опутана
интригами Харконненов. Кроме того, я должен  попытаться  уговорить  нес-
кольких опытных охотников за спайсом. Они, как тебе известно, имеют пра-
во на отъезд при смене правителя, а здешний планетолог, назначенный  им-
ператором на должность судьи по изменениям, неподкупен. Он  разрешит  им
отъезд, и мы можем потерять около восьмисот опытных работников - корабль
Союза уже стоит наготове.
   - Мой господин... - она замолчала, не смея говорить дальше.
   - Да?
   "Я не смогу применить в отношении него свое умение", - подумала она.
   - Когда ты собираешься обедать?
   "Она не то хотела сказать", - подумал он.
   - Я поем в офицерской столовой в воздушном порту,  -  ответил  он.  -
Вернусь очень поздно, ты меня не жди. И... я пришлю охранника для  Пола.
Я хочу, чтобы он присутствовал на нашем стратегическом совещании.
   Он прочистил горло, как если бы собирался еще что-то  сказать,  потом
молча повернулся и вышел, направляясь  к  входу,  откуда  слышался  стук
опускаемых ящиков. Его голос, уверенный и  презрительный,  какой  всегда
был у него при разговоре со слугами, еще раз достиг ее слуха:
   - Леди Джессика в большом холле. Немедленно идите к ней!
   Входная дверь хлопнула.
   Джессика повернулась и посмотрела на портрет отца  Лето,  выполненный
известным художником Альбом. Старый герцог, по словам Лето, был  изобра-
жен в костюме матадора, красная накидка была переброшена через его левую
руку. Хотя художник запечатлел старого герцога в его зрелые  годы,  лицо
того казалось молодым, едва ли старше лица герцога Лето, и  имело  такие
же ястребиные черты, тот же взгляд серых глаз. Она сжала пальцы в  кула-
ки, прижала их к бедрам и, напряженно глядя на портрет, произнесла,  как
заклинание: "Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя поб-
рал!"
   - Что прикажете. Ваше высокородие?
   Это был женский голос, высокий и тягучий.
   Джессика резко повернулась и  посмотрела  на  приземистую  седовласую
женщину в бесформенном платье коричневого цвета. Женщина была  такой  же
морщинистой и бесцветной, как и те, что приветствовали их в  порту.  Все
виденные леди Джессикой туземцы на этой планете были  черны  и  изнурены
работой. И все же они сильны и полны жизненной энергии. И,  конечно,  их
глаза без белков полны глубокой  темной  синевы,  скрытые,  таинственные
глаза. Джессика силой заставила себя отвести от них взгляд.
   Женщина поклонилась, не сгибая шеи, и произнесла:
   - Меня зовут Шадоут Мапес, Ваше высокородие. Что прикажете?
   - Вы можете называть меня "моя госпожа", - сказала Джессика. -  Я  не
высокородная. Я - наложница герцога Лето.
   - Значит, у него есть еще и жена? - спросила женщина, поклонившись на
свой необычный манер.
   - Нет, я единственная... спутница герцога, мать его наследника.
   Произнеся эту фразу, Джессика внутренне посмеялась над ее  высокопар-
ностью.
   Странный крик послышался с проходящей возле дома дороги. Он повторил-
ся:
   - Соо-соо-соок! Соо-соо-соок! - Потом: - Икут-эй! Икут-эй! - и снова:
- Соо-соо-соок!
   - Что это? - спросила Джессика. - Когда мы проезжали по улице, я нес-
колько раз слышала этот крик.
   - Это всего лишь продавец воды, моя госпожа. Но Вам не стоит  интере-
соваться такими, как он. Цистерна этого  дома  вмещает  пятьдесят  тысяч
литров воды, и она всегда полная. - Она посмотрела на свое платье.  -  А
вы знаете, моя госпожа, я даже не надела здесь свой стилсьют. - Она  хи-
хикнула. - И ничего, не умерла.
   Джессика заколебалась, желая расспросить женщину и не  решаясь,  пос-
кольку самым важным сейчас было наведение порядка в замке. И все же  она
обнаружила, что мысль о том, что вода здесь  является  главным  условием
здоровья, расстроила ее.
   - Мой муж сказал мне о твоем титуле, Шадоут, - сказала Джессика. -  Я
знаю это слово - оно очень старое.
   - Так вы знаете древний язык? - спросила Мапес, напряженно ожидая от-
вета.
   - Языки - это то, чему в Бене Гессерит учат прежде всего,  -  сказала
Джессика. - Я знаю бхотани джиб, чакобзу, все охотничьи языки...
   Мапес кивнула:
   - Именно так говорит легенда.
   "Зачем я играю в эту игру?" - удивилась про себя Джессика. Она читала
по лицу Мапес, замечая мельчайшие детали его выражения.
   - Я знаю скрытые тайны и пути Великой матери, Мизекес прейа, - произ-
несла Джессика на языке чакобза.
   Мапес попятилась назад, она казалась страшно испуганной.
   - Я знаю много всего, - продолжала Джессика. - Я знаю, что ты  родила
детей, но лишилась одного из них, что в  страхе  ты  совершила  жестокий
поступок и совершишь еще. Я знаю много всего...
   Мапес в волнении прошептала:
   - Я не хотела вас обидеть, моя госпожа!
   - Пытаясь найти ответ на мучившие тебя вопросы, ты вспомнила о бытую-
щей на Арраки легенде. Остерегайся же разгадок, которые могут  открыться
тебе. Я знаю, что ты пришла совершить насилие и за корсажем у тебя  ору-
жие.
   - Моя госпожа, я...
   - Существует отдаленная возможность того, что ты взяла бы мою  жизнь.
Но делая это, ты бы принесла большие разрушения,  чем  может  вообразить
твой дикий страх. Есть вещи худшие, чем смерть даже целого народа.
   - Моя госпожа! - взмолилась Мапес. Она, казалось, была готова  упасть
на колени. - Оружие послано тебе в подарок, чтобы ты могла доказать, что
можешь быть первой.
   - Первой убитой на Арраки из ближайшего  окружения  герцога  Лето?  И
главным доказательством моей избранности должна явиться  моя  смерть?  -
Джессика ждала и казалась спокойной тем спокойствием, которое делало Бе-
не Гессерит такой странной в борьбе.
   "Теперь посмотрим, в какую сторону склонится ее решение", -  подумала
она.
   Мапес медленно сунула руку в одежду у ворота и извлекла  темный  фут-
ляр, откуда торчала черная серебряная рукоятка. Она взялась одной  рукой
за футляр, другой - за рукоятку и  выдернула  из  футляра  молочно-белый
клинок, задержав его на весу. Клинок сиял собственным внутренним светом.
Он был обоюдоострым, сантиметров двадцати длиной.
   - Вам это знакомо, моя госпожа? - спросила Мапес.
   Джессика не сомневалась, что видит  перед  собой  криснож,  священное
оружие Свободных. Она знала о нем только понаслышке, так как  -  криснож
никогда не вывозился с Арраки на другие планеты.
   - Это криснож, - спокойно сказала она.
   - Вы так легко об этом говорите, - сказала Шадоут. - Вам известно его
назначение?
   И Джессика подумала: "Все велось к этому вопросу. Вот причина, по ко-
торой эта Свободная пошла ко мне в услужение. Мой ответ  может  ускорить
насилие или же..? Она хочет получить от меня ответ о назначении ножа. На
языке чакобза она зовется Шадоут. Нож на этом языке  называется  "Созда-
тель смерти". Она начинает беспокоиться. Я должна  ответить  теперь  же,
промедление опаснее неверного ответа".
   - Это создатель...
   - Эйе-е-е-е! - завыла Мапес.
   Это был крик ужаса и радости одновременно. Она так дрожала, что  лез-
вие ножа отбрасывало блики света по всей комнате.
   Джессика ждала. Она намеревалась добавить древнее  слово,  но  сейчас
все чувства воспротивились этому, каждый кусочек ее тела благодаря  дли-
тельной тренировке ощущал опасность. Ключевым  словом  было:  создатель,
создатель, создатель.
   И все же Мапес держала нож так, как будто хотела пустить его в ход.
   Джессика сказала:
   - Неужели ты думала, что я, зная о тайнах  Великой  матери,  не  знаю
создателя?
   Мапес опустила нож:
   - Моя госпожа, когда так долго живешь пророчествами, минута свершения
наступает, как удар.
   Джессика подумала о пророчестве. Его цель была  достигнута:  защитная
легенда, когда-то внушенная этим людям, сегодня сослужила  свою  службу.
Она спасла Бене Гессерит.
   Шадоут убрала нож в ножны.
   - Это неустойчивый нож, леди. Держите его всегда на себе. Если он по-
будет хотя бы неделю вдали от плоти, то начнет распадаться. Он ваш, пока
вы живы.
   Джессика протянула правую руку, продолжая рискованную игру.
   - Мапес, ты вложила клинок в ножны неокровавленным?
   Шадоут в смятении уронила ножны в руки Джессики и,  рванув  на  груди
платье, воскликнула:
   - Возьми воду из моей жизни!
   Джессика выхватила нож из ножен и направила лезвие на Шадоут,  увидев
страх в ее глазах.
   - Может, на нем яд?
   Она протянула руку и сделала царапину над левой грудью  Мапес.  Кровь
появилась и тотчас же  пропала.  "Сверхбыстрая  коагуляция,  -  подумала
Джессика. - Влагозадерживающая мутация!"
   Она убрала нож в ножны и сказала:
   - Застегни платье, Шадоут.
   Та, дрожа, повиновалась. Ее глаза, лишенные белков, завороженно смот-
рели на Джессику.
   - Вы наша, - пробормотала она. - Вы та самая...
   От двери снова донесся шум разгрузки.
   Мапес быстро схватила нож и сунула его Джессике за корсаж.
   - Тот, кто видел нож, должен быть очищен или заклеймен! -  прошептала
она. - Вы знаете это, моя госпожа.
   "Теперь я это знаю", - подумала Джессика.
   Шадоут привела себя в порядок и сказала:
   - Неочищенные, видевшие криснож, не смогут  покинуть  Арраки  живыми.
Никогда не забывайте об этом, моя госпожа. Вы прошли проверку крисножом.
Теперь все должно идти своим чередом. Спешить нельзя. -  Она  посмотрела
на груды ящиков. - А сейчас у нас здесь много работы.
   Джессика колебалась. "Все должно идти своим чередом" - это было  спе-
цифическое выражение из набора магических формул Миссионерии протективы.
"Приход Преподобной матери освободит тебя". - "Но я и  есть  Преподобная
мать", - подумала Джессика. Более того, Великая мать! Они  вырастили  ее
здесь!
   Шадоут деловито спросила:
   - С чего мне начать, моя госпожа?
   Джессика инстинктивно почувствовала, что нужно взять  обыденный  тон.
Она сказала:
   - Это портрет старого герцога, его следует повесить на стену  в  обе-
денной зале. Напротив него должна висеть голова быка.
   Шадоут подошла ближе.
   - Это, верно, было огромное животное, если у  него  такая  голова,  -
сказала она. - Вначале ее нужно почистить, моя госпожа?
   - Нет.
   - Но к ее рогам пристала грязь!
   - Это не грязь, Шадоут. Это кровь старого герцога. Рога были  покрыты
прозрачным фиксатором через час после того, как бык убил его.
   Шадоут выпрямилась.
   - Вот как?
   - Это всего лишь кровь, - сказала Джессика. - Старая кровь. А  теперь
помоги мне это повесить. Такое тяжело видеть.
   - Неужели вы думаете, что вид крови может меня встревожить? - спроси-
ла Шадоут. - Я из пустыни и видела достаточно крови.
   - Я... знаю, - сказала Джессика.
   - И часть ее была моей собственной - Шадоут внимательно посмотрела на
Джессику. - Та, что вы только что пролили, сделав маленькую царапинку, -
сущая ерунда.
   - Ты бы хотела, чтобы я разрезала глубже?
   - О, нет! Тогда бы через порез стала испаряться вода моего  тела.  Вы
все сделали верно.
   И Джессика,  отмечающая  изменения  интонации,  почувствовала,  какой
серьезной она стала при слове "вода". И снова чувство тоски охватило  ее
при мысли, насколько велика сила воды на Арраки.
   - На какую сторону мне повесить каждую из этих игрушек?
   "А она практична, эта Шадоут", - подумала Джессика и сказала:
   - Решай сама. Это неважно.
   - Как скажете, моя госпожа. - Шадоут наклонилась и стала  освобождать
голову от упаковки. - Так ты убила старого герцога? - пропела она.
   - Помочь тебе? - спросила Джессика.
   - Я справлюсь, моя госпожа.
   "Да, она справится", - подумала Джессика. Это свойство всех Свободных
- справляться во что бы то ни стало.
   Джессика почувствовала ножны под корсажем и подумала  о  долгой  цепи
делений той Бене Гессерит, что оставила здесь  одно  из  своих  звеньев.
Благодаря ее деятельности она пережила сегодня смертельный кризис. "Спе-
шить нельзя", - сказала Шадоут. И все же в этом месте чувствовалась  ка-
кая-то торопливость, наполнявшая  Джессику  дурным  предчувствием.  Бене
Гессерит знала, что от него не избавят ни старания Миссионерии протекти-
вы, ни самая тщательная проверка Хавата.
   - Когда все повесишь, начинай распаковывать  ящики,  -  распорядилась
Джессика, - у одного из грузчиков, работающих у входа, есть ключи, и  он
знает, как раскладывать вещи Возьми у него ключи и список вещей  Если  у
тебя появятся вопросы, я буду в южном крыле.
   - Как прикажете, моя госпожа, - ответила Шадоут.
   Джессика повернулась и пошла, думая про себя может быть, Хават и счи-
тает эту резиденцию безопасной, но я чувствую, что здесь что-то не так.
   Ее охватило непреодолимое желание видеть сына Она пошла к  сводчатому
проходу, ведущему к обеденной зале и семейному крылу. Она шла все  быст-
рее и быстрее, потом побежала.
   После ее ухода Шадоут прекратила разворачивать бычью голову и,  глядя
Джессике вслед, прошептала:
   - Она действительно одна из них Бедняжка.


   Уйе! Уйе! Миллиона смертей не было достаточно для Уйе!
   Принцесса Ирулэн.
   История детства Муаддиба.

   Дверь была открыта Джессика вошла в нее и оказалась в комнате с  тем-
ными стенами Слева от нее стояла низкая тахта с верхом из кожи, два пус-
тых книжных шкафа, висела запыленная бутыль  с  водой  Справа,  закрывая
другую дверь, возвышалось еще несколько пустых шкафов, письменный стол с
Каладана и три стула У окна, как раз напротив двери, стоял спиной к  ней
доктор Уйе и внимательно смотрел на разворачивающуюся перед ним картину.
   Джессика сделала вперед еще один  неслышный  шаг.  Она  увидела,  что
одежда Уйе помята, а с правого бока испачкана чем-то белым.  Со  стороны
он казался бесплотным в своих широких одеяниях, марионеткой, застывшей в
ожидании того момента, когда хозяин дернет его за веревочку Лишь квадрат
головы с черными длинными волосами, схваченными серебряным кольцом школы
Сак, казался живым.
   Она еще раз оглядела комнату и не увидела в ней никаких  следов  при-
сутствия сына. Но дверь справа от нее, она это точно знала, вела  в  ма-
ленькую спальню, занять которую Пол выразил самое горячее желание.
   - Добрый день, доктор Уйе, - поздоровалась Джессика. - Где Пол?
   Он кивнул, не поворачивая головы, словно тот, кого он  приветствовал,
находился где-то за окном, и, не оглядываясь, сказал:
   - Ваш сын ушел. Я отослал его немного отдохнуть. - Он будто очнулся и
стал смущенно теребить рукой усы, свисавшие на пунцовые губы. -  Прости-
те, госпожа, мою невнимательность: я задумался, и мысли унесли меня  да-
леко.
   Она улыбнулась и протянула ему руку. В какое-то мгновение ей  показа-
лось, что он упадет сейчас на колени.
   - Веллингтон, пожалуйста.
   - Как мне вас называть?.. Я...
   - Мы знаем друг друга шесть лет, - сказала она. - Формальности  между
нами давно излишни.
   Уйе, через силу улыбнувшись, подумал про себя.
   "Кажется, сработало Теперь она будет объяснять все странности в  моем
поведении моим замешательством Она не станет доискиваться более глубоких
причин, считая, что ответ уже известен".
   - Боюсь, что я был с вами фамильярен, - еще раз извинился он. - Когда
я чувствую к вам особую жалость, я думаю о вас, как о Джессике.
   - Чувствуете жалость? Почему?
   Уйе пожал плечами. Уже давно он понял, что Джессика не наделена таким
даром различать правду, как его Ванна И все же он всегда, когда это было
возможно, был правдив в разговоре с Джессикой. Так было безопаснее.
   - Вы видели это место, моя... Джессика - Споткнувшись на ее имени, он
продолжал: - Такое бесплодное... после Каладана. А люди!  Эти  городские
женщины, мимо которых мы проезжали, прячутся под своими  покрывалами.  И
как они на нас смотрели!
   Она приложила руки к груди и ощутила присутствие крисножа с  лезвием,
выточенным, если верить слухам, из зуба песчаного червя.
   - Мы им чужие - разные люди, разные обычаи Они знали только Харконне-
нов.
   Она посмотрела мимо него в окно.
   - На что вы так пристально смотрели?
   Он отвернулся.
   - На людей.
   Джессика подошла к Уйе и увидела участок перед домом, к которому было
приковано его внимание Там, выстроившись в ряд, росли двадцать пальм,  и
земля вокруг них была ровной и бесплодной Живая изгородь отделяла их  от
дороги, по которой шли люди в балахонах. Джессика  почувствовала  слабую
вибрацию между нею и людьми - домашнее защитное поле - и продолжала сле-
дить за дорогой, удивляясь тому, что  доктор  нашел  их  такими  занима-
тельными.
   Появились прохожие - и она приложила ладони к щекам.  Как  проходящие
смотрели на пальмовые деревья! В их глазах была зависть, даже  ненависть
и в то же время в них отражалась надежда.
   - Вы знаете, о чем они думают? - спросил Уйе.
   - Чтение мыслей ваша специальность, - сказала она.
   - Их мыслей, - возразил он. - Они смотрят на эти  деревья  и  думают:
"Это сто нас!". Вот что они думают.
   Она удивленно посмотрела на него и нахмурилась:
   - Почему?
   - Таков рацион пальм, - сказал он. - Одна пальма требует сорок литров
воды в день. Человеку же нужно только восемь. Значит, одна пальма равня-
ется пяти людям, а двадцать пальм - ста.
   - Но некоторые из этих людей смотрят на нас с надеждой.
   - Они надеются на то, что пальмы могут погибнуть.
   - Вы слишком пессимистичны, - сказала она. - Впрочем, надежда и опас-
ность неразлучные спутники. Спайс мог бы дать нам богатство,  а  обладая
им, мы смогли бы превратить этот мир в цветущий край.
   И она рассмеялась про себя "Кто я такая, чтобы убеждать?" Ее  хрупкая
веселость быстро исчезла.
   - Рисковать, однако, опасно, - добавила ома.
   Уйе отвернулся, пряча от Джессики свое лицо. Ну почему, почему он  не
может возненавидеть этих людей? Почему он любит их?  Своими  манерами  и
многим другим - нежностью, мягкостью, преданностью - Джессика напоминала
ему Ванну. И в то же время именно их сходство ожесточало его,  укрепляло
его решимость. Жестокости Харконненов в отношении его Ванны должен  быть
положен конец - она не должна умереть. И он, он должен сделать все, что-
бы уверить себя в том, что освобождение Ванны  станет  возможным  только
благодаря принятому им решению.
   - Не беспокойся за нас. Веллингтон. Это наши трудности, но не твои.
   Она думает, что я беспокоюсь о ней. Он заморгал, пряча слезы.  Конеч-
но, это так. Но я должен держаться, пока этот черный барон не воплотил в
жизнь свои черные замыслы, и воспользоваться моим единственным шансом  -
поразить его там, где кроется его единственная слабость:  в  момент  его
тайного злорадства!
   Он вздохнул.
   - Я не побеспокою Пола, если взгляну на него? - спросила Джессика.
   - Нет, нет...
   - Он хорошо переносит перемену климата?
   - Нормально. Он, конечно, устал, взволнован, но какой  пятнадцатилет-
ний мальчик не был бы взволнован при подобных обстоятельствах?? - Он по-
дошел к двери и открыл ее. - Пол здесь.
   Следуя за Уйе, Джессика вошла в затемненную комнату. Пол лежал на уз-
кой кровати, вытянув одну руку вдоль легкого одеяла, а  другую  подложив
под щеку. Из-за опущенных на окнах штор лицо мальчика находилось в тени.
   Джессика смотрела на своего сына, и его  овальное  лицо  казалось  ей
собственным. Но волосы у него были, как у герцога, -  угольно  черные  и
жесткие. Глаза прятались за  длинными  ресницами.  Джессика  улыбнулась,
чувствуя, как возвращаются ее страхи Ее вдруг поразила мысль  о  генети-
ческих чертах в облике сына: глаза и овал лица он взял у нее, своей  ма-
тери, но в его облике чувствовалось что-то резкое, угловатое -  то,  что
обычно не свойственно детству Это он унаследовал от отца.
   Она думала о чертах мальчика как о результате отбора собранных наугад
частиц. Ей захотелось встать на колени возле кровати сына и взять его за
руку, но делать это в присутствии Уйе было неудобно. Она вышла, тихонько
прикрыв за собой дверь.
   Уйе отвернулся к окну, он был не в состоянии наблюдать  за  тем,  как
Джессика смотрела на своего сына. "Почему Ванна так и  не  подарила  мне
ребенка? - спросил он себя. Как доктор, он знал, что для этого  не  было
никаких физиологических причин. - Может быть, ограничения были  наложены
Бене Гессерит? Может быть, она не могла служить различным целям? Что  же
это было? Она ведь любила меня..."
   Впервые к нему пришла мысль о том, что он мог бы стать частью жизнен-
ного процесса, более сложного и запутанного, чем может себе вообразить.
   Джессика встала рядом с доктором:
   - Какая восхитительная непринужденность есть в детском сне!
   Тот механически ответил.
   - Если бы взрослые могли так расслабляться...
   - Да.
   - Когда мы это теряем...
   Джессика, хотя и обратила внимание на странный тон доктора,  не  дала
себе труда задуматься над смыслом того, что он хотел сказать Он  не  за-
кончил фразы.
   Ее мысли все еще были заняты Полом, трудностями его учебы здесь,  из-
менениями в его жизни, которая должна стать новой, совсем  непохожей  на
ту, что она когда-то планировала для него.
   - Мы действительно кое-что теряем, - сказала она.
   Она посмотрела вправо побитые ветром кусты, тусклая  зелень  покрытых
пылью листьев, сухие колючие ветки Над кустами - необычно темное небо. И
даже арраки некое солнце не согревало ни душу, ни тело Его холодный  се-
ребристый свет был странно похож на тот блеск, которым отливал  криснож,
спрятанный у нее на груди.
   - Это небо такое темное, - вздохнула она. - Видимо,  это  объясняется
отсутствием влаги. Вода! О чем бы здесь ни заговорили, все  упирается  в
недостаток воды!
   - Это древняя тайна Арраки, - сказал Уйе.
   - Почему ее здесь так мало? Здесь есть вулканические скалы, есть  ис-
точники энергии, которые я могу назвать Есть полярные льды Говорят,  что
в пустыне бурить нельзя - штормы и песчаные бури  разрушат  оборудование
быстрее, чем оно будет установлено К тому же существует опасность  стать
добычей червей. Во всяком случае, воды здесь  никогда  не  находили.  Но
тайна, истинная тайна, Веллингтон, заключается в родниках, которые  про-
биваются здесь наверх, образуя водоемы. Вы читали об этом?
   - Вначале струя, бьющая из-под земли, потом ничего, - ответил он  ме-
ланхолически.
   - Но в этом и заключается тайна, Веллингтон! Вода здесь была. Она ис-
чезла и больше никогда не появлялась. Но каждый новый родник ведет  себя
совершенно одинаково: сначала появляется струйка воды, потом она иссяка-
ет. Неужели это никого не заинтересовало?
   - Это любопытно, - сказал он. - Вы предполагаете какое-то влияние?  А
что показал анализ глубинных образцов породы?
   - Что он мог показать? Остатки  вымерших  растений,  каких-то  живот-
ных... Кто может это распознать? - Она повернулась спиной  к  склону.  -
Вода останавливается, значит, ее что-то задерживает. Я так считаю.
   - Возможно, причина известна, - сказал он. - Харконнены  не  случайно
скрывают много источников информации об Арраки.
   - И потом есть еще влага атмосферы. Ее, конечно, немного, но  все  же
она есть. Это главный источник  воды,  и  она  задерживается  различными
приспособлениями. Откуда она берется?
   - С полюсов.
   - Холодный воздух приносит мало влаги, Веллингтон. Харконнены скрыва-
ют много фактов, требующих тщательного рассмотрения, и не все они напря-
мую связаны со спайсом.
   - Мы действительно находимся по ту сторону тайны Харконненов, -  ска-
зал он. - Возможно, мы... - Он прервал себя, заметив, что она напряженно
смотрит на него. - Что-то не так?
   - То, как вы произнесли слово "Харконнен", - сказала она. - Даже  го-
лос моего герцога не таит в себе столько злобы, когда он произносит  это
ненавистное имя. Я не знала, что у вас есть причины ненавидеть их,  Вел-
лингтон.
   "Великая мать! - подумал он. - Я возбудил в  ней  подозрения.  Теперь
мне придется пустить в ход один из трех трюков, которым меня научила моя
Ванна. Есть лишь одно решение - раскрыть ту часть правды, которую  можно
раскрыть".
   - Вы же знаете, что моя жена, моя Ванна... - Ком, вставший в его гор-
ле, мешал ему говорить. - Они... - Слова не шли. Он закрыл глаза и стоял
так до тех пор, пока женская рука не коснулась мягко его ладони.
   - Простите меня, - сказала Джессика, - я не  хотела  бередить  старую
рану.
   И она подумала: "Эти животные! Его жена явно была  Бене  Гессерит.  И
Харконнены, судя по всему, убили ее Еще одна бедная  жертва,  занесенная
на Арраки ветром мщения".
   - Простите меня, я не могу об этом говорить. - Уйе открыл глаза, ста-
раясь придать своему лицу скорбное выражение. Это, по крайней мере, было
ему нетрудно.
   Джессика изучающе смотрела на  доктора:  темный  блеск  миндалевидных
глаз, квадратный подбородок, преждевременные морщины... Джессику охвати-
ла глубокая жалость к нему.
   - Веллингтон, я очень сожалею, что мы привезли вас в это опасное мес-
то, - сказала она.
   - Я приехал сюда по своей воле, - вздохнул он, и это тоже было  прав-
дой.
   - Но эта планета - ловушка Харконненов. Вы должны это знать.
   - Чтобы поймать герцога Лето, нужно нечто большее, нежели ловушка,  -
сказал он, и это тоже было правдой.
   "Возможно, мне следовало бы быть более откровенной с ним, -  подумала
она. - Он блестящий тактик".
   - Мы с корнем вырваны из своей почвы, - вздохнул он. - Вот почему нам
так трудно.
   - Зато очень легко погубить вырванное с корнем растение, - подхватила
она. - Особенно, если оно пересажено на враждебную почву.
   - Вы уверены в том, что почва враждебная?
   - Когда станет известно, какое количество людей привез с собой герцог
Лето, начнется водный бунт, который прекратится только тогда, когда люди
узнают, что мы установили новые водяные установки.
   - Здесь есть ровно столько воды, сколько нужно для поддержания  чело-
веческой жизни, - сказал он. - Люди знают, что если это ограниченное ко-
личество воды будет распределяться между увеличивающимся населением,  то
цены на нее поднимутся и самые бедные  умрут.  Но  герцог  разрешит  эту
проблему. По-моему, не следует рассматривать возможные восстания как вы-
ражение враждебности к новой власти на Арраки.
   - А охрана? - возразила она. - Везде охрана и защитные поля. На Кала-
дане мы так не жили.
   - Дайте шанс этой планете!
   Взгляд Джессики, однако, оставался по-прежнему пристальным и твердым.
   - Я чувствую здесь запах смерти, - Джессика вся съежилась.
   - Хават готовил наш приезд, заранее наводнив планету своими агентами.
Такие баснословные расходы трудно объяснить - мой герцог не привык  швы-
ряться деньгами. Я уж не говорю о взятках  высокопоставленным  лицам.  -
Она покачала головой. - Смерть и обман - вот верные спутники Зуфира  Ха-
вата.
   - Вы злословите.
   - Злословлю? Это, скорее, похвала.  Смерть  и  обман  -  единственная
здесь надежда. Я лишь не обманываю себя насчет методов Зуфира.
   - Вам следует... чем-нибудь заняться, - сказал он - Не оставляйте се-
бе времени для подобных страхов.
   - Вы знаете, в чем состоит мое основное занятие, Веллингтон? Я секре-
тарша герцога, и я занята тем, что каждый день узнаю новые  факты,  зас-
тавляющие меня бояться факты, о которых он даже не  подозревает.  -  Она
сжала губы и понизила голос - Иногда я думаю, что его  судьба  сложилась
бы иначе, если бы я не была Бене Гессерит.
   - Что вы имеете в виду? - Он поймал себя на том, что горечь,  прозву-
чавшая в словах леди Джессики, взволновала его, вызвав в нем сострадание
- чувство, которого он никогда не замечал в себе раньше.
   - Не думаете ли вы, Веллингтон, что любая другая секретарша находится
в большей безопасности, чем я? - напрямую спросила Бене Гессерит.
   - Это не слишком честная мысль, Джессика. -  Упрек  прозвучал  вполне
естественно относительно чувств, испытываемых герцогом к своей  наложни-
це, не было никаких сомнений. Стоило лишь проследить за тем, как он про-
вожает ее взглядом.
   Она вздохнула.
   - Вы правы. - Она снова обхватила себя руками, чувствуя прикосновение
к коже крисножа, и это оружие лишний раз напомнило ей о  страшном  буду-
щем, ожидающем ее и ее семью.
   - Кровопролитие неизбежно, - сказала она - Харконнены  не  успокоятся
до тех пор, пока не погибнут сами или не уничтожат герцога Барон не смо-
жет простить герцогу Лето, что в его жилах течет королевская кровь. Сте-
пень родства ему не важна Но сильнее всего его  сознание  отравляет  то,
что Атридесы изгнали Харконненов за трусость после Корринской битвы.
   - Старая кровная вражда, - пробормотал Уйе и на мгновение  почувство-
вал ледяной укол ненависти Чужая кровная вражда загнала его  в  ловушку,
убила его Ванну или, что еще хуже, обрекла ее на мучения  у  Харконненов
Старая вражда двух домов загнала в мышеловку его, Уйе, а приманкой  пос-
лужила семья герцога По иронии судьбы весь этот ужас должен был  достичь
апогея здесь, на Арраки, единственном источнике  меланжа  во  Вселенной,
меланжа, являющегося продолжателем жизни.
   - О чем вы думаете? - спросила она.
   - Я думаю о том, что сейчас на свободном рынке декаграмм спайса  про-
дается за шестьсот двадцать тысяч солариев. Это целое состояние.
   - В вас проснулась жадность, Веллингтон?
   - Это не жадность.
   - Тогда что же?
   Он пожал плечами.
   - Сознание своей бесполезности - Он посмотрел на нее в упор. Вы може-
те вспомнить свое первое вкусовое ощущение от спайса?
   - У него был вкус корицы.
   - Но он никогда не повторяется дважды Он - как жизнь  -  каждый  раз,
когда его пробуешь, он предстает в другом качестве. Некоторые же придер-
живаются мнения, что спайс дает реакцию на знакомый вкус.
   - Думаю, что для нас сейчас было бы гораздо полезнее не о спайсе рас-
суждать, а как можно скорее бежать за пределы империи, - сказала она.
   Уйе поймал себя на том, что больше не слушает Джессику  сосредоточив-
шись на произнесенных ею словах, он задавал себе один и  тот  же  вопрос
"Почему она не заставила меня это сделать? Она могла бы  заставить  меня
сделать решительно все"
   Быстро сменив тему разговора, он спросил:
   - Не сочтите это за дерзость с моей стороны, Джессика, но не могу  ли
я задать вам один вопрос?
   Она, будто почувствовав внезапно возникшую тревогу, прижалась к  краю
окна.
   - Конечно, можете Вы мой друг.
   - Почему вы не заставили герцога жениться на вас?
   Она круто повернулась и изумленно посмотрела на Уйе.
   - Заставить герцога жениться на мне?! Но...
   - Мне не следовало спрашивать.
   - Почему же? - Она пожала плечами - Для этого есть достаточно  веская
причина политического характера: пока мой герцог не женат, некоторые  из
Великих домов еще питают надежду породниться с ним... - Она вздохнула. -
Влияние людей,  принуждение  их  к  тому,  чего  хочешь  ты...  Подобные
действия несут в себе цинизм и опошляют чувства. Если бы я заставила его
это сделать, это был бы уже не его поступок.
   - Так могла бы сказать моя Ванна, - пробормотал он, и это  тоже  было
правдой. Он приложил руку ко лбу и судорожно глотнул. Никогда еще он  не
был так близок к тому, чтобы выдать свою тайную роль.
   Повисла тяжелая пауза, которую нарушила Джессика:
   - Кроме того, Веллингтон, в герцоге уживаются два человека. Одного из
них я очень люблю. Он очарователен, он живой, общительный, нежный, в нем
все, что может желать женщина. Но есть и другой  -  холодный,  черствый,
эгоистичный, такой же суровый и жестокий, как его отец, - ее лицо  иска-
зилось болью. - Ну почему, почему этот старик не умер тогда,  когда  мой
герцог только появился на свет?!
   Снова воцарилось молчание. Было слышно, как ветер  теребит  шторы  на
окнах. Глубоко вздохнув, Джессика сказала:
   - Лето прав: эти комнаты лучше тех, что в другом крыле. - Она  обвела
комнату взглядом. - Извините меня. Веллингтон, мне нужно еще раз  осмот-
реть это крыло, прежде чем окончательно все разместить.
   Он кивнул. "Если бы только можно было не делать того,  что  я  должен
сделать!" - стояло у него в голове.
   Джессика пересекла холл и замерла в нерешительности.
   "Все время, пока мы говорили, он что-то утаивал", - подумала она.
   Сомнение опять закралось ей в душу, и она чуть было не собралась вер-
нуться назад, чтобы заставить Уйе высказать то,  что  он  так  тщательно
скрывал. "Но чего я этим добьюсь? Он лишь смутится и  испугается,  когда
узнает, что его мысли можно так легко прочитать  по  лицу",  -  подумала
она.


   Есть много свидетельств того, как быстро  Муаддиб  постигал  насущные
проблемы Арраки. Основа его успехов таилась, конечно, в  Бене  Гессерит.
Что же до всего остального, можно, пожалуй, сказать, что главное  заклю-
чалось в науке узнавания. С самого начала ребенка учили постигать -  это
было заложено в него уже на первом уроке. Он знал, что может  постичь  и
что каждый урок - приобретение опыта. А между тем,  как  это  ни  удиви-
тельно, - многие считают процесс познания трудным и не верят в успех.
   Принцесса Ирулэн.
   Человечность Муаддиба.

   Пол лежал на кровати, притворяясь спящим. До чего же просто все полу-
чилось: взял таблетку у доктора Уйе и сделал вид, что  проглотил  ее  Он
едва сдерживал смех Даже мать поверила в то, что он спит.  Ему  хотелось
вскочить и попросить у нее разрешения на осмотр дома,  но  Пол  понимал,
что его поведение не будет одобрено.
   "Пожалуй, лучше ускользнуть из своей комнаты без спроса, так я не на-
рушу данного мною обещания - ведь я останусь в доме, где  безопасно",  -
подумал Пол.
   Он слышал, как его мать и Уйе разговаривали в соседней комнате.  Раз-
личить слова было трудно - что-то о спайсе...  о  Харконненах.  Разговор
сделался громче и потом затих.
   Внимание Пола переключилось на переднюю спинку кровати. Она  соединя-
лась со стеной, скрывая от постороннего глаза приборы, следящие за  тем,
что делается в комнате. В центре деревянной спинки была вырезана прыгаю-
щая на волнах рыба с толстыми коричневыми плавниками. Пол знал, что сто-
ит нажать на глаз рыбы, как включатся суспензерные светильники. Одна  из
волн контролировала вентиляцию, другая - температуру воздуха.
   Пол с опаской присел к столу. Слева от него, у стены,  стоял  высокий
книжный шкаф. Но это тоже была хорошо продуманная маскировка  -  за  ним
стоял шкаф пониже, с большим количеством полок.
   Все выглядело так, как будто его хотели заманить и эта планета, и эта
комната.
   Он подумал о фильмокниге, которую ему дал Уйе. Это была старая книга,
сделанная еще до открытия спайса. Ее  текст  словно  озарял  мозг  яркой
вспышкой, а каждое название сопровождалось изображением того, о чем  оно
рассказывало. Названия и изображения принадлежали прошлому человечества,
а увидеть это прошлое можно было только на единственной планете во  всей
Вселенной - на Арраки.
   Полу предстояло узнать так много нового... особенно о спайсе и о чер-
вях пустыни.
   Пол услышал, как ушла его мать. Значит, доктор Уйе остался в соседней
комнате один. "Сейчас он возьмет что-нибудь почитать и, увлекшись чтени-
ем, забудет про меня", - подумал Пол Наступил подходящий момент для обс-
ледования Выскользнув из постели, мальчик направился к  книжному  шкафу,
но услышав за своей спиной звук, он  обернулся:  резная  спинка  кровати
наклонилась к тому месту, где он только что лежал. Пол замер на месте, и
эта неподвижность спасла ему жизнь.
   Из-за спинки выскочил крошечный самонаводящийся снаряд, не более пяти
сантиметров в длину. Пол сразу же узнал в нем обычное  орудие  убийства,
которое каждый ребенок королевской крови изучал в  раннем  детстве.  Это
была черная металлическая лента, направленная чьей-то находящейся близко
рукой Она могла впиться в движущуюся плоть и подняться по нервным  кана-
лам до ближайшего жизненно важного органа.
   Снаряд взмыл вверх, обогнул комнату и вернулся назад. В сознании Пола
вспыхнуло нужное знание об ограниченности действия самонаводящегося сна-
ряда: его сжатое суспензерное поле искажает угол зрение посылающего  его
глаза. Кроме того, тусклое освещение мешало оператору видеть  живую  ми-
шень, и он вынужден был ориентироваться на ее движения.
   Защитный пояс Пола остался лежать на кровати. Если бы у него был лас-
ган, тот бы запросто уничтожил этот снаряд, но ласганы были дороги  и  к
тому же достаточно капризны: когда луч лазера пересекался с  полем,  мог
произойти взрыв. Поэтому Атридесы предпочитали полагаться на свои защит-
ные поля и на свой разум.
   Сейчас же только разум Пола мог противостоять нависшей над ним  угро-
зе, и, зная это, мальчик сохранял абсолютную неподвижность. Снаряд  под-
нялся на полметра вверх.
   "Я могу попытаться схватить его, - подумал Пол. -  Суспензерное  поле
делает снаряд скользким у основания. Я должен крепко его держать".
   Снаряд опустился и, сместившись  влево,  сделал  круг  над  кроватью.
Мальчик слышал издаваемое им слабое жужжание.
   "Кто им управляет? - подумал Пол. - Этот  человек  должен  находиться
где-то поблизости. Я мог бы позвать на помощь Уйе, но боюсь, что  снаряд
попадет в него, как только он откроет дверь".
   В это время дверь за его спиной скрипнула. Снаряд  пролетел  над  его
головой к месту движения. Правая рука Пола взметнулась вверх  и  опусти-
лась с зажатой в ней смертоносной лентой. Снаряд жужжал  и  извивался  в
руке мальчика, но Пол держал его так крепко, что было видно, как напряг-
лись мускулы на схватившей его руке. Резко  развернувшись,  он  с  силой
расплющил головку ленты-снаряда о металлическую дощечку  на  двери.  Пол
услышал хруст разбившегося глаза снаряда, и мертвая лента поникла в  его
руке.
   Пол поднял голову и встретился взглядом с ярко-синими глазами  Шадоут
Мапес.
   - Ваш отец прислал за вами, - пояснила она, - в холле  ждет  человек,
который будет сопровождать вас.
   Пол кивнул, внимательно изучая взглядом стоявшую рядом с ним  пожилую
женщину. Она же смотрела на металлическую ленту-снаряд, которую  он  все
еще держал в руке.
   - Я слышала про такие игрушки, - сказала она, - он бы меня убил, вер-
но?
   Полу пришлось проглотить комок в горле, прежде чем  он  смог  загово-
рить.
   - Я... он метил в меня!
   - Но ведь он двигался ко мне?
   - Потому что двигались вы, - объяснил Пол, решая в уме  вопрос:  "Кто
она такая?"
   - Значит, вы спасли мне жизнь, - сказала она.
   - Я спас жизнь нам обоим.
   - Похоже, что вы очень не хотели, чтобы он попал в меня, и тем  самым
спасли себя.
   - Кто вы? - спросил Пол.
   - Шадоут Мапес, домоправительница.
   - Как вы узнали, где меня найти?
   - Мне сказала ваша мать. Я встретила ее в холле, у лестницы, что  ве-
дет в судную комнату. - Шадоут указала направо: - Посланный Вашего  отца
все еще ждет.
   "Это, должно быть, человек Хавата, - подумал Пол, - Мы  должны  найти
того, кто управлял этой штукой".
   - Идите к человеку моего отца, - сказал он, - и скажите  ему,  что  я
поймал в доме снаряд-охотник и что нужно найти того,  кто  им  управлял.
Велите немедленно обыскать дом и его окрестности. Они умеют  это  делать
Оператора снаряда надо искать среди чужих.
   А сам подумал: "Может, это была она?" Но он тут же отогнал эту мысль:
снаряд был под контролем, когда она вошла.
   - Прежде чем я отправлюсь выполнять ваше  приказание,  я  должна  все
прояснить между нами Вы возложили на меня нелегкую ношу. Но мы.  Свобод-
ные, платим свои долги Нам известно, что среди вас есть  предатель.  Кто
он, мы сказать не можем, но мы уверены, что это так. Может, он и  управ-
лял этим пожирателем плоти.
   Пол оцепенел, словно загипнотизированный словом  "предатель".  Прежде
чем он смог заговорить, старая женщина круто повернулась и направилась к
двери.
   Он хотел позвать ее, но не посмел это сделать, боясь, что она  истол-
кует это неверно: она сказала ему все и теперь отправилась выполнять его
приказание. Через минуту дом должен был наполниться людьми Хавата.
   Пол мысленно восстановил в памяти тот момент своего разговора с Шадо-
ут, где прозвучали слова о судной комнате. Со снарядом в руке он возвра-
тился к себе, взял защитный пояс, обернул его вокруг талии, на бегу  за-
щелкнул пряжку и повернул из холла налево.
   Шадоут сказала, что встретила его мать у лестницы, ведущей  в  судную
комнату.


   Что поддерживало леди Джессику во время всех этих  испытаний?  Внима-
тельно обдумайте изречение, распространенное  среди  Бене  Гессерит,  и,
возможно, вы это поймете: "Любая дорога,  которую  проходишь  до  конца,
приведет в никуда. Карабкайтесь в гору чутьчуть, только чтобы проверить,
гора ли это. С вершины горы нельзя увидеть гору".
   Принцесса Ирулэн.
   Муаддиб: семейные комментарии.

   В конце южного крыла Джессика увидела  металлическую  лестницу,  спи-
ралью поднимающуюся к овальной двери. Она посмотрела вниз, в холл, потом
снова подняла глаза на дверь. Какая странная форма для двери в  доме!  -
удивилась она.
   Заглянув в окно под спиральной лестницей, она увидела огромное  белое
солнце Арраки, клонившееся к горизонту. Через холл пролегли длинные  те-
ни. Она снова посмотрела на лестницу. Лучи, падающие на нее сбоку, осве-
щали куски засохшей земли, приставшие к металлическим ступеням.
   Джессика положила руку на перила и начала подниматься. Перила под  ее
ладонью отдавали холодом. Остановившись у двери, она увидела, что у  нее
нет ручки, но в том месте, где ей следовало бы быть,  имелось  небольшое
углубление.
   Джессика обернулась, убедилась, что за ней  не  наблюдают,  приложила
ладонь к углублению, снова обернулась и заметила подходившую к  лестнице
Шадоут.
   - Люди в большом холле говорят, что их прислал герцог за юным  мисте-
ром Полом, - произнесла Шадоут. - У них  печать  герцога,  и  стража  их
опознала. - Она посмотрела сначала на дверь, потом на Джессику.
   "А она осторожна, эта Шадоут, - подумала Джессика. - Это хорошо!"
   - Он в пятой от холла комнате, в маленькой спальне, - сказала Джесси-
ка. - Если вам будет трудно его разбудить, позвоните доктору Уйе из  со-
седней комнаты. Полу, может быть, понадобится порция возбудительного.
   Шадоут снова бросила пристальный взгляд на овальную дверь, и Джессике
почудилось, что ее взгляд излучает ненависть. Прежде чем Джессика спрос-
та ее о двери и о том, что скрывается за ней, Шадоут круто повернулась и
торопливо пошла прочь.
   "Хават проверил это место, - подумала  Джессика.  -  Ничего  опасного
здесь быть не может". Она толкнула дверь и оказалась в маленькой  комна-
те, тоже с овальной дверью, но в противоположной стене.  На  этой  двери
была круглая ручка.
   Воздушный замок! - догадалась Джессика. Она посмотрела вниз: на  полу
у входа в обеденную залу валялась табличка  с  личной  отметкой  Хавата.
Дверь в столовую была открыта: кто-то сбил табличку, не подозревая о су-
ществовании воздушного замка.
   Она шагнула через порог и оказалась в маленькой комнате. "Зачем в до-
ме воздушный замок?" - спросила она себя. И внезапно вспомнила о сущест-
вовании экзотических растений, герметически изолирующихся в особом  кли-
мате.
   Особый климат!
   Это имело смысл на Арраки, где растения, наиболее  сильно  страдающие
от недостатка влаги, приходилось орошать искусственно.
   Дверь за Джессикой начала закрываться. Она  поймала  ее  и  тщательно
подперла палкой, оставленной Хаватом. Она опять повернулась к внутренней
двери и на этот раз заметила затейливую вязь надписи над ручкой. Надпись
была сделана на языке галах и звучала так: "О человек!  Здесь  заключена
часть чудесного творения Божьего, встань перед ним и научись любить  со-
вершенство твоего важнейшего друга".
   Под тяжестью тела Джессики круглая ручка повернулась влево,  и  внут-
ренняя дверь открылась. Воздушная струя коснулась щек, взъерошила  воло-
сы. Джессика почувствовала, как изменился воздух, как сильно  он  напоен
влагой. Она заглянула за дверь и увидела массу зелени, купающуюся в  зо-
лотистом солнечном свете.
   "Желтое солнце!" - сказала она себе. И тут же подумала:  "Фильтрующее
стекло!" Она перешагнула через порог, и дверь за ней захлопнулась.
   - Планетное хранилище влаги, - догадалась Джессика.
   Повсюду стояли растения в горшках и низко подрезанные деревья.  Здесь
были даже розы.
   Она наклонилась, вдыхая аромат гигантских розовых кустов, потом  вып-
рямилась и оглядела комнату.
   Ритмичный звук привлек к себе ее внимание. Она раздвинула густо  раз-
росшиеся ветви и посмотрела в центр  комнаты.  Там  находился  небольшой
фонтан - струя бьющей вверх воды с шумом падала  вниз,  в  металлическую
чашу.
   Волна разнообразных чувств захлестнула Джессику, но, призвав  на  по-
мощь логику и четкость анализа Бене  Гессерит,  она  начала  методически
рассчитывать параметры комнаты. Было похоже, что она  занимает  примерно
десять квадратных метров. По ее расположению над холлом и по  разнице  в
конструкции Джессика заключила, что эта комната  была  построена  значи-
тельно позднее, чем весь дом. Джессика прошла в ту часть комнаты,  кото-
рая, по ее расчетам, выходила на южную сторону, и остановилась перед ши-
роким оконным проемом со светофильтром. Услышав, как что-то  зашелестело
среди листвы, она напряглась, но тут в поле ее зрения  попал  поливочный
механизм с руками-шлангами.
   Вода в этой комнате была повсюду - и это на планете,  где  вода  была
самым ценным источником поддержания жизни! Вода расточалась здесь с  та-
кой небрежностью, что это поразило Джессику до самой глубины ее  сущест-
ва. Она посмотрела на желтое солнце. Оно висело низко над зубчатым гори-
зонтом, над выступами, образующими часть огромной скалы,  известной  под
названием Защитная стена.
   "Фильтрующее стекло, - подумала она, - превращает белое,  безжалостно
палящее солнце Арраки в что-то родное и привычное. Чьих  рук  это  дело?
Может быть. Лето захотел поразить меня таким подарком - это на него  по-
хоже. Но у него не было для этого времени, он был занят более серьезными
проблемами".
   Она вспомнила, что многие дома на планете были герметически закрыты с
помощью воздушных замков, чтобы удержать влагу внутри дома. Лето говорил
ей, что для того чтобы показать силу и богатство этого дома, от подобной
меры отказались, а окна и двери закрыли только от пыли.
   Эта комната закрывалась так тщательно не для того,  чтобы  удерживать
влагу. Она подсчитала, что этой воды  хватило  бы  тысяче,  а  может,  и
большему числу планетян.
   Джессика прошла мимо окна, продолжая осмотр комнаты. В поле ее зрения
попала металлическая поверхность стола, стоявшего около фонтана,  и  она
заметила на нем небольшой листок бумаги. Он не сразу привлек  ее  внима-
ние, потому что был прикрыт большим чистым листом.  Джессика  подошла  к
столу, увидела на нем знак, поставленный Хаватом, и прочла то, что  было
написано на листке, вырванном из блокнота:
   "Леди Джессика!
   Возможно, эта комната и не доставит Вам столько удовольствия, сколько
доставляла мне: но пусть она наглядно напомнит Вам урок, преподанный не-
когда нам обеим одними и теми же учителями: близость  любимого  человека
делает нас чересчур снисходительными. И на этом пути лежит опасность.
   С наилучшими пожеланиями Марго леди Фенринг".
   Джессика припомнила, как Лето говорил ей, что наместником  императора
здесь был граф Фенринг. Однако скрытый смысл записки требовал к себе не-
медленного внимания, поскольку она давала ей понять: писавшая была  Бене
Гессерит. На мгновение Джессика почувствовала укол самолюбия:  граф  же-
нился-таки на своей леди.
   Но хотя эта мысль ее неприятно поразила, она  наклонилась  в  поисках
скрытой записки. Она должна была быть здесь. Та записка, которая  лежала
на столе, содержала лишь кодовую фразу, которую каждая Бене Гессерит, не
связанная школьным предписанием, должна была сообщить другой, когда это-
го требовала необходимость: "На этом пути лежит опасность".
   Джессика перевернула записку и провела по ней пальцами,  ища  кодовые
точки. Ее чувствительные пальцы пробежали по краю бумаги. Ничего! Встре-
воженная, она положила записку на место. "Может быть, разгадка кроется в
положении записки"? - подумала она.
   Но Хават, обыскивая комнату, несомненно, передвигал ее. Она посмотре-
ла на лежащий перед ней  чистый  лист  бумаги.  Лист?  Она  ощупала  его
пальцами. Здесь! Ее пальцы различили впадины кодовых точек, слагая их  в
слова:
   "Атридесы, вашему сыну и герцогу угрожает опасность:  спальня  вашего
сына оборудована таким образом, чтобы поймать его в ловушку. X. оснастил
ее таким оружием, которое трудно обнаружить".
   Джессика рванулась в комнату сына, но остановилась - нужно было  про-
читать записку до конца. Ее пальцы вновь  забегали  по  точкам:  "Точная
природа опасности мне неизвестна, но это что-то, связанное  с  кроватью.
Угроза семье герцога проистекает от предателя - доверенного лица герцога
или лейтенанта охраны. Он собирается захватить Вас как  фаворитку.  Нас-
колько мне известно, эта оранжерея безопасна. Прости, что не  могу  ска-
зать большего. Мой источник невелик, поскольку мой граф не входит в чис-
ло наемников X. Торопитесь. М.Ф."
   Джессика отложила лист и повернулась, чтобы бежать к Полу. Но в  этот
момент дверь распахнулась, и в комнату вошел он сам, сразу же  захлопнув
за собой дверь. Пол что-то держал в правой руке. Увидев мать,  он  проб-
рался к ней сквозь зеленые заросли, посмотрел на фонтан, разжал  руку  и
подставил ее под водяную струю.
   - Пол! - Она схватила сына за плечи. - Что это?
   Он заговорил в спокойной манере, за которой, однако, угадывалось нап-
ряжение.
   - Снаряд-охотник. Я поймал его в моей комнате и расквасил ему нос, но
я хочу действовать наверняка: вода должна его угробить.
   - Погрузи его в воду! - велела Джессика.
   Пол повиновался. Потом она сказала:
   - Убери руку. Оставь его в воде.
   Он вытащил руку, вытер ее и посмотрел на блестящий металл на дне фон-
тана. Джессика, сорвав черенок с листа, пошевелила им лежащую неподвижно
ленту. Та осталась неподвижной. Тогда Джессика бросила черенок в воду  и
посмотрела на Пола.
   Он изучал комнату с напряженностью и цепкостью, которые она сразу  же
узнала.
   - Здесь можно скрыть все что угодно, - сказал Пол.
   - У меня есть основания считать  оранжерею  безопасной,  -  возразила
Джессика.
   - Моя комната тоже казалась мне безопасной, - возразил  он.  -  Хават
говорил...
   - Это был снаряд-охотник, - напомнила сыну мать. - А это значит,  что
им управлял кто-то, находящийся в доме. Сфера действия контрольных лучей
ограничена, и, кроме того, снаряд мог быть принесен сюда после  проверки
Хавата.
   Но услужливая память тотчас напомнила ей содержание кодовой  записки,
которой леди Фенринг предупредила ее  о  грозящей  Атридесам  опасности:
"...от предателя - доверенного лица или лейтенанта". Конечно же  это  не
Хават. Нет, нет, только не он!
   - Сейчас люди Хавата обыскивают дом, - сказал Пол. - Снаряд  едва  не
угодил в старую женщину, которая пришла за мной.
   "Снаряд-охотник! Милосердная мать!" - подумала Джессика, с трудом по-
давляя дрожь.
   Пол перешел к делу:
   - Это, конечно, Харконнены. Нам придется начать с ними войну.
   В дверь постучали условным стуком.
   - Войдите! - крикнул Пол.
   Дверь отворилась, и высокий человек в форме Атридесов со знаком Хава-
та на фуражке шагнул в комнату.
   - Вы здесь, сэр? Домоправительница сказала мне, что  вы  должны  быть
здесь. - Он оглядел комнату. - Мы нашли на чердаке пирамиду из камней  и
прятавшегося в ней человека, который управлял снарядом.
   - Я хочу принять участие в допросе, - сказала Джессика.
   - Очень сожалею, леди, но мы убили его при попытке к бегству.
   - Не было ли при нем чего-нибудь такого, что дало бы возможность  его
опознать?
   - Пока мы ничего не нашли, госпожа.
   - Он был арракинец? - спросил Пол.
   - По виду - да, - сказал человек. - Судя по всему, он был посажен ту-
да месяц назад и ждал там нашего прибытия. Каменная кладка в том  месте,
где он должен был пройти, была нетронутой вчера,  когда  мы  исследовали
чердак. Я готов присягнуть в этом.
   - В вашей честности никто не сомневается, - сказала Джессика.
   - Есть одно упущение, госпожа: мы не взяли там зональных проб.
   - Полагаю, сейчас именно это вы и делаете, - съязвил Пол.
   - Да, сэр.
   - Передайте отцу, что мы задержимся.
   - Немедленно, сэр. - Он посмотрел на Джессику. - Хават приказал,  что
при подобных обстоятельствах каждый мистер должен  быть  препровожден  в
безопасное место. - Он внимательна осмотрел комнату. - Как  насчет  этой
комнаты?
   - У меня есть основания предполагать, что эта  комната  безопасна,  -
ответила она.
   - Хават и я обследовали се. Тогда я оставлю возле нее стражу - до тех
пор, пока мы не обыщем весь дом. - Он поклонился, козырнул Полу и закрыл
за собой дверь.
   После его ухода воцарилось глубокое молчание. Пол нарушил его первым:
   - Не лучше ли нам осмотреть дом самим? Ты могла бы увидеть то, что не
удалось увидеть другим.
   - Это крыло было единственным местом, которое я еще не обследовала, -
ответила Джессика. - Я оставила его напоследок, потому что...
   - Потому что Хават почтил его личным вниманием, - запальчиво докончил
он.
   Она метнула на него вопросительный взгляд.
   - Ты не доверяешь Хавату? - спросила она.
   - Нет, но он уже не молод, и он слишком много работал.  Мы  могли  бы
снять с него часть обязанностей.
   - Это обескуражит его, и дело только пострадает,  -  сказала  она.  -
После того, как он узнает о случившемся, он не позволит проникнуть в это
крыло даже насекомому. Ему будет стыдно...
   - Мы должны принять собственные меры предосторожности,  -  Пол  реши-
тельно посмотрел на мать.
   - Хават с честью охранял три поколения Атридесов, - возразила она.  -
Он заслуживает уважения и доверия. Это единственное, чем  мы  можем  ему
отплатить за его верную службу.
   Не найдя достаточно весомых аргументов для подкрепления  своей  точки
зрения. Пол неожиданно выпалил:
   - Когда моего отца беспокоят какие-то твои  поступки,  он  произносит
имя Бене Гессерит как ругательство.
   - Что же так беспокоит твоего отца?
   - Твои с ним споры.
   - Но ты - не он. Пол.
   А он подумал: "Это взволнует ее, но все равно она должна узнать,  что
сказала Шадоут о предателе".
   - Ты что-то скрываешь? - спросила Джессика. - Это так  не  похоже  на
тебя. Пол.
   Он пожал плечами и подробно передал ей свой разговор с Шадоут.
   Повинуясь внезапному побуждению, мать показала Полу найденные ею пос-
лания.
   - Мой отец должен немедленно узнать об этом, - решил Пол. - Я закоди-
рую сообщение и передам ему.
   - Нет, - возразила она. - Ты подождешь с этим до  тех  пор,  пока  не
встретишься с ним наедине. Об этом должно знать как можно меньше людей.
   - Ты хочешь сказать, что мы никому не можем доверять?
   - Я опасаюсь другого, - ответила она. - Что, если  послание  -  часть
заговора? Люди, которые передали его нам, могли  верить  в  его  правди-
вость, но могло быть и так, что их единственной целью было передать  его
нам.
   Лицо Пола по-прежнему сохраняло мрачное выражение.
   - Чем больше недоверия мы будем испытывать к  своим  соратникам,  тем
слабее станут наши ряды.
   - Ты должен поговорить с отцом наедине и предостеречь его - и в  этом
тоже.
   - Я понимаю.
   Она повернулась к высокому окну и посмотрела на юго-запад, туда,  где
опускалось солнце Арраки - желтый шар над темными скалами.
   - Я тоже не думаю, что это Хават, - сказал Пол. - Возможно,  что  это
Уйе.
   - Но он не лейтенант и не доверенное лицо, - сказала она. - И  уверяю
тебя, что он ненавидит Харконненов так же страстно, как мы.
   Пол посмотрел на скалы, думая: "И не  Гурии...  и  не  Дункан.  Может
быть, один из младших офицеров? Нет, невозможно! Все они  происходят  из
семей, целые поколения которых были к нам лояльны".
   Джессика потерла лоб рукой и почувствовала, как она  страшно  устала.
Сколько здесь таится опасностей! Она посмотрела на окрашенный  в  желтый
цвет ландшафт, изучая его. Ее внимание привлекли спайсовые склады, тяну-
щиеся до самой Защитной стены: над огромными бункерами возвышались  сто-
рожевые вышки на столбах, точно гигантские пауки на тонких ножках. Джес-
сика насчитала по меньшей мере двадцать таких хранилищ.
   Солнце медленно скрылось за скалы, и в небе появились бледные звезды.
Джессика, не отрывала глаз от крупной звезды, которая зажглась над самой
линией горизонта, создавая ритмичную световую вибрацию.  "Слишком  низко
для звезды, - сообразила Джессика. - Источник света находится среди скал
Защитной стены".
   Рядом в полутьме комнаты шевельнулся Пол.
   - Кто-то сигналит, - сказала она.
   Она попыталась прочесть сообщение, но оно передавалось неизвестным ей
кодом. На равнине возникли другие огни - маленькие жесткие точки на фоне
черноты. И один из них, самый левый, замигал в ответ на сигналы, подава-
емые со скал. Когда он исчез, фальшивая звезда на скале немедленно зами-
гала в ответ.
   Сигналы... они вызвали у Джессики дурные предчувствия.  "Почему  вос-
пользовались световыми сигналами? - спрашивала она  себя.  -  Почему  не
прибегли к помощи передатчика?"
   Ответ был очевиден: эфир наверняка прослушивался агентами герцога Ле-
то. Значит, световые сигналы передавались врагами -  агентами  Харконне-
нов.
   В дверь постучали, и голос человека Хавата произнес:
   - Все в порядке, сэр... леди. Мистеру пора пройти к отцу.


   Говорят, что герцог Лето закрывал глаза на опасности, что он бездумно
шел в западню. Не лучше ли предположить, что он слишком долго жил с ощу-
щением опасности, потерял верные ориентиры и не смог определить тот  мо-
мент, когда она приняла угрожающие размеры. А может, он намеренно принес
себя в жертву - в надежде, что его сын сможет найти лучшую судьбу?  Все,
знавшие герцога, отзываются о нем  как  о  человеке,  которого  было  не
так-то легко провести...
   Принцесса Ирулэн.
   Муаддиб: семейные комментарии.

   Герцог Лето Атридес прислонился  к  парапету  посадочной  контрольной
башни Арраки. Ранняя луна, плоская, точно  серебряная  монета,  освещала
неверным светом зубчатую Защитную стену, пики которой казались раскален-
ными иглами. Слева от герцога сияли огни Арраки.
   Он думал о подписанных им приказах, только что  разосланных  по  всем
населенным планетам. "Наш великий падишах-император приказал мне принять
на себя управление планетой Арраки и покончить со всеми раздорами".
   Неприятная эта ритуальность задевала герцога, наполняя его душу  оди-
ночеством. Кого может обмануть бессмысленная фразеология? Конечно же  не
Свободных. И не малый дом, все члены которого - до последнего человека -
были сторонниками Харконненов.
   Они пытались отнять жизнь у моего сына!
   Волна гнева стеснила его дыхание. Герцог увидел огни  машины,  движу-
щейся в направлении посадочного поля. Он надеялся, что это охрана, везу-
щая к нему Пола. Промедление раздражало его, хотя он  и  знал,  что  это
часть предосторожностей, предпринятых Хаватом.
   Они пытались отнять жизнь у моего сына!
   Он тряхнул головой, отгоняя гневные мысли, и посмотрел  на  поле,  по
краям которого стояли пять его кораблей. Лучше  осторожное  промедление,
чем... На лейтенанта Хавата можно положиться,  он  хорошо  служил,  пол-
ностью надежен.
   В этот момент герцог почувствовал, что его  сокровенной  мечтой  было
покончить со всеми классовыми различиями и  не  заниматься  составлением
беспомощных приказов. Он посмотрел на небо и подумал, что вокруг  одного
из этих светил вращается Каладан: "Я больше никогда не увижу своего  до-
ма..." Тоска по Каладану сжала его грудь внезапной болью.
   Я должен скрывать свои чувства, - подумал он. - Если моему сыну  суж-
дено когда-нибудь иметь свой дом, то он будет на этой  планете.  Я  могу
думать об Арраки как об аде, доставшемся мне в удел еще при жизни, но он
пусть найдет здесь нечто, что вдохновит его. Должно же здесь быть что-то
такое..."
   Его захлестнула волна жалости к себе, но он  немедленно  подавил  ее,
вспомнив почему-то строки стихотворения Гурни Хэллека:
   Легкие мои вдыхают ветер времени.
   Дующий над мертвыми песками...
   "Что ж, Гурни, здесь достаточно мертвого песка, - подумал  герцог.  -
Но там живут Свободные. Если есть нечто, что может дать будущее роду Ат-
ридесов, то это связано только со Свободными. Даже Харконнены с их  под-
лыми планами ничего не смогли с ними поделать. Они пытались отнять жизнь
у моего сына!"
   Звук бьющегося металла сотряс башню, и перила под рукой  герцога  за-
вибрировали. "Груз прибыл", - подумал он. Пора браться за работу!
   Он повернулся и начал спускаться по лестнице в большую комнату,  ста-
раясь успокоиться.
   Они пытались отнять жизнь у моего сына!
   Когда герцог вошел в слабо освещенную желтым светом комнату, люди уже
покинули посадочное поле. За плечами у них были баллоны, они смеялись  и
обменивались шутками, точно студенты, приехавшие на каникулы.
   - Эй! Чувствуешь, что под тобой? Тяготение, парень!
   - Интересно, сколько здесь единичек? Что-то тяжеловато.
   - Девятнадцать по справочнику.
   Большая комната звенела от звука голосов.
   - Ты хорошенько разглядел эту дыру, когда мы приземлялись? Где  добы-
ча, которая должна быть здесь?
   - Ее забрали с собой Харконнены.
   - А мне, ребята, сейчас бы только душ и мягкую постельку.
   - Ты что, дурак, не слышал? Никаких душей здесь нет. Будешь отскребы-
вать себя песочком!
   - Смотрите! Герцог!
   Комната тут же погрузилась в тишину. К герцогу подошел Гурни  Хэллек.
За его плечами висел вещевой мешок, а в руке он сжимал гриф своего девя-
ти струнного бализета.
   Лето смотрел на него с восхищением.  Высокородный  герцог  привык  во
всем повиноваться этому трубадуру и воину. Как сказал о нем Пол?  "Гурни
- это доблесть".
   Сквозь  белокурые  волосы  Хэллека  кое-где  просвечивала  кожа.  Его
большой рот был искривлен в дружеской усмешке, а багровый шрам под  под-
бородком жил, казалось, своей собственной жизнью. Как всегда энергичный,
он подошел к герцогу и отвесил почтительный поклон.
   - Вот остатки людей, господин мой, - он указал бализетом на  людей  в
комнате. - Я предпочел бы прибыть с первым отрядом, но...
   - На вашу долю еще осталось довольно Харконненов. Давайте  отойдем  в
сторону, Гурни, нам надо поговорить.
   - Приказывайте, мой господин!
   Они встали под арку. Хэллек отбросил в сторону свой вещмешок, но  ба-
лизет продолжал держать в руке.
   - Сколько людей ты можешь передать Хавату?
   - Зуфир в беде, сэр?
   - Он потерял только двух своих агентов, но здесь  много  Харконненов.
Если мы быстро возьмемся за дело, то  успеем  принять  необходимые  меры
предосторожности и получить необходимую передышку.  Сколько  ты  сможешь
одолжить ему людей, которые не станут уклоняться от того, чтобы  порабо-
тать ножом?
   - Я могу предложить ему три сотни моих молодцов, - сказал  Хэллек.  -
Куда их послать?
   - К главному входу. Агент Хавата уже ждет.
   - Я должен заняться этим сразу, сэр?
   - Немедленно. Но прежде нам с тобой предстоит решить еще один вопрос.
Комендант поля задержит под благовидным предлогом местный корабль и  от-
тянет время его отправления, насколько это представится возможным.  Хай-
лайнер Союза, доставивший нас сюда, собирается заняться своими  дальней-
шими делами, а местный корабль, вероятно, попытается установить  контакт
с грузовым судном, взявшим груз спайса...
   - Нашего спайса, сэр?
   - Нашего. Но этот корабль должен увезти с собой  некоторых  сборщиков
спайса, работавших еще при прежнем правительстве. Это хорошие работники,
Гурни, и их около восьмисот. Прежде чем корабль уйдет, неплохо  было  бы
убедить хотя бы часть из них остаться с нами.
   - Убедить с помощью силы, сэр?
   - О нет, мне нужно их добровольное сотрудничество,  Гурни.  Эти  люди
обладают необходимым нам опытом и мастерством. А уезжают они потому, что
воспринимают себя как часть прежнего мира -  мира  Харконненов.  Но  это
ведь не так. Хават говорит, что среди них есть несколько дурных людей, а
ведь он узнает убийцу даже по его тени.
   - В свое время Зуфир обнаружил несколько  весьма  ценных  теней,  мои
господин.
   - Но есть и такие, которых он еще не нашел.
   - Где эти люди, сэр?
   - На нижнем уровне, в комнате ожидания. Я предлагаю  тебе  спуститься
вниз и сыграть им кое-что, чтобы смягчить их сердца, а потом  перейти  к
более решительным действиям. Тем, кто обладает достаточной  квалификаци-
ей, можешь предложить ответственные посты. Предлагай жалованье на  двад-
цать процентов выше, чем они получали у Харконненов.
   - А если больше, сэр? Не все сочтут такую прибавку достаточно  веским
аргументом в пользу Арраки.
   Лето нетерпеливо проговорил:
   - Тогда действуй, смотря по обстоятельствам. Только  помни,  что  бо-
гатство не беспредельно. Там, где возможно, придерживайся все-таки двад-
цати процентов. Особенно нам нужны перевозчики  спайса,  специалисты  по
погоде, люди, работающие в дюнах, - все, кто имеет опыт работы в песках.
   - Понимаю, сэр. "Они - воплощенная сила, лица их крепки, как  восточ-
ный ветер, они возьмут пески в плен".
   - Очень подходящая к случаю цитата, - сказал герцог. - Передай коман-
дование лейтенанту. Пусть он сделает краткое сообщение о водной  дисцип-
лине, а потом устроит людей на ночь в бараках, примыкающих к посадочному
полю. Там им все покажут. И не забудь о людях для Хавата.
   - Три сотни самых лучших, сэр. - Он взялся за свой  вещмешок.  -  Где
мне найти вас, когда я все сделаю?
   - Наверху, в совещательной комнате. Там у нас будет штаб. Я хочу  ус-
тановить новый порядок на планете и начать с создания вооруженных  отря-
дов.
   Хэллек, уже собравшийся уходить, замер на месте и посмотрел на герцо-
га.
   - Вы ожидаете такого рода неприятностей, сэр? Я думал, что  судейство
по изменениям находится здесь...
   - Сочетая открытую неприязнь и тайные козни, - договорил за него гер-
цог. - Прежде чем мы окончательно утвердимся на этой планете,  прольется
достаточно крови.
   - "И вода, выплеснувшаяся из берегов, превратится в  кровь  и  оросит
высохшую землю", - процитировал Хэллек.
   Герцог вздохнул.
   - Поторопитесь, Гурни.
   - Хорошо, мой господин. - Шрам дрогнул от его усмешки. - Подобно  ди-
кому ослу в пустыне, я иду вперед, готовый приступить к моей  работе.  -
Он прошел к центру комнаты, отдавая распоряжения, потом  стал  торопливо
пробираться к выходу.
   Лето лишь покачал головой - полный песен,  цитат  и  цветистых  фраз,
Хэллек всегда был забавен, но, когда дело касалось  Харконненов,  в  нем
просыпался убийца.
   Лето направился к лифту кружным путем, отвечая на приветствия привыч-
ным жестом руки. Он узнал служащего из отдела пропаганды и  остановился,
чтобы передать ему сообщение, которое должно было быть передано по  всем
каналам. Те, кто привез с собой жен, захотят узнать, что их  жены  нахо-
дятся в безопасности, а также о том, где их найти.  Остальным  же  будет
интересно узнать, что большинство местного населения составляют  женщины
Герцог похлопал служащего по руке, давая понять, что это сообщение нужно
передать первым. Он кивал людям, улыбался и говорил им любезности.  Люди
должны видеть, что ничего не случилось. И только войдя  в  лифт,  герцог
облегченно вздохнул: он в безопасности, он наедине с самим собой. Но тут
в его голове тревожным рефреном пронеслась мучившая его мысль: "они  пы-
тались отнять жизнь у моего сына!"


   Над входом на арракинскую посадочную площадку висела надпись, небреж-
но вырезанная примитивным инструментом. Муаддиб не раз повторял ее слова
впоследствии. А увидел он ее в свою первую ночь на Арраки, когда  охрана
герцога привезла его на совещание в штаб отца. Слова надписи были  обра-
щены к тем, кто покидал планету, но они имели огромный  смысл  в  глазах
мальчика, только что находившегося на краю гибели: "О вы, кто знает, как
мы здесь страдаем, не забывайте нас в ваших молитвах".
   Принцесса Ирулэн.
   Сведения о Муаддибе.

   - Вся история ведения войн не что иное, как рассчитанный риск, - ска-
зал герцог, - но когда дело касается собственных семей, элементы расчета
тонут... в других вещах.
   Он понимал, что не сдерживает свой гнев настолько, насколько  ему  бы
это следовало делать. Повернувшись, он зашагал по комнате.
   Герцог и Пол были в комнате, пустой и гулкой. Длинный стол, старомод-
ные стулья вокруг него, карта и нагреватель на одном конце стола состав-
ляли всю ее обстановку. Пол сел за стол возле карты. Он рассказал отцу о
происшествии со снарядом-охотником и предупредил о  существующей  угрозе
со сторон и предателя.
   Герцог остановился напротив Пола и ударил кулаком по столу:
   - Хават сказал мне, что дом в безопасности!
   Пол решительно проговорил:
   - Я тоже рассердился вначале и обвинил Хавата. Но угроза была вне до-
ма - простая, как все гениальное. И она сработала бы, если бы не умение,
данное мне тобой и многими другими, включая Хавата.
   - Ты его защищаешь? - спросил герцог.
   - Да.
   - Он старик, и в этом все дело. Ему бы следовало...
   - Он умудрен большим опытом, - сказал Пол - Сколько ты можешь  вспом-
нить ошибок Хавата?
   - Защищать его следовало бы мне, а не тебе...
   Пол улыбнулся.
   Лето присел на угол стола и положил свою руку на руку сына.
   - Ты повзрослел, сын. Это меня радует. - Он взглянул на Пола. - Хават
сам накажет себя. Он выльет на себя такой поток гнева, какой нам с тобой
и не снился.
   Оглянувшись назад, на белую стену за спиной отца,  на  блестящую  по-
верхность стола, он вдруг заметил, что руки у него крепко сжаты в  кула-
ки. Пол отвел взгляд. Он посмотрел на темные окна, на  открывающуюся  за
ними черноту. Огни комнаты отражались от балконной ограды. Он  разглядел
движущиеся силуэты людей, одетых в форму Атридесов.
   Дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура Зуфира Хавата. Сегодня
он выглядел особенно старым и измученным. Пройдя вдоль стола, Хават  ос-
тановился прямо напротив герцога.
   - Мой господин, - проговорил он, фиксируя свой взгляд на одной  точке
над головой герцога, - я только что узнал, что подвел вас.  Хавату  надо
подать...
   - Послушай, садись и перестань глупить, - оборвал его герцог и указал
на стул напротив Пола. - Если ты и сделал ошибку, то только потому,  что
чересчур высоко оценил Харконненов. Их примитивные умы способны лишь  на
незамысловатые трюки. Мой сын сообщил мне о том, что с честью  вышел  из
этого испытания лишь благодаря твоим урокам. В этом ты не подвел!  -  Он
постучал по спинке стула. - Садись, тебе говорят!
   Хават сел.
   - Но...
   - Не хочу больше об этом слушать. У нас есть более  неотложные  дела.
Где остальные?
   - Я попросил их подождать за дверью, пока я...
   - Позови их!
   Хават посмотрел герцогу прямо в глаза:
   - Сэр, я...
   - Я знаю, кто мои настоящие друзья, - сказал герцог. - Зови людей.
   Хават сглотнул.
   - Сию минуту, сэр. - Он повернулся на  стуле  и  крикнул  в  открытую
дверь: - Гурни, веди их!
   В комнату во главе с Хэллеком вошла группа офицеров. У них были очень
серьезные лица. Их сопровождали адъютанты и специалисты. Вошедшие начали
шумно рассаживаться по местам.
   - Желающим подадут кофе, - сказал герцог.
   Он оглядел людей и подождал, пока принесут терпкий, взбадривающий на-
питок. Отметив про себя усталость, заметную на некоторых лицах, он  при-
нял выражение спокойной деловитости и, постучав  костяшками  пальцев  по
столу, попросил внимания.
   - Итак, джентльмены, наша цивилизация, похоже, столь успешно  освоила
опыт вторжения, что мы не можем просто повиноваться приказу Империи,  не
обнаружив, что старые привычки дали богатые всходы.
   За столом послышались смешки, и Пол понял, что отец взял верный тон и
сказал именно то, что было необходимо сказать, чтобы поднять  настроение
людей.
   - Думаю, прежде всего нам следует поинтересоваться,  хочет  ли  Зуфир
что-нибудь добавить к своему отчету о Свободных, - сказал герцог. -  Зу-
фир?
   Хават поднял на него взгляд.
   - После моего главного отчета у меня возникло несколько вопросов эко-
номического характера. Но главное, о чем я сейчас хочу  сказать,  -  это
то, что Свободные мне кажутся все более подходящими партнерами для  сот-
рудничества с нами. Правда, в настоящее время они  выжидают,  желая  уз-
нать, могут ли они доверять нам, ведь они привыкли действовать в  откры-
тую. Они прислали нам в подарок костюмы собственного изготовления и кар-
ты некоторых пустынных мест, окруженных укрепленными  точками  Харконне-
нов. - Хават оглядел собравшихся. - Их данные кажутся мне вполне  надеж-
ными, к тому же Свободные оказали нам значительную помощь в делах с  су-
действом по изменениям. Они также прислали драгоценности для леди  Джес-
сики, спайс, ликер и лекарства. Мои люди как раз  сейчас  занимаются  их
обработкой. Похоже на то, что там никаких фокусов нет.
   - Вам нравятся эти люди, Зуфир? - спросил один из сидевших.
   Хават повернул к нему лицо:
   - Дункан Айдахо говорит, что ими можно восхищаться.
   Пол посмотрел сначала на отца, потом на Хавата и спросил:
   - У вас есть новая информация о том, как много на планете Свободных?
   Хават перевел взгляд на Пола:
   - По количеству еды и прочим фактам Айдахо установил, что общее число
людей на стоянках, которые он посетил, - примерно десять тысяч. Их пред-
водитель говорил, что управляет сьетчем из двух  тысяч  человек.  У  нас
есть основания полагать, что подобных сьетчей очень много. Все они,  по-
хоже, преданы человеку по имени Льет.
   - Это что-то новое, - сказал герцог.
   - Возможно, это ошибка, сэр. Судя по некоторым данным, можно  предпо-
ложить также, что Льет - это местный парламент.
   Один из сидящих за столом задал Хавату еще один вопрос:
   - Это правда, что Свободные имеют дело с контрабандистами?
   - Когда Айдахо был там, сьетч покидал караван  контрабандистов,  уво-
зивших с собой на вьючных животных большой груз спайса. Они сказали, что
им предстоит восемнадцатидневное путешествие.
   - Это означает, что контрабандисты удвоили свою оперативность за этот
период смуты, - сделал вывод герцог. - Вот вам и предмет  для  размышле-
ния. Нам не следовало бы проявлять слишком большое беспокойство по пово-
ду кораблей, покидающих эту планету без лицензии, - так делается всегда.
Но полностью выпускать их из поля нашего зрения тоже неразумно.
   - У вас есть план действий, сэр? - спросил герцога Хават.
   Герцог посмотрел на Хэллека:
   - Гурни, я хочу, чтобы вы возглавили делегацию, или  посольство,  как
вам больше нравится, - чтобы наладить контакт с этими бизнесменамироман-
тиками. Скажете, что я не буду иметь с ними дела до тех пор, пока они не
признают мой титул герцога. Хават только что установил, что взятки,  ко-
торые они давали, и плата людям, помогавшим им в контрабандистских  опе-
рациях, отнимали у Свободных в четыре раза больше средств, чем полагает-
ся по условиям контракта.
   - А что, если слухи об этом дойдут до императора? - спросил Хэллек. -
Он очень печется о своей выгоде, мой господин.
   Лето улыбнулся.
   - Мы будем открыто класть в банк на имя императора десятую часть при-
были и в соответствии с законом взимать с этой суммы  налоги.  Пусть  об
этом болит голова у Харконненов. А  мы  немного  потрясем  кошельки  тех
местных, кто разбогател при Харконненах. Больше никаких взяток!
   Усмешка искривила губы Хэллека:
   - Прекрасный и юридически законный удар. Хотел бы я видеть лицо баро-
на, когда он об этом узнает.
   Герцог повернулся к Хавату:
   - Зуфир, ты достал те конторские книги, о которых говорил?
   - Да, мой господин. Их, конечно, нужно  изучить  детально,  однако  я
просмотрел их на скорую руку и уже сейчас могу сообщить некоторые цифры.
   - Тогда начинай.
   - Харконнены получали отсюда десять биллионов солариев каждые  триста
тридцать стандартных дней.
   У всех сидящих за столом вырвался  единодушный  вздох.  Даже  молодые
адъютанты, чей вид выдавал скуку, выпрямились и  обменялись  многозначи-
тельными взглядами.
   Хэллек пробормотал:
   - Так просто они от такого богатства не откажутся.
   - Итак, джентльмены, - сказал Лето, - не наивно ли после  этого  ожи-
дать, что Харконнены могут спокойно уехать только  потому,  что  им  так
приказал император?
   Все согласно закивали.
   - Нам нужно постоянно об этом помнить, - Лето повернулся к Хавату.  -
Теперь об оборудовании. Что они нам оставили?
   - Полный набор - так, по крайней мере, записано в  инженерной  описи,
заверенной судьей по изменениям, мой господин, - ответил Хават. Он  про-
тянул руку к адъютанту, и тот передал ему папку, которую Зуфир открыл  и
положил перед собой на стол. - Только там ни слова не сказано о том, что
к непосредственному использованию готово меньше  половины  оборудования,
да и оно находится в сомнительном состоянии. Считайте, что нам  повезло,
если оно проработает полгода.
   - Этого следовало ожидать, - вздохнул Лето. - Каковы твердые цифры по
основному оборудованию?
   Хават заглянул в свою папку:
   - Около 930 харвестерных фабрик могут быть присланы  через  несколько
дней. В наличии около 6260 орнитоптеров, самолетов-разведчиков,  погодо-
наблюдателей... Карриолов немногим меньше тысячи.
   - А не дешевле было бы снова открыть торговлю с Союзом? - сказал Хэл-
лек. - Тогда бы мы получили разрешение вывести на орбиту корабль  Союза,
чтобы использовать его как спутник определения погоды.
   Герцог посмотрел на Хавата:
   - Ничего нового в этом смысле, Зуфир?
   - Мы должны заняться изучением других  возможностей,  -  остудил  пыл
Хэллека Хават. - Агент Союза, собственно говоря, с нами и не торговался.
Он лишь дал понять, что установленная цена для него неприемлема и  оста-
нется такой вне зависимости от того, каким будет наше развитие. Наша за-
дача узнать, почему это так, прежде чем мы снова с ним свяжемся.
   Один из адъютантов Хэллека, повернувшись на своем стуле, выкрикнул:
   - Это несправедливо!
   - Справедливость? - Герцог строго посмотрел на него. - Кто говорит  о
справедливости? Мы установим свою справедливость. Это  будет  здесь,  на
Арраки. Жизнь или смерть! Вы сожалеете о том, что связали  с  нами  свою
судьбу?
   И адъютант Хэллека ответил:
   - Нет, сэр. Вы не можете отказаться от самой богатой планеты во  Все-
ленной, и мне ничего не остается, как следовать за  вами.  Простите  мне
мою вспышку, но... - Он пожал плечами. - Каждый может ощутить горечь...
   - Горечь - это я понимаю, - сказал герцог. - Но давайте не будем  го-
ворить о справедливости, пока у нас есть руки и не  отнята  свобода  ими
пользоваться. Может, еще кто-нибудь испытывает горечь? Забудьте  о  ней!
Это совещание - дружеская встреча, каждый может высказать все, что у не-
го на уме.
   Хэллек вздохнул:
   - Я думаю о том, что у нас нет сторонников в других домах, и  о  том,
как это плохо. Обращаясь к вам, они называют вас воплощением  справедли-
вости и клянутся в вечной дружбе, если это им ничего не стоит.
   - Они еще не знают, кто окажется победителем, - бывшие  или  нынешние
наместники Арраки, - сказал герцог. - Большая часть домов разбогатела за
счет рискованных предприятий. Вряд ли их можно за это винить. - И, слов-
но поставив точку в обсуждении этой темы, герцог обратился к Хавату:
   - Мы говорили об оборудовании. Ты не мог бы привести несколько приме-
ров, чтобы лучше ознакомить людей с состоянием механизмов?
   Хават кивнул и указал адъютанту на прибор. Крупный проектор был  пос-
тавлен на стол, недалеко от того места, где сидел герцог.  Некоторые  из
сидящих привстали, чтобы лучше видеть. Пол, подавшись вперед, смотрел на
машину на экране. Она была примерно сто двадцать метров в длину и  сорок
метров в ширину. Ее жукообразное тело свободно двигалось на широких  гу-
сеницах.
   - Это харвестерная фабрика, или краулер, - начал объяснять  Хават.  -
Мы выбрали для показа наиболее хорошо отремонтированный экземпляр.  Этот
драглайн с оборудованием прибыл еще с первой бригадой имперского  эколо-
га, но работает до сих пор, хотя зачем он сейчас нужен, я не понимаю.
   - Если это тот, кого называют "старая мумия", то его бы нужно  отпра-
вить в музей, - сказал адъютант.
   За столом послышались смешки. Но Пол не смеялся. Он  серьезно  изучал
агрегат, и в его уме уже зрел вопрос. Указав на изображение, он спросил:
   - Зуфир, существуют ли настолько большие песчаные черви, чтобы  прог-
лотить эту штуку?
   За столом установилась тишина. Герцог тихонько выругался. Потом поду-
мал: "Нет, здесь они должны знать правду".
   - В центре пустыни есть такие черви, которые способны  убрать  ее  за
один глоток, - сказал Хават. - Ближе, за Защитной стеной,  где  работает
основная часть сборщиков спайса, достаточно червей, которые могут  пока-
лечить ее и сожрать на досуге.
   - Почему мы не используем против них защитное поле? - спросил Пол.
   - Согласно отчету Айдахо, - ответил Хават, - защитные поля в  пустыне
опасны. Поле размером с человеческое тело привлечет любого червя за сот-
ни метров вокруг. Похоже на то, что защитное поле провоцирует  у  червей
жажду убийства. Это информация Свободных, в ней нет нужды сомневаться. В
сьетче Айдахо не нашел никакого защитного оборудования.
   - Совсем ничего? - спросил Пол.
   - Было бы весьма трудно скрыть его среди нескольких  тысяч  людей,  -
сказал Хават. - Айдахо имел доступ в любое место сьетча, но он не  видел
никаких полей и никаких намеков на его использование.
   - Это странно, - брошенная реплика принадлежала герцогу.
   - Харконнены использовали здесь, вне всякого сомнения, большое  коли-
чество полей, - продолжил Хават. - У них  были  ремонтные  мастерские  в
каждой гарнизонной деревне, и их отчеты указывали на то, что  они  неод-
нократно проводили ремонт защитного оборудования.
   - Могут ли Свободные владеть нуль-полями? - спросил Пол.
   - Это маловероятно, хотя и возможно в принципе, - ответил Хават.
   - Мы бы узнали об этом раньше, -  сказал  Хэллек.  -  Контрабандисты,
имея тесные контакты со Свободными, не оставили бы без внимания подобно-
го рода изобретение. И они бы не стали препятствовать его  распростране-
нию за пределами планеты.
   - Я не люблю оставлять такие важные вопросы невыясненными, - вмешался
в спор Лето. - Зуфир, я хочу, чтобы ты полностью прояснил эту проблему.
   - Мы уже работаем над ней, мой господин. Однако Айдахо прав в  одном:
невозможно ошибиться в отношении Свободных к полям. Он говорил, что поля
повергли их в неприкрытое изумление.
   Герцог нахмурился:
   - Вернемся к обсуждению спайсового оборудования.
   Хават указал адъютанту на проектор. На экране  появилось  изображение
крылатой машины, окруженной человеческими фигурками.
   - Это карриол, - сказал Хават, - летающая машина, единственной  функ-
цией которой является наполнение богатой  спайсом  харвестерной  фабрики
песком в случае появления песчаного червя. Карриолы  обеспечивают  безо-
пасность фабрики, ведь черви появляются постоянно. Сбор  спайса  -  про-
цесс, который требует как можно более интенсивного поглощения и выброса.
   - Это - о Харконненах, - вставил герцог.
   Смех был, пожалуй, чересчур громким. На экране появилось новое  изоб-
ражение.
   - Это - универсальные машины, - объяснял Хават. - Их можно  использо-
вать для выполнения самых разных работ, например по  очистке  территорий
от пыли и песка. Таких территорий тридцать, и лишь одна из них  защищена
полем. Возможно, генератор поля имеет недостаточную мощность.  Некоторые
части этих машин необходимо предохранять от песка и пыли.
   - Мне не нравится эта подчеркнутая боязнь полей, - произнес герцог, а
про себя подумал "Не в этом ли заключается разгадка  тайн  Харконненов?"
Выходит, мы даже не сможем убежать от кораблей под полями, если они дви-
нутся против нас?" Он тряхнул головой, отгоняя подобные мысли.
   - Давайте определим последовательность наших действий.  Какова  будет
наша прибыль?
   Хават перевернул несколько страничек в своей папке:
   - После определения размеров расходов на ремонт оборудования мы приб-
лизительно установим сумму, которая может быть получена в ходе операции.
Согласно данным Харконненов, зарплата и расходы на эксплуатацию  состав-
ляют четырнадцать процентов Мы должны для начала поднять, когда  заменим
изношенное оборудование, этот процент до тридцати. Потом  повысить  там,
где представится возможность, прибыль процентов на двенадцать -  пятнад-
цать. - Он сделал небольшую паузу. - Если только мой господин  не  будет
пользоваться методами Харконненов.
   - Мы работаем на солидной и постоянной базе, - возразил герцог. - На-
ша цель - сделать людей счастливыми, особенно Свободных.
   - Главным образом Свободных, - согласился Хават.
   - Наше благополучие на Каладане зависело от моря и  воздушных  ресур-
сов, - продолжил свою мысль герцог - Здесь же мы  должны  развивать  то,
что я назвал бы ресурсами пустыни. Сюда могут войти и воздушные ресурсы,
а может, и нет - Он покачал головой. - Харконнены полагаются при  назна-
чении на ключевые должности на специалистов с других планет. Для нас это
не подходит: каждая новая группа людей - лишняя возможность провокации.
   - Тогда нам придется довольствоваться гораздо меньшей прибылью и  по-
нижением добычи, - сказал Хават - Ведь в этом случае наша  продукция  за
два сезона сократится на треть по сравнению со средней добычей при  Хар-
конненах.
   - Мы этого ожидали, - возразил герцог. - Нам придется быстрее налажи-
вать контакт со Свободными. До первой проверки СНОАМа  мне  бы  хотелось
иметь пять батальонов, набранных из Свободных.
   - Это слишком короткий срок, сир, - Хават с сомнением  покачал  голо-
вой.
   - У нас вообще немного времени. При первой возможности здесь появятся
сардукары, переодетые  в  форму  Харконненов.  Зуфир,  как  ты  думаешь,
сколько сардукаров может перебросить один корабль?
   - Четыре-пять батальонов, сир.
   - Значит, на Арраки их должны встретить пять батальонов  Свободных  и
наши собственные силы. Если бы нам удалось захватить  в  плен  несколько
сардукаров и представить их перед Советом ландсраата, обстановка бы сра-
зу изменилась.
   - Мы сделаем все, что в наших силах, сир.
   Пол посмотрел на отца, потом на Хавата С горечью он  подумал  о  том,
как стар стал их ментат, верно служивший трем поколениям Атридесов. Ста-
рость. Ее выдавали ревматические жилки вокруг темных глаз, впалые  щеки,
обветренные экзотическими ветрами, тонкие блеклые губы. Старый  человек.
А как много от него зависит, подумал Пол прозвучал голос герцога:
   - Мы вступили в полосу войн и убийств, - однако мы  еще  не  очистили
всю накипь. Зуфир, каково сейчас положение Харконненов?
   - Мы отсеяли двести пятьдесят девять их людей, мой господин. Осталось
не более трех ячеек Харконненов - человек сто.
   - Эти люди - владельцы собственности? - спросил герцог.
   - Большинство было хорошо устроено, мой господин.
   - Я хочу, чтобы ты получил с них подписку о лояльности. Представь ко-
пии судье по изменениям, а потом предъяви им обвинение,  что  они  якобы
жили под фальшивыми документами. Конфискуй их собственность, возьми  все
подчистую. А свои действия объясни тем,  что  выступал  в  защиту  госу-
дарственных интересов: эти люди не платят налогов. Все должно  быть  за-
конно.
   Зуфир растерянно улыбнулся:
   - Извините, мой господин, такой поворот событий не мог прийти  мне  в
голову.
   Хэллек нахмурился при виде мрачного лица Пола.
   "Это неверный шаг, - думал Пол. - Такая мера только ожесточит против-
ника, Этим ничего не добьешься".
   - "Я был чужим в чужом краю", - процитировал Хэллек.
   Пол пристально посмотрел на него. Почему Гурни  вспомнил  именно  эту
строку из библии? Неужели и он не побрезгует ничем, чтобы только  разде-
латься с Харконненами?
   Герцог посмотрел в темноту за окном, потом повернулся к Хэллеку:
   - Гурни, сколько пескокопателей тебе удалось оставить с нами?
   - Двести восемьдесят шесть, сэр. Я считаю, что нам повезло. Каждый из
них будет полезен.
   - Так мало? - Герцог поджал губы. - Что ж, передай им, что...
   Его прервал шум у двери. Мимо охраны торопливо прошел Дункан  Айдахо.
Склонившись над столом, он что-то прошептал на ухо герцогу.
   Лето отмахнулся от него:
   - Брось, Дункан, говори смело. Здесь военный совет.
   Пол изучал Айдахо, отмечая про себя его кошачьи движения  и  быстроту
реакции, что делало его таким серьезным противником в учебных поединках.
Темное круглое лицо Айдахо повернулось к Полу, и, хотя взгляд его глубо-
ко сидящих глаз оставался непроницаемым. Пол угадал волнение, спрятанное
за маской спокойствия.
   Оглядев собравшихся, Айдахо сказал:
   - На нас напали всадники  Харконненов,  переодетые  Свободными,  Сами
Свободные послали к нам гонца, чтобы предупредить о готовящемся  нападе-
нии. Но те подстерегли посланца Свободных и тяжело его ранили. Мы доста-
вили Свободного сюда, к нашим докторам, но он  умер.  Мне  следовало  бы
раньше понять, что мы его не довезем, и не доставлять несчастному лишние
страдания. Но я хочу обратить ваше внимание на другое.  Свободный  очень
удивился, когда увидел, что я, оказывая  ему  помощь,  попытался  убрать
спрятанный на его груди нож. - Айдахо бросил взгляд на  герцога:  -  Мой
господин! Мне никогда не приходилось видеть такого ножа.
   - Криснож? - спросил кто-то.
   - Думаю, да, - ответил Айдахо, - Нож, молочно-белый, как будто светя-
щийся изнутри. - Дункан сунул руку в разрез туники и вытащил  ножны,  из
которых торчала черная рукоятка.
   - Оставьте его в ножнах!..
   Голос, донесшийся из открытых дверей, молил и требовал  одновременно.
Все, как по команде, посмотрели в ту  сторону.  В  дверях,  сдерживаемая
клинками охранников, стояла высокая фигура,  закутанная  в  балахон.  Он
полностью скрывал очертания тела человека, лишь  в  прорезях  опущенного
капюшона виднелись глаза - темно-синие без белков.
   - Пусть он войдет, - прошептал Айдахо.
   - Пропустите! - приказал герцог.
   Поколебавшись, охранники опустили клинки. Человек проскользнул в ком-
нату и остановился перед герцогом.
   - Это Стилгар, начальник сьетча, где я побывал, предводитель тех, кто
предупредил нас о банде Харконненов, - сказал Айдахо.
   - Добро пожаловать, -  приветствовал  вошедшего  Лето.  -  Но  почему
нельзя вынимать это оружие?
   Стилгар взглянул на Айдахо:
   - Ты был у нас, видел обычаи чистоты и чести. Тебе я бы позволил уви-
деть клинок человека, к которому ты  отнесся  по-дружески.  -  Он  обвел
взглядом остальных присутствующих. - Но других я не знаю.  Не  загрязнят
ли они благородное оружие?
   - Я герцог Лето. Вы позволите мне посмотреть клинок?
   - Я позволю вам заработать право на то, чтобы вынуть клинок из ножен,
- сказал Стилгар и, услышав ропот протеста, поднял худую руку. - Напоми-
наю, что это кинжал того, кто был вам другом.
   В молчаливом ожидании Пол изучал предводителя Свободных. Человек, си-
девший рядом, возмущенно прошептал:
   - Кто он такой, чтобы диктовать нам, как себя вести на планете  Арра-
ки?
   - Говорят, что герцог Лето Атридес правит с согласия правящих. Именно
поэтому я должен познакомить вас с обычаями свободных племен  Арраки,  -
торжественно произнес Стилгар. - Мы считаем, что те, кто видел наш  свя-
щенный нож, становятся нашими, пополняя ряды  Свободных.  -  Взгляд  его
темных глаз уперся в Айдахо. - Без нашего разрешения они никогда не смо-
гут покинуть Арраки.
   Хэллек и еще несколько человек поднялись из-за стола с выражением не-
удовольствия. Хэллек сказал:
   - Герцог Лето считает, что...
   - Одну минуту, - прервал Хэллека Лето, и всех поразила  твердость,  с
какой это было сказано. А в голове у герцога  стояло:  "Надо  воспользо-
ваться сложившейся ситуацией... надо этим воспользоваться!" Он обратился
к Свободному:
   - Я ценю и уважаю достоинство любого человека,  который  уважает  мое
достоинство, - обратился он к Свободному. - Я в большом долгу перед  ва-
ми, и я всегда плачу свои долги. Если по вашим обычаям кинжал должен ос-
таваться в ножнах, то таков будет и мой приказ. А если существует  риту-
ал, чтобы воздать должные почести умершему, он будет соблюден.
   Свободный внимательно посмотрел на герцога, потом медленно снял капю-
шон, открыв тонкий нос и рот с полными губами  над  лоснящейся  бородой.
Непринужденно склонившись над столом, он плюнул на его блестящую поверх-
ность. Сидящие вокруг стола вскочили с мест, но Айдахо остановил их:
   - Спокойно! - Во внезапно возникшей напряженной тишине он  продолжал.
- Мы благодарим вас, Стилгар, за то, что вы принесли нам в дар влагу ва-
шего тела, и платим тем же. - И Айдахо плюнул на стол - прямо перед гер-
цогом.
   - Вспомните, как ценна здесь влага, сэр. Это знак высшего уважения, -
чуть слышно промолвил он.
   Лето глубже ушел в свое кресло Он поймал взгляд Пола, увидел грустную
усмешку на его лице и почувствовал, как напряженность медленно  покидает
собравшихся по мере того, как до них начинает доходить смысл  происходя-
щего.
   Свободный уже говорил с Айдахо:
   - Ты оставил много влаги в нашем сьетче, Дункан Айдахо. Ты сделал это
из преданности своему герцогу?
   - Он просит меня присоединиться к его отряду, сэр, - Айдахо  вопроси-
тельно посмотрел на герцога.
   - Он согласен на взаимную преданность? - спросил Лето.
   - Вы хотите, чтобы я пошел с ними, сэр?
   - Я хочу, чтобы ты решил сам, - Лето был не  в  силах  скрыть  своего
волнения.
   Айдахо же изучал Свободного.
   - Я могу пойти с тобой Стилгар, но только при таком условии: со  вре-
менем ты отпустишь меня обратно к герцогу.
   - Ты хорошо дрался и сделал для нашего друга все, что мог,  -  сказал
Стилгар. - Он посмотрел на Лето. - Пусть будет так: человек по имени Ай-
дахо оставляет у себя криснож в знак преданности нам. Его, конечно, нуж-
но будет чистить и соблюдать обряды почитания - Айдахо  знает,  как  это
делать. Айдахо Дункан будет и Свободным, и солдатом Атридесов.
   - Дункан? - голос Лето дрогнул.
   - Я понял вас, сэр.
   - Тогда решено, - заключил Лето.
   - Твоя вода - наша вода, Дункан Айдахо,  -  уточнил  Стилгар  условия
соглашения. - Тело нашего друга останется здесь;  его  вода  принадлежит
Атридесам. Это самая прочная связь между нами.
   Лето беспомощно оглянулся на Хавата. Старик с довольным видом  кивнул
головой.
   - Я подожду внизу, пока Айдахо попрощается с друзьями. Покойного зва-
ли Турок Помяните это имя, когда для его духа настанет время  освобожде-
ния. Вы - его друзья.
   Стилгар повернулся к двери.
   - Задержитесь ненадолго, - попросил его Лето.
   Свободный снова обернулся к нему, привычным жестом возвращая на место
капюшон и что-то прилаживая на груди. Это что-то было тоненькой  трубоч-
кой, и Пол успел разглядеть ее прежде, чем она скрылась под капюшоном.
   - Есть ли причина, по которой мне нужно остаться? - Свободный  вопро-
сительно взглянул на герцога.
   - Мы бы хотели воздать вам подобающие почести, - ответил герцог.
   - Моя честь требует моего присутствия в  другом  месте.  -  И  бросив
взгляд на Айдахо, Свободный проскользнул мимо охраны в дверь.
   - Если остальные Свободные ему под стать, то мы с ними договоримся, -
сказал герцог.
   Айдахо сухо проговорил:
   - Он прекрасный человек, сир.
   - Ты понимаешь, что нужно делать, Дункан?
   - Я ваш посол у Свободных, сир.
   - От тебя, Дункан, зависит очень многое. Прежде чем  на  нас  нападут
сардукары, нам нужно иметь по крайней мере пять батальонов из  этих  лю-
дей.
   - Это займет некоторое время, сир. Свободные очень независимы. - Нем-
ного поколебавшись, Айдахо продолжал: - И, сир, есть  еще  одно  обстоя-
тельство. Один из наемников, которого мы взяли, пытался украсть кинжал у
нашего мертвого друга. Наемник сказал, что Харконнены назначили премию в
миллион солариев тому, кто достанет им криснож.
   Лето вскинул голову, явно изумленный:
   - Зачем он им понадобился?
   - Нож выточен из зуба песчаного червя, на нем клеймо Свободных. С ним
человек с синими глазами может проникнуть в любой сьетч. Им бы следовало
перекрасить меня, пока Харконнены меня не узнали. Я не похож на  Свобод-
ного, но...
   - Питер де Гриз, - сказал герцог.
   - Человек дьявольской хитрости, мой господин, - вмешался  в  разговор
Хават.
   Айдахо спрятал ножны под тунику.
   - Береги этот нож, - сказал ему герцог.
   - Я понимаю, мой господин. - Айдахо похлопал по вделанному  в  пряжку
ремня передатчику. - Передам сообщение, как только  смогу.  Зуфир  знает
мои позывные. - И отдав прощальный салют, он поспешил за Свободным.
   Звук шагов Айдахо затих вдали. Лето и Хават, обменявшись  понимающими
взглядами, улыбнулись друг другу.
   - Нам еще многое нужно успеть сделать, сир, - напомнил Хэллек.
   - Советую тебе заниматься своими делами, - бросил ему Хават и  повер-
нулся к герцогу: - Сообщение о военных базах мне, видно,  придется  сде-
лать в другой раз, сэр?
   - Сколько оно займет времени?
   - В двух словах, пожалуй, не расскажешь. Среди Свободных ходят слухи,
что в период работы испытательной ботанической станции в пустыне  Арраки
было построено около двухсот таких баз. Предполагается, что все они заб-
рошены, но есть сведения, что перед тем как покинуть, их опечатали.
   - Оборудование на них есть? - поинтересовался герцог.
   - Согласно данным Дункана, да.
   - Где они сосредоточены? - спросил Хэллек.
   - Ответ на этот вопрос, - сказал Хават, - знает один только Льет.
   - Один лишь Бог... - пробормотал Лето.
   - Ну зачем так пессимистично, сэр? - возразил Хават. -  Мне  приходи-
лось слышать, как произносили это имя Свободные -  судя  по  всему,  они
имели в виду реальное лицо.
   - "Да не послужи двум хозяевам", - произнес Хэллек, имитируя  изрече-
ния из Священного писания.
   - Уж кому-кому, а тебе следовало бы это знать, - укорил воина герцог.
Хэллек же только улыбнулся ему в ответ.
   - А судья по изменениям, имперский эколог Кайнз? - в голосе Лето заз-
вучала надежда. - Разве он не должен знать, где расположены эти базы?
   - Сир, - осторожно напомнил Хават, - этот Кайнз - имперский служащий.
   - Который находится очень далеко от императора, - стоял на своем  Ле-
то. - Мне нужны эти базы. Там есть оборудование, которое можно  снять  и
использовать для наших рабочих машин.
   - Сир, - не выдержал Хават, - по закону эти  базы  все  еще  являются
владениями Его величества.
   - Ты забыл о ветрах, - герцог отнюдь не собирался сдавать свои  пози-
ции, - а они здесь такие, что могут разрушить все что угодно. Мы  всегда
можем сослаться на погоду. Найдите скорее этого Кайнза и узнайте у  него
по крайней мере, где расположены эти базы.
   - По-моему, это рискованно, - не сдавался Хават.  -  Дункан  говорит,
что Свободные придают большое значение этим базам, даже не зная  толком,
существуют ли они в действительности. Мы можем повредить себе  в  глазах
Свободных. Мы можем оттолкнуть их от себя, если займемся этими базами.
   Пол оглядел всех присутствующих и заметил, как напряженно они вслуши-
ваются в каждое слово Похоже, что намерение его отца глубоко их встрево-
жило.
   - Послушай Хавата, отец, - сказал Пол. - Он говорит правду.
   - Сир, - Хават сделал вид, что не услышал реплики Пола,  -  эти  базы
могли бы дать нам материал для ремонта всего оставленного нам оборудова-
ния, и все же, по стратегическим соображениям, они находятся  вне  нашей
досягаемости. Было бы опрометчиво действовать, не имея  точной  информа-
ции. Этот Кайнз - влиятельный арбитр из империи, мы не должны этого  за-
бывать. И Свободные от него зависят.
   - Тогда проделайте все помягче. Я хочу только  знать,  существуют  ли
эти базы.
   - Как пожелаете, сир, - Хават сел и опустил глаза.
   - Что ж, хорошо, - герцог начал подводить итоги - Мы знаем,  что  нас
ждет впереди. Работа. Мы к ней готовились, и у нас есть некоторый  опыт.
Мы знаем, какова награда, альтернатива тоже достаточно ясна.  Каждый  из
нас знает свои задачи - Он посмотрел на Хэллека - Ты, Гурни, прежде все-
го займись контрабандистами.
   - "Я пойду к повстанцам, обитающим в пустынных землях", - пропел Хэл-
лек.
   - Когда-нибудь я постараюсь поставить этого доблестного воина в такое
положение, что он не сможет подобрать ни одной цитаты, а без них он  все
равно что голый, - пошутил Лето.
   Послышались смешки, но Пол уловил в них некоторую натянутость.
   Герцог повернулся к Хавату:
   - Подготовь на этом этаже службы и коммуникации, Зуфир. Когда  сдела-
ешь это, доложишь мне.
   Хават встал и, оглядев присутствующих, пошел к выходу. Остальные  су-
етливо задвигались, гремя стульями, стараясь  скрыть  за  этой  торопли-
востью свое смущение.
   "Все закончилось смятением", - подумал Пол, следя за тем, как выходит
последний человек. Раньше заседания штаба заканчивались иначе.
   Впервые Пол позволил себе задуматься над реальной возможностью  пора-
жения - не из-за страха или предупреждения Преподобной матери,  но  ради
объективной оценки реальности.
   "Мой отец в отчаянном положении, - думал он - Дела для нас  складыва-
ются не очень хорошо. И Хават, - Пол вспомнил, как старый ментат вел се-
бя на совещании, - не уверен, колеблется,  проявляет  признаки  тревоги.
Хават чем-то глубоко взволнован".
   - Тебе лучше провести остаток ночи здесь, сын,  -  сказал  герцог.  -
Скоро уже рассвет. Я сообщу об этом твоей матери. - Медленно и устало он
поднялся на ноги. - Почему бы тебе не составить несколько стульев  и  не
отдохнуть?
   - Я не слишком устал, сир.
   - Как знаешь.
   Герцог сложил руки за спиной и  начал  медленно  прохаживаться  вдоль
стола.
   "Как лев в клетке", - подумал Пол.
   - Ты собираешься обсудить с Хаватом возможность предательства?
   Герцог остановился перед сыном и проговорил, глядя в окно:
   - Мы обсуждали эту возможность много раз.
   - Похоже, что старуха верит в то, что говорит, - сказал Пол -  И  за-
писка, полученная матерью.
   - Предосторожности приняты, - отрезал герцог.
   Он оглядел комнату, и Пол увидел охотничий огонек, зажегшийся  в  его
глазах.
   - Оставайся здесь. Я должен обсудить с Зуфиром кое-какие вопросы.
   Он повернулся и, кивнув охране у дверей, вышел из комнаты.
   Пол пристально смотрел на то место, где только  что  стоял  отец  Оно
опустело еще до того, как герцог ушел  И  Полу  вспомнилось  пророчество
старой женщины:
   "... Для твоего отца уже ничего нельзя сделать".


   В тот первый день, когда Муаддиб шел со своими родителями  по  арраки
неким улицам, некоторые из встреченных им  людей,  вспоминая  легенды  и
пророчества, кричали ему вслед "Муад!" Но в их  криках  слышался  скорее
вопрос, нежели утверждение, ибо пока они могли только надеяться  на  то,
что он является предсказанным Лизаном ал-Гаибом. Их внимание было прико-
вано и к его матери, потому что они слышали о том,  что  она  была  Бене
Гессерит, и для них было ясно, что она похожа на других Лизан ал-Гаибов.
   Принцесса Ирулэн.
   Сведения о Муаддибе.

   Когда герцог нашел Хавата в указанной ему охраной  комнате,  тот  был
один. В соседнем помещении, где устанавливалось оборудование, стоял шум,
в комнате же, которую занимал Хават, было тихо.  Пока  Хават  поднимался
из-за заваленного бумагами стола, герцог огляделся. Зеленые  стены.  Три
кресла вокруг стола. На каждом из них красное пятно -  след,  оставшийся
от поспешно стертой с них буквы "х".
   - Кресла очищены и вполне безопасны, - сказал Хават. - Где Пол, сэр?
   - Я оставил его в совещательной комнате. Надеюсь теперь, когда я  его
не смущаю, он сможет немного отдохнуть.
   Хават кивнул, подошел к двери, закрыл ее, и шум сразу стих.
   - Зуфир, я все думаю о запасах спайса империи и Харконненов.
   - Что именно вас тревожит, мой господин?
   Герцог поджал губы:
   - Склады весьма ненадежны.
   Хават попытался что-то объяснить, но герцог остановил его:
   - Оставим в покое запасы императора. Думаю, он был бы втайне рад, ес-
ли бы Харконнены пришли в замешательство. Как ты считаешь, будет ли  ба-
рон заявлять протест, если разрушить нечто такое, что он не сможет приз-
нать своим открыто?
   Хават покачал головой:
   - У меня нет лишних людей, сир.
   - Займи у Айдахо. А может быть,  кому-нибудь  из  Свободных  доставит
удовольствие прогулка по планете?
   - Как скажете, мой господин. - Хават  отвернулся.  Видя,  что  старик
нервничает, герцог подумал: "Возможно, он подозревает, что я ему не  до-
веряю. Должно быть, он знает, что я имею информацию о предательстве. Что
ж, лучше всего попробовать успокоить его".
   - Зуфир, поскольку ты один из немногих, кому я могу  доверять  безус-
ловно, мы должны немедленно обсудить еще один вопрос. Мы оба знаем,  ка-
кими бдительными нам нужно быть, чтобы помешать предателям проникнуть  в
наши ряды... но у меня есть два новых сообщения.
   Хават обернулся и посмотрел на герцога.  Лето  повторил  рассказанное
Полом. Но услышанная информация не ввергла ментата в состояние напряжен-
ной сосредоточенности, а лишь усилила его волнение.
   Понаблюдав за стариком. Лето сказал:
   - Ты что-то скрываешь, старина. Мне следовало бы  понять  это  тогда,
когда ты так нервничал на совещании штаба.  Что  же  это  такое,  о  чем
нельзя было сообщить на заседании штаба?
   И без того узкие губы Хавата вытянулись в узкую ниточку; на его  лице
четче обозначились глубокие морщины:
   - Мой господин, я не знаю, как об этом сказать.
   - Зачем нам хитрить друг с другом? Ты ведь знаешь, что со мной  можно
говорить обо всем, Зуфир.
   Хават продолжал смотреть на герцога, думая про  себя:  "Вот  таким  я
люблю его больше всего. Он человек чести и заслуживает  того,  чтобы  до
конца рассчитывать на мою преданность и усердие. Почему я должен  причи-
нить ему боль?"
   - Итак? - спросил Лето.
   Хават пожал плечами:
   - Все дело в клочке записки. Мы отобрали ее  у  курьера  Харконненов.
Она была предназначена для агента по имени Парди. У нас есть веские при-
чины считать, что Парди - руководитель здешней агентурной сети Харконне-
нов. Записке, конечно, можно придавать большое значение, а можно считать
ее никчемной. Все зависит от того, как ее воспринимать.
   - Каково же содержание записки?
   - Клочка записки, мой господин. Она была сделана на пленке, и к  ней,
как обычно, была привязана капсула со взрывчатым веществом. В наши  руки
попал лишь клочок пленки, однако важный.
   - Ну?
   Хават провел языком по губам.
   - В ней говорится: "... Его никогда не станут подозревать, и когда на
него обрушится чей-либо удар, одного этого будет достаточно,  чтобы  его
уничтожить". На записке была собственная печать барона, я ее узнал.
   - Твои подозрения не лишены оснований, - в тоне герцога Хават внезап-
но почувствовал холодок отчуждения.
   - Я бы скорее дал отрезать себе руки, чем причинить вам боль,  госпо-
дин, но что, если...
   - Леди Джессика?! - гневно вскричал Лето, не дав Хавату договорить. -
Неужели ты не мог выудить правду у этого Парди?
   - К несчастью, Парди уже  не  было  в  живых,  когда  мы  перехватили
курьера. Курьер же, я в этом уверен, не знал, что нес.
   Лето встряхнул головой: "Как все это отвратительно! Ничего  подобного
быть не может - я знаю свою женщину".
   - Мой господин, если...
   - Нет! - взревел герцог. - Здесь ошибка!
   - Мы не можем оставить этот факт без внимания, мой господин.
   - Она со мной шестнадцать лет! У нее было бесчисленное число  возмож-
ностей для того, чтобы... Ты сам изучал школу Бене Гессерит и Джессику.
   Хават горько проговорил:
   - Как уже известно, факты могут проходить мимо меня.
   - Говорю тебе, что это невозможно. Харконнены  хотят  уничтожить  род
Атридесов, включая и Пола. Они уже однажды пытались, Может ли  мать  за-
мышлять что-то против сына?
   - Возможно, против собственного сына она не  действует.  А  вчерашняя
попытка могла быть хитрым трюком.
   - Она и была трюком.
   - Сир, леди Джессика утверждает, что ее  родители  ей  неизвестны.  А
что, если она сирота и сиротой ее сделали Атридесы?
   - Она могла бы начать действовать давным-давно. Подсыпать  яд  в  мое
питье... вонзить ночью стилет... У кого как не у нее были такие  возмож-
ности?
   - Харконнены хотят уничтожить вас, мой господин. В их намерения  вхо-
дит не только убийство. Вендетта должна быть настоящим искусством.
   Плечи герцога поникли. Он закрыл глаза, почувствовав  себя  старым  и
усталым. "Этого не может быть. Женщина открыла мне свое сердце".
   - Можно ли придумать лучший способ уничтожить меня,  чем  посеять  во
мне подозрения к той, которую я люблю?
   - Я думал об этом, - сказал Хават, - и все же...
   Герцог открыл глаза и посмотрел на Хавата: "Пусть он подозревает. По-
дозрения - это по его части. Может быть, если я притворюсь, что  поверил
в это, тот, другой, станет менее осторожным".
   - Что ты предлагаешь? - прошептал герцог.
   - Постоянное наблюдение с этой минуты, мой господин. Она должна  быть
под надзором в любое время суток. Я прослежу за этим. Айдахо был бы иде-
альным человеком для подобной  работы.  Может  быть,  через  неделю  нам
удастся заполучить его обратно. В его отряде есть один юноша,  обученный
нами настолько хорошо, что он мог бы служить идеальной заменой Айдахо  у
Свободных. Он искушен в делах дипломатии.
   - Не рискуй со Свободными!
   - Конечно нет, сэр.
   - А как насчет Пола?
   - Возможно, надо посоветоваться с доктором Уйе.
   Лето снова повернулся к Хавату:
   - Оставляю это на ваше усмотрение.
   - Я буду благоразумен, мой господин.
   "Что ж, по крайней мере, на это я могу рассчитывать", - подумал  гер-
цог. Потом он сказал:
   - Я немного пройдусь. Если понадоблюсь, буду где-нибудь поблизости.
   - Мой господин, прежде, чем вы уйдете, я хотел бы, чтобы вы взглянули
на фильмокнигу. Это приблизительный анализ религии Свободных. Еще проси-
ли меня сделать об этом сообщение.
   Герцог помедлил и, не оглядываясь, спросил:
   - С этим нельзя подождать?
   - Конечно, можно, мой господин. Но вы спрашивали, что означает  слово
Муад, которое выкрикивали люди на улице при виде молодого господина.
   - При виде Пола?
   - Да, сэр. У Свободных есть легенда о том, что к  ним  явится  лидер,
ребенок Бене Гессерит, и поведет их к истинной свободе.
   - И они думают, что это... Пол?!
   - Они надеются на это, мой господин.
   Хават протянул герцогу капсулу с книгой. Тот взял ее и опустил в кар-
ман:
   - Я посмотрю попозже.
   - Конечно, мой господин.
   - Сейчас мне нужно время подумать.
   - Да, мой господин.
   Герцог глубоко вздохнул и вышел. Очутившись в коридоре,  он  повернул
налево и пошел, не разбирая дороги. Мелькали лестницы коридоров,  балко-
ны, холлы. Встречные люди приветствовали его и уступали ему дорогу. Гер-
цог торопился в совещательную комнату.
   Он нашел ее погруженной в темноту, а Пола - спящим на стуле.
   Сын был укрыт робой охранника, а под его головой лежал какой-то гряз-
ный тюк. Осторожно, чтобы не разбудить  мальчика,  герцог  прошел  через
комнату на балкон и оглядел посадочное поле. Охранник, стоявший  в  углу
балкона, узнал его в полутьме и встрепенулся, ожидая приказаний.
   - Вольно! - отдал команду герцог и прислонился  к  холодному  металлу
балконной решетки.
   Пустыня была окутана предрассветной тишиной. Неподвижные  звезды  над
его головой сверкали на темно-голубом небе. Над южным горизонтом  сквозь
тонкую дымку проглядывала полная луна. Свет ее казался откровенным и ци-
ничным.
   Пока он так стоял, наблюдая, луна скользнула за пики Защитной  стены,
и, оказавшись во внезапно сгустившейся темноте, герцог  ощутил  озноб  и
вздрогнул.
   Злоба кольнула его острой иглой.
   "Харконнены все время мешают мне, травят меня, охотятся  на  меня,  -
подумал он. - Назойливые дряни с полицейскими усмешками! Здесь я стою на
своих ногах!" Рука его бессознательно потянулась к эмблеме на тунике.
   На востоке возникли светящиеся полоски, потом образовались  просветы,
заставившие померкнуть звезды. Началось торжественное шествие зари.
   Она была так красива, что Лето забыл обо всем: есть вещи, не  поддаю-
щиеся описанию.
   Он никогда не думал, что здесь можно встретиться с подобной красотой.
   - Прекрасное утро, сир, - сказал за его спиной охранник.
   Герцог кивнул, размышляя про себя: "Возможно, эта планета станет  до-
мом для моего сына".
   Потом Лето увидел человеческие фигуры, движущиеся по цветочному полю.
Это были собиратели росы. Вода здесь так ценна, что собирать приходилось
даже росу.
   Но свободен ли будет этот дом? - И радостное парение его души  смени-
лось горечью несбывшихся надежд.


   Быть может, самым ужасным моментом познания является  тот,  когда  ты
понимаешь, что твой отец - обычный человек из плоти и крови.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   Герцог сказал:
   - Пол, то, что я думаю, ужасно, но я должен это сделать.
   Он стоял возле  портативного  аудиоскупера,  принесенного  в  совеща-
тельную комнату к их завтраку. Чувствительная ручка прибора мягко завис-
ла над столом, напоминая Полу некое таинственное, ныне вымершее  насеко-
мое.
   Внимание герцога было приковано к окнам, выходившим на посадочное по-
ле, за которыми клубилась пыль Перед мальчиком на  фоне  утреннего  неба
стоял аппарат с фильмом о религиозных обрядах Свободных, снятым одним из
экспертов Хавата Пол обнаружил, что воспоминание о себе  волнует  его  -
Муад! Лизан ал-Гаиб!
   Закрыв глаза, он вспомнил крики толпы "Так вот на что они  надеются",
- подумал он И еще он вспомнил, как назвала его старая Преподобная  мать
- "Квизатц Хедерах". Воспоминания пробудили в нем чувства,  связанные  с
ужасной целью - способствовать гибели этого ужасного мира,  наполненного
непонятной ему недружелюбностью.
   - Отвратительно! - внезапно произнес герцог.
   - О чем вы говорите, сир?
   Лето внимательно посмотрел на Пола.
   - О том, что Харконнены думают, будто смогут  обмануть  меня,  посеяв
недоверие к твоей матери. Они не знают, что скоро я  перестану  доверять
самому себе.
   - Я не понимаю вас, сир.
   Лето опять взглянул в окно - белое солнце  находилось  на  том  самом
месте, где ему было положено находиться по утрам.
   Негромко и неторопливо, чтобы не выдать обуревавшие его чувства, гер-
цог рассказал мальчику о записке.
   - Вы могли и меня ввести в заблуждение, - сказал Пол.
   - Они должны думать, что им это удалось, - ответил герцог - Все долж-
но выглядеть естественно Даже твоей матери не следует знать об этой хит-
рости.
   - Но почему, сир?
   - Чтобы не спровоцировать ее на ответное действие - она  способна  на
высший акт! На карту поставлено слишком многое Я надеюсь выкурить преда-
теля из его норы Пусть они пока считают, что меня удалось обмануть.
   - Почему вы мне рассказываете об этом? Ведь я могу выдать вас!
   - Ты - единственный, за кем сейчас не будут следить И ты будешь  дер-
жать все в тайне Ты должен - Герцог подошел к окну и, не глядя на  сына,
проговорил: Но если со мной что-то случится, ты можешь открыть ей правду
я никогда в ней не сомневался Я хочу, чтобы она об этом знала.
   Пол понял, что отец говорит о смерти.
   - С вами ничего не должно случиться, сир.
   - Помолчи, сын.
   Пол смотрел на отца и видел, что он смертельно устал Усталость жила в
повороте его головы, в сутулости плеч, в катастрофической  замедленности
движений.
   - Вы просто устали, отец.
   - Да, устал, - согласился герцог, - морально устал Процесс упадка Ве-
ликих домов затронул в конце концов и меня  А  когда-то  мы  были  очень
сильны.
   Пол быстро и сердито проговорил.
   - Упадок не коснулся нашего дома!
   - Разве?
   Герцог повернулся к сыну, и тот увидел темные круги под его  глазами,
циничная усмешка искривила губы Лето.
   - Мне следовало бы жениться на твоей матери, сделать  ее  герцогиней.
Но... мое холостяцкое положение оставляло надежду некоторым домам, имею-
щим дочерей, на союз с ними. - Он пожал плечами. - Так что я...
   - Мать объясняла мне это.
   - Ничто не приносит предводителю такого расположения подчиненных, как
бравада, - сказал герцог, - и я старался казаться бесшабашным.
   - Ты хорошо знаешь дело, - запротестовал Пол. - Ты хороший  руководи-
тель. Люди охотно следуют за тобой, любят тебя.
   - Мои пропагандистские отряды - одни из лучших, - герцог опять отвер-
нулся к окну. - Здесь, на Арраки, у нас большие возможности,  чем  может
предполагать Империя. И все же я иногда думаю, что для нас было бы  луч-
ше, если бы мы отступили. Иногда так хочется просто  раствориться  среди
этих людей, стать менее заметным.
   - Отец!
   - Да, я устал. А тебе известно, что мы используем  остаток  спайса  в
качестве сырья и имеем уже собственную фабрику по производству пленки?
   - Сэр?
   - Мы не можем оставаться без пленки, - речь герцога стала торопливой.
Он словно боялся, что не успеет рассказать Полу все, что нужно, - помимо
всего, как бы иначе мы  смогли  снабдить  информацией  периферию?!  Люди
должны знать, как я хорошо ими управляю. Как же они об этом узнают, если
мы сами не скажем им?
   - Вам нужно отдохнуть, - взволнованно произнес Пол.
   И снова герцог посмотрел сыну в лицо:
   - У Арраки есть еще одно, главное, преимущество, о котором я чуть бы-
ло не забыл упомянуть. Этот спайс - он здесь везде. Им дышишь, его  ешь,
он почти во всем. И мне кажется, что он создает некоторый иммунитет про-
тив самых распространенных ядов. Арраки  -  безводная  планета,  и  вода
здесь - источник жизни. Необходимость контролировать расходование каждой
капли бесценной влаги ставит все производство спайса на Арраки под стро-
жайший контроль. Но спайс - не только  ключ  к  получению  огромных  бо-
гатств, он одновременно необходим и как условие выживания -  он  спасает
народы Арраки от истребления. Населением Арраки нельзя рисковать,  более
того, его приходится защищать от опасности, исходящей как изнутри, так и
извне. Ведь большая часть населения планеты занята добычей спайса, кото-
рый существует только на Арраки. Таким образом, Арраки  делает  нас,  ее
правителей, безупречными в моральном и этическом отношениях.
   Пол начал было говорить, но герцог прервал его:
   - Мне необходимо было кому-то все это высказать, сын. - Он  вздохнул,
снова посмотрел на сухой ландшафт, с которого теперь исчезли даже  цветы
- затоптанные сборщиками росы, они увяли под ранним солнцем.
   - На Каладане мы правили, опираясь на мощь моря и воздуха,  здесь  мы
должны использовать мощь пустыни. Это то, что ты получаешь в наследство,
Пол. Что станет с вами, если что-то случится со мной? Твоему дому  тогда
не будет угрожать медленное и угрюмое угасание, падение его будет  стре-
мительным,  вас  с  матерью  начнут  преследовать.  И  тогда   останется
единственное спасение - бегство.
   Пол сглотнул, подбирая слова, но ничего не приходило в голову. Он ни-
когда не видел своего отца настолько упавшим духом.
   - При попытке удержать Арраки, - продолжал герцог, - неизбежно  вста-
нет вопрос о сохранении славного имени нашего рода. - Он указал  в  окно
на знамена Атридесов, безжизненно свисающие с флагштоков,  установленных
по краям посадочного поля. - Ничьи дьявольские козни не должны запятнать
эти гордые и честные знамена.
   Горло у Пола пересохло От слов отца веяло такой безысходностью, таким
фатализмом, что мальчик почувствовал себя опустошенным.
   Герцог достал из кармана возбуждающую таблетку и проглотил ее, не за-
пивая.
   - Власть и страх, - сказал он, -  вот  инструменты  управления  госу-
дарством. Надо приказать, чтобы тебя усиленно обучали искусству  ведения
партизанской войны А фильм в случае крайней  необходимости  ты  смог  бы
сыграть и на этом.
   Пол смотрел на отца, по мере действия таблетки его  плечи  расправля-
лись. Но полные страха и сомнения.
   - Что-то задерживает эколога, - пробормотал герцог. - Я велел  Зуфиру
поторопить его.


   Однажды мой отец, падишах-император, взял меня за руку, и я, вспомнив
то, чему научила меня мать, почувствовала, что он не спокоен. Отец повел
меня в портретную галерею и остановился перед полотном, на  котором  был
изображен герцог Лето Атридес. Я заметила между ними - моим отцом и  че-
ловеком на портрете - большое сходство У обоих были благородные  худоща-
вые лица с острыми чертами. Но больше всего меня поразили их глаза, оди-
наково холодные и величественные. "Дочь, - сказал мне отец,  -  я  хотел
бы, чтобы ты была старше, когда для этого человека наступит время  выби-
рать себе женщину". Моему отцу тогда было семьдесят лет, хотя он  выгля-
дел не старше человека на портрете, а мне - всего четырнадцать, но я  до
сих пор помню, о чем подумала в то мгновение,  мой  отец  втайне  желает
иметь герцога своим сыном и ненавидит политическую необходимость, вынуж-
давшую их быть врагами.
   Принцесса Ирулэн.
   В доме моего отца.

   Первая встреча с людьми, которых ему было приказано предать, потрясла
доктора Кайнза. Он гордился тем, что был ученым,  для  которого  легенды
были лишь любопытными гипотезами, возможными путями к познанию  сущности
культур. Но мальчик так  удивительно  соответствовал  древнему  поверью,
особенно его вопрошающие глаза и сдерживаемая  искренность,  характерная
для его облика.
   В легенде, конечно, не содержалось четких указаний на то, когда Мать-
богиня приведет мессию или предоставит ему  возможность  действовать.  И
все же между предсказанием и появившимися на планете людьми существовала
странная согласованность.
   Они встретились в самый разгар утра за административным зданием поса-
дочного поля. Стоящий неподалеку топтер без опознавательных  знаков  ти-
хонько гудел, как некое дремлющее насекомое.  Возле  него  с  обнаженным
клинком, огражденный защитным полем, стоял охранник Атридесов.
   С усмешкой посмотрев на защитное поле, Кайнз подумал: "Арраки готовит
для них сюрприз".
   Планетолог поднял руку, давая знак своим охранникам Свободным  отсту-
пить. Сам он прошел вперед, ко входу в здание.  Его  внимание  привлекло
движение по  ту  сторону  входа,  он  остановился  и  расправил  складку
стилсьюта, образовавшуюся на левом плече.
   Входная дверь распахнулась Из нее вышли люди, вооруженные  пистолета-
ми, ножами и защитными полями. За ними следовал смуглый высокий  человек
с ястребиным лицом и темными волосами. На нем был плащ с эмблемой  Атри-
десов на груди. Ему, видимо, был непривычен этот  вид  одежды.  С  одной
стороны плащ прилип к закрытой стилсьютом ноге, и это сковывало его дви-
жения.
   Рядом с мужчиной шел юноша с такими же темными волосами, но  с  более
круглым лицом. Кайнз знал, что ему пятнадцать лет, но выглядел он  млад-
ше. Тем не менее в его фигуре чувствовалась властность и  уверенность  в
себе, словно ему было известно нечто, неведомое всем остальным.  На  нем
был такой же плащ и стилсьют, как и на отце, но юноша чувствовал себя  в
них спокойно и непринужденно, как будто подобная одежда была  ему  давно
знакома.
   Кайнз покачал головой, думая про себя: "Они всего лишь люди".
   Вместе с ними вошел еще один, кого Кайнз сразу узнал - Гурни  Хэллек:
этот человек поучал его, как вести себя с герцогом  и  его  наследником.
Кайнз глубоко вобрал в себя воздух, усмиряя поднявшееся в нем  негодова-
ние: "Очень скоро они узнают, кто истинный хозяин на Арраки" Они  хотели
знать все о спайсе, а также о базах. И было очевидно, что о базах им со-
общил Айдахо. "Я заставлю Стилгара послать голову Айдахо этому герцогу",
- подумал Кайнз.
   Свита герцога была теперь в нескольких шагах. Слышно было, как  хрус-
тел песок под их ногами.
   Кайнз поклонился, приветствуя подходивших Его одинокая  фигура  прив-
лекла внимание Лето, и тот с интересом присмотрелся к нему: высокий, ху-
дой, в костюме для открытой пустыни и башмаках; откинутый на спину капю-
шон оставлял открытыми рыжеватые волосы и редкую бородку. Бездонные  си-
ние глаза устремлены на герцога из-под нависших бровей.
   - Вы - эколог? - спросил его Лето.
   - Мы здесь предпочитаем употреблять старые термины, - возразил Кайнз.
- Я - планетолог.
   - Я буду называть вас так, как вы привыкли, - сказал Лето и повернул-
ся к сыну. - Это - арбитр, судья по  изменениям,  поставленный  следить,
подчиняется ли местное население властям. - Он посмотрел на Кайнза. -  А
это мой сын.
   - Вы Свободный? - спросил его Пол.
   Кайнз улыбнулся:
   - Меня принимают и в сьетче, и в деревне. Но я -  имперский  плането-
лог, на службе у Его величества.
   Уверенный тон этого человека произвел на Пола благоприятное впечатле-
ние. До этого он видел Кайнза в бинокль из окна  административного  зда-
ния, и он показался мальчику излишне чопорным.
   - Странная манера... - шепнул Полу Хэллек. - Ни слова лишнего,  ника-
ких неточностей: говорит, как пишет.
   Герцог, услыхав эти слова, негромко произнес:
   - Тип настоящего ученого.
   Пол почувствовал в Кайнзе сильную личность... "Это - человек, рожден-
ный повелевать", - подумал он.
   - Насколько я понимаю, это вы позаботились о стилсьютах и плащах  для
нас? - обратился к Кайнзу герцог.
   - Надеюсь, они хорошо подошли, мой господин, - ответил ему  Кайнз.  -
Они были изготовлены Свободными в срок, который определил ваш человек  -
Хэллек.
   - Мне сказали, что вы не сможете взять нас в пустыню до тех пор, пока
мы не наденем эти доспехи, - сказал герцог.
   - Мы не сможем взять с собой достаточное количество воды,  хотя  наше
сегодняшнее путешествие в пустыню и не будет долгим. Стилсьюты  сохранят
влагу вашего тела от испарения. Что касается остальных мер  вашей  безо-
пасности, то дела обстоят следующим образом: сверху вас будет прикрывать
эскорт сопровождения. Он будет находиться в поле  вашего  зрения.  Снизу
защиты не будет: маловероятно, что мы подвергнемся нападению в этом нап-
равлении. - Кайнз пристально посмотрел в лицо герцога, видя перед  собой
плоть, насыщенную водой, и холодно проговорил: - На  Арраки  не  принято
говорить о неприятности - здесь говорят о ее возможности.
   Хэллек окаменел от его тона.
   - Герцогу нужно говорить "мой господин" или "сир"!
   Но Лето остановил его движением руки.
   - Оставь, Гурни! Им еще незнакомы наши обычаи.
   - Как вам будет угодно, сир, - пробормотал Хэллек.
   - Мы у вас в долгу, доктор Кайнз, - сказал Лето, - Вы понесли большие
расходы на подготовку этой экспедиции. Они не будут забыты.
   Пол, повинуясь безотчетному импульсу, отчетливо произнес:
   - Дар - благо для того, кто дарит.
   Внезапно свободные из охраны Кайнза бросились к нему:
   - Лизан ал-Гаиб! - вскричал один из них.
   Кайнз повелительным жестом вернул их на место. Они отошли, возбужден-
но переговариваясь между собой. Кайнз сказал:
   - Не обращайте на них внимания - жители пустыни очень суеверны.
   Однако он тоже вспомнил слова легенды: "Они будут приветствовать тебя
словами священного писания, а твои дары станут для тебя благоденствием".
   Внезапно Лето понял, почему Хават, давая ему краткое описание Арраки,
отозвался о Кайнзе более чем сдержанно, подчеркивая тем самым, что он не
доверяет этому человеку: Кайнз был Свободным. Его манеры отличали в  нем
гордого человека, привыкшего к свободе, и в речи своей, и в языке он ру-
ководствовался только собственными заключениями. Заданный напрямую  воп-
рос Пола был наивен и бестактен: Кайнз, имперский планетолог, был абори-
геном. Вот почему он взял охрану из своих людей. Но, с  другой  стороны,
этот факт мог и не таить в себе никакой угрозы. Просто Свободные  Арраки
хотели удостовериться в том, до каких  пределов  простирается  их  новая
свобода. Охрана производила впечатление надежной.
   - Не пора ли нам отправляться, сир? - спросил Хэллек.
   Герцог утвердительно кивнул:
   - Я полечу в моем собственном топтере, Кайнз  может  сесть  рядом  со
мной, чтобы указывать дорогу; ты и Пол займете задние сиденья.
   - Одну минуту, - остановил Кайнз герцога. - С  вашего  разрешения,  я
должен проверить исправность ваших костюмов.
   Герцог хотел было возразить, но Кайнз настаивал:
   - Я забочусь не только о вас, но и о себе... мой господин. Мне хорошо
известно, чего следует опасаться, пока вы оба находитесь на моем попече-
нии.
   Герцог нахмурился: "До чего неприятный момент! Если  я  откажусь,  то
могу его обидеть. А он может оказаться именно тем человеком, который нам
нужен. Но... пустить его внутрь моего защитною поля, разрешить  касаться
меня, когда я так мало его знаю?.."
   - Мы к вашим услугам, - сказал,  наконец,  герцог  и  распахнул  свой
плащ. Он видел, как Хэллек весь подобрался, готовый ринуться вперед. - И
раз уж вы так добры, то я попросил бы вас рассказать мне  об  устройстве
этого костюма.
   - Охотно, - сказал Кайнз и, расстегнув  застежку  на  плече  герцога,
приступил к объяснениям: - В его основе лежит высокоэффективный  и  мно-
гослойный фильтр и теплообменная система. Внутренний пористый слой обес-
печивает нормальный процесс испарения, охлаждающий тело.  Два  следующих
слоя содержат волокна теплообмена и охлаждения солей.
   Не прерывая объяснений, Кайнз поправил складку на  груди  и  проверил
застежку под мышками.
   - Работа органов дыхания обеспечивается с помощью насоса. Регенериро-
ванная вода скапливается в специальном резервуаре, откуда подводится  по
трубке к зажиму у шеи.
   - Великолепная конструкция, - похвалил герцог.
   Кайнз встал на колени, чтобы осмотреть зажимы на ногах.
   - Моча и кал подвергаются переработке в набедренных  емкостях.  -  Он
встал и еще раз проверил шейный секционный клапан. - Когда вы находитесь
в открытом пространстве пустыни, вот этот фильтр закрывает ваше лицо,  а
эта носовая трубка предохраняет от горячего воздуха: вдыхаете через  ро-
товой фильтр, выдыхаете через носовую трубку.
   Нажав пальцами на подушечку фильтра, Кайнз сказал:
   - Если она вас беспокоит, то скажите. Я подгоню ее получше, чтобы  не
терло.
   - Очень вам признателен, - сказал герцог, чувствуя, что костюм теперь
сидит лучше и не так раздражает его, как вначале.
   - А теперь давай займемся тобой, мальчуган.
   "Хороший он человек, но ему следовало бы поучиться почтительному  об-
ращению", - подумал герцог.
   Пол безучастно смотрел, как Кайнз осматривает его стилсьют. Когда Пол
его надел, у него было странное чувство, что каждая деталь ему  знакома,
хотя он заведомо знал, что никогда не носил такого костюма.
   Кайнз выпрямился и отступил с озадаченным выражением на лице.
   - Вы раньше носили стилсьют? - спросил он.
   - Нет, никогда.
   - Значит кто-нибудь отладил его на вас?
   - Нет.
   - Вы все сделали правильно. Кто научил вас?
   - Никто Это... казалось само собой разумеющимся.
   Кайнз задумчиво потер щеку, вспоминая слова легенды; "Он будет  знать
ваши обычаи, как будто был рожден для них".
   - Мы теряем время, - сказал герцог. Он направился в сторону  корабля,
кивком головы отвечая на приветствие охраны. Поднявшись в него, он прис-
тегнул ремни, проверил управление и приборы Судно  заскрипело,  когда  в
него стали забираться остальные.
   Кайнз пристегнул ремни и сосредоточил внимание на внутренней  отделке
судна - роскошная серо-голубая обивка, сверкающие приборы, ощущение чис-
того и профильтрованного воздуха. Дверцы мягко захлопнулись, и заработа-
ла вентиляция.
   - Все в полном порядке, сир, - сказал Хэллек.
   Лето включил мотор и почувствовал, как дрогнули и зарылись  в  воздух
крылья. Корабль поднялся на десять метров.
   - Правьте к юго-востоку над Защитной стеной, - сказал Кайнз. - Я  ве-
лел специалисту сосредоточить там свое оборудование.
   - Хорошо.
   Герцог развернул корабль, а все остальные суда заняли охранную  пози-
цию.
   - Оформление и материал этих костюмов говорят о прекрасной приспособ-
ляемости.
   - Как-нибудь я вам покажу сьетч-фабрику, - сказал Кайнз.
   - Это было бы очень интересно, - сказал герцог. - Я заметил, что  по-
добные костюмы производятся также и в некоторых гарнизонных городах.
   - На Дюне любой человек, дорожащий своей шкурой, носит костюм Свобод-
ных.
   - Это правда, что человек в этом костюме теряет лишь  один  глоток  в
день?
   - Когда костюм хорошо подогнан, то влага в  основном  теряется  через
ладони, - сказал Кайнз. - Если руки не нужны для работы, то можно носить
перчатки, но большая часть Свободных  в  пустыне  протирает  руки  соком
листьев креозотового куста Это тоже препятствует испарению.
   Герцог посмотрел налево, на неровный силуэт Защитной стены.
   Кайнз сидел, откинувшись на спинку сиденья, и думал о  плоти,  полной
воды, которую он ощущал под костюмами своих спутников Поверх плащей  они
носили защитные пояса, на груди - пулевое оружие. И у герцога, и  у  его
сына на запястьях висели ножны с ножами, причем ножны имели довольно по-
тертый вид. Эти люди поразили  Кайнза  странным  сочетанием  мягкости  и
чрезвычайной настороженности. Это делало  их  полной  противоположностью
Харконненов.
   - Когда вы будете  сообщать  императору  об  изменении  здесь  прави-
тельства, дадите ли вы ему знать, что  мы  изучаем  законы  экологии?  -
спросил Лето.
   Он посмотрел на Кайнза и снова перенес внимание на приборы.
   - Харконнены пришли, вы ушли. То есть наоборот.
   - И все-таки, как должно быть? - спросил герцог.
   На какое-то мгновение мускулы вокруг рта Кайнза напряглись.
   - Как планетолог и судья по изменениям я  подчиняюсь  непосредственно
Империи...
   Герцог мрачно улыбнулся.
   - Но истинное положение вещей известно нам обоим.
   - Напоминаю вам, что Его величество одобряет мою работу.
   - И в чем же заключается ваша работа?
   В наступившем молчании Пол подумал: "Отец слишком уж давит  на  этого
Кайнза". Он посмотрел на Хэллека, но тот пристально разглядывал ландшафт
внизу.
   Кайнз жестко проговорил.
   - Вы имеете в виду мои обязанности планетолога?
   - Конечно!
   - Они состоят главным образом в проведении ботанических и биологичес-
ких работ... а также отчасти геологических - бурение  и  пробы.  Никогда
нельзя полностью исчерпать возможности планеты.
   - Вы изучаете также и спайс?
   Кайнз обернулся, и Пол заметил жесткую складку у его рта.
   - Любопытный вопрос, мой господин.
   - Не забывайте, Кайнз, о том, что теперь это мое владение. Мои методы
отличаются от методов Харконненов Я не возражаю  против  исследований  в
области спайса, при условии, что мне станут  известны  результаты  -  Он
посмотрел на планетолога. -  Харконнены  одобряли  изучение  спайса,  не
правда ли?
   Кайнз откинулся на спинку кресла, не отвечая.
   - Вы можете говорить прямо, не боясь за свою жизнь, - сказал герцог.
   - Во всяком случае. Имперский суд находится достаточно далеко, - про-
бормотал Кайнз, подумав про себя: "Чего хочет от меня этот захватчик во-
ды? Неужели он считает, что мы такие дураки, что захотим заручиться  его
поддержкой?"
   Герцог кашлянул.
   - Похоже, вы не считаете нас отличными от Харконненов.
   - Я читал пропаганду, которой вы наводнили сьетчи и деревни, - сказал
Кайнз. - Любите вашего герцога! Ваши тела...
   - Довольно! - рявкнул Хэллек.
   Оторвавшись от окна, он подался вперед Пол положил руку ему на плечо.
   - Гурни! - сказал герцог и оглянулся. - Этот  человек  слишком  долго
находился под властью Харконненов.
   Хэллек принял прежнее положение.
   - Хорошо, сир!
   - Ваш человек, по имени Хават, хитер, но предмет его  занятий  доста-
точно скучен, - сказал Кайнз.
   - Так вы покажете нам эти базы?
   - Они - собственность императора, - коротко ответил Кайнз.
   - Но они не использовались.
   - Они могли бы использоваться.
   - Император тоже так считает?
   Кайнз бросил на герцога жесткий взгляд.
   - Арраки могли бы стать Эдемом, если бы ее  правители  интересовались
хоть чем-нибудь, кроме спайса.
   "Он не ответил на мой вопрос", - подумал герцог. Вслух он сказал:
   - Как сможет планета стать Эдемом без денег?
   - Что толку в деньгах, если на них нельзя купить услуги, в которых вы
нуждаетесь? - возразил Кайнз.
   "Вот оно что!" - подумал герцог.
   - Мы обсудим этот вопрос попозже. А теперь, как мне кажется, мы приб-
лижаемся к краю Защитной стены. Мне нужно держаться  того  же  курса?  -
спросил герцог.
   - Да.
   Пол посмотрел вниз. Разбитая земля уступила место бесплодной каменис-
той пустыне. За выступами твердых пород уходили к горизонту дюны, а вда-
ли чернели пятна, говорившие о чем угодно, только не о песках. Возможно,
крупные выступы черных пород. Пол не мог разглядеть этого в жарком  воз-
душном мареве.
   - А там есть какая-нибудь растительность? - спросил Пол.
   - Кое-какая, - ответил Кайнз. - Эта зона - большая часть  территории,
где живут те, кого мы называем "мелкими водными посетителями". Они прис-
пособились совершать друг на друга набеги с целью  отнимать  драгоценную
воду и моментально заметать за собой следы.  Отдельные  участки  пустыни
полны жизни. Но все живое знает, как выжить в этих местах.  Окажись  там
вы, вам бы пришлось приспособиться или погибнуть.
   - Вы хотите сказать - красть воду друг у друга? -  спросил  Пол.  Эта
мысль казалась ему чудовищной, и голос выдал его волнение.
   - И это тоже, - сказал Кайнз. - Но я имел в виду другое.  Видите  ли,
мой климат требует другого отношения к воде. Нужно  знать  о  воде  все.
Нельзя терять ничего, содержащего влагу.
   "Мой климат..." - отметил про себя герцог.
   - Поверните на два градуса южнее, мой господин, - сказал Кайнз.  -  С
запада поднимается ветер.
   Герцог видел поднявшиеся клубы коричневой пыли. Он развернулся, и эс-
корт тоже развернулся вслед за ним.
   - Похоже на то, что это край бури, - заметил Кайнз.
   - Песок, должно быть, опасен, если попасть в эпицентр бури, -  сказал
Пол. - Он действительно может разрезать самый твердый металл?
   - На такой широте это не песок, а пыль. Плохо, когда  нет  видимости,
когда все окутано мглой.
   - Мы увидим сегодня настоящую разработку спайса? - спросил Пол.
   - Весьма вероятно, - ответил Кайнз.
   Пол выпрямился. Он задавал вопросы и  проявлял  любознательность  для
того, чтобы провести, как называла это его мать, отметку личности.  Сей-
час он занимался Кайнзом, изучая интонации его голоса, отмечая  малейшие
черточки его лица, его жесты. Неестественная складка на левом рукаве его
робы выдавала спрятанный там нож. На его талии  были  какие-то  странные
вздутия. Это говорило о том, что люди пустыни носят на поясе кушаки  для
различных мелких предметов.
   Хэллек, сидящий рядом с Полом, протянул руку и достал из заднего  от-
деления бализет. Когда он начал настраивать свой инструмент, Кайнз обер-
нулся, потом снова перенес свое внимание на курс.
   - Что бы вы хотели услышать, мой юный друг? - спросил Хэллек.
   - Выбирай сам, Гурни, - ответил Пол.
   Хэллек склонился над струнами, взял мягкий аккорд и запел:
   Ваши отцы ели манну в пустыне.
   В знойных краях, откуда приходят вихри.
   Боже, спаси нас от этой ужасной земли!
   Спаси нас, а-а-а, спаси нас.
   От сухой, полной жажды земли!
   Кайнз посмотрел на герцога и спросил:
   - Вы путешествуете с небольшой охраной, мой господин. Все ли они  на-
делены такими талантами?
   - Ну, нет! - герцог усмехнулся. - Гурни - единственный в своем  роде.
Я вожу его с собой из-за его зоркого зрения - его глаза редко что  упус-
кают из виду.
   Планетолог нахмурился. Не изменяя мелодии, Хэллек вставил:
   ...Ибо я подобен сове пустыни.
   Подобен сове пустыни-и-и!
   Герцог повернулся к приборному щитку, включил микрофон и сказал:
   - Начальник эскорта Гамма! Летящий предмет, сектор В. Вы его засекли?
   - Это всего лишь птица, - сказал Кайнз и добавил: - У вас очень  ост-
рые глаза.
   В панельном громкоговорителе щелкнуло, начальник эскорта сказал:
   - Говорит Гамма.  Предмет  изучали  под  полным  увеличением.  Это  -
большая птица.
   Пол посмотрел в указанном направлении и увидел маленькую черную  точ-
ку, которая то пропадала, то появлялась вновь.  Каким  собранным  может,
оказывается, быть его отец. Все его чувства были напряжены  и  готовы  к
действию.
   - Я не думал, что в столь отдаленной  пустыне  могут  водиться  такие
большие птицы, - сказал герцог.
   - Это нечто вроде орла, - отозвался Кайнз. -  Многие  живые  существа
приспособились к этим условиям.
   Корабль пронесся над голой каменистой равниной. Посмотрев вниз с  вы-
соты двух тысяч метров, Пол увидел сморщенную тень их судна. Земля внизу
казалась плоской, но неравномерность теней говорила о другом.
   - Удавалось ли кому-нибудь когда-либо выходить из пустыни? -  спросил
герцог.
   Хэллек прекратил игру и подался вперед в ожидании ответа.
   - Не из глубокой пустыни, - ответил Кайнз. -  Из  второй  зоны  люди,
случалось, выходили. Они выживали благодаря тому, что проходили по  ска-
листым территориям, где черви редки.
   Интонация голоса Кайнза привлекла внимание Пола. Он ощутил,  как  все
его чувства напряглись в согласии с полученной им тренировкой.
   - А-а, черви, - сказал герцог. - Я должен как-нибудь  увидеть  одного
из них.
   - Может быть, вы увидите его сегодня, -  сказал  Кайнз.  -  Где  есть
спайс, там есть и черви.
   - Всегда? - спросил Хэллек.
   - Всегда.
   - Какая же связь между спайсом и червями? - спросил герцог.
   Кайнз обернулся, и Пол увидел, что его губы поджаты. Он заговорил:
   - Они защищают спайсовые пески. У каждого червя  есть,  так  сказать,
своя территория. Что касается спайса... кто знает? Те экземпляры червей,
которые мы изучали, заставили нас предполагать, что внутри них  происхо-
дит сложный химический обмен. Мы нашли в их сосудах следы синильной кис-
лоты, в других органах - более сложные формы кислот. Я дам вам  мою  фо-
нограмму по этому вопросу.
   - И поля не защищают от них? - спросил герцог.
   - Поля! - фыркнул Кайнз. - Активизируйте поле внутри зоны  нахождения
червей - и ваша участь будет решена! Игнорируя территориальные  границы,
черви собираются отовсюду, чтобы напасть на поле.  Ни  одному  человеку,
окруженному полем, никогда не удавалось выдержать такую атаку.
   - Как же тогда справиться с червями?
   - Электрический заряд высокого  напряжения,  направленный  на  каждый
сегмент по отдельности, - единственный известный путь убийства и предох-
ранения от червей Взрывы могут оглушать и разрывать их, но  каждый  сег-
мент продолжает жить собственной жизнью. Мне  неизвестно  оружие,  кроме
атомного, взрывчатой силы которого было бы  достаточно  для  уничтожения
червя целиком.
   - Почему не было сделано усилий по их уничтожению? - спросил Пол.
   - Слишком дорого, - ответил Кайнз. - Слишком велика территория,  нуж-
дающаяся в контроле.
   Пол откинулся на спинку кресла. Его умение разбираться в оттенках ин-
тонаций подсказало ему, что Кайнз говорит полуправду. И он подумал: "Ес-
ли между спайсом и червями есть связь, то убийство червя может  привести
к уничтожению спайса".
   - Больше никому не придется выбираться из пустыни  пешком,  -  сказал
герцог. - Включается маленький передатчик, висящий у вас на груди,  и  к
вам спешит помощь Скоро они будут у всех наших рабочих. Мы устроим  спе-
циальную службу помощи.
   - Весьма похвально, - произнес Кайнз.
   - По вашему тону я чувствую, что вы не согласны, - сказал герцог.
   - Не согласен? Конечно  же  я  согласен,  только  это  принесет  мало
пользы. Атмосферные помехи, создаваемые червями, искажают  сигналы.  Это
уже пробовали здесь делать. И потом, если червь  охотится  на  тебя,  то
времени остается мало - только 15-20 минут.
   - А что бы посоветовали вы? - спросил герцог.
   - Вы спрашиваете моего совета?
   - Да. Как планетолога.
   - И вы бы последовали моему совету?
   - Если бы нашел его разумным.
   - Очень хорошо, господин. Мой вам совет - никогда не путешествуйте  в
одиночку.
   Герцог оторвался от контрольного щита.
   - И это все?
   - Все. Никогда не путешествуйте один.
   - А что бы вы сделали сами? - спросил Хэллек. - Неужели ничего нельзя
сделать?
   Пол пристально посмотрел на Кайнза. Тот  бросил  на  мальчика  острый
взгляд, потом перевел его на Хэллека.
   - Я бы проверил защитные свойства своего костюма. Если бы я  был  вне
зоны червей или в скалах, я бы остался на корабле. Если бы я оказался  в
закрытых песках, я бы добежал от корабля так быстро, как только мог. Ки-
лометра было бы, пожалуй, достаточно. Червь найдет корабль, но меня  мо-
жет и пропустить.
   - А что потом? - спросил Хэллек.
   Кайнз пожал плечами.
   - Ждать, пока червь не уйдет.
   - И это все?
   - Когда червь уйдет, можно попытаться убежать, - сказал Кайнз. - Идти
нужно осторожно, избегая песков, а также пыльных рек. Нужно стремиться к
ближайшей скалистой зоне. Таких зон много, их можно найти.
   - А что такое барабанные пески? - спросил Хэллек.
   - Особые песчаные уплотнения, - ответил Кайнз - Мельчайшие шаги вызы-
вают в них громкое звучание, которое привлекает червей.
   - А пыльные реки?
   - Впадины в пустыне, столетиями заполнявшиеся пылью.  Некоторые  нас-
только велики, что у них есть приливы и отливы  Пыльная  река  проглотит
всякого, чья нога наступит в нее.
   Хэллек устроился поудобнее и, ударив по струнам бализета, запел:
   Поджидая невинных,
   Здесь притаились дикие твари пустыни.
   Для эпитафии одного достаточно слова:
   Опасность!..
   Он замолчал, нахмурившись.
   - Впереди облако пыли, сир.
   - Я вижу, Гурни.
   Пол вытянулся на своем сиденье, заглядывая вперед, и увидел низко над
линией горизонта катящееся темное облако.
   - Это одна из ваших фабрик, - сказал Кайнз. - Она на  поверхности,  а
это означает, что она на спайсе. Облако - это песок,  выброшенный  после
того, как спайс прошел обработку на центрифуге. Это облако  не  спутаешь
ни с каким другим.
   - Над ним аэрокрафт, - заметил герцог.
   - Я вижу три... четыре... - сказал Кайнз. - Они ожидают знака червей.
   - Знака червей? - переспросил герцог.
   - Песчаной волны, движущейся к траулеру. Кроме того, у них есть сейс-
мические приборы. Иногда черви передвигаются слишком глубоко  для  того,
чтобы могла образоваться песчаная волна. - Кайнз оглядел небо. -  Побли-
зости должен быть карриол, но я его не вижу.
   - Червь придет обязательно? - спросил Хэллек.
   - Обязательно.
   Подавшись вперед. Пол тронул Кайнза за плечо:
   - Какой величины территорию должен контролировать каждый червь?
   Кайнз нахмурился. Ребенок продолжал задавать взрослые вопросы.
   - Это зависит от размеров червя.
   - Какие могут быть вариации? - спросил герцог.
   - Большие черви могут контролировать триста  -  четыреста  квадратных
километров. Маленькие... - Он умолк, так как герцог нажал  на  тормозное
устройство. Корабль встал на дыбы и перешел на свободное парение.  Левой
рукой герцог указал на фабрику.
   - Это знак червя?
   Кайнз посмотрел в указанном направлении. Пол и Хэллек, сидя плечом  к
плечу, смотрели в ту же сторону. Пол отметил, что их эскорт, захваченный
врасплох внезапным маневром герцога, пролетел вперед,  нарушив  построе-
ние. Фабрика находилась перед ними, на расстоянии каких-нибудь трех  ки-
лометров. В том месте, куда указывал герцог,  изогнутой  цепью  тянулась
гряда продолговатых дюн.
   - Червь, - сказал Кайнз, - и большой.
   Он схватил микрофон и, глядя на расчерченную карту, проговорил:
   - Вызывается  краулер  на  Дельте-Айскс-9.  Знак  червя.  Краулер  на
Дельте-Айекс-9. Знак червя. Жду ответа. Прием!
   В приемнике послышался треск разрядов, потом голос:
   - Кто вызывает Дельту-Айекс-9? Прием!
   - Они, похоже, ничуть не обеспокоены, - удивился Хэллек.
   Кайнз проговорил в микрофон:
   - Воздушное судно, находящееся примерно в  трех  километрах  к  севе-
ро-востоку от вас. Знак червя пересекает наш  курс,  и  ему  понадобится
около 25 минут, чтобы достичь вас.
   Из громкоговорителя послышался другой голос:
   - Говорит контрольно-наблюдательный пункт. Сообщение  подтверждается.
Держите связь. - После паузы он снова проговорил: - Время до контакта  -
26 минут. Определение было весьма точным. Кто на судне? Прием!
   Хэллек рывком подвинулся вперед и очутился в непосредственной близос-
ти от Кайнза и герцога:
   - Это обычная для рабочих передатчиков частота, Кайнз?
   - Да. А что?
   - Кто на связи?
   - Рабочий отряд этой территории. Не мешайте!
   В приемнике снова затрещало, потом раздался голос:
   - Говорит Дельта-Айекс-9. Кому мы обязаны за информацию? Прием.
   Герцог вопросительно посмотрел на Кайнза. Тот сказал:
   - Тому, кто первый даст сообщение  о  приближении  червя,  полагается
премия из добытого спайса. Они хотят знать...
   - Ну, так пусть узнают! - сказал Хэллек.
   Герцог кивнул в знак согласия.
   Кайнз поколебался, потом проговорил в микрофон:
   - Первенство сообщения принадлежит герцогу Лето Атридесу. Герцогу Ле-
то Атридесу. Прием!
   Голос в приемнике был плохо различимым из-за атмосферных помех:
   - Поняли и благодарим.
   - А теперь прикажите им, чтобы они разделили премию между членами ко-
манды. Вы поняли? Прием!
   - Поняли и благодарим, - снова прозвучало в приемнике.
   Герцог сказал:
   - Я забыл упомянуть о том, что Гурни очень талантлив еще в одной  об-
ласти - в налаживании контактов между людьми.
   Кайнз, удивленно нахмурившись, посмотрел на Хэллека.
   - Мы дали понять этим людям, что герцог беспокоится об их безопаснос-
ти, - сказал Хэллек. -  Подобное  известие  распространится  чрезвычайно
быстро. Оно было на рабочей частоте. Вряд ли его слышали агенты  Харкон-
ненов.
   Герцог направил судно к облаку пыли, клубившемуся над фабрикой.
   - Что же теперь?
   - Где-то здесь должен находиться карриол, - сказал Кайнз. - Он приле-
тит и поднимет краулер.
   - А что, если карриол выйдет из строя? - спросил Хэллек.
   - Тогда вы потеряете некоторое количество вашего оборудования, -  от-
ветил Кайнз. - Держитесь ближе к краулеру, мой господин. Увидите кое-что
интересное.
   Герцог со сосредоточенным выражением лица склонился над приборами уп-
равления - их корабль вступил в полосу клубящихся воздушных вихрей.
   Пол посмотрел вниз, увидел все еще изрыгаемые металлом струи песка, а
под ними - пластиковое чудовище Оно походило на огромного коричневого  с
черным жука Во все стороны от него тянулись,  словно  щупальца,  широкие
пустые колеи Перед краулером была огромная черная воронка.
   - Судя по цвету - очень богатые залежи спайса, - сказал Кайнз. -  Они
будут продолжать работы до последней минуты.
   Герцог перевел крылья топтера на большую мощность, заставив их выпря-
миться для крутого спуска, и направил судно круто вниз Эскорт остался на
передней высоте.
   Пол внимательно посмотрел на облачко пыли, вьющееся над  вентиляцион-
ными трубами краулера, потом посмотрел вдаль -  на  приближающийся  знак
червя.
   - Почему мы не слышим вызов карриола? - спросил Хэллек.
   - Его обычно передают на другой частоте, - ответил Кайнз.
   - Разве не по два карриола закрепляются за каждым краулером? -  спро-
сил герцог. - Такую машину должны обслуживать двадцать шесть человек.
   Кайнз сказал:
   - У нас недостаточно обо...
   Он резко оборвал себя, поскольку из приемника послышался сердитый го-
лос:
   - Видит ли кто-нибудь из вас этот треклятый карриол? Они не отвечают.
   Из динамика раздались звуки сильных разрядов, потом все стихло и пер-
вый голос сказал:
   - Немедленно! Сообщите! Прием!
   - Говорит контрольно-наблюдательный пункт. В последний раз,  когда  я
видел карриол, он на большой высоте направлялся к северо-востоку. Сейчас
я его не вижу. Прием!
   - Споттер один: отрицательный.  Прием!  Споттер  два:  отрицательный.
Прием! Споттер три: отрицательный. Прием!
   Герцог посмотрел вниз. Тень их корабля падала рядом с краулером.
   - Только четыре споттера. Так и должно быть?
   - Да, - ответил Кайнз.
   - В нашей части - пять, - сказал герцог. - Наши корабли больше. Поче-
му каждому краулеру не придано по два карриола?
   - У нас очень мало оборудования, - сказал Кайнз.
   - Но ведь самое разумное защищать то, что имеешь.
   - Куда же делся карриол? - спросил Хэллек.
   - Может быть, он совершил вынужденную посадку и его потеряли из виду,
- сказал Кайнз.
   Герцог взял микрофон, опустил палец на кнопку выключателя, но,  медля
с вызовом, спросил:
   - Как они могли потерять карриол из виду?
   - Все их внимание было обращено вниз - на знак червя.
   Герцог нажал кнопку и проговорил в микрофон:
   - Это ваш герцог. Мы снижаемся, чтобы взять на борт  корабля  команду
Дсльта-Айекс-9. Всем споттерам приказываю - делать то же самое! Споттеры
приземляются на восточной стороне, мы - на западной. Все. - Он  переклю-
чил передатчик на свою волну и передал  своему  конвою,  потом  протянул
микрофон Кайнзу.
   Кайнз повернул прибор на прежнюю частоту, и голос в приемнике  закри-
чал:
   - Почти полный груз спайса! У нас почти полный груз спайса! Мы не мо-
жем бросить его из-за этого треклятого червя!
   - К черту спайс! - рявкнул герцог. Он схватил микрофон и закричал:  -
Спайс от нас никуда не уйдет. На наших кораблях есть места для всех вас,
кроме троих. Решайте любым способом, кому уходить. Но уходить нужно. Это
приказ! - Он сунул микрофон в руки Кайнза  и,  видя,  что  тот  потирает
ушибленный палец, пробормотал - Извините.
   - Сколько у нас времени? - спросил Пол...
   - Девять минут, - ответил Кайнз.
   Герцог проговорил:
   - Этот корабль более мощный, чем остальные. Если мы взлетим на  реак-
тивном двигателе с наполовину убранными крыльями, то  сможем  взять  еще
одного человека.
   - Песок рыхлый, - сказал Кайнз.
   - С четырьмя лишними людьми на борту и при работе двигателя на полную
мощность мы можем поломать крылья, сир, - предупредил Хэллек.
   - Только не у этого корабля, - возразил герцог.  Он  снова  склонился
над приборами и повел корабль на посадку. Он  сел  примерно  в  двадцати
метрах от краулера.
   Теперь краулер был неподвижен и струи  песка  не  вырывались  из  его
труб. О том, что он еще  действует,  говорил  лишь  слабый  механический
звук, который стал слышнее, когда герцог открыл дверцу.
   В носы им немедленно ударил запах корицы. По другую сторону  краулера
с шумом приземлился споттер. Эскорт герцога опустился рядом с  его  суд-
ном.
   Пол отметил, какими маленькими они кажутся рядом с  краулером  -  му-
равьи рядом с жуком.
   - Гурни, вы с Полом втискиваетесь на заднее сиденье, - сказал герцог.
Он убрал часть длины крыльев, привел их в нужное  положение  и  проверил
двигатель. - Почему, черт возьми, они не выбираются?
   - Они все еще надеются на помощь карриола, - сказал Кайнз.  -  У  них
есть еще несколько минут. - Он посмотрел на восток.
   Все посмотрели в том же направлении. Знака червя не было видно, но  в
воздухе чувствовалось какое-то гнетущее беспокойство.
   Герцог схватил микрофон и, переключив прибор на частоту своего  отря-
да, сказал:
   - Приказываю выбросить два генератора поля. Тогда  сможете  взять  на
одного человека больше. Мы не оставим этому чудовищу ни одного человека.
- Снова настроившись на частоту краулера, он закричал:
   - Эй вы, там, на Дельте-Айекс-9! Выходите немедленно! Это приказ  ва-
шего герцога! Слышите?! Иначе я разрушу ваш краулер.
   В передней и задней частях краулера открылись люки. Люди вылезали  из
них, соскальзывали вниз и прыгали на песок. Высокий человек в  пятнистом
комбинезоне выбрался последним.
   Герцог положил микрофон и, нагнувшись над открытой дверью, закричал:
   - По двое в каждый из ваших споттеров!
   Человек в пятнистом комбинезоне быстро подтолкнул шестерых к  спотте-
рам.
   - Четверо сюда! - закричал  герцог.  -  Четверо  туда!  -  Он  указал
пальцем на тот споттер из эскорта, который стоял к ним ближе  всех.  Ох-
ранник как раз вытаскивал из него генератор. - Четверо  вон  в  тот  ко-
рабль! - Он указал на другой споттер, чей генератор был уже выброшен.  -
В каждом из остальных трое! Быстрее!
   Высокий человек кончил расчет членов своей команды и,  сопровождаемый
тремя другими, бросился к кораблю герцога.
   - Я слышу червя, но не вижу его, - сказал Кайнз.
   Теперь его услышали и остальные - тусклый шипящий  звук  делался  все
громче и громче.
   - Пора взлетать, черт возьми! - скомандовал герцог.
   Аэрокрафты вокруг них начали подъем Это  напомнило  герцогу  то,  как
взмывали вверх птицы в джунглях его родной планеты, испуганные приближе-
нием дикого быка.
   Сборщики спайса добежали до корабля и стали один за другим забираться
в него Хэллек им помогал.
   - Быстрее, ребята, - торопил он.
   Пол, зажатый разгоряченными телами в самый угол, ощутил запах их пота
и увидел, что у двоих из них  плохо  прикреплены  шейные  приспособления
стилсьюта Он отметил этот факт, чтобы в дальнейшем использовать его  Его
отцу нужно будет отдать приказ о более аккуратном использовании костюмов
Если как следует не следить за этим, люди становятся неряшливыми.
   Последний человек, тяжело дыша, влез в корабль и проговорил:
   - Червь! Он почти рядом! Взлетайте же!
   Герцог сел на место и, нахмурившись, сказал.
   - Судя по расчетам, у нас должно быть еще три минуты Это так, Кайнз?
   - Почти так, мой господин, - ответил Кайнз и подумал. "А он  хладнок-
ровный, этот герцог".
   - Все в порядке, сир, - сказал Хэллек.
   Герцог кивнул, наблюдая за тем, как взмыл последний споттер из эскор-
та. Он включил зажигание, бросил взгляд на крылья и приборы и завел  ре-
активный двигатель.
   В момент взлета герцога и Кайнза вжало в кресла,  а  людей,  сидевших
сзади, прижало друг к другу Кайнз наблюдал за тем, как герцог управляет-
ся с приборами - уверенно и спокойно Теперь машина уже полностью оторва-
лась от земли и герцог внимательно следил за показаниями приборов.
   - Машина перегружена, сир, - напомнил Хэллек.
   - Это в пределах допустимого, - ответил герцог - Ты сомневался, что я
пойду на риск, Гурни?
   - Если только самую малость, сир.
   Герцог пустил судно в легкое парение над краулером. Пол,  вжавшись  в
угол у окна, не отрываясь, смотрел вниз, на неподвижную машину,  на  пе-
сок. Знак червя исчез в четырехстах метрах от краулера, а  теперь  вдруг
песок начал шевелиться у самой фабрики.
   - Червь сейчас находится под краулером, - сказал  Кайнз  -  Скоро  вы
станете свидетелями того, что редко кому доводилось увидеть.
   Теперь над песком вокруг краулера взметнулись фонтаны пыли.  Огромная
машина начала заваливаться на бок Справа от нее  образовался  гигантский
вихрь и закрутился все быстрее и быстрее Воздух стал мутным от  песка  и
пыли.
   И потом они увидели это!
   В песке возник огромный темный провал Солнечные лучи играли на  блес-
тящих белых остриях, торчащих из него  Диаметр  этого  провала  превышал
длину краулера по крайней мере в два раза, как прикинул Пол Он проследил
за тем, как машина скользнула в этот провал, окутанная клубами пыли, - и
потом все исчезло.
   - Боже, что за чудовище! - пробормотал человек возле Пола.
   - Сожрало весь заготовленный нами спайс, - проворчал другой.
   - Кому-то придется за это заплатить, - сказал герцог.  -  Я  вам  это
обещаю.
   Голос прозвучал невыразительно, почти безжизненно, из чего Пол заклю-
чил, что его отец был в страшном гневе. Он обнаружил, что разделяет этот
гнев. Подобная потеря была преступлением!
   Потом зазвучал голос Кайнза:
   - Благословен будь Создатель и Его вода. Благословен будь  приходящий
и уходящий от Него. Пусть путь Его очистит мир. Он поддерживает мир  Его
народа.
   - Что вы такое говорите? - спросил герцог.
   Но Кайнз ничего не ответил Пол посмотрел на сидящих вокруг  него  лю-
дей. Полными страха глазами они смотрели в затылок Кайнза  Один  из  них
прошептал.
   - Льет!..
   Кайнз повернулся, показав нахмуренное лицо Говоривший смущенно замол-
чал, стараясь сделаться как можно незаметнее на своем месте.
   Другой из спасенных людей закашлялся. Кашель был  сухой,  раздирающий
грудь. Человек с трудом выдохнул:
   - Черт бы побрал эту проклятую дыру!
   Тот высокий, что последним вышел из краулера, сказал:
   - Замолчи, Кос! Ты сам виноват в том, что твой кашель стал хуже. - Он
повернулся, чтобы увидеть герцога - Могу поручиться, что ты герцог Лето.
Мы должны выразить вам свою благодарность. Если бы не вы, мы  все  оста-
лись бы там...
   - Спокойно, парень, не мешай герцогу вести машину, - пробормотал Хэл-
лек.
   Пол посмотрел на Хэллека. Тот, подобно Полу, тоже  заметил,  в  каком
напряженном состоянии находится герцог. В уголках его рта собрались мор-
щины, а это было тогда, когда на герцога нападал дикий гнев.
   Лето начал было выводить корабль из виража, когда его внимание  прив-
лекло какое-то движение на песке Червь уже исчез в глубинах песка, и те-
перь неподалеку от того места, где  стоял  краулер,  виднелись  две  ма-
ленькие фигурки, двигающиеся по пескам.
   - Кто это там? - крикнул герцог.
   - Двое людей, которые пошли пешком, сир, - ответил высокий.
   - Почему о них ничего не сообщили?
   - Они не захотели, сир.
   - Мой господин, - сказал Кайнз, - они знают о том, что людям, оказав-
шимся в пустыне, в краю червя, мало чем можно помочь.
   - Мы пошлем за ними корабль с базы, - сказал герцог.
   - Как пожелаете, мой господин - Кайнз пожал плечами. - Но  когда  ко-
рабль прибудет сюда, рисковать, вероятно, будет уже не из-за кого.
   - Все равно пришлем корабль, - сказал герцог.
   - Они были как раз в том месте, откуда поднялся червь, - сказал  Пол.
- Как им удалось спастись?
   - Может, стены осели или нас обмануло расстояние, - ответил Кайнз.
   - Вы зря тратите горючее, сир, - напомнил Хэллек.
   - Молчи, Гурни!
   Герцог повел корабль к Защитной стене. Его эскорт занял свое место по
обе стороны судна. Пол думал о том, что сказали человек с Дюны  и  Кайнз
Он чувствовал в их словах полуправду, прикрытую ложь. Люди шли по песча-
ной поверхности так уверенно, что было ясно: они хорошо знают и  рассчи-
тывают на то, что червь не появится на их пути.
   - Свободные! - подумал Пол. - Кто еще может чувствовать себя так уве-
ренно в этих песках? Они знают, как перехитрить червя.
   - Что эти Свободные делали на краулере? - спросил Пол.
   Кайнз обернулся. Высокий человек смотрел на Пола, широко раскрыв гла-
за - темно-синие без белков.
   - Кто этот паренек? - спросил он.
   Хэллек наклонился к нему.
   - Это Пол Атридес, наследник герцога.
   - Почему он говорит, что на нашей машине были Свободные?
   - Они подходят к описанию, - ответил Пол.
   Кайнз фыркнул.
   - Нельзя отличить Свободных с одного взгляда! - Он посмотрел на чело-
века с Дюны. - Кто были эти люди?
   - Друзья одного из рабочих, - сказал высокий. - Всего лишь друзья  из
деревни, которые захотели посмотреть на спайсовые пески.
   Кайнз отвернулся. Но он вспомнил  слова  из  легенды:  "Лизаналь-Гаиб
увидит все, несмотря на увертки".
   - Вполне вероятно, что их ожидает смерть. Не следует говорить  о  них
недружелюбно, - сказал человек с Дюны.
   Но Пол услышал в их голосах фальшь и почувствовал угрозу, заставившую
Хэллека насторожиться. Пол сухо проговорил:
   - Смерть придет к ним в ужасном месте.
   Не оборачиваясь, Кайнз сказал:
   - Когда Бог выбирает, кому в каком месте умереть, он хочет, чтобы же-
лания этого человека указали ему то место.
   Герцог бросил на Кайнза суровый взгляд. И Кайнз тоже посмотрел на не-
го, обнаружив, что его тронуло то, свидетелем чему он стал: "Этот герцог
беспокоится о людях больше, чем о спайсе. Он  рисковал  своей  жизнью  и
жизнью своего сына. Он пошел на  потерю  краулера.  Угроза  человеческим
жизням вызвала в нем участие. Такому вождю служат с фанатической предан-
ностью. Его трудно победить".
   Вопреки своему желанию и перечеркивая все прежние сведения, Кайнз вы-
нужден был признать, что ему нравится этот герцог.


   Величие мимолетно, в нем нет никакой внутренней закономерности.  Час-
тично оно зависит от склонности людей верить в мифы.  Человек,  которому
удалось испытать на себе, что такое  величие,  должен  понимать,  какому
именно мифу он этим обязан. Он должен отражать тот свет, который направ-
лен на него. И ему должно быть присуще чувство самоиронии,  предохраняю-
щее его от веры в собственную исключительность.
   Критическое отношение к самому себе позволит ему не останавливаться в
своем внутреннем развитии. Если же человек не может посмотреть  на  себя
со стороны, то ему не под силу вынести даже  кратковременное  возвеличе-
ние.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   В обеденной зале большого арракинского дворца свет суспензерных  ламп
рассеивал полумрак ранних сумерек. Их лучи были направлены вверх, на ви-
севшую на стене бычью голову и темный портрет старого герцога.
   Под этими талисманами отливало  тусклым  блеском  серебро  Атридесов,
расставленное в строго определенном порядке. Классический  подсвечник  в
центре стола оставался не зажженным.
   Остановившись в дверях, чтобы оглядеть  приготовления.  Лето  покачал
головой. Возле каждой тарелки на длинном столе  стоял  графин  с  водой.
"Воды на этом столе достаточно, - подумал  герцог,  -  чтобы  поить  ка-
кую-нибудь бедную семью с Арраки в течение года".
   Сбоку от дверей находились большие раковины для умывания,  отделанные
желтым кафелем; возле каждой раковины висели полотенца. Существовал обы-
чай, объяснила ему домоправительница, согласно которому гости при  входе
должны были погружать руки в раковину, выплескивая несколько  капель  на
пол, а потом осушить руки полотенцем, повешенным у входной двери.  После
обеда туда приходили нищие и собирали воду, капающую с полотенец.
   "Как это типично для поместья Харконненов! - подумал  герцог.  -  Все
оттенки деградации, которые можно себе представить". Он  глубоко  вздох-
нул, чувствуя, как напрягаются мышцы от поднимающегося гнева.
   - С сегодняшнего дня обычай не действует, - сказал он.
   Он увидел, что женщина-прислужница, одна  из  тех  старых  нескладных
женщин, которых рекомендовала домоправительница, нерешительно топчется у
двери на кухню. Услыхав его слова, она вышла из тени.
   - Что желает мой господин? - Она не поднимала головы, глаза  ее  были
полуприкрыты.
   Он показал на раковины.
   - Я хочу, чтобы убрали эти раковины и полотенца.
   - Но... Высокородный!.. - Она подняла голову, ее рот приоткрылся.
   - Я знаю про обычай! - воскликнул он. - Убери эти раковины!  Пока  мы
едим и до тех пор, пока не кончим, каждый подошедший к столу нищий может
сделать глоток воды. Понятно?
   Ее морщинистое лицо отразило наплыв разнообразных чувств: ужаса, зло-
бы...
   Внезапное озарение подсказало герцогу, что она могла рассчитывать  на
продажу воды, капающей с полотенец, и тем самым получить немного  денег.
Возможно, это тоже был обычай.
   Его лицо потемнело, и он проворчал:
   - Я поставлю часового, чтобы он проследил за этим.
   Он круто повернулся и пошел по проходу в большой  холл.  Воспоминания
теснились в его голове - он вспомнил волны травы под ветром и воду вмес-
то песка, теплые летние дни, что пронеслись мимо,  как  опавшие  листья.
"Все ушло, я старею, - подумал он - Я ощутил холод смерти. И  в  чем?  В
алчности старой женщины".
   Леди Джессика стояла в центре группы гостей, собравшихся у камина.  В
камине потрескивал огонь, бросая блики оранжевого света на драгоценности
и кружева дорогих нарядов. Он узнал мануфактурщика с Картага, экспортера
электронного оборудования; грузоотправителя воды, чей особняк был  непо-
далеку от его фабрики; представителя банка  Союза,  длинного  и  худого,
торговца шахтным оборудованием для добычи слайса; худощавую, решительно-
го вида женщину, чья служба по охране внепланетных  посетителей  служила
прикрытием для различных контрабандных операций.
   Большая часть женщин принадлежала к специфическому типу:  живописные,
причудливо и броско одетые, они странным образом сочетали неприступный и
в то же время вызывающе чувственный вид.
   "Даже если бы Джессике и не приходилось играть роль хозяйки, она  все
равно оказалась бы в центре внимания", - подумал герцог. На ней не  было
драгоценностей, и в одежде она предпочла теплые тона: длинное платье под
цвет освещающего ее каминного пламени, ярко-коричневая лента в бронзовых
волосах.
   Он почувствовал, что это был тонкий вызов с ее стороны, упрек  за  ту
порцию холодности, которую она сегодня от него получила. Ему было хорошо
известно о том, что она больше всего нравилась ему, одетая в эти цвета.
   Неподалеку стоял Дункан Айдахо в блестящей форме. На его плоском лице
застыла скука, черные вьющиеся волосы были аккуратно причесаны.  Он  был
вызван от Свободных и получил от Хавата приказ под предлогом охраны вес-
ти за леди Джессикой постоянное наблюдение.
   Герцог оглядел комнату.
   В углу ее стоял Пол, окруженный группой юных местных богачей, а  поо-
даль от них - три офицера из домашней охраны. Герцог с особым  вниманием
оглядел молодых женщин. Какая могла быть ловушкой для его наследника? Но
Пол обращался со всеми одинаково, с видом сдержанного благородства.  "Он
будет с честью носить титул", - сказал себе герцог и внезапно с внутрен-
ней дрожью понял, что это - еще одна мысль о смерти.
   Пол увидел в дверях отца и его уклончивый взгляд  Он  оглядел  группы
людей: руки, унизанные драгоценностями, сжимают бокалы  с  напитками.  И
внезапно вид этих людей вызвал в юноше возмущение. Их лица были дешевыми
масками, за которыми прятались завистливые  мысли,  а  жужжание  голосов
должно было скрыть ком тяжелого молчания, таящийся в каждой груди  "Я  в
дурном настроении", - подумал он и спросил себя, что бы  сказал  на  это
Гурни.
   Ему был известен источник его хандры Он не хотел выполнять ту обязан-
ность, которую выполнял сейчас, но его отец был тверд. "У тебя есть  оп-
ределенное положение, которое ты должен защищать. Ты достаточно для это-
го взрослый, ты почти мужчина".
   Пол видел, как его отец направился к группе  людей,  окружающих  леди
Джессику Когда Лето подходил к ней, грузоотправитель воды спрашивал:
   - Это правда, что герцог возьмет контроль за погодой в свои руки?
   - Так далеко в наших планах мы не заходили, сэр, - ответил за нее Ле-
то.
   Человек обернулся, показав круглое и темное, почти черное лицо.
   - А, герцог, - сказал он - Мы вас не заметили.
   Лето посмотрел на Джессику.
   - Дело есть, - сказал он Снова посмотрев на человека, он сообщил  ему
свое решение относительно раковин, добавив: - Что касается меня, со ста-
рым обычаем покончено.
   - Это герцогский приказ, мой господин? - спросил человек.
   - Оставляю это на ваше... э на вашу совесть, - Герцог оглянулся и за-
метил подходящего к ним Кайнза.
   Одна из женщин сказала:
   - Я думаю, что это очень благородный жест - давать воду...
   Кто-то остановил ее. Герцог посмотрел на Кайнза и отметил, что на нем
старомодная темно-коричневая форма с  эполетами  имперского  сержанта  и
крошечной золотой капелькой на вороте.
   Грузоотправитель воды сердито спросил:
   - Герцог намерен критиковать наши обычаи?
   - Этот обычай должен быть изменен, - сказал Лето. Он кивнул Кайнзу и,
заметив хмурое выражение на лице Джессики, подумал: "Это ей не  к  лицу,
но я добавлю слухов о наших с ней разногласиях".
   - С разрешения герцога, я хотел бы продолжить разговор об обычаях...
   Лето уловил вкрадчивость тона говорившего и отметил  гробовое  молча-
ние, наступившее в их группе. Головы других гостей начали поворачиваться
в их сторону.
   - Разве нам не пора обедать? - встревожилась Джессика.
   - Но у наших гостей есть кое-какие вопросы,  -  возразил  герцог.  Он
обернулся к грузоотправителю воды и, глядя в его пучеглазое и  толстогу-
бое лицо, вспомнил докладную записку Хавата: "Запомните его имя.  Лингар
Вьют. Харконнены использовали его, но никогда полностью не контролирова-
ли".
   - Обычаи, связанные с водой, так интересны! - сказал Вьют  и  на  его
лице появилась масляная улыбка. - Я хотел бы знать, что вы намерены сде-
лать с находящейся в этом доме оранжереей Вы намерены  продолжать  щего-
лять ею, мой господин?
   С трудом сдерживая гнев, герцог смотрел на этого человека. Мысли вих-
рем проносились в его голове. Было бы недурно бросить ему вызов, особен-
но теперь, когда у них имелась его подпись на контракте о лояльности. Но
поступок, кроме всего прочего, требовал знания  собственной  силы.  Вода
действительно была здесь силой. Если, к примеру,  средства  подачи  воды
сейчас заминированы, чтобы быть уничтоженными в нужный момент. Этот  че-
ловек способен на подобный поступок. Уменьшение эффективности приспособ-
лений для подачи воды вполне может уничтожить всю  планету  Арраки.  Это
вполне могло быть тем козырем, который Вьют использовал против Харконне-
нов.
   - Мой господин, у нас с герцогом были другие планы в  отношении  этой
оранжереи, - возразила Джессика, улыбнувшись Лето - Мы намеревались  ос-
тавить ее, конечно, но лишь для того, чтобы сохранить ее для жителей Ар-
раки. Мы мечтали о том, чтобы климат на планете мог  быть  изменен  так,
чтобы подобная оранжерея могла бы существовать и на открытом месте.
   - Благослови ее Боже! - подумал Лето. - Пусть Вьют это проглотит.
   - Ваш интерес к воде и контролю за погодой очевиден, - сказал герцог.
- Я бы посоветовал вам разнообразить ваши  вложения.  Когда-нибудь  вода
перестанет быть ценностью на Арраки.
   И он подумал: "Хават должен удвоить свои усилия по выявлению  органи-
зации этого Вьюта И нам надо немедленно начать работы по сооружению  за-
пасных линий для подачи воды. Ни один человек не должен иметь  на  руках
козыри против меня".
   Вьют кивнул, по-прежнему улыбаясь.
   - Похвальная мечта, мой господин! - С этими словами он отошел в  сто-
рону.
   Внимание Лето привлекло выражение лица Кайнза Он  пристально  смотрел
на Джессику. Казалось, он ничего вокруг не видел и не слышал, как  влюб-
ленный или как человек, погруженный в религиозный транс.
   На самом деле Кайнз был ошеломлен всплывшими в его памяти словами ле-
генды: "...и они разделят ваши самые сокровенные мечты". Он  проговорил,
обращаясь к Джессике:
   - Вы знаете кратчайший путь?
   - А, доктор Кайнз! - Вьют будто теперь только заметил планетолога.  -
Вы со своей бандой Свободных уже вернулись из поездки? Как  это  мило  с
вашей стороны!
   Едва скользнув по нему взглядом, Кайнз проговорил:
   - В пустыне говорят, что владение большим количеством воды может сде-
лать человека беззаботным.
   - У тех, кто живет в пустыне, много странных поговорок,  -  парировал
Вьют, но в голосе его прозвучала тревога.
   Джессика подошла к Лето и взяла его под руку, выжидая,  когда  к  ней
придет спокойствие Кайнз сказал "кратчайший путь". На старом  языке  эта
фраза звучала "квизатц хедерах". Странный вопрос планетолога,  казалось,
остался незамеченным для других, и теперь Кайнз стоял, склонившись к од-
ной из женщин, и слушал ее тихий кокетливый голос.
   А Джессика обратилась мыслями к своей тайной надежде в отношении  бу-
дущего Пола. Он мог бы быть квизатцем хедерахом. Он мог бы.
   Представитель банка Союза вступил в разговор с грузоотправителем  во-
ды, и голос Вьюта скоро перекрыл все остальные голоса:
   - Многие пытались изменить Арраки.
   Герцог увидел, как эти слова будто пронзили Кайнза, заставив его вып-
рямиться и отвернуться от женщины В наступившем молчании раздался  возг-
лас слуги.
   - Обед подан, мой господин!
   Герцог вопросительно посмотрел на Джессику.
   - Согласно существующему здесь обычаю, хозяин и хозяйка должны  вести
своих гостей к столу, - сказала она - Мы изменим и этот обычай, мой гос-
подин?
   Он холодно проговорил:
   - Обычай весьма полезный Мы воспользуемся им прямо сейчас.
   "Иллюзия того, что я подозреваю ее в предательстве, должна все увели-
чиваться", - подумал он. Он посмотрел на своих гостей: кто из них  верит
в эту ложь?
   Джессика почувствовала, что он снова отдаляется от нее, как это  было
уже не раз в последнюю неделю. "Он действует как человек, борющийся  сам
с собой, - подумала она. - Может быть, это из-за того, что я так  быстро
устроила этот обед? Но он же знает, как важно сейчас свести наших служа-
щих и офицеров с людьми, имеющими положение в обществе И ничто не прине-
сет на этом пути большей пользы, чем подобная встреча".
   Лето, наблюдая за проходящими гостями, вспомнил, что сказал  об  этом
Зуфир Хават. "Сир! Я это запрещаю!"  Губы  герцога  дрогнули  в  угрюмой
улыбке. Что это была за сцена! И когда герцог остался непреклонным,  Ха-
ват покачал головой:
   - У меня плохие предчувствия, сир События на Арраки развиваются слиш-
ком быстро Это совсем не похоже на Харконненов.
   Пол прошел мимо отца, ведя под руку молодую женщину, которая была вы-
ше его на полголовы. Он бросил на отца обиженный взгляд и кивнул в ответ
на какое-то ее замечание.
   - Ее отец производит стилсьюты, - сказала Джессика - Мне сказали, что
только сумасшедший может отправиться в пустыню в одном из его костюмов.
   - Кто этот человек с лицом в шрамах, идущий впереди Пола?  -  спросил
герцог. - Я его не припомню.
   - Его включили в список позднее, - прошептала она -  Это  приглашение
устроил Гурни.
   - Гурни?
   - По моей просьбе Я получила согласие Хавата,  хотя  сначала  он  был
настроен непримиримо. Это контрабандист Эсмар Туск. Его здесь все знают,
он принят во многих домах.
   - Зачем он здесь?
   - Вопрос естественный, - согласилась она. - Одним своим  присутствием
Туек сеет сомнения и подозрения. Но он - большая сила в среде людей  оп-
ределенного сорта. Например, он будет формально извещен о  том,  что  ты
готовишься настоять на своем приказе, направленном против взяточничества
и принудительных поборов среди контрабандистов. Это, кажется, очень пон-
равилось Хавату.
   - Я не уверен, что это нравится мне! - Он кивнул прошедшей паре и от-
метил, что лишь нескольким гостям осталось пройти мимо них. - Почему  ты
не пригласила кого-нибудь из Свободных?
   - Здесь Кайнз, - сказала она.
   - Да, здесь Кайнз, - повторил он. У тебя есть еще сюрприз для меня? -
Он повел ее вслед за гостями.
   - Все остальное главным образом условности, -  сказала  она,  подумав
про себя "Дорогой мой, неужели ты не понимаешь, что  этот  контрабандист
располагает быстрыми кораблями и что  его  можно  подкупить!  Мы  должны
иметь запасной выход, путь к побегу с Арраки, если жить здесь станет не-
возможно".
   Когда они вошли в обеденную залу, она высвободила свою руку, позволяя
усадить себя Он подошел к своему месту. Лакей поставил  перед  ним  стул
Остальные разместились, шурша одеждой, двигая стульями, но  герцог  про-
должал стоять Он сделал знак, и лакеи отступили.
   В комнате повисло тревожное молчание.
   Джессика, посмотрев на Лето, увидела слабое дрожание  в  уголках  его
рта, заметила румянец, заливший его щеки Что его так рассердило? - спро-
сила она себя. Конечно же не то, что я пригласила контрабандиста...
   - Некоторых из вас удивило мое решение о раковинах  и  полотенцах,  -
хмуро проговорил Лето - Должен вам сказать, что измениться  должно  мно-
гое.
   Молчание, воцарившееся за столом, сделалось  тягостным  "Они  думают,
что он пьян", - подумала Джессика
   - Лето поднял свой бокал.
   - Сейчас, как кавалер империи, я хочу предложить тост, - сказал он.
   Все подняли свои бокалы и посмотрели на герцога.
   - Я здесь, и я здесь останусь! - воскликнул он.
   Многие уже поднесли бокалы к своим губам, но им пришлось снова  опус-
тить их, так как герцог предупреждающе поднял руку:
   - Мой тост: дело двигает прогресс. Счастье можно найти повсюду!
   Он сделал глоток. Остальные последовали его примеру, поглядывая  друг
на друга.
   - Гурни! - позвал герцог.
   Из алькова, находящегося в другом конце комнаты, что был ближе к гер-
цогу, раздался голос Хэллека.
   - Я здесь, мой господин!
   - Поиграй нам, Гурни.
   Из алькова раздались звуки бализета. Повинуясь знаку  герцога,  слуги
начали разносить блюда с едой и расставлять их на столе Все еще  продол-
жая стоять, герцог сказал"
   - В старые времена в обязанности хозяина входило  развлекать  гостей,
используя свои таланты. - Костяшки его пальцев побелели, так  крепко  он
сжимал бокал - Я не умею петь, но я скажу вам слова этой песни. Считайте
их следующим тостом - тостом в память тех, кто умер,  создавая  для  нас
эту жизнь.
   Сидящие за столом обменялись  тревожным  шепотом.  Джессика  опустила
взгляд. Герцог качал декламировать:
   Смотрите все -
   Проходят тени древних войск,
   Презревших боль и денег звон,
   Идут полки
   И серебром, как и на наших формах,
   Сверкают тускло их воротники
   Смотрите все -
   Проходят тени древних войск,
   Не знавших подлости, измен,
   Полки идут
   И пронеся его через столетья,
   Соблазн удач они с собой несут
   Смотрите все -
   Проходят тени древних войск,
   Солдаты-призраки идут своим путем.
   Друзья! Когда для нас придет черед,
   Соблазн удач в дорогу мы возьмем!
   Герцог возвысил голос на последних словах, сделал большой  глоток  из
бокала и поставил его на стол так резко, что вино расплескалось.
   Остальные выпили в смущенном молчании И снова герцог поднял свой  бо-
кал и на этот раз выплеснул его содержимое на пол, зная,  что  остальные
должны последовать его примеру.
   Первой это сделала Джессика. И после минутного  оцепенения  остальные
проделали то же самое. Джессика видела, что Пол, сидящий рядом с  отцом,
изучает реакцию окружающих его людей. Она тоже не  могла  удержаться  от
наблюдений.
   С наибольшим интересом она наблюдала за Кайнзом. Планетолог было  за-
колебался, потом вылил содержимое бокала в сосуд своего стилсьюта. Заме-
тив, что Джессика смотрит на него, он улыбнулся и поднял пустой бокал  в
молчаливом тосте. Казалось, все эти действия нимало его не смутили.
   Музыка Хэллека все еще доносилась из алькова, но она перешла  на  ма-
жорный лад и была теперь веселой и живой,  как  будто  трубадур  пытался
поднять настроение тех, кто его слушал.
   - Давайте приступим к обеду, - сказал герцог и сел.
   "Он сердит и неуверен в себе, - подумала Джессика. - Потеря  краулера
задела его гораздо глубже, чем можно было думать. Он ведет себя как  че-
ловек, попавший в отчаянное положение. Его  положение  и  в  самом  деле
ужасно..."
   Вначале медленно, потом все более оживляясь, обед шел своим  чередом.
Фабрикант стилсьютов сделал Джессике комплимент по поводу обеда.
   - Мы привезли все с Каладана, - ответила она.
   - Великолепно! - повторил он, смакуя еду... Просто великолепно! И ни-
какого меланжа. Так устаешь от этого спайса!
   Представитель банка Союза посмотрел на Кайнза.
   - Насколько я знаю, доктор Кайнз, червь разрушил еще одну фабрику?
   - Новости разносятся быстро, - сказал герцог.
   - Так это правда? - спросил банкир, обращаясь к Лето.
   - Конечно, правда! - рявкнул Лето. - Машина провалилась сквозь землю,
хотя это и кажется невероятным.
   - Когда появился червь, ничто  не  могло  спасти  краулер,  -  сказал
Кайнз.
   - И никто не видел, как появился червь? - спросил банкир.
   - За пустыней следят стопперы, - сказал Кайнз. - Штат  машины  обычно
состоит из четырех человек: двоих водителей  и  двоих  помощников.  Если
один или даже двое были в числе тех, кому платят враги герцога...
   - А-а-а, понятно, - протянул банкир. - А вы, судья по  изменениям,  в
этом сомневаетесь?
   - Я буду вынужден тщательно обдумать ситуацию, - ответил  Кайнз  -  И
уж, конечно, не буду обсуждать этот вопрос за столом.
   А сам подумал "Скелет обглоданный! Тебе ведь известно, что я  получил
инструкцию не обращать внимания на подобного рода нарушения".
   Банкир улыбнулся и вернулся к еде.
   Джессика сидела, вспоминая один урок в школе Темой урока был  шпионаж
и контршпионаж Учительницей была пухлая, с довольным  лицом  Преподобная
мать, и ее жизнерадостный голос удивительно не соответствовал теме  уро-
ка.
   "Главное, что следует запомнить касательно школы шпионажа и контршпи-
онажа, - это модель простой основной реакции всех учеников. Любая завер-
шенная дисциплина имеет свои штампы, свои модели, свое влияние на обуча-
ющихся. Данная модель легко поддается анализу и прогнозу. Итак, основные
типы шпионов-агентов должны иметь одинаковые простые реакции.
   Иначе говоря, имеются определенные типы  мотивации,  которые  просты,
несмотря на разницу школ или противоположность целей. Вначале вы  узнае-
те, как выделить этот элемент для вашего  анализа,  затем  следует  тща-
тельное изучение мысленной ориентации тех, кто находится под  наблюдени-
ем. Вы обнаружите, что определить мотивы  подозреваемых  -  дело  весьма
несложное, если, конечно, опираться при этом еще и на интонацию и на ма-
неру речи..."
   Теперь, сидя рядом со своим сыном, герцогом, гостями и слушая  предс-
тавителя банка Союза, Джессика вдруг ощутила, как к ней  пришло  знание:
этот человек был агентом Харконненов. Она читала его мысли так свободно,
как будто он объяснял их вслух.
   Означает ли это, что и сам Союз выступает против  дома  Атридесов?  -
спросила она себя. Чтобы скрыть обуревавшие ее чувства, она  потребовала
сменить блюдо, продолжая слушать человека, выдающего свои мысли  Он  по-
вернет теперь разговор на что-нибудь  невинное,  скрасив  его  зловещими
обертонами. Это его модель.
   Банкир отпил из своего бокала, улыбнулся сидевшей рядом женщине,  по-
том прислушался к тому, как один из сидящих за столом объяснял  герцогу,
что растения на Арраки не имеют шипов.
   - Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за полетами  здешних
птиц, - сказал банкир, обращаясь к Джессике - Правда, наши птицы питают-
ся падалью, а многие, обходясь без воды, становятся кровопийцами.
   Дочь фабриканта стилсьютов, сидящая на другом конце стола, между  По-
лом и его отцом, нахмурила свои хорошенькие брови и сказала:
   - О, Су-Су, ты всегда говоришь такие противные вещи!
   Банкир улыбнулся.
   - Меня называют Су-Су, потому что  я  являюсь  финансовым  советником
"Союза разносчиков воды", - пояснил он. И поскольку Джессика  продолжала
смотреть на него, он добавил: - Из-за того, что разносчики кричат Су-Су!
- Он так похоже воспроизвел этот звук, что все рассмеялись.
   Джессика слушала его хвастливый голос, но отметила только упрек моло-
дой женщины, предоставив банкиру сказать то, что он сказал Она взглянула
на Лингара Вьюта Водный магнат хмурился, все его внимание было  сосредо-
точено на еде Сказанное банкиром для Джессики прозвучало для него следу-
ющим образом: "Я тоже контролирую эту важнейшую для Арраки силу - воду!"
   Пол заметил фальшь в голосах за столом, увидел, что его  мать  следит
за разговором с напряженностью Бене Гессерит. Повинуясь безотчетному им-
пульсу, он решил ей подыграть и обратился к банкиру:
   - Вы хотите сказать, что эти птицы - каннибалы?
   - Странный вопрос, молодой мистер, - ответил банкир. - Я просто  ска-
зал, что птицы пьют кровь. Она ведь необязательно должна быть кровью  их
сородичей?
   - Вопрос вовсе не странный, - возразил Пол, и Джессика отметила в его
голосе то умение замаскировать выпад, которому он научился  от  нее.  Он
демонстративно взял вилкой кусок еды с тарелки своего соседа и съел его.
- Они едят из одного котла, в них одни и те же потребности.
   Банкир посмотрел на герцога, ища у него поддержки.
   - Вы ошибаетесь, если считаете моего сына ребенком, -  сказал  тот  и
улыбнулся.
   Джессика оглядела сидящих за столом и  увидела,  что  Вьют  сияет,  а
Кайнз и контрабандист улыбаются.
   - Молодой мистер, по-видимому, хорошо понимает экологические  законы,
- заметил Кайнз. - Борьба между жизненными элементами -  это  борьба  за
свободную энергию системы. Кровь - достаточный источник энергии.
   Банкир отложил вилку и сердито проговорил:
   - Говорят, что у Свободных некоторые подонки пьют кровь  умерших  лю-
дей.
   Кайнз покачал головой и проговорил:
   - Они не пьют кровь, сэр. Но вся, до последней капли, кровь  человека
принадлежит его народу, его племени. Когда живешь возле великой пустыни,
такое необходимо. Вода там ценна, а человеческое тело на 70% состоит  из
воды. Вода мертвому человеку конечно же не нужна.
   Банкир оперся обеими руками о стол, и Джессика подумала, что он соби-
рается встать и уйти.
   Кайнз поднял взгляд на Джессику.
   - Простите меня, моя госпожа, что я заговорил за столом о таком пред-
мете, но вам сказали заведомую ложь, и нужно было все прояснить.
   - Вы так долго сотрудничали со Свободными, что у вас все чувства при-
тупились, - выдохнул банкир.
   Кайнз спокойно посмотрел на него, изучая его бледное, нахмуренное ли-
цо.
   - Вы бросаете мне вызов, сэр?
   Банкир, казалось, лишился дара речи.
   - Конечно нет... Я бы не стал огорчать наших хозяев, - пробормотал он
после паузы.
   Джессика услышала страх в его голосе, увидела страх на  его  лице,  в
его дыхании, в биении жилки на его виске. Человек очень боялся Кайнза.
   - Наши хозяева в состоянии сами решить, что их оскорбляет, а что нет,
- сказал Кайнз. - Они знают, что такое честь. О их храбрости  можно  су-
дить хотя бы по тому факту, что они сейчас здесь, на Арраки...
   Джессика видела, что герцогу понравились эти  слова,  большинству  же
других - нет. Люди сидели в напряженных позах, держа руки под столом.
   Исключение  составляли  Вьют,  который  открыто  забавлялся   замеша-
тельством банкира, и контрабандист, который,  казалось,  ждал  знака  от
Кайнза.
   Джессика заметила, что Пол смотрит на Кайнза с восхищением.
   - Я жду, - напомнил Кайнз.
   - Я не собирался никого оскорблять, - пробормотал банкир. -  Если  вы
оскорблены, прошу принять мои извинения.
   - Я их принимаю, - Кайнз улыбнулся Джессике и вновь принялся за  еду,
как если бы ничего не случилось.
   Джессика видела, что контрабандист тоже вздохнул свободно. Она  отме-
тила про себя, что человек этот был готов по первому зову прийти на  по-
мощь Кайнзу. Между ними существовало какое-то соглашение.
   Лето, играя вилкой, внимательно глядел на Кайнза.  Поведение  эколога
указывало на изменение его отношения к Атридесам. Во время их полета над
пустыней Кайнз держался гораздо суше.
   Джессика знаком велела внести новое блюдо. Постепенно разговор  опять
оживился, но Джессика различала в нем натянутость. Она видела, что  бан-
кир ест в мрачном молчании. "Кайнз без колебаний убил бы его", - подума-
ла она. Она увидела в Кайнзе способность  к  сознательному  убийству,  и
это, как она догадалась, было качеством Свободных.
   Джессика повернулась к фабриканту стилсьютов и сказала:
   - Вы знаете, я постоянно думаю о том, как важна вода на Арраки.
   - Очень важна, - согласился тот. - Что это  за  блюдо?  Оно  восхити-
тельно.
   - Языки дикого кролика под особым соусом, - сказала хозяйка. -  Очень
старый рецепт.
   - Я хотел бы иметь его.
   Она кивнула.
   - Вы его получите.
   Кайнз посмотрел на Джессику:
   - Вновь прибывшие на Арраки часто недопонимают того значения, которое
имеет здесь вода. Очень важно отдавать себе отчет, что вы имеете дело  с
законом о минимуме.
   - Развитие ограничено той необходимостью, которая присутствует в  са-
мом малом количестве, - подхватила Джессика. - И, естественно,  мельчай-
шее благоприятное условие контролирует скорость развития.
   - Очень редко встречаешь членов Великого дома, разбирающихся в плане-
тологических проблемах, - сказал Кайнз. - Вода наименьшее  благоприятное
условие жизни на Арраки. И помните, что само развитие может создать неб-
лагоприятные условия, если только  не  соблюдать  чрезвычайную  осторож-
ность.
   Джессика уловила скрытое послание в словах Кайнза, но не вполне поня-
ла его.
   - Вы имеете в виду, что Арраки может иметь упорядоченный  водный  ба-
ланс для поддержки человеческих жизней при более благоприятных условиях?
   - Это невозможно! - рявкнул водный магнат.
   Джессика посмотрела на Вьюта.
   - Почему невозможно?
   - Невозможно на Арраки, - уточнил он - Не  слушайте  этого  мечтателя
Против него результаты лабораторных исследований.
   Кайнз посмотрел на Вьюта, и Джессика заметила, что  взоры  всех  при-
сутствующих тоже обратились на них.
   - Результаты лабораторных работ тяготеют к тому, чтобы ослепить  всех
простым фактом, - сказал Кайнз - Этот факт состоит в следующем мы  здесь
имеем дело с веществами, которые берут начало и  существуют  вне  нашего
мира, где растения и животные ведут нормальное существование.
   - Ненормальное! - фыркнул Вьют - На Арраки нет ничего нормального.
   - Совсем напротив, - ответил Кайнз. - Некоторая гармония может  уста-
новиться и здесь при использовании  самоподдерживающихся  систем,  нужно
лишь понять, в чем заключаются лимиты планеты и давление на нее.
   - Этого никогда не будет, - прорычал Вьют.
   Герцога внезапно озарило: он вспомнил, когда Кайнз изменил свое отно-
шение к ним. Это случилось, когда Джессика сказала о том, что хочет сох-
ранить оранжерею для передачи ее жителям Арраки.
   - Что нужно сделать, чтобы установить  самоподдерживающуюся  систему,
доктор Кайнз? - спросил Лето.
   - Если мы сможем получить три процента зеленого растительного элемен-
та на Арраки, который идет сейчас только на формирование  залежей  угля,
мы начнем циклическую систему, - сказал Кайнз.
   - Вода - единственная проблема? - спросил герцог. Он чувствовал  вол-
нение Кайнза и был захвачен им.
   - Нет, но она главная! - твердо проговорил Кайнз. - Эта планета  рас-
полагает большим количеством кислорода без  того,  что  ему  обычно  со-
путствует, - разнообразной растительной жизни и двуокиси углерода из та-
ких источников, как действующие вулканы Здесь, над поверхностью  больших
территорий, происходят необычные химические изменения.
   - Вы располагаете определенным проектом? - спросил герцог.
   - У нас было много времени для создания эффекта Тансяи - мало связан-
ные между собой эксперименты на любительской основе, из  которых  теперь
наука может извлечь рабочие факты, - сказал Кайнз.
   - Воды недостаточно, - упорствовал Вьют - Просто мало воды.
   - Мистер Вьют - главный эксперт по воде, - с улыбкой сказал  Кайнз  и
вернулся к обеду.
   Герцог, стукнув рукой по столу, воскликнул.
   - Но я жду ответа! Здесь достаточно воды, доктор Кайнз?
   Кайнз не отрывал взгляда от своей тарелки  Джессика  наблюдала  смену
эмоций на его лице "Он хорошо умеет маскировать свои мысли,  -  подумала
она - Теперь же он сожалеет о сказанном"
   - Здесь достаточно воды? - настаивал герцог.
   - Может быть - неопределенно ответил Кайнз.
   "Он неуверен", - подумала Джессика А Пол, используя свое удивительное
чутье на правду, уловил скрытую интонацию, и  ему  понадобилось  сделать
над собой усилие, чтобы скрыть свое волнение. Воды достаточно! Но  Кайнз
не хочет, чтобы об этом было известно.
   - У нашего планетолога много разных фантазий, - сказал Вьют -  Вместе
со Свободными он фантазирует о мессиях и пророках.
   За столом послышались смешки Джессика заметила, кто  смеялся  контра-
бандист, дочь фабриканта стилсьютов, Дункан Айдахо, женщина, связанная с
таинственной службой безопасности. "Сегодня происходит слишком много не-
понятного, - подумала Джессика - Я должна найти новые источники информа-
ции"
   Герцог перевел взгляд на Джессику. Он почувствовал странное опустоше-
ние, как будто что-то важное прошло мимо него.
   - Может быть - прошептал он.
   Кайнз быстро проговорил.
   - Мы обсудим это в другой раз, мой господин. Здесь так много...
   Планетолог замолчал, так как охранник в форме Атридесов торопливо во-
шел через служебную дверь, прошел мимо охраны и заспешил к  герцогу.  Он
наклонился и что-то прошептал на ухо Лето.
   Узнав знак различия отряда Хавата,  Джессика  почувствовала  тревогу.
Она обратилась к спутнице фабриканта стилсьютов, миниатюрной  темноволо-
сой женщине с кукольным лицом:
   - Вы ничего не ели, моя милая. Могу я что-нибудь вам предложить?
   Прежде чем ответить, она посмотрела на фабриканта, потом ответила.
   - Я не голодна.
   Герцог быстро поднялся, встал рядом с военным и резко бросил:
   - Прошу извинить меня, но ситуация требует моего немедленного  ухода.
- Он шагнул в сторону. - Пол, прошу тебя, займи мое место.
   Пол встал и перешел на место отца.
   Герцог обернулся к алькову, в котором сидел Хэллек:
   - Гурни, займи, пожалуйста, место Пола За столом не должно  быть  не-
четного количества людей. Когда обед будет закончен, я попрошу тебя, мо-
жет быть, привезти Пола на летное поле С.Р Жди моего вызова!
   Хэллек появился из алькова На нем была парадная форма, что еще больше
подчеркивало уродство его фигуры. Он прислонил свой бализет к стене, по-
дошел к стулу, который освободил Пол, и сел.
   - Для тревоги нет оснований, - сказал герцог, - но я  должен  просить
вас не покидать своих мест, пока домашняя охрана не сообщит,  что  опас-
ность миновала. Пока вы находитесь здесь, вы можете чувствовать  себя  в
полной безопасности. А эта небольшая неприятность скоро разъяснится.
   Пол выловил из речи отца кодовые слова Он видел, что  его  мать  тоже
прочла сообщение Оба облегченно вздохнули.
   Герцог коротко кивнул, повернулся на каблуках и направился  вслед  за
своим солдатом к служебной двери.
   Пол сказал.
   - Продолжайте, пожалуйста, обедать Мне помнится, доктор Кайнз  обсуж-
дал вопрос о воде?
   - Может быть, мы обсудим это в другое время? - спросил Кайнз.
   - Вне всяких сомнений!
   И Джессика с гордостью заметила, с  каким  достоинством  держится  ее
сын.
   Банкир взял свой бокал и посмотрел на Вьюта.
   - Никто из нас, здесь сидящих, не может соперничать в  красноречии  с
Лингаром Вьютом Можно почти не сомневаться в том,  что  он  стремится  к
статусу Великих домов. Давайте, мистер Вьют, провозгласите тост. Возмож-
но, у вас найдутся мудрые мысли для мальчика, с которым приходится обра-
щаться как с мужчиной.
   Под столом Джессика сжала в кулак правую руку. Она видела, как Хэллек
сделал знак Айдахо, как солдаты из охраны приняли положение максимальной
готовности.
   Вьют бросил на банкира злобный взгляд.
   Пол посмотрел на Хэллека, увидел позы охранников, перевел  взгляд  на
банкира и смотрел на него до тех пор, пока тот не опустил  бокал.  Тогда
он сказал:
   - Однажды, на Каладане, я видел, как откачивали утонувшего рыбака...
   - Утонувшего? - переспросила дочь фабриканта стилсьютов.
   - Да! Впрочем, погружение в воду, до тех пор пока человек  не  умрет,
называется утоплением, - поколебавшись, сказал Пол.
   - Какой интересный способ смерти, - прошептала она.
   Улыбка Пола стала почти неразличимой, он опять обращался к банкиру:
   - Интересно, что у этого человека были на  плечах  раны  от  башмаков
другого рыбака. Их было несколько в лодке (лодка, мисс, это такое  судно
для путешествия по воде), и они были найдены утопленными. Другой  рыбак,
помогавший вытаскивать тело, сказал, что он видел подобные раны не  один
раз. Они означают, что тонущий рыбак пытался встать на плечи своего бед-
ного товарища, стараясь достать до поверхности воды.
   - Почему это так интересно? - спросил банкир.
   - Из-за тех комментариев, которые сделал мой отец. Он сказал, что по-
пытки тонущего человека спастись можно понять, за исключением тех случа-
ев, когда он карабкается на твои плечи. - Пол выдержал паузу, давая бан-
киру понять, к чему он клонит, и закончил: - А я бы добавил: "Тем более,
когда это происходит на званом обеде".
   В комнате мгновенно воцарилась тишина.
   "Как неосторожно с его стороны, - подумала  Джессика.  -  Нужно  было
быть циничным до крайности, чтобы вызвать моего сына на такое". Она  ви-
дела, как напрягся Айдахо, готовый к немедленному действию. Охрана  была
в тревоге Гурни Хэллек не выпускал из виду людей, сидящих напротив.
   - Ха-ха-ха-а-а-а! - Откинувшись на спинку стула, контрабандист разра-
зился громким хохотом, не замечая никого вокруг.
   На лицах сидящих за столом появились нерешительные улыбки. Вьют усме-
хался. Банкир, отодвинувшись от стола, смотрел на Пола.
   Кайнз сказал:
   - Насмехаться над Атридесами - значит ставить себя под удар.
   - Разве это в правилах Атридесов - оскорблять своих гостей? - спросил
банкир.
   Прежде чем Пол успел ответить, Джессика, подавшись вперед, бросила:
   - Сэр! - И она подумала "Мы должны знать  игру  этого  харконненского
отродья. Не для того ли он здесь, чтобы мучить Пола? Есть ли у него  по-
мощники?" - Мой сын показывает вам свою лучшую одежду, а  вы  заявляете,
что она прекрасно на вас сидит. Какое удивительное открытие! -  Ее  рука
скользнула к тому месту на бедре, куда она прикрепила криснож.
   Банкир перевел взгляд на Джессику. Он оставил в покос Пола, и она ви-
дела, что тот сел посвободнее. Он  сконцентрировался  на  кодовом  слове
"одежда".
   Кайнз сделал знак контрабандисту. Тот вскочил на ноги и  поднял  свой
бокал:
   - Я предлагаю тост за юного Пола Атридеса, мальчика по годам, но муж-
чину по поступкам!
   "Почему они навязывают нам бой?" - спросила себя Джессика.
   Теперь банкир смотрел на Кайнза, и она увидела, что страх вновь  вер-
нулся на лицо агента. Сидящие за столом начали реагировать на тост. "Ку-
да бы Кайнз ни шел, люди следуют за ним, - думала Джессика.  -  Как  это
чудесно, что он принял сторону Пола! В чем секрет его  власти?  Конечно,
не в том, что он судья по изменениям - это пост временный. И уж,  конеч-
но, не потому, что он имперский служащий". Она  сняла  руку  с  рукоятки
крисножа и, глядя Кайнзу в лицо, подняла свой бокал. Он ответил тем же.
   Только Пол и банкир Су-Су (до  чего  же  идиотская  кличка,  подумала
Джессика) остались безучастными. Внимание банкира по-прежнему было  при-
ковано к Кайнзу. Пол смотрел в свою тарелку.
   "Я верно вел дело, - думал Пол. - Почему же они вмешиваются?" Он  ис-
коса посмотрел на сидящих напротив него гостей.
   - В нашем обществе не следует быть обидчивыми. Часто это  равносильно
самоубийству. - Он посмотрел на дочь фабриканта стилсьютов. -  Разве  вы
не так думаете, мисс?
   - О, да! Конечно! - ответила она. - Слишком много насилия.  Я  просто
заболеваю от этого. Часто при этом никого и не думают обижать,  но  люди
умирают повсюду. В этом нет смысла.
   - Конечно нет, - сказал Хэллек.
   Джессика, наблюдая за точно рассчитанными действиями девушки, думала:
"Она вовсе не так проста, эта куколка". Она различила смысл угрозы и по-
няла, что Хэллек тоже уловил его. "Они просто испытывали Пола", -  дога-
далась Джессика, испытывая облегчение от этой мысли.  Возможно,  ее  сын
первым это понял.
   Кайнз сказал банкиру:
   - Разве не требуется еще одно извинение?
   Банкир с кривой усмешкой повернулся к Джессике и сказал:
   - Моя госпожа, боюсь, что я злоупотребляю вашими  винами.  Вы  подали
крепкие напитки, а я к ним не привык.
   Джессика слышала за его смиренными словами злобу, но тем не менее лю-
безно сказала:
   - Когда за столом встречаются незнакомые люди, следует делать  скидку
на разницу в привычках и обычаях.
   - Благодарю вас, моя госпожа!
   Темноволосая спутница фабриканта стилсьютов, наклонившись " Джессике,
сказала:
   - Герцог сказал, что мы здесь в безопасности. Я так надеюсь на это!
   "Ей было приказано направить разговор в это русло", - подумала  Джес-
сика.
   - Вполне возможно, что все окажется не  таким  серьезным,  -  сказала
она. - Но пока слишком многие детали требуют непосредственного  внимания
герцога. До тех пор пока не прекратится борьба между Атридесами  и  Хар-
конненами, никакие меры предосторожности не являются  излишними.  Герцог
поклялся, что не оставит на Арраки ни одного агента Харконненов.  -  Она
посмотрела на представителя банка Союза - И ландсраат, естественно, под-
держит его. - Она обратилась к Кайнзу: - Разве это не так, доктор Кайнз?
   - Конечно, это так, - ответил тот.
   Фабрикант стилсьютов мягким жестом коснулся спины своей спутницы.  Та
посмотрела на него и сказала:
   - Мне кажется, что сейчас я чего-нибудь съела бы. Я бы с удовольстви-
ем попробовала то блюдо из дичи, которое вы приказывали подать раньше.
   Сделав знак лакею, Джессика повернулась к банкиру:
   - А вы, сэр, говорили о птицах и их привычках. Я узнаю об этой плане-
те так много интересного. Расскажите мне, где залегает спайс? Приходится
ли охотникам углубляться в пустыню?
   - О нет, моя госпожа! В сердце пустыни его находят очень редко,  а  в
южных районах почти никогда.
   - Существует легенда о том, что ЛСД - знаменитая матушка спайса, была
найдена на юге, - сказал Кайнз. - Но я подозреваю, что это выдумка.  От-
дельные охотники за спайсом проникали в сердце пустыни, но  это  чрезвы-
чайно опасно. Там нет определенных маршрутов и часто бывают штормы.  Чем
дальше от Защитной стены ты находишься, тем  больше  вероятность  всяких
случайностей. Проникновение слишком далеко считается нежелательным. Воз-
можно, если бы у нас был спутник погоды...
   Вьют поднял голову и, хотя его рот был набит едой, проговорил:
   - Говорят, что Свободные там путешествуют и даже охотятся за  соуками
и сипвелами в южных широтах.
   - Соуки и сипвелы? - переспросила Джессика.
   Каина поспешно проговорил:
   - Нелепые слухи, моя госпожа. На других планетах так  бывает,  только
не на Арраки. Соук - это место, где вода выходит на поверхность или про-
ходит так близко от нее, что, имея определенные знания, можно до нее до-
копаться. Сип вел - это такая форма соука, при которой человек может до-
бывать воду через соломинку... по крайней мере так говорят.
   "В его словах таится ложь", - отметила Джессика.
   "Почему он лжет?" - удивился Пол.
   - Это очень любопытно, - сказала вслух  Джессика.  А  сама  подумала:
"Так говорят... До чего же у них здесь любопытная манера речи,  как  она
раскрывает их зависимость от сложных ситуаций".
   - Я слышал, что у вас есть поговорка: "Лоск приходит  из  городов,  а
мудрость из пустыни", - сказал Кайнзу Пол.
   - На Арраки много поговорок, мой господин...
   Прежде чем Джессика обдумала новый вопрос, к ней приблизился слуга  с
запиской. Она вскрыла ее и, увидев кодовые знаки и почерк герцога, так и
впилась в нее глазами.
   - Вы будете рады узнать, - сказала она, - что  дело,  из-за  которого
наш герцог был вынужден уйти, улажено. Исчезнувший карриол найден. Нахо-
дящийся на его борту агент Харконненов сумел совладать с командой и  пе-
ребросить машину на контрабандистскую базу в надежде продать его. -  Она
кивнула Туеку, и тот кивнул ей в ответ. Джессика снова сложила записку и
убрала ее в рукав.
   - Я рад, что дело не дошло до открытого столкновения, -  сказал  бан-
кир. - Люди так надеются, что Атридесы принесут им мир и процветание.
   - Особенно процветание, - уточнил Вьют.
   - А теперь очередь десерта, - громко сказала Джессика. - Сладкое  наш
повар приготовил еще на Каладане.
   - Звучит очень заманчиво, -  поддержал  ее  фабрикант  стилсьютов.  -
Нельзя ли мне получить рецепт?
   - Любой рецепт, какой пожелаете, - ответила Джессика, регистрируя от-
вет для отчета Хавату. Фабрикант - мелкий  трусливый  карьерист.  И  его
вполне можно подчинить себе. Разговор вокруг нее становился все оживлен-
нее.
   - Такая прелестная ткань...
   - Мы могли бы добиться того, что урожай в следующем  квартале  увели-
чится...
   Джессика смотрела в тарелку, думая о кодовой части  записки  герцога:
"Харконнены пытались захватить груз ласганов. Мы захватили  их  в  плен.
Возможно, с другими грузами им повезло больше. И это, конечно, означает,
что они нам оставили небольшой запас защитных полей. Примите  меры  пре-
досторожности".
   Джессика сосредоточилась мыслями на ласганах. Горячие белые лучи лас-
ганов могли рассечь любую известную субстанцию, если только она не  была
окружена защитным полем. Тот факт, что  ласган  и  защитное  поле  могли
взорваться одновременно, не беспокоил  Харконненов.  Почему?  Взрыв  мог
быть более мощным, чем атомный, он мог убить и того, кто целился, и  то-
го, кто защищался защитным полем. Это известие наполнило ее тревогой.
   Пол сказал:
   - А я и не сомневался в том, что мы  найдем  карриол.  Раз  мой  отец
взялся разрешить эту проблему, он ее разрешит. Это начинают  понимать  и
Харконнены.
   "Он хвастает, - подумала Джессика. - Не стоит этого делать.  Ни  один
человек, который - из предосторожности против  ласганов  -  будет  спать
этой ночью ниже уровня земли, не имеет права хвастать".


   Побег невозможен - мы платим за жестокость наших предков.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   Услышав звуки возни в большом холле, Джессика включила свет у  крова-
ти. Часы еще не были переведены на местное время, и ей пришлось  вычесть
21 минуту, чтобы определить, что уже около двух часов ночи.  Звуки  были
громкими и хаотичными.
   "Что, если на нас напали Харконнены?" - подумала она.
   Она выскользнула из постели и включила экран монитора,  желая  прове-
рить, где ее семья. Экран показал Пола спящим в глубоком погребе,  кото-
рый они скрепя сердце превратили в спальню для него Шум явно исходил  не
оттуда В комнате герцога никого не было. Кровать его была не  разобрана.
Был ли он на летном поле? Другие помещения дома не просматривались.
   Она расслышала чью-то громкую бессвязную речь,  потом  кто-то  позвал
доктора Уйе. Джессика нашла халат, накинула его на плечи, сунула ноги  в
туфли, поправила прикрепленный к ноге криснож.
   Снова чей-то голос позвал Уйе. Джессика запахнула  халат  и  вышла  в
холл. И снова ее испугала мысль: "Что-то случилось с Лето?!"
   Она торопилась, и путь через коридор показался ей бесконечным. Повер-
нув в конец коридора под арку, она  прошла  в  столовую,  а  потом  -  в
большой холл, ярко освещенный всеми лампами.
   Справа от нее, возле главного входа, стояли  двое  охранников,  держа
под руки Дункана Айдахо. Голова его упала на грудь, и все внезапно  пог-
рузилось в тишину.
   Один из охранников с упреком обратился к Айдахо:
   - Видите, что вы наделали? Вы разбудили госпожу Джессику!
   Огромные драпировки за спиной людей качнулись, и оказалось, что вход-
ная дверь открыта. Никаких следов герцога или Уйе не было видно. У двер-
ного косяка, холодно глядя на Айдахо, стояла Шадоут. На ней было длинное
платье с извилистым рисунком, на ногах - неуместные  здесь  ботинки  для
пустыни.
   - Значит, я разбудил госпожу Джессику? - пробормотал Айдахо. Он  под-
нял лицо к потолку и завопил: - Первой моей клятвой было - служить Грам-
ману!
   "Матерь божья! Да он пьян!" - подумала Джессика.
   Айдахо был пьян. Его круглое лицо было мрачно, черные кудрявые волосы
перепачканы Сквозь порванную тунику торчала нарядная рубашка, в  которой
он был за обедом. Джессика подошла к нему. Один из охранников кивнул ей,
не выпуская Айдахо.
   - Мы не знали, что с ним делать, моя госпожа Он бушевал у входа и от-
казывался войти в дом Мы боялись, что местные могут подойти и увидеть, а
это совершенно ни к чему...
   - Где он был? - спросила Джессика.
   - Он провожал одну молодую леди после обеда,  моя  госпожа.  Это  был
приказ Хавата.
   - Какую молодую леди?
   - Одну из женщин Вы понимаете, моя госпожа? - Оглянувшись на  Шадоут,
он понизил голос. - Ему всегда дают особые задания, когда дело  касается
леди.
   И Джессика подумала: "Да, это так. Но почему он пьян?"  Нахмурившись,
она повернулась к Шадоут.
   - Шадоут, принеси стимулянт. Я предлагаю  кофеин.  Возможно,  остался
еще кофе.
   Та пожала плечами и направилась  в  кухню  Ее  зашнурованные  ботинки
звонко стучали по полу.
   Айдахо неуверенно повернул голову и неудобно свесил ее, посмотрев  на
Джессику.
   - У-б-бил для герцога три-ста человек, - пробормотал он. - З-за-зачем
я здесь? Не могу жить под землей. Не могу жить без зе-зе-мли. Ч-что  тут
за место, а?
   Внимание Джессики привлек звук из бокового коридора. Она обернулась и
увидела направляющегося к ним доктора Уйе. С его руки свисала  медицинс-
кая сумка. Он был полностью одет и выглядел бледным и измученным.  Брил-
лиантовая татуировка ясно выступала на его лбу.
   - Д-добрый доктор! - завопил Айдахо. - Ч-что поделываете, док? Распи-
ливаете людей? - Он неуклюже повернулся к Джессике. - Из меня дурака де-
лаете, а?
   Джессика нахмурилась и ничего не ответила, подумав про себя.  "Почему
Айдахо пьян? Быть может, его подвергли действию наркотиков?"
   - Слишком много пива со спайсом... -  Айдахо  изо  всех  сил  пытался
стать прямо.
   Вернулась Шадоут с чашкой, над которой поднимался пар,  и  в  нереши-
тельности остановилась за спиной Уйе. Она посмотрела на Джессику,  и  та
покачала головой. Уйе поставил сумку  на  пол  и,  приветственно  кивнув
Джессике, сказал:
   - Пиво со спайсом, да? Самая проклятая смесь,  которую  я  когда-либо
пил, - говорил Айдахо, пытаясь Привлечь к себе общее внимание. - Впервые
моя шпага иск-к-купалась в крови Граммана. Убил Харкон.. убил  во  славу
герцога.
   Уйе повернулся, посмотрел на чашку в руке Шадоут.
   - Что это?
   - Кофеин, - сказала Джессика.
   - Выпейте, я приказываю.
   Голова Айдахо качнулась в сторону Уйе, и он шагнул к нему, увлекая за
собой охранников.
   - С-ыт мил-лостью Имперской Вселенной, док. Т-теперь буду делать, что
хочу.
   - После того, как вы это выпьете, - наставительно сказал доктор  Уйе.
- Это всего лишь кофеин.
   - Мерзкий, как и все здесь! Че-ртово солнце слишком яркое. Ни-че-го в
целом свете. Все неверное или.
   - Ну-ну, сейчас уже поздно - Доктор говорил нарочито спокойным тоном.
- Выпейте это, как пай-мальчик. Вам станет лучше.
   - Не хочу, чтобы мне стало лучше!
   - Вы можете спорить с ним всю ночь, - сказала Джессика.
   - Вам ни к чему здесь оставаться, моя госпожа, - сказал Уйе. - Я могу
сам о нем позаботиться.
   Джессика покачала головой. Шагнув вперед, она резко ударила Айдахо по
щеке. Вместе с охранниками он отступил назад, глядя на нее во все глаза.
   - Нельзя так себя вести в доме вашего герцога, - сказала она. - А те-
перь выпейте это! Я вам приказываю!
   Айдахо выпрямился, глядя на нее. Медленно и членораздельно он  прого-
ворил:
   - Я не собираюсь подчиняться приказам проклятой шпионки Харконненов.
   Уйе онемел, не отрывая взгляда от лица Джессики.
   Ее лицо сделалось мертвенно-бледным, но она осталась  на  месте.  Все
теперь прояснилось, неясные намеки, которые она слышала в словах, видела
в действиях окружающих ее людей, можно было теперь перевести на понятный
язык. Ее охватил такой приступ гнева, что она потеряла дар речи. Ей  по-
надобилось прибегнуть к самым сокровенным знаниям Бене  Гессерит,  чтобы
успокоить свой пульс и выровнять дыхание. И даже тогда перед ее  глазами
вспыхивали круги. "Айдахо всегда поручали слежку за леди".  Она  бросила
взгляд на Уйе. Доктор опустил глаза.
   - Вы знали об этом? - повелительным тоном спросила она.
   - До меня... доходили слухи, моя госпожа. Но я  не  хотел  усугублять
ваше бремя.
   - Хават! - крикнула она. - Я хочу, чтобы немедленно  привезли  Зуфира
Хавата!
   - Но, моя госпожа...
   - Немедленно!
   "Это должен быть Хават, - подумала она. - Такие подозрения, как  эти,
не могут исходить из другого источника. Иначе им нет веры.
   Айдахо покачал головой, бормоча:
   - Черт бы все побрал...
   Джессика перевела взгляд на чашку в своей руке и резко выплеснула  ее
содержимое в лицо Айдахо.
   - Заприте его в одной из комнат для гостей, в восточном крыле, - при-
казала она. - Пусть проспится.
   Охранники хмуро посмотрели на нее. Один сказал:
   - Может быть, нам стоит отвести его еще  куда-нибудь,  моя  леди.  Мы
могли бы...
   - Ему следует находиться там! - отрезала Джессика.  -  Для  него  там
есть работа. - В ее голосе зазвучала горечь. - Он умеет так хорошо  наб-
людать за леди!
   Охранник сглотнул слюну.
   - Вам известно, где находится герцог? - спросила она.
   - Он на командном посту, моя госпожа.
   - Хават с ним?
   - Хават в городе, моя госпожа.
   - Немедленно приведите ко мне Хавата! - распорядилась Джессика - Ког-
да он придет, проводите его в мою гостиную.
   - Но, моя госпожа...
   - В случае необходимости я свяжусь с герцогом, - сказала она. - Наде-
юсь, такой необходимости не будет Я не хочу беспокоить его,  вмешивая  в
это дело.
   - Да, моя госпожа.
   Джессика сунула чашку в  руки  Шадоут  и  встретилась  с  вопрошающим
взглядом ее синих глаз.
   - Вы можете идти спать, Шадоут.
   - Вы уверены, что я вам не нужна, госпожа?
   - Вполне, - усмехнулась Джессика.
   - Возможно, с этим надо подождать до завтра, - предложил Уйе. - Я мо-
гу дать вам снотворное и...
   - Возвращайтесь к себе и предоставьте мне действовать самой.  Я  сама
решу, что делать, - сказала она. Чтобы смягчить суровость  своего  тона,
она потрепала его по руке - Это единственный путь.
   Высоко подняв голову, она резко повернулась и направилась к себе. Хо-
лодные стены... коридоры... знакомая дверь. Она рванула ее на себя, вош-
ла и захлопнула ее за собой. Остановившись  возле  двери,  она  замерла,
глядя на закрытые защитным полем двери и окна  своей  гостиной.  "Хават?
Может ли он быть одним из тех, кого удалось подкупить  Харконненам?  Что
ж, посмотрим..."
   Джессика подошла к глубокому старомодному креслу под вышитым чехлом и
повернула его так, чтобы можно было сидеть лицом к двери.  Внезапно  она
вспомнила о крисноже, прикрепленном к ноге. Она  сняла  ножны  и  зажала
кинжал в руке. Еще раз она внимательно оглядела комнату, запечатлевая  в
памяти каждую мелочь: стул в углу, стулья с прямыми спинками вдоль  сте-
ны, два низких столика, ее цитра у двери в спальню.
   Суспензерные лампы заливали комнату бледно-розовым светом. Она приту-
шила их, села в кресло и, потеребив обивку, оценила ее прочность.
   "А теперь пусть приходит, - подумала она. - Увидим, что будет". И она
принялась готовить себя к встрече, как это делали Боне Гессерит: собрать
терпение, наполнить себя силой.
   Раньше, чем она ожидала, в дверь постучали, и появился Хават.  Слезя-
щиеся глаза старика блестели. Освещение комнаты придавало его  морщинис-
той коже желтоватый оттенок; на рукаве виднелось мокрое пятно.
   Она поняла, что это кровь. Указав на один из стульев с высокой  спин-
кой, она сказала:
   - Сядь на этот стул лицом ко мне.
   Хават поклонился и сделал так, как она ему велела. "Все  этот  пьяный
дурак Айдахо", - подумал он. Он изучал лицо Джессики, удивляясь  ее  вы-
держке.
   - Нам потребуется много времени, чтобы объясниться, - сказала Джесси-
ка.
   - Что вас беспокоит, моя госпожа? - Он сел, положив руки на колени.
   - Не надо играть со мной в прятки! - взорвалась она. -  Если  Уйе  не
сказал, зачем тебя вызвали, то это должен был сделать один  из  охранни-
ков. Можем мы быть, по крайней мере, честными друг с другом?
   - Как пожелаете, моя госпожа.
   - Прежде всего ты ответишь мне на один вопрос, - сказала она. - Явля-
ешься ли ты агентом Харконненов?
   Хават сорвался с места, его лицо потемнело от гнева. Он резко бросил:
   - И вы смеете обвинять меня в этом?
   - Сядь, - сказала она. - Ты тоже осмелился обвинить меня в этом.
   Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли, с  облег-
чением подумала: "Это не Хават".
   - Теперь я знаю, что ты хранишь верность  моему  герцогу,  -  сказала
она. - Поэтому я готова простить тебе свою обиду.
   - А есть ли что прощать, госпожа?
   Джессика нахмурилась, размышляя: "Может сказать ему  о  моем  главном
козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько  недель  ношу  под
сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом.  Это  только  осложнит  его
жизнь, рассеет его внимание в то время, когда  он  должен  сосредоточить
все свои силы на борьбе за наши жизни. Еще не пришло время об этом гово-
рить".
   - Знающий правду разрешил бы этот наш спор, - примирительно произнес-
ла она, - но у нас нет такого Человека.
   - Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.
   - Зато среди нас есть предатель! - воскликнула она. - Я изучила наших
людей с огромным вниманием. Кто это может быть? Не Гурни и, конечно,  не
Дункан. Их лейтенанты недостаточно опытны, чтобы решать серьезные  дела.
Это не ты, Зуфир. Это не может быть Пол. Я знаю, что это не я.  Остается
доктор Уйе. Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?
   - Это напрасный труд, - сказал Хават. - Он воспитан Высшим колледжем,
это я знаю наверняка.
   - Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, - сказала Джессика.
   - Вот как!
   - Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он говорит о Хар-
конненах?
   - Вы знаете, что у меня нет слуха.
   - Что заставило вас подозревать меня? - спросила она.
   Хават нахмурился.
   - Моя госпожа ставит своего слугу в неудобное  положение  Мой  первый
хозяин - герцог.
   - За это я готова тебе многое простить.
   - И снова я должен спросить: есть ли что прощать?
   - Что же нам делать? - спросила она.
   Он пожал плечами.
   - Давай тогда возьмем кого-нибудь другого, - сказала она.  -  Дункана
Айдахо, например, великолепного воина, чьи способности к охране и наблю-
дению заслуживают глубокого уважения. Сегодня вечером он  переусердство-
вал кое в чем, носящем название пива со спай сом. Я слышала, что и  дру-
гие наши люди бывали одурманены этой смесью. Это верно?
   - У вас есть собственная информация, моя госпожа?
   - Да, есть. Неужели вы не рассматриваете это  пьянство  как  симптом,
Зуфир?
   - Моя госпожа говорит загадками.
   - Напрягите свои способности ментата! - вспылила она - В чем  причина
того, что происходит с Дунканом и с остальными? Могу вам ответить: у них
нет дома.
   Он указал пальцем в пол:
   - Арраки - вот их дом!
   - Арраки для них - неизвестная земля. Их домом был Каладан, но мы ли-
шились этого дома. У них нет дома, и они боятся, что герцог их покинет.
   Он окаменел от изумления.
   - Если бы так заговорил один  из  наших  людей,  то  это  можно  было
счесть...
   - Ах, прекратите, Зуфир! Разве доктор совершает предательство, поста-
вив правильный диагноз? Разве можно его за это считать  пораженцем?  Моя
единственная цель - вылечить болезнь.
   - Герцог доверяет мне в этих вещах.
   - Но вы должны понимать, что у меня есть опыт лечения таких болезней,
- сказала она. - И, возможно, ты согласишься, что у меня есть  некоторые
лекарства.
   "Мне придется ввести его в еще более жестокий шок, - сказала она  се-
бе. - Он нуждается во встряске, которая выбьет его из состояния рутины.
   - У вашего умения может быть много интерпретаций, - говоря это, Хават
пожал плечами.
   - Вы уже вынесли мне обвинительный приговор?
   - Конечно нет, моя госпожа. Но я должен обратить  внимание  на  любую
возможность, и события покажут, насколько они верны.
   - Угроза моему сыну прошла здесь, в этом доме, незамеченная  вами,  -
сказала она. - Кто воспользовался этой возможностью?
   Его лицо потемнело.
   - Я принес свои сожаления герцогу.
   - Не сказали ли вы о своих сожалениях также мне... или Полу?
   Теперь он сердился уже открыто - ноздри его раздувались, глаза  горе-
ли. Она видела, как бьется жилка на его виске.
   - Я - человек герцога, - произнес он четко, с расстановкой  выговари-
вая каждое слово.
   - Это не предательство, - сказала она. - Угроза в чем-то другом. Воз-
можно, это имеет отношение к ласганам Возможно, они рискнут поставить  в
нескольких ласганах часовые механизмы, нацеленные на  домашние  защитные
поля.
   - И кто сможет сказать после взрыва, не был ли он атомным? -  спросил
он. - Нет, моя госпожа, они не пойдут на действия столь нелегальные. Ра-
диация рассеивается долго, улики слишком серьезны.  Этот  путь  для  них
закрыт, ставка должна делаться на предательство.
   - Вы - человек герцога! - не выдержала она - Могли бы  вы  уничтожить
его в попытке спасти?
   Он набрал воздуху в легкие и сказал:
   - Если вы невиновны, я принесу вам самые унизительные извинения.
   - Посмотри на себя, Зуфир, - сказала она. - Люди  живут  лучше  всего
тогда, когда каждый из них имеет собственное место, когда каждый  знает,
что он делает в обществе. Уничтожьте это место - погибнет и человек.  Мы
с вами, Зуфир, из всех тех, кто любит герцога, лучше всего подходим  для
того, чтобы уничтожить его место. Разве не могла я нашептать о тебе гер-
цогу ночью? Когда лучше всего западают  в  голову  подобные  подозрения?
Следует ли мне говорить яснее?
   - Вы мне угрожаете? - насупился он.
   - Конечно же нет. Я просто веду к тому, что кто-то  действует  против
нас, используя для этого устройство нашей жизни Это умно, дьявольски ум-
но Я предлагаю отразить эту атаку, организовав нашу жизнь так, чтобы по-
добные клинья некуда было вбить.
   - Вы обвиняете меня в распространении беспочвенных подозрений?
   - Беспочвенных - да!
   - Вас больше устраивают собственные подозрения?
   - Это твоя жизнь состоит из подозрений, а не моя.
   - Значит, вы ставите под сомнения мои возможности?
   Она вздохнула.
   - Зуфир, я хочу от тебя, чтобы ты исследовал мою эмоциональную вовле-
ченность в это дело. Реальный человек -  просто  животное,  без  логики.
Твое представление о логике неестественно, но оно продолжает  оставаться
таким. Ты - ментат, воплощение логики. И все же  решение  твоих  проблем
строится на том, что в самом прямом смысле слова  образуется  вне  тебя,
требует всестороннего изучения и деятельного исследования со  всех  сто-
рон.
   - Вы решили поучить меня моему ремеслу? - спросил он, не скрывая сво-
его презрения к ее советам.
   - Все, что находится вне тебя, ты можешь видеть и ко всему  применить
логику, - сказала она. - Но такова уж сущность человека, что,  когда  мы
сталкиваемся с личными проблемами, мы тем неохотнее обращаемся к их изу-
чению при помощи логики, чем более глубокими они являются Мы склонны ба-
рахтаться на поверхности, обвиняя все что  угодно,  только  не  то,  что
действительно мучает нас.
   - Вы, я вижу, пытаетесь разрушить мою веру в возможности  ментата,  -
раздраженно бросил он. - Где бы я ни обнаружил попытку саботировать  лю-
бое оружие из нашего арсенала, я бы без  колебания  обвинил  виновных  и
уничтожил их.
   - Хорошие ментаты питают здоровое уважение к ошибкам в  своих  расче-
тах, - сказала она.
   - Я никогда не утверждал обратного.
   - Тогда  направь  свое  внимание  на  симптомы,  видимые  нам  обоим:
пьянство среди мужчин, ссоры; они болтаются и передают друг другу  неле-
пые слухи об Арраки, они игнорируют самые простые...
   - Это у них от безделья. Не пытайтесь отвлечь мое внимание, превращая
простое в таинственное.
   Она смотрела на него, думая о людях герцога, напивающихся в барах  до
такой степени, что от них разит, как из пивной бочки.
   - Почему ты никогда не использовал мои возможности для службы  герцо-
гу? - спросила она. - Боишься соперничества?
   Он пристально посмотрел на нес, и в его  старческих  глазах  вспыхнул
огонь.
   - Мне известны некоторые приемы, которые преподают в школах Бене Гес-
серит... - Он умолк, нахмурившись.
   - Продолжайте, - сказала она.
   - Бене Гессерит - ведьмы! Мне известно кое-что  об  этих  приемах,  -
сказал он. - Я наблюдал их у Пола. Ваша школа говорит людям: ты  сущест-
вуешь только для того, чтобы служить...
   "Шок должен быть жестоким, и он почти подготовлен к нему", - подумала
она.
   - Ты с уважением слушал меня в Совете, - сказала она, - и все  же  ты
редко следовал моим советам. Почему?
   - Я не доверял вашим побуждениям как Бене Гессерит. Вы  думаете,  что
видите человека насквозь, что можете заставить человека делать  то,  что
вы...
   - Да ты просто дурак, Зуфир! - выдохнула она.
   Он нахмурился и откинулся на спинку стула.
   - Какие бы слухи о наших школах не доходили до тебя, - сказала она, -
правда о ней гораздо более величественна Если бы я  захотела  уничтожить
герцога или тебя, или любое другое лицо, находящееся в пределах моей до-
сягаемости, ты не смог бы меня остановить.
   И она подумала: "Почему я позволяю себе говорить такие слова? Меня не
тому учили, я не этим должна его сразить".
   Хават скользнул рукой в разрез туники, туда, где он держал  крошечный
металлический прибор с отравленными стрелами "Она не окружена  полем,  -
подумал он. - Все это одно лишь хвастовство с ее стороны. Я мог бы убить
ее сейчас же, но что, если я ошибусь?"
   Джессика заметила его жест.
   - Будем молиться о том, чтобы насилие никогда не встало между нами, -
произнесла она.
   - Достойная молитва!
   - Между тем непонимание между нами все растет и растет,  -  возразила
она. - Я снова должна спросить тебя: разве не  было  бы  более  разумным
предположить, что в расчеты Харконненов входит возбуждать  подозрения  и
сеять между нами вражду?
   - Похоже, что мы снова вернулись к мертвой точке, - сказал он. Она же
вздохнула, подумав: "Он почти готов к этому".
   - Мы с герцогом должны заменить нашему народу отца и мать, -  сказала
она. - Наше положение...
   - Он на вас не женился, - сказал Хават.
   Она с трудом заставила себя сохранять спокойствие,  думая  про  себя:
"Хороший ответный выпад".
   - Но он не женился и ни на ком другом! И не женится, пока я жива... О
чем это мы говорили? Да, я сказала, что разрушить естественное положение
вещей, внести путаницу, сумятицу, разрыв - что может быть  полезнее  для
Харконненов?
   Он понял, к чему она клонит, и насупил брови.
   - Герцог? - спросила она - Привлекательная цель, но никто другой,  за
исключением Пола, не охраняется так тщательно Я? Это, конечно, серьезное
покушение, но они должны знать, что я Бене Гессерит и,  значит,  трудно-
доступная цель. Но есть лучшая цель - человек, для  которого  подозрение
естественно так же, как дыхание. Человек, который всю свою жизнь  строит
на подозрениях и тайне. - Она резким жестом выбросила вперед правую  ру-
ку. - Ты!
   Хават начал было вставать.
   - Я не отпускала тебя, Зуфир! - вскипела она.
   Старый ментат почти рухнул на стул: так быстро расслабились его  мус-
кулы. Она улыбнулась, но в ее улыбке не было радости.
   - Теперь ты знаешь кое-что о настоящих приемах, которым нас  научили,
- сказала она.
   Хават пытался сглотнуть пересохшим горлом. Ее приказ был категоричен.
И тон, и манера, в которой он был произнесен, не допускали ничего, кроме
безоговорочного подчинения Его тело повиновалось ему раньше, чем он  ус-
пел его обдумать. Ничто не могло бы предотвратить его реакцию - ни логи-
ка, ни безудержный гнев... ничто! То, что она смогла сделать, говорило о
высокой чувствительности, тонком знании людей и о таком глубоком контро-
ле, о существовании которого он раньше и не подозревал.
   - Я уже говорила вам о необходимости взаимопонимания. Я имею в  виду,
что тебе следует понять меня - я тебя уже поняла. И теперь я должна ска-
зать тебе, что твоя лояльность по отношению к герцогу полностью гаранти-
рует тебе безопасность в отношениях со мной.
   Он не отрывал от нее взгляда, водя языком по пересохшим губам.
   - Если бы я захотела, герцог женился бы на мне, - сказала  она.  -  И
даже думал бы, что делает это по собственной воле.
   Хават опустил голову. Лишь самый строгий контроль над собой мешал ему
позвать охрану. Контроль... и неуверенность в том, позволит ли  ему  эта
женщина сделать это. В каждой клеточке его тела жили воспоминания о том,
как она взяла его под контроль. В эту минуту она могла без колебаний вы-
тащить оружие и убить его.
   "Есть ли у каждого человека такое слепое пятно?" - удивлялся он.  Мо-
жет ли каждый человек Подчиниться приказу, прежде чем он сможет  оказать
сопротивление? Эта мысль ошеломила его. Кто может остановить лицо, обла-
дающее такой властью?
   - Мы лишь мельком заглянули в тайну Бене Гессерит, - сказала  она.  -
То, что я сделала, относительно несложная вещь. Всего моего арсенала  вы
еще не видели.
   - Почему же вы не уничтожили врагов герцога?
   - Кого бы вы хотели, чтобы я уничтожила? - спросила она. - Вы бы  хо-
тели, чтобы я сделала нашего герцога слабым, заставив его во  всем  опи-
раться на меня?
   - Но с такой властью...
   - Власть - палка о двух концах, Зуфир. Ты думаешь, до чего же ей лег-
ко ковать оружие, которое может стать смертельным для  врага!  Даже  для
тебя, Зуфир. Но чего я этим достигну? Если бы все Бене Гессерит так пос-
тупали, то разве не вызвали бы мы подозрений в глазах людей? Мы не хотим
этого, Зуфир. Мы не намерены разрушать сами себя. - Она  кивнула.  -  Мы
действительно существуем, чтобы служить.
   - Мне нечего вам ответить.
   - Ты никому ничего не расскажешь о случившемся здесь, Зуфир, - сказа-
ла она. - Я знаю тебя.
   - Моя госпожа... - В горле старика встал комок.
   И она подумала: "Да, у меня огромная власть. Но разве не  делает  это
меня еще более ценным объектом внимания для Харконненов?"
   - Герцог мог бы быть уничтожен его друзьями также быстро, как и  вра-
гами, - произнесла она. - Теперь я верю в то, что ты проникнешь в  тайну
предательства и разгадаешь ее.
   - А если я докажу, что никакой тайны нет?
   - Ты очень упрям!
   - Осторожен, - сказал он. - И знаю цену ошибки.
   - Тогда я предложу тебе еще один вопрос. Как ты отнесешься  к  такому
факту: ты стоишь перед другим человеком, связанный и беспомощный, а дру-
гой человек держит нож у твоего горла и все же отказывается убить  тебя,
освобождает тебя от оков и отдает нож в твое Пользование?
   Она встала и повернулась к нему спиной.
   - Теперь ты можешь идти, Зуфир.
   Старый ментат нерешительно встал. Его рука скользнула в отверстие ту-
ники за смертоносным оружием. Он вспомнил о голове быка, об отце  герцо-
га, который был храбрым человеком, каковы бы ни были другие его  качест-
ва, и об одном дне корриды: свирепое черное  чудовище  стояло,  наклонив
голову, смущенное и неподвижное. Старый герцог перекинул  огненный  плащ
через руку под одобрительный гул толпы.
   "Я бык, а она матадор", - подумал Хават. Он убрал  руку  с  оружия  и
посмотрел на капли пота, блестевшие на его ладони.
   Он знал, что, чем бы ни закончилось это дело, он всегда будет вспоми-
нать эту минуту и никогда не утратит чувства глубокого восхищения  перед
превосходством леди Джессики.
   Он повернулся и вышел из комнаты.
   Джессика отвела взгляд от окон, обернулась и посмотрела  на  закрытую
дверь.
   - Теперь будем ждать нужного действия, - прошептала она.


   Дурман пьянящей дремоты опоил вас, борющиеся со скалами,  сражающиеся
с тенями. Ваше время ушло. Жизнь ваша украдена: жертвы собственной  глу-
пости, вы погрязли в пустяках...
   Принцесса Ирулэн.
   Погребальная песня Муаддиба.

   Лето стоял в фойе своего дома, изучая записку при свете  единственной
лампы. До рассвета было еще несколько часов, и он чувствовал усталость.
   Посланец Свободных только что передал эту записку  одному  из  солдат
наружной охраны. Герцог как раз вернулся с командного поста.  В  записке
было: "Столб дыма днем, сноп огня, ночью". Подписи не было. Что  бы  это
могло означать?
   Посланец ушел раньше, не дожидаясь ответа. Он растаял  в  ночи.  Лето
сунул записку в карман туники, думая позже показать ее  Хавату.  Откинув
со лба прядь волос, он глубоко вздохнул. Таблетки против  усталости  уже
не помогали. Прошло два долгих дня со времени званого обеда, и  все  это
время он не сомкнул глаз.
   Больше всего его утомило совещание с Хаватом, отчет о  их  встрече  с
Джессикой.
   "Следует ли мне разбудить ее? - думал он. - Нет больше смысла  играть
с ней в таинственность. Или есть? Черт бы побрал этого Дункана Айдахо!"
   Он покачал головой. "Нет, не Дункан виноват. Это я ошибся в самом на-
чале, не оказав ей полного доверия. Я должен  что-то  сделать,  пока  не
случилось новой беды".
   Приняв это решение, он почувствовал себя бодрым и торопливо направил-
ся к фойе большого холла и потом по коридору - к семейному крылу.
   На повороте, который вел в помещение для слуг, он остановился. Из од-
ного коридора доносились странные мяукающие звуки. Лето  поднес  руку  к
выключателю защитного пояса и схватился за рукоятку кинжала Это  вернуло
ему чувство уверенности, так как эти звуки вызвали в нем дрожь.
   Он тихо двинулся по проходу, кляня плохое освещение. Самые  маленькие
лампы были расположены примерно в восьми метрах друг от друга и  постав-
лены на минимальную мощность. Темные каменные стены поглощали свет.
   Из царившего впереди мрака вырисовывались неясные  очертания  челове-
ческой фигуры, лежащей на полу.
   Лето заколебался. Почти уже активизировав защитное поле, он в послед-
ний момент все же передумал, потому что это ограничило  бы  его  подвиж-
ность, его слуховые возможности... И еще потому, что он помнил  про  по-
пытку захвата корабля с ласганами.
   Соблюдая предосторожности, он подошел ближе.  Кто-то  лежал  на  полу
ничком. Не отнимая руки от рукоятки ножа. Лето ногой  повернул  человека
на спину и наклонился над ним, вглядываясь в лицо при тусклом свете лам-
пы. Это был контрабандист Туск. На его груди темнело мокрое пятно. Широ-
ко раскрытые мертвые глаза напоминали два пустых  темных  провала.  Лето
тронул его руку - она была еще теплая.
   "Как мог этот человек оказаться здесь? - спросил  себя  Лето.  -  Кто
убил его?"
   Звук, напоминающий мяуканье, послышался громче. Он доносился спереди,
из бокового коридора, ведущего в комнату, где был установлен главный ге-
нератор защитного поля.
   Держа одну руку на выключателе личного защитного поля,  а  другую  на
рукоятке кинжала. Лето перешагнул через труп, скользнул дальше по  кори-
дору, завернул за угол и направился к генераторной.
   На полу, в нескольких шагах от него, виднелась еще одна груда,  и  он
сразу понял, что это и был источник шума. Тот, кто лежал на  полу,  мед-
ленно пополз к нему, задыхаясь и что-то бормоча.
   Подавив внезапный приступ страха. Лето бросился вперед  и  наклонился
над распростертой фигурой Это была Шадоут, домоправительница из  Свобод-
ных. Волосы падали ей на лицо, одежда была в беспорядке. Темная  дорожка
виднелась на ее боку и спине. Он тронул ее за плечо, и она  приподнялась
на локтях, устремив на него глаза, которые уже заволакивались темнотой.
   - Это вы... - выдохнула она. - Убит... охранник... послал Туск... по-
бег... моя госпожа... вы... вы... здесь... нет... -  она  упала  головой
вперед и ударилась о камень.
   Лето пощупал пульс у нее на виске. Его не было. Он посмотрел на рану.
Ее ударили ножом в спину. Кто? Мысли лихорадочно бились в его мозгу. Она
сказала, что убили охранника А Туек? За ним послала Джессика? Почему?
   Его предупредило какое-то шестое чувство, и он схватился за  выключа-
тель защитного поля. Слишком поздно... На его  руку  обрушился  страшный
удар. Почувствовав боль, он увидел торчащий в руке дротик. Рука в  месте
удара онемела, и онемение распространялось дальше. С огромным усилием он
выпрямился и посмотрел в глубь коридора.
   В открытой двери генераторной стоял Уйе. Его лицо казалось  желтым  в
свете яркой лампы над дверью. В комнате за его спиной  царила  тишина  -
генератор не действовал.
   "Уйе вывел из строя генератор, - подумал он. - Мы  совершенно  беспо-
мощны!"
   Уйе кинулся к нему, убирая в карман парализатор.  Обнаружив,  что  он
еще может говорить. Лето крикнул:
   - Уйе! Как ты... - Паралич достиг его ног, он соскользнул  на  пол  и
остался сидеть, прислонившись головой к стене.
   Лицо Уйе было печально, когда он наклонился над герцогом  и  потрогал
ему лоб. Лето ощутил его прикосновение, но оно показалось ему таким  да-
леким, ускользающим.
   - Это селективный наркотик, - сказал Уйе. - Вы можете говорить, но  я
бы не советовал вам этого делать. - Он оглядел коридор, потом снова нак-
лонился над Лето, вытащил стрелу и отбросил ее в сторону. Стук дротика о
каменный пол отозвался в ушах герцога отдаленным шумом.
   "Невозможно, чтобы это был Уйе, - подумал герцог. - Он ведь  воспиты-
вался в Высшем колледже".
   - Как? - прошептал Лето.
   - Мне очень жаль, мой бедный герцог, но есть вещи более  ценные,  чем
это. - Он тронул татуировку у себя на лбу. - Я сам считаю  ее  могущест-
венной, невзирая на мое теперешнее лихорадочное состояние, но я всей ду-
шой желаю убить человека. И я не успокоюсь, пока не  сделаю  это.  -  Он
посмотрел на герцога. - Не вас, мой дорогой герцог. Я хочу убить  барона
Харконнена.
   - Бар-он-а Хар...
   - Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог.  У  нас  мало  времени.
Зуб, который я вам вставил вместо выдернутого, должен  быть  заменен.  Я
ввергну вас в бессознательное состояние и заменю зуб. - Он разжал  руку.
- Этот зуб является точной копией первого, он сделан очень искусно,  на-
подобие зуба с нервом Он недоступен изучению с помощью детекторов и даже
с помощью телеразвертки Но если вы с силой надавите на него, то покрытие
разрушится Когда вы втянете в себя воздух, ваш рот  наполнится  ядовитым
газом - самым сильным из всех ядов.
   Лето смотрел на Уйе и видел безумные глаза, испарину над бровями и на
подбородке.
   - Вам все равно умирать, мой бедный герцог, - сказал Уйе. - Но  перед
смертью вы можете оказаться в непосредственной близости от барона Он бу-
дет уверен в том, что вы оглушены наркотиком и не сможете напасть на не-
го Но хотя вы и в самом деле будете оглушены, все же попытайтесь.  Напа-
дение может принимать странные формы. Вы будете помнить про зуб,  герцог
Лето Атридес Вы будете помнить про зуб!
   Старый доктор наклонялся все ниже и  ниже,  пока  его  свисающие  усы
окончательно не заслонили от Лето свет.
   - Почему? - пробормотал Лето.
   Уйе встал возле герцога на колени.
   - Я заключил дьявольскую сделку с бароном И я должен  быть  уверен  в
том, что он выполнит свое условие Я узнаю об этом, когда увижу его Я бу-
ду знать, как только посмотрю на него Но если я не заплачу свою цену, то
я никогда его не увижу Цена - это вы, мой бедный герцог Моя бедная Ванна
научила меня многому, и одно из того, чему она меня научила, - это  ясно
видеть правду, когда стресс велик. Я не могу делать это всегда, но когда
я увижу барона - тогда я буду знать.
   Все происходящее казалось герцогу кошмаром - этого  просто  не  могло
быть!
   Лицо Уйе скривилось в гримасе.
   - Мне не удастся подойти к барону достаточно близко, иначе  я  сделал
бы это сам. Нет, меня будут держать на безопасном расстоянии.  Но  вы...
вы самое лучшее мое оружие! Он захочет, чтобы вы были возле него,  чтобы
позлорадствовать, похвастаться, как ловко он вам отомстил.
   Лето не отрывал взгляда от лица Уйе, от дергающихся мускулов  на  его
подбородке.
   - А вы, мой бедный герцог, должны помнить об этом зубе, - Уйе  держал
теперь его в своих пальцах, - это единственное, что будет напоминать вам
обо мне.
   Губы Лето шевелились, но слов не получалось. Наконец он смог  выгово-
рить:
   - ...отказываюсь.
   - Э, нет! Вы не можете отказаться, потому что  в  обмен  на  эту  ма-
ленькую услугу я спасу вашего сына и вашу женщину.  Никто  другой  этого
сделать не сможет. Их можно переправить туда, где ни один  Харконнен  до
них не доберется.
   - Как... спасти?.. - прошептал Лето.
   - Создав видимость их смерти, спрятать их среди людей, которые хвата-
ются за нож при одном упоминании имени Харконненов. - Он потрогал подбо-
родок Лето. - Вы чувствуете что-нибудь в этом месте?
   Будучи не в состоянии отвечать, Лето увидел на пальце Уйе свое кольцо
с герцогской печатью.
   - Вы сделаете это ради Пола, - сказал Уйе. - Сейчас вы потеряете соз-
нание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей нашей  встрече  у  нас
уже не будет времени для разговоров.
   Холодная волна пробежала по лицу Лето Все окружающее  погрузилось  во
тьму.
   - Помните о зубе! - прошипел Уйе.


   Следовало бы создать науку о неудовлетворенности.
   Народы нуждаются в тяжких временах и в угнетении для физического раз-
вития мускулов.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   Джессика проснулась в темноте, осознав, что привычный ход вещей нару-
шен. Она не могла понять, откуда такая вялость в ее мозгу и  теле  Страх
током ударил по нервам, заставив ее  похолодеть.  Она  хотела  встать  и
включить свет, но не смогла Она почувствовала странный вкус во рту,  по-
том послышался отдаленный звук - непонятно откуда Она лежала в темноте и
ждала, чувствуя, как мучительно долго тянутся секунды...
   Наконец она ощутила свое тело и поняла, что кисти ее  рук  и  лодыжки
связаны, а в рот вставлен кляп Она лежала на боку, ее руки были  связаны
за спиной. Она попробовала путы и убедилась, что веревка при  напряжении
лишь сильнее затягивается И теперь она вспомнила.
   В темноте ее спальни было какое-то движение, что-то сырое и едко пах-
нущее упало ей на лицо, забило рот, какие-то руки схватили ее.  Она  за-
дохнулась, чувствуя, что ей дали наркотик Сознание отступило, и она пог-
рузилась в темноту.
   "Свершилось, - подумала она. - Как  просто  оказалось  покорить  Бене
Гессерит - для этого понадобилось только предательство. Хават был прав".
   Она не шевелилась, чтобы не натягивать веревку.
   "Это не моя спальня, - подумала она - Меня  куда-то  перенесли".  Ма-
ло-помалу ей удалось добиться контроля над собой. Она смогла ощутить за-
пах собственного пота с примесью страха в нем. "Где Пол? - подумала она.
- Что они с ним сделали?"
   С помощью древних приемов она заставила  себя  успокоиться.  Но  ужас
притаился совсем рядом. Лето? Где ты. Лето?
   Она почувствовала изменения в окружающей ее темноте. Они  начались  с
появлением теней. Теперь она могла полнее  использовать  свои  ощущения:
что-то белое... полоса под дверью... я на полу.
   Подходили люди - она чувствовала это по дрожанию пола. "Я должна  ос-
таваться спокойной. Я должна быть  готова.  Может  быть,  у  меня  будет
только один шанс", - внушала она себе. И снова ей  удалось  успокоиться.
Неритмичное биение ее пульса выровнялось, она закрыла глаза, сконцентри-
ровавшись на приближающихся шагах. Людей было четверо.
   Она уловила разницу в их шагах. "Я должна сделать вид,  что  все  еще
нахожусь под действием наркотика". Она заставила  тело  расслабиться  на
холодном полу и собрала всю свою волю. Услыхав,  что  дверь  отворилась,
она почувствовала сквозь закрытые веки, что вокруг стало Светлее.
   Шаги приблизились, и кто-то наклонился над ней.
   - Ты проснулась! - прогремел бас - Не притворяйся!
   Она открыла глаза.
   Над ней стоял барон Владимир Харконнен Она узнала комнату,  где  спал
Пол, увидела сбоку его пустую кровать Охранники  остались  стоять  возле
открытой двери, держа в руках зажженные лампы Из холла бил  Яркий  свет,
от которого было больно глазам.
   Она посмотрела на барона На нем была  темная  фуражка,  толстые  Щеки
вздымались красными холмами под паучьими глазами.
   - Наркотик действует определенное время, - прогремел он. - Нам с точ-
ностью до одной минуты было известно, когда прекратится его действие.
   "Как же это возможно? - удивилась она - Только Уйе мог знать мой вес,
мой метаболизм, только он один "
   - Какая жалость, что ты должна оставаться с кляпом, - сказал барон. -
У нас бы мог получиться такой интересный разговор!
   Барон оглянулся на дверь.
   - Войди, Питер.
   Того, кто вошел и остановился за спиной барона, она никогда не  виде-
ла, но этот человек был ей известен - Питер де Бриз,  ментат-убийца  Она
изучала его ястребиное лицо, чернильно-синие глаза, заставляющие предпо-
ложить, что он родился на Арраки, хотя изысканность его манер и весь его
вид указывали на другое - его плоть никогда не испытывала недостатка во-
ды Он был высок и строен, пожалуй, слишком изнежен.
   - Какая жалость, что мы не сможем с  тобой  поговорить,  моя  дорогая
госпожа Джессика, - сказал барон - Тем не менее  мне  известно  о  ваших
возможностях. - Он посмотрел на ментата - Не так ли, Питер?
   - Как скажете, барон, - ответил тот высоким тенором Звуки его  голоса
отдались в ее теле холодом она никогда не слышала такого  пронзительного
голоса Этот голос выдавал убийцу.
   - У меня есть сюрприз для Питера, - сказал барон. -  Он  думает,  что
пришел получить свою награду - вас, леди Джессика. Но  я  должен  проде-
монстрировать одно обстоятельство, а именно, он не хочет вас.
   - Вы со мной играете, барон? - спросил Питер и улыбнулся.
   Видя эту улыбку, Джессика удивилась тому, что  барон  не  отскочил  в
сторону, пытаясь защититься от этого Питера. Но потом она поняла:  барон
не мог прочесть смысла этой улыбки - он не знал учения.
   - Во многих вопросах Питер наивен, - сказал барон - он не представля-
ет себе, какая вы удивительно сложная натура, леди Джессика.  Я  мог  бы
доказать ему это, но не хочу тратить на него  времени,  -  теперь  барон
улыбнулся Питеру, на чьем лице застыло ожидание - Я знаю, чего вы хотите
на самом деле, - вы жаждете власти.
   - Но вы обещали мне эту женщину! - воскликнул Питер,  начиная  терять
присущую ему сдержанность.
   Джессика, уловив то, что таил в себе этот голос, внутренне  содрогну-
лась: "Как мог барон сделать ментата из этого животного?!"
   - Я предлагаю тебе выбор, Питер, - сказал барон.
   - Какой выбор?
   Барон щелкнул толстыми пальцами.
   - Эта женщина и изгнание из империи или герцогство Атридес на  Арраки
и твое управление по собственному усмотрению - от моего имени.
   Джессика следила за тем, как его паучьи глаза изучают Питера.
   - Вы можете быть здесь герцогом во всем, кроме титула, - добавил  ба-
рон.
   "Значит, мой Лето умер?" - спросила себя Джессика. Она почувствовала,
как в ее груди поднимается немой вопль.
   Барон продолжал изучать ментата.
   - Пойми, Питер, ты хочешь ее только потому,  что  она  была  женщиной
герцога, символом его власти - красивая, вышколенная для своей роли.  Но
целое герцогство, Питер! Это больше, чем символ. Это -  нечто  реальное.
Ты сможешь иметь много женщин, сколько захочешь.
   - Вы смеетесь надо мной?
   Барон повернулся к лампе, осветившей его лицо.
   - Смеюсь? Я? Вспомни - я отказался от мальчика. Ты слышал, что сказал
предатель о способностях парня. Они похожи - мать и сын - во всем  похо-
жи, - Барон улыбнулся - Теперь я должен идти. Я пришлю охранника,  кото-
рого я специально приберег для этой минуты Он глух как камень. Ему будет
приказано стать твоей правой рукой в твоем изгнании. Он услышит эту жен-
щину, когда увидит, что она берет над тобой контроль. Он не позволит те-
бе вынуть кляп из ее рта до тех пор, пока вы не покинете Арраки. Если ты
останешься, он получит другие приказы.
   - Не уходите, - сказал Питер, - я выбрал.
   - Ха-ха! - хихикнул барон. - Подобная быстрота решения может означать
только одно.
   - Я возьму герцогство, - сказал Питер А Джессика  подумала:  "Неужели
Питер не знает, что барон ему лжет? Но как он может знать? Он  -  испор-
ченный ментат".
   Барон посмотрел на Джессику.
   - Разве неудивительно, что я так хорошо знаю Питера? Я  держал  пари,
что выбор будет именно таким Теперь я ухожу. Так гораздо лучше  Да,  да,
гораздо лучше! Вы понимаете, леди Джессика? Я не питаю к вам злобы, меня
вынуждает необходимость. И я не отдавал никаких приказов о вашем уничто-
жении Когда меня спросят, что с вами случилось, я смогу вполне  искренне
пожать плечами.
   - Значит, вы хотите, чтобы все сделал я? - спросил Питер.
   - Охрана, которую я тебе оставляю, будет исполнять твои приказания, -
сказал барон и посмотрел на Питера в упор. - Решение принадлежит тебе, я
ничего о нем не знаю Но ты должен подождать моего отъезда  -  так  будет
лучше.
   "Он боится вопросов Видящей правду  Преподобной  матери,  -  подумала
Джессика. - Он конечно же знает, что должен  пройти  процедуру  допроса,
прежде чем предстанет перед имперским судом".
   Взглянув напоследок на Джессику, барон повернулся и вышел. Она прово-
дила его взглядом, вспоминая, как Преподобная мать  предупреждала  ее  о
могуществе этого опасного врага. "Бедный Лето", - думала она, не  перес-
тавая.
   Вошли двое стражей Харконненов, третий застыл в дверях с ласганом на-
готове. "Это тот, глухой, - подумала Джессика, изучая отмеченное шрамами
лицо. - Барону известно, что я могу испробовать Голос на  любом  челове-
ке".
   - Мальчик на носилках у входа Какие будут ваши приказания? -  спросил
глухонемой.
   Питер обратился к Джессике.
   - Я думал подействовать на вас угрозой, обращенной на вашего сына, но
теперь вижу, что это бесполезно. Воздействие на эмоции - плохая  тактика
для ментата. - Он посмотрел на своих солдат и, повернувшись  так,  чтобы
глухой мог видеть его губы, сказал - Отведите их в пустыню, как  предла-
гал предатель. Его план хорош. Черви уничтожат все следы. Их тела никог-
да не будут найдены.
   - Вы не хотите отослать их сами? - спросил человек со шрамами.
   Он читает по губам, догадалась Джессика.
   - Я следую примеру моего барона, - сказал Питер. - Отведите их  туда,
куда сказал предатель.
   По его тону Джессика поняла, что он держит себя под  жестким  контро-
лем. И подумала "Он тоже боится Видящей правду"
   Питер повернулся к двери. Там он  в  нерешительности  остановился,  и
Джессика подумала, что он хочет посмотреть на нее в последний раз, но он
вышел, не оглядываясь.
   - Что до меня, то после такой работы я бы не хотел оказаться лицом  к
лицу с Видящей правду, - сказал покрытый шрамами воин.
   - Вряд ли тебе придется встречаться с этой ведьмой, - сказал один  из
охранников. Он подошел к Джессике и наклонился над ней, глядя ей в лицо.
- Хватит болтать! Работа сама не сделается. Бери ее за ноги и...
   - Почему бы нам не убить ее здесь?
   - Слишком грязная работа, если только ты не хочешь их  задушить.  Что
касается меня, то я люблю, когда все просто. Оставим  их  в  пустыне  на
съедение червям - и никаких улик. И убирать не надо.
   - Да, ты прав, - согласился охранник со шрамами.
   Джессика слушала, наблюдала, отмечала. Но кляп мешал  ей  воздейство-
вать на них Голосом.
   Охранник со шрамами убрал ласган в кобуру и взял ее за ноги. Они под-
няли ее, как мешок с зерном, вынесли из комнаты и  положили  на  носилки
рядом с другой связанной фигурой. Когда они ее перевернули, она увидела,
что это был Пол, связанный, но без кляпа. Его лицо находилось  не  более
чем в десяти сантиметрах от ее лица, глаза были закрыты, дыхание ровное.
   "Он находится под действием наркотиков", -  подумала  она.  Охранники
подняли носилки, и глаза Пола чуть-чуть приоткрылись.
   "Ты не должен пробовать Голос!" - мысленно взмолилась она.
   Глаза Пола снова закрылись. Он использовал познающее дыхание, успока-
ивал свой разум и изучал своих тюремщиков.  Глухой  представлял  загадку
для него, однако Пол не терял надежды. Успокаивающая разум система,  ко-
торую преподала ему мать, помогла ему сохранять присутствие духа, приго-
товившись к любому повороту событий.
   Пол осторожно приоткрыл глаза и посмотрел на мать.  Она,  повидимому,
была в сознании, но ее рот был закрыт кляпом. Его пленение было  похожим
- капсула с наркотиком, пробуждение на носилках, связанные руки  и  ноги
Логика подсказывала ему, что их предал Уйе, но он еще не пришел к  окон-
чательному выводу. Слишком трудно было это осознать:  воспитанник  школы
Сак, врач - и вдруг предатель!
   Охранники пронесли носилки в открытую дверь под звездный купол неба и
поставили их на землю. Над головами пленников вращались крылья  топтера,
закрывая звезды.
   Глаза Пола, освоившиеся в  полутьме,  разглядели  глухого  охранника,
открывавшего люк топтера.
   - Мы должны лететь на этой машине? - спросил глухой  и  оглянулся  на
охранников.
   - Этот топтер предназначается для работы в пустыне - так говорил пре-
датель.
   Глухой разобрал ответ по движениям губ охранника, но  что-то  его  не
устроило.
   - Мы здесь не поместимся. Это - топтер для связи, он  возьмет  только
двоих, не считая пленников - сурово сказал человек.
   - Этого вполне достаточно, сказал один из охранников. - Теперь  мы  и
сами справимся. Кинет.
   - Барон поручил мне проследить за всем лично, человек со шрамами.
   - Чего ты так беспокоишься? - вмешался другой охранник.
   - Но ведь она - колдунья! - не выдержал глухой.  -  Бене  Гессерит  -
большая сила!
   - А, понятно! - засмеялся охранник и покрутил пальцем у лба. -  Видал
я таких!
   Его товарищ презрительно усмехнулся.
   - Они скоро станут добычей песчаного червя. Не думаю, что  даже  кол-
дунья имеет власть над червем, как ты считаешь, Гжиго?
   - Угу... - отозвался тот и повернулся к глухому.
   - Иди сюда. Кинет, Можешь лететь со мной сам, если хочешь  быть  уве-
ренным во всем.
   - Очень мило с твоей стороны, Гжиго, взять меня, - сказал глухой.
   Джессика почувствовала, что ее поднимают и проталкивают через  заднюю
дверцу; чьи-то пальцы ощупали веревку и поправили  узел.  Пола  положили
рядом с ней, его путы тоже были тщательно осмотрены, и она успела  заме-
тить, что он связан простой веревкой.
   Человек со шрамом, глухой, которого они называли Кинетом, занял место
впереди. Тот, которого звали Гжиго, занял другое переднее место.
   Кинет закрыл дверцу и склонился над приборами Винт топтера заработал,
судно оторвалось от земли и взяло курс на юг, к  Защитной  стене.  Гжиго
тронул своего спутника за плечо и спросил:
   - Почему бы тебе не понаблюдать за теми двумя?
   - Ты уверен, что знаешь, куда лететь?
   - Я слышал слова предателя так же, как и ты.
   Кинет повернулся, и Джессика увидела в его руках ласган. Освещение  в
кабине было достаточным, но лицо охранника все  же  оставалось  в  тени.
Джессика попробовала натяжение ремня своего сиденья  и  обнаружила,  что
тот плохо натянут. Ощутив неровность ремня у левой руки, она  почувство-
вала, что он порван и лопнет от рывка. Был ли здесь  кто-нибудь  раньше?
Кто?.. Она медленно согнула ногу - так чтобы Пол это видел.
   - Просто глупо зря пускать в расход такую красивую женщину, как  эта.
У тебя были когда-нибудь такие высокородные штучки? - Кинет обернулся  и
посмотрел на пилота.
   - Бене Гессерит вовсе не высокородные, - ответил тот  -  Только  одна
видимость.
   "Он может видеть меня достаточно ясно", - подумала Джессика. Она под-
няла связанные ноги на сиденье и согнула их, глядя в упор на охранника.
   - Она и правда смазливая, - сказал Кинет и  облизал  губы.  -  Просто
жаль упускать - Он посмотрел на Гжиго.
   - Ты хочешь знать, что я об этом думаю?
   - Кто тебя знает? - Кинет пожал плечами - В конце концов, у меня  та-
ких баб никогда не было, может, такого шанса никогда больше и не  предс-
тавится.
   - Не смей так говорить о моей матери! - раздраженно сказал Пол.
   - Ха! - ухмыльнулся пилот. - Щенок залаял. Вряд ли  удастся  ему  ко-
го-нибудь укусить.
   А Джессика подумала: "Пол взял слишком высокий тон. И все же его  Го-
лос может сработать".
   Они продолжали полет в молчании.
   "Какие же они глупцы, - думала Джессика, изучая  своих  охранников  и
вспоминая слова Барона. - Они будут убиты, как только отчитаются  в  вы-
полнении задания. Барон не захочет оставлять свидетелей".
   Топтер скользнул над южной оконечностью Защитной  стены,  и  Джессика
увидела внизу, под ними, залитые луной песчаные просторы.
   - Предатель велел высадить их на песок где-нибудь поблизости  от  За-
щитной стены, - сказал пилот. Он стремительно направил судно  вниз,  вы-
ровняв его у самой поверхности пустыни.
   Джессика увидела, что Пол начинает ритмичное  дыхание  успокаивающего
упражнения. Он закрыл глаза, потом опять их открыл...  Джессика  следила
за ним, не имея возможности ему помочь. Он еще не овладел искусством Го-
лоса, подумала она. Если ему не удастся...
   Топтер, мягко накренившись, коснулся песка. Джессика,  посмотрев  на-
зад, на Защитную стену, увидела тень мелькнувших  и  пропавших  крыльев.
"Кто-то преследует нас! Но кто? - думала она. - Те,  кого  Барон  послал
следить за этой парой? А за теми будут следить другие наблюдатели?"
   Гжиго выключил двигатель, и все погрузилось в тишину. Джессика повер-
нула голову. Из окна из-за головы охранника со  шрамами  ей  была  видна
поднимавшаяся луна и облитый ее холодным светом край скалы над пустыней.
По обеим сторонам топтера вздымались волны песка.
   Пол прочистил горло.
   Пилот сказал:
   - Ну что, Кинет?
   - Я не знаю, Гжиго.
   Гжиго повернулся и потянулся к юбке Джессики.
   - Вытащи у нее кляп! - скомандовал Пол.
   Джессика почувствовала, как повисли в воздухе эти слова. Тон и  тембр
были выбраны превосходно - повелительные; резкие. Сказанные чуть громче,
его слова были бы еще эффективнее, но и так, она  чувствовала  это,  они
попали в нервный спектр человека.
   Гжиго развязал ленту, которой был обвязан рот Джессики, и потянул  за
конец кляпа.
   - Оставь! - приказал Кинет.
   - Заткни свой клапан! - отрезал Гжиго. - Руки ведь у нее  связаны.  -
Он вытащил кляп, жадно вгляделся в Джессику, и его глаза заблестели.
   Кинет положил руку на локоть Гжиго.
   - Слушай, Гжиго, не нужно...
   Повернув шею, Джессика выплюнула кляп. Она настроила  свой  голос  на
низкий повелительный тон:
   - Джентльмены, не нужно бороться из-за меня. -  В  то  же  время  она
изогнулась так, чтобы Кинет мог видеть ее лицо.
   Она видела, как они напряглись, зная, что они уже настроены на драку.
Мысленно они уже за нее боролись.
   Она подняла голову повыше, чтобы Кинет видел движения ее губ, и  ска-
зала:
   - Вы не должны спорить. Разве есть женщина, которая стоила  бы  того,
чтобы драться из-за нее? - спросила она.
   И своим тоном, и всем своим видом она утверждала  обратное:  да,  она
стоит этого.
   Пол стиснул зубы, вынуждая себя молчать. Его Голос  имел  один  шанс.
Теперь все зависело от его матери, чей опыт был несравненно больше.
   - Угу, - сказал охранник со шрамами. - Зачем нам бороться...
   Его рука взметнулась над шеей пилота. Удар был встречен вспышкой  ме-
таллического предмета, вонзенного в руку Кинета и тут же поразившего его
в грудь.
   Человек со шрамами застонал и сполз на пол.
   - Он думал, что я болван, не знакомый с этим трюком, - сказал  Гжиго.
Он вытащил нож, и его лезвие блеснуло в свете луны. -  А  теперь  уберем
щенка, - сказал он и подвинулся к Полу.
   - В этом нет нужды, - прошептала Джессика.
   Гжиго заколебался.
   - Разве я не помогла тебе? - спросила Джессика. - Дай мальчику  шанс.
- Ее губы изогнулись в усмешке. - Ничтожный шанс в этих  песках.  -  Она
улыбнулась. - Ты получишь хорошую награду...
   Гжиго посмотрел по сторонам, потом снова на Джессику.
   - Мне приходилось слышать, что может случиться  с  человеком  в  этой
пустыне, - сказал он.
   - Разве я прошу слишком много? - жалобно произнесла Джессика.
   - Ты пытаешься меня надуть, - пробормотал Гжиго.
   - Я не хочу, чтобы сын умер на моих глазах, - сказала она. -  Потвое-
му, это значит "надуть"?
   Гжиго подвинулся назад, локтем нащупывая задвижку двери.  Он  схватил
Пола, перетащил его через сиденье, наполовину пропихнул в дверь и взялся
за нож.
   - Ну что, молокосос, перерезать твою веревку?
   - Он уйдет отсюда немедленно и направится вон к тем скалам, - сказала
Джессика.
   - Ты так сделаешь, молокосос? - спросил Гжиго.
   Нарочито кислым голосом Пол ответил:
   - Да.
   Пол почувствовал, что рука за его спиной сейчас швырнет его на песок.
Сделав вид, что зацепился за дверцу, он повернулся, словно  желая  отце-
питься, и с силой выбросил вперед правую ногу. Носок ботинка был нацелен
точно, будто все полученные за долгие годы учения  навыки  он  вложил  в
этот удар. Он вложил в него движения всех  мускулов  своего  тела.  Удар
пришелся в мягкую часть брюшины Гжиго. Хрипло вскрикнув, охранник  пова-
лился на сиденье. Пол, руки которого  оставались  связанными,  упал,  но
приземлился на песок так искусно, что ему понадобилось лишь одно мгнове-
ние, чтобы снова оказаться на ногах. Он нырнул в кабину,  нашел  нож  и,
зажав его в зубах, помог матери освободиться от пут.
   - Мне следовало бы договориться с ним по-хорошему, -  сказал  Пол.  -
Пусть бы он перерезал мои путы. Нелепо было так рисковать. Но  я  увидел
возможность и использовал ее.
   Она поняла по его голосу, под каким жестким контролем он себя держит,
к сказала:
   - На потолке кабины символ Уйе.
   Он посмотрел на потолок и увидел извилистое изображение символа.
   - Выходи и давай осмотрим корабль, - сказала она. - Под сиденьем  пи-
лота лежит какой-то пакет. Я почувствовала это еще тогда, когда нас сюда
вносили.
   - Бомба?
   - Сомневаюсь. Здесь есть какая-то странность...
   Пол спрыгнул на песок, Джессика последовала за ним. Обернувшись,  она
потянулась за странным пакетом и увидела ногу Гжиго. На  пакете  расплы-
лось мокрое пятно - это была кровь пилота.
   "Напрасная трата влаги", - подумала она, поймав себя на том, что  эта
мысль - сугубо арракинская.
   Пол огляделся и увидел утес, возвышающийся среди  пустыни.  Повернув-
шись к матери, он увидел, что она уже вытащила пакет из кабины и  теперь
смотрит на дюны, на Защитную стену. Проследив направление ее взгляда, он
увидел другой топтер, приближающийся к ним, и понял, что у них нет  вре-
мени для побега.
   - Беги, Пол! - закричала Джессика. - Это Харконнены!


   Арраки учит философии ножа: обрубая то, что не имеет  завершения,  ты
завершаешь его, ибо оно обретает свой конец.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   Человек в форме Харконненов остановился в конце холла,  посмотрел  на
Уйе, бросил взгляд на тело Шадоут, на лежащего на полу герцога. В правой
руке человек держал ласган. В нем было нечто грубое и жестокое,  он  ка-
зался таким уверенным в себе, что Уйе невольно вздрогнул.
   "Сардукар! - подумал Уйе. - Возможно, из собственного войска  импера-
тора, присланный сюда для слежки. Неважно, какая на нем форма, сардукара
узнаешь всегда".
   - Вы - Уйе, - сказал вошедший. Он пристально посмотрел на обруч школы
Сак на голове доктора, перевел  взгляд  на  бриллиантовую  татуировку  и
только потом встретился с ним взглядом.
   - Да, - ответил доктор.
   - Вы можете быть спокойны, Уйе, - продолжал человек. - Когда вы  вык-
лючили защитное поле, мы сразу же вошли в  дом.  Теперь  все  под  нашим
контролем. Это герцог?
   - Да.
   - Мертв?
   - Без сознания. Предлагаю вам связать его.
   - А что нужно остальным? - Он огляделся и посмотрел туда, где  лежало
тело домоправительницы.
   - Только жалость, - пробормотал Уйе.
   - Жалость! - фыркнул сардукар. Он шагнул вперед и посмотрел на герцо-
га.
   "Теперь не может быть никаких сомнений на его счет", - подумал Уйе.
   Сардукар протянул руку и сорвал с одежды герцога изображение ястреба.
   - Маленький сувенир, - сказал он. - А где  кольцо  с  герцогской  пе-
чатью?
   - Его на нем не было, - ответил Уйе.
   - Это мы еще посмотрим! - рявкнул сардукар.
   Уйе окаменел. Если они сделают очную ставку с Видящей правду,  то  им
станет известно и о кольце, и о приготовленном мною топтере.  Тогда  все
пропало.
   - Иногда герцог посылал кольцо с посыльным,  чтобы  дать  знать,  что
приказ исходит лично от него, - сказал Уйе.
   - Нужно чертовски доверять таким посланцам, - пробурчал сардукар.
   - Разве вы не собираетесь его связать? - решился спросить Уйе.
   - Сколько он пробудет без сознания?
   - Примерно два часа. Его данные мною изучены так  же  тщательно,  как
данные женщины и мальчика.
   Сардукар пнул герцога носком ботинка.
   - Даже когда он проснется, бояться нечего. Когда проснутся женщина  и
мальчик?
   - Примерно через десять минут.
   - Так скоро?
   - Мне было сказано, что барон прибудет вслед за своими людьми.
   - Так и будет, Уйе. - Он бросил на Уйе жесткий взгляд. - Идите и жди-
те снаружи.
   Уйе посмотрел на Лето.
   - А как же...
   - Он будет доставлен к барону связанным. - Сардукар  снова  посмотрел
на татуировку на лбу Уйе. - Вы слишком заметны, в холле вам будет  безо-
паснее. У вас нет времени для болтовни, предатель, я слышу шаги  прибли-
жающихся людей. - Опустив глаза, он прошел мимо сардукара, зная, что  он
услышал то слово, которым заклеймит его история: "Уйе-предатель".
   На пути к выходу ему попадались другие тела, лежащие на полу, и он со
страхом вглядывался в них, боясь увидеть Джессику или Пола. Все это были
люди из охраны герцога или Харконненов.
   Солдаты из охраны Харконненов насторожились, когда он подошел к вход-
ной двери, и пристально вгляделись в него.
   - Это - предатель, - узнал кто-то.
   - Барон скоро захочет вас видеть, - сказал другой.
   "Я должен идти к топтеру, - подумал Уйе - Я должен спрятать  герцогс-
кую печать туда, где ее найдет Пол". Внезапно его пронзил  страх:  "Если
Айдахо заподозрит меня или потеряет терпение, если он не дождется  и  не
отправится туда, куда я ему велел, Джессика и Пол не будут спасены.  Мне
не удастся даже в малой степени смягчить сделанное мною".
   Охранник Харконненов пропустил его и сказал:
   - Ждите там, в сторонке.
   Внезапно Уйе увидел себя со стороны, одиноко  стоящего  среди  чужих,
никому не нужного, ни в ком не вызывающего  жалости.  Что,  если  Айдахо
подведет? Другой охранник толкнул его, сердито прорычав:
   - Убирайся с дороги, ты, падаль!
   "Даже воспользовавшись мною, они презирают меня", - подумал  Уйе.  Он
выпрямился, пытаясь сохранить остатки достоинства.
   - Ждите барона! - крикнул офицер.
   Уйе кивнул, с показной непринужденностью прошел вдоль фасада  дома  и
повернул за угол, куда не достигал свет горячих факелов. Здесь он  уско-
рил шаги, проскользнул на задний двор, за оранжерею, где  стоял  топтер,
который должен был увезти Джессику и Пола.
   В открытых задних дверях дома стоял охранник, внимание которого  было
направлено на освещенный холл и сновавших там людей, которые  обыскивали
комнату.


   Существует легенда, что в тот момент, когда герцог Лето Атридес умер,
метеор прорезал небо над его родной планетой Каладаном.
   Принцесса Ирулэн.
   История детства Муаддиба. Предисловие.

   Барон Владимир Харконнен стоял у стартового  устройства  на  лихтере,
который он выбрал своим командным пунктом. Перед ним открывалась картина
пылающей арраки некой ночи Его внимание привлекла виднеющаяся в  отдале-
нии Защитная стена, где делало свою работу его тайное оружие -  взрываю-
щиеся снаряды. Орудия били по пещерам, где  нашли  себе  убежище  войска
герцога. Тщательно отмеренные дозы оранжевого огня, град камней  и  пыли
после краткой вспышки - и вот уже люди герцога замурованы и обречены  на
голодную смерть, пойманные, как животные в  своих  норах.  Сквозь  броню
лихтера до него долетел отдаленный гул.
   Кто додумался обратиться к артиллерии в наш век защитных полей? - ус-
мехнулся он Ему было ясно, что люди герцога бросятся именно в эти пещеры
Император оценит то, как умело я сохранил нашу живую силу.
   Он отрегулировал один из маленьких  суспензеров,  предохраняющих  его
тело от полного действия притяжения. Губы его разошлись в улыбке, подбо-
родок дрогнул.
   "Такие солдаты, как у герцога, достойны сожаления,  -  подумал  он  и
рассмеялся - Что поделаешь,  за  ошибки  надо  платить  Вселенная  лежит
здесь, открытая перед человеком, который умеет принимать правильные  ре-
шения. Неуверенных в себе кроликов следует осаждать в их же  норах.  Как
же иначе взять их под контроль?" Он представил себе своих солдат  медве-
дями, гоняющимися за кроликами, и подумал: "Благословен тот день,  когда
вокруг жужжат много пчел, работающих на тебя".
   Дверь за его спиной открылась. Прежде чем повернуться,  барон  изучил
отражение вошедшего в стекле перед собой. В каюту вошел Питер  де  Бриз,
за ним шагал Уйман Куду, капитан личной охраны барона Среди  охранников,
стоявших за дверью, произошло движение, и лица их приняли овечье выраже-
ние, как всегда в присутствии командира.
   Барон обернулся. Питер поднес руку к своему лбу  в  ироническом  при-
ветствии.
   - Хорошие новости, мой господин: сардукар захватил герцога.
   - А как же могло быть иначе! - фыркнул барон.
   Он изучал маску, застывшую на лице Питера. И его глаза. "Скоро я дол-
жен буду его убрать, - подумал Барон. - Он почти исчерпал  свои  возмож-
ности, достиг той точки, когда человек становится опасным для  меня,  Но
сейчас у него конкретная роль: он должен заставить народ Арраки вознена-
видеть его, чтобы они с восторгом приняли нового правителя - моего  пле-
мянника Фейд-Рауса".
   Барон перевел внимание на капитана охраны: мощная  фигура,  кожа  как
подошва. Этому человеку можно доверять, его хватка всем известна.
   - Прежде всего, где предатель, выдавший герцога? - спросил барон. - Я
должен вручить ему награду.
   Питер повернулся и кивнул охранникам, стоящим в дверях. Они расступи-
лись, и вперед вышел Уйе Его движения были медленными и осторожными.  На
мертвенно-бледном лице, казалось, жили одни глаза. Уйе сделал три шага и
остановился, повинуясь движению руки Питера. Они с бароном молча смотре-
ли друг на друга. Потом барон сказал:
   - А, это доктор Уйе!..
   - Мой господин!
   - Я слышал, вы выдали нам герцога?
   - Я выполнил свою часть сделки, мой господин.
   Барон вопросительно посмотрел на Питера. Тот кивнул.
   - Вашу часть сделки? - переспросил барон - ...а  я...  что  я  должен
сделать в обмен?
   - Вы хорошо это помните, мой господин.
   Теперь Уйе позволил себе обдумать услышанное Он видел в поведении ба-
рона коварство и обман Значит, его Ванна мертва - в противном случае ба-
рон не упустил бы возможности поиграть на  слабости  доктора.  Поведение
барона показывало, что такой возможности не существует.
   - Что я должен помнить? - спросил барон.
   - Вы обещали освободить мою Ванну...
   Барон кивнул.
   - Ах, да, теперь вспомнил Так я и сделаю, коли обещал, Владимир  Хар-
коннен всегда держит слово. Я говорил, что избавлю  ее  от  страданий  и
позволю вам соединиться. Пусть все так и будет! - Он сделал знак Питеру.
   Движения Питера приобрели кошачью вкрадчивость. В его  руке  сверкнул
нож, и он вонзил его в спину доктора Уйе.
   Старик не сводил глаз с барона Тот сплюнул.
   - Соединяйтесь с ней!
   Уйе стоял, качаясь. Его губы шевельнулись, и он произнес, старательно
выговаривая каждое слово:
   - Вы...  думаете...  что...  победили,  меня...  думаете...  я...  не
знаю... что... приобрел... для моей... Ванны.
   Он упал как срубленное дерево, не кренясь и не сгибаясь.
   - Так соединись с ней, - повторил барон, однако на этот раз его слова
прозвучали менее уверенно.
   Случившееся наполнило его дурными предчувствиями. Он  посмотрел,  как
Питер вытирает свой нож, увидел удовлетворение в его глазах.
   "Так вот как он умеет убивать своей рукой! - подумал барон. - Полезно
было увидеть..."
   - Ом действительно выдал нам герцога? - спросил барон.
   - Вне всяких сомнений, мой господин.
   - Тогда приведи его сюда.
   Питер посмотрел на капитана охраны, и тот отправился выполнять прика-
зание. Барон посмотрел на тело Уйе. Судя по тому, как  он  падал,  можно
было предположить, что у него дубовый кол вместо позвоночника.
   - Никогда не мог себя заставить доверять предателям, - сказал  барон,
- не исключая и предателя, созданного мною самим.
   Он посмотрел в темноту за окном. Орудия не стреляли больше по пещерам
в Защитной стене все норы-ловушки были герметично закрыты Неожиданно для
него самого барона захватило очарование этой темной  ночи.  Но  сомнения
все еще жили в нем. Конечно, Уйе следовало знать, что с ним будет в кон-
це. Но эта его фраза: "Вы думаете, что победили меня?" Что он имел в ви-
ду?
   В каюту вошел герцог Лето Атридес Его руки были скованы цепью,  исху-
далое лицо покрыто грязью. Его куртка была разорвана в том месте, с  ко-
торого кто-то сорвал знак различия Клочья одежды висели  и  на  груди  -
очевидно, защитный пояс сорвали с него, не расстегнув. Глаза Герцога го-
рели безумным огнем.
   - Та-а-ак, - протянул барон и вобрал в себя воздух  Он  понимал,  что
произнес это чересчур громко - Будь проклят этот доктор!
   - Полагаю, добрый герцог находится под действием наркотика, -  сказал
Питер, - поэтому Уйе и удалось сохранить его для нас. - Питер повернулся
к герцогу: - Вас опоили наркотиком, мой добрый герцог?
   Голос прозвучал откуда-то издалека Лето ощутил тяжесть цепей, боль  в
мускулах, в потрескавшихся губах, сухой вкус жажды, от  которого,  каза-
лось, распухли щеки Но звуки были тусклыми, как будто приглушенными оде-
ялом И силуэты предметов были неясными, расплывчатыми.
   - Что насчет женщины и мальчика, Питер? - спросил барон. -  Есть  ка-
кие-нибудь сообщения?
   Питер провел кончиком языка по губам.
   - Я тебя спрашиваю! - взревел Барон.
   Питер посмотрел на капитана охраны, потом - снова на барона.
   - Люди, которым вы поручили эту работу, найдены...
   - Что они доложили? - перебил его барон.
   - Они мертвы, мой господин.
   - Конечно, как могло быть иначе! Я хочу знать не это...
   - Они найдены мертвыми, мой господин.
   Барон побледнел.
   - А женщина и мальчик?
   - Никаких следов, мой господин, но там побывал червь.  Возможно,  все
было так, как и предполагалось... несчастный случай. Возможно...
   - Меня не интересуют возможности! Как  насчет  исчезнувшего  топтера,
ментат?
   - Очевидно, на нем бежал один из людей герцога,  мой  господин.  Убил
нашего пилота и бежал.
   - Кто он?
   - Убийство было проделано без шума, очень чисто, мой господин.  Может
быть, это был Хават или Хэллек, а возможно, Айдахо.
   - "Возможно", - пробормотал барон, глядя на шатающегося герцога.
   - Мы - хозяева положения, мой господин, - сказал Питер.
   - Я так не думаю! Где этот глупый планетолог? Где  человек  по  имени
Кайнз?
   - За ним уже послали.
   - Мне совсем не нравится, как помогает нам слуга императора,  -  про-
бормотал барон.
   Лето смутно различал отдельные слова - "Женщина и мальчик"...  "ника-
ких следов..." Значит, Пол и Джессика бежали, а судьба Хавата, Хэллека и
Айдахо неизвестна - это оставляло надежду...
   - Где кольцо герцога с печатью? - спросил барон.
   - Сардукар сказал, что, когда он забрал его, кольца на нем  не  было,
мой господин, - ответил капитан охраны.
   - Ты слишком поторопился убить доктора, - нахмурился барон. - Это бы-
ло ошибкой. Тебе бы следовало спросить меня,  Питер.  Твои  опрометчивые
действия не пошли нам на пользу.
   В голове Лето была только одна мысль - "Пол и Джессика бежали". И еще
что-то застряло в его памяти - сделка Теперь  он  почти  вспомнил.  Зуб!
Часть ее он уже помнил твердо: "В искусственный зуб запрятан отравляющий
газ". Кто-то велел ему помнить о зубе у него во рту Он мог потрогать его
языком. Все, что нужно сделать, это с силой надавить на него. Но не  те-
перь! Этот кто-то велел ему подождать, пока он не окажется рядом с баро-
ном. Кто велел так сделать - этого Лето вспомнить не мог.
   - Сколько времени он будет оставаться в таком  состоянии?  -  спросил
барон.
   - Возможно, с час, мой господин.
   - Опять "возможно" - пробормотал барон и отвернулся к окну. - Я голо-
ден.
   "Барон - это вон та неясная, серая масса", - думал Лето. Масса двига-
лась туда-сюда, пританцовывая и покачиваясь вместе с каютой. А каюта  то
расширялась, то сужалась, делалась то светлее, то темнее. Она то  погру-
жалась в туман, то прояснялась.  Время  представлялось  герцогу  в  виде
пластов, и он двигался сквозь них с огромным трудом.
   "Я должен ждать", - помнил Лето. Перед ним был  стол.  Лето  различал
его достаточно ясно За столом сидел чудовищно толстый человек и ел. Лето
осознал, что сам он сидит напротив толстяка, ощутил тяжесть цепей, удер-
живающих на стуле его безвольное тело...
   Он сознавал, что какой-то промежуток времени выпал из  его  сознания,
но какой - этого он не знал.
   - Мне кажется, он приходит в себя, мой господин!
   Какой вкрадчивый голос! Это Питер.
   - Мне тоже так кажется.
   Громыхающий бас. Это барон.
   Лето почувствовал большую определенность во всем, что  его  окружало.
Стул под ним приобрел твердость, оковы - тяжесть и  остроту.  Теперь  он
ясно различал лицо барона и наблюдал за ним, зачарованный движениями его
рук.
   - Вы меня слышите, герцог Лето? - говорил барон. -  Я  знаю,  что  вы
слышите меня! Мы хотим, чтобы вы сказали нам, где ваша наложница и ребе-
нок, которого вы с ней произвели на свет.
   От внимания Лето не ускользнула ни одна деталь. Слова барона  вселили
в него спокойствие: "Значит, это правда - они не  сумели  взять  Пола  и
Джессику"
   - Мы здесь не в детские игры играем! - гремел барон. - И я хочу, что-
бы вы это знали - Он подался к Лето, впившись взглядом в его  лицо.  Не-
возможность вести разговор с глазу на глаз, без свидетелей, злила  баро-
на.
   Лето ощутил, как возвращаются к нему силы И теперь воспоминание о зу-
бе воскресло в его памяти. Он вспомнил, кто вставил ему в рот это  смер-
тоносное оружие. Уйе!
   В голове его возникло затуманенное наркотиками  воспоминание  о  том,
как мимо него протащили безжизненное тело. Теперь он знал, что  это  был
труп Уйе.
   - Вы слышите это, герцог Лето?
   До сознания Лето дошел какой-то отдаленный  шум,  чьи-то  мучительные
стоны.
   - Мы схватили одного из ваших людей, переодетого Свободным, -  сказал
барон. - Как вы понимаете, было легко распознать его по  глазам  Он  ут-
верждает, что был послан к Свободным, чтобы шпионить за ними Я некоторое
время жил на этой планете, мой дорогой кузен, и знаю, что за этими  мер-
завцами никто не шпионит. Скажите мне, вы купили их помощь? Это к ним вы
отослали наложницу и сына?
   Лето почувствовал, как страх сдавил ему грудь если они в пустыне,  то
поиски не прекратятся до тех пор, пока их не найдут.
   - Ну же, ну! - наступал барон - У нас мало времени. Не вынуждайте нас
применять пытки, мой дорогой герцог - Барон посмотрел на Питера,  стояв-
шего рядом с Лето - У Питера не все инструменты с собой, но он, я  пола-
гаю, сумеет сымпровизировать.
   - Иногда импровизация - самое лучшее, барон.
   Этот вкрадчивый, подстрекающий голос! Лето чувствовал, как  назойливо
он лезет в уши.
   - У вас был запасной план, - сказал барон. - Где вы спрятали  женщину
и ребенка? - Он посмотрел на Лето в упор - Ваше  кольцо  исчезло  Оно  у
мальчика? - барон выждал паузу. - Вы не отвечаете, - сказал он почти пе-
чально. - Вы хотите вынудить меня делать то, что я не  хочу?  Питер  ис-
пользует простые методы. Я согласен, что это не самое лучшее, но  иногда
это помогает.
   - Горячие угли на спину или на веки, - сказал Питер, - а может, и  на
другие части тела. Особенно хорошо это действует, когда человек не  зна-
ет, куда будет положена следующая порция. Метод  хорош,  а  эти  гнойные
ожоги на теле даже красивы, правда, барон?
   - Великолепны! - подтвердил барон, но голос его прозвучал сердито.
   Звуки чьих-то страданий производили на герцога гнетущее  впечатление.
"Кого они схватили? - думал он. - Неужели Айдахо?"
   - Поверьте, мой дорогой кузен, - сказал барон, - я не хочу, чтобы  до
этого дошло.
   - Вы ждете помощи, которой не будет, - подхватил Питер. -  Здесь  все
дело в артистизме, вы же знаете!
   - Ты превосходный артист, - проворчал барон, - но теперь  тебе  лучше
помолчать.
   Внезапно Лето вспомнил  строчки,  произнесенные  Хэллеком,  когда  он
смотрел на портрет барона: "И стоял я на песке у моря, и  увидел  тварь,
выходящую из воды..."
   - Мы зря теряем время, барон, - сказал Питер.
   - Возможно, - согласился барон. - Мой дорогой Лето, в конце концов вы
все равно скажете, где они. Есть уровень боли, который вы не сможете вы-
держать.
   "Он абсолютно прав, - подумал Лето. - Но ему ничего не  известно  про
зуб... Знать бы, где сейчас Пол и его мать!"
   Барон взял кусочек мяса, медленно разжевал его  и  проглотил.  "Нужно
изменить тактику", - подумал он.
   - Взгляни на этого пленника, Питер, отрицающего, что он наемник Лето,
- сказал барон. - Пойди посмотри.
   Леденящие душу звуки смолкли. В дверях каюты показался капитан  охра-
ны. В ответ на немой вопрос барона он отрицательно покачал головой плен-
ник не дал никаких сведений. Еще один прокол. И сколько потрачено време-
ни на уговоры этого дурака-герцога, глупого мягкотелого дурака, не пони-
мающего, какой ад ожидает его.
   Эта мысль успокоила барона, напомнив ему, что именно он хозяин  поло-
жения. Он вдруг представил себя хирургом, занимающимся бесконечными опе-
рациями.
   Лето смотрел на него, удивляясь себе: почему он медлит? В его  власти
сразу положить конец всему. И все же как хороша была жизнь. Он  вспомнил
воздушного змея в небе Каладана, Пола, хохочущего от  радости  при  виде
этого зрелища. И еще он вспомнил восход солнца здесь, на Арраки, -  выц-
ветший силуэт Защитной стены в обрамлении пыльной дымки.
   - Плохо, очень плохо, - пробормотал барон. Поддерживаемый суспензера-
ми, он встал из-за стола, легко выпрямился и заколебался, видя происшед-
шую в герцоге перемену. Он видел, как тот глубоко вобрал в себя  воздух,
как напрягся его подбородок, рот широко раскрылся...
   "Как он меня боится!" - подумал барон.
   Охваченный испугом при мысли о том, что барон  может  ускользнуть  от
него, Лето изо всей силы надавил на зуб-капсулу и почувствовал, как  тот
сломался. Он шире открыл рот, выпуская смертоносный газ,  вкус  которого
он уже ощутил. Барон сделался совсем маленьким, как будто переместился в
конец длинного туннеля. Чей-то хрип достиг ушей Лето. Питер. И этот  то-
же.
   - Питер? В чем дело?!
   Рокочущий голос доносился откуда-то издалека. Все виденное пронеслось
в голове Лето бессвязным хороводом: комната, стол,  барон,  пара  полных
ужаса глаз. Появился какой-то человек с подбородком твердым, точно  под-
метка... вот он упал. Лето услышал звон разбитой посуды, отдаленный  шум
в ушах... Его разум стал бездонным, он вобрал в себя все, что когда-то с
ним было: каждый крик, каждый шепот,  каждый  миг  тишины...  Лишь  одна
мысль стояла в его мозгу среди бесформенного хаоса: "День создает плоть,
а плоть - день". Эта мысль наполнила его полнотой, которую нельзя объяс-
нить. Потом тишина...
   Барон стоял у двери своей каюты под защитой поля,  которое  он  успел
включить. Чутье не подвело его. "Не вдохнул ли и я?" - спрашивал он  се-
бя.
   К нему вернулась способность различать звуки и здраво рассуждать.  Он
услышал чьи-то громкие распоряжения: "Противогазы... не  открывать  две-
рей... специалистов сюда!"
   "Остальные упали сразу, - подумал он. - А я  еще  стою,  еще  дышу...
Треклятый ад был так близко!.."
   Теперь он мог все обдумать. Его защитное поле действовало не в полную
силу, но этого оказалось достаточно, чтобы замедлить проникновение моле-
кул через барьер поля. И он успел со страшной силой оттолкнуться от сто-
ла. Крик Питера заставил капитана охраны метнуться навстречу собственной
гибели, хрип умирающего - все это и спасло жизнь барону, предупредив его
об опасности.
   Барон не чувствовал жалости к Питеру. Только  дураки  позволяют  себя
убить! А этот глупый капитан охраны! Он  еще  утверждал,  что  тщательно
обследует каждого, кого допускает до встречи с бароном! Но как это  уда-
лось герцогу? Никаких упреждающих сигналов, даже со стороны ядоуловителя
на столе - во всяком случае, до того момента, когда стало слишком  позд-
но. Как? Теперь это уже не имеет значения, подумал Барон, чувствуя,  как
к нему возвращается обычная уверенность Следующий капитан охраны  начнет
с поисков ответа на этот вопрос.
   Барон отошел от двери, изучая реакцию толпящихся вокруг  лакеев.  Они
молча смотрели на него, гадая, как поведет себя барон И до его  сознания
вдруг дошло, что минуло всего лишь несколько секунд с тех  пор,  как  он
пулей вылетел из этой ужасной каюты.
   Кое-кто из охранников держал наготове оружие, направив его на  дверь.
Некоторые обратили его в сторону холла, откуда доносились звуки какой-то
возни.
   Из-за угла коридора поспешно вышел человек в противогазе  с  прикреп-
ленными к нему ядоуловителями. У человека были желтые волосы  и  плоское
лицо с зелеными глазами Вокруг толстогубого рта - глубокие  морщины.  Он
походил на существо, поднявшееся внезапно из морских глубин.
   Барон вспомнил его это был Нефуд, капрал  охраны.  Нефуд  остановился
перед бароном, приветствуя его.
   - Коридор безопасен, мой господин. Я наблюдал снаружи  и  понял,  что
это был, вероятно, ядовитый газ. - Он посмотрел поверх головы барона.  -
Никто из персонала не бежал. Теперь мы должны очистить каюту. Какие  бу-
дут указания?
   "А он расторопный, этот капрал", - подумал барон.
   - Они все мертвые? - спросил барон.
   - Да, мой господин.
   "Что ж, займемся делом", - подумал барон.
   - Прежде всего, позволь мне поздравить тебя, Нефуд. Ты - новый  капи-
тан моей охраны. И я надеюсь, что роковая ошибка твоего  предшественника
послужит тебе хорошим уроком.
   Барон наблюдал, какое впечатление оказывают его слова на вновь  испе-
ченного капитана охраны. Нефуд кивнул.
   - Мой господин знает, что я всецело в его власти.
   - Хорошо... Теперь я должен перейти к делам. Я подозреваю, что герцог
скрывал что-то у себя во рту  Ты  исследуешь,  что  это  было,  как  оно
действовало и кто помогал герцогу. Примешь все возможные меры  предосто-
рожности...
   Он замолчал, ход его мыслей был нарушен шумом в коридоре за его  спи-
ной: охранники пытались задержать высокого полковника, только что вышед-
шего из лифта.
   Лицо полковника, тонкое, с узким как лезвие бритвы ртом и чернильными
пятнами глаз, показалось барону знакомым, но он никак не мог припомнить,
кто это.
   - Прочь руки! - гремел человек, расталкивая охрану.
   "Это, наверно, один из сардукаров", - подумал барон.
   Полковник стремительно направился к  барону,  чьи  глаза  наполнились
тревогой: сардукар был похож на герцога... покойного герцога  И  как  он
вел себя!
   Полковник остановился в полушаге от барона Охрана нерешительно топта-
лась за его спиной.
   Барон отдал честь на манер сардукаров, его беспокойство все возраста-
ло. Здесь был только один легион сардукаров - десять бригад, - поддержи-
вающий Харконненов, но барон не обманывал себя: этот легион  вполне  мог
взять верх над войсками барона и подчинить их себе.
   - Скажите вашим людям, чтобы они оставили меня в покое, барон, - сер-
дито сказал сардукар - Мои люди передали вам  герцога  Атридеса  раньше,
чем я успел обсудить с вами его судьбу Мы обсудим ее сейчас.
   "Я не должен терять своего достоинства в присутствии своих людей",  -
подумал барон.
   - Итак? - в вопросе барона прозвучало точно рассчитанное высокомерие.
   - Мой император уполномочил меня проследить за тем, чтобы  его  кузен
умер легко, без мучений, - холодно проговорил полковник.
   - Точно такой же приказ получил от императора и я, - солгал барон.  -
Неужели вы думаете, что я его нарушил?
   - Я должен сообщить моему императору о том,  что  видел  собственными
глазами, - бросил полковник.
   - Герцог умер! - отрезал барон и махнул рукой в знак того, что разго-
вор окончен.
   Полковник продолжал неподвижно стоять, глядя на барона и ничем не да-
вая понять, что принял его жест на свой счет.
   - Как? - коротко спросил он.
   "Ну! - подумал барон. - Это уже чересчур!"
   - От своей собственной руки, если вам это нужно знать, -  бесстрастно
проговорил барон. - Он принял яд.
   - Я должен осмотреть тело, - заявил полковник.
   Барон в деланном нетерпении поднял глаза к потолку, в  то  время  как
мозг его лихорадочно работал: "Проклятие!  Этот  сардукар  увидит  каюту
раньше, чем там будет наведен порядок!"
   - Я хочу сделать это немедленно, - добавил сардукар.
   "Ничего не поделаешь, - подумал барон. - Сардукар все равно все  уви-
дит. Он узнает, что герцог убил людей Харконнена... что сам барон  чудом
избежал той же участи. Доказательством этого служат остатки еды на  сто-
ле, мертвый герцог и мертвые тела на полу. Ничего не поделаешь".
   - Я не хочу откладывать, - рявкнул полковник.
   - Вам и не придется откладывать, - сказал барон и посмотрел  прямо  в
глаза сардукару. - Мне нечего скрывать от моего императора. - Он  кивнул
Нефуду. - Полковник должен увидеть все сам. Пропусти его в каюту.
   - Сюда, сэр, - сказал Нефуд.
   Офицер медленно прошествовал мимо барона и охранника.
   "Невыносимо! - подумал барон. - Теперь император узнает о моей  ошиб-
ке. Он расценит это как знак моей слабости". Он знал, что император, как
и его сардукары, презирал слабых. Барон покусал нижнюю губу, утешая себя
тем, что императору, по крайней мере, не известно о налете Атридесов  на
Гади Прайм и об уничтожении расположенных там спайсовых складов  Харкон-
ненов. Черт бы побрал этого вездесущего герцога!
   Барон смотрел вслед удаляющейся фигуре сардукара "Мы должны все  ула-
дить, - думал барон. - Нужно немедленно поставить во главе этой  планеты
Раббана. Любой ценой я должен сделать Арраки пригодное для  Рауса,  даже
ценою собственной жизни. Черт бы побрал этого Питера! Он позволил  убить
себя раньше, чем я смог его  использовать  Теперь  придется  посылать  в
Трейлах за новым ментатом"
   Один из стоящих возле него охранников кашлянул.
   Барон обернулся к нему.
   - Я голоден.
   - Да, мой господин.
   - И я хочу, чтобы меня развлекали, пока вы не уберете  комнату  и  не
узнаете причин того, что произошло, - пробасил барон.
   Охранник опустил глаза
   - Каких развлечений вы желаете, мой господин?
   - Я буду в своих покоях, - сказал барон. - Приведите ко мне паренька,
которого мы захватили на Гамоне, того, с  чудесными  глазами.  Да  хоро-
шенько накачайте его наркотиками я не хочу, чтобы он сопротивлялся.
   - Да, мой господин.
   Барон повернулся и пошел вихляющей походкой в свои покои.
   "Того, с чудесными глазами, который так похож на юного  Пола  Атриде-
са", - думал он.


   О, моря Каладана,
   О, люди герцога Лето!
   Цитадель Лето пала,
   Пала навсегда...
   Принцесса Ирулэн.
   Песня Муаддиба.

   Полу казалось, что все его прошлое, все узнанное  им  до  этой  ночи,
стало песком, струящимся в песочных часах. Он сидел возле матери,  охва-
тив руками колени, внутри стилтента - небольшого сооружения типа  палат-
ки, сделанного, как и одежда Свободных, из ткани и пластика.
   Пол посмотрел через прозрачный край  стилтента  на  освещенные  луной
скалы, скрывающие место, куда их спрятал Айдахо.
   "Прячусь, как ребенок, - подумал Пол, -  а  ведь  я  теперь  герцог".
Ярость обуяла его при мысли об этом.
   За эту ночь что-то произошло с его сознанием: с обостренной  ясностью
он видел каждое событие, каждую деталь происходящего. Он чувствовал, что
не в его власти остановить поток информации,  которая  поступает  в  его
мозг и которую он подвергает беспристрастной оценке. Это была сила  мен-
тата, и даже больше того.
   Пол вернулся памятью к тому моменту бессильного гнева, когда странный
топтер вынырнул из-за скал прямо на них. Именно тогда  и  произошла  эта
перемена с сознанием Пола. Топтер приземлился и покатил по  песку  вдоль
песчаных гребней к двум убегающим фигурам. Пол вспомнил, как ударил им в
лицо запах горящей серы от перегревшейся смазки колес топтера.
   Его мать, он знал это, обернулась, чтобы встретить  вспышку  ласгана,
направленного на нее наемником Харконненов, но увидела  Дункана  Айдахо,
который высунулся из открытой дверцы, крича:
   - Скорее! К югу от вас знак червя!
   Пол же, не оборачиваясь, знал, кто сидит за рулем  топтера:  характер
полета, лихая посадка, множество неуловимых даже для леди Джессики дета-
лей подсказали ему это.
   Джессика, сидевшая рядом с ним, сказала:
   - Объяснение может быть только одно: Харконнены держали у  себя  жену
Уйе. Он ненавидел их! Я не могу в этом ошибаться. Ты читал его  записку?
Но почему он спас нас от расправы?
   "Она только теперь поняла это", - удивился Пол Сам  он  догадался  об
этом еще тогда, когда им передали записку и герцогскую печать.
   "Не надо меня прощать, - писал Уйе. - Я не хочу  вашего  великодушия,
бремя мое и без того слишком велико. То, что я сделал, было сделано мною
без злобы и без надежды на то, что меня поймут... Это  -  мое  последнее
испытание Я посылаю вам герцогскую печать в знак моей искренности. К то-
му времени, как вы прочтете эту записку, герцог Лето будет уже мертв. Но
поверьте мне, он умер не один тот, кто ненавистен нам  больше  всего  на
свете, ушел вместе с ним".
   Ни подписи, ни адреса не было, но почерк, без  сомнения,  принадлежал
Уйе Вспомнив об этой записке, Пол на мгновение вновь ощутил  горечь  той
минуты. Но это острое ощущение казалось ему теперь странным и не уклады-
валось в его новую внутреннюю суть, он прочел, что его отец мертв, и  он
знал, что это так на самом деле. Но он воспринял это лишь  как  информа-
цию, полученную и принятую к сведению его мозгом.
   "Я любил своего отца,  -  думал  Пол,  зная,  что  это  соответствует
действительности. - Я должен был оплакать его, почувствовать  горе".  Но
он не чувствовал ничего, он знал: это важное сведение, одно из ряда дру-
гих важных сведений Мозг его непрерывно работал -  сравнивая,  сопостав-
ляя, изучая. Ему вспомнились наставления Хэллека:
   "Ты ведь будешь драться по необходимости, а не по  настроению  -  оно
здесь не при чем. Настроение необходимо для любви, а для борьбы  оно  не
годится!"
   "Сейчас пришло время для борьбы, - подумал Пол. - Я  буду  оплакивать
своего отца в другое время".
   Пол чувствовал, что продолжает давать оценку произошедшему с  позиций
разума, а не чувства. И он знал, что обретаемое  им  новое  знание  было
только началом, что оно растет. Предощущение своего ужасного  предназна-
чения, возникшее у него впервые при испытании,  которому  его  подвергла
Преподобная мать, вновь охватило его. В его правой руке - той, что  пом-
нила боль, - возникло чувство покалывания и подергивания.
   "Может быть, я тот, кого они называют Квизатцем Хедерахом?" - спраши-
вал он себя.
   - Какое-то время я думала, не подвел ли нас Хават, - произнесла Джес-
сика. - Я думала, что, может, Уйе вовсе и не был Сак-доктором.
   - Он был всем, что мы о нем думали... и даже больше, - отозвался Пол.
А сам подумал: "Почему до нее так медленно доходят самые  очевидные  ве-
щи?!" - Если Айдахо не свяжется с Кайнзом, мы будем...
   - Он не единственная наша надежда.
   - Я этого и не утверждал - В его голосе зазвучала сталь.
   Уловив необычную интонацию в голосе сына, Джессика пристально посмот-
рела в его сторону.
   - Многие люди твоего отца, вероятно, разбежались, - сказала она. - Мы
должны снова собрать их, найти.
   Пол не дал ей закончить:
   - Мы можем полагаться только на самих себя, - безжалостно отрезал он.
- Первоочередная забота на сегодня - это атомные бомбы семьи  Атридесов.
Мы должны забрать их раньше, чем Харконнены сумеют их разыскать.
   - Вряд ли это может случиться, - высказала сомнение Джессика.  -  Они
ведь очень надежно спрятаны.
   - Нельзя оставить Харконненам ни единого шанса.
   - Харконнены пользуются помощью сардукаров, - сказала Джессика. -  Мы
должны подождать, пока те не будут отозваны.
   - Угроза будет исходить одновременно с двух сторон; пустыня и  сарду-
кары - они зажмут нас в кольцо. - Пол продолжал думать вслух: -  Харкон-
нены убеждены в том, что у Атридесов здесь нет последователей,  что  они
все уничтожены. Те, что сбежали, не в счет.
   - Они не осмелятся продолжать бойню, в противном случае вмешается им-
ператор.
   - И ты действительно веришь в то, что говоришь?
   - Но ведь некоторые из наших людей смогут убежать.
   - Смогут ли?
   Джессика отвернулась, испуганная силой горечи, которая послышалась  в
голосе сына. Она чувствовала, что мощь его разума начинает  превосходить
потенциал ее сознания, что он часто оказывается более дальновидным,  чем
она. Джессика сама делала все, что могла, для того чтобы он стал  таким,
но теперь ей стало страшно. Она обратилась  мыслями  к  своему  герцогу,
своему потерянному прибежищу, и слезы навернулись на ее глаза.
   "Так и должно было случиться, - подумала она. - Время любить, и время
скорбеть". Она положила руку на живот,  сосредоточившись  на  покоящемся
там зародыше новой жизни. "Я ношу под сердцем  дочь  Атридесов,  которую
мне приказано произвести на свет, но Преподобная мать ошиблась, дочь  не
спасла бы герцога. Этот ребенок - всего лишь связующая нить, брошенная в
будущее миром настоящего, где царит страдание и где  смерть  безжалостно
пожинает свою кровавую жатву".
   - Попробуй еще раз включить приемник, - сказал Пол.
   "Наш разум продолжает работать независимо от того, сдерживаем мы  его
или нет", - подумала Джессика.
   Она нашла крошечный приемник, оставленный Айдахо, и включила его.  На
панели загорелся зеленый огонек. Из динамика вырвался негромкий шум. Она
усилила звук и начала поворачивать ручку настройки. Под тентом  зазвучал
голос, говоривший на языке Атридесов.
   "...назад и снова сплотиться у хребта. По  сообщениям,  оставшиеся  в
живых не были обнаружены ни в Картаге, ни в банке Союза"
   "Картаг! - подумала Джессика. - Гнездо Харконненов!"
   - Они - сардукары, - доносилось из приемника  -  Ищите  сардукаров  в
форме Атридесов Они...
   Шум, возникший в передатчике, заглушил голос диктора, и наступила ти-
шина.
   - Ты понимаешь, что это означает? - спросила Джессика.
   - Я этого ожидал Они хотят, чтобы Союз обвинил нас  в  разрушении  их
банка Пока Союз против нас, мы заперты на Арраки Поищи другую волну.
   Джессика повторила про себя слова сына "Я этого ожидал".  Что  с  ним
произошло? Она повернула ручку настройки  приемника  и  поймала  обрывки
фраз, выкрикиваемых на боевом языке Атридесов: "назад... попробуем спло-
титься... пойманные в пещере..." Резкие слова  команд,  приказы...  Слов
было слишком много, чтобы Джессика могла понять их смысл, но  хвастливый
тон всей этой тарабарщины был очевиден, победу одержали Харконнены.
   Пол встряхнул лежащий рядом пакет и услышал  бульканье  воды.  Тяжело
вздохнув, он посмотрел сквозь прозрачную ткань стилтента на скалу, силу-
эт которой ясно вырисовывался на фоне звездного  неба.  Левой  рукой  он
проверил, насколько плотно закрыт вход в их временное убежище.
   - Скоро рассвет, - сказал он. - Мы можем позволить себе ждать возвра-
щения Айдахо еще один день, но на следующую ночь мы должны отправиться в
путь. В пустыне нужно путешествовать ночью, а днем прятаться в тени.
   В памяти Джессики всплыли слова: "Человек, прячущийся в пустыне в те-
ни без стилсьюта, должен потреблять в сутки пять литров воды, чтобы под-
держать вес своего тела". Она почувствовала мягкое  прикосновение  ткани
стилсьюта к телу и подумала о том, что их жизнь зависит от этих  приспо-
соблений.
   - Если мы уйдем отсюда, Айдахо не сможет нас найти, - сказала она.
   - Есть способ заставить заговорить любого человека.  Если  Айдахо  не
вернется на заре, мы должны будем считаться с возможностью  его  поимки.
Как ты думаешь, сколько он сможет продержаться?
   Ответом на его вопрос была гнетущая тишина.
   Пол снял обертку с пакета и вытащил крошечный микроучебник с фиксато-
ром и увеличительным стеклом. Зеленые и оранжевые  буквы  проступили  на
страницах. Сколько всего нужно знать, чтобы выжить в пустыне! Он отложил
учебник в сторону.
   - И куда же мы направимся? - спросила Джессика.
   - Мой отец говорил мне о власти над пустыней, - сказал Пол. - Харкон-
нены не обладали этой властью, потому они и не могли  по-настоящему  уп-
равлять этой планетой. Арраки никогда не принадлежала им раньше,  им  не
удастся завоевать ее и в будущем, если даже им будут помогать десять ты-
сяч легионов сардукаров.
   - Пол, не думаешь же ты, что...
   - В наших руках все карты", - упрямо продолжал он. -  Мы  знаем,  что
Союз добивается запрещения продажи спутников определения погоды. Мы зна-
ем, что...
   Джессика кивнула, чувствуя себя не в силах говорить.
   - Однажды, - неожиданно сказал Пол, - отец попросил меня передать те-
бе кое-что, если с ним что-нибудь случится. Он боялся, что ты можешь по-
верить в то, что он тебе не доверял. Он хотел, чтобы ты  знала,  что  он
никогда не подозревал тебя. Он хотел, чтобы ты знала, что он всегда  лю-
бил тебя и думал о тебе. Он сказал, что скорее усомнился бы в себе и что
сожалеет лишь об одном - о том, что не сделал тебя герцогиней.
   Утирая катившиеся градом слезы, Джессика подумала. "Какая глупая тра-
та воды!" Но чувства одержали верх над разумом. "Лето, мой Лето! - дума-
ла она - Как несправедливо мы поступаем с теми, кого любим!"
   Рыдания сотрясали ее тело. А Пол, видя, как скорбит его мать,  ощущал
внутри себя лишь пустоту. "Ну почему? - думал он. - Почему я не  испыты-
ваю отчаяния? Разве я не любил своего отца? Может быть, выбрав путь мен-
тата, я утратил способность к сильным естественным чувствам?!"
   "Время искать и время терять, - предавалась размышлениям Джессика,  -
как это сказано в писании: "Время сберегать, и  время  бросать...  Время
любить, и время ненавидеть... Время войне, и время миру".
   А Пол между тем уходил все дальше по открывшейся ему дороге предвиде-
ния, оценивая холодным разумом все, что видел. Он отдался этому, даже не
позаботившись подстраховать себя "призмой грез". Ему  рисовались  разные
пути, ведущие через эту враждебную  ему  планету.  Теперь  он  видел  не
только вероятное будущее, но и нечто большее - как если бы  край  завесы
приподнялся под некоей древней тайной, впуская его разум в неподвластные
другим времена.
   Неожиданно разум Пола взлетел еще на одну ступень  познания.  Он  по-
чувствовал, как утвердился на этом новом для него уровне, и начал  вгля-
дываться с этой высоты в расстилающуюся перед ним даль. Он  будто  нахо-
дился внутри шара, во всех направлениях от  которого  расходились  доро-
ги... И все же подобное сравнение лишь приблизительно передавало испыты-
ваемые им ощущения.
   Он вспомнил, как видел однажды развевающийся на ветру шарф, и  теперь
будущее определялось им как нечто, столь же зыбкое и  непостоянное,  как
этот шарф, трепещущий на ветру.
   Он увидел людей. Ощутил жар и  холод  бесчисленных  возможностей.  Он
знал имена и места, ему было знакомо бесчисленное количество чувств,  он
читал результаты исследований несчетного количества  темных  пятен.  Это
было время испытания и постижения, но еще не создания формы.  Перед  ним
расстилался спектр возможностей, соединяющих самое отдаленное прошлое  с
самым отдаленным будущим. Он  видел  бесчисленные  варианты  собственной
смерти Он видел новые планеты, новые цивилизации. И людей... Людей...
   Они виделись ему такими огромными толпами, что их невозможно было да-
же сосчитать, и все же он отмечал каждого, и людей Союза - тоже.
   Но мысль о жизни, существующей вне его жизни, о жизни возможного  бу-
дущего, освещенной поиском разума, который  создает  мчащиеся  в  прост-
ранство корабли, ужаснула его. Хотя он знал: это был Путь И на встрече с
возможным будущим, где были и люди Союза, он увидел  собственную  отчуж-
денность.
   Пол знал, что наделен способностью видеть  другую  землю,  обозревать
все доступные пути. Это знание рождало и уверенность, и тревогу - столь-
ко мест на этой, другой, земле было недоступно его видению.
   И тут в мгновение ока способность чувствовать оставила его, и он пос-
тиг весь опыт, какой способно дать живое пространство.
   Да, его собственное, его личное  знание  было  перевернуто,  освещено
ужасным Путем. Он огляделся.
   Снаружи была ночь. Мать все еще рыдала, а он  сам  продолжал  ощущать
свою неспособность к скорби. Но пустынное место, где все это  происходи-
ло, уже отделилось в его сознании, продолжающем начатый путь в возможное
будущее. Опираясь на данные расчетов, он  уверенно  проектировал  его  -
так, как это способен делать только ментат.
   И он понял, что обладал богатством окончательных данных даже  раньше,
чем осознал это разумом. Но фиксация этого нового знания создала  внутри
него пустоту, выносить которую было нелегко  Он  чувствовал,  что  нечто
должно разрушиться. Это было похоже на то, как если бы внутри него тикал
часовой механизм бомбы, ядерный заряд которой, независимо от того, жела-
ет он этого или нет, должен взорваться в строго  определенное  время.  И
понимание этого давало импульс новому видению всего, что  его  окружало,
что он наблюдал через прозрачную ткань стилсьюта, защищавшую его  глаза:
полет насекомого над крышей их тента, торжественное приближение рассвета
на освещенной звездами небесной дороге.
   Пустота стала невыносимой. То, что ему стало известно,  как  работает
механизм, ничего не изменило в его состоянии. А ведь он мог, заглянув  в
свое прошлое, увидеть начало процесса: как шло его  учение,  как  совер-
шенствовались способности, которыми он обладал, как в процессе его  обу-
чения отдавалось предпочтение извращающим сознание дисциплинам, как вре-
менами он подвергал сомнению отдельные места из Библии и, наконец, в ка-
честве последнего, завершающего прошлое аккорда  -  обильное  поглощение
спайса. Мог он и посмотреть вперед, в вызывающее наибольший ужас направ-
ление, и увидеть, куда оно ведет.
   "Я чудовище! - подумал он. - Урод!"
   - Не хочу! Не хочу! Не хочу! - вдруг закричал он  и  поймал  себя  на
том, что стучит кулаком по полу стилтента.
   - Пол! Пол! Что случилось? - мать держала его за руку, и ее  склонив-
шееся лицо казалось в полутьме серым пятном.
   - Ты? - выдохнул он.
   - Я с тобой. Пол, - сказала она. - Все в порядке.
   - Что ты со мной сделала?! - внутри Пола словно что-то прорвалось.
   Джессика, почувствовав, что этот взрыв  имеет  под  собой  достаточно
вескую причину, серьезно произнесла:
   - Я дала тебе жизнь.
   Ее инстинкт и полученные хитроумные знания подсказали ей, что  только
такой ответ может сейчас успокоить Пола. Она крепко обняла его и поймала
на своем лице его сосредоточенный взгляд.
   - Пусти меня! - потребовал он.
   Услышав в его голосе стальные нотки, она повиновалась.
   - Может быть, ты расскажешь мне. Пол, что произошло?
   - Ты знала, что делаешь, когда обучала меня?
   Его вопрос прозвучал глухо, по-взрослому, и  отметив  это  про  себя,
Джессика ответила ему в тон:
   - Я надеялась, как это свойственно всем родителям, что ты  станешь...
высшим, не похожим на других существом.
   - Высшим?!
   Она уловила горечь в голосе сына.
   - Пол, я...
   - Ты же хотела сына! - сказал он. - Ты хотела Квизатца  Хедераха.  Ты
хотела Бене Гессерит мужского пола.
   - Но, Пол... - Горечь в его голосе заставила ее содрогнуться.
   - Ты когда-нибудь советовалась об этом с моим отцом?
   Свежесть утраты придала особую проникновенность ее словам:
   - Кто бы ты ни был. Пол, в тебе столько же от меня, сколько и от тво-
его отца.
   - Но не в обучении, - возразил он. - Не в том, что... пробуждает спя-
щего.
   - Спящего?
   - Это здесь. - Он приложил руку сначала ко лбу, потом к груди.  -  Во
мне. И это становится все больше, больше и больше, и...
   - Пол!
   Она услышала в своем голосе истерические нотки.
   - Выслушай меня, - сказал он. - Ты хотела, чтобы я  рассказал  Препо-
добной матери о своих снах? Теперь послушай меня ты. Я только что  видел
сон наяву. Знаешь, почему?
   - Ты должен успокоиться, - взмолилась она. - Если это...
   - Спайс, - закончил Пол начатую ею фразу. - Он здесь во всем: в  воз-
духе, земле, еде. Он подобен наркотику. Это яд...
   Она будто онемела.
   Понизив голос, он повторил:
   - Яд. Такой коварный, проникающий в тебя незаметно... и  неотвратимо.
Он даже не убьет тебя, пока ты сам не станешь принимать его.  Теперь  мы
не сможем покинуть эту планету, не захватив частицу ее с собой. -  Инто-
нация его голоса исключала какие бы то ни было возражения.
   - Ты и спайс, - продолжал Пол. - Спайс изменяет каждого,  кто  примет
достаточно большую дозу; благодаря тебе я испытал  изменение  состояния.
Мне не пришлось переходить в бесчувственное состояние, при котором нару-
шение сознания происходит незамеченным. Я мог его видеть.
   - Пол, ты...
   - Я это видел! - настойчиво повторил он.
   Она слышала безумие в его голосе и не знала, что делать.
   Когда он заговорил снова, она поняла по  его  голосу,  что  он  обрел
контроль над собой.
   - Мы здесь в ловушке.
   Да, мы в ловушке", - мысленно согласилась она, понимая  его  правоту.
Ни помощь Бене Гессерит, ни собственное искусство не  смогут  освободить
их полностью от Арраки. Пагубное привыкание к спайсу стало  необратимым.
Ее тело приняло этот факт задолго до того, как это сделал его разум.
   "Итак, мы проживем наши жизни здесь, - думала она, - на  этой  адской
планете. Место для нас, если только нам удастся уйти от Харконненов, уже
приготовлено. И я теперь точно знаю свой путь, свою цель: я - производи-
тельница, сохраняющая генетическую линию Бене Гессерит".
   - Слушай же рассказ о моем сне наяву, - сказал Пол, и  в  его  голосе
зазвучала ярость. - Чтобы быть уверенным, что ты поверишь мне, скажу те-
бе для начала о том, что знаю о твоем зачатии дочери здесь, на Арраки.
   Джессика, упершись руками в пол стилтента, прижалась к  стене,  чтобы
унять страх. Ее беременность не могла быть заметна, только  знания  Бене
Гессерит позволят увидеть едва различимые признаки, указывающие  на  су-
ществование в ее теле эмбриона, которому было всего несколько недель.
   - Только служить, - прошептала Джессика, прибегая к девизу Бене  Гес-
серит. - Мы существуем лишь для того, чтобы служить.
   - Мы обретем дочь среди Свободных, где твоя Защитная миссионерия при-
готовила для нас надежную легенду.
   "Да, наш путь пройдет через пустыню", - подумала про  себя  Джессика.
Но как мог он узнать о Защитной миссионерии? Ей все труднее было преодо-
левать чувство ужаса перед естественной способностью Пола.
   Пол же, вглядываясь в нее в полутьме, видел и ее страх, и  каждую  ее
реакцию с позиции своего нового знания так ясно, как будто она была  ос-
вещена ярким светом. И в нем проснулось чувство жалости к матери.
   - Я не могу рассказать тебе о том, что может здесь произойти, - голос
Пола зазвучал мягче. - Я не могу признаться даже самому себе в том,  что
я видел в будущем. Я, кажется, не имею над ним власти. События  происхо-
дят - и все. Ближайшее будущее, скажем год, я могу видеть  довольно  от-
четливо... Дорога... такая же прямая, как на Каладане. - Некоторые места
я не вижу: они будто прячутся за холмами. - И он снова подумал о  разве-
вающемся шарфе.
   Воспоминания о виденном захватили его, и он умолк. Ни  обретенный  им
дар предвидения, ни опыт его прежней жизни не подготовили его к восприя-
тию этого нового знания, которое, словно наполняющийся воздухом шар, все
росло и росло, приобретая власть над временем.
   Джессика включила спираль накаливания. Тусклый зеленый  свет  отогнал
тени, ослабив ее страх. Она посмотрела на Пола и увидела его взгляд, об-
ращенный внутрь.
   Джессика вспомнила, где она встречала такой взгляд раньше: так  смот-
рит голодный или несправедливо наказанный ребенок. Такие лица она видела
на иллюстрациях к рассказам о детях несчастливой судьбы: вытянутое лицо,
горькая складка у рта - и бездонная скорбь из глаз.
   "Это взгляд знающего ужас, - подумала Джессика. -  Взгляд  того,  кто
был вынужден узнать о собственной смертности".
   Ее сын больше не был ребенком. Невысказанная нежность его слов начала
доходить до ее сознания, отодвинув все остальное на задний план. Пол мог
смотреть в будущее, делать то, что недоступно другим.
   Помолчав, она спросила:
   - Есть способ спастись от Харконненов?
   - Что такое Харконнены! - фыркнул он. - Выбрось из головы эти  жалкие
существа. - Он пристально посмотрел на мать, изучая черты ее лица в све-
те накалившейся трубки. Эти черты выдавали ее происхождение.
   Джессика попробовала протестовать:
   - Не следует говорить о людях, как о существах без...
   - Не будь так уверена в том, что знаешь, где нужно искать  предел,  -
сказал он. - Мы тащим с собой прошлое. Есть одно обстоятельство, о кото-
ром ты еще не знаешь, но должна узнать, - мы Харконнены.
   С ее разумом  случилось  что-то  непонятное:  он  выключился,  словно
кто-то позаботился приглушить ее чувства. Однако  голос  Пола  продолжал
неумолимо звучать, увлекая ее за собой:
   - Когда тебе случится взглянуть на себя  в  зеркало,  изучи  повнима-
тельней свои черты. А мои можешь изучить сейчас. Обрати внимание на  мое
сложение, на форму кистей и пальцев. Если это не убедит тебя, поверь мне
на слово: я побывал в прошлом. Я видел запись о  твоем  рождении.  Мы  -
Харконнены...
   - Какая-нибудь побочная ветвь? - с надеждой спросила Джессика. - Ска-
жи мне, что это так! Какие-нибудь дальние родственники...
   - Ты - родная дочь барона, - услыхала она и зажала себе рот  ладонью.
- Барон в молодости был падок на женщин, он  соблазнил  твою  мать.  Это
устроила Бене Гессерит - одна из вас - в своих генетических целях.
   То, как он произнес это "одна из вас", хлестнуло ее, точно  пощечина.
Но это же вернуло к жизни ее разум, и она поняла, что ей  нечего  возра-
зить. Множество неясностей из ее прошлого вынырнуло на поверхность и вы-
строилось в одну цепочку. Дочь, которую хотели Бене Гессерит, предназна-
чалась не для того, чтобы покончить старую смертельную вражду между  Ат-
ридесами и Харконненами, а для того, чтобы закрепить некий  генетический
признак в их ветви. Какой? Она искала разгадку. И  как  будто  читая  ее
мысли. Пол сказал:
   - Они считали, что смогут получить меня. Но я не то, что они ожидали,
и я появился на свет раньше времени. А они не знают об этом.
   И снова Джессика зажала себе рот рукой: "Великая мать! Он  -  Квизатц
Хедерах!"
   Она почувствовала, что не готова к защите, и тут же  поняла,  что  он
видит ее таким взглядом, от которого можно скрыть лишь немногое. Он про-
читал ее мысли.
   - Ты думаешь, что я Квизатц Хедерах? Выбрось это из головы. Я - нечто
неожиданное.
   "Я должна попросить совета у ордена", - подумала она.
   - Они не узнают о моем настоящем "я" до тех пор, пока не будет  позд-
но, - сказал он.
   Пытаясь отвлечь его, Джессика перевела разговор на другую тему:
   - Мы найдем себе место среди Свободных?
   - У Свободных в ходу крылатое выражение, которое они приписывают ста-
рому Шаи-Хулуду - Отцу вечности, - вспомнил Пол. - Оно звучит так: "Будь
готов оценить то, с чем встречаешься".
   А про себя подумал: "Да, мама! Мы найдем себе приют среди  Свободных.
Ты приобретешь синие глаза и мозоль возле  твоего  прекрасного  носа  от
фильтровальной трубки твоего стилсьюта... и ты родишь мне сестру".
   - Если ты не Квизатц Хедерах, - робко спросила Джессика, - то кто же?
   - Тебе, возможно, не следует об этом знать, - ответил он. - Ты не по-
веришь в это, пока не увидишь все сама, своими глазами.
   "Я - Семя", - подумал он, внезапно поняв, как плодородна и как хорошо
возделана почва для этого семени. И вместе с этим открытием его  ужасное
предназначение вошло в него, заполняя собой пустоту внутри, угрожая  за-
душить его скорбью. Он увидел людей, знаменующих собой  два  выбора.  Он
посмотрел в глаза одному из них, дьявольскому барону.
   - Хэлло, дед! - сказал он старику и отвернулся. Мысль об  этом  пути,
обо всем, что пролегало вдоль него, вызывала в нем отвращение.
   Другой путь пролегал среди - пятен серого мрака, над  которым  там  и
сям высились пики насилия. Он увидел пламя религиозной войны, охватившее
всю Вселенную; зеленое с черным знамя Атридесов, развевающееся над леги-
онами фанатиков, пьяных от спайсового вина. Среди них были Гурни  Хэллек
и немногие другие люди его отца - жалкая горсточка! На груди  у  каждого
была эмблема ястреба - память о герцоге Лето.
   - "Я не хочу, не могу выбрать этот путь! - противился Пол.
   Но перед глазами у него стояла гробница его отца и зеленое  с  черным
знамя Атридесов, трепещущее на ветру.
   Обеспокоенная его молчанием, Джессика негромко кашлянула.
   - Так, значит, Свободные дадут нам убежище? - спросила она.
   Он поднял голову и посмотрел на нее.
   - Да! - сказал он. - Это один из путей. Они назовут  меня  Муаддибом,
то есть Указывающим путь. Да, именно такое дадут мне имя.
   Он закрыл глаза и подумал:
   "Теперь, отец, я могу оплакать тебя..."
   И теплые обильные слезы заструились по его щекам.


   КНИГА ВТОРАЯ МУАДДИБ


   Когда мой отец, падишах-император, узнал о смерти герцога  Лето  и  о
том, как это произошло, он пришел в такую ярость, в какой мы никогда его
еще не видели.
   Он обвинил в соучастии мою мать, дьявольский Союз и  старого  барона.
Он обвинял каждого, кто попадал в поле его зрения, не сделав  исключения
даже для меня, сказав, что я такая же ведьма, как и все остальные.
   А когда я попыталась его успокоить, говоря, что даже древние правите-
ли находились в вассальной зависимости, он фыркнул и спросил, не  считаю
ли я его слабовольным Тогда я поняла, что его заботила не столько смерть
герцога, сколько ее последствия, которых он опасался.  Сейчас,  когда  я
оглядываюсь назад, я думаю, что, возможно, мой отец тоже в какой-то сте-
пени обладал даром предвидения, ибо точно установлено, что линия  его  и
линия Муаддиба имеет общего предка.
   Принцесса Ирулэн.
   В доме моего отца.

   - Теперь Харконнен должен убить Харконнена, - сказал вполголоса Пол.
   Он проснулся перед тем, как начало темнеть. Заговорив, он  услышал  в
ответ слабые звуки, доносившиеся от  противоположной  стенки  стилтента.
где спала его мать.
   Пол посмотрел на стоящий возле него  детектор,  изучая  светящуюся  в
темноте панель.
   - Скоро ночь, - сказала Джессика. - Почему ты  не  поставил  защитные
экраны?
   Тогда только до сознания Пола дошло, что ему трудно дышать и что мать
молча лежала в темноте, пока не убедилась, что он проснулся.
   - Защитные экраны не помогли бы, - сказал он. - Был шторм, и нас  за-
сыпало песком. Сейчас я откопаю тент.
   - О Дункане ничего не слышно?
   - Нет.
   Пол рассеянно потер надетый на большой палец  перстень  с  герцогской
печатью и внезапно ощутил приступ гнева против этой планеты, которая по-
могла убить его отца, лишив его воли.
   - Я слышала, как начался шторм, - произнесла  Джессика  неестественно
ровным голосом.
   Безжизненность ее интонаций помогла ему  вновь  обрести  спокойствие.
Его разум сконцентрировался на шторме. Сквозь прозрачные края  их  стил-
тента Пол видел, как он начинался: холодные струйки песчинок, потом  ру-
чейки, потом вихри. Он посмотрел на вершину скалы под завесой  воздушных
струй ее очертания странно изменились Песок крутился в низине,  закрывая
небо, а потом, когда занесло весь тент, вообще ничего не стало видно.
   Один раз опоры тента затрещали, приспосабливаясь к  новому  давлению,
потом снова наступила тишина, нарушаемая только шорохом песчинок.
   - Попытайтесь еще раз включить приемник, - попросила Джессика.
   - Бесполезно, - отозвался он.
   Он нащупал у шеи водную трубку своего стилсьюта, открыл зажим и  сде-
лал один глоток Только теперь он начал  свое  по-настоящему  арракинское
существование - жизнь на влаге, регенерированной из его тела и  дыхания.
Вода была безвкусной и теплой, но смягчила воспаленное горло.
   Джессика услышала, что Пол пьет, и почувствовала, как прильнул  к  ее
телу ее собственный стилсьют, однако подавила чувство жажды. Утолить  ее
означало согласиться с  ужасной  необходимостью  сохранять  даже  отходы
собственного организма, жалеть о тех каплях, которые расходуются при ды-
хании на открытом воздухе. Она предпочла снова погрузиться в сон.
   Но этот дневной сон подарил ей  сновидение,  воспоминание  о  котором
заставило ее вздрогнуть: ее руки во сне обнимали то место под слоем пес-
ка, где было написано: "Герцог Лето Атридес" Надпись была засыпана  пес-
ком, и она все время пыталась его сгрести, но когда она доходила до пос-
ледней буквы, первая снова оказывалась засыпанной.
   Буря не унималась.
   Она слышала монотонный звук, становившийся все громче и громче  Какой
смешной звук! Частицей сознания она поняла, что это ее собственный голос
- в пору младенчества И тогда женщина, едва различимая в памяти,  исчез-
ла.
   "Это моя неизвестная мать, Бене Гессерит, - подумала Джессика. -  Она
родила меня и отдала сестрам, потому что ей так приказали. Была  ли  она
рада отделаться от ребенка Харконненов?"
   - Спайс - вот их уязвимое место, куда им можно нанести удар, - прого-
ворил вдруг Пол.
   "Как он может думать о нападении в такое время?" - изумилась она  про
себя, а вслух сказала:
   - Вся планета полна спайсом Как же ты собираешься нанести им удар?
   - У нас на Каладане была морская сила и сила воздушная, - сказал  он.
- Здесь же властвует сила пустыни, и Свободные - ключ к ней!
   Его голос будто пришел откуда-то извне. Изощренный слух Бене Гессерит
помог ей уловить в его тоне скрытую горечь.
   "Всю свою жизнь он воспитывался в ненависти к Харконненам, - подумала
она. - А теперь узнал, что он и сам - Харконнен. И это  из-за  меня  Как
мало я о себе знаю! Я была единственной женщиной у моего герцога. Я при-
нимала его жизнь и его ценности, даже не заботясь  о  тех  обязанностях,
которые существуют у Бене Гессерит".
   Нить накаливания сделалась ярче под рукой Пола, залив зеленым  светом
те уголки, которые прятались до этого в полутьме. Капюшон Пола был  над-
винут, как перед выходом в открытое пространство, лицо закрыто,  ротовой
фильтр на месте, зажимы вставлены в нос. Видны были лишь его темные гла-
за. Он повернул к ней узкую полоску лица и сразу же отвернулся.
   - Приготовься к выходу,  -  сказал  он,  и  голос  его,  приглушенный
фильтром, прозвучал глухо.
   Джессика закрыла рот фильтром и начала прилаживать капюшон,  наблюдая
за тем, как ее сын раскрывает герметически закрытый тент.
   Едва Пол открыл его, как песок завихрился, и струя  его  влетела  под
тент раньше, чем Пол успел остановить его, включив статический  уплотни-
тель. Отверстие в стене песка становилось все больше по мере  того,  как
прибор перестраивал его частицы. Пол выполз наружу, но острый слух Джес-
сики позволял следить ей за его работой снаружи.
   "Что ждет нас впереди? - спрашивала она себя - Мы опасаемся Харконне-
нов и сардукаров, но сколько неведомых опасностей подкарауливает нас.
   Она подумала о статическом уплотнителе и о других странных  приборах,
лежащих в мешке. Каждый из них был для нее знаком таинственной  опаснос-
ти.
   Она почувствовала, как горячий ветер с поверхности  песка  тронул  ее
щеки в том месте, где они выступали над фильтром.
   - Передай мне мешок. - Голос Пола прозвучал негромко и повелительно.
   Она повиновалась ему и, подтаскивая тяжелый  мешок,  услышала  в  нем
бульканье воды. Силуэт Пола теперь четко вырисовывался на фоне звездного
неба.
   - Вылезай, - сказал он и подтянул к себе мешок.
   Теперь она видела звезды, походившие на дула нацеленных на  нес  ору-
дий.
   Ночное небо пересек метеоритный ливень.  Это  показалось  ей  грозным
предостережением; при мысли о неотвратимой опасности стыла кровь.
   - Быстрее! - торопил Пол. - Мне надо сложить палатку.
   Целый каскад песка обрушился на ее левую руку. "Какую  тяжесть  может
выдержать рука?" - подумала Джессика.
   - Помочь тебе? - спросил Пол.
   - Не надо.
   Она нырнула в проделанный Полом проход, задев рукой портативный  ста-
тический прибор. Пол подал ей руку, и она встала рядом с ним на открытой
песчаной поверхности, озираясь по сторонам. Песок до краев наполнял слу-
жившую им убежищем впадину, оставив на поверхности лишь гребень  опоясы-
вающей ее горной породы.
   Джессика вслушалась в расстилавшуюся перед ними  темноту:  различимые
лишь для Бене Гессерит голоса птиц и каких-то мелких зверюшек, шорох па-
дающего песка...
   Пол вытащил тент из углубления и сложил его.
   В неверном свете звезд каждая тень, казалось, таила в себе угрозу.
   Темнота - слепое напоминание о первобытных временах, подумалось Джес-
сике. В ней живут вопли тех, кто охотился за твоими отдаленными  предка-
ми. Этот уровень памяти сохраняется лишь в самых примитивных клетках.  В
темноте видят уши, видят ноздри.
   Рядом с ней кто-то голосом Пола произнес:
   - Дункан говорил, что, если его схватят, он  продержится  долго.  Нам
надо уходить.
   Он поправил мешок за плечами, подошел к нижней кромке впадины и вска-
рабкался на каменный гребень, откуда открывался вид на открытую пустыню.
Джессика механически последовала за ним, слепо подчиняясь сто воле.
   "Теперь скорбь моя тяжелей, чем море песка, - думала она -  Этот  мир
освободил меня от всего, кроме обязанности жить - жить для  моего  юного
герцога и дочери, которая должна появиться на свет".
   Карабкаясь рядом с сыном, Джессика чувствовала, как песок словно цеп-
ляется за ноги, не пуская вперед Она взглянула на север, на горную  гря-
ду. Далекий силуэт скалы походил на древний морской корабль, ярко  очер-
ченный звездным светом Длинное его туловище покоилось на невидимой  вол-
не, вздымая вверх остатки мачт, дымовые трубы,  прогнувшиеся  на  концах
Над скалами струился оранжевый свет, перемежающийся пурпурными сполохами
Джессика содрогнулась "Опять! Опять этот  пронзительный  цвет!  Будто  в
древней морской битве."
   Она застыла на месте, созерцая картину уничтожения "корабля", над ко-
торым поднимались, точно огненные глаза, красные круги света.
   - Джетфлеры и ласганы, - сказала Джессика.
   Слева от них поднялась грязно-красная луна, первая луна Арраки, и они
разглядели облако пыли, сопровождающее чье-то движение через пустыню.
   - Должно быть, за нами охотятся топтеры Харконненов, - сказал  Пол  -
Судя по тому, как рьяно они прочесывают пустыню, они уверены, что смогут
уничтожить здесь все, как уничтожают гнездо насекомых.
   - Или гнездо Атридесов, - добавила Джессика.
   - Будем прятаться, - решил Пол. - Пойдем к югу, держась в тени  скал.
Если нас заметят на открытом пространстве... - Он оглянулся  и  поправил
мешок за плечами - Они уничтожают все, что движется.
   В то же мгновение послышался гул орнитоптеров и показались их  силуэ-
ты, летящие прямо над беглецами


   Однажды мой отец сказал мне, что истинность лежит в основе едва ли не
всех критериев. "Нечто не может возникнуть  из  ничего",  -  сказал  он.
Мысль эта очень глубока, если учитывать всю глубину смысла, которая  мо-
жет быть вложена в неоднозначное понятие истины.
   Принцесса Ирулэн.
   Разговоры с Муаддибом.

   - Я всегда гордился своим умением видеть истинную суть вещей, -  ска-
зал Зуфир Хават - Это основное для ментата В нем никогда не прекращается
процесс анализа данных.
   По мере того как он говорил, его иссеченное морщинами лицо четче  вы-
рисовывалось в предрассветной мгле Его губы с пятнами сафо  были  плотно
сжаты и испещрены поперечными морщинами.
   Сидевший напротив него человек в широкой одежде никак  не  реагировал
на слова Хавата Оба они были укрыты скалой, нависшей над мрачной широкой
расщелиной Заря лениво разливалась над неровной линией  хребтов,  трогая
своими розовыми пальцами все, что попадалось на  ее  пути  Сухой  ночной
воздух пронизывал насквозь Обычно перед рассветом  начинал  дуть  теплый
ветер, но сейчас было холодно Хават слышал, как стучат зубы у сидящих за
его спиной воинов - нескольких человек, оставшихся от его отряда.
   Человек, сидящий на корточках перед Хаватом, был Свободный, он пришел
в низину с первым светом неверной зари, заигравшим на дюнах и окрасившим
песок в розовые тона Движения его были почти неуловимыми.
   Свободный, погрузив палец в  песок,  нарисовал  фигуру,  напоминающую
шар, изнутри пронзенный стрелкой.
   - Много патрулей Харконненов, - произнес он и указал рукой в  сторону
хребтов, с которых спустился Хават с людьми.
   Хават кивнул: "Да, много". Но он еще не знал, чего хотели  Свободные,
и это мучило его. Качества ментата должны были помочь ему увидеть причи-
ны.
   Это была самая страшная ночь в жизни Хавата. Он был в деревне Тсимпо,
форпосте бывшей столицы Картага, когда  пришло  сообщение  о  нападении.
Вначале он подумал: "Харконнены хотят нас испытать". Но сообщение следо-
вало за сообщением с быстротой ветра. "У Картага высадилось два легиона!
Пять легионов - пятьдесят бригад - атакуют главную базу герцога на Арра-
ки! Еще один легион высадился у Арсунта! Две боевые бригады  у  Сплинте-
ред-рок "
   Потом сообщения стали более подробными: среди нападающих два  легиона
сардукаров! И становилось все яснее и яснее, что  инициаторам  нападения
совершенно точно было известно, какую армию следовало сюда послать. Пре-
восходная осведомленность!
   Ярость Хавата разгорелась до такой степени, что поставила под  вопрос
сто способности ментата. Масштабы нападения оглушили его,  он  воспринял
их почти физически - как предательский удар  неслыханной  силы.  Теперь,
прячась под выступом скалы в пустыне, он зябко кутался в  тунику,  будто
она могла защитить его от ужаса происшедшего.
   "Масштабы нападения"
   Он ожидал, что враги используют против них один из лихтеров  Союза  -
эти лихтеры регулярно прилетали на Арраки за грузом спайса Великие  дома
нередко нанимали такие псевдолихтеры для набегов на территорию противни-
ка Хават мог ожидать нападения самое большее десяти бригад.
   Но, согласно последним данным, на Арраки опустилось  уже  более  двух
тысяч кораблей - не только лихтеров, но и фрегатов, мониторов, разведчи-
ков, транспортных судов. Они доставили более сотни бригад - десять леги-
онов.
   Стоимость подобного нападения равнялась доходу от  продажи  спайса  с
планеты Арраки за пятьдесят лет.
   "Я не разгадал намерений барона, - казнил себя Хават. - Я подвел мое-
го герцога..."
   Потом он узнал о факте предательства Он не  сомневался  в  виновности
леди Джессики - все известные ему факты подтверждали это.
   "И почему я не убил эту ведьму, Бене Гессерит, когда я мог  это  сде-
лать? - негодовал он. - Я не успокоюсь до тех пор,  пока  не  задушу  ее
своими руками!"
   - Ваш человек, по имени Гурни Хэллек, и его люди нашли убежище у  на-
ших друзей - контрабандистов, - сообщил Хавату Свободный.
   "Значит, Гурни сможет покинуть планету Арраки. Но спасутся не все..."
   Хават оглянулся на группу людей, сидящих у него за спиной.  Эту  ночь
он начал с тремя сотнями лучших своих людей. Сейчас  их  осталось  ровно
двадцать, и половина была ранена. Многие из них спали,  растянувшись  на
песке, под прикрытием скалы. Их последний топтер, который они  использо-
вали для перевозки раненых, отказал перед самым рассветом. Они разрезали
топтер на куски, закопали части в песок, а потом спустились в это укром-
ное место на краю равнины.
   Хават высчитал, что они находятся примерно в  двухстах  километрах  к
югу от столицы планеты - города Арракина. Главный путь  между  общинными
сьетчами и Защитной стеной проходил где-то южнее.
   Сидящий против Хавата  Свободный  откинул  капюшон  и  верхнюю  часть
стилсьюта, открыв бороду и волосы песочного цвета,  убегавшие  назад  от
высокого лба. Борода и усы были перепачканы и  примяты  зажимом  носовой
трубки. Глаза были густо-синего цвета, как у всех, кто употребляет в пи-
щу спайс.
   Свободный поправил зажимы и потер шрам у носа:
   - Если пойдете этой ночью через ущелье,  защитными  полями  лучше  не
пользоваться. В стене есть пролом... - Повернувшись на каблуках  к  югу,
он показал на него рукой. - Вон там! За стеной начинаются открытые  пес-
ки. Поля могут привлечь... - Поколебавшись, он докончил: - ...червя. Они
здесь не часто появляются, но поле обязательно привлечет одного из них.
   "Он сказал "червя", - подумал Хават, -  а  собирался  сказать  что-то
другое. Что? И чего он хочет от нас?" Хават вздохнул. Он не помнил, что-
бы чувствовал себя когда-нибудь таким усталым: даже возбудительные  таб-
летки не помогали. Будь они прокляты, эти сардукары!
   От самобичевания он перешел к размышлениям о вероломстве  солдатфана-
тиков и империи. Его опыт ментата говорил ему, как ничтожны шансы на то,
что ему удастся доказать что-либо Высшему совету ландсраата  и  добиться
судебного разбирательства.
   - Вы хотите пойти к контрабандистам? - спросил Свободный.
   - А это возможно?
   - Путь долог, - уклончиво ответил тот.
   "Свободные не любят говорить "нет", - сказал ему однажды Айдахо.
   - Вы еще не сказали мне, могут ли ваши люди помочь  моим  раненым,  -
напомнил Хават.
   - Они ранены?
   Снова треклятые увертки.
   - Вы же знаете!
   - Спокойно, друг! - предостерег его Свободный. - Что говорят твои ра-
неные? Есть ли среди них такие, кто может дать нужную вам воду?
   - Мы говорили не о воде, - сказал Хават. - Мы...
   - Ты можешь меня понять, хотя и не очень хочешь, - сказал  Свободный.
- Раненые - твои друзья, твои соратники. У тебя есть вода?
   - Немного.
   Свободный указал на тунику Хавата, сквозь которую проглядывало тело.
   - Вас захватили без стилсьютов. Ты должен решить насчет воды, Друг.
   - Вы можете помочь нам в этом?
   Свободный пожал плечами.
   - У вас нет воды. - Он посмотрел на людей Хавата.  -  Скольких  своих
раненых ты можешь потратить?
   Хават молча смотрел на своего собеседника: их общение было непоследо-
вательным. Слова не связывались в логическую цепь, как это бывает в нор-
мальных условиях.
   - Я - Зуфир Хават, уполномоченный от имени герцога.  Мне  нужна  ваша
помощь. Я прошу, чтобы вы сохранили моих людей до тех  пор,  пока  я  не
убью предателя, считающего, что он находится вне пределов досягаемости.
   - Ты хочешь, чтобы мы приняли участие в вендетте?
   - Вендеттой займусь я сам. Я хочу освободиться от ответственности  за
моих раненых на какое-то время.
   Свободный нахмурился:
   - Как ты можешь отвечать за своих раненых? Они отвечают сами за себя.
Беда рождает споры, Зуфир Хават. Ты позволишь мне  принять  решение  без
тебя?
   И он вытащил из-под плаща оружие. Хават насторожился:  уж  не  преда-
тельство ли это?
   - Чего ты боишься? - спросил Свободный.
   Ох уж эти Свободные с их обескураживающей прямотой!  Хават  осторожно
проговорил:
   - За мою голову назначена награда.
   Свободный убрал оружие:
   - Вы думаете, что мы продажные. Вы плохо нас знаете: всей  воды  Хар-
конненов не хватило бы, чтобы купить даже малого ребенка.
   "Но Харконнены заплатили Союзу за проход две с лишним  тысячи  боевых
кораблей!" - подумал Хават. Сколько заплатили - этого он еще не знал.
   - Мы оба боремся против Харконненов - сказал Хават. -  Стоит  ли  нам
действовать врозь, если есть возможность договориться?
   - Вы - хорошие люди, - ответил Свободный. - Я видел, как вы дрались с
Харконненами. В былые времена я бы с радостью почувствовал твою руку ря-
дом со своей.
   - Скажи, где моя рука может оказать тебе помощь?
   - Кто может это знать? Войска Харконненов повсюду. Но ты еще не  при-
нял решения о воде и не сообщил о нем своим раненым.
   "Нам надо соблюдать осторожность, - подумал Хават. - Есть вещи, кото-
рых здесь не понимают".
   И он сказал:
   - Покажи мне свой путь, принятый у вас, на Арраки.
   - Странно думающий! - сказал Свободный, и в тоне его голоса прозвуча-
ла насмешка. Он указал на северо-запад, за скалы, - Мы следили  за  тем,
как вы этой ночью шли через пески. - Он опустил руку. - Ты вел своих лю-
дей по скользкой стороне дюн, - это плохо. У вас нет стилсьютов, нет во-
ды. Вы долго не продержитесь.
   - Дороги Арраки даются нелегко.
   - Верно! Но ведь вы убивали Харконненов...
   - А что вы делаете со своими ранеными?
   - Разве человек не знает, когда его стоит спасать? Твои раненые  зна-
ют, что у вас нет воды.
   Хават наклонил голову и исподлобья взглянул на Свободного.
   - Сейчас самое время решить насчет воды. И раненых и нераненых должно
заботить будущее общины.
   "Будущее общины, - подумал Хават. -  Общины  Арраки...  В  этом  есть
смысл". Он заставил себя думать о том, чего старательно избегал раньше.
   - Вы имеете сведения о герцоге и его сыне?
   Взгляд неправдоподобно синих глаз устремился на Хавата.
   - Какие сведения?
   - О их судьбе? - рявкнул Хават, еле сдерживая себя.
   - Судьба одинакова у всех людей, - сказал Свободный. -  Говорят,  что
твой герцог встретился со своей судьбой. Что же касается Лизана  ал-Гиа-
ба, его сына, то он в руках Льета. Льет ничего о нем не говорил.
   "Я знал ответ до того, как задал этот вопрос", -  подумал  Хават.  Он
оглянулся на своих людей, которые уже проснулись и слушали их  разговор.
Они смотрели в песок, и их лица говорили: для них потерян Каладан и  нет
места на Арраки. Хават снова повернулся к Свободному.
   - Вы слышали о Дункане Айдахо?
   - Он был в главном доме, когда опустилось поле, - сказал Свободный  -
Это я слышал... но не более того.
   "Она выключила поле и впустила Харконненов. Я сидел  у  самой  двери.
Как она смогла это сделать? Ведь она рисковала жизнью своего сына! Но...
кто их поймет, этих ведьм, Бене Гессерит..." Хават с  усилием  проглотил
комок, вставший в горле.
   - Когда вы услышите о мальчике?
   - Мы знаем очень мало о том, что случилось на Арраки, -  сказал  Сво-
бодный, пожав плечами.
   - У вас есть возможность узнать?
   - Вероятно. - Свободный потер шрам возле носа. - Скажи мне, Зуфир Ха-
ват, ты умеешь обращаться с теми большими орудиями, которыми  пользуются
Харконнены?
   "Артиллерия, - с горечью подумал Хават - И кому могло прийти в  голо-
ву, что они пустят в ход артиллерию в наши дни защитных полей!"
   - Вы имеете в виду артиллерию,  которой  они  воспользовались,  чтобы
загнать наших людей в пещеры? - спросил он. - Я располагаю теоретически-
ми знаниями о подобном оружии.
   - Любой человек, отступивший в пещеру, у которой один выход,  обречен
на смерть, - сказал Свободный.
   - Почему вы спрашиваете об этом оружии?
   - Таково желание Льета.
   "Может, это то самое, чего он от нас хочет?" - подумал Хават Он  ска-
зал:
   - Вы пришли сюда в поисках сведений о больших орудиях?
   - Льет желает видеть одно из них у себя.
   - Тогда вам нужно всего лишь пойти и забрать одно из них, - усмехнул-
ся Хават.
   - Мы забрали одно, - невозмутимо сказал Свободный - Мы  спрятали  его
там, где Стилгар сможет изучить его для Льета и где Льет сможет  увидеть
его сам, если пожелает. Но я сомневаюсь, что он этого захочет: орудие не
очень хорошее, его конструкция не годится для Арраки.
   - Вы... захватили орудие? - переспросил Хават, не веря своим ушам.
   - Это был хороший бой Мы потеряли только двоих, а выплеснули воду  из
сотни с лишком их воинов.
   "При каждом орудии были сардукары, - подумал Хават. -  Этот  безумный
пустынник лишь между прочим упоминает о потере двоих в битве с  сардука-
рами!"
   - Мы бы не потеряли и двоих, - продолжал Свободный, - если бы не  те,
другие, что воюют вместе с Харконненами Среди них есть хорошие бойцы.
   Один из людей Хавата подался вперед, впившись взглядом в сидевшего на
корточках Свободного.
   - Вы говорите о сардукарах?
   - Он говорит о сардукарах, - ответил за него Хават.
   - Сардукары! - сказал Свободный, и в его голосе  послышалось  оживле-
ние. - Так вот оно что! Хорошая это была ночь. Сардукары, говорите...  А
какой легион? Вы не знаете?
   - Мы не знаем, - сказал Хават.
   - Сардукары, - повторил Свободный. - И все же на них была форма  Хар-
конненов. Разве это не странно?
   - Император не желает, чтобы стало известно, что он борется с Великим
домом, - сказал Хават.
   - Но вот вы же знаете, что они сардукары?
   - Кто я такой? - с горечью проговорил Хават.
   - Ты - Зуфир Хават, - ответил Свободный, строго придерживаясь фактов.
- Да и мы все равно узнали бы это со временем. Троих из них мы  взяли  в
плен и отправили на допрос к людям Льета.
   С расстановкой выговаривая каждое слово, помощник Хавата  недоверчиво
переспросил:
   - Вы... захватили в плен сардукара?
   - Только троих, - ответил Свободный. - Они здорово дерутся.
   "Если бы только мы успели в свое время заключить союз с этими Свобод-
ными! - подумал Хават, и эта мысль наполнила его горьким  сожалением.  -
Если бы мы успели обучить их и вооружить! Великая Мать, какую бы я  сей-
час имел силу!"
   - Может быть, вы беспокоитесь о Лизане ал-Гаибе? - спросил Свободный.
- Если он действительно Лизан ал-Гаиб, то позор его не коснется. Не  ло-
май голову над тем, что не доказано.
   - Я служу Лизану ал-Гаибу, - сказал Хават. - Его благо - моя  забота.
Я дал клятву.
   - Ты дал клятву его воде?
   Хават взглянул на своего помощника, не сводившего взгляда с Хавата, и
снова отвернулся к сидящему на корточках человеку.
   - Да, его воде.
   - Ты хочешь вернуться на Арраки, в место его воды?
   - Гм... да, вместо его воды.
   - Так почему же ты сразу не сказал, что речь идет о воде? - Свободный
встал и поправил зажимы на трубке.
   Хават знаком велел своему помощнику отойти к  остальным.  Тот  нехотя
повиновался. Хават услышал, как его  люди  начали  тихонько  переговари-
ваться между собой.
   Свободный сказал:
   - Всегда есть путь к воде!
   Человек за спиной Хавата выругался. Помощник Хавата позвал:
   - Зуфир! Только что умер Арки.
   Свободный приложил палец к уху.
   - Клад воды - это добрый знак! - Он посмотрел на Хавата. - Поблизости
есть место для принятия воды. Надо ли мне позвать моих людей?
   Помощник подошел к Хавату.
   - Зуфир, двое из нас оставили на Арраки жен. Они... ну  ты  понимаешь
сам...
   Свободный продолжал держать палец на ушной раковине.
   - Это клад воды, Зуфир Хават? - требовательно переспросил он.
   Хават лихорадочно соображал. Теперь он понял смысл  слов  Свободного,
но боялся реакции сидящих под скалой людей, когда и они поймут его.
   - Да, клад воды, - подтвердил Хават.
   - Пусть наши племена соединятся! - сказал Свободный и опустил палец.
   И, будто по сигналу, четверо людей появились на  скале  и  скользнули
вниз. Они наклонились над распростертым на песке телом,  подняли  его  и
побежали вправо, огибая скалу. Их окутало пыльным облаком.
   Все это произошло раньше, чем усталые люди Хавата успели прийти в се-
бя. Группа людей в похожих на мешки одеяниях скрылась за  скалой,  унося
за собой мертвое тело. Один из людей Хавата крикнул:
   - Куда, черт возьми, они потащили Арки?
   - Они его похоронят, - ответил ему Хават.
   - Свободные не хоронят своих мертвецов! - разъярился тот.  -  Ты  нам
голову-то не морочь, Зуфир! Мы знаем, что они делают с мертвецами.  Арки
был одним из...
   - Для человека, который умер, служа Лизану ал-Гаибу, рай обеспечен, -
сказал Свободный. - Если вы служите ему, как вы сейчас сказали, то к че-
му знаки скорби? Воспоминание о том, кто умер такой смертью, будет  сох-
раняться до тех пор, пока будет существовать человеческая память.
   Но люди Хавата продолжали медленно продвигаться вперед, сердито глядя
на Свободного. Один из них начал вытаскивать ласган.
   - Оставайтесь на своих местах! - приказал им Хават. Он изо  всех  сил
боролся со сковывающей мускулы усталостью.  -  Эти  люди  уважают  наших
мертвых! Обычаи у нас разные, но смысл один.
   - Они собираются перегнать Арки на воду, - фыркнул человек  с  ласга-
ном.
   - Может быть, твои люди хотят присутствовать на церемонии? -  спросил
Свободный.
   "Он даже не понимает, о чем идет речь", -  подумал  Хават.  Наивность
Свободного была пугающей.
   - Они говорят об оказании почестей своему товарищу, - сказал Хават.
   - Мы отнесемся к вашему товарищу с тем же уважением, с каким относим-
ся к своим умершим. Это - клад воды. Мы  знаем  обычаи:  плоть  человека
принадлежит ему, вода человека принадлежит племени.
   Видя, что человек с ласганом сделал еще шаг вперед, Хават быстро про-
говорил:
   - А теперь вы поможете моим раненым.
   - Нас не надо просить об этом, - сказал Свободный. - Мы  сделаем  для
вас все, что племя делает для себя. Прежде всего нам нужно знать, в  чем
вы нуждаетесь.
   Человек с ласганом заколебался. Помощник Хавата спросил:
   - Мы покупаем их помощь ценой воды Арки?
   - Не покупаем, - возразил Хават. - Мы заключаем с ними союз.
   - Обычаи могут быть разные, - пробормотал один из его людей, и  Хават
почувствовал себя немного уверенней.
   - А они помогут нам снова отвоевать Арраки? - спросил помощник.
   - Мы убьем Харконненов, - с усмешкой сказал Свободный. -  И  сардука-
ров. - Отступив назад, он чашечками приложил руки к ушам и  прислушался.
Потом, опустив руки, сказал: - Приближается воздушное судно.  Спрячьтесь
под скалой и не двигайтесь.
   Хават жестом приказал своим людям повиноваться. Свободный взял Хавата
за руку и подтолкнул к остальным.
   - Когда придет время драки, мы будем драться, - сказал он. Из складок
своей одежды он достал маленькую клетку и вытащил оттуда какое-то  живое
существо - Хават узнал в нем крошечную летучую мышь. Когда животное  по-
вернуло голову, Хават увидел его глаза: синее в синем.
   Свободный погладил мышь, успокаивая ее и что-то негромко напевая. По-
том он наклонился над ее головой и уронил с кончика  языка  каплю  слюны
прямо в задранный кверху рот летучей мыши. Она расправила крылья, но ос-
талась сидеть на ладони Свободного. Человек вытащил тоненькую  трубочку,
прижал ее к голове летучей мыши и постучал по трубочке. После  этого  он
высоко поднял мышь и подбросил ее вверх. Она  полетела  вдоль  хребта  и
скоро пропала из виду. Свободный сложил клетку, убрал ее  под  тунику  и
снова наклонил голову, прислушиваясь.
   - Они обыскивают высокую страну. Странно, кого же они там ищут?
   - Им известно, что мы рассыпались по всем направлениям, - сказал  Ха-
ват.
   - Никогда не следует считать кого-то единственным предметом охоты,  -
сказал Свободный. - Понаблюдайте за другой стороной низины и вы  кое-что
увидите.
   Время шло. Некоторые из людей Хавата забеспокоились и стали  перешеп-
тываться.
   - Сидите тихо! - шикнул на них Свободный. - Чисто  испуганные  живот-
ные!
   Хават уловил какое-то движение у противоположной стороны скалы и раз-
личил чуть заметное коричневое пятнышко.
   - Мой маленький друг несет нам сообщение, - сказал  Свободный.  -  Он
хорошо работает и днем и ночью. Мне было бы жаль потерять его.
   Движение на той стороне впадины прекратилось, и теперь на  протяжении
четырех-пяти километров все замерло, если не считать поднимающиеся вверх
звенящие потоки раскаленного воздуха.
   Из проема в противоположной скале возник  ряд  фигур,  направляющихся
прямо через впадину. Хавату они показались Свободными, но какой-то  уди-
вительно нелепой их группой. Он насчитал шестерых человек, тяжелой  пос-
тупью бредущих по дюнам.
   Справа от людей Хавата, высоко в небе, послышался шум летящего  орни-
топтера. Из-за скалы, возвышающейся над ними, в воздухе  появилось  воз-
душное судно - топтер Атридесов, разукрашенный в боевые цвета  Харконне-
нов. Шестеро людей остановились и замахали руками. Топтер описал над ни-
ми круг и опустился на песчаную площадку. Из топтера вылезли  пятеро,  и
Хават увидел тусклое мерцание защитных полей. По уверенным движениям  он
узнал сардукаров, одетых в голубую форму Харконненов.
   - Они пользуются своими глупыми полями! - прошипел Свободный,  бросив
многозначительный взгляд на отверстие в южной стене впадины.
   - Это - сардукары, - прошептал Хават.
   Образовав сомкнутую цепь в виде полукруга, сардукары  приблизились  к
ожидающим их Свободным. Солнце играло на их обнаженных клинках.  Свобод-
ные, с виду безразличные ко всему, стояли тесной  кучкой.  Внезапно  все
пространство между двумя группами заполнилось Свободными. Они залезли на
орнитоптер, потом проникли в его кабину. Там, где на гребне дюны  столк-
нулись две группы, поднялся столб пыли. Когда пыль улеглась, на очистив-
шемся месте стояли только Свободные.
   - К счастью, они оставили в своем топтере только троих, - сказал Сво-
бодный, стоящий рядом с Хаватом. - Это большая удача! Надеюсь, что судно
не пострадало во время атаки.
   За спиной Хавата один из его людей прошептал:
   - Это были сардукары!
   - Вы заметили, как храбро они сражались? - спросил Свободный.
   Хават вобрал в себя воздух. Запах горячей пыли ударил ему в нос. Всем
своим существом он ощутил зной и сухость песка. Голосом под  стать  этой
сухости он сказал:
   - Да, они и в самом деле хорошо дрались.
   Захваченный топтер взмыл в воздух, накренив  крыло  и  круто  забирая
вверх, помчался к югу.
   "Свободные, выходит, умеют обращаться с топтерами!" - подумал Хават.
   На отдаленной дюне кто-то взмахнул  куском  зеленой  материи:  раз...
другой...
   - Подходят еще, - сказал Свободный за спиной Хавата. - Будьте нагото-
ве. Я надеялся, что мы уйдем без лишних хлопот.
   Хават увидел два топтера, вынырнувшие с восточной стороны и  повисшие
над той зоной песков, где только что были Свободные.  Теперь  они  вдруг
исчезли, и только восемь голубых пятен на изжелта сером песке напоминали
о недавней схватке.
   Еще один топтер показался из-за хребта, и Хават, к своему ужасу,  уз-
нал большой десантный транспорт. Он летел  медленно,  тяжело  распластав
крылья под тяжестью груза, подобно гигантской птице, спешащей  к  своему
гнезду. С одного из топтеров, висящих в  отдалении,  сверкнул  пурпурный
луч ласгана.
   - Трусы! - выдохнул Свободный рядом с Хаватом.
   Транспортное судно направилось к участку, усеянному пятнами  тел  Его
крылья вытянулись до предела, потом приняли неизбежную при быстрой оста-
новке чашевидную форму.
   Внимание Хавата было привлечено вспышкой огня на юге.  Появившийся  с
той стороны топтер камнем устремился вниз. Крылья его были прижаты к бо-
кам, пропеллер казался золотой вспышкой на темном фоне свинцового  неба.
Он несся, как стрела, - прямо на транспортное судно, незащищенное  полем
из-за действующих ласганов. Грохот  сотряс  низину,  заставив  задрожать
скалы. Огненный гейзер рванулся к небу оттуда, где встретились топтер  и
транспортное судно, - и все потонуло в оранжевом пламени.
   "Это были Свободные, захватившие топтер, - подумал Хават. -  Они  по-
жертвовали собой, чтобы уничтожить десант. Великая Мать!  Кто  они,  эти
Свободные?"
   - Разумный обмен, - сказал Свободный за спиной Хавата. - В  десантном
транспорте было человек триста. Мы теперь должны взять их воду и решить,
что делать с тем топтером. - Он шагнул к выходу из их убежища в скале.
   Внезапно целая лавина голубых мундиров  обрушилась  с  уступа  скалы,
подстрахованная суспензерами. Хават успел различить, что это  сардукары,
что лица их свирепы и выражают готовность к жестокой битве, что  они  не
защищены полями и каждый из них держит в одной руке нож, а  в  другой  -
ласган.
   Брошенный нож поразил собеседника Хавата, и тот рухнул ничком  в  пе-
сок. Хават успел только вытащить нож, прежде чем его настигла пуля стан-
нера, и он погрузился во тьму.


   Муаддиб действительно мог видеть будущее, но надо учитывать, что  та-
кая власть имеет границы. Возьмите пример с обычным зрением: у вас  есть
глаза, но тем не менее вы не можете видеть без света. Если вы находитесь
внизу, в долине, то не можете видеть то, что находится за горами.  Точно
так же и Муаддиб не всегда имел возможность выбирать себе поле зрения  в
покрытом мраком будущем. Он рассказывал нам, что самый примитивный,  са-
мый простой фактор пророчества, например замена одного слова другим, мо-
жет изменить весь аспект будущего. Он говорил нам:
   "Видение времени широко, но когда проходишь по нему,  оно  становится
подобным узкому коридору". И он всегда боролся с искушением выбрать  яс-
ное, безопасное направление, предупреждая: "Этот путь неизбежно ведет  к
косности".
   Принцесса Ирулэн.
   Пробуждение Арраки.

   Едва первый орнитоптер вынырнул из ночной темноты,  как  Пол  схватил
мать за руку и крикнул:
   - Не двигайся!
   Потом он отметил манеру полета, то, каким образом складываются крылья
для посадки, и узнал отчаянную руку, направляющую корабль.
   - Это Айдахо, - выдохнул он.
   Воздушные суда опустились в долину один за другим, как стая  птиц  на
гнездовье. Айдахо выскочил из кабины и кинулся к ним, прежде  чем  успел
улечься песок. За ним последовали два человека в костюмах Свободных. Од-
ного Пол узнал: высокий, с бородой песочного цвета Свободный был не  кто
иной как Кайнз.
   - Сюда! - позвал Кайнз и повернул влево.
   За спиной Кайнза другие Свободные начали выбрасывать  из  орнитоптера
матерчатые чехлы и скоро накидали их целую гору. Айдахо резко затормозил
свой бег перед Полом и отсалютовал:
   - Мой господин, у Свободных есть временное  укрытие  неподалеку,  где
вы...
   - А что там такое?
   Пол указал в сторону главного хребта. Там бушевал огонь, и  пурпурные
лучи ласгана шарили по пустыне. На плоском безмятежном лице Айдахо  про-
мелькнула улыбка:
   - Мой господин... сир, я там оставил им кое-что...
   Договорить он не успел. Внезапно яркий, как  солнце,  слепящий  белый
свет залил пустыню. Айдахо резко дернул одной рукой Пола, другой Джесси-
ку и сбросил их с уступа вниз. Они распластались на песке,  в  то  время
как до них долетел грохот взрыва. Скала, у подножия которой они  лежали,
ответила ему гулом. Айдахо сел и отряхнулся.
   - Это не атомная бомба Атридесов, - сказала Джессика. - Я думаю,  что
вы...
   - ... поставили там защитное поле, - договорил за нее Пол.
   - Большое и действующее на полную мощность, - присовокупил Айдахо.  -
Луч ласгана коснулся его и... - Он выразительно пожал плечами.
   - Субатомная реакция, - сказала Джессика. - Это опасное оружие.
   - Не оружие, моя госпожа, а средство защиты. В следующий раз эти  по-
донки дважды подумают, прежде чем хвататься за ласган.
   Свободные с орнитоптеров остановились над ними. Один из них  негромко
сказал:
   - Пора в укрытие, друзья.
   Пол встал, Айдахо помог Джессике.
   - Этот взрыв непременно привлечет к себе внимание, сир, - сказал  Ай-
дахо.
   "Сир", - подумал Пол. Это слово казалось таким странным в  применении
к нему - так всегда называли его отца.
   Дар предвидения снова дал знать о себе, и он увидел  себя  зараженным
диким чувством расового сознания, которое упорно ведет к хаосу  во  Все-
ленной. Видение потрясло его, и он позволил Айдахо провести  себя  вдоль
края низины к выступу скалы. Свободные с помощью портативных  инструмен-
тов прокладывали путь в песке.
   - Можно мне взять вашу сумку, сир? - спросил Айдахо.
   - Она не тяжелая, Дункан, - ответил Пол.
   - У вас нет защитного поля, - сказал Айдахо. - Не хотите ли мое? - Он
бросил взгляд на отдаленные хребты.
   - Вряд ли ласганы снова будут пущены в ход.
   - Оставь свое защитное поле при себе, Дункан. Твоя правая рука вполне
надежная защита для меня.
   По тому, как Айдахо еще ближе придвинулся к  Полу,  Джессика  поняла,
что похвала возымела действие, и подумала: "Пол умеет обращаться со сво-
ими людьми!"
   Свободный отодвинул обломок скалы, и за ним открылся вход  в  естест-
венную пещеру.
   - Сюда, - сказал Свободный и повел их по каменистым ступеням в темно-
ту.
   За их спинами камень снова лег на место, закрыв вход. В тусклом зеле-
ном свете, идущем откуда-то сбоку, они разглядели ступени у левой  стены
пещеры. Спустившись по ним, они повернули за угол и оказались  в  другом
коридоре, отлого уходящем вниз. В конце его было что-то похожее на  ком-
нату.
   Кайнз выступил вперед, откинув на спину капюшон джуббы. Шейная  часть
его стилсьюта блестела в зеленом свете. Длинные  волосы  и  борода  были
спутаны. Синие, без белков, глаза походили на два черных провала.
   В первую минуту их встречи Кайнз задал себе вопрос: "Почему я помогаю
этим людям? Это самое опасное из всего, что я когда-либо делал  в  своей
жизни. Я могу погибнуть вместе с ними". Но, внимательно посмотрев на По-
ла, он увидел мальчика, взвалившего на себя бремя мужских забот,  прячу-
щего скорбь, подавляющего в себе все, что не отвечало  высокому  положе-
нию, которое он отныне должен занимать. И в этот момент Кайнз понял, что
герцогство по-прежнему существует  и  существует  единственно  благодаря
этому юнцу! А понять подобное было непросто.
   Джессика оглядела комнату, фиксируя увиденное в своем сознании: лабо-
ратория гражданского назначения, оборудованная на старый манер.
   - Это одна из имперских экологических станций, которые мой отец хотел
превратить в современные базы, - сказал Пол.
   "Его отец хотел!" - подумал Кайнз. И снова удивился себе:  не  делает
ли он глупость, помогая этим беглецам? Почему он вообще это делает? Сей-
час было бы так просто захватить их и отдать в руки  Харконненов,  купив
этим доверие последних.
   Пол, следуя примеру матери, ощупал взглядом комнату. Он увидел поход-
ную постель у стены из  бесцветного  камня;  на  скамье  были  разложены
инструменты. Пахло озоном.
   Несколько человек Свободных сгрудились в закрытом углу комнаты, и от-
туда послышались новые звуки - кашель машины, повизгивание  инструмента.
Пол посмотрел в конец комнаты и увидел небольшие клетки с животными.
   - Вы верно определили назначение этого места, - сказал Кайнз. - В ка-
ких целях вы бы его использовали. Пол Атридес?
   - Чтобы сделать эту планету пригодной для жизни! - сказал Пол.
   "Наверное, поэтому я и помогаю им", - подумал Кайнз.
   Шум в машине резко оборвался, и наступила тишина. Стало слышно тонкое
попискивание сидящих в клетках животных, но и оно вдруг оборвалось,  как
будто те чему-то страшно удивились. Приглядевшись,  Пол  увидел,  что  в
клетках сидят коричневые летучие мыши, а над клетками, от стены до  сте-
ны, протянута автоматическая кормушка.
   Свободный, появившийся из закрытой части комнаты, сказал Кайнзу:
   - Льет, оборудование генератора поля не работает. С ближнего расстоя-
ния нас могут обнаружить детекторы.
   - Ты можешь его починить? - спросил Кайнз.
   - Это не просто - у меня нет запасных частей,  -  человек  беспомощно
пожал плечами.
   - Тогда обойдемся без машинного оборудования, - сказал Кайнз. - Отне-
си ручной насос ближе к поверхности.
   - Будет сделано, - человек бегом кинулся выполнять распоряжение.
   Кайнз повернулся к Полу.
   - Вы дали хороший ответ.
   Джессика отметила легкую вибрацию в его голосе - это был голос  чело-
века, привыкшего повелевать. Имя "Льет"  не  ускользнуло  от  ее  слуха.
"Льет" было вторым "Я" Свободного, еще одной ипостасью послушного  импе-
ратору планетолога.
   - Мы так признательны вам за вашу помощь,  доктор  Кайнз!  -  сказала
она.
   - Гм, посмотрим, - сказал Кайнз и кивнул одному  из  своих  людей.  -
Спайсовый кофе в мою комнату, Шамир.
   - Сию минуту. Льет, - ответил тот.
   Кайнз указал на сводчатый проход в боковой стене комнаты.
   - Прошу вас!
   Джессика приняла приглашение, позволив себе  царственный  кивок.  Она
увидела, как Пол сделал знак Айдахо, приказывая ему оставить свою охрану
здесь.
   Проход опускался еще на два шага вниз и заканчивался тяжелой  дверью,
ведущей в квадратный кабинет, освещаемый золотистыми глоуглобами.  Джес-
сика коснулась рукой двери и с изумлением отметила, что  та  сделана  из
пластали!
   Войдя в комнату. Пол услышал, как дверь за ним захлопнулась. Он  пос-
тавил на пол свою сумку и огляделся. Комната шириной примерно  в  восемь
метров, стены из камня, тщательно обтесанного, в правую из  них  вделаны
металлические шкафы. Центр комнаты занимает низкий  письменный  стол  со
столешницей из молочно-белого стекла. Вокруг стоят  четыре  суспензорных
кресла.
   Кайнз прошел мимо Пола и предложил кресло Джессике. Она села,  а  Пол
остался стоять, продолжая свои наблюдения. Слабые изменения в  воздушном
потоке подсказали ему, что в правой стене, за шкафами, есть  тайный  вы-
ход.
   - Не хотите ли сесть, Пол Атридес? - спросил Кайнз.
   "Как старательно он избегает употреблять мой титул", -  отметил  Пол.
Он молча сел на указанное ему место, наблюдая, как усаживается Кайнз.
   - Вы почувствовали, что планета Арраки могла бы быть раем,  -  сказал
Кайнз. - И все же наш император посылает сюда только охотников за  спай-
сом!
   Пол поднял вверх свой палец с герцогской печатью.
   - Вы видите это кольцо?
   - Да.
   - Вам известно, что оно означает?
   Джессика бросила на сына быстрый взгляд.
   - Ваш отец лежит мертвым в песках Арраки, - сказал Кайнз.  -  Практи-
чески, вы - герцог.
   - Я - солдат империи Практически, ее слуга.
   Лицо Кайнза потемнело.
   - Даже если сардукары императора стоят над телом вашего отца?
   - Сардукары - это одно, а правовой источник моей власти - это другое,
- возразил Пол.
   - Арраки сам решает, кому носить мантию правителя, -  с  достоинством
промолвил Кайнз.
   И Джессика, обернувшись, чтобы взглянуть на него,  подумала,  в  этом
человеке столько стали, что никому не удастся вывести  его  из  равнове-
сия... а нам нужна сталь! Пол встал на опасный путь.
   Пол сказал:
   - Сардукары на Арраки - это мера того страха, который испытывал импе-
ратор перед моим отцом. Теперь падишах-император будет бояться меня!
   - Мальчуган, - сказал Кайнз, - есть вещи, которые...
   - Вы будете обращаться ко мне "сир" или "мой господин"! - сказал Пол.
   "Молчи!" - взмолилась про себя Джессика.
   Кайнз пристально посмотрел на Пола, и Джессика отметила, что в глазах
его промелькнул огонек восхищения, а лицо осветилось мягкой усмешкой.
   - Сир, - сказал Кайнз.
   - Император привел меня в недоумение, - сказал Пол. - Меня приводит в
недоумение каждый, кто намерен делить Арраки, как свою  добычу.  Пока  я
жив, я буду вцепляться им в горло и душить их!
   - Слова... - сказал Кайнз.
   Пол посмотрел на него долгим взглядом и сказал.
   - У вас есть легенда о Голосе из Внешнего Мира,  о  Лизане  ал-Гаибе,
который поведет Свободных к райской жизни. У вас есть...
   - Суеверия, - докончил за него Кайнз.
   - Возможно, - согласился Пол. - А может быть, и нет  Иногда  суеверия
имеют странные корни и дают странные плоды.
   - У нас есть план, сир, - сказал Кайнз - Мы.
   - Могли бы ваши Свободные снабдить меня  доказательствами  того,  что
здесь действуют сардукары, переодетые в форму Харконненов? - прервал его
Пол.
   - Возможно...
   - Император восстановил здесь власть Харконненов.  Может  быть,  даже
скотины Раббана. Пусть Если император ставит себя выше закона, пусть  он
ответит перед ландсраатом, пусть опровергнет билль...
   - Пол!.. - перебила его Джессика.
   - Допустим, что Высший Совет ландсраата примет ваше дело к рассмотре-
нию, - сказал Кайнз. - Тогда результат будет только один: всеобщая война
между империей и Великими домами.
   - Хаос, - сказала Джессика.
   - Я бы сначала предложил императору одну вещь, - сказал Пол. - И пос-
тавил бы его перед альтернативой хаоса.
   - Шантаж? - спросила Джессика.
   -  Один  из  инструментов  управления  государством,  согласно  твоим
собственным словам, - парировал Пол, и Джессика уловила горечь в его ин-
тонации.
   - У императора ведь нет сыновей, только дочери.
   - Ты метишь на трон? - спросила Джессика.
   - Император не рискнет ввергнуть империю в пучину гражданской  войны,
- сказал Пол - Взорванные планеты, разруха... Нет, он не рискнет.
   - Вы предлагаете отчаянную авантюру, - сказал Кайнз.
   - Чего больше всего боятся Великие дома ландсраата? - спросил  Пол  -
Они больше всего боятся того, что сардукары перебьют их поодиночке,  од-
ного за другим Вот почему существует ландсраат Вот что  лежит  в  основе
Великого соглашения Только сообща они могут добиться  контроля  над  им-
перскими силами.
   - Но они...
   - Вот чего они боятся! - настойчиво повторил Пол. - Арраки  могла  бы
стать настоящим воплем о помощи - ведь каждый из них  может  представить
себя на месте моего отца - вырванным из стада и убитым.
   Кайнз обратился к Джессике:
   - Как вы думаете, удастся подобный план?
   - Я не ментат, - ответила Джессика.
   - Но вы - Бене Гессерит.
   Она посмотрела на него испытующе:
   - У этого плана есть и сильные, и слабые стороны... как у любого пла-
на на начальной стадии. В плане одинаково важны как представление, так и
исполнение.
   - "Закон - наука ультиматума", - процитировал Пол. - Так написано  на
дверях тронного зала императора. Я  предполагаю  продемонстрировать  ему
закон.
   - А я не уверен, что смог бы доверять тому человеку,  который  примет
этот план, - сказал Кайнз - У жителей Арраки есть собственный план,  ко-
торый мы...
   - С трона я мог бы создать этой планете рай одним мановением руки Вот
плата, которую я вам предлагаю в обмен за вашу поддержку.
   Кайнз оцепенел от неожиданности.
   - Мое расположение не продается, сир!
   Пол посмотрел на него, отмечая холодный  взгляд,  властное  выражение
лица Губы Пола тронула жесткая усмешка.
   - Хорошо сказано! Приношу вам свои извинения.
   Кайнз встретился с ним глазами и сказал:
   - Ни один из Харконненов еще не признавал своих ошибок. Вы не  похожи
на них.
   - Возможно, это недостаток их воспитания Вы говорите, что не  продае-
тесь, но я могу предложить вам почетную сделку, которая вас  устроит  За
ваше расположение ко мне я предлагаю мое к вам  расположение,  полное  и
безоговорочное. Дружбу за дружбу!
   "Мой сын унаследовал искренность Атридесов, -  подумала  Джессика.  -
Его представления о чести наивны, но какая это удивительная сила!"
   Она видела, что слова Пола потрясли планетолога.
   - Глупости!.. - пробормотал Кайнз растроганным тоном. - Вы всего лишь
мальчик и...
   - Я - герцог, - сказал Пол. - Я - Атридес! Ни один Атридес никогда не
нарушал свое слово.
   Кайнз с усилием проглотил ком в горле.
   - Под словами "полное расположение", - счел нужным уточнить Пол, -  я
имею в виду безусловную преданность: я отдам за вас свою жизнь.
   - Сир! - воскликнул Кайнз. Это слово вырвалось у него  непроизвольно,
и Джессика видела, что он обращается не к пятнадцатилетнему мальчику,  а
к мужчине, к человеку, превосходящему его по положению. На этот  раз  он
употребил этот титул на полном серьезе.
   "Сейчас он отдал бы жизнь за Пола, - подумала она. - И как это  Атри-
десам удастся так быстро и легко завоевывать сердца?"
   - Я знаю, что вы именно это имели в виду, - сказал Кайнз. - Но все же
Хар...
   Дверь за спиной Пола с шумом распахнулась. Он резко обернулся и  уви-
дел, что в коридоре  идет  бой.  Оттуда  слышались  крики,  звон  стали,
мелькали бледные лица.
   Сопровождаемый матерью. Пол кинулся к  двери  и  увидел,  что  Айдахо
прикрывает собой коридор. Сквозь защитную завесу мелькнули  его  налитые
кровью глаза и клинки его противников, тщетно пытающихся пробить  защит-
ное поле. Оранжевый язык пламени станнера, отталкиваемый полем, дрожал в
воздухе. И над всем этим царили удары молниеносного клинка Айдахо.
   В одну минуту Кайнз оказался рядом с Полом, и они изо всех сил  нава-
лились на дверь. Последний раз мелькнул перед взором Пола Айдахо,  окру-
женный роем людей в харконненской форме. Он вздрагивал и метался, огром-
ным усилием воли удерживая себя от падения, и в гуще его черных  жестких
волос красным пятном расползалась смерть.
   Дверь наконец закрылась, и Кайнз запер ее на болты.
   - Я должен был это предугадать, - сказал Кайнз.
   - Кто-то обнаружил ваше убежище еще до того, как оно было закрыто,  -
сказал Пол. Он увлек мать от двери. В ее глазах застыло отчаяние.
   - Мне следовало бы заподозрить неладное, когда нам не принесли  кофе,
- сокрушался Кайнз.
   - Отсюда есть запасной выход, - напомнил Пол. - Воспользуемся им?
   - Эта дверь продержится по крайней мере двадцать минут, если  они  не
пустят в ход ласган, - Кайнз тяжело перевел дух.
   - Они побоятся сделать это, опасаясь, что здесь  тоже  есть  защитное
поле, - сказал Пол.
   - Это - сардукары в форме Харконненов, - прошептала Джессика.
   Теперь до их слуха доносились размеренные удары в дверь. Кайнз указал
на шкафы в правой стене.
   - Сюда!
   Он подошел к шкафу, открыл ящик и что-то проделал с рукояткой  внутри
него Стена шкафа отъехала в сторону, открыв черный зев туннеля.
   - Эта дверь тоже сделана из пластали, - сказал Кайнз.
   - Вы хорошо подготовились, - заметила Джессика.
   - Мы жили под властью Харконненов восемьдесят лет, -  ответил  Кайнз.
Он вывел их в темноту и запер дверь.
   В наступившей темноте Джессика заметила на полу  светящуюся  стрелку.
До них донесся голос Кайнза:
   - Здесь мы разделимся Я вас прикрою Следуйте указаниям стрелок на по-
лу. Они будут гаснуть по мере того, как вы их минуете  Они  выведут  вас
через лабиринт к другому выходу, где я спрятал топтер.  Сегодня  вечером
над пустыней поднимется буря Единственный ваш шанс - бежать под ее прик-
рытием, нырнуть в ее край и нестись вместе с ней. Мои люди не раз проде-
лывали это на украденных топтерах. Если вы будете  держаться  в  верхней
части бури, вы выдержите.
   - А как же вы? - спросил Пол.
   - Я попытаюсь бежать другим путем. Я еще имперский  планетолог,  если
меня схватят, то я могу сказать, что был вашим пленником.
   "Бежать, как трус! - возмущался в душе Пол. - Но как еще выжить, что-
бы отомстить за отца?" Он обернулся и посмотрел на дверь Джессика,  уло-
вив его движение, сказала.
   - Дункан мертв. Пол Ты же видел - его рана смертельна. Мы  ничего  не
можем сделать для него.
   - Я отплачу им за этот день сполна! - воскликнул Пол.
   - Этого не будет, сир, если вы сейчас не поспешите, - сказал Кайнз.
   Пол почувствовал его руку на своем плече.
   - Где мы встретимся, Кайнз?
   - Я пошлю Свободных на поиски, они найдут вас Дорога бури известна. А
теперь вперед! И пусть Великая Мать даст вам скорость и удачу!
   Они услышали его осторожные удаляющиеся шаги. Джессика взяла Пола  за
руку и мягко увлекла за собой.
   - Нам нельзя разделяться, - сказала она.
   - Ты права...
   Он последовал за ней вдоль первой стрелы. Как только они коснулись ее
ногой, она потемнела, а впереди замаячила другая Они прошли по ней, уви-
дели, как она исчезает и впереди появляется еще одна Теперь они бежали.
   "Планы внутри планов, и вновь планы - уже внутри вторых планов, - по-
думала Джессика - Стали ли мы сейчас частью еще одного плана?"
   Стрелы вели их за повороты, едва заметные в  темноте.  Иногда  проход
становился отлогим, иногда круто шел вверх Наконец они поднялись по сту-
пенькам, завернули за угол и увидели блестящую стену с черной  ручкой  в
ее центре Пол нажал на ручку, и стена отошла. Они увидели ярко  освещен-
ную пещеру, посредине которой стоял орнитоптер Над воздушным судном  на-
висала серая стена с квадратным отверстием в ней.
   - Куда направился Кайнз? - спросила Джессика.
   - Он сделал то, что сделал бы любой обезьяний вожак на его  месте  он
разделил нас на две группы Теперь никто не может узнать наше местонахож-
дение, даже если Кайнза поймают он и сам этого не знает.
   Пол повел ее к кораблю, отметив, как взметнулась пыль под их ногами.
   - Здесь очень давно никто не ходил, - сказал он.
   - Кайнз, по-видимому, уверен в том, что Свободные смогут найти нас.
   - Я тоже.
   Пол подошел к левой дверце орнитоптера, открыл ее и положил сумку  на
сиденье.
   - Этот корабль тщательно замаскирован, - сказал он.  Инструментальная
панель скрывает дистанционное управление дверью  и  светом.  Восемьдесят
лет под властью Харконненов научили их осторожности.
   Джессика прислонилась к корпусу судна, с трудом переводя дыхание.
   - Харконнены будут держать под контролем все воздушное  пространство,
- сказала она. - Они не дураки.
   Прислушавшись к своему чувству ориентации, она сказала:
   - Буря, которую мы ищем, в той стороне.
   Пол кивнул, борясь с внезапно охватившим его желанием сесть и не дви-
гаться. Он понимал причину своего состояния, но от  этого  ему  было  не
легче. Этой ночью он узнал еще об одном звене в глубинах  неизведанного.
Он знал об окружающей их зоне времени, но понятия "здесь" и "теперь" бы-
ли покрыты мраком неизвестности Это было похоже на то, как  если  бы  он
видел себя со стороны спускающимся в долину и исчезающим из виду. Много-
численные тропы, ведущие в долину, могли вывести Пола  Атридеса  в  поле
зрения, но многие могли и не вывести.
   - Чем дольше мы будем медлить, тем лучше они смогут подготовиться,  -
сказала Джессика.
   - Садись и пристегивайся - Он последовал за ней,  все  еще  борясь  с
мыслью, что это - слепая область даже для того, кто владеет даром  пред-
видения Он вдруг осознал, что все более и более полагается на свой  этот
дар, и эта вера ослабляет его обычную готовность к неожиданностям. Новое
открытие явилось для него настоящим ударом.
   "Если полагаешься на свои глаза, то все остальные чувства ослабевают"
- такова была аксиома Бене Гессерит Сейчас он применил ее к себе, обещая
никогда больше не попадать в эту ловушку если только он выживет.
   Пол пристегнул защитные ремни, увидел, что его мать готова, и занялся
орнитоптером Его крылья были вытянуты на всю длину, тонкие металлические
переплетения натянуты до предела Он нажал на реактор и проследил за тем,
как крылья уменьшаются для стремительного взлета,  которому  научил  его
Гурни Хэллек Включатель зажигания сработал легко. Циферблаты на  прибор-
ной доске ожили, едва заработал реактор.
   - Готова? - спросил он.
   - Да.
   Он коснулся переключателя света, и все погрузилось в темноту. Его ру-
ка казалась тенью на фоне светящихся приборов, когда он выключал систему
управления дверью. Над их головами послышался шум: каскад песка со свис-
том рассек воздух Пол закрыл дверцу, чувствуя тяжесть внезапно возросше-
го давления.
   В проеме над их головами открывался вид на черный прямоугольник  неба
с вправленными в него тусклыми звездами. В лунном свете едва  угадывался
гребень хребта на заднем плане и зыбкие пески.
   Пол отжал светящуюся рукоятку последовательности действий,  врезанную
в панель. Крылья резко дернулись - вверх и вниз, - вырвав топтер из  его
гнезда. Реактивные двигатели заработали на полную мощность, в  то  время
как крылья сложились для подъема.
   Джессика незаметно приложила руку к приборной доске  и  почувствовала
уверенные движения сына. Она была испугана и вместе с тем оживлена.  Те-
перь вся надежда на знания Пола, на быстроту его реакции.
   Пол прибавил мощность реактора Топтер накренился, их  вдавило  в  си-
денья, и темный квадрат неба сделался ближе. Он удлинил крылья. Еще один
взмах крыльев, и вот они уже летят над скалами,  серебристо-морозными  в
лунном свете Пыльный красноватый серп  луны  показался  справа  от  них,
очерчивая своим светом волнистый хвост бури Руки Пола плясали над прибо-
рами, крылья топтера разрезали плотный воздух. Судно вошло в крутой  ви-
раж, и на них навалилась сила тяжести.
   - За нами огни реактивных самолетов, - сказала Джессика.
   - Я вижу.
   Он потянул на себя рукоять мощности. Топтер вздрогнул, как испуганное
животное, и рванулся к юго-западу, в зону шторма.
   Впереди, невдалеке от них. Пол видел разбросанные тут и там тени, го-
ворящие о том, что кончается линия скал и начинаются уходящие вниз  впа-
дины. Сами дюны казались маленькими рядом со своими тенями. А над  гори-
зонтом карабкалась к звездам плоская, точно стена, громада шторма.
   Что-то вдруг встряхнуло топтер.
   - Снаряды! - крикнула Джессика - Они используют  какой-то  вид  мета-
тельного оружия? - Она увидела, как на лице Пола  промелькнуло  свирепое
выражение.
   - Похоже, они не рискуют пользоваться ласганами.
   - У нас нет полей!
   - А они об этом знают?
   Топтер снова задрожал Пол посмотрел назад.
   - Кажется, только один из них может тягаться с нами в скорости.
   Он переключил внимание на направление полета, видя,  что  стена  бури
становится все выше и выше В ней таилась скрытая угроза.
   - Метательные орудия, снаряды, ракеты - все это древнее  оборудование
мы дадим Свободным, - прошептал Пол.
   - Шторм, - сказала Джессика. - Не лучше ли нам повернуть назад?
   - А как насчет корабля за нашей спиной?
   - Он замедляет ход.
   Пол убрал крылья, круто повернул машину влево, в  обманчиво-медленное
течение бури, и почувствовал, как на его тело  наваливается  неимоверная
тяжесть. Они как будто скользнули в медленное кружение пыли, облако  ко-
торой становилось все тяжелей и тяжелей до тех пор,  пока  не  поглотило
пустыню и луну. Судно превратилось в длинную, горизонтальную, почти бес-
шумную тень, освещенную лишь зеленоватым светом приборного щита.
   Джессика припомнила все, что знала о подобных штормах: они  разрезают
металл, как масло, вытравливают плоть до костей,  а  потом  разрешают  и
кости. Она чувствовала, как воздух пополам с песком бьется о судно.
   Их швыряло, как щепку, и Пол из последних сил  сражался  с  приборами
Она видела, как он навалился на рычаг  мощности,  и  почувствовала,  как
топтер, точно норовистый конь, встал на дыбы. Металл дрожал и стонал.
   - Песок! - прокричала Джессика.
   В свете приборного щитка она увидела, что Пол кивнул ей в ответ:
   - На такой высоте песка немного.
   Она почувствовала, что они глубже нырнули в водоворот бури.  Пол  вы-
пустил крылья на всю их длину, как бы для парения, и Джессика  услышала,
как они затрещали под напором ветра Он не отрывал взгляда от  приборного
щита и, помня наказ планетолога, старался вывести машину как можно выше.
   Рев мотора немного стих, и топтер начал скользить влево Пол  сосредо-
точился на описываемой судном кривой, стараясь вывести его  на  первона-
чальный уровень.
   Джессика почувствовала ужас при мысли о том, что они застыли на  мес-
те, что двигатель судна на пределе. Коричневый поток, смутно видимый  за
окнами, грохот и свист давали представление о бушующей вокруг них  силе.
"Скорость ветра - семь-восемь километров  в  минуту",  -  подумала  она.
Страх овладевал ею все больше и больше.
   "Я не должна бояться, - сказала она про себя, торжественно  выговари-
вая слова формулы Бене Гессерит - Страх убивает разум!"
   Долгие годы учения брали свое - к ней вернулось спокойствие.
   - На хвосте у нас враг, - сказал Пол. - Мы не можем опуститься,  и  я
не думаю, что нам удастся подняться над бурей. Мы вынуждены лететь вмес-
те с ней.
   Спокойствие снова покинуло Джессику. Услышав, как лязгнули  ее  зубы,
она стиснула их изо всей силы. Потом она услышала голос  Пола,  тихий  и
серьезный, произносящий слова молитвы:
   - Страх убивает разум. Страх - это малая смерть, несущая  забвение  Я
смотрю в лицо моему страху, я дам ему овладеть мною и пройти сквозь  ме-
ня. И когда он пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу стра-
ха. Там, где прошел страх, не остается ничего. Там,  где  прошел  страх,
остаюсь только я.


   Скажите мне, что вы презираете, и я скажу вам, кто вы.
   Принцесса Ирулэн.
   Наставления Муаддиба.

   - Они мертвы, барон, - сказал Иакин Нефуд, капитан охраны. - И женщи-
на, и ребенок погибли, это не вызывает сомнений.
   Барон - Владимир Харконнен - сидел на суспензорной  кровати  в  своих
личных апартаментах. Они находились в космическом фрегате.  Снаружи  ко-
рабль напоминал гигантское яйцо, но здесь,  внутри,  грубый  металл  был
скрыт за драпировками, набивными материями и редкими произведениями  ис-
кусства.
   - Это ясно каждому, - повторил капитан, - они мертвы.
   Барон приподнял с кровати свое грузное тело и  сосредоточил  внимание
на эбонитовой статуэтке,  изображающей  нагнувшегося  мальчика,  которая
стояла в нише напротив Сон отлетел. Он подложил себе под шею мягкую  по-
душку со скрытым в ней суспензором и  в  свете  единственного  глоуглоба
посмотрел на двери, возле которых, не пускаемый дальше пента-полем, сто-
ял капитан.
   - Их смерть очевидна, барон, - снова проговорил Нефуд.
   Барон заметил в глазах капитана слезы, вызванные семутой. Не приходи-
лось сомневаться в том, что, когда ему донесли о  побеге,  человек  этот
находился в состоянии глубокого наркотического опьянения  и  освободился
от него, приняв большую дозу антидота, после чего поспешил сюда.
   - У меня есть полный отчет, - сказал Нефуд.
   "Дадим ему немного попотеть, - подумал барон. - Инструменты  управле-
ния государством всегда должны быть остро отточены и готовы к употребле-
нию. Власть держится на страхе".
   - Ты видел их тела? - загремел голос барона.
   Нефуд колебался.
   - Ну!
   - Мой господин... Их видели, когда они нырнули в шторм. Ветер дул  со
скоростью восемьсот километров в час... Из такого шторма ничто не  может
выйти живым, мой господин! Ничто! Один из наших кораблей, преследовавший
их, погиб.
   Барон пристально смотрел на Нефуда, отмечая подергивание  мускулов  у
рта и судорожные движения его кадыка.
   - Ты видел их тела?
   - Мой господин...
   - Ты зачем сюда явился? Греметь своими доспехами? - взревел барон.  -
Уверять меня в том, что еще не доказано? И ты думаешь, я похвалю тебя за
твою глупость? Дам тебе еще одно повышение?
   Лицо Нефуда сделалось землистым.
   "Вы только посмотрите на этого цыпленка, - подумал барон. - И вот та-
кими олухами я окружен! Если бы я рассыпал перед таким песок  и  сказал,
что это зерно, он начал бы его клевать".
   - Значит, вас вывел на них этот человек - Айдахо? - спросил барон.
   - Да, мой господин! - с поспешной угодливостью подтвердил капитан.
   - Они пытались спрятаться среди Свободных?
   - Да.
   - Есть ли у тебя еще какие-нибудь сообщения?
   - В дело замешан имперский планетолог  Кайнз,  мой  господин.  Айдахо
присоединился к Кайнзу при таинственных обстоятельствах, я бы сказал да-
же, при подозрительных обстоятельствах.
   - Каких именно?
   - Они... э... вместе прилетели к тому месту в пустыне, где  прятались
мальчик и его мать. В ходе погони произошел ласганный взрыв...
   - Каковы наши потери?
   - Я... э... Точно еще не известно, мой господин.
   "Он лжет, - подумал барон. - Должно быть, велики".
   - Этот имперский лакей, этот Кайнз, - сказал барон, - он что же,  ве-
дет двойную игру?
   - Готов поручиться своей репутацией, что это так, мой господин!
   "Его репутация!"
   - Его надо убрать, - сказал барон.
   - Но мой господин, Кайнз - имперский планетолог, на службе Его ели...
   - Тогда представь все как несчастный случай.
   - Мой господин, в налете на гнездо Свободных участвовали и сардукары.
Сейчас Кайнз находится у них под арестом.
   - Забери его у них. Скажи, что я хочу лично с ним поговорить.
   - А если они воспротивятся?
   - Этого не будет, если ты возьмешься за дело, как надо.
   Кадык Нефуда задвигался:
   - Да, мой господин.
   - Этот человек помогал моим врагам! - рявкнул барон. - Он должен уме-
реть!
   Нефуд переминался с ноги на ногу.
   - Что еще?
   - Мой господин, в заключении у сардукаров находятся еще два человека,
которые  могут  вас  заинтересовать.  Сардукары  захватили  мастера   по
убийствам, который служил у герцога Лето.
   - Хавата? Зуфира Хавата? Я не могу в это поверить!
   - Я видел его своими глазами, мой господин. Говорят, что его захвати-
ли с помощью станнера, в пустыне, где он не мог использовать свое защит-
ное поле. Он не получил серьезных ранений. Если бы  мы  смогли  прибрать
его к рукам, он был бы нам полезен.
   - Это - ментат, - проворчал барон. - От такой добычи не отказываются.
Он что-нибудь говорил? Что он сказал о своем поражении? Знает ли он о...
впрочем, едва ли.
   - Он сказал достаточно, чтобы можно было понять, что он считает  леди
Джессику предательницей.
   Барон оглянулся назад, подумал и сказал:
   - Ты уверен, что именно леди Джессику?
   - Он сказал об этом в моем присутствии.
   - Тогда пусть он думает, что она жива.
   - Но, мой господин...
   - Молчи! Я хочу, чтобы с  Хаватом  хорошо  обращались  Он  не  должен
знать, что настоящим предателем был доктор Уйе. Пусть  думает,  что  Уйе
умер, защищая своего герцога. В некотором смысле это так и есть Надо ук-
реплять в нем подозрения насчет леди Джессики.
   - Мой господин, я не...
   - Контролировать и направлять разум ментата  можно  лишь  посредством
информации, Нефуд. Ложная информация - ложный результат.
   - Да, мой господин, но...
   - Хават голоден? Испытывает жажду?
   - Мой господин, Хават все еще в руках сардукаров!
   - Да, да, конечно. Но сардукары так же заинтересованы в получении ин-
формации от Хавата, как и я. Я обратил внимание на одно  качество  наших
союзников: они не слишком искушены... в политике. Я уверен, что их наме-
ренно лишили этого качества так было выгодно императору Напомни им о мо-
ем умении вытягивать сведения из строптивых пленников.
   У Нефуда был несчастный вид.
   - Да, мой господин.
   - Скажешь командиру сардукаров, что я хочу допросить их обоих - Хава-
та и Кайнза, устроить им очную ставку, стравить их. Думаю, он  это  пой-
мет.
   - Да, мой господин.
   - И как только они окажутся в наших руках... - барон  сделал  вырази-
тельный жест.
   - Мой господин, сардукары захотят присутствовать при допросе.
   - Я уверен, что мы сможем найти веские возражения.
   - Понимаю, мой господин. И когда Кайнз попадет в катастрофу?
   - В катастрофу попадут они оба - и Кайнз, и Хават. Но  настоящей  она
будет только для Кайнза - Хават мне нужен. Ты все понял?
   Нефуд кивнул. Барону казалось, что он хочет что-то спросить,  но  тот
промолчал.
   - Хавату принести питье, обращаться  почтительно.  Ты  проследишь  за
тем, чтобы в его воду постоянно добавляли противоядие - впредь до  моего
особого распоряжения.
   - Противоядие, да... - Нефуд ошалело кивнул. - Но...
   - Не будь идиотом, Нефуд. Герцог отправил на тот свет  моего  лучшего
ментата. Мне нужна замена.
   - Хават?
   - Хават.
   - Но...
   - Ты хочешь сказать, что Хават предан Атридесам?  Верно.  Но  мы  его
уговорим. Атридесов нет в живых, он не предаст  Атридесов.  Его  совесть
будет чиста. Во всем виновата ведьма Бене Гессерит. У  него  был  плохой
хозяин, слишком поддававшийся эмоциям. Ментаты же превыше  всего  ставят
способность к трезвому расчету. Мы уговорим Зуфира Хавата.
   - Да, мой господин! Уговорим.
   - У Хавата, к сожалению, был хозяин, ресурсы которого были  ничтожны.
Он не мог поднять ментата до величественных вершин мышления, на  которые
ментат имеет право. Хават увидит в этом долю правды: герцог не смог  ему
помешать потому, что самые опытные шпионы снабдили  ментата  необходимой
информацией. - Барон посмотрел на Нефуда. - Не  будем  себя  обманывать,
Нефуд, правда - мощное оружие. Мы знаем, каким образом мы смогли востор-
жествовать над Атридесами. И Хават тоже знает. Мы сделали это с  помощью
богатства.
   - С помощью богатства. Да, мой господин!
   - Вот увидишь, мы уговорим Хавата, - повторил барон.  -  Мы  выкрадем
его у сардукаров. И в запасе у нас будет... отказ от противоядия: приня-
тый яд ведь изъять нельзя. И Хават ни о чем не должен подозревать.  Про-
тивоядие не выдаст себя под снупером. Хават может изучать свою пищу  са-
мым пристальным образом, но следов яда не обнаружит.
   Глаза Нефуда зажглись пониманием.
   - Отсутствие чего-либо, - наставительно  проговорил  барон,  -  может
быть таким же непроницаемым, как и присутствие. Отсутствие  воздуха,  а?
Отсутствие воды, отсутствие всего, без чего  нельзя  обойтись.  -  Барон
посмотрел на капитана в упор. - Ты понимаешь меня, Нефуд?
   Нефуд проглотил слюну:
   - Да, мой господин.
   - Тогда займись делом: найди командира сардукаров и начинай  действо-
вать.
   - Немедленно, мой господин! - Нефуд поклонился и поспешил прочь.
   "Хават в моих руках! - подумал барон. - Сардукары отдадут мне его Ес-
ли они и заподозрят меня в чем-либо, то только  в  намерении  уничтожить
ментата, а я не стану их разубеждать.  Дураки!  Один  из  самых  замеча-
тельных ментатов в истории! Ментата, обученного убивать, они швыряют как
ненужную поломанную пружину!"
   Барон нажал кнопку, вызывая старшего племянника Раббана.
   "И все Атридесы мертвы! - улыбнулся он. - Конечно же  глупый  капитан
охраны был прав. Тот, кто попал на Арраки в полосу песчаной  бури,  уце-
леть не может - ни орнитоптер, ни те, кто в  нем  находится.  Женщина  и
мальчик мертвы. Взятки в нужных местах, немыслимые расходы на переброску
военных сил, хитроумные отчеты, состряпанные только для  того,  чтобы  о
них узнал император, тщательно продуманные планы  -  все  это,  наконец,
слилось в единое целое и привело к нужному результату. Власть  и  страх!
Страх и власть!"
   Барон смотрел в будущее. Придет день, и Харконнен станет императором.
Не он сам, и не его прямой потомок, но Харконнен! Не Раббан, которого он
сейчас вызвал, но младший брат Раббана - юный Фейд-Раус. В мальчике была
проницательность, которая так понравилась барону, и... жестокость.
   "Чудесный мальчик, - думал барон. - Через год ему исполнится  семнад-
цать и можно будет видеть, явится ли он тем звеном, которое должно заво-
евать трон для Харконненов".
   - Мой господин, барон...
   В дверях спальни стоял коренастый, толстый человек с крупными чертами
лица. Близко посаженные глаза и округлые плечи выдавали Харконнена.  Его
полнота еще не была обрюзгшей, но было очевидно, что недалек  тот  день,
когда ему придется воспользоваться портативным суспензором, чтобы  легче
было поддерживать свой вес.
   "Основательный ум, - подумал барон. - Мой  племянничек,  конечно,  не
ментат, не Питер де Вриз, но, возможно, нечто более ценное для моих  це-
лей. Если я дам ему свободу в их выполнении, то он все сметет  на  своем
пути. О, как его будут здесь ненавидеть!"
   - Дорогой мой Раббан, - сказал барон. Он убрал защитное поле у двери,
но намеренно оставил собственное, работающее на полную  мощность,  зная,
что его свечение будет видно под глоуглобом над его кроватью.
   - Вы меня звали? - Раббан шагнул в комнату, метнул взгляд на отталки-
ваемый защитным полем воздух, поискал суспензорный стул и не нашел  его.
"Проклятый старик намеренно убрал все стулья, чтобы заставить  посетите-
лей стоять", - подумал он.
   - Встань поближе, чтобы я мог тебя хорошо видеть, - сказал барон.
   Раббан сделал несколько шагов вперед.
   - Атридесы мертвы, - сказал барон. - Последние из них умерли. Вот по-
чему я вызвал тебя. Планета снова твоя.
   Раббан поморгал глазами:
   - Но я думал, что вы собираетесь позволить Питеру де Вризу...
   - Питер тоже мертв.
   - Питер?
   - Питер.
   Барон снова включил защитное поле у двери, сделав  его  непроницаемым
для любого вида энергии.
   - В конце концов вы устали от него? - спросил Раббан.
   В изолированной от энергии комнате голос Раббана звучал плоско и  не-
выразительно.
   - Я кое-что скажу тебе, раз уж ты сам начал, - пробасил барон.  -  Ты
хочешь представить дело так, словно я отмахнулся от Питера, как от  пус-
тяка. - Он щелкнул толстыми пальцами. - Вот  так,  да?  Я  не  настолько
глуп, племянничек Если ты еще раз позволишь себе глупые намеки, То пеняй
на себя.
   В глазах Раббана мелькнул страх Ему было известно, как  далеко  могут
простираться действия барона против семьи Дело  редко  доходило  до  на-
сильственной смерти, если только выгода от этого не была достаточно  ве-
лика. Но наказания были весьма жестокими.
   - Простите меня, мой господин, - с показным смирением сказал  Раббан,
опуская глаза вниз, чтобы скрыть злость.
   - Ты искренен со мною, Раббан?
   Раббан продолжал смотреть в пол.
   - Я никогда не уничтожаю человека опрометчиво, - сказал  барон.  -  И
тебе не советую Делай это только ради неведомой другим цели и знай  свою
цель! На этом пути ты можешь составить себе целое состояние.
   Гнев снова заговорил в Раббане.
   - Но ведь вы уничтожили Уйе! Я видел, как  вчера  ночью  уносили  его
труп.
   Раббан посмотрел на своего дядю, сам испугавшись собственной  смелос-
ти. Но барон улыбался.
   - С опасным оружием я обращаюсь очень осторожно, - сказал он.  -  Уйе
был предателем Я склонил его к клятвопреступлению, этого доктора из кол-
леджа Сак! Слышишь, малыш? Оружие такого рода ужасно, когда  оно  начнет
действовать Я уничтожил его не случайно.
   - Знает ли император, что вы склонили Сак-доктора к  клятвопреступле-
нию?
   "Вот хитрец, - подумал барон. - Может  быть,  я  недооценивал  своего
племянника?"
   - Император еще не знает, - ответил он - Его сардукары конечно же со-
общат ему об этом, но раньше, чем это случится, он  получит  по  каналам
СНОАМ мой собственный отчет. Я объясню, что благодаря счастливой случай-
ности я обнаружил доктора без  диплома.  Доктора-самозванца,  понимаешь?
Поскольку каждый знает, что с Сак Скул спорить нельзя, подобное объясне-
ние будет принято.
   - Понятно, - протянул Раббан.
   Барон подумал: "Я искренне надеюсь, что ты понимаешь, насколько  жиз-
ненно важно оставить все это в тайне". Внезапно барон удивился сам себе.
Зачем я это сделал? Зачем я посвятил в это своего племянника, этого кре-
тина, племянника, который должен оставаться лишь орудием в  моих  руках?
Барон разозлился на себя: ему казалось, что он сам себя предал.
   - Это должно оставаться в тайне, - сказал Раббан. - Я понимаю.
   Барон вздохнул.
   - На этот раз я дам тебе другие инструкции насчет  Арраки,  племянник
Прошлый раз, когда ты правил здесь, я тебя строго настрого  ограничивал.
На этот раз я поставлю только одно условие.
   - Какое, мой господин?
   - Размеры годового дохода.
   - Годового дохода?
   - Представляешь ли ты, Раббан, сколько  мы  потратили  на  переброску
войск и подавление Атридесов? Знал ли ты когда-нибудь, как дороги лицен-
зии Союза на переброску военной силы?
   - Очень дороги?
   - Очень!
   Барон ткнул в сторону Раббана толстым пальцем.
   - Ты должен выжимать из Арраки все до последней капли. Но даже и тог-
да нам потребуется более шестидесяти лет, чтобы покрыть расходы.
   Раббан открыл рот и снова его закрыл.
   - Дороги! - фыркнул барон. - Проклятый Союз, монополизировавший  Кос-
мическое пространство, наверняка разорил бы нас, если бы я  давным-давно
не начал беспокоиться об этой статье расходов. Тебе следовало бы  знать,
Раббан, какие убытки мы понесли Мы заплатили даже за перевозку  сардука-
ров.
   И уже не в первый раз барон подумал:  придет  ли  когда-нибудь  конец
власти Союза? Они коварны - они ставят заказчика в такие условия, что он
не может возражать и платит, платит! А  когда  речь  заходит  о  военных
авантюрах, их требования переходят всякие границы.
   "Цена риска", - объяснял вкрадчивый агент Союза  За  каждого  агента,
которого вы вводите в систему банка Союза, они вводят двоих в вашу  сис-
тему. Невыносимо!
   - Значит, годовой доход... - тупо сказал Раббан.
   Барон сжал пальцы в кулак.
   - Твоя задача выжимать и выжимать!
   - И пока я выжимаю, я могу делать все, что захочу?
   - Все.
   - Артиллерия, которую вы привезли - сказал Раббан - Могу ли я...
   - Я вывезу ее.
   - Но...
   - Такие игрушки тебе не понадобятся, они теперь бесполезны, и нам ну-
жен металл. Они не могут действовать против поля, Раббан Было ясно,  что
люди герцога будут прятаться в пещерах и среди скал.  Где  же  еще  пря-
таться на этой мерзкой планете? Наши пушки могли их там достать Это  был
расчет на неожиданность.
   - Свободные защитными полями не пользуются.
   - Если хочешь, можешь оставить себе несколько ласганов.
   - Спасибо, мой господин. Так вы говорите, что у меня развязаны руки?
   - Да, пока ты будешь выжимать.
   Раббан зловеще улыбнулся.
   - Я все понял, мой господин!
   - Ничего ты не понял, - проворчал барон - Давай с самого начала  пос-
тавим все на свои места Ты должен понимать и помнить одно -  как  выпол-
нять мои приказы. Приходило когда-нибудь тебе в голову,  племянник,  что
на этой планете живут по крайней мере пять миллионов человек?
   - Разве мой господин забыл, что я был здесь раньше наместником? И  да
простит меня мой господин, его цифры, возможно, чересчур занижены. Труд-
но подсчитать население, рассыпанное там и здесь, по котловинам и  низи-
нам. А когда считаешь Свободных...
   - Свободные не стоят того, чтобы их считать!
   - Простите меня, мой господин, но сардукары думают иначе.
   Барон с сомнением взглянул на племянника:
   - Ты что-нибудь знаешь?
   - Когда я прилетел сюда вчера вечером, моего господина еще  здесь  не
было. Я... вошел в свободный контакт с некоторыми из офицеров. Они гово-
рят, что где-то на юге группа Свободных напала на сардукаров и уничтожи-
ла их.
   - Уничтожила сардукаров?
   - Да, мой господин.
   - Этого не может быть!
   Раббан лишь пожал плечами.
   - Чтобы Свободные одержали победу над сардукарами! - негодующе  фырк-
нул барон.
   - Я повторяю то, что слышал. Говорят, что эти Свободные  захватили  в
плен грозного Зуфира Хавата.
   Барон понимающе улыбнулся.
   - Я верю этому сообщению. Вы не знаете, какую проблему  здесь  предс-
тавляют Свободные.
   - Возможно. Но те, кого видели твои лейтенанты, не  были  Свободными.
Это были люди Атридеса, обученные Хаватом и переодетые в  форму  Свобод-
ных. Это единственно возможный ответ.
   Раббан снова передернул плечами.
   - Но сардукары считают, что это действительно были Свободные.  Сарду-
кары уже разрабатывают план уничтожения всех Свободных.
   - Это хорошо!
   - Но...
   - Это займет сардукаров А Хават скоро будет у нас, я это чувствую! О,
какой это будет день! Сардукары будут зря рыскать по пустыне, а  главный
приз будет у нас.
   - Мой господин... - Раббан нахмурился - Я и раньше чувствовал, что мы
недооцениваем Свободных, как количественно, так и качественно...
   - Не думай о них, мой мальчик. Они - чернь. Нас больше интересует на-
селение малых и больших городов, деревень. Там живет  множество  народа,
не так ли?
   - Так, мой господин.
   - Они беспокоят меня, Раббан.
   - Беспокоят вас?
   - О... девяносто процентов из них не доставляет  никаких  хлопот.  Но
остальные Малые дома, самолюбивые люди, которые  могут  затеять  опасные
игры. Если один из них удерет с Арраки, захватив донесение  о  том,  что
произошло, я буду не доволен. Ты знаешь Раббан, как выражается мое  неу-
довольствие.
   Раббан сглотнул слюну.
   - Ты должен немедленно взять заложников из каждого Малого дома.  Все,
кто живет вне Арраки, должны думать, что воина здесь велась только между
домами, понятно? Сардукары не принимали  в  ней  участия.  Герцогу  было
предложено изгнание, но он умер в результате несчастного случая  раньше,
чем успел согласиться. Вот такая версия. И любые слухи насчет пребывания
здесь сардукаров должны решительно пресекаться.
   - Как того желает император?
   - Как того желает император.
   - А как быть с контрабандистами?
   - Контрабандисты не в счет. Их терпят, но никто им не верит. Во  вся-
ком случае, тебе придется кое-кого подмазать и принять другие  меры,  на
которые, я знаю, ты мастер.
   - Да, мой господин.
   - Итак, запомни две вещи: годовой доход и кулак, не знающий  милосер-
дия. Никакой жалости! Думай об этом сброде так, как он того заслуживает:
рабы, завидующие своим хозяевам и ожидающие возможности, чтобы восстать.
   - Нужно ли истреблять всю планету?
   - Истреблять? - лицо барона выразило изумление - Кто говорит об  ист-
реблении?
   - Я понял так, что вы собираетесь перевозить сюда новое племя и...
   - Я сказал "выжимать", племянник, а не  "истреблять"!  Не  стоит  зря
растрачивать людские резервы, нужно лишь направить их в  русло  подчине-
ния. Ты должен быть плотоядным животным, мой мальчик, - он улыбнулся,  и
его лицо приняло почти детское выражение. - Плотоядные животные  никогда
не останавливаются, они не знают милосердия. Милосердие  -  это  химера.
Оно смолкает, когда желудок урчит от голода, когда горло вопиет от жажды
Ты должен быть всегда голоден, всегда испытывать жажду!  -  Барон  нежно
погладил свой живот. - Как я сам.
   - Понимаю, мой господин - Раббан отвел глаза в сторону.
   - Теперь все ясно, племянник?
   - Кроме одного, мой господин, как быть с планетологом Кайнзом.
   - Ах, да, Кайнз.
   - Он человек императора. Он может приезжать и уезжать, когда захочет;
он близок к Свободным и женат на Свободной.
   - До наступления завтрашней ночи Кайнз будет мертв.
   - Убийство слуги императора - опасное дело, дядя.
   - А почему ты думаешь, что я буду действовать сгоряча? - спросил  ба-
рон. Он говорил тихо и, казалось, с трудом сдерживался - Кроме того, те-
бе нечего бояться, что Кайнз покинет Арраки Ты забываешь, что он не  мо-
жет существовать без спайса Такие люди ни за что не пойдут на  риск  ли-
шиться наркотика.
   - Вы правы, - согласился Раббан.
   Они молча переглянулись.
   - Кстати, одной из первых твоих забот  будет  мой  собственный  запас
спайса, - сказал барон. - После этого безумного налета людей герцога ос-
талась лишь ничтожная часть того, что мы хранили для продажи.
   Раббан кивнул, и лицо барона прояснилось.
   - Итак, завтра утром ты соберешь все, что осталось от местного  само-
управления, и скажешь им: "Наш  великий  падишах-император  повелел  мне
владеть этой планетой и положить конец всем распрям!"
   - Я понимаю, мой господин.
   - На сей раз я в этом не сомневаюсь. Завтра мы все обсудим в деталях,
а теперь дай мне продолжить свои сон.
   Барон убрал защитное поле у двери и проводил глазами племянника. "Ума
палата, - подумал барон - Он думает только мускулами. Когда  он  за  них
возьмется, кровь  будет  хлюпать  под  ногами.  Потом,  когда  я  пришлю
Фейд-Рауса снять бремя с их плеч, они сочтут его спасителем и  воспрянут
духом. Возлюбленный Фейд-Раус, спасший их от зверя! Фейд-Раус станет че-
ловеком, за которым идут, за которого умирают. К  тому  времени  мальчик
узнает, как надо угнетать без риска для себя".


   В возрасте пятнадцати лет он уже познал тишину.
   Принцесса Ирулэн.
   История детства Муаддиба.

   По мере того как Пол сражался с бурей, он осознавал, что  четко  рас-
сортировывает сплоченные в шторме силы природы и мгновенно  рассчитывает
их, используя свои большие, чем у ментата,  способности.  Он  чувствовал
фронты, лавины, пыль, вихри и завихрения. Внутренняя часть кабины  похо-
дила на нагретый ящик, освещенный зеленоватым светом приборов.  Коричне-
вая завеса пыли за ней казалась беспросветной. "Я должен отыскать нужный
вихрь", - подумал он. Он уже давно чувствовал, что сила ветра уменьшает-
ся, но их трясло все сильнее.
   Вихрь налетел так внезапно, что судно затрепетало. Пол  был  готов  к
этому: не впадая в панику, он бросил топтер влево. Джессика увидела этот
маневр и уцепилась за спинку сиденья.
   Вихрь развернул их, крутя и опрокидывая. Он поднял топтер, как гейзер
щепу, проглотил его и изрыгнул крылатую пушинку внутри громоздкого  пес-
чаного клубка, освещенного месяцем.
   Пол посмотрел вниз, увидел столб горячего воздуха, извергнувшего  их,
столб шторма, становившегося все уже и уже,  точно  река,  исчезающая  в
песках пустыни. Вот он превратился в серую полоску в свете луны,  и  она
уходит вниз и делается все уже, все тоньше, в то время как топтер  взмы-
вает вверх.
   - Мы выбрались, - прошептала Джессика, не веря себе.
   Пол бросал из стороны в сторону судно, вырывая его из облака рыли  до
тех пор, пока не увидел звездное небо.
   - Мы ушли от них, - сказал он.
   Джессика ощутила, как колотится у нее сердце. Заставив  себя  успоко-
иться, она посмотрела на исчезающий внизу смерч. Чувство времени говори-
ло ей, что они пробыли внутри этой первобытной  бушующей  стихии  четыре
часа, но часть ее разума считала, что полет продолжался целую жизнь. Она
почувствовала себя родившейся заново. "Это было как Молитва, - от страха
подумала она. - Мы смотрели стихии в лицо и не сопротивлялись ей.  Шторм
прошел сквозь нас и вокруг нас, а мы остались"
   - Мне не нравится, как шумят крылья, - сказал Пол. - Должно быть, там
поломка.
   Его руки дрожали от напряжения. Но как бы там ни было,  теперь  опас-
ность была позади и он мог вздохнуть с облегчением.
   Они выбрались из шторма, но дар предвидения не вернулся к нему.  Вола
занимал вопрос: что же лежит в основе этого периодически возникающего  и
исчезающего знания. Он догадывался, что дело отчасти  было  в  спайсовой
пище на Арраки, но вместе с тем могли иметь значение и  его  собственные
деяния. Он знал, что слова могли обладать собственной магической  силой,
снимающей страх.
   "Я не буду бояться..."
   Как бы то ни было - он был жив, несмотря на усилия злобствующих "Сил,
и чувствовал себя балансирующим на краю самопознания, что  не  могло  бы
произойти без магии самовнушения.
   Слова из Оранжевой Католической Библии зазвучали в его мозгу:  "Каких
же чувств мы все лишены, если не можем видеть и слышать окружающий  нас,
другой, мир!"
   - На нас надвигаются скалы, - предупредила его Джессика.
   Пол тряхнул головой и сфокусировал внимание на  управлении  топтером,
отгоняя посторонние мысли. Он посмотрел в ту  сторону,  куда  показывала
мать, и увидел впереди и справа от себя темные силуэты скал. В ноги  ему
начало дуть, струя песка залетела в кабину: где-то была  дыра,  которую,
наверное, проделал шторм.
   - Лучше бы сесть на песок, -  высказала  свои  сомнения  Джессика.  -
Крылья могут не выдержать полного торможения.
   Он кивком головы указал туда, где в свете луны поднималась  из  песка
скалистая гряда.
   - Сядем возле тех скал. Проверь крепления.
   Она повиновалась. "У нас есть вода и стилсьюты. Бели мы найдем  воду,
то сможем продержаться в пустыне долгое время. Живут же здесь Свободные.
Что могут они, сможем сделать и мы", - размышляла она сама с собой.
   - Как только мы приземлимся, сразу беги к скалам, а я возьму сумку.
   - Но что, если черви... - она запнулась и посмотрела на сына с  испу-
гом.
   - Черви - наши помощники, - успокоил ее Пол. - Они  съедят  топтер  и
уничтожат следы нашей посадки"
   "Как ясно он мыслит" - подумала Джессика.
   Они спускались все ниже... ниже. Темные гряды скал, поднимающиеся  из
песка, словно острове из моря, становились все ближе. Топтер мягко  кос-
нулся вершины дюны, взметнул струю песка, коснулся другой дюны...
   "Он гасит скорость о песок", - подумала Джессика, восхищаясь его мас-
терством.
   - Пристегнись, - предупредил Пол.
   Он потянул на себя рычаг тормоза крыльев - сначала  мягко,  потом  ее
сильнее и сильнее. Крылья приняли  чашевидную  форму  и  начали  склады-
ваться. В них засвистел ветер. Внезапно без перехода левое крыло  завер-
нулось кверху и внутрь, хлестнув по боковой части топтера. Судно занесло
на вершину дюны и накренило влево Затем оно взлетело на следующую дюну и
зарылось в нее носом, подняв целый фонтан  песка.  Топтер  завалился  на
сломанное левое крыло, так что правое оказалось торчащим вверх.
   Пол рванул защитные ремни и рывком открыл кабину. В нее сейчас же на-
бился песок, принеся с собой запах нагретого камня. Пол схватил сумку  с
заднего сиденья и увидел, что его мать освободилась от ремней  Встав  на
правое сиденье, она перебралась в боковую часть топтера, обшитую  метал-
лом. Пол последовал за ней, таща сумку за тесемки.
   - Беги! - приказал он матери, указав на дюну впереди, за которой вид-
нелась высокая скала, иссеченная ветром. Джессика соскочила с топтера  и
побежала, карабкаясь на дюну, слыша за собой тяжелое дыхание  Пола.  Они
добрались до песчаного гребня, выгибающегося в сторону.
   - Держись гребня, - велел ей Пол. - Так будет быстрее.
   Увязая в песке, они устремились к скалам. И тут они услышали незнако-
мые звуки, шипение, шелест осторожного скольжения по песку...
   - Червь! - догадался Пол.
   Звук становился громче.
   - Быстрее!
   Первый уступ скалы, выступающий из песка, как береговая полоса, лежал
не более чем в десяти метрах впереди, когда они услышали за  собой  звук
разламываемого металла. Пол перебросил сумку в левую руку, она била  его
по бедру; другой рукой он схватил мать за  руку.  Они  вскарабкались  на
скалу и устремились дальше - по изогнутому, высеченному ветром  туннелю.
Во рту у них пересохло, воздух с трудом проходил через воспаленное  гор-
ло.
   - Я не могу больше!.. - взмолилась Джессика.
   Пол остановился и посмотрел на пустыню. Там,  параллельно  их  скале,
двигалась извилистая насыпь, песок вздымался и опадал  почти  на  уровне
лица Пола, на расстоянии примерно километра. В одном месте  линия  сгла-
женных дюн делала резкую петлю - там, где они оставили  сломанный  орни-
топтер. Там, где побывал червь, не было видно никаких следов  их  судна!
Движущаяся насыпь уходила в пустыню, возвращаясь на прежний путь в поис-
ках пищи.
   - Они больше, чем космические корабли Союза, - прошептал Пол.  -  Мне
говорили, что в открытой пустыне черви очень большие, но я не  представ-
лял себе их размеров.
   - Я тоже... - выдохнула Джессика.
   Существо направлялось к горизонту. Они стояли и слушали до  тех  пор,
пока звуки его движения не затерялись в окружающих песках.
   Пол перевел дух, посмотрел на луну  и  процитировал  слова  из  Китаб
ал-Ибар: "Путешествуй ночью, а днем оставайся в тени". Он  посмотрел  на
мать.
   - У нас в запасе есть несколько часов. Ты можешь идти?
   - Дай мне перевести дух...
   Пол шагнул на уступ, взвалил сумку на плечи и приладил лямки. С мину-
ту он стоял, глядя на паракомпас в руке.
   - Пора! - сказал он.
   Она оттолкнулась от скалы, чувствуя себя отдохнувшей.
   - В каком направлении мы пойдем?
   - В том, куда ведет нас гребень, - он указал рукой.
   - Дальше в пустыню?
   - В пустыню Свободных, - прошептал он и замолчал, потрясенный  воспо-
минаниями о той картине, которую так ясно рисовал на Каладане его  разум
Он видел уже эту пустыню, но очертание видений было не сколько иным, по-
добно оптическому изображению, что исчезает в сознании, поглощенное  па-
мятью, и не может проявиться  полностью,  перебиваемое  реально  видимой
картиной Видение появлялось перед ним в различных ракурсах, пока он сто-
ял, потрясенный.
   "В видении с нами был Айдахо, но сейчас Лйдахо мертв", - вспомнил он.
   - Ты видишь путь, по которому нам надо идти? - спросила Джессика, не-
верно истолковав его молчание.
   - Нет, но это не имеет значения - Он поправил сумку за плечами и дви-
нулся по скале Углубление вело к залитому лунным светом подножию  скалы,
откуда она расходилась отрогами к югу. Пол направился к первому отрогу и
вскарабкался на него; Джессика последовала за ним. Теперь  она  отмечала
все, что встречалось на их пути - ложбины, заполненные песком, для  про-
хождения которых им приходилось замедлять шаги, острые выступы  хватаясь
за которые, они ранили себе руки; преграды, предлагающие им выбор - идти
через них или обходить Местность подчиняла их собственному ритму Они за-
говаривали лишь тогда, когда в этом была необходимость, и тогда  хриплый
тембр их голосов выдавал их напряжение.
   - Осторожней здесь! Гребень скользкий под песком.
   - Смотри, не ударься об этот выступ головой.
   - Давай переждем за этим уступом луна светит нам в спину, и нас могут
увидеть.
   Пол остановился в углублении скалы и поставил сумку на камни Джессика
прислонилась к скале рядом с ним, довольная передышкой Она слышала,  как
Пол потянулся к трубке стилсьюта и сделал глоток своей Собственной,  ре-
генерированной из его тела воды На вкус вода  была  солоноватая,  и  она
вспомнила воду Каладана - высокие фонтаны,  бьющие  струями  к  небу.  А
Джессика думала только о том, чтобы остановиться и отдохнуть  по-настоя-
щему. Ей пришла в голову мысль, что милосердие - что возможность остано-
виться даже на мгновение. Без отдыха нет милосердия.
   Пол оттолкнулся от скалы и выбрался на ровную поверхность.  Вздохнув,
Джессика последовала его примеру. Они спустились на широкую площадку, со
всех сторон окруженную острыми шпилями скал. И снова они включились в ни
на что не похожий ритм движения по этой неприютной земле.
   Пыль забивала носовые фильтры, и ее приходилось  выдувать.  Спекшиеся
комочки песка и мелкий гравий катались под обувью на твердой поверхности
и на них можно было поскользнуться. Осколки камней ранили ноги,  которые
вязли в глубоком песке, затруднявшем ходьбу.
   Пол резко остановился на одном из уступов и подождал мать. Она подош-
ла и, проследив направление его взгляда, увидела, что они стоят на  ска-
ле, а внизу, метрах в двухстах, начинается пустыня,  похожая  на  океан.
Она лежала перед ними, освещенная луной бескрайние пески, сливавшиеся  у
линии горизонта в неясную серую массу.
   - Так вот что называют  Открытой  пустыней  -  подавленно  произнесла
Джессика.
   - Она огромна, - глухо отозвался Пол.
   Джессика посмотрела налево и направо: ничего, кроме песка. Пол  прис-
тально смотрел вперед на дюны, на отбрасываемые ими тени.
   - Нам нужно пройти примерно три-четыре километра, - сказал он.
   - А черви...
   - Ничего не поделаешь - другого выхода нет.
   Она сосредоточилась на своей усталости, на боли в мускулах, притупля-
ющей чувства.
   - Может быть, мы отдохнем и подкрепимся?
   Пол снял сумку и сел. Джессика оперлась о его плечо и пристроилась на
камень рядом с ним. Пол порылся в сумке.
   Она ощутила сухость его руки, когда он положил ей на ладонь две  кап-
сулы. Она проглотила их и запила глотком воды из своего стилсьюта.
   - Выпей всю свою воду, - сказал Пол. - Аксиома: самым  лучшим  местом
для хранения воды является собственное тело. Она увеличит твою  энергию,
ты станешь сильнее. Доверяй своему стилсьюту.
   Она послушалась и, опустошив свой запас,  почувствовала,  как  к  ней
возвращаются силы. Потом она подумала, какими мирными были эти минуты их
отдыха, и вспомнила слова, слышанные от Гурни Хэллека: "Лучше сухой  ку-
сок и спокойствие духа, чем дом, полный добра и распрей". Джессика  пов-
торила эти слова Полу.
   - Гурни, - произнес он.
   Она уловила интонацию его голоса - так говорят об умерших - и подума-
ла: "И добрый бедный Гурни, может быть, уже мертв". Люди Атридесов  либо
погибли, либо попали в плен, либо, подобно им,  скитаются  по  безводной
пустыне.
   - У Гурни была подходящая цитата на каждый  случай  жизни,  -  сказал
Пол. - Я как будто слышу его сейчас: "И я осушу реки и отдам землю в ру-
ки злых сил, я сделаю землю большой -  и  все  это  здесь,  руками  при-
шельцев".
   Джессика закрыла глаза, с трудом сдерживая слезы.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил Пол.
   Она поняла, что его вопрос относится к ее беременности, и ответила:
   - Твоя сестра родится еще не скоро Я чувствую себя нормально.
   И она подумала: "До чего же формально я отвечаю  собственному  сыну!"
Поскольку в правилах Бене Гессерит было все объяснять, она поискала при-
чину этой формальности и нашла ее: "Я боюсь собственного сына,  я  боюсь
его способности видеть будущее, я боюсь того, что он может мне сказать".
   Пол надвинул капюшон на глаза, вслушиваясь в осторожные шорохи  ночи.
У него зачесался нос. Он потер его, убрал руку  и  почувствовал  сильный
запах циннамона.
   - Где-то неподалеку залежи меланжевого спайса, - сказал он.
   Легкий ветерок тронул щеки Пола, заиграл  складками  его  бурнуса  Но
этот ветер не таил в себе угрозы шторма - Пол уже научился  распознавать
ее.
   - Пойдем? - спросил он.
   Джессика кивнула.
   - Есть способ без риска перебраться через открытые  пески,  -  сказал
Пол. - Свободные это делают.
   - Как?
   - Если бы мы здесь, у этого камня, соорудили тампер из фремкита,  это
заняло бы червя на некоторое время.
   Она взглянула на залитую лунным светом пустыню между  ними  и  другой
грядой скал.
   - Четыре километра... Сколько это займет времени?
   Пол не ответил ей, думая о другом:
   - Если мы проделаем этот путь, издавая лишь звуки, которые не привле-
кут внимание червя...
   Пол изучал открытую пустыню, вопрошая свою память предвидения, иссле-
дуя туманные намеки на фремкит в руководстве, которое находилось в  ава-
рийной сумке. Ему показалось странным, что его единственным чувством при
мысли о червях был всепоглощающий страх. Он знал - и это  знание  лежало
на поверхности общих знаний, - что черви должны вызывать чувство  уваже-
ния, а не страха, если только... если... Он покачал  головой,  бессильно
остановившись перед неким порогом знания.
   - Эти звуки не должны быть ритмичными, - сказала Джессика.
   - Да, мы должны нарушить правильное чередование  наших  шагов.  Кроме
того, сам песок сдвигается время от времени. Черви ведь не могут  иссле-
довать каждый малейший звук... Нам с тобой следовало бы  хорошенько  от-
дохнуть перед трудной дорогой.
   - Где мы проведем день?
   Пол указал влево.
   - Оттуда к северу тянутся отроги скал. Ветер ясно дует в  ту  сторону
там должны быть глубокие пещеры.
   - Тогда пойдем, - предложила она.
   Он встал и помог ей подняться.
   - Ты готова к спуску? Мне бы хотелось разбить палатку  ближе  к  краю
пустыни.
   Джессика кивком головы дала понять, что можно начинать спуск.
   Он поднял мешок, укрепил его за плечами и повернулся к спуску.  "Если
бы у нас были суспензоры! - подумала Джессика,  -  Было  бы  так  просто
спрыгнуть вниз. Но, возможно, суспензоры привлекают червей".
   Они подошли к уступам, ведущим вниз, и увидели освещенную лунным све-
том расщелину, которая спускалась к ровной площадке.
   Пол начал спуск, двигаясь осторожно, но поспешая, так как лунный свет
мог в любой момент исчезнуть. Они спускались в мир  все  более  глубоких
теней. Вокруг них силуэты скал тянулись все выше к звездам.  Теперь  они
были на краю серого песчаного склона, который вел вниз, в темноту.
   - Будем спускаться? - прошептала Джессика.
   - Думаю, да.
   Он попробовал грунт ногой.
   - Мы можем съехать вниз, - сказал он. - Я пойду первым. Подожди, пока
не услышишь мой сигнал снизу.
   - Осторожнее.
   Пол ступил на склон и заскользил вниз по его мягкой поверхности почти
до самого низа.
   Позади него послышались звуки осыпающегося песка Он попытался разгля-
деть что-нибудь в темноте, но его едва не сбила лавина песка Потом  нас-
тупила тишина.
   - Мама! - позвал он.
   Ответа не было.
   - Мама!!
   Он сбросил мешок, кинулся на склон, карабкаясь, копая, разгребая  пе-
сок словно сумасшедший.
   - Мама! - он задыхался - Мама, где же ты?
   Тут на него обрушилась новая лавина песка, засыпав его по пояс  Он  с
трудом высвободился.
   "Она попала под лавину, - думал он. - Она погребена под ней Я  должен
взять себя в руки и действовать разумно и осторожно Она не может  задох-
нуться сразу. Она приостановит дыхание по методу пранабинду  и  сохранит
кислород. Она знает, что я отрою ее".
   Пользуясь приемом Бене Гессерит, Пол  успокоил  бешеный  стук  своего
сердца и полностью очистил мозг, в котором теперь можно было писать, как
на чистой грифельной доске Все, даже самые маленькие, повороты и измене-
ния собственного скольжения по склону восстановились, медленно проплывая
в его памяти, хотя на это потребовалось не больше доли секунды реального
времени.
   Вскоре Пол уже двигался наискосок по склону, прощупывая  песок,  пока
не добрался до стены уступа Он начал осторожно копать в этом месте, ста-
раясь избежать еще одного оползня Вот он наткнулся  на  ткань  освободил
руку, осторожно очистил лицо.
   - Ты слышишь меня? - прошептал Пол.
   Ответа не было.
   Он начал рыть быстрее и освободил плечи Мать лежала на его руках  без
дыхания, но он ощутил медленные удары сердца.
   - Бинду-суспензия, - определил Пол.
   Он освободил ее тело до талии. Положив ее руки себе на плечи, Пол на-
чал толкать ее перед собой вниз по склону, сначала медленно,  потом  все
быстрее, чувствуя, что песок пришел в движение. Теперь он толкал ее  изо
всех сил, с трудом удерживая равновесие. Как только они очутились внизу,
он тотчас подхватил тело и, шатаясь, побежал прочь Почти сразу  же  весь
песчаный склон пришел в движение и обрушился вниз  с  угрожающим  гулом,
отраженным и усиленным окрестными скалами.
   Пол остановился у края расщелины, под которым метрах в тридцати  вид-
нелись дюны, осторожно положил безвольное тело матери на песок и  произ-
нес то слово, которое должно было вывести ее из состояния каталепсии.
   Мало-помалу она начала пробуждаться, дыхание ее становилось все глуб-
же.
   - Я знала, что ты меня найдешь, - прошептала она.
   Он оглянулся назад со словами.
   - Может быть, я поступил бы более милосердно, не сделав этого.
   - Пол!
   - Я потерял мешок Он погребен под сотнями тонн песка.
   - Все?
   - Запасы воды, стилтент - все! - Он обшарил карманы -  Остался  пара-
компас, нож и бинокль, чтобы мы могли хорошенько рассмотреть  то  место,
которое станет нашей могилой.
   В это мгновение солнце поднялось над горизонтом  слева  от  расщелины
Пески открытой пустыни заиграли разноцветными огнями. В укромных, прячу-
щихся среди скал уголках защебетали птицы Но Джессика  видела  застывшее
отчаяние на лице Пола Намеренно презрительным тоном она сказала:
   - Тебя этому учили?
   - Неужели ты не понимаешь? - спросил он - Мы потеряли все,  без  чего
не можем выжить.
   - Зато ты нашел меня, - теперь ее голос был мягким и рассудительным.
   Пол сел на корточки и посмотрел на вновь образовавшийся склон, изучая
его и отмечая те места, где песок был не таким плотным.
   - Если бы мы смогли изолировать небольшое пространство на склоне, то,
может быть, нам удалось бы проделать шахту к тому месту,  где  находится
мешок. В этом могла бы помочь вода, но у нас ее так мало... - Он оборвал
себя, потом сказал: - Пена...
   Джессика боялась шевельнуться, чтобы не нарушить ход его мыслей.  Пол
посмотрел на дюны, исследуя их не только глазами, но и ноздрями, ища то,
что ему нужно. Наконец он сосредоточил свое внимание на темных пятнах на
песке.
   - Спайс! - сказал он. - Он насыщен щелочью А у меня есть  паракомпас,
одно из свойств которого - кислотность.
   Пол встал и прошел по плотно утрамбованной ветром поверхности  расще-
лины - до самой пустыни Джессика наблюдала за тем, как он  идет  -  шаг,
пауза... шаг, пауза... скольжение В его движении не было никакого ритма,
который мог бы подсказать мародеру-червю о том, что кто-то  движется  по
пустыне.
   Пол дотянулся до спайса, сгреб сто холмик в полу плаща и  вернулся  к
расщелине. Он ссыпал спайс перед Джессикой, сел на корточки и принялся с
помощью лезвия ножа разбирать паракомпас. Вскрыв его. Пол  сиял  с  себя
пояс, чтобы разложить на  нем  части  компаса:  коробку  основного  уст-
ройства, дисковый механизм.
   - Тебе понадобится вода, - сказала Джессика.
   Пол снял со своего лица трубку-улавливатель  влаги,  закупорил  ее  и
поставил на место. "Сколько воды будет потеряно, если это не  получится!
- подумала Джессика. - Впрочем, теперь это уже не имеет значения".
   С помощью ножа Пол открыл коробку основного устройства и  бросил  его
кристаллы в воду. Они слегка вспенились и осели.
   Глаза Джессики уловили движение над ними. Она посмотрела вверх и уви-
дела сидящих на краю расщелины ястребов. Они жадно смотрели на  открытый
резервуар с водой.
   Пол снова закрыл паракомпас крышкой, оставив поднятой  вправленную  в
нее кнопку, что оставило узкий проход для воды. Взяв в одну руку готовый
прибор, а в другую горсть спайса. Пол повернулся к расщелине. И принялся
тщательно изучать склон. Лишенное пояса, его одеяние  мягко  колыхалось.
Он медленно двинулся вверх по склону, раздвигая плотные скопления песка.
Вдруг он резко остановился, прижал спайс к паракомпасу и встряхнул  его.
В том месте, где находилась вделанная в крышку кнопка, поднялась зеленая
пена. Пол дал пене упасть на песок, отчего в месте ее падения  образова-
лось небольшое углубление. Пол начал разгребать  -  вокруг  него  песок.
Джессика подошла ближе к краю расщелины и спросила.
   - Я могу тебе помочь?
   - Поднимайся сюда и копай, - ответил он - Нам предстоит проделать от-
верстие глубиной примерно в три метра - Пока он говорил, пена  перестала
капать с прибора.
   - Быстрее, - торопил ее Пол - Кто знает, как долго  эта  пена  сможет
удерживать песок.
   Джессика вскарабкалась к Полу, а он в это время насыпал другую порцию
спайса и встряхнул паракомпас Из отверстия снова начала падать пена  Пол
направил струю ясны в песок, а Джессика обеими руками разгребала  его  и
отбрасывала вниз по склону.
   - Какая примерно глубина? - спросила она, тяжело дыша.
   - Около трех метров Но ведь я  лишь  приблизительно  могу  определить
направление Может, нам придется расширить дыру - Он подвинулся, - спотк-
нувшись на груде отброшенного песка - Старайся захватывать пошире.
   Джессика послушно копала Дыра медленно углублялась, но никаких следов
мешка не было видно "Может, я ошибся в своих вычислениях? - спросил себя
Пол. - Ведь именно я поддался панике и допустил эту ошибку. Могло ли это
повлиять на мои способности?" Он посмотрел на паракомпас осталось меньше
двух унций кислоты.
   Джессика стояла в яме и вытирала  испачканные  пеной  щеки  Ее  глаза
встретились с глазами Пола.
   - Осторожно! - Он добавил спайса в резервуар и направил струю пены  в
верхний, твердый край ямы Джессика поспешно начала ее расширять Не прош-
ло и минуты, как она наткнулась на что-то твердое - это была лямка  меш-
ка.
   - Не трогай больше песок! - предупредил ее Пол - Пена кончилась.
   Не выпуская лямки, Джессика подняла к нему лицо Отшвырнув бесполезный
теперь паракомпас. Пол сказал.
   - Дай мне свою свободную руку! А теперь  слушай  меня:  песок  сейчас
осыпется. Главное - береги голову и не отпускай лямку Не бойся ничего, я
тебя откопаю.
   - Я все поняла.
   - Ты готова?
   - Да - Она изо всех сил вцепилась в лямку мешка.
   Одним рывком Пол выдернул ее наполовину из ямы и прижал к себе ее го-
лову В ту же секунду пена отступила и песок хлынул в яму Когда яму засы-
пало, Джессика оказалась по грудь в песке.  Ее  опущенное  левое  плечо,
придавленное песком, нестерпимо ныло от напряжения.
   - Я держу ее, - сказала она.
   - Только бы она не лопнула - Пол осторожно запустил руку  в  песок  и
нащупал лямку.
   Пока они откапывали мешок, сверху ссыпалась еще  порция  песка  Когда
лямка оказалась на поверхности. Пол отпустил ее и освободил мать  Вдвоем
они вынули мешок и стащили его вниз по склону.
   Через несколько минут они уже стояли внизу, мешок лежал между ними.
   Пол посмотрел на мать: лицо ее было мокрым от пены, к нему прилип пе-
сок. Она выглядела так, как будто ее забросали комьями зеленого песка.
   - У тебя неважный вид, - посочувствовал он.
   - Ты тоже далеко не красавец.
   Оба от души рассмеялись.
   - Это случилось по моей оплошности, - сказал Пол.
   Она лишь повела плечами, чувствуя, как при малейшей  движении  от  ее
плаща отлетают комья песка.
   - Я поставлю тент, - сказал Пол. - А ты сними плащ и отряхни  его.  -
Ом наклонился и взялся за мешок.
   Джессика устало кивнула.
   - В камне продолблены дыры, - крикнул ей Пол.  -  Кто-то  уже  ставил
здесь палатку.
   Место было удобное, защищенное скалами. Оно  было  достаточно  высоко
над пустыней, чтобы обеспечить защиту от червей, и в то же время  доста-
точно близко от песков, чтобы приютить их перед решающим  броском  через
пустыню.
   Она обернулась и увидела, что сын уже установил тент и очень  удачно:
его пологие края смыкались с каменными стенами расщелины. Пол прошел ми-
мо нее и поднес к глазам бинокль. Быстро настроив его, он поймал в  оку-
ляры утес, золотисто-коричневой стеной возвышающийся прямо  напротив  их
стоянки и отделенный от нее четырехкилометровой полосой песков. Джессика
наблюдала за тем, как ее сын изучает апокалиптический пейзаж, будто ощу-
пывая взглядом песчаные реки и каньоны.
   - Там что-то растет, - сказал он.
   Джессика нашла в мешке запасной бинокль и встала рядом с Полом.
   - Вон там, - сказал он, держа в одной руке бинокль, а другой указывая
вдаль.
   Она посмотрела в том направлении.
   - Это - сагуаро, - сказала она. - Сухое растение.
   - Поблизости от него могут быть люди.
   - А может быть, это остатки ботанической исследовательской станции, -
возразила она.
   - Для станции слишком далеко.
   Опустив  бинокль,  он  потер  место  под   фильтровой   перегородкой,
чувствуя, как сухи и воспалены его губы, ощущая пыльный  вкус  жажды  во
рту.
   - Похоже на стоянку Свободных, - сказал он.
   - Ты уверен, что Свободные отнесутся к нам дружелюбно?
   - Кайнз обещал нам помощь.
   "В людях этой пустыни есть отчаяние, - подумала она. - Я почувствова-
ла это сегодня в себе Отчаявшиеся люди могли бы нас убить ради нашей во-
ды". Она закрыла глаза, и,  заслоняя  собой  беспредельные  пространства
пустыни, в памяти ее возникли картины Каладана. Однажды, еще до рождения
Пола, она совершила с герцогом Лето прогулку по Каладану  Они  пролетали
над южными джунглями, над бурыми зарослями сорной травы и рисовыми поля-
ми в дельтах И они видели ползущих среди зелени муравьев-рабочих, тащив-
ших свой груз на суспензорных коромыслах. А на воде  покачивались  белые
монетки одномачтовых судов. Все это было - и ушло...
   Джессика открыла глаза и снова оказалась в тишине пустыни.  Потеплев-
ший воздух указывал на приближение нового дня.  Над  песком  уже  начали
подниматься струйки нагретого воздуха И тут они услышали звуки, которые,
раз услышав, никогда не забудешь.
   - Червь, - прошептал Пол.
   Он появился справа с тем беззаботным величием, которое  не  может  не
привлекать к себе внимание. Извивающаяся лента движущегося песка  появи-
лась в поле их зрения. Лента то поднималась, то опадала, как пена на во-
де. Она постепенно смещалась влево, потом исчезла. Звук стал тише,  пока
не пропал совсем.
   - Мне случалось видеть космические фрегаты меньших размеров,  -  про-
шептал Пол.
   Она кивнула, продолжая смотреть в пустыню. Там, где прошел червь, ос-
талась глубокая колея. Она тянулась справа налево,  удручающе  бесконеч-
ная, похожая на линию горизонта, перенесенную ближе.
   - Когда мы отдохнем, - сказала Джессика, - нужно будет продолжить на-
ши занятия.
   Сдерживая внезапный приступ гнева, он сказал.
   - Мама, не думаешь ли ты, что мы можем обойтись без...
   - Сегодня ты поддался панике. Пол. Возможно, что ты знаешь свое  соз-
нание лучше, чем я, но о пранамускулатурной организации своего тела тебе
предстоит еще кое-что узнать. Иногда тело действует независимо от созна-
ния, само по себе, и здесь я могу тебя кое-чему научить. Ты должен уметь
контролировать каждый мускул своего тела. Мы начнем с пальцев. - Она по-
вернулась. - Идем под тент.
   - Изучать свои мускулы! - Подумал он и посмотрел на свою руку.  Какой
жалкой она показалась ему по сравнению с таким существом, как червь!


   Мы прилетели с Каладана, райского мира для нашей формы жизни. На  Ка-
ладане не нужно было строить физического и умственного  рая,  достаточно
было окружающей действительности. И цена, которую мы  уплатили  за  это,
была обычной ценой, которую люди платят за создание  рая  в  собственной
жизни - мы стали мягкими, мы потеряли свою остроту.
   Принцесса Ирулэн.
   Разговоры с Муаддибом.

   - Так, значит, ты и есть знаменитый Гурни Хэллек? -  спросил  контра-
бандист.
   Хэллек стоял в круглом помещении внутри пещеры Напротив него  за  ме-
таллическим столом сидел человек в одежде Свободных, но глаза  его  были
лишь подсвечены голубым, и это означало, что в его рацион входит и внеп-
ланетная еда.
   Комната была устроена по типу рубки командира  космического  фрегата:
коммуникаторы и экраны вдоль изогнутой под углом в  30  градусов  стены,
дистанционно управляемые приборы и кресла управления, письменный стол  в
форме настенного прожектора.
   - Я - Стабан Туек, сын Эсмера Туека, - сказал контрабандист.
   - Значит, вы тот, кого я должен благодарить за оказанную мне  помощь,
- сказал Хэллек.
   - Садись.
   Складное сиденье типа корабельного появилось из стены,  и  Хэллек  со
вздохом облегчения опустился на него, вдруг поняв, как он  измучен.  Те-
перь он мог видеть свое лицо, отражающееся в гладкой темной  поверхности
за спиной контрабандиста. Морщины усталости на бугристом лице  заставили
его нахмуриться. Хэллек отвернулся от своего отражения  и  посмотрел  на
Туека. Он видел в его лице разительное сходство с отцом - темные, навис-
шие брови, крупные щеки и нос.
   - Ваши люди сказали мне, что ваш отец  убит  Харконненами,  -  сказал
Хэллек.
   - Харконненами или предателями из ваших людей, - возразил Туек.
   Гнев заставил Хэллека забыть про усталость. Он весь подобрался:
   - Вы можете назвать имя предателя?
   - Мы не вполне уверены.
   - Зуфир Хават подозревает леди Джессику.
   - А, колдунью Бене Гессерит... возможно. Но Хават теперь  в  плену  у
Харконненов.
   - Я слышал, - Хэллек тяжело вздохнул. - Похоже,  что  самое  страшное
для нас еще впереди.
   - Мы не должны привлекать к себе внимание, - сказал Туек.
   Хэллек будто окаменел.
   - Ты и твои люди, которых мы спасли, можете найти убежище  у  нас,  -
сказал Туек. - Ты говоришь о  благодарности.  Отлично.  Отработаете  нам
свои долги после, мы придумаем, как использовать хороших людей. Но  если
вы открыто выступите против Харконненов, мы вас уничтожим.
   - Но они убили твоего отца, дружище!
   - Возможно, но если это и так, то я отвечу словами моего  отца:  "Ка-
мень тяжел, песок тоже весит немало, но ярость  глупца  тяжелее  того  и
другого".
   - Ты хочешь сказать, что оставишь все как есть? - фыркнул Хэллек.
   - Разве ты слышал, что я так говорил? Я сказал только, что буду  под-
держивать наши контакты с Союзом. Союз требует, чтобы мы вели себя осто-
рожно. Есть другие способы уничтожить врага.
   - А-а...
   - Вот именно: а-а! Если ты хочешь разыскать колдунью, можешь разыски-
вать. Но я хочу тебя предупредить, что, возможно, ты опоздал... И потом,
мы сомневаемся, что она - именно та, кто тебе нужен.
   - Хават редко ошибается.
   - Хават позволил себе попасть в лапы Харконненов.
   - Вы думаете, он предатель?
   Туек пожал плечами.
   - Это только предположение. Мы думаем, что колдунья мертва. По  край-
ней мере так считают Харконнены.
   - Похоже на то, что вам много известно о Харконненах.
   - Одни только слухи...
   - Нас семьдесят четыре человека, - сказал Хэллек. - Если вы  серьезно
хотите, чтобы мы завербовались к вам, то вы должны верить в то, что гер-
цог мертв.
   - Его тело видели.
   - И мальчика тоже?.. Юного мистера Пола? - В горле  у  Хэллека  встал
ком.
   - Согласно последнему полученному сообщению, он пропал со  своей  ма-
терью в пустыне, во время шторма. Вряд ли даже их кости будут  когда-ни-
будь найдены.
   - Значит, колдунья мертва... и все остальные тоже?
   Туек кивнул.
   - И эта тварь, Раббан, как говорят, снова сядет  на  место  правителя
Дюны.
   - Граф Раббан из Ланки вейля?
   - Да.
   Нечеловеческим усилием Хэллек подавил приступ гнева. Тяжело дыша,  он
проговорил:
   - С Раббаном у меня свои счеты. Я задолжал ему за убитых членов  моей
семьи... - Он тронул шрам на подбородке. - И вот за это...
   - Нельзя рисковать всем, чтобы уравнять счет, -  сказал  Туек  Нахму-
рясь, он наблюдал, как дергаются мускулы на лице Хэллека,  и  глаза  его
внезапно стали отчужденными.
   - Я это знаю... знаю, - Хэллек глубоко вздохнул.
   - Ты и твои люди можете работать на нас  за  пределами  Арраки.  Есть
много мест...
   - Я освобождаю своих людей от каких-либо  обязательств  передо  мной.
Они могут выбирать сами. Раз Раббан здесь, я остаюсь.
   - Мы не уверены, что захотим этого, раз ты так настроен.
   Хэллек пристально посмотрел на контрабандиста.
   - Вы сомневаетесь во мне?
   - Нет...
   - Вы спасли меня от Харконненов Я хранил верность герцогу Лето беско-
рыстно. Я остаюсь на Арраки с вами... или со Свободными.
   - Высказана мысль или нет, она существует и имеет свою власть, - ска-
зал Туек. - Ты можешь обнаружить  однажды,  что  грань  между  жизнью  и
смертью у Свободных слишком тонка.
   Хэллек прикрыл глаза и почувствовал, как его захлестывает теплая вол-
на.
   - Где же тот бог, который поведет нас через  пустыню?  -  пробормотал
он.
   - Двигайся не торопясь, и день твоего мщения придет, - сказал Туек. -
Поспешность - это изобретение шайтана. Охлади свою печаль,  у  нас  есть
все для этого Три вещи способны вернуть  человеку  покой  вода,  зеленая
трава и женская красота.
   Хэллек открыл глаза,
   - Я предпочел бы кровь Раббана Харконнена, струящуюся у моих  ног.  -
Он посмотрел на Туека - Ты думаешь, мой день придет?
   - Мне мало известно о том, как ты  встретишь  свой  завтрашний  день,
Гурни Хэллек. Я могу лишь помочь тебе встретить сегодняшний.
   - Тогда я останусь у тебя до того дня, когда ты велишь мне  отомстить
за своего отца и остальных, которые...
   - Послушай меня, воин, - сказал Туек. Он подался вперед, глядя в упор
на Хэллека. Лицо контрабандиста внезапно стало похоже на иссеченный вет-
ром камень. - Вода моего отца... Я верну ее сам, своим  собственным  но-
жом!
   Хэллек ответил Туеку таким же пристальным взглядом.  Лицо  контрабан-
диста напомнил ему в эту минуту лицо герцога Лето, лицо  вождя,  смелого
человека, уверенного в себе и своих целях. Он был похож на герцога - ка-
ким тот был до Ар рак и.
   - Ты хочешь, чтобы мой клинок был рядом с твоим? - спросил Хэллек.
   Туек сел, молча изучая Хэллека.
   - Ты видишь во мне воина? - настаивал Хэллек.
   - Ты - единственный из лейтенантов герцога, кому удалось спастись,  -
сказал Туек. - Враг действовал ошеломляюще, и все же ты вырвался из  его
лап.
   - Ты сказал мне, что жизнь у Свободных может показаться мне  тяжелой.
Они живут в пустыне, в открытых песках?
   - Один бог знает, где живут Свободные  Мы  считаем,  что  центральное
плато - не место для человека Но я бы хотел поговорить подробнее о...
   - Говорят, что Союз редко направляет спайсовые лихтеры в  пустыню,  -
сказал Хэллек. - Но ходят слухи, что и там можно найти зеленые  участки,
если только знаешь, где искать.
   - Болтовня! - фыркнул Туек. - Ты что, хочешь выбирать  между  мной  и
Свободными? Мы располагаем относительной безопасностью. Наш сьетч вреза-
ется глубоко в скалы; наши базы спрятаны. Мы живем жизнью цивилизованных
людей. Свободные же - это лишь несколько банд, которые мы используем для
охоты за спайсом.
   - Но они убивают Харконненов!
   - И в результате за ними сейчас охотятся, как за дикими животными,  с
ласганами в руках, потому что у них нет защитных полей. Они  истребляют-
ся. А все потому, что они убивали Харконненов.
   - А Харконненов ли они убивали?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Разве ты не слышал, что с Харконненами были сардукары?
   - Еще один домысел.
   - Но погромы! Это не похоже на Харконненов Погром -  напрасная  трата
времени.
   - Я верю только тому, что вижу своими глазами. Ты должен сделать  вы-
бор или мы, или Свободные Я обещаю тебе убежище и возможность  выпустить
ту кровь, которую мы оба хотим выпустить Ты можешь быть в  этом  уверен.
Свободные же предложат тебе только жизнь охотника,
   Хэллек колебался. В словах Туека была мудрость и притягательная сила,
и все-таки что-то, чего он сам не мог объяснить, вселяло в него тревогу.
   - Доверяй своему опыту, - сказал Туек. - Чьи  решения  помогли  твоим
людям выстоять в битве? Вот и решай.
   - Герцог и его сын действительно мертвы? Это точно?
   - Так считают Харконнены. В таких вещах я склонен доверять  Харконне-
нам, - губы Туека тронула мрачная усмешка. - Но это единственное, в  чем
я им доверяю.
   - Значит, точно, - повторил Хэллек. Он протянул руку и, согласно обы-
чаю, прижал палец к ладони. - Я вручаю тебе мою шпагу.
   - Я принимаю ее.
   - Ты хочешь, чтобы я убедил своих людей?
   - Стоит ли позволять им принимать самостоятельные решения?
   - До сих пор они следовали за мной, но большая их часть - каланданцы.
Арраки, по их мнению, совсем не то, что им  нужно.  Здесь  они  потеряли
все, кроме жизней. Теперь я предпочел бы, чтобы они решали сами.
   - Сейчас не время колебаться, - сказал Туск. - Им надо и сейчас  сле-
довать за тобой.
   - Они нужны тебе?
   - Мы всегда нуждались в опытных воинах, а сейчас - больше,  чем  ког-
да-либо.
   - Ты принял мой клинок. Ты хочешь, чтобы я убедил их?
   - Я думаю, они пойдут за тобой, Гурни.
   - Будем надеяться.
   Хэллек с трудом поднялся со своего места - даже это движение отняло у
него много сил.
   - Пойду посмотрю, как они там устроились.
   - Поговори с моим квартирмейстером. Его зовут Дриск. Скажи ему, что я
хочу, чтобы вам были оказаны все почести. Я скоро и сам к вам приду. Мне
только нужно проследить за отгрузкой спайса.
   - Удача ходит повсюду, - сказал Хэллек.
   - Да, но промедление в нашем деле удачи не принесет.
   Хэллек кивнул и тут же услышал слабое шипение и почувствовал,  как  в
спину ему ударила струя воздуха, когда открылись спрятанные в стене две-
ри. Он повернулся и вышел из комнаты.
   Он оказался в коридоре, по которому помощники Туека проводили его лю-
дей. Это было длинное и очень узкое помещение, переделанное  из  естест-
венного углубления в пещере. Ровность стен указывала на применение огне-
вых установок. Потолок служил продолжением изгиба скалы и был достаточно
высок для того, чтобы давать достаточно  воздуха.  Вдоль  стен  тянулись
подставки и шкафы для оружия. Хэллек с гордостью отметил, что те из  его
людей, которые могли стоять, стояли словно не было усталости  и  пораже-
ния. Среди них мелькали фигуры  медиков,  занимающихся  ранеными.  Возле
каждого раненого находился человек Атридесов.
   Девиз Атридесов "Мы заботимся о своих людях!" стал  вторым  "Я"  этих
людей.
   К Хэллеку подошел один из его лейтенантов с бализетом в руке и  отдал
салют:
   - Сэр, наш Маттаи очень плох. У них здесь нет хирургов, только  меди-
цинский пункт. Врачи говорят, что он долго не протянет... У него  к  вам
просьба, сэр.
   - Какая?
   - Маттам хочет, чтобы мы спели ему песню, сэр. Его любимую... Он  го-
ворит, что вы знаете. - Голос у лейтенанта дрогнул. -  Песня  называется
"Моя женщина", сэр. Если вам не трудно...
   - Хорошо, - Хэллек взял бализет и провел пальцами по струнам.  Кто-то
из его людей уже позаботился настроить инструмент.
   Семеро воинов и один контрабандист склонились над  умирающим.  Увидев
Хэллека с бализетом в руках, один из них запел, печально и нежно:
   Ты стоишь у окна, моя женщина -
   Легкий стаи за прозрачным стеклом.
   Твои нежные руки повенчаны
   С золотистого солнца теплом.
   Приходи ко мне. Я хочу
   Ощутить тепло твоих рук.
   Для меня, для меня одного
   Тепло твоих нежных рук
   Хэллек взял последний аккорд и подумал. "Теперь нас осталось  семьде-
сят три."


   Семейная жизнь королевских семей слишком трудна для  того,  чтобы  ее
поняли простые смертные, но я постараюсь набросать вам ее схему.  Я  ду-
маю, что у моего отца был единственный друг - граф Казимир Фен ринг, ге-
нетический евнух и один из самых беспощадных  бойцов  в  Империи.  Граф,
энергичный человек, внешне уродливый и низкорослый, привез однажды моему
отцу новую рабыню-наложницу, и моя мать поручила мне  шпионить  за  ней.
Все мы в целях самозащиты шпионили за отцом. Рабыня-наложница  не  могла
конечно, подарить нашему отцу наследника, но интриги продолжались.  Пос-
тепенно моя мать, сестра и я стали очень сведущими в том,  как  избежать
искусно поставленных смертельных ловушек. Может быть, то, что я  говорю,
ужасно, но я уверена в том, что мой отец не имел никакого  отношения  ко
всему этому. Семья императора не похожа в этом отношении на другие семьи
Потом появилась еще одна рабыня-наложница - рыжеволосая, как и мой отец,
гибкая и грациозная. У нее были мускулы танцовщицы, и она,  вероятно,  в
совершенстве владела искусством обольщения Мой отец  долго  рассматривал
се, в то время как она стояла перед ним обнаженная  Наконец  он  сказал:
"Она слишком прекрасна. Мы пошлем ее в подарок. Вы не можете себе предс-
тавить, сколь ужасно было это императорское самообладание.  Самоконтроль
в сочетании с коварством - что может быть ужаснее.
   Принцесса Ирулэн.
   В доме моего отца.

   Был ранний вечер. Пол стоял возле стилтента Расщелина, в  которой  он
поставил свою палатку, была в глубокой тени Он смотрел на  противополож-
ный утес, возвышающийся за открытыми песками, и думал, стоит ли ему  бу-
дить спящую в палатке мать.
   Дюны неровными складками убегали вдаль от их стоянки Самые далекие из
них казались такими темными, что походили на кусочки ночи, хотя  та  еще
не наступила.
   Он поискал на этом однообразном ландшафте, на чем бы задержаться гла-
зу, но не увидел ничего - ни одного, пусть даже чахлого, деревца,  кото-
рое могло бы движением своих ветвей указать направление ветра...  Только
одни дюны и утес вдалеке под пылающим серебристоголубым небом.
   "Что, если там нет и в помине никаких Свободных, и растения,  которые
мы видела, оказались там чисто случайно?" - подумал Пол.
   Под тентом проснулась Джессика. Она повернулась  на  спину  и  сквозь
Прозрачный край тента посмотрела на Пола Он стоял к ней спиной, и что-то
в его позе напомнило ей его отца Она почувствовала, как в ней Поднимает-
ся волна скорби, и поспешно отвернулась.
   Она привела в порядок свой стилсьют, освежила себя глотком воды, выш-
ла на песок и стряхнула с мускулов сонное  оцепенение  Не  оборачиваясь,
Пол проговорил:
   - Здешняя тишина не доставляет мне удовольствие.
   "Как это верно, что сознание приспосабливается к окружению, - подума-
ла она и вспомнила аксиому Бене Гессерит. "Под действием стресса  созна-
ние может двигаться в любом направлении - и к позитивному, и к  негатив-
ному, туда и оттуда. Рассматривайте эти состояния, как спектр, чья край-
няя точка - это потеря сознания в негативном направлении и гиперсознание
- в позитивном. Возможность познания в целом зависит от  тренированности
в условиях стресса".
   - Но здесь можно было бы хорошо жить, - добавил Пол.
   Ома попыталась увидеть пустыню его глазами, ища все удобное для  жиз-
ни, что прятала в себе эта планета. Обнаруживая какую-нибудь деталь, она
спрашивала себя, обратил ли на это внимание Пол.
   Она прошла вперед, поднесла бинокль к глазам и принялась изучать  эс-
карп перед ней. Да, сагуаро и еще одно крошечное растение...  и  кустики
медной травы, желто-зеленой в сумерках.
   - Я сверну палатку, - сказал Пол.
   Джессика кивнула, подошла к краю расщелины,  откуда  была  видна  вея
пустыня, и направила окуляры бинокля влево. В той стороне  виднелся  со-
лончак, сияющий белым светом, но окаймленный по краям грязно-коричневым.
Значит, через это белое сияние  время  от  времени  просачивалась  вода!
Джессика опустила бинокль и поправила свой плащ, прислушиваясь  к  тому,
что делает Пол.
   Солнце опустилось еще ниже. Солончаковую  котловину  пересекли  тени,
они становились все гуще, и вот уже ночь накрыла пустыню черным отвалом.
   Звезды!
   Она посмотрела на них, чувствуя за спиной шаги Пола. Ночь сделала не-
бесный свод выше и значительнее. Ее лица коснулось дуновение ветра.
   - Скоро взойдет луна, - сказал Пол. - Мешок собран.
   "Мы могли бы навеки исчезнуть в этом адском месте, - подумала она.  -
И никто бы не узнал об этом".
   Ночной ветер поднял в воздух рой песчинок и бросил их ей в лицо.  Она
ощутила целый ливень запахов.
   - Чувствуешь? - спросил Пол.
   - Я чувствую запах даже через фильтр, - сказала она. - Очень насыщен-
ный. Но означает ли он близость воды? - она указала вдаль. -  Огней  ис-
кусственных сооружений не видно.
   - Должно быть. Свободные скрываются в сьетче за этими скалами.
   Над горизонтом справа повис узкий  серп  луны,  и  Джессика  перевела
взгляд на песок, заблестевший серебряным светом.
   - Я воткнул тампер в самую глубокую часть расщелины, - сказал Пол.  -
Перед уходом я введу его в действие, и он даст нам тридцать минут форы.
   - Тридцать минут?..
   - Прежде чем начнет вызывать червя.
   - О, я готова идти!
   Он отошел от нее, и она услышала звуки его шагов из расщелины.  "Ночь
- это туннель, - подумала она. - Это дыра в завтра, если только оно нас-
тупит, это завтра". Она покачала головой.
   Вернувшись, Пол взял свой мешок и начал  спускаться  к  первой  дюне.
Достигнув ее, он остановился и прислушался к шагам  матери.  Он  услышал
шуршание песка под ветром - собственный  шум  пустыни,  сообщающий,  что
опасности нет.
   - Мы не должны соблюдать ритм ходьбы, - сказал Пол. - Смотри, как хо-
дят по песку Свободные.
   И он пошел вверх по дюне, шурша гравием.
   Внимательно изучив его первые десять шагов, Джессика  последовала  за
ним, подражая его движениям. Она уловила их суть: они должны имитировать
шуршание песка, шум ветра. Но мускулы противились неестественности  этой
походки: шаг... подтягивание ноги, остановка; еще шаг... снова  подтяги-
вание.
   Время тянулось медленно, обволакивая их словно паутиной. Скала впере-
ди, казалось, совсем не приближалась, а та, что  осталась  позади,  была
по-прежнему рядом.
   - Ламп! Ламп! Ламп! - Звуки, похожие на  барабанный  бой,  неслись  с
этой скалы.
   - Тампер! - прошептал Пол.
   Звуки повторялись с равными промежутками, и было очень трудно не  по-
пасть в этот ритм.
   - Ламп... ламп... ламп...
   Они двигались по залитой лунным светом равнине, поднимаясь и  спуска-
ясь по распластанным дюнам Они все время ждали того  неповторимого,  ше-
лестящего звука Когда же он возник, то был настолько слабым, что  слился
с шорохом их собственных шагов Не останавливаясь, они повернули головы и
увидели шевелящуюся ленту.
   - Продолжай двигаться, - прошептал Пол - Не оборачивайся!..
   От оставленной ими слева скалы донесся вопль ярости,  подобный  целой
лавине звуков.
   - Продолжай двигаться, - повторил Пол.
   Он видел, что они достигли той точки, от которой оба утеса были  уда-
лены на одинаковое расстояние. Издали продолжал доноситься вопль, рвущий
ночную тишину.
   Они продвигались все дальше и дальше... Боль в мускулах достигла  той
степени, когда каждое дальнейшее движение казалось  немыслимым,  но  Пол
видел, как скала перед ними делается все больше и больше.
   Джессика двигалась чисто механически.  Пересохшее  горло  болело,  но
страшные звуки исключали даже короткую остановку ради глотка воды.
   - Ламп... ламп... ламп... - Шквал безумных звуков поглотил звуки там-
пера. Наступило молчание.
   - Быстрее! - прошептал Пол.
   Джессика кивнула. Пол не видел ее кивка, но она сама нуждалась в этом
формальном подтверждении необходимости новых усилий измученного тела.
   Скала перед ними сделалась совсем высокой, убегая  в  небеса,  и  Пол
увидел у ее основания дорогу. Он ступил на нее, шатаясь от усталости,  и
потерял равновесие Гулкие звуки, сопровождающие его падение, всколыхнули
песок. Пол отпрянул в сторону.
   - Бум! Бум!
   - Барабанные пески! - прошептала Джессика.
   Пол вернул себе устойчивость и огляделся: до скалы  оставалось  около
двухсот метров. И тут они услышали звуки, похожие на шелест ветра.
   - Бежим! - закричала в страхе Джессика. - Пол, бежим!
   Они побежали.
   Барабанные пески под их ногами издавали грохочущие звуки. Они минова-
ли их и бежали теперь по грохочущему гравию. На некоторое время бег  дал
облегчение их мускулам - в нем был ритм, который можно было  понять.  Но
шипение настигающего их червя становилось  все  громче,  обрушиваясь  на
них, как шквал.
   Джессика без сил упала на колени. Ею овладел ужас,  внушенные  дикими
звуками. Пол рывком поднял ее на ноги, и они побежали рука  об  руку.  В
песке перед ними виднелась крошечная дырка. Они  пробежали  мимо  нее  и
увидели другую. Разум Джессики принял ее к сведению только  после  того,
как они ее миновали. Еще одна - проделанное ветром отверстие,  указываю-
щее на камень с трещиной. Еще одна... Скала! Они почувствовали под нога-
ми твердую поверхность, и это ощущение сопротивляющейся поверхности  под
ногами придало им сил.
   Перед ними тянулась глубокая расщелина, убегающая  вверх,  к  хребту.
Они полезли по ней, цепляясь за выступы в стенах Червь умолк. Джессика и
Пол обернулись и посмотрели вниз Там, где начинались дюны, метрах в  пя-
тидесяти от подножия скалы, из песка, разбрасывая его в разные  стороны,
поднималось что-то изогнутое, серебристо-серое...  Оно  поднималось  все
выше, пока не превратилось в гигантскую вопрошающую пасть - круглую чер-
ную дыру с блестящими в лунном свете остриями. Пасть подтянулась к узкой
щели в скале, где укрылись Джессика и Пол. В нос им ударил запах  цинне-
мона. Лунный свет отражался от прозрачных  зубов.  Пол  затаил  дыхание,
Джессика сжалась в комок - ей понадобилось  сконцентрировать  всю  волю,
призвать на помощь все умение Бене Гессерит, чтобы подавить  этот  пани-
ческий ужас,  накопленный  поколениями  предков  человека,  испытывающих
страх перед неизведанным.
   Пол же испытывал своего рода подъем. В какой-то  момент  ему  удалось
преодолеть временной барьер, проникнув еще на одну, неизвестную террито-
рию. Он ощущал впереди темноту, ничего  не  было  перед  его  внутренним
оком. Но вместо того, чтобы напугать  его,  ощущение  временной  темноты
вызвало гиперакселерацию остальных его чувств. Он понимал, что тщательно
регистрирует хоть сколько-нибудь значащие  аспекты  того  существа,  что
поднялось в поисках их из песка.
   Его рот был восьми метров в диаметре. Кристаллические зубы имели фор-
му крисножа Свободных и были расположены блестящим полукругом Оно дыхну-
ло на беглецов корицей, кислотой.
   Блеснув в свете луны как клинок, червь ударил по скалам. Ливень песка
и мелких осколков щебня посыпался в узкую  щель  укрытия.  Пол  отпихнул
мать подальше от края расщелины.
   Корица! Запах ее насквозь пропитывал окружающий их воздух. "Что червь
делает со спайсом?" - спросил себя Пол. Он вспомнил, как Льет Кайнз  не-
чаянно выдал связь между червем и спайсом...
   - Бар-р-р-у-у-у-у-ммм!
   Червь снова упал на песок и мгновение лежал неподвижно, блестя  зуба-
ми.
   - Ламп... ламп... ламп... - вдруг послышалось справа от них.
   "Еще один тампер", - подумал Пол По туловищу червя пробежала дрожь, и
он снова зарылся в песок. Извилистая низкая гряда вновь протянулась  под
дюнами.
   Звук раздался снова. Червь нырнул глубже,  отполз  и  повернул  назад
Сейчас о нем напоминало лишь шевеление песка и полоса между  дюнами  Пол
вышел из расщелины, наблюдая за тем, как эта полоса уходит в ту сторону,
откуда донесся звук нового тампера. Джессика тоже прислушалась. Внезапно
звук оборвался. Пол нащупал трубку в своем стилсьюте и сделал глоток во-
ды Джессика тупо следила за его движениями. Ее усталый, измученный  ужа-
сом разум отказывался что-либо воспринимать.
   - Он и в самом деле ушел? - шепотом спросила она.
   - Кто-то позвал его, - ответил Пол. - Наверно, Свободные.
   Она почувствовала себя немного лучше.
   - Он был такой огромный...
   - Меньше того, который проглотил наш топтер.
   - Ты уверен, что это были Свободные?
   - Они воспользовались тампером.
   - Зачем они помогают нам?
   - Может быть, они и не собирались помогать  нам.  Может,  они  просто
подзывали червя.
   - Зачем?
   Ответ лежал где-то на поверхности его  знания,  но  отказывался  сде-
латься ясным. В его сознании мелькнуло нечто, имеющее отношение к  лежа-
щим в их мешке палкам с крючками - хукам Создателя.
   - Зачем им было нужно подзывать червя? - снова спросила Джессика.
   Дыхание страха коснулось его разума, и он заставил  себя  отвернуться
от матери и посмотреть наверх, на вершину утеса.
   - Нам лучше всего подняться туда до  наступления  дня.  -  Он  указал
вниз. - Те дыры, которые мы видели на бегу... их там много.
   Она проследила за направлением его руки и увидела дыры - целая цепоч-
ка их виднелась от подножия утеса к нависшему над ними краю расщелины.
   - Они отмечают путь к вершине утеса, - сказал Пол.
   Он взвалил на спину мешок и начал карабкаться на утес.  Джессика  по-
дождала немного, восстанавливая ритм дыхания, и последовала за ним.
   Они карабкались наверх, следуя указующим лункам до тех пор, пока  ус-
туп не сузился, переходя в устье темной расщелины. Пол наклонил  голову,
заглядывая в ее мрак. Он чувствовал, как непрочна опора, но усилием воли
заставил себя не спешить. В расщелине он видел только темноту. Пол  вни-
мательно вслушивался, но слух его ловил только привычные  звуки:  шелест
песка, жужжание насекомого, топот какого-то маленького зверька. Он осто-
рожно зашел за выступ скалы и дал матери знак следовать за собой.  Схва-
тив ее за край плаща, он помог ей перебраться к нему.
   Они оказались в узком ущелье, образованном двумя выступами. В  слабом
свете звезд силуэт стоявшей рядом матери казался Полу серым пятном.
   - Если бы мы могли рискнуть и воспользоваться освещением, - прошептал
он.
   - У нас есть и другие чувства, помимо зрения, - возразила Джессика.
   Пол сделал шаг вперед, перенес тяжесть тела на  выставленную  ногу  и
нащупал какой-то выступ. Поставив на него ногу, он  обнаружил,  что  это
ступенька, и встал на нее - уже обеими ногами. Еще ступенька...
   - Они ведут до самого верха, - прошептал он.
   "Ступени небольшие и ровные, - подумала Джессика. - Они, вне  всякого
сомнения, сделаны человеком".
   Копируя осторожные движения Пола, она  начала  подниматься.  Каменные
стены выступов сузились настолько, что они едва не задевали их  плечами.
Наконец они вышли на небольшую залитую лунным светом площадку.
   Пол выбрался на нее первым.
   - Какое чудное место! - прошептал он.
   Шедшая на один шаг позади него Джессика с молчаливым одобрением смот-
рела на открывшуюся перед ними картину. Несмотря на страшную  усталость,
на раздражение, испытываемое от зажимов  и  тесноты  стилсьюта,  красота
впадины подействовала на нее, заставив остановиться и залюбоваться ею.
   - Как в сказке! - прошептал Пол.
   Джессика кивнула.
   Перед ними был сад из растений пустыни, сад фантастически  прекрасный
при лунном освещении. Замыкающиеся кольцом стены казались темными  слева
и серебристыми в молочном свете луны - справа.
   - Должно быть, здесь живут Свободные, - сказал Пол.
   - Для того чтобы выжило такое количество  растений,  за  ними  должны
ухаживать люди, - согласилась Джессика.
   Она сделала глоток из трубки, и теплая, слегка отдающая кислотой жид-
кость смочила ей горло Когда она закрыла трубку, колпачок  заскрипел  от
налипших на него песчинок.
   Внимание Пола привлекло движение справа и снизу от них, ближе ко  дну
впадины Сквозь изгородь  кустов  он  увидел  силуэты  снующих  по  песку
зверьков.
   - Мыши! - прошептал он.
   Что-то камнем пронеслось мимо них и ринулось на мышей. Раздался  сла-
бый вскрик, хлопнули крылья, и большая серая  птица  поднялась  вверх  и
пролетела над впадиной, держа в когтях крошечное  серое  существо.  "Это
нам предупреждение", - подумала Джессика.
   Пол продолжал наблюдать за впадиной. Он втянул в себя воздух и ощутил
еле заметный запах шалфея. Теперь в низине стало так  тихо,  что,  каза-
лось, было слышно, как движется луна, задевая за кроны деревьев.
   - Нужно найти место, пригодное для установки тента, - сказал  Пол.  -
Завтра мы попытаемся найти Свободных, которые...
   - Многие незваные гости, попавшие сюда, жалели о том, что нашли  Сво-
бодных! - раздался низкий мужской голос. Он шел сверху и справа от  них.
Говоривший отчетливо произносил каждое слово.
   - Не пытайтесь бежать, - продолжал он, заметив сделанное Полом движе-
ние. - Если вы побежите, то лишь напрасно расплещете воду, заключенную в
ваших телах.
   "Им нужна наша вода", - подумала Джессика. Ее мускулы сразу же забыли
об усталости, придя в состояние максимальной готовности. Она точно опре-
делила место, откуда шел голос.
   Слева от них послышался другой голос:
   - Быстрее, Стил! Бери их воду, и продолжим наш путь.
   Время подернулось пленкой... Они были пленниками  Свободных,  которых
интересовала только вода, содержащаяся в их незащищенных телах.


   Именно религиозные догмы Свободных явились источником  того,  что  мы
называем Столпом Вселенной, их символы, проповеди  и  пророчества  живут
среди нас, поддерживаемые Квизара-Тафвидами, Они  оставили  нам  сгусток
мистики, чья истинная красота служит великолепным примером смешения ста-
ринных легенд с новыми учениями. Кто не слышал "Гимн Старика" и  не  был
им глубоко взволнован?
   Я пустился в путь по пустыне,
   Чей мираж трепещет, как дух,
   Ненасытный в славе, жадный до опасности.
   Я скитался вдоль горизонтов ал-Кулаба,
   Наблюдая за тем, как время
   В его поисках и в охоте за мною
   Оставляет отметины в горах
   И я видел стремительное приближение воробьев,
   Более алчных, чем охотящийся вол".
   Я слышал, как стая их возится в моих ветвях.
   И я попал в их клювы и когти!
   Принцесса Ирулэн.
   Пробуждение Арраки.

   Человек полз по гребню дюны - пылинка, пойманная в жаркие сети  полу-
денного солнца. На нем не было ничего, кроме  остатков  джабба-плаща,  и
тело его просвечивало сквозь дыры. Капюшон плаща был оторван, но человек
соорудил из обрывков однажды нечто вроде тюрбана. Из него торчали клочья
соломенных волос, а на лице - такого же цвета борода и густые брови. Под
синими, без белков глазами виднелись темные круги.
   Человек остановился на полпути к вершине дюны. Его спина, руки и ноги
были сбиты в кровь. На раны налипли комочки желто-серого песка.
   - Я Льет Кайнз, - сказал он хриплым голосом, обращаясь к пустому  го-
ризонту. - Я - планетолог Его величества; я - слуга этой земли.
   Он качнулся и упал на бок, на твердую  поверхность  овеянной  ветрами
дюны. Его пальцы слабо зашевелились, перебирая песок.
   "Я - слуга этой земли", - думал он. Он сознавал, что находится в  по-
лубессознательном состоянии, что ему следовало бы найти укрытие и  спря-
таться в нем.
   Но он чувствовал сладковатый эфирный запах приспайсовых масс, находя-
щихся где-то внизу, под песком. Он знал, какую  опасность  таит  в  себе
этот запах, указывающий на то, что газы, находят неся  внизу,  близки  к
тому, чтобы вырваться наружу. Нужно было немедленно уходить отсюда Но он
не мог уйти от воды.
   Его руки беспомощно заскребли по поверхности дюны. Солдаты Харконнена
оставили его здесь одного, без воды, считая, что если  его  не  поглотит
пустыня, то поглотит червь. Они посчитали это забавным - оставить его  в
живых, чтобы планета сама убила его.
   "Харконненам всегда было трудно убивать Свободных, - подумал он. - Мы
не так просто умираем. Я должен был уже умереть, но до последней  минуты
я останусь экологом".
   - Высшая задача экологии состоит в понимании последствий!
   Голос поразил его, потому что он узнал его. Того, кому  он  принадле-
жал, уже не было в живых - это был голос его отца, бывшего  планетологом
этой планеты до него.
   - Хорошенько запомни это, сын, - сказал отец, - тебе бы следовало по-
думать об этом еще до того, как ты взялся помочь сыну герцога.
   "У меня бред", - подумал Кайнз. Голос, казалось,  шел  справа.  Кайнз
повернул голову, задев лицом песок, и посмотрел в  ту  сторону:  ничего,
кроме изгибов дюн.
   - Чем больше жизни в системе, тем больше укромных  уголков  для  этой
жизни, - сказал отец.
   "Почему он бродит вокруг?" - спросил себя Кайнз.
   - Жизнь улучшает способность окружающей среды быть пригодной для жиз-
ни. Жизнь делает более доступным питательное вещество.
   "Почему он все время толкует об одном и том же?  Я  знал  это  тогда,
когда мне было девять лет".
   Грифы пустыни, пожиратели падали, кружили над ним. Кайнз увидел,  как
на руку ему легла тень, и заставил себя поднять голову.  Птицы  казались
размытыми пятнами в серебряно-голубом небе.
   - Мы - сторонники большинства. Вокруг пустых проблем точных кругов не
очертить. Планетология и убирает, и добавляет...
   "Что он пытаемся мне сказать?" - недоумевал Кайнз. Он снова упал  ще-
кой на горячий песок и почувствовал залах раскаленных камней. В каком-то
уголке его сознания вспыхнула мысль: надо мной вьются стервятники. Может
быть, кто-нибудь из моих Свободных увидит и придет мне на помощь.
   - Для работающего планетолога самым важным инструментом является  че-
ловеческое существо.
   "Он повторяет то, что говорил мне, когда я был ребенком",  -  подумал
Кайнз. Он начал ощущать озноб, но тот уголок его сознания,  который  еще
продолжал логически мыслить, сказал ему: солнце стоит  над  самой  твоей
головой, у тебя нет стилсьюта и тебе жарко. Его пальцы  слабо  царапнули
песок. "Они не оставили мне даже стилсьюта!"
   - Присутствие влаги в воздухе поможет приостановить  слишком  быстрое
испарение...
   Он попытался думать о влаге: никогда не видел он свободно текущей во-
ды... орошающей воды...
   - Наша первая цель на Арраки состоит в  создании  сенокосных  угодий.
Когда мы получив запертую в угодьях влагу, то продвинемся по пути к чер-
ным лесам...
   "Вечно читает не лекции, - подумал Кайнз. - Почему  он  не  замолчит?
Разве он не видит, что я умираю?"
   - Ты сейчас умрешь, если не уйдешь от тех пузырей газа, что образуют-
ся сейчас под тобой.
   Мысль о том, что под ним вода, была невыносимой. Он ясно  представлял
себе воду, скрытую в пористой скале Приспайсовые массы!
   Он вдохнул в себя воздух и почувствовал противный сладковатый  запах.
Теперь он ощущал себя гораздо сильнее, чем раньше.
   Кайнз поднялся на колени и услышал пронзительный  птичий  крик.  "Это
спайсовая пустыня. Свободные должны бывать здесь даже при солнечном све-
те. Они конечно же увидят птиц и придут узнать, в чем дело".
   - Движение по местности необходимо для живых существ. Кочевники испы-
тывают в нем необходимость. Сейчас же мы должны контролировать  эти  пе-
редвижения, приспосабливать их к нашей цели.
   - Заткнись, старик! - пробормотал Кайнз.
   - Мы должны делать на Арраки то, чего никогда  раньше  не  делали,  -
сказал отец. - Мы должны использовать человека, как конструктивную  эко-
логическую силу.
   - Заткнись! - рявкнул Кайнз.
   - Именно наг давления передвижения первыми дали нам ключ к установле-
нию связи между червями и спайсом.
   Червь, - подумал Кайнз во внезапном приливе надежды - Когда они  нач-
нут подниматься, придет червь. Создатель. Но как я  могу  взобраться  на
Большего Создателя без хуков?"
   Он почувствовал, как эти мысли истощили его последние силы. Вода  так
близко - всего лишь в ста, или около этого, метрах под ним; червь непре-
менно придет, но нет возможности выманить его и использовать.
   Кайнз снова распластался на песке,  возвращаясь  в  состояние  полной
прострации. Он чувствовал, как песок жжет его левую  щеку,  но  ощущение
это было чем-то внешним, отдаленным.
   - Арракинская среда воссоздает себя в эволюционных моделях, - говорил
отец. - Очень странно, что столь незначительное количество людей за  все
это время заинтересовалось тем, что почти  идеальное  азотно-кислородное
равновесие поддерживается здесь при отсутствии обширной растительности.
   - Прекрати, пожалуйста, читать мне лекции, отец, - прошептал Кайнз.
   Гриф опустился а песок рядом с его рукой. Кайнз увидел, как он сложил
крылья, наклонил голову и начал следить за ним. Он собрал всю свою энер-
гию и отогнал его. Птица отлетела в сторону, но продолжала наблюдать.
   - Раньше человек и его деятельность были болезнью на теле планеты,  -
сказал отец. - Природа склонна к компенсации этих болезней.
   Гриф наклонил голову и расправил крылья. Он сосредоточил свое  внима-
ние на откинутой руке человека. Кайнз обнаружил, что у него  нет  больше
сил, чтобы отпугнуть птицу.
   - Историческая система взаимных грабежей и вымогательств  остановится
здесь, на Арраки. Нельзя с годами преодолеть расхищение того, в чем нуж-
даешься, не принимая во внимание интересы тех, кто  придет  после  тебя.
Физические качества планеты зависят от отчетов по политике и  экономике.
Эти отчеты перед нами, и путь наш очевиден.
   "Он не может не читать лекций, - подумал Кайнз.  -  Лекции...  всегда
одни лекции".
   Гриф придвинулся ближе к руке, рассматривая распростертую плоть.
   - Арраки - одноурожайная планета. Один урожай в год. Он  поддерживает
правящий класс ее, в то время как массы людей -  полуроботы  -  питаются
отбросами. Наше внимание привлекают именно эти классы. Они  заключают  в
себе большую ценность, чем это можно предположить.
   - Я тебя не слушаю, - прошептал Кайнз "Кто-нибудь из  моих  Свободных
непременно должен быть поблизости. Они не могут не заметить вьющихся ча-
до мной птиц Они придут сюда хотя бы для  того,  чтобы  узнать,  нет  ли
здесь влаги, пригодной к использованию, - думал он.
   - Массы Арраки узнают о том, что мы хотим оросить эту землю.  Большая
их часть, конечно, получит лишь полу мистическое  представление  о  том,
сак мы намерены это сделать. Но пусть думают что угодно, лишь бы они ве-
рили нам.
   "Еще минута - и встану и скажу ему все, что я о нем думаю. Читает мне
лекцию, когда мне нужно просто помочь!"
   Птица приблизилась еще на два шага. Два других  грифа  опустились  на
песок поблизости первым.
   - Религия и закон должны быть для наших масс одним и тем же. Акт  не-
послушания должен быть признан грехом, влекущим за собой религиозное на-
казание. Такая система принесет двойную пользу, она  даст  нам  людей  и
послушных, и храбрых.
   "Где же эти массы, когда я в них больше всего  нуждаюсь?"  -  подумал
Кайнз. Он собрал все силы и замахнулся рукой на птицу. Она  отскочила  к
своим сородичам, и все они расправили крылья, готовые взлететь.
   - Мы планируем постоянное развитие естественной среды, - сказал отец.
- Жизнь планеты - обширная фабрика, где все взаимосвязано.  Изменения  в
организмах животных и растений будут вызваны  сначала  рядом  физических
факторов, которые мы создадим искусственно. Но когда их системы  устано-
вятся в равновесии, наша деятельность сведется к постоянному контролиро-
ванию их. Однако запомни: мы должны держать  под  контролем  только  три
процента энергии, чтобы не нарушить структуру наших самоподдерживающихся
систем.
   "Почему ты не помолчишь? - удивился Кайнз. - Вечно одно  и  то  же  -
когда я в тебе нуждаюсь, ты меня подводишь. Он хотел повернуть голову  и
посмотреть в ту сторону, откуда слышался голос отца, но мускулы  отказа-
лись повиноваться ему. Кайнз увидел, что гриф двинулся  вперед.  Он  все
ближе и ближе подходил к его руке, а его сородичи ждали в мнимом безраз-
личии. Вот гриф уже в одном скачке от его руки. Сознание  Кайнза  сдела-
лось вдруг глубоким и ясным. Он внезапно увидел  такую  возможность  для
Арраки, которой никогда не видел его отец. Мысль о возможности идти  от-
ныне другим путем наполнила его уверенностью.
   - Для твоего народа не может быть ничего ужаснее, чем попасть в  руки
Героя.
   "Читает мои мысли... ничего... пусть. Мои соображения были посланы во
все сьетчи. Этому ничто не могло помешать. Если  сын  герцога  жив,  они
найдут его и защитят. Они могут отказаться от его  матери,  но  мальчика
спасут!"
   Гриф придвинулся еще ближе. Он уже наклонил  было  голову,  но  вдруг
резко выпрямился, расправил крылья и с негодующим криком взмыл в воздух,
сопровождаемый своими соплеменниками.
   "Они пришли! - встрепенулся Кайнз. - Мои Свободные нашли меня!"
   Потом он услышал урчание песков. Каждый Свободный знал  этот  звук  и
мог отличить его от звуков, издаваемых червями. Где-то под ним  приспай-
совые массы впитали достаточное количество воды, и глубоко в песках  об-
разовались гигантские пузыри двуокиси углерода.
   Грифы, чьи планы были нарушены, кружили высоко вверху. Они знали, что
сейчас должно произойти. "Я - существо пустыни", - подумал Кайнз. Он по-
чувствовал, как пузырь поднимает его вверх,  лопается  и  пыльный  вихрь
поглощает его, увлекая в прохладную тьму. Когда эта планета убивала его,
Кайнз успел подумать, что отец и другие ученые ошибались: самыми  посто-
янными законами Вселенной остаются случай и ошибка.


   Пророчество и предвидение - как можно не подвергнуть их испытанию пе-
ред лицом вопросов, не нашедших ответа? Подумайте, насколько  действенно
предсказание "волновой формы"? И насколько пророк сам лепит будущее, или
же он видит ошибки и расхождения, линию слабости, которую он  может  от-
сечь своими словами или решениями, как алмаз отсекает часть стекла?
   Принцесса Ирулэн.
   Личные рассуждения о Муаддибе.

   - Возьми их воду! - сказал невидимый в темноте человек.
   Пол, подавляя страх, посмотрел на мать. Его наметанный глаз разглядел
ее готовность к борьбе.
   - Было бы жаль, если бы мы уничтожили вас без  подготовки,  -  сказал
голос, идущий сверху.
   "Это тот, который заговорил с нами первым, - подумала Джессика. -  Их
по крайней мере двое - один слева, другой справа от нас".
   - Сигноро хробоза сукарес хин манже ла пхагавас  дои  ме  камавас  на
беслас ле ле пал хробас!
   Это крикнул человек, находящийся справа от них, по ту сторону  впади-
ны.
   Полу эти слова показались тарабарщиной, но Джессика узнала этот язык.
Это был чакобза, один из древнейших охотничьих языков, и  человек  гово-
рил, что, возможно, это те самые люди, которых  они  ищут.  Во  внезапно
последовавшей за этим тишине показалась голубоватая  луна.  Сверху  и  с
обеих сторон послышались слабые звуки, в лунном свете задвигались силуэ-
ты множества фигур. "Целый отряд!" - эта мысль больно кольнула Пола.
   Высокий человек в пестром бурнусе подошел  к  Джессике.  Его  ротовая
заслонка была отодвинута, чтобы речь была более ясной, но лицо  и  глаза
прятались в тени капюшона.
   - Кто повстречался нам на нашей тропе - джинн или человек? -  спросил
он.
   Джессика уловила в его голосе нотки добродушия, что оставляло  слабую
надежду. Это был голос человека, привыкшего повелевать, - тот самый  го-
лос, что так напугал их, нарушив тишину ночи.
   - Я уверен, что это - люди, - ответил сам себе человек.
   Джессика скорее угадала нож, чем увидела. В какую-то долю секунды она
пожалела, что ни у нее, ни у Пола не было защитных полей.
   - Вы будете говорить? - спросил человек.
   Джессика постаралась вложить в интонации голоса и манеры поистине ко-
ролевскую надменность. Ее ответ был важен, но она еще недостаточно долго
слушала этого человека, чтобы быть полностью уверенной в  том,  что  она
точно зарегистрировала его культуру.
   - Кто выскочил на нас из темноты, подобно разбойникам? - сурово спро-
сила она.
   Резкий поворот головы в капюшоне выдал бурную реакцию, но человек тут
же овладел собой.
   Пол отодвинулся от матери, чтобы разделиться и оставить каждому ясное
поле действий. Голова в капюшоне повернулась на движение Пола, и в свете
луны мелькнуло его лицо. Джессика увидела  острый  нос,  один  блестящий
глаз - без белка! - густые нависшие брови и торчащие вверх усы.
   - Подающий надежды юнец, - сказал человек. - Если вы бежали  от  Хар-
конненов, то может быть, найдете убежище у нас. Так, что ли, малыш?
   В голове Пола молнией мелькнула мысль: "Трюк?" Решение надо было при-
нять немедленно.
   - Зачем вам надо принимать беглецов? - спросил он.
   - Ребенок, который думает и говорит как мужчина, - сказал высокий че-
ловек. - Что ж, на твой вопрос, мой юный друг, скажу тебе,  что  я  тот,
который не платит водную дань Харконненам. Вот почему я мог бы  спрятать
беглецов.
   "Он знает, кто мы, - подумал Пол. - По его тону слышно, что он что-то
скрывает".
   - Я - Стилгар, Свободный, - сказал высокий человек. - Может быть, это
развяжет тебе язык, мальчик?
   "Тот же самый голоса - подумал Пол, вспомнивший Совет и человека, ис-
кавшего тело своего убитого друга.
   - Я знаю тебя, Стилгар, - сказал Пол. - Я был в Совете вместе со сво-
им отцом, когда ты пришел за водой своего друга. Ты ушел с человеком мо-
его отца, Дунканом Айдахо, вы обменялись друзьями.
   - И Айдахо покинул нас, чтобы вернуться к своему герцогу.
   Джессика услышала в его голосе тень гнева и приготовилась  к  нападе-
нию. Голос, идущий со скалы над ними, сказал:
   - Мы теряем время, Стил.
   - Это - сын герцога! - рявкнул Стилгар. - Он  конечно  же  тот,  кого
Льет приказал нам найти.
   - Но это ребенок, Стил...
   - Герцог был Человеком, а этот парнишка в свои годы пользовался  там-
пером. Он проделал славный путь по тропе.
   И Джессика поняла, что она для него как бы не существует. Вынес ли он
уже ей приговор?
   - У нас нет времени на испытание! - запротестовал голос сверху.
   - И все же он может оказаться Лизаном ал-Гаибом, - сказал Стилгар.
   "Они ищут знак!" - подумала Джессика.
   - Но женщина... - сказал голос над ними.
   Джессика опять напряглась: в этом голосе была ее смерть.
   - Да, женщина, - сказал Стилгар, - и ее вода...
   - Ты знаешь закон, - прогремел голос со скалы. - Тот,  кто  не  может
жить в пустыне...
   - Спокойнее, - сказал Стилгар. - Времена меняются.
   - Так приказал Льет? - спросил голос.
   - Ты слышал голос силаго, Джемиз, - сказал Стилгар. - Почему  ты  да-
вишь на меня?
   И Джессика подумала: "Силаго! Знание языка открывало большие  возмож-
ности к пониманию. Силаго означало "летучая мышь",  маленькое  существо.
Они получили приказ спасти ее и Пола!"
   - Я просто напоминаю тебе твои обязанности, друг  Стилгар,  -  сказал
голос сверху.
   - Моя обязанность - думать о силе племени, - сказал  Стилгар.  -  Это
моя единственная обязанность. И я не нуждаюсь в том,  чтобы  мне  кто-то
напоминал об этом. Этот ребенок-мужчина интересует меня. У  него  напол-
ненная плоть, он жил там, где много воды. Он жил вдали от Отца солнца. У
него нет глаз ибада. И все же он не говорит и не делает ничего, что зас-
тавило бы думать о пеонах. И его отец тоже. Как это может быть?
   - Мы не можем стоять здесь всю ночь, - сказал тот, кто был наверху. -
Если патруль...
   - В последний раз приказываю тебе успокоиться, Джемиз!
   Человек, стоящий наверху, замолчал, но Джессика услышала, как он  на-
чал спускаться.
   - Голос силаго  предположил,  что  вы  можете  принести  нам  большую
пользу, - сказал Стилгар. -  Я  вижу  возможности,  заключенные  в  этом
мальчике-мужчине, он молод и может познавать. Но что можно сказать о те-
бе, женщина? - он пристально посмотрел на Джессику.
   "Теперь я отметила его голос и нервы, - подумала Джессика. - Я  могла
бы взять его под контроль Голосом, но он сильный человек. Что ж, посмот-
рим".
   - Я - мать этого мальчика, - сказала Джессика.  -  Сила,  которой  вы
восхищаетесь, отчасти результат того, чему я его научила.
   - Могущество женщины может быть беспредельным, -  сказал  Стилгар.  -
Таково оно у Преподобной матери. Ты - Преподобная мать?
   Отбросив в сторону все уловки, Джессика ответила:
   - Нет.
   - Ты изучила дороги пустыни?
   - Нет, но многие считают ценными мои знания.
   - У нас собственное суждение о ценности знаний, - сказал Стилгар.
   - Каждый человек имеет право на собственное суждение.
   - Хорошо, что ты видишь причину, - сказал Стилгар. - Мы не можем  за-
держиваться здесь и подвергать тебя испытанию, женщина. Ты понимаешь? Мы
не хотим, чтобы перед нами маячила твоя тень. Я возьму  мальчика-мужчину
- твоего сына, и он будет пользоваться моей поддержкой, найдет убежище в
моем племени. Но для тебя, женщина, я ничего не могу сделать. Это прави-
ло-истислах, применяемое в интересах большинства. Надеюсь, ты это  пони-
маешь?
   Пол сделал шаг вперед.
   - О чем это вы толкуете?
   Стилгар мельком взглянул на него и опять повернулся к Джессике.
   - Если ты с раннего детства не приучена к тому, чтобы жить здесь,  ты
можешь принести гибель целому поколению. Мы не можем таскать бесполезный
груз - это закон.
   Джессика начала с того, что упала на землю в притворном обмороке. Та-
кое поведение было вполне естественно для слабого пришельца  из  другого
мира, и именно эта естественность замедлила реакцию  противника.  Увидев
по положению его правого плеча, что он собирается вытащить  оружие,  она
проделала серию молниеносных движений. Поворот, резкий удар, вихрь  раз-
вевающихся плащей - и вот она уже у скалы, а высокий человек  беспомощно
лежит у ее ног.
   При первом движении матери Пол отступил на два шага. Когда она напала
на своего противника, он нырнул в тень. На его пути возник бородатый че-
ловек, мотнувшийся вперед с оружием в руке. Пол  вытянутой  рукой  нанес
ему удар ниже груди, отступил в сторону и ребром ладони  ударил  его  по
шее, молниеносно выхватив у него оружие.
   Оказавшись в тени, Пол полез по камням наверх, засунув оружие за  по-
яс. Несмотря на незнакомую форму, он определил, что это пулевое  оружие.
Это объяснило ему, почему здесь не  пользуются  защитными  полями.  "Они
сконцентрируют все внимание на матери и на том парне. Она сможет  с  ним
справиться, я же должен достигнуть безопасного и удобного места,  откуда
смогу задержать их и дать ей время на побег".
   До него донеслись резкие звуки щелкающих затворов, и вокруг него зас-
вистели пули. Он скользнул за выступ скалы и оказался в естественном ук-
рытии - вертикальной трещине.  Он  начал  медленно  продвигаться  вверх,
скользя спиной по одной стене, а ногами по другой. До него донесся голос
Стилгара:
   - Назад, ты, вшивая голова! Если ты подойдешь ближе, она сломает  мне
шею!
   - Парень удрал, Стил! Что мы...
   - Конечно же удрал! Полегче, женщина!..
   - Вели им прекратить охоту на моего сына! - потребовала Джессика.
   - Они прекратили, женщина, видишь? Великие боги! Почему ты не  сказа-
ла, что ты - таинственная женщина-боец?
   - Вели своим людям отойти, - сказала Джессика. - Вели  им  всем  соб-
раться на дне впадины, так, чтобы я могла их  видеть...  и  можешь  быть
уверен, я знаю, сколько вас здесь.
   "Сейчас самый сложный момент, - подумала она. -  Но  я  надеюсь,  что
этот человек достаточно проницателен, и, значит, у нас есть шанс".
   Продолжая лезть наверх. Пол обнаружил уступ, на  котором  можно  было
сидеть, наблюдая за впадиной. До него Донесся голос Стилгара:
   - А если я откажусь? Что тогда?.. Уф!.. Прекрати, женщина! Теперь  мы
не причиним тебе вреда. Великие боги!  Если  ты  смогла  сделать  это  с
сильнейшим из нас, то ты стоишь в десять раз больше, чем твоя вода!
   "Теперь испытание разума", - подумала Джессика. Она сказала:
   - Ты спрашивал о Лизане ал-Гаибд...
   - Ты можешь быть человеком из легенды, - сказал он. - Но я  поверю  в
это только после испытания. Все, что я знаю сейчас, это то, что ты  поя-
вилась на Арраки вместе с этим глупым герцогом,  который...  ой-е-ей!...
Женщина! Если ты убьешь меня, я ничего не смогу для вас сделать! Он  был
честным и храбрым, но глупо было подставлять себя под кулак Харконненов.
   Джессика, помолчав, сказала:
   - У него не было выбора. Но не будем спорить об этом. А  лучше  скажи
своему человеку, который прячется за тем кустом, чтобы он  перестал  це-
литься в меня из своего оружия. Или я избавлю Вселенную от тебя, а потом
и от него.
   - Ты, там! - зарычал Стилгар. - Делай, как она говорит!
   - Но, Стил...
   - Делай, что она говорит, червелицый, плоскоголовый,  мерзкий  помет!
Делай, или я сам помогу ей тебя уничтожить! Неужели ты не  видишь,  чего
стоит эта женщина?!
   Человек, сидящий в кустах, опустил оружие.
   - Он повиновался, - сказал Стилгар.
   - А теперь, - сказала Джессика, - объясни хорошенько своим людям, что
я тебе нужна. Я не хочу, чтобы какой-нибудь горячий юнец допустил  ошиб-
ку.
   - Когда мы спускаемся в деревни и города,  мы  должны  скрывать  свое
происхождение, смешиваясь с пеонами  и  захваченным  народом,  -  сказал
Стилгар. - Мы не носим оружия, ибо криснож - священен. Но ты -  женщина,
у тебя сверхъестественные возможности в битве. У нас были только слухи и
много сомнений, но нельзя сомневаться в том, что видел собственными гла-
зами. Ты одержала верх над вооруженным Свободным - это  оружие,  которое
нельзя распознать.
   При последних словах Стилгара из низины послышался звук движения.
   - И если я соглашусь учить вас сверхъестественному способу?..
   - Ты будешь пользоваться моей поддержкой, как и твой сын.
   - Как мы можем быть уверенными, что все это правда?
   Голос Стилгара утратил мягкие интонации, и в  нем  послышались  нотки
гордости.
   - Да будет тебе известно, женщина, что мы здесь не носим бумаги и  не
подписываем контракты. Мы не даем по вечерам обещаний, которые нарушают-
ся с рассветом. Когда мы говорим что-то - это и есть контракт. Как пред-
водитель этих людей, я призываю их в свидетели. Учи нас этому  сверхъес-
тественному способу, и ты будешь пользоваться нашим уважением. Твоя вода
смешается с нашей.
   - Можешь ли ты говорить от имени всех Свободных?
   - Сейчас - да! Но от имени всех Свободных может говорить  только  мой
брат Льет. Я же обещаю вам только тайну. Мой народ не станет говорить  о
вас ни в одном другом сьетче. Харконнены силой вернули себе Дюну, и твой
герцог мертв. Прошел слух, что вы с сыном оба  погибли,  попав  в  бурю.
Охотник не ищет мертвых.
   Это - безопасность! - подумала Джессика. - Впрочем, у этих людей  хо-
рошо налажена связь, и они могут послать сообщение".
   - Как я понимаю, за нашу поимку назначена награда, - сказала она.
   Стилгар промолчал, и она почти физически ощутила рой мыслей в его го-
лове, чувствуя, как напряглись его мышцы под ее руками. Потом он сказал:
   - Я могу лишь повторить мое слово, которое связало все племя.  Теперь
мои люди знают вашу ценность для нас. Что могут предложить за  вас  Хар-
коннены? Нашу свободу? Ха! Ты же владеешь таква, а это дает нам  больше,
чем весь спайс в кладовых Харконненов!
   - Тогда я научу вас этому способу драки, -  сказала  Джессика  и  по-
чувствовала в своих словах вложенную в них ритуальную силу.
   - Теперь ты отпустишь меня?
   - Так и быть! - сказала Джессика.
   Она отпустила его и отошла в сторону, чтобы видеть всех находящихся в
низине. "Это тест-машад, - подумала она. - Пол должен получить эти  зна-
ния даже ценой моей смерти".
   В напряженном молчании Пол подался вперед, чтобы  лучше  видеть  свою
мать. Шевельнувшись, он услышал чье-то прерывистое дыхание над  собой  и
увидел тень, едва различимую в свете звезд. Снизу послышался голос Стил-
гара: Эй ты, там, наверху! Прекрати охоту за мальчиком  -  ом  спустится
сам.
   Голос юноши или девушки ответил:
   - Но, Стил, ему не разрешается быть далеко от...
   - Я сказал, оставь его там, где он есть, Чани! Ящерицын помет!
   Человек, находившийся над Полом у тихонько выругался:
   - Сам ты ящерицы и помет!
   Но все же тень исчезла.
   Пол снова перенес внимание на впадину и различил внизу тень Стилгара.
   - Идите все сюда! - позвал Стилгар. Он повернулся к Джессике: - А те-
перь я спрошу тебя: как мы можем быть уверены в том,  что  вы  выполните
свою часть сделки? Это вы жили с бумагами, пустыми контрактами...
   - Мы, Бене Гессерит, нарушаем свои клятвы не чаще, чем вы.
   После долгого молчания раздался шепот:
   - Ведьма Бене Гессерит!
   Пол выхватил из-за пояса оружие и направил его на  Стилгара,  но  тот
продолжал стоять и смотреть на Джессику.
   - Это - легенда! - сказал кто-то.
   - Говорят, что Шадоут Мапес давала о тебе такой отчет, - сказал Стил-
гар. - Но такие важные вещи надо проверить. Если ты - Боне Гессерит, чей
сын поведет нас в рай... - Он пожал плечами.
   Джессика вздохнула, думая: "Итак, наша Защитная  миссионерия  посеяла
семена религии даже в этой адовой дыре. Что ж... Они нам помогут, а  это
самое главное".
   Она сказала:
   - Я знаю, что праведница, принесшая вам эту легенду, сделала это  под
влиянием карама и ийаз, чуда и пророчества. Хотите увидеть знак?
   В свете луны было видно, как напряглось его лицо.
   - Мы не можем терять время на ритуал, - прошептал он.
   Джессика вспомнила карту, которую показывал ей Кайнз, объясняя лучший
путь для побега. Казалось, это было так давно! Там было обозначено  одно
место с названием сьетч Табр над ним и пометкой рядом: "Стилгар".
   - Возможно, когда мы придем в сьетч Табр... - проговорила она.
   Эти слова потрясли его, как откровение, и Джессика подумала: "Если бы
только он знал, к каким фокусам мы иногда прибегаем!  Должно  быть,  она
хорошо поработала, эта Бене Гессерит из Защитной миссионерии.  Эти  Сво-
бодные великолепно подготовлены к тому, чтобы в нас поверить".
   Стилгар шевельнулся.
   - Нам надо уходить.
   Она кивнула, давая понять, что они уходят с ее разрешения. Он посмот-
рел наверх, на то самое место, где прятался Пол.
   - Эй, паренек, ты можешь спуститься! - Он снова посмотрел на Джессику
и извиняющимся тоном сказал: - Твой сын слишком заметно поднимался.  Ему
предстоит многое узнать, чтобы не подвергать нас всех опасности.
   Несомненно, мы можем многому научить друг друга.  А  пока  вам  нужно
посмотреть, что стало с одним из ваших людей, который лежит вон там. Мой
сын несколько неосторожно разоружил его.
   Стилгар круто обернулся, так что его капюшон упал ему на спину.
   - Где?
   - Вон за теми кустами, - указала она.
   Стилгар кивнул двоим Свободным, которые сразу отошли. Тогда Стил вни-
мательно оглядел своих людей и обнаружил, что исчез Джемиз. Он повернул-
ся к Джессике.
   - Даже твой мальчуган знает сверхъестественные способы.
   - И вы заметили, что мой сын не спустился вниз, как вы ему приказали,
- ответила Джессика.
   Двое людей, которых послал Стилгар, вернулись, поддерживая  третьего,
который шел между ними, шатаясь и спотыкаясь. Стилгар бросил на них ост-
рый взгляд и снова посмотрел на Джессику.
   - Сын слушается только тебя...
   - Можешь спускаться. Пол, - сказала Джессика.
   Пол встал во весь рост, сразу сделавшись видным в лунном свете, и су-
нул оружие Свободного за пояс. Когда он повернулся, из-за ближнего камня
снова возникла фигура. Пол видел маленького человечка в лице  Свободных.
Из складок одежды торчало оружие, направленное на Пола.
   - Я - Чани, дочь Льета.
   Голос был веселым, полным сдерживаемого смеха.
   - Будь моя воля, я бы не позволила причинить вред моим друзьям.
   Человек, стоящий перед ним, повернулся, и свет луны упал на его лицо.
Пол увидел миниатюрное личико и темные  провалы  глаз.  Знакомые  черты,
повторяющие многочисленные сновидения Пола, настолько поразили его,  что
он застыл на месте. Он вспомнил сердитую запальчивость, с которой однаж-
ды описал это лицо из своих ночных грез, сказав при этом Преподобной ма-
тери: "Я ее встречу!" И вот она стоит перед ним, но ситуация  совершенно
иная, чем в тех сновидениях.
   - Ты производил столько шума - прямо как Шаи-Хулуд, когда он гневает-
ся, - сказала она. - И ты выбрал самый  трудный  путь  для  того,  чтобы
взобраться сюда. Иди за мной, я покажу тебе самый легкий путь.
   - Он выбрался из расщелины и, следуя за ее развевающимся плащом,  на-
чал спускаться вниз. Она бежала, как газель,  порхая  над  камнями.  Пол
чувствовал, как горят его щеки, и радовался, что в темноте этого не вид-
но. "Эта девушка! Она - как прикосновение судьбы!" Ему казалось, что го-
рячая волна приподняла его и неудержимо несет вперед.
   Теперь они стояли на дне впадины, среди Свободных. Джессика криво ус-
мехнулась и обратилась к Стилгару:
   - Это будет хороший обмен знаниями. Надеюсь, твои люди  не  гневается
на нас за то, что мы были вынуждены прибегнуть к насилию: вы были близки
к тому, чтобы совершить ошибку.
   - Умение спасать от ошибок - дар небес, - сказал Стилгар.  Он  дотро-
нулся до губ левой рукой, а правой взял оружие из-за пояса Пола и протя-
нул товарищу. - Свои собственный пистолет получишь, парень, когда заслу-
жишь его.
   Пол начал было говорить, но заколебался,  вспомнив,  чему  учила  его
мать: "Самое трудное - это начало".
   - У моего сына имеется все необходимое ему оружие, - сказала  Джесси-
ка. Она пристально посмотрела на Стилгара, вынуждая его подумать о  том,
как Пол приобрел этот пистолет.
   Стилгар посмотрел на человека, над которым Пол одержал победу. Джемиз
стоял в стороне, опустив голову и тяжело дыша.
   - Ты - не простая женщина, - сказал Стилгар. Он протянул руку и щелк-
нул пальцами. - Кушти бакка те.
   "Опять чакобза", - подумала Джессика.
   Один из его людей передал ему два квадратных куска  материи.  Стилгар
провел по ним пальцами и повязал один из них на шею Джессике, а другой -
на шею Полу.
   - Теперь вы будете носить платок бакка, - сказал он. - Если нам  при-
дется разделиться, то вас узнают как принадлежащих к сьетчу Стилгара. Об
оружии поговорим в другой раз.
   Он прошел вдоль шеренги своих людей, изучая выражение их лиц. Наконец
он отдал мешок Пола одному из них, чтобы тот нее его.
   "Бакка, - подумала Джессика, узнав религиозный термин. - Бакка  озна-
чает плакальщик". Она чувствовала, что символическое значение  платка  -
это то, что объединяет этих людей.
   Стилгар подошел к молодой девушке, которая привела Пола в такое заме-
шательство, и сказал:
   - Чани, возьми этого ребенка-мужчину под свою опеку. Береги его.
   Чани тронула Пола за руку.
   - Идем, ребенок-мужчина!
   Пол, стараясь подавить гнев, сказал:
   - Мое имя - Пол. Очень хорошо, что вы...
   - Мы дадим тебе новое имя, мужчина, - сказал Стилгар. - Во имя  испы-
тания разума.
   "Испытание разума", - подумала  Джессика.  Внезапно  желание  сделать
влияние Пола неоспоримым возобладало над всем остальным, и она крикнула:
   - Мой сын прошел испытание Гомом Джаббаром!
   По наступившей вслед за этими словами тишине она поняла, что поразила
их в самое сердце.
   - Мы еще многого не знаем друг о друге, - сказал Стилгар. - Однако мы
не можем больше ждать. Дневное солнце не должно застать нас на  открытом
месте. - Он подошел к человеку, над которым Пол одержал победу, и  спро-
сил его: - Джемиз, ты можешь идти?
   Тот недовольно пробормотал:
   - Меня удивляет, как он это сделал. Конечно, я могу идти.
   - Только без происшествий! - сказал Стилгар. - Джемиз,  ты  вместе  с
Чани отвечаешь за безопасность этого юноши. Он и его мать пользуются мо-
им покровительством.
   Джессика пристально посмотрела на Джемиза. Это он возражал Стилгару в
начале их встречи, это его голос был напоен смертью. И Стилгар, по-види-
мому, хотел заставить Джемиза подчиниться себе.
   Стилгар внимательно оглядел своих людей и позвал двоих:
   - Ларус и Феррух, вы будете заметать наши следы. Следите за тем, что-
бы не осталось ни малейшего знака. Сейчас особый случай: с нами два  че-
ловека, которые не прошли обучения. - Он высвободил руку и указал вдаль,
за впадину. - Идите небольшими группами,  с  укрепленными  флангами.  Мы
должны быть у Пещерного хребта до рассвета.
   Джессика встала за Стилгаром, считая людей. Свободных было более  со-
рока. Вместе с ней и Полом их стало сорок два. Она подумала: "Они перед-
вигаются, как военный отряд, и даже девушка".
   Пол встал рядом с Чани. В нем шевельнулось неприятное чувство, что он
вроде бы пойман этой девушкой.
   - Смотри, куда ты идешь, - прошептала Чани. - Не  задевай  за  кусты,
если не хочешь нас выдать.
   Пол понимающе кивнул.
   Местом их назначения был сьетч Табр - место встречи в момент опаснос-
ти.
   - Мы хорошо идем, - сказал Стилгар. - Если Шаи-Хулуд поможет нам,  мы
достигнем Пещерного хребта еще до рассвета.
   Джессика кивнула, сосредоточив внимание на своей  силе,  но  чувствуя
внутри себя усталость. "Все они, - подумала она, - вся их культура  раз-
вивается на основе военных порядков. Каким бесценным даром было это  для
отверженного герцога!"


   Свободные были непревзойденными в том качестве, которое древние назы-
вали "спаннансбоген" - самообманывающее растяжение расстояния от  желае-
мого до момента его получения.
   Принцесса Ирулэн.
   Мудрость Муаддиба,

   Они достигли Пещерного хребта перед самым рассветом,  и,  продвигаясь
теперь по выступу ущелья, такому узкому, что идти приходилось боком,
   Джессика поняла, что Стилгар послал вперед связных - она увидела их в
тот момент, когда они начали взбираться вверх по склону.
   Пол на ходу поднял голову и увидел, что люди карабкаются к тому  мес-
ту, где на фоне серо-синего неба темнела узкая расщелина. Чани, подгоняя
его, дернула за плащ:
   - Быстрее, уже светает!
   - Куда направляются эти люди, что карабкаются вслед за нами? -  шепо-
том спросил Пол.
   - Начинается день, торопись!
   "Охрана остается снаружи, - подумал Пол. - Мудро. Но еще разумнее бы-
ло бы подойти к этому месту отдельными группами".  На  этом  он  прервал
свои размышления и вспомнил страх, с которым его отец говорил, что Атри-
десы могут стать партизанским Домом.
   - Быстрее, - прошептала Чани.
   Пол ускорил шаги, слыша шорох плащей за  спиной.  Отряд  завернул  за
угол, где проход стал шире. Стилгар отступил в сторону, давая всем прой-
ти в низкий проем.
   - Быстро! - прошипел он. - Если патруль схватит нас здесь, мы  уподо-
бимся кроликам в клетке тигра.
   Пол вступил в отверстие, сопровождаемый Чани. Он  очутился  в  подзе-
мелье, освещенном нежным сероватым светом, льющимся откуда-то сверху.
   - Ты можешь теперь выпрямиться, - сказала она.
   Он повиновался, внимательно изучая место: глубокое и широкое,  с  по-
толком чуть выше человеческого роста, вогнутом наподобие купола. Из тем-
ноты возникли силуэты членов отряда. Его мать подошла к  нему  и  встала
рядом, изучая своих спутников. Он заметил, как она отличается от Свобод-
ных, несмотря на одинаковое одеяние. Разница заключалась в манере ходьбы
- в ее походке было столько силы и грации!
   - Найди себе место в сторонке, ребенок-мужчина, - сказала Чани. - От-
дохни и поешь, - она вложила в его руку два  тонких,  склеенных  друг  с
другом кусочка, издающих запах спайса.
   Стилгар остановился за спиной Джессики и приказал группе людей, стоя-
щих слева:
   - Закройте проход и проверьте влагоуловитель. - Он обернулся к другим
Свободным. - Лемил, займись глоуглобами.
   Он взял Джессику за руку.
   - Я хочу тебе кое-что показать, таинственная женщина. - Он  повел  ее
за изгиб скалы, к месту источника света.
   Джессика обнаружила, что смотрит в широкую щель  другого  подземелья,
находящегося высоко на утесе, так что из него открывается вид на  другую
впадину, защищенную стенами утесов. Кое-где виднелись отдельные  группки
растительности.
   Пока она смотрела на залитую серым предрассветным светом впадину, над
дальними вершинами поднялось солнце и залило бледно-желтым светом  скалы
и песок. Она отметила, с какой стремительностью  встает  над  горизонтом
солнце Арраки.
   "Это из-за того, - подумала она, - что мы хотели  бы  его  задержать.
Ночь безопаснее дня". Потом ею вдруг овладело безумное  желание  увидеть
радугу. "Я должна сдерживать подобные желания, - подумала она. -  Они  -
проявление слабости, и я не могу больше позволять себе это".
   Стилгар тронул ее за рукав и указал на низину:
   - Там ты увидишь истинных друзей!
   Она посмотрела в указанном направлении и увидела там движение: люди в
низине разбегались от дневного света, прячась  в  тени  противоположного
хребта. Она достала из плаща бинокль и настроила его на нужное  расстоя-
ние.
   - Это наш дом, - сказал Стилгар. - Мы будем там к ночи. - Он  теребил
свои усы. - Мои люди допоздна занимаются работой...  Это  означает,  что
поблизости нет патрулей. Позже я дам им знак, и они приготовятся к наше-
му прибытию.
   - Ваши люди приучены к дисциплине, - заметила Джессика. Она  опустила
бинокль и заметила, что Стилгар смотрит на нее.
   - Они повинуются закону сохранения племени, - сказал он. - И вождя мы
выбираем, тоже следуя этому закону. Вождь - это самый сильный, тот,  кто
приносит воду и безопасность. - Он посмотрел ей прямо в лицо.
   Она, в свою очередь, пристально посмотрела на  него,  отметив  синеву
его глаз, круги под глазами, пыльную бороду и усы, линию трубки, отходя-
щую от ноздрей и убегающую под стилсьют.
   - Поставила ли я под сомнение твое мужество, испытывая тебя? -  спро-
сила она.
   - Ты не вызывала меня.
   - Важно, чтобы вождь пользовался уважением отряда.
   - Я могу справиться с любым песчаным червем. Раз ты превосходишь  ме-
ня, значит превосходишь любого из нас. Сейчас они надеются  поучиться  у
тебя сверхъестественному способу драки, а некоторые с любопытством ждут,
бросишь ли ты мне вызов.
   Она почувствовала, что на нее ложится бремя осложнений.
   - Чтобы одержать победу в битве над тобой по всем правилам?
   Он кивнул:
   - Да, но я не советую тебе делать это, потому что они  не  пойдут  за
тобой. Ты - не из песков, они поняли это во время ночного перехода.
   - Практичные люди.
   - Верно, - он посмотрел в сторону низины. - Мы знаем свои  нужды.  Но
теперь, когда мы так близко от дома, мысли их не глубоки. Мы очень долго
отсутствовали, доставляя нашу долю спайса к независимым  торговым  судам
этого треклятого Союза... чтоб их лица навсегда почернели!
   Джессика снова обернулась к нему.
   - Союзу? Что общего имеет Союз с вашим спайсом?
   - Это приказ Льета. Мы знаем причину, но нам это неприятно.  Мы  даем
взятку Союзу чудовищным количеством  спайса,  чтобы  нас  не  беспокоили
спутники и никто не мог шпионить за нами с целью узнать, что мы делаем с
ликом Арраки.
   Она взвешивала слова, помня, что Пол говорил, что должна  быть  связь
между Союзом и арракинцами.
   - И что же вы делаете с ликом Арраки такого, что не должны знать?
   - Мы изменяем его... медленно, но верно.  Мы  хотим  сделать  планету
пригодной для жизни. - Он посмотрел в  сторону  пустыни  затуманившимися
глазами. - Открытая вода, высокие деревья, люди, которые  смогут  ходить
без стилсьютов... Такое время придет!
   "Так вот какова мечта Льета", - подумала она и сказала:
   - Взятки - это большая опасность. Они могут расти.
   - Они и так растут, - сказал он. - Однако медленный путь - самый  бе-
зопасный.
   Джессика посмотрела в сторону пустыни, пытаясь представить ее  такой,
какой ее видел Стилгар в своем воображении. Но она увидела только изжел-
та серые дюны и какое-то неясное движение над скалами.
   Вначале она подумала, что это машина патруля, потом поняла, что видит
мираж - незнакомый ландшафт с песком, покрытым растительностью, а в  се-
редине его - длинный червь, путешествующий  по  поверхности  с  фигуркой
Свободного на спине. Мираж исчез.
   - Было бы гораздо лучше поехать на нем, - сказал Стилгар. - Но мы  не
можем пустить червя - Создателя - в долину. Так что сегодня ночью  снова
придется идти пешком.
   Она поняла, что видела в мираже Свободного,  путешестчвующего  верхом
на гиганском черве. Ей пришлось взять свои чувства под строжайший  конт-
роль, чтобы не выдать своего замешательства.
   - Нам пора возвращаться, сказал Стилгар. - А то мои люди  станут  по-
дозревать, что я тут с тобой развлекаюсь. Многие и так уже завидуют  то-
му, что я касался руками твоих прелестей во время нашей схватки в  доли-
не.
   - Хватит об этом! - оборвала его Джессика.
   - Не обижайся на это, - сказал Стилгар, и в его тоне проскользнул хо-
лодок. - У нас женщин не берут против их воли... - Он пожал  плечами.  -
Но с тобой и это правило лишнее.
   - Не забывай, что я была женщиной герцога, - сказала она  уже  спкой-
нее.
   - Как пожелаешь... Пора закрывать это отверстие. Сегодня люди нуждаю-
тся в отдыхе. Завтра у них будет трудный день.
   Оба замолчали. Джессика смотрела на солнечный свет. Она уловила в го-
лосе Стилгара невысказанное предложение других тношений,  нежели  просто
расположение с его стороны. Нужна ли ему жена? Она сознавала, что  может
перешагнуть эту грань с ним. Это был один  из  способов  положить  конец
спору об авторитете Стилгара в племени - женщина поделит свой  авторитет
с мужчиной.
   Но что тогда будет с Полом? Кто знает, какие здесь семейные устои?  И
что будет с ее еще не рожденной дочерью, с  дочерью  покойного  герцога?
Она полностью сконцентрировалась на своем будущем ребенке и  рассмотрела
причины, по которым разрешила себе зачатие. Она понимала суть происходя-
щего - она уподобилась тем, кому угрожает смерть, и кто,  желая  достичь
бессмертия, делает это посредством зачатия новой жизни. Инстинкт продол-
жения рода трудно преодолеть.
   Джессика посмотрела на Стилгара и увидела, что тот изучает ее и ждет.
"Дочь, рожденная от женщины, вступившей в брак с таким человеком...  что
ждет ее?" - спросила она себя.
   Стилгар прочистил горло и вдруг обнаружил, что понимает некоторые мы-
сли, вопросы, которые она себе задает.
   - Для вождя важнее всего то, что делает его вождем. Это нужды народа.
Если ты научишь меня твоей силе, придет время, когда один из нас изменит
другого. Я предпочел бы этот путь.
   - А есть и другие пути? - спросила она.
   - Наша Преподобная мать, Сайадина, уже стара...
   "Их Преподобная мать стара!"
   Прежде, чем она осознала эти слова, он сказал:
   - Я не обязательно хочу предлагать себя, как мужчину.  Ты  жеданна  и
прекрасна, но если бы ты стала одной из моих женщин, то некоторые  моло-
дые мужчины начали бы думать, что я слишком много думаю об удовольствиях
плоти и слишком мало забочусь о племени. Даже сейчас они слушают и  наб-
людают за нами.
   "Он из тех, кто взвешивает свои решения и думает о  последствиях",  -
пронеслось у нее в голове.
   - Среди молодых мужчин есть и такие, которые достигли возраста дикого
духа, - сказал он. - И нужно им обеспечить этот преиод. Я не должен  да-
вать им повод сомневаться во мне, потому что тогда  среди  них  окажутся
покалеченные и убитые. Такое решение - не лучший выбор для  вождя,  если
есть возможность предпочесть лучший. Ведь вождь - это тот, кто  отличает
толпу от собрания людей.
   Его слова, глубина его знаний, тот факт, что он обращается не  только
к ней, но и к тем, кто слушает его тайно, заставил ее взглянуть на  него
по-другому. "Он, несомненно, фигура! - подумала она. - Где  он  научился
сохранять такое внутреннее достоинство?"
   - Закон, который требует нашей формы выбора вождя, - это  только  за-
кон. Но из этого вовсе не следует, что справедливость - то, что требует-
ся нашим людям. Что нам нужно сейчас, так это время для роста наших  сил
и распространения их на большую территорию.
   "Кто его предки? - подумала она. - Откуда пошло их  племя?"  А  вслух
она сказала:
   - Стилгар, я тебя недооценивала.
   - Каждый из нас, вероятно, недооценивал  другого.  Мне  бы  хотелось,
чтобы с этим было покончено и чтобы между  нами  установились  отношения
дружбы и доверия. Мне бы хотелось достичь того уважения, которое  возни-
кает без зова секса.
   - Я понимаю.
   - Ты доверяешь мне?
   - Я слышу искренность в твоем голосе.
   - У нас те, кто не является вождем по закону, занимают почетное  мес-
то. Они учат. Они сохраняют божественную силу здесь, - он коснулся своей
груди.
   "Я должна выведать у него тайну их Преподобной  матери",  -  подумала
она.
   - Ты говорил о вашей Преподобной матери... Я что-то слышала о легенде
и пророчестве, - сказала она.
   - Говорят, что школа Бене Гессерит и ее питомицы держат в своих руках
ключ к будущему.
   - Ты веришь, что я одна из них?
   Она наблюдала за выражением его лица и думала: "Нежные ростки доверия
так легко погубить!"
   - Мы этого не знаем.
   "Он - честный человек, - подумала она. - Он хочет  получить  от  меня
знак, но он не станет давать взятку судьбе и говорить мне об другом".
   Джессика обернулась и посмотрела на долину, окрашенную в золотые  то-
на. Внезапно она прониклась хитрым благоразумием.  Она  знала  лицемерие
Защитной миссионерии, знала, как приспосабливается техника легенды к ус-
ловиям, но она чувствовала здесь необычные изменения - как будто  кто-то
из Свободных извлекал из этого выгоду.
   Стилгар прочистил горло. Она почувствовала его нетерпение. Она  пони-
мала, что время идет и люди ждут, когда эта брешь будет закрыта. Для нее
настала пора смелого выступления, и она сознавала, что ей  нужно:  школа
правды, которая дала бы ей...
   - Адаб, - прошептала она.
   Ей показалось, что это слово заполнило все ее сознание. Она полностью
отдалась нахлынувшим чувствам, как бы пропуская это слово сквозь себя.
   - Ибн киртаиба, - сказала она. - Место, где  кончается  пыль.  -  Она
высвободила из-под плаща руку, видя, как округляются глаза Стилгара. Она
слышала в глубине пещеры шелест многих плащей.
   - Я вижу Свободного со священной книгой в руках, - заговорила она.  -
Он читает ал-Лат, взывая к солнцу, чтобы оно покарало врагов. Он  читает
Садус Триал: "Мои враги подобны тем поникшим былинкам, что стояли на пу-
ти бури. Неужели вы не видите деяний вашего Бога? Он наслал на  них  мор
за то, что они затеяли против нас недоброе. Их планы подобны отравленным
шарикам, от которых все отвращаются".
   Дрожь прошла по ее телу. Она уронила руку. Из глубины пещеры  донесся
шепот многих голосов:
   - Их дело потерпело поражение!
   - Огонь божий зажегся в моем сердце, - произнесла она.
   - Запылал божий костер, - пришел ответ.
   - Враги ждут, - сказала она.
   - Би-ла кайфа, - отозвались голоса людей.
   Во внезапно наступившей тишине Стилгар склонился перед ней.
   - Сайадина! - сказал он. - Если позволит  Шаи-Хулуд,  то  ты  сможешь
пройти внутрь и стать Преподобной матерью.
   Пол стоял рядом с Чани во внутренней пещере. Он  все  еще  чувствовал
вкус еды, которой накормила его Чани, - кусок птичьего мяса и лепешка  с
примесью спайсового меда. По вкусу он понял, что никогда  раньше  не  ел
такой еды с концентрированной спайсовой эссенцией, и  на  мгновение  по-
чувствовал страх. Он знал, что эта эссенция может привести к  спайсовому
изменению, которое толкнет его сознание к предвидению.
   - Би-ла кайфа, - прошептала Чани.
   Он смотрел на нее, видя благоговейный страх, с которым Свободные вни-
мали голосу его матери. Лишь человек,  которого  называли  Джемизом,  не
принимал в этом никакого участия и держался поодаль,  скрестив  руки  на
груди.
   - Дай якха хин манге, - прошептала Чани. - У меня два глаза,  у  меня
две ноги.
   Она не сводила с Пола изумленных глаз.
   Пол глубоко вздохнул, пытаясь унять в душе  бурю.  Слова  его  матери
оказались вовлеченными в ту работу, которую совершала  спайсовая  эссен-
ция, и теперь он чувствовал, как ее голос возвышался  и  опадал  в  нем,
словно тени огромного костра. И несмотря на все это, он чувствовал в ней
крайний цинизм - он так хорошо ее знал! Но ничто уже не могло остановить
в нем процесс, начатый кусочком пищи. Ужасное предназначение!
   И снова он почувствовал в себе расовое сознание, от которого  не  мог
убежать. В его мозгу возникла удивительная ясность, он наполнился  пото-
ком данных, несущих в себе холодную точность знания.
   Он опустился на пол, прислонился спиной к каменной  стене  и  целиком
отдался своим ощущениям. Знания хлынули в  те  временные  напластования,
которые позволяли ему видеть время, ветры будущего...
   Существовала опасность, он это чувствовал, перейти свои границы, и он
был вынужден сдерживать свои знания настоящего, чувствуя, как  расплыва-
ется угол познания.
   Предвидение, как он это себе представлял, было освещением  объединен-
ных пределов, которые его скрывали. Он видел временные связи внутри этой
пещеры, кипение сфокусированных возможностей.
   Видение заставляло его искать полной неподвижности. Бесчисленные вре-
менные линии разбегались от этой пещеры, и в  одной  из  них  он  увидел
собственное мертвое тело, воткнутый в него нож и кровь, льющуюся из  ра-
ны.


   Моему отцу, падишаху-императору, было семьдесят  два  года,  хотя  он
выглядел не старше, чем на 35 лет, когда он обрек на смерть герцога Лето
и отдал Арраки Харконненам. Он редко показывался на люди  одетым  иначе,
чем в форму сардукаров и в черный шлем с  имперским  головным  львом  на
кресте. Форма являлась открытым указанием на то, где лежал источник  его
силы. Но он не всегда был таким ужасным. Когда он хотел, он мог излучать
очарование и искренность, но в те последние дни  я  часто  задумывалась,
был ли он таким на самом деле, или только казался. Теперь я  думаю,  что
это был человек,  никогда  не  перестававший  сражаться,  дабы  избежать
прутьев невидимой клетки.
   Принцесса Ирулэн.
   В доме моего отца.

   Джессика проснулась в темноте подземелья, чувствуя движение Свободных
вокруг нее. Кисло пахло стилсьютами. Внутреннее чувство времени  подска-
зало ей, что скоро ночь, но пещера была погружена в темноту,  защищенная
от пустыни пластиковыми чехлами, что позволяло сохранить влагу их тел.
   Она осознала, что позволила себе расслабиться, признав тем самым, что
уверена в том, что со стороны людей Стилгара ей не грозит никакая  опас-
ность. Она повернулась в гамаке, сделанном  из  ее  собственного  плаща,
спустила ноги на пол и сунула их в башмаки. "Я должна узнать,  что  надо
делать, чтобы во время ходьбы движения тела помогали  движениям  ног,  -
подумала она. - Как много всего нужно запомнить!"
   Она все еще чувствовала во рту вкус утренней еды, и ей пришло на  ум,
что время здесь использовалось в перевернутом виде: ночь была  наполнена
деятельностью, а день - время отдыха.
   Она отцепила свой стилсьют от крюков в нише скалы, повозилась с ним в
темноте, пока не нашла, где низ, а где верх, и скользнула в  него.  "Как
же передать сообщение Бене Гессерит? - раздумывала она. -  Следовало  бы
сообщить о двух отклонениях в арракинском святилище".
   В глубине пещеры загорелись глоуглобы. Она видела движущиеся там  фи-
гуры людей, различила фигуру Пола, уже одетого, с откинутым на спину ка-
пюшоном, что позволяло ей видеть его  орлиный  профиль  Атридесов.  "Как
странно он вел себя перед тем, как они отправились на отдых! -  подумала
она. - Он был подобен человеку, вернувшемуся к жизни, но не  вполне  еще
осознавшему свое возвращение. Глаза его были полуприкрыты, и взгляд  был
устремлен в себя". Все это заставило ее вспомнить о  его  предупреждении
насчет спайсовой пищи.
   Какой эффект дает ее употребление? Помнится, он  говорил,  что  здесь
имеется какая-то связь с его способностью предвидения, но  он  молчал  о
том, что видел.
   Справа из тени вышел Стилгар и подошел к группе людей,  стоявших  под
глоуглобами. Она заметила, как он теребит свою бородку, каким по-кошачьи
вкрадчивым он выглядит. Внезапный страх током прошел по спине  Джессики,
чувства ее снова обострились, воспринимая напряжение в собравшихся  вок-
руг Пола людях - скупые движения, ритуальные позы.
   - Они пользуются моей поддержкой! - прогремел голос Стилгара.
   Джессика узнала человека, к которому обращался  Стилгар,  -  это  был
Джемиз! По неестественной напряженности плеч она догадалась, что  Джемиз
в гневе. "Джемиз сердится, что Пол одержал над  ним  верх",  -  подумала
она.
   - Ты знаешь закон, Стилгар? - спросил Джемиз.
   - Кто знает его лучше? - ответил Стилгар, и она услышала в его голосе
умиротворяющие нотки, попытку что-то смягчить.
   - Я выбираю единоборство, - проворчал Джемиз.
   Джессика подошла к Стилгару и схватила его за руку.
   - Джемиз требует своей доли в проверке легенды, - сказал  Стилгар.  -
Это закон амтал.
   - Она должна быть защищена, и если ее защитник побеждает, тогда это -
правда, - сказал Джемиз. - Но... - Он оглядел напряженные лица людей.  -
Ей не понадобится защитник из Свободных, а это означает, что она  приве-
дет защитника с собой.
   "Он говорит о битве с Полом один на один", - подумала  Джессика.  Она
убрала руку с руки Стилгара и шагнула вперед.
   - Я всегда защищаю себя сама, - сказала она.  -  Значение  этих  слов
можно понять, если...
   - Ты не должен говорить о своих путях! - воскликнул Стилгар. - Не го-
вори о них, пока я не получу новых доказательств!
   - Стилгар мог рассказать тебе утром, то, что можно  сказать.  Он  мог
полностью изменить ход твоих мыслей, чтобы ты, как птица, повторила  его
слова нам, надеясь посеять ложь среди нас! - сказал Джемиз, злобно глядя
на Джессику.
   "Я могу с ним справиться, но при их интерпретации легенды  это  могло
бы привести их к столкновению", - подумала Джессика. И снова она  удиви-
лась тому, какие причудливые всходы дали семена, посеянные здесь Миссио-
нерией.
   Стилгар посмотрел на Джессику и тихо, но так, чтобы все слышали, ска-
зал:
   - Джемиз - тот, кто несет в себе злобу, сайадина.  Твой  сын  одержал
над ним верх и...
   - Это была случайность! - проревел Джемиз. - В долине Туоно  действо-
вали чары колдуньи!
   - ...и я сам одержал над ним верх, - продолжал Стилгар. - Он  жаждет,
чтобы вызов обратился и на меня. В  Джемизе  слишком  много  жестокости,
чтобы из него когда-нибудь вышел хороший вождь. Свой язык он отдает  за-
конам, а сердце - ненависти. Нет, из  него  никогда  не  выйдет  хороший
вождь. Я долго сдерживал его, потому что он полезен в битвах,  но  когда
он позволяет своему гневу взять над собой верх, он становится опасен.
   - Стилгар! - прохрипел Джемиз.
   И Джессика поняла, что делает Стилгар: он  пытается  переключить  его
злобу на себя, отвлечь внимание Джемиза от Пола.
   Стилгар посмотрел Джемизу прямо в лицо,  и  Джессика  снова  услышала
умиротворяющие нотки:
   - Джемиз, он ведь еще мальчик, он...
   - Ты сам назвал его мужчиной, - сказал Джемиз. -  Его  мать  говорит,
что он прошел испытание Гомом Джаббаром. Его полная  воды  плоть...  Те,
кто несли его мешок, говорят, что в нем литерьон воды.  Литерьон!  А  мы
наполняем наши пакеты, когда выпадает роса.
   Стилгар посмотрел на Джессику.
   - Это правда? В вашем мешке есть вода?
   - Да.
   - Литерьон?
   - Даже два литерьона.
   - И что вы собираетесь делать с этим богатством?
   Чувствуя холодок в его голосе, она покачала головой.
   - Там, где я родилась, вода падала с неба и бежала по земле  широкими
реками, - сказала она. - Там были океаны, такие огромные, что,  стоя  на
одном берегу, вы не увидели бы другого. Я не воспитывалась в законах ва-
шей водной дисциплины, я никогда раньше не думала о подобных вещах...
   Вздох вырвался из груди стоявших рядом людей:
   "Вода, падающая с неба, бегущая по земле..."
   - Разве ты не знаешь, что среди нас есть те, кто потерял  воду  из-за
несчастного случая и теперь будет томиться жаждой до нашего  возвращения
в Табр?
   - Как же я могла это знать? - Джессика покачала головой.  -  Если  им
нужно, дайте им воды из нашего мешка.
   - Ты так намеревалась распорядиться своим богатством?
   - Я намеревалась употребить его для спасения жизни людей.
   - Тогда мы принимаем твой дар, сайадина.
   - Ты не подкупишь нас водой, - проворчал Джемиз. - И тебе не  удастся
озлобить меня против тебя самого, Стилгар. Я вижу, ты  пытаешься  заста-
вить меня бросить вызов тебе, прежде чем я докажу свои слова.
   Стилгар посмотрел на Джемиза.
   - Ты решил драться с ребенком? - голос его был тихим, но полным  гне-
ва.
   - Она должна быть защищена!
   - Даже при том, что она пользуется моим расположением?
   - Я взываю к закону, - сказал Джемиз - Это мое право.
   Стилгар кивнул.
   - Тогда, если мальчик тебя не сразит, ты ответишь перед моим ножом. И
на этот раз я не отдерну клинка, как делал это раньше.
   - Ты не можешь так поступить, - сказала Джессика.  -  Ведь  Пол  сов-
сем...
   - Ты не должна вмешиваться, сайадина, - сказал Стилгар. - О, я  знаю,
что ты можешь победить меня, но ты не можешь победить всех. Это  необхо-
димо!
   Джессика смотрела на него, видя в зеленом свете глоуглобов  непоколе-
бимую твердость, застывшую на его лице. Она обернулась к Джемизу, прочи-
тала упрямство в его глазах и подумала: "Мне  следовало  бы  понять  это
раньше. Он из тех, кто не прощает. Он из молчаливых, из тех, кто  решает
все про себя. Мне следовало бы приготовиться".
   - Если ты причинишь вред моему сыну, - сказала она, -  тебе  придется
иметь дело со мной. Я вызываю тебя заранее. Я раздроблю тебя...
   - Мама, - Пол подошел к ней и потянул за рукав. - Может быть, если  я
объясню Джемизу, как...
   - Объясню?! - фыркнул Джемиз.
   Пол ничего не ответил, лишь молча посмотрел на него. Он не чувствовал
страха: Джемиз казался таким неуклюжим, и тогда, ночью, его удалось  так
легко обезоружить. Но Пол еще ощущал в атмосфере  присутствие  временных
связей, он еще помнил то пророческое видение, в котором лежал мертвым на
полу пещеры, пораженный ножом. И чтобы избежать этого, в жизни существо-
вало несколько путей.
   Стилгар сказал:
   - Сайадина, ты теперь должна отойти туда, где...
   - Перестань называть ее сайадиной! - сказал Джемиз. - Это  еще  нужно
доказать. Да, она знает молитву, ну и что? Ее знает у нас  каждый  ребе-
нок.
   "Он сказал достаточно, - подумала Джессика. -  У  меня  есть  к  нему
ключ. Я могла бы остановить его Голосом". Она колебалась. "Но остановить
их всех я не могу".
   - Ты мне за это ответишь, - сказала Джессика, изменив голос так, что-
бы интонация его была жалобной в начале фразы и твердой в ее конце.
   Джемиз молча смотрел на нее. Лицо его выражало явный испуг.
   - Я научу тебя страдать, - продолжала она тем же тоном.  -  Помни  об
этом, когда будешь драться. Ты узнаешь такое страдание, по  сравнению  с
которым воспоминания о Гоме Джаббаре  покажутся  тебе  счастливыми.  Все
твое существо будет корчиться от боли...
   - Она пытается меня околдовать! - задыхаясь,  проговорил  Джемиз.  Он
поднес к своему уху руку, сжатую в кулак. - Пусть на нее падет молчание!
   - Да будет так! - сказал Стилгар и бросил на Джессику  предостерегаю-
щий взгляд.
   - Если ты, сайадина, заговоришь, мы подумаем, что ты занимаешься кол-
довством, и ты за это поплатишься.
   Он знаком велел ей отойти.
   Джессика почувствовала, как чьи-то, далеко не дружеские руки отталки-
вают ее в сторону. Она увидела, что Пол отделен от нее толпой, что к не-
му склонилась Чани. Люди стали так, что в центре их оказалась  свободной
круглая площадка. Были принесены дополнительные  глоуглобы,  и  все  они
светили на полную мощность.
   Джемиз шагнул в круг, снял с себя плащ и кинул его кому-то  в  толпе.
Он оказался в плотном сером стилсьюте, запятнанном во многих местах.  На
мгновение он припал ртом к трубке, глотнул воды и тут же выпрямился. По-
том он освободился по частям от стилсьюта и, бережно передав его в  тол-
пу, застыл в ожидании с крисножом в руке. Теперь на  нем  осталась  лишь
набедренная повязка - плотная ткань, опоясывающая чресла.
   Джессика видела, что Чани помогает Полу: она сунула ему в руку нож, а
он взял его и примерился к его рукоятке. Она подумала, что  Пол  владеет
прана и бинду, нервными клетками, что  он  прошел  самую  сложную  школу
борьбы, что его учителями были такие люди, как Гурни Хэллек и Дункан Ай-
дахо, люди, ставшие легендой при жизни. Мальчику были известны  хитроум-
ные приемы Бене Гессерит, и выглядел он довольно уверенно.
   "Но ему только пятнадцать лет, - подумала Джессика. - И при  нем  нет
защитного поля. Я должна это прекратить!  Должен  же  быть  какой-нибудь
способ..." Она подняла голову и увидела, что Стилгар зорко наблюдает  за
ней.
   - Ты не сможешь это остановить, - сказал он.
   Она закрыла себе рот рукой: "Я посеяла страх в уме Джемиза... Если бы
только я могла молиться! Молиться по-настоящему..."
   Теперь и Пол стоял в кругу. В руке он держал криснож, ноги  его  были
босы. На уроках борьбы Айдахо не уставал предупреждать  его:  "Когда  ты
сомневаешься в поверхности, на которой стоишь, лучше всего драться боси-
ком".
   Он повторил про себя слова, которые успела ему шепнуть  Чани:  "После
того как Джемиз уклоняется от удара, он делает выпад вправо. Мы все зна-
ем эту его привычку. И он будет стараться ослепить тебя  блеском  своего
ножа, чтобы после этого ударить. Он умеет драться обеими  руками,  следи
за сменой рук".
   Но самым сильным ощущением Пола было ощущение инстинктивной  настрой-
ки, воссоздание того, что он постигал во время тренировок день за  днем,
час за часом.
   Память услужливо подсказала ему слова Гурни Хэллека: "Тот, кто хорошо
владеет ножом, должен знать возможности любой его  части:  и  острия,  и
лезвия, и щеки. Острие умеет и резать, лезвие может и колоть, щека может
поставить ловушку противнику".
   Пол посмотрел на криснож.
   Джемиз стал продвигаться по кругу - с тем чтобы встать напротив Пола.
Пол пригнулся, осознав, что он не защищен защитным полем, хотя был приу-
чен сражаться, окруженный его невидимой пеленой, с неуловимой  быстротой
реагировать на его изменения. Несмотря на постоянные предупреждения сво-
их учителей о том, что он не должен зависеть от влияния поля на скорость
атаки, ощущение присутствия поля, он это  знал,  вошло  в  его  плоть  и
кровь.
   Джемиз выкрикнул ритуальный клич:
   - Нож может ломать и крушить!
   "Тогда он затупится", - подумал Пол. Он успокаивал себя  тем,  что  у
Джемиза тоже нет защитного поля. Но он ведь и не был приучен им  пользо-
ваться.
   Пол пристально посмотрел на Джемиза. Его тело было похоже на  скелет,
обтянутый узловатой веревочкой. В свете глоуглобов его нож  отливал  мо-
лочно-желтым.
   Страх пронизал все естество Пола. Внезапно он почувствовал себя  оди-
ноким и голым в кольце чужих людей.  Предвидение  обогатило  его  знания
бесчисленными факторами, питаемыми сильнейшими токами будущего. Над  не-
определенным числом неизведанных путей висела смерть!
   На будущее может повлиять все, что угодно, размышлял он.  Кашель  ко-
го-то из наблюдающих, отвлечение внимания, изменения в  освещении...  "Я
боюсь", - сказал себе Пол.
   Он двинулся по кругу, навстречу Джемизу, медленно повторяя  про  себя
заклинание Бене Гессерит против страха:  "Страх  убивает  разум..."  Как
будто струя холодной воды обмыла его тело, и он почувствовал  готовность
к слаженным действиям мускулов.
   - Я окуну свой нож в твою кровь! - выкрикнул Джемиз. В середине  пос-
леднего слова он сделал выпад.
   Джессика видела это движение и едва  не  задохнулась  от  внутреннего
крика... Там, куда человек нанес удар, теперь была пустота. Пол же стоял
за спиной Джемиза, и эта спина перед ним представляла собой отличную ми-
шень.
   "Ну же, Пол, ну!" - мысленно выкрикнула Джессика.
   Движения Пола были четкими и красивыми,  но  замедленными.  Это  дало
Джемизу возможность обернуться и отскочить в сторону. Пол отдернул  руку
и низко пригнулся.
   - Сначала ты должен найти мою кровь!
   Джессика узнала в движениях сына ту медлительность, которую развивает
защитное поле, и с горечью подумала о том, какой двоякий смысл  несет  в
себе это поле.
   Реакция мальчика была реакцией юноши, а такой манеры  вести  бой  эти
люди никогда не видели. Его тактика была отработана для проникновения за
барьер. Поле слишком быстро отбрасывало удар, пропуская  лишь  медленное
маневрирование. Чтобы пробиться за поле, нужна была ловкость и самоконт-
роль.
   "Понимает ли это Пол?" - спросила она себя. -  Он  должен  это  пони-
мать..."
   И снова Джемиз, блестя угольно-черными глазами, ринулся в атаку. Тело
его в свете глоуглобов казалось желтым. И снова Пол увернулся, чтобы на-
нести удар. Слишком медленно...
   И снова...
   Каждый раз Пол опаздывал на какую-то долю секунды.
   И Джессика видела то, что, она надеялась, не увидел Джемиз.  Защитные
движения Пола были автоматически быстрыми, но каждый раз он совершал  их
под тем точным углом, который понадобился бы, если бы часть удара Джеми-
за должна была помочь отклонить защитное поле.
   - Твой сын что, играет с этим глупым беднягой? - спросил Стилгар.
   Прежде чем она успела ответить, он знаком велел ей молчать.
   - Прости, ты не должна говорить.
   Теперь обе фигуры крутились одна против другой.  Джемиз  держал  нож,
чуть выдвинув его вперед и вверх, так что кончик ножа казался  приподня-
тым. Пол пригнулся и держал нож направленным вниз. Джемиз снова  прыгнул
вперед, на этот раз точно туда, где стоял Пол.
   Вместо того, чтобы отпрянуть назад и в сторону, Пол отразил удар лез-
вием своего ножа. Потом мальчик отпрянул влево, мысленно благодаря  Чани
за предупреждение.
   Джемиз отступил на край круга, потирая руку, в которой держал нож. На
мгновение из пореза показалась кровь и тотчас же пропала. Глаза  Джемиза
были широко раскрыты и смотрели прямо перед собой, не мигая.  Два  исси-
ня-черных провала изучали Пола  с  появившейся  только  сейчас  осторож-
ностью.
   - Он ранен, - пробормотал Стилгар.
   Пол, пригнувшись и готовясь к новой атаке,  крикнул,  как  учили  его
учителя:
   - Будешь просить пощады?
   - Ха!
   В толпе возник сердитый ропот.
   - Тише! - крикнул Стилгар. - Парнишка не знает наших правил. - Потом,
повернувшись к Полу, он пояснил:
   - При тахадди пощады не бывает. Только смерть...
   Джессика видела: Пол содрогнулся. "Ему никогда не приходилось вот так
убивать человека... горячим от крови лезвием. Поднимется ли у  него  ру-
ка?" - думала она.
   Следуя движению противника, Пол повернулся вправо.  Предвидение  воз-
можного исхода вернулось к нему с прежней навязчивостью. Его новое  зна-
ние говорило ему, что для этой борьбы существовало слишком много возмож-
ностей, мгновенно сжимающихся  решений,  чтобы  впереди  открылся  некий
просвет.
   Вероятность накладывалась на вероятность, вот почему эта пещера лежа-
ла на его пути узловатым пятном, подобно  гигантскому  порогу  на  реке,
создающему многочисленные течения.
   - Кончай это, парень! - прошептал Стилгар. - Не нужно с ним играть.
   Пол двинулся дальше по кругу, полагаясь на свое чутье времени.
   Теперь Джемиз, казалось, начинал понимать, что  перед  ним  в  кольце
зрителей находится совсем не нежный пришелец из другого мира, не  легкая
мишень для крисножа.
   Джессика видела, как по его лицу пробежала мимолетная тень  отчаяния.
"Вот когда он стал опаснее всего, - подумала она. - Теперь  он  способен
на все. Он видит, что имеет дело не с ребенком, но с машиной, с  детства
настроенной на беспроигрышную драку. Теперь расцвел тот страх, который я
в нем посеяла".
   Она обнаружила, что в ней шевельнулось нечто вроде жалости к Джемизу.
Она подавила это чувство, памятуя об опасности, которая угрожала ее  сы-
ну.
   "Джемиз способен на все, на самое, невероятное", - сказала она  себе.
Она подумала, удалось ли Полу схватить видение будущего, и если  да,  то
использует ли он свои знания. Она не переставала отмечать каждое  движе-
ние сына, видела каждую каплю пота на его лице, замечала  проглядывающую
за его активностью осторожность. И впервые с тех пор, как она  узнала  о
даре Пола, она подумала, что этот дар несет в себе и неуверенность.
   Теперь движения Поля сделались более активными. Он кружил вокруг сво-
его противника, но не атаковал его: он заметил в нем страх. В ушах  Пола
зазвучал голос Айдахо: "Когда твой противник начинает бояться,  дай  ему
возможность развить это чувство, - пусть поработает время,  пусть  страх
поработает над ним, пусть перейдет в ужас. Человек, объятый ужасом, сра-
жается сам с собой. Конечно, он и нападает безрассудно - это самое опас-
ное в такой период, но можно рассчитывать на то, что ошибка, которую  он
при этом сделает, будет для него смертельной.  Ты  же  обучаешься  тому,
чтобы распознать эту ошибку и воспользоваться ею".
   В толпе поднялся ропот.
   "Они думают, что Пол жесток, что он играет с  Джемизом",  -  подумала
Джессика. Она почувствовала в восклицаниях людей и возбуждение,  вызван-
ное удовлетворением от наблюдаемого ими спектакля. Она видела, что  нап-
ряжение Джемиза все растет, и ей было ясно, что недалек тот момент, ког-
да он больше не сможет сдерживать себя.
   Джемиз высоко подпрыгнул и взмахнул правой рукой, но рука была пуста:
криснож был переброшен в левую руку. У Джессики перехватило дыхание.  Но
Пол получил предупреждение от Чани: "Джемиз дерется обеими руками". В то
же время память, выбрав из его обширных познаний,  подсказала  ему,  что
делать. "Сосредотачивай внимание на ноже, а не на руке, которая его дер-
жит", - любил говорить ему Гурни Хэллек. "Нож гораздо опаснее руки".
   И Пол увидел ошибку Джемиза. Его ноги работали  плохо,  и  он  раньше
времени вышел из состояния  прыжка,  которым  надеялся  смутить  Пола  и
скрыть перемену рук.
   Если не считать низкого желтого света глоуглобов  и  чернильных  глаз
окружающих, все остальное походило на тренировочное сражение, к  которым
Пол так привык.
   Молниеносным  движением  Пол  перебросил  свой  нож  в  другую  руку,
скользнул в сторону и выбросил нож вперед, как раз туда,  где  оказалась
грудь приземлившегося Джемиза, и тут же отпрянул, глядя на то, как обмя-
кает тело.
   Джемиз рухнул ничком, точно  срубленное  дерево.  Он  вскрикнул  один
только раз, а потом приподнял лицо, посмотрел  на  Пола  и  застыл.  Его
мертвые глаза казались темными стеклянными пуговицами.
   "Убийство острием лишено артистизма, - сказал однажды  Айдахо  своему
питомцу. - Но пусть тебя это не останавливает, если плоть,  раскрываясь,
сама себя предлагает".
   Люди сломали круг и устремились вперед, оттолкнув Пола. Вокруг Джеми-
за поднялась суета, и вскоре группа людей торопливо  отступила  в  глубь
пещеры, унося с собой что-то, завернутое в плащ.
   Джессика начала пробираться к сыну. Ей казалось, что  она  плывет  по
морю, среди странной тишины. "Наступила ужасная минута, - думала она.  -
Он убил человека, которого превосходил умственно и физически. Он не дол-
жен выражать радости от такой победы".
   Она заставила себя пробраться сквозь последнюю группу и оказалась  на
маленьком открытом пространстве, где двое бородатых  Свободных  помогали
Полу надеть стилсьют.
   Джессика пристально посмотрела на сына. Глаза Пола сияли.  Он  тяжело
дышал и, казалось, оказывал милость своим помощникам,  принимая  их  по-
мощь.
   - Он сражался с самим Джемизом, а на нем нет  ни  одной  царапины,  -
прошептал один из бородачей.
   Чани стояла в стороне, не сводя глаз с победителя. На ее  миниатюрном
личике был написан восторг.
   "Нужно сделать это сразу и быстро", - подумала Джессика. Нахмурившись
и придав своему голосу печальный оттенок, она сказала:
   - М-да!.. Ну, и как ты себя чувствуешь в роли убийцы?
   Пол застыл, словно сраженный невидимым ударом. Он встретил устремлен-
ный на него холодный взгляд матери, и его лицо потемнело от прилившей  к
нему крови. Бессознательно он посмотрел на то место, где еще недавно ле-
жало тело Джемиза.
   Стилгар, вернувшийся из той части пещеры, куда унесли  тело  Джемиза,
пробился сквозь толпу и встал рядом с Джессикой. Очень сдержанно он ска-
зал Полу:
   - Когда наступит для тебя время испытать мое бурда, не думай, что  ты
будешь играть со мной так, как ты играл с Джемизом.
   Джессика почувствовала, что ее слова и слова Стилгара проникли в соз-
нание Пола, открыв ему суровый смысл происшедшего.  Ошибка,  совершенная
этими людьми, служила теперь цели воспитательной. Подобно тому, как  это
сделал Пол, Джессика оглядела лица стоящих рядом людей и увидела то  же,
что и он: восхищение, да... и страх. А на некоторых  -  отвращение.  Она
посмотрела на Стилгара, поняла его фатализм, поняла, каким виделось  ему
это сражение.
   Пол посмотрел на мать.
   - Ты же знаешь, как это было! - сказал он.
   Она услышала в его голосе сожаление и поняла, что  к  нему  вернулась
способность мыслить здраво. Джессика обвела людей взглядом и сказала:
   - Пол никогда раньше не убивал человека ножом.
   Стилгар посмотрел ей в лицо. Взгляд его выражал недоверие.
   - Я не играл с ним, - сказал Пол. Он встал  рядом  с  матерью,  надел
плащ и посмотрел на темное пятно, оставшееся в том месте, где на  камен-
ный пол пролилась кровь Джемиза. - Я не хотел его убивать.
   Джессика увидела, что Стилгар начинает верить ему, напряженность  ма-
ло-помалу исчезла с его лица и сменилась выражением облегчения. Судя  по
репликам окружающих их людей, понимание коснулось и их.
   - Так вот почему ты спрашивал Джемиза, не попросит ли тот  пощады?  -
сказал Стилгар. - Теперь я понимаю. У вас другие обычай, но вы видите  в
них смысл. - Поколебавшись, он добавил: - Я больше не стану называть те-
бя мальчиком.
   Чей-то голос крикнул:
   - Нужно дать ему имя, Стилгар!
   Стилгар кивнул, теребя бороду рукой, оплетенной сетью вен.
   - Я вижу в тебе силу, подобную той, что поддерживает  колонну.  -  Он
опять помолчал и потом добавил: - Тебя будут  звать  среди  нас  Узулом.
Узул означает основание колонны. Это будет твоим тайным именем в отряде.
Мы в сьетче Табр можем им пользоваться, но больше никто... Узул!
   Среди людей послышался ропот одобрения:
   - Это хороший  выбор.  Узул  -  значит  сильный...  Он  принесет  нам
счастье.
   Джессика почувствовала удовлетворение; в этих  словах  скрывалась  ее
победа. Теперь она была настоящей сайадиной.
   - А теперь выбери себе сам мужское имя, которым мы могли бы  называть
тебя открыто.
   Пол посмотрел на свою мать, потом на Стилгара. Мельчайшие детали этой
сцены были зарегистрированы его памятью предвидения, но сейчас они каза-
лись ему овеществленными, такими плотными, что он с трудом  мог  протис-
нуться сквозь них, точно сквозь узкую дверь.
   - Как вы называете ту маленькую мышь, что умеет  скакать?  -  спросил
Пол, вспоминая быстрые скачкообразные движения зверька,  виденные  им  в
долине Туоно... Он проиллюстрировал свои слова движением руки.
   В толпе людей послышались смешки.
   - Мы называем ее Муаддиб, - сказал Стилгар.
   У Джессики перехватило дыхание: именно это имя назвал ей  Пол,  когда
рассказывал, как примут его Свободные и как его  назовут.  Внезапно  она
почувствовала страх перед своим сыном - и за него.
   Пол чувствовал, что играет роль, бесчисленное количество раз  сыгран-
ную им в своем сознании. И все же были различия. Ему казалось,  что  его
вознесли на головокружительную высоту те глубокие знания и опыт, которы-
ми он обладал, а все остальное было отделено от него пропастью.
   И снова ему вспомнилось видение легионеров, фанатиков под зеленобелы-
ми знаменами Атридесов, рыскающих по Вселенной, грабящих и поджигающих с
именем их пророка Муаддиба на устах.
   "Этого не должно быть!" - сказал он самому себе.
   - Ты хочешь получить это имя? - спросил Стилгар.
   - Я - Атридес, - прошептал Пол. Потом добавил уже громче: - Я не могу
сказать, что я совсем отказываюсь от имени, данного мне отцом. Нельзя ли
мне носить среди вас имя Пол Муддиб?
   - Отныне ты - Пол Муаддиб, - сказал Стилгар.
   И Пол подумал: "Этого не было в том, что я видел, я сделал  по-друго-
му".
   Но он чувствовал, что та пропасть по-прежнему окружает его.
   Снова в толпе раздался шепот:
   - Мудрость и сила... Большего и желать нельзя... Конечно, это  -  ле-
генда... Лизан ал-Гаиб...
   - Я скажу тебе, что я думаю о твоем новом имени, - сказал Стилгар.  -
Твой выбор радует нас. Муаддиб мудр, он знает пути пустыни; Муаддиб соз-
дает свою собственную воду; Муаддиб прячется от солнца и путешествует  в
ночное время; Муаддиб плодовит и размножается над землей.
   Мы называем Муаддиба учителем мальчиков. Это - могущественная  опора,
на которой будет строиться твоя жизнь. Пол Муаддиб Узул среди нас! И  мы
говорим тебе: "Добро пожаловать!"
   Стилгар тронул лоб Пола ладонью, потом обнял юношу и растроганно про-
бормотал:
   - Узул...
   Когда Стилгар отпустил его, к Полу стали  подходить  один  за  другим
члены отряда. Каждый из них обнимал его, повторяя:
   - Узул... Узул...
   Чани тоже прижалась к его лицу щекой, шепотом повторив его новое имя.
   Потом Пол вновь оказался рядом со Стилгаром, и тот сказал:
   - Теперь ты принадлежишь к Ичван-Бедвинам, теперь ты наш брат. -  Его
лицо сделалось серьезным, и он сказал тоном, не допускающим  возражений:
- А теперь. Пол Муаддиб, потуже застегни свой стилсьют! -  Он  посмотрел
на Чани. - Носовые зажимы Пола Муаддиба настолько плохи, что хуже и быть
не может! Мне казалось, что я велел тебе смотреть за ним.
   - У меня не из чего их сделать, - ответила девушка. - Есть,  конечно,
те, что принадлежали Джемизу, но...
   - Только не это!
   - Тогда я отдам ему один из моих, - сказала она. - Я пока могу  обой-
тись и одним.
   - Не можешь, - сказал Стилгар. - Я знаю, что у некоторых наших  людей
есть запасные зажимы. Отряд мы или банда дикарей?
   Из группы людей протянулись руки, и каждая держала волокнистые  пред-
меты. Стилгар выбрал из них четыре зажима и протянул их Чани.
   - Вставь их Узулу и сайадине.
   Из задних рядов послышался голос:
   - А как насчет воды, Стил? Как насчет литерьонов в их мешке?
   - Я знаю твою нужду, Фарок, - сказал Стилгар. - Открой  один  из  них
для тех, кому нужно. Хозяин Воды... Где Хозяин Воды? Позаботься,  Шимум,
о том, чтобы отмерить ровно столько, сколько необходимо. Вода - дар  са-
йадины, будет оплачена в сьетче по местной цене.
   - Что значит "по местной цене"? - спросила Джессика.
   - Десять к одному, - ответил Стилгар.
   - Но...
   - Это мудрое правило, и ты сама в  этом  скоро  убедишься,  -  сказал
Стилгар.
   В задних рядах началось  движение  людей,  направляющихся  за  водой.
Стилгар поднял руку, и наступила тишина.
   - Что касается Джемиза, - сказал он, - то я приказываю совершить пол-
ную церемонию на заходе солнца. Джемиз был нашим товарищем и братом -  И
и ван-Бед вином. От того, кто защищал наше  наследие  способом  тахадди,
нельзя отворачиваться. Я требую соблюдения обряда...
   Услышав эти слова, Пол осознал, что снова погружается в бездну. Виде-
ние будущего не показывало ему тропы в него, кроме... Он все еще  разли-
чал трепет знамен Атридесов... где-то впереди...
   "Этого не будет! - твердо сказал он сам себе. - Я этого не допущу".


   Бог создал Арраки, чтобы развивать чувство верности.
   Принцесса Ирулэн.
   Мудрость Муаддиба"

   В тиши пещеры Джессика слышала шорох песка на скале - признак  движе-
ния людей - и птичьи крики, которыми, как сказал ей Стилгар,  переклика-
лись наблюдатели.
   Пластиковое покрытие было снято со входа в пещеру. Она  различала  не
совсем еще ушедший дневной свет и чувствовала, как он уносит с собой жа-
ру. Она знала, что ее утонченные чувства дадут ей то,  чем  владели  эти
Свободные, - способность чувствовать  даже  самые  слабые  изменения  во
влажности воздуха. Как  поспешно  они  закрыли  все  отверстия  в  своих
стилсьютах, когда вход в пещеру был открыт!
   Глубоко в пещере кто-то запел:
   Има трава около!
   И коренья около!
   Началась церемония похорон Джемиза.
   Она смотрела на арракинский закат, на буйство небесных  красок.  Ночь
уже начала окутывать тенями дальние холмы и дюны.
   Жаркий воздух заставлял ее думать о воде, и она мысленно отметила тот
факт, что всех этих людей, вероятно, долго  приучали  чувствовать  жажду
только в определенное время.
   Жажда... Она вспомнила облитые лунным светом волны Каладана, плещущи-
еся о скалистые берега, напоенный влагой воздух. Теперь же ветер иссушал
кожу ее щек и лба. Носовые зажимы раздражали ее, ей мешала трубка, пере-
секавшая ее лицо и уходившая под костюм, трубка, которая  собирала  воду
выдыхаемых ею паров.
   Сам костюм был ловушкой. "Костюм станет удобнее, когда вы оставите  в
своем теле минимальное количество воды", - сказал Стилгар.
   Джессика знала, что он был прав, но знание это не  принесло  ей  даже
секундного облегчения. Она устремилась мыслями к воде - это была  озабо-
ченность влагой. Но существовала еще одна проблема, более  деликатная  и
глубокая...
   Она услышала звуки шагов и, обернувшись, увидела приближающегося  По-
ла, который в сопровождении Чани появился из глубины  пещеры.  "Вот  еще
одно, - подумала она. - Следует предупредить его насчет этой женщины. Ни
одна женщина пустыни не годится в жены герцогу. В наложницы - да, но  не
в жены". Потом она удивилась про себя: "Была ли я заражена его планами?"
И она поняла, насколько хорошо полученное ею воспитание. "Я могу  думать
о брачных узах, не принимая во внимание мое собственное положение налож-
ницы. И все же... я была больше, чем простая наложница".
   - Мама!..
   Пол остановился рядом с ней. Чани стояла рядом.
   - Мама, ты знаешь, что они там делают?
   Джессика посмотрела на темный провал капюшона, из  которого  сверкали
его глаза.
   - Думаю, да.
   - Чани мне показала, потому что считает, что я должен был видеть  это
и дать мое... согласие на смешение воды.
   Джессика посмотрела на Чани.
   - Он получил воду Джемиза, - сказала Чани. - Таков закон: плоть  при-
надлежит человеку, но его вода принадлежит племени, кроме  тех  случаев,
когда он пал в битве.
   - Они говорят, что эта вода - моя.
   Джессика удивилась тому, что подобное могло так  быстро  и  легко  ее
встревожить.
   - Вода павшего в битве принадлежит победителю, - сказала Чани. -  Это
потому, что битва происходит на открытом воздухе, без стилсьютов.  Побе-
дитель должен вернуть себе ту воду, что потерял в битве.
   - Я не хочу его воду, - прошептал  Пол.  Он  почувствовал,  что  стал
частью многих изображений, задвигавшихся одновременно  и  хаотично.  Это
указывало на расстройство его внутреннего зрения. Он  не  был  уверен  в
том, что знает, что ему надо делать, но одно было очевидным: он не хотел
брать воду, которую перегнали из тела Джемиза.
   - Это - вода! - строго и недоуменно сказала Чани.
   Джессика отметила то выражение, с которым она произнесла  слово  "во-
да". Столько разных чувств было вложено в эти простые  звуки!  В  памяти
Джессики всплыла аксиома Бене Гессерит: "Умение выжить - это способность
плавать в чужой воде". Она подумала: "И Пол, и я - мы оба должны опреде-
лить течение и законы этих чужих вод... если мы хотим выжить".
   - Ты примешь воду, - сказала она.
   Она произнесла эти слова особым тоном, тем  самым,  что  использовала
однажды в разговоре с Лето, когда говорила ему, теперь уже навсегда  по-
терянному ею герцогу, что он обязательно должен принять  крупную  сумму,
предлагаемую ему за поддержку сомнительной операции. Она  знала:  деньги
поддерживают власть Атридесов.
   На Арраки деньгами была вода, и Джессика хорошо это понимала.
   Пол промолчал, зная, что вынужден поступить так, как она ему приказа-
ла. Не потому, что это был приказ, а потому, что тон ее голоса  заставил
его произвести переоценку фактов: отказ от воды пошел бы вразрез с возз-
рениями Свободных.
   "Вся жизнь начинается в воде" - так было сказано  в  библии,  которую
когда-то подарил ему Уйе.
   Джессика пристально посмотрела на сына. Откуда ему известно это выра-
жение? Ведь он не изучал Тайны.
   - Так написано в Шахнаме, - сказала Чани. - Вода - первое,  что  было
создано.
   По причине, которую она не  могла  бы  объяснить,  Джессика  внезапно
вздрогнула. Она отвернулась, чтобы скрыть свои чувства, и увидела закат.
Солнце нырнуло за горизонт, и небо озарилось яростным свечением красок.
   - Время!
   Голос, раздавшийся из пещеры, принадлежал Стилгару.
   - Оружие Джемиза было убито. Джемиз был призван Им, Шаи-Хулудом,  кто
предопределяет фазы для лун, исчезающих днем. - Стилгар понизил голос. -
Так и с Джемизом.
   Молчание облаком заволокло пещеру. Джессика увидела фигуру  Стилгара,
маячившую на фоне провала, как призрак. Она оглянулась на долину  и  по-
чувствовала прохладу.
   - Друзья Джемиза, приблизьтесь, - сказал Стилгар.
   Мужчины подошли к отверстию и закрыли его. Единственный глоуглоб  го-
рел далеко в глубине пещеры. В его желтом свете  замаячили  человеческие
фигуры. Джессика услышала шорох плащей. Чани, как будто увлекаемая  све-
том, отступила в ту сторону. Джессика наклонилась к Полу  и  проговорила
на знакомом только им двоим коде:
   Подражай их вождю. Делай то, что делают они. Это лишь обычная церемо-
ния, она проводится для того, чтобы умиротворить тень Джемиза.
   "Она означает и что-то большее", - подумал Пол. Он почувствовал щемя-
щую тоску в своем сознании, как будто оно задыхалось от того, что ему не
дали выйти наружу.
   Чани, снова оказавшаяся рядом с Джессикой, тронула ее за руку.
   - Идем, сайадина, мы должны сесть в стороне.
   Пол наблюдал за тем, как они исчезли в тени. Он чувствовал себя поки-
нутым.
   Люди, устанавливающие запоры на вход в пещеру, подошли к нему.
   - Пойдем, Узул.
   Он позволил провести себя вперед. Его протолкнули через кольцо людей,
собравшихся вокруг Стилгара, который стоял под глоуглобом рядом с чем-то
бесформенным, угловатым, покрытым плащом.
   По знаку Стилгара члены отряда припали к  земле.  Пол  последовал  их
примеру, наблюдая за Стилгаром, отмечая, какими темными  кажутся  проме-
жутки его глаз, как ярко отливает зеленью ткань у него на шее. Потом Пол
перевел взгляд на бесформенную груду у ног Стилгара и увидел выступающую
из-под ткани плаща ручку бализета.
   - Дух оставляет воду тела, когда появляется первая луна, -  заговорил
Стилгар. - Так говорят. Когда мы увидим,  что  поднимается  первая  луна
этой ночи, к кому мы взовем?
   - К Джемизу, - ответили голоса.
   Стилгар медленно обвел взглядом собравшихся в круг людей.
   - Я был другом Джемиза, - сказал он. - Когда  самолет-ястреб  налетел
на нас у скалы, то Джемиз тащил меня в безопасное место.
   Он наклонился над грудой вещей и снял покрывавший ее плащ.
   - Я беру этот плащ как друг Джемиза - это право вождя. - Он взял плащ
и накинул его себе на плечи.
   Теперь  Пол  увидел  все  остальные  вещи:  тускло  отливающий  серым
стилсьют, помятый литерьон, шейный платок с маленькой книжечкой  в  нем,
криснож с очищенной от крови рукояткой, пустые ножны, паракомпас,  дист-
ранс, тампер, кучка металлических хуков и бализет.
   "Так, значит, Джемиз играл на бализете", -  подумал  Пол.  Инструмент
напомнил ему о Гурни Хэллеке и обо всем,  что  было  навсегда  потеряно.
Воспоминание о прошлом сказало ему,  что  некоторые  линии  обещают  ему
встречу с Хэллеком, но линий этих было мало. Они озадачивали его: "Озна-
чает ли это, что нечто, что я сделаю... что я могу сделать, может  унич-
тожить Гурни?.. Или вернуть его к жизни?" Полу оставалось только гадать.
   Стилгар снова склонился над грудой вещей.
   - Для женщины Джемиза и для охраны, - сказал он. Маленькие камешки  и
книга исчезли в складках его плаща.
   - Вождь прав, - нараспев проговорили люди.
   - То, в чем Джемиз готовил кофе, - сказал Стилгар  и  поднял  плоский
Круглый сосуд из зеленоватого металла. - Он будет с  соблюдением  особой
церемонии передан Узулу, когда мы придем в сьетч.
   - Вождь прав, - нараспев проговорили люди.
   Теперь Стилгар поднял рукоятку крисножа и держал ее в руке.
   - Для равнины похорон.
   - Для равнины похорон, - отозвался отряд,
   Джессика, сидевшая в кругу напротив Пола, кивнула, узнав древний обы-
чай, и подумала: "Соединение невежества и знания, соединение  дикости  и
культуры - не начинается ли оно с того чувства достоинства, с которым мы
относимся к своей смерти?" Она посмотрела на Пола, гадая:  "Понимает  ли
он это? Поймет ли он то, что должен сделать?"
   - Мы друзья Джемиза, - сказал Стилгар. - Мы не причитаем  над  нашими
мертвыми, как скопище дикарей.
   Слева от Пола встал седобородый старик и сказал:
   - Я был другом Джемиза. - Он подошел к груде вещей и взял дистранс. -
Когда в засаде у Двух Птиц запас нашей воды был  ниже  минимума,  Джемиз
делился со мной последним, что у него оставалось. - Человек  вернулся  и
сел на свое место.
   "Ожидают ли от меня, чтобы я тоже сказал, что был другом  Джемиза?  -
подумал Пол. - Ожидают ли от меня, что я тоже подойду и возьму какую-ни-
будь вещь?" Он заметил, что люди смотрят на него и отводят глаза.  "Ожи-
дают!"
   Еще один человек встал, вышел в круг и взял паракомпас.
   - Я был другом Джемиза, - сказал он. - Когда патруль захватил  нас  у
Скалистой бухты и я был ранен, Джемиз увел их, чтобы раненые могли спас-
тись. - Он вернулся на свое место.
   Снова к Полу повернулись лица людей, и он увидел в их взглядах ожида-
ние. Он опустил глаза. Стоящий рядом подтолкнул его и прошептал:
   - Ты хочешь накликать на нас беду?!
   "Как я могу сказать, что был его другом?" - подумал Пол.
   Еще одна фигура вышла из круга, и когда свет упал на ее закрытое  ка-
пюшоном лицо. Пол узнал мать. Она взяла из груды вещей платок.
   - Я была другом Джемиза, - сказала она. - Когда его дух увидел  прав-
ду, он удалился и пощадил моего сына. - Она вернулась на свое место.
   И Пол вспомнил скорбь в ее голосе, когда она сказала ему  после  пое-
динка: "Как ты чувствуешь себя в роли убийцы?"
   Снова он увидел обращенные на него лица, почувствовал  гнев  и  страх
отряда. Отрывок из книги "Культ мертвых",  некогда  показанный  ему  ма-
терью, всплыл в его памяти. Теперь он знал, что делать.
   Медленным движением Пол встал на ноги. По рядам людей пронесся вздох.
   Идя к центру круга. Пол почувствовал уменьшение своего "Я", как  если
бы он потерял часть себя и искал ее здесь. Он наклонился над кучей вещей
и взял бализет. Когда он вытаскивал его из  груды,  одна  струна  издала
слабый звук.
   - Я был другом Джемиза, - прошептал Пол. Он почувствовал,  что  слезы
обжигают ему глаза, и постарался вложить в свой голос побольше  силы.  -
Джемиз научил меня тому, что... когда убиваешь... то платишь за  это.  Я
хотел бы узнать Джемиза получше.
   Ничего не видя вокруг, он вернулся на свое место и опустился  на  ка-
менный пол.
   Чей-то голос прошептал:
   - Он плачет...
   В кругу людей поднялся шепот:
   - Узул дает воду мертвому!
   Он чувствовал, как пальцы касались его  влажных  щек,  слышал  полный
благоговения шепот.
   Джессика, слыша голоса, всем своим существом ощутила,  каким  строгим
должен быть здесь запрет на слезы. Она сосредоточилась на словах "Он да-
ет воду мертвому". Это был дар миру теней - слезы. Они, вне всякого сом-
нения, должны считаться священными.
   Ничто прежде не указывало ей с такой очевидностью, как ценна вода  на
этой планете: ни продавцы воды, ни высохшие тела, ни стилсьюты, ни  пра-
вила водной дисциплины. Сейчас речь шла о более ценных  вещах:  о  самой
жизни, о составляющих ее ритуалах и символах.
   Вода.
   - Я трогал его щеку, - прошептал кто-то. - Я почувствовал дар.
   Вначале прикосновения чужих пальцев испугали  Пола.  Он  крепче  сжал
гриф бализета, чувствуя, как струны впиваются в ладонь. Потом над чужими
руками он увидел лица, а на них - глаза, широко раскрытые, полные  изум-
ления.
   Церемония похорон шла своим путем. Но теперь вокруг Пола образовалось
пустое место, как будто члены отряда  возвеличивали  его  этой  почетной
изоляцией.
   Церемония закончилась тихой песней:
   К полной луне призывы...
   Шаи-Хулуд поднялся, чтобы ее увидеть;
   Красная ночь, сумеречное небо,
   Кровавая смерть - ты погиб.
   Возносим молитвы луне: она круглая...
   Счастье всегда будет с нами,
   Потому, что мы нашли то, что искали,
   В стране с твердой землей.
   У ног Стилгара остался наполненный мешок. Он наклонился и положил  на
него ладонь. Кто-то подошел к нему, присел у его локтя, и Пол узнал  Ча-
ни.
   - Джемиз носил тридцать три литра, семь драхм и  тридцать  три  малых
драхмы воды племени, - сказала Чани. - Я освящаю ее сейчас в присутствии
сайадины. Эккери-акаири, это вода, филлисмн-фолласи Пола Муаддиба!  Киви
акави, никогда больше, накелас! Накелас! Будь измеренной и  сосчитанной,
укаир-ан! Биение сердца джан-джан-джан нашего друга... Джемиза.
   В глубокой и полной тишине Чани обернулась и посмотрела на Пола.  По-
том она сказала:
   - Там, где я пламя, будь углем. Там, где я роса, будь водой.
   - Би-ла кайфа, - нараспев произнесли остальные.
   - Полу Муаддибу пойдет эта мера, - сказала Чани. - Пусть он хранит ее
для племени, охраняет от бессмысленных потерь. Пусть он тратит ее с умом
во время нужды. Пусть он пронесет ее свое время и оставит для племени.
   - Би-ла кайфа, - повторили члены отряда.
   "Я должен принять эту воду", - подумал Пол. Он медленно встал и подо-
шел к Чани. Стилгар отступил, давая ему место, и бережно взял у него ба-
лизет.
   - На колени! - сказала Чани.
   Пол опустился на колени.
   Она положила его руки на мешок с водой и плотно прижала их к его  по-
верхности.
   - Племя оказывает тебе доверие, вручая эту воду. Джемиз ушел из  нее.
Владей ею в мире. - Она встала и подняла Пола.
   Стилгар вернул ему бализет и протянул на ладони стопку  металлических
колец. Пол посмотрел на них, отмечая разницу в их размерах.
   Чани взяла самое большое кольцо и подержала его в руке, показывая.
   - Тридцать литров, - сказала она. Одно за другим она брала кольца  и,
показывая их Полу, пересчитывала их:
   - Два литра, один литр, семь счетчиков воды по одной  драхме  каждый,
один счетчик тридцати трех малых драхм. Вот они все - тридцать три  лит-
ра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.
   Она держала кольца в руках так, чтобы Пол мог их видеть.
   - Ты принимаешь их? - сказал Стилгар.
   - Да.
   - Позже я покажу тебе, как связать их в платок,  -  сказала  Чани,  -
чтобы они не попортились и не подвели тебя, когда тебе понадобится тиши-
на. - Она протянула руку.
   - Ты не могла бы... хранить их вместо меня? - спросил ее Пол.
   Чани обернулась и бросила на Стилгара испуганный взгляд. Он улыбнулся
и сказал:
   - Пол Муаддиб или Узул еще не знает наших  путей,  Чани.  Держи  пока
счетчики воды у себя, а позднее покажешь ему, как их хранить.
   Она кивнула, достала из-под плаща кусок ткани, уложила в нее  кольца,
замысловато укутывая каждое в отдельности, поколебалась мгновение и  су-
нула себе под плащ.
   "Я что-то сделал не так", - подумал Пол.  Он  чувствовал  добродушную
насмешку во взглядах окружающих, и его сознание соединило это с  памятью
предвидения: "Счетчики воды, предложенные женщине, - ритуал ухаживания".
   - Хозяева воды! - позвал Стилгар.
   Люди встали, шурша плащами. Двое мужчин вышли вперед и подняли  мешок
с водой. Стилгар снял глоуглоб и двинулся с ним в глубь пещеры.
   Пол, идя следом за Чани, отметил, как ярко блестят стены пещеры,  как
пляшут на них тени. Он чувствовал подъем духа у людей, и в этом было не-
кое ожидание.
   Джессика шла в хвосте отряда,  подталкиваемая  нетерпеливыми  руками,
окруженная теснящимися людьми. Ее не  удивляло  это  внезапно  возникшее
оживление. Она понимала, что это часть ритуала, узнавала снова чакобзы и
бхотани-джиб. Ей было известно, какие дикие вспышки  могут  возникать  в
такие минуты.
   "Джан, джан, джан! - подумала она. - Иди, иди, иди!" Все это походило
на детскую игру, потерявшую в руках взрослых элементы запретного.
   Стилгар остановился возле желтой каменной стены. Он нажал на  выступ,
и стена медленно отошла в сторону, открыв отверстие с неровными  краями.
Он прошел в него и двинулся мимо частой желтой решетки,  от  которой  на
Пола пахнуло сыростью.
   Пол обернулся и вопросительно посмотрел на Чани.
   - В воздухе чувствуется влага, - сказал он.
   - Тес... - прошептала она, приложив к губам палец.
   Человек, шедший за ними, сказал:
   - Сегодня в ловушке много влаги. Джемиз этим дает нам знать,  что  он
удовлетворен.
   Джессика прошла сквозь потайную дверь и услышала, как та закрылась за
ней. Она видела, как, проходя мимо решетки, люди замедляли шаги,  и  по-
чувствовала сырость в воздухе, когда сама прошла мимо.
   "Ветровая ловушка! - подумала она. - Они прячут ловушки где-то на по-
верхности, направляют воздух сюда, в более прохладное место, и  получают
из него влагу".
   Они прошли через другую дверь в скале с частой решеткой  над  ней,  и
дверь за ними закрылась. Поток воздуха ударил в спину идущим,  и  Пол  с
матерью отчетливо ощутили его влажность.
   Шагающий во главе отряда Стилгар опустил глоуглоб так низко, что  тот
почти касался голов идущих за ним людей. И тут же Пол почувствовал  сту-
пеньки под ногами, идущие вниз и налево. Свет озарял головы в капюшонах,
поток спускающихся людей казался длинной изогнутой спиралью.
   Джессика почувствовала, как растет напряжение в окружающих ее  людях;
тишина становилась невыносимой.
   Спуск закончился, и отряд прошел сквозь следующую низкую  дверь.  Ог-
ромное помещение со сводчатым потолком сразу поглотило свет глоуглоба.
   Пол почувствовал в своей руке руку Чани, услышал звук капающей  воды,
отчетливо слышный в прохладном воздухе, почувствовал благоговейный  тре-
пет, обуявший Свободных.
   "Я видел это место в своем сне", - подумал он. Эта мысль ободрила его
и одновременно расстроила. Именно на этом пути далеко впереди орды фана-
тиков прокладывали себе путь огнем и мечом во Вселенной с его именем  на
устах. Зеленые и черные стяги Атридесов должны были стать символом  ужа-
са. Дикие легионы кидались в битву с воинственным кличем: "Муаддиб!"
   "Этого не должно случиться! - подумал он. - Я не могу допустить, что-
бы это случилось". Но он чувствовал, как угрожающе растет в нем  расовое
сознание. Он предчувствовал свою ужасную цель и знал, что ничто не  смо-
жет противостоять неодолимой безжалостной силе, сметающей все  на  своем
пути и требующей от служащих ей слепой веры и  полноты  самоуничтожения.
Это мгновение вобрало в себя всю его сущность. Умри он сейчас, и она пе-
решла бы на его мать или на нерожденную еще сестру. Ничто,  если  только
не смутить сейчас решимость собравшихся здесь, не могло остановить  про-
явления этой сущности.
   Пол оглянулся и увидел, что все члены отряда выстроились  в  шеренгу.
Его вытолкнули вперед, к низкому каменному барьеру. За ним в свете  гло-
углоба Пол увидел гладкую поверхность воды. Глубокая и темная, она  убе-
гала в темноту - к дальней, едва видимой стене, находящейся в сотне мет-
ров от него.
   Джессика почувствовала, как присутствие влаги смягчает сухость ее щек
и лба. Бассейн был глубок, она ощущала это, и в ней  билось  настойчивое
желание погрузить в него руки.
   Слева от нее послышался всплеск. Она посмотрела на  строй  Свободных,
слабо различимый во мгле, увидела Стилгара и Пола. Стоящие рядом с  ними
Хозяева Воды выливали через регистратор в бассейн содержимое мешка.  От-
верстие регистратора казалось круглым серым глазом на фоне  кромки  бас-
сейна. Она видела, как качнулась и двинулась по кругу блестящая стрелка,
когда поток воды устремился вниз. Стрелка остановилась на отметке: трид-
цать три литра, семь драхм и тридцать три малых драхмы.
   "Какая изумительная точность!" - подумала Джессика. Она отметила, что
стенки измерителя не оставляли на себе ни капли влаги. Здесь не действо-
вали силы сцепления. Этот простой факт показал  ей  качество  технологии
Свободных: она была совершенной.
   Джессика подошла к барьеру и стала рядом со Стилгаром. Ей с  подчерк-
нутой вежливостью давали дорогу.  Она  вскользь  отметила  отсутствующий
взгляд Пола, но тайна этого бассейна возобладала  в  ней  над  всем  ос-
тальным.
   Стилгар посмотрел на нее.
   - Среди нас были такие, кто нуждался в воде, - сказал он. - И все  же
они не тронули бы этой воды. Ты знаешь об этом?
   - Я верю в это, - сказала она.
   Стилгар поднял глоуглоб и заглянул ей в глаза.
   - Это больше, чем богатство, - сказал он. - У нас тысячи таких тайни-
ков, и лишь некоторым из нас известно их местонахождение. -  Он  склонил
голову к плечу. Глоб бросал блики желтого света на его лицо и бороду.  -
Слышишь?
   Они прислушались.
   Звуки падающей воды, доносящиеся от водяной  ловушки,  заполняли  все
помещение. Джессика увидела, что все члены  отряда  обратились  в  слух.
Только Пол, казалось, находился далеко отсюда.
   Для Пола этот звук казался тиканьем часов, уносящим с  собой  мгнове-
ния. Он чувствовал, как время струится сквозь него, как улетают его час-
тички.
   - Было подсчитано, сколько нам нужно воды. Когда мы получим это коли-
чество, мы изменим лицо Арраки.
   Отряд отозвался шепотом:
   - Би-ла кайфа.
   - Мы покроем дюны густыми травами, - сказал Стилгар, и голос его  ок-
реп. - Мы напитаем водой почву, и на ней вырастут леса.
   - Би-ла кайфа, - нараспев подхватили люди.
   - С каждым годом будут отступать полярные льды.
   - Би-ла кайфа, - пропели воины...
   - Мы превратим Арраки в уютную планету - с тающими льдами на полюсах,
с озерами в умеренных широтах, и только песчаная пустыня  останется  для
Создателя и его спайса.
   - Би-ла кайфа.
   - И ни один человек никогда не будет  испытывать  жажды.  Вода  будет
ждать его в родниках, озерах и реках. Она побежит по  каналам  и  оросит
наши поля. Каждый человек сможет зачерпнуть ее, стоит лишь протянуть ру-
ку.
   - Би-ла кайфа.
   Джессика догадалась, что его слова - составная часть обряда, и  отме-
тила, что она инстинктивно отзывается на них с благоговением. "Они в со-
юзе с будущим, - подумала она. - У них есть вершина, которую нужно поко-
рить. Это мечта ученого... и эти простые люди, эти крестьяне полны ею".
   Она обратилась мыслями к Льету Кайнзу, экологу императора, принявшему
обычаи и образ жизни туземцев, и удивилась ему. Эта мечта была  из  тех,
что пленяют человеческие души, и она чувствовала в ее  создании  участие
эколога. Мечта была из числа тех, за которые отдают жизнь не раздумывая.
Это был еще один необходимый ингредиент, в котором так нуждается  -  она
это чувствовала - ее сын. Люди, видящие перед собой  цель.  Таких  людей
легко превратить в фанатиков. Ими можно управлять, как собственным  ору-
жием, и они добьются ради Пола чего угодно.
   - Теперь мы уходим, - сказал Стилгар, - и будем ждать появления  пер-
вой луны. Когда путь Джемиза станет безопасным, мы пойдем домой.
   Подтвердив свое согласие с вождем, люди двинулись за ним  и,  оставив
позади водный бассейн, начали подниматься по лестнице.
   Пол, идя следом за Чани, почувствовал, что  миновал  жизненно  важный
момент, что он упустил возможность принять важное решение и теперь нахо-
дится в плену собственного мифа. Он знал, что видел  это  место  раньше,
детально изучал во фрагментах пророческих снов на  Каладане,  но  сейчас
всплыли такие детали, которых он не видел раньше. Он  ощутил  новое  для
себя чувство удивления перед ограниченностью своего дара. Это  было  по-
добно тому, как если бы он путешествовал на волне времени, то в  глубине
ее, то на поверхности, а вокруг него поднимались и опадали другие волны,
показывая и скрывая то, что рождалось на их поверхности.
   И над всем этим, точно утес над волнами прибоя, впереди смутно маячил
дикий джихад, насилие и кровопролитие.
   Отряд прошел через последнюю дверь в главную пещеру. Огни были  поту-
шены, покрытия у входа сняты, и в пещеру вошла ночь и звезды, воцаривши-
еся над пустыней.
   Джессика подошла к уступу скалы перед входом в пещеру и посмотрела на
звезды. Они были яркими и низкими. Вдруг она услышала звуки  бализета  и
голос Пола, напевающего мелодию. В его голосе была насторожившая ее  ме-
ланхолия.
   Из глубины пещеры послышался голос Чани:
   - Расскажи мне о воде твоего родного мира, Пол Муаддиб.
   И ответ Пола:
   - В другой раз, Чани, - я тебе обещаю.
   "Откуда эта грусть?" - удивилась Джессика.
   - Это хороший бализет, - сказала Чани.
   - Очень хороший, - согласился Пол. - Как ты думаешь, Джемиз не возра-
жает против того, что я на нем играю?
   "Он говорит о мертвом в настоящем времени", - отметила  Джессика.  Ее
беспокоил скрывающийся за этим смысл.
   - Джемиз любил музыку, - вставил чей-то мужской голос.
   - Тогда спой мне одну из твоих песен, - попросила Чани.
   "Сколько женского кокетства в этом девичьем голосе, - подумала  Джес-
сика. - Я должна предупредить Пола насчет коварства женщин... и как мож-
но скорее".
   - Это песня моего друга, Гурни, - сказал Пол. - Боюсь,  что  его  уже
нет в живых. Он называл эту песню "вечерней".
   Все затихли, слушая голос Пола - приятный юношеский тенор,  сопровож-
даемый аккордами бализета:
   Это чистое время последних затухающих угольков...
   Золотое сияние солнца, тонущее в ранних сумерках.
   Эти сумасшедшие чувства, неистовые ласки
   В воспоминаниях супруги.
   Джессика почувствовала вербальную музыку в своей груди  -  языческую,
несущую звуки, которые внезапно и властно встряхнули ее, принеся  ощуще-
ние собственного тела и его нужд. Она слушала в напряженном молчании:
   Ночь, развесившая хрустальные кадильницы...
   Это для нас?
   Для нас эти игры...
   Свет твоих глаз...
   Эти искры любви,
   Вспыхивающие в наших сердцах...
   Эти искры любви,
   Наполняющие наши желания.
   Джессика слышала, как замирают звуки  последнего  аккорда...  "Почему
мой сын поет этой девчонке любовную песню?"  -  спросила  она  себя.  Ей
вдруг стало страшно. Она почувствовала, как кипит вокруг не жизнь и  она
не имеет над ней никакой власти. "Почему он выбрал эту песню?  -  удиви-
лась она. - Интуиция подсказывает мне, почему он сделал это..."
   Пол тихо сидел в темноте, а в голове его билась одна и та  же  мысль:
"Моя мать - мой враг. Она сама не знает об этом, но я знаю: она  олицет-
воряет собой джихад. Она родила меня и воспитала, но она - мой враг".


   Понятие прогресса служит защитным механизмом, отгораживающим  нас  от
ужасов будущего.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   В свой семнадцатый день рождения Фейд-Раус Харконнен  убил  сотого  в
своей жизни раба-гладиатора из числа борцов,  принадлежавших  их  семье.
Наблюдатели императорского двора - граф и леди Фенринг,  прибывшие  ради
этого события во дворец Харконнена на Гьеди Прайм,  были  приглашены  на
места рядом с членами семьи барона в золоченой ложе над треугольной аре-
ной.
   В честь дня рождения отпрыска баронской ветви и  в  напоминание  всем
остальным Харконненам о том,  что  Фейд-Раус  является  наследником,  на
Гьеди Прайм был устроен праздник. Старый барон распорядился,  чтобы  все
были освобождены от работы, и было потрачено много усилий, чтобы создать
в фамильном городе Харко иллюзию веселья: на  домах  развевались  флаги,
стены вдоль дороги, ведущей во дворец, были выкрашены заново.
   Но в стороне от главной магистрали граф Фенринг и его супруга замети-
ли груды мусора, обшарпанные коричневые стены,  отражающиеся  в  грязных
лужах унылые фигуры людей.
   В обнесенных голубой оградой владениях барона било в глаза пышное ве-
ликолепие, но и граф, и его люди видели, какой ценой оно  было  куплено:
повсюду охрана, орудия, сияющие тем особым блеском, который сообщал вни-
мательному взгляду о полной готовности к бою. Походка и  выправка  слуг,
их постоянная настороженность и слежка за всем и вся с головой  выдавали
людей, специально обученных для ведения охраны.
   - Механизм давления пришел в действие, - сказал граф своей супруге на
их кодовом языке. - Барон начинает ощущать на себе истинную цену, запла-
ченную им за избавление от герцога Лето.
   - Как-нибудь я расскажу тебе легенду о фениксе, - сказала она.
   Они стояли в холле, ожидая, пока соберутся все, кто должен  был  при-
сутствовать на семейном ристалище. Холл был небольшой,  метров  сорок  в
длину и вдвое меньше в ширину, но фальшивым опорам вдоль стен была  при-
дана коническая форма, а потолок имел форму свода - это создавало  иллю-
зию большого пространства.
   - Вот идет барон! - сказал граф.
   Барон вступил в холл, двигаясь с той неестественной легкостью,  кото-
рую придавали его движению суспензоры, буграми выступающие под оранжево-
го цвета плащом. На пальцах барона блестели золотые кольца,  драгоценные
камни украшали плащ.
   Рядом с бароном шел Фейд-Раус, Его темные волосы были завиты в мелкие
легкомысленные локоны, составляющие разительный контраст с мрачными гла-
зами. На нем была плотно облегающая фигуру черная куртка и столь же тес-
ные черные брюки, немного расширяющиеся книзу. Маленькие ноги  прятались
в мягких туфлях.
   Леди Фенринг, отметив подтянутую фигуру юноши, его играющие под курт-
кой мускулы, подумала: "Этот не позволит себе растолстеть".
   Барон остановился  перед  ними  и,  покровительственным  жестом  взяв
Фейд-Рауса за руку, сказал:
   - Мой племянник, баронет Фейд-Раус Харконнен. - И,  повернув  к  нему
свое лицо, толстое и розовое, как у младенца, представил гостей:
   - А это граф и леди Фенринг.
   Фейд-Раус наклонил голову с приличествующей случаю  вежливостью.  Его
взгляд остановился на леди Фенринг.
   Это была золотоволосая красавица, гибкая и стройная. Платье без  вся-
ких украшений мягко облегало ее фигуру. Серо-зеленые  паза  смотрели  на
него изучающе. В ней было безмятежное спокойствие Бене Гессерит, и моло-
дой человек нашел, что она могла бы заинтересовать его.
   - М-да! - произнес граф, внимательно изучая Фейд-Рауса. - Э...  акку-
ратный молодой человек, - граф посмотрел на барона, - Мой дорогой барон,
вы сказали, что говорили о нас с этим молодым человеком? Что же  вы  ему
сказали?
   - Я рассказал моему племяннику об огромном уважении,  которое  питает
наш император к вам, граф Фенринг, - ответил барон. Про себя он подумал:
"Убийца с манерами кролика - самое опасное, что только может быть".
   - Это, разумеется, само собой, - сказал граф и улыбнулся своей супру-
ге.
   Фейд-Раус нашел манеры и вид графа отвратительными. Они  приоткрывали
нечто, что требовало самого пристального изучения. Молодой человек скон-
центрировал свое внимание на графе: маленький и с виду слабый человечек.
На остром, лисьем лице огромные черные глаза, седина на висках.  И  нео-
бычность движений: он поводил рукой или головой в одну сторону -  и  тут
же бросал их в другую. Следить за ним было трудно.
   - Гм, вы пришли с редкой пунктуальностью, - сказал граф, обращаясь  к
барону. - Я... э... поздравляю вас  с  превосходными  качествами  вашего
наследника... с повзрослением, можно сказать...
   - Вы слишком добры, - сказал барон с легким поклоном. Однако Фейд-Ра-
ус отметил, что выражение глаз дяди не соответствует этому жесту  вежли-
вости.
   - Когда вы... гм... ироничны, то  это...  э...  предполагает,  что...
гм-м... в вашей голове рождаются глубокие мысли, - изрек граф.
   "Опять начинается... - подумал Фейд-Раус. - Похоже на то, что он  ос-
корбляет нас, а в ответ ему ничего не скажешь".
   Манера речи этого человека - все эти гм-м, мд-а  и  э...  вызывала  у
Фейд-Рауса такое чувство, как будто его ударяли по  голове  чем-то  мяг-
ким... Фейд-Раус переключил внимание на леди Фенринг.
   - Мы, кажется, слишком злоупотребляем вниманием этого молодого  чело-
века, - сказала она. - Насколько я знаю, он должен сегодня появиться  на
арене.
   "Она - одна из очаровательнейший гурий имперского гарема", -  подумал
он, а вслух сказал:
   - Сегодня я посвящаю убийство вам, моя госпожа. С вашего  разрешения,
я скажу посвящение с арены.
   Она устремила на него взгляд, полный безмятежного спокойствия, но го-
лос ее прозвучал словно удар хлыста:
   - Я не даю вам своего разрешения.
   - Фейд! - с укором сказал барон, а сам подумал: "Ну  и  бесенок!  Он,
видно, добивается, чтобы граф вызвал его".
   Но граф только улыбнулся и произнес свое неизменное:
   - М-м...
   Фейд-Раус, чье лицо потемнело от обиды, произнес:
   - Все будет так, как вы желаете, уверяю вас, дядя. - Он кивнул  графу
Фенрингу: - Сэр! - И дальше: - Моя госпожа! - Потом он повернулся и  вы-
шел из холла, едва взглянув на представителей малых домов, стоявших воз-
ле двойных дверей.
   - Он еще так юн, - вздохнул барон.
   - Гм-м... действительно... - промямлил граф.
   А леди Фенринг подумала: "Может ли этот юноша быть тем, кого имела  в
виду Преподобная мать? Та ли это генетическая линия, которую  мы  должны
сохранить?"
   - До того, как отправиться на представление, у нас есть  еще  час,  -
сказал барон. - Возможно, мы могли бы немного побеседовать с вами,  Граф
Фенринг. - Он склонил набок свою массивную голову. - Нам  следует  обсу-
дить много неотложных дел.
   При этом барон подумал: "Посмотрим теперь, как поступит этот  импера-
торский мальчик на посылках. Ведь прямо говорить он не сможет".
   Граф повернулся к леди.
   - Гм-м... ты извини нас, дорогая...
   - Каждый день, а иногда и каждый час несет разнообразие,  -  ответила
она.
   И прежде чем удалиться, она ласково улыбнулась барону. Ее длинные юб-
ки зашуршали, и она, держась очень прямо, направилась к двойным дверям в
конце холла.
   Барон отметил, как при ее появлении стих разговор между  представите-
лями малых домов, как все они провожали ее глазами.  "Бене  Гессерит!  -
подумал барон. - Вселенной было бы лучше от них избавиться!"
   - Между двумя опорами справа от нас есть конус тишины, -  сказал  ба-
рон. - Мы можем поговорить там, не боясь быть услышанными.
   Своей  переваливающейся  походкой  он  направился  к   зоне   тишины,
чувствуя, как стихают все внешние звуки, становясь тусклыми и отдаленны-
ми.
   Граф шел рядом с бароном. Они повернулись лицом к стене, чтобы то,  о
чем они говорили, нельзя было прочесть по их губам.
   - Нас не устраивает то, как вы распорядились сардукарами на Арраки, -
сказал граф.
   "Прямой разговор!" - подумал барон.
   - Сардукары не могли больше оставаться там. Был риск, что другие  уз-
нают о том, как помог мне император.
   - Однако не похоже, чтобы решение проблем Свободных слишком утруждало
вашего племянника Раббана.
   - Чего желает император? - спросил барон. - Свободных  на  Арраки  не
больше горстки. Южная пустыня  необитаема.  Северная  пустыня  регулярно
прочесывается нашими патрулями.
   - Кто говорит, что Южная пустыня необитаема?
   - Так утверждает ваш собственный планетолог, граф.
   - Но доктор Кайнз мертв.
   - Ах да... к несчастью, это так.
   - У нас есть отчеты экспедиций, совершивших полеты вдоль южных  окра-
ин, - сказал граф. - Там есть следы растительной жизни.
   - Согласен ли Союз при этих обстоятельствах вести наблюдения из  кос-
мического пространства?
   - Вам прекрасно известно положение вещей, барон: император  не  может
установить за Арраки открытое наблюдение.
   - И я не в состоянии это сделать, - сказал барон. - Кто совершил  эту
экспедицию?
   - Э-э... контрабандисты.
   - У вас ложные сведения, граф, - сказал барон.  -  Контрабандисты  не
могли осмотреть южные границы лучше, чем это делают люди Раббана.  Штор-
мы, движение песков и все прочее хорошо вам известно. Тех, кто Совершает
полеты, сбивает быстрее, чем они успевают сесть.
   - Различные формы помех мы обсудим потом.
   - Так, значит, вы нашли ошибку в моих расчетах?
   - В том, в чем вы предполагаете ошибку, вам не удастся оправдаться.
   "Он намеренно пытается рассердить меня", - подумал барон. Чтобы успо-
коиться, он сделал два глубоких вдоха, после чего он почувствовал  запах
собственного пота и тело под суспензорами внезапно зачесалось.
   - Смерть наложницы и мальчика не должна беспокоить императора, - ска-
зал барон. - Они полетели через пустыню. Был шторм.
   - Да, произошло слишком много несчастных случаев...
   - Мне не нравится ваш тон, граф, - сказал барон.
   - Ненависть - это одно, насилие - другое, - сказал граф. -  Позвольте
мне предостеречь вас: если несчастный случай постигнет меня, все Великие
дома узнают о том, что вы совершили на Арраки. Они уже давно  подозрева-
ют, каким образом вы обделываете свои дела.
   - Единственное недавнее дело, которое я могу припомнить, - сказал ба-
рон, - это переброска на Арраки нескольких легионов сардукаров.
   - Вы собираетесь шантажировать императора?
   - Вовсе нет!
   Граф улыбнулся.
   - Командиры сардукаров все, как один, будут утверждать, что  действо-
вали без приказа, поскольку жаждали драки с этими подонками Свободными.
   - Подобное утверждение могло бы у многих вызвать сомнения,  -  сказал
барон, однако угроза возымела действие.
   - Император желает проверить ваши книги.
   - В любое время.
   - У вас... э... нет возражений?
   - Абсолютно. Мои деловые отношения с компанией СНОАМ выдержат  любую,
самую тщательную, проверку. А сам подумал: "Пусть выдвигает против  меня
ложное обвинение и выставляет его напоказ. Я буду держаться твердо,  как
Прометей, повторяя: смотрите на меня, я оклеветан. Пусть тогда выставля-
ет против меня любое обвинение, даже истинное. Великие дома  не  поверят
второму нападению обвинителя, чье первое обвинение было ложным".
   - Вне всякого сомнения, ваши  книги  будут  подвергнуты  самому  тща-
тельному изучению, - пробормотал граф.
   - Почему император так интересуется Свободными?
   - А вы бы хотели, чтобы он переключил внимание на что-нибудь  другое?
Ими интересуются сардукары, но не император. Им нужно  практиковаться  в
убийствах, и они терпеть не могут, когда работа остается недоделанной.
   "Чего он добивается, напоминая о том, что его поддерживают  кровожад-
ные убийцы?" - спросил себя барон.
   - Дело всегда требовало определенного количества убийц, -  сказал  он
вслух. - Но здесь Получился явный перебор. Кто-то должен  быть  оставлен
для работы со с пай сом.
   Граф коротко хохотнул.
   - Вы думаете, что сможете использовать Свободных?
   - Они никогда от этого не отказывались, - сказал барон. - Но убийства
ожесточили остаток моего населения. Здесь я подхожу к  другому  варианту
решения арракинской проблемы, дорогой мой Фенринг. И, должен признаться,
я надеюсь, что он может вдохновить императора.
   - Вот как?!
   - Видите ли, дорогой граф, меня интересует тюремная планета императо-
ра - Салуза Вторая.
   Граф пристально посмотрел на него.
   - Какая же связь существует между Арраки и Салузой Второй?
   Барон увидел тревогу в глазах графа и сказал:
   - Связи пока нет.
   - Но?..
   - Вы должны допустить, что здесь кроется возможность пополнения рабо-
чей силы на Арраки, если использовать ее как планету-тюрьму.
   - Вы предвидите увеличение числа заключенных?
   - На Арраки были волнения, - сказал барон. - Мне приходилось  жестоко
подавлять их. В конце концов вам известно, какую цену мне пришлось  зап-
латить этому треклятому Союзу за транспортировку объединенных сил на Ар-
раки. Откуда-то ведь должны были взяться деньги.
   - Я не советую вам использовать Арраки в качестве тюрьмы без разреше-
ния императора.
   - Конечно нет, - сказал барон, удивляясь ледяной  холодности  в  тоне
графа.
   - И еще одно, - сказал граф. - Нам известно, что ментат герцога Лето,
Зуфир Хават, не умер, а находится у вас на службе.
   - Я не мог позволить себе упустить его.
   - Вы солгали нашему командиру сардукаров, что Хават мертв.
   - Это была ложь во спасение, дорогой граф. Мой желудок  не  позволяет
мне выносить долгих споров с этим человеком.
   - Хават действительно был предателем?
   - К счастью, нет. Им был доктор Уйе, - барон вытер выступившую на шее
испарину. - Лжедоктор. Вы должны понять меня, Фенринг,  ведь  я  остался
без ментата, и вам это известно. Мне никогда еще  не  приходилось  оста-
ваться без ментата. Это в высшей степени неудобно.
   - Как же вам удалось уговорить Хавата переменить хозяина?
   - Его герцог умер, - барон выдавил из себя улыбку. - От Хавата нельзя
ждать неожиданностей, мой дорогой граф.  Плоть  ментата  насыщена  смер-
тельным ядом. Мы добавляем ему в еду противоядие. Без противоядия яд по-
действовал бы, и Хават умер бы через несколько дней.
   - Уберите противоядие!
   - Но он нам полезен.
   - Он знает слишком много из того, чего не должна знать ни одна  чело-
веческая душа!
   - Вы сказали, что император не боится разоблачения...
   - Не нужно со мной играть, барон.
   - Когда я получаю приказ от императора, я подчиняюсь  ему,  -  сказал
барон.
   - Вы считаете, что это моя собственная прихоть?
   - А что же еще? Император облек меня своим доверием, Фенринг. Я изба-
вил его от герцога.
   - С помощью некоторого количества сардукаров.
   - Где бы еще император нашел дом, который  предоставил  бы  ему  свою
форму для сокрытия его участия в этом деле?
   - Он задавал себе тот же вопрос, барон, и интонации  его  голоса  при
этом были несколько иными.
   Барон внимательно изучал лицо Фенринга: плотно сжатые губы, напряжен-
ность во взгляде.
   - Вот оно что! - сказал барон. - Надеюсь, император не  верит  в  то,
что сможет действовать в полной тайне от меня?
   - Он надеется, что до этого не дойдет.
   - Император не может верить в то, что я угрожаю ему! - барон позволил
себе возвысить голос, вложив в него гнев и скорбь. При этом он  подумал:
"Пусть себе так считает. Пока я бью себя в грудь и каюсь в грехах, я мо-
гу возвести себя на трон!"
   Голос графа был сух и сдержан, когда он сказал:
   - Император верит в то, что ему подсказывают чувства.
   - Осмелится ли император обвинить меня в предательстве перед  Советом
ландсраата? - В ожидании ответа барон задержал дыхание.
   - Императору не нужно "осмеливаться"!
   Барон отвернулся, чтобы скрыть выражение своего лица. "Это может слу-
читься еще при моей жизни, - подумал он. -  Пусть  император  обманывает
меня! Я тоже не буду сидеть сложа руки. Великие дома соберутся  под  мои
знамена подобно тому, как крестьяне сбегаются  под  гостеприимный  кров.
Они больше всего боятся, что имперские сардукары уничтожат их одного  за
другим.
   - Император искренне надеется, что вы не дадите  ему  повод  обвинить
вас в предательстве.
   Барон испугался, что не сможет удержаться от иронии, и потому  позво-
лил себе лишь обиженное выражение лица. Он преуспел в своем намерении.
   - Я был самым лояльным подданным императора. Ваши слова обидели  меня
так, что даже выразить трудно.
   - М-да! - сказал граф.
   Барон повернулся к гостю:
   - Пора идти на арену.
   - В самом деле...
   Они молча вышли из конуса тишины и бок о бок миновали строй  предста-
вителей малых домов в конце холла. Где-то прозвенел звонок, предупреждая
о том, что представление начинается.
   - Малые дома ждут, когда вы их поведете, - сказал граф.
   "Он вкладывает в свои слова двойной смысл", - подумал барон.
   Он посмотрел на новый талисман, висящий над входом в холл,  -  голову
быка и написанный маслом потрет старого герцога Атридеса. Их вид  напол-
нил барона предощущением беды, и он подумал о том, что же могло побудить
герцога Лето повесить в обеденной зале своего дворца на Каладане, а  по-
том и на Арраки портрет отца и голову убившего его быка.
   - У человечества есть... только одна... мм... наука, -  сказал  граф,
когда они вместе с присоединившимися к ним людьми вышли из холла в  ком-
нату ожидания - узкое пространство с высокими окнами и потолком.
   - И что же это за наука? - поинтересовался барон.
   - Это... мм... наука о... неудовлетворенности, - изрек граф.
   Представители малых домов за их спинами, угодливые и льстивые,  расс-
меялись как раз в нужном ключе, - чтобы дать  понять,  что  они  оценили
фразу. В смехе их появилась, однако, и фальшивая нота, когда в него вне-
запно вплелся шум моторов. Пажи распахнули двери, и все увидели ряд  ма-
шин с трепещущими над ними вымпелами.
   Барон, перекрывая шум, сказал:
   - Надеюсь, представление, даваемое сегодня моим племянником, не разо-
чарует вас, граф!
   - Я... весь... мм... ожидание, да, - сказал граф.  -  В  протоколы...
всегда полагается... м-мда... включать указание на... изначальный мотив.
   Барон споткнулся на подножке машины: "Протоколы!.. Ведь это -  отчеты
о преступлениях!"
   Но граф усмехнулся, давая понять, что это шутка, и потрепал барона по
плечу. Тем не менее барон, сидя на выложенном подушками сиденье, всю до-
рогу до арены исподтишка поглядывал на графа, удивляясь, почему  импера-
торский "мальчик на посылках" счел необходимым в присутствии  представи-
телей от малых домов отпустить такую шутку. Было очевидно,  что  Фенринг
редко делал то, что не считал полезным, и столь же редко произносил фра-
зы, не содержащие двойного смысла.
   Они сидели в золоченой ложе, расположенной  над  треугольной  ареной.
Трубили рога. Ярусы над ними и вокруг них были переполнены, повсюду раз-
вевались флаги.
   - Дорогой мой барон, - сказал граф, наклонившись к самому его уху,  -
вы ведь знаете, что император не давал вам санкции  на  выбор  наследни-
ка...
   На этот раз барон оказался в конусе молчания,  вызванного  шоком.  Он
уставился на Фенринга, не заметив даже, как леди графа прошла мимо строя
охраны, чтобы присоединиться к собравшемуся в золоченой ложе обществу.
   - Вот почему я, собственно, здесь, - сказал граф. - Император желает,
чтобы я сообщил ему, стоящего ли мы наследника выбрали. Что лучше  обна-
жает сущность человека, как не арена, не правда ли?
   - Император обещал мне не стеснять меня в выборе наследника, -  отве-
тил сквозь зубы барон.
   - Посмотрим, - неопределенно отозвался  Фенринг  и  отвернулся,  при-
ветствуя свою леди. Она уселась,  улыбнувшись  барону,  потом  устремила
свой взгляд вниз, на посыпанную песком арену, на которую вышел ФейдРаус,
собранный и готовый к действию. В правой руке, одетой в черную перчатку,
он держал длинный нож, в левой, одетой в белую перчатку, - короткий.
   - Белое - для яда, черное - для чистоты, - сказала  леди  Фенринг.  -
Любопытный обычай.
   - М-да! - произнес граф.
   С галерей послышались приветственные крики, и, принимая их, Фейд-Раус
остановился, поднял голову и обвел взглядом ряд лиц - кузин  и  кузенов,
полубратьев, наложниц и дальних  родственников  -  целое  море  кричащих
ртов, ярких знамен и одежд. И Фейд-Раус подумал  о  том,  что  эти  люди
смотрели бы на его кровь с такой же жадностью, с какой будут смотреть на
кровь раба-гладиатора. Конечно, сомневаться в исходе этой борьбы не при-
ходилось, опасность была лишь номинальной, но все же...
   Фейд-Раус поднял вверх ножи и по древнему обычаю отсалютовал трем уг-
лам арены. Короткий нож в руке, затянутой в белую перчатку  (знак  яда),
первым исчез в ножнах. Потом исчез нож с длинным лезвием, с чистым  лез-
вием, которое сейчас было нечистым -  его  тайное  оружие.  Сегодня  оно
должно было принести ему особую победу, ни на что не похожую: яд на чер-
ном лезвии.
   На включение защитного поля ему понадобилось всего несколько  секунд,
и он замер, ощущая, как напрягается кожа на лбу - знак того, что он  за-
щищен.
   Держась с уверенностью человека, привыкшего быть в  центре  внимания,
Фейд-Раус кивком подозвал к себе слуг,  которые  должны  были  отвлекать
внимание, и проверил их цепи с острыми блестящими шипами, крючьями и це-
почками. Потом он дал знак музыкантам. Зазвучала  торжественная  мелодия
старинного марша, и Фейд-Раус повел свой отряд к тому месту, над которым
располагалась ложа его дяди, - для церемониального приветствия. Все  шло
согласно обычаю.
   Музыка смолкла. В воцарившейся внезапно тишине он отступил на два ша-
га назад, поднял руку и воскликнул:
   - Я посвящаю эту схватку... - он сделал паузу, зная, что в  этот  мо-
мент дядя подумает: "Юный дурак, несмотря на  риск,  все  же  собирается
посвятить ее леди Фенринг"... моему дяде и повелителю, барону  Владимиру
Харконнену!
   Он с удовлетворением наблюдал, как его дядя облегченно перевел дух.
   Музыканты заиграли быстрый марш, и Фейд-Раус повел своих людей  туда,
где находилась потайная дверь, через которую пропускались только люди  с
особыми повязками. Фейд-Раус гордился тем, что  никогда  не  пользовался
этой дверью и не нуждался в отвлекающих маневрах. Но сегодня  не  мешало
удостовериться в том, что все в порядке, - особые планы таят  в  себе  и
особые опасности.
   И снова над ареной воцарилась тишина. Фейд-Раус повернулся и  посмот-
рел на высокую красную дверь, находящуюся напротив  него.  Именно  через
нее обычно появлялись гладиаторы.
   Особый гладиатор... План Зуфира Хавата, подумал Фейд-Раус,  отличался
восхитительной прямотой и простотой. Раб не был одурманен наркотиками  -
в этом заключалась главная опасность. Вместо этого в  сознание  человека
было введено слово, которое должно было в критический  момент  парализо-
вать его мускулы. Фейд-Раус повторил про себя это слово, беззвучно  про-
шептав его: "Мерзавец?" Для всех присутствующих оно  должно  было  озна-
чать, что на арену удалось проникнуть рабу, не находящемуся под влиянием
наркотиков, и что цель этого заговора - убийство отпрыска ветви  Харкон-
ненов. Все было подстроено таким образом, чтобы улики указывали  на  на-
чальника рабов.
   Половинки двери плавно разъехались в разные стороны. Эта первая мину-
та была критической.  Внешность  гладиатора  могла  дать  тренированному
взгляду много важной  информации.  Предполагалось,  что  все  гладиаторы
ввергаются наркотиком элакка в состояние  готовности  к  смерти,  однако
можно было отличить их манеру держать нож, их защитную реакцию, а  также
определить, осознают ли они присутствие людей на трибунах. Один  поворот
головы раба мог дать ключ к тому, как следует вести борьбу.
   В дверях появился высокий мускулистый человек с бритой головой и тем-
ными запавшими глазами. Его кожа имела цвет моркови, как  это  и  должно
было быть при действии элакка, но Фейд-Раус знал, что это просто краска.
   На рабе было зеленое трико и красный полузащитный пояс. Стрела на по-
ясе указывала влево, давая понять, что защищена левая половина тела.  Он
держал нож, как держат шпагу, слегка пригнувшись вперед, в стойке  опыт-
ного бойца.
   Раб медленно вышел на арену, повернувшись защищенным боком к Фейд-Ра-
усу и группе его людей, стоящих у потайной двери.
   - Мне не нравится его вид, - сказал один из помощников Фейд-Рауса.  -
Вы уверены, что он под действием наркотика, мой господин?
   - Кожа у него нужной окраски, - возразил Фейд-Раус.
   - И все же он держится как боец, - засомневался другой помощник.
   Фейд-Раус сделал два шага вперед и пристально посмотрел на раба.
   - Что это он сделал со своей рукой? - спросил помощник.
   Фейд-Раус посмотрел на руку раба, на то место под локтем, где на  ней
виднелся след кровавой ссадины, потом скользнул взглядом вниз, к ладони,
ярким пятном выделяющейся на фоне зеленой туники: на тыльной стороне ру-
ки виднелись очертания ястреба.
   Ястреб! Фейд-Раус посмотрел на темные ввалившиеся глаза  и  увидел  в
них необычную настороженность и собранность. "Это один из людей  герцога
Лето, один из тех, кого мы вывезли с Арраки!" - подумал ФейдРаус. Это не
простой гладиатор! Холодная дрожь пробежала по его телу, и  он  подумал,
уж не было ли у Хавата другого плана - плана внутри плана,  по  которому
лишь начальник рабов должен был нести наказание.
   Главный помощник Фейд-Рауса сказал ему на ухо:
   - Мне не нравится его вид, мой господин! Позвольте мне всадить  зубец
в его руку, которой он держит нож!
   - Я всажу в него мои собственные зубцы, - возразил тот. Он взял  пару
длинных изогнутых зубцов и, проверяя, взвесил в  руке.  Эти  зубцы,  как
предполагалось, тоже должны были содержать наркотик, но только не в этот
раз, за что предстояло умереть их хранителю. И это тоже было частью пла-
на. Хавата.
   "Вы выйдете из этой схватки героем, - сказал  Хават.  -  Несмотря  на
предательство, вы убьете гладиатора, как мужчина мужчину. Начальник  ра-
бов будет казнен, а его место займет ваш человек".
   Фейд-Раус сделал еще пять шагов по арене, выжидая и изучая  раба.  Он
знал, что знатоки на трибунах уже почувствовали неладное. Кожа гладиато-
ра была именно такого цвета, какой ей  полагалось  быть  при  отравлении
наркотиком, но он твердо стоял на своем месте и не дрожал.  Теперь  они,
должно быть, уже шепчутся: "Смотрите, как он стоит! Он должен был  проя-
вить волнение, напасть или отступить. Смотрите, как он сдержан!"
   Фейд-Раус чувствовал, как в нем растет волнение. "Даже если  Хават  и
замыслил предательство, - думал он, - я все  равно  смогу  справиться  с
этим рабом. На этот раз яд находится на клинке моего длинного, а не  ко-
роткого ножа. Даже Хават не знает об этом".
   - Эй, Харконнен! - крикнул раб. - Ты готов?
   Над ареной повисла мертвая тишина: рабы не бросают такой вызов!
   Теперь глаза гладиатора были ясно видны Фейд-Раусу, и он видел в  них
холодную ярость отчаяния. Он отметил то, как стоит этот человек  -  сво-
бодно и уверенно, с мускулами, готовыми к победе. На нем  как  бы  стоял
отпечаток послания Хавата: "Ты получишь возможность  убить  Харконнена".
Вот каков был истинный план.
   Губы Фейд-Рауса искривились в жесткой усмешке. Он поднял свой  трезу-
бец, видя успех своих планов в том, как стоял раб.
   - Хай! Хай! - крикнул гладиатор и сделал два шага вперед.
   "Теперь уже никто из сидящих  на  галерее  не  ошибется",  -  подумал
Фейд-Раус.
   Раб должен был быть частично парализован вызванным  наркотиками  ужа-
сом. Каждое его движение должно было бы выдавать его понимание того, что
у него нет никакой надежды на победу. Он должен был бы намертво  держать
в памяти истории о ядах, которыми баронский  наследник  насыщает  клинок
того кинжала, который держит в руке, обтянутой белой перчаткой.  Наслед-
ник барона никогда не убивал сразу. Он доставлял себе удовольствие пока-
зать действие крепкого яда, он мог стоять в стороне, демонстрируя  любо-
пытные аспекты действия яда, корчащуюся в мучениях жертву. На этот  раз,
однако, раб был другой: в нем был страх, но не было паники.
   Фейд-Раус высоко поднял трезубец и качнул им в  почти  приветственном
жесте. Гладиатор двинулся вперед.
   Его манера защиты и нападения была лучшей из всего,  что  приходилось
когда либо видеть Фейд-Раусу. Боковой удар опоздал  всего  лишь  на  ка-
кое-то мгновение, иначе бы наследник барона получил ранение в  сухожилие
ноги.
   Фейд-Раус отскочил в сторону, оставив  трезубец  воткнутым  в  правое
предплечье ребра, так что зубцы полностью погрузились  в  плоть,  откуда
человек не мог бы их вытащить, не разорвав сухожилия. У сидящих на гале-
рее вырвался единодушный вздох. Этот звук ободрил Фейд-Рауса.  Он  знал,
что испытывает его дядя, сидящий наверху рядом с Фенрингом, наблюдателем
императорского двора. Эта схватка не допускала  никакого  вмешательства.
Все ее перипетии должны были пройти перед свидетелями, и барону  остава-
лось лишь молча скрежетать зубами.
   Раб отступил, держа нож в зубах и ударив рукой по трезубцу.
   - Мне твоя игла не нужна! - крикнул он. И снова кинулся вперед с  но-
жом наготове, держась к противнику левой, защищенной,  стороной  и  нес-
колько изогнувшись назад, чтобы придать телу большую площадь защиты.
   Этот его прием тоже не укрылся от внимания зрителей. Из лож  послыша-
лись выкрики. Помощники Фейд-Рауса спросили, не нужна ли ему помощь.  Он
знаками приказал им скрыться за потайной дверью.
   "Я покажу им такое представление, какого они сроду не видывали, - по-
думал он. - Никакого примитивного убийства!  Сегодня  они  могут  насла-
диться зрелищем классного боя. Я покажу им нечто такое, что заставит  их
забыть обо всем. Когда я буду бароном, они вспомнят этот день и все  как
один будут трепетать передо мной".
   Фейд-Раус медленно отходил перед наступавшим на него гладиатором. Пе-
сок арены скрипел у него под ногами. Он  слышал  тяжелое  дыхание  раба,
чувствовал запах собственного пота и слабый запах крови.
   Наследник продолжал отступать, повернув вправо и держа второй  трезу-
бец наготове. Раб отскочил в сторону. Фейд-Раус, казалось, споткнулся, и
с галерей послышались крики. Раб снова прыгнул. "Боже, что за  боец!"  -
подумал Фейд-Раус, отклоняясь. Его спасла только юношеская живость. Вто-
рой трезубец остался в дельтовидной мышце раба. Галерея разразилась воп-
лями.
   "Теперь они меня подбадривают", - подумал Фейд-Раус. Он услышал в го-
лосах ту дикость, которую предвещал ему Хават. Раньше ни одному семейно-
му бойцу не доводилось получать такого одобрения, и он  угрюмо  повторил
про себя фразу, сказанную Хаватом: "Врагу, которым  восхищаешься,  легче
вселить в тебя ужас".
   Фейд-Раус быстро вернулся в центр арены, откуда все было ясно  видно.
Он вытащил кинжал с длинным клинком, пригнулся и стал ждать приближающе-
гося раба. Тот потратил лишь мгновение на то, чтобы ударить  по  второму
острию, плотно засевшему в руке, затем быстро заскользил вперед.
   "Пусть вся семья увидит, как я это сделаю, - подумал Фейд-Раус.  -  Я
их враг, так пусть меня знают таким, каким видят сейчас!"
   Он выхватил кинжал с коротким лезвием.
   - Я не боюсь тебя, харконненская свинья! - крикнул гладиатор. -  Твои
пытки не причиняют боли мертвецу. Я умру от собственного клинка  раньше,
чем твои помощники дотронутся до меня. Но еще раньше я убью тебя!
   Фейд-Раус усмехнулся, работая теперь кинжалом  с  длинным  лезвием  -
тем, который был отравлен.
   - Попробуй теперь вот это, - сказал он и сделал выпад  той  рукой,  в
которой был зажат кинжал с коротким лезвием.
   Раб поменял положение ножей, отпарировал оба  удара  и  сделал  выпад
против ножа с коротким лезвием, который держала рука в  белой  перчатке,
ножа, который, согласно традиции, должен был быть отравлен.
   - Ты умрешь, Харконнен! - рявкнул гладиатор.
   Борясь, они кружили по  песку.  Там,  где  защитное  поле  Фейд-Рауса
встречалось с полузащитным полем раба, вспыхивали голубые искры.  Воздух
вокруг них был насыщен озоном.
   - Умри от собственного яда! - крикнул гладиатор.
   Он пытался заставить руку в белой перчатке развернуть лезвие  ножа  в
другую сторону, внутрь. "Пусть они это увидят", - подумал  ФейдРаус.  Он
послал вперед длинное лезвие и услышал, как оно  беспомощно  звякнуло  о
зубцы раба, торчащие в предплечье. На мгновение  Фейд-Раус  почувствовал
отчаяние. Он не думал, что зубцы станут для раба  преимуществом,  однако
они дали рабу подобие защитного поля. Что за сила в этом гладиаторе! Ко-
роткое лезвие меняло свое направление, заставив Фейд-Рауса  вспомнить  о
том, что человек может умереть и не от отравленного клинка.
   - Мерзавец! - крикнул Фейд-Раус.
   Мускулы гладиатора отозвались на ключевое слово  мгновенной  расслаб-
ленностью. Фейд-Раусу этого было достаточно. Он открыл  достаточное  для
проникновения длинного ножа пространство, его отравленное острие  вспых-
нуло, оставив на груди раба кровавый след. Яд был мгновенного  действия.
Раб пошатнулся и отступил назад.
   "Пусть теперь она полюбуется, моя драгоценная семейка! Пусть помнят о
рабе, который пытался повернуть против меня нож, считая его отравленным.
Пусть удивляются, как на эту арену мог проникнуть  гладиатор,  способный
на такое. И пусть знают, что никогда не следует быть уверенным наверняка
в том, какая из моих рук несет яд!"
   Фейд-Раус стоял молча и следил за замедленными действиями гладиатора.
Они сделались теперь неуверенными, а лицо было отмечено печатью  смерти.
Раб понимал, что произошло и как это  случилось:  яд  таился  на  другом
клинке.
   - Ты!.. - выдохнул человек.
   Давая место смерти, Фейд-Раус отступил назад.  Парализующее  действие
яда все еще не показало себя в полной мере,  но  замедленность  движений
человека говорила о его присутствии.
   Раб кинулся вперед медленными, неуверенными шагами, будто его  тащила
невидимая веревка. Казалось, земля уходит у него из-под ног. Он все  еще
сжимал в руке нож, но лезвие его смотрело в песок.
   - Придет день... один... из нас... тебя... настигнет! - выдохнул он.
   Печальный стон сорвался с его губ. Он сел и завалился на бок.
   Фейд-Раус прошел по затихшей арене, подсунул ногу под голову  гладиа-
тору и перевернул его на спину, давая возможность тем, кто сидел на  га-
лерее, видеть, как действие яда искажает черты. Но гладиатор успел  вон-
зить себе в грудь свой нож, и, несмотря  на  обескураженность,  ФейдРаус
почувствовал нечто вроде восхищения перед рабом за то усилие, которое он
сделал над собой, чтобы преодолеть действие паралича. Вместе с  восхище-
нием к нему пришло понимание: "Вот  что  делает  человека  суперменом  -
ужас!"
   Сосредоточившись на этой мысли, Фейд-Раус начал воспринимать шум, до-
носившийся с галерей. Присутствующие радовались с показной  непринужден-
ностью. Фейд-Раус обернулся и посмотрел на них.
   Веселились все, исключая барона, который  сидел,  опустив  голову  на
грудь, и графа с его леди. Они смотрели молча, на их лицах, словно  мас-
ки, застыли улыбки.
   Граф Фенринг обернулся к жене и сказал:
   - М-да!.. Изобретательный молодой человек...  Правда...  м-мм...  моя
дорогая? Его... синтетические чувства очень остры.
   Барон посмотрел на нее, потом на графа, потом опять уставился на аре-
ну, думая: "Кто-то смог так близко подобраться к одному из  нас!"  Потом
страх уступил место гневу. "Этой же ночью я  заставлю  начальника  рабов
умереть на медленном огне... И если граф и его жена замешаны в этом  де-
ле..."
   Фейд-Раус не слышал сказанного в ложе барона, ибо голоса, приветству-
ющие его, окрепли и слились в едином вопле:
   - Голову!
   Барон нахмурился, у видя тот взгляд, который бросил на него ФейдРаус.
Медленно, с трудом сдерживая гнев, барон сделал знак молодому  человеку,
стоящему на арене над распростертым телом раба. "Дадим мальчику  голову,
он заработал ее, разоблачив начальника рабов".
   А Фейд-Раус подумал: "Они считают, что оказывают мне честь. Пусть уз-
нают, что думаю я!"
   Он увидел своих помощников, приближающихся с ножами наготове, и  мах-
нул им рукой, приказывая удалиться. Видя их нерешительность,  он  махнул
еще раз. "Они думают, что оказывают мне честь, отдав мне  мертвую  голо-
ву!" Нагнувшись, он скрестил руки раба вблизи того места, откуда торчала
рукоятка ножа. Потом, вытащив нож, он вложил его в руки гладиатора. Про-
делав все это, он подозвал помощников.
   - Похороните его вот так, с ножом в руках, - приказал он. - Этот  че-
ловек заработал такую честь.
   В золоченой ложе граф наклонился к барону и сказал:
   - Широкий жест, вызов традициям. Ваш  племянник  обладает  не  только
смелостью, но и стилем.
   - Я боюсь, что он рассердит толпу.
   - Вовсе нет! - возразила леди Фенринг. Она  обернулась  и  посмотрела
вверх, на окружающие их трибуны.
   Барон отметил линию ее щек - великолепная цепочка  девически  упругих
мускулов.
   - Им нравится то, что сделал ваш племянник.
   Наблюдая за тем, как поступок Фейд-Рауса становится известным на  са-
мых дальних ярусах, как помощники уносят мертвое тело гладиатора,  барон
начал сознавать, что женщина правильно оценила  реакцию  зрителей.  Люди
пришли в неистовство, хлопали друг друга по плечам, кричали и топали но-
гами. Барон рассеянно сказал:
   - Я должен распорядиться о чествовании. Нельзя посылать людей  домой,
когда их энергия не нашла выхода. Они должны видеть, что я  разделяю  их
чувства. - Он сделал знак своей охране, и слуга над ними взмахнул  оран-
жевым знаменем Харконненов. Раз, два, три - сигнал к празднеству.
   Фейд-Раус пересек арену и встал под золоченой ложей. Его оружие  было
спрятано в ножны, руки опущены по швам. Перекрывая непрекращающиеся кри-
ки толпы, он громко спросил:
   - Праздник, дядя?
   - В твою четь, Фейд! - крикнул сверху барон.
   Молодые люди устремились вниз и столпились вокруг Фейда.
   - Вы приказали убрать защитные поля? - удивился граф.
   - Никто не причинит вреда мальчику, - возразил барон. - Он - герой.
   Людская волна подхватила Фейд-Рауса, вознесла его вверх, и  он,  сидя
на плечах людей, проделал почетный круг по арене.
   - Сегодня он смог бы пройти по беднейшим кварталам Харко безоружным и
ничем не защищенным, - сказал барон. - Люди отдавали  бы  ему  последнюю
еду и питье - только ради того, чтобы он составил компанию.
   Барон поднялся, вручая свой вес суспензорам.
   - Прошу меня простить. Есть дела, требующие моего немедленного внима-
ния. Охрана будет сопровождать вас.
   Граф встал и поклонился.
   - Конечно, барон. Мы с нетерпением...  э-э...  ждем  праздника.  Я...
э-э... никогда не видел, как празднуют Харконнены.
   Барон повернулся и вышел.
   И в ту же минуту капитан охраны склонился перед графом Фенрингом.
   - Ваши приказания, сэр?
   - Мы... мм-м... подождем, пока схлынет толпа, - сказал граф.
   - Да, мой господин, - капитан отступил на два шага.
   Граф Фенринг посмотрел на жену и заговорил  на  их  жужжащем  кодовом
языке:
   - Ты, конечно, все поняла?
   На том же языке она ответила:
   - Мальчик знал, что гладиатор не будет под наркозом. Был момент стра-
ха, но не удивления.
   - Так было задумано, - сказал он.
   - Без сомнения.
   - Тут пахнет Хаватом.
   - Конечно.
   - Я уже спрашивал барона, почему он выбрал Хавата.
   - Это было его ошибкой, мой дорогой.
   - Теперь я это понимаю.
   - Харконненам очень скоро понадобится новый барон.
   - Если это план Хавата...
   - Конечно, все это требует самого тщательного анализа.
   - Молодой будет лучше поддаваться нашему контролю.
   - Особенно после сегодняшнего вечера, - сказала она.
   - Тебе нетрудно его соблазнить, моя маленькая женушка?
   - Нет, любовь моя! Ты же видел, как он на меня смотрел.
   - Мы должны поддерживать эту линию.
   - Конечно же мы должны взять его под свой  контроль.  Чтобы  покорить
его, я введу необходимые слова прана-бинду в самые глубины его "Я".
   - Мы уедем так скоро, как это будет возможно... как только ты  будешь
уверена... - сказал он.
   Она пожала плечами.
   - Вне всяких сомнений. Я не хочу носить ребенка в этом ужасном месте.
   - Мы делаем это ради человечества, - сказал он.
   - Твоя часть самая легкая, - ответила она.
   - Мне пришлось преодолеть столько древних  предрассудков.  И  знаешь,
они весьма привязчивы.
   - Бедняжечка, мой дорогой, - она потрепала его по щеке. - Ты же  зна-
ешь, что это единственный путь для спасения родовой линии.
   Он сухо проговорил:
   - Наши действия мне достаточно понятны.
   - Нас ждет удача.
   - Союз начинает вести себя так, как будто боится неудачи.
   - Никакого Союза! - напомнила она. - Гипнолигация психики  Фейд-Рауса
и ребенок в моем чреве - потом мы уедем.
   - Этот дядя... - сказал он. - Видела ли ты когда-нибудь подобное изв-
ращение?
   - Он очень свиреп, - сказала она, - но племянник мог бы его  превзой-
ти.
   - Спасибо дяде! Подумать только, чего мог бы достичь этот паренек при
соответствующем воспитании...
   - У Бене Гессерит есть поговорка, - сказала она.
   - У тебя на все есть поговорки.
   - Эта тебе понравится. "Не считай человека мертвым, пока  не  увидишь
его тело. И даже тогда ты можешь ошибиться".


   Муаддиб говорил нам во "Времени размышлений", что его первые столкно-
вения с нуждами Арраки были началом истинного обучения. Он узнал  тогда,
как меняется песок в зависимости от погоды, как читать язык ветра, прис-
лушиваясь к тем следам, которые он оставляет на твоей коже,  как  подав-
лять раздражающий зуд, вызываемый песком. И по мере того как  его  глаза
вбирали в себя синеву ибада, он изучал законы чакобзы.
   Принцесса Ирулэн.
   Воспоминания Стилгара о Муаддибе.

   Отряд Стилгара, возвращающийся из пустыни  в  сьетч  двумя  группами,
выбрался из долины в настороженном свете луны. Закутанные в плащи фигуры
двигались торопливо: их манили запахи близкого дома.
   Сорванные ветром мертвые листья лежали у расщелины, где их  подбирали
дети сьетча. Звуки отряда, кроме тех случайных, что допускали Пол и  его
мать, невозможно было отличить от естественных шумов.
   Пол вытер со лба пыль, смешанную с потом,  и  почувствовал,  как  его
дернули за руку. Он услышал шепот Чани:
   - Делай, как тебе сказано! Надвинь капюшон на лоб. Закрой  все  лицо,
кроме глаз. Ты теряешь воду!
   Повелительный шепот заставил их замолчать.
   - Пустыня слышит вас!
   Высоко на скалах защебетала птица. Отряд остановился,  и  Пол  ощутил
острую тревогу.
   Со стороны скал до них донесся слабый шум, не громче того, что созда-
ет мышь.
   Снова защебетала птица. Все замерли. И снова шорох мышиных  лапок  по
песку... И опять птичий щебет.
   Отряд возобновил подъем по расщелине,  но  теперь  дыхание  Свободных
сделалось таким тихим, что это насторожило Пола. Он  украдкой  посмотрел
на Чани, отметив, что она как будто отдалилась от него, уйдя в себя.
   Теперь под ногами у них был камень и их окружали  серые  стены  скал.
Пол чувствовал, что напряжение несколько отпустило людей, но все же они,
как и Чани, оставались погруженными в себя.  Он  следовал  за  маячившей
впереди тенью. Шаги наверх, поворот, еще шаги, вход  в  туннель,  проход
между двух дверей-влагоуловителей, вход в  освещенный  глоуглобом  узкий
проход с темными каменными стенами.
   Пол увидел, что Свободные вокруг него  откидывают  капюшоны,  снимают
носовые зажимы и дышат полной грудью.
   Кто-то рядом с ним глубоко вздохнул. Пол поискал глазами Чани и  уви-
дел, что она стоит слева от него. Он оказался зажатым между  закутанными
в плащи фигурами. Кто-то толкнул его и сказал:
   - Извини меня, Узул: такая теснота! Здесь всегда так.
   К Полу обернулось узкое бородатое лицо того, кого  называли  Фароком.
Глазные впадины и синие без белков глаза казались сейчас еще темнее.
   - Сними капюшон, Узул, - сказал Фарок. - Ты дома.
   С его помощью Пол вытащил носовые зажимы и отодвинул заслонку ротово-
го фильтра. В нос ему ударил специфический запах этого помещения:  запах
немытых тел, эфира - от регенерированных отбросов,  кислые  человеческие
испарения, и над всем этим царил запах спайса и сопровождающих  его  ве-
ществ.
   - Чего мы ждем, Фарок?
   - Мы ждем Преподобную мать, так я думаю. Ты слышал новость?..  Бедная
Чан и!
   Бедная Чани?! Пол оглянулся, ища глазами свою мать.
   Фарок глубоко вдохнул.
   - Запах дома... - сказал он.
   Пол увидел, что человек и в самом деле наслаждается запахом  спертого
воздуха - в его голосе не было и намека на иронию. Потом Пол услышал го-
лос матери и ее кашель:
   - Как богат запахами ваш сьетч, Стилгар. Я чувствую, что  вы  успешно
обрабатываете спайс... делаете бумагу, пластик, может  быть,  взрывчатые
вещества?
   - Ты определила все это по запаху? - спросил кто-то.
   И Пол понял, что ее слова были обращены к нему: она хотела, чтобы  он
проверил это утверждение с помощью своего обоняния.
   Из передних рядов отряда послышались звуки какой-то возни,  потом  из
груди Свободных вырвался единодушный вздох, и Пол услышал хриплый голос:
   - Так это правда - Льет умер...
   "Льет, - подумал Пол. - Чани дочь Льета". Обе эти части  сложились  в
его сознании воедино. Льетом называли планетолога Свободные.
   Пол посмотрел на Фарока и спросил:
   - Этот Льет известен под именем Кайнз?
   - Есть только один Льет, - возразил Фарок.
   Пол посмотрел на спину закутанного в плащ Свободного, стоящего  перед
ним. "Значит, Льет Кайнз умер..." - подумал он.
   - Это предательство Харконненов, - прошептал кто-то. - Они представи-
ли все как несчастный случай... бросили одного в  пустыне...  катастрофа
топтера...
   Пол почувствовал дикий приступ гнева. Человек, который отнесся к  ним
как друг, который помог им вырваться из лап ищеек  Харконнена,  человек,
который послал отряды своих Свободных на поиски двух затерянных в пусты-
не соломинок... этот человек стал еще одной жертвой Харконненов.
   - Жаждет ли Узул мести? - спросил Фарок.
   Прежде чем Пол успел ответить, раздался чей-то громкий крик, и  отряд
устремился вперед, в более широкое помещение, увлекая за собой Пола.  Он
оказался на открытом месте, лицом к лицу со Стилгаром и странной  женщи-
ной, закутанной в блестящее оранжевое с зеленым покрывало. Руки ее  были
обнажены до плеч, и было видно, что на ней  нет  стилсьюта.  Кожа  блед-
но-оливкового цвета, черные волосы, волнистые, резко выступающие  скулы,
орлиный нос и темные непроницаемые глаза - такова была внешность  незна-
комки. Она обернулась, и Пол увидел в ее ушах золотые серьги в виде  ка-
пель воды.
   - Этот победил Джемиза? - вызывающе спросила она.
   - Помолчи, Хара! - сказал Стилгар. - Джемиз сам все затеял. Он потре-
бовал тахадди ал-бурхан.
   - Но он всего лишь мальчик! - Она резко повела головой  туда-сюда,  и
капельки в ее ушах зазвенели. - Мои дети остались без отца  -  благодаря
другому ребенку. Конечно же это был несчастный случай.
   - Сколько тебе лет, Узул? - спросил Стилгар.
   - Пятнадцать стандартных, - ответил Пол.
   Стилгар обвел взглядом отряд.
   - Есть ли среди вас кто-нибудь, кто хочет бросить мне вызов?
   Молчание.
   Стилгар посмотрел на женщину.
   - С тех пор как я узнал его сверхъестественный дар, я бы не стал  вы-
зывать его.
   Она тоже посмотрела на него.
   - Но...
   - Ты видела женщину, которая пошла с Чани  к  Преподобной  матери?  -
спросил Стилгар. - Она мать этого парня. Мать и сын знают  сверхъестест-
венные способы битвы.
   - Лизан ал-Гаиб, - прошептала женщина. Когда она повернулась к  Полу,
во взгляде ее было благоговение.
   "Снова легенда", - подумал Пол.
   - Возможно, - сказал Стилгар, - хотя испытания еще не было. - Он пос-
мотрел на Пола. - Узул, по нашему обычаю ты теперь отвечаешь за  женщину
Джемиза и двух ее сыновей. Его яли... его жилище теперь  твое,  его  хо-
зяйство - твое... и она, его женщина...
   Пол изучал Хару, удивляясь: "Почему она не  оплакивает  своего  мужа?
Почему не выказывает ненависти ко мне?" Вдруг он заметил, что  Свободные
смотрят на него в ожидании.
   Кто-то прошептал:
   - Нужно приниматься за работу. Скажи, как ты ее принимаешь?
   Стилгар спросил:
   - Ты принимаешь Хару как женщину или как служанку?
   Хара подняла руки и медленно повернулась перед ним.
   - Я еще молода, Узул. Говорят, я так же молода, как тогда, когда была
с Гоффом... прежде чем Джемиз одержал над ним победу.
   "Джемиз убил другого, чтобы завоевать ее..." - подумал Пол.
   Он спросил:
   - Если я приму ее как служанку, могу ли я потом принять другое  реше-
ние?
   - Для перемены решения у тебя есть год, -  сказал  Стилгар.  -  После
этого она - свободная женщина и может следовать своим желаниям.  Ты  мо-
жешь освободить ее и раньше, но все равно: один год ты  за  нее  отвеча-
ешь... и ты всегда будешь нести часть ответственности за ее сыновей.
   - Я принимаю ее как служанку, - сказал Пол.
   Хара топнула ногой, гневно передернув плечами:
   - Но я молода!
   Стилгар посмотрел на Пола.
   - Осторожность - важное качество для человека, который будет вождем.
   - Но я молода! - повторила Хара.
   - Молчи, - сказал Стилгар, - если кто достоин награды, он получит ее.
Покажи Узулу его помещение, проследи, чтобы он получил свежую  одежду  и
место для отдыха.
   Пол узнал на первый раз достаточно. Он чувствовал нетерпение отряда и
понимал, что является причиной задержки. Он  спросил  себя,  следует  ли
справиться о местопребывании матери и Чани, и по выражению лица Стилгара
понял, что это было бы ошибкой.
   Посмотрев в лицо Хары, он настроил свой  голос  на  такую  интонацию,
чтобы вызвать в ней страх и благоговение:
   - Покажи мне жилище, Хара! О твоей молодости мы  поговорим  в  другое
время.
   Она отпрянула на два шага, метнув испуганный взгляд на Стилгара.
   - У него сверхъестественный голос! - выдохнула она.
   - Стилгар, - сказал Пол, - я в огромном долгу перед отцом Чани.  Если
есть что-то...
   - Это будет решать Совет, - сказал Стилгар. - Тогда ты сможешь что-то
сказать.
   Кивком головы он дал понять, что разговор окончен, повернулся и пошел
прочь в сопровождении остальных членов отряда.
   Пол взял Хару за руку и почувствовал, что женщина вся дрожит.
   - Я тебя не обижу, Хара, - сказал он. - Покажи мне жилье. -  На  этот
раз его голос прозвучал более мягко.
   - Ты не прогонишь меня, когда пройдет год? - спросила она. - На самом
деле я знаю, что не так молода, как была раньше.
   - Пока я жив, у тебя будет место рядом со мной, - ответил он и выпус-
тил ее руку. - Где наше жилье?
   Она повела его по коридору, повернула в  широкий  проход,  освещенный
светом глобов. Каменный пол был гладким, старательно очищенным от песка.
Пол, идя рядом с ней, изучал ее орлиный профиль.
   - Ты меня ненавидишь, Хара?
   - Почему я должна тебя ненавидеть?
   Она кивнула куче детишек, смотревших из бокового прохода. Пол заметил
маячившую за детьми фигуру взрослого человека.
   - Я... одолел Джемиза.
   - Стилгар сказал, что церемония совершилась по всем правилам и что ты
- друг Джемиза. - Она искоса взглянула на него. - Стилгар сказал, что ты
дал мертвому влагу. Это правда?
   - Да.
   - Это больше, чем сделаю я... больше, чем могу сделать.
   - Разве ты не будешь его оплакивать?
   - В час скорби я буду его оплакивать.
   Они прошли под сводчатой аркой. Пол увидел мужчин и женщин,  работаю-
щих у большой машины в просторном, ярко освещенном зале. Они, по-видимо-
му, очень торопились.
   - Что они делают? - спросил Пол.
   - Торопятся закончить свою часть работы до нашего побега.  Нам  нужно
успеть сделать много сборщиков росы.
   - До побега?
   - Мы уйдем, и тогда эти палачи перестанут на нас охотиться.
   Пол поймал себя на том, что замедлил шаг, чувствуя важность временно-
го момента, ощущая присутствие зрительной памяти. Однако  совпадения  не
получилось - фрагменты, подсказанные ему памятью  предвидения,  были  не
совсем такими.
   - На нас охотятся сардукары.
   - Они найдут немного - два-три пустых сьетча, - сказала она, -  неко-
торые из них найдут в песках свою смерть.
   - Они найдут это место?
   - Вероятно.
   - И все же у нас будет время на то, чтобы... - он указал  головой  на
свод, оставшийся далеко позади, - сделать... сборщики росы?
   - Посадки продолжаются.
   - Что такое сборщики росы? - спросил он.
   Взгляд, который она бросила на него, был полон удивления.
   - Неужели тебя ничему не учили там, откуда ты приехал?
   - Учили, но не тому, я не знаю, что такое сборщики росы.
   - Хай! - сказала она, и в этом слове заключалась целая фраза.
   - Ну так "что же это такое?
   - Каждый куст, каждая травинка, которую ты видел в эрге... Как ты ду-
маешь, они выжили бы, если бы мы их оставили без  присмотра?  Каждая  из
них заботливо выращена в собственном углублении, которые заполнены  оди-
наковыми шариками хромопластика. Свет делает их белыми. Если ты  посмот-
ришь на них на рассвете с высокого места, ты увидишь, как  они  блестят.
Но когда уходит вечером Солнце-отец,  хромопластик  снова  становится  в
темноте прозрачным. Они охлаждаются чрезвычайно быстро.  Поверхность  их
собирает влагу из воздуха. Струйка влаги течет вниз и поддерживает  рас-
тение, не давая ему погибнуть.
   - Сборщики росы... - пробормотал он, пораженный простотой и  красотой
подобного решения.
   - Я оплачу Джемиза, когда настанет для этого время,  -  сказала  она,
как будто мысль об этом не покидала ее. - Он был хороший  человек,  Дже-
миз, но только очень вспыльчивый. Хороший был добытчик, и с детьми прос-
то удивительный. Он не делал никакой разницы между сыном Гоффа  и  своим
собственным сыном. В его глазах они были равны. - Она вопросительно пос-
мотрела на Пола. - Будет ли так и с тобой, Узул?
   - Такая проблема не встанет перед нами.
   - Но если...
   - Хара!
   Жесткость его интонации заставила ее умолкнуть.
   Они прошли мимо другой освещенной комнаты, видимой через арку с левой
стороны от них.
   - Что там делают? - спросил он.
   - Чинят машины, - сказала она. - К ночи они должны быть исправлены. -
Она указала на туннель, уходящий влево. - Там и дальше занимаются приго-
товлением еды и починкой стилсьютов. - Она посмотрела на  Пола.  -  Твой
костюм выглядит, как новый, но если ему потребуется ремонт, то я  сделаю
все сама - один сезон я работала на этой фабрике.
   Ответвления в стенах туннеля встречались все чаще.  Группа  мужчин  и
женщин прошла мимо них, распространяя сильный запах спайса.
   - Они не получат нашей воды, - сказала Хара, - и нашего спайса  тоже.
Можешь не сомневаться в этом.
   Пол посмотрел на отверстия в стенах туннеля. Он видел  тяжелые  ковры
на высоких ложах. Перед ним мелькали комнаты, увешанные тканями, с ряда-
ми подушек вдоль стен. Люди, находящиеся в этих  углублениях,  замолкали
при их приближении, провожая Пола глазами.
   - Людям кажется странным, что ты одолел Джемиза, -  сказала  Хара.  -
Возможно, когда мы устроимся в новом сьетче, тебе придется это доказать.
   - Я не люблю убивать, - сказал он.
   - Стилгар говорил нам об этом, - сказала она.
   Звуки говора внутри становились все громче. Они подошли еще к  одному
отверстию, которое было шире, чем все остальные. Там сидело много  детей
со скрещенными ногами.
   У доски на дальней стене стояла женщина в желтом покрывале  с  ручным
проектором в руках. На доске было изображено много различных фигур: кру-
ги, треугольники и волнистые линии, квадраты и дуги.  Женщина  указывала
то на один рисунок, то на другой, так быстро, как только могла  опериро-
вать проектором, а дети пели в одном ритме с ее движениями.
   Пол слушал голоса, которые становились все тише по мере того, как они
с Харой удалялись.
   - Дерево, - пели дети, - дерево, трава,  дюна,  песок,  ветер,  гора,
холм, огонь, свет, скалы, жара, растительность, связующее вещество...
   - У вас всегда так проходят занятия?
   Ее лицо потемнело, и голос стал скорбным:
   - Льет учил нас, что никогда не надо останавливаться. Льет мертв,  но
он никогда не будет забыт. Это закон чакобзы.
   Она перешла на другую сторону туннеля и шагнула в углубление, частич-
но закрытое прозрачной оранжевой материей.
   - Твое яли готово принять тебя, Узул.
   Пол не сразу присоединился к ней. Внезапно он почувствовал  нежелание
оставаться наедине с этой женщиной. Ему пришло в голову, что жизнь,  ко-
торая его окружает, и ценности этих людей могут быть приняты им только с
экологических позиций. Он почувствовал, что мир  Свободных  охотится  за
ним, стараясь поймать в ловушку. И он знал, к чему ведет эта ловушка,  -
к дикому джихаду, религиозной войне, которой, он чувствовал  это,  нужно
избежать любой ценой.
   - Это твое яли, - сказала Хара, - Почему ты колеблешься?
   Пол переступил через порог. Он отвел ткань, чувствуя на ощупь, что  в
ней есть металлические нити, прошел за Харой в короткий коридор, а потом
в комнату побольше, квадратную, метров шести шириной. На ее  полу  лежал
толстый голубой ковер, на стенах висели голубые и  зеленые  ткани.  Свет
глоуглобов казался темным от желтой материи, драпировавшей потолок.  Жи-
лище походило на пещеру древних.
   Хара стояла перед ним - левая рука на бедре - и изучала его лицо.
   - Дети играют с друзьями, - сказала она. - Они придут позже.
   Пол скрыл свою тревогу, сделав вид, что изучает комнату. За  занавес-
кой он разглядел комнату побольше, по стенам которой лежали подушки.  Он
почувствовал, как его лица коснулся мягкий ветерок, и увидел перед собой
отверстие, частично скрытое хитроумно подвешенной тканью.
   - Ты не хочешь, чтобы я помогла тебе снять стилсьют?
   - Нет... спасибо.
   - Принести тебе поесть?
   - Да.
   - За той комнатой есть помещение для просушки  и  для  удовлетворения
своих нужд, когда ты без костюма.
   - Ты сказала, что нам придется оставить этот сьетч, - сказал  Пол.  -
Разве не надо заниматься упаковкой и так далее?
   - Все будет сделано в свое время. Убийцы еще не проникли в наш район.
   Она смотрела на него, не решаясь говорить.
   - В чем дело? - строго спросил он.
   - Твои глаза - не глаза ибада. Это непривычно, но и не совсем неприв-
лекательно.
   - Давай еду, - сказал он.
   Она улыбнулась ему понимающей женской улыбкой.
   - Я - твоя служанка, - сказала она и, повернувшись, нырнула за плотно
навешанные ткани, которые, качнувшись, обнаружили узкий проход.
   Сердясь на себя. Пол откинул занавески, прошел в  большую  комнату  и
неуверенно остановился у порога. "Интересно, - подумал он, - где же  Ча-
ни... Чани, только что потерявшая отца, как и я сам..."
   Со стороны внутренних коридоров послышался протяжный крик, приглушен-
ный тканями. Он повторился, уже более отдаленный... и еще раз... Пол по-
нял, что кто-то сообщает время. Он сосредоточился на том факте,  что  ни
разу не видел здесь часов.
   Слабый запах горящего креозота, перебивающий въедливую  вонь  сьетча,
достиг его ноздрей. Пол отметил, что к основному запаху он уже привык.
   И он снова подумал о своей матери и о том, как движущиеся изображения
будущего затрагивают ее... и ее нерожденную дочь. Перед ним плясали  из-
менчивые блики времени. Он встряхнул головой  и  сосредоточился  на  тех
свидетельствах, которые говорили  о  глубине  и  широте  поглотившей  их
культуры - культуры Свободных, со всеми ее странностями.
   И в пещере, и в этой комнате он видел разительные отличия от всего, с
чем ему когда-либо приходилось сталкиваться.
   Здесь не было видно ни малейшего указания на  яд,  никаких  признаков
того, что им когда-либо пользовались. И в то же время он чувствовал  за-
пах яда в воздухе сьетча - яда сильного и простого.
   Он услышал шелест занавесей и, подумав, что это Хара несет  ему  еду,
обернулся. Вместо нее он увидел двух мальчишек,  наблюдавших  за  ним  с
жадным любопытством. На боку у каждого висел криснож, и каждый  держался
за его рукоять.
   Пол вспомнил рассказы о том, что в поединках дети  Свободных  так  же
свирепы, как и взрослые.


   В движениях рук, в движениях губ постоянный поток  мысли.  Глаза  его
горят! Он - остров собственного величия.
   Принцесса Ирулэн.
   Сведения о Муаддибе.

   Фосфоресцирующие трубки в дальних верхних углах пещеры оставляли  пе-
реполненное помещение в полутьме, лишь намекая на огромные размеры этого
окруженного скалами помещения. "Оно больше, чем  даже  зала  собраний  в
школе Бене Гессерит", - подумала Джессика. Она  подсчитала,  что  здесь,
под возвышением, на котором они стояли со Стилгаром, собралось уже более
пяти тысяч человек. И люди все подходили. В воздухе стоял негромкий  го-
вор.
   - Твоего сына потревожили во время отдыха, сайадина, -  сказал  Стил-
гар. - Хочешь ли ты, чтобы он разделил с тобой твое решение?
   - Может ли он изменить мое решение?
   - Конечно, воздух, который несет нам твои  слова,  выходит  из  твоих
легких, но...
   - Решение принято.
   Однако она почувствовала неуверенность; может, ей воспользоваться По-
лом как поводом для отказа. Следовало также подумать  и  о  неродившейся
дочери. То, что опасно для плоти матери, опасно и для плоти дочери.
   Подошли люди со свернутыми коврами, сгибаясь под их  тяжестью.  Когда
они сбросили свою ношу на уступ, поднялось облако пыли.
   Стилгар взял ее под руку и повел в акустический отсек, границей кото-
рого являлся дальний край уступа. Он указал на каменную скамью,  находя-
щуюся внутри этого отсека.
   - Здесь сидит Преподобная мать, но ты можешь здесь отдохнуть.
   - Я предпочитаю стоять.
   Она наблюдала за тем, как мужчины расстилали ковры  и  покрывали  ими
уступы. Потом она посмотрела на толпу. Теперь на каменном полу стояло по
меньшей мере десять тысяч человек, а люди все шли и шли.
   Пустыня, она это знала, была погружена в глубокую тьму, но  здесь,  в
пещере, горел свет, тускло освещая серую массу людей,  собравшихся  пос-
мотреть, как она будет рисковать жизнью.
   Справа от нее толпа расступилась, открыв проход, и она увидела  Пола,
идущего в сопровождении двух маленьких мальчиков. Дети держались с  под-
черкнутой важностью. Руки их лежали на рукоятках крисножей, и они мрачно
смотрели на толпу людей, стеной стоявших по обе стороны.
   - Это сыновья Джемиза, которые  теперь  стали  сыновьями  Узула.  Они
очень серьезно относятся к своим обязанностям телохранителей,  -  сказал
Стилгар и улыбнулся Джессике.
   Джессика поняла, что он пытается поднять ей настроение, и была благо-
дарна ему за это, но не могла отрешиться от мысли об угрожающей ей опас-
ности.
   "У меня нет выбора, я должна это сделать, - думала она. -  Мы  должны
действовать быстро, если хотим обеспечить себе безопасность".
   Пол взобрался на уступ, оставив детей внизу. Он остановился перед ма-
терью, посмотрел на Стилгара, потом снова на Джессику.
   - Что случилось? Я думал, что меня вызвали на Совет.
   Стилгар поднял руку, призывая людей к тишине, и посмотрел влево,  где
открывался другой выход. По нему шла Чани. На ее миниатюрном личике зас-
тыла скорбь.
   Она сняла свой стилсьют. Ее фигуру изящно окутывало покрывало голубо-
го цвета. Тонкие руки оставались открытыми. На ее левом  предплечье  был
повязан зеленый платок.
   "Зеленое - цвет скорби", - подумал Пол.
   Это был один из обычаев, объясненный ему сыновьями Джемиза. Они  ска-
зали ему, что сами не носят зеленого, потому что признали  его  приемным
отцом.
   - Ты Лизан ал-Гаиб? - спросили они. Пол почувствовал в  этом  вопросе
джихад и отклонил его, задав встречный вопрос и узнав в результате,  что
Каллефу - старшему - исполнилось десять лет и что он родной  сын  Гоффа.
Восьмилетний Орлоп был сыном Джемиза.
   Это был странный день. Двое детей стояли возле него,  потому  что  он
просил этого, и, сдерживая любопытство, давали ему время  на  то,  чтобы
справиться с мыслями и памятью предвидения и решить, каким образом  уйти
от джихада.
   Теперь, стоя рядом с матерью на возвышении пещеры, он размышлял,  су-
ществует ли какой-нибудь план, способный предотвратить образование леги-
онов.
   За Чани, которая находилась уже совсем близко от  возвышения,  двига-
лись на некотором расстоянии четыре женщины. Они несли носилки, на кото-
рых находилась еще одна женщина.
   Джессика, не обращая внимания на Чани, смотрела в сторону женщины  на
носилках - сморщенной древней старухи в черном плаще с капюшоном, отбро-
шенным на спину и оставляющим на виду пучок ее седых волос и морщинистую
шею.
   Носильщики осторожно поставили носилки на возвышение, и Чани  помогла
старой женщине подняться на ноги.
   "Итак, это и есть их Преподобная мать", - подумала Джессика.
   Старая женщина медленно направилась к ней, тяжело  опираясь  на  руку
Чани. Она была похожа на скелет, закутанный в черное платье.  Остановив-
шись перед Джессикой, она долго вглядывалась в нее, прежде чем  прогово-
рила хриплым шепотом:
   - Значит, ты одна, - старая голова качнулась на тонкой шее. -  Шадоут
Мапес была права, жалея тебя.
   Быстро и мрачно Джессика проговорила:
   - Мне не нужна ничья жалость!
   - Это еще нужно проверить, - прохрипела старая женщина. Обернувшись с
удивительной быстротой, она оглядела толпу.
   - Скажи им, Стилгар.
   - Должен ли я?
   - Мы - люди Мисра, - выдохнула старуха. - С тех пор как  наши  предки
пришли из Нилотик ал-Оруба, мы узнали полет и смерть. Молодые продолжают
жить, чтобы наш народ не умер.
   Стилгар глубоко вздохнул и сделал два шага вперед.
   Все собравшиеся в пещере - их было, как подсчитала Джессика, уже око-
ло двенадцати тысяч человек - стояли молча, почти без движения. Это зас-
тавило ее почувствовать себя маленькой и полной опасений.
   - Сегодня ночью нам, быть может, придется покинуть  этот  сьетч,  так
долго служивший нам укрытием, и уйти на юг в пустыню, - сказал  Стилгар.
Его голос гремел над обращенными к нему лицами, вибрируя от  заключенной
в нем силы, усиленный рупором.
   Толпа хранила молчание.
   - Преподобная мать сказала мне,  что  не  выдержит  еще  одну  хайру.
Раньше мы обходились без Преподобной матери, но в таком положении  плохо
искать новый дом.
   Теперь в толпе послышался ропот, люди зашевелились, и на их лицах от-
разилось беспокойство.
   - Чтобы этого не произошло, - сказал Стилгар, - наша новая  Сайадина,
Джессика Сверхъестественная, согласилась на этот обряд.  Она  попытается
пройти испытание, чтобы мы не потеряли силу нашей Преподобной матери.
   "Джессика Сверхъестественная", - подумала Джессика. Она  видела,  что
Пол вопросительно смотрит на нее, однако в присутствии всех этих  незна-
комых людей он вынужден был хранить молчание.
   "Что будет с ним, если я не выдержу испытания и умру?"  И  снова  она
почувствовала, как ее наполняют сомнения.
   Чани помогла старой Преподобной матери сесть на ступеньку под акусти-
ческим сводом и вернулась к Стилгару.
   - Мы ничего не потеряем, если Джессика потерпит поражение,  -  сказал
Стилгар. - Тогда Чани, дочь Льета, будет посвящена в Сайадины. - Он отс-
тупил в сторону.
   Из глубины акустического свода до них донесся голос  старой  женщины,
ее хриплый шепот:
   - Чани вернулась из своего хайра. Чани видела Воды.
   Толпа согласно ответила:
   - Она видела Воды.
   - Я посвящаю дочь Льета в сайадины, - прошептала старуха.
   - Она принимается, - ответила толпа.
   Слова церемонии едва доходили до сознания Пола. Он все еще был сосре-
доточен мыслями на том, что было сказано о его матери.
   "Что, если она потерпит поражение?"
   Он повернулся и посмотрел на ту,  которую  называли  Преподобной  ма-
терью, изучая высохшее лицо старухи, ее бездонные глаза густосинего цве-
та. Казалось, ее может унести легкий порыв ветра, но все же было  в  ней
нечто, указывающее на то, что она могла бы пройти  тропой  кориолисового
шторма и выйти из него неуязвимой. Она излучала тот же ореол властности,
что и Преподобная мать Гайус Хелен Моахим, которая испытывала его  мучи-
тельной болью с помощью Гом Джаббара.
   - Я, Преподобная мать Ромалло, чей голос говорит, как множество голо-
сов, объявляю вам, - сказала старая женщина, - что Чани становится сайа-
диной.
   - Решено, - отозвалась толпа.
   Старая женщина прошептала.
   - Я даю ей серебряные небеса и золотую пустыню,  сверкающие  скалы  и
зеленые поля, которые будут. Я даю все это сайадине Чани. И если она за-
будет, что она слуга всех нас, да падет на нее тяжкое наказание, лежаще-
еся в этой Церемонии Семени! Да будет это  непреложным,  как  непреложно
то, что Шаи-Хулуд получит вот это! - Она подняла высохшие коричневые ру-
ки и снова уронила их.
   Джессика чувствовала, что церемония смыкается вокруг нее все плотнее,
отрезая путь к отступлению; она встретила вопросительный взгляд  Чани  и
начала готовиться.
   - Пусть выйдут вперед Хозяева Воды, - сказала  Чани,  и  лишь  легкая
дрожь неуверенности послышалась в ее девичьем голосе.
   "Теперь, - поняла Джессика, - наступает самый ответственный  момент".
Это ощущалось в особом внимании толпы, в глубокой тишине вокруг.
   По открывшемуся в глубине проходу двинулась из глубины пещеры процес-
сия мужчин. Они шли парами, и каждая пара несла маленький кожаный  мешок
размером с половину человеческой головы. Мешочки были обильно смазаны.
   Те двое, что шли впереди, сложили свою ношу у ног Чани и отступили.
   Джессика посмотрела на мужчин, потом на мешки. Капюшоны  мужчин  были
откинуты, открывая длинные волосы, уложенные на затылке в  узел.  Темные
глаза смотрели на нее в упор.
   Джессика ощутила распространяемый мешочками запах корицы. "Спайс?"  -
спросила она себя.
   - Там вода? - спросила Чани.
   Хозяин Воды, стоявший слева, - человек с багровым шрамом на переноси-
це - кивнул.
   - Там вода, сайадина, - сказал он. - Но мы не можем ее пить.
   - Это семя?
   - Там семя.
   Чани встала на колени и положила руки на мешочек.
   - Будь благословенна вода и будь благословенно семя.
   Ритуал был хорошо знаком Джессике, и она обернулась к Преподобной ма-
тери Ромалло. Глаза старой женщины были закрыты,  а  голова  опущена  на
грудь, как будто старуха спала.
   - Сайадина Джессика, - сказала Чани.
   Джессика обернулась и посмотрела на девушку.
   - Ты подвергалась испытанию благословенной Водой?
   Прежде чем Джессика успела ответить, Чани продолжала:
   - Ты не могла быть подвергнута испытанию благословенной Водой.  Ты  -
пришелица извне.
   По толпе прошел вздох, а от движения плащей поднялся ветерок, пошеве-
ливший волосы Джессики.
   - Урожай был велик. Создатель был уничтожен, - сказала Чани и  приня-
лась раскрывать горловину мешка.
   Теперь, почувствовала Джессика, опасность вплотную подступила к  ней.
Она посмотрела на Пола и увидела, что он захвачен таинственностью обряда
и смотрит только на Чани.
   "Видел ли он этот момент во Времени?" - подумала она и приложила руку
к мешочку, думая о своей неродившейся дочери и спрашивая себя: "Имею  ли
я право рисковать нами обеими?"
   Чани поднесла горлышко сосуда к Джессике и сказала:
   - Здесь Вода жизни, вода более великая, чем вода Кан,  вода,  которая
освобождает дух. Если ты - Преподобная мать, она откроет тебе Вселенную.
Пусть рассудит нас Шаи-Хулуд.
   Джессика почувствовала, что разрывается между долгом по  отношению  к
Полу и к своей нерожденной дочери. Ради Пола, она  знала  это,  ей  надо
принять мешочек и выпить его содержимое. Однако она понимала таившуюся в
этом опасность. Содержимое мешочка имело горьковатый запах, напоминающий
запах известных ей ядов, и в то же время в нем было что-то незнакомое.
   - Ты должна выпить это, - сказала Чани.
   "Пути назад нет, - напомнила себе Джессика. Ни одно из  качеств  Бене
Гессерит не приходило ей сейчас на помощь. - Что это? -  спрашивала  она
себя. - Алкоголь? Наркотик?"
   Она склонилась над горлышком, вдохнула  запах  эфира  и  циннамона  и
вспомнила объяснения Дункана Айдахо. "Спайсовый алкоголь!" Поднеся  гор-
лышко ко рту, она сделала такой маленький глоток, какой только было воз-
можно. Жидкость имела привкус спайса и немного раздражала язык.
   Чани нажала на бока мешка. Сильная струя его  содержимого  хлынула  в
рот Джессике, и прежде чем та успела  опомниться,  прошла  ей  в  горло.
Джессика была вынуждена проглотить жидкость. Ей с трудом удалось  сохра-
нить спокойный и достойный вид.
   - Принять маленькую смерть труднее, чем настоящую,  -  сказала  Чани,
выжидательно глядя на Джессику.
   Джессика отступила, все еще прижимая к  губам  горлышко  сосуда.  Она
ощущала его содержимое ноздрями, небом, слизистой оболочкой рта, глазной
тканью. Теперь вкус его был приторно сладким.
   Прохлада...
   Снова Чани послала Джессике струю жидкости в рот.
   Теперь тонкий аромат...
   Джессика изучала лицо Чани, ее миниатюрные черты, видя  в  нем  черты
Льета, еще не выявленные временем.
   "Они дают мне наркотик", - подумала она. Однако он не  был  похож  на
другие, известные ей наркотики, хотя опыт Бене Гессерит и включал в себя
огромное их множество.
   Черты Чани были теперь такими ясными, словно каждая из них была подс-
вечена изнутри.
   Наркотик...
   Молчание окружило Джессику плотной средой. Каждая  клеточка  ее  тела
посылала ей сигналы о том, что с ней происходит что-то важное. Она  мыс-
ленно ощущала себя пылинкой, меньшей, чем частица атома, но все же  спо-
собной перемещаться и чувствовать окружающее. Подобно внезапному  озаре-
нию - как будто раздвинулись невидимые веси, -  к  ней  пришло  сознание
своей психокинетической напряженности. Она была пылинкой,  но  в  то  же
время и не пылинкой.
   Пещера вокруг нее оставалась прежней: Пол, Чани, Стилгар, Преподобная
мать Ром алло...
   Преподобная мать!
   В школе ходили слухи, что некоторые не выдерживали испытания, что  их
уносил наркотик.
   Джессика сконцентрировала внимание на Преподобной матери Ромалло, по-
няв теперь, что все это происходит в мельчайший миг остановившегося вре-
мени, об остановке которого известно лишь ей одной.
   "Почему остановилось время?" Она посмотрела вокруг, увидела напряжен-
ное ожидание, застывшее на лицах людей, заметила остановившуюся над  го-
ловой Чани пылинку.
   Ответ возник в ее голове подобно вспышке - ее личное время  останови-
лось, чтобы спасти ее жизнь.
   Она сконцентрировалась на психокинетическом исследовании,  заглядывая
в себя, и сразу натолкнулась на препятствие из клеток головного мозга  -
сгусток темноты, от которого она отпрянула.
   "Вот место, о котором так часто вспоминала Преподобная мать, -  поду-
мала она, - место, куда может заглянуть только квизатц хедерах".
   Осознание этого факта частично вернуло ей уверенность в  себе,  и  ей
снова удалось сосредоточиться на  своем  состоянии  пылинки,  напряженно
ищущей опасность.
   Она нашла ее в проглоченном наркотике.
   Частицы ее плясали в ней с такой скоростью, что даже остановка време-
ни не могла замедлить их движения.
   Пляшущие частицы... Она начала распознавать знакомые структуры, атом-
ные звенья.
   "А-а-а!"... То был внутренний вздох ее разума, когда она поняла  при-
роду яда.
   Продолжая психокинетическое исследование, она проникла в нее,  устра-
нила частицу кислорода, позволила еще одной частице угля примкнуть к це-
пи, снова замкнула соединение кислорода с водородом...
   Изменение ширилось, нарастало все быстрее и быстрее - по  мере  того,
как действие коммутатора открывало для контакта всю поверхность.
   Время выпустило ее из своих объятий, и она снова ощутила  его  движе-
ние. Трубка, отходящая от мешочка, мягко тронула ее губы, собирая остат-
ки влаги.
   "Чани забирает катализатор из моего тела с тем, чтобы изменить состав
яда в мешке... Почему?" - подумала Джессика.
   Кто-то усадил ее. Она увидела, что Преподобная мать Ромалло  усажива-
ется рядом с ней на покрытое ковром возвышение. Сухая  рука  дотронулась
до ее шеи. И вдруг внутри ее сознания возникло еще одно  психокинетичес-
кое звено. Джессика попыталась отбросить его, но оно все приближалось  и
приближалось...
   Они встретились!
   Это была крайняя степень близости.
   Она была сейчас двумя людьми одновременно, не телепатически, а  хими-
чески. Она была старой Преподобной матерью! Однако, как было ясно  Джес-
сике, Преподобная мать вовсе не считала себя такой старой:  перед  внут-
ренним взором Джессики возник образ юной девушки, полной веселья и  тон-
кого юмора.
   И общее их сознание отозвалось голосом юной девушки:
   - Да, я такая!..
   Джессика смогла лишь принять слова, но не смогла ответить на них.
   - Ты скоро все это получишь, - сказал внутренний образ.
   - Это - галлюцинация, - сказала себе Джессика.
   - У тебя есть лучшее объяснение этого, - сказал внутренний  образ.  -
Теперь не противоборствуй - у нас мало времени... -  Последовала  долгая
пауза, а потом кто-то сказал:
   - Тебе следовало бы рассказать нам о своей беременности!
   Джессика обрела голос, проговоривший:
   - Почему?
   - Изменение коснется вас обеих... Святая мать, что мы наделали!
   Джессика почувствовала в их общем сознании  вынужденное  изменение  и
увидела внутри себя еще одну, яркую, частицу. Она металась по кругу  ту-
да-сюда, излучая дикий ужас.
   - Тебе придется быть сильной, - сказало изображение Преподобной мате-
ри. - Благодари судьбу за то, что носишь в себе дочь - зародыш  мужского
пола такого не выдержал бы. Теперь осторожно... дотронься до своей доче-
ри-образа. Используй всю волю, всю материнскую нежность... еще нежнее...
еще...
   Крутящаяся искра приблизилась, и Джессика  заставила  себя  коснуться
ее. Ужас навалился на Джессику, угрожая сломить ее и поглотить. Она  на-
чала бороться с ним единственным известным ей способом: "Я не  буду  бо-
яться..."
   Эта формула отчасти ее успокоила, яркая  частица  неподвижно  застыла
напротив нее.
   "Слова не помогут", - сказала себе Джессика. Она  настроила  себя  на
эмоциональные волны и излучала теперь  спокойствие,  любовь  и  теплоту,
Ужас исчез.
   И снова присутствие старой Преподобной матери заявило о себе, но  те-
перь уже существовал триумвират сознании - два активных и одно находяще-
еся в состоянии созерцания.
   - Время торопит меня, - сказала Преподобная  мать  внутри  их  общего
сознания. - Мне нужно многое передать тебе. И я не  уверена,  сможет  ли
твоя дочь остаться умственно здоровой, приняв все это. Но  так  нужно  -
интересы племени превыше всего.
   Картины познания закружились перед Джессикой. Это напомнило лекцию по
тренировке подсознания в школе Бене Гессерит,  но  картины  чередовались
быстрее, так быстро, что делались почти неразличимыми.
   Все, о чем говорили изображения, было уже известно Джессике:  возлюб-
ленный - мужественный, бородатый, с синими глазами Свободного.  Джессика
увидела его силу и нежность, узнала - в одно мгновение - всего его - че-
рез воспоминание Преподобной матери.
   Сейчас не было времени думать о том, какое действие могло  произвести
все это на зародыш ее дочери. В пору лишь  было  принимать  и  отвечать.
Знания вливались в Джессику, как важные, так и неважные.
   "Зачем мне нужно так глубоко погружаться в жизнь племени?" - спросила
она себя.
   Слишком поздно осознала Джессика случившееся: старая женщина  умирала
и, умирая, вливала свой багаж знаний и опыта в Джессику,  подобно  тому,
как вливают воду в сосуд. Другая частица, по мере того как наблюдала  за
ней Джессика, тускнела, возвращаясь в зародышевое  состояние.  А  старая
Преподобная мать, сознательно уходя из жизни, оставляла свою жизнь в па-
мяти Джессики. Она подтвердила это последними, слабыми, как вдох, слова-
ми:
   - Как давно я ждала тебя! - сказала она. - Вот моя жизнь...
   Освобожденная, она вся была здесь.
   "Теперь я - Преподобная мать", - сказала себе Джессика.
   И она с несомненной ясностью поняла, что стала тем, что понимают  под
титулом Преподобной матери: ядовитый наркотик преобразил се.
   Она знала, что именно так проделывают это и в  школе  Бене  Гессерит.
Никто никогда не посвящал ее в тайну преображения, но она знала это.
   Конечный результат был тот же.
   Джессика почувствовала что частица-дочь все еще трогает ее внутреннее
сознание, опробуя его - без ответа.
   Ужасное чувство одиночества пронзило Джессику,  когда  она  полностью
осознала, что с ней случилось. Она видела свою жизнь в  разных  фрагмен-
тах, замедляющих свое движение, и вся ее жизнь  закружилась  вокруг  нее
так, что яснее сделалось это танцующее взаимодействие.
   По мере того как тело освобождалось от действия яда,  ощущение  себя-
частицы несколько потускнело, но все же она осознавала присутствие  той,
другой, частицы.
   "Я сделала это, бедная моя нерожденная девочка! Я ввергла тебя в  эту
Вселенную и подвергла твое "Я" всем разнообразным воздействиям  -  тогда
как у тебя еще нет против них никакой защиты.
   Другая частица, отражающая то, что она влила в нее, источала  струйку
любви.
   Прежде чем Джессика успела ответить на этот призыв, она почувствовала
присутствие чего-то, настоятельно требующего внимания. Существовало неч-
то, требующее немедленных действий. Поискав это нечто,  она  обнаружила,
что ей мешает то состояние одурманенности, которым наполнил ее наркотик,
"Я могу изменить это, - подумала она. - Я могу изменить действие  нарко-
тика и сделать его безвредным". Однако инстинктивно она поняла, что  это
было бы ошибкой.
   Она ясно представляла себе, что ей надо делать.
   Джессика открыла глаза и указала на мешочек, который Чани теперь дер-
жала над ее головой.
   - Эта вода освящена, - сказала Джессика. - Смешайте Воды, пусть изме-
нение коснется всех, чтобы люди смогли приобщиться к этому освящению.
   "Пусть катализатор продолжает свою работу, - подумала  она.  -  Пусть
люди выпьют, и их сознание смешается на некоторое время. Наркотик теперь
безопасен... теперь, когда его изменила Преподобная мать".
   Но требовательная память вела в ней свою работу, толкая  к  действию.
Она понимала, что должна сделать что-то еще, но наркотик мешал  сосредо-
точиться. "Старая Преподобная мать..." - вспомнила она.
   - Я соединилась с Преподобной матерью Ромалло, - сказала Джессика;  -
Ее больше нет, почтим ее память ритуалом.
   "Откуда взялись во мне эти слова?" - удивилась Джессика.
   Она поняла, что они поднялись из глубин другой памяти, из той  жизни,
которая была отдана ей и теперь стала частью ее самой. И в то  же  время
что-то, касающееся этого дара, было не завершено.
   "Позволь им устроить празднество, - сказал голос внутри нее. -  В  их
жизни так мало развлечений! Пройдет немало времени, прежде  чем  я  пол-
ностью растворюсь в твоей памяти. Мне и сейчас уже трудно удерживать се-
бя. Я вижу в твоем сознании много интересного, о чем я и понятия  раньше
не имела".
   И новое сознание-память открылось внутри Джессики, позволив ей загля-
нуть в тайники другой Преподобной матери - внутрь Преподобной матери Ро-
малло - и так без конца...
   Джессика отпрянула, испугавшись, что сознание потеряется внутри  этих
тождеств, но главный проход сознания по-прежнему оставался открытым, по-
казывая Джессике, что культура Свободных была гораздо  старше,  чем  она
считала раньше.
   Она узнала теперь, что Свободные - люди, выросшие  на  этой  планете,
очень слабохарактерны, они были постоянным объектом облав, проводившихся
с целью пополнения численности населения колоний.
   Джессика слышала плач людей, проходя через этот участок  памяти.  Она
пошла дальше по открывшейся перед ней дороге. Воображаемый  голос  воск-
ликнул:
   - Нам отказывают в хай ре!
   Дальше на своем пути Джессика увидела хижины рабов  на  Бела  Тегузе,
увидела, как производился отбор людей на  Россаке  и  Хармонтепе.  Следы
жестокого насилия открывались перед ней. И она увидела вторжение прошло-
го, которое передавалось от Сайадины к Сайадине: сначала простое  слово,
затерянное в песне, потом отработанный до мелочей ритуал их  собственной
Преподобной матери - с открытием ядовитого наркотика на Россаке... а те-
перь на Арраки развитие новой силы -  через  открытую  ими  Воду  Жизни.
Чей-то голос крикнул из древних глубин:
   - Никогда не прощать! Никогда не прощать!
   Но внимание Джессики было переключено на открытие Воды Жизни, на соз-
дание ее источника: жидкости, выделяемой умирающим песчаным  червем-Соз-
дателем. И когда она своей памятью увидела сцену его убийства, у нее пе-
рехватило дыхание...
   - Мама, как ты себя чувствуешь?
   Голос Пола нарушил ход ее мыслей, и она вышла из состояния внутренне-
го созерцания, сознавая свой долг перед сыном и в то же время негодуя на
то, что ей помешали.
   "Я подобна человеку, чьи руки онемели и ничего не чувствуют с  самого
рождения, пока дар свыше не влил в них силу".
   Мысль эта задержалась в ее сознании, завершая процесс:
   - Я говорю людям: смотрите! У меня есть руки! Но мне говорят: "А  что
такое руки?"
   - Как ты себя чувствуешь? - повторил Пол свой вопрос.
   - Хорошо.
   - Можно мне это пить? - он указал на мешочек в руках Чани. - Они  хо-
тят, чтобы я это выпил.
   Она уловила скрытый смысл его слов и поняла, что он догадался,  каким
был яд до изменения, и беспокоился о ней. И тут Джессика  подумала,  что
способности Пола имеют границы: его вопрос сказал ей о многом.
   - Ты теперь можешь это выпить, - сказала она. - Он изменен. -  И  она
посмотрела на Стилгара, который не сводил с нее глаз.
   - Теперь мы знаем, что ты не могла не оказаться настоящей,  -  сказал
Стилгар.
   Она поняла скрытый смысл сказанного, но одурманивающее действие  нар-
котика притупило ее чувства. Как тепло и приятно! Как благородно со сто-
роны Свободных ввести ее в такие контакты!
   Пол понял, что наркотик продолжает оказывать действие на его мать. Он
поискал в своей временной памяти возможное будущее. Это походило на  об-
зор мгновений времени, беспорядочных, не  имеющих  временной  последова-
тельности.
   Что касается наркотика, то он мог получить знание, мог понять,  какое
действие он оказывает на его мать, но знание это было лишено системы.
   Он внезапно понял, что видеть прошлое, находясь в  настоящем,  -  это
одно, однако истинная задача предвидения - видеть прошлое в будущем. Ви-
дение упорствовало, не будучи тем, чем казалось.
   - Выпей это, - сказала Чани и поднесла ему мешочек.
   Пол выпрямился и посмотрел ей в глаза. Он почувствовал, как  напряже-
ние сгустилось вокруг него. Он знал, что с ним случится, если он  выпьет
этот спайсовый напиток. Он вернется к видению чистого времени, он возне-
сется на головокружительную высоту и должен будет преодолеть  бесчислен-
ные трудности.
   Из-за спины Чани Стилгар сказал:
   - Пей, мальчуган, ты задерживаешь ход обряда.
   Тогда Пол обернулся к толпе и услышал крики:
   - Хвала Муаддибу!
   Он посмотрел на мать. Она, казалось, мирно  спала,  застигнутая  сном
там, где она была, и дыхание ее было спокойным и ровным.  В  памяти  его
всплыла фраза из будущего, бывшего его одиноким прошлым: "Она спит в Во-
де Жизни".
   Чани потянула его за рукав. Пол поднес горлышко  к  губам  и  услышал
крики толпы. Чани нажала на мешочек, жидкость хлынула ему в горло, и  он
почувствовал головокружение.
   Чани взяла у него мешочек и, нагнувшись, передала его в  руки  людей.
Его взгляд сосредоточился на ее предплечье.
   Заметив направление его взгляда, Чани сказала:
   - Я могу оплакивать его, даже напоенная счастьем Вод: это он дал  нам
такой дар. - Она взяла его за руку и повела прочь с возвышения. -  Мы  с
тобой схожи в этом, Узул: каждый из нас потерял из-за Харконненов отца.
   Пол пошел за ней. У него было такое ощущение, словно его голова отде-
лилась от туловища, а потом вернулась на место измененной.
   Они вошли в узкий коридор, стены которого были  слабо  освещены.  Пол
почувствовал, что наркотик оказывает на него свое  действие,  освобождая
Время, словно запертый поток. Когда они повернули в другой  темный  тун-
нель, ему пришлось опереться на руку Чани. Упругость и легкость ее тела,
ощущаемого сквозь ткань стилсьюта, заставляла сильнее биться его сердце.
   Он попытался сосредоточиться на ней, но прошлое и будущее  срастались
с настоящим, затеняя ее образ. Он видел ее на бесчисленных путях.
   - Я знаю тебя, Чани, - сказал он. - Мы сидели под уступом, и я разго-
нял твои страхи. Мы ласкали друг друга. Мы... - Он обнаружил, что  утра-
чивает остроту зрения, и потерял равновесие.
   Чани помогла ему выпрямиться и, откинув желтые занавеси, ввела его  в
свое жилище. Там были низкие столы, подушки, ложе под оранжевым пологом.
   Пол осознал, что они стоят, а Чани смотрит ему в  лицо  и  взгляд  ее
внешне спокоен, хотя и выдает ужас.
   - Скажи мне... - прошептала она.
   - Ты - сихайя, весна пустыни, - также шепотом ответил он.
   - Когда племя принимает Воду Жизни, - сказала она, - все мы...  делим
ложе. Я могу представить любого из остальных рядом с собой, но только не
тебя.
   - Почему?
   - В тебе есть что-то пугающее, - сказала она. - Я увела тебя  от  ос-
тальных потому, что чувствовала, - таково их желание... Ты давишь на лю-
дей. Ты заставляешь нас... видеть.
   Он с трудом выдавил из себя:
   - Что ты видишь?
   Она посмотрела на свои руки.
   - Я вижу ребенка у себя на руках. Это - наш ребенок, твой  и  мой.  -
Она дотронулась рукой до его губ. - Когда я успела  узнать  каждую  твою
черту?
   "У них мало способностей, - подсказал ему его сознание. - Но они  по-
давляют и их, потому что способность видения вызывает в них ужас.
   Он заметил, что Чани дрожит,
   - Что ты хочешь мне сказать? - спросил он.
   - Узул...
   - Ты не можешь изменить будущего. - Его захлестнула жалость к ней. Он
притянул ее к себе, погладил по голове.
   - Чани, не надо бояться.
   - Узул, помоги мне! - закричала она.
   Едва она выговорила эти слова, как он почувствовал, что действие нар-
котика закончилось.
   - Ты так спокоен... - сказала Чани.
   Пол почувствовал себя в центре, на оси, вокруг которой вращается мир,
в котором была Чани.
   - Нет другого мира для мира, - сказал он.
   - Ты плачешь, Узул? - изумилась Чани. - Узул, сила моя, ты даешь вла-
гу мертвым?! Каким?
   - Тем, что еще не мертвы, - сказал он.
   - Тогда пусть наступит для них время Жизни!
   Сквозь наркотик он почувствовал правоту ее слов.
   - Сихайя!
   Она взяла в свои ладони его лицо.
   - Я больше не боюсь, Узул. Посмотри на меня.
   - Что видишь ты?
   - Я вижу, как мы дарим любовь друг другу - это то, что мы с тобой со-
бираемся делать.
   - Ты сильная, Чани, - прошептал он, - Останься со мной...
   - Навсегда, - сказала она и поцеловала его в щеку.


   КНИГА ТРЕТЬЯ ПРОРОК


   Не было ни одной женщины, ни одного мужчины, ни одного ребенка, кото-
рые были бы близки по-настоящему с моим отцом. Наиболее дружелюбными бы-
ли отношения падишаха-императора с графом Казмиром Фенрингом, другом его
детства. Доказательством расположения графа может служить то, как он ос-
лабил подозрения ландсраата после арраки некого дела. Моя мать говорила,
что на подкупы спайсом было потрачено более миллиона  солариев,  а  ведь
были еще другие подарки: рабыни, королевские почести и  всяческие  знаки
внимания. Другое из имеющихся доказательств дружбы графа  было  негатив-
ным: он отказывался убить человека, даже если мог  сделать  это  с  лег-
костью, имея на это приказ моего отца. Сейчас я расскажу об этом.
   Принцесса Ирулэн.
   Граф Фенринг: краткая биография.

   Барон Владимир Харконнен, дрожа от гнева, вылетел из своих личных по-
коев и быстро пошел по коридору, пронизанному светом заходящего  солнца,
что лился сквозь высокие окна. От резких движений тело его в  суспензор-
ном поле казалось искаженным и изломанным.
   Он промчался мимо личной кухни, мимо библиотеки, мимо маленькой  при-
емной и мимо помещения для слуг, где уже царило вечернее спокойствие.
   Капитан охраны, Иакин Нефуд, сидел на диване, и на его  плоском  лице
застыло то оцепенение, которое вызывает  семута.  Вокруг  него  бушевала
сверхъестественная семутная музыка. Рядом сидели его люди.
   Нефуд встал, лицо его под влиянием наркотика было спокойным,  но  его
неестественная бледность выдавала страх. Семутная музыка прекратилась.
   Барон оглядел лица вокруг него, отметив выражение спокойствия  безум-
цев. Вновь обратившись к Нефуду, он вкрадчиво проговорил:
   - Сколько времени ты являешься капитаном, Нефуд?
   - Со времен Арраки, мой господин. Почти два года.
   - И ты всегда противостоял опасностям, которые мне угрожали?
   - Таково было мое единственное желание, мой господин.
   - Тогда где Фейд-Раус? - проревел барон.
   Нефуд весь сжался под его свирепым взглядом:
   - Мой господин?!
   - Ты не считаешь, что Фейд-Раус может  представлять  для  меня  опас-
ность? - голос его снова зазвучал вкрадчиво.
   Нефуд провел языком по губам. Его оцепенение мало-помалу проходило.
   - Фейд-Раус в помещении для рабов, мой господин.
   - Снова с женщинами, а? - барон трясся от гнева.
   - Сир, могло быть, что он...
   - Молчать!
   Барон подошел ближе, отметив при  этом,  что  люди  отступили  назад,
страшась его гнева,
   - Разве не приказывал я тебе всегда иметь под рукой исчерпывающую ин-
формацию о том, где находится барон-наследник? - спросил барон. Он прид-
винулся к Нефуду еще на один шаг. - Разве я не говорил тебе, что ты обя-
зан каждый раз сообщать мне, что он направился в  помещение  для  рабов,
когда бы это ни произошло? - Он придвинулся еще на шаг. - Разве я не го-
ворил, что ты должен знать совершенно  точно  о  том,  что  говорит  ба-
рон-наследник?
   На лбу Нефуда выступила испарина.
   Тусклым, лишенным выражения голосом барон повторил:
   - Разве я не говорил тебе всего этого?
   Нефуд кивнул утвердительно.
   - И разве не говорил я, что ты обязан проверять всех рабов-мальчиков,
присылаемых ко мне, и что ты обязан это делать сам... лично?
   И снова Нефуд кивнул.
   - Может быть, ты не заметил изъяна на бедре  того,  которого  прислал
мне сегодня вечером? - спросил барон. - Возможно, ты...
   - Дядя!..
   Барон обернулся и уставился на стоящего  в  дверях  Фейд-Рауса.  При-
сутствие его племянника здесь, сейчас, поспешность, следы которой  моло-
дому человеку не удалось скрыть, - все это говорило о многом:  Фейд-Раус
имел целую систему собственных шпионов, неустанно следивших за бароном.
   - В моих покоях лежит тело, и я желаю, чтобы его унесли, - сказал ба-
рон. Держа руку на оружии под плащом, он мысленно поблагодарил судьбу за
то, что у него такое превосходное защитное поле.
   Фейд-Раус бросил взгляд на двух охранников, стоящих у стены справа, и
подал им знак. Те козырнули и направились к двери, а потом - по коридору
в направлении покоев барона.
   "Значит, эти двое, - подумал барон. - Этому юному чудовищу еще  нужно
поучиться конспирации!"
   - Полагаю, ты закончил свои дела в помещении для рабов, Фейд? - спро-
сил барон.
   - Я играл в чеопс с их начальником, - сказал Фейд-Раус.  А  про  себя
подумал: "Что же произошло? Мальчик, которого мы  отослали  моему  дяде,
очевидно, убит. Но он удивительно подходил для игры. Даже Хават  не  мог
бы сделать лучшего выбора. Мальчик был превосходен!"
   - Играешь в шахматы? - спросил барон - Как это мило. Ты выиграл?
   - Я... э... да, дядя, - сказал Фейд-Раус с легким замешательством.
   Барон щелкнул пальцами.
   - Нефуд, ты хочешь вернуть себе мое расположение?
   - Сир, что я сделал? - спросил Нефуд.
   - Сейчас это неважно! - отрубил барон, - Фейд обыграл начальника  над
рабами в чеопс. Ты это слышал?
   - Да, сир, - неуверенно сказал Нефуд.
   - Я хочу, чтобы ты взял троих людей и отправился к начальнику над ра-
бами, - сказал барон. - Задуши его. Тело принеси сюда, чтобы я мог  убе-
диться, что все проделано чисто. Мы не можем держать в штате такого  не-
задачливого шахматиста.
   Заметно побледнев, Фейд-Раус шагнул вперед:
   - Но, Дядя...
   - Потом, - сказал барон и махнул рукой. - Это потом, Фейд.
   Два охранника, посланные в апартаменты барона, прошли по коридору ми-
мо открытой двери, неся тело мальчика, чьи  руки  беспомощно  свисали  и
раскачивались. Барон проследил за ними взглядом, пока они не скрылись из
виду.
   Нефуд встал радом с бароном.
   - Вы желаете, чтобы я убил начальника над рабами сейчас,  мой  госпо-
дин?
   - Сейчас, - ответил барон. - А когда сделаешь, добавь в  свой  список
тех двоих, что сейчас прошли мимо. Мне не понравилось то, как они  несли
тело. Это надо делать аккуратнее. Их трупы тоже покажешь мне.
   Нефуд с готовностью кивнул:
   - Мой господин, если есть хоть что-то...
   - Делай то, что тебе велел твой хозяин, - прикрикнул на него  ФейдРа-
ус. И он подумал: "Я могу сейчас надеяться только на спасение  собствен-
ной шкуры".
   "Теперь он запомнит этот урок", - подумал барон и улыбнулся про себя.
- "Этот мальчуган знает, как мне понравиться и как отвести от  себя  мой
гнев. Кто еще есть у меня, способный взять в свои руки бразды правления,
которые я однажды выпущу из своих рук? Другого такого  у  меня  нет.  Но
знать он должен. А я, пока он учится, должен себя сдерживать".
   Нефуд знаком велел своим людям следовать за ним и пошел к двери.
   - Ты не пройдешь со мной в мои покои, Фейд? - спросил барон.
   - Я в вашем распоряжении, - ответил Фейд-Раус, думая: "Я пойман".
   - После тебя, - сказал барон, указывая на дверь.
   Фейд-Раус колебался не более секунды. "Неужели я окончательно  проиг-
рал? - подумал он. - Всадит ли он мне в спину отравленный клинок... мед-
ленно, сквозь защитное поле? Есть ли у него другой преемник?"
   "Пусть познает мгновение ужаса, - подумал барон, идя вслед за племян-
ником. - Он наследует мне, но только тогда, когда я сам выберу время.  Я
не позволю ему отбросить то, что я построил!"
   Фейд-Раус старался не идти чересчур поспешно. Он чувствовал, как  на-
тянулась кожа на его спине, как будто само тело вопрошало, когда оно по-
лучит удар. Мускулы его напряглись и снова расслабились.
   - Ты слышал последнее сообщение с Арраки? - спросил барон.
   - Нет, дядя.
   Фейд-Раус силой заставил себя не  оглядываться.  От  крыла  служебных
комнат он повернул в коридор.
   - У Свободных появился новый пророк,  религиозный  предводитель,  или
что-то в этом духе, - сказал барон. - Они называют его "Муаддиб".  Очень
смешно. Это слово обозначает "мышь". Я сказал Раббану, чтобы он позволил
им свою религию. Пусть будут хоть чем-то заняты.
   - Это очень интересно, дядя, - сказал Фейд-Раус. Он повернул в  кори-
дор, ведущий в опочивальню барона, удивляясь про себя: "Почему он болта-
ет о религии? Не кроется ли здесь намек для меня?"
   Они прошли через приемную в спальню. Там  их  встретили  признаки  не
слишком упорной борьбы: передвинутая суспензорная лампа, подушка на  по-
лу, сломанная кассета на кровати.
   - План был умный, - проворчал барон. Повернув регулятор защитного по-
ля до упора, он смотрел на племянника. - Но не слишком. Скажи мне, Фейд,
почему ты не убил меня сам? У тебя было достаточно возможностей.
   Фейд-Раус отыскал суспензорный стул и опустился на него без приглаше-
ния, что было лишним доказательством его замешательства.
   "Теперь я должен призвать на помощь все свое мужество", - подумал он.
   - Вы сами учили меня, что руки должны оставаться  чистыми,  -  сказал
он.
   - Ах, да! - сказал барон. - Когда ты стоишь лицом к лицу с  императо-
ром, то должен говорить правду. Ведьма, сидящая возле императора,  услы-
шит твои слова и узнает, правда это или ложь.  Я  предупреждал  тебя  об
этом.
   - Почему вы никогда не  привозили  Бене  Гессерит,  дядя?  -  спросил
Фейд-Раус. - Если бы рядом с вами сидела Предсказательница правды...
   - Тебе мои вкусы известны! - рявкнул барон.
   Фейд-Раус внимательно посмотрел на дядю и сказал:
   - И все же одна из них могла бы быть полезной...
   - Я им не доверяю! - отрезал барон. - И хватит об этом.
   Фейд-Раус холодно проговорил:
   - Как пожелаете, дядя.
   - Я вспоминаю о том, что произошло на арене несколько  лет  назад,  -
сказал барон. - Кажется, к тебе был подослан раб, который должен был те-
бя убить. Так ли это было?
   - Это было так давно, дядя. В конце концов я...
   - Пожалуйста, никаких уверток, - жестко проговорил барон.
   Фейд-Раус, глядя на своего дядю, подумал: "Он знает. Иначе бы  он  не
стал спрашивать".
   - Это был обман, дядя. Я пошел на него, чтобы  устранить  вашего  на-
чальника над рабами.
   - Очень умно, - заметил барон. - И смело. Этот раб-гладиатор едва  не
взял над тобой верх, так?
   - Да.
   - Если бы твоя хитрость могла сравниться с твоей храбростью, тебе  не
было бы цены. - Барон покачал головой. И как это с  ним  случалось  мно-
жество раз с того ужасного дня на Арраки, он поймал себя на том, что со-
жалеет о гибели Питера, своего ментата. Ловкость того человека была  по-
истине дьявольской. Впрочем, она его не спасла. Барон снова покачал  го-
ловой. Иногда пути судьбы поистине непостижимы.
   Фейд-Раус оглядел спальню, изучая следы борьбы и удивляясь тому,  как
дяде удалось одолеть раба, столь тщательно им подготовленного.
   - Удивляешься, как я одержал над ним верх? - спросил барон. - Позволь
мне оставить в тайне мои стариковские секреты, Фейд.  Сейчас  нам  лучше
заняться сделкой.
   Фейд-Раус внимательно посмотрел на него. "Сделкой! Значит, он намерен
оставить меня в преемниках. Иначе почему сделка?  Сделка  заключается  с
равным или почти равным".
   - Какой сделкой, дядя? - Фейд-Раус не без гордости отметил,  что  его
голос остался звучным и спокойным, не выдавая тех чувств, что переполня-
ли его.
   Барон тоже отметил это обстоятельство. Он кивнул.
   - Ты - благодатный материал, Фейд. Я не намерен зря расходовать хоро-
ший материал. Тем не менее ты упорствуешь, отказываясь узнать  свою  ис-
тинную для меня ценность. Ты упрям. Ты не понимаешь, почему тебе следует
относиться ко мне, как к высшей для тебя ценности. Это... - Он указал на
следы борьбы в комнате. - Это было глупо с твоей стороны. Я  не  намерен
награждать тебя за глупость.
   "Переходи к сути дела, ты, старый дурак!" - подумал Фейд-Раус.
   - Ты думаешь обо мне, как о старом дураке, - произнес барон. - Я дол-
жен тебя в этом разубедить.
   - Вы говорили о сделке.
   - Нетерпение свойственно юности, - сказал барон. - Что ж, суть сделки
в следующем: ты прекратишь эти глупые покушения на мою жизнь;  я,  когда
ты к этому будешь готов, уступлю тебе место. Я сделаю тебя  властелином,
а сам стану просто советником. Ты все еще считаешь меня дураком,  и  эти
слова только укрепляют тебя в твоем мнении, не так ли? Ты думаешь, что я
стою перед тобой на задних лапах! Осторожнее, Фейд! Старый дурак разгля-
дел сквозь защитное поле иглу, которую ты всадил в бедро  мальчика-раба.
Как раз на то место, на которое я кладу руку. Малейшее давление - и  от-
равленная игла в ладони старого дурака! А, Фейд?..
   Барон покрутил головой, думая: "И все же план удался бы, не предупре-
ди меня Хават. Пусть парень верит в то, что я сам все понял. В некотором
смысле так оно и есть. Это я спас на Арраки Хавата от гибели, и он прос-
то обязан отблагодарить меня за это".
   Фейд-Раус молчал, размышляя: "Можно ли полагаться на его слова?  Если
действовать осторожнее, я рано или поздно уберу его. Но надо ли торопить
события, ведь он не будет жить вечно".
   - Вы говорили о сделке, - напомнил Фейд-Раус. - Какие гарантии ее вы-
полнения мы можем дать друг другу?
   - А как мы можем доверять друг другу? - спросил барон. - Так и  быть,
Фейд, я открою тебе секрет: я приставил Зуфира Хавата наблюдать  за  то-
бой. В таком деле я полностью доверяю способностям Хавата. Ты меня пони-
маешь? Что же касается меня, то тебе придется поверить мне на слово.  Но
я не могу жить вечно, не так ли, Фейд? И возможно,  тебе  следует  заду-
маться над тем, что на свете есть вещи, в которых  я  разбираюсь  лучше,
чем ты смог бы это делать.
   - Я дам вам клятву, а что дадите мне вы? - спросил Фейд-Раус.
   Ответ барона был краток:
   - Я дам тебе возможность жить.
   И снова Фейд-Раус пристально посмотрел на своего дядю. "Он  приставил
ко мне Хавата. Что бы он сказал, если бы я поведал ему,  что  это  Хават
придумал трюк с гладиатором, стоивший дядюшке потери начальника над  ра-
бами? Возможно, он бы сказал, что я лгу, стараясь очернить Хавата в  его
глазах. Но добрейший Зуфир-ментат предвидел и эту возможность".
   - Итак, что ты мне на это скажешь? - спросил барон.
   - Что я могу сказать? Разумеется, я согласен.
   И Фейд-Раус подумал: "Хават! С обоих концов он играет против  середи-
ны... Так ли это? Перешел ли он в лагерь моего дяди, после  того  как  я
посоветовался с ним насчет этого покушения с использованием  мальчикара-
ба?"
   - Ты ничего не сказал насчет Хавата, - прохрипел барон.
   Фейд-Раус раздул ноздри, подавляя гнев. В семье Харконненов имя Хава-
та служило сигналом опасности в течение многих лет... а  теперь  у  него
появилось новое значение: он все еще опасен.
   - Хават - опасная игрушка, - сказал Фейд-Раус.
   - Игрушка? Не будь глупцом. Я знаю, что приобрел  в  лице  Хавата,  и
знаю, как его контролировать. Хават глубоко эмоционален, Фейд. Его  эмо-
ции... их можно обернуть нам на пользу.
   - Я вас не понимаю, дядя.
   - А между тем это достаточно просто.
   Лишь быстрый взмах ресниц выдал возмущение Фейд-Рауса.
   - И Хавата ты не понимаешь, - невозмутимо продолжал барон.
   "Как и ты!" - подумал Фейд-Раус.
   - Кого должен винить Хават в своем теперешнем  положении?  -  спросил
барон. - Меня? Конечно. Но он был инструментом  Атридесов  и  брал  надо
мной верх до тех пор, пока не вмешалась империя. Вот как он  смотрит  на
это дело. Его ненависть ко мне привычное для него чувство.  Он  верит  в
то, что в любое время может одержать надо мной победу. Веря  в  это,  он
подавляет ненависть ко мне. А я направляю его внимание туда, куда  хочу:
против империи:
   Фейд-Раус наморщил лоб, силясь понять услышанное.
   - Против императора?
   "Пусть мой дорогой племянничек отведает и этого, - подумал  барон.  -
Пусть примерит на себя: император Фейд-Раус Харконнен. Пусть спросит се-
бя, сколько это стоит. Конечно, такое стоит больше,  чем  жизнь  старого
дяди, чьими стараниями мечта может стать явью!"
   Очень медленно Фейд-Раус провел по губам кончиком  языка.  "Может  ли
быть правдой то, что говорит старый дурак?"
   - И при чем же тут Хават? - спросил он.
   - Он думает, что сможет использовать нас против императора в качестве
оружия мщения.
   - И когда же?
   - Дальше мести его планы не идут. Хават из числа людей, которые долж-
ны служить другим, но сам он этого не знает.
   - Я многому научился у Хавата, - сказал Фейд-Раус, сознавая, что  го-
ворит правду. - Но чем больше я его узнавал, тем острее чувствовал,  что
нам нужно от него избавиться, и как можно скорее.
   - Тебе не понравилась мысль о том, что он может за тобой следить?
   - Хават следит за всеми.
   - Он может возвести тебя на трон. Хават хитер и очень  опасен,  но  я
еще не отменил для него противоядие. Кинжал тоже опасен, Фейд, но на не-
го есть ножны. Яд - ножны  для  Хавата.  Когда  мы  уберем  противоядие,
смерть заключит его в ножны - навсегда.
   - В некотором смысле все это похоже на арену, - заметил  ФейдРаус.  -
Притворство внутри притворства. Нужно следить  за  тем,  куда  уклонился
гладиатор, куда он посмотрел, как он держит нож.
   Он видел, что его слова понравились дяде. При этом он  подумал:  "Да!
Как на арене. И лезвие - ум!"
   - Теперь ты понимаешь, как нуждаешься во мне, Фейд? - спросил  барон.
- Я еще могу быть полезен.
   "Кинжал полезен, пока не притупится", - подумал  Фейд-Раус,  а  вслух
произнес:
   - Да, дядя.
   - А теперь, - сказал барон, - мы вместе отправимся в помещение рабов.
И я прослежу за тем, как ты собственными руками  убьешь  всех  женщин  в
крыле удовольствий.
   - Дядя?
   - У нас будут другие женщины, Фейд. Но я уже сказал,  что  больше  не
допущу ошибки.
   Лицо Фейд-Рауса потемнело.
   - Дядя, вы...
   - Ты примешь это наказание и кое-что вынесешь из него, -  сказал  ба-
рон.
   Фейд-Раус увидел злорадство в глазах дяди. "И я  должен  помнить  эту
ночь, - сказал он. - И помня ее, я должен помнить другие ночи".
   - Ты не откажешься, - сказал барон.
   "Что бы он сделал, если бы я отказался?" - спросил себя Фейд-Раус. Но
он знал, что существовали более изощренные наказания, которые бы согнули
его еще более грубо.
   - Я тебя знаю, Фейд. Ты не откажешься.
   "Хорошо, - подумал Фейд-Раус. - Сейчас ты мне нужен, я  это  понимаю.
Сделка заключена. Но я не всегда буду  в  тебе  нуждаться.  И  когда-ни-
будь..."


   Глубоко в человеческом подсознании  заключена  укоренившаяся  потреб-
ность в подчиняющейся логике, имеющей смысл вселенной. Но мысленная все-
ленная всегда на шаг не совпадает с логической.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   "Я видел много правителей  Великих  домов,  но  никогда  не  встречал
свинью более тучную и опасную, чем эта", - сказал себе Зуфир Хават.
   - Можешь говорить со мной откровенно! - прогремел барон. Он откинулся
на спинку суспензорного кресла, устремив на Хавата взгляд заплывших  жи-
ром глаз.
   Старый ментат посмотрел на гладкую поверхность разделяющего их  стола
и отметил его помпезную отделку. В этом, как и в красных стенах  совеща-
тельной комнаты барона, и в пряных запахах трав, сквозь  который  проби-
вался более сильный запах мускуса, был виден вкус барона.
   - Ты не заставишь меня остаться лишь пассивным исполнителем,  послав-
шим Раббана. Это предупреждение только потому, что  ты  так  захотел,  -
сказал барон.
   Морщинистое лицо старого Хавата осталось бесстрастным, не отразив  ни
одного из обуревающих ментата чувств.
   - Я хочу знать, - продолжал барон, - какие признаки  на  Арраки  дали
тебе пищу для подозрений относительно Салузы Второй.  Одних  твоих  слов
насчет того, что император якобы находится в какой-то связи с  Арраки  и
этой таинственной планетой, недостаточно. Я послал столь поспешное  пре-
дупреждение Раббану лишь потому, что туда отправлялся лайнер. Ты сказал,
что промедление недопустимо. Очень хорошо, но теперь я  должен  получить
объяснения.
   "Он слишком много болтает, - подумал Хават. - Он не  похож  на  Лето.
Тот мог сообщить обо всем, что мне нужно, лишь одним  движением  бровями
или руки. И на старого герцога он не похож. У того одно сказанное с  оп-
ределенным выражением слово заменяло целое  предложение.  А  эта  глыба!
Тот, кто его уничтожил бы, сделал бы ценный подарок человечеству".
   - Ты не уйдешь отсюда до тех пор, пока я не получу полного и  подроб-
ного объяснения, - предупредил ментата барон.
   - Вы недооцениваете Салузу Вторую, - сказал Хават.
   - Это колония для уголовников, - возразил барон. - На  Салузу  Вторую
посылаются отбросы со всей Галактики. Что еще мы должны знать?
   - Условия на тюремной планете более деспотичны, чем где-либо  еще,  -
возразил Хават. - Вы слышите о том, что смертность там составляет  более
шестидесяти процентов. Вы слышите о том, что  император  практикует  там
все формы деспотизма. Вы слышите обо всем этом и не задаете вопросов.
   - Император не позволяет Великим домам  обследовать  эту  планету,  -
проворчал барон. - Но и в мои подземные темницы он тоже не заглядывает.
   - И это... - Хават приложил к губам костлявый палец, - отбивает у вас
охоту проявлять любопытство в отношении Салузы Второй?
   - Некоторыми тамошними делами нельзя похвастаться.
   Хават позволил себе улыбнуться - чуть заметно, одними  губами.  Глаза
его блеснули в свете глоуглоба, когда он посмотрел на барона.
   - И вы никогда не задумывались о том, где император берет своих  сар-
дукаров?
   Барон поджал свои толстые губы, сделавшись похожим на обиженного  ре-
бенка. Голос его был сердитым, когда он сказал:
   - Он проводит наборы рекрутов... так говорят...  существует  воинская
повинность...
   - Ха! - не выдержал Хават. - То, что вы слышите о  подвигах  сардука-
ров, это ведь не слухи! Эти сведения получены из первых рук, от тех нем-
ногих выживших, кому приходилось сражаться с сардукарами.
   - Сардукары - превосходные солдаты, это несомненно, - сказал барон. -
Но, думаю, мои собственные легионы...
   - Являются в сравнении с ними группой туристов! -  фыркнул  Хават.  -
Думаете, я не знаю, почему император обрушился на дом Атридесов?!
   - Это не та область, в которой тебе можно строить догадки, -  предуп-
редил барон.
   "Неужели даже ему неизвестно, чем руководствовался император?" -  по-
думал Хават.
   - Моим догадкам открыта любая область, если только для этого вы  меня
наняли, - сказал Хават. - Я - ментат. От ментата нельзя скрыть ни инфор-
мацию, ни расчеты.
   Барон посмотрел на него долгим взглядом, потом сказал:
   - Говори то, что ты должен говорить, ментат!
   - Падишах-император обрушился на дом  Атридесов  потому,  что  воена-
чальники герцога, Гурни Хэллек  и  Дункан,  готовили  воинов,  маленькое
войско, почти таких же великолепных, как сардукары. Некоторые из них бы-
ли даже лучше. И герцог собирался увеличить свое войско, сделать его та-
ким же, как у императора.
   Обдумав это открытие, барон спросил:
   - И что собирались делать с ним Атридесы?
   - Это следует, из тех суровых испытаний, которым подвергались  рекру-
ты.
   Барон с сомнением покачал головой.
   - Уж не Свободных ли вы имеете в виду?
   - Именно их.
   - Ха! Зачем же было тогда предупреждать Раббана? После разгрома, учи-
ненного сардукарами, и после репрессий  Раббана  Свободных  осталось  не
больше горсточки.
   Хават молча посмотрел на него.
   - Не больше горсточки! - повторил барон. - Только в прошлом году Раб-
бан убил их шесть тысяч!
   Но Хават молчал.
   - А годом раньше число убитых составляло девять тысяч, -  сказал  ба-
рон. - И сардукары, прежде чем уехать, отчитались почти за двадцать  ты-
сяч.
   - А сколько потеряли за последние два года войска Раббана? -  спросил
Хават.
   Барон потер подбородок.
   - Ему, конечно, пришлось вести усиленную вербовку. Его агенты  давали
весьма экстравагантные обещания и...
   - Скажем, тридцать тысяч для круглого числа? - спросил Хават.
   - Такая цифра, пожалуй, чересчур велика.
   - Совсем наоборот, - не согласился Хават. - Я, подобно вам, могу  чи-
тать в докладах Раббана между строк. И вам, конечно, должны быть понятны
мои отчеты о полученных от наших агентов сведениях.
   - Арраки - суровая планета, - сказал барон. - Потери от бурь могут...
   - Мы оба знаем, сколько списывается на бури, - возразил Хават.
   - Что из того, если мы потеряли тридцать тысяч? - жестко спросил  ба-
рон. Его лицо потемнело от прилившей крови.
   - По вашим собственным подсчетам, - сказал Хават, - он  убил  пятнад-
цать тысяч более чем за два года, потеряв при этом в два раза больше лю-
дей. Вы говорите, что сардукары отчитались еще в двадцати тысячах. Я ви-
дел отчет по их возвращении из Арраки. Если убили двадцать тысяч, то  их
потери составили пять человек к одному. Почему вы не  хотите  посмотреть
этим цифрам в лицо, барон, и понять, что они означают?
   - Это твоя обязанность, ментат, - нарочито ледяным  тоном  проговорил
барон. - Что же они означают?
   - Я давал вам цифры, сообщенные Дунканом Айдахо  после  посещения  им
сьетча, - сказал Хават. - Они выверены. Имей они даже  двести  пятьдесят
сьетчей, их население должно составлять около пяти  миллионов.  По  моим
подсчетам, у них по крайней мере в два раза больше общин. На такой  пла-
нете вы только зря тратите свои людские резервы.
   - Десять миллионов, - Щеки барона дрогнули от изумления.
   - По меньшей мере.
   Барон поджал жирные губы. Похожие на бусинки глаза, не мигая, устави-
лись на ментата. "Действительно ли таковы его расчеты? - размышлял он. -
Как такое могло пройти незамеченным?"
   - Мы не нанесли им сколько-нибудь существенного ущерба, - сказал  Ха-
ват. - Мы лишь уничтожили некоторое количество наименее выносливых  осо-
бей и сделали сильных еще более сильными - точно так же, как  на  Салузе
Второй.
   - Опять Салуза Вторая? - взревел барон. - При чем  тут  планетатюрьма
императора?
   -  Человек,  выживший  на  Салузе  Второй,  становится  жестче,   чем
большинство других людей, - сказал Хават. - А когда к этому прибавляется
превосходная военная подготовка...
   - Чепуха! Судя по вашим доводам, вы считаете, что  я  могу  принимать
Свободных в солдаты после тех репрессий,  которым  они  подвергались  со
стороны моего племянника?
   Хават холодно проговорил:
   - Разве вы не подвергаете репрессиям некоторые ваши отряды? Репрессии
имеют и положительную сторону: ваши солдаты лучше многих других.  Будучи
солдатами барона, они все время помнят об острастке.
   Барон молчал, не отводя взгляд от ментата.  Новые  возможности?..  Не
дал ли Раббан в руки дома Харконненов мощное оружие, сам того не предпо-
лагая?
   Наконец он спросил:
   - Как же можно быть уверенным в лояльности таких рекрутов?
   - Я бы разбил их на небольшие отряды, не больше взвода, - сказал  Ха-
ват. - Я бы перестал притеснять их и изолировал бы от обучающих  кадров,
состоящих из людей, которые знают их подноготную, преимущественно таких,
которые пережили ситуацию преследования. Потом я внушил бы им  мистичес-
кую мысль о том, что их планета на самом деле была тайным местом  воспи-
тания сверхсуществ, подобных им. И в то же время я показал  бы  им,  что
могут заработать подобные сверхлюди: богатая  жизнь,  красивые  женщины,
красивые дома... все, что пожелаешь.
   Барон согласно кивал:
   - То, что имеют у себя дома сардукары.
   - Рекруты со временем начинают верить,  что  место,  подобное  Салузе
Второй, почетно, поскольку оно произвело на свет  их  -  элиту.  Рядовые
сардукары во многих отношениях ведут такую же жизнь, что и члены Великих
домов.
   - Что за мысль! - прошептал барон.
   - Вы начинаете прозревать, - сказал Хават.
   - Где же это началось? - спросил барон.
   - А откуда берет начало дом Коррино? Были ли на Салузе Второй люди до
того, как император послал туда первую партию заключенных? Бьюсь об зак-
лад, что даже герцог Лето, ваш сводный кузен, не задумывался  над  этим.
Задавать подобные вопросы рискованно.
   В глазах барона засветилось понимание.
   - Тайна Салузы Второй тщательно охраняется. Используется любая выдум-
ка, чтобы...
   - А что там скрывать? - вставил Хават. -  Что  у  падишаха-императора
есть планета-тюрьма? Это и так всем известно. Что у него есть...
   - Граф Фенринг! - выдохнул барон.
   Хават замолчал, озадаченно глядя на барона.
   - Что "граф Фенринг"?
   - Несколько лет назад, - припомнил барон, - этот имперский хлыщ  при-
был на день рождения моего племянника в качестве официального наблюдате-
ля и для того, чтобы... мм... чтобы завершить деловые  переговоры  между
императором и мной.
   - И что же?
   - Я, помнится, сказал что-то насчет создания планеты-тюрьмы на  Арра-
ки. Фенринг...
   - Что же, буквально, вы сказали? - спросил Хават.
   - Это было довольно давно и...
   - Мой господин барон, если вы желаете извлечь из моего  служения  вам
пользу, вы должны снабдить меня соответствующей информацией. Записывался
ли этот разговор?
   Лицо барона потемнело от гнева.
   - Ты дотошен, как Питер! Я не люблю...
   - Питера с вами больше нет, мой господин, - сказал Хават.  -  Кстати,
что с ним случилось на самом деле?
   - Он стал слишком много себе позволять! - фыркнул барон.
   - Вы уверяли меня, что не бросаетесь полезными людьми, -  сказал  Ха-
ват. - Собираетесь ли вы и дальше запугивать меня бесполезными  угрозами
и посулами? Мы обсуждали, что вы сказали Фен рингу.
   Барон с трудом овладел собой. "Придет время, и я припомню, как ты вел
себя со мной!" - подумал он.
   - Одну минутку, - сказал  барон,  возвращаясь  памятью  к  встрече  в
большом холле. Это помогло ему отчетливо вспомнить то, что происходило в
тот день в конусе молчания. - Я сказал  что-то  насчет  другого  решения
проблемы Арраки и о том, что планета-тюрьма императора вдохновляет  меня
на соперничество с ним.
   "Ведьмина кровь!" - выругался про себя Хават.
   - А что сказал Фенринг?
   - Именно тогда он начал расспрашивать меня о тебе.
   Хават откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
   - Так вот почему они начали следить за Арраки, - сказал он.  "Что  ж,
что сделано, то сделано". Он открыл глаза. - Теперь  они,  должно  быть,
наводнили шпионами всю планету. Два года?
   - Но мое невинное предположение конечно же не могло...
   - В глазах императора ничто не может быть невинным! Каковы были  ваши
инструкции Раббану?
   - Они заключались лишь в том, чтобы заставить Арраки бояться нас.
   Хават покачал головой.
   - Теперь у вас есть два выхода, барон. Вы можете перебить всех тузем-
цев или...
   - Потратить на это все силы?
   - А вы предпочитаете, чтобы император и Великие дома, которые  пойдут
за ним, примчались сюда и вычистили весь  Гъеди  Прайм,  как  перезрелую
тыкву?
   Барон внимательно посмотрел в лицо ментата:
   - Они не посмеют!
   - Вы уверены в этом?
   Губы барона дрогнули.
   - Что вы предлагаете?
   - Оставить в покое вашего дорогого племянника Раббана.
   - Как оставить... - барон непонимающе уставился на Хавата.
   - Не шлите ему больше людей и вообще никакой помощи. На его  послания
отвечайте, что слышали о его ужасных способах правления на Арраки и  на-
мерены при первой же возможности поправить дело. Я устрою так, что неко-
торые ваши послания попадут в руки имперских шпионов.
   - Но как быть со спайсом, с годовым доходом, с...
   - Требуйте свою часть, но будьте умеренны в своих требованиях. Запро-
сите у Раббана твердо установленную сумму. Мы можем...
   Барон протестующе поднял руку.
   - Но как я могу быть уверенным в том, что мой вечно недовольный  пле-
мянник не...
   - На Арраки еще остались наши шпионы. Сообщите Раббану,  что  он  или
соглашается на ту долю спайса, которую вы для себя установили, или будет
смещен.
   - Я знаю своего племянника, - сказал барон. - Такие меры заставят его
лишь усилить репрессии против населения Арраки.
   - Разумеется! - воскликнул Хават. - Вам и не нужно, чтобы они прекра-
тились! Вам лишь нужно сохранить в чистоте свои руки. Пусть Раббан  соз-
дает для вас Салузу Вторую - вам даже не придется посылать ему заключен-
ных: к его услугам все население Арраки. Если Раббан будет  преследовать
людей, чтобы выколотить из них вашу долю, то императору не  нужно  будет
искать других причин. Для того чтобы подвергать планету мучениям,  такой
причины вполне достаточно. А вы, барон, ни словом, ни  делом  не  должны
показать, что другая причина все же существует.
   Барон не смог скрыть своего восхищения.
   - Да, Хават, ты хитрец. Ну а как же мы переберемся на Арраки и извле-
чем пользу из того, что подготовит Раббан?
   - Это самое простое, барон. Если с каждым годом  вы  будете  завышать
свою долю, очень быстро создастся критическая ситуация. Когда количество
продукции резко сократится, вы сможете отстранить Раббана и  занять  его
место... чтобы исправить положение.
   - Подходяще, - сказал барон. - Но я могу почувствовать  себя  усталым
от всего этого и подготовлю себе замену. Этот другой  и  подготовит  для
меня Арраки.
   Хават испытующе всматривался в круглое лицо собеседника.  Наконец  он
медленно кивнул.
   - Фейд-Раус! - сказал он. - Вот она, причина теперешних репрессий! Вы
и сами хитрец, барон. Возможно, нам удастся соединить  оба  этих  плана.
Да, ваш Фейд-Раус поедет на Арраки как спаситель. Он сможет  поладить  с
народом.
   Барон улыбнулся. И спросил себя:  "Интересно,  как  это  стыкуется  с
собственными планами Хавата?"
   Видя, что разговор окончен, Хават встал и вышел из комнаты с красными
стенами. По пути он думал о  тех  тревожащих  его  недомолвках,  которые
сквозили в каждом донесении с Арраки. Этот новый религиозный  вождь,  на
которого намекал Гурни Хэллек из своего укромного места среди контрабан-
дистов, этот Муаддиб...
   "Возможно, мне не стоило советовать  барону  позволить  этой  религии
расцветать пышным цветом? - сказал он себе. - Но  хорошо  известно,  что
репрессии создают благоприятную почву для процветания религии".
   И он подумал о донесениях Хэллека, о военной тактике Свободных. В ней
было много от самого Хэллека... и от Айдахо... и даже от него, Хавата.
   "Выжил ли Айдахо?" - спросил он себя.
   Это был праздный вопрос. Он еще не спрашивал себя, возможно ли, чтобы
смог выжить Пол. Он знал, однако: барон убежден, что все Атридесы  мерт-
вы. Ведьма Бене Гессерит была его оружием, как признался  сам  барон.  А
это могло означать лишь конец всего - даже собственного сына этой женщи-
ны.
   "Какую же смертельную ненависть она должна была питать к Атридесам, -
подумал он. - Она сравнима лишь с моей ненавистью к барону. Будет ли мой
удар таким же сокрушительным, каким был ее удар?"


   Чего бы мы ни коснулись,  всему  присуще  одно  качество,  являющееся
частью нашей вселенной, а именно: симметрия, элегантность и грация - ка-
чества, которые всегда есть в истинном произведении искусства. Вы можете
найти их в смене времен года, в том, как скользят по  склонам  пески,  в
строении куста и его листьев. Мы пытаемся воспроизвести эти  качества  в
нашей жизни и в нашем обществе, ища ритмы и формы.  Да,  можно  понимать
опасность целиком, до последних деталей. Ясно, что пределы чего бы то ни
было сохраняют свою стойкость. При подобной безупречности все движется к
смерти.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   Пол Муаддиб помнил, что он ел что-то с примесью спайса.  Он  цеплялся
за это воспоминание, потому что оно было исходной точкой и,  придержива-
ясь ее, он мог говорить себе, что его мгновенно  возникшее  знание  было
только сном.
   "Я - сцена для происходящих процессов, - сказал он себе. - "Я  жертва
несовершенного зрения, расового сознания и его ужасной цели".
   Он не мог отделаться от страха, что преступил пределы  своих  возмож-
ностей, затерялся во времени, где прошлое, будущее и настоящее настолько
перепутались, что их стало невозможно отличить друг от друга.  Это  было
нечто вроде усталости зрения, и возникло оно, он это понимал, от  посто-
янной необходимости сохранять в себе предвидение будущего, как род памя-
ти, тогда как память связана с прошлым.
   "Чани приготовила для меня эту еду", - вспомнил он.
   Но Чани с их сыном - Лето Вторым - была далеко, спрятанная в одном из
новых, содержащихся в строгой тайне сьетчей, в полной безопасности.
   Или всему этому только еще предстояло случиться?
   Нет, уверял он себя, ибо Алия Странная, его сестра, уехала туда вмес-
те с его матерью и с Чани - далеко на юг, где солнце было горячим и куда
было двадцать тамперов езды. Они отправились в паланкине Преподобной ма-
тери, установленном на спине дикого Создателя.
   Он отвратился мыслями от возможности путешествия на гигантском  черве
и спросил себя: "Может быть, Алии только еще предстоит родиться?"
   "Я участвовал в раззии, - припомнил Пол. - Мы совершили вылазку, что-
бы освободить воду из тел наших мертвых в Арракине. И  я  нашел  останки
своего отца в погребальном костре. Я почтил его память и поместил  череп
отца в Скалу Свободных, ту, что смотрит на Хверг Пасс".
   Или это только еще будет?
   "Мои раны - реальность, - убеждал себя Пол. - Мои шрамы - реальность.
Гробница с останками моего отца - реальность".
   Все еще оставаясь в полудремотном состоянии. Пол вспомнил, что  Хара,
жена Джемиза, входила к нему без приглашения, чтобы сообщить, что в  ко-
ридоре сьетча драка. Прежде чем женщины и дети были отправлены далеко на
юг, все жили в промежуточном сьетче. Хара стояла у входа  во  внутреннюю
комнату, и черные крылья ее волос удерживались цепочкой из водных колец.
Она раздвинула занавеси у входа и сказала, что Чани кого-то убила.
   "Это было на самом деле, - сказал себе Пол. - Это  реальность,  а  не
порождение временных изменений".
   Пол вспомнил, что выбежал в коридор и нашел Чани, стоящую в  коридоре
под желтым глоуглобом. На ней было блестящее голубое одеяние с отброшен-
ным на спину капюшоном. Тонкие черты лица застыли в напряжении. Она вло-
жила криснож в ножны. Группа людей поспешно удалялась по коридору, унося
труп.
   И Пол вспомнил, как подумал тогда: "Всегда можно  узнать,  что  несут
мертвое тело".
   Водные кольца Чани, которые она, оставаясь в сьетче, носила на  повя-
занной вокруг шеи ленте, звякнули, когда она обернулась к Полу.
   - Чани, что это?
   - Я уничтожила того, кто пришел вызвать тебя на бой, Узул.
   - Ты его убила?!
   - Да. Но, возможно, мне следовало бы оставить его для  Хары.  (И  Пол
вспомнил, как стоящие вокруг них люди согласно закивали. Даже Хара расс-
меялась).
   - Но ведь он пришел бросить вызов мне?
   - Ты сам учил меня своему сверхъестественному искусству, Узул.
   - Конечно! Но тебе не следовало бы...
   - Я рождена в пустыне, Узул. Я знаю, как пользоваться крисножом.
   Он подавил гнев и попытался говорить спокойно:
   - Все это так, Чани, но...
   - Я больше не ребенок, который охотится в  сьетче  при  свете  ручных
глоуглобов на скорпионов. Я не играю в игры, Узул.
   Пол, удивленный непонятной ему яростью, которая угадывалась под внеш-
ним спокойствием, пристально посмотрел на нее.
   - Как боец он ничего не стоил, Узул, - пояснила Чани. - Ради  такого,
как он, я не стала отрывать тебя от твоих  размышлений.  -  Она  подошла
ближе, глядя на него исподлобья: - Кроме того,  не  сердись,  любимый...
Когда станет известно о том, что бросившему вызов  придется  смотреть  в
лицо мне и принять позорную смерть от руки женщины  Муаддиба,  не  много
найдется желающих бросить вызов ему самому, -  чуть  слышно  проговорила
она...
   "Да, - сказал себе Пол. - Все так и  было.  Прошлое  было  правдивым.
Число желающих проверить остроту клинка Муаддиба сошло на нет".
   Где-то, за пределами мира грез, послышался слабый намек на  движение,
крик ночной, птицы.
   "Я грежу, - сказал себе Пол. - На меня повлияла еда со спайсом".
   И все же его не покидало чувство покинутости.  Он  спросил  себя,  не
могло ли случиться так, что его Ра-дух унесся в какой-то мир,  где,  как
верили Свободные, он ведет свое истинное существование - в алам алмитал,
мир образов, в метафизическое царство, где не действовало ни одно  физи-
ческое ограничение. И ему был ведом страх при мысли о таком месте, пото-
му что снятие всех ограничений означало исчезновение всех  точек  опоры.
Оказавшись среди метафизического ландшафта, он не  смог  бы  сориентиро-
ваться и сказать: "Я есть "Я", потому что я здесь".
   Его мать однажды сказала: "Свободные разделяются на группы в  зависи-
мости от того, как они относятся к тебе".
   "Теперь я, должно быть, пробуждаюсь", - сказал себе Пол. Ибо это было
в действительности - слова, произнесенные его матерью,  леди  Джессикой,
теперь Преподобной матерью Свободных, проходили через реальность.
   Джессика с благоговением относилась к религиозным связям между ней  и
Свободными, Пол это знал. Ей не нравилось, что люди обоих сьетчей и гра-
бены воспринимают Муаддиба как ЕГО. И она без устали расспрашивала людей
из разных племен, рассылала сайадинских  шпионов,  собирала  воедино  их
сведения и размышляла над ними.
   Она цитировала ему аксиому Бене Гессерит: "Когда религия  и  политика
идут в одной упряжке, те, кто ею правит, верят в то, что никто не сможет
встать на их пути. Их скачка становится все более безрассудной: быстрее,
быстрее и быстрее! Они отбрасывают все мысли о возможных препятствиях  и
забывают о том, что человек, ослепленный  скоростью,  видит  обрыв  лишь
тогда, когда уже поздно что-то сделать".
   Пол вспомнил, как сидел в апартаментах своей  матери,  во  внутренней
комнате, где царил полумрак от свисающих повсюду темных занавесей,  рас-
писанных сценами из мифологии Свободных. Он сидел там, слушал ее и отме-
чал, как она вела наблюдения. А делала она это непрерывно,  даже  тогда,
когда ее глаза были опущены. В уголках ее рта появились новые  морщинки,
но волосы по-прежнему были похожи на отполированную бронзу. В глубине ее
широко расставленных зеленых глаз притаилась вызванная спайсом бездонная
синева.
   - Религия Свободных проста и практична, - сказал он.
   - Ничто, относящееся к религии, не может быть простым, - предупредила
она.
   Но Пол, видевший мрачное будущее, которое все еще  угрожало  им,  по-
чувствовал, как в нем поднимается гнев. Его ответ был лаконичен:
   - Религия объединяет наши силы.
   Но дух разлада и противоречий не покидал его весь тот день.  Это  был
день церемонии обрезания маленького Лето. Причины растерянности Джессики
были отчасти понятны Полу. Она  никогда  не  признавала  его  "юношеский
брак" с Чани. Но Чани произвела на свет сына Атридесов,  и  Джессика  не
сочла возможным отвергать ребенка и его мать.
   Наконец, шевельнувшись под его взглядом, Джессика сказала:
   - Ты считаешь меня противоестественной матерью?
   - Конечно же нет.
   - Я замечаю, как ты смотришь на меня, когда я бываю с Алией.  История
твоей сестры тебе тоже непонятна.
   - Я знаю, почему Алия такая необычная, - сказал он. - Она была еще не
рождена, когда ты изменяла Воду Жизни. Она...
   - Ты не можешь знать этого! - сердито оборвала его мать.
   И Пол, внезапно ощутивший невозможность выразить полученное из Време-
ни знание, сказал лишь одно:
   - Я не считаю тебя противоестественной.
   Она поняла его страдания:
   - Есть одно обстоятельство, сын.
   - Какое?
   - Я по-настоящему люблю твою Чани. Я принимаю ее.
   "Это было на самом деле так, - подумал Пол. - Я ясно видел это в  из-
мененном Времени.
   Возвращение уверенности дало ему новую зацепку в реальном мире.  Час-
тицы истинной реальности начали проникать в его сознание сквозь оболочку
грез. Внезапно он осознал, что находится в пустынном лагере, эрге.  Чани
установила на песчаном полу их стилтент, чтобы они могли побыть  друг  с
другом, - Чани, его душа. Чани, его сихайя, нежная, как  весна  пустыни.
Чани, возникшая из недр далекого юга.
   Теперь он вспомнил, что, когда приходила пора сна, она пела ему песню
песков:
   О, моя душа,
   Не мечтай о рае в эту ночь:
   Клянусь Шаи-Хулудом,
   Ты попадешь туда,
   Послушная моей любви.
   Еще она пела песню любовников, ласкающих друг друга на песке:
   Расскажи мне о твоих глазах,
   А я расскажу тебе о твоем сердце.
   Расскажи мне о твоих ногах,
   А я расскажу тебе о твоих руках.
   Расскажи мне о твоих снах,
   А я расскажу тебе о твоей походке.
   Скажи мне, чего ты хочешь,
   А я скажу, что тебе нужно.
   Ритм этой песни воспроизводил размеренную поступь людей, бредущих  по
песку, напоминая чуть слышный шелест песка под их ногами.
   Он услышал, как под другим тентом кто-то наигрывает на бализете. И он
вспомнил о Гурни Хэллеке. В его снах лицо Гурни  мелькало  среди  членов
отряда контрабандистов; этот Гурни не видел его.  Пола,  и  знал  о  Нем
только то, что он - сын убитого герцога, жертва Харконненов.
   Стиль игры музыканта, его недюжинное мастерство воссоздали  в  памяти
Пола образ того, кто играл на бализете сейчас. Это был Чат Прыгун, капи-
тан федайкинов, команды смерти, охраняющей Муаддиба.
   "Мы в пустыне, - вспоминал Пол. - Мы в центральном эрге, недалеко  от
патрулей Харконненов. Мне предстоит идти по пескам, приманить  Создателя
и взобраться на него, доказав тем самым, что я ловок и смел, как настоя-
щий Свободный".
   Он нащупал пистолет и нож, спрятанные за поясом, и почувствовал,  как
сгустилась вокруг него тишина. Это была особая тишина  перед  рассветом,
когда ночные птицы замолкали, а существа, бодрствующие днем, еще не бро-
сили вызов своему врагу-солнцу.
   - Ты должен пробежать по пескам при свете дня, чтобы Шаи-Хулуд увидел
тебя и узнал, что в тебе нет страха перед ним, - сказал Стилгар.
   Пол сел, чувствуя слабость в не защищенном стилсьютом  теле.  Как  ни
осторожны были его движения, Чани все же услышала  их.  Из  мрака  тента
раздался ее голос:
   - Еще не совсем рассвело, любимый.
   - Сихайя! - сказал он почти весело.
   - Ты называешь меня своей "Весной пустыни", - сказала она, -  но  се-
годня я - нечто другое. Я - сайадина, которая должна наблюдать  за  пра-
вильностью соблюдения церемонии.
   Он начал прилаживать стилсьют.
   - Ты сказала мне однажды слова из Китаб ал-Ибара, - сказал он.  -  Ты
сказала мне: "Женщина - это поле, иди же  к  своему  полю  и  возделывай
его".
   - Я мать твоего первенца, - согласилась она.
   В полутьме он видел, что она следит за каждым его движением, за  тем,
как он отлаживает на себе стилсьют для выхода в открытую пустыню.
   - Тебе бы следовало полностью использовать время отдыха, - в ее голо-
се была любовь.
   - Сайадина-наблюдательница не должна ограждать или предостерегать ис-
пытуемого, - напомнил он.
   Она прижалась к нему и коснулась ладонью его щеки.
   - Сегодня я и сайадина, и женщина.
   - Тебе бы следовало передать обязанности наблюдения другому, - сказал
он.
   - Ожидание тягостно - я лучше буду рядом.
   Прежде чем закрыть лицо, он поцеловал ее ладонь, потом приладил  мас-
ку, повернулся и вышел из-под тента...
   Прохладный воздух был еще сухой, в нем чувствовался аромат росы.
   Но был в воздухе и другой запах, запах спайсовых масс, доносящийся  с
северо-востока, и этот запах сказал Полу о приближении Создателя.
   Пол вышел на открытое пространство, остановился и стряхнул с мускулов
сонное оцепенение. Над восточным горизонтом  слабо  засветилась  зеленая
полоска. Тенты его отряда казались в полутьме маленькими  дюнами.  Слева
от себя он различил движение и понял, что люди  из  охраны  увидели  его
пробуждение.
   Они знали, какой опасности он смотрит сегодня в лицо, -  каждый  Сво-
бодный прошел через нее. Теперь они оставляли ему эти  последние  минуты
одиночества с тем, чтобы он смог себя приготовить. Я должен сделать  это
сегодня", - твердо сказал он себе.
   Он подумал об обретенной им силе, об отцах, присылающих к нему  своих
сыновей, чтобы он обучал их своим способам битвы; о стариках,  внимавших
ему на советах и следовавших его планам; о людях, возвращающихся из  по-
хода, чтобы подарить ему величайшую для Свободных  похвалу:  "Твой  план
удался, Муаддиб".
   И все же самый слабый и самый  низкорослый  из  воинов-Свободных  мог
сделать то, чего никогда еще не делал Пол. Он знал эту  разницу,  и  его
самолюбие страдало от этого.
   Он не ездил верхом на Создателе. Вместе с  другими  он  участвовал  в
учебных поездках и рейдах, но самостоятельного путешествия он не  совер-
шал ни разу, и пока он не сделает этого, мир его возможностей будет  от-
личаться от возможностей остальных. Ни один истинный  Свободный  не  мог
смириться с таким положением дел. Он должен это сделать сам,  он  должен
проехать на черве через великие южные земли - территорию в двадцать там-
перов, лежащую за эргом, -  не  прибегая  к  помощи  паланкина,  которым
пользовалась Преподобная мать, раненые и больные.
   Память вернула его к ночной борьбе со своим внутренним "Я". Он усмот-
рел в ней странную параллель:  если  он  одержит  верх  над  Создателем,
власть его упрочится; если он одержит верх над внутренним зрением, упро-
чится мера власти в нем самом. Но и над тем, и над  другим  простиралось
скрытое во мгле пространство. Великая Смута, в которой, казалось, заблу-
дились все Вселенные.
   Разница в путях постигаемых им Вселенных смущала его: четкость  меша-
лась с нечеткостью. И все же, рождаясь и становясь реальностью,  видение
получало собственную жизнь, оно росло и ширилось, варьируясь лишь незна-
чительно. Ужасная цель оставалась. Расовое сознание  оставалось.  И  над
всем этим продолжала маячить тень джихада, кровавого и дикого.
   Чани подошла к нему, крепко обхватив себя руками и искоса  поглядывая
на него, как делала всегда, когда хотела изучить его настроение.
   - Расскажи мне о воде твоего родного края, Узул, - попросила она его,
как когда-то давно.
   Он видел, что она пытается отвлечь, его, рассеять  его  напряженность
перед смертельным испытанием. Уже рассвело, и он отметил, что  некоторые
из его федайкинов уже складывают тенты.
   - Я бы предпочел, чтобы ты рассказала мне о сьетче и о нашем сыне,  -
сказал он. - Наш Лето по-прежнему командует своей бабушкой?
   - Он командует Алией. И очень  быстро  растет  -  из  него  получится
сильный воин.
   - А как там, на юге?
   - Когда помчишься на Создателе, увидишь все сам.
   - Но я хотел бы увидеть это сначала твоими глазами.
   - Там очень пустынно.
   Он дотронулся до ее лба - в том месте, где его не закрывал капюшон.
   - Почему ты не хочешь говорить о сьетче?
   - Я уже сказала: сьетч кажется заброшенным местом, когда там нет муж-
чин. Это только место работы. Мы работаем на фабриках  и  в  мастерских.
Нужно готовить оружие, выращивать траву, чтобы управлять погодой,  соби-
рать спайс для взяток. Нужно обсаживать дюны, чтобы заставить их  цвести
и не дать им двигаться. Нужно ткать материю и ковры,  запасаться  топли-
вом. Нужно учить детей, внушая им, что сила племени не может исчезнуть.
   - Значит, в сьетче нет ничего радостного?
   - Дети - радость. Мы следим за соблюдением ритуалов. У нас достаточно
еды. Иногда одна из нас может поехать на север, чтобы разделить ложе  со
своим мужчиной: жизнь должна продолжаться.
   - А моя сестра Алия? Как ее воспринимают люди?
   Чани повернулась к нему во все усиливающемся свете дня.
   - Мы поговорим об этом в другой раз, любимый.
   - Лучше поговорим об этом сейчас.
   - Тебе следует беречь силы для испытания.
   Он видел, что затронул нечто чувствительное, слышал сомнения в ее го-
лосе.
   - Неизвестность доставляет больше тревог, - возразил он.
   Тогда она сказал:
   - Бывают недоразумения из-за странности Алии. Женщины  боятся,  видя,
что ребенок, еще младенец, говорит... о  вещах,  знать  которые  следует
только взрослым. Они не понимают, что Алия претерпела изменения во чреве
матери, которые сделали ее взрослой.
   - Были какие-нибудь неприятности? - спросил он и  подумал:  "В  своих
видениях я видел, что с Алией будут неприятности".
   Чани посмотрела вбок, на растущую полосу света над горизонтом.
   - Некоторые из женщин потребовали от Преподобной  матери,  чтобы  она
изгнала демонов из своей дочери. Они все время повторяли цитату из  Биб-
лии: "Да не позволь ведьме жить среди нас!"
   - И что же моя мать?
   - Она изложила священный закон и отослала женщин назад. Она  сказала:
"Если Алия возбуждает беспокойство,  то  это  ошибка  тех,  кто  наделен
властью. Они должны предвидеть беспокойство и предупредить его".  И  она
попыталась объяснить, как повлияли на Алию изменения во чреве.
   "С Алией может произойти несчастье", - подумал Пол.
   Налетевший ветер бросил ему в лицо горсточку песка, пахнувшего  спай-
сом.
   - Эл Сайал, песчаный дождь, провозвестник утра, - сказал Пол.
   Он посмотрел на серый пустынный ландшафт, ландшафт, достойный всячес-
кой жалости, на пески, создававшие сами себя.  Сухая  полоса  прочертила
темный угол на юге - знак того, что шторм создает там  свой  статический
заряд. Прогремел долго не смолкающий раскат грома.
   - Голос, устрашающий землю, - прошептала Чани.
   Большая часть его людей уже сложила свои тенты. Все вокруг  него  шло
согласно раз заведенному порядку, не требовавшему распоряжений.
   "Отдавай настолько меньше приказов, насколько это возможно",  -  учил
его когда-то отец... когда-то, давным-давно. - "И если уж ты  отдал  ка-
кой-то приказ, ты не должен отступать от него".
   Свободные инстинктивно придерживались этого правила.
   Хозяин Воды завел утреннюю песню, и голос его был отчетливо слышен  в
тиши.
   - Кто может отвести руку ангела смерти? Как решит Шаи-Хулуд, так тому
и быть.
   Пол слушал, узнавая слова, потому что  этими  же  словами  начиналась
песня смерти, эти слова повторяли его федайкины из отряда  смерти  перед
тем, как броситься в бои.
   "Появится ли сегодня в скале новая гробница, отмечающая  уход  еще  л
одной души? - спросил себя Пол. - Будут ли останавливаться  здесь  люди,
добавляя еще по камню, вспоминая умершего Муаддиба?"
   Он знал, что подобная возможность существует в числе других на линиях
будущего, отходящего от его положения во временном  пространстве.  Несо-
вершенство видения мешало ему. Чем больше сопротивлялся он своей ужасной
цели, чем яростнее боролся против джихада, тем беспорядочнее становились
его предвидения. Все его будущее становилось подобно реке,  несущейся  к
бездне. То было хаотичное "переплетение связей, а за ним - туман и обла-
ка.
   - Стилгар уже близко, - сказала Чани. - Теперь я должна покинуть  те-
бя, любимый: теперь я - сайадина и обязана следить за ритуалом, чтобы  о
нем можно было дать правдивое сообщение в хронике. - Она  посмотрела  на
него, и на какое-то мгновение самообладание изменило ей. Однако она  тут
же взяла себя в руки. - Когда все кончится, я  приготовлю  тебе  завтрак
своими руками, - сказала она и ушла.
   Стилгар шел к ним по песку, и легкое облако пыли вилось вокруг  него.
Взгляд кажущихся двумя черными провалами глаз был устремлен на Пола. Ка-
залось, что и его черная борода, мелькавшая под маской стилсьюта, и мор-
щины впалых щек были высечены ветром, как борозды на камнях.
   Другой человек нее на древке знамя Пола - зеленое с  черным  знамя  с
водой племени в древке, - ставшее уже легендой края. С некоторым  оттен-
ком гордости Пол подумал: "Я не могу сделать даже самой простой вещи без
того, чтобы она не вошла в легенду. Они  запомнят  все:  и  как  я  при-
ветствовал Стилгара, и все другие мои движения. Жизнь ли,  смерть  ли  -
все станет легендой. Я не имею права умирать. Если я умру, от - меня ос-
танется только легенда, и тогда ничто уже не сможет остановить джихад".
   Стилгар воткнул древко в песок возле Пола и опустил руки.  Синие-вси-
нем глаза хранили все то же непроницаемое выражение.  И  Пол  подумал  о
том, что его собственные глаза уже начали вбирать в себя этот цвет.
   - Они отрицают наше право на хайру! - сурово  произнес  Стилгар,  как
того требовал ритуал.
   Пол ответил ему так, как учила его Чани:
   - Кто может отрицать право Свободного ходить или ездить там,  где  он
захочет?
   - Я - наиб, - сказал Стилгар, - и никогда не сдаюсь врагу живым. Я  -
нога треножника смерти, который уничтожает наших врагов.
   Воцарилось молчание.
   Пол посмотрел на других Свободных, которые  сгрудились  на  песке  за
спиной Стилгара. Они стояли неподвижно -  молчаливый  символ  того,  что
Свободные - это люди, чья жизнь состоит из смерти; это  народ,  все  дни
которого наполнены только скорбью и гневом, если не считать  той  мечты,
которой заразил их перед смертью Льет-Кайнз.
   - Где Бог, который поведет нас через  просторы  пустыни?  -  вопрошал
Стилгар.
   - Он всегда с нами, - нараспев отвечали Свободные.
   Стилгар расправил плечи, подошел к Полу и тихо проговорил:
   - А теперь запомни то, что я тебе скажу. Делай это  просто  и  прямо,
никаких фантазий. Наши сыновья проделывают это в двенадцать лет, а  тебе
на шесть лет больше. Но ты не рожден для этой жизни и поэтому будь осто-
рожен. Не нужно показывать никому свою храбрость: мы и так знаем, что ты
храбр. Все, что ты должен сделать, это вызвать Создателя и оседлать его.
   - Я запомню.
   - Постарайся. Я не хочу, чтобы мои уроки пропали даром.
   Из-под своего плаща Стилгар достал пластиковую палку примерно в  метр
длиной. Один конец ее был заострен, на другом имелась трещотка.
   - Я сам сделал этот тампер. Возьми его, он хорош.
   Принимая тампер. Пол ощутил теплую и гладкую поверхность пластика.
   - Твои крючья у Шишакли, - сказал Стилгар. - Он передаст их тебе  вон
у той дюны. - Он указал направо. - Вызови большого Создателя, Узул,  по-
кажи нам пример.
   Пол отметил необычное выражение голоса Стилгара. Оно было  двойствен-
ным, как будто с ним говорил и человек, соблюдающий ритуал, и друг, бес-
покоящийся о нем.
   В это мгновение солнце показалось из-за горизонта,  внезапно  брызнув
лучами. Небо осветилось серебристо-голубым светом, который предупреждал,
что день будет даже для Арраки исключительно сухим и знойным.
   - Наступило время палящего зноя, - сказал  Стилгар.  Теперь  это  был
только человек, исполняющий ритуал. - Иди, Узул, оседлай Создателя и пу-
тешествуй по песку, как подобает вождю людей.
   Пол отсалютовал своему знамени,  отметив,  что  теперь,  когда  исчез
предрассветный ветер, зеленый с черным флаг повис безжизненными складка-
ми. Он повернулся к дюне, на которую указывал Стилгар, - грязно-коричне-
вому склону с С-образной вершиной. Большая часть людей отряда уже двига-
лась в противоположном направлении, взбираясь на другие дюны, окружающие
лагерь.
   На пути Пола осталась лишь одна завернутая в  плащ  фигура:  Шишакли,
капитан команды федайкинов; из под его маски и стилсьюта виднелись  одни
глаза.
   Как только Пол приблизился к нему, Шишакли протянул  ему  две  тонкие
стрелы, в полтора метра длиной, с острыми блестящими крючьями  на  одном
конце и зажимами на другом.
   Пол, согласно ритуалу, принял их в левую руку.
   - Это мои собственные крючья, - голос Шишакли прозвучал хрипло, - они
никогда еще меня не подводили.
   Пол кивнул, храня, как требовалось, молчание, и пошел  мимо  капитана
вверх по склону дюны. Оказавшись на вершине, он оглянулся и увидел,  что
люди, сгрудившиеся на соседних вершинах, похожи  в  своих  развевающихся
плащах на рой крылатых насекомых. Теперь он  стоял  на  песчаном  гребне
один, и лишь линия горизонта, плоская и неподвижная, простиралась  перед
ним. Стилгар выбрал для него хорошую дюну: более высокая, чем те, что ее
окружали, она была хорошим местом для наблюдения.
   Наклонившись, Пол погрузил тампер глубоко  в  песок,  с  подветренной
стороны дюны, чтобы максимально увеличить расстояние передачи звука. По-
том он помедлил, вспоминая насущные уроки и вопросы жизни и смерти,  ко-
торые встали перед ним вплотную.
   Когда он нажал на  задвижку,  тампер,  будто  очнувшись,  начал  свое
"ламп! ламп! ламп!". Гигантский червь - Создатель - должен услышать  эти
звуки и начать свое движение к их  источнику.  Пол  знал,  что,  обладая
крючьями, он может взобраться на самый верхний изгиб на спине Создателя:
и пока передний край кольца-сегмента держится открытым с помощью  крюка,
червь не станет стремиться закопаться в песок. Напротив, он  постарается
держать свое гигантское тело как можно дальше от поверхности песка, что-
бы защитить открытый сегмент от  попадания  песка,  раздражающего  самую
чувствительную часть туловища.
   "Я - песчаный наездник", - сказал себе Пол.
   Он посмотрел на крючья, зажатые в его левой руке, и  подумал  о  том,
что стоит ему зацепиться ими за выступ огромного бока чудовища, как  оно
развернется и направится туда, куда нужно ему. Полу. Он видел,  как  это
делается, - ему помогали взбираться на червя для короткой  тренировочной
поездки. На пойманном черве можно было мчаться до тех пор,  пока  он  не
ляжет, выдохнувшийся и неподвижный, на песок, и тогда нужно будет  вызы-
вать нового Создателя.
   Когда он выдержит это испытание, думал Пол, он сможет совершить двад-
цатитамперную поездку в южную часть планеты,  где  живут  спрятанные  от
погромов женщины и дети Свободных и где он сможет отдохнуть и  восстано-
вить силы.
   Он поднял голову и посмотрел в сторону юга, напомнив себе о том,  что
вызов Создателя из территории, находящейся в непосредственной близости к
эргу, чреват неожиданностями: еще неизвестно, как поведет  себя  в  этих
условиях Создатель.
   "Ты должен точно рассчитать размеры Создателя, - объяснил  ему  Стил-
гар. - Ты должен стоять достаточно близко к нему -  чтобы  суметь  взоб-
раться на него на ходу, но и не так близко, чтобы он  мог  тебя  прогло-
тить.
   Внезапно решившись. Пол освободил запор тампера. Клапан задвигался, и
звук, похожий на барабанный бой, разнесся по  пескам:  "Ламп...  ламп...
ламп..."
   Он выпрямился и, глядя на горизонт, вспомнил слова Стилгара:  "Внима-
тельно следи за знаками приближения червя. Помни, что приближение его  к
там перу редко бывает незаметным. В то же время держи  ухо  востро:  его
обычно раньше слышишь, чем видишь".
   И предостерегающие слова Чан и, которые она шептала ночью,  когда  ее
переполнял страх за него, тоже всплыли в его памяти: "Когда встанешь  на
пути Создателя, схоронись под своим плащом и весь,  до  последней  своей
жилки, уподобься песку, неподвижной застывшей дюне".
   Пристально вглядываясь в горизонт, он слушал и наблюдал, как его учи-
ли Свободные.
   Оно пришло с юго-востока - отдаленное шипение, шелест песка. Потом он
увидел далекий след приближающегося чудовища и понял, что никогда не ви-
дел Создателя столь огромного, никогда даже не слышал о том, что  бывают
такие черви. Полу показалось, что его длина достигает полмили, а  в  том
месте, где была его голова, песок вздымался, подобно высокой горе.
   "Ничего подобного я не видел ни в сновидениях, ни в жизни", -  сказал
себе Пол. Он поспешил занять место на пути червя, думая  теперь  лишь  о
том, чего требовала от него эта минута.


   "Держи под контролем финансы и суд. Остальное можешь отдать толпе"  -
таков был совет падишахаимператора. А еще он говорил: "Если хочешь полу-
чить прибыль, нужно править толпой". В этих словах содержится истина, но
я спрашиваю себя: "Что есть толпа? И что есть правитель?"
   Принцесса Ирулэн.
   Пробуждение Арраки. Секретное послание Муаддиба ландсраату.

   В сознании Джессики таилась непрошеная мысль: "Пол может в любую  ми-
нуту начать испытание наездника песка. От меня захотят скрыть этот факт,
но он очевиден. Вот и Чани уехала по какому-то таинственному поручению".
   Джессика сидела в своей комнате, пользуясь минутами отдыха между  ча-
сами ночных бдений. Комната была уютная, хотя и поменьше той, которая  у
нее была в сьетче Табр до их побега от погрома. Но и здесь были  толстые
ковры на полу, мягкие подушки, низкий  столик  под  рукой,  разноцветные
драпировки на стенах и глоуглобы над головой, дававшие мягкий золотистый
свет. В комнате стоял тот тяжелый кислый запах сьетча Свободных, который
теперь ассоциировался в ее представлении с безопасностью.
   И все же, она это знала, ей никогда не удастся преодолеть такое  ощу-
щение, что она находится в чужом доме. Ей все время казалось, что  ковры
и занавеси что-то таят от нес.
   В комнату проник слабый отголосок ритмичных звуков. Джессика  догада-
лась, что это празднуются роды. Возможно, Сабийи - ее время было близко.
И еще знала Джессика, что скоро она увидит и самого ребенка - синеглазо-
го младенца принесут к Преподобной матери для благословения.  Она  знала
также, что ее дочь Алия будет присутствовать на празднестве и даст мате-
ри о нем отчет.
   Время ночной Молитвы о расставании еще не подошло, а начинать  празд-
нование рождения до того, как будет проведена церемония скорби по  рабам
Поритрина, Бела Тегузы, Россана и Хармонтепа, было нельзя.
   Джессика вздохнула. Она поняла, что пытается уйти от мыслей  о  своем
сыне и тех опасностях, в лицо которым он смотрит,  -  о  замаскированных
ловушках, полных отравленных колючек. О набегах Харконненов (хотя они  и
сделались более редкими после того, как Свободные преподнесли им славный
урок с помощью нового оружия, что дал им Пол); о естественных опасностях
пустыни в лице Создателей, безводья и песчаных штормов.
   Она подумала, не велеть ли принести кофе,  и  вместе  с  этой  мыслью
пришла другая, часто возникавшая у нее: о парадоксе образа жизни Свобод-
ных. Как славно им живется в их пещерах по сравнению с  тем,  как  живут
синки и пеоны, и в то же время насколько больше трудностей им приходится
переносить во время хайров в открытой пустыне в сравнении с  крепостными
Харконненов.
   Темная рука высунулась из-за занавеса, поставила на столик чашку кофе
и исчезла. От чашки исходил густой аромат спайсового кофе.
   "Дар от празднующих родины", - подумала Джессика.
   Она взяла кофе и, улыбнувшись про себя, сделала глоток. В  каком  еще
другом обществе в нашей Вселенной женщина моего положения согласилась бы
принять неведомый напиток и могла бы без опаски его попробовать?  Теперь
я могла бы, конечно, изменить яд, прежде чем он причинил бы мне вред, но
ведь дающий не знает этого.
   Она выпила кофе, чувствуя, как горячий и восхитительный на вкус напи-
ток возвращает ей энергию и силу.
   Какое другое общество могло бы с такой естественностью  заботиться  о
ее уединении и комфорте: ее не хотели побеспокоить даже на минуту.  Ува-
жение и любовь - со слабым оттенком страха - стояли за этим даром, дума-
ла Джессика.
   И еще одна деталь привлекла ее внимание: только она успела подумать о
кофе, как тот немедленно появился. Никакой телепатии за  этим  не  было,
она знала, что это было тау, единство сьетча, понимание,  вызванное  той
порцией спайса, которую получали все его члены. Подавляющее  большинство
людей не могло и надеяться на возникновение в себе той ясности,  которую
вызывал спайс в ней: их не учили, не готовили к этому. То, чего  они  не
понимали или не хотели знать, их сознание просто отказывалось принимать.
И все же они чувствовали и действовали как единый организм, хотя мысль о
таком единстве никогда не приходила им в голову.
   "Закончил ли Пол испытание на песке? - спросила себя Джессика. -
   Он очень способный, но неудача может постигнуть и более способного".
   Ожидание...
   "Какая тоска! - подумала она. - Можно прождать очень долго, пока тос-
ка не овладеет всем твоим существом".
   В их жизни были все виды ожидания.
   "Мы пробыли здесь более двух лет, - подумала  она.  -  И  пройдет  по
крайней мере в два раза больше времени, прежде чем мы сможем хотя бы на-
деяться на избавление Арраки от правителя Харконненов, скотины Раббана".
   - Преподобная мать?
   Голос, доносившийся из-за занавесей, принадлежал Харе, другой женщине
Пола.
   - Да, Хара?
   Занавеси раздвинулись, и вошла Хара. На ней  были  обычные  в  сьетче
сандалии и красно-желтое одеяние, оставляющее открытыми  руки  почти  до
плеч. Смазанные маслом черные волосы, плотно прилегающие к голове,  были
разделены пробором посередине и свисали ей на грудь подобно двум крылам.
Лицо с крупными хищными чертами было нахмурено.
   За Харой стояла Алия, двухлетняя дочь Джессики.
   Джессика всегда поражалась ее сходству с Полом, когда он был в том же
возрасте: те же широко раскрытые вопрошающие глаза, темные волосы, твер-
дая линия рта. Но была и некоторая разница, и касалась она того, что так
смущало в ней взрослых. Ребенок, совсем еще младенец, держался с  удиви-
тельным для ее возраста спокойствием и уверенностью. Взрослые удивлялись
и поражались, когда она смеялась, услышав двусмысленные, одним  лишь  им
понятные выражения. Или же они  ловили  себя  на  том,  что,  слушая  ее
по-детски шепелявый, неопределившийся голосок, обнаруживают в ее  словах
тонкий намек, никак не соответствующий тому опыту,  располагать  которым
может ребенок ее возраста.
   - Алия, - позвала ее Джессика.
   Девочка подбежала к лежавшей возле матери подушке, опустилась на  нее
и схватила руку матери. Физический контакт сразу же восстановил  ту  ду-
ховную близость, которая установилась у них еще до рождения  Алии.  Дело
было не в общих мыслях, хотя они и возникали, если контакт происходил  в
те минуты, когда Джессика изменяла для церемонии спайсовый яд. Это  было
мгновенное познание другой живой особи, нечто более глубокое  и  острое,
чем просто телепатия. Это было эмоциональное единение, связанное с  сим-
патической нервной системой.
   Памятуя о том, что Хара - другая женщина Пола, хранительница его  до-
машнего очага, Джессика приветствовала ее в подобающей  случаю,  хотя  и
сдержанной манере:
   - Субакх ул кухар, Хара? Хорошо ли ты провела ночь?
   В той же традиционной манере Хара ответила:
   - Субакх ун нар. У меня все хорошо.
   Голос Хары, лишенный всякого выражения, звучал  ровно  и  безучастно.
Джессика ощутила исходящее от Алии удивление.
   - Ганима моего брата недовольна мной, - чуть шепеляво произнесла  де-
вочка.
   Джессика отметила слово, которым Алия назвала Хару - "ганима",  озна-
чавшее: "нечто, приобретенное в битве", а произнесенное с особым выраже-
нием - "нечто такое, что не использовалось больше по своему прямому наз-
начению". Что-то вроде копья, используемого для крепления занавесок.
   Хара хмуро посмотрела на ребенка:
   - Не надо меня оскорблять, дитя: я знаю свое место.
   - Что ты сегодня делала, Алия? - спросила Джессика.
   Хара ответила:
   - Сегодня она не только отказалась играть с другими детьми, но и  без
разрешения вторглась туда, где...
   - Я спряталась за занавесями и смотрела, как рождается ребенок  Саби-
йи, - перебила Алия. - Это - мальчик. Он все кричал и кричал. Ну и  лег-
кие! Когда он накричался так, что...
   - Она подошла и дотронулась до него, - докончила за нее Хара. - И  он
перестал кричать. Каждый знает, что дитя Свободного, если он  родится  в
сьетче, должен накричаться при рождении, потому что  он  больше  никогда
кричать не сможет, иначе он выдаст нас во время хайры.
   - Он уже накричался, - объяснила Алия. - Я  просто  хотела  послушать
его искру, его жизнь, вот и все. А когда она ощутила меня, он больше  не
захотел кричать.
   - Это вызвало среди людей много толков, - сказала Хара.
   - Мальчик Сабийи здоров? -  спросила  Джессика.  Они  видела:  что-то
взволновало Хару, и хотела знать, что это такое.
   - Здоров так, как этого может желать мать, -  ответила  Хара.  -  Они
знают, что Алия не причинила ему вреда. Они не обратили особого внимания
на то, что она его трогала. Он сразу успокоился, и вид у  него  был  до-
вольный. Дело в том... - Хара запнулась.
   - Дело в странностях моей дочери, не так ли? - спросила  Джессика.  -
Дело в том, что она знает много такого, чего не положено знать в ее воз-
расте. Она знает даже о прошлой жизни.
   - Как она может знать о том, что ребенок похож на Митху с Бела  Тегу-
зы? - с горячностью в голосе спросила Хара.
   - Но он действительно похож! - стояла на своем Алия. - Мальчик Сабийи
выглядит точно так же, как выглядел сын Митхи.
   - Алия! - прикрикнула на нее Джессика. - Я тебя предупреждала...
   - Но, мама, я это видела, и это правда, и...
   Джессика покачала головой, видя на лице Хары выражение беспокойства.
   "Кого я родила? - спросила она себя. - Дочь, которая с рождения знает
все, что знаю я сама и даже больше, все, что влилось в нее из  проходов,
открытых мне Преподобной матерью на церемонии Семени".
   - Дело не только в том, что она говорит, - продолжала Хара, - но и  в
том, как она сидит, как она смотрит на скалы, не двигая ни одним  муску-
лом на лице, или на пальце, или...
   - Всему этому учат в школе Бене Гессерит, - сказала Джессика. -  Тебе
об этом известно, Хара. Неужели ты хочешь отказать  дочери  в  праве  на
наследственность?
   - Преподобная мать! Ты знаешь, что сама я не  придаю  этому  никакого
значения, - сказала Хара. - Но люди в сьетче шушукаются, и я вижу в этом
опасность. Они говорят, что твоя дочь - ведьма, что другие дети не хотят
с ней играть, что...
   - Разве у нее так мало общего с другими детьми? - удивилась Джессика.
- Она не ведьма, просто она...
   - Я знаю это!
   Джессику поразила страстность, прозвучавшая в голосе Хары.  Она  пос-
мотрела на Алию. Ребенок казался погруженным в свои  мысли,  всем  своим
видом выражая... ожидание. Джессика снова перевела взгляд на Хару.
   - Я чту тебя как члена семьи моего сына, - сказала Джессика. Алия по-
терлась о ее руку. - Ты можешь открыто говорить обо всем, что тебя  бес-
покоит.
   - Скоро я перестану быть членом семьи твоего сына, - сказала Хара.  -
Я долго ждала этого дня - ради моих сыновей, ради специального обучения,
которое они получали как сыновья Узула. Я мало что могу  им  дать:  всем
известно, что я не делю ложе с твоим сыном.
   Алия снова шевельнулась возле матери, полусонная, теплая.
   - И все же ты была доброй спутницей для моего сына, - сказала Джесси-
ка. И поскольку эта мысль была в ней всегда, она повторила про себя ска-
занные вслух слова: "Спутницей, не женой..." Потом  Джессика  обратилась
мыслями к главному, к тому, о чем говорили сейчас в сьетче: связь ее сы-
на и Чани превратилась в нечто постоянное, в брак.
   "Я люблю Чани", - подумала Джессика и тут же напомнила  себе  о  том,
что нужды знатных домов могут расходиться с любовью. Браки у них пресле-
дуют другие цели, нежели удовлетворение чувств.
   - Думаешь, я не знаю, какие планы ты строишь для своего сына? - спро-
сила вдруг Хара.
   - Что ты имеешь в виду? - голос Джессики прозвучал непривычно резко.
   - Ты хочешь объединить под ним все племена, - сказала Хара.
   - Разве это плохо?
   - Я вижу в этом опасность для Пола... и Алия - часть этой опасности.
   Алия еще ближе придвинулась к матери. Теперь  глаза  ее  были  широко
раскрыты: она внимательно изучала Хару.
   - Я наблюдала за вами обеими, когда вы вместе, - сказала  Хара,  -  я
видела, как вы касаетесь друг друга. Алия подобна моей собственной  пло-
ти, потому что она сестра того, кто для меня все равно что брат. Я  наб-
людала за ней и охраняла ее со времени раззии, когда мы перебрались  сю-
да, с того времени, когда она была совсем младенцем. И я многое  за  ней
замечала.
   Джессика почувствовала, как в сидящей рядом Алии начинает расти  бес-
покойство.
   - Ты знаешь, о чем я говорю, - сказала Хара. - О том, что ей известно
все наперед, о чем мы собираемся с ней говорить. Когда здесь был  младе-
нец, в таком возрасте понимающий водную дисциплину? И у  какого  ребенка
первыми словами, обращенными к няне, были: "Я люблю тебя, Хара"?
   Алия подняла голову и посмотрела на мать.
   - Я обладаю силой разума. Преподобная мать, - проговорила Хара.  -  Я
могла бы быть сайадиной. Я видела то, что видела.
   - Хара... - Джессика пожала плечами. - Я не знаю, что тебе сказать. -
И она поняла, что эти, такие затертые, слова точно передают ее чувства.
   Алия выпрямилась и расправила плечи. Джессика почувствовала, что вре-
мя ожидания истекло, пришло время для решения и печали.
   - Мы совершили ошибку, - заявила Алия. - Теперь нам нужна Хара.
   - Это случилось на обряде Семени, когда ты  изменяла  Воду  Жизни,  а
Алия была внутри тебя, в твоем чреве, - напомнила Хара.
   "Нужна Хара?" - спросила себя Джессика.
   - Кто, кроме тебя, может говорить с людьми и  заставить  их  понимать
меня? - настаивала Алия.
   - Чего же ты от нее хочешь? - спросила Джессика,
   - Она сама знает, что делать, - возразила Алия.
   - Я расскажу им правду, - подхватила Хара.  Ее  лицо  внезапно  стало
старым и печальным, на оливковой коже резче обозначились  морщины.  -  Я
расскажу им, что Алия только кажется маленькой девочкой, на самом же де-
ле она никогда не была ребенком.
   Алия покачала головой. Слезы бежали по ее щекам, а Джессика  чувство-
вала такую печаль, как будто скорбь дочери заставила забыть обо всем  на
свете.
   - Я знаю, что я урод, - прошептала Алия.
   Слышать подобные слова из уст ребенка было нестерпимо.
   - Ты не урод! - воскликнула Хара. - Кто осмелился назвать  тебя  уро-
дом?
   И снова Джессика поразилась страстности голоса Хары. Вдруг она  поня-
ла, что суждение Алии верно - Хара действительно им нужна. Племя  поймет
Хару, и слова ее, и чувства, ибо было очевидно, что она любит Алию  так,
как будто та была ее собственной дочерью.
   - Кто сказал тебе это? - повторила этот вопрос Хара.
   - Никто.
   Краем материнской абы Алия вытерла слезы и разгладила  платье  в  том
месте, где смяла его.
   - Тогда не смей так говорить! - воскликнула Хара.
   - Я не буду.
   - А теперь, - сказала Хара, - расскажи мне, что  с  тобой  произошло,
чтобы я могла рассказать об этом всем остальным.
   Алия посмотрела на мать. Джессика кивнула.
   - Однажды я проснулась, - начала Алия. - Это было похоже на пробужде-
ние ото сна, если не считать того, что я не помнила, когда заснула.  Это
было в теплом и темном месте. И я испугалась.
   Слушая картавый голос дочери, Джессика вспомнила тот день в пещере.
   - Я попыталась бежать, но бежать было некуда. Потом я увидела искру -
не то чтобы настоящую... Просто искра была там, со мной, и я чувствовала
то, что она хотела мне передать... успокаивала меня, сообщала  мне,  что
все будет хорошо... Это была моя мать.
   Хара вытерла глаза и ободряюще кивнула Алии. И все же - как  отметила
Джессика - в ее глазах была дикость Свободной женщины и настороженность,
как будто глаза тоже пытались услышать рассказ Алии.
   И Джессика подумала: "А что мы, собственно, знаем о том, как на самом
деле происходит мыслительный процесс подобного существа... с учетом  его
собственного опыта, воспитания и наследственности?"
   - Как раз тогда, когда я почувствовала себя уверенно и в  безопаснос-
ти, - сказала Алия, - появилась еще одна искра... Тут-то  все  и  случи-
лось. Другой искрой была старая Преподобная мать. Они  с  моей  мамой...
обменивались жизнями, и я была там, с ними, и видела это. Потом все кон-
чилось, и я стала ими, потом еще другими - оставаясь собой... Только мне
понадобилось много времени, чтобы снова себя найти: других было так мно-
го...
   - Это было очень жестоко, - сказала Джессика. - Ни одно  существо  не
должно пробуждаться к жизни подобным образом. Самое удивительное то, что
ты смогла принять это.
   - А что мне оставалось делать! - возразила Алия. - Я  не  знала,  как
это отбросить, как спрятать мое сознание или защитить его. Все случилось
так...
   - Мы не знали... - пробормотала Хара. - Когда мы давали твоей  матери
Воду, чтобы она ее изменила, мы не знали, что ты существуешь у нее внут-
ри.
   - Не печалься об этом, Хара, - сказала девочка. - И самой мне не сто-
ит себя жалеть. В конце концов есть повод и для радости: я - Преподобная
мать. У племени две Пре...
   Она оборвала себя и подняла голову, прислушиваясь.
   Хара резко повернулась и посмотрела на Джессику.
   - Разве ты об этом не подозревала? - спросила Джессика.
   - Тс-с!.. - шикнула на нее Алия.
   Сквозь занавеси, отделяющие их от коридора, донеслись звуки ритмично-
го пения. Оно делалось все громче, и вот уже можно было различить слова:
"Иа! Иа! Иаум! Иа! Иа! Иаум! Му зейн, валлах! Иа!  Иа!  Иаум!  Му  зейн,
валлах!"
   Поющие прошли мимо входа, и их голоса начали стихать, а потом и  сов-
сем исчезли.
   Когда слов пения было уже не разобрать, Джессика  проговорила  с  пе-
чалью в голосе:
   - И был Рамадан на Бела Тегузе...
   - Моя семья сидела у фонтана, у себя во дворе, - подхватила Хара, - и
воздух был напоен влагой. Там было дерево, покрытое плодами  партигулов,
круглых и ярких, величиной почти с голову. Там была корзина с  миш-мишем
и баклавой, и кружки с либаном. В наших садах и в домах был мир, мир был
на всей земле.
   - Жизнь была полной счастья, пока не пришли  захватчики,  -  вставила
Алия.
   - Кровь стыла от криков людей, - Джессика ощутила, как в ней закружи-
лись воспоминания полученного в дар прошлого.
   - Женщины кричали: "Ла! Ла! Ла!" - вторила ей Хара.
   - Нападавшие прошли через муштамал и бросились на нас с ножами,  лез-
вия которых сделались красными от крови наших мужчин, - вторила ей Джес-
сика.
   И они втроем погрузились в тишину,  подобно  всем  другим  жителям  в
сьетче, и эта тишина дала им воспоминания,  которые  сделали  свежей  их
скорбь.
   - Не забудем и не простим, - строго сказала Хара.
   В полной значения тишине, установившейся вслед за этими словами,  они
слышали голоса многих людей, шелест многих плащей...
   - Преподобная мать? - раздался голос у входа. Джессика узнала Сарсар,
одну из жен Стилгара.
   - В чем дело, Сарсар? - спросила Джессика.
   - Беда. Преподобная мать...
   У Джессики сжалось сердце от смертельного страха за Пола.
   Сарсар раздвинула занавеси и вошла в комнату. Джессика  успела  заме-
тить, что снаружи стоит группа людей. Она посмотрела на вошедшую  -  ма-
ленькую черноволосую женщину в красном одеянии. Взгляд  ее  темных  глаз
был устремлен на Джессику, ноздри крошечного носа  раздувались,  скрывая
рубцы от зажимов.
   - В чем дело? - спросила Джессика.
   - Получено известие из песков, - сказал Сарсар. - Сегодня Узул прохо-
дит испытание. Молодые мужчины говорят, что он не может  не  справиться,
что до наступления ночи он будет назван наездником песков. Молодые  люди
объединяются для раззии. Они отправятся на север и там встретятся с Узу-
лом. Они говорят, что заставят его вызвать Стилгара и  встать  во  главе
племен.
   "Сбор воды, засаживание дюн, медленное, но вербное  изменение  своего
мира - всего этого им уже  недостаточно,  -  подумала  Джессика.  -  Не-
большие, неизменно заканчивающиеся удачей  набеги  не  удовлетворяют  их
больше после того, чему они научились у Пола и у меня. Они почувствовали
свою силу, они хотят сражаться".
   Сарсар переминалась с ноги на ногу, не решаясь говорить дальше.
   "Нам понятна необходимость осторожного выживания, - думала  Джессика,
- но в нем есть и уязвимость. Нам известно также, какой стыд может  зак-
лючаться в слишком долгом ожидании. Если оно будет  длиться  бесконечно,
мы можем потерять ощущение цели".
   - Молодые мужчины говорят, что если Узул не вызовет Стилгара, то  это
будет означать, что он боится, - проговорила Сарсар и опустила глаза.
   - Вот оно что! - пробормотала Джессика. И она  подумала:  "Что  ж,  я
знала, что этот день придет. И Стилгар знал тоже".
   Сарсар прочистила горло.
   - Даже мой брат, Шоаб, так говорит, - сказала она. - Они  не  оставят
Узулу выбора.
   "Значит, время пришло, - подумала Джессика. - И Полу  придется  взять
все на себя. Преподобная мать не  осмелится  вмешаться  в  вопросы  пре-
емственности".
   Ллия высвободила свою руку из руки матери и сказала:
   - Я пойду с Сарсар и послушаю, что  говорят  молодые  мужчины.  Может
быть, есть выход.
   Джессика встретилась взглядом с Сарсар, но обратилась к Алии:
   - Иди. И сообщи мне обо всем, как только сможешь.
   - Мы не хотим, чтобы это случилось. Преподобная мать, - сказала  Сар-
сар.
   - Не хотим, - согласилась Джессика. - Племени нужна вся его  сила.  -
Она посмотрела на Хару. - Ты пойдешь с ними?
   Хара поняла ее невысказанный вопрос:
   - Сарсар не допустит, чтобы Алии был причинен вред.  Она  знает,  что
скоро мы обе - она и я - будем делить ложе с одним и тем же мужчиной. Мы
говорили об этом с Сарсар. - Хара посмотрела на Сарсар, потом  опять  на
Джессику. - Мы понимаем друг друга.
   Сарсар взяла Алию за руку:
   - Мы должны спешить: молодые мужчины уходят.
   Они торопливо прошли через занавешенный выход. Рука ребенка покоилась
в маленькой женской руке, но со  стороны  казалось,  что  ребенок  ведет
взрослую.
   - Если Пол Муаддиб убьет Стилгара, это не пойдет на пользу племени, -
сказала Хара. - Раньше это могло служить успеху, но времена меняются.
   - Времена меняются и для нас, - заметила Джессика.
   - Не думай, что я сомневаюсь в исходе такой битвы, - сказала Хара.  -
Узул не может не победить.
   - Именно это я и имела в виду.
   - Ты думаешь, что мое суждение пристрастно? - Хара покачала  головой,
и водные кольца звякнули у нее на шее. - Ты ошибаешься! Возможно, ты ду-
маешь также, что я жалею о том, что не на меня пал выбор Узула и  что  я
ревную его к Чани?
   - Ты сделала свой собственный выбор, как только смогла,  -  возразила
ей Джессика.
   - Я жалею Чани, - сказала Хара.
   Джессика на секунду потеряла дар речи.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я знаю, что ты думаешь о Чани. Ты думаешь, что она не годится в же-
ны твоему сыну.
   Джессика откинулась на подушки, борясь с собой.
   - Возможно...
   - Может быть, ты и права, - сказала Хара. - Если это так, то  ты  мо-
жешь взять в союзницы саму Чани: она хочет только того,  что  лучше  для
него самого.
   Джессика проглотила ком, вставший у нее в горле.
   - Чани очень дорога мне, - призналась она. - Она не могла бы...
   - У тебя здесь очень грязные ковры, - прервала ее  Хара.  Она  обвела
взглядом полы, избегая смотреть Джессике в глаза. - Здесь все время топ-
чется так много народа! Давно пора их почистить...


   Внутри ортодоксальной религии невозможно избежать взаимодействия  по-
литических убеждений. Эта сила пронизывает обучение, воспитание и  право
в ортодоксальном обществе. Из-за подобного давления  лидеры  такого  об-
щества оказываются перед лицом деликатнейшей дилеммы: скатиться к оппор-
тунизму или принести себя в жертву на алтарь ортодоксальной этики.
   Принцесса Ирулэн.
   Муаддиб: вопросы религии.

   Пол стоял на песке и ждал приближения гигантского червя.
   "Я не должен ждать, как контрабандист, нетерпеливо и нервно, - внушал
он себе. - Я должен быть частью пустыни".
   Теперь червю нужно было лишь несколько минут, чтобы  оказаться  возле
Пола: звуки его шипения наполняли воздух. Огромные зубы в  круглой,  как
вход в пещеру, пасти торчали подобно причудливым  цветам.  Сильно  пахло
спайсом.
   Пол слился со стилсьютом в единое  целое,  слегка  ощущая  лишь  при-
сутствие маски у зажимов в носу. Сейчас он помнил лишь то, чему учил его
Стилгар. Все остальное ушло на задний план.
   - На каком расстоянии от Создателя можно стоять? - спросил его  Стил-
гар при подготовке.
   И он дал верный ответ:
   - На расстоянии, равном половине диаметра Создателя.
   - Почему?
   - Чтобы, с одной стороны, не попасть в песчаный  вихрь,  образующийся
при его приближении, а с другой, чтобы успеть подбежать и взобраться  на
него.
   - Ты уже ездил на маленьких Создателях за Семенем и  Водой  Жизни,  -
сказал Стилгар. - Но во время твоего испытания ты будешь  иметь  дело  с
диким Создателем, стариком пустыни. К такому ты должен испытывать уваже-
ние...
   Теперь барабанный стук тампера потонул в шипении приближающегося чер-
вя. Пол глубоко вдохнул в себя воздух, даже через фильтры ощутив его го-
речь. Дикий Создатель, старик пустыни, надвигался на него. Его  вздымаю-
щиеся кверху передние сегменты отбросили волну песка,  хлестнувшую  Пола
по коленям.
   "Ближе, ты, прекрасное чудовище, - мысленно звал он. - Сюда! Ты  слы-
шишь мой зов? Ближе, еще ближе!"
   Волна песка приподняла его. Вокруг него кружил поднятый с поверхности
песчаный вихрь. Он поустойчивее утвердился на поверхности.  Сейчас  весь
его мир сошелся на изогнутой, движущейся стене, состоящей из ясно видных
колец-сегментов.
   Пол поднял свои крючья, прицелился и метнул их. Он почувствовал,  что
попал в цель, и потащил их на себя, чтобы зацепить покрепче. Потом, цеп-
ляясь за зубцы, принялся взбираться по этой стенке. Настал важнейший мо-
мент испытания: если он верно всадил зубцы - так чтобы они попали в выс-
тупающий край сегмента и открыли сегмент, червь не сможет  свернуться  и
раздавить его.
   Движения червя замедлились. Он прополз  через  тампер,  заставив  его
умолкнуть, и начал сжиматься, пытаясь переместить раздражающие его зубцы
как можно выше - подальше от песка, угрожавшего нежной внутренней ткани,
лишившейся своей защиты.
   Пол обнаружил себя сидящим верхом на черве.  Его  обуял  восторг.  Он
чувствовал себя как император, обозревающий свои  владения.  Ему  стоило
большого труда подавить в себе страстное желание  испытать  свою  власть
над этим существом.
   Внезапно он понял, почему Стилгар предупреждал его, рассказывая о мо-
лодых людях, танцевавших на чудовище, делавших стойку на его спине,  вы-
нимавших оба острия и снова втыкавших их, прежде чем червь успевал сбро-
сить наездника.
   Оставив одно острие на месте, Пол вытащил другое и всадил его немного
ниже. Прочно закрепив второе острие и проверив его надежность, он  выта-
щил первое и всадил его немного дальше. Создатель сжался еще  больше  и,
сжимаясь, развернулся и оказался против того места, на котором ждали ос-
тальные.
   Он увидел, что они подходят и пускают в ход свои крючья, избегая  при
этом краев чувствительного кольца, пока не достигнут верха. Наконец  они
один за другим уселись позади него, каждый против своего крюка.
   Стилгар прошел вдоль ряда, проверил положение крючьев Пола и  посмот-
рел на его улыбающееся лицо.
   - Ну, как? Сделал? - спросил Стилгар, возвышая голос, чтобы перекрыть
шипение червя. - Что ты сам об этом думаешь? - Он выпрямился. - Теперь я
могу сказать, что твоя работа была небрежной. У нас есть  двенадцатилет-
ние, которые делают это лучше: слева от того места, где ты стоял, распо-
ложены барабанные пески. Если бы червь двинулся в том направлении, ты не
смог бы туда отступить.
   Улыбка исчезла с лица Пола.
   - Я видел барабанные пески.
   - Тогда почему ты не дал нам предупреждающий сигнал? Ты должен был  в
любом случае сделать это.
   Пол молчал.
   - Ты думаешь, что с моей стороны нехорошо тебе это говорить,  -  про-
должал Стилгар. - Но это мой долг. Я думаю о том вреде, который  ты  мог
бы принести отряду. Если бы ты ступил на эти барабанные пески, Создатель
бы устремился на тебя.
   Пол, как ни был сердит, понимал, что Стилгар  говорит  правду.  Чтобы
восстановить в себе спокойствие, Полу понадобилась целая минута и  полу-
ченные им от матери специальные знания.
   - Извини, этого больше не случится.
   - В  тяжелых  случаях  оставляй  всегда  дублера,  человека,  который
подстрахует тебя, если ты сам не сможешь справиться с Создателем, - нас-
тавлял его Стилгар. - Помни о том, что мы работаем вместе. Только  тогда
мы можем быть уверенными в своих действиях. Мы работаем вместе, так?
   Он потрепал Пола по плечу.
   - Мы работаем вместе, - повторил Пол.
   - А теперь, - в голосе Стилгара зазвучали  жесткие  нотки,  -  покажи
мне, что ты умеешь обращаться с Создателем. На какой стороне мы находим-
ся?
   Пол посмотрел вниз, на чешуйчатую поверхность кольца, на которой  они
стояли, отметил форму и размер чешуек: справа они были больше, а слева -
меньше. Каждый червь. Пол  это  знал,  двигался  в  разных  направлениях
по-разному. С возрастом червя строение верхней его части становилось все
более специфичным, тогда как чешуйки внизу все более сглаживались и  уп-
лощались.
   Передвинув крючья, Пол переместился влево. Он укрепил их сбоку откры-
того сегмента, направив червя прямо. Повернув червя, он велел двоим  ез-
докам выйти из ряда и занять места впереди.
   - Хай-и-и-и-йох! - Пол испустил традиционный клич  наездника  песков.
Левый ездок открыл новое кольцо-сегмент.
   Величественным движением Создатель развернулся, пытаясь защитить отк-
рытый сегмент. Получился полный разворот, и когда Создатель снова напра-
вился на юг. Пол закричал:
   - Гейрат!
   Левый ездок высвободил свой крюк. Создатель лег на верный курс.
   - Очень хорошо. Пол Муаддиб, - похвалил Стилгар. - Побольше практики,
и ты сможешь стать наездником песков.
   Пол нахмурился, подумав: "Разве я еще не стал им?
   За его спиной раздался смех. Члены отряда запели, выкрикивая его  имя
в такт песне:
   - Муаддиб! Муаддиб! Муаддиб!
   С дальней поверхности червя до Пола донеслись звуки погонявших.
   Червь начал набирать скорость. Плащи Свободных развевались на  ветру.
Шум, вызываемый их рейдом, стал еще громче.
   Пол оглянулся и отыскал среди членов отряда лицо Чаны. Глядя на  нее,
он спросил Стилгара:
   - Я - наездник песков, правда, Стил?
   - Хал иаум! Сегодня ты - наездник.
   - Значит, я могу выбирать, в каком направлении нам двигаться?
   - Выходит, что так.
   - И я - Свободный, родившийся сегодня здесь, в эрге Хаббания. До это-
го дня у меня не было жизни, до этого дня я был ребенком.
   - Не совсем ребенком, - Стилгар поправил капюшон в том месте, где его
сдувало ветром.
   - Но мой мир был запечатан, а теперь эта печать снята.
   - Печати больше нет.
   - Я хотел бы отправиться на юг, Стилгар, на двадцать тамперов. Я  хо-
тел бы увидеть землю, которую видел лишь глазами других.
   "И я увижу моего сына и мою семью, - подумал он. - Сейчас  мне  нужно
время, чтобы обдумать будущее и определить, что является прошлым для мо-
его сознания. Надвигается время смуты, и если я не буду там, где  должен
быть, чтобы утихомирить ее, начнется хаос".
   Стилгар посмотрел на него твердым, изучающим взглядом. Пол  продолжал
смотреть на Чани и видел на ее лице, как и  на  других  лицах,  интерес,
вызванный его словами.
   - Люди полны желания совершить с тобой набег на притоны  Харконненов,
- сказал Стилгар. - Они лишь в одном Тампере отсюда.
   - Федайкины уже совершали со мной набеги и будут совершать их до  тех
пор, пока хоть один Харконнен останется на Арраки, - торжественно произ-
нес Пол.
   Стилгар продолжал изучать его, и Пол понял, что этот человек мысленно
видит тот момент, когда он. Пол, станет во главе сьетча Табр, а  теперь,
когда Льет мертв, - и во главе Совета Собраний.
   "Он слышал о волнении среди молодых Свободных", - подумал Пол.
   - Ты хочешь созвать Совет вождей? - спросил Стилгар.
   Глаза молодых Свободных заблестели. Покачиваясь от быстрой езды,  они
продолжали наблюдать. И в том, как Чани переводила взгляд  со  Стилгара,
который был ее дядей, на него, который был ее мужчиной,  Пол  угадал  ее
беспокойство.
   - Ты не представляешь, чего я хочу, - неопределенно ответил Пол.
   И он подумал: "Я не могу отступать. Я должен держать этих  людей  под
контролем".
   - Сегодня ты - мудир песчаного рейда, - сказал  Стилгар.  Теперь  его
голос звучал строго и холодно. - Как ты используешь эту власть?
   "Нам нужно время на отдых и на спокойные размышления", - подумал Пол.
   - Мы поедем на юг, - решил он.
   - Даже если я скажу, что, когда день кончится, мы вернемся на север?
   - Мы поедем на юг, - повторил Пол.
   Стилгар плотнее закутался в плащ. Его фигура излучала удивленное спо-
койствие.
   - Совет будет созван, - сказал он. - Я разошлю сообщения.
   "Он думает, что я его вызову, - подумал Пол. - И  он  знает,  что  не
сможет мне противостоять".
   Пол посмотрел на юг и, чувствуя, как щеки  его  горят  от  встречного
ветра, подумал о том, что последует за его решением.
   "Они не понимают этого", - подумал он.
   Он знал, что никому не позволит мешать ему. Ему придется оставаться в
центре внимания, как он это видел в будущем. Придет время, и все встанет
на свои места, но только в том случае, если он будет там, откуда  сможет
управлять происходящим.
   "Я не вызову его, если это будет возможно, - думал он.  -  Если  есть
другой способ предотвратить джихад..."
   - Для вечерней еды и молитвы остановимся в Птичьей пещере, под скала-
ми Хаббания, - сказал Стилгар. Опираясь на крюк,  он  указал  вперед  на
низкий скалистый барьер, выступающий из песка.
   Пол изучал утес, его огромные каменистые складки, напоминающие волны.
Ни одно растение не оживляло суровую линию горизонта.  За  утесом  лежал
путь в южную пустыню. Он должен  был  занять,  если  им  повезет,  самое
меньшее десять дней. Двадцать тамперов.
   Дорога проходила в стороне от патрулей Харконненов. Он знал, как  все
это будет, - он видел это в своих снах. Однажды горизонт перед ними  Из-
менит свою окраску - изменение будет настолько слабым, что его можно бу-
дет принять за обман чувства. И это окажется новым сьетчем.
   - Устраивает ли мое решение Муаддиба? - спросил Стилгар. Лишь  слабый
намек сарказма прозвучал в его голосе, но  уши  Свободных,  улавливающие
каждый оттенок птичьего крика и писка передающего сообщение силаго, уло-
вили этот сарказм, и глаза их устремились на Пола, ожидая, что он  отве-
тит.
   - Стилгар слышал, как я клялся ему в верности, когда мы освящали  ко-
манду федайкинов, - сказал Пол. - Мой отряд смерти знает,  что  я  держу
свое слово. Разве Стилгар в этом сомневается?
   Голос Пола выдал его боль. Стилгар услышал ее и опустил глаза.
   - Узул - друг в моем сьетче. Я никогда не стану сомневаться в нем,  -
проговорил Стилгар. - Но ты также и Пол Муаддиб, герцог Атридес,  и  еще
ты - Лизан ал-Гаиб, Голос из Другого Мира. А их я никогда  не  узнаю  до
конца.
   Пол отвернулся и посмотрел на выступающие перед ним  скалы  Хаббания.
Создатель под ним был все так же полон сил. Он мог мчать их на  расстоя-
ние, почти в два раза превышающее то, на  которое  обычно  передвигались
подобным образом Свободные. Он это знал. Подобное  существо  встречалось
до сих пор лишь в сказках о Старике пустыни, что рассказывали  маленьким
детям. Пол сознавал, что сейчас рождается еще одна легенда.
   Чья-то рука легла на его плечо. Пол посмотрел на руку, а потом  пере-
вел взгляд выше - на лицо: под фильтрующей маской и капюшоном  стилсьюта
виднелись глаза Стилгара.
   - Тот, кто управлял сьетчем Табр до меня, был моим другом,  -  сказал
Стилгар. - Мы делили опасность. Он много раз рисковал  ради  меня  своей
жизнью, а я рисковал для него своей.
   - Я твой друг, Стилгар, - сказал Пол.
   - Никто не сомневается в этом, - Стилгар пожал плечами и убрал  руку.
- Таков путь.
   Пол понимал, что Стилгар неразрывно связан  с  традициями  Свободных.
Здесь вождь принимал власть из рук умирающего предшественника.  Или  же,
если вождь умирал в походе, завоевывал ее в  поединке  с  сильнейшим  из
племени.
   - Нам следовало бы оставить этого Создателя  в  глубокой  пустыне,  -
предложил Пол.
   - Да, - согласился Стилгар. - Отсюда мы могли бы дойти до пещеры пеш-
ком.
   - Мы оставим его достаточно далеко, чтобы он смог спрятаться и погру-
зиться в одиночество на день-другой.
   - Ты - мудир песков, - сказал Стилгар. - Скажи, когда мы... - Внезап-
но он умолк и пристально посмотрел на небо на востоке.
   Пол обернулся. Сквозь вызываемую спайсом пленку небо казалось темным,
глубоко лазурным; и на фоне этого неба резким контрастом выделялась уве-
личивающаяся темная точка.
   - Орнитоптер! - определил Стилгар. - Небольшой.
   - Возможно, разведчик, - сказал Пол. - Могут ли нас заметить?
   - С такого расстояния мы - только червь,  движущийся  по  поверхности
пустыни, - ответил Стилгар и указал левой рукой вниз. - Прыгайте на  пе-
сок!
   Один за другим люди стали сползать на бок червя и прыгать вниз,  зак-
рывшись плащами от летящего песка. Пол отметил то  место,  где  укрылась
Чани. Теперь их оставалось только двое.
   - Прыгай первым! - скомандовал Пол.
   Стилгар оперся на свои крючья и спрыгнул. Пол подождал,  пока  Созда-
тель минует тот участок, на котором укрылись люди.  Поскольку  червь  не
был полностью укрощен, требовалась особая осторожность. Освободившись от
раздражающих его крючьев, огромный червь начал погружаться в песок.  Пол
легко побежал по его широкой спине к хвосту, тщательно  рассчитывая  мо-
мент прыжка. Замедлив бег, он, как его учили, прыгнул на скользкую дюну,
завернувшись в плащ. Каскад песка взвился и поглотил его.
   Теперь ожидание...
   Пол осторожно повернулся, изучая сквозь прореху в плаще полоску неба.
Он представил себе, как остальные, каждый в своем укрытии,  делают  тоже
самое.
   Он услышал шум крыльев топтера раньше, чем увидел его. Топтер  проле-
тел у них над головами, а потом, сделав разворот, полетел к скалам  Хаб-
бания и скрылся за ними.
   "Неопознанный топтер", - подумал Пол.
   Над пустыней раздался птичий крик... Еще один...
   Пол освободился от песка и взобрался на вершину дюны. Остальные  тоже
выбрались из песка. Пол отыскал глазами Чани и Стилгара. Стилгар  указал
на скалы.
   Люди собрались вместе и двинулись вперед, скользя по песку шагом, ли-
шенным ритма, чтобы не привлечь внимания Создателя. Стилгар шел рядом  с
Полом по утрамбованному ветром гребню дюны.
   - Это было судно контрабандистов, - сказал Стилгар.
   - Похоже, что так, - отозвался Пол. - Но для контрабандистов он слиш-
ком далеко забрался в пустыню.
   - У них тоже проблемы с патрулями.
   - Если они забрались так далеко, то могут забраться и еще  дальше,  -
сказал Пол.
   - Верно.
   - Ни к чему им видеть то, что они могут здесь увидеть: контрабандисты
торгуют и информацией.
   - Они охотятся за спайсом, разве ты думаешь иначе? - спросил Стилгар.
   - Всякое может быть. Давай  устроим  западню  и  захватим  нескольких
контрабандистов. Пусть знают, что это наша земля, а, кроме  того,  нашим
людям надо поупражняться с новым оружием.
   - Вот теперь в тебе говорит Узул, - сказал Стилгар.  -  Узул  думает,
как Свободный.
   "Но Узул должен открыть путь тому решению, что  сможет  противостоять
ужасной цели" - подумал Пол.


   Когда закон и долг переплетаются воедино, объединенные религией,  че-
ловек никогда не сможет полностью узнать  себя,  ощутить  свое  "Я",  он
всегда будет являть собой нечто меньшее, чем личность.
   Принцесса Ирулэн.
   Муаддиб: девяносто девять чудес Вселенной.

   Спайсовая фабрика контрабандистов с ведущим судном впереди  и  строем
управляемых по радио орнитоптеров по бокам, появилась из-за дюн  подобно
рою насекомых, ведомому маткой. Перед ними расстилался один  из  отрогов
той скалы, что возвышалась над пустыней, являя собой малую имитацию  За-
щитной стены. Отроги хребта сверкали, отполированные недавним штормом.
   Сидящий в конусообразном отсеке фабрики Гурни Хэллек, подавшись  впе-
ред, изучал в бинокль ландшафт. За уступом виднелась темная полоса.  Она
вполне могла указывать на спайсовые залежи, и он дал  сигнал  ближайшему
орнитоптеру пойти на разведку.
   Топтер качнул крыльями, давая сигнал, что понял. Оторвавшись от  роя,
он ринулся к темному песку и принялся описывать над  ним  круги,  изучая
пески с помощью детекторов, покачивающихся над самой поверхностью.
   Почти сразу он сделал крутой вираж и описал круг - таков был  сигнал,
сообщавший фабрике о найденном спайсе.
   Гурни убрал бинокль в футляр. Он знал, что сигнал принят всеми члена-
ми экспедиции. Место ему понравилось: скалы  могли  служить  укрытием  в
пустыне и защитой. Они находились глубоко в  пустыне,  где  трудно  было
ожидать засады, и все же Гурни дал знак отряду снизиться и выбрать такое
место для краулера, чтобы его было невозможно разглядеть  на  детекторах
Харконненов.
   Впрочем, он сомневался, что патрули Харконненов могут проникнуть  так
далеко к югу. Эта территория все еще принадлежала Свободным.
   Гурни проверил оружие, кляня судьбу за то,  что  защитные  поля  были
здесь бесполезны. Всего того, что могло привлечь внимание червя,  следо-
вало избегать любой ценой. Он потер синеющий на подбородке шрам,  изучая
разворачивающийся перед ним ландшафт, и решил, что было бы  неплохо  со-
вершить разведывательный рейд: осмотр местности пешими  людьми  все-таки
был надежнее. В этой стране, где Харконнены и Свободные без конца воева-
ли друг с другом, никакая мера предосторожности не была излишней.
   Сейчас его беспокоили именно Свободные. Они не возражали против  про-
дажи любого количества спайса, которое только могли захватить контрабан-
дисты, но если те попадались в местах запретных, они становились  сущими
дьяволами, используя дьявольские приемы.
   Их хитрость и ловкость в битвах раздражали Хэллека. Он не  мог  срав-
нить их умение драться ни с чьим другим, а он ведь учился у лучших  бой-
цов Вселенной и побеждал в сражениях лучших из лучших.
   Гурни еще раз внимательно осмотрел ландшафт, удивляясь своей тревоге.
Возможно, причиной ее был увиденный ими червь... но они видели его по ту
сторону хребта.
   Рядом с Гурни вынырнула голова командира фабрики, бородатого  пирата,
синеглазого, с молочного цвета зубами.
   - Похоже, что месторождение богатое, сэр, - сказал командир  фабрики.
- Будем его брать?
   - Опускайтесь на вершину этой скалы, - приказал Гурни.  -  Мне  нужно
выгрузить людей, чтобы осмотреть местность. Вы можете добраться до спай-
са и оттуда.
   - Угу.
   - В случае чего, - распорядился Гурни, - спасайте фабрику, а мы  под-
нимем топтеры.
   Начальник фабрики отсалютовал и снова исчез в люке.
   А Гурни опять впился взглядом в горизонт.  Приходилось  считаться  со
Свободными и с тем, что он сам - нарушитель. Он знал жестокость и непри-
миримость Свободных. Вообще многое в этом деле беспокоило его, но и воз-
награждение было огромным. Его беспокоило и то, что он  не  мог  поднять
споттеры на достаточную высоту. Добавляло тревоги и вынужденное молчание
радио.
   Фабрика-краулер развернулась и начала опускаться. Вот она сползла  по
сухой полосе у подножия хребта. Ее гусеницы коснулись песка.
   Гурни открыл колпак конуса и приладил на себе предохранительные  рем-
ни. Едва фабрика приземлилась, как он выпрыгнул на лесок и захлопнул  за
собой конусообразный колпак. К нему присоединились пять человек его лич-
ной охраны, выпрыгнувшие из носового отсека. Остальные освободили транс-
портные крепления фабрики. Ее крылья дрогнули, разошлись и описали  пер-
вый полукруг, после чего огромная фабрика-краулер взмыла в воздух и  по-
летела в сторону темной полосы. На то место, где она стояла, приземлился
топтер, потом еще и еще. Высадив людей, они снова поднимались в воздух.
   Гурни напряг мускулы под стилсьютом, пробуя их готовность. Он снял  с
лица фильтрующую маску, жертвуя влагой ради более важного - силы голоса,
если ему придется отдавать команду, и стал взбираться на уступы,  внима-
тельно изучая место, вглядываясь в камни, в песок, впитывая в себя запах
спайса.
   "Хорошее место для тайника, - подумал он. - Возможно, стоит  спрятать
здесь часть оборудования".
   Он оглянулся и посмотрел на цепочку следующих за ним  людей.  Хорошие
ребята, даже эти новые, которых проверить он толком не успел. Им не нуж-
но без конца говорить, что и как. Ни один из них не включил защитное по-
ле. Здесь нет трусов, которые бы таскали за собой защитные поля в пусты-
ню, где червь, стоит ему учуять поле, явился бы и отобрал добытый спайс.
   С этого небольшого возвышения Гурни мог видеть спайсовую гряду в  по-
лукилометре отсюда и краулер, только что достигший ближнего края  гряды.
Он посмотрел наверх, на суда прикрытия, определил высоту  -  не  слишком
высоко. Удовлетворенный осмотром, он намеревался продолжать подъем.
   И в это мгновение скалы взорвались! Двенадцать грохочущих столбов ог-
ня устремились к топтерам и крыльям фабрики. Раздался металлический гро-
хот, и камни вокруг Гурни оказались кишащими людьми в капюшонах.
   Гурни успел подумать: "Клянусь Великой матерью! Ракеты!  Они  осмели-
лись воспользоваться ракетами!"
   Он оказался лицом к лицу с закутанной в плащ фигурой с крисножом  на-
готове. Слева и справа на валунах застыли еще  двое.  Гурни  были  видны
лишь глаза воина, стоящего напротив него. Все остальное закрывал  песоч-
ного цвета бурнус и капюшон, но осанка и поза выдавали опытного воина.
   Глаза - синее-в-синем - были глазами Свободного.
   Гурни, не сводя глаз с ножа противника, осторожно потянулся к  своему
ножу. Если они посмели пустить в ход ракеты, то у них, вероятно, есть  и
другие, не менее эффективные  орудия.  Требовалась  величайшая  осторож-
ность. По звукам он определил, что по крайней мере часть его  воздушного
прикрытия сбита. За его спиной, судя по шуму, шла борьба.
   Глаза стоящего напротив Гурни воина проследили за движением его руки,
потом обратились на его лицо.
   - Оставь нож в ножнах, Гурни Хэллек! - приказал воин.
   Гурни колебался. Даже приглушенный фильтром стилсьюта  голос  казался
странно знакомым.
   - Тебе известно мое имя? - спросил он.
   - Со мной тебе, Гурни, ножа не понадобится, - сказал человек. Он вып-
рямился и убрал свой нож в ножны, под плащ. - Вели своим  людям  прекра-
тить бесполезное сопротивление.
   Человек откинул капюшон и снял фильтр.
   То, что он увидел, заставило Гурни окаменеть. Ему показалось, что  он
смотрит на дух герцога Лето Атридеса. Подлинное  узнавание  приходило  к
нему очень медленно.
   - Пол, - прошептал он. Потом громче: - Это действительно Пол?
   - Неужели ты не доверяешь собственным глазам? - спросил Пол.
   - Все говорили, что вы мертвы, -  выдохнул  Гурни,  слегка  подавшись
вперед.
   - Прикажи своим людям остановиться, - велел Пол, указывая  на  нижние
уступы хребта. С неохотой отведя взгляд от лица Пола, Гурни посмотрел  в
ту сторону. Он увидел лишь маленькую группу своих людей.  Люди  пустыни,
со скрытыми под капюшонами лицами, были, казалось, повсюду. Фабрика-кра-
улер неподвижно стояла на песке, захваченная Свободными. В небе не  было
видно ни одного судна.
   - Прекратите борьбу! - крикнул Гурни, крепко стиснув в руке мегафон.
   И набрав в легкие воздух, он повторил:
   - Говорит Гурни Хэллек. Приказываю прекратить борьбу!
   Медленно и неохотно люди опустили оружие. Взгляды всех  вопросительно
обратились на него.
   - Это друзья, - объяснил Гурни.
   - Ничего себе, друзья! - выкрикнул кто-то из задних рядов. - Половина
наших людей убита!
   - Это была ошибка, - сказал Гурни. - Не надо ее усугублять.
   Он снова повернулся к Полу и посмотрел ему прямо в глаза - глаза Сво-
бодного.
   Улыбка тронула губы Пола, но была в выражении его лица  и  твердость,
напомнившая Хэллеку старого герцога, дедушку Пола. Потом Гурни увидел на
его лице знаки, не виденные им раньше ни в ком из Атридесов, - они  про-
являлись в напряжении лицевых мускулов, в испытующих взглядах  исподтиш-
ка.
   - Все говорили, что вы мертвы, - повторил Гурни.
   - Это было нам на руку, - сказал Пол.
   Гурни понял, что эта фраза в известной мере извиняет его за  то,  что
он оставил Пола на произвол судьбы, поверил в то, что его юный герцог...
его друг мертв. А потом ом подумал: осталось ли в стоящем перед ним вои-
не хоть что-то от того мальчика,  которого  он  знал  и  учил  искусству
борьбы?
   Пол подошел вплотную к Гурни, и в глубине его  глаз  плеснулась  неж-
ность.
   - Гурни...
   Все произошло, казалось, само собой, и вот они уже стоят, обнявшись и
хлопая друг друга по спине, с удовольствием ощущая  под  руками  крепкую
плоть.
   - Пол! Малыш! - повторял Гурни.
   - Гурни, старина! Гурни...
   Наконец они отпустили друг друга и изучающе посмотрели друг на друга.
Гурни глубоко вздохнул.
   - Я мог бы и догадаться, почему так выросло военное искусство Свобод-
ных. Им удавалось такое, что мне бы и в голову никогда не  пришло.  Если
бы только я знал... - он покачал головой. - Если бы ты передал для  меня
хоть словечко, мальчуган, я бы примчался и...
   Взгляд Пола заставил его замолчать - твердый, остерегающий взгляд.
   Гурни вздохнул:
   - Конечно, нашлись бы и такие, кто бы поинтересовался: куда это Гурни
Хэллек помчался? А некоторые захотели бы найти и ответ на этот вопрос.
   Пол кивнул и посмотрел на стоящих в выжидательных позах Свободных. Во
взглядах федайкинов читалось любопытство. Он отвернулся от членов коман-
ды смерти и снова посмотрел на Гурни. Встреча с бывшим наставником  под-
няла его настроение: он увидел в ней доброе предзнаменование, знак того,
что он на верном пути в будущее, где все должно окончиться хорошо.
   "Гурни рядом со мной..."
   Пол посмотрел мимо федайкинов вниз, на контрабандистов, прилетевших с
Хэллеком.
   - Чего хотят твои люди, Гурни?
   - Они контрабандисты, - ответил тот. - Они стремятся туда, где больше
прибыли.
   - В нашем предприятии прибыли мало, - сказал Пол и заметил,  как  ше-
вельнулся палец на правой руке Гурни, подавая ему сигнал - старинный ко-
довый знак из их прошлого. В отряде контрабандистов были разные люди.
   Пол шевельнул губами, давая знать, что он понял, и посмотрел на своих
людей, стоящих на страже на высоких камнях. Он увидел Стилгара и, вспом-
нив, что отношения с ним надо еще выяснять, сразу погрустнел.
   - Стилгар, - сказал он. - Это Гурни Хэллек, о котором  я  много  тебе
рассказывал. Оружейный мастер моего отца, один из  учителей  фехтования,
обучавших меня, мой старый друг. На него можно положиться во всем.
   - Я слышал; - коротко отозвался Стилгар. - Ты - его герцог.
   Пол посмотрел в темное лицо над ним, стараясь понять, почему  Стилгар
сказал именно это: "Его герцог!" В  интонации  Стилгара  содержался  ка-
кой-то странный оттенок, как будто ему хотелось добавить что-то  еще.  И
это было не похоже на Стилгара, предводителя Свободных, привыкшего гово-
рить все то, что подсказывал ему разум.
   "Мой Герцог!", - подумал Гурни и посмотрел на Пола. Да, теперь, когда
Лето мертв, титул перешел к Полу.
   Некоторые аспекты войны Свободных на Арраки повернулись к Гурни новой
стороной. "Мой герцог!" Лишь часть его  сознания  отметила  распоряжение
Пола о том, что контрабандисты должны быть обезоружены и остаться  тако-
выми, пока не будут допрошены.
   Полностью смысл приказа дошел до Гурни лишь тогда, когда  он  услышал
протестующие возгласы своих людей. Он повернулся к ним.
   - Вы что, парни, оглохли? - рявкнул он. - Это истинный  герцог  Атри-
дес. Выполняйте его приказ!
   Контрабандисты, ворча, повиновались.
   Пол подошел к Гурни и тихо проговорил:
   - Я не ожидал, что именно ты попадешься в эту ловушку, Гурни.
   - Я получил то, что заслужил, - сказал Гурни. - Держу пари,  что  эта
полоса - пустая толща песка, приведенная в такой вид,  чтобы  нас  обма-
нуть.
   - Это пари ты бы выиграл, - усмехнулся Пол и посмотрел на  разоружае-
мых контрабандистов.
   - Есть ли среди твоего отряда люди моего отца?
   - Ни одного. Наши ряды изрядно поредели. Есть несколько человек среди
свободных торговцев. Большая часть истратила свои доходы  на  то,  чтобы
покинуть это место.
   - Но ты остался.
   - Я остался.
   - Потому что здесь Раббан, - Пол скорее утверждал, чем спрашивал.
   - Я думаю, что мне не осталось ничего, кроме мщения, - отозвался Гур-
ни.
   С верхнего уступа послышался сдавленный крик. Гурни поднял  голову  и
увидел, что один из Свободных машет платком.
   - Идет Создатель, и довольно большой, -  сказал  Пол.  Сопровождаемый
Гурни, он подошел к краю уступа и посмотрел на юго-восток.  Вдалеке  от-
четливо виднелся след червя. Пересекая дюны, он тянулся к скалам.
   Со стороны лежащей над ними фабрики послышались тревожные крики.  По-
вернувшись на своих гусеницах, краулер  пополз  к  скалам,  подобно  ги-
гантскому неуклюжему насекомому.
   - Очень плохо, что мы не можем спасти карриол, - пожалел Пол.
   Гурни посмотрел на него, потом на дымящиеся участки пустыни, где  ле-
жали сбитые ракетами карриол и  орнитоптеры.  Внезапно  он  почувствовал
боль за оставшихся там людей - его людей, и проговорил:
   - Твой отец лучше бы позаботился о людях, которых не мог спасти.
   Пол бросил на него быстрый взгляд и опустил глаза.
   - Они были твоими людьми, Гурни, - сказал он, помолчав. - Для нас  же
они были нарушителями, которые могли увидеть то, что им не следовало ви-
деть. Ты должен это понять.
   - Я хорошо это понимаю, - пошутил Гурни. - Но  меня  разбирает  любо-
пытство: так хочется увидеть то, чего не следует видеть.
   Пол поднял голову и увидел на лице Гурни хорошо ему известную  волчью
усмешку.
   Гурни кивком указал в сторону лежащей перед ними пустыни. Там  повсю-
ду, насколько хватало глаз, сновали Свободные, занимающиеся своими дела-
ми. Его поразило то, что ни один из них,  казалось,  не  был  обеспокоен
приближением червя.
   С открытых дюн за лжеполосой  спайса  послышался  громкий  барабанный
звук тампера, от которого, казалось, даже камни вибрировали под их нога-
ми. Гурни увидел, что Свободные встали вдоль линии, где должен был  про-
ходить путь червя.
   Червь возник подобно блестящей гигантской песчаной рыбе, прорезая по-
верхность песка своими извивающимися  кольцами.  Через  мгновение  Гурни
стал свидетелем поимки червя: первый метатель загарпунил червя, заставил
развернуться, и вслед затем все члены отряда взобрались на его блестящую
поверхность.
   - Это зрелище - из числа тех, которые тебе не следовало бы видеть,  -
заметил Пол.
   - Мне рассказывали об этом, - признался Гурни. - Но поверить в такое,
не видя своими глазами, очень трудно. - Он покачал головой. - С  сущест-
вом, которого боится вся планета, вы обращаетесь, как с лошадью.
   - Ты помнишь, что говорил мой отец о силе пустыни, -  сказал  Пол.  -
Теперь поверхность этой планеты - наша. Ни штормы, ни эти  создания,  ни
безводье не могут нас остановить.
   "Нас... - подумал Гурни. - Он имеет в виду Свободных. Он говорит  как
один из них". И снова Гурни посмотрел в глаза Пола, сверкающие спайсовой
синевой. Его собственные глаза, он это знал, тоже были тронуты  голубиз-
ной, но контрабандисты могли доставать внепланетную еду, и  изменения  в
цвете их глаз были гораздо менее заметными. Когда говорили  о  человеке,
который породнился с этой  планетой,  то  говорили  о  "мазке  спайсовой
кистью". И в таких намеках всегда ощущалась неприязнь.
   - Были времена, когда в этих краях мы не смели мчаться на  Создателях
при свете дня, - заметил Пол. - Но у Раббана стало  так  мало  воздушной
силы, что он не может терять ее на патрулирование песков. - Он посмотрел
на Гурни. - Появление твоего воздушного судна было для нас полной неожи-
данностью.
   "Для нас..."
   Прогоняя эти мысли, Гурни покачал головой.
   - Однако мы явились для вас не такой большой неожиданностью,  как  вы
для нас, - усмехнулся он.
   - Что говорят насчет действий Раббана в селах и деревнях?  -  спросил
Пол.
   - Говорят, что деревни синков укреплены атакой степени,  что  с  ними
нельзя ничего поделать. Говорят, что им остается только пережидать, пока
кончатся бесполезные атаки.
   - Другими словами, Харкон йены лишены мобильности.
   - Зато ты можешь появляться там, где пожелаешь", - оказал Гурни.
   - Этой тактике я научился от тебя. Они потеряли инициативу и, значит,
проиграли войну.
   Гурни понимающе улыбнулся.
   - Наш враг находится там, где этого желаю я, - заявил Пол и посмотрел
на Хэллека. - Ну как, Гурни, поступаешь ко мне на службу - до  окончания
компании?
   - Поступаю ли? - Гурни посмотрел на него в недоумении. -  Мой  госпо-
дин, я никогда не оставлял службы у вас. Это вы меня... оставили, заста-
вив считать, что вас уже нет в живых. И я, оставшись не  у  дел,  принял
то, что мне предложили, в ожидании того времени, когда я  смогу  продать
свою жизнь ради стоящего дела - смерти Раббана.
   Растроганный Пол хранил молчание.
   К тому месту, где они стояли, возвратилась женщина и остановилась пе-
ред Полом. Глаза ее за капюшоном и маской обращались то на Пола,  то  на
его собеседника. Гурни отметил исходящую от нее уверенность.
   - Чани, - сказал ей Пол. - Это Гурни Хэллек. Ты слышала о нем от  ме-
ня.
   Она посмотрела на Гурни, потом снова на Пола.
   - Я слышала.
   - Что наши люди сделали с Создателем?
   - Они лишь отвлекли его, чтобы выиграть время и спасти оборудование.
   - Что ж, тогда... - Пол замолчал, принюхиваясь.
   - Идет ветер, - подсказала Чани.
   Из-за гряды донесся голос:
   - Хо, там - ветер!
   Гурни увидел, как убыстрились движения Свободных. Чувствовалось,  что
они очень спешат. Все, что червь оставил невредимым, было  уже  снесено.
Краулер тяжело прогромыхал по сухому песку, перед ним открылся проход...
а потом камни сомкнулись так плотно, что от прохода не осталось и следа.
   - И много у вас таких тайников? - спросил Гурни.
   - Много, помноженное на много, - ответил Пол. Он посмотрел на Чани. -
Найди Корбу, скажи ему, что Гурни предупредил меня: среди них есть люди,
которым нельзя доверять.
   Она посмотрела на Пола, лотом на Гурни, повернулась и легко  побежала
по камням.
   - Она - твоя женщина, - сказал Гурни.
   - Она - мать моего первенца. Среди Атридесов есть еще один Лето.
   Глаза Гурни округлились от изумления.
   Пол внимательно следил за тем, что творилось вокруг. Теперь  небо  на
юге стало совсем черным. Порывы ветра поднимали тучи песка над их  голо-
вами.
   - Застегни костюм, - посоветовал Пол. Сам он приладил маску и  надви-
нул капюшон.
   Гурни повиновался, благодарный за фильтры.
   Голосом, приглушенным из-за фильтров. Пол спросил:
   - Кому из своего отряда ты не доверяешь, Гурни?
   - В отряде есть несколько новичков, пришельцев из чужих миров... - Он
заколебался, сам удивляясь, как легко сорвались с его языка эти слова  -
"из чужих миров".
   - Они не похожи на тех искателей приключений, которые  к  нам  обычно
приходят, - сказал Гурни. - Они жестче.
   - Шпионы Харконненов?
   - Я думаю, мой господин, что они отчитываются не перед  Харконненами.
Я подозреваю, что они на службе у империи. В них есть что-то  от  Салузы
Второй.
   - Сардукары? - Пол бросил на него испытующий взгляд.
   Гурни пожал плечами.
   - Может быть, и так; они хорошо замаскировались.
   Пол кивнул, думая о том, как легко Гурни вернулся к  положению  слуги
Атридесов. Правда, теперь это был другой Гурни - планета Арраки изменила
и его.
   Из-за камней под ними появились двое Свободных в капюшонах и направи-
лись к ним. За плечами одного из них висел большой узел.
   - Где сейчас мой отряд? - спросил Гурни.
   - В безопасности. В скалах под нами  есть  пещера...  Птичья  пещера.
После шторма мы решим, что с ними делать.
   Голос сверху позвал:
   - Муаддиб!
   Пол обернулся и увидел своего охранника, указывающего на пещеру.  Пол
знаком ответил, что понял.
   Гурни посмотрел так, как будто видел его впервые.
   - Ты - Муаддиб?!
   - Это мое имя среди Свободных, - ответил Пол.
   Гурни отвернулся, чувствуя, как растут в нем дурные предчувствия. По-
ловина его отряда лежала мертвая, половина была захвачена в плен. О  но-
вичках, которые вызывали подозрение, он не  беспокоился,  но  среди  ос-
тальных были хорошие люди, друзья, за которых он чувствовал  ответствен-
ность. "После штурма мы решим, что с ними делать" - так сказал  Муаддиб.
И Гурни вспомнил, что рассказывали о Муаддибе, Лизан  ал-Гаибе:  как  он
сдирал кожу с офицеров Харконненов, чтобы обтянуть ею барабаны, как  ок-
ружил себя командой смерти, члены которой бросались в бой с песней смер-
ти на устах.
   ОН...
   Двое Свободных взобрались на площадку у  ног  Пола.  Темнолицый  воин
сказал:
   - Все в безопасности, Муаддиб. Теперь нам лучше сойти вниз.
   - Ты прав, Стилгар.
   Гурни отметил интонацию говорившего, полуповелительную,  полувопроси-
тельную. Этого человека звали Стилгар - еще одно имя из новых  легенд  о
Свободных.
   Пол посмотрел на узел за спиной второго и спросил:
   - Корба, что у тебя в узле?
   Стилгар ответил:
   - Я нашел его в краулере. На нем инициалы твоего друга, а в нем бали-
зет. Я много раз слышал от тебя, как искусно Гурни Хэллек играет на  ба-
лизете.
   Гурни внимательно изучал говорившего, отметив край черной бороды  под
маской, ястребиный взгляд, точеный нос.
   - Ваши соратники умеют думать, мой господин, - сказал Гурни. - Спаси-
бо, Стилгар.
   Стилгар знаком велел своему спутнику передать узел Гурни:
   - Благодари своего герцога. Раз он тебя поддерживает, ты можешь расс-
читывать на наше уважение.
   Гурни принял инструмент, удивленный жесткими нотками в голосе Стилга-
ра. В его поведении слышался вызов, и Гурни подумал, уж  не  чувство  ли
зависти говорит в Свободном. Явился некто Гурни Хэллек, знавший Пола еще
до появления его на Арраки, человек,  которого  связывали  с  Полом  узы
дружбы, неведомой Стилгару.
   - Вы оба мои друзья, - сказал Пол. - Я хотел бы, чтобы вы подружились
и между собой.
   - Свободный по имени Стилгар хорошо известен, - ответил  Гурни.  -  Я
считаю за честь иметь среди своих друзей убийцу Харконненов.
   - Ты подашь руку моему другу Гурни Хэллеку, Стилгар? - спросил Пол.
   Стилгар медленно протянул руку и пожал тяжелую руку Гурни.
   - Мало кто не слышал имя Гурни Хэллека, - сказал он  и  повернулся  к
Полу. - Буря уже близко, Муаддиб.
   - Идемте, - сказал Пол.
   Стилгар повернулся и повел их вниз по узкой тропинке, вьющейся  среди
камней, к затерянной среди скал расселине, которая привела их ко входу в
пещеру. Мужчины торопливо закрыли вход в скале. Глоуглобы освещали широ-
кое сводчатое помещение с возвышением в одном конце и с отходящим от не-
го проходом.
   Пол в сопровождении Гурни направился к возвышению и повернул  в  про-
ход. Остальные ушли по другому проходу, открывающемуся напротив главного
входа. Пол провел Гурни через комнату, и они вошли во внутреннюю  комна-
ту, на стенах которой висели темные, винного цвета ткани,
   - Мы сможем поговорить здесь наедине, - сказал Пол.  -  Мои  люди  не
станут нарушать моего...
   Из внешнего помещения донесся протяжный  сигнал  военной  тревоги,  и
сразу же послышались крики и звон оружия. Пол круто повернулся и бросил-
ся через прихожую к проходу, ведущему к возвышению над  сводчатым  залом
пещеры. Гурни с оружием наготове не отставал от него.
   Под ними, на полу пещеры, мелькали фигуры сражающихся людей. Какое-то
мгновение Пол стоял неподвижно, отделяя взглядом плащи и бурнусы Свобод-
ных от костюмов их противников. Развитая в нем его матерью привычка наб-
людать и слагать мельчайшие детали в значительные факты сказала ему, что
Свободные сражаются с людьми, одетыми в костюмы контрабандистов,  однако
контрабандисты эти разделились на тройки и в тех местах, где битва  была
особенно жестокая, стояли спинами друг к другу, образуя треугольные  фи-
гуры.
   Такая манера вести сражение изобличала в них  императорских  сардука-
ров.
   Один из дерущихся федайкинов увидел Пола, и его клич  эхом  отразился
от стен.
   - Муаддиб! Муаддиб! Муаддиб!
   Еще одна пара глаз засекла Пола, и в него  полетел  черный  нож.  Пол
увернулся, услышав, как тот лязгнул о камень над его головой, и обернул-
ся посмотреть, избежал ли удара Гурни.
   Когда человеческие треугольники были оттеснены назад,  Гурни  показал
Полу меч, обращая его внимание на перевязь темного,  имперского,  цвета,
наколотой крест со львами, на многоцветные глазки на рукоятке кинжала.
   Вне всякого сомнения, это были сардукары!
   Пол шагнул к краю уступа: внизу оставалось лишь трое  сардукаров.  На
полу возвышался кровавый холм из сардукаров и Свободных.
   - Прекратить! - крикнул Пол. - Герцог Пол Атридес приказывает вам ос-
тановиться!
   Движения сражающихся замедлились.
   - Эй вы, сардукары! - крикнул Пол оставшейся в живых  тройке.  -  Кто
приказал вам напасть на правящего герцога? - И видя, что его люди начали
окружать сардукаров, крикнул: - Прекратить, я сказал!
   - Кто сказал, что мы сардукары? - крикнул один из троих.
   Пол взял у Гурни нож и положил его на свою ладонь.
   - Ваш нож сказал, что вы - сардукары.
   - А кто докажет, что ты - правящий герцог?
   Пол указал на федайкинов.
   - Эти люди говорят, что я - правящий герцог. Ваш собственный  импера-
тор перевел сюда дом Атридесов, Я - герцог Атридес.
   Сардукар молчал, явно взволнованный.
   Пол внимательно вгляделся в него. Это был высокий человек с  плоскими
чертами лица, с бледным шрамом, наискось пересекающим  его  левую  щеку.
Его вид выдавал и злобу, и смущение, но чувствовалась в нем и  гордость,
без которой сардукар казался будто бы неодетым.
   Пол посмотрел на своего лейтенанта-федайкина:
   - Корба, как получилось, что их не разоружили?
   - Они спрятали оружие в хитроумно скрытых под стилсьютами карманах, -
ответил тот.
   Пол оглядел лежащих на полу убитых и раненых  и  снова  посмотрел  на
лейтенанта. Слова были не нужны. Лейтенант опустил голову.
   - Где Чани? - спросил Пол, затаив дыхание в ожидании ответа.
   - Стилгар ее спрятал, - Корба кивнул в сторону прохода и оглянулся на
убитых и раненых. - Я должен ответить за эту ошибку, Муаддиб!
   - Сколько было этих сардукаров, Гурни? - спросил Пол.
   - Десять.
   Пол легко спрыгнул на пол пещеры, прошел к тому месту, где стоял  го-
воривший с ним сардукар, и остановился на расстоянии нескольких шагов от
него.
   Федайкины хранили молчание. Они боялись за него,  когда  он  вот  так
приближался к опасности. Они были обязаны не допускать этого,  ибо  Сво-
бодные желали сберечь мудрость Муаддиба.
   Не оборачиваясь. Пол бросил лейтенанту:
   - Как велики наши потери?
   - Четверо раненых, двое убитых, Муаддиб.
   Пол уловил звуки движения за спиной сардукаров. В другом проходе сто-
яли Чани и Стилгар. Он снова перевел взгляд на сардукаров, глядя прямо в
глаза с белыми белками, глаза человека из другого мира.
   - Как тебя зовут? - спросил Пол.
   Человек будто онемел, лишь глаза его бегали из стороны в сторону.
   - Брось это! - сказал Пол. - Мне ясно, что вам велено было пробраться
сюда и уничтожить Муаддиба. Ручаюсь, это вы предложили  искать  спайс  в
глубокой пустыне.
   Сдавленный стон стоявшего позади Гурни вызвал улыбку на  губах  Пола.
Лицо сардукара стало багровым.
   - Ты видишь перед собой семь ваших мертвых против двоих наших. Три  к
одному, неплохой счет, а?
   Человек приподнялся на носки, но отступил под напором федайкинов.
   - Я спрашиваю, как тебя зовут, - повторил Пол и, используя  искусство
Голоса, приказал: - Назови мне свое имя!
   - Капитан Арамшем, имперский сардукар! - гаркнул человек.  Челюсть  у
него отвисла, и он в замешательстве уставился на Пола.
   От его надменности человека, попавшего в пещеру к варварам, не  оста-
лось и следа.
   - Что ж, капитан Арамшем, - сказал Пол. - Харконнены дорого заплатили
бы за то, что теперь знаете вы. А император - чего бы он не дал  за  то,
чтобы узнать, что Атридесы все еще живут, несмотря на его предательство.
   Капитан бросил взгляд налево и направо, на двоих оставшихся  в  живых
людей. Пол почти видел мысли человека, бьющиеся в его  голове:  сардукар
не сдается, но император должен узнать об этой угрозе.
   Используя Голос, Пол приказал:
   - Сдавайтесь, капитан!
   Человек, стоящий слева от капитана, внезапно  бросился  на  Пола,  но
путь ему преградил нож его же капитана. Нападающий коротко  вскрикнул  и
рухнул на пол с ножом в груди.
   Капитан посмотрел в лицо своему единственному оставшемуся в живых то-
варищу.
   - Я думаю о том, как лучше послужить Его величеству. Понятно?
   Плечи второго сардукара опустились.
   - Брось оружие! - приказал капитан.
   Сардукар повиновался.
   Капитан посмотрел на Пола в упор.
   - Ради тебя я убил своего друга, - произнес он с расстановкой,  -  не
забывай об этом.
   - Ты мой пленник, - отвечал ему Пол. - Будешь ли ты жить или  умрешь,
это неважно. - Он велел охране взять сардукаров и обыскать их.
   Охрана увела сардукаров.
   Пол повернулся к лейтенанту.
   - Муаддиб... - сказал тот. - Я допустил ошибку...
   - Ошибка допущена с моей стороны, Корба, - признал Пол. - Мне  следо-
вало бы предупредить тебя, что надо  искать.  В  будущем,  когда  будешь
обыскивать сардукаров, помни об этом. Помни также о том,  что  любой  из
них может иметь один или два фальшивых ногтя на ноге, которые в соедине-
нии с другими частями, спрятанными на теле, могут составлять эффективные
передатчики. У них может быть и по нескольку фальшивых зубов. Они прячут
кольца шигавира в волосах, и так искусно, что найти их очень трудно, од-
нако с помощью такого кольца можно смастерить гарроту и оторвать челове-
ку голову. Когда имеешь дело с сардукаром, нужно с помощью всех имеющих-
ся в наличии средств срезать каждый волосок на его теле. И только  когда
закончишь эту работу, можешь быть уверенным в том, что ничего  не  упус-
тил.
   Он посмотрел на Гурни, который подошел ближе и слушал.
   - Тогда нам лучше их убить, - сказал лейтенант.
   Пол покачал головой, все еще глядя на Гурни.
   - Нет. Я хочу, чтобы они бежали.
   Гурни в недоумении уставился на него.
   - Сир... - выдохнул он.
   - Да?
   - Этот ваш человек прав. Убейте их, уничтожьте все, что напоминает об
их присутствии здесь. Вы взяли в плен имперских сардукаров! Когда  импе-
ратор об этом узнает, он не успокоится до тех пор, пока не поджарит  вас
на медленном огне.
   - Вряд ли императору удастся это сделать, - Пол  говорил  медленно  и
холодно. Что-то произошло в его душе, пока он смотрел на сардукара. Сум-
ма наблюдений вылилась в знание.
   - Гурни, - сказал он. - Вокруг Раббана много людей Союза?
   Гурни выпрямился, глаза его сузились.
   - Ваш вопрос не имеет...
   - Я тебя спрашиваю! - повысил голос Пол.
   - Арраки наводнена агентами Союза. Они покупают спайс, как будто  это
самая ценная вещь во всей Вселенной. И все же почему вы думаете, что нам
следует слишком далеко вдаваться в...
   - Это и есть самая ценная вещь во Вселенной, - перебил его Пол. - Для
них. - Он посмотрел на Стилгара и на Чани, которые шли к ним через  ком-
нату. - И мы держим ее под контролем, Гурни.
   - Ее держат под контролем Харконнены!
   - Контролирует ценность тот, кто может  ее  уничтожить,  -  отчеканил
Пол. Движением руки он предупредил дальнейшие  вопросы  Гурни  и  кивнул
Стилгару, который вместе с Чани подошел и остановился перед Полом.
   Пол взял в левую руку нож сардукара и протянул его Стилгару со слова-
ми:
   - Ты живешь ради пользы племени. Мог бы ты  взять  ножом  кровь  моей
жизни?
   - Ради пользы племени, - негромко повторил Стилгар.
   - Тогда пускай в ход нож, - сказал Пол.
   - Ты меня вызываешь?
   - Если бы это было так, - сказал Пол, - я не позволил  бы  взять  мою
жизнь, стоя без оружия.
   Стилгар судорожно глотнул воздух.
   - Узул! - Чани бросила взгляд на Гурни, потом снова на Пола.
   Стилгар все еще осмысливал услышанное, а Пол продолжал:
   - Ты воин, Стилгар. Когда сардукары затеяли сражение, ты не ринулся в
битву. Первой твоей мыслью было защитить Чани.
   - Она - моя племянница, - сказал Стилгар. - Если  ты  сомневаешься  в
тех федайкинах, которые занимались этими мерзавцами...
   - Почему первой твоей мыслью была мысль о Чани?
   - Это не так!
   - А как?
   - Она была о тебе, - признался Стилгар.
   - Ты думаешь, что смог бы поднять на меня руку? - спросил Пол.
   Стилгар вздрогнул.
   - Таков закон, - прошептал он.
   - Закон говорит, что надо убивать пришельцев из далеких  миров,  най-
денных в пустыне, и брать их воду, как подарок  Шаи-Хулуда,  -  возразил
ему Пол. - И все же однажды ночью ты  позволил  жить  двоим  таким  при-
шельцам - моей матери и мне.
   Так как Стилгар продолжал молча смотреть на него. Пол продолжал:
   - Пути меняются, Стил. Ты и сам их менял.
   Стилгар посмотрел на желтую эмблему, укрепленную на рукоятке  ножа  у
него в руке.
   - Когда я стану герцогом в Арракине, будет ли у нас с Чани время вхо-
дить в каждую мелочь управления сьетчем Табр? - спросил Пол. -  И  разве
ты сам станешь заниматься проблемами каждой отдельной семьи?
   Стилгар продолжал пристально смотреть на нож.
   - Неужели ты думаешь, что я жажду обрезать свою правую руку?  -  нас-
тойчиво спрашивал Пол.
   Стилгар медленно перевел взгляд на его лицо.
   - Ты! - воскликнул Пол. - Неужели ты думаешь, что я хочу лишить  себя
и племя твоей мудрости и силы?
   Стилгар тихо ответил:
   - Юношу из моего племени, чье имя мне известно, этого  юношу  я  могу
убить на поле вызова, пожелай этого Шаи-Хулуд. Но Лизану ал-Гаибу  я  не
могу причинить вреда. Ты знал это, когда давал мне нож.
   - Я знал это, - согласился Пол.
   - Пути меняются, - сказал Стилгар и разжал руку. Нож упал на каменный
пол.
   - Чани, - позвал Пол, - отправляйся к моей матери и пришли  ее  сюда:
нам нужен ее совет.
   - Но ты говорил, что поедешь на юг! - запротестовала она.
   - Это решение было неверным, - объявил он. - Харконнены не там. Война
не там.
   Она глубоко вздохнула, смиряясь с его словами, как любая женщина пус-
тыни смирялась с неизбежным в этой жизни, которая так тесно  связана  со
смертью.
   - Ты отвезешь моей матери  сообщение,  предназначенное  лишь  для  ее
ушей, - сказал Пол. - Скажи ей, что Стилгар признал меня герцогом  Арра-
ки, что должен быть найден путь заставить молодых воинов  согласиться  с
этим решением.
   Чани посмотрела на Стилгара.
   - Делай, как он говорит, - проворчал Стилгар. - Мы оба знаем, что  он
мог победить меня... и что я не могу поднять на него  руку  ради  пользы
племени.
   - Я вернусь вместе с твоей матерью, - проговорила Чани.
   - Пришли ее сюда, - сказал Пол. - Стилгар был прав: я сильнее,  когда
ты в безопасности. Ты останешься в сьетче.
   Она хотела было что-то возразить, но передумала.
   - Сихайя, - сказал Пол, назвав ее именем, известным лишь им двоим. Он
отвернулся вправо и встретился с горящими глазами Гурни.
   С тех пор как Пол упомянул о своей матери, Гурни уже ничего не  пони-
мал из разговора Пола со старым Свободным.
   - Твоя мать... - начал Гурни.
   - Айдахо спас нас в ночь набега, - рассеянно произнес  Пол,  думая  о
предстоящей разлуке с Чани, - теперь мы...
   - Что с Дунканом Айдахо, мой господин? - спросил Гурни.
   - Он мертв; ценой своей жизни он выиграл нам время на побег.
   "Так, значит, ведьма жива! - подумал Гурни. - Одна  из  тех,  кого  я
поклялся уничтожить, жива. И герцог Пол, конечно, не знает, какая  тварь
дала ему жизнь! Это сам Дьявол! Выдать Харконненам его отца!"
   Пол прошел мимо него и вскочил на возвышение. Оглянувшись, он увидел,
что раненые и мертвые уже унесены, и с горечью подумал о том, что в  ле-
генду о Муаддибе вписана еще одна глава. "Я даже не вытащил свой нож, но
о сегодняшнем дне будут говорить, что я уничтожил двадцать сардукаров".
   Гурни, не чувствуя под ногами земли, последовал за  Стилгаром.  Мысли
яростно бились в его голове.
   "Ведьма все еще жива, в то время как те, кого она предала,  преврати-
лись в груду костей в зыбких могилах. Я должен сделать  так,  чтобы  Пол
узнал о ней правду, прежде чем я убью ее".


   Очень часто бывает так, что гнев мешает ему слышать то,  что  говорит
ему его внутренний голос.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание высказываний Муаддиба.

   Джессика видела, что толпа, собравшаяся в  пещере,  в  помещении  для
собраний, была охвачена теми же чувствами,  которые  владели  ею  в  тот
день, когда Пол убил Джемиза.
   Выйдя из личных покоев Пола  и  направляясь  к  возвышению,  Джессика
спрятала цилиндр с полученной ею запиской в складки платья. Она чувство-
вала себя отдохнувшей после долгого путешествия с юга, но все еще  доса-
довала на то, что Пол никак не желал давать  разрешения  на  пользование
захваченным орнитоптером.
   - Наш контроль над воздухом не полный, - сказал он. - И мы не  должны
полагаться на горючее чужеземцев. К тому же  горючее  и  воздушные  суда
должны тщательно сберегаться и охраняться до тех пор, пока нам не  пона-
добится максимальная сила.
   Пол стоял с группой молодых воинов у возвышения. Слабый свет глоугло-
бов придавал всему происходящему несколько нереальный вид, как будто все
происходило не на самом деле, а было изображено на картине. Лишь запахи,
шепот и звук шаркающих по камню ног говорили об обратном.
   Она изучала сына, удивляясь тому, что он еще не показал ей свой сюрп-
риз - Гурни Хэллека. Мысль о Гурни  всколыхнула  в  ней  воспоминания  о
прошлом, о днях, проведенных ею с отцом Пола и наполненных любовью.
   Стилгар с маленькой горсткой своих людей ждал на другом краю возвыше-
ния, и за этим молчаливым ожиданием скрывалось удивительное достоинство.
   "Мы не должны допустить потерю этого человека, - думала  Джессика.  -
План Пола должен удаться. Все остальные пути  обернулись  бы  величайшей
трагедией".
   Она спустилась с возвышения, прошла мимо Стилгара, не взглянув на не-
го, и вступила в толпу. Люди перед ней расступились, и по образовавшему-
ся проходу она направилась к Полу. Тишина сопровождала ее, шла по пятам.
   Она понимала, что кроется за этим молчанием -  невысказанный  вопрос,
благоговейный страх перед Преподобной матерью.
   Молодые воины при ее приближении отошли от Пола, и на какое-то  мгно-
вение ее встревожило их новое отношение к нему.
   Но она не заметила никакой скрытности на их лицах. Их заставлял  дер-
жаться в отдалении создаваемый вокруг  Пола  религиозный  ореол.  И  она
вспомнила поговорку Бене Гессерит: "Насильственная смерть невозможна для
пророков".
   Пол посмотрел на нее.
   - Пора, - она передала ему цилиндр с сообщением,
   Один из спутников Пола, более смелый, чем остальные, бросил взгляд на
Стилгара и сказал:
   - Ты думаешь его вызывать, Муаддиб? Время решать. Люди подумают,  что
ты трус, если...
   - Кто осмелился назвать меня трусом? - сурово спросил Пол.  Рука  его
легла на рукоятку крисножа.
   Группа молодых воинов, а за ними и вся толпа погрузились в  напряжен-
ное молчание.
   Пол повернулся, пошел через расступившуюся толпу к возвышению,  легко
вскочил на него и поднял руку, прося тишины.
   - Сделай это! - выкрикнул кто-то в толпе.
   Это восклицание вызвало ропот и перешептывание.
   Тишина наступила нескоро и прерывалась шарканьем ног и покашливанием.
Когда наконец все стихло, Пол опустил руку и голосом, отчетливо  слышным
в самых дальних уголках пещеры, проговорил:
   - Вы устали от ожидания.
   И снова ему пришлось ждать, когда смолкнут ответные крики.
   "Они действительно устали", - подумал Пол. Он  взвесил  на  руке  ци-
линдр, думая о его содержимом. Передавая его, мать  сказала  ему,  каким
образом он был отобран у курьера Харконненов. Содержание послания не вы-
зывало сомнения: Раббан отныне мог  рассчитывать  только  на  свои  силы
здесь, на Арраки! Он не мог требовать ни помощи, ни подкреплений!
   И снова Пол возвысил голос.
   - Вы думаете, что для меня пришло время вызвать  Стилгара  и  сменить
предводителя войск! - И прежде чем  люди  успели  ответить.  Пол  гневно
воскликнул: - Неужели вы думаете, что Лизан ал-Гаиб - глупец?
   Тяжелое молчание повисло в пещере.
   "Он пользуется защитой религии, - подумала Джессика. - У него  должно
получиться".
   - Таков путь! - выкрикнул кто-то в задних рядах.
   Сухо, придав своему голосу особые интонации. Пол сказал:
   - Пути меняются.
   Из одного угла пещеры послышался сердитый выкрик:
   - Мы сами скажем, что нужно изменить!
   Толпа отозвалась одобрительными криками.
   - Как пожелаете, - согласился Пол.
   И Джессика услышала в его ответе те интонации, которые говорили,  что
он прибегнул к помощи Голоса - искусству, которое он перенял у нее.
   - Вы скажете свое слово, - продолжал он. - Но вначале  вы  выслушаете
то, что скажу вам я.
   Стилгар шагнул вперед. Его бородатое лицо хранило бесстрастное  выра-
жение.
   - И это тоже закон, - заявил он. - Любой Свободный имеет  право  ска-
зать в Совете свое слово. Муаддиб - Свободный.
   - Самое главное - это то, что идет на пользу  племени,  ведь  так?  -
спросил Пол.
   - Каждый наш шаг должен вести к этому, - ответил Стилгар все  тем  же
бесстрастным, но исполненным достоинства голосом.
   - Прекрасно, - согласился Пол. - Тогда скажите мне, кто управляет от-
рядом нашего племени и кто управляет всеми племенами  и  отрядами  через
воинов-инструкторов, обученных нами сверхъестественному способу?
   Пол ждал, глядя через головы людей. Ответа не последовало.
   И тогда он спросил:
   - Разве не Стилгар все это делает? Сам он говорит,  что  нет.  Тогда,
может, это делаю я? Даже Стилгар выполняет мои приказания, и мудрые, ум-
нейшие из умных, слушают меня и воздают мне почести в Совете.
   Молчание толпы сделалось еще более напряженным.
   - Или, может быть, всем заправляет моя мать? - он указал на Джессику,
стоявшую среди них в приличествующих случаю темных одеждах.
   - Стилгар и вожди отрядов просят ее совета перед принятием даже само-
го малого "решения. Но разве Преподобная мать  возглавляет  переходы  по
песку и раззии - набеги на Харконненов?
   Лица тех, кого Пол мог видеть, нахмурились, однако то там,  то  здесь
возникал сердитый шепот.
   "Он избрал опасный путь", - подумала Джессика, но  тут  же  вспомнила
про цилиндр и про заключенное в нем послание. И она  понимала  намерения
Пола: проникнуть в глубь их неуверенности, покорить ее, и тогда во  всем
остальном они пойдут ему навстречу.
   - Без вызова и без битвы ни один человек не распознает  лидера,  ведь
так? - спросил Пол.
   - Таков закон! - крикнул один из присутствующих.
   - В чем наша цель? - спросил Пол. - Сбросить скотину  Раббана,  став-
ленника Харконненов, и восстановить мир в месте, где среди изобилия воды
смогут процветать наши семьи - разве не в этом наша цель?
   - Жестокие цели требуют жестоких путей!
   - Кто размахивает ножом перед битвой? - спросил их Пол. -  Здесь  нет
мужчины, включая и Стилгара, который смог бы выстоять против меня в бит-
ве один на один. И сам Стилгар знает об этом, так же как и все вы.
   В толпе поднялся сердитый ропот.
   - Многие из вас выходили против меня  в  тренировочных  сражениях,  -
продолжал Пол. - Вы знаете, что мои слова - не пустая болтовня. Я говорю
так потому, что это всем известный факт, и с моей стороны было бы  глупо
его замалчивать. Я начал изучать эти пути раньше, чем вы, и моими учите-
лями были такие строгие люди, каких вы и не видывали. Почему, как вы ду-
маете, мне удалось одержать победу над Джемизом в  том  возрасте,  когда
ваши мальчики еще только играют в поединки?
   "Он хорошо пользуется Голосом, - подумала  Джессика.  -  Но  с  этими
людьми одного Голоса недостаточно. Он должен убедить их и логикой".
   - Итак, - сказал Пол, - мы подошли вот к этому сообщению. - Он поднял
цилиндр и вытащил из него записку. - Оно было отнято у курьера Харконне-
нов, подлинность его не вызывает сомнений. Адресовано оно Раббану. В ней
сообщается, что его просьба о военной силе отклонена, что количество до-
бытого им спайса гораздо ниже нормы и что с людьми, имеющимися  у  него,
можно забрать гораздо больше спайса у жителей планеты Арраки.
   Стилгар подошел поближе.
   - Кто из вас понимает значение полученных сведений?  -  спросил  Пол.
Стилгар понял его сразу.
   - Они отрезаны! - крикнул кто-то.
   Убрав цилиндр с запиской под плат. Пол снял кольцо с шейного шнурка и
поднял его над головой.
   - Это кольцо было герцогской печатью моего отца. Я поклялся не носить
его до тех пор, пока я не буду готов возглавить все  отряды  Арраки  для
завоевания планеты и превращения ее в мое владение. - Он надел кольцо на
палец и сжал руку в кулак.
   В пещере стояла гробовая тишина.
   - Кто здесь правит? - спросил Пол. Он поднял сжатую в кулак  руку.  -
Здесь правлю я! Я правлю на каждом квадратном дюйме Арраки! Это мое гер-
цогское поместье, независимо от того, скажет император "да"  или  "нет"!
Он дал его моему отцу, а от отца оно перешло ко мне!
   "Почти перешло", - подумал Пол. Он пытливо вглядывался в толпу,  пос-
тигая ее настроение.
   - Есть люди, которые смогут занимать важное положение на Арраки, ког-
да я провозглашу свои законные имперские  права,  -  продолжал  говорить
Пол. - Стилгар - один из таких людей. И не потому, что я хочу его задоб-
рить или отблагодарить, хотя я и обязан ему жизнью. Я говорю так потому,
что он мудр и строг: он руководит отрядом  благодаря  уму,  а  не  руко-
водствуясь одними законами. Неужели вы считаете меня глупцом? Неужели вы
думаете, что я отрежу свою правую руку и оставлю ее,  окровавленную,  на
полу пещеры - потому лишь, что это доставит вам удовольствие?
   Пол обвел толпу взглядом.
   - Кто из вас осмелится отрицать, что я  являюсь  истинным  правителем
Арраки? Должен ли я доказать это, оставив без вождя каждое племя в эрге?
   Стилгар, стоявший  рядом  с  Полом,  бросил  на  него  вопросительный
взгляд.
   - Неужели я буду растрачивать нашу силу в то время, когда мы нуждаем-
ся в ней больше всего? - спросил Пол. - Я - ваш правитель,  и  я  говорю
вам, что пора прекратить убивать наших лучших людей и начать убивать на-
ших истинных врагов - Харконненов!
   Одним молниеносным движением Стилгар выхватил из ножен криснож и под-
нял его над головой.
   - Долгая жизнь герцогу Полу Муаддибу!
   Крик множества голосов, слившихся в единый вопль,  потряс  пещеру,  и
стены повторили его многократным эхом. Люди восторженно закричали нарас-
пев:
   - Иа хийа чухада! Муаддиб! Муаддиб! Иа хийа чухада!
   Джессика перевела про себя: "Долгая жизнь воинам Муаддиба!" Представ-
ление, сочиненное ею. Полом и Стилгаром, удалось на славу.
   Шум медленно стихал. Когда восстановилась тишина, Пол посмотрел в ли-
цо Стилгара и приказал:
   - На колени!
   Стилгар, стоя на возвышении, опустился на колени.
   - Передай мне твой криснож.
   Стилгар повиновался.
   "Мы планировали этот момент не так", - подумала Джессика.
   - Повторяй за мной, Стилгар, - сказал Пол и начал  произносить  слова
клятвы посвящаемого в должность, которые он слышал от отца; "Я, Стилгар,
принимаю этот нож из рук моего герцога..."
   "Я, Стилгар, принимаю этот нож из рук моего  герцога..."  -  повторил
Стилгар и принял из рук Пола светящийся молочным светом нож.
   "Я устремлю этот клинок туда, куда укажет мне мой герцог..."  -  про-
должал Пол.
   Стилгар повторял слова, выговаривая их медленно и торжественно.
   Вспоминая того, кто ввел этот ритуал, Джессика едва удержала слезы.
   "Мне же известны пружины происходящего, - подумала она. - Я не должна
так волноваться".
   "Я посвящаю этот клинок делам моего герцога и смерти  его  врагов  до
тех пор, пока струится кровь в моих жилах..." - закончил Пол.
   Стилгар повторил за ним эти слова.
   - Поцелуй лезвие, - приказал Пол.
   Стилгар повиновался, потом, по обычаю Свободных, поцеловал руку Пола,
державшую клинок. По знаку Пола он убрал нож в ножны и встал.
   Благоговейный шепот пробежал по толпе, и Джессика услышала слова:
   - Пророчество: Бене Гессерит укажет путь, а Преподобная мать его уви-
дит. - И еще кто-то, стоящий сзади, сказал: - Она дает нам  знаки  через
своего сына.
   - Стилгар возглавит свое племя, - заключил Пол. - Пусть ни у кого  не
будет сомнений. Он будет править с моего голоса: то, что скажет вам  он,
будет то самое, что скажу я.
   "Мудро, - подумала Джессика. - Предводитель своего племени не  должен
терять своего лица перед теми, кто должен ему повиноваться".
   Пол, понизив голос, сказал:
   - Стилгар, я хочу, чтобы этой ночью были отправлены наездники песка и
чтобы членам Совета были посланы силаго. Когда отошлешь их, возьми Чани,
Корбу, Озейма и двоих других лейтенантов по собственному выбору. Приведи
их ко мне на квартиру, будем разрабатывать план битвы. Мы  должны  иметь
его на руках, чтобы показать Совету вождей, когда они прибудут.
   Пол кивком дал знать матери, чтобы она шла за  ним,  и  направился  к
центральному коридору в свои покои. Когда Пол пробирался сквозь толпу, к
нему со всех сторон тянулись руки желавших дотронуться  до  него  людей.
Голоса выкрикивали его имя.
   - Мой нож устремится туда, куда велит Стилгар, Пол Муаддиб!  Поскорее
веди нас в битву. Пол Муаддиб! Мы оросим весь мир кровью Харконненов!
   Чувствуя настроение толпы, Джессика понимала, что их боевой дух вырос
предельно. Более готовыми они просто не могли быть.
   Во внутренних покоях Пол усадил мать и сказал:
   - Подожди здесь, - с этими словами он нырнул за  занавеси  в  боковой
проход.
   После ухода Пола в комнате воцарилось спокойствие и такая тишина, что
до ее слуха даже долетали слабые вздохи  насоса,  от  которого  зависела
циркуляция воздуха в сьетче.
   "Он собирается привести сюда Гурни Хэллека", - подумала она. Ее  обу-
ревали смешанные чувства. Гурни и его музыка были частью многих приятных
минут, проведенных ею на Каладане, до приезда на  Арраки.  Ей  казалось,
что все это происходило с кем-то другим. За прошедшие с тех пор три года
она сделалась совершенно другим человеком. Появление Гурни  должно  было
сделать эти изменения явными.
   Кофейный прибор Пола, сделанный из сплава серебра,  -  тот,  что  Пол
унаследовал от Джемиза, - стоял на низеньком столике справа от нее.  Она
смотрела на него и думала, какое множество рук касалось этого металла. В
течение последнего месяца кофе Полу подавала Чани.
   "Что может сделать для герцога женщина пустыни, кроме как подать  ему
кофе? - спросила она себя. - Она не принесла Полу ни власти, ни знатнос-
ти. У Пола есть только одна возможность  породниться  с  могущественными
Великими домами, возможно, даже с императорской семьей. В конце  концов,
там есть достигшие брачного возраста принцессы и каждая  из  них  прошла
обучение Бене Гессерит".
   Джессика мысленно представила себе, как она покидает суровую  планету
Арраки ради жизни, полной могущества и безопасности, жизни, которая  по-
лагалась бы ей в качестве матери принца-консорта. Она бросила взгляд  на
завесы, отделяющие эту клетку от остальной пещеры, вспоминая о том,  как
она добиралась сюда - в паланкинах, на множестве  сменяющих  друг  друга
червей.
   "Пока жива Чани, Пол не осознает своего долга, - подумала Джессика. -
Она подарила ему сына, и этого с нее довольно".
   Внезапно ею овладело страстное желание увидеть своего внука, в  кото-
ром было так много черт деда, дитя, так похожее на Лето. Джессика  сжала
руками лицо и занялась ритуальными дыхательными упражнениями, успокаива-
ющими чувства и просветляющими разум, потом проделала несколько наклонов
- упражнение, подготавливающее тело к требованиям разума.
   Она знала, что выбор Полом Птичьей пещеры в качестве командного пунк-
та обсуждать не приходилось: он был идеален. К северу от нее лежала  До-
рога ветров - проход к защищенной деревне, расположенной среди скал. Де-
ревня была ключевым пунктом, местом  жительства  механиков  и  техников,
центром всего защитного пояса Харконненов.
   Из-за занавесей послышался кашель.  Джессика  выпрямилась  и  сделала
вдох и выдох.
   - Войдите, - сказала она.
   Занавеси разошлись, и в комнату ворвался  Гурни  Хэллек.  Она  успела
уловить взглядом странное выражение его лица. В мгновение ока он очутил-
ся позади нее и схватил ее за горло.
   - Гурни, ты сошел с ума! Что ты делаешь? - прохрипела она.
   Она почувствовала прикосновение ножа к спине и поняла, что Гурни  хо-
чет убить ее. За что? Она не видела причины, ибо он был не из тех людей,
кто может стать предателем. Но его намерение  было  достаточно  ясно,  и
мозг ее лихорадочно заработал.  Над  таким  человеком  нелегко  одержать
верх. Это был человек, искусный в битвах, искушенный до мозга  костей  в
смерти и насилии. Это был сложный инструмент,  возобладать  над  которым
было непросто.
   - Ты думаешь, тебе удалось убежать, да, ведьма?! - зарычал Гурни.
   Прежде чем она успела осмыслите ситуацию и ответить, занавеси раздви-
нулись, и вошел Пол.
   - Вот он, ма... - Пол осекся, осознавая происходящее.
   - Оставайтесь на своем месте, мой господин, - приказал Гурни.
   - Что здесь... - Пол на мгновение потерял дар речи.
   Джессика открыла было рот, но руки крепче сомкнулись вокруг ее шеи.
   - Ты будешь говорить только тогда, когда я тебе  позволю,  ведьма!  -
пригрозил Гурни. - Я хочу узнать от тебя только одно, чтобы и  сын  твой
услышал это, и я готов вонзить вот этот нож тебе в сердце  при  малейшем
признаке твоего противодействия. Голос твой останется монотонным, ты  не
посмеешь шевельнуть ни одним мускулом. Ты будешь действовать с  чрезмер-
ной осторожностью, чтобы заработать себе несколько лишних секунд  жизни.
И, уверяю тебя, это все, что тебе осталось.
   Пол сделал шаг вперед.
   - Гурни, старина, в чем...
   - Стойте там, где стоите! - рявкнул Гурни. - Еще шаг, и она мертва.
   Рука Пола скользнула к рукоятке ножа. С ледяным спокойствием он  про-
говорил:
   - Тебе придется объясниться, Гурни.
   - Я дал клятву уничтожить предателя твоего отца, -  сказал  Гурни.  -
Неужели ты думаешь, что я могу забыть человека, который  освободил  меня
от рабства у Харконненов, подарил мне свободу, жизнь,  честь...  подарил
мне дружбу - то, что я ценю превыше всего. Теперь предатель в моих руках
и никто не может мне поме...
   - Больше ошибиться ты не мог, Гурни, - прервал его Пол.
   А Джессика подумала: "Вот оно что! Какая насмешка судьбы!"
   - Ошибаюсь, я?! - взревел Гурни. - Давай лучше послушаем саму  винов-
ницу. И да будет ей известно, что ради подтверждения этих сведений я да-
вал взятки, шпионил и шел на хитрости. Я даже дал семуту капитану охраны
Харконненов, чтобы услышать от него подробности этой истории.
   Джессика почувствовала, что хватка руки, сжимавшей ей горло,  ослабе-
ла, но прежде чем она успела заговорить. Пол сказал:
   - Предателем был Уйе. Я все расскажу тебе, Гурни. Улики  очевидны,  и
опровергнуть их невозможно. Мне безразлично, как ты пришел к своим  бес-
почвенным подозрениям, но если ты причинишь вред моей  матери...  -  Пол
выхватил из ножен криснож, - ...я возьму твою жизнь.
   - Уйе был кондиционным медиком! - завопил трубадур. - Он был предназ-
начен для имперского дома. Он не мог стать предателем!
   - Я знаю способ устранить кондиционность, - сказал Пол.
   - Улики? - требовал Гурни.
   - Улики не здесь, они в сьетче Табр, далеко на юге, но...
   - Это уловка! - задохнулся от гнева Гурни, и его рука плотнее сомкну-
лась вокруг горла Джессики.
   - Нет, не уловка, - в голосе Пола прозвучала такая печаль, что сердце
Джессики дрогнуло.
   - Я видел сообщение, перехваченное у  агента  Харконненов,  -  заявил
Гурни. - В нем прямо говорилось...
   - Я тоже видел его. Мой отец показал мне его однажды ночью  и  объяс-
нил, что это трюк Харконненов, чья цель - заставить его подозревать жен-
щину, которую он любит.
   - Айях! - пробормотал Гурни. - Ты не...
   - Спокойно, - остановил его Пол. Монотонная холодность его слов таила
в себе такую твердость, какую Джессике не приходилось слышать ни в  чьем
другом голосе.
   "Он владеет Великим контролем", - подумала она.
   Рука Гурни на ее шее дрогнула. Кончик ножа у ее спины неуверенно  ше-
вельнулся.
   - Чего ты не слышал, так это рыданий моей матери в ту ночь, когда она
потеряла своего герцога. - Голос Пола звучал по-прежнему ровно. -  И  ты
не видел, как в глазах ее разгоралось пламя, когда она говорила об убий-
цах Харконненах. Чего ты не помнишь, так это уроков, полученных тобой  в
харконненских темницах. И ты еще говорил, что гордишься дружбой  с  моим
отцом! Видно, ты не понял разницы между Харконненами и Атридесами,  если
не можешь отличить запах харконненской стряпни по особенной,  свойствен-
ной лишь ей вони?! Неужели ты не постиг того, что верность  у  Атридесов
покоится на любви, тогда как у Харконненов - на ненависти? Неужели  тебе
не ясен механизм этого предательства?
   - Но ведь Уйе... - пробормотал Гурни.
   - Улики, которыми мы располагаем, - говорил Пол, - это письмо,  напи-
санное его собственной рукой, в котором он сам сознается в своем  преда-
тельстве. Я клянусь тебе в этом своей любовью к тебе, которая будет  го-
реть во мне даже после того, как я увижу тебя на этом полу мертвым.
   Слушая своего сына, Джессика восхищалась  его  мудростью,  внутренней
силой и самоконтролем.
   - Мой отец обладал чутьем на людей. Он редко кого одаривал своей  лю-
бовью, но никогда не ошибался. Слабость его заключалась лишь в  неверном
понимании ненависти: он думал, что тот, кто  ненавидит  Харконненов,  не
может его предать, - Пол посмотрел на мать. - Она знает об этом. Я пере-
дал ей слова отца о том, что он никогда в ней не сомневался.
   Джессика почувствовала, что теряет контроль над собой, и закусила гу-
бу. Видя твердость Пола, она понимала, чего стоят ему эти слова. Ей  хо-
телось подбежать к нему, спрятать его голову у себя на груди,  чего  она
никогда не делала раньше. Но рука на ее горле перестала дрожать, и  ост-
рие ножа на ее спине снова сделалось спокойным.
   - Одна из самых ужасных минут в жизни ребенка, - продолжал Пол, - это
та, когда он обнаруживает, что его отец и мать -  существа  из  плоти  и
крови, любящие друг друга той любовью, которую ему не дано испытать. Это
- огромное потрясение в его жизни, когда, он вдруг осознает свое  одино-
чество и раздвоенность. Но мгновения эти несут в себе свою правду, и  от
этого не отмахнешься. Я слышал моего отца, когда он говорил с  моей  ма-
терью. Она не предательница. Гурни.
   Джессика обрела наконец голос:
   - Гурни, отпусти же меня. - В ее словах не было особой интонации, ни-
чего, чтобы могло бы подействовать на волю Гурни, но руки его разжались.
Она подошла к Полу и остановилась перед ним, не прикасаясь к нему.
   - Пол, - сказала она. - Эта Вселенная дарит нам и другие  откровения,
Я вдруг поняла, как пользовалась тобой, чтобы направить тебя по  избран-
ному мною пути... пути, который я вынуждена была  выбирать  -  если  это
только может служить извинением - из-за полученного мною  воспитания.  -
Она судорожно вобрала в себя воздух и посмотрела сыну прямо в  глаза.  -
Пол... теперь я хочу, чтобы ты сам выбрал дорогу к своему счастью.  Твоя
женщина - женщина пустыни, женись на ней, если ты этого желаешь.  Сделай
это и не смотри ни на кого и ни на что. Я тебя...
   Увидев, что взгляд Пола устремился мимо нее, она обернулась.
   Гурни стоял на том же самом месте, но нож его был вложен в  ножны,  а
плащ на груди распахнут, обнажая гладкую серую ткань стилсьюта того  ти-
па, какие контрабандисты выменивают близ сьетчей.
   - Вонзи свой нож сюда, в мою грудь, - пробормотал Гурни. - Я  говорю:
убей меня, и покончим с этим. Я обесчестил свое  имя!  Я  предал  своего
герцога! Что ж, лучше всего...
   - Замолчи!
   Гурни непонимающе посмотрел на Пола.
   - Застегни плащ и перестань строить из себя  дурака!  -  оборвал  его
Пол. - Хватит с меня глупостей на сегодня.
   - Говорю тебе, убей меня! - в гневе закричал Гурни.
   - Ты знаешь меня достаточно хорошо, - сказал Пол. -  Не  считай  меня
круглым идиотом! Неужели я должен вот так, за  здорово  живешь,  распра-
виться с человеком, который мне нужен?
   Гурни посмотрел на Джессику и проговорил жалобно и умоляюще, что было
ему совсем не свойственно:
   - Тогда вы, моя госпожа, пожалуйста... убейте меня.
   Джессика подошла к нему и положила руку ему на плечо.
   - Гурни, почему ты считаешь, что Атридесы должны  убивать  тех,  кого
они любят? - мягким жестом она запахнула плащ у него на груди.
   Гурни бессвязно бормотал:
   - Но я...
   - Ты думал, что защищаешь память герцога, - договорила она, - и я чту
тебя за это.
   - Моя госпожа, - прошептал Гурни. Он уронил голову  на  грудь,  изпод
его опущенных век катились слезы.
   - Будем считать все, что случилось, минутным недоразумением,  возник-
шим среди друзей, - в ее голосе Пол услышал успокаивающие  интонации.  -
Все кончено, и мы должны быть рады тому, что оно никогда больше не  пов-
торится.
   Гурни посмотрел на нее блестящими от слез глазами.
   - Тот, прежний, Гурни Хэллек, которого  я  знала,  с  одинаковым  ис-
кусством владел и ножом, и бализетом, - проговорила Джессика. - Его игра
на бализете восхищала меня как ничья другая.  Неужели  Гурни  Хэллек  не
помнит, как я часами с восторгом слушала его, когда он играл  для  меня?
Бализет все еще у тебя, Гурни?
   - У меня есть новый, - сказал Гурни. - Я взял его на  Чузуке,  ладный
инструмент. Звучит, как настоящая Варота, хотя клейма на нем  и  нет.  Я
думаю, что он сделан учеником Вароты, который... - Он вдруг оборвал  се-
бя. - Что-то я разболтался не в меру, моя госпожа. Все это глупости...
   - Это не глупости, Гурни, - возразил ему Пол.
   Он подошел, встал рядом с матерью и посмотрел Гурни прямо в глаза.
   - Не глупости, если это доставляет радость людям. Я очень  хотел  бы,
чтобы ты сейчас сыграл для нас. С планом битвы можно и  повременить.  Мы
все равно не начнем ее раньше завтрашнего дня.
   - Я... я пойду возьму в коридоре свой бализет, - Гурни  обошел  их  и
скрылся за занавесями.
   Пол положил руку на руку матери и почувствовал, что та дрожит.
   - Все прошло, мама, - сказал он.
   Не поворачивая головы, она взглянула на него уголком глаз:
   - Прошло?
   - Конечно, Гурни...
   - Гурни? Ах, да... - она опустила глаза.
   Занавеси разошлись, и вошел Гурни с бализетом. Избегая смотреть им  в
глаза, он принялся настраивать его. Драпировки на  стенах  глушили  эхо,
делая звучание инструмента мягким и интимным.
   Пол подвел мать к подушкам и усадил ее так, чтобы спиной  она  опира-
лась о толстые ковры на стенах. Внезапно Пола поразило то, какой  поста-
ревшей она выглядит с иссушенным пустыней лицом, с морщинами  в  уголках
синих глаз.
   "Она устала, - подумал он. - Мы должны найти способ облегчить ее бре-
мя".
   Гурни взял аккорд.
   Пол посмотрел на него и сказал:
   - Я... у меня срочное дело. Я скоро вернусь.
   Гурни посмотрел на него отсутствующим взглядом, как будто он был сей-
час вновь под открытым небом Каладана, где на горизонте громоздились ту-
чи, обещая дождь.
   Пол силой заставил себя направиться к выходу и, раздвинув тяжелые за-
навеси, вышел в коридор. Он слышал, как Гурни за его спиной повел  мело-
дию, и помедлил немного, слушая музыку.
   Сады и виноградники,
   Полногрудые гурии,
   Чаши полные вина передо мной.
   Почему же твержу я о битвах,
   О покрытых песком горах?
   Почему на лице моем слезы?
   Небеса надо мной разверзлись
   И сулят мне любое богатство,
   Подставляй лишь свои ладони.
   Отчего же в мыслях моих преграды -
   Яд смертельный, опущенный в чашу?
   Почему на лице моем слезы?
   Меня манят прекрасные руки,
   Красотою своей ослепляя,
   Обещая восторги Эдема.
   Отчего ж мои мысли о шрамах,
   Мои думы о старых грехах?..
   Отчего я в слезах засыпаю?
   Перед Полом возник появившийся из-за угла курьер - федайкин, закутан-
ный в плащ. Капюшон его бурнуса был откинут, плотно застегнутый стилсьют
указывал на то, что человек только что из пустыни.
   Пол знаком велел ему остановиться. Тот поклонился, сложив ладони  пе-
ред собой, как если бы приветствовал, согласно ритуалу. Преподобную мать
или сайадину, и сказал:
   - Муаддиб, вожди начинают прибывать на Совет.
   - Так скоро?
   - Это те, за которыми Стилгар посылал раньше, когда он думал... - че-
ловек умолк.
   - Понимаю, - Пол оглянулся на слабый звук бализета, думая о старинной
песне, которую выбрала его мать, - песне, сочетающей  в  себе  радостную
мелодию и грустные слова.
   - Скоро сюда вместе с другими придет Стилгар. Покажи ему, где ожидает
моя мать.
   - Я буду ждать здесь, Муаддиб, - сказал курьер.
   - Да, жди здесь.
   Пол прошел мимо человека и углубился в  пещеру,  направляясь  к  тому
месту, где был бассейн для сбора воды. В таком  месте  должен  быть  ма-
ленький Шаи-Хулуд, червь не больше девяти метров длиной,  надежно  спря-
танный за стенками водяной ловушки. Создатель избегал появления  воды  -
она была для него ядом, и утопление  Создателя  было  величайшей  тайной
Свободных, поскольку в результате возникала  особая  субстанция  -  Вода
Жизни - яд, изменить который могла только Преподобная мать.
   Решение пришло к Полу в тот момент, когда он смотрел в лицо  опаснос-
ти, угрожавшей его матери. Ни одна тропа будущего, которую он видел,  не
указывала на подобную опасность, исходящую от  Гурни  Хэллека.  Будущее,
серое облако будущего несло с собой чувство, будто вся Вселенная,  скру-
ченная в клубок, повисла над ним, подобно призрачному миру.
   Его организм привык к с пай су, и он постепенно входил в такое состо-
яние, когда способность предвидения становилась  все  слабее  и  слабее,
когда будущее видится все более тускло. "Я должен его  видеть!  -  решил
Пол. - Я утоплю Создателя и посмотрю, действительно ли я  Квизатц  Хеде-
рах, способный перенести испытание, которое переносит Преподобная мать".


   И вот на третий год войны пустыни случилось так, что Пол Муаддиб  ле-
жал один в Птичьей пещере.
   И лежал он как мертвый, погруженный в откровение Воды Жизни,  преодо-
левая границы Времени благодаря яду, который дает жизнь. Так исполнилось
пророчество о том, что Лизан ал-Гаиб мог быть живым и  мертвым  одновре-
менно.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание легенд Арраки.

   В предрассветной тьме Чани вышла из долины Хаббания, слыша, как  жуж-
жит топтер, доставивший ее с юга. Она направлялась к тайной пещере.  По-
зади нее, держась на расстоянии, прячась за уступами  скал,  продвигался
эскорт, оберегавший ее от опасностей. Он подчинялся  требованию  женщины
Муаддиба, матери его первенца, которая пожелала идти одна.
   "Почему он меня вызвал? - спрашивала она себя. - Ведь  он  сам  велел
мне оставаться на юге с маленьким Лето и Алией".
   Подобрав плащ, она быстро скользнула вдоль скалистого барьера и пошла
вверх по крутой тропе, распознать которую в темноте мог лишь глаз,  при-
выкший к условиям пустыни.
   Обломки камней скользили у нее под ногами, но она пробиралась  вперед
с врожденной ловкостью.
   Подъем развлек ее, несколько разогнав тревогу,  вызванную  молчаливым
исчезновением эскорта и тем, что за ней был послан  топтер.  Втайне  она
радовалась близкому свиданию с Полом Муаддибом, ее Узулом. Его имя стало
боевым кличем всей планеты: "Муаддиб! Муаддиб!" Но она знала другого че-
ловека, с другим именем, отца ее сына, нежного любовника.
   Высокая человеческая фигура возникла из-за  скалы  сверху  и  сделала
знак поспешить. Она ускорила шаги. На восточном горизонте показалась уз-
кая полоска света. Птицы звонко приветствовали зарю, взмывая в небо.
   Человек наверху не принадлежал к ее эскорту. "Отейм?" - подумала она,
подмечая в движениях и манере держаться знакомые черты.  Она  подошла  к
нему и узнала в свете разгорающейся зари широкое, плоское лицо лейтенан-
та-федайкина. Голова его была непокрыта, а фильтр укреплен у рта небреж-
но, как делают тогда, когда выходят в пустыню на короткое время.
   - Торопись, - прошептал он и через открытую трещину провел ее в пеще-
ру-тайник. - Скоро станет светло. - Он закрыл за собой отверстие. - Пат-
руль Харконненов летает то тут, то там. Они не  должны  обнаружить  наше
местонахождение.
   Они вошли в узкий боковой проход, ведущий к Птичьей пещере.  По  пути
их следования загорались глоуглобы. Наконец Отейм обогнал ее и сказал:
   - Иди за мной, теперь уже скоро.
   Они прошли коридор, еще одну дверь-клапан, еще коридор и вошли в  по-
мещение, которое предназначалось для отдыха сайадины  в  дневное  время.
Каменный пол покрывали ковры и подушки, стены прятались  под  узорчатыми
тканями с изображенным на них красным ястребом. Низкий складной столик у
одной из стен был завален бумагами, от которых исходил аромат спайса.
   Преподобная мать сидела одна, прямо против входа. Она  посмотрела  на
вошедших отсутствующим, устремленным в  себя  взглядом,  вызывавшим  не-
вольную дрожь.
   Отейм сложил ладони у груди:
   - Я привел Чани, - с этими словами он поклонился и исчез за занавеса-
ми.
   И Джессика подумала: "Как я скажу об этом Чани?"
   - Как чувствует себя мой внук? - спросила Джессика.
   "Значит, приветствие будет ритуальным, - подумала Чани, и  страхи  ее
вернулись вновь. - Где Муаддиб? Почему его здесь нет? Почему он меня  не
встречает?"
   - Он здоров и счастлив, матушка, - ответила Чани. - Я оставила его  и
Алию на попечение Хары.
   "Матушка", - подумала Джессика. - Да, она имеет право  называть  меня
так в ритуальном приветствии. Она подарила мне внука".
   - Я слышала, что из сьетча Коануа была прислана в подарок материя,  -
ровным, невыразительным голосом произнесла Джессика.
   - Это прекрасная материя.
   - Прислала ли мне Алия записку?
   - Нет. Но сейчас люди сьетча стали привыкать к ее странностям, и ста-
ло легче.
   "Почему она тянет? - подумала Чани. - Случилось нечто  важное,  иначе
за мной не прислали бы топтер. А мы никак не можем  покончить  с  ритуа-
лом".
   - Часть новой материи мы должны употребить на одежду  для  маленького
Лето, - тон оставался сухим и безжизненным.
   - Как пожелаете, матушка, - в тон ей сказала Чани. - Есть ли  новости
с поля боя? - она изо всех сил старалась сохранять бесстрастное  выраже-
ние лица, опасаясь, что Джессика может понять истинный смысл  вопроса  -
он был о Муаддибе.
   - Новые победы. Раббан осторожно намекает на перемирие. Его посланные
лишились воды. В некоторых деревнях синков Раббан даже пошел на снижение
налогов. Люди понимают, что он делает это из страха перед нами.
   - Все идет так, как предсказал Муаддиб, -  сказала  Чани.  Она  прямо
посмотрела на Джессику, стараясь подавить свои страхи. "Я произнесла его
имя, но она не отозвалась на это. На этом застывшем каменном лице ничего
нельзя прочесть... такой я ее еще никогда не видела. Что с  моим  У  зу-
дом?"
   - Хотелось бы мне оказаться сейчас на юге, - сказала Джессика. -  Оа-
зисы были так прекрасны, когда мы их покидали. Не так уж далек тот день,
когда вся земля станет цветущей.
   - Земля прекрасна, это правда, но на ней много скорби.
   - Скорбь - гордость победы, - ответила Джессика.
   "Не подготавливает ли она меня к скорби?" - спросила себя Чани.
   - Так много женщин, оставшихся без мужчин. Мне завидовали, когда  уз-
нали, что меня вызывают на север.
   - Это я тебя вызвала, - ответила Джессика на ее непрямой вопрос.
   Чани чувствовала, как сильно забилось в ее груди сердце. Страшась то-
го, что она могла услышать, она едва не зажала уши руками. И все же  го-
лос ее прозвучал ровно, когда она заметила:
   - Послание подписано Муаддибом.
   - Я сама подписала его так в присутствии лейтенанта. Это было необхо-
димой уверткой, - призналась Джессика. А про себя подумала: "Она стойкая
женщина. Она умеет держаться даже тогда, когда  страх  наполняет  ее  до
краев. Да, она может быть той, кто нам нужен".
   Лишь слабый намек на покорность мелькнул в  словах  Чани,  когда  она
проговорила:
   - Теперь вы можете сказать то, что должны сказать.
   - Ты мне была нужна здесь для того, чтобы помочь оживить  Пола,  -  с
усилием проговорила Джессика и подумала: "Я сказала именно то, что  нуж-
но. Теперь она знает, что Пол жив и что ему грозит опасность - и все это
выражено в одном слове".
   Чани помедлила лишь одно мгновение, приходя в себя.
   - Что именно я должна сделать? - Ей хотелось  броситься  к  Джессике,
трясти ее за плечи и кричать: "Отведи меня к нему!" Но она  молча  ждала
ответа.
   - Я подозреваю, что Харконненам удалось спрятать  среди  нас  агента,
чтобы отравить Пола. Это единственное правдоподобное объяснение. В  выс-
шей степени необычный яд: я самым  тщательным  образом  исследовала  его
кровь, но не обнаружила его.
   - Яд?! Пол страдает! Я пойду... - Чани шагнула вперед.
   - Он без сознания, - сказала Джессика. - Его жизненные процессы  нас-
только вялы, что могут быть обнаружены лишь самым чутким  прибором.  Мне
страшно даже подумать о том, что могло бы произойти, если бы я не  нашла
его лежащим в углу пещеры.
   - Вы вызвали меня сюда не только из вежливости, - сказала Чани.  -  У
вас были другие соображения. Я  слишком  хорошо  вас  знаю.  Преподобная
мать. Скажите же, что я могу сделать такого, чего не можете вы?
   "Она храбрая, милая и такая... восприимчивая, - подумала Джессика.  -
Из нее получилась бы прекрасная Бене Гессерит",
   - Может быть, тебе будет трудно в это поверить, но я сама  толком  не
знаю, зачем посылала за тобой. Просто  был  такой  импульс,  неожиданная
мысль: "Пошли за Чани!"
   И тут Чани впервые заметила печаль на лице Джессики, неприкрытую боль
в ее глазах. Руки безвольно лежали вдоль застывшего в неподвижности  те-
ла, укрытого плащом. Кожа на лице казалась восковой и безжизненной.
   - Я сделала все, что было в моих силах, - добавила  Джессика.  -  Это
"все"... оно настолько шире всего, что подразумевается обычно  под  этим
словом, что тебе трудно это представить. И все же... я потерпела  неуда-
чу.
   - Этот старый друг... Хэллек, он не может быть предателем?
   - Только не Гурни! - ответила Джессика.
   Эти два слова заключали в себе очень многое, и Чани увидела  за  ними
поиски, сомнения, воспоминания о старых ошибках...
   Чани выпрямилась и поправила платье цвета пустыни.
   - Отведите меня к нему!
   Джессика встала и сквозь занавеси на левой стене вышла из комнаты.
   Чани последовала за ней и оказалась в помещении, которое служило кла-
довой. Пол лежал у дальней стены на походных подушках. Единственный гло-
углоб над его головой освещал его лицо.
   Чани подавила желание броситься вперед, рухнуть на колени возле него.
Вместо этого она обратилась мыслями к сыну, маленькому Лето. В это мгно-
вение она поняла, что и Джессика однажды пережила подобное: когда смерть
угрожала ее мужу, она переключилась на мысли о своем юном сыне.  Осознав
это, Чани ощутила тесную связь между собой и старшей женщиной. Она  про-
тянула руку и вложила ее в руку Джессики. Ответное пожатие было до  боли
крепким.
   - Он жив, - поспешила успокоить ее Джессика. - Уверяю тебя,  он  жив.
Но нить его жизни так глубоко спрятана,  что  ее  можно  не  распознать.
Кое-кто из вождей уже шепчется по углам, что во мне говорит только мать,
а не Преподобная мать, что мой сын давно мертв, а  я  не  хочу  отдавать
племени его воду.
   - Сколько времени он находится в таком состоянии? - спросила Чани.
   - Три недели. Всю первую неделю я прилагала отчаянные  усилия,  чтобы
оживить его. Были собрания... споры... расследования... Потом я  послала
за тобой. Федайкины повинуются мне, и все же не следует закрывать  глаза
на то, что... - Она провела языком по губам, наблюдая, как Чани  прибли-
жается к Полу.
   Чани стояла теперь над ним, глядя на мягкую юношескую бородку, обрам-
лявшую его лицо. Она проследила глазами  высокую  линию  бровей,  крупно
очерченный нос, закрытые глаза - черты, кажущиеся такими мирными в своей
неподвижности.
   - Как его кормят? - спросила Чани.
   - Требования его плоти настолько ничтожны, что он еще не нуждается  в
еде.
   - Многие ли знают о том, что с ним случилось?
   - Лишь ближайшие его советники, некоторые вожди, федайкины и, естест-
венно, тот, кто дал ему яд.
   - Кого вы подозреваете?
   - Расследование нежелательно.
   - Что говорят федайкины?
   - Они верят в то, что Пол находится в священном трансе, собирая  свои
святые силы перед решающей битвой. Я сама предложила такое объяснение.
   Чани опустилась на колени возле подушек и наклонилась к  самому  лицу
Пола. Она мгновенно почувствовала разницу в составе  воздуха  возле  его
лица... Это был всего лишь спайс, чей запах сопровождал каждый шаг  Сво-
бодных. И все же...
   - Вы не были рождены для спайса, подобно нам, - сказала  Чани.  -  Вы
исследовали возможность того, что его тело воспротивилось повышенной до-
зе спайса?
   - Все реакции на аллергию отрицательные, - сказала Джессика. Она зак-
рыла глаза, внезапно ощутив неимоверную усталость.
   "Сколько ночей я провела без сна? - спросила она себя.  -  Не  помню,
когда я спала последний раз".
   - Когда вы изменяли Воду Жизни внутри себя, - напомнила ей Чани, - вы
опирались на знание своего внутреннего мира. Использовали ли вы это зна-
ние, когда проверяли его кровь?
   - Нормальная кровь Свободного, полностью приспособленная  к  местному
рациону и условиям жизни.
   Чани села на корточки и, преодолевая страх, начала изучать лицо Пола.
Она научилась этому, наблюдая за Преподобной матерью. Время  можно  было
направить на служение разуму. Ее лицо выражало предельную  сосредоточен-
ность.
   - Здесь есть Создатель? - спросила Чани.
   - Есть, - ответила Джессика. - В такие дни мы не можем обходиться без
них: каждая победа требует благословения; каждая  церемония  перед  рей-
дом...
   - Но ведь Пол Муаддиб не любит церемоний.
   Джессика устало кивнула, вспомнив, как чувства сына восставали против
спайсового одурманивания и того состояния, которое оно за собой влекло.
   - Как ты об этом узнала? - спросила Джессика.
   - Из разговоров.
   - Слишком много болтовни, - недовольно проворчала Преподобная мать.
   - Достаньте мне сырой воды Создателя!!
   Джессика оцепенела, уловив в голосе Чани повелительные интонации; по-
том она заметила предельную собранность молодой женщины и  распорядилась
послать за водой.
   Чани сидела, не сводя глаз с Пола.
   "А что, если он попытался сделать это, - подумала она. - Он мог попы-
таться..."
   Джессика опустилась на колени подле Чани и  протянула  ей  кувшин.  В
ноздри Чани ударил сильный запах спайса. Она окунула в жидкость палец  и
поднесла его к носу Пола. Потом она провела смоченным в  спайсе  пальцем
по его верхней губе. Ноздри юноши затрепетали.
   Джессика затаила дыхание.
   - Что ты делаешь? - шепотом спросила она.
   - Тише!.. - сказала Чани. - Вы должны преобразовать  небольшое  коли-
чество Воды. Быстрее!
   В тоне голоса Чани слышалось знание, не спрашивая больше  ни  о  чем,
Джессика поднесла кувшин ко рту и сделала небольшой глоток.
   Глаза Пола открылись. Он смотрел прямо на Чани.
   - Ей совсем необязательно изменять Воду Жизни, - голос его  был  сла-
бым, но твердым.
   Джессика, держа жидкость во рту, почувствовала, как ее тело  напряга-
ется, почти автоматически преобразуя наркотик. В том состоянии озарения,
что всегда влекла за собой эта процедура, она ощутила, что от Пола исхо-
дит свечение Жизни. Все ее чувства отметили это.
   И в это мгновение она поняла:
   - Ты пил Священную воду!
   - Совсем немного, - сказал Пол. - Одну каплю...
   - Как ты мог сделать такую глупость? - сурово спросила мать.
   - Он - ваш сын, - ответила за него Чани.
   Джессика метнула на нее уничтожающий взгляд.
   Теплая, всепонимающая улыбка тронула его губы.
   - Слушай, что говорит моя любимая, - сказал он. -  Слушай  ее,  мама.
Она знает...
   - То, что могут другие, может и он, - сказала Чани.
   - Когда капля была у меня во рту, когда я ощутил ее вкус и  запах,  я
понял, что она со мной делает, и я понял, что могу сделать то, что  сде-
лала ты, - сказал он. - Ваши проекты Бене Гессерит  говорят  о  Квизатце
Хедерахе, но они никогда не отгадают, во скольких местах я  побывал.  За
несколько минут я... - он резко оборвал себя и озадаченно  посмотрел  на
Чани. - Как ты здесь очутилась? Ты должна быть... Почему ты здесь?
   Он попытался приподняться на локтях. Чани мягким движением остановила
его:
   - Прошу тебя, Узул!
   - Я чувствую ужасную слабость, - сказал он и обвел взглядом  комнату.
- Сколько времени я здесь?
   - Три недели ты находился в состоянии глубокого  беспамятства,  жизнь
едва теплилась в тебе.
   - Но ведь... я выпил ее одно мгновение назад и...
   - Одно мгновение для тебя - три недели страха для меня,  -  с  укором
произнесла Джессика.
   - Это была одна лишь капля, но я преобразовал ее, - сказал Пол.  -  Я
изменил Воду Жизни.
   И прежде чем его успели остановить, он окунул палец в стоящий на полу
кувшин, поднес руку ко рту и слизнул жидкость.
   - Пол! - вскричала в испуге Джессика.
   Глядя на нее с застывшей улыбкой, он схватил ее за руку,  и  она  по-
чувствовала, как его знание вливается в нее. Воссоединение не было таким
мягким, полным и последовательным, как с Алией или со старой Преподобной
матерью, тогда, в пещере... но это было воссоединение, чувство слияния с
другим существом. Оно потрясло ее, ослабило, и она, полная страха  перед
ним, внутренне съежилась.
   А он сказал:
   - Ты говорила о месте, куда не можешь войти, которое не  смогла  уви-
деть Преподобная мать, - укажи мне его.
   Она покачала головой, придя в ужас при одной только мысли об этом.
   Он повторил приказание, и она не смогла ему противостоять.  Подстеги-
ваемая его сверхъестественной силой, она закрыла глаза и сосредоточилась
на своем внутреннем "Я" - там, где была темнота.
   Сознание Пола хлынуло в нее, через нее и устремилось в темный участок
ее сознания. Место это смутно мелькнуло перед ней, прежде чем она с ужа-
сом отпрянула прочь. Не сознавая почему, все ее существо испугалось  то-
го, что она увидела: место, где дует ветер и мерцают искорки, где  замы-
каются и размыкаются круги света, где белые силуэты плавают вокруг  све-
товых пятен, направляемые темнотой и ветром, дующим ниоткуда.
   Потом она открыла глаза и увидела, что Пол пристально  смотрит  ей  в
лицо. Он все еще держал ее за руку, но таинственная связь  исчезла.  Пол
отпустил ее руку, и ей показалось, что у нее вышибли опору  из-под  ног.
Она покачнулась и непременно бы упала, не подоспей Чани ей на помощь.
   - Преподобная мать! - встревожилась Чани. - Что с вами!
   - Так... - прошептала она. - Просто я устала.
   - Садитесь сюда. - Чани помогла Джессике опуститься на подушки у сте-
ны.
   Прикосновение сильных молодых рук подействовало на Джессику  успокаи-
вающе. Она прильнула к Чани,
   - Он действительно видел Воду Жизни? - спросила  Чани,  высвобождаясь
из ее объятий.
   - Он видел... - прошептала Джессика. Разум ее  все  еще  находился  в
смятении после испытанного его слияния.
   Она чувствовала себя как человек, очутившийся на берегу после долгого
плавания по бурному морю. Она ощущала  внутри  себя  старую  Преподобную
мать, все в ней проснулось и вопрошало: "Что это было? Где находится это
место?"
   И над всем этим ширилось понимание того, что ее сын -  Квизатц  Хеде-
рах, тот, что может быть во многих местах одновременно. И мысль  эта  не
давала ей покоя.
   - Что случилось? - с тревогой допытывалась Чани.
   Но Джессика лишь покачала головой.
   Пол сказал:
   - В каждом из нас есть древняя сила, которая дает,  и  древняя  сила,
которая берет. Человеку нетрудно заглянуть туда, где в нем сосредоточена
берущая сила, но для него почти невозможно заглянуть в силу  дающую,  не
изменив себя на что-либо другое, нежели мужчину. У женщин есть ограниче-
ния.
   Джессика подняла голову и увидела, что Чани, слушая Пола, не спускает
с нее глаз.
   - Ты поняла меня, мама? - спросил Пол.
   Она лишь слабо кивнула в ответ.
   - Эти заключенные в нас свойства настолько древние,  что  внедрены  в
каждую клетку нашего тела. Мы сформированы этими силами. Вы можете  ска-
зать себе: "Да, я понимаю, что может означать подобное". Но  заглянув  в
себя и оказавшись перед лицом ничем не прикрытой жизненной силы, вы уви-
дите опасность. Вы увидите, что она может возобладать над вами. Величай-
шая опасность для Дающего - сила, которая  берет.  Величайшая  опасность
для Берущего - сила, которая дает. И дающее и берущее легко может  пере-
весить противоположное начало.
   - А ты, мой сын, - спросила Джессика, - тот ли ты, кто дает, или тот,
кто берет?
   - Я - точка опоры, - ответил он. - Я не могу дать без того, чтобы  не
взять, и я не могу взять без того... - Он осекся, глядя на стену справа,
- ...здесь был Отейм. Он слушал.
   Чани щекой ощутила сквозняк и повернулась, чтобы взглянуть на занаве-
си.
   Внимая его словам, Чани ощутила в себе озаренность, которая так часто
посещала Пола, и она увидела то, что будет, как будто оно уже было  ког-
да-то. Отейм сейчас пойдет и расскажет о том, что видел  и  слышал.  Ос-
тальные станут разносить его слова по всей планете, пока они не запылают
над ней огнем. Пол Муаддиб не похож на других людей, скажут они. В  этом
нет больше никаких сомнений. Он - мужчина, и все же он видит сквозь Воду
Жизни так, как это делает Преподобная мать. Он - истинный Лизан ал-Гаиб.
   - Ты видел будущее. Пол, - сказала Джессика. - Ты не расскажешь нам о
том, что видел?
   - Не будущее, - ответил он. - Я видел настоящее. - Он  заставил  себя
сесть и жестом остановил Чани, пытавшуюся ему помочь. - Пространство над
Арраки заполнено кораблями Союза.
   Уверенность в его голосе заставила Джессику вздрогнуть.
   - Здесь сам падишах-император, - продолжал Пол, глядя на каменный по-
толок комнаты, - со своей любимой Предсказательницей правды и пятью  ле-
гионами сардукаров. Здесь старый барон Владимир Харконнен с Зуфиром  Ха-
ватом и семью кораблями, набитыми всеми рекрутами, каких только  он  мог
набрать. Над нами представители всех Великих домов, и все они ждут.
   Чани покачала головой, не будучи в состоянии отвести  взор  от  Пола.
Его непривычно монотонный голос, его взгляд, направленный как бы  сквозь
нее, - все наполняло ее благоговением.
   Джессика судорожно глотнула воздух:
   - Чего же они ждут?
   Пол посмотрел на нее.
   - Разрешения Союза на приземление. Союз выбросит с Арраки любую силу,
которая приземлится без его разрешения.
   - Значит, Союз нас защищает? - не поняла Джессика.
   - Защищает?! Союз сам и затеял все это. Именно он растрезвонил  везде
о том, что мы здесь делаем. И это он снизил цену за перевозку настолько,
что даже бедные Дома примчались сюда, чтобы нас ограбить.
   Джессика отметила отсутствие горечи в его тоне и удивилась этому. Его
слова не вызвали в ней сомнений - они несли в  себе  силу,  которую  она
увидела в нем в ту ночь, когда он открыл тропу в будущее, что привела их
к Свободным.
   Пол глубоко вздохнул:
   - Ты должна изменить для нас некоторое количество Воды  -  она  нужна
как катализатор. А ты, Чани, вели выслать разведчиков на поиски приспай-
совых масс. Вы знаете, что произойдет, если мы расположим над приспайсо-
выми массами некоторое количество Воды Жизни?
   Джессика взвесила его слова и внезапно проникла в их смысл.
   - Пол?! - Она задохнулась.
   - Получится Вода смерти. Произойдет цепная реакция.  Будет  уничтожен
весь спайсовый жизненный цикл, включая детенышей Создателей. - Пол  ука-
зал вниз, под ноги. - Арраки станет пустынной планетой, без спайса и без
червей.
   Чани, сраженная этим богохульством, зажала себе рот рукой.
   - Тот, кто может уничтожить нечто, обладает  истинным  контролем  над
этим нечто, - твердо проговорил Пол. - Мы можем уничтожить спайс.
   - Что останавливает руку Союза? - шепотом спросила Джессика.
   - Они ищут меня, - сказал Пол. - Задумайся над этим. Великолепные на-
вигаторы Союза, люди, которые могут видеть - сквозь Время - самые  безо-
пасные пути для своих скоростных хайлайнеров, - все они ищут  меня...  и
не могут найти. Они боятся: они знают, что их тайна у меня вот здесь!  -
Пол вытянул сжатый кулак. - Без спайса они слепые!
   - Ты сказал, что видишь настоящее! - подала голос Чани.
   Пол снова лег, исследуя растянувшееся во времени настоящее, его  гра-
ницы, уходящие в прошлое и будущее. Ему с  трудом  удавалось  удерживать
ясность видения, ибо спайсовое озарение покидало его.
   - Иди и делай, как я велел, - сказал он Чани.  -  Будущее  становится
запутанным, как для Союза, так и для меня. Границы видения сужаются. Все
сосредоточивается здесь, где есть спайс и куда они раньше  не  осмелива-
лись вторгаться - это означало бы потерю того, без  чего  они  не  могут
обойтись. Теперь они в отчаянии: все дороги ведут в темноту.


   И настал день, когда Арраки оказалась в центре внимания  Вселенной  и
все было готово к действию.
   Принцесса Ирулэн.
   Пробуждение Арраки.

   - Посмотрите-ка на это чудо техники! - прошептал Стилгар.
   Пол лежал подле него на горном отроге,  на  верхней  кромке  Защитной
стены, глядя в окуляр телескопа.  Маслянистые  линзы  были  нацелены  на
звездный лихтер, вырисовывающийся в предрассветных сумерках в долине под
ними. Неяркие солнечные лучи играли на металлической обшивке  той  части
корабля, что смотрела на восток, хотя на противоположном его борту иллю-
минаторы все еще желтели светом глоуглобов. За кораблем лежал  холодный,
будто застывший под северным солнцем Арракин.
   Пол знал, что не сам лихтер привлек внимание  Стилгара.  Его  удивило
причудливое многоэтажное сооружение, имеющее форму шара, центром которо-
го был лихтер, а радиус составлял не менее тысячи метров. На нем прибыли
сардукары во главе с Его императорским величеством падишахом-императором
Шаддамом Четвертым.
   Распластавшийся слева от Пола Гурни удивленно проговорил:
   - Я насчитал девять этажей. Сколько же там сардукаров?
   - Пять легионов, - отозвался Пол.
   - Светает, - прошептал Стилгар. - Нам не нравится, что ты так выстав-
ляешь себя напоказ, Муаддиб. Давайте вернемся в скалы.
   - Я здесь в полной безопасности.
   - Корабль снабжен огнеметным оружием, - заметил Гурни.
   - Они верят в то, что мы защищены защитными полями, - сказал  Пол.  -
Они не стали бы расходовать энергию на три неопознанные фигуры, даже ес-
ли бы и заметили нас.
   Пол направил телескоп на дальний берег впадины,  разглядывая  хребты,
покрытые воронками, наклонные платформы, отмечавшие места, которые стали
могилами для многих солдат его отца. На мгновение ему вдруг  почудилось,
будто тени этих людей смотрят сейчас на  происходящее.  Форты  и  города
Харконненов по ту сторону защищенных земель находились в руках Свободных
или были отрезаны от источников продовольствия, как растения от  корней,
обреченные на высыхание. Лишь эта впадина и этот город оставались в  ру-
ках врага.
   - Если они увидят нас, то могут попытаться достать нас с  топтера,  -
сказал Стилгар.
   - Пусть попробуют. Мы умеем поджигать топтеры. И мы знаем, что надви-
гается шторм.
   Пол направил телескоп на дальний край арракинского посадочного  поля,
где стояли в ряд фрегаты Харконнена, а над ними, на флагштоке, трепетало
на ветру знамя компании СНОАМ. И он подумал об  отчаянной  акции  Союза,
позволившего этим двум группам приземлиться, в то  время  как  остальные
были в резерве. Союз уподобляется человеку пустыни,  пробующему  пальцем
температуру песка, прежде чем раскинуть палатку.
   - Есть ли там что-нибудь интересное, чего мы не знаем? - спросил Гур-
ни. - Нам лучше бы забраться в укрытие. Надвигается буря.
   Пол снова перенес внимание на гигантское сооружение.
   - Они захватили с собой даже своих женщин, слуг и  лакеев,  -  сказал
он. - Ай-яй-яй, дорогой мой император! До чего же вы самоуверенны!
   - По тайному ходу кто-то идет, - сказал Стилгар.  -  Это  могут  быть
Отейм и Корба.
   - Хорошо, Стил, - уступил наконец Пол. - Мы возвращаемся.
   Однако он еще раз посмотрел в телескоп, изучая  равнину,  заполненную
кораблями, многоярусное сооружение, молчаливый  город,  фрегаты  харкон-
ненских наемников. Затем он скользнул за обломок скалы. Его место у  те-
лескопа занял часовой-федайкин.
   Пол спустился в узкую впадину, находящуюся  на  поверхности  Защитной
стены. Углубление это было тридцати метров в диаметре и около трех  мет-
ров глубиной - естественная впадина, которую Свободные скрывали от  вра-
гов. В отверстии на правой стене впадины  громоздились  коммуникационные
приборы. Часовые федайкины склонились над впадиной, ожидая  распоряжений
Муаддиба.
   Из отсека с коммуникационным оборудованием вышли двое и заговорили  о
чем-то с часовыми. Заметив это. Пол кивнул Стилгару.
   - Прими у них отчет, Стил.
   Стилгар отправился выполнять приказ. Пол прислонился спиной к камню и
замер в ожидании. Он увидел, что Стилгар отослал людей обратно  в  узкий
темный проход, и подумал о том, как длинен этот  тайный  ход,  сделанный
руками человека.
   Стилгар подошел к Полу.
   - Что же произошло столь важное, что нельзя было  прислать  силаго  с
запиской? - спросил его Пол.
   - Птиц берегут для битвы, - ответил Стилгар. Он посмотрел на коммуни-
кационное оборудование, потом снова на Пола.
   - Не стоит им пользоваться пусть даже с направленным лучом,  Муаддиб:
тебя могут найти по эмиссионному полю.
   - Скоро они будут слишком заняты для того, чтобы заниматься моими по-
исками, - усмехнулся Пол. - Что сообщили эти люди?
   - Наш любимец сардукар был отпущен близ Старой щели и  находится  те-
перь на пути к своему хозяину. Ракетный гранатомет и другие  метательные
установки на месте. Люди расположились так, как  ты  приказал.  Все  как
обычно.
   Пол посмотрел на своих людей поверх изогнутого  края  впадины  сквозь
фильтрованный свет, пропускаемый камуфляжным покрытием. Ему  показалось,
что время ползет слишком медленно.
   - Еще немного, и сардукары "просигналят" нашим дозорным  отрядам.  За
ними наблюдают?
   - Наблюдают, - сказал Стилгар.
   Гурни Хэллек, стоящий рядом с Полом, откашлялся:
   - Не лучше ли нам отправиться в безопасное место, мой господин?
   - Такого места нет, - ответил  Пол.  -  По-прежнему  ли  благоприятен
прогноз погоды?
   - Идет Великая прародительница бурь, - сказал Стилгар. - Разве ты  не
чувствуешь ее приближение, Муаддиб?
   - Да, что-то такое есть в воздухе, - согласился Пол.  -  Но  я  люблю
знать наверняка.
   - Буря будет здесь через час, - сказал Стилгар. Он кивнул  в  сторону
бреши, что смотрела в сторону имперского сооружения и фрегатов Харконне-
на. - Они тоже об этом знают. Ни одного топтера в небе, все привязано  и
прикреплено. Они получили прогноз погоды от своих друзей из космического
пространства.
   - Никаких вылазок не наблюдалось? - спросил Пол.
   - Ничего со времени посадки прошлой ночью, - ответил  Стилгар.  -  Им
известно о том, что мы здесь. Я думаю, они выжидают, выбирая время.
   - Время выбираем мы, - возразил Пол.
   Гурни посмотрел наверх и проворчал:
   - Если те нам позволят...
   - Та флотилия останется в космосе, - сказал Пол.
   Гурни с сомнением покачал головой.
   - У них нет выбора, - стоял на  своем  Пол.  -  Мы  можем  уничтожить
спайс. Союз не пойдет на такой риск.
   - Отчаявшиеся люди наиболее опасны, - заметил Гурни.
   - А разве мы не отчаявшиеся? - возразил Стилгар.
   Гурни бросил на него хмурый взгляд.
   - Ты не жил с мечтой Свободных, - сказал Пол. - Стил  думает  о  том,
сколько воды мы потратили на подкупы, сколько долгих лет провели в  ожи-
дании того времени, когда Арраки  вновь  станет  цветущей  планетой.  Он
не...
   - Уф-ф! - не выдержал Гурни.
   - Почему он так ироничен? - спросил Стилгар.
   - Он всегда ироничен перед битвой, - сказал Пол. -  Это  единственная
форма добродушного юмора, которую он может себе позволить.
   Злая усмешка медленно поползла по лицу Гурни, и  зубы  его  сверкнули
над подбородковыми зажимами стилсьюта.
   - Меня очень печалит мысль обо всех бедных  Харконненах,  которых  мы
отправим на небо без покаяния.
   Стилгар усмехнулся.
   - Он говорит как федайкин...
   - Гурни был рожден для отряда смерти, - сказал  Пол.  И  он  подумал:
"Пусть они занимают себя разговорами, пока не настала решающая  минута".
Он взглянул на отверстие в скале, потом перевел взгляд на Гурни  и  уви-
дел, что к воину-трубадуру вернулся его мрачный вид.
   - Беспокойство иссушает силу, - напомнил ему Пол его же  слова,  ска-
занные некогда на Каладане.
   - Мой герцог, основная моя забота -  это  атомное  оружие.  Если  ис-
пользовать его, чтобы проделать дыру в Защитной стене...
   - Союз не станет применять против нас атомное оружие, - сказал Пол. -
Они не осмелятся: мы можем уничтожить источник спайса, они не будут этим
рисковать.
   - Но есть и Закон, запрещающий...
   - Закон! - фыркнул Пол. - Страх, а не Закон мешает Великим домам  ис-
пользовать друг против друга атомное оружие. Язык Великой конвенции дос-
таточно ясен: "Использование атомного оружия против человечества  приве-
дет к уничтожению планеты". Мы же собираемся разрушить Защитную стену, а
не уничтожать людей.
   - Звучит слишком хорошо, чтобы быть убедительным аргументом,  -  про-
ворчал Гурни.
   - Те канительщики будут рады любому аргументу, - сказал Пол. - И  да-
вай окончим этот разговор!
   Пол сердился, спрашивая себя, действительно ли он так уверен  в  том,
что говорит. Он снова повернулся к Стилгару:
   - А как насчет горожан? Они решились?
   - Да, - неуверенно пробормотал Стилгар.
   - Что тебя смущает?
   - Я никогда не считал, что  горожанам  можно  доверять  полностью,  -
признался Стилгар.
   - Я сам когда-то был горожанином, - напомнил Пол.
   Стилгар замер. Краска смущения залила его лицо.
   - Муаддиб знает, что я имею в виду.
   - Я знаю, что ты имел в виду, Стил. Но человек  проверяется  не  тем,
что ты о нем думаешь, а тем, как он поступает на самом деле. Правда, они
еще не знают, как сбросить с себя путы, но мы их научим.
   Стилгар печально проговорил:
   - Привычки сильны, Муаддиб. В Долине скорби  мы  научились  презирать
поселян.
   Пол бросил взгляд на Гурни и увидел, что тот тоже изучает Стилгара.
   - Скажи нам, Гурни, почему сардукары выгнали горожан из их домов?
   - Старый фокус, мой господин: они хотят обременить нас беженцами.
   - Партизанская война так давно не практиковалась,  что  сильные  мира
сего забыли, как с ней бороться, - сказал Пол. - Сардукары  сыграли  нам
на руку: они увели для своих развлечений городских женщин украсили  свои
боевые штандарты головами сопротивлявшихся мужчин. Они посеяли ненависть
среди людей, которые в противном случае смотрели бы  на  грядущую  битву
как на крупный спор, не более... или же как на возможность поменять  од-
ного ставленника на другого. Сардукары вербовали воинов для нас и вместо
нас, Стилгар.
   - Горожане, видать, действительно доведены до отчаяния, -  согласился
Стилгар.
   - Их ненависть свежа и чиста, - сказал Пол. - Вот почему мы использу-
ем их в ударных отрядах.
   - Они устроят чудовищную резню, - согласился Стилгар.
   - Они будут бороться за каждый шанс, - продолжал Пол.  -  Они  знают,
что каждый убитый ими сардукар - на одного меньше для нас. У них  теперь
есть за что умирать. Они открыли в себе людей. Они пробудились.
   Наблюдатель у телескопа выкрикнул что-то неразборчивое. Пол повернул-
ся к отверстию в стене:
   - Что там такое?
   - Какая-то непонятная суматоха у этого чудовищного шатра, - пробормо-
тал наблюдатель. - Приехала из Римвол Вест наземная машина,  и  началось
такое, будто паук попал в гнездо куропатки.
   - Это прибыл наш пленный сардукар, - подсказал Пол.
   - Теперь они установили защитные поля вокруг лагеря, - доложил наблю-
датель. - Я вижу, как пляшет воздух у силового поля вокруг  склада,  где
они держат свой спайс.
   - Теперь им известно, с кем они имеют дело, - сказал Пол. - Пусть  же
харконненские твари трепещут при мысли о том, что Атридесы еще живы?
   Пол заговорил с федайкином у телескопа.
   - Следи за флагштоком на императорском корабле. Если на нем поднимет-
ся мой флаг...
   - Не поднимется, - вставил Гурни.
   Заметив хмурый и озадаченный вид Стилгара, Пол сказал:
   - Если император признает мои права на Арраки, он даст мне  знать  об
этом, подняв мой флаг. Тогда мы будем действовать по второму, направлен-
ному только против Харконненов, плану. Сардукары не станут вмешиваться и
предоставят нам самим решать свой спор.
   - Я не искушен в этих чужеземных фокусах, - сказал Стилгар. - Я  слы-
шал о них, но мне кажется невозможным, чтобы...
   - Здесь не требуется быть искушенным, - прервал его Гурни.
   - На мачте большого корабля поднимается новый флаг, - доложил  наблю-
датель. - Желтый... с черным и красным кругами посередине.
   - Тонкая работа! - сказал Пол. - Это флаг компании СНОАМ,
   - На остальных кораблях подняты такие же флаги, - добавил часовой-фе-
дайкин.
   - Я чего-то не понимаю, - недоуменно произнес Стилгар.
   - И правда, тонкая работа, - подтвердил Гурни. - Подними он флаг Хар-
конненов, ему пришлось бы изворачиваться,  объяснять,  что  это  значит.
Слишком много кругом наблюдателей. Но нет - он  поднимает  знамя  СНОАМ.
Этим он хочет сказать... - Гурни показал наверх, в пространство,  -  что
ему все равно, есть ли здесь Атридесы или нет.
   - Когда на Защитную стену налетит буря? - уточнил Пол.
   Стилгар посовещался с одним из своих людей и сказал:
   - Очень скоро, Муаддиб. Скорее, чем мы думали. Эта пра-пра-прабабушка
бурь, похоже, сильнее, чем можно было ожидать.
   - Это моя буря! - заявил Пол, видя, как по лицам слушающих его федай-
кинов разливается благоговейный трепет. - Хотя она  потрясет  весь  мир,
она не будет сильнее, чем я того желаю. Она полностью разрушит  Защитную
стену?
   - Очень похоже на то, - подтвердил Стилгар.
   Из дыры, что вела к тайному ходу, появился вестовой.
   - Сардукары и харконненский патруль отступают, Муаддиб, - сообщил он.
   - Они боятся, что в низину нанесет слишком много  песка  и  видимость
ухудшится, - сказал Стилгар. - Они считают, что и мы окажемся в таком же
положении.
   - Скажи канонирам, чтобы они установили прицелы до того, как снизится
видимость. Они должны отбить носы у каждого из этих кораблей, как только
буря разрушит защитное поле. - Он подошел к стене, поправил складку  ка-
муфляжного покрытия и посмотрел вверх. На фоне  темного  неба  были  уже
видны клубы коричневого песка. Пол сказал:
   - Начинай высылку наших людей вниз, Стил.
   - А вы разве не пойдете с нами? - спросил Стилгар.
   - Я немного побуду здесь, с федайкинами.
   Стилгар кивнул Гурни, подошел к отверстию в каменной стене и исчез во
тьме.
   - Взрыв, который должен уничтожить Защитную стену, я оставляю на  те-
бя, Гурни. Ты это сделаешь?
   - Сделаю.
   Знаком подозвав к себе лейтенанта-федайкина. Пол сказал:
   - А ты, Отейм, займись переброской патрулей с территории действия ог-
ня. Их нужно убрать оттуда, пока не разразился шторм.
   Лейтенант кивнул и последовал за Стилгаром. Гурни высунулся в щель  в
каменной стене и заговорил с человеком у телескопа:
   - Не выпускай из виду южную стену. Она не будет защищена до тех  пор,
пока мы не нанесем по ней удар.
   - Отправь силаго с сигналом о начале атаки, - приказал Пол.
   - По направлению к южной стене движется несколько  зеленых  машин,  -
сказал человек у телескопа. - Некоторые используют лучевое оружие, испы-
тывают его. Наши люди пользуются защитными полями, как ты приказал.  На-
земные машины остановились.
   В  наступившем  молчании  Пол  услышал  звук,  похожий  на   хлопанье
дьявольских крыльев, - это заявила о себе надвигающаяся буря. Песок  на-
чал сыпаться в их каменную чашу сквозь отверстия в покрытии. Порыв ветра
подхватил покрытие и унес его.
   Пол знаком велел федайкину влезть в укрытие и подошел к людям у  ком-
муникационного оборудования рядом с ведущим в туннель отверстием.  Гурни
держался поблизости от него.
   Пол наклонился к связистам.
   - Идет пра-пра-прабабушка бурь, Муаддиб, - сказал один из них.
   Пол посмотрел на темнеющее небо:
   - Гурни, сними с постов наблюдателей за южной стеной.
   Ему пришлось повторить свой приказ, перекрывая нарастающий шум  бури.
Гурни отправился выполнять распоряжение.
   Пол приладил лицевой фильтр и затянул капюшон стилсьюта.
   Гурни вернулся. Пол тронул его за плечо, указывая на триггер  взрыва-
теля, вделанного в туннель как раз над связистами. Гурни вошел в туннель
и положил руку на триггер, не сводя глаз с Пола.
   - Мы не передаем сообщений, - сказал связист рядом с Полом. - Слишком
много помех.
   Пол кивнул, глядя на стрелки часов. Потом он взглянул на Гурни,  под-
нял руку и снова обратился к часам. Стрелки закончили круг.
   - Давай! - крикнул Пол и опустил руку.
   Гурни повернул триггер взрывателя.
   Казалось, что целая секунда прошла до тех пор, пока они ощутили,  как
дрогнула под ними земля. К реву бури добавился грохочущий звук взрыва.
   Наблюдатель федайкин, держа под мышкой телескоп, появился рядом с По-
лом.
   - Защитная стена разрушена, Муаддиб! - закричал он. - Буря обрушилась
на них, и наша артиллерия начала обстрел.
   Пол подумал о том, как буря пролетает над долиной и стены песка,  не-
сущие в себе электрические заряды, разрушают силовые поля противника.
   - Буря! - закричал кто-то. - Надо уходить в укрытие, Муаддиб!
   Пол очнулся и почувствовал уколы песка на своих щеках.  "Свершилось!"
- подумал он. Положив руку на плечо связиста, он крикнул:
   - Оставь оборудование здесь - в туннеле есть все, что нужно! - Он по-
чувствовал, что его оттаскивают федайкины, сгрудившиеся вокруг  него.  В
молчании они втиснулись в устье туннеля, завернули за угол, в маленькое,
освещенное глоуглобом помещение, за которым открывался проход  в  другой
туннель.
   Там у аппарата связи сидел другой связист.
   - Очень много помех, - сказал он.
   Порыв ветра наполнил воздух вокруг них песком.
   - Закройте вход в туннель! - крикнул Пол. Наступившая внезапно тишина
показала, что его приказ выполнен.
   - Открыт ли еще проход в долину? - спросил Пол.
   Федайкин пошел посмотреть и, вернувшись, доложил:
   - Взрыв разрушил небольшую скалу, но  инженеры  говорят,  что  проход
открыт. Его расчищают лазерными лучами.
   - Пусть пользуются своими руками, - сердито крикнул Пол. - Там,  вни-
зу, еще есть действующие поля.
   - Они очень осторожны, Муаддиб, - сказал человек, отправляясь,  одна-
ко, выполнять приказ.
   Мимо них, таща оборудование, прошли связисты.
   - Я велел им оставить аппараты, Муаддиб, - недовольно  проворчал  фе-
дайкин.
   - Сейчас люди дороже всего остального, - сказал Пол. - У  нас  больше
оборудования, чем нам может понадобиться  в  ближайшее  время,  а  может
быть, оно нам и вообще не понадобится.
   Гурни Хэллек подошел к нему и сказал:
   - Я слышал, что здесь говорили об открытом пути. Мы сейчас  находимся
близко от поверхности, мой господин. Не вздумали  бы  Харконнены  отомс-
тить.
   - Им сейчас не до мести, - возразил Пол. - Они только что обнаружили,
что у них нет полей и что они не могут покинуть Арраки.
   - Я принимаю сообщение, Муаддиб, - связист у приемника плотнее прижал
к ушам наушники. - Сколько помех! - Он начал записывать в лежащем  перед
ним блокноте, то и дело прерывая запись.
   Пол подошел к связисту, федайкины отступили в стороны, давая ему мес-
то. Он посмотрел на написанное и прочел:
   - "Налет... на сьетч  Табр...  схвачены...  Ллия  /пропуск/...  семьи
/пропуск/... мертвы... они /пропуск/ сына Муаддиба..."
   Связист растерянно мотнул головой.
   Пол поднял голову и встретил взгляд Гурни.
   - Сообщение искажено, - сказал Хэллек. - Помехи... Ты знаешь, что...
   - Мой сын умер, - сказал Пол и, говоря так, знал, что это  правда.  -
Мой сын умер, а Алию взяли заложницей. - Он ощущал внутри себя  страшную
пустоту, лишенную всяких чувств. Все, к чему он прикасался, несло в себе
смерть и скорбь. И это походило на болезнь, заразить которой он мог  всю
Вселенную.
   Он был способен ощущать мудрость старика, бесчисленные жизни  влились
в него, наполняя знанием и опытом. И кто-то будто посмеивался внутри не-
го, потирая руки.
   И Пол подумал: "Как же мало знает Вселенная о природе истинной жесто-
кости!"


   И Муаддиб встал перед ними и сказал: "Хотя мы и считаем пленную мерт-
вой, на самом деле она жива. Ибо ее семя есть мое семя, и ее голос  есть
мой голос.
   И она видит дальнейшие дали Возвышенного, в даль неведомую видит  она
и видит ее благодаря мне.
   Принцесса Ирулэн.
   Пробуждение Арраки.

   Барон Владимир Харконнен стоял, опустив  глаза,  в  приемной  падиша-
ха-императора. Он исподтишка изучал комнату со стальными стенами,  охра-
ну, членов домашнего отряда сардукаров, застывших у стены под  запятнан-
ными кровью и порванными в битве знаменами,  которые  были  единственным
украшением помещения.
   Голоса, доносившиеся справа, эхом отдавались в высоком проходе:
   - Дорогу! Дорогу Его императорскому величеству!
   Император Шаддам IV в сопровождении свиты вошел в приемную. Он  ждал,
пока подвезут трон, не обращая внимания ни на барона,  ни  на  кого-либо
другого из присутствующих.
   Барон обнаружил, что не может отвести взгляда от лица Его величества,
ища в нем объяснение столь  необычной  холодности.  Император  продолжал
стоять в ожидании - стройный, элегантный, одетый в серую форму сардукара
с серебряными и золотыми галунами. Его тонкое лицо и холодные глаза  на-
помнили барону давно умершего герцога Лето - тот  же  вид  дикой  птицы.
Только волосы у императора были не черными, а рыжими.
   Наконец трон внесли. Это было массивное кресло, вырезанное из единого
куска хагальского кварца, сиявшее голубоватым светом с мелькавшими в нем
желтыми искрами. Пажи подняли его на возвышение, где стоял император.
   Старая женщина в черном плаще-аба, в надвинутом на лоб капюшоне  мед-
ленно вышла из коридора и заняла место за троном, положив одну из  смор-
щенных рук на спинку трона. Ее лицо, выступающее из-под черного  капюшо-
на, походило на карикатурную ведьму - запавшие щеки и глаза, удивительно
тонкий нос.
   При виде ее барон едва сдержал дрожь: присутствие Преподобной  матери
Гайус Хэлен Моахим, Предсказательницы правды, указывало на важность этой
аудиенции. Барон отвел от нее глаза и начал изучать  свиту,  пытаясь  по
ней определить, в чем же дело. В нее входили два агента Союза - один вы-
сокий и толстый, другой низенький и толстый, оба с неживыми серыми  гла-
зами. Окруженная слугами стояла одна из дочерей  Императора,  Ирулэн,  о
которой говорили, что она обучена приемам Бене Гессерит и  предназначена
в Преподобные матери. Это была высокая белокурая девушка, с  прекрасным,
будто точеным лицом и зелеными глазами, глядевшими мимо  него  и  сквозь
него.
   - Дорогой мой барон!
   Император соизволил наконец его заметить. У него был  глубокий  бари-
тон, всеми оттенками которого он владел в совершенстве - он  мог  выска-
зать свое недовольство кем-то даже в приветствии.
   Барон низко поклонился, приблизился к трону и стал шагах в десяти  от
него.
   - Я явился по вашему вызову. Ваше величество!
   - По вызову! - хихикнула ведьма.
   - Прошу вас. Преподобная мать, - остановил ее император, однако улыб-
нулся замешательству барона.
   - Прежде всего вы должны мне сказать, куда вы отослали своего любимца
Зуфира Хавата.
   Барон метнул взгляд налево, потом направо,  кляня  себя  за  то,  что
явился сюда без охраны. Не то, чтобы его люди были  полезны  в  драке  с
сардукарами, но все же...
   - Итак? - спросил император.
   - Все эти пять дней он отсутствовал. Ваше величество, - барон  бросил
взгляд на агентов Союза, потом перевел его на императора.  -  Он  должен
был высадиться в стане этого божества Свободных, Муаддиба.
   - Невероятно! - сказал император.
   Одна из похожих на клешню рук колдуньи  легла  на  плечо  императора.
Нагнувшись вперед, она что-то шепнула ему на ухо.
   Император кивнул.
   - Так вы говорите, пять дней, барон?  И  вас  не  беспокоит  его  от-
сутствие?
   - Оно меня беспокоит. Ваше величество!
   Император продолжал внимательно вглядываться в его лицо.  Преподобная
мать снова хихикнула.
   - Я имел в виду. Ваше величество, - сказал барон, - что Хават  должен
умереть в течение нескольких ближайших часов. - И он рассказал  о  смер-
тельном яде и о необходимости противоядия.
   - Как это умно с вашей стороны! - одобрил император. - А где же  ваши
племянники - Раббан и юный Фейд-Раус?
   - Надвигается буря, Ваше величество, и я послал их проверить наши ук-
репления, поскольку Свободные могут пойти на штурм под прикрытием песка.
   - Укрепления, - повторил император. Слово получилось таким, как будто
он с отвращением выплюнул его. - Буря не придет сюда, в долину.  И  этот
сброд. Свободные, не пойдут на штурм, пока я  здесь  с  пятью  легионами
сардукаров.
   - Конечно нет. Ваше величество, - согласился барон, -  но  не  судите
строго ошибки, допущенные из-за излишней осторожности.
   - Вот как! - сказал император. - Не судите! Так, значит, я не  должен
спрашивать, почему все это арракинское  безобразие  так  долго  от  меня
скрывалось? И почему прибыли компании СНОАМ утекают через  эту  крысиную
дыру? И почему я был пешкой в этой дурацкой игре?
   Барон опустил глаза, напуганный гневом императора.  Деликатность  его
положения, при котором он становился в полную зависимость от конвенции и
от диктата Великих домов, смущала его. "Намерен  ли  он  убить  меня?  -
спросил себя барон. - Невозможно! Только не теперь, когда  здесь  собра-
лись все Великие дома и ждут лишь предлога, зацепившись за который,  они
смогут извлечь выгоду из беспорядков на Арраки".
   - Вы взяли заложников? - спросил император.
   - Это бесполезно. Ваше величество, - сказал барон. - Эти  сумасшедшие
Свободные служат панихиду по каждому, попавшему в  плен,  и  ведут  себя
так, как будто его уже нет в живых.
   - И что же?
   Барон медлил, бросая взгляды по сторонам и думая об окружающих его со
всех сторон металлических конструкциях. Все это несло на себе печать та-
кого умопомрачительного богатства, что даже барон испытывал чувство бла-
гоговения. "Он привез пажей и несчетное количество слуг, женщин и обслу-
живающий персонал: парикмахеров, дизайнеров - целый рой дворцовых  пара-
зитов. Подлизывающиеся, заискивающие, "терпящие лишения" вместе с  импе-
ратором... все они здесь затем, чтобы наблюдать, как он ведет это дело к
концу, иронизируя над дерущимися и делая кумиров из раненых".
   - Возможно, вам не удавалось находить нужных пленных, - сказал  импе-
ратор.
   "Ему что-то известно", - подумал барон. Страх так сильно сжал его же-
лудок, что невыносимой стала даже сама мысль о еде.  Но  чувство  страха
походило на голод, и он уже несколько раз балансировал  на  суспензорах,
готовый к тому, чтобы отдать нужные распоряжения о еде. Однако здесь  не
было никого, кто повиновался бы его приказаниям.
   - У вас есть какие-нибудь соображения  насчет  личности  Муаддиба?  -
спросил император.
   - Это, наверняка, один из умма, - сказал барон. - Свободный  -  фана-
тик, религиозный авантюрист, какие регулярно возникают на гребнях  циви-
лизации, как это известно Вашему величеству.
   Император бросил взгляд на свою Предсказательницу правды и снова  по-
вернулся к барону.
   - И больше об этом Муаддибе вы ничего не знаете?
   - Он - сумасшедший, - сказал барон. - Все Свободные - слегка помешан-
ные.
   - Сумасшедший?
   - Его люди идут в битву с его именем на устах; женщины бросают в  нас
своих детей и сами бросаются на ножи, открывая  мужчинам  путь.  Они  не
знают никаких... никаких приличий!
   - Ах, как это скверно! - пробормотал император, и от  барона  не  ус-
кользнула ирония в его голосе. - Скажи мне, мой дорогой барон,  обследо-
вали ли вы районы Арраки, лежащие у южного полюса?
   Барон вскинул глаза на императора,  пораженный  внезапным  изменением
темы.
   - Но... вы же знаете. Ваше величество, что вся эта территория  необи-
таема. Там хозяйничают ветер и черви. На тех широтах нет даже спайса.
   - Вы не получали сообщений о том, что со спайсовых лихтеров  замечали
полосы залежей?
   - Подобные отчеты поступали всегда. Некоторые из них  расследовались.
Много топтеров пропало без вести. Это обходится слишком дорого, Ваше ве-
личество. На юге Арраки люди долго жить не могут.
   - Вот как! - сказал император. Он щелкнул пальцами, и дверь,  находя-
щаяся за троном, открылась. Вошли два сардукара, которые  вели  за  руки
девочку лет четырех. На ней была черная аба с откинутым капюшоном.  Зас-
тежки стилсьюта свободно болтались у горла. Синие, как у Свободных, гла-
за твердо смотрели с нежного округлого личика. Она вовсе не казалась ис-
пуганной, и в ее взгляде было что-то такое, от чего  барон  почувствовал
беспричинную тревогу.
   Даже старая Предсказательница правды отпрянула, когда ребенок  прохо-
дил мимо нее. Старая колдунья была потрясена ее присутствием.
   Император откашлялся, намереваясь заговорить, однако ребенок опередил
его. Голосок у девочки был тонкий, по-детски шепелявый, но очень  отчет-
ливый.
   - Так, значит, это - он? - проговорила она. - Не очень-то  хорошо  он
выглядит, правда? Просто старый испуганный толстяк, слишком слабый, что-
бы удержать свое тело на ногах без помощи суспензоров.
   Подобное заявление из уст младенца прозвучало  настолько  неожиданно,
что барон молча воззрился на нее, потеряв от ярости дар речи.  "Что  это
за карлица?" - спросил он себя.
   - Дорогой мой барон, - сказал император, -  познакомьтесь  с  сестрой
Муаддиба.
   - С сестрой?! - барон повернулся к императору. - Я вас не понимаю.
   - Я тоже иногда ошибаюсь "из-за излишней осторожности", - буркнул им-
ператор. - Мне сообщили, что ваши необитаемые районы хранят следы  чело-
веческой деятельности.
   - Но это невозможно! - запротестовал барон. - Там черви... такие пес-
ки...
   - Похоже на то, что эти люди умеют избегать червей, - сказал  импера-
тор.
   А девочка, усевшись на край помоста у подножия трона, свесила ноги  и
начала болтать ими, совершенно не обращая внимания  на  окружающих.  Она
казалась очень уверенной в себе.
   Барон, не отрываясь, смотрел на эти болтающиеся ножки, на колышущийся
край плаща, на сандалии, мелькающие под ним.
   - К сожалению, - сказал император, - я послал лишь пять  транспортных
самолетов с небольшим количеством людей, чтобы взять пленных,  пригодных
для допроса. Им едва удалось уйти  на  одном  самолете,  захватив  троих
пленных. Уверяю вас, барон, мои сардукары были просто ошеломлены  сопро-
тивлением, которое им оказали силы, состоящие из детей, стариков и  жен-
щин. Этот ребенок сражался в одном из атакующих отрядов.
   - Вот видите. Ваше величество! - воскликнул барон. - Теперь вы  види-
те, каковы они!
   - Я нарочно сдалась в плен, - проговорила девочка,  -  Я  не  хотела,
глядя в лицо моему брату, сообщить ему о том, что его сын убит.
   - Лишь сотне наших людей удалось уйти, - сказал император. - О  боже!
Вы слышали это?
   - Мы бы и их забрали, - сказал ребенок. - Если бы не огонь.
   - Мои сардукары использовали реакторы самолетов как огнеметы, -  ска-
зал император. - Они решились на это с отчаяния и только поэтому  смогли
уйти. Отметьте, мой дорогой барон, сардукары были вынуждены бежать в па-
нике от стариков, женщин и детей!
   - Мы должны бросить против них все наши силы, - выдохнул барон. -  Мы
должны уничтожить даже след...
   - Молчать! - прогремел император, подавшись вперед на своем троне.  -
Хватит злоупотреблять нашей добротой! Вы стоите здесь и клянетесь в сво-
ей невиновности...
   - Ваше величество, - перебила его Предсказательница правды.
   Он отмахнулся от нее.
   - Вы говорите, что вам неизвестно ни о жизни, которую мы там  обнару-
жили, ни об умении этих суперлюдей сражаться! -  Император  привстал  на
троне. - За кого вы меня принимаете, барон?
   Барон отступил на два шага, повторяя про себя: "Это Раббан! Это он во
всем виноват..."
   - И эта мнимая ссора с герцогом Лето, - промурлыкал император,  опус-
каясь на трон. - Как тонко вы все это состряпали.
   - Ваше величество, - умоляюще проговорил барон. - Вы...
   - Молчать!
   Старая Бене Гессерит положила руку на плечо императора и  начала  ему
что-то шептать. Ребенок, сидевший на возвышении, перестал качать ногой и
сказал:
   - Припугни его еще немножко, Шаддам. Мне не следовало бы  радоваться,
но уж слишком большое это удовольствие.
   - Спокойно, дитя, - сказал император. Он подался вперед, положил руку
на голову ребенка и посмотрел на барона. - Возможно ли это, барон? Може-
те ли вы быть таким простаком, каким полагает вас моя  Предсказательница
правды? Неужели вы не узнаете этого ребенка, дочь вашего союзника,  гер-
цога Лето!
   - Мой отец никогда не был его союзником, - сказал ребенок. - Мой отец
мертв, а эта старая скотина Харконнен никогда раньше меня не видел.
   Пораженный барон лишь молча таращил на нее глаза. Когда он обрел  дар
речи, он смог выдавить из себя лишь два слова:
   - Ты кто?
   - Я - Алия, дочь герцога Лето и леди Джессики,  сестра  герцога  Пола
Муаддиба, - сказал ребенок. Помогая себе  руками,  девочка  соскочила  в
зал. - Мой брат обещал насадить твою голову на древко своего знамени,  и
я думаю, ему это удастся.
   - Потише, дитя, - сказал император и откинулся на спинку трона.  Под-
перев голову руками, он внимательно изучал выражение лица барона.
   - Я не повинуюсь императорским приказам, - сказала Алия. Она  оберну-
лась и посмотрела на Преподобную мать. - Она знает.
   Император взглянул на свою Предсказательницу правды.
   - Что она имеет в виду?
   - Отвратительный ребенок! - сказала старуха. -  Ее  мать  заслуживает
такого наказания, какого еще никто не придумал. Самая мучительная смерть
слишком большое благо для этого ребенка и для той, что произвела  ее  на
свет. - Старуха ткнула пальцем в Алию. - Убирайся из моего разума!
   - Ты! - прошептал император.
   - Вы не понимаете этого, Ваше величество, - сказала старуха. - Не те-
лепатия. Эта тварь у меня в мозгу. Она одна из тех, кто дает мне  воспо-
минания. Они в моем сознании, во мне! Это невозможно, но это так!
   - А кто остальные? - требовательно спросил император. - Что за  чепу-
ха?
   Старуха выпрямилась и опустила руку.
   - Я слишком много сказала. Но самое главное заключается  в  том,  что
это вовсе не ребенок и что она должна быть уничтожена. Нас давно предуп-
реждали о возможности рождения подобного существа и учили, как этого из-
бежать, но одна из нас оказалась отступницей.
   - Ты - болтунья! - сказала Алия. - Ничего ты не знаешь,  а  болтаешь,
как глупая трещотка. - Алия глубоко вздохнула и закрыла глаза.
   Преподобная мать застонала и пошатнулась.
   Алия открыла глаза:
   - Космический несчастный случай - вот что это было. И ты тоже сыграла
в этом свою роль.
   Преподобная мать вытянула вперед руку, как бы отталкивая Алию.
   - Что здесь происходит? -  властно  спросил  император.  -  Дитя,  ты
действительно можешь передавать свои мысли в сознание других людей?
   - Не совсем... - сказала Алия. - Поскольку я рождена не так, как  вы,
я и думаю не так, как вы.
   - Убейте ее! - прошептала старуха и вцепилась руками в спинку  трона,
чтобы не упасть. - Убейте ее!!! - запавшие старые глаза метали молнии на
Алию.
   - Тише! - прикрикнул на нее император, продолжая изучать Алию. - Ска-
жи мне, дитя, ты можешь связаться со своим братом?
   - Мой брат знает, что я здесь, - заявила Алия.
   - Можешь ли ты сказать ему, что если он  капитулирует,  то  ты  оста-
нешься в живых?
   Алия улыбнулась ему с видом полнейшей невинности:
   - Я этого не сделаю!
   Барон шагнул вперед и встал рядом с Алией.
   - Ваше величество, - взмолился он. - Я ничего не знаю о...
   - Только посмей еще раз прервать меня, и ты навсегда  потеряешь  воз-
можность прерывать кого-либо и когда-либо. - Он вновь сосредоточил  вни-
мание на Алии, изучая ее сквозь полуопущенные веки. - Не сделаешь? А  ты
можешь прочитать в моих мыслях, что я сделаю с тобой, если  ты  меня  не
послушаешь?
   - Я уже сказала, что не могу читать мысли, но для того  чтобы  понять
твои намерения, телепатия не нужна.
   Император нахмурился.
   - Дитя, твоя болтовня бессмысленна. У меня нет  другого  выхода,  как
собрать все силы и привести эту планету в состояние...
   - Это не так-то просто, - сказала Алия. Она посмотрела на двух  людей
Союза. - Спроси лучше у них.
   - Идти против моих желаний - не самый лучший путь, -  сказал  импера-
тор. - Тебе не следовало бы отказывать в моей просьбе.
   - Мой брат идет, - сказала Алия. - Даже император не устоит перед Му-
аддибом, ибо на его стороне правда и небеса улыбаются ему.
   Император вскочил на ноги.
   - Эта игра зашла слишком далеко! Я захвачу твоего брата и сровняю эту
планету...
   Комната внезапно качнулась, и стены ее содрогнулись. Из-за трона,  из
того места, откуда вел проход к императорскому кораблю, внезапно  ударил
каскад песка. Внезапно возникшее покалывание кожи показало, что  зарабо-
тали генераторы поля на открытом месте.
   - Я же сказала: мой брат идет!
   Император встал перед троном и приложил к уху правую руку. Находящий-
ся в нем сервоприемник забормотал отчет о ситуации.
   Барон встал за спиной Алии. Сардукары заняли посты у выходов.
   - Мы возвращаемся в космическое пространство за подкреплением, - ска-
зал император. - Барон, примите мои извинения. Эти сумасшедшие  нападают
под прикрытием бури. Что ж, - он показал на Алию, - отдайте ее тело  бу-
ре.
   Едва он это проговорил, как Алия отпрянула в притворном ужасе.
   - Пусть буря возьмет то, что она может взять,  -  воскликнула  она  и
оказалась в руках барона.
   - Я поймал ее, Ваше величество, - завопил барон. - Я могу ее  уничто-
жить... А-а-а! - Он выпустил ее и вцепился в свою правую руку.
   - Извини, дед, - сказала Алия. - Ты встретился с Гомом Джаббаром  Ат-
ридесов. - Она выпрямилась, и из ее руки выпала темная игла.
   Барон упал на спину. Выпученными глазами он смотрел  на  царапину  на
правой руке.
   - Ты... ты... - он перекатился на бок  -  вздрагивающая  бесформенная
масса, поддерживаемая суспензорами в нескольких дюймах от пола, с болта-
ющейся головой и широко открытым ртом.
   - Эти люди - душевнобольные! - рявкнул император.  -  Быстро  на  ко-
рабль! Мы очистим эту планету...
   Что-то вспыхнуло слева от него. От стены в этом месте отлетел  светя-
щийся шар, и помещение заполнилось запахом горящей изоляции.
   - Поле! - закричал один  из  офицеров-сардукаров.  -  Они  уничтожили
внешнее поле!
   Его слова потонули в грохоте взрыва. Корабль  императора  задрожал  и
закачался.
   - Нашему кораблю отбили нос! - закричал кто-то.
   В комнате заклубилось облако пыли. Под ее прикрытием Алия вскочила  и
бросилась к наружной двери.
   Император круто обернулся и жестами приказал своим людям  идти  через
запасной выход, открывшийся в боковой части стоящего за троном корабля.
   - Наша позиция будет здесь! - крикнул он возникшему из пыли  сардука-
ру.
   Еще один удар потряс здание. Двойные двери распахнулись, и в  комнату
- вместе с песком и громкими криками - ворвался ветер.  На  мгновение  в
луче света мелькнула маленькая фигурка в черном плаще - рука Алии метну-
лась за ножом, чтобы, как учили ее Свободные, убивать Харконненов.  Сар-
дукары из домашней охраны с оружием наготове бросились сквозь  темно-зе-
леную завесу к проему и встали там полукругом, защищая императора.
   - Спасайтесь, сир! - закричал командир сардукаров. - Быстрее  на  ко-
рабль!
   Император стоял на помосте один, указывая  на  двери.  Сорокаметровая
секция металлического сооружения была в этом месте снесена, и дверь отк-
рывалась теперь прямо на кучи песка. По облаку пробегали  яркие  вспышки
электрических разрядов, вызванные столкновением защитных полей с  элект-
рическими разрядами бури. Долина была заполнена дерущимися людьми - сар-
дукарами и пригнувшимися, мечущимися фигурками в плащах, которые  возни-
кали будто прямо из бури.
   И все это походило на оправленную в раму картину, на которую указыва-
ла рука императора.
   Из клубов песка возникли огромные чудовищные  существа  -  сверкающие
туловища, молочно-белые кристаллические зубы в  разинутой  пасти...  Это
были песчаные черви, и на каждом из них - готовый к нападению отряд Сво-
бодных. Вонзая крючья в яростно шипящие существа.  Свободные  спрыгивали
на равнину, вступали в рукопашный бой, и плащи их развевались на  ветру,
как знамена.
   Впервые в истории Дом сардукаров испытал  благоговейный  страх  перед
нападением, в очевидность которого им было трудно поверить.  Однако  фи-
гурки, спрыгивающие со спин червей, были реальными мужчинами, и их  кин-
жалы, лезвия которых вспыхивали в свете молний, были знакомы сардукарам.
Когда воины императора поняли это, они кинулись в бой, и арракинская до-
лина огласилась воинственными кличами с той и другой стороны.  Это  про-
должалось до тех пор, пока лучшие из сардукаров не втиснули императора в
корабль, запечатав за собой дверь и приготовившись умереть  возле  него,
будто они были частью его защитного силового поля.
   В изумленной тишине корабля император внимательно оглядел лица  своих
приближенных. Глаза у всех были широко раскрыты - люди все еще не  могли
поверить в то, что произошло. Раскрасневшаяся от волнения старая  Предс-
казательница правды стояла, как черная тень, с надвинутым на лоб  остро-
верхим капюшоном. В поле зрения  императора  попали  выжидательные  лица
обоих представителей Союза - они были единственные из  всех,  кому  хоть
как то удалось сохранить присутствие духа. Тем не  менее  один  из  них,
тот, что был повыше ростом, держал руку у правого глаза, прикрывая  его.
Кто-то толкнул его под руку, и глаз стал виден. Человек этот потерял од-
ну из маскировочных контактных линз, и его широко раскрытый глаз оказал-
ся совершенно синим, даже иссиня-черным.
   Более низкий протиснулся поближе к императору и сказал:
   - Мы не могли знать как обернется дело.
   А его высокий спутник, снова закрыв глаз рукой, холодно присовокупил:
   - Но и этот Муаддиб тоже ведь не мог знать!
   Эти слова вывели императора из состояния шока. Он с  видимым  усилием
удерживал рвущиеся с языка бранные слова, поскольку  они  все  равно  не
достигли бы цели: единственное, на что был нацелен разум навигаторов Со-
юза, - это невозможность увидеть ближайшее будущее на этой равнине. Неу-
жели эти двое так зависят от своего дара, что потеряли  надобность  и  в
своих глазах, и в своем разуме? - дивился император.
   - Преподобная мать, - сказал он, - мы должны составить план.
   Она отбросила на спину капюшон и  немигающим  взором  посмотрела  ему
прямо в лицо.
   Взгляд, которым они обменялись, таил в себе полное взаимопонимание. У
них осталось одно оружие, и они знали какое: предательство.
   - Вызовите графа Фен ринга из его покоев, - сказала Преподобная мать.
   Падишах-император кивнул одному из своих приближенных, и тот поспешно
вышел, чтобы исполнить приказ императора.


   Он был воином и мистиком, великаном-людоедом и святым, хитрым  и  не-
винным, рыцарски-благородным и безжалостным, меньше чем Богом, но больше
чем человеком. Побуждения Муаддиба не поддаются измерению обычными стан-
дартами. В момент своего триумфа он видел уготованную ему смерть, но все
же принял представительство. Можете ли вы сказать, что он пошел  на  это
ради справедливости? Тогда какой справедливости? Помните, мы говорили  о
Муаддибе, который велел делать барабаны из кожи своих врагов; о  Муадди-
бе, который отрицал все, что давало ему его герцогское прошлое. Он отма-
хивался от него и говорил: "Я - Квизатц Хедерах, и этого  вполне  доста-
точно".
   Принцесса Ирулэн.
   Пробуждение Арраки.

   В вечер его победы Пола Муаддиба с  почетом  проводили  в  резиденцию
правителя Арраки, некогда занимаемую Атридесами. Здание оставалось в том
виде, в каком его оставил Раббан, не пострадало почти ничего, хотя  гра-
бители из города и побывали здесь. Часть мебели в главном холле была пе-
ревернута и разбита.
   Пол вошел через центральный вход,  сопровождаемый  Гурни  Хэллеком  и
Стилгаром. Эскорт прошел вперед, в большой холл,  навел  там  порядок  и
приготовил место для Муаддиба. Одна из групп  приступила  к  тщательному
обследованию дома, чтобы удостовериться в отсутствии ловушек.
   - Я вспоминаю день, когда мы с твоим отцом впервые вошли в этот  дом,
- сказал Гурни. - Мне тогда не понравилось это место, а сейчас оно  нра-
вится мне еще меньше. Любая из наших пещер была бы безопаснее.
   - Он говорит, как настоящий Свободный, - сказал Стилгар  и,  заметив,
что его слова вызвали на губах Муаддиба холодную усмешку, добавил: -  Ты
будешь переделывать этот дом, Муаддиб?
   - Это место - символично, - сказал Пол. - Здесь жил Раббан. Заняв его
место, я показал, кто победитель. Осмотрите  дом,  ничего  не  трогайте,
только убедитесь в том, что Харконнены не оставили здесь ни своих людей,
ни своих игрушек.
   - Как прикажешь, - сказал Стилгар и с явной неохотой  отправился  вы-
полнять приказание.
   В холл, таща за собой оборудование, торопливо вошли связисты и приня-
лись устраиваться возле массивного камина. Охрана  Свободных,  усиленная
оставшимися в живых федайкинами, занимала места вдоль стен  холла.  Люди
перешептывались, бросая вокруг подозрительные взгляды. Это место слишком
долго было для них враждебным, чтобы они так сразу к нему привыкли.
   - Гурни, пусть пошлют за моей матерью и за Чани, - сказал Пол. - Чани
уже знает о смерти сына?
   - Ей было послано сообщение, мой господин.
   - Создатели отведены из долины?
   - Да, мой господин. Буря почти улеглась.
   - Каков урон, причиненный бурей?
   - На посадочном поле и в хранилищах спайса - очень значительный.  Как
от битвы, так и от бури.
   - Я думаю, нет ничего, что не могло бы быть восстановлено  с  помощью
денег.
   - Кроме жизней, мой господин, - сказал Гурни, и в голосе  его  послы-
шался упрек, как будто он хотел сказать: "Давно ли Атридесы стали беспо-
коиться о вещах, когда в опасности люди?"
   Но Пол сосредоточил внимание на внутреннем видении и тех видимых  ему
дырах в стене времени, что все еще лежали на его пути. Сквозь каждую  из
таких дыр уносился вдаль по дорогам будущего джихад.
   Он вздохнул и прошел к замеченному у стены креслу. Когда-то оно стоя-
ло в столовой и, могло статься, служило его отцу.  Но  сейчас  оно  было
лишь предметом, который мог помочь ему одержать победу над усталостью  и
скрыть ее от окружающих.  Он  сел,  поправив  плащ  и  ослабив  застежку
стилсьюта у шеи.
   - Император все еще скрывается в останках своего  корабля,  -  сказал
Гурни.
   - Теперь его можно перевести сюда. Харконненов еще не нашли?
   - Все еще ищут среди мертвых.
   - Каков ответ с кораблей наверху? - он указал кивком головы на  пото-
лок.
   - Ответа еще нет, мой господин.
   Вздохнув и поудобнее устроившись в кресле. Пол сказал Хэллеку:
   - Приведи ко мне пленных сардукаров. Мы должны послать сообщение  на-
шему императору. Пришло время обсудить условия.
   - Да, мой господин.
   Гурни повернулся и сделал знак одному из федайкинов,  который  тотчас
же занял его место возле Пола.
   - Гурни, - прошептал Пол, - с тех пор как мы снова вместе, ты еще  ни
разу не вставил приличествующую случаю цитату. - Он посмотрел на Гурни и
увидел, что губы у того дрогнули в усмешке.
   - Как пожелаете, мой господин, - сказал Гурни.  Откашлявшись,  он  на
едином дыхании проговорил:
   - "И победа в тот день обернулась трауром для всех людей, ибо слышали
все люди, как король оплакивал своего сына".
   Пол закрыл глаза, вытесняя из памяти скорбь, заставляя ее  притихнуть
и ждать своего часа - так отложил он когда-то оплакивание  своего  отца.
Сейчас он сосредоточился на открытиях того дня - смешанные пути  будуще-
го, скрытое присутствие Алии внутри его "Я".
   Из всего, что дало ему временное видение, это было самым странным. "Я
восстала против будущего, чтобы поместить мои слова туда, где только  ты
можешь их услышать, - сказала Алия. - Даже ты не можешь  этого  сделать,
брат мой. Я открыла интересную игру. И... ах, да! Знаешь, я убила нашего
деда, сумасшедшего старого барона. Ему было совсем не больно".
   Тишина. Его чувство Времени показало, как она исчезла.
   - Муаддиб!
   Пол открыл глаза и увидел обрамленное черной бородой  лицо  Стилгара,
темные глаза, в которых еще сверкали отсветы битвы.
   - Вы нашли тело старого барона? - сказал им Пол.
   Все, кто находился рядом, умолкли, пораженные услышанным.
   - Как ты узнал? - прошептал Стилгар. -  Мы  нашли  его  тело  в  этом
странном металлическом сооружении императора.
   Пол им не ответил - он глядел на Гурни, вернувшегося в  сопровождении
двух Свободных, которые вели пленного сардукара.
   - Вот один из них, мой господин, - сказал Гурни. Он знаком велел  ох-
ране поставить пленного в пяти шагах от Пола.
   В глазах сардукара, отметил Пол, читалось изумление. Синий  кровопод-
тек тянулся от ноздри к уголку рта. Он  был  темноволос,  с  правильными
чертами лица - внешне типичный сардукар, но на его  порванной  форме  не
было знаков различия, если не считать золотых пуговиц с имперским  крес-
том и полуоторванного галуна на брюках.
   - Я думаю, что это офицер, мой господин, - сказал Гурни.
   Пол обратился к пленному:
   - Я - герцог Пол Атридес. Тебе это понятно, старина?
   Сардукар смотрел на него, не двигаясь.
   - Говори! - приказал Пол. - А не то твой император может  отправиться
к праотцам.
   Человек тупо моргнул и проглотил слюну.
   - Кто я такой? - возвысил свой голос Пол.
   - Ты - герцог Пол Атридес, - хрипло ответил человек.
   Он показался Полу уж слишком покорным, но ведь сардукары были  совер-
шенно не подготовлены к тому, что произошло в этот день. Они никогда  не
знали поражений, а это, считал Пол, могло нести в себе момент  слабости.
Он оставил эту мысль для дальнейшего развития во время своих тренировоч-
ных размышлений.
   - Я хочу, чтобы ты передал сообщение императору. -  И  он  заговорил,
облекая слова в старинную форму: - Я, Герцог Великого дома и родственник
императора, приношу клятву перед Конвенцией: "Если император и его  люди
сложат оружие и придут  сюда,  я  стану  охранять  их  жизнь,  как  свою
собственную! - Пол поднял левую руку так, чтобы сардукар мог  видеть  на
ней кольцо с герцогской печатью. - Клянусь этим кольцом!
   Сардукар облизнул губы и посмотрел на Гурни.
   - Да, - сказал Пол, - кто, кроме Атридесов, может полагаться на  пре-
данность Гурни Хэллека?
   - Я передам сообщение, - сказал сардукар.
   - Отведи его на передовой командный пост и отправь, - сказал Пол.
   - Да, мой господин, - Гурни кивнул охране, и они вышли.
   Пол снова повернулся к Стилгару.
   - Прибыли Чани и твоя мать, - сказал Стилгар. - Чани просила дать  ей
время, чтобы побыть одной со своим горем. Преподобная мать поднялась не-
надолго в тайную комнату, не знаю зачем.
   - Моя мать испытывает страшную тоску  по  планете,  которую  никогда,
возможно, не увидит, - сказал Пол. - Вода там падает с  неба,  а  расти-
тельность такая плотная, что сквозь нее трудно пробираться.
   - Вода с неба... - прошептал Стилгар.
   В это мгновение Пол увидел, как изменился Стилгар,  превратившись  из
наиба-Свободного в слугу Лизана ал-Гаиба, вместилище благоговения и пос-
лушания. Это было умаление человеческой личности, и Пол  почувствовал  в
нем холодное дыхание джихада.
   "Я видел, как друг превращается в почитателя", - подумал он.
   Ощущая свое одиночество. Пол оглядел комнату, отметив, какими точными
и торжественными стали в его присутствии стражи. Он чувствовал, что меж-
ду ними идет молчаливое, но очень важное соревнование - каждый  надеялся
на знак внимания со стороны Муаддиба.
   "Муаддиб, от которого исходит всяческая благодать... - подумал он,  и
эта мысль была самой горькой за всю его жизнь. - Они  чувствуют,  что  я
должен захватить трон. Но они не могут знать, что я делаю это для  того,
чтобы избежать джихада".
   Стилгар кашлянул и сказал:
   - Раббан тоже мертв.
   Пол кивнул головой.
   Охрана справа внезапно раздвинулась  в  стороны,  открыв  проход  для
Джессики. На ней была черная аба, и шла она так, как ходила  по  пескам,
но Пол отметил, как этот дом воскресил в ней воспоминания  о  тех  днях,
когда она была наложницей правящего герцога. В ней  чувствовалось  нечто
от прежней уверенности.
   Джессика остановилась перед Полом и посмотрела на него.  Она  ощутила
его усталость и то, как он ее прятал, но не нашла в  себе  сочувствия  к
нему. Она, казалось, утратила материнские чувства к своему сыну.
   Джессика вошла в большой холл, удивляясь тому, что место это не  свя-
зывается в ее воспоминаниях с чем-то своим. Оно  оставалось  чужим,  как
будто она никогда не проходила здесь с  возлюбленным  Лето,  никогда  не
спорила с пьяным Дунканом Айдахо - никогда, никогда, никогда...
   "Должно бы быть  словесное  выражение  для  понятия,  противостоящего
"адабу", требованию памяти, - подумала она.  -  Должно  быть  слово  для
обозначения тех воспоминаний, которые сами себя отрицают".
   - Где Алия? - спросила она.
   - Делает то, что в такое время должен делать каждый  ребенок  Свобод-
ных, - добивает раненых врагов и готовит их тела для отряда, освобождаю-
щего воду.
   - Пол!
   - Ты должна понять, что она делает это вне зависимости от своей  доб-
роты, - сказал он. - Разве не странно, что мы совсем не  понимаем  связи
скрытой внутри нас доброты и жестокости?
   Джессика не отводила глаз от сына, пораженная глубиной произошедших в
нем перемен. "Может быть, причиной тому смерть его ребенка?" - размышля-
ла она.
   - Люди рассказывают о тебе много странного. Пол.  Говорят,  будто  ты
наделен сверхъестественной силой и ничто не может укрыться от тебя; буд-
то ты видишь то, что скрыто от взора других, - проговорила Джессика.
   - Следует ли мне спрашивать о легенде Бене Гессерит? - спросил он.
   - Я замешана во все, к чему ты имеешь отношение, - согласилась она, -
но ты не должен ожидать от меня...
   - Как бы ты отнеслась к тому, чтобы прожить миллионы жизней? -  спро-
сил Пол. - Вот целое полотно, сотканное из легенд! Подумай о всеобъемлю-
щем познании, о мудрости, которую оно с собой несет. Мудрость ведь сдер-
живает любовь, не так ли? И она же несет в себе новую  форму  ненависти.
Как можешь ты определить, что такое  безжалостность,  пока  не  измеришь
глубину как жестокости, так и доброты? Тебе следует бояться меня,  мама.
Я - Квизатц Хедерах.
   У Джессики сперло дыхание.
   - Однажды, стоя передо мной, ты отрицал, что ты Квизатц Хедерах, -  с
трудом произнесла она.
   Пол покачал головой.
   - Теперь я не могу этого отрицать. - Он посмотрел ей прямо в глаза. -
С минуту на минуту сюда прибудет император со своими людьми. Встань под-
ле меня. Я хочу их ясно видеть - среди них моя будущая невеста.
   - Пол!.. - выдохнула Джессика. - Не повторяй ошибки, которую допустил
твой отец...
   - Она - принцесса, - сказал Пол. - Она - мой путь к трону, и это все,
чем она для меня будет когда бы то ни было. По-твоему, это - ошибка?  Ты
думаешь, что раз я являюсь тем, чем ты меня сделала, то не могу чувство-
вать жажды мщения?
   - Даже невинным? - спросила она и подумала: "Он не должен сделать  ту
же ошибку, которую сделала я".
   - Невинных больше нет!
   - Скажи это Чани... - Джессика указала на коридор,  ведущий  к  жилым
покоям.
   Чани шла по нему, направляясь к большому холлу. По обе стороны от нее
шли двое охранников, но она, казалось, не замечала их присутствия. Капю-
шон ее плаща и колпак стилсьюта были откинуты назад, лицевая маска  отс-
тегнута. Неуверенно ступая, она прошла через комнату  и  стала  рядом  с
Джессикой.
   Пол заметил следы слез на ее щеках. "Она дает воду мертвому". Он ощу-
тил, как скорбь сдавила ему грудь, однако у  него  было  такое  чувство,
будто он может испытывать ее только в присутствии Чани.
   - Он умер, любимый, - сказала Чани. - Наш сын умер...
   Держа свои чувства под строгим контролем, Пол встал.  Протянув  руку,
он коснулся лица Чани и ощутил влагу на ее щеках.
   - Его нельзя вернуть, - сказал Пол. - Но у тебя будут другие сыновья.
Это обещает тебе Узул. - Осторожно  отстранив  ее,  он  подозвал  знаком
Стилгара: - Император и его люди вышли  из  корабля.  Я  буду  ждать  их
здесь. Собери пленных в центре холла, на видном месте.  Пусть  стоят  на
расстоянии десяти метров от меня, если только я не отдам другое приказа-
ние.
   - Как прикажешь, Муаддиб!
   Стилгар отправился выполнять поручение, а Пол уловил  шепот  охранни-
ков:
   - Слышали?! Он знает! Никто ему не докладывал, но он знает!
   Снаружи послышался шум, сопровождающий приближение императорской сви-
ты. Сардукары, поддерживая свой боевой дух, напевали в такт шагам марше-
вые мелодии. Мимо охраны прошел Гурни Хэллек. На несколько секунд он за-
держался возле Стилгара и что-то сказал ему, потом подошел к Полу. Глаза
его хранили странное выражение.
   "Потеряю ли я и Гурни? - подумал Пол. - Так же, как потерял в Стилга-
ре друга, получив взамен почитателя".
   - Метательного оружия у них нет, - сказал Гурни. - Я убедился в  этом
лично. - Он оглядел Пола. - С ними Фейд-Раус. Может, отделить его от ос-
тальных?
   - Оставь так.
   - Среди них есть несколько людей Союза. Они требуют  особых  привиле-
гий, угрожая наложить на Арраки эмбарго. Я обещал передать тебе их  сло-
ва.
   - Пусть угрожают.
   - Пол! - прошептала за спиной Джессика. - Он ведь говорит о Союзе!
   - Я вырву у них клыки, - сказал Пол.
   И он подумал о Союзе - сила, настолько ограничившая свои усилия,  что
стала паразитом, неспособным существовать независимо от  жизни,  которая
их питала. Никогда они не осмеливались взяться за меч и теперь не  осме-
лятся. Они ограничили своих навигаторов спектральным предвидением и пос-
тавили их в зависимость от меланжа. Они могли бы захватить Арраки, когда
обнаружили свою ошибку. Но они не сделали этого. Они предпочли жить  се-
годняшним днем, надеясь на то, что море спайса, в котором они  купались,
произведет нового хозяина, когда умрет старый.
   Навигаторы Союза, наделенные ограниченным предвидением,  приняли  фа-
тальное решение: они всегда выбирали  ясный,  безопасный  курс,  который
непременно ведет вниз, к застою.
   "Пусть поближе посмотрят на своего нового хозяина", - подумал Пол.
   - Среди них Преподобная мать, Бене Гессерит, которая говорит, что она
друг твоей матери.
   - У моей матери нет друзей среди Бене Гессерит.
   Оглядевшись по сторонам, Гурни наклонился к самому уху Пола:
   - С ними Зуфир Хават, мой господин. У меня не было  возможности  уви-
деться с ним наедине, но пользуясь нашим старым кодом,  он  сказал  мне,
что работал с Харконненами только потому, что считал вас погибшим. Гово-
рит, чтобы его оставили с ними.
   - Ты оставил Зуфира с этими!..
   - Он сам этого хотел, и я подумал, что так будет лучше: так нам легче
его контролировать. И кроме того, у нас будет ухо в стане врагов.
   Пол вспомнил, что образы предвидения говорили ему о возможности  этой
минуты. Но была также одна временная линия, согласно которой Зуфир  пря-
тал отравленную иглу, ту, что  император  приказал  использовать  против
выскочки-герцога.
   Охрана у входа расступилась, образовав узкий коридор из  пик.  Шелест
одежд и шум шагов сделались явственнее.
   Император Щаддам IV ввел в холл своих людей. Его шлем-бурсег был  по-
терян, рыжие волосы спутаны. Левый рукав формы лопнул по шву. Он был без
пояса и без оружия, но ореол величия окружал его, точно  защитное  поле,
заставляя всех расступаться перед ним.
   Пики Свободных сомкнулись перед ним в том месте, на котором велел ос-
тановить его Пол. Остальные сгрудились вокруг - разномастная шушукающая-
ся толпа, напряженные лица.
   Пол обежал ее взглядом, увидел женщин со следами слез на щеках, лаке-
ев, привыкших радоваться победам сардукаров, а теперь раздавленных пора-
жением. Пол увидел по-птичьи яркие глаза Преподобной матери Гайус  Хэлен
Моахим, пристально глядевшие из-под черного капюшона, а  рядом  узкие  и
пронзительные глаза Фейд-Рауса Харконнена.
   Потом он посмотрел мимо Фейд-Рауса, привлеченный каким-то  движением,
и увидел узкое василискообразное лицо, никогда раньше им не  виденное  -
ни в предвидениях, ни наяву. Он чувствовал, что ему следовало  бы  знать
это лицо, и чувство это заключало в себе укол страха.
   "Почему я должен бояться этого человека?" - недоумевал он.
   Он наклонился к матери и прошептал:
   - Тот человек дьявольского вида, что стоит слева от Преподобной мате-
ри, - кто он?
   Джессика посмотрела в указанном направлении и узнала  лицо  из  досье
герцога.
   - Граф Фенринг. Генетический евнух и убийца.
   "Императорский мальчик на побегушках", - подумал  Пол.  И  мысль  эта
сковала его сознание своей неожиданностью, потому что императора он  ви-
дел в бесчисленных вариантах, цепью протянувшихся через возможное  буду-
щее, но никогда, ни разу, предвидение не показывало ему графа Фен ринга.
   И тогда Полу пришла в голову мысль о том, что он видел себя мертвым в
бесчисленных нитях временной паутины, но никогда не видел мгновения сво-
ей смерти.
   "Может быть, образ этого человека не посетил меня именно потому,  что
он - тот, кто меня убивает?" - подумал Пол.
   У него зародились дурные предчувствия. Он отвел взгляд  от  Фенринга,
разглядывая теперь оставшихся в живых  сардукаров,  солдат  и  офицеров,
подмечая в них боль поражения и отчаяние. И все же,  отметил  Пол,  были
среди них и другие лица, внимательные, придирчиво вглядывающиеся в  каж-
дую деталь обстановки холла - лица людей, строивших планы,  как  превра-
тить свое поражение в победу.
   Внимание Пола привлекла высокая белокурая  женщина,  зеленоглазая,  с
патрицианским лицом, классическим в своем совершенстве, не тронутое сле-
зами, совершенно не задетое горечью поражения. Пол, хотя ему и не  гово-
рили об этом, уже знал, кто она такая: принцесса по рождению, Бене  Гес-
серит по образованию, та, чье лицо являлось ему во многих видениях, дочь
императора - Ирулэн.
   "Вот мой путь", - подумал он.
   Потом он увидел Зуфира Хавата: все те же, отмеченные временем  черты,
губы в черных пятнах, согбенные плечи.
   - Там Зуфир Хават, - сказал Пол Гурни. - Пусть он встанет отдельно.
   - Но, сир... - начал было Хэллек.
   - Пусть он встанет отдельно, - повторил Пол.
   Гурни кивнул.
   Едва пики Свободных разомкнулись, Хават неуклюже двинулся вперед,  не
отрывая от Пола изучающего взгляда.
   Пол тоже сделал шаг вперед и почувствовал, как императора и его людей
охватило напряженное ожидание.
   Хават отвел глаза от Пола и сказал:
   - Леди Джессика, сегодня я понял, как несправедлив был к вам в  своих
мыслях. Я не заслуживаю прощения.
   Пол ждал, но его мать хранила молчание.
   - Зуфир, старый друг! - сказал Пол. - Как видишь, я не сижу спиной  к
двери.
   - У Вселенной много дверей, - возразил Хават.
   - Похож я на своего отца?
   - Больше смахиваешь на деда, - буркнул Хават. - У тебя его  манеры  и
тот же взгляд.
   - И все же я сын своего отца. Ибо я говорю тебе, Зуфир, что в  уплату
за годы твоей службы моей семье ты можешь теперь просить у меня все, что
пожелаешь. Абсолютно все. Если тебе нужна моя жизнь, Зуфир, она -  твоя!
- Пол сделал еще шаг вперед, держа руки по швам и следя за  тем,  как  в
глазах Хавата разгорается огонек понимания.
   "Он понимает, что я знаю о заговоре", - подумал Пол.
   Понизив голос до полушепота, так, чтобы только Хават мог его слышать,
Пол сказал:
   - Я говорю серьезно, Хават. Если ты намерен сразить меня, сделай  это
сейчас.
   - Я бы ничего не хотел, кроме как снова встать рядом с вами, мой гер-
цог, - проговорил Хават. И Пол только теперь заметил, что старик  делает
над собой неимоверные усилия, чтобы не упасть. Пол взял  его  за  плечи,
поддерживая, и почувствовал, как дрожат под его рукой мышцы Хавата.
   - Больно, старый друг? - спросил Пол.
   - Больно, мой герцог, - подтвердил Хават, - но радость сильнее  боли.
- Он повернулся в руках Пола и вытянул левую руку ладонью  кверху  -  по
направлению к императору. Между его пальцами блеснула крошечная игла.  -
Видите, Ваше величество? - спросил он. - Видите вашу предательскую иглу?
И вы думаете, что я, отдавший всю жизнь служению Атридесам,  причиню  им
сейчас зло?
   Старик задохнулся, и Пол вздрогнул, почувствовав  смерть,  излучаемую
обмякшим телом. Очень осторожно Пол опустил Хавата на пол, выпрямился  и
знаком велел охране унести его.
   Пока его приказ выполняли, в холле стояла ничем не нарушаемая тишина.
   На лице императора застыло выражение ожидания с оттенком страха,  ни-
когда неведомого императору.
   - Ваше величество, - сказал Пол и отметил удивленное  внимание,  про-
мелькнувшее на лице высокой принцессы. Произнесенное им слово было  под-
вергнуто тщательному анализу по методу Бене Гессерит, и от  нее  не  ус-
кользнула ни одна мельчайшая деталь презрительной  и  мрачной  интонации
голоса Пола.
   "Истая Бене Гессерит", - отметил Пол.
   Император откашлялся:
   - Возможно, мой уважаемый родственник полагает, что может действовать
сейчас,  как  ему  заблагорассудится.  Но  это  совершенно  не  отвечает
действительному положению вещей.  Вы  нарушили  Великую  конвенцию,  ис-
пользовав атомное оружие против...
   - Я использовал атомное оружие против естественной преграды в  пусты-
не, - сказал Пол. - Она находилась на моем пути, а я спешил на  свидание
с вами. Ваше величество, чтобы попросить объяснения  некоторых  странных
аспектов вашей деятельности.
   - Сейчас в космическом пространстве над планетой  находится  огромная
армия представителей Великих домов. Стоит мне сказать лишь слово...
   - Ах, да! - сказал Пол. - Я почти совсем забыл об этом. - Он принялся
оглядывать свиту императора, и когда в поле его зрения попали двое людей
Союза, он громко спросил у Гурни: - Это и есть агенты Союза, Гурни,  вон
те два толстяка?
   - Да, мой господин.
   - Вы двое! - сказал Пол, указывая на них. - Немедленно убирайтесь от-
сюда и передайте мое распоряжение о том, чтобы весь этот флот отправлял-
ся по домам. Впредь вы будете просить моего разрешения, прежде чем...
   - Союз не повинуется вашим приказаниям, - завопил  более  высокий  из
них. Он и его спутник ринулись мимо пик, поднятых по приказу  Пола.  Они
вышли вперед, и высокий сказал, глядя на Пола в упор.
   - Вы можете оказаться под эмбарго за ваш...
   - Если я услышу от вас еще какую-нибудь чепуху вроде этой, то прикажу
уничтожить весь спайс на Арраки - навсегда.
   Высокий агент опешил:
   - Вы сумасшедший? - спросил он, отступая назад.
   - Вы признаете, что сделать это в моей власти?
   Агент Союза одно мгновение тупо смотрел в пространство, потом сказал:
   - Да, вы могли бы это сделать, однако не сделаете.
   - Поня-а-тно... - протянул Пол. - Вы оба навигаторы Союза?
   - Да.
   Другой агент сказал:
   - Вы лишитесь дара предвидения, и все мы будем обречены на  медленную
смерть. Вы представляете, что значит оказаться лишенным  спайсовой  жид-
кости, когда она становится необходимой?
   - Глаз, что смотрит вперед, выбирая безопасный путь, закрывается нав-
сегда, - сказал Пол. - Союз больше ни на что не будет годен без  спайса.
Люди превратились бы в небольшие изолированные группки на  изолированных
планетах. Вы знаете, что я мог бы сделать это - от злобы или от скуки.
   - Давайте обсудим этот вопрос в частной беседе, - сказал высокий. - Я
уверен, что мы сможем прийти к компромиссному решению, которое...
   - Пошлите распоряжения вашим людям! Я  устал  от  этого  бесполезного
спора. Если тот флот, который кружит сейчас над нашими головами, не  бу-
дет отведен в самое ближайшее время, тогда отпадет необходимость в каких
бы то ни было переговорах вообще. - Он посмотрел на своего  связиста.  -
Можете воспользоваться нашей аппаратурой.
   - Вначале мы должны обсудить, - сказал высокий. - Мы не  можем  прос-
то...
   - Делайте то, что вам сказано! - загремел Пол. - Тот, кто может унич-
тожить нечто, сохраняет над этим нечто абсолютный  контроль.  Вы  должны
согласиться, что хозяин положения я. Мы здесь не для того, чтобы  торго-
ваться, обсуждать или искать компромиссы. Или вы подчиняетесь моим  при-
казаниям, или последуют немедленные меры!
   - Он говорит серьезно, - сказал более низкий  агент,  и  Пол  услышал
страх в его голосе.
   Они медленно направились к аппаратам связи Свободных.
   - Они подчинятся? - спросил Гурни.
   - У них узкое видение времени. Они  смотрят  вперед  и  видят  пустую
стенку, как наказание за свое непослушание. Каждый  навигатор  Союза  на
каждом из кораблей, что висят над нами, видит все ту же стенку. Они под-
чинятся.
   Пол обернулся к императору:
   - Когда они позволили вам взойти на императорский трон, они были уве-
рены в том, что спайс будет поступать бесперебойно. Вы обманули их  ожи-
дания. Ваше величество. Вы знаете, каково будет наказание?
   - Никто мне не позволял...
   - Прекратите валять дурака! - повысил голос Пол. - Союз  подобен  де-
ревне у реки. Ему нужна вода, но он может лишь черпать сколько ему  тре-
буется. Он не может перекрыть реку и взять ее под свой контроль,  потому
что это привлекло бы внимание к его действиям и в конечном итоге привело
бы к уничтожению реки. Спайсовый поток - его река, и я построил  на  нем
дамбу. Но моя дамба такова, что вы не можете уничтожить ее, не уничтожив
реку.
   Император провел рукой по рыжим волосам и посмотрел вслед агентам Со-
юза.
   - Этого боится даже ваша Предсказательница правды  Бене  Гессерит,  -
сказал Пол. - Преподобная мать может использовать  для  своих  трюков  и
другие яды, но как только начинаешь прибегать к помощи спайсового напит-
ка, остальные яды перестают действовать.
   Старая женщина плотнее запахнула черный плащ, пробилась сквозь  толпу
и остановилась перед самым барьером из пик.
   - Преподобная мать Гайус Хэлен Моахим, - сказал Пол. - Мы не виделись
очень давно, со времен Каладана, не так ли?
   Она посмотрела на его мать и сказала:
   - Да, Джессика, твой сын действительно нечто, я это вижу.  Даже  твоя
мерзостная дочь - недостаточное наказание за твое ослушание.
   Сдерживая холодную ярость, переполняющую все его существо.  Пол  ска-
зал:
   - Вы никогда не имели ни права, ни повода наказывать мою мать.
   Глаза старой женщины скрестились с его глазами.
   - Не пробуй на мне свои фокусы, ведьма! - сказал Пол. - Где  же  твой
Гом Джаббар? Попытайся заглянуть в тот участок сознания, куда ты еще  ни
разу не осмелилась заглянуть! Ты найдешь там квизатца хедераха,  взираю-
щего на тебя!
   Старая женщина опустила глаза.
   - Тебе нечего сказать?
   - Я приветствую тебя среди людей - только не запачкай их!
   Пол возвысил голос:
   - Посмотрите на нее, мои соратники! Это Преподобная мать Бене  Гессе-
рит, терпели вей тая из терпеливых. Она может ждать со  своими  сестрами
девяносто поколений, пока нужная комбинация генов не произведет на  свет
того, кто им нужен для их планов. Посмотрите на нее. Теперь  она  знает,
что девяносто поколений произвели наконец это лицо.  Вот  я  стою  перед
нею, но я... никогда... не буду подчиняться... ее приказаниям!
   - Джессика! - взвыла старуха. - Утихомирь его!
   - Утихомирьте его сами! - отрезала Джессика.
   Пол пристально посмотрел на старуху:
   - За твою роль во всей этой истории я с радостью велел бы  тебя  уду-
шить, - сказал он. - И ты не смогла бы избегнуть наказания! - Она окаме-
нела от гнева, слушая эти слова. - Но я думаю, что наказанием  для  тебя
будут годы жизни, в продолжение которых ты не сможешь ни прикоснуться ко
мне, ни заставить меня сделать самой простой вещи,  предписанной  вашими
планами.
   - Что ты наделала, Джессика! - завопила старуха.
   - Я дам вам только одно, - продолжал Пол. - Вы видели лишь часть  то-
го, что нужно расе, но как плохо вы это видели! Вы надеетесь держать под
контролем браки и зачатия, чтобы производить генетический отбор для  ва-
шего великого плана! Как же мало вы смыслите в том, что...
   - Ты не должен об этом говорить! - шикнула на него Преподобная мать.
   - Молчать! - рявкнул Пол. Казалось, что это слово соткано  из  ткани:
повинуясь воле Пола, оно будто повисло между ними в воздухе.
   Старая женщина отшатнулась. Лицо ее отражало замешательство,  вызван-
ное необычайной силой его внушения.
   - Джессика!.. - прошептала она. - Джессика...
   - Я помню твой Гом Джаббар, - сказал Пол. - Запомни же и  ты  мой:  я
могу убить тебя словом!
   Свободные, стоящие вдоль стен холла, понимающе  переглянулись.  Разве
не говорит легенда: "И слово его приносит смерть тем, кто  будет  проти-
востоять истине".
   Пол перевел взгляд на рослую принцессу, стоящую рядом с отцом-импера-
тором. Не сводя с нее пристального взгляда, он проговорил:
   - Ваше высочество, мы оба знаем путь, который может избавить  нас  от
затруднений.
   Император посмотрел на свою дочь, потом снова на Пола.
   - И ты смеешь? Ты! Авантюрист без роду, без племени...
   - Вы сами определили, кто я такой, - прервал его Пол. - "Мой  уважае-
мый родственник" - вот что вы сказали. Давайте прекратим эту бессмыслен-
ную ссору.
   - Я - твой император! - вскричал Шаддам.
   Пол посмотрел на людей Союза, стоящих у аппарата связи,  повернувшись
лицом к Полу. Один из них ответил на его взгляд кивком головы.
   - Я мог бы взять у вас власть силой.
   - Ты не посмеешь!.. - прошипел император.
   Пол выразительно посмотрел на него.
   Принцесса положила руку на плечо отца.
   - Отец, - сказала она, и голос ее был мягким и нежным, как шелк.
   - Не пробуй на мне свои фокусы, - сказал император и посмотрел на нее
в упор. - Ты не должна этого делать, дочь. У нас есть другие  возможнос-
ти, которые...
   - Но здесь есть человек, вполне достойный стать вашим сыном, - сказа-
ла она.
   Преподобная мать вновь обрела хладнокровие, пробилась к императору  и
что-то зашептала ему в самое ухо.
   - Она на твоей стороне, - сказала Джессика.
   Пол продолжал изучать златокудрую принцессу.
   - Это - Ирулэн, старшая дочь императора? - уточнил он у матери.
   Та утвердительно кивнула. Чани подошла к Полу и спросила:
   - Ты хочешь оставить меня, Муаддиб?
   Он посмотрел на нее непонимающе:
   - Оставить?! Ты теперь всегда будешь рядом со мной.
   - Нас ничто не связывает, - с трудом проговорила Чани.
   Несколько мгновений Пол молча смотрел на нее, потом сказал:
   - Всегда говори мне только правду, моя сихайя.
   Она хотела что-то ответить, но он приложил палец к ее губам:
   - То, что нас связывает, нерушимо.  А  теперь  обдумай  это  повнима-
тельней, так как я хочу видеть все происходящее в  этой  комнате  сквозь
призму твоей мудрости.
   Император и Предсказательница правды продолжали свой тихий, но жаркий
спор.
   Пол сказал матери:
   - Она напоминает ему, что возведение на трон Бене  Гессерит  является
частью их соглашения, а Ирулэн - одна из тех, кого они для этого  взрас-
тили.
   - Это входило в их планы?
   - А разве это не очевидно?
   - Признаки этого я вижу! - вскипела Джессика. - Целью  моего  вопроса
было напомнить тебе, что ты не должен учить меня тому, что я  сама  тебе
когда-то внушала.
   Гурни Хэллек, наклонившись к ним, сказал:
   - Напоминаю вам, мой господин, что среди этой банды есть Харконнен. -
Он кивнул в сторону Фейд-Раусса, прижатого к барьеру из пик. - Вон  тот,
слева, с колючими глазами. Самое дьявольское лицо,  какое  я  когда-либо
видел. Вы обещали мне однажды, что...
   - Благодарю тебя, Гурни, - сказал Пол.
   - Правда, это не барон... Но теперь, когда старик мертв, мне сгодится
и этот.
   - Ты можешь победить его в поединке, Гурни?
   - Мой господин сомневается?!
   - Тебе не кажется, мама, что спор между императором и  его  колдуньей
слишком затянулся?
   - Несомненно.
   Возвысив голос. Пол обратился к императору:
   - Ваше величество, есть ли среди ваших людей Харконнены?
   В том, как император обернулся и посмотрел на Пола, снова  проявилась
надменность монарха.
   - Я верю в то, что все, кто меня окружает, находится под защитой  ва-
шего герцогского слова.
   - Я лишь хотел узнать, - сказал Пол, - входит  ли  Харконнен  в  вашу
свиту или прячется там из трусости.
   - Любой, приглашенный в имперское собрание, является членом моей (БИ-
ТЫ, - уклончиво ответил император.
   - Я сдержу слово герцога - сказал Пол. - Но Муаддиб - другое дело. Он
может и не разобраться в таких тонкостях. Мой друг  Гурни  Хэллек  горит
желанием убить Харконнена. Если он...
   - Я требую канли! - вскричал Фейд-Раус. - Ты называешь  меня  трусом,
Атридес, а сам прячешься за женщинами и предлагаешь выставить против ме-
ня своего лакея!
   Старая Предсказательница правды что-то прошептала на ухо  императору,
но он оттолкнул ее:
   - Канли?! Для канли существуют строгие правила.
   - Пол, немедленно прекрати! - строго сказала Джессика.
   - Мой господин, - сказал Гурни, - вы обещали мне, что пробьет  и  мой
час.
   - Твой час уже пробил, - сказал Пол и почувствовал в  себе  непринуж-
денность арлекина. Он сбросил с плеч плащ и капюшон и передал их матери.
Он чувствовал, что вся Вселенная сосредоточила  свое  внимание  на  этом
мгновении.
   - В этом нет нужды. Пол, - пробовала остановить его Джессика. -  Есть
другие пути.
   Пол освободился от стилсьюта, взял у матери  ножны  и  вынул  из  них
криснож.
   - Я это знаю, - сказал он. - Яд, заговор - испытанные семейные спосо-
бы...
   - Вы обещали Харконнена мне! - прошипел Гурни, и Пол по выражению его
лица и по тому, как напрягся и сделался багровым его  шрам,  понял,  что
Гурни охвачен яростью. - Вы должны его мне, мой господин.
   - Ты пострадал от них больше, чем я?
   - Моя сестра... - выдохнул Гурни. - Годы, проведенные в подземелье...
   - Мой отец... - ответствовал Пол. - Мои добрые друзья и товарищи, Зу-
фир Хават и Дункан Айдахо, годы, проведенные в изгнании без привилегий и
помощи... и еще одно, самое главное: это - канли, а  ты  не  хуже  моего
знаешь правила.
   Плечи Хэллека поникли.
   - Мой господин, но если эта свинья... он ведь только  тварь,  которую
вам бы следовало топтать и пинать ногами - до тех пор, пока она  не  из-
дохнет. Назовите меня палачом, если хотите, но не рискуйте собой!..
   - Муаддибу нет нужды это делать, - сказала Чан и.
   Он посмотрел на нее и увидел одни глаза, полные безумного страха.
   - Но герцогу Атридесу - есть! - возразил Пол.
   - Это же харконненское отродье! - отчаянно выдохнул Гурни.
   Пол едва не сказал о своей  принадлежности  к  роду  Харконненов,  но
сдержался, остановленный предостерегающим взглядом матери.
   - Но оно облечено в  человеческий  образ,  Гурни,  и  должно  платить
по-человечески.
   - Если только он... - не сдавался Гурни.
   - Отойди, пожалуйста, - попросил его Пол. Он поднял криснож и  легким
движением руки отстранил Хэллека.
   - Не отвлекай его, Гурни! - Джессика тронула трубадура за руку. - Это
единственное, что ты сейчас можешь для него сделать. - И  она  подумала:
"Великие Боги! Что за ирония судьбы!"
   Император изучил Фейд-Рауса, отметив его атлетическое сложение, и пе-
ревел взгляд на Пола - худощавый юнец, хотя и  не  такой  высохший,  как
уроженец Арраки: ребра его можно пересчитать, и каждый мускул виден  под
кожей.
   Джессика наклонилась к Полу и, понизив голос так, что только он  один
мог ее слышать, сказала:
   - Хочу кое-что подсказать тебе, сын. Иногда опасных людей готовят  по
методу Бене Гессерит: в глубочайшие уголки сознания закладывается  слово
с помощью старого приема боли или удовольствия урошнор,  особое  кодовое
слово. Если этот субъект, как я предполагаю, был подготовлен, это слово,
будучи нашептано ему в ухо, должно расслабить его мускулы и...
   - Я не хочу никаких преимуществ, - сказал Пол. - Дай мне пройти!
   Гурни сказал ей:
   - Зачем он это делает? Не собирается же он дать себя убить  и  заслу-
жить тем самым мученический венец? Может, религиозная болтовня Свободных
затуманила ему мозги?
   Джессика закрыла лицо руками, сознавая, что не знает истинных причин,
побудивших Пола принять этот вызов. Она  ощутила  присутствие  смерти  в
этой комнате и знала, что этот, изменившийся, Пол был  способен  на  то,
что предполагал Гурни. Она лишь сфокусировала сознание на одной  цели  -
защитить сына, но сделать ничего не могла.
   - Так, значит, дело в религиозных бреднях? - допытывался Гурни.
   - Молчи, - прошептала Джессика, - и молись...
   По лицу императора промелькнула мимолетная улыбка.
   - Фейд-Раус Харконнен - член моей свиты. Если он хочет биться,  пожа-
луйста. Я освобождаю его от всех его  обязанностей  и  предоставляю  ему
свободу выбора. - Император указал на охранников-федайкинов. - Кто-то из
этой черни отобрал у меня пояс и короткий кинжал. Если ФейдРаус  пожела-
ет, он может биться моим кинжалом.
   - Я желаю этого, - сказал Фейд-Раус, и Пол отметил на лице  соперника
выражение радости.
   "Он слишком уверен в себе - в этом его слабость. Но это  мое  естест-
венное преимущество, и я могу его принять", - решил про себя Пол.
   - Принесите кинжал императора, - сказал Пол и проследил за  тем,  как
выполняется его приказ. - Положите его вот здесь, - он указал на  пол  у
своих ног. - Разместите людей императора вдоль стены и  пропустите  Хар-
коннена.
   Шелест одежд, топот ног, тихие голоса  команд,  протесты  федайкинов,
вынужденных им повиноваться, последовали за словами Пола. Люди Союза ос-
тались стоять возле коммуникационного оборудования, глядя на Пола в  яв-
ной нерешительности.
   "Они привыкли видеть будущее, - подумал Пол. - В этом месте и в  дан-
ный момент они слепы, и даже я сам..." Он  опробовал  временные  потоки,
чувствуя их беспорядочность и то, как яростно они заклубились здесь, на-
целенные на это место-мгновение. Даже слабые бреши были  закрыты.  Здесь
было средоточие будущего джихада, он это знал. Здесь было расовое созна-
ние, познанное им однажды, как его собственная ужасная цель. Здесь  была
причина, достаточная для Квизатца Хедераха, или Лизана ал-Гаиба, или да-
же  для  хромающего  плана  Бене  Гессерит.  Раса  людей   почувствовала
собственную спячку, свою заплесневелость и понимала только одно: ей  не-
обходим тот опыт беспорядка, в котором гены могут смешаться, чтобы  дать
новые сильные соединения. Все люди существовали сейчас как  единый  бес-
сознательный организм, излучая нечто вроде сексуального жара такой силы,
что он мог преодолеть любой барьер.
   И понял Пол, насколько бесполезны все его усилия  по  изменению  даже
мельчайших деталей происходящего. Он надеялся воспрепятствовать  джихаду
внутри себя, но джихад неизбежен. Его легионы двинутся с Арраки  даже  и
без него. Им нужна лишь легенда, а он уже стал ею. Он  указал  им  путь,
дал им преимущество над самим Союзом, который не  мог  существовать  без
спайса.
   Предчувствие неудачи охватило его, и сквозь него, как  сквозь  туман,
он увидел, что Фейд-Раус Харконнен выскользнул из порванной формы и  ос-
тался в гимнастическом костюме.
   "Это - перелом, - подумал Пол. - Отсюда открывается путь в будущее, и
облака сойдутся в нечто похожее на венец славы. И если я умру здесь, они
станут говорить, что я пожертвовал собой ради того, чтобы  мой  дух  мог
повести их за собой. А если я выживу, они скажут,  что  никто  не  может
противостоять Муаддибу".
   - Готов ли Атридес? - выкрикнул Фейд-Раус,  следуя  древнему  ритуалу
канли...
   Пол ответил ему по обычаю Свободных:
   - Пусть твой нож притупится и расколется! - Он указал на  лежащий  на
полу кинжал императора, давая понять, что Фейд-Раус может его взять.
   Внимательно наблюдая за Полом, Фейд-Раус  поднял  кинжал  и  какое-то
мгновение взвешивал его в руке, привыкая к нему. Его обуял восторг.  Вот
драка, о которой он мечтал, - мужчина против мужчины, мастерство  против
мастерства, и никакие защитные поля не будут мешать бою. Он понимал, что
перед ним открывается путь к власти, что  император  наверняка  наградит
того, кто убьет этого, причиняющего столько беспокойства герцога. Награ-
дой может быть даже рука надменной принцессы и часть трона. А этот дере-
венщина-герцог, этот неотесанный авантюрист вряд  ли  будет  опасен  для
Харконнена, который провел многие сотни боев на арене и познал все  хит-
рые уловки и вероломство. К тому же этот увалень не знает, что ему  при-
дется иметь дело не только с ножом.
   "Поглядим, насколько ты непроницаем для яда", - подумал Фейд-Раус. Он
отсалютовал Полу кинжалом императора и сказал:
   - Встречай свою смерть, болван!
   - Начнем, братец? - кротко спросил Пол. Он сделал скользящий шаг впе-
ред, не сводя глаз с направленного на него  кинжала,  низко  пригнувшись
над молочно-белым лезвием собственного крисножа и  держа  его  так,  как
будто он был продолжением руки.
   Они кружили друг против друга, неслышно ступая по полу босыми ногами,
напряженно ожидая, не раскроется ли противник хоть чуть-чуть, чтобы мож-
но было нанести удар.
   - До чего же ты красиво танцуешь! - засмеялся Фейд-Раус.
   "Он - болтун, - подумал Пол. - Это еще одна его слабость. Мое  молча-
ние вызывает в нем тревогу".
   - Ты что, уже исповедуешься перед смертью? - спросил Фейд-Раус.
   Пол продолжал молча кружить вокруг него.
   Старая Преподобная мать, наблюдая за борьбой из толпы, окружающей им-
ператора, почувствовала, что ее бросило в дрожь. Когда этот юнец Атридес
назвал Харконнена братцем, это могло означать только одно: он знал,  что
у них общие предки, легко поняв это потому, что был квизатцем хедерахом.
Но слова эти заставили ее сосредоточиться на том единственном, что  при-
вело ее сюда.
   Для плана Бене Гессерит это может стать ужасной катастрофой.
   Она видела кое-что из того, что видел Пол: Фейд-Раус может убить, од-
нако победителем он стать не может. Но ошеломила ее  другая  мысль:  два
конечных продукта долговременной и дорогостоящей  программы  встретились
друг с другом в смертельной схватке, которая могла унести  их  обоих.  А
если они оба умрут, то у ордена останется только незаконнорожденная дочь
Фейд-Рауса, младенец, еще безвестный и  непроверенный,  и  эта  мерзавка
Алия.
   - Возможно, у вас здесь языческие обычаи, - куражился Фейд-Раус, -  и
ты не хочешь, чтобы Предсказательница правды императора приготовила твой
дух к путешествию на небо.
   Пол улыбнулся и сделал выпад вправо.  Его  мрачные  мысли  усилились,
подстегиваемые напряженностью минуты.
   Фейд-Раус подался вперед и сделал  обманное  движение  правой  рукой,
после чего молниеносно перекинул нож в левую.
   Пол без труда уклонился, заметив в движении  Фейд-Рауса  чуть  легкую
замедленность, вызванную привычкой драться под защитой силового поля.  И
все же эта привычка не была такой сильной, как у других, с кем Полу при-
ходилось иметь дело. И он понял, что Фейд-Раусу приходилось  встречаться
и с незащищенными противниками.
   - Атридес, ты побежишь или будешь сражаться? - насмехался ФейдРаус.
   Пол продолжал молча кружить возле него. В его  памяти  всплыли  слова
Айдахо, сказанные им когда-то давно, еще на учебной  площадке  Каладана:
"Используй первые минуты для изучения. Возможно, ты  упустишь  шансы  на
скорую победу, но зато внимательное изучение - гарантия конечного  успе-
ха. Пользуйся временем и готовь себя к решающему удару".
   - Ты, наверно, думаешь, что этот твой танец  продлит  твою  жизнь  на
несколько мгновений, - иронизировал Фейд-Раус. - Как это  умно  с  твоей
стороны! - Он перестал кружить и выпрямился.
   На первое время Пол узнал достаточно. Фейд-Раус предпочитал двигаться
влево, слегка выставив правое бедро вперед, как если бы легкий  чешуйча-
тый щит мог защитить всю правую часть его тела. Это была манера  челове-
ка, привыкшего действовать с ножом в каждой руке под защитой поля.
   "А может, щит на самом деле шире, чем кажется?" - подумал Пол.  Очень
уж уверенно держится Харконнен в поединке с вождем, который  сумел  при-
вести своих людей к победе над сардукарами.
   От Фейд-Рауса не укрылись его колебания.
   - Зачем оттягивать неизбежное? - глумился он. -  Ты  напрасно  хочешь
лишить меня удовольствия разделаться с этим комом глины.
   "Если это метательное оружие, - размышлял Пол, - то оно очень  хитро-
умное. Непохоже, чтобы эту рукоятку можно было разъединить".
   - Почему ты не отвечаешь? - злился Фейд-Раус.
   Пол возобновил свои зондирующие круги, позволив себе холодную усмешку
при виде запальчивости противника, выдававшей его тревогу.
   - Смеешься? - взъярился Фрейд-Раус и сделал полувыпад.
   Сделав поправку на замедленность движения. Пол едва избежал прикосно-
вения лезвия, почувствовав лишь легкий укол в левую  руку.  Он  успокоил
возникшую в этом месте боль. Теперь он понимал,  что  прежнее  поведение
Фейд-Рауса было лишь  трюком,  сверхпритворством:  Фейд-Раус  был  более
сильным противником, чем думал Пол. От него можно  было  ожидать  трюков
внутри трюков.
   - Кое-чему из того, что я умею, меня научил твой любимый Зуфир Хават,
- сказал Фейд-Раус. - Он научил меня хладнокровию. Очень жаль, что  ста-
рый дурак не дожил до этой минуты.
   И Пол вспомнил, как Айдахо когда-то сказал: "Ожидай только того,  что
случается в поединке. Тогда ничему не придется удивляться".
   И снова они пригнулись и настороженно закружили друг возле друга.
   Пол увидел, что к его противнику вернулось приподнятое настроение,  и
удивился этому. Неужели его так вдохновила эта царапина? А что, если  на
лезвии был яд? Но как он мог там очутиться? Его люди проверяли оружие  и
исследовали его снупером, прежде чем разрешить им пользоваться. Они были
слишком хорошо обучены, чтобы пропустить такую очевидную вещь, как яд.
   - Женщина, с которой ты болтал, - не унимался Фейд-Раус.  -  Та,  ма-
ленькая... Она что, твоя любовница? Она стоит моего особого внимания?
   Пол ничего не ответил. Он исследовал свое тело, изучая кровь,  высту-
пившую из раны, ища следы наркотика с императорского кинжала. Он перест-
роил собственный метаболизм, противопоставляя его угрозе и изменяя моле-
кулы наркотика. И все же он сомневался. Они нанесли  на  лезвие  кинжала
наркотик! Не  такой,  что  мог  бы  встревожить  снупер,  но  достаточно
сильный, чтобы вызвать заледенение мускулов. Его враги имели свои  планы
внутри планов, собственные пути предательства.
   И снова Фейд-Раус устремился вперед, сделав выпад.
   Пол с застывшей улыбкой на лице притворился, что его движения  замед-
лились под действием наркотика, но в  последнее  мгновение  увернулся  и
встретил вражескую руку с кинжалом острием крисножа.
   Фейд-Раус отскочил в сторону, перекинув клинок в левую руку,  и  лишь
легкая бледность щек выдала, что он испытывает боль в месте укола.
   "Пусть познает момент сомнения, - подумал  Пол.  -  Пусть  заподозрит
яд".
   - Предательство! - закричал Фейд-Раус. - Он отравил меня! Я  чувствую
яд в моей руке!
   Пол сбросил броню молчания:
   - Лишь немного кислоты, чтобы посчитаться за наркотик на  императорс-
ком кинжале!
   Фейд-Раус наградил Пола холодной усмешкой и поднял кинжал в насмешли-
вом салюте. Его глаза горели огнем.
   Пол переложил нож в левую руку, следуя за противником.  И  снова  они
закружили, выбирая момент для удара.
   Фейд-Раус, постепенно уменьшая расстояние между  ними,  описывая  все
меньшие и меньшие круги, держал нож в поднятой руке. В прищуренных  гла-
зах и выдвинутой вперед челюсти таилась злоба. Он сделал  ложный  выпад,
подавшись вперед и вправо, и они оказались прижатыми  друг  к  другу,  с
напряженно сжимающими ножи руками.
   Пол, настороженно следивший за правым бедром Фейд-Рауса, где, как  он
подозревал, был спрятан дротик с ядом, вынужден был податься  вправо.  В
своем стремлении разглядеть блеск отравленной иглы за  поясом  ФейдРауса
Пол едва избежал смертельной опасности.
   Крошечное острие едва не коснулось его тела.
   "На левом бедре!"
   Предательство внутри предательства, напомнил себе Пол. Пользуясь спо-
собностью тренированных по системе Бене Гессерит мускулов, он расслабил-
ся, надеясь на автоматизм движений Фейд-Рауса, но необходимость уйти  от
крошечного острия, выступающего на бедре противника, заставила его резко
отшатнуться. Он оступился и оказался на полу, под Фейд-Раусом,  навалив-
шимся сверху.
   - Ты видел его на моем  бедре?  -  прошипел  Фейд-Раус.  -  Это  твоя
смерть, дурак. - Он принялся изгибать свое тело,  все  больше  приближая
иглу. - Я парализую твои мускулы, а мой нож прикончит тебя. И  не  оста-
нется никаких следов!
   Пол напрягся, слыша молчаливый вопль в своем мозгу: разум всех  поко-
лении его предков, заключенных в клетках мозга, требовал, чтобы  он  ис-
пользовал секретное слово для замедления движении Фейд-Рауса, спасая тем
самым самого себя.
   - Я не произнесу его! - выдохнул Пол.
   Фейд-Раус воззрился на него, и изумление заставило  его  заколебаться
на какое-то мгновение. Но для Пола этого было достаточно. Он успел обна-
ружить слабость равновесия в одном из мускулов ноги  противника,  и  вот
они уже поменялись местами. Фейд-Раус оказался на полу, лежа правым бед-
ром кверху, неспособный повернуться из-за крошечной острой иглы, вонзив-
шейся в пол.
   Пол изогнулся, высвободил левую  руку  -  выступившая  на  ней  кровь
уменьшила трение, и это помогло ему, - и ударил  Фейд-Рауса  в  челюсть.
Острие крисножа впилось тому в голову. Фейд-Раус  дернулся  и  откинулся
назад.
   Глубоко вздохнув, чтобы восстановить дыхание. Пол вскочил на ноги.  С
ножом в руке он стоял над телом и  медленно  поднимал  голову,  пока  не
встретился взглядом с стоящим напротив него императором.
   - Ваше величество, - сказал Пол, - вы опять понесли урон. Может быть,
откинем теперь притворство и амбиции?  Может  быть,  обсудим,  как  быть
дальше? Ваша дочь выйдет за меня замуж, и это откроет Атридесам путь  на
трон.
   Император обернулся и посмотрел на графа Фенринга. Граф  устремил  на
него свои серые с зеленым глаза. Они так давно знали друг друга, что  им
было довольно и одного взгляда, чтобы понять один другого.
   "Убей для меня этого выскочку, - требовал взгляд императора. -  Атри-
дес юн и силен - это так, но он устал после  утомительной  борьбы  и  не
сможет тебе противостоять. Вызови его сейчас... ты знаешь, как это дела-
ется. Убей его!"
   Фен ринг отыскал Пола взглядом.
   - Давай же! - прошипел император.
   Граф смотрел на Пола глазами своей жены, леди Марго, обученной спосо-
бу Бене Гессерит, и постигал тайну и скрытое величие юного Атридеса.
   "Я мог бы его убить", - подумал Фен ринг, и он знал, что это -  прав-
да.
   Граф прикинул свои преимущества перед Полом:  опыт,  не  свойственный
юности, непроницаемость и мотивы, проникнуть в которые не  дано  ничьему
взгляду. Его остановило тайное нечто, скрытое в его душе.
   Пол, увидевший кое-что из этого сгущения временных связей, понял, по-
чему он никогда не видел Фенринга в паутине своих видений: евнух  и  сам
был таким, как он. Почти квизатцем хадерахом, искалеченным  генетическим
моделированием. Глубокая жалость к графу охватила душу Пола, и он  испы-
тал новое для себя чувство братства.
   Фенринг, прочтя чувства Пола, сказал:
   - Ваше величество, я вынужден отказаться.
   Гнев охватил Шаддама IV. Сделав два коротких шага, он с силой  ударил
Фенринга в подбородок.
   Лицо Фенринга потемнело. Он посмотрел прямо в глаза императору и  на-
меренно будничным тоном проговорил:
   - Мы были друзьями. Ваше  величество,  мой  отказ  противостоит  узам
дружбы. Я забуду о том, что вы меня ударили.
   Кашлянув, Пол напомнил о себе:
   - Мы говорили о троне, Ваше величество...
   Император круто обернулся и бросил на Пола злобный взгляд.
   - На троне сижу я! - отрезал он.
   - У вас будет трон на Салузе Второй.
   - Я прихожу сюда без оружия, полагаясь на ваше слово! - крикнул импе-
ратор вне себя от ярости. - А вы осмеливаетесь...
   - В моем присутствии вам ничто не угрожает. Это обещал вам герцог Ат-
ридес, а Муаддиб приговорил вас к ссылке на вашей планете-тюрьме. Но  не
бойтесь, Ваше величество. Я скрашу суровость тех  мест  с  помощью  всех
имеющихся у меня средств. Планета станет цветущей, полной радости и све-
та.
   Когда смысл этих слов дошел до сознания императора, он бросил на Пола
мрачный взгляд.
   - Теперь истинные ваши мотивы мне понятны! - бросил он.
   - Я очень рад.
   - А что будет с планетой Арраки? Еще один цветущий мир, полный радос-
ти и света?
   - Свободные получили то, что обещал им Муаддиб. Здесь будет много во-
ды, которая падает с неба, и зеленые оазисы, изобилующие красивыми  рас-
тениями. Но мы должны подумать и о спайсе. Поэтому на Арраки  сохранятся
и участки пустыни с их свирепыми ветрами и испытаниями, способные  зака-
лить дух человека. У нас. Свободных, есть поговорка: "Бог создал Арраки,
чтобы воспитать преданность". Нельзя идти против созданного Богом.
   Старая Предсказательница правды по-своему расшифровала скрытый  смысл
слов Пола - она угадала за ними джихад.
   - Ты не должен выпускать этих людей во Вселенную!
   - Подумай лучше о радостях правления сардукаров! - съязвил Пол.
   - Ты не смеешь!.. - прошипела она.
   Он посмотрел на Ирулэн, потом на императора.
   - Вам лучше поторопиться. Ваше величество.
   Император устало взглянул на дочь. Она коснулась его руки  и  ласково
проговорила:
   - Для этого меня и готовили, отец.
   Он тяжело вздохнул.
   - Вы не можете этому помешать, - прошептала старуха.
   Император, выпрямился, возвращая  своему  взгляду  утраченное  досто-
инство.
   - Кто будет вести ваши торговые дела, родственник? - спросил он.
   Пол обернулся и увидел, что его мать стоит рядом с Чани  в  окружении
федайкинов. Он подошел к ним и остановился перед Чани.
   - Я знаю причину, - прошептала Чани. - Раз это так нужно, Узул...
   Пол услышал в ее голосе скрытые слезы и дотронулся до ее щеки.
   - Моей сихайе ничего не нужно бояться, - прошептал он и посмотрел  на
мать. - Ты будешь заниматься торговлей, мама, а Чани будет помогать  те-
бе. У нее светлая голова и острый глаз. Как гласит мудрость пустыни, нет
сделки прочнее, нежели сделки, заключенной Свободными. Она  будет  смот-
реть сквозь призму своей любви ко мне и думать о том, что нужно ее буду-
щим сыновьям. Слушайся ее.
   Джессика, почувствовавшая твердую  решимость  сына,  с  трудом  уняла
дрожь.
   - Каковы будут инструкции?
   - Вся императорская компания СНОАМ переходит ко мне - в качестве при-
даного.
   - Вся? - она на минуту лишилась дара речи.
   - Правление будет лишено полномочий. Директором я назначаю Гурни Хэл-
лека; кроме того он получит дворянский титул и планету Каладан в  личное
владение. Каждый из оставшихся в  живых  людей  Атридесов,  не  исключая
простых солдат, получит дворянский титул и почетную должность.
   - А что будет со Свободными?
   - Предоставь это мне. Все, что получат Свободные, даст им Муаддиб. Со
временем Стилгар станет правителем Арраки, но с этим можно и подождать.
   - А я? - спросила Джессика.
   - Чего бы ты сама пожелала?
   - Возможно, я переселюсь на Каладан, - ответила она и  посмотрела  на
Гурни. - Впрочем, я не уверена, слишком много во мне теперь  от  Свобод-
ной... и от Преподобной матери. Мне нужно время и спокойствие, чтобы все
обдумать.
   - Это у тебя будет. И все остальное, что только можем дать я или Гур-
ни.
   Джессика кивнула, почувствовав себя внезапно постаревшей  и  усталой.
Пришло время вспомнить о Чани.
   - А для императорской наложницы?
   - Мне не нужно никаких титулов, - прошептала Чани. - И вообще ничего,
что я могла бы попросить у тебя.
   Пол заглянул в ее глаза и вспомнил, как она стояла с  маленьким  Лето
на руках, с их умершим в этом жестоком мире ребенком.
   - Я клянусь, - прошептал он, - что тебе никогда не понадобится титул.
Та женщина будет моей женой, а ты - только наложницей,  потому  что  это
политический шаг и потому что мы должны установить  мир  между  Великими
домами ландсраата. Мы должны повиноваться  внешним  обстоятельствам.  Но
принцесса никогда не получит от меня ничего, кроме имени, - ни  ребенка,
ни ласкового слова или прикосновения, ни мгновения желания.
   - Ты говоришь это сейчас, - сказала Чани  и  посмотрела  на  красави-
цу-принцессу, стоящую на противоположном конце помещения.
   - Неужели ты так плохо знаешь моего сына? -  прошептала  Джессика.  -
Посмотри на эту принцессу, такую самоуверенную и надменную. Говорят, что
у нее есть писательский талант. Будем надеяться, что он станет  для  нее
утешением, всего остального у нее будет очень мало.  -  Джессика  горько
усмехнулась. - Подумай об этом, Чани. Эта принцесса получит его имя,  но
будет жить гораздо хуже, чем наложница, никогда не зная минуты  нежности
с мужчиной, с которым она связана узами брака. А нас, Чани, нас, которых
называют любовницами, история назовет женами.


   Приложения

   Приложение 1
   ЭКОЛОГИЯ ДЮНЫ

   Выше  критической  точки  внутри  замкнутого   пространства   свобода
уменьшается по мере увеличения числа. Это верно как для  людей,  находя-
щихся в каком-то определенном месте планеты, так и для молекул газа, на-
ходящихся в замкнутом сосуде. Насущный вопрос  человечества  состоит  не
только в том, скольким из них удастся выжить в планетной системе, но и в
том, какого рода существование возможно для тех, кто выживет.
   Пардот Кайнз, первый планетолог Арраки.

   На каждого вновь прибывшего территория Арраки производила впечатление
удивительно голой земли. Чужеземец мог  подумать,  что  ничто  не  может
здесь произрастать на открытом месте, что это настоящая пустыня, которая
никогда не была и не будет плодородной.
   Для Пардота Кайнза планета была в основном олицетворением  энергии  -
машиной, управляемой солнцем. То, в чем она нуждалась, следовало приспо-
собить для жизни человека. Его разум был обращен к свободно  передвигаю-
щимся племенам - Свободным. Каким инструментом они могли бы быть в руках
эколога! Свободные - сила почти неограниченных экологических и  геологи-
ческих возможностей.
   Во многих отношениях Пардот Кайнз был  простым  и  прямым  человеком.
Некто хочет избежать притеснений Харконненов? Превосходно! Пусть женится
на Свободной. Когда та подарит ему сына, он вместе с  Льетом  Кайнзом  и
другими детьми начнет учиться экологической грамоте. Пардот Кайнз созда-
ет для них новый язык символов, с целью изменения всей территории,  кли-
мата, протяженности времен года и, наконец, обеспечит прорыв сквозь  по-
нимание силы к отчетливому пониманию порядка.
   "Есть внутренне узнаваемая красота в сбалансированном развитии на лю-
бой богатой людьми планете. В этой красоте заключается динамически  ста-
билизированный, необходимый для любой жизни процесс. Цель его  проста  -
создавать и координировать образцы  все  более  и  более  разнообразные.
Жизнь улучшает скрытые способности системы  поддерживать  жизнь.  Жизнь,
взятая в целом, - это служба жизни. Необходимые питательные вещества де-
лаются пригодными для жизни самой жизнью, все более и  более  разнообра-
зясь, по мере того как возрастает проникновение  жизни.  Все  окружающее
живет, наполняясь связями и связями внутри связей.
   Так учил Пардот Кайнз в школе сьетча. Свободные  могли  и  не  согла-
шаться с ним, и тогда ему приходилось их убеждать. Чтобы понять, как это
выглядело в действительности, надо ясно представить себе его  прямоту  и
непосредственность, с которой он подходил к любой проблеме.  Он  не  был
наивным, он просто не позволял себе уклоняться от основной мысли.
   Однажды средь бела дня, исследуя ландшафт Арраки, он ехал на  нанятой
машине и неожиданно сделался свидетелем необычной  для  Арраки  жестокой
сцены. Шестеро вооруженных до зубов харконненовских наемников,  защищен-
ных силовыми полями, поймали троих юнцов-Свободных в открытых песках, за
Защитной стеной, неподалеку от деревни Ветряной мешок. Кайнзу происходя-
щее казалось обычной дракой, скорее символической, чем реальной, пока он
не пришел к выводу, что Харконнены намереваются убить Свободных. К этому
времени один из юнцов лежал на земле с перерезанной артерией, двое наем-
ников были выведены из строя, но четверо  остальных  противостояли  двум
безоружным подросткам. Кайнз не был храбрецом, он  был  лишь  человеком,
преданным своему делу, и, вдобавок, очень осторожным. Но он  видел,  что
Харконнены убивают Свободных, то есть уничтожают те самые  механизмы,  с
помощью которых он надеялся преобразить планету! Он включил свое силовое
поле, и двое харконненовских наемников оказались на  земле  раньше,  чем
успели осознать, что кто-то стоит у них за спиной. Он увернулся от удара
одного из двух оставшихся наемников, перерезал ему горло и, оставив пос-
леднего двум Свободным, занялся спасением лежащего на земле юноши. И за-
нимался им, пока не был уничтожен шестой Харконнен.
   Вот такая ситуация! Свободные не знали, чего можно ждать  от  Кайнза.
Они, конечно, знали, кто он такой: ни одному человеку,  прибывающему  на
Арраки, не удавалось найти путь к крепостям Свободных, если он не  сооб-
щал о себе исчерпывающую информацию. Они  знали:  он  был  императорским
служащим.
   Но он убил Харконненов!
   Взрослые могли бы пожать плечами и с некоторым сожалением  присовоку-
пить его к тем, кто уже лежал на земле мертвым. Но  эти  Свободные  были
юнцами, и единственное, что они поняли, - это то, что они обязаны  этому
человеку своими жизнями.
   Два дня спустя Кайнз прибыл в сьетч, который смотрел на  Дорогу  вет-
ров. Для него все казалось естественным. Он говорил со Свободными о  во-
де, о засевании дюн травой, об оазисах и финиковых пальмах,  о  каналах,
пересекающих пустыню. Он говорил, говорил, говорил...
   Слушавшие его затеяли яростный спор, которого Кайнз  не  слышал,  Что
делать с этим сумасшедшим? Ему известно местоположение главного  сьетча.
Что он там болтает о рае на Арраки? Болтовня и есть болтовня. Он слишком
много видел... Но он убил Харконненов!.. Почему бы не взять у  него  во-
ду?.. Но он убил Харконненов!.. Любой может убить Харконненов! Я сам де-
лал это не один раз.
   - Но что это он говорит о цветущей планете Арраки? И  где  взять  для
этого воду?
   - Очень просто. Он говорит, что вода здесь есть! И  он  действительно
спас троих наших парней.
   - Троих дураков, подставивших себя под ножи Харконненов!
   Решение было известно всем уже за несколько часов до  того,  как  его
вынесли. Тау сьетча говорит всем его членам о том, что  они  должны  де-
лать, вплоть до самых жестоких действий. Опытный воин посылается со свя-
щенным ножом для выполнения работы. Два хозяина  воды  следуют  за  ним,
чтобы забрать воду тела. Жестокая необходимость...
   Сомнительно, чтобы Кайнз фиксировал внимание на исполнителе. Он гово-
рил с группой людей, сидевших на значительном расстоянии от  него.  Рас-
суждая, он расхаживал короткими шагами и жестикулировал. "Открытая вода,
- говорил Кайнз. - Можно ходить без стилсьюта по открытому пространству.
Воду можно брать из прудов".
   Перед ним остановился носитель ножа.
   - Идемте, - сказал Кайнз, продолжая говорить на ходу о водных  ловуш-
ках. Он прошел мимо человека. Спина Кайнза была открыта для  ритуального
удара.
   Теперь неизвестно, что произошло в голове  экзекутора.  Может,  он  в
конце концов выслушал Кайнза и поверил ему. Кто знает? Но о том, что  он
сделал, известно хорошо. Его звали Льет, Льет-старший. Он сделал три ша-
га и намеренно упал на свой нож, "освободив" себя таким образом от пору-
чения. Самоубийство? Кое-кто говорил, что его направлял Шаи-Хулуд.
   Вот и говорите после этого о предназначениях! С этого мгновения Кайн-
зу достаточно было только сказать: "Идите туда", и шло все племя Свобод-
ных. Умирали мужчины, умирали женщины, умирали дети. Но все они шли...
   Кайнз вернулся к своим обязанностям руководителя имперскими  биологи-
ческими исследовательскими станциями. Но теперь среди персонала  станций
начали появляться Свободные. Свободные смотрели друг на друга. Они  были
"фильтрующей системой", хотя никогда  не  обсуждали  такой  возможности.
Орудия станций начали перекочевывать в сьетчи, особенно землеройные, ко-
торые использовались для того, чтобы  рыть  котлованы  для  бассейнов  и
скрытых водных ловушек. В бассейнах начала скапливаться вода.
   Свободные все более убеждались в том, что Кайнз был хоть и не  совсем
безумный, но достаточно безумный для того, чтобы быть святым. Он был од-
ним из умма - братства пророков. Перед Саду, собранием  небесных  судей,
предводительствовала тень Льета-старшего.
   Кайнз - прямой, яростно-упорный - знал, что, даже весьма  тщательные,
одни исследования не гарантируют появления чего-либо нового.  Он  ставил
небольшие опыты с регулярным обменом информацией  для  быстрого  эффекта
Тансли, позволяя каждой группе идти свои путем. Из крошечных фактов мож-
но собрать огромное целое. Он организовывал только изолированные и быст-
рые исследования, чтобы все трудности были видны в перспективе.
   Повсюду брались образцы почвы. Были составлены карты изменения  пого-
ды, из которых составлялось представление о климате. Он  установил,  что
на обширных зонах северного и южного полушарий, за 70-м градусом, темпе-
ратура в течение тысяч лет не выходила за рамки 254-332 градусов  (абсо-
лютных) и что для этих поясов характерны продолжительные  времена  года,
когда температура подходит для земных форм жизни - так называемая темпе-
ратура "процветания". Оставалось разрешить водную проблему.
   - Когда мы ее разрешим? - спрашивали Свободные. - Когда наступит  рай
на Арраки?
   Все в той же манере учителя, отвечающего на  вопросы  ребенка,  Кайнз
говорил им: "Лет через триста-пятьсот".
   Менее устойчивый народ мог бы завыть от тоски. Но люди с хлыстами на-
учили Свободных терпению. Срок был более долгим, чем они ожидали, но все
же они могли видеть, что долгожданный день близится. Они потуже  затяги-
вали пояса и возвращались к работе. Каким-то образом разочарование дела-
ло перспективу рая более реальной.
   Заботы Арраки были не о воде, а о влаге. Люди не знали, что такое лю-
бимцы-животные - на Арраки не было настоящих животных. Некоторые контра-
бандисты приручали диких ослов-куланов, но их содержание стоило  дорого,
если даже животное  носило  специально  приспособленный  для  этой  цели
стилсьют.
   Кайнз думал о растениях, способных синтезировать воду из кислорода  и
водорода, запертых в скалах, но энергетический коэффициент  был  слишком
высок. Подобные образования (если не говорить о сложном  чувстве  водной
безопасности, которые они давали пеонам)  были  слишком  незначительными
для его целей. Кроме того, он уже начал прозревать, где скрывается вода.
На определенной высоте, при определенном  направлении  ветра  отмечалось
существенное увеличение влажности. Первичную догадку дал состав воздуха:
23% кислорода, 75,4% азота и 0,023 процента двуокиси углерода.
   В северной умеренной зоне росли деревья на высоте 2  500  метров.  Их
двухметровые корни давали поллитра воды.  Были  и  другие  формы  расти-
тельности, которые росли в пустыне, у самой ее кромки. Наиболее  стойкие
из них выказывали явные признаки процветания, если  росли  во  впадинах,
где выпадала роса.
   Потом Кайнз нашел соляную котловину. Его топтер летал от одной  стан-
ции к другой, когда был сбит с курса налетевшей бурей. Когда буря  ушла,
перед ним оказалась гигантская котловина - около 300 километров  в  диа-
метре, - излучающая необычайный для пустыни белый свет.
   Кайнз приземлился и взял пробу с очищенной бурей поверхности котлови-
ны. Соль. Теперь он не сомневался. Когда-то на Арраки была вода.
   Он принялся за тщательные исследования высохших источников воды,  где
струйки появлялись и исчезали, чтобы никогда больше не появиться.
   Кайнз использовал для работы своих Свободных. Главной их задачей было
искать те частицы плотного вещества, что иногда появлялись  в  спайсовой
массе. В легендах Свободных они назывались "песчаной форелью". Из фактов
стало очевидным, что их присутствие объясняется  существованием  некоего
феномена "песчаного пловца", который запер воду в  плодородных  выемках,
находящихся в нижних слоях пористых пород.
   "Похитители воды" миллионами умирали при каждом извержении спайса. Их
могли убить колебания температуры в пять градусов. Немногие выжившие ок-
ружались пузырчатыми образованиями и впадали в спячку, чтобы через шесть
лет пробудиться в мире маленьких (около  трех  метров  длиной)  песчаных
червей. Из них лишь некоторым удавалось избежать  агрессивности  старших
братьев и превратиться в гигантских Шаи-Хулудов. Гибли они  и  в  водных
хранилищах Свободных - Свободные издревле топят маленьких червей для по-
лучения наркотика познания, называемого ими Водой жизни.
   Теперь был установлен весь цикл - от маленького Создателя к Шаи-Хулу-
ду, от Шаи-Хулуда к рассеиванию спайса, в котором возникают  микроскопи-
ческие существа, называемые песчаным планктоном, - пища Шаи-Хулуда,  они
растут, прячутся, превращаясь в маленьких Создателей.
   Потом Кайнз и его люди перенесли свое внимание с всеобъемлющего спай-
сового цикла на микроэкологию. Прежде всего  -  климат.  На  поверхности
песка температура часто достигала 344-350 градусов. Футом ниже она пада-
ла на 55 градусов, на фут поверхности она падала на 25 абсолютных граду-
сов. Листва и другая тень могли снизить температуру еще на 12  градусов.
Затем питательные вещества: песок Арраки является, главным образом, про-
дуктом переработки червя. Пыль возникает вследствие постоянного  колеба-
ния поверхности ветром, "пляски песков". Крупные зерна находятся на  бо-
лее защищенных от ветра склонах. Склоны, открытые ветрам, бывают гладки-
ми и плотными. Старые дюны бывают темными благодаря  окислению,  молодые
обычно серые.
   Закрытые от ветра склоны старых дюн стали первыми зонами зеленых  на-
саждений. Первостепенной задачей Свободных стало засеивание дюн  травой,
волосообразной цилией, чтобы укреплять поверхность дюн, лишая тем  самым
ветер его главного оружия: мобильных песчаных зерен.
   Изменяемые зоны лежали далеко на юге, вдали от харконненских наблюда-
телей. По мере оседания склонов, засеянных травой, склоны, открытые вет-
рам, становились все выше и выше, и трава перемещалась  вместе  с  ними.
Гигантские сифы - длинные дюны с волнистыми вершинами  высотой  более  1
500 метров образовывались из-за этих действий.
   Когда заградительные дюны достигли нужной высоты, их склоны, обращен-
ные к ветру, засадили более устойчивой зеленью. По мере того как травы и
растения приживались, высаживались все новые сорта.
   Дошла очередь и до фауны - разводились зверьки,  роющие  норы,  чтобы
почва рыхлилась и проветривалась: карликовая лиса, кенгуровая мышь, пес-
чаный заяц, черепахи; хищники, чтобы держать зверей под контролем:  пес-
чаный паук, карликовая сова, ястреб и сова-пустынница; насекомые,  кото-
рые могли заполнять недоступные для зверей уголки; скорпионы, сороконож-
ки, пауки-невидимки, осы и мухи, а так же пустынная летучая мышь,  чтобы
держать под контролем этих насекомых.
   Теперь они подошли к решающим испытаниям: финиковые  пальмы,  хлопок,
дыня, кофе - более двухсот типов полезных растений, отобранных для испы-
таний.
   "Человек, экологически неграмотный, не понимает, что экология  -  это
система. Система! - говорил  Кайнз.  -  Система  содержит  текучую  ста-
бильность, которая может быть разрушена одним  неверным  шагом.  Система
имеет порядок, перемещающийся от вехи к вехе. Если этот поток  перекрыть
дамбой, то система рушится. Нетренированный глаз может не заметить этого
крушения до тех пор, пока не станет слишком поздно.  Вот  почему  высшей
ступенью экологического знания является понимание последствий".
   Добились ли они системы?
   Кайнз и его люди наблюдали и ждали. Теперь Свободные понимали, что он
имел в виду, когда говорил о сроке в пятьсот лет.
   С засаженных участков поступило сообщение: по краям насаждений песча-
ный планктон оказался отравленным из-за взаимодействия с новыми  формами
жизни. Причина: протеиновая несовместимость. В этих местах  образовалась
отравленная вода, не оказывающая никакого влияния на жизнь Арраки.  Зона
насаждении оказалась как бы отгороженной барьером, и даже  Шаи-Хулуд  не
мог туда проникнуть.
   Кайнз сам побывал в зеленых районах: поездка в двадцать  тамперов  (в
паланкине, как раненый или Преподобная мать, потому что  он  никогда  не
был наездником песка).
   Он проверил пограничную зону и вернулся с подарком для жителей  Арра-
ки: добавление в почву пограничной зоны серы и концентрированного  азота
превратило ее в плодородную землю. Можно было с успехом  продолжать  на-
саждения!
   "Изменятся ли от этого сроки?" - спрашивали Свободные.
   Кайнз вернулся к своим расчетам. Число ветряных ловушек  сделалось  к
тому времени весьма значительным. Он был осторожен  в  обещаниях,  зная,
что нельзя точно очертить границы экологической проблемы. Такое-то коли-
чество растительности следовало употребить на то,  чтобы  закрепить  по-
верхность дюн, столько-то - на питание людей и животных, столькото -  на
то, чтобы удержать влагу в корневой системе и напоить близлежащие терри-
тории. К тому времени они нанесли на карту те места, где  были  замечены
движущиеся пузыри, и отразили их в расчетах. Даже  ШаиХулуду  отводилось
определенное место. Он не подлежал уничтожению, иначе пришел бы конец их
спайсовому богатству, к тому же его внутренняя "обогатительная фабрика",
пищеварение с огромным содержанием альдегидов и кислот, была  гигантским
источником кислорода. Червь среднего размера (около двухсот метров) выс-
вобождал в атмосферу столько кисло - рода, сколько дает процесс фотосин-
теза растительности, занимающей площадь в десять квадратных километров.
   Кайнзу приходилось считаться с Союзом. Спайсовые взятки Союзу за  от-
каз от наблюдений за Арраки из космоса достигли  внушительных  размеров.
Свободных тоже не следовало игнорировать. Особенно Свободных с их ветря-
ными ловушками, с экологическими познаниями и их мечтой  о  переходе  на
планете Арраки от степной фазы к лесной.
   Из расчетов была получена цифра. Кайнз сообщил ее: три процента. Если
они получат три процента зеленого растительного покрова, вовлеченного  в
процесс формирования соединений углерода, то процесс станет  необратимым
и непрерывным.
   "Сколько на это уйдет времени?" - вопрошали Свободные.
   "Ах, это... Около трехсот пятидесяти лет".
   Таким образом подтверждалось то, что умма говорил в самом начале: оно
не придет в течение жизни любого из живущих ныне людей и в течение жизни
еще восьми поколений, но оно придет.
   Работа продолжалась: строили, копили, выращивали, учили детей.
   Потом Кайнз-умма был убит в пещере Гипсовой долины. К  этому  времени
его сын, девятнадцатилетний Льет-Кайнз, стал истинным Свободным,  наезд-
ником песков, убившим более сотни Харконненов, вступило в силу  правило,
по которому старшие сыновья Кайнзов  получали  свою  должность  по  нас-
ледству. Строгие законы фауфрелуша преследовали свои цели: сын был  обу-
чен и готов продолжать дело своего отца.
   К тому времени курс был твердо определен, и экологи-Свободные  хорошо
знали свое дело.
   Льету-Кайнзу оставалось только наблюдать, подталкивать и шпионить  за
Харконненами, пока однажды на их планете не появился Герой...


   Приложение II
   РЕЛИГИЯ ДЮНЫ

   До прибытия Муаддиба на Арраки Свободные  исповедовали  религию,  чьи
корни настолько явно уходят в Магомет Сари,  что  это  самоочевидно  для
всех. Имеются следы и других религий. Самым  простым  примером  является
Гимн воде, призывающий никогда не виденные на Арраки дождевые тучи.  Это
явная копия "Оранжевого Католического Литургического Устава". Но есть  и
более глубокие связи между Китаб ал-Ибар Свободных  и  учениями  Библии,
Илма и Фикха.
   Любые сравнения религиозных течений, доминирующих в империи во време-
на Муаддиба, должны начаться с тех главных сил,  которые  формируют  эти
течения:
   1. Последователи Четырнадцати Мудрых, чьей Книгой была Оранжевая  Ка-
толическая Библия и чьи взгляды отражены в "Комментариях" и других доку-
ментах, вышедших из Общества вселенских переводчиков.
   2. Орден Бене Гессерит, отрицающий, что является религиозным  течени-
ем, но стоящий за кулисами практически всеобъемлющего ритуального мисти-
цизма, чья символика, организация и методы обучения не отличались от ре-
лигиозных.
   3. Антагонистический правящий класс (включая Союз), в руках  которого
церковь всегда была средством, призванным отвлекать  людей  от  насущных
нужд и удерживать их в послушании, переключая  их  интересы  в  духовную
сферу; тот класс, который питает неистребимую веру в то, что всем  явле-
ниям, в том числе и религиозным, можно дать материалистическое  объясне-
ние.
   4. Так называемые древние учения, включающие в себя то, что было сох-
ранено Странниками Цензунни от первого, второго и третьего движений  ис-
лама и от нового Христианского Чузука, а  также  буддисламские  течения,
что преобладали на Ланкивиле и Сикуне. Книга Махайана Ланкаватара,  Дзен
Хекиганшу на Дельта Павонис III, Таврах и Талмуд Забар, уцелевшие на Са-
лузе Второй, всепроникающий Обех Ритуал, Муадх Куран с их чистым Илмом и
Фикхом, сохраняемым на рисовых фермах Каладана, религия  Хинду,  которых
можно встретить в маленьких поселениях пеонов в любой  части  Вселенной,
и, наконец, Бутлерианский джихад.
   Имеется и пятая сила, порождающая религиозные мотивы, но действие  ее
такое общее и глубокое, что заслуживает отдельного рассмотрения.
   Речь идет, конечно же, о космическом путешествии, и в любом религиоз-
ном трактате этот фактор следует выделять особо.
   Передвижения человека в глубоком космосе накладывали отпечаток на ре-
лигию в течение ста десяти столетий, предшествующих Бутлерианскому  джи-
хаду.
   Раньше космические полеты, хотя и практиковались довольно часто, были
весьма нерегулярными. До установления монополии Союза  межпланетные  ко-
рабли были разномастными, тихоходными и не вполне надежными.
   Первые опыты дали обильную пищу для всевозможных мистических построе-
ний.
   Но выход в пространство дал и другое направление умам, обратив  их  к
познанию акта Творения. Подобная тенденция просматривается даже в  самых
распространенных религиях этого периода. Проходящий  через  все  религии
мотив Творца явно носит анархический характер, привнесенный из  необъят-
ного космоса.
   Это можно сравнить с тем, как если бы Юпитер во всех его наследствен-
ных формах отступил в материнскую темноту,  дабы  подвергнуться  женской
имманентности, исполненной двусмысленности и несущей на  себе  отпечаток
многих ужасов.
   Древние знания переплетались и срастались с новыми теориями и  новыми
символами. Это было время борьбы с великими Демонами, с одной стороны, и
с старыми святыми и проповедниками, с другой.
   Прямота решений была утрачена.
   В течение этого периода было пересмотрено значение акта Творения.
   В уста Создателя были вложены следующие слова о его целях:
   "Увеличение и умножение, наполнение Вселенной и подчинение ее,  прав-
ление над всеми видами ползучих тварей и живых существ в бесконечных ми-
рах и под ними".
   Это было время чародеев, чья власть была реальностью. Об  этом  можно
судить хотя бы на основании того наблюдения, что они никогда не  хваста-
лись своими делами.
   Потом возник Бутлерианский джихад - два поколения хаоса. Бог машинной
логики был повергнут в прах, и начался новый подъем под лозунгом:
   Машина не может заменить человека!"
   Это время, ознаменованное актами насилия, стало паузой в гонке  рели-
гий. Люди смотрели на своих богов и талисманы и видели в них свой  страх
и свои амбиции.
   В состоянии растерянности лидеры религий, чьи  последователи  пролили
кровь миллионов, начали встречи по обмену мнениями. Это движение получи-
ло одобрение как со стороны Космического союза,  который  начал  вводить
свою монополию на межзвездные полеты, так и со стороны ордена Бене  Гес-
серит, объединившего всех чародеев.
   На этих первых вселенских совещаниях выяснилось следующее:
   1. Осознание того, что в основе всех религий лежит одно общее  требо-
вание: "Не обезобразь дух своим "Я".
   2. Комиссия вселенских переводчиков (КВП) устраивала  свои  заседания
на одном из нейтральных островов Старого мира, исследуя основы материнс-
ких религий. Они сошлись на обычной вере в то, что "во Вселенной сущест-
вует нечто божественное". Были представлены  все  вероисповедания,  если
число их последователей было не менее миллиона.
   "Мы собрались здесь для того, чтобы лишить враждующие религии важней-
шего оружия. Это оружие - признание права на существование за  одним,  и
только одним, евангелием".
   Ликование по поводу достигнутого согласия оказалось, однако, преждев-
ременным. КВП критиковали за проволочки. Трубадуры сочиняли  хлесткие  и
остроумные эпиграммы о ста и двадцати одном "старом придурке", как проз-
вали делегатов КВП. Одна из этих песен, "Коричневый покой", остается по-
пулярной еще и в наши дни:
   Мысли ленивые,
   Коричневый покой...
   Как жаль придурковатых,
   Ах, как жаль!
   Лень и лень,
   Каждый день.
   Бутерброд,
   Сам лезь в рот...
   О заседаниях КВП ходили разные слухи. Говорили,  что  они  сравнивают
священные тексты, и весьма кощунственно. Это неизбежно влекло  за  собой
народные выступления, что, естественно, приводило к новым обострениям.
   Прошло два года... прошел третий.
   Члены комиссии, девять из которых  умерли  и  были  заменены  новыми,
прервали работу, чтобы подвести итог сделанному. Они объявили, что  цель
их трудов - создание книги, очищенной от всех "паталогических симптомов"
религиозного прошлого.
   "Мы создадим инструмент Любви, использование которого будет неограни-
ченным", - говорили они.
   Многим кажется странным тот факт, что именно это  заявление  породило
самую мощную волну насилия против КВП. Двадцать делегатов были  отозваны
своими конгрегациями. Один покончил самоубийством,  направив  в  сторону
Солнца украденный им корабль.
   Историки установили, что восстание унесло восемьдесят миллионов  жиз-
ней. Это означает примерно шесть тысяч в расчете на каждый мир, входящий
в лигу ландсраата.
   Для трубадуров, естественно, было большое поле деятельности. В  попу-
лярной музыкальной комедии того времени действовал персонаж,  изображаю-
щий делегата КВП, лежащим на пляже и распевающим такую песенку:
   Ради бога, ради женщин и красот любви
   Мы, забот не зная, прохлаждаемся в тени.
   Трубадур! Трубадур! Пой нам песни свои
   Ради бога, ради женщин и красот любви.
   И восстания и комедия - лишь симптомы времени, глубоко для  него  ха-
рактерные. Они свидетельствуют о настроениях, преобладающих в народе,  о
неуверенности людей и их страхе.
   Главным оплотом в борьбе против анархии были молодой еще  Союз,  Бене
Гессерит и ландсраат, существующий уже  2  000  лет,  несмотря  на  пре-
пятствия. Роль Союза казалась ясной: он поставлял транспорт для ландсра-
ата и КВП. Роль Бене Гессерит была гораздо менее ясна. Конечно, это было
время, когда они сосредоточивали свои усилия вокруг чародейства,  произ-
водили сложные наркотики, развивали искусство прана-бинду и разрабатыва-
ли планы миссионерии, этой черной руки суеверия. Но это также было  вре-
мя, которое стало свидетелем создания Молитвы против страха и  составле-
ния Голубой книги, библиографического чуда, сохранившего  великие  тайны
древних верований.
   Ингсли считает, что наиболее верным является следующее определение:
   "Это было время глубочайших перемен".
   После этого КВП работала еще шесть лет.  Когда  приблизилась  седьмая
годовщина, она стала подготавливать Вселенную к  моменту  оглашения  ре-
зультатов своей деятельности. К седьмой годовщине была создана Оранжевая
Католическая Библия.
   "Этот труд полон достоинства и значения, - говорили они. - Это - воз-
можность для человека познать себя как венец Творения.
   Члены КВП, вдохновленные Богом, в своем неустанном стремлении продол-
жать поиски напоминали археологов. Говорили, что он извлекли на  поверх-
ность "жизненность великих идеалов", потерявшихся в  глубинах  столетий,
что они отточили духовные стимулы, вытекающие из религиозного сознания".
   Вместе с О. К. Библией КВП представила Литургический Сборник  и  Ком-
ментарии - работу, замечательную во многих отношениях, и не только  бла-
годаря ее краткости (она была в два раза меньше О.К. Библии),  но  также
благодаря присущей ей интонации сочувствия к человечеству и беспощадного
самобичевания.
   Начало Комментариев адресуется к антогонистическим правителям:
   "Люди, не находящие ответа в суннах (десять тысяч религиозных историй
из Шари-а), теперь обращаются к собственному разуму. Люди жаждут  света.
Религия есть нечто иное, как самый древний и  благородный  путь,  следуя
которому люди стараются увидеть смысл во Вселенной Господа Бога.  Ученые
ищут законы, которым подчиняются события. Задача религии - посвятить лю-
дей в эти законы".
   Заключение Комментариев было выдержано в более суровом тоне, что, ве-
роятно, предопределило их судьбу.
   "Многое из того, что называется религией, несет на себе бессознатель-
ный отпечаток враждебности к жизни. Истинная религия должна учить  тому,
что жизнь наполнена радостью, угодной Богу, что знание  без  действия  -
лишь пустота. Все люди должны понимать, что сведение религии лишь к  ка-
нонам и обрядам - это чаще всего  обман.  Истинное  учение  распознается
очень легко. Его узнаешь безошибочно, ибо оно пробуждает в тебе чувство,
которое говорит тебе: истину эту я знал всегда".
   По мере того как покрывались письменами листы шигавира и О.К.  Библия
распространялась по всей Вселенной, росло странное ощущение спокойствия.
Некоторые сочли это знаком свыше, предзнаменованием единства.
   Но судьба делегатов КВП показала обманчивость этого спокойствия.  Че-
рез два месяца после того, как они вернулись в свои конгрегации,  восем-
надцать из них линчевали. Пятьдесят три отреклись в течение  года.  Было
объявлено, что О.К.Б. - опус, обязанный своим появлением  на  свет  лишь
игре мысли. Было сказано, что ее положения грешат нездоровым интересом к
логике. Началась волна пересмотров, склонных  к  проявлениям  фанатизма.
Эти пересмотры опирались на символизм ("Крест", "Полумесяц", "Трепет пе-
ра", "Двенадцать Святых" и тому подобное), и вскоре стало очевидно,  что
древние верования и суеверия не считаются абсурдными у  новых  экуменис-
тов.
   Ниже мы приводим мнение по поводу семилетних усилий КВП.
   "Галактофизический детерменизм" КВП был воспринят восемью  биллионами
лишь чисто внешне. Используя первые буквы аббревиатуры,  они  переделали
это название в "Комиссию Вселенских Проклятых (богом)".
   Председатель КВП, Тур Бомоко, улема цензуни, один из четырнадцати не-
отрекшихся (они вошли в историю как "Четырнадцать Мудрых"), при - знал в
конце концов, что КВП допустила ошибку.
   "Нам не следовало пытаться создать новые символы, - сказал он. -  Нам
следовало помнить, что нельзя подвергать сомнению  общепринятые  верова-
ния, нельзя возбуждать любопытство, касающееся  существования  Бога.  Мы
выступили против ужасающей нестабильности человеческого разума и в то же
время сделали свою собственную религию еще более твердой и  деспотичной.
Что означает эта тень, отразившая торный путь Божественного Предначерта-
ния? Она предупреждает о том, что символы озарены тогда, когда их перво-
начальное значение утрачено, и что сумма всех достижимых значений не су-
ществует".
   Двойственность смысла этого "признания" не осталась непонятой  крити-
ками Бомоко, и вскоре он был вынужден отправиться в  изгнание,  где  его
жизнь зависела от милостей Союза. Умер он в Тьюпиле, уважаемый и любимый
всеми, и последние его слова были: Религия должна  стать  отдушиной  для
людей, которые говорят себе: "Я не таков, каким хотел бы быть".  Религия
никогда не должна служить самоуспокоению".
   Хочется думать, что Бомоко понимал пророческий смысл своих слов.  Де-
вяносто поколений спустя О.К. Библия и Комментарии пронизали всю Вселен-
ную.
   Стоя на каменной гробнице, в которой покоились останки его отца,  Пол
Муаддиб процитировал слова из "Наследия Бомоко":
   "Ты, победивший нас, говоришь себе, что Вавилон пал и труды его обра-
щены в прах. Я же скажу тебе, что каждый человек остается  подсудным,  у
каждого есть своя скамья. Каждый человек - маленькая война".
   Свободные говорили о Муаддибе, что он подобен Абу Зайду, чей  корабль
совершил путь Туда и обратно. В данном контексте Туда означает в  прямом
переводе с мифологического  языка  Свободных  в  землю  Ра-спирит,  Алам
ал-митал, где не существует физических ограничений.
   Легко провести параллель между Абу Зайдом и Квизатцем Хедерахом,  по-
искам которого была подчинена вся программа братства сестер Бене  Гессе-
рит, нацеленная на выведение новой расы, и который  назывался  Указующим
путь, или Тем, кто может быть в двух местах одновременно.
   Оба этих названия восходят непосредственно к Комментариям "Когда  за-
кон и религиозный долг сливаются в единое целое, вся Вселенная становит-
ся твоим домом".
   Сам Муаддиб говорил о себе так: "Я - сеть в море  времени,  способная
вобрать в себя и будущее и прошлое. Я - движущаяся мембрана, от  которой
нельзя уйти".
   Эти же мысли можно найти и в 22 Калиме О. К. Библии,  где  говорится:
"Высказана ли мысль или не высказана, она реальна и имеет власть над ре-
альностью".
   И когда мы читаем собственные комментарии Муаддиба в "Столпе  Вселен-
ной", переведенные его святыми людьми, квизара Тафвидами,  мы  понимаем,
сколь многим он обязан КВП и Свободным-цензунни.
   Муаддиб: "Закон и долг едины, так и должно быть. Но вспомните следую-
щее ограничение - вы не можете познать себя полностью, вы  всегда  нечто
меньшее, чем индивид".
   О. К. Библия: аналогичное замечание (61 Откровение).
   Муаддиб: "Религия часто содержит в себе примесь мифа, защищая нас  от
ужасов неуверенности в своем будущем".
   Комментарии: аналогичное замечание. Составители Голубой книги находят
подобные высказывания и у Несху, религиозного писателя первого столетия.
   Муддиб: "Ответственность за  непредсказуемые  и  общественно  опасные
действия мимолетного, психически неполноценного либо невежественного ин-
дивида должна быть возложена на лицо, облеченное доверием".
   О.К. Библия: "Любой грех может быть объяснен, по крайней мере  отчас-
ти, естественной порочной склонностью. Такая терпимость суть  проявления
слабости, угодной Богу. Голубая книга прослеживает это в древней  "Семи-
тик Тавра".
   Муаддиб: "Протяни руку свою и съешь то, что Бог вложит в нее. И когда
насытишься, возблагодари Господа".
   О.К. Библия: идентичное замечание (Голубая книга находит следы  этого
замечания в Первом Исламе).
   Муаддиб: "Доброта - начало жестокости".
   Китаб ал-Ибар Свободных:  "Разве  не  дал  Бог  нам  палящего  солнца
Ал-Лат? Разве не дал Бог нам Матери-Воды, Преподобной матери?  Разве  не
дал нам Бог Иблиса - Сатану? И разве не от Шайтана узнали мы  пагубность
семени?
   Коневелл называет пришествие Муаддиба своевременным  с  точки  зрения
религии, однако время имеет к нему лишь косвенное отношение. Как  сказал
сам Муаддиб: "Я здесь, значит, я существую".
   Тем не менее, чтобы прояснить природу религиозного воздействия  Муад-
диба, нельзя упускать из виду, что Свободные - это  дикие  племена,  чьи
предки занимались освоением пустыни.  Мистицизм  вполне  понятен,  когда
каждую секунду борешься за выживание, преодолевая  враждебность  естест-
венной среды обитания. Ты здесь, значит, ты существуешь...
   В подобной традиции страдание подсознательно воспринимается как нака-
зание. Интересно отметить, что ритуалы Свободных почти  полностью  осво-
бождают от чувства вины. В нем просто нет необходимости, ибо закон и ре-
лигия для них одно и то же и одинаково считающие  неповиновение  грехом.
Причину этого можно, вероятно, видеть в том, что их каждодневное сущест-
вование требует жестокости суждений,  часто  смертельной,  что  в  менее
трудных условиях породило бы в людях непереносимое чувство вины.
   Это - один из главных источников повышенного суеверия Свободных, если
не принимать во внимание роль Защитной миссионерии. Почему поющий  песок
служит указующим знаком? Почему нужно сложить определенным образом руки,
увидев молодую луну? Плоть человека принадлежит ему, а вода его  тела  -
племени, и не вечные проблемы жизни надо решать,  а  проблемы  реального
существования. Мифы и поверья помогают помнить об этом. И раз вы  здесь,
раз у вас есть религия, в итоге вас непременно ждет победа.
   "Когда религия и политика впряжены в одну упряжку  и  когда  повозкой
управляет живой святой барак, ничто не может ему помешать", - так столе-
тиями учила школа Бене Гессерит.


   Приложение III
   ОТЧЕТ О МОТИВАХ И ЦЕЛЯХ БЕНЕ ГЕССЕРИТ

   Ниже приводится отрывок из Саммы, подготовленной по  требованию  леди
Джессики ее людьми сразу же после Арраки некого дела. Объективность  от-
чета повышает его ценность в качестве исторического документа.
   Орден Бене Гессерит в течение столетий действовал под прикрытием мис-
тики, маскировавшей проведение программы скрещивания людей. В силу этого
мы подчас склонны придавать ему большее значение, чем он того заслужива-
ет. Анализ арракинского дела показывает, что и сам орден не всегда  пра-
вильно понимал собственные задачи и наделал много ошибок.
   На это можно было бы возразить, что Бене  Гессерит  оперировали  лишь
доступными им фактами. Но очевидно и то, что орден преодолел  труднейшие
препятствия в получении информации, что лишь усугубило их ошибки.
   Программа Бене Гессерит имела своей целью выведение личности, которую
они назвали "квизатц хедерах". Проще говоря, они искали человека,  наде-
ленного такой психической силой, которая позволила бы ему воспринимать и
исполнять любые их приказания на самом высоком уровне. Они  хотели  соз-
дать суперментата, человека-машину, наделенного такой способностью пред-
видения, которая наблюдалась у навигаторов Союза.
   А теперь посмотрим, что из этого получилось.
   Муаддиб, урожденный Пол Атридес, был сыном герцога Лето,  чья  родос-
ловная могла быть прослежена в течение более чем тысячелетнего промежут-
ка времени. Мать пророка, леди Джессика, была дочерью Владимира  Харкон-
нена и несла в себе гены, чья исключительная важность для программы была
известна в течение почти двух тысяч лет. Она окончила школу Бене  Гессе-
рит и должна была стать важным инструментом для выполнения  генетической
программы.
   Леди Джессике было приказано произвести на свет девочку Атридес. План
состоял в том, чтобы соединить эту девочку  с  Фейд-Раусом  Харконненом,
племянником барона, так как существовала очень большая возможность того,
что этот союз даст квизатц хедераха. Вместо этого, по  причине,  которая
ей и самой была недостаточно ясна, леди Джессика пренебрегла приказанием
и произвела на свет мальчика.
   Одно это должно было изменить игру Бене Гессерит, но были  и  другие,
куда более важные моменты, которые они игнорировали:
   1. Еще ребенком Пол Атридес выказывал способность предвидения будуще-
го. О нем было известно, что он имеет пророческие видения - очень  опре-
деленные, полные и неподдающиеся четырехмерному объяснению.
   2. Преподобная Мать Гайус Хелен Моахим, испытывавшая Пола, когда  ему
было пятнадцать лет, установила, что он во время испытаний смог  вынести
больше страха, чем любой другой испытуемый. Тем не менее она не  сделала
даже пометки в своем блокноте!
   3. Когда семья Атридесов оказалась на Арраки, Свободные встретили По-
ла, как пророка, как "Голос внешнего мира". Сестрам Бене  Гессерит  были
хорошо известны суровые условия жизни на планете Арраки, с ее бескрайни-
ми пустынями, отсутствием воды, с жестокой борьбой за выживание. Все это
должно было иметь своим последствием высокую степень развития  религиоз-
ного чутья у населения. И все же реакция Свободных и такой  фактор,  как
наличие большого количества спайса, выпали из поля зрения наблюдательниц
Бене Гессерит.
   4. Когда Харконнены и сардукары императора вновь заняли Арраки,  убив
отца Пола и почти всех его солдат, мать и  Пол  сумели  скрыться.  После
этого появились сообщения о новом религиозном вожде Свободных, человеке,
прозванном Муаддибом, которого считали Лизаном аль-Гаибом - "Голосом  из
внешнего мира". В сообщениях прямо указывалось на то, что его  сопровож-
дала новая Преподобная мать, "женщина, родившая его". В сообщениях, пос-
тупивших к Бене Гессерит, указывалось, что легенда Свободных  о  пророке
содержала следующие слова: "Он будет рожден  колдуньей  Бене  Гессерит".
Здесь можно возразить, что Бене Гессерит сами послали на Арраки свою За-
щитную миссионерию столетия назад, дабы обеспечить  в  будущем  надежную
почву для любого своего члена, и что эта легенда посему  могла  бы  быть
оставленной без внимания, так как она являлась стандартной уловкой  сес-
тер Бене Гессерит. Однако это не оправдывает их во всех остальных случа-
ях, когда они выказали непростительную беспечность.
   5. Когда арраки некое дело дошло до  своей  кульминации.  Космический
Союз обратился к Бене Гессерит и намекнул, что их навигаторы, использую-
щие спайсовый наркотик, когда ведут  космические  корабли  через  прост-
ранство, "испытывают беспокойство", "видят  препятствие  на  горизонте".
Это могло означать лишь одно: они видят некий узел,  сгущение  временных
линий, место пересечения бесчисленных частных решений, за которыми спря-
тан дальнейший путь, который они не могут увидеть  в  силу  ограниченной
способности предвидения.
   Некоторые Бене Гессерит давно догадывались,  что  Союз  не  может  не
иметь непосредственного отношения к жизненно важным  источникам  спайса,
потому что навигаторы Союза уже шли своим собственным путем, по  крайней
мере до той точки, находясь в которой, они обнаружили, что любой их лож-
ный шаг на Арраки может стать для них катастрофой.  Было  известно,  что
навигаторы Союза не могут предсказать иного пути  установления  контроля
над спайсом - без появления - подобного узла. Отсюда следовал  очевидный
вывод: некто, наделенный способностью к высшей власти, должен взять  под
контроль спайсовые ресурсы. И все же Бене Гессерит упустили из виду  это
обстоятельство!
   Все изложенное приводит к непреложному заключению:
   Неэффективная роль Бене Гессерит в арраки  иском  деле  является  ре-
зультатом куда более сложного плана, о котором они не имели ни малейшего
понятия!


   Приложение IV
   АЛМАНАК ЭН-АШРАФ (ИЗБРАННЫЕ ОТРЫВКИ ЕЖЕГОДНИКА "ЗНАТНЫЕ ДОМА")

   Шаддам IV (10.134 - 10.202) - падишах-император, 81-й монарх в  своем
роду (дом Коррино) из  занимающих  Золотой  Львиный  Трон;  коронован  в
10.156 (когда его отец, Элруд IX,  был  отравлен  чаумурки);  правил  до
10.196, когда регентом стала его  старшая  дочь  Ирулэн.  Его  правление
главным образом знаменито Арракинской революцией; многие историки  обви-
няют его в неуважении к суду и излишней помпезности.  В  течение  первых
шестнадцати лет его правления число бурсегов  было  удвоено.  В  течение
тридцати последних лет, предшествовавших Арракинской революции, произво-
дилось усиленное обучение сардукаров. У него было пять дочерей  (Ирулэн,
Чалик, Венсика, Джозифа и Руги) и не было законных сыновей.  Четверо  из
его дочерей последовали за ним в изгнание. Его жена, Анирул, Бене Гессе-
рит Скрытых Рядов, умерла в 10.176.
   Лето Атридес (10.140 - 10.191) - кузен Коррино по женской линии, час-
то упоминается как Красный Герцог.  Двадцать  поколений  дома  Атридесов
имели фамильное поместье на Каладане, пока герцог Лето  Атридес  не  был
вынужден уехать на Арраки. Известен главным образом как отец герцога По-
ла Муаддиба. Останки герцога Лето покоятся в "могиле черепов" на Арраки.
Его смерть явилась следствием предательства Сак-доктора, направлял кото-
рого спридар-барон Владимир Харконнен.
   Леди Джессика (10.154 - 10.256) - дочь Сиридар-барона Владимира  Хар-
коннена (сведения Бене Гессерит). Официальная наложница герцога Лето Ат-
ридес. Мать герцога Пола Муаддиба. Окончила школу Б.Г. на Валлахе IX.
   Леди Алия Атридес (10.191) - законная дочь герцога Лето Атридес и его
официальной наложницы леди Джессики. Леди Алия родилась на Арраки  через
восемь месяцев после смерти герцога  Лето.  Использование  ею  наркотика
познания является основной причиной негативного  отношения  к  ней  Бене
Гессерит. Вошла в историю  религиозных  учений  как  Св.  Алия  или  Св.
Алия-нож (подробно см. в книге Пандера Оулсона "Св. Алия - охотница бил-
лионов миров").
   Владимир Харконнен (10.110 - 10.193). Обычно о нем упоминается как  о
бароне Владимире Харконнене, но полный его  титул  -  сиридар-барон.  По
мужской линии Владимир Харконнен является прямым потомком Башара Абулур-
да Харконнена, сосланного после битвы за проявленную им трусость в битве
при Коррино. Восстановлением своего могущества  Дом  Харконненов  обязан
спекуляциям на пушном рынке,  а  позже  -  завладением  меланжевыми  бо-
гатствами Арраки. Сиридар-барон умер на Арраки во время революции. Титул
сразу же перешел к Фейд-Раусу Харконнену.
   Граф Казимир Фенринг (10.133 - 10.225) - родственник Дома Коррино  по
материнской линии; был с детства связан с Шаддамом IV (подвергнутая  не-
давно сомнению "Тайна дома Коррино" помещает любопытную историю  о  том,
что на Фенринга падает ответственность за убийство Эрлуда IX). Все исто-
рики сходятся в том, что Фенринг был ближайшим другом  Шаддама  IV.  Им-
перские посты графа Фенринга включают должность имперского агента на Ар-
раки в период харконненского режима, а позже -  помощника  правителя  на
Каладане. Он последовал за Шаддамом IV в его изгнание на Салузу Вторую.
   Глоссу Раббан граф Ланкивал (10.132 -  10.193)  -  старший  племянник
Владимира Харконнена. Глоссу Раббан и  Фейд-Раус  Раббан,  (взявший  имя
Харконнен после того, как вошел в дом  сиридар-барона),  были  законными
сыновьями младшего единоутробного брата сиридар-барона Абулурда. Абулурд
отказался от имени Харконнена и от права на титул в пользу Раббана.


   ГЛОССАРИЙ

   При изучении империи, Арраки и всей  культуры,  созданной  Муаддибом,
встречается много незнакомых терминов, нуждающихся в  разъяснении.  Ниже
мы приводим эти слова с переводом и толкованием.
   АБА - свободное одеяние женщины, обычно темного цвета.
   АДАБ - вопрошающая память, возникающая непроизвольно.
   АЙАТ - см. бурхан.
   АКЛ - испытание разума. Обычно "Семь мистических вопросов",  начинаю-
щихся одинаково: "Кто тот, что думает?.."
   АЛАМ АЛ-МИТАЛ - таинственный мир подобий, где физические  ограничения
исчезают.
   АЛ-ЛАТ - истинное человеческое солнце; в  обиходе  -  любая  планета,
вращающаяся вокруг солнца.
   АМТАЛ или ЗАКОН АМТАЛ - общий закон примитивных миров, согласно кото-
рому все должно подвергаться испытанию, чтобы выяснить ограничения и де-
фекты. Обычно: испытание на разрушение.
   АРРАКИ - третья планета системы Канопуса, известная также под  назва-
нием Дюна.
   АРРАКИН - первое поселение на планете Арраки, впоследствии ее  столи-
ца.
   АУЛИЙА - в религии Странников Цензунни женщина  у  левой  руки  Бога;
служанка Бога.
   АУМАС - яд, добавляемый в еду. В некоторых диалектах произносится Ша-
умас или Чаумас.
   БАККА - в легендах Свободных плакальщица по всему человечеству.
   БАЛИЗЕТ - девятиструнный музыкальный инструмент, потомок цитры, наст-
раиваемый по гамме Чузука. Излюбленный инструмент имперских трубадуров.
   БАРАБАННЫЕ ПЕСКИ - уплотнение песка таким образом, что нажатие на не-
го извлекает звуки, подобные барабанному бою.
   БАРАДИ-ПИСТОЛЕТ - пистолет со статистическими зарядами, созданный  на
Арраки для уничтожения следов Создателя на песке.
   БАРАКА - живой святой, наделенный мистической силой.
   БАШАР (часто: полковник-башар) - офицер сардукаров, немного выше  чи-
ном полковника обычных войск. Военный правитель части планеты.  Башар  в
войсках - сугубо военное звание.
   БЕДВИН - см. Ичван Бедвин.
   БЕЛА ТЕГУЗА - пятая планета  системы  Куентсинга,  третье  пристанище
Странников Цензунни.
   БЕНЕ ГЕССЕРИТ - древняя школа умственного и физического обучения, ос-
нованная после того, как Бутлерианский джихад уничтожил "думающие  маши-
ны" и роботов. Первоначально в таких школах обучались только женщины.
   Б.Г. - сокращение, используемое для  Бене  Гессерит,  кроме  случаев,
когда оно ставится после даты. В последнем случае оно означает "до  Сою-
за" и указывает на систему летоисчисления.
   БИ-ЛА КАЙФА - Аминь (буквально: "дальнейшее не требует объяснения").
   БИНДУ - полный контроль над нервной системой. Часто  говорят  о  бин-
ду-нервизации. Ср. Прана.
   БИНДУ-СУСПЕНЗИЯ - разновидность каталепсии,  вызываемая  произвольно,
благодаря специальной тренировке бинду.
   БИТВЫ ЯЗЫК - особый язык, используемый во время битвы.
   БЛЕД - плоская открытая пустыня.
   БУРКА - род плаща у Свободных.
   БХОТАНИ ДЖИБ - см. Чакобза.
   БУРСЕГ - генерал сардукаров; генеральский шлем.
   БУРХАН - признаки жизни. Обычно: бурхан жизни.
   БУТЛЕРИАНСКИЙ ДЖИХАД - см. Джихад бутлерианский.
   ВАЛИ - юноша-Свободный, не прошедший испытания.
   Баллах IX - девятая планета системы Лауйина, где находится  материнс-
кая школа Бене Гессерит.
   ВАРОТА - знаменитый бализетный мастер с планеты Чузук.
   ВЕЙРДИНГ - нечто сверхъестественное, мистическое.
   ВЕЛИКАЯ КОНВЕНЦИЯ - вселенское соглашение, заключенное  между  Косми-
ческим Союзом, Великими домами и Империей в результате достигнутого рав-
новесия. Основной ее пункт - запрещение  использования  атомного  оружия
против человечества. Каждый пункт Великой конвенции начинается  словами:
"Следует чтить закон о..."
   ВЕЛИКАЯ МАТЬ - Богиня, женская ипостась спайса (часто: Мать  спайса);
женское лицо на изображении Троицы во многих религиях Империи.
   ВЕЛИКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ - распространенное название Бутлерианского  джихада
(см. джихад, Бутлерианский).
   ВЕТРОВАЯ ЛОВУШКА - приспособление, устанавливаемое против господству-
ющего направления ветра и способное отбирать влагу из проходящего  через
него воздуха благодаря резкому падению температуры внутри него.
   ВОДНАЯ ДИСЦИПЛИНА - курс обучения, призванный обучать живущих на  Ар-
раки обходиться минимальным количеством влаги.
   ВОДА ЖИЗНИ - священный яд (см. Преподобная мать). Представляет  собой
жидкость, образующуюся в момент смерти песчаного червя  (см.  Шаи-Хулуд)
при его утоплении. Попадая внутрь Преподобной  матери,  она  изменяется,
превращаясь в наркотик познания, используемый для оргий тау в сьетчах.
   ВОДНАЯ ТРУБКА - любая трубка внутри стилсьюта, направляющая перерабо-
танную или конденсированную воду в кетч-пакет.
   ВОДНЫЙ СЧЕТЧИК, ВОДНЫЕ КОЛЬЦА - металлические кольца различного  раз-
мера, предназначенные для получения по ним воды в лавках Свободных. Име-
ют важное значение (гораздо большее, чем деньги) при обрядах,  сопровож-
дающих рождение, смерть, а также в ритуалах ухаживания.
   ВТОРАЯ ЛУНА - меньшая из двух спутников Арраки, обращает на себя вни-
мание силуэтом кенгуровой мыши на лунной поверхности.
   ВЫЗОВ ТАХАДДИ - вызов Свободного на смертельный поединок, обычно  для
разрешения какого-либо спора.
   ГАЛАХ - официальный язык Империи. Смесь англо-славянского с различны-
ми специальными терминами, претерпевшими значительное изменение в долгой
цепи миграций человечества.
   ГАМОНТ - третья планета системы Ниуша, известная своей  гедонистичес-
кой культурой и экзотической сексуальной практикой.
   ГАНИМА - нечто, приобретенное в битве. Часто: мгновение  битвы,  спо-
собное взволновать память.
   ГАРЕ - буря.
   ГЕЙРАТ! ("вперед!") - клич песчаных наездников.
   ГИНАЗ ДОМ - дом, состоявший в союзе с герцогом  Лето.  Был  разбит  в
Войне убийц с планетой Груммен.
   ГИУДИЧЕР - святая правда (обычно: гиудичер мантен - истинная и  подт-
вержденная правда).
   ГЛОУГЛОБ - суспензорное осветительное приспособление, само  вырабаты-
вающее энергию (обычно с помощью органических бактерий).
   ГОЛОС - способность Бене Гессерит подчинять себе людей с помощью  на-
бора определенных интонаций.
   ГОМ ДЖАББАР - "высший враг", особая игла, на кончик  которой  нанесен
метацианид. Использовалась Бене  Гессерит  для  испытания  человеческого
сознания.
   ГРУММЕН - вторая планета системы  Ниуша,  известная  главным  образом
враждебным отношением ее правящего дома Моритани к дому Гиназа.
   ГЬЕДИ ПРАЙМ - планета системы Офиучи В (36), родина дома Харконненов.
Среднежизнеспособная планета с фотосинтезом низшего ранга.
   ДАР АЛ-ХИКМАН - школа толкования или интерпретации религиозных догм.
   ДВЕРНАЯ ПЕЧАТЬ - съемное пластиковое  герметическое  устройство,  ис-
пользующееся для сохранения влаги в дневных лагерях Свободных.
   ДЕРЧ! (правый поворот) - клич песчаных наездников.
   ДЖИХАД - религиозная война; поход фанатиков.
   ДЖИХАД БУТЛЕРИАНСКИЙ - поход против компьютеров и роботов, наделенных
сознанием. Начался в 201 Б.Г. и закончился в 108 Б.Г. Его главный лозунг
приведен в Оранжевой Католической Библии: "Не заменяй машиной человечес-
кий разум!"
   ДЖУББА - универсальный плащ (может пропускать  и  задерживать  тепло,
может служить подвесной кроватью или  палаткой).  На  Арраки  его  носят
обычно поверх стилсьюта.
   ДИКТУМ ФАМИЛИЯ - закон, входящий в Великую конвенцию, согласно  кото-
рому запрещается убивать члена Великого дома или лицо  из  императорской
семьи посредством заговора.
   ДИСТРАНС - механизм для установления нейтральной территории в нервной
системе птиц. Тогда крик существа, несущего сообщение, может быть  отли-
чен от звука, издаваемого самолетом-разведчиком.
   ЗАЩИТНАЯ МИССИОНЕРИЯ - исполнитель воли Бене Гессерит, занималась на-
саждением суеверий в примитивных мирах с тем, чтобы  в  дальнейшем  Бене
Гессерит могли подчинить их себе (см. Паноплиа Профетикус).
   ЗАЩИТНАЯ СТЕНА - гористый пояс на севере Арраки, защищающий небольшой
участок ее территории от песчаных бурь.
   ИБАДА, ГЛАЗА - характерный эффект действия еды с высокой концентраци-
ей спайса, от которого белки и зрачки становятся темно-синими.
   ИБРИС - шайтан.
   ИЙАЗ - пророчество, которое не может отрицаться;  непреложное  проро-
чество.
   ИКС - см. Ричес.
   ИЛМ - теология, наука о религиозных тенденциях; одно из полулегендар-
ных начал веры Странников Цензунни.
   ИКУТ-ЭЙ! или Соо-соо-соок! - крик продавцов воды на Арраки  (этимоло-
гия не установлена).
   ИМПЕРИАЛ КОНДИЦИОНИНГ - факультет Сак в медицинских школах, обеспечи-
вающий самую высокую степень стабильности человеческой  жизни.  Его  вы-
пускники имеют бриллиантовую татуировку на лбу, отпускают длинные волосы
и носят серебряные сак-кольца на пальце.
   ИСПЫТАНИЕ МАШАД - любое испытание, в котором на карту ставится честь,
определяемая как духовное начало.
   ИСТИСЛАХ - закон о благосостоянии, как правило, применяется в  случае
крайней необходимости.
   ИЧВАН-БЕДВИНЫ - братство всех Свободных на Арраки.
   ИА! ИА! ИАУМ! - припев в ритуальных песнопениях Свободных, обычно пе-
реводится как "Внимание, слушай!".
   ИА ХИИА ЧУХАДА! (долгая жизнь воинам!) - клич Федайкинов. Особенность
этого клича в том, что он означает не борьбу за что-то, а борьбу  против
чего-то.
   КАЛА - традиционный призыв, имеющий целью успокоение злых духов  того
места, которое вы называете.
   КАЛАДАН - третья планета системы Дельта Павонис, место рождения  Пола
Муаддиба.
   КАНЛИ - официальная вендетта, ограниченная законами, содержащимися  в
Великой конвенции и подчиняющаяся строгим ограничениям (см. Судья по из-
менениям). Законы были составлены для того, чтобы защитить случайно вов-
леченных в вендетту людей.
   КАРАМА - чудо; сверхъестественное действие, вызванное миром духов.
   КАРРИОЛ - летательный аппарат, рабочий аппарат на Арраки,  используе-
мый для перевозок спайса, поискового и прочего оборудования.
   КВИЗАРА-ТАФВИД - священник у Свободных (после Муаддиба).
   КВИЗАТЦ ХЕДЕРАХ - "знающий короткий путь"; название, данное Бене Гес-
серит неизвестному, появление которого они пытались вызвать путем  гене-
тического скрещивания; Гене Гессерит - мужчина, чья органическая  духов-
ная сила должна была преодолевать власть пространства и времени.
   КЕТЧ-ПАКЕТ отделение стилсьюта, в котором собирается и хранится вода.
   КИСВА - любая фигура или рисунок из мифологии Свободных.
   КИТАЕ АЛ-ИБАР - ежегодный религиозный справочник,  издававшийся  Сво-
бодными на Арраки.
   КОНУС МОЛЧАНИЯ - поле, ограничивающее силу голоса или другого  вибра-
тора путем искажения волнового колебания.
   КОРИОЛИСОВЫЙ ШТОРМ - сильный шторм, когда сила ветра достигает 700 км
в час.
   КОРРИНО БИТВА ПРИ - космическое сражение, название которого взял себе
дом Коррино. Битва произошла у Сигмы Дракона в 885  Б.Г.  и  закончилась
победой дома правящего на Салузе Второй.
   КОСМИЧЕСКИЙ СОЮЗ - см. Союз Космический.
   КРАУЛЕР - см. харвестер.
   КРИСНОЖ - священный нож Свободных. Две разновидности  его  изготовля-
лись из зубов мертвого песчаного червя. Крисножи бывают "неподвижные"  и
"подвижные". Подвижные ножи, находясь поблизости от человеческого  тела,
создают электрическое поле, чтобы предотвратить случайный порез.  Непод-
вижные ножи предназначены для хранения. Все они имеют длину 20 см.
   КРУШЕР - военный космический корабль, составленный из нескольких мел-
ких воздушных кораблей, скрепленных вместе.
   КУЛАН - дикий осел Терры, разведенный на Арраки.
   КУЛЛ ВАХАД! ("до чего же интересно!") - выражение искреннего  изумле-
ния, распространенное в Империи. Более точное его понимание  зависит  от
контекста.
   КУТТЕРЕЙ - небольшой ласган, используемый главным образом как режущий
инструмент и хирургический скальпель.
   ЛА! ЛА! ЛА! - возглас скорби у Свободных. "Ла" означает  "нет",  пре-
дельное отрицание, которое невозможно опровергнуть.
   ЛАНДСРААТ - межпланетная лига Великих домов.
   ЛАДОННЫЙ ЗАМОК - замок, или запор, который открывается путем контакта
с ладонью человека, являющегося ключом к нему.
   ЛАСГАН - длинноволновый лазер. Использование его  в  качестве  оружия
ограничено применением силового защитного поля: когда луч касается поля,
происходит взрыв (эффект субатомного слияния).
   ЛЕГИОН ИМПЕРСКИЙ - воинское соединение, состоящее  из  десяти  бригад
(около 30 000 человек).
   ЛИБАН - спайсовая вода, настоянная на листьях юкки; напиток,  напоми-
нающий кислое молоко.
   ЛИЗАН АЛ-ГАИБ - "Голос из Внешнего Мира". В легендах Свободных пророк
из внешнего мира. Иногда переводится "Дающий воду" (см. также Махди).
   ЛИТЬЕРОН на Арраки - плотно закрывающийся  сосуд  для  хранения  воды
объемом в один литр. Изготовлялся из особого эластичного пластика.
   ЛИЦЕВОЙ ТАНЦОР - ментат, наделенный способностью изменять свою  внеш-
ность.
   МАЛЫЙ СОЗДАТЕЛЬ - полурастение, полуживотное, носитель песчаного чер-
вя, находящееся глубоко в песке.  Выделения  малого  Создателя  образуют
приспайсовые массы.
   МАНТЕНЕ - глубокая мудрость, веский аргумент (см. Гиудичер).
   МАУЛА - раб.
   МАУЛА-ПИСТОЛЕТ - пружинное устройство для метания отравленных  стрел;
дальность действия - 40 метров.
   МАХДИ - в легендах Свободных "Тот, кто поведет нас в рай".
   МЕЛАНЖ - "спайс спайсов", продукт, источником которого является Арра-
ки; является наркотиком среднего действия, когда принимается в небольших
количествах, и наркотиком сильного действия, когда принимается из расче-
та 2 грамма на 70 кг веса человека ежедневно  (см.  Ибада,  Вода  жизни,
приспайсовые массы). Муаддиб объявил спайс источником своей  пророческой
силы. Навигаторы Союза тоже так говорили. Его цена  на  имперском  рынке
поднималась до 620 000 солариев за декаграмм.
   МЕНТАТ - класс имперских граждан, прошедших обучение  высшей  логике;
"люди-компьютеры".
   МЕТАСТЕКЛО - стекло, образованное под высоким давлением  из  газов  и
кварца. Известно своей чрезвычайной прочностью (около 450 000 кг  на  кв
см при толщине 2 см); способно избирательно пропускать световые лучи.
   МИССИОНЕРИЯ ПРОТЕКТИВА - см. Защитная миссионерия.
   МИХНА - время для испытания юношей - Свободных - которые хотят  полу-
чить признание в качестве мужчин-воинов.
   МИШ-МИШ - абрикосы.
   МИСР - термин, обозначающий Свободных, последователей учения  Цензун-
ны.
   МНИМИК ФИЛЬМ - лист шигавира диаметром в один микрон, часто использу-
емый для передачи шпионских сообщений.
   МОНИТОР - десятисекционный космический  военный  корабль,  обладающий
мощным вооружением и защитными устройствами; сконструирован таким  обра-
зом, что может быть разделен на отдельные секции для взлета с планеты.
   МУАДДИБ - кенгуровая мышь, живущая на Арраки, существо, отраженное  в
мифологии Свободных из-за наличия его изображения на Второй луне  плане-
ты. Свободные восхищались способностью этого существа выживать в  пусты-
не.
   МУДИР НАХЙА - имя, которое дали Свободные Раббану (графу Ланкиввалу),
племяннику барона Владимира Харконнена, бывшего много лет правителем Ар-
раки. Это имя часто переводится "Демон-правитель".
   МУ ЗЕЙН БАЛЛАХ! - "му зейн" буквально означает "ничего  хорошего",  а
"валлах" является восклицанием, обозначающим негативное чувство. "Ничего
хорошего, никогда ничего хорошего!" Это традиционное для Свободных поже-
лание врагам.
   МУСКИ - см. Чаумурки.
   МУШТАМАЛ - небольшой садик или двор.
   НА - частица, имеющая значение "именуемый" или  "следующий  в  роду".
"Набарон" означает "наследник титула барона".
   НАИБ - тот, кто поклялся не даваться живым врагу, традиционная прися-
га лидера Свободных.
   НЕЗХОНИ - шарф-подушечка, которым  женщины-Свободные  повязывают  лоб
под капюшоном стилсьюта после рождения сына.
   НОСИЛЬЩИК ВОДЫ - Свободный,  посвященный  и  облеченный  пожизненными
обязанностями по отношению к воде и Воде жизни.
   НУККЕРЫ - офицеры имперской охраны, кровно связанные  с  императором;
традиционное звание сыновей императорских наложниц.
   ОБУЧЕНИЕ - по отношению к Бене Гессерит это слово имеет  терминологи-
ческое значение; оно обозначает такое состояние нервов и  мускулов  (см.
Бинду и Прана), которое позволяет держать их под полным контролем.
   ОРАНЖЕВАЯ КАТОЛИЧЕСКАЯ БИБЛИЯ - всеобъемлющий свод религиозных  текс-
тов, подготовленный Комиссией вселенских переводчиков. Содержит  в  себе
элементы самых древних религий. Ее главная заповедь - "Плоть  не  должна
уродовать дух".
   ОРНИТОПТЕР (обычно - топтер) - любое воздушное судно, обладающее спо-
собностью свободного полета с помощью складывающихся крыльев.
   ОГОНЬ (столб огня) - пиротехническое устройство для сигналов, переда-
ваемых через пустыню.
   ПАН - любая низменность или впадина, образовавшаяся при оседании ниж-
них слоев почвы (на планетах, страдающих от недостатка воды, пан  указы-
вает на территории, ранее покрытые водой. Считается, что на Арраки  была
по крайней мере одна такая территория, хотя утверждение  остается  спор-
ным).
   ПАНОПЛИА ПРОФЕТИКУС - термин, обозначающий процесс зарождения  суеве-
рий, используемых Бене Гессерит для эксплуатации примитивных народов.
   ПА РАКОМ ПАС - любой компас, указывающий  на  местоположение  местной
магнитной аномалии, применяется там, где составлены  подробные  карты  и
где общее магнитное поле может изменяться под действием активных магнит-
ных штормов.
   ПЕНТА-ПОЛЕ - генераторное поле из пяти  пластов,  пригодное  для  не-
больших площадей, таких как дверной проем или окно (большее поле  стано-
вится ощутимо нестабильным с каждым новым пластом), делающее невозможным
проникновение через него для тех, кто не носит  диссамблер,  настроенный
на волны поля.
   ПЕОНЫ - низший класс (крестьяне или чернорабочие) фауферлуша;  офици-
ально - "находящиеся под опекой".
   ПЕСЧАНЫЙ КРАУЛЕР - общее название машин, сконструированных на  Арраки
для поисков и добычи меланжа.
   ПЕСЧАНЫЙ МАСТЕР - главный управляющий операциями по добыче спайса.
   ПЕСЧАНЫЙ НАЕЗДНИК - термин Свободных, обозначающий того, кто способен
поймать и оседлать песчаного червя.
   ПЕСЧАНЫЙ ПРИЛИВ - идиоматическое название для потоков пыли, изменение
положения пылевых впадин под  действием  гравитационного  взаимодействия
солнца и спутников.
   ПЕСЧАНЫЙ ПУТНИК - любой Свободный, способный жить в пустыне.
   ПЕСЧАНЫЙ ЧЕРВЬ - см. Шаи-Хулуд,
   ПЛАЗМЕТАЛЛ - см. пласталь.
   ПЛАСТАЛЬ - сталь, которая была стабилизирована волокном  стравилиума,
выращенного в кристаллической структуре.
   ПОРИТРИН - третья планета  Эпсилон  Аланга,  рассматриваемая  многими
Странниками Цензунни как родная планета, хотя их язык и мифология указы-
вает на более древнее происхождение.
   ПРАНА (мускульная прана) - особое состояние мускулатуры человеческого
тела, достигаемое при высокой степени тренированности методом Бене  Гес-
серит,
   ПРАНА-БИНДУ - тоже, что бинду-нервизация (см. Бинду).
   ПРЕПОДОБНАЯ МАТЬ - директриса школы Бене Гессерит, наделенная способ-
ностью преобразовывать внутри своего тела священный яд, что  приводит  к
высшей степени самопознания. Титул был приспособлен Свободными для обоз-
начения собственных религиозных вождей. См. также Вода жизни  и  Великая
мать.
   ПРЕДСКАЗАТЕЛЬНИЦА ПРАВДЫ - Преподобная мать, умеющая впадать в  транс
правды и чувствовать неискренность или фальшь.
   ПРИСПАЙСОВЫЕ МАССЫ - стадия заплеснсвсния диких растений при смешива-
нии их с выделениями малого Создателя. На этой стадии созревания  спайса
Арраки образуется нечто наподобие взрыва, при котором  меняются  местами
верхние и нижние слои пород. Подвергаясь воздействию воды и солнца,  эта
масса становится меланжем.
   ПРОКТОР СЪЮПЕРИОР - Преподобная мать Бене Гессерит, являющаяся  также
директрисой школы Бене Гессерит.
   РА-ДУХ - по верованиям Свободных, та часть человеческая, которая пог-
ружена в метафизический мир и способна его воспринимать (см. Алам ал-ми-
тал).
   РАЗЗИЯ - полупиратский партизанский набег.
   РАМАДАН - древний ритуал, символический  переезд,  отмеченный  празд-
нествами и молитвами; позднее - девятый месяц солнечно-лунного  календа-
ря.
   РАЧАГ - тонизирующее средство типа кофеина, изготовляемое  из  желтых
ягод растения араксо.
   РЕЗИДУАЛ-ЯД - изобретение ментата Питера де Вриза: насыщение  челове-
ческого тела субстанцией, для нейтрализации которой требуется постоянный
прием противоядия. Отказ от противоядия влечет за собой смерть.
   РЕКАТЫ - система трубок на человеческом теле, связывающая трубки, со-
бирающие отходы организма, с циклическими фильтрами стилсьюта.
   РИМВАЛЛ - старая верхняя ступень Защитной стены.
   РИЧЕС - четвертая планета Эридана А, считавшаяся наряду с  Икс  самой
высокоразвитой из машинных культур. Отличается  миниатюрными  приборами.
(Для того чтобы узнать, почему эти планеты  избежали  свирепых  разруши-
тельных действий в период Бутлерианского джихада, см. "Последний джихад"
Самера и Каутмана.)
   САДУ - термин Свободных для обозначения святых  судей,  равных  самим
святым.
   САЙАДИНА - 1) женщина-служительница в религиозной иерархии Свободных;
2) Сайадина - Преподобная мать.
   САЛУЗА ВТОРАЯ - третья планета Гаммы Вейпинг. После переезда  импера-
торского двора превращена в планету-тюрьму. Салуза Вторая является роди-
ной Дома Коррино и вторым пунктом на пути миграции Странников  Цензунни.
У Свободных сохранились поверья, что девять их поколений были рабами  на
С. В.
   САРДУКАР - солдат-фанатик падишаха-императора.  Сардукары  воспитыва-
лись в такой жестокости, что уже к одиннадцати годам должны  были  убить
от шести до тринадцати человек. Основой их военного обучения были жесто-
кость и полное пренебрежение собственной безопасностью, граничащие с са-
моубийством. С ранних лет их учили использовать жестокость  как  оружие,
ослабляя противника ужасом, который они наводили.  Искусство  их  фехто-
вальщиков считалось во Вселенной вершиной мастерства; их  способность  к
закулисным интригам приравнивалась к умению Бене Гессерит. Один сардукар
приравнивался по своим качествам к десяти рекрутам ландсраата. Ко време-
ни Шаддама IV их воинская доблесть несколько снизилась из-за их самоуве-
ренной и циничной манеры.
   САРФА - акт отвержения от бога.
   САФО - тонизирующая жидкость, добываемая из корней эказа;  употребля-
лась ментатами, которые  считали,  что  она  усиливает  умственную  дея-
тельность. Оставляла яркие пятна рубинового цвета возле рта и на губах.
   СБОРЩИК РОСЫ (не смешивать с собиратель росы)  -  представляет  собой
приспособление яйцевидной формы с длиной оси в четыре сантиметра;  изго-
товляется из хромопластика, который остается прозрачным в темноте и  бе-
леет на свету; поверхность с.р. ощутимо холоднее воздуха, благодаря чему
они вызывают конденсацию водяных паров, содержащихся в воздухе,  которые
оседают на с.р. в виде капелек, стекающих к корням растений. Эти приспо-
собления служили необходимым источником влаги для культивируемых в  низ-
ких местах планеты Арраки растений.
   СВОБОДНЫЕ - свободные племена Арраки, жители пустыни, остатки  Стран-
ников Цензунни ("пираты песков" согласно императорскому словарю).
   СВОБОДНЫЕ ТОРГОВЦЫ - эвфемическое название контрабандистов.
   СЕЛАМИК - имперская приемная.
   СЕМУТА - второй арракинский наркотик, изготавливаемый  из  обугленных
остатков элаккового дерева. Действие его (описанное как вневременной ды-
хательный экстаз) вызывается некими атональными вибрациями,  называемыми
семутной музыкой.
   СЕРВОК - часовой механизм, одно  из  простейших  автоматических  уст-
ройств, разрешенных после Бутлерианского джихада.
   СИЛАГО - летучая мышь Арраки, приспособленная для переноса  сообщений
на дальние расстояния.
   СИНКЧАРТ - карта поверхности Арраки с обозначением  наиболее  удобных
путей передвижения между убежищами.
   СИРАТ - место в О. Библии, которое описывает человеческую  жизнь  как
путешествие по указанному месту (сират) с раем по правую руку,  адом  по
левую и Ангелом смерти позади.
   СИХАЙЯ - весеннее время года в пустыне Свободных. Согласно  религиоз-
ным мотивам, оно должно сопровождаться всеобщим цветением и  знаменовать
собой "наступление рая".
   СИРИДАР - правитель планеты.
   СЛИП-ТИП - тонкий короткий нож для левой руки,  часто  с  отравленным
лезвием. Используется в поединке под прикрытием защитного поля.
   СНАРЯД-ОХОТНИК - отравленная металлическая лента, движущаяся на  сус-
пензоре, на небольшом расстоянии от пульта управления; орудие убийства.
   СНОАМ - аббревиатура, обозначающая трансзвездный концерн,  объединяю-
щий различные фирмы Вселенной, контролируемый императором и Великими до-
мами при негласном участии Союза и ордена Бене Гессерит.
   СНУПЕР - радиоактивный разрушитель яда, действующий в диапазоне  обо-
няния.
   СОБИРАТЕЛИ РОСЫ - работники, которые снимают  росу  с  растений,  ис-
пользуя косообразные росожнейки.
   СОБРАНИЕ - официальный совет вождей Свободных, свидетелей битвы,  ко-
торая должна установить вождя племени; отличать от Совета Собраний,  ко-
торый собирается для обсуждения дел, касающихся всех племен.
   СОЗДАТЕЛЬ - см. Шаи-Хулуд.
   СОЛАРИЙ - официальная денежная единица Империи. Четыре столетия  слу-
жила средством для обмена между Союзом, ландсраатом и империей.
   СОЮЗ КОСМИЧЕСКИЙ - один из столпов тройственного правления после зак-
лючения Великой конвенции. Союз был второй школой умственного и физичес-
кого развития после Бене Гессерит, С начала монополии Союза на космичес-
кий межзвездный транспорт и международные  банки  ведется  императорское
летоисчисление.
   СПАЙС - см. Меланж.
   СПАЙСОВАЯ ФАБРИКА - см. Песчаный краулер.
   СПОТТЕР-КОНТРОЛЬ - легкий орнитоптер поисковой спайсовой группы, обя-
занный вести наблюдения, контролировать и защищать группу.
   СТАННЕР - метательное оружие, заряженное стрелами, пропитанными  ядом
или наркотиком; парализатор.
   СТИЛСЬЮТ - плотно облегающая тело одежда на Арраки. Изготовляется  из
микромногослойной ткани, снабжена фильтрами для улавливания отходов  че-
ловеческого тела. Собранная и очищенная влага  поступает  по  трубкам  в
кетчпакет.
   СТИЛТЕНТ - небольшая палатка, изготовленная из микромногослойной тка-
ни, способная удерживать влагу, выделяющуюся при дыхании ее обитателей.
   СУБАКХ УЛ КУХАР? (как поживаете?) - приветствие Свободных.
   СУБАКХ УН НАР (хорошо. А вы?) - традиционный ответ на приветствие.
   СУДЬЯ ПО ИЗМЕНЕНИЯМ - официальное лицо,  назначенное  высшим  Советом
ландсраата и императором для наблюдения за выполнением условий при смене
владельца поместья, за соблюдением правил капли или официальной битвы  в
Войне убийц. Судья подчиняется только Высшему совету, который проводится
в присутствии императора.
   СУСПЕНЗОР - вторая (низшая) ступень генераторного поля Холцмана, пот-
ребляющая меньшее количество энергии и снижающая  в  известных  пределах
гравитацию.
   СЬЕТЧ - убежище Свободных, место, где они временно спасаются от опас-
ности. Поскольку Свободные жили в опасности подолгу,  этот  термин  стал
означать любую пещеру, являющуюся местом жительства одной из коммун.
   ТАКВА - буквально: "цена свободы". Нечто, имеющее огромную  ценность.
То, что божественное начало требует от  смертного,  и  страх,  вызванный
этим требованием.
   ТАМПЕР - короткая палка с пружинной трещоткой на одном конце. Ее вты-
кают в песок, чтобы она приманила своими звуками Шаи-Хулуда.
   ТАУ - на языке Свободных - единение членов сьетча, усиленное  потреб-
лением спайса и особенно оргией после питья наркотика, - полученного  из
Воды жизни.
   ТАХАДДИ АЛ-БУРХАН - главное испытание, отказаться от которого  невоз-
можно (потому что оно несет в себе смерть или разрушение).
   ТЛЕЛАКСУ - 1) отдаленная планета Талим, известная как центр подготов-
ки ментатов и лицевых танцоров. 2) Живущие на Тлелаксу ученые,  произво-
дящие аморальные опыты над человеком и его мозгом.
   Т-П - сокращенное обозначение для телепатии.
   ТЬЮПИЛЕ - "планета-убежище", или, возможно, несколько планет для  До-
мов, поверженных империей. Их местонахождение известно только Союзу, под
чьим покровительством они находятся.
   УЗУЛ - на языке Свободных - основа колонны, столп.
   УЛЕМА - доктор теологии у Цензунни.
   УММА - один из братства пророков (в официальной терминологии  империи
- насмешливое слово,  обозначающее  любого  "дикаря",  то  есть  фанати-
ка-предсказателя).
   УРОШНОР - один или несколько слов, не имеющих  определенного  смысла,
которые Бене Гессерит внедряют в сознание человека в целях контроля. Ус-
лышав их, восприимчивое к ним лицо застывает в неподвижности.
   УСТНЫЙ ПРОЦЕСС - полуофициальный отчет о преступлении против империи.
   ФАЙ - водная дань, основная покупательная единица на Арраки.
   ФАУФРЕЛУШ - строгие правила классовых различий, действовавшие  внутри
империи: "Место для каждого человека и человек на своем месте".
   ФЕДАЙКИНЫ - команда смерти у Свободных.  Исторически:  группа  людей,
целью которых является служение одному делу, вплоть  до  самопожертвова-
ния.
   ФИКХ - см. Илм.
   ФИЛЬМОКНИГА - оттиск на шигавире, используемый в обучении мнемоничес-
кими методами.
   ФРЕГАТ - самый большой космический корабль, который может быть  поса-
жен на планету и взлететь с нее без разделения на части.
   ФРЕМКИТ - сохранившийся до наших дней костюм  домашнего  производства
Свободных.
   ХАГАЛ - "Планета Драгоценностей" (Зет Шаовея), на которой велись  ра-
боты Шаддама I.
   ХАЙ-И-И-ЙОХ! (трогай!) - клич песчаного наездника.
   ХАЙЛАЙНЕР - основное транспортное судно Союза.
   ХАЙР - уход в неизвестное, миграция.
   ХАЙРА - путешествие-поиск.
   ХАЙ Я - священное путешествие.
   ХАЛЙАУТ - (наконец-то!), восклицание Свободных.
   ХАРВЕСТЕР, или ХАРВЕСТЕРНАЯ ФАБРИКА - большая (от 40 до  120  метров)
спайсодобывающая машина, обычно применяемая на богатых  спайсовых  зале-
жах. Часто называется краулером-гусеницей из-за  жукообразного  корпуса,
посаженного на гусеничные колеса.
   ХАРМОНТЕП - по Ингсли - планета, получившая  свое  название  в  честь
шестой остановки Странников Цензунни.  Вероятно,  не  существующий  ныне
спутник Дельты Павониса.
   ХУКМЕН - Свободный, готовый остановить песчаного червя, используя ху-
ки Создателя.
   ХУКИ СОЗДАТЕЛЯ - крючья, используемые для пленения Создателя, восхож-
дения на него и управления им в путешествии.
   ХЬЕРГ - временный лагерь Свободных, разбитый на открытых песках.
   ЦЕНЗУННИ - учение схизматической секты, отколовшейся от учения  Маго-
мета (так называемый "третий Мухаммед") около 1381 Б.Г. Основные отличи-
тельные черты религии цензунни  -  преобладание  мистических  мотивов  и
стремление вернуться на путь отцов. Большинство ученых  называет  в  ка-
честве основателя секты  схизматиков  Али  Бен  Охаши,  но  есть  свиде-
тельства, что Охаши был лишь проповедником, излагавшим идеи своей второй
жены Нисаи.
   ЧАКОБЗА - так называемый "магнетический язык", заимствованный частич-
но из древнего бхотани джиб (джиб означает  диалект);  собрание  древних
наречий, приспособленное для нужд  обеспечения  безопасности;  охотничий
язык; язык наемных убийц времен первой Войны убийц.
   ЧАУМАС - см. Аумас.
   ЧАУ МУРКИ - яд, добавляемый в питье.
   ЧЕОПСЫ - пирамидальные шашки, девятилинейные. Перед  играющими  стоит
двойная задача: переместить свою королеву в нужный ряд и взять под конт-
роль короля противника.
   ЧЕРЕМ - братство ненависти, обычно мщения.
   ЧУЗУК - четвертая планета Зеты Шалиша,  так  называемая  "музыкальная
планета", славящаяся производством музыкальных инструментов. См. Варота.
   ЧЕЛОВЕК ДЮН - тот, кто работает в открытой пустыне; охотник за  спай-
сом.
   ШАХНАМЕ - легендарная книга Странников Цензунни.
   ШАИ-ХУЛУД - песчаный червь  Арраки,  "Создатель",  "Старик  пустыни",
"Отец вечности". Произнесенное особым тоном  или  написанное  заглавными
буквами передает самую суть верований Свободных. Песчаный червь выраста-
ет до огромных размеров (отдельные экземпляры превышают  400  метров)  и
живет исключительно долго, пока его не убьет один из его собратьев,  или
пока не будет утоплен в воде, являющейся ядом для  него.  Большая  часть
песков Арраки обязана своему возникновению песчаным  червям  (см.  также
малый Создатель).
   ШАДОУТ - Глубоко черпающий, почетный титул у Свободных.
   ШАЙТАН - сатана.
   ШИГАВИР - лист металла, отштампованный в виде листа ползучего  виног-
рада, выращиваемого только на Салузе Второй и на III Дельта Кайзинг. От-
личается необычайно высокой прочностью на разрыв.
   ЭКАЗ - четвертая планета Альфа Центавра, рай для скульпторов - благо-
даря свойству тамошних растений изменять форму под воздействием  челове-
ческой мысли.
   ЭЛАККА-НАРКОТИК - наркотик, получаемый при сжигании элаккового дерева
с планеты Эказ. В результате его действия подавляется инстинкт  самосох-
ранения. Кожа употребляющего  этот  наркотик  приобретает  специфический
морковный цвет. Обычно его дают гладиаторам перед битвой.
   ЭРГ - лагерь Свободных.
   ЭФФЕКТ ХОЛЦМАНА - отрицательное, отталкивающее поле генератора.
   Я-ПОДОБИЕ - портрет, воспроизведенный на шигавирном аппарате, способ-
ный воспроизвести мельчайшие детали, передающие сущность "Я".
   ЯЛИ - жилище Свободных.
   ЯМА ПЫЛЕВАЯ - глубокая расселина или впадина в  пустыне,  наполненная
пылью, так что ее невозможно отличить от окружающей  поверхности;  смер-
тельная ловушка, поскольку человек и животное тонут, попав в нее.



                               Фрэнк ХЕРБЕРТ

                                МЕССИЯ ДЮНЫ




                            ПРОЛОГ. СУДЬБА ДЮНЫ

     Планета Дюна - иначе Арракис - засушливый мир огромных  пустынь,  где
жизнь сохраняется в труднейших условиях. Коренные жители Дюны,  Свободные,
весь уклад своей жизни основывают на экономии воды и противостоят пустыням
в стилсьютах - специальных костюмах,  сохраняющих  почти  всю  расходуемую
организмом влагу. Огромные песчаные черви  и  свирепые  ураганы  постоянно
угрожают им. Дюна является единственным источником специфического продукта
под названием меланж,  наркотика,  вырабатываемого  червями.  Меланж,  или
спайс, продлевает жизнь и помогает посвященным заглядывать в будущее.
     Пол Атридес был сыном правителя Дюны, Герцога Лито.  Когда  его  отец
погиб в борьбе с  соперничающим  Великим  Домом,  родом  Харконненов,  Пол
вместе со своей беременной матерью, леди Джессикой, бежал в пустыню.  Леди
Джессика была членом Бене Джессерит - древнего женского ордена, ставившего
своей задачей контроль над генетическими линиями человека. В  соответствии
с положениями Бене  Джессерит,  Пол  принадлежал  к  родословной,  которая
должна была породить Квизац Хадераха - мессию будущего.
     Спасая их, погиб Данкан Айдахо. Пол  был  принят  Свободными  в  свою
среду и даже научился ездить  на  песчаных  червях.  В  одном  из  местных
обрядов он принял большую дозу наркотика, в  результате  в  его  организме
произошли изменения, позволившие ему  видеть  будущее,  вернее,  различные
варианты будущего. Мать Пола тоже приняла наркотик, пытаясь  преобразовать
его методом Бене Джессерит. В результате сестра Пола, Алия, будучи еще  во
чреве матери, овладела всеми ее знаниями и при  рождении  обладала  полным
сознанием.
     Со временем Пол стал признанным вождем Свободных - фрименов. Подругой
его стала девушка Свободных Чани,  и  он  принял  большинство  обычаев  ее
племени.   Но   его   мозг   Атридеса   обладал   неизвестными   Свободным
способностями, и он придал пустынным племенам организацию и цель,  которых
у них не было раньше. Он решил  изменить  климат  Дюны,  чтобы  обеспечить
планету водой.
     Прежде чем его планы осуществились, Харконнены снова ударили по  Дюне
и ее столице Арракину.  Несмотря  на  поддержку  считавшихся  непобедимыми
сардукаров, предводительствуемые Полом силы  Свободных  одолели  врагов  в
большой битве.
     По заключенному  после  битвы  договору  Пол  обрел  власть,  которая
помогла ему создать звездную Империю. Он взял в жены наследницу Императора
Шаддама IV принцессу Ирулэн, но брак этот  был  фиктивным,  Пол  оставался
верен Чани.
     В последующие двенадцать лет он создал свою Империю.  Но  теперь  все
древние группировки начали объединяться против него  и  против  легенды  о
Муад Дибе, которую он создал.



                                    1

                     "Пола Муад Диба,  Императора-ментата,  и  его  сестру
                Алию окружает такое количество мифов, что под их  покровом
                трудно  разглядеть   подлинные   личности.   Но   все   же
                действительно существовали мужчина по имени Пол Атридес  и
                женщина  по  имени   Алия.   Их   плоть   существовала   в
                пространстве и времени.  И  хотя  пророческие  способности
                выдвинули их за обычные границы  пространства  и  времени,
                все же  они  были  людьми.  С  ними  происходили  реальные
                события, оставившие реальные следы в  реальной  вселенной.
                Чтобы  разглядеть  эти  следы,  нужно   понять,   что   их
                катастрофа была катастрофой всего человечества. Эта книга,
                следовательно, посвящена не только Муад Дибу и его сестре,
                а и всем их потомкам - всем нам".
                       Предисловие к алфавитному указателю "Изречений Муад
                          Диба". Из собрания памятников культа духа Махди.

     Период правления Императора Муад Диба породил больше  историков,  чем
любая другая эпоха. Большинство из них отстаивало свои  собственные,  узко
сектантские взгляды, но все же сам факт их количества  свидетельствует  об
огромном влиянии, которое оказал этот человек на  бесчисленное  количество
миров.
     Конечно  же,  этот  период  содержит  идеальные  и   идеализированные
ингредиенты истории. Человек, урожденный  Пол  Атридес,  потомок  Великого
Дома,  был   обучен   приемам   прана-бинду   стараниями   своей   матери,
принадлежавшей к ордену Боне  Джессерит,  и  благодаря  этому  великолепно
контролировал свои мышцы и нервы. Более того, он  был  ментатом,  так  как
обладал  интеллектом,  превосходившим  по  своим  возможностям   те,   что
приписывались механическим компьютерам древних.
     Но прежде всего Муад Диб был Квизац Хадерахом,  тем  самым,  которого
орден готовил в течение столетий.
     И вот Квизац Хадерах, "тот, кто может  быть  одновременно  во  многих
местах", пророк, человек, при  помощи  которого  Бене  Джессерит  пытались
контролировать судьбу человечества, стал Императором Муад Дибом и  вступил
в династический брак с дочерью поверженного им Падишаха Императора.
     Подумайте о заключающемся в этом парадоксе.  Вы,  несомненно,  читали
других историков и знаете лежащие на  поверхности  факты.  Дикие  племена,
Свободные Муад Диба,  действительно  победили  Падишаха  Шаддама  IV.  Они
сразили сардукарские  легионы,  объединенные  силы  Великих  Домов,  армии
Харконненов и наемников, нанятых на деньги Ландсраада. Муад  Диб  поставил
Космический Союз на колени и посадил свою сестру Алию на религиозный трон,
который орден Бене Джессерит считал своим.
     Он проделал все это и еще многое  другое.  Миссионеры  его  Квизарата
принесли в космос джихад - религиозного войну. Основные ее события  заняли
двенадцать лет, и за это время вся человеческая  Вселенная  оказалась  под
властью одного человека.
     Муад  Диб  смог  осуществить  это  потому,  что  владел  Арракисом  -
планетой, более известной как Дюна, монопольным поставщиком спайса -  яда,
дающего жизнь.
     Вот еще один ингредиент идеальной истории - вещество, чьи  физические
и химические свойства превзошли  время.  Без  меланжа  Преподобные  Матери
ордена не смогли бы осуществлять генетическую селекцию  человечества.  Без
меланжа рулевые Союза по смогли  бы  вести  свои  корабли  в  космос.  Без
меланжа  миллиарды  подданных  Империи  погибли   бы   от   наркотического
голодания.
     Без меланжа Муад Диб потерял бы дар предвидения.
     Мы знаем, что верховная власть содержит  в  себе  момент  собственной
гибели. Абсолютная точность предвидения смертельна.
     Некоторые историки утверждают, что Муад Диба победили  заговорщики  -
Союз, орден Бене Джессерит  и  аморальные  ученые  Тлейлакса  [Тлейлакс  -
планета   (или   несколько   планет)   системы   Талима,   известная   как
отступнический центр воспитания ментатов, источник ментатов-извращенцев] с
их техникой "лицевого  танца"  -  способностью  изменять  свою  внешность.
Другие называют имена предателей в собственном окружении  Муад  Диба.  Они
упоминают о тароте Дюны,  который  ослабил  силу  пророчества  Муад  Диба,
указывают на ошибку Муад Диба, воспользовавшегося услугами гхолы  -  тела,
воскрешенного к жизни и запрограммированного на убийство. Но им  следовало
бы помнить, что этот гхола - Данкан Айдахо,  офицер  Атридесов,  погибший,
спасая жизнь Пола.
     Они описывают заговор Квизарата, возглавляемый  панегиристом  Корбой,
шаг за шагом  исследуют  план  Корбы  превратить  Муад  Диба  в  мученика,
возложив всю вину на его возлюбленную Чани.
     Как сообразуется все это с фактами  истории?  Никак!  Только  понимая
губительную сущность способности к предвидению,  можно  объяснить  природу
этой колоссальной неудачи.
     Надеемся, что другие историки сумеют это сделать.

                                 Из "Истории Муад Диба" Вронсо Иксианского



                                    2

                                  "Нет четкой грани между богами и людьми:
                                одни переходят в других.
                                                       Изречение Муад Диба

     Скайтейл, лицевой танцор с Тлейлакса, старался не думать о том, какой
зловещий характер носит их заговор. Однако он снова и снова возвращался  к
печальной мысли: "Я сожалею о том, что должен принести смерть Муад Дибу".
     Свою жалость он тщательно скрывал от соучастников. Сам же он находил,
что ему легче понять жертву, чем преследователей - очень  характерное  для
лицевого танцора свойство.
     Скайтейл держался в  стороне  от  остальных.  Сначала  они  обсуждали
вопрос о возможности применения яда. Энергичное и яростное  по  сути,  это
обсуждение внешне выглядело бесстрастно и чопорно и  проходило  в  манере,
свойственной представителям Великих Школ, когда затрагиваются их догмы.
     - Тебе кажется, что он сражен, а он вновь невредим!
     Это сказала старая Преподобная Мать  Бене  Джессерит  Гаиус  Хэлен  -
облако, насыщенное запахом меланжа.
     - Если так будет продолжаться, мы умрем от собственной глупости!
     Это произнес  четвертый  из  присутствующих,  потенциальный  участник
заговора, принцесса Ирулэн, жена (но не настоящая, напомнил себе Скайтейл)
их общего врага. Она стояла у контейнера  Адрика,  высокая,  светловолосая
красавица, в великолепном платье из голубой китовой шерсти и в  такого  же
цвета плаще и шляпе. Золотые серьги блестели у нее в ушах. Она вела себя с
аристократическим высокомерием, но что-то в выражении  ее  лица  говорило,
что усвоенный у Бене Джессерит самоконтроль дается ей с большим трудом.
     Мысли Скайтейла  от  тонкостей  языка  и  лиц  обратились  к  деталям
окружающей их местности. Со всех сторон расстилались холмы, почерневшие от
тающего снега, отражавшего грязноватую голубизну маленького  бело-голубого
солнца, повисшего над горизонтом.
     "Почему  выбрано  именно  это  место?  -  подумал  Скайтейл.  -  Бене
Джессерит  редко  поступают  беспричинно.  Возьмем  этот  павильон:  более
просторное, но закрытое помещение  могло  вызвать  у  представителя  Союза
клаустрофобию. Адрик привык к просторам своей родной планеты. Но построить
такой купол специально для него - значило прямо указать на его слабость".
     "А для меня лично что здесь приготовлено?" - вновь подумал Скайтейл.
     - А вам разве  нечего  сказать,  Скайтейл?  -  в  упор  спросила  его
Преподобная Мать.
     - Вы хотите втянуть меня в эту  дурацкую  борьбу?  Мы  имеем  дело  с
потенциальным мессией. На него нельзя нападать открыто. Если мы  превратим
его в мученика, это будет нашим поражением.
     Взоры всех присутствующих обратились на него.
     - Вы  думаете,  в  этом  единственная  опасность?  -  снова  спросила
Преподобная Мать своим пронзительным голосом.
     Скайтейл пожал плечами. Для этой встречи он выбрал  круглое  открытое
лицо, веселые глаза, полные губы - внешность обрюзгшего коротышки. Сейчас,
глядя на соучастников заговора, он подумал, что  сделал  идеальный  выбор,
возможно, инстинктивный. Он единственный из них мог выбирать  из  большого
набора внешностей. Он - человек-хамелеон,  лицевой  танцор,  и  внешность,
которую он сейчас надел, заставляла  остальных  воспринимать  его  слишком
легкомысленно.
     - Ну, так как же? - настаивала Преподобная Мать.
     - Я наслаждался тишиной, - сказал Скайтейл. - Лучше не выражать вслух
нашу враждебность.
     Преподобная Мать отпрянула от него, и Скайтейл увидел, как она меняет
свою оценку. Все они прошли жесткую школу прана-бинду, все владели  своими
мышцами и нервами так, как мало кто из людей. Но Скайтейл, лицевой танцор,
мог делать со своими мышцами и нервами то, что было недоступно  другим,  и
вдобавок обладал особым даром проникновения - он мог надевать на  себя  не
только внешность другого человека, но и вживаться в его душу.
     Скайтейл дал  ей  возможность  завершить  переоценку,  потом  коротко
сказал:
     - Яд!
     Он произнес это слово с такой интонацией, как будто  только  он  один
понимал его истинное значение.
     Представитель Союза шевельнулся, и его голос  полился  из  блестящего
шара, укрепленного в углу контейнера:
     - Мы говорим не о физической отраве, а о психологической.
     Скайтейл  рассмеялся.  Смех  на  языке  мирабхаза  срывал   маску   с
собеседника, и тому нечего было больше прятать.
     Ирулэн  одобрительно  улыбнулась,  но  в  глазах  Преподобной  Матери
блеснул гнев.
     - Прекратите! - выдохнула Моахим.
     Скайтейл замолчал, но теперь общее внимание было  приковано  к  нему.
Адрик разгневан, Моахим взбешена, Ирулэн удивлена, но забавляется.
     - Наш друг Адрик предполагает, - сказал Скайтейл, - что  две  опытные
Бене Джессерит не знают всех возможностей обмана.
     Моахим отвернулась и посмотрела на холодные холмы родной планеты Бене
Джессерит. Скайтейл понял, что она готова пойти на  уступку.  Это  хорошо.
Другое дело - Ирулэн.
     - Вы с нами или нет? -  спросил  Адрик,  глядя  на  Скайтейла  своими
круглыми глазами грызуна.
     - Дело не  во  мне,  -  ответил  Скайтейл.  Он  продолжал  привлекать
внимание Ирулэн. -  Вы  удивлены,  принцесса,  зачем  мы  с  таким  риском
добирались сюда за много парсеков?
     Она кивнула в знак согласия.
     - Для того разве, чтобы обменяться  банальностями  с  человеком-рыбой
или спорить с толстым лицевым танцором с Тлейлакса? - спросил Скайтейл.
     Она отступила от бака  Адрика,  раздраженно  отмахиваясь  от  густого
запаха меланжа.
     Адрик воспользовался этим моментом, чтобы бросить себе в рот таблетку
меланжа. Он ел спайс и дышал им, он даже пил его,  как  заметил  Скайтейл.
Вполне понятно -  спайс  обостряет  проницательность  рулевого,  дает  ему
возможность вести лайнеры Союза со сверхсветовой скоростью. Спайс помогает
ему угадывать курс, на котором корабль не подстерегает  опасность.  Сейчас
Адрик ощущал присутствие другой опасности, но  на  этот  раз  ему  не  мог
помочь даже его меланжевый костыль.
     - Я думаю, с моей  стороны  было  ошибкой  явиться  сюда,  -  сказала
Ирулэн.
     Повернувшись к ней, Преподобная Мать раскрыла глаза, точно  рептилия,
затем снова закрыла их.
     Скайтейл перевел  взгляд  с  Ирулэн  на  контейнер,  будто  приглашая
принцессу разделить его точку зрения. Он знал, что Адрик ей  отвратителен:
самоуверенный взгляд, безобразные руки  и  ноги,  медленно  двигающиеся  в
газе,  клубы  меланжевого  запаха  вокруг.  Она   задумывается   над   его
сексуальными обычаями, подумывает, как странно было бы видеть  себя  парой
такого  существа.  Даже  генератор  поля,  который  создавал  для   Адрика
невесомость космоса, отдаляет его от нее.
     - Принцесса, -  сказал  Скайтейл,  -  благодаря  присутствию  Адрика,
пророческие способности вашего супруга не смогут  проникнуть  в  некоторые
события, включая и нашу встречу... предположительно.
     - Предположительно, - механически повторила Ирулэн.
     Преподобная Мать кивнула с закрытыми глазами.
     - Сущность проникновения в будущее непонятна даже тем,  кто  обладает
этим даром, - сказала она.
     - Я полноправный представитель Союза и обладало этой способностью,  -
заявил Адрик.
     Преподобная   Мать   снова   открыла   глаза.   На   этот    раз    с
проницательностью, свойственный Бене Джессерит, она смотрела  на  лицевого
танцора. Она взвешивала его слова.
     - Нет, Преподобная Мать, - пробормотал про себя Скайтейл, - я не  так
прост, каким кажусь.
     - Мы не понимаем сущности проникновения, -  сказала  Ирулэн.  -  Вот,
например, Адрик говорит, что мой муж не может знать, видеть или предвидеть
то, что происходит в  присутствии  рулевого  Союза,  -  этому  мешает  его
воздействие. Но каковы границы этого воздействия?
     - Существуют люди и явления в нашей Вселенной, о которых я знаю  лишь
по их последствиям. - Рыбий рот Адрика сжался в тонкую линию.  -  Я  знаю,
что они существуют... где то. Как морское  животное  колеблет  поверхность
моря, так и проникновение в будущее лишь колеблет ткань времени.  Я  видел
места, где был ваш супруг. Но ни его самого, ни  тех,  кто  разделяет  его
цели и стремления, я не видел. Точно так же я сам укрыт  от  него  и  могу
укрыть всех наших.
     - Ирулэн не ваша, - возразил Скайтейл, искоса взглянув на принцессу.
     - Мы все знаем, что  заговор  должен  осуществляться  только  в  моем
присутствии, - сказал Адрик.
     Голосом, каким говорят об использовании машины, Ирулэн произнесла:
     - Конечно, у вас есть свои достоинства...
     "Теперь она поняла, кто он такой", - удовлетворенно подумал Скайтейл.
     -  Будущее  надо  создавать,  -  сказал  он,  -  подумайте  об  этом,
принцесса.
     Ирулэн взглянула на лицевого танцора и подумала о людях,  разделяющих
цели и стремления Пола, о легионерах из числа Свободных. Она  видела,  как
он пророчествовал от них, видала знаки слепого преклонения перед их Махди,
их Муад Дибом.
     "Ей кажется, - подумал Скайтейл, - что она перед  судом,  который  ее
оправдает или уничтожит. Она видит ловушку, которого  мы  все  приготовили
для нее".
     На мгновение он встретился взглядом с Преподобной Матерью  и  испытал
странное ощущение, будто их мысли о Ирулэн совпали.  Конечно,  орден  Бене
Джессерит  подготовил  принцессу,  обучил   се,   теперь   настало   время
воспользоваться результатами этой подготовки.
     - Принцесса, я знаю, чего вы больше всего  хотите  от  Императора,  -
произнес Адрик.
     - Кто же этого не знает? - ответила Ирулэн.
     - Вы хотите стать основательницей династии, -  продолжал  Адрик,  как
будто не слыша ее реплики. - Я хочу  заставить  вас  поверить  моему  дару
предвидения: Император женился на вас из  политических  соображений  и  вы
никогда не делили с ним ложе.
     - Значит, ваш оракул еще и сводня, - усмехнулась Ирулэн.
     - Настоящая жена Императора - его возлюбленная из Свободных, а не вы!
- выпалил Адрик.
     - Но она не может дать ему наследника, - вспыхнула Ирулэн.
     - Разум - первая жертва сильных эмоций, -  пробормотал  Скайтейл.  Он
видел гнев Ирулэн, видел, что его предостережение на нее подействовало.
     - Она не может дать ему наследника, - повторила Ирулэн уже спокойнее,
беря себя в руки, - потому что я тайно даю ей противозачаточные  средства.
Вам было нужно это признание?
     - Но Императору этого знать не следует, - с улыбкой заметил Адрик.
     - У меня готово объяснение для него, - возразила Ирулэн. - Может,  он
и обладает чувством правды, но иногда в ложь легче поверить, чем в правду.
     - Вы должны сделать выбор, принцесса, - сказал Скайтейл.
     - Пол добр со мной, - проговорила она. - И я заседаю в его Совете.
     - За двенадцать лет брака  с  ним  проявил  он  к  вам  хоть  немного
нежности? - спросил Адрик.
     Ирулэн покачала головой.
     - Он сверг вашего отца с помощью своих злобных орд и женился на  вас,
чтобы законно претендовать на трон, но его настоящей женой  вы  так  и  не
стали, - продолжал Адрик.
     - Адрик старается воздействовать на ваши чувства, - заметил Скайтейл.
- Разве это не забавно?
     Она взглянула на лицевого танцора,  увидела  его  дерзкую  улыбку,  и
брови ее поползли вверх. Скайтейл видел: теперь  она  совершению  уверена,
что если она покинет встречу соучастницей заговора, Пол  этого  определить
не сможет, если же она не согласится, тогда...
     - Не кажется ли вам, принцесса,  -  спросил  Скайтейл,  -  что  Адрик
обладает в нашем заговоре слишком большой властью?
     - Я заранее согласен подчиниться наиболее  разумному  предложению,  -
сказал Адрик.
     - А кто его определит, это наиболее разумное предложение?
     - Вы не хотите, чтобы  принцесса  присоединилась  к  нам?  -  спросил
Адрик.
     -  Он  хочет,  чтобы  присоединение  было  искренним,  -   проворчала
Преподобная Мать. - Между нами не должно быть обмана.
     Скайтейл видел, что Ирулэн задумалась, спрятав руки в рукава.  Теперь
она думает о подброшенной Адриком наживке -  об  основании  династии.  Она
думает и о том, как заговорщики собираются защититься от  нее.  Ей  многое
нужно взвесить.
     - Скайтейл, - наконец сказала она, - говорят, у  вас,  на  Тлейлаксе,
странные представления о чести -  ваши  жертвы  всегда  имеют  возможность
спастись.
     - Если найдут эту возможность, - согласился Скайтейл.
     - А я - жертва?
     Скайтейл рассмеялся. Преподобная Мать фыркнула.
     - Принцесса, - как можно убедительнее сказал Скайтейл, - не  бойтесь,
вы уже давно одна из нас. Разве не вы посылали регулярные  сообщения  Бене
Джессерит?
     - Пол знает, что я пишу своим учителям.
     - Но разве не вы снабжаете их материалом для пропаганды против вашего
мужа и Императора? - спросил Адрик.
     "Не "нашего" Императора, - отметил про себя Скайтейл,  -  а  "вашего"
Императора.  Ирулэн  слишком  хорошо  обучена  Бене  Джессерит,  чтобы  не
заметить этой детали".
     - Вопрос в том, чем и как воспользоваться, - сказал Скайтейл, подходя
ближе к баку представителя Союза. - Мы, на Тлейлаксе, считаем,  что  самое
прочное во Вселенной - это энергия.  И  что  энергия  способна  обучаться.
Слышите, принцесса, - энергия обучается. Ее мы и зовем властью.
     - Вы не убедили меня в том, что  мы  сможем  победить  Императора,  -
сказала Ирулэн.
     - Мы не убедили в этом даже самих себя, - заметил Скайтейл.
     - Куда мы ни посмотрим, -  продолжала  Ирулэн,  -  всюду  его  власть
противостоит нам. Он - Квизац  Хадерах,  он  может  быть  одновременно  во
множестве мест. Он - Махди, и любой его каприз - непререкаемый приказ  для
миссионеров Квизарата. Он - ментат, чей интеллект  превосходит  знаменитые
компьютеры древних. Он  -  Муад  Диб,  чьи  повеления  легионам  Свободных
опустошают целые планеты. Он обладает пророческим видением, он проникает в
будущее. Именно его генный рисунок Бене Джессерит искал...
     - Мы все знаем его свойства, - прервала ее Преподобная Мать. -  И  мы
знаем, что эта мерзость, его сестра Алия,  обладает  тем  же  генетическим
рисунком. Но оба они люди, и, значит, у них есть слабости.
     - И где же эти человеческие слабости? -  спросил  лицевой  танцор.  -
Следует ли искать их в религии джихада?  Можно  ли  обратить  против  него
императорский Квизарат? А власть Великих Домов? Может ли Ландсраад сделать
больше, чем просто выразить протест?
     - Я советую опереться на КХОАМ, - сказал Адрик, поворачиваясь в своем
баке. - КХОАМ - это бизнес, а бизнес всегда ищет прибыль.
     - А может, на мать Императора? - предложил Скайтейл. - Леди Джессика,
насколько я знаю, остается на Келадане, но поддерживает постоянную связь с
сыном.
     - Шлюха, предательница, -  ровным  голосом  произнесла  Моахим.  -  Я
отрубила бы собственные руки, которые учили ее.
     - Нашему заговору необходим руководитель, - сказал Скайтейл.
     - Мы не просто заговорщики, - возразила Преподобная Мать.
     - Да, - согласился лицевой танцор. - Мы энергичны и  быстро  набираем
опыт. Это делает нас единственной надеждой человечества. - Он произнес это
тоном величайшей убежденности, который звучал насмешкой в устах  тлейлаксу
[ученые,  лицевые  танцоры  и  ментаты,  живущие  на   планете   Тлейлакс,
производящие противоестественные эксперименты над человеком и его  мозгом]
- лицевого танцора.
     По-видимому, только одна Преподобная Мать поняла это.
     - В чем дело? - спросила она у Скайтейла.
     Прежде чем лицевой танцор успел  ответить,  Адрик,  прочистив  горло,
сказал:
     - Оставим этот философский вздор! Любой вопрос может  быть  сведен  к
одной  фразе:  почему,  вообще,  все?   Любые   религиозные,   деловые   и
политические проблемы  сводятся  тоже  к  одной  фразе:  кому  принадлежит
власть? Союзы, объединения, блоки - все это лишь иллюзия, если за ними нет
настоящей власти. А все остальное - вообще чепуха, и  это  понимает  любое
мыслящее существо.
     Скайтейл пожал плачами. Жест его предназначался  Преподобной  Матери:
Адрик ответил за пего на ее вопрос. Чтобы окончательно убедиться, что  она
это поняла, Скайтейл сказал:
     - Внимательно слушая учителя, приобретаешь знания.
     Преподобная Мать медленно кивнула.
     - Принцесса, - снова заговорил Адрик, - делайте выбор! Вы избраны как
орудие судьбы, прекраснейшая...
     -  Поберегите  свои  комплименты  для  тех,   на   кого   они   могут
подействовать, - оборвала его Ирулэн. - Вы упомянули о призраке, мстителе,
который может покончить с Императором. Объясните, что вы имели в виду.
     - Атридес победит сам себя! - воскликнул Адрик.
     - Перестаньте говорить загадками! - рассердилась Ирулэн. - Что это за
призрак?
     - Весьма необычный, - сказал Адрик. - У него есть тело и имя. Тело  -
плоть знаменитого фехтовальщика Данкана Айдахо. Имя...
     - Но Айдахо мертв, - быстро вставила Ирулэн. - И Пол часто  оплакивал
его в моем присутствии. Он сам видел, как Айдахо был убит сардукаром моего
отца.
     - Даже в поражении сардукару вашего  отца  не  изменила  мудрость,  -
сказал Адрик. - Предположим, что мудрый командир сардукаров узнал в убитом
великого бойца.  Что  же  тогда?  Можно  использовать  такое  тело  и  его
умение... если действовать быстро.
     -  Гхола  тлейлаксу...  -  прошептала  Ирулэн,  искоса  взглянув   на
Скайтейла.
     Скайтейл,  уловив  этот  взгляд,  продемонстрировал  свое   искусство
лицевого танцора - овал лица у него изменился, черты расплылись...  И  вот
уже перед пей стоит стройный мужчина: лицо более смуглое, с чуть  плоскими
чертами, выступающие скулы, морщины у глаз, черные взлохмаченные волосы...
     - Гхола с такой внешностью, - сказал Адрик, указывая на Скайтейла.
     - Или еще один лицевой танцор? - спросила Ирулэн.
     - Не лицевой танцор, - возразил Адрик. -  При  длительном  наблюдении
лицевой танцор  может  быть  раскрыт.  Но,  предположим,  что  наш  мудрый
командир сардукаров сохранил тело  Айдахо  для  аксолотлевых  резервуаров.
Почему бы и нет?  Оно  принадлежало  одному  из  лучших  фехтовальщиком  в
истории,  советнику  Атридесов,  военному  гению.   Зачем   терять   такие
способности,  когда   можно   получить   великолепного   инструктора   для
сардукаров?
     - Но я ни разу не слышала об этом, а я ведь была очень близка к отцу,
- возразила Ирулэн.
     - Ваш отец потерпел поражение,  и  спустя  несколько  часов  вы  были
проданы новому Императору, - сказал Адрик.
     - Это все действительно имело место? - спросила Ирулэн  повелительным
тоном.
     С благодушием, способным свести с ума, Адрик ответил:
     - Предположим, наш мудрый командир сардукаров, понимая  необходимость
быстрых действий, немедленно отправил сохраненное тело Айдахо  на  планету
Тлейлакс. Предположим далее, что этот командир и  все  его  люди,  которые
знали об этом, погибли раньше, чем успели сообщить эту  информацию  вашему
отцу, который, впрочем, все равно не успел бы  ею  воспользоваться.  Тогда
остается лишь голый факт - тело,  отправленное  на  Тлейлакс.  Существовал
лишь один способ переправить его - в скоростном лайнере, конечно. А  Союз,
естественно, знает, какие грузы перевозят  его  корабли.  Разве  при  этих
обстоятельствах не мудро заключить, что такой подарок подходит  Императору
Муад Дибу?
     - И вы это сделали? - спросила Ирулэн.
     Скайтейл, вернувший себе свой первоначальный облик пухлого коротышки,
сказал:
     - Как уже справедливо отметил наш  друг  с  длинными  плавниками,  мы
сделали это.
     - И к чему же готовили Айдахо? - спросила Ирулэн.
     - Айдахо... - повторил Адрик и посмотрел на лицевого  танцора.  -  Вы
знаете, кто такой Айдахо, Скайтейл?
     - Мы продали вам создание по имени Хейт, - ответил тот.
     - Верно, Хейт, - согласился Адриан. - Почему же вы нам его продали?
     - Потому что однажды мы вырастили  собственного  Квизац  Хадераха,  -
ответил Скайтейл.
     Быстро повернув голову, старая Преподобная Мать посмотрела на него.
     - Вы нам этого не говорили! - обвиняюще произнесла она.
     - А вы нас об этом и по спрашивали, - возразил Скайтейл.
     - Так же вы распорядились своим Квизац Хадерахом? - спросила Ирулэн.
     - Существо, всю жизнь создававшее нечто определенное, как  проявление
своей сущности, скорее умрет, чем станет противоположностью этой сущности,
- ответил Скайтейл.
     - Не понимаю, - вмешался Адрик.
     - Он убил себя, - проворчала Преподобная Мать.
     -  Внимательно  слушайте  меня,  Преподобная  Мать,   -   предупредил
Скайтейл, в то же время  телепатически  передавая  ей:  "Ты  не  обладаешь
Полом, не обладала им и никогда не будешь обладать!"
     Тлейлаксу подождал, пока она все поймет. Она не  должна  заблуждаться
относительно его намерений. Гнев пройдет,  и  она  осознает,  что  лицевой
танцор не мог предъявить такое обвинение, зная тактическую программу  Бене
Джессерит. В тоне Скайтейла звучало оскорбление, совершенно не характерное
для тлейлаксу.
     Используя умиротворяющую интонацию мирабхаза, Адрик поспешил смягчить
напряжение:
     - Скайтейл, вы ведь говорили  нам,  что  продали  Хейта,  потому  что
разделяете наши планы по его использованию?
     - Вы, Адрик, будете молчать, пока я не разрешу вам говорить, - сказал
Скайтейл.
     И так как представитель Союза  собрался  запротестовать,  Преподобная
Мать крикнула:
     - Помолчите, Адрик!
     Тот отступил в глубину своего бака.
     - Мимолетные эмоции неуместны при решении общей программы,  -  сказал
Скайтейл. - Они неуместны потому, что единственная обидная эмоция, которая
собрала нас здесь, - страх.
     - Да, - согласилась Ирулэн, оглянувшись на Преподобную Мать.
     - Мы должны видеть слабое звено в нашей защите, - продолжал Скайтейл.
- И оракул может натолкнуться на нечто непонятное.
     - А вы изобретательны, Скайтейл, - сказала Ирулэн.
     "Она и не догадывается, насколько справедливо  это  ее  замечание,  -
подумал Скайтейл. - Когда дело  будет  сделано,  в  наших  руках  окажется
Квизац Хадерах, которого сможем контролировать только мы. А все  остальные
не получат ничего".
     - Каково происхождение вашего Квизац Хадераха? - спросила Преподобная
Мать.
     - Мы имеем дело с чистыми сущностями, - ответил Скайтейл. -  Добро  и
зло в чистом виде. Злодей, испытывающий наслаждение, лишь причиняя боль  и
ужас, легко поддается обучению.
     - Старый Барон Харконнен, дед нашего Императора, был ли он  созданием
Тлейлакса? - спросила Ирулэн.
     - Нет, - ответил Скайтейл. - Но природа часто  создает  существа,  не
менее смертоносные, чем наши. Мы лишь ставим их в условия, в которых можем
их изучать.
     - Я не потерплю такого обращения  с  собой!  -  не  выдержав,  заявил
Адрик. - Кто скрывает нашу встречу от...
     - Именно поэтому вы и  должны  быть  благоразумнее,  -  напомнил  ему
Скайтейл.
     - Давайте обсудим, как  мы  подарим  Хейта  Императору,  -  настаивал
Адрик. - По моему мнению, Хейт представляет  старую  верность,  испытанную
Атридесом с самого  рождения.  С  помощью  Хейта  Император  смягчит  свои
действия, установит равновесие позитивных и негативных элементов в жизни и
религии.
     Скайтейл улыбнулся, снисходительно разглядывая сообщников.  Они  вели
себя так, как он и ожидал. Старая  Преподобная  Мать  орудовала  эмоциями,
точно косой. Ирулэн хорошо подготовлена к возложенной на  нее  задаче,  но
все же потерпела поражение - это ошибка Бене Джессерит.  Адрик  не  больше
(но и не меньше), чем орудие - он может скрывать и отвлекать. Сейчас Адрик
погрузился в угрюмое молчание, остальные не обращали на него внимания.
     - Правильно ли я поняла, что Хейт должен отравить душу Императора?  -
спросила Ирулэн.
     - Более или менее, - ответил Скайтейл.
     - А как же Квизарат? - спросила она снова.
     - Нужен лишь легкий  толчок,  небольшое  акцентирование  определенных
эмоций, чтобы превратить зависть во вражду, - ответил Скайтейл.
     - А КХОАМ?
     - Ее интересует только прибыль.
     - А другие группировки?
     - Придется действовать от имели правительства, - сказал  Скайтейл.  -
Менее могущественные мы проглотим  -  во  имя  морали  и  прогресса.  Наши
противники задохнутся в петле собственных трудностей.
     - Алия?
     - Хейт - гхола многоцелевого назначения, - ответил Скайтейл. - Сестра
Императора в том возрасте, когда ее сможет  привлечь  мужчина,  специально
для  этого  созданный.  Его  могущественность  и  способности  ментата  не
останутся без ее внимания.
     Моахим позволила своим старым глазам удивленно раскрыться.
     - Гхола - ментат? Рискованный ход.
     - Мне кажется, что ментат должен иметь точные  данные,  -  произнесла
Ирулэн с ноткой сомнения. - Что, если Пол спросит  его  об  истинной  цели
подарка?
     - Хейт скажет правду, но это не  будет  иметь  никакого  значения,  -
заверил ее Скайтейл.
     - Значит, двери спасения открыты  для  Пола?  -  Ирулэн  задала  свой
вопрос утвердительным тоном.
     - Ментат! - фыркнула Моахим.
     Скайтейл смотрел на Преподобную  Мать  и  видел  дремучую  наивность,
скрашивающую ее реакцию.  Еще  со  времен  Бутлерианского  Джихада,  когда
"думающие  машины"  были  стерты  с  лица  Вселенной,  компьютеры  внушали
недоверие, и человеческие компьютеры - тоже.
     -  Мне  не  нравится  ваша  улыбка,  -  сказала  Моахим  с  внезапной
откровенностью.
     В тон ей Скайтейл ответил:
     - А я и не собираюсь вам нравиться, но мы должны  работать  вместе  и
все это понимаем. - Он оглянулся на представителя Союза. - Как, Адрик?
     - Вы преподали нам болезненный урок, - сказал тот. - Мне  кажется,  я
не должен возражать против мнения всех других участников.
     - Видите, его можно научить, - улыбнулся Скайтейл.
     - Я  вижу  и  другое,  -  проворчал  Адрик.  -  Атридесу  принадлежит
монополия на спайс. Без него  я  не  могу  проникать  в  будущее,  а  Бене
Джессерит утратит свое чувство правды. У нас, конечно, есть запасы, но они
не беспредельны. Меланж - могучая сила.
     - У нашей цивилизации не одна эта  сила,  -  многозначительно  сказал
Скайтейл.
     - Вы думаете выкрасть  секрет  меланжа!  -  взвизгнула  Моахим.  -  С
планеты, охраняемой этими безумными Свободными?!
     - Свободные тоже бывают разные, - спокойно возразил ей Скайтейл. -  И
они не безумны. Просто их приучили не думать, а  верить,  а  верой  вполне
можно манипулировать. Опасно только знание.
     - Но я буду родоначальницей династии? - спросила Ирулэн.
     Все уловили жалобную интонацию  в  ее  голосе,  но  улыбнулся  только
Адрик.
     - Конечно, - успокоил ее Скайтейл.
     -  Это  будет  означать  конец  Атридесов  как  правящей  партии,   -
констатировал Адрик.
     - Другие, менее одаренные оракулы, уже  сделали  это  пророчество,  -
заметил Скайтейл. - Для них это "мектуб ал меллах", как говорят Свободные.
     - "Написано солью", - перевела Ирулэн.
     И когда она сказала это, Скайтейл понял, кого  выставил  против  него
орден Бене Джессерит - прекрасную умную женщину, которая никогда не  будет
принадлежать ему. "Что ж, - подумал он, - у меня будет ее копия".



                                    3

                     "Любая цивилизация должна бороться с  бессознательной
                силой, которая может  противостоять  любому  сознательному
                намерению коллектива, предать или блокировать его".
                                          Теорема Тлейлакса (не доказана).

     Пол сел на край кровати и начал снимать пустынные сапоги.  Они  резко
пахли смазкой, которая предохраняла насосы его стилсьюта. Было поздно.  Он
задержался на своей вечерней прогулке, чем вызвал  беспокойство  тех,  кто
его любил. Он и сам сознавал, что такие прогулки опасны, но эту  опасность
он  мог   распознать   и   немедленно   на   все   отреагировать.   Что-то
привлекательное было в ночных прогулках по темным улицам Арракина.
     Швырнув сапоги в угол комнаты, под единственный светящийся  глоуглоб,
он принялся за застежки стилсьюта. Великий  Боже,  как  же  он  устал!  Но
усталость  притаилась  лишь  в  мышцах,  мозг  продолжал   свою   активную
деятельность. Зрелище обеденной городской  жизни  вызывало  в  нем  острую
зависть. Император не мог влиться в этот безымянный поток жизни, по пройти
по улицам, не  привлекая  ничьего  внимания,  -  какое  это  преимущество!
Миновать крикливую толпу нищенствующих пилигримов, слышать, как  Свободный
бранит лавочника: "У тебя влажные руки!"
     Улыбаясь своим воспоминаниям, Пол освободился от стилсьюта.
     Он стоял, обнаженный, странно не настроенный на свой  привычный  мир.
Дюна теперь парадокс: планета в осаде, но в то же время  -  центр  власти.
Глядя себе под ноги, на зеленый ковер, ощущая подошвами его  грубый  ворс,
он решил, что оказаться в осаде - неизбежная прерогатива власти.
     Улицы по щиколотку были полны песка, надутого ветрами из-за  Защитной
стены. Пешеходы поднимали удушливую пыль,  забивавшую  фильтры  стилсьюта.
Даже здесь, несмотря на мощную вентиляцию крепости, он ощущал запах  пыли.
Этот запах напоминал ему о пустыне.
     Другое время - другие опасности.
     Сравнительно с теми, прежними  днями  опасность,  сопровождавшая  его
одинокие прогулки, ничтожна. Но, надев стилсьют, он  надевает  и  пустыню.
Костюм, со всеми его  приспособлениями,  предназначенными  для  сбережения
влаги тела, организовывал мысли по-другому.  Пол  снова  становился  диким
Свободным. В костюме он забывал об опасности, снова, как прежде, полагаясь
на навыки Свободного. Пилигримы  и  жители  города  скользили  мимо  него,
опустив глаза. Они благоразумно не задевали дикаря. У  горожан  было  свое
представление о лике пустыни - это было лицо Свободного, скрытое  носовыми
фильтрами стилсьюта.
     По правде говоря, существовала лишь мизерная вероятность, что  кто-то
из прежней жизни - жизни съетча  -  узнает  его  по  походке,  запаху  или
глазам. Но даже и в этом случае вероятность встречи с врагом была ничтожно
мала.
     Шум дверных занавесей и полоса света прервали его размышления.  Вошла
Чани с кофейным сервизом на  платиновом  подносе.  За  ней  следовали  два
светящихся шара: один повис над изголовьем кровати, другой  светил  ей  на
руки.
     Движения Чани оставляли впечатление хрупкости и уязвимости, по  в  то
же время и уверенности. Что-то в ее позе, конца она склонилась  над  кофе,
напомнило ему их первые дни. Черты ее лица оставались тонкими, годы их  не
тронули - разве что  внимательно  присмотревшись,  можно  было  разглядеть
морщинки в уголках лишенных белков глаз - "песчаные следы",  как  называют
их Свободные.
     Чани подняла крышку  кофейника,  откуда  повалил  пар.  Она  опустила
крышку, и Пол понял, что кофе еще не готов. Серебряный  кофейник  в  форме
беременной женщины - это ганима, военная  добыча,  доставшаяся  ему  после
того, как он убил прежнего владельца в личном поединке. Кажется, его звали
Джемиз... верно, Джемиз. Что за странное бессмертие выпало  на  его  долю!
Зная, что смерть неизбежна, неужели он именно такую прочил сам себе?
     Чани расставила чашки, голубые, приземистые, словно повитухи, рядом с
кофейником. Три чашки: по одной на каждого  пьющего  и  одну  -  для  всех
прежних владельцев.
     - Через минуту кофе будет готов, - сказала она, взглянув на  Пола,  и
он постарался представить себе, каким она его видит.  Все  еще  чужеземец,
сухощавый, жилистый, но все же полный  воды  в  сравнении  со  Свободными.
Напоминает ли он ей Узула, того, чье имя он принял, когда  они  с  матерью
были беглецами в пустыне?
     Пол оглядел себя - стройное тело, тугие  мышцы,  немного  прибавилось
шрамов, по в целом все то же, и ведь он уже двенадцать лет как  Император.
Подняв голову, он увидел свое лицо в зеркале:  синие  глаза  Свободного  -
след приверженности к спайсу, нос Атридесов. Ведь он родной внук Атридеса,
который погиб на арене в схватке с  быком,  на  глазах  у  своего  народа,
жаждущего зрелищ.
     Пол  вспомнил  слова  старика:  "Тот,  кто  правит,  берет  на   себя
ответственность за тех, кем он правит.  Ты  хозяин,  но  это  значит,  что
иногда  от  тебя  требуется  самопожертвование,  бескорыстный  акт  любви,
который может лишь позабавить тех, кем ты правишь". Подданные до  сих  пор
вспоминают старика с любовью.
     "А что сделал я во славу Атридесов? - спросил себя  Пол.  -  Выпустил
волка среди овец".
     На минуту он задумался над всеми убийствами, над всем  насилием,  что
творятся его именем.
     - Немедленно в постель! - приказала Чани, и Пол с усмешкой подумал, в
какое замешательство пришли бы его подданные, если бы они  могли  услышать
ее повелительный тон.
     Он  послушно  лег  навзничь,  закинув  руки  за  голову  и  отдаваясь
привычным успокаивающим движениям рук Чани.
     Неожиданно окружающая обстановка  поразила  его  своей  необычностью.
Совсем не так представляли себе спальню  Императора  его  подданные.  Свет
беспокойно плавающих шаров перемещал тени множества кувшинов на полке,  за
спиной Чани. Пол про себя перечислил их  содержимое  -  сухие  ингредиенты
пустынной фармакопеи, мази, ладан, горсть  песка  из  съетча  Табр,  прядь
волос их сына, невинного младенца, убитого двенадцать лет назад  в  битве,
которая сделала его, Пола, Императором.
     Густой запах спайсового  кофе  заполнил  комнату.  Пол  вдохнул  этот
запах, и взгляд его упал на желтую чашку рядом с подносом, на котором Чани
готовила кофе. В чашке лежали земляные  орехи.  Неизбежный  распознаватель
яда, смонтированный под столом,  размахивал  над  чашкой  своими  паучьими
лапками. Это рассердило Пола: в дни пустыни не было нужды  искать  в  пище
яд.
     - Кофе готов, - сказала Чани. - Есть будешь?
     Его  сердитый   ответ   потонул   в   грохоте   спайсового   лайнера,
поднимающегося в небо с взлетного поля Арракина.
     Чани видела, что Пол не в духе, однако налила кофе  и  подвинула  ему
чашку. Потом она села в  изножье  кровати,  обнажила  его  ноги  и  начала
растирать мышцы, затекшие от долгой ходьбы и  стилсьюте.  Самым  обыденным
тоном, который, однако же, не обманул Пола, она сказала:
     - Давай поговорим о желании Ирулэн иметь ребенка.
     Пол раскрыл глаза и внимательно посмотрел на Чани:
     - Прошло всего два дня, как Ирулэн вернулась с  Валлаха-9.  Она  что,
уже была у тебя?
     - Мы не говорили с ней об этом, - сказала Чани.
     Пол напряг  свои  способности  ментата  и  стал  рассматривать  Чани,
подмечая каждую деталь,  как  учила  его  мать,  Бене  Джессерит.  Ему  не
хотелось проделывать  это  с  Чани.  Секрет  ее  притягательности  отчасти
заключался для него в том, что ему не надо было рядом с ней напрягать свои
способности ментата. Чани обычно избегала непрямых вопросов.  Ее  вопросы,
как правило, касались практической стороны. Чани  интересовали  факты,  от
которых зависело положение ее мужчины, его влияние в Совете, верность  его
легионов, сила  и  слабость  его  союзников.  В  памяти  у  нее  хранилось
множество имен и подробностей. Она  легко  могла  перечислить  все  слабые
стороны любого из известных ей врагов, представить возможное  расположение
вражеских сил, предугадать возможные планы предводителей вражеской  армии,
определить  производственные  мощности  главных  отраслей   промышленности
противника.
     "Почему же теперь она заговорила об Ирулэн?" - силился понять Пол.
     - Я тебя встревожила, - извинилась Чани. - Я не хотела этого.
     - Чего же ты хотела?
     Она стыдливо улыбнулась, встретив его взгляд.
     - Если ты сердишься, любимый, не скрывай этого.
     Пол снова опустил голову на подушки.
     - Может быть, отослать ее? - спросил он. - Польза  от  Ирулэн  теперь
сомнительная, к тому же мне очень не нравится ее последнее путешествие.
     - Ты не отошлешь ее, - сказала Чани, продолжая массировать ему  ноги.
- Ты много раз говорил, что она твоя связь с врагами, что по ее  действиям
ты угадываешь их планы.
     - Почему же тогда ты заговорила о ее желании иметь ребенка?
     - Я думаю, это обескуражит наших врагов и поставит Ирулэн в зависимое
положение... если ты сделаешь ее матерью.
     По движениям ее рук он понял, чего стоили ей эти  слова.  В  горле  у
него застрял ком. Он негромко сказал:
     - Чани, любимая, я поклялся, что она никогда не будет лежать  в  моей
кровати. А ребенок дал бы ей слишком большую власть. Ты что, хочешь, чтобы
она заняла твое место?
     - У меня нет места.
     - Неправда, Сихайя, моя  пустынная  весна.  Почему  ты  вдруг  решила
позаботиться об Ирулэн?
     - Я забочусь о тебе, а не о ней. Если у нее будет ребенок  Атридесов,
ее друзья усомнятся в ее верности им. Чем меньше они будут верить ей,  тем
меньше она принесет им пользы.
     - Ее ребенок может повлечь за собой твою смерть, - сказал Пол.  -  Ты
знаешь,  какие  здесь  возможны  заговоры.  -  Он  повел  рукой,  повторяя
очертания крепости.
     - Ты должен иметь наследника! - выдохнула она чуть слышно.
     - Ах, вот оно что!
     Теперь все ясно: Чани не родила ему наследника,  значит,  это  должен
сделать кто-то другой. Почему бы и не Ирулэн? Так рассуждала Чани.  И  это
должно быть сделано при помощи секса, так как по всей Империи  действовало
строжайшее табу на любые искусственные способы оплодотворения. Чани пришла
к этому заключению, руководствуясь естественной логикой Свободных.
     Пол в новом свете рассматривал ее лицо. Его он знал лучше,  чем  свое
собственное. Он видел его в экстазе страсти, видел смягченным сном,  видел
на нем выражение страха, гнева, печали...
     Он закрыл глаза и снова мысленно увидел  Чани  еще  юной  девушкой  -
поющей, просыпающейся рядом с ним.  В  его  воспоминаниях  она  улыбалась,
сначала стыдливо, потом напряженно  -  как  будто  хотела  бежать  из  его
видений.
     У Пола пересохло во рту. На мгновение  он  ощутил  дым  опустошенного
будущего.  Голос  из  другого  видения   приказывал   ему:   освобождайся,
освобождайся,  освобождайся!  Его  пророческие  видения  уже  очень  давно
приносили ему картины  будущего,  обрывки  чужих  языков.  С  того  самого
мгновения, как первое видение посетило  его,  он  вглядывался  в  будущее,
надеясь увидеть там мир.
     Конечно, путь существует, он знает это. Не зря  видение  кричит  ему:
освобождайся... освобождайся... освобождайся!
     Пол открыл глаза и посмотрел на Чани. Она перестала  массировать  ему
ноги и сидела теперь неподвижно, как изваяние, настоящая Свободная!  Черты
ее лица оставались знакомыми под голубым незхопи  -  шарфом,  который  она
обычно носила в помещении. Но на лице ее застыла непреклонность, древний и
чуждый ему образ мыслей. В  течение  тысячелетий  женщины  Свободных  жили
рядом со своими мужьями обязательно в мире и согласии. Сейчас в Чани  было
что-то от тех женщин.
     - Единственного наследника, который мне нужен, дашь мне ты, -  сказал
Пол.
     - Ты видел это? - спросила она, имея в виду его пророческое видение.
     Как и много раз до  этого,  Пол  подумал,  как  трудно  объяснить  ей
сложность видений, бесконечное число временных линий, которые одновременно
проходят перед ним. Он вздохнул, представляя себе воду, поднятую из реки в
ладонях,  струйки,  вытекающие  сквозь  дрожащие  пальцы.  Как  может   он
рассказать о будущем, утекающем, как  эта  вода?  Слишком  много  оракулов
скрывают от него это будущее.
     - Значит, ты не видел, - утвердительно сказала Чани.
     Видение будущего, доступное для него путем крайнего  напряжения  сил,
что оно может показать им, кроме горя? Пол  чувствовал,  что  находится  в
негостеприимной промежуточной зоне, где его чувства качаются  и  плывут  -
бесконечно, безостановочно...
     Чани укрыла ему ноги и сказала:
     - Наследник Дома Атридесов - это не шутка. Не следует  полагаться  на
волю случая, ставить это в зависимость от одной женщины.
     "Так могла бы сказать моя мать", - подумал Пол. Неужели леди Джессика
тайно общается с Чани? Его мать, разумеется, встала бы на защиту интересов
Дома Атридесов. Такой воспитала ее школа Бене Джессерит. И это остается  в
ней даже теперь, когда она противостоит воспитавшему ее ордену.
     - Ты подслушивала, когда ко мне сегодня приходила  Ирулэн,  -  в  его
голосе прозвучала суровость.
     - Да, - ответила она, не поднимая на него глаз.
     Пол вспомнил посещение  Ирулэн.  Он  сидел  в  семейной  комнате.  На
ткацком станке Чани он  заметил  незаконченное  платье.  Комната  пропахла
едким запахом пустынного  червя,  злым  запахом,  почти  забивающим  запах
меланжа. Кто-то пролил жидкий спайс на ковер. Не самое удачное  сочетание.
Спайс  растворил  материю  ковра.  На  том  месте,  где  лежал  ковер,  на
пластиковом  полу  остались  масляные  следы.  Пол   уже   хотел   позвать
кого-нибудь, чтобы вытерли пол, но вошла  Хара,  жена  Стилгара  и  лучшая
подруга Чани, и доложила о приходе Ирулэн.
     Пол вынужден был принять Ирулэн среди этих острых запахов, будучи  не
в состоянии преодолеть суеверие Свободных, что злые  запахи  предотвращают
покушение на убийство.
     Впустив Ирулэн, Хара вышла.
     - Добро пожаловать, - сказал Пол.
     На Ирулэн было платье из серой  китовой  шерсти.  Она  запахнула  его
плотнее и поправила волосы. Его мирный  топ  удивил  ее,  и  заготовленные
гневные слова замерли на ее губах.
     - Ты пришла  сообщить  мне,  что  орден  растерял  последние  остатки
морали? - спросил Пол.
     - Разве не опасно быть таким злым? - возразила она.
     "Злой" и "опасный" - сомнительное сочетание", - подумал Пол. Его опыт
ученика Бене Джессерит подсказывал ему, что она едва преодолевает  желание
уйти. За этим скрывается страх, и он понял, что ей предстоит дело, которое
она не вполне одобряет.
     - Они слишком многого  ожидали  от  принцессы  королевской  крови,  -
сказал он.
     Ирулэн застыла на месте, и Пол понял, что она изо всех сил сдерживает
себя. "Тяжелая ноша", - подумал он.
     Ирулэн мало-помалу расслабилась. Она, видно, решила, что  теперь  уже
нет смысла поддаваться страху и отступать.
     - Ты позволил погоде быть очень примитивной, - сказала она,  растирая
руки. - Сухо, и сегодня, к  тому  же,  был  песчаный  шторм.  Неужели  так
никогда и не будет дождя?
     - Ты пришла сюда не для  разговоров  о  погоде,  -  заметил  Пол.  Он
чувствовал, что Ирулэн хочет сказать ему что  то,  чего  ей  по  позволяет
сделать открыто ее воспитание.  Его  с  самого  начала  вдруг  понесло  по
течению, и теперь нужно было стараться прибиться к берегу.
     - Я должна иметь ребенка! - выпалила она.
     Он покачал головой.
     - Должна! - упрямо повторила Ирулэн. - И  если  тебе  понадобится,  я
найду отца для своего ребенка - просто наставлю тебе  рога.  Посмей  тогда
обвинить меня!
     - Изменяй мне сколько тебе угодно,  -  возразил  он,  -  но  никакого
ребенка!
     - Как ты сможешь мне помешать?
     С бесконечно нежной улыбкой он произнес:
     - Если понадобится, я тебя задушу.
     На  мгновение  повисло  молчание,  и  Пол  почувствовал,   что   Чани
подслушивает за тяжелыми занавесями их личных покоев.
     - Я - твоя жена, - прошептала Ирулэн.
     - Не будем играть в глупые игры, - ответил он. - Мы оба знаем, кто на
самом деле мне жена.
     - А я всего лишь средство? - горько усмехнулась она.
     - Мне не хотелось бы быть с тобой грубым.
     - Отчего же? Ты выбрал меня как раз для этого.
     - Не я, - возразил он. - Тебя выбрала судьба. Твой отец,  орден  Бене
Джессерит, Союз - вот кто сделал этот выбор. А теперь они избрали тебя еще
раз. Для чего, Ирулэн?
     - Почему я не могу иметь от тебя ребенка?
     - Потому что тебя выбрали по для этой роли.
     - Мое право дать тебе наследника!.. Мой отец был...
     - Твой отец был и остается зверем. Мы оба знаем, что он утратил почти
все связи с людьми, которыми должен  был  править  и  которых  должен  был
защищать.
     - Разве его ненавидели больше, чем тебя? - вспылила она.
     - Хороший вопрос, - согласился он.  Сардоническая  улыбка  застыла  в
уголках его рта.
     - Ты говоришь, что не хочешь быть несправедливым со мной, однако...
     - Потому я и допускаю возможность твоей измены. Но пойми и  ты  меня:
заводи себе любовников, но не приноси в мой  дом  плодов  своей  любви.  Я
откажусь от такого ребенка. Я буду на все закрывать глаза, пока ты  будешь
благоразумна. В подобных обстоятельствах  было  бы  глупо  вести  себя  по
другому. Но не злоупотребляй позволением, которое я  тебе  даю.  Поскольку
дело касается трона, вопрос о наследнике буду решать  только  я.  Не  Бене
Джессерит и не Союз. Это одна  из  тех  привилегий,  которые  я  завоевал,
разбив легионы сардукаров твоего отца здесь, на равнинах Арракиса.
     -  Так  пусть  это  падет  на  твою  голову!  -  сказала  Ирулэн   и,
повернувшись, вышла...
     Пол, оторвавшись от  воспоминаний,  взглянул  на  Чани,  сидевшего  в
изножье кровати. Он понимал, почему Чани приняла такое решение.  В  других
обстоятельствах Чани и Ирулэн могли бы быть друзьями.
     - Что же ты решил? - спросила она.
     - Никакого ребенка.
     Сложив указательный и большой пальцы правой руки, Чани сделала  знак,
означающий у Свободных криснож.
     - Может дойти и до этого, - согласился Пол.
     - Разве ребенок не решил бы проблемы Ирулэн?
     - Только глупец может так думать.
     - Я не так глупа, любимый.
     Его охватил гнев.
     - Я никогда  этого  не  говорил.  Но  мы  обсуждаем  не  какой-нибудь
вульгарный ее роман. Там, во дворце, подлинная принцесса,  выросшая  среди
отвратительных интриг императорского двора. Устраивать  заговоры  для  нее
так же естественно, как и писать глупые истории.
     - Они не глупые, любимый.
     - Вероятно, нет, - он взял себя в руки и коснулся ее плеча. -  Прости
меня,  но  эта  женщина  вся  сплетена  из  интриг.  Удовлетвори  одно  ее
требование, и она тут же предъявит другое.
     Чани спокойно возразила:
     - Разве я не утверждала это много раз?
     - Да, конечно. Но что тогда, в сущности, ты хочешь мне сказать?
     Она легла рядом с ним, прижавшись головой к его шее.
     - Они сговорились, как бороться с тобой, - сказала она. -  От  Ирулэн
так и несет заговором.
     Пол погладил ее волосы: наконец-то  она  сбросила  покровы  со  своей
души! В его же душе бушевали  неистовые  бури.  Они  свистели  сквозь  его
бытие. Тело его знало то, чего никогда не знало сознание.
     - Чани, любимая, - прошептал он, - ты знаешь,  что  я  хочу  положить
конец джихаду, отделиться от божества, роль которого навязал мне Квизарат?
     Она вздрогнула всем телом.
     - Тебе стоит только приказать...
     - О, нет! Даже если бы я сейчас умер, мое имя все равно повело бы их.
Когда я думаю об имени Атридесов, связанном с этой религиозной бойней...
     - Но ты Император! Ты...
     - Я  лишь  номинальный  вождь.  Однажды  появившись,  так  называемое
божество лишается власти. - Горький смех сотрясал его тело. Он чувствовал,
как смотрит  на  него  будущее  -  смотрит  глазами  не  народившейся  еще
династии. Он чувствовал, как в страхе гибнет его существо, отвязавшееся от
цепи судьбы - остается только его имя. - Я был  избран,  -  сказал  он.  -
Может быть, при рождении... и, во  всяком  случае,  раньте,  чем  я  начал
говорить. Я был избран.
     - Тогда откажись от выбора.
     Он еще крепче обнял ее за плечи.
     - Со временем, любимая. Дай мне немного времени.
     Невыплаканные слезы жгли ему глаза.
     - Мы должны вернуться в съетч Табр, - сказала Чани. - В этом каменном
шатре становится слишком опасно.
     Он  кивнул,  проводя  подбородком  по  гладкой   поверхности   шарфа,
укрывающего ее голову. Успокаивающий запах спайса наполнил его ноздри.
     Съетч... Древний смысл проступил в этом слове:  место  отступления  и
безопасности... во время опасности. Предложение Чани вызвало у него острый
приступ тоски по открытым песчаным просторам, по далеким  горизонтам,  где
любого врага видно издалека.
     - Племена ждут возвращения Муад Диба, - сказала  она,  затем  подняла
голову и посмотрела на него. - Ты принадлежишь нам.
     - Я принадлежу провидению, - прошептал он.
     Он подумал о джихаде, о генах, смешивающихся во многих парсеках, и  о
предвидении, которое показало ему, как покончить со всем этим.  Должен  ли
он уплатить цену? Тогда вся ненависть умрет, погаснет, как костер - уголек
за угольком. Но... ах! Что за ужасная цена!
     "Я никогда не хотел  быть  Богом,  -  подумал  он.  -  Я  хотел  лишь
исчезнуть, как исчезает жемчужная роса по утрам. Не хотел  быть  ни  среди
ангелов, ни среди дьяволов... один, брошенный, словно по недосмотру".
     - Мы вернемся в съетч? - настаивала Чани.
     - Да, - прошептал он, а про себя подумал: "Я должен заплатить цену".
     Чани тяжко вздохнула, устраиваясь поудобней.
     Я медлю, подумал он. И увидел, как связывают его требования  любви  и
джихада. Что значит одна жизнь, как бы ты  ни  любил  этого  человека,  по
сравнению со множеством жизней, которые заберет джихад? Можно ли страдания
одного противопоставить мучениям миллионов?
     - Любимый? - вопросительно произнесла Чани.
     Он закрыл ей рот рукой.
     Я сдамся сам, подумал он. Я попытаюсь, пока у  меня  еще  есть  силы,
найду щель, через которую не пролететь и птице. Бесполезная  мысль,  и  он
это знал. Джихад последует за его тенью.
     Что он  может  ответить?  Как  объяснить  тем,  кто  обвиняет  его  в
несусветной глупости? Кто поймет?
     Он хотел только оглянуться и сказать: "Вот!  Вот  мир,  в  котором  я
существую... Смотрите -  я  исчезаю!  Никакая  сеть  человеческих  желаний
больше не поймет меня! Я отрекаюсь от своей религии! Этот великолепный миг
- мой! Я свободен!"
     Пустые слова.
     - Вчера у Защитной стены видели большого червя,  -  сказала  Чани.  -
Длиннее ста метров. В том районе теперь  редко  появляются  такие  большие
черви. Я думаю, их прогоняет вода. Говорят, этот червь пришел  звать  Муад
Диба домой, в пустыню. - Она ущипнула его. - Не смейся надо мной!
     - Я не смеюсь.
     Пол, удивленный живучестью мифов Свободных, чувствовал, как сжимается
его сердце. Происходит  нечто,  влияющее  на  его  линию  жизни,  -  адаб,
требовательное  воспоминание.  Он  вспомнил  свою   детскую   комнату   на
Келадане... темную ночь в каменном помещении...  видение!  Один  из  самых
первых случаев его предвидения. Он чувствовал, как разум его  окунается  в
это видение, видел сквозь затуманенную память (видение  в  видении)  линию
Свободных в запыленных одеждах. Они двигались мимо щели в высоких скалах и
несли что-то продолговатое, завернутое в ткань.
     Пол слышал свой собственный голос и видении: "Много было  хорошего...
но ты была лучше всех..."
     Адаб освободил его.
     - Ты лежал так тихо, - прошептала Чани. - Что это было?
     Пол вздрогнул, сел и отвернул лицо.
     - Ты сердишься, потому что я была на краю пустыни, - сказала Чани.
     Он молча покачал головой.
     - Я пошла туда, потому что хочу ребенка.
     Пол не мог говорить. Он чувствовал,  как  его  захватило  это  раннее
видение. Ужасная цель! Вся жизнь  его  в  этот  момент  представилась  ему
веткой, дрожащей после взлета птицы,  а  эта  птица  была  -  возможность.
Свободная воля.
     "Я уступаю оракулу", - подумал Пол.
     И  почувствовал,  что,  уступая,  он  закрепляется   на   единственно
возможной линии  жизни.  "Неужели,  -  подумал  он,  -  оракул  не  просто
предсказывает будущее? Неужели оракул создает его?" Он давным-давно  попал
в сеть, и теперь ужасное будущее надвигалось на него  со  своими  зияющими
челюстями.
     В мозгу его вспыхнула аксиома  Бене  Джессерит:  использовать  грубую
силу - значит, оказаться во власти гораздо более могущественных сил.
     - Я знаю, что сердит тебя, - сказала Чаны, дотрагиваясь до его  руки.
- Да, племена возобновили старые обряды и кровавые жертвоприношения, по  я
в этом не участвовала.
     Пол, весь дрожа, сделал глубокий вдох. Поток его видений расширился и
превратился в тихую глубокую заводь. Течение же ушло  далеко,  за  пределы
его досягаемости.
     - Я хочу ребенка, - просила Чани, - нашего  ребенка.  Разве  это  так
много?
     Пол погладил ее руку и отодвинулся, потом встал  с  постели,  погасил
шары, подошел к балконному окну и откинул  занавеси.  Прямо  перед  ним  в
ночное небо поднималась стена без  окон.  Пустыня  могла  вторгаться  сюда
только своими запахами. Лунный свет падал в сад, освещал деревья,  влажную
листву. Пол видел пруд, в  котором  отражались  звезды.  На  мгновение  он
увидел этот сад глазами Свободного: чуждый, угрожающий, опасный  изобилием
воды.
     Он думал о продавцах воды, исчезнувших после того, как он стал  щедро
раздавать воду. Они его ненавидят, он убил прошлое. Были  и  другие,  даже
те, что сражались за драгоценную воду. Они ненавидели его за  то,  что  он
изменил их  жизнь.  По  мере  того  как,  повинуясь  приказам  Муад  Диба,
изменялась биология планеты, усиливалось и сопротивление людей.  Разве  не
самонадеянно, думал он, пытаться взять верх над целой планетой? А если ему
это удастся, то его ждет вся Вселенная. А с ней он сможет справиться?
     Он резко задернул занавеси и повернулся в темноте к Чани.  Ее  водные
кольца звенели, как колокольчики пилигримов. На ощупь он пробрался к ней и
встретил протянутые руки.
     - Любимый, - прошептала она, - я растревожила тебя?
     Руки ее, обнимая его, скрыли видения будущего.
     - Не ты... - ответил он. - О... не ты.



                                    4

                     "Появление защитного поля и  ласгана  с  их  взрывным
                взаимодействием, смертельным  и  для  нападающего,  и  для
                обороняющегося,  наложили  определенные   ограничения   на
                технологию вооружения. Мы не будем вдаваться в особую роль
                атомного оружия. Тот факт, что любая Семья в моей  Империи
                может так развернуть свое атомное оружие, чтобы уничтожить
                планетарную   базу   пятидесяти    и    более    Семейств,
                действительно вызывает некоторую нервозность.  Но  все  мы
                располагаем  планами  развернутых  предохранительных   мер
                против опустошения. Союз и Ландсраад  удерживают  контроль
                над атомным  оружием  в  своих  руках.  Нет,  меня  больше
                заботит развитие человека как особого типа  оружия.  Здесь
                буквально неограниченное поле для изучения,  которым  пока
                мало кто занимался".
                                    "Муад Диб: лекция в военном колледже".
                                                      Из хроники Стилгара.

     Старик стоял в дверях, глядя на пришельца своими  синими  без  белков
глазами. В его  взгляде  застыла  подозрительность,  которого  все  жители
пустыни проявляют по отношению к чужакам. Глубокие морщины прорезали  кожу
его лица у  рта,  там,  где  начиналась  белая  борода.  На  нем  не  было
стилсьюта, и он беспокоился о влаге, уходящей через дверь его жилища.
     Скайтейл поклонился и сделал условный  знак  заговорщиков.  Откуда-то
изнутри, из-за старика, донеслись стонущие  звуки  семуты.  В  старике  не
чувствовалось пристрастия к наркотику, значит, семута -  слабость  кого-то
другого. Скайтейл не ожидал  встретить  в  таком  месте  столь  утонченный
порок.
     - Привет издалека, -  сказал  Скайтейл,  -  улыбаясь  плоским  лицом,
которое он выбрал для этой встречи. Потом ему пришло в голову, что  старик
может узнать это лицо: некоторые Свободные на Дюне знали  Данкана  Айдахо.
Скайтейл испугался, что выбор внешности, которая  вначале  показалась  ему
забавной, может в конце концов оказаться ошибкой. Он  не  рискнул  тут  же
сменить лицо. Он нервно оглядел улицу. Неужели старик  так  никогда  и  не
пригласит его внутрь.
     - Вы знали моего сына? - спросил старик.
     Вот, по крайней мере,  одна  из  условленных  фраз.  Скайтейл  назвал
отзыв, все время озираясь вокруг. Ему  не  нравилась  эта  позиция.  Улица
оказалась тупиком, заканчивающимся на этом  доме.  Все  дома  вокруг  были
выстроены для  ветеранов  джихада.  Они  образовывали  пригород  Арракина,
тянувшийся до имперского бассейна мимо Таймега. На улицу выходили сплошные
стены серовато коричневого  цвета,  кое-где  прерывающиеся  герметическими
дверями. На стенах были  нацарапаны  непристойности.  Рядом  с  дверью,  у
которой стоял Скайтейл, кто-то нацарапал,  что  некий  Берис  вернулся  на
Арракис с постыдной болезнью, лишившей его мужества.
     - С вами пришел еще кто-то? - спросил старик.
     - Нет, я один.
     Старик откашлялся, все еще пребывая в нерешительности.
     Скайтейл напомнил себе:  необходимо  быть  осторожным  и  терпеливым.
Контакты такого рода таили в себе особую опасность.  Возможно,  у  старика
были причины вести себя так. Впрочем, час  соответствует.  Бледное  солнце
стоит прямо над головой. В это время люди сидят в  закрытых  домах,  самые
жаркие часы они проводят в дремоте.
     Может, старик опасается нового соседа? Скайтейл  знал,  что  соседний
дом предназначался для Отейна,  некогда  бывшего  членом  ужасного  отряда
федайкинов Муад Диба. А с Отейном жил карлик Биджаз.
     Скайтейл снова взглянул на старика,  отметив  пустой  левый  рукав  и
отсутствие стилсьюта. В старике чувствовалась властность. Он явно  не  был
простым пехотинцем джихада.
     - Могу я узнать имя гостя? - спросил он.
     Скайтейл еле сдержал вздох облегчения: его в конце концов примут.
     - Я - Заал, - ответил он, называя имя, принятое им для этого дела.
     - Я - Фарок, - ответил старик. - Я был  башаром  девятого  легиона  в
джихаде. Это вам о чем-нибудь говорит?
     Скайтейл почувствовал вызов в этих словах и сказал:
     - Вы родились в съетче Табр, которым руководил Стилгар.
     Фарок сделал шаг в сторону.
     - Добро пожаловать в мой дом.
     Скайтейл прошел мимо него в затененную  прихожую.  Голубой  кирпичный
пол, сверкающие панно на стенах. За прихожей находился крытый двор.  Через
прозрачные фильтры проходил свет,  сверкающий,  как  серебра  белых  ночей
Первой луны. Сзади плотно притворилась уличная дверь.
     - Мы были благородными людьми, - говорил  Фарок,  показывая  путь  во
двор. - Не какие-нибудь оборванцы. Мы не жили тогда в таких домах, как вот
этот! У нас был свой съетч в Защитной стене  над  хребтом  Хаббания.  Один
червь мог отнести нас в Кедом, во внутреннюю пустыню.
     - Я с вами согласен! -  подхватил  Скайтейл,  сообразив,  что  именно
привело Фарока к участию в заговоре. Свободный тосковал по прежней жизни и
обычаям.
     Они вошли во двор.
     Скайтейл  понял,  что  Фарок  борется  с  неприязнью  к   посетителю.
Свободные не доверяют тем, у кого нет синих глаз ибада. Недаром  Свободные
говорят, что глаза чужеземцев видят не то, что нужно.
     При их приближении музыка семуты  смолкла.  Потом  послышались  звуки
девятиструнного бализета -  вначале  аккорды,  потом  чистые  ноты  песни,
популярной на мирах Нараджа.
     Когда глаза Скайтейла привыкли к свету, он увидел юношу, сидевшего со
скрещенными ногами на низком диване, под аркой справа. У юноши были пустые
глазницы. С необыкновенной проницательностью слепых он начал  петь  в  тот
самый момент, когда Скайтейл взглянул на него. Голос у него был высокий  и
приятный:

                       Ветер сдул землю,
                       И небо,
                       И всех людей!
                       Что это за ветер?
                       Деревья не склоняются;
                       Они пьют там,
                       Где пили люди.
                       Я знаю слишком много миров,
                       Слишком много людей,
                       Слишком много деревьев,
                       Слишком много ветров!

     Это не были подлинные слова песни, как отметил Скайтейл. Фарок подвел
его к арке на противоположной стороне, указал на подушки, разбросанные  на
черепичном полу, украшенном изображениями морских животных.
     - Вот на этой подушке когда-то в съетче  сидел  Муад  Диб,  -  старик
указал на круглую черную подушку. - Теперь она ваша.
     - Я у вас в долгу, - ответил Скайтейл, опускаясь на  черную  подушку.
Он улыбнулся: Фарок проявляет мудрость. Он  говорит,  как  верноподданный,
даже слушая слова песни со скрытым  значением.  Кто  не  знает  деспотизма
Императора тирана?
     Перемежая свои слова с песней, так, чтобы не нарушить ее ритма, Фарок
спросил:
     - Музыка моего сына не мешает вам?
     Скайтейл прижался спиной к прохладному столбу  и  указал  старику  на
подушку рядом с собой.
     - Я наслаждаюсь музыкой, - сказал он.
     - Мой сын потерял глаза при завоевании Нараджа,  -  сказал  Фарок.  -
Теперь ни одна из наших женщин не пожелает его. Но мне приятно знать,  что
где-то на Нарадже у меня есть внуки, которых я никогда не увижу. Вы знаете
миры Нараджа, Заал?
     - В юности я  посетил  их  с  труппой  лицевых  танцоров,  -  ответил
Скайтейл.
     - Значит, вы - лицевой танцор? Я удивился вашему лицу. Оно  напомнило
мне лицо человека, которого я когда-то знал.
     - Данкана Айдахо?
     - Да, его. Известного мастера меча из приближенных Императора.
     - Говорят, он был убит.
     - Да, говорят, - согласился старик. - А вы в самом  деле  мужчина?  Я
слышал рассказы о лицевых танцорах... - он вздрогнул.
     - Мы гермафродиты Джадачи, - ответил Скайтейл.  -  Принимаем  пол  по
желанию. И в настоящее время я мужчина.
     Фарок поджал губы, храня молчание, потом сказал:
     - Хотите освежиться? Воды? Охлажденных фруктов?
     - С меня довольно беседы, - вежливо отказался Скайтейл.
     - Желание гостя - закон, - ответил Фарок, садясь на подушку  лицом  к
Скайтейлу.
     - Благословен будь Абу  д'Дур,  Отец  бесконечных  дорог  времени,  -
сказал Скайтейл. И подумал: "Вот! Я сказал ему,  что  пришел  от  рулевого
Союза".
     - Трижды благословен! - отозвался старик, складывая руки в ритуальном
жесте. Старые руки с набухшими венами, отметил гость.
     -  Предмет,  рассматриваемый  с  удаления,  открывает  лишь   главные
принципы своего устройства,  -  сказал  Скайтейл,  показывая,  что  желает
говорить об императорской крепости.
     - Зло видно с любого расстояния, - сказал Фарок,  советуя  тем  самым
отложить обсуждение.
     "Почему?" - не понял Скайтейл, но вслух сказал:
     - Как ваш сын потерял глаза?
     - Защитники Нараджа применили прожигатель  камня.  Мой  сын  оказался
слишком близко... Проклятая атомная энергия! Даже прожигатель камня должен
быть объявлен вне закона.
     - Его применение на самой грани  закона,  -  согласился  Скайтейл.  И
подумал: "Нараджский прожигатель камня! Об этом ничего не сообщали. Почему
старик заговорил о прожигателе камня?"
     - Я предложил ему купить у ваших хозяев с Тлейлакса глаза,  -  сказал
Фарок. - Но в  летописях  сказано,  что  глаза,  купленные  на  Тлейлаксе,
порабощают своих владельцев. Сын сказал, что эти глаза металлические, а он
- из плоти и крови, и что такой союз будет греховен.
     -   Принципы   использования    предмета    должны    соответствовать
первоначальным намерениям, - сказал Скайтейл, пытаясь вернуть  разговор  в
нужное ему русло.
     Фарок сжал губы.
     - Говорите открыто, - сказал он. - Мы должны верить нашему рулевому.
     - Вы бывали в императорской крепости? - спросил Скайтейл.
     - Я там был в первую годовщину победы над Молитором. В этом  каменном
здании  было  холодно,  несмотря  на   лучшие   иксианские   обогреватели.
Предыдущую ночь мы спали на террасе храма Алии. Там растут  необыкновенные
деревья, знаете, деревья, привезенные со множества миров. Мы, башары, были
одеты в лучшие зеленые костюмы, и наши столы стояли отдельно.  Мы  слишком
много ели и пили. Многое из того, что я видел, вызвало у меня  отвращение.
Пришли калеки на костылях. Не думаю, что наш Муад Диб знает, сколько людей
он искалечил.
     - Вы не  любите  пирушек?  -  спросил  Скайтейл,  знавший  об  оргиях
Свободных, которые вызывались спайсовым пивом.
     - Это совсем не то, что тау, слияние наших душ в съетчах, -  возразил
Фарок. - Для развлечения нам дали рабынь, а ветераны рассказывали о  своих
битвах и ранах.
     - Значит, вы были в каменной башне?
     -  Муад  Диб  вышел  к  нам  на  террасу,  -  продолжал  Фарок,  -  и
провозгласил: "Удачи вам всем!" Разве  это  не  кощунство  -  использовать
приветствие пустыни в таком месте!
     - Вы знаете, где размещены его личные апартаменты?
     - Глубоко внутри. Где-то в глубине своей крепости. Я слышал, что он и
Чани живут, как кочевники в пещере. В Большой  зал  он  выходит  лишь  для
публичных аудиенций. У него есть приемные залы и помещения для официальных
встреч, целое крыло отведено для его личной  охраны,  есть  помещения  для
торжественных церемоний и внутренняя секция связи.  Говорят,  глубоко  под
его крепостью держат песчаного червя, окруженного водой. Вода для червя  -
яд. Там он питает будущее.
     "Мифы, перемешанные с фактами", - подумал Скайтейл.
     - Правительственный  аппарат  всюду  сопровождает  его,  -  продолжал
бормотать Фарок. - Чиновники, адъютанты, адъютанты адъютантов... Он  верит
только таким, как Стилгар, тем, кто был близок к нему в былые дни.
     - Не вам, - констатировал Скайтейл.
     - Я думаю, он забыл о моем существовании.
     - Как он входит и выходит из крепости?
     - Сразу же за внутренней стеной есть  небольшая  посадочная  площадка
для топтеров. Я слышал, что Муад Диб никому не позволяет прикасаться там к
приборам. Говорят, там нужна предельная  точность,  любая,  даже  малейшая
ошибка приведет к столкновению со стеной одного из его проклятых садов.
     Скайтейл кивнул. Вероятно, это  правда.  Воздушный  путь  в  крепость
должен хорошо охраняться. А все Атридесы - превосходные пилоты.
     - Для передачи сообщений он использует дистранс, - продолжал Фарок. -
Волновой транзистор вживляется в мозг человека. И  вызывает  его  действие
только голос определенного человека.
     Скайтейл пожал плечами. В  этом  веке  все  правительства  используют
дистранс.  Никогда  нельзя  знать,  какие  препятствия   возникнут   между
посылающим сообщение и адресатом.
     - Даже его налоговые чиновники пользуются этим методом,  -  жаловался
Фарок. - А в мое время дистранс помещали только в низших животных.
     Информация о годовом доходе должна содержаться  и  строжайшей  тайне,
подумал Скайтейл.  Не  одно  правительство  пало  из-за  того,  что  народ
обнаруживал подлинные источники его доходов.
     - Что теперь думают когорты Свободных о джихаде Муад Диба? -  спросил
Скайтейл. - Возражают ли они против превращения их Императора в Бога?
     - Большая их часть вообще не думает  об  этом,  -  ответил  Фарок.  -
Другие же думают о джихаде так же, как и я сам. Это - источник приключений
и необычайного богатства. Хижина, в которой я живу, -  Фарок  обвел  рукой
двор, - обошлась в шестьдесят лидасов  спайса.  Девяносто  контаров!  Были
времена, когда я и представить себе не мог такого богатства. - Он  покачал
головой.
     В противоположном углу  двора  слепой  юноша  наигрывал  на  бализете
сентиментальную балладу.
     "Девяносто контаров, - подумал Скайтейл Действительно, большая сумма.
Хижина  Фарока  на  многих  других  мирах  сошла  бы  за  дворец.  Но  все
относительно, даже контары. Знает ли, например, Фарок  происхождение  этой
меры спайса? Знает ли он, что  когда  то  полтора  контара  означали  груз
одного верблюда? Вряд ли. Фарок,  должно  быть,  никогда  и  не  слышал  о
верблюдах или о Золотом веке на Земле".
     В странном соответствии с мелодией бализета Фарок сказал:
     - У меня был криснож, водные кольца на десять литров, копье,  которое
раньше принадлежало моему  отцу,  кофейный  сервиз,  бутылка  из  красного
стекла, такая старая, что никто в съетче и не помнил ее  происхождения.  У
мена была доля в нашем спайсе, но не было денег. Я был  богат  и  не  знал
этого. Две жены было у меня: одна умная и любимая мной,  другая  глупая  и
упрямая, но с фигурой и лицом ангела. Я был свободным наибом, всадником на
червях, хозяином левиафана и песков пустыни.
     Юноша продолжал наигрывать мелодию.
     - Я знал многое, но думая об этом, - продолжил старик. - Я знал,  что
глубоко  под  нашими  песками  есть  вода,  удерживаемая  там   маленькими
Создателями.  Я  знал,  что  мои  предки  приносили  в  жертву  Шаи-Хулуду
девственницу, пока Льет-Кайнз не прекратил это.  Мы  неправильно  сделали,
что прекратили. Я видел жемчуга в пасти червя. У моей  души  было  четверо
ворот, и я знал их все.
     Он замолчал, думая о чем-то своем.
     -  Потом  пришел  Атридес  со  своей  колдуньей-матерью,  -  напомнил
Скайтейл.
     - Потом пришел Атридес, - подхватил Фарок. -  Тот,  кого  мы  назвали
Узулом в нашем съетче. И он остался среди нас. Наш Муад Диб, наш Махди!  И
когда он провозгласил джихад, я был среди тех, кто спрашивал:  "Зачем  мне
идти туда сражаться? У меня  там  нет  родичей".  Но  другие  -  молодежь,
друзья, товарищи моего детства - пошли за ним. Они говорили  о  колдовской
силе спасителя Атридеса. Он сразил нашего врага Харконнена, и  Льет-Кайнз,
обещавший нам рай на нашей планете, благословил его. Говорили, что Атридес
пришел изменить нашу планету и нашу  Вселенную,  что  он  подобен  цветку,
золотому цветку в ночи.
     Фарок поднял руки и посмотрел на свои ладони.
     - Люди указывали на Первую луну и говорили: "Его душа там". И он  был
назван Муад Дибом. Я не понимал всего этого.
     Темп музыки убыстрился.
     - Знаете, почему я записался в джихад? - старик пристально  посмотрел
на Скайтейла. - Я слышал, что существует нечто, называемое  морем.  Трудно
поверить в море, проведя всю жизнь среди дюн. У нас нет морей. Народ  Дюны
никогда не знал моря. Мы собирали воду  для  Великого  изменения,  которое
Муад Диб принес одним мановением руки. Я мог представить себе канал, воду,
текущую среди песков, хоть и с трудом. Я  мог  вообразить  даже  реку.  Но
море?!
     Фарок взглянул на прозрачный  купол  своего  узора,  как  бы  пытаясь
проникнуть во Вселенную за ним.
     - Море... - негромко повторил он.  -  Это  было  за  пределами  моего
воображения. Однако люди, которых я знал, говорили, что видали это чудо. Я
думал, что они лгут, по хотел проверить это сам. Вот почему я записался  в
Джихад.
     Послышался громкий заключительный  аккорд  бализета,  и  юноша  начал
новую песню со странным, волнообразным ритмом.
     - Вы нашли ваше море? - спросил Скайтейл.
     Старик молчал, и Скайтейл подумал, что Фарок  не  расслышал  вопроса.
Музыка бализета поднималась и опускалась, как морской прибой. Фарок  дышал
в унисон.
     - Был закат, - внезапно заговорил Фарок, - такой закат  мог  бы  быть
написан одним из древних художников: красный, цвета моей бутылки, палевый,
как жидкое золото... Это было на планете Энфейл, где я вел свой  легион  к
победе. Мы спустились с гор по узкой тропе. Воздух был напоен влагой, и  я
с трудом мог дышать. И вот подо мной оказалось  то,  о  чем  говорили  мои
друзья: вода без конца и без края. Мы спустились к ней. Я вошел в  воду  и
начал ее пить. Вода была  горько-соленая.  Чувство  удивления  перед  этим
чудом не покидает меня с тех пор...
     Скайтейл почувствовал,  что  разделяет  благоговейный  страх  старого
Свободного.
     - Я погрузился в море, - продолжал Фарок, глядя  на  изображенных  на
полу морских зверей. - В воду погрузился один  человек,  а  вышел  из  нее
совсем другой. И я почувствовал,  что  могу  вспомнить  прошлое,  которого
никогда не было. Я смотрел вокруг себя глазами, которые  могли  вобрать  в
себя абсолютно все: плавающий в воде труп убитого нами защитника  планеты,
торчащий из воды обломок дерева с обгоревшим концом...  И  сейчас,  закрыв
глаза, я вижу это почерневшее бревно, обрывок веревки, плавающий  в  воде,
желтую тряпку, рваную и грязную... Я смотрел на все это и  понимал,  зачем
оно оказалось здесь: чтобы я мог это увидеть.
     Фарок медленно повернулся и посмотрел в глаза Скайтейлу.
     - Вселенная не кончается, - сказал он.
     "Хоть болтлив, по глубокомыслен", - подумал Скайтейл и сказал:
     - Я вижу, это произвело на вас большое впечатление.
     - Вы - тлейлаксу, - отозвался Фарок. - Вы видели много морей. Я видел
лишь одно, но я знаю о море то, чего вы не знаете.
     Скайтейл почувствовал, что его охватывает странное беспокойство.
     - Мать Хаоса родилась в море, - сказал Фарок. - Квизара Тафвид  стоял
поблизости, когда я вышел из воды. Он не входил в море. Он стоял на песке,
на влажном песке, с несколькими моими людьми, которые разделяли его страх.
Он смотрел на меня и видел, что я познал  недоступное  для  него.  Я  стал
морским созданием, пугающим его. Море  излечило  меня  от  джихада,  и,  я
думаю, он понял это.
     Внезапно  Скайтейл  отметил,  что  во  время  этого  рассказа  музыка
прекратилась. Его беспокоило, что он не мог точно определить момент, когда
это произошло.
     Будто продолжая свою невысказанную мысль, Фарок вдруг проговорил:
     - Каждый вход строго охраняется. В крепость Императора нет доступа.
     - В этом ее слабость, - сказал Скайтейл.
     Фарок вытянул шею, вглядываясь в него.
     - Доступ есть, - пояснил Скайтейл.  -  Если  большинство  людей  -  я
надеюсь, Император входит в их число, - думают иначе, в этом и заключается
наше преимущество. - Он потер лицо,  ощущая  несоответствие  избранной  им
внешности. Молчание музыканта его тревожило.  Означало  ли  это,  что  сын
Фарока  закончил  передачу?  Разумеется,  это  был   естественный   способ
сообщения, сжатого и переданного  с  музыкой.  Оно  теперь  запечатлено  в
нервной системе  Скайтейла  и  в  нужный  момент  будет  выдано  благодаря
дистрансу,  вживленному  в  кору  его  головного  мозга.  Если   сообщение
передано,  он  стал  вместилищем  новых  сведений,  сосудом,   заполненным
данными: все звенья заговора на Арракисе, имена, условные фразы -  словом,
вся жизненно важная информация.
     - У нас здесь женщина, - сказал Фарок. - Хотите увидеть ее?
     - Я ее видел, - ответил Скайтейл. - Я ее  очень  внимательно  изучил.
Где она?
     Фарок щелкнул пальцами.
     Юноша взял инструмент,  наложил  на  него  смычок.  Зазвучала  воющая
музыка семуты. И как будто привлеченная этими  звуками,  из  двери  позади
музыканта  появилась  молодая  женщина  в  голубом  платье.  Наркотическая
тупость заполняла ее абсолютно синие глаза. Свободная, привыкшая к спайсу,
а теперь захваченная чужеземным пороком. Слушая музыку семуты,  она  ни  в
чем не отдавала себе отчета.
     - Дочь Отейна, - сказал Фарок. - Мой сын дает ей  наркотик,  надеясь,
несмотря на свою слепоту, получить женщину своего племени. Как видите, это
напрасная победа: семута захватила все, что он мог приобрести.
     - Знает ли об этом ее отец? - спросил Скайтейл.
     - Она и сама не знает. Мой сын снабжает  ее  ложными  воспоминаниями,
которыми она объясняет свои посещения. Она считает,  что  любит  его.  Так
думает и ее семья. Ее родные сердятся, так как  он  калека,  но  не  хотят
вмешиваться.
     Музыка снова прекратилась.
     По сигналу музыканта девушка села рядом с ним, наклонилась и слушала,
что он ей шепчет.
     - Что вы с ней сделаете? - спросил Фарок.
     Скайтейл еще раз осмотрелся.
     - Кто еще есть в доме? - спросил он.
     - Больше никого, - ответил Фарок. - Вы не ответили,  что  собираетесь
сделать с этой женщиной. Мой сын хочет знать.
     Как бы собираясь ответить, Скайтейл протянул правую руку.  Из  рукава
высунулась сверкающая игла и погрузилась в шею Фарока. Не было ни вскрика,
ни даже изменения позы. Через минуту старику предстояло умереть, а  сейчас
он сидел неподвижно, парализованный ядом.
     Скайтейл  неторопливо  встал  и  подошел  к  слепому  музыканту.  Тот
продолжал что-то нашептывать девушке, когда и его коснулась игла.
     Скайтейл изменил свою внешность и взял девушку за руку.
     - Что, Фарок? - спросила она.
     - Мой сын устал и хочет отдохнуть, - ответил  Скайтейл.  -  Идем.  Ты
должна вернуться домой.
     - Мы так хорошо говорили, - сказала девушка. - Мне кажется, я убедила
взять его глаза тлейлаксу. Тогда он снова станет мужчиной.
     - Разве я не  говорил  это  уже  неоднократно?  -  спросил  Скайтейл,
подталкивая ее во внутреннее помещение.
     Он с гордостью отметил, что голос точно соответствовал  новым  чертам
лица: это был голос старого Свободного, который уже был мертв.
     Скайтейл вздохнул. "Я сделал это не без сожаления, - подумал он, -  и
жертвы, бесспорно, знали об опасности".
     Теперь ему предстояло заняться девушкой.



                                    5

                     "Империя  не  испытывает  отсутствия  цели  во  время
                своего  создания.  Лишь  когда  она   утверждается,   цель
                утрачивается и заменяется ритуалом".
                                   "Изречения Муад Диба" принцессы Ирулэн.

     Алия понимала,  что  предстоящее  собрание  Имперского  Совета  будет
напряженным. Она чувствовала растущее противостояние во всем: в  том,  что
Ирулэн не смотрит на Чани,  как  нервно  Стилгар  перебирает  бумаги,  как
хмурится идол, глядя на Корбу.
     Она сидела в самом конце золотого стола Совета и видела  в  балконное
окно пыльный свет полудня.
     Корба, замолчавший, когда она вошла, продолжал разговор с Полом:
     - Я хочу сказать, милорд, что сейчас не так  много  богов,  как  было
раньше.
     Алия рассмеялась, откинув назад голову. От  резкого  движения  черный
капюшон ее абы  упал,  открывая  синие,  без  белков,  "спайсовые"  глаза,
овальное, как у матери, лицо под шапкой бронзовых  волос,  маленький  нос,
широкий, благородного рисунка, рот.
     Щеки Корбы приобрели цвет его оранжевого  одеяния.  Он  посмотрел  на
Алию - разгневанный лысый гном, кипящий негодованием.
     - Вы знаете, что говорят о вашем брате? - спросил он.
     - Я знаю, что говорят о вашем Квизарате, - парировала Алия. -  Вы  не
боги, вы шпионы богов.
     Посрамленный Корба взглянул на Императора, ища поддержки. Так как тот
промолчал, Корба обиженно произнес:
     - Мы действуем по предписанию Муад Диба, чтобы он знал правду о своем
народе и чтобы народ знал правду о нем.
     - Шпионы, - повторила Алия.
     Корба оскорбленно поджал губы.
     Пол взглянул на сестру, удивляясь, почему она  провоцирует  Корбу.  И
вдруг увидел, что Алия превратилась в женщину,  прекрасную  в  своей  юной
невинности. Он удивился, что до сих пор не замечал этого. Ей  скоро  будет
шестнадцать, этой Преподобной Матери - без материнства, девственной жрице,
объекту безмолвного поклонения суеверных масс - Алии Нож.
     - Сейчас не время для легкомысленных замечаний твой сестры, - сказала
Ирулэн.
     Не обращая на нее внимания, Пол кивнул Корбе:
     - Площадь полна пилигримов. Иди и возглавь их моления.
     - Но они ожидают вас, милорд, - возразил Корба.
     - Ну, в таком случае, надень свой тюрбан, - ответил Пол. -  На  таком
расстоянии они не разглядят.
     Ирулэн, раздраженная тем, что на нее не обращают  внимания,  следила,
как Корба  встает,  чтобы  выполнить  приказ.  У  нее  внезапно  появилась
тревожная мысль, что Адрик не сумел скрыть ее действия от Алии. "Что мы, в
сущности, знаем о его сестре?" - подумала она.
     Чани,  плотно  сцепив  руки  на  коленях,  взглянула  через  стол  на
Стилгара, своего дядю и государственного секретаря Пола.  "Не  тоскует  ли
старый Свободный наиб о простой жизни в пустынном съетче?" - подумала она.
Чани отметила, что черные волосы Стилгара уже посеребрила седина, но глаза
под густыми бровями оставались по-прежнему зоркими.  У  него  был  орлиный
взгляд дикаря, а  в  бороде  до  сих  пор  еще  виднелся  след  от  трубки
стилсьюта.
     Нервничая  под  пристальным  взглядом  Чани,  Стилгар  осмотрел   зал
заседания Совета. Его взгляд упал на балконное окно и на Корбу,  стоявшего
на  балконе.  Тот  поднял  вытянутые  для  благословения  руки,   и   лучи
полуденного солнца образовали красное гало в окне  за  ним.  На  мгновение
Стилгару показалось, что Квизара двора распят на  огненном  колесе.  Корба
опустил руки, уничтожая иллюзию, но Стилгар был потрясен ею. Мысли  его  в
гневном раздражении обратились к льстивым  просителям,  ожидавшим  в  зале
аудиенций, и к неистовой помпе, окружающей трон Муад Диба.
     Гул  отдаленной  толпы  ворвался  в  комнату  с  возвращением  Корбы.
Балконная дверь за ним плотно закрылась, отрезая внешний шум.
     Взгляд Пола следовал за  Квизарой.  Корба  с  непроницаемым  лицом  и
глазами, остекленевшими от фанатизма, занял свое место слева от  него.  Он
наслаждался мгновением, религиозной власти.
     - Дух проснулся... - проговорил он.
     - И слава Богу, - насмешливо вставила Алия.
     Губы Корбы побелели от гнева.
     И снова Пол с, удивлением посмотрел на сестру, не понимая мотивов  ее
поведения. И сказал себе, что за внешне невинным видом скрывается какая-то
хитрость. У нее та же генетическая программа Бене Джессерит, что и у него.
Что  произвела  в  ней  генетика  Квизац  Хадераха?  Всегда   существовала
нераскрытая разница между ними: она была еще  зародышем  в  чреве  матери,
когда та приняла  большую  дозу  сырого  ядовитого  меланжа.  Мать  и  еще
нерожденная   дочь   одновременно   стали   Преподобными   Матерями.    Но
одновременность не означает идентичность.
     Алия  говорила,  что  в  одно  ужасное  мгновение  в  ней  проснулось
осознание того, что ее память поглотила бесчисленные жизни других.
     - Я стала своей матерью и всеми остальными, - говорила она. - Я  была
еще несформировавшейся, нерожденной, когда уже стала старухой.
     Чувствуя, что Пол думает о ней, Алия улыбнулась  ему.  Выражение  его
лица смягчилось. "Как можно реагировать на все иначе, как  не  с  циничным
юмором?  -  спросил  себя  Пол.  -  Что  может  быть  отвратительнее,  чем
беспощадный коммандос, преобразившийся в ханжеского жреца?"
     Стилгар зашелестел бумагами.
     - Если будет позволено, -  начал  он,  -  есть  несколько  срочных  и
неприятных дел.
     - Тупайлский договор? - спросил Пол.
     - Союз настаивает,  чтобы  мы  подписали  договор,  не  зная  точного
состава Тупайлской Антанты. Он пользуется поддержкой делегатов Ландсраада.
     - Какие меры вы приняли? - спросила Ирулэн.
     - Меры, предложенные  Императором,  -  в  сжатом,  формальном  ответе
Стилгара   звучало   явно   выраженное   неодобрительное    отношение    к
принцессе-супруге.
     - Мой господин и супруг! - Ирулэн обратилась к Полу, привлекал к себе
его внимание.
     "Подчеркивать  в  присутствии  Чани  разницу  в  титулах  -   признак
слабости", - подумал Пол. В такие мгновения он разделял открытую неприязнь
Стилгара к Ирулэн, но  осторожность  сдерживала  его  чувства.  Что  такое
Ирулэн? Всего лишь пешка Бене Джессерит.
     - Да? - сказал Пол вслух.
     Ирулэн посмотрела на него.
     - Если ты задержишь их меланж...
     Чани покачала головой, не соглашаясь заранее.
     - Мы действуем осторожно, - сказал Пол. - Тупайл  остается  священным
местом для побежденных Великих Домов. Он символизирует для  них  последний
рубеж, последнее прибежище  для  наших  вассалов.  Если  они  откроют  эту
святыню, она станет легко уязвимой.
     - Если они прячут людей, то вполне могут прятать и кое-что другое,  -
проворчал Стилгар. - Армит, например, или начало собственного производства
меланжа.
     - Не следует загонять людей в угол, - сказала Алия,  -  если  хотите,
чтобы они оставались покорными и мирными. - Она с  грустью  заметила,  что
позволила вовлечь себя в спор, как и предвидела.
     - Значит, десять лет торговли ни к чему не привели, - сказала Ирулэн.
     - Ни одно из действий моего брата не проходит зря, - возразила Алия.
     Ирулэн сжала перо так, что у нее побелели пальцы. Пол видел, как  она
гасит свои эмоции по методу Бене Джессерит:  устремленный  внутрь  взгляд,
глубокое дыхание. Он почти слышал, как она повторяет молитву.  Вскоре  она
заметила почти спокойно:
     - Что же мы выиграли?
     - Мы вывели Союз из равновесия, - ответила Чани.
     - Мы хотим избежать открытой конфронтации с нашими врагами, - сказала
Алия. - И у нас нет особого желания убивать их. И так уж достаточно  крови
льется под знаменами Атридесов.
     "Она даже чувствует это, - подумал Пол. - Не странно ли, что обе  они
испытывают  одинаково  непреодолимее  чувство   ответственности   за   эту
раздираемую ссорами, поклоняющуюся идолам Вселенную с ее дикими  порывами,
сменяющимися стремлением к спокойствию. Должны ли мы защищать их от  самих
себя? - думал он. - Они играют с ничем - играют пустыми  жизнями,  пустыми
словами". Горло у него пересохло. Сколько он за это время  утратил?  Каких
сыновей? Какие сны? Стоят ли такой цены его видения? Кто спросит  об  этом
будущие поколения, кто обратится к ним со словами: "Если бы не  Муад  Диб,
вас бы здесь не было?"
     - Задержка их меланжа ничего не решит,  -  сказала  Чани.  -  Рулевые
Союза потеряют способность видеть  пространственно-временные  линии.  Твои
Сестры из Бене Джессерит утратят свое чувство правды.  Многие  люди  умрут
преждевременной смертью. Разорвутся связи. Кто будет виноват во всем этом?
     - Они не доведут до этого, - сказала Ирулэн.
     - Отчего же? - спросила Чани. - Кто обвинит  Союз?  Он  беспомощен  и
продемонстрирует это.
     - Мы подпишем договор в его теперешнем виде, - сказал Пол.
     - Милорд, - вмешался Стилгар, разглядывая свои руки, - все мы  думаем
об одном и том же.
     - О чем же?
     -  Вы  обладаете  определенными...  способностями.  Не  могли  бы  вы
определить местонахождение Антанты вопреки Союзу?
     "Способности! - подумал Пол. - Стилгар не может просто  сказать:  "Вы
обладаете даром предвидения. Так уловите линию будущего, которая  ведет  к
Тупайлу".
     Пол посмотрел на золотую поверхность  стола.  Всегда  одна  и  та  же
проблема: как объяснить пределы необъяснимого? Должен  ли  он  говорить  о
дроблении, о делении на осколки - естественной судьбе любого  государства?
Как объяснить  тем,  кто  никогда  этого  не  испытывал,  что  видение  не
показывает единственно возможного будущего?
     Он взглянул на Алию и увидел, что та смотрит на Ирулэн. Алия  уловила
его взгляд, посмотрела  на  него  и  многозначительно  кивнула  в  сторону
невестки. Конечно, любое принятое сегодня решение будет отражено  в  одном
из сообщений Ирулэн для Бене Джессерит. Орден никогда не прекратит  поиски
своего Квизац Хадераха.
     Впрочем, Стилгар ждет ответа. Да и Ирулэн тоже.
     - Предвидение  повинуется  естественным  законам,  -  сказал  Пол.  -
Одинаково справедливо будет утверждать, что небо  говорит  с  нами  и  что
человек действует в соответствии, может быть, со своей  природой.  Другими
словами, предвидения включаются в естественную последовательность  событий
настоящего. Они выступают в обличье естественных законов. Знает ли  щепка,
брошенная в поток, куда ее несет течение? В оракуле  нет  ни  причины,  ни
следствия. Причины становятся случаями, они переплетаются друг с другом  в
местах, где встречаются течения.  Принимая  предвидение,  вы  вступаете  в
противоречие с разумом. Поэтому ваше  интеллектуальное  сознание  отрицает
предвидение. Тем самым, в своем  отрицании,  интеллект  становится  застыв
процесса и подчиняется ему.
     - Вы не можете этого сделать? - спросил Стилгар.
     -  Когда  я  ищу  Тупайл  с  помощью  предвидения,  -  Пол  обращался
непосредственно к Ирулэн, - я тем самым прячу его.
     - Хаос! - возразила Ирулэн. - В этом нет последовательности.
     - Я сказал, что предвидение подчиняется законам природы.
     - Значит, существует предел твоего предвидения и твоей власти?  -  не
унималась Ирулэн.
     Прежде чем Пол успел ответить, вмешалась Алия:
     - Дорогая Ирулэн, предвидение не имеет  пределов.  Ты  говоришь,  нет
последовательности?    Последовательность    -    обязательное     условие
существования Вселенной.
     - Но он сказал...
     - Как может мой брат дать исчерпывающую информацию о  пределах  того,
что не имеет пределов? Разум просто не в состоянии это постичь..
     "Зря Алия так сказала, - подумал Пол. - Теперь Ирулэн  встревожится".
Взгляд Пол перешел на Корбу, который сидел в позе религиозного  поклонения
- слушал душой. Какие выводы сделает Квизара из  этого  разговора?  Больше
религиозных  чудес?   Что-нибудь,   стимулирующее   благоговейный   страх?
Несомненно.
     - Значит, вы подпишете договор в его теперешнем виде?  -  переспросил
Стилгар.
     Пол улыбнулся. Вопрос о предвидении, по мнению Стилгара, исчерпан.
     Стилгар нацелен только на победу, а не  на  постижение  истины.  Мир,
справедливость и разумный подход - вот на чем основана вселенная Стилгара.
Ему нужно нечто осязаемое  и  реальное,  в  данном  случае  -  подпись  на
договоре.
     - Я подпишу его, - сказал Пол.
     Стилгар взял новую папку.
     - Последние донесения наших полевых командиров из Иксианского сектора
говорят об агитации за конституцию. - Старый Свободный взглянул  на  Чани,
которая пожала плечами.
     Ирулэн,  сидевшая  с  закрытыми  глазами,   прижав   руки   ко   лбу,
сосредоточившаяся на запоминании, открыла глаза и  внимательно  посмотрела
на Пола.
     - Иксианская конференция начинает кампанию неповиновения,  -  говорил
Стилгар. - Их торговцы протестуют против ставок имперского налога, который
они...
     - Они хотят ограничить мою власть, власть Императора, - сказал Пол. -
Кто будет править мною: Ландсраад или КХОАМ?
     Стилгар достал из папки лист самоуничтожающейся бумаги.
     -  Один  из  наших  агентов  прислал  этот  меморандум   о   встречах
меньшинства КХОАМ. - Он ровным голосом начал читать расшифрованный  текст:
- "Попытка трона захватить монопольную власть должна  быть  пресечена.  Мы
должны рассказать правду об Атридес. О его манипуляциях, прикрытых тройным
обманом: законотворчество Ландсраада,  религиозная  война  и  деятельность
бюрократических учреждений". - Он положил лист обратно в папку.
     - Конституция... - пробормотала про себя Чани.
     Пол  посмотрел  на  нее,  потом  снова  на  Стилгара.  "Итак,  джихад
агонизирует, - подумал он, - но недостаточно быстро, чтобы  спасти  меня".
Эта мысль вызвала в нем эмоциональное напряжение. Пол вспомнил свои ранние
видения  будущего  джихада,  ужас  и  отвращение,  вызванные  им.  Теперь,
конечно, он видел  гораздо  более  страшные  ужасы.  Он  постоянно  жил  в
обстановке ужасов. Он видел, как Свободные, наделенные мистической  силой,
сметали перед собой все  в  религиозной  войне.  Джихад  приобретал  новую
перспективу. Конечно, он ограничен в  сравнении  с  вечностью,  но  в  нем
заключены ужасы, превосходящие все прежние.
     "И все это - моим именем", - подумал он.
     - Возможно, им следует дать что-то вроде  конституции,  -  предложила
Чани. - Она совсем не обязательно должна быть действенной.
     - Обман - орудие власти, - согласилась Ирулэн.
     - У государственной власти есть пределы,  и  те,  кто  полагается  на
конституцию, рано или поздно это обнаруживают, - сказал Пол.
     Корба вышел из своей почтительной позы.
     - Милорд!
     - Да? - Пол повернулся к нему,  успев  подумать:  "Вот  кто  скрывает
тайные симпатии к мифической власти закона".
     - Можно начать  с  религиозной  конституции,  -  заговорил  Корба,  -
предназначенной для верующих, для тех, кто...
     - Нет! - отрезал Пол. - Мы обязаны оформить это как  приказы  Совета.
Ты записываешь, Ирулэн?
     - Да, милорд, - ответила Ирулэн враждебным  тоном:  ей  не  нравилась
отведенная ей второстепенная роль.
     - Конституции превращаются в тиранию, - начал диктовать  Пол.  -  Они
организуют власть в таких масштабах, которые должны  быть  превзойдены.  В
конституции нет предвидения. Она сокрушает  и  сильных,  и  слабых  -  она
отрицает  индивидуальность.  У  нее  нет  ограничений,  и,  значит,   есть
внутренняя нестабильность. У меня, однако, такие  ограничения  есть.  И  в
своем стремлении  защитить  свой  народ  я  запрещаю  конституцию.  Приказ
Совета, сегодняшнее число, и так далее, и тому подобное.
     - А как насчет беспокойства иксианцев о налогах,  милорд?  -  спросил
Стилгар.
     Пол заставил себя оторваться от сердитого лица Корбы и спросил:
     - Что ты предлагаешь, Стил?
     - Мы должны контролировать налоги.
     - Наша цена Союзу за мою подпись под Тупайлским договором,  -  сказал
Пол,  -  принятие  иксианской  конфедерацией   наших   налоговых   ставок.
Конфедерация не может торговать без транспорта Союза. Она заплатит.
     - Хорошо, милорд, - Стилгар взял  еще  одну  папку  и  откашлялся.  -
Сообщение Квизарата с Салузы Второй. Отец  Ирулэн  начал  маневры  десанта
своих легионеров.
     - Ирулэн, - сказал Пол.  -  Ты  продолжаешь  утверждать,  что  легион
твоего отца - всего лишь забава?
     - Что он может сделать с одним легионом? -  спросила  она,  глядя  на
него бегающими глазами.
     - Он может добиться, что его убьют, - сказала Чани.
     - А обвинят меня, - подхватил Пол.
     - Я знаю немало командиров джихада, - сказала Алия, - которые,  узнав
о его маневрах, тут же нападут на него.
     - Но это лишь полицейские силы, - возразила Ирулэн.
     - В таком случае им совершенно не нужны посадочные учения, -  заметил
Пол. - Я хочу, чтобы  в  следующем  письме  отцу  ты  четко  и  откровенно
изложила ему мои взгляды по этому деликатному вопросу.
     Она опустила глаза.
     - Да, милорд. Я надеюсь, этим все кончится. Мой отец не должен  стать
жертвой.
     - А моя сестра, - сказал Пол, - не будет ничего  сообщать  упомянутым
ею командирам, если только я не попрошу ее об этом.
     -  Нападение  на  моего  отца  возможно  не  только  из   соображений
безопасности, - сказала  Ирулэн.  -  Люди  начинают  оглядываться  на  его
правление с явной ностальгией.
     -  Однажды  ты  зайдешь  слишком  далеко,  -  бесстрастным   голосом,
выдававшим холодное бешенство Свободной, сказала Чани.
     - Хватит! - приказал Пол.
     Он знал, что в словах Ирулэн содержится доля истины. Ирулэн  еще  раз
доказала ему свою полезность.
     - Орден Бене Джессерит прислал официальный запрос, - сказал  Стилгар,
доставая очередную бумагу. - Они хотят проконсультировать вас относительно
сохранения вашей генетической линии.
     Чани взглянула на папку так, будто  в  ней  содержалось  смертоносное
оружие.
     - Пошлите ордену обычные извинения, - сказал Пол.
     - Правильно ли это будет? - вмешалась Ирулэн.
     - Возможно... пришло время обсудить этот вопрос, - сказала Чани.
     Пол резко тряхнул головой. Они не знают, что это часть цены,  которую
он еще не решился заплатить.
     Но Чани было не так просто остановить.
     - Я посетила Стену молитв в съетче Табр, где родилась, -  проговорила
она. - Меня осматривали доктора. Я сошла в пустыне и послала свои мольбы в
ее глубину, где живет Шаи-Хулуд. И все  же...  -  она  пожала  плечами.  -
Ничего не выходит.
     "Наука и суеверие - все против нее, - подумал Пол. -  Может,  и  я  с
ними заодно - ведь я сказал ей, что означает для нее  рождение  наследника
Атридесов?" Он увидел выражение  жалости  в  глазах  Алии.  Сама  мысль  о
жалости со стороны сестры возмутила его. Неужели она тоже  видела  ужасное
будущее?
     - Милорд должен сознавать опасности, которым подвергается  его  трон,
пока нет  наследника,  -  сказала  Ирулэн,  используя  убежденность  тона,
вкрадчивость интонации, усвоенную у  Бене  Джессерит.  -  Такие  проблемы,
естественно, трудно обсуждать, но тем не менее их  необходимо  вынести  на
открытое  обсуждение.  Император  больше,  чем  человек.  Он   возглавляет
государство. Если он умрет без наследника, начнется гражданская война.  Из
любви к своему народу он не должен допустить этого.
     Пол оттолкнулся от стола и прошел к балконному окну.  Ветер  разгонял
дымы города. Небо темного серебристо-голубого цвета затуманилось  вечерней
пылью с Защитной стены. Пол смотрел на  юг,  на  стену,  прикрывающую  его
город от кориолисовых ветров, и думал, где  ему  найти  такую  защиту  для
собственного мозга.
     Совет молча ждал, все чувствовали, как близок он к вспышке гнева.
     Пол ощутил, как на него обрушивается время. Он  пытался  успокоиться,
найти равновесие, чтобы сформировать новое будущее.
     "Освобождайся... Освобождайся... Освобождайся!" подумал он. Что, если
взять Чани и уйти, поискать убежища на Тупайле? Останется его имя.  Джихад
примет новые, еще более ужасные формы. И в этом тоже обвинят его. Он понял
с внезапным испугом, что любой новый ход может  уничтожить  самое  дорогое
для него, что изданный им самый слабый звук вызовет крушение Вселенной.
     Внизу,  под  ним,  площадь  превратилась  в   лагерь   пилигримов   в
бело-зеленых одеждах хаджжа. Они двигались за  проводником,  как  огромная
змея. Пол подумал, что уже сейчас  его  приемный  зал  забит  просителями.
Пилигримы!  Их  поклонение  стало  источником  богатства  Империи.   Хаджж
заполняет космические пути ордами пилигримов, а они все идут, идут и идут.
     "Неужели это я привел их в движение?" - подумал он.
     Конечно, все сдвинулось само  собой.  Столетиями  складывался  генный
рисунок, который привел к такому результату.
     Влекомые  глубочайшими  религиозными  инстинктами,  люди  приходят  в
поисках воскресения. Паломничество заканчивается здесь... на  Арракисе,  в
месте воскресения, в месте смерти.
     Свободные говорили, что пилигримы ищут воду. А что на самом деле  они
ищут? Они говорят, что пришли в Святое место. Но они должны знать, что  во
Вселенной нет рая и нет Тупайла для  души.  Они  говорят,  что  Арракис  -
место, где разгадываются все загадки. Здесь связь между этой  Вселенной  и
следующей. И самое пугающее, что они уходят удовлетворенные.
     "Что они находят здесь?" - подумал Пол.
     Часто в своем религиозном экстазе они наполняют улицы криками,  будто
птицы в птичнике. Свободные так и зовут их  -  "перелетные  птицы".  А  те
немногие, которые умирают здесь, называются "крылатые души".
     Пол со вздохом подумал, что каждая  новая  планета,  завоеванная  его
легионами,  поставляет  новые  массы  пилигримов.  Они  приходят  в   знак
благодарности за "мир Муад Диба".
     Он чувствовал, как некая его часть лежит  неподвижно,  погруженная  в
бесконечную  морозную  тьму.  Его  способность  к   предвидению   изменила
Вселенную человечества. Он потряс космос и заменил безопасность  джихадом.
Он одержал победу над Вселенной людей, по что-то ему подсказывало, что эта
Вселенная по-прежнему избегает его.
     Эта планета под ним, планета, превратившаяся по его воле из пустыни в
богатый водой край, она живая. У нее пульс, как у человека. Она борется  с
ним, сопротивляется, ускользает от него.
     Кто-то взял его за руку. Обернувшись, он увидел  Чани.  В  ее  глазах
была тревога. Она тихонько произнесла:
     - Любимый, не надо бороться с собой.
     Волна ее чувства поддержала его.
     - Сихайя, - прошептал он.
     - Нам нужно вернуться в пустыню, - негромко сказала она.
     Он сжал ее руку и вернулся к столу, но не сел.
     Чаны заняла свое место.
     Ирулэн, поджав губы, смотрела на бумаги, лежащие перед Стилгаром.
     - Ирулэн предлагает себя в качестве матери наследника  Императора,  -
сказал Пол. Он взглянул на Чани, потом снова на Ирулэн,  которая  избегала
встречаться с ним взглядом. - Все мы знаем, что она не любит меня.
     Ирулэн застыла, будто изваяние.
     - Мне известны политические аргументы, - продолжал  Пол.  -  Но  меня
интересуют человеческие доводы. Если бы принцесса-супруга поступала так не
по приказу Бене Джессерит, если бы она не искала личной власти, мой  ответ
мог бы быть иным. А в нынешних обстоятельствах я отвергаю это предложение.
     Ирулэн вздохнула, глубоко потрясенная его словами.
     Садясь на место, Пол подумал, что никогда не  видел  Ирулэн  в  таком
состоянии, как сейчас. Наклонившись к ней, он сказал:
     - Прости, Ирулэн.
     Она вздернула подбородок, в глазах ее сверкнула ярость.
     - Мне не нужна твоя жалость!  -  прошипела  она.  И,  повернувшись  к
Стилгару, спросила:
     - Есть еще срочные дела?
     Глядя прямо на Пола, Стилгар ответил:
     - Еще одно дело, милорд. Союз предлагает прислать сюда,  на  Арракис,
своего посла.
     - Одно из существ глубокого космоса? - спросил Корба  тоном  крайнего
омерзения.
     - Вероятно, - кивнул Стилгар.
     - Это нуждается в  тщательном  обсуждении,  -  предостерег  Корба.  -
Совету наибов это не понравится. Представитель Союза здесь,  на  Арракисе!
Он осквернит землю, которой коснется его нога.
     - Они живут в  баках  и  не  касаются  земли,  -  возразил  Пол  чуть
раздраженно.
     - Наибы могут взять это дело в свои руки, милорд, - предложил Корба.
     Пол взглянул на него.
     - В конце концов они - Свободные, милорд, -  настаивал  Корба.  -  Мы
помним, как Союз привел сюда угнетателей. Мы помним, как Союз похищал  наш
меланж...
     - Хватит! - вскричал Пол. - Ты думаешь, я забыл об этом?
     Корба  что-то  пробормотал,  неразборчиво,  будто  спросонья.   Потом
сказал:
     - Простите, милорд. Я не хотел сказать, что вы не Свободный. Я не...
     Пусть присылают своего рулевого, - решил Пол. - Вряд  ли  он  сунется
сюда, если предвидит опасность.
     С искаженным от ужаса лицом Ирулэн внезапно спросила:
     - Ты видел... приезд сюда рулевого?
     - Конечно, я не "видел приезд рулевого",  -  передразнил  ее  Пол.  -
Пусть едет, если ему это угодно. Возможно, он нам пригодится.
     - Да будет так, - сказал Стилгар.
     А Ирулэн, прикрывая рукой торжествующую улыбку, думала: "Император не
видел рулевого. Наш заговор не раскрыт".



                                    6

                                       "Снова начинается драма".
                                          Слова, произнесенные Императором
                                          Полом Муад Дибом при восхождении
                                          на Львиный трон.

     Сквозь тайное окошко  Алия  всматривалась  в  большой  приемный  зал,
ожидая появления посла Союза со свитой.
     Яркий серебристый свет полудня врывался в  окна,  освещая  голубой  с
зеленым пол, имитировавший заболоченный залив с водяными растениями. Тут и
там вспышка экзотического цвета символизировала птицу или животное.
     Свита посла двигалась по расписанным  плитам  пола,  точно  охотники,
преследующие дичь в неких экзотических джунглях.
     Сопровождающие  образовали  подвижную  картину  из  серых,  черных  и
оранжевых одеяний, расположенных в произвольном,  на  посторонний  взгляд,
порядке. Свита окружала прозрачный бак, внутри которого плавал  в  облаках
оранжевого газа посол-рулевой. Бак скользил,  поддерживаемый  суспензорным
полем; два помощника в сером вели его на буксире, точно корабль, заводимый
в док.
     Прямо  под  тем  местом,  где  находилась  Алия,  на  Львином  троне,
установленном на возвышении, сидел Пол. На нем была корона с  изображением
рыбы и кулака и унизанная драгоценными камнями мантия; мерцание  защитного
силового поля окружало его. На возвышении и на  ведущих  к  нему  ступенях
расположились в два ряда охранники. Стилгар стоял в двух шагах  от  трона.
Он был в белой одежде, перепоясанный желтым шнуром.
     Чувство родственного  единения  говорило  Алии,  что  Пол  испытывает
сейчас то же потрясение, что и она сама, хотя вряд  ли  это  было  заметно
кому-нибудь другому. Взгляд Пола был  устремлен  на  одетого  в  оранжевое
члена свиты,  чьи  металлические  глаза  не  мигая  смотрели  прямо.  Этот
помощник  шел  у  правого  угла  бака  посла,   как   верховой   стражник,
сопровождающий  экипаж.  Шапка  черных  курчавых  волос,   плоское   лицо,
сложение, которое позволяло разглядеть оранжевое одеяние,  -  все  и  нем,
даже мельчайший жест, говорило и кричало о сходстве.
     Это был Данкан Айдахо. Этого не могло быть, и все же это был он.
     Алия мгновенно узнала его, узнала памятью матери. Она знала, что  Пол
смотрит  на  него  из  глубины  своего  личного  опыта,  благодарности   и
юношеского восхищения.
     Это был Данкан.
     Алия вздрогнула. Вывод мог быть только один -  это  гхола,  существо,
воссозданное на Тлейлаксе из мертвой плоти оригинала.
     Оригинал погиб, спасая Пола. А этот его двойник вышел из аксолотлевых
баков Тлейлакса.
     Гхола шел походкой искусного фехтовальщика. Он остановился, когда бак
посла замер в десяти шагах от ступеней.
     Благодаря методу Бене Джессерит, от  которого  не  могла  избавиться,
Алия прочла беспокойство Пола. Он больше не смотрел на  фигуру  из  своего
прошлого. Но все его существо смотрело, не глядя.  Преодолевая  судорожный
спазм, Пол обратился к послу Союза:
     - Мне сообщили, что вас зовут Адрик. Мы приветствуем вас, Адрик,  при
нашем дворе и надеемся, что  ваш  приезд  послужит  взаимопониманию  между
нами.
     Рулевой принял позу сибарита, изогнувшись в своем оранжевом газе,  и,
прежде чем встретиться взглядом  с  Полом,  бросил  себе  в  рот  таблетку
меланжа. Миниатюрный передатчик, встроенный в бак, воспроизвел его кашель,
затем только послышался скрипучий голос:
     - Нижайше склоняюсь перед очами Императора и прошу разрешения вручить
верительные грамоты и преподнести скромный подарок.
     Один из его помощников передал Стилгару сверток. Тот просмотрел его и
кивнул Полу. Стилгар и Пол тут же повернулись к гхоле,  который  терпеливо
стоял у помоста.
     - Милорд разглядел подарок? - спросил посол.
     - Мы принимаем ваши верительные грамоты, - сказал  Пол.  -  Объясните
подарок.
     Адрик перевернулся в баке.
     - Его зовут Хейт, - сказал он, объясняя. - Насколько позволяют судить
произведенные нами расследования, у него очень любопытное прошлое. Он  был
убит здесь, на Арракисе, ужасная рана на голове потребовала многих месяцев
восстановления.  Тело  было  передано  тлейлаксу,  как  тело   опытнейшего
фехтовальщика, последователя школы Гайнеза. Мы считаем, что это был Данкан
Айдахо, ваш приверженец, друг вашей юности. Мы сочли,  что  такой  подарок
достоин Императора. - Адрик посмотрел на Пола  в  упор.  -  Разве  это  не
Айдахо, сир?
     У Пола перехватило дыхание.
     - Он похож на Айдахо.
     "Неужели Пол видит что-то такое, чего не вижу я? - подумала  Алия.  -
Нет! Это Данкан!"
     Человек,   представленный   как   Хейт,   стоял   неподвижно,    чуть
расслабившись, устремив взгляд прямо перед собой. Ничто в нем не  говорило
о том, что он понимает, что является предметом обсуждения.
     - В соответствии с нашими сведениями, это Айдахо, - повторил Адрик.
     - Но теперь его зовут Хейт, - сказал Пол. - Любопытное имя.
     - Сир, нельзя определить, по какому принципу тлейлаксу дают имена. Но
его имя вполне можно изменить. То, как его  назвали  тлейлаксу,  не  имеет
значения.
     "Это существо создали на Тлейлаксе, - подумал  Пол.  -  Добро  и  зло
приобретают странное значение в философии жителей  этой  планеты.  Что  же
вложили они в тело Айдахо - по своему желанию или капризу?"
     Пол  взглянул  на  Стилгара  и  заметил  суеверный  страх  в   глазах
Свободного. Все охранники испытывали такое  же  чувство.  Стилгар,  должно
быть, думал об отвратительных обычаях членов Союза, о тлейлаксу и о гхоле.
     Повернувшись к гхоле, Пол спросил:
     - Хейт - это твое единственное имя?
     Спокойная улыбка  появилась  на  плоском  лице.  Металлические  глаза
остановились на Поле, их взгляд оставался механическим.
     - Так меня назвали, милорд.
     Алия вздрогнула в своем укрытии, когда прозвучал голос Айдахо  -  она
помнила его каждой кисточкой своего тела.
     - Пусть милорду будет приятно, - добавил гхола, - если я  скажу,  что
ваш голос доставляет мне удовольствие. Тлейлаксу говорил, что это  признак
того, что я слышал этот голос раньше.
     - Но ты не знаешь этого точно? - спросил Пол.
     - Я вообще не знаю ничего о своем прошлом, милорд. Мне объяснили, что
я не могу сохранить память  о  своей  прошлой  жизни,  сохраняется  только
запись в генах. Но иногда прошлое и настоящее могут совпадать, и  тогда...
я помню голоса, места, лица, звуки и поступки, чувствую меч в  моей  руке,
знаю, как управлять топтером...
     Заметив, как внимательно посол Союза следит за этим  разговором,  Пол
спросил:
     - Ты понимаешь, что тебя подарили?
     - Мне объяснили это, милорд.
     Пол откинулся на спинку трона, сжав руками подлокотники.
     "У меня долг перед памятью Данкана, - подумал он.  -  Человек  погиб,
спасая мне жизнь. Но ведь это не Айдахо, это - гхола.  С  другой  стороны,
это то самое тело и тот самый мозг, которые научили его,  Пола,  управлять
топтером так, как если бы у него за спиной были свои  собственные  крылья.
Пол знал, что беря в руки меч, он опирается  на  знания,  преподанные  ему
Данканом. Гхола - не что иное, как тело, вызывающее ложные  впечатления  и
недоразумения. Но ведь старые ассоциации прочны, а этот  гхола  не  просто
носит маску Данкана Айдахо, он носит отпечаток его личности".
     - Как ты можешь служить нам? - спросил Пол.
     - Как пожелает милорд и позволят мои возможности.
     Алию  поразила  робость,  прозвучавшая  в  голосе   гхолы.   Она   не
чувствовала ничего фальшивого. Что-то необыкновенно наивное просвечивало в
новом Данкане Айдахо. Оригинал был земным и беззаботным человеком. Но  это
тело  от  всего  очищено.  Чистая  поверхность,   на   которой   тлейлаксу
написали... но что именно они написали?
     Она ощутила скрытую опасность  в  этом  даре.  Это  существо  создали
тлейлаксу, а они проявляли в своих  творениях  безудержную  фантазию.  Ими
могло руководить  безграничное  любопытство.  Они  хвастались,  что  могут
сотворить все, если получат соответствующий  материал,  -  хоть  дьяволов,
хоть святых. Они продавали  убийц-ментатов.  Они  произвели  убийцу-врача,
который преступил запрет Школы Сак на лишение  человека  жизни.  Среди  их
изделий  были  вышколенные  слуги,  сексуальные  игрушки  на  любой  вкус,
солдаты, генералы, философы и даже моралисты...
     Пол очнулся от своих мыслей и взглянул на Адрика:
     - Чему обучен этот гхола?
     - Милорд будет доволен,  -  ответил  Адрик.  -  Тлейлаксу  позабавила
возможность сделать из этого гхолы ментата и философа школы Дзэнсунни. Они
также усилили его способности фехтовальщика.
     - У них это получилось?
     - Не знаю, милорд.
     Пол взвесил ответ.  Чувство  правды  говорило  ему:  Адрик  искренние
считает, что гхола - Айдахо. Но было  еще  кое-что.  Воды  времени,  через
которые  двигался  этот  рулевой-оракул,  говорили  об  опасности,  но  не
открывали ее природы. Тлейлакское имя Хейт тоже говорило об опасности. Пол
почувствовал искушение отказаться от дара. Но он знал, что не должен  даже
думать об этом. Эта плоть имела  свои  нрава  на  дом  Атридесов,  и  враг
слишком хорошо это знал.
     -  Философ!  -  пробормотал  Пол,  снова  взглянув  на  гхолу.  -  Ты
исследовал собственную роль и побудительные мотивы?
     - Я отношусь к своей службе с покорностью, сир. Я -  очищенный  мозг,
меня освободили от желаний моего человеческого прошлого.
     - Ты предпочитаешь, чтобы тебя звали Хейт или Данкан Айдахо?
     - Милорд может звать меня как пожелает, это несущественно.
     - Но тебе нравится имя Данкан Айдахо?
     - Я думаю, это мое прежнее имя. Оно вызывает во мне отклик,  но  и...
различные реакции. В имени может скрываться и приятное, и неприятное.
     - Что доставляет тебе наибольшее удовольствие? - спросил Пол.
     Гхола неожиданно рассмеялся:
     - Поиски в других следов моего прошлого.
     - Ты видишь здесь такие следы?
     - О, да, милорд. Ваш человек Стилгар колеблется  между  суевериями  и
восхищением. Он был мне другом в моем прошлом существовании, но тело гхолы
внушает ему отвращение. Вы же, милорд, восхищаетесь человеком,  которым  я
был... и которому вы верили.
     - Очищенный мозг, - сказал Пол.  -  Как  может  очищенный  мозг  быть
зависимым от нас?
     - Очищенный мозг принимает решения в  присутствии  неизвестного,  без
причины и эффекта. Разве это не зависимость?
     Пол нахмурился. Высказывание  Дзэнсунни,  загадочное,  двусмысленное,
исходящее  из  веры,  которая  отрицает  объективные  функции   умственной
активности.  Без  причины  и  эффекта?  Такая   мысль   шокирует   разуму.
Неизвестное? Неизвестное есть в каждом решении и даже в видении оракула.
     - Ну так как, ты хочешь, чтобы мы звали тебя Данкан Айдахо?  -  снова
спросил Пол.
     - Мне все равно, милорд. Выберите для меня имя сами.
     - Что ж, тогда  пусть  у  тебя  остается  имя  Хейт,  оно  взывает  к
осторожности.
     Хейт поклонился и сделал шаг назад.
     А Алия удивилась: "Откуда он узнал, что разговор окончен?  Это  могла
понять я, потому что знаю своего брата. Но чужак не мог  уловить  никакого
знака. Неужели это откликнулась тень живущего в нем Данкана?!"
     Пол повернулся к послу:
     - Для вашего посольства подготовлено помещение. Мы желаем при  первой
же возможности иметь с вами частную беседу. Мы  пошлем  за  вами.  Я  хочу
проинформировать вас, прежде чем вы узнаете это из других источников,  что
Преподобная Мать Гаиус Хэлен Моахим удалена из привезшего вас лайнера. Это
сделано по нашему приказу. Ее присутствие на вашем корабле будет обсуждено
во время наших переговоров.
     И взмахом руки Пол отпустил посла.
     - А ты, Хейт, останься, - сказал он.
     Свита посла попятилась и потащила за собой бак. Адрик  превратился  в
оранжевый вихрь в оранжевом газе - глаза,  рот,  беспорядочно  двигающиеся
конечности.
     Пол смотрел вслед процессии, пока за  нею  не  захлопнулась  парадная
дверь.
     "Итак, дело сделано, - подумал Пол. - Я принял гхолу. Хейт - наживка,
это несомненно. Вероятно, эта старая карга - Преподобная Мать - играет  ту
же роль. Но близится время тарота, которое я уже  предсказал  в  одном  из
своих ранних видений".
     "Проклятый тарот! Он затуманил виды времени, и предвидение  не  может
уловить точного момента. Рыба часто клюет,  но  не  всегда  попадается,  -
напомнил он себе. - И тарот действует как против меня, так и за меня.  То,
чего не вижу я, не смогут определить и другие".
     Гхола стоял, наклонив голову и наблюдая.
     Стилгар поднялся по ступенькам помоста, на мгновение скрыв  гхолу  от
взгляда Пола. На Чакобс, охотничьем языке дней съетча, он сказал:
     - Это отвратительное существо в баке вызывает во мне дрожь омерзения.
А тут еще этот непонятный дар. Отошлите его назад, сир.
     На том же языке Пол ответил:
     - Не могу, Стил.
     - Но Айдахо мертв, - настаивал Стилгар. - Это  не  Айдахо.  Позвольте
мне взять его воду для племени.
     - Гхола - мол проблема, Стил. Твоя проблема - наша пленница. Я  хочу,
чтобы Преподобную  Мать  тщательно  охраняли  люди,  специально  обученные
сопротивлению Голосу.
     - Мне все это не нравится, сир.
     - Я буду осторожен, Стил, но и ты будь.
     - Хорошо, сир. - Стилгар спустился с помоста и направился  к  выходу.
Проходя мимо Хейта, ом с шумом втянул в себя воздух.
     "Зло нельзя определить по запаху, - подумал Пол. -  Стилгар  водрузил
зелено-черные знамена Атридесов на десятках миров, но в душе так и остался
суеверным Свободным".
     Пол изучал дар.
     - Данкан, Данкан, - прошептал он. - Что они с тобой сделали?
     - Они дали мне жизнь, милорд, - ответил Хейт.
     - Но с какой целью они тебя обучили и отдали мне?
     Хейт поджал губы и произнес:
     - Я предназначен для вашего уничтожения, сир.
     Фантастическая искренность этого ответа потрясла Пола. Но  как  иначе
мог бы ответить ментат-Дзэнсунни? Даже будучи гхолой, ментат мог  говорить
только  правду,  особенно  ментат,  обладающий   внутренним   спокойствием
Дзэнсунни. Это человеческий  компьютер,  тело  и  мозг,  которым  переданы
функции ненавистных машин. Обучить его системе Дзэнсунни  значило  удвоить
его честность... если, конечно,  тлейлаксу  не  встроили  чего-нибудь  еще
более необычного в эту плоть.
     Почему, например, у него механические глаза? Тлейлаксу хвастают,  что
их металлические  глаза  улучшают  оригинал.  Странно,  однако,  что  сами
тлейлаксу ими не пользуются.
     Поп взглянул в сторону смотровой  щели  Алии  -  ему  не  хватало  ее
присутствия и совета.
     Потом снова перевел взгляд на гхолу: этот отнюдь не  простой  подарок
дает честные ответы на опасные вопросы.
     "То, что я знаю, что это орудие предназначено для моего  уничтожения,
неважно", - подумал Пол.
     - Что я должен сделать, чтобы защититься от тебя? - спросил Пол.  Эго
была прямая речь, без императорского "мы" -  просто  вопрос,  который  мог
быть задан прежнему Данкану Айдахо.
     - Отошлите меня обратно, милорд.
     Пол покачал головой.
     - Как ты собираешься уничтожить меня?
     Хейт  взглянул  на   охранников,   которые   после   ухода   Стилгара
придвинулись ближе к трону. Хейт обвел взглядом громадный помпезный зал  и
снова остановил немигающие металлические глаза на Императора:
     - В таком месте вы изолированы от народа. Здесь все  говорит  о  том,
что все кончено, милорд. Только памятуя  об  этом,  можно  выносить  такую
власть. Обязан ли милорд своим  теперешним  положением  своей  способности
предвидения?
     Пол забарабанил пальцами по  подлокотнику  трона.  Вопрос  встревожил
его.
     - Я занял это  положение...  не  только  в  силу  своих  способностей
оракула. Иногда были нужны решительные действия.
     -  Решительные  действия...  -  повторил  Хейт  в  раздумье.  -   Они
регулируют жизнь человека. Характер человека может быть получен из металла
путем нагревания и охлаждения.
     - Ты хочешь отвлечь меня фразами Дзэнсунни?
     - У Дзэнсунни есть что исследовать, сир, и их не нужно отвлекать.
     Пол провел языком по губам  и  сделал  глубокий  вдох.  Неразрешенные
вопросы накапливались в его голове. Не следует заниматься гхолой  в  ущерб
основным обязанностям.  Почему  этого  гхолу  сделали  ментатом-Дзэнсунни?
Философия... слова... рассуждения... внутренний поиск. Пол чувствовал, что
ему не хватает исходных данных.
     - Нужно больше данных, - пробормотал он.
     - Факты, необходимые ментату,  собрать  не  просто.  Это  не  пыльца,
остающаяся  на  одежде,  когда  проходишь  цветущим  лугом.  Пыльцу  нужно
заботливо собирать и внимательно изучать, под большим увеличением.
     - Ты собираешься обучать меня риторике Дзэнсунни?
     Металлические глаза сверкнули пониманием:
     - Возможно, так и было задумано, милорд.
     "Притупить мою волю словами, внушить свои идеи..." - подумал Пол.  Он
сказал:
     - Больше всего следует опасаться идей, которые переходят в дела.
     -  Отошлите  меня  назад,  сир!  -  повторил  Хейт  голосом   Айдахо,
тревожащегося о своем "молодом хозяине".
     И Пол понял, что этот голос заманивает его в ловушку:  он  не  сможет
отослать голос Айдахо, даже если тот принадлежит гхоле.
     -  Ты  останешься,  -  решил  Пол,  -  и  мы  оба   будем   соблюдать
осторожность.
     Хейт склонил голову в знак покорности.
     Пол поднял глаза и посмотрел на смотровую щель.  Он  мысленно  просил
Алию взять у него этот подарок и выпытать его тайны. Гхолами пугали детей.
Раньше ему не приходилось  с  ними  сталкиваться,  а  с  этим  к  тому  же
требовалось преодолеть  столько  разных  чувств.  Сможет  ли  он?  Данкан,
Данкан... Где в этой плоти Айдахо? Это не тело, это обман в  теле  Айдахо!
Данкан давно лежит в Пещере мертвых.
     Закрыв глаза, Пол позволил предвидению овладеть собой. Духи  любви  и
ненависти летали над хаосом  волнующегося  моря.  И  ни  одного  надежного
места, на котором можно утвердиться и рассмотреть будущее.
     "Почему ни одно видение не показало мне этого нового Данкана  Айдахо?
- спросил он сам себя. - Кто скрывает  от  меня  Время?  Вероятно,  другие
оракулы".
     Открыв глаза, Пол спросил:
     - Хейт, ты обладаешь способностью к предвидению?
     - Нет, милорд.
     Искренность звучала в его голосе.  Конечно,  гхола  может  и  сам  не
подозревать об этой своей способности. Но это помешало  бы  его  работе  в
качестве ментата. В чем же дело?
     Старые видения окружали Пола. Должен ли  он  избрать  страшный  путь?
Разорванное Время намекало на присутствие гхолы в ужасном будущем.  И  это
будущее все приближалось, как он ни старался отдалить его.
     "Освобождайся... Освобождайся... Освобождайся..."
     Мысль эта колоколом билась в его мозгу.
     Наверху сидела Алия, обхватив подбородок левой рукой, и  смотрела  на
гхолу. Этот Хейт магически притягивал ее. Тлейлаксу  вернули  ему  юность,
влекущую  ее.  Она  поняла  невысказанную  просьбу  Пола.   Когда   оракул
беспомощен, приходится обращаться к реальным шпионам  и  физической  силе.
Алия сама удивилась собственной готовности  выполнить  его  просьбу.  Алия
чувствовала острое желание быть ближе к тому существу, возможно,  касаться
его.
     "Он представляет опасность для нас обоих", - подумала она.



                                    7

                   "Правда страдает от слишком пристального рассмотрения".
                                            Старинная поговорка Свободных.

     - Меня бросает  в  дрожь  при  виде  вашего  бедственного  положения,
Преподобная Мать, - сказала Ирулэн.
     Она стояла у входа в  камеру,  изучая  ее  способом  Бене  Джессерит.
Камера представляла собой трехметровый куб, высеченный в скале под плитами
пола крепости. Там был лишь шаткий плетеный стул, на котором сидела  Гаиус
Хэлен Моахим, матрац с коричневым  одеялом,  на  котором  была  разбросана
колода карт, тарот Дюны, стоял сосуд с водой, туалет  Свободных  со  всеми
приспособлениями для сохранения влаги. Все бедное, примитивное.  Забранные
решетками шары давали скудный желтый свет.
     - Ты сообщила леди Джессике? - спросила Преподобная Мать.
     - Да, но не думаю, чтобы она сказала против своего сына хоть слово, -
ответила Ирулэн и взглянула на  карты.  Карта  Большого  Червя  лежит  над
Пустынным Песком. Преподобная Мать советует сохранять терпение.
     Охранник снаружи следил за ними через металлическое окошко  в  двери.
Ирулэн знала, что их разговор прослушивается. Она много передумала, прежде
чем решилась прийти сюда. Впрочем, не приходить тоже было опасно.
     Преподобная Мать погрузилась в размышления праджна, время от  времени
осматривая карты. Несмотря на предчувствие, что ей не выбраться с Арракиса
живой, она сохраняла спокойствие. Способность  к  предвидению  может  быть
малой, но взбаламученная вода - взбаламученная вода.  К  тому  же  молитва
против страха всегда под рукой.
     Она обдумывала события, приведшие ее в эту камеру. Темные  подозрения
роились в ее мозгу, и тарот подтверждал их.  Неужели  ее  арест  входил  в
планы Союза?
     На мостике лайнера ее поджидал Квизара в  желтом  костюме,  с  бритой
головой, с глазами-бусинками, абсолютно синими на круглом лице,  с  кожей,
потемневшей от солнца  и  ветров  Арракиса.  Он  поднял  голову  от  чашки
спайсового  кофе,  поданного  ему  подобострастным  стюардом,   пристально
посмотрел на нее и отставил чашку.
     - Вы Преподобная Мать Гаиус Хэлен Моахим? - спросил Квизара.  Теперь,
вспоминая эти мгновения, она  пережила  все  заново.  Горло  у  нее  сжало
спазмой страха. Как чиновник Императора узнал о ее присутствии на лайнере?
- Нам стало известно, что вы находитесь  на  борту.  Вы  забыли,  что  вам
запрещено посещать нашу святую планету?
     - Я нахожусь не на Арракисе, а в свободном космосе, - возразила  она.
- Я пассажирка лайнера Союза.
     - Свободного космоса больше нет, мадам! - В его тоне она прочла смесь
ненависти и подозрительности. - Муад Диб правит повсюду.
     - Моя цель - не Арракис, - возразила она.
     - Арракис - цель всех! - возразил он, и она испугалась, что сейчас он
начнет цитировать  путеводитель  для  пилигримов  -  на  этом  корабле  их
прилетели тысячи.
     Но Квизара извлек из-под одежды амулет, поцеловал его и  коснулся  им
лба, потом прижал к правому уху и стал слушать.
     - Вам приказано собрать багаж и следовать за мной, - сказал он, пряча
амулет-передатчик.
     - Но у меня дела в другом месте!
     В этот момент она и заподозрила вероломство Союза. Возможно,  рулевой
не смог  скрыть  их  заговор.  Эта  мерзавка  Алия,  несомненно,  обладает
способностью Преподобной Матери Бене Джессерит.  Кто  может  сказать,  что
происходит, когда ее  способности  объединяются  с  пророческим  даром  ее
брата?
     - Не возражать! - прикрикнул на нее Квизара.  Все  в  ней  восставало
против того, чтобы снова вступить на проклятую планету пустынь. Здесь  они
потеряли  Пола  Атридеса,  Квизац  Хадераха,  которого   готовили   долгие
столетия. Но у нее не было выхода.
     - У нас  мало  времени,  -  уже  спокойно  сказал  Квизара.  -  Когда
Император приказывает, его подданные повинуются.
     "Значит,  это  приказ  Пола".  Она  было  подумала  заявить   протест
командиру  лайнера,  но  ее  остановился  мысль  о  бессмысленности  этого
поступка. Что может сделать Союз?
     - Император сказал, что я умру, если ступлю  на  Дюну,  сказала  она,
делая последнюю отчаянную попытку. - Вы знаете об этом. Если  вы  выведете
меня отсюда, то тем самым приговорите к смерти.
     - Не разговаривать! - вспылил Квизара. - Это предопределено.
     Она  знала,  что  они  всегда  говорят  так  о  приказах  Императора.
Предопределено! Священный правитель,  чьи  взгляды  проникают  в  будущее,
сказал! Чему быть, того не миновать. Ведь он уже видел это!
     С  мучительной  мыслью,  что  попалась  в   собственные   сети,   она
повиновалась.
     В камере ее навестила Ирулэн. Она  заметно  постарела  с  момента  их
последней встречи на Валлахе-9. Беспокойные морщинки появились  у  уголков
глаз. Что ж... пришла пора проверить, будет  ли  эта  Сестра  верна  своей
клятве.
     - Я жила и в худших условиях, - сказала Преподобная Мать, в то  время
как пальцы ее энергично задвигались. - Тебя прислал Император?
     Ирулэн прочла движения пальцев, и ее пальцы задвигались  в  ответ.  А
вслух она проговорила:
     - Нет... я пришла, как только услышала, что вы здесь.
     - Император не рассердится? - спросила Преподобная Мать, а пальцы  ее
двигались, требовали, настаивали.
     - Ну и путь! Вы были моим учителем в  ордене  так  же,  как  когда-то
учили и его мать. Неужели он думает, что  я  отвернусь  от  вас,  как  это
сделала леди Джессика? - Разговор пальцев продолжался.
     Преподобная  Мать  тяжело  вздохнула.   Это   был   вздох   пленницы,
покорившейся своей участи. На самом же  деле  она  в  это  время  отвечала
Ирулэн. Тщетно надеяться, что драгоценные гены Императора  Атридеса  будут
сохранены при  помощи  этого  инструмента.  Принцесса,  несмотря  на  свою
красоту,  бесполезна.  Под  покровом  сексуальности  и   привлекательности
скрывается сварливая женщина, более заинтересованная в  словах,  нежели  в
делах. Впрочем, Ирулэн  как-никак  Бене  Джессерит,  а  орден  располагает
возможностью использовать и слабые свои орудия. Они вели разговор о  более
мягком матрасе, о лучшей пище, а между тем Преподобная Мать пустила в  ход
свой арсенал  убеждения,  торопливо  отдавая  приказы:  следует  проверить
возможность скрещивания брата с сестрой (Ирулэн чуть  не  вышла  из  себя,
получив этот приказ).
     - У меня тоже должна быть возможность! - упрашивали ее пальцы.
     - У тебя она была!  -  возразила  Преподобная  Мать.  Она  продолжала
давать инструкции. Сердится ли когда-нибудь Император на  свою  наложницу?
Уникальные способности Оракула должны вызывать в нем чувство  одиночества.
С кем он может разговаривать, надеясь на понимание? Очевидно,  с  сестрой.
Она разделяет его чувство одиночества.  Необходимо  узнать  содержание  их
бесед. Создавать  условия  для  встреч  наедине.  Организовывать  интимные
встречи.  Проверить  возможность  устранения   наложницы:   горе   снимает
привычные барьеры.
     Ирулэн  протестовала.  Если  Чани  погибнет,  подозрение   падет   на
принцессу-супругу. К тому же существуют другие проблемы. Чани  перешла  на
древнюю  диету  Свободных,  которая,   якобы,   повышает   способность   к
деторождению. Теперь исключена всякая возможность подмешивать  ей  в  пишу
противозачаточные средства, и, следовательно, наложница станет  еще  более
плодовитой.
     Преподобная Мать с трудом скрыла  свой  гнев.  Пальцы  се  продолжали
требовать. Почему информация об этом не была передана ей  в  самом  начале
разговора? И как Ирулэн могла быть так глупа, что допустила это? Если Чани
родит сына, Император объявит его своим наследником!
     Ирулэн возразила, что она понимает опасность, но надеется,  что  гены
не будут окончательно утрачены.
     - Будь проклята твоя глупость! - рассердилась Преподобная Мать. - Кто
знает, какие генетические осложнения привнесет Чани от своей  дикой  линии
Свободных? Орден заинтересован только в чистой линии! А  наследник  оживит
честолюбие  Пола,  подтолкнет  к  новым  усилиям  по  укреплению  Империи.
Заговорщики не должны допустить этого.
     Ирулэн оскорбленно спросила, как же она могла помешать  Чани  перейти
на диету?
     Но Преподобная Мать была не расположена объясняться. Ирулэн  получила
точные инструкции, следует подмешать ей  в  пищу  или  в  питье  средство,
прерывающее беременность. Либо придется  ее  просто  убрать.  Любой  ценой
нужно помешать появлению наследника из этого источника.
     Ирулэн возразила, что такой способ  не  менее  опасен,  чем  открытое
нападение на наложницу. Она дрожит от одной мысли о покушении на Чани.
     Ирулэн испугалась опасности? Пальцы Матери выразили презрение.
     Рассерженная Ирулэн просигналила, что она знает себе цену как  агента
в императорском доме. Заговорщики хотят исключить ее из игры? Как же тогда
они будут следить за Императором? Или они уже ввели другого агента  в  его
окружение и теперь пользуются ее услугами в последний раз?
     Преподобная Мать возразила, что на войне  взаимоотношения  все  время
меняются.  И  теперь  наибольшая  опасность  заключается  в   том,   чтобы
обезопасить Дом Атридесов со стороны наследования. Орден не может пойти на
риск. Это очень опасно и для  генетического  рисунка  Атридеса.  Если  Пол
утвердит свою династию на троне, генетическая программа ордена  на  многие
столетия будет сорвана.
     Ирулэн поняла эти доводы, но не могла отделаться от мысли о том,  что
принцессой-супругой жертвуют ради чего то  более  ценного.  Имеет  ли  это
какое-то отношение к гхоле?
     Неужели Ирулэн  считает,  что  орден  состоит  из  дураков,  ответила
Преподобная Мать. Ирулэн всегда знала все, что ей было положено знать.
     Ирулэн увидела в этом ответе доказательство того, что от  нее  что-то
скрывают. Ей прямо сказали, что она будет  знать  ровно  столько,  сколько
нужно, но не больше.
     Она спросила, уверены ли они, что гхола сумеет уничтожить Императора.
     С таким же успехом она  может  спросить,  уничтожит  ли  его  меланж,
возразила Преподобная Мать.
     Ирулэн поняла, что эта резкая отповедь содержит скрытый  смысл.  Бене
Джессеритский "хлыст, который дает  знания"  сообщил  ей,  что  существует
связь между меланжем и гхолой. Меланж ценен, но требует платы  -  пагубной
привычки. Он добавляет годы жизни, некоторым десятилетия, но  все  же  это
лишь иной способ умереть.
     Гхола так же смертоносен, как и меланж.
     Возвращаясь к прежней теме, Преподобная Мать просигналила, что лучший
способ  предотвратить  рождение  нежелательного  наследника  -  это  убить
возможную мать.
     "Конечно, - подумала Ирулэн. - Решив истратить определенную сумму, вы
хотите получить взамен как можно больше".
     Проницательные глаза Преподобной Матери, темно-синие  от  потребления
меланжа, смотрели на Ирулэн выжидательно и изучающие.
     "Она ясно читает во мне, - с отчаянием подумала Ирулэн. -  Она  учила
меня и наблюдала за моим  обучением.  Она  знает,  что  я  понимаю,  какое
решение надо принять. Что ж, я приму его  и  как  Бене  Джессерит,  и  как
принцесса".
     Ирулэн  вымученно  улыбнулась,  выпрямилась  и  произнесла  про  себя
начальные фразы молитвы против страха:
     "Я не должна бояться. Страх убивает  разум.  Страх  -  малая  смерть,
которая приносит полное уничтожение. Я смотрю в лицо моему страху..."
     Когда  спокойствие  вернулось  к  ней,  она  подумала:   "Пусть   они
используют меня. Я покажу им, чего стоит принцесса.  Возможно,  я  дам  им
даже больше, чем они ожидают".
     После нескольких прощальных фраз Ирулэн ушла.
     Преподобная Мать вернулась к  картам.  И  немедленно  Квизац  Хадерах
выпал рядом с Восемью Кораблями. Дурной признак: у врага  имеются  скрытые
резервы.
     Она отвернулась, размышляя, поможет ли им Ирулэн в борьбе с врагом.



                                    8

                     "Свободные видят в  ней  земную  женщину,  обладающую
                особой властью защищать племена. Она Преподобная  Мать  их
                Преподобных Матерей. Для пилигримов, которые упрашивают ее
                вернуть  им  способность  к   деторождению   или   сделать
                бесплодное плодородным, она -  антиментат.  Она  порождена
                стремлением   человека   к   мистическому.    Она    живое
                доказательство того, что "аналитика" имеет  свои  пределы.
                Она - девственница-проститутка, умная, вульгарная, грубая,
                столь же разрушительная в своих капризах, как  кориолисова
                буря".
                         "Святая Алия Нож". Из сообщения принцессы Ирулэн.

     Точно часовой, одетый в черное, Алия стояла на южной платформе своего
храма, храма Оракула, который Свободные Пола выстроили для нее рядом с его
крепостью.
     Она ненавидела эту часть своей жизни, но не знала, как отказаться  от
нее, не навлекая на них всех уничтожение. Пилигримы - будь они прокляты! -
с каждым днем становятся все многочисленнее. Нижний  придел  храма  плотно
забит  ими  всегда.  Среди  пилигримов  расхаживают   торговцы,   колдуны,
предсказатели - жалкие подражатели Муад Диба и его сестры.
     Алия  видела  среди  товаров  красивые  и  зеленые  пакеты  с   новым
"наркотиком" тарот Дюны. Кто поставляет это изобретение на рынок Арракиса?
Почему тарот стал популярным именно сейчас, в  данное  время  и  в  данном
месте? Не для того ли, чтобы замутить Время? Пристрастие к  спайсу  всегда
обостряет способности предсказания. Случайно  ли  Свободные  так  верят  в
предзнаменования? Она решила проверить это при первой же возможности.
     С юго-востока дул слабый ветер - остатки  ветра,  разбитого  Защитной
стеной, высоко вздымавшейся над горизонтом. Ее край,  освещенный  солнцем,
ярко сверкал сквозь полуденную пыль, горячий ветер коснулся щек Алии и она
затосковала по безопасности открытых просторов. Был конец  дня,  последние
толпы пилигримов спускались по широким каменным  ступеням,  в  одиночку  и
группами; некоторые из  них  задерживались  у  лотков  уличных  торговцев,
разглядывая сувениры и священные  амулеты,  советуясь  с  предсказателями.
Пилигримы, нищие горожане, Свободные, торговцы -  вся  эта  пестрая  толпа
сплошной лавиной двигалась по улице, ведущей к центру города.
     Алия различила Свободных,  отмечала  застывшее  выражение  суеверного
страха на их лицах, видела, как они двигались, стараясь держаться подальше
от остальных. В них ее сила -  и  ее  опасность.  Они  по-прежнему  ловили
гигантских червей для передвижения, для  спорта  и  жертвоприношений.  Они
презирали чужеземцев-пилигримов, едва выносили горожан, ненавидели  цинизм
уличных торговцев. Не стоило  задевать  дикого  Свободного  даже  в  такой
толпе, что кишела в храме Алии. В  самом  храме  ножи  не  обнажались,  но
мертвые тела, случалось, обнаруживали... позже.
     Уходящая толпа подняла целое облако пыли. До Алии донеслись ее запахи
и пробудили новый  приступ  тоски  по  открытым  песчаным  просторам.  Она
понимала, что тоска по прошлому обострилась  в  ней  с  появлением  гхолы.
Сколько было радости в те дни, до того, как ее брат сел на трон. Время для
шуток и время для наслаждения  прохладным  утром  или  с  заходом  солнца,
время... время... время... Даже опасность была другая в  те  дни  -  ясная
опасность из известного источника.  Не  нужно  было  преодолевать  границы
предвидения, напрягаясь, всматриваясь в туманные черты будущего.
     Хорошо говорят дикие Свободные: "Четыре вещи нельзя спрятать: любовь,
дым, огненный столб и человека, идущего по открытому пространству".
     С внезапным отвращением Алия отступила от края  платформы  в  глубине
храма, прошла вдоль балкона, что смотрел в сверкающую прозрачность ее зала
предсказаний. Песок на плитах скрипел  под  ее  ногами.  Просители  всегда
приносят песок в священные помещения! Не обращая внимания  на  служителей,
охранников,  учеников,   вездесущих   жрецов-чиновников   Квизарата,   она
поднялась по спиральной лестнице, ведущей в ее личные покои. Здесь,  среди
диванов, толстых ковров, занавесей и  пустынных  сувениров  она  отпустила
амазонок-Свободных, приставленных к ней Стилгаром. Сторожевые  псы!  Когда
они ушли, выражая  неудовольствие,  но  опасаясь  ее  больше,  чем  самого
Стилгара, она разделась, оставив только криснож  в  ножнах,  свисающий  на
шнурке с шеи на обнаженную грудь, и пошла нагая в ванную.
     Она знала, что он близко  -  теневая  фигура  мужчины,  которого  она
предчувствовала в своем будущем, но не могла разглядеть. Ее  сердило,  что
предвидение не может одеть эту тень в плоть.  Он  предчувствовался  только
как неожиданное изменение, когда она  вглядывалась  в  чужие  жизни,  либо
когда  она  сталкивалась  с  туманными  очертаниями  в  полной  тьме,  где
невинность сочеталась с желанием. Он стоял сразу за горизонтом  видимости,
и она напрягла свои способности, чтобы разглядеть  его.  Он  был  здесь  -
постоянный укор ее предвидению - яростный, опасный, безнравственный.
     В ванной ее окутан влажный теплый воздух. Об этом обычае  она  узнала
от  бесчисленного  количества  Преподобных  Матерей,  нанизанных   на   ее
сознание, как жемчужные бусы на нить. Теплая вода ласково прильнула к ней,
когда она скользнула в ванну.
     Зеленый кафель, разрисованный красными морскими рыбами, окружал воду.
Какой-нибудь Свободный из старых времен страшно рассердился бы, узнав, что
такое количество воды используют только для умывания.
     Он близко!
     Она подумала, что это кричит ее девственность. Ее плоть жаждет  пары.
Секс не составляет тайны для Преподобной Матери, возглавляющей  ритуальные
оргии в съетче. Сознание тау - память о населявших ее других  существах  -
могло бы снабдить ее любопытство любыми подробностями. Желание близости  -
это не что иное, как стремление плоти к плоти.
     Жажда действия боролась в ней с летаргическим состоянием,  вызываемым
теплой водой.
     Неожиданно Алия выбралась из воды.  Мокрая  и  нагая,  она  прошла  в
тренировочную комнату,  примыкавшую  к  ванной.  В  этой  продолговатой  и
светлой комнате были собраны много численные  приспособления,  при  помощи
которых агенты Бене Джессерит поддерживают себя в постоянной физической  и
духовной форме. Тут были мнемонические  усилители,  пальцевые  мельницы  с
планеты Икс, повышающие чувствительность пальцев рук  и  ног,  синтезаторы
запахов, температурные поля, устройства для выработки нужных альфа-ритмов,
синхронизаторы, настраивающиеся на анализ света и тьмы... санти.
     Вдоль одной из стен громадными буквами мнемонической краской она сама
написала ключевую формулу Бене Джессерит:
     "До нас все  методы  обучения  искажались  инстинктом.  Мы  научились
учиться.  До   нас   исследователи,   побуждаемые   инстинктом,   обладали
ограниченным  полем  деятельности  -  не  дольше  одной   жизни.   Проект,
охватывающий пятьдесят и более поколений, им даже и в голову не  приходил.
Концепция полной мышечной и нервной подготовки в то время  не  могла  быть
выработана".
     Войдя в это помещение, Алия увидела свое отражение в  кристаллических
призмах фехтовального зеркала в глубина тренировочного  комплекса.  Увидев
длинную шпагу, она подумала: "Да! Я наработалась до изнеможения. Утомлю же
окончательно тело и очищу мозг".
     Эфес шпаги  привычно  лег  в  ее  правую  руку.  Концом  клинка  Алия
коснулась кнопки, включающей манекен. Манекен ожил и медленно отвел острие
шпаги в сторону.
     Зеркальные призмы сверкнули, манекен шагнул влево от нападавшей.
     Алия следовала за ним концом своей длинной шпаги, как - всегда, думая
о своем противнике почти как о живом существе. Но это было  лишь  собрание
сервомоторных и сложных отражательных цепей, предназначенных для выработки
реакции и обучения. Этот инструмент реагировал  так  же,  как  реагировала
она, анти-я,  двигавшийся,  как  и  она  сама;  балансирующий  свет  призм
предлагал ей цель.
     Ей казалось, что на нее нацелено множество шпаг, но лишь одна из  них
была реальной. Она отвела эту реалию шпагу, скользнула своей шпагой вглубь
сопротивляющегося поля и коснулась цели. Среди призм  вспыхнул  сверкающий
красный огонек... еще одно отвлечение.
     Манекен  снова  атаковал,  двигаясь  со  скоростью  в  один   сигнал,
чуть-чуть быстрее,  чем  вначале.  Она  отразила  нападение,  двинулась  в
зеленую зону и нанесла второй удар.
     Теперь уже две лампы горели среди призм.
     Манекен увеличил скорость, двигаясь на своих  роликах,  привлекаемый,
как магнитом, движениями ее тела и концом ее шпаги.
     Атака - отражение - контратака...
     Атака - отражение - контратака...
     Теперь ожили уже четыре  огня,  и  манекен  стал  более  агрессивным,
двигаясь все быстрее, нападая все резче и разнообразнее.
     Пять огней...
     Пот блестел на ее обнаженной коже.  Она  жила  теперь  во  вселенной,
ограниченной угрожающей шпагой,  целью,  голыми  ступнями  на  шероховатом
полу, чувствами, нервами, мышцами - движением против движения.
     Атака - отражение - контратака...
     Шесть огней... семь...
     Восемь!
     Раньше она никогда не рисковала на восьми.
     Каким-то уголком сознания она сопротивлялась своему дикому намерению:
ведь фехтовальное оборудование, состоящее из призм и  манекена,  не  умеет
думать и не испытывает чувства жалости. И у него самое  настоящее  оружие.
Оно может искалечить и даже убить. Лучшие фехтовальщики Империи никогда не
тренировались больше, чем с семью огнями...
     Девять!
     Алия  испытывала  ощущение  крайней  экзальтации.  Нападающая   шпага
превратилась в размытое пятно среди других пятен. Шпага в ее  руке  ожила:
не она уже управляла шпагой, а наоборот, шпага управляла ее рукой.
     Десять!
     Одиннадцать!
     Что-то промелькнуло мимо нее и проникло  в  защитную  зону  манекена.
Блеснувший нож ударил в выключатель.  Огни  погасли,  и  манекен  замер  в
неподвижности.
     Алия резко повернулась, разгневанная этим вмешательством. Но в то  же
время ее поразило необыкновенное искусство того, кто это  проделал.  Нужно
было точно рассчитать мгновение и проникнуть в защитную зону так, чтобы не
быть отраженным, и коснуться кнопки размером в  несколько  миллиметров.  И
все это при одиннадцати огнях!
     Алия  почувствовала,  как  напряжение  покидает  ее,  будто  ее  тоже
выключили, как манекен. И она не удивилась, увидев, кто бросил нож.
     На пороге ее тренировочной комнаты стоял Пол, а в трех шагах за ним -
Стилгар. Ее глаза встретились с гневным взглядом брата.
     Только сейчас, осознав свою наготу, она хотела прикрыться,  но  нашла
эту мысль забавной: то, что уже видели глаза, стереть невозможно.  Она  не
спеша вложила свой криснож в ножны.
     - Я должна была бы догадаться, - сказала она.
     - Ты, разумеется, знаешь, как  это  опасно,  -  сказал  Пол,  отмечая
выражение ее лица, покрасневшего от напряжения, влажную полноту губ.  Была
в ней какая-то мятущаяся женственность, которую он не замечал раньше.
     - Безумие, - тяжело выдохнул Стилгар,  становясь  рядом  с  Полом.  В
голосе его Алия слышала не только гнев, но и благоговейный страх.
     - Одиннадцать огней, - сказал Пол, качая головой.
     - Если бы ты не вмешался,  было  бы  двенадцать,  -  сказала  она.  И
добавила: - Если у этого проклятого манекена столько огней, почему  бы  их
все не испробовать?
     - Бене Джессерит должна руководствоваться разумными  побуждениями,  -
сурово возразил Пол.
     -  Ты,  наверное,  никогда  не  испытывал  больше  семи?   -   гневно
воскликнула она. Его пристальный взгляд начинал раздражать ее.
     - Только один раз, - сказал  Пол.  -  Гурни  Хэллек  поймал  меня  на
десяти. Наказание привело меня в  такое  замешательство,  что  я  не  буду
рассказывать тебе о нем. Кстати, о замешательстве...
     -  В  следующий  раз  надо  предупреждать  о  своем  приходе!  -  Она
проскользнула мимо Пола в спальню, отыскала свободное серое платье, надела
его и причесалась перед зеркалом.  Уставшая  до  предела,  она  испытывала
только одно желание: снова искупаться и уснуть.
     - Как вы здесь оказались? - спросила она.
     - Милорд!  -  сказал  Стилгар.  В  голосе  его  прозвучала  странная,
предостерегающая интонация, и Алия посмотрела на него с удивлением.
     - Как ни странно может показаться, но мы здесь по предложению Ирулэн,
- ответил Пол. - Она считает, и сведения Стилгара  подтверждают  это,  что
наши враги попытаются...
     - Милорд! - уже настойчиво повторил Стилгар.
     Ее брат повернулся к Стилгару,  а  Алия  продолжала  всматриваться  в
старого наиба. Что-то в нем заставило се вспомнить, что Стилгар во  многом
первобытен. Он верил, что сверхъестественный мир расположен совсем  рядом.
Этот мир говорил с ним безыскусным языческим языком, снимая все  сомнения.
Естественная вселенная, в которой он жил, была простой и вечной, ее нельзя
было остановить, в ней не было общепринятой морали Империи.
     - Да, Стил? - отозвался Пол. - Ты не хочешь  сказать  ей,  почему  мы
пришли?
     - Сейчас не время говорить ей это, - ответил Стилгар.
     - А что изменилось, Стил?
     Тот продолжал смотреть на Алию.
     - Сир, вы, наверное, ослепли.
     Пол повернулся к сестре, чувствуя, как им  завладевает  беспокойство.
Из всех приближенных только  Стилгар  осмеливался  говорить  с  ним  таким
тоном, что даже Стилгар крайне редко прибегал к нему.
     - Ей нужна пара! - воскликнул Стилгар. - Будут большие  неприятности,
если она не выйдет замуж, и притом скоро!
     Алия отвернулась, чувствуя, как кровь бросилась ей  в  лицо.  "Почему
это задело меня? - удивилась  она.  -  Контроль  Бене  Джессерит  оказался
бессилен предотвратить мою реакцию. Как Стилгар сделал  это?  Он  ведь  не
обладает властью Голоса". Она чувствовала раздражение и гнев.
     - Послушайте великого Стилгара! - съязвила Алия, осознавая  сварливую
нотку в своем голосе, но не в силах справиться с  ним.  -  Свободный  наиб
Стилгар дает советы девушкам.
     - Я люблю вас обоих и потому должен  говорить,  -  сказал  Стилгар  с
присущим ему достоинством. - Я не мог бы стать вождем Свободных в пустыне,
если бы не знал мотивов, сближающих мужчину и женщину. Для этого не  нужно
быть оракулом.
     Пол взвешивал слова  Стилгара,  вдумывался  в  то,  что  они  видели,
вспомнил свою мужскую реакцию на наготу  собственной  сестры.  Да,  что-то
призывно распутное было в Алии. Почему она тренировалась обнаженной? И так
безрассудно рисковала жизнью? Одиннадцать огней!  Безмозглый  автомат  был
наделен, в его представлении, ужасными свойствами  древних  машин,  в  нем
заключалась вся их безнравственность. Когда-то ими руководили  компьютеры,
искусственный разум. Бутлерианский Джихад покончил с этим, но не  покончил
с аристократическим покровом порочности, покрывавшим подобные предметы.
     Стилгар, конечно, прав. Для Алии нужно подыскивать пару.
     - Я позабочусь об этом, - сказал  Пол.  -  Мы  с  Алией  обсудим  это
позже... и наедине.
     Алия обернулась и посмотрела на Пола. Зная, как оперирует  его  мозг,
она поняла, что стала субъектом решения  ментата  -  в  этом  человеческом
компьютере  совместились  бесчисленные  данные.   В   его   решении   была
неумолимость, как в  движении  планет.  В  нем  было  нечто  неизбежное  и
ужасающее, как в непреложном порядке всей Вселенной.
     - Сир, - сказал Стилгар, - может быть, мы...
     - Не сейчас! - оборвал его Пол.  -  В  данный  момент  у  нас  другие
проблемы.
     Сознавая, что она не  может  соперничать  в  логике  с  братом,  Алия
отбросила все второстепенное и спросила в манере Бене Джессерит:
     - Вас прислала Ирулэн?
     В самой этой мысли содержалась угроза.
     - Не прямо, - ответил Пол. - Информация, которую  она  передала  нам,
подтверждает, что Союз пытается заполучить песчаного червя.
     - Они постараются поймать небольшого червя и начать спайсовый цикл на
другой планете, - сказал Стилгар. - Это означает, что они  нашли  планету,
которую считают пригодной для этого.
     - Значит, у них есть пособники  среди  Свободных,  -  подумала  вслух
Алия. - Ни один чужеземец не сможет поймать песчаного червя.
     - Это ясно без слов, - согласился Стилгар.
     - Вовсе нет! - возразила Алия. Ее рассердила такая  тупость.  -  Пол,
ты, конечно...
     - Что-то прогнило в Империи, - сказал Пол. - С некоторых пор  я  знаю
это, но ту, другую, планету я никогда не видел, вот  что  меня  беспокоит.
Если они...
     -  Почему  это  должно  тебя  беспокоить?  Просто  они   закрыли   ее
местоположение при помощи рулевого. Точно так же они прячут свои святыни.
     Стилгар открыл было рот, но снова  закрыл  его.  У  него  было  такое
чувство, будто его идолы допустили святотатственную слабость.  Ощутив  его
тревогу, Пол сказал:
     - Проблема требует немедленного решения. Я хочу  знать  твое  мнение,
Алия. Стилгар предлагает расширить зону действия патрулей и  охранять  все
песчаное пространство. Возможно,  мы  засечем  высадку  десанта  и  сможет
предотвратить...
     - А если ими будет руководить рулевой? - спросила Алия.
     - С их стороны это был бы отчаянный ход. Вот почему я здесь.
     - Может, они видели то, чего не видели мы? - предположила Алия.
     - Может быть...
     Алия кивнула, вспомнив свои мысли о новом  тароте  Дюны.  Она  быстро
сопоставила все факты.
     - На нас набрасывают одеяло, - заключил за нее Пол.
     - С достаточным количеством патрулей, - вмешался Стилгар, - мы сможем
помешать...
     - Мы ничему не помешаем, - возразила ему Алия. Ей не  нравилось,  как
действует мозг Стилгара.  Он  сузил  свой  кругозор,  ограничившись  самым
очевидным. Эго был уже не тот Стилгар, каким она его помнила.
     - Мы должны считаться с той возможность, что они раздобудут червя,  -
сказал Пол, - но еще вопрос, смогут  ли  они  начать  меланжевый  цикл  на
другой планете. Для этого мало иметь червя.
     Стилгар переводил взгляд с брата на сестру. Жизнь  в  съетче  обучила
его экологии, и он понял, о чем они говорят. Плененный червь  сможет  жить
только в арракисских условиях - песчаный планктон, маленькие  Создатели  и
так далее. Затруднения перед  Союзом  огромные,  но  разрешимые.  Стилгара
больше беспокоило другое. Он спросил:
     - Значит, ваша способность к предвидению не помогла  обнаружить  Союз
за работой?
     - Проклятье! - взорвался Пол.
     Алия изучала Стилгара, понимая, какие мысли возникают  в  его  мозгу.
Мысли о магии. Подсмотреть будущее - значит украсть мистический  огонь  от
священного  костра.  В  этом  была  притягательная  опасность,   опасность
найденных и потерянных душ. Но Стилгар начал ощущать присутствие и других,
может  быть,  более  могущественных  сил  за  невидимым  горизонтом.   Его
королева-колдунья и его друг волшебник проявили опасную слабость.
     - Стилгар, - сказала Алия, пытаясь ему помощь, - ты стоишь в  овраге,
между двумя берегами. Я стою на вершине. Я вижу то, чего не видишь  ты.  И
среди прочего я вижу горы, скрывающие дали.
     - Есть вещи, скрытые и для вас, - сказал Стилгар. - Вы  это  сами  не
раз говорили.
     - Любая способность имеет свои границы.
     - Но опасность может прийти из-за гор? - спросил Стилгар.
     - Что-то в этом роде, - подтвердила Алия.
     Стилгар кивнул, задержав взгляд на лице Пола.
     - То, что приходит из-за гор, должно пересечь дюны...



                                    9

                     "Самая опасная игра во Вселенной - править на  основе
                предсказаний  оракула.  Мы  не  считаем  себя   достаточно
                мудрыми,  чтобы  играть  в  эту  игру.  Меры,  которые  мы
                применяем, только  приближаются  к  правлению.  Для  наших
                целей мы заимствуем определение Бене  Джессерит,  согласно
                которому различные планеты есть генные бассейны, источники
                обучающихся и обучаемых, источники возможного... Наша цель
                - не править, но  закрыть  эти  генные  бассейны,  учиться
                освобождаться  от  всех  ограничений,  наложенных  на  нас
                дисциплиной и правительством".
                                    "Оргия как орудие правления".
                                    Руководство для рулевых, глава третья.

     - Здесь погиб ваш отец? - спросил Адрик, указывая на жемчужный  замок
на рельефной карте, украшающей стену приемной Пола.
     - Здесь его рака, - ответил Пол. - Мой отец умер в плену, на  фрегате
Харконнена.
     - О, да, теперь я припоминаю, - сказал Адрик. - Я слышал об  убийстве
старого Барона Харконнена, его смертельного врага. - Адрик перевернулся  в
оранжевом газе, взглянул на Пола, одиноко сидевшего на длинном диване.  Он
надеялся, что сумел  скрыть  тот  ужас,  который  вызывают  у  него  такие
маленькие помещения.
     - Моя сестра убила Барона, - сухо отозвался  Пол,  -  как  раз  перед
битвой на Арракисе.
     "Зачем, - подумал он, - рыба-человек тревожит  старые  раны  в  такое
время и в таком месте?"
     Рулевой, казалось,  с  трудом  сдерживает  беспокойство;  взгляд  его
крошечных глазок метался  по  комнате,  спрашивая,  измеряя.  Единственный
помощник, который сопровождал  его,  сидел  в  стороне,  вблизи  от  линии
стражников, слева от Пола. Помощник беспокоил Пола - массивный, с  толстой
шеей и тупым  невыразительным  лицом.  Он  только  что  вошел  в  комнату,
подтащил бак с Адриком и теперь сидел, опустив руки и расслабившись.
     Скайтейл, звал его Адрик. Скайтейл, помощник.
     Внешность помощника кричала о глупости, но глаза  выдавали  его.  Они
смеялись над всем, что видели.
     - Вашей возлюбленной  как  будто  понравилось  представление  лицевых
танцоров, - говорил Адрик. - Я рад, что смог доставить  ей  это  маленькое
удовольствие.  Особенно  я  радовался  ее  реакции,  когда  ее   внешность
повторили одновременно все члены труппы.
     - Разве это не предостережение представителей Союза, приносящих дары?
- спросил Пол.
     Ему припомнилось представление, которое они давали здесь,  в  большом
зале. Танцоры появились в костюмах и гриме тарота Дюны.  Последовал  парад
правителей - Короли и Императоры, будто лица  на  монетах,  официальные  и
резко очерченные, но забавно подвижные... А чего стоили такие  шутки,  как
имитация собственного лица и тела Пола: Чани  вздрогнула,  Стилгар  что-то
проворчал, в то время как остальные смеялись.
     - Но у наших даров самые добрые намерения, - возразил Адрик.
     - Как можете вы быть добры? - спросил Пол. - Гхола, которого вы  дали
нам, считает, что он предназначен для нашего уничтожения.
     - Вашего уничтожения, сир? - недоверчиво переспросил Адрик.  -  Разве
можно уничтожить Бога?
     Стилгар, вошедший одновременно с его последними словами,  остановился
и посмотрел на охранников. Они находились гораздо дальше от Пола, чем  это
можно было допустить. Он гневно приказал им приблизиться.
     - Все в порядке, Стил, - сказал Пол, подняв руку. - Просто  дружеское
обсуждение. Передвинь бак с послом к краю дивана.
     Стилгар, взвесив приказ, решил, что в этом случае бак с послом  Союза
окажется между Полом и помощником Адрика. Пожалуй, слишком близко к  Полу,
но...
     -  Все  в  порядке,  Стил,  -  повторил  Пол  и  сделал  знак  рукой,
обязывающий немедленно исполнить приказ.
     Стилгар с очевидной неохотой подтолкнул бак  ближе  к  Полу.  Ему  не
нравился ни сам бак, ни исходящий от него густой запах меланжа.  Он  занял
позицию у угла бака,  под  приспособлением,  с  помощью  которого  рулевой
говорил.
     - Нельзя убить Бога? - повторил Пол. - Это  чрезвычайно  интересно...
Но кто говорит, что я Бог?
     - Те, кто поклоняется вам,  -  ответил  Адрик,  указывая  глазами  на
Стилгара.
     - А вы в это верите? - спросил Пол.
     - То, во что я верю, не имеет значения, сир. Большинство наблюдателей
согласны в том, что вы позволяете делать из себя Бога. А может ли смертный
проделать это... безнаказанно для себя?
     Пол изучал Посла. Отвратительное создание, но умное. Этот  же  вопрос
сам Пол задавал себе неоднократно. Но он видел достаточно временных линий,
чтобы  знать  о  существовании  гораздо  более  худших  возможностей,  чем
собственное обожествление. Для рулевого же такое  направление  размышлений
неведомо. Интересно, почему Адрик задал этот вопрос? Чего  он  рассчитывал
добиться такой дерзостью? Мысли Пола неслись все быстрее... щелк (за  этим
ходом должен стоять союз с Тлейлаксом)... щелк (последняя  победа  джихада
на Сембу должна была ускорить действия Адрика)... щелк (здесь  чувствуется
и рука  Бене  Джессерит)...  щелк.  Процесс,  включающий  обработку  тысяч
обрывков  информации,  прервался  в  его  компьютерном   мозгу.   На   все
потребовалось не больше трех секунд.
     - Рулевой сомневается в руководящей роли предвидения? - спросил  Пол,
переводя Адрика на уязвимую почву.
     Это встревожило рулевого, но он умело скрыл  беспокойство,  произнеся
нечто, похожее на длинное извинение:
     -  Ни  один  разумный  человек  не  станет   оспаривать   возможности
предвидения, сир. С самых древних времен люди знали о  видениях  оракулов.
Эти видения запутывают нас, когда мы меньше всего об этом  подозреваем.  К
счастью, в нашей Вселенной есть иные силы.
     - Более могущественные, чем предвидение? - продолжал наступление Пол.
     -  Если   бы   существовало   только   предвидение,   сир,   оно   бы
самоуничтожилось. Ничего, кроме предвидения? К чему оно тогда  прилагалось
бы, кроме собственных движений?
     - Всегда существует еще конкретная ситуация и человеческая  интуиция,
- примирительно сказал Пол.
     - В лучшем случае предвидение слишком ненадежно, -  сказал  Адрик,  -
даже если оно не смешивается с галлюцинациями.
     - Неужели мое  предвидение  только  галлюцинация?  -  спросил  Пол  с
притворной грустью в голосе. - Или  вы  считаете,  что  галлюцинируют  мои
приверженцы?
     Стилгар, чувствуя  нарастающее  напряжение,  подошел  ближе  к  Полу,
внимательно вглядываясь в извивающегося в баке посла Совхоза.
     -  Вы  искажаете  мои  слова,  сир,  -  возразил   Адриан   Странная,
приглашенная ярость звучала в его голосе.
     "Они не посмеют, - сказал себе Пол и  оглянулся  на  охрану.  -  Если
только они не подкупили моих стражей".
     - Но вы обвинили меня в том, что я сознательно  организовал  заговор,
чтобы превратить себя в Бога, - сказал Пол так тихо, что его могли слышать
только Стилгар и Адрик.
     - Я неудачно выразился, милорд, - сказал Адрик извиняющимся тоном.
     - Эго было не случайно, - возразил Пол. - Вами слова означают, что вы
ожидаете от меня худшего.
     Адрик изогнул шею и покосился с опаской на Стилгара.
     - Люди всегда ожидают худшего от сильных мира сего,  сир.  Давно  уже
сказано, что они открывают  лишь  те  свои  пороки,  которые  способствуют
увеличению их популярности.
     По лицу Стилгара пробежала тень. Пол,  не  оборачиваясь,  ощутил  его
гнев:  как  смеет  этот  рулевой  разговаривать  с  Муад  Дибом  в   таком
непочтительном тоне!
     - Вы, конечно, шутите? - сказал Пол.
     - Это не шутки, сир.
     У Пола пересохло во рту. Ему вдруг показалось, что в комнате  слишком
много людей, что воздух, которым он  дышит,  прошел  уже  через  множество
легких. Запах меланжа, исходивший от бака Адрика, сделался невыносимым,  в
нем появилось что-то угрожающее.
     - И кто же, по-вашему, участвует со мной в этом заговоре? -  внезапно
спросил Пол. - Вы имеете в виду Квизарат?
     Адрик вздрогнул, всколыхнув  облако  оранжевого  газа.  Казалось,  он
больше не замечает Стилгара, хотя тот продолжал  пристально  наблюдать  за
ним.
     - Вы полагаете, что миссионеры Святых орденов, все без исключения, во
время молитв лицемерят? - допытывался Пол.
     - Это определяется мерой их личной  откровенности  и  зависит  от  их
искренности, - ответил Адрик.
     Стилгар потянулся рукой к крисножу.
     Пол покачал головой и сказал:
     - Значит, вы обвиняете меня в неискренности?
     - "Обвинять" - неподходящее слово, сир.
     "Какое, однако, храброе существо!" - подумал Пол. И сказал:
     -  Во  всяком  случае,  вы  утверждаете,  что  я  и  мои  епископы  -
разбойники, жаждущие власти.
     - Власти, сир? - Адрик  снова  взглянул  на  Стилгара.  -  Но  власть
стремится изолировать  тех,  у  кого  ее  слишком  много.  Постепенно  они
утрачивают связи с реальностью... и гибнут.
     - Милорд, - проворчал Стилгар, - бывало, что  вы  раньше  приказывали
казнить и за меньшую вину!
     - Да, - согласился Пол. - Но ведь он - посол Союза.
     - Он обвинил вас в обмане!
     - Ход его мыслей интересует меня, Стил, - сказал Пол. -  Сдержи  свой
гнев, но будь наготове.
     - Как прикажет Муад Диб,
     - Скажите мне, рулевой, - продолжал Пол, - как можем мы  поддерживать
этот гипотетический обман  в  таких  гигантских  пределах  пространства  и
времени, не имея возможности  следить  за  каждым  миссионером,  проверять
каждую оценку проповедей Квизарата в храмах?
     - Что значит для вас время? - возразил Адрик.
     Стилгар  нахмурился  в  очевидном  замешательстве.  "Муад  Диб  часто
говорил, что видит сквозь вуаль времени. Что имеет в виду этот рулевой", -
подумал старый Свободный.
     - Разве в структуре такого обмана не обнаружились бы дыры? -  спросил
Пол. - Разногласия, споры, сомнения, признания вины -  обман  не  смог  бы
удержать все это.
     - То, чего не может скрыть религия, скроет правительство,  -  ответил
Адрик.
     - Вы проверяете границы моего терпения?
     - Неужели в споре я перешел границы?
     "Он хочет, чтобы мы его убили? -  недоумевал  Пол.  -  Неужели  Адрик
предлагает себя в качестве жертвы?"
     - Мне импонирует ваш циничный подход, - сказал  Пол,  чтобы  испытать
его. - Вы, очевидно, обучены всем лицевым  трюкам,  вы  владеете  двойными
значениями слов. Язык для  вас  -  оружие,  и  вы  теперь  проверяете  мое
вооружение.
     - Циничный подход? -  улыбнулся  Адрик.  -  Известно,  что  правители
циничны всегда, когда дело касается религии.  Религия  -  тоже  оружие.  И
какое! Особенно если религия становится во главе государства.
     Пол почувствовал, как внутри у него все замерло.  Осторожнее!  Помнит
ли Адрик, с кем  он  говорит?  Глубокомысленный,  понимающий  тон,  слова,
полные скрытых  значений,  саркастические  намеки  на  общие  тайны...  Он
всячески дает понять, что  они  с  Императором  два  мудреца,  существа  с
широким кругозором, которые понимают  то,  чего  не  дано  понять  другим.
Шокированный его манерой, Пол вдруг понял, что не он сам является  главным
его адресатом. Чудовище, посетившее его дворец, обращалось главным образом
к остальным - к Стилгару, к  охранникам.  Может  быть,  даже  к  помощнику
Скайтейлу.
     - Божья благодать сама снизошла да меня, - заметил Пол. - Я не  искал
ее. - И он подумал: "Ну и пусть этот человек-рыба считает себя победителем
в нашем словесном поединке".
     - Почему же вы не отреклись от нее, сир? - спросил Адрик.
     - Из-за моей сестры Алии, -  ответил  Пол,  внимательно  наблюдая  за
Адриком. - Она богиня. Позвольте посоветовать вам быть осторожным во всем,
что касается Алии, иначе она убьет вас своим взглядом.
     Насмешливое  выражение,  начавшее  вырисовываться  на  лице   Адрика,
сменилось выражением шока.
     -  Я  говорю  абсолютно  серьезно,   -   добавил   Пол,   видя,   что
замешательство посла усиливается. Стилгар кивнул.
     Упавшим голосом Адрик сказал:
     - Вы ставите под сомнение мою уверенность  в  вас,  сир.  Несомненно,
таково и было ваше намерение.
     - Оставьте в покое мои намерения, - отрезал Пол и дал знак  Стилгару,
что аудиенция закончена.
     В ответ на вопросительный взгляд Стилгара, нужно ли убить Адрика, Пол
рукой просигналил:  "Не  нужно",  и  повторил  повелительный  жест,  чтобы
Стилгар беспрекословно подчинился.
     Скайтейл, помощник Адрика, взялся за задний край бака и потащил его к
двери. Оказавшись напротив Пола, он остановился, обратил к Полу  смеющийся
взгляд и спросил:
     - Если позволите, милорд...
     - В чем дело? - спросил Пол, видя,  что  Стилгар  придвинулся  ближе,
готовясь отразить новую угрозу.
     -  Некоторые  считают,  -  сказал  Скайтейл,  -   что   люди   жаждут
императорской  власти  потому,  что  пространство  бесконечно.  Для   них,
разобщенных, одиноких людей, Император - символ определенности. Они  могут
повернуться к нему и сказать: "Смотри, вот Он! Он связывает нас  воедино".
Возможно, религия служит той же цели, милорд?
     Скайтейл не без приятности кивнул Полу и подтянул бак. Они  выбрались
из зала,  причем  Адрик  безвольно  висел  в  своем  газе,  закрыв  глаза.
Казалось, вся нервная энергия рулевого истощилась в споре.
     Пол смотрел вслед волочившему  ноги  Скайтейлу,  раздумывая  над  его
словами. Странный тип, этот Скайтейл,  подумал  он.  Говорят,  он  излучал
флюиды многих людей, как будто вся его генная наследственность  лежала  на
поверхности кожи.
     -  Странно,  -  проговорил  Стилгар,  не  обращаясь  ни  к   кому   в
отдельности.
     Как только стражник закрыл дверь за  Адриком  и  его  экспертом,  Пол
встал с дивана.
     - Странно, - повторил Стилгар. На его левом виске билась жилка.
     Пол потушил свет  в  зале  и  подошел  к  окну,  выходившему  в  угол
крепостного двора. Далеко внизу сияли огни; там двигались группы  рабочих,
подтаскивая гигантские блоки из пластали для обновления фасада храма Алии.
Недавно фасад был поврежден порывом пустынного ветра.
     - Глупо было приглашать сюда это существо, Узул, - сказал Стилгар.
     "Узул... - подумал Пол. - Мое имя из съетча. Стилгар напоминает,  что
когда-то он руководил мной и спас меня от пустыни".
     - Зачем ты это сделал? - спросил Стилгар, стоя рядом с Полом.
     - Данные, - ответил Пол. - Мне необходимо больше данных.
     - Ты встретил эту угрозу только как ментат. Разве это благоразумно  с
твоей стороны?
     "Очень проницательно", - подумал Пол.
     Расчеты ментата всегда конечны - ни на одном  языке  нельзя  выразить
нечто бесконечное. Но способности ментата тоже можно использовать.
     - Всегда что-то остается снаружи, - продолжал  Стилгар.  -  Некоторые
вещи лучше держать снаружи.
     -  Или  внутри,  -  возразил  Пол.  И  на  мгновение  задумался   над
единственным собственным методом ментата. Снаружи, да. Но и внутри  -  вот
где  подлинный  ужас.  Кто  может  защитить  себя  от  самого  себя?  Они,
несомненно, хотят, чтобы он  уничтожил  себя,  но  в  его  положении  есть
гораздо более ужасные пути.
     Его  размышления  были  прерваны  звуком  быстрых  шагов.  В   дверях
показался Квизара Корба. Его как будто гнала невидимая сила. Оказавшись  в
полумраке зала, он почти  мгновенно  остановился.  В  руках  у  него  было
множество катушек с записями. В пробивавшемся из двери свете они блестели,
будто сделанные из драгоценного камня.  Но  вот  рука  охранника  прикрыла
дверь, и драгоценности померкли.
     - Это вы, милорд? - спросил Корба, всматриваясь в тени людей.
     - В чем дело? - спросил Стилгар.
     - Стилгар?
     - Мы оба здесь. Что случилось?
     - Я обеспокоен приемом представителя Союза.
     - Обеспокоен? - переспросил Пол.
     - Люди говорят, милорд, что вы чувствуете наших врагов.
     - Это все? - спросил  Пол.  -  Я  просил  тебя  принести  именно  эти
катушки?
     - Катушки... ох! Да, милорд. Это же те самые. Хотите  просмотреть  их
здесь?
     - Я их видел. Хочу, чтобы их просмотрел Стилгар.
     -  Я?!  -  удивился  Стилгар.  Он  чувствовал,  как  в   нем   растет
негодование, вызванное  этим  нелепым  распоряжением  Пола.  Катушки!  Они
обсуждали с Полом завоевание Забулона. Посол Союза своим  визитом  прервал
их. А теперь вот Корба со своими катушками!
     - Хорошо ли ты знаешь историю? - спросил  Пол  у  смуглолицей  фигуры
рядом с собой.
     - Милорд, я могу назвать каждую планету, захваченную нашими людьми. Я
знаю пределы Империи...
     - А золотой век Земли? Ты когда-нибудь читал о нем?
     - Земля? Золотой век? - Стилгар чувствовал раздражение  и  изумление.
Зачем Полу понадобилось обсуждать с ним древние миры? Голова Стилгара была
полна данными о Забулоне - расчетами государственных ментатов: двести пять
нападающих  фрегатов  с  тридцатью   легионами,   батальонами   поддержки,
миссионеры  Квизарата...  потребности  в  пище  и  в  меланже...   оружие,
обмундирование,  медикаменты...  урны  для  праха  погибших...  количество
специалистов для пропагандистского аппарата, чиновники, шпионы... и шпионы
за шпионами. Все это Стилгар держал в голове.
     - Я захватил с собой  пульсовой  синхронизатор,  милорд,  -  вмешался
Корба. Он, очевидно, почувствовал нарастающее  напряжение  между  Полом  и
Стилгаром и был обеспокоен этим.
     Стилгар  с  сомнением  покачал   головой:   зачем   нужен   пульсовой
синхронизатор?  Зачем  Пол  хочет,  чтобы  он  использовал   мнемонический
усилитель к проектору? Зачем вообще рассматривать события далекой истории?
Это работа ментата! Как всегда, Стилгар не  мог  преодолеть  настороженное
отношение к проектору и другим техническим приспособлениям - они  вызывали
у  него  ощущение  беспокойства.  Но  позднее  мозг  отсортировал  данные,
поставляя ему необходимую информацию, о  существовании  которой  он  и  не
подозревал.
     - Сир, нужно обсудить расчеты по Забулону, - сказал Стилгар.
     - Засушить расчеты  по  Забулону!  -  вскипел  Пол,  используя  самое
неприличное для Свободных выражение.
     - Милорд!
     -   Стилгар,   -   сказал   Пол,   -   тебе   необходима   внутренняя
уравновешенность,  а  она  приходит  только  при  понимании  необходимости
долговременных усилий.  Корба  принес  с  собой  ту  немногую  информацию,
которая дошла  до  нас,  те  немногие  факты,  которые  сохранились  после
Бутлерианского Джихада. Начнем с Чингис-хана.
     - Чингис... хан? Он что, из сардукаров, милорд?
     - Он жил намного раньше и убил что-то около четырех миллионов.
     - У него, должно быть, было очень хорошее оружие  для  этого.  Ласган
или...
     - Он не сам убивал, Стил. Он убивал так же,  как  убиваю  я,  посылая
свои легионы. Был и другой правитель - Гитлер, я хочу, чтобы ты знал  и  о
нем. Он убил свыше шестидесяти миллионов. Совсем неплохо для тех времен.
     - Убил... своими легионами? - переспросил Стилгар.
     - Да.
     - Не очень впечатляющая статистика, милорд.
     - Ну, хорошо, Стил. - Пол взглянул на  катушки  в  руках  Корбы.  Тот
держал их так, как будто они жгли ему руки. - А вот другая статистика:  по
предварительным  подсчетам,  я  убил  шестьдесят  один   миллиард   людей,
опустошил  девяносто  планет,  полностью  деморализовал  еще  пятьсот.   Я
уничтожил представителей сорока религий, которые существовали с...
     - Неверные! - вскричал Корба. - Все они неверные, сир!
     - Нет, - возразил Пол. - Верующие!
     - Милорд шутит, - дрожащим голосом проговорил Корба. - Джихад  принес
свет на десять тысяч миров...
     - Тьму! - оборвал его Пол. - Сотни  поколений  будут  оправляться  от
джихада Муад Диба. Мне трудно представить, что кто-либо  сумеет  превзойти
это. - Лающий смех вырвался из его горла.
     - Что забавляет Муад Диба? - спросил Стилгар.
     - Я не забавляюсь. Просто меня посетило видение  Императора  Гитлера,
говорящего примерно то же самое. Несомненно, он так говорил.
     - Ни у одного правителя не было вашей власти, - возразил Корба. - Кто
осмелится бросить вам  вызов?  Ваши  легионы  контролируют  всю  известную
Вселенную и все...
     - Легионы контролируют? - возразил Пол. - Я сомневаюсь, знают ли  они
об этом.
     - Вы контролируете ваши легионы, сир, - прервал его Стилгар.  По  его
тону было ясно, что он подумал о собственной позиции в цепи подчинения и о
своей руке, обладающей властью.
     Направив мысли Стилгара в нужное русло. Пол перенес все  внимание  на
Корбу.
     - Положи катушки на диван!
     Когда Корба повиновался, Пол спросил:
     - Как идет прием посла у сестры?
     - Все в порядке, милорд, - ответил Корба довольно сухо. - Чани следит
из  смотрового  отверстия.  Она  подозревает,  что  в  свите  посла   есть
сардукары.
     - Она, несомненно, права, - сказал Пол. - Шакалы собираются.
     - Баннерджи, - Стилгар назвал имя руководителя службы безопасности, -
беспокоился, что некоторые  из  них  сумеют  проникнуть  в  частные  покои
крепости.
     - Сумели?
     - Пока нет.
     - Но в саду заметно некоторое смятение, - сказал Корба.
     - Что именно? - спросил Стилгар.
     Пол кивнул.
     - Незнакомцы приходят и уходят,  топчут  цветы,  шепчутся,  -  сказал
Корба. - Мне докладывали об опасных высказываниях.
     - Каких именно? - спросил Стилгар.
     Пол кивнул.
     - "Так вот на  что  идут  наши  деньги".  И  мне  говорили,  что  так
высказывался и сам посол!
     - Не нахожу в этом ничего удивительного, - заметил Пол. - Много  было
неизвестных в саду?
     - Десятки, милорд.
     - Баннерджи  поставил  патрули  у  всех  выходов,  милорд,  -  сказал
Стилгар. Он  повернулся,  и  единственный  горевший  в  зале  шар  осветил
половину его лица. Это освещенное наполовину лицо вызывало у Пола какое-то
давнее воспоминание, связанное с пустыней. Но он  не  старался  припомнить
яснее, больше интересуясь Стилгаром. На лице Свободного  отражались  почти
все его мысли. Теперь  вот  на  нем  было  написано  недоверие,  вызванное
странным поведением Императора.
     - Мне не нравится вторжение в сад, -  сказал  Пол.  -  Вежливость  по
отношению к гостям - одно дело, нужно было принять посла в соответствии  с
правилами, но это...
     - Я прослежу, чтобы их удалили, - сказал Корба. - Немедленно.
     - Подожди, - остановил его Пол, когда тот уже собирался выйти.
     В наступившем молчании Стилгар занял такую позицию, чтобы можно  было
изучать лицо Пола. Это было искусно сделано, и Пол восхитился этим  ходом.
Рассчитанное движение Свободного, необходимое, но в  то  же  время  полное
уважения к другим.
     - Который час? - спросил Пол.
     - Скоро полночь, сир, - ответил Корба.
     - Корба, я думаю, что ты - мое лучшее создание, - сказал Пол.
     - Сир! - в голосе Корбы звучала обида.
     - Ты благоговеешь передо мной?
     - Вы Муад Диб и были Узулом в нашем съетче,  -  сказал  Корба.  -  Вы
знаете мою преданность...
     - Ты ощущаешь себя апостолом?
     Корба, очевидно,  не  понял  этого  слова,  но  правильно  истолковал
интонацию.
     - Император знает, что совесть моя чиста!
     - Шаи-Хулуд, спаси нас! - пробормотал Пол.
     Наступившая тишина была нарушена  свистом.  Кто-то  шел  по  внешнему
залу. Свист прекратился после лающего окрика охранника.
     - Корба, я думаю, ты переживешь нас всех, - сказал Пол. И увидел свет
понимания, озаривший лицо Стилгара.
     - Незнакомцы в саду, сир? - спросил Стилгар.
     - А, да. Пусть ими займется Баннерджи, Стил. А Корба ему поможет.
     - Я, сир? - в голосе Корбы послышалось глубокое беспокойство.
     - Некоторые из моих людей забыли,  что  некогда  были  Свободными,  -
сказал Пол, обращаясь к Корбе,  но  адресуя  свои  слова  Стилгару.  -  Ты
проследишь, чтобы те, кого Чани признала сардукарами, были убиты. И сделай
это сам. Я хочу, чтобы это было сделано тихо, без лишнего шума. Мы  должны
постоянно помнить, что религия и государство - это  не  только  молитвы  и
подписание договоров.
     - Повинуюсь приказам Муад Диба, - прошептал Корба.
     - Расчеты по Забулону? - напомнил Стилгар.
     - Завтра, - ответил Пол.  -  А  когда  незнакомцев  уберут  из  сада,
объявите, что прием окончен.
     - Понятно, милорд.
     - Я уверен, что ты понял, Стил, - сказал Пол.



                                    10

                                   "Вот лежит поверженный Бог. Падение его
                                было грандиозно. А  мы  лишь  создали  его
                                пьедестал. Узкий и высокий".
                                                      Эпиграмма Тлейлакса.

     Согнувшись в три погибели,  Алия  смотрела  на  обезображенный  труп,
лежащий на песке, - несколько костей и остатки плоти на них. Когда-то  это
была молодая женщина. Руки, голова, большая часть  верхней  половины  тела
были съедены кориолисовыми ветрами. На песке всюду виднелись следы медиков
и полицейских. Сейчас  ушли  все,  кроме  гробовщиков,  которые  стояли  в
стороне вместе с Хейтом, гхолой, ожидая, пока Алия кончит разгадывать  эту
страшную загадку.
     Небо  цвета  спелой  пшеницы   накрывало   ландшафт,   окрашенный   в
серовато-зеленый цвет, обычный для полудня в этих широтах.
     Тело обнаружил  несколько  часов  назад  низко  летящий  курьер,  чьи
приборы засекли слабые следы воды там, где ее не  могло  быть.  Он  вызвал
экспертов, и те установили, что это была женщина  примерно  двадцати  лет,
Свободная, пристрастившаяся к семуте, и что она умерла здесь,  в  пустыне,
от яда тлейлакского происхождения.
     Смерть  в  пустыне  -  достаточно   обычное   дело.   Но   Свободная,
пристрастившаяся к семуте, - это такая редкость,  что  Пол  послал  сестру
осмотреть место с помощью приемов, которым научила ее мать.
     Алия чувствовала, что ничего не узнала. Ее присутствие лишь набросило
дополнительный  ореол  загадочности  на  это   и   без   того   загадочное
происшествие. Она услышала шаги гхолы по песку и взглянула  на  него.  Его
внимание немедленно переместилось на парящие над их головами топтеры.
     "Бойся Союза, приносящего дары", - подумала она.
     Погребальный топтер  и  ее  собственная  машина  стояли  на  песке  у
скалистого уступа за гхолой. Алии захотелось побыстрее улететь отсюда.
     Но Пол считал, что она заметит нечто такое, что пропустили остальные.
Она изнемогала в своем стилсьюте, который казался удивительно  непривычным
после многих месяцев городской жизни. Она рассматривала гхолу  в  надежде,
что тот знает что-нибудь  важное  об  этой  смерти.  Из-под  капюшона  его
стилсьюта выбился клок черных волос. Ей захотелось поправить эти волосы.
     И как будто привлеченные этим ее побуждением, его серые металлические
глаза обратились на нее. Она вздрогнула и с трудом отвела свой взгляд.
     Женщина-Свободная умерла здесь от яда, называемого "врата ада".
     Свободная, употреблявшая семуту.
     Теперь и Алия разделяла беспокойство Попа.
     Погребальные служители терпеливо ждали. В теле оставалось совсем мало
воды, и им не было нужды торопиться. Всем казалось, что Алия  таинственным
способом читает правду, заключенную в этих останках.
     Но никакой правды она не видела.
     Лишь  слабый  гнев  шевельнулся  в  ней  при  этих  очевидных  мыслях
служителей. Эти мысли - продукт проклятой религиозной мистики.  Она  и  ее
брат не имели права быть  просто  людьми.  Они  должны  были  быть  чем-то
большим.   Бене    Джессерит    позаботились    об    этом,    манипулируя
наследственностью Атридесов. Ее мать тоже внесла свой вклад,  направив  их
на путь колдовства.
     А Пол увековечил это различие.
     Преподобные Матери, заключенные в памяти Алии, беспокойно шевелились,
внушая  ей:  "Спокойно,  малышка!  Ты  то,  что  ты  есть.  У  тебя   есть
компенсация".
     "Компенсация!"
     Жестом она подозвала гхолу.
     Тот подошел и остановился около нее, внимательный и терпеливый.
     - Что ты видишь в этом? - спросила она.
     - Мы, возможно, никогда не узнаем, кем была умершая, - сказал  он.  -
Голова,  зубы  исчезли.  Руки...  Маловероятно,   чтобы   сохранилась   ее
генетическая запись, с которой можно было бы сравнить клетки.
     - Яд тлейлаксу, - сказала она. - Что ты об этом думаешь?
     - Многие пользуются таким ядом.
     - Верно. И  это  тело  слишком  разложилось,  чтобы  его  можно  было
восстановить, как твое.
     - Даже если доверить это дело тлейлаксу, - добавил он.
     Она кивнула и встала.
     - Отвезешь меня в город.
     Когда они были в воздухе и направились на север, она сказала:
     - Ты управляешь точно так же, как это делал Данкан Айдахо.
     Он задумчиво посмотрел на нее.
     - Мне уже говорили об этом.
     - О чем ты думаешь сейчас?
     - О многом.
     - Не уклоняйся от вопроса, черт возьми!
     - От какого вопроса?
     Она посмотрела на него в удивлении.
     Он встретил ее взгляд и  пожал  плечами.  "Жест  Данкана  Айдахо",  -
подумала она. Хрипло и напористо Алия сказала:
     - Я  только  хотела  проверить  твою  реакцию  на  свой  голос.  Меня
беспокоит смерть этой молодой женщины.
     - Я думал не об этом.
     - О чем же?
     - О странном чувстве, которое я испытываю, когда люди говорят о  том,
кем я мог быть.
     - Мог быть?
     - Тлейлаксу чертовски умны.
     - Не слишком. Ты был Данканом Айдахо.
     - Вероятно. Таков их прямой расчет.
     - Значит, у тебя есть эмоции?
     - В известной мере. Я чувствую нетерпение, беспокойство.  Иногда  мне
приходится сдерживать себя, чтобы не задрожать. У меня  бывают...  вспышки
воображения.
     - Что именно?
     -  Слишком  быстро,  чтобы  распознать.  Вспышки...  спазмы...  почти
воспоминания.
     - Тебе интересны такие воспоминания?
     - Конечно. Любопытство  подталкивает  меня  вперед,  к  людям,  но  я
движусь с большой неохотой. Я думаю: "А что, если я не тот, кем  они  меня
считают?" Эта мысль мне не нравится.
     - И это все, о чем ты думаешь?
     - Вам лучше известно, Алия.
     Как он смеет звать ее по имени! Она чувствовала, как в ней вспыхивает
гнев и тут же угасает от звуков его голоса:  негромкие  полутона,  мужская
уверенность. Уголок ее рта дернулся. Она стиснула зубы.
     - Это не Эль Куде - там, внизу? - спросил он,  наклоняя  крылья,  чем
вызвал легкую панику в их эскорте.
     Она взглянула вниз, на тень их топтера, передвигающуюся по  мысу  над
тропой Харг. Здесь, под утесом и  скальной  пирамидой  покоится  череп  ее
отца.
     - Эль Куде - это святое место, - сказала она.
     - Мне нужно как-нибудь  посетить  его,  -  сказал  он.  -  Поклонение
останкам вашего отца может вызвать во мне воспоминания,  которые  я  смогу
удержать.
     Она неожиданно поняла, как сильна в нем потребность  узнать,  кто  он
такой. Это было его главным стремлением. Она оглянулась на скалы, на утес,
уходящий своим наклонным основанием в море песка. Гвоздичного цвета  скалы
поднимались из дюн, как корабли, борющиеся с волнами.
     - Поверни назад, - сказала она.
     - Но эскорт...
     - Они последуют за нами, когда мы пролетим под ними.
     Он повиновался.
     - Ты верно служишь моему брату? - спросила она, когда  они  легли  на
новый курс, а эскорт повернул за ними.
     - Я служу Атридесам, - ответил он официальным тоном.
     Она увидела, как поднялась и опустилась его правая рука - почти как в
давнишнем салюте, принятом на Келадане. Лицо  его  стало  задумчивым.  Она
следила, как он вглядывается вниз, в скальную пирамиду.
     - Что тебя беспокоит? - спросила она.
     Губы его шевельнулись, голос был хриплый, резкий:
     - Он был... он был... - по его щекам катились слезы.
     Алию охватил благоговейный страх, страх  Свободных.  Он  отдает  воду
мертвым!  Ритуальным  жестом  она  коснулась  пальцем  его  щеки,  ощутила
слезы...
     - Данкан... - прошептала она.
     Он не отрывал взгляда от могилы внизу.
     Она повторила громче:
     - Данкан!
     Он покачал головой  и  посмотрел  на  нее.  Его  металлические  глаза
засверкали.
     - Я... почувствовал... руку на своем  плече,  -  прошептал  он.  -  Я
чувствовал ее. - В горле у него хрипело. - Эго был друг... мой друг...
     - Кто?
     - Не знаю. Я думаю... Я думаю, это был... Нет, не знаю.
     Сигнал вызова вспыхнул  перед  Алией.  Капитан  эскорта  хотел  знать
причину возвращения в пустыню. Она взяла микрофон  и  объяснила,  что  они
вспомнили место  захоронения  ее  отца.  Капитан  напомнил,  что  час  уже
поздний.
     - Мы возвращаемся в Арракин, - ответила она и повесила микрофон.
     Хейт перевел дыхание и повернул топтер.
     - Ты чувствовал руку моего отца на своем плече? - спросила она.
     - Может быть..
     Теперь это был голос ментата,  подсчитывающего  процент  вероятности.
Она видела, что к нему вернулось самообладание.
     - Ты знаешь, откуда у меня воспоминания об отце?
     - Представляю.
     - Попробую объяснить. - Она  вкратце  рассказала,  как  проснулась  в
сознании еще во чреве матери - ужаснувшийся зародыш,  наделенный  знаниями
бесчисленных жизней, впечатанных в его нервные клетки, -  и  все  это  уже
после смерти отца.
     -  Я  знаю  отца,  как  знала  его  моя  мать.  Все,  до   мельчайших
подробностей. В некотором смысле  я  и  есть  моя  мать.  У  меня  все  ее
воспоминания  до  того,  как  она  выпила  Воду  Жизни  и  впала  в  транс
переселения.
     - Ваш брат объяснил мне это.
     - Почему?
     - Я спросил.
     - Но зачем?
     - Ментату необходимы данные.
     - Ага... - Она посмотрела вниз, на плоскогорье  у  Защитной  стены  -
изломанные скалы, пропасти, ущелья.
     Он заметил направление ее взгляда и сказал:
     - Очень открытое место там, внизу.
     - Нет, там  легко  спрятаться.  -  Она  посмотрела  на  него.  -  Оно
напоминает мне человеческий мозг с его извилинами.
     - Ах-х! - воскликнул он.
     - Ах-х? Что значит ах-х? - Она неожиданно рассердилась на него,  хотя
причина этого не была ясна и ей самой.
     - Вы бы хотели знать, что скрывает мой мозг, - сказал он с интонацией
не вопроса, а утверждения.
     - Откуда ты знаешь, что я не видела тебя силой своего предвидения?
     - А вы видели? - он казался искренне заинтересованным.
     - Нет!
     - Сибиллы тоже имеют свои пределы, - сказал он.
     Казалось, что он забавляется гневом Али, и это уменьшило ее гнев.
     - Забавляешься? Ты не уважаешь мой дар? - спросила она.  Но  даже  ей
самой вопрос показался неубедительным.
     - Я уважаю ваши предзнаменования и знаки, возможно,  больше,  чем  вы
думаете, - сказал он. - Я был на приеме во время вашего утреннего ритуала.
     - И что же?
     - У вас большие способности к символике, - ответил  он,  сосредоточив
все внимание на приборах  топтера.  -  Это  область  Бене  Джессерит.  Но,
подобно многим другим колдуньям, вы относитесь к своей власти беспечно.
     Она почувствовала приступ страха.
     - Как ты смеешь!
     - Я смею гораздо больше, чем думают мои создатели,  -  сказал  он.  -
Из-за этого редкого факта я и остаюсь с вашим братом.
     Алия изучала стальные шары, которые служили ему  глазами.  В  них  не
было  человеческого  выражения.  Капюшон  стилсьюта  скрывал   линии   его
челюстей. Рот оставался крепко  снятым.  Большая  сила  была  в  нем...  и
определенность.  В  словах  его  звучала  уверенность:   "...смею  гораздо
больше..." Так мог сказать Данкан Айдахо. Неужели тлейлаксу создали своего
гхолу лучше, чем сами рассчитывали? Или же это просто притворство?
     - Объяснись, гхола, - приказала она.
     - Познай себя - таков приказ? - спросил он.
     И снова она почувствовала, что он забавляется.
     - Не играй со мной словами, ты... ты... существо! - Она поднесла руку
к рукоятке крисножа. - Зачем тебя подарили моему брату?
     - Ваш брат сказал мне, что вы следили за представлением посла. Вы уже
слышали мой ответ на этот вопрос.
     - Отвечай снова - теперь мне.
     - Я создан, чтобы уничтожить его.
     - Это говорит ментат?
     - Вы знали ответ заранее, - поддел ее гхола. - И вы знали также,  что
такой дар не был необходим. Ваш брат и так уничтожает себя.
     Она взвешивала его слова, продолжая держаться  за  рукоять  крисножа.
Хитрый ответ, но в голосе звучит искренность.
     - Зачем же тогда дар?
     - Возможно, это позабавило  тлейлаксу.  Но  правда  и  то,  что  Союз
предназначил меня в качестве подарка.
     - Зачем?
     - Ответ тот же.
     - По-твоему, я беззаботно отношусь к своей власти?
     - А как вы ее проявляете?
     Его вопрос совпал с ее собственными мыслями. Она убрала руку с ножа и
спросила:
     - Почему ты сказал, что мой брат уничтожает себя?
     - О, полно, дитя! Где же ваша хваленая власть? Где  ваша  способность
рассуждать?
     Сдерживая свой гнев, она сказала:
     - Рассуждай за меня, ментат.
     - Хорошо. - Он оглянулся на эскорт, потом снова занялся приборами. За
северным краем Защитной стены  показалась  равнина  Арракина.  Пригородные
деревни не были видны за завесой пыли, однако отдаленное  сияние  Арракина
можно было рассмотреть.
     -  Симптомы,  -  сказал  он.  -  Ваш   брат   содержит   официального
панегириста, который...
     - Который был даром Свободных наибов.
     - Странный подарок от друзей, - сказал он. - Зачем  им  окружать  его
лестью  и  подхалимством?  Вы  когда-нибудь  вслушивались  в  слова  этого
панегириста? "Мир освещен Муад Дибом. Наш Император явился из тьмы,  чтобы
сиять всем людям. Он наш отец. Он драгоценная влага  вечного  фонтана.  Он
источает веселье, которое пьет вся Вселенная!" Тьфу!
     Алия негромко заметила:
     - Стоит мне передать твои слова эскорту, и тебя  рассекут  на  мелкие
кусочки.
     - Так скажите им!
     - Мой брат правит по естественному закону Неба!
     - Вы сами в это не верите.
     - Откуда ты знаешь, во что я верю?
     Никакие приемы не могли сдержать ее дрожь.  Такое  воздействие  гхолы
она не предвидела.
     - Вы приказали мне рассуждать как ментату, - напомнил он.
     - Ни один ментат не знает, во что я верю! - Она сделала два глубоких,
прерывистых вдоха. - Как ты смеешь судить нас?
     - Судить вас? Даже и не думал.
     - Ты не представляешь себе, как нас учили!
     - Вас обоих учили управлять,  -  сказал  он.  -  В  вас  вырабатывали
всепоглощающую жажду власти.  Вы  постигли  науку  политических  интриг  и
ведения войн. Вас научили соблюдать ритуалы. Естественный закон? Что такое
естественный закон? Этот  миф  населяет  всю  человеческого  историю.  Это
призрак. Он не является  субстанцией.  Разве  ваш  джихад  -  естественный
закон?
     - Ментатская болтовня, - усмехнулась она.
     - Я слуга Атридесов и говорю искренне.
     - У нас нет слуг, только приверженцы.
     - Я приверженец сознания, - сказал он. - Поймите, дитя, и вы...
     - Не смейте называть меня  ребенком!  -  выпалила  она  и  наполовину
вытащила клинок из ножен.
     - Поправка принята. - Он взглянул на нее, улыбнулся и  снова  занялся
приборами  топтера.  Теперь  важно  было  различить  крепость   Атридесов,
возвышавшуюся, подобно утесу, в северной части  Арракина.  -  Вы  -  нечто
древнее в теле ребенка, - сказал он. - И  тело  это  превращается  в  тело
женщины.
     - Сама не знаю, почему я тебя слушаю, - проворчала она, но  выпустила
рукоятку крисножа и  вытерла  ладонь  о  платье.  Влажная,  потная  ладонь
возмутила ее чувство Свободной - чувство бережливости. Какая потеря  влаги
тела!
     - Вы слушаете, потому что знаете: я предан вашему брату, - сказал он.
- Мои действия ясны, их легко понять.
     - Ничто в тебе не ясно и не понятно. Ты самое загадочное создание  из
всех виденных мною. Откуда мне знать, что вложили в тебя тлейлаксу?
     - По ошибке, а может, и намеренно, - ответил он, - они наделили  меня
способностью формировать себя.
     - Ты возвращаешься на параболы Дзэнсунни, - обвинила  она.  -  Мудрый
человек формирует себя, глупый живет  лишь  для  смерти,  -  сказала  она,
подражая его интонации. - Поклонник сознания!
     - Люди не могут отделить средства обучения от его результата.
     - Ты говоришь загадками!
     - Я говорю с открытым разумом.
     - Я передам все это Полу.
     - Большую часть этого он уже слышал.
     Она почувствовала, как ее переполняет любопытство.
     - Почему же тогда ты до сих пор жив и... даже на свободе? Что он тебе
сказал?
     - Он рассмеялся и сказал: "Людям  не  нужен  Император-бухгалтер,  им
нужен хозяин, кто-нибудь, кто мог  бы  защитить  их  от  перемен".  Но  он
согласился с тем, что разрушение его Империи исходит от него самого.
     - Почему он так сказал?
     - Потому что убедился, что я понимаю его проблемы и хочу ему помочь.
     - А что ты сказал, чтобы он это понял?
     Он молчал, разворачивая  топтер  для  посадки  на  хорошо  охраняемую
площадку башни.
     - Я требую ответа на мой вопрос!
     - Я не уверен, что вы примете это.
     - Об этом буду судить я! Приказываю тебе говорить!
     - Позвольте мне сначала приземлиться, - сказал он. И не дожидаясь  ее
разрешения, мягко посадил топтер на оранжевую полосу на крыше башни.
     - Теперь говори! - потребовала Алия.
     - Я сказал ему, что выносить самого  себя,  возможно,  самая  трудная
задача во Вселенной.
     Она покачала головой:
     - Это... это...
     - Горькая пилюля, - подсказал он нужное слово, наблюдая, как бегут  к
ним по крыше охранники, принимая на себя задачи эскорта.
     - Горькая чепуха!
     -  Самый  знатный  и  самый  ничтожный  мучаются  одними  и  теми  же
проблемами. И нельзя нанять ментата, чтобы он решил эти проблемы за  тебя.
Тут нельзя получить предписание, нельзя позвать свидетелей, чтобы получить
ответ. Ни слуги,  ни  приверженцы  не  перевяжут  эту  рану.  Пока  ты  не
перевяжешь ее сам, она будет кровоточить.
     Алия отвернулась от него и  тут  же  поняла,  что  выдала  этим  свои
чувства. Без власти Голоса, без колдовства он еще раз  добрался  до  самых
глубин ее души. Как ему это удалось?
     - И что же ты посоветовал ему? - прошептала она.
     - Рассуждать и устанавливать порядок.
     Алия посмотрела на ожидающих в стороне охранников.
     - И насаждать справедливость, - присовокупила она.
     - Вовсе нет! - возразил  он.  -  Я  предложил,  чтобы  он  рассуждал,
руководствуясь одним-единственным принципом.
     - И этот принцип?
     - Беречь друзей и уничтожать врагов.
     - Значит, судить не по справедливости?
     - Что такое правосудие? Сталкиваются две силы. У каждой есть право  в
своей собственной сфере. Он не может предотвратить  эти  столкновения,  он
может лишь разрешить их.
     - Как?
     - Очень просто.
     - Сохраняя друзей и уничтожая врагов?
     - Разве это  не  служит  стабильности?  Людям  нужен  порядок,  какой
угодно. Они голодают и видят, что война стала спортом богатых. Это опасная
форма рассуждений. Она нарушает порядок.
     - Что ж, я скажу брату, что ты рассуждаешь слишком опасно и что  тебя
надо уничтожить, - сказала она, оборачиваясь к нему.
     - Я уже предлагал ему это.
     - Потому ты и опасен, что овладел своими страстями,  -  сказала  она,
справившись с собой.
     - Я опасен вовсе не потому, - и прежде, чем она смогла  пошевелиться,
он наклонился, взял рукой ее подбородок и припал губами к ее губам.
     Это был короткий и нежный поцелуй. Он отодвинулся, а  она  продолжала
сидеть будто в  шоке,  замечая  сдержанные  улыбки  на  лицах  охранников,
которые неподвижно стояли снаружи.
     Алия поднесла палец к губам. Какое знакомое ощущение в этом  поцелуе!
Его  губы  -  плоть  будущего,  которое  она   видела   кратчайшим   путем
предвидения. Грудь ее вздымалась. Она сказала:
     - Мне следовало бы приказать, чтобы с тебя содрали кожу.
     - Потому что я опасен?
     - Потому что ты слишком много себе позволяешь!
     - Я не беру ничего, что ранее не было бы мне  предложено.  Радуйтесь,
что я не взял все предложенное. - Он открыл дверцу и  выбрался  наружу.  -
Выходите, мы и так слишком  долго  занимались  пустяками.  -  Он  пошел  к
выходу.
     Алия выпрыгнула следом и побежала рядом с ним.
     - Я расскажу ему все, что ты говорил и делал, - сказала она.
     - Хорошо, - гхола открыл перед ней дверь купола.
     - Он прикажет тебя казнить, - сказала она, проскальзывая в дверь.
     - Почему? Из-за поцелуя? -  Он  вошел  за  ней.  Дверь  закрылась.  -
Поцелуя, которого я хотел?
     - Поцелуя, которого ты хотел? - Ее переполнял гнев.
     - Ладно, Алия. Поцелуя, которого мы хотели. - И он пошел впереди.
     Его движение будто пробудило в ней предельно ясное  сознание,  и  она
поняла его искренность, его предельную правдивость. "Поцелуй,  которого  я
хотела, - сказала она себе. - Это правда".
     - Твоя правдивость, вот что опасно, - сказала она, идя следом за ним.
     - Вы возвращаетесь на путь мудрости, - заметил он, не замедляя  шага.
- Ментат не мог бы дать более прямого ответа. А теперь: что  вы  видели  в
пустыне?
     Она схватила его за руку и заставила остановиться.  Он  снова  сделал
это - привел ее мозг в состояние обостренного сознания.
     - Я не могу этого объяснить, - ответила она, -  но  почему-то  я  все
время думаю о лицевых танцорах. Почему?
     - Именно за этим ваш брат и послал вас в  пустыню,  -  сказал  он.  -
Расскажите ему об этом.
     - Но почему? - она посмотрела  на  него  в  упор.  -  Почему  лицевые
танцоры?
     - Там мертвая женщина, - ответил он. - Но у Свободных не пропадала ни
одна молодая женщина.



                                    11

                     "Я думаю о том, какое счастье быть живым. Смогу ли  я
                когда-нибудь ощутить себя  таким,  каким  я  некогда  был?
                Основа та же. Но вот смогу ли я отыскать собственное  "Я"?
                Это скрыто во мраке будущего... Но  мне  принадлежит  все,
                доступное человеку, и любое  мое  действие  может  достичь
                цели".
                                   "Высказывания гхолы". Комментарии Алии.

     Пол принял большую дозу спайса и полностью погрузился в его  кричащий
запах, глядя  внутрь  себя  в  оракульском  трансе.  Он  видел,  как  луна
превратилась в продолговатую сферу и начала раскачиваться с ужасным воем и
свистом.  Внезапно  она  покатилась  вниз,  точно  мяч,  брошенный   рукой
ребенка... Вниз... Вниз... С яростным шипением, с каким раскаленная звезда
погружается в бескрайнее море.
     Луна исчезла.
     Не зашла, а именно исчезла, ее больше не было.  Земля  тряслась,  как
змея, сбрасывающая с себя старую кожу. Ужас прокатился по ней.
     Он рывком сел, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Часть его
сознания  была  обращена  внутрь,  часть  -  наружу.  Снаружи   он   видел
пластальную решетку вентилятора своей спальни  и  знал,  что  находится  в
своей крепости. Внутренним зрением он продолжал видеть, как падает луна.
     Наружу! Скорее наружу!
     Решетка выходила в сверкающий свет полудня над Арракином.  Внутри  же
была черная ночь. Сладкие запахи, поднимающиеся из сада, доносились до его
ноздрей, но ни один запах не мог вернуть ему эту падающую луну.
     Пол опустил ноги на холодную  поверхность  пола  и  посмотрел  наружу
через решетку. Прямо  перед  собой  он  видел  арку  пешеходного  мостика,
сделанного из кристаллически стабилизированного золота и платины. Огненные
жемчужины с далекого Седона украшали мостик. Он вел к галереям внутреннего
города через бассейн и фонтаны, полные водяных цветов. С мостика, Пол  это
знал, можно заглянуть в их лепестки, чистые и алые, как свежая кровь.
     Глаза его приспособились к этой  картине,  не  выходя  из  спайсового
рабства.
     Ужасная картина падающей луны.
     Эта картина предвещала чудовищную боль  в  его  личной  безопасности.
Возможно,  он  видел  падение  цивилизации,  рухнувшей  под  напором   его
собственных амбиций.
     Луна... луна... падающая луна.
     Пришлось  принять  большую  дозу  спайса,  чтобы  преодолеть   туман,
напущенный таротом. А увидел он лишь падающую  луну  и  ненавистный  путь,
который знал заранее. Чтобы  положить  конец  джихаду,  покончить  с  этим
вулканом крови, он должен признать свою несостоятельность.
     Освобождайся... освобождайся... освобождайся...
     Запах цветов из сада напомнил ему о Чани. Он тосковал по ее объятиям,
объятиям любви, забытья. Но даже Чани не может прогнать это  видение.  Что
скажет Чани, если он заявит ей, что видит смерть? Зная, что это неизбежно,
почему бы не избрать  аристократическую  смерть?  Закончить  жизнь  пышной
церемонией, растратить  впустую  оставшееся  время?  Умереть  прежде,  чем
иссякнет воля к власти, разве это не аристократический выбор?
     Он встал, подошел к отверстию в решетке и вышел на балкон,  окутанный
цветами и лианами сада. Но во рту у него была сухость пустыни.
     Луна... луна... что это за луна?
     Он вспомнил о словах  Алии,  о  теле  молодой  женщины,  найденном  в
пустыне.  Свободная,  пристрастившаяся  к  семуте.  Все   укладывалось   в
ненавистный рисунок.
     "Никто ничего не может взять от этой Вселенной, - подумал он.  -  Она
сама дает, что захочет".
     На низком  столике  у  балконных  перил  лежала  морская  раковина  с
матери-Земли. Он взял ее в руки и постарался перенестись назад во времени.
Перламутровая поверхность отражала сверкающие лунки солнечного  света.  Он
оторвал взгляд от раковины и посмотрел на  небо,  где  полыхал  гигантский
пожар. На серебре небесной полусферы повисла неяркая радуга.
     "Мои Свободные называют себя детьми луны", - подумал он.
     Положив раковину на место, Пол принялся расхаживать по балкону.  Есть
ли в этой леденящей кровь картине падающей луны надежда на спасение? Ответ
он  искал  в  мистическом  общении.  Спайс;  однако,  изнурил  его,  отняв
последние силы.
     Взглянув  вниз,  он  увидел  приземистые  правительственные   здания,
пешеходные дорожки на крышах. По ним двигались люди,  похожие  на  фигурки
настенного фриза, повторявшие рисунок,  выложенный  керамической  плиткой.
Сами люди были плиткой! Поморгав, он смог удержать их застывшими  в  своем
разуме. Фриз не упал!
     Луна упала и исчезла...
     У него появилось  такое  чувство,  что  город,  лежащий  там,  внизу,
переведен в некий странный символ для его Вселенной.  Здания,  которые  он
видел, воздвигнуты на равнине,  где  его  Свободные  одержали  победу  над
легионами сардукаров. Земля, на которой некогда гремела битва, теперь была
отдана бизнесу.
     Держась наружного края балкона, Пол завернул за  угол.  Теперь  перед
ним находился пригород, дома которого терялись в скалах и подвижных песках
пустыни. На заднем плане  доминировал  храм  Алии:  на  зеленых  и  черных
полотнищах, покрывавших его двухкилометровые стены, виднелся символ луны -
символ Муад Диба.
     Падающая луна...
     Пол провел рукой по лбу и глазам. Это символ угнетал его. Он презирал
себя за свои мысли. Такие колебания в любом другом вызвали бы его гнев.
     Он ненавидел свой город!
     Ненависть, проистекающая из скуки, гнездилась  глубоко  внутри  него,
питаемая решением, которого нельзя было избежать. Он  знал,  какой  тропой
идти. Он много раз видел ее. Видел ее! Когда-то  давно  он  возомнил  себя
создателем нового государства. Но все осталось но-старому, точно  огромное
сооружение с эластичной памятью: можно придать ему любую форму,  но  стоит
лишь на мгновение ослабить давление, и оно принимает первоначальную форму.
Силы, которые были вне пределов его досягаемости,  силы,  действовавшие  в
людях, нанесли ему поражение.
     Пол смотрел на крыши домов. Какие сокровища новой  жизни  таятся  под
ними?  Среди  красных   и   золотых   крыш   виднелись   участки   зеленой
растительности. Зелень - дар Муад Диба и его воды. Он видел сады и рощи  -
открытые участки растительности, соперничающие с легендарным Ливаном.
     "Муад Диб тратит воду, как безумный", - говорили Свободные.
     Пол закрыл лицо руками.
     Луна упала...
     Он опустил руки, прояснившимся зрением посмотрел на свою столицу. Она
носила отпечаток чудовищного  имперского  варварства.  Здания  стояли  под
солнцем невероятно большие и яркие. Колоссы! Самые экстравагантные  стили,
какие только могла произвести необузданная  фантазия,  лежали  перед  ним:
террасы в пропорциях горного  плато,  площади  размером  с  город,  шпили,
вздымающиеся, точно скалистые пики, окультуренные под парки участки  дикой
пустыни, необозримые в своей бесконечности.
     Образцы искусства соседствовал с невообразимой безвкусицей. Отдельные
детали вновь поразили его: столб из древнего Багдада, купола,  придуманные
в мифологическом Дамаске,  арка  из  Атара,  мира  с  низкой  гравитацией,
гармонические  подъемы  и  хаотические  спуски.  И  все  это  должно  было
создавать впечатление необыкновенного величия.
     Луна! Луна! Луна!
     Его охватило раздражение. Он чувствовал давление массового  сознания,
огромной человеческой вселенной. Человечество устремилось на него с  силой
гигантской приливной волны. Он видел человеческие потоки и течения, вихри,
движения тел. Никакие дамбы воздержания, никакие захваты  власти,  никакие
проклятия не могли удержать эти течения.
     В этом гигантском движении джихада Муад Диб был не больше,  чем  миг.
Орден Бене Джессерит с его поиском генных образцов так же терялся  в  этом
потоке, как и он сам. Видение падающей луны  нужно  сравнивать  с  другими
легендами, другими видениями Вселенной, в которой кажущиеся вечными звезды
слабеют, мигают, умирают.
     Что значит одна-единственная луна для такой Вселенной?
     Глубоко внутри крепости, так глубоко, что звук  временами  терялся  в
потоке городских звуков и шумов, послышалась песня джихада,  сохранившаяся
на Арракисе:

                 Ее бедра - дюны, нанесенные ветром,
                 Глаза ее сияют, как летний полдень.
                 Две пряди волос ниспадают на грудь,
                 Две пряди с вплетенными водными кольцами.
                 Мои руки помнят ее кожу,
                 Ароматную, как амбра, пахнувшую цветами.
                 Глаза дрожат от воспоминаний...
                 Я охвачен белым пламенем любви!

     Песня неприятно  поразила  его.  Мелодия  для  глупцов,  погрязших  в
сентиментальности! Песня-наркотик для трупа, который видела Алия.
     В тени у решетки показалась фигура. Пол повернулся.
     На солнечный свет вышел гхола. Его металлические глаза сверкали.
     - Это Данкан Айдахо или существо по имени Хейт? - спросил Пол.
     Гхола остановился в двух шагах от него.
     -  Что  предпочитает  милорд?  -  Голос  негромко   предупреждал   об
осторожности.
     - Игры Дзэнсунни!  -  с  горечью  произнес  Пол.  -  Значение  внутри
значения. Что может сказать философ Дзэнсунни? Может ли он  хоть  на  йоту
изменить предстоящую реальность?
     - Милорд обеспокоен?
     Пол  отвернулся,  посмотрел  на  отдаленную  Защитную  стену,  увидел
вырезанные ветром арки и бастионы - то ли это причудливая имитация города,
то ли город  мимикрирует  под  окружающую  местность.  Но  скорее  природа
забавляется над человеком: смотри, что я могу соорудить! Он узнал  щель  в
отдаленном массиве, место, где песок  сочился  из  расселины,  и  подумал:
"Здесь! Именно тут мы разбили сардукаров!"
     - Что беспокоит милорда? - снова спросил гхола.
     - Видение, - прошептал Пол.
     - А-а! Когда тлейлаксу впервые  разбудили  меня,  у  меня  тоже  были
видения. Я был беспокоен, одинок... не знал, что я одинок...  Мои  видения
ничего не открыли мне. Тлейлаксу  объяснили,  что  это  -  влияние  плоти,
которым страдают и люди, и гхолы; болезнь, не больше.
     Пол повернулся и всмотрелся в глаза гхолы - стальные  шары,  лишенные
всякого выражения. Какие видения могли видеть эти глаза?
     - Данкан... Данкан... - прошептал Пол.
     - Меня зовут Хейт.
     - Я видел, как упала луна, - сказал Пол. -  Она-исчезла,  пропала.  Я
слышал громкий свист... Земля дрожала...
     - Вы слишком много выпили времени, - ответил гхола.
     - Я спрашивал Дзэнсунни, а получил ответ ментата,  -  сказал  Пол.  -
Хорошо, пропусти мое видение через твою логику, ментат. Проанализируй  его
и облеки в простые слова, пригодные для погребения.
     - Действительно, для погребения, - согласился гхола. - Вы убегаете от
смерти. Вы торопите следующее мгновение,  отказываясь  жить  в  настоящем.
Предсказания! Что за костыль для Императора!
     Пол, как зачарованный, смотрел  на  хорошо  ему  знакомую  ямочку  на
подбородке гхолы.
     - Пытаясь жить в будущем, - продолжал гхола, - даете  ли  вы  материю
этому будущему? Делаете ли вы его реальным?
     - Если я пойду путем моего видения, я буду жив, - пробормотал Пол.  -
Почему вы думаете, что я хочу жить здесь?
     Гхола пожал плечами:
     - Вы просили ответ.
     - Каков же окончательный ответ? Ведь каждый неокончательный влечет за
собой новый вопрос?
     - Вы проглотили  слишком  много  времени,  у  вас  появилась  иллюзия
бессмертия, - сказал гхола. - Даже ваша Империя, милорд, живет во  времени
и во времени умрет.
     - Не возжигай передо мной дымящиеся курильницы, - проворчал Пол. -  Я
слышал достаточно рассказов о богах и мессиях. Зачем мне  какие-то  особые
способности, чтобы предвидеть разрушение собственной Империи, подобно всем
остальным? Это может сделать самый ничтожный слуга у меня на кухне.  -  Он
покачал головой. - Луна упала!
     - Ваш мозг все еще нуждается в отдыхе, - сказал гхола.
     - Так ты уничтожишь меня? - спросил  Пол.  -  Помешаешь  мне  собрать
мысли?
     - Кто может собрать хаос? Мы, Дзэнсунни, говорим: "Не нужно  собирать
то, что собрано". Что вы можете собрать, не  собрав  первоначально  самого
себя?
     - Меня разрывает  на  части  мое  видение,  а  ты  несешь  чепуху!  -
рассердился Пол. - Что ты знаешь о предвидении?
     - Я видел оракулов, - просто ответил гхола. -  Видел  тех,  кто  ищет
зеваки и предзнаменования собственной судьбы. Они боятся того, что ищут.
     - Моя падающая луна реальна, - прошептал Пол. Он  сделал  прерывистый
вдох. - И она движется, движется.
     - Люди часто боятся того, что движется само по себе, - сказал  гхола.
- Вы боитесь собственной силы. Картины приходят вам в голову ниоткуда.  Вы
хоть раз задумывались над тем, откуда они приходят?
     - Ты утешаешь меня шипами, - проворчал Пол.
     Лицо гхолы осветилось изнутри. На мгновение он стал прежним  Данканом
Айдахо.
     - Я дал вам то утешение, какое мог дать, - сказал он.
     Пол задумался над этим мгновенным превращением. Неужели гхола испытал
чувство грусти, которое  его,  Пола,  мозг  отверг?  Неужели  он  отбросил
собственное видение?
     - У моей луны есть имя, - прошептал Пол.
     И снова перед ним потекли видения. Все его существо кричало,  но  сам
он не издал ни звука Он боялся говорить, боялся,  что  голос  выдаст  его.
Ужасное будущее без Чани! Тело, кричавшее в экстазе, глаза, обжигавшие его
желанием, голос, никогда не говоривший ему лжи, - все исчезло, ушло в воду
и песок.
     Пол медленно повернулся и взглянул на площадь перед храмом Алии.  Три
бритых пилигрима входили в него. На них были угрюмые  желтые  одежды,  они
шли торопливо, наклонив головы. Один хромал на  левую  ногу.  Завернув  за
угол, они исчезли из виду.
     Исчезло, как исчезает луна. Видение по-прежнему лежало перед ним. Его
ужасная цель не позволяла ему сделать выбор.
     "Плоть сдается, - подумал он. - Вечность берет свое. Наши тела  робко
колеблют  воды  вечности,  дрожат  от  любви,  мыслят,  затем  подчиняются
вечности. Что можно сказать об этом? Я пойман, да, я пойман."



                                    12

                                          "Солнце не просит о милосердии".
                                                  "Тяжкий труд Муад Диба".
                                                  Комментарии Стилгара.

     "Одно неверно принятое решение может  повлечь  за  собой  смерть",  -
напомнила себе Преподобная Мать Гаиус Хэлен Моахим.
     Она ковыляла, внешне беспечно,  в  кольце  охранников-Свободных.  Она
знала, что один из них глухонемой, не поддающийся Голосу. Несомненно,  ему
велено убить ее при малейшей провокации.
     Зачем Пол вызвал ее? Чтобы  вынести,  приговор?  Она  вспомнила,  как
когда-то, давным-давно, испытывала его... ребенка, Квизац Хадераха.
     Будь проклята его мать во веки веков! Ее  вина,  что  Бене  Джессерит
утратили эту генную линию.
     Мычание окружало Преподобную Мать и ее стражу. Она  чувствовала,  как
бегут перед нею слова-приказы. Пол услышит молчание еще до ее прихода.  Он
узнает о се приближении до того, как о ней объявят.  Она  не  обманывалась
насчет сил, окружающих ее.
     Будь он проклят!
     Она сожалела о годах, тяжестью лежащих на плечах, - больные  суставы,
замедленная реакция, мускулы не такие эластичные, как в молодости.  Долгий
путь лежит за ее спиной, и долгая жизнь. Она провела этот день  с  таротом
Дюны в бесплодных поисках ключа к  собственной  судьбе.  Но  карты  давали
уклончивый ответ.
     Охранники провели ее еще в один из казавшихся бесконечными коридоров.
Треугольные окна из  метастекла  снова  давали  возможность  взглянуть  на
шпалеры лоз и цветы в тени полуденного солнца. Под ногами на  керамических
плитах - изображения водных животных с экзотических планет. Напоминание  о
воде повсюду. Богатство... роскошь...
     Фигуры  в  капюшонах  проходили  мимо,  искоса  бросая   взгляды   на
Преподобную Мать. И их напряжение свидетельствовало, что они узнавали ее.
     Она внимательно приглядывалась к идущему  впереди  охраннику  -  юное
тело, розовые складки над воротником мундира.
     Гигантские  размеры  цитадели  начинали  угнетать   ее.   Коридоры...
коридоры... Они миновали открытую дверь, откуда доносились негромкие звуки
тамбурина и флейты, наигрывавших старинного мелодию.  Мелькнули  синие-  в
синем глаза Свободного. В них ей почудилось движение  легендарных  древних
генов.
     Она сразу почувствовала груз, который взвалила на себя. Ни на  минуту
Бене Джессерит не может забыть о генах  и  их  возможностях.  Она  ощутила
чувство  утраты  -   этот   упрямый   глупец   Атридес!   Потерять   такую
драгоценность, как Квизац Хадерах! Рожденный  преждевременно,  правда,  но
все равно реальный - реальный, как и эта его  отвратительная  сестра...  в
ней кроется неизвестная опасность. Дикая Преподобная Мать, родившаяся  без
вмешательства Бене Джессерит, не заботящаяся о нужной ордену генной линии.
Она, несомненно, обладает способностями брата, а может, и большими.
     Размеры крепости действовали на нее все более угнетающе. Неужели  эти
переходы никогда не кончать? Все дышало  ужасающей  физической  мощью.  Ни
одна планета, ни одна цивилизация во всей человеческой Вселенной не видела
такого созданного  человеком  могущества.  Дюжина  древних  городов  могла
укрыться в этих стенах.
     Они миновали овальную дверь с мигающими огнями. Она узнала иксианскую
работу - вход в транспортную пневматическую систему. Почему  же  тогда  ей
пришлось пройти пешком такое расстояние? В голове у нее уже созрел  ответ:
чтобы поразить ее воображение перед аудиенцией у Императора.
     Ничтожная ниточка, но она увязывалась в ее сознании  с  другими,  еще
более ничтожными: выбор слов ее стражниками, намек на почтительность в  их
глазах, когда они называли ее Преподобной  Матерью,  холодные,  пустынные,
лишенные запахов залы на пути  их  следования  -  все  сливалось  в  нечто
единое, что могла истолковать Бене Джессерит совершенно однозначно.
     Полу что-то нужно от нее!
     Она  подавила  вздох  облегчения.  Все  же   существует   возможность
поторговаться! Нужно только определить природу  этой  силы,  испытать  ее.
Иногда при этом получаются результаты более грандиозные, чем эта цитадель.
Бывало, что одно лишь прикосновение пальца опрокидывало целые цивилизации.
     Преподобная Мать вспомнила, как  оценил  ее  Скайтейл:  "Когда  такое
существо  развивается  до  определенной  стадии,  оно  скорее  умрет,  чем
разовьется в свою противоположность".
     Коридоры, по которым она шла в сопровождении охраны, становились  все
шире.  Использование  арок,  постепенное  утолщение  опор,  поддерживающих
своды, глубокие выемки вокруг треугольных окон - все должно  было  создать
впечатление грандиозности. И вот перед ней двойные двери, возвышающиеся  в
конце высокой приемной. Она поняла, что  двери  действительно  огромны,  и
усилием воли сдержала удивленный возглас,  оценив  их  истинную  величину.
Высота их достигала  восьмидесяти  метров,  ширина  -  вдвое  меньше,  чем
высота.
     Когда она в сопровождении  охраны  приблизилась,  двери  распахнулись
внутрь будто бы  сами  собой,  молчаливое  грандиозное  действие  скрытого
механизма. Она вновь узнала иксианскую  работу.  Сквозь  гигантскую  дверь
Преподобная Мать прошла в большой приемный зал Императора Пола Атридеса  -
Муад Диба, "перед которым все люди  карлики".  Теперь  она  воочию  видела
воплощение этого популярного изречения.
     Приближаясь к сидевшему на троне Полу, Преподобная Мать  чувствовала,
как подавляет ее грандиозность помещения, его  архитектурные  детали.  Зал
был огромен: в нем  могла  бы  поместиться  целая  крепость  какого-нибудь
правителя древности. Было видно, что это помещение построено с  тщательным
расчетом. Фермы и поддерживающие балки за этими стенами, далекий, уходящий
ввысь купол превосходили любые постройки,  возведенные  когда-либо  ранее.
Все говорило об инженерном гении.
     К концу зал незаметно уменьшался, с тем чтобы Император  не  выглядел
на   своем   троне   карликом.   Скорее,   эффект   был   противоположным.
Нетренированное  сознание  новичка,  пораженное  пропорциями  окружающего,
воспринимает Императора намного большим, чем он был на самом  деле.  Цвета
обрушивались на незащищенную  душу:  зеленый  трон  Пола  был  высечен  из
единого куска хагартского изумруда, который символизировал развитие жизни.
В то же время в мифах Свободных зеленый - цвет траура. Тот, кто  сидит  на
этом троне, может заставить вас плакать, он  сочетает  жизнь  и  смерть  в
едином смысле.  Такое  искусное  соединение  противоположностей  оказывало
сильное психологи веское воздействие  на  посетителей.  За  троном  висели
занавеси, горящие золотом и оранжевым  -  цветами,  олицетворяющими  пески
Дюны, с коричневыми вкраплениями - цвет спайса. Для  тренированного  глаза
символизм был очевиден, но  на  непосвященных  он  обрушивался,  как  удар
молнии.
     Время играло здесь свою роль.
     Преподобная Мать рассчитала, сколько времени  ей  понадобится,  чтобы
доковылять до трона. Чтобы - подавить личность,  нужно  время.  А  попытка
сопротивления   будет   подавлена   необузданными   силами   и    большими
расстояниями. Начиная долгий путь к трону человеком,  полным  достоинства,
вы заканчивали его мошкой.
     Помощники и адъютанты располагались вокруг Императора в  определенном
порядке  -  внимательные  телохранители  у  обтянутых  черным  стен.   Эта
мерзость, Алия, стояла на две ступени ниже Пола и слева от него.  Стилгар,
императорский лакей, находился на ступень ниже  Алии,  прямо  под  ней,  а
справа, на нижней ступени  от  пола,  виднелась  могучая  фигура  гхолы  -
плотские  остатки  Данкана  Айдахо.  Среди  охранников  Преподобная   Мать
заметила ветеранов-Свободных, бородатых наибов с рубцами от стилсьютов  на
носу, с крисножами в ножнах, прикрепленных  к  поясам,  некоторые  даже  с
ласганами.  Должно  быть,  это  доверенные  люди,  подумала  она,  раз  им
позволили держать ласганы в  присутствии  Пола,  конечно  же,  окруженного
персональным силовым полем. Она издали видела его мерцание. Но  достаточно
одного луча ласгана, и вместо крепости появится гигантский кратер.
     Ее стражники остановились в десяти шагах от помоста  и  расступились,
открывая вид на Императора. Преподобную Мать  удивило  отсутствие  Чани  и
Ирулэн. Говорят, без них не обходится ни одна важная аудиенция.
     Пол, выжидающий, молчаливый, кивнул ей.
     Она решила обороняться и сказала:
     - Итак, великий Пол Атридес решил взглянуть на того, кого он изгнал?
     Пол сухо улыбнулся, думая: "Она знает, что я от нее что-то хочу.  Это
неизбежно, поскольку она та, кто она есть". Он знал, что она сильна.  Бене
Джессерит не может стать Преподобной Матерью по воле случая.
     - Может, не будем обмениваться колкостями? спросил Пол.
     "Неужели все так просто?" - подумала она, но вслух сказала:
     - Назовите, что вам от меня нужно.
     Стилгар шевельнулся и бросил быстрый взгляд на  Пола.  Императорскому
лакею не понравился ее тон.
     - Стилгар хочет, чтобы я отослал вас, - сказал Пол.
     - А может, он просто хочет убить меня? - спросила она.  -  Я  ожидала
более прямого высказывания от Свободного-наиба.
     Стилгар нахмурился и сказал:
     - Мне часто приходится говорить не то, что я  думаю.  Это  называется
дипломатией.
     - Тогда давайте откажемся от дипломатии, - предложила  она.  -  Разве
так уж необходимо мне было идти пешком? Я старая женщина.
     - Нужно было показать вам, каким бессердечным я могу быть,  -  сказал
Пол. - Так вы лучше оцените великодушие.
     - Вы смеете использовать такие приемы с Бене Джессерит?
     - В великих деяниях заключен особый смысл, - ответил Пол.
     Она колебалась, взвешивая его слова.
     - Говорите, что вам нужно от меня, - пробормотала она.
     Алия взглянула на брата и кивнула в сторону занавесей за троном.  Она
знала, чего добивается Пол, но ей это  не  нравилось.  Можно  назвать  это
диким пророчеством: она не желала принимать участие в этих торгах.
     - Поосторожнее со мной, Императором, старуха, - сказал Пол.
     "Он  назвал  меня  старухой  тогда,  будучи  ребенком,  -   вспомнила
Преподобная Мать. - Он напоминает мне о  моей  роли  в  прошлом?  Я  тогда
приняла решение. Должна ли я отступить от него сегодня?"  Она  чувствовала
ответственность момента, ноги ее дрожали. Мышцы кричали об усталости.
     - Путь был долог, - сказал Пол, - и я вижу, вы устали. Перейдем в мою
комнату за троном. Там вы сможете сесть.  -  Он  сделал  знак  Стилгару  и
встал.
     Стилгар и гхола подошли к ней и помогли подняться по ступеням.  Вслед
за Полом все прошли в проход  между  занавесями.  Она  поняла,  почему  ее
принимали в Большом зале - зрелище было рассчитано на  стражей  и  наибов.
Значит, он их опасается. А сейчас - сейчас он проявляет  благорасположение
к  Бене  Джессерит.  Она  почувствовала  чье-то   присутствие   сзади   и,
оглянувшись, увидела Алию. Глаза молодой женщины блестели так зловеще, что
Преподобная Мать содрогнулась.
     Комната за троном в конце коридора оказалась  двадцатиметровым  кубом
из пластали, с  желтыми  глоуглобами  и  оранжевыми  занавесями  пустынных
тентов по стенам. В ней находился диван с маленькими подушками. На  низком
столике стояли хрустальные  сосуды  с  водой.  Чувствовался  слабый  запах
меланжа. После огромного зала комната казалась крохотной.
     Пол усадил ее на диван и встал  перед  ней,  изучая  древнее  лицо  -
стальные зубы, глаза, прячущие больше, чем открывающие, кожа  с  глубокими
морщинами. Он знаком указал на сосуд с водой.  Она  отрицательно  покачала
головой, причем у нее выбился клок седых волос.
     Пол негромко сказал:
     - Я буду торговаться с вами за жизнь моей любимой.
     Стилгар прокашлялся.
     Алия нащупала рукоять крисножа, висевшего у нее на поясе.
     Гхола с непроницаемым лицом, с металлическими глазами,  устремленными
в пространство над головой Преподобной Матери, остался у двери.
     - У вас было видение о моем  участии  в  покушении  на  ее  жизнь?  -
спросила Преподобная Мать. Она  по-прежнему  следила  за  гхолой,  странно
встревоженная им. Почему она чувствует угрозу с его  стороны?  Ведь  он  -
орудие заговора.
     - Я знаю, чего вы хотите от меня, - сказал Пол, оставив без ответа ее
вопрос.
     "Значит, он только подозревает", -  подумала  Преподобная  Мать.  Она
взглянула вниз, на концы своих туфель, высовывающихся из-под края  черного
платья. Туфли и платье несли на себе следы заключения: грязные, мятые. Она
оживилась,  но  скрыла  свою  заинтересованность  за  сжатыми   губами   и
полузакрытыми глазами.
     - Какую цену вы предлагаете? - спросила она.
     - Вы можете получить мое семя, но не меня самого,  -  сказал  Пол.  -
Ирулэн будет изгнана и оплодотворена искусственным путем.
     Оцепенев, Преподобная Мать затем взорвалась:
     - Вы не посмеете!
     Стилгар сделал шаг вперед.
     Гхола беззаботно улыбнулся.
     Алия внимательно посмотрела на него.
     - Не будем обсуждать запреты вашего ордена, -  сказал  Пол.  -  Я  не
желаю  слушать  разглагольствования  о  грехе,  мерзости  или  верованиях,
оставшихся со  времени  прошлого  джихада.  Для  своих  планов  вы  можете
получить мое семя, но ребенок Ирулэн не будет сидеть на моем троне.
     - Ваш трон, - усмехнулась она.
     - Мой трон!
     - Кто же даст Императору наследника?
     - Чани.
     - Она бесплодна.
     - Она ждет ребенка.
     Невольный прерывистый вздох показал, как она потрясена.
     - Вы лжете! - выпалила она.
     Пол предостерегающе поднял руку, когда Стилгар шагнул вперед.
     - Мы уже два дня знаем, что она носит моего ребенка...
     - Но Ирулэн...
     - Только искусственным способом. Таково мое предложение.
     Преподобная Мать закрыла глаза, чтобы не видеть его лица.  Проклятие!
Бросить ордену генетическую кость таким постыдным образом! Ее  переполняло
отвращение. Учение Бене Джессерит,  уроки  Бутлерианского  Джихада  -  все
запрещало  такое  действие.  Никто  не  смеет  унижать  высочайшее  деяние
человека. Ни одна машина не может функционировать, как человеческий  мозг.
Ни словом, ни делом нельзя допустить, чтобы  человек  рождался  на  уровне
животного.
     - Ваше решение? - спросил Пол.
     Она покачала головой. Гены, драгоценные гены  Атридесов,  только  они
важны. Потребность сильнее, чем запрет. Для ордена сей брак означает нечто
большее, чем сперма и яйцеклетки. Он нацелен на душу.
     До  Преподобной  Матери  теперь  дошел  смысл  предложения  Пола.  Он
заставит Бене Джессерит действовать так, чтобы вызвать  гнев  населения...
если это откроется. И если Император откажется от отцовства, они не смогут
его доказать. Такой ценой будут спасены  гены  Атридесов,  но  никогда  не
будет приобретен его трон.
     Она обвела комнату пытливым взглядом, изучая  лица:  Стилгар,  теперь
пассивный и выжидающий, гхола, застывший в каком-то внутреннем оцепенении,
Алия, следящая за гхолой... и Пол -  сгусток  гнева  под  легким  покровом
сдержанности.
     - Это ваше единственное предложение? - спросила она.
     - Да.
     Она взглянула на гхолу, уловив мгновенное  движение  мышц  его  тела.
Гхола может чувствовать?
     -  Ты,  гхола,  -  сказала  она.  -  Должно  ли  быть  сделано  такое
предложение? И, будучи сделанным, должно ли оно быть принято? Выполни  для
нас функции ментата.
     Металлические глаза повернулись к Полу.
     - Отвечай, если хочешь, - разрешил тот.
     Гхола повернул к Преподобной Матери лицо, светящееся вниманием, снова
поразив ее осмысленной улыбкой.
     - Любое предложение хорошо настолько, насколько реально  то,  что  от
него получают, - сказал он. - Здесь предлагают  жизнь  за  жизнь.  Высокий
уровень сделки.
     Алия отбросила со лба прядь медных волос и спросила:
     - А что еще скрывается в этом договоре?
     Преподобная Мать избегала смотреть на Алию, но ее слова горели у  нее
в мозгу. Да, в этом скрыто нечто более глубокое. Конечно,  сестра  Пола  -
мерзость, но нельзя не признать, что звание Преподобной Матери  она  носит
заслуженно. Гаиус  Хэлен  Моахим  в  это  мгновение  чувствовала  себя  не
отдельной личностью, но всеми остальными, которые таились в ее памяти. Все
они были  настороже,  все  Преподобные  Матери,  которых  она  восприняла,
становясь жрицей ордена. Алия сейчас находилась в той же позиции.
     - Что еще? - спросил гхола. - Приходится удивляться, почему  колдуньи
Бене Джессерит не использовали методы тлейлаксу.
     Гаиус Хэлен Моахим и Преподобные Матери внутри нее содрогнулись.  Да,
тлейлаксу  делают  отвратительные  вещи.  Если   опустить   барьер   перед
искусственным   осеменением,   то   следующий   шаг,   шаг   тлейлаксу   -
контролируемая мутация.
     Пол, наблюдая за игрой чувств вокруг себя,  неожиданно  почувствовал,
что никого не узнает. Он  видел  только  незнакомцев.  И  даже  Алия  была
незнакомой.
     Алия сказала:
     - Если мы пустим гены Атридесов в реку  Бене  Джессерит,  кто  знает,
каков будет результат?
     Гаиус Хэлен Моахим резко повернула голову и  встретилась  взглядом  с
Алией. На мгновение они как бы слились в одно целое и подумали об одном  и
том же: "Что  лежит  за  любыми  действиями  тлейлаксу?  Гхола  изготовлен
тлейлаксу. Не он ли предложил Полу этот план? Будет ли Пол  договариваться
непосредственно с Бене Джессерит?"
     Она оторвала взгляд от Алии, чувствуя себя уязвимой и слабой. Ловушка
для Бене Джессерит, напомнила она себе, заключена в заранее данной власти:
такая власть предрасполагает к тщеславию и гордости. Но власть  обманывает
тех, кто ею пользуется. Начинаешь верить, что власть  способна  преодолеть
любую преграду... включая собственное невежество.
     Только один пункт здесь важен  непосредственно  для  Бене  Джессерит,
сказала она себе. Целая пирамида поколений достигла своей вершины  в  Поле
Атридесе и в этой его мерзкой сестре. Неверный выбор с ее стороны, - и всю
пирамиду  придется  строить  заново...  начинать  за  много  поколений   с
параллельных линий, скрещивая образцы с нужными характеристиками.
     "Контролируемая мутация, - подумала она. Практикуют ли  ее  тлейлаксу
на самом деле? Какое искушение!" Она покачала головой. Лучше избавиться от
таких мыслей.
     - Вы отказываетесь от моего предложения? - спросил Пол.
     - Я думаю.
     И снова она посмотрела на его сестру. Оптимальное скрещение с женской
линией Атридесов утрачено: Фейд-Раус убит Полом. Впрочем, остается  другая
возможность - она позволяет сохранить нужные характеристики  в  потомстве.
Пол осмелился  предложить  Бене  Джессерит  искусственное  оплодотворение.
Готов ли он на самом деле заплатить за жизнь Чани? Примет ли он  скрещение
с собственной сестрой?
     Желая выиграть время, Преподобная Мать спросила:
     - Скажите мне, о беспорочный образец святого, а что скажет Ирулэн  на
такое ваше предложение?
     - Ирулэн сделает то, что я ей прикажу, - отрезал Пол.
     "Да, это так", - поймала  Моахим.  Она  сжала  губы  и  начала  новый
гамбит.
     - Но ведь существует двое потомков Атридесов...
     Пол смутно догадался, к чему ома клонит,  и  кровь  бросилась  ему  в
лицо:
     - Осторожнее, старуха!
     - Вы хотите использовать Ирулэн в своих интересах? - спросила она.
     - А разве Ирулэн не готовили к этому? - в свою очередь спросил Пол.
     "Он говорит, что обучили ее мы, - подумала Моахим. - Что Ирулэн всего
лишь разменная монета. Можно ли истратить ее по другому?"
     - Посадите ли вы ребенка Чани на трон? - спросила она.
     - На мой трон, - ответил Пол. Он взглянул на  Алию,  спрашивая  себя,
понимает ли она все возможности  этого  обмена.  Алия  сидела  неподвижно,
закрыв глаза. С какой внутренней силой она общается? Увидев сестру  такой,
Пол почувствовал, что его несет по  течению,  а  она  стоит  на  берегу  и
удаляется от него.
     Преподобная Мать приняла, наконец, решение и сказала:
     - Этот вопрос не может решать один человек.  Я  должна  связаться  со
своим Советом на Валлахе. Вы позволите послать туда сообщение?
     "Как будто она нуждается в моем позволении!" - подумал Пол.
     Вслух он сказал:
     - Согласен. Но не откладывайте надолго. Я не буду сидеть сложа руки и
ждать, когда вы закончите свое обсуждение.
     - Вы будете договариваться с Бене планеты Тлейлакс? - спросил гхола.
     Алия открыла глаза и  посмотрела  на  гхолу,  как  будто  разбуженная
опасным вторжением.
     - Я еще не принял решения, - сказал Пол. - При первой  возможности  я
отправлюсь в пустыню. Наш ребенок родится в съетче.
     - Мудрое решение, - заметил Стилгар.
     Алия избегала смотреть на  Стилгара.  Она  знала,  что  это  неверное
решение. Чувствовала каждой своей клеточкой. И  Пол  наверняка  это  знал.
Почему же он пошел по этой тропе?
     - Предлагал ли Бене Тлейлакс свои услуги? - спросила она, отметив,  с
каким нетерпением ждет ответа Моахим.
     Пол покачал головой.
     - Нет,  -  он  взглянул  на  Стилгара.  -  Стил,  организуй  отправку
сообщения на Валлах-9.
     - Слушаюсь, милорд.
     Пол  подождал,  пока  Стилгар  вызовет  охрану,  и  вышел  вместе  со
старухой. Перед уходом она повернулась к гхоле.
     - Ментат, - сказала она, - принесут ли тлейлаксу пользу?
     Гхола пожал плечами.
     Пол почувствовал, что его внимание рассеивается.
     "Тлейлаксу? Нет... не это имела в виду Алия. Но ее вопрос показывает,
что она не видит альтернативы... что ж... видения бывают разные...  Почему
они не могут быть разными у брата и сестры?"
     Он очнулся, уловив обрывки разговоров:
     - ...должен знать, что тлейлаксу...
     - ...полнота данных всегда...
     - ...иногда необходимо усомниться...
     Пол обернулся, взглянул на сестру и уловил ее взгляд;  Он  знал,  что
она увидит на его лице слезы и задумается.  Пусть  думает,  думать  -  это
единственное удовольствие, которое им осталось. Он посмотрел  на  гхолу  и
увидел только Данкана Айдахо, несмотря на его металлические глаза.  Печаль
и сострадание боролись в Поле. Что видят эти металлические глаза?
     "Есть много степеней зрения и много степеней слепоты", - подумал Пол.
Его мозг перефразировал строку из Оранжевой  Католической  Библии:  "Каких
чувств нам не хватает, чтобы увидеть окружающий нас другой мир?"
     Видят ли эти металлические глаза другой мир?
     Алия подошла к  брату,  чувствуя  его  печаль.  Благоговейным  жестом
Свободных она коснулась его щек, катящихся слез, и сказала:
     - Не нужно печалиться о мертвых раньше, чем они умерли.
     - Раньше, чем они умерли, - повторил он шепотом вслед за ней. - Скажи
мне тогда, сестренка, а что такое это "раньше"?



                                    13

                     "Хватит с меня богов и жрецов! Вы думаете, я не вижу,
                как создается мой собственный миф, миф обо мне?  Проверьте
                еще раз свои данные, Хейт. Я ввел свои ритуальные обряды в
                самые элементарные человеческие действия. Люди едят во имя
                Муад Диба! Любят во имя Муад Диба, пересекают улицы с моим
                именем на устах! Балка крыши на далеком Ганджишри не может
                быть поставлена без благословения Муад Диба!"
                                    "Книга обличительных речей Муад Диба".
                                     Из хроники Хейта.

     - Вы рискуете, оставив свой пост и придя ко  мне  в  такое  время,  -
сказал Адрик, глядя сквозь стенку своего бака на лицевого танцора.
     - Как слаба и ограничена ваша мысль, - ответил Скайтейл.
     Адрик колебался, рассматривая громоздкую фигуру, тяжелые веки,  тупое
лицо. Было еще рано, и обмен веществ Адрика пока  не  перешел  от  ночного
отдыха к активному дневному потреблению меланжа.
     - В этом обличьи вы шли по улицам? - спросил Адрик.
     - Никто не  захочет  взглянуть  во  второй  раз  на  мою  сегодняшнюю
внешность, - усмехнулся Скайтейл.
     "Хамелеон думает, что смена формы спрячет его от всех",  -  в  редком
прозрении подумал Адрик. И  задумался,  действительно  ли  его  участие  в
заговоре скрывает их от предвидения. Сестра Императора...
     Он покачал головой, всколыхнув оранжевый газ в баке, и спросил:
     - Зачем вы здесь?
     - Необходимо подтолкнуть гхолу - наш дар - к более быстрым действиям.
     - Это невозможно.
     - Нужно! - настаивал Скайтейл.
     - Почему?
     - Мне не нравится обстановка. Император пытается  расколоть  нас.  Он
уже начал переговоры с Бене Джессерит.
     - А, вот оно что!
     - Да, и поэтому нужно подтолкнуть гхолу...
     - Вы его создали, - сказал Адрик. - Вы, тлейлаксу. Должны знать лучше
остальных. - Он помолчал и приблизился поближе к прозрачной стенке бака. -
Или вы лгали нам о замечательных свойствах этого дара?
     - Лгали?
     - Вы говорили, что оружие нужно лишь  нацелить  и  отпустить,  больше
ничего. После этого гхолу не нужно трогать.
     - Любого гхолу можно сбить с пути, - заметил Скайтейл.  -  Вам  нужно
лишь напомнить ему о его происхождении.
     - Что это даст?
     - Это подтолкнет его к активным действиям в наших интересах.
     - Он - ментат, с могучими логикой и разумом, - возразил Адрик.  -  Он
может догадаться о моих целях, или же о них догадается сестра  Императора.
Если ее внимание сосредоточится на...
     - Так вы спрятали нас от пророчицы или нет?
     - Я боюсь оракулов, - ответил Адрик. - Я занимаюсь логикой, реальными
шпионами,  физическими  силами,  действующими  в  Империи,  контролем   за
спайсом...
     - Можно относиться к власти Императора спокойно,  если  помнить,  что
все рано или поздно кончается, - прервал его Скайтейл.
     Рулевой в возбуждении отскочил, члены  его  затряслись.  Скайтейл,  с
трудом подавил отвращение при виде этого зрелища. На навигаторе Союза было
обычное трико с утолщением на поясе, где он держал  различные  контейнеры.
Однако... он производил впечатление обнаженного, когда двигался.  Движения
у него плавные, тягучие... Скайтейл еще раз подивился странному  сочетанию
заговорщиков. Что их объединило? Несовместимая группа. В этом их слабость.
     Возбуждение Адрика спало. Он смотрел на Скайтейла  сквозь  окружавший
его оранжевый газ. Какой заговор держал в резерве  лицевой  танцор,  чтобы
спастись самому? Действия тлейлаксу невозможно предсказать. Дурной знак.
     Что-то в голосе и действиях посла  Союза  подсказало  Скайтейлу,  что
навигатор боится Алии больше, чем самого Императора. Эта неожиданная мысль
вспыхнула на окраине сознания. Беспокойная мысль. Неужели  они  проглядели
что-то важное,  связанное  с  сестрой  Пола?  Будет  ли  гхола  достаточно
надежным оружием, чтобы погубить их обоих?
     - Вы знаете, что  говорят  об  Алии?  -  спросил,  испытывая  Адрика,
Скайтейл.
     - Что вы имеете в виду? - человек-рыба снова  пришел  в  возбужденное
состояние.
     - Никогда еще у философии и культуры не было такой покровительницы, -
сказал Скайтейл. - В ней соединяются обаяние молодости и красота...
     - Что за болтовня насчет обаяния и красоты? - возразил  Адрик.  -  Мы
уничтожим  обоих  Атридесов.  Культура!  Они  уничтожают  культуру,  чтобы
править.  Красота!   Красота   способствует   порабощению.   Они   создают
образованное невежество - это легче всего. Они ничего не оставляют на волю
случая. Они знают только одно - ковать цепи, порабощать. Но рабы рано  или
поздно восстают.
     - Сестра может выйти замуж и произвести потомство, - сказал Скайтейл.
     - Почему вы говорите о сестре? - спросил Адрик.
     - Император может выбрать для нее мужа, - ответил Скайтейл.
     - Пусть выбирает. Уже пора.
     - Даже вы не можете предвидеть следующий ход, - предупредил Скайтейл.
Вы не создатель... также, как и  Атридесы.  Не  нужно  переоценивать  свои
возможности.
     - Мы не болтаем языком о созидании, - возразил Адриан. - Мы не чернь,
пытающаяся сделать из Муад Диба мессию. Что за вздор? Почему вы поднимаете
такие вопросы?
     - Эта планета... - ответил Скайтейл. - Это она рождает вопросы.
     - Планеты не разговаривают!
     - Эта говорит.
     - А?
     - Она говорит о созидании. Ветер дует по ночам и наносит песок -  это
и есть созидание.
     - Ветер наносит песок...
     - Когда просыпаешься поутру, первые солнечные  лучи  показывают  тебе
новый мир - чистый, ждущий твоих следов.
     "Песок без следов? - задумался Адрик. -  Созидание?"  Он  чувствовал,
как его охватывает беспокойство: стенки бака,  окружающая  комната  -  все
сжималось вокруг, душило его.
     Следы на песке...
     - Вы говорите, как Свободный, - сказал Адрик.
     - Это мысль Свободных, и она поучительна, -  согласился  Скайтейл.  -
Они говорят, что джихад Муад Диба оставляет следы во Вселенной  точно  так
же, как Свободный оставляет следы на гладком песке. Они прокладывают  след
будущим человеческим жизням.
     - Так ли это?
     - Приходит очередная ночь, - продолжал Скайтейл. - Ветер дует...
     - Да, - согласился  Адрик,  -  джихад  подходит  к  концу.  Муад  Диб
использовал свой джихад и...
     - Он не  использовал  джихад,  -  возразил  Скайтейл.  -  Это  джихад
использовал его. Я думаю, Пол остановил бы его, если бы мог.
     - Если бы мог? - удивился навигатор. - Все, что ему надо было...
     -  Замолчите!  -  заорал  Скайтейл.  Нельзя   остановить   умственную
эпидемию. Она переходит от человека к человеку через много  парсеков.  Она
на редкость заразна и поражает самое  незащищенное  место  -  человеческий
разум. Можно ли ее остановить? У Муад Диба нет противоядия. Корни эпидемии
в хаосе. Можно ли там установить порядок?
     - Значит, и вы заразились? - спросил Адрик. Он медленно повернулся  в
оранжевом газе,  раздумывая,  почему  Скайтейл  говорит  с  таким  ужасом.
Неужели лицевой танцор  предал  заговор?  Невозможно  сейчас  заглянуть  в
будущее. Будущее превратилось в мутный поток, засоренный пророчествами.
     - Мы все смешались, - сказал Скайтейл  и  напомнил  себе,  что  разум
Адрика имеет четко обозначенные границы.  Как  сделать  это  понятным  для
него?
     - Но когда мы уничтожим его... начал было Адрик.
     - Мне следовало бы оставить вас в неведении, - прервал его  Скайтейл.
- Но мой долг не позволяет этого. К тому же это опасно для всех нас.
     Адрик резко оттолкнулся перепончатой ступней,  отчего  оранжевый  газ
завихрился вокруг его ног.
     - Вы говорите довольно необычно, - сказал он.
     - Обстановка взрывоопасна, - уже спокойнее сказал Скайтейл.  -  Когда
произойдет взрыв, обломки полетят через столетия. Разве вы не видите?
     - Мы и раньше имели дело с религиями, -  возразил  Адрик.  -  Это  не
ново...
     - Это не просто религия! - воскликнул Скайтейл, думая, что сказала бы
Преподобная  Мать  по  поводу  их  коллеги  по  заговору.  -   Религиозное
правительство - это нечто иное. Муад Диб повсюду утвердил  свой  Квизарат,
заменив им все прежние правительственные структуры. У него нет  постоянной
гражданской службы,  нет  посольства.  Зато  есть  епископства  -  острова
власти. В центре каждого острова -  человек.  Люди  учатся  приобретать  и
удерживать личную власть. Люди реальны.
     - Когда они  разделятся,  мы  поглотим  их  одного  за  другим,  -  с
благодушной улыбкой заявил Адрик. - Срубим голову, а тело упадет само...
     - У этого тела две головы.
     - Сестра, которая может выйти замуж?
     - Которая обязательно выйдет замуж!
     - Мне не нравится ваш тон, Скайтейл.
     - А мне не нравится ваше невежество.
     - Ну и что, если она выйдет замуж? Разве это помешает нашим планам?
     - Это потрясет Вселенную.
     - Но они не уникальны. Я сам обладаю способностью, которая...
     - Вы дитя, Адрик. Вы ковыляете там, где они идут большими шагами.
     - Они не уникальны!
     - Вы забыли, рулевой, что однажды мы произвели Квизац  Хадераха.  Это
существо видит Время. Это форма существования, которой нельзя угрожать, не
породив такую же угрозу против себя. Муад Диб  знает,  что  мы  собираемся
напасть на Чани. Мы должны действовать быстрее, чем они.  Нужно  добраться
до гхолы и подтолкнуть его, как я уже сказал.
     - А если я этого не сделаю?
     - Тогда вас поразит молния.



                                    14

                               "О, червь со множеством зубов!
                               Отрицаешь ли ты то, что обречено на смерть?
                               Тело и душу, искушающие тебя.
                               На земле всех начал
                               Кормишь ты чудовищ в дверях огня!
                               У тебя нет никаких одежд,
                               Чтобы прикрыть отравленное божество
                               Или спрятать огонь желания."
                                           "Песня червя". Из "книги Дюны".

     Пол  вспотел,  тренируясь  с  крисножом   и   короткой   шпагой   под
руководством гхолы. Теперь он стоял у окна, глядя вниз на храмовую площадь
и стараясь представить себе Чани в больнице. Все утро она чувствовала себя
плохо. Шла шестая неделя ее беременности. Была собраны лучшие  врачи.  Они
сообщат, когда у них будут новости.
     Темные  полуденные  песчаные  облака  закрыли  небо   над   площадью.
Свободные называли такую погоду "грязный воздух".
     Неужели врачи никогда не сообщат? Каждая секунда  медлила,  не  желая
входить в его вселенную..
     Ожидание...  ожидание...  Вот  и  Бене  Джессерит  молчат  на   своем
Валлахе-9. Сознательно затягивают, конечно.
     Предвидение предсказывало, разумеется, все эти моменты, но он  закрыл
от него свое сознание, предпочитая роль рыбы, которая плывет по времени не
туда, куда хочет, а куда несет ее течение.
     Было слышно, как гхола чистит оружие и  осматривает  снаряжение.  Пол
вздохнул, протянул руку к поясу и выключил личное защитное  поле.  Оно  со
щекоткой сбежало с его тела.
     Пол сказал себе, что займется  делами,  когда  вернется  Чани.  Тогда
будет достаточно времени, чтобы принять тот факт, что скрытое  им  от  нее
обстоятельство продлило ее жизнь. Разве это такая уж  вина  -  предпочесть
Чани наследнику? По какому все-таки праву он сделал выбор за  нее?  Глупые
мысли! Кто бы стал колебаться, зная  альтернативу  -  рабские  подземелья,
пытки, мучительная тоска... или еще худшее?
     Он услышал скрип двери, шаги Чани и обернулся.
     На  лице  Чани  ясно  читалась  зловещая  решимость.   Широкий   пояс
Свободной, собиравший на талии ее золотое платье, водные кольца в ожерелье
на шее и рука на бедре, острый взгляд, которым она,  как  всегда,  окинула
комнату, - все теперь отступило на  второй  план.  На  первом  плане  была
ярость.
     Когда она подошла ближе, он раскрыл объятия и привлек ее к себе.
     - Кто-то, - выдохнула она, пряча лицо у него на груди, -  кто-то  уже
давно давал мне противозачаточные средства... до того, как  я  перешла  на
новую диету. Из-за этого роды предстоят трудные.
     - Но ведь есть лекарства? - спросил он.
     - Опасные лекарства. Но я знаю виновницу, и я пущу ей кровь!
     - Моя Сихайя, - прошептал он, сильнее прижимая ее к себе, чтобы унять
дрожь. - Ты носишь наследника, которого  мы  оба  хотим.  Разве  этого  не
довольно?
     - Моя жизнь сгорает очень быстро,  -  сказала  она,  в  свою  очередь
прижимаясь к нему.  -  Будущее  рождение  контролирует  мою  жизнь.  Врачи
говорят, что плод  развивается  с  ужасающей  скоростью.  Я  должна  много
есть... и принимать больше спайса... есть его и пить его. Я убью ее!
     Пол поцеловал ее в щеку.
     - Нет, моя Сихайя, ты никого не убьешь!
     И подумал: "Ирулэн продлила  твою  жизнь,  любимая.  Для  тебя  время
рождения - это время смерти".
     Он почувствовал, как горе убивает его и погружает в черную пустоту.
     Чани оттолкнула его:
     - Ей нет прощения!
     - Кто говорит о прощении?
     - Тогда почему я не могу убить ее?
     Это было настолько  в  духе  Свободных,  такой  характерный  для  них
вопрос, что Пол  почувствовал  истерическое  желание  расслабиться  и  все
забыть. Но он сдержал себя, ответив:
     - Это не поможет.
     - Ты видел это?
     Пол весь напрягся при воспоминании о видении.
     - Что я  видел...  что  я  видел...  -  пробормотал  он.  Все  детали
настоящего совпадали с  увиденным,  и  это  его  словно  парализовало.  Он
чувствовал себя прикованным к будущему. В горле у него пересохло. Следовал
ли  он  своему  предвидению,  пока  не  попал  в  безжалостное  настоящее,
спрашивал он себя.
     - Скажи мне, что ты видел?
     - Не могу.
     - Почему я не должна убивать ее?
     - Потому что так говорю я.
     Он видел, что она приняла это.  Приняла,  как  песок  принимает  воду
поглощая и пряча.  Таится  ли  настоящее  повиновение  под  этой  горячей,
гневной поверхностью? И Пол понял, что жизнь в императорской  крепости  не
изменила Чани: она просто задержалась здесь на время,  будто  остановилась
на отдых в пути вместе с мужем. Все пустынное осталось с ней.
     Чани отошла от него и взглянула на гхолу, который  стоял  в  ожидании
вблизи тренировочной площадки.
     - Ты скрестил с ним свой клинок? - спросила она.
     - И неплохо сразился.
     Она взглянула на круг на полу, потом  снова  на  металлические  глаза
гхолы.
     - Мне это не нравится.
     - Он не причинит мне вреда, - возразил Пол.
     - Ты видел это?
     - Нет.
     - Тогда откуда ты это знаешь?
     - Потому что он больше, чем гхола. Он - Данкан Айдахо.
     - Его сделали тлейлаксу.
     - Они сделали больше, чем сами намеревались.
     Она покачала головой. Угол шарфа коснулся воротника ее платья.
     - Как можно изменить тот факт, что он - гхола?
     - Хейт, - спросил Пол, - ты - оружие моего уничтожения?
     - Если настоящее изменяется, изменяется и прошлое, - сказал гхола.
     - Это не ответ! - возразила Чани.
     Пол повысил голос:
     - От чего я умру, Хейт?
     В искусственных глазах гхолы блеснул свет:
     - Говорят, милорд, что вы умрете от денег и власти.
     Чани застыла.
     - Как он смеет так разговаривать с тобой?
     - Ментат правдив, - ответил Пол.
     - Был ли Данкан Айдахо твоим истинным другом? - спросила она.
     - Он отдал за меня жизнь.
     - Печально, - прошептала Чани, -  что  гхола  не  может  вернуться  к
своему первоначальному бытию.
     - Вы хотите переделать меня? - спросил гхола, глядя на Чани.
     - Что он имеет в виду? - не поняла Чани.
     - Переделать  -  значит,  вывернуть  наизнанку,  ответил  Пол.  -  Но
возврата назад нет.
     - Каждый человек носит с собой свое прошлое, - сказал Хейт.
     - И каждый гхола? - уточнил Пол.
     - В известной степени - да, сир.
     - Тогда каково твое прошлое?
     Чани видела, что вопрос обеспокоил гхолу. Движения  его  убыстрились,
руки сжались в  кулаки.  Она  взглянула  на  Пола,  не  понимая,  чего  он
добивается. Можно ли вернуть это существо в прошлое,  сделать  его  таким,
каким он некогда был?
     - Гхола может помнить свое истинное прошлое? спросила она.
     - Делалось много попыток, - ответил гхола, глядя себе под ноги. -  Но
ни один гхола не был восстановлен до уровня своего прежнего бытия.
     - Но ты хочешь, чтобы это произошло? - спросил Пол.
     Черные глаза гхолы с напряженной  интенсивностью  сосредоточились  на
лице Пола.
     - Да!
     Пол негромко сказал:
     - Если существует способ...
     - Это тело, - прервал его Хейт, жестом салюта коснувшись лба, - не из
прежнего бытия. Оно... родилось заново. Только форма старая.  Такое  может
проделать и лицевой танцор.
     - Не совсем, - сказал Пол. - И ты не лицевой танцор.
     - Верно, милорд.
     - Откуда они взяли твою внешность?
     - Из генетического образца, запечатленного в клетках.
     -  Говорят  древние   ученые   исследовали   эту   область   еще   до
Бутлерианского Джихада. Каковы границы твоей памяти, Хейт? Что ты  помнишь
о своей прежней жизни?
     Гхола пожал плечами.
     - А что, если он не был Айдахо? - усомнилась Чани.
     - Он был им!
     - Ты уверен?
     - Он - Данкан Айдахо во всех отношениях.  Не  могу  представить  себе
силу,  которая  бы  удерживала  эту  форму  без  всяких   расслаблений   и
отклонений.
     - Милорд! - возразил гхола. - То, что мы не можем себе вообразить  те
или иные явления, вовсе не исключает возможности  их  существования.  Есть
вещи, которые я должен делать как гхола и которые не стал  бы  делать  как
человек.
     Глядя на Чани, Пол спросил:
     - Видишь?
     Она кивнула.
     Пол отвернулся, борясь с охватившим его чувством глубокой печали.  Он
подошел к балконному окну, задернул занавес. В полутьме вспыхнул свет. Пол
крепко затянул пояс, вслушиваясь во внутренние голоса.
     Ничего...
     Он обернулся. Чани стояла, как зачарованная, не  отрывая  взгляда  от
гхолы.
     Пол увидел, что Хейт полностью, казалось, ушел в себя.
     Услышав звук шагов Пола, Чани повернулась к нему. На  какое-то  время
гхола стал для нее человеком. И  в  это  мгновение  она  его  не  боялась.
Наоборот, он ей нравился и вызывал восхищение. Теперь она поняла, с  какой
целью Пол его  испытывал.  Он  хотел,  чтобы  она  увидела  в  теле  гхолы
человека.
     Она посмотрела на Пола.
     - Этот человек, он был Данканом Айдахо?
     - Да. И он по-прежнему здесь.
     - Он бы позволил Ирулэн жить?
     "Вода ушла не слишком глубоко", - подумал Пол и сказал:
     - Если бы я ему приказал.
     - Не понимаю, - сказала она. - Разве ты не рассердился?
     - Я рассердился.
     - Не похоже. Ты как будто опечален.
     Он закрыл глаза.
     - Да. И это тоже.
     - Ты - мой муж, - сказала она. - Я это знаю. Но сейчас я  не  понимаю
тебя.
     Неожиданно Пол почувствовал, что он будто углубился в большую пещеру.
Тело его двигалось - одна нога за другой, - но мысли были где-то в  другом
месте.
     - Я и сам себя не понимаю, - прошептал он. Когда он открыл глаза,  то
обнаружил, что стоит в стороне от Чани.
     Она заговорила откуда-то издалека:
     - Любимый, я не буду спрашивать, что ты видел. Я знаю только, что дам
тебе наследника, которого мы с тобой хотим.
     Он кивнул.
     - Я знал это с самого начала.
     Он повернулся и посмотрел на нее. Чани казалась очень далекой.
     Она встала и положила руку на живот.
     - Я голодна. Врачи сказали, что я  должна  есть  в  три  четыре  раза
больше,  чем  ела  раньше.  Я  боюсь,  любимый.  Слишком  уж   быстро   он
развивается.
     - Слишком быстро, - согласился он. - Зародыш знает, что надо спешить.



                                    15

                     "Дерзкая природа действий Муад Диба видна хотя бы  по
                тому  факту,  что  он  с  самого  начала  знал,   к   чему
                принуждаем, но не однажды делал шаги  в  сторону  от  этой
                тропы. Он ясно  выразил  это,  сказав:  "Говорю  вам,  что
                пришло время моего испытания, когда будет показано, что  я
                совершенный Слуга". Так он свивал  все  в  одно,  чтобы  и
                друг, и враг могли обожествлять его. По этой и  только  по
                этой причине его апостолы молятся:  "Боже,  спаси  нас  от
                других троп, которые Муад Диб покрыл водами своей  жизни".
                И эти "другие  тропы"  можно  представить  себе  только  с
                крайним отвращением".
                                    Из "Джам-аль-Дин" ("Книги Правосудия")

     Посланец оказался молодой женщиной - Чани знала ее лицо, имя и семью.
Поэтому она смогла пройти через рогатки имперской службы безопасности.
     Чани  опознала  ее  в  присутствии  начальника  службы   безопасности
Баннерджи,  который  организовал  ей  встречу  с  Муад  Дибом.   Баннерджи
действовал инстинктивно, зная, что отец молодой женщины еще до джихада был
членом императорских отрядов смерти, ужасных федайкинов. Иначе он  оставил
бы без внимания  ее  просьбу,  хотя  она  и  говорила,  что  ее  сообщение
предназначено только для ушей Муад Диба.
     Разумеется, ее тщательно обыскали и проверили, прежде чем допустить к
Полу. Даже сейчас Баннерджи сопровождал ее, одной рукой держа ее за  руку,
а другой сжимая нож.
     Когда  ее  привели  в  постои  Императора,   был   полдень.   Комната
представляла  собой  странное  смешение  жилища  Свободного  в  пустыне  и
аристократической приемной. Три ее стены  закрывали  занавеси  из  дорогих
тканей с вышитыми на них фигурами из мифологии Свободных. Четвертую  стену
занимал  видеоэкран  -  серебристо-серая  поверхность  в  овальной   раме.
Песочные часы Свободных были встроены в планетарий -  сложный  механизм  с
планеты Икс, - показывающий движение солнца и обеих лун Арракиса.
     Пол  стоял  у  стола  и  смотрел  на  Баннерджи.   Начальник   службы
безопасности стал теперь  главой  полицейской  службы,  несмотря  на  свое
прошлое контрабандиста. У Баннерджи  была  мощная  фигура.  Клочья  черных
волос спадали  на  темный,  влажный  от  пота  лоб,  будто  хохолок  некой
экзотической птицы. Синие-в-синем глаза одинаково бесстрастно взирали и на
счастье, и на горе. Чани и Стилгар доверяли ему. Пол знал, что если бы  он
приказал Баннерджи  перерезать  девушке  горло,  тот  сделал  бы  это,  не
задумываясь ни на минуту.
     - Сир, вот  девушка-вестница,  -  сказал  Баннерджи.  -  Миледи  Чани
передала, что у нее есть к вам дело.
     - Да, - коротко кивнул Пол.
     Странно,  но  девушка  не  глядела  на  него.  Ее  внимание   привлек
планетарий. Она была среднего роста, с  темной  кожей.  Платье  из  тонкой
материи и простого  покроя  говорило  о  богатстве.  Иссиня-черные  волосы
перехвачены лентой из того же материала, что и  платье,  руки  спрятаны  в
рукава. Пол подозревал, что руки ее крепко сжаты - это соответствовало  бы
ее характеру. Все соответствовало характеру, включал  платье  -  последний
остаток роскоши, сбереженный для такого случая.
     Пол знаком  велел  Баннерджи  отойти.  Тот  поколебался,  прежде  чем
повиноваться.  Девушка  сделала  шаг  вперед.  Двигалась  она   грациозно,
по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом.
     Пол прочистил горло.
     Но вот девушка подняла взгляд  -  глаза  без  белков,  расширенные  в
благоговейном страхе. Странно маленькое лицо с тонким  подбородком.  Глаза
казались слишком большими над раскосыми скулами, что-то  невеселое  в  них
говорило, что она улыбается редко. В уголках глаз притаилась легкая желтая
дымка - след пылевого раздражения, а, возможно, и пристрастия к семуте.
     Все соответствовало характерному облику.
     - Ты хотела говорить со мной, - напомнил Пол.
     Наступил момент решающего испытания способностей Скайтейла. Он изучил
внешность, манеры, воспроизвел пол, голос - все, что смог. Но эту  женщину
Муад Диб знал во времена съетча. Конечно, тогда она была  ребенком,  но  у
них с Муад Дибом общий жизненный  опыт.  Некоторые  области  памяти  можно
сознательно отключить. Более волнующего момента Скайтейлу  не  приходилось
испытывать никогда.
     - Я Лачма, дочь Отейна Берк-ад-Диба. - Голос девушки звучал негромко,
но уверенно, сообщая свое имя, имя отца и всю родословную.
     Пол кивнул. Он видел теперь, почему ошиблась Чани. Тембр голоса, все,
абсолютно все  воспроизведено  с  идеальной  точностью.  Если  бы  не  его
собственное обучение методам Бене  Джессерит  и  не  оракульское  видение,
маскировка лицевого танцора могла бы обмануть и его.
     Но некоторые несоответствия он все же разглядел: слишком  старательно
контролировался голос, какой-то мельчайшей детали не хватало, чтобы  точно
воспроизвести форму плеч и посадку  головы  Свободной.  Но  тем  не  менее
приходилось признать  прекрасную  работу.  Даже  роскошное  платье  слегка
выпачкано, чтобы передать истинное состояние... Черты лица  воспроизведены
с удивительной точностью. Лицевому танцору удалось вжиться в эту роль.
     - Отдыхай в  моем  доме,  дочь  Отейна,  -  произнес  Пол  ритуальное
приветствие Свободных. - Ты  желанна,  как  вода  после  долгого  пути  по
пустыне.
     Она слегка расслабилась - в ней появилась уверенность, что ее приняли
за чист монету.
     - Я принесла сообщение, - сказала она.
     - Человек сам по себе сообщение, - отозвался Пол.
     Скайтейл негромко вздохнул. Все идет хорошо,  но  наступает  решающий
момент: Атридес должен вступить на нужную тропу. Он должен  потерять  свою
возлюбленную из Свободных при таких обстоятельствах, когда  никого  нельзя
будет обвинить Неудача должна исходить только  от  самого  могущественного
Муад Диба. Он должен  полностью  осознать  собственно  неудачу  и  принять
предложенную тлейлаксу альтернативу.
     - Я - дым, исчезающий в ночи, - сказал Скайтейл, что в соответствии с
кодом Свободных означало: "У меня дурные новости".
     Пол старался сохранять спокойствие. Он почувствовал себя  обнаженным.
Мощный оракул скрывал этого лицевого танцора. Лишь отдельные детали  этого
мгновения были известны Полу. Он знал только, чего он не должен делать: он
не должен  убивать  этого  лицевого  танцора.  Это  приведет  к  будущему,
которого нужно избегать  любой  ценой.  Он,  возможно,  как-нибудь  сумеет
проникнуть во тьму и изменить ужасающий рисунок будущего.
     - Сообщи мне твою весть, - сказал Пол.
     Баннерджи передвинулся так, чтобы иметь возможность следить за  лицом
девушки. Она, казалось, впервые заметила  его;  взгляд  ее  задержался  на
ноже, который держал в руке глава службы безопасности.
     - Невинную не следует подозревать во зле, - сказала она, глядя  прямо
в глаза Баннерджи.
     "Хорошо сказано, - подумал Пол, - так сказала бы подлинная Лачма". На
мгновение он с болью вспомнил о настоящей дочери Отейна - труп в  пустыне.
Но времени на такие переживания не было. Он нахмурился.
     Баннерджи продолжал следить за девушкой.
     - Мне велено передать сообщение наедине, - сказала она.
     - Почему? - резко спросил Баннерджи.
     - Таково желание отца.
     - Это мой друг, - сказал Пол. - Разве я не Свободный? Мой друг  может
слышать все, что слышу я.
     Скайтейл  задумался.  Действительно  ли  существует  такой  обычай  у
Свободных, или это проверка?
     - Император может устанавливать свои законы, - сказал Скайтейл. - Вот
сообщение: мой отец хочет, чтобы вы пришли к нему, взяв с собой Чани.
     - Зачем мне брать с собой Чани?
     - Она ваша женщина и сайадина. Она должна подтвердить, что  мой  отец
говорит в соответствии  с  обычаями  Свободных.  Это  водное  дело,  а  по
правилам нашего племени нет ничего важнее.
     "В заговоре участвуют Свободные, - подумал Пол. - События  продолжают
совпадать. Да, а у меня нет иного выхода, кроме как участвовать в них".
     - О чем будет говорить твой отец?
     - О заговоре против вас. О заговоре среди Свободных.
     - Почему он не пришел сам? - спросил Баннерджи.
     - Мой отец не может прийти сюда. Заговорщики подозревают его.  Он  не
пережил бы пути.
     - Почему он не мог сообщить подробности через вас, раз уж он  доверил
такое сообщение дочери? - спросил Баннерджи.
     - Подробности заключены в дистрансе,  который  может  открыть  только
Муад Диб, - сказала она. - Больше я ничего не знаю.
     - Почему бы не прислать дистранс сюда? - поинтересовался Пол.
     - Это человек-дистранс.
     - Тогда я пойду, - сказал Пол. - Но пойду один.
     - Чани должна идти вместе с вами.
     - Чани ждет ребенка.
     - Когда это женщина-Свободная отказывалась?
     - Мои враги давали ей яд,  -  сказал  Пол.  -  Роды  будут  трудными.
Здоровье не позволяет ей сопровождать меня.
     Прежде чем  Скайтейл  успел  справиться  с  собой,  странные  чувства
отразились на лице девушки: раздражение, гнев. Скайтейл напомнил себе, что
у каждой жертвы должен быть путь к спасению, даже у Муад Диба. Но  заговор
еще не провалился, Атридес остается  в  сети.  Он  застыл  в  определенном
образе и скорее убьет себя, чем примет другой. Так было некогда  с  Квизац
Хадерахом тлейлаксу. Так будет с этим. И тогда наступит черед гхолы.
     - Позвольте мне попросить саму Чани решить это, - сказала девушка.
     - Я уже решил, - возразил Пол. - Вместо Чани меня будешь сопровождать
ты.
     - Нужна сайадина!
     - Но разве ты не друг Чани?
     "Попался! - подумал Скайтейл. - Может, он что-нибудь заподозрил? Нет!
Это просто осторожность Свободного. И ведь  противозачаточное  средство  -
факт. Что ж, существуют и другие пути".
     - Отец велел мне не возвращаться, - сказал Скайтейл. - Он сказал, что
вы не будете рисковать мной и предоставите мне надежное убежище.
     Пол кивнул. Все соответствовало. Он не мог отказать в убежище, а  она
должна подчиниться приказу отца.
     - Я возьму с собой  жену  Стилгара,  Хару,  -  сказал  Пол.  -  А  ты
расскажешь, как пройти к твоему отцу.
     - Откуда вы знаете, что можно доверять жене Стилгара?
     - Я знаю это.
     - Но я не знаю.
     Пол покусал губы и спросил:
     - Жива ли твоя мать?
     - Моя настоящая мать ушла к Шаи-Хулуду. Ее сестра, моя  вторая  мать,
жива и заботится об отце.
     - Она сейчас в съетче Табр?
     - Да.
     - Я помню ее, - сказал  Пол.  -  Она  заменит  Чани.  -  Он  подозвал
Баннерджи. - Пусть адъютанты отведут дочь Отейна Лачму в ее помещение.
     Баннерджи кивнул.  Адъютанты...  Это  ключевое  слово  означало,  что
вестницу надо держать  под  особой  охраной.  Он  взял  ее  за  руку.  Она
сопротивлялась.
     - Как же вы пойдете к моему отцу?
     - Ты опишешь путь Баннерджи, - пояснил Пол. - Он мой друг.
     - Нет! Отец приказал! Я не могу!
     - Баннерджи? - спросил Пол.
     Баннерджи   помолчал.   Пол   видел,   что   он   роется   в    своей
энциклопедической памяти.
     - Я знаю проводника, который отведет вас к Отейну, - сказал он.
     - Я пойду один.
     - Сир, вы...
     - Отейн хочет, чтобы было именно так, - сказал Пол, почти не  скрывая
иронии.
     - Сир, это слишком опасно, - запротестовал Баннерджи.
     - Даже Император должен иногда идти на риск, - ответил Пол. - Решение
принято. Выполняйте.
     Баннерджи неохотно вывел лицевого танцора из комнаты.
     Пол повернулся к черному экрану за своим столом. Он  поймал  себя  на
том, что ждет падения камня с высоты.
     Должен ли он сказать Баннерджи о  подлинной  природе  вестницы?  Нет!
Такой инцидент не записан на  экране  его  видения.  А  каждое  отклонение
грозит целым водопадом насилия.  Нужно  найти  точку  приложения  сил,  то
место, где он мог вырваться из ведения.
     Если только такое место вообще существует!



                                    16

                     "Какой   бы   экзотичной   ни    была    человеческая
                цивилизация, какими  бы  путями  ни  развивались  жизнь  и
                общество,  какой  бы  сложности  ни  достигло  соотношение
                человека и машины, всегда случаются промежутки единоличной
                власти, когда  развитие  человечества,  само  его  будущее
                зависит   от   относительно   простых   действий    одного
                индивидуума".
                                                       Из Книги тлейлаксу.

     Пересекая высоченный пешеходный мост, ведущий от башни к  официальной
резиденции Квазарата, Пол добавил в свою походку хромоту. Солнце садилось,
и он шел сквозь длинные тени, которые помогали ему  маскироваться,  однако
острый глаз все же мог бы разоблачить его. С ним было защитное поле, но он
не активизировал его, решив, что  мерцание  поля  может  быть  замечено  и
вызвать подозрение.
     Пол взглянул  налево.  Будто  раздвинутые  ставни,  солнце  закрывали
полоски песчаных облаков.
     Он, в сущности, был не один, но с тех пор, как он прекратил  одинокие
ночные прогулки, меры по его безопасности слегка ослабли. Над его  головой
пролетали орнитоптеры, на самом деле кружа в строго определенном  порядке.
В одежде у него  был  скрыт  передатчик,  благодаря  которому  орнитоптеры
держали с ним связь. Ниже по улицам двигались люди в  надвинутых  на  лица
островерхих капюшонах. Другие рассыпались по всему городу,  предварительно
изучив маскировку Императора - костюм Свободного, вплоть  до  стилсьюта  и
пустынных сапог. Щеки его были изменены  с  помощью  пластиковых  добавок.
Вдоль левой части лица шла трубка стилсьюта.
     Дойдя до  противоположного  конца  моста,  Пол  оглянулся  и  заметил
движение у пластальной решетки,  скрывающей  балкон  его  частных  покоев.
Несомненно, это Чани. "Охота за песком в пустыне", - так называла она  его
прогулки.
     Как мало понимает она его  горький  выбор.  Необходимость  выбора  из
множества страданий может даже незначительную боль сделать невыносимой.
     Он вспомнил их расставание. В последнее мгновение Чани проникла в его
чувства, но не поняла их. Она решила, что он испытывает  чувства,  которые
вызываются расставанием с любимой перед опасной дорогой.
     "Если бы это было так", - подумал он.
     Теперь  он  пересек  мост   и   вышел   в   верхний   переход   через
правительственное  здание.  Повсюду   были   закреплены   световые   шары,
глоуглобы, освещающие людей, спешивших по своим делам. Квизарат никогда не
спал. Пол читал надписи на дверях, как будто видел их впервые: "Скоростная
торговля",  "Пророчества",  "Испытание  веры",  "Религиозное   снабжение",
"Оружие", "Пропаганда веры".
     "Честнее было бы написать "Наступление бюрократии", - подумал он.
     Тип чиновника религиозной службы заполонил всю Вселенную. Этот  новый
человек Квизарата обычно бывал новообращенным. Он редко  сменял  Свободных
на ключевых постах,  но  зато  заполнял  все  промежуточные.  Он  принимал
меланж, как для того, чтобы показать, что он может его вынести, так и ради
продления жизни. Он стоял особо от  своих  правителей  -  Императора.  Его
богами были Рутина и Документ. К  его  услугам  были  ментаты  и  огромные
библиотеки справочного материала. Целесообразность - первое  слово  в  его
катехизисе, хотя он отдавал дань  и  бутлерианским  заповедям.  Машина  не
должна заменять человека, твердил он, но каждым своим действием доказывал,
что предпочитает машину человеку, статистику - индивидууму, далекую  общую
картину - близкому соприкосновению, требующему воображения и инициативы.
     Поднимаясь по лестнице в  дальнем  конце  здания,  Пол  услышал  звон
колоколов перед вечерним богослужением в храме Алии.
     Странное чувство незыблемости звучало в этих колоколах.
     Храм на забитой людьми площади был новый,  ритуалы  его  -  недавнего
происхождения, но было что-то древнее в этом здании, стоявшем  на  окраине
Арракина.  Все  было  сделано  для  того,  чтобы   создавать   впечатление
древности, полной традиций и тайн.
     Теперь он был в толпе, внизу. Единственный проводник, которого сумела
найти его служба безопасности, настоял, чтобы это было именно так. Агентам
службы безопасности не понравилось, что Пол  согласился.  Еще  меньше  это
понравилось Стилгару. А больше всех возражала Чани.
     Несмотря на некоторую давку в толпе, люди как бы не  замечали  его  и
старались избежать  соприкосновения,  что  давало  ему  некоторую  свободу
передвижения. Он знал, что все ведут так себя при  приближении  Свободных,
так как они очень вспыльчивы и скоры на расправу. Поэтому Пол  действовал,
как человек из пустыни.
     По мере того как он  приближался  ко  входу  в  храм,  людской  говор
становился сильнее. Окружающие  были  вынуждены  прижиматься  к  нему,  но
отовсюду  он  слышал  ритуальные  извинения:  "Простите,  сэр.  Я  не  мог
предотвратить этого нарушения  вежливости",  "Простите,  благородный  сэр,
такого напора толпы я еще не видывал", "Прошу прощения, святой  гражданин.
Какой-то бездельник толкнул меня".
     Пол не обращал внимания на эти слова.  В  них  не  было  искренности,
только страх перед ветераном-Свободным. Он думал о том, какой долгий  путь
отделяет его от дней детства, проведенных в замке Келадана. Где ступил  он
на тропу, при в дикую его на эту заполненную народом площадь  на  планете,
такой далекой от Келадана? И действительно ли он шел по этой тропе? Он  не
мог сказать, что когда-нибудь в жизни действовал, повинуясь  только  одной
причине: мотивы его  поступков  всегда  были  сложны,  может  быть,  более
сложны, чем когда-либо в человеческой истории. У него была надежда, что он
все же может избежать судьбы, которую видит так ясно  в  конце  тропы.  Но
толпа толкала его вперед, и он испытывал головокружительное ощущение,  как
будто он заблудился и утратил направление, которого держался всю жизнь.
     Вместе с толпой  вплыл  он  в  портик  храма.  Голоса  здесь  звучали
приглушенно. Запах страха становился сильнее - резкий, потный...
     Ученики уже начали  службу  в  храме.  Их  чистое  пение  перекрывало
остальные  звуки  -  шепот,  шелест  одежды,  шарканье  ног,   кашель,   -
рассказывая о Далеких  Местах,  которые  посетили  жрица  в  своем  святом
трансе.

                    Она ездит на черве пространства,
                    Она ведет сквозь все бури
                    К земле мягких ветров.
                    И хотя мы спим у логова змей,
                    Она охраняет наши спящие души.
                    Закрывая пустынный глоуглоб,
                    Она прячет нас в прохладной тени.
                    Сверкание ее белых зубов
                    Ведет нас в ночи.
                    По прядям ее волос
                    Мы поднимаемся в небо!
                    Сладкий аромат, запах цветов
                    Окружает нас, когда она с нами.

     "Балак! - подумал Пол, как Свободный. - Она может быть и гневной!"
     Портик храма освещали высокие  мерцающие  трубки,  имитирующие  пламя
свеч. Мерцание вызвало в Поле древнее воспоминание, хотя он и понимал, что
это сделано намеренно. Это чувство было атавизмом. Он его ненавидел.
     Толпа проплыла вместе с  ним  через  высокие  металлические  двери  в
огромный зал - мрачное, угрюмое помещение с мерцающими высоко над  головой
огнями. В дальнем конце находился ярко освещенный алтарь. За  алтарем  был
виден обманчиво простой экран из черного дерева, украшенный  рисунками  из
мифологии Свободных. Скрытые огни создавали эффект радуги. Ученики в  семь
рядов стояли ниже этого спектрального занавеса: черные рясы,  белые  лица,
открывающиеся в унисон рты...
     Пол смотрел на окружающих его пилигримов. Неожиданно он  почувствовал
к ним зависть. Они верили в правду, которую получат здесь, а он - нет. Ему
показалось, что они получат здесь нечто такое, в чем ему самому  отказано,
что-то чудесное и исцеляющее.
     Он старался протиснуться поближе к алтарю, но кто-то  остановил  его,
взяв  за  руку.  Пол  оглянулся  и  увидел  лицо  старика   Свободного   -
синие-в-синем глаза под нависшими бровями, а в них узнавание. В мозгу Пола
вспыхнуло имя - Радир, его товарищ по дням съетча.
     Пол знал, что окруженный толпой, он абсолютно беззащитен, если  Радир
действует вместе с заговорщиками и планирует насилие.
     Старик протиснулся ближе, держа одну руку под платьем  -  несомненно,
сжимая рукоять крисножа. Пол приготовился отразить  нападение,  но  старик
прошептал:
     - Мы пойдем с остальными.
     Это была условная фраза проводника. Пол кивнул.
     Радир повернулся и посмотрел на алтарь.
     - Она идет с востока, - пели ученики, -  и  солнце  стоит  у  нее  за
спиной. Ей все открыто. В блеске света ее взгляд ничего не  пропустит:  ни
тьму, ни свет.
     Стонущий  звук  музыкального  инструмента  заглушил   пение   и   сам
растворился в тишине. Толпа продвинулась вперед еще на  несколько  метров.
Все сплотились в одну  монолитную  массу,  окутанную  удушливым  воздухом,
тяжелым от дыхания множества людей и запаха спайса.
     - Шаи-Хулуд пишет на чистом песке! - вскричали ученики.
     Пол почувствовал, что у него, как и у всех окружающих,  перехватывает
дыхание. Из-за сверкающей двери негромко  вступил  женский  хор:  "Алия...
Алия... Алия..." Пение становилось все громче и громче и вдруг  неожиданно
оборвалось.
     Снова послышались негромкие голоса:

                     Она снимет все бури,
                     Ее взгляд убивает наших врагов
                     И карает неверующих.
                     От вершин Туско,
                     Где начинается рассвет
                     И откуда бежит чистая вода,
                     Видна ее тень.
                     В сверкающем летнем зное
                     Она служит нам хлебом и молоком -
                     Холодным, ароматным от спайса.
                     Глаза ее расплавляют наших врагов,
                     Карают наших угнетателей
                     И проникают во все тайны.
                     Она - Алия... Алия... Алия...

     Голоса смолкли, постепенно замирая.
     Пол почувствовал отвращение. "Что мы делаем? спросил он себя. -  Алия
- ребенок-колдунья, но она становится старше. Становится  старше,  значит,
становится злее".
     Атмосфера храма терзала его душу. Он  стоял,  объединенный  с  толпой
своей  личной  виной,  которую  никогда  не  сможет  искупить.  Огромность
Вселенной за пределами храма  заполнила  его  сознание.  Как  гложет  один
человек, один ритуал связать эту огромность в единый узел?
     Пол вздрогнул.
     Вселенная противостояла ему на каждом шагу. Она избегала его  хватки,
принимала бесчисленные формы, чтобы обмануть его. И эта Вселенная  никогда
не согласится с формой, которую он придает ей.
     Шелест пробежал по залу.
     Из тьмы за сверкающей радугой появилась  Алия.  На  ней  было  желтое
платье с зеленой оторочкой - цвета Атридесов.  Желтый  -  солнечный  свет,
зеленый - смерть, производящая жизнь.  Пол  неожиданно  почувствовал,  что
Алия появилась только ради него. Она была его сестрой. Он знал ее ритуал и
его происхождение, но он никогда раньше не стоял в толпе пилигримов, глядя
на нее их глазами. И теперь, в этом загадочном месте, он  понял,  что  она
часть противостоящей ему Вселенной.
     Ученики принесли ей золотую чашку. Алия приняла ее.
     Частью своего сознания Пол знал, что в чаше неизменный меланж, слабый
яд, усилитель пророческих способностей.
     Глядя на чашу,  Алия  заговорила.  Голос  ее  ласкал  слух,  от  него
распускалась душа.
     - Вначале мы были пусты, - произнесла она.
     - В нас не было знания, - подхватил хор.
     - Мы не знали о Власти, живущей в любом месте, - говорила Алия.
     - И в любом Времени, - пел хор.
     - Это - Власть, - возвестила Алия, слегка приподняв чашу.
     - Она приносит нам Радость, - ликовал хор.
     "И уничтожение", - подумал Пол.
     - Она пробуждает душу, - говорила Алия.
     - И рассеивает все сомнения, - пел хор.
     - В миру мы гибнем, - жаловалась Алия.
     - Во Власти мы живем вечно, - утешал хор.
     Алия поднесла чашу к губам и отпила.
     К своему удивлению, Пол почувствовал, что затаил дыхание,  как  самый
последний пилигрим в толпе.  Хотя  он  по  собственному  опыту  знал,  что
испытывает Алия, тау захватило его  в  свои  сети.  Он  вспомнил,  как  яд
проникает в тело. Память  оживила  мгновение,  когда  сознание  становится
пылинкой, изменяющей яд. Он снова пережил  пробуждение  в  мире,  где  нет
Времени, где возможно все. Он знал, что испытывает Алия, но понял, что это
совсем не то; он не понимал ее чувств сейчас и не знал, как это происходит
с ней. Загадка слепила ему глаза.
     Алия задрожала и опустилась на колени.
     Пол перевел дух вместе с освободившимися пилигримами. Завеса частично
начала  подниматься.  Поглощенный  видением,   он   забыл,   что   видение
принадлежит тем, кто в пути,  кто  еще  придет.  В  видении  проходишь  от
несуществующей случайности. Томишься по абсолютам, которых нет.
     Но при этом теряешь настоящее.
     Алия качалась под действием измененного спайса.
     Пол чувствовал, как с ним говорит нечто трансцендентальное:  "Смотри!
Видишь, на что ты не обращал внимания?" В это  мгновение  ему  показалось,
что через глаза других он видит ритм  этого  места,  который  не  смог  бы
воспроизвести ни один художник или поэт. Жизнь и красота, сверкающий  свет
поглощал стремление к власти.
     Алия заговорила. Ее усиленный голос гремел в храме.
     - Сверкающая ночь! - воскликнула она.
     Стон пронесся по толпе пилигримов.
     - Ничто не может скрыться в такой ночи! Что за свет во тьме?  На  нем
невозможно остановить взгляд. Никакие слова не  опишут  его.  -  Голос  ее
стихал. - Остается пропасть. Она чревата всем будущим.  Ах,  какая  нежная
ярость!
     Пол почувствовал, что  ждет  от  сестры  какого-то  особого  сигнала,
тайного знака. Это могло быть действие или слово, какое-нибудь колдовство,
мистический процесс, что-то стремящееся наружу изнутри, что  придется  ему
впору, подойдет, как стрела к космическому луку. Ожидание этого дрожало  в
его сознании, как шарик ртути.
     - Будет печаль, - продолжала Алия. - Напоминаю  вам,  что  все  сущее
есть лишь начало, великое начало. Ждут миры, которые предстоит  завоевать.
Вы смеетесь над прошлым, а я говорю вам сейчас: внутри всех различий лежит
единство.
     Алия опустила голову. Пол еле  сдержал  крик  разочарования:  она  не
сказала того, чего он ждал. Тело его превратилось в сухую оболочку, пустую
шелуху, сброшенную пустынными насекомыми.
     Остальные испытывают то же самое, подумал  он.  Неожиданно  где-то  в
толпе, слева от Пола, закричала женщина.
     Алия подняла голову, и Пол испытал  странное  ощущение,  будто  между
ними исчезло расстояние, будто он смотрит прямо в  остекленевшие  глаза  в
нескольких дюймах от него.
     - Кто призывает меня? - спросила Алия.
     - Я! - воскликнула женщина. - О, Алия, помоги мне. Говорят,  мой  сын
убит на Муритане. Он умер? И я больше никогда не увижу своего сына?
     - Ты пытаешься идти назад по песку, - заговорила нараспев Алия. Ничто
не уходит. Всему свое время, все возвращается,  но  ты  можешь  не  узнать
вернувшегося.
     - Алия, я не понимаю! - завывала женщина.
     - Ты живешь в воздухе, но не видишь его, - резко сказала Алия.  -  Ты
что, ящерица? В твоем голосе акцент Свободной. Разве  Свободные  стараются
вернуть мертвых? Что нам нужно от наших мертвых, кроме их воды?
     В центре храма мужчина в богатом  красивом  плаще  поднял  обе  руки;
рукава плаща спали, обнажая руки.
     - Алия! - закричал он. - Мне сделали деловое предложение. Должен ли я
его принять?
     - Начало и конец едины! - отрезала Алия. - Разве я этого не говорила?
Ты пришел сюда не для того, чтобы задать этот вопрос.
     - Она сегодня чем-то разгневана, - пробормотала женщина неподалеку от
Пола. - Видели ли вы ее когда нибудь такой сердитой?
     "Она знает, что я здесь, - подумал Пол. -  Увидела  ли  она  видение,
которое рассердило ее? Или она сердится на меня?"
     - Алия, - обратился мужчина, стоявший непосредственно перед Полом.  -
Скажи этим бизнесменам и слабым сердцам, сколько будет править твой брат?
     - Предоставляю тебе самому заглянуть за сей угол! - сказала  Алия.  -
Твои предрассудки в твоем рту!  Именно  потому,  что  мой  брат  постоянно
угощает песчаного червя хаоса, у вас есть крыша над головой и вода!
     Яростным жестом Алия запахнула платье, прошла через сверкающие полосы
света и исчезла во тьме за экраном.
     Ученики немедленно затянули очередное песнопение, но получалось у них
вразнобой - они с трудом сохраняли ритм. Очевидно,  их  застигло  врасплох
неожиданное окончание обряда. Толпа  зароптала.  Пол  чувствовал  движение
вокруг себя, беспокойное и неудовлетворенное.
     - А все этот дурак со своим глупым вопросом, -  пробормотала  женщина
рядом с Полом. - Лицемер!
     Что увидела Алия? Какой след в будущем?
     Что-то случилось здесь этой ночью,  и  это  что-то  нарушило  обычное
течение обряда. Ведь всегда толпа осаждала Алию своими жалкими  вопросами.
Люди приходили сюда, как просители приходят к оракулу.  И  Пол  много  раз
слышал это, когда следил за обрядом, скрывшись во тьме за алтарем. Что  же
изменилось этой ночью, что произошло?
     Старик Свободный потянул Пола за рукав, указывая на выход.  Тола  уже
начала продвигаться в том же направлении. Пол позволил толпе увлечь  себя,
чувствуя руку проводника у себя на рукаве. У  него  было  такое  ощущение,
будто его тело стало вместилищем силы, которую он больше не  контролирует.
Он превратился в несущество, в  неподвижность,  которая  движется.  И  это
несущество вело его по тем же самым дорогам и улицам, таким  знакомым  ему
по видениям, что сердце его замирало от боли.
     "Я знаю, что видела Алия, - подумал он. - Я сам видел это много  раз.
Но она не заплакала... она тоже видела альтернативу".



                                    17

                     "Рост  производства  и  доходов  не  должен  выходить
                из-под контроля в моей Империи. Такова суть моего приказа.
                Тогда не  будет  недоразумений  между  различными  сферами
                влияния. И не  будет  потому,  что  я  так  приказываю.  Я
                подчеркиваю  свою  власть  в  этой  области.  Я  верховный
                поглотитель энергии и останусь таковым, живой или мертвый.
                Отсюда моя власть, и мое правление - это экономия".
                                Приказ Императора Пола Муад Диба в Совете.

     - Я оставлю тебя здесь, - сказал старик, снимая руку с рукава Пола. -
Направо, вторая дверь с дальнего края. Иди с Шаи-Хулудом,  Муад  Диб...  и
помни, что некогда ты был Узулом.
     Проводник Пола скользнул во тьму.
     Пол знал, что поблизости ожидают люди  из  службы  безопасности.  Они
обязательно схватят старика и отведут на  допрос.  Но  Пол  надеялся,  что
старик сумеет ускользнуть.
     Над головой светили звезды, где-то за Защитной стеной вставала Первая
луна. Но это место - не открытая пустыня, где по звездам можно  определить
путь. Старик привел его в новый пригород, уж это Пол распознал.
     Улица была покрыта толстым слоем песка, нанесенного от  ближних  дюн.
Ниже по улице горел единственный  глоуглоб.  Он  давал  достаточно  света,
чтобы разглядеть, что улица вела в тупик.
     В воздухе стоял сильный запах от работающего дистиллятора.  "Механизм
плохо отлажен, и в воздух уходит слишком много влаги. Как беззаботны стали
мои люди, - подумал Пол. - Они теперь водные миллионеры.  Они  уже  забыли
про  те  дни,  когда  на  Арракисе  человека  могли  убить   из-за   воды,
содержавшейся в его теле".
     "Почему я колеблюсь? - удивился Пол. - Вторая дверь с дальнего конца.
Я знал это и без его слов. Но я должен  действовать  так,  как  будто  мне
ничего неизвестно... Да, но все же я колеблюсь..."
     Неожиданно из  дома  слева  послышался  шум  ссоры.  Женщина  бранила
кого-то: она жаловалась, что новое крыло их дома пропускает пыль.  Неужели
он думает, что вода падает с неба? Если пыль входит, то влага выходит.
     "Некоторые еще помнят", - продумал Пол.
     Он двинулся вниз по улице, и голоса ссорящихся постепенно затихли.
     "Вода с неба!" - подумал он.
     Некоторые Свободные видели это чудо на других  мирах.  Он  сам  видел
это, но сейчас это воспоминание как будто принадлежало  другому.  Дождь  -
так это называется. Неожиданно он вспомнил самые настоящие ливни на  своей
родной планете:  густыми  серые  облака  в  небе  Келадана,  специфический
предгрозовой запах озона во влажном воздухе, крупные капли дождя, падающие
с неба. Вода потоками сбегает с  крыш,  потоки  ее  устремляются  к  реке,
которая разбухает... разбухает... и течет, мутная, мимо их сада... влажные
ветви деревьев тускло блестят.
     Нога Пола увязла в небольшом наносе песка. На мгновение он вспомнил о
противной грязи, которая прилипла  к  его  подошвам  в  детстве.  И  снова
похожее отвращение, снова он уже в песке, во тьме, полной пыли и ветра,  с
нависшим над ним угрожающим будущим.  Он  воспринимал  сухость  окружающей
жизни как обвинение. Ты это сделал! Они стали цивилизацией рассказчиков  и
наблюдателей с сухими глазами, людей, которые все проблемы решают силой...
еще большей силой... и еще большей... и  при  этом  ненавидят  каждого  ее
частицу.
     Под ногами крупные камни. Его видение их помнит Справа возник  темный
треугольник двери - черное на  черном,  дом  судьбы,  дом  Отейна,  место,
отличающееся от окружающего только тем,  что  его  время...  для  какой-то
нужной роли. Странное место, попадающее теперь в историю.
     На его стук дверь приоткрылась. В щель проник тускло-зеленый свет  из
дворика. Выглянул карлик, похожий на гнома,  -  древнее  лицо  на  детском
теле, привидение, которое никогда раньше видения Пола не показывали.
     - Значит, вы пришли, - сказало привидение. Гном отступил в сторону. В
его манерах и тоне не  было  благоговения,  только  насмешка.  -  Входите!
Входите!
     Пол колебался. В видении карлика не было, но все остальное совпадало.
Видения    могут    содержать    какие-то    несоответствия    последующей
действительности и все же в целом ей соответствовать. Но  это  отличие  не
сулило ему надежды.  Он  оглянулся  на  улицу,  на  жемчужину  луны.  Как,
интересно, она упадет?
     - Входите! - повторил гном.
     Пол вошел и услышал, как за ним плотно закрылась дверь.  Гном  прошел
вперед, указывая путь. Его большие  ступни  шлепали  по  полу.  Он  открыл
решетчатую дверь, ведущего в крытый дворик, и сделал приглашающий жест.
     - Они ждут вас, сир.
     "Сир, - подумал Пол. - Он знает, кто я".
     Прежде чем Пол сумел  обдумать  это  открытие,  карлик  ускользнул  в
боковой коридор. Надежда, как легкий ветерок, веяла внутри Пола. Он  вышел
во двор. Это было темное и угрюмое место, с запахом болезни  и  поражения.
Эта атмосфера тяготила его. А избрать меньшее зло - это было бы поражением
или нет? Как далеко зашел он по этому пути?
     Через узкую дверь в противоположной стене  хлынул  свет.  Не  обращая
внимания на недобрые, злые запахи и на то, что за ним наблюдают, Пол вошел
через эту дверь в маленькую комнату. Даже по стандартам Свободных она была
бедной. Занавеси закрывали лишь  две  стены.  Напротив  двери,  под  более
богатой занавесью, сидел  на  подушке  человек;  в  тени  слева  виднелась
женская фигура.
     Пол чувствовал, что видение поймало его.  Все  совпадало.  А  как  же
карлик? Что делать с этим различием?
     Он осмотрел всю комнату. Несмотря на бедную обстановку,  видно  было,
что комнату прибрали. Крюки на голых стенах говорили о том,  что  и  здесь
когда-то были занавеси. Пол напомнил себе, что  пилигримы  платят  большие
деньги  за  подлинные  вещи  Свободных.  У  богатых  пилигримов  особенным
сокровищем считаются занавеси - знак того, что ими был совершен хаджж.
     Пол чувствовал, что  эти  голые  стены  как  бы  осуждают  его  своей
пустотой. Жалкое состояние двух  оставшихся  занавесей  усиливало  чувство
вины. Всю стену справа занимала узкая ниша.  В  ее  глубине  виднелся  ряд
портретов - большей частью бородатые Свободные, некоторые в стилсьютах  со
свисающими трубками, некоторые в официальных мундирах  Империи,  армейских
мундирах, на фоне экзотического окружения. Чаще всего на заднем фоне  было
море.
     Свободный на подушке  кашлянул,  привлекая  внимание  Пола.  Это  был
Отейн, точно такой же, как и в видении: большой  нос,  деливший  его  лицо
надвое, тонкая шея, казавшаяся слишком слабой для  такой  большой  головы.
Правая щека под заплывшим, слезящимся глазом покрыта сетью шрамов,  взгляд
синих-в-синем глаз цепкий, пристальный. Взгляд Свободного.
     Подушка Отейна лежала на старом,  коричневом,  с  еще  сохранившимися
золотистыми нитями, ковре. По такой вытертой подушке можно было  судить  о
многом,  но  каждый  металлический  предмет  вокруг  сидящей  фигуры   был
отполирован до блеска. Рамы портретов, крюки, поручни полок, расположенных
в нише, подножие какого-то низкого столика справа.
     Пол кивнул здоровой половине лица Отейна и сказал:
     - Доброй удачи тебе и твоему жилищу.
     Так приветствовали друг друга старые друзья по съетчу.
     - Итак, я снова вижу тебя, Узул.
     Голос,  произнесший  его  племенное   имя,   по-стариковски   дрожал.
Заплывший глаз на  изуродованной  половине  лица  чуть  шевельнулся  среди
шрамов и пергаментной кожи. Подбородок зарос  густой  седой  щетиной.  Рот
Отейна, когда он говорил, подергивался, обнажая металлические зубы.
     - Муад Диб всегда отвечает на призыв федайкина, - сказал Пол.
     Женщина, сидевшая в углу, шевельнулась и сказала:
     - Так хвастает Стилгар.
     Она вышла на  свет  -  постаревшая  копия  Лачмы,  которую  изображал
лицевой танцор. Пол вспомнил, что у Отейна были замужние сестры. Волосы  у
женщины были седые, нос острый, на пальцах мозоли от прядения. В дни съела
женщина-Свободная с гордостью показала бы эти мозоли, а эта,  увидев,  что
он смотрит на ее руки, спрятала их в  складках  своего  выцветшего  синего
платья.
     Пол вспомнил ее имя - Дхури. Его поразило, что он помнил ее ребенком,
а не такой, как в видении этих моментов. Даже ребенком она говорила  умным
голосом.
     - Вы видите меня здесь, - возразил Пол. - А разве я  пришел  бы  сюда
без согласия Стилгара? - Он повернулся к Отейну. - Я несу твою ношу  воды,
Отейн. Приказывай.
     Так обращались Свободные к братьям по съетчу.
     Отейн кивнул трясущейся головой, поднял левую руку и указал  на  свое
обезображенное лицо.
     - Эту заразу я подцепил на Тарахолле, Узул. Сразу после победы, когда
мы... - он захлебнулся в судорожном кашле.
     - Племя скоро заберет его  воду,  -  сказала  Дхури.  Она  подошла  к
Отейну, поправила подушку и  придержала  его  за  плечо,  пока  кашель  не
успокоился. Пол видел, что  она  еще  не  стара,  но  несбывшиеся  надежды
состарили ее лицо, а в глазах была горечь.
     - Я вызову докторов, - сказал Пол.
     Дхури обернулась.
     - У нас были лучшие доктора, - и  она  бросила  невольный  взгляд  на
голые стены.
     "И стоили они немало", - подумал Пол.
     Он чувствовал раздражение, видение сковывало  его,  но  все  же  были
мелкие отличие. Как их использовать? Пряди Времени вышли из  своего  мотка
пряжи со слабыми изменениями, но его ткань была удручающе одинакова. Он  с
ужасающей ясностью понял, что если бы  попытался  нарушить  складывающийся
узор, то открыл бы дорогу  страшному  насилию.  Власть  обманчиво  мягкого
потока времени угнетала его.
     - Что я могу для тебя сделать? - спросил Вол.
     - Разве не может быть, чтобы Отейн нуждался в такое время в друге?  -
спросила Дхури. - Неужели федайкин должен доверить воду своего тела чужим?
     "Мы вместе жили в съетче Табр, - напомнил себе Пол. - Она имеет право
так говорить".
     - Я сделаю все, что смогу, - пообещал Пол.
     Новый приступ кашля сотряс старика. Когда  приступ  кончился,  Отейн,
задыхаясь, проговорил:
     - Предательство, Узул. Свободные организовали против тебя заговор.
     Губы его некоторое время двигались беззвучно, с  уголка  рта  капнула
слюна. Дхури вытерла ему  губы  краем  платья,  и  Пол  заметил,  что  она
сердится из-за такой бесполезной траты жидкости.
     Гнев и скорбь  охватили  Пола.  "Федайкин  заслуживает  лучшего!"  Но
выбора не было - ни у Императора, ни у  его  смертника.  Они  оба  шли  по
лезвию клинка. Малейший неверный  шаг  многократно  усиливал  ужасы  -  не
только для них, но и для всего человечества.
     Пол  заставил  себя  успокоиться  и  посмотрел  на  Дхури.  Выражение
страдания и сочувствия, с каким она смотрела на Отейна, придало Полу  сил.
"Чани никогда не должна смотреть на меня вот так", - сказал он себе.
     - Лачма говорила о сообщении, - напомнил Пол.
     - Мой карлик! - спохватился Отейн. - Я купил его на... на  планете...
забыл. Он человеческий дистранс, игрушка, созданная тлейлаксу. Он  записал
имена всех предателей.
     Отейн замолчал, весь дрожа.
     - Ты говоришь о Лачме, - сказала Дхури. - Когда ты пришел, мы поняли,
что  она  благополучно  добралась  до  тебя.  Если  ты  не   забудешь   об
ответственности, которую возложил на  тебя  Отейн,  то  Лачма  -  главное.
Равный обмен, Узул: возьми гнома и жди.
     Пол закрыл глаза, сдерживая дрожь. Лачма! Настоящая их дочь погибла в
пустыне - тело, отданное песку и ветру.
     Открыв глаза, Пол сказал:
     - Вы могли бы в любое время обратиться ко мне за...
     Дхури не дала Полу договорить:
     - Отейн держался в стороне,  чтобы  те,  кто  ненавидит  тебя,  Узул,
считали его своим. Дом к югу от нас, в конце улицы, - место встречи  твоих
врагов. Поэтому мы и живем здесь.
     - Тогда позови карлика, и мы пойдем, - сказал Пол.
     - Ты плохо слушал, - огорчилась Дхури.
     - Карлика ты должен увести в безопасное место, - со странной силой  в
голосе сказал Отейн. - Только он знает заговорщиков. Никто не  подозревает
о его способности. Думают, что я держу его для забавы.
     - Мы не можем уйти, - сказала Дхури. - Ты и карлик... только вы.  Все
знают, как мы бедны. Мы сказали, что  продадим  карлика.  Тебя  примут  за
покупателя. Это твой единственный шанс.
     Пол справился  со  своим  видением:  в  нем  он  уходил,  зная  имена
предателей, но не зная, кто их сообщил. По-видимому,  гном  находится  под
защитой другого оракула. И Полу пришло в голову, что все несут свою судьбу
в самих себе. С того момента,  как  джихад  избрал  его,  он  ощущал  себя
запутавшимся в огромной сети. Цели и судьбы  миллионов  удерживали  его  и
вели. Представление о свободной воле - иллюзия. Каждый человек - пленник в
клетке. Беда Пола была в том, что он видел эту клетку.
     Он вслушался в пустоту дома. В нем лишь они  четверо:  Отейн,  Дхури,
карлик и он  сам.  Он  ощутил  страх  и  напряжение  хозяев,  почувствовал
наблюдателей, свои собственные силы безопасности в  топтерах  вверху...  и
тех, других... за следующей дверью.
     "Я напрасно надеялся", - подумал Пол. Но эта  мысль  почему-то  снова
вернула ему надежду, и он почувствовал, что еще может ухватить момент.
     - Позови карлика, - сказал он.
     - Биджаз! - позвала Дхури.
     - Вы меня звали? - Карлик вошел в комнату с обеспокоенным  выражением
на лице.
     - У тебя теперь новый хозяин, Биджаз, - сказал Дхури и  посмотрел  на
Пола. - Ты можешь называть его... Узул.
     - Узул - основание столба, - перевел Биджаз. - Как  может  Узул  быть
основанием, когда самое основательное живое существо - это я?
     - Он всегда говорит в такой манере, - извинился Отейн.
     - Я не говорю, - возразил Биджаз. - Я  оперирую  машиной,  называемой
языком. Она стонет и хрипит, но у меня другой нет.
     "Игрушка тлейлаксу, - подумал Пол. - Бене планеты Тлейлакс ничего  не
делает зря".  Он  обернулся,  изучая  карлика.  Круглые  меланжевые  глаза
встретили его взгляд.
     - Какие у тебя еще таланты, Биджаз? - спросил Пол.
     - Я знаю, когда нужно уходить, - ответил биджаз. - Мало кто-из  людей
обладает таким талантом. Есть время для конца, а есть для  начала.  Сейчас
хорошее начало. Пойдем же, Узул.
     Пол еще раз вспомнил видение: никакого  гнома,  но  слова  маленького
человечка соответствовали всему остальному.
     - У двери ты назвал меня "сир". Значит, ты меня знаешь?
     - Да, сир, - сказал Биджаз. - Вы  гораздо  больше,  чем  Узул.  Вы  -
Император Атридес, Пол Муад Диб. И вы мой палец. - Он поднял  указательный
палец правой руки.
     - Биджаз - воскликнула Дхури. - Ты испытываешь судьбу!
     - Я искушаю мой палец, - возразил Биджаз писклявым голосом. Он указал
на Пола. - Я указываю на  Узула.  Разве  мой  палец  -  не  Узул?  Или  он
отражение чего-то более основательного? -  Он  поднес  палец  к  глазам  и
осмотрел его с насмешливой улыбкой,  сначала  с  одной  стороны,  потом  с
другой. - Просто палец!
     - Он часто так болтает, - обеспокоенно  сказала  Дхури.  -  Я  думаю,
поэтому-то тлейлаксу его и бросили.
     - Вот у меня и новый хозяин,  -  проговорил  Биджаз.  -  Как  странно
действует мой палец. - Необычно яркими глазами он посмотрел  на  Отейна  и
Дхури.  -  Нас  мало  что  связывает,  Отейн.  Несколько  слезинок,  и  мы
расстанемся. - Большие ступни  гнома  зашлепали  по  полу,  он  повернулся
кругом и стал лицом к Полу. - Ах, хозяин! Как долго я шел, чтобы  отыскать
вас!
     Пол кивнул.
     - Вы будете добры ко мне, Узул? - спросил Биджаз. - Вы знаете, я ведь
личность. Личности бывают разных форм и размеров. Я слаб мышцами, но силен
ртом. Меня дешево накормить, но дорого наполнить. Опустоши меня, но во мне
все равно останется больше, чем в меня вложили люди.
     - Сейчас не время для твоих глупых загадок, - проворчала Дхури. - Вам
нужно идти.
     - Я доверху набит догадками, - сказал Биджаз, - и не все они  глупые.
Идти -  значит,  становиться  прошлым,  так,  Узул?  Пусть  прошлое  будет
прошлым. Дхури говорит правду, а у меня есть талант слушать.
     - У тебя есть чувство правды? -  спросил  Пол,  решив  ждать  полного
совпадения с видением. Все, что угодно, только бы не разбить этот момент и
не вызвать новые последствия. Отейн должен был еще кое-что сказать,  иначе
Время устремится по гораздо более ужасной тропе.
     - У меня есть чувство "сейчас", - ответил Биджаз.
     Пол заметил, что гном начал нервничать. Знает ли маленький  человечек
о том, что должно произойти? Возможно, он сам оракул.
     - Ты спрашивала о Лачме? - спохватился Отейн  и  уставился  на  Дхури
единственным здоровым глазом.
     - Лачма в безопасности, - ответила Дхури.
     Пол  опустил  голову,  чтобы  выражение  лица  не  выдало   его.   "В
безопасности! Лачма - прах в тайной могиле".
     - Это хорошо, - сказал Отейн, приняв опущенную голову Пола  за  кивок
согласия. - Одно хорошее дело среди  сотен  злых,  Узул.  Знаешь,  мне  не
нравится мир, который мы создали. Когда мы были одни в пустыне и у нас был
только один враг - Харконнены, то было лучше.
     - Лишь тонкая линия отделяет многих врагов от многих друзей, - сказал
Биджаз. - И там, где  кончается  эта  линия,  нет  ни  начала,  ни  конца.
Закончим ее, друзья мои! - Он приблизился к Полу, подскакивая то на одной,
то на другой ноге.
     - Что такое чувство "сейчас"? -  спросил  Пол,  затягивая  мгновения,
пугая этим гнома.
     - Сейчас! - сказал Биджаз, дрожа. - Сейчас  -  это  сейчас!  -  И  он
потянул Пола за собой. - Идем сейчас!
     - Рот его полон загадок, но в них нет вреда, - сказал Отейн, глядя на
гнома.
     - Даже загадка может означать уход, - ответил гном. - И  слезы  тоже.
Идем, пока еще есть время начать.
     - Биджаз, чего ты боишься? - спросил Пол гнома.
     - Я боюсь духа, который ищет меня сейчас, -  пробормотал  Биджаз.  На
лбу у него выступил пот, лицо задергалось. Я боюсь того, кто не  думает  и
не имеет другого тела, кроме моего. Я боюсь того, что вижу, и того, что не
вижу!
     "Гном обладает способностью к предвидению, - подумал  Пол:  -  Биджаз
разделяет ужасающие видения, разделяет ли он и судьбу оракула? Как  велика
сила гнома? Может, у него небольшие возможности, как у тех, кто возится  с
таротом Дюны? Или значительно большие? Что он видел?"
     - Вам лучше идти, - сказала Дхури. - Биджаз прав.
     - Каждая минута нашей задержки,  -  сказал  Биджаз,  -  продлевает...
продлевает настоящее.
     "Каждая  минута  задержки  откладывает  возмездие",  -  подумал  Пол.
Ядовитое дыхание червя, его зубы, покрытые песком, пронеслись над ним. Это
произошло давно, но теперь он вдруг это вспомнил. Он чувствовал, как  ищет
его червь - "урна пустыни".
     - Беспокойные сейчас времена, - сказал он, обращаясь к Отейну.
     - Свободные знают, как поступать во времена беспокойств, - произнесла
Дхури.
     Отейн кивнул трясущейся головой в знак согласия.
     Пол взглянул на Дхури. Он не ожидал благодарности,  она  тяготила  бы
его еще больше, но горечь Отейна и страстное негодование  в  глазах  Дхури
пошатнули его решимость. Есть ли  на  свете  что-нибудь,  достойное  такой
цены?
     - Задержка не принесет пользы, - сказала Дхури.
     - Делай то, что дожило, Узул, - взвизгнул Отейн.
     Пол вздохнул, слова видения произнесены.
     -  Расчет...  будет,  -   сказал   он,   чтобы   завершить   видение.
Повернувшись, он вышел из комнаты. За ним плелся гном.



                                    18

                     "Запутанные формулировки  законов  предназначены  для
                того, чтобы скрыть от нас насилие, которое мы применяем по
                отношению друг к другу. Между отнятием у  человека  одного
                часа жизни и отнятием всей жизни разница лишь  в  степени.
                Вы совершили над кем-то насилие,  поглотили  его  энергию.
                Сложные эвфемизмы способны скрыть ваше намерение убить, но
                за  всяким  применением  власти  всегда  стоит   следующее
                положение: "Я питаюсь твоей энергией".
                  Приложение к приказу в Совете Императора Пола Муад Диба.

     Первая  луна  стояла  высоко  над  городом,  когда  Пол,  активировав
защитное поле, вышел из тупика. Ветер мел песок и  пыль  на  узкой  улице,
заставив Биджаза заморгать и закрыть глаза рукой.
     - Мы должны торопиться, - бормотал гном. - Торопиться! Торопиться!
     - Ты чувствуешь опасность?
     - Я знаю опасность!
     Неожиданное  ощущение  очень  близкой  опасности   почти   немедленно
сопроводилось появлением фигуры из ближайшей двери.
     Биджаз скорчился и захныкал.
     Но это был всего лишь Стилгар, двигавшийся как боевой таран - головой
вперед, ноги его прочно ступали по земле.
     Пол быстро  объяснил  ценность  гнома  и  передал  Биджаза  Стилгару.
Видение разворачивалось с ужасающей быстротой. Стилгар заторопился  прочь,
уводя с собой Биджаза. Пола окружили любимые  охранники.  Раздались  слова
команды, группа направилась к соседнему от Отейна дому. Люди  повиновались
торопливо, бесшумные тени среди ночных теней.
     "Новые жертвы", - подумал Пол.
     - Они нужны нам живыми, - прошипел один из офицеров.
     Звуки из видения эхом отразились в ушах  Пола.  Кругом  были  солдаты
армии Императора, в небе летали орнитоптеры. Видение полностью совпадало с
реальностью - один к одному...
     Мягкий  свист  перекрыл  другие  звуки,  постепенно  перейдя  в  рев.
Занялось сияние, которое скрыло звезды, поглотило луну.
     Пол, зная этот звук  и  сияние  по  своим  ранним  видениям,  испытал
странное чувство свершения. Все шло, как и должно было идти.
     - Прожигатель камня! - закричал кто-то.
     - Прожигатель камня! - крики слышались теперь отовсюду. - Прожигатель
камня... прожигатель камня...
     Как и следовало, Пол закрыл лицо руками и упал в канаву, но было  уже
слишком поздно.
     На месте дома  Отейна  стоял  огненный  столб,  ослепительный  фонтан
пламени вздымался к небу. Он ярко высветил  силуэты  борющихся  и  бегущих
людей, уходящие с сильным креном орнитоптеры.
     Для всех нападающих было уже поздно.
     Земля под Полом стала горячей Он слышал,  как  звуки  бега  затихают.
Люди вокруг него попадали на землю.  Все  они  понимали,  что  бежать  нет
смысла. Первый вред уже причинен, а  теперь  они  должны  ждать,  пока  не
кончится энергия камня. Радиация уже пронизала  их  тела,  и  ее  действие
начинало сказываться. Теперь оставалось только ждать,  и  тогда  выяснятся
намерения людей, использовавших прожигатель камня и тем  самым  нарушивших
Великий Запрет.
     - Боги... прожигатель камня... - простонал кто-то. - Я... не  хочу...
ослепнуть.
     - А кто хочет?! - послышался резкий голос другого солдата чуть дальше
по улице.
     - Тлейлаксу пришлют нам глаза, - проворчал кто-то вблизи  Пола.  -  А
теперь замолчите и ждите!
     Они ждали.
     Пол молчал, думая  о  последствиях  применения  такого  оружия.  Если
топлива  много,  оно  прожжет  всю  планету.   Расплавленное   ядро   Дюны
расположено глубоко, но в этом кроется  и  особая  опасность.  Прожигатель
камня  может  высвободить  такие  силы,  которые  уничтожат  всю  планету,
разбросав в пространстве ее безжизненные осколки.
     - Мне кажется, он затихает, - проговорил кто-то.
     - Просто ушел глубже, - предупредил  Пол.  -  Оставайтесь  на  месте.
Стилгар пришлет помощь.
     - Стилгар уцелел?
     - Да.
     - Земля очень горячая, - пожаловался кто-то из солдат.
     - Как они посмели использовать атомное оружие! - протестовал другой.
     - Звук стихает, - сказал кто-то дальше по улице.
     Пол, не обращая внимания  на  эти  слова,  кончиками  пальцев  трогал
землю. Глубоко внизу он чувствовал дрожь.
     - Мои глаза! - закричал кто-то. - Я ничего не вижу!
     "Он был ближе, чем я", -  подумал  Пол.  Он  еще  слабо  видел  конец
тупика, с трудом поднимая голову, хотя все затягивал туман.  Красно-желтое
сияние виднелось на месте дома Отейна и  соседних  домов.  Обломки  других
зданий казались черными на фоне багрового свечения.
     Пол поднялся на ноги. Он чувствовал, как умирает  прожигатель  камня.
Наступила тишина. Тело  было  влажным  от  пота;  даже  стилсьют  не  смог
поглотить обильное  выделение  влаги.  В  воздухе,  попадавшем  в  легкие,
чувствовался жар и запах серы.
     Пол всматривался в начинающих вставать солдат, и туман в  его  глазах
неожиданно сменился чернотой. Он  призвал  на  помощь  оракульное  видение
этого момента, повернулся и пошел по тропе, проложенной для него Временем,
вживаясь в видение, чтобы  оно  не  ушло.  Он  чувствовал,  как  совпадает
реальность с предвидением.
     Вокруг слышались стоны: люди начали осознавать свою слепоту.
     - Держитесь! - крикнул Пол. - Помощь  близка!  -  И  так  как  жалобы
продолжались, он добавил: - С вами Муад Диб! Я приказываю  вам  держаться!
Помощь приближается!
     Молчание...
     Затем, как и в видении, ближайший к Полу солдат сказал:
     - Это действительно наш Император? Кто из вас видит? Скажите мне.
     - Никто из них не видит, - сказал Пол. - Они забрали мои глаза, но не
мое видение. Я вижу вас вокруг себя, вижу обгорелую стену дома. Не бойтесь
ничего и ждите. Стилгар с друзьями уже спешит к нам на помощь.
     Все громче и громче слышались звуки топтеров,  топот  быстрых  шагов.
Пол видел, как приближаются друзья, видел в видении и слышал в реальности.
     - Стилгар! - закричал Пол, размахивая рукой. - Сюда!
     - Слава Шаи-Хулуду! - воскликнул Стилгар, подбегая к Полу. - Вы не...
- В наступившей тишине видение показало Полу,  как  Стилгар  с  выражением
боли глядит на мертвые глаза своего друга и Императора.  -  О,  милорд,  -
простонал Стилгар. - Узул... Узул... Узул...
     - Что с прожигателем камня? - закричал кто-то из вновь прибывших.
     - Он выдохся, - ответил Пол, возвышая голос. - Сейчас займитесь теми,
кто был  ближе  всех.  Поставьте  оцепление.  Живее!  -  Он  повернулся  к
Стилгару.
     - Вы видите, милорд? - удивленно спросил Стилгар.  -  Как  вы  можете
видеть?
     Пол коснулся щеки Стилгара и почувствовал слезу.
     - Не нужно отдавать мне влагу, старый друг. Я не мертв.
     - Но ваши глаза!
     - Они ослепили мое тело, но не  мое  видение.  Ах,  Стил,  я  живу  в
апокалиптическом сне. Мои шаги совпадают с ним по-прежнему точно, и больше
всего я боюсь, как  бы  мне  не  наскучило  это  совпадение  реальности  с
видением.
     - Узул, я не...
     - И не пытайся понять, Стилгар, просто прими все как есть. Я  в  мире
за этим миром. Для меня все миры одинаковы. Меня не нужно  вести.  Я  вижу
вокруг себя каждое движение. Вижу смену выражений на твоем  лице.  У  меня
нет глаз, но я вижу.
     Стилгар покачал головой.
     - Сир, мы должны скрыть ваше несчастье, пока...
     - Мы ничего не скроем, - возразил Пол.
     - Но закон...
     - Мы сейчас живем по закону Атридесов, Стил. Закон Свободных  о  том,
что слепых следует оставлять в пустыне, применим только  к  слепым.  Я  не
слеп. Я вижу в цикле бытия, которое есть арена борьбы добра  со  злом.  Мы
сейчас на изломе веков, и у каждого из нас своя роль.
     В наступившей тишине Пол слышал, как  мимо  него  провели  одного  из
раненых.
     - Ужасно! - стонал раненый. - Какой адский огонь!
     - Никого из этих людей не должны отправить в пустыню, - сказал Пол. -
Ты слышал меня, Стил?
     - Я слышал, милорд.
     - Всем им предоставь новые глаза за мой счет.
     - Будем сделано, милорд.
     Уловив в голосе Стилгара благоговейный страх, Пол сказал:
     - Я буду в командном топтере. Прими командование здесь.
     - Да, милорд.
     Обойдя Стилгара, Пол пошел вниз по улице.  Видение  подсказывало  ему
каждое движение, каждую неровность под ногами, каждое встречное  лицо.  Он
на ходу отдавал распоряжения, указывая на людей из своей свиты, называя их
по именам, подзывал к  себе  тех,  кто  составлял  костяк  управления.  Он
чувствовал, как окружающих охватывает ужас, слышал испуганный шепот:
     - Его глаза!
     - Но он посмотрел на тебя и назвал по имени!
     У командного топтера он деактивировал свое защитное поле, забрался  в
машину и взял микрофон из рук изумленного офицера связи, после чего  отдал
ряд коротких команд и вернул микрофон офицеру. Обернувшись,  Пол  подозвал
специалиста по  вооружению,  одного  из  представителей  нового  поколения
специалистов по энергетике, которое лишь смутно помнило жизнь в съетче.
     - Они использовали прожигатель камня, - сказал Пол.
     После короткой паузы человек ответил:
     - Мне так и говорили, сир.
     - Вы, конечно, знаете, что это означает?
     - Топливо могло быть только ядерным, сир.
     Пол кивнул, думая о  том,  как  быстро  работает  человеческий  мозг.
Великая Конвенция  запретила  применение  такого  оружия.  На  нарушителей
обрушится объединенный удар Великих  Домов.  Старая  вражда  будет  забыта
перед лицом этой угрозы, и вновь оживут древние страхи.
     - Должны остаться какие-то следы, - сказал  Пол.  -  Соберите  нужное
оборудование и найдите место, где был изготовлен прожигатель камня.
     - Слушаюсь, сир.  -  Бросив  на  него  последний  испуганный  взгляд,
человек отошел.
     - Милорд,- вмешался связист, сидевший сзади. - Ваши глаза...
     Пол молча снова отобрал у него микрофон и набрал личный код.
     - Вызовите Чани, - приказал он. - Скажите ей... скажите, что я жив  и
скоро буду.
     "Силы собираются", - подумал он.  И  почувствовал,  как  силен  запах
страха вокруг него.



                                    19

                                        "Он ушел от Алии, Небесного чрева!
                                        Святой, Святой, Святой...
                                        Охваченный огнем песок
                                        Противостоит нашему господину.
                                        Он видит без глаз!
                                        В нем живет демон!
                                        Святое, святое, святое Уравнение!
                                        Он решил его самопожертвованием".
                                                   "Луна падает".
                                                   Песнопение о Муад Дибе.

     После нескольких дней сумасшедшей  деятельности  крепость  постепенно
замерла  в  противоестественном  спокойствии.  Этим  утром  она  вся  была
заполнена людьми, но они разговаривали шепотом,  придвинув  друг  к  другу
головы, и ходили неслышно. Некоторые явно  торопились,  но  выглядело  это
неестественно и уклончиво. Отовсюду собирались стражники,  вызывая  хмурые
недоуменные взгляды  новообращенных.  Видя,  что  стражники  вооружены  до
зубов,  вновь  прибывающие  быстро  улавливали  общее  настроение  и  тоже
начинали двигаться незаметно, будто украдкой.
     Повсюду слышались разговоры о прожигателе камня:
     - Он говорил, что пламя было сине-зеленым и пахло адом.
     - Эльпа глупец. Говорит, что скорее  покончит  с  собой,  чем  примет
глаза от тлейлаксу.
     - Мне не нравятся разговоры об этих глазах!
     - Муад Диб проходил мимо и окликнул меня по имени.
     - Как Он видит без глаз?
     - Ты  слышал,  многие  уходят?  Все  в  страхе.  Наибы  говорят,  что
соберутся в съетче Макаб на Большой Совет.
     - А что они сделали с панегиристом?
     - Я видел, как его провели в комнату, где совещаются наибы. Ты только
представь себе: Корба - пленник!
     Чани проснулась рано, разбуженная тишиной  в  крепости.  Проснувшись,
она увидела, что рядом сидит  Пол.  Его  глазницы  были  обращены  куда-то
вдаль, за пределы их спальни. Ожоги вокруг пустых глазниц  были  залечены.
Инъекции и мази заживили плоть, но Чани чувствовала, что радиация проникла
глубже.
     Она ощутила сильный голод. Рядом с постелью стояла  еда  -  спайсовый
хлеб, сыр.
     Пол жестом указал на пищу.
     - Любимая, ты должна много есть! Поверь мне!
     Чани едва сдержала  дрожь,  когда  он  обратил  на  нее  свои  пустые
глазницы. Она уже перестала спрашивать у него объяснения. Он  отвечал  так
странно: "Я крещен в песке, и это стоило мне гибкости и веры.  Кто  теперь
будет торговать верой? А кто - покупать?"
     Что он хотел сказать этими словами? Он отказался даже обсуждать глаза
тлейлаксу, хотя, не считаясь с расходами, купил их для всех, кто  разделил
его несчастье.
     Удовлетворив голод, Чани выскользнула из постели, оглянулась на  Пола
и заметила, как он устал. Угрюмые морщины окружают его рот. Темные  волосы
взлохматились после сна, который не принес облегчения.  Он  казался  таким
опустошенным и далеким. Она заставила себя отвернуться, прошептав:
     - Любимый... любимый...
     Он наклонился к ней, уложил на кровать и поцеловал в щеку.
     - Скоро мы вернемся в  нашу  пустыню,  -  прошептал  он.  -  Осталось
сделать немногое.
     Она вздрогнула от чувства бесповоротности в его голосе.
     Он обнял ее еще крепче и пробормотал:
     - Не бойся меня, моя Сихайя. Забудь загадку и прими любовь.  В  любви
нет загадки. Любовь приходит от жизни. Ты чувствуешь это?
     - Да.
     Она прижала ладонь к его  груди,  считая  удары  сердца.  Его  любовь
взывала к ее душе, душе Свободной. Его магнетическая власть окутала ее.
     - Обещаю тебе, любимая, - сказал он, - наш сын  будет  править  такой
Империей, в сравнении с которой моя теперешняя  -  ничто.  Такое  величие,
такие достижения искусства...
     - Мы сейчас здесь! - возразила она, сдерживая сухие рыдания. - И... я
чувствую, что у нас осталось так мало... времени.
     - Перед нами вечность, любимая.
     - У тебя, может быть, и вечность. У меня не только "сейчас".
     - Но "сейчас" это и есть вечность. - Он провел рукой по ее волосам.
     Она прижалась к нему, коснулась губами шеи. От легкого давления в  ее
чреве зашевелился ребенок, и она ощутила его движения.
     Пол тоже почувствовал это. Он положил руку ей на живот и сказал:
     - Маленький правитель Вселенной, подожди своего часа.  Это  мгновение
принадлежит мне.
     Она удивилась, почему он всегда говорит о жизни в ней в  единственном
числе. Сказали ли ему врачи? Она порылась в памяти,  удивляясь  тому,  что
это обстоятельство никогда не обсуждалось ими. Он, конечно, знает, что она
носит двоих. Она поколебалась, надо ли говорить об этом. Он должен  знать.
Он знает все. Его руки, его рот - все в нем знает ее.
     Она сказала:
     - Да, любимый. Это вечность... она реальна.
     И плотно закрыла глаза, чтобы при виде его пустых глазниц ее душа  не
переселилась из рая в ад.
     Когда они начали одеваться, она сказала:
     - Если бы только люди знали силу твоей любви...
     Но его настроение уже изменилось.
     - Нельзя  строить  политику  на  любви,  -  сказал  он.  -  Людей  не
устраивает любовь, она слишком беспорядочна, они  предпочитают  деспотизм.
Слишком большая свобода порождает хаос. Мы не можем допустить этого. А как
сделать, чтобы деспотизм внушал любовь?
     - Ты не деспот, -  возразила  она,  завязывая  шарф.  -  Твои  законы
справедливы.
     - Ах, законы, - повторил он. Потом подошел к окну отдернул  занавеси,
будто бы собираясь выглянуть наружу. - Что такое законы?  Контроль?  Закон
процеживает хаос, и что же после этого  остается?  Ясность?  Закон  -  наш
высший  идеал  и  основа  нашей  природы.  Не  нужно  слишком   пристально
вглядываться  в  закон.  Сделай   это,   и   увидишь   рационализированные
интерпретации, узаконенную софистику. Убеждения, основанные на прецеденте.
Найдешь ясность, которая по сути всего лишь другое наименование смерти.
     Чани  плотно  сжала  рот.  Она  не  могла  отрицать  его  мудрость  и
проницательность, но такие настроения пугали ее. Он погрузился в  себя,  и
она чувствовала  его  внутреннюю  борьбу.  Как  будто  он  взял  изречение
Свободных "Никогда не прощать, ничего не забывать"  и  погрузился  в  него
целиком.
     Она подошла к нему вплотную.  Вечерний  закат  причудливо  разукрасил
небо золотом и багрянцем. Холодный верховой ветер, несущий с собой фонтаны
пыли, разбивался о Защитную стену.
     Пол почувствовал рядом с собой  тепло  Чани.  Мгновенно  он  набросил
покрывало забытья на свое видение. Просто стоял, ни о  чем  не  думая,  но
время отказывалось остановиться. Он вдохнул тьму, беззвездную, бесследную.
Слепота  поглотила   его,   осталось   лишь   удивление   перед   звуками,
составляющими Вселенную. Все вокруг него опиралось на единственное чувство
- слух и оживало лишь  тогда,  когда  он  касался  осязаемых  предметов  -
занавеси, руки Чани... Он поймал себя на том, что вслушивается  в  дыхание
Чани.
     "В чем же вина того, что только вероятно?" -  спросил  он  себя.  Его
мозг нес в себе  огромное  количество  воспоминаний  о  несбывшемся.  Ведь
каждое  мгновение  реальности  имеет  бесчисленные  проекции,   мгновения,
которым не суждено осуществиться. Он помнил  это  несбывшееся  прошлое,  и
тяжесть воспоминания угрожала поглотить его настоящее.
     Чани опиралась на его руку.
     Он чувствовал ее тело - мертвое тело, уносимое  водоворотом  Времени.
Воспоминание о вечности захватило его целиком. Видеть  Вечность  -  значит
быть  открытым  для  ее  капризов,   быть   угнетенным   ее   бесконечными
измерениями. Личное  бессмертие  оракула  требовало  расплаты:  прошлое  и
будущее совмещались во времени.
     Снова из темной ямы поднялось видение.  Оно  было  его  глазами.  Оно
двигало его мышцами. Оно вело его в следующий момент, в следующий  час,  в
следующий день... пока он не почувствует, что он здесь!
     - Пора идти, - сказала Чани. - Скоро Совет...
     - Алия займет мое место.
     - Она знает, что надо делать?
     - Знает.
     День Алии начинался со  смены  караула  во  дворце,  под  ее  окнами.
Сегодня она увидела там смятение, услышала многоголосый неразборчивый гул.
Картина прояснилась, когда она разглядела узника, которого привела охрана.
Это был панегирист Корба.
     Она проделала утренний туалет, изредка подходя к окну  и  разглядывая
Корбу. Она пыталась вспомнить его как грубого бородатого командира третьей
волны в битве под Арракином.  Это  ей  не  удавалось.  Корба  стал  теперь
круглым толстяком, одетым в дорогой костюм из паратского шелка. Видны были
тщательно  отглаженные  бриджи  и  нижнее   платье,   все   в   золоте   и
драгоценностях. Пурпурный пояс опоясывал талию. Рукава, просовывающиеся  в
специальные прорези верхнего  платья,  ниспадали  вниз  пышными  складками
темно-зеленого и черного бархата.
     Несколько наибов  вышли  взглянуть  на  обращение  со  Свободным.  Их
появление вызвало шум, так как Корба начал кричать, что он невиновен. Алия
всматривалась в лица Свободных, пытаясь вспомнить, какими они были раньше.
Настоящее заслоняло прошлое. Все они стали гедонистами, позволявшими  себе
удовольствия, какие обычный человек даже не мог бы себе представить.
     Она видела, что  их  беспокойные  взгляды  часто  останавливаются  на
дверях зала, где должен был происходить Совет. Они  думали  о  слепом,  но
видящем Муад Дибе, о новом проявлении его  чудесной  силы.  По  их  закону
слепой должен быть оставлен в пустыне, где свою воду он отдаст Шаи-Хулуду.
Но безглазый Муад Диб видел. Им не нравилось, здание, они чувствовали себя
в нем, как в ловушке. Дай им пещеру в скале, там они вздохнут свободно, но
не здесь, где их ждет новый Муад Диб.
     Собираясь идти на Совет, Алия заметила на столе  письмо  -  последнее
письмо от матери. Несмотря на особое уважение, которым пользовался Келадан
как  место  рождения  Пола,  леди  Джессика  подчеркивала  свое  нежелание
превращать планету в место паломничества.
     "Несомненно, мой сын - эпохальная фигура в истории, - писала  она,  -
но это не повод для вторжения толпы..."
     Алия коснулась письма, испытывая странное чувство взаимного контакта.
Эту бумагу держала в руках ее мать.  Такое  архаическое  изобретение,  как
переписка, содержит в себе нечто глубоко личное. Письмо не может  заменить
ни один  другой  текст.  Написанное  на  боевом  языке  Атридесов,  письмо
Джессики представило собой почти непроницаемое средство  сохранения  тайны
переписки.
     Мысль о матери, как всегда, вызвала у Алии внутреннюю расплывчатость.
Спайсовое изменение, смешавшее души матери и дочери, заставляло ее  иногда
думать о Поле, как о сыне,  которому  она  дала  жизнь.  Это  же  единство
представляло ей собственного отца,  как  возлюбленного.  Призрачные  тени,
люди, вероятности беспорядочно метались в ее сознании.
     По пути в комнату, где ее ждала охрана из амазонок,  Алия  перечитала
письмо.
     "Вы  породили  гибельный  парадокс,  -  писала   леди   Джессика.   -
Правительство не может быть религиозным  и  в  то  же  время  деспотичным.
Религиозный опыт требует самопроизвольности, закон же исключает ее. Вы  не
умеете управлять, не опираясь на закон, и ваши законы постепенно вытесняют
мораль, совесть и даже религию. Я предвижу день, когда место  веры  займут
ее символы и на смену молитве придет ритуал.  А  между  тем  правительство
есть интеллектуальный механизм, подверженный сомнениям, ищущий  ответа  на
вечные вопросы бытия".
     Аромат спайсового кофе встретил Алию в приемной.  Четыре  амазонки  в
зеленых мундирах вскочили при ее появлении и пошли за ней, чеканя  шаг.  У
них были  лица  посвященных,  не  знающих  страха.  Они  излучали  особую,
присущую только Свободным,  ярость,  они  могли  бы  убить,  не  испытывая
жалости или чувства вины.
     "В этом я не похожа на них, - подумала Алия.  -  На  имени  Атридесов
достаточно грязи и без этого".
     Ее появлению предшествовали выкрики. Когда она вошла  в  нижний  зал,
ожидавший там паж бросился вызывать полную охрану. Угрюмый  зал  без  окон
тянулся вдаль, освещаемый лишь несколькими глоуглобами.  В  дальнем  конце
зала неожиданно распахнулись  парадные  двери,  пропустив  столб  дневного
света. Оттуда показались охранники, окружавшие Корбу.
     - Где Стилгар? - спросила Алия.
     - Он уже на месте, - ответила одна из амазонок.
     Алия направилась в зал заседаний  Совета.  Это  было  одно  из  самых
помпезных помещений в крепости. Высокий балкон  с  рядами  высоких  мягких
кресел занимал одну сторону.  Под  балконом  находились  высокие  окна,  с
которых отодвинули оранжевые занавеси. Яркий солнечный свет лился из  сада
с фонтаном. В ближнем конце помещения, справа от Алии, возвышался помост с
единственным массивным стулом.
     Идя к помосту, Алия оглянулась и  увидела,  что  галерея  заполнилась
наибами.
     Открытое пространство под балконом заполняла охрана. Среди стражников
ходил Стилгар, отдавая распоряжения. Он  ничем  не  показал,  что  заметил
появление Алии.
     Привели Корбу и усадили на подушку перед помостом. Несмотря на  яркую
одежду,  панегирист  производил  теперь  впечатление  сонного,  будто   бы
спасающегося от холода человека. Два стражника встали за его спиной.
     Когда Алия села, к помосту подошел Стилгар.
     - Где Муад Диб? - спросил он.
     - Мой брат поручил председательствовать в Совете мне как  Преподобной
Матери.
     Услышав это, наибы на балконе запротестовали.
     - Молчать! - прикрикнула  на  них  Алия.  В  наступившей  тишине  она
сказала: - Разве это не закон  Свободных,  что  в  вопросах,  связанных  с
жизнью и смертью, должна председательствовать Преподобная Мать?
     Наибы притихли, но  Алия  заметила  гневные  взгляды.  Она  запомнила
имена, чтобы потом обсудить их на Совете  Императора:  Хобарс,  Раджифири,
Тастин, Сааджин, Умбу, Легг... В именах отражались  названия  мест:  съетч
Умбу, долина Тастин, пропасть Хобарс.
     Алия перенесла свое внимание на Корбу.
     Заметив это, тот поднял голову и сказал:
     - Я заявляю о своей невиновности.
     - Стилгар, читайте обвинение! - приказала Алия.
     Стилгар выступил вперед, достал свиток и начал  торжественно  читать.
Слова, произносимые им, ясные и неподкупные, звучали резко:
     - ...и вошел в сговор с предателями с целью убить нашего господина  и
Императора; что тайно встречался с заклятыми врагами Империи; что...
     Корба с видом оскорбленной невинности отрицательно качал головой.
     Алия задумчиво слушала, склонив голову влево и  опираясь  подбородком
на руку. Глубокое внутреннее  беспокойство  постепенно  закрывало  от  нее
содержание формального процесса.
     -  ...славные  традиции...  поддержка  легионов  и   всех   Свободных
повсеместно... в соответствии с законом, на насилие  отвечать  насилием...
величие персоны Императора... конфискация всех прав...
     "Ерунда! - подумала она. - Ерунда" Все это - ерунда! Ерунда, ерунда!"
     Стилгар закончил:
     - И вот этот случай представляется на рассмотрение правосудия.
     В наступившей тишине  Корба  наклонился  вперед,  упираясь  руками  в
колени и напрягая шею, как будто собирался прыгнуть.
     - Ни словом, ни делом не нарушил я присягу! Я требую очной  ставки  с
обвинителем! - Язык Корбы мелькал меж зубов, брызжа слюной.
     Алия видела, что слова Корбы произвели  впечатление  на  наибов.  Они
знают Корбу, подумала она. Он был одним из них. Прежде чем  стать  наибом,
он доказал свою храбрость и осторожность Свободных. Не  бойкий  Корба,  но
надежный. Возглавить джихад не сможет, но как исполнитель вполне хорош. Не
крестоносец, но один из тех, кто чтит  старое  правило  Свободных:  "Племя
превыше всего!"
     Алии вспомнились горькие слова Отейна, которые пересказал ей Пол. Она
осмотрела галерею. Любой из этих людей мог представить себя на месте Корбы
- и некоторые имели на то причины. Но и невиновный наиб так же опасен, как
и этот виновный.
     Корба тоже чувствовал это.
     - Кто обвиняет меня? - спросил он. - У  меня  есть  право  Свободного
вызвать обвинителя на поединок.
     - Возможно, ты сам выдвигаешь против себя тяжкие обвинения, - сказала
Алия.
     Прежде чем он смог совладать с собой, мистический ужас  отразился  на
его лице. На лице Корбы можно было ясно  прочесть:  "С  ее-то  силой  Алия
обвинит его сама, просто скажет, что достанет свидетельства из мира теней,
алам ал-митал".
     - У наших врагов есть союзники среди Свободных, - продолжала Алия.  -
Водные ловушки разрушены,  каналы  взорваны,  растения  отравлены,  склады
разграблены...
     - А теперь похищен и увезен на другую планету червь из пустыни!
     Этот новый голос  узнали  все  -  голос  Муад  Диба.  Пол  прошел  мы
стражников и подошел к Алии.  Его  сопровождала  Чани,  держась  несколько
сзади и сбоку.
     - Милорд, - сказал Стилгар, не решаясь взглянуть Полу в лицо.
     Пол направил пустые глазницы на галерею, потом перевел их на Корбу.
     - Что, Корба, у тебя больше не осталось слов для дифирамбов?
     На  галерее  послышался  ропот.  Он  становился  все  громче,  теперь
различались отдельные слова и фразы:
     - Закон  о  слепых...  обычай  Свободных...  в  пустыню...  тот,  кто
нарушит...
     - Кто говорит, что я слеп? - возвысил  голос  Пол.  Он  повернулся  к
галерее. - Ты, Раджифири? Я  вижу,  ты  сегодня  разряжен,  а  на  голубой
рубашке  под  золотым  камзолом  осела  уличная  пыль.   Ты   всегда   был
неаккуратен.
     Раджифири сложил три пальца в жесте, отгоняющем зло.
     - Направь эти пальцы  на  себя!  -  крикнул  Пол.  -  Мы  знаем,  где
находится зло! - Он снова обернулся к Корбе. - На твоем лице чувство вины,
Корба.
     - Нет моей вины!  Меня  оклеветали...  -  Он  замолчал  и  беспомощно
оглянулся на галерею, ища поддержки.
     Алия  встала,  спустилась  вниз  с  помоста  и  подошла  к  Корбе.  С
расстояния меньше  метра  она  смотрела  на  него  сверху  вниз,  молча  и
угрожающе.
     Корба заерзал под ее обвиняющим взглядом, бросая беспокойные  взгляды
на галерею.
     - Чьи глаза ты ищешь там, наверху? - спросил Пол.
     - Вы не можете видеть! - закричал Корба.
     Пол испытал мгновенное чувство жалости  к  Корбе.  Видение  захватило
этого человека в свои сети, как и всех остальных присутствующих.  Он  лишь
играл свою роль, не более.
     - Мне не нужны глаза, чтобы  видеть  тебя,  -  сказал  Пол.  И  начал
описывать  Корбу,  каждое  движение,  каждый  жест,  каждый  испуганный  и
тревожный взгляд.
     Отчаяние росло в Корбе.
     Алия следила за ним и видела, что он может сломаться в любую секунду.
Она подумала, что кто-то на галерее тоже понимает это.  Кто?  Она  изучала
лица наибов, замечая, как выдают их... гнев, страх, неуверенность, вина...
     Пол умолк.
     Корба, слегка овладев собой, напыщенно спросил:
     - Кто обвиняет меня?
     - Отейн, - сказала Алия.
     - Но Отейн мертв! - воскликнул Корба.
     - Откуда же ты это знаешь? - спросил Пол. - Через своих  шпионов?  О,
да! Нам известно  о  твоих  шпионах  и  курьерах.  Мы  знаем,  кто  привез
прожигатель камня с Тарахолла.
     - Он предназначался для защиты Квизарата! выкрикнул Корба.
     - А как он попал в руки предателей? - в упор спросил его Пол.
     - Его украли, и мы... - Корба замолчал, судорожно хватая ртом воздух.
Взгляд его метался вправо и влево. - Все знают, что я был гласом  любви  к
Муад Дибу. - Он  посмотрел  на  галерею.  -  Как  может  мертвец  обвинить
Свободного?
     - Голос Отейна не умер, - сказала Алия.  И  замолчала,  так  как  Пол
предостерегающе дотронулся до ее руки.
     - Отейн послал нам свой голос, - сказал Пол. - Он собирается сообщить
имена, подробности предательства, места и время тайных встреч. Ты  видишь,
Корба, что кое-кого из наибов в Совете не хватает. Где Меркур и Фаш? Не  с
нами сегодня Каке и Лейма. А где Таким?
     Корба покачал головой.
     - Они бежали с Арракиса с украденным червем, -  сказал  Пол.  -  Даже
если бы я освободил тебя сейчас, Корба, Шаи-Хулуд забрал бы твою  воду  за
участие в этом преступлении. Почему я не освобождаю тебя, Корба? Подумай о
тех, кто потерял глаза, кто не может видеть, как я. У  них  есть  семьи  и
друзья. Корба. Куда ты скроешься от них?
     - Это случайность,  -  взмолился  Корба.  -  И  ведь  они  получат  с
Тлейлакса... - он замолчал.
     - А кто знает, что приобретаешь вместе с  металлическими  глазами?  -
спросил Пол.
     На галерее  начали  шепотом  переговариваться  наибы,  прикрывая  рты
руками. Теперь они уже смотрели на Корбу достаточно холодно.
     - Защита  Квизарата,  -  повторил  слова  Корбы  Пол.  -  Устройство,
способное уничтожить всю планету и  испускающее  лучи,  которые  ослепляют
всех,  оказавшихся  поблизости.  Какой  из  этих   эффектов,   Корба,   ты
предназначал для защиты Квизарата? По-твоему, Квизарат может  лишать  всех
зрения?
     - Из простого любопытства, милорд, - молил Корба.  -  Мы  знали,  что
старый закон гласит: "Только Семьи могут  обладать  атомной  энергией",  и
Квизарат повиновался... повиновался...
     -  Ты,  что  ли,  повиновался...  -  усмехнулся  Пол.  -  Хорошенькое
любопытство!
     - Если есть голос, даже только голос моего обвинителя, я  должен  его
выслушать, - сказал Корба. - У Свободного есть права.
     - Он прав, сир, - сказал Стилгар.
     Алия бросила в его сторону уничтожающий взгляд.
     - Закон есть закон, - сказал Стилгар, чувствуя  неудовольствие  Алии.
Он начал цитировать закон Свободных, сопровождая его своими комментариями.
     Алия испытывала странное ощущение, будто она  слышит  слова  Стилгара
еще до того, как он их произносит.  Как  он  может  быть  так  легковерен?
Никогда раньше Стилгар не был столь консервативен,  не  придерживался  так
неукоснительно кодекса Дюны. Его подбородок гордо  выпятился,  он  говорил
явно агрессивным тоном, произнося слова так, словно отрубал их. Неужели  в
нем нет ничего, кроме этой отвратительной помпезности?
     - Корба - Свободный, и его следует судить  по  законам  Свободных,  -
заключил Стилгар.
     Алия отвернулась и взглянула на тени,  падающие  из  сада  на  стену.
Расследование затянулось почти до полудня. А что теперь?  Корба  несколько
успокоился.  На  лице  панегириста  было  написано,  как  он  страдает  от
несправедливости, ведь все, что он делал, совершалось только  из  любви  к
Муад Дибу. Она взглянула на Корбу и увидела, как по  его  лицу  скользнуло
довольное выражение.
     Должно быть, он получил сообщение, подумала она. Сейчас  он  выглядел
так, будто услышал крик друга: "Держись! Помощь близко!"
     Какое-то мгновение в их руках  были  все  нити  заговора:  информация
карлика,  пароли,  имена  заговорщиков.  Но  критический  момент  миновал.
Стилгар? Да нет, конечно же нет! Она обернулась и  посмотрела  на  старого
Свободного.
     Стилгар, не мигая, встретил его взгляд.
     - Спасибо, Стил, что ты напомнил нам о законе, - сказал Пол.
     Стилгар склонил голову. Он придвинулся ближе и почти беззвучно, атак,
чтобы слышали только Пол и Алия, произнес:
     - Я выжму его досуха и позабочусь о деле.
     Пол кивнул и сделал знак охраняющим Корбу.
     - Отведите Корбу в  наиболее  охраняемое  и  полностью  изолированное
помещение. Никаких посетителей,  кроме  защитника.  Защитником-я  назначаю
Стилгара.
     - Я сам выберу себе защитника! - закричал Корба.
     Пол повернулся к нему.
     - Ты сомневаешься в честности и справедливости Стилгара?
     - О, нет, милорд, но...
     - Уведите его! - приказал Пол.
     Охранники подняли Корбу с подушки и увели его.
     Наибы на галерее снова начали перешептываться. Оконные занавеси  были
задернуты. Оранжевая полутьма заполнила помещение. Наибы удалились.
     - Пол, - произнесла Алия.
     - Лишь повергнув  насилие,  -  сказал  Пол,  -  мы  сможем  полностью
контролировать его. Спасибо, Стил, ты хорошо сыграл свою роль.  Я  уверен,
что Алия опознала тех наибов, кто действует заодно с Корбой. Они не  могли
не выдать себя.
     - Вы договорились об этом заранее? - спросила Алия.
     - Если бы я приказал казнить Корбу, наибы поняли бы  меня,  -  сказал
Пол. - Но формальная процедура... без обращения к закону Свободных...  они
почувствовали бы угрозу своим правам. Кто из наибов на его стороне, Алия?
     - Раджифири, несомненно, - негромко сказала она. - И Сааджин, но...
     - Дай Стилгару полный перечень, - распорядился Пол.
     Алия глубоко вздохнула, разделяя в этот момент всеобщий  страх  перед
Полом. Она знала, как он движется без глаз, но ее  поражала  точность  его
движений. Видеть стольких людей сквозь призму своего видения!
     - Время вашей утренней аудиенции, сир,  -  сказал  Стилгар.  -  Много
любопытных... боящихся...
     - Ты тоже боишься, Стил?
     Едва различимый шепот:
     - Да.
     - Ты мой друг, тебе нечего меня бояться.
     - Да, милорд.
     - Алия, проведи утреннюю аудиенцию. Стилгар, давай сигнал!
     Стилгар повиновался.
     Дверь отворилась, и ожидавшая толпа подалась назад, чтобы дать проход
чиновникам. Охранники сдерживали просителей,  а  пестрая,  кричащая  толпа
пыталась прорваться с криками и проклятиями. Все происходило одновременно,
крутилось, как в водовороте. В руках просители держали свои жалобы.  Через
проход, расчищенный стражами, прошел чиновник. Он держал список тех,  кому
дозволено было предстать перед троном. Чиновник,  сухощавый  Свободный  по
имени Текруб, имел холодный и неприступный вид, выставляя  напоказ  бритую
голову и пушистые усы.
     Алия двинулась ему навстречу, давая возможность Полу и  Чани  уйти  в
коридор за помостом. Она явно  испытывала  недоверие  к  Текрубу,  замечая
любопытные взгляды, которые тот бросал вслед уходящему Полу.
     - Сегодня я говорю от имени брата, - сообщила она. - Пусть  просители
подходят по одному.
     - Да, миледи. - Он повернулся, чтобы навести порядок в толпе.
     - Я помню времена,  когда  вы  не  ошибались  относительно  намерений
брата, - сказал Стилгар.
     - Меня отвлекли наибы, - оправдывалась Алия. - Но вы тоже изменились,
Стил? Что это за спектакль вы разыграли?
     Стилгар был  шокирован.  Все  на  свете  меняется,  но  чтобы  как  в
спектакле?  Драма  -  сомнительное  мероприятие.   В   Империи   появились
сомнительные развлечения, и самое  непристойное  из  них  -  театр.  Враги
Империи лицедействуют, чтобы завоевать дешевую популярность. Корба пытался
всю Империю превратить в подмостки. За это он поплатится жизнью.
     - Вы упрямы, - сказал Стилгар. - Вы мне не верите?
     Уловив напряжение и горечь в  его  словах,  Алия  смягчила  выражение
лица, но не интонацию голоса.
     - Я верю вам, Стил. Я всегда соглашалась с братом, когда он  говорил,
что если дело в руках Стилгара, то мы можем позволить себе забыть о нем.
     - Тогда почему же вы говорите, что я... изменился?
     - Вы были готовы оказать неповиновение моему брату, - сказала она.  -
Это написано у вас на лбу. Надеюсь только, что это не уничтожит вас обоих.
     Приближался первый посетитель. Алия отвернулась, прежде  чем  Стилгар
успел  что-то  сказать.  Но  на  лице  его  ясно  впиталось  то,   о   чем
предупреждала в своем письме леди Джессика  -  подмена  морали  и  совести
законом.
     "Вы породили гибельный парадокс..."



                                    20

                     "Тибана,   апологет   сократического    христианства,
                вероятно, уроженец Амбуса-4,  жил  за  восемь  или  девять
                столетий до Коррино, скорее всего,  при  втором  правлении
                Даламака. Из его произведений сохранились лишь  фрагменты.
                Вот один из них: "Сердца всех людей пребывают в одинаковой
                дикости".
                                         Из "Книги Дюны" принцессы Ирулэн.

     - Ты  Биджаз?  -  спросил  гхола,  входя  в  маленькую  комнату,  где
содержался под охраной карлик. - Меня зовут Хейт.
     С гхолой пришел отряд стражников, чтобы заступить на вечернюю  вахту.
Пока они пересекали внешний двор, песок, приносимый ветром, сек  их  щеки,
заставляя моргать и ускорять шаги. Теперь же,  в  коридоре,  слышались  их
добродушные шутки вперемежку  со  звуками,  сопровождающими  ритуал  смены
караула.
     - Ты не Хейт, - возразил карлик, - ты Данкан  Айдахо.  Я  видел,  как
твое мертвое тело положили в бак, и я был там, когда его извлекли, живое и
готовое для обучения.
     Гхола проглотил комок в неожиданно пересохшем горле. Свет  золотистых
глоуглобов слегка приглушался зелеными занавесями. В их свете  были  видны
капли пота на лбу карлика. Под маской трусливости и фривольности в карлике
чувствовалась внутренняя сила.
     - Муад Диб поручил мне допросить тебя, с какой целью тебя  изготовили
тлейлаксу, - сказал Хейт.
     - Тлейлаксу, тлейлаксу, - дурашливо пропел карлик. -  Знаешь  ли  ты,
кукла, что я сам тлейлаксу? Кстати, и ты тоже!
     Хейт  смотрел  на  карлика.  Биджаз  излучал   уверенность,   которая
заставляла вспомнить о древних идолах.
     - Слышишь стражников снаружи? - спросил  Хейт.  -  Стоит  мне  только
приказать, и они задушат тебя.
     - Ай! Ай! - укоризненно воскликнул карлик. - Каким ты стал  жестоким!
А ведь говорил, что пришел сюда искать правду.
     Хейту не понравилось спокойствие на лице карлика.
     - Возможно, я ищу лишь будущее, - сказал он.
     - Хорошо сказано, - заметил Биджаз. - Теперь  мы  знаем  друг  друга.
Когда встречаются два вора, им не нужно представляться друг другу.
     - Мы не воры, - сказал Хейт. - Что, по-твоему, мы украли?
     - Не воры, но игральные карты, - возразил Биджаз. - И ты пришел сюда,
чтобы подсчитать мои очки. А я, в свою очередь, посчитаю твои. Так вот:  у
тебя две рубашки!
     - Ты действительно видел меня в баке тлейлаксу? - с видимой  неохотой
спросил Хейт.
     - Разве я уже не сказал? - удивился Биджаз. Карлик вскочил на ноги. -
С тобой пришлось немало повозиться. Твое тело никак не хотело возвращаться
к жизни.
     Хейт неожиданно почувствовал, что живет как бы во сне, контролируемый
чужим мозгом, и что он может мгновенно затеряться в этом чужом мозгу.
     Биджаз склонил голову набок и  обошел  гхолу,  глядя  на  него  снизу
вверх.
     -  Возбуждение  пробуждает  в  тебе  старое,  -  сказал  он.   -   Ты
преследователь, который никогда не сможет догнать то, за чем гонится.
     - Ты - оружие, нацеленное на Муад Диба, - сказал Хейт,  поворачиваясь
вслед за карликом. - Что ты должен сделать?
     - Ничего! - отрезал Биджаз, останавливаясь.  -  Я  даю  тебе  обычный
ответ на обычный вопрос.
     - Значит, ты нацелен на Алию. Она твоя цель?
     - Во внешних мирах ее называют  Хавт  -  Первое  Чудовище,  -  сказал
Биджаз. - Я слышу, как кипит твоя кровь, когда ты говоришь о ней.
     - Итак, ее называют Хавт, - сказал  гхола,  изучая  Биджаза,  пытаясь
найти ключ к своей цели. Этот карлик отвечает так странно.
     - Она - девственница-шлюха, - сказал Биджаз. - Она  вульгарна,  умна,
груба и добра; когда думает, получается наоборот; когда хочет созидать, то
разрушает все вокруг, как кориолисова буря.
     - Значит, ты здесь для того, чтобы говорить против Алии?
     - Против нее? - Биджаз опустился на подушку у стены. - Я пришел сюда,
чтобы меня захватил магнетизм ее физической красоты. - Он улыбнулся, и  на
лице у него появилось выражение ящерицы.
     - Нападать на Алию - значит, нападать на ее брата, - сказал Хейт.
     - Это настолько ясно, что трудно разглядеть, - ответил Биджаз.  -  По
правде говоря, Император и его сестра - одна личность, спина к спине, одно
существо, наполовину мужчина, наполовину женщина.
     - Так говорили Свободные в глубокой пустыне, -  сказал  Хейт.  -  Они
восстановили кровавые  приношения  Шаи-Хулуду.  Почему  ты  повторяешь  их
вздор?
     - Ты смеешь называть это вздором? - спросил  Биджаз.  -  Ты,  который
одновременно и человек, и маска? Да, но  игральная  кость  не  может  сама
считать свои очки. Я совсем забыл об этом. И тебе трудно  вдвойне,  потому
что ты служишь Атридесам как двойное существо. Твои чувства не  так  ясны,
как мысли в твоем мозгу.
     - Ты проповедуешь этот ложный  миф  о  Муад  Дибе  твоим  стражам?  -
негромко спросил Хейт. Он чувствовал,  как  слова  карлика  опутывают  его
мозг.
     - Эго они проповедуют мне! - возразил Биджаз. - И они молятся. Мы все
должны молиться. Разве мы не живем в тени самого опасного существа во всей
Вселенной?
     - Опасное существо...
     - Их собственная мать отказалась жить с ними на одной планете!
     - Почему ты не отвечаешь мне прямо? Ты знаешь, мы  можем  расспросить
тебя по-другому! И получим ответ... так или иначе...
     - Но я ответил тебе! Разве я не сказал, что миф реален? Разве я ветер
пустыни, несущий смерть в своем животе?  Нет.  Я  -  слова!  Такие  слова,
которые молниями ударяют в песок с темного неба. Я сказал:  "Задуй  лампу!
Наступил день!" А ты продолжаешь говорить: "Дай мне  лампу,  чтобы  я  мог
отыскать день".
     - Ты играешь со мной в опасную игру! - сказал Хейт. - Думаешь,  я  не
понимаю эти идеи Дзэнсунни? Ты оставляешь следы такие же ясные, как  птица
на грязи.
     Биджаз захихикал.
     - Почему ты смеешься?
     - Потому что у меня есть зубы и я не хотел бы, чтобы их  не  было,  -
умудрился выговорить Биджаз, не переставая хихикать. - Не имея зубов, я бы
не мог их скалить.
     - Теперь я знаю твою мишень, - сказал Хейт. - Ты был нацелен на меня.
     - И попал! Ты такая большая цель, как бы я  мог  промахнуться?  -  Он
кивнул, будто бы самому себе. - Теперь я  спою  для  тебя.  -  Он  замычал
монотонную мелодию, повторяя ее снова и снова.
     Хейт напрягся, чувствуя странную боль в позвоночнике. Он  смотрел  на
лицо карлика, видел молодые  глаза  на  старом  лице.  От  глаз  к  вискам
тянулась паутина тонких белых  линий.  Какая  большая  голова!  Все  черты
замыкались на большом рте, из которого доносился  монотонный  напев.  Этот
звук навел Хейта на мысль о древних ритуалах,  народные  предания,  старых
словах  и  обычаях,  полузабытых   значениях.   Что-то   жизненно   важное
происходило здесь... смертельная игра мыслями наперекор  Времени.  Древние
мысли звучали в песне  карлика,  как  ослепительный  свет  на  расстоянии,
который все приближается и  приближается,  освещая  жизнь  через  пропасть
столетий.
     - Что ты делаешь со мной? - выдохнул Хейт.
     - Ты инструмент, на котором меня учили играть, - сказал Биджаз.  -  Я
играю на тебе. Позволь мне назвать другие имена предателей  среди  наибов.
Викурес и Кахиет...  Джеддида,  секретарь  Корбы;  Абумоджандис,  помощник
Баннерджи. Даже сейчас, в этот момент, кто-нибудь из них может вонзить нож
в спину вашего Муад Диба.
     Хейт лишь покачал головой, будучи не в состоянии говорить.
     - Мы с тобой  как  братья,  -  сказал  Биджаз,  снова  прерывая  свое
монотонное гудение. - Мы росли в одном и том же баке: сначала я,  потом  -
ты.
     Металлические  глаза  Хейта  внезапно  обожгло  непереносимой  болью.
Красный туман окутал все вокруг. Он чувствовал, как его отсекают от всего,
кроме боли. Все стало  случайным,  случай  пронизывал  материю.  Воля  его
ослабла, съежилась. Она жила без дыхания и была различима лишь как  слабое
внутреннее освещение.
     С энергией отчаяния прорывался он сквозь завесу  боли.  Внимание  его
сосредоточилось на Биджазе. Хейт чувствовал, как  его  взгляд  прорывается
сквозь слои карлика - слой за  слоем,  пока  не  осталась  лишь  сущность,
выраженная символом.
     - Мы на поле боя, - сказал Биджаз. - Теперь ты можешь говорить.
     Освобожденный этими словами, Хейт сказал:
     - Ты не сможешь заставить меня убить Муад Диба.
     - Я слышал, как Бене Джессерит говорят, - сказал Биджаз,  -  что  нет
ничего прочного,  ничего  уравновешенного  во  всей  Вселенной,  ничто  не
остается постоянным, каждый день и каждый час приносят изменения.
     Хейт тупо покачал головой.
     - Ты считал, что наша цель - этот глупый Император, - сказал  Биджаз.
- Плохо же ты знаешь  наших  хозяев,  тлейлаксу.  Союз  и  Бене  Джессерит
считают, что мы производим орудия и  услуги.  Все  может  быть  орудием  -
нищета, война. Война полезна, так как она эффективна во многих сферах. Она
стимулирует обмен веществ. Она вынуждает правительства  к  действиям.  Она
разделяет генетические линии. Она обладает жизненностью, как ничто  другое
во Вселенной. Только тот,  кто  понимает  необходимость  войны,  достигает
самоопределения.
     Необычно спокойным голосом Хейт сказал:
     -  Странные  мысли  исходят  от  тебя.  Я  почти  готов  поверить   в
мистическое провидение. Сколько прибыли принесло создание тебя?  Из  этого
могла бы получиться восхитительная история с захватывающим эпилогом.
     - Великолепно! - воскликнул Биджаз. - Ты нападаешь, следовательно, ты
достигаешь самоопределения.
     - Ты пытаешься пробудить  во  мне  насилие,  -  безжизненным  голосом
сказал Хейт.
     Биджаз отрицательно мотнул головой.
     - Пробуждаю - да, насилие - нет. Ты  носитель  сознания,  полученного
при обучении. Я должен пробудить в тебе это сознание, Данкан Айдахо.
     - Я Хейт!
     - Ты - Данкан Айдахо!  Уникальный  убийца.  Любовник  многих  женщин.
Искусный фехтовальщик Правая рука Атридесов на поле  битвы.  Ты  -  Данкан
Айдахо!
     - Прошлое нельзя разбудить.
     - Нельзя.
     - Эго еще никому не удавалось.
     - Верно, но наши хозяева отрицают саму  мысль,  что  чего-то  сделать
нельзя. Они всегда ищут подходящее  орудие,  правильную  точку  приложения
силы, пользуются услугами подходящего...
     - Ты скрываешь свою истинную цель! Ты создаешь экран из слов,  а  они
ничего не значат!
     - В тебе есть  Данкан  Айдахо,  -  сказал  Биджаз.  -  Твое  сознание
подчинится эмоциям или бесстрастному рассмотрению, но оно подчинится. Твое
сознание прорвет экран подавления и вырвется из темного  прошлого.  Оно  и
сейчас преследует тебя. Существо, живущее внутри тебя, проснется  и  будет
повиноваться.
     - Тлейлаксу считают, что я их раб, но я...
     - Молчать, раб! - произнес Биджаз воющим голосом.
     Хейт замолк.
     - Вот мы и дошли до сути, - сказал Биджаз. - Я знаю,  что  ты  и  сам
чувствуешь это.  И  вот  условные  слова,  чтобы  управлять  тобой...  Они
сработают, как надо.
     Хейт чувствовал, как пот выступает у него на лбу, как дрожат руки, но
он был не в силах пошевелиться.
     - Однажды, - продолжал Биджаз, - Император придет к тебе. Он  скажет:
"Она умерла". И лицо его превратится в маску горя. Он будет отдавать  воду
мертвым, как здесь называют слезы. И ты скажешь  моим  голосом:  "Господи!
Господи!"
     Челюсти и горло Хейта сводило от напряжения мышц. Он смог лишь слегка
повернуть голову.
     - Ты скажешь:  "У  меня  сообщение  от  Биджаза".  -  Карлик  скорчил
гримасу. - Бедный Биджаз, у которого  не  было  мозгов...  бедный  Биджаз,
барабан, набитый информацией... орудие для других... надави на Биджаза,  и
он издаст звук... - Он снова улыбнулся. -  А  я  не  лицемер,  хоть  ты  и
считаешь меня таковым, Данкан Айдахо. Я тоже могу  печалиться.  Но  пришло
время заменить мечи словами.
     Хейта сотрясала икота.
     Биджаз хихикнул.
     - Спасибо тебе, Данкан Айдахо,  спасибо.  Потребности  тела  выручают
нас. Так как у Императора в жилах течет кровь Харконненов, он будет делать
то, что мы потребуем. Он превратится в говорящую машину,  в  произносителя
слов, в колокольчик со звоном, приятным для ушей наших хозяев.
     Хейт мигнул и подумал, что Биджаз похож на маленького умного зверька.
Как это понимать: "Кровь Харконненов в жилах Императора?"
     - Ты думаешь о звере Харконнене, - сказал Биджаз. - В этом  ты  похож
на Свободного. Когда слова не помогают, в  руке  появляется  меч,  да?  Ты
думаешь о том зле,  которое  причинили  твоей  семье  Харконнены?  Да,  по
материнской линии твой драгоценный Пол - Харконнен! Тебе  ведь  не  трудно
будет убить Харконнена, не так ли?
     Судорога прошла по телу гхолы. Был ли это гнев? Откуда?
     - Ох! - сказал Биджаз. - Ах! Ха-ха! Но есть  еще  кое-что.  Тлейлаксу
предложат сделку твоему драгоценному Полу Атридесу.  Наши  хозяева  оживят
его возлюбленную. У тебя может появиться сестра-гхола.
     Хейт неожиданно почувствовал, что во Вселенной  осталось  только  его
дыхание.
     - Гхола, - повторил Биджаз.  -  Тело  его  возлюбленной.  Она  сможет
рожать  ему  детей.  И  будет   любить   только   его.   Мы   даже   можем
усовершенствовать  оригинал,  если  он  захочу.  Была  ли  когда-нибудь  у
человека лучшая возможность вернуть утраченное? Он за это ухватится.
     Будто утомившись, Биджаз опустил глаза, а потом сказал:
     - Он  испытает  искушение...  он  задумается,  и  в  этот  момент  ты
приблизишься к нему. И ударишь! И будет еще один гхола... Вот чего требуют
наши хозяева! - Карлик прокашлялся и, кивнув, потребовал: - Говори!
     - Я этого не сделаю! - сказал Хейт.
     - Это сделает Данкан Айдахо. И сделает в момент наибольшей уязвимости
этого отпрыска Харконненов. Не забудь!  Ты  предложишь  усовершенствование
его возлюбленной - возможно, бессмертное сердце, более нежные чувства.  Ты
предложишь ему убежище - планету, которую  он  выберет  сам  за  пределами
Империи. Подумай только! Его любимая  оживет.  Нет  больше  слез,  а  есть
возможность прожить оставшиеся годы в идиллии.
     - Дорогое предложение, - сказал Хейт. - Он спросит о цене.
     - Скажи, что он должен отказаться от своей  божественной  сущности  и
упразднить Квизарат. И не только от своего имени,  но  и  от  имени  своей
сестры.
     - И больше ничего? - насмешливо спросил Хейт.
     - Разумеется, он должен будет отдать свой пай в КХОАМ.
     - Разумеется.
     - А если ты не будешь стоять достаточно близко, чтобы  нанести  удар,
тогда начни говорить о том, как восхищены тлейлаксу тем, что он научил  их
использовать возможности религии. Скажи ему, что у тлейлаксу  есть  теперь
отдел религиозной инженерии,  который  ставит  своей  целью  использование
религий для практических нужд.
     - Очень разумно, - сказал Хейт.
     - Ты волен иронизировать и не  повиноваться  мне,  -  сказал  Биджаз,
склонив голову набок. - Не отрицай...
     - Они хорошо тебя сделали, маленькое животное.
     - Тебя  тоже,  -  отозвался  карлик.  -  Ты  ему  скажешь,  чтобы  он
поторопился.  Плоть  разлагается,  и  ее  тело  должно  быть  сохранено  в
криогенном танке.
     Хейт чувствовал, как барахтается в сети, которую не может распознать.
Карлик так уверен в себе, но все же должен быть  некий  просчет  в  логике
тлейлаксу. Создавая гхолу, они настроили его на голос  Биджаза,  но...  но
что?.. Как легко ошибиться!
     Биджаз улыбнулся, как бы прислушиваясь к голосу внутри себя.
     - Теперь ты все забудешь, - сказал он. - Когда  настанет  момент,  ты
вспомнить. Он скажет: "Она умерла". И тогда проснется Данкан Айдахо.
     Карлик хлопнул в ладоши.
     Хейт вздрогнул, чувствуя, что его прервали в середине мысли... или  в
середине фразы. Что это? Что-то насчет цели?
     - Ты надеешься смутить меня и управлять мной, - сказал он.
     - Как это? - спросил Биджаз.
     - Я твоя цель, и ты не можешь отрицать этого.
     - Я и не думаю отрицать.
     - Тогда что же ты пытаешься со мной сделать?
     - Пытаюсь оказать любезность, - пояснил Биджаз. - Простую любезность.



                                    21

                     "Последовательная   природа   реальных   событий   не
                раскрывается с абсолютной точностью силами предвидения, за
                исключением   самых   необычных   обстоятельств.    Оракул
                схватывает  эпизоды,  вырванные  из   исторической   цели.
                Вечность движется. Она  влияет  сама  на  себя  как  через
                посредство оракула, так  и  через  вопрошающих.  Подданные
                Муад Диба могут сомневаться в  его  величии  и  оракульном
                видении. Они могут отрицать его дар. Но пусть они  никогда
                не усомнился в Вечности".
                                                         "Евангелие Дюны".

     Хейт смотрел, как Алия вышла из храма и пересекла площадь. Ее  охрана
держалась близко к ней, свирепое выражение  диких  лиц  охранников  должно
было маскировать следы хорошей жизни и самодовольства.
     Над храмом  сверкнули  на  солнце  крылья  топтера.  Это  был  топтер
императорской охраны с изображенным на фюзеляже кулаком  -  символом  Муад
Диба.
     Хейт снова взглянул на Алию. Она кажется не на месте здесь, в городе,
подумал  он.  Настоящее  ее  место   -   пустыня,   открытое,   бескрайнее
пространство. Другая странная мысль пришла ему в голову, когда  он  следил
за ее приближением: Алия казалась задумчивой, только когда улыбалась.  Все
дело в глазах, решил он, вспоминая, как она появилась  в  зале  на  приеме
посла Союза: надменно и гордо, под  звуки  музыки,  среди  экстравагантных
мундиров  и  костюмов.  Алия  была  в  ослепительно  белом,  ярком  платье
целомудрия. Он смотрел на нее из окна, пока она не  прошла  во  внутренний
двор, с его прудом, фонтанами, лужайками степных трав и белым бельведером.
     Все не так... совершено не так... Она принадлежит пустыне.
     Хейт перевел дыхание. Алия вышла из поля его зрения. Он ждал,  сжимая
и разжимая кулаки. Встреча с Биджазом вызвала у него беспокойство.
     Он слышал, как свита Алии прошла по коридору, может  быть,  чуть-чуть
быстрее, чем следовало бы по ритуалу. Мимо  комнаты,  где  он  ждал,  Алия
прошла в свои покои.
     Хейт попытался сосредоточиться и понять, что  же  в  ней  встревожило
его. То, как она шла по площади?  Да.  Она  двигалась,  как  животное,  за
которым охотится хищник. Он вышел  на  соединительный  балкон,  прошел  по
нему, скрываясь за  солнцезащитными  экранами,  и  остановился,  оставаясь
скрытым в тени. Алия стояла у балюстрады, глядя на свой храм.
     Он посмотрел в том же направлении, что и она, - на город за храмом. И
увидел прямоугольники, разноцветные кварталы,  копошащуюся  жизнь,  звуки.
Строения блестели, сверкали на солнце, воздух над крышами дрожал от  жары.
В тупике, образованном стеной и углом храма,  мальчик  играл  в  мяч.  Мяч
поднимался и опускался, ударяясь о землю.
     Алия тоже смотрела на мяч. Она чувствовала странное единство с ним  -
вверх и вниз, вверх и вниз. Она точно так же прыгала по коридорам Времени.
     Порция меланжа, выпитая перед уходом из  храма,  была  самой  большой
какой ей приходилось пить, - огромная сверхдоза. Еще до того, как яд начал
действовать, Алия пришла в ужас.
     "Зачем я это сделала?" - спросила она себя.
     Иногда приходится выбирать между опасностями. Тот ли это случай?  Это
дало бы возможность  проникнуть  через  проклятый  туман,  которым  окутал
будущее  коварный  тарот  Дюны.  Существовала  преграда,  и  ее  следовало
преодолеть. Алия действовала по необходимости. Ей нужно было видеть,  куда
идет походкой слепого ее безглазый брат.
     Действие меланжа начало  сказываться  на  ее  сознании.  Она  глубоко
вздохнула,  испытывая  особое  удовольствие  и  спокойствие,  ядовитое   и
самодовольное.
     "Обладание вторым зрением опасно, оно ведет к фатализму", -  подумала
Алия.  К  несчастью,  не  существует  абсолютно  верного  расчета,  нельзя
просчитать предвидение. Видения будущего нельзя представить в виде формул.
Приходится входить в них, рискуя жизнью и рассудком.
     Из густой тени соединительного балкона  появилась  фигура.  Гхола!  В
своем обостренном восприятии Алия видела  его  с  предельной  четкостью  -
смуглое лицо, сверкающие  глаза.  Единство  ужасающих  противоположностей,
что-то связанное воедино шокирующим образом, тень и  яркий  свет,  продукт
процесса, оживившего его мертвого плоть... что-то необыкновенно  чистое...
невинное.
     Невинность в осаде!
     - Давно ты здесь, Данкан? - спросила она.
     - Я не Данкан, - ответил он. - А что?
     - Не спрашивай меня.
     И она подумала, глядя на него, что тлейлаксу ничего не оставили в нем
незавершенным.
     - Только боги могут безнаказанно рисковать совершенством,  -  сказала
Алия. - Для человека это опасно.
     - Данкан умер. - Он не хотел, чтобы она его так звала. - Я Хейт.
     Она  изучала  его  искусственные  глаза,  гадая,   что   они   видят.
Приглядевшись, она  увидела  маленькие  черные  точки,  крошечные  колодцы
черноты на сверкающем металле. Фасетки! Вселенная  вокруг  нее  мерцала  и
искажалась. Алия ухватилась за нагретые  солнцем  перила  балкона.  Меланж
действует быстро!
     - Вы больны? - спросил Хейт. Он придвинулся, внимательно глядя на нее
стальными глазами.
     "Кто это говорит? - подумала она. - Данкан Айдахо? Гхола-ментат?  Или
философ Дзэнсунни? А может, пешка с Тлейлакса, более  опасная,  чем  любой
рулевой Союза? Мой брат знает".
     Она снова посмотрела на гхолу. Что-то скрытое было сейчас в  нем.  Он
начинен ожиданием.
     - Благодаря своей матери я - Бене Джессерит,  -  сказала  она.  -  Ты
знаешь это?
     - Знаю.
     - Я использую силу Бене Джессерит, думаю, как думают они. Часть  меня
сознает священную необходимость генетической программы... и ее продуктов.
     Она замигала, чувствуя, как ее сознание начинает  свободно  двигаться
во Времени.
     - Говорят, Бене Джессерит никого  не  отпускают,  -  заметил  он.  И,
приглядевшись  внимательнее,  заметил,  как  побелели  пальцы,   сжимавшие
балконные перила.
     - Я споткнулась? - спросила она.
     Он видел, как глубоко она дышит, как напряжено  каждое  ее  движение,
как блестят ее глаза.
     - Споткнувшись, вы можете восстановить равновесие, перепрыгнув  через
то, обо что споткнулись.
     - Бене Джессерит споткнулись, - сказала она. - Они хотят восстановить
равновесие, перепрыгнув через моего брата. Они хотят ребенка  Чани...  или
моего.
     - Вы ждете ребенка?
     Она с трудом удержала равновесие во Времени  и  Пространстве.  Какого
ребенка? И где? Когда?
     - Я вижу... - прошептала она, - ...моего ребенка.
     Она отодвинулась от края балкона, повернула голову,  чтобы  взглянуть
на гхолу. У него лицо из  соли,  горькие  глаза  -  два  круга  блестящего
свинца.
     - Что ты видишь такими глазами?
     - То же, что и другие.
     Его слова звенели у нее в ушах, обостряя сознание.  Она  чувствовала,
что перешагнула через Вселенную...  дальше,  еще  дальше...  Ее  окутывало
Время.
     - Вы приняли спайс, большую дозу, - сказал он.
     - Почему я его не  вижу?  -  пробормотала  она.  Чрево  всего  сущего
держала ее в плену. - Скажи мне, Данкан, почему я его не вижу?
     - Кого?
     - Отца моего ребенка. Я заблудилась в тумане тарота. Поскорее  помоги
мне.
     Логика ментата дала точный расчет, и он сказал:
     - Бене Джессерит хотят скрестить вас с вашим братом.  С  генетической
точки зрения...
     Она закричала.
     - Яйцо во плоти... - с трудом прохрипела она. Ее охватил холод, потом
нестерпимый жар. Невидимый муж ее темных снов! Плоть от плоти ее, то, чего
не показывал ей оракул. Неужели дойдет до этого?
     - Вы, наверно, решились на очень большую дозу спайса? - спросил Хейт.
В нем нарастал ужас, что эта женщина из  рода  Атридесов  умрет,  что  ему
придется смотреть в лицо Полу и сообщать ему об этом.
     - Ты не знаешь, каково охотиться за будущим, - сказала она. -  Иногда
я мельком вижу себя... но иду свои путем. Я не могу смотреть сквозь  себя.
- Она опустила голову и покачала ею из стороны в сторону.
     - Сколько спайса вы приняли?
     - Природа ненавидит предвидение, - сказала она, поднимая голову. - Ты
это знаешь, Данкан?
     Он заговорил мягко и рассудительно, как с ребенком.
     -  Скажите  мне,  сколько  спайса  вы  приняли?  -  Левой  рукой   он
придерживал ее за плечо.
     - Слова так примитивны и двусмысленны. - Она отодвинулась от него.
     - Скажите мне.
     - Посмотри на Защитную стену, - приказала она, указывая пальцем.  Она
смотрела вдоль своей вытянутой руки и вся дрожала - местность  разрушалась
в ее всепоглощающем видении: песочный замок размывался невидимыми волнами.
Она отвела взгляд, ее внимание привлекло лицо гхолы. Его  черты  менялись,
смешивались, становились старыми... и молодыми...  старыми...  молодыми...
Он был самой жизнью - напористой, бесконечной... Она хотела бежать, но  он
схватил ее за руку.
     - Я позову врача, - сказал он.
     - Нет! Я должна иметь видение! Мне нужно знать!
     - Идемте внутрь.
     Она смотрела на его руку. Там, где его рука  касалась  ее  тела,  она
чувствовала электрическое напряжение, которое и искушало, и пугало ее. Она
рывком высвободилась и проговорила:
     - Нельзя удерживать водоворот!
     - Вам нужна медицинская помощь!
     - Разве ты не понимаешь? Мое видение неполно, только  фрагменты.  Оно
мигает и дергается. Я должна запомнить будущее. Разве это не ясно?
     - Что толку в будущем, если вы сейчас умрете? - спросил он, осторожно
ведя ее в помещение семьи.
     - Слова... слова... - бормотала она. - Я не могу объяснить  их.  Одно
должно вызывать другое, а здесь нет  причин...  и  нет  следствий.  Нельзя
оставлять Вселенную в таком виде!
     - Ложитесь! - приказал он.
     "Какой он прочный!" - подумала она.
     Холодные тени окутали ее. Она чувствовала, как се  собственные  мышцы
ползут,  словно  черви.  Только  пространство  постоянно,  все   остальное
неустойчиво. Кровать покрылась множеством тел, и все  это  были  ее  тела.
Время стало множеством перегруженных  ощущений.  Не  было  единой  реакции
Времени, не за что было ухватиться. Это Время. Оно движется. Вся  скользит
мимо, назад, вперед, в сторону.
     - Оно лишено предметности, - пыталась объяснить  она.  -  Его  нельзя
обойти или пройти под ним.
     Вокруг нее копошились люди. Кто-то держал ее за руку. Она  проследила
за этой рукой и увидела лицо - Данкан Айдахо! Его  глаза...  неправильные,
но это Данкан - мужчина-ребенок-старик... мужчина-ребенок-старик... Каждая
черточка лица выдает его тревогу за нее.
     - Данкан, не бойся, - прошептала она.
     Он кивнул, продолжая держать ее за руку:
     - Лежите спокойно.
     И подумал: "Она не должна умереть! Не должна!!!" Он покачал  головой.
Такие мысли противоречат логике момента. Смерть  необходима,  чтобы  жизнь
могла продолжаться.
     "Гхола любит меня", - подумала Алия.
     Эта мысль стала прочной скалой, за  которую  она  смогла  ухватиться.
Знакомое лицо, знакомая комната за ним. Она узнала одну из спален в  крыле
Пола.
     Какой-то человек что-то делал с трубкой в ее горле.  Она  боролась  с
тошнотой.
     - Мы успели вовремя. - Алия узнала голос семейного врача. - Надо было
позвать меня раньше. - В его голосе звучало подозрение.  Она  чувствовала,
как трубка выскальзывает из ее рта - змея, блестящая нить.
     - После укола она заснет, - сказал врач. - Я пришлю ее адъютантов.
     - Я побуду с ней, - сказал гхола.
     - Не нужно!
     - Останься... Данкан, - прошептала Алия.
     Он погладил ее руку, чтобы показать, что слышит ее просьбу.
     - Миледи, - сказал врач, - будет лучше, если вы...
     - Не говорите мне, что лучше, - выдохнула она.  Горло  ее  болело  от
каждого произнесенного ею звука.
     - Миледи, - в голосе врача звучал упрек, - вы ведь знаете, как опасно
принимать слишком много меланжа. Могу только предположить, что кто-то  дал
вам его без...
     - Вы дурак! - прохрипела она. - Хотите лишить меня видения? Я  знала,
на что шла. - Она приложила руку к горлу. - Уходите же отсюда! Немедленно!
     Врач выплыл из поля ее зрения со словами:
     - Я сообщу вашему брату.
     Она позволила ему уйти, перенеся все свое видение  на  гхолу.  Теперь
оно лежало ясно в ее сознании. Она  чувствовала,  как  движется  гхола  во
Времени. Он больше не был загадочной фигурой.
     "Он - суровое испытание, посланное мне, -  подумала  Алия.  -  В  нем
опасность и спасение".
     И она вздрогнула, зная, что имела видение, которое было и у ее брата.
Нежелательные слезы жгли ей глаза. Она  резко  повернула  голову.  Никаких
слез! На них тратится драгоценная влага, и, что гораздо хуже, они искажают
поток видения. Пола нужно  остановить!  Один  раз,  только  один  раз  она
пересекла Время там, где проходил он. Напряжение и изменчивость больше  не
позволят этого. Нить Времени проходит сквозь ее брата, как луч света через
миг времени. Он стоит в фокусе и знает это.  Он  собрал  все  линии  и  не
позволит им ускользнуть или измениться.
     - Почему? - пробормотала она. - Из ненависти? Он ударил Время, потому
что оно причинило ему боль? Или... что?..
     Хейту показалось, что он слышит свое имя.
     - Миледи?
     - Если бы я могла выжечь это в себе! - воскликнула Алия. - Я не  хочу
отличаться от других.
     - Пожалуйста, Алия, - бормотал он. - Вам нужно уснуть.
     - Я хочу уметь смеяться, - прошептала она. -  Слезу  катились  по  ее
щекам. - Но я сестра Императора,  которому  поклоняются,  как  Богу.  Люди
боятся меня. Я не хочу, чтобы меня боялись.
     Он вытер слезы с ее лица.
     - Я не хочу быть частью  истории,  -  шептала  она.  -  Я  хочу  быть
любимой... и любить.
     - Вы любимы.
     - Ах, верный, верный Данкан.
     - Пожалуйста, не зовите меня так.
     - Но это так. А верность - ценный товар. Ее можно продать, но  купить
нельзя.
     - Мне не нравится ваш цинизм.
     - Будь проклята твоя логика! Это правда!
     - Спите!
     - Ты любишь меня, Данкан?
     - Да.
     - Может, это ложь, в которую легче поверить, чем в правду? - спросила
она. - Почему я боюсь поверить тебе?
     - Вы боитесь моих отличий, как и своих.
     - Будь мужчиной, а не ментатом!
     - Я ментат, и мужчина.
     - Ты сделаешь меня своей женщиной?
     - Я сделаю то, чего потребует любовь.
     - И верность?
     - И верность.
     - Вот этим ты и опасен, - сказала она.
     Ее слова обеспокоили его. Ни следа этого беспокойства  не  отразились
на  его  лице,  ни  одна  мышца  не  дрогнула,  но  она  знала:  ведь  это
беспокойство было в видение. Она чувствовала, что утратила часть  видения,
но кое-как из будущего помнила.
     - Данкан, не давай мне уходить, - прошептала она.
     - Спите. Не боритесь со сном, миледи.
     - Я должна... должна. Он - наживка в собственной  ловушке.  Он  слуга
силы и  ужаса.  Насилие...  обожествление  -  это  тюрьма,  в  которую  он
заключен. Он потеряет все. Его разорвут на части.
     - Вы говорите о Поле?
     - Его влечет к самоуничтожению, - хрипела она, изгибая шею. - Слишком
велика тяжесть, слишком много  горя.  Его  уводят  от  его  любви.  -  Она
опустилась на кровать. - Создают вселенную, где он не позволит себе жить.
     - Кто это делает?
     - Он сам! О, в нем так много всего, хотя он всего лишь часть рисунка.
И слишком поздно... слишком поздно...
     Говоря это, она чувствовала, как сознание опускается слой  за  слоем.
Тело и мозг разделились и слились в вихре прошлых видений... движущихся...
сменяющихся... Она чувствовала биение сердца зародыша,  ребенка  будущего.
Меланж все еще владел ею, заставляя плыть во Времени. Она знала, что видит
жизнь еще не зачатого ребенка. Но одно было  ей  известно  точно  -  этому
ребенку уготовано такое же ужасное пробуждение, как и ей самой.  Он  будет
сознательным и мыслящим существом еще до рождения.



                                    22

                     "Существуют пределы силам,  которые  можно  применить
                без риска самоуничтожения. Знание этих пределов - истинное
                искусство правления.  Неправильное  использование  силы  -
                смертный грех. Закон не может быть орудием мести, не может
                быть обращен против мучеников, которых он сам же  создает.
                Нельзя угрожать индивидууму и избежать последствий".
                                  "Закон Муад Диба". Комментарии Стилгара.

     Чани смотрела на утреннюю пустыню с утеса,  расположенного  невдалеке
от съетча Табр. На ней не было стилсьюта, и от этого она чувствовала  себя
беззащитной перед пустыней. Вход в съетч находился чуть сзади и выше нее.
     Пустыня... пустыня... Она чувствовала, что пустыня всюду  следует  за
ней. Возвращение  к  пустыне  -  это  не  возвращение  домой.  Просто  она
повернула, чтобы увидеть то, что всегда было с ней.
     Болезненная судорога прошла по ее животу. Скоро роды. Она боролась  с
болью, ожидая родов наедине с пустыней.
     Дремотная неподвижность рассвета охватила землю. Тени лежали на дюнах
и на террасах Защитной стены. Солнечный  свет  бил  ей  в  глаза.  Бледный
ландшафт  протянулся  под  голубым   небом.   Сцена   соответствовала   ее
скептическому мрачному настроению, которое мучило ее с тех  пор,  как  она
узнала о слепоте Пола.
     "Почему мы здесь?"  -  удивлялась  она.  Это  не  хаджж,  путешествие
поиска. Пол ничего не искал здесь, разве что место для ее родов. Он собрал
странную компанию для путешествия:  гхола  Хейт,  некогда  Данкан  Айдахо;
Биджаз, тлейлакский карлик; Адрик,  рулевой  Союза;  Гаиус  Хэлен  Моахим,
Преподобная мать Бене Джессерит;  Лачма,  странная  дочь  Отейна,  которая
всюду передвигается под неусыпной охраной; Стилгар, наиб, ее дядя; любимая
жена Стилгара, Хара; Ирулэн и Алия.
     Звуки ветра в крутых скалах сопровождали  ее  мысли.  Пустынный  день
начал желтеть.
     - Почему такой странный выбор сопровождающих? - спросила она.
     - Мы забыли, ответить на  ее  вопрос  Пол,  -  что  слово  "компания"
означает путешественников. Мы и есть такая компания.
     - Но какова их ценность?
     - Вот! - сказал он, обратив к  ней  пугающе  пустые  глазницы.  -  Мы
утратили  простой  смысл  жизни.  Если  ее  нельзя  запечатлеть,   побить,
прогнать, мы ее не ценим.
     Задетая, она сказала:
     - Я не это имела в виду.
     - Ну, дорогая, - сказал он шутливо, - мы не  так  богаты  деньгами  и
бедны жизнью. Я злой, упрямый, глупый...
     - Нет!
     - Это правда. Но руки мои посинели от времени. Я  думаю...  Я  думаю,
что пытался изобрести жизнь, не сознавая, что она уже изобретена.
     И он коснулся ее живота, чтобы ощутить таящуюся там новую жизнь.
     Вспомнив это, она положила обе руки на живот и  вздрогнула,  пожалев,
что попросила Пола привезти ее сюда.
     Пустынный ветер принес тяжелый запах с зеленой полосы  растительности
у основании утеса. Суеверие Свободных вспомнилось Чани: злые запахи - злые
времена. Она посмотрела туда и увидела появившегося за этой полосой червя.
Он выползал из дюны, как из гигантского  корабля,  разбрасывая  песок,  но
вдруг ощутил смертоносный для него запах воды и бежал,  оставив  за  собой
глубокий длинный след.
     Червь заразил ее своим страхом. Она возненавидела воду. Вода, некогда
душа Арракиса, превратилась в яд. Вода приносит мор. Только пустыня чиста.
     Ниже ее возвращался отряд Свободных. Они поднялись ко входу в  съетч,
и она увидела их грязные ноги.
     Свободные с грязными ногами!
     Дети съетча начали петь, их голоса доносились изнутри, от входа.  Эти
голоса заставили ее почувствовать, как улетает  время,  словно  ястреб  от
ветра. Она задрожала.
     Какие бури видит Пол свои  безглазым  видением?  Она  ощущала  в  нем
яростное безумие и страшно усталость - усталость от песен и споров.
     Она заметила, что небо стало серым и наполнилось алебастровыми лучами
и странными рисунками, вытканными принесенным ветром песком.  Ее  внимание
привлекла белая полоска на юге. Неожиданно насторожившись, она истолковала
знак: белое небо на юге -  рот  Шаи  Хулуда.  Приближается  буря,  большой
ветер. Она чувствовала предупреждающий ветерок, трение песчинок о ее щеки.
Ветер приносил с собой ярость смерти:  запахи  воды  с  каналов,  горячего
песка, кремня. Вода! Вот  из-за  чего  Шаи-  Хулуд  насылает  кориолисовые
ветры.
     На утесе, где она стояла, появились ястребы. Они  искали  убежища  от
ветра. Коричневые, как скалы, с алыми перьями в крыльях. Ее дух устремился
к ним: у них было укрытие, у нее - нет.
     - Миледи, поднимается ветер...
     Она обернулась и увидела гхолу у вход  в  съетч.  Страх  охватил  ее.
Очищающая смерть, вода, отданная телом назад племени, - это она  понимала.
Но... вернуться назад после смерти, как этот гхола...
     Принесенный ветром песок хлестал ее лицо, от  него  покраснели  щеки.
Она через плечо оглянулась на пугающую песчаную полоску  в  небе.  Пустыня
стала коричнево-багровой, и дюны, точно волны,  катились  на  берег.  Чани
вспомнила, как однажды Пол описывал ей море. Она заколебалась,  охваченная
чувством мимолетности. По сравнению с вечностью это лишь песчинка.  Прибой
дюн прошел у основания утеса.
     Буря снаружи стала для нее чем-то всеобщим... Все звери  прячутся  от
нее, ничего не остается в пустыне,  кроме  ее  собственных  звуков:  песок
скрипит, хлеща по скалам, ветер воет, гремят камни, сброшенные с вершины.
     Это было лишь одно мгновение в ее  жизни,  но  в  это  мгновение  она
почувствовала, как космическим ветром уносит  всю  планету  -  песчинку  в
пространстве.
     - Нужно торопиться, - сказал рядом с ней гхола.
     Она ощутила его страх за нее, заботу о ее безопасности.
     - Она срывает мясо с костей - сказал гхола, как будто ей  нужно  было
объяснять, что это такое.
     Ее страх перед ним ушел, ведь он так переживал за нее. Чани позволила
гхоле помочь ей добраться до входа в съетч. Они  добрались  до  извилистой
перегородки, ограждавшей вход. Стражники  открыли  герметическую  дверь  и
закрыли ее за ними.
     Запахи съетча ударили ей в ноздри. Она помнила эти запахи - испарения
многих тел, эфирный запах перегонных кубов,  знакомые  ароматы  пищи...  и
поверх всего этого вездесущий спайс, повсюду меланж.
     Она глубоко вздохнула: "Дома".
     Гхола высвободил свою руку и стал в стороне  в  терпеливом  ожидании,
будто выключенный робот.
     Чани задержалась у входа в комнату, удивленная тем, чему она не могла
подобрать названия. Это ее настоящий дом. Ребенком она охотилась здесь  за
скорпионами при свете переносных глоуглобов. Но что-то здесь изменилось...
     - Не пройдете ли вы к себе, миледи? - спросил гхола.
     И тут же сильная схватка  пробежала  по  ее  животу.  Она  попыталась
скрыть это.
     - Миледи? - сказал гхола.
     - Почему Пол боится рождения нашего ребенка?
     - Естественно, потому, что он опасается за ваше здоровье,  -  ответил
гхола.
     - А он не боится за ребенка?
     - Миледи, он не может подумать о ребенке, не вспомнив вашего  убитого
сардукарами первенца.
     Она изучала гхолу - плоское лицо, непроницаемые металлические глаза.
     Она поднесла руку к покрасневшей щеке. Действительно ли это  существо
является Данканом Айдахо? Друг ли он? Говорит ли он сейчас правду?
     - С вами должен быть врач, - сказал гхола.
     И снова она услышала в  его  голосе  страх  за  нее.  Неожиданно  она
почувствовала,  что  мозг  ее  не  защищен,  что  он  готов  подвергнуться
потрясающему вторжению.
     - Хейт, я боюсь, - прошептала она. - Где мой Узул?
     - Его удерживают государственные дела.
     Она кивнула, вспомнив сопровождающий их правительственный  аппарат  -
целую стаю орнитоптеров. И вдруг она поняла, что поразило ее  в  съетче  -
чужие запахи. Чиновники и адъютанты принесли с собой свои  запахи,  запахи
своей пинки и одежды, запахи экзотической косметики.
     Чани содрогнулась, едва сдерживая приступ истерического  смеха.  Даже
запахи меняются в присутствии Муад Диба.
     - Были срочные дела, которые он не  мог  отложить,  -  сказал  гхола,
неправильно истолковав ее реакцию.
     - Да, да, я понимаю. Они летели с нами.
     Вспомнив перелет из Арракина, она призналась себе, что  не  надеялась
пережить его. Пол настоял на том, чтобы самому управлять  своим  топтером.
Безглазый, он привел топтер сюда. После  этого  она  поняла,  что  ее  уже
ничего не удивит в нем.
     Новый приступ боли прошел по ее животу.
     Гхола видел ее сдерживаемое дыхание, напряжение мышц.
     - Ваше время... подошло?
     - Я... да.
     - Больше нельзя задерживаться. - Он схватил ее за руку и повел.
     Она уловила его панический страх и сказала:
     - Еще есть время.
     Он, казалось, не слышал.
     - Дзэнсунни так советует относиться к рождению, - сказал он, вынуждая
ее идти еще быстрее. - Просто ждать в  состоянии  высшего  напряжения.  Не
сопротивляйтесь тому, что должно случиться. Противиться - значит потерпеть
неудачу.
     Пока он говорил, они добрались до  входа  в  ее  покои.  Он  отбросил
занавеси и крикнул:
     - Хара! Хара! Время Чани пришло! Нужно позвать врачей!
     Началась беготня.  Среди  всеобщей  суматохи  Чани  чувствовала  себя
изолированным островом спокойствия... пока не началась следующая схватка.
     Вытесненный в коридор, Хейт  проконтролировал  свои  действия.  В  их
основе лежал страх. Страх вызывался не тем, что Чани могла умереть, а тем,
что потом к нему  придет  Пол,  обезумевший  от  горя...  и  скажет:  "Она
умерла..."
     "Ничто не может появиться из ничего, - сказал себе гхола. - Откуда же
во мне этот страх?"
     Он  чувствовал,  что  его  способности  ментата  притупились,  чья-то
материальная тень прошла над ним.  В  своей  эмоциональной  тьме  он  ждал
какого-то особенного звука, треска сломанной ветви...
     Собственный вздох ошеломил его. Опасность прошла, не ударив.
     Постепенно овладев собой, он  вернулся  к  сознанию  ментата.  Вместо
людей перед ним двигались призраки. Он -  передаточная  станция  для  всех
данных,  когда-либо  полученных  им.  Его  существо  населено   созданиями
возможности. Они  проходят  перед  ним,  чтобы  он  мог  сравнивать  их  и
рассуждать.
     На лбу его выступил пот. Он  вдруг  вспомнил,  как  сидел  перед  ним
Биджаз у огня.
     Биджаз!
     Карлик что-то сделал с ним.
     Хейт  почувствовал,  что  качается  на  краю  пропасти.  Он   продлил
рассуждения ментата вперед, стараясь определить, что  может  произойти  из
его собственных действий.
     - Принуждение! - выдохнул он. - Меня к чалму-то принуждают!
     Одетый в синюю форму курьер, проходивший в  этот  момент  мимо  него,
спросил:
     - Вы что-то сказали, сэр?
     Не глядя на него, гхола ответил:
     - Я сказал все.



                                    23

                                             "Жил человек, такой мудрый.
                                             Он прыгнул в песчаную пустыню
                                             И выжег оба свои глаза.
                                             И когда он понял,
                                             Что его глаза погибли,
                                             Он не стал жаловаться.
                                             Он призвал свое видение
                                             И превратился в святого".
                                                   Детское стихотворение.
                                                   Из "Истории Муад Диба".

     Пол стоял во тьме снаружи съетча. Видение говорило  ему,  что  сейчас
ночь, что слева от него на  фоне  луны  силуэтом  возвышается  скала  Чин.
Памятное место, его первый съетч, где он и Чани...
     "Я не должен думать о Чани", - сказал он себе.
     Видение говорило ему о переменах вокруг  -  группа  пальм  неподалеку
слева, черно-серебристая линия канала, несущего выводы через дюны.
     Вода, текущая через пустыню! Он  вспомнил  реки  Келадана  -  планеты
своего детства. Тогда он не сознавал, какое это сокровище - водный  поток.
Даже мутное течение канала - сокровище.
     С деликатным покашливанием сзади подошел помощник.
     Пол  протянул  руку  к  магнитной  доске   с   единственным   листком
металлобумаги на ней. Он двигался медленно, как  вода  в  канале.  Видение
упорно плыло вперед, но он все с большей неохотой плыл вместе с ним.
     - Простите, сир, -  сказал  помощник.  -  Сембульский  договор.  Ваша
подпись...
     - Я сам  могу  прочесть!  -  оборвал  Пол.  Он  нацарапал  "Император
Атридес" в нужном месте и вернул доску, сунув ее прямо в  протянутые  руки
помощника и чувствуя внушаемый им страх.
     Помощник поспешно удалился.
     Пол отвернулся. Отвратительная, голая земля. Он представлял  ее  себе
залитой солнцем и жарой, местом песчаных склонов и темных ям,  заполненных
пылью,  длинных  дюн,  протянувшихся  через  скалы   и   полные   охранных
кристаллов. Но это была и богатая земля.
     Она требовала только воды и... любви.
     Он подумал о том, как жизнь изменила эти грозные просторы, придала им
грацию и движение. В этом было послание пустыни. Контраст ошеломил его. Он
хотел повернуться к свите, расположившейся в съетче,  крикнуть  ей:  "Если
вам нужно кому-то поклоняться, поклоняйтесь  жизни  -  всей  жизни,  а  не
только каждой мелкой  ползущей  частице.  Мы  все  в  этой  красоте  жизни
объединены вместе".
     Они не поймут. В пустыне  жизни  они  как  затерявшиеся  путники,  не
знающие обычной, песчаной пустыни: будут брести бесконечно.
     Он сжал кулаки, стараясь остановить видение. Он хотел бы  убежать  от
собственного мозга. Это зверь, который пожирает его.
     Отчаянным усилием Пол направил мысли в пространство вовне.
     Звезды!
     Сознание переворачивалось при мысли обо всех этих звездах над  ним  -
поистине несчетное количество и звезд, и обитаемых миров. Человек безумен,
если думает, что может управиться хотя бы лишь с  ничтожной  частью  этого
количества. Даже он, Пол, представить себе не может всего,  что  входит  в
его Империю, всех ее подданных.
     Подданные? Скорее, поклоняющиеся и враги. Смотрит кто-нибудь  из  них
за  пределы  своей  жестокой  веры?  Существует  ли  хоть  один   человек,
избежавший предрассудков?  Даже  Император  их  не  избежал.  Он  старался
создать некую вселенную в соответствии с собственными представлениями.  Но
настоящая Вселенная разбивает его планы своими молчаливыми волнами.
     "Я плюю на Дюну! - подумал он. - Я отдаю ей свою влагу!"
     Миф, который он создал из сложных движений и воображения, из  лунного
света и любви, из молитв, более древних, чем Адам, из серых утесов и  алых
теней, из жалоб и рек мучеников. К чему он приведет, этот миф? Когда волны
отступят,  берега  Времени  предстанут   чистыми,   пустынными,   сияющими
бесконечными зернами воспоминаний. Для того ли создан человек?
     Скрип песка подсказал Полу, что к нему подходит гхола.
     - Ты избегал меня сегодня, Данкан, - сказал Пол.
     - Для вас опасно называть меня так.
     - Я знаю.
     - Я... я пришел предупредить вас, милорд.
     - Знаю.
     Гхола рассказал о принуждении, наложенном на него Биджазом,  а  может
быть, тлейлаксу.
     - Ты знаешь, к чему приведет это принуждение? - спросил Пол.
     - К насилию.
     Пол чувствовал, что приближается к месту,  которое  с  самого  начала
было ему уготовано. Он оцепенел. Джихад схватил его и повел по тропе,  где
его никогда не отпускала ужасающая власть будущего.
     - Никакого насилия от Данкана не будет, - прошептал Пол.
     - Но, сир...
     - Расскажи мне, что ты видишь вокруг?
     - Милорд?
     - Пустыня, какая она сегодня?
     - Вы не видите ее?
     - У меня нет глаз, Данкан.
     - Но...
     - У меня только предвидение, - сказал Пол. - Как бы я хотел, чтобы  у
меня его не было. Я умираю от  предвидения,  разве  ты  не  знаешь  этого,
Данкан?
     - Может... то, чего вы боитесь, не случится? - предположил гхола.
     - Что? Отрицать предвидение? Как можно,  ведь  оно  сбывалось  тысячи
раз! Люди зовут его властью, даром, а это -  бедствие!  Оно  не  отпускает
меня!
     - Милорд, - пробормотал гхола. - Я... это не...  молодой  хозяин,  вы
не... я... - он замолчал.
     Пол почувствовал смятение гхолы и спросил:
     - Как ты назвал меня, Данкан?
     - Что? Я...
     - Ты назвал меня "молодой хозяин"?
     - Да.
     - Так всегда называл меня  Полом,  Данкан.  -  Пол  протянул  руку  и
коснулся лица гхолы. - Это часть твоего обучения у тлейлаксу?
     - Нет.
     Пол опустил руку.
     - Что же тогда?
     - Это пришло от меня...
     - Ты служишь двум хозяевам?
     - Может быть.
     - Освободи себя от гхолы, Данкан.
     - Как?
     - Ты - человек. Поступай по-человечески.
     - Я гхола!
     - Но у тебя тело человека. И в нем Данкан.
     - Что-то в нем есть.
     - Не знаю, как, - сказал Пол, - но ты это сделаешь.
     - Вы это предвидите?
     - Будь проклято предвидение! - Пол отвернулся.  Видение  толкало  его
вперед, его нельзя было остановить.
     - Милорд, если вы...
     - Тише! - Пол предостерегающе поднял руку. - Ты слышишь?
     - Что, милорд?
     Пол покачал головой. Он чувствовал себя выслеженным.  Что-то  в  ночи
знает о нем. Что-то? Нет, кто-то.
     - Жизнь была хороша, - прошептал он, - и ты была в ней самым хорошим.
     - Что вы сказали, милорд?
     - Это сказало будущее.
     Аморфная Вселенная претерпевала изменения, танцуя в такт его видению.
     - Я не понимаю, милорд.
     - Свободный умирает, если он надолго оторван  от  пустыни,  -  сказал
Пол. - Это называется "водяной болезнью". Разве это не странно?
     - Очень странно.
     Пол напряг память, пытаясь вспомнить движение Чани рядом с ним ночью.
Где же утешение? Он смог только вспомнить Чани за завтраком - в  то  утро,
когда они улетели в пустыню. Она была беспокойна и раздражена.
     - Почему на тебе старая куртка? - спросила она, оглядывая его  черный
костюм с красным ястребом на груди. - Ты - Император!
     - Даже у Императора может быть любимая одежда, - ответил  он.  Он  не
мог объяснить, почему его ответ вызвал у Чани слезы - второй раз  в  жизни
она нарушила запрет Свободных.
     Теперь, во тьме, коснувшись своих щек, Пол почувствовал,  что  они  у
него мокрые. "Кто дает воду мертвым?" - подумал он.  Это  его  собственное
лицо и в то же время не его. Ветер холодил влажную кожу. Что  разбухает  в
груди? Наверное, он что-нибудь съел. Как  горько  отдавать  воду  мертвым.
Ветер шелестел песком. Кожа, сухая теперь, была его собственная. Но что же
тогда дрожит?
     Они услышали воющий крик далеко, в глубинах съетча. Он становился все
громче и громче...
     Гхола повернулся, когда кто-то зажег свет у входа в съетч.  При  этом
свете он увидел человека с лицом, искаженным гримасой боли и горя. Это был
лейтенант федайкинов по имени Тандис. За ним бежало много людей.  Все  они
замолчали, увидев Муад Диба.
     - Чани... - начал Тандис.
     - Умерла, - прошептал Пол. - Я слышу ее зов.
     Он повернулся к съетчу. Он знал это место. Здесь ему  не  спрятаться.
Обрушившееся на него  видение  показало  всю  толпу  Свободных.  Он  видел
Тандиса, чувствовал горе федайкина, его страх и гнев.
     - Она умерла, - сказал Пол.
     Гхола услышал эти слова как бы в  сверкающей  короне.  Они  жгли  ему
грудь, позвоночник, глазницы его металлических глаз.  Он  чувствовал,  как
его правая рука дернулась к рукоятке ножа. Собственное его мышление  стало
странным, разъединенным. Он  был  куклой  из  сверкающей  короны,  которую
дергали за нити. Он двигался по чужой команде,  по  чужому  желанию.  Нити
дергали его руки, ноги, челюсти. Ужасный скрежещущий звук вырвался из  его
горла:
     - Хррак! Хррак! Хррак!
     Нож поднялся для удара. И в этот момент он обрел собственный голос  и
прокричал:
     - Беги! Молодой хозяин, беги!
     - Мы не побежим, - ответил Пол.  -  Мы  двинемся  с  достоинством.  И
сделаем то, что должны сделать.
     Мышцы гхолы напряглись. Он весь задрожал, раскачиваясь.
     "...что должны сделать!" Слова перекатывались в его сознании. "...что
должны сделать!" Так сказал бы старый Герцог, дед Пола. В молодом  хозяине
есть что-то от старика. "...что должны сделать!"
     Слова в сознании гхолы начали выстраиваться в  определенном  порядке.
Ощущение  двух  жизней  одновременно  прошло  через   него:   Хейт-Айдахо,
Хейт-Айдахо...  Старые  воспоминания  наполнили  мозг.  Он   отмечал   их,
приспосабливал к новому пониманию, создавая новое сознание. Молодой хозяин
нуждался в нем.
     Свершилось! Он осознал себя Данканом Айдахо, который всегда скрывался
в Хейте и  неожиданно  вышел  наружу  под  действием  какого-то  огненного
катализатора. Он отбросил принуждение тлейлаксу.
     - Держись ближе ко мне, Данкан, - сказал Пол. - Ты мне  понадобишься.
- И, так как Данкан стоял, оцепенев, Пол познавал: - Данкан!
     - Да, я Данкан.
     - Конечно! Это момент твоего возвращения. Сейчас мы пойдем внутрь.
     Айдахо пошел за Полом. Как в старые времена, и все же не совсем  так.
Теперь, освободившись от тлейлаксу, он мог оценить, что ему  дали.  Навыки
Дзэнсунни помогли езду преодолеть  шок  от  событий.  А  сознание  ментата
составило противовес эмоциям. Он отбросил все страхи, поднялся  над  ними.
Все его существо изумленно повторяло: я был мертв, а теперь я жив.
     - Сир, - сказал федайкин Тандис, когда они подошли к нему, -  женщина
по имени Лачма говорит, что должна увидеться с вами. Я велел ей ждать.
     - Спасибо, - ответил Пол. - Что роды?
     - Я разговаривал с врачом, - сказал Тандис, идя в ногу с Полом. -  Он
сказал, что у вас двойня, оба ребенка живые и здоровые.
     - Два ребенка? - Пол споткнулся и ухватился за рукав Айдахо.
     - Девочка и мальчик Я их видел. Нормальные дети Свободных.
     - Как... она умерла? - прошептал Пол.
     - Милорд? - Тандис наклонился ближе.
     - Чани...
     - Роды, милорд. Говорят, ее тело было истощено скоростью роста детей.
Я не понимаю, но так сказали.
     - Отведите меня к ней, - прошептал Пол.
     - Мы туда и идем, милорд, - Тандис снова наклонился к Полу.
     - Почему ваш гхола держит нож обнаженным?
     - Данкан, убери нож, - сказал Пол. - Время насилия миновало.
     Два ребенка! Видение показывало лишь одного. Однако же все идет как в
видении. Кто-то рядом с ним испытывает гнев и горе.
     Два ребенка!
     Он опять спотыкался. "Чани, Чани... - думал он.  -  Другого  пути  не
было. Чани, любимая, поверь, что эта  смерть  быстрее...  и  легче.  Твоих
детей взяли бы заложниками, а тебя бросили  бы  в  клетку,  в  подземелье,
возложили бы на тебя вину за мою смерть. А так... так мы  уничтожим  их  и
спасем наших детей".
     Детей?
     Он снова споткнулся.
     "Я допустил это, - думал он. - Я должен чувствовать вину".
     Звуки смятения заполнили пещеру перед ним. Они становились громче. Он
помнил, как они становятся громче. Да, таков рисунок, неизменный  рисунок,
хотя детей двое.
     "Чани мертва", - сказал он себе.
     В какое-то мгновение прошлого, которое он разделял с  остальными,  на
него обрушилось будущее. Оно гналось за ним, толкало его в пропасть, стены
которой сдвигались все быстрее и теснее. Он чувствовал, как они  смыкаются
вокруг него. Все как в видении.
     "Чани мертва. Я должен предаться горю".
     Но в видении было не так.
     - Вызвали Алию? - спросил он.
     - Она с друзьями Чани, - ответил Тандис.
     Пол чувствовал, как расступается толпа, давая  ему  дорогу.  Молчание
двигалось перед ним, как волна. Шумное смятение  начало  стихать.  Чувство
переполненных эмоций захлестнуло съетч. Он  хотел  убрать  этих  людей  из
своего  видения  и   обнаружил,   что   это   невозможно.   Каждое   лицо,
оборачивающееся ему вслед,  несло  на  себе  особый  отпечаток.  Они  были
безжалостны в своем любопытстве, эти люди. Они испытывали горе, да, но  он
понимал их грубость. Они следили,  как  говорящий  становится  немым,  как
мудрец  превращается  в  глупца.  Разве  клоун  не  апеллирует  всегда   к
жестокости людей?
     Эго больше, чем люди при умирающей, и меньше, чем на поминках.
     Пол  чувствовал,  как  его  душа  молит  о  передышке,   но   видение
по-прежнему руководило им.  "Еще  немного",  -  сказал  он  себе.  Черный,
лишенный видения мрак ждет его впереди. Там, впереди, место  без  видений,
место горя и вины, место, где упадет луна.
     Он вошел в этот мрак и упал бы, если бы Айдахо не поддержал его.
     - Мы пришли, - сказал Тандис.
     - Осторожно, сир, - сказал  Айдахо  помогая  ему  переступить  порог.
Занавеси коснулись лица Пола. Айдахо остановил его. Пол чувствовал  вокруг
себя комнату, ее каменные стены были занавешены тканями.
     - Где Чани? - прошептал Пол.
     Голос Хары ответил:
     - Она здесь, Узул.
     Пол с дрожью перевел дух. Он боялся, что ее тело уже убрали туда, где
Свободные возьмут ее воду для племени.  Как  было  дальше  в  видении?  Он
чувствовал себя покинутым в своей слепоте.
     - Дети? - спросил Пол.
     - Они тоже здесь, милорд, - ответил Айдахо.
     - У тебя чудесные  близнецы,  Узул,  -  сказала  Хара,  -  мальчик  и
девочка. Видишь? Все они, в колыбели.
     "Двое детей", - с удивлением подумал Пол. В видение была только дочь.
Он освободился от руки Айдахо, добрался до места,  откуда  слышался  голос
Хары, спотыкался обо что то твердое. Руки его ощупали преграду -  колыбель
из метастекла.
     Кто-то взял его за руку.
     - Узул?
     Эго Хара. Она направила его руку в колыбель. Он  почувствовал  мягкую
нежную плоть. Такая теплая! Ощупал ребра, ощутил дыхание.
     - Это твой сын, - прошептала Хара. Она передвинула его руку. - А  это
дочь. - Его рука нащупала ее. - Узул, ты теперь на самом деле слепой?
     Он знал, о чем она думает. "Слепой должен быть  покинут  в  пустыне".
Племена Свободных не могли нести мертвый вес.
     - Отведите меня к Чани, - сказал Пол, не отвечая на ее вопрос.
     Хара повернула его и направила налево.
     Теперь Пол принял смерть Чани. Он  занял  свое  место  во  Вселенной,
нежеланное место. Каждый вздох усиливал его горе. "Двое детей?" Неужели он
ступил на тропу, где видение  никогда  не  вернутся  к  нему?  Теперь  это
казалось совершенно незначительным.
     - Где мой брат? - раздался за его спиной голос Алии.  Он  услышал  ее
шаги. - Я должна поговорить с тобой, Пол.
     - Чуть погодя, - сказал Пол.
     - Немедленно! Относительно Лачмы.
     - Я знаю, - сказал Пол. - Подожди.
     - У нас нет времени.
     - У нас его сколько угодно.
     - Но у Чани его нет!
     - Помолчи! - приказал он. - Чани мертва. - Он закрыл  ей  рот  рукой,
когда она попыталась возразить. - Приказываю тебе замолчать! -  Он  понял,
что она подчиняется, и убрал руку. - Опиши мне, что ты видишь.
     - Пол! - Раздражение и слезы слышались в ее голосе.
     - Ладно, все неважно, - сказал он, заставляя  себя  успокоиться.  Да,
она еще здесь. Тело Чани лежало на матраце в круге света. Кто-то расправил
ее белое платье, постарался убрать кровь. Пол не мог уйти  от  видения  ее
лица, оно было перед ним - зеркало вечности в неподвижных чертах.
     Он отвернулся, но видение двинулось  вместе  с  ним.  Она  ушла...  и
больше не вернется. Воздух, Вселенная - все опустело. Так неужели  в  этом
его епитимья? Он хотел заплакать, но не  мог.  Неужели  он  слишком  долго
прожил со Свободными? Мертвые требуют своей влаги!
     Поблизости заплакал ребенок. Этот звук задернул занавес его  видения.
Поп был  благодарен  темноте.  "Это  другой  мир,  -  подумал  он.  -  Два
ребенка..."
     Эго была его последняя мысль, пришедшая  из  оракульного  транса.  Он
пытался вспомнить, как  расширяется  вневременное  сознание  после  приема
меланжа, и не смог.  Своим  новым  сознанием  он  не  видел  будущего.  Он
отвергал будущее - любое будущее.
     - Прощай, моя Сихайя, - прошептал он.
     Голос Алии, резкий и требовательный, донесся откуда-то сзади него:
     - Я привела Лачму!
     Пол обернулся.
     - Это не Лачма, - сказал он. - Это лицевой танцор. Лачма мертва.
     - Но послушай, что она говорит, - сказала Алия.
     Пол медленно двинулся на голос сестры.
     - Я не удивлен,  застав  тебя  живым,  Атридес.  -  Голос  Лачмы,  но
чуть-чуть другой, как будто говорящий использовал голосовые связки  Лачмы,
но больше не старался их тщательно контролировать. Пол чувствовал, что его
тронула странная искренняя нотка в этом голосе.
     - Не удивлен? - переспросил он.
     - Я - Скайтейл, лицевой танцор  с  Тлейлакса.  Прежде  чем  мы  будем
договариваться, я бы хотел спросить кое о чем. Я вижу за тобой  гхолу  или
Данкана Айдахо?
     - Это Данкан Айдахо, - сказал Пол. - И я  не  буду  договариваться  с
тобой.
     - Думаю, будешь, - сказал Скайтейл.
     - Данкан, - спросил через плечо Пол, - убьешь ли ты этого  тлейлаксу,
если я попрошу?
     - Да, милорд, - в голосе Айдахо звучал еле сдерживаемый гнев.
     -  Подожди!  -  остановила  его  Алия.  -  Ты  не  знаешь,  от   чего
отказываешься.
     - Знаю, - возразил Пол.
     - Значит, ты действительно Данкан Айдахо, слуга Атридесов,  -  сказал
Скайтейл. - Или нашли рычаг! Гхола может вернуть себе свое прошлое. -  Пол
слышал шаги. Кто то прошел мимо него.  Голос  Скайтейла  теперь  доносился
сзади. - Что ты помнишь из своего прошлого, Данкан?
     - Все. С самого детства. Я даже помню тебя  возле  бака,  когда  меня
извлекали из него, - сказал Айдахо.
     - Замечательно! - воскликнул Скайтейл. - Замечательно!
     Пол слышал, как передвигается этот  голос.  "Мне  нужно  видение",  -
подумал он. Тьма его раздражала. Тренировка Бене  Джессерит  предупреждала
его об ужасной  угрозе,  таящейся  в  Скайтейле,  но  тот  оставался  лишь
голосом, тенью движения.
     - Это дети Атридеса? - спросил Скайтейл.
     - Хара! - крикнул Пол. - Унеси их отсюда!
     - Оставайтесь на месте! - загремел Скайтейл. - Все вы!  Предупреждаю,
лицевой танцор движется гораздо быстрее,  чем  вы  подозреваете.  Мой  нож
прервет обе эти жизни прежде, чем вы прикоснетесь ко мне.
     Пол чувствовал, как кто-то коснулся его правой руки  и  отвел  его  в
сторону.
     - Достаточно, Алия! - сказал Скайтейл.
     - Алия, - сказал Пол. - Не нужно.
     - Это моя вина, - простонала Алия. - Моя вина!
     - Атридес, - снова спросил Скайтейл, - будешь договариваться?
     Пол услышал за собой хриплое проклятие. Горло его судорожно  сжалось,
когда он услышал сдерживаемую ярость в голосе  Айдахо.  Айдахо  не  должен
сломаться, иначе Скайтейл убьет детей!
     - Чтобы заключить сделку, нужно иметь  товар  на  продажу,  -  сказал
Скайтейл. - Не  так  ли,  Атридес?  Хочешь  вернуть  себе  свою  Чани?  Мы
восстановим ее для тебя. Это будет  гхола,  Атридес,  но  гхола  с  полной
памятью! Не нужно  торопиться  с  ответом.  Вели  своим  друзьям  принести
криогенный танк с раствором, чтобы сохранить тело.
     "Снова  слышать  голос  Чани,  -  подумал  Пол,  -   чувствовать   ее
присутствие рядом. Так вот почему они дали мне Айдахо  -  гхолу.  Чтобы  я
знал,   насколько    полно    можно    восстановить    оригинал.    Полное
восстановление... на условиях тлейлаксу. Я навсегда стану  их  орудием.  И
Чани, прикованная к той же судьбе  страхом  за  детей,  новый  заговор  со
стороны Квизарата..."
     - Что вы используете, чтобы возвратить Чани память?  -  спросил  Пол,
стараясь говорить спокойно. - Заставите ее убить одного из своих детей?
     - Мы используем то, что сочтем нужным. Ну, так как Атридес?
     -  Алия,  -  сказал  Пол,  -  договаривайся  с  этим...  Я  не   могу
договариваться с тем, кого не вижу.
     -  Мудрое  решение,  -  усмехнулся  Скайтейл.  -  Ну,  Алия,  что  вы
предложите мне как агент своего брата?
     Пол опустил  голову,  заставив  себя  застыть.  Он  что-то  увидел...
видение, и в то же время не видение. Он увидел около себя нож! Вот оно!
     - Дайте мне подумать, - сказала Алия.
     - Мой нож может подождать, - сказал Скайтейл, - а тело  Чани  -  нет.
Думайте, только недолго.
     Пол почувствовал, что он мигает. Везде может быть... и все  же...  Он
чувствовал глаза! Они расположены в необычном  месте  и  двигаются  как-то
странно. Вот! Нож появился в поле зрения.  И  тут  Пол  понял,  откуда  он
видит. Это глаза одного из его детей! Он видел нож Скайтейла из  колыбели.
Нож сверкал в нескольких дюймах от него. Да... вот он видит самого себя  в
комнате... голова опущена, поза неподвижная,  не  таящая  в  себе  угрозы.
Никто в комнате на него не смотрит.
     - Для начала вы должны отдать нам все свои вклады в КХОАМ,  -  заявил
Скайтейл.
     - Все? - переспросила Алия.
     - Все.
     Глядя на себя глазами из колыбели, Пол извлек из ножен  криснож.  Это
движение породило в  нем  странное  ощущение  раздвоенности.  Он  прикинул
расстояние, угол броска. Другой возможности не будет. Подготовив свое тело
методами Бене Джессерит, Пол превратил себя в сжатую пружину,  привел  все
мышцы в готовность.
     Криснож, брошенный его  рукой,  вонзился  в  правый  глаз  Скайтейла,
отбросив  голову  лицевого  танцора  назад.  Скайтейл   вскинул   руки   и
пошатнулся. Нож его ударился о потолок и с лязгом упал  на  пол.  Скайтейл
ударился о стену, отскочил от нее и упал лицом вниз,  умерев  раньше,  чем
коснулся пола.
     Все еще  через  глаза  в  колыбели  Пол  видел,  как  все  в  комнате
повернулись к безглазой фигуре,  видел  их  общее  изумление.  Затем  Алия
бросилась к колыбели и наклонилась над ней, закрыв ему поле зрения.
     - Живы, - сказала она, - живы!
     - Милорд, - прошептал Айдахо, - это часть вашего видения?
     - Нет. - Пол махнул рукой в направлении Айдахо.
     - Прости меня, Пол, - сказала Алия. - Но это  существо  сказало,  что
они могут оживить...
     - Есть цена, которую Атридес не может заплатить. Ты знаешь это?
     - Знаю, - вздохнула она. - Но какое искушение...
     - А кто его не испытал? - спросил Пол.
     Он отвернулся от них, ощупью добрался до стены, прислонился к  ней  и
постарался понять, что и как он сделал. Как? Как?  Глаза  в  колыбели!  Он
чувствовал, что стоит на краю ужасающего открытия.
     "Мои глаза, отец..."
     Слова-формы мерцали перед его безглазым видением.
     - Мой сын! - прошептал Пол так тихо, чтобы его не услышали другие.  -
Ты... сознаешь?..
     - Да, отец! Смотри!
     Пол прижался к стене в приступе головокружения.  Он  чувствовал  себя
выжатым. Жизнь выходила из него. Он видел своего отца. Он был своим отцом.
И дедом. И прадедом. Его сознание пробивалось сквозь коридор всей  мужской
линии.
     - Как? - безмолвно спросил он.
     Появились слабые слова-формы и исчезли,  как  будто  напряжение  было
слишком велико. Пол вытер слюну с угла рта. Он припомнил пробуждение  Алии
во чреве леди Джессики. Но здесь не было Воды Жизни... или была?  Не  ради
ли этого голодала Чани? Или это продукт генетической  линии,  предвиденный
Преподобной Матерью Гаиус Хэлен Моахим?
     Теперь Пол  ощутил  себя  в  колыбели.  Над  ним  воркует  Алия.  Его
успокаивают ее руки. Лицо ее наклоняется над ним,  гигантское  лицо  прямо
над ним. Она повернула его, и он увидел соседку по колыбели  -  девочку  с
рыжевато-коричневыми волосами. Когда он  посмотрел  на  нее,  она  открыла
глаза. Эти глаза!.. Чани смотрела из ее  глаз,  и  леди  Джессика,  и  еще
великое множество людей.
     - Взгляните, - сказала Алия. - Они смотрят друг на друга.
     - Дети в этом возрасте еще не могут сфокусировать взгляд, - возразила
Хара.
     - Я могла, - заметила Алия.
     Пол  почувствовал,  как  он  освобождается  от  бесконечного   потока
сознания. Он снова у своей стены, опирается  на  нее...  Айдахо  осторожно
потряс его за плечо.
     - Милорд?
     - Пусть моего сына назовут Лито, в честь  его  деда,  -  сказал  Пол,
выпрямляясь.
     - Во время обряда называния - сказала Хара, - я буду стоять  рядом  с
тобой, как подруга матери, и дам это имя.
     - А дочь пусть назовут Ганимой.
     - Узул! - возразила Хара. - Это имя с дурным предзнаменованием.
     - Я спас твою жизнь, моя дочь Ганима, "пролитая вода", - сказал Пол и
услышал шум - это выносили тело Чани. Началось пение Водного обряда.
     - Сейчас я должна уйти,  чтобы  в  последний  раз  постоять  рядом  с
подругой, - сказала Хара. - Ее вода принадлежит племени.
     - Ее вода принадлежит племени, -  пробормотал  Пол.  Он  слышал,  как
вышла Хара. Ощупью найдя рукав Айдахо, Пол произнес: - Отведи меня  в  мою
комнату, Данкан.
     В своей комнате  он  мягко  высвободился.  Время  побыть  одному.  Но
прежде, чем Айдахо ушел, послышался шум у двери.
     - Хозяин! - позвал от двери Биджаз.
     - Данкан, - сказал Пол, - пусть он сделает два шага вперед. Убей его,
если он подойдет ближе.
     - Это Данкан? - спросил Биджаз. - Это действительно Данкан Айдахо?
     - Да, - сказал Айдахо. - Я все помню.
     - Значит, план Скайтейла удался!
     - Скайтейл мертв, - сказал Пол.
     - Но я нет, и план тоже  нет.  Клянусь  баком,  в  котором  я  вырос!
Значит, это возможно! Нужен только правильный спусковой крючок.
     - Спусковой крючок? - переспросил Пол.
     - Принуждение убить вас, - с гневом в голосе сказал Айдахо. - Вот мое
заключение ментата: они обнаружили,  что  я  думаю  о  вас,  как  о  сыне,
которого у меня никогда не было. Гхола не может убить вас,  подлинный  дух
Данкана Айдахо возьмет в нем вверх. Но... план мог не удаться. Скажи  мне,
карлик, если бы я убил его, что тогда?
     - О... тогда мы заключили бы сделку с сестрой, чтобы спасти брата. Но
теперь договориться проще.
     Пол с горечью вздохнул. Он слышал, как траурная процессия движется по
коридору к последней комнате, где стоит перегонный клуб.
     - Еще не поздно, милорд, -  сказал  Биджаз.  -  Хотите  вернуть  свою
любовь? Мы восстановим ее для вас. Пусть гхола, да.  Но  теперь  мы  можем
провести полное восстановление. Нужно только позвать  слуг  и  подготовить
криогенный бак, чтобы сохранить тело вашей возлюбленной...
     "На этот раз еще труднее, - подумал Пол. -  Я  уже  истратил  силы  в
борьбе  с  искушением  тлейлаксу.  И  вот  все  сначала.   Снова   ощутить
присутствие Чани..."
     - Пусть он замолчит!  -  Пол  обратился  к  Айдахо  на  боевом  языке
Атридесов и сразу же услышал, как тот двинулся к карлику.
     - Хозяин! - пискнул Биджаз.
     - Если любишь меня, - сказал Пол на том же  боевом  языке,  -  помоги
мне. Убей его прежде, чем я сдамся!
     - Но... - закричал Биджаз.
     Его вопль внезапно оборвался хрипом.
     - Я оказал ему любезность, - проговорил Айдахо.
     Пол наклонил голову, прислушиваясь. Плакальщиц больше не было слышно.
Он подумал о  древнем  обряде  Свободных,  который  сейчас  совершается  в
глубинах съетча, там, где племя получает воду.
     - Выбора не было, - сказал Пол. - Ты понимаешь это, Данкан?
     - Понимаю.
     - Есть вещи, перенести которые нельзя. Я вмешался  во  все  возможные
будущие, которые мог создать. Но в конце концов будущее создало меня.
     - Милорд...
     - Существуют во Вселенной вопросы, на которые нет ответов.  Ничего...
Ничего нельзя было сделать.
     И, говоря это, Пол чувствовал, как разрывается его связь с  видением.
Мозг его закрылся, ошеломленный бесконечными возможностями. Последнее  его
видение было как ветер, который дует везде.



                                    24

                                      "Мы говорим о Муад Дибе, что он ушел
                                    в страну, где не оставляют следов".
                                    Вступление к "Символу веры Квизарата".

     Плотина,  удерживающая  песок,  -  внешняя  граница   растительности,
окружающей съетч. От нее ведет к пустыне каменный мост, начинающийся у ног
Айдахо. Выдающийся уступ съетча Табр вырисовывался за ним в  ночном  небе.
Свет обеих лун заливал край этой скалы. Справа,  ниже,  у  воды,  виднелся
сад.
     Айдахо остановился у края пустыни  и  взглянул  назад,  на  усыпанные
цветами ветви,  склонившиеся  над  тихой  водой,  на  четыре  луны  -  две
настоящие, и отраженные. Стилсьют вызывал ощущение грязи на коже.  Влажные
резкие запахи, минуя фильтры, наполняли его ноздри. Зловеще смеялся ветер,
пролетая через сад. Айдахо вслушивался в ночные звуки. В траве,  у  самого
края воды, пробежала кенгуровая мышь, ястребиная сова протяжно  вскрикнула
в тени скалы, донесся свит ветра, заблудившегося в дюнах.
     Айдахо обернулся на звук. Никакого движения на залитых лунным  светом
дюнах.
     Пола привел сюда Тандис. Потом он вернулся и сообщил о  сделанном.  А
Пол ушел в пустыню - как Свободный.
     -  Он  был  слеп,  действительно  слеп,  -  говорил   Тандис,   будто
оправдываясь. - У него были до этого видения, но...
     Пожатие плечами. Слепой Свободный должен  быть  оставлен  в  пустыне.
Муад Диб может быть Императором, по он также  и  Свободный.  Разве  он  не
распорядился,  чтобы  Свободные  берегли  и  растили  его  детей?  Он   же
Свободный!
     Пустыня напомнила  Айдахо  скелет.  Посеребренные  луной  ребра  скал
торчат в песке, а дальше начинались дюны.
     "Я не должен был оставлять его одного ни на минуту, - думал Данкан. -
Я знал, что было у него на уме".
     -  Он  сказал  мне,  что  будущее  не  нуждается  в  его   физическом
присутствии, - сказал Тандис. - Уходя, он обернулся и  сказал:  "Теперь  я
свободен". Это были его последние слова.
     "Проклятье!" - подумал Айдахо.
     Свободные отказались послать топтеры на поиски. Спасение было  против
их древних обычаев.
     - О, там Муад Диба ждет червь, - сказали они и начали петь о тех, кто
отдан пустыне, чья вода идет Шаи-Хулуду: "Мать песка, Отец времени, начало
Жизни, позволь же ему пройти". Айдахо сел на плоскую скалу и  посмотрел  в
пустыню. Ночь покрыла ее маскировочными пятнами. Невозможно было  сказать,
куда ушел Пол.
     - Теперь я свободен.
     Айдахо произнес эти слова вслух и удивился звуку собственного голоса.
Он вспомнил день, когда взял маленького Пола на морской рынок на Келадане,
вспомнил ослепительные блики солнца на воде, дары  моря,  выставленные  на
продажу. Он припомнил  Гурни  Хэллека,  играющего  на  бализете,  вспомнил
радость, удовольствие, веселье, смех...
     Гурни Хэллек... Гурни обвинил бы его в этой трагедии.
     Воспоминание о музыке поблекло.
     Айдахо вспомнил слова Пола:  "Существуют  во  Вселенной  вопросы,  на
которые нет ответа".
     Он подумал о том, как умрет Пол в  пустыне.  Быстро,  убитый  червем?
Медленно, под лучами палящего солнца? Многие Свободные в  съетче  говорят,
что Муад Диб никогда не умрет,  что  он  ушел  в  мир,  где  возможны  все
будущие, что он будет жить всегда, бродя по пустыне даже после  того,  как
перестанет существовать его тело.
     "Он умирает, а я бессилен помешать ему умереть", - подумал Айдахо.
     Он начал осознавать, что  есть  какая-то  изысканная  деликатность  в
такой смерти - без следа, без останков, а могилой служит вся планета.
     "Ментат, реши себя", - подумал он.
     Слова заполнили его память - ритуальные слова лейтенанта  федайкинов,
вставшего на  стражу  возле  детей  Муад  Диба:  "Это  будет  единственной
обязанностью дежурного офицера..."
     Медленный, тяжелый, самодовольный  правительственный  язык  рассердил
его. Он заворожил и соблазнил Свободных. Он заворожил  и  соблазнил  всех.
Человек, великий человек умирает, а слова этого  языка  продолжают  литься
все дальше, и дальше, и дальше...
     Айдахо встал, чувствуя себя  очищенным  пустыней.  Песок  начал  тихо
шептать на ветру, шелестеть на поверхности листьев в саду,  что  лежал  за
ним. В ночном воздухе стоял сухой, режущий запах пыли.
     Где-то в пустыне зарождалась буря, в свистящей ярости поднимая  вверх
песчинки.
     "Он теперь один на один с  пустыней,  -  подумал  Айдахо.  -  Пустыня
завершит его".
     Мысль Дзэнсунни прошла через сознание, как чистая вода. Айдахо  знал,
что  Атридес  не  отдастся  полностью  на  волю  судьбы,   даже   сознавая
неизбежное.
     Предвидение коснулось Айдахо, и он  увидел  людей  будущего,  которые
говорили о Поле: "Пусть жизнь его ушла  в  песок,  а  за  нею  последовала
вода... Тело его погибло, но он выплыл".
     За спиной Айдахо кто-то кашлянул.
     Данкан резко обернулся и увидел Стилгара.
     - Его не найдут, - сказал Стилгар, - но все человечество найдет его.
     - Пустыня приняла его, - ответил Айдахо. - Пусть он был  здесь  всего
лишь временный жилец. Он принес нужный продукт на эту планету - воду.
     - Пустыня накладывает свои собственные ритмы, - сказал Стилгар. -  Мы
приветствовали его, звали "Наш Махди", "наш Муад Диб", и дали  ему  тайное
имя - Узул, "основание столба".
     - Но он не родился Свободным.
     - И все же это не меняет того факта,  что  он  принадлежит  нам...  и
навсегда. - Стилгар положил руку на  плечо  Айдахо.  -  Все  люди  -  лишь
временные жильцы, старый друг.
     - Ты глубоко смотришь, Стил?
     - Глубоко. Я вижу, как мы загромождаем Вселенную  нашими  миграциями.
Муад Диб дал нам нечто незагроможденное. Хотя бы за это люди будут помнить
его джихад.
     - Он не сдастся пустыне, - сказал Айдахо. - Он слеп, но  не  сдастся.
Он человек чести и принципов. Он - Атридес.
     - И вода его прольется в песок. Идем. - Он осторожно  потянул  Айдахо
за рукав. - Алия вернулась и спрашивала о тебе.
     - Она была с тобой в съетче Макаб?
     - Да, оно помогала приводить в себя наибов. Они теперь  слушаются  ее
приказов, да, собственно, как и я.
     - Что за приказы?
     - Она приказала казнить изменников.
     - Ох! - Айдахо сдержал головокружение. - Каких именно?
     - Рулевого, Преподобную Мать Моахим и еще нескольких.
     - Вы убили Преподобную Мать?
     - Я сам сделал это. Муад Диб оставил наказ, чтобы этого не делали.  -
Стилгар пожал плечами. Но я его ослушался, как и была уверена Алия.
     Айдахо снова посмотрел в пустыню,  чувствуя,  что  только  теперь  он
может охватить все сделанное Полом.  Люди  подчиняются  правительству,  но
управляемые влияют на правителей.
     - Алия, - сказал Стилгар, откашливаясь. Он казался смущенным.  -  Она
нуждается в твоем присутствии.
     - Она правит, - пробормотал Айдахо.
     - Как регент, не больше.
     - Судьба ждет повсюду, как говаривал ее отец.
     - Мы заключаем сделку с будущим, - сказал Стилгар. - Видишь?  Ты  нам
нужен.  -  И  снова  в  его  голосе  послышалось  замешательство.  -  Алия
расстроена. То плачет о брате, то причитает...
     - Ладно,  я  сейчас,  -  сказал  Айдахо.  Он  слушал  шаги  уходящего
Стилгара, стоя лицом к поднимающемуся ветру,  песчинки  барабанили  о  его
стилсьют.
     Сознание ментата проникло в  будущее.  Пол  привел  все  в  движение,
теперь этот процесс уже не остановить.
     Бене Джессерит и Союз  проиграли.  Квизарат  потрясен  предательством
Корбы и других. Но последний поступок Пола,  его  добровольное  подчинение
обычаям Свободных  окончательно  укрепит  верность  Свободных  ему  и  его
династии. Теперь он навсегда один из них...
     - Пол умер! - Алия задыхалась. Она бесшумно подошла сзади к Айдахо. -
Он поступил глупо, Данкан!
     - Не говори так! - резко ответил тот.
     - Вся Вселенная услышала это, прежде чем я подумала.
     - Но почему, во имя любви неба?!
     - Во имя любви моего брата, а не неба.
     Прозрение Дзэнсунни расширило его сознание. Он чувствовал, что у  нее
не было видений - не было с момента смерти Чани.
     - У тебя странная любовь, - сказал он.
     - Любовь? Данкан, ему стоило лишь сойти с тропы. Какое  ему  дело  до
остальной Вселенной? Он был бы в безопасности... и Чани с ним.
     - Тогда почему он этого не сделал?
     - Ради любви неба, - прошептала она. Потом чуть  громче  добавила:  -
Вся жизнь Пола была направлена на то,  чтобы  избежать  джихада  и  своего
обожествления. И вот он свободен. Он сам выбрал это.
     - Ах, да - оракул! - Айдахо удивленно посмотрел  на  Алию  и  покачал
головой. - Даже смерть Чани - луна упала.
     - Он был глупец, разве не так, Данкан?
     Горло Айдахо сжалось от горя.
     - Такой глупец! - выдохнула Алия, уже не владея  собой.  -  Он  будет
жить вечно, а мы умрем...
     - Алия...
     - Это всего лишь горе, - тихо сказала она. - Всего лишь горе. Знаешь,
что я должна сделать для него? Спасти жизнь принцессы Ирулэн.  Этой!  Если
бы ты видел и  слышал  ее  сейчас!  Рыдает!  Воет!  Отдает  воду  мертвым,
клянется, что любила его и ничего не знала о заговоре. Предает свой орден,
обещает всю жизнь посвятить воспитанию детей Пола.
     - Ты ей веришь?
     - Похоже на искренность...
     - Ах! - пробормотал Айдахо. Последние детали укладывались в  рисунок,
который  разворачивался  перед  ним,  как  узор  на  ткани.   Дезертирство
принцессы Ирулэн - последний шаг. После этого у Бене Джессерит не осталось
ни единого шанса против Атридесов.
     Алия заплакала, прижавшись лицом к его груди.
     - О, Данкан, Данкан! Он погиб!
     Айдахо поцеловал ее волосы.
     - Не нужно, - прошептал он, чувствуя, что ее горе смешивается  с  его
горем, как два ручья, вливающиеся в один бассейн.
     - Ты мне нужен, Данкан, - всхлипнула она. - Люби меня.
     - Люблю, - прошептал он.
     Она подняла голову и всмотрелась в его освещенное луной лицо.
     - Я знаю, Данкан. Любовь знает любовь.
     Ее слова вызвали у него дрожь, чувство отчужденности от  его  старого
бытия. Он пришел сюда в поисках одного, а нашел другое. Как будто вбежал в
комнату, полную знакомых, а в самый последний момент понял, что никого  из
них не знает.
     Она отстранилась от него и взяла его за руку.
     - Ты пойдешь со мной, Данкан?
     - Куда угодно, - ответил он.
     Она повела его назад, к каналу, во тьму, к основанию массива, в Место
Безопасности.



                                  ЭПИЛОГ

              Нет погребального запаха для Муад Диба,
              Нет коленопреклонения и обрядов,
              Освобождающих мозг
              От жадных теней.
              От глупых святой,
              Золотой чужеземец, живущий вечно
              На краю разума.
              Ослабьте свою охрану, и он придет!
              Его алый мир, его бедность
              Ударили по пророческой паутине Вселенной,
              До самого края!
              Из сверкающих звездных джунглей
              Смотрит загадочный, смертный, безглазый оракул,
              Орудие пророчества, чей голос никогда
              Не умрет!
              Шаи-Хулуд, он ждет тебя на берегу,
              Чтобы встретить лоб в лоб, как хозяин,
              Где расцветает скука любви.
              Он шагает через Время,
              Разбрасывая свои сны.
                                                "Гимн гхолы"



                              Фрэнк ХЕРБЕРТ

                                ДЕТИ ДЮНЫ




                                    1

                     "Учение  Муад  Диба  стало  площадкой  для  появления
                схоластических измышлений, предрассудков и извращений.  Он
                же учил умеренному образу жизни, философии, которая  могла
                бы помочь человечеству решить многие проблемы, возникающие
                в  результате  постоянных  изменений  во   Вселенной.   Он
                говорил, что человечество все  еще  развивается,  оно  все
                время пребывает в этом процессе развития, который  никогда
                не кончится.  Он  говорил,  что  это  развитие  влияет  на
                изменение принципов, которые известны только вечности. Как
                может извращенное толкование его учения развиваться  рядом
                с истинной сущностью?"
                                            Слова Данкана Айдахо, ментата.

     На красном ковре с длинным  ворсом,  покрывающем  пол  сырой  пещеры,
появилось пятно света. Самого источника света не было  видно,  только  это
единственное пятно на красной ворсистой поверхности. Кружок диаметром  два
сантиметра как будто искал что-то: он хаотично двигался,  то  вытягиваясь,
то  приобретая  овальную  форму.   Достигнув   темно-зеленого   покрывала,
спадающего с кровати, он подскочил вверх, скользя по складкам.
     Под зеленым покрывалом лежал ребенок с рыжеватыми волосами. Лицо  его
было все еще по-детски округлым, пухленьким и полногубым. Он не был  худым
- характерная черта Свободных, - но и не  был  рыхлым,  как  представители
Внешнего мира. Когда свет коснулся закрытых  век,  маленькая  фигурка  под
одеялом зашевелилась.
     Теперь  слышно  было  только  ритмичное  дыхание  и   едва   уловимое
"кап-кап-кап" воды, которая капала в тазик из огромного  ветряного  мешка,
расположенного высоко над пещерой.
     Снова в помещении возник свет. Его было  немного  больше,  и  он  был
ярче. На этот раз можно было определить его источник:  фигура  в  капюшоне
заполнила собой весь дверной проем в конце комнаты, сделанный в виде арки,
и свет шел именно оттуда.  Пятно  света  еще  раз  проследовало  по  всему
помещению, как будто проверяя и выискивая что-то.  Это  вызывало  ощущение
угрозы, растущего недовольства. Оно миновало спящего ребенка,  задержалось
на закрытом решеткой отверстии  для  воздуха  в  верхнем  углу,  тщательно
обследовало выпуклость на зеленовато-золотистых занавесях, развешанных  по
стенам, чтобы скрыть скалы и придать уют помещению.
     Вскоре свет померк. Фигура в капюшоне  сделала  шаг  вперед,  выдавая
свое присутствие шуршанием одежды, и заняла место на одной из сторон арки,
которая служила дверным проемом. Тот, кто был знаком  с  заведенным  здесь
порядком, в съетче Табр, сразу бы догадался, что  это  был  Стилгар,  наиб
съетча, хранитель  осиротевших  близнецов,  которые  однажды  облачатся  в
мантию своего отца, Пола Муад Диба. Стилгар часто совершал  ночной  осмотр
помещения, где почивали близнецы, и, как проявило, сначала  он  заходил  в
спальню Ганимы, а затем в примыкающую комнату, где он  мог  бы  убедиться,
что Лито ничего не угрожает.
     "Я - старый дурак", - думал Стилгар.
     Он дотронулся до холодной поверхности фонаря и затем повесил  его  на
крючок, прикрепленный к его поясу. Фонарь раздражал его, несмотря  на  то,
что он  был  полностью  зависим  от  него.  Эта  вещь  представляла  собой
хитроумный инструмент, изобретенный в Империи, - приспособление, способное
обнаружить присутствие больших живых тел. С его  помощью  он  увидел  лишь
спящих детей в королевской спальне.
     Стилгар знал, что его мысли и чувства были подобны  свету.  Он  не  в
состоянии был погасить  всегда  светящий  внутренний  прожектор.  Какая-то
более великая  сила  контролировала  это  движение.  В  данный  момент  он
направлял этот свет туда, где ощущал реально  опасность.  Здесь  находился
магнит для мечтаний всего  великолепия  всей  известной  Вселенной.  Здесь
лежали богатства во времени - вечная власть и самый могущественный из всех
мистических талисманов:  божественная  подлинность  религиозного  наследия
Муад  Диба.  В  этих  близнецах  -  Лито  и  его  сестре  Ганиме  -   была
сосредоточена власть - сила, внушающая страх и благоговение.
     И пока они живут, в них будет жить Муад Диб: несмотря на то,  что  он
умер.
     Это были не просто девятилетние дети, они были силой  самой  природы,
предметом почитания и старого страха. Они были детьми Пола Атридеса, Махди
всех Свободных-фрименов. Он вызвал  взрыв  гуманности.  Свободные  с  этой
планеты распространили джихад, неся свою страсть  через  всю  человеческую
Вселенную от лица религиозного  правительства,  чей  размах  и  вездесущая
власть оставили свой след на каждой планете.
     "Однако, эти дети - кровь и плоть Муад Диба, - думал Стилгар.  -  Два
пустяковых удара моего ножа остановили  бы  навсегда  их  сердца.  Их  род
прекратил бы существование."
     Его разум пришел в смятение от такой мысли.
     "Убить детей Муад Диба!"
     Но годы сделали его мудрым в отношении самоанализа.  Стилгар  знал  о
происхождении этой жуткой мысли. Она шла от левой руки проклятого, а не от
правой руки благословенного. Айат и Бурхан Жизни были загадками для  него.
Когда-то он гордился, что осознавал себя Свободным, что думал  о  пустыне,
как о друге; что в мыслях назвал свою планету Дюной, а не  Арракисом,  как
это значилось на всех картах Империи.
     "Насколько просто все было, когда наш Мессия просто мечтал,  -  думал
он. - Но найдя своего Махди, мы  освободились  от  вселенских  бесконечных
мессианских грез. Каждый народ, порабощенный джихадом,  теперь  мечтает  о
том, чтобы пришел вождь".
     Стилгар посмотрел в спальню, окутанную мраком.
     "Если бы мой нож освободил всех этих  людей,  интересно,  сделали  бы
меня мессией?"
     Можно было услышать, как в своей кровати ворочается Лито.
     Стилгар вздохнул. Он никогда не знал  деда  Атридесов,  имя  которого
дали ребенку. Но многие говорили, что моральная сила  Муад  Диба  исходила
именно из этого источника. Перейдет ли это жуткое качество  "правильности"
через поколение? Стилгар не нашел ответа на свой вопрос.
     Он подумал: "Съетч Табр - мой. Я правлю здесь. Я  -  наиб  Свободных.
Если бы не я, не было бы Муад Диба. Эти близнецы  теперь  здесь  благодаря
Чани, их матери и моей родственницы, моя кровь течет в их жилах. Я там,  с
Муад Дибом,  Чани  и  со  всеми  остальными.  Что  мы  сделали  для  нашей
Вселенной?"
     Стилгар не смог бы объяснить, почему такие мысли пришли ему в  голову
той ночью и почему из-за них он  чувствовал  себя  виноватым.  Он  притих,
укутанный в свою робу с капюшоном.  Реальность  и  мечта  были  совершенно
различными вещами. Пустыня - друг, которая когда-то простиралась от полюса
до полюса, - была уменьшена вполовину своего прежнего размера.  Мифический
рай насаженной повсюду зелени привел его в  уныние.  Это  было  совсем  не
похоже на мечту. И когда  его  планета  изменилась,  он  понял,  что  тоже
изменился. Он стал гораздо более хитрым  человеком  по  сравнению  с  тем,
некогда бывшим вождем съетча. Теперь он  знал  о  многом  -  об  искусстве
управлять государством и мудром подходе  к  решению  самых  незначительных
вопросов. Однако, он чувствовал, что эти  знания  и  хитрости  как  тонкая
фанера, покрывающая железное ядро более простого, более твердого знания. И
это более старое ядро взывало к нему, умоляло  вернуться  его  к  истинным
ценностям.
     Утренние звуки съетча начали вторгаться в его мысли.  Люди  в  пещере
начинали пробуждаться. Он почувствовал, как летний  ветерок  коснулся  его
щек: люди выходили через дверные отверстия наружу в  предрассветную  тьму.
Ветерок говорил о беспечности точно так же, как он говорил  и  о  времени.
Жители пустыни больше не сохраняли  режима  экономии  воды  прежних  дней.
Зачем они должны были это делать, если дождь был увековечен? Если на  этой
планете были видны облака, если восемь Свободных были  затоплены  и  убиты
стремительным потоком воды в вади? До этого происшествия слово "утонул" не
существовало в языке Дюны. Но это больше не было Дюной, это был Арракис...
и это было утро памятного дня.
     Джессика, мать  Муад  Диба  и  бабушка  этих  королевских  близнецов,
возвращается на нашу планету сегодня.  Почему  она  прекращает  навязанную
самой себе ссылку именно теперь?  Почему  она  оставляет  безмятежность  и
безопасность Келадана ради опасностей Арракиса?
     Были  и  другие  тревожные  мысли:  догадается  ли  она  о  сомнениях
Стилгара? Она была колдуньей  -  Бене  Джессерит,  прошедшей  полный  курс
обучения Сестер, а теперь еще и Преподобной Матерью.  Такие  женщины  были
очень проницательными и в то же время очень опасными. Прикажет ли она  ему
упасть на свой  собственный  нож,  как  это  сделали  со  старым  Ульетом,
несостоявшимся убийцей Пардота Кайнза?
     "Должен ли я ей подчиняться?" - недоумевал он.
     И не мог ответить на этот  вопрос,  хотя  теперь  он  думал  о  Льете
Кайнзе, планетологе, которому первому после  отца,  Пардота,  пришла  идея
превратить дикую пустыню Дюны в зеленый оазис, каким  она  и  стала.  Льет
Кайнз был отцом Чани. Если бы не он, не было  бы  ни  идеи,  ни  Чани,  ни
королевских близнецов. Звенья этой цепи очень беспокоили Стилгара.
     "Как получилось, что мы встретились в  этом  месте?  -  спрашивал  он
самого себя. - Как мы соединились? Зачем? Обязан ли я  покончить  со  всем
этим, чтобы поколебать это огромное соединение?"
     Стилгар все-таки допустил этот ужасный довод внутрь себя. Он  мог  бы
сделать такой выбор, отрицая любовь и семью, чтобы сделать так, как должен
сделать  наиб  в  случае,  когда  принимают   беспощадное   решение   ради
благополучия  своего  племени.  Но,  с  другой  стороны,  такое   убийство
представляло собой предательство и жестокость. Убить  детей!  Однако,  они
были не просто дети. Они ели меланж, принимали участие  в  оргиях  съетча,
исследовали пустыню в поисках песчаного червя и играли в  другие  игры,  в
которые играют дети Свободных. И они заседали в Королевском Совете. Дети в
таком юном возрасте, однако, были довольно мудры, чтобы заседать в Совете.
Возможно, по своей плоти они дети, но у них был богатейший жизненный опыт:
они полностью унаследовали генетическую  память  всех  предков.  Это  было
жуткое признание, которое противопоставляло их тетю Алию и их  самих  всем
остальным живым существам.
     Много раз по ночам Стилгар ловил себя на том, что  в  голове  у  него
вертится это отличие. Много раз он пробуждался от кошмаров из-за этих дум,
и сюда, в спальню, его привели эти же бесконечные думы. Теперь он  всецело
сосредоточился на своих сомнениях. Неспособность принять решение была  уже
сама по себе решением - он это знал. Эти близнецы и их тела пробудились  в
утробе, зная все воспоминания, которые перешли к ним от  их  прародителей.
Склонность к употреблению меланжа сделала это. Матери - Джессика и Чани  -
тоже употребляли меланж. Леди Джессика родила сына - Муад Диба - до  того,
как у нее появилась эта привычка. Алия же родилась уже  после.  В  прошлом
все было  ясно.  Бесчисленные  поколения  лучших  селекций  генофонда  под
надзором Бене Джессерит, наконец, воплотилась в Муад Дибе, но это было вне
плана. Сестрам ордена не разрешалось употреблять меланж. О,  они  знали  о
такой возможности, но боялись этого и называли это  Мерзостью.  Этот  факт
вызывал наибольший страх. Мерзость... Должно быть, для такого  суждения  у
них были свои причины. И если они говорили, что Алия была мерзостью -  это
в  равной  степени  относилось  и  к  близнецам,  потому  что  Чани   тоже
приобщилась к меланжу: ее тело было пропитано меланжем, и ее гены так  или
иначе дополняли гены Муад Диба.
     Мысли Стилгара находились в беспорядочном  движении.  Не  могло  быть
сомнений в том, что эти близнецы превзойдут своего отца. Но в чем? Мальчик
говорил о способности "быть" его  отцом  -  и  доказал  это.  Даже  будучи
младенцем, Лито обнаружил воспоминания, о которых должен был знать  только
Муад Диб. Были ли другие предки, ожидающие своей очереди в широком спектре
воспоминаний, предки, чьи цели и привычки создали  бессловесную  опасность
для живых существ?
     Мерзость, говорили священные ведьмы Бене  Джессерит.  Однако,  Сестры
домогались генофазы этих детей. Ведьмам нужна была сперма и яйцо, но  так,
чтобы не повредить плоти, которая носила их. Неужели  только  из-за  этого
именно сейчас вернулась леди  Джессика?  Она  порвала  с  Сестрами,  чтобы
поддерживать своего супруга Герцога, но согласно слухам, она вернулась  на
путь Бене Джессерит.
     "Я мог бы покончить со всеми этими мыслями, - подумал Стилгар. -  Как
бы все просто тогда было."
     И, однако, он снова поймал себя на мысли, что мог бы  совершить  свой
выбор. Были  ли  близнецы  Муад  Диба  ответственны  за  действительность,
которая уничтожала мечты других? Нет. Они были лишь как оптические  линзы,
сквозь которые проходил свет, чтобы открыть новые формы во Вселенной.
     Его измученный разум вернулся к  изначальной  вере  Свободных,  и  он
подумал:
     "Приходит власть Бога: поэтому старайся не торопить это.  Бог  должен
указать путь, и некоторые свернут с него."
     Это была религия Муад Диба, которая больше всего выводила Стилгара из
душевного равновесия. Почему из Муад Диба сделали Бога? Зачем обожествлять
человека, который имеет плоть? "Золотой эликсир Жизни"  Муад  Диба  создал
бюрократического монстра, который сидел верхом  на  человеческих  деяниях.
Правительство и религия объединились, и  нарушение  закона  стало  грехом.
Запах богохульства распространялся, как дым,  если  подвергались  сомнению
какие-либо правительственные указы. Виновные в бунте вызывали адский огонь
и фарисейство суда.
     Однако, это были люди, создающие эти правительственные указы.
     Стилгар угрюмо покачал головой,  не  обращая  внимания  на  прислугу,
прошедшую в Королевскую приемную, чтобы выполнить утренние обязанности.
     Он пальцами нащупал нож, висевший у него на поясе, думая  о  прошлом,
которое этот нож символизировал; думая о нем больше, чем тогда,  когда  он
симпатизировал бунтовщикам, чьи неудавшиеся восстания были  сокрушены  его
собственными приказами. В голове у него  была  полная  неразбериха,  и  он
хотел бы знать, как все это вычеркнуть  из  памяти.  Но  Вселенную  нельзя
повернуть назад.  Это  был  огромный  инструмент,  направленный  на  серую
безжизненную пустоту. Его нож, если бы он принес смерть близнецам,  только
отразился бы от этой пустоты, сплетая новые сложности, чтобы повториться в
человеческой истории, поднимая новые волны хаоса,  приглашая  человечество
испытать новые формы порядка и беспорядка.
     Стилгар вздохнул, все больше осознавая, что рядом  кто-то  есть.  Да,
эти слуги выполняли какой-то приказ, который был связан с близнецами  Муад
Диба. Они ходили взад и вперед. "Лучше превзойти их, - сказал самому  себе
Стилгар. - Лучше встретить то, что придет".
     "Я  все-таки  слуга,  -  сказал  он  себе.  -  И   Бог   Милосердный,
Сострадательный - мой господин".
     И он процитировал: - "Конечно, мы надели на их шеи  оковы  до  самого
подбородка, потому их головы всегда подняты; и  мы  поставили  перед  ними
преграду, а потом еще одну преграду; и мы покрыли их  покрывалом,  поэтому
они не видят".
     Так было написано в старой священной книге Свободных.
     Стилгар кивнул головой самому себе.
     Видеть, чтобы предчувствовать следующий момент, как  это  делал  Муад
Диб со своими внушающими страх видениями будущего. Создавать  новые  места
для решений. Чтоб не быть закованными в  кандалы,  что  могло  указать  на
прихоть  Бога.   Иная   сложность   за   обычным   пределом   досягаемости
человечества.
     Стилгар убрал руку с ножа. Его пальцы еще сохраняли память о нем.  Но
лезвие, которое однажды  сверкнуло  в  раскрытой  пасти  песчаного  червя,
оставалось в ножнах. Стилгар знал, что не убьет этим лезвием близнецов. Он
пришел к решению. Лучше сохранить старую добродетель, лелеемую в его  душе
верность. Лучше принять действительность такой, как она есть, чем  мечтать
о несуществующем пока  будущем.  Горьковатый  привкус  во  рту,  подсказал
Стилгару, насколько пустыми и отвратительными могут быть некоторые мечты.
     Нет! Больше никаких мечтаний!



                                    2

                            Вопрос: "Ты видел Проповедника?"
                            Ответ: "Я видел песчаного червя".
                            Вопрос: "Что это за песчаный червь?"
                            Ответ: "Ой дает нам воздух, которым мы дышим".
                            Вопрос: "Тогда почему мы разрушаем его землю?"
                            Ответ: "Потому что Шаи-Хулуд так велит".
                                       Харк ал-Ада. Экраны (щиты) Арракис.

     Как было заведено у Свободных, близнецы Атридесов вставали за час  до
рассвета. Они в упоении зевали и потягивались,  каждый  в  своей  спальне,
чувствуя по шуму вокруг, что день в пещере уже начался. Они слышали, как в
передней прислуга готовит завтрак,  обыкновенную  жидкую  овсяную  кашу  с
финиками и орехами, смешанного с жидкостью,  снятой  с  чуть  забродившего
спайса.
     В передней висели ярко светящиеся шары, глоуглобы,  и  мягкий  желтый
свет через открытый дверной проем проникал в спальные помещения. Близнецы,
освещаемые мягким светом, быстро оделись, при  этом  каждый  очень  хорошо
слышал  другого.  Они,  будто  договорившись,  надели   стилсьюты,   чтобы
уберечься от горячих ветров пустыни.
     Вскоре королевская пара близнецов  встретилась  в  передней,  заметив
необычное спокойствие прислуги. На Лито поверх блестящего серого стилсьюта
был  надет  рыжевато-коричневый  капюшон,  отороченный  по  краям   черной
материей. На его сестре - зеленый капюшон.  У  обоих  капюшон  крепился  к
стилсьюту специальной  застежкой  в  виде  ястреба  -  герба  Атридесов  -
золотого с красными драгоценными камнями вместо глаз.
     Видя этот раскрашенный наряд, Хара, одна из жен Стилгара, сказала:
     - Я вижу, вы оделись, чтобы поторжественнее встретить бабушку.
     Лито сначала принял у Читы  завтрак,  а  потом  посмотрел  на  темное
обветренное лицо Хары. Он покачал головой. Потом промолвил:
     - Откуда ты знаешь, может, мы себя приветствуем?
     Хара встретила его насмешливый взгляд, который он даже и  не  подумал
отвести, и сказала:
     - У меня такие же голубые глаза, как у тебя!
     Ганима громко рассмеялась.
     Хара всегда была большим знатоком шутливо-вызывающей манеры разговора
Свободных, и она немедленно оборвала его:
     - Не насмехайся надо мной, мальчик. Возможно, ты и королевской крови,
но оба мы несем клеймо, которое  оставило  на  нас  употребление  меланжа.
Глаза без белков.  Что  еще  нужно  Свободным  более  роскошного  и  более
почетного, чем это?
     Лито улыбнулся, уныло покачал головой.
     - Хара, любовь моя, если бы ты была помоложе  и  еще  не  была  женой
Стилгара, я бы сделал тебя своей.
     Хара без малейшей обиды приняла эту  маленькую  победу,  давая  знать
прислуге, чтобы они  готовили  помещение  в  честь  этого  знаменательного
события, которого все ждали в тот день.
     - Завтракайте, - сказала она. - Вам сегодня потребуется много сил.
     - Значит, ты считаешь, что мы  недостаточно  хорошо  выглядим,  чтобы
предстать перед своей бабушкой? -  спросила  Ганима,  с  трудом  произнося
слова из-за битком набитого рта.
     - Не бойся ее, Гани, - сказала Хара.
     Лито  проглотил  овсяную  кашу,  проницательно  поглядывая  на  Хару.
Женщина от природы была дьявольски мудра, очень быстро улавливая  смысл  в
этой игре слов.
     - Неужели она действительно поверит, что  мы  боимся  ее?  -  спросил
Лито.
     - Она была нашей Преподобной Матерью, ты это  знаешь.  А  я  знаю  ее
методы.
     - Как оделась Алия? - спросила Ганима.
     - Я не видела ее, - коротко ответила Хара, отворачиваясь.
     Лито и Ганима быстро переглянулись, зная о каком-то секрете, и быстро
склонились к  своим  чашкам  с  завтраком.  Вскоре  они  вышли  в  большой
центральный зал.
     Ганима заговорила на одном из древних языков,  который  сохранила  их
генетическая память:
     - Итак, сегодня мы увидим нашу бабушку.
     - Алию это очень беспокоит, - сказал Лито.
     - Кто же захочет отказываться от такой власти? - спросила Ганима.
     Лито тихо засмеялся, необычно взрослым смехом.
     - Более того, глаза ее матери видят также, как и наши?
     - Почему бы и нет? - спросил Лито.
     - Да... Возможно, этого и боится Алия.
     - Кто знает Мерзость лучше, чем сама Мерзость, - спросил Лито.
     - Может быть, мы не правы, ты же понимаешь, - сказала Ганима.
     - Но это не так. - И он процитировал из Книги Азхар Бене Джессерит: -
Исходя из причины и жуткого опыта мы называем наперед  рождение  Мерзости.
Потому что тот, кто знает о  том,  что  утрачено  и  проклято,  тот  может
воплотить в жизнь все самое ужасное из прошлого.
     - Я знаю, как это было, - сказала  Ганима.  -  Но  если  это  правда,
почему мы не страдаем от такого же внутреннего приступа.
     - Наверно, наши родители охраняют нас от этого, - сказал Лито.
     - Тогда почему никто не охраняет Алию?
     - Я не знаю. Это, возможно, потому, что один из ее родителей  остался
среди смертных. Может быть, это  все  просто,  потому  что  мы  молодые  и
смелые. Возможно, когда мы станем старше и более циничными...
     - Мы должны быть очень осторожны с нашей бабушкой, - сказала Ганима.
     - И не обсуждать этого Проповедника, который бродит на вашей  планете
и говорит ересь?
     - Ты не думаешь, что он на самом деле наш отец?
     - Я не делаю по этому поводу никаких заключений, но Алия боится его.
     Ганима покачала головой.
     - Я не верю в то, что называют Мерзостью. Это - чушь!
     - Ты хранишь в себе такое же огромное количество воспоминаний, как  и
я, - сказал Лито.
     - Ты можешь верить во что тебе хочется.
     - Ты думаешь, это из-за того, что мы не осмелились впасть в состояние
экстаза от этого меланжа, а Алия это сделала? - спросила Ганима.
     - Я думаю точно так же, как и ты.
     Они замолчали, вливаясь в толпу людей в центральном зале.
     В Съетче Табр было прохладно, но стилсьюты были теплыми,  и  близнецы
скинули со своих рыжих волос капюшоны. Их лица  выдавали  породу:  большой
рот, широко посаженные глаза, от меланжа они были синими-в-синем.
     Лито первым заметил приближение их тети Алии.
     - Вот, она идет, - сказал он, переходя на военный язык Атридесов, как
бы предупреждая. Ганима кивнула своей тете, когда Алия остановилась  перед
ними, и сказала:
     -  Военный  трофей  приветствует  свою  знаменитую  родственницу.   -
Используя тот же  самый  язык  Чакобса,  Ганима  подчеркнула  значение  ее
собственного имени - "Военный трофей".
     - Видишь ли, любимая тетя,  -  сказал  Лито,  -  мы  приготовились  к
сегодняшней встрече с твоей матерью.
     Алия,  единственный  человек  из  всей  королевской  свиты,   которую
совершенно не удивляло взрослое поведение этих детей,  перевела  взгляд  с
одного на другого. Потом сказала:
     - Попридержите ваши языки, оба!
     Бронзовые волосы Алии были зачесаны назад и образовали два золотистых
кольца. Ее овальное лицо было угрюмым, губы плотно сжаты. В уголках  синих
глаз появились морщинки.
     - Я предупреждала вас обоих, как надо вести себя сегодня,  -  сказала
тетя Алия. - И вы, также как и я, все знаете, но какие-то соображения...
     - Мы-то знаем, а вот ты, возможно, не знаешь о наших соображениях,  -
перебила ее Ганима.
     - Гани! - сердито произнесла тетя Алия.
     Лито посмотрел на тетю и сказал:
     - Сегодня  -  тот  день,  когда  мы  не  будем  притворяться  глупыми
младенцами!
     - Никто не хочет, чтобы вы притворялись, -  сказала  Алия.  -  Но  мы
думаем, что неразумно с вашей  стороны  вызывать  у  моей  матери  опасные
мысли. Ирулэн согласна со мной. Кто знает, какую роль должна сыграть  леди
Джессика.
     Лито встряхнул головой и удивился. "Почему Алия не видит, что уже обо
всем догадались? Или она слишком далеко зашла?" И он обратил  внимание  на
особые родовые приметы на лице Алии, которые выдавали  присутствие  в  ней
генов деда по материнской линии. Изучая ее лицо, он  почувствовал  в  себе
смутное волнение и подумал: "Он и мой предок тоже".
     Потом Лито сказал:
     - Леди Джессика была обучена управлять.
     Ганима кивнула головой:
     - Почему она выбирает именно это время, чтобы вернуться?
     Алия сердито взглянула на нее. Потом сказала:
     - Возможно, она просто хочет увидеть своих внуков.
     Ганима подумала: "Вот на что ты надеешься, моя дорогая тетя.  Но  это
далеко не так".
     - Она не может править здесь, - сказала Алия, - у нее  есть  Келадан.
Этого должно быть вполне достаточно.
     И Ганима умиротворенно заговорила:
     - Когда наш отец ушел в пустыню, чтобы умереть,  он  оставил  тебя  в
качестве Регента. От...
     - У тебя есть какие-нибудь жалобы? - спросила Алия.
     - Это был мудрый выбор, - сказал Лито, стараясь  быть  единодушным  с
сестрой.
     - Ты была единственным человеком, который знал,  что  такое  родиться
так, как мы.
     - Ходят слухи, что моя мать вернулась к Сестрам, - сказала Алия, -  и
вы оба знаете, что думает Бене Джессерит о...
     - Мерзости, - сказал Лито..
     - Да! - Алия не произнесла этого слова.
     - Ведьма - она всегда ведьма, так ведь говорят? - сказала Ганима.
     - "Сестра, ты  играешь  в  опасную  игру",  -  подумал  Лито,  но  он
поддержал ее и добавил:
     - Наша бабушка была женщиной очень простодушной, в отличие от  других
ее типа. Ты разделяешь ее память, Алия; несомненно, ты должна знать,  чего
ожидать.
     - Простодушие! - сказала Алия, покачав  головой.  Она  оглядела  весь
зал, потом снова обратилась к близнецам: - Если бы  моя  мать  была  менее
доступной, ни одного из вас здесь бы сейчас не было, и меня тоже. Я должна
была родиться у  нее  первой,  и  никто  из  этих...  -  Плечи  ее  слегка
вздрогнули. - Я предупреждаю вас обоих, будьте очень  осторожны  во  всем,
что бы вы ни делали сегодня. - Алия посмотрела вперед: - Идет моя охрана.
     - И ты все еще думаешь,  что  нам  небезопасно  сопровождать  тебя  в
звездный космопорт? - спросил Лито.
     - Ждите здесь, - сказала Алия, - я доставлю ее.
     Лито и его сестра обменялись взглядами, и он сказал:
     - Ты говорила  нам  много  раз,  что  память,  которой  мы  обладаем,
унаследована от того, кто испытал до  нас  некую  бесполезность,  пока  мы
нашей собственной плотью не воплотили эту память в жизнь. Моя сестра  и  я
верим в это. Мы не хотим огромных перемен, которые несет  с  собой  приезд
нашей бабушки.
     - И продолжайте верить  в  это,  -  сказала  Алия.  Она  повернулась,
окруженная со всех сторон охраной, и вся свита быстро двинулась через весь
зал к Правительственному Входу, где их ждали орнитоптеры.
     Ганима смахнула слезу с правого глаза.
     - Даешь воду мертвым? - прошептал Лито, взяв сестру за руку.
     Ганима глубоко, тяжело  вздохнула  и  задумалась  над  тем,  как  она
изучала свою тетю.
     - Экстаз от спайса это сделал?  -  спросила  она,  зная  что  на  это
ответит Лито.
     - У тебя есть другое предположение?
     -  Ради  аргумента,  почему  наш  отец...  и  даже  наша  бабушка  не
выдержали?
     Минуту он изучал ее. Потом сказал:
     - Ты знаешь ответ так же, как и я. У них были надежные  люди  к  тому
времени, когда они пришли на Арракис. Экстаз от спайса - ну... не знаю...
     - К моменту своего рождения они уже обладали памятью  своих  предков.
Алия, хотя...
     - Почему она не верит предупреждениям Бене Джессерит?
     Ганима покусала нижнюю губу.
     - Алия имела ту же информацию, что и мы.
     - Они уже взывают к ее Мерзости, - сказал Лито. - Не находишь  ли  ты
это попыткой выявить то, что ты сильнее, чем все эти...
     - Нет, нет! - Ганима  отвернулась  от  испытывающего  взгляда  брата,
вздрогнула. Она должна была только консультироваться со своей генетической
памятью, и предупреждения Сестер приобрели сейчас ясную форму.  Тот,  кому
предстояло родиться, должен был стать взрослым с  мерзкими  привычками.  И
подобная причина... Она снова вздрогнула.
     - Жаль, что у нас нет кого-нибудь предрожденных среди наших  предков,
- сказал Лито.
     - Может и есть.
     - Но мы... Ах, да, старый безответный вопрос. На самом ли деле у  нас
есть доступ к каждой крупице жизненного опыта наших предков?
     Судя по своим внутренним ощущениям, Лито знал, как эта беседа  должна
была разволновать сестру. Они много раз ломали головы над этим вопросом, и
всегда он оставался без ответа. Он сказал:
     - Мы должны препятствовать ей каждый раз, когда она хочет ввести  нас
в транс. Надо быть абсолютно осторожными с чрезмерной  дозой  спайса,  это
лучший выход для нас.
     - Сверхдоза должна быть довольно большой, - сказала Ганима.
     - Наше терпение, вероятно, достаточно сильное,  -  согласился  он.  -
Посмотри, как всегда настаивает Алия.
     - Мне жаль  ее,  -  сказала  Ганима.  -  Соблазн  этого  должен  быть
неуловимым и незамеченным, медленно овладевающим ею, пока...
     - Она - жертва, точно, - сказал Лито. - Мерзость.
     - Возможно, мы не правы.
     - Правы.
     - Мне всегда было  интересно,  -  размышляла  Ганима  вслух,  -  если
следящая, унаследованная от прародителей память будет той, которая...
     - Прошлое, как и твоя подушка, близко от тебя, - сказал Лито.
     - Мы должны воспользоваться возможностью, чтобы обсудить это с  нашей
бабенкой.
     - Хотя ее память внутри меня подгоняет меня, - сказал Лито.
     Ганима встретила его взгляд. Потом добавила:
     - Когда  обладаешь  огромными  знаниями,  трудно  прийти  к  простому
решению.



                                    3

                     Съетч на краю пустыни принадлежал Ласту,  принадлежал
                Кайнзу, принадлежал Стилгару,  принадлежал  Муад  Дибу.  И
                снова принадлежит Стилгару. Чтобы один за другим Свободные
                засыпали в песке. Но съетч продолжает существовать.
                                                       Из песни Свободных.

     Алия чувствовала, как сильно билось ее сердце, когда она  уходила  от
близнецов. В течение нескольких мгновений она  чувствовала,  что  была  на
грани того, чтобы остаться с близнецами и просить  их  о  помощи.  Что  за
дурацкая слабость! Пасть  об  этом  посылало  через  Алию  предупреждающее
спокойствие. Вдруг эти близнецы  осмелятся  применить  предвидение?  Путь,
который увлек их отца, соблазнит и их, - транс от спайса с  его  видениями
будущего, будто бы раздуваемыми ветром. "Почему я не могу видеть  будущее?
- спрашивала себя Алия. - Почему, как бы я ни старалась, у меня ничего  не
получается?"
     Надо заставить близнецов сделать это, сказала  она  самой  себе.  Они
могли бы втянуться в это. Они обладают детским любопытством,  и  это  было
связано с памятью, которая включала в себя тысячелетие.
     "Так же, как и я", - подумала Алия.
     Ее охрана открыла отсыревшие затворы  у  Правительственного  Входа  в
съетч, посторонилась, когда она  вышла  на  посадочную  площадку,  где  ее
поджидали орнитоптеры. Со стороны пустыни дул ветер, поднимал к небу клубы
пылки, но день был ясным. Когда она вышла на свет из пещеры со светящимися
нарами, ее мысли приняли другое направление.
     Почему леди Джессика возвращалась именно в этот  момент?  Неужели  до
Келадана доползли слухи, слухи о том, как Регентство...
     - Нам надо торопиться, моя леди, - сказал один из охранников, повышая
голос, чтобы перекричать ветер.
     Алия позволила помочь ей забраться в орнитоптер и  пристегнула  ремни
безопасности, хотя ее мысли продолжали нестись вперед.
     - Почему сейчас?
     Когда орнитоптер опустил крылья  и  воздушное  судно  начало  снижать
скорость, она почувствовала все великолепие и силу своего  положения,  как
массу существующих вещей, но они были призрачными и мимолетными!
     Почему именно теперь, когда ее планы еще не завершены?
     Пыль уносило ветром, и она  могла  видеть  яркий  солнечный  свет  на
меняющемся ландшафте планеты: широкие полосы зеленой  растительности,  где
когда-то была выжженная солнцем земля.
     Без видений будущего я могу потерпеть неудачу. О, какое волшебство  я
могла бы представить всем, если могла бы видеть,  как  Пол!  Не  для  меня
горечь, которая приносит видения.
     Она содрогнулась от мучительного голода  и  пожалела,  что  не  может
снять с себя власть. О,  быть  такой,  как  все  -  слепой  в  этой  самой
безопасной из всех слепоте, живя только этой гипотетической полужизнью,  в
которую рождение низвергает большую часть человечества. Но нет!  Она  была
рождена Атридесами, стала  жертвой  этого  глубокого  вселенского  знания,
навязанного ей ее матерью, которая употребляла спайс.
     "Почему моя мать возвращается сегодня?"
     Гурни Хэллек скорее всего будет  с  ней,  преданный  навсегда  слуга,
наемный  убийца  всяческих  мерзавцев,  никогда  не  устающий  и  упрямый,
музыкант,  который  мог  сыграть  любое  убийство  с  помощью  удавки  или
упражнялся  с  той  же  легкостью  на   своем   девятиструнном   бализете.
Поговаривали, что он стал любовником ее  матери.  Об  этом  надо  было  бы
разузнать получше; возможно, это способствует ее матери в достижении цели.
     Желание быть такой, как все, покинуло ее.
     "Лито нужно бы ввести в транс, вызываемый большой дозой спайса".
     Она вспомнила, что однажды спросила  мальчика,  как  он  относится  к
Гурни Хэллеку. И Лито, чувствуя, что в  ее  вопросе  присутствует  скрытый
смысл, сказал, что Хэллек  прощал  мелкие  проступки  Пола,  добавив:  "Он
обожал... моего отца".
     Она заметила некоторое  замешательство.  Лито  чуть  было  не  сказал
"меня" вместо "моего отца". Да, иногда трудно было  отличить  генетическую
память от той, которая принадлежала живому человеку. Гурни Хэллеку, как  и
Лито, тоже сложно было бы сделать такое различие.
     Алия холодно улыбнулась.
     После смерти Пола Гурни  предпочел  вернуться  с  леди  Джессикой  на
Келадан. Его возвращение многое усложнит. Если он вернется на Арракис,  он
прибавит свои собственные трудности к уже  существующим.  Он  служил  отцу
Пола. И, таким образом, наблюдалась четкая  последовательность:  Лито_I  -
Пол  -  Лито_II.  А  исходя  из  условий  Бене  Джессерит  -  селекционная
программа: Джессика - Алия - Ганима - побочная ветвь. Гурни, присоединяясь
к неразберихе идентичностей, мог бы оказаться очень ценным.
     "Что он сделает, если узнает, что в нас течет кровь Харконненов,  тех
самых Харконненов, которых он так ненавидит?"
     Улыбка  на  губах  Алии  стала  загадочной;  она  шла   из   каких-то
невероятных глубин ее психики.
     В конце концов, близнецы были просто детьми.  Они  были  дети,  но  с
бесконечным числом родителей, чьи памяти принадлежали одновременно всем их
предкам и им самим. Они будут стоять на  посадочной  площадке  у  входа  в
съетч Табр и наблюдать прилет  воздушного  корабля  бабушки,  совершающего
посадку в Имперскую впадину, близ Арракина.
     Это ярко-светящееся пятно на небе, которое было кораблем, сделает  ли
оно прибытие Джессики более реальной помощью для ее внуков?
     "Моя мать спросит меня об их обучении, - думала Алия. - Смешиваю ли я
прана-бинду  и  рассудительность  в  обучении?  И  я  скажу  ей,  что  они
занимаются самообучением, как и я сама. Я процитирую ей  слова  ее  внука:
"Среди обязательного выполнения команд есть необходимость наказывать... но
только если жертва заслуживает наказания".
     Алию осенило потом, что она  могла  бы  обратить  все  внимание  леди
Джессики только на близнецов, тогда все остальное могло бы исчезнуть из ее
поля зрения. Это вполне могло бы быть осуществимо. Лито был  очень  сильно
похож на Пола. А почему и нет? Он вполне мог бы быть Полом, если бы сделал
выбор. Даже Ганима обладала этой способностью.
     "Точно так же, как и я могу быть моей матерью или кем либо другой, от
которой в нас сохранилась частичка жизни".
     Она отвлеклась от этой  мысли  и  посмотрела  на  ландшафты  Защитной
стены, которую они пролетали. Затем  подумала  "Как  можно  было  покинуть
теплый, безопасный, богатый водой Келадан и вернуться на Арракис,  на  эту
пустынную планету,  где  ее  великий  Герцог  был  убит,  а  ее  сын  умер
мучительной смертью?"
     - Почему леди Джессика вернулась именно в это время?
     Алия не нашла ответа - ничего определенного. Она могла  бы  разделить
чье-нибудь еще, свойственное только ему, знание, но когда  жизненный  опыт
каждого взял свое направление, тогда и  мотивы  тоже  разошлись.  Источник
решений лежал в действиях каждого,  кто  их  совершал.  Для  предрожденных
(рожденных до  их  физического  рождения)  множество  поколений  Атридесов
оставили свою единственную реальность, то, чем они были,  и  это  оказался
другой вид рождения - абсолютное разделение живой,  дышащей  плоти:  когда
эта плоть покидала чрево матери, та наделяла ее  многочисленными  знаниями
всех предков. Алия не видела ничего странного в том, что она  одновременно
любила  и  ненавидела  свою  мать.  Это  была  необходимость,  необходимое
равновесие, где нет места упрекам и обвинениям, но тогда где может граница
любви и ненависти? Винил ли кто Бене Джессерит в том,  что  они  направили
леди Джессику по этому пути? Вина и упрек  постоянно  рассеивались,  когда
память преодолевала очередное тысячелетие. Сестры  только  искали  методы,
чтобы породить Квизац Хадераха: мужчину-двойника - он и мужчина, и в то же
время  полностью  повторяет  вполне   совершенную   во   всех   отношениях
Преподобную  Мать...  И  более  того  -  человеческое  существо  наивысшей
чувствительности, обладающее знаниями высших  порядков,  Квизац  Хадераха,
"присутствующего одновременно во многих местах". А леди Джессика,  которая
была  просто  одним  из  звеньев  этой   селекционной   программы,   имела
неосторожность влюбиться  в  селекционного  партнера,  которому  она  была
назначена. Потакая желаниям своего возлюбленного Герцога, она произвела на
свет  сына  вместо  дочери,  которая,  как  объявили  Сестры  ордена  Бене
Джессерит, должна была появиться первой.
     "Родила меня, когда уже сама попробовала спайс. А теперь они не хотят
меня. Теперь они боятся меня! С веской причиной..."
     Они успешно довели до конца задуманное с Полом, их Квизац  Хадерахом.
Теперь перед ними стояла другая проблема: Мерзость,  которая  заключала  в
себе лучшие ценные гены, отбираемые ими в течение многих поколений.
     Алия  почувствовала,  как  какая-то  тень  пронеслась  над   ней,   и
посмотрела  вверх.  Ее  эскорт  осуществляет  подготовку  к  посадке.  Она
встряхнула головой, чтобы отключиться от мучивших ее мыслей.  Какой  смысл
был в том, чтобы вызывать в памяти чужие жизни и стирать  из  них  ошибки?
Это была уже новая жизнь.
     Данкан Айдахо приложил свои умственные способности к вопросу  о  том,
почему Джессика  возвращается  в  это  время,  оценивая  эту  проблему  по
принципу человека-компьютера, ментата, что было его природным  даром.  Она
возвращается, сказал он, чтобы отвезти близнецов к Сестрам. Близнецы  тоже
имели эти бесценные гены. Данкан, скорее всего, вполне прав.  Этого  могло
бы быть достаточно для того, чтобы вытянуть  Джессику  из  ее  уединенного
гнездышка на Келадане. Если Сестры велели... А что еще могло бы вернуть ее
в эти места, которые вызывали в ней болезненные воспоминания?
     - Посмотрим, - проворчала Алия.
     Она почувствовала, как орнитоптер коснулся  крыши  Крепости,  издавая
неприятный звук, который наполнил ее зловещими предчувствиями.



                                    4

                     Melange (меланж)  -  происхождение  слова  неизвестно
                (возможно,   произошло   от   древнего    Теруан    Франж:
                концентрированная смесь спайса, снадобье Арракиса; впервые
                упоминается Яншуфом Ашкоко, бывшем Королевским  химиком  в
                период  правления  Шаккада  Мудрого.  Арракисский  меланж,
                найденный только в  самом  сердце  пустыни  Арракиса,  был
                связан с пророческими видениями Пола  Муад  Диба,  первого
                Свободного Махди;  также  применяется  Космическим  Союзом
                Навигаторов и орденом Сестер Бене Джессерит.
                                     "Королевский словарь", издание пятое.

     Две большие кошки вышли на рассвете из-за  скал,  легко  перепрыгивая
валуны. Они не собирались охотиться,  просто  осматривали  территорию.  Их
называли Лазанскими тиграми, выведенными специально, и привезенными  сюда,
на планету Салуза Вторая,  почти  восемь  тысяч  лет  назад.  Генетические
манипуляции, произведенные с древней Терранской породой, стерли  некоторые
природные черты, характерные для тигров и усовершенствовали другие.  Клыки
остались длинными. Морды их были широкие,  глаза  настороженные  и  умные.
Лапы были увеличены, чтобы они твердо  стояли  на  неровной  почве,  и  их
спрятанные когти могли бы выпускаться  не  менее  чем  на  10  см,  причем
заостренные  на  концах  не  хуже   стальных   лезвий.   Их   шкура   была
рыжевато-коричневого цвета, по делало их почти невидимыми на фоне песка.
     Они отличались от своих предков еще по одному признаку: в их мозг был
имплантирован вспомогательный стимулятор, причем  тогда,  когда  они  были
детенышами.  Стимуляторы  делали  их  зависимыми  от  того,   кто   владел
передатчиком.
     Было холодно, и пока кошки изучали территорию, из ноздрей их шел пар.
Перед ними расстилалась земля Салузы Второй, которую оставили  нетронутой,
в первозданном виде - сухой и голой, ведь здесь  жило  несколько  песчаных
червей, завезенных с Арракиса и бережно  сохраняемых  живыми,  потому  что
монополия по производству меланжа могла в любой момент рухнуть.  Там,  где
стояли кошки, ландшафт представлял достаточно скучно зрелище: кругом  одни
рыжевато-коричневые  скалы  и  разбросанные  тут   и   там   тощие   кусты
серебристо-зеленого  цвета,  которые  отбрасывали  длинные  тени  в  лучах
утреннего солнца.
     Неожиданно кошек насторожило какое-то  движение.  Сначала,  медленно,
они скосили глаза влево, потом, не торопясь, повернули  головы  в  том  же
направлении. Далеко  внизу,  на  потрескавшейся  земле,  шли  двое  детей,
держась за руки и с трудом передвигаясь по сухому  песку.  Дети,  по  всей
видимости,  не  достигли  еще  девяти-десятилетнего  возраста.  Они   были
рыжеватые и  одеты  в  стилсьюты,  частично  отороченные  богатыми  белыми
буквами, которые прикреплялись по краям, а на  лбу  сиял  ястребиный  герб
Дома Атридесов, выполненный  из  плиток,  украшенных  яркими,  светящимися
драгоценными камнями. Они шли и весело болтали, и  их  голоса  очень  ясно
доносились до охотничьих кошек. Тигры Лазана очень хорошо знали эту  игру;
они и раньше в нее играли, но сейчас продолжали стоять неподвижно,  ожидая
щелчка,  который   включит   охотничий   сигнал   в   их   вспомогательных
стимуляторах.
     Теперь вслед за кошками появился человек. Его взору предстала  сцена:
кошки, дети. Человек был одет в рабочий мундир  сардукара,  выполненный  в
сером и черном цветах, со знаками отличия  Левенбрега,  помощника  Башара.
Под его рукой, огибая шею, проходил ремешок, который поддерживал на  груди
вспомогательный  передатчик,  упакованный  в  тонкий  чехол.   До   кнопки
управления он мог легко дотянуться любой рукой.
     Кошки не обратили ни  малейшего  внимания  на  его  приближение.  Они
узнали этого человека по звуку и запаху. Он остановился в  двух  шагах  от
кошек, вытирая лоб. Воздух был холодный, но от  этой  работы  было  жарко.
Перед его блеклыми глазами предстало следующее зрелище: кошки и  дети.  Он
убрал под свой рабочий шлем влажную прядь  светлых  волос,  дотронулся  до
микрофона, имплантированного в горло.
     - Кошки держат их в поле зрения.
     Ответный голос послышался из приемников, помещенных за ушами.
     - Мы видим их.
     - Пора? - спросил Левенбрег.
     Голос, который  отвечал,  снова  донесся  до  него  через  приемники,
расположенные за ушами.
     - Они смогли бы сделать это без команды? - продолжал голос.
     - Они готовы, - сказал Левенбрег.
     - Очень хорошо.  Давай  посмотрим,  может  быть,  достаточно  четырех
условных этапов?
     - Передайте, когда вы будете готовы.
     - В любое время.
     - Ну, тогда сейчас, - сказал Левенбрег.
     Он   дотронулся   до   пульта,   находящегося   с   правой    стороны
вспомогательного передатчика, причем сначала он отодвинул крышку,  которая
закрывала пульт. Теперь кошки были свободны от его  управления,  их  ничто
больше  не  удерживало.  Он  держал  руку   над   черным   переключателем,
расположенным под красным, готовый остановить  животных,  если  они  вдруг
повернут в его сторону. Но они не обращали на него внимания, они припали к
земле и начали спускаться по  сопкам  вниз,  к  детям.  Их  огромные  лапы
скользили мягко и плавно.
     Левенбрег присел на корточки, чтобы понаблюдать за  ними,  зная,  что
где-то поблизости спрятана камера, которая передавала  всю  эту  сцену  на
секретный монитор, внутрь крепости, где жил Принц.
     Вскоре кошки начали делать скачки, а потом побежали.
     Дети, которые продолжали пробираться по скалистой местности, все  еще
не замечали опасности. Один из них смеялся, его  высокий  и  чистый  голос
буквально рассыпался в чистом воздухе. Другой ребенок споткнулся, и  найдя
равновесие, обернулся и увидел кошек. Ребенок указал на них: "Смотри!"
     Оба  ребенка  остановились  и  с  любопытством  стали   смотреть   на
удивительное вторжение в их жизни. Они все еще  продолжали  стоять,  когда
Лазанские тигры набросились на них - одна кошка на  каждого  ребенка  -  и
сбили с ног. Дети умерли с привычной для тигров  внезапностью,  им  быстро
сломали шеи. Кошки начали есть.
     - Мне отозвать их? - спросил Левенбрег.
     - Пусть закончат. Они хорошо с  этим  справились.  Я  знал,  что  они
справятся, эта пара просто великолепна.
     - Лучшая, которую я когда-либо видел, - согласился Левенбрег.
     - Ладно, хорошо. Транспорт за тобой отправили. Теперь мы  заканчиваем
связь.
     Левенбрег стоял, вытянувшись. Он старался не  смотреть  на  выступ  в
скале слева от него, где был скрыт яркий блеск оптики передающей секретной
камеры, которая передавала его  прекрасную  работу  Башару,  находившемуся
далеко в зеленых землях столицы. Левенбрег улыбался.  За  эту  работу  его
ожидало повышение. Он  уже  чувствовал  знак  Батора  на  своей  шее  -  а
когда-нибудь, и Бурсега... И даже, однажды, Башара. Люди,  которые  хорошо
служили в  войсках  Фарадина,  внука  последнего  Императора  Шаддама  IV,
получали приличное повышение по службе. Однажды, когда  Принца  усадят  на
законный трон,  тогда  будут  одаривать  еще  большими  поощрениями.  Знак
Башара, возможно, не завершает цепь этих  званий.  Во  многих  мирах  этой
Империи были еще Бароны и Графы... Но  это  возможно  лишь  тогда,  когда,
наконец, уберут близнецов Атридесов.



                                    5

                     Свободный должен вернуться к своей изначальной вере и
                к  своему  гениальному  предназначению   по   формированию
                человеческих общностей; он должен  вернуться  к  прошлому,
                где  этот  урок  на  выживание  был  получен  в  борьбе  с
                Арракисом.  Единственным  делом  Свободного  должно  стать
                открытие  его  души  внутренним  древним   учениям.   Миры
                Империи, Ландсраада и КХОАМ не имеют ничего существенного,
                чтобы передать им. Они будут лишь отнимать у свободных  их
                души.
                                                  Проповедник из Арракина.

     Леди Джессика оказалась окруженной со  всех  сторон  океаном  людской
массы, которая простиралась вглубь серо-коричневой  плоскости  посадочного
поля, где совершил посадку ее корабль, который потрескивал и  шипел  после
резкого перехода из  одного  пространства  в  другое.  Она  приблизительно
прикинула, что там  было  полмиллиона  людей,  и  примерно  треть  из  них
являлись паломниками. Они стояли  в  жутком  молчании,  их  внимание  было
приковано к  платформе  выходного  шлюза  из  транспортного  корабля,  где
затемненный люк скрывал ее и ее свиту.
     До полудня оставалось два часа, но воздух над толпой уже отражал едва
заметное марево, обещающее очень жаркий день.
     Джессика дотронулась  до  посеребренных  сединой  волос  цвета  меди,
которые обрамляли ее овальное лицо под капюшоном из козьей шерсти,  потому
что она была Преподобной Матерью. Она знала, что после такого  длительного
путешествия выглядит не лучшим образом,  а  черный  цвет  ее  капюшона  из
козьей шерсти был не ее цветом. Но она облекалась здесь в  это  одеяние  и
раньше. Значимость этот грубой одежды еще не была утрачена Свободными. Она
вздохнула. Путешествие через пространство не прошло незаметно для  нее,  и
было еще кое-что, отягощающее  ее  воспоминания,  -  еще  одна  поездка  с
Келадана на Арракис, когда ее Герцог был принужден жить  в  этом  поместье
несмотря на его собственное мнение.
     Медленно исследуя обстановку, используя способности, которые дало  ей
учение Бене Джессерит, чтобы не упустить важные  детали,  она  внимательно
смотрела на море людей. Всюду были видны колпаки стилсьютов  скучно-серого
цвета, исконная одежда Свободных из  далекой  пустыни;  были  паломники  в
белой одежде со знаками раскаяния на плечах, тут и там  были  видны  толпы
богатых купцов, облаченных в легкую одежду без капюшонов,  демонстрирующих
свое презрение к знойному, иссушающему  воздуху  Аппаксены...  а  также  в
стороне  стояла  отдельной  группой   делегация   из   Общества   Верующих
(Квизарата) в зеленых робах и просторных глубоких капюшонах.
     Только когда она оторвала взгляд от толпы, она поняла,  что  вся  эта
сцена напоминает чем-то то время, когда ее точно так же  встречали,  но  с
ней тогда был ее возлюбленный Герцог. Как давно это было?  Более  двадцати
лет тому назад. Ей не нравилось думать о тех сердечных переживаниях. Время
своим тяжелым бременем давило на нее изнутри, и, казалось, что она никогда
не покидала эту планету.
     "Еще раз в пасть дракона", - подумала она.
     Здесь,  на  этой  равнине,  ее  сын  отвоевал  Империю  у  последнего
Императора Шаддама IV. Историческое потрясение  оставило  след  в  умах  и
верованиях людей.
     Она слышала сзади себя постоянную возню своей свиты, не удержалась  и
снова вздохнула. Они должны ждать Алию,  которая  запаздывала.  Группа  во
главе с Алией появилась, наконец,  у  дальнего  края  толпы,  вызвав  бурю
рукоплесканий, когда Королевская охрана влилась в толпу, чтобы  расчистить
путь.
     Джессика еще  раз  окинула  взглядом  весь  ландшафт.  Много  отличий
представилось ее испытывающему взгляду. На контрольной  башне  посадочного
поля был сооружен балкон для молящихся. А далеко с левой  стороны  равнины
стояло огромное  внушающее  страх  сооружение  из  пластали,  которое  Пол
воздвиг в качестве своей крепости - личного  "съетча,  возвышающегося  над
песками". Это было самое большое сооружение, которое  когда-либо  возводил
человек. Целые города могли бы поместиться внутри его стен, и еще осталось
бы свободное место. Теперь в ней размещалась самая могущественная правящая
сила в империи, Квизарат Алии, который она создала над телом своего брата.
"Это место должно рухнуть", - подумала Джессика.
     Делегация во главе с Алией подошла к подножию  трапа  и  остановилась
там в ожидании. Джессика узнала грубые черты Стилгара. И, о  Господи!  Там
стояла принцесса Ирулэн, пряча свою жестокость в прелестном теле с  шапкой
золотых волос, убранных лентами.
     Казалось, что годы Ирулэн не наложили отпечаток на ее внешность.  Это
был вызов. И там, впереди клина, была Алия, черты ее лица  были  вызывающе
юными, ее глаза были обращены  вверх  на  отверстие  люка.  Губы  Джессики
вытянулись в тонкую линию, глаза внимательно  рассматривали  лицо  дочери.
Гнетущее чувство переполняло Джессику, она  слышала,  как  гулким  прибоем
отзывалась в ушах ее собственная жизнь! Слухи оправдались! Ужасно! Ужасно!
Алия ступила на запретный путь.  Доказательства  этого  посвященному  было
легко прочитать.  Мерзость!  Джессике  понадобилось  несколько  мгновений,
чтобы прийти в себя, она поняла, как ей хотелось,  чтобы  эти  слухи  были
фальшивыми.
     "А близнецы? - спросила она себя. - Они тоже потеряны?"
     Медленно, как подобает Преподобной Матери, Джессика через  люк  вышла
на трап.  Ее  свита  осталась  в  салоне  согласно  инструкции.  Следующие
несколько мгновений были решающими.  Джессика  стояла  одна,  обозреваемая
всей толпой. Позади она слышала нервное покашливание Гурни Хэллека.  Гурни
возражал.
     "Даже без защитного экрана! Боги внизу, женщина! Ты сумасшедшая!"
     Но среди наиболее замечательных особенностей Гурни было  повиновение.
Он высказывается напрямик, а потом повинуется. Сейчас он повиновался.
     Людское море производило шум, похожий  на  шипение  песчаного  червя,
когда появилась Джессика. Она вознесла руки в  благословении,  к  которому
духовенство  приучило  Империю.  С  некоторым  запозданием,  но  как  один
гигантский  организм,  люди  упали  на  колени.  Даже  официальная   часть
подчинилась общему настроению.
     Джессика отметила место, где это было сделано  с  опозданием,  и  она
знала, что другие глаза позади нее и среди ее агентов  в  толпе  заполнили
временную карту, с помощью которой она могла бы найти опоздавших.
     Пока Джессика стояла с вознесенными кверху руками, появились Гурни  и
его люди. Они быстро прошли мимо нее,  спустились  по  трапу,  не  обращая
внимание на встревоженные взгляды  официальной  группы,  присоединились  к
агентам, которых  можно  было  опознать  по  знаку  на  руке.  Они  быстро
растворились в море людей, с трудом прокладывая путь сквозь группы стоящих
на  коленях  фигур.  Некоторые  из  их  жертв  почувствовали  опасность  и
попытались скрыться. Но они оказались проворнее: брошенный им  вслед  нож,
петля, и беглецы падали. Других выхватывали из  толпы,  связывали  руки  и
ноги.
     Несмотря ни на  что,  Джессика  стояла  с  поднятыми  кверху  руками,
благословляя своим присутствием, держа толпу  в  повиновении.  Она  читала
знаки распространяющихся слухов, и знала доминирующий  среди  них,  потому
что он просто укоренился: "Преподобная  Мать  возвращается,  чтобы  убрать
неверующих. Сохрани Мать нашего Господа!"
     Когда  все  было  закончено,  на  песке  осталось  лежать   несколько
распростертых тел, а пленных повели в помещение для арестованных, Джессика
впустила  руки.  Возможно,  прошло  минуты  три.  Она  знала,   как   мала
вероятность того, что Гурни и его люди взяли хоть кого-нибудь из главарей,
из тех, кто представлял реальную опасность. Они наверняка более  бдительны
и чутки. Но пленные могли представлять собой некоторый  интерес,  хотя  бы
как отбракованный скот и обычные тупицы.
     Джессика  впустила  руки,  и  издавая  одобрительные  возгласы,  люди
поднялись на ноги.
     Как ни в чем не  бывало,  Джессика  спустилась  вниз,  минуя  дочь  и
внимательно вглядываясь  в  Стилгара.  Черная  борода  с  проседью  веером
ложилась на шею поверх его комбинезона, но его глаза оставались все такими
же, как и в первую их встречу в пустыне.  Стилгар  знал,  что  только  что
произошло, и одобрял это. Рядом с ней стоял истинный Свободный наиб, вождь
людей, способный принимать кровавые решения. Его  первые  слова  полностью
соответствовали ситуации.
     - Добро пожаловать домой, моя госпожа.  Всегда  истинное  наслаждение
видеть решительные и эффективные действия.
     Краешком рта Джессика позволила себе улыбнуться.
     - Закрой порт, Стил. Никто не уйдет, пока мы не  допросим  тех,  кого
взяли.
     - Все уже сделано, моя госпожа, - сказал Стилгар. - Мы придумали  это
вдвоем - я и человек Гурни.
     - Значит, это были ваши люди, те, которые помогали?
     - Некоторые - да, моя госпожа.
     Она прочла его потаенные мысли, кивнула.
     - В те далекие дни вы хорошо меня изучили, Стил.
     - Когда-то однажды вы  постарались  сказать  мне,  моя  госпожа,  что
оставшихся в живых находят и узнают от них многое.
     Алия выступила вперед, а Стилгар  отошел  в  сторону,  пока  Джессика
встречалась с дочерью. Зная, что спрятаться не было возможности,  Джессика
и не пыталась это сделать. Алия могла прочитать все  подробности,  которые
ей понадобятся, могла прочитать также и  любые  сведения,  поступившие  из
ордена Сестер. Она уже должна была понять по поведению  Джессики,  что  та
увидела и интерпретировала. Они были врагами, для которых слово "смертный"
имело какое-то поверхностное значение.
     Алия избрала гнев, как самую доступную и верную реакцию.
     - Как ты осмелилась предпринять такую акцию,  не  посоветовавшись  со
мной? - вопросила она, приблизив свое лицо к лицу Джессики.
     Джессика тихо ответила:
     - Как ты только что слышала, Гурни даже не посвятил меня в свой план.
Было задумано так...
     - А ты, Стилгар! - сказала Алия, поворачиваясь  к  нему.  -  Кому  ты
служишь?
     - Я дал клятву детям Муад  Диба,  -  сказал  Стилгар  холодно.  -  Мы
устранили угрозу, нависшую над ними.
     - А почему это не в радость тебе, дочь? - спросила Джессика.
     Алия вспыхнула, посмотрела на мать, подавила  в  себе  гнев,  и  даже
ухитрилась слегка улыбнуться.
     -  Я  переполнена  радостью...  мама,  -  сказала  она.  И  к  своему
собственному удивлению, Алия обнаружила, что она была счастлива, испытывая
жуткий восторг, что все это происходило на открытом воздухе  между  ней  и
матерью. Момент, которого она до смерти боялась, прошел и  равновесие  сил
на самом деле не изменилось. - Мы поговорим об этом более подробно в более
удобное время, -  сказала  Алия,  обращаясь  одновременно  к  к  матери  и
Стилгару.
     - Ну конечно, - сказала Джессика,  поворачиваясь  лицом  к  принцессе
Ирулэн, давая этим движением понять другим, что они могут быть свободны.
     Несколько мгновений Джессика и принцесса молча  стояли,  рассматривая
друг друга - две женщины Бене Джессерит,  которые  порвали  с  орденом  по
одной и той же причине: любовь... они обе были влюблены в мужчин,  которых
уже не было в живых. Эта принцесса отчаянно любила Пола, став  его  женой,
но не супругой. А теперь она  жила  только  ради  детей,  подаренных  Полу
наложницей Чани.
     Джессика заговорила первой:
     - Где мои внуки?
     - В съетче Табр.
     - Для них там очень опасно; я так понимаю.
     Ирулэн слегка кивнула. Она заметила взаимопонимание между Джессикой и
Алией, но объяснила это таким образом, как ее подготовила  к  этому  Алия.
"Джессика вернулась к Бене Джессерит, а мы обе знаем, что у них есть планы
насчет детей Пола". Ирулэн никогда не отличалась  особым  совершенством  в
знаниях Бене Джессерит - главное было то, что она являлась дочерью Шаддама
IV; часто она была слишком горда, чтобы демонстрировать свои  способности.
Теперь она выбрала позицию, которая  не  имела  никакого  отношения  к  ее
обучению.
     -  Действительно,  Джессика,  -   сказала   Ирулэн,   -   надо   было
проконсультироваться с  Королевским  Советом.  Ты  неправильно  поступила,
действуя таким образом.
     - Надо ли мне верить, что  из  вас  никто  не  доверяет  Стилгару?  -
спросила Джессика.
     Ирулэн была достаточно смекалиста,  чтобы  догадаться,  что  на  этот
вопрос отвечать не нужно. Она была рада, что представители Квизарата не  в
состоянии были больше ждать и подались вперед... Она обменялась  взглядами
с Алией, думая: "Джессика, как всегда, слишком  высокомерна  и  уверена  в
себе!"
     Бене  Джессеритская  аксиома  непременно  отложилась  в   ее   мозгу:
"Надменность возводит непреодолимые стены, за которыми стараются  спрятать
свои собственные сомнения и опасения".
     Неужели такое могло быть и с Джессикой? Наверняка, нет. Тогда, должно
быть, это просто поза. Но с какой целью? Этот вопрос беспокоил Ирулэн.
     Священ носители шумной толпой окружили  Джессику.  Некоторые  из  них
осмеливались дотрагиваться до ее рук,  но  большинство  отвешивало  низкие
поклоны и произносило приветствия. Наконец, главы делегаций  обратились  к
Преподобной Матери, подчеркивая свой духовный сан:
     - Первый должен быть последним, - с дежурными улыбками говоря ей, что
официальная Церемония Очищения ждет ее в старой крепости Пола.
     Джессика внимательно изучила эту пару, найдя  ее  вызывающей.  Одного
звали  Джавид,  молодой  человек  с  угрюмым  лицом  и  круглыми   щеками,
затененные  глаза,  которые  не  могли  скрыть  подозрения.   Другой   был
Зебаталеф, второй сын Наиба, которого она знала еще в прежние годы, о  чем
он поспешил напомнить ей. Его легко можно было классифицировать: веселость
в сочетании с жестокостью, худое лицо со светлой бородой, овеянное ореолом
затаенного  возбуждения  и  могущественного   знания.   Джавид,   как   ей
показалось, представлял меньше опасности из них  двоих,  человек,  который
мог хранить тайну, одновременно притягательный и  -  она  не  могла  найти
другого слова - отталкивающий. Она нашла странным акцент, он был похож  на
древний  фрименский,  как  будто   он   происходит   родом   из   какой-то
изолированной ветви людей.
     - Скажи мне, Джавид, - спросила она, - откуда ты родом?
     - Я  из  простых  Свободных  пустыни,  -  сказал  он,  каждым  слогом
подчеркивая, что это ложное утверждение.
     Тут бесцеремонно вмешался Зебаталеф, и почти с насмешкой сказал:
     - У нас есть многое, что мы должны обсудить о прежних  временах,  моя
госпожа. Я был одним из первых, ты это знаешь, кто признал  миссию  твоего
сына.
     - Но ты не был одним из его федайкинов, - сказала она.
     - Нет, моя госпожа. Я занимал более философского позицию: я учился  у
священника.
     - И сохранил свою шкуру, - подшутила она.
     Давид сказал:
     - Они ждут нас в Крепости, моя госпожа.
     И снова она нашла его акцент очень странным, этот вопрос, волновавший
ее, оставался без ответа.
     - Кто нас ждет? - спросила она.
     - Совет Веры, все те, кто свято хранит  в  душе  имя  и  дела  твоего
святого сына, - сказал Джавид.
     Джессика посмотрела вокруг себя, увидела, что Алия улыбалась Джавиду,
и спросила:
     - Этот человек один из твоих наместников, дочка?
     Алия кивнула.
     - Человек характера - гордится своими поступками.
     Но Джессика увидела, что Джавид не  имел  ни  малейшего  удовольствия
слышать замечания, это он прошел потом  специальную  школу  Гурни.  А  тут
подошел  Гурни  с  пятью  преданными  ему  людьми,  давая  знак,  что  они
допрашивают  подозрительных  бездельников.  Он  шел   походкой   властного
человека, глядя то налево, то направо, то  вокруг,  каждый  мускул  был  в
напряжении  под  кажущейся  расслабленностью  бдительности,  которой   она
обучала всех, руководствуясь прана-бинду Бене Джессерит. Он был  неуклюжим
человеком, у которого были развиты определенные рефлексы, он был убийцей и
наводил на всех ужас, но Джессика любила его и  хвалила  его  больше  всех
остальных. Шрам от бича пересекал его челюсть, придавая его лицу  зловещее
выражение. Он улыбнулся, когда увидел Стилгара.
     - Все сделано, Стил, - сказал Гурни.
     И они пожали друг другу руки, как это делалось у свободных.
     - Очищение, - сказал Джавид, дотрагиваясь до руки Джессики.
     Джессика отшатнулась, осторожно подобрала слова и старалась  говорить
властным  тоном,  это  произвело  эмоциональный  эффект   на   Джавида   и
Зебаталефа:
     - Я вернулась на Дюну, чтобы увидеть моих внуков.  Стоит  ли  тратить
время на эту ерунду?
     Зебаталеф был в шоке, его тяжелая челюсть отвисла, глаза  округлились
от испуга. Он смотрел на тех, кто услышал это. По глазам можно было узнать
каждого, кто услышал эти слова.
     - Святое обозвать чушью! Какой эффект  могли  возыметь  такие  слова,
произнесенные матерью самого мессии?
     Джавид, как ни  странно,  согласился  с  Джессикой.  Уголки  его  рта
сначала опустились, потом он улыбнулся. Но глаза его не улыбались, хотя  и
не пытались отыскать слышавших эти слова. Джавид уже  знал  каждого  члена
группы. Он и без этого знал, за кем нужна специальная слежка. Только через
несколько секунд Джавид резко перестал улыбаться, что говорило о том,  что
он знал, как он себя выдал. Джавиду всегда удавалось хорошо выполнять свою
работу: он знал о наблюдательных возможностях  Джессики.  Краткий,  резкий
кивок головы признал эту возможность.
     В яркой вспышке ментации Джессика взвесила все "за" и "против",  едва
заметным движением руки она могла бы подать сигнал  Гурни  и  обречь  этим
Джавида на смерть. Это могло бы быть совершено прямо сейчас, для  большего
эффекта, или немного позже, или произойти как случайность.
     Она подумала: "Когда мы пытаемся скрыть наши  внутренние  побуждения,
все наше существо выдает себя".
     Учение Бене Джессерит склонялось к этому откровению  -  возвышая  над
этим сведущих и обучая их читать живую память других.  Она  заметила,  что
Джавид очень умный, он мог быть связующим звеном с духовенством  Арракиса.
И он был человеком Алии.
     Джессика сказала:
     - Моя официальная сопровождающая группа  должна  уменьшиться.  У  нас
есть место только для одного. Джавид, ты пойдешь с  нами.  Зебаталеф,  мне
очень  жаль.  И,  Джавид...  я  посещу  это  -  эту  церемонию,  если   ты
настаиваешь...
     Джавид глубоко вздохнул и понизил голос:
     - Как прикажет Мать Муад Диба.
     Он посмотрел на Алию, на Зебаталефа, потом повернулся к Джессике.
     - Мне жаль, что вам придется отложить встречу с  вашими  внуками,  но
для этого есть государственные причины...
     Джессика подумала: "Хорошо. Прежде всего, он деловой  человек.  Когда
мы определим новую систему ценностей, мы купим его". И  она  вдруг  нашла,
что радуется тому, что он  настаивал  на  этой  церемонии.  Эта  маленькая
победа дала бы ему превосходство над его товарищами, и  они  бы  знали  об
этом. Принятие Очищения могло бы стать платой за дальнейшие услуги.
     - Я полагаю, с транспортом все в порядке, - сказала она.



                                    6

                     Я даю тебе пустынного хамелеона, способность которого
                принимать окраску окружающей местности расскажет тебе все,
                что необходимо знать о корнях экологии  и  основах  личной
                подлинности.
                                         Книга Диатрибов. Из Хроники Хайт.

     Лито сидел и играл на маленьком бализете, подаренным ему в  день  его
пятилетия  самим  изготовителем  этого  инструмента,  Гурни  Хэллеком.  За
прошедшие четыре года Лито достиг определенной плавности  игры,  хотя  две
толстые  струны  доставляли   ему   беспокойство.   Он   находил   бализет
успокаивающим, несмотря ни на что, особенно когда он был чем-то  расстроен
- это не ускользнуло от Ганимы. Теперь  в  сумрачном  свете  он  сидел  на
выступе у стены пещеры на самом южном  конце  скалистого  отрога,  который
прикрывал съетч Табр. Он тихо бренчал на бализете.
     Ганима стояла позади него, вся ее мятежная фигурка излучала  протест.
Она не хотела выходить сюда, на открытый воздух, после того как узнала  от
Стилгара, что ее бабушка задержалась в Арракине.  Она  особенно  возражала
приходить сюда с наступлением ночи. Пытаясь растормошить своего брата, она
спросила:
     - Ну, что это?
     Вместо ответа он заиграл другую мелодию.
     Впервые с тех пор, как он получил подарок,  Лито  почувствовал  очень
ясно, что этот бализет  был  создан  искусным  мастером  на  Келадане.  Он
обладал унаследованной памятью, которая могла  вызывать  в  нем  глубокого
ностальгию по красивой планете, где  правил  Дом  Атридесов.  Лито  слегка
расслабил внутренние барьеры, слушая эту музыку, и он мог  слышать  голоса
памяти из тех времен,  когда  Гурни  приметил  бализет,  чтобы  развлекать
своего друга Пола Атридеса. С помощью бализета,  звучащего  в  его  руках,
Лито все сильнее чувствовал физическое присутствие  своего  отца.  Он  еще
играл, все больше поддаваясь воздействию инструмента. Он ощущал  абсолютно
идеализированную совокупность внутри себя, которая знала,  как  играть  на
этом бализете, хотя мускулы девятилетнего мальчика еще не привыкли к этому
внутреннему сознанию.
     Ганима нетерпеливо топала ногой, не осознавая того, что делает это  в
такт игры брата. Скривив рот оттого, что лицо его было сосредоточено, Лито
прервал знакомую мелодию и попытался исполнить песню  более  древнюю,  чем
любую из тех, которые когда-то играл Гурни. Она относилась к тому времени,
когда Свободные Дзэнсунни переселились на пятую по  счету  планету.  Слова
отражали тему, и он слышал их в своей памяти, в то время  как  его  пальцы
извлекали робкую мелодию.
     Прекрасная форма природы содержит в  себе  удивительную  особенность.
Некоторые называют ее - разрушение. Благодаря ее существованию новая жизнь
пробивает себе дорогу. Тихо проливаются слезы, но это вода души: они несут
новую жизнь к неудовольствию существующей, а смерть соединяет то и  другое
в одно целое.
     Ганима заговорила позади него, когда он выводил последнюю ноту.
     - Это мерзкая старая песня. Почему именно ее ты играл?
     - Потому что она совпадает с данной ситуацией.
     - Ты сыграешь ее для Гурни?
     - Может быть.
     - Он назовет ее скучной ерундой.
     - Я знаю.
     Лито посмотрел через плечо на Ганиму.  Он  не  выразил  удивления  по
поводу того, что она знала песню и мелодию, но он  почувствовал  внезапный
трепет, потому что они, близнецы, были очень одиноки и одинаковы, как одно
целое. Если бы один из них умер, то остался бы жить  в  сознании  другого,
каждый сохранял полностью  память  другого,  это  их  сближало.  Он  вдруг
почувствовал, что боится этого бесконечного смятения их близости, и  отвел
взгляд от нее. Но он знал, что в этом переплетении есть пробелы. Его страх
усиливался от все новых пробелов. Он чувствовал,  что  их  жизни  начинали
разделяться, и задумался. "Как я скажу ей о том, что произошло  только  со
мной?"
     Он посмотрел через пустыню на  длинные  тени  от  барханов  за  этими
возвышенностями, все время растущими, кочующими дюнами, которые  движутся,
как волны, вокруг Арракиса. Это был Нодем, внутренняя пустыня, и ее дюны в
последнее время редко  тревожили  гигантские  черви.  Предзакатное  солнце
отбрасывало через всю пустыню кровавые  лучи,  придавая  огненный  оттенок
зеленеющим краям. Ястреб, падающий с малинового неба, уловил, что  за  ним
наблюдают с такой же магической  скоростью,  с  какой  он  ловил  скальную
куропатку в полете. Сразу внизу, у подножия скалы, находился участок,  где
были посажены отличавшиеся яркой зеленью растения, которые поливали  водой
из канала, местами тянущемуся по  открытому  пространству,  местами  -  по
закрытым  туннелям.  Вода  подавалась  из  огромных  коллекторов  ветровых
ловушек, которые находились в самом начале канала на самой  высокой  точке
скалы. Там развевался зеленый флаг Атридесов.
     Вода и зелень.
     Новые символы Арракиса: вода и зелень.
     Оазис засаженных дюн в форме ромба расстилался под  высоким  выступом
скалы,  притягивая  внимание  Лито,  который  смотрел  на  него  с   чисто
фрименской проницательностью. Из за утеса,  расположенного  ниже  выступа,
раздался громкий шум ночной птицы, и это еще больше усилило ощущение того,
что в этот момент он жил в далеком диком прошлом.
     "Nous avons change tout cela", - подумал он, с легкостью переходя  на
один из древних языков, который они изучали с Ганимой наедине.  "Мы  почти
все изменили". Он вздохнул. "Oublier je ne puis". "Я не могу забыть".
     За оазисом он  мог  видеть  в  сгущающихся  сумерках  землю,  которую
Свободные называли "Пустота" землю, где ничего не растет,  землю,  которая
никогда ничего не рождает. Вода и грандиозные планы по экологии  постоянно
меняли все это. Теперь на Арракисе появились места, где можно было увидеть
бархатистые зеленые холмы, засаженные лесом. Леса на  Арракисе!  Некоторые
из нового поколения не могут себе представить дюны без этих  нежно-зеленых
холмов. Роскошь влажной от дождя листвы деревьев не  была  шокирующей  для
взора этих юных глаз. Но Лито обнаружил, что сейчас он  думал  как  старый
Свободный, с недоверием относившийся к переменам, боящийся всего нового.
     Он сказал:
     - Дети говорят мне, это теперь у поверхности они стали  редко  видеть
песчаного червя.
     - А что, на  это  указывали?  -  спросила  Ганима.  В  ее  тоне  была
раздражительность.
     - Вещи начинают меняться очень быстро, - сказал он.
     Сперва на утесе прокричала птица, и на пустыню опустилась ночь так же
стремительно, как ястреб падает на куропатку. Ночь  часто  подвергала  его
натискам памяти - все эти жизни и полоса были внутри него, начинали громко
о себе заявлять.
     Ганима ничуть не возражала против этих явлений точно также, как и он.
Она знала о его переживаниях, и он чувствовал, как ее руки  коснулись  его
плеча в знак солидарности.
     Он извлек грозный аккорд из бализета.
     Как бы ему рассказать ей все, что происходит с ним?
     У него в голове шли непрерывные войны; бесчисленное множество дробило
на части их древнюю память: несчастные случаи  с  неестественной  смертью,
любовное томление, краски и цвета многих мест и многих лиц... захороненные
страдания и радости, бьющиеся через край многих народов.
     На открытом воздухе почти невозможно было выдержать этот натиск.
     - Может, нам лучше зайти внутрь? - спросила она.
     Он  отрицательно  покачал  головой,  и  она  почувствовала  движение,
понимая, наконец, что его тревоги были намного глубже,  совсем  не  такие,
как она думала.
     "Почему я так часто встречаю ночь здесь, на этом месте?" -  спрашивал
он себя. Он не заметил, как Ганима убрала руку.
     - Ты знаешь, почему ты так мучаешься? - спросила она.
     Он услышал едва уловимый упрек в ее голосе. Да, он знал. Ответ  лежал
в его осведомленности, очевидно: "Потому  что  нечто  великое  известно  -
неизвестное внутри меня накатывается на меня, как волна".  Он  чувствовал,
как его прошлое вздымалось, как будущее его несло будто на  волнах  в  час
прибоя.  Он  обладал  воспоминаниями   отца,   рассеянными   во   времени,
воспоминаниями предвидения, которые распространялись почти на все, однако,
его тянуло ко всему этому прошлому. Он хотел его. А оно было  так  опасно.
Он знал теперь абсолютно все благодаря этому новому ощущению, о котором он
должен был рассказать Ганиме.
     Пустыня постепенно начинала приобретать красноватый отблеск от  света
восходящей Первой луны. Он пристально смотрел на обманчивую  неподвижность
песчаных барашков, переходящих  в  бесконечность.  Слева  от  него,  очень
близко, был расположен Аттендант,  так  называлась  выступающая  из  песка
скала, которую песчаные ветры  сократили  настолько,  что  ее  синусоидная
форма  стала  похожа  на  темного  червя,  пробивающегося   сквозь   дюны.
Когда-нибудь  скала  под  ним  до  конца  примет  подобную   форму   из-за
разрушающего ветра, и съетч Табр больше не будет существовать, кроме как в
чьих-нибудь воспоминаниях, таких, как его. Он не  сомневался,  что  где-то
должен был быть человек, похожий на него.
     - Почему ты уставился на Аттендант? - спросила Ганима.
     Он пожал плечами. Вопреки запретам их охранников, они с Ганимой часто
ходили к Аттенданту. Там они нашли укромное  местечко,  о  котором,  кроме
них, никто не знал, и теперь Лито понял, почему это место так  притягивало
их.
     Внизу, теперь в темноте это казалось ближе, в  лунном  свете  сверкал
канал, который в этом месте был открыт, его  поверхность  покрылась  рябью
из-за того, что в  нем  плавала  хищная  рыба,  которую  Свободные  всегда
разводили в собранной воде, чтобы не впускать песчаного червя!
     - Я стою между рыбой и червем, - пробормотал он.
     - Что?
     Он повторил громче.
     Она прижала руку ко рту, начиная понимать,  в  чем  тут  дело.  Таким
образом действовал ее отец; ей стоило лишь заглянуть внутрь и сравнить.
     Лито содрогнулся. Воспоминания, которые возвращали его к местам,  где
он физически никогда не был, давали ему ответы на вопросы, которых  он  не
задавал. Он видел взаимоотношения и развертывающиеся события на гигантском
внутреннем экране. Песчаный червь Дюны не мог пересечь воду: вода  отравит
его. Однако вода здесь была известна еще в доисторические  времена.  Белые
от гипса котловины свидетельствовали, что в прошлом  здесь  были  озера  и
моря. В глубоких колодцах находили воду, от  которой  скрывались  песчаные
черви. Он увидел все так ясно, как будто сам был очевидцем  этих  событий,
что произошло на этой планете.
     И это наполнило его предчувствием катастрофических  перемен,  которые
несло вмешательство человека.
     Его голос снизился почти до шепота, он сказал:
     - Я знаю, что произошло, Ганима.
     Она наклонилась ближе к нему.
     - Где?
     - Песчаная форель...
     Он  умолк,  и  она  удивилась,  почему  его  продолжала  интересовать
гаплоидная  фаза  гигантского  песчаного  червя  с  этой  планеты,  но  не
осмелилась уколоть его.
     - Песчаная форель, - повторил он, - была доставлена сюда из какого-то
другого места. На этой планете тогда было сыро и влажно. Она  размножалась
независимо от состояния экосистемы, чтобы бороться с ней. Песчаная  форель
забирала в пузырь всю имевшуюся в наличии воду, превратила эту  планету  в
пустыню... и она делала это, чтобы выжить. На этой  довольно  обезвоженной
планете она могла перейти в фазу песчаного червя.
     - Песчаная форель? - она встряхнула головой, нисколько не  сомневаясь
в его словах, но у нее не было  желания  так  углубляться  в  себя,  чтобы
узнать, где он получил эту информацию. И она подумала: "Песчаная  форель?"
Много раз, будучи и в этом теле, и в другом, она играла в детскую игру,  -
ловила песчаную форель,  стараясь  проткнуть  ее  водяной  пузырь,  и  они
умирали от недостатка воды.  Трудно  было  подумать,  что  это  безмозглое
маленькое существо стало причиной ужасных событий.
     Лито кивнул головой самому себе. Свободные  всегда  знали,  что  надо
выращивать хищную рыбу в цистернах с  водой.  Гаплоидная  песчаная  форель
интенсивно потребляла огромное количество воды с  поверхности  планеты;  а
хищные рыбы плавали по дну  каналов  под  форелью.  Песчаный  червь,  вид,
развившийся от форели, обходился малым  количеством  воды  -  количеством,
которое  содержалось,  например   в   клетках   человеческого   тела.   Но
столкнувшись с телами, содержащими большее количество воды, их  химические
реакции в организме замирают, вызывая разрушительное действие, в  процессе
которого  производится  опасный  концентрат,  конечный  продукт,   который
употребляли в разжиженном виде после химической обработки во время оргий в
съетче.
     Этот чистый концентрат Пол Муад  Диб  пронес  сквозь  стены  времени,
достигнутые глубины  разрушения,  на  что  не  осмелился  больше  ни  один
представитель мужского пола.
     Ганима почувствовала, что ее брат, который сидел перед ней, дрожит.
     - Что же ты сделал? - спросила она требовательным тоном.
     Но ему не хотелось терять цепь своих откровений.
     - Несколько песчаных форелей - экологическая трансформация планеты...
Они, конечно, противостоят этому, - сказала она, теперь начиная  понимать,
что в его голосе слышится страх, который против ее воли стал  передаваться
ей.
     - Когда песчаная форель погибает, то же самое происходит с  планетой,
- сказал он. - В этом случае надо предупреждать.
     - Это значит, что спайса больше нет, - сказала она.
     Слова всего лишь касались верхних точек  системы  опасности,  которую
они  оба  видели:  она   нависла   над   вторжениями   людей   в   древние
взаимоотношения Дюны.
     - Это  то,  о  чем  знает  Алия,  -  сказал  он.  -  Вот  почему  она
злорадствует.
     - Как ты можешь быть в этом уверен?
     - Я уверен.
     Теперь Ганима точно знала, что тревожило его, и она чувствовала,  что
это знание приводит ее в уныние.
     - Племя не поверит нам, если она будет это отрицать, - сказал он.
     Его  утверждение  затрагивало  основную  проблему  их  существования:
неужели Свободные ждали какой-то  мудрости  от  девятилетних  детей?  Алия
играла на этом.
     - Мы должны убедить Стилгара, - сказала Ганима.
     Как по команде, они одновременно повернули  головы  и  уставились  на
залитую лунным светом пустыню. Теперь это место  было  совершенно  другим,
оно  изменилось,  за  каких-то  несколько  мгновений  их  осведомленности.
Взаимодействие людей с окружающей  средой  никогда  не  представлялось  им
таким  ясным.  Они  чувствовали  себя  неотъемлемой  частью   динамической
системы, существующей в строго сбалансированном порядке. Новый  взгляд  на
эти вещи постепенно менял их  сознание,  которое  формировалось  у  них  в
результате наблюдений.  Как  говорил  Льет-Кайнз,  Вселенная  была  местом
постоянной беседы между  живыми  существами,  населяющими  ее.  Гаплоидная
песчаная форель говорила с ними, как с человеческими существами.
     - Племя должно понять, какая угроза нависла над водой, - сказал Лито.
     - Но эта угроза нависла не только над водой. Это... - она  замолчала,
понимая глубину смысла его слов.  Вода  была  символом  основной  силы  на
Арракисе.
     По  своей  сути  Свободные  оставались  специально   приспособленными
животными,   оставшимися   в   живых   обитателями    пустыни,    главными
исследователями в условиях стресса.
     И  когда  воды  стало  в   изобилии,   в   них   произошли   странные
преобразования, хотя они понимали то, что необходимо в первую очередь.
     - Ты имеешь в виду угрозу мощи, - поправила она его.
     - Конечно.
     - Но неужели они поверят нам?
     - Когда они увидят, что происходит, когда  они  увидят,  что  нарушен
баланс.
     - Баланс, - сказала она, и повторила слова отца, которые он  произнес
очень давно: - Вот это отличает людей от толпы.
     Ее слова пробудили в нем отца, и он сказал:
     - Экономика против красоты -  история,  которая  более  древняя,  чем
Шеба. - Он вздохнул и через плечо посмотрел на нее.
     - Я чувствую, что у меня появляется дар предвидения, Гани.
     Краткий стон вырвался из ее уст.
     Он сказал:
     - Когда Стилгар сказал нам, что наша бабушка прибудет  позже,  я  уже
знал об этом. Теперь другие видения вызывают подозрение.
     - Лито... -  она  покачала  головой,  ее  глаза  увлажнились.  -  Это
когда-то случилось и с нашим отцом.  Не  думаешь  ли  ты,  что  это  может
быть...
     - Я видел себя облаченным в броню, пересекающим дюны, - сказал он.  -
Я был у Джакуруту.
     - Джаку... - она прокашлялась. - Это допотопная легенда!
     - Это  реальное  место,  Гани!  Я  должен  найти  человека,  которого
называют Проповедником. Я должен найти и расспросить его.
     - Ты думаешь, он... наш отец?
     - Спроси об этом себя.
     - Похоже, что это в самом деле он, - согласилась она, - но...
     - Мне совсем не по душе то, что я знаю, что я сделаю, - сказал он.  -
Первый раз в жизни я понимаю своего отца.
     Она почувствовала, что совершенно не занимает его мысли, и сказала:
     - Проповедник, скорее всего, все-таки старый миф, мистика.
     - Я молю, чтобы это так и было, - прошептал он.  -  О,  как  я  хочу,
чтобы это было так!
     Он рванулся вперед, вскочил на ноги.  Бализет  загудел  в  его  руке,
когда он дернулся. "Было бы там, чтобы он  был  Габриэлем  без  рога!"  Он
молча уставился на залитую лунным светом пустыню.
     Она повернулась, чтобы посмотреть в ту сторону, куда  смотрел  он,  и
увидела сначала фосфоресцирующий свет гниющих растений на краю  насаждений
съетча, затем незаметный  переход  этих  красок  в  линии  дюн.  Там  было
оживленное место. Даже  когда  пустыня  спала,  что-то  в  ней  оставалось
бодрствующим. Она чувствовала это бодрствование, она  слышала,  как  внизу
животные пили  воду  из  канала.  Откровения,  которые  ступили  на  Лито,
преобразовали ночь:  это  был  момент  жизни,  время,  когда  раскрывается
порядок внутри непрекращающегося изменения мгновений, когда ощущается  это
долгое  движение  из  их  земного  прошлого,  все  это  собралось   в   ее
воспоминаниях.
     - Почему Джакуруту? - спросила она, и спокойствие  ее  тона  нарушило
его задумчивость.
     - Почему... Я не знаю. Когда Стилгар в первый раз рассказал нам,  как
они там убивали людей и ставили табу на это место, я подумал... о  том,  о
чем ты подумала. Но опасность исходит теперь оттуда... Проповедник.
     Она ничего не отвечала, ни требовала от него, чтобы  он  поделился  с
ней своими мыслями, и она знала, как много это говорило ему о  ее  страхе.
Этот путь вел к Мерзости и они оба это знали. Невысказанные слова  повисли
в воздухе между ними, когда он повернулся и пошел через скалы ко  входу  в
съетч.
     Мерзость.



                                    7

                     Вселенная  принадлежит  Богу.  Это  одна  вещь,  т.е.
                целостность,  на  фоне  которой   можно   распознать   все
                отдельные вещи. Скоротечная жизнь, даже та сознательная  и
                рассудительная жизнь,  которую  мы  называем  чувствующей,
                содержит только приходящее  попечительство  на  какую-либо
                часть этой целостности.
                  Комментарии из К.В.П (Комиссия Вселенских Переводчиков).

     Хэллек  пользовался  сигналами  рукой,  чтобы   передать   актуальное
послание в то время, когда  он  вслух  говорил  о  других  вещах.  Ему  не
нравилась  маленькая  приемная,  которую  священники  выбрали  для   этого
доклада, зная, что она могла быть напичкана шпионскими устройствами. Пусть
бы даже они потребовали прервать самый  едва  заметный  сигнал,  сделанный
рукой. Атридесы пользовались этими способами на протяжении столетий,  если
поблизости не было более мудрых.
     Снаружи наступила ночь, но в  комнате  не  было  окон,  освещение  ее
зависело от светящихся шаров, развешанных вверху по углам.
     - Многие из тех, кого мы взяли, были  людьми  Алии,  -  подал  сигнал
Хэллек, наблюдая за лицом Джессики, когда говорил вслух, - сообщи ей,  что
допрос все еще продолжается.
     -  Все  было  так,  как  вы  этого  хотели,  -   ответила   Джессика,
сигнализируя пальцами. Она кивнула головой и дала открытый ответ:
     - Я жду полного доклада, когда вы насладитесь, Гурни.
     - Конечно, Моя Госпожа, - сказал он, и его пальцы продолжали:
     "Есть еще и другое, что очень тревожит. После большой дозы наркотика,
некоторые из наших пленных говорили о Джакуруту, и, когда они назвали  это
имя, они сразу умерли".
     "Вынужденная остановка сердца?" - спрашивали пальцы Джессики.  -  "Ты
освободил кого-нибудь из пленных?"
     "Нескольких, моя госпожа, тех, которые как отбракованный  скот".  Его
пальцы быстро задвигались: "Мы подозревали, что это вынужденная  остановка
сердца, но сейчас в этом уверены. Вскрытие  трупов  еще  не  завершено.  Я
думаю, что ты знаешь об этом предмете под названием Джакуруту,  и  поэтому
немедленно пришел".
     "Мой Герцог и  я  всегда  думали,  что  Джакуруту  -  это  интересная
легенда, основанная, возможно, на факте", - говорили  пальцы  Джессики,  и
она нисколько не  выразила  страдания,  когда  говорила  о  давно  умершем
возлюбленном.
     - Будут ли какие-нибудь указания? - спросил Хэллек, говоря вслух.
     Джессика точно так же ответила, сказав ему  вернуться  на  посадочное
поле и доложить, когда у  него  будет  точная  информация,  но  ее  пальцы
говорили совершенно о другом: "Возобнови контакты со своими друзьями среди
контрабандистов. Если существует  Джакуруту,  они  проявят  себя  продажей
спайса. Кроме как у контрабандистов они не могут достать его".
     Хэллек слегка наклонил голову, в то время как  его  пальцы  говорили:
"По ходу дела я все это уже  решил,  моя  госпожа".  И  исходя  из  своего
жизненного опыта, он добавил: "Будь внимательна и осторожна здесь. Алия  -
твой враг, и большинство из духовенства на ее стороне".
     "Но не Джавид", - ответили пальцы Джессики. "Он ненавидит  Атридесов.
Не каждый это распознает, но знаток сразу мог бы это раскрыть, я  довольна
им. Он замышляет заговор, а Алия не знает об этом".
     - Я назначил дополнительную охрану к вашей персоне, - сказал  Хэллек,
говоря вслух, не обращая внимания на недовольство, которое выражали  глаза
Джессики. "Есть опасность, я уверен. Ты здесь проведешь ночь?"
     "Мы позже отправимся с съетч Табр", - сказала она и подумала,  стоило
ли ему говорить, чтобы  он  не  присылал  дополнительной  охраны,  но  она
промолчала. Предчувствиям Гурни  стоило  доверять.  Большинство  Атридесов
знало об этом, одинаково к его удовольствию и горечи.  "У  меня  еще  одна
встреча - с Магистром Послушничества, на данный момент, - сказала  она.  -
Это последнее, и я с удовольствием покидаю это место".



                                    8

                     Я созерцал другого зверя, выходящего из  песка;  и  у
                него было два рога, как у  барана,  но  из  его  клыкастой
                пасти  вырывалось  пламя,  как  у  дракона,  и  его   тело
                содрогалось и было огненным от великой жары,  и  он  шипел
                как змея.
                               Исправленная Оранжевая Католическая Библия.

     Он называл себя Проповедником, и многих на Арракисе охватывал  жуткий
страх, что он, может быть, и есть Муад Диб, вернувшийся из пустыни, и  что
он вовсе не умирал. Муад Диб, возможно, жив; разве  кто-нибудь  видел  его
тело? Во всяком случае, вообще кто-нибудь  видел,  что  пустыня  поглотила
какое-либо тело? Но все же - Муад Диб? Даже могло быть какое-то  сходство,
но никто, кто жил в то время, не пришел и не сказал: "Да, я видел, это был
Муад Диб. Я знаю его".
     Однако... Как и Муад Диб, Проповедник был слепой, его глазные впадины
были черными, и по шрамам можно было определить, что он  когда-то  получил
сильный ожог. Его голос был настолько  сильным,  что,  казалось,  проходил
внутрь и требовал ответа из глубины души.  Многие  замечали  это.  Он  был
худой, этот Проповедник, его обтянутое кожей лицо  было  покрыто  шрамами,
волосы были седыми. Но пустыня делала такое со многими людьми.  Вам  стоит
только посмотреть вокруг и увидеть доказательства этому.  Был  еще  другой
факт для споров: Проповедника всегда  водил  молодой  Свободный,  который,
когда его спрашивали, отвечал, что  он  работает  по  найму.  Спорным  был
вопрос, что Муад Диб, зная будущее, не нуждался  до  конца  своих  дней  в
сопровождающих, когда горе полностью овладело им. А потом ему  понадобился
поводырь, все это знали.
     Проповедник появился на улицах Арракиса однажды зимним  утром,  держа
смуглую, в набухших  венах,  руку  на  плече  молодого  поводыря.  Парень,
который представился как Ассан Тарик, двигался сквозь пахнущую камнем пыль
утренней  толчеи,  ведя  своего  подопечного  с   отработанной   ловкостью
рожденного кроликом, ни на миг не теряя контакта с ним.
     Все обратили внимание, что слепой носил традиционную  бурку,  надетую
поверх стилсьюта, на котором была метка, означающая, что этот  костюм  был
сделан в пещерах съетча в самой глуши пустыни. Его одежда вовсе  не  имела
неопрятный вид. Трубка для носа, которая собирала влагу во  время  выдоха,
чтобы потом переправить ее под нижние слои бурки, была замотала шнуром,  и
это был совершенно черный шнурок, который редко встречался. Защитная маска
стилсьюта,  закрывавшая  нижнюю  половину  лица,  имела   зеленые   пятна,
вытравленные песчаным ветром. Одним словом, этот Проповедник  был  фигурой
из прошлого Дюны.
     Многие люди, толпившиеся тем зимним утром на улицах, видели,  как  он
шел. В конце концов, этот слепой Свободный оставался просто реликвией.  По
Закону Свободных слепого отправляли к Шаи-Хулуду. Слово Закона, хотя оно в
это  современное,  смягченное  водой  время  мало  почиталось,  оставалось
неизменным  с  первых  дней  его  существования.  Слепые   были   подарком
Шаи-Хулуду.
     Их оставляли в открытой пустыне для того, чтобы их  сожрали  огромные
черви.  Когда   все   было   закончено,   появлялись   рассказы,   которые
распространялись по городам, - это всегда делали в тех местах, где все еще
правили самые большие черви, их называли  Стариками  Пустыни.  Вот  почему
слепой  Свободный  вызывал  любопытство,  и  люди  останавливались,  чтобы
поглазеть на эту страшную пару.
     Мальчик  выглядел  лет  на  14,  один  из  новеньких,  который  носил
современный костюм; его лицо было открыто иссушающему воздуху. У него были
утонченные черты лица, голубые, включая белки, от спайса глаза,  небольшой
нос, и тот  безобидный  взгляд  невинности,  который  так  часто  скрывает
циничные  знания  в   молодости.   Как   противоположность,   слепой   был
напоминанием времен, почти позабытых, -  он  делал  большие  шаги,  и  его
выносливость говорила о том, что многие годы он провел  в  песках,  сквозь
которые шел на своих ногах или верхом  на  плененном  черве.  Он  гордо  и
неподвижно держал голову, что было характерно для многих слепых. Он слегка
поворачивал голову только в тех случаях, когда настораживал  ухо,  услышав
какой-нибудь необычный звук.
     Эта страшная пара шла целый день, минуя толпы любопытных, и, наконец,
добралась до ступеней, которые вели к эскарпу, где находился Дворец  Алии,
что-то типа пристройки к Крепости Пола.
     Проповедник и его юный проводник поднялись  по  ступеням  до  третьей
террасы,  где  пилигримы  Хаджжа  ждали,  когда  утро  откроет  над   ними
гигантские двери. Это были двери довольно  большие,  в  них  спокойно  мог
поместиться целый собор, принадлежащий какой-либо  древней  религии.  Надо
сказать, что когда пилигримы проходили  через  них,  их  душа  значительно
уменьшалась - до такой  степени,  что  свободно  могла  бы  пройти  сквозь
игольное ушко и взойти на небеса.
     На краю пятой террасы Проповедник повернулся,  и,  казалось,  что  он
огляделся вокруг, видя своими пустыми глазами щегольских  жителей  города,
некоторые  из  них  были  крестьянами,  одетыми  в   нечто,   напоминающее
стилсьюты, но это  было  только  декоративной  бутафорией;  видя  жаждущих
пилигримов, которые только что покинули воздушный транспорт и ждали  этого
первого шага к посвящению, что будто бы гарантировало им место в раю.
     Терраса была шумным местом: там были вероисповедующие  Духа  Махди  в
зеленых одеяниях, они носили живых ястребов, которых  научили  выкрикивать
"взывание к небесам".  Пищу  продавали  горластые  продавцы.  Для  продажи
предлагали много всяких вещей; голоса как будто  хотели  перекричать  друг
друга: там был Тарот Дюны со своими буклетами  комментариев,  отпечатанных
на шигавире.  У  одного  продавца  были  экзотические  кусочки  одежды  "с
гарантией того, что до них дотрагивался сам  Муад  Диб!"  У  другого  были
бутылочки с водой, "заверенные, что они из съетча Табр, где жил Муад Диб".
Отовсюду  слышались  разговоры  более  чем  на   ста   диалектах   Галаха,
чередующиеся родные гортанные звуки и писклявые  звуки  языков  с  дальних
планет, которые были собраны под крышей священной Империи. Шуты и  карлики
в ярких одеждах с ремесленных планет Тлейлаксу сновали туда-сюда в  толпе.
Можно было увидеть худые  и  толстые  лица;  лица,  одутловатые  от  воды.
Неровный шум шагов исходил от покрытия из пластали, которым  были  накрыты
широкие ступеньки. И время от времени из этой  какофонии  звуков  слышался
причитающий голос, произносивший молитву:
     - Муа-а-а-ад  Диб!  Муа-а-а-ад  Диб!  Прими  мольбу  моей  души!  Ты,
помазанник Божий, прими мою душу! Муа-а-а-ад Диб!
     Неподалеку  от  паломников  два  шута  играли  несколькими  монетами,
цитируя строки известных "Дебатов Армистида и Линдраха".
     Проповедник насторожился, пыталась расслышать.
     Игроки  были  среднего  возраста,  горожане,  со  скучными  голосами.
Молодой провожатый немедленно описал их Проповеднику.  Они  были  одеты  в
просторную одежду, нисколько  не  напоминающую  стилсьюты.  Ассану  Тарику
показалось это смешным, но Проповедник сделал ему замечание.
     "Актер", который играл роль Линдраха, уже заканчивал свою речь.
     - Да! Вселенную можно охватить только чувствующей рукой. Рука  -  это
то, что приводит в движение твои бесценные мозги, а они, в  свою  очередь,
приводят в движение все, что зависит от мозгов. Вот видишь, что ты создал,
ты стал чувствующим, итак, рука сделала свое дело!
     Разрозненные аплодисменты приветствовали его выступление.
     Проповедник вдохнул воздух, и его ноздри почуяли богатые запахи этого
места: эфирные  запахи,  которые  исходили  от  стилсьютов;  разнообразные
мускусные запахи;  обычная  каменная  пыль;  запахи  экзотической  пищи  и
ароматы редкого фимиама, который уже был зажжен  в  Храме  Алии  и  теперь
стелился вниз по ступенькам какими-то сознательно направленными  потоками.
Мысли Проповедника можно было прочитать на его  лице,  когда  он  поглощал
все, что происходило вокруг.
     Вдруг внизу через толпу прошло волнение. Танцоры на песке появились у
основания лестницы, примерно полсотни из них были привязаны друг  к  другу
веревками из лиан элаккового дерева. Таким образом, они, видимо, танцевали
целыми днями, пытаясь найти  состояние  экстаза.  Когда  они  дергались  и
топали ногами под свою музыку, у них на губах появлялась  пена.  Треть  из
них бессознательно повисла на веревках, другие  то  тянули  их  назад,  то
толкали вперед, как марионеток на проволоке. Одна из таких кукол пришла  в
себя, и толпа уже знала, чего ожидать.
     - Я ви-и-и-дел! - завизжал только что пришедший в себя. - Я ви-и-дел!
- Он сопротивлялся толчкам других  танцующих,  направляя  свой  взгляд  то
вправо, то влево. - Здесь, где находится этот город, будет только песок! Я
ви-и-дел!
     Раскатистый смех поднимался со стороны зрителей. Даже новые паломники
присоединились к ним.
     Этого уже было слишком много для Проповедника. Он  поднял  вверх  обе
руки и взревел таким голосом, каким, несомненно, давал команды червям  при
верховой езде:
     - Тишина!
     Вся толпа, которая была здесь,  на  этом  месте,  мгновенно  замерла,
заслышав его воинственный крик.
     Проповедник тощей рукой указал на танцоров, и иллюзия того, что он  в
самом деле видел их, была просто жуткой.
     - Вы разве не слышали этого человека? Богохульники и идолопоклонники!
Все, вы! Религия Муад Диба - это не Муад Диб. Он отвергает это,  отвергает
так же, как и вас! Песок покроет это место! Песок покроет вас.
     Говоря это, он уронил руки, положил одну из  них  на  плечо  молодого
провожатого и скомандовал:
     - Уведи меня из этого места.
     Возможно, эти слова  были  выбраны  Проповедником  не  случайно:  "Он
отвергает это, отвергает так же, как и вас!"
     Возможно, это был голос Муад Диба, ведь в нем было нечто большее, чем
просто человеческое, его голос был натренировал, вероятно, Бене Джессерит,
когда малейшие нюансы интонации уже могли означать команду.
     Возможно, сказался мистицизм самой местности, где Муад Диб жил, ходил
и правил. Кто-то с террасы закричал вслед уходящему Проповеднику  голосом,
который дрожал от рефлекторного страха:
     - Неужели сам Муад Диб вернулся к нам?
     Проповедник остановился, запустил руку в мешок, который висел у  него
под плащом и достал оттуда предмет, который узнали те, кто стоял  поближе.
Это была засушенная мумифицированная рука, одна из общепринятых шуток  над
смертным человечеством, эти руки  иногда  торчали  из  песка  и  считались
знаками,  которые  подавал  Шаи-Хулуд.  Рука  так  иссохла,   что   теперь
представляла собой крепко сжатый кулак с белыми костяшками, которые хорошо
отшлифовал пустынный ветер.
     - Я принес руку Бога, и это все, что я принес! - крикнул Проповедник.
- Я говорю от руки Бога. Я - Проповедник
     Некоторые подумали, будто он имеет в виду, что это рука Муад Диба, но
другие остолбенели от его внушительного вида и ужасного голоса - вот таким
образом Арракис узнал его имя. Но они  не  в  последний  раз  слышали  его
голос.



                                    9

                     Обычно  говорят,  дорогой  Георад,  что   в   меланже
                присутствует великая природная сила. Возможно, это правда.
                Хотя у меня, в глубине души, имеются сомнения, что  каждый
                раз употребление меланжа имеет воздействие.  Мне  кажется,
                что некоторые люди неправильно используют меланж,  вопреки
                наставлениям  Бога.  Говоря   словами   экуменистов,   они
                испортили свою душу.  Они  снимают  сливки  с  поверхности
                меланжа и  верят,  что  таким  образом  добиваются  божьей
                милости. Они осмеивают своих  товарищей,  наносят  великий
                вред благочестию, и они умышленно искажают значение  этого
                богатого дара. Несомненно это искажение выше их  сил,  они
                не могут  себя  реабилитировать.  Чтобы  искренне  быть  в
                согласии с силой спайса, неподкупный во  всех  отношениях,
                честный и благородный человек должен позволить согласиться
                с его  делами  и  словами.  Если  твои  действия  выявляют
                систему ужасных результатов, то о  тебе  будут  судить  по
                этим результатам, а не по  твоим  объяснениям.  Вот  таким
                образом мы и должны судить о Муад Дибе.
                                                           Ересь Гоеданта.

     Это была маленькая комната, наполненная запахом озона и погруженная в
полумрак  от  тускло  светящих  шаров   и   металлически-голубого   света,
исходящего от единственного экрана монитора. Экран  был  примерно  метр  в
ширину и где-то 2/3 метра в высоту. На нем просматривалась голая, покрытая
скалами долина с двумя Лазанскими тиграми, которые  доедали  окровавленные
останки только что убитых. На склоне холма над тиграми можно было  увидеть
худого мужчину в  Сардукарской  рабочей  форме  со  знаком  Левенбрега  на
вороте. На груди у него висела контрольная клавиатура управления.
     Один стул был повернут к экрану,  на  нем  сидела  белокурая  женщина
неопределенного возраста. Лицо ее имело форму сердца, а тонкие руки крепко
обхватили подлокотники, пока  она  смотрела  на  экран.  Просторная  белая
одежда, отделанная золотом, скрывала ее  фигуру.  На  расстоянии  примерно
одного шага справа от нее сидел крупный мужчина, одетый в бронзово-золотую
форму старого Имперского  сардукара  Башара  Аиде.  Его  седеющие  волосы,
аккуратно подстриженные и причесанные, еще больше подчеркивали его грубые,
неподвижные черты лица.
     Женщина кашлянула и сказала:
     - Все прошло, как ты предсказывал, Тайканик?
     - Конечно, принцесса, - сказал Башар Аиде грубым голосом.
     Она улыбнулась, потому что в его голосе было напряжение, и спросила:
     - Скажи мне, Тайканик, как мой сын  отнесется  к  созвучию  Император
Фарад'н I?
     - Титул подходит ему, принцесса.
     - Я совсем не об этом хотела спросить.
     - Он может не одобрить некоторые вещи,  которые  делаются  для  того,
чтобы он завоевал этот, как его, титул.
     - Тогда снова... - Она повернулась и сквозь мрак всмотрелась в  него.
- Ты хорошо служил моему отцу. Ты не виноват в том, что Атридесы  отобрали
у него трон. Но наверняка ты должен остро чувствовать  боль  этой  потери,
как и любой сардукар.
     - У принцессы Вэнсики есть для меня какое-то специальное  задание?  -
спросил Тайканик.  Голос  его  оставался  грубый,  но  теперь  в  нем  еще
появилась резкость.
     - У тебя плохая привычка перебивать меня, - сказала она.
     Теперь он улыбнулся, обнажая крепкие зубы, которые сверкали от света,
падающего с экрана.
     - Временами вы напоминаете мне вашего отца, - сказал он. - Всегда эти
иносказания перед тем, как дать какое-нибудь деликатное задание.
     Она отвела от него взгляд, чтобы скрыть свой гнев, и спросила:
     - Ты действительно думаешь, что Лазанские тигры  помогут  моему  сыну
взойти на трон?
     - Это  вполне  возможно,  принцесса.   Вы   должны   допустить,   что
незаконнорожденные от Пола Атридеса не более чем лакомые кусочки  для  тех
двоих. А эти близнецы... - Он пожал плечами.
     - Внук  Шаддама  IV  становится  логически  законным  наследником,  -
сказала она. - Это так, если мы  сможем  устранить  возражения  Свободных,
Ландсраада и КХОАМ, а не указания некоторых Атридесов, которые могли...
     - Джавид уверяет меня, что его люди очень легко смогут  наблюдать  за
Алией. Я  считаю  леди  Джессику  представительницей  Атридесов.  Кто  еще
остается?
     - Ландсраад и КХОАМ последуют туда, где их  ждет  выгода,  -  сказала
она. - А как быть со Свободными?
     - Мы погрузим их в религию их же Муад Диба!
     - Легче сказать, чем сделать, мой дорогой Тайканик.
     - Да, - сказал он. - Мы снова возвращаемся к этому старому аргументу.
     - Дом Коррино делал более худшие  вещи,  чтобы  захватить  власть,  -
произнесла она.
     - Но чтобы объять эту... эту религию Муад Диба!
     - Мой сын уважает тебя, - сказала она.
     - Принцесса, я с нетерпением жду, когда Дом Коррино вернется на  свое
законное место власти. Этого хочет каждый  оставшийся  сардукар.  Но  если
вы...
     - Тайканик! Эта планета называется Салуза вторая.  Не  надо  идти  по
пути ленивых, что очень распространено в Империи. Полное имя, полный титул
- внимание к каждой детали. Эти атрибуты пошлют кровь  Атридесов  в  пески
Арракиса. Любая мелочь, Тайканик!
     Он знал, что она делала с помощью этого нападения.  Это  было  частью
хитрого обмана, которому она научилась  у  своей  сестры,  Ирулэн.  Но  он
почувствовал, как постепенно теряет свои позиции.
     - Ты слышишь меня, Тайканик?
     - Я слышу, принцесса.
     - Я хочу, чтобы ты постиг эту религию Муад Диба, - сказала она.
     - Принцесса, ради вас я бы пошел в огонь, но это...
     - Это приказ, Тайканик!
     Он принял это и уставился на экран. Лазанские тигры закончили есть  и
теперь лежали на песке, завершая свой туалет, их длинные  языки  двигались
вдоль их передних лап.
     - Приказ, Тайканик - ты понимаешь меня?
     - Слушаю и повинуюсь, принцесса.
     Тон его голоса нисколько не изменился.
     Она вздохнула. "О-ох, если бы только был жив мой отец..."
     - Да, принцесса.
     - Не смейся надо мной, Тайканик. Я знаю, как это недостойно тебя.  Но
если ты подашь пример...
     - Он не сможет последовать ему, принцесса.
     - Он последует. - Она указала на экран. - Сдается мне, что  Левенбрег
там может представить собой проблему.
     - Проблему? Как это?
     - Сколько людей знает об этих тиграх?
     - Левенбрег, он  дрессирует  их,  один  транспортный  пилот,  вы,  и,
конечно... - Он стукнул себя в грудь.
     - А что покупатели?
     - Они ничего не знают. Чего вы боитесь, принцесса?
     - Мой сын, ну, он очень чувствительный!
     - Сардукары не раскрывают своих секретов, - сказал он.
     - А также и мертвые, - Она полилась вперед и нажала на красную кнопку
под освещенным экраном.
     В тот же миг Лазанские тигры подняли головы. Они вскочили на  ноги  и
посмотрели на вершину холма, на Левенбрега. Одновременно они повернулись и
начали быстро карабкаться вверх по склону холма.
     Поначалу выглядя совершенно спокойно, Левенбрег нажал кнопку на своем
пульте управления. Его движения были уверенны, но по мере того, как  кошки
продолжали подбираться к нему,  он  все  сильнее  и  яростнее  нажимал  на
кнопку. И вдруг осознание происходящего сковало черты его лица, и он рукой
потянулся к ножу, который висел у него на поясе. Но он спохватился слишком
поздно. Сильная лапа с растопыренными когтями ударила его в грудь и  сбила
с ног. Когда он упал, другой тигр зубами схватил его за шею  и  встряхнул.
Его позвонки хрустели.
     - Не упускай малейших деталей, - сказала принцесса. Она  повернулась,
резко выпрямилась, когда Тайканик достал свой нож. Но он показал ей лезвие
ножа, держа его в руке перед собой.
     -  Наверное,  ты  предпочла  бы  воспользоваться  моим  ножом,  чтобы
обратить внимание на другую деталь, - сказал он.
     - Верни его назад, в ножны, и хватит дурачиться! - воскликнула она  в
гневе. - Когда-нибудь ты, Тайканик, ухитришься меня...
     - Это был хороший человек, принцесса. Один из моих лучших людей.
     - Один из _м_о_и_х_ лучших людей, - поправила она его.
     Он глубоко, взволнованно вздохнул и убрал в ножны нож.
     - А как быть с транспортным пилотом?
     - Это можно представить как несчастный случай, - сказала  она.  -  Ты
предупредишь его, чтобы он был очень осторожен, когда этих тигров  повезет
к ним. И конечно, когда он доставит на  транспорте  наших  любимцев  людям
Джавида... - Она взглянула на нож.
     - Это приказ, принцесса?
     - Да.
     - Тогда, может быть, мне упасть на мой нож, или  ты  позаботишься  об
этой... э-э-э, подробности?
     Она заговорила притворно спокойным, твердым голосом:
     - Тайканик, если бы я не была абсолютно уверена, что ты не упадешь на
свой нож по моей команде, ты не стоял бы  сейчас  здесь,  рядом  со  мной,
вооруженный.
     Он молча выслушал ее и уставился на экран. Тигры все еще ели.
     Она отказалась смотреть на экран, она не отвела глаз от  Тайканика  и
сказала:
     - Ты также скажешь нашим покупателям, чтобы они больше  не  привозили
нам  подобранные  пары  детей,   такие,   которые   подходят   необходимым
требованиям.
     - Как прикажешь, принцесса.
     - Не говори со мной таким тоном, Тайканик.
     - Да, принцесса.
     Ее губы вытянулись в тонкую линию. Потом она добавила:
     - Сколько пар костюмов у нас еще осталось?
     - Шесть пар, а также стилсьюты и обувь для песка,  все  это  помечено
знаками Атридесов, которые вытканы на ткани.
     - Ткань такая же богатая, как и на той паре? - она кивнула в  сторону
экрана.
     - Вполне соответствующая королевской, принцесса.
     - Внимание к детям, - сказала она.  -  Одежду  следует  отправить  на
Арракис в качестве подарков для королевских близнецов. Это будет  подарком
от моего сына, ты понимаешь меня, Тайканик?
     - Вполне, принцесса.
     - Пусть напишет что-то вроде сопроводительного письма. В  нем  должно
говориться, что он посылает эту пустяковую одежду в знак своей преданности
Дому Атридесов. Что-то в этом духе.
     - А по какому случаю?
     - Ну, хотя бы по поводу дня рождения, праздника или еще  чего-нибудь,
Тайканик. Это я предоставляю тебе. Я доверяю тебе, мой друг.
     Он молча посмотрел на нее.
     Ее лицо ожесточилось.
     - Ты наверняка должен знать это? Кому еще я  могу  довериться  с  тех
пор, как умер мой муж?
     Он пожал плечами и подумал, что с ней  очень  опасно  быть  в  тесных
отношениях, особенно после того, как он только  что  убедился  на  примере
Левенбрега, что может произойти.
     - И еще, Тайканик, - сказала она, - еще одна деталь.
     - Да, принцесса.
     - Моего сына учат управлять. Наступит время,  когда  он  будет  готов
взять власть в свои руки. Ты узнаешь, когда наступит этот момент. Я  хочу,
чтобы меня немедленно об этом поставили в известность.
     - Как прикажешь, принцесса.
     Она откинулась назад и понимающе посмотрела на Тайканика.
     - Ты не одобряешь меня, я знаю это. Но для меня  не  имеет  значения,
сколько времени ты будешь помнить этот урок с Левенбрегом.
     - Он хорошо обращался с животными, но  вполне  заменимый  слуга,  да,
принцесса.
     - Я совсем не это имела в виду!
     - Разве? Тогда... я не понимаю.
     - Армия, - сказала она, - формируется, по возможности,  из  полностью
заменимых частей. Вот это и есть урок Левенбрега.
     - Заменимые части, - сказал он. - Включая высшее командование?
     - Без  высшего  командования.  В  армии  для  этого  редко  возникает
причина, Тайканик. Вот почему ты немедленно овладеешь религией Махди, и  в
то же время начнешь обращать в нее моего сына.
     - Я готов, принцесса. Я полагаю вы не хотите, чтобы я  ограничил  его
образование по другим военным искусствам ради этой, э-э-э... религии?
     Она вскочила со  стула,  обошла  его  кругом,  остановилась  у  двери
сказала, не оборачиваясь:
     - Когда-нибудь, Тайканик, ты выведешь меня из  терпения.  -  С  этими
словами она вышла.



                                    10

                     Или мы отказываемся от почитаемой долгое время теории
                относительности,  или  мы  перестаем  верить,  что   можем
                вовлечь себя в непрерывное точное предсказание будущего. В
                самом  деле,  зная,  что   будущее   поднимает   множество
                вопросов, на которые  невозможно  ответить,  придерживаясь
                традиционного  подхода,  если,  во-первых,   не   отделять
                Наблюдателя от Времени и, во-вторых,  не  сводить  к  нулю
                развитие. Если вы принимаете  теорию  относительности,  то
                может  быть  видно,  что  Время   и   Наблюдатель   должны
                находиться  в  тесной  связи,  иначе   вкрадутся   ошибки.
                Казалось бы, можно сказать,  что  невозможно  вовлечься  в
                точное  предсказание  будущего.  Тогда  как  мы   объясним
                продолжающиеся  поиски  этой  призрачной  цели  уважаемыми
                учеными? Тогда как объясним Муад Диба?
                                       Харк ал-Ада. Лекция по Предвидению.

     - Я должна тебе кое-что рассказать, - сказала Джессика, - хотя даже я
знаю, что этот мой рассказ напомнит тебе о многих случаях из нашего общего
прошлого и что это подвергнет тебя опасности.
     Она замолчала, чтобы посмотреть, как Ганима воспринимает это.
     Они сидели одни, вдвоем, расположившись на низких диванных подушках в
палате съетча Табр. Понадобилось значительное умение для  проведения  этой
встречи, и Джессика была совсем не уверена, что не она  одна  прикладывала
усилия для подобной встречи. Казалось,  Ганима  предвидела  и  продумывала
каждый шаг.
     Было почти два часа пополудни, и волнения, связанные  с  узнаваниями,
были уже позади. Джессика заставила себя сконцентрировать внимание на этой
комнате со стенами из скал, с ее темными занавесями и  желтыми  подушками.
Чтобы преодолеть накопившееся  напряжение,  она  мысленно  перенеслась,  в
первый раз за многие годы, во времена, напоминавшие ей о  Литании.  Против
Страха из ритуала Бене Джессерит.
     "Я должна бояться. Страх убивает разум. Страх - это маленькая смерть,
которая несет полное забвение. Я буду смотреть  в  лицо  моему  страху.  Я
позволю ему овладеть мною и пронзить меня насквозь. И когда  он  уйдет,  я
внутренним зрением прослежу его путь. Там,  куда  уйдет  страх,  не  будет
ничего. Только я останусь".
     Она проделала это молча и глубоко, спокойно вздохнула.
     - Иногда это помогает, - сказала Ганима. - Я имею в виду Литанию.
     Джессика закрыла глаза, чтобы скрыть потрясение от  этой  способности
проникновения  в  чужие  мысли.  Прошло  много  времени  с  тех  пор,  как
кто-нибудь был способен прочитать ее сокровенные  мысли.  Осознание  этого
всегда  приводило  в  замешательство,  особенно,  когда  эта   способность
подкреплялась интеллектом, который скрывался под маской детства.
     Посмотрев в лицо своему страху, Джессика открыла глаза  и  уже  знала
источник беспорядка: "Я боюсь моих внуков".  Ни  один  из  этих  детей  не
показал позор Мерзости, который Алия выставляла напоказ, хотя Лито выдавал
каждый признак какого-то ужасающего уживания.  Вот  по  какой  причине  он
очень искусно отстранен от этой встречи.
     В порыве гнева Джессика отбросила в сторону свои привычные застарелые
эмоциональные маски, зная, что здесь от них не будет никакой  пользы,  они
всего лишь препятствие в общении. С тех пор, когда у  нее  была  любовь  с
Герцогом, она не  убирала  препятствия,  и  она  обнаружила,  что  это  ей
принесло одновременно  облегчение  и  боль.  Остались  факты,  которые  ни
проклятья, ни молитвы, ни Литания не могли бы убрать  из  этой  жизни.  От
этих фактов нельзя было убежать. Их нельзя было проигнорировать.  Элементы
видений Пола были восстановлены и были подхвачены  его  детьми.  Они  были
магнитом в пустоте:  жестокость  и  все  самые  серьезные  злоупотребления
властью притягивались к ним.
     Ганима, наблюдавшая за сменой эмоций  на  лице  своей  бабушки,  была
очень удивлена, что Джессика потеряла над собой контроль.
     Абсолютно синхронно,  как  бы  улавливая  движения  друг  друга,  обе
повернулись, глаза  их  встретились,  и  они  уставились  друг  на  друга,
проникая глубоко друг в друга. Они  обменялись  между  собой  мыслями,  не
произнося слов.
     Джессика: "Я хочу, чтобы ты видела мой страх".
     Ганима: "Теперь я знаю, что ты любишь меня".
     Это был быстро проходящий момент их внутреннего доверия.
     Джессика сказала:
     -  Когда  твой  отец  был  еще  мальчиком,  я  доставила  на  Келадан
Преподобную Мать, чтобы протестировать его.
     Ганима кивнула. Память об этом была слишком яркой: "Мы, последователи
Бене Джессерит, были очень осторожны, чтобы увериться  в  том,  что  дети,
которых мы воспитывали, были людьми, а не животными. Никто никогда не  мог
определить это по внешнему виду".
     - Это тот метод, с помощью которого вас обучали, - сказала Ганима,  и
память устремилась в ее разум: это  старая  Бене  Джессерит,  Ганус  Хэлен
Моахим. Она прибыла в замок Келадана со своим ядовитым  Гом  Джаббаром.  И
ящичком жгучей боли. Рука Пола  (собственная  рука  Ганимы  в  разделенной
памяти) была в агонии от этого ящичка, в то  время  как  старуха  спокойно
говорила о мгновенной смерти, если он вытащит руку из ящика с болью. И  не
было сомнений  в  том,  что  смерть  подкрадывалась  к  горлу  ребенка,  а
старческий голос монотонно бубнил свое разумное объяснение:
     -  Ты  слышал  о  животных,  которые  перегрызают  себе  ногу,  чтобы
выбраться из капкана. Это свойственно животным.  Человек  же  останется  в
капкане, будет терпеть боль, ощущая смерть,  потому  что  он  может  убить
того, кто ставил капкан, и подвергнуть его наказанию.
     Ганима затрясла головой при воспоминании о боли. Жжение! Жжение! Полу
казалось, что от его кожи, из  подверженной  боли  руки  идет  черный  дым
внутри ящика, мясо скручивается и отваливается,  и  остаются  только  одни
обгоревшие кости. Но это был обман - рука  была  невредима.  Хотя  на  лбу
Ганимы выступил пот при этом воспоминании.
     - Разумеется, ты помнишь это так, как я не могу, - сказала Джессика.
     На мгновение воспоминания отступили, и Ганима увидела свою бабушку  в
другом свете: что  могла  бы  сделать  эта  женщина  при  выполнении  всех
необходимых условностей, навязанных орденом Бене Джессерит. От этого у нее
возникали новые вопросы относительно возвращения Джессики на Арракис.
     - Было бы глупо проводить этот тест с тобой или  с  твоим  братом,  -
сказала Джессика. - Ты уже знаешь,  как  все  это  происходило.  Я  должна
признать, что вы люди, что вы не будете злоупотреблять наследованной  вами
властью.
     - Но ты не делай такого заключения, - сказала Ганима.
     Джессика закрыла глаза, осознав, что препятствия  снова  возвращаются
на свои места. Она еще раз решила их убрать, спросив:
     - Ты веришь, что я люблю тебя?
     - Да! - Ганима подняла руку, когда Джессика пыталась договорить. - Но
эта любовь не остановит тебя от уничтожения нас. О, я знаю причину.  Лучше
пусть полуживотное-получеловек умрет, чем переделает себя.
     И это правда, когда это полуживотное носит имя Атридесов.
     - Но вы - люди! - выпалила Джессика. - Я доверяю моей интуиции.
     Ганима поняла, что это правда, она сказала:
     - Но ты не уверена в Лито!
     - Нет.
     - Мерзость?
     Джессика могла только кивнуть. Ганима сказала:
     - Нет, пока. Мы оба знаем, какую опасность это представляет. Мы можем
видеть, что произошло с Алией от этого.
     Джессика прикрыла глаза  руками,  подумала:  "Даже  любовь  не  может
защитить нас от нежелаемых фактов". И она знала, что еще любит свою  дочь,
молча крича от безвыходности: "Алия! О, Алия. Я виновата со своей  стороны
в твоей гибели".
     Ганима молча проглотила горе.
     Джессика впустила руки, подумала: "Я не  могу  бесконечно  оплакивать
свою бедную дочь, но есть сейчас и  другие  вещи,  с  которыми  необходимо
разобраться в первую очередь". Она сказала:
     - Итак, вы поняли, что случилось с Алией.
     - Лито и я наблюдали, как все происходило. Но мы были не в  состоянии
предотвратить это, хотя мы обсуждали много возможных способов.
     - Ты уверена, что твой брат свободен от этого проклятия?
     - Да, уверена.
     Спокойную самоуверенность этого  утверждения  нельзя  было  отрицать.
Джессика поверила этому. Затем:
     - Как вам этого удалось избежать?
     Ганима объяснила ей теорию, с помощью которой они с Лито  определили,
как можно избежать транса от употребления спайса,  в  то  время  как  Алия
всегда входила в транс. Она продолжала  угадывать  его  видения  и  планы,
которые они обсуждали - и даже Джакуруту.
     Джессика кивнула. Алия - из рода  Атридесов,  однако  и  это  создает
большие проблемы.
     Ганима умолкла, так как вдруг поняла, что Джессика все еще горюет  по
своему Герцогу, как будто он умер только вчера, и память хранит в душе его
имя и память о нем вопреки всем  угрозам.  Воспоминания  о  жизни  Герцога
пронеслись в сознании Ганимы, чтобы дать этому свою оценку,  чтобы  понять
это.
     - А теперь, - сказала Джессика, ее голос оживился, - что  ты  скажешь
об этом Проповеднике? Я  выслушала  несколько  тревожных  сообщений  вчера
после этого ужасного Очищения.
     Ганима пожала плечами:
     - Может быть, он...
     - Пол?
     - Да но мы еще не видели его, чтобы хорошенько изучить.
     - Джавид смеется над этими слухами, - сказала Джессика.
     Ганима задумалась. Потом спросила:
     - Ты доверяешь этому Джавиду?
     Угрюмая улыбка коснулась губ Джессики.
     - Не больше, чем ты.
     - Лито говорит, что Джавид смеется  над  дурными  вещами,  -  сказала
Ганима.
     - Так много всего для смеха Джавида, - сказала Джессика. - Но  ты  на
самом деле допускаешь возможность,  что  мой  сын  все  еще  жив,  что  он
вернулся в этом обличье?
     - Мы думаем, что это возможно. И Лито... - Ганима вдруг почувствовала
сухость во рту, вспомнила, как страх сковал ее грудь. Она  заставила  себя
преодолеть  его,  пересчитав  другие  открытия  Лито  в  его   пророческих
видениях.
     Джессика поворачивала голову из стороны  в  сторону,  как  будто  она
болела.
     Ганима сказала:
     - Лито  говорит,  что  он  должен  найти  этого  Проповедника,  чтобы
убедиться.
     - Да... Конечно. Я никогда не  должна  была  покидать  это  место.  Я
поступила ужасно.
     - Почему ты обвиняешь себя? Ты достигла предела.  Я  знаю  это.  Лито
знает это. Даже Алия может это знать.
     Джессика прижала руку к горлу, слегка потерла его. Затем произнесла:
     - Да, проблема Алии.
     - Она имеет на Лито какое-то странное воздействие, - сказала  Ганима.
- Вот почему я сделала все,  чтобы  ты  встретилась  только  со  мной.  Он
согласен, что она совершенно безнадежна, но  однако  он  находит  способы,
чтобы быть с ней и изучает ее. И...  это  очень  меня  тревожит.  Когда  я
пытаюсь говорить что-то против этого, он засыпает. Он...
     - Она дает ему наркотики?
     - Не-е-ет. - Ганима отрицательно покачала головой. - Но у  него  есть
какое-то странное проникновение к ней. И... во сне  он  часто  произносит:
"Джакуруту".
     - Опять это! - И Джессика воспроизвела в  памяти  сообщения  Гурни  о
заговорщиках, обнаруженных на посадочном поле.
     - Иногда я боюсь, что Алия  хочет,  чтобы  Лито  нашел  Джакуруту,  -
сказала Ганима. - И я всегда думала, это это лишь  легенда.  Ты,  конечно,
знаешь ее.
     Джессика вздрогнула. "Жуткая история. Жуткая".
     - Что нам надо делать? - спросила Ганима. - Я боюсь искать это в моих
воспоминаниях, во всех моих жизнях...
     - Гани! Я не позволяю тебе этого делать. Ты не должна рисковать...
     - Это может случиться когда угодно, даже если я  не  буду  рисковать.
Как мы узнаем, что на самом деле случилось с Алией?
     - Нет! - выкрикнула она. - Итак... Джакуруту, не так  ли?  Я  послала
Гурни найти это место, если оно существуют.
     - Но как он сможет... О! Конечно, контрабандисты.
     Исходя из этого разговора, Джессика поняла, что мозг Ганимы работал в
соответствии с тем, что творилось в сознании других. "В моем! Как все  это
было действительно странно", - думала Джессика, что эта юная  плоть  могла
содержать  в  себе  воспоминания  Пола,  по  крайней   мере   до   момента
спермального  отделения  Пола  от  его  собственного  прошлого.  Это  было
проникновение в глубину души, в самые сокровенные уголки сознания,  против
чего в Джессике протестовали какие то первобытные инстинкты.
     Мгновенно  они  начали  погружаться  в  абсолютное  и  безоговорочное
суждение Бене Джессерит: "Мерзость!" Но в этом ребенке было что-то  милое,
желание жертвовать ради своего брата, что нельзя отрицать.
     "Мы - это одна жизнь, стремящаяся в неизведанное будущее, -  подумала
Джессика. - Мы - одной крови". И приготовилась  принять  события,  которые
она и Гурни Хэллек оценили на ходу. Лито надо  было  отделить  от  сестры,
надо было обучить, как того требовал орден Сестер.



                                    11

                     Я слышу, как в пустыне воет  ветер,  и  я  вижу,  что
                зимняя луна поднимается, как большие корабли в пустоте. Им
                я даю свою клятву: "Я буду решительна  и  форму  правления
                сделаю   искусством;   я   приведу   в   равновесие    мое
                унаследованное прошлое и стану  современным  сокровищницей
                своих воспоминаний,  представляющих  реликвию.  И  я  буду
                известен своей добротой более, чем знанием. Мое лицо будет
                излучать свет, который  заполнит  лабиринт  времени,  пока
                будет существовать человечество".
                                                 Харк ал-Ада. Клятва Лито.

     Будучи  совсем  юной,  Алия-Атридес  часами  занималась  прана-бинду,
пытаясь защитить свою собственную личность от внезапных попаданий  других.
Она знала, в чем суть: меланж не мог затеряться где-то на пустыре  съетча.
Он проник во все: в пищу, в воду, в воздух, даже строения, и  из-за  этого
она  иногда  кричала  по  ночам.  Очень  рано  она  поняла  смысл   оргий,
устраиваемых в съетче, когда племя выливало омерзительную воду червям.  Во
время  оргии  свободные  высвобождали  из-под  накопившегося  гнета   свою
генетическую память и избавлялись от нее. Она часто видела, как ее  друзья
становились временно одержимыми на оргии.
     Что касается ее, не было ни такого высвобождения, ни избавления.  Она
владела полностью своим сознанием еще задолго до ее появления на  свет.  С
этим сознанием пришло роковое видение событий:  желая  того  или  нет  она
вступала в неизбежный контакт с думами ее предков и тех личностей, которые
благодаря спайсу жили в Леди Джессике. До рождения Алия  уже  содержала  в
себе знания, которыми необходимо было обладать Преподобной Матери из  Бене
Джессерит - плюс еще больше знаний от других.
     Это знание таило в себе признание жуткой действительности - это  была
Мерзость. Все эти знания лишали ее сил. То, что она была рождена до своего
рождения, постоянно напоминало ей об этом. До сих пор она боролась  против
самых ужасающих ее предков, на время  одерживая  пиррову  победу,  которая
продолжалась все ее детство. Она знала, кому  принадлежит  какое  "я",  но
невозможно было избавиться от того, чтобы чья-нибудь жизнь не вторгалась в
нее. "Когда-нибудь я тоже буду внедряться в чью-нибудь жизнь", -  говорила
она. Эта мысль приводила ее в уныние. Идти и вторгаться в  жизнь  ребенка,
порожденного ею самой, воздействуя на сознание,  чтобы  добавить  какую-то
часть жизненного опыта.
     Страх крался за ней по пятам, преследовал все ее детство. Он  перешел
вместе с ней в отрочество. Она боролась с ним, никогда не прося о  помощи.
Кто бы смог оказать ей помощь,  в  которой  она  нуждалась?  Ни  ее  мать,
которая никогда не могла избавиться от этого призрака суда Бене Джессерит:
рожденные до рождения были Мерзостью.
     И вот наступила та ночь, когда ее брат ушел  один  в  пустыню,  чтобы
найти смерть, отдав самого себя Шаи-Хулуду, как  думали  Свободные.  Через
месяц Алия вышла замуж за мастера фехтования Пола Данкана Айдахо, ментата,
возвращенного к жизни из мертвых с помощью искусства планеты Тлейлакс.  Ее
мать сбежала на Келадан. Близнецы Пола  были  по  закону  отданы  Алии  на
попечение.
     Также она управляла Регентством.
     Ответственность за возложенные  на  нее  обязанности  отгоняла  прочь
прежний страх, и она  настежь  раскрывала  душу  всем  внутренним  жизням,
требуя их совета, погружаясь в транс от спайса в поисках нужных решений.
     Кризис наступил в самый обычный, как и многие думают,  день  весенним
месяцем Лааб, ясным утром в Крепости Муад Диба, где  из  отверстия  сверху
проникал холодный ветер. Алия все еще носила траур  желтого  цвета,  цвета
стерильного солнца. Все больше и больше в последние несколько  недель  она
отрицала  внутренний  голос   своей   матери,   который   насмехался   над
приготовление к предстоящему празднику Святых  Дней,  который  должен  был
состояться в Храме.
     Голос Джессики становился все тише, и под конец  прозвучало  какое-то
безликое требование  о  том,  что  Алия  лучше  бы  занялась  работой  над
усовершенствование Закона Атридесов.  Вместо  этого  новые  голоса  начали
громко заявлять о себе, о том, что наступила их  очередь.  Алии  казалось,
что в ней открылся бездонный колодец, из глубин которого  поднимались  все
новые лица, как нашествие  саранчи,  пока  наконец  она  не  сосредоточила
внимание на одной из них, которая походила на зверя: это был старый  Барон
Харконнен. В охватившем ее ужасе она пронзительно закричала, чтобы  как-то
противостоять всему этому внутреннему настойчивому многоголосию, одерживая
временную победу над ними.
     В это утро Алия совершала свою обычную прогулку  перед  завтраком  по
саду, расположенному на крыше Крепости. В новой попытке одержать победу  в
борьбе  с  внутренними  голосами,  она  все  свое  сознание  направила  на
предостережение  Чода  Дзэнсунни:  "Спускаясь  с  лестницы,  можно  упасть
вверх!" Но утренний свет, отражавшийся на вершинах утесов  Защитной  стены
отвлекал ее. Все дорожки сюда заросли  мягкой  густой  травой.  Когда  она
перевела взгляд на траву, то увидела капли росы, трава  за  ночь  собирала
всю влагу. Она  видела  множество  своих  отражений  в  этих  бесчисленных
капельках воды. Это множество отражений  вызывало  у  нее  головокружение.
Каждое  отражение  имело  отпечаток  лица,   принадлежавшего   одному   из
многочисленных голосов внутри нее. Она  пыталась  сосредоточить  все  свое
внимание на том, что заключала в себе трава. Выпавшие капли росы  говорили
ей,  как  далеко  продвинулись  вперед  экологические  преобразования   на
Арракисе. Именно в этих северных  широтах  становится  теплее;  содержание
двуокиси углерода в атмосфере возрастало. Она  вспомнила,  что  в  текущем
году удалось озеленить многие гектары пустыни, а чтобы полить один гектар,
необходимо 37.000 кубических футов воды. Несмотря на мирские мысли, она не
могла подавить в себе постоянные голоса.
     Она прижала ладони ко лбу. Ее охранники из Храма на закате прошедшего
дня привели к ней на суд заключенного: Эссас  Пэймон,  маленький,  смуглый
человек,  который  занимался  художественным  ремеслом  и  делал  предметы
украшения. В действительности же Пэймон  был  известен  как  шпион  КХОАМ,
задачей которого было облагать налогом ежегодный сбор спайса. Алия  готова
была уже отправить его в подземную темницу, как  вдруг  он  изо  всех  сил
запротестовал:  "несправедливость  Атридесов".  За  это  его  можно   было
приговорить к немедленной смерти  через  повешение,  но  Алию  задели  его
дерзость  и  самоуверенность.  Она  сурово  заговорила  со  своего   трона
Справедливости, стараясь сильнее запугать  его,  надеясь  на  то,  что  он
раскроет им еще больше, чем то, о чем он уже сказал ее следователям.
     - Почему наши сборы спайса представляют  такой  интерес  для  Комбайн
Хоннет? - требовала она. - Скажи нам, и мы освободим тебя.
     - Я только собираю столько, сколько требует рынок, - сказал Пэймон. -
Я ничего не знаю, что потом делается с моим урожаем.
     -  Из-за  этой  незначительной  прибыли  ты   вмешиваешься   в   наши
королевские планы? - настаивала Алия.
     - Королевство почему-то всегда считает, что у нас не может быть таких
же планов, - возразил он.
     Алия, покоренная его отчаянной смелостью, сказала:
     - Эссас Пэймон, будешь работать на меня?
     При этом его смуглое лицо побледнело, и он сказал:
     - Вы почти парализовали меня, даже не затянув на шее  петли.  Неужели
во мне появилось нечто ценное, из-за чего вдруг начали торг?
     - У тебя есть обыкновенная и практическая ценная вещь, - сказала она.
- Ты смелый, и ты сдаешься внаем лицу,  предложившему  наивысшую  цену.  Я
могу заплатить больше, чем кто-либо другой в Империи.
     На что он назвал приличную сумму за свои услуги, но Алия засмеялась и
назвала цифру, которую она  считала  более  разумной  и  несомненно  более
высокой, чем он получал до этого. Она добавила:
     - И конечно, я бросаю в подарок твою жизнь, которую, как  я  полагаю,
ты ценишь гораздо выше.
     - Выгодная сделка! - закричал Пэймон, и, по сигналу Алии, его увел ее
Святейший Мастер, Джавид. Меньше, чем через час, когда Алия  приготовилась
покинуть Зал Суда, вошел Джавид,  спеша  доложить  ей,  что  слышали,  как
Пэймон  бормотал  роковые  строки  из   Оранжевой   Католической   Библии:
"Maleficos non patieris vivre".
     "Ты не должен позволить жить ведьме", - перевела Алия. Вот какой была
его благодарность! Он был одним из тех, кто составлял  заговор  против  ее
собственной жизни! В приступе  гнева,  которого  до  сих  пор  никогда  не
испытывала, она приказала немедленно казнить Пэймона и отправить его  тело
в Храм, в помещение для умерших, где вода из его тела,  по  крайней  мере,
будет применена с пользой для дела.
     И всю ночь напролет ее преследовало смуглое лицо Пэймона.
     Она испробовала все свои уловки и хитрости, чтобы избавиться от этого
настойчивого, оскорбляющегося образа,  цитируя  Бу  Джи  из  Книги  Креоса
Свободных "Ничего не происходит! Ничего не происходит!" Но наступил  новый
день, а образ Пэймона все преследовал ее, и его лицо присоединилось к  тем
лицам, которые отражались в капельках росы.
     Женщина из охраны позвала ее к завтраку. Алия вздохнула. Ей предстоял
выбор меньшего из двух зол: громкий крик внутри ее  сознания  или  громкий
крик ее помощников - все это были бессмысленные крики,  но  настойчивые  в
своих требованиях, шум, который она  предпочла  бы  прекратить  с  помощью
лезвия ножа.
     Не обращая внимания на стражу, Алия взглянула через сад  на  крыше  в
сторону Защитной стены. Дельта песка открылась ее взору, резко  очерченная
лучами утреннего солнца. Ей вдруг пришло на ум, что с непривычки глаз  мог
бы увидеть, что этот широкий веер пополняет течение реки, но это  было  не
более чем место, где  ее  брат  разрушил  Защитную  стену,  открыв  дорогу
песчаным  червям  из  пустыни,  которые  привели  его  Свободных-воинов  к
потрясающей победе над Императором-предшественником, Шаддамом  IV.  Теперь
широкий канал был заполнен водами на дальней стороне Защитной стены, чтобы
блокировать вход песчаному червю. Песчаные черви не решаются  бросаться  в
открытую воду, это убьет их. "А если бы такой барьер был в моем сознании!"
- подумала она. Эти мысли заставили ее ощущение головокружения еще  дальше
уйти от действительности.
     Песчаные черви! Песчаные черви!
     В  ее  памяти  возникла   целая   цепь   образов   песчаного   червя:
могущественный Шаи-Хулуд, Создатель Свободных, страшный зверь пустынь, чьи
излияния включали бесценный спайс.  Как  все  странно  -  песчаный  червь,
выросший из той плоской, как подошва, песчаной форели, подумала  она.  Они
казались  ей  многочисленной  толпой  в  ее  сознании.  Песчаная   форель,
распластавшаяся  на   каменистой   почве   памяти,   создавала   жизненные
резервуары; они удерживали воду, чтобы могли жить их песчаные черви.  Алия
почувствовала аналогию: некоторые из "тех" в ее сознании накопили  опасную
силу, которая могла уничтожить ее.
     Снова охрана позвала ее к завтраку, голос уже звучал с нетерпением.
     Алия сердито повернулась, делая им знак рукой.
     Охрана повиновалась, и дверь в крыше хлопнула.
     От звука захлопнувшейся двери, Алия почувствовала, что  поймана  всем
тем, от чего она пыталась избавиться. Другие жизни  поднимались  ней,  как
сильный прилив. Каждая претендующая жизнь прижимала свое лицо к центрам ее
сознания,  управляющим  внутренним  зрением,  -  облако   лиц.   Некоторые
представлялись покрытыми пятнами от  чесотки,  другие  были  огрубелыми  И
закопченными, появлялись рты, похожие на мокрые лепешки. Толпа  обрушилась
на нее потоком, который стремился подхватить ее и закружить.
     "Нет, - произнесла она. - Нет... нет... нет..."
     Она бы упала прямо на тропу, если бы не скамья,  стоявшая  рядом,  на
которую опустилось ее ослабевшее тело. Она попыталась сесть, но  из  этого
ничего не получилось, она распростерлась на холодной  пластали,  продолжая
шептать "нет".
     Волна продолжала подниматься в ней.
     Она  чувствовала,  как  настроилась,  чтобы  выказать  едва  заметное
внимание; сознавая весь риск,  она  была  готова  к  каждому  восклицанию,
исходящему из  этих  назойливых  ртов,  которые  кричали  внутри  ее.  Они
представляли собой сущую какофонию, требующую ее  внимания:  "Меня!  Меня!
Нет, меня!" И она знала, что если хоть раз она обратит внимание, полностью
отдастся во власть какого-либо голоса, то потеряется как личность.
     Чтобы заметить хоть одно из множества лиц и внять голосу этого  лица,
ей пришлось бы подчиниться его эгоцентризму, который полностью разделил бы
ее существование.
     "Предвидение сделает это тебе", - прошептал голос.
     Она руками закрыла уши, думая: "Я не предвидящая! Транс не  действует
на меня!"
     Но голос настаивал:  "Он  мог  бы  оказывать  действие,  если  бы  ты
помогла".
     "Нет... нет", - шептала она.
     Другие голоса тут же вмешались в ее  сознание:  "Я,  Агамемнон,  твой
предок, требую аудиенции!"
     "Нет... нет". Она прижимала руки к ушам, пока не почувствовала боль.
     Безумная говорильня внутри ее головы вопрошала: "Что стало с  Овидом.
Просто это ибад Джона Бартлетта!"
     Имена в этом критическом  состоянии  не  имели  для  нее  смысла.  Ей
хотелось перекричать их, перекричать сразу все голоса,  но  она  не  могла
найти своего голоса.
     Ее охранник, отосланный назад на  крышу  старшими  слугами,  еще  раз
выглянул из дверного проема, находившегося за  мимозами,  увидел  Алию  на
скамейке и сказал своему напарнику: "А-аа, она отдыхает. Ты  заметил,  что
прошлой ночью она плохо спала!  Для  нее  было  бы  хорошо  принять  заху,
утреннюю сиесту".
     Алия  не  слышала  своего  охранника.  Ее  сознание  было   захвачено
визгливым пением: "Мы - веселые старые птички,  ура!".  Голоса  отдавались
при этом внутри ее черепа, и  она  подумала:  "Я  схожу  с  ума.  Я  теряю
рассудок".
     Она пошевелила ногой, как будто хотела  оттолкнуться  от  скамейки  и
побежать. Она почувствовала, что если сможет дать  команду  своему  голосу
бежать, то вырвется и освободиться. Она должна убежать, иначе волна внутри
ее погрузит ее в молчание, навсегда осквернив  ее  душу.  Но  ее  тело  не
подчинится. Самые могущественные силы в Имперской вселенной подчинились бы
ее малейшему капризу, но только не ее тело.
     Внутренний голос посмеивался: "С одной  точки  зрения,  дитя,  каждый
случай созидания представляет катастрофу". Это было сказано басом, который
своим грохотом отдавал ей в  глаза,  и  снова  это  хихиканье,  как  будто
говорящий высмеивал свою  собственного  профанацию.  "Мое  милое  дитя,  я
помогу тебе, но взамен ты должна помочь мне".
     На фоне этого жужжащего шума, который  слышался  в  виде  бала,  Алия
заговорила, стуча зубами: "Кто... кто..."
     В сознании она увидела сформировавшееся лицо.  Это  было  улыбающееся
лицо, но такое пухлое, что его можно было бы  сравнить  с  лицом  ребенка,
если бы не этот страстный  блеск  глаз.  Она  попыталась  стереть  его  из
сознания,  но  вместо  этого  ее  воображению  предстало   тело,   которое
принадлежало этому лицу. Тело было  ужасно  жирным,  оно  было  укутано  в
одежду, которая  внизу  имела  выпуклости,  потому  что  это  жирное  тело
требовало дополнительных суспензоров, скрытых под одеждой.
     "Видишь ли, - прогремел бас, -  это  всего-навсего  твой  дедушка  по
матери. Ты знаешь меня. Я Барон Владимир Харконнен".
     "Ты... ты умер!" - выдавила она.
     "Ну, конечно, моя милая. Многие из нас, что внутри тебя,  мертвы.  Но
никто из них в действительности не хочет  помочь  тебе.  Они  не  понимают
тебя".
     "Уходи прочь, - умоляла она. - Пожалуйста, уходи".
     "Но тебе нужна помощь, внучка", - настаивал голос Барона.
     "Как чудесно он выглядит", - подумала она, разглядывая, закрыв глаза,
воспроизведенного в ее сознании Барона.
     "Я хочу помочь тебе", - подлизывался Барон. -  "Все  остальные  здесь
только хотят полностью  овладеть  твоим  сознанием.  Любой  из  них  хочет
вытеснить тебя. А я хочу только иметь свой маленький укромный уголочек".
     И снова другие жуткие образы всколыхнулись в ней, подняли крик. Волна
снова стала угрожать, что вот-вот поглотит ее, и она услышала пронзительно
кричащий голос своей матери. И Алия подумала: "Она ведь не умерла".
     "Замолчи", - скомандовал Барон.
     Алия почувствовала, что ее собственные желания тоже поддерживают  эту
команду, это чувство проходило через ее сознание.
     Мгновенно наступило внутреннее молчание, как будто ее окунули в ванну
с холодной водой, и она почувствовала, что ее сердце, которое стучало  как
молоток, начало восстанавливать свой прежний нормальный ритм.
     Тихо вмешался голос Барона: "Вот видишь? Вместе,  мы  непобедимы.  Ты
поможешь мне, а я - тебе".
     "Чего... чего ты хочешь?" - прошептала она.
     Его лицо, которое она видела сквозь  плотно  закрытые  веки,  приняло
задумчивое выражение. "Алия, моя любимая внучка, - сказал он. -  Я  только
хочу совсем немного самых простых удовольствий.  Предоставляй  мне  иногда
мгновения контакта с твоими  чувствами.  Дай  мне  почувствовать  хотя  бы
маленькую часть твоей жизни, ту, например, когда  ты  будешь  заключена  в
объятия своего возлюбленного. Разве это не маленькая просьба,  за  которую
тебе придется заплатить совсем немного?"
     "Д-да".
     "Хорошо, хорошо", - ликовал Барон. "Взамен, моя милая внучка, я  могу
служить тебе во многом. Я могу  давать  тебе  советы,  помогать  тебе.  Ты
будешь непобедима во всех отношениях: внутри и вне. Ты  будешь  уничтожать
любую оппозицию. История забудет твоего брата  и  вознесет  тебя.  Будущее
будет принадлежать тебе".
     "Ты... не позволишь... кому-то другому превзойти меня?"
     "Они не смогут противостоять тебе! Поодиночке нас могут победить,  но
если мы будем вместе, то будем господствовать. Я продемонстрирую. Слушай".
     И Барон замолчал, унося  свой  образ,  свое  внутреннее  присутствие.
Больше не вторгалось ни одной памяти, ни одного  лица  или  голоса  других
жизней.
     Алия позволила себе сделать слабый вздох.
     Одновременно со вздохом пришла мысль. Она внедрилась в  ее  сознание,
как будто она была  ее  собственной,  но  она  ощущала  присутствие  таких
голосов, которые стояли за ней.
     "Старый Барон был дьяволом. Он убил твоего отца. Он убил бы и тебя  с
Полом. Он пытался это сделать, но безуспешно".
     Она услышала голос Барона, но лицо на этот  раз  не  предстало  в  ее
сознании: "Конечно, я убил бы тебя. Ты разве не стояла на  моем  пути?  Но
теперь этот аргумент потерял силу. Ты  побелила,  дитя!  Ты  -  это  новая
правда".
     Она почувствовала, что кивает ему, и ее щека скользнула  по  жесткой,
шершавой поверхности скамейки.
     Его слова были разумны,  подумала  она.  Наставление  Бене  Джессерит
подкрепляло разумный  характер  этих  слов:  "Цель  аргумента  -  изменить
природу правды".
     Да... вот так бы это было представлено Бене Джессерит.
     "Точно! - произнес Барон. И продолжил: - И я мертв, в то  время,  как
ты жива. Я не имею бренного существования. Я - просто сама  память  внутри
тебя. И я в твоем распоряжении, ты можешь мной командовать. И как  мало  я
прошу взамен за мудрый совет, который могу дать".
     "Что ты советуешь делать мне сейчас?" - спросила она, решив проверить
его.
     "Тебя  беспокоит  судебное  разбирательство,  которым  ты  занималась
прошлой ночью, - сказал ой. - Ты сейчас думаешь,  были  ли  слова  Пэймона
искренни.  Может  быть,  Джавид  увидел  в   этом   Пэймоне   угрозу   его
привилегированному положению. Не эти ли сомнения появились у тебя?"
     "Д-да".
     "И твое сомнение основано на проницательном наблюдение,  не  так  ли?
Джавид ведет себя с возрастающим любовным интересом по отношению  к  твоей
персоне. Даже Данкан это заметил, не так ли?"
     "Да, это так".
     "Тогда, очень хорошо. Возьми Джавида к себе в любовники и..."
     "Нет!"
     "Ты беспокоишься за Данкана? Но твой  муж  -  ментат-мистик.  Его  не
могут затронуть или причинить вред ощущения тела. Неужели  ты  никогда  не
чувствовала, как далек он от тебя?"
     "Н-но он..."
     "Данкан, как ментат, должен бы понимать, что ему следует знать прием,
который ты применяла для подчинения Джавида".
     "Подчинения?.."
     "Конечно! Можно было бы использовать опасные инструменты, но их нужно
отбросить, если они становятся слишком опасными".
     "Тогда... почему нужно... Я имею в виду..."
     "А-а-ах, ты маленькая тупица! Не понимаешь ценности,  содержащейся  в
уроке".
     "Я не понимаю".
     "Ценности, моя дорогая внучка, зависят  от  их  успеха,  которая  они
приносят. Покорность Джавида должна быть безусловной, его  принятие  твоей
власти - абсолютно, и его..."
     "Мораль этого урока ускользает..."
     "Не  будь  глупой,  внучка!  Мораль  всегда  должна   быть   основана
практически. Возьми, например, Цезаря и всю эту чушь. Победа - бесполезна,
если она не отражает твоих глубочайших желаний. Разве это неправда, что ты
восхищалась мужественностью Джавида?"
     Алия стерпела это, не желая признаваться, но ее незащищенность  перед
этим внутренним наблюдателем вынуждала ее сделать это. "Да-а".
     "Хорошо!" Как звонко отдалось это слово в ее голове.
     "Теперь мы начинаем понимать друг друга. Когда он будет в твоих руках
совершенно беспомощным - в твоей постели, убежденный, что ты ЕГО раба,  ты
спроси его о Пэймоне. Сделай это шутя, при этом смейся от души. А когда он
раскроет обман, воткни ему между ребер криснож.
     А-ах, кровь может добавить так много к твоему удов..."
     "Нет", - прошептала она, во рту у нее было  сухо  от  ужаса.  "Нет...
нет... нет!".
     "Тогда я это сделаю для тебя, - настаивал Барон. -  Это  должно  быть
сделано; ты допустишь это.  Если  ты  только  создашь  условия,  я  возьму
временно все на себя".
     "Нет!"
     "Твой  страх  слишком  откровенен,  внучка.  Моя  власть  над   твоим
рассудком может быть только временной. Есть и  другие,  которые  могли  бы
подражать тебе в совершенстве, что... Но это ты знаешь. Со мной, так, люди
сразу же обнаружили бы мое присутствие. Ты же знаешь  Закон  Свободных  об
этих одержимых. Тебя сразу бы убили без суда и следствия. Да - даже  тебя.
А ты знаешь, я не хочу, чтобы это случилось. Ради тебя я буду наблюдать за
Джавидом, и как только все  будет  сделано,  я  тут  же  уйду.  Тебе  надо
только..."
     "Насколько этот совет хорош?"
     "Это  избавляет  тебя  от   опасного   инструмента.   И,   дитя   это
устанавливает между нами рабочий контакт,  который  может  только  научить
тебя правильно судить о будущем, которое..."
     "Научить меня?"
     "Естественно!"
     Алия прикрыла глаза ладонями, пытаясь думать, хотя знала,  что  любая
мысль могла быть известна тому, кто присутствовал в ней в данный момент, и
что эта  мысль  могла  исходить  от  этого  присутствующего  лица  и  быть
воспринята ею как ее собственная.
     "Напрасно беспокоишься", - льстиво говорил  Барон.  "Это  Пэймон,  он
был..."
     "Все, что я сделала, было неправильно! Я тогда устала  и  действовала
поспешно. Мне бы следовало поискать подтверждение того, - что..."
     "Ты все сделала правильно! Твои решения не  могут  быть  основаны  на
любом глупом резюме точно также, как это понятие  равенства  у  Атридесов.
Вот что не давало  тебе  покоя,  а  вовсе  не  смерть  Пэймона.  Ты  нашла
правильное решение! Он представлял собой еще один опасный  инструмент.  Ты
действовала так, чтобы поддержать порядок в своем  обществе.  Теперь  есть
повод для принятия решений, не то, что вся эта чушь о  справедливости!  Не
существует такого понятия в мире, как справедливость, одинаковая для всех.
Это вносит дисгармонию  в  общество,  когда  ты  пытаешься  достичь  этого
фальшивого равновесия".
     Алия почувствовала удовольствие, потому что поддержали ее  решение  в
отношении Пэймона,  но  она  была  шокирована  аморальной  идеей,  которая
скрывалась за этим аргументом.
     "Справедливость, равная для всех, была создана Атридесами... была..."
Она убрала руки от глаз, но ее глаза были все еще закрыты.
     "Все твои духовные судьи  должны  быть  убеждены  в  этой  ошибке,  -
убеждал Барон. - Решения должны быть  взвешены  только  в  соответствии  с
укреплением упорядоченного  общества.  Прошлые  цивилизации,  которым  нет
числа, были основаны на вершинах  справедливости,  равной  для  всех.  Эта
глупость разрушает естественные иерархии, которые  намного  важнее.  Любой
индивидуум оценивается лишь по его отношению к вашему  обществу  в  целом.
Хотя это общество должно быть приведено  в  порядок  с  первых  логических
шагов, ни один не сможет найти в нем места - ни  самый  низший,  ни  самый
высший. Да, да внучка! Ты  должна  быть  строгой  матерью  твоего  народа.
Поддерживать порядок - это твоя обязанность".
     "Все, что делал Пол, было..."
     "Твой брат-неудачник умер!"
     "Так же, как и ты!"
     "Да... но со мной это была просто случайность, которая не  входила  в
мои планы. Ладно, давай  займемся  этим  Джавидом,  как  я  тебе  все  это
обрисовал".
     При этой мысли тепло разлилось по ее телу,  она  быстро  сказала:  "Я
должна подумать". И тут же подумала:  "Если  это  будет  сделано,  то  это
только поставит Джавида на свое место. Нет необходимости  убивать  его  за
это. И только глупец может расправиться с ним... в моей постели".
     "Ты с кем говоришь, моя Госпожа?" - спросил голос.
     Какое-то мгновение Алия думала, что  вторгся  другой  голос  из  того
множества голосов, что внутри нее, но  узнав  голос,  она  открыла  глаза.
Зиареник  Валефор,  глава  амазонок  из  охраны  Алии,  стояла  рядом   со
скамейкой, ее обветренное лицо Свободной было хмурым.
     - Я разговаривала с  моими  внутренними  голосами,  -  сказала  Алия,
садясь  на  скамейку.  Она  чувствовала   себя   бодрой,   затишье   этого
сумасшедшего внутреннего многоголосья подбадривало ее.
     - С вашими внутренними голосами, моя госпожа. Да,  -  Глаза  Зиареник
заблестели при  этой  информации.  Все  знали,  что  Святая  Алия  черпала
сведения из внутренних источников, доступных не каждому.
     - Приведи Джавида в  мое  помещение,  -  сказала  Алия.  -  Мне  надо
обсудить с ним один серьезный вопрос.
     - В ваше помещение, моя госпожа?
     - Да! В мои собственные покои.
     - Как прикажет моя госпожа.
     Охранница повернулась, чтобы исполнить приказание.
     - Один момент, - сказана Алия. - Мастер Айдахо уже вернулся из съетча
Табр?
     - Да, моя госпожа. Он вернулся еще до рассвета, как  вы  приказывали.
Вы хотите, чтобы я послала за ним...
     - Нет. Я сама это  сделаю.  И  никто  не  должен  знать,  что  Джавид
доставлен ко мне. Сделай это сама. Это очень серьезное дело.
     Охранница дотронулась до крисножа, который был прикреплен к поясу.
     - Моя госпожа, разве существует угроза...
     - Да, угроза, и Джавид, может быть, находится в самом ее центре.
     - Ох, моя госпожа, может быть я не должна приводить...
     - Зря! Неужели ты думаешь, что я не умею обращаться с такими?
     Хищная улыбка коснулась губ охранницы.
     - Простите меня, моя госпожа. Я немедленно приведу его в ваши  покои,
но... с разрешения моей госпожи, я перед вашей дверью выставлю стражу.
     - Только ты, - сказала Алия.
     - Да, моя госпожа. Я сейчас же уйду.
     Алия кивнула самой себе, глядя вслед удаляющейся амазонке.
     Джавид не пользовался любовью  среди  ее  охраны.  Еще  один  признак
против него. Но он представлял ценность - очень большую ценность.  Он  был
ключом к Джакуруту, а с этим местом связано...
     - Может быть, ты прав, Барон, - прошептала она.
     "Вот видишь! - раздался у нее внутри голос. - Ах, что будет  приятная
служба, которую я сослужу тебе, и это только начало..."



                                    12

                     Это  иллюзии  популярной  истории,   которая   должна
                способствовать успешной  религии.  Злые  люди  никогда  не
                преуспевают, только  храбрые  и  мужественные  заслуживают
                благотворительности;  честность  -  лучший  вид  политики;
                действия говорят о человеке лучше, чем слова;  добродетель
                всегда торжествует; хороший поступок является одновременно
                вознаграждением;   любой   плохой   человек   может   быть
                переделан;  религиозные  талисманы  защищают   от   власти
                дьявола; только женщины понимают древние таинства; богатые
                обречены на несчастье...
                    Из "Руководства для начинающих". Защитная Миссионария.

     - Меня зовут Муриз, - сказал Свободный с необветренным лицом.
     Он сидел на краю скалистого обрыва  в  тусклом  свечении  лампы,  чей
мерцающий свет открывал взору сырые стены и темные дыры, которые  являлись
коридорами, выходящими из этого места. В одном  из  коридоров  можно  было
услышать  звуки  капающей  воды,  и  несмотря  на  то,  что   звуки   воды
символизировали Рай Свободных, шесть собравшихся мужчин, которые  смотрели
на  Муриза,  не  высказывали  особого  удовольствия  от  этого  ритмичного
капанья.
     В помещении висел затхлый запах  смерти.  Из  одного  коридора  вышел
молодой человек лет, может  быть,  четырнадцати  и  встал  по  левую  руку
Муриза.   От   гладкой   поверхности   обнаженного   крисножа    отражался
бледно-желтый свет лампы, когда он взял этот нож и  указал  им  в  сторону
молодого человека, Муриз сказал:
     - Это мой  сын,  Ассан  Тарик,  который  готов  пройти  испытание  на
мужественность.
     Муриз прочистил горло, посмотрел на каждого из шести  пленников.  Они
сидели полукругом напротив него, крепко связанные веревками, их ноги  тоже
были  связаны,  а  руки  они  держали  связанными   за   спиной.   Веревки
заканчивались туго затянутой петлей на шее каждого мужчины.  Их  стилсьюты
на шее были разрезаны.
     Связанные мужчины снова в упор посмотрели на Муриза. На двух  из  них
была надета свободная одежда, которая указывала,  что  они  были  богатыми
жителями города Арракина. У этих двоих кожа была более гладкая и  светлая,
чем у их компаньонов, чьи увядшие и костлявые лица говорили о том, что они
родились в пустыне.
     Муриз напоминал пустынных жителей, но его  глаза  были  посажены  еще
глубже, так что в эти глазные впадины, в которых не было видно белков,  не
проникал даже свет лампы. Его  сын  представлял  собой  несформировавшуюся
личность мужчины с решительным лицом,  которое  совсем  не  скрывало,  что
внутри него кипели страсти.
     - Среди Отверженных у нас есть специальный тест на мужественность,  -
сказал Муриз. - Однажды мой сын станет судьей в Шулохе. Мы  должны  знать,
что он может действовать так, как он должен  действовать.  Наши  судьи  не
могут забыть Джакуруту и наш день отчаяния. Кразилек, Борьба  с  Тайфуном,
живет в наших сердцах. - Все это было сказано  ровным  тоном,  характерным
для ритуальных обрядов.
     Один из жителей города, с мягкими  чертами  лица,  сидевший  напротив
Муриза, зашевелился и сказал:
     - Ты поступаешь неправильно, угрожая  нам  и  держа  нас  в  качестве
пленников. Мы пришли к тебе с миром от уммы.
     Муриз кивнул.
     - Вы пришли в поисках личного религиозного  пробуждения?  Хорошо.  Вы
будете иметь это пробуждение.
     Человек с мягкими чертами лица сказал:
     - Если мы...
     Рядом с ним смуглый Свободный из пустыни огрызнулся:
     - Замолчи, глупец! Это похитители  воды.  Это  те,  которых,  как  мы
думали, уничтожили.
     - Это старая история, - сказал пленник с мягкими чертами лица.
     - Джакуруту - это больше, чем история, - сказал  Муриз.  Он  еще  раз
жестом подал знак своему сыну.
     -  Я  представил  Ассана  Тарика.  Я  -  арифа  в  этом  месте,  твой
единственный судья. Моего сына тоже научат  обнаруживать  демонов.  Старые
пути - самые лучшие.
     - Вот почему нас привели  в  самую  глубь  пустыни,  -  запротестовал
человек с мягкими чертами. - Мы выбрали старый путь, блуждая в...
     - С оплаченным руководством по выживанию, - сказал Муриз, указывая  в
строну более смуглых пленников. - Вы бы купили  себе  путь  на  небеса?  -
Муриз взглянул снизу вверх на своего сына.
     - Ассан, ты готов?
     - Я очень долго думал в ту ночь, когда пришли  враги  и  убили  наших
людей, - сказал Ассан. Голос выдавал  его  внутреннее  напряжение.  -  Они
должны нам воду.
     - Твой отец дает тебе шестерых из них, - сказал Муриз. -  Их  вода  -
наша.  Их  тени  -  наши,  твои  телохранители  навечно.  Их  тени   будут
предупреждать тебя о демонах. Они будут твоими рабами, когда ты  перейдешь
в мир алам ал-митал. Что ты на это скажешь, мой сын?
     - Я благодарю своего отца, - сказал Ассан. Он  шагнул  к  нему.  -  Я
принимаю мужественность испытания среди Отверженных. Эта вода - наша вода.
     Когда он закончил речь, то направился к пленникам.  Начав  слева,  он
схватил мужчину за волосы и вонзил криснож под подбородок прямо  в  мозги.
Это было так  искусно  проделано,  что  пролилось  минимум  крови.  Только
человек из города Свободных с мягкими чертами лица отчаянно запротестовал,
пронзительно крича, когда молодой человек схватил его за волосы. Остальные
плюнули на Ассана Тарика, придерживаясь старых традиций, говоря при  этом:
"Видишь, как мало я ценю свою воду, когда ее отнимают звери!"
     Когда с этим было покончено, Муриз тут же хлопнул  в  ладоши.  Пришли
помощники и начали убирать тела, вытаскивая в помещение для  умерших,  где
из них должны были взять воду.
     Муриз поднялся,  посмотрел  на  сына,  который  стоял,  тяжело  дыша,
наблюдая, как помощники вытаскивают тела.
     - Теперь ты - мужчина, - сказал Муриз. - Вода наших  врагов  накормит
рабов. И, мой сын...
     Ассан Тарик быстро повернулся  и  взглянул  на  отца.  Губы  молодого
человека были плотно сжаты, уголки  рта  оттянуты  назад,  потому  что  он
пытался улыбнуться.
     - Проповедник об этом ничего не должен знать, - сказал Муриз.
     - Я понял, отец.
     - Ты все хорошо сделал, - сказал  Муриз.  -  Те,  кто  натыкается  на
Шулох, не должны жить.
     - Как скажешь, отец.
     - Теперь тебе можно доверять важные дела, - сказал Муриз. - Я горжусь
тобой.



                                    13

                     Искушенное   в   жизни   человечество   может   стать
                примитивным. Что это обозначает на самом деле  -  то,  что
                образ  жизни  человечества   меняется.   Меняются   старые
                ценности,   они   все   больше   связываются   с   новыми,
                заслоненными  растительностью  и  животными.   Это   новое
                существование   требует    знаний,    которые    постоянно
                совершенствуются, тех словесных  и  взаимосвязанных  между
                собой событий, которые, как  правило,  имеют  отношение  к
                природе. Это требует меры  по  отношению  к  силе  инерции
                внутри таких природных систем. Когда человечество добьется
                таких знаний и  такого  отношения,  это  будет  называться
                "примитивным". Обратное положение, разумеется, равноценно:
                примитивные  могут  стать  искушенными,  но  при  этом  не
                причиняя странного психологического вреда.
                                            Харк ал-Ада. Комментарий Лито.

     - Но как мы можем быть  уверены?  -  спросила  Ганима.  -  Это  очень
опасно.
     - Мы это раньше проверяли, - сказал Лито.
     - Это не может быть тем же самым теперь. Что если...
     - Это единственный путь, открытый нам, - сказал Лито. -  Ты  согласна
со мной в том, что мы не можем воспользоваться спайсом?
     Ганима вздохнула. Ей не нравилась резкость и настойчивость этих слов,
но она знала о необходимости, которая давила на ее брата. Она также  знала
об опасной причине своего нежелания. Они вынуждены были обратиться к Алии,
чтобы узнать опасность того внутреннего мира.
     - Ну? - спросил Лито.
     Она снова вздохнула.
     Они сидели, скрестив ноги, в одном из уединенных мест, в пещере,  где
часто их отец и мать наблюдали, как солнце садилось в  пустыню.  Это  было
спустя два часа после вечерней трапезы, время, когда близнецы должны  были
упражнять свое тело и ум.
     - Я попробую один, если ты отказываешься мне помочь, -  сказал  Лито.
Ганима отвернулась и посмотрела на мокрые  стены  пещеры.  Лито  продолжал
обозревать пустыню.
     Они некоторое время говорили на языке таком  древнем,  что  даже  его
название было неизвестно. Это язык дал их мыслям уединение, в связи с  чем
никто из разумных существ не мог проникнуть  в  них.  Даже  Алия,  которая
избегала  сложностей  своего  внутреннего  мира,   испытывала   недостаток
умственных связующих звеньев, которые  позволили  бы  ей  извлечь  больший
смысл из обычного слова.
     Лито глубоко вздохнул, вбирая  в  себя  специфический  запах  съетчей
Свободных,  который  накопился  в  этой  нише,  куда  не  доходил   ветер.
Шелестящий шум съетча и его влажный жаркий воздух не попадал сюда,  и  они
оба от этого ощущали облечение.
     - Я согласна, что мы нуждаемся в руководстве, - сказала Ганима. -  Но
если мы...
     - Гани! Нам нужно нечто большее, чем руководство. Нам нужна защита.
     - Возможно, защиты никакой нет. - Она посмотрела брату прямо в глаза,
и сама же увидела  в  его  глазах  свой  собственный  взгляд,  похожий  на
настороженную бдительность хищника. Его глаза противоречили  безмятежности
его лица.
     - Мы должны избежать  одержимости,  -  сказал  Лито.  Он  использовал
специальный речевой оборот из древнего языка.
     Ганима более подробно пояснила его утверждение.
     - Мохв'овиум д'ми хиш паш мох'м ка, - проинтонировала она.  -  Захват
моей души - это захват тысячи душ.
     - Даже гораздо больше, - добавил он.
     -  Зная  угрозы,  как  ты  настаиваешь.  -  Она  произнесла  это  как
подтверждение, а не как вопрос.
     - Вабум'к вабунат! - сказал он. - Поднимаясь, ты поднимаешься!
     Ом почувствовал, что его выбор - очевидная необходимость. Это  должно
быть сделано лучшим образом. Они должны ввергнуть прошлое  в  настоящее  и
способствовать его раскручиванию в их будущем.
     - Мурият, - продолжала она, ее голос был глухим. -  Это  должно  быть
сделано с душой.
     - Конечно. -  Он  взмахнул  рукой,  показывая  этим  жестом,  что  он
полностью согласен. - Тогда мы посоветуемся, как это делали наши родители.
     Ганима промолчала. Инстинктивно она посмотрела  на  юг,  на  огромный
открытый эрг, в котором показался грязно-зеленый островок дюн в  последних
лучах уходящего солнца. В этом направлении ушел ее отец в  пустыню,  когда
последний раз его видели.
     Лито посмотрел вниз со скалы на зеленый оазис съетча. Все погрузилось
в сумерки, но он знал все эти формы и краски: цветы медного,  золотистого,
красного, желто-рыжего и красно-коричневого оттенков  были  распространены
до самых скал. За скалами  тянулись  мерзкая  полоса  умершей  арракисской
жизни, убитой  чужими  растениями  и  огромным  количеством  воды,  теперь
служащей препятствием для пустыни.
     Немного времени спустя Ганима сказала:
     - Я - готова. Давай начнем.
     - Да, будь все проклято! - Он протянул руку и дотронулся до ее  руки,
чтобы смягчить свое восклицание, сказав: -  Пожалуйста,  Гани...  Спой  ту
песню. Она помогает мне более легко достигнуть этого.
     Ганима приблизилась к нему, левой рукой обвила его вокруг талии.  Два
раза глубоко вздохнула, прокашлялась и начала петь песню, которую ее  мать
так часто пела их отцу:

            Вот я возвращаю дары, которые ты даешь,
            Я лью сладкую воду на тебя.
            В этом безветренном месте должна преобладать жизнь.
            Моя любовь, ты должен жить во дворце,
            Твои враги проваляться в пустоту.
            Мы идем вместе по дороге,
            Которую моя любовь проложила для тебя.
            Я укажу дорогу,
            Потому что моя любовь - это твой дворец...

     Ее голос растворился в молчании пустыни, и Лито  чувствовал,  как  он
постепенно погружается, куда-то падает, становясь отцом, чьи  воспоминания
распространились, как покров в генах его немедленного прошлого.
     - На это короткое время я должен стать Полом, - сказал он сам себе. -
Рядом со мной не Гани, а моя возлюбленная Чани, чей  мудрый  совет  спасал
нас обоих много раз.
     В свою очередь, Ганима на  некоторое  время  поддалась  воспоминаниям
своей матери. Как совершенно легко это можно было  сделать  женщине,  и  в
тоже время для нее это представляло большую  опасность.  Голосом,  который
сразу стал сильным, Ганима сказала:
     - Посмотри туда, милый!
     Поднялась Первая Луна, и на фоне ее холодного света они увидели  дугу
оранжевого огня, поднимающуюся в пространство. Транспорт, который доставил
леди Джессику, возвращался к основному кораблю на орбите.
     Воспоминания нахлынули на Лито,  внутри  него  как  будто  ударили  в
колокола. Теперь он был другим Лито  -  Герцогом  Джессики.  Необходимость
подвинула эти  воспоминания  в  строну,  но  перед  этим  он  почувствовал
пронизывающую любовь и боль.
     - Я должен быть Полом, - напомнил он себе.
     Трансформация в нем произошла мгновенно, как будто Лито был  экраном,
на котором отражался его отец. Он чувствовал одновременно свою собственную
плоть и плоть своего отца, и эти различия угрожали истощить его силы.
     - Помоги мне, отец, -  прошептал  он.  Короткое  волнение  прошло,  и
теперь  в  его  сознании  появился  другой  отпечаток,   заставивший   его
собственное "я" стать посторонним наблюдателем.
     - Мое последнее видение еще не пришло, чтобы уйти, - сказал он, и это
был голос Пола. Он повернулся к Ганиме. - Ты знаешь, что я видел.
     Она дотронулась до его щеки правой рукой.
     - Ты шел в пустыню, чтобы умереть, любимый? Это то, что ты сделал?
     - Так могло бы быть, но это видение... Неужели  оно  не  может  стать
весомой причиной, чтобы остаться в живых?
     - Но слепым? - спросила она.
     - Даже так.
     - Куда же ты мог пойти?
     Он тяжело, нервозно вздохнул.
     - Джакуруту.
     - Любимый! - Слезы хлынули из ее глаз.
     - Муад Диб, герой, должен быть полностью уничтожен, -  сказал  он.  -
Иначе этот ребенок не сможет вытащить нас из этого хаоса.
     - Золотая Тропа, - сказала она. - Это дурное видение.
     - Это единственное возможное видение.
     - Алия потерпела провал, тогда...
     - Совершенно верно. Ты видишь повторение этого.
     - Хвоя мать вернулась слишком поздно. - Она  кивнула,  и  на  детском
лице Ганимы появилось мудрое выражение Чани. - Может ли быть, что  другого
видения не будет? Возможно, если...
     - Нет, любимая. Нет.  Все-таки  этот  ребенок  не  может  смотреть  в
будущее и возвращаться невредимым.
     Снова  его  тело  вздрогнуло  от  прерывистого  дыхания,  и  Лито   -
наблюдатель почувствовал глубокое желание своего отца прожить еще  раз  во
плоти, принимать жизненные решения, и какой отчаянной  была  необходимость
исправить ошибки прошлого!
     - Отец! - крикнул Лито, и это было так, как будто эхо отдалось в  его
собственном черепе.
     Это  было  глубочайшее  желание,  которое  Лито  потом  почувствовал:
медленное удаление внутреннего присутствия  его  отца,  высвобождение  его
собственного сознания и разума.
     - Любимый,  -  шептал  рядом  с  ним  голос  Чани,  и  удаление  было
замедлено. - Что случилось?
     - Не уходи, пока, - сказал Лито, и это  был  его  собственный  голос,
неуверенный, но все-таки его. Затем: - Чани, ты должна сказать нам, как мы
избежим... что случилось с Алией?
     Это был Пол внутри, который отвечал ему, хотя  слова  его  он  слышал
внутренним слухом. Голос говорил медленно, с длинными паузами:
     -  Нет  никакой  уверенности.  Ты...  видела.  Что  почти   всегда...
случалось... со мной.
     - Но Алия...
     - Проклятый Барон владеет ею! - Лито почувствовал  жгучую  сухость  в
горле. Есть ли он... имею ли я...
     - Он - в тебе... но... я... мы не  можем...  иногда  мы  чувствуем...
друг друга, но ты...
     - Ты не можешь читать мои мысли? - спросил Лито. - Знала бы ты,  если
бы... он...
     - Иногда я могу чувствовать твои мысли... но я... мы... живем  только
через... через... отражение... в... в твоем сознании. Твоя память  создает
нас. Опасность... это определенная память. И... те из нас...  те  из  нас,
которые любят власть... и собираются ее... любой ценой...  те  могут  быть
более точными.
     - Более сильными? - прошептал Лито.
     - Более сильными.
     - Я знаю твое видение, - сказал Лито.
     - Прежде чем позволить ему овладеть мной, я стану тобой.
     - Только не это!
     Лито кивнул, чувствуя огромное желания своего  отца  уйти,  признавая
последовательность неудач. Одержимость в любой степени сводила  одержимого
к Мерзости. Признание же давало ему обновленное чувство силы  и  наполняла
его собственное  тело  огромным,  острым  и  глубоким  осознанием  прошлых
ошибок, как собственных, так  и  своих  предшественников.  И  только  лишь
неуверенность ослабляла - это он сейчас  чувствовал.  Например,  искушение
бороться   со   страхом   внутри   него.   Плоть   обладала   способностью
трансформировать меланж в  видение  будущего.  С  помощью  спайса  он  мог
вдыхать будущее,  разрушать  завесы  времени.  Он  чувствовал,  что  перед
соблазном трудно устоять, он в отчаянии сжимал руки и погружался в  знание
прана-бинду. Его плоть отрицала соблазн. Его плоть впитала в себя глубокие
знания, приобретенные  кровью  Пола.  Те,  кто  искал  будущее,  надеялись
получить крупный  выигрыш  в  завтрашних  состязаниях.  Вместо  этого  они
попадали в ловушку отведенного для жизни времени, где был известен  каждый
стук сердца и каждый вопль физической и  душевной  боли.  Последнее  время
Пола показало опасный выход из ловушки, и Лито знал теперь, что у него  не
было другого выбора, как последовать этим путем.
     - Радость жизни, ее красота - все тесно связано фактически с тем, что
жизнь может удивить тебя, - сказал он.
     Нежный голос прошептал ему на ухо: "Я всегда знала эту красоту". Лито
повернул голову, посмотрел в глаза Ганимы, которые сияли  в  ярком  лунном
свете. Он увидел, что Чани смотрит на него.
     - Мама, - сказал он, - ты должна уйти.
     - Ах, искушение! - сказала она и поцеловала его.
     Лито оттолкнул ее.
     - Ты бы взяла жизнь своей дочери? - вопрошающе потребовал он.
     - Это так легко... так до глупости легко, - сказала она.
     Лито, чувствуя, что паника начинает охватывать его,  вспомнил,  какие
усилия воли потребовались духу его отца, чтобы победить его плоть. Неужели
Ганима потерялась в этом мире  наблюдателя,  где  он  наблюдал  и  слушал,
изучая то, что требовалось знать от его отца?
     - Я буду презирать тебя, мать, - сказал он.
     - Другие не  будут  презирать  меня,  -  сказала  она.  -  Будь  моим
возлюбленным.
     - Если я это сделаю... ты знаешь, чем вы оба станете, - сказал он.  -
Мой отец будет презирать тебя.
     - Никогда!
     - Я буду!
     Звук вырвался из его горла против его  желания,  и  он  содержал  все
прежние  повышенные  тона   Голоса,   которым   Пол   научился   у   своей
матери-колдуньи.
     - Не говори так, - простонала она.
     - Я буду презирать тебя!
     - Пожалуйста... пожалуйста, не говори этого.
     Лито потер горло, чувствуя, что мышцы стали снова его собственными.
     - Он будет презирать тебя. Он отвернется от тебя. Он  снова  уйдет  в
пустыню.
     - Нет... нет...
     Она покачала головой из стороны в сторону.
     - Ты должна уйти, мама, - сказал он.
     - Нет... нет... - Но голос утратил свою первоначальную силу.
     Лито наблюдал за лицом сестры. Дергались ее мышцы! Ее  лицо  менялось
от эмоций, которые отражали беспорядок и суету внутри ее самой.
     - Уйди, - прошептал он. - Уйди.
     - Не-е-е-ет...
     Он схватил ее за руку, ощутил дрожь, которая пульсировала  сквозь  ее
мышцы. Она извивалась, старалась высвободится, но он крепко держал ее руку
и шептал:
     - Уходи... уходи...
     И все это время Лито ругал себя за то, что втянул Гани в эту  игру  в
родителей, в которой когда-то  они  очень  часто  играли,  но  раньше  она
успешнее сопротивлялась вселяющимся. Это правда, что женщина была  намного
слабее, чтобы противостоять  этому  внутреннему  натиску,  осознал  он.  В
основе этого лежал страх Бене Джессерит. Шли часы, а тело Ганимы  все  еще
дрожало и извивалось от внутренней борьбы,  но  теперь  голос  его  сестры
присоединился к его убеждениям. Он слышал, как она  разговаривала  с  этим
образом внутри ее, дополняла его.
     - Мама... пожалуйста. А вдруг...
     - Ты видела Алию! Ты хочешь стать такой же Алией?
     Наконец Ганима вытянулась, прижавшись к нему, и прошептала:
     - Она повиновалась. Она ушла.
     Он погладил ее по голосе:
     - Гани, я виноват. Я виноват. Я никогда больше  не  попрошу  тебя  об
этом. Я был эгоистом. Прости меня.
     - Нечего прощать, - сказала  она,  и  ее  голос  был  трепетным,  она
говорила с трудом, как после огромной физической  нагрузки.  -  Мы  узнали
очень много о том, что нам нужно было знать.
     - Она говорила тебе о  многом,  -  сказал  он.  -  Мы  позже  с  этим
разберемся, когда...
     - Нет! Мы сделаем это сейчас же. Ты был прав.
     - Моя Золотая Тропа?
     - Твоя проклятая Золотая Тропа!
     - Логика  бессмысленна,  если  она  не  сопровождается  существенными
данными, - сказал он.
     - Но Я...
     - Бабушка прибыла сюда, чтобы контролировать наше обучение и увидеть,
не попали ли мы под влияние...
     - Это то, что говорил Данкан. В этом  нет  ничего  нового...  Главный
расчет, - согласилась она, ее голос становился увереннее. Она отодвинулась
от него, посмотрела в сторону пустыни,  которая  лежала  в  предрассветной
тишине. Эта борьба... эти знания, стоили им целой  ночи.  Королевский  Суд
должен был много объяснить. Лито убедил, что ничего не потревожит их.
     - Люди часто постигают тонкости мира по  мере  взросления,  -  сказал
Лито. - Что если с нами тоже это происходит?
     - Вселенная, как мы ее видим, никогда не бывает такой  же  физической
величиной, - сказала она. - Мы  не  можем  воспринимать  эту  бабушку  как
бабушку.
     - Это было бы опасно, - согласился он. - Но я хочу задать вопрос.
     - Это нечто сверх точного мира, - сказала  она.  -  Мы  должны  иметь
место в нашем сознании, чтобы воспринимать то, что мы не можем представить
себе. Вот почему... моя мать часто говорила мне о Джессике. Наконец, когда
мы оба намучились с внутренним изменением, она рассказала очень  много.  -
Ганима вздохнула.
     - Мы знали, что она наша бабушка, - сказал он. - Вчера ты  провела  с
ней несколько часов. Так почему же...
     - Если мы позволили себе это, наше "знание" будет определять, как  мы
реагируем на нее, - сказала Ганима. - Вот о чем  все  время  предупреждала
меня  моя  мама.  Один  раз  она  процитировала  нашу  бабушку;  -  Ганима
дотронулась до его руки. - Я слышала эхо этого внутри себя,  произнесенное
голосом бабушки.
     - Постоянно предупреждала тебя, - сказал Лито.  Он  нашел  эту  мысль
причиняющей беспокойство. Было ли что нибудь в этому мире надежным?
     - Много ужасных  ошибок  происходит  от  устарелых  предположений,  -
сказала Ганима. - Вот то, что моя мать процитировала.
     - Это чистейший вывод Бене Джессерит.
     - Если... если Джессика вернулась полностью к Сестрам
     - Это было бы очень опасно для нас, - сказал он, завершая мысль.
     - Мы несем кровь из Квизац Хадераха - их мужчины из Бене Джессерит.
     - Они не откажутся  от  поисков,  -  сказала  она.  -  Но  они  могут
отказаться от нас. Наша бабушка могла бы быть инструментом для этого.
     - Есть другой способ, - сказал он.
     - Да - двое из нас... связаны. Но они знают,  что  постороннее  может
усложнить это спаривание.
     - Это рискованное дело они должны были бы обсудить.
     - И с нашей бабушкой в придачу.
     - Мне не нравится этот способ.
     - Мне тоже.
     - Все-таки, не впервые королевская линия пыталась...
     - Это вызывает у меня отвращение, - сказал он, передергиваясь.
     Она услышала шорох, замолчала.
     - Сила, - сказал он.
     И в этой странной алхимии их  совпадений  она  знала,  где  были  его
мысли.
     - Сила Квизац Хадераха должна ослабнуть, - согласилась она.
     - Использоваться по их усмотрению, - сказал он.
     В это  время  на  пустыню  опустился  день.  Они  почувствовали,  что
начинается жара.  Тотчас  растения,  начиная  от  утеса,  обрели  окраску.
Мягкий, утонченный свет серебряного солнца Дюны разлился  по  девственному
оазису планеты, наполненному золотыми и пурпурными оттенками в колодце  из
возвышающихся кругом скал.
     Лито стоял, вытянувшись во весь рост.
     - Итак, Золотая Тропа, - сказал Ганима, и она заговорила больше  сама
с собой, нежели с ними, зная, как последнее видение их отца  объявилось  и
растворилось в снах Лито.
     Сзади них послышались голоса.
     Лито перешел на древний язык, который они использовали  между  собой,
чтобы все держать в тайне:
     - Л им ани хоур самис см иви оур самит сут.
     Это было то, где находилось решение в их сознании.
     Дословно: Мы будем сопровождать друг друга  вплоть  до  смерти,  хотя
только один из нас может вернуться, чтобы доложить обо всем. Ганима  затем
встала, и они вместе вернулись в съетч, где тотчас же поднялась  охрана  и
отступила назад, когда близнецы направились  в  свои  покои.  Толпа  людей
расступилась перед ними как-то особенно в то утро, обмениваясь взглядами с
охранниками.  Провести  в  одиночестве  ночь  над  пустыней  было   старой
традицией Свободных для святых Мудрецов. Все Уммы практиковали  эту  форму
бодрствования. Пол  Муад  Диб  делал  это...  и  Алия.  Теперь  продолжили
королевские близнецы.
     Лито заметив ту особенность, сказал об этом Ганиме.
     - Они не знают, что мы решили для них, - ответила она.
     - Они действительно не знают.
     Все еще объясняясь на своем языке, он сказал:
     - Это требует самого сильного начала.
     Ганима некоторое время размышляла, чтобы оформить свои  мысли.  Потом
произнесла:
     - Сейчас это должно быть абсолютно реально - даже если копать могилу.
Сердце должно следовать сну, иначе не будет пробуждения.
     Она имела в виду, что они, согласно  плану  Лито,  рисковали  жизнью.
Окончательный результат изменения  был  бы  похож  на  смерть,  буквально:
"похоронное убийство". И это было  дополнительное  значение  к  тому,  что
указывало на того,  кто  выживет,  чтобы  обо  всем  рассказать,  то  есть
"действуя  как  тот,  кто  останется  в  живых".  Любой  неправильный  шаг
полностью отрицал этот план, и тогда Золотая Тропа Лито приведет к смерти.
     - Чересчур утонченно, - согласился Лито. Он раздвинул занавеси, когда
они входили в свое помещение.
     Оживленность среди прислуги исчезла только  на  миг,  когда  близнецы
вошли в сводчатый коридор, ведущий в покои Леди Джессики.
     - Ты - Острие, - напомнила ему Ганима.
     - Я и не пытаюсь им быть.
     Ганима взяла его за руку, чтобы он остановился.
     - Алия, дарсатай хаунус м'смоу, - предупредила она.
     Лито посмотрел ей в глаза. Действительно, действия Алии  подтверждали
то, что должна была заметить их бабушка. Он улыбнулся Ганиме, оценивая  ее
проницательность. Она смешала древний язык с суевериями  Свободных,  чтобы
назвать наиболее сильную примету племени М'Смоу, хакон летних  ночей,  был
предвестником смерти в руках демонов. Исис была  богиней  демонов,  смерти
для людей, на чьем языке они сейчас говорили.
     - Мы, Атридесы, имеем репутацию смелых, - сказал он.
     - Поэтому мы получили то, что хотели, - ответила она.
     - Так мы станем истцами Регентства, - сказал он. - Алия не  завершила
фразу.
     "Наш план, - думал он. - Она полностью теперь разделила его со мной".
Потом сказал:
     - Я думаю о нашем плане, это тяжелый труд шадуфа.
     Ганима оглянулась, чувствуя теплый запах этого утра, осознавая вечное
начало, тяжелый труд шадуфа. Это был зарок.
     Она  назвал  их   план   сельскохозяйственной   работой:   удобрение,
ирригация, прополка, пересаживание, подрезание - при этом вкладывая  смысл
Свободных в то, что этот труд одновременно происходил в Другом  Мире,  где
он символизировал культивацию богатства души.
     Ганима изучала своего брата, пока они  размышляли  в  этом  скалистом
коридоре. Здесь она увидела намного очевиднее, что он оставил два  уровня:
во-первых, Золотая Тропа и их обет, и, во-вторых, это  то,  что  она  сама
разрешила ему  свободную  власть,  чтобы  воплотить  в  жизнь  чрезвычайно
опасный миф, который порождал план. Это пугало ее. Неужели в своем видении
он увидел что-то еще, чем он не поделился с ней? Мог ли  он  видеть  себя,
как потенциально обожествленную фигуру,  способную  вести  человечество  к
возрождению -  как  отец,  как  сын?  Культ  Муад  Диба  изменил  неумелое
управление Алии и лишил прав на власть воинствующее  духовенство,  которое
правило Свободными.
     Лито хотел духовного возрождения. "Он что-то  скрывает  от  меня,"  -
сказала она.
     Она снова воспроизвела в памяти то, что она рассказывал  ей  о  своем
видении. Оно было настолько радужным и реалистическим, что  он  мог  после
этого  в  задумчивости  бродить  часами.  Это  видение,  по  его   словам,
оставалось неизменным.
     - Я вижу себя на песке в ярко-желтом  свете  дня,  хотя  солнца  нет,
затем я осознаю, что солнце - это я. От меня исходит свет, как от  Золотой
Тропы.  Когда  я  начинаю  понимать  это,  я  выхожу  из  своего  тела.  Я
поворачиваюсь, ожидая увидеть себя в качестве солнца. Но я - не солнце,  я
- неподвижная фигура, напоминающая рисунок ребенка, выполненный зигзагами,
неподвижные ноги, и руки, как палки. В моей левой руке -  скипетр,  и  это
настоящий скипетр - более близкий  к  реальности,  чем  застывшая  фигура,
которая держит его. Скипетр увеличивается, и это  ужасает  меня.  По  мере
того, как он увеличивается, я постепенно пробуждаюсь, хотя я знаю,  что  я
еще сплю. Я понимаю, что мое тело во  что-то  облачено,  кожа  закована  в
латы, которые тоже увеличиваются в размерах по мере того, как  растет  мое
тело. Я не могу видеть латы, но я чувствую их. Тогда ужас  покидает  меня,
потому что эти латы дают мне силу десяти тысяч мужчин.
     Так как Ганима пристально смотрела  на  него,  Лито  старался  отойти
подальше, чтобы продолжить свой путь по  направлению  к  покоям  Джессики.
Ганима стояла на своем.
     - Эта Золотая Тропа может быть любой другой тропой, - сказала Ганима.
     Лито посмотрел на скальный пол, чувствуя, что Ганиму снова  одолевают
сомнения. "Я должен это сделать", - сказал он себе.
     - Алия - одержима, - сказала она. - Это могло бы и с нами  случиться.
Может быть, это уже случилось, а мы, возможно, этого не знаем.
     -  Нет.  -  Он  покачал  головой,  встретил   ее   взгляд.   -   Алия
сопротивлялась. Это придало ей силу. Поэтому благодаря  своим  собственным
силам она победила. Мы осмелились копаться в тайниках своей памяти,  найти
древние языки и древние знания. Мы - это смесь нас  самих  и  тех  жизней,
которые внутри нас. Мы не сопротивляемся, мы безрассудно  идем  у  них  на
поводу. Вот что я узнал от своего отца прошлой ночью. Это то, что я должен
знать.
     - Но он ничего не сказал о том же, что во мне.
     - Ты слушала нашу мать. Вот что мы...
     - Но я почти запуталась.
     - Она все еще сильно проявляется в тебе?
     Страх сковал лицо. - Да... но теперь я чувствую,  что  она  оберегает
меня своей любовью. Ты правильно поступил, когда убеждал ее.  -  И  Ганима
подумала об отраженном  в  ней  образе  матери  и  сказала:  -  Наша  мать
существует теперь для меня,  не  проявляя  себя  в  алам  ал-матил  больше
других, но она испробовала вкус ада. Теперь я могу слушать ее без  страха.
Что касается других...
     - Да, - сказал он. - И я слушал моего отца, но я думаю, что  последую
совету моего дедушки, в честь  которого  меня  назвали.  Возможно  с  этим
именем будет значительно проще.
     - Ты советовался о том, чтобы поговорить с нашей бабушкой  о  Золотой
Тропе?
     Лито подождал, пока мимо них не прошел слуга с подносом,  на  котором
был завтрак для Леди Джессики. Резкий запах приправы  остался  в  воздухе,
когда он ушел.
     - Она живет в нас и в своей собственной плоти, - сказал  Лито.  -  Ее
совет может быть обсужден вторично.
     - Не мной, - протестовала Ганима. - Больше я не рискну.
     - Тогда мной.
     - Я думала мы согласились, чтобы она вернулась к Сестрам.
     - Действительно, Бене Джессерит в ее начале, ее собственное  создание
в середине, и Бене Джессерит в конечном итоге.  Но  помни,  что  она  тоже
несет в себе кровь Харконнена и находится гораздо ближе к ней, чем мы, что
она испытала форму этого внутреннего разделения, которое имели мы.
     - Очень поверхностная форма, - сказала Ганима. - Но ты не ответил  на
вопрос.
     - Мне кажется, я ничего не упоминал о Золотой Тропе.
     - Но мне кажется...
     - Гани!
     - Нам не нужны больше Атридесские боги! Нам  нужно  пространство  для
небольшой части человечества!
     - Разве я отрицал это?
     - Нет. - Она глубоко  вздохнула  и  посмотрела  в  сторону.  Прислуга
глядела на них из передней, слыша их речь, но не понимая древних слов.
     - Мы должны сделать это, -  сказал  он.  -  Если  бы  мы  действовали
достаточно, то могли бы сами упасть на свои  же  ножи.  -  Он  использовал
идиому Свободных, которая  несла  смысл  наподобие  "сливая  нашу  воду  в
цистерну племени".
     Ганима еще раз посмотрела на него. Она вынуждена была согласиться. Но
она чувствовала,  что  попала  в  ловушку,  в  конструкцию,  состоящую  из
множества стен. Они оба знали день расплаты, которая лежала тенью  поперек
их  пути,  независимо  от  того,  что  они  делали.  Ганима  знала  это  с
уверенностью, которую ей придавали знания, полученные  от  других  жизней,
существующих в памяти, но теперь она  опасалась  силы,  которую  дала  тем
другим психическим образам,  используя  данные  их  опыта.  Они  прятались
внутри ее как хищники, демон-тени, поджидающие в засаде.
     За исключением ее матери, которая имела власть над плотью и отреклась
от нее, Ганима все еще чувствовала потрясение от  внутренней  борьбы,  она
знала, что обязательно потеряла  бы  свое  собственное  "я",  если  бы  не
настойчивость Лито.
     Лито сказал, что его  Золотая  Тропа  уводила  с  этого  пути.  Кроме
изводящего сознания того, что он скрывал что-то  из  своего  видения,  она
могла лишь принимать его искренность.
     Ему нужна была ее изобилующая созидательность,  чтобы  обогатить  его
план.
     - Нам необходимо пройти Испытание,  -  сказал  он,  зная  в  чем  она
сомневается.
     - Не со спайсом.
     -  Возможно,  даже  так.  Наверняка,  в   пустыне   и   в   Испытании
Одержимостью.
     - Ты никогда не упоминал Испытания Одержимостью! -  обвинила  она.  -
Это часть твоего видения?
     Он пытался проглотить слюну, чтобы смочить пересохшее горло.
     - Да.
     - Значит, мы будем... одержимы?
     - Нет.
     Она подумала об Испытании - этом древнем экзамене Свободных,  который
в конечном итоге мог привести к ужасной смерти. Кроме того, этот план имел
другие сложности. Он привел бы их на острие лезвия, падение с которого  на
одну из сторон могло бы быть не поддержанным морально человеческим разумом
и этот разум мог бы остаться здравым.
     Зная, где блуждали его мысли, Лито сказал:
     - Власть привлекает медиумов. Всегда.  Вот  чего  нам  надо  избежать
внутри себя.
     - Ты уверен, что мы не поддадимся одержимости?
     - Нет, если мы создали Золотую Тропу.
     Все еще сомневаясь, она сказала:
     - Я не буду носить твоих детей, Лито.
     Он покачал головой, подавляя в  себе  внутреннюю  измену,  и  перешел
снова на древний язык, известный только им: - Сестра  моя,  я  люблю  тебя
больше, чем себя, но это вовсе не проявление нежности моих желаний.
     - Очень хорошо, тогда давай вернемся к другому аргументу до того, как
встретимся с  нашей  бабушкой.  Нож,  вонзенный  в  Алию,  мог  бы  решить
большинство наших проблем.
     - Если ты веришь этому, то поверишь, что мы сможем идти по грязи,  не
оставляя после себя никаких следов, - сказал он. - Кроме того, когда  было
такое, чтобы Алия давала кому-нибудь возможность?
     - Речь идет о Джавиде.
     - Неужели у Джавида пробиваются рога?
     Ганима пожала плечами.
     - Один яд, два яда.
     Это   был   общий   язык,   относящийся   к   королевской    привычке
каталогизировать компаньонов по их угрозе вашей персоне;  знак  правителей
повсюду.
     - Мы должны делать все по-моему, - сказал он.
     - Если бы мы поступили иначе, было бы чище.
     По ее ответу он знал, что  она  подавила  в  себе  свои  сомнения  и,
наконец, согласилась с его планом. Достигнув  этого,  он  не  почувствовал
себя счастливым. Он вдруг обнаружил, что смотрит на свои собственные руки,
размышляя, прилипнет ли к ним грязь.



                                    14

                     То   было   достижение   Муад    Диба.    Он    видел
                подсознательный   резервуар   каждого   индивидуума    как
                неосознанный  банк  памятей,  ведущих  к  начальной  клетке
                нашего общего генезиса. Каждый из нас, говорил  он,  может
                отмерять свой путь от этого общего происхождения. Видя это
                и говоря об этом, он совершил  дерзкий  прыжок  в  сторону
                принятия  решения.  Муад  Диб  поставил  себе  задачу   об
                интегрировании генетической  памяти  в  оценке  поведения.
                Таким образом, он прорвался сквозь завесы Времени,  сделав
                будущее Муад Диба, воплощенное в его сыне и его дочери.
                                              Харк ал-Ада. Завет Арракиса.

     Фарадин  шел  большими  шагами  через  сад,  который  являлся  частью
королевского дворца его деда, наблюдая, как его тень становится все короче
по мере того, как Солнце Салузы Второй катилось к полудню. Он  должен  был
увеличить шаг, чтобы не отставать от высокого Башара, который  сопровождал
его.
     - У меня есть сомнения, Тайканик, -  сказал  он.  -  О,  я  вовсе  не
отказываюсь от трона, но... - Он глубоко вздохнул. -  У  меня  есть  много
других интересов.
     Тайканик, после ожесточенной дискуссии с матерью Фарадина,  посмотрел
косо на Принца, отметив, как окрепла его плоть,  когда  он  достиг  своего
восемнадцатилетия. В нем все меньше  и  меньше  с  каждым  прошедшим  днем
оставалось от Вэнсики, и проявлялось  все  больше  и  больше  от  Шаддама,
который предпочел свои личные занятия королевским  обязанностям.  В  конце
концов, разумеется, это стоило ему трона. Он не был жесток.
     - Ты должен сделать выбор, - сказал Тайканик. - О, несомненно,  будет
время для удовлетворения каких-то твоих интересов, но...
     Фарадин покусывал нижнюю губу. Обязанность удерживала его  здесь,  но
он чувствовал себя разбитым. Лучше бы  он  отправился  на  площадку  среди
скал, где уже проходили испытания с песчаной форелью. Теперь имелся проект
с огромным потенциалом: отвоевать у Атридесов  монополию  по  производству
спайса и что-то должно было произойти.
     - Ты уверен, что эти близнецы будут... устранены?
     - Нет ничего абсолютно точного, Мой Принц, но шансы хорошие.
     Фарадин пожал плечами. Убийство оставалось фактом королевской  жизни.
Язык был полон едва заметных  перестановок  в  способах,  чтобы  устранить
важные персоны. С помощью одного слова  можно  было  отличить  отравленное
питье от отравленной пищи. Он  полагал,  что  Атридесские  близнецы  будут
ликвидированы с помощью яда. Это была не совсем приятная мысль.  По  общим
отзывам близнецы были довольно интересной парой.
     - Нам обязательно надо отправиться на Арракис? - спросил Фарадин.
     - Это лучший  выбор,  это  значительно  ускорит  осуществление  наших
планов.
     У Фарадина оставался еще один вопрос, и Тайканик поинтересовался, для
чего эти расспросы.
     - Я встревожен, Тайканик, - сказал Фарадин, когда они поворачивали за
угол ограды  и  направлялись  к  фонтану,  окруженному  огромными  черными
розами. Из-за ограды было слышно, как садовники щелкали ножницами.
     - Да? - подгонял его Тайканик.
     - Ну, это, религия, которую мы изучаем...
     - В этом нет ничего страшного,  Мой  Принц,  -  сказал  Тайканик;  он
надеялся, что его голос был твердым и уверенным. - Эта религия  обращается
к воину, который предстает в моем лице. Это очень подходящая  религия  для
Сардукара. - По крайней мере, это была правда.
     - Да-а-а... Но моей маме, видимо, это очень  нравится.  "Пропади  она
пропадом, эта Вэнсика! - подумал Башар.  -  Она  вызывает  у  своего  сына
подозрения".
     - Меня не волнует, о чем думает  твоя  мама,  -  сказал  Тайканик.  -
Религия - это личное дело каждого человека. Возможно,  она  видит  в  этом
нечто, что, может быть, поможет возвести тебя на трон.
     - Именно об этом я и думал, - сказал Фарадин.
     "Какой наблюдательный парень!" - подумал Тайканик. Потом сказал:
     - Присмотрись к этой религии сам:  ты  сразу  же  поймешь,  почему  я
выбрал ее.
     - И, тем не менее... проповеди Муад Диба?  В  конце  концов,  он  был
Атридесом.
     - Я могу лишь сказать,  что  пути  Господни  неисповедимы,  -  сказал
Тайканик.
     - Да.  Скажи  мне,  Тайк,  почему  ты  именно  теперь  попросил  меня
прогуляться с тобой? Сейчас почти полдень, и обычно в это время  моя  мать
отправляет тебя куда-нибудь с разными поручениями.
     Тайканик остановился  у  каменной  скамьи,  которая  стояла  напротив
фонтана; позади нее росли гигантские розы. Плещущая  вода  действовала  на
него успокаивающе, и, не отрывая от нее глаз, он заговорил:
     - Мой Принц, я делал кое-что, что не  понравилось  твоей  маме.  -  И
подумал: "Если он поверит этому,  то  ее  дьявольская  схема  заработает".
Тайканик почти наделятся, что схема Вэнсики потерпит крах. "Привезти  сюда
этого проклятого Проповедника. Она была ненормальной. И какой ценой!"
     Когда Тайканик в ожидании замолчал, Фарадин спросил:
     - Ладно, Тайк, что же ты натворил?
     - Я доставил сюда практикующего толкователя снов, - сказал Тайканик.
     Фарадин метнул проницательный взгляд  в  сторону  своего  компаньона.
Некоторые из более старших сардукаров играли в игру  с  толкованием  снов,
они  так  в  этом  преуспели  после  их  поражения  в  "игре"  с  "главным
толкователем снов" Муад Дибом. Где-то в их снах, как они  полагали,  может
быть указано, как достичь власти и славы. Но Тайканик всегда воздерживался
от этой игры.
     - Это не похоже на тебя, Тайк, - сказал Фарадин.
     - Тогда я могу только говорить о том,  что  подразумевает  эта  новая
религия,  -  сказал  он,  обращаясь  к  фонтану.  Упоминать   о   религии,
подразумевалось, конечно, говорить о том,  зачем  они  рискнули  доставить
сюда Проповедника.
     - Тогда говори то, что подразумевает эта религия, - сказал Фарадин.
     - Как велит Мой Принц, - Он  повернулся,  посмотрел  на  этого  юного
обладателя всех снов, которые теперь извлекались для того, чтобы направить
Дом Коррино по правильному пути. - Церковь и Государство, Мой Принц,  даже
научное обоснование и вера; и даже больше: прогресс и традиция -  все  это
согласовано в учении Муад Диба. Он учил, что  не  существует  непримиримых
противоположностей,  за  исключением  вероисповеданий  и   снов.   Будущее
открывают в прошлом, и оба эти понятия являются частью одного целого.
     Несмотря на  сомнения,  которые  он  не  мог  рассеять,  Фарадин  был
потрясен этими словами. Он услышал ноту вынужденной откровенности в голосе
Тайканика, как будто человек говорил против своей воли.  -  И  поэтому  ты
приведешь ко мне этого... этого толкователя снов?
     - Да, Мой Принц. Потому что твой сон пронизывает  Время.  Ты  сможешь
понять свою внутреннюю сущность, когда  осознаешь,  что  вселенная  -  это
единое целое. Твои сны... ну как это сказать...
     - Но я не придавал значения своим снам, -  запротестовал  Фарадин.  -
Они как диковинка, не больше. Я никогда не подозревал, что ты.
     - Мой принц, имеет значение все, что бы ты ни сделал.
     - Ты сильно преувеличиваешь, Тайк. Ты в самом деле веришь,  что  этот
Проповедник может разгадывать самые великие тайны?
     - Да, Мой Принц.
     - Тогда придется огорчить мою мать.
     - Ты хочешь увидеть его?
     - Конечно, если ты доставил его сюда, чтобы вызвать неудовольствие  у
моей матери.
     "Он насмехается надо мной?" - подумал Тайканик. И сказал: - Я  должен
предупредить вас, что старик носит маску. Это изобретение с  планеты  Икс,
которое позволяет слепому видеть своей собственной кожей.
     - Он слепой?
     - Да, Мой Принц.
     - Он знает, кто я?
     - Я сказал ему, Мой Принц.
     - Очень хорошо. Пойдем к нему.
     - Если Мой Принц соизволит подождать один  момент  здесь,  я  приведу
старика к нему.
     Фарадин оглядел окружавший фонтан, улыбнулся. Это место, как и  любое
другое, как нельзя лучше подходит для этой глупой затеи.
     - Ты говорил ему, что мне снилось?
     - Только в общих чертах, Мой Принц. Он спросит  вас  о  ваших  личных
суждениях по этому поводу.
     - Очень хорошо. Я буду ждать здесь. Веди его.
     Фарадин повернулся к нему спиной, он слышал,  как  Тайканик  поспешно
ушел. Можно было видеть, как  садовник  работал  за  оградой,  была  видна
макушка его головы в коричневой кепке,  сверкающие  ножницы,  которыми  он
срезал зеленые верхушки кустов. Зрелище было завораживающим.
     "Толкование снов - это чушь - думал Фарадин. - Со стороны Тайка  было
неправильно делать это, не посоветовавшись со мной. Странно,  что  Тайк  в
его возрасте ударился в религию. А теперь еще эти сны".
     Немного погодя он услышал позади  себя  шаги.  Хорошо  знакомые  шаги
Тайканика и более медленная походка. Фарадин повернулся, он  посмотрел  на
приближающуюся фигуру толкователя  снов.  Иксианская  маска  была  черного
цвета, просвечивающая, тонкая, закрывающая лицо  ото  лба  до  подбородка.
Разрезов для глаз на маске не было. Если верить иксианским россказням,  то
вся маска, целиком, представляла собой глаз.
     Тайканик остановился в двух шагах от Фарадина,  но  человек  в  маске
приблизился к нему на расстояние меньше одного шага.
     - Толкователь снов, - сказал Тайканик. Фарадин кивнул.
     Старик в маске кашлянул так, как будто хотел вытолкнуть что-то наверх
из своего желудка.
     Фарадин почувствовал резкий запах спайса, исходивший от  старика.  Он
исходил от длинной серой одежды, которая закрывала его тело.
     - Эта маска действительно часть вашей плоти? - спросил Фарадин, желая
оттянуть разговор о сне.
     - Пока я ношу, - произнес старик, и его голос имел гнусавый оттенок и
характерный акцент Свободных. - Твой сон, - сказал он. - Расскажи мне его.
     Фарадин пожал плечами.
     - Почему бы и нет?
     "Вот зачем Тайк привел сюда старика. А так ли это?"
     Сомнения охватили Фарадина и он спросил:
     - Вы действительно толкователь снов?
     - Я пришел, чтобы истолковать твой сон, Могущественный Господин.
     Снова Фарадин пожал  плечами.  Эта  фигура  в  маске  заставляла  его
нервничать, и он посмотрел на Тайканика, который оставался на  том  месте,
где и остановился, сложив руки на груди и ставившись на фонтан.
     - Итак, ваш сон, - настаивал старик.
     Фарадин  глубоко  вздохнул  и  начал  излагать  свой  сон.  Когда  он
совершенно увлекся рассказом, стало легче. Он рассказал про воду,  которая
текла вверх по стенам колодца, о мирах, которые в виде атомов кружились  в
его голове, о змее, которая превращалась в песчаного  червя  и  взрывалась
облаком  пыли.  Рассказывая  о  змее,  он  очень   удивился,   что   здесь
потребовалось приложить больше усилий. Ужасное нежелание, сидевшее в  нем,
мешало ему, и это сердило его, когда он рассказывал.
     Старик оставался безучастным, когда Фарадин,  наконец,  умолк  Черная
тонкая маска едва заметно двигалась в такт дыханию. Фарадин ждал. Молчание
продолжалось.
     Вскоре Фарадин спросил:
     - Вы не собираетесь истолковать мой сон?
     - Я уже истолковал его. - Казалось, что его голос слышался издалека.
     -  Ну  и?  -  Свой  собственный  голос  Фарадину  показался  каким-то
писклявым, это говорило о том, какое напряжение возымел  на  него  рассказ
про сон.
     Но старик по-прежнему оставался безразлично молчаливым.
     -  Скажите  мне,  наконец!  -  В  его  голосе  очень  ясно  слышалось
раздражение.
     - Я сказал, что уже истолковал, -  повторил  старик.  -  У  меня  нет
желания рассказывать о моем истолковании тебе.
     Даже Тайканика это задело, и он сжал руки в кулаки.
     - Я сказал, что представил свое истолкование, - сказал старик.
     - Ты хочешь, чтобы тебе больше заплатили? - спросил Фарадин.
     - Я вообще не просил никакой платы, когда меня сюда привели.
     Что-то наподобие  холодной  гордости  в  этом  ответе  смягчило  гнев
Фарадина.  Это  был  очень  храбрый  старик.  Он  должен  был  знать,  что
непослушание каралось смертью.
     - Позвольте мне, Мой Принц, - сказал Тайканик,  когда  Фарадин  начал
говорить.
     Тогда он спросил:
     - Почему ты не хочешь раскрыть твое истолкование?
     - Ладно, мой  господин.  Сон  говорит  мне  о  том,  что  нет  смысла
объяснять эти вещи.
     Фарадин не мог сдержать себя.
     - Ты хочешь сказать, что я уже знаю смысл своего сна?
     -  Может  быть,  да,  Мой  Господин,  но  это  не  главное.  Тайканик
придвинулся ближе к Фарадину. Оба пристально смотрели на старика.
     - Объясни, что ты хочешь сказать! - сказал Тайканик.
     - В самом деле, - сказал Фарадин.
     - Если бы мне пришлось  говорить  про  этот  сон,  чтобы  исследовать
вопросы воды и пыли, змей и червей, чтобы проанализировать атомы,  которые
роятся в твоей голове, также как и в моей, - ах, Могущественный  Господин,
- то мои слова озадачили бы тебя и ты бы ничего не понял.
     - Ты боишься, что твои слова могли бы  разгневать  меня,  -  требовал
Фарадин.
     - Мой Господин! Ты уже разгневан.
     - Это потому, что ты не доверяешь нам? - спросил Тайканик.
     - Очень близко к цели, мой Господин. Я также не доверяю  тебе,  и  по
простой причине - потому что ты сам себе не доверяешь.
     - Ты очень рискуешь, - сказал Тайканик. - Здесь людей казнят за менее
безобидное и оскорбительное поведение, чем твое.
     Фарадин кивал в знак согласия и сказал:
     - Не испытывай наше терпение.
     - Фатальные последствия гнева Коррино хорошо известны,  Мой  Господин
Салузы Второй, - сказал старик.
     Тайканик положил свою руку на руку Фарадина, чтобы сдержать его гнев,
и спросил:
     - Ты пытаешься довести нас до того, чтобы мы убили тебя?
     Фарадин не думал об этом, он чувствовал теперь холод внутри себя, как
только представил, что могло означать такое поведение. Представлял ли этот
старик,  которого  называли  Проповедником...  представлял  ли  он   нечто
большее, чем казался? Что могло бы повлечь за собой его  смерть?  Мученики
могли бы оказаться очень опасными существами.
     - Я сомневаюсь, что ты убил бы меня, независимо от  того,  что  бы  я
сказал, - проговорил Проповедник. - Я думаю, ты знаешь мне цену, Башар,  и
твой Принц об этом догадывается.
     - Ты совсем отказываешься объяснять его сон? - спросил Тайканик.
     - Я уже объяснил его.
     - Но ты не сказал, что нашел в нем?
     - Ты порицаешь меня, Мой Господин?
     - Какую ценность ты можешь представлять для меня? - спросил Фарадин.
     Проповедник протянул вперед правую руку.
     - Если я поманю этой рукой, то придет Данкан Айдахо и будет исполнять
мои приказания.
     - Что это за пустое хвастовство? - спросил Фарадин.
     Но Тайканик покачал головой, припоминая  свой  спор  с  Вэнсикой.  Он
сказал:
     - Мой Принц, это может  быть  правдой.  У  этого  проповедника  много
последователей на Дюне.
     - Почему ты не сказал мне, что он оттуда? - спросил Фарадин.
     До  того,  как  Тайканик  смог  ответить,  Проповедник  обратился   к
Фарадину:
     - Мой Господин, ты не должен чувствовать своей вины  за  Арракис.  Ты
всего  лишь  продукт  своего  времени.  Это  особого  рода  мольба  любого
человека, который погряз в своей виновности.
     - Виновности! - гневно выпалил Фарадин.
     Проповедник только пожал плечами.
     Странно, но неистовство Фарадина сменилось изумлением. Он  засмеялся,
откидывая назад голову, отводя от Тайканика  настороженный  взгляд.  Потом
сказал:
     - Ты нравишься мне, Проповедник.
     - Это как вознаграждение для меня, Принц, - ответил старик.
     Подавляя смех, Фарадин сказал:
     - Мы найдем для тебя апартаменты здесь, при  дворе.  Ты  будешь  моим
официальным толкователем снов - даже если ты  никогда  не  скажешь  мне  и
слова о своем толковании. И ты можешь рассказывать мне о Дюне. Я испытываю
огромное любопытство к этому месту.
     - Этого я не могу сделать, Принц.
     Гнев, достигший критической точки, снова  вернулся  к  нему.  Фарадин
бросил молниеносный взгляд на черную маску.
     - А почему бы и нет, умоляю, скажи?
     - Мой принц, - прервал Тайканик, снова дотрагиваясь до руки Фарадина.
     - В чем дело, Тайк?
     - Мы доставили его сюда, заключив соглашение с Космическим Союзом. Он
должен быть возвращен на Дюну.
     - Мне велели вернуться на Арракис, - сказал Проповедник.
     - Кто велит тебе? - требовательно спросил Фарадин.
     - Власть более великая, чем твоя, Принц.
     Фарадин вопросительно посмотрел на Тайканика.
     - Он шпион Атридесов?
     - Не совсем так, мой Принц. Алия установила цену за его голову.
     - Если это  не  Атридесы,  тогда  кто  приказывает  тебе?  -  спросил
Фарадин, переключая свое внимание на Проповедника.
     - Возможность более великая, чем Атридесы.
     У Фарадина вырвался смешок. Это была какая-то мистическая чепуха. Как
могли одурачить Проповедника? Проповеднику приказывали, и скорей всего это
были сны. Какое важное значение имели эти сны?
     - Это пустая трата времени, Тайк,  -  сказал  Фарадин.  -  Почему  ты
подверг меня этой... этой Шутке?
     - Это имеет двойную ценность, Мой Принц, - ответил Тайканик.
     - Этот толкователь снов  обещал  мне  доставить  Данкана  Айдахо  как
агента Дома Коррино. Все, о чем он  просил,  это  встретиться  с  тобой  и
истолковать твой сон. - Про  себя  Тайканик  добавил:  "И  так  он  сказал
Вэнсике". Новые сомнения напали на Башара.
     - Почему мой сон так важен для тебя, старик? - спросил Фарадин.
     - Твой сон говорит  мне,  что  великие  события  идут  к  логическому
заключению, - сказал Проповедник. - Я должен поспешить с возвращением.
     Усмехаясь, Фарадин сказал:
     - Ты хочешь остаться загадочным, так и не дав мне совета.
     - Совет, Принц, очень опасное дело. Но  я  рискну  сказать  несколько
слов, которые ты можешь воспринимать как совет или  как-то  иначе,  вообще
как ты этого захочешь.
     - Конечно, - сказал Фарадин.
     Закрытое маской лицо Проповедника было прямо против лица Фарадина.
     - Правительства могут приходить к власти или распадаться по  причинам
абсолютно незначительным, Принц.  Какие  пустяковые  события!  Спор  между
двумя  женщинами...  куда  дует  ветер  в  какой-то  определенный  день...
насморк, кашель, длина одежды или как соринка попала в  глаз  придворного.
Это не всегда важные  интересы  министров  Империи,  которые  диктуют  ход
истории, а также вовсе необязательные  понтификации  священников,  которые
движут руками Господа!
     Эти слова глубоко взволновали Фарадина, и он не мог найти  объяснения
этим чувствам.
     Тайканика, однако,  заинтересовала  одна  фраза.  Почему  Проповедник
говорил про одежду? Мысли Тайканика сосредоточились на Имперских костюмах,
которые отправили Атридесам-близнецам, на тиграх,  которых  выдрессировали
нападать. Неужели этот старик делал неуловимое предупреждение? Много ли он
знал?
     - Как можно воспользоваться  этими  словами,  в  качестве  совета?  -
спросил Фарадин.
     - Если у тебя это получится, - сказал Проповедник. - Ты должен свести
свою стратегию к точке ее применения. Где применяют  стратегию?  В  особом
месте и с особыми людьми. Но даже если учесть все мельчайшие  детали,  все
равно одна ничего не значащая деталь останется не замеченной тобой.  Может
быть, Принц, твоя стратегия доведена до амбиций жен местного правителя?
     Холодным голосом Тайканик прервал его:
     - Почему ты заладил про эту стратегию, Проповедник? Как  ты  думаешь,
что ожидает Принца?
     - Все идет к тому, что он пожелает занять трон, - сказал Проповедник.
- Я желаю удачи, но ему, возможно, понадобится нечто гораздо большее,  чем
удача.
     - Это опасные  слова,  -  сказал  Фарадин.  -  Как  ты  осмеливаешься
произносить такие слова?
     -  Амбиции  ведут  к  тому,  что  действительность   перестает   тебя
волновать, - сказал Проповедник. - Я осмеливаюсь произносить такие  слова,
потому что ты стоишь на распутье. Ты мог бы стать замечательным. Но сейчас
ты окружен теми, кто не ищет моральных  оправданий,  советниками,  которые
стратегически ориентированы. Ты  молод,  силен  и  вынослив,  но  тебе  не
достает определенного, хорошо продуманного обучения,  с  помощью  которого
мог бы формироваться твой характер. Это грустно, потому что  у  тебя  есть
слабости, о которых я уже рассказывал.
     - Что ты имеешь в виду? - потребовал Тайканик.
     - Будь осторожен, когда говоришь,  -  сказал  Фарадин.  -  Про  какую
слабость ты говоришь?
     - Ты не дал ни малейшего намека на то,  каким  может  быть  общество,
которое ты мог бы предпочесть, - сказал Проповедник. - Ты не принимаешь во
внимание надежды своих подданных. Ты не имеешь даже малого представления о
форме Империи, которой  ты  добиваешься.  -  Он  повернул  лицо,  закрытое
маской, к Тайканику.
     - Тебя больше притягивает власть, а не то, как ею пользоваться и  как
избежать опасности, которые она уготовила.  Таким  образом,  твое  будущее
заполнено явными  таинствами:  спорящими  женщинами,  кашлем  и  ветреными
днями. Как ты можешь создать эпоху, если не можешь видеть  каждой  мелочи?
Твой здравый ум не будет служить тебе. Вот в этом-то и есть твои слабости.
     Фарадин долго изучал старика,  удивляясь  глубоким  выводам,  которые
были   результатом   его   мысленной   деятельности,   постоянству   таких
подвергнутых сомнения понятий.  Мораль!  Цели  общества!  Это  были  мифы,
которые должны были существовать параллельно с верой в восходящее движение
эволюции.
     Тайканик сказал:
     -  Достаточно  произнесено  слов.  На  какой  цене  вы  остановились,
Проповедник?
     - Данкан Айдахо - вал, - сказал Проповедник. - Подумайте,  как  лучше
использовать его. Ему цены нет.
     - О, у нас для него есть подходящая миссия, -  ответил  Тайканик.  Он
взглянул на Фарадина. - С вашего разрешения, Мой Принц?
     - Отошлите его до того, как я изменю свое решение, - сказал  Фарадин.
Потом, глядя на Тайканика: - Мне не нравится, как  ты  обошелся  со  мной,
Тайк!
     - Прости меня, Принц, -  сказал  Проповедник.  -  Твой  верный  Башар
выполняет волю Бога, даже не подозревая об этом. Откланявшись, Проповедник
удалился, и Тайканик поспешил проводить его. Фарадин смотрел  им  вслед  и
думал: "Я должен узнать, что это за религия, которой отдается Тайк". И  он
грустно улыбнулся.



                                    15

                     "И он в своем видении увидел доспехи. Доспехи не были
                его собственной кожей: они  были  сильнее,  чем  пласталь.
                Ничто не могло проникнуть сквозь его доспехи: ни  нож,  ни
                яд, ни песок, ни пыль пустыни или ее  изнуряющая  жара.  В
                своей  правой  руке  он  содержал  силу,   чтобы   вызвать
                кориолисову бурю, чтобы вызвать землетрясение и превратить
                все в ничто. Его глаза были прикованы к Золотой Тропе, а в
                левой руке он держал скипетр абсолютной власти. А там, где
                обрывалась  Золотая  Тропа,  его  глаза   устремлялись   в
                вечность, которая, как он знал, должна быть пищей для  его
                души и вечно существующей плоти."
                              "Хейхия: Сон моего брата" из "Книги Ганимы".

     - Лучше будет, если я никогда не стану Императором, - сказал Лито.  -
Я не намекаю на то, что совершил ошибку своего отца и заглянул в  будущее,
приняв стакан спайса. Я говорю, что это все из-за эгоизма. Моя сестра и  я
отчаянно нуждаемся в том времени, когда мы сможем узнать, как жить  таким,
как мы?
     Он умолк, вопросительно посмотрев на Леди Джессику. Интересно,  каков
будет ответ их бабушки?
     Джессика изучала своего внука в тусклом свете  светильников,  которые
освещали ее апартаменты в съетче Табр. Все еще было раннее утро,  это  был
ее второй день пребывания здесь, и ей уже успели  доложить,  что  близнецы
провели целую ночь вне съетча. Что они там делали? Она плохо спала  в  эту
ночь. Это был съетч ее ночных кошмаров  -  но  за  его  стенами,  не  было
пустыни, насколько она помнила. Откуда взялись все эти цветы?.  И  воздух,
окружавший ее, казался слишком сырым.
     - Объясни, дитя, что это значит: вам нужно время, чтобы познать себя?
- спросила она.
     Он слегка покачал головой, зная, что это был жест взрослого  человека
в детском теле, напоминая себе, что  он  должен  вывести  эту  женщину  из
равновесия.
     - Во-первых, я не ребенок. О... - Он дотронулся до груди. - Это  тело
ребенка, и это не подлежит сомнению. Но я не ребенок.
     Джессика покусывала верхнюю губу. Ее Герцог, который так  давно  умер
на этой проклятой планете,  смеялся  над  этой  ее  привычкой.  "Это  твой
необузданный ответ". Так он называл это покусывание губы. "Это говорит мне
о том, что ты встревожена, и я должен поцеловать эти губы, чтобы  снять  с
них это волнение".
     Теперь ее внук, который носил имя ее герцога, успокоил ее лишь  одной
улыбкой и фразой:
     - Ты встревожена: я вижу это по твоим дрожащим губам.
     Необходимо было глубокое знание одной из  дисциплин  Бене  Джессерит,
чтобы создать хотя бы видимость душевного равновесия. Она овладела собой и
спросила:
     - Ты насмехаешься надо мной?
     - Насмехаться над тобой? Никогда. Но я должен объяснить тебе, что  мы
очень сильно отличаемся друг  от  друга.  Позволь  напомнить  тебе  о  тех
оргиях, происходивших много лет тому назад, когда старая Преподобная  Мать
передала тебе ее собственные  жизни  и  воспоминания.  Она  передала  тебе
длинную цепь, каждое звено которой подразумевает отдельную личность. Ты до
сих пор имеешь всех в своем распоряжении. Поэтому  ты  знаешь  кое-что  из
того, что мы с Ганимой испытываем.
     - А Алия? - спросила Джессика, дразня его.
     - А разве ты не говорила об этом с Гани?
     - Я хочу обсудить это с тобой.
     - Очень хорошо. Алия отрицала то, что было с ней, и,  наконец,  стала
тем, чего они больше всего боялись. Это опасно для любого человека, но для
нас, предрожденных, это хуже, чем смерть. И это все, что  я  хочу  сказать
про Алию.
     - Итак, ты не ребенок, - сказала Джессика.
     - Мне миллионы лет.
     Джессика кивнула, на этот раз спокойнее, но  с  ним  она  была  более
осторожной, чем с Ганимой. А где была Ганима? Почему Лито пришел один?
     - Послушай, бабушка, - сказал он. - Мы - это последствие! Мерзость  и
мы - разве это надежда Атридесов?
     Джессика не обратила внимания на вопрос.
     - Где твоя сестра?
     - Она  отвлекают  Алию,  чтобы  оградить  нас  от  беспокойства.  Это
необходимо. Но Ганима рассказала бы  тебе  больше,  чем  я.  Разве  ты  не
заметила этого вчера?
     - То, что я заметила, это мое дело. Почему ты лепечешь про Мерзость?
     - Лепечу? Не обращайся ко мне на своем  Бене  Джессеритском  жаргоне,
бабушка. Тем же самым я тебе отвечу, слово за слово. Я хочу большего,  чем
дрожание твоих губ...
     Джессика встряхнула головой, чувствуя  холодность  этого...  лица,  в
жилах которого текла ее кровь.  Она  пыталась  противостоять  его  тону  и
спросила:
     - Что ты знаешь о моих намерениях?
     Он усмехнулся.
     - Ты не должна спрашивать, совершил ли я ошибку, как мой отец.  Я  не
выглядывал за пределы нашего сада времени, по крайней  мере,  не  пытался.
Оставь абсолютные знания будущего для  моментов  deja  vu,  которые  может
испытать любой человек.
     Я знаю, какую западню готовит предвидение. Жизнь моего  отца  говорит
мне, что я должен знать об этом. Навсегда пойманным, как в  ловушку,  этим
будущим. Это разрушает  время.  Настоящее  становится  будущим  мне  нужно
гораздо больше свободы, чем эта.
     Джессика не знала, что ответить. Это чудовищно! "Мой  любимый  Лито!"
Эта мысль потрясла ее. На  мгновение  ей  показалось,  что  детская  маска
сейчас упадет и обнаружатся те дорогие черты... Нет!
     Лито опустил голову и смотрел исподлобья, изучая  ее.  Да,  ею  можно
управлять. Он сказал:
     - Когда ты думаешь о предвидении, ты ничем не отличаешься от  других.
Большинство людей представляет, как было бы хорошо,  если  бы  можно  было
знать  завтрашний  курс  цен  на  китовый  мех.  Или  будет  ли  Харконнен
когда-нибудь еще управлять своим Домом Гайди Прайм. Но, конечно, мы  знаем
о Харконненах без предвидения, не так ли, бабушка?
     Она не захотела снизойти до  его  насмешек  над  кровью  Харконненов,
которая передалась ему от его далеких предков.
     - Кто такой Харконнен? - спросил он. - Кто такой  Зверь  Раббан?  Это
один из нас, а? Но я отклоняюсь от темы. Я  говорю  об  общепринятом  мифе
предвидения: знать будущее абсолютно! Полностью!  Какие  судьбы  могли  бы
быть созданы, а какие потеряны  благодаря  таким  абсолютным  знаниям,  а?
Толни верит в это. Они верят, что  если  откусить  маленький  кусочек,  то
будет хорошо, а если большой, то будет намного лучше. Как замечательно!  И
если ты дашь любому из них полный сценарий его жизни, то какой  это  будет
жуткий подарок. Что за скука! Он будет иметь  абсолютное  знание  о  любом
моменте его жизни, который он проживает. Никакого отклонения!  Он  мог  бы
предвосхищать каждый ответ, каждое высказывание - еще и еще, и еще, и еще,
и еще и...
     Лито покачал головой.
     - Незнание имеют свои преимущества. Вселенная, которая  таит  в  себе
неожиданности, вот чего я хочу!
     Это была длинная речь  и,  когда  она  слушала  его,  то  была  очень
удивлена, что его манера говорить, его интонации напомнили ей его  отца  -
ее потерянного сына, даже сами Идеи: это  были  вещи,  о  которых  мог  бы
говорить Пол.
     - Ты напоминаешь мне своего отца, - сказала она.
     - Тебе это причиняет боль?
     - Некоторым образом, но и в то же время убеждает, что  он  продолжает
жить в тебе.
     - Как мало ты помнишь из того, как он продолжает жить во мне.
     Джессика заметила, что он говорил ровным голосом, но  в  голосе  этом
слышалась горечь. Она приподняла подбородок чтобы  смотреть  ему  прямо  в
лицо.
     - Или как твой  Герцог  живет  во  мне,  -  это  ты!  Алия  настолько
повторяет тебя, что твоя жизнь не может утаить никаких секретов от нее.  И
я! Я - как Каталог записей памяти. Бывают моменты, когда становится просто
невыносимо. Ты пришла сюда, чтобы судить нас. Ты пришла сюда, чтобы судить
Алию? Это лучше, чем если бы мы судили тебя!
     Джессика не знала, что на это ответить. Что  он  делает?  Неужели  он
достиг состояния Алии - Мерзости?
     - Это беспокоит тебя, - сказал он.
     - Это беспокоит меня. - Она пожала  плечами.  -  "Да,  это  беспокоит
меня, - и причины ты прекрасно знаешь. Я уверена, что ты  пересмотрел  мое
обучение в Бене Джессерит. Ганима делает это. Я знаю, что Алия...  делала.
Ты знаешь, откуда вытекает твое отличие".
     Он напряженно смотрел на нее.
     - Мы знаем дрожание твоих губ, как  это  знал  твой  возлюбленный.  В
каждой спальне, если мы захотим,  мы  можем  услышать  шепот  Герцога.  Ты
восприняла это интеллектуально, я в этом не сомневаюсь. Но я  предупреждаю
тебя, что интеллектуального восприятия недостаточно. Если  кто-то  из  нас
станет Мерзостью... возможно ей  окажешься  ты,  создающая  это.  Или  мой
отец... или мать! Твой Герцог. Любой из вас мог овладеть нами - и  условие
будет тем же.
     Джессика почувствовала жжение в груди, в глазах потемнело.
     - Лито... - едва выговорила она, позволив себе,  наконец,  произнести
его имя. Оказалось, это причиняло меньше  боли,  чем  она  думала.  Собрав
силы, она продолжала. - Чего ты хочешь от меня?
     - Я хотел бы поучить свою бабушку.
     - Учить меня? Чему?
     - Прошлой ночью мы с Ганимой играли роли наших родителей,  это  почти
довело нас до самоуничтожения,  но  зато  мы  многое  узнали.  Есть  вещи,
которые надо знать. Благодаря им можно предупредить любые действия. Теперь
Алия это совершенно верно, замышляет похитить тебя.
     Джессика метнула взгляд в его сторону, она была потрясена услышанным.
Она знала хорошо этот прием, и сама несколько раз пользовалась  им,  когда
человека убеждают, и затем шокируют; Она  пришла  в  себя,  сделав  резкий
вдох.
     - Я знаю, что Алия делала... что она, но...
     - Бабушка, пожалей ее. Положись на свое сердце, а  равно  и  на  свой
интеллект. Раньше ты это делала. Ты несешь угрозу, и Алия хочет прибрать к
рукам всю Империю, по крайней мере, это единственное, чего она хочет.
     - Как мне распознать, кто это говорил: она сама,  или  это  результат
проявления Мерзости?
     Он пожал плечами.
     - Вот где тебе  должно  помочь  сердце.  Гани  и  я  знаем,  как  она
чувствует. Не очень-то  легко  противостоять  требованиям  этого  великого
множества лиц, которые внутри, подавить их собственное "я",  а  потом  они
снова будут атаковать всей толпой - каждый раз, когда вызываешь чью-нибудь
память. Однажды... - он сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшее горло,  -
...один из этих решит, что пора делить плоть.
     - И ты ничего не можешь сделать?  -  Она  задала  этот  вопрос,  хотя
боялась ответа.
     - Мы верим, что есть  что-то...  да.  Мы  не  можем  быть  подвержены
спайсу.  И  мы  не  должны  полностью   подавлять   прошлое.   Мы   должны
воспользоваться им. В конечном итоге мы смешаемся с ними в нас  самих.  Мы
перестанем быть самими собой - но также мы не будем одержимы.
     - Ты говоришь о плане похищения меня.
     - Это очевидно, Вэнсика очень честолюбива по отношению к  сыну.  Алия
тоже честолюбива по отношению к себе...
     - Алия и Фарадин?
     - Это не точно, - сказал он. - Но Алия и Вэнсика  идут  параллельными
курсами сейчас. Сестра Вэнсики находится в доме Алии. Что может быть проще
послания к..
     - Ты знаешь об этом послании?
     - Я будто бы видел его и читал каждое слово.
     - Но ведь ты не видел этого послания?
     - В этом нет необходимости. Мне достаточно знать,  что  все  Атридесы
здесь, на Арракисе. Вся вода в одной цистерне. -  Он  жестом  охватил  всю
планету.
     - Дом Коррино не осмелился бы напасть на нас здесь!
     - Алия  немедленно  воспользуется  этим,  если  только  попытаются...
Усмешка в его голосе рассердила ее.
     - Я не хочу, чтобы мне покровительствовал мой внук, - сказала она.
     - Тогда, женщина, перестань думать обо мне, как о своем внуке!  Думай
обо мне, как о герцоге Лито! - Тон его голоса и выражение лица, даже  жест
руки, были настолько точны, что она в  смущении  замолчала.  -  Лито  сухо
добавил: -  Я  пытался  подготовить  тебя.  Предоставь  мне  хотя  бы  эту
возможность.
     - Почему Алия хочет похитить меня?
     - Для того, чтобы взвалить вину на Дом Коррино.
     - Я не верю этому. Даже  для  нее  это  было  бы  чудовищно.  Слишком
опасно! Как она могла бы сделать это без... Я не могу поверить этому!
     - Когда это случится, ты поверишь. Бабушка, ведь Гани и я погружались
в самих себя, и мы знаем. Это своего рода самозащита. Как же еще мы  можем
реагировать на ошибки, которые совершаются вокруг нас?
     - Я ни на минуту не приму это похищение как часть плана Алии...
     - Всю Империю мучают сомнения, зачем ты здесь.  Люди  Вэнсики  готовы
дискредитировать тебя. Алия не может ждать, когда это случится. Если бы мы
опустились, Дом Атридесов мог бы пострадать от смертельного удара.
     - Какие же сомнения мучают Империю?
     Она холодно, насколько это было возможно,  отчеканила  каждое  слово,
зная, что на этого не-ребенка не сможет воздействовать никакая интонация.
     - "Леди Джессика планирует сочетать браком этих близнецов", -  сказал
он. - Вот чего хотят Сестры ордена Бене Джессерит. Кровосмешения!
     Она сверкнула глазами.
     - Глупые слухи. - Она сделал паузу. -  Бене  Джессерит  не  допустит,
чтобы такие слухи распространялись по всей Империи. Мы еще имеем некоторое
влияние. Помни это.
     - Слухи. Что за слухи? У тебя же были планы относительно того,  чтобы
скрестить нас? - Не отрицай этого. Позволь нам провести годы нашей половой
зрелости в том же доме, в котором и ты живешь, и  твое  влияние  будет  не
более чем размахивание тряпкой перед мордой песчаного червя.
     - Ты думаешь, что мы так глупы? - спросила Джессика.
     - Да. Твой Орден Сестер -  это  всего  лишь  букет  проклятых  глупых
старых женщин, которые ни в коем случае не перешагнут рамки  их  бесценной
своднической программы! Гани и я знаем их способы. Ты думаешь, мы дураки?
     - Способы?
     - Они знают, что ты из Харконненов. У них  есть  запись:  Джессика  -
дочь Танидии Нерус, наследница Барона Владимира Харконнена.  Случайно  эта
запись может быть обнародована...
     - Ты думаешь, Сестры способны на шантаж?
     - Да, я знаю, они могут. Они делают это очень  тонко.  Они  приказали
тебе разобраться со слухами, которые ходят о твоей дочери. Они  дали  пишу
твоему  любопытству  и  твоим  страхам.   Они   пробудили   твое   чувство
ответственности, заставили тебя почувствовать себя виновной, потому что ты
вернулась на Келадан. И они предложили тубе план спасения твоих внуков.
     Джессика могла лишь молча смотреть  на  него.  Было  такое  ощущение,
будто он говорил правду о том, что  Алия  планирует  похищение.  Она  была
полностью подавлена его словами, и теперь допустила  возможность,  что  он
говорил правду, когда сказал, что Алия планировала.
     - Вот видишь, бабушка, я должен решить очень трудный вопрос, - сказал
он. - Следую ли я мистике Атридесов? Живу ли я ради моих идеалов и... умру
ли за них? Или я выбираю другой  путь  -  тот,  который  позволил  бы  мне
прожить тысячи лет?
     Джессика невольно отшатнулась.
     Эти слова, сказанные так легко, затронули один из предметов,  который
в Бене Джессерит преподносят как аксиому. Много Преподобных Матерей  могли
бы выбрать этот путь или попытаться это сделать. Но если бы  одна  из  них
сделала это, то потом попытались бы сделать это все остальные.  Они  знали
наверняка, что этот путь приведет их к самоуничтожению. Тогда все смертное
человечество отвернулось бы от них Нет - этого нельзя было допускать.
     - Мне не нравится ход твоих мыслей, - сказала она.
     - Ты не понимаешь моих мыслей, - сказал  он.  -  Гани  и  я...  -  Он
покачал головой. - Алия завладела всем - и отбросила это прочь.
     - Ты уверен в этом? Я уже отправила весточку в орден о том, что  Алия
практикует не подлежащий обдумыванию второй путь.  Посмотри  на  нее!  Она
нисколько не постарела с тех пор, как я в последний раз...
     - О! Я  говорю  несколько  о  другом  -  "совершенство  существования
никогда не было достигнуто человечеством".
     Джессика молчала, ошеломленная тем, как легко он сбросил с нее пелену
таинственности. Он должен был знать,  наверняка,  что  это  послание  было
смертным приговором Алие. Разве он не знал опасности, которую представляли
эти слова?
     - Ты должен объяснить, - наконец сказал она.
     - Как? - спросил он. - Если ты понимаешь, что Время совсем не то, как
оно встает перед нами; то я не могу объяснить.  Мой  отец  догадывался  об
этом. Он стоял на пороге реализации, но отступил. Теперь на очереди  мы  с
Гани.
     - Я настаиваю, чтобы ты объяснил,  -  сказала  Джессика  и  потрогала
отравленную иголку, запрятанную в складках ее платья. Это был Гом Джаббар,
игла с настолько быстродействующим ядом,  что  малейшее  прикосновение  ее
убивало свою жертву в течение нескольких  мгновений.  Она  подумала:  "Они
предупреждали меня, что, возможно, мне придется  воспользоваться  ею".  От
этой мысли рука ее задрожала, и она  была  благодарна  за  то,  что  могла
спрятать руки под складками одежды.
     - Очень хорошо, - вздохнул он. - Во-первых, что касается Времени: нет
различия между десятью тысячами лет  и  одним  годом;  нет  разницы  между
сотней тысяч лет  и  ударом  сердца.  Никакой  разницы.  Это  первое,  что
касается Времени. И второе: "вся Вселенная со всем его Временем  находится
внутри меня".
     - Что за чепуха! - сказала она.
     - Ты так думаешь? Ты не понимаешь. Я попытаюсь объяснить иначе. -  Мы
идем вперед, мы возвращаемся назад.
     - Эти слова ничего не объясняют.
     - Это верно, - сказал он. - Есть вещи, которые  невозможно  объяснить
словами. Ты должна почувствовать их без слов. Но ты для этого  не  готова,
это все равно, что ты смотришь на меня и не видишь меня.
     - Но... я смотрю на тебя в упор.  Разумеется,  я  вижу  тебя!  -  Она
посмотрела на него. Его слова отражали знание Кодекса  Дзэнсунни,  как  ее
учили в школе Бене Джессерит: играй словами, чтобы  ввести  в  заблуждение
собеседника.
     - Некоторые вещи происходят вне твоего контроля, - сказал он.
     - Так это объясняет, что... что совершенство недосягаемо  для  других
людей?
     Он кивнул.
     - Если отложить срок старости или смерти с помощью применения меланжа
и  изучения  регулирования  баланса  организма,  чего  так   боится   Бене
Джессерит, то эта отсрочка только  вызывает  иллюзию  контроля.  Идешь  ты
через съетч быстро или медленно, все  равно  ты  пересекаешь  его.  И  это
прохождение времени ощущается внутренне.
     - Почему ты так играешь словами? От этой чепухи я отказалась  задолго
до рождения твоего отца.
     - Слова! Слова!
     - Ах, ты очень близка!
     - Ха!
     - Бабушка!
     - Да!
     Он долго молчал. Потом сказал:
     - Ты понимаешь? Ты можешь ответить как самой себе. - Он улыбнулся ей.
- Но ты не можешь видеть за тенями. Я здесь. - Он снова улыбнулся.  -  Мой
отец подошел к этому очень близко. Когда он жил, то жил, но когда он умер,
то имел неосторожность умереть.
     - Что ты говоришь?
     - Покажи мне его тело!
     - Ты думаешь, этот Проповедник..
     - Может быть, но даже если это так, то это не его тело.
     - Ты ничего не объяснил, - обвинила она.
     - Как я и предупреждал тебя.
     - Тогда почему...
     - Ты спрашивала. Тебе надо было показать.  Теперь  давай  вернемся  к
Алии и ее планам похищения...
     - Ты планируешь что-то невообразимое? - требовательно  спросила  она,
держа наготове отравленную иглу под одеждой.
     - Ты хочешь быть исполнителем ее приговора? - В ответ спросил  он,  и
на этот раз его голос был необычно мягок. Он указал на  руку,  спрятанного
под одеждой; - Ты думаешь, она допустит это? Или ты думаешь, я это допущу?
     У Джессики перехватило горло от волнения.
     - Отвечаю на твой вопрос, - сказал он. - Я не насколько  глуп.  Но  я
потрясен тобой. Ты осмелилась осуждать Алию. Конечно, она нарушила запреты
Бене Джессерит! А чего  ты  ожидала?  Ты  бросила  ее  здесь,  в  качестве
королевы! Все, что ей досталось от этой власти! Поэтому  ты  вернулась  на
Келадан, чтобы залечить свои раны в руках Гурни. Достаточно хорошо. Но кто
ты есть, чтобы судить Алию?
     - Я говорю тебе, я не хочу...
     - Ах, замолчи! - Он отвернулся от нее в  негодовании.  Но  его  слова
были восприняты так, как это делалось  Бене  Джессерит,  -  контролирующей
Голос.
     Она молчала, как-будто чья-то рука сжала ей горло.  Потому  подумала:
"Кто бы знал, что меня можно сразить Голосом лучшим, чем этот?"  Это  было
смягчающим аргументом, который облегчил ее раненые чувства.  В  то  время,
как она много раз использовала Голос против других, она никогда не думала,
даже в школьные дни, что сама поддастся ему...
     Он повернулся к ней.
     - Я сожалею. Я лишь узнал, как слепо ты можешь реагировать, когда...
     - Слепо?! Я?! - Это вывело ее больше из себя, чем Голос,  который  он
использовал против нее.
     - Ты, -  сказал  он.  -  Слепо.  Если  в  тебе  осталась  хоть  капля
честности, ты признаешь свои собственные реакции. Я называю твое имя, и ты
говоришь: "Да". Я заставляю тебя молчать. Я пробуждаю  в  тебе  мифы  Бене
Джессерит. Посмотри, каким образом  тебя  учили.  Это,  по  крайней  мере,
что-то, что ты можешь сделать для своей...
     - Как ты осмеливаешься? Что ты  знаешь  о...  -  Ее  голос  сорвался.
Конечно, он знал.
     - Посмотри внутрь, я говорю! - Его Голос повелевал.
     И снова этот Голос подчинил ее. Она почувствовала учащенное  дыхание,
страсти ее улеглись. Широко раскрыв глаза, в каком-то шокирующем состоянии
она поняла, что ее тело подчиняется командам. Медленно она восстановила  в
себе равновесие. Этот не-ребенок играл ею,  как  будто  в  его  руках  был
прекрасный инструмент.
     - Теперь ты знаешь, как глубоко - погрязла во всех  условностях  Бене
Джессерит, - сказал он.
     Она  смогла  только  кивнуть.  Лито  вынудил  ощутить  ее  физическую
вселенную прямо на ее  лице.  "Покажи  мне  -  тело!"  Он  показал  ей  ее
собственное тело, как будто оно было новорожденным. Никогда в жизни она не
ощущала такой неуверенности в себе.
     - Ты позволишь себя похитить, - сказал Лито.
     - Но...
     - Я не собираюсь спорить по этому поводу, - сказал он. - Ты позволишь
это. Думай, что эта команда идет от твоего Герцога. Ты увидишь цель тогда,
когда все будет сделано. Ты встретишься с очень интересным учеником.
     Лито стоял, покачивая головой. Потом сказал:
     - Некоторые действия имеют  конец,  но  не  имеют  начала;  некоторые
начинаются, но не кончаются. Все зависит от того, где стоит наблюдатель. -
Он повернулся и вышел из ее апартаментов.
     Во второй комнате, Лито встретил Ганиму, спешащую  в  их  собственные
комнаты. Она остановилась, когда увидела его, и сказала:
     - Алия занята Собранием Верующих. - Она  вопросительно  посмотрела  в
коридор, который вел в покои Джессики.
     - Сработало, - ответил Лито на ее немой вопрос.



                                    16

                     Злодейство равно распознается как пиковое, и жертвой,
                и преступником, всеми, кто его познает, неважно,  с  какой
                стороны. Злодейство не имеет ни извинений,  ни  смягчающих
                доводов.  Злодейство  никогда  не  уравновешивает   и   не
                выправляет прошлое. Злодейство лишь вооружает  будущее  на
                еще большее злодейство. Оно навечно  замыкается  на  самое
                себя -  чудовищная  форма  кровосмешения.  Кто  ни  содеет
                злодейство - тот также вскармливает и злодейство будущего.
                                                       Апокрифы Муад Диба.

     Вскоре  после  полудня,  когда  большинство   пилигримов   разбрелось
освежиться в елико доступной прохладной тени и еликодоступными источниками
утоления жажды, Проповедник вошел на огромную  площадь  под  храмом  Алии.
Ведом он был заменителем его глаз, юным Ассаном  Тариком.  В  кармане  под
развевающейся плащаницей Проповедника была маска из черного газа,  которую
он надевал на Салузе Второй. Его забавляла мысль, что и маска,  и  мальчик
служили одной и той же цели - маскировке. Пока  он  нуждался  в  замещении
собственного зрения, сомнения продолжали жить.
     "Пусть миф растет, но вживе поддерживает сомнения", - думал он.
     Никто не должен обнаружить, что маска  -  простая  тряпка,  вовсе  не
изделие Иксиана. Рука его не должна соскальзывать с костлявого плеча Ассан
Тарика. Хоть раз пройдись Проповедник как зрячий,  невзирая  на  безглазые
впадины своих глазниц - и все сомнения развеются. Малая надежда, пестуемая
им, умрет. Каждый день он молился о перемене, о чем нибудь непохожем,  где
он мог бы споткнуться, но даже на Салузе Второй все обернулось  простым  и
гладким,  от  и  до  известным.  Ничто  не  меняется,   ничто   не   может
измениться... пока еще.
     Многие обратили внимание на его проход мимо лавок и аркады,  особенно
отметив, как  он  из  стороны  в  сторону  поворачивал  голову,  устремляя
невидящий взгляд точно на человека или  на  дверной  проем.  Движения  его
головы  всегда  были  естественными  для  слепца,  и  это   способствовало
разрастанию мифа.
     Алия  наблюдала  за  ним  из   потайного   смотрового   отверстия   в
возвышающихся зубчатых стенах своего храма. Она тщательно  присматривалась
к изрубцованному шрамами Лицу далеко внизу в поисках какой-нибудь  приметы
- верной опознавательной приметы. Каждый слух для нее доходил. И в  каждый
новый - вкладывалась своя доля трепетного страха.
     Алия полагала, что ее приказ схватить Проповедника оставался в  тайне
- но приказ вернулся к ней в виде слуха. Даже среди ее  стражей  некоторые
не умели хранить молчание. Теперь она надеялась, что стражи  не  последуют
ее новым приказам и не вздумают схватить эту ходячую загадку  в  плащанице
на людном месте, у всех на виду это разнеслось бы по белу свету.
     На площади стояла пыльная жара. Юный проводник  Проповедника  обмотал
покрывало своего балахона вокруг носа,  оставив  обнаженными  лишь  темные
глаза и тонкое пятнышко  лба  Под  покрывалом  выпячивалась  фильтротрубка
стилсьюта. Отсюда Алия поняла, что они пришли из пустыни.  Зачем  они  там
прячутся?
     Проповедник не защищался покрывалом от иссушающего воздуха.  Он  даже
откинул клапан фильтра  на  своем  стилсьюте.  Его  лицо  распахнуто  было
солнечному свету и горячей дрожи, видимыми волнами поднимавшейся от  плит,
которыми была вымощена площадь.
     Там,  на  ступенях  храма,  группка  из  девяти  пилигримов   творила
прощальный намаз. На укрытом тенью краю  площади  находились  еще  человек
пятьдесят, в основном - пилигримы, выполнявшие наложенные из  них  жрецами
епитимьи.  Среди  глазевших  на  них  можно  было   различить   нескольких
рассыльных  и  немногих  купцов,  еще  недостаточно  наторговавших,  чтобы
закрыть свои лавки на самый пик дневной жары.
     Алия, наблюдавшая из отверстия бойницы, ощутила иссушающую жару. Тело
и мысль тащили ее  в  разные  стороны,  она  попала  в  такую  же  западню
раздвоенности, в которой частенько  видела  прежде  всего  брата.  Соблазн
посоветоваться с самой собой зловещим гудением зазвенел у  нее  в  голове.
Барон был здесь: как должно покорный, но всегда  готовый  поиграть  на  ее
ужасе, когда суждения рассудка переставали иметь силу,  а  в  происходящем
вокруг нее терялось ощущение прошлого, настоящего и будущего.
     "Что, если это Пол там  внизу?  -  спросила  она  себя.  -  Чушь!"  -
проговорил голос внутри нее.
     Но в донесениях  о  том,  что  говорит  Проповедник,  сомневаться  не
приходилось.  ЕРЕСЬ!  Ее  ужасала  мысль,  что  сам  Пол  может  разрушать
построение, возведенное на его имени.
     А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?
     Она подумала о том, что  сказала  сегодня  утром  на  Совете,  желчно
выступив против Ирулэн, настаивающей на том, чтобы принять дары  одежд  от
Дома Коррино.
     - Все дары для близнецов будут тщательно обследованы, как и всегда, -
доказывала Ирулэн.
     - А если мы обнаружим, что дары безвредны? - вскричала Алия.
     Каким-то образом, для всех эта мысль оказалась самой пугающей,  какую
можно вообразить - обнаружить, что дары не таят никакой угрозы.
     Под конец, они приняли чудесные одежды и перешли к  другому  вопросу:
следует ли  предоставить  леди  Джессике  место  в  Совете?  Алии  удалось
добиться отсрочки голосования.
     Она думала об этом, неотрывно вглядываясь в Проповедника.
     То, что  происходило  сейчас  с  ее  Регентством,  являлось  изнанкой
трансформации,   которой   они   подвергали    планету.    Дюна    некогда
символизировала власть окончательной и  бесповоротной  пустыни.  Сама  эта
власть уменьшилась материально, но миф о ее могуществе рос не по  дням,  а
по часам. Только пустыня-океан остается, великая Мать  Пустыня  внутренней
планеты, окаймленная колючим кустарником, до сих пор называемая Свободными
Царицей Ночи. После колючек - плавные очертания зеленых  холмов,  пологими
склонами ниспадающих к  песку.  Все  холмы  рукотворны.  Все  они  созданы
людьми, трудившимися наподобие  ползучих  насекомых.  Зелень  этих  холмов
представляется наделенной почти всесокрушающей  мощью  тех,  кто,  подобно
Алии, развился и вырос на прежних устоях, среди подернутого серыми  тенями
песка. Ей мнилось, как и всем Свободным,  что  пустыня-океан  держит  Дюну
мертвой хваткой, которая никогда не  ослабнет.  Стоит  ей  только  закрыть
глаза - и она видела пустыню.
     Открытые глаза  видели  теперь  зеленеющие  холмы  на  краю  пустыни,
болотистую жижу, устремляющую к песку зеленые  псевдоподы  -  но  во  всем
остальном пустыня оставалась такой же могучей, как всегда.
     Алия тряхнула головой и пристально посмотрела на Проповедника.
     Тот одолел первый  пролет  идущих  террасами  лестниц  под  храмом  и
повернулся лицом к почти  пустой  площади.  Алия  коснулась  кнопки  возле
своего окошка - кнопки усилителя голосов  внизу.  В  ней  поднялась  волна
жалости к самой себе, такой одинокой предстала она в  собственных  глазах.
Кому она могла доверять? Она-то считала, что до сих пор  может  положиться
на Стилгара, но и Стилгар подпал под влияние слепца.
     - Знаешь, как он считает? - спросил ее Стилгар. - Я  слышал,  как  он
отсчитывает монеты в уплату своему проводнику. Странным это было для  моих
ушей Свободного, и жутким. Он считает: "шак, ишкай,  кимса,  чаксу,  пича,
сукта" и так далее. Я не слышал подобного счета с давних дней в пустыне.
     Отсюда Алия  поняла,  что  Стилгара  нельзя  посылать  с  поручением,
которому следует быть исполненным. И ей следует быть  поосмотрительней  со
своими стражами, склонными любое чуть подчеркнутое  словцо  от  Регентства
воспринимать как беспрекословный приказ.
     Что он там делает внизу, этот Проповедник?
     Окружающая рыночная площадь под защитными балконами и изгибами  аркад
и так представляла яркое и пестрое зрелище: торговцы не убрали разложенные
образцы товаров, оставив их под присмотром нескольких  мальчиков.  Кое-кто
из торговцев остался - зарясь на пропахшие спайсовыми хлебцами  монеты  из
глубинки и на то, что позвякивало в кошельках паломников.
     Алия разглядывала спину Проповедника. Поза у него была такая,  словно
он собирался заговорить, но что-то сковывало его речь.
     "Почему я стою здесь, наблюдая за этой развалиной, за этой обветшалой
плотью? - спросила она себя. - Не могут эти смертные обломки быть "сосудом
великолепия", как некогда называли моего брата".
     Ее наполнило  разочарование,  граничащее  с  гневом.  Как  может  она
выяснить  что-либо  о  Проповеднике,  вызнать  наверняка,   НЕ   ЗАНИМАЯСЬ
ВЫЯСНЕНИЕМ? Она в ловушке. Она не осмеливалась показывать, что проявляет к
этому еретику хоть нечто большее преходящего любопытства.
     Ирулэн  это  чувствовала.  Лишась  своей  знаменитой  выдержки   Бене
Джессерит, она истошно вскрикнула в Совете:
     - Мы не в силах больше хорошо относиться к самим себе!
     Даже Стилгар был шокирован.
     В чувство их привел Джавид:
     - У нас нет времени на такую чепуху!
     Джавид прав. Что за дело, как они относятся к самим себе? Все, что их
касается, зиждется на имперской власти.
     Но Ирулэн, обретя самообладание, заговорила еще более уничтожающе:
     - Говорю вам, мы утратили что-то  жизненно  важное.  А  утратив  это,
утратили с тех пор и способность принимать правильные решения. Сегодня  мы
их принимаем с налету, словно кидаемся на врага, - или ждем-пождем, а  это
форма капитуляции; и позволяем, чтобы нами двигали решения  других.  Разве
забыли мы, что мы - те самые, кто сотворил истоки нынешних течений?
     И - надо всем - вопрос о том, принимать ли дар от Дома Коррино.
     От Ирулэн надо будет избавиться, решила Алия.
     Чего ждет этот старик там, внизу?  Он  называет  себя  проповедником.
Почему он не проповедует?
     Ирулэн не права насчет того, что  мы  разучились  принимать  решения,
сказала себе Алия. Я ДО СИХ ПОР  СПОСОБНА  ПРИНИМАТЬ  НАДЛЕЖАЩИЕ  РЕШЕНИЯ!
Тот, кто обязан принимать решения о жизни и смерти, должен или воистину их
принимать или вечно попадать под маятник Пол всегда говорил, что застой  -
наиопаснейшее среди всего неестественного. Единственно,  что  постоянно  -
изменчивость. Значима только перемена.
     "Будет им от меня перемена!" - подумала Алия.
     Проповедник благословляюще воздел руки.
     Немногие остававшиеся на площади потянулись поближе к  нему,  и  Алия
отметила  медлительность  этого  движения.  Да,  разошедшиеся  слухи,  что
Проповедник  вызывает  неприязнь  Алии.  Алия   наклонилась   поближе,   к
иксианскому   громкоговорителю   возле   своего   шпионского    отверстия.
Громкоговоритель донес до нее бормотание голосов на  площади,  шум  ветра,
шарканье ног по песку.
     - Четыре послания я вам несу! - проговорил Проповедник.
     Его Голос чуть не оглушил Алию, и она убавила мощность звука.
     - Каждое послание - определенному человеку, - сказал  Проповедник.  -
Первое послание - Алии, владычице этого места, - он указал себе за  спину,
точно в направлении отверстия, за которым она находилась. -  Я  принес  ей
предостережение. Ты, хранящая в своем  лоне  секрет  долголетия,  обменяла
свое будущее на пустой кошелек!
     "Как он смеет?" - подумала Алия. Холод пробежал по коже от этих слов.
     -  Второе  послание,  -  произнес  Проповедник,  -  Стилгару,   наибу
Свободных, верящему, будто он сможет преобразовать власть племен во власть
Империи.  Мое  предостережение  тебе,  Стилгар:  самое  опасное  из  всего
сотворенного - это жесткий этический кодекс. Он обратится  против  тебя  и
отправит тебя в изгнание!
     "Он заходит слишком далеко! - подумала Алия. - Я  должна  послать  за
ним стражу, невзирая на последствия!" - но руки ее остались неподвижны.
     Проповедник обратился лицом к храму, поднялся  на  вторую  ступень  и
опять повернулся к площади, все это время он  не  отрывал  левой  руки  от
плеча проводника. Затем он провозгласил:
     - Третье мое послание - принцессе Ирулэн. Принцесса! Унижение  -  это
то, чего ни один человек не может забыть. Я предостерегаю тебя - беги!
     "Что он говорит? - вопросила Алия саму себя.  -  Мы  унизили  Ирулэн,
но... Почему он подталкивает ее к бегству? Ведь  мое  решение  только  что
принято!"
     Трепет испуга пробежал по Алии. Откуда Проповедник знает?
     - Четвертое мое послание - Данкану Айдахо! - вскричал тот. -  Данкан!
Ты приучен верить, что за верность платят верностью.  Данкан,  не  верь  в
историю, потому что историю движет  лишь  уступаемое  за  деньги,  Данкан!
Прими свои рога и делай то, что ты лучше всего знаешь, как делать!
     Алия закусила тыльную сторону правой руки. РОГА! Она хотела протянуть
руку к кнопке и послать стражу, но рука отказалась ей повиноваться.
     - Теперь я буду проповедовать дня вас, - сказал Проповедник. - Это  -
проповедь пустыни. Обращаю ее к жрецам Муад Диба,  исповедующим  экуменизм
меча. О, вы, верующие в очевидность предначертанного! Разве не знаете  вы,
что  очевидность   предначертанного   имеет   демоническую   сторону?   Вы
провозглашаете  себя  благородными   просто   потому,   что   обитаете   в
благословенных поколениях Муад Диба. Я говорю вам, что  отвергли  вы  Муад
Диба. Святость подменила в вашей религии любовь! Вы сами  накликиваете  на
себя месть пустыни!
     Проповедник опустил голову, словно молясь.
     Алия узнала - и ее пробрало дрожью.  Великие  боги!  Этот  голос!  Он
подсел за годы, проведенные в жгучих песках, но он вполне мог быть голосом
Пола.
     Опять Проповедник поднял голову. Голос его громоподобно прокатился по
площади, где собиралось все больше людей, привлеченных этой диковинкой  из
прошлого.
     - Истинно говорю вам! - вскричал Проповедник. - Молящиеся о  росе  на
краю пустыни призовут потоп! Не  избегнут  они  своей  судьбы  через  силу
разума! Разум  -  дитя  гордости,  которую  может  и  не  постичь  в  себе
сотворивший зло! - Он понизил голос. - Говорили, будто Муад  Диб  умер  от
предвидения, что знание будущего  убило  его,  и  он  ушел  из  мироздания
реальности в алам ал-митал. Говорю вам - это заблуждение Майи. Такие мысли
независимой реальности не имеют. Они не могут  изойти  из  вас  и  сделать
что-нибудь реальное. Говорил о себе Муад Диб, что не обладает  он  никакой
магией Рихани для расшифровки мироздания: Не сомневайтесь в нем.
     Проповедник  опять  воздел  руки,   а   голос   вновь   возвысил   до
громоподобного рева:
     - Я предостерегаю  жречество  Муад  Диба!  Огонь  над  пропастью  вас
спалит! Слишком  хорошо  усвоившие  урок  самообмана  от  этого  обмана  и
погибнут. Кровь брата счистить нельзя!
     Он опустил руки, нашел своего  юного  проводника  и  покинул  площадь
прежде,  чем  Алия   сумела   справиться   с   одолевшей   ее   трепещущей
неподвижностью. Какая бесстрашная ересь! Это  наверняка  Пол.  Она  должна
была  предостеречь  стражей.  Они   не   осмеливаются   открыто   схватить
Проповедника.  Происходившее  на  площади  внизу  служило   этому   лишним
подтверждением.
     Ведь, несмотря на ересь, никто  не  шевельнулся,  чтобы  остановиться
уходившего  Проповедника  Ни  один   храмовый   страж   не   кинулся   его
преследовать. Ни один пилигрим не попытался его задержать.  Завораживающий
слепец! Всякий, слышавший или видевший его, чувствовал его силу, отражение
божественного дарования.
     Несмотря на дневную жару, Алии внезапно стало холодно. Она  физически
ощутила, как тонка та кромка,  за  которую  она  держит  Империю  в  своей
хватке. Она вцепилась в край  своего  смотрового  окошка,  словно  пытаясь
удержать свою власть, думая о ее хрупкости. Сила власти была  заключена  в
Ландсрааде, КХОАМ и вооруженных формированиях Свободных, в  то  время  как
Космический Союз и Бене Джессерит вершили свои дела  втихую,  оставаясь  в
тени. Запрещенное просачивание развитых технологий, проистекавшее от самых
дальних рубежей расселения человечества, подтачивало  центральную  власть.
Разрешенное к производству на  фабриках  Иксиана  и  Тлейлакса  отнюдь  не
снижало давления. И вечно на кулисами - стоял  Фарадин  из  Дома  Коррино,
наследник титулов и притязаний Шаддама IV.
     Без Свободных, без монополии Дома Атридесов на гериатрический  спайс,
Алии власти не удержать. Вся власть развеется.  Она  ощущала,  как  власть
выскальзывает у нее прямо сейчас. Народ проявлял внимание к  Проповеднику.
Опасным будет заставить его замолчать - не менее  опасным,  чем  позволить
ему и дальше произносить такие же проповеди, как сегодня  на  площади.  Ей
были видны первые знамения ее поражения, и ум ее со  всей  определенностью
различил  очертания  стоящей  перед  ней  проблемы.  Проблема   эта   была
систематизирована Бене Джессерит:
     "Большое население, сдерживаемое небольшой, но могущественной силой -
самое заурядное явление в нашем мире. И  мы  знаем  главные  условия,  при
которых это большое население может обратиться против своих сдерживателей:
     Первое - когда они находят вождя. Это  самая  неуловимая  угроза  дня
властвующих; и они должны не ослаблять контроля над вождями.
     Второе - когда население осознает  свои  цели.  Держите  население  в
слепоте и в незнании сомнений.
     Третье - когда население  обретает  надежду  избавиться  от  уз.  Оно
никогда даже и поверить не должно, будто избавление возможно!"
     Алия тряхнула головой, почувствовав, как от этого  движения  дрогнули
ее  щеки.  В  ее  населении  все  признаки  были  налицо.  Каждый  доклад,
получаемый ей  от  шпионов  со  всей  Империи,  укреплял  ее  и  без  того
достоверное знание. Непрекращающиеся  боевые  действия  джихада  Свободных
повсюду оставляли свои отметины. Куда  ни  дотронься  "экуменизмом  меча",
народ не  преминет  занять  позу  покоренного  населения:  оборонительную,
скрытную, уклончивую. Всякая демонстрация авторитета - что означало прежде
всего и по сути РЕЛИГИОЗНЫЙ авторитет - стала провоцировать негодование. О
да, пилигримы до сих пор стекались миллионными толпами, и были среди  них,
вероятно, истинно набожные.  Но,  по  большей  части,  ими  руководила  не
набожность, а другие мотивы. Чаще всем,  это  была  хитренькая  забота  об
обеспечении будущего. И  покорность  подчеркивалась,  и  приобреталась  та
форма власти, которая легко обращалась  в  богатство.  По  возвращении  из
Арракиса, хаджжи обретали дома новый авторитет, новый  социальный  статус.
Они могли выносить выгодные им экономические приговоры, которым их  родной
мир, привязанный к своей планете, не осмеливался перечить.
     Алия знала народную загадку "Что ты видишь внутри  пустого  кошелька,
принесенного домой из Дюны?" И ответ: "Глаза Муад Диба (огненные алмазы)".
     В  сознании   Алии   прошествовали   традиционные   пути   подавления
возрастающего  брожения:  народ  должен  усвоить,  что  оппозиция   всегда
карается, а помощь правителю -  награждается.  Силы  Империи  должны  быть
перетасованы наугад. Главные придатки имперской власти должны быть скрыты.
Всякое движение, при помощи которого Регентство нанесет встречный удар  на
возможное нападение, должно быть  тщательно  выверено  во  времени,  чтобы
выбить противостоящих из равновесия.
     "Не потеряла ли  я  свое  хронометрическое  чутье?"  -  задалась  она
вопросом.
     "Что это за бесцельные размышления?" - осведомился голос внутри  нее.
Она  почувствовала  себя  поспокойней.  Да,  план  Барона  был  хорош.  Мы
уничтожим угрозу со стороны леди Джессики, и заодно опозорим Дом  Коррино.
Да.
     С Проповедником можно будет разобраться попозже. Она понимала, что он
из себя строит. Символика была ясной. Он был  древним  духом  неутаиваемых
мыслей, живым и действующим духом ереси в ее пустыне  ортодоксии.  В  этом
была его сила. И неважно, Пол ли это... до тех пор, пока в ней есть  место
сомнениям. Но знание Бене Джессерит говорило, что в его силе содержится  и
его слабость.
     "У Проповедника есть изъян, который мы найдем. За ним  будут  следить
по  моему  приказу,  каждый  миг  он  будет  под  наблюдением.   И,   если
предоставится возможность, он будет дискредитирован".



                                    17

                     Я не буду оспаривать утверждений Свободных, что  они,
                по  божественному   вдохновлению,   передают   религиозное
                откровение.  Нет,  это  их  сопутствующая   претензия   на
                идеологическое  откровение  побуждает   меня   облить   их
                презрением. Конечно, они предъявляют эту двойную претензию
                в надежде, что она укрепит их  владычество  и  поможет  их
                долгосрочному утверждению в мире, находящим  их  гнет  все
                возрастающим. И предостерегаю я  фрименов  от  имени  всех
                этих притесняемых  народов:  краткосрочная  выгода  всегда
                оборачивается убытком по прошествии времени.
                                                   Проповедник в Арракине.

     Ночью Лито взошел вместе со Стилгаром на узкий  уступ  гребня  низкой
скалы в съетче Табр, называвшейся Спутником. В ущербном свете Второй  луны
со скалы им открывалась вся панорама - к  северу  защитная  Стена  и  Гора
Айдахо, Великая Равнина к югу и -  к  востоку,  по  направлению  к  скалам
Хаббания - перекатывавшиеся дюны. С юга  горизонт  прятался  в  клубящейся
пыли, отголосках шторма. Абрис Защитной стены морозно серебрился в  лунном
свете.
     Стилгар пошел против своей воли,  присоединясь  к  секретной  вылазке
лишь потому, что Лито растревожил в конце концов его любопытство.  Что  за
нужда пересекать пески  посреди  ночи?  Парнишка  грозился  ускользнуть  и
отправиться в этот поход в одиночку, если Стилгар  откажется.  И  Стилгара
безмерно беспокоило проделанное ими. Две такие важные  мишени  -  одни,  в
ночи!
     Лито присел на корточки на уступе, лицом к югу, к равнине.  Время  от
времени он, словно бы разочарованно, хлопал себя по колену.
     Стилгар ждал. Искушенный в умении молчаливо ждать, он  стоял  в  двух
шагах от своего подопечного,  скрестив  руки  на  груди,  его  роба  мягко
колыхалась под ночным ветерком.
     Для Лито переход через пески представлялся откликом на его внутреннее
смятение, необходимостью отыскать новую направляющую  поддержку  в  жизни,
объятой тем внутренним противоборством,  на  которое  Ганима  уже  несмела
отваживаться. Он выманил Стилгара в эту  совместную  вылазку,  потому  что
есть вещи, которые Стилгару должно знать, ради того, чтобы быть готовому к
дням грядущим.
     Лито опять стукнул  себя  по  колену.  Как  же  обременительно  знать
начало! Он порой ощупал себя продолжением бессчетных других жизней,  таких
же непосредственно реальных, как и его собственная. В потоке  этих  жизней
не было конца, не было завершенности - только вечное  начало.  Представали
они и шумно осаждающей его толпой, словно он был единственным  окошком,  в
которое каждый жаждал заглянуть. И  здесь  таилась  опасность,  погубившая
Алию.
     Лито поглядел вперед, на лунный  свет,  серебривший  перенесшие  бурю
равнины. По равнинам растекались набегавшие друг  на  друга  складки  дюн;
волнистыми  насыпями  громоздилась  кварцевая  крупка,  словно  по   мерке
рассыпанная ветрами - тускло-желтый песок,  кварцевый  песок,  гравий.  Он
почувствовал, что обрел один из  приходящих  перед  самой  зарей  моментов
уравновешенности. Время поджимало. Уже стоял месяц аккад, и позади -  все,
что оставалось от этого бесконечного времени ожидания: длинные горячие дни
и  горячие  суховеи,  ночи,  подобно  этой   терзаемые   шквалами   ветра,
нескончаемые порывы от раскаленных, как топки, стран Хаукбледа. Он  глянул
через плечо на Защитную стену, изломанную линию в  свете  звезд.  Там,  за
стеной, в Северной впадине, и обитала его главная проблема.
     Опять он посмотрел на пустыню. Пока он вглядывался  в  горячую  тьму,
забрезжил день, из-за пыльных склонов всходило солнце, лимонными оттенками
трогая красные столпы бури. Он закрыл глаза, желая представить,  как  день
взойдет над Арракином,  увидеть  в  своем  сознании  город,  разбросанными
коробочками лежащий между светом и новыми тенями. Пустыня... коробочки....
пустыня... коробочки.
     Когда   он   открыл   глаза,   пустыня   оставалась   -   разлегшееся
шафранно-коричневое пространство взбитого ветром песка.  Маслянистые  тени
вдоль основания каждой дюны вытягивались словно лучи только  что  минувшей
ночи. Они связывали одно время с Другим. Лито  подумал  о  ночи,  сидя  на
корточках,  недремлющий  Стилгар  рядом  с  ним,  старший   по   возрасту,
тревожимый молчанием и необъясненными причинами их приходов в  это  место.
Наверняка у Стилгара много  воспоминаний  о  том,  как  он  проходил  этой
дорогой со своим обожаемым  Муад  Дибом.  Даже  сейчас  Стилгар  двигался,
обшаривал взглядом все  вокруг,  будучи  начеку  против  любой  опасности.
Стилгар не любил оказываться на открытом месте при дневном свете.  В  этом
он был чистой воды Свободным прежних времен.
     Ум Лито неохотно расставался с ночью и с ясностью всего том, чем была
она напряжена и чревата на песчаном распутье. Здесь, в скалах, ночь  сразу
обретала  черную  неподвижность.  Лито  сочувствовал   страхам   Стилгара,
связанным  с  дневным  светом.  Тьма,  даже  переполненная  ужасами,  была
бесхитростна. Свет мог быть очень даже всяким. Ночные страхи имели  запах,
то, что приходило из ночи - приходило с катящимся звуком. В ночи измерения
оказывались разделенными, все усугублялось -  шипы  острее,  лезвия  более
режущи. Но ужасы дня могли быть намного хуке.
     Стилгар кашлянул. Лито заговорил, не оборачиваясь:
     - У меня очень серьезная проблема, Стил.
     - Так я и предполагал,  -  голос  сбоку  от  Лито  прозвучал  тихо  и
настороженно. Сын говорил очень уж похоже на отца Было  в  этом  запретное
колдовство, задевшее в Стилгаре струну неприязни.  Свободные  знали  ужасы
одержимости. Тот, в ком ее обнаруживали - убивался  законным  порядком,  и
воду его выплескивали в  песок,  чтобы  она  не  осквернила  водохранилище
племени. Мертвым следует оставаться мертвыми. Нет ничего предосудительного
в том, чтобы чье-то бессмертие обнаруживалось в  его  детях,  но  дети  не
имеют права слишком точно воспроизводить один из обликов своего прошлого.
     -  Моя  проблема  в  том,  что  мой  отец  слишком   многое   оставил
несделанным, - сказал  Лито.  -  Особенно,  куда  устремлены  наши  жизни.
Империя не может и дальше следовать  тем  же  путем,  Стил,  не  предлагая
надлежащей цели для человеческой жизни. Я говорю  о  жизни,  понимаешь?  О
жизни, а не о смерти.
     - Однажды, растревоженный видением,твой отец говорил со мной в том же
духе, - сказал Стилгар.
     Лито захотелось легкомысленной  репликой  разделаться  с  вопрошающим
страхом Стилгара - может быть, предложением пойти позавтракать и покончить
с постом. Он вдруг ощутил сильный голод. Последний раз  они  ели  вчера  в
полдень, и Лито настоял на том, чтобы поститься целую ночь. Но иной  голод
влек его сейчас.
     "Беда моей жизни - это беда  данного  места,  -  думал  Лито.  -  Нет
изначального сотворения. Я просто иду назад  и  назад,  пока  не  начинают
исчезать расстояния. Мне не виден горизонт - мне не видны скалы  Хаббания.
Я не могу найти исходного места для проверки".
     - Предвидению нет никакой замены, - сказал Лито. - Может, мне  стоило
бы попробовать спайс.
     - И загубить себя, как твой отец?
     - Дилемма, - сказал Лито.
     - Однажды твой отец признался мне, что слишком хорошо знать будущее -
это быть так запертым в этом будущем, что исключаются  всякая  возможность
из него сбежать.
     - Парадокс, который и есть наша проблема, - сказал Лито. - Такая  это
тонкая и могущественная  штука,  предвидение.  Будущее  наступает  сейчас.
Возможность  быть  зрячим  в  стране  слепых  приносит  свои   собственные
опасности. Стараясь растолковать слепому, что видишь, ты склонен забывать,
что слепцы движутся по накатанным путям, обусловленным их слепотой. Они  -
как чудовищная машина, следующая собственной дорогой.  У  них  собственная
инерция движения, собственное тяготение. Я боюсь слепцов,  Стил,  я  боюсь
их. Они так легко могут сокрушить все на своем пути.
     Стилгар воззрился на пустыню. Лимонная заря превратилась  в  стальной
день.
     - Почему мы сюда пришли? - спросил он.
     - Потому что я хотел, чтобы ты увидел место, где я могу умереть.
     Стилгар напрягся. Затем:
     - Так у тебя БЫЛО видение!
     - Возможно, это был только сон.
     - Зачем мы пришли в такое опасное место? - Стилгар  сверкнул  глазами
на своего подопечного. - Мы немедля вернемся.
     - Я умру не сегодня, Стил.
     - Нет? Что у тебя было за видение?
     - Я видел три тропы, -  голос  Лито  зазвучал  в  грезящей  интонации
вспоминающего. - Одно из будущих требовало от меня убийства нашей бабушки.
     Стилгар метнул короткий взгляд на съетч Табр, словно боясь, что  леди
Джессика может их услышать через пространство песка.
     - Зачем?
     - Чтобы не утратить монополию на спайс.
     - Не понимаю.
     - И я тоже. Но именно об этом я и думал в том сне, где воспользовался
ножом.
     - Ага, - Стилгар понял об использовании ножа. - Каков второй путь?
     - Гани и я поженимся, чтобы закрыть род Атридесов для посторонних.
     - Фу-у! - Стилгар резко выдохнул, яростно выражая свое отвращение.
     - В древние времена такое было обычным для царственных особ, - сказал
Лито. - Гани и я решили, что брачной близости между нами не будет.
     - Предупреждаю вас -  будьте  тверды  в  этом  решении!  -  в  голосе
Стилгара  прозвучала   смертельная   опасность.   По   закону   Свободных,
кровосмешение каралось смертью на висельной треноге. Откашлявшись, Стилгар
спросил: - А третья тропа?
     - Я призван низвести моего отца до человеческого уровня.
     - Он был моим другом, Муад Диб, - пробормотал Стилгар.
     - Он был твоим богом! Я должен разбожествить его.
     Стилгар повернулся спиной к  пустыне  и  посмотрел  на  оазис  своего
возлюбленного съетча Табр. Такие разговоры всегда его коробили.
     Лито уловил потный запах при движении  Стилгара.  Какое  искушение  -
уклониться от разговора о  всех  тех  наполненных  важностью  и  значением
вещах, которые должны быть здесь сказаны. Они  могут  проговорить  полдня,
переходя от частного к общему, как бы уводя себя от тех настоящих решений,
от тех непосредственных нужд, которые им предстоят. И  нет  сомнения,  что
Дом Коррино представляет реальную угрозу для реальных жизней - его и Гани.
Но все, что он делает теперь, должно быть взвешено и проверено  на  оселке
тайных необходимостей. Стилгар проголосовал однажды за убийство  Фарадина,
предложив изощренное применение  чаумурки  -  яда  в  питье.  Фарадин  был
известен своим пристрастием к  некоторым  сладким  ликерам.  Такое  нельзя
дозволить.
     - Если я умру здесь, Стил, - сказал Лито, -  ты  должен  остерегаться
Алии. Она больше не твой друг.
     - К чему этот разговор о смерти и о твоей тете? - Стилгар неподдельно
разъярился. УБИТЬ ЛЕДИ ДЖЕССИКУ! ОСТЕРЕГАТЬСЯ АЛИИ! УМЕРЕТЬ В ЭТОМ МЕСТЕ!
     - Маленькие люди изменяют свои лица по ее велению, - сказал  Лито.  -
Правителю нет нужды быть пророком. И  даже  богоподобным.  Я  привел  тебя
сюда, чтобы ясно  определить,  чего  требует  наша  Империя.  Она  требует
хорошего управления. И зависит это не от законов и прецедентов, а отличных
качеств правящего, кто бы он ни был.
     - Регентство очень хорошо справляется с обязанностями  по  управлению
Империей, - сказал Стилгар. - Когда ты достигнешь нужного возраста..
     - Я уже в возрасте! Я здесь самый старый из всех! Рядом со мной ты  -
хнычущий младенец. Я могу припоминать времена более чем  пятидесятивековой
давности. Ха! Я даже помню то время, когда Свободные были на Тергроде.
     - Зачем ты играешь с такими фантазиями? - властно вопросил Стилгар.
     Лито  кивнул.  И  в  самом  деле,   зачем?   Зачем   повествовать   о
воспоминаниях иных столетий? Сегодня его непосредственная проблема  -  это
Свободные, большинство  из  них  -  до  сих  пор  полуприрученные  дикари,
склонные потешаться над несчастливой невинностью.
     - Криснож испаряется со смертью его владельца, - сказал Лито. -  Муад
Диб испарился. Почему Свободные живы?
     Это была одна из  тех  резких  перемен  мысли,  что  так  ошарашивали
Стилгара. На время он лишился дара речи.  Такие  слова  полны  смысла,  но
смысл их ускользал от него.
     - Ожидается, что я стану Императором, но я должен быть слугой, - Лито
оглянулся на Стилгара через плечо. - Мой дед, в честь которого  я  назван,
добавил новые слова к девизу семейного герба,  придя  сюда,  на  Дюну:  "Я
здесь, и здесь я буду пребывать".
     - У него не было выбора, - сказал Стилгар.
     - Очень хорошо,  Стил.  Выбора  нет  и  у  меня.  Мне  следует  стать
Императором по рождению, по складу моего сознания, по всему,  что  в  меня
вложено. Я даже знаю, чего требует Империя: хорошего управления.
     - Наиб имеет древнее значение - слуга съетча, - сказал Стилгар.
     - Я помню твои уроки, Стил, - сказал Лито. - Для  того,  чтобы  иметь
надлежащее управление, племя должно иметь  способ  выбирать  таких  людей,
сами жизни которых отражают то, как следует вести себя правительству.
     От всей души Свободного, Стилгар ответил:
     - Ты облачишься в  императорскую  мантию,  если  она  тебе  подойдет.
Сперва ты должен доказать, что сможешь вести себя как правитель!
     Лито неожиданно рассмеялся. Затем:
     - Ты сомневаешься в моей искренности, Стил?
     - Конечно, нет.
     - В моем праве рождения?
     - Ты тот, кто ты есть.
     - И если я сделаю то, что от меня ожидается,  то  это  станет  меркой
моей искренности, верно?
     - Таков обычай Свободных.
     - Значит, у меня не может быть внутренних  чувств,  определяющих  мое
поведение?
     - Не понимаю, что...
     - Если я буду все время вести себя как должно, неважно,  сколько  мне
будет стоить подавление моих страстей, то это и будет моей меркой.
     - Такова сущность самоконтроля, юноша.
     - Юноша! - Лито покачал головой. - Ах, Стил,  ты  даешь  мне  ключ  к
рациональной этике управления. Я должен быть  постоянен,  каждое  действие
должно основываться на традициях прошлого.
     - Так полагается.
     - Но мое прошлое уходит глубже твоего!
     - Какая разница...
     - У меня нет особой и первозначащей личности,  Стил.  Я  -  составная
личность, с памятью о традициях, более древней, чем ты можешь  вообразить.
Таково мое бремя, Стил. Я устремлен в  прошлое.  Я  переполнен  врожденным
знанием, сопротивляющимся новизне и переменам. Хотя Муад Диб  изменил  все
это, - он указал на пустыню и широко повел рукой, в  направлении  Защитной
стены позади него.
     Стилгар оглянулся на Защитную стену. Со времени Муад Диба под  стеной
возникло  поселение,   дома,   дававшие   приют   экологическому   отряду,
помогавшему распространять по пустыне растительную  жизнь.  Перемена?  Да.
Поселение было выстроено как по линейке, эта правильность его коробила. Он
стоял неподвижно, не обращая внимание на зуд от кварцевой хрупки под своим
стилсьютом. Это поселение являлось оскорблением тому, чем прежде была  эта
планета. Внезапно Стилгару захотелось услышать  завывание  вихря,  который
накинулся бы из-за дюн и стер это место с лица земли. От этого чувства  он
затрепетал.
     Лито заговорил:
     - Ты обратил внимание, Стил, что наши новые стилсьюты делаются не  из
гигроскопичной материи? Наши потери воды слишком высоки.
     Стилгар осекся; едва уже не  спросив  вслух:  "Разве  я  об  этом  не
говорил?". Вместо этого он сказал:
     - Наш народ становится все больше зависим от таблеток.
     Лито кивнул. Таблетки регулировали температуру тела, сокращали потери
воды.  Они  были  дешевле  и  удобнее  стилсьютов.  Но  они  навлекали  на
пользователей новые тяготы, среди них замедленность реакций и,  временами,
затуманенность зрения.
     - Для этого  мы  сюда  и  пришли?  -  спросил  Стилгар.  -  Обсуждать
материалы для стилсьютов?
     - Почему бы и нет? -  вопросил  Лито.  -  До  тех  пор,  пока  ты  не
повернешься лицом к тому, о чем я должен поговорить.
     - Почему я должен  остерегаться  твоей  тети?  -  в  голосе  Стилгара
прорезался гнев.
     - Потому что она играет на старом  желании  Свободных  сопротивляться
переменам, и при всем том ведет к более жестокой перемене, чем  ты  можешь
представить.
     - Ты раздуваешь малое до великого! Она настоящая дочь Свободных.
     - А, тогда настоящий Свободный придерживается обычаев прошлого,  а  у
меня древнее простое. Стил, доведись мне отпустить поводья  у  собственных
склонностей - и я  потребую  закрытого  общества,  полностью  подвластного
священным обычаям прошлого. Я буду контролировать миграцию, объясняя,  что
она пестует новые идеи, а новые идеи - угроза всей структуре жизни. Каждый
маленький планетополис пойдет своим путем,  видоизменяясь  в  ту  сторону,
куда его тянет  естественным  образом.  В  итоге,  Империя  расколется  на
кусочки под натиском возникших различий.
     Стилгар сглотнул - сухим горлом.  Это  были  слова,  которые  мог  бы
произнести Муад Диб. Они были ему вполне созвучны. Они были  парадоксальны
и пугающи. Но если дозволить перемены... Стилгар покачал головой.
     - Прошлое может подсказать, как правильно вести себя, если ты  живешь
в прошлом, Стил, но обстоятельства меняются.
     Стилгар мог  только  согласиться,  что  обстоятельства  действительно
меняются. Но как же тогда нужно себя вести?  Он  взглянул  поверх  Лито  -
посмотрев на пустыню и не видя ее. Здесь проходил Муад Диб. По мере  того,
как солнце поднималось, равнина представала  полнящейся  золотыми  тенями,
лиловыми тенями, в  пыльном  мареве  бежали  гребешки  песчаных  ручейков.
Пыльный туман, висевший  обычно  над  скалами  Хаббания,  виднелся  теперь
совсем вдалеке, и вплоть до самых скал представали перед глазами  Стилгара
уменьшающиеся дюны пустыни, один изгиб перетекает в другой. Сквозь  дымное
трепетание жары он видел растения, стелившиеся по краю пустыни.  Муад  Диб
заставил жизнь дать свои всходы в этом необитаемом  месте.  Медь,  золото,
красные  цветы,  желтые  цветы,  ржавчина  и  желтовато-коричневые   тона,
серо-зеленые листья, колючки и резкие тени под кустами.  Движение  дневной
жары заставляло тени трепетать, вибрировать в воздухе.
     Вскоре Стилгар заговорил:
     - Я только вождь Свободных, а ты - сын Герцога.
     - Ты сказал это - не зная, что сказал, - ответил Лито.
     Стилгар нахмурился. Когда-то, давным-давно.  Муад  Диб  упрекнул  его
точно такими же словами.
     - Ты помнишь это, верно, Стил? - спросил  Лито.  -  Мы  были  у  скал
Хаббания, и этот сардукарский капитан, помнишь  его  -  Арамшам?  Он  убил
своего друга, чтобы спасти себя. Ты в тот день несколько раз предупреждал,
что не стоит оставлять в живых  сардукаров,  видевших  наши  тайные  пути.
Наконец, ты заявил, что они наверняка выдадут то, что видели - они  должны
быть убиты. И мой отец сказал: "Ты сказал это - не зная, что сказал". И ты
был уязвлен. Ты возразил ему,  что  ты  только  ПРОСТОЙ  вождь  Свободных.
Герцоги должны ведать более важными вещами.
     Стилгар уставился на Лито. "Мы были у скал  Хаббания!"  "МЫ"!  Это...
это дитя, еще и не зачатое в тот день, знает в  точных  подробностях  все,
что произошло, в таких подробностях,  которые  могут  быть  известны  лишь
тому, кто сам там был. Что ж, это было всего лишь еще одно доказательство,
что этих отпрысков Атридесов нельзя судить по обычным меркам.
     - Теперь послушай меня, - сказал Лито. - Если я умру  или  исчезну  в
пустыне, ты обязан будешь бежать из съетча Табр. Это мой приказ. Ты обязан
будешь взять Гани и...
     - Ты еще не мой Герцог! Ты... Ты ребенок!
     - Я взрослый в обличьи ребенка, - ответил Лито. - Он указал на  узкую
расселину в скалах под ними. - Если я умру здесь, это произойдет вон в том
месте. Ты увидишь кровь. И поймешь тогда. Возьми мою сестру и...
     - Я удвою твою охрану, - сказал Стилгар. - Ты не  пройдешь  сюда  еще
раз. Сейчас мы уйдем отсюда, и ты...
     - Стил! Ты не сможешь меня удержать. Обратись мысленно еще раз к тому
времени у скал Хаббания. Помнишь? Заводской краулер был во внешних песках,
при приближении большого Создателя. Не было способа спасти  и  краулер,  и
людей от червя. И отец мой приказал взять на  борт  сколько  можно  людей,
пожертвовав добытым спайсом и оборудованием корабля. Стил, я  возлагаю  на
тебя  обязанность  спасти  людей.  Люди  важнее  вещей.  А  Гани  -  самая
драгоценная из всех, потому  что  без  меня  она  -  единственная  надежда
Атридесов.
     - Не желаю больше слушать, - сказал Стилгар. Он повернулся и двинулся
вниз по скалам, через песок, к оазису. Он услышал, как Лито последовал  за
ним. Вскоре Лито обогнал его и, оглянувшись, спросил:
     - Ты заметил, Стил, как красивы молодые женщины в этом году?



                                    18

                     Жизнь единичного человека, как и жизнь семьи и целого
                народа, зиждется на памяти.  Мой  народ  должен  прийти  к
                пониманию этого, что станет частью их процесса созревания.
                Как народ, они  являются  ОРГАНИЗМОМ  и  через  сохраняемую
                память они  откладывают  все  больший  и  больший  опыт  в
                подсознательное    хранилище.    Человечество     надеется
                обратиться к этому  материалу,  если  он  потребуется  для
                изменения мироздания. Но  большинство  отложенного  может
                затеряться в шальной игре случайного, которую мы  называем
                "судьбой". Многое может быть интегрировано в  эволюционные
                взаимосвязи  и,  таким  образом,  не  стать  оцененным   и
                задействованным в те безостановочные изменения  окружающей
                среды, которые воздействуют  на  плоть.  ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ  РОД
                может забывать. В этом особая ценность Квизац Хадераха, о
                которой никогда  не  подозревали  Бене  Джессерит:  Квизац
                Хадерах не может забывать.
                                                  Харк ал-Ада. Книга Лито.

     Стилгар сам не мог объяснить почему, но небрежное замечание  Лито  до
глубины разбередило его душу. Оно  больше  всего  занимало  его  мысли  на
обратном пути через пески,  оттеснив  все  остальное,  сказанное  Лито  на
Спутнике, на второй план.
     Да, разумеются, молодые женщины Арракиса были очень  красивы  в  этом
году. И молодые люди тоже. Их глаза были устремлены вперед, вдаль: Их лица
безмятежно светились от избытка воды. Они часто красовались  безо  всякого
намека на маски и фильтротрубки стилсьютов. Зачастую они вообще не  носили
стилсьютов в обществе, предпочитая им  новые  одеяния,  под  которыми  при
каждом движении быстрым промельком угадывались их гибкие молодые тела.
     Эта человеческая красота выгодно оттенялась  на  фоне  новой  красоты
ландшафта. Сочетание этой красоты с крохотным пучком зеленых веточек среди
красно-коричневых скал  завораживало  взгляд  -  полная  противоположность
прежнему Арракису.  Прежняя  культура  пещеро-города,  лабиринтов  съетча,
дополнявшихся хитроумными перемычками и влагоуловителями на каждом  входе,
уступала дорогу  поселениям  под  открытым  небом,  часто  построенным  из
глинобитных кирпичей. Глинобитных кирпичей!
     "Почему  мне  захотелось,  чтобы  поселение  погибло?"  -   подивился
Стилгар, споткнувшись на ходу.
     Стилгар знал, что он -  из  отмирающей  породы.  Старые  Свободные  с
разинутыми от изумления ртами смотрели на расточительство планеты  -  вода
разбазаривалась  только  ради  того,  что  на  ней  можно  было   замесить
глинобитные кирпичи. Вода, изводимая на сооружение жилья для одной  семьи,
могла бы год поддерживать жизнь целого съетча.
     В таких домах даже делались прозрачные окна, чтобы пропускать  внутрь
солнечный жар и иссушать тела. Подобные окна открывались наружу.
     Новые Свободные могли смотреть на пейзаж из своих глинобитных  домов.
Они не теснились больше в закрытом со всех сторон съетче. А  где  приходит
новое видение мира, там и воображение  меняется.  Для  Стилгара  это  было
ощутимо. Новое видение объединило Свободных  с  остальным  миром  Империи,
вывело их в неограниченное пространство.  Некогда  они  были  привязаны  к
бедному водой Арракису, рабы суровых необходимостей. Не для  них  был  тот
распахнутый  кругозор,  который  являлся  условием  жизни  для  обитателей
большинства планет Империи.
     Перемены  виделись  Стилгару  на  фоне  его  собственных  сомнений  и
страхов. В прежние  дни  редкий  Свободный  задумывался  над  возможностью
покинуть Арракис и начать новую жизнь в одном из богатых водой миров. Даже
МЕЧТА о бегстве им не дозволялась.
     Лито шел впереди, и Стилгар смотрел в движущуюся  спину  юноши.  Лито
говорил о запретах на внепланетные перемещения. Что ж, такое во время  оно
постоянно оказывалось реальностью для большинства обитателей других миров,
даже там, где мечта дозволялась - в качестве  предохранительного  клапана.
Но  вершины  своей  планетарное  рабство  достигло  здесь,  на   Арракисе.
Свободные обратились вовнутрь, забаррикадировав свои умы точно так же, как
забаррикадировались они в своих пещерных лабиринтах.
     Самый смысл съетча - места священного убежища от времени и от  тревог
- был здесь искажен, став значить место чудовищного заключения  для  всего
населения.
     Лито говорит правду: Муад Диб все это изменил.
     Стилгар чувствовал себя потерянным. Он ощущал,  как  рассыпаются  его
прежние верования. Новое видение мира -  направленное  вовне  -  произвело
жизнь, которая жаждала выйти из заключения.
     "Как красивы молодые женщины в этом году".
     Прежний уклад жизни ("Мой уклад!" - признался он себе) заставлял  его
народ игнорировать всю историю, кроме той, что была обращена вовнутрь,  на
их собственный тяжкий труд. Прежние  Свободные  учили  историю  по  урокам
ужасов своих собственных миграций, по бегствам от  кары  в  кару.  Прежнее
планетарное  правительство  следовало  установившейся   политике   прежней
Империи. Оно подавляло творческую активность и всякие помыслы о прогрессе,
об эволюции. Для прежней Империи и устоев ее власти  процветание  являлось
опасностью.
     Стилгар вдруг потрясенно осознал, что все это являлось опасным и  для
того курса, который прокладывала Алия.
     Стилгар опять споткнулся - и упал, еще больше отстав от Лито.
     В прежнем укладе и в прежних религиях не было будущего - было  только
бесконечное СЕЙЧАС. До Муад Диба - и Стилгар видел это  -  вера  Свободных
была ограничена верой  в  то,  что  ничего  нельзя  окончательно  достичь,
возможно лишь потерпеть крах... Да, они  верили  в  Льета-Кайнза,  но  тот
заложил отсчет времени по сорока поколениям. Завершения  не  было  -  была
мечта, которая,  как  Стилгар  видел  теперь,  тоже  оказалась  обращенной
вовнутрь.
     МУАД ДИБ ЭТО ИЗМЕНИЛ!
     За   время   джихада   Свободные    многое    уяснили    о    прежнем
Императоре-Падишахе, Шаддаме IV. Восемьдесят первый падишах Дома  Коррино,
занявший Трон Золотых Львов и  правивший  Империей  из  бессчетных  миров,
использовал Арракис как испытательный полигон для той политики, которую он
надеялся провести и в остальных частях империи. Его наместники на  планете
Арракис неуклонно холили и лелеяли пессимизм, чтобы упрочить основу  своей
власти. Они неустанно  пеклись,  чтобы  всем  на  Арракисе,  даже  вольным
скитальцам Свободным, сделались наверняка хорошо  известны  многочисленные
случаи несправедливости и неразрешимых  проблем;  они  приучали  население
воспринимать себя беспомощным, не имеющим поддержки и опоры.
     "Как красивы молодые женщины в этом году!"
     Разглядывая возвращающегося в съетч Лито, Стилгар подивился,  как  же
этот юноша сумел отворить  в  нем  поток  подобных  мыслей  -  всего  лишь
простеньким на вид замечаньицем. Благодаря этой оброненной фразе,  Стилгар
совершенно по-другому увидел Алию и свою собственную роль в Совете.
     Алия обожала повторять, что старый уклад медленно уступает новому,  и
Стилгар  признался  себе,  что  всегда  находил   это   заявление   смутно
успокаивающим.  Перемены  опасны.  Изобретательность  должна  пресекаться.
Личная сила воли должна быть отрицаема. Чему еще служит жречество, как  не
отрицанию личной воли?
     Алия частенько повторяла, что возможности для открытого  соревнования
должны быть ограничены до  управляемых  пределов.  Но  это  означало,  что
нынешнее пугало технологии  могло  использоваться  лишь  для  того,  чтобы
держать в узде население. Всякая  разрешенная  технология  должна  корнями
быть привязана к ритуалу. Иначе... Иначе...
     Стилгар опять споткнулся. Теперь он был у канала, а Лито поджидал его
у абрикосового сада, росшего вдоль проточной воды.  Стилгар  услышал,  как
его ноги зашелестели по нескошенной траве.
     НЕСКОШЕННАЯ ТРАВА!
     "Во что я могу верить?" - спросил себя Стилгар.
     Для Свободного его поколения надлежащей была вера в то, что  личности
нужно полностью осознавать свои пределы.  Традиции  являлись,  несомненно,
элементом наибольшего контроля в незыблемом обществе.  Люди  должны  знать
границы своего времени, своего общества, своей территории. Что  плохого  в
съетче  как  в  модели  мышления?  Всякому  личному  выбору  следует  быть
замешанным на чувстве отгороженности - именно это чувство должно ограждать
семью, сообщество, всякий предпринимаемый должным правительством шаг.
     Стилгар остановился и пристально посмотрел через сад на Лито. Юноша с
улыбкой глядел на Стилгара.
     "Знает ли он о сумятице в моей голове?" - подумал Стилгар.
     И старый наиб попробовал обратиться к традиционному катехизису своего
народа.  Всякий  аспект  жизни  требует  циничности  формы,  присущая   ей
закругленность  основывается  на  тайном  внутреннем  знании,  что   будет
действовать и что действовать не будет. Моделью жизни, сообщества,  всякой
составляющей более крупного социального объединения, должен быть  съетч  и
его двойник песков, Шаи-Хулуд. Гигантский  червь  был,  несомненно,  самым
внушительным творением, но, когда возникала угроза, уходил на недосягаемую
глубину.
     "Перемены  опасны!"  -   повторил   себе   Стилгар.   Однообразие   и
стабильность - вот надлежащие цели правительства.
     Но молодые люди и женщины красивы.
     И они помнят слова Муад Диба, произнесенные при  низвержении  Шаддама
IV: "Не долгой жизни для Императора я ищу, но долгой жизни для Империи".
     "Разве не то же самое я все время твержу себе?" - недоуменно вопросил
себя Стилгар.
     И он опять пошел - ко входу в  съетч,  находившийся  чуть  правее  от
Лито. Юноша двинулся ему наперерез.
     Муад Диб сказал и  другое,  напомнил  себе  Стилгар:  "Цивилизация  и
правительства рождаются, зреют, размножаются и умирают точно так  же,  как
отдельные люди".
     Опасная или нет, но перемена будет. Красивые  молодые  Свободные  это
знают. Им дано смотреть вперед и видеть ее, готовясь и будучи  готовыми  к
ней.
     Стилгар вынужден был остановиться, чтобы не наткнуться на Лито.
     Юноша взглянул на него совиным взглядом и сказал:
     - Вот видишь, Стил? Традиция - совсем не такой абсолютный  проводник,
как ты думал.



                                    19

                         Свободный умирает, когда он слишком долго отлучен
                    от пустыни; мы называем это "водяной тоской".
                                                     Стилгар. Комментарии.

     - Да, мне трудно просить тебя сделать это, - сказала Алия. - Но...  Я
должна быть уверена в том, что есть Империя в  наследство  детям  Пола.  В
этом ведь - единственная причина Регентства.
     Алия повернулась от зеркала, сидя перед которым  она  завершала  свой
утренний туалет. Поглядев на мужа, она прикинула, насколько он проникся ее
словами. В такие моменты Данкан Айдахо заслуживал тщательного  изучения  -
он, несомненно, был сейчас намного хитрее и  опаснее  того  мечевластителя
Дома Атридесов, которым некогда являлся. Внешне, он  оставался  тем  же  -
козлиные черные волосы над смуглым лицом - но за долгие годы после  своего
пробуждения из состояния гхолы он пережил внутреннюю метаморфозу.
     И теперь она гадала, как гадала  уже  много  раз:  что  возродившийся
после смерти гхола может скрывать в потайных глубинах своего  одиночества.
До того, как Тлейлакс обработал его по своей хитроумной науке, Данкан  был
для Атридесов весь как на ладони  -  верность,  фанатичная  приверженность
моральному кодексу своих  предков-наемников,  мгновенные  вспыльчивость  и
отходчивость.  Он  был  непримирим  в  своей  решимости   отомстить   Дому
Харконненов. И умер, спасая Пола. Но Тлейлакс забрал его тело у сардукаров
и, в своих регенераторных чанах, вырастил  зомби-катрундо:  плоть  Данкана
Айдахо, но ничего от его сознания и памяти.  Из  него  сделали  выученного
ментата и - живой компьютер послали в дар  Полу.  Тонкий  инструмент,  под
гипнотическим внушением он должен будет зарезать своего  владельца.  Плоть
Данкана  Айдахо  воспротивилась  этому  внушению  и,   через   невыносимое
потрясение, его клеточное прошлое ожило в нем.
     Алия давно уже решила, что даже в сокровенных мыслях опасно  называть
его человеческим именем Данкан,  думая  о  нем.  Лучше  называть  его  тем
именем, которое он получил  как  гхола  -  Хейт.  Намного  лучше.  И  было
жизненно важно, чтобы он не уловил ни малейшего проблеска  старого  Барона
Харконнена, живущего в ее мозгу.
     Данкан, увидев, что Алия изучающе на него смотрит, отвернулся. Любовь
не могла скрыть от него перемен в ней, не скрывала она и  прозрачности  ее
мотивов.  Сложносоставные  металлические  глаза,  которые  он  получил  на
Тлейлаксе, были беспощадны в своей способности распознавать обман.  В  них
она представилась теперь злорадно торжествующей, почти мужской, фигурой, и
он не мог видеть ее такой.
     - Почему ты отворачиваешься? - спросила Алия.
     - Я должен подумать об этом, - ответил он. - Леди Джессика... она  из
Атридесов.
     - И верность твоя Дому Атридесов, а не мне, - Алия недовольно  надула
губы.
     - Не надо приписывать мне такие ненадежные толкования, - ответил он.
     Алия поджала губы. Не действовала ли она слишком стремительно?
     Данкан подошел к вырубленному в стене окну, смотревшему  на  Храмовую
площадь.  Там,  внизу,  видны  были   начинавшие   собираться   пилигримы,
устраивались по ее краям арракинские торговцы, готовясь поживиться за счет
пилигримов - как стая хищников за счет травоядного стада. Они  уверенно  и
властно двигались сквозь собирающуюся толпу.
     - Они торгуют точеным  мрамором,  -  указал  Данкан.  -  Раскладывают
кусочки мрамора в  пустыне,  чтобы  песчаные  штормы  их  источили.  Порой
выходят  очень  интересные  узоры.  Они  называют  это  видом   искусства.
Пользуется он большим  спросом  -  подлинный  мрамор  с  Дюны,  обточенный
штормами. Я купил камешек  на  прошлой  неделе.  Золотое  дерево  с  пятью
колосками. Очаровательно, но очень хрупко.
     - Не уходи от темы, - сказала Алия.
     - Я не ухожу от темы, - ответил  он.  -  Это  прекрасно,  но  это  не
искусство.  Люди  творят  искусство  через  собственные  волеизъявления  и
насилие над материалом, - он  положил  руку  на  подоконник.  -  Близнецам
отвратителен город - и, боюсь, я их понимаю.
     - Не улавливаю связи, - сказала Алия. - Похищение моей  матери  -  не
настоящее  похищение.  Она  будет  в  полной  безопасности,  будучи  твоей
пленницей.
     - Этот город построен слепыми, - проговорил он. - Ты знаешь,  что  на
прошлой неделе Лито и Стилгар одни уходили в пустыню? Они провели там  всю
ночь.
     - Мне об этом докладывали, - сказала она. -  Насчет  этих  выточенных
песком безделушек - ты хочешь, чтобы я запретила их продажу?
     - Это пойдет во вред торговле, - он обернулся. - Знаешь, что  ответил
мне Стилгар, когда я спросил его, зачем им понадобилось уходить  в  пески?
Он ответил, что Лито хотел связаться с духом Муад Диба.
     Алию внезапно пронизал холод  паники,  и  она  мгновение  смотрела  в
зеркало, приходя в себя. Лито не осмелился бы покинуть  ночью  съетч  ради
такой чепухи. Не заговор ли это?
     Айдахо поднес руку к глазам, чтобы не видеть Алию, и сказал:
     - Стилгар сказал мне, что пошел вместе с Лито, потому что до сих  пор
верит в Муад Диба.
     - Разумеется, верит!
     Айдахо глухо хмыкнул.
     - Он говорит, что до сих пор верит в Муад Диба, потому что тот был за
маленьких людей.
     - Что ты на это ответил? - голос Алии выдал ее страх.
     Айдахо опустил руку с глаз.
     - Я сказал: "Тогда и ты, выходит, маленький человек"?
     - Данкан! Это опасная игра! Дразня  ТАКОГО  наиба  Свободных,  вполне
можно разбудить зверя, который погубит нас всех.
     - Он до сих пор верит в Муад Диба, - сказал Айдахо.  -  В  этом  наша
защита.
     - И что он тебе ответил?
     - Сказал, что это его личное дело.
     - Понимаю.
     - Нет... По-моему,  ты  не  понимаешь.  У  тех,  кто  кусается,  зубы
подлиннее, чем у Стилгара.
     - Я не понимаю тебя сегодня, Данкан. Я  прошу  тебя  выполнить  очень
важную вещь,  вещь  жизненно  важно  для...  К  чему  все  эти  бессвязные
отвлечения?
     Какая же раздраженность прозвучала в ее голосе. Данкан  отвернулся  к
окну.
     - Когда я проходил свою ментатскую выучку... Алия, было очень  трудно
вникнуть в работу своего собственного мозга. Сперва усваиваешь, что  мозгу
должно быть дозволено работать самому по себе. Это очень  странно.  Можешь
работать своими мускулами, упражнять их, укреплять их, но  мозг  действует
сам по себе. Порой, когда ты уже  научился  этому,  мозг  показывает  тебе
такое, чего ты не желаешь видеть.
     - Потому ты и пытался оскорбить Стилгара?
     - Стилгар не знает своего собственного мозга -  он  не  предоставляет
ему свободы действий.
     - Кроме как на оргиях спайса.
     - И даже там. Благодаря этому он и стал наибом. Чтобы быть вождем, он
контролирует и ограничивает свои реакции. Делает то, что от него  ожидают.
Как только понимаешь это - постигаешь Стилгара и можешь измерить длину его
зубов.
     - Таковы вообще Свободные, - сказала она. - Ну, Данкан,  ты  сделаешь
то, о чем я прошу, или нет? Надо ее похитить, а выглядеть это должно делом
рук Дома Коррино.
     Он промолчал, пропуская ее тон и доводы через свой ум  ментата.  План
похищения показал такую  степень  черствости  и  жестокости,  что  это  до
глубины души потрясло Данкана. Рисковать жизнью  собственной  матери  ради
приведенных ему причин? Алия лжет. Может быть, перешептывания  об  Алии  и
Джавиде - правдивы. При этой мысли у него свело от ледяного холода живот.
     - Ты единственный, кому могу я в этом довериться, - сказала Алия.
     - Знаю, - ответил он.
     Восприняв это как согласие, она улыбнулась в зеркало самой себе.
     - Видишь ли, -  проговорил  Айдахо,  -  ментат  выучен  рассматривать
каждого человека как последовательность взаимосвязей.
     Алия не ответила. Она сидела,  погрузившись  в  личные  воспоминания,
лицо ее стало при этом пустым и отрешенным. Айдахо поглядел на  нее  через
плечо и содрогнулся. Вид у нее был такой, словно она общалась с  голосами,
слышными только ей.
     - Взаимосвязи, - прошептал он.
     И подумал: "Нужно отбросить прежние страдания, как  змея  отбрасывает
прежнюю кожу - только для того, чтобы обрасти  новыми  и  принять  все  их
ограничения. То же  самое  с  правительствами  -  даже  с  Регентством.  К
сошедшим правительствам вполне можно относиться как к выкинутой при линьке
ненужной коже. Я должен осуществить  этот  план,  но  иначе,  чем  требует
Алия".
     Вскоре Алия, пожав плечами, сказала:
     - Лито  не  следует  подобным  образом  выходить  наружу  в  нынешние
времена. Я сделаю ему выговор.
     - Даже со Стилгаром?
     - Даже с ним.
     Встав от зеркала,  она  подошла  к  стоявшему  возле  окна  Айдахо  и
положила руку ему на руку.
     Он подавил дрожь, заставив себя заниматься лишь вычислениями в  своем
мозге-компьютере. Что-то в ней вызывало в нем бурное отвращение.
     Что-то в ней.
     Он не мог заставить себя  посмотреть  на  нее.  Он  чувствовал  запах
меланжа от ее косметики. Он откашлялся.
     - Сегодня вечером я займусь изучением даров Фарадина, - сказала она.
     - Одежд?
     - Да. Ничто делаемое им не является тем, чем  кажется.  И  мы  должны
помнить, что его башар, Тайканик, сторонник чаумурки, чаумас и всех других
тонких способов убийства царственных лиц.
     - Цена власти, - сказал он, отстраняясь от нее. - Но мы  до  сих  пор
мобильны, а Фарадин нет.
     Она изучающе посмотрела на его точеный профиль. Порой трудно  постичь
ход его  мыслей.  Имел  ли  он  в  виду  лишь  то,  что  свобода  действий
развязывает руки для создания воинской мощи? Да, жизнь на Арракисе слишком
долго была слишком безопасной. Чувства,  некогда  заостренные  вездесущими
опасностями, вырождаются, оказавшись вне употребления.
     - Да, - сказала она. - У нас до сих пор есть Свободные.
     - Мобильность, - повторил он. - Нам нельзя низводить себя до  пехоты.
Такое было бы глупо.
     Тон Данкана вызвал раздражение Алии, и она сказала:
     - Фарадин применит любые средства, чтобы нас уничтожить.
     - В  том-то  и  дело,  -  ответил  он.  -  Вот  и  форма  инициативы,
мобильности, которую мы не имели в прежние дни. У нас был  кодекс,  кодекс
Дома  Атридесов.  Мы  всегда  жили   по   средствам,   а   мародерствовать
предоставляли нашим врагам. Это ограничение  теперь,  конечно,  больше  не
соблюдается. Мы равно мобильны, Дом Атридесов и Дом Коррино.
     - Мы похитим мою мать, чтобы уберечь ее от зла, точно так же,  как  и
по другим причинам, - сказала Алия. - Мы так и живем по кодексу!
     Он поглядел на нее. Ей известно, как опасно провоцировать ментата  на
уход в его выкладки. Разве она не понимает, что он вычислил? И  все  же...
он до сих пор ее любит. Он провел рукой  по  глазам.  Как  же  молодо  она
выглядит. Леди  Джессика  права:  Алия  как  будто  ни  на  один  день  не
состарилась за годы их совместной жизни. У нее так  и  сохранились  мягкие
черты ее матери - Бене Джессерит, но  глаза  ее  были  глазами  Атридесов:
примеряющими, требовательными, ястребиными. А сейчас некая  одержимость  и
жестокий расчет таились в этих глазах.
     Айдахо слишком долго прослужил Дому Атридесов,  чтобы  не  знать  все
сильные и слабые стороны этой семьи. Но то, с чем он столкнулся  сейчас  в
Алии, было для него внове. Атридесы могли затевать  коварные  игры  против
врагов, но никогда против друзей и союзников, а  тем  более  против  члена
семьи. Такова была твердая  основа  позиции  Атридесов:  поддерживай  свое
собственное население как только способен, показывай ему, насколько  лучше
ему живется под властью Атридесов; демонстрируй  любовь  к  друзьям  через
свою искренность с ним. Хотя, не от  Атридесов  это  исходит,  то,  о  чем
просит сейчас Алия. Он ощущал это всем своим телом и всеми своими нервами.
Все его чувства и восприятия сливались в неразделимое ощущение присутствия
чужеродного в занятой Алией позиции.
     И - словно  с  резким  щелчком  включились  датчики  его  ментатского
сознания - ум  его  погрузился  в  тот  оцепенелый  транс,  в  котором  не
существуют Времени, а существуют лишь вычисления. Алия догадается,  что  с
ним произошло, но ничего не поделаешь. Он отдался своим выкладкам.
     Расклад: ОТРАЖАЯСЬ, леди Джессика живет псевдожизнью в сознании Алии.
Он видит это также, как видит отражение того Данкана Айдахо,  который  еще
не был гхолой, постоянно пребывающее  в  его  собственном  сознании.  Алия
обладает этим видением, будучи одной из предрожденных. Он  обрел  подобный
дар в регенерационных чанах Тлейлакса. При том,  Алия,  ставя  под  угрозу
жизнь  матери,  отказывается   от   ее   отражения   в   своем   сознании.
Следовательно, у Алии отсутствует контакт с псевдо-Джессикой  внутри  нее.
Следовательно, Алия НАСТОЛЬКО ПОЛНО во владении некоей другой псевдожизни,
что всем остальным в ее сознании места нет.
     ОДЕРЖИМОСТЬ!
     ЧУЖДОСТЬ!
     БОГОМЕРЗОСТЬ!
     Сделав некий вывод, ментат принимает его и обращаются к другим граням
проблемы. Так поступил  и  Данкан.  Все  Атридесы  здесь,  на  этой  одной
планете. Рискнет ли Дом Коррино напасть из космоса? Его ум быстрее  молнии
пробежался по тем изобретениям, что покончили с примитивными формами войн:
     Первое - все планеты уязвимы для нападения из космоса; отсюда,  всеми
Великими Домами средства возмездия вынесены во внепланетное  пространство.
Как Фарадину не знать,  что  Атридесы  не  пренебрегли  этой  элементарной
предосторожностью.
     Второе  -  силовые  щиты  являются  полнейшей  защитой  от  неядерных
снарядов и взрывных устройств, основная причина почему в военных  схватках
вновь вышла на первое место живая  сила.  Но  пехота  ограничена  в  своих
возможностях. Дом Коррино может вернуть своих сардукаров хоть  на  прежние
позиции у самых  арракинских  пределов,  но  те  неровня  свободным  с  их
отчаянной свирепостью.
     Третье - сохраняется постоянная опасность планетарному феодализму  со
стороны большого технократического класса, но  воздействие  Бутлерианского
Джихада продолжает предотвращать  перегибы  технологизма.  Только  Иксиан,
Тлейлакс и несколько разрозненных внешних планет способны угрожать в  этом
отношении, но все они не устоят перед совместной яростью остальных  частей
Империи. С Бутлерианским Джихадом  покончено  не  будет.  Механизированная
война  требует  большого  технократического  класса.   Империя   Атридесов
направила эту силу по другому руслу. Ни один большой технический класс  не
выходит из-под надзора.  И  Империя  благополучно  остается  феодальной  -
естественно,  ведь  это  лучший  общественный  строй   для   того,   чтобы
расширяться за широко разбросанные дикие рубежи - на новые планеты.
     Данкан ощутил,  как  озарилось  его  сознание  ментата,  на  огромной
скорости промчавшись  по  заложенным  в  память  данным,  САМИМ  ПО  СЕБЕ,
полностью непроницаемое  для  течения  времени.  С  быстротой  молнии  его
вычисления проделали главный и решающий путь, приведя его к убеждению, что
Дом Коррино не осмелится на НЕЗАКОННОЕ ядерное нападение - но  он  отдавал
себе полный отче, из каких составляющих сложилось это убеждение: у Империи
столько же ядерных и союзных сил,  сколько  у  всех  других  Домов  вместе
взятых; по меньшей мере половина Великих Домов отреагирует  без  раздумий,
если Дом Коррино нарушит Конвенцию  -  к  внепланетной  системе  возмездия
самих  Атридесов  присоединится  всесокрушающая  мощь,  и  не  будет  даже
надобности к предварительному призыву. Этим призывом станет страх.  Салуза
Вторая и ее союзники исчезнут горячими облаками. Дом Коррино не рискнет на
такую катастрофу. Он несомненно был искренен, письменно присоединившись  к
мнению,  что  ядерное  оружие  -  это  резерв,  существующий   для   одной
единственной цели: защиты человечества в том случае, если  оно  когда-либо
столкнется с враждебным "другим разумом".
     У компьютерных мыслей ясные  грани  и  четкие  очертания.  Они  -  не
затуманенные межеумки. Алия выбрала похищение и  ужас,  потому  что  стала
чуждой, не Атридесом. Дом Коррино представлял угрозу, но отнюдь не  с  тех
направлений, наличие  которых  Алия  отстаивала  на  Совете.  Алия  хотела
удалить леди Джессику, потому что Бене Джессерит своим старческим  разумом
разглядела то, что лишь теперь стало ясно Данкану.
     Айдахо стряхнул с себя транс ментата и  увидел  холодное  оценивающее
выражение на лице стоящей перед ним Алии.
     - Не предпочла бы ты, чтоб леди Джессика была убита? - спросил он.
     Вспышка чужеродной радости не прикрыто полыхнула на краткий миг перед
его взором, прежде чем скрыться под притворным негодованием:
     - Данкан!
     Да, эта отчужденная Алия предпочитает матереубийство.
     - Ты боишься своей матери, а не за нее, - сказал он.
     Ее оценивающий взгляд не изменился, когда она ответила:
     - Конечно, боюсь. Она докладывает обо мне Сестрам.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Разве ты не знаешь величайшего искушения для Бене Джессерит? -  она
пододвинулась к  нему  поближе,  соблазнительная,  глядя  на  него  из-под
ресниц. - Лишь ради близнецов я заботилась о  том,  чтобы  поддерживать  в
себе силу и бодрость.
     - Ты говоришь об искушении, - бесстрастным голосом ментата сказал он.
     - Это то, что Сестры прячут глубже всего, то, чего они  больше  всего
боятся. Вот почему они называют меня  БОГОМЕРЗОСТЬЮ.  Они  знают,  что  их
запреты меня не вернут. Искушение... они всегда говорят о  нем  с  сильным
ударением: ВЕЛИКОЕ ИСКУШЕНИЕ. Видишь ли, мы, опирающиеся  на  учение  Бене
Джессерит,  способны  воздействовать  на  такие  вещи,  как  регулирование
внутреннего баланса энзимы в наших телах. Это  продлевает  молодость  -  и
намного дольше, чем меланж.  Понимаешь,  к  каким  приведет  последствиям,
начни этим пользоваться многие посвященные? Это будет  замечено.  Уверена,
ты просчитываешь истинность того, о чем я говорю. Меланж - вот что  делает
нас мишенью столь многих заговоров.  Мы  владеем  веществом,  продлевающим
жизнь. А если станет известно, что Бене Джессерит владеет даже  еще  более
могущественным секретом? Понимаешь! Ни одна Преподобная Мать  не  будет  в
безопасности. Похищения и пытки Бене Джессерит станут самым обычным делом.
     - Ты достигла совершенства в  отладке  баланса  энзимы,  -  это  было
утверждение, а не вопрос.
     - Я бросила открытый вызов Сестрам! Доклады моей матери сделают  Бене
Джессерит неколебимым союзником Дома Коррино.
     Насколько правдоподобно, подумал он.
     И пустил пробный камешек:
     - Но ведь наверняка твоя мать не пойдет против тебя!
     - Она была Бене Джессерит задолго до того, как  стала  моей  матерью.
Данкан, она позволила, чтобы  ее  собственный  сын,  мой  брат,  подвергся
испытанию Гом Джаббаром! Она это устроила! Зная, что он может и не выжить!
У Бене Джессерит прагматизма всегда было намного  больше,  чем  веры.  Она
выступит против меня, если решит, что это в лучших интересах Сестер.
     Он кивнул. До чего же она убедительна. Печально об этом думать.
     - Мы должны владеть инициативой, - сказала  она.  -  В  этом  -  наше
острейшее оружие.
     - Остается проблема Гурни Хэллека, - заметил он. - Должен ли я  убить
своего старого друга?
     - Гурни в пустыне, с каким-то шпионским поручением, -  ответила  она,
зная, что Айдахо уже об этом осведомлен.  -  Он  благополучно  устранен  с
дороги.
     - Очень  странно,  -  сказал  Данкан.  -  Губернатор-Регент  Келадана
работает на побегушках здесь, на Арракисе.
     - Почему бы и нет? - вопросила Алия. -  Он  ее  любовник  -  в  своих
мечтах, если не на самом деле.
     - Да, конечно, - и он засомневался, расслышала ли она неискренность в
его голосе.
     - Когда ты ее похитишь? - спросила Алия.
     - Лучше, чтоб ты об этом не знала.
     - Да... Да, понимаю. Куда ты ее увезешь?
     - Туда, где ее не смогут найти. Там посмотрим. Она не останется здесь
угрозой тебе.
     Нельзя было не разглядеть ликования в глазах Алии.
     - Но когда...
     - Если ты не будешь знать, то сможешь при необходимости держать ответ
перед Узнавателем Лжи, что ты не знаешь, где она.
     - Да, умно, Данкан.
     "Теперь она верит, что я убью леди Джессику", - подумал он.  А  вслух
сказал:
     - Спокойной ночи, любимая.
     Она не расслышала бесповоротности  в  его  голосе,  и  даже  беспечно
поцеловала его, когда он уходил.
     И на всем своем пути через съетчеобразный  лабиринт  коридоров  храма
Айдахо обмахивал  глаза.  Глаза  производства  Тлейлакса  тоже  подвержены
слезам.



                                    20

                                       Ты любил Келадан -
                                       Плачь по сгинувшей рати его,
                                       Даже снова любя,
                                       Не забудешь, скорбя,
                                       Невозвратные тени его.
                                           Рефрен из Хаббаньянского Плача.

     Стилгар учетверил охрану в съетче вокруг близнецов, но  понимал,  что
это бесполезно. Мальчуган был совсем как свой тезка,  дедушка  Лито.  Все,
знавшие прежнего Герцога, это подмечали. Вид у  Лито  был  расчетливый,  и
осторожность при нем была, но все  это  следовало  брать  с  поправкой  на
скрытую неистовость, на падкость к опасным решениям.
     Ганима больше похожа на мать. У нее рыжие  волосы  Чани,  материнский
разрез  глаз,  и  взвешенность  при  разрешении  трудностей.   Она   часто
повторяла, что делает лишь то, что должна  делать,  но,  куда  ни  поведет
Лито, она последует за ним.
     А Лито собирался повести их к опасности.
     Ни разу Стилгару не пришло на  ум  поверить  свою  проблему  Алии.  А
значит, исключалась и Ирулэн, бежавшая к Алии  со  всем  и  вся.  Придя  к
такому решению, Стилгар осознал, что признает вероятность того факта,  что
Лито судит об Алии верно.
     "Она использует людей походя и черство, - думал он.  -  Даже  Данкана
она так использует. Дело даже не в  том,  что  она  изменит  ко  мне  свое
отношение и убьет меня. Главное - что она меня УВОЛИТ".
     Тем временем охрана была усилена, и Стилгар  блуждал  по  съетчу  как
призрак в просторных одеяниях, ничего не оставляя без пригляда. И все  это
время его обуревали сомнения, посеянные в нем Лито. Если нельзя положиться
на традицию, то где же та скала, за которую можно заякорить свою жизнь?
     В день  Приветственного  Собрания  в  честь  прибытия  леди  Джессики
Стилгар следил за Ганимой, стоявшей вместе с бабушкой на пороге у входа  в
главную палату собраний съетча. Было рано, и Алия еще не прибыла, но  люди
уже густой толпой скапливались в  палату,  исподтишка  бросая  взгляды  на
ребенка и взрослую, когда проходили мимо них.
     Стилгар  остановился  в  затененной  нише,  вне  людского  потока,  и
наблюдал  за  этой  парой,  не  в  состоянии  расслышать  их  слов  сквозь
пульсирующий ропот скапливающихся толп.  Люди  многих  племен  были  здесь
сегодня, чтобы приветствовать возвращение своей старой Преподобной Матери.
Но Стилгар глядел на Ганиму. Ее глаза, и  как  она  пританцовывает,  когда
говорит!  Ее  движения  его  восхищали.  А  эти  синие-в-синем,   твердые,
пытливые, оценивающие глаза. А как  она,  мотнув  головой,  отбрасывает  с
плеча  золотисто-рыжие  волосы.  Все  это  -  Чани.  Воскресший   призрак,
сверхъестественное сходство.
     Стилгар медленно переместился поближе и занял пост в другой нише.
     Он не мог  припомнить  на  своем  веку  ни  одного  другого  ребенка,
взиравшего бы так же, как Ганима - кроме ее брата. Где  же  Лито?  Стилгар
оглянулся в переполненный проход. Его  стража  подняла  бы  тревогу,  будь
что-то не так Стилгар покачал головой. Эти  близнецы  с  ума  его  сведут.
Постоянно они испытывали на износ его  душевное  спокойствие.  Он  мог  бы
почти возненавидеть их. Царственные особы не  защищены  от  ненависти,  но
кровь  (и  ее   драгоценная   вода)   предъявляют   такие   требования   к
самообладанию, перед которыми меркнут  все  прочие  заботы.  Эти  близнецы
существовали, как его величайшая ответственность.
     Пронизанный пылью коричневый  свет  возник  в  пещерообразной  палате
собраний за Ганимой и Джессикой, коснулся плеч девочки и ее нового  белого
одеяния, озарив сзади ее  волосы,  когда  она  обернулась  и  поглядела  в
проход, на густо идущих людей.
     "Почему Лито заразил меня этими сомнениями? - задумался Стилгар.  Без
сомнения, он сделал эго умышленно. - Может быть, Лито хотел, чтобы я  хоть
в малой степени разделил опыт его сознания". Стилгар  ЗНАЛ,  что  близнецы
отличаются от других, но его рассудок никогда не был в состоянии  вместить
это знание. Он никогда не ощущал чрево матери как темницу  пробуждающегося
сознания...  сознания,  живого  со  второго   месяца   беременности,   как
утверждалось.
     Лито сказал однажды, что его память подобна  "внутренней  голографии,
расширяющейся  в  размерах   и   подробностях   с   первоначального   шока
пробуждения, но никогда не меняющаяся ни в форме, ни в очертаниях".
     Впервые,  наблюдая  за  Ганимой  и  леди  Джессикой,  Стилгар   начал
понимать, что это,  должно  быть,  такое  -  жить  в  цепляющейся  паутине
воспоминаний, не в силах ни покинуть се, ни найти изолированное  прибежище
для собственного  ума.  Столкнувшись  с  такой  обусловленностью,  человек
должен интегрировать сумасшествие, отбирать и  отвергать  среди  множества
предложений, по системе, где ответы меняются так же быстро, как и вопросы.
     Не могло быть закрепленной традиции. Не могло быть абсолютных ответов
на вопросы о двух сторонах. Что подходит? То,  что  не  подходит.  Что  не
подходит? То, что подходит. Ему пришел на ум образец  этому,  старая  игра
Свободных в загадки. Вопрос: "Что несет смерть  и  жизнь?"  Ответ:  "Ветер
Кориолиса".
     "Почему Лито хочет, чтобы я  это  понял?"  -  спросил  себя  Стилгар.
Осторожно зондируя, Стилгар понял, что близнецы разделяют общий взгляд  на
свою несхожесть с другими: думают об этом  как  о  несчастье.  "Для  таких
проход по  каналу  рождения  должен  быть  изматывающим",  -  подумал  он.
Неведение ослабляет потрясение от некоторых переживаний, но они-то ведь не
будут  пребывать  в  неведении  насчет  момента  рождения.  Столкнешься  с
непрестанной войной с сомнениями. Будешь обижаться на  свое  несходство  с
остальными. Приятно дать почувствовать другим хотя бы вкус этого  отличия.
"Почему я?" - вот что будет твоим первым вопросом без ответа.
     "А я о чем себя спрашиваю? - подумал Стилгар. Кислая  улыбка  тронула
его губы. - Почему я?"
     По-новому видя теперь близнецов,  он  уяснил  себе,  почему  они  так
бесшабашно рискуют своими незрелыми телами. Ганима однажды сказала  ему  -
как отрезала - когда он бранил ее за то, что она полезла по западной круче
к вершине над съетчем  Табр:  "Почему  я  должна  бояться  смерти?  Я  уже
побывала в ней - много раз".
     "Да как я осмеливаюсь учить таких детей? - подивился Стилгар.  -  Как
кто-либо посмеет?"
     Как ни странно, мысли Джессики развивались в схожем русле, когда  она
беседовала со своей внучкой. Она думала о том, как должно быть трудно жить
со зрелым умом в незрелом теле. Тело должно еще только научиться тому, что
ум уже познал и умеет - идет подгонка реакций и рефлексов. Пусть  доступен
им древний комплекс Бене Джессерит  прана-бинду,  но  даже  и  тут  их  ум
обгонит тело. Гурни будет чрезвычайно трудно выполнить ее распоряжения.
     - Вон Стилгар - наблюдает за нами из той ниши, - сказала Ганима.
     Джессика не обернулась. Но ее  поразило  то,  что  расслышала  она  в
голосе Ганимы. Ганима любит старого Свободного любовью детей к  родителям.
Даже когда она говорит о нем  небрежно  или  поддразнивает  его,  она  его
любит. Осознание этого заставило Джессику увидеть старого  наиба  в  новом
свете - внезапно оформившееся в ясную  форму  понимание  открыло  ей,  что
общего у Стилгара  и  близнецов.  Новый  Арракис  не  очень-то  устраивает
Стилгара, поняла Джессика. И  не  больше  этот  новый  мир  устраивает  ее
внуков.
     Незваная и непрошеная, всплыла в мозгу Джессики старая присказка Бене
Джессерит: "Заподозрить, что ты смертен, есть начало ужаса;  неопровержимо
уяснить, что ты смертен - познать окончание ужаса".
     Да, смерть не станет тяжелым ярмом для Стилгара и близнецов, но жизнь
их - это медленное пламя. Все они находят  свой  мир  плохо  подходящим  и
жаждут иных путей, где познание изменений не  сулит  угрозы.  Они  -  дети
Абрахама, большему научившиеся от парящего над пустыней  ястреба,  чем  из
любой писаной книги.
     Лито поразил Джессику не далее, как сегодня утром, когда они стояли у
струящегося над съетчем канала.
     - Вода - как капкан для нас, бабушка, - сказал он.  -  Лучше  бы  нам
жить далекой отсюда пылью, потому что тогда ветер мог бы вознести нас выше
высочайших круч Защитной стены.
     Хоть Джессике и не впервой было встречаться со зрелостью,  находившей
себе  окольный  путь  через  уста  этих  детей,  при  этом  замечании  она
смешалась, хоть и сумела проговорить:
     - Такое мог бы сказать твой отец.
     А Лито, подбросив в воздух  горсть  песка  и,  наблюдая  за  падением
песчинок, ответил:
     - Да, мог бы. Но мой отец не учитывал в то  время,  как  быстро  вода
заставляет все возвращаться в ту землю, из которой она выходит.
     И сейчас, стоя в съетче рядом с  Ганимой,  Джессика  заново  пережила
шок, испытанный ею при этих словах. Она обернулась,  взглянула  на  плавно
текущую  толпу,  скользнула  острым  взглядом  по  затененным   очертаниям
Стилгара в нише. Стилгар - не из ручных Свободных, обученных лишь  таскать
веточки для гнезда. Он до сих пор ястреб. Думая о красном цвете, он думает
не о цветах, а о крови.
     - Ты внезапно так притихла, - сказала Ганима. - Что-нибудь не так?
     Джессика покачала головой.
     - Всего лишь то, что Лито сказал мне нынче утром.
     - Когда вы ходили на посадки? Что он сказал?
     Джессика подумала о занятном выражении взрослой мудрости, появившейся
утром на лице Лито. Точно такое же выражение приобрело сейчас лицо Ганимы.
     - Он припоминал то время, когда Гурни от контрабандистов вернулся под
знамена Арракиса, - ответила Джессика.
     - Значит, вы говорили о Стилгаре, - сказала Ганима.
     Джессика не спросила, откуда  такое  прозрение.  Близнецы,  казалось,
способны были по  собственному  желанию  воспроизводить  ход  мыслей  друг
друга.
     - Да, говорили, - ответила Джессика.  -  Стилгару  не  нравится,  как
Гурни величает Лито, но присутствие Гурни принуждает и  всех  Свободных  к
уважению Гурни постоянно говорит: "Мой Герцог..."
     - Понимаю, - заметила Ганима. - И, конечно, Лито указал, что  ОН  еще
не Герцог Стилгара.
     - Верно.
     - Ты, конечно, знаешь, что Лито с тобой делал, - сказала Ганима.
     - Не уверена, что  знаю,  -  призналась  Джессика,  и  это  признание
показалось ей особенно неловким, потому что ей и в  голову  не  приходило,
будто в поведении Лито с ней было что то умышленное.
     - Он старался вызвать тебя на воспоминания о нашем  отце,  -  сказала
Ганима. - Лито всегда жаждет узнать нашего  отца  с  точек  зрения  других
людей, его знавших.
     - Но... Разве у Лито нет...
     - О да, он может вслушиваться во ВНУТРЕННЮЮ ЖИЗНЬ. Разумеются. Но это
не то же самое. Вы, конечно, говорили о нем. О нашем отце, я имею в  виду.
Вы говорили о нем как о своем сыне.
     - Да, - Джессика как обрубила. Ей  не  нравилось  ощущение,  что  эти
близнецы вертят  ею,  как  хотят,  открывают  ее  память  для  наблюдения,
дотрагиваются до любого переживания, вызывающего их интерес. Может, Ганима
занимается этим прямо сейчас!
     - Лито сказал что-то, задевшее тебя, - сказала Ганима.
     Необходимость подавить гнев словно сокрушила Джессику:
     - Да... Сказал.
     - Тебе не нравится то, что он знает нашего отца так,  как  знала  его
наша мать, а нашу мать - так, как знал ее наш отец, -  сказала  Ганима.  -
Тебе не нравится, что это означает то, что мы можем знать о тебе.
     - Я прежде никогда на деле не задумывалась над этим с такой  стороны,
- натянутым голосом ответила Джессика.
     - Да, обычно знание чувственных вещей как раз и  смущает,  -  сказала
Ганима. - Тебе трудно думать о нас иначе, как о детях. Но нет ничего,  чем
бы занимались вместе наши родители, на людях или в уединении, что не  было
бы нам ведомо.
     На краткий миг Джессика пережила то же чувство, что и утром у канала,
но теперь это чувство относилось к Ганиме.
     - Он, вероятно, говорил о "мужской чувственности" твоего  Герцога,  -
сказала Ганима. - Порой не мешало бы надевать узду на язык Лито!
     "Разве нет ничего святого  для  этих  близнецов?"  Джессика  испытала
сначала потрясение, затем ярость, затем отвращение. Как  они  осмеливаются
говорить о чувственности ЕЕ Лито? Разумеется, любящие друг друга мужчина и
женщина разделяют и свои телесные наслаждения! Это прекрасно и интимно,  и
не для того, чтобы выставлять напоказ в нечаянном разговоре между взрослым
и ребенком.
     ВЗРОСЛЫЙ РЕБЕНОК!
     Джессика вдруг осознала, что ни у Лито,  ни  у  Ганимы  это  не  было
нечаянным.
     Поскольку Джессика сохраняла молчание, Ганима сказал:
     - Мы оскорбили тебя. Извиняюсь за нас обоих. Зная Лито, я  знаю,  что
он не подумает об извинениях. Порой, следуя по следу особенного запаха, он
забывает, как мы отличаемся... От тебя например.
     Джессика подумала: "И вот почему, конечно, вы оба  это  проделываете.
Вы учите  МЕНЯ!"  А  затем  подивилась:  "Кого  еще  они  учат?  Стилгара?
Данкана?"
     - Лито старается увидеть вещи такими, как видишь  их  ты,  -  сказала
Ганима. - Воспоминаний недостаточно. Именно тогда  чаще  всего  и  терпишь
неудачу, когда пытаешь самое неподатливое.
     Джессика вздохнула.
     Ганима коснулась руки своей бабушки:
     - Твой сын  оставил  несказанным  многое,  что  все  же  должно  быть
сказанным, даже для тебя. Прости нас, но он любил тебя. Разве ты этого  не
знаешь?
     Джессика отвернулась, чтобы скрыть блеснувшие на глазах слезы.
     - Он знал о твоих слезах, - сказала Ганима. - Точно так же, как  знал
о страхах Стилгара. Дорогой Стил. Наш отец был его  "Звериным  Врачом",  а
сам Стил - не более, чем зеленой улиткой, прячущейся в своей скорлупе -  и
стала стала напевать песенку, из которой взяла эти  слова.  Напевная  речь
бескомпромиссно вонзалась в сознание Джессики.

                        "О, Врач наш Звериный,
                        К зеленой улитке,
                        К ее робкому чуду,
                        Втайне ждущему смерти,
                        Божеством ты подходишь!
                        И улиткам известно,
                        Что им смерть Бог приносит,
                        Что есть боль в исцеленьи,
                        Что из пламени двери
                        У высокого рая.
                        О, Врач наш звериный,
                        Человеку-улитке
                        Виден глаз твой, смотрящий
                        Внутрь моей скорлупы!
                        Почему, Муад Диб? Почему?

     - К несчастью, отец оставил многих людей - улиток в нашем мироздании,
- сказала Ганима.



                                    21

                     Предположение, что люди  существуют  внутри  по  сути
                своей   непостоянного    мироздания,    принимаемое    как
                операционное исходное, требует от разума  стать  полностью
                осознающим себя инструментом равновесия. Но разум не может
                влиять   подобным   образом   без   задействования   всего
                организма. Такой организм  может  быть  распознан  по  его
                жгучему,  направляющему  поведению.  Так  и  с  обществом,
                рассматриваемым как организм. Но здесь мы  сталкиваемся  с
                инерцией  прежнего.  Общества  склонны  быть  подстрекаемы
                древними,   непроизвольными   импульсами.   Они    требуют
                постоянства.   Всякая   попытка   воочию    показать    им
                непостоянство мироздания пробуждает  структуры  отрицания,
                страха,  гнева  и  отчаяния.  Тогда  как  же  мы  объясним
                приемлемость предвидения? Очень просто: обнародующий  свои
                пророческие  видения   будет   радостно   приветствоваться
                человечеством,  даже  предсказывая  кошмарнейшие  события,
                постольку,  поскольку  он   говорит   об   их   абсолютном
                (постоянном) осуществлении.
                                                  Харк ал-Ада. Книга Лито.

     - Это как схватка в темноте, - сказала Алия.
     Она широкими сердитыми шагами мерила  Палату  Собраний,  переходя  от
высоких серебряных занавесей, смягчавших свет утреннего солнца в восточных
окнах, к диванам, расставленным  под  изукрашенными  стенными  панелями  в
другом конце помещения. Ее сандалии пересекали циновки из волокон  спайса,
паркетные полы, плитки из гигантских кусков граната - и опять по циновкам.
Наконец, она остановилась перед Ирулэн и Айдахо, сидевшими  напротив  друг
друга на диванах, обитых серым китовым мехом.
     Айдахо сопротивлялся возвращению из Табра, но  приказания  Алии  были
вне прекословия. Похищение Джессики  было  сейчас  даже  еще  важнее,  чем
когда-либо, но  оно  должно  подождать.  Требуется  ментатское  восприятие
Айдахо.
     - Эти вещи скроены по тому же образцу, - сказала Алия.  -  Попахивает
далеко идущим заговором.
     -  Может  и  нет,  -  рискнула  заметить  Ирулэн,  но   вопросительно
посмотрела на Айдахо.
     На лице Алии проступила неприкрытая язвительная насмешка.  Как  может
Ирулэн быть такой наивной? Если только не... Алия устремила  на  принцессу
острый и вопрошающий взор. На Ирулэн была простая черная  мантия  из  абы,
хорошо подчеркивающая тени в ее глазах пряного и густого  голубого  цвета.
Ее светлые волосы были заплетены в спадавшую по  шее  тугую  косу,  осеняя
обретенные за годы в Арракисе худобу и жесткость черт лица. До сих  пор  в
ней сохранялось высокомерие, усвоенное ею при дворе ее отца, Шаддама IV, и
Алии часто чудилось, что эта горделивость вполне  может  быть  маской  для
заговорщицких мыслей.
     Айдахо,  в  зелено-серой  форме  стража  Дома  Атридесов  без  знаков
отличия, сидел развалясь. Многими настоящими стражами Алии  его  неношение
знаков  отличия  воспринималось  как  выкрутасы,  и  втайне   презиралось,
особенно амазонками, которые прямо упивались служебными  знаками  отличия.
Они не любили непритязательного  присутствия  гхолы-мечевластителя-ментата
еще и потому и тем более, что он был мужем их госпожи.
     - Итак, племена хотят,  чтобы  леди  Джессика  была  восстановлена  в
Совете Регентства, - сказал Айдахо. - Как мы можем...
     - Они предъявили единодушное требование, - Алия указала  на  тисненый
листок спайсовой бумаги на диване рядом с Ирулэн. - Фарадин - это одно, но
это... Здесь уже другой расклад сил!
     - Что думает Стилгар? - спросила Ирулэн.
     - Его подпись на этой бумаге! - ответила Алия.
     - Но если он...
     - Как может он отказаться  от  матери  своего  бога?  -  презрительно
хмыкнула Алия.
     Айдахо поглядел на нее, подумав: "Прямо на  грани  ссоры  с  Ирулэн!"
Опять он подивился, зачем Алия вытащила его сюда, зная,  что  он  нужен  в
съетче Табр, если уж действительно осуществлять план  похищения.  Возможно
ли, чтобы она прослышала о послании,  переданном  ему  Проповедником?  При
мысли  о  послании  грудь  его   наполнилась   смятением.   Откуда   этому
нищенствующему мистику знать тот тайный сигнал, которым Пол Атридес всегда
призывал своего  мечевластителя?  Айдахо  жаждал  покинуть  их  бесцельное
собрание и вернуться к поискам ответа на этот вопрос.
     - Нет сомнений, что Проповедник - из внепланетных, - сказала Алия.  -
Насчет этого, Союз не решился бы нас обманывать. Мы схватим его...
     - Осторожно! - сказала Ирулэн.
     - Разумеется, проявим  осторожность,  -  сказал  Айдахо.  -  Половина
планеты верит, что он... - и Айдахо пожал плечами, - твой брат,  -  Айдахо
понадеялся, что его слова прозвучали  с  должной  небрежностью.  -  Откуда
этому человеку известен тайный сигнал?
     - Но если он посыльный или шпион...
     - Он не входит в контакт ни с  кем  из  КХОАМ  или  Дома  Коррино,  -
сказала Ирулэн. - Мы можем быть уверены в...
     - Мы ни в чем не можем быть уверены! - Алия и не  старалась  скрывать
язвительность. Она повернулась спиной к Ирулэн, лицом к Айдахо. Он  знает,
зачем он здесь! Почему он не выполняет того, что от него ожидается?  Он  в
Совете, потому что Ирулэн здесь. Историю, приведшую принцессу Дома Коррино
в лоно Атридесов, никогда нельзя будет забыть. Раз изменив, можно изменить
вновь.   Ментатские   способности   Данкана   следует   использовать   для
выслеживания изъянов, слабых отклонений в поведении Ирулэн.
     Айдахо пошевельнулся и поглядел на Ирулэн. Бывали  случаи,  когда  он
чурался прямолинейной необходимости, возлагаемой на ментата.  Он  знал,  о
чем думает Алия. Ирулэн поймет не хуже. Но эта принцесса - жена Пола  Муад
Диба  -  превозмогла  душой  решения,  поставившие  ее  ниже   королевской
наложницы, Чани. Не могло быть сомнений в  преданности  Ирулэн  близнецам.
Ради Атридесов она отвергла семью и Бене Джессерит.
     - Моя мать - часть этого заговора! - настаивала Алия. - По  какой  бы
другой причине Сестрам присылать ее сюда как раз в такое время?
     - Истерика нам не поможет, - сказал Айдахо.
     Алия резко отвернулась от него - как он и предполагал. Ему  помогало,
что он не должен  глядеть  на  некогда  любимое  лицо,  искаженное  теперь
чужеродной одержимостью.
     - Что ж, - сказала Ирулэн, - Союзу нельзя полностью доверять в...
     - Союзу! - усмехнулась Алия.
     - Мы не можем исключать враждебности  Союза  или  Бене  Джессерит,  -
сказал Айдахо. - Но  мы  должны  отнести  их  к  категории  пассивных,  по
существу,  противоборцев.  Союз  не  изменит  своему  основному   правилу:
"Никогда не правь." Они - паразитический нарост, и они это знают.  Они  не
сделают ничего, чтобы убить организм, за счет которого живут.
     - Их понятие о  том,  за  счет  какого  организма  они  живут,  может
отличаться от нашего, - протяжно проговорила Ирулэн. Такая ленца в  голосе
всегда была ее наибольшим приближением к насмешке. - Туг у тебя  промашка,
ментат.
     Алия, похоже, была озадачена. Она  не  ожидала,  что  Ирулэн  изберет
такой курс. Заговорщик бы не захотел  выставлять  на  обсуждение  подобную
точку зрения.
     - Несомненно, - сказал Айдахо. - Но Союз не пойдет в открытую  против
Дома Атридесов. Сестры, с другой стороны, могли бы отважиться на  тот  или
иной политический прорыв, который...
     - Если и отважатся, то через подставную силу - через группировку,  от
которой они смогут отмежеваться, - сказала Ирулэн.  -  Бене  Джессерит  не
просуществовала бы все эти века, не усвоив ценности самоустранения в тень.
Они предпочитают быть за троном, а не на нем.
     "Самоустранение в тень!" Не это ли выбор Ирулэн, подумалось Алии?
     - Именно то, что я вывожу по отношению к Союзу, - сказал  Айдахо.  До
чего ж полезна необходимость спорить и объяснять! Она удерживает его ум от
других мыслей.
     Алия опять отошла к залитым солнцем окнам.  Она  знала  слепое  пятно
Айдахо - у каждого ментата оно  было.  Они  должны  были  выносить  четкие
суждения. Отсюда  они  становились  зависимы  от  абсолютов,  от  конечных
пределов. Они знали это о себе. Это было частью их обучения. И все же, они
продолжали действовать вне самоограничительных параметров.
     "Мне следовало оставить его в съетче Табр, - подумала Алия.  -  Лучше
было бы просто передать Ирулэн на допрос Джавиду".
     И Алия услышала громкий голос внутри своего черепа: "Именно!.."
     "Заткнись! Заткнись! Заткнись!"  -  подумала  она.  В  такие  моменты
появлялась приманка совершить нечто, являющееся опасной ошибкой - и она не
могла распознать, в чем же эта ошибка будет заложена и как проявится.  Она
лишь чувствовала опасность. Айдахо должен помочь  ей  выбраться  из  этого
затруднения. Он  ментат.  Ментаты  необходимы.  Люди-компьютеры  заместили
механические устройства, уничтоженные во время Бутлерианского Джихада. "Да
не сотворишь ты машину с подобием человеческого ума!" Но Алия томилась  по
сподручной машине. Они бы тогда  не  страдали  от  ограниченности  Айдахо.
Машине всегда можно доверять.
     Алия услышала, как Ирулэн говорит с растяжечкой:
     - Планы внутри планов внутри  планов  внутри  планов.  Мы  все  знаем
сложившиеся трафареты нападения  на  власть.  Я  не  осуждаю  Алию  за  ее
подозрения. Конечно, она подозревает всех - даже нас. Хотя, откинем это на
момент. Что остается как место всей  подоплеки,  как  наиболее  плодовитый
источник опасности Регентству?
     - КХОАМ, - бесстрастным голосом ментата ответил Данкан.
     Алия позволила себе мрачную  улыбку.  Комбайн  Хоннет  Обер  Адвансер
Меркантилес! Но Дом Атридесов доминирует  в  КХОАМЕ,  владея  пятьюдесятью
одним процентом акций. Жречеству  Муад  Диба,  так  называемому  Квизарату
принадлежит еще пять  процентов,  прагматическая  уступка  Великих  Домов,
благодаря тому, что Дюна владеет бесценным меланжем. Не без причины  спайс
часто называют "тайной монетной системой". Без меланжа не взлетят  корабли
Космического Союза. Меланж повергает в  "навигационный  транс",  благодаря
которому  еще  до  старта  можно  "разглядеть"  траекторию   полета.   Без
усиливающего   воздействия   меланжа   на   иммунную   систему    человека
продолжительность жизни очень богатых сократится по меньшей мере вчетверо.
Даже огромный средний класс Империи ест разбавленный  меланж,  добавляемый
понемножку в пищу по крайней мере один раз в день.
     Но Алия услышала искренность  ментата  в  тональности  Айдахо  -  он,
наконец, заговорил в той тональности,  которую  она  так  отчаянно  хотела
услышать.
     КХОАМ. Комбайн Хоннет - это намного больше, чем  Дом  Атридесов,  чем
Дюна, чем жречество или меланж.  Это  инквайны,  китовый  мех,  иксианские
поделки  и  забавники,  перевозки  с  места  на  место,  хаджж,   продукты
производства стоящей на грани закона  тлейлакской  технологии,  наркотики,
медикаменты, медицинское оборудование, транспортировки (Космический  Союз)
-  словом,  весь  суперкомплекс  коммерции  Империи,  охватывающий  тысячи
известных планет плюс некоторые  втайне  холимые  за  рамками  известного,
эксплуатация которых дозволена благодаря производимым там услугам.  Говоря
о КХОАМ, Айдахо говорил о неизбывном брожении, об интриге внутри  интриги,
об игре сил, при которой изменение процентных ставок на  одну  двенадцатую
пункта могло передать новым владельцам целую планету.
     Алия вернулась к сидящим на диванах и встала над ними.
     - Тебя занозит что-нибудь определенное, связанное с КХОАМ? - спросила
она.
     - Определенные Дома постоянно занимаются накоплением спайса в крупных
размерах - в спекулятивных целях, - сказала Ирулэн.
     Алия хлопнула руками по бедрам,  затем  указала  на  листок  тисненой
бумаги рядом с Ирулэн.
     - А это ТРЕБОВАНИЕ тебя не занимает, предъявляемое этаким...
     - Ладно, ладно! - пробурчал Айдахо. - Оставим это. Что там у тебя  за
пазухой? Если ты придерживаешь информацию и все же  рассчитываешь  на  мою
нормальную работу...
     - Недавно произошло значительное увеличение спроса на  людей  четырех
определенных специальностей. - Интересно, а вправду ли эта информация нова
для этих двоих, подумала Алия, произнося это.
     - Каких специальностей? - спросила Ирулэн.
     - Мечевластителей, ментатов-извращенцев с Тлейлакса,  полных  медиков
Школы Сак и бухгалтеров-утайщиков, особенно  последних.  С  чего  бы  этим
сомнительным счетоводам  именно  сейчас  быть  в  спросе?  -  этот  вопрос
адресовался Айдахо.
     "Функционируй, как ментат", - подумал  он.  Что  ж,  это  лучше,  чем
лицезреть ту Алию, которой она стала. Он сосредоточился на ее словах,  уже
ментатом снова и снова пропуская их через  мозг.  МЕЧЕВЛАСТИТЕЛИ?  Некогда
это было его собственным призванием. Мечевластители, конечно, это  больше,
чем просто опытные бойцы. Они могут приводить  в  порядок  защитные  поля,
планировать военные кампании, создавать средства военного обеспечения,  на
скорую руку мастерить оружие. МЕНТАТЫ-ИЗВРАЩЕНЦЫ? Тлейлакс явно упорствует
в своем самообмане. Сам будучи ментатом, Айдахо знал,  до  чего  хрупко  и
ненадежно  то,  что  тлейлаксу  вкладывают  в  ментатов,  когда  стараются
произвести наемных убийц.  Великие  Дома,  приобретающие  таких  ментатов,
надеются, что те будут под абсолютным их контролем. Невозможно! Даже Питер
де Вриэ, слуга Харконненов при их покушении  на  Дом  Атридесов,  сохранил
свое глубинное достоинство, предпочтя  в  итоге  смерть  тому  внутреннему
рабству,  которое  было  в  него  заложено.  ВРАЧИ  ШКОЛЫ  САК?  Сама   их
подготовка, якобы, предотвращает их неверность своим владельцам-пациентам.
И врачи  Школы  Сак  очень  дороги.  Увеличение  спроса  на  них  вызывает
существенное перемещение денежных сумм.
     Айдахо взвесил эти факты  на  одной  чаше  весов  против  возрастания
бухгалтеров-утайщиков на другой.
     - Исходное вычисление, - в голосе его были  взвешенность  и  глубокая
уверенность, что  его  умозаключение  твердо  основывается  на  фактах.  -
Недавно начался рост благосостояния среди Малых Домов.  Некоторые  из  них
наверняка движутся втихую к статусу Великих  Домов.  Такое  благосостояние
может проистекать только из некоторых особых  перемещений  в  политическом
обустройстве.
     - Мы подходим наконец к Ландсрааду, - Алия высказала свое собственное
убеждение.
     - Следующая сессия Ландсраада состоится почти через  два  стандартных
года, - напомнила ей Ирулэн.
     - Но политический торг никогда не прерывается. И, берусь  поручиться,
некоторые из этих подписантов от племен, - она указала на бумагу  рядом  с
Ирулэн, - из тех Малых Домов, что перешли на иной уровень.
     - Может быть, - сказала Ирулэн.
     - Ландсраад, - проговорила Алия. - Что лучше для  Бене  Джессерит?  И
кто будет  лучшим  агентом  Сестер,  чем  моя  собственная  мать?  -  Алия
остановилась прямо напротив Айдахо. - Ну, Данкан?
     "Почему я не функционирую как ментат?"  -  спросил  себя  Айдахо.  Он
видел теперь, куда направлены подозрения  Алии.  В  конце  концов,  Данкан
Айдахо много лет был личным домашним охранником леди Джессики.
     - Данкан? - с нажимом повторила Алия.
     - Тебе следует досконально разузнать о всех  законопроектах,  которые
могут готовиться к вынесению на  следующую  сессию  Ландсраада,  -  сказал
Айдахо.  -  Они  могут  попробовать  лишить  Регентство  права   вето   на
определенные виды постановлений - особенно, не связанные с политикой сбора
налогов и регулирования картелей. Есть и другие, но...
     - Не очень-то прагматично будет с их стороны делать ставку  на  такую
позицию, - сказала Ирулэн.
     - Согласна, - сказала Алия. - Сардукары беззубы, а у нас до  сих  пор
наши легионы Свободных.
     - Осторожней, Алия, - сказал Данкан.  -  Наши  враги  ничего  так  не
хотят, как чтобы мы предстали чудовищами. Неважно, сколькими легионами  ты
владеешь - в  такой  разбросанной  Империи,  как  наша,  власть  неизбежно
держится в седле прежде всего на народном мнении.
     - Народное мнение? - переспросила Ирулэн.
     - Ты имеешь в виду поддержку Великих Домов, - сказала Алия.
     - И со сколькими Великими Домами, объединенными в этот новый союз, мы
столкнемся? - вопросил Айдахо. - Деньги накапливаются в странных местах.
     - Запредельные планеты? - спросила Ирулэн.
     Айдахо пожал плечами. Вопрос этот не имел ответа.  Все  они  боялись,
что однажды Тлейлакс  или  технологические  кустари  на  окраинах  Империи
найдут способ свести на нет эффект Холцмана.  В  тот  день  защитные  поля
станут бесполезны. Все выверенное  равновесие,  поддерживающее  вассальную
систему планет, рухнет.
     Алия отказалась рассматривать эту вероятность.
     - Мы держимся в седле благодаря тому, что имеем, - сказала она.  -  А
имеем мы осознание всем директоратом КХОАМ,  что  МЫ  способны  уничтожить
весь спайс, если они нас к этому принудят. Они не пойдут на такой риск.
     - Опять вернулись к КХОАМ, - заметила Ирулэн.
     - Если только кто-нибудь-не  умудрится  воспроизвести  цикл  песчаный
червь - песчаная форель на другой планете, - и Айдахо,  возбужденный  этим
предположением, кинул на Ирулэн вопрошающий взгляд. - Салуза Вторая?
     - Мои тамошние связи остаются  надежными,  -  сказала  Ирулэн.  -  Не
Салуза.
     - Тогда мой ответ остался в силе,  -  Алия  пристально  поглядела  на
Айдахо. - Мы держимся в седле благодаря тому, что имеем:
     "Мой ход", - подумал Айдахо. И спросил:
     - Почему ты оторвала меня  от  ВАЖНОЙ  РАБОТЫ?  Ты  вполне  могла  бы
разобраться со всем этим сама.
     - Не говорим со мной таким тоном! - огрызнулась Алия.
     Глаза Айдахо расширились. На секунду, он  увидел  чужака  за  чертами
лица Алии, и ему стало не по  себе.  Он  перевел  внимательный  взгляд  на
Ирулэн; нет, Ирулэн этого чужака не увидела -  или  сделала  вид,  что  не
видит.
     Айдахо горестно улыбнулся, но в груди у него ныло.
     - Имея дело с властью, мы неизбежно имеем дело и с богатством и всеми
его личинами, - протянула Ирулэн. - Пол произвел социальную мутацию  и,  в
итоге таковой, сместил старый баланс богатства - о чем мы должны помнить.
     - Такие мутации не необратимы, - произнося это, Алия  отвернулась  от
них, словно желая скрыть  жуткого  чужака,  изменившего  ее  лицо.  -  Все
держатели богатств в Империи знают это.
     - А еще они знают, что есть трое  людей,  способных  увековечить  эту
мутацию - близнецы и... - и Ирулэн указала на Алию.
     "Они что, ненормальны, эта парочка?" - подивился Данкан.
     - Они постараются убить меня! - проскрежетала Алия.
     И потрясенный Айдахо  погрузился  в  молчание,  его  ментатный  разум
заработал вовсю. Убить Алию? Зачем?  Ее  так  легко  дискредитировать.  Но
близнецы, вот... Да, он недостаточно спокоен, чтобы быть  сейчас  истинным
ментатом, и вывести надлежащую оценку, но он постарается. Он  должен  быть
сколь возможно точен. В то же  время,  он  знает,  что  точность  мышления
неотделима от плохо согласующихся абсолютов. Природа не точна. Мироздание,
укладываемое  на  шкалу  Данкана,  лишено  точности:  оно  расплывчато   и
неопределенно, полно неожиданных движений и случайностей.  Человечество  в
целом должно быть введено в его вычисления как природный феномен.  И  весь
процесс  точного  анализа  представляет  иссечение  кусочка  за  кусочком,
отстранение от сиюминутной текучести мироздания.  Он  должен  вобрать  эту
текучесть, увидеть мир в движении.
     - Мы были правы, сосредоточившись на КХОАМ и Ландсрааде, -  протянула
Ирулэн. - И предположение Данкана дает первый пункт расследования, для...
     - Деньги, как носители энергии, неотделимы от той энергии, выражением
которой они являются, - сказала Алия. - Мы все это  знаем.  Но  мы  должны
ответить на три особенных вопроса: Когда? С использованием какого  оружия?
Где?
     "Близнецы... Близнецы", -  думал  Айдахо.  -  "Близнецы,  вот  кто  в
опасности, а не Алия".
     - Тебя не интересует, кто и как? - спросила Ирулэн.
     - Если Дом Коррино, КХОАМ или любая другая группировка  опираются  на
нашей планете на людской фактор своих агентств, - сказала Алия, - то более
шестидесяти процентов за то, что мы  выявим  их  прежде,  чем  они  начнут
действовать. Знание, когда они придут в действие и где,  снабдит  нас  еще
большим преимуществом. Как? То есть, попросту, КАКИМ ОРУЖИЕМ?
     "Почему они не могут увидеть это так, как вижу я?" - удивился Айдахо.
     - Ладно, - сказала Ирулэн. - Когда?
     - Когда внимание сосредоточено на ком-то еще, - сказала Алия.
     - Во время Собрания внимание было сосредоточено на  твоей  матери,  -
проговорила Ирулэн. - И никто не попытался...
     - Неподходящее место, - сказала Алия.
     "Куда она клонит?" - подивился Айдахо.
     - Где же тогда? - спросила Ирулэн.
     - Прямо здесь, в Башне, - ответила Алия. - Это место, где  я  явствую
себя в наибольшей безопасности и меньше всего настороже.
     - Каким оружием? - спросила Ирулэн.
     - Общепринятым - тем, которое Свободный может всегда иметь при  себе:
криснож, пистолет маула или...
     - Самонаводящимся снарядом  давно  уже  не  пользовались,  -  сказала
Ирулэн.
     - В толпе не сработает, - ответила Алия. - А им придется  действовать
в толпе.
     - Биологическое оружие? - спросила Ирулэн.
     - Носитель заразы? - не скрывая недоверия, вопросила Алия. Как только
Ирулэн может думать, что носитель заразы совладает с охраняющими Атридесов
иммуннологическими барьерами?
     - Я больше имела в виду какое-нибудь животное, -  сказала  Ирулэн.  -
Небольшое домашнее животное, выдрессированное на укус определенной жертвы,
вносящее яд со своим укусом.
     - Хорьки Дома этого не допустят, - сказала Алия.
     - А если один из них самих?
     - Неосуществимо. Хорьки Дома не признают посторонних, убивают их.  Ты
это знаешь.
     - Я просто перебираю все возможности, в надежде, что...
     - Я велю моей охране быть начеку, - сказала Алия.
     Как только Алия произнесла  "охрана",  Айдахо  поднес  руку  к  своим
тлейлакским глазам, в попытке воспротивиться тому,  что  властно  на  него
нахлынуло - Ра-дух, движение Бесконечности, выражаемое  Жизнью,  тот  удел
полного погружения в ментатность, что всегда дремал  в  каждом  ментате  -
наготове и выжидая свой час. Сознание его сетью  накрыло  все  мироздание,
сделало  ясно  различимыми  формы  внутри  него.   Он   увидел   близнецов
крадущимися сквозь тьму, в то время как гигантские когти загребают  воздух
возле них.
     - Нет, - прошептал он.
     - Что? - Алия взглянула на него словно в удивлении, что  он  все  еще
здесь.
     Он убрал руку от глаз.
     - Одежды, присланные Домом Коррино? - вопросил он. - Они присланы для
близнецов?
     - Конечно, - ответила Ирулэн. - Они совершенно безопасны.
     - Никто не покусится на близнецов в съетче Табр, - сказала Алия. - Он
полон вымуштрованных Стилгаром стражей.
     Айдахо воззрился на нее. У него  не  было  конкретных  данных,  чтобы
подтвердить свой вывод, но он знал. ОН ЗНАЛ. То, что он  пережил  в  своем
воображении, было очень сходно с провидческими видениями,  переживавшимися
Полом. Но ни Ирулэн, ни Алия не поверят в такое предвидение, исходящее  от
него.
     - Я бы основательно предостерег  портовые  власти  против  разрешения
ввоза любых посторонних животных, - сказал он.
     - Ты же не принимаешь предположение Ирулэн всерьез, -  запротестовала
Алия.
     - Зачем давать шанс? - осведомился он.
     - Расскажи это контрабандистам,  -  ответила  Алия.  -  Нет,  я  буду
полагаться на хорьков Дома.
     Айдахо покачал головой. Что смогут хорьки  против  привидевшихся  ему
гигантских когтей? Но Алия права. Взятки  там,  где  надо,  один  знакомый
навигатор Космического Союза - и любое место  Пустой  Четверти  становится
посадочной площадкой. Союз не пожелает занять передовые  позиции  в  любом
нападении на Дом Атридесов... Что ж, Союз может  быть  рассматриваем  лишь
как  геологический  барьер,  делающий  нападение  труднодоступным,  но  не
невозможным. И потом, они всегда  могут  возразить,  что  они  всего  лишь
"транспортное агентство". Откуда им, мол, знать, для  чего  предназначался
тот или иной перевезенный ими конкретный груз?
     Алия  нарушила  молчание,  сделав  жест  Свободных,  подняв  руку   и
горизонтально изогнув кулак. Жест  она  сопроводила  традиционным  бранным
выражением, означавшим "Иди ты в тайфун". Она явно рассматривала себя  как
единственно логичную цель для убийц, и этим жестом высказывала  возмущение
полному хаотичных угроз миру. Она давала понять, что сметет ветром  смерти
любого, кто нападет на нее.
     Айдахо почувствовал, что любые протесты беспомощны. Он видел, что она
его  больше  не  подозревает.  Он  должен  вернуться  в  Табр  -   и   она
рассчитывает, что похищение леди Джессики будет осуществлено идеально.  Он
поднялся с дивана, обуянный адреналиновым приливом гнева. "Если  б  только
целью и вправду была Алия! Если б  убийцы  могли  добраться  до  нее!"  На
мгновение он положил руку на собственный нож, но не по нему было совершить
такое. Намного ей лучше, думал он, умереть мученицей, чем жить опозоренной
и затравленной в песчаную могилу.
     - Да, -  Алия  неправильно  истолковала  проявление  его  чувств  как
беспокойство за нее. - Лучше тебе поспешить в Табр,  -  и  подумала:  "Как
глупо с моей  стороны  подозревать  Данкана!  Он  принадлежит  мне,  а  не
Джессике". Это - требование племен - выбило ее из колеи, подумалось  Алии.
Она беспечно помахала на прощание уходящему Данкану.
     С чувством безнадежности Данкан вышел из  Палаты  Собраний.  Алия  не
только ослеплена чужеродной одержимостью, но при каждом кризисе становится
все более невменяемой. Она уже пересекла опасную точку -  и  обречена.  Но
что он может сделать для близнецов? Кому он может довериться? Стилгару? Но
что Стилгар сумеет сделать кроме того, что и так им делается?
     НЕ ЛЕДИ ЛИ ДЖЕССИКЕ?
     Да, он рассмотрит такую возможность - но Джессика может быть  слишком
глубоко вовлечена в заговор Бене Джессерит. Он  не  питал  особых  иллюзий
насчет этой жены из рода Атридесов. По велению Бене  Джессерит  она  может
оказаться способной на что угодно - даже на то,  чтобы  обратиться  против
собственных внуков.



                                    22

                     Хорошее управление никогда не зависит от законов,  но
                от личных качеств правящих. Механизм управления  всегда  в
                подчинении  воли  тех,  кто  управляет  этим   механизмом.
                Следовательно, самый важный элемент управления - это метод
                отбора лидеров.
                       Закон и Управление. Руководство Космического Союза.

     "Почему Алия хочет, чтобы я провела вместе с ней утреннюю  аудиенцию?
- гадала Джессика. - Они не проголосовали за мое возвращение в Совет".
     Джессика стояла в приемной перед Большой Башенной  Залой.  Где-нибудь
не на Арракисе сама огромная приемная уже считалась бы быть достойной. Под
руководством Атридесов, здания Арракина стали еще даже  более  гигантскими
после концентрации богатства и власти, и это помещение казалось  сгущенным
воплощением дурных предчувствий Джессики. Не любила она эту комнату, с  ее
изразцовым полом, изображавшим победу ее сына над Шаддамом IV.
     Она поймала отражение своего лица в отполированной пластальной двери,
ведшей  в  Большую  Залу.  Возвращение  на  Дюну  заставило  ее  проводить
сравнения - и  в  своем  лице  Джессика  видела  лишь  признаки  старения:
появились крохотные морщинки на овальном  лице,  взор  густо-голубых  глаз
сделался слабее. Она еще помнила, как у ее синих глаз были  белки.  Только
благодаря  осторожным  манипуляциям  специалистов  ее  волосы   продолжали
оставаться  блестяще  бронзовыми.  Нос  ее   оставался   маленьким,   губы
цветущими, а тело стройным, но даже тренированные Бене  Джессерит  мускулы
не могли не уступать потихоньку течению времени. Кто-то  мог  не  заметить
этого и сказать: "Ты нисколько не изменилась!" Но закалка  Вене  Джессерит
была обоюдоострым мечом - маленькие изменения редко ускользали от тех, кто
ее прошел.
     И отсутствие маленьких изменений  в  Алии  не  осталось  незамеченным
Джессикой.
     Джавид, распорядитель Алии, стоял в  огромной  двери,  выглядя  нынче
утром очень официально.  Джинн  в  широких  одеждах,  циничная  улыбка  на
круглом лице. Джавид был  для  Джессики  парадоксом:  хорошо  откормленный
Свободный. Заметив, что ее внимание обращено  на  него,  Джавид  понимающе
улыбнулся и пожал плечами.  Не  сказать,  что  с  подобающим  почтением  к
Джессике - и намеренно непочтительно. Он  ненавидел  Атридесов,  но,  если
верить слухам, Алии он служил не одним единственным образом.
     "Вот поколение пожимающих плечами", - подумала Джессика,  увидев  его
жест. - "Он знает, что я слышала рассказы о нем, и показывает, что ему  на
это наплевать. Наша  цивилизация  вполне  может  умереть  от  безразличия,
прежде чем падет жертвой внешнего нападения".
     Стражам,  которых  Гурни  приставил   к   ней   перед   отправкой   к
контрабандистам в пустыню, не по душе было, что она отправляется сюда  без
их  сопровождения.  Но,  как  ни  странно,  Джессика  чувствовала  себя  в
безопасности. Пусть кто-нибудь превратит ее здесь в мученицу - Алии  после
этого тоже не выжить. И Алия не может не понимать этого.
     Когда Джессика не откликнулась на его ухмылку и пожатие плеч,  Джавид
кашлянул - только практикой достигаемая гортанная отрыжка. Это  прозвучало
как тайный язык. Он говорил: "Мы-то понимаем чушь всей этой помпы, миледи.
Разве не удивительно, во что можно заставить верить людей?"
     "Удивительно!" -  согласилась  Джессика,  но  на  лице  ее  никак  не
отразилась эта мысль.
     Приемная была уже полным полна,  люди  Джавида  впустили  всех,  кому
дозволено было обратиться со своим ходатайством на аудиенции  сегодняшнего
утра. Внешние двери уже закрылись.  Просители  и  служители  держались  на
вежливом расстоянии от Джессики, но отметили, что она в простой черной абе
Преподобной Матери Свободных. Много это возбудит вопросов. Ни одного знака
отличия жречества Муад Диба на ней нет. Слышались приглушенные  разговоры.
Народ делил свое внимание между Джессикой и небольшой боковой дверцей,  из
которой должна  появиться  Алия,  чтобы  провести  всех  в  Большую  Залу.
Джессике было очевидно, что старые предписания, точно определявшие  этикет
Регентства, заколебались.
     "Мое прибытие сюда само по себе  способствовало  этому",  -  подумала
Джессика. - "Но я прибыла, потому что Алия меня пригласила".
     Подмечая признаки беспокойства, она поняла, что Алия умышленно  тянет
время,  чтобы  определилось  направление  всех  неуловимых  течений  среди
собравшихся здесь. Алия, конечно,  смотрит  в  потайной  глазок.  Немногие
тонкости поведения Алии ускользали от Джессики, и с каждой минутой она все
больше убеждалась, как же была  права,  приняв  на  себя  миссию,  которую
навязывал ей Бене Джессерит.
     - Нельзя позволить, чтобы  дела  и  дальше  шли  по  такому  пути,  -
доказывала ей глава делегации Бене Джессерит. - Наверняка  признаки  порчи
от тебя не ускользнут - от тебя прежде всего!  Мы  знаем,  почему  ты  нас
покинула, но знаем также твою выучку. Тебе ни в чем не  отказывали,  давая
тебе образование. Ты исповедуешь Паноплиа Профетикус, и ты обязана  знать,
когда озлобленность могучей религии угрожает нам всем.
     Джессика, смотревшая в окно замка Келадан  на  нежное  начало  весны,
задумчиво поджала губы. Ей не хотелось пускать  свои  мысли  по  подобному
логическому пути.  Один  из  первых  уроков  Бене  Джессерит  -  соблюдать
вопрошающее недоверие ко всему, что является под личиной логики. Но ведь и
члены делегации это знали.
     Как же влажен был воздух  тем  утром,  подумала  Джессика,  оглядывая
приемную Алии. Как свеж и влажен. А здесь влага  в  воздухе  была  потной,
пробуждающей в Джессике неуютное чувство, и она подумала: "Я вернулась  на
пути Свободных". Воздух был слишком влажен в этом  надземном  съетче.  Что
стряслось со Смотрителем  Влаги?  Пол  никогда  бы  не  допустил  подобной
расхлябанности.
     Она заметила, что Джавид, с его бодрым и спокойным лоснящимся  лицом,
как будто и не замечает неполадки с влажностью в воздухе приемной.  Плохая
выучка для рожденного на Арракисе.
     Члены  делегации  Бене  Джессерит  пожелали  знать,  требует  ли  она
доказательств их обвинений. Она сердито процитировала им в ответ  одно  из
их  собственных  руководств:  "Все  доказательства  неизбежно  приводят  к
теоремам, у которых нет доказательств. Все, что  мы  знаем,  известно  нам
потому, что мы хотим в это верить".
     -  Но  мы  препоручили  эти  вопросы  ментатам,  -  возразила   глава
делегации.
     Джессика изумленно на нее уставилась.
     -  Просто  восхитительно,  как  это  вы  достигли  своего   нынешнего
положения, так и не уяснив ограниченность ментатов,  -  вот  что  ответила
Джессика.
     И тут делегация расслабилась. Все это явно  было  лишь  проверкой,  и
Джессика ее  выдержала.  Они  боялись,  конечно,  что  Джессика  полностью
утратила  контакт  с   теми   сбалансированными   способностями,   которые
составляли суть выучки Бене Джессерит.
     И тут Джессика слегка насторожилась, поскольку  Джавид  покинул  свой
пост у двери и направился к ней.
     Он поклонился:
     - Миледи. Мне пришло в голову, что  вы,  может  быть,  не  слышали  о
последнем подвиге Проповедника.
     - Я получаю ежедневные отчеты  обо  всем,  что  здесь  происходит,  -
ответила Джессика. "Вот тебе, передай это Алии!"
     Джавид улыбнулся.
     - Тогда вы знаете, что он поносит вашу  семью.  Не  далее  как  вчера
вечером он проповедовал в  южном  пригороде,  и  никто  не  осмелился  его
пальцем тронуть. Вы, конечно, знаете, почему.
     - Потому что они считают, что это мой вернувшийся сын, - с  оскоминой
в голосе ответила Джессика.
     - Этот вопрос еще не ставился перед ментатом Айдахо, - сказал Джавид.
- Может быть, он сумеет с ним справиться и утрясти все сомнения.
     Вот еще один, воистину не знающий ограниченности  ментатов,  подумала
Джессика, хотя и отваживается наставлять рога одному из них  -  в  мечтах,
если не наяву.
     - Ментаты разделяют приверженность своих использователей к ошибкам, -
сказала она. -  Человеческий  мозг,  как  и  мозг  любого  животного,  это
резонатор. Он резонирует на окружающую среду. Ментат выучен распространять
свое сознание сразу на многие петляющие параллели казуальности и проходить
по этим петлям, выявляя длинные цепочки последствий. "Пусть попробует  это
переварить!"
     - Значит, этот  Проповедник  не  вызывает  ваших  опасений?  -  голос
Джавида внезапно стал казенным и напыщенным.
     - Я считаю его здоровым симптомом, - ответила Джессика, - и не  хочу,
чтоб ему докучали.
     Давид явно не ожидал столь резкого ответа. Он попробовал улыбнуться -
не получилось. Затем:
     -  Правящий  Церковный  Совет,   боготворящий   волю   вашего   сына,
преклонится, конечно, перед вашими желаниями, если вы  будете  настаивать.
Но, разумеется, какое-то объяснение...
     - Может, это вам лучше объяснить, как Я вписываюсь в  ваши  планы,  -
сказала Джессика.
     Джавид с прищуром на нее поглядел.
     - Мадам, я не вижу логических  причин  вашему  отказу  осудить  этого
Проповедника. Он не может быть вашим сыном. Я обращаюсь к вам  с  разумной
просьбой: осудите его.
     "Все это подстроено, - подумала Джессика. - Он действует по поручению
Алии".
     - Нет, - ответила она.
     - Но он оскверняет имя вашего  сына!  Он  проповедует  отвратительные
вещи, во  весь  голос  выступает  против  вашей  божественной  дочери.  Он
подстрекает против нас население. Когда его спросили, он ответил, что даже
вы по природе порочны, и вот почему...
     - Хватит этой чепухи! -  сказала  Джессика.  -  Сообщи  Алии,  что  я
отказываюсь. Со времени прибытия я не слышу  ничего,  кроме  разговоров  о
Проповеднике. Мне это наскучило.
     - Скучно ли вам будет узнать, мадам, что в своем последнем  злословии
он заявил, что вы не выступите против него? И вот теперь вы здесь, ясно...
     - Как я ни порочна, а все равно его не осужу, - прервала она.
     - Это непрочное дело, мадам!
     Джессика сердито и отстраняюще взмахнула рукой.
     - Убирайся! - это было сказано с такой повелительной властностью, что
услышали остальные, и он вынужден был подчиниться.
     Глаза его полыхнули яростью, но он заставил себя сухо поклониться - и
вернулся к своему посту у двери.
     Этот спор аккуратненько лег на уже сделанные Джессикой наблюдения.  В
голосе Джавида,  когда  он  говорил  об  Алии,  звучали  сиплые  интонации
любовника - не ошибешься. Слухи, несомненно, были правдивы. Алия позволила
своей жизни покатиться по унизительной и  жуткой  дорожке.  Наблюдая  это,
Джессика начала питать подозрения, что Алия по собственной охоте  впала  в
Богомерзость. Не было ли это извращенной волей к  самоуничтожению?  Потому
что деятельность Алии была безусловно направлена на то, чтобы уничтожить и
ее, и основу власти, питавшейся от учения ее брата.
     Слабая беспокойная суета  в  приемной  усилилась,  сделавшись  вполне
явной. Афисионадос этого места не  могли  не  видеть,  что  Алия  чересчур
задерживается, и все  они  уже  слышали,  как  Джессика  властно  отогнала
фаворита Алии.
     Джессика вздохнула. У нее было ощущение, что душа ее  вся  сжалась  и
отстала от тела, когда она вступала в это место. Передвижения среди челяди
и челобитчиков были так прозрачны! Заискивание перед важными  персонами  -
как танец ветра по  полю  зерновых  всходов.  Искушенные  обитатели  замка
хмурили лбы, и с каждым из своих сослуживцев вели себя  соответственно  их
шкале оценок придворного веса. Джавиду явно повредила  полученная  от  нее
выволочка - немногие с ним теперь заговаривали. Но другие!  Ее  наметанный
глаз живо определял, какую оценку значимости имеет  каждый  из  сателлитов
власти.
     "Они не обращаются ко мне, потому что я опасна, - подумала  Джессика.
- Они чуют, что я вызываю страх Алии".
     Джессика оглядела помещение - и увидела, как отведены от нее взгляды.
До чего же всерьез принимают они  собственную  суету!  Ее  вдруг  охватило
желание во всеуслышание провозгласить, до  чего  беспочвенны  все  избитые
оправдания бесцельности их жизней.
     Слух  ее  привлек  отрывок  ведущегося  рядом  разговора.  Высокий  и
стройный жрец обращался к своей котерии,  явно  к  покровительствуемым  им
просителям:
     -  Я  часто  должен  говорить  иначе,  чем  думаю.   Это   называется
дипломатией.
     Напряженный смех прозвучал слишком громко - и затих  слишком  быстро.
Группка заметила, что Джессика их слушает.
     "Мой Герцог услал бы  такого  в  самую  отдаленную  адскую  дыру!"  -
подумала Джессика. "Нет, я не слишком скоро вернулась!" Она поняла теперь,
что жила на Келадане как  в  изолированной  капсуле,  куда  способны  были
просачиваться только вести о самых вопиющих крайностях Алии. "Я  поддалась
собственному дремотному существованию", - подумала  она.  Келадан  был  не
меньше изолирован, чем первоклассный фрегат, благополучно ведомый надежным
рулевым Космического Союза. Только самые резкие маневры ощутимы - да и  те
до нельзя смягчены.
     "До чего же соблазнительно жить в мире!" - подумала она.
     Чем дальше  наблюдала  Джессика  двор  Алии,  тем  больше  испытывала
симпатий к тому, что, по донесениям, говорил слепой Проповедник.  Да,  Пол
мог бы произнести такое, видя, что  творится  в  его  царстве.  Интересно,
подумала Джессика, что выяснил Гурни среди контрабандистов.
     Да, поняла Джессика, ее первое чувство по отношению к  Арракину  было
верным. Когда она впервые  ехала  в  город  в  сопровождении  Джавида,  ее
внимание было привлечено бронированными экранами перед  домами,  тщательно
охраняемыми дорожками и аллеями, терпеливыми наблюдателями на каждом углу,
высокими стенами и толстыми фундаментами, говорившими о глубоких подземных
помещениях Арракин  стал  невеликодушным  местом,  ограниченным  местом  с
безрассудно, самодовольно жесткими очертаниями.
     Вдруг  открылась  маленькая  боковая  дверца  приемной,  изрыгнув   в
помещение авангард из жриц-амазонок,  под  заслоном  которых  вышла  Алия,
высокомерно двигаясь со сдержанным осознанием подлинной  и  ужасной  силы.
Лицо Алии было спокойно - ни одна эмоция не проступила на  нем,  когда  ее
взгляд встретился со взглядом матери и выдержал его.  Но  обе  знали,  что
битва началась.
     По  приказу  Джавида  распахнулись  гигантские  двери  Большой  Залы,
подчиняясь бесшумной неизбежности скрытой энергии.
     Алия подошла к матери, и стража прикрыла их со всех сторон.
     - Не пора ли нам пройти в Залу? - спросила Алия.
     - Самое время, - ответила Джессика. И подумала, увидев  злорадство  в
глазах Алии: "Она  полагает,  будто  сможет  уничтожить  меня  и  остаться
невредимой! Она сумасшедшая!"
     И Джессика задумалась, не может ли это быть связано с тем, что  хотел
Айдахо.  Он  передал  ей  послание,  но  она  не  сумела  ответить.  Такое
загадочное послание: "Опасность. Должен вас увидеть". Написано оно было на
одной  из  старых  разновидностей  Чакобсы,  где  особое  слово,  напрямую
означавшее "опасность", подразумевало "заговор".
     "Я повидаюсь с ним сразу же по возвращении в Табр", - подумала она.



                                    23

                     Таков изъян власти: в конечном счете, она  действенна
                лишь в абсолютном, ограниченном  мироздании.  Но  основной
                урок нашего  относительного  мироздания  в  том,  что  все
                меняется. Пол Муад Диб преподал этот  урок  сардукарам  на
                равнинах Арракина. Его потомкам еще предстоит заучить этот
                урок для самих себя.
                                                   Проповедник в Арракине.

     Первым ходатаем  на  утренней  аудиенции  был  кадешанский  трубадур,
пилигрим хаджжа, кошелек  которого  опустошили  арракинские  наемники.  Он
стоял на зеленых, как вода плитах палаты, всем своим видом показывая,  что
может просить, но не попрошайничать.
     Джессика,  сидевшая  рядом  с  Алией  на  семиступенчатой  платформе,
восхитилась его дерзким видом. Для матери и дочери были  поставлены  рядом
два одинаковых трона, и Джессика особенно отметила, что Али  села  справа,
на МУЖСКОЕ место.
     Что до  кадешанского  трубадура,  то  было  ясно,  что  люди  Джавида
пропустили его как раз за демонстрируемую им сейчас черту характера  -  за
удаль. Ожидалось, что трубадур  развлечет  придворных  в  Зале  -  этим  и
расплатится, взамен денег, которых у него больше не было.
     По  докладу  Жреца-Ходатая,  излагавшего  сейчас  дело  трубадура,  у
кадешанца осталась только та одежда,  что  была  на  нем,  да  бализет  на
кожаном шнуре, закинутый за плечо.
     - Он  говорит,  его  попотчевали  темным  напитком,  -  губы  Ходатая
дрогнули  в  плохо  сдерживаемой  улыбке.  -  Если  будет  угодно   вашему
Святейшеству, питье погрузило его в  беспомощное  состояние,  а  когда  он
очнулся, его кошелек был срезан.
     Джессика разглядывала трубадура, пока Ходатай  нудил  и  нудил  лживо
лебезящим голосом, выдавая одну затхлую мораль за другой. Кадешанец высок,
с лихвой за два метра. Его блуждающий взгляд говорит  о  бодром  и  остром
уме. Его золотые волосы ниспадают до плеч, по моде его  планеты,  и  серый
балахон хаджжа не в состоянии скрыть ощущения зрелой силы, которым веет от
его тела, аккуратно сужающегося к талии  от  широкой  грудной  клетки.  Он
сообщил, что зовут его Тагир Мохандис,  что  происходит  он  от  владевших
собственным делом механиков, гордится своей родословной и самим собой.
     Алия, наконец резким взмахом руки прервала  изложение  ходатайства  и
заговорила, не поворачиваясь:
     - Пусть первое суждение вынесет леди Джессика, в честь ее возвращения
к нам.
     - Спасибо тебе, дочь, - отозвалась Джессика,  подчеркивая  для  всех,
кто слышит, семейное старшинство. "Дочь!" Значит, этот  Тагир  Мохандис  -
часть ее плана. Или он просто невинный простак? Вынести сужение -  открыть
путь к нападению на себя, поняла Джессика. Вполне в духе Алии.
     - Ты хорошо  играешь  на  своем  инструменте?  -  спросила  Джессика,
указывая на девятиструнный бализет на плече трубадура.
     - Не хуже самого великого Гурни Хэллека! - Тагир  Мохандис  заговорил
так  громко,  чтобы  его  услышали  все  в  Зале,  и  его  слова   вызвали
заинтересованное шевеление среди присутствующих.
     - Ты ходатайствуешь о деньгах на проезд, - сказала Джессика.  -  Куда
ты отправишься на эти деньги?
     - На Салузу Вторую, ко  двору  Фарадина,  -  ответил  Мохандис.  -  Я
слышал, он выискивает трубадуров и менестрелей, поддерживает искусства,  и
вокруг него идет великое возрождение культурной жизни.
     Джессика  удержалась  от  взгляда  на  Алию.  Здесь,  конечно,   было
известно, о чем будет просить Мохандис. Она обнаружила,  что  этот  эпизод
спектакля ее развлекает. Они что, думают, она  не  в  состоянии  выдержать
подобный укол?
     - Не сыграешь ли ты, за свой  проезд?  -  спросила  Джессика.  -  Мои
условия - условия Свободных. Если  мне  понравится  твоя  музыка,  я  могу
оставить тебя у себя, развевать мои заботы - если твоя музыка оскорбит мой
слух, я могу послать тебя на работы в  пустыню,  чтобы  ты  там  отработал
деньги на свой проезд. Если я сочту, что ты играешь как раз подходяще  для
Фарадина, о котором говорят, что он враг Атридесов, я тебя пошлю к нему, с
моим благословением. Будешь ты играть на этих условиях, Тагир Мохандис?
     Запрокинув голову,  тот  громово  расхохотался.  Его  светлые  волосы
взметнулись, когда он сорвал бализет с плеча и проворно его настроил  -  в
знак того, что принимает вызов.
     Толпа в Зале надавила, пытаясь подойти  поближе,  но  была  оттеснена
придворными и стражей.
     Вскоре Мохандис тронул струны, с тщательным вниманием прислушиваясь к
привораживающей вибрации крайних, басовых струн, к  их  длящемуся  бдению.
Затем, возвысив голос до сочного тенора, он запел, явно импровизируя, но с
такой  ловкостью,  что  Джессика  была  околдована  еще   до   того,   как
сосредоточилась на словах.

               Неизбывной тоской по морям Келадана
               Вы томитесь, Атридесы,
               В оно время его властелины,
               Но на долю изгнанников - чуждые страны!

               Вы твердите, что горький вам выдался жребий,
               Грезы по Шаи-Хулуду растаяли в небе,
               И что горечь есть в вашем сегодняшнем хлебе -
               Но на долю изгнанников - чуждые страны.

               Вы взнуздали Арракис рукою железной,
               Червь смирился пред вами, уйдя в свои бездны,
               Вы приняли судьбу без борьбы бесполезной -
               Ведь на долю изгнанников - чуждые страны.

               Коан-Тином зовут тебя, Алия, всюду,
               Духом, скрытым от явного взора, покуда...

     - ДОВОЛЬНО! - взвизгнула Алия. Она резко  привстала  на  троне.  -  Я
тебя...
     - Алия! - Джессика воззвала достаточно  громко,  голосом,  повышенным
ровно настолько, чтобы привлекая полное  внимание,  одновременно  избежать
конфронтации. Она мастерски воспользовалась Голосом, и все, ее  слышавшие,
ясно ощутили, какая развитая упражнениями мощь стоит  за  этим  возгласом.
Алия опустилась на трон, и Джессика заметила, что  дочь  ее  нисколько  не
расстроена.
     "И это тоже было предусмотрено заранее, -  подумала  Джессика.  -  До
чего же интересно!"
     - Этот первый проситель подлежит моему суду, - напомнила она дочери.
     - Очень хорошо, - едва слышно ответила Алия.
     - Я нахожу его подходящим даром Фарадину, - сказала Джессика.  -  Его
язык острее крисножа. Кровопускание, на которое способен этот  язык,  было
бы  весьма  оздоровительным  и  для  нашего  двора,  но  пусть  лучше  оно
предназначается для Дома Коррино.
     Легкая рябь смешков разбежалась по зале.
     Алия фыркающе выдохнула воздух.
     - Ты слыхала, как он менял назвал?
     - Он тебя никак не назвал, дочка. Он просто повторил то, что и он,  и
кто угодно может услышать на улице. Они называют тебя Коан-Тин.
     - Дух смерти женского рода, расхаживающий без ног, - проворчала Алия.
     - И ты будешь отбрасывать тех, кто докладывает  правду,  то  с  тобой
останутся лишь знающие, что ты желаешь услышать, - сладким голосом сказала
Джессика. - Нет ничего более ядовитого, чем киснуть в собственном соку.
     Все,  стоявшие  в  непосредственной   близости   к   трону,   так   и
поперхнулись.
     Джессика  перевела  взгляд  на  Мохандиса,  хранившего  молчание,   и
нисколько не запуганного. Он ожидал любого решения, которое может  быть  о
нем вынесено, с таким видом, словно это его вовсе  не  касалось.  Мохандис
был как раз из породы тех, кого ее Герцог привлек бы  на  свою  сторону  в
беспокойные времена: одним из действующих с уверенностью в своей  правоте,
но принижающим все, что выпадет на долю, даже  смерть,  не  кляня  судьбу.
Зачем же он тогда выбрал такую линию?
     - Почему ты пел именно такие слова? - спросила его Джессика.
     Он поднял голову и четко проговорил:
     - Я слышал, что Атридесы благородны и свободомыслящи. Мне  вздумалось
проверить это и, может быть, остаться у вас на службе, получив время найти
тех, кто меня ограбил, и расквитаться с ними по-своему.
     - Он осмелился проверять НАС! - пробормотала Алия.
     - Почему бы и нет? - осведомилась Джессика.
     И улыбнулась трубадуру в знак благорасположения. Он пришел в этот зал
только потому, что это сулило ему еще одно  приключение,  еще  одно  новое
переживание. У Джессики появилось искушение забрать его в свою  свиту,  но
реакция Алии грозила бедами смелому  Мохандису.  Были  и  другие  приметы,
свидетельствовавшие, что как раз этого и ждут от леди Джессики -  что  она
возьмет смелого и красивого трубадура себе на службу, как  взяла  храбреца
Гурни Хэллека. Лучше всего отослать Мохандиса туда, куда ведет  его  путь,
хотя и мучительно обидно отдавать Фарадину такой чудесный экземпляр.
     - Он отправится к Фарадину, - сказала Джессика. -  Проследите,  чтобы
он получил свои деньги на проезд. Пусть его язык пустит кровь Дому Коррино
- посмотрим, выживет ли он после этого.
     Алия устремила в пол вспыхнувший взгляд,  затем  выдавила  запоздалую
улыбку.
     - Мудрость леди Джессики превыше всего, - сказала она,  взмахом  руки
отсылая Мохандиса.
     "Совсем не так пошло, как она хотела", -  подумала  Джессика,  но  по
поведению Али было  красноречиво  видно,  что  матери  уготовано  и  более
зловещее испытание.
     Следующего просителя препроводили вперед.
     Джессику, видевшую реакцию  дочери,  начали  грызть  сомнения.  Здесь
пригодится урок, преподанный близнецами. Пусть Алия и БОГОМЕРЗОСТЬ, но она
- одна из предрожденных. Она может знать свою мать так же, как знает  саму
себя. Не укладывается, что Алия  могла  неправильно  предположить  реакции
матери в случае с трубадуром. "Зачем Алия  разыграла  это  противостояние?
Чтобы меня отвлечь?"
     Времени на размышления больше не было. Второй проситель  занял  место
перед двойным троном, его Ходатай - сбоку.
     На этот раз просителем был Свободный, старик с  песчаными  отметинами
на лице, рожденного в пустыне. Он не был высок, но тело имел  жилистое,  а
длинная  одежда,  носимая   обычно   поверх   стилсьюта,   придавала   ему
величественный  вид.  Широкая  одежда  сочеталась  с  его   узким   лицом,
крючковатым носом и сплошной полыхающей синевой его глаз. Стилсьюта на нем
не было - и без него старик чувствовал себя неуютно. Огромное пространство
Приемной Залы наверняка казалось ему опасной открытой местностью,  которая
похитит из его тела драгоценную влагу. Под капюшоном,  частично  откинутым
назад, видны были узлы нефайи - головного убора наиба.
     - Я - Гадхеан ал-Фали,  -  сказал  он,  ставя  ногу  на  ступени  под
тронами, чтобы показать, насколько он выше по  статусу  всех  остальных  в
толпе. - Я был  одним  из  федайкинов  Муад  Диба,  и  я  здесь  по  делу,
касающемуся пустыни.
     Алия чуть заерзала - совсем  чуточку  выдала  себя.  Под  требованием
ввести Джессику в Совет стояла и подпись ал-Фали.
     "Касающееся пустыни", - подумала Джессика.
     Гадхеан ал-Фали произнес эти слова прежде, чем Ходатай  успел  начать
изложение его дела. Этой формальной  фразой  Свободных  он  приковывал  их
внимание к тому, что его дело настоятельно касается всей Дюны - и  что  он
будет говорит данной ему властью  федайкина,  жертвовавшего  своей  жизнью
рядом с Муад Дибом.  Джессика  засомневалась,  об  этой  ли  цели  Гадхеан
ал-Фали сообщил Джавиду или Главному Ходатаю, добиваясь приема. Догадка ее
подтвердилась, когда от дальней  стены  палаты  рванулся  вперед  один  из
священнослужителей, размахивая черной повязкой Ходатая.
     - Миледи! - взывал священнослужитель. - Не слушайте  этого  человека!
Он пришел под лживым...
     Джессика, наблюдавшая  за  бегущим  к  ним  жрецом,  боковым  зрением
уловила какое-то движение - и увидела, что  рука  Алии  подала  сигнал  на
старом боевом языке Атридесов: "Сейчас!"  Джессика  не  могла  определить,
куда адресован этот сигнал, но инстинктивно наклонилась влево, опрокидывая
за собой трон. Она выкатилась кувырком из рухнувшего  трона,  вскочила  на
ноги и услышала резкое ХЛОП! пистолета маула... и еще одно. Но  уже  после
первого выстрела она была в движении, почувствовав, как что-то дернуло  ее
правый рукав. Она нырнула в толпу просителей и придворных  возле  помоста.
Алия, как она заметила, не шевелилась.
     Окруженная людьми, Джессика остановилась.
     Она увидела, что Гадхеан ал-Фали шмыгнул к другой стороне помоста, но
Ходатай оставался стоять, как стоял.
     Все это произошло со стремительностью засады, но всякий в зале  знал,
как именно должен  реагировать  тренированный  человек,  которого  застали
врасплох. То, что Алия и Ходатай остались  стоять  как  вкопанные,  весьма
изобличало их.
     Смятение, покатившееся к середине Залы, привлекло внимание  Джессики,
она пробилась сквозь  толпу  и  увидела  четырех  челобитчиков,  державших
жреца-служителя. Его черная повязка Ходатая валялась у его ног, из складок
ее выглядывал пистолет маула.
     Ал-Фали протолкался вслед за Джессикой, поглядел на  пистолет,  затем
на  жреца,  испустил  крик  ярости  и,  движением  снизу   вверх,   жестко
напряженными пальцами правой руки, нанес тому удар "ачаг". Удар пришелся в
горло жреца и тот рухнул, задыхаясь. Не удостоив и взглядом сраженного  им
человека, старый наиб обратил гневное лицо к помосту.
     - Делал-ил ан-наббава! - вскричал ал-Фали, поднося ладони ко  лбу,  а
затем опустив их. - Квадис ас-Салаф не позволит заткнуть мне рот! Если мне
не убить покушавшихся, то от других они не уйдут!
     Он думает, что целью был он, сообразила Джессика. Посмотрев  на  свой
рукав, она вдела палец в аккуратную дырочку, оставленную дробинкой  маулы.
Несомненно, отравленная.
     Челобитчики бросили священнослужителя. Тот лежал на полу, с перебитой
глоткой, умирая в  корчах.  Джессика  знаком  подозвала  пару  потрясенных
придворных слева от себя.
     - Я хочу, чтобы этого человека спасли, для допроса. -  И,  увидев  их
нерешительность, использовала Голос: - Живо!
     Они шагнули к жрецу.
     Джессика продралась к ал-Фали, ткнула его в бок:
     - Ты дурак, наиб! Они охотились на меня, а не на тебя!
     Несколько людей вокруг нее услышали. В следующий миг,  в  наступившей
тишине, ал-Фали поглядел на помост, где один  трон  был  опрокинут,  а  на
другом  продолжала  сидеть  Алия.   То   понимающее   выражение,   которое
промелькнуло на его лице,  неопытному  человеку  ни  за  что  было  бы  не
разглядеть.
     - Федайкин, - сказала Джессика, напоминая Свободному  о  его  прежней
службе ее семье, - мы, опаленные, знаем, как стоять спиной к спине.
     - Доверяйте мне, миледи, - сказал он, сразу же  ухватив  значение  ее
слов.
     Джессика обернулась на задыхающийся звук позади нее, и почувствовала,
как ал-Фали сразу  же  сдвинулся,  чтобы  прикрыть  ее  спину.  Женщина  в
цветастом наряде городской Свободной  наклонялась  над  лежавшим  на  полу
жрецом. Двух придворных нигде не было видно. Женщина даже не взглянула  на
Джессику, а издала древнее похоронное причитание своего народа -  призывая
их  прийти  и  собрать  воду  тела  в  бассейн  племени.   Занятным   было
несоответствие между этим причитанием и одеянием  этой  женщины.  Джессика
ощутила, как цепки старые обычаи, хоть и видела лживость  этой  горожанки.
Это создание в цветастых одеждах явно убило жреца, чтобы он  уж  точно  не
проговорился.
     "И зачем лишние хлопоты? -  удивилась  Джессика.  -  Надо  было  лишь
подождать, пока этот человек умрет от удушья".  Этот  поступок  был  актом
отчаяния, приметой глубокого страха.
     Алия   пододвинулась   к   краю   трона,   в   глазах   ее   блеснула
настороженность. Стройная женщина, в  косу  которой  были  вплетены  банты
людной охранницы Алии, широкими шагами прошла мимо  Джессики,  наклонилась
над жрецом, выпрямилась и оглянулась в сторону помоста:
     - Он мертв.
     - Уберите его, - приказала Алия и сделал знак охране возле помоста. -
Поставьте на место трон леди Джессики.
     "Так ты бесстыдством будешь брать!" - подумала леди Джессика. Неужели
Алия думает, будто  хоть  кого-то  одурачила!  Ал-Фали  говорил  о  Квадис
ас-Салафе,  взывая  к  святым   отцам   мифологии   Свободных   и   к   их
покровительству. Но не сверхъестественные силы пронесли пистолет  маула  в
помещение, где не дозволялось никакое оружие. Заговор, в который впутаны и
люди Джавида, - вот единственный ответ, а беззаботность Алии по  отношению
к своей собственной  персоне  всем  и  каждому  дает  понять,  что  она  -
участница этого заговора.
     Старый наиб, оборотясь через плечо, заговорил с Джессикой:
     - Примите мои извинения, миледи. Мы, люди пустыни, пришли к вам как к
нашей последней отчаянной надежде, а теперь  видим,  что  вы  все  так  же
нуждаетесь в нас.
     - Матереубийство не очень-то идет моей дочери, - сказала Джессика.
     - Племена услышат об этом, - пообещал ал-Фали.
     - Если вы так отчаянно во мне нуждаетесь, то почему не подошли ко мне
на Приветственном Собрании в съетче Табр? - спросила Джессика.
     - Стилгар бы этого не позволил.
     "А-а-а, эти правила наибов! - подумала  Джессика.  -  В  Табре  слово
Стилгара - закон".
     Опрокинутый трон поставили на  место.  Алия  знаком  пригласила  мать
вернуться, сказав:
     -  Вы  все,  будьте  добры  как  следует   запомнить   смерть   этого
предателя-жреца. Угрожающие мне умирают, - и она взглянула на  ал-Фали.  -
Большое спасибо тебе, наиб.
     - Спасибо за ошибку, - пробормотал ал-Фали, взглянув на  Джессику.  -
Ты права. Моя ярость устранила того, кого следовало допросить.
     - Возьми на заметку тех двух придворных и женщину в цветастом платье,
федайкин, - прошептала Джессика. - Я хочу, чтобы их схватили и допросили.
     - Будет сделано, - ответил он.
     - Если мы выберемся отсюда живыми, - добавила Джессика. -  Ну,  давай
займем наши места и доиграем наши роли.
     - Как скажете, миледи.
     Они вместе вернулись к помосту, Джессика взошла по ступеням и уселась
на свое место рядом с Алией,  ал-Фали  остался  на  месте  для  просителей
внизу.
     - Ну? - сказала Алия.
     - Одну секунду, дочка, - проговорила Джессика. Она подняла свой рукав
и, показав дырочку, продела в нее палец. -  Нападающие  целились  в  меня.
Пуля чуть меня не задела, хоть я и увернулась. Вы все можете  видеть,  что
пистолет маула теперь не лежит на прежнем месте. - Она спросила. - У  кого
он?
     Ответа не последовало.
     - Его, наверное, можно найти, - сказала Джессика.
     - Что за чушь! - заявила Алия. - Это на МЕНЯ...
     Джессика полуобернулась к дочери, сделав жест левой рукой:
     - Пистолет у кого-то в зале. Разве ты не боишься...
     - Он у одной из моих стражниц! - сказала Алия.
     - Тогда пусть эта стражница принесет его мне, - ответила Джессика.
     - Она его уже унесла.
     - Как удобно, - заметила Джессика.
     - О чем ты говоришь? - вопросила Алия.
     Джессика позволила себе мрачную улыбку.
     -  Я  говорю,  что  двум  твоим  людям  было  поручено  спасти  жизнь
ЖРЕЦА-ПРЕДАТЕЛЯ. Я предупредила их, что они умрут, если он  умрет.  И  они
умрут.
     - Я это запрещаю.
     Джессика только плечами пожала.
     - Наш доблестный федайкин все ждет со своим делом, - Алия указала  на
ал-Фали. - Отложим наш спор.
     - Он может быть отложен навсегда, -  на  Чакобса  ответила  Джессика,
вдвойне усилив колкость своих слов, чтобы показать Алии, что никакой  спор
не отменит ее смертного приговора.
     - Посмотрим! - и Алия  повернулась  к  ал-Фали.  -  Зачем  ты  здесь,
Гадхеан ал-Фали?
     - Чтобы увидеть мать Муад Диба, - ответил наиб. - Те, кто остались от
федайкинов, братства, служившего  ее  сыну,  наскребли  в  складчину  свои
скромные средства, чтобы я мог добраться и проникнуть  сюда,  мимо  алчных
стражей, отгораживающих Атридесов от реальностей Арракиса.
     - Все, что требуется федайкинам, они должны только... - начала Алия.
     - Он пришел ко мне, - перебила  Джессика.  -  В  чем  твоя  отчаянная
нужда, федайкин?
     - Здесь я представляю Атридесов! - сказала Алия. - В чем...
     - Замолчи, смертоносная Богомерзость! - огрызнулась  Джессика.  -  Ты
пыталась убить меня, ДОЧКА! Я говорю это для всех здесь - чтобы знали.  Ты
не сможешь перебить всех находящихся, чтобы вынудить их к молчанию  -  как
этого жреца вынудили умолкнуть. Да, удар наиба был почти  смертельным,  но
он еще мог быть спасен. Его можно было бы даже допросить! Тебя не заботит,
что он умолк навсегда. Протестуй перед всеми, сколько хочешь -  твоя  вина
ясно читается по твоим поступкам.
     Алия сидела в окаменелом  молчании,  с  бледным  лицом.  И  Джессика,
следившая за игрой чувств на лице  своей  дочери,  подметила  и  до  ужаса
знакомое  движение  рук  Алии,  бессознательный  жест,  некогда   присущий
злейшему врагу Атридесов. Пальцы Алии отстукивали ритм - один раз мизинец,
трижды указательный палец, дважды безымянный,  один  раз  мизинец,  дважды
безымянный... - и опять снова в том же порядке.
     Старый Барон!
     Алия перехватила взгляд Джессики, посмотрела на свою руку, пальцы  ее
замерли, она опять взглянула на мать - и увидела, что ту  осенила  ужасная
догадка. Злорадная загадка свела губы Алии.
     - Так вот твоя месть нам, - прошептала Джессика.
     - Ты сошла с ума, мама? - осведомилась Алия.
     - Хотелось бы мне, чтобы было так, - ответила Джессика.  И  подумала:
"Она понимает, что я засвидетельствую  это  в  Бене  Джессерит.  Понимает.
Может, она даже заподозрит,  что  я  расскажу  об  этом  Свободным  и  она
вынуждена  будет  подвергнуться  Испытанию  на  Одержимость.   Ей   нельзя
позволить мне уйти отсюда живой".
     - Наш доблестный федайкин ждет, пока мы спорим, - проговорила Алия.
     Джессика заставила себя опять сосредоточить внимание на  наибе.  Взяв
свои чувства под контроль, она сказала:
     - Ты прибыл увидеть меня, Гадхеан.
     - Да, миледи. Мы, люди пустыни, видим, что происходят  ужасные  вещи.
Малые  Создатели  выходят  из  песка,  как  было  предсказано  в   древних
пророчествах. Шаи-Хулуда нельзя найти нигде, кроме  глубокой  пустыни.  Мы
покинули нашего друга, пустыню!
     Джессика взглянула на Алию. Та просто  сделала  ей  знак  продолжать.
Джессика обвела взглядом толпу в зале, увидела потрясенную настороженность
на каждом лице. Значительность схватки между матерью и дочерью не осталась
непонятой  аудиторией,  и  они  наверняка  удивлены,  почему  продолжается
аудиенция. Джессика опять обратилась к ал-Фали.
     - Гадхеан, что  это  за  разговоры  о  Малых  Создателях  и  скудости
песчаных червей?
     - Мать Влаги, - он употребил ее старый титул среди Свободных.  -  Нас
предостерегал об этом Китаб ал-Ибар.  Мы  взываем  к  тебе.  Да  не  будет
забыто, что в тот день, когда умер Муад Диб,  Арракис  вернулся  к  самому
себе. Мы не можем бросить пустыню.
     - Ха! - презрительно хмыкнула Алия. -  Суеверное  отребье  Внутренней
Пустыни страшится экологического преображения. Они...
     - Я понимаю тебя, Гадхеан,  -  сказала  Джессика.  -  Если  не  будет
червей, не будет спайса. Если не будет спайса, то откуда мы возьмем деньги
на жизнь?
     Ропот удивления: шумные вдохи и потрясенные  шепотки  разбежались  по
Палате, отдаваясь в ней эхом.
     - Суеверная чушь! - пожала плечами Алия.
     Ал-Фали, воздев правую руку, направил ее в сторону Алии:
     - Я говорю с Матерью Влаги, а не с Коан-Тин!
     Руки Али вцепились в подлокотники трона, но она осталась сидеть.
     Ал-Фали поглядел на Джессику.
     - Некогда это была страна, где  ничего  не  росло.  Теперь  появились
растения. Они расползаются, как вши по ране. Уже были облака и дожди вдоль
пояса пустыни. Дожди, миледи! О, драгоценная мать Муад  Диба,  как  сон  -
брат смерти, так дождь для Пояса Дюны. Это смерть для нас всех.
     - Мы делаем только то, что предначертано самими Льет-Кайнзом  и  Муад
Дибом, - возразила Алия. - К чему весь этот лепет  суеверий?  Мы  почитаем
слова Льет-Кайнза, говорившего нам: "Я хочу увидеть всю планету  окутанной
сетью зеленых растений". Так и будет.
     - А как насчет червей и спайса? - спросила Джессика.
     - Сколько-то пустыни всегда  останется,  -  ответила  Алия.  -  Черви
выживут.
     "Она лжет, - подумала Джессика. - Почему?"
     - Помоги нам, Мать Влаги, - взмолился ал-Фали.
     Словно  двойное  зрение  вдруг  открылось  у  Джессики,  сознание  ее
покачнулось, задетое  словами  старого  наиба.  Нет  ошибки  -  это  АДАБ,
вопрошающая память, приходящая сама по себе.  Она  безоговорочно  овладела
Джессикой, остановив все ее ощущения, глубоко укореняя в  ее  разуме  урок
прошлого. Она вся оказалась в плену адаба - рыба, попавшая в сеть.  И  при
всем том,  его  взыскательность  Джессика  ощущала  как  момент  наивысшей
человечности, любая частичка - напоминание о творении. Каждый элемент этой
памяти-урока был подлинным, но иллюзорным в своей постоянной изменчивости,
и  она  поняла,  что  приблизилась,  как  только  вообще  могла,   к   тем
предвидениям, что однажды и навсегда закогтили ее вкусившего спайс сына.
     "Алия лжет, потому что она одержима одним из тех,  кто  несет  гибель
Атридесам. Она сама - первый  источник  гибели.  Значит,  ал-Фали  говорит
правду: черви обречены, если только курс  экологического  преображения  не
будет видоизменен".
     Подневольная откровению, Джессика  увидела  людей  в  зале  словно  в
замедленной киносъемке,  постигая  роль  каждого  из  присутствующих.  Она
отчетливо определила всех, кому поручено не  допустить,  чтобы  она  вышла
отсюда живой. И ее путь  сквозь  них  начертался  в  ее  сознании  словарю
обрисованный ярким светом - смятение среди  них,  один  при  своем  выпаде
натыкается на другого, все группки людей перешиваются. А еще  она  видела,
что может покинуть Великую Залу только для того, чтобы вверить свою  жизнь
кому-то другому. Алию не заботит, сотворит ли она мученицу.  Нет  -  ТОМУ,
КЕМ ОНА ОДЕРЖИМА, на это наплевать.
     В своем застывшем времени  Джессика  выбрала  способ  спасти  старого
наиба и отправить его посланцем.  Путь  из  Залы  виделся  с  неизгладимой
четкостью. До чего же все просто! Фигляры с забаррикадированными  глазами,
чьи плечи сохраняют положение неподвижной  обороны,  и  каждый  из  них  в
огромной Зале виделся ей в столь необратимом разладе,  что  мертвая  плоть
могла бы соскользнуть с них, обнажая скелеты. Их тела, их одежды, их  лица
говорили о  личном  аде  каждого:  грудь,  напоенная  скрытыми  кошмарами,
блестящий  серп  драгоценного  украшения,  ставший  заменой  оружию;  рты,
безусловность приговоров которых - от испуга; кафедральные  призмы  бровей
демонстрируют высокомерие и религиозность, отрицаемые чреслами.
     Несомую гибель  ощутила  Джессика  в  той  складывающейся  силе,  что
выпущена была на волю на Арракисе. Голос ал-Фали дистрансом прозвучал в ее
душе, пробуждая зверя в самых ее глубинах.
     В мгновение ока Джессика вернулась из адаба в мир  движения,  но  мир
этот был уже другим по сравнению с тем,  какой  властвовал  над  ней  лишь
секунду назад.
     Алия собирались заговорить, но Джессика сказала:
     - Тихо!  -  И  затем:  -  Есть  страшащиеся,  будто  я  безоговорочно
обратилась к Бене Джессерит. Но с того  дня,  когда  Свободные  в  пустыне
подарили жизнь мне и моему сыну, я - Свободная! - И она перешла на древний
язык, который в  этой  Зале  мог  понять  только  тот,  для  кого  он  был
предназначен! - Он сар акхака зеливан ау маслумен!
     "Поддержи своего брата во время его нужды, прав он или не прав!"
     Слова ее произвели желаемый эффект: легкое перемещение внутри Палаты.
     Но Джессика разбушевалась:
     - Вот Гадхеан ал-Фали, честный Свободный, приходит сюда  сказать  мне
то, о чем мне должны бы были поведать уже другие.  Пусть  никто  этого  не
отрицает! Экологическое преображение  стало  вырвавшейся  из-под  контроля
бурей!
     Бессловесная волна согласия пробежала по зале.
     - И моя дочь восторгается  этим!  -  продолжала  Джессика.  -  Мектуб
ал-меллах! Ты режешь мою плоть  и  солью  пишешь  по  моим  ранам!  Почему
Атридесы обрели здесь родной дом? Потому что  Мохалата  была  естественной
для нас. Для Атридесов  править  всегда  означало  защищать,  сотрудничая:
Мохалата, как всегда это знали Свободные. Поглядите теперь на нее! - и она
указала на Алию. - Она хохочет  по  ночам  в  одиночестве,  созерцая  свое
собственное зло!  Производство  спайса  совсем  иссякнет,  или,  в  лучшем
случае, будет ничтожной долей от прежнего уровни! И когда  весть  об  ЭТОМ
разойдется...
     - Мы сохраним угол  для  самого  ценного  продукта  во  Вселенной!  -
вскричала Алии.
     - Углом ада мы станем! - рассвирепела Джессика.
     И Алия заговорила на самом древнем Чакобсе, личном языке Атридесов, с
его трудными гортанными остановками и прищелкиваниями:
     - Теперь ты знаешь, МАТЬ! Ты  думала,  внучка  Барона  Харконнена  не
усвоит всех тех жизней, что  ты  впихала  в  мое  сознание  еще  до  моего
рождения? Когда  я  разозлилась  на  то,  что  ты  со  мной  сделала,  мне
понадобилось только спросить саму себя, как  бы  поступил  на  моем  месте
Барон Харконнен. И он мне ответил! Понимаешь  меня,  Атридесова  сука?  Он
ответил МНЕ!
     Ядовитую злобу  услышала  Джессика  и  подтверждение  своей  догадки.
БОГОМЕРЗОСТЬ! Алия  побеждена  изнутри,  одержима  КАХУЭТом  зла,  Бароном
Владимиром Харконненом. Сам Барон говорит сейчас ее устами, не заботясь  о
том, что выходит наружу. Он хочет, чтобы она  увидела  его  месть,  хочет,
чтобы она поняла - его не удастся сбросить со счета.
     Предполагается, что я с моим  знанием  останусь  здесь,  беспомощной,
подумала Джессика. И с этой мыслью она кинулась по пути, показанному ей  в
адабе, восклицая:
     - Федайкины, следуйте за мной!
     Как выяснилось, в зале было шесть федайкинов, и пять из них пробились
вслед за ней.



                                    24

                     Когда я слабее тебя, я прошу тебя дать  мне  свободу,
                поскольку это в  согласии  с  твоими  принципами,  когда  я
                сильнее тебя, я отбираю у тебя свободу,  поскольку  это  в
                согласии с моими принципами.
                                 Слова древнего Философа.
                                 (Харк ал-Ада приписывает их Луису Вьело).

     Лито высунулся  из  тайного  выхода  из  съетча,  увидел  дно  кручи,
уходившей вверх за пределы его ограниченной  видимости.  Шедшее  к  закату
солнце  отбрасывало  по  вертикальным   полосам   обрыва   длинные   тени.
Бабочка-скелетик порхала, залетая то в  свет,  то  в  тень,  ее  паутинные
крылышки казались против света прозрачным кружевом. До чего же  нежна  эта
бабочка, чтобы здесь существовать, подумал Лито.
     Прямо впереди простирался абрикосовый сад, где работали дети, собирая
упавшие плоды. За садом был  канал.  Он  и  Ганима  ускользнули  от  своей
охраны,  затерявшись  во  внезапном  встречном  потоке  рабочих.  Для  них
оказалось сравнительно простым проползти  вниз  по  вентиляционным  шахтам
туда, где они соединялись с  лестницей,  к  потайному  выходу.  Теперь  им
оставалось только смешаться с детьми, пробраться к  каналу  и  шмыгнуть  в
туннель. Там они смогут держаться рядом с  хищной  рыбой,  не  дозволявшей
песчаной форели втянуть в своей пузырь оросительную воду племени. Ни  один
Свободный  никогда  и  не  вообразит,  что   человек   способен   рискнуть
погрузиться в воду.
     Он вышел из  защитных  проходов.  Круча  простиралась  вдаль  по  обе
стороны от него, став горизонтальной  просто  благодаря  его  собственному
движению.
     Ганима двигалась вплотную за ним. У обоих были небольшие корзинки для
сбора  фруктов,  сплетенные  из  волокон  спайса,  но  в  каждой  корзинке
находился запакованный сверток:  фремкит,  пистолет  маула,  криснож...  и
новые одежды, присланные Фарадином.
     Ганима проследовала в сад за своим братом,  смешалась  с  работающими
детьми. Маски стилсьютов скрывали все лица. Они стали всего лишь еще двумя
работниками, но Ганима чувствовала, что их поступок  уводит  ее  жизнь  за
защищающие рубежи и с известных путей. До чего же прост этот шаг,  шаг  из
одной  опасности  в  другую!  Новые  одеяния,   присланные   Фарадином   и
находившиеся теперь в их корзинках, преследовали цель, хорошо понятного им
обоим. Ганима подчеркнула это понимание,  вышив  свой  личный  девиз:  "Мы
Соучаствуем", на Чакобса, над двумя нагрудными ястребиными профилями.
     Скоро наступят сумерки,  и  за  каналом,  проводившем  границу  между
пустыней и возделанными землями съетча, воцарится такой особенный вечер, с
которым  немногие  места  во  Вселенной  могут  потягаться.  Будет   мягко
освещенная пустыня, мир настойчивого одиночества,  пропитанный  ощущением,
будто каждое создание одиноко в этом новом мире.
     - Нас видели, - прошептала Ганима, наклоняясь рядом со своим братом и
приступая к работе.
     - Охрана?
     - Нет.
     - Хорошо.
     - Нам надо побыстрее уходить, - сказала она.
     Лито, согласясь с этим, двинулся через сад прочь от кручи. Он подумал
мыслью своего отца: "Все в пустыне или пребывает подвижным, или исчезает".
Вдали,  в  песках,  он  видел   возвышающийся   Спутник,   напоминание   о
необходимости подвижности. Скалы, в своем  загадочном  бдении,  оставались
неподвижными и жесткими, год за годом истаивая под атаками несомого ветром
песка. Однажды Спутник станет песком.
     Приблизясь к каналу, они услышали музыку из высокого входа  в  съетч.
Старомодный набор инструментов Свободных -  двудырчатая  флейта,  тимпаны,
тамбурины, сделанные из спайсового цилиндра и кожи, туго натянутой на него
с одной стороны. Никто не спрашивал,  у  какого  животного  планеты  берут
такую кожу.
     "Стилгар припомнит, что я говорил ему о  той  расщелине  Спутника,  -
подумал Лито. - Он придет в темноте, когда будет слишком поздно - и  тогда
узнает".
     Вскоре они были у канала. Они скользнули в открытую трубу, взобрались
по инспекционной лестнице  на  выступ  для  обслуживания.  В  канале  было
сумрачно, сыро и холодно, слышался плеск  хищной  рыбы.  Любой  несчастной
форели, которая попробует украсть воду, рыба  прокусит  размягчившуюся  от
воды внутреннюю поверхность. Людям их тоже следует остерегаться.
     - Осторожно, - сказал  Лито,  спускаясь  со  скользкого  выступа.  Он
крепко пристегнулся памятью к местностям  и  временам,  которых  его  тело
никогда не знало. Ганима последовала за ним.
     Преодолев канал, они разделись до стилсьютов и надели  новые  одежды.
Оставив  прежнее  одеяние  Свободных  позади,  они  взобрались  по  другой
инспекционной трубе, переползли через дюну на ее другую сторону.  Там  они
присели, заслоненные от съетча, извлекли свои  маулы  и  крисножи,  надели
упакованные фремкиты на плечи. Музыки им больше слышно не было.
     Лито встал и направился по ложбинке между дюнами.
     Ганима шаг в  шаг  пошла  за  ним,  тренированно,  аритмично  и  тихо
перемещаясь по открытому песку.
     Под гребнем каждой дюны они пригибались и прокрадывались к  укромному
местечку, где делали паузу и оглядывались назад - нет ли  погони.  Никаких
преследователей не возникло в пустыне к тому времени, когда  они  достигли
первых скал.
     В тенях скал они пробрались вокруг Спутника к выступу, смотревшему на
пустыню. Далеко-далеко, где был  БЛЕД,  мерцали  цвета.  Темнеющий  воздух
казался хрупким, как тонкий хрусталь. Пейзаж, открывавшийся их взору,  был
превыше жалости, и растекался он беспрепятственно - ровная  уверенность  в
себе. Шаря по безбрежным пространствам, взгляд не  находил  ни  одной  для
себя зацепки.
     Это горизонт вечности, подумал Лито.
     Ганима присела на корточки  рядом  со  своим  братом,  думая:  "Скоро
состоится нападение". Она прислушивалась к малейшему звуку,  все  ее  тело
превратилось в сгусток напряженно-пытливого ожидания.
     Лито был не менее насторожен. Он  владеет  теперь  в  высшей  степени
тренированностью  всех  тех,  чьи  жизни  живут  внутри  него.  В  пустыне
приучаешься твердо полагаться на  свои  чувства,  на  ВСЕ  чувства.  Жизнь
становится запасом накопленных восприятий, каждое из которых нацелено лишь
на мгновенное спасение жизни.
     Вскоре Ганима вскарабкалась наверх и поглядела через выемку  в  скале
на путь, по которому они пришли. Казалось,  целая  жизнь  отделяет  их  от
безопасности съетча, грудой немых круч высившегося за  коричнево-пурпурным
пространством, с  подернутыми  пылью  краями  очертаний,  где  серебряными
стрелками посверкивали остатки солнечного света.  Погони  так  и  не  было
видно на отделявшем их от съетча пространстве.  Она  вернулась  и  присела
рядом с Лито.
     -  Это  будет  хищник,  -  сказал  Лито.  -  Таково  мое  теоретичное
вычисление.
     - По-моему, ты слишком быстро  остановился  в  своих  вычислениях,  -
сказала Ганима. - Это будет не один хищник. Дом Коррино знает, что не надо
складывать свои надежды в один мешок.
     Лито кивнул в знак согласия.
     Его ум внезапно ощутил тяжесть всего того множества  жизней,  которые
влила в него его НЕПОХОЖЕСТЬ - всех жизней, ставших его  собственными  еще
до его рождения. Он был перенасыщен  живыми  и  хотел  сбежать  от  своего
сознания. Внутренний мир был тяжким зверем, способным его сожрать.
     Он обеспокоенно поднялся, вскарабкался к той  выемке,  через  которую
смотрела Ганима, поглядел на кручи съетча. Там, под кручами, ему был виден
канал, проводивший линию между жизнью и смертью. Виднелись на краю  оазиса
верблюжий шалфей, луковая трава, трава  "перья  гоби",  дикая  алфалфа.  В
остатках света ему видны были черные движущиеся пятнышки - птицы,  с  полу
лета клевавшие алфалфу. Далекие колосья зерновых были  взъерошены  ветром,
гнавшим двигавшиеся прямо на сад  тени.  Движение  теней  вывело  Лито  из
забытья - он увидел, что тени скрывают внутри своей текучей  формы  больно
перемену, и эта большая перемена высвободит изгибы  радуг  по  подернутому
серебряной пылью небу.
     "Что здесь произойдет?" - спросил он самого себя.
     Он знает, что это будет либо смерть,  либо  игра  со  смертью,  целью
которой станет он сам.  Ганима  -  вот  кому  суждено  вернуться,  веря  в
реальность его смерти, увиденной ею. И под допросом в глубоком гипнозе она
со всей искренностью покажет, что брат ее, разумеется, задран зверем.
     Неизвестности этого места бередили его воображение. Он  подумал,  как
легко поддаться призыву погрузиться в предвидение, рискнуть  послать  свое
сознание в неизменяемое, абсолютное будущее. Хотя и малое видение его  сна
было достаточно дурным. Он знал, что не отважится увидеть больше.
     Вскоре он спустился и присел рядом с Ганимой.
     - Погони все еще нет, - сказал он.
     - Звери, которых они на нас нашлют,  будут  большими,  -  проговорила
Ганима. - Может, у нас будет время разглядеть их приближение.
     - Нет, если они появятся ночью.
     - Стемнеет очень скоро, - заметила она.
     - Да. К этому времени нам надо будет уже находиться в НАШЕМ месте,  -
он указал туда, где слева от них, внизу, ветер  песков  выточил  крохотную
расщелинку в базальте. Она была достаточно велика, чтобы  вместить  их,  и
достаточно мала, чтобы в нее не пролезли большие твари.
     То место, которое он указал Стилгару.
     - Они и в самом деле могут нас убить, - сказал он.
     - Мы должны пойти на это, - возразила она. - Ради нашего отца.
     - Я и не спорю.
     И поймал: "Это правильный путь. Мы правы, так поступая". Но он  знал,
как опасно в этом мире быть ПРАВЫМ. Выживут ли они - это теперь зависит от
постоянной сосредоточенности и контроля над собой, в любой момент  времени
надо быть готовыми к испытанию. Их лучшие доспехи -  навыки  Свободных,  а
знание Бене Джессерит - та сила, что у  них  в  резерве.  Оба  они  мыслят
теперь как  закаленные  в  битвах  ветераны-Атридесы,  не  имеющие  другой
защиты, кроме суровой стойкости Свободных, хотя ни намека на нее нет в  их
детских телах и их внешнем обличьи.
     Лито нашарил рукоять крисножа с отравленным лезвием у себя на  поясе.
Ганима повторила его жест.
     - Не спуститься ли нам теперь? - спросила  она.  Произнося  это,  она
заметила движение далеко внизу, легкое движение, на расстоянии  казавшееся
не таким угрожающим. Она замерла - и Лито все понял еще до того,  как  она
предупредила его вслух.
     - Тигры, - сказал он.
     - Лазанские тигры, - поправила она.
     - Они нас видят, - сказал он.
     - Лучше нам поспешить, - сказала она. - Маула  никогда  не  остановит
таких созданий. Они наверняка хорошо на нее натасканы.
     - Где-то  поблизости  -  человек-наводчик,  -  и  Лито  первым  начал
спускаться, быстро и вприпрыжку, к скалам слева.
     Ганима с ним согласилась, но вслух ничего не  сказала  экономя  силы.
Где-то поблизости  должен  быть  человек.  Этим  тиграм  не  позволили  бы
разгуливать на свободе до нужного момента.
     Тигры быстро передвигались в последних остатках  света,  перепрыгивая
со скалы на скалу. Их ум был - в их глазах, и скоро наступит  ночь,  время
для таких, как  они.  Колокольчиковая  трель  ночной  птицы  донеслась  со
Спутника,  подчеркивая  перемену.  Порождения  тьмы  уже  ожили  в   тенях
выщербленных расщелин.
     Бегущие близнецы продолжали видеть тигров. От  зверей  веяло  налитой
силой, в каждом их движении было струящееся чувство золотой уверенности.
     У Лито появилось ощущение, что он допустил ошибку, сунувшись сюда,  и
что здесь его жизнь окончится. Он бежал с твердым знанием,  что  и  он,  и
Ганима вовремя достигнут узкой расщелины, но  он  не  мог  то  и  дело  не
оглядываться с восхищением на приближающихся зверей.
     "Один раз споткнешься - и мы пропали", - подумал он.
     Эта мысль поубавила в нем уверенности, и он побежал быстрее.



                                    25

                     Вы,  Бене  Джессерит,  называете  вашу   деятельность
                Паноплиа Профетикус  "Наукой  Религии".  Очень  хорошо.  Я
                добивающийся УЧЕНИЯ другого рода,  нахожу  это  подходящим
                определением. Вы, разумеется, творите собственные мифы, но
                так поступают все  общества.  Но  должен  я  вас,  однако,
                предостеречь. Вы ведете себя, как вели себя  столь  многие
                заблуждающиеся ученые. Ваши действия  показывают,  что  вы
                хотите что-то изъять из жизни. Вот время напомнить  вам  о
                том, что вы сами столь  часто  исповедуете:  нельзя  иметь
                любую вещь отдельно от ее противоположности.
                                 Проповедник в Арракине: Послание Сестрам.

     В предрассветный  час,  Джессика  неподвижно  сидела  на  потрепанном
коврике из спайсовой ткани. Вокруг нее были голые скалы старого и  бедного
съетча, одного из первоначальных поселений. Располагался  он  под  Красным
ущельем, заслоняемый от западных ветров пустыни. Ее доставили сюда ал-Фали
и его собратья - и теперь они  ждали  слова  Стилгара.  На  всякий  случай
федайкин проявил меры предосторожности, налаживая с ним связь. Стилгару не
узнать, где они находятся.
     Федайкин уже знал, что на них  заведено  Процесс-Вербал,  официальное
дело о преступлениях против Империи. Алия выдвинула обвинение, что ее мать
подкупили, дабы склонить к  лжесвидетельству,  враги  государства  -  хотя
прямо Бене Джессерит  не  назывался.  Самовластная,  тираническая  природа
власти Алии была, однако, проявлена без обиняков, и теперь  ее  вера,  что
раз она контролирует Квизарат, ставший ее жречеством,  то  контролирует  и
Свободных, была на пороге настоящей проверки.
     Послание Джессики Стилгару было прямым и простым: "Моя дочь  одержима
и должна быть подвергнута Испытанию".
     Однако же, страх  разрушает  ценности,  и  уже  стало  известно,  что
некоторые  Свободные  предпочли  не  верить   этому   обвинению.   Попытки
предъявлять обвинение, чтобы заручиться поддержкой и укрытием, вызвали две
баталии за  ночь,  но  орнитоптеры,  угнанные  людьми  ал-Фали,  доставили
беглецов в это ненадежное убежище - Красное ущелье. Отсюда был кинут  клич
ко всем федайкинам, но  меньше  двух  сотен  их  оставалось  на  Арракисе.
Остальные получили посты по всей Империи.
     Размышляя над этими фактами, Джессика призадумалась, не  достигла  ли
она места своей смерти. Некоторые федайкины  тоже  так  полагали,  но  для
воинов-смертников смерть - не пугало. Ал-Фали просто усмехнулся ей,  когда
один из его молодых людей поделился своим страхом.
     - Когда Господь  предопределяет,  что  его  творение  должно  умереть
там-то и там-то, он пробуждает  в  этом  творении  желание  направиться  в
предначертанное место, - сказал старый наиб.
     Зашелестели заплатанные занавеси на двери  -  вошел  ал-Фали.  Узкое,
сожженное ветром лицо старика осунулось, взгляд был лихорадочным. Он  явно
не отдыхал.
     - Кто-то идет, - сообщил он.
     - От Стилгара?
     - Возможно, - он опустил глаза и но глядел налево -  так  по  старому
обычаю Свободных поступал приносивший дурные новости.
     - В чем дело? - вопросила Джессика.
     - Мы получили весть из Табра, что твоих внуков там нет, -  проговорил
он, не глядя на нее.
     - Алия...
     - От нее поступил приказ передать близнецов под ее  опеку,  но  съетч
Табр докладывает ей в ответ, что детей нет  на  месте.  Вот  все,  что  мы
знаем.
     - Стилгар отослал их в пустыню, - сказала Джессика.
     - Возможно. Но известно, что он искал их всю  ночь.  Это  могло  быть
уловкой с его стороны...
     - Такое не в духе Стилгара, - сказала  Джессика,  и  подумала:  "Если
только близнецы его не надоумили". Но и это тоже  не  очень  смахивало  на
правду. Она подивилась самой себе: никакой паники  или  подавленности,  ее
страх за близнецов приглушен тем,  что  открыла  ей  Ганима.  Поглядев  на
ал-Фали, она обнаружила, что тот смотрит на нее с жалостью. Она сказала:
     - Они сами по себе ушли в пустыню.
     - В одиночку? Двое детей?
     Она не стала объяснять, что  эти  "двое  детей"  знают,  вероятно,  о
выживании в пустыне побольше всех  живущих  Свободных.  Вместо  этого,  ее
мысли сосредоточились на странном поведении Лито, когда  тот  приказал  ей
позволить себя похитить. Воспоминание об этом она задвинула в сторонку, но
нынешний момент властно его вернул. Лито сказал,  она  распознает  момент,
когда повиноваться его приказу.
     - Посланец уже, должно быть, в съетче, - сказал ал-Фали. - Я  провожу
его к тебе, - и он исчез за заплатанной занавесью.
     Джессика воззрилась на занавесь. Соткана она была из красных  волокон
спайса, но заплаты были голубыми. Этот  съетч  отказывался  принять  благо
религии Муад Диба, и в лице жречества Алии нажил себе врага. Люди  съетча,
как было известно, вложили свои средства в проект разведения огромных псов
величиной с пони, псов,  выводимых  для  охраны  детей.  Все  псы  умерли.
Некоторые говорили, что они были отравлены, и обвиняли жрецов.
     Джессика тряхнула головой, отгоняя эти размышления, раскусив, чем они
являлись: ГХАФЛОЙ, привязчивым слепнем, отвлекающим  от  сосредоточенности
на нужных мыслях.
     Куда же отправились дети? В Джакуруту? У них был план. Они  старались
просветить меня до той степени, до которой,  по  их  мнению,  я  восприму,
припомнила она. А когда они дошли до точки, видевшейся им  пределом  моего
восприятия, Лито приказал мне повиноваться.
     ОН приказал МНЕ!
     Лито разгадал, что затевает Алия - уж это-то ясно. И брат,  и  сестра
говорили о "злосчастье" своей тетки, даже когда защищали ее.  Алия  сейчас
ставит на кон ПОЛНОМОЧНОСТЬ своего положения регентши. Это подтверждает  и
требование опеки  над  близнецами.  Хриплый  смех  невольно  сотряс  грудь
Джессики. Как же любила Преподобная Мать Ганус Хэлен  Моахим  втолковывать
своей учащейся, Джессике, именно такую ошибку: "Если ты сосредоточиваешься
сознанием только на собственной правомочности, то  тем  самым  приглашаешь
силы оппозиции тебя одолеть. Это общая ошибка. Даже я,  твоя  учительница,
ее совершила".
     - И даже я, твоя  учащаяся,  ее  совершила,  -  про  себя  прошептала
Джессика.
     Она услышала тихий шорох материи в коридоре за занавесью.  Вошли  два
молодых Свободных, из тех, кого они собрали за ночь в свой отряд,  -  явно
испытывая благоговейный страх в присутствии матери Муад Диба. Джессике они
были видны, как на ладони: из  тех,  кто  не  думает  и  потому  привержен
вверять себя любой воображаемой власти, способной определить  для  них  их
личное место в мире. Они пусты, пока не наполнятся  отраженным  светом  ее
размышлений. А значит, они опасны.
     - Ал-Фали послал нас вперед, чтобы мы тебя подготовили, - сказал один
из них.
     Джессика почувствовала, как ей словно тисками  стискивает  грудь,  но
голос ее остался спокойным:
     - Подвозить меня к чему?
     - Своим посланцем Стилгар прислал Данкана.
     Джессика натянула на голову капюшон своей абы - бессознательный жест.
ДАНКАН? Но он ведь орудие Алии.
     Тот Свободный, что сообщил это, сделан полшага вперед:
     - Айдахо говорит, он прибыл, чтобы увезти тебя в безопасное место, но
ал-Фали не понимает, как такое может быть.
     - Да, это кажутся чрезвычайно странным, - проговорила Джессика. -  Но
в нашем мире случаются вещи и по страннее. Введите его.
     Они посмотрели друг на друга но повиновались - выйдя  одновременно  и
так стремительно, что изношенная занавесь порвалась еще в одном месте.
     Вскоре вошел Айдахо, сопровождаемый сзади двумя молодыми Свободными и
ал-Фали, с рукой на крисноже. Вид у Айдахо был собранный и спокойный. Одет
он был в стилсьют Стражей Дома Атридесов - униформу, почти не претерпевшую
изменений за четырнадцать веков. Единственно - на Арракисе криснож заменил
прежний пластальной меч с золотой рукоятью.
     - Мне сообщили, ты хочешь мне помочь, - сказала Джессика.
     - Сколь ни странным это может показаться.
     - Но разве Алия не послала тебя меня похитить? - спросила она.
     Лишь  слегка  поднявшиеся  черные   брови   выдали   его   удивление.
Сложносоставные тлейлакские глаза продолжали смотреть на нее, не  дрогнув,
с напряженным мерцанием.
     - Таковы были ее приказы, - сказал Данкан.
     Костяшки  пальцев  ал-Фали  побелели,  так  сильно  он  стиснул  свой
криснож, но не извлек его.
     - Большую часть ночи  я  провела,  пересматривая  ошибки,  которые  я
допустила в отношениях со своей дочерью, - сказала Джессика.
     - Их было немало, - согласился Айдахо, - и большинство из них было  и
моими собственными.
     Она заметил теперь, что мускулы его челюсти подрагивают.
     - Легко было прислушиваться  к  доводам,  сбивавшим  нас  с  пути,  -
сказала Джессика. - Я хотела покинуть это место. А ты... ты хотел девушку,
в которой видел помолодевшую меня.
     Он молчаливо с этим согласился.
     - Где мои внуки? - подсевшим голосом вопросила она.
     Он моргнул. Затем:
     - Стилгар полагает, они ушли в пустыню - прячутся там. Возможно,  они
предвидели наступление этого кризиса.
     Джессика взглянула на ал-Фали, подтвердившего кивком, что именно  это
она и предсказывала.
     - Что делает Алия? - спросила она.
     - Рискует гражданской войной, - ответил Данкан.
     - Ты веришь, что до этого дойдет?
     Айдахо пожал плечами:
     -  Вероятно,  нет.  Времена  смягчились.  Все  больше  людей  склонно
прислушиваться к приятным доводам.
     - Согласна, - ответила она. - С этим ясно, а вот что с моими внуками?
     - Стилгар найдет их - если...
     - Да, понимаю, - тогда это и впрямь будет работкой для Гурни Хэллека.
Она повернулась и взглянула на каменную стену слева от нее. - Теперь  Алия
крепко захватила власть, - она опять поглядела на Айдахо. - Ты  понимаешь?
Власть в твоем распоряжении, пока ты держишь ее мягко. Схватить ее слишком
сильно - значит стать заложником власти, а отсюда и ее жертвой.
     - Как всегда говорил мне мой Герцог, - сказал Айдахо.
     Джессика каким-то образом поняла, что он имеет в виду старшего  Лито,
а не Пола.
     - Куда мне предстоит быть доставленной при... похищении?  -  спросила
она.
     Айдахо посмотрел на нее так, словно  хотел  разглядеть  выражение  ее
лица под отбрасываемой капюшоном тенью.
     Ал-Фали шагнул вперед:
     - Миледи, вы ведь не думаете всерьез...
     - Разве не вправе я сама решать свою судьбу? - спросила Джессика.
     - Но он... - Ал-Фали кивнул на Айдахо.
     - Он был моим верным охранником еще до того,  как  родилась  Алия,  -
проговорила Джессика. - И еще до того он погиб, спасая жизни сына  и  мою.
Мы, Атридесы, всегда соблюдаем определенные обязательства.
     - Значит, вы поедете со мной? - спросил Айдахо.
     - Куда ты ее повезешь? - в свою очередь спросил ал-Фали.
     - Лучше, чтобы ты не знал, - ответила ему Джессика.
     Ал-Фали   поугрюмел,   но   промолчал.   На   лице   его   отразились
нерешительность, понимание  мудрости  слов  Джессики,  но  и  неразвеянные
сомнения в надежности Айдахо.
     - А что с федайкинами, которые мне помогли? - спросила Джессика.
     - Стилгар  гарантирует  им  свое  покровительство,  если  они  смогут
добраться до съетча Табр, - сообщил Айдахо.
     Джессика повернулась к ал-Фали:
     -  Приказываю  тебе  отправляться  туда,  мой  друг.  Стилгар  сможет
использовать федайкинов для поисков моих внуков.
     Старый наиб потупил взгляд.
     - Как прикажет мать Муад Диба.
     "Он до сих пор повинуется Полу", - подумала Джессика.
     - Нам следует побыстрей  отправляться  отсюда,  -  сказал  Айдахо.  -
Поиски наверняка охватят и это место - и одним из первым.
     Джессика подалась вперед и встала - с той струящейся грацией, которая
никогда окончательно не покидала Бене Джессерит, даже в лапах старости.  А
сейчас, после ночи перелетов, она чувствовала себя старой. Даже когда  она
двигалась, ее не покидало воспоминание о той странной беседе с внуком. Что
он делает сейчас на самом деле? Она мотнула головой -  сделав  вид,  будто
поправляет капюшон. Так легко попасть в ловушку, недооценив Лито. Жизнь  с
обычными детьми  обусловливает  ложный  взгляд  на  то  наследие,  которым
обладают близнецы.
     Внимание  ее  привлекла  поза  Айдахо.  Он  стоял  в   непринужденной
готовности применить силу, одна нога впереди - стойка,  которой  она  сама
его научила. Она быстро глянула на двух молодых людей и ал-Фали.  Сомнения
все еще грызли старика наиба, и двое юношей это ощущали.
     - Я доверю этому человеку жизнь, - обратилась она к ал-Фали. - И не в
первый раз.
     - Миледи, - запротестовал ал-Фали. - Ведь он же...  -  он  метнул  на
Айдахо угрюмый взгляд. - Он муж Коан-Тин.
     - Воспитанный мной и моим Герцогом, - сказала Джессика.
     - Но он же - ГХОЛА! - ал-Фали как выплюнул эти слова.
     - Гхола моего сына, - напомнила ему Джессика.
     Это было уже слишком для старого федайкина, некогда присягнувшего  до
смерти служить Муад Дибу. Он вздохнул, отступил в сторону  и  сделал  знак
двум юношам раздвинуть занавесь.
     Джессика выдана из помещения, Айдахо  вслед  за  ней.  Обернувшись  у
порога, она заговорила с ал-Фали:
     - Ты отправишься к Стилгару. Ему следует доверять.
     - Да... - но в голосе старика все еще слышалось сомнение.
     Айдахо коснулся ее руки.
     - Нам нужно немедленно двигаться. Что-нибудь хочешь взять с собой?
     - Только мой здравый смысл, - ответила она.
     - Почему? Ты боишься, что совершаешь ошибку?
     Она взглянула на него.
     - Ты всегда был лучшим водителем топтеров среди наших слуг, Данкан.
     Он нисколько не повеселел. Обойдя ее, он быстро зашагал,  в  обратном
направлении повторяя свой путь. Ал-Фали шел шаг в шаг рядом с Джессикой.
     - Откуда ты узнала, что он прибыл на топтере? - спросил он.
     - На нем нет стилсьюта, - ответила Джессика.
     Ал-Фали, похоже, ошарашило это очевидное наблюдение.  Но  он  одолжал
говорить:
     - Наш посыльный доставил его сюда прямо от Стилгара. Заметить  их  не
могли.
     - Вас не заметили, Данкан? - спросила Джессика в спину Айдахо.
     - Разве ты меня не знаешь? - отозвался тот. - Мы летели ниже верхушек
дюн.
     Они свернули в боковой  коридор,  спустились  по  винтовой  лестнице,
выведшей их в итоге в открытую палату из бурого камня,  хорошо  освещенную
высокими глоуглобами. Напротив дальней стены  стоял  одинокий  орнитоптер,
подобравшийся, как готовое к прыжку насекомое.  Значит,  эта  стена  -  не
настоящая скала, а дверь, отворяющаяся в пустыню. Как ни  беден  был  этот
съетч, но были у него приспособления для маскировочного маневра.
     Айдахо открыл ей дверь  орнитоптера,  помог  ей  залезть  на  сиденье
справа.  Пробираясь  мимо  него,  она  заметила  испарину  на  его  лбу  с
выбившимся вниз завитком его похожих  на  черный  каракуль  волос.  В  ней
всплыло незваное  воспоминание  о  голове,  из  пробитого  черепа  которой
хлестала кровь. Стальной мрамор тлейлакских глаз прогнал это воспоминание.
Ничто ей больше не мерещилось. Ока стала застегивать ремень безопасности.
     - Много времени прошло с тех пор,  как  ты  возил  меня  по  воздуху,
Данкан, - сказала она.
     -  Давнее  и  далекое  время,  -  ответил  Данкан.  Он  уже  проверял
контрольные показания приборов.
     Ал-Фали и двое юношей Свободных вдали у системы управления поддельной
скалы, готовые открыть ее.
     - Ты думаешь,  я  лелею  подозрения  против  тебя?  -  тихо  спросила
Джессика у Айдахо.
     Айдахо, весь внимание к  управлению  летательным  аппаратом,  включил
импеллеры и понаблюдал за движением иглы. Улыбка скользнула по его  губам,
быстрое и жесткое движение на рельефном лице - и пропала  так  же  быстро,
как появилась.
     - Я до сих пор Атридес, - сказала Джессика. - А Алия нет.
     - Не бойся ничего, - скрипуче ответил он. - Я и так служу Атридесам.
     - Алия не Атридес, - повторила Джессика.
     - Нечего мне напоминать! - огрызнулся он. - А теперь  помолчи  и  дай
мне поднять в воздух эту штуковину.
     Отчаяние  в  его  голосе  было  совершенно  неожиданным,   никак   не
соответствующим тому Айдахо, которого он знала. Вновь охваченная  страхом,
Джессика спросила:
     - Что мы делаем, Данкан? Теперь-то ты можешь мне сказать.
     Но он кивнул ал-Фали, и лже-скала отворилась  в  яркий  и  серебряный
солнечный  свет.  Орнитоптер  прыгнул   вперед   и   вверх,   его   крылья
завибрировали от усилия, взревели реактивные двигатели, и они  взвились  в
пустое небо. Айдахо взял юго-западный курс на хребет Саная, темной  линией
видневшийся над песком.
     Вскоре он сказал:
     - Не питай обо мне неприятных мыслей, миледи.
     - У меня ни разу не было о тебе неприятных мыслей с той ночи, как  ты
ввалился в большую залу Арракина, шумный и буйный после пива из спайса,  -
сказала она. Не  его  слова  оживили  ее  сомнения,  и  она  расслабилась,
полностью готовая к защите прана и бинду.
     - Я хорошо помню ту ночь,  -  сказал  он.  -  Я  был  очень  молод...
неопытен.
     - Но лучший фехтовальщик в свите моего Герцога.
     - Не совсем, миледи. В шести состязаниях из десяти  Гурни  брал  верх
надо мной, - он взглянул на нее. - Где Гурни?
     - Выполняет мою просьбу.
     Данкан покачал головой.
     - Ты знаешь, куда мы направляемся? - спросила она.
     - Да, миледи.
     - Тогда скажи мне.
     - Очень хорошо. Я  обещал,  что  организую  правдоподобную  видимость
заговора против Дома Атридесов. И есть только один способ достичь этого, -
он нажал кнопку на руле, и со  свистом  выскочивший  из  сиденья  Джессики
сковывающий кокон обволок ее  с  неразрываемой  мягкостью,  только  голову
оставили свободной. - Я везу тебя на Салузу Вторую, - сообщил Данкан. -  К
Фарадину.
     В редком для нее неподконтрольном порыве, Джессика рванулась из  пут,
по путы еще больше ее сдавили, посвободней стало только тогда,  когда  она
расслабилась, и это стало ощутимо после того, как  ужасный  шигавир  опять
спрятался в пазы.
     - Выброс шигавира отключен, - не глядя на нее, скандал Данкан. -  Ах,
да, и не пробуй на мне Голос. Я проделал долгий путь с  тех  пор,  как  ты
могла им на меня влиять, - он поглядел на нее. -  Тлейлакс  вооружил  меня
против подобных уловок.
     - Ты повинуешься Алии, - сказала Джессика, - а она...
     - Не Алии, - возразил он.  -  Мы  выполняем  наказ  Проповедника.  Он
хочет, чтобы ты обучила Фарадина так, как некогда обучала... Пола.
     Джессика оцепенело молчала, припоминая слова Лито,  что  она  получит
интересного ученика. Вскоре она спросила:
     - Этот Проповедник... он мой сын?
     Голос Айдахо прозвучал как будто с огромного расстояния:
     - Хотелось бы мне знать.



                                    26

                     Мироздание просто ЕСТЬ; это единственный  способ  для
                федайкина -  обозревать  его,  оставаясь  в  то  же  время
                властелином  своих  чувств.  Мироздание  ни  угрожает,  ни
                обещает. Оно содержит  вещи  вне  нашей  власти:  падающий
                метеор,  выбросы  спайса,  старение  и  умирание.  В  этом
                мироздании  есть  реальности  и  их  надо  принимать   вне
                зависимости  от  того,  что  ты  к  ним  ИСПЫТЫВАЕШЬ.  Эти
                реальности не отгонишь словами. Они придут  к  тебе  своим
                собственным  бессловесным  путем,  и  тогда  -  тогда   ты
                поймешь, что подразумевается под "жизнью и смертью".  И  с
                пониманием этого ты преисполнишься радости.
                                              Муад Диб - своим федайкинам.

     - Вот чему мы дали ход, - сказала Вэнсика. - Вот что было сделано для
ТЕБЯ.
     Фарадин, сидевший напротив матери  в  ее  утренней  комнате,  остался
недвижим. Из-за его спины падал золотой  солнечный  свет,  отбрасывая  его
тень на застланный белыми коврами  пол.  Отражаясь  от  стены  позади  его
матери, свет наподобие нимба вспыхивал в ее волосах. На ней,  как  обычно,
было белое одеяние, отделанное золотом - напоминание о  царственных  днях.
Ее лицо в форме сердечка казалось спокойным,  но  Фарадин  знал,  что  она
следит за каждым его  движением.  У  него  появилось  ощущение  пустоты  в
животе, хотя он только что позавтракал.
     - Ты не одобряешь? - спросила Вэнсика.
     - А что мне здесь не одобрять? - вопросом ответил он.
     - Ну... что мы до сих пор это от тебя скрывали?
     - А, это, - он вглядывался в мать, пытаясь полностью уяснить себе  ее
роль в этом деле. На ум шло лишь замеченное недавно - что Тайканик  больше
не зовет ее "Моя Принцесса". Как же он ее называет? Королева-Мать?
     "Почему у меня чувство потери? - недоумевал он. - Что я теряю?" Ответ
был очевиден: он теряет свои  беззаботные  дни,  теряет  время  для  столь
привлекавших его игр и исканий ума. Если заговор, затеянный  его  матерью,
удастся, такое будет  утрачено  навсегда.  Его  внимания  потребуют  новые
обязанности. Он воспринимал это как глубокое оскорбление.  Как  они  смеют
так бесцеремонно поступать с его временем? И даже его не спросясь?
     - Оставим это, - сказала его мать. - Что-то не так?
     - А если этот план провалится? - спросил он -  произнес  первое,  что
пришло на ум.
     - Как он может провалиться?
     - Не знаю... Всякий план может провалиться. Как у тебя  все  все  это
вписывается Айдахо?
     - Айдахо? С чего этот интерес к... Ах, да - тот тип, мистик, которого
Тайк привел сюда, не посоветовавшись со  мной.  Неправильно  он  поступил.
Мистик говорил об Айдахо, верно?
     Неуклюже она врала, и Фарадин обнаружил, что смотрит на свою  мать  с
удивлением. Она с самого начала знала о Проповеднике!
     - Просто я никогда не видел гхолу, - сказал он.
     Она приняла это объяснение. И сказала:
     - Мы приберегаем Айдахо для кой-чего важного.
     Фарадин стал молча  жевать  верхнюю  губу,  напомнив  Вэнсике  своего
умершего отца. Временами Далак  бывал  как  раз  таким,  крепким  орешком,
замкнутым на себя  и  углубившимся  в  себя,  пойди  его  раскуси.  Далак,
напоминала она себе, доводился родней Графу Казимиру Фенрингу  и  в  обоих
было одновременно что-то и от щеголя, и от фанатика. Пойдет ли Фарадин  по
этому пути? Она начала сожалеть,  что  Тайк  познакомил  сына  с  религией
Арракиса. Кто знает, куда это может его завести?
     - Как тебя теперь называет Тайк? - спросил Фарадин.
     - То есть? - ее поразило столь резкое изменение темы.
     - Я заметил, что он больше не называет тебя "Моя Принцесса".
     "Как же он наблюдателен", -  подумала  она,  недоумевая,  почему  это
наполняет ее беспокойством. - "Не думает  ли  он,  что  я  взяла  Тайка  в
любовники? Чепуха, это, как ни крути, не играло бы никакой роли.  Тогда  к
чему этот вопрос?"
     - Он называет меня "Миледи", - ответила она.
     - Почему?
     - Потому что так принято во всех Великих Домах.
     "Включая Атридесов", - подумал он.
     - Не так провоцирующе звучит, для ненужных ушей, - объяснила  она.  -
Посчитают, что мы отступились от наших законных притязаний.
     - Найдутся такие дураки? - спросил он.
     Она поджала губы,  решив  проигнорировать  этот  вопрос.  Мелочь,  но
великие кампании складываются из множества мелочей.
     - Не стоило леди Джессике покидать Келадан, - сказал он.
     Она резко мотнула головой. Что это? Его ум мечется как сумасшедший из
стороны в сторону!
     - Что ты имеешь в виду? - спросила она.
     - Ей не следовало возвращаться  на  Арракис,  -  ответил  Фарадин.  -
Плохая стратегия. Нельзя не удивляться.  Не  лучше  ли  было  организовать
приезд ее внуков на Келадан?
     "Он прав", - подумала Вэнсика, расстроясь, что ей это  ни  разу  и  в
голову не пришло. Тайк должен будет немедленно с этим разобраться. И опять
она покачала головой. "Нет!" О чем толкует Фарадин? Он должен  знать,  что
Квизарат никогда бы не допустил, чтобы оба  близнеца  вместе  оказались  в
космосе.
     Она указала на это.
     - Квизарат или Жречество Леди Алии? - спросил он, отметив, что  мысли
ее пошли  в  желанном  ему  направлении.  Его  стала  веселить  его  новая
значимость, с теми возможностями для игр ума, что предлагало  политическое
интриганство. Много времени прошло с  тех  пор,  как  его  занимали  мысли
матери. Слишком легко ей было вертеть.
     - По твоему, Алия хочет власти для самой себя? - спросила Вэнсика.
     Он отвел взгляд от матери. Разумеется, Алия хочет  власти  для  самой
себя! Все донесения с проклятой планеты на этом сходятся.  Мысли  Фарадина
избрали новое русло.
     - Я читал об их Планетологе, - сказал он. - Где-то там и должен  быть
ключ к песчаным червям и гаплоидам, если только...
     - Оставь это другим! - она начала терять терпение. - Это все, что  ты
способен сказать о сделанном нами для тебя?
     - Не для меня это сделано.
     - Что-о?
     - Вы сделали это для Дома Коррино. - А ты - нынешний Дом  Коррино.  Я
еще не вступил во власть.
     - У тебя есть ответственность! -  заявила  она.  -  Как  насчет  всех
зависящих от тебя людей?
     Он ощутил груз всех тех надежд и чаяний, что  питал  Дом  Коррино,  и
ношу которых возложили на него эти слова.
     - Да, - ответил он. -  Насчет  зависящих  людей  понимаю,  но  нахожу
кое-что, сделанное ВО ИМЯ меня, безобразным.
     - Безо... Как ты можешь говорить такое?  Мы  делаем  только  то,  что
делал бы любой Великий Дом, заботясь о собственном процветании!
     - Неужели? По-моему, ты немножко преувеличиваешь. Нет!  Не  перебивай
меня. Если мне  предстоит  стать  императором,  то  тебе  лучше  выучиться
слушать меня как следует. Ты думаешь, я не умею читать Мысли между  строк?
Как были выдрессированы эти тигры?
     Она лишилась языка, столкнувшись  со  столь  резким  проявлением  его
смышлености.
     - Понимаю, - сказал он. - Ладно, я не поступлюсь Тайком,  потому  что
знаю, что это ты втянула его в это дело. В  большинстве  обстоятельств  он
хороший слуга, вот только принципы свои отстаивает  лишь  в  благоприятной
обстановке.
     - Его... ПРИНЦИПЫ?
     - Разница между хорошим служакой  и  плохим  -  в  силе  характера  и
твердости духа. Он должен держаться своих принципов,  где  бы  им  ни  был
брошен вызов.
     - Тигры были необходимы, - сказала она.
     - Поверю в это, если они  преуспеют.  Но  не  примирюсь  с  тем,  что
пришлось сделать при их дрессировке. Не протестуй. Это очевидно. Они  были
НАТАСКАНЫ. Ты сама это сказала.
     - Что ты собираешься делать?
     - Ждать, а там увидим. Может, я стану императором.
     Она вздохнула, поднеся руку к груди. На  несколько  мгновений  он  до
смерти ее напугал. Она уже почти поверила, что он ее осудит. Принципы!  Но
теперь он принял все как есть - ей это было видно.
     Фарадин встал, подошел к двери и позвонил слугам матери.
     - Мы все договорили, верно? - оглянулся он.
     - Да, - она подняла руку, когда он выходил. - Куда ты?
     - В библиотеку. В последнее время я увлекаюсь историей Коррино.
     И он вышел, ощущая новые обязательства, несомые им в себе.
     "Будь она проклята!"
     Но он знал, что теперь повязан. И постиг  он  глубокую  эмоциональную
разницу между историей, записанной на шигавире  и  читаемой  на  досуге  и
историей, в которой живешь, - глубокую разницу. Это новая  живая  история,
ощутимо вокруг него сгущавшаяся, навязывала ощущение броска в  необратимое
будущее. Фарадину стало  ощутимо,  как  претят  им  устремления  тех,  чье
преуспеяние зависело от него. Ему показалось странным, что в это  движение
он не может подсунуть свои собственные устремления.



                                    27

                     Рассказывают о Муад Дибе, что однажды, увидя  сорняк,
                пытающийся прорасти между двух камней, он  убрал  один  из
                них. Позже,  когда  растение  расцвело,  он  придавил  его
                остававшимся камнем. "Такова была его судьба", -  объяснил
                он.
                                                              Комментарии.

     - Ну! - вскричала Ганима.
     Лито, на  два  шага  впереди  нее  на  пути  к  узкой  расселине,  не
колебался. Он нырнул в трещину и пополз  вперед,  пока  его  не  обволокла
тьма. Он услышал, как позади него приземлилась Ганима, затем  -  внезапная
тишь, и голос Ганимы, не напуганный и не торопливый:
     - Меня задели.
     Он  встал,  зная,  что  при  этом  подставляет   голову   в   пределы
досягаемости ищущих когтей, развернулся всем телом и попятился назад, пока
не нащупал протянутую руку Ганимы.
     - Моя одежда, - сказала она. - Ее зацепили.
     Он услышал, как прямо под ними осыпаются камни,  потянул  к  себе  ее
руку, но Ганима почти не сдвинулась ему навстречу.
     Сопение и рык послышались ниже их щели.
     Лито напрягся, уперся бедрами о скалу, потянул руку  Ганимы  сильнее.
Лопнула ткань, он ощутил, как Ганима рывком сдвинулась  с  места.  Она  со
свистом выдохнула, и он понял, что ей больно,  но  потянул  еще  раз,  еще
сильней. Она еще  чуть-чуть  подалась,  затем  окончательно  сдвинулась  с
места, упала рядом с ним. Однако  же,  они  были  слишком  близко  к  краю
расщелины. Он повернулся, опустился на четвереньки и пополз вглубь. Ганима
- за ним. По одышливой напряженности  ее  движений  Лито  понял,  что  она
ранена. Он подкрался к краю отверстия над щелью, перевернулся на  спину  и
посмотрел вверх, на узкий вход в их убежище. Отверстие было метрах в  двух
над ним, полное звезд. Потом что-то большое заслонило звезды.
     Раскатистый  рык  пронизал   воздух   вокруг   близнецов.   Глубокий,
угрожающий, первобытный звук - обращение охотника к жертве.
     - Ты сильно ранена? - спросил Лито, заставляя себя говорить спокойно.
     Она взяла такой же спокойный тон:
     - Один из них задел меня когтем. Распорол мой  стилсьют  вдоль  левой
ноги. У меня идет кровь.
     - Сильно?
     - Из вены. Я не могу ее остановить.
     - Зажми рану. Не шевелись. Я позабочусь о наших друзьях.
     - Осторожно, - сказала она. - Они крупнее, чем я ожидала.
     Лито обнажил свой криснож и полез с ним наверх. Он понимал, что  тигр
все еще старается просунуться вниз, когти скребли по узкому проходу,  куда
не могло пролезть тело.
     Он медленно-медленно вытянул свой криснож. Что-то  резко  ударило  по
острию лезвия. Он всем телом ощутил удар, чуть не выпустив при этом нож По
его руке хлынула  кровь,  брызнула  ему  на  лицо,  и  сразу  же  раздался
оглушивший  его  вой.  Стало  видно  звезды.  Что-то  метнулось  прочь   и
покатилось со скал на песок с яростным воплем большой кошки.
     Опять звезды что-то заслонило, опять Лито услышал рык охотника. Место
первого занял второй тигр, пренебрегая судьбой своего товарища.
     - Они настойчивы, - сказал Лито.
     - С одним наверняка покончено, - сказала Ганима. - Слышишь?
     Визги и бьющиеся конвульсии снизу затихали. Второй тигр, однако,  так
и заслонял звезды.
     - Как по-твоему, нет у них третьего в запасе? - спросила Ганима.
     - Вряд ли. Лазанские тигры охотятся парами.
     - Совсем как мы, - сказала она.
     - Как мы,  -  согласился  он.  Он  почувствовал,  как  в  ладонь  ему
скользнула рукоять ее крисножа -  и  крепко  ее  стиснул.  И  опять  начал
осторожно продвигаться к незваному гостю.  Лезвие  пронзало  лишь  воздух,
даже тогда, когда он продвинулся до уровня, опасного для него  самого.  Он
подался назад, чтобы это обдумать.
     - Не можешь его найти?
     - Он ведет себя не так, как первый.
     - Он все еще здесь. Чуешь его запах?
     Лито сглотнул сухой глоткой. В ноздри ему ударило зловонное  дыхание,
мускусный запах кошки. Звезды были закрыты от взгляда. Первого из кошачьих
вообще не было слышно: яд доделал свою работу.
     - По-моему, мне придется встать, - сказал он.
     - Нет!
     - Надо раздразнить его, чтобы он оказался досягаем для ножа.
     - Но, но мы ведь  договорились,  что,  если  одному  из  нас  удастся
избежать ранения...
     - А ранена ты, так что ты и пойдешь назад, - ответил он.
     - Но если ты сильно пострадаешь, я не смогу тебя бросить.
     - У тебя есть идея получше?
     - Отдай мне мой нож!
     - Но твоя нога...
     - Я могу стоять на здоровой.
     - Этот зверюга снесет тебе голову одним ударом. Может быть, маула.
     - Если кто-нибудь нас услышит, то  догадается,  что  мы  пришли  сюда
заранее подготовленными.
     - Мне не по душе, чтобы ты так рисковала, - заявил Лито.
     - Кто бы ни был снаружи, он не должен знать, что у тебя и  меня  есть
маула - пока еще не должен, - она коснулась его руки. - Я буду осторожной.
Голову пригну.
     Он безмолвствовал, и Ганима добавила:
     - Ты знаешь, что именно я и должна это сделать. Отдай мне мой нож.
     С неохотой, он пошарил свободной рукой, нашел ее  руку  и  вернул  ей
нож. Это было лишь логично, но все его чувства возмущались против логики.
     Он почувствовал, как Ганима отодвинулась в сторону,  услышал,  как  с
резким наждачным  звуком  чиркнуло  о  камень  ее  одеяние.  Она  одышливо
вдохнула, и она понял, то  она  встала  на  ноги.  Будь  очень  осторожна,
подумал он. Его так и подмывало оттащить ее назад и  настоять,  чтобы  они
воспользовались маулой. Но это могло предупредить кого-то снаружи,  что  у
них есть такое оружие. Хуже  того,  это  отпугнуло  бы  тигра  за  пределы
досягаемости, и они бы оказались тут как в ловушке  -  с  раненым  тигром,
подстерегающим их в неизвестном месте среди скал.
     Ганима глубоко вдохнула, оперлась спиной на одну из  стен  расщелины.
Мне надо быть быстрой, подумала она. Она двинула вверх острие ножа.  Нога,
разодранная когтями, пульсировала.  Она  ощущала,  как  там  то  подсыхает
кровавая корочка, то  по  ней  бежит  тепло  новых  потоков  крови.  Очень
быстрых!  Она  погрузилась,  по  методу  Бене  Джессерит,  в   безмятежное
спокойствие, подготавливающее к переломному моменту, вытеснила из сознания
боль и  все  остальное,  отвлекавшее.  Кошка  должна  сунуться  ниже!  Она
медленно провела ножом до самых краев  отверстия.  Где  же  это  проклятое
животное? Опять она рубанула воздух.  Ничего.  Тигра  надо  соблазнить  на
нападение.
     Она осторожно принюхалась. Теплое дыхание доносилось  слева  от  нее.
Она собралась с духом, глубоко вдохнула  и  закричала  "Таква!".  Это  был
старый боевой клич Свободных, перевод которого  давался  в  самых  древних
легендах: "Цена свободы!" С этим кличем, она вскинула  острие  и  пронзила
тьму над расщелиной. Когти хватанули ее по локтю до того, как  нож  достиг
цели, и она лишь успела сквозь боль сделать выпад в направлении  источника
боли, до того, как агонизирующее страдание охватило ее руку  от  локтя  до
запястья. Сквозь боль, она ощутила, как вошло в тигра отравленное  острие.
Нож выскочил из  ее  онемевших  пальцев.  Но  опять  очистилось  небо  над
расщелиной, и ночь наполнилась воплями умирающей  кошки.  По  этим  воплям
можно было различить, как животное в смертельной агонии заметалось,  уходя
вниз со скал. Вскоре наступила мертвая тишина.
     - Он достал мою руку, - сказала Ганима,  пытаясь  перебинтовать  рану
болтающейся полой своей одежды.
     - Сильно?
     - По-моему, да. Не чувствую руки.
     - Дай-ка я зажгу свет и...
     - Нет, пока мы не отойдем в укрытие!
     - Я поспешу.
     Она услышала, как он извивается, чтобы стоять со спины свой  фремкит,
потом все погрузилось в лоснящуюся тьму - Лито перекинул палатку ей  через
голову и подоткнул под Ганиму полог палатки, не  став  закреплять  палатку
так, чтобы она стала влагонепроницаемой.
     - Мой нож с этой стороны, - сказала она. - Я нащупываю его коленкой.
     - Плюнь на него пока. - Он  зажег  одинокий  маленький  глоуглоб.  От
яркого света она моргнула. Лито поставил  глоуглоб  сбоку  на  песок  -  и
задохнулся,  увидев  ее  руку.  Коготь  продрал  длинную   зияющую   рану,
извивавшуюся по тыльной стороне ее руки от локтя  почти  до  запястья.  По
ране видно было, как именно она крутила рукой, чтобы поразить  отравленным
острием лапу тигра.
     Ганима разок взглянула на рану,  закрыла  глаза  и  принялась  читать
литанию против страха.
     Лито подумал, что ему подобная литания нужна не меньше,  но,  подавив
все  бушующие  в  нем  эмоции,  занялся  перебинтовкой  раны  Ганимы.  Это
следовало сделать осмотрительно,  чтобы  и  течение  крови  остановить,  и
сохранялась видимость, будто этот неуклюжий узел Ганима накрутила сама. Он
дал ей затянуть узел свободной рукой  -  второй  конец  узла  она  держала
зубами.
     - Давай-ка теперь посмотрим ногу, - сказал он.
     Она крутанулась на  месте,  чтобы  показать  другую  рану.  Не  такую
тяжелую: два поверхностных разреза когтями по икре. Кровь из них,  однако,
обильно  натекла  в  стилсьют.  Прочистив  рану,  как  только  мог,   Лито
забинтовал ее под стилсьютом. Костюм он наглухо заклеил поверх повязки.
     - В рану попал песок, - сказал он. - Пусть ее обработают, как  только
ты вернешься.
     - Песок в наших ранах, - сказала она. -  Сколь  издавна  это  знакомо
Свободным.
     Он нашел в себе силы улыбнуться ей, сел посвободней.
     Ганима глубоко вздохнула.
     - Мы справились.
     - Еще нет.
     Она сглотнула, с усилием оправляясь  от  остаточного  шока.  В  свете
глоуглоба, лицо ее было бледным. И она подумала:  "Да,  теперь  мы  должны
двигаться быстро. Кто бы ни управлял этими тиграми - он может быть  сейчас
совсем неподалеку".
     У Лито,  смотревшего  на  сестру,  вдруг  сердце  скрутило  внезапным
чувством потери. Он и Ганима теперь должны разделиться. С самого рождения,
все эти годы, они были как один человек. Но их план требовал от них теперь
претерпеть метаморфозу,  пойти  каждый  отдельным  путем,  каждый  в  свою
неповторимость, и совместный опыт их ежедневных переживаний никогда больше
не объединит их так, как они некогда были объединены.
     Он вернулся к насущным необходимостям.
     - Я вынул перевязочные материалы из своего фремкита. Кто-нибудь может
заметить.
     - Да, - она обменялась с ним фремкитами.
     - У того, кто снаружи,  есть  радиопередатчик,  настроенный  на  этих
кошек, - сказал Лито.  -  Вероятней  всего,  он  будет  ждать  у  кваната,
убедиться, что с нами покончено.
     Ганима  коснулась  пистолета  маула,  лежащего  сверху  во  фремките,
вытащила его и заткнула за кушак своего широкого одеяния.
     - Моя одежда порвана.
     - Да.... Ищущие скоро могут быть здесь. Может, предатель  среди  них.
Путь Харах тебя укроет.
     - Я.... Я начну поиски предателя, как только вернусь, - она поглядела
в лицо брата, разделяя его болезненное понимание, что с этого мига  в  них
начнет накапливаться все больше отличий друг от друга. Никогда  более  они
не будут единым целым, с совместным  знанием,  которого  никто  больше  не
способен постичь.
     - Я направлюсь в Джакуруту, - сказал он.
     - Фондак, - произнесла она.
     Он кивнул, соглашаясь. Джакуруту-Фондак - это должно быть одно  и  то
же место. Только так легендарное  место  и  можно  было  скрыть.  Сделано,
конечно, контрабандистами. Как легко для них переменить одно  название  на
другое, действуя под прикрытием  того  безмолвного  соглашения,  благодаря
которому им дозволялось существовать. Правящее  семейство  планеты  всегда
должно иметь  черный  ход  для  бегства  при  крайних  обстоятельствах.  И
небольшое участие в барышах от контрабанды сохраняло лазейку  открытой.  В
Фондаке-Джакуруту контрабандисты владели полностью  дееспособным  съетчем,
не тревожимым местным населением. Они спрятали Джакуруту на глазах у всех,
под защитой табу, заставлявшей Свободных держаться от нее подальше.
     - Ни одному Свободному не придет в  голову  искать  меня  в  подобном
месте, - сказал он. - Они, конечно, наведут справки среди контрабандистов,
но...
     - Мы сделаем, как договорились, - ответила она. - Это просто...
     - Знаю, - услышав собственный голос, Лито понял, что  они  затягивают
последние моменты полного сходства друг с другом. Горькая  улыбка  тронула
его губы, сразу на годы его состарив. Ганима поняла,  что  смотрит  сквозь
завесу времени на повзрослевшего Лито. Глаза ее обожгли слезы.
     - Незачем пока еще отдавать воду мертвым, - Лито обмахнул пальцем  ее
влажную щеку. - Я уйду достаточно далеко, где никто не услышит, и  призову
червя, -  он  указал  на  сложение  хуки  Создателя,  пристегнутые  к  его
фремкиту. - Я буду в Джакуруту еще до зари второго дня.
     - Езжай быстро, мой старый друг, - прошептала Ганима.
     - Я вернусь к тебе, мой единственный друг, - ответил он. -  Помни  об
осторожности у канала.
     - Выбери себе хорошего червя, - ответила она  прощальным  напутствием
Свободных. Левой рукой она погасила глоуглоб, зашуршало их темное укрытие,
когда она стягивала его,  скатывала  и  запихивала  в  свой  фремкит.  Она
ощущала, как  он  уходит  -  только  очень  тихие  звуки  быстро  таяли  и
превращались в молчание, когда он со скал спускался в пустыню.
     Ганима принялась жестко внушать себе то, что она должна  была  знать.
Лито мертв для  нее.  В  ее  уме  нет  ни  Джакуруту,  ни  брата,  ищущего
затерянное место мифологии Свободных. Начиная с этого мига она  не  должна
думать о Лито как о живом. Она должна вести себя с полнейшей верой  в  то,
что ее брат мертв, убит здесь Лазанскими тиграми. Немногие могли одурачить
Вопрошателя Правды, но она знала, что у нее получится. Должно  получиться.
Многочисленные жизни, жившие в ней, и Лито, научили их, как  это  сделать:
процесс гипноза, бывший древним еще во времена Шебы, хотя,  может,  она  -
единственная  из  живущих  способна  помнить  Шебу  как  реальность.   Ока
тщательно подавила память глубоким внушением, и долгое время  после  того,
как Лито ушел,  перерабатывала  свое  самосознание,  конструируя  одинокую
сестру, выжившего близнеца - пока наконец полностью  в  это  не  поверила.
Добившись этого, она обнаружила,  что  ее  внутренний  мир  погружается  в
безмолвие, стирается любое  его  проникновение  в  ее  сознание:  побочный
эффект, которого она не ожидала.
     "Если б только Лито остался в живых, чтобы узнать  это",  -  подумала
она, и не  сочла  эту  мысль  парадоксальной.  Встав,  она  посмотрела  на
пустыню, где тигры настигли Лито. Оттуда доносился нарастающий  шум,  шум,
знакомый всем Свободным - проходящего червя. Как ни редки они были в  этих
местах, но все же червь пришел. Может, предсмертная агония первой кошки...
Да, Лито убил одного зверя, прежде чем второй с ним  разделался.  Странная
символика в том, что червь вздумал пожаловать. Так велико было  полученное
ею, что она видела три темных пятна на песке, двух тигров  и  Лито.  Затем
пришел червь, и только  пробежавший  волной  след  Шаи-Хулуда  остался  на
поверхности песка. Не очень большой червь... Но  достаточно  велик.  И  ее
внушение не позволяло ей видеть маленькую фигурку, едущую на окольцованной
спине.
     Борясь  с  печалью,  Ганима  запаковала  свой  фремкит  и   осторожно
выскользнула из потайного  места.  Держа  руку  на  пистолете  маула,  она
изучающе   обшарила   глазами   все   вокруг.   Ни   следа   человека    с
радиопередатчиком. Она взобралась вверх по  скалам  и  -  через  них  -  к
дальней  стороне,  держась  в  лунных  тенях,  выжидая  и  выжидая,  чтобы
удостовериться, что никакой убийца не таится на тропе.
     За  открытым  пространством  ей   видны   были   светильники   Табра,
волнообразная активность поисков. Темное пятно двигалось по направлению  к
Спутнику. Она  отбежала  подальше  к  северу  от  приближающегося  отряда,
спустилась на песок и отошла в тень дюны.  Осторожно,  сбивая  ритм  своих
шагов, чтобы не привлечь червя, она  устремилась  в  пустое  пространство,
отделявшее съетч Табр от места, где умер Лито. Ничто не воспрепятствует ее
рассказу о том, как ее брат погиб, спасая ее от тигров.



                                    28

                     Правительства, если они сохраняются,  всегда  склонны
                устремляться к аристократическим формам.  Не  известно  ни
                одного  правительства  в  истории,  которое  бы   избежало
                развития  по  подобному  образцу.  И,  по  мере   развития
                аристократии, правительство все больше  и  больше  склонно
                действовать исключительно в интересах правящего  класса  -
                является ли этот класс наследственной  знатью,  олигархией
                финансовых империй или окопавшейся бюрократией.
                                       Политика как Повторяющийся Феномен.
                                       Учебное руководство Бене Джессерит.

     - Почему он нам это предлагает? - спросил Фарадин. - Вот в чем суть.
     Они с Башаром Тайкаником стояли в зале для отдыха личных апартаментов
Фарадина. Вэнсика сидела на краешке низкого голубого  дивана,  скорей  как
как  зрительница,  чем  как  участница.  Она  понимала  свое  положение  и
возмущалась им, но с того утра, когда она открыла Фарадину их  замыслы,  в
нем произошла устрашающая перемена.
     День над замком Коррино близился к закату, и низкий свет  подчеркивал
тихий комфорт залы - заставленной воспроизведенными в пластинах настоящими
книгами, с полками, представлявшими несметное множество бобин с  записями,
банков данных, свитков  шигавира,  мнемонических  усилителей.  Всюду  были
приметы, что этим помещением  много  пользуются  -  потрепанные  места  на
книгах, стертый до яркости металл на мнемоусилителях,  сносившиеся  уголки
на кубиках банков данных. В зале был только один диван, но много кресел  -
все свободно изменяемой формы, чтобы ничто не мешало комфорту.
     Фарадин стоял спиной к окну. На нем был  простой  серо-черный  мундир
сардукара, украшали  который  лишь  золотые  львиные  когти  на  отворотах
воротника. Он выбрал эту залу для приема своей матери  и  Башара,  надеясь
создать атмосферу более непринужденного общения, чем была бы  достижима  в
более формальной обстановке. Но постоянные "Милорд" и  "Миледи"  Тайканика
сохраняли дистанцию.
     - Милорд, по-моему,  он  был  не  сделал  это  предложение,  будь  он
неспособен его выполнить, - сказал Тайканик.
     - Разумеется, нет! - вмешалась Вэнсика.
     Фарадин просто смерил мать  взглядом,  заставившим  ее  умолкнуть,  и
спросил:
     - Мы ведь не оказывали никакого давления на Айдахо, не делали никаких
попыток добиться выполнения обещания Проповедника?
     - Никаких, - ответил Тайканик.
     - Тогда  почему  Данкан  Айдахо,  особо  известный  всю  жизнь  своей
фанатичной преданностью Атридесам, предлагает доставить  леди  Джессику  в
наши руки?
     - Слухи о неурядицах на Арракисе... - рискнула вставить Вэнсика.
     - Не подтверждено, - сказал Фарадин. - Возможно ли,  чтобы  это  было
подкинуто Проповедником?
     - Возможно, - ответил Тайканик. - Но я не в силах постичь мотив.
     - Он говорит, что ищет для нее убежища, - сказал Фарадин. - Могло  бы
соответствовать, если слухи...
     - Именно, - вставила его мать.
     - Или это может быть какой-то уловкой, - сказал Тайканик.
     - Мы можем выдвинуть несколько предположений и разобрать их, - сказал
Фарадин. - Что, если Айдахо попал в немилость у леди Алии?
     - Это бы все объяснило, - проговорила Вэнсика. - Но он...
     - До сих пор нет весточки от контрабандистов? -  перебил  Фарадин.  -
Почему мы не можем...
     - Линии связи всегда работают медленно в это время  года,  -  ответил
Тайканик. - И требования безопасности...
     - Да, конечно, но, все равно... - Фарадин покачал головой. -  Мне  не
нравится наше предположение.
     - Не спеши его отвергать, - сказала Вэнсика. - Все  эти  сплетни  про
Алию и жреца, как его там...
     - Джавид, - сказал Фарадин. - Но этот человек явно...
     - Для нас он ценный источник информации, - сказала Вэнсика.
     - Я  как  раз  собирался  сказать,  что  он  явно  двойной  агент,  -
проговорил Фарадин. - Как он мог навлечь  на  себя  такие  обвинения?  Ему
больше не следует доверять. Слишком много признаков...
     - Никак их не вижу, - сказала она.
     Ее тупость внезапно его разозлила.
     - Поверь мне на слово, мама! Признаки есть - я объясню позже.
     - Боюсь, я должен согласиться, - сказал Тайканик.
     Уязвленная Вэнсика погрузилась в молчание.  Как  они  смеют  подобным
образом выпихивать ее из Совета? Словно  она  какая-нибудь  легкомысленная
вертихвостка, которая...
     - Мы не должны забывать, что Айдахо  некогда  был  гхолой,  -  сказал
Фарадин. - Тлейлакс... - он покосился на Тайканика.
     - Это направление будет обследовано, - заявил Тайканик он  восхищался
тем, как  работают  ум  Фарадина:  живо,  пытливо,  остро.  Да,  Тлейлакс,
вернувший  жизнь  Айдахо,  мог  вмонтировать  в  него  мощную  кнопку  для
собственного использования.
     - Но я не в силах уяснить мотив Тлейлакса, - сказал Фарадин.
     - Капиталовложение в наше  преуспеяние,  -  предположил  Тайканик.  -
Небольшая страховка ради будущих выгод?
     - Я бы назвал это крутым капиталовложением, - сказал Фарадин.
     - Опасным, - вставила Вэнсика.
     Фарадин должен был  с  ней  согласиться.  Способности  леди  Джессики
славились по всей Империи. В конце концов, это  именно  она  обучала  Муад
Диба.
     - Если станет известно, что она у нас, - сказал Фарадин.
     - Да, меч обоюдоостр, - сказал Тайканик. - Но нет  нужды  делать  это
известным.
     - Допустим, - предположил Фарадин, - мы принимаем предложение. В  чем
ее ценность? Можем мы обменять ее на что-нибудь очень важное?
     - Не в открытую, - сказала Вэнсика.
     - Разумеется, нет, - Фарадин выжидающе взглянул на Тайканика.
     - Это еще надлежит рассмотреть, - сказал Тайканик.
     - Да, - кивнул Фарадин.  -  По-моему,  если  мы  согласимся,  то  нам
следует  рассматривать   леди   Джессику   как   деньги,   отложенные   на
неопределенную цель.  В  конце  концов,  богатство  вовсе  не  обязательно
тратить на какую-то особую вещь. Оно просто потенциально полезна.
     - Она будет очень опасной пленницей, - сказал Тайканик.
     - Это, разумеется, тоже надо  взвесить,  -  ответил  Фарадин.  -  Мне
рассказывали,   что   ее   премудрость   Бене   Джессерит   позволяет   ей
манипулировать  человеком  лишь  благодаря  искусному  применению   своего
голоса.
     - Или своего тела, - добавила Вэнсика. - Однажды Ирулэн раскрыла  мне
некоторые из секретов, которым была обучена. Но она много задавалась в  то
время, и настоящих доказательств я не увидела.  И  все  равно,  существуют
весьма убедительные данные, что у учениц Бене Джессерит есть свои  способы
для достижения целей.
     - Ты  что,  предполагаешь,  она  может  меня  соблазнить?  -  спросил
Фарадин.
     Вэнсика только плечами пожала.
     - Я бы сказал, она для этого немножечко старовата, а?  -  осведомился
Фарадин.
     - О Бене  Джессерит  никогда  нельзя  сказать  наверняка,  -  ответил
Тайканик.
     Фарадин ощутил дрожь возбуждения, слегка окрашенного страхом. Игра  в
игру восстановления высокого престола власти Дома Коррино и привлекала,  и
отталкивала его одновременно.  Насколько  же  оно  оставалось  заманчивым,
побуждение бросить  эту  игру  ради  излюбленных  занятий  -  исторических
исследований  и  изучения  общепринятых  обязанностей  правления   Салузой
Второй. Восстановление  сардукарского  войска  -  само  по  себе  изрядная
задача...  и  для  выполнения  ее  Тайканик  так   и   оставался   хорошим
инструментом. Одна эта планета, в конце концов - огромная ответственность.
Но - Империя - еще большая ответственность и, как орудие  власти,  намного
привлекательней. И чем больше он читал про Муад Диба (Пола Атридеса),  тем
больше прельщали Фарадина возможности  использования  власти.  Номинальный
глава Дома Коррино, наследник Шаддама IV, каким великим  достижением  было
бы вернуть свою династию на Львиный Трон. Он хочет этого!  Хочет.  Фарадин
обнаружил, что,  несколько  раз  повторив  про  себя  это  обворожительное
заклинание, он может преодолеть минутные сомнения.
     - ...и, конечно, - говорил Тайканик, - Бене Джессерит увидит, что мир
поощряет агрессию, отсюда разжигая войну. Парадокс...
     - Как мы перешли к этой теме? - спросил Фарадин, вновь  обращая  свое
внимание к предмету дискуссии.
     - Ну как же! - сказала Вэнсика. - Я просто спросила, знаком ли Тайк с
направляющей философией Бене Джессерит.
     - Не будем относиться к философии слишком  почтительно,  -  произнося
это, Фарадин повернулся лицом к Тайканику. - Что  до  предложения  Айдахо,
то, по-моему, нам надо навести дальнейшие справки.  Когда  мы  воображаем,
будто что-то знаем, то это именно  тот  момент,  когда  надо  приглядеться
поглубже.
     - Будет сделано, - Тайканику нравилась жилка осторожности в Фарадине,
но, он надеялся, она не повлияет на  те  военные  решения,  где  требуются
точность и быстрота.
     С кажущейся неуместностью, Фарадин спросил:
     -  Вы  знаете,  что  самое  интересное  в  истории  Арракиса?  Обычай
свободных дикарских времен - убивать каждого,  попавшегося  на  глаза  без
стилсьюта с его легко различимым и характерным капюшоном.
     - Что тебя восхищает в стилсьюте? - вопросил Тайканик.
     - Значит, ты уловил, да?
     - Да что мы могли уловить - спросила Вэнсика.
     Фарадин бросил на мать раздраженный взгляд - и  что  она  вмешивается
этаким образом? И сосредоточил свое внимание на Тайканике:
     - Стилсьют - ключ к характеру планетянина, Тайк. Это -  отличительная
черта Дюны. Люди склонны сосредоточиваться на физических  характеристиках:
стилсьют сохраняет влагу тела, замыкает ее  в  цикле  и  делает  возможным
существование на этой планете. Ты ведь  знаешь,  у  Свободных  был  обычай
иметь по одному стилсьюту на каждого члена семьи, КРОМЕ собирателей  пищи.
Те еще имели и запасной. Но, оба вы, заметьте, пожалуйста... -  он  сделал
жест, охватывающий и его мать. - Насколько по всей Империи  вошли  в  моду
одеяния, имеющие видимость стилсьютов, но ими на самом деле не являющиеся.
Одна из главенствующих людских черт - подражать завоевателю!
     -  Ты  действительно  считаешь,  что  эта   информация   полезна?   -
озадаченным тоном спросил Тайканик.
     - Тайк, Тайк, нельзя править, не имея такой информации. Я сказал, что
стилсьют - ключ к характеру, и так оно и есть! Это вещь консервирующая.  И
те ошибки, что они совершат - будут ошибками консервативности.
     Тайканик бросил взгляд на Вэнсику, встревоженно и хмуро смотревшую на
своего  сына.  Предложенные  Фарадином  характеристики  и  привлекали,   и
беспокоили Башара. Совсем непохоже на старого Шаддама.  Нет,  тот  был  по
сути своей сардукаром - воякой-убийцей почти без сдерживающих центров.  Но
Шаддам пал перед Атридесами, сокрушенный этим проклятым Полом. Да, то, что
Тайканик читал о Поле,  указывало  на  те  же  черты,  какие  были  сейчас
обрисованы  Фарадином.  Вполне  вероятно,   что   Фарадин   будет   меньше
колебаться, чем Атридесы, если жестокость будет необходима -  но  это  его
сардукарская выучка.
     - Многие правили и не пользуясь информацией  такого  рода,  -  сказал
Тайканик.
     Фарадин только пристально поглядел  на  него  одно  мгновение.  Затем
сказал:
     - Правили и терпели провал.
     Рот Тайканика сузился до жесткой  линии  при  этом  явном  намеке  на
крушение Шаддама. Это ведь было и крушение сардукаров - и ни один сардукар
не способен был вспоминать о нем с легким сердцем.
     Отпустив это замечание, Фарадин сказал:
     - Видишь ли, Тайканик, влияние планеты на массовое бессознательное ее
обитателей никогда  полностью  не  осмыслялось.  Чтобы  нанести  поражение
Атридесам, мы должны понимать  не  только  Келадан,  но  и  Арракис:  одна
планета приветлива, другая - тренировочная площадка  для  крутых  решений.
Союз  Атридесов  и  Свободных  -  это  явление   уникальное.   Мы   должны
разобраться, как оно работает, или мы не сможем  поравняться  с  ними,  не
говоря уже о том, чтобы их победить.
     - Что это имеет общего с предложением Айдахо? - спросила Вэнсика.
     Фарадин жалостливо глянул на мать.
     - Их поражение начнется с того потрясения, которое мы подкинем  в  их
общество. Это очень могучее оружие - потрясение.  И  отсутствие  его  тоже
важно.  Разве  вы  не  замечали,  что  Атридесы  способствуют  легкому   и
беспрепятственному развитию здесь, у нас?
     Тайканик позволил себе  коротко  кивнуть  в  знак  согласия.  Хорошее
замечание.  Нельзя  было   бы   позволять   сардукарам   развиваться   так
беспрепятственно. Но предложение Айдахо продолжало его смущать. Он сказал:
     - Может быть, лучше всего было бы отвергнуть это предложение.
     - Пока еще нет, - возразила Вэнсика. -  Перед  нами  -  широкое  поле
выбора. Наша задача - исследовать все вероятности, какие только  возможно.
Мой сын прав - нам нужно больше информации.
     Фарадин пристально на нее поглядел, оценивая ее намерения, точно  так
же, как и внешнюю словесную оболочку ей сказанного.
     - А мы сообразим, когда  минуем  ту  точку,  за  которой  больше  нет
свободы выбора? - спросил он.
     - Если меня спросите, мы давно уже миновали  эту  точку,  и  возврата
нет,  -  кисло  хмыкнул  Тайканик.  Фарадин  запрокинул  голову  и  громко
расхохотался.
     - Возврата нет, но выбор есть, Тайканик! Когда  мы  дойдем  до  конца
каната - трудно будет не понять, где мы находимся!



                                    29

                     В  наш  век,  когда  средства  транспортировки  людей
                включают   устройства,   способные   в    мгновение    ока
                преодолевать  глубины  космоса,   и   другие   устройства,
                способные  быстро  переносить  людей   над   поверхностями
                совершенно непроходимых планет, кажется странным помышлять
                о долгих  пеших  путешествиях.  И  все-таки  это  является
                основным  способом  передвижения  на  Арракисе   -   факт,
                частично обязанный отдаваемому  предпочтению,  а  частично
                тому жестокому обращению, которое уготовано  планетой  для
                всяческих механических приспособлений. В  суровых  условиях
                Арракиса человеческое тело  является  самым  устойчивым  и
                надежным ресурсом для хаджжа. Может быть,  именно  скрытое
                осознание  этого  факта  и  делает   Арракис   совершенным
                зеркалом души.
                                                   Карманная книга хаджжа.

     Ганима пробиралась назад, в Табр, очень медленно и осторожно, держась
в глубочайших тенях  дюн,  неподвижно  съеживаясь,  когда  к  югу  от  нее
проходил поисковый отряд.  Сознание  ее  было  охвачено  ужасом  -  червь,
пожравший  тигров  и  тело  Лито,  опасности  впереди.  Он  погиб   -   ее
брат-близнец погиб. Она подавила слезы, нянча свою ярость. В этом она была
чистейшей Свободной. И она знала это - этим упиваясь.
     Она поняла то, что говорилось  о  Свободных.  Они,  якобы,  не  имели
совести, утеряв ее в жгучей жажде мести тем, кто гонял  их  с  планеты  на
планету в их долгих странствиях. Глупость, конечно. Только у  самых  диких
первобытных  нет  совести.   У   Свободных   -   высокоразвитая   совесть,
сосредоточенная на их  благополучии  как  народа.  Только  пришельцам  они
кажутся зверями - точно так же, как пришельцы кажутся  зверями  Свободным.
Всякий Свободный очень хорошо знает, что способен совершить жестокость, не
испытав чувства вины. Свободные не чувствуют вины за  то,  что  пробуждает
это чувство в других. Их ритуалы обеспечивают  им  избавление  от  чувства
вины, иначе бы оно могло их погубить. Потаенными глубинами своего сознания
они понимают, что всякий проступок может быть приписан, хотя бы  частично,
хорошо известным извинительным обстоятельствам: "несостоятельности власти"
или "ЕСТЕСТВЕННОЙ дурной склонности" ли - разделяемой  всеми  людьми,  или
"невезению",  которое  любое  ощущающее  создание  должно  быть   способно
распознавать как столкновение  между  смертной  плотью  и  внешним  хаосом
мироздания.
     В этом отношении Ганима чувствовала себя чистой  Свободной,  побегом,
тщательно усвоившим племенную жестокость. Ей нужна была только  цель  -  и
целью, явно, был Дом Коррино. Она жаждала увидеть, как брызнет на землю  к
ее ногам кровь Фарадина.
     У канала ее не подстерегали никакие враги. Даже поисковые отряды ушли
еще куда-то. Она пересекла канал по  земляному  мосту,  прокралась  сквозь
высокую траву к тайному выходу из съетча. Внезапно  впереди  нее  полыхнул
свет, и Ганима ничком распростерлась на  земле.  Она  пригляделась  сквозь
высокие  стебли  алфалфы.  Снаружи  в  проход  вошла  женщина,  и   кто-то
позаботился приготовить ей вход так,  как  следовало  быть  приготовленным
любому входу в съетч. В тревожные  времена  всякого  приходящего  в  съетч
встречали яркой вспышкой света, чтобы на время ослепить пришельца  и  дать
охране время на принятие решения. Но такой  свет  никогда  не  должен  был
светить далеко в  пустыню.  Видимый  здесь  свет  означал,  что  отомкнуты
внешние запоры.
     Ганиме горько стиснуло сердце,  это  нарушение  законов  безопасности
съетча - струящийся свет. Да, везде и всюду  признаешь  этих  Свободных  в
кружевных рубашках!
     Свет продолжал светить веером на землю  перед  основанием  кручи.  Из
тьмы сада на свет выбежала девушка, что-то боязливое было в ее  движениях.
Ганиме виден был яркий круг глоуглоба внутри  прохода  и  ореол  насекомых
вокруг него. Свет освещал две темные фигуры в проходе - мужчину и девушку.
Они стояли, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.
     Ганима  ощутила  что-то  не  то.  Не  просто  любовники   это   были,
подстерегающие момент, что б ускользнуть из съетча.  Свет  был  рассеян  в
проходе над ними и позади них. Они разговаривали на фоне светящейся  арки,
отбрасывая наружу длинные тени - где каждый мог наблюдать за их движениями
по этим теням. Мужчина то и дело освобождал руку, и делал жест - быстрый и
резкий жест украдкой, который тоже воспроизводился отбрасываемыми тенями.
     Тьму  вокруг  наполнили  одинокие  звуки  ночных   созданий.   Ганима
отгородила сознание от этих отвлекающих звуков.
     Так что же с этими двумя неладного?
     Движения мужчины так скованны, так осторожны.
     Он повернулся. Отражение от одеяния  женщины  его  осветило,  показав
мясистое красное лицо с большим пятнистым косом. Ганима испустила глубокий
и бесшумный вздох узнавания. ПАЛИШАМБА! Внук наиба, сыновья которого  пали
на службе Атридесов. Лицо - и еще одно, обнажившееся, когда пола его  робы
взметнулась при его повороте - обрисовали для Ганимы законченную  картину.
Под  накидкой  у  него  был  пояс,  а  к  поясу   пристегнута   коробочка,
поблескивавшая рычажками и циферблатами. Наверняка, изделие Тлейлакса  или
Иксиана. И, несомненно - передатчик, освободивший тигров.  Палишамба.  Это
означало, что еще один наибат перешел на сторону Дома Коррино.
     Кто же тогда эта женщина? Неважно. Кто-то, кого Палишамба использует.
     Мысль Бене Джессерит вдруг вторглась в  сознание  Ганимы:  "У  каждой
планеты свой собственный срок, равно как и у каждой жизни".
     Она отлично припомнила Палишамбу, наблюдая за ним  и  этой  женщиной,
видя его передатчик, его жесты  украдкой.  Палишамба  преподавал  в  школе
съетча. Математику. Начетчик и невежда. Пытался объяснить учение Муад Диба
через математику, пока Жречество этого не запретило. Поработитель умов,  и
процесс этого порабощения можно было понять предельно просто: он передавал
технические знания, не передавая истинных ценностей.
     "Мне бы следовало заподозрить его  раньше,  -  подумала  она.  -  Все
признаки были налицо".
     А затем, со жгучим спазмом в животе: "Он убил моего брата!"
     Она принудила себя к спокойствию. Палишамба  и  ее  убьет,  если  она
попробует настичь его здесь, в тайном входе. Теперь она поняла,  и  почему
совсем не в духе Свободных свет выставлен напоказ, выдавая секретный вход.
В этом  свете  они  наблюдали,  не  ускользнул  ли  кто-нибудь  из  жертв.
Наверняка испытание для них - ждать так в незнании. И теперь, когда Ганима
разглядела передатчик, она могла с уверенностью объяснить  движения  руки.
Палишамба часто и сердито нажимал на один из рычажков передатчика.
     О многом говорило Ганиме  присутствие  этой  пары.  Весьма  вероятно,
подобный наблюдатель таится в глубине у каждого входа в съетч.
     В носу ей защекотала пыль,  и  она  почесала  нос.  Ее  раненая  нога
продолжала пульсировать, а руку то  ломило,  то  жгло.  Пальцы  оставались
бесчувственными. Если дойдет до использования ножа,  ей  придется  держать
его в левой руке.
     Ганима подумала о том, чтобы воспользоваться пистолетом маула, но его
характерный звук наверняка  привлечет  нежелательное  внимание.  Следовало
найти другой путь.
     Палишамба опять отвернулся от входа - темная фигура  на  фоне  света.
Наружу стала смотреть  разговаривавшая  с  ним  женщина.  В  женщине  была
живость хорошей вышколенности - она знала  как,  краем  глаз,  следить  за
тенями. Значит, она не была просто полезным орудием. Она была частью более
глубокого заговора.
     Теперь Ганима припомнила, что Палишамба  домогался  места  Каймакана,
политического губернатора Регентства. Он - часть более широкого  заговора,
это  ясно.  У  него  много  сторонников.  Даже  здесь,  в  Табре.   Ганима
рассматривала все грани возникавшей таким образом проблемы,  исследуя  ее.
Если бы ей удалось хоть  одного  из  этих  стражей  захватить  живьем,  то
поплатились бы и многие другие.
     Внимание Ганимы привлекло "ф-ссс" небольшого  животного,  пьющего  из
кваната. Естественные звуки и естественные вещи. Память ее  отправилась  в
поиск через странный барьер безмолвия в ее мозгу, нашла там жрицу  Джоуфа,
взятую в плен в Ассирии Сенначерибом. Воспоминания этой  жрицы  подсказали
Гамме, что  следует  делать.  Палишамба  и  женщина  были  просто  детьми,
загораживающими путь и опасными. Они ничего не знали о  Джоуфе,  не  знали
даже о той планете, на которой Сенначериб и жрица обратились в  прах.  То,
что вот-вот должно было произойти с  парой  заговорщиков,  могло  бы  быть
объяснено им - будь им это объяснено - в  понятиях,  берущих  свое  начало
здесь.
     И кончающихся здесь.
     Перекатившись  набок,  Ганима  скинула  фремкит,  отстегнула   трубку
пескошноркеля, откупорила ее, удалила из нее длинный фильтр. Теперь у  нее
была сквозная трубочка. Выбрала иголку из запасного ремонтного  комплекта,
обнажила криснож и обмакнула иголку в полость с ядом  на  кончике  ножа  -
туда, где некогда находился нерв червя. Раненая рука затрудняла ей работу.
Движения ее были медленны и осторожны, с опаской держа  отравленную  иглу,
она извлекла из набора комок спайсовой ваты. Тупой  конец  иглы  она  туго
закрепила в этом комке, и затем так же  туго  вогнала  свой  металлический
снаряд в трубку пескошноркеля.
     Прямо держа  свое  оружие,  Ганима  подползла  чуть  ближе  к  свету,
двигаясь медленно, чтобы как можно меньше  задевать  стебли  алфалфы.  При
этом она внимательно присматривалась к танцующему скоплению насекомых  Да,
среди  них  были  мухи  пьюм,  известные  своими   болезненными   укусами.
Отравленное острие может остаться незамеченным - по нему хлопнут,  как  по
укусившей мухе, и смахнут с тела. Оставалось решить кого из них поразить -
мужчину или женщину.
     МУРИЦ. Имя само  по  себе  выпрыгнуло  в  памяти  Ганимы.  Так  звали
женщину. Ей припомнилось то, что о ней говорилось. Одна из тех, кто вьется
вокруг Палишамбы, как насекомые вокруг источника света. Она -  слабее,  на
нее легче воздействовать.
     Очень хорошо.  Палишамба  выбрал  на  сегодняшнюю  ночь  неподходящую
напарницу.
     Ганима поднесла трубку ко рту, осторожно вздохнула - и выдула  воздух
одним мощным толчком.
     Палишамба хлопнул по щеке, отвел руку с пятнышком крови на ней.  Иглы
нигде не было видно, он своей собственной рукой смахнул ее прочь.
     Женщина сказала что-то утешающее,  и  Палишамба  рассмеялся.  Он  еще
смеялся, но его  ноги  начали  уже  подкашиваться.  Он  осел  на  женщину,
пытавшуюся его поддержать. Она зашаталась под его тяжестью. В это время  к
ней подошла Ганима и прижала к ее пояснице острие обнаженного крисножа.
     Словно болтая о пустяках, Ганима сказала:
     - Без лишних движений, Муриц.  Мой  нож  отравлен.  Можешь  отпустить
Палишамбу. Он мертв.



                                    30

                     Во всех  главных  общественных  силах  вы  обнаружите
                подспудное движение к обретению и удержанию  власти  через
                использование слов. От знахаря и жреца и  до  бюрократа  -
                это одно и то же. Управляемое население должно  безусловно
                принимать  слова  власти  как   действительность,   путать
                символизированную систему  с  осязаемым  мирозданием.  При
                поддержании такой  системы  власти,  определенные  символы
                сохраняются вне общего понимания - символы, имеющие дело с
                регулированием  экономики  или  с   определением   местной
                интерпретации  здравомыслия.  Такая  форма   символа-тайны
                ведет  к  развитию  фрагментированных  субязыков,   каждый
                становится  сигналом,   что   его   пользователи   вобрали
                определенную  форму  власти.  С  этой   точки   постижения
                процессов власти, наши Имперские Силы безопасности  всегда
                должны настороженно следить за формированием субязыков.

     - Наверно, незачем вам это говорить,  -  сказал  Фарадин,  -  но,  во
избежание любых ошибок, я сообщу, что здесь  спрятан  тайный  наблюдатель,
которому приказано убить вас обоих, если только во мне проявятся признаки,
что я поддаюсь колдовским чарам.
     Он не ожидал, что  его  слова  произведут  какой-то  эффект.  И  леди
Джессика, и Айдахо полностью соответствовали его представлениям.
     Фарадин со тщанием выбирал обстановку для первого допроса этой пары -
и остановился на прежней Палате Государственных Аудиенций Шаддама. То, что
она проигрывала в величественности, наверстывалось в экзотике  обстановки.
Снаружи был зимний день, но светом в этом помещении  без  окон  создавался
бесконечный  летний  день,  залитый  золотым  светом  искусно  размещенных
глоуглобов из чистейшего иксианского хрусталя.
     Новости  с  Арракиса  наполнили  Фарадина   тихой   робостью.   Лито,
брат-близнец, мертв, убит тигром-убийцей.  Ганима,  выжившая  сестра,  под
опекой своей тетки и, как  предполагалось,  заложница.  Полный  доклад  во
многом объяснил появление Айдахо и  леди  Джессики.  Они  искали  убежища.
Шпионы  Коррино  докладывали  о  натянутом  перемирии  на  Арракисе.  Алия
согласилась подвергнуться проверке, называемой "Испытание на Одержимость",
цель которой не полностью была объяснена. Однако, не было  назначено  даты
этого испытания - и шпионы Коррино полагали,  что  она  никогда  не  будет
назначена. Хотя, вот что было  несомненным:  произошедшие  сражения  между
Свободными  пустыни  и  Свободными  Вооруженных   Сил   Империи,   зачатки
гражданской  войны,  временно   парализовавшие   правительство.   Владения
Стилгара являлись теперь нейтральной  зоной,  предназначенной  для  обмена
заложниками. Ганима  явно  рассматривалась  как  одна  из  заложниц,  хотя
оставалось неясно, что же именно происходит в ее отношении.
     Джессика и Айдахо были доставлены на встречу надежно  привязанными  к
суспензорным  креслам.  Их  опутывали  угрожающие  тонкие  нити  шигавира,
которые  бы  впились  в  тело  при  малейшем  порыве.  Доставили  их   два
сардукарских пехотинца, проверили путы и молча удалились.
     Предупреждение  было,   разумеется,   излишним.   Джессика   заметила
вооруженного немого справа от нее, со старым  но  эффективным  метательным
оружием в руке. Взгляд ее стал блуждать по экзотической  отделке  комнаты.
Широкие листья редких железных кустов были отделаны крупными жемчужинами и
переплетались, образовывая центральный полумесяц купольного  потолка.  Пол
был  выложен  алмазным  деревом  и  раковинами  кабузу,   оправленными   в
прямоугольные рамочки из кости  пассаквета.  Из  них  же  были  сделаны  и
плинтуса,  обрезанные  лазером  и   отполированные.   Отобранные   твердые
материалы украшали стены тиснеными  переплетающими  узорами,  окаймлявшими
четыре львиных символа - герб, права на который  почитали  своими  потомки
покойного Шаддама IV. Львы были сделаны из самородного золота.
     Фарадин  решил  принимать  пленников  стоя.  На  нем  были   короткие
форменные брюки и  светло-золотистая  куртка  с  шелковым,  как  у  эльфа,
воротом. Единственным  украшением  на  нем  была  величественная  пылающая
звезда - знак его королевской Семьи - слева на его  груди.  Сопровождавший
его Башар Тайканик был облачен  в  сардукарский  мундир  дубленой  кожи  и
тяжелые ботинки; в пристегнутой спереди, у пряжки ремня, кобуре был богато
разукрашенный лазерный пистолет.  Тайканик,  суровое  лицо  которого  было
знакомо Джессике по докладам Бене Джессерит, стоял тремя  шагами  левее  и
чуть сзади Фарадина. Единственный трон темного дерева стоял у стены  прямо
позади Фарадина и Тайканика.
     - Ну, - Фарадин обратился  к  Джессике,  -  что  у  вас  имеются  мне
сказать?
     - Я бы осведомилась, почему мы  связаны  таким  образом?  -  Джессика
жестом указала на шигавир.
     - Мы только что получили  донесения  из  Арракиса,  объясняющие  ваше
присутствие здесь, - сказал Фарадин. - Возможно, мне вскоре  придется  вас
освободить, - он улыбнулся. - Если вы... - он  осекся,  потому  что  через
парадную дверь позади пленников вошла его мать.
     Вэнсика торопливо прошла мимо Джессики  и  Айдахо,  даже  на  них  не
взглянув,  и,  вручив  Фарадину  кубик  послания,  включила  его.  Фарадин
посмотрел на засветившуюся сторону, бросил мимоходом взгляд  на  Джессику,
опять перевел глаза на кубик. Изображение  померкло,  и  он  вернул  кубик
матери, знаком показав ей, чтобы она передала послание Тайканику. Пока она
передавала, он хмуро посмотрел на Джессику.
     Вскоре Вэнсика уже стояла справа от Фарадина,  погасший  кубик  в  ее
руке частично был скрыт в складке ее белого платья.
     - Бене Джессерит недоволен мной, - сказал Фарадин. - Они считают меня
ответственным за смерть вашего внука.
     Лицо Джессики не выразило  никаких  эмоций.  Она  подумала:  "Значит,
рассказу  Ганимы  нужно  доверять,  если  только  не..."  Она  не   любила
подозревать неизвестное.
     Айдахо закрыл глаза и, открыв их, взглянул на Джессику. Та продолжала
смотреть на Фарадина  неотрывным  взором.  Айдахо  рассказал  ей  о  своем
видении Рхаджии, но она, вроде бы, не обеспокоилась. Он не  знал,  к  чему
отнести ее отсутствие переживаний. Хотя, она явно знает  что-то,  чего  не
открывает.
     - Такова ситуация, - сказал  Фарадин,  и  принялся  рассказывать  обо
всем, что он знал о событиях на Арракисе, ничего не упуская. - Ваша внучка
выжила, но она, судя по всему,  под  опекой  леди  Алии.  Это  должно  вас
радовать, - закончил он.
     - Моего внука убил ты? - спросила Джессика.
     Фарадин ответил правду:
     - Нет. Недавно я узнал о заговоре, но затеян он был не мной.
     Джессика  взглянула  на  Вэнсику,  увидела  злорадство  на  ее   лице
сердечном и подумала: "Ее работа! Козы и львицы ради  своего  львенка.  Из
тех игр, о которых львица может еще сильно пожалеть".
     Вновь перенеся внимание на Фарадина, Джессика сказала:
     - Но Сестры убеждены, что убил его ты.
     Фарадин повернулся к матери:
     - Покажи ей послание.
     Поскольку Вэнсика заколебалась, он заговорил,  едва  сдерживая  гнев,
что Джессика немедленно отметила, чтобы воспользоваться в будущем:
     - Я сказал - покажи ей!
     С бледным лицом, Вэнсика поднесла рабочую поверхность кубика к глазам
Джессики,  включила  его.  По  экранчику  поплыли   слова,   скорость   их
прохождения соразмерялась с движением глаз Джессики: "Совет Бене Джессерит
на Валлах Девятой выдвинул официальный  протест  против  Дома  Коррино  за
убийство Лито Атридеса II. Доводы и наличествующие улики  направляются  во
Внутренний Комитет  Безопасности  Ландсраада.  Будет  выбрана  нейтральная
территория, имена судей будут представлены  на  одобрение  всем  сторонам.
Требуем вашего незамедлительного ответа. От Ландсраада, Сабит Рекуш".
     Вэнсика вернулась и встала рядом с сыном.
     - Как вы собираетесь ответить? - спросила Джессика.
     Ответила Вэнсика:
     - Поскольку мой сын не  введен  еще  официально  в  ранг  главы  дома
Коррино, я буду... Куда ты уходишь?  -  последние  адресовалось  Фарадину,
повернувшемуся и направившемуся к боковой двери возле бдительного немого.
     Фарадин сделал паузу, затем полуобернулся:
     - Назад к моим книгам и другим занятиям,  которые  для  меня  намного
интересней.
     - Как ты смеешь? - вопросила Вэнсика, на лицо ее набежала  мгновенная
тень.
     - Я очень немногое смею ради себя самого, - ответил Фарадин. - Ты  от
моего  имени  принимаешь  решения  -  решения,  которые  я  нахожу  крайне
противными. Либо с этого момента я сам буду принимать за  себя  решения  -
либо поищи Дому Коррино другого наследника!
     Джессика, быстро переводившая взгляд с одного на  другого  участников
стычки, увидела на лице Фарадина неподдельный гнев. Башар стоял, застыв по
стойке "смирно", всем своим видом стараясь  показать,  что  он  ничего  не
слышал. Вэнсика заколебалась  -  на  грани  необузданный  вспышки  ярости.
Фарадин, вроде бы, был совершенно не прочь  против  любого  исхода  своего
хода ва-банк. Джессика даже восхитилась его позицией -  улавливая  в  этой
стычке многое, что могло оказаться для нее ценным.  Похоже  было,  решение
наслать на ее  внуков  тигров-убийц  было  принято  без  ведома  Фарадина.
Немного оставалось сомнений  в  правдивости  его  слов,  что  он  узнал  о
заговоре только когда  тот  был  уже  запущен.  Нельзя  было  ошибиться  в
истинности гнева в его глазах, пока он стоял, ожидая любого решения.
     Вэнсика сделала глубокий дрожащий вздох. Затем:
     - Очень хорошо. Официальное введение в  должность  состоится  завтра.
Можешь заранее действовать сейчас как наделенный всей полнотой  власти,  -
она взглянула на Тайканика, спрятавшего от нее глаза.
     "Между матерью и сыном будет яростная схватка, как только они  выйдут
отсюда, - подумала Джессика. - Но я верю, что победит он".  Она  вернулась
мыслями к посланию Ландсраада. Бене Джессерит  рассылал  свои  весточки  с
тонкостью, делавшей честь  их  продуманной  расчетливости.  Под  оболочкой
официального протеста скрывалось послание  для  глаз  Джессики.  Сам  факт
послания говорил, что шпионы Сестер знают о положении  Джессики  -  и  что
Бене Джессерит сверхточно оценивает Фарадина в своем предположении, что он
покажет это послание своей пленнице.
     - Я бы хотела получить ответ на свой вопрос, - обратилась Джессика  к
Фарадину, когда тот вернулся и вновь оказался лицом к лицу с ней.
     - Я сообщу Ландсрааду, что не  имею  ничего  общего  с  убийством,  -
ответил Фарадин. - Я добавлю, что разделяю глубокое  отвращение  Сестер  к
тому, как это было сделано, хотя и не  могу  быть  от  всей  души  огорчен
исходом. Приношу мои извинения за всю скорбь, которого  это,  может  быть,
вам причиняет. От судьбы не уйдешь.
     "От судьбы не уйдешь!" - это было любимой присказкой  ее  Герцога,  и
что-то в интонации Фарадина показывало, что это  было  ему  известно.  Она
заставила себя исключить вероятность того, что  Лито  действительно  убит.
Она должна считать страхи Ганимы за Лито полностью  обнажившимся  замыслом
близнецов. А тогда, контрабандисты обеспечат встречу Гурни и Лито, и в ход
будут пущены механизмы Бене Джессерит. Лито должен будет пройти испытание.
Должен. Без испытания он обречен, как Алия. А Ганима... Что ж,  это  можно
рассмотреть потом.  Нет  способа  направить  предрожденных  к  Преподобной
Матери Ганус Хэлен Моахим.
     Джессика глубоко вздохнула.
     - Раньше ли, позже, - сказала она, - кому-нибудь придет в голову, что
ты и моя внучка могли бы объединить два Дома и залечить старые раны.
     - Это было мне уже упомянуто, в  одной  из  вероятностей,  -  Фарадин
быстро глянул на  мать.  -  Я  ответил,  что  предпочту  подождать  исхода
последних событий на Арракисе. Нет надобности в поспешных решениях.
     - И никуда не денется вероятность того, что ты  уже  сыграл  на  руку
моей внучке, - сказала Джессика.
     Фарадин напрягся.
     - Объясните.
     - Дела на  Арракисе  не  таковы,  какими  могут  тебе  показаться,  -
проговорила  Джессика.  -  Алия  играет  свою   собственную   игру.   Игру
Богомерзости. Моя внучка в опасности - если только Алия не  себе  на  уме,
как ее можно использовать.
     - Вы хотите, чтобы я поверил, будто вы и ваша дочь противостоите друг
другу, будто Атридесы сражаются против Атридесов?
     Джессика поглядела на Вэнсику, затем опять на Фарадина.
     - Коррино ведь сражаются против Коррино.
     Губы Фарадина тронула кислая улыбка.
     - Хорошо поддели. И как же я сыграл бы на руку вашей внучке?
     - Оказавшись замешанным в смерти моего сына и в похищении меня.
     - В похищении...
     - Не доверяй этой ведьме, - предостерегла Вэнсика.
     - Я выберу, кому доверять, мама, - ответил Фарадин. - Простите  меня,
леди Джессика, но насчет похищения я не понимаю. Я так понял, что вы и ваш
верный вассал...
     - Являющийся мужем Алии, - проговорила Джессика.
     Фарадин смерил Айдахо оценивающим взглядом и повернулся к Башару:
     - Что думаешь, Тайк?
     Мысли Башара явно были сходны с высказанными Джессикой.
     - Мне нравятся ее доводы. Осторожность! - сказал он.
     - Он - гхола-ментат, - проговорил  Фарадин.  -  Даже  подвергнув  его
смертельному испытанию, мы можем и не получить определенного ответа.
     -  Но  предположение,  что  нас,  вполне  возможно,  провели,  вполне
достоверно, - сказал Тайканик.
     Джессика поняла, что настал момент  сделать  свой  ход.  Если  только
печаль Айдахо заставит его и дальше держаться в пределах раз выбранной  им
роли. Ей не хотелось использовать его таким образом, но были более  важные
соображения.
     - Начать с того, - сказала Джессика, - что я могу открыто заявить:  я
прибыла сюда по собственному свободному выбору.
     - Интересно, - сказал Фараон.
     - Вам бы надлежало доверять мне и предоставить мне полную свободу  на
Салузе Второй, - сказала Джессика. - Никак нельзя по мне вообразить, будто
я говорю по принуждению.
     - Нет! - запротестовала Вэнсика.
     Фарадин ее проигнорировал.
     - Какие у вас есть доводы?
     - То, что я полномочный представитель Бене Джессерит, посланный сюда,
чтобы заняться твоим образованием.
     - Но Сестры обвиняют...
     - Это требует от тебя решительных действий, - сказала Джессика.
     - Не доверяй ей! - провозгласила Вэнсика.
     Фарадин, взглянув на нее, сказал с предельной учтивостью:
     - Если ты еще раз меня перебьешь, мама, я велю Тайку тебя удалить. Он
слышал, как ты согласилась на мое официальное  введение  в  права.  А  это
переподчиняет его МНЕ.
     - Она ведьма, говорю тебе! - Вэнсика поглядела на немого у стены.
     Фарадин заколебался и спросил:
     - А ты что думаешь, Тайк? Я околдован?
     - По моему разумению, нет. Она..
     - Вы оба околдованы!
     - Мама, - тон его голоса был бесстрастен и окончателен.
     Вэнсика стиснула кулаки, попробовала  заговорить,  развернулась  всем
телом и вылетела из помещения.
     Опять обращаясь к Джессике, Фарадин спросил:
     - Согласится ли с этим Бене Джессерит?
     - Да.
     Фарадин продумал все из этого вытекающее, натянуто улыбнулся.
     - Чего Сестры хотят всем этим достичь?
     - Твоего брака с моей внучкой.
     Айдахо бросил на  Джессику  вопрошающий  взгляд,  шевельнулся,  будто
собираясь заговорить, но промолчал.
     - Ты собирался что-то сказать, Данкан? - спросила Джессика.
     - Я собирался сказать, что Бене Джессерит хотят того же, чего  всегда
хотели - такого миропорядка, который бы им не докучал.
     - Очевидное предположение, - сказал Фарадин. - Но не понимаю,  почему
ты с ним вклинился.
     Путы шигавира не позволяли Айдахо пожать плечами, поэтому  он  только
поднятием бровей обозначил этот жест. И улыбнулся смущенно.
     Фарадин, увидевший улыбку, резко повернулся к Айдахо:
     - Я тебе смешон?
     - Мне вся ситуация  смешна.  Кто-то  из  твоей  семьи  договорился  с
Космическим Союзом,  чтобы  они  доставили  на  Арракис  орудия  убийства,
орудия, предназначение которых невозможно было скрыть.  Ты  оскорбил  Бене
Джессерит, убив того, кого они хотели для своей программы разви...
     - Ты называешь меня лжецом, гхола?
     - Нет. Я верю, что ты не знал о заговоре. Но я подумал, что  ситуацию
нужно навести на фокус.
     - Не забывай, что он ментат, - предупредила Джессика.
     - Именно об этом я и думаю, - Фарадин опять повернулся к Джессике.  -
Допустим, я освобожу вас, и вы выступите со своим  заявлением.  Все  равно
останется дело о смерти вашего внука. Ментат прав.
     - Это сделала твоя мать? - спросила Джессика.
     - Милорд! - остерег Тайканик.
     - Все в порядке, Тайканик, - Фарадин непринужденно махнул рукой. -  А
если я скажу, что это моя мать?
     Рискнув  проверить,  насколько  глубока  внутренняя   трещина   между
Коррино, Джессика сказала:
     - Ты должен осудить ее и изгнать.
     - Милорд, -  сказал  Тайканик.  -  Здесь  могут  быть  плутни  внутри
плутней.
     - И если кто стал их жертвой, то это мы с леди  Джессикой,  -  сказал
Айдахо.
     У Фарадина подобралась челюсть.
     А Джессика подумала: "Не вмешивайся, Данкан!  Не  сейчас!"  Но  слова
Данкана привели в действие  ее  собственные  логические  способности  Бене
Джессерит. Он ее потряс. Она  начала  сомневаться,  возможно  ли,  что  ее
используют таким образом, которого  она  не  понимает.  Ганима  и  Лито...
Предрожденные  способны  черпать   из   внутреннего   опыта   бесчисленных
существований,  их  запасник,  в  котором  можно  найти   совет,   намного
просторней, чем тот, от которого зависит любая из живущих Бене  Джессерит.
И есть еще один вопрос: совершенно ли были с ней откровенны ее же  Сестры?
Они могли до сих пор ей не  доверять.  В  конце  концов,  она  однажды  их
предала... ради своего Герцога.
     Фарадин, недоуменно нахмурясь, посмотрел на Айдахо.
     - Ментат, мне нужно знать, что значит для тебя этот Проповедник.
     - Он устроил наше прибытие сюда. Я... Мы не перемолвились  и  десятью
словами. Другие действовали от его  имени.  Он  вполне  может  быть...  Он
вполне может быть Полом Атридесом,  но  у  меня  недостаточно  данных  для
полной уверенности. Все, что я знаю наверняка - для меня  наступило  время
удалиться, и у него были для этого средства.
     - Ты говоришь, что тебя околпачили, - напомнил Фарадин.
     - Алия рассчитывает, что ты нас тихо убьешь и  скроешь  все  концы  в
воду, - сказал Айдахо. - Избавя ее от леди Джессики, я бы перестал быть ей
полезен. А леди Джессика, отслужив целям Сестер, бесполезна для них.  Алия
призовет к ответу Бене Джессерит, но она проиграет.
     Джессика, сосредоточиваясь, закрыла глаза. Он прав! Она слышала в его
голосе  твердость  ментата,  глубокую  убежденность  в   каждом   делаемом
заявлении. Все сходилось тютелька в тютельку, без  зазора.  Она  два  раза
глубоко вздохнула, вошла в мнемонический транс, прокрутила  все  данные  в
своем мозгу, вышла из транса, открыла глаза. Все это она  проделала,  пока
Фарадин переходил от нее к Данкану и остановился в полушаге  перед  ним  -
расстояние не более трех шагов.
     - Не говори больше  ничего,  Данкан,  -  сказала  Джессика,  горестно
припомнив, как Лито предостерегал ее против методики Бене Джессерит.
     Готовый заговорить Айдахо закрыл рот.
     - Здесь распоряжаюсь я, - сказал Фарадин. - Продолжай, ментат.
     Айдахо безмолвствовал.
     Фарадин полуобернулся и изучающе посмотрел на Джессику.
     Она смотрела застывшим взглядом на точку на дальней стене,  обдумывая
то, что сложилось в цельную конструкцию благодаря Айдахо  и  трансу.  Бене
Джессерит, конечно же, не отверг род  Атридес.  Но  Бене  Джессерит  хотел
контролировать Квизац Хадераха, и слишком много они вложили  в  длительную
программу развития. Они хотели открытого столкновения между  Атридесами  и
Коррино - ситуации, в которой они могли бы  выступить  арбитрами.  Они  бы
взяли под свой  контроль  и  Ганиму,  и  Фарадина.  Это  был  единственный
вероятный компромисс. Удивительно, что Алия этого не разглядела.  Джессика
сглотнула, снимая напряженность  в  горле.  Алия...  Богомерзость!  Ганима
права, ее жалея. Но кто пожалеет Ганиму?
     - Бене Джессерит пообещал возвести тебя на  трон,  и  Ганиму  тебе  в
супруги, - сказала Джессика.
     Фарадин сделал шаг назад. Эта ведьма что, мысли читает?
     - Они действовали  в  тайне  и  не  через  твою  мать,  -  продолжила
Джессика. - Они сообщили тебе, что я не посвящена в их план.
     Лицо Фарадина выдало все без  утайки.  До  чего  же  он  открыт.  Но,
значит, вся конструкция - правда.  Айдахо  продемонстрировал  великолепное
владение своим ментатным сознанием, и с помощью доступных ему ограниченных
данных насквозь видел всю подоплеку.
     - Значит, они вели двойную игру и рассказали тебе, - сказал Фарадин.
     - Они мне ничего этого не рассказали, - ответила Джессика.  -  Данкан
прав - они меня  надули,  -  и  кивнула  самой  себе.  Классическая  акция
замедленного действия по традиционному  образцу  Сестер  -  правдоподобная
история, легко проглатываемая, поскольку соответствует тому, во что можешь
поверить относительно их мотивов. Но они хотели убрать Джессику с дороги -
подпорченную Сестру, которая однажды их подвела.
     Тайканик подошел к Фарадину:
     - Милорд, эти двое слишком опасны, чтобы...
     - Погоди немного, Тайк, - ответил Фарадин. - Здесь есть планы  внутри
планов, - он повернулся лицом к Джессике. - У нас есть основания полагать,
что Алия может предложить себя мне в невесты.
     Айдахо непроизвольно дернулся, сдержал себя. Из его левого  запястья,
рассеченного шигавиром, закапала кровь.
     Джессика  позволила  себе  лишь  широко  открыть  глаза  в   качестве
короткого ответа. Она, знавшая первого Лито как любовника, отца ее  детей,
наперсника и друга,  видела  теперь,  как  присущий  ему  холодный  расчет
просачивается сквозь метания Богомерзости.
     - Ты примешь это предложение? - спросил Айдахо.
     - Оно рассматривается.
     - Данкан, я велела тебе молчать, - сказала Джессика. И  обратилась  к
Фарадину. - Ценой ее будут две незначительные смерти - нас двоих.
     - Мы подозревали предательство, - сказал Фарадин. - Разве не твой сын
сказал, что "предательство взращивает предательство?"
     - Бене Джессерит рвется взять под контроль и Атридесов и  Коррино,  -
сказала Джессика. - Разве это не ясно?
     - Мы играем теперь с идеей принять ваше предложение,  леди  Джессика,
но Данкана Айдахо следует отослать назад, к любящей жене.
     "Боль - это функция нервов", - напомнил себе Айдахо. "Боль  приходит,
как в глаза входит свет. Усилие происходит из мускулов, а не  из  нервов".
Это было то, что зазубривали ментаты при выучке, и Айдахо произнес это  от
начала до конца на одном дыхании, изогнул правое  запястье  и  рассек  его
шигавиром.
     Тайканик кинулся к креслу, разомкнул замок, убирая путы, призывая  во
весь голос врачебную помощь. И сразу же - из  дверей,  скрытых  в  панелях
стен, - густой толпой сбежались помощники.
     "Всегда Данкан был немножко с придурью", - подумала Джессика.
     Фарадин  с  секунду  внимательно  смотрел  на  Джессику,  пока  врачи
занимались Данканом.
     - Я не сказал, что собираюсь принять его Алию.
     - Он не поэтому разрезал себе запястье, - сказала Джессика.
     - Да? Я думал, он просто пошевельнулся.
     - Ты не настолько глуп, - возразила Джессика.  -  Перестань  со  мной
притворяться.
     Фарадин улыбнулся.
     - Я отлично понимаю,  что  Алия  меня  уничтожит.  Никто,  даже  Бене
Джессерит, не вправе рассчитывать, что я приму ее предложение.
     Джессика смерила Фарадина пристальным взглядом.  Каков  он  из  себя,
молодой отпрыск Дома Коррино? Дурака он изображает не  слишком  хорошо.  И
опять она припомнила слова Лито, что она получит интересного  ученика.  И,
по словам Айдахо, этого же хотел и Проповедник. Хотелось бы ей встретиться
с этим Проповедником.
     - Ты вышлешь Вэнсику в изгнание? - спросила Джессика.
     - Вроде бы разумная сделка, - ответил Фарадин.
     Джессика взглянула  на  Айдахо.  Врачи  с  ним  закончили.  Теперь  в
обтекаемом кресле его удерживали менее опасные путы.
     - Ментатам следует остерегаться абсолютностей, - сказала она.
     - Я устал, - ответил Айдахо. - Ты даже не представляешь, как я устал.
     - Даже  верность  в  конце  концов  изнашивается,  если  ее  чересчур
эксплуатируют, - сказал Фарадин.
     И опять Джессика кинула на него взвешивающий взгляд.
     Фарадин,  заметив  это,  подумал:  "Со  временем  она   узнает   меня
наверняка, и это  может  быть  ценным.  Моя  собственная  отступница  Бене
Джессерит! Единственное, что имел ее сын из того, чего не  имею  я.  Пусть
только мельком увидит меня сейчас. Остальное она сможет увидеть потом".
     - Честный обмен, - сказал Фарадин. - Я принимаю ваше  предложение  на
ваших условиях, - он сделал знак немому у стены, щелкнув  пальцами.  Немой
кивнул. Фарадин  наклонился  к  системе  управления  креслом  и  освободил
Джессику.
     - Милорд, вы уверены? - спросил Тайканик.
     - Разве это не то, что мы обсуждали? -  вопросом  на  вопрос  ответил
Фарадин.
     - Да, но...
     Фарадин хмыкнул и обратился к Джессике:
     - Тайканик не доверяет моим источникам. Но из книг и катушек  учишься
лишь тому, что то-то и то-то может быть сделано.  Действительное  обучение
требует, чтобы ты сделал это на деле.
     Джессика задумалась над этим, вставая из кресла. Мысли ее вернулись к
сигналам руки Фарадина. Его боевой язык настолько был в  стиле  Атридесов!
Это указывало на тщательный  анализ.  Кто-то  здесь  сознательно  подражал
Атридесам.
     - Ты, конечно, захочешь, чтобы я обучила тебя так, как  учат  в  Бене
Джессерит? - спросила Джессика.
     Фарадин ликующе ей улыбнулся.
     - Именно то предложение, перед которым я не могу  устоять,  -  сказал
он.



                                    31

                     Пароль был сообщен мне человеком, умершим в  темницах
                Арракина. Видишь ли, это там я получил это кольцо  в  виде
                черепахи. За городом был САК, где меня спрятали мятежники.
                Пароль? О, с тех пор он менялся  множество  раз.  Был  он:
                "Настойчивость". А отзыв: "Черепаха". Они  и  вывели  меня
                оттуда живым. Вот почему я ношу это кольцо: оно мне служит
                напоминанием.
                                          Тагир Мохандис. Беседы с другом.

     Лито  был  далеко  в  песках,  когда  услышал,  как  сзади   к   нему
приближаются  червь,  привлеченный  тампером  и  запахом  спайсовой  пыли,
которого Лито рассеял вокруг мертвых тигров. Хорошая примета в  начале  их
плана - чаще всего черви бывали очень редкими в эти местах.  Червь  не  то
что был важен позарез, но очень в помощь. Ганиме не понадобится  объяснять
исчезновение тела.
     К этому времени, он знал, Ганима  уже  внушила  себе,  веру,  что  он
мертв. Лишь крохотная  изолированная  капсулка  осталась  в  ее  сознании,
наглухо запечатанная память, которую отворят лишь слова, произнесенные  на
древнем языке, известном только им двоим во всем  космосе.  "Зехер  Нбиу".
Если она  услышит  эти  слова:  "Золотая  Тропа"...  лишь  тогда  она  его
вспомнит. До тех пор - он мертв.
     Теперь Лито и вправду был одинок.
     Он припустил  беспорядочным  шагом,  шум  от  которого  воспроизводил
естественные шумы пустыни. Ничто в его передвижении не поведает червю, что
здесь движется человек Так глубоко был  заложен  в  Лито  подобный  способ
ходьбы, что ему не надо было и следить за собой. Ноги шли сами по себе, не
допуская никакой размеренности и ритмичности. Любой звук из-под  его  ноги
мог быть приписан ветру, самоосыпанию песка. Нет, никакой человек здесь не
идет.
     Когда червь позади него  закончил  свою  работу,  Лито  скрючился  за
дюной, вглядываясь в его сторону. В  сторону  Спутника.  Да,  он  от  него
достаточно  далеко.  Лито  установил  тампер,  -  призывая  свое  средство
передвижения. Червь подоспел так быстро, что Лито едва успел занять нужную
позицию до того, как червь поглотил тампер. Когда  червь  шел  мимо,  Лито
взобрался  на  него  по  крючьям   Создателя,   раздвинул   чувствительную
направлявшую кромку кольца и направил неразумное животное  к  юго-востоку.
Червь был небольшой, но сильный. Лито ощущал мощь в его изгибах, пока  тот
со свистом скользил по песку.
     Дул попутный ветер, Лито ощущал исходивший от червя  жар  от  трения,
благодаря которому внутри червя начинал образовываться спайс.
     По мере продвижения червя, путешествовал и ум Лито. В первую  поездку
на черве его брал с собой Стилгар. Лито надо было только  позволить  своей
памяти течь свободно, и ему становился слышен  голос  Стилгара:  мягкий  и
точный, полный вежливости, из другого века. Не для  Стилгара  -  угрожающе
раскачиваться после спайсовой попойки, не тот это Свободный. Громкий голос
и неистовства времен нынешних - тоже не для него.  Нет  -  Стилгар  блюдет
свой долг. Он - наставник царственных отпрысков: "В древние времена птицам
давались имена по их песням. У каждого ветра было свое имя. Ветер в  шесть
щелчков назывался Пастаза, в двадцать щелчков - Куэшма, в  сто  щелчков  -
Хейнали, толкатель людей.  Затем  был  ветер  демона  открытой  пустыни  -
Хулазикали Вала, ветер, сжирающий плоть".
     И Лито, уже  все  это  знавший,  кивком  выразил  свою  благодарность
мудрости подобных наставлений.
     Но еще много чем мог полниться голос Стилгара.
     "Были племена в древнее время, известные как охотники  за  водой.  Их
называли Идуали, что означает "водные насекомые", потому что эти  люди  не
колебались отнимать воду у другого Свободного.  Если  они  настигали  тебя
одного в пустыне, то не оставляли тебе даже воду твоего тела. И место, где
они обитали, называлось съетч Джакуруту. Затем другие племена объединились
и уничтожили Идуали. Было это давным-давно, даже еще до  Кайнза  -  в  дни
моего пра-прадедушки. И стогодня вплоть до наших дней ни один Свободный не
вступает в Джакуруту. Это табу".
     Вот так Лито напоминали о знаниях, покоившихся в его памяти. Это  был
важный урок для понимания, как работает память. Одной памяти недостаточно,
даже для того, чье прошлое так многолико, как у Лито, до тех пор  пока  не
научишься ей пользоваться и не оценишь ее ценность беспристрастным  судом.
В Джакуруту будут вода, ловушка для ветра -  все,  чему  положено  быть  в
любом съетче, плюс  несравнимая  ценность  того,  что  ни  один  Свободный
никогда не отважится туда заглянуть. Многие из молодых даже не знают,  что
когда-то вообще существовало такое  место,  Джакуруту.  Да,  конечно,  они
знают о Фондаке, но ведь это - обиталище контрабандистов.
     Идеальное место, чтобы спрятаться мертвому - среди контрабандистов  и
мертвых других времен.
     "Спасибо тебе, Стилгар".
     Перед зарей червь устал. Лито соскользнул с него и  пронаблюдал,  как
тот зарывается в дюны, со свойственной для этих животных медлительностью в
таких случаях. Он уйдет вглубь, схоронить там свое дурное настроение.
     "Я должен переждать день", - подумал Лито.
     Он взошел на дюну и тщательно осмотрелся. Пустота, пустота,  пустота.
Только колышущийся след исчезнувшего червя - вот и все.
     Тихий крик ночной птицы призвал  первую  зеленую  линию  света  вдоль
восточного горизонта. Лито  зарылся  в  песок,  затаиваясь,  завернулся  в
стилтент и выставил наружу трубку пескошноркеля, чтобы дышать через нее.
     Долгое время до того, как  к  нему  пришел  сон,  он  лежал  в  своей
искусственной тьме, размышляя над прикрытым им с Ганимой решением.  Он  не
все ей рассказал о своем видении, и не обо всех выводах, из этого  видения
вытекающих. Как он понимал сейчас, это было именно видение, а не  сон.  Но
изюминка его была в том, что Лито  видел  как  бы  видение  видения.  Если
существовали какие-то доводы, способные убедить его, что его отец жив,  то
они заключались в этом двухслойном видении.
     "Жизнь пророка запирает нас в его видении, - думал Лито. -  И  пророк
может вырваться из этого видения, лишь устроив себе такую смерть,  которая
этому видению противоречит". Именно так и явилось это  в  двойном  видении
Лито, и, по его разумению - это было  связано  со  сделанным  им  выбором.
"Бедный Иоанн Креститель, - думал он. -  Если  б  только  у  него  достало
мужества умереть как-то иначе... Но, может быть, его  выбор  и  был  самым
мужественным. Откуда мне знать, перед какими альтернативами  он  предстал?
Хотя я знаю, перед какими альтернативами стоял мой отец".
     Лито вздохнул. Повернуться к отцу спиной -  все  равно,  что  предать
Бога. Но нужно встряхнуть Империю Атридесов. В видении Пола  она  пала  до
самого худшего. Как же небрежно она стирает людей. Делается это без долгих
размышлений.  Главный  завод  религиозного  безумия  заведен  до  упора  и
оставлен тикать.
     "И мы заперты в видении моего отца".
     Путь из этого безумия лежит по Золотой Тропе, понимал Лито. Его  отец
это видел. Но человечество может сойти с Золотой Тропы и оглянуться вспять
на времена Муад Диба, решив,  что  тогда  было  лучше.  Хотя  человечество
должно либо испытать на себе  альтернативу  Муад  Дибу,  либо  никогда  не
разобраться в своих собственных мифах.
     "Безопасность... Мир... Процветание..."
     Предложи выбор - и мало  сомнений,  что  именно  выберут  большинство
подданных Империи.
     "Хотя они ненавидят меня, - думал он. - Хотя Гани возненавидит меня".
     Его рука зачесалась, и  он  припомнил  о  той  суровой  рукавице  что
виделась ему в двойном видении.
     "Это будет, - подумал он. - Да, это будет".
     "Арракис, дай мне силу", - взмолился он. Под ним, и вокруг него,  его
планета пребывала живой и сильной. Дюна  была  великаном,  считающим  свои
нагроможденные богатства. Обманчивое существо -  и  прекрасное,  и  ужасно
уродливое. Единственная монета, которую на самом деле знали купцы  Дюны  -
это ощущение власти, пульсирующей в их жилках,  неважно,  как  эта  власть
приобретена. Они обладали этой планетой  так,  как  мужчина  мог  овладеть
пленницей, или как Бене Джессерит владел своими Сестрами.
     Неудивительно, что Стилгар ненавидит жрецов-торговцев.
     "Спасибо тебе, Стилгар".
     Лито затем припомнил красоты прежних обычаев съетчей, ту  жизнь,  что
была до прихода имперской технократии, и ум его унесся вдаль точно так же,
как, он знал, уносились вдаль грезы Стилгара. До глоуглобов и лазеров,  до
орнитоптеров и спайсовых краулеров была совсем другая  жизнь:  смуглокожие
матери с младенцами на их  бедрах,  светильники,  светившие  на  спайсовом
масле, посреди тяжелого аромата корицы, наибы,  убеждавшие  свои  племена,
потому что никого нельзя было  заставить  делать  что-то  по  принуждению.
Темное кишение жизни внутри скалистых впадин...
     "Суровая рукавица восстановит баланс", - подумал Лито.
     И вскоре он спал.



                                    32

                     Я видел его кровь и кусок одеяния, оторванный острыми
                когтями. Его сестра  живо  описывала  тигров  и  уверенную
                направленность в их  нападении.  Мы  допросили  одного  из
                заговорщиков,  остальные  мертвы  или  в  заточении.   Все
                указывает на заговор Коррино. Показание  мое  удостоверяет
                Видящая Правду.
                                      Доклад Стилгара комиссии Ландсраада.

     Фарадин наблюдал за Данканом  через  систему  слежения,  ища  ключ  к
поведению этого странного человека. Едва  перевалило  за  полдень,  Айдахо
ждал у апартаментов, отведенных леди Джессике,  желая  быть  принятым  ею.
Примет ли она его?
     Фарадин находился в помещении,  где  Тайканик  руководил  подготовкой
Лазанских  тигров  -  в  незаконном  помещении,  по   правде   говоря,   с
запрещенными инструментами производства Тлейлакса  и  Иксиана.  С  помощью
переключателей под своей правой рукой Фарадин мог видеть  Айдахо  с  шести
разных точек зрения, либо переключаться на апартаменты леди Джессики,  где
тоже были вмонтированы следящие устройства.
     Глаза  Айдахо  нервировали  Фарадина.  Эти  утопленные  в   глазницах
металлические  орбиты,  которые  вставляли  на  Тлейлаксе  гхолам,  заново
рожденными в чанах, становились отчетливым выражением полного  отличия  их
обладателя  от  всего  остального  человечества.  Фарадин  коснулся  своих
собственных  век,  ощутил  твердые  контактные  линзы,  которые  он  носил
постоянно, чтобы скрыть свидетельство своей  наркотической  приверженности
спайсу - полностью голубые глаза. Глаза Айдахо наверняка видят мир  совсем
по-другому. Фарадина так и подмывало обратиться  к  хирургам  Тлейлакса  -
чтобы на собственном опыте получить ответ на этот вопрос.
     Почему Айдахо пытался себя убить?
     И действительно ли он пытался сделать именно это? Он ведь должен  был
понимать, что мы ему этого не позволим.
     Айдахо остается опасным знаком вопроса.
     Тайканик хотел оставить его на Салузе или убить его. Может быть,  так
будет лучше всего.
     Фарадин переключился на вид прямо спереди. Айдахо  сидел  на  жесткой
скамье перед дверью в апартаменты леди Джессики, в  фойе  без  окон  и  со
стенами светлого дерева, украшенными пиками с вымпелами. Айдахо провел  на
этой скамье более часа и, похоже,  готов  ждать  целую  вечность.  Фарадин
наклонился вплотную к экрану. Верный мечевластитель  Атридесов,  наставник
Пола Муад Диба, пользовался в свое время на Арракисе  хорошей  репутацией.
Когда он прибыл сюда - в походке его была весенняя  пружинистость  юности.
Наверняка, твердая спайсовая диета этому способствовала И  чудесный  обмен
веществ, всегда закладывавшийся в чанах Тлейлакса. Действительно ли Айдахо
помнит свое прошлое до этих чанов?
     В библиотеке были  отчеты  о  его  смерти.  Зарубивший  его  сардукар
засвидетельствовал его удаль: девятнадцать нападавших пали от руки Айдахо,
прежде чем его удалось сразить. Девятнадцать сардукаров!  Да,  такое  тело
более чем заслуживало отправки в возрождающие чаны Тлейлакса. Но  Тлейлакс
сделал из  него  ментата.  Что  же  за  странное  создание  живет  в  этом
регенерированном теле! Как это -  ощущать  себя  человеком-компьютером,  в
добавление к прочим своим талантам?
     Почему он пытался себя убить?
     Фарадин знал свои собственные способности,  и  не  питал  насчет  них
особых иллюзий. Историк-археолог и знаток людей. Стать знатоком  тех,  кто
будет  ему  таить,  его  заставила   необходимость   -   необходимость   и
внимательное изучение Атридесов. Он  рассматривал  это  как  цену,  всегда
требуемую за высокородность. Править - это  обязывает  выносить  точные  и
резкие суждения о тех, кто подчиняется твоей власти.  Не  один  властитель
пал из-за ошибок и крайностей своих подчиненных..
     Внимательное изучение Атридесов выявило в них потрясающие способности
в отборе слуг. Они знали, как поддерживать их верность,  на  какой  тонкой
кромке удерживать рвение своих воинов.
     Айдахо действовал не в своем характере.
     Почему?
     Фарадин прищурился,  пытаясь  увидеть  этого  человека  насквозь.  От
Айдахо веяло устойчивостью, ощущением, что этот человек  просто  не  может
сдать. Он  производил  впечатление  выдержанности  и  самодостаточности  -
организованной и твердой целостности. Чаны Тлейлакса запустили в ход нечто
больше человеческого. Фарадин это ощущал. Было что-то самообновляющееся  в
этом человеке, словно в нем действовали непреложные законы, что  в  каждом
своем конце он находил свое новое начало.  Он  двигался  по  фиксированной
орбите - с такой  же  устойчивостью,  с  какой  планета  вращается  вокруг
светила. Никакое давление его не сломит - просто чуть сместит его  орбиту,
но не изменит в нем ничего действительно основополагающего.
     Зачем он разрезал себе запястье?
     Каким бы ни был его мотив - он сделал это ради Атридесов. Ради своего
правящего Дома. Атридесы были тем светилом, вокруг которого пролегала  его
орбита.
     Почему-то он убежден, что Атридесов усиливает  то,  что  я  удерживаю
здесь леди Джессику.
     И в это убежден ментат, напомнил себе Фарадин.
     Это  придавало  мыслям  Данкана  добавочную  глубину.  Ментаты   тоже
ошибаются, но не часто.
     Придя к этому заключению, Фарадин уже готов был послать  своих  слуг,
чтобы увезти леди Джессику подальше от Айдахо. Он замер на  пороге  отдачи
такого приказа - и отказался от него.
     Оба они - и ментат, и эта колдунья Бене Джессерит - остаются  фишками
неизвестной стоимости в игре за власть.  Айдахо  следует  отослать  назад,
потому что это наверняка не послужит  спокойствию  на  Арракисе.  Джессику
нужно оставить здесь, выжать из нее все ее странные знания на  благо  Дома
Коррино.
     Фарадин понимал, в какую тонкую и смертоносную игру он играет. Но  он
многие годы готовил себя  к  такой  вероятности,  с  тех  самых  пор,  как
осознал, что он более сообразителен и восприимчив, чем окружающие его. Для
ребенка это стало пугающим открытием, и библиотека стала его  убежищем  не
меньше, чем его учителем.
     Хотя теперь его грызли сомнения, и он задавался вопросом,  вполне  ли
он на уровне ведущейся игры. Он отстранил мать, лишился ее советов - но ее
решения  всегда  были  для  него  опасны.  Тигры!  Их   дрессировка   была
злодеянием, а их использование было глупостью. Как легко было  проследить,
откуда они! Она должна быть благодарна, что наказана лишь  изгнанием.  Тут
совет леди Джессики точь-в-точь совпадал с его собственными  нуждами.  Она
прямо создана для того, чтобы выдать на свет образ мышления Атридесов.
     Его сомнения стали  таять.  Он  подумал  опять  о  своих  сардукарах,
становящихся все  закаленней  и  неуступчивей  в  руководимых  им  суровых
тренировках и через лишение всякой роскоши, о котором он распорядился. Его
легионы сардукаров пока невелики, но каждый из бойцов  опять  стал  ровней
Свободному. Они мало пригодны,  пока  действуют  ограничения  Арракинского
Договора, наложенные на численность его войск Свободные возьмут  числом  -
если только не будут связаны и обессилены гражданской войной.
     Слишком рано еще для прямой схватки  сардукаров  со  Свободными.  Ему
нужно время. Ему нужны новые союзники среди недовольных  Великих  Домов  и
набравших силу Малых. Ему нужен доступ к финансированию КХОАМ.  Ему  нужно
время, чтобы Сардукары усилились, а Свободные ослабли.
     И опять Фарадин посмотрел на экран - все та  же  картина  терпеливого
гхолы. Почему Айдахо понадобилось именно сейчас видеть леди  Джессику?  Он
ведь знает, что за ними  следят,  что  каждое  слово,  каждый  жест  будут
записаны и проанализированы.
     Почему?
     Фарадин отвел глаза от экрана, взглянул на бортик  своей  контрольной
панели. В бледном электронном свете он мог различить катушки с  последними
донесениями с Арракиса. Его шпионы  повсюду  -  надо  отдать  им  должное.
Многое в их той странно отредактированной форме, которую он сам  выкраивал
из донесений ради собственного пользования:
     "Поскольку планета сделалась  плодородной,  Свободные  избавились  от
земельных ограничений,  и  их  новые  сообщества  утрачивают  традиционный
характер  твердынь-съетчей.  В  прежней  съетчевой  культуре  Свободные  с
малолетства  усваивали  назубок:  "Являясь  основой  твоего   собственного
существования, съетч создает твердую базу, откуда ты выходишь в  мир  и  в
космос".
     Традиционные Свободные  говорят:  "Ищи  Массиф",  имея  в  виду,  что
основополагающая наука - Закон. Но новая социальная структура  избавляется
от этих  прежних  утвержденных  ограничениях,  дисциплина  разбалтывается.
Новые вожди Свободных знают только Низкий Катехизис предков плюс  историю,
закамуфлированую в их песнях под  структуру  мифа.  Старый  народ  съетчей
более дисциплинирован, более склонен к  совместным  действиям  и  к  более
тяжелой работе - они более осторожны со своими запасами. Старый народ  все
еще верит, что упорядоченное общество есть  завершение  личности.  Молодые
все  больше  отходят  от  этого  верования.  Сохраняющиеся  еще   немногие
представители старой культуры смотрят на молодых и говорят: "Ветер  смерти
источил их прошлое".
     Фарадину  нравилась  отточенность  его  выжимки.  Новые  различия  на
Арракисе могли привести только к насилию. Главные  концепции  были  твердо
определены в катушках:
     "Религия  Муад  Диба  находит  твердую  основу  в  старой  культурной
традиции съетча у Свободных, в то время как  новая  культура  отходит  все
дальше и дальше от этих порядков".
     И не впервые Фарадин задался вопросом, почему Тайканик ударился в эту
религию. Странно вел себя Тайканик, со своей  новой  моралью.  Он  казался
совершенно искренним, но словно увлекаемым против своей воли. Тайканик был
похож на того, кто ступил внутрь  вихря,  чтобы  испытать  его,  и  теперь
пойман неподвластными ему силами. Обращение Тайканика раздражало  Фарадина
своей характерной полнотой. Это было возвращение к  очень  старым  обычаям
сардукаров. Ему хотелось, чтобы и молодые Свободные могли  еще  обратиться
по сходному пути, чтобы возобладали врожденные, укоренившиеся традиции.
     И опять Фарадин  подумал  об  этих  катушках  с  донесениями.  В  них
говорилось о беспокоящей вещи: о настойчиво сохраняющемся с самых  древних
времен Свободных культурном пережитке  -  "Воде  Зачатия".  Сходившие  при
родах воды собирались и сохранялись, перегонялись в чистую  воду,  которой
впервые поили новорожденного. Традиционная  форма  требовала,  чтобы  воду
дала ребенку крестная мать, приговаривая: "Это вода твоего зачатия".  Даже
молодые Свободные соблюдали эту традицию, совершая этот  обряд  со  своими
новорожденными.
     Фарадина мутило от одной мысли о том, чтобы пить воду,  выгнанную  из
жидкости, в которой он был выношен. И он подумал об  уцелевшей  двойняшке,
Ганиме - ее мать была уже  мертва,  когда  она  пила  эту  странную  воду.
Задумывалась ли она позднее над этим причудливым звеном,  связанным  с  ее
прошлым? Вероятно, нет. Она же воспитания Свободных. То, что для Свободных
естественно и приемлемо - естественно и приемлемо и для нее.
     На мгновение Фарадин пожалел о смерти  Лито  II.  Было  бы  интересно
обсудить с ним этот пункт. Может, предоставится возможность обсудить это с
Ганимой.
     "Почему Айдахо разрезал свои запястья?"
     Вопрос настойчиво возвращался всякий раз, когда Фарадин взглядывал на
следящий экран. Опять  на  него  напали  сомнения.  Как  же  ему  хотелось
обладать способностью  впадать  в  этот  таинственный  спайсовый  транс  -
подобно Муад Дибу - чтобы прозреть будущее и ЗНАТЬ ответы на свои вопросы.
Но,  сколько  бы  спайса  он  ни  поглощал,  его   обыкновенное   сознание
упорствовало в  прикованности  к  единичному  СЕЙЧАС,  отражая  целый  мир
неясностей.
     На следящем экране появилась служанка, открыла дверь  леди  Джессики.
Она поманила Айдахо, тот встал со своей скамьи и прошел в дверь.  Служанка
позднее предоставит полный отчет, но у Фарадина опять  крайне  разгорелось
любопытство, он коснулся другой  кнопки  на  пульте,  увидел,  как  Айдахо
входит в гостиную апартаментов леди Джессики.
     Каким же тихим и выдержанным  кажется  этот  ментат.  И  до  чего  же
бездонны его глаза гхолы.



                                    33

                     И  свыше   всего   остального,   ментат   должен   не
                специализировать, а обобщать. Есть мудрость в  том,  чтобы
                решения великих моментов принимались  обобщателями.  Узкие
                знатоки и специалисты быстро направят вас в  хаос.  Они  -
                источники бесполезного крохоборства,  яростных  пререканий
                из-за запятых. С другой стороны, ментат-обобщатель  должен
                привносить в свой процесс принятия решений обычный здравый
                смысл. Он не должен  отсекать  себя  от  широкого  размаха
                того, что происходит в мироздании. Он должен оставаться  в
                состоянии сказать: "На данный момент в  этом  нет  никакой
                настоящей загадки. Вот то, что мы сейчас хотим. Позже  это
                может оказаться неверным, но мы  это  поправим,  когда  до
                того дойдет". Ментат-обобщатель должен понимать: все,  что
                мы можем идентифицировать как наш  мир,  есть  всего  лишь
                часть большего явления. Но специалист смотрит вспять -  он
                смотрит  внутрь  узких  стандартов  своей   специальности.
                Обобщающий смотрит вперед - он ищет живые принципы, полный
                знания  о  том,  что  такие  принципы  меняются,  что  они
                развиваются. Ментат должен вглядываться  в  характеристики
                самого изменения как такового. Не может  быть  постоянного
                каталога  такого  изменения,  руководства  по   нему   или
                справочника. Ты должен взирать на него как можно с меньшим
                количеством предубеждений, спрашивая себя:  "И  что  же  с
                этим делается сейчас?"
                                                  Карманная книга Ментата.

     Был день Квизац Хадераха, первый из Святых  Дней  для  последователей
Муад Диба, день признания обожествленного Муад Диба, того,  кто  находится
повсюду одновременно, Бене Джессерит мужского рода, в  котором  мужское  и
женское на изделие слились в неразделимую силу, чтобы стать Одним-во-Всем.
Верующие называли этот день "айил", "жертвоприношение", в почитание памяти
о его смерти, сделавшей его присутствие "повсюду настоящим".
     Проповедник выбрал раннее утро этого дня, чтобы  опять  появиться  на
площади перед храмом Алии, пренебрегая приказом о своем аресте, об  отдаче
которого  было  известно  всем.  Хрупкое   перемирие   сохранялось   между
Жречеством Алии  и  мятежными  племенами  из  пустыни,  но  перемирие  это
ощущалось в Арракине  как  нечто  до  осязаемости  явно  наполняющее  всех
беспокойством. Присутствие Проповедника усугубляло это чувство.
     Был двадцать восьмой день официального  траура  по  сыну  Муад  Диба,
шестой  после  поминального  обряда  в  Старом   проходе,   из-за   мятежа
состоявшегося позже положенного. Хотя даже военные действия не  остановили
Хаджж Проповедник знал, что  площадь  в  этот  день  будет  битком  набита
народом. Большинство паломников старались спланировать свое путешествие на
Арракис так,  чтобы  застать  Айил,  "ощутить  святое  присутствие  Квизац
Хадераха в Его день".
     Проповедник вошел на площадь с первым рассветом, и площадь  уже  была
заполнена верующими. Он небрежно держал руку на плече юного проводника,  и
ощущал в поступи того циничную гордость. Теперь при появлении Проповедника
люди подмечали каждый нюанс его поведения. Такое внимание было не столь уж
неприятно юному поводырю. Проповедник просто принимал его как неизбежное.
     Заняв позицию на третьей ступени храма,  Проповедник  подождал,  пока
уляжется шум. Когда по толпе волной разлилось безмолвие,  и  стали  слышны
торопливые шаги тех, кто тоже спешил на площадь послушать, он  откашлялся.
Вокруг него еще стоял утренний холод, свет  из-за  горных  вершин  еще  не
заполнил  площадь.  Он  ощутил  пасмурное  молчание  огромной  площади   и
заговорил.
     - Я пришел воздать  дань  почтения  и  проповедовать  в  память  Лито
Атридеса II, - провозгласил он голосом столь сильным, что  напомнил  голос
песчаного червя в пустыне. - Я делаю это из сочувствия ко всем страдающим.
Говорю вам то, что умерший Лито познал, что  завтра  еще  не  наступило  и
может никогда не наступить. Здесь и сейчас -  вот  единственные  доступные
нам для нашего обозрения время и место в нашем мироздании.  Говорю  вам  -
впитывайте этот момент, понимайте, чему он учит. Говорю вам, усвойте,  что
мужание и смерть правительства так же  явны,  как  мужание  и  смерть  его
подданных.
     По площади прошел встревоженный ропот. Не смеется ли он  над  смертью
Лито II? Интересно, не сейчас  ли  Храмовые  Стражи  накинутся  и  схватят
Проповедника?
     Алия знала, что такого не  будет.  Это  был  ее  приказ  на  сегодня:
оставить Проповедника в покое. Она укрылась под хорошим стилсьютом,  маска
влагоуловителя скрывала  ее  нос  и  рот,  и  под  общепринятым  плащом  с
капюшоном спрятались ее волосы. Она стояла во втором ряду от Проповедника,
внимательно за ним наблюдал. Пол ли это? Годы могли  изменить  его  именно
так. И он всегда идеально владел Голосом - так что трудно опознать его  по
речи. Этот Проповедник делал с голосом  все,  что  хотел.  У  Пола  бы  не
получилось лучше. Она чувствовала, что  должна  установить  его  личность,
прежде чем предпринимать  действия  против  него.  Как  же  его  слова  ее
ошарашили!
     В  заявлении  Проповедника  она  не  ощутила   никакой   иронии.   Он
пользовался   соблазняющей   привлекательностью    четких    формулировок,
провозглашаемых с забирающей  искренностью.  Люди  лишь  на  момент  могли
споткнуться, ухватывая смысл его слов - и осознать, что он  и  предполагал
заставить их споткнуться, в такой манере  их  наставляя.  Он,  разумеется,
уловил реакцию толпы и сказал:
     - Ирония часто маскирует неспособность выйти за  пределы  собственных
самонадеянных убеждений. Я не иронизирую. Ганима сказала вам, что кровь ее
брата не может быть смыта. Я согласен.
     - Да будет сказано, что Лито ушел туда же, куда и его отец, сделав то
же самое, что его отец совершил.  Церковь  Муад  Диба  говорит,  что  ради
собственной человечности он выбрал курс, который может показаться  нелепым
и сумасбродным, но который оценит история. Что история переписывается даже
сейчас.
     - Говорю вам, что есть и еще урок,  который  нужно  усвоить  из  этих
жизней и этих завершений.
     Алия, зорко следившая за каждым нюансом, задалась вопросом, почему он
сказал "завершений", а не "смертей". Имел ли он в виду, что один из них  -
или оба - на самом деле не мертвы? Как такое может  быть?  Видящая  Правду
подтвердила рассказ Ганимы. Что же тогда делает этот Проповедник?  Говорит
он о мире или реальности?
     - Хорошенько заучите этот урок!  -  прогремел  Проповедник,  воздевая
руки. - Если хотите быть человечными, позвольте в мире идти все в нем  как
идет!
     Он опустил руки и направил пустые глазницы прямо на  Алию.  Казалось,
он разговаривает лично с ней, и настолько это было заметным, что некоторые
вокруг  обернулись  и  вопрошающе  поглядели  в   ее   направлении.   Алия
содрогнулась перед силой этого человека. Это вполне мог быть Пол. Вполне!
     - Но я понимаю, что люди не могут вынести слишком много реальности, -
сказал он. - Большинство жизней - это бегство от самого себя.  Большинство
предпочитает истину конюшен. Вы просовываете ваши головы между столбами  и
удовлетворенно чавкаете, пока не умрете. Другие используют вас  для  своих
целей. Ни разу вам не жить вне конюшни,  подняв  голову  и  став  хозяином
самому себе. Муад Диб пришел  сказать  вам  об  этом.  Без  понимания  его
послания вам нельзя его чтить!
     Кто-то в толпе - возможно, переодетый жрец - больше не  мог  вынести.
Криком взметнулся его хриплый мужской голос:
     - Ты не живешь жизнью Муад Диба! Как  смеешь  ты  учить  других,  как
именно им надо его почитать!
     - Потому что он мертв! - проревел Проповедник.
     Алия обернулась посмотреть, кто бросил  вызов  Проповеднику.  Человек
этот был от нее закрыт, но  поверх  мешающих  его  увидеть  голов  взвился
следующий его выкрик:
     - Если ты веришь, что он  воистину  мертв,  то  с  этого  времени  ты
одинок!
     Наверняка жрец, подумала Алия. Но не могла опознать его голоса.
     - Я всего лишь задал простой вопрос, - сказал Проповедник.  -  Должно
ли за смертью Муад Диба последовать моральное самоубийство всех людей? Это
ли неизбежное последствие Мессии?
     - Значит, ты признаешь его Мессией! - выкрикнул голос.
     - Почему нет, раз я пророк его времен? - вопросил Проповедник.
     В его голосе и манере было столько спокойной  уверенности,  что  даже
бросивший ему вызов  замолк.  Толпа  откликнулась  обеспокоенным  ропотом,
тихим животным гулом.
     - Да, - повторил Проповедник. - Я - пророк его времен.
     Алия, сосредоточенная на  нем,  подметила  тонкие  модуляции  Голоса.
Прошел ли он подготовку Бене Джессерит? Не еще ли одна  хитрость  Защитной
Миссионерии? Вовсе не Пол, а еще одно составляющее бесконечной  борьбы  за
власть?
     - Я четко представляю миф и мечту! - вскричал Проповедник. - Я -  тот
врач, что принимает роды и провозглашает, что ребенок  родился!  А  еще  я
прихожу к вам во  время  смерти.  Разве  это  вас  не  тревожит?  Этим  бы
следовало потрясти ваши души.
     Хоть разозлившись на его слова, Алия все равно поняла, куда он  метит
своими речами. Она обнаружила, что вместе с  другими  подалась  еще  ближе
вперед к этому высокому  человеку  в  облачении  пустынника.  Внимание  ее
привлек его юный поводырь - как же он востроглаз и, похоже, нахален!  Стал
бы Муад Диб нанимать такого циничного юнца?
     - Я и хочу вас встревожить! -  проорал  Проповедник.  -  В  этом  мое
намерение! Я пришел сюда сразиться  с  мошенничеством  и  иллюзиями  вашей
общепринятой и установившейся религии! Как и со  всеми  такими  религиями,
ваша  движется  в  трусость  -  движется  в  посредственность,  инерцию  и
самоудовлетворенность.
     В центре толпы стал подниматься сердитый ропот.
     Алия  ощутила  напряжение,  и  злорадно  подумала,  не  вспыхнут   ли
беспорядки. Сможет ли Проповедник справиться с этим напряжением? Если нет,
он умрет прямо здесь!
     - Ты, жрец, меня оспаривавший! - провозгласил Проповедник, указывая в
толпу.
     ОН ЗНАЕТ, подумала Алия. По ней пробежал трепет, почти сексуальный по
скрытым своим оттенкам. Проповедник играет в опасную игру -  но  играет  в
нее просто мастерски!
     - Ты, жрец в своей муфти, - окликнул Проповедник.  -  Ты  -  капеллан
самоудовлетворенных.  Я  пришел  бросить  вызов  не  Муад  Дибу,  а  тебе!
Действительна ли твоя религия, когда она тебе ничего не стоит и  не  несет
для тебя опасности? Действительна ли твоя религия, если ты жиреешь на ней?
Как это сталось, что вы дегенерируете, скатываясь вниз от  первоначального
откровения? Ответь мне, жрец!
     Но жрец промолчал в  ответ.  И  Алия  отметила,  что  толпа  вновь  с
алкающей покорностью прислушивается к каждому слову Проповедника. Напав на
Жречество, он обрел ее сочувствие! И, если верить ее шпионам,  большинство
пилигримов и Свободных Арракиса верят, что это - Муад Диб.
     - Сын Муад Диба рискнул! -  вскричал  Проповедник,  и  Алия  услышала
слезы в его голосе. - Муад Диб рискнул! Они уплатили свою цену! И чего  же
достиг Муад Диб? Религии, с ним расправляющейся!
     "Очень важно, произносит эти слова сам Пол или нет, - подумала  Алия.
- Я должна выяснить!"
     Она продвинулась еще ближе, и остальные двинулись вместе с  ней.  Она
протиснулась сквозь толпу к таинственному пророку настолько, что могла  бы
почти коснуться его. От него пахло пустыней, смешанным  запахом  спайса  и
кремня. И Проповедник, и его юный поводырь были покрыты пылью,  как  будто
совсем недавно вышли из бледа. Руки Проповедника, насколько  они  были  ей
видны, вплоть до тугих манжет его стилсьюта, были венозными. На  одном  из
пальцев левой руки он некогда носил кольцо - вмятина оставалась. Пол носил
кольцо как раз на этом пальце - Ястреб Атридесов  -  покоящееся  теперь  в
съетче Табр. Его бы получил Лито, останься он жив... или позволь ему  Алия
взойти на трон.
     И опять Проповедник устремил пустые  глазницы  на  Алию  и  заговорил
лично с ней - но голосом, разносящимся надо всей толпой.
     - Муад Диб показал вам две вещи: несомненное будущее  и  сомнительное
будущее.  С  полным  осознанием,  он  сошелся  лицом  к  лицу  с  конечной
сомнительностью большего мироздания.  Он  СЛЕПО  ступил  прочь  от  своего
положения в этом мире. Он показал нам то, что мужчина должен делать всегда
- выбирать сомнительное вместо несомненного.
     В конце этого заявления,  отметила  Алия,  в  его  голосе  прозвучала
умоляющая нотка.
     Алия огляделась вокруг, рука ее скользнула на рукоять крисножа.
     "Если я убью его прямо сейчас, что они  сделают?  -  ее  опять  объял
трепет. -  Если  я  убью  его  и  выдам  себя,  осуждая  Проповедника  как
самозванца и еретика!"
     "Но что, если докажут, что это Пол?"
     Кто-то подпихнул Алию ближе к Проповеднику.  Она  почувствовала  себя
зачарованной перед ним, хоть и боролась с собой до сих пор, чтобы укротить
гнев. Пол ли это? Великие боги! Что же ей делать?
     - По-моему, еще один  Лито  взят  от  нас?  -  вопросил  Проповедник.
Неподдельная боль была в его голосе.  -  Ответьте  мне,  если  можете!  Их
послание ясно: отвергните несомненность!  -  и  он  повторил,  раскатистым
зычным рыком.  -  Отвергните  несомненность!  Вот  глубочайшее  требование
жизни! В этом - вся жизнь. Мы - ее  щуп  в  неизвестное,  в  сомнительное.
Почему вы не слышите Муад Диба? Если несомненность - это абсолютное знание
абсолютного будущего, то это лишь замаскированная  смерть!  Такое  будущее
наступает СЕЙЧАС! Он это вам показал!
     С ужасающей прицельностью Проповедник вытянул  руку  и  схватил  руку
Алии. Сделано это было без  нашаривания  или  колебаний.  Она  попробовала
вырваться, но он держал ее крепко, до боли,  говоря  ей  прямо  в  лицо  -
окружающие в смятении подались назад.
     - Что говорил тебе Пол Атридес, женщина? - сурово вопросил он.
     "Откуда он знает, что я женщина?" - спросила себя  Алия.  Она  хотела
ускользнуть в свои внутренние жизни, искать в них  защиту,  но  внутренний
мир оставался  пугающе  безмолвен,  загипнотизированный  этой  фигурой  из
прошлого.
     - Он говорил  тебе,  что  завершенность  равна  смерти!  -  прокричал
Проповедник. - Абсолютное предвидение - это завершенность... это смерть!
     Она попробовала освободиться  от  его  цепких  пальцев.  Ей  хотелось
выхватить нож и сразить его, чтобы избавиться, но она не смела. Никогда  в
жизни она не чувствовала себя такой устрашенной.
     Проповедник вскинул подбородок и поверх ее головы обратился к  толпе,
вскричав:
     - Я даю вам слова Муад Диба!  Он  сказал:  "Я  собираюсь  ткнуть  вас
лицами в то, чего вы стараетесь избежать. Я не нахожу странным, что все вы
хотите верить лишь в удобное для  вас.  Как  же  еще  людьми  изобретаются
ловушки, чтобы ввергнуться в посредственность? Как же  еще  мы  определяем
трусость?" Так говорил вам Муад Диб!
     Он резко отпустил руку Алии, отпихнул ее в толпу. Она  бы  упала,  не
поддержи ее людская стена.
     - Существовать - значит выделяться, не  оставаться  фоном,  -  сказал
Проповедник. - Вы не думаете о том, чтобы существовать по-настоящему, если
только вы не готовы  рискнуть  даже  собственным  здравым  рассудком  ради
верного суждения, что есть ваше существование.
     Проповедник шагнул вниз и снова схватил руку Алии - без  колебаний  и
без заминки. Хотя, на сей раз он был мягче. Наклонившись к  ней  вплотную,
он сказал ей прямо в ухо:
     - Брось свои попытки опять низвести меня до фона, сестра.
     Затем - рука на плече  юного  поводыря  -  он  шагнул  в  толпу.  Для
странной  пары  освободили  путь.   Потянулись   руки,   чтобы   коснуться
Проповедника, но касались его люди  с  благоговейной  легкостью,  страшась
того, что могло им открыться под запыленной накидкой Свободного.
     Алия, потрясенная, осталась стоять  в  одиночестве,  поскольку  толпа
потянулась за Проповедником.
     Вот она, полная уверенность. Это Пол. Не остается  никаких  сомнений.
Это - ее  брат.  Она  ощутила  то  же,  что  толпа.  Она  предстала  перед
священным, и весь ее мир рушился теперь вокруг нее. Ей  хотелось  побежать
за ним, умолять его спасти ее от самой себя, но она не могла пошевелиться.
Пока другие теснились, следуя за Проповедником  и  поводырем,  она  стояла
отравленная полнейшим обаянием, скорбью столь  глубокой,  что  могла  лишь
трепетать, не в силах управлять собственными мускулами.
     "Что мне делать? Что мне делать?" - спрашивала она себя.
     Теперь при ней не было даже Данкана, чтобы найти  опору,  ни  матери.
Внутренние жизни продолжали безмолвствовать. Есть Ганима,  содержащаяся  в
Твердыне под надежной охраной, но Алия не  могла  преодолеть  себя,  чтобы
обратиться со своим несчастьем к уцелевшей из близнецов.
     "Все обратились против меня. Что мне делать?"



                                    34

                     Одноглазый взгляд нашего  мира  говорит,  что  ты  не
                должен высматривать  слишком  отдаленные  проблемы.  Такие
                проблемы могут никогда не наступить. Вместо этого, займись
                волком на твоем собственном участке.  Стаи,  рыскающие  за
                его заборами, могут даже не существовать.
                                                  Книга Азхара-Шамра, 1:4.

     Джессика дожидалась Айдахо у окна своей гостиной, удобной  комнаты  с
мягкими диванами и старомодными креслами. Ни в одной из ее комнат не  было
суспензора, а хрустальные глоуглобы были из другого века. Окно ее смотрело
на внутренний сад этажом ниже.
     Она услышала, как служанка открывает  дверь,  затем  шаги  Айдахо  по
деревянному полу, затем по ковру. Она слушала, не оборачиваясь, не отрывая
взгляда  от  испещренного  светом  зеленого  настила  внутреннего   двора.
Безмолвная и боязливая война ее чувств должна быть сейчас  подавлена.  Она
глубоко задышала - упражнения прана  и  бинду  -  и  почувствовала  прилив
достигаемого спокойствия.
     Прожектор пучком пронизывающих пыль лучей  бил  во  внутренний  двор,
высвечивая  серебряное  колесо  паутины,  растянутой  между  ветвей  липы,
доходившей почти до ее окна. Внутри ее апартаментов было прохладно, но  за
закрытым наглухо окном воздух вибрировал оцепенелым жаром. В замке Коррино
царил мертвый застой, противоречивший зелени в ее дворике.
     Она услышала, как Айдахо остановился прямо у нее за спиной.
     Не оборачиваясь, она сказала:
     - Дар  слов  -  дар  обмана  и  иллюзии,  Данкан.  Почему  ты  хочешь
обменяться со мной словами?
     - Может быть, только один из нас останется в живых, - сказал он.
     - И ты хочешь, чтобы я дала благоприятный отчет о  твоих  усилиях?  -
она повернулась, увидела, с  каким  спокойствием  он  стоит,  наблюдая  ее
своими серыми металлическими глазами без фокусирующих центров. Как же  они
непроницаемы! - Данкан, возможно, что тебе совсем не все равно твое  место
в истории?
     Она проговорила  это  обвиняющим  тоном  и  вспомнила,  как  говорила
когда-то, стоя напротив этого человека.  Он  упился  тогда,  приставленный
шпионить за ней, и его  раздирали  противоречивые  обязательства.  Но  тот
Данкан еще не был гхолой. Сейчас это совсем  другой  человек.  Этот  -  не
противоречит сам себе в своих действиях, не раздираем на части.
     Он улыбкой подтвердил ее вывод.
     - У истории - свой собственный суд, выносящий собственные  приговоры,
- сказал он. - Сомневаюсь, что во время вынесения моего он еще будет  меня
беспокоить.
     - Зачем ты здесь? - спросила она.
     - По той же причине, по которой и ты, миледи.
     Ни один внешний признак не выдал  сокрушающую  силу  в  этих  простых
словах, но она принялась яростно соображать: "Действительно ли  он  знает,
зачем я здесь?! Откуда  ему?  Знает  только  Ганима.  Значит,  у  него,  у
ментата,  было  достаточно  данных,  чтобы  сделать  свои  выкладки?   Это
возможно. А вдруг он говорит просто для того, чтобы она себя выдала?  Стал
бы он это делать, ведая о причине ее пребывания  здесь?  Он  вождь  должен
знать, что за каждым их движением, каждым словом следят либо сам  Фарадин,
либо его слуги.
     - Дом Атридесов оказался на горьком перекрестке,  -  сказала  она.  -
Внутри семьи - война, против себя. Ты был одним из самых  преданных  людей
моего Герцога. Когда Барон Харконнен...
     - Давай не говорить о Харконненах, - сказал он.  -  Сейчас  -  другое
время, и твой Герцог мертв, - и подумал: "Неужели она не может догадаться,
что Пол открыл мне, что в жилах Атридесов течет кровь Харконненов?" Как же
это было рискованно для Пола, но это еще крепче привязало к нему  Данкана.
Такая откровенность была монетой, стоимость которой  почти  и  представить
нельзя. Пол знал, что люди Барона сделали Айдахо.
     - Дом Атридесов не мертв, - сказала Джессика.
     - Что такое - Дом Атридесов? - вопросил он. -  Ты  -  Дом  Атридесов?
Алия? Ганима? Люди, служащие этому Дому? Посмотри на этих людей -  на  них
отпечаток невыразимо тяжкого труда! Как могут они  быть  Атридесами?  Твой
сын сказал правильно: "Тяжкий труд и гонения - вот удел тех,  кто  следует
за мной". Я хотел бы отделиться от этого, миледи.
     - Ты и вправду перешел на сторону Фарадина?
     - Не именно ли это сделала ты,  миледи?  Разве  ты  не  прибыла  сюда
убедить Фарадина, что его брак с Ганимой станет разрешением всех проблем?
     "Неужели он действительно так считает?" - удивилась она.  -  "Или  он
говорит это для наблюдателя?"
     - Дом Атридесов всегда был по сути своей идеей, - сказала она.  -  Ты
знаешь это, Данкан. Мы платили верностью за верность.
     - Служба людям, - насмешливо хмыкнул Айдахо. - А, много раз я слышал,
как Герцог это говорил. Неспокойно ему, должно быть, лежится в его могиле,
миледи.
     - Ты действительно думаешь, что мы так низко пали?
     - Разве вы не знали, миледи, что есть  мятежники  среди  Свободных  -
называющие себя "Маркиз Внутренней Пустыни" - проклинающие Дом Атридесов и
даже Муад Диба?
     - Я слышала сообщение Фарадина, - ответила она, недоумевая,  куда  он
клонит.
     - Это больше, миледи. Больше, чем сообщение Фарадина.  Я  сам  слышал
это проклятие. Вот оно: "Да спалят вас, Атридесы! Не будет у вас ни  души,
ни духа, ни тела, ни тени, ни магии, ни костра,  ни  волос,  ни  речи,  ни
слов. Не будете вы иметь ни дома, ни норы, ни могилы. Не будет  у  вас  ни
сада, ни дерева, ни куста. Да не будет у вас ни воды, ни хлеба, ни  света,
ни скота. И не будет у вас ни детей, ни семьи, ни наследников, ни племени.
Пусть не будет у вас ни головы, ни рук, ни ног, ни поступи, ни семени.  Не
будет вам места на любой планете. Не дозволено будет никогда  вашим  душам
выходить из глубин, и не будут они никогда среди тех, кому дозволено  жить
на земле. Да не будет дня, когда укротите  вы  Шаи-Хулуда,  но  скованы  и
связаны вы будете  непревосходимой  богомерзостью,  и  во  веки  веков  не
вступят ваши души в прославленный свет". Вот каково это проклятие, миледи.
Можете вы представить такую ненависть со стороны Свободных?  Они  помещают
всех  Атридесов   по   левую   сторону   ада,   туда,   где   всесжигающая
Женщина-Солнце".
     Джессика содрогнулась. Айдахо несомненно воспроизвел не  только  само
проклятие, но и голос, который его произносил. Почему он демонстрирует это
Дому Коррино? Она хорошо представляла  разъяренных  Свободных,  ужасных  в
своем гневе, стоящих перед племенем, чтобы выплеснуть  древнее  проклятие.
Почему Айдахо хочет, чтобы Фарадин это услышал?
     - Ты привел сильный довод за брак моей дочери и Фарадина,  -  сказала
она.
     - У тебя вечно однодумный подход к  проблемам,  -  сказал  Айдахо.  -
Ганима - Свободная. Она может выйти замуж только за того,  кто  не  платит
фая - налога за покровительство. Дом Коррино уступил  весь  свой  пакет  в
КХОАМ твоему сыну и его наследникам. Фарадин существует  с  позволения  на
это Атридесов. И, вспомни - когда твой Герцог  водрузил  стяг  Ястреба  на
Арракисе - вспомни, что он сказал: "Здесь я,  и  здесь  я  останусь!"  Его
кости там и покоятся. И Фарадин должен будет жить на Арракисе,  вместе  со
своими сардукарами.
     Айдахо покачал головой, отрицая саму мысль о таком союзе.
     - Есть старая присказка, что проблему можно ободрать  слой  за  слоем
как  луковицу,  -  холодным  голосом  сказала  Джессика.  "Как  он   смеет
относиться ко мне свысока? Если только он  не  разыгрывает  спектакль  для
зорких глаз Фарадина..."
     - Я как-то не  могу  представить  сардукаров  и  Свободных  на  одной
планете, - сказал Айдахо. - Это - тот слой, который не слезет с луковицы.
     Ей не нравились те мысли, которые  слова  Айдахо  могли  возбудить  в
Фарадине и его советниках, и она сказала резко:
     - Дом Атридесов - до сих пор закон этой Империи! - и подумала: "Хочет
ли Айдахо внушить Фарадину веру, будто  тот  может  завладеть  троном  без
Атридесов?"
     - О,  да,  почти  забыл,  -  сказал  Айдахо.  -  Закон  Атридесов!  В
толковании,  конечно,  Жрецов  Золотого  Эликсира.  Мне  надо  лишь  глаза
закрыть,  чтобы  услышать,  как  твой   Герцог   говорит,   что   владения
приобретаются и удерживаются либо насилием,  либо  угрозой  его.  Как  пел
Гурни, от судьбы не уйдешь. Цель оправдывает средства?  Или  мне  изменять
пословицы? Что ж, не  имеет  значения,  открыто  ли  размахиваешь  кованым
кулаком легионов Свободных или Сардукаров, либо держишь его  спрятанным  в
Законе Атридесов - кулак все равно наличествует. И этот слой  луковицы  не
обдерешь, миледи.  Знаешь  ли,  мне  интересно,  какой  кулак  понадобится
Фарадину?
     "Что он  делает?  -  недоумевала  Джессика.  -  Как  же  Дом  Коррино
ухватится за этот довод, злорадствуя!"
     - Так,  по-твоему,  Жречество  не  позволит  Ганиме  выйти  замуж  за
Фарадина? - Джессика рискнула запустить пробный шар,  чтобы  увидеть,  что
могут означать слова Фарадина.
     - Позволить ей? Великие боги! Жречество позволит Алии  все,  что  она
прикажет. Она даже сама может выйти замуж за Фарадина!
     "Сюда ли он и закидывает удочку?" - задумалась Джессика.
     - Нет, миледи, предмет  спора  не  в  этом.  Люди  Империи  не  могут
провести различия между правлением Атридесов и правлением скотины Раббана.
Каждый день люди умирают в темницах Арракиса. Я ушел, потому что больше ни
часу не мог предоставлять Атридесам мою мечедержащую  руку!  Разве  ты  не
понимаешь, о  чем  я  говорю,  почему  я  сейчас  у  тебя  -  у  ближайшей
представительницы Атридесов? Империя Атридесов предала  твоего  Герцога  и
твоего сына. Я любил твою дочь, но наши пути  разошлись.  Если  дойдет  до
того, я посоветую Фарадину не принимать руки Ганимы - или Алии - иначе как
только на собственных условиях!
     "А,  он  ведет  к  официальному  и  почетному  увольнению  со  службы
Атридесов, - подумала Джессика.  -  Но  все  другие  дела,  о  которых  он
говорил, возможно ли, чтобы он знал,  насколько  они  для  нее  значимы  и
воздействуют на нее?"
     Она нахмурилась:
     - Ты ведь знаешь, что шпионы ловят каждое наше слово, верно?
     - Шпионы? - он хмыкнул. - Они слушают нас  также,  как  на  их  месте
слушал бы я. Знаешь ли ты, как моя верность пошла в другую сторону? Многие
ночи провел я в одиночестве в пустыне, и Свободные были совсем неподалеку.
В пустыне, особенно ночью, сталкиваешься с опасностью думать вовсю.
     - Там ты и услышал, как Свободные нас проклинают?
     - Да. В племени ал-Ураба. По повелению Проповедника я присоединился к
ним,  миледи.  Мы  называем  себя  Зарр  Садус  -  те,  кто   отказывается
повиноваться Жрецам. Я здесь,  чтобы  формально  известить  Атридесов:  "Я
перешел на вражескую территорию".
     Джессика изучала его, ища  малейших  разоблачительных  признаков,  но
Айдахо ничем не показал, будто  говорит  ложно  или  со  скрытым  умыслом.
Действительно ли возможно, чтобы он перешел к Фарадину? Она напомнила себе
максимум  Бене  Джессерит:  "В  делах  человеческих,  ничто  не   остается
устойчивым - все дела человеческие закручиваются спиралью кругом и прочь".
Если Айдахо действительно покинул клан Атридесов, то это бы объяснило  его
теперешнее поведение. Он движется кругом и прочь. Она  должна  рассмотреть
это как вероятность.
     "Но почему он подчеркнул, что сделал это по велению Проповедника?"
     Ум Джессики быстро перебрал различные альтернативы -  и  она  поняла,
что, может быть, ей нужно убить Айдахо. План,  на  который  она  возложила
свои надежды, оставался столь хрупким, что ничему нельзя было позволить  в
него встревать. Ничему. А в словах Айдахо был намек,  будто  он  знает  ее
план.  Она  прикинула,  каково   их   взаиморасположение,   сдвинулась   и
повернулась, заняв позицию для нанесения смертельного удара.
     - Я всегда  считала  упорядочивающее  воздействие  фоуфрелум  столпом
нашей силы, - сказала она. Пусть недоумевают, почему она перевела разговор
на систему классовых разграничений. -  Совет  Ландсраада  Великими  Домов,
местные Сиселраады, все заслуживают нашего...
     - Ты меня не собьешь, - сказал он.
     До чего ж прозрачны ее действия, подумал Айдахо. Значит ли  это,  что
она нарочито небрежна в утайке своих мыслей, или я все-таки  прошиб  стены
закалки Бене Джессерит? Последнее, решил Айдахо, но, кроме того, что-то  в
ней самой - возрастные изменения. Ему печально было видеть  все  небольшие
отличия между новыми Свободными и прежними. Уход пустыни  -  уход  чего-то
драгоценного для людей, и он не мог это описать, точно так же как  не  мог
описать то, что произошло с леди Джессикой.
     Джессика уставилась на Данкана  с  неприкрытым  изумлением,  даже  не
пытаясь скрыть свою реакцию. Неужели ее так легко видеть насквозь?
     - Ты меня не  убьешь,  -  сказал  он,  слова  старого  предупреждения
Свободных. - Не бросай свою кровь на  мой  нож.  И  подумал:  "Я  в  очень
сильной степени стал Свободным". При осознании, насколько  глубоко  усвоил
он  обычаи  планеты,  приютившей  его  вторую  жизнь,  у  него   появилось
досадливое ощущение непрерывности.
     - По-моему, тебе лучше уйти, - сказала Джессика.
     - Нет, до тех пор пока ты  не  примешь  моего  увольнения  со  службы
Атридесов.
     - Принято! - отрезала она.  И  только  по  произнесении  этого  слова
осознала, насколько же было оно рефлекторным. Ей  надо  время  подумать  и
переосмыслить. Откуда Айдахо заранее знал, что она сделает? Она не верила,
что он способен при помощи спайса совершать прыжки во Времени.
     Айдахо пятился от нее, пока спиной не уперся в дверь. Он поклонился:
     - Еще раз я называю тебя миледи, и больше затем  никогда.  Мой  совет
Фарадину будет: отослать тебя назад на Баллах, тихо и быстро,  как  только
можно скорей. Ты слишком опасная игрушка, чтобы  держать  тебя  при  себе.
Хотя, по-моему, он не думает о  тебе  как  об  игрушке.  Ты  работаешь  на
Сестер, а не на Атридесов. Вы, ведьмы, движетесь в слишком глубокой  тьме,
чтобы обычный смертный мог когда-либо вам доверять.
     - Гхола почитает себя обычным смертным, - поддела она.
     - По сравнению с тобой, - ответил он.
     - Уходи! - приказала она.
     -  Таково  мое  намерение,  -   он   выскользнул   за   дверь,   мимо
любопытствующего взгляда явно подслушивающей служанки.
     "Сделано, - подумал он. - И они смогут  истолковать  это  лишь  одним
образом".



                                    35

                     Только в царстве математики можем мы понять  точность
                видения  будущего  Муад   Дибом.   Итак,   во-первых,   мы
                постулируем  любое   количество   направленных   измерений
                пространства. (Это классическая  N-складчатая  РАЗВЕРНУТАЯ
                СОВОКУПНОСТЬ N измерений). В этом построении,  ВРЕМЯ,  как
                оно обычно понимается, становится совокупностью одномерных
                свойств.  Прилагая  это   к   феномену   Муад   Диба,   мы
                обнаруживаем, что либо мы сталкиваемся с новыми свойствами
                Времени, либо что мы  имеем  дело  с  отдельной  системой,
                содержащей  число  N  свойств  тела.  Для  Муад  Диба,  мы
                допускаем последнее. Как показывает редукция, направленные
                измерения  N-складчатости  могут  иметь  лишь   раздельное
                существование   внутри   различных   построений   ВРЕМЕНИ.
                Раздельные измерения ВРЕМЕНИ демонстрируют  таким  образом
                свое существование. Отсюда неизбежно  вытекает,  что  Муад
                Диб в своих предвидениях  воспринимает  N-складчатость  не
                как  развернутую  совокупность,  а  как  операцию   внутри
                единого построения. В результате, он укладывал свой мир  в
                то  единое  построение,  которое  являлось  его   видением
                ВРЕМЕНИ.
                                          Палишамба: Лекции в съетче Табр.

     Лито  лежал  на  гребне  дюны,  вглядываясь  в  извилистое  скалистое
возвышение  за  открытыми  песками.  Скалы  возвышались  над  песком   как
огромнейший червь, плоский и угрожающий в свисте утра. Ни единая птица  не
кружила над головой, ни единое животное не резвилось среди скал. Он  видел
щели ветроуловителей почти в середине  спины  "червя".  Значит,  там  есть
вода. У червя-скалы было сходство с привычным  видом  съетча-убежища,  вот
только все живое  отсутствовало.  Лито  лежал  тихо,  сливаясь  с  песком,
наблюдая.
     В голове его, с монотонной настойчивостью  блуждал  один  из  напевов
Гурни Хэллека:

                   Под холмом, где лисица резвится,
                   Где свет солнца так ярко струится,
                   Там мой милый недвижно лежит.
                   Сквозь пахучие травы пройду я,
                   Но его разбудить не смогу я,
                   Умер он, и в могилу зарыт.

     Где же там вход, гадал Лито.
     Он был уверен, что это - Джакуруту  (Фондак),  но,  кроме  отсутствия
животной жизни, что-то еще  было  не  так  что-то,  мерцавшее  на  краешке
сознания и восприятия, предостерегая его.
     Что прячется под холмом?
     Отсутствие   животных   беспокоило.   Оно   пробудило   его   чувство
осторожности Свободного: "Отсутствие  говорит  больше  присутствия,  когда
дело касается выживания в пустыне". Но там была ветроловушка. Значит, вода
и люди ее потребляющие. За названием Фондак скрывалось место,  на  которое
наложено табу, даже в воспоминаниях большинства  Свободных  утерялось  то,
другое имя. И нигде не видно зверей и птиц.
     Нет людей - и все же здесь начинается Золотая Тропа.
     Его отец однажды сказал: "Неизвестное окружает нас везде  и  повсюду.
Вот где ты ищешь знаний".
     Лито поглядел направо, на  гребни  дюн.  Недавно  прошла  материнская
буря. Озеро Азрак, гипсовая равнина, обнажилась  из-под  своего  песчаного
покрытия. Поверье Свободных гласило, что у увидевшего Бийян, Белые  Земли,
исполнится  жгучее  и  опасное  желание,  желание,   которое   может   его
уничтожить. Лито видел лишь гипсовую равнину, говорившую ему  о  том,  что
некогда на Арракисе была открытая вода.
     И она будет здесь вновь.
     Он поглядел вперед,  все  обвел  взглядом,  высматривая  какое-нибудь
движение. Небо было пористым после шторма. Свет, сочившийся  сквозь  него,
порождал впечатление молочной разлитости, серебряного солнца,  спрятанного
где-то выше пыльной завесы, продолжавшей держаться в вышине.
     Лито опять перенес внимание на извилистую скалу.  Вытащил  из  своего
фремкита бинокль, настроил его линзы и посмотрел на обнаженную серость, на
это возвышение,  где  некогда  жили  люди  Джакуруту.  Укрупнение  сделало
видимым колючий кустарник,  тот,  что  называют  Царицей  Ночи.  Кустарник
гнездился в тенях расселины, которая могла быть входом в старый съетч.  Он
прикинул  длину  торчащего  нагромождения.  Серебряное  солнце  превращало
красное  в  серое,  наводило  размытую  плоскостность  по   всей   длинной
протяженности скалы.
     Он перекатился в другую сторону,  повернувшись  спиной  к  Джакуруту,
осмотрел  в  бинокль  все  его  окружавшее.  Ничто  в  пустыне  не  носило
отпечатков прохождения людей. Ветер уже стер и его следы,  оставив  только
смутную округлость там, где ночью он слез с червя.
     Опять  Лито  взглянул  на  Джакуруту.  Кроме  ветроловушки,  не  было
признаков, что там  когда-либо  проходили  люди.  И,  не  будь  извилистой
протяженности скалы, ничто бы не выделялось на выжженном песке  -  пустыня
от горизонта до горизонта.
     У Лито внезапно появилось чувство, что он оказался здесь потому,  что
не пожелал быть ограниченным системой, завещанной  ему  его  предками.  Он
припомнил, как смотрели на него люди, все, кроме Ганимы -  как  на  ошибку
мироздания.
     "Этот ребенок никогда не был  ребенком,  кроме  как  для  потрепанной
толпы его других памятей".
     "Я должен нести ответственность за принятое нами решение", -  подумал
он.
     Опять он тщательно проследовал взглядом по всей длине скалы. По  всем
описаниям, это должен быть Фондак, и никакое другое место  не  может  быть
Джакуруту.
     Он ощущал странное перекликающееся родство с  табу  этого  места.  По
методу Бене Джессерит, он отворил свой ум для Джакуруту, стараясь ничего о
нем не знать. ЗНАНИЕ - это барьер, препятствующий обучению.  На  несколько
мгновений он позволил себе просто откликаться на окружающее, не предъявляя
требований и не задавая вопросов.
     Проблема - в отсутствии животной жизни, но что-то одно особенное  его
настораживало. Теперь он это ухватил: не было птиц, питающихся  падалью  -
орлов, стервятников, ястребов. Даже если всякая  другая  жизнь  пряталась,
они оставались. Всякий источник воды в пустыне имел такую цепочку жизни. В
конце цепочки были  вездесущие  пожиратели  падали.  Никто  не  наведался,
выяснить, что это он тут делает.  Как  хорошо  он  знал  "сторожевых  псов
съетча",  этот  ряд  нахохлившихся  птиц  на  краю  обрыва  съетча   Табр,
примитивных  гробовщиков  ждущих  мяса.  Как  говорили  Свободные,   "наши
соперники". Но добавляли, что не испытывают ревности к птицам, потому  что
эти любопытные твари часто предупреждают о приближении посторонних.
     "Что, если Фондак покинут даже контрабандистами?"
     Лито сделал паузу, чтобы отпить из влагосборной трубки.
     "Что если там на самом деле нет воды?"
     Он рассмотрел свое положение. Он на двух червях  добрался  сюда,  всю
ночь подстегивая их своим цепом, оставив их полумертвыми. Это - Внутренняя
пустыня, где должно найтись пристанище контрабандистов. Если  жизнь  здесь
существует, если способна существовать - то только при наличии воды.
     "Что, если там нет воды? Что, если это не Джакуруту?"
     Опять он навел бинокль  на  ветроловушку.  Ее  внешние  края  сточены
песком, из-за недостатка должного ухода, но остается еще  достаточно.  Там
должна быть вода.
     "Но если ее там нет?"
     В заброшенном съетче вода могла испариться, утратиться  при  любых  -
неизвестно, скольких - катастрофах. Почему нет птиц,  питающихся  падалью?
Убиты ради их воды? Но кем? Как можно было уничтожить их всех  до  единой?
Яд?
     ОТРАВЛЕННАЯ ВОДА.
     В легенде о Джакуруту не было такого, как отравленная цистерна, но на
деле такое быть вполне могло. Если первоначальные обитатели были убиты, то
почему их к этому времени никто не заместил? Идуали были уничтожены  много
поколений назад, и в рассказах об этом яд никогда не упоминался. Он  опять
внимательно осмотрел скалу в бинокль. Как можно было  полностью  истребить
целый  съетч?  Наверняка  ведь  кто  то  спасся.  Обитатели  съетча  редко
оказывались дома все вместе. Кто-то блуждал по пустыне, двигался в города.
     Со смиренным вздохом Лито убрал свой бинокль. Он скользнул в укромное
место дюны, со сверх предосторожностями закрылся в свой стилтент  и  замел
все следы своего пребывания, готовясь переждать жаркие часы. Вялые ручейки
усталости струились по его телу, и он закрылся во тьму. Большую часть  дня
он провел в потном  и  тесном  стилтенте,  подремывая,  воображая  ошибки,
которые он мог бы совершить. Сны его были  защитными,  но  не  могло  быть
самозащиты в том испытании, которое выбрали они с Ганимой. Неудача  сожжет
их души. Он ел спайсовое печенье и спал, просыпался поесть опять,  попить,
и возвращался в сон.  Долгим  было  путешествие  к  этому  месту,  суровая
нагрузка для детских мускулов.
     К вечеру он проснулся посвежевшим, прислушался  -  нет  ли  признаков
жизни. Выбрался из своего песчаного савана. Пыль высоко в  небе  летела  в
одном направлении, но песок обжигал его щеку с другого -  верные  признаки
идущей перемены погоды. Он ощутил приближение бури.
     Он осторожно выбрался на гребень дюны, опять поглядел  на  загадочные
скалы. Воздух  между  ним  и  скалами  был  желт.  Приметы  говорили,  что
надвигается буря Кориолис, ветер, несущий смерть в своем животе.  Огромная
простыня гонимого ветром песка растянется, возможно, свыше чем  на  четыре
градуса широты. Заброшенная пустота гипсового подпола обрела теперь желтый
оттенок, отражая облака пыли.  Лито  обволокло  обманчиво  мирным  веером.
Затем свет угас и пала ночь - быстро приходящая ночь  внутренней  пустыни.
Скалы предстали угловатыми вершинами, посеребренными светом  Первой  Луны.
Он ощутил, как в кожу его впиваются песчаные колючки. Раскат сухого  грома
прозвучал эхом отдаленных барабанов и, в пространстве между лунным  светом
и тьмой, он заметил внезапное движение:  летучие  мыши.  Ему  слышны  были
колыхание их крылышек, их тонкие попискивания.
     ЛЕТУЧИЕ МЫШИ.
     Случайно или намеренно, это место внушало  мысль  о  заброшенности  и
запустении.  Это,   должно   быть,   и   есть   полулегендарная   твердыня
контрабандистов: Фондак. А если не Фондак? Если табу все еще  действует  и
это - лишь призрачная мертвая оболочка Джакуруту?
     Лито скорчился на подветренной стороне дюны,  дожидаясь  ночи,  чтобы
приноровиться и  вписаться  потом  в  ее  собственные  ритмы.  Терпение  и
осторожность - осторожность и терпение. Некоторое  время  он  развлекался,
припоминая маршрут Чосера из Лондона в Кентербери -  перечисляя  места  от
Сауфмарка: две мили до оазиса Св.Томаса, пять  миль  до  Дептфорда,  шесть
миль до Гринвича, тридцать миль до Рочестера, сорок миль до  Ситтингбурна,
пятьдесят миль до Баутона под Блином, пятьдесят восемь миль до  Харблдауна
и шестьдесят миль до Кентербери. Сознание, что немногие в его мире  помнят
Чосера или знают какой-либо Лондон кроме поселения на Гансириде,  вызывало
в нем  воодушевляющее  чувство  неподвластного  времени  бакена.  Св.Томас
сохранился в Оранжевой Католической Библии и в Книге Азхара, но Кентербери
исчезло  из  людской  памяти,  точно  так  же,  как  и  планета,  где  оно
находилось. Такова ноша его воспоминаний, всех тех  жизней,  что  угрожают
его поглотить. Некогда он совершил эту поездку в Кентербери.
     Однако, нынешнее его путешествие было длиннее и опаснее.
     Вскоре он прокрался через гребень  дюны  и  направился  к  освещенным
луной скалам. Он сливался с тенями, быстро проскальзывал через гребни,  не
издавал ни звука, способного дать знать о его присутствии.
     Пыль исчезла, как это частенько  бывало  перед  бурей,  и  ночь  была
великолепной. Сейчас,  в  отличие  от  недвижного  дня,  он  слышал,  как,
приближаясь к скалам, маленькие создания суетятся во тьме.
     В низине  между  двумя  дюнами  он  наткнулся  на  семейство  джебоа,
бросившееся от него врассыпную. Он  перемахнул  через  следующий  гребень,
соленая встревоженность пронизывала его эмоции. Та расселина, что он видел
- это ли  вход?  Были  и  другие  заботы:  съетчи  прежних  времен  всегда
охранялись ловушками -  отравленные  шипы  в  ямах,  отравленные  иглы  на
растениях. На ум ему лезло старое выражение  Свободных:  "слухом  мыслящая
ночь". И он прислушивался к малейшему звуку.
     Теперь  серые  скалы  возвышались  над  ним,  став  гигантскими   при
приближении. Прислушиваясь, он услышал на этой круче невидимых птиц, тихий
звук крылатой добычи для хищников. Голоса принадлежали дневным птицам,  но
раздавались ночью. Что так круто поменяло их образ жизни? Людские хищники?
     Лито резко замолк. Над  утесом  светил  огонь  -  танец  мерцающих  и
загадочных драгоценностей на фоне черного газа ночи, вид того сигнала, что
может подаваться из съетча странствующим по бледу. Кто же обитатели  этого
места? Он прокрался вперед, к глубочайшим теням у подножия кручи,  пошарил
по камню рукой, двинулся на ощупь в расселину, виденную им днем. Нашел  он
ее при восьмом шаге, вытащил из фремкита пескошноркель и потыкал во  тьму.
Когда он сдвинулся, что-то тугое и вяжущее упало  на  его  плечи  и  руки,
сковав его.
     КАПКАННАЯ ЛОЗА!
     Он удержался от порыва начать бороться, лоза бы от этого только  туже
затянулась. Он уронил  шноркель,  изогнул  пальцы  правой  руки,  стараясь
добраться до ножа на поясе. До чего же он показал себя несмышленым -  надо
было с расстояния швырнуть что-нибудь в эту расселину, проверить,  нет  ли
опасностей во тьме. Его ум был слишком занят светом над кручей.
     От каждого  движения  лоза  все  туже  затягивалась,  но  его  пальцы
коснулись наконец рукояти ножа. Он осторожно охватил рукой рукоять,  начал
вытаскивать нож.
     Его окутал слепящий свет, сковавший его движения.
     - А, славная добыча в наших сетях, - густой мужской голос позади Лито
показался ему чем-то смутно знакомым. Лито  попробовал  повернуть  голову,
отдавая себе отчет, что лоза просто  раздавит  его  тело,  если  он  будет
двигаться слишком вольно.
     Рука забрала его нож, прежде чем он успел увидеть пленившего его.  Та
же рука со знанием дела обыскала его  сверху  донизу,  вытащила  маленькие
приспособленьица, которые он и Ганима  носили  ради  того,  чтобы  выжить.
Ничто не ускользнуло от обыскивавшего, даже удавка из шигавира, спрятанная
в волосах.
     Лито так его и не видел.
     Пальцы что-то сделали с лозой, и Лито обнаружил, что может  вздохнуть
свободней, затем мужчина сказал:
     - Не сопротивляйся, Лито Атридес. Твоя вода - в моей чаше.
     С огромным усилием сохранив спокойствие, Лито спросил:
     - Ты знаешь мое имя?
     - Разумеется? Когда кто-то попадает в ловушку, то это  ради  чего-то.
Он у нас уже намеченная жертва, разве нет?
     Лито промолчал, но мысли его закружились вихрем.
     - Подозреваешь предательство? - сказал густой голос.  Руки  повернули
Лито, мягко, но с явной демонстрацией силы. Взрослый показывал ребенку, за
кем превосходство.
     Лито посмотрел туда, где полыхали два переносных светильника,  увидел
черные обводы закрытого маской стилсьюта лица, капюшон.  Когда  глаза  его
привыкли после темноты, он увидел темную полоску  кожи,  глубоко  запавшие
глаза потребителя меланжа.
     - Ты удивляешься, почему мы подняли всю эту суету, -  голос  мужчины,
исходивший из закрытой нижней  части  лица,  как-то  занятно  приглушался,
словно мужчина старался скрыть свой выговор.
     - Я давно  перестал  удивляться  количеству  людей,  желающих  смерти
близнецов Атридесов, - ответил Лито. - Причины очевидны.
     Пока Лито это произносил, его ум кидался на неизвестное как на прутья
клетки, яростно добиваясь ответов. Ловушка именно на него? Кто знал, кроме
Ганимы? Невозможно! Ганима бы не предала собственного брата. Тогда кто-то,
достаточно хорошо его знавший, чтобы предугадать его  действия?  Кто?  Его
бабушка? Откуда ей суметь?
     - Тебе нельзя было позволить и дальше продолжать в  том  же  духе,  -
сказал мужчина. - Очень плохо! Перед тем, как взойти на  трон,  тебе  надо
получить образование, - глаза без белков неподвижно посмотрели на Лито.  -
Ты удивляешься, как  кто-то  осмеливается  браться  за  образование  такой
персоны, как ты? Как ты, со знанием множества обитающих в твоей памяти!  В
том-то и дело, видишь ли! Ты считаешь себя образованным, но ты лишь  склеп
мертвых жизней. У тебя еще нет твоей собственной жизни. Ты - лишь  ходячая
перенасыщенность другими, всеми, у которых одна цель - искать  смерти.  Не
годится правителю искать смерти. Ты все устелешь трупами вокруг себя. Твой
отец, например, никогда не понимал...
     - Ты осмеливаешься говорить о нем в таком тоне?
     - Много раз я на это осмеливался. В конце концов,  он  был  лишь  Пол
Атридес. Ладно, мальчик, добро пожаловать в свою школу.
     Мужчина высвободил руку из-под плаща, коснулся щеки Лито. Лито ощутил
толчок и его понесло куда-то во тьму, в которой развевался  зеленый  флаг.
Это было зеленое знамя Атридесов с его символами дня  и  ночи,  с  древком
Дюны, скрывавшим трубку с водой. Теряя сознание, он слышал журчание  воды.
Или это кто-то хихикнул?



                                    36

                     МЫ  все  еще  можем   вспоминать   золотые   дни   до
                Хайзенберга,  показавшего  людям  стены,   окружающие   их
                предопределенные доводы. Жизни  внутри  меня  находят  это
                забавным. Знание, видите ли, бесполезно,  если  бесцельно,
                но цель - это и есть то, что возводит окружающие стены.
                                               Лито Атридес II. Его Голос.

     Алия жестко разговаривала со стражами, стоявшими  перед  ней  в  фойе
Храма. Их было девять, в пыльных зеленых мундирах пригородного патруля,  и
все они еще не могли отдышаться и обливались  потом  от  напряжения.  Свет
позднего полдня  проникал  в  дверь  за  ними.  Площадь  была  очищена  от
пилигримов.
     - Итак, мои приказы ничего для вас не значат? - вопросила она.
     И она удивилась собственному  гневу,  не  пытаясь  его  сдержать,  но
выплескивая его наружу. Тело ее трепетало от напряжения многих  событий  -
как с цепи  всех  разом  сорвавшихся.  Айдахо  исчез...  леди  Джессика...
никаких сообщений... Только слухи, что она на  Салузе.  Почему  Айдахо  не
подал весточки? Что он совершил? Узнал ли он наконец о Джавиде?
     На Алии было желтое одеяние - цвет Арракинского траура, цвет палящего
солнца Свободных. Через несколько минут она возглавит вторую  и  последнюю
погребальную процессию к Старому ущелью, чтобы установить там мемориальный
камень  по  ее  пропавшему  племяннику.  Работа  будет  завершена   ночью,
подходящие почести тому, кому предназначено было править Свободными.
     Жреческая стража вроде бы встретила ее гнев даже с вызовом, и уже без
всякого стыда. Они стояли перед ней, очерченные тающим светом. Запах  пота
легко проникал сквозь легкие и неэффективные стилсьюты горожан. Их  глава,
высокий светловолосый Каза, с символами бурки - символами  семьи  Каделам,
убрал в сторону маску стилсьюта, чтобы говорить яснее. Голос его был полон
гордыни, которой и следовало ожидать от отпрыска семьи, некогда  правившей
съетчем Табр.
     - Разумеется, мы постарались его схватить!
     Он явно был выведен из себя ее нападением:
     - Он богохульствует!  Мы  знаем  твои  приказы,  но  мы  слышали  его
собственными ушами!
     - И не сумели его схватить, -  тихим  и  обвиняющим  голосом  сказала
Алия.
     Одна из стражей, невысокая молодая женщина, попробовала защититься:
     - Там была густая толпа! Клянусь, люди  нам  намеренно  встревали  на
пути!
     - Мы до него доберемся, - сказал Каделам. - Не вечно же  нам  терпеть
неудачу.
     Алия нахмурилась.
     - Вы что, не понимаете меня и мне не повинуетесь?
     - Миледи, мы...
     - Что ты сделаешь, Каделам, если схватишь его и обнаружишь, что он  и
в самом деле мой брат?
     Он явно не уловил оттенков интонации в ее вопросе,  хотя  не  мог  он
стать   жреческим   стражем,   не   имея    достаточно    образования    и
сообразительности,  чтобы  соответствовать   своей   работе.   Он   желает
пожертвовать собой?
     Стражник сглотнул и сказал:
     - Мы сами должны убить его, поскольку он сеет смуту.
     Остальные воззрились на него с ужасом, отвращением - и все с таким же
непокорством. Они понимали, что именно они слышали.
     - Он призывает племена сплотиться против тебя, - сказал Каделам.
     Алия теперь понимала, как его укротить.  Она  сказала  спокойно  и  с
будничной деловитостью:
     - Понимаю. Что ж, если ты должен пожертвовать  собой  таким  образом,
открыто его настигнув, чтобы все видели, кто ты такой и что  ты  сделал  -
наверно, ты и вправду должен, как я понимаю.
     - Пожертвовать со... - он осекся, поглядел  на  товарищей.  Как  Каза
отряда, его назначенный руководитель, он имел право говорить  за  них,  но
тут он проявил признаки того, что предпочел бы промолчать.  Другие  стражи
неуютно заерзали. В пылу преследования, они открыто  пренебрегли  приказом
Алии.  Можно  было  только  размышлять  над  тем,  чем   обернется   такое
неповиновение "Чреву Небесному". После того, как  они  явно  почувствовали
себя неуютно, между ними и их Казой образовалось небольшое расстояние.
     - Ради блага Церкви,  наша  официальная  реакция  должна  будет  быть
сурова, - сказала Алия. - Ты понимаешь, о чем я говорю?
     - Но он...
     - Я сама его слышала, - сказала она. - Но это особый случай.
     - Он не может быть Муад Дибом, миледи!
     "Как же мало ты знаешь!" подумала она. И сказала:
     - Нам нельзя рисковать, захватывая его на людях,  где  другие  смогут
увидеть причиненный ему вред.  Если  предоставится  другая  возможность  -
тогда конечно.
     - Он все эти дни непрестанно окружен толпой!
     - Тогда,  я  боюсь,  мы  должны  быть  терпеливы.  Конечно,  если  ты
настаиваешь на неповиновении мне... - она оборвала фразу, предоставив  ему
из воздуха выловить недосказанное о последствиях -  но  он  хорошо  понял.
Каделам был честолюбив, перед ним открывалась блестящая карьера.
     - Мы не имели в виду явить себя  непокорными,  миледи,  -  он  теперь
овладел собой. - Мы действовали поспешно - теперь  я  это  вижу.  Простите
нас, но он...
     - Ничего не произошло - нечего прощать,  -  ответила  она,  пользуясь
принятой формулой Свободных: одним из многих способов, при помощи которого
племя поддерживало мир в своих рядах, и этот Каделам еще достаточно  имеет
от Старого Свободного, чтобы это помнить. В его семье  -  долгая  традиция
править. Вина - это тот хлыст  наиба,  которым  надо  пользоваться  скупо.
Свободные служат лучше, когда избавлены от вины и упреков.
     Он показал, что осознает ее приговор, склонив голову и сказав:
     - Ради блага племени - я понимаю.
     - Идите и освежитесь, -  сказала  она.  -  Процессия  начнется  через
несколько минут.
     - Да, миледи, - и они заспешили прочь, каждое их движение выдавало, с
каким облегчением они уходят.
     Внутри Алии пророкотал бас:
     "Ага! Ты донельзя искусно с этим справилась. Один-двое из них до  сих
пор верят, что ты хочешь смерти Проповедника. Они найдут способ".
     "Заткнись! - прошипела она. - Заткнись! Мне бы никогда не следовало к
тебе прислушиваться. Смотри, что ты натворил..."
     "Направил тебя на путь безнравственности", - ответил бас.
     Она ощутила как этот голос откликается в ее черепе отдаленной  болью,
подумала: "Где мне спрятаться? Мне некуда идти!"
     "Нож Ганимы остр, - сказал Барон. - Помни это".
     Алия моргнула. Да, это то, что стоит помнить. Нож Ганимы остр. Может,
этот нож еще избавит их от нынешних затруднений.



                                    37

                     Веря неким словам, ты веришь  а  их  скрытые  доводы.
                Веря, что нечто правильно или неверно, правдиво или лживо,
                ты  веришь  в   предположения,   заключенные   в   словах,
                выражающих эти доводы.  Такие  предположения  часто  полны
                пробелов, но для убежденных пребывают драгоценнейшими.
                    Доказательство с открытым концом. Паноплиа Профетикус.

     Ум Лито плавал в  густейшем  настое  запахов.  Он  распознал  тяжелый
коричный запах меланжа, застоявшийся пот работающих тел,  едкий  запах  из
сборника воды мертвых со снятой крышкой, пыль  многих  видов  -  кремневая
преобладала. Запахи образовывали шлейф через пески грез, творили  туманные
формы в мертвой  стране.  Он  знал,  что  эти  запахи  должны  что-то  ему
поведать, но часть его еще не могла слушать.
     Мысли призраками проплывали в его мозгу: "В данное время у  меня  нет
законченных черт - я весь состою из предков. Солнце, опускающееся в  песок
- это солнце, опускающееся в мою душу. Некогда это множество  внутри  меня
было  великим,  но  с  этим  кончено.  Я  -  Свободный,  и  приму  наконец
Свободного. Золотая тропа  кончилась,  не  начавшись.  Ничего  нет,  кроме
заметаемого ветром следа. Мы, Свободные, знали все  уловки,  чтобы  скрыть
себя - не оставляли ни экскрементов, ни воды, ни следов... Смотри  теперь,
как тает мой след".
     Мужской голос повторял у его уха: "Я мог бы убить  тебя,  Атридес.  Я
мог бы убить тебя, Атридес". Это повторялось снова и снова, пока  потеряло
значения, не стало чем-то  вроде  бессловесного  заклинания,  запавшего  в
дремоту Лито: "Я мог бы убить тебя, Атридес".
     Лито прокашлялся - и ощутил,  как  потрясла  его  чувства  реальность
этого простого действия. Его пересохшее горло сумело выдавить:
     - Кто?..
     Голос рядом с ним сказал:
     - Я - образованный Свободный, и я убивал уже. Вы забрали наших богов,
Атридесы. Что нам печься о вашем вонючем Муад Дибе? Ваш бог мертв!
     Настоящий это голос урабы или еще один кусок  его  сна?  Лито  открыл
глаза, обнаружил, что лежит несвязанным на жесткой кровати.  Он  посмотрел
вверх - на камень, на тусклые глоуглобы, на лицо  без  маски,  разглядывая
его так близко, что он ощущал, как пахнет дыхание  человека  обычной  едой
съетчей. Лицо - Свободного: не  могло  быть  ошибки  насчет  темной  кожи,
резких черт и обезвоженной плоти. Это был не упитанный горожанин. Это  был
Свободный пустыни.
     - Я - Намри, отец Джавида, - сказал Свободный.  -  Теперь  ты  знаешь
меня, Атридес?
     - Я знаю Джавида, - сипло проговорил Лито.
     - Да, твоя семья хорошо знает моего сына. Я им горжусь. Возможно, вы,
Атридесы, скоро узнайте его еще лучше.
     - Что...
     - Я - один из твоих школьных наставников, Атридес. У меня только одна
задача: я - тот, кто мог бы тебя убить. Я бы с радостью это сделал. В этой
школе, окончить успешно - означает жить, провалиться - означает попасть  в
мои руки.
     В его  голосе  Лито  услышал  неумолимую  искренность.  Его  пробрало
морозом. Это - Гом Джаббар в человечьем обличьи,  высокомерный  враг,  для
испытания его права на вход в человеческое сообщество. Лито ощутил в  этом
руку своей бабушки, а за ней - безликие массы Бене Джессерит. Его скорчило
при этой мысли.
     -  Твое  образование  начинается  с  меня,  -  сказал  Намри,  -  это
справедливо. Это соответствующе. Потому что на мне оно может и  кончиться.
Теперь слушай меня внимательно. Каждое мое слово несет в себе  жизнь.  Все
во мне несет смерть.
     Лито стрельнул глазами по комнате: каменные стены, голо - только  его
кровать, тусклые глоуглобы и темный проход позади Намри.
     - Мимо меня не проскочишь, - сказал Намри. И Лито ему поверил.
     - Зачем ты это делаешь? - подумал Лито.
     - Это уже объяснено. Подумай, какие замыслы в твоей голове! Ты здесь,
а в состояние настоящего нельзя вставить будущее. Несочетаема эта  пара  -
"теперь" и "в будущем". Но если ты доподлинно узнаешь свое  прошлое,  если
ты посмотришь вспять и увидишь, где ты  побывал,  то,  может  быть,  опять
найдешь в нем разумное. Если нет - это будет твоя смерть.
     Лито отметил, что в голосе Намри нет злобы, но, при всем  том  звучит
он твердо - обещание смерти сдержит.
     Намри повернулся на каблуках, посмотрел в каменный потолок.
     - Во время оно Свободные встречали зарю, обратясь  лицом  на  восток.
Эос, знакомо? "Заря" - на одном из старых языков.
     - Я говорю на этом языке, - с горькой гордостью ответил Лито.
     - Значит, ты меня не слушал, - сказал Намри, и лезвие ножа было в его
голосе. - Ночь была временем хаоса. День был  временем  порядка.  Вот  как
было во времена того языка, на ковром, по твоим словам ты говоришь: тьма -
беспорядок, свет - порядок. Мы, Свободные, изменили это. Эос стал  светом,
которому мы не доверяли. Мы предпочли свет луны или звезд. Свет  обозначал
слишком много порядка, и это могло быть гибельным. Видишь, что сделали вы,
Атридесы - Эос? Человек - творение лишь того света, который его  защищает.
На Дюне, солнце было нашим врагом, - Намри опустил взгляд на Лито. - Какой
свет ты предпочитаешь, Атридес?
     По тому, как Намри приосанился, Лито почувствовал,  что  этот  вопрос
очень весом. Убьет ли его  этот  человек,  если  он  не  даст  правильного
ответа? Может. Лито видел, что рука Намри  спокойно  покоится  на  рукояти
крисножа. Кольцо в  виде  магической  черепахи  блеснуло  на  боевой  руке
Свободного.
     Лито легко присел на колени, перебирая в уме верования Свободных. Они
доверяли Закону и любили, когда его уроки преподносились в виде  аналогий,
эти старые Свободные. Свет луны?
     - Я предпочитаю... свет Лисану, Л'хакку,  -  сказал  Лито,  следя  за
Намри, чтобы уловить малейшую подсказку в его поведении.  Тот,  вроде  бы,
был разочарован, но его рука соскользнула с ножа. - Это свет правды,  свет
истинного  мужчины,  в  котором  ясно  видно  влияние  ал-Мутакаллима,   -
продолжил Лито. - Какой иной свет предпочтет человек?
     - Ты говоришь как цитирующий, а не как верующий, - проговорил Намри.
     Я и цитирую, - подумал Лито. Но начал ощущать  направленность  мыслей
Намри, как тот процеживает свои слова через давний навык старинной игры  в
загадки. В подготовку Свободных включались тысячи таких  загадок,  и  Лито
надо  было  лишь  обратиться  памятью  к  обычаям,  чтобы  примеры  начали
всплывать в его уме. Вопрос: "Молчание?". Ответ: "Друг преследуемого".
     Намри кивнул себе, как бы разделяя эту мысль, и сказал:
     - Есть пещера, являющаяся для Свободных пещерой жизни.  Взаправдашняя
пещера,  спрятанная  пустыней.  Шаи  Хулуд,  прапрадед   всех   Свободных,
запечатал эту пещеру. Об этом  мне  рассказывал  мой  дядя  Зиамад,  а  он
никогда не лгал мне. Есть такая пещера.
     Намри кончил говорить - и наступило вызывающее Лито молчание.  ПЕЩЕРА
ЖИЗНИ?
     - Мой дядя Стилгар тоже рассказывал мне  об  этой  пещере,  -  сказал
Лито. - Она запечатана, чтобы трусы не могли в ней прятаться.
     Отсвет глоуглоба промелькнул в затененных глазах Намри. Он спросил:
     - Вы бы, Атридесы, открыли эту пещеру? Вы стремитесь управлять жизнью
через  духовенство:  ваше  централизованное  духовенство  для  информации,
Оквафа и Хаджжа. Уполномоченный  Маулана  называется  Козар.  Он  проделал
долгий путь от истоков своей семьи  в  соляных  копях  Ниази.  Скажи  мне,
Атридес, что не так с вашим духовенством?
     Лито выпрямился, отдавая себе отчет, насколько полно он втянут в  эту
игру в загадки с Намри, и  что  ставка  -  смерть.  Все  в  этом  человеке
показывало, что при первом  же  неправильном  ответе  он  использует  свой
криснож.
     Намри, увидя в Лито это понимание, сказал:
     - Верь мне, Атридес. Я - сокрушитель мертвецов. Я - Железный Молот.
     Теперь Лито понял. Намри виделся себе Мирзабахом,  Железным  Молотом,
которым побивают тех мертвых, которые не  могут  дать  удовлетворительного
ответа на вопросы, на которые они обязаны ответить при входе в рай. Что не
так с централизованным духовенством, созданным Алией и ее жрецами?
     Лито подумал о том, как  он  ушел  в  пустыню,  и  к  нему  вернулась
маленькая надежда, что Золотая тропа может еще появиться в его мире. Намри
подразумевал в своем вопросе нечто большее, а не то,  какой  мотив  погнал
собственного сына Муад Диба в пустыню.
     - Только Господу принадлежит указывать путь, - сказал Лито.
     У Намри дернулся подбородок и он впился в Лито колючим взглядом:
     - Может ли быть  правдой,  что  ты  действительно  в  это  веришь?  -
вопросил он.
     - Поэтому я и здесь, - ответил Лито.
     - Найти путь?
     - Найти его для самого себя, - Лито свесил ноги с кровати. Непокрытый
коврами  каменный  пол  был  холоден.  -  Жрецы  создали   свою   духовную
организацию, чтобы спрятать путь.
     - Ты говоришь, как неподдельный мятежник,  -  сказал  Намри  и  потер
кольцо-черепаху на своем пальце. - Посмотрим. Еще раз внимательно  слушай.
Ты знаешь высокую Защитную стену в Джалал-уд-Дине? Эта стена хранит  знаки
мой семьи, высеченные там в первые дни. Джавид, мой сын, видел эти  знаки.
Абеди Джалал, мой племянник, видел эти знаки.  Муджахид  Шафкват  из  Тех,
Других, он тоже их видел. В сезон бурь под Суккаром,  я  проходил  с  моим
другом Якупом Абадом возле этого места. Ветры были опаляюще горячи, как те
вихри, от которых мы  научились  нашим  танцам.  У  нас  не  было  времени
взглянуть на знаки, потому что  буря  загородила  дорогу.  Но  когда  буря
миновала, нам было видение.  Факты  над  взвеянным  песком.  На  мгновение
показалось лицо Шакир  Али,  взирающего  сверху  на  свой  город  гробниц.
Видение исчезло через краткий миг,  но  мы  все  его  видели.  Скажи  мне,
Атридес, где могу я найти город гробниц?
     Вихри, от которых мы научились нашим танцам, подумал  Лито.  "Видение
Фатты и Шакир Али".Это были слова Скитальца Дзэнсунни - одного из тех, кто
почитал себя единственными настоящими мужчинами пустыни.
     "И у Свободных нет гробниц".
     - Город гробниц в конце той тропы, которой следуют все люди, - сказал
Лито. И процитировал представление Дзэнсунни о рае:  "Это  сад  на  тысячу
шагов в охвате. Чудесный коридор служит входом в него, в  двести  тридцать
три шага в длину и в сотню шагов в ширину,  весь  вымощенный  мрамором  из
древнего Яйпура. Там обитает ар-Раззак, дающий пищу, всем  жаждущим.  И  в
Судный День, все, кто встанет и будет искать этот город гробниц, не найдет
его. Поскольку писано: то, что ты знаешь в одном мире,  ты  не  найдешь  в
другом".
     - И опять ты цитируешь без веры, - насмешливо скривился Намри. -  Но,
пока что, я приму это, потому что, по-моему, ты знаешь, зачем ты здесь,  -
холодная улыбка тронула его губы. - Я даю тебе УСЛОВНОЕ будущее, Атридес.
     Лито напряженно приглядывался к Намри. Не еще ли один  это  вопрос  -
замаскированный?
     - Хорошо, - сказал Намри. - Твой разум был уже подготовлен.  Я  убрал
шипы. Ладно, еще один вопрос. Ты слышал, что в  городах  далекого  Кадриша
имитируют стилсьюты?
     Пока Намри ждал, Лито вопрошал свой  ум,  нет  ли  и  здесь  скрытого
значения. "Имитация стилсьютов? Их носят на многих планетах". И он сказал:
     - Кадриш? Пусть расфуфыриваются, как хотят, это давно  известно,  уже
набило оскомину. Умные животные сливаются с фоном.
     Намри медленно кивнул и сказал:
     - Тот, кто тебя поймал и  доставил  сюда,  скоро  тебя  навестит.  Не
пытайся покинуть это место. Это станет твоей смертью.
     Встав при этих словах, Намри вышел и исчез в темном проходе.
     Долгое время после того, как он ушел, Лито вглядывался в проход.  Ему
слышны были звуки за пределами его помещения,  тихие  голоса  стоявших  на
страже. В уме Лито держалась история Намри о видении-мираже.  Далеко  надо
было добираться по пустыне  до  того  места.  Теперь  не  имеет  значения,
Джакуруту это или нет. Намри -  не  контрабандист.  Он  -  кто-то  намного
могущественней.  И  от  игры,  в  которую  играл  Намри,  попахивало  леди
Джессикой - явный душок Бене Джессерит. Поняв это, Лито  почуял  опасность
со всех сторон. Но темный проход, в который ушел Намри,  был  единственным
выходом из комнаты. И за проходом был незнакомый  съетч  -  а  за  съетчем
пустыня. Жесткая суровость пустыни, ее упорядоченный  хаос  с  миражами  и
песчаными дюнами, виделись Лито частью ловушки, в которую он попал. Он мог
бы пересечь пустыню опять - но куда приведет его бегство? Мысль  эта  была
как стоячая вода. Она не утолит его жажду.



                                    38

                     Представление Времени текущим в одном направлении,  в
                котором пребывает погруженным обыденный  ум;  дает  оценку
                всего  происходящего,  как  последовательную   фиксируемую
                словами схему. Эта ловушка ума порождает очень  близорукие
                концепции воздействия и последствий, постоянное  состояние
                непланируемых реакций на кризисы.
                                        Льет-Кайнз. Арракинские конспекты.

     "Слова  и  движения  одновременно",  -  напомнила  себе  Джессика   и
направила мысли на необходимые умственные приготовления к близкой встрече.
     Это было вскоре после завтрака, золотое  солнце  Салузы  Второй  едва
начинало касаться дальней стены закрытого сада  в  ее  окне.  Оделась  она
вдумчиво: черное облачение с капюшоном Преподобной Матери, но на облачении
- окаймляющие манжеты и края гербы Атридесов,  вышитые  золотом.  Джессика
осторожно оправила складки своего платья, повернулась спиной к окну, держа
левую руку на талии, чтобы ясно был виден ястребиный мотив гербов.
     Фарадин заметил гербы Атридесов, отпустил, войдя, замечание, по этому
поводу, но не показал ни гнева, ни удивления.  Джессика  заметила  оттенок
добродушного  юмора  в  его  голосе  и  подивилась  этому.   Как   она   и
предполагала, он  оделся  в  серое  трико.  Он  сел  на  предложенный  ему
Джессикой низкий зеленый диван, расслабился, рука под голову.
     "Почему я ей доверяю?" - недоумевал он. - "Ведь это  же  ведьма  Бене
Джессерит!"
     Джессика,  увидевшая  контраст  между  его  расслабленной   позой   и
выражением его лица, угадала его мысль, улыбнулась и сказала:
     - Ты доверяешь мне, потому что знаешь, что  наша  сделка  выгодна,  и
хочешь того, чему я могу тебя научить.
     Увидев, как хмурая тень скользнула по его лбу, она махнула левой  ой,
чтобы его успокоить:
     - Нет, я не читаю мыслей. Я читаю по лицу, по телу, по манерам,  тону
голоса, положению рук. Это может всякий, освоивший Путь Бене Джессерит.
     - И ты будешь меня учить?
     - Я уверена, ты штудировал отчеты о нас. Есть в них где нибудь, чтобы
мы не выполнили прямо обещанного?
     - Нигде нет, но...
     - Частично, мы до сих пор существуем благодаря тому полному  доверию,
которое люди могут испытывать к нашей правдивости. Это неизменно.
     - Нахожу это разумным, - сказал он. - Мне не терпится начать.
     - Удивительно, как это ты никогда не обращался  к  Бене  Джессерит  с
просьбой о наставнице, - сказала она. - Они бы ухватились  за  возможность
сделать тебя своим должником.
     - Моя мать и слушать не желала, когда я  упрашивал  ее  об  этом.  Но
теперь... - он пожал плечами, красноречивый довод за изгнание  Вэнсики.  -
Не начать ли нам?
     - Лучше было бы начать,  когда  ты  был  намного  моложе,  -  сказала
Джессика. - Теперь тебе будет трудней, да и  времени  понадобится  намного
больше. Ты должен будешь начать с обучения  терпению,  крайнему  терпению.
Молюсь, чтобы ты не счел это слишком высокой ценой.
     - Не за ту награду, что ты предлагаешь.
     В его голосе  она  услышала  искренность,  настойчивость  ожиданий  и
оттенок благоговейного страха. Подходяще, есть откуда начать.
     - Тогда, искусство терпения, - сказала  она.  -  Начнем  с  некоторых
элементарных упражнений прана и бинду для руки ног и  для  дыхания.  Кисти
рук и пальцы оставим на потом. Ты готов?
     Ока опустилась на табуретку лицом к нему.
     Фарадин кивнул, силой сохранив на  лице  ожидающее  выражение,  чтобы
скрыть внезапный признак страха. Тайканик предостерегал  его,  что  должна
быть какая-то хитрость за предложением леди  Джессики,  что-то,  затеянное
Сестрами. "Нельзя верить, что она их покинула, или что они  покинули  ее".
Фарадин прервал этот довод вспышкой гнева, о которой  немедленно  пожалел.
Его  эмоциональная   реакция   заставила   его   быстрее   согласиться   с
предостережениями Тайканика.
     Фарадин посмотрел на углы комнаты, на тонкое поблескивание самоцветов
под нишами сводов.  Все  эти  мерцающие  штучки  на  самом  деле  не  были
самоцветами - все, происходящее в этой комнате, должно  быть  записано,  и
надо будет собранно и вдумчиво пересмотреть каждый  нюанс,  каждое  слово,
каждое движение.
     Джессика улыбнулась, увидя направление его взгляда, но не выдала, что
понимает, куда отвлеклось его внимание.
     - Чтобы научиться терпению на Пути Бене Джессерит, - сказала  она,  -
ты должен начать с распознания сущностной, животной нестабильности  нашего
мироздания. - Мы называем природу - имея в виду все ее проявления,  вместе
взятые - Крайней Не-Абсолютностью. Чтобы освободить свое зрение  и  суметь
распознать эту заданность изменчивости путей природы,  вытяни  руки  перед
собой. Посмотри на свои вытянутые руки, сперва на ладони, затем на тыльные
стороны. Рассмотри свои пальцы, сверху и снизу. Выполняй.
     Фарадин повиновался, но чувствовал себя глупо. Это ж его  собственные
руки. Он их знает.
     - Вообрази, что твои руки стареют, - сказала Джессика. -  Что  они  у
тебя на глазах становятся  все  более  и  более  старческими.  Очень-очень
старыми. Заметь, как суха кожа.
     - Мои руки не меняются,  -  сказал  он.  Он  уже  ощущал  дрожание  в
мускулах предплечий.
     - Продолжай смотреть на свои руки. Сделай их старыми, такими старыми,
как только можешь вообразить. На это может потребоваться время. Но,  когда
ты увидишь, что они состарились, обрати процесс вспять. Сделай их юными  -
такими  юными,  как  только  сможешь.  Превращай  их  по  своей  воле   из
младенческих в старческие, и так снова и снова, туда и обратно.
     - Они не меняются! - запротестовал он. У него ныли плечи.
     - Если ты потребуешь этого от своих чувств, твои  руки  изменятся,  -
сказала она. - Сосредоточься на созерцании того  потока  времени,  который
тебе нужен: от младенчества к старости, от старости  к  младенчеству.  Это
может занять у тебя часы, дни, месяцы. Но это достижимо.  Обращая  туда  и
обратно зги  изменения,  ты  научишься  видеть  любую  систему  как  нечто
вращающееся в относительной стабильности... только относительной.
     - Я думал, я учусь терпению, - сказал он. В его голосе  она  услышала
гнев, на грани разочарования.
     - И относительной стабильности, - сказала  она.  -  Это  перспектива,
которую создаешь через собственную веру, а верой можно манипулировать  при
помощи  воображения.  Ты  обучен  пока  лишь  ограниченному   взгляду   на
мироздание. Теперь ты должен создать мироздание, тобой самим творимое. Это
позволит тебе взнуздывать любую  относительного  стабильность  ради  твоих
собственных целей, для любых целей, на которые ты  будешь  способен  своим
воображением.
     - Сколько, ты сказала, на это требуется времени?
     - Терпение, - напомнила она ему.
     Невольная улыбка тронула его губы. Его глаза перешли на Джессику.
     - Гляди на свои руки! - резко приказала она.
     Улыбка  исчезла.  Взгляд  его,   переметнувшись   назад,   застыл   в
сосредоточенности на вытянутых руках...
     - Что мне делать, когда мои руки устанут? - спросил он.
     - Прекрати разговаривать и сосредоточься, - сказала она.  -  Если  ты
устанешь, остановись. Вернемся к этому после  нескольких  минут  отдыха  и
упражнений. Ты должен упорствовать в этом, пока не  преуспеешь.  На  твоем
нынешнем этапе это более важно, чем ты даже можешь себе представить. Выучи
этот урок - или других не последует.
     Фарадин глубоко вздохнул, пожевал губы, воззрился на  свои  руки.  Он
медленно ими ворочал - вверх ладонями,  вниз,  вверх,  вниз...  Его  плечи
дрожали от утомления. Вверх, вниз... Ничего не менялось.
     Джессика встала, подошла к единственной двери.
     - Куда ты идешь? - спросил он, не отрывая взгляда от рук.
     - У тебя это получится лучше, если  ты  останешься  один.  Я  вернусь
примерно через час. Терпение!
     - Я знаю!
     Она с мгновение  внимательно  на  него  смотрела.  Какой  же  у  него
собранный  вид.  С  щемящей  сердце  внезапностью  он   напомнил   ей   ее
собственного утраченного сына У нее вырвался вздох.
     - Когда я вернусь, - сказала она, - я дам тебе упражнения для  снятия
усталости с мускулов Посвяти этому время. Ты поразишься, когда  достигнешь
совместной работы твоего тела и твоих чувств.
     И она вышла.
     Вездесущие стражи двинулись на расстоянии трех шагов  за  ней,  когда
она направилась в холл. Их благоговение и страх были очевидными. Они  были
сардукарами, трижды предостереженными о ее отваге, воспитаны на истории  о
своем поражении от Свободных Арракиса. Эта ведьма была Преподобной Матерью
Свободных, Бене Джессерит и из рода Атридесов.
     Джессика, оглянувшись, увидела их строгие лица -  путевые  столбы  ее
замыслов. Она отвернулась, подходя в лестнице, спустилась по ней  и  через
короткий коридорчик вышла в сад под окнами.
     "Только бы теперь Данкан и Гурни справились со  своими  задачами",  -
подумала она, ощутив гравий аллейки под ногами и увидев  сочащийся  сквозь
зелень золотой свет.



                                    39

                     Ты  научишься  интеграционным  методам  коммуникации,
                когда завершишь следующую ступень образования ментата. Это
                - компонующая функция, которая покроет тропинки  данных  в
                твоем сознании, разрешит сложности и расставит  по  местам
                массы введенной по той ментатской технике индекс-каталога,
                которой ты уже овладел, информации.  Твоей  первоначальной
                проблемой станет преодоление  напряжений,  возникающих  из
                дивергентного  собрания   мелких   данных   по   отдельных
                предметам.  Остерегайся.  Без  все  покрывающей  ментатной
                интеграции ты можешь увязнуть в Проблеме Бабеля - ярлык  с
                помощью  которого  мы  обозначаем   вездесущие   опасности
                получения неправильных комбинаций из накопленных данных.
                                                  Карманная книга ментата.

     Звук трущихся друг о друга тканей искорками пробежал в сознании Лито,
пробуждая его. Лито удивился, обнаружив, что, даже не придя еще в себя, он
чутко определил, откуда именно доносится звук и в  чем  его  причина:  это
терся о грубую ткань занавеси плащ Свободного. Лито  повернулся  на  звук.
Тот  доносился  из  прохода,  где  несколько  минут  назад  исчез   Намри.
Повернувшись, Лито увидел, что входит его тюремщик -  тот  самый  человек,
который его захватил, с той же  самой  темной  полоской  кожи  над  маской
стилсьюта, с тем и же опаляющими глазами. Мужчина  поднял  руку  к  маске,
убрал из ноздрей влагосборную трубку,  опустил  маску  и  -  одновременным
движением - откинул капюшон. Даже еще не  заметив  шрама  от  инквайнового
хлыста на челюсти мужчины, Лито его узнал. Узнал с  полувзгляда  -  и  все
остальное стало лишь  второстепенными  подтверждающими  деталями.  Никакой
ошибки - этот округлый колобок, этот воин-трубадур - Гурни Хэллек!
     Лито стиснул руки в кулаки, на мгновение до глубины потрясенный  этим
узнаванием. Не  было  у  Атридесов  вассала  вернее.  Не  было  лучшего  в
поединках при включенном защитном поле. Он был  доверенным  наперсником  и
учителем Пола.
     И он был слугой леди Джессики.
     Все это и многое другое хлынуло в ум  Лито.  Его  тюремщик  -  Гурни.
Гурни и Намри - в заговоре между  собой.  И  за  всем  этим  -  рука  леди
Джессики.
     - Насколько мне известно, ты повидался с Намри, -  сказал  Хэллек.  -
Прошу  тебя,  верь   ему,   юный   милорд.   У   него   одна   функция   -
одна-единственная.  Он  тот,  кто  способен  тебя  убить,  коли  потребует
возникшая необходимость.
     Лито автоматически отозвался интонациями своего отца:
     - Итак, ты примкнул к моим врагам, Гурни! Никогда я не думал...
     - Не пробуй надо мной никаких своих дьявольских уловочек,  парень,  -
сказал Хэллек. -  Я  для  них  непроницаем.  Я  следую  приказаниям  твоей
бабушки. Твое образование распланировано  до  последней  мелочи.  Это  она
одобрила мой выбор Намри. То, что будет сейчас - каким бы болезненным  это
ни показалось - делается по ее приказу.
     - И каков ее приказ?
     Хэллек поднял руку из складок своей робы и показал шприц Свободных  -
примитивный,  но  действенный.  Его  прозрачная  трубочка  была  заполнена
голубой жидкостью.
     Лито, скорчась, отпрянул на своей койке, уткнулся в  стену.  Тут  как
раз вошел Намри, встал рядом с Хэллеком, держа руку  на  крисноже.  Вдвоем
они полностью перекрыли единственный выход.
     - Я вижу, ты узнал экстракт спайса, - сказал Хэллек. - Тебе предстоит
совершить ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕРВЯ, паренек. Ты должен через него пройти.  Иначе,
то, на что осмелился твой отец и на что не осмеливаешься ты, будет  гнести
тебя до скончания дней.
     Лито, не находя слов, безмолвно затряс головой. Это было то самое,  о
чем и он, и Ганима знали: это их одолеет. Гурни  -  невежественный  дурак!
Как может Джессика... Лито ощутил, как его память заняло присутствие отца.
Отец  оккупировал  его  ум,  стараясь  лишить   его   всякой   возможности
обороняться. Лито хотел закричать от негодования - не мог рта раскрыть. Но
это было то бессловесное, чего все  предрожденные  боялись  больше  всего.
Провидческий  транс,   чтение   непреложного   будущего,   со   всей   его
зафиксированностью и со всеми ужасами. Никак не могла  Джессика  назначить
подобное испытание собственному внуку. Но теперь и  она  появилась  в  его
мозгу, со своими доводами в пользу этого. Даже заклинание от страха начало
неотвязно и монотонно звучать в его мозгу: "Я не должен бояться.  Страх  -
убийца ума. Страх - маленькая смерть,  приносящая  полное  уничтожение.  Я
встречу мой страх лицом к лицу. Я позволю ему пройти через меня  и  сквозь
меня. И когда он уйдет..."
     С проклятием, древним еще в те времена, когда  Халдея  была  молодой,
Лито попробовал двинуться,  попробовал  прыгнуть  на  нависавших  над  ним
мужчин, но его мускулы отказались повиноваться. Лито увидел движение  руки
Хэллека и приближение шприца так, как будто уже находился в  трансе.  Свет
глоуглоба искорками отразился в голубой  жидкости.  Шприц  коснулся  левой
руки Лито. Его пронзила боль, по мускулам отдавшаяся в его голове.
     Лито вдруг увидел молодую женщину, сидящую на заре у  грубой  хижины.
Она   сидела   прямо   перед   ним,   поджаривая   кофейные    зерна    до
розовато-коричневого оценка, добавляя кардамон  и  меланж.  Где-то  позади
него запела старинная трехструнная скрипка. Музыка отдавалась и отдавалась
эхом, пока ее эхо не зазвенело в его голове. Она заполонила его тело, и он
почувствовал себя большим, очень большим, вовсе не ребенком. И его кожа не
была его собственной. Он узнал это ощущение! Тепло растеклось по его телу.
И так же резко, как пришло его первое видение, он увидел  себя  стоящим  в
темноте. Была  ночь,  звезды  дождем  раскаленных  угольков  сыпались  под
порывами ветра из сверкающего космоса.
     Часть его знала, что бежать некуда,  но  он  все  равно  до  тех  пор
пытался сопротивляться этому, пока не вмешался его отец-память: "Я  защищу
тебя во время транса. Другие внутри тебя не овладеют тобой".
     Лито был опрокинут ветром, ветер его покатил, засыпал песком и пылью,
иссекая  его  руки,  его  лицо,  обдирая  его  одежды,  полоща  в  воздухе
разорванными лохмотьями бесполезной теперь материи. Но Лито не  чувствовал
боли и видел, как порезы ветра заживают столь же быстро, как и появляются.
А его все  гнало  ветром.  И  его  кожа  не  была  его  собственной.  "Это
произойдет!" - подумал он.
     Но мысль эта была отдаленной и пришла, словно и не его собственная  -
не на самом деле его собственная, не более, чем кожи.
     Его поглотило видение.  Оно  разостлалось  стереологической  памятью,
разделявшей прошлое и настоящее, будущее и настоящее, будущее и прошлое. И
все разделенное сливалось  в  тройном  фокусе,  ощущаемом  им  многомерной
рельефной картой собственного будущего существования.
     Он подумал: "Время - мера  пространства,  точно  так  же,  как  мерой
пространства является дальномер, но измерение запирает нас  в  том  месте,
которое мы измеряем".
     Он ощутил, как транс  углубляется.  Пришло  это  усилием  внутреннего
сознания, впитанного его "я", словно губкой - с  последовавшим  ощущением,
что он изменяется. Это было живое Время,  и  ни  секунды  его  он  не  мог
удержать. Его затопили фрагменты памяти о прошлом и будущем - но были  они
как  встряхиваемый   калейдоскоп.   Взаиморасположение   их   менялось   в
непрерывном  танце.  Память  его  была  линзой,  освещающим   прожектором,
выхватывающим фрагменты, но навечно  неспособным  остановить  непрестанные
изменения и перестановки, заполонившие его взгляд.
     Через прожектор прошло то, что задумали они с Ганимой,  прошло  самым
главным и выделяющимся - но теперь это его  ужаснуло.  Реальность  видения
болью отдалась в нем. Принимаемое на веру неизбежность заставила  его  "я"
съежиться от страха.
     И ЕГО КОЖА НЕ БЫЛА ЕГО СОБСТВЕННОЙ! Прошлое и настоящее накатывали на
него, перехлестывая через барьеры его ужаса. Он не мог  их  разделить.  На
мгновение он  ощутил  себя  заброшенным  в  Бутлерианский  Джихад,  полным
горячего  желания  уничтожить  любую  машину,  подражающую   человеческому
мышлению. Это наверняка прошлое - миновавшее, с которым покончено.  И  все
же его ощущения неслись через  опыт  того  времени,  впитывая  даже  самые
мелочи. Он услышал священника, говорящего с кафедры во время своей беседы:
"Мы должны отвергнуть думающие машины. Человечество должно само  пролагать
свой курс. Это не то, что  могут  делать  машины.  Разумность  зависит  от
программирования, не от микросхем, а конечная программа - мы!"
     Он ясно слышал голос, видел, где он раздается - в огромном деревянном
зале с затемненными окнами. Свет давало потрескивающее пламя. И беседующий
с ним священник говорил:  "Наш  Джихад  -  это  "программа  стирания".  Мы
стираем то, что уничтожает нас как людей!"
     И Лито знал, что говорящий был до того слугой компьютеров,  одним  из
тех, кто в них разбирался и обслуживал  их.  Но  это  видение  исчезло,  и
теперь перед ним стояла Ганима, говоря: "Гурни знает. Он мне  сказал.  Вот
слова Данкана, а Данкан говорил как ментат: "Делая добро,  избегай  дурной
славы, творя зло, избегай осознания, что делаешь".
     Это наверняка будущее - далекое будущее. Но он ощущал его реальностью
- настолько же насыщенной, сколь и любое прошлое из множества его  жизней.
И он прошептал: "Это правда, отец?"
     Но отец-память внутри него предостерегающе проговорил:  "Не  накликай
несчастье! Сейчас ты учишься  стробоскопическому  мышлению.  Без  него  ты
выйдешь за пределы своего "я" и заблудишься, утеряв свою истинную точку во
Времени".
     И настойчивы были рельефные образы. Незваные, они так  и  ломились  в
него. Прошлое-настоящее-сейчас. Без подлинного разделения. Он понимал, что
должен поплыть по этому руслу, но плавание  его  ужасало.  Как  он  сможет
вернуться к какому-нибудь узнаваемому месту? И все же он  чувствовал,  что
должен заставить себя отказаться от любых попыток сопротивления. Он не мог
ухватить свое новое мироздание в неподвижных и маркированных кусочках.  Ни
один кусочек не стоит на месте. Ничто не может быть навеки  упорядочено  и
сформулировано.  Он  должен  выявить  ритм  перемен  и   среди   изменений
разглядеть саму изменчивость. Без  знания,  где  ее  истоки,  он  движется
внутри гигантского moment dienheureux, способный видеть прошлое в будущем,
настоящее в прошлом, СЕЙЧАС и в прошлом  и  в  будущем.  От  одного  удара
сердца до другого он проживал целые века в сгущенном виде.
     Ум Лито  свободно  парил,  никаких  устремлений  души  в  компенсацию
самосознанию, никаких барьеров. "Условное будущее" Намри витало слегка, но
совместно со многими другими будущими. И в раздробленном его сознании, все
из его прошлого, каждая внутренняя жизнь становилась его собственной. И, с
помощью величайшего из всех  в  нем  живущих,  его  "я"  доминировало  над
жизнями-памятями. Все они принадлежали ЕМУ.
     Он подумал: "Когда изучаешь объект с расстояния, только его принцип и
можно разглядеть". Он достиг нужного расстояния и  мог  теперь  разглядеть
собственную жизнь: многочисленность прошлых и их памятей - его  ноша,  его
радость,  его  необходимость.  Но  ПУТЕШЕСТВИЕ  ЧЕРВЯ  добавило  еще  одно
измерение, и его отец больше не стоял внутри него на страже, потому что не
возникало в том больше нужды. Лито  ясно  видел  расстояния  -  прошлое  и
настоящее. И прошлое показывало ему его начального  предка  -  того,  кого
звали Харум, и без которого  не  будет  отдаленного  будущего.  Эти  ясные
расстояния дали ему новые принципы, ввели в новые измерения, к которым  он
приобщался. Какую жизнь он теперь ни  выбирает,  она  проживается  им  как
автономный отрезок  массового  опыта,  настолько  закрученной  по  спирали
цепочки жизней, что ни одно единичное время жизни  не  идет  в  расчет  по
сравнению с отложенными на ней поколениями. Воспрянув, этот массовый  опыт
властен подчинить  себе  его  самость.  Он  может  сделаться  ощутимым  на
личности, на нации; на обществе, на целой цивилизации. Вот почему, конечно
же, Гурни внушили, что его нужно бояться - вот почему ждал нож  Намри.  Им
нельзя позволить увидеть эту  силу  внутри  него.  Никому  нельзя  никогда
увидеть эту силу во всей полноте - даже Ганиме.
     Вскоре Лито выпрямился и увидел, что остался  только  наблюдающий  за
ним Намри.
     Постаревшим голосом Лито сказал:
     - Нет  единого  набора  ограничений  для  всех  людей.  Универсальное
предвидение - пустой миф. Только самые мощные из локальных течений Времени
можно предсказать. Но в бесконечном  мироздании  и  ЛОКАЛЬНОЕ  может  быть
настолько гигантским, чтобы ум испуганно отпрянет от него.
     Намри кивнул, не понимая.
     - Где Гурни? - спросил Лито.
     - Ушел, чтобы ему не пришлось увидеть, как я тебя убью.
     - Ты убьешь меня,  Намри?  -  интонации  голоса  Лито  почти  умоляли
сделать это.
     Намри убрал руку с ножа.
     - Поскольку ты об этом просишь - нет. Вот если бы ты был безразличен.
     - Болезнь безразличия - это то, что многих погубило, -  сказал  Лито.
Он кивнул сам себе. - Да... даже цивилизации умирают от этого. Это как  бы
расплата,  требуемая   за   достижение   новых   уровней   сложности   или
самосознания, - он поглядел на Намри. - Так ты  говоришь,  ты  следил,  не
появится ли во мне безразличие? - и он  понял,  что  Намри  -  больше  чем
убийца: Намри изворотлив.
     - Как признак неукрощенной силы, - сказал Намри, и это была ложь.
     - Безразличная сила, да, - Лито выпрямился с глубоким вздохом.  -  Не
нравственное величие в жизни моего отца, Намри - лишь  локальная  ловушка,
которую он сам себе соорудил.



                                    40

                                                     О Пол,
                                                     Ты Муад Диб,
                                                     Ты всех людей Махди.
                                                     Повеет ураганом
                                                     Вздох из твоей груди.
                                                          Песни Муад Диба.

     - Никогда! - сказала Ганима. - Я убью его в брачную ночь.
     Она сказала это с тем ершистым упрямством,  которое  до  сих  пор  не
поддавалось никаким уговорам. Алия и ее советники прозаседали из-за  этого
полночи, заразив все королевские покои своей взбудораженностью, посылая за
новыми советниками, за едой и питьем. Весь  храм  и  прилегающая  Твердыня
бурно переживали разочарование невыработанных решений.
     Ганима очень спокойно восседала в зеленом суспензорном кресле в своих
собственных апартаментах, в большой комнате, обтянутой  сыромятной  кожей,
чтобы сымитировать камень  съетча.  Потолок,  однако  ж,  был  имбиратским
кристаллом и светился голубым помаргивающим  светом,  а  пол  был  черного
кафеля. Мебели было мало: маленький письменный столик,  пять  суспензорных
кресел и узкая койка, установленная в алькове,  по  обычаю  Свободных.  На
Ганиме были желтые одеяния траура.
     - Ты не вольный человек, имеющий право  выбирать  все  стороны  своей
собственной жизни, - Алия, наверное, уже в сотый раз это произнесла.  "Эта
маленькая дурочка должна рано или поздно до этого дойти! Она должна  пойти
на помолвку с Фарадином. Должна! Пусть потом убивает его, но от обрученной
Свободной требуется публичное провозглашение о своей помолвке".
     - Он убил моего брата, - Ганима была замкнута на одном.  -  Всем  это
известно. Свободные будут плевать  при  упоминании  моего  имени,  если  я
соглашусь на эту помолвку.
     "И это одна из причин, по которым ты должна согласиться", -  подумала
Алия. Вслух она сказала:
     - Это сделала его мать. Он изгнал ее за это.  Чего  еще  ты  от  него
хочешь?
     - Его крови, - ответила Ганима. - Он Коррино.
     - Он осудил свою собственную мать, - возразила Алия. - И почему  тебя
должны беспокоить досужие пересуды Свободных? Они примут все, что  мы  там
ни прикажем им принять. Гани, мир в Империи требует...
     - Я не соглашусь, - сказала Ганима. - Без меня вы  помолвку  объявить
не сможете.
     Ирулэн, вошедшая в комнату как раз при этих словах Ганимы, вопрошающе
взглянула на Алию и двух советников, стоявших рядом с ней. Ирулэн увидела,
как Алия в отвращении вскинула руки и опустилась в кресло напротив Ганимы.
     - Поговори с ней ты, Ирулэн, - сказала Алия.
     Ирулэн пододвинула суспензорное кресло и села рядом с Алией
     - Ты - Коррино, Ирулэн, -  сказала  Ганима.  -  Не  думай,  что  тебе
повезет меня уговорить.
     Ганима встала, перешла  на  койку  и  уселась  там,  ноги  на  крест,
посверкивая глазами на двух женщин. Ирулэн, видела она, надела черную абу,
под стать Алии, откинутый капюшон не  скрывал  ее  золотых  волос.  Волосы
траура - в желтом свете освещавших комнату парящих глоуглобов.
     Ирулэн взглянула на Алию, встала, подошла к Ганиме,  поглядела  ей  в
лицо.
     - Ганима, я бы сама его убила, если бы этим можно было разрешить  все
проблемы. И Фарадин - моей крови, как ты так мило подчеркнула. Но  у  тебя
есть долг намного выше твоих обязательств перед Свободными...
     - Звучит не лучше, исходя от тебя, чем от моей  драгоценной  тети,  -
сказала Ганима. - Кровь брата смыть нельзя.  -  Это  больше,  чем  афоризм
каких-то маленьких Свободных.
     Ирулэн поджала губы. Потом сказала:
     - У Фарадина в пленницах твоя бабушка. У него Данкан, и если мы не...
     - Меня не устраивают  твои  версии,  как  все  произошло,  -  сказала
Ганима, мимо Ирулэн глядя на Алию. Однажды Данкан предпочел  умереть,  чем
дать врагам захватить моего отца. Может быть, его новая плоть гхолы уже не
такая же, как..
     - Данкану  было  поручено  охранять  твою  бабулю,  -  сказала  Алия,
поворачиваясь на стуле. - Я убеждена, он выбрал  единственный  способ  для
этого. - И подумала: "Данкан! Данкан!  Вовсе  не  предполагалось,  что  ты
сделаешь это так".
     Ганима,  уловившая  неискренние  нотки  в  голосе  Алии,   пристально
посмотрела на тетю:
     - Ты лжешь, о Чрево Небес. Я слышала о твоей схватке с бабушкой.  Что
же такое ты боишься рассказать нам о ней и своем драгоценном Данкане?
     - Ты все слышала, - сказала Алия, но почувствовала  укол  страха  при
этом неприкрытом обвинении, со всем,  что  под  ним  подразумевалось.  Она
поняла, что устала, вплоть до потери осторожности. Встав, она  сказала:  -
Все, что знаю я, знаешь и ты, - и, - повернувшись к Ирулэн: -  Займись  ей
ты. Ее нужно подвигнуть на...
     Ганима  перебила  ее  грубым  ругательством  Свободных,  прозвучавшим
шокирующе из девичьих уст. И сразу сказала, пользуясь тут  же  наступившим
молчанием:
     - Вы считаете меня просто ребенком, и что у вас впереди годы  убедить
меня, и что я в конце концов соглашусь. Подумай еще, о Небесная  Регентша.
Тебе  лучше  других  известно,  сколько  мне  внутренних   лет.   Я   буду
прислушиваться к ним, а не к тебе.
     Алия едва удержалась от гневного ответа  -  и  тяжело  всмотрелась  в
Ганиму. БОГОМЕРЗОСТЬ? Кто - это дитя? В Алии вновь начал подниматься страх
перед Ганимой. Пришла ли она к собственному соглашению с жизнями,  данными
ей до рождения?
     - У тебя еще есть время внять доводам рассудка, - сказала Алия.
     - Тогда, может, у меня еще будет время увидеть,  как  кровь  Фарадина
захлещет из-под моего ножа, - ответила Ганима. - Поживем - увидим. Если  я
когда-либо останусь с ним наедине, один из нас наверняка умрет.
     - По-твоему, ты любила своего брата больше моего? - вопросила Ирулэн.
- Ты валяешь дурака! Я была ему матерью, точно так же, как тебе. Я была...
     - Ты  никогда  его  не  знала,  -  ответила  Ганима.  -  Все  вы,  за
исключением - временами - моей ОБОЖАЕМОЙ ТЕТИ, упорно считали нас  детьми.
Это вы - дураки! Алия знает! Посмотри, как она сбегает от...
     - Ни от чего я не сбегаю, - сказала Алия,  но  повернулась  спиной  к
Ирулэн и Ганиме и посмотрела на двух амазонок,  делавших  вид,  будто  они
ничего не слышат. Они явно подались на сторону Ганимы. Может быть, они  ей
сочувствуют. Алия сердито отослала их из комнаты, когда они уходили, на их
лицах было написано облегчение.
     - Сбегаешь, - настаивала Ганима.
     - Я выбрала устраивающий меня путь жизни, -  Алия  вновь  обернулась,
чтобы  внимательно  поглядеть  на   сидящую   на   койке,   ноги   поджаты
крест-накрест, Ганиму, но не в силах была уловить ни одного разоблачающего
промелька на лице Ганимы. "Разглядела ли она это во мне? Откуда бы ей?"  -
засомневалась Алия.
     - Ты боялась стать окошком в мир множеству, - обвинила Ганима.  -  Но
мы предрожденные, и мы  знаем.  Ты  будешь  их  окошком,  сознательно  или
бессознательно. Ты не можешь их отрицать. - И подумала: "Да, я знаю тебя -
Богомерзость. И, может быть, меня заведет туда же, куда завело тебя, но на
нынешний день я могу лишь жалеть тебя и тебя презирать".
     Молчание  повисло  между  Ганимой  и  Алией,  почти  осязаемая  вещь,
насторожившая обладавшую выучкой Бене Джессерит Ирулэн. Переводя взгляд  с
одной из них на другую, она сказала:
     - Почему вы вдруг там притихли?
     -  Меня  только   что   посетила   мысль,   требующая   значительного
обдумывания, - ответила Алия.
     - Обдумай на досуге, дорогая тетя, - насмешливо хмыкнула Ганима.
     Алия,  подавляя  гнев,  которому  ее  измотанность   чуть   не   дала
прорваться, сказала:
     - Пока что хватит! Оставим ее подумать.  Может  быть,  она  придет  в
себя.
     Ирулэн встала и сказала:
     - Во всяком случае, уже почти заря. Гани, перед тем, как мы уйдем, не
выслушаешь ли последнее послание от Фарадина? Он...
     - Не выслушаю, - ответила Ганима. - И с этих пор прекратите  называть
меня  этим  нелепым  уменьшительным.   Гани!   Это   только   поддерживает
заблуждение, будто я ребенок, которого вы можете...
     - Почему ты и Алия  так  внезапно  притихли?  -  Ирулэн  вернулась  к
предыдущему вопросу, но  задала  его  теперь,  тонко  используя  модуляции
Голоса.
     Ганима, запрокинув голову, расхохоталась.
     - Ирулэн! Ты пробуешь на мне Голос?
     - Что? - Ирулэн была ошеломлена.
     - Ты еще полезь в пекло поперек своей бабушки, - сказала Ганима.
     - Что-что?
     - Сам тот факт, что мне известно это  выражение,  а  ты  его  никогда
прежде не слышала,  должен  бы  заставить  тебя  примолкнуть,  -  ответила
Ганима. - Это старая насмешка, Бене Джессерит тогда еще  только  возникла.
Но, если это не запятнает твоей чистоты, спроси себя, о чем только  думали
твои родители, называя тебя Ирулэн? Или это Руины-льна?
     Несмотря на свою закалку, Ирулэн вспыхнула:
     - Ты пытаешься взбесить меня, Ганима.
     - А ты попыталась опробовать на мне Голос. На  мне!  Я  помню  первые
опыты людей в этом направлении. Я помню ТО ВРЕМЯ, Руинная  Ирулэн!  Теперь
ступайте отсюда, вы обе.
     Но Алия теперь была заинтригована, и в  ней  возникло  предположение,
прогнавшее ее утомленность.
     - Возможно, у меня есть предложение, которое могло бы заставить  тебя
передумать, Гани, - сказала она.
     - Опять Гани! - с уст Ганимы сорвался жесткий смешок. - Задумайся  на
миг: если я жажду убить  Фарадина,  мне  надо  лишь  согласиться  с  вашим
планом. Мне как дважды два ясно, что есть у тебя такая мысль.  Бойся  Гани
послушную! Вот видишь, я предельно откровенна с тобой.
     - То, на что я надеялась, - сказала Алия. - Если ты...
     - Кровь брата не может быть смыта. Я не выйду к моему любимому народу
Свободных предательницей этого завета. НИКОГДА  НЕ  ЗАБЫВАТЬ,  НИКОГДА  НЕ
ПРОЩАТЬ. Разве не это наша заповедь? Предупреждаю тебя здесь и  заявлю  об
этом публично - ты не сумеешь обручить меня с Фарадином,  посмеиваясь  при
этом в рукав: "Вот-вот, она заманивает его в ловушку". Если ты...
     - Понимаю, - сказала Алия, направляя мысль Ирулэн.  Ирулэн,  заметила
она,  стоит  в  потрясенном  молчании,  поняв  уже,  куда  направлен  этот
разговор.
     - Да, вот так я заманила бы его в ловушку, - сказала Ганима.  -  Это,
соглашусь, было бы то, чего ты хочешь, но он может и не попасться. Если ты
хочешь расплатиться этим лже-обручением как фальшивой монетой -  за  выкуп
моей бабушки и твоего драгоценного Данкана, да будет  так.  Но  это  -  на
твоей совести. Выкупай их. Фарадин, однако ж, мой. Его я убью.
     Ирулэн всем  телом  повернулась  к  Алии,  до  того,  как  та  успела
заговорить.
     - Алия, если мы вспомним о нашем слове... - она на миг оставила фразу
висеть в воздухе, пока Алия с улыбкой размышляла о могучей клятве,  данной
Великими Домами на Ассамблее в Фофрелучисе, о разрушительных  последствиях
пропажи веры в честь Атридесов,  о  потере  религиозного  опекунства,  обо
всем, что, возводимое по большим и малым кирпичикам, рухнет в одночасье.
     - Это обернется  против  нас,  -  протестующе  договорила  Ирулэн.  -
Разрушится вся вера в то, что Пол - пророк. Это... Империя...
     - Кто осмелится сомневаться в нашем праве решать,  что  верно  и  что
неверно? - мягким голоском вопросила Алия. - Мы -  связующее  звено  между
добром и злом. Мне надо лишь провозгласить...
     - Ты не можешь этого  сделать!  -  запротестовала  Ирулэн.  -  Память
Пола...
     - Это всего лишь один из инструментов Церкви и Государства, - сказала
Ганима. - Не говори глупостей, Ирулэн, - она коснулась крисножа у себя  на
поясе, подняла взгляд на  Алию.  -  Я  неправильно  судила  о  моей  умной
тетушке, Регентше всего Святого  в  Империи  Муад  Диба.  Да,  конечно,  я
неверно судила о тебе. Заманивай Фарадина в нашу приемную, если хочешь.
     - Это безрассудство, - умоляюще проговорила Ирулэн.
     - Ты согласна на это обручение, Ганима? -  спросила  Алия,  игнорируя
Ирулэн.
     - На моих условиях, - ответила Ганима, так и держа руку на крисноже.
     - Я здесь умываю руки, - Ирулэн сделала такое движение руками, словно
на самом деле их мыла. - Я готова была отстаивать истинную  помолвку  ради
исцеления.
     - Мы нанесем тебе рану, которую намного труднее будет исцелить,  Алия
и я, - сказала Ганима. - Давайте его побыстрее сюда - если он  поедет.  И,
возможно, он поедет. Станет ли он подозревать  ребенка  моих  нежных  лет?
Давайте разработаем формальную церемонию обручения, чтобы потребовать  его
присутствия. Предусмотрим в церемонии возможность для меня остаться с  ним
наедине... Всего лишь на одну-две минутки...
     Ирулэн содрогнулась при этом свидетельстве, что  Ганима,  в  конечном
итоге, Свободная с головы до  пят,  ребенок,  по  кровожадности  ничем  не
отличающийся от взрослого. В конце концов, детям  Свободным  не  привыкать
было добивать раненых на поле боя,  избавляя  женщин  от  этой  поденщины,
чтобы они могли собирать тела и отволакивать их к водосборникам смерти.  И
Ганима, говоря как истинное дитя Свободных,  продуманной  зрелостью  своих
слов нагромождала ужас на ужас, древнее чувство вендетты аурой исходило от
нее.
     - Решено, - сказала Алия, борясь со своим голосом и выражением  лица,
чтобы они не выдали ее радости.  -  Мы  подготовим  формальную  грамоту  о
помолвке. Мы заверим ее подписями надлежащих представителей Великих Домов.
Фарадин никак не сможет сомневаться...
     - Он будет сомневаться - но приедет, - сказана Ганима. -  И  при  нем
будет охрана. Но ведь никто не подумает охранять его от меня.
     -  Ради  любви  ко  всему,  что  для  вас  старался  сделать  Пол,  -
запротестовала  Ирулэн,  -  давайте  по  крайней  мере  представим  смерть
Фарадина несчастным случаем, или как результат внешней озлобленности.
     - Я с радостью покажу мой окровавленный нож моим собратьям, - сказала
Ганима.
     -  Алия,  умоляю  тебя,  -  сказала  Ирулэн.  -  Откажись  от   этого
опрометчивого безумия. Провозгласи против Фарадина канли, все, что...
     - Нам не требуется формальное  объявление  вендетты  против  него,  -
сказала Ганима. - Вся Империя знает, что  мы  должны  чувствовать,  -  она
указала на свой рукав. - Я ношу желтый цвет траура. Когда я сменю  его  на
черный - цвет обручения у Свободных - одурачит ли это кого-нибудь?
     - Молись,  чтоб  это  одурачивало  Фарадина,  -  сказала  Алия.  -  И
делегатов от Великих Домов, которых мы пригласим засвидетельствовать...
     - Все и каждый из этих делегатов  обратятся  против  вас,  -  сказала
Ирулэн. - Вы это знаете!
     - Превосходное замечание, - сказала  Ганима.  -  Тщательней  подбирай
делегатов, Алия. Нам нужны такие, от  которых  мы  не  прочь  будем  потом
избавиться.
     Ирулэн в отчаянии взметнула руки, повернулась и выбежала вон.
     -  Держи  ее  под  пристальным  наблюдением,  на  случай,  если   она
попытается предупредить своего племянника, - сказала Ганима.
     - Нечего учить меня, как устраивать заговоры, - и Алия последовала за
Ирулэн, но более медленным  шагом.  Наружная  охрана  и  ждущие  советники
шлейфом  потянулись  за  ней  -  как   песчинки   во   всасывающем   вихре
поднимающегося червя.
     Ганима печально покачала головой, когда дверь закрылась, и  подумала:
"Как и полагали бедный Лито и я. Великие боги! Я  бы  хотела,  чтобы  тигр
убил меня, а не его".



                                    41

                     Многие силы  стремились  к  контролю  над  близнецами
                Атридесами,  и,  когда  было  объявлено  о  смерти   Лито,
                движение  заговоров  и   контр-заговоров   покатилось   по
                нарастающей. Отметьте  соответственные  мотивировки:  Бене
                Джессерит боялся Алию, взрослую Богомерзость, но  все  так
                же  нуждался  в  генетических   характеристиках,   носимых
                Атридесами. Церковная иерархия Аудафа  и  Хаджжа  понимала
                лишь, что контроль над наследницей Муад Диба подразумевает
                власть. КХОАМ хотел доступа к богатствам Дюны.  Фарадин  и
                его сардукары мечтали вернуть былую  славу  Дому  Коррино.
                Космический Союз боялся равенства: Арракис  =  меланж,  но
                без спайса они не смогли бы водить свои корабли.  Джессика
                хотела исправить то, что  сотворило  ее  непокорство  Бене
                Джессерит. Немногие  думали  спросить  о  том,  каковы  их
                планы, самих близнецов - пока не стало слишком поздно.
                                                             Книга Креоса.

     Вскоре после вечерней трапезы Лито увидел, как мимо дверной арки  его
помещения прошел человек, и ум Лито последовал за этим  человеком.  Проход
оставался открыт, и Лито  было  видно  там  некое  оживление,  корзины  со
спайсом, провозимые мимо, три женщины  в  изысканных  одеждах  не  с  этой
планеты, сразу  обличавших  в  них  контрабандистов.  Человек,  привлекший
внимание Лито, не  отличался  бы  ничем  особенным,  не  иди  он  походкой
Стилгара, намного помолодевшего Стилгара.
     Именно эту особенность походки и отметил его  ум.  Осознание  времени
переполняло  Лито,  словно  звездный  шар.  Ему  были  видны   бесконечные
пространства времени, но для того, чтобы  понять,  в  каком  же  мгновении
пребывает его собственное тело, ему приходилось втискиваться в собственное
будущее. Многогранные  жизни-памяти  приливами  и  отливами  вздымались  и
опадали в нем, но теперь все они были в его подчинении. Они были как волны
на морском берегу, но если они поднимались чересчур высоко, он  приказывал
им, и они отступали, оставляя после себя лишь царственного Харума.
     Снова и снова вслушивался он в эти жизни-памяти. Каждая - как суфлер,
высовывающий голову над настилом сцены, чтобы  подсказать  важную  реплику
поведения актера. Во время этой умственной прогулки  пришел  и  его  отец,
сказав: "Ты -  ребенок,  стремящийся  стать  мужчиной.  Когда  ты  станешь
мужчиной, то тщетно будешь стремиться стать тем ребенком, которым был".
     Все это время его тело терзали блохи и вши - за  старым  съетчем  был
плохой уход. Никто из прислуги, приносившей ему обильно сдобренную спайсом
еду, как будто и внимания не обращал на этих тварей.  Что,  у  этих  людей
иммунитет против них, или они прожили здесь так долго, что им наплевать на
подобное неудобство? -
     Кто же эти люди, собравшиеся вокруг  Гурни?  Как  они  сюда  прибыли?
Джакуруту  ли  это?  Его  многочисленные  памяти  давали  ответы,  ему  не
нравившиеся. Отвратительные люди, и Гурни - самый отвратительный  из  всех
Хотя; дремлющее в ожидании под уродливой поверхностью, здесь было  разлито
совершенство.
     Частично он понимал, что связан узами  спайса,  ощущал  эти  оковы  в
обильных  дозах  меланжа  в  каждом  блюде.  Его   детское   тело   хотело
взбунтоваться,  в  то  время  как   ум   его   неистово   носился   сквозь
непосредственную реальность памятей, уводящих за тысячи геологических эр.
     Ум его вернулся из этого путешествия, и он  усомнился,  действительно
ли тело так и оставалось на месте. Из-за спайса его ощущения смешались. Он
чувствовал давление самоограничений,  громоздящихся  на  него,  как  будто
плоские барханы дюн бледа медленно поднимаются все выше у пустынной кручи.
И однажды через вершину кручи потечет несколько струек песка,  затем  еще,
еще и еще... И только песок будет глядеть в небо.
     Но под ним все равно останется каменная круча.
     "Я все еще в трансе", - подумал он.
     Он знал, что скоро попадет на распутье жизни и смерти. Его  тюремщики
снова и снова ниспосылали его в околдованность спайсом,  неудовлетворяемые
ответами, получаемыми при каждом повторном испытании.  И  всегда  ждал  со
своим ножом коварный  Намри.  Лито  были  ведомы  бесчисленные  прошлые  и
будущие, но ему все еще предстоит выяснить, что же  удовлетворит  Намри...
или Гурни Хэллека. Они хотели чего-то помимо его видений. Распутье жизни и
смерти соблазняло Лито. Его жизнь, он  понимал,  должна  будет  приобрести
какое то внутреннее значение, которое вознесет  его  над  обстоятельствами
его  видений.  Думая  об  этом  требовании,  он  ощутил  свое   внутреннее
существование как нечто истинное, а внутреннее - как пребывание в  трансе.
Это его ужаснуло. Он не хотел возвращаться в съетч с его  блохами,  Намри,
Гурни Хэллеком.
     "Я трус", - подумал он.
     Но трус, даже трус, может  умереть  мужественно,  с  красивым  жестом
напоследок - единственным, что ему остается. Где  же  тот  красивый  жест,
способный опять превратить его в единое целое? Как он может выполнить  то,
чего  требует  Гурни  -  очнуться  от  транса  и  видений  ради  открытого
мироздания? Без этого превращения, без пробуждения от  бесцельных  видений
он сам себя подвергает остаться пленником до конца своих дней.  Его  выбор
совпадет с выбором его тюремщиков. Где-то он  должен  набраться  мудрости,
внутреннего равновесия, которое отразилось бы на мироздании и вернуло  ему
образ спокойной силы. Только тогда он сможет отыскать свою Золотую Тропу и
жить в коже, которая будет не его собственная.
     Кто-то играл на бализете. Лито ощущал койку у  себя  под  спиной.  Он
слышал музыку. Это Гурни играет. Ничьи другие пальцы не могли сравниться с
его по мастерству  владения  этим  наисложнейшим  инструментом.  Играл  он
старую песню Свободных, называемую "Хадит" за ее внутреннее  повествование
и  напоминание  об  обыденных  занятиях,  необходимых,  чтобы  видеть   на
Арракисе. Песня рассказывала о занятиях людей внутри съетча.
     Лито ощутил, как музыка ведет его через чудесную древнюю  пещеру.  Он
увидел женщин, работающих  на  ножной  давильне,  чтобы  получить  выжимки
спайса для топлива, ставящих спайсовую закваску, ткущих  спайсовую  ткань.
Меланж был в съетче повсюду.
     И наступили мгновения, когда музыка и видение людей в пещере  слились
для Лито воедино. Подвывания и хлопки механического ткацкого станка  стали
подвыванием и  хлопками  бализета.  Но  его  внутреннее  зрение  созерцало
материи из человеческих волос, длинного меха крыс-мутантов,  нитей  хлопка
из пустыни, полосок, нарезанных из птичьей кожи. Он увидел  школу  съетча.
Экоязык Дюны на крыльях музыки  яростно  ворвался  в  его  ум.  Он  увидел
работающую  на  солнечной   энергии   куреню,   длинное   помещение,   где
изготовлялись и хранились  стилсьюты.  Он  увидел  предсказателей  погоды,
делающих прогнозы по палочкам, вынутыми ими из песка.
     Во время его путешествия кто-то принес  ему  еду  и  покормил  его  с
ложки, поддерживая его голову сильной рукой. Он знал, что это  ощущение  -
из настоящего, но восхитительная игра перемещений продолжалась в нем.
     И, словно это пришло через миг  после  приема  приправленной  спайсом
пищи, он увидел несущуюся песчаную бурю. Движущиеся образы  дыхания  песка
стали золотыми отражениями в глазах  мотылька,  и  его  собственная  жизнь
сжалась до размеров вязкого следа ползучего насекомого.
     Через его ум пронеслись слова из Паноплиа Профетикус:  "Сказано,  что
нет ничего прочного, ничего уравновешенного, ничего  устойчивого  во  всем
мироздании - ничто не остается в прежнем состоянии,  и  перемены  приносит
каждый день, а порой и каждый час".
     "Старая Защитная Миссионерия знала, что делает, - задумался  Лито.  -
Они знали об  Ужасных  Целях.  Они  знали,  как  манипулировать  людьми  и
религиями. Даже мой отец не смог избегнуть этого".  Здесь  был  ключик,  с
которым стоило разобраться. Лито внимательно его рассмотрел. Ощутил в себе
достаточно сил вернуться в собственное  тело.  Все  его  многоликое  бытие
повернулось в противоположном направлении и посмотрело в открытый  космос.
Он присел - и обнаружил, что находится один, в тусклой камере,  освещаемой
лишь светом из того прохода, где целую вечность назад привлек его внимание
проходивший мимо человек
     - Доброго счастья всем нам! - по обычаю Свободных провозгласил он.
     В дверной арке появился Гурни Хэллек, голова против  света  -  черным
силуэтом.
     - Принесите свет, - сказал Лито.
     - Хочешь и дальше проходить испытания?
     Лито рассмеялся:
     - Нет. Теперь моя очередь испытывать вас.
     - Посмотрим, - Хэллек  исчез  и  через  мгновение  появился  с  ярким
голубым глоуглобом, несомым им в сгибе локтя левой руки. Он отпустил его к
потолку и оставил плавать там над их головами.
     - Где Намри? - спросил Лито.
     - Прямо за дверью. Могу его позвать.
     - А-а-а, Старик Вечность всегда ждет терпеливо,  -  сказал  Лито.  Он
чувствовал занятное облегчение, стоя на пороге открытия.
     - Ты называешь  Намри  именем,  принадлежащим  Шаи-Хулуду,  -  сказал
Намри.
     - Его нож - зуб  червя,  -  ответил  Лито.  -  Значит,  он  -  Старик
Вечность.
     Хэллек хмуро улыбнулся, но промолчал.
     - Ты все еще ждешь, чтобы вынести мне  приговор,  -  сказал  Лито.  -
Согласен, без вынесения приговоров  нет  способа  обменяться  информацией.
Впрочем, нельзя от мироздания требовать точности.
     Шуршащий звук позади Хэллека известил  Лито,  что  входит  Намри.  Он
остановился в полушаге слева от Хэллека.
     - Левая рука ада, а? - сказал Лито.
     - Неумно острить о Бесконечном и Абсолютном, - буркнул Намри и искоса
взглянул на Хэллека.
     - Разве ты Бог, Намри, чтоб ведать Абсолютным?  -  спросил  Лито.  Но
внимание его было сосредоточено на Хэллеке. Оттуда последует приговор.
     Оба мужчины просто пристально на него посмотрели, ничего не отвечая.
     - Всякий приговор балансирует над обрывом ошибки, - объяснил Лито.  -
Претендовать на абсолютное знание значит стать чудовищем. Познание  -  это
бесконечное приключение на грани сомнения.
     - В какую это словесную игру ты играешь? - спросил Хэллек.
     - Пусть говорит, - сказал Намри.
     - Это игра, которую первоначально затеял  со  мной  Намри,  -  сказал
Лито, и старый Свободный кивнул в знак согласия. Он не мог не узнать  игру
в загадки. - Наше восприятие имеет два уровня, - добавил Лито.
     - Послания внешнее и сокровенное, - сказал Намри.
     - Превосходно! - откликнулся Лито. - Ты сообщаешь  мне  внешнее  -  я
отвечаю тебе сокровенным. Я вижу, я слышу, я обоняю, я осязаю -  я  ощущаю
разницу температур, вкусовых ощущений. Я ощущаю течение времени. Я  снимаю
образчики эмоционального. А-а-а! Я счастлив. Понимаешь, Гурни? Намри?  Нет
никакой  загадки  человеческой  жизни.  Это  не  проблема,  которую  нужно
разрешить, а реальность, которую нужно прожить.
     - Ты испытываешь мое терпение, паренек, - сказал Намри. - Разве здесь
ты хочешь умереть?
     Но Хэллек сдерживающе поднял руку.
     - Во-первых, я не паренек, -  сказал  Лито,  впервые  показывая,  что
желает слышать правильное обращение. - Ты не убьешь меня - я  возложил  на
тебя ношу воды.
     Намри наполовину вытащил криснож из ножен.
     - Я тебе ничего не должен!
     - Но Бог создал Арракис для закалки верных Ему, - сказал Лито. - Я не
только  показал  вам  мою  веру,  я  заставил  вас  осознать   собственное
существование. Жизнь требует обсуждения. Вы были мной подведены к  ЗНАНИЮ,
что вы и в самом деле отличаетесь от других - таким  образом,  вы  знаете,
что вы живете.
     - Опасно играть со мной в непочтительность,  -  сказал  Намри,  держа
криснож наполовину вытащенным из ножен.
     - Непочтительность - наинужнейшая составная часть религии,  -  сказал
Лито. - Не говоря  уж  о  ее  важности  в  философии.  Непочтительность  -
единственный оставленный нам способ понять мироздание.
     -  Так,  по-твоему,  ты  понимаешь  мироздание?  -  спросил   Хэллек,
освобождая пространство для Намри.
     - Мм-да, - сказал Намри, и смерть была в его голосе.
     - Мироздание может быть понято только ветром, -  сказал  Лито.  -  Не
обитает в мозгу мощной опоры рассудку. Творение -  это  открытие.  Господь
открыл нас в Пустоте, потому что мы двигались на уже  знакомом  ему  фоне.
Была ровная стена. Затем - пришло движение.
     - Ты играешь в прятки со смертью, - предостерег Намри.
     - Но вы оба - мои друзья, - Лито поглядел прямо в лицо Намри. - Когда
ты предлагаешь кандидатуру как Друг своего съетча, разве  не  убиваешь  ты
орла и ястреба - в знак, что ты доносишь предложение? И разве  не  следует
ответ: "Бог посылает  каждого  человека  к  собственному  концу,  вот  так
ястребов, вот так орлов, вот так друзей?"
     Рука Намри соскользнула  с  ножа.  Лезвие  ушло  назад  в  ножны.  Он
уставился на Лито расширенными глазами. У каждого съетча был  свой  тайный
ритуал дружбы - и вот она, часть этого обряда.
     Но Хэллек спросил:
     - В этом ли месте твой конец?
     - Я знаю, что тебе нужно от меня  услышать,  Гурни,  -  сказал  Лито,
наблюдая за игрой надежд и подозрений на уродливом лице. Он  положил  руку
на грудь. - Этот ребенок никогда ребенком не был. Мой  отец  живет  внутри
меня, но он - не я. Ты любил его, и он был  доблестным  человеком,  деяния
которого  превыше  высоких  берегов.  Намерением  его  было  покончить   с
круговоротом войн, но в свои расчеты он не включил движения бесконечности,
как оно выражено жизнью. Это - Раджия!  Намри  знает.  Ее  движение  может
увидеть любой смертный. Остерегайся троп, сужающих  вероятности  будущего.
Такие тропы уведут тебя от бесконечности в смертельные ловушки.
     - Это ли мне нужно услышать от тебя? - спросил Хэллек.
     - Он просто играет словами, - сказал  Намри,  -  но  голосом,  полным
глубоких колебаний и сомнений.
     - Я объединяюсь с Намри против моего отца, - сказал  Лито.  -  И  мой
отец внутри меня объединяется с нами против того, что из него сделали.
     - Почему? - вопросил Хэллек.
     - Потому  что  это  то  amor  fati,  что  я  несу  человечеству,  акт
окончательного экзамена, сдаваемого самому себе. Мой выбор в этом  мире  -
быть союзником против любой силы, несущей  унижение  человечеству.  Гурни!
Гурни! Ты не в пустыне родился и вырос. Твоя плоть  не  ведают  истины,  о
которой я говорю. Но Намри знает. На открытой местности  одно  направление
не хуже другого.
     - Я до сих пор не  услышал  того,  что  должен  услышать,  -  сердито
обрезал Хэллек.
     - Он выступает за войну и против мира, - сказал Намри.
     - Нет! - ответил Лито. - Как и мой отец нисколько не выступал  против
войны. Но посмотрите, что из него сделали.  "Мир"  в  этой  Империи  имеет
только одно значение - поддержание движения  но  единственному  жизненному
пути.  Жизнь  должна  быть  однообразна  на  всех  планетах,   как   едино
правительство Империи. Вам велят  быть  довольными.  Главная  цель  штудий
священнослужителей  -  найти  правильные  формы  жизни.  Ради  этого   они
прибегают к словам Муад Диба! Скажи мне, Намри, ты доволен?
     - Нет! - отрицание вырвалось спонтанно и бесстрастно.
     - Значит, ты богохульствуешь?
     - Разумеется, нет!
     - Но ты недоволен. Понимаешь, Гурни? Намри это нам доказывает: каждый
вопрос, каждая проблема не имеют единственного правильного  решения.  Надо
разрешить разнообразие. Монолит неустойчив. Так почему ты требуешь от меня
единственно верного высказывания? Этому ли быть мерилом твоего чудовищного
приговора?
     - Ты вынудишь меня убить тебя? - спросил Хэллек,  глубокое  страдание
было в его голосе.
     - Нет, я тебя пощажу, - ответил Лито. - Пошли весточку моей  бабушке,
что я буду  сотрудничать.  Бене  Джессерит  может  еще  пожалеть  о  таком
сотрудничестве, но Атридес дает свое слово.
     - Это  надо  проверить  Видящей  Правду,  -  сказал  Намри.   -   Эти
Атридесы...
     - У него будет шанс сказать перед своей бабушкой то, что должно  быть
сказано, - Хэллек кивнул головой в сторону прохода.
     Намри помедлил перед тем, как уйти, взглянул на Лито.
     - Молюсь, что мы поступаем правильно, оставляя его в живых.
     - Идите, друзья, - сказал Лито. - Идите и поразмыслите.
     Когда двое мужчин удалились, Лито повалился на спину, ощутил холод от
койки. От совершенного движения голова у него  закружилась  на  грани  его
перегруженного спайсом сознания. И в этот миг  он  увидел  всю  планету  -
каждое поселение, каждый городок, большие  города,  пустыни  и  высаженную
растительность.  Все  образы,  обрушившиеся  в  его  видение,  были  тесно
взаимосвязаны со смесью  стихий  внутри  и  вовне  самих  себя.  Он  видел
общественные  структуры  Империи  отраженными  в  материальных  структурах
планет и их обитателей. Это развернутое гигантское полотно его  откровения
он воспринял именно так, как следовало: как смотровое  окно  на  невидимые
механизмы общества. И, видя это, Лито понял, что для каждой  системы  есть
такое окно. Даже для системы самого себя и собственного мироздания.  И  он
принялся заглядывать в окна, космический надсмотрщик.
     Это было то, к чему стремились его бабка и Сестры! Он это  знал.  Его
самосознание вышло на новый, высший уровень. Он ощущал прошлое, несомое им
в его  клетках,  его  памятях,  в  архетипах,  от  которых  строились  его
предположения, в кольцевых зарубках мифов, в известных  ему  языках  и  их
праисторическом  детрите.   И   все   формы   из   его   человеческого   и
дочеловеческого прошлого, все жизни, которыми он теперь правил, слились  в
нем,  наконец,  в  единое  целое.  На  фоне  занавеса  вечности   он   был
протозойским творением, рождение и смерть которого по  сути  одновременны,
но он был столь же бесконечным, сколь протозойским, творение, состоящее из
молекулярных памятей.
     "Мы, люди, есть форма семейного организма!" - подумал он.
     Они хотят его сотрудничества. Обещание сотрудничать предоставило  ему
очередную отсрочку от смерти от ножа Намри. Добиваясь сотрудничества,  они
стремятся распознать целителя.
     И он подумал: "Но не  тот  общественный  порядок  я  им  принесу,  на
который они рассчитывают!"
     Гримаса исказила рот Лито. Он знал, что не будет  так  бессознательно
зловолен, как его отец - деспотизм как один конечный итог  и  рабство  как
другой - но этот мир может молиться по "добрым старым дням".
     И тогда его отец-память заговорил с  ним,  неназойливо,  не  в  силах
потребовать внимания, но прося его выслушать.
     И Лито ответил: "Нет. Мы подкинем им  головоломки,  чтобы  занять  их
умы. Есть много способов бегства от опасности.  Откуда  им  знать,  что  я
опасен, пока я не войду в их жизни на тысячи лег? Да, отец, мы  понаставим
им вопросительных знаков".



                                    42

                     Нет в вас ни силы, ни невинности. Все это в  прошлом.
                Вина лупит мертвых, а я не железный Молот.  Вы,  множество
                мертвых, всего лишь люди, совершавшие определенные вещи, и
                память об этих вещах освещает мою дорогу.
                              Харк ал-Ада. Лито II - своим жизням-памятям.

     - Само получается! - еле слышным шепотом сказал Фарадин.
     Ой стоял над кроватью леди Джессики,  пара  охранников  прямо  позади
него. Леди Джессика приподнялась на руках. На ней был  парашелковый  халат
мерцающе белого цвета и  такая  же  лента  в  бронзовых  волосах.  Фарадин
ворвался к ней несколько мгновений назад. На нем было  серое  трико.  Лицо
его вспотело - от возбуждения и от отчаянной пробежки по коридорам дворца.
     - Сколько времени? - спросила Джессика.
     - Времени? - озадаченно переспросил Фарадин.
     Один из охранников подал голос:
     - Третий час пополуночи, миледи.
     Охрана боязливо посматривала на  Фарадина.  Молодой  принц  стремглав
пронесся по освещенным ночными  светильниками  коридорам,  и  ошеломленные
охранники сорвались вслед за ним.
     - Но ведь получается, - сказал Фарадин. Он поднял левую  руку,  затем
правую. - Я видел, как мои собственные руки уменьшаются в пухлые  кулачки,
и вспомнил! Это мои руки, когда я был  маленьким.  Я  припомнил,  как  был
маленьким, но это  была...  более  ясная  память.  Я  реорганизовывал  мои
воспоминания!
     -  Очень  хорошо,  -   сказала   Джессика.   Его   возбуждение   было
заразительно. - А что произошло, когда твои руки состарились?
     - Мой... мой ум стал... косным. И у меня заболела спина Вот здесь,  -
он коснулся места чуть выше левой почки.
     - Ты  выучил  наиважнейший  урок,  -  сказала  леди  Джессика.  -  Ты
понимаешь, что это за урок?
     Руки его упали, он поглядел на нее и сказал:
     - Мой ум управляет моей реальностью, -  глаза  его  сверкнули,  и  он
повторил погромче. - Мой ум управляет моей реальностью!
     - Это начало равновесия прана-бинду,  -  сказала  Джессика.  -  Хотя,
всего лишь только начало.
     - Что мне делать дальше? - спросил он.
     - Миледи, - стражник,  ответивший  на  ее  вопрос,  осмелился  теперь
вмешаться. - Время...
     "Интересно, есть ли кто-нибудь в такой час на их пунктах слежения?" -
подумала Джессика. И сказала:
     - Удалитесь. Нам нужно поработать.
     - Но, миледи... - охранник боязливо  перевел  взгляд  с  Фарадина  на
Джессику и обратно.
     - По-твоему, я собираюсь его соблазнить? - спросила Джессика.
     Тот закоченел.
     Фарадина охватило веселье, он расхохотался  и  выпроваживающе  махнул
рукой.
     - Вы слышали ее. Удалитесь.
     Охранники поглядели друг на друга, но повиновались.
     Фарадин присел на край кровати Джессики.
     - Что дальше? - он покачал головой. - Хотелось мне верить тебе, и все
же я не верил. Потом... потом мой ум как будто стал таять. Я устал. Мой ум
сдался, перестал бороться с тобой. Вот так это было. Да,  вот  так!  -  он
щелкнул пальцами.
     - Не со мной боролся твой ум, - сказала Джессика.
     - Конечно, нет, - согласился он. - Я сражался с самим  собой,  с  той
чушью, которой был обучен. Ну, что теперь дальше?
     Джессика улыбнулась.
     - Признаться, я не рассчитывала, что ты так быстро добьешься  успеха.
Тебе понадобилось только восемь дней и...
     - Я был терпелив, - ухмыльнулся он.
     - И терпению тоже ты начал учиться.
     - Начал?
     - Ты едва-едва пригубил от учености. Теперь ты и вправду младенец. До
этого ты был... неродившейся возможностью.
     Углы его рта поникли.
     - Не будь так мрачен, - сказала она. Ты это сделал. Это важно.  Сколь
многие могут сказать о себе, что они родились заново?
     - Что следующее? - упорно повторил он.
     - Ты будешь упражняться в том, чему научился,  -  сказала  она.  -  Я
хочу, чтоб у тебя это получалось очень легко, в зависимости лишь от  твоей
воли. Потом я заполню  еще  одно  место  в  твоем  сознании,  которое  это
упражнение распахнуло в тебе  наружу.  Оно  будет  заполнено  способностью
проверять, как подействуют твои запросы на любую реальность.
     - Это все, что мне сейчас делать?.. упражняться в...
     - Нет. Теперь ты можешь начать тренировку мускулов. Скажи мне, можешь
ли ты пошевелить мизинцем левой ноги, чтобы больше ни один  мускул  твоего
тела не дрогнул?
     - Мизи. -  Она  увидела,  как  на  лице  его  появилось  отстраненное
выражение - он пробовал пошевелить мизинцем. Вскоре он  поглядел  на  свои
ноги, уставился на них.  На  его  лбу  выступил  пот.  Из  груди  вырвался
глубокий выдох. - Нет, не могу.
     - Да, можешь, - ответила она.  -  Ты  этому  научишься.  Ты  познаешь
каждый мускул своего тела. Познаешь их точно так же, как знаешь свои руки.
     Он  тяжело  сглотнул  перед  такой  распахнутой  перспективой.  Затем
спросил:
     - Для чего ты эго со мной делаешь? Каков твой план в отношении меня?
     - Я намереваюсь высвободить тебя над мирозданием, - ответила  она.  -
Ты станешь кем угодно - кем сам больше всего жаждешь стать.
     Он осмысливал сказанное одно мгновение.
     - Кем я только ни пожелаю стать?
     - Да.
     - Это невозможно!
     - Если только ты не научишься управлять своими желаниями так же,  как
управляешь своей реальностью, - сказала она. И подумала: "Вот  оно!  Пусть
его аналитики разбираются с этим. Они посоветуют ему  принять  это,  но  с
осмотрительностью, а Фарадин на шаг приблизится к пониманию  того,  что  я
делаю на самом деле".
     Он сказал, проверяя свою догадку:
     - Одно дело -  сказать  человеку,  что  он  осознает  свое  сердечное
желание. Другое дело - воистину подвести его к этому.
     - Ты пойдешь дальше, чем  я  думала,  -  сказала  Джессика.  -  Очень
хорошо, обещаю: если ты полностью  пройдешь  эту  программу  обучения,  ты
станешь хозяином самому себе. Что ты ни сделаешь - эго  будет  только  то,
чего ты захочешь.
     "И пусть Видящая Правду попробует вычленить из этого все  смыслы",  -
подумала она.
     Он встал, и выражение его лица, когда  он  склонился  над  ней,  было
теплым, а было в нем чувство товарищества.
     - Я, знаешь ли, верю тебе. Будь я  проклят,  если  знаю,  почему,  но
верю. И не скажу ни слова о других вещах, о которых думаю сейчас.
     Джессика смотрела на него, пока  он,  пятясь  задом  удалялся  из  ее
спальни. Завернув глоуглобы, она легла. В Фарадине есть глубина. Он сказал
ей ни много ни  мало,  как  то,  что  начал  понимать  ее  умысел,  но  по
собственной воле присоединяется к ее заговору.
     "Подожди, пока он не начнет постигать  свои  собственные  эмоции",  -
подумала она. С этим она успокоилась и вернулась  ко  сну.  Завтра  утром,
предвидела она, ей будут отчаянно докучать  случайные  встречи  с  разными
придворными, задающими внешне невинные вопросы.



                                    43

                     Человечество периодически проходит  через  убыстрение
                своих   дел,    переживая    гонку    между    обновляемой
                жизнеспособностью существования и  манящим  обессиливанием
                декаданса.  В  этой  периодической  гонке,   любая   пауза
                становится роскошью. Только тогда  можно  вообразить,  что
                все дозволено, что все возможно.
                                                       Апокрифы Муад Диба.

     "Касание песка - важно", - сказал себе Лито.
     Ему, сидевшему под ослепительным небом,  был  ощутим  крупнозернистый
песок под ним. Его принудили съесть еще одну обильную дозу меланжа,  и  ум
Лито обратился на себя самого, подобно водовороту. Глубоко внутри  воронки
этих завихрений покоился  остававшийся  без  ответа  вопрос:  "Почему  они
добиваются того, что я это скажу?" Гурни  был  упрям  -  нет  сомнений.  И
приказ свой он получил от леди Джессики.
     Лито вывели из съетча на дневной свет ради его "урока".  Из-за  того,
что тело его совершило эту короткую прогулку из съетча, в то время, как ум
присутствовал при битве Лито с Бароном Харконненом - наблюдая  ее  глазами
обоих, у него было странное ощущение. Они  сражались  внутри  него,  через
него, поскольку он не мог дать им сойтись в непосредственной схватке.  Эта
битва открыла ему, что случилось с Алией. Бедная Алия.
     "Я был прав, страшась этого спайсового путешествия", - подумал он.
     Горькая обида на леди Джессику переполнила его до краев. Проклятый ее
Гом Джаббар! Сразиться с ним и победить - или умереть при  испытании.  Она
не могла поднести отравленную иглу к его шее, но она могла послать  его  в
ту долину опасностей, перед которыми не устояла ее собственная дочь.
     Внимание его привлекло сопение. Оно колебалось,  становилось  громче,
тише, громче... тише. Он не мог определить, принадлежит  ли  оно  нынешней
реальности или навеяно спайсом.
     Тело Лито поникло на скрещенные руки.  Ягодицами  он  ощущал  горячий
песок. Прямо перед ним был коврик, но он сидел на голом песке.  На  коврик
упала  тень:  Намри.  Лито  поглядел  на  запачканный  рисунок  ковра,  по
которому, чудилось ему, бежит пузырчатая рябь.  Его  сознание  поплыло  из
настоящего через пейзаж,  где  до  горизонта  простирались  взбудораженные
зеленые кроны.
     В черепе его стоял барабанный бой. Ему было  жарко,  его  лихорадило.
Лихорадка была давлением того жара, что заполнял  его  ощущения,  вытесняя
осознание собственного тела,  пока  не  остались  для  него  ощутимы  лишь
движущиеся  тени  грозящих  опасностей.  Намри  и  его  нож.   Давление...
Давление... Наконец, Лито простерся ничком между песком и небом, не ощущая
ничего, кроме лихорадки. Теперь он  ожидал,  чтобы  что-нибудь  произошло,
чувствуя, что любое событие станет главным и единственным.
     Жаркое-прежаркое солнце топтало его, сокрушая ослепительным  блеском,
и ни успокоения, ли избавления. "Где  моя  Золотая  Тропа?"  Всюду  ползли
жучки. Всюду. "Моя кожа  не  моя  собственная".  Он  слал  послания  своим
нервам, ожидая, что удастся добиться каких-то ответов от других в нем.
     "Подними голову", - велел он своим нервам.
     Голова, которая могла  бы  ползком  волочиться  вперед,  поднялась  и
взглянула на заплаты пустоты в ярком свете.
     - Он теперь глубоко в этом, - прошептал кто-то.
     Никакого ответа.
     Но солнце, полыхавшее огнем, возводило давящие здания жара.
     Медленно,  выпрямляясь,  течение  его  сознания  повлекло  его  через
последнюю завесу зеленой пустоты и  далее,  по  низким  складкам  дюн;  не
больше чем на километр от мелком прочерченной линии съетча  лежало  -  ВОН
ТАМ -  зеленое  расцветающее  будущее,  мощно  растекавшееся,  в  изобилии
бесконечной  зелени,  вспухающее  зеленью,  зелень,   зелень,   бесконечно
наступающая.
     И во всей этой зелени не было ни одного зеленого червя.
     Буйство диких зарослей, но нигде нет Шаи-Хулуда.
     Лито ощутил, что это он переступил за прежние границы в новую страну,
свидетельницей которой было лишь его воображение,  и  что  непосредственно
прозревает  теперь  сквозь   ближайшую   завесу   то,   что   позевывающее
человечество именует НЕИЗВЕСТНЫМ. Это стало кровожадной реальностью.
     Он ощущал, как колышется на ветке красный плод его жизни, как сочится
из него сок, и соком этим был спайс, текущий по его венам.
     Раз нет Шаи-Хулуда - и спайса больше нет.
     Он прозрел будущее без великого серого червя-змеи  Дюны.  Он  понимал
это, хотя и не мог вырваться из транса, чтобы отгородиться от собственного
проникновения.
     Его сознание резко отпрянуло назад - назад,  назад,  прочь  из  столь
смертоносного  будущего.  Мысли  его  перетекли  в  его  кишечник,   стали
примитивными, движимыми лишь напряженностью эмоций. Он обнаружил, что не в
состоянии сосредоточиться на каком-то одном аспекте и его видения, и того,
что в действительности его окружало, но внутри него звучал голос.  Говорил
голос на древнем языке, и Лито идеально его понимал. Голос был мелодичен и
оживлен, но каждое слово словно било Лито по голове.
     "Ты, глупец, вовсе не настоящее влияет на будущее, но будущее  творит
настоящее. Ты  видишь  обратную  перспективу.  Поскольку  будущее  задано,
разворачивание событий, которые его обеспечат, происходит зафиксировано  и
неизбежно".
     Слова эти пронзили его. Ужас пустил корни и в его материальное  тело.
Благодаря этому, он понял, что тело его все еще существует,  но  отчаянная
сущность и огромнейшая сила его видения оставили в  нем  чувства  распада,
беззащитности, он неспособен был послать сигнал своим мускулам и  добиться
их повиновения. Он понял, что все больше и больше  уступает  тому  скопищу
жизней,  чьи  памяти  заставили  его  некогда   поверить   в   собственную
реальность. Его наполнил страх. Он понимал, что,  может  быть,  утрачивает
свой контроль над ними, впадает, в итоге, в Богомерзость.
     Лито почувствовал, как его тело корчится от ужаса.
     Он попал в зависимость от одержанной победы  и  недавно  достигнутого
сотрудничества с жизнями-памятями. Все они обернулись против него, все они
- даже царственный Харум,  которому  он  доверял.  Он  попытался  мысленно
сосредоточиться на собственном изображении, наткнулся  на  накладывающиеся
рамки других изображений, каждое разного возраста:  ребенок,  впадающий  в
старческий маразм. Он припомнил первые уроки, полученные его отцом: "Пусть
твои руки молодеют, зачем стареют". Но все его тело было погружено  теперь
в сгинувшие реальности, и все попытки опереться на собственное воображение
таяли среди других лиц, среди черт тех, кто наделил его своей памятью.
     Алмазный удар грома разбил его на куски.
     Лито ощутил, как рассыпаются в стороны кусочки его сознания -  и  все
же сохранялось в нем  осознание  самого  себя  -  где-то  между  бытием  и
небытием. С оживающей надеждой он ощутил, что тело его  -  дышит.  Вдох...
Выдох... Он сделал глубокий вдох: ЙИН. Он выдохнул: ЙАНГ.
     Где-то,  вне  пределов  его  досягаемости,  находилось  место  высшей
независимости, победы над спутанным наследием множества его  жизней  -  не
ложного ощущения владычества над ними, но истинной победы. Он понял теперь
свою предыдущую ошибку: он искал силы в реальности транса,  предпочтя  его
прямой встрече с теми страхами, что он и Ганима вскармливали друг в друге.
     "Страх одолел Алию!"
     Но стремление к силе подсовывало другую ловушку, устремляя его в  мир
фантазии. Теперь он различал иллюзию. Весь процесс иллюзии  повернулся  на
пол-оборота, и теперь он видел тот центр,  из  которого  сможет  бесцельно
наблюдать за полетом своих видений, своих внутренних жизней.
     Он ощутил душевный подъем. От этого ему захотелось смеяться, но он не
позволил себе этой роскоши - зная, что она запрет двери памяти.
     "А-а-а, мои памяти, - подумал он. - Я вижу нашу иллюзию. Вы больше не
изобретаете для меня следующего мгновения. Вы просто показываете мне,  как
создавать новые мгновения. Я не замкнусь на прежней колее".
     Эта мысль прошла через его сознания,  как  будто  все  в  нем  стирая
набело, и влекомый этой мыслью, он ощутил все свое тело, einfalle, в самых
доскональных деталях отчитывавшееся о каждой клеточке,  каждом  нерве.  Он
достиг состояния напряженного спокойствия. В этом спокойствии, он  услышал
голоса - понимая, что они доносятся издалека, но вместе с тем слыша их так
ясно, как будто их усиливало эхо ущелий.
     Один из них был голосом Хэллека:
     - Может быть, мы дали ему слишком большую дозу.
     Намри отвечает:
     - Мы дали ему имению столько, сколько она велела.
     - Может, нам стоило бы сходить туда, еще раз на него взглянуть.
     Это Хэллек.
     - Сабиха смыслит в таких делах - она позовет нас, если что-то  пойдет
не так.
     Это Намри.
     - Не нравится мне это дело с Сабихой.
     Хэллек.
     - Она - необходимое составляющее.
     Намри.
     Лито ощутил яркий свет вокруг себя и пустоту  внутри,  но  тьма  была
укромной, защищающей и теплой. Свет заполыхал, и Лито понял,  что  родился
он из его внутренней  тьмы,  распространясь  теперь  водоворотом  сияющего
облака. Тело его стало прозрачным, его потянуло вверх, но он сохранял  при
этом einfalle  контакт  с  каждой  своей  клеточкой  и  с  каждым  нервом.
Множество  внутренних  жизней  обрело  порядок,  ничего  перепутанного   и
смешанного. Они стали очень тихи - воспроизводя его собственное внутреннее
безмолвие, каждая  жизнь-память  присмирела,  невещественное  и  неделимое
бытие.
     И тогда Лито с ними заговорил:
     - Я - ваш дух. Я - единственная жизнь, которую вы можете осознать.  Я
- дом вашего духа в Стране Нигде, только напоминающей  родное  жилье.  Без
меня, внятность  мироздания  обратится  в  хаос.  Творческое  и  бездонное
неразрешимо скованы во мне друг с другом - только я могу быть  посредником
между ними. Без меня, человечество увязнет в трясине и тщете ЗНАНИЯ. Через
меня, вы и оно найдете единственную дорогу из хаоса: ПОНИМАНИЕ ЖИЗНИ.
     С этим, он высвободил собственное  "я"  и  стал  самим  собой,  своей
собственной личностью, сориентированной в цельность собственного прошлого.
Это не было ни победой, ни поражением - чем-то новым, чтобы разделить  это
с любой внутренней жизнью  по  его  выбору.  Лито  смаковал  эту  новизну,
позволяя ей овладеть каждой клеточкой, каждым нервом, отказываясь от того,
что предложила ему einfalle, и в ту же секунду обретая целостность.
     Через какое-то время он очнулся в белой  пустоте  и,  со  вспыхнувшим
сознанием, понял, где находится его тело: сидит на песке  в  километре  от
той кручи съетча, что является его северной стеной.  Он  теперь  не  ведал
сомнений, что это за съетч: Джакуруту... и  Фондак.  Но  он  очень  сильно
отличается  и  от  легенд  и  мифов,  и  от   слухов,   которым   потакают
контрабандисты.
     Прямо напротив него сидела на коврике молодая женщина, прицепленный к
ее левому рукаву глоуглоб парил над ее головой. Когда Лито  поднял  взгляд
выше глоуглоба, то увидел звезды. Он знал эту молодую женщину  -  она  уже
появлялась  раньше  в  его  видениях,  это  она  жарила  кофе.  Она   была
племянницей Намри, так же готовой пустить в дело нож, как и ее  дядя.  Нож
лежал у нее на подоле, подоле  простого  зеленого  одеяния  поверх  серого
стилсьюта. Сабиха, так ее звали. И у Нами были на нее собственные планы.
     По глазам его Сабиха увидела, что он очнулся, и сказала:
     - Уже почти заря. Ты провел здесь целую ночь.
     - И большую часть дня, - сказал он. - Ты делаешь хороший кофе.
     Это замечание ее озадачило,  но  она  проигнорировала  его  -  с  той
прямолинейностью  мышления,  что  свидетельствовало,   что   нынешнее   ее
поведение определяется суровой подготовкой и подробнейшими инструкциями.
     - Вот и час убийства, - сказал Лито. - Но твой нож больше не надобен,
- он указал на нож у нее на подоле.
     - Намри о том судить, - ответила она.
     "Значит, не Хэллеку". Она лишь подтвердила его внутреннее знание.
     -  Шаи-Хулуд  -  великий  уборщик  мусора  и  уничтожитель   ненужных
свидетельств, - сказал Лито. - Я сам его так использовал.
     Она непринужденно положила руку на рукоять ножа.
     - Как показательно то, где каждый из нас сидит, - сказал Лито.  -  Ты
сидишь на коврике, а я на песке.
     Ее рука полунакрыла рукоять ножа.
     Лито зевнул, так сильно и широко, что у него заболели челюсти.
     - У меня было видение, в котором и ты присутствовала, - сказал он.
     Ее плечи слегка расслабились.
     - Мы были очень односторонни в отношении к Арракису, - сказал  он.  -
Просто варварство. Есть некая инерция в том, что мы до сей поры делаем, но
кое-что  из  сделанного  мы  должны   переделать.   Чашечки   весов   надо
уравновесить получше.
     По лицу Сабихи скользнула хмурая озадаченность.
     - Мое видение, - сказал он. - Как только мы не восстановим здесь,  на
Дюне, танец жизни, не будет больше дракона на полу пустыни.
     Поскольку он использовал для червя название, употреблявшееся  Старыми
Свободными, она чуть замешкалась, чтобы его понять.
     - Черви? - спросила она.
     - Мы в темном проходе, - сказал он. - Без спайса распадется  Империя.
Не сдвинутся корабли Космического Союза. Воспоминания планет друг о  друге
будут все тускнеть и тускнеть. Планеты  замкнутся  на  самих  себя.  Спайс
станет той границей, на которой навигаторы Союза утратят свое  мастерство.
Мы станем цепляться за наши дюны, невежды насчет того, что есть над нами и
под нами.
     - Ты говоришь очень странно, - сказала она. - Как  ты  видел  меня  в
своем видении?
     "Полагайся на суеверия Свободных!" - подумал он. И сказал:
     - Я стал пазиграфичен. Я - живая скрижаль, на которой надо высечь  те
перемены, которые должны проследовать. Если я их не запишу, вы встретитесь
с такой сердечной болью, какой еще не испытывало человечество.
     - Что это за слова? - спросила она, а  рука  ее  легко  покоилась  на
ноже.
     Лито  повернул  голову  на  кручи  Джакуруту,   увидел   начинающееся
свечение, которым Вторая  луна  отмечала  свой  предрассветный  проход  за
скалами. Предсмертный крик пустынного зайца потряс его  душу.  Он  увидел,
как Сабиха содрогнулась.  Затем  послышалось  хлопанье  крыльев  -  ночная
птица, ставшая здесь ночной. Он  увидел  янтарное  свечение  многих  глаз,
проносящихся мимо него по направлению к трещинам кручи.
     - Я должен следовать велениям моего нового сердца, - сказал  Лито.  -
Ты смотришь на меня как на простого ребенка, Сабиха, но если...
     - Он предостерегал меня насчет тебя, - сказала  Сабиха,  и  плечи  ее
теперь напряглись в готовности.
     Услышав страх в ее голосе, он сказал:
     - Не бойся меня, Сабиха. Ты прожила на восемь лет больше моего  тела.
В этом, я отношусь к тебе с почтением. Но во мне намного больше тысяч  лет
нерассказанных жизней - намного больше, чем знаешь ты. Не смотри  на  меня
как на ребенка. Я прошел через мосты многих будущих и в одном из них видел
нас, переплетенных в любви. Тебя и меня, Сабиха.
     - Что... Этого не может... - она смущенно осеклась.
     - Эта мысль разовьется в тебе, -  сказал  он.  -  Теперь  помоги  мне
вернуться в съетч,  потому  что  я  побывал  во  многих  местах  и  ослаб,
утомленный моими путешествиями.  Намри  должен  услышать,  где  я  был.  -
Заметив в ней нерешительность, он добавил: -  Разве  я  не  Гость  Пещеры?
Намри должен узнать то, что открылось мне. Многое мы должны сделать, иначе
выродится наш мир.
     - Я не верю этому... Насчет червей, - сказала она.
     - И насчет объятий любви тоже?
     Она покачала головой. Но ему видно было, как мысли  проплывают  в  ее
мозгу подобно несомым ветром перышкам.
     Его слова и привлекали, и отталкивали ее. Необычайно  соблазнительно,
конечно, стать супругой властвующего. Но есть ведь и приказы ее  дяди.  Но
сын Муад Диба может однажды стать правителем всего их мироздания - от Дюны
до самых крайних его пределов. Отвращение,  вспыхнувшее  в  ней  к  такому
будущему, было необычайно в духе Свободных - народа, привыкшего  прятаться
в пещерах. Спутница Лито будет на виду у всех, станет объектом  сплетен  и
пересудов. Она, однако, будет богата, но...
     - Я - Сын Муад Диба, способный видеть будущее, - сказал он.
     Она медленно убрала нож в ножны, легко поднялась с коврика, подошла к
Лито и помогла ему встать на ноги. Лито немало  позабавили  ее  дальнейшие
действия: она аккуратно сложила коврик, повесила его через  правое  плечо.
Он видел, что  она  сравнивает  их  рост,  размышляя  над  его  словами  -
"переплетенные в любви"?
     "Рост - из тех вещей, которые меняются", - подумал он.
     Она положила руку ему на  руку,  помогая  ему  и  направляя  его.  Он
споткнулся, и она резко проговорила:
     - Здесь ЭТОМУ не место! - имея в виду нежелательный звук, который мог
привлечь червя.
     Лито  ощутил,  что  тело  его  стало  сухой   скорлупкой,   покинутой
насекомым. Он узнал эту скорлупку: некогда в ней было общество, основанное
на торговле  меланжем  и  на  Религии  Золотого  Эликсира.  Ее  опустошили
крайности. Высокие цели Муад Диба ниспали до  волховства,  поддерживаемого
вооруженной силой Ауквафа. Религия Муад  Диба  имеет  теперь  другое  имя:
Шьен-сан-Шао,  иксианское  словцо,  означающее  умоисступление  и  безумие
считающих, будто они могут провести мироздание в рай на  острие  крисножа.
Но и это изменится, как изменилось название Икс - попросту девятая планета
их солнца, но они забыли язык, давший им это название.
     - Джихад был видом массового безумия, - пробормотал он.
     - Что? - Сабиха была сосредоточена на том, чтобы идти вне  ритма,  не
выдавая своего присутствия на открытом песке. На мгновение она  задумалась
над его словами, затем истолковала их как еще  один  плод  его  очевидного
истощения. Она ощущала его слабость, то, как он был  высосан  трансом.  Ей
это казалось бессмысленным и жестоким. Если должно ему  быть  убитым,  как
говорит Намри, то  следует  сделать  это  быстро,  без  всех  этих  игр  в
кошки-мышки. Но Лито говорил о дивном откровении. Может, именно за этим  и
гонится Намри. Наверняка  должен  быть  мотив  за  действиями  собственной
бабушки этого ребенка. С чего бы еще Нашей Госпоже Дюны давать свое  добро
на столь опасные для жизни ребенка действия?
     РЕБЕНКА?
     Опять она задумалась над его словами. Они были уже у подножия  кручи,
и она остановила своего подопечного, дав ему секунду передохнуть  в  месте
уже побезопасней. Глядя на него в неясном звездном свете, она спросила:
     - Как же так может быть - что больше не будет червей?
     - Только я могу изменить это, -  ответил  он.  -  Не  бойся.  Я  могу
изменить что угодно.
     - Но это...
     - На некоторые вопросы нет  ответов,  -  сказал  он.  -  Я  видел  то
будущее, но противоречия только собьют тебя с толку. Это - наш  меняющийся
мир, и мы - самое странное изменение из всех. Мы откликаемся на  множество
воздействий. Наши будущие  нуждаются  в  постоянной  модернизации.  Сейчас
имеется преграда, которую мы должны устранить. Это диктует нам жестокость,
и совершать ее мы будем против наших самых основных и лелеемых  желаний...
Но это должно быть сделано.
     - Что должно быть сделано?
     - Ты когда-нибудь убивала  друга?  -  вопросил  он,  отворачиваясь  и
проходя в расщелину, свод которой нависал над тайным входом в  съетч.  Шел
он так быстро, как только позволяла измученность трансом, а она сразу  его
догнала, вцепилась в его одежду и заставила остановиться.
     - Что это такое - об убийстве друга?
     - Он все равно умрет, - сказал Лито. - Мне не  придется  убивать  его
самому, но я мог бы это предотвратить. А если я не предотвращу - разве это
не значит, что я его убью?
     - Кто это... кто умрет?
     - Альтернатива налагает на меня молчание, - сказал он.  -  Я,  может,
обязан буду отдать мою сестру чудовищу.
     И опять он отвернулся от нее, и на  этот  раз  оказал  сопротивление,
когда она потянула его за одежду, отказался отвечать на ее вопросы. "Лучше
всего ей не знать, пока не наступит время", - думал он.



                                    44

                     Естественный отбор описывается как работа  окружающей
                среды по  отборочному  отсеву  тех,  кто  даст  потомство.
                Однако, это чрезвычайно ограниченная точка  зрения,  когда
                дело касается людей. Воспроизведение через секс склонно  к
                экспериментам и новшествам. Это ставит многие  вопросы,  в
                том числе тот, самый старый: является ли окружающая  среда
                критерием при отборе после  того,  как  видоизменение  уже
                произошло,   или   же   она   заранее   детерминирует   те
                видоизменения, которые отсеет при отборе.  Дюна  никак  не
                ответила на эти вопросы: она лишь поставила новые, которые
                Лито и Сестры могут попытаться  разрешить  за  последующие
                пять сотен поколений.
                                             Харк ал-Ада. Катастрофа Дюны.

     Возвышавшиеся на расстоянии голые бурые утесы Защитной стены виделись
Ганиме воплощением того призрака, что угрожал ее будущему. Она  стояла  на
краю сада-крыши крепости, спиной к заходящему солнцу.  Из-за  пыльных  туч
солнце светило накаленным оранжевым цветом столь же сочным,  как  у  краев
пасти червя. Ганима вздохнула, думая: "Алия... Алия...  Предстоит  ли  мне
повторить твою судьбу?"
     Внутренние жизни в последнее время все громче заявляли о  себе.  Было
что-то, связанное с  внутренним  миром  женщин  -  Свободных  -  может,  и
вправду, половые различия с мужчинами, но что бы это  ни  было  -  женщина
всегда была более восприимчива к подобному внутреннему приливу. Ее бабушка
предупредила ее об этом, когда они строили  планы,  и  Ганима  столько  же
почерпнула из аккумулированной мудрости Бене Джессерит,  сколько  осознала
через эту мудрость угрожавшее ей.
     Леди Джессика внутри нее ей сказала:
     - За нашим наименованием для предрожденных -  Богомерзость  -  долгая
история  неоднократного  горького  опыта.   Действие   Богомерзости,   как
представляется, таково, что внутренние жизни разделяются. Они расщепляются
на благоволящие и зловолящие. Благоволящие остаются покорными,  полезными.
Зловолящие, похоже, объединяются мощным психо, старающимся завладеть живым
телом и его сознанием.. Этот процесс, как известно, занимает  определенное
время, но признаки его легко узнаваемы.
     - Почему ты бросила Алию? - спросила Ганима.
     - Я в ужасе бежала от своего порожденья,  -  тихим  голосом  ответила
Джессика. - Я сдалась. И теперь меня тяготит  то,  что...  может  быть,  я
сдалась слишком рано.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Еще не могу объяснить тебе, но... может быть...  нет!  Я  не  подам
тебе ложных надежд. У  Гхафлы,  богомерзкого  безумия,  долгая  история  в
человеческой мифологии. Его называли очень по-разному,  но  чаще  всего  -
ОДЕРЖИМОСТЬЮ. Вот так оно выглядит.  Злая  воля  сбивает  тебя  с  пути  и
одерживает верх над тобой.
     - Лито... боялся спайса, - сказала  Ганима,  обнаруживая,  что  может
говорить о нем тихо. Жестокая потребовалась от них цена!
     - И мудро, - ответила Джессика. И больше ничего не сказала.
     Но  Ганима  пошла  на  опасность  выплеска  ее  внутренних   памятей,
вглядываясь в прошлое сквозь странно расплывчатую завесу и  сквозь  тщетно
распространяющийся страх Бене Джессерит. Просто объяснить,  что  сокрушило
Алию, - не принесет ни капли облегчения. Аккумулированный  Бене  Джессерит
опыт указы ей на возможный выход из ловушки, однако же и  Ганима,  рискнув
разделить внутреннюю жизнь с  другими,  прежде  всего  призвала  Мохалату,
благое партнерство, которое может ее защитить.
     И сейчас она призывала жизнь-соучастницу, стоя  в  зареве  заката  на
краю крыши-сада крепости. И сразу же явилась к ней жизнь-память ее матери.
Чани стояла призраком между Ганимой и отдаленными обрывами.
     - Войдя сюда, ты съешь плод Заккуума, пищу яда! -  воззвала  Чани.  -
Затвори эту дверь, дочка! Так будет лишь безопасней.
     Вокруг видения с шумом нахлынула толпа внутренних  жизней,  и  Ганима
сбежала, погрузив свое самосознание в Кредо  Сестер,  действуя  больше  из
отчаяния, чем из доверия. Она  быстро  произнесла  Кредо,  шевеля  губами,
поднимая голос до шепота:
     - Религия - это подражание ребенка взрослому. Религия - это  оболочка
прежним   верованиям   -   мифологии,   являющейся   догадками,    скрытой
убежденности, что мирозданию можно доверять, теми декларациями, что делают
стремящиеся к личной власти  мужчины,  и  все  это  перемешано  с  крохами
просвещенности. И всегда непроизнесенное главенствующее повеление  таково:
"Да не вопросишь ты!" Но мы  вопрошаем.  Мы  по  ходу  дела  нарушаем  это
повеление.  Работа,  на  которую  мы  себя   направляем   -   освобождение
воображения,   использование   энергии   воображения   ради   глубочайшего
восприятия творчества человечеством.
     Мысли Ганимы понемногу опять упорядочились.  Хотя  она  ощущала,  как
трепещет ее тело, и знала,  как  непрочен  достигнутый  ею  мир  -  и  эта
расплывчатая завеса в ее мозгу.
     - Леб Камай, - прошептала она. - Сердце моего врага, да не станешь ты
моим сердцем.
     И она вызвала в памяти лицо Фарадина,  сатурнинское  молодое  лицо  с
тяжелыми бровями и твердым ртом.
     "Ненависть сделает меня сильной, - подумала она. - Через ненависть  я
смогу сопротивляться судьбе Алии".
     Но осталась трепещущая непрочность ее положения, и  все,  о  чем  она
могла теперь думать - как же Фарадин  напоминает  своего  дядю,  покойного
Шаддама IV.
     - Вот ты где!
     Это к Ганиме  справа  подходила  Ирулэн,  широко  -  почти  но-мужски
шагавшая вдоль парапета. Повернувшись, Ганима  подумала:  "А  она  -  дочь
Шаддама".
     - Почему ты все время ускользаешь  сюда  одна?  -  вопросила  Ирулэн,
становясь перед Ганимой и возвышаясь над ней с сердитым лицом.
     Ганима воздержалась говорить, что она не одна, что стража видела, как
она взбиралась на крышу. Гнев Ирулэн относился к  тому  факту,  что  место
здесь было открытое и что здесь их могло настичь дальнобойное оружие.
     - Ты не носишь стилсьют, - сказала Ганима. - Разве ты не знаешь,  что
в прежние времена любой, пойманный  вне  пределов  съетча  без  стилсьюта,
автоматически убивался. Растрачивать  воду  значило  быть  опасностью  для
племени.
     - Вода! Вода! - бросила Ирулэн. - Я хочу знать, почему ты  сама  себя
подвергаешь опасности таким образом. Пошли назад, вовнутрь. Мы  все  из-за
тебя переволновались.
     - Какая же теперь может быть опасность? - спросила Ганима. -  Стилгар
казнил всех изменников. Повсюду - охрана Алии.
     Ирулэн посмотрела на темнеющее небо. На его серо-голубом занавесе уже
стали видны звезды. Потом она снова поглядела на Ганиму:
     - Не буду  спорить.  Меня  послали  сказать  тебе,  что  мы  получили
послание от Фарадина. Он согласен, но  по  некоторым  причинам  он  желает
отложить церемонию.
     - На сколько?
     - Мы еще не знаем. Идут переговоры. Но Данкана отсылают домой.
     - И мою бабушку?
     - Она предпочла остаться пока что на Салузе.
     - Кто может ее осуждать? - спросила Ганима.
     - А, глупая стычка с Алией!
     - Не дурачь меня, Ирулэн. Это  не  было  глупой  стычкой.  Я  слышала
рассказы.
     - Страхи Сестер...
     - Истинны, - сказала Ганима. -  Что  ж,  ты  получила  мое  послание.
Постараешься еще раз меня разубедить?
     - Нет, сдаюсь.
     - Тебе бы следовало знать лучше, чем пытаться мне  лгать,  -  сказала
Ганима.
     - Очень хорошо! Я не оставлю попыток тебя разубедить.  Такой  курс  -
сумасшествие, -  и  Ирулэн  подивилась,  почему  она  позволяет  себе  так
раздражаться на Ганиму. Сестры Бене Джессерит  ни  из-за  чего  не  должны
раздражаться. - Я озабочена грозящей мне крайней опасности. Ты-то  знаешь.
Гани... ты дочь Пола... Как ты можешь...
     - Потому что я - его дочь, - ответила Ганима. - Мы,  Атридесы,  ведем
свой род от Агамемнона, и знаем, что в  нашей  крови.  У  нас,  Атридесов,
кровавая история - и мы не миримся с пролитой кровью.
     Отвлеченная, Ирулэн спросила:
     - Кто такой Агамемнон?
     - До чего же скудно,  оказывается,  ваше  хваленое  образование  Бене
Джессерит, - сказала Ганима. - Я все время забываю, что ты видишь  историю
в уменьшающейся перспективе.  Но  мои  воспоминания  уходят  до...  -  она
осеклась: лучше не пробуждать эти тени от их хрупкого сна.
     - Что бы ты там ни помнила, - сказала Ирулэн, - ты должна  знать  как
опасен этот курс для...
     - Я убью его, - сказала Ганима. - Жизнь за жизнь.
     - А я предотвращу это, если смогу.
     - Мы уже это знаем. Тебе не предоставится возможность.  Алия  отошлет
тебя на юг в один из новых городов, пока все не будет кончено.
     Ирулэн уныло покачала головой.
     - Гани, я дала клятву, что буду охранить тебя от любой  опасности.  Я
заплачу за это собственной жизнью, если будет необходимо. Если ты думаешь,
что я собираюсь бездельничать за кирпичными стенами какой-нибудь  джедиды,
пока ты...
     -  Всегда  есть  Хуануи,  -  мягким  голосом  сказала  Ганима.  -   И
альтернатива - водосборник смерти.  Уверена,  тебе  не  стоит  вмешиваться
оттуда, где ты будешь.
     Ирулэн побледнела, поднесла руку ко рту, забыв на мгновение всю  свою
выучку. Это было свидетельством, сколько заботы она  вложила  в  Ганиму  -
почти полное забытье чего-либо, кроме животного страха.
     - Гани, за себя я не боюсь. Ради тебя я брошусь в пасть червя. Да,  я
то, чем ты меня называешь - бездетная  жена  твоего  отца.  Но  ты  -  мой
ребенок, которого у меня  никогда  не  было.  Я  умоляю  тебя...  -  слезы
блеснули в углах ее глаз.
     Ганима, поборов тяжелый комок в горле, сказала:
     - Есть между нами и еще одно различие. Ты никогда не была  Свободной.
А я являюсь именно ей. Это - пропасть, которая  нас  разделяет.  Алия  это
понимает. Кем там она еще ни будь, но это она понимают.
     - Нельзя сказать, что Алия понимает, - с горечью проговорила  Ирулэн.
- Не знай я, что она из рода Атридесов, я  бы  решила,  что  она  задалась
целью уничтожить эту семью.
     "А откуда тебе знать, что  Алия  до  сих  пор  Атридес?"  -  подумала
Ганима, дивясь слепоте Ирулэн. Она же - из Бене Джессерит,  а  где  ж  еще
лучше знают историю Богомерзости? А она не позволяет себе даже  думать  об
этом, не говоря уж о том, чтобы поверить. Алия, должно  быть,  заколдовала
каким-то образом бедную женщину.
     Ганима сказала:
     - Я должна тебе долг воды. Ради этого, я буду охранять твою жизнь. Но
твой кузен поплатится. И не будем больше об этом.
     Ирулэн уняла дрожь губ, вытерла глаза.
     - Я так любила твоего отца, - прошептала она. - И даже не  знаю,  жив
он или мертв.
     - Может, он и не мертв, - ответила Ганима. - Этот Проповедник...
     - Гани! Порой я тебя не понимаю. Стал бы Пол нападать на  собственную
семью.
     Ганима пожала плечами, поглядела в меркнущее небо.
     - Может быть, его развлекает такое...
     - Как можешь ты так легко говорить об этом...
     - Чтобы держаться подальше от темных глубин, - ответила Ганима.  -  Я
не насмехаюсь над тобой. Видят боги, нет. Но я просто дочь своего отца.  Я
- каждый из тех, кто вложил свое семя в род Атридесов.  Ты  не  думаешь  о
Богомерзости, а я ни о чем другом думать не могу.  Я  -  предрожденная.  Я
знаю, что внутри меня.
     - Глупое старое суеверие о...
     - Нет! - Ганима подняла руку ко рту Алии. - Я -  проклятая  программа
развития всего Бене Джессерит, вплоть до... и включая мою бабушку. И  я  -
много большее, - чиркнув ногтем по левой ладони,  она  расцарапала  ее  до
крови. - Тело мое юно, но его жизненные опыты... О,  БОГИ,  Ирулэн!  Опыты
моих жизней! Нет! - она  опять  подняла  руку,  поскольку  Ирулэн  подошла
поближе. - Я знаю все  будущие,  которые  провидел  мой  отец.  Во  мне  -
мудрость многих жизненных сроков, и  все  их  невежество  тоже...  вся  их
бренность. Если ты намерена мне помочь, Ирулэн, узнай сначала, кто я есть.
     Ирулэн непроизвольно наклонилась  и  обняла  Ганиму,  обняла  крепко,
прижавшись щекой к ее щеке.
     "Не сделай так, чтобы я должна была убить  эту  женщину,  -  подумала
Ганима. - Не допусти этого".
     И, только промелькнула в ней эта мысль, надо всей пустыней опустилась
ночь.



                                    45

                           Маленькая птичка, клювик в красных жилочках,
                           Свой зов тебе послала, пропев над съетчем Табр.
                           Лишь раз тебя окликнула, и ты ушел от нас,
                           От нас ты удалился в Долину Похорон.
                                                          Плач по Лито II.

     Лито пробудило звяканье водных колец в женских волосах. Он поглядел в
открытый дверной проем своей камеры и  увидел  сидящую  там  Сабиху.  Полу
спутанным от дурмана-спайса сознанием он увидел вокруг нее очертания всего
того, что открылось ему о ней в его видении. Она была на два  года  старше
того возраста, когда большинство женщин Свободных  выходят  замуж  или  по
крайней мере заключают помолвку. Следовательно, ее семья  для  чего-то  ее
приберегала... или для кого-то. Она брачного возраста... Это очевидно. Его
подернутые  видениями  глаза  видели  ее  существом  из  Земного  прошлого
человечества: темные волосы и бледная кожа, глубокие глазницы, придававшие
зеленоватый отлив ее заполненным синевой глазам, маленький носик,  широкий
рот над острым подбородком. И она была для него живым сигналом, что здесь,
в Джакуруту, знают о плане Бене Джессерит -  или  подозревают,  каков  он.
Значит, они надеются возродить через него Империю Фараонов, да? Вот почему
они намереваются заставить его жениться на их Сестре? Сабиха наверняка  не
может этого предотвратить.
     Хотя, его тюремщикам известен этот план. И откуда они его узнали? Они
не уходили вместе с ним туда, где жизнь становится  движущейся  перепонкой
среди других измерений.  В  рефлекторную  и  круговую  субъективность  его
видений, открывших ему, что Сабиха принадлежит  лишь  ему,  и  только  ему
одному.
     Опять  звякнули  водяные  кольца  в  волосах  Сабихи,  и  этот   звук
всколыхнул его видения. Он знал, где он побывал и чему научился. Ничто  не
сможет этого стереть. Он не ехал теперь в паланкине на большом  Создателе,
под позвякивание водных  колец,  среди  других  пассажиров  и  напевов  их
путевых песен. Нет... Он был здесь, в каморке Джакуруту,  отправившийся  в
самое опасное из всех путешествий: прочь из Ал аз-сунна уал-джамас и назад
в него, прочь из реального мира ощущений и назад в этот мир.
     Что она делает здесь, с ее позвякивающими в ушах водными кольцами? О,
да, помешивает очередную порцию того варева, что, как они считают,  держит
его в плену - пищу, приправленную  эссенцией  спайса,  чтобы  держать  его
наполовину в реальном мире, либо вне его, пока он либо не умрет,  либо  не
достигнет успеха - план его бабушки. И всякий раз, когда он полагал, будто
выиграл, они отсылали его назад. Леди Джессика, конечно,  права  -  старая
колдунья! Но что делать? Самое полное припоминание всех жизней внутри него
бесполезно до тех пор, пока он не сумеет организовать данные и  вспоминать
их по своей воле. Эти жизни стали сырьем для анархии. Одна из  них  -  или
все вместе - могли бы его и  одолеть.  Спайс  и  его  странное  пребывание
здесь, в Джакуруту - игра по отчаянным ставкам.
     "Сейчас Гурни  ждет  знака,  а  я  отказываюсь  его  подать.  Сколько
продлится его терпение?"
     Он посмотрел на Сабиху.  Она  откинула  капюшон,  обнажив  татуировку
племени на висках. Лито сначала не узнал татуировку, затем  вспомнил,  где
он находится. Да, Джакуруту до сих пор живет.
     Лито не знал, благодарить ли свою  бабушку  или  ненавидеть  ее.  Она
хотела, чтобы его инстинкты вышли на уровень самосознания. Но инстинкты  -
это только  расовая  память  о  том,  как  управляться  с  кризисами.  Его
непосредственные  воспоминания  других  жизней  рассказывают  ему  намного
больше этого.  Теперь  он  их  упорядочил  -  и  видел,  в  чем  опасность
разоблачения себя перед Гурни. И нет способа  утаить  свое  откровение  от
Намри. Да, Намри - еще одна проблема.
     Сабиха вошла в его каморку с чашей в руках. Он  восхитился  тем,  как
падал свет, радужным свечением окаймляя ее волосы.  Она  нежно  приподняла
его голову и принялась кормить его из чаши. И только тогда  Лито  осознал,
как же он слаб. Он позволил ей кормить себя, а ум его блуждал,  припоминая
собеседование с Гурни и Намри. Они ему верят! Намри больше, чем Гурни,  но
даже Гурни не может отрицать того, что его  чувства  уже  поведали  ему  о
происходящем на этой планете.
     Сабиха вытерла его рот краем своего платья.
     "А-а-а, Сабиха!  -  подумал  он,  припоминая  другие  видения,  болью
наполнившие его сердце. -  Много  ночей  грезил  я  возле  открытой  воды,
прислушиваясь к дующим над головой ветрам. Много ночей мое тело  покоилось
рядом со змеиным логовом, и сквозь летний жар я грезил о Сабихе. Я  видел,
как она укладывает спайсовый  хлеб  на  раскаленные  докрасна  пластальные
противни. Я слышал чистую воду канала, нежную и сияющую, но буря  бушевала
в моем сердце. Она отхлебывает кофе и ест. Зубы ее сверкают среди теней. Я
вижу ее вплетающей в свои волосы мои водяные кольца.  Благоуханный  аромат
от ее груди поражает меня до глубины души. Она терзает меня и гнетет самим
своим существованием".
     Давление  его  множественных  памятей  погрузило  его  в  недвижность
округлившегося времени - то,  чему  он  раньше  сопротивлялся.  Он  ощутил
объединившиеся тела, издаваемые любовниками звуки, ритмы,  вплетавшиеся  в
каждое чувственное впечатление - губы,  дыхание,  влажные  выдохи,  языки.
Где-то внутри его видения возникли угольного цвета завитки, и  он  ощущал,
как пульсируют эти  завитки,  поворачиваясь  внутри  него.  В  его  черепе
взмолился  голос:  "Пожалуйста,  пожалуйста,  пожалуйста,   пожалуйста..."
Мужская сила вспухала в его чреслах, и он ощутил, держась  и  цепляясь  за
восставшую палицу экстаза, как открылся его рот. Затем -  вздох,  медлящая
сладость тяжелых волн, опадание.
     О, как же сладостно будет воплотить это в реальности!
     - Сабиха, - прошептал он. - О, моя Сабиха.
     Когда ее подопечный явно погрузился  после  приема  пищи  в  глубокий
транс, Сабиха взяла чашу и ушла, помедлив у  дверей,  чтобы  заговорить  с
Намри:
     - Он опять называл мое имя.
     - Вернись к нему и побудь с ним, - велел  Намри.  -  Я  должен  найти
Хэллека и обсудить с ним это.
     Сабиха поставила чашу у двери и, вернувшись в каморку, села  на  край
койки, созерцая затененное лицо Лито.
     Она накрыла его руку своей, когда он заговорил. Как же он сладок,  до
чего же сла... Она поникла на койку, баюкаемая его рукой, пока  совсем  не
впала в забытье. Тогда он вытянул  руку.  Присел,  чувствуя,  до  чего  же
глубока его слабость. Спайс  и  видения  опустошили  его.  Он  пошарил  по
клеткам своего тела, собирая все уцелевшие искорки энергии, слез с  койки,
не потревожив Сабиху. Он должен  идти  -  хоть  и  знает,  что  далеко  не
доберется. Он медленно застегнул свой стилсьют, надел робу,  скользнул  по
коридорам к проходу наружу. Людей было совсем немного, все занятые  своими
делами. Они знали его - но он ведь не на  их  попечении.  Намри  и  Хэллек
наверняка знают, что он делает, да и Сабиха не может быть далеко.
     Он нашел нечто вроде бокового прохода - то, что ему было  нужно  -  и
смело двинулся по нему.
     Оставленная им Сабиха безмятежно спала, пока ее не разбудил Хэллек.
     Она села, протерла глаза, увидела пустую койку, своего дядю, стоящего
позади Хэллека, гнев на их лицах.
     Намри ответил на выразившийся на ее лице немой вопрос:
     - Да, он ушел.
     - Как ты могла дать ему сбежать? - разъярился  Хэллек.  -  Как  такое
возможно?
     - Видели, как он шел к нижнему выходу, -  странно  спокойным  голосом
сказал Намри.
     Съежившись от страха, Сабиха старалась припомнить.
     - Как? - вопросил Хэллек.
     - Я не знаю. Я не знаю.
     - Сейчас ночь, и он слаб, - сказал Намри. - Далеко он не уйдет.
     - Ты хочешь, чтобы мальчик умер! - повернулся к нему Хэллек.
     - Меня бы это не расстроило.
     И опять Хэллек повернулся к Сабихе:
     - Расскажи мне, что произошло.
     - Он коснулся моей щеки. Говорил и говорил со мной о своем видении...
о нас вместе, - она поглядела на пустую койку. - Он меня усыпил. Какими-то
чарами.
     Хэллек взглянул на Намри:
     - Может он прятаться где-нибудь внутри съетча?
     - Внутри негде. Его бы увидели, обнаружили. Он направлялся к  выходу.
Он где-то снаружи.
     - Чары, - пробормотала Сабиха.
     - Никаких чар, - проговорил Намри. - Он ее загипнотизировал. Со  мной
ведь тоже чуть такого не сделал, помнишь? Сказал, что я - его друг.
     - Он очень слаб, - сказал Хэллек.
     - Только телесно, - возразил Намри. -  Но  далеко  он  все  равно  не
уйдет. Я вывел из строя  каблучные  насосы  его  стилсьюта.  Он  умрет  от
обезвоживания, если мы его не найдем.
     Хэллек чуть не ударил Намри со всего размаху, но жестко взял  себя  в
руки. Джессика предупреждала его, что  Намри,  может  быть,  должен  будет
убить паренька. Великие боги! До чего же они докатились,  Атридесы  против
Атридесов.
     - Возможно ли, что он ушел, как  лунатик  -  в  спайсовом  травке?  -
спросил Хэллек.
     - А в чем разница? - спросил в ответ Намри. - Если он  ускользнет  от
нас, то наверняка умрет.
     - Мы начнем поиски с  первой  зарей,  -  сказал  Хэллек.  -  Он  взял
фремкит?
     - Всегда есть несколько возле наружной двери, - ответил Намри. - Надо
быть дураком, чтоб не взять. А он никогда не казался мне дураком.
     - Тогда отправь послание нашим друзьям, - сказал  Хэллек.  -  Сообщим
им, что произошло.
     - Никаких посланий сегодня ночью, - сказал Намри. - Надвигается буря.
Племена ушли от нее на три дня пути. Она будет  здесь  к  полуночи.  Линия
связи уже бездействует. Спутники передали сигнал окончания связи  с  нашим
сектором два часа назад.
     Глубокий,  судорожный  вздох  сотряс   Хэллека.   Мальчик   наверняка
погибнет, если его настигнет песчаная буря. Она сдерет мясо  с  костей,  а
кости иссечет на кусочки. Их задумка была лишь пугнуть его  смертью  -  но
смерть станет настоящей. Он ударил кулаком по ладони. Буря как  пить  дать
запрет их в съетче. Они не смогут даже выйти на  вершину  съетча.  Затишье
перед бурей уже изолировало съетч.
     -  Дистранс,  -  сказал  он,  размышляя  о  том,  как  бы  они  могли
запечатлеть послание в голосе летучей  мыши  и  отправить  ее  с  сигналом
тревоги.
     Намри покачал головой.
     -  Летучая  мышь  не  полетит   в   бурю.   Нет-нет,   старина.   Они
чувствительнее нас. Они уже попрятались в расщелины обрывов, пока  она  не
минует. Лучше подождать, пока спутники снова выйдут с нами на связь. Тогда
мы сможем попробовать найти его останки.
     - Нет - если он взял фремкит и спрячется в песке, - сказала Сабиха.
     Ругаясь себе под нос,  Хэллек  отвернулся  от  нее  и  зашагал  прочь
размашистым шагом.



                                    46

                     Мир требует компромиссных решений, но мы  никогда  не
                достигаем действительных решений  -  мы  только  работаем,
                прокладывая к ним путь. Беда с миром в том, что он  больше
                склонен карать за ошибки, чем вознаграждать великолепие.
                                      Слова Моего Отца: рассказ Муад Диба,
                                      по реконструкции Харк-ал-Ада.

     - Она обучает его? Обучает Фарадина?
     Алия  грозно  взглянула  на  Данкана  Айдахо,  с  примесью  злости  и
недоверия. Хайлайнер Сокола вышел на орбиту Арракиса в полдень по местному
времени. Часом позже корабль высадил Айдахо на Арракисе - без уведомления,
но с явно показываемой  беспечностью.  Через  несколько  минут  орнитоптер
доставил его на плоскую  крышу  крепости.  Предупрежденная  о  его  скором
прибытии, Алия встретила его там, держась перед своими стражами с холодной
сдержанностью, но теперь они стояли в ее апартаментах под северным  краем.
Он просто доложил ей обо всем, правдиво, точно, подчеркивая все данные,  в
манере ментата.
     - Она выжила из ума, - сказала Алия.
     Он воспринял это заявление как проблему для ментата.
     - Все существующие данные указывают, что она уравновешена и в здравом
рассудке. Я бы сказал, ее индекс здравомыслия был...
     - Брось это! - огрызнулась Алия. - Что она может замышлять?
     Айдахо, знавший, что теперь его собственное эмоциональное  равновесие
зависит от того, насколько  глубоко  он  погружается  в  ментатный  холод,
ответил:
     - По моим  расчетам,  она  думает  о  помолвке  своей  внучки.  -  Он
тщательно сохранял на лице бесстрастное выражение, маску гнетущей  скорби,
грозившей его поглотить. Алии здесь нет. Алия мертва. На какое-то время он
сохранял еще в своих чувствах миф об Алии, сооруженный им для  собственных
нужд, но ментату такой самообман доступен лишь на ограниченное время.  Это
создание, рядящееся под человека, - одержимо; демонический психо управляет
ей. Его стальные глаза с миллиардами граней  способны  были  по  его  воле
воспроизводить перед его органами зрения множество Алий-мифов. Но когда он
соединил их в  единый  образ,  никакой  Алии  не  существовало.  Ее  черты
поневоле вели к другим выводам.  Она  была  лишь  оболочкой,  под  которой
вершится возмутительное надругательство.
     - Где Ганима? - спросил он.
     Она отмахнулась:
     - Я отослала ее в месте с Ирулэн на попечение Стилгара.
     "Нейтральная  территория,  -  подумал  он.  -  Состоялись  еще   одни
переговоры с мятежными  племенами.  Она  теряет  почву  под  ногами  и  не
понимает этого... или понимает? Нет  ли  другой  причины?  Не  покинул  ли
Стилгар ее сторону?"
     - Помолвка, - задумалась Алия. - Каковы условия Дома Коррино?
     - Салуза кишмя кишит понаехавшими  родственниками,  все  работают  на
Фарадина, надеясь урвать свою долю при его возвращении к власти.
     - И она готовит его по методике Бене Джессерит?..
     - Разве это не годится для мужа Ганимы?
     Алия улыбнулась про себя,  подумав  о  несокрушаемой  ярости  Ганимы.
Пусть его Фарадин учится. Леди Джессика обучает труп.  Вся  работа  пойдет
впустую.
     - Я должна подробно это обдумать, - сказала она. - Ты что-то  притих,
Данкан.
     - Я жду твоих вопросов.
     - Понимаю. Я, знаешь ли, очень на тебя сердита Увезти ее к Фарадину!
     - Ты велела, чтобы это выглядело натуральным.
     - Я вынуждена была выступить с иском, будто бы  вы  оба  захвачены  в
плен.
     - Я повиновался твоим приказам.
     - Ты порой так буквален, Данкан, что чуть ли не пугаешь меня. Но если
б тебя не было, ладно...
     - Леди Джессика устранена так, чтобы больше не  навредить,  -  сказал
он. - А ради Ганимы мы должны быть благодарны, что...
     - Чрезвычайно благодарны, - согласилась она. И подумала: "Ему  больше
нельзя доверять. Он хранит эту  проклятую  верность  Атридесам.  Я  должна
найти предлог,  чтобы  отослать  его  прочь...  и  уничтожить.  Несчастный
случай, разумеется".
     Она коснулась его щеки.
     Он заставил себя ответить на ласку, взяв ее руку и поцеловав.
     - Данкан, Данкан, как же это печально, - сказала она. - Но я не  могу
тебя здесь со мной оставить. Слишком много происходит  вокруг,  и  слишком
немногим я могу полностью доверять.
     Отпустив ее руку, он ждал.
     - Я была ВЫНУЖДЕНА отправить Ганиму  в  Табр,  -  продолжила  она.  -
Слишком здесь беспокойно. Набегами из Каньонных  Земель  разрушены  каналы
Кагга Базина, вся их вода выпущена в песок. Арракин  на  жестком  рационе.
Базин живет еще  за  счет  песчаной  форели,  пожиная  урожай  воды.  Там,
конечно, нужно вмешаться, но наши силы растянуты так,  что  стали  слишком
тонки.
     Он уже заметил, как мало амазонок из личной гвардии Алии оставалось в
крепости Твердыне. И подумал: "Маркизет Внутренней пустыни будет и  дальше
испытывать на прочность ее оборону. Разве она этого не понимает?"
     - Табр остается нейтральной территорией, - сказала она. -  Там  прямо
сейчас    продолжаются    переговоры.    Там    Джавид,    с    делегацией
Квизарата-Жречества. Но я  бы  хотела,  чтобы  ты  был  в  съетче  Табр  и
присматривал за ними, особенно за Ирулэн.
     - Да, она из Дома Коррино, - согласился он.
     По ее глазам он понял, что она поставила на  нем  крест.  До  чего  ж
прозрачным стало это новое создание в оболочке Алии!
     Она махнула рукой.
     - Теперь ступай, Данкан, а то я передумаю и оставлю тебя при себе.  Я
так по тебе соскучилась...
     - И я по тебе, - в этой короткой фразе он  дал  вылиться  всей  своей
скорби.
     Она воззрилась на него, потрясенная его печалью.
     - Ради меня, Данкан... - и подумала: "Слишком плохо,  Данкан".  Вслух
же сказала: - Зия отвезет тебя в Табр. Нам надо, чтобы орнитоптер вернулся
назад.
     "Ее любимая амазонка, - подумал он. - Я должен быть с ней осторожен".
     - Понимаю, - и он опять поцеловал ей руку. Он  посмотрел  на  дорогое
ему тело, некогда бывшее его Алией.  Уходя,  он  не  смог  заставить  себя
взглянуть ей в лицо. Кто-то другой взглянул бы на него ее глазами.
     Поднимаясь на крышу  крепости-Твердыни,  Айдахо  все  больше  ощущал,
сколько же вопросов осталось без ответа. Если говорить о  той  его  части,
что была ментатом, не перестающим учитывать  все  данные  и  признаки,  то
встреча с Алией оказалась для него чрезвычайно утомительной. Он ждал возле
орнитоптера вместе  с  одной  из  амазонок  Алии,  угрюмо  смотря  на  юг.
Воображение уносило его взгляд за Защитную стену, к съетчу Табр. "Почему в
Табр везет меня Зия? Отгонять назад  геликоптеры  -  лакейская  работа.  И
почему задержка? Не получает ли Зия особые инструкции?"
     Айдахо взглянул на дозорную, забрался в орнитоптер на  место  пилота.
Высунувшись из кабины, он сказал:
     - Передай Алии, я немедленно пришлю орнитоптер назад с одним из людей
Стилгара.
     Дозорная не успела запротестовать, как  он  закрыл  дверь  и  включил
орнитоптер. Он видел, что дозорная в нерешительности. Как можно  возражать
супругу Алии? Он поднял топтер в воздух до того, как она решила, что же ей
делать.
     Теперь, один внутри топтера, он дал волю своей скорби  и  от  глубины
души сокрушенно разрыдался. Алии  больше  нет.  Они  расстались  навсегда.
Слезы струились по его тлейлакским глазам, и он прошептал:
     - Пусть все воды Дюны уйдут в песок Им не сравниться с моими слезами.
     Однако же, это была не ментатская крайность, каковой он ее и признал,
заставив себя  переключиться  на  трезвую  оценку  нынешних  нужд.  Топтер
требовал  его  внимания.  Управление  топтером  принесло   ему   некоторое
облегчение, и он снова взял себя в руки.
     "Ганима опять со Стилгаром. И Ирулэн".
     Почему Зия была назначена ему в попутчицы? Он поставил  эту  проблему
перед собой как перед ментатом - и от ответа  у  него  мороз  пробежал  по
коже: "Со мной должен был произойти ненастный случай".



                                    47

                     Каменная  рака  с  черепом  правителя  не   принимает
                молитв. Она стала гробницей  плача.  Только  ветру  слышен
                голос  этого  места.  Крики  ночных  зверей  и  преходящее
                странствие  двух  лун  -  все  говорит  о  том,  что  день
                кончился. Не придут больше молящиеся.  Гости  удалились  с
                праздника. Как же гола тропа, ведущая с этой вершины.
                                 Надпись на раке Герцога Атридеса. Аноним.

     Все представлялось Лито с обманчивой простотой: избегать,  чтобы  его
заметили, делать то, чего  никто  не  увидит.  Он  распознавал  ловушку  в
подобном представлении - случайные нити  стиснутого  будущего  очень  даже
могут переплетаться, пока не опутают тебя намертво -  но  ведь  он  теперь
по-новому их крепко ухватил. Ни в  одном  из  видений  он  не  видел  себя
бегущим из Джакуруту. Значит, ниточку к Сабихе нужно обрезать первой.
     Он скорчился в затухающем дневном свете на восточном краю защищавшего
Джакуруту утеса. Во фремките нашлись энергетические таблетки и еда. Теперь
он набирался сил. К западу располагалось озеро  Азрак,  гипсовая  равнина,
где некогда - в дни до червя - была открыта  вода.  Невидимое,  к  востоку
находилось Бене Шерк, несколько новых разбросанных поселений, вторгшихся в
открытый эрг. К югу была Танцеруфт, Страна  Ужаса:  три  тысячи  восемьсот
километров пустыни, где лишь встречаются порой заплатки  укрепляющих  дюны
трав  и  ветряные  ловушки  для  их   полива   -   работа   экологического
преображения, переделывавшего  ландшафт  Дюны.  Их  обслуживали  воздушные
бригады, и никто не задерживался там надолго.
     "Я пойду на юг, - сказал себе Лито. - Гурни ожидает, что я именно так
и поступлю. Но не то время сейчас, чтобы выкидывать что-нибудь  совершению
неожиданное".
     Скоро наступит тьма, и он сможет  покинуть  свое  временное  потайное
пристанище. Он поглядел на  южную  линию  горизонта.  Там  посвистывала  с
сумрачного неба, перекатывалась подобно дыму,  полыхала  волнистая  полоса
пыли - буря. Он увидел, как высокий  центр  бури  взметнулся  над  Великой
Равниной, подобно любопытствующему  червю.  Целую  минуту  этот  центр  не
двигался ни вправо, ни влево. Старая присказка Свободных появилась  в  его
мозгу: "Если центр бури не движется - значит, ты на его пути".
     Этот шторм все меняет.
     Мгновение  он  смотрел  на  запад,  назад,  на  съетч  Табр,   вбирая
обманчивый сумрачно-серый покой вечерней пустыни, видя слой белого гипса с
отшлифованными  ветром  голышами  по  краям,  необитаемую  пустоту  с   ее
нереальной  поверхностью  светящегося  белого  цвета,  отражающей  пылевые
облака. Ни в одном из своих видений не видел он  себя  уцелевшим  в  вихре
бури-матери - либо  как  зарывается  в  песок  достаточно  глубоко,  чтобы
уцелеть. Было только то  видение,  когда  он  перекати-полем  катился  под
ветром... Но ведь это, может быть, не сейчас.
     А буря уже шла, охватывая многие градусы широты, бичами ветра покоряя
перед собой мир. Можно рискнуть. Были старые истории -  всегда  услышанные
от друга друзей - будто некто сумел удержать  на  поверхности  истощенного
червя, вогнав хук Создателя под одно из его широких колец  и,  сковав  его
таким образом, выехать на нем из бури в подветренной  тиши.  Была  в  этом
искушающая его грань между дерзновением и несостоятельным  безрассудством.
Буря, самое раннее, придет лишь к полуночи. Еще есть время. Сколько  нитей
он сюжет на этом прервать? Все, включая и самую последнюю?
     "Гурни будет ожидать, что я направлюсь на юг - но не в бурю".
     Он поглядел на юг, ища пути, увидел текучие эбеновые штришки глубокой
теснины, прорезавшей Твердыню Джакуруту. Увидел он завитки песка  в  кишке
теснины, химерического песка.  Они,  словно  вода,  струились  на  равнину
высокомерными струйками. Раздирающая горло жажда зашептала у него во  рту,
когда он вскинул на плечи фремкит и  направился  по  спускавшейся  в  этот
каньон тропинке. Еще достаточно светло, и  его  могут  увидеть,  но  время
сейчас - его главная и отчаянная ставка.
     Когда  он  достиг  дна  каньона,  над  ним  быстро  опустилась   ночь
центральной пустыни. Только иссушающее глиссандо  лунного  света  освещало
ему теперь путь на Танцеруфт. Сердце его забило быстрее, наполняясь  всеми
три страхами, что в изобилии хранили его памяти. Он чувствовал, что, может
быть, движется прямо в Хуануи-наа, как Свободные в страхе  своем  называли
величайшие бури: Дань Смерти Земле.  Но,  чтобы  ни  приближалось,  в  его
видениях этого не было. Каждый шаг оставлял все дальше позади него спайсом
порожденную    дхьяну     -     распространяющееся     осознание     своей
интуитивно-созидательной натуры  с  его  разверткой  по  неподвижной  цепи
случайностей. Теперь по крайней мере каждые сто  шагов  надо  было  делать
шажок в сторону, за границы слов и внутрь связи с  его  заново  ухваченной
внутренней реальностью.
     "Одним путем или другим, отец, я иду к тебе".
     Вокруг него таились в скалах невидимые  птицы,  давая  о  себе  знать
негромкими звуками. Наделенный мудростью Свободных, он прислушивался к  их
эху, чтобы определить дорогу, видеть которую не мог. Часто,  проходя  мимо
трещин, он видел в  них  злобную  зелень  глаз  -  тварей,  прятавшихся  в
убежищах при приближении бури.
     Он вышел из каньона в пустыню. Под ним двигался и дышал живой  песок,
говоря о глубинной активности  и  латентных  фумаролах.  Он  оглянулся  на
тронутые лунным светом чашечки лавы над  отрогами  съетча.  Вся  структура
была  метаморфичной,  в  основном  сформированной  давлением.  У  Арракиса
оставалось еще что сказать своему будущему. Лито установил тампер, вызывая
червя, и, когда тот заколотился о песок,  занял  позицию,  с  которой  все
будет видно и слышно. Его  рука  бессознательно  нашла  ястребиное  кольцо
Атридесов, скрытое под узловатой складкой его дишсаши. Гурни его  нашел  -
но оставил ему. О чем он тогда подумал - увидя кольца Пола?
     "Отец, жди меня вскоре".
     Червь пришел с юга. Он изгибался, обходя скалы, не такой большой, как
надеялся Лито. Но ладно, это ничего. Он перехватил червя,  вогнал  в  него
крючья, быстро, цепляясь, вскарабкался на чешуйчатый бок червя,  пока  тот
обрушивался на тампер, посреди  свистящей  серой  пыльцы.  Червь  послушно
последовал туда, куда направили его крючья Лито. Они поехали - с ветерком,
развевавшим  одеяния  мальчика.  Он  устремил  взгляд  на  южные   звезды,
потускневшие за завесой пыли, и направил червя туда.
     ПРЯМО В БУРЮ.
     Когда взошла Первая луна, Лито прикинул высоту бури и  приблизительно
определил  время,  когда  она  придет.  Не  раньше,  чем  на   заре.   Она
расширялась, собирала энергию для гигантского  броска.  Много  задаст  она
работы бригадам экологического преображения.  Словно  бы  сама  планета  с
разумной яростью выходила отсюда на  бой  с  ними,  с  яростью  тем  более
возраставшей, чем больше земель охватывало преображение.
     Всю ночь он гнал червя к югу, через его  движения,  передающиеся  его
ногам, улавливая, какой у червя есть запас энергии. Периодически он  давал
червю сворачивать к западу, куда того беспрестанно  тянуло  -  либо,  чтоб
вернуться  в  невидимые  границы  собственной   территории,   либо   всеми
инстинктами чувствуя приближение бури. Черви закапываются в  песок,  чтобы
спастись  от  секущих  песчаных  ветров,  но  этот  червь  не  уйдет   под
поверхность, пока крючья Создателя держат одно из его колец открытым.
     К полуночи червь стал выказывать множество признаков измождения. Лито
переместился назад по его большим  гребням  и  заработал  цепом,  позволив
червю замедлить ход, но все так же направляя его на юг.
     Буря настигла их сразу после зари. Сперва  была  росистая  простертая
неподвижность пустынного рассвета, прижимающая дюны одну к другой.  Затем,
первая пыль заставила  Лито  застегнуть  отвороты  стилсьюта  на  лице.  В
сгущающейся  пыли  пустыня  стала  сумраком,  лишенным  очертаний.   Затем
песчаные иглы начали покалывать его щеки, впиваться ему в губы. Он  ощутил
жесткий крупнозернистый песок на языке и понял, что настал  решающий  миг.
Да стоит ли рисковать, полагаясь на старые байки, и  еще  больше  понукать
почти изможденного червя? Он за долю  секунды  отверг  этот  выбор,  опять
пробрался к хвосту червя, вытащил крючья. Уже едва шевелясь,  червь  начал
зарываться. Но его переработавшая тепло распределительная  система  успела
выпустить - словно из духовки циклончик  жара  в  нарастающей  буре.  Дети
Свободных с самых ранних лет знали, как опасно находиться у хвоста  червя.
Черви  были  фабриками  кислорода  -  воздух  бешено  загорался  за  ними,
благодаря обильным выбросам продуктов химически реакций, снимавших  в  них
негативные последствия внутреннего трения.
     Песок начал захлестывать его ноги. Лито  выпустил  крючья  и  прыгнул
подальше, избегая раскаленной топки в хвосте червя.  Все  зависело  теперь
оттого, успеет ли он забраться под песок в том месте, где червь  разрыхлил
спрессованную поверхность.
     Сжимая в левой руке прибор стационарного уплотнения, Лито зарылся под
скользящую поверхность  дюны  -  зная,  что  червь  слишком  устал,  чтобы
обернуться и проглотить его своей огромной бело-оранжевой пастью.  Работая
левой рукой, чтобы зарыться поглубже, он правой извлек стилсьют из  своего
фремкита и приготовил его к надуванию. Все  было  сделано  меньше  чем  за
минуту - и вот он уже впихивает тент в плотный кармашек  песчаных  стен  с
подветренной стороны дюны. Он надул тент, забрался в него. Перед тем,  как
наглухо застегнуть сфинктер, он втащил внутрь стационарный  уплотнитель  и
выключил его. Скользящие пески дюны поползли на тент.  Но  лишь  несколько
песчинок проникло внутрь, прежде чем он закрыл вход.
     Теперь он должен работать  еще  быстрее.  Ни  один  пескошноркель  не
дотянется отсюда до  поверхности,  чтобы  обеспечить  его  воздухом.  Буря
великая, такая, в которой очень немногие выживают. Она может  накрыть  его
тоннами песка. И только нежный пузырек тентада  внешнее  уплотнение  будут
его защищать.
     Лито вытянулся на спине, сложил руки  на  груди  и  отправил  себя  в
сонный транс - в спячку, при которой его легкие будут совершать лишь  один
вдох в час. С этим он и вверил себя неизвестности. Буря  пройдет,  и  если
она не разорит его хрупкое укрытие, он еще сможет выбраться...  или  может
встретиться с Мадмнат ас-салам, Обиталищем Мира. Что ни случись, он знает,
что обязан был оборвать нити, одну за другой,  чтобы  только  ему  Золотая
Тропа и осталась. Только  так,  или  он  не  сможет  вернуться  в  калифат
наследников его отца. И не будет он больше жить  ложью  этого  Деспозайни,
этого ужасного калифата, поющего славословия его обожествленному отцу.  Не
будет больше хранить молчание, когда уста  жреца  изрыгают  оскорбительную
чушь: "Его криснож развеет демонов!"
     Придя к тому, разум Лито скользнул в паутину безвременного дао.



                                    48

                     В любой планетарной системе явно существует  величина
                высшего порядка. Это  часто  проявляется  при  перенесении
                земной формы жизни на новооткрытую планету. Во всех  таких
                случаях, жизнь в сходных зонах развивается в  поразительно
                схожих адаптационных формах. Такая форма означает  намного
                большее,  чем  просто  внешний  облик   -   она   означает
                организацию выживания  и  взаимосвязи  такой  организации.
                Человек ищет такого взаимозависимого порядка, и наша  ниша
                внутри него представляет глубинную  необходимость.  Поиск,
                однако, может извратиться, став  консервативным  цеплянием
                за одинаковость. Такое всегда  оказывается  гибельным  для
                целой системы.
                                             Харк ал-Ада. Катастрофа Дюны.

     - Мой сын на самом деле не видел БУДУЩЕЕ - он видел процесс  творения
и его взаимосвязь с  теми  мифами,  в  которых  спит  человек,  -  сказала
Джессика. Она говорила быстро, но без всякой  видимости,  будто  подгоняет
ход  событий.  Она  понимала,  что  скрытые  наблюдатели   найдут   способ
вмешаться, как только поймут, что она делает.
     Фарадина, сидевшего на полу, резко освещал  луч  полдневного  солнца,
косо падавший из окна у него  за  спиной.  Джессике  видна  была  верхушка
дерева во внутреннем саду, когда она выглядывала в висло со своего места у
дальней  стены.  Видела  она  нового  Фарадина:  более  стройного,   более
мускулистого. Месяцы общения подчинили его необратимым  чарам.  Его  глаза
сверкали, когда он смотрел на нее.
     - Он видел формы, которые сотворят существующие силы, если  этого  не
предотвратить, - сказала Джессика. - Он предпочел обернуться против  себя,
а не против своих собратьев.  Он  отказывался  принимать  что-либо  только
потому,  что  это  его  устраивает,  потому  что  это  было  бы  моральной
трусостью.
     Фарадин научился слушать,  безмолвно  проверяя,  вникая,  придерживая
вопросы, пока они не  оформятся  у  него  в  предельно  отточенную  форму.
Джессика  говорила  о  взгляде  Бене  Джессерит  на  молекулярную  память,
выражающемся  в  ритуале,  и,  конечно,  обратилась  к  тому,  как  Сестры
анализируют феномен Пола Муад Диба.  Фарадину,  однако,  была  видна  игра
теней в ее слогах и движениях, проекция бессознательных форм  разнообразия
при внешней жесткой направленности ее заявлений.
     - Из всех наших наблюдений, это - кардинальнейшее, - сказала  она  до
того. - Жизнь - это маска, через  которую  выражает  себя  мироздание.  Мы
предполагаем,  что  все  человечество  и  все  его  поддерживающие   формы
представляют ЕСТЕСТВЕННОЕ сообщество,  и  что  судьба  всей  жизни  вообще
ставится на карту  в  судьбе  отдельной  личности.  Таким  образом,  когда
доходит до высшей и окончательной самопроверки, до амор-фати, мы перестаем
играть в божеств и обращаемся к учительству. Если вникнуть в суть,  то  мы
отбираем личности и освобождаем их настолько, насколько способны.
     Он понимал теперь,  куда  она  вела,  и  понимал,  какое  это  окажет
воздействие на наблюдающих за  ними,  и  удерживал  себя  от  того,  чтобы
бросить встревоженный взгляд на дверь. Только наметанный глаз мог заметить
его секундную неуравновешенность, но Джессика заметила  ее  и  улыбнулась.
Улыбка, в конце концов, ничего не значит.
     - Есть нечто вроде выпускной церемонии, -  сказала  она.  -  Я  очень
довольна тобой, Фарадин. Встань, пожалуйста.
     Он повиновался, и закрыл от ее глаз верхушку  дерева  в  окне  позади
него.
     Неподвижно держа руки по бокам, Джессика заговорила:
     - Я уполномочена сказать тебе  следующее:  "Я  стою  перед  священным
присутствием человека. Как я стою сейчас, так и ты встань однажды.  Молюсь
о твоем присутствии, чтобы было именно так. Будущее остается сомнительным,
да так и следует, ибо это лишь холст, на котором мы рисуем красками  наших
желаний. И так всегда предстоит человеку видеть перед  глазами  прекрасную
пустоту холста. Мы обладаем лишь нынешним моментом, в который  мы  себя  и
посвящаем, неуклончиво следуя священному присутствию, которое мы разделяем
и творим".
     Едва Джессика закончила говорить, через дверь слева от  нее  беспечно
вошел Тайканик, наигранность чего выдавала угрюмость на его лице.
     - Милорд... - сказал он.
     Но было уже слишком поздно. Слова Джессики,  и  все,  совершенное  до
этого, сделали свое дело. Фарадин больше  не  был  Коррино.  Он  был  Бене
Джессерит.



                                    49

                     То,  что  вы  в  директорате  КХОАМ  окажетесь  не  в
                состоянии понять: редко в  коммерции  встречаешь  истинную
                верность. Когда вы  в  последний  раз  слышали  о  клерке,
                отдавшем  жизнь  за  свою  компанию?  Может   быть,   ваша
                неполноценность основывается на ложном убеждении, будто вы
                можете приказать людям думать и сотрудничать?  Что  только
                такое убеждение и не приводило к краху на протяжении  всей
                истории - от  религий  до  генеральных  штабов.  Наберется
                длинный   список    генеральных    штабов,    уничтоживших
                собственные нации. Что до религий, я рекомендую перечитать
                Фому Аквинского. Что до вас, в КХОАМ, то в какую  же  чушь
                вы верите! Ведь, конечно же, люди хотят делать лишь то,  к
                чему направлены их сокровеннейшие устремления. Люди, а  не
                коммерческие организации и  цепочки  приказов  -  вот  то,
                благодаря  чему  работают  великие   цивилизации.   Всякая
                цивилизация зависит от  качества  личностей,  которых  она
                производит.    Если     вы     сверхорганизуете     людей,
                сверхобзакониваете и подавляете их тягу к величию - они не
                могут работать, и их цивилизация рушится.
                                 Письмо КХОАМ, приписывается Проповеднику.

     Выход Лито из транса был настолько  мягким,  что  одно  состояние  не
отделилось отчетливо от другого. Один уровень сознания просто переместился
в другой.
     Он  помнил,  где  он  находится.  В  нем  мощной  волной  поднималась
возрождающаяся энергия, но и другое взывало к нему из спертой мертвенности
бедного уже кислородом воздуха внутри стилсьюта. Лито  понимал,  что  если
откажется двигаться, то останется пойманным паутиной  безвременья,  вечным
СЕЙЧАС,  в  котором  сосуществуют  все  события.   Эта   перспектива   его
соблазняла. Время виделось ему условностью, которую оформляет коллективный
разум  всех  воспринимающих.  Время  и  Пространство  -  лишь   категории,
наложенные на мироздание этим Разумом. Ему надо лишь вырваться на  свободу
из той множественности, где его  искушают  провидческие  видения.  Дерзкие
решения могут изменять условные будущие.
     Какой же дерзости требует данный момент?
     Его искушало состояние транса. У Лито было ощущение, что он вышел  из
алам ал-митал в мир  реальности  только  для  того,  чтобы  обнаружить  их
идентичность. Он хотел удержать магию этого откровения, но чтобы выжить  -
надо принимать решения. Его неослабный вкус к жизни  посылал  сигналы  его
нервам.
     Он  резко  протянул  право  руку  туда,  где   оставил   стационарный
уплотнитель. Схватил его, перекатил на живот, расстегнул  сфинктер  тента.
Ему на руки сразу же потек песок. В темноте, донимаемый спертым  воздухом,
он работал быстро,  прокладывая  туннель  круто  вверх.  Он  прошел  шесть
расстояний своего тела, прежде чем выбрался  в  темноту  чистого  воздуха.
Выскользнув на освещенную луной поверхность длинной извивающейся дюны,  он
обнаружил, что находится где-то на одной трети пути от ее вершины.
     Над ним была Вторая луна. Она быстро прошла над его головой, уходя за
Дюну, а  звезды  над  ним  были  как  маленькие  блестящие  камешки  вдоль
тропинки. Лито поискал созвездие Скитальца, нашел его, примерил взгляд  по
протянутой руке к ослепительно сверкавшей  Фаум  ал-Хаут,  Южной  Полярной
звезде.
     "Вот тебе твое проклятое мироздание!" - подумал  он.  Если  поглядеть
вблизи - на этих звездах кипит жизнь; неисчислимая,  как  песчинки  вокруг
нас, там вечные перемены, уникальное громоздится на уникальное. А смотришь
издали - только узоры созвездий и видны,  и  эти  узоры  так  и  подмывают
поверить в абсолютное.
     "В абсолютном мы можем  потерять  наш  путь".  А  это  напомнило  ему
знакомое предостережение из песенки Свободных:  "Потерявший  свой  путь  в
Танцеруфте, потеряет и жизнь". Устоявшиеся образцы могут быть путеводными,
а могут привести  в  ловушку.  Надо  помнить,  что  даже  узоры  созвездий
меняются.
     Он глубоко вздохнул, побуждая себя к действию. Спустившись  назад,  в
свой туннель, он сдул тент, вытащил его наружу и перепаковал свой фремкит.
     Над восточным горизонтом проступило  свечение  длинного  цвета.  Лито
надел на плечи поклажу, взобрался на гребень дюны и  стоял  там  в  зябком
предрассветном воздухе, пока восходящее  солнце  не  обогрело  его  правую
щеку. Тогда он подкрасил себе глаза, чтобы солнце не так слепило, понимая,
что теперь ему надо заискивать перед пустыней, а не сражаться с ней. Убрав
краску обратно во фремкит, он пригубил воды из одной из своих  трубок,  но
высосал оттуда лишь несколько капель, а затем пошел воздух.
     Опустившись на песок, он принялся осматривать весь  свой  стилсьют  и
добрался наконец до каблучных насосов. Они были хитро продырявлены  шилом.
Он вылез из стилсьюта и починил их, но от причиненного  вреда  деться  уже
было некуда. Потеряна  примерно  половина  воды  его  тела...  Он  грустно
поразмышлял над этим, надевая стилсьют, подумал, как же  странно,  что  он
такого не заподозрил. Вот она - явная опасность будущего вне видений.
     Затем Лито присел на  корточки  на  гребне  дюны,  настойчиво  изучая
пустынную местность. Взгляд его блуждал, выискивая посвистывающую отдушину
в песке, какую-нибудь  выдающуюся  детальку  в  дюнах,  которая  могла  бы
указывать на спайс или на жизнедеятельность червя. Но буря утрамбовала все
до полного единообразия. Вскоре он извлек из  фремкита  тампер,  установил
его и запустил, вызывая из глубин Шаи-Хулуда. Затем он стал ждать.
     Червь появился очень не скоро. Лито прежде услышал его,  чем  увидел,
обернулся на восток,  где  сотрясающий  землю  шорох  отдавался  дрожью  в
воздухе, дождался, когда блеснет  восстающая  из  земли  оранжевая  пасть.
Червь  поднялся  из  земли  с  колоссальным  присвистом  и  облаком  пыли,
затмившим его бока. Извивающаяся серая стена взметнулась рядом с Лито,  он
всадил в нее крючья и легкими шагами  взобрался  наверх.  Взобравшись,  он
направил оставляющего огромный извивающийся след червя на юг.
     Под понукающими крючьями червь увеличил скорость.  Ветер  хлестал  по
одеждам Лито. У него было ощущение, будто он понукаем не меньше  червя.  У
каждой планеты свой период, и точно так же у каждого человека, напомнил он
себе.
     Червь был того типа, который Свободные называют "ворчуном". Он  часто
зарывался передними пластинами в песок, в то время, как хвост его работал.
От этого возникал раскатистый грохот, часть его  тела  полностью  взмывала
над песком движущимся бугром. Однако же червь этот был быстр, и когда  они
делали рывок, то раскаленные газовые выбросы из его  хвоста  веяли  вокруг
них жарким ветерком. Ветерок полнился  едкими  запахами,  несомыми  струей
кислорода.
     Пока червь двигался  к  югу,  Лито  позволил  своим  мыслям  течь  по
вольному руслу. Он старался думать об этом переезде как о новой  церемонии
в своей жизни, о такой, что отвращала его от размышлений о  цене,  которую
ему придется уплатить за свою Золотую Тропу. Как Свободные прежних лет, он
понимал, что должен установить многие новые церемонии, чтобы не  допустить
расчленения своей личности  на  отдельные  кусочки  памяти,  чтобы  алчные
охотники  за  его  душой  вечно   держались   на   опасливом   расстоянии.
Противоречивые  образы,  никогда  не  сводимые  воедино,   должны   теперь
оказаться  в  одной  оболочке  живого  напряжения,  поляризующими  силами,
уводящими его от внутреннего.
     "Всегда новизна, - подумал он. - Я должен всегда извлекать новые нити
из моих видений".
     Вскоре после полудня он заметил возвышение - впереди и чуть справа по
его курсу. Вскоре это возвышение предстало узким утесом, скалой,  торчащей
именно там, где он и ожидал ее найти.
     "Теперь,  Намри...  Теперь,  Сабиха,  посмотрим,  как  ваши  собратья
отнесутся к моему появлению", - подумал он. Перед ним  теперь  была  самая
нежная ниточка, опасная своей заманчивостью больше прямых угроз.
     Утес долго маячил перед ним, меняясь в размерах. На время  Лито  даже
показалось, что это утес приближается к нему, а не он к утесу.
     Усталый же червь повернул налево. Лито скользнул по огромному склону,
чтобы по-новому установить крючья и заставить  червя  идти  прямо.  Мягкая
острота меланжа ударила ему в ноздри, сигнал о богатой жиле. Они  миновали
фиолетовые пятна проказы - место выброса  спайса  -  и  он  твердо  правил
червем, пока жила не  осталась  далеко  позади.  Ветерок,  полный  пряного
коричного аромата, преследовал  их  еще  некоторое  время,  пока  Лито  не
направил червя новым курсом прямо на возвышающийся утес.
     Далеко в южном бледе резко  мигнули  цвета  -  опрометчивая  радужная
вспышка дела рук человеческих посреди безбрежности. Лито поднес  к  глазам
бинокль,  навел  его   и   увидел   на   расстоянии   выступающие   крылья
спайсоискателя, посверкивающие на солнце. Под ним расправлял  свои  крылья
большой сборщик урожая, будто хризалис перед тем,  как  неуклюже  полететь
прочь. Когда Лито опустил бинокль, сборщик урожая превратился в  точку,  и
он почувствовал, как его осилил хадхдхаб, безбрежная вездесущесть пустыни.
Ведь и эти охотники за спайсом видят его точно так же, темной точкой между
пустыней и небом, что  символизирует  для  Свободных  ЧЕЛОВЕКА.  Они  его,
конечно, тоже увидят, и насторожатся. Будут выжидать. Свободные с  большим
подозрением относятся друг к другу в пустыне,  пока  либо  не  признают  в
приближающемся знакомого, либо не поймут, что он не представляет  для  них
угрозы. Даже под тонким флером цивилизации Империи и ее утонченных  правил
они оставались полуприрученными дикарями, всегда  помнящими,  что  криснож
расстается со смертью его владельца.
     "Вот что может спасти нас, - подумал Лито. - Это дикость".
     На расстоянии спайсоискатель повернул направо, потом налево - подавая
сигнал. Лито представил, как сидящие в нем обшаривают пустыню, выясняя, не
может ли он быть чем-то  большим,  чем  одиноким  наездником  на  одиноком
черве.
     Лито повернул червя налево, удерживая его, пока тот не  сменил  курс,
спустился ему на бок и аккуратно спрыгнул. Червь, избавленный  от  докуки,
угрюмо выдохнул еще несколько раз, затем на треть зарылся в песок и замер,
приходя в себя - верный знак того, что Лито его совсем заездил.
     Он  отвернулся  от  червя  -  пусть  пока  что  остается,  где  есть.
Спайсоискатель кружил,  продолжая  подавать  сигналы  крыльями.  Наверняка
наемные ренегаты контрабандистов, избегающие  электронных  средств  связи.
Скоро  за  спайсом  прибудут  охотники.  Вот  о  чем  говорит  присутствие
краулера.
     Разведчик сделал еще один круг, сложил крылья, и направился прямо  на
Лито. Он узнал в нем тот тип легкого топтера, что завел  на  Арракисе  его
дед. Аппарат сделал над ним еще один круг, пролетел вдоль дюны, на которой
он стоял, и приземлился против ветра. Он остановился в  десяти  метрах  от
Лито, подняв пыль. Дверь  сбоку  приоткрылась  как  раз  настолько,  чтобы
выпустить одного человека в тяжелом одеянии Свободного, со знаком копья на
правой стороне груди.
     Свободный  медленно  приближался,  предоставляя  себе  и  Лито  время
изучить друг друга.  Человек  был  высок,  глаза  полностью  ярко-голубого
цвета. Маска стилсьюта закрывала нижнюю часть  его  лица,  а  капюшон  был
глубоко надвинут, чтобы защитить лоб. Колыхания одежды позволяли  угадать,
что рука под ней держит пистолет маулу.
     Человек остановился в двух шагах от Лито, поглядел на него озадаченно
сощуренными глазами.
     - Доброй удачи нам всем, - сказал Лито.
     Человек поглядел вокруг, обыскивая взглядом  пустоту  пустыни.  Затем
перевел взгляд на Лито.
     - Что ты здесь делаешь, дитя?  -  вопросил  он,  голос  из-под  маски
звучал приглушенно. - Пытаешься стать затычкой для пасти червя?
     И опять Лито прибег к традиционной формуле Свободных:
     - Пустыня - мой дом.
     - Венн? - вопросил мужчина. - Какой дорогой ты идешь?
     - Я иду с юга, из Джакуруту.
     Короткий смешок вырвался у мужчины.
     - Ну, Батигх! Ты - самая странная штука, какую я когда-либо  видел  в
пустыне.
     - Я не твоя Маленькая Дыня,  -  ответил  Лито,  откликаясь  на  слово
Батигх. Жутковатый был подтекст у этого обращения. Маленькая Дыня на  краю
пустыни отдавала свою воду всякому, кто ее найдет.
     - Мы не выпьем тебя, Батигх, - ответил мужчина. -  Я  -  Муриз.  Я  -
арифа этого тайфа, - он указал головой на отдаленный краулер.
     Когда Лито ничего не ответил, Муриз спросил:
     - Имя у тебя есть?
     - Батигх подойдет.
     Муриз усмехнулся.
     - Ты ведь не расскажешь мне, что ты тут делаешь?
     - Ищу следы червя, - Лито употребил религиозного фразу,  означающего,
что он в хаджже ради собственной уммы, собственного спасения.
     - Такой юный? - спросил Муриз. Он покачал головой. - Не знаю, что мне
с тобой делать. Ты нас видел.
     - Что я видел? - спросил Лито. - Я говорил  о  Джакуруту,  и  ты  мне
ничего не ответил.
     - Игра в загадки, - сказал Муриз. - Ну, тогда - что это? - он  кивнул
головой на отдаленный утес.
     Лито обратился к своему видению:
     - Всего лишь Шулох.
     Муриз застыл, а Лито почувствовал, как у него участился пульс.
     Последовало долгое молчание. И Лито видел, что мужчина  обдумывает  и
отбрасывает различные  варианты.  ШУЛОХ!  В  тихое  время  после  вечерней
трапезы часто припоминались  истории  о  караван-сарае  Шулохе.  Слушатели
всегда почитали Шулох мифом, местом,  куда  для  завлекательности  историй
помещались интересные события. Лито  припомнил  историю  Шулоха:  на  краю
пустыни нашли  сироту  и  привели  в  съетч.  Сначала  сирота  отказывался
разговаривать со своими спасителями - а когда заговорил, его  языка  никто
не мог понять. Проходили дни, а он оставался все столь  же  необщительным,
отказываться одеваться сам и вступать в контакты. Каждый  раз,  когда  его
оставляли одного, он делал странные движения руками. Всех знатоков  съетча
собрали, чтобы изучить этого сироту - никто не мог дать этому  объяснения.
Затем его  увидела  проходившая  мимо  его  открытой  двери  старуха  -  и
рассмеялась: "Он всего лишь подражает  движениям  своего  отца,  плетущего
веревку из волокон спайса, - объяснила она. - Именно таким способом они до
сих пор делают это в Шулохе. Он просто старается чувствовать себя не таким
одиноким". И отсюда мораль: "На  старых  путях  Шулоха  -  безопасность  и
чувство принадлежности к золотой нити жизни".
     Поскольку Муриз продолжал безмолвствовать, Лито сказал:
     - Я тот сирота из Шулоха, что умеет лишь сучить руками.
     По быстрому движению головы мужчины Лито понял, что Муриз  знает  эту
историю. Ответил он медленно, голосом тихим и зловещим:
     - Ты человек?
     - Такой же, как и ты, - ответил Лито.
     - Для ребенка ты разговариваешь странней некуда. Напоминаю тебе,  что
я - судья, могущий нести ответственность за такву.
     "О, да!" - подумал Лито. В устах такого  судьи  слово  "таква"  сулит
непосредственного   угрозу.   "Таквой"   назывался    страх,    вызываемый
присутствием демона - доподлинное верование среди старых Свободных.  Арифа
знал, как убить демона, и арифу всегда выбирали "потому  что  он  обладает
мудростью быть беспощадным, не будучи  жестоким,  знает,  где  доброта  на
самом деле приведет лишь к еще большей жестокости".
     Но разговор повернул как раз туда, куда нужно было Лито. И он сказал:
     - Я могу подчиниться Машхаду.
     - Я буду судьей при любом Духовном Испытании, - сказал  Муриз.  -  Ты
это примешь?
     - Би-ла каифа, - ответил Лито. - Безоговорочно.
     Хитрое выражение появилось на лице Муриза. Он сказал:
     - Не знаю, почему я это разрешаю. Лучше всего было бы прикончить тебя
на месте, но ты маленький Батигх, а у меня  был  сын,  который  умер.  Ну,
пойдем в Шулох, и я соберу Иснад, чтобы вынести решение о тебе.
     Лито, заметив,  что  все  в  поведении  мужчины  выдает  принятое  им
смертоносное решение, подивился, неужели  такое  момент  хоть  кого-нибудь
провести.
     - Я знаю, что Шулох - это Ал ас-сунна уал-джамас, - сказал он.
     - Что знает ребенок о настоящем мире? - вопросил Муриз,  знаком  веля
Лито идти к топтеру впереди него.
     Лито  повиновался,  но  тщательно   прислушивался   к   звуку   шагов
Свободного.
     - Лучший способ хранить тайну - заставить людей поверить,  будто  они
уже знают ответ, - сказал Лито. - Тогда люди  не  задают  вопросов.  Очень
умно для вас, изгнанных из Джакуруту. Кто поверит,  что  Шулох,  место  из
легенд, существует на самом деле? И как удобно для контрабандистов и  всех
остальных, кому нужен доступ на Дюну.
     Шаги Муриза остановились. Лито обернулся спиной к боку топтера, крыло
слева от него.
     Муриз стоял в шаге от него, держа пистолет маулу нацеленным прямо  на
Лито.
     - Значит,  ты  не  ребенок,  -  сказал  Муриз.  -  Проклятый  карлик,
пожаловавший шпионить за нами! Я так и думал, что для  ребенка  твоя  речь
чересчур мудра - ноты слишком быстро скандал слишком много.
     - Но недостаточно, - ответил Лито. - Я - Лито, сын Муад Диба. Если ты
убьешь меня, ты и твои люди потонут в песках. Если  ты  пощадишь  меня,  я
приведу вас к величию.
     - Не играй со мной в эти игры, карлик, - язвительно хмыкнул Муриз.  -
Лито - в настоящем Джакуруту, откуда, как  ты  говоришь...  -  он  осекся,
рука, державшаяся  пистолет,  чуть  опустилась,  а  глаза  его  озадаченно
скосились в сторону.
     Это был тот момент колебания, который Лито и ожидал.  Он  всем  телом
показал, будто хочет двинуться влево, отклонившись при этом не больше, чем
на миллиметр, и пистолет Свободного бешено  взметнулся  по  направлению  к
краю крыла топтера. Пистолет маула вылетел из его руки, и до того, как  он
сумел оправиться, Лито уже был рядом с ним, прижимая к спине Муриза его же
собственный нож.
     - Кончик ножа отравлен, - сказал Лито. - Вели своим друзьям в топтере
оставаться точнехонько на своих местах, вообще не двигаться. Иначе я  буду
вынужден тебя убить.
     Муриз, держась за свою поврежденную руку, сказал, кивнув на фигуру  в
кабине:
     - Мой компаньон Бехалет слышал тебя. Он будет недвижней камня.
     Понимая, что у  него  очень  мало  времени  до  того,  как  эти  двое
выработают совместный план действий или прибудут их  друзья,  выяснить,  в
чем дело, Лито быстро заговорил:
     - Я нужен тебе, Муриз. Без меня черви и их спайс исчезнут с  Дюны,  -
он почувствовал, как окоченел Свободный.
     - Но откуда ты знаешь о Шулохе? - спросил Муриз.  -  Я  знаю,  что  в
Джакуруту они ничего о нем не говорят.
     - Значит, ты признаешь, что я Лито Атридес?
     - Кем еще ты можешь быть? Но как ты...
     - Раз  ты  здесь,  значит,  Шулох  существует,  а  все  остальное  до
чрезвычайности просто. Вы - Отверженные, бежавшие из Джакуруту, когда  оно
было разрушено. Я видел, как  вы  сигналите  крыльями,  а  значит,  вы  не
пользуетесь аппаратами, сигналы которых можно перехватить  на  расстоянии.
Вы собираете спайс - значит, вы торгуете. А торговать вы можете  только  с
контрабандистами. Ты контрабандист, но ты еще и Свободный. Ты должен  быть
из Шулоха!
     - Почему ты искушал меня убить тебя на месте?
     - Потому что ты бы убил меня в любом случае, когда мы  прибыли  бы  в
Шулох.
     Тело Муриза жестко напряглось.
     - Осторожней, Муриз, - предупредил Лито. - Я знаю о вас. Это в  вашей
истории было, что вы забирали воду беспечных  путешественников.  И  сейчас
это было бы тебе не в новинку, проделать такое со  мной.  Как  же  еще  вы
заставляете молчать тех, кто случайно на вас натыкается? Как  еще  хранить
свою тайну?  Батигх!  Ты  заманивал  меня  ласковыми  прозвищами,  добрыми
словами. Зачем упускать воду в песок? А если б  я  исчез,  как  многие  до
меня... что ж, значит Танцеруфт взяла меня к себе.
     Муриз сделал правой рукой  знак  Родни  Червя,  чтобы  оградиться  от
Рихани, о котором заставляли думать слова Лито. А  Лито,  зная,  насколько
Свободные старой закалки не доверяют ментатам и  всему,  что  поражает  их
демонстрацией твердой логики, подавил улыбку.
     - Манри говорил о нас в Джакуруту, - сказал Муриз. - Его  вода  будет
моей, когда...
     - У тебя не будет ничего, кроме пустого песка, если ты не перестанешь
валять дурака, - сказал Лито. - Что ты будешь  делать,  Муриз,  когда  вся
Дюна станет зеленой травой, деревьями и открытой водой?
     - Этого никогда не случится?
     - Это случится у тебя на глазах!
     Лито услышал, как зубы мужчины скрежещут от ярости  и  растерянности.
Вскоре Муриз проскрипел:
     - И как же ты это предотвратишь?
     - Я знаю весь план преображения, - сказал Лито.  -  Я  знаю  все  его
сильные и слабые стороны. Без меня Шаи-Хулуд исчезнет навсегда.
     Опять в голосе Муриза прорезалась хитреца, когда он спросил:
     - Ну, и что нам здесь это обсуждать? Мы на мертвой точке.  Ты  можешь
убить меня, но Бехалет застрелит тебя.
     - Я бы быстрей него воспользовался твоим пистолетом, - сказал Лито. -
А затем бы я забрал топтер. Да, я умею его водить.
     Лоб Муриза под капюшоном угрюмо наморщился.
     - Что если ты не тот, за кого себя выдаешь?
     - Мой отец меня опознает? - спросил Лито.
     - А-а-а, - сказал Муриз. - Вот  что  тебе  ведомо,  да?  Но...  -  он
осекся, покачал головой. - Его поводырь  -  мой  собственный  сын.  Но  он
говорит, что вы с отцом никогда... Как может...
     - Значит, ты веришь, что Муад Диб читает будущее, - сказал Лито.
     - Разумеется, мы верим! - Но он говорит о себе, что... - Муриз  опять
осекся.
     - И ты считаешь, будто он не  осознает  вашего  недоверия,  -  сказал
Лито. - Я  прибыл  именно  в  это  место  и  именно  в  это  время,  чтобы
встретиться с тобой, Муриз. Я знаю все о тебе, потому что я тебя  ВИДЕЛ...
и твоего сына тоже. Я знаю, в какой безопасности вы себя  чувствуете,  как
вы глумитесь над Муад Дибом, как замышляете спасти свой  маленький  клочок
пустыни. Но ваш маленький клочок пустыни без меня обречен, Муриз. Пропадет
навсегда. Дела на Дюне зашли слишком далеко.  Мой  отец  почти  сбежал  от
своего видения, и только на меня вы можете уповать.
     - Тот слепец... - Муриз остановился, сглотнул.
     - Он скоро вернется из Арракина, - сказал Лито. - И тогда мы  увидим,
насколько он слеп. Насколько ты отдалился  от  старых  обычаев  Свободных,
Муриз?
     - Что?
     - Он же твой Уадкульяс. Твои  люди  нашли  его  одного  в  пустыне  и
доставили в Шулох. Какое же  это  оказалось  богатство!  Богаче  спайсовой
жилы. Уадкульяс! Он жил с вами - его вода смешивалась с водой племени.  Он
- часть вашей Духовной Реки. - Лито плотно прижал нож к одеянию Муриза.  -
Осторожней, Муриз, - левой рукой Лито отстегнул поднятый отворот  на  лице
Свободного, отбросил его.
     Поняв, что хочет Лито, Муриз спросил:
     - Куда ты отправишься, если убьешь нас обоих?
     - Назад в Джакуруту.
     Лито прижал мясистую часть своего кулака ко рту Муриза.
     - Надкуси и пей, Муриз. Либо это, либо умрешь.
     Муриз заколебался, потом злобно впился в руку Лито.
     Лито посмотрел на горло  мужчины,  увидел  заглатывающие  конвульсии,
опустил нож и вернул его Муризу.
     - Уадкульяс, - сказал Лито. - Я должен оскорбить племя, прежде чем ты
возьмешь мою воду.
     Муриз кивнул.
     - Вон твой пистолет, - подбородком указал Лито.
     - Ты мне теперь доверяешь? - спросил Муриз.
     - А как еще я смогу жить с отверженными?
     И опять Лито увидел хитрое выражение в глазах Муриза, но на  сей  раз
оно означало оценку  и  прикидку  экономических  выгод.  Он  отвернулся  с
резкостью, говорившей о принятых тайных решениях, подобрал  свой  пистолет
маулу и поставил ногу на ступеньку крыла.
     - Поехали, - сказал он. - Мы и так слишком  замешкались  близ  логова
червя.



                                    50

                     Будущее в предвидении не всегда может быть втиснуто в
                правила  прошлого.  Нити  существования  переплетаются   в
                соответствии со многими неизвестными законами. Предвидимое
                будущее  упорно  задает  собственные   правила.   Оно   не
                подчиняется    ни     упорядочиванию     Дзэнсунни,     ни
                упорядочиванию наукой. Предвидение  строит  относительную
                целостность.  Он  требует  сиюминутного  действия,  всегда
                предостерегая, что не все нити ты сможешь вплести в  ткань
                прошлого.
                       Калима: Изречения Муад-Диба. Шулохский Комментарий.

     В Шулох Муриз  вел  орнитоптер  с  легкостью,  говорившей  о  хорошем
навыке. Лито, сидевший рядом с ним, спиной ощущал, что Бехалет  следит  за
ним, не выпуская оружия из  рук.  Все  теперь  работало  на  доверии  -  и
держалось на узкой ниточке видения,  за  которое  он  цеплялся.  Если  его
постигнет  неудача,  Аллах  Акбар.  Приходится  порой  подчиняться   более
высокому порядку.
     Громада Шулоха впечатляла в этой пустыне. Не нанесенный на карты,  он
говорил о многих подкупах и многих смертях, о многих  друзьях  на  высоких
постах. Подножия каньонов окаймляла густая поросль шелушельника и  солевых
кустов, а внутри был круг веерных пальм, указывавших, что это место богато
водой. Среди пальм  торчали  грубые  строения  из  зеленого  кустарника  и
спайсового волокна. Строения казались зелеными пуговками, разбросанными по
песку. Там жили отверженные среди Отверженных, те, кто ниже  смерти  пасть
уже не мог.
     Муриз приземлился на плоской площадке у подножия одного из  каньонов.
Прямо перед топтером виднелось единственное  строение  с  крышей  из  лозы
пустыни и листьев беджато, в  основе  которых  была  переплавленная  жаром
спайсовая ткань. Это было точное воспроизведение самых первых  стилтентов,
говорившее о деградации некоторых из обитателей  Шулоха.  Лито  знал,  что
такие строения упускают влагу, и что в них наверняка набегают полным-полно
ночных кусачих насекомых из близлежащей поросли. Значит, вот как  жил  его
отец. И бедная Сабиха, вот что ждет ее в наказание.
     По приказу Муриза Лито вылез из топтера, спрыгнул на песок, зашагал к
хижине. Ему  видно  было  множество  людей,  работавших  в  отдалении  под
пальмами. Вид у них был оборванный и бедный, и  тот  факт,  что  они  едва
взглянули на него и на топтер, немало говорил  о  том,  какой  гнет  здесь
царил. Позади работающих Лито видна была каменная губа  канала,  и  нельзя
было ошибиться, действительно ли в воздухе ощущается такая влажность:  вон
она, открытая вода. Проходя мимо хижины, Лито увидел, что сделана она  так
топорно, как он и предполагал. Он  подошел  к  каналу,  поглядел  в  него,
увидел в темной глубине завихрения  ходившей  там  хищной  рыбы.  Рабочие,
избегая его взгляда, продолжали очищать от песка ряд входных  отверстий  в
твердыне.
     Муриз подошел сзади Лито, сказал:
     - Ты стоишь на границе между  рыбой  и  червем.  У  каждого  из  этих
каньонов есть собственный червь. Мы открыли этот канал,  и  вскоре  уберем
хищную рыбу, чтобы привлечь песчаную форель.
     - Ну, конечно, - сказал Лито. - Вроде садков.  Вы  продаете  песчаную
форель и червей за пределы планеты.
     - Так предложил Муад Диб!
     - Знаю. Но ни один из ваших червей, ни одна  из  форелей  не  прожили
долго вдали от Дюны.
     - Пока что, да. Но однажды...
     - Нет - хоть за десять тысяч лет, - сказал Лито. И повернулся,  чтобы
посмотреть на смятение на лице Муриза. Вопросы протекали по нему, как вода
по каналу. Действительно ли этот сын Муад Диба  способен  читать  будущее?
Некоторые до сих пор верят, что Муад Диб это делал,  но...  Как  же  можно
судить о подобном?
     Вскоре Муриз отвернулся и  направился  назад  к  хижине.  Он  отворил
грубый дверной замок, поманил  Лито,  пригласил  войти.  У  дальней  стены
горела лампа на спайсовом масле, а под ней,  спиной  к  двери,  сидела  на
корточках  маленькая  фигурка.  От  горящего  масла  разносилось   сильное
благоухание корицы.
     - Нам прислали новую пленницу, чтобы она  заботилась  о  съетче  Муад
Диба, - ухмыльнулся Муриз.  -  Если  она  будет  хорошо  работать,  то  на
какое-то время сохранит свою воду, - он повернулся  к  Лито.  -  Некоторые
считают, что забирать такую воду - зло. Эти новые  Свободные  в  кружевных
рубашках насочиняли в своих городах горы чепухи! Горы  чепухи!  Когда  еще
видела Дюна такие горы чепухи? Когда мы получаем вот таких... - он  указал
на фигурку под лампой. - Они обычно полуобезумевшие от страха,  потерянные
для своего рода и никогда на приемлемые истинными Свободными. Ты понимаешь
меня, Лито-Батигх?
     - Я понимаю тебя.
     Скрюченная фигурка не шелохнулась.
     - Ты говоришь о том, чтобы вести нас, - сказал  Муриз.  -  Свободными
руководят люди, привыкшие пускать кровь. Куда ты нас поведешь?
     - Кразилек, -  ответил  Лито,  не  отрывая  взгляда  от  скрючившейся
фигурки.
     Муриз поглядел на него вспыхнувшим взглядом, брови  высоко  поднялись
над его глазами цвета индиго. Кразилек? Это не просто война  или  резался,
это - Тайфунный Бой. Это слово из отдаленнейших легенд свободных  -  битва
при светопреставлении. Кразилек?
     Высокий фримен судорожно сглотнул. Этот юнец  так  же  непредсказуем,
как городской щеголь! Муриз повернулся к скрюченной фигурке.
     - Женщина! Либан вахид! - приказал он. "Принеси спайсовый напиток!"
     Она заколебалась.
     - Делай, как он говорит, Сабиха, - сказал Лито.
     Она вскочила на ноги, развернулась всем телом, воззрилась на него, не
в силах оторвать взгляда от его лица.
     - Ты знаешь ее? - спросил Муриз.
     - Это племянница Намри. Она провинилась в Джакуруту, и  ее  направили
сюда.
     - Намри? Но...
     - Либан вахид, - сказал Лито.
     Она метнулась мимо них, выскочила за дверь, и они  услышали  звук  ее
бегущих ног.
     - Далеко она не уйдет, - сказал Муриз. Он коснулся пальцем ноздри.  -
Родственница Намри, гм. Интересно. В чем она провинилась?
     - Дала мне сбежать, - Лито повернулся и пошел следом за  Сабихой.  Он
нашел ее стоящей на краю канала. Подойдя и встав рядом с ней, он  поглядел
на воду. Им слышно было, как перекликаются и  трепещут  крыльями  птицы  в
веерных  пальмах  неподалеку.  Со  стороны   рабочих,   убирающих   песок,
доносились скребущие звуки. Лито стоял так же неподвижно,  как  и  Сабиха,
глядя вниз, на глубокую воду и отражения в ней.  Уголком  глаза  он  видел
голубых длиннохвостых попугаев среди широких листьев пальм.  Один  из  них
перелетел через канал и полетел точно над серебряным водоворотиком  хищной
рыбы, разглядывая свое отражение - двигались они настолько синхронно,  как
будто и птица, и хищник плыли в одной среде.
     Сабиха прочистила горло.
     - Ты меня ненавидишь, - сказал Лито.
     - Ты опозорил меня. Ты опозорил меня перед моим народом. Они  собрали
Иснад и отправили меня сюда, чтобы здесь я  лишилась  своей  воды.  И  все
из-за тебя.
     Прямо позади них рассмеялся Муриз.
     -  Теперь  ты  видишь,  Лито-Батигх,  у  нашей  Духовной  Реки  много
жертвователей.
     - Но моя вода течет в твоих  жилах,  -  повернулся  к  нему  Лито.  -
Никакой жертвы. Сабиха - судьба моего видения, и я следую за ней. Я  бежал
через пустыню, чтобы здесь, в Шулохе, найти свое будущее.
     - Ты и... - указав на Сабиху, он расхохотался, запрокинув голову.
     - Это будет не так, как кто-либо из вас способен поверить, -  ответил
Лито. - Запомни эго,  Муриз.  Я  нашел  следы  своего  червя,  -  и  слезы
навернулись ему на глаза.
     - Он отдает свою воду мертвым, - прошептала Сабиха.
     Даже Муриз благоговейно  воззрился  на  Лито.  Свободные  никогда  не
плачут, если только не подносят кому-то или чему то  драгоценнейшего  дара
своей души. Почти смущенный, Муриз застегнул застежку надо ртом и  натянул
низко на лоб капюшон своей джебаллы.
     Лито, посмотрев поверх него, сказал:
     - Здесь, в Шулохе, до сих пор молятся о росе на краю пустыни. Ступай,
Муриз, и молись о Кразилеке. Обещаю тебе, он придет.



                                    51

                     Речь   Свободных   отличается   большой    сжатостью,
                точностью выражаемого смысла.  За  ней  -  подразумеваемая
                иллюзия абсолютного. Ее предложения  -  плодородная  почва
                для абсолютных  религий.  Более  того,  Свободные  обожают
                морализовать.   Через   отстоявшиеся   высказывания    они
                противостоят  ужасающей  нестабильности  всех  вещей.  Они
                говорят:   "Мы   знаем,   что   нет   предела   количеству
                накапливаемых  знаний  -  завершенность  знания   является
                прерогативой Бога. Но все, что человек может  выучить,  он
                может и вместить". Из этого как ножом обрезающего  взгляда
                на мироздания они выкраивают фантастическую веру в приметы
                и знаменья  и  в  собственную  судьбу.  Таковы  истоки  их
                легенды о Кразилеке - о войне при конце света.
                              Закрытый Отчет Бене Джессерит, досье 800881.

     - Теперь он у них, в надежном месте и в безопасности, - сказал Намри,
через квадратное каменное  помещение  улыбаясь  Гурни  Хэллеку.  -  Можешь
доложить об этом своим друзьям.
     - Где это безопасное место?  -  спросил  Хэллек.  Тон  Намри  ему  не
нравился, но его сдерживали приказания леди Джессики. Проклятая  колдунья!
В  ее  объяснениях  нельзя  было   выудить   никакого   смысла   -   кроме
предостережения о том, что может произойти, если  Лито  не  удастся  стать
хозяином над своими жуткими памятями.
     - В безопасном месте, - повторил Намри. - Это все, что мне  позволено
тебе сообщить.
     - Откуда ты это знаешь?
     - Получил дистранс. С ним Сабиха.
     - Сабиха. Да она просто даст ему...
     - Не на этот раз.
     - Ты собираешься убить его?
     - Не мне уже это решать.
     Хэллек скорчил гримасу. ДИСТРАНС. Кракова  дальность  полета  у  этих
проклятых пещерных летучих мышей? Он часто видел, как они легко и бесшумно
летят через пустыню,  переносчики  тайных  посланий,  запечатленных  в  их
попискиваниях. Но какова дальность их перелетов на этой адской планете?
     - Я должен сам его увидеть, - заявил Хэллек.
     - Этого не дозволено.
     Хэллек сделал глубокий вздох, чтобы сохранить спокойствие. Он  провел
два дня и две ночи в ожидании отчета о розысках. Теперь было уже следующее
утро, и он чувствовал, как все тает его влияние  на  окружающее,  оставляя
его обнаженным. Да он никогда и не любил командовать.  Командующий  должен
ждать, пока другие сделают все интересное и опасное.
     - Почему не дозволено? - спросил он. Контрабандисты, обустроившие для
себя этот съетч, слишком много вопросов оставляли  без  ответа,  и  он  не
хотел больше, чтобы и Намри играл в такие же игры.
     - Есть мнение, что, увидев тот съетч, ты  увидишь  слишком  много,  -
ответил Намри.
     Хэллек, расслышав угрозу, с  небрежной  расслабленностью  занял  позу
опытного бойца, рука близко от ножа, но не на ноже. Ему бы очень  хотелось
иметь защитное поле, но оно исключалось - во-первых, из-за его действия на
червей, и, во-вторых, из-за того, что в атмосфере, насыщенной  статическим
электричеством, порождавшимся бурями, оно очень быстро выходило из строя.
     - Скрытность не входила в условия нашей сделки, - сказал Хэллек.
     - Убей я его, это вошло бы в условия нашей сделки? - сказал Намри.
     И опять Хэллек ощутил козни невидимых сил, о  которых  леди  Джессика
его не предупреждала. Проклятый ее план! Может  быть,  правильно,  что  не
надо доверять никому из Бене Джессерит. И  он  тут  же  почувствовал  себя
изменником. Она объяснила ему проблему, и  он  взялся  действовать  по  ее
плану, так и  предполагая,  что  в  этот  план,  как  и  в  любой  другой,
действительность потребует внесения поправок. И не было  ничего  общего  с
Бене Джессерит - была  леди  Джессика  из  рода  Атридесов,  никем  другим
никогда для него не являвшаяся, кроме как другом и опорой. Без нее он  так
и плыл по воле волн в мире поопасней того, в котором он обитает теперь.
     - Ты не можешь ответить на мой вопрос, - проговорил Намри.
     - Ты должен был убить его только в том случае, если  бы  в  нем  явно
проявилась... одержимость, - проговорил Хэллек. - Богомерзость.
     Намри поднял кулак к правому уху.
     - Твоя госпожа знала, что мы подвергнем его проверкам на этом.  Мудро
было с ее стороны передать суд в мои руки.
     Хэллек разочарованно поджал губы.
     - Ты слышал, что сказала мне Преподобная Мать, - продолжал  Намри.  -
Мы, Свободные, понимаем таких женщин, но вы, люди других миров, их никогда
не поймете. Женщины Свободных часто посылают своих сыновей на смерть.
     Хэллек заговорил все еще плохо слушающимися губами:
     - Ты извещаешь меня, что ты его убил?
     - Он жив. Он в безопасным месте. Он продолжает получать спайс.
     - Но я должен доставить его к бабушке,  если  он  выживет,  -  сказал
Хэллек.
     Намри только плечами пожал.
     Хэллек понял,  что  это  единственный  ответ,  на  который  он  может
рассчитывать. Проклятье! Он не может вернуться к Джессике, не имея ответов
на такие вопросы. Он покачал головой.
     - Зачем спрашивать о том, чего  ты  не  можешь  изменить?  -  спросил
Намри. - Тебе хорошо платят.
     Хэллек грозно воззрился на него. Свободные! Они  считают,  будто  все
иностранцы падки прежде всего до денег. Но Намри говорил  о  большем,  чем
просто о предубеждениях Свободных. Здесь трудились другие силы, и это было
ясно тому, кто свое обучение прозрел под наблюдением Бене  Джессерит.  Все
это попахивало интригой внутри интриги внутри интриги...
     Принимая оскорбительно фамильярный тон, Хэллек сказал:
     - Леди Джессика будет в ярости. Она может послать когорты против...
     - Занадик! -  выругался  Намри.  -  Ты,  официальный  гонец!  Держись
подальше от Мохалаты! Я  с  удовольствием  отдам  твою  воду  Благородному
Народу!
     Хэллек положил руку на нож, приготовил левый рукав, где  у  него  был
спрятан маленький сюрприз для нападающих.
     - Не вижу разбрызганной здесь  воды,  -  сказал  он.  -  Наверно,  ты
ослеплен своей гордостью.
     - Ты живешь, потому что я хотел, чтобы ты узнал перед  смертью:  твоя
леди Джессика не пошлет когорты  против  кого  бы  то  ни  было.  Тебе  не
проскользнуть тихой сапой в Хуануи, ты,  отбросы  другого  мира.  Я  -  из
Благородного Народа, а ты...
     - А я просто слуга Атридесов, - мягко заметил Хэллек. - Мы - те самые
отбросы, что сняли ярмо Харконненов с вашей вонючей шеи.
     У Намри так перекосило лицо, что зубы обнажились.
     - Твоя  госпожа  -  пленница  на  Салузе  Второй.  Приказы,  которые,
по-твоему, идут от нее, поступают от ее дочери.
     С крайним усилием, но Хэллек сохранил свой голос бесстрастным.
     - Неважно. Алия...
     Намри вытащил свой криснож.
     - Что ты знаешь о Чреве Небесном? Я  -  ее  слуга,  ты,  шлюха  среди
мужчин. По ее повелению забираю  я  твою  воду!  -  и  он  с  безрассудной
прямотой кинулся через комнату.
     Хэллек не дал себя обмануть такой притворной  неуклюжестью,  взмахнул
левым  рукавом  своей  робы,  высвобождая  дополнительный  кусок   плотной
материи, подшитой к нему, - и нож  Намри  увяз  в  этой  материи.  Тем  же
движением Хэллек закинул на голову Намри складки  своей  одежды  и  ударил
ножом под это покрывало точно тому в лицо. Он почувствовал, что  удар  его
достиг цели, когда тело Намри стукнулось о  Хэллека  твердой  поверхностью
надетого под робой металлического доспеха. Свободный  испустил  лишь  один
вопль ярости, запрокинулся назад и упал. Он лежал, кровь хлестала  у  него
изо рта, какое-то время его глаза еще смотрели на Хэллека, потом  медленно
потускнели.
     Хэллек  выдохнул  воздух  сквозь  губы.  Как  мог  этот  дурак  Намри
рассчитывать, будто хоть кто-то но заметит  надетого  под  робой  доспеха?
Убирая  рукав-ловушку,  вытирая  нож  и  вкладывая  его  в  ножны,  Хэллек
обратился к трупу:
     - Как, по-твоему, обучены мы, СЛУГИ Атридесов, дурак?
     Он глубоко вздохнул, задумавшись:  "Ну,  ладно.  Чьей  же  интриги  я
отвлекающая завеса?" В словах Намри вполне могло быть  сколько-то  правды.
Джессика в плену  у  Коррино,  Алия  плетет  собственные  козни.  Джессика
неоднократно предупреждала, что Алия - враг, но вот своего пленения она не
предвидела. Однако, у него есть ее приказы, и он  будет  им  повиноваться.
Во-первых, необходимо поскорее убраться из этого места. Хорошо,  что  один
закутанный Свободный похож на другого.  Он  закатил  тело  Намри  в  угол,
забросил его подушками, передвинул коврик, прикрывая кровь. Когда это было
сделано, Хэллек приладил носовую и ротовую трубки своего стилсьюта,  надел
маску, как всякий, готовящийся выйти в пустыню, поглубже натянул капюшон и
вышел в длинный коридор.
     "Невиновные ходят беззаботно", - подумал он, приноравливая  шаги  под
этакую небрежную походочку. "И я расскажу ей это, если ее  увижу".  Потому
что если слова Намри правдивы, то  действует  опаснейший  встречный  план.
Алия недолго позволит ему оставаться в живых, если его поймает, но  всегда
есть Стилгар - порядочный Свободный, с суевериями порядочного Свободного.
     Джессика ему объяснила: "На естественную натуру Стилгара наложен лишь
очень тонкий слой цивилизованного поведения. И вот как снять с  него  этот
слой..."



                                    52

                     Дух Муад Диба - это больше, чем  слова,  больше,  чем
                буква Закона, возвышающего его имя. Муад Диб всегда должен
                быть  внутренней  яростью  против  самодовольно   могучих,
                против шарлатанов  и  догматичных  фанатиков.  Именно  эта
                внутренняя ярость и должна говорить, потому что  Муад  Диб
                учил нас одному превыше  всего  прочего:  что  люди  могут
                выжить только в братстве общественной справедливости.
                                                       Договор Федайкинов.

     Лито сидел, прислонясь  спиной  к  стене  хижины,  глаза  на  Сабихе,
внутренним зрением следя за разматывающейся нитью своего  видения.  Сабиха
приготовила кофе и отставила его в сторону. Теперь она сидела на корточках
напротив него, помешивая вечернюю трапезу, кашу,  приправленную  меланжем.
Руки ее проворно управлялись  с  ковшиком  и  с  жидкостью  цвета  индиго,
оставлявшей следы на краях чаши. Она склонила свое худое лицо  над  чашей,
размешивая концентрат. Грубая  перепонка,  составлявшая  стилтент  хижины,
прямо позади нее имела заплату из более  светлого  материала,  и  возникал
серый ореол, на который падала тень Сабихи, танцуя в  помаргивающем  свете
огня, на котором готовился ужин, и единственной лампы.
     Лампа заинтриговала Лито. Народ Шулоха был расточителен со  спайсовым
маслом. Лампа, а не глоуглоб.  Они  владели  рабами-отверженными,  на  тот
момент, о  котором  рассказывается  в  историях  о  самых  старых  обычаях
Свободных.  И  при  том  пользовались  орнитоптерами   и   современнейшими
спайсоуборщиками. Жестокая смесь древности и современности.
     Сабиха пододвинула ему чашу с кашей, загасила огонь.
     Лито не обратил внимания на чашу.
     - Меня накажут, если ты это не съешь, - сказала она.
     Лито воззрился на нее,  думая:  "Если  я  убью  ее,  разобьется  одно
видение. Если я расскажу ей о планах Муриза,  разобьется  другое  видение.
Если я буду дожидаться  здесь  отца,  это  видение-ниточка  станет  мощным
канатом".
     Он мысленно рассортировал  ниточки.  В  некоторых  было  обаяние,  не
дававшее ему покоя.  Одно  из  будущих  -  с  Сабихой  -  обладало  в  его
провидении соблазняющей реальностью. Оно угрожало перекрыть все остальные,
пока он мучительным усилием не отделался от него.
     - Почему ты так на меня смотришь? - спросила она.
     Он так и не ответил.
     Она пододвинула чашу поближе к нему.
     Лито попробовал  сглотнуть  сухим  горлом.  Побуждение  убить  Сабиху
нарастало в нем. Он даже задрожал. Как легко было бы разбить одно  видение
- и выпустить все остальные на свободу!
     - Муриз это велит, - сказала она, касаясь чаши.
     Да, Муриз это велит. Суеверие побеждает повсюду. Муриз  хочет,  чтобы
ему  истолковывали  его  видения.  Он  -  как  древний  дикарь,   просящий
ведьминого доктора бросить бычьи кости и  истолковать  их  расклад.  Муриз
забрал стилсьют пленника "из чистой предосторожности". Здесь была коварная
шпилька в адрес  Намри  и  Сабихи.  Мол,  "только  дураки  дают  пленникам
сбежать".
     Хотя у Муриза есть глубокая эмоциональная  проблема.  Духовная  Река.
Вода пленника течет в жилах Муриза. Муриз ищет повода, который позволил бы
ему убить Лито.
     "Каков отец, таков сын", - подумал Лито.
     - Спайс только даст тебе твои  видения,  -  сказала  Сабиха.  От  его
долгого молчания ей стало не по себе. - У  меня  самой  много  раз  бывали
видения во время оргий. Они ничего не значат.
     "Вот оно!" - подумал он, тело  его  напряглось  в  неподвижности,  от
которой его кожа  почудилась  ему  холодной  и  влажной.  Тренировка  Бене
Джессерит овладела его сознанием, направленный свет, вращающийся над  ним,
чтобы озарить полыхающим светом видение о Сабихе и о всех  ее  отверженных
собратьях. Древнее наставление Бене Джессерит было ясным:
     "Языки конструируются для  того,  чтобы  отражать  особости  на  пути
жизни. Каждая особость может  быть  опознана  по  словам,  их  допускаемым
толкованиям   и   конструкции   предложения.   Ищи   перемычки.   Особости
представляют те места, где жизнь остановлена,  где  движение  запружено  и
заморожено". Затем он увидел Сабиху, обладательницу видений, принадлежащих
ей по праву, и всех других людей носителями той же силы. И все  же  она  с
презрением относилась к своим навеваемым спайсом  видениям.  Они  вызывали
отвращение и, следовательно,  должны  были  быть  отодвинуты  в  сторонку,
умышленно позабыты. Они молились о росе на краю пустыни, потому что  влага
ограничивала их жизни. А еще они купаются в богатстве спайса и  заманивают
песчаную форель к открытым каналам. Сабиха относится  к  его  провидческим
видениям пренебрежительно и неточно, и все же  внутри  ее  слов  он  видел
путеводные огоньки: она зависит от  абсолютностей,  стремится  к  конечным
пределам, и все потому, что не может справиться с суровостью тех  жестоких
решений, что затрагивают ее собственную плоть. Она цепляется за одноглазое
видение мира, может быть, замкнутое, как шар, и с  замороженным  временем,
потому что альтернативы ее устрашают.
     Напротив, Лито ощущает чистое движение самого себя.  Он  -  мембрана,
собирающая бесконечные измерения и, поскольку ему видимы эти измерения, он
может принимать жестокие решения.
     "Как делал мой отец".
     - Ты должен это съесть! - с раздражением сказала она
     Лито разглядел весь узор своих  видений,  и  знал  теперь,  по  какой
ниточке он должен двигаться. "Моя кожа  не  моя  собственная".  Он  встал,
замотался в балахон. Без стилсьюта, защищающего тело, прикосновение одежды
оставляло странное ощущение.  Он  стоял  босиком  на  полу  из  плавленной
спайсовой ткани, ощущая пробравшиеся внутрь песчинки.
     - Что ты делаешь? - вопросила Сабиха.
     - Воздух здесь плох. Я выйду наружу.
     - Ты не сумеешь бежать, - сказала она. - В каждом каньоне  есть  свой
червь. Если ты выйдешь за канал, червь учует  тебя  по  твоей  влаге.  Эти
плененные черви очень бдительны  -  совершенно  непохожи  на  тех,  кто  в
пустыне. Кроме того... - как же злорадно звучал ее голос! -  На  тебе  нет
стилсьюта.
     -  Тогда  чего  же  ты  боишься?  -  спросил  он,  гадая,  сумеет  ли
спровоцировать ее на правдивый ответ.
     - Чтобы тебя не съели.
     - И тебя накажут.
     - Да!
     - Но я уже перенасыщен спайсом. Видение каждый миг, - он указал босой
ногой на чашу. - Выплесни это в песок. Кто узнает?
     - Они следят, - прошептала она.
     Он покачал головой, устраняя ее из своих видений, чувствуя, как новая
свобода обволакивает его. Нет нужды убивать эту бедную пешку. Она  танцует
под чужую музыку, не зная даже па, веря, что она все еще сможет  разделить
ту власть, что  соблазняет  голодных  пиратов  Шулоха  и  Джакуруту.  Лито
подошел к дверному замку, положил на него руку.
     - Когда придет Муриз, - сказала она, - он очень рассердится, что...
     - Муриз -  торговец  пустотой,  -  ответил  Лито.  -  Моя  тетка  его
обезводила.
     Она поднялась на ноги.
     - Я пройдусь с тобой.
     И он подумал: "Она помнит, как я от нее сбежал. Теперь она  явствует,
до чего слабой хваткой меня удерживает. Ее видения волнуются внутри  нее".
Но она не прислушается к этим видениям. Ей надо лишь поразмыслить:  а  как
он может перехитрить плененного червя в узком проходе? Как он сможет  жить
в Танцеруфте без стилсьюта или фремкита?
     - Я должен побыть один, чтобы посоветоваться со своими  видениями,  -
сказал он. - Останься здесь.
     - Куда ты пойдешь?
     - К каналу.
     - Ночью косяком пойдет песчаная форель.
     - Она меня не съест.
     - Червь порой доходит до самого канала. Если ты пересечешь канал... -
она осеклась, чтобы выразить как бы угрожающий смысл своих слов.
     - Как я смогу взобраться на червя без крючьев? - спросил  он,  гадая,
не сохранились ли в ней все же крохи от ее видений.
     - Ты поешь, когда  вернешься?  -  спросила  она,  опять  приседая  на
корточки перед чашей, чтобы взять черпачок и  еще  раз  помешать  похлебку
цвета индиго.
     - Всему свое время, - сказал он, зная, что она не в  состоянии  будет
распознать тонкое воздействие Голоса - через внушающую  силу  которого  он
превращал свои собственные желания в ее решения.
     - Муриз придет и проверит, было ли у  тебя  видение,  -  предупредила
она.
     - С Муризом я разберусь  по-своему,  -  сказал  он,  отмечая,  какими
медленными и тяжелыми стали ее движения. В том, как он ею сейчас управлял,
отражалась  естественная  склонность  всех  Свободных,  народа  необычайно
энергичного на рассвете,  но  часто  одолеваемого  глубокой  летаргической
меланхолией при наступлении тьмы. Ее уже клонило в сон и в сновидения.
     И Лито один вышел в ночь.
     В небе мерцали  многочисленные  звезды,  и  ему  видны  были  громады
окружающих круч на фоне звездного неба. Он под пальмами прошел к каналу.
     Долгое время Лито сидел на корточках у края канала,  прислушиваясь  к
шипению песка в каньоне за водной  преградой.  Червь  маленький,  судя  по
звуку, - несомненно, по этой причине  и  пойман.  Маленького  червя  легче
перевозить. Он подумал о способе ловли червя: охотники глушат его  водяным
туманом,  используя  старый  метод   Свободных,   добывающих   червя   для
оргии-обряда преображения. Но этот  червь  не  будет  убит  окунанием.  Он
отправится на хайлайнере Союза к какому-нибудь полному надежд  покупателю,
пустыня которого почти наверняка окажется слишком влажной. Очень  немногие
представители  других  миров  понимают,  какова  же  должна  быть  сухость
Арракиса, чтобы там сохранился  червь.  СОХРАНИЛСЯ  -  почти  в  прошедшем
времени. Потому что даже здесь, в Танцеруфте, воздух был насыщен влагой во
много раз больше, чем когда-либо ведал любой червь - разве что  погибая  в
цистерне Свободных.
     Он услышал, как в хижине  позади  него  двигается  Сабиха.  Она  была
обеспокоена, язвима  своими  подавленными  видениями.  Он  по  недоумевал,
каково это было  бы  быть  вне  видений  вместе  с  ней,  принимая  каждый
наступающий миг совместно и  как  существующий  сам  по  себе.  Эта  мысль
привлекла его намного больше, чем любое из навеянных спайсом видений. Была
некая ясность в том, чтобы жить лицом к неизвестному будущему.
     "Поцелуй в съетче стоит двух в городе".
     Так  говорила  старая  аксиома  Свободных.  В   традиционном   съетче
узнаваемое   дикарство   смешивалось   с   застенчивостью.   Следы    этой
застенчивости были в людях Джакуруту  и  Шулоха  -  но  только  следы.  Он
опечалился, уяснив до конца, что же именно теперь потеряно.
     Медленно, так медленно, что он полностью понял это  прежде,  чем  сам
успел сообразить, его сознание наполнилось шуршанием многих тварей  вокруг
него.
     "Песчаная форель".
     Вскоре наступит время перейти от одного видения к другому. Он  ощупал
движение  форели,  как  движение  внутри  себя.  Свободные  прожили  целые
поколения бок о бок со странными созданиями, зная, что стоит  пожертвовать
на приманку хоть каплю воды, и эти создания можно заманить в пределы своей
досягаемости. Многие Свободные умирали от жажды, рискуя своими  последними
немногими каплями поставленной на карту воды, зная,  что  вытягиваемый  из
форели сладкий зеленый сироп может  хоть  немного  прибавить  сил.  Но,  в
основном, песчаная форель - это для детей, играючи ловящих ее ради Хуануи.
И для забавы.
     Лито содрогнулся при мысли, какую же ЗАБАВУ  это  означает  для  него
сейчас.
     Он почувствовал, как одна из форелей скользнула по его  босым  ногам,
заколебалась,  потом  пустилась   дальше,   привлеченная   много   большим
количеством воды в канале.
     За мгновение, однако, он понял, что его жуткое  решение  осуществимо.
"Форельная  перчатка".  Детская  игра.  Если  держишь   форель   в   руке,
разглаживая ее по своей коже, то она образует живую перчатку. Следы  крови
в порах кожи ощутимы для этих созданий, но почему-то все связанное с водой
крови их отталкивает. Раньше или позже, перчатка соскальзывает на песок, и
ее подбирают в корзинку из спайсового волокна. Спайс утихомиривает  их  до
тех пор, пока их не топят в водосборнике смерти.
     Ему слышно было, как форель сыплется в канал, как бурлит вода  вокруг
пожирающих ее хищных рыб.  Вода  размягчает  песчаную  форель,  делает  ее
податливой. Дети  рано  это  усваивают.  Плевок  на  форель  -  и  из  нее
исторгается сладкий сироп. Лито прислушался к плеску.  Мигрирующая  форель
добралась до открытой воды, но не могла вобрать в себя  струящийся  канал,
охраняемый хищными рыбами.
     Но она все шла - и все так же с плеском шлепалась в воду.
     Лито пошарил правой рукой по песку, пока его пальцы не наткнулись  на
кожистую форель. Как  раз  такая  большая,  какую  ему  хотелось.  Она  не
попыталась от него ускользнуть, наоборот, с жадностью полезла на его тело.
Он свободной рукой на ощупь изучил ее форму - нечто,  напоминающее  алмаз.
Ни головы, ни выступов, ни глаз, и все же воду находит безошибочно. Вместе
со своими собратьями она может слипаться телом  к  телу,  одна  за  другой
становясь частью грубых переплетений плотно сжимающейся реснички, пока все
целое не превратится в единый сосущий организм, поглощающий в  себя  воду,
отгораживающий "яд" от  гиганта,  которым  станет  песчаная  форель  -  от
Шаи-Хулуда.
     Песчаная форель извивалась у него на груди, вытягиваясь и  удлиняясь.
При этих ее движениях он ощутил, как вытягивается и удлиняется и избранное
им видение. "Эта ниточка, а не та". Он почувствовал, как  песчаная  форель
становится все тоньше, все больше и больше распространяясь на его руку. Ни
одна форель еще не  встречала  руки,  подобной  этой,  так  перенасыщенной
спайсом. Ни один человек еще не жил и не мыслил и подобных условиях.  Лито
тонко  подрегулировал  свой  энзимный  баланс,  со  светлой  уверенностью,
обретенной им после того, как это было проиграно в видении транса.  Знания
бесчисленных жизней, сливавшиеся  внутри  него,  обеспечили  надежность  и
точность всех его действий, защитили от смерти от  передозировки,  которая
бы поглотила его, если б он хоть на  долю  секунды  ослабил  внимание.  И,
одновременно, он сливался с форелью, впитывая ее, обильно ее подкармливая,
изучая ее. Он действовал точно по лекалу своего видения.
     Он  почувствовал,  как  форель  делается  все  тоньше,   все   больше
растекаясь по руке, взобравшись уже не предплечье.  Он  поймал  еще  одну,
положил поверх первой. При соприкосновении по двум  созданиям  прокатились
возбужденные корчи. Ресничка сцепилась, и они  стали  единой  пленкой,  по
локоть обволокшей его руку. Ну, в точности живая перчатка детской игры, но
теперь тоньше и чувствительней, подавшаяся на его приманку,  занимая  свое
место в симбиозе с его кожей. Он опустил руку  в  живой  перчатке,  ощупал
песок, отчетливо чувствуя каждую песчинку. Это  уже  не  форель,  то,  что
выходит - это крепче, сильнее, и будет делаться все сильней  и  сильней...
Его шарящая рука наткнулась еще на одну  форель,  внахлест  примкнувшую  к
первым двум и приспособившуюся к новой роли. Кожистая мягкость  уже  одела
всю его руку вплоть до плеча.
     С жуткой до небывалости концентрацией он достиг единства своей  новой
кожи со своим телом, предотвратил отторжение. На это потребовалось все его
внимание, и ни уголка не  осталось  в  мозгу,  где  могло  бы  сохраниться
осознание устрашающих последствий делаемого им. Только то, что видение его
транса  представило  необходимым,  имело  значение.  Золотая  Тропа  могла
отвориться только после того испытания.
     Лито скинул одежды и обнаженным  лег  на  песок,  протянув  одетую  в
перчатку руку на пути мигрирующей форели. Он припомнил, как однажды они  с
Ганимой поймали песчаную форель и терли ее о песок до тех пор, пока та  не
превратилась  в  "червя-детеныша"  -  жесткую  трубочку,  налитую  изнутри
зеленым сиропом. Только аккуратно надкуси и быстро выпей -  пока  укус  не
затянется, спасая хоть немногие капли.
     Они были теперь по всему его телу. Он чувствовал, как пульсирует  его
кровь под этой живой оболочкой. Одна попыталась закрыть ему  лицо,  но  он
грубо ее покрутил, пока она не вытянулась в тонкую трубочку  -  удлинилась
намного больше червя-детеныша, оставаясь при этом гибкой. Лито надкусил ее
кончик и стал смаковать тонкую струйку сиропа,  которого  вытекло  намного
больше, чем когда-либо приходилось отведывать Свободному. Он почувствовал,
как  энергия  сиропа  разливается  по  его  телу.  Его  охватило  занятное
возбуждение. Некоторое время он был занят  тем,  что  отвертывал  от  лица
наползающую пленку, пока не получилось окоченевшей кромки, замкнувшейся  в
круг от лба до челюсти и оставляющей его глаза открытыми.
     Теперь надо испытать видение.
     Он встал на ноги, повернулся, чтобы  побежать  назад  к  хижине  -  и
обнаружил, что бежит так быстро, что не в состоянии сохранять  равновесие.
Он рухнул в песок, перекувыркнулся и вскочил на ноги. Прыжок на дна  метра
вознес его над песком - а когда он, приземлившись, попробовал просто идти,
то опять-таки он двигался слишком быстро.
     "Стоп!" - велел он себе, и погрузился  в  расслабляющее  прана-бинду,
собирая все свои ощущения в пруд  своего  сознания.  Пробежала  внутренняя
рябь ТЕПЕРЬ-ПОСТОЯННО, через которую он вживе ощутил Время, и  возвышенный
восторг  видения  его  согрел.  Оболочка  работала  в  точности  так,  как
предсказало видение.
     "Моя кожа - не моя собственная".
     Но его  мускулам  надо  было  немного  потренироваться,  прижиться  к
усилению любого движения. Когда он пошел, он упал и покатился.  Вскоре  он
сел. В спокойствии кайма под  его  челюстью  попыталась  стать  пленкой  и
закрыть ему рот. Он плюнул на нее и ее надкусил, отведал сладкого  сиропа.
Потом рукой закрутил ее вниз.
     Прошло достаточно времени, чтобы возникло единство его новой  кожи  с
его телом. Лито вытянулся  на  спине,  перевернулся  на  живот.  Затем  он
пополз, царапая оболочкой по песку. Он отлично ощущал песок, но  ничто  не
царапало  его  собственного  тела.  Сделав  лишь  несколько   плавательных
движений, он одолел пятьдесят метров песка. От трения  по  телу  разлилось
тепло.
     Пленка больше не пыталась закрыть  его  нос  и  рот,  но  теперь  ему
предстоял второй значительный шаг к Золотой Тропе. Его  упражнения  вывели
его за канал, в каньон, где находился пойманный  червь.  Он  услышал,  как
червь приближается с шипящим свистом, привлеченный его движениями.
     Лито вскочил на ноги, намереваясь встать и подождать, но это движение
послало его метров на двадцать вглубь каньона. Невероятных  усилий  стоило
контролировать свои реакции, он  опять  присел  на  корточки,  выпрямился.
Теперь прямо перед ним начал пухнуть песок, вздымаясь чудовищным завитком,
освещенным лунным светом. Песок разошелся перед ним на расстоянии всего  в
два его роста. В тусклом свете полыхнули кристальные зубы. Он увидел,  как
разверзается  рот-пещера,  далеко  в  глубине  которой  тягуче  шевелилось
тусклое пламя. Всепобеждающий  аромат  спайса  захлестнул  его.  Но  червь
остановился. Он продолжал стоять перед Лито, когда из-за круч вышла Первая
луна. Ее свет отразился на  зубах  твари,  окаймлявших  пламенные  отсветы
горения химических реакций внутри нее.
     Так глубоко был в нем закоренелый страх Свободных, что Лито просто  с
места срывало желание удрать. Но его видение удержало его в неподвижности,
в очарованности этим затянувшимся моментом.  Еще  ни  один,  стоявший  так
близко к пасти живого червя, не уцелел.  Лито  тихо  двинул  правую  ногу,
зацепился за песчаный бугорок и, среагировав слишком сильно, полетел прямо
к пасти червя. Он остановился, упав на колени. Червь так и не шевельнулся.
     Он  чувствует  только  форель,  и   не   станет   нападать   на   эту
глубоко-песочную ядовитую штуку,  его  родню.  Червь  нападет  на  другого
червя, посягнувшего на его территорию, или пожалует на  обнаженный  спайс.
Только водный барьер его останавливает - а песчаная форель, живая  капсула
воды, и есть такой водный барьер.
     Ради эксперимента Лито протянул руку к наводящей  благоговейной  ужас
пасти. Червь подался назад на целый метр.
     К Лито вернулась уверенность, и он, отвернувшись от  червя,  принялся
обучать свои мускулы жить  с  этой  новой  заключенной  в  них  силой.  Он
осторожно прошелся назад к каналу. Червь позади него  оставался  недвижим.
Когда Лито  оказался  за  водной  преградой,  он  подпрыгнул  от  радости,
пролетел  метров  десять  над  песком   в   парящем   полете,   шлепнулся,
перекувырнулся и расхохотался.
     Приоткрылся затвор хижины, на песок упал яркий свет. Сабиха,  стоя  в
ореоле желто-сиреневого свечения лампы, воззрилась на него.
     Смеясь, Лито опять перебежал через канал, остановился перед червем и,
протянул руку, повернул лицо к Сабихе:
     - Смотри! - окликнул он. - Червь слушается моих повелений!
     Пока она стояла, окаменев от шока, он развернулся и  бегом  промчался
мимо червя вглубь каньона. Приобретя кой-какой опыт в своей новой коже, он
уже выяснил, что может  бежать,  лишь  совсем  чуть-чуть  сгибал  мускулы.
Усилий почти не требовалось. Когда он бежал, прилагая усилие,  то  взмывал
так, что его незащищенное лицо обжигал ветер. В глухом конце каньона он не
остановился, а подпрыгнул метров на пятнадцать вверх, вцепился в  обрыв  и
пополз наверх как насекомое. Он вылез на гребень Танцеруфта.
     Перед  ним  простиралась  пустыня  в  лунном  свете   -   бескрайними
серебрящимися волнами.
     Маниакальный восторг Лито приулегся.
     Он присел на корточки,  чувствуя  потрясающую  легкость  тела.  После
проделанного им физического упражнения он покрылся тонкой пленочкой  пота,
которую стилсьют впитал бы и прогнал через влагоемкую прокладку, удаляющую
соли.
     Теперь пот исчез, как только он расслабился, мембрана  поглотила  его
быстрее любого стилсьюта. Лито, задумавшись, развернул  рулончик  оболочки
под губой, засунул его в рот, отпил сиропа.
     Вот рот его не закрыт. Чутким разумом Свободного он ощущал, как влага
его тела теряется через рот. Лито натянул оболочку себе на рот, закатал ее
край, попытавшийся запечатать ноздри, и держал так, пока ограничивающая ее
свернутая  трубочка  не  осталась  на  месте.  В  пустыне  он  дышал   уже
автоматически по принципу: вдох через нос, выдох через рот.  Оболочка  над
его  ртом  вздулась  маленьким  пузырьком,  но  осталась  неподвижной.  Не
теряется ни крупицы влаги, собирающейся в носу и на губах. Значит, он  все
теперь приспособил.
     Между Лито и  луной  пролетел  топтер,  сделал  вираж,  опустился  на
широкую посадочную площадку на вершине, метрах в ста слева от  Лито.  Лито
глянул на него, отвернулся, поглядел на тот путь, которым он взобрался  из
каньона.  Внизу,  у  канала,  виднелось   множество   огней,   различалось
мельтешение  большой  толпы.  Он  услышал  далекие  выкрики,  звучавшие  с
различимой истерией. От топтера к  нему  приближались  двое.  Лунный  свет
блестел на их оружии.
     "Машхад", - подумал Лито, и это была печальная мысль.  Отсюда  -  его
гигантский скачок на Золотую Тропу. Он  надел  живой,  саморемонтирующийся
стилсьют  из  мембраны  песчаной  форели,  вещь  неизмеримой  ценности  на
Арракисе... пока не поймешь уплаченную цену. "Я больше не человек. Легенды
об этой ночи будут расти и раздуваться до неузнаваемости среди  всех,  кто
ее застал. Но она будет правдой, эта легенда".
     Он поглядел вниз, прикинул, что уровень  пустыни  метрах  в  двухстах
внизу. Луна высвечивала  выступы  и  трещины  на  крутой  поверхности,  но
никакой непрерывной тропки. Лито встал, сделал глубокий вдох, взглянул  на
приближающихся мужчин и прыгнул в воздух. Примерно тридцатью метрами  ниже
его согнутые ноги наткнулись на узкий выступ. Усиленные  мускулы  погасили
удар и, спружинив, направили его полет  в  сторону,  до  другого  выступа,
который он задел руками, отскочил еще метров на двадцать вниз, наскочил  -
опять руками - на следующий  выступ  и  опять  пошел  вниз,  отпружинивая,
прыгая, хватаясь  за  крохотные  выступы.  Наконец,  заключительные  сорок
метров он одолел одним прыжком,  приземлился  кувырком,  поджимая  колени,
вонзился в покатый склон дюны, подняв тучи песка и пыли. У  подножия  дюны
он поднялся на ноги, одним прыжком взлетел на гребень следующей  дюны.  Он
услышал  хриплые  крики  с   вершины   обрыва,   но   проигнорировал   их,
сосредоточась на широких прыжках с вершины на вершину дюны.
     Побольше  приспособясь  к  новой  силе  своих  мускулов,  он  испытал
чувственную радость от того, что в предвидениях не  было  того,  насколько
пожирающими расстояние станут его движения. Он был  пулей  пустыни,  таким
вызовом Танцеруфту, который никто до него не бросал.
     Когда он решил, что двое  из  орнитоптера  достаточно  оправились  от
шока, чтобы возобновить преследование, он нырнул на теневую сторону дюны и
зарылся там. Для его новых мускулов песок был как  тягучая  жидкость,  вот
только температура опасно поднималась, когда он  рыл  слишком  быстро.  Он
вышел наружу с другого конца дюны и обнаружил, что  мембрана  закрыла  его
ноздри. Удаляя ее,  он  ощутил,  как  пульсирует  его  новая  кожа,  вовсю
трудясь, чтобы поглотить его пот.
     Лито пристроил себе в рот трубочку,  отпил  сиропа,  глядя  вверх  на
звездное небо. По его подсчетам, он был километрах в пятнадцати от Шулоха.
Вскоре на фоне звезд возникли очертания топтера, огромной птицы, а за  ней
еще и еще одной. Он услышал  тихо  присвистывание  их  крыльев,  ропот  их
приглушенных реактивных двигателей.
     Потягивая жидкость из живой трубочки, он ждал. Первая луна прошла  по
своему пути, потом Вторая.
     За час до зари Лито выбрался  из  своего  укрытия  на  гребень  дюны,
оглядел небо. Никаких охотников. Теперь он знал, что вступил на  тропу,  в
которой нет возврата. Впереди Время и  Пространство  уже  приготовили  ему
ловушку, ради незабываемого урока для него самого и всего человечества.
     Лито повернул на северо-восток и пропрыгал еще пятьдесят  километров,
прежде чем на день зарыться в песок, оставив  только  крохотный  выход  на
поверхность,  через  который  высовывалась  форельная  трубочка.  Оболочка
училась жить с ним одной жизнью точно так же, как он научился жить с  ней.
Он старался не думать о всем другом, что она совершает с его плотью.
     "Завтра я совершу набег на Гара Рулен, - думал он.  -  Я  разрушу  их
канал и выпущу его воду в песок. Затем я пойду на Виндсак, Старое ущелье и
Харг. За месяц экологическое преображение будет отброшено назад  на  целое
поколение. Это даст нам время для разработки нового расписания".
     И,  конечно,  дикость  мятежных  племен  будет  осуждена.   Кое-в-ком
проснутся воспоминания о Джакуруту. У Алии будет хлопот  невпроворот.  Что
до Ганимы... Лито беззвучно, одними губами, произнес слова, которые вернут
ей  память.  Время  этому  позже...  если  они  уцелеют  в  этом  жестоком
переплетении нитей.
     Золотая Тропа заманчиво простиралась  перед  ним  по  пустыне,  почти
материальная вещь, видимая им открытыми глазами. И он подумал о  том,  как
это бывает: животные должны перемещаться по земле, чтобы  существовать,  а
существование людей зависит от движения души человечества, заблокированной
на целые годы, нуждающейся в пути, по которому она сможет двинуться.
     Затем он подумал об отце, говоря себе, "Скоро мы обсудим все это  как
мужчина с мужчиной, и выявится одно-единственное видение".



                                    53

                     Пределы выживания  задаются  климатом,  теми  долгими
                течениями медленных изменений, которые поколение  может  и
                не заметить. И именно крайности климата являются решающими
                и наглядными. Одинокие, конечные личности могут  наблюдать
                климатические  провинции,   ежегодные   перепады   погоды,
                случайно отмечать вещи вроде: "Этот  год  холоднее  всего,
                что на моей памяти". Такие вещи  ощутимы.  Но  люди  редко
                зорки в отношении той усредненной перемены, что происходит
                за большое количество лет. Но как раз через такие зоркость
                и чуткость люди учатся, как выжить на любой  планете.  Они
                должны изучать климат.
                                       Харк ал-Ада. Арракис, Преображение.

     Алия сидела  на  кровати,  скрестив  ноги,  стараясь  успокоить  себя
Заклинанием  Против  Страха,  но  в  ее  черепе   отдавалось   насмешливое
хихикание, блокировавшее все ее усилия его сказать. Вскоре ей стал  слышен
голос - он завладел ее ушами, ее умом.
     - Что это за чушь? Чего тебе бояться?
     Мускулы ее ляжек дрогнули, словно ноги ее пытались  пуститься  бегом.
Но бежать некуда.
     На ней был только золотой халат из чистейшего палианского шелка, и он
не скрывал припухлостей ее начинавшего полнеть тела.  Только  что  миновал
Час Убийц - заря уже близка. Отчеты за последние три месяца  лежали  перед
ней на красном коврике.  Ей  слышно  было  жужжание  кондиционера,  легкий
ветерок колыхал таблички на катушках шигавира.
     Советники боязливо  разбудили  ее  два  часа  назад,  с  новостями  о
последних потрясениях, и Алия затребовала отчеты, чтобы поискать через них
ясное представление о происходящем.
     Она отказалась от Литании.
     Эти нападения - наверняка работа мятежников. Явно.  И  все  больше  и
больше из них обращаются против религии Муад Диба.
     - Ну, и что тут дурного? - вопросил насмешливый голос внутри нее.
     Алия яростно затрясла головой. Намри ее подвел. Дурой она  была,  что
доверилась такому опасному двойному орудию. Ее советники  перешептывались,
что на очереди обвинение Стилгару, что он скрытый мятежник. И что  сталось
с Хэллеком? Затаился среди своих друзей-контрабандистов? Вероятно.
     Она взяла одну из катушек. И  МУРИЗ!  Этот  человек  -  истерик.  Это
единственно возможное объяснение. Иначе ей надо поверить в чудеса. Ни один
человек, не говоря уже о ребенке (даже о таком ребенке, как Лито)  не  мог
бы прыгнуть с громады Шулоха и уцелеть, удрав после этого в пустыню такими
скачками, что переносили его с гребня на гребень дюн.
     Алия ощутила под рукой холод шигавира.
     Где же  тогда  Лито?  Ганима  отказывалась  считать  его  иначе,  чем
мертвым. Видящая Правду подтвердила  ее  рассказ:  Лито  задран  Лазанским
тигром. Тогда кто же этот ребенок, о котором докладывают Намри и Муриз?
     Она содрогнулась.
     Разрушено сорок кванатов, их вода выпущена в песок. Верные  Свободные
и даже мятежники - все невежественные суеверы, все! Ее отчеты полным-полны
рассказами о загадочных событиях. Песчаная  форель  прыгает  в  кванаты  и
распадается на великое множество своих маленьких  копий.  Черви  умышленно
топят себя. Кровь сочится из  Второй  Луны,  падая  на  Арракис,  где  она
вызывает великие бури. А ведь частота бурь И ВПРАВДУ возрастают!
     Она  подумала  о  Данкане,  отрезанном  в  Табре  от  внешнего  мира,
раздраженном ограничениями, наложения которых  на  него  она  настоятельно
потребовала от Стилгара. Он и Ирулэн болтают и еще кое о чем, кроме  того,
каково ИСТИННОЕ значение  всех  этих  знамений.  Дураки!  Даже  ее  шпионы
поддаются влиянию этих возмутительных побасенок!
     Почему Ганима настаивает на своей истории с Лазанским тигром?
     Алия вздохнула. Только одно из сообщений на шигавирах  было  для  нее
утешительным. Фарадин прислал отряд своей личной  гвардии,  чтобы  "помочь
вам в тревогах и подготовить путь для Официального Обряда Обручения". Алия
улыбнулась самой себе и  присоединилась  к  хихиканию,  рокотавшему  в  ее
черепе. Этот план,  по  крайней  мере,  остается  в  целости.  Надо  найти
логические объяснения, чтобы развеять всю остальную суеверную чушь.
     Тем временем она использует людей Фарадина, чтобы помочь под  Шулохом
и арестовать известных диссидентов, особенно среди наибов. Она  прикинула,
не предпринять ли действий против Стилгара, но внутренний голос остерег ее
от этого.
     - Пока еще - нет.
     - У моей матери и Сестер до сих пор имеется свой собственный план,  -
прошептала Алия. - Почему она тренирует Фарадина?
     - Может, он ее возбуждает, - сказал Старый Барон.
     - Нет, что ты, такая ледышка?
     - Ты не думаешь о том, чтобы потребовать от Фарадина вернуть ее?
     - Я знаю опасности этого!
     - Хорошо. Между тем. Недавно заходила твоя  молодая  советница,  Зия.
Как его звать? Агарвис? Да, Бур Аргавис. Если б ты  пригласила  его  нынче
вечером...
     - Нет!
     - Алия...
     - Уже почти заря, ненасытный ты старый дурак! Нынче утром  собирается
военный совет, жрецы будут...
     - Не доверяй им, дорогая Алия.
     - Конечно, нет!
     - Очень хорошо. Теперь, этот Бур Аргавис...
     - Я сказала - нет!
     Старый Барон промолчал, но она начала испытывать головную боль.  Боль
медленно поползла от левой щеки внутрь черепа. Однажды  она  заставила  ее
метаться, как безумную, по коридорам, проделав  такую  штуку.  Теперь  она
твердо решила ему воспротивиться.
     - Будешь упорствовать - приму болеутоляющее, - сказала она.
     Ему ясно было видно, что она и в самом деле это сделает. Боль  начала
слабеть.
     - Очень хорошо, - с обидой. - Тогда, в другой раз.
     - В другой раз, - согласилась она.



                                    54

                     Ты разделил песок пустыни, драконам пустыни разбил Ты
                головы. Да, вижу тебя я  зверем,  выходящим  из  дюн,  два
                рожка агнца у тебя, но говоришь ты как дракон.
                                          Пересмотренная Оранжевая
                                          Католическая Библия, Арра, II:4.

     Непреложным было это пророчество, нитки превращаются в канаты, и Лито
теперь казалось, что он знал об этом всю свою жизнь. Он  посмотрел  вперед
за вечерние тени над Танцеруфтом. В ста  семидесяти  километрах  к  северу
находится Старое Ущелье, глубокая извивающаяся расселина в Защитной стене,
через которую первые Свободные мигрировали в пустыню.
     В Лито не оставалось сомнений. Он  знал,  почему  он  стоит  здесь  в
пустыне,  в  одиночестве,  и  с  чувством  притом,  что  вся  эта   страна
принадлежит ему, что  она  должна  повиноваться  его  велению.  Он  ощущал
струну, связывающую его со всем человечеством, и  глубинную  необходимость
мироздания жизненных опытов, придававших ему логический смысл,  мироздания
принятых регулярностей внутри вечного изменения.
     "Я знаю это мироздание".
     Червь, доставивший его сюда, явился на  притоптывание  его  ноги,  и,
восстав перед ним, замер, как послушный  зверь.  Он  вскочил  на  него  и,
только при помощи своих обладающих новой силой рук,  развел  ведущую  губу
колец червя, чтобы держать его на поверхности. Червь совсем притомился  за
целую ночь гонки  на  север.  Его  кремниево-серная  внутренняя  "фабрика"
работала  на  полную  мощь,  щедро  выбрасывая  клубы  кислорода,  которые
попутный ветер доносил до Лито обволакивающими вихрями. По временам у него
начинала от теплых выбросов кружиться  голова,  и  он  испытывал  странные
ощущения. Рефлекторная и круговая субъективность  его  видений  обратилась
вовнутрь, на его предков, заставляя его припоминать кусочки  его  прошлого
на Земле, сравнивая затем эти кусочки с его изменившимся "я".
     Он уже ощущал теперь, как его все больше уносит от чего-то  узнаваемо
человеческого. Соблазняем спайсом,  который  он  заглатывает,  где  только
наткнется хоть на самую  его  чуточку,  и  оболочка  его  больше  не  была
песчаной форелью, как и сам он больше не был человеком. Реснички  проникли
в  его  плоть,  создав  новое  творение,  которому  искать   теперь   свою
собственную метаморфозу в грядущих эрах.
     "Ты видел это, отец, и отверг это", - подумал он. - "Слишком ужасающе
это было, чтобы посмотреть этому в лицо".
     Лито знал, что думают о его отце, и почему.
     "Муад Диб умер от предвидения".
     Но Пол Атридес ушел из мира реальности в алам ал-мифал, хоть и  живет
еще, сбежал от того, на что отважился его сын.
     Теперь есть только Проповедник.
     Лито присел на корточки и стал неотрывно смотреть  на  север.  Оттуда
придет червь, а на нем - двое: юный Свободный и слепец.
     Над головой Лито пронеслась стайка мертвенно бледных  летучих  мышей,
держа курс на юго-восток. Они были редкими крапинками в темнеющем небе,  и
глаз знающего Свободного по направлению их полета способен  определить,  к
какому убежищу лежит их путь.  Однако,  Проповедник  обойдет  это  убежище
сторонкой. Место его  назначения  -  Шулох,  где  не  допускается  никаких
летучих мышей, чтобы они не привели посторонних к этому тайному месту.
     Червь появился сперва темным движущимся пятнышком  между  пустыней  и
северным ветром.  Матар,  песочный  дождь,  принесенный  с  горных  вершин
умирающей бурей, на несколько минут скрыл его из виду, затем он стал виден
яснее и ближе.
     Линия холода у основания дюны, где примостился Лито, начала  источать
ночную  влагу.  Он  ноздрями  попробовал  слабую  сырость,   прикрыл   рот
пузырящейся чашечкой мембраны.  Для  него  больше  не  было  необходимости
охотиться за каждой крохотной капелькой. От своей матери ему  досталась  в
наследство большая кишка Свободных, длиннее и больше обычной, возвращавшая
в организм воду из всего, что в нее  попадало.  Живой  стилсьют  хватал  и
усваивал каждую достижимую капельку влаги. Даже сейчас, пока он сидел, его
оболочка, коснувшись песка, сразу же выпустила реснички псевдоподы,  чтобы
запастись до крохи всей энергией, какую они смогут собрать.
     Лито присматривался к приближающему червю. Он знал, что юный поводырь
к этому времени его уже увидел, заметил  темное  пятно  на  вершине  дюны.
Наездник не мог определить с расстояния  специфику  видимого  объекта,  но
Свободные издавна знали, как поступать в таких случаях. Незнакомый  объект
может быть опасен. Действия юного поводыря  были,  предсказуемы,  никакого
предвидения не надо.
     Все верно, он чуть изменил курс и поехал прямо  на  Лито.  Гигантские
черви были оружием, которым Свободные пользовались  множество  раз.  Черви
помогли разбить Шаддама под Арракином. Этот  червь,  однако  же,  не  стал
повиноваться наезднику. Он остановился метрах в десяти, и, как тот его  ни
понукал, больше ни на песчинку не продвинулся вперед.
     Лито встал,  почувствовал,  как  реснички  резко  втянулись  назад  в
мембрану. Освободив рот, он окликнул:
     - Ахлан, васах-ахлан! - "Добро пожаловать, дважды добро пожаловать!"
     Слепец стоял на черве позади проводника, одна рука на плече юноши. Он
высоко поднял голову,  нос  устремлен  на  голову  Лито,  словно  старался
унюхать, кто это у них на пути. Закат окрасил оранжевым его лоб.
     - Кто это? - спросил  слепец,  тряся  плечо  поводыря.  -  Почему  мы
остановились? - сквозь затворы стилсьюта его голос звучал гнусаво.
     Юноша, боязливо поглядев на Лито, сказал:
     -  Всего  лишь  кто-то  одинокий  в  пустыне.  По  виду,  ребенок.  Я
попробовал направить на него червя, но червь не идет.
     - Почему ты ничего не сказал? - вопросил слепец.
     - Я думал, это всего лишь кто-то  один  в  пустыне!  -  запротестовал
проводник. - Но это демон.
     -  Сказано  истинным  сыном  Джакуруту,  -  заметил  Лито.  -  А  вы,
достопочтенный отец, вы - Проповедник.
     - Да, это я, -  и  страх  был  в  голосе  Проповедника,  потому  что,
наконец, он встретился со своим прошлым.
     - Здесь не сад, - сказал Лито. - Но  добро  пожаловать  разделить  со
мной на сегодня это место.
     - Кто ты? - вопросил Проповедник. - Как ты остановил нашего червя?  -
зловещие  нотки  узнавания  были  в  голосе  Проповедника.  Он   призывает
воспоминания о своем альтернативном  видении,  понимая,  что  может  найти
здесь конец.
     - Это демон! - протестовал юноша-поводырь. - Мы должны бежать отсюда,
или наши души...
     - Молчи! - взревел Проповедник.
     - Я - Лито Атридес, - сказал Лито. - Ваш  червь  остановился,  потому
что я ему приказал.
     Проповедник застыл в остолбенелом молчании.
     - Пойдем, отец, - сказал Лито. - Слезай, и проведи ночь  со  мной.  Я
напою тебя сладким сиропом.  Я  вижу,  у  тебя  есть  фремкит  с  водой  и
кувшинами. Мы разделим наши богатства здесь, на песке.
     - Лито еще ребенок, - возразил Проповедник. - И, говорят, он погиб по
подлости Коррино. В твоем голосе нет детства.
     - Ты знаешь меня, Отец, - сказал Лито. - Я мал для  своего  возраста,
как и ты был, но мой опыт древен и мой голос обучен.
     - Что ты делаешь здесь, во Внутренней Пустыне? - спросил Проповедник.
     - Бу джи, - ответил Лито. "Ничего из ничего". Это был ответ скитальца
Дзэнсунни, того, кто действует только с позиций отдыха, не прилагая усилий
и в гармонии с тем, что его окружают.
     Проповедник потряс поводыря за плечо:
     - Это ребенок, и вправду ребенок?
     - Айджа, - ответил поводырь, бросая на Лито опасливый взгляд.
     Глубокий до дрожи вздох вырвался из груди Проповедника.
     - Нет, - сказал он.
     - Это демон в облике ребенка, - сказал поводырь.
     - Вы проведете ночь здесь, - сказал Лито.
     - Мы сделаем так, как он говорит, - проговорил Проповедник. Он  убрал
руку с плеча проводника, соскользнул по боку червя  и  по  его  кольцу  на
песок, чисто отпрыгнув, когда его ноги коснулись  земли.  Обернувшись,  он
сказал: - Отгони червя и дай ему потом уйти в песок. Он так устал, что  не
станет нам докучать.
     - Червь не уйдет! - запротестовал поводырь.
     - Он уйдет, - сказал Лито. - Но если ты попытаешься бежать на нем,  я
отдам тебя ему на съедение, - он подошел к сенсорной бровке червя и указал
ему в том направлении, откуда они прибыли. - Иди туда.
     Юноша хлопнул червя по кольцу  позади  себя,  понукая  его,  покачнул
крюк, державший кольцо  открытым.  Червь  медленно  заскользил  по  песку,
повернул, когда юноша наклонил крюк.
     Проповедник, двигаясь на  звук  голоса  Лито,  взобрался  на  дюну  и
остановился в двух шагах от  него.  Сделано  это  было  с  уверенностью  и
проворством, поведавшими Лито, что состязание будет нелегким.
     Здесь их видения расходятся.
     - Сними маску стилсьюта, отец, - сказал Лито.
     Проповедник повиновался, откинул складку  своего  капюшона  и  удалил
прикрытие со рта.
     Зная свой собственный внешний облик, Лито изучал это лицо,  так  ясно
видя черты сходства, как будто они  были  подчеркнуты  светом.  Эти  черты
необъяснимо согласовывались, хоть и не  было  в  них  ничего  резкого,  но
нельзя  было  ошибиться  насчет  генетической  тропинки,  на  которой  они
помещались. Именно эти черты унаследовал Лито из дней, полных  жужжания  и
сочащейся воды, из волшебных  морей  Келадана.  Но  теперь  они  стоят  на
разделяющей их точке Арракиса, и ночь вот-вот падет на дюны.
     - Итак, отец, - сказал Лито, глянув налево,  где  тащился  к  ним  по
пескам поводырь, и где был отпущен червь.
     - Му зейн! - и Проповедник резко рубанул воздух правой рукой. "Это не
к добру!"
     - Кулиш зейн, - мягко ответил Лито. "Только  это  добро  и  дано  нам
когда-либо иметь". И добавил на чакобсе,  боевом  языке  Атридесов.  -  "Я
здесь, и здесь я останусь!" Нам нельзя забывать этого, отец.
     У Проповедника поникли плечи. Полузабытым жестом, он поднес обе  руки
к своим пустым глазницам.
     - Однажды я поглядел твоими глазами и  изучил  твои  воспоминания,  -
сказал Лито. Я знаю твои решения, и я побывал в том  месте,  где  прятался
ты.
     - Знаю, - Проповедник опустил руки. - Ты останешься?
     - Ты назвал меня в честь того, что  этот  девиз  вписал  в  фамильный
герб, - ответил Лито. - Дж'и суа, дж'ресте!
     Проповедник глубоко вздохнул:
     - Как далеко это зашло, то, что ты над собой сделал?
     - Моя кожа - не моя собственная, отец.
     Проповедник содрогнулся:
     - Тогда я знаю, как ты меня здесь нашел.
     - Да, я пристегнул свою к память  месту,  где  мое  тело  никогда  не
бывало. Мне нужен был вечер со своим отцом.
     - Я не твой отец. Я только бедная копия,  пережиток,  -  он  повернул
голову на звук  приближающегося  поводыря.  -  Я  больше  не  обращаюсь  к
видениям, чтобы узнать свое будущее.
     Пока он говорил, тьма накрыла пустыню. Над ними вспыхнули  звезды,  и
Лито тоже повернул голову к приближающемуся к ним поводырю.
     - Вубак ул кухар! - окликнул Лито юношу. - "Привет тебе!"
     - Субак ун нар! - последовал ответ.
     Проповедник сказал хриплым шепотом:
     - Этот юный Ассан Тарик - из опасных...
     - Все Отверженные опасны, - ответил Лито. - Но  не  для  меня,  -  он
говорил тихо, в разговорной интонации.
     - Если в этом твое видение, то я  в  нем  соучаствовать  не  буду,  -
сказал Проповедник.
     - Возможно, у тебя нет выбора,  -  сказал  Лито.  Ты  -  филхаквиква,
Реальность. Ты - Абу Дхур, отец Бесконечных Дорог Времени.
     - Я не больше, чем приманка в ловушке,  -  сказал  Проповедник,  и  в
голосе его была горечь.
     - И Алия уже проглотила эту приманку, - сказал  Лито.  -  Но  мне  не
нравится ее вкус.
     - Ты не сможешь этого сделать! - прошипел Проповедник.
     - Я уже это сделал, отец. Моя кожа - не моя собственная.
     - Может, еще не слишком поздно для тебя...
     - Слишком поздно, - Лито наклонил голову набок. Ему слышно было,  как
по склону дюны, на звук их  голосов,  тяжело  взбирается  Ассан  Тарик.  -
Привет тебе, Ассан Тарик из Шулоха, - сказал Лито.
     Юноша остановился на склоне как раз под Лито, темная тень в  звездном
свете. В его  осанке  и  в  том,  как  он  задирал  голову,  прочитывалась
нерешительность.
     - Да, - сказал Лито. - Я - тот, кто бежал из Шулоха.
     - Когда я услышал... - начал Проповедник. И повторил: - Ты не сможешь
этого сделать!
     - Я это делаю. Что значит, если тебя еще раз ослепят!
     - Ты думаешь, я этого страшусь? - спросил Проповедник. - Разве ты  не
видишь чудесного поводыря, которого они ко мне приставили?
     - Вижу, - Лито опять повернулся лицом к Тарику. - Ты что,  не  слышал
меня, Ассан? - сказал Лито. - Но ты - мой демон,  -  и  Лито  ощутил,  как
возрастает напряжение между ним и его отцом. Вокруг них велась игра теней,
проекции неосознанных обликов. И Лито ощущал воспоминания  своего  отца  -
нечто  вроде  пророчества  назад,  отбиравшего   видения   из   устойчивой
реальности этого момента.
     Тарик почувствовал это, эту битву видений. Он скользнул на  несколько
шагов вниз по склону.
     - Нельзя  управлять  будущим,  -  прошептал  Проповедник,  с  большим
усилием в голосе, словно поднимая огромный вес.
     Лито понял, в чем разногласие между ними. Это была стихия мироздания,
над постижением которой он бьется всю свою жизнь. Либо он, либо  его  отец
вынуждены будут действовать быстро, принимая решения по  своим  действиям,
выбирая  видение.  И  отец  прав:  стремясь  к  какому-то   окончательному
управлению мирозданием, только создашь  оружие,  которым  в  конце  концов
мироздание  тебя  и  сразит.  Выбрать  видение  и  управлять  им   -   это
балансировать на единственной тонкой ниточке - играть  в  Бога  на  высоко
натянутом  цирковом  канате,  по  обе  стороны  которого   -   космическое
безмолвие.  Ни   одному   из   борющихся   сейчас   нельзя   отступить   в
смерть-как-прекращение-парадокса. Каждый знает видения и их  правила.  Все
старые иллюзии умирают. И когда один из состязающихся делают  ход,  другой
может сделать контр-ход. Единственная неподдельная правда, имеющая  сейчас
значение для них, это та, что отделяет  их  от  предпосылок  видения.  Нет
безопасного места, только  скоротечно  тасуемые  взаимосвязи,  фиксируемые
внутри тех пределов, к которым они привязаны лишь сейчас,  устремленные  в
неизбежные изменения. Каждому из них не на что было положиться, кроме  как
на отчаянное и одинокое мужество, но у  Лито  были  два  преимущества:  он
направил себя по тропе, с которой нет возврата, и  он  принял  все  жуткие
последствия этого для себя самого. Его отец все  еще  надеялся,  что  есть
дорога назад - и не взял на себя бесповоротных обязательств.
     - Ты  не  должен!  Ты  не  должен!  -  наждачным  голосом  проговорил
Проповедник.
     "Он видит мое преимущество", - подумал Лито.
     И Лито заговорил, взяв разговорную  интонацию,  маскируя  собственное
напряжение - сбалансированное  усилие,  которого  требовал  от  него  иной
уровень его соперника.
     - У меня нет страстной веры в правду, и исповедую я лишь то, что  сам
творю, - сказал он. И уловил тогда движение между ним и его отцом,  нечто,
гранулярные  свойства   чего   касались   только   собственной,   страстно
субъективной, веры Лито в самого  себя.  Из  этой  веры  он  и  знал,  что
разметил вехи Золотой Тропы. Наступит день, когда эти вехи смогут поведать
другим, как быть человечными - странный дар от того, что в этот  день  уже
не будет человеком. Но такие вехи всегда расставляются рисковыми игроками.
Лито ощущал, как тут и там возникали они но всему пейзажу  его  внутренних
жизней - и, ощущая это, бесповоротно пошел ва-банк.
     Он тихо понюхал воздух, ожидая сигнала, о котором и он, и отец знали,
что он должен появиться. Оставался лишь один вопрос: предостережет ли отец
напуганного до смерти юного поводыря, ждущего их внизу?
     Вскоре Лито опалил запах  озона  в  своих  ноздрях,  разоблачительный
запах защитного поля. Верный приказам, данным ему Отверженными, юный Тарик
пытается убить обоих этих опасных Атридесов разом,  не  ведая  об  ужасах,
которые это обрушит.
     - Нет, - шепнул Проповедник.
     Но Лито знал, что сигнал истинен. Он чуял озон, но воздух вокруг  них
не  позвякивал.  Тарик  использовал  в  пустыне  псевдо-поле   -   оружие,
разработанное исключительно для Арракиса. Эффект Холцмана призовет  червя,
в то же время приводя его в неистовство. Ничто не остановит такого червя -
ни вода, ни присутствие песчаной форели... Ничто. Да,  поводырь  установил
устройство на склоне дюны и теперь выбирался бочком из опасной зоны.
     Лито вспрыгнул на вершину дюны, услышал протестующий вопль  отца,  но
мощнейший импульс усиленных мускулов Лито ракетой швырнул вперед его тело.
Одна взметнувшаяся рука ухватила Тарика за  шею,  через  стилсьют,  другая
обвилась вокруг поясницы обреченного юноши. Раздался один короткий  щелчок
- шея сломалась. Лито перекувырнулся, поднял  свое  тело,  словно  отменно
сбалансированный инструмент,  и  нырнул  прямо  туда,  где  в  песке  было
спрятано псевдополе. Его пальцы нашли приспособление,  он  извлек  его  из
песка и по широкой дуге швырнул далеко к югу.
     Вскоре из того места,  куда  упало  псевдо-поле,  донесся  громчайший
шипяще-молотящий грохот. Потом он смолк, и вновь наступила тишина.
     Лито  поглядел  на  вершину  дюны,  где  стоял  его  отец,  все   еще
непокорный, но уже побежденный.  Да,  это  Пол  Муад  Диб  там  -  слепой,
гневный, близкий к отчаянию из-за последствий его бегства от того видения,
которое принял Лито. Пол мог бы поразмыслить теперь над словами из Долгого
Коана Дзэнсунни: "При одном из актов  прозрения  будущего  Муад  Диб  ввел
элемент роста и развития в  самое  предвидение,  через  которое  он  видел
человеческое существование. Через это он тратил несомненность. Стремясь  к
абсолютности  упорядоченного  прозрения,  он  умножил  беспорядок,  сказал
прозрение".
     Одним прыжком вернувшись на вершину дюны, Лито сказал:
     - Теперь я - твой поводырь.
     - Никогда!
     - Вернешься ли назад в Шулох? Даже если они  и  хорошо  тебя  примут,
когда ты вернешься без Тарика, то куда теперь делся Шулох?  Видят  ли  его
твои глаза?
     Тогда Пол повернулся к сыну, устремив на него безглазые глазницы:
     - Ты действительно знаешь тот мир, который здесь создал?
     Лито уловил особое ударение в вопроса Видение, которое, как  они  оба
знали, запущено здесь в ужасающее движение, требовало, чтобы акт  создания
произошел в установленной точке времени. В тот миг, все чуткое  мироздание
разместится в линейной перспективе времени,  обладающего  характеристиками
упорядоченной прогрессии. Они вошли в это время как могли  бы  вскочить  в
движущийся транспорт - и сойти могли лишь точно так же.
     Против  этого,  у  Лито  были  в  руках  поводья  из  многих   нитей,
уравновешенные его собственным, видениями освещенном, взгляде на время как
на многомерное и многократное петляющее. Он  был  зрячим  в  мире  слепых.
Только он мог разгромить упорядоченные логические  основания,  потому  что
его отец больше не держал  поводья.  С  точки  зрения  Лито,  сын  изменил
прошлое. А мысль, даже и невообразимая  еще,  из  отдаленнейшего  будущего
могла повлиять на СЕЙЧАС и шевельнуть его рукой.
     Только ЕГО рукой.
     Пол понимал это, потому что не мог больше видеть, как  Лито  способен
управлять поводьями, мог только распознать  вне-человеческие  последствия,
которые принял для себя Лито. И он подумал: "Вот  перемена,  о  которой  я
молился. Почему я ее страшусь? Потому что это - Золотая Тропа!"
     - Я здесь, чтобы придать целесообразность эволюции, и, следовательно,
придать целесообразность нашим жизням, - сказал Лито.
     - Ты ЖЕЛАЕШЬ прожить все эти тысячи  лет,  изменяясь  так,  как  тебе
теперь известно, что ты изменишься?
     Лито понял, что отец говорит не о физических  изменениях.  Физические
последствия   понимали   они   оба:   Лито   будет   приспосабливаться   и
приспосабливаться,  кожа-не-его-собственная  будет   приспосабливаться   и
приспосабливаться. Эволюционное взаимопроникновение переплавит обе части в
иное, они сольются, преображенные в единое, возникнет новое  целое.  Когда
состоится метаморфоза -  ЕСЛИ  состоится  -  возникнет  мыслящее  создание
ужасающих размеров, и мир станет поклоняться ему.
     Нет... Пол имел в виду перемены внутренние, мысли и решения,  которые
будут влиять на жизнь поклоняющихся.
     - Те, кто думает, что ты мертв, - сказал Лито, -  знаешь,  какие  они
приписывают тебе последние слова?
     - Конечно.
     - "Сейчас я делаю то, что вся жизнь  должна  сделать  во  имя  службы
жизни". Ты никогда этого не говорил, но жрец, думавший, будто  ты  никогда
не сможешь вернуться и обозвать его лжецом, вложил эти слова в твои уста.
     - Я бы не назвал его лжецом, - Проповедник глубоко  вздохнул.  -  Это
хорошие последние слова.
     - Останешься ли ты здесь  или  вернешься  в  свою  хижину  у  водоема
Шулоха? - спросил Лито.
     - Теперь это твой мир, - ответил Пол.
     Это признание поражения  как  ножом  резануло  Лито.  Пол  постарался
управлять последними нитями личного видения - выбор, за много лет до  того
сделанный им в съетче Табр. Ради этого, он принял  свою  роль  инструмента
мщения Отверженных, оставшихся от Джакуруту. Они  осквернили  его,  но  он
предпочел скорей принять это, чем тот взгляд на мир, который выбрал Лито.
     Печаль Лито была так велика, что он несколько миль не  мог  говорить.
Справившись наконец со своим голосом, Лито сказал:
     - Итак, ты заманил Алию, искусил ее и сбил ее  на  бездействие  и  на
неверные решения. А теперь она знает, кто ты.
     - Знает... Да, она знает.
     Голос Пола звучал по-стариковски и полнился подавленным протестом. Но
запас сопротивления в нем еще оставался. Он сказал:
     - Я отберу у тебя это видение, если сумею.
     - Тысячи мирных лет, - ответил Лито. - Вот что я им дам.
     - Спячка! Застой!
     - Конечно. И те формы насилия, которые я  разрешу.  Это  будет  урок,
который человечество никогда не забудет.
     - Плюю я на твой урок! - сказал  Пол.  -  Думаешь,  мне  не  виделось
сходного с тем, что выбрал ты?
     - Ты видел это, - согласился Лито.
     - И разве твое видение сколько-то лучше моего?
     - Ни на гран лучше. Хуже, может быть.
     - Тогда что я могу, как не сопротивляться тебе? - вопросил Пол.
     - Убить меня, может быть?
     - Я не настолько наивен. Я знаю, чему дан ход. Я знаю  о  разрушенных
кванатах и о брожении.
     - А теперь Ассан Тарик никогда не вернется в Шулох. Ты  должен  пойти
туда вместе со мной или не  ходить  вообще,  потому  что  теперь  это  мое
видение.
     - Я выбираю не возвращаться.
     "До чего же старчески звучит его голос", - подумал Лито, и эта  мысль
причинила ему терзающую боль. Он сказал:
     - Со мной - ястребиное кольцо Атридесов, спрятанное в  моей  дишсаше.
Хочешь, чтобы я тебе его вернул?
     - Если б я только  умер,  -  прошептал  Пол.  Я  действительно  хотел
умереть, отправившись той ночью в пустыню, но знал, что не  могу  покинуть
этот мир. Я должен был вернуться и...
     - Возродить легенду, - сказал Лито. -  Понимаю.  А  шакалы  Джакуруту
ждали тебя в ту ночь, и ты знал, что они будут ждать. Им нужны  были  твои
видения! Ты знал это.
     - Я отказывался. Я не сообщил им ни одного видения.
     - Но они осквернили тебя. Они закармливали тебя  эссенцией  спайса  и
потчевали женщинами и грезами, и у тебя БЫЛИ видения.
     - Иногда, - как же хитро звучал его голос.
     - Так ты возьмешь назад свое ястребиное кольцо? - спросил Лито.
     Пол внезапно опустился на песок - темная клякса в звездном свете:
     - Нет!
     "Значит, он понимает бесполезность той тропы", -  подумал  Лито.  Это
приоткрывало многое, но недостаточно. Соперничество видений  переместилось
из нежной плоскости выборов  к  массивному  откидыванию  альтернатив.  Пол
знал, что не может победить, но  он  еще  надеялся  обратить  в  ничто  то
единственное видение, за которое цеплялся Лито.
     Вскоре Пол сказал:
     - Да, я был осквернен Джакуруту. Но ты осквернил сам себя.
     - Правда, - признал Лито. - Я же твой сын.
     - И ты хороший Свободный?
     - Да.
     - Дозволишь ли ты слепцу окончательно уйти в  пустыню?  Дозволишь  ли
мне обрести мир на моих собственных  условиях?  -  Он  похлопал  рукой  по
песку.
     - Нет, я тебе этого не дозволю, - ответил Лито. - Но ты имеешь  право
броситься на свой нож, если будешь настаивать?
     - И ты получишь мое тело?
     - Да.
     - Нет!
     "Значит, и эту тропу он знает", - подумал Лито. Если б сын Муад  Диба
поместил тело отца в святую раку - это послужило бы чем-то  вроде  цемента
для видения Лито.
     - Ты никогда им не рассказывал, да, отец? - спросил Лито.
     - Я им никогда не рассказывал.
     - Но я им рассказал, - сказал Лито.  -  Рассказал  Муризу.  Кразилек,
Тайфунный Бой.
     Плечи Пола поникли.
     - Ты не сможешь, - прошептал он. - Ты не сможешь.
     - Я теперь творение пустыни, отец, - ответил Лито. -  Говорил  бы  ты
так с бурей Кориолис?
     - Ты считаешь меня трусом за отказ от той тропы, - сиплым и  дрожащим
голосом проговорил Пол.  -  О,  я  хорошо  тебя  понимаю,  сын.  Авгуры  и
прорицатели всегда были пыткой для самих себя. Но я никогда не  терялся  в
возможных будущих, потому что то, о котором ты говоришь - непроизносимо!
     - Твой Джихад будет летним пикником  на  Келадане,  если  сравнить  с
этим, - согласился Лито. - А теперь, я отведу тебя к Гурни Хэллеку.
     - Гурни! Он служит Сестрам через мою мать.
     И теперь Лито понял, какова область видения отца.
     - Нет, отец, Гурни больше никому не служит. Я  знаю  место,  где  его
найти, и могу отвести тебя туда. Настало время сотворить новую легенду.
     - Вижу, мне от тебя не отделаться. Дай мне коснуться тебя,  поскольку
ты - мой сын.
     Лито подал правую руку навстречу шарящим  пальцам,  ощутил  их  силу,
ответил ей равной, и не шелохнулся, как Пол ни тянул туда и сюда.
     - Даже отравленный нож не причинит мне вреда, - сказал Лито. - Во мне
теперь другой химический состав.
     Слезы выступили на незрячих глазах, Пол разжал  свою  хватку,  уронил
руку.
     - Если б я выбрал твою  тропу,  я  бы  стал  бикуросом  шайтана.  Кем
станешь ты?
     - Некоторое время  и  меня  будут  называть  посланником  шайтана,  -
ответил Лито. - Затем начнут удивляться и, наконец, поймут. Ты не  слишком
далеко простер свое видение, отец. Твои руки вершили и добро и зло.
     - Но зло распознается лишь после события!
     - Таков путь многих великих зол.  Ты  проник  только  в  часть  моего
видения. У тебя было недостаточно силы?
     - Ты знаешь, я не мог в нем оставаться. Я никогда не мог сделать зло,
о котором еще до совершения его известно, что это зло. Я не  Джакуруту,  -
он поднялся на ноги. - Ты что, думаешь, я один  из  тех,  кто  в  одиночку
смеются по ночам?
     - Печально, что  ты  никогда  по-настоящему  не  был  Свободным.  Мы,
Свободные, знаем, как выбирать арифу. Наши судьи могут выбирать среди зол.
Так всегда у нас было.
     - Свободные, да? Рабы судьбы, которую вы сами и помогли соорудить?  -
Пол шагнул к Лито, продвигаясь со странной застенчивостью, коснулся одетой
в оболочку руки Лито, прощупал ее, потом добрался до уха, потом  до  щеки,
и, наконец до рта.
     - Ааа, вот все еще твоя собственная плоть, - сказал он. - И куда  она
тебя заведет?
     - Туда, где люди смогут творить каждое мгновение своих будущих.
     - Ты так говоришь. Богомерзость могла бы сказать то же самое.
     - Я не Богомерзость, хотя мог бы ей стать, - ответил Лито. - Я видел,
как это происходит с Алией. В ней живет демон, отец. Гани и я знаем  этого
демона. Это Барон, твой дед.
     Пол закрыл лицо ладонями. Мгновение,  плечи  его  дрожали,  потом  он
опустил руки - и рот его теперь был сурово поджат.
     - Проклятие лежит на нашем Доме. Я молился, чтобы ты выбросил  кольцо
в песок, отверг меня и убежал прочь строить... другую жизнь.  Так  было  б
для тебя...
     - За какую цену?
     После долгого молчания, Пол сказал:
     - Конец подстраивает под себя ведущую к нему тропу. Только однажды не
стал я сражаться за свои принципы.  Только  однажды.  Я  принял  махдинат.
Сделал я это ради Чани, но это превратило меня в плохого вождя.
     Лито обнаружил, что на это ему ответить нечего. Память о том  решении
была внутри нем.
     - Я могу лгать тебе не больше, чем мог самому себе, - сказал Пол. - Я
знаю это. Всякому человеку следует  иметь  подобного  слушателя.  Лишь  об
одном тебя спрошу. Тайфунный Бой необходим?
     - Или это, или человечество угаснет.
     Пол расслышал правду в словах Лито и заговорил тихо,  признавая,  что
видение сына намного шире его собственного:
     - Я не видел этого среди выборов.
     - По-моему, Сестры это подозревают, - сказал Лито. -  Не  могу  найти
другого объяснения решениям моей бабушки.
     Ночной ветер дохнул на них холодом. Захлестнул робу Пола  вокруг  его
ног. Пол задрожал. Видя это, Лито сказал:
     - У тебя есть фремкит, отец. Я  надую  стилтент,  и  ночь  мы  сможем
провести удобно.
     Но Пол мог только потрясти головой, зная, что ни в  эту  ночь,  ни  в
какую другую ему уже не будет успокоения. Муад  Диб,  Герой,  должен  быть
уничтожен. Только Проповеднику можно теперь двигаться дальше.



                                    55

                     Фримены    были     первым     народом,     развившим
                сознательно-бессознательную   символику   для    обживания
                движений и взаимосвязей  своей  планетарной  системы.  Они
                были  первым  народом,  когда  либо  выразившим  климат  в
                терминах  полу-математического   языка,   чьи   письменные
                символы  воплощают  (или   интернационализируют)   внешние
                взаимосвязи.   Язык   сам   стал   частью   системы,   им
                описываемой.  В  этом  развитии  подразумевалось  интимное
                местное  знание  того,  что   является   достижением   для
                поддержания жизни на планете. Можно оценить  размах  этого
                взаимодействия язык-система по  тому  факту,  что  фримены
                воспринимали себя как блуждающих в поисках  корма  жвачных
                животных.

     - Кавен вахид,  -  сказал  Стилгар.  "Подайте  кофе".  Он  посигналил
поднятой рукой слуге, стоявшему за порогом единственной двери в аскетичную
комнату с каменными стенами, где Стилгар  проводил  свои  бессонные  ночи.
Здесь старый наиб Свободных и завтракал обычно, по-спартански  -  и  время
завтрака как раз подступало - но после такой ночи ему не хотелось есть. Он
встал, разминая мускулы.
     Данкан Айдахо сидел на низенькой подушке возле двери.  Он  постарался
подавить зевок. Он только что осознал, что за их разговорами  промелькнула
целая ночь.
     - Прости меня, Стил, - сказал он. - Я продержал тебя всю ночь.
     - Прободрствовать целую ночь значит прибавить день к своей  жизни,  -
ответил Стилгар,  принимал  переданный  из-за  двери  поднос  с  кофе.  Он
пододвинул к Айдахо низенькую скамеечку, поставил на нее поднос  и  уселся
напротив гостя.
     На обоих были желтые  одеяния  траура,  но  Айдахо  носил  одолженную
одежду, потому что его зеленый официального цвета мундир Атридесов  вызвал
резкую неприязнь обитателей Табра.
     Стилгар разлил горячую темную жидкость из пузатого медного кувшинчика
и, пригубив первым, поднял свою чашку, делая знак Айдахо. Старинный обычай
свободных: "Это безопасно - я это отведал".
     Кофе готовила Харах, и приготовлен он был как раз  так,  как  Стилгар
больше всего любил: зерна прожарены до розовато-коричневого, еще  горячими
растерты в тончайший порошок в каменной ступке и  сразу  же  сварены  -  и
добавить щепотку меланжа.
     Айдахо, вдыхая густой аромат спайса, прихлебывал осторожно, но шумно.
Он так и не знал, удалось ли ему убедить Стилгара. Его способности ментата
застопорились к началу утра, любые  его  выкладки  заходили  в  тупик,  не
увязываясь с неопровержимыми данными,  содержавшимися  в  сообщении  Гурни
Хэллека.
     Алия знала про Лито! Знала!
     И Джавид не мог не быть здесь замешан.
     - Я должен быть освобожден от наложенных тобой ограничений, -  сказал
наконец Айдахо, еще раз изложив все доводы.
     Но Стилгар стоял на своем:
     -  Соглашение  о  нейтралитете  требует  от  меня  вынесения   тяжких
приговоров. Ганима здесь в безопасности. Ты и Ирулэн здесь в безопасности.
Но тебе нельзя отправлять посланий. Получать послания - пожалуйста, но  не
отправлять их. Я дал свое слово.
     - Это вообще-то не обращение, подобающее для гостя и  старого  друга,
пережившего вместе с тобой немало опасностей,  -  сказал  Айдахо,  отлично
помня, что он уже прибегал к этому доводу.
     Стилгар поставил чашку, аккуратно установив ее на ее место на подносе
и не отводя от нее взгляда, заговорил.
     - Мы, Свободные,  не  чувствуем  вины  за  те  вещи,  которые  обычно
возбуждают подобное чувство в других, - сказал он. И поднял взгляд на лицо
Айдахо.
     "Его нужно заставлять  забрать  Ганиму  и  бежать  отсюда",  -  думая
Айдахо. Вслух он сказал:
     - Совсем не в моих намерениях раздувать в тебе бурю вины.
     - Понимаю, - ответил Стилгар. - Я поднял этот вопрос лишь  для  того,
чтобы подчеркнуть подход к этому нас, Свободных - поскольку именно с  этим
мы и имеем дело: со Свободными. Даже Алия мыслит как Свободная.
     - А жрецы?
     - Они -  другое  дело,  -  сказал  Стилгар.  Они  хотят,  чтобы  люди
проглатывали серый ветер греха, и чтобы он безысходно пребывал внутри них.
Они хотят, чтобы на фоне грязных пятен была лучше различима их набожность,
- говорил ровным голосом, но Айдахо уловил  оттенок  горечи  и  подивился,
почему эта горечь не может поколебать Стилгара.
     - Есть старый-престарый трюк  автократического  правления,  -  сказал
Айдахо. Алии он отлично известен. Хорошие должны чувствовать вину. С  вины
начинается ощущение неудачи. Хороший автократ создает много  возможностей,
чтобы население чувствовало себя неудачниками.
     - Я это заметил, - сухо проговорил Стилгар. - Но ты  должен  простить
меня, если я еще раз тебе напомню, что та, о которой ты  говоришь  -  твоя
жена, и сестра Муад Диба.
     - Она одержима, говорю тебе!
     -  Многие  это  говорят.  Однажды  она  должна  будет   подвергнуться
испытанию. Тем временем, есть другие соображения, более важные.
     Айдахо печально покачал головой:
     - Все, что я рассказал тебе, можно доказать. Связь с Джакуруту всегда
проходила  через  Храм  Алии.  Там  были  сообщники  для  заговора  против
близнецов. Деньги за межпланетную торговлю  червями  поступают  туда.  Все
ниточки ведут в палаты Алии, к Регентству.
     Стилгар покачал головой, глубоко вдохнул:
     - Это нейтральная территория. Я дал слово.
     - Так просто не может идти дальше! - запротестовал Айдахо.
     - Согласен, - Стилгар кивнул. - Алия поймана внутрь круга,  и  каждый
день круг сужается. Это как наш  старый  обычай  иметь  много  жен.  Сразу
говорит о мужском бесплодии, - он кивнул на Айдахо вопросительный  взгляд.
- Ты говоришь, она обманывала тебя с  другими  мужчинами  -  "использовала
свой секс как оружие", как ты, по-моему,  выразился.  Тогда  тебе  открыта
совершенно законная и прямая дорога. Джавид здесь, в Табре,  с  посланиями
от Алии. Тебе надо только...
     - На твоей нейтральной территории?
     - Нет, вне ее, и пустыне.
     - А если я воспользуюсь этим как возможностью для побега?
     - Тебе не предоставится такой возможности.
     - Стил, я клянусь тебе, Алия одержима. Что мне сделать, чтобы убедить
тебя в...
     - Трудненько такое доказать, - сказал Стилгар. Этим  доводом  он  уже
неоднократно пользовался в течение ночи.
     Айдахо, припомнив слова Джессики, сказал:
     - Но у тебя есть способы доказать это.
     - Способ, да, - Стилгар опять  покачал  головой.  -  Болезненный,  но
обратимый. Вот почему я напомнил тебе о нашем отношении к вине.  Мы  можем
освободиться от любой войны, которая могла бы нас  погубить  -  от  любой,
кроме Суда Одержимости. В этом  случае,  трибунал,  целиком  состоящий  из
наших людей, принимает полную ответственность.
     - Вы делали это раньше, верно?
     - Уверен, Достопочтенная Мать  не  избегала  в  своих  повествованиях
историю Свободных, - сказал Стилгар. - Ты хорошо знаешь, что мы делали это
раньше.
     - Я не стараюсь запутать тебя ложью, -  откликнулся  Айдахо,  заметив
раздражение в голосе Стилгара. - Это просто...
     - Ночь была долгой, и вопросы остались без ответов, - сказал Стилгар.
- А теперь утро.
     - Мне должно быть  дозволено  послать  весточку  Джессике,  -  сказал
Айдахо.
     - Это было бы весточкой на Салузу, - ответил  Стилгар.  -  Я  не  даю
вечерних обещаний. Если я даю слово - то буду его держать, вот почему Табр
- нейтральная территория. Я не дам тебе заговорить отсюда.
     Я поклялся в этом всей своей родней.
     - Алия должна предстать перед вашим Трибуналом!
     -  Возможно.  Во-первых,  мы  должны  выяснить,  нет  ли   извиняющих
обстоятельство. Неудачи власти, может  быть.  Или  просто  невезения.  Это
может быть делом естественных дурных склонностей, которым  подвержены  все
люди, и даже не одержимые.
     - Ты хочешь быть уверен, что я не просто оскорбленный муж,  ищущий  в
других исполнителей своей мести, - сказал Айдахо.
     - Такая мысль приходит в голову другим, но не мне, - ответил Стилгар,
улыбнувшись, чтобы убрать заключенное в этих словах жало.
     - У нас, Свободных, есть своя наука традиции,  наш  Хадит.  Когда  мы
боимся ментата или Достопочтенную мать, мы обращаемся  к  хадит.  Сказано,
что единственный непоправимый страх - эго страх перед своими ошибками.
     - Леди Джессика должна  быть  извещена,  -  сказал  Айдахо.  -  Гурни
говорит...
     - Может, послание пришло и не от Гурни Хэллека.
     - Ни от кого другого оно не  пришло.  У  нас,  Атридесов,  есть  свои
способы проверки достоверности посланий. Стил,  не  исследуешь  ли  ты  по
крайней мере некоторые из...
     - Джакуруту больше нет, - сказал Стилгар. - Оно было разрушено  много
веков назад, - он коснулся рукава Айдахо. Да и в любом случае  я  не  могу
выделить  вооруженных  бойцов.  Неспокойные  времена,  угроза   кванату...
Понимаешь? - он откинулся назад. - Нет, когда Алия...
     - Алии больше нет, - сказал Айдахо.
     - Ты так говоришь, - Стилгар отпил еще глоточек кофе, поставил  чашку
на место. - Оставим это в покое, друг Айдахо. Частенько  не  бывает  нужды
отрывать руку, чтобы удалить занозу.
     "Нельзя ему быть таким наивным", - подумал Айдахо.
     Но Стилгар вставал на ноги, показывая, что беседа закончена.
     Айдахо встал на ноги, почувствовал, как  у  него  затекли  колени.  И
ляжки онемели. Когда Айдахо встал, вошел  слуга  и  остановился  сбоку.  В
комнату вслед за ним вошел Джавид. Айдахо одним быстрым движением выхватил
свой нож и вонзил его в грудь ничего не ожидающего Джавида. Тот покачнулся
назад, лезвие вышло у него из груди. Он повернулся и рухнул  ничком.  Ноги
его взбрыкнули - и он был мертв.
     - Это чтобы унять сплетни, - сказал Айдахо.
     Слуга стоял с обнаженным ножом, не зная, как реагировать. Айдахо  уже
убрал в ножны свой нож, оставив кровавый след на краю своей желтой робы.
     - Ты опозорил мою честь! - вскричал Стилгар. - Это нейтральная...
     - Заткнись! - Айдахо бросил разъяренный взгляд на потрясенного наиба.
- Ты носишь ошейник, Стилгар!
     Для Свободного это было одним из трех самых смертельных  оскорблений.
Стил побледнел.
     - Ты слуга, - сказал Айдахо. - Ты продаешь Свободных за воду.
     Это  было  второе  смертное  оскорбление,  то  самое,  что  разрушило
первоначальный Джакуруту.
     Стилгар заскрежетал зубами, положил руку на криснож.  Слуга  отшагнул
назад от лежащего в дверях тела.
     Повернувшись спиной к наибу, Айдахо шагнул в дверь,  в  узкий  проход
рядом  с  телом  Джавида,  и,  не  оборачиваясь,  изверг  третье  смертное
оскорбление:
     - У тебя нет бессмертия, Стилгар. Ни в одном из  твоих  потомков  нет
твоей крови.
     - Куда ты теперь идешь, ментат?  -  окликнул  Стилгар,  когда  Айдахо
снова двинулся из  комнаты.  Голос  Стилгара  был  холоден,  как  ветер  с
полюсов.
     - Искать Джакуруту, - все так же, не оборачиваясь, ответил Айдахо.
     Стилгар выхватил свой нож:
     - Может быть, я тебе помогу!
     Айдахо был теперь на выходе из коридора. Не оборачиваясь, он сказал:
     - Если ты хочешь помочь мне своим ножом,  водяной  вор,  то  бей  мне
пожалуйста в спину. Только так и подобает носящему ошейник демона.
     Двумя прыжками Стилгар пересек комнату, перемахнул через тело Джавида
и настиг Айдахо во внешнем коридоре.  Жилистая  рука  рывком  повернула  и
остановила Айдахо. Стилгар стоял перед ним с обнаженными зубами и с  ножом
наготове. Его ярость была такова, что он даже не заметил  защитную  улыбку
на лице Айдахо.
     - Вытаскивай свой нож, погань ментатская! - взревел Стилгар.
     Айдахо рассмеялся, и резко отвесил Стилгару -  сначала  левой  рукой,
потом правой - две жгучие пощечины.
     С бессвязным скрежетом,  Стилгар  ударил  Айдахо  ножом  в  живот,  и
направленный внизу вверх нож проник сквозь диафрагму в сердце.
     Айдахо осел на лезвие и улыбнулся Стилгару, ярость которого  растаяла
во внезапном шоке.
     - Две смерти за Атридесов, - просипел Айдахо. - И причина  второй  не
лучше, чем у первой.
     Он скривился набок, и рухнул лицом  на  каменный  пол.  Из  его  раны
растекалась кровь.
     Стилгар поглядел на свой  капающий  кровью  нож,  на  тело  Айдахо  и
глубоко и с дрожью вздохнул. Джавид лежал мертвый рядом с  ним.  И  супруг
Алии, Чрева Небесного,  пал  от  собственной  руки  Стилгара.  Можно  было
доказывать, что наиб лишь защищал свою честь, отомстив за поругание своего
нейтралитета. Но этим мертвецом был  Данкан  Айдахо.  Ни  любые  доступные
доводы, ни "извиняющие обстоятельства",  ничто  не  могло  стереть  такого
поступка. Даже если в душе Алия это и одобрит, публично она  должна  будет
ответить местью. В конце концов, она - Свободная. Для того, чтобы  править
Свободными, она должна была ни на йоту от них не отличаться.
     Только тогда Стилгару пришло в голову,  что  своей  "второй  смертью"
Айдахо добился именно той ситуации, которой хотел.
     Стилгар поднял взгляд, увидел потрясенное лицо Харахи,  своей  второй
жены, смотрящей на него из сгрудившейся  вокруг  толпы.  Куда  Стилгар  ни
бросал взгляд - везде налицо было одно и то же выражение: шок и  понимание
последствий.
     Стилгар медленно выпрямился, вытер нож о рукав и убрал его  в  ножны.
Обратился к этим лицам, небрежным тоном, сказав:
     - Идущие  со  мной  должны  немедленно  укладываться.  Поищите  людей
пригнать червей.
     - Куда ты уходишь, Стилгар? - спросила Харах.
     - В пустыню.
     - Я пойду с тобой.
     - Конечно, ты пойдешь со мной. И все  мои  жены  пойдут  со  мной.  И
Ганима. Достать ее, Харах. Немедля.
     - Да, Стилгар... немедля, - она заколебалась. - А Ирулэн?
     - Если пожелает.
     - Да, мой муж,  -  она  все  еще  колебалась.  -  Ты  берешь  Гани  в
заложницы?
     - В заложницы? - он был неподдельно удивлен этой мыслью. - Женщина...
- он мягко коснулся носком ноги тела Айдахо. - Если этот ментат прав, я  -
единственная надежда Гани,  -  и  припомнил  затем  предостережение  Лито:
"Остерегайся Алии. Ты должен взять Ганиму и бежать".



                                    56

                     Вслед за  Свободными,  все  планетологи  видят  жизнь
                выражением энергии и ищут основополагающие взаимосвязи.  В
                маленьких кусочках, крохах и частичках, врастающих в  общее
                понимание, расовая мудрость Свободных переводится в  новую
                несомненность. То, что есть у Свободных как народа, может
                быть у любого народа. Нужно лишь развить  чувство  энергии
                взаимосвязей.  Нужно  лишь  наблюдать,  как  эта   энергия
                пропитывает структуру вещей и строит из этих структур.
                                             Харк ал-Ада. Катастрофа Дюны.

     Это был съетч Тьюка на внутренней губе Ложной Стены. Хэллек  стоял  в
тени каменного столпа, защищавшего высокий вход  съетча,  дожидаясь,  пока
находящиеся в съетче решат, дать ли ему убежище.  Он  поглядел  вдаль,  на
северную пустыню, а затем вверх, на серо-голубое  утреннее  небо.  Здешние
контрабандисты были изумлены, узнав, что он,  рожденный  другой  планетой,
поймал червя и приехал на нем. Но и Хэллека их реакция изумила не  меньше.
Так это просто для проворного мужчины, несколько раз  видевшего,  как  это
делается.
     Хэллек опять поглядел на пустыню, серебряную пустыню  со  сверкающими
складами и серо-зелеными полями, где  вершила  свое  чудо  вода.  Все  это
внезапно представилось ему необычайно хрупким вместилищем энергии, жизни -
всего, чему угрожает резкая перетасовка извечных перемен.
     Он понял, откуда такая реакция. Контейнеры с мертвой песчаной форелью
тащили в съетч для перегонки и извлечения ее воды. Их  были  тысячи,  этих
созданий.  Они  пришли  на  вытекавшую  воду.  Вот  эта  утечка   и   дала
первоначальный толчок мыслям Хэллека.
     Хэллек поглядел вниз, на поля съетча  и  границу  кваната,  более  не
наполненного драгоценной водой. Он видел дыры в каменных  стенах  кваната,
ободранную каменную облицовку, откуда вода выплеснулась в  песок.  Кто  же
проделал эти дыры? Некоторые  тянулись  метров  на  тридцать  вдоль  самых
уязвимых секций кваната, в местах, где мягкий песок нисходил к поглощающим
воду углубленьицам. В этих-то углубленьицах и кишела форель.  Дети  съетча
убивали ее и собирали.
     Ремонтные бригады трудились над  разбитыми  стенами  кваната.  Другие
поливали самые нужные растения минимальным количество  оросительной  воды.
Водный источник  гигантского  резервуара  под  ветроловушкой  был  наглухо
закрыт, чтобы вода не текла в разоренный кванат. Работающие  на  солнечной
энергии насосы были отключены. Оросительную воду брали из  тающих  луж  на
дне кваната и усердно носили из резервуара съетча.
     Металлическая рама непроницаемой  двери  позади  Хэллека  щелкнула  в
возрастающей дневной жаре. Словно этот звук  направил  его  глаза,  Хэллек
посмотрел на самый дальний извив кваната,  туда,  где  бессовестней  всего
вода источалась в пустыню.  Полные  надежд  на  сад,  планировщики  съетча
посадили там особое дерево, которое обречено, если только водный поток  не
удастся быстро  восстановить.  Хэллек  поглядел  на  глупый  свешивающийся
плюмаж  ивы,  обдираемой  песком   и   ветром.   Для   него   это   дерево
символизировало новую реальность и его самого, и Арракиса в целом.
     "Мы оба здесь чужаки".
     Они уже совещаются в съетче, какое решение им принять,  но  им  могут
пригодиться хорошие бойцы. Хорошие мужчины контрабандистам  всегда  нужны.
Хотя Хэллек не питал особых иллюзий. Контрабандисты этого века  совсем  не
те, что приютили его много лет назад, когда он бежал  из  павших  владений
своего Герцога. Нет, это была  новая  поросль,  быстро  соображающая,  как
нажиться.
     Он опять сосредоточил свой взгляд на глупой иве.  И  подумалось  ему,
что бури новой реальности могут снести  этих  контрабандистов  и  всех  их
друзей. Могут снести Стилгара с его хрупким нейтралитетом, а вместе с  ним
и все племена, сохраняющие верность Алии. Все  они  стали  колониалистами.
Хэллек видел, как это происходило раньше, отведал  горький  вкус  этого  в
своем родном мире. Он видел  это  ясно,  припоминая  манерность  городских
Свободных, структуру пригородов, и  то,  насколько  даже  в  этом  закутке
контрабандистов  стираются  безошибочно  узнававшиеся  черты   деревенских
съетчей. Деревенские съетчи становились  колониями  крупных  городов.  Они
научились  носить  ярмо  с  мягкой  прокладкой,  загнанные  в  него  своей
жадностью, если не своими суевериями. Даже здесь, особенно здесь, в  людях
узнавались повадки покоренного населения, а  не  действительно  Свободных.
Они  были  насторожены,  скрытны,  уклончивы.  Любая  демонстрация  власти
становилась предметом ненависти - любая власть: Регентства,  Стилгара,  их
Собственного Совета...
     "Мне нельзя им доверять", - подумал Хэллек.  Печально.  Ушли  прежние
взаимные уступки свободных  людей.  Старые  обычаи  свелись  к  ритуальным
словам, их истоки утрачены памятью.
     Алия хорошо сделала свою  работу,  карая  оппозицию  и  награждая  за
помощь, наугад тасуя силы Империи, скрывая главные элементы  ее  имперской
власти. Шпионы! Великие боги, у нее наверняка есть шпионы!
     "Если Свободные останутся в спячке, она победит", - подумал он.
     Дверь позади него скрипнула и открылась. Вышел служитель  съетча,  по
имени Мелидес: коротышка, с телом,  похожим  на  тыкву  и  переходившим  в
тоненькие ножки, уродство которых лишь подчеркивал стилсьют.
     - Ты пришли, - сообщил ему Мелидес.
     И что-то хитрое и лицемерное послышалось Хэллеку в  интонациях  этого
голоса - вполне достаточно, что Хэллек понял: убежище ему здесь  -  только
на короткий срок.
     "Только до тех пор, пока я не угоню один из их топтеров",  -  подумал
он.
     - Моя благодарность Совету, - произнес он. И подумал о Эзмаре  Тьюке,
в честь которого был назван этот съетч. Эзмар, давно павший  в  результате
предательства, перерезал бы горло этому Мелидесу, едва взглянув на него.



                                    57

                     Любая  тропа,  сужающая  будущие  возможности,  может
                стать смертельной ловушкой. У людей нет ниточки для дороги
                через лабиринт  -  они  видят  лишь  безбрежный  горизонт,
                наполненный уникальными возможностями. Узкой точке  зрения
                лабиринта  следует  быть  привлекательной  лишь  для   тех
                созданий,  у  которых  нос  засунут  в  песок.  Сексуально
                производимые  уникальности  и  различия  -  защита   жизни
                пространств.
                                           Руководство Космического Союза.

     - Почему я не испытываю скорби?  -  Алия  адресовала  этот  вопрос  в
потолок своего маленького приемного покоя, помещения,  которое  она  могла
пересечь за десять шагов в одном  направлении  и  за  пятнадцать  шагов  в
другом. В нем были два высоких и узких вида, смотревшие за крыши  Арракина
на Защитную Стену.
     Был уже почти полдень, солнце так и выжигало плато,  на  котором  был
построен город.
     Алия опустила взгляд на Бура  Агарвиса,  бывшего  Табрита,  а  теперь
служителя Зии, руководившей Храмовой стражей. Агарвис  принес  известия  о
том, что Джавид и Айдахо мертвы. Вместе  с  ним  вошла  толпа  лизоблюдов,
служителей и стражей, и еще больше их толпилось снаружи, показывая, что им
уже известно сообщение Агарвиса.
     Дурные новости быстро доходят на Арракисе.
     Невысок  он  был,  этот  Агарвис,  с  лицом,  слишком   круглым   для
Свободного, почти инфантильным в своей округленности. Он был из той  новой
поросли, что  достигла  упитанности  водой.  Алии  он  виделся  словно  бы
расщепленным на два облика: один -  с  серьезным  лицом  и  непроницаемыми
глазами цвета индиго, озабоченная складка у рта, а другой - чувственный  и
уязвимый, возбуждающе уязвимый. Ей особенно нравилась пухлость его губ.
     Хотя еще и полдня не наступило, Алия в  потрясенном  молчании  вокруг
ощутила нечто, говорившее о закате.
     "Айдахо бы следовало умереть на закате", - сказала она себе.
     - Как же так вышло, Бур, что ты приносишь мне эти новости? - спросила
она, и отметила, как бдительное и живое выражение появилось на его лице.
     Агарвис постарался  сглотнуть  и  заговорил  хриплым  голосом,  более
напоминающим шепот.
     - Я поехал с Джавидом, вы помните? И когда... Стилгар отослал меня  к
вам, он велел мне передать вам, что я несу вам его конечное повиновение.
     - "Конечное повиновение"? - окликнула она. - Что бы это значило?
     - Не знаю, леди Алия, - взмолился он.
     - Объясни мне еще раз, что ты видел, - приказала она,  и  подивилась,
какой же холод пробирает ее кожу.
     - Я видел... - он нервно качнул головой, поглядел в пол перед  Алией.
- Я видел Святого Супруга мертвым на полу центрального прохода,  а  Джавид
лежал неподалеку в боковом проходе. Женщины уже готовили их для Хуануи.
     - И Стилгар вызвал тебя туда?
     -  Верно,  миледи.  Стилгар  послал   Модибо,   Склоненного,   своего
рассыльного в съетче. Модибо меня ни  о  чем  не  предупредил.  Он  просто
сказал, что Стилгар хочет меня видеть.
     - И ты видел тело моего мужа там на полу?
     Он стрельнул взглядом в ее глаза и опять посмотрел в пол  перед  тем,
как кивнуть:
     - Да, миледи. И Джавид, мертвый, рядом. Стилгар сказал мне...  сказал
мне, что Святой Супруг убил Джавида.
     - А моего мужа, ты говоришь, Стилгар...
     - Он собственным устами мне это сказал, миледи. Стилгар  сказал,  что
он сделал это. Он сказал, Святой Супруг искушал его ярость.
     - Ярость, - повторила Алия. - А как?
     - Он не сказал. И никто не сказал. Я спрашивал, но никто не сказал.
     - И вот тогда тебя отправили ко мне с этими новостями?
     - Да, миледи.
     - Ты там ничего не мог сделать?
     Агарвис облизнул тубы перед тем, как ответить:
     - Стилгар приказал, миледи. Это его съетч.
     - Понимаю. И ты во всем подчинялся Стилгару.
     - Во всем, миледи, пока он не освободил меня от моих обязательств.
     - Ты имеешь в виду, когда ты был отправлен со своим поручением?
     - Теперь я подчиняюсь лишь вам, миледи?
     - Да, правда? Скажи мне, Бур, если я  прикажу  тебе  убить  Стилгара,
твоего старого Наиба, ты это сделаешь?
     Он встретил ее взгляд с крепнущей твердостью:
     - Если ты прикажешь, миледи.
     - И я приказываю. Ты не имеешь представления, куда он направился?
     - В пустыню, это все, что я знаю, миледи.
     - Скольких людей он взял с собой?
     - Может быть, с половину боеспособных.
     - И Ганима и Ирулэн с ним!
     - Да, миледи. Остались обремененные своими женщинами, своими детьми и
своими пожитками. Стилгар предоставил каждому свободный выбор - идти с ним
или быть освобожденным от крепости. Многие предпочли быть  освобожденными.
Они будут выбирать нового наиба.
     - Я им выберу их нового наиба! И им станешь ты, Бур  Агарвис,  в  тот
день, когда ты принесешь мне голову Стилгара.
     Агарвис мог принять выбор поединком. Такое в  обычаях  Свободных.  Он
сказал:
     - Как прикажешь, миледи. Какие силы я могу...
     - Поговори с Зией. Я не могу дать  тебе  много  топтеров,  они  нужны
повсюду. Но бойцов ты получишь достаточно. Стилгар  опозорил  свою  честь.
Многие с радостью пойдут вместе с тобой.
     - Тогда, я этим займусь, миледи.
     - Погоди! - она с секунду его изучала, размышляя, кого бы послать для
надзора за этим уязвимым младенцем. За ним следует  как  следует  следить,
пока он не докажет свою благонадежность. Зия сообразит, кого послать.
     - Мне можно идти, миледи?
     - Нет, еще не уходи. Я должна обсудить с тобой лично и в подробностях
твой план по захвату Стилгара, - она подняла руку к лицу.
     - Я не буду скорбеть, пока ты  не  осуществишь  мою  месть.  Дай  мне
несколько минут  прийти  в  себя,  -  она  опустила  руку.  Одна  из  моих
служительниц тебя проведет, - она подала незаметный знак  рукой  одной  из
служительниц и шепнула Шалусе, своей новой камер-даме.
     - Вымойте его и надушите, прежде, чем привести. Он пахнет червем.
     - Да, госпожа.
     Затем Алия отвернулась, изображая печаль, которой не  чувствовала,  и
выбежала в свои  личные  апартаменты.  Там,  в  спальне,  она  с  грохотом
захлопнула дверь, выругалась и топнула ногой.
     - Проклятье этому Данкану! Почему? Почему? Почему?
     Она ощущала, что это  была  осознанная  провокация  Айдахо.  Он  убил
Джавида и раздразнил  Стилгара.  Это  свидетельствовало,  что  он  знал  о
Джавиде. И все вместе  выглядело  посланием  от  Данкана,  его  прощальным
жестом.
     Она топала ногой опять и опять, в ярости кружа по спальне:
     - Проклятье ему! Проклятье ему! Проклятье ему!
     Стилгар перешел к мятежникам, и Ганима с ним. И Ирулэн тоже.
     "Проклятье им всем!"
     Ее  топнувшая  нога  наткнулась  на  что-то  металлическое  -   очень
болезненно. Вскрикнув от боли, она поглядела вниз,  ища,  обо  что  ушибла
ногу,  и  обнаружила  металлическую  пряжку.  Она  схватила  пряжку  -   и
окаменела, от одного вида ее на своей ладони. Это была старая пряжка, одна
из тех, из платины и серебра, настоящих изделий Келадана, которыми некогда
Герцог Лито Атридес I наградил своего мечевластителя, Данкана Айдахо.  Она
много раз видела ее на Данкане. А теперь Данкан бросил ее здесь.
     Пальцы Алии судорожно стиснули пряжку.  Данкан  бросил  -  ее  здесь,
когда... когда...
     Слезы брызнули у нее из глаз, пересилив все ее воспитание  Свободной.
Рот ей свела окоченелая гримаса, и она почувствовала начало прежней  битвы
внутри ее черепа, битвы, распространившейся по  телу  вплоть  до  кончиков
пальцев рук и ног. Она  стала  двумя  людьми  в  одном  теле,  и  один  из
обитателей смотрел на эти телесные корчи с изумлением, а другая  -  охотно
уступила огромной боли, разлившейся в нее в груди. Слезы  теперь  свободно
текли у нее из глаз, а Тот, Изумленный,  внутри  нее  брюзгливо  вопрошал:
"Кто плачет? Кто это плачет? Кто сейчас плачет?"
     Но  ничто  не  останавливало  слез,  и  она,  рухнув  на  кровать   и
свернувшись на ней, ощутила, как боль словно прожигает ее грудь.
     А нечто так и продолжало вопрошать в полном изумлении:
     "Кто плачет? Кто это..."



                                    58

                     Этими деяниями Лито II устранил себя из  эволюционной
                последовательности. Он сознательно себя отсек,  утверждая:
                "Быть  независимым  есть  быть  устранившимся".   Близнецы
                смотрели на память шире, чем на измерительный процесс,  то
                есть,  на  способ   определения   своего   расстояния   от
                человеческих истоков. Это оставлено было Лито II совершить
                эту дерзость постижения, что подлинное творение независимо
                от  своего  творца.  Он  отказался  заново  включиться   в
                эволюционную последовательность, утверждая:  "И  это  тоже
                уводит меня все дальше и дальше от человечества". Он видел
                сложности этого:  в  жизни  не  может  быть  действительно
                замкнутых систем.
                                          Харк ал-Ада. Святая метаморфоза.

     Птицы жадно охотились за насекомыми, кишмя кишевшими в сыром песке за
разломанным каналом: попугаи, сороки, сойки.  Прежде  здесь  был  джедида,
последний  из  новых  городов,  построенный  на  фундаменте  обнажившегося
базальта. Теперь он был покинут. Ганима, пользовавшаяся  утренними  часами
для  того,  чтобы  изучать  местность  за   естественной   растительностью
заброшенного съетча, уловила движение и увидела пеструю ящерку  гекко.  До
того пролетел дятел джила, гнездившийся в глинобитной стене джедиды.
     Она-то думала об этом как о съетче, но на самом  деле  это  оказалось
собранием низких стен, сделанных из  закаленного  глинобитного  кирпича  и
окруженных  посадками,   сдерживающими   дюны.   Находилось   это   внутри
Танцеруфта, шестьюстами километрами южнее Хребта Сихайя. Без  человеческих
рук, поддерживавших съетч в порядке, он уже начал  таять  в  пустыне,  его
стены разрушались песчаными ветрами, секущими  как  наждак,  его  растения
умирали, его плантация потрескалась под палящим солнцем.
     И  все  же  песок   за   разрушенным   каналом   оставался   влажным,
свидетельствуя, что приземистая глыба ветроловушки все еще работают.
     За месяцы после бегства из Табра, беглецы  обращались  за  защитой  к
нескольким таким местам, которые Демон Пустыни сделал необитаемыми. Ганима
не  верила  в  Демона  Пустыни,  хотя  нельзя  было  отрицать   наглядного
доказательства канала, кем-то разрушенного.
     Случайно до них дошла  весточка  из  северных  поселений,  переданная
через встречавшихся им мятежных охотников за спайсом: несколько топтеров -
некоторые говорили, более шести - совершают разведывательные  полеты,  ища
Стилгара, но Арракис велик и пустыня дружелюбна к беглецам. По сообщениям,
существовала группа поиска и  уничтожения,  которой  поручено  было  найти
отряд  Стилгара,  но  эти  силы,  возглавляемые  бывшим   Табритом   Буром
Агарвисом, имели и другие обязанности и часто отзывались в Арракин.
     Мятежники рассказывали, что между ними  и  отрядами  Алии  происходит
мало сражений. Беспорядочные погромы Демона Пустыни сделали первой заботой
Алии и наибов охрану населенных мест. Даже контрабандисты пострадали, но о
них рассказывали, что они рыщут по пустыне в поисках Стилгара, ради  цены,
назначенной за его голову.
     Стилгар  привел  свой  отряд  в  джедиду  накануне,  как  раз   перед
наступлением тьмы, пользуясь своим старым  носом  Свободного,  безошибочно
чующим влагу. Он пообещал, что скоро они двинутся на  юг,  к  пальмам,  но
отказался назначить дату выхода. И, хотя  за  его  голову  была  назначена
такая цена,  на  которую  можно  купить  целую  планету,  Стилгар  казался
счастливейшим и беззаботнейшим из людей.
     - Это хорошее место для  нас,  -  сказал  он,  указывая  на  все  еще
функционирующую ветроловушку. - Наши друзья оставили нам немного воды.
     Их отряд  был  теперь  маленьким,  всех  вместе  шестьдесят  человек.
Старики, больные и совсем юные были тайком доставлены на юг, в  пальмы,  и
рассредоточены там среди семей, которым можно  доверять.  Остались  только
самые стойкие, и у них было много друзей и на севере, и на юге.
     Ганима подивилась, почему  Стилгар  отказывается  обсуждать  то,  что
происходит с планетой. Разве ему не видно? Каналы  сокрушаются,  Свободные
оттесняются назад к тем южным и северным границам, что очерчивали  некогда
пределы их  владений.  Движение  это  -  наверняка  проявление  того,  что
вершится в самой Империи. Состояние  одной  зеркально  отражало  состояние
другого.
     Ганима запустила руку под воротник своего стилсьюта и  ослабила  его.
Несмотря на тревоги, она  чувствовала  себя  здесь  замечательно  вольной.
Внутренние жизни больше ее не преследовали, хотя она ощущала порой, как их
памяти проникают в ее сознание. Она знала,  из  этих  воспоминаний,  какой
пустыня была прежде, до экологического преображения. С  того  начать,  она
была суше. Непочиненная ветроловушка функционировала до  сих  пор,  потому
что воздух был влажен.
     Многие создания, некогда чуравшиеся пустыни, теперь  рискнули  в  ней
поселиться. Многие в отряде отмечали, как расплодились  дневные  совы.  Да
вот,   прямо   сейчас   Ганиме   видны   муравьеды,    подпрыгивающие    и
пританцовывающие среди линий насекомых, кишащих  в  сыром  песке  в  конце
разрушенного  канала.  Можно  даже  найти  нескольких  барсуков,   а   вот
мышей-кенгуру просто не сосчитать.
     Новыми Свободными правил суеверный страх,  и  Стилгар  был  не  лучше
остальных. Эта джедида была возвращена пустыне после того, как  канал  был
разрушен в пятый раз за последние одиннадцать  месяцев.  Четыре  раза  они
отремонтировали его после разрушительных налетов Демона Пустыни,  затем  у
них не осталось излишка воды, чтобы рисковать еще одной ее потерей.
     То же самое происходило со всеми  джедидами,  и  со  многими  старыми
съетчами. Каждые восемь из девяти новых поселений  были  покинуты.  Многие
старые съетчи были перенаселены так, как никогда не бывали. И в то  время,
как пустыня вступала в эту новую фазу,  Свободные  обращались  на  прежнюю
стезю. Во всем они видели знаменья. Червей стало очень мало. Кроме  как  в
Танцеруфте? Это  суд  Шаи-Хулуда.  Видели  мертвых  червей  -  без  всяких
признаков, отчего они умерли. Они быстро после смерти превращались в  пыль
пустыми, но Свободных наполняло ужасом, когда они  наталкивались  на  этих
разрушающихся громадин.
     Отряд Стилгара наткнулся  на  такую  тушу  в  прошлом  месяце,  и  им
понадобилось четыре для, чтобы  избавиться  от  неприятного  ощущения.  От
червя разило прокисшим и  ядовитым  разложением.  Его  рассыпающееся  тело
сидело на огромном спайсовом выбросе, спайс по большей части пропал.
     Ганима отвернулась от кваната и поглядела  назад  на  джедиду.  Прямо
перед ней была разрушенная стена, некогда защищавшая муштамалу,  небольшой
прилегающий садик. Она  обследовала  все  место,  подчиняясь  собственному
неуемному любопытству, и нашла запас плоского и пресного спайсовом хлеба в
каменном коробке.
     Стилгар уничтожил этот хлеб, сказав: "Хорошую еду  Свободный  никогда
не оставит".
     Ганима заподозрила тогда, что он  ошибается,  но  это  не  стоило  ни
споров, ни риска. Свободные менялись. Некогда они свободно перемещались по
бледу, влекомые собственными нуждами: вода, спайс, торговля была  для  них
сигналом тревоги. Но  жизнь  животных.  Активация  жизни  пошла  теперь  в
странных новых ритмах, в то время как большинство Свободных  сгрудились  в
своих  старых  пещерах-лабиринтах  под  тенью  северной  Защитной   стены.
Редкостью стали в Танцеруфте охотники за спайсом, и только отряд  Стилгара
продвигался по старым путям.
     Она доверяла Стилгару и его страху перед Алией.  Ирулэн  теперь  лишь
подкрепляла  его  доводы,  обратясь  к   причудливым   размышлениям   Бене
Джессерит.  Но  на  далекой  Салузе  до  сих  пор  жил  Фарадин.   Однажды
обязательно наступит день, который станет для и его судным днем.
     Ганима поглядела на  серебристо-серое  утреннее  небо,  мысленно  ища
ответ. Откуда же найти помощь? Где кто-нибудь, кто будет ее слушать, когда
она поведает, что она видела, что происходит вокруг них? Леди Джессика  на
Салузе, если верить сообщениям. А Алия - она стоит на пьедестале, заботясь
только о том, чтобы выглядеть грандиозной, и в то же время  все  больше  и
больше теряет связь с реальностью. Гурни  Хэллека  нигде  не  найти,  хотя
отовсюду  сообщают,  что  его  видели.  Проповедник  где-то  укрылся,  его
еретические проповеди - лишь тускнеющая память.
     И Стилгар.
     Она поглядела через  сломанную  стерегу  туда,  где  Стилгар  помогал
чинить  резервуар.  Стилгар  упивается  своей  ролью  блуждающего  огонька
пустыни, цена за его голову ежемесячно возрастает.
     Ничто больше не имеет смысла. Ничто.
     Кто этот Демон Пустыни,  это  создание,  способное  разорять  каналы,
словно они - лживые идолы, которые должны быть заброшены в песок?  Был  ли
это блуждающий червь? Была ли это третья сила  в  мятеже  -  много  людей?
Никто не верил, что это червь. Вода бы  убила  любого  червя,  рискнувшего
напасть на канал. Многие Свободные считали, что Демон Пустыни был на самом
деле революционным отрядом, стремящимся свергнуть Махдинат Алии и  вернуть
Арракис на прежние пути. Верившие в  это  говорили,  что  такое  будет  во
благо. Избавиться от этих жадных апостольских  когорт,  не  занятых  почти
ничем, кроме созерцания собственной посредственности. Вернуться к истинной
религии, которой отдал себя Муад Диб.
     Глубокий вздох потряс Ганиму. "Ах, Лито", - подумала она. - "Я  почти
рада, что ты  не  живешь  и  не  видишь  этих  дней.  Я  бы  сама  к  тебе
присоединилась, но я - еще неокровавленный нож Алия и Фарадин.  Фарадин  и
Алия. Ее демон - старый Барон, и этого нельзя позволять".
     Из джедиды вышла Харах, подошла к Ганиме твердо меряющим песок шагом.
Остановясь перед Ганимой, она спросила:
     - Что ты делаешь здесь одна?
     - Это странное место, Харах. Нам следует его покинуть.
     - Стилгар дожидается здесь встречи кое с кем.
     - Да? Он мне не говорил.
     - А с чего ему все тебе рассказывать? Маку? - она хлопнула по меху  с
водой; вздувавшемуся у Ганимы на животе. - Ты что, взрослая женщина, чтобы
быть беременной?
     - Я бывала беременной так  много  раз,  что  их  и  не  сосчитать,  -
ответила Ганима. - Не играй со мной в эти игры взрослого с ребенком!
     От злобы в голосе Ганимы Харах отступила на шпаг.
     - Вы - компания дураков, - продолжала Ганима, взмахом руки  охватывая
джедиду и деятельность Стилгара и его людей. - Мне бы никогда не следовало
идти с вами.
     - Ты была бы уже мертва, если б не пошла.
     - Может быть. Но вы не видите того, что прямо у вас под носом! С  кем
это Стилгар дожидается встречи?
     - С Буром Агарвисом.
     Ганима воззрилась на нее.
     - Он будет тайно доставлен сюда друзьями из съетча Красное Ущелье,  -
пояснила Харах.
     - Игрушечка Алии?
     - Его повезут с завязанными глазами.
     - И Стилгар в это верит?
     - Бур попросил о переговорах. Он согласился на все наши условия.
     - Почему мне об этом не сказали?
     - Стилгар знал, что ты выступишь против этого.
     - Выступлю против... Это безумие!
     Харах насупилась:
     - Не забывай, что Бур...
     - Он - СЕМЬЯ! - огрызнулась Ганима. - Он внук кузины Стилгара.  Знаю.
И Фарадин, чью кровь я однажды пущу - мой не  менее  близкий  родственник.
По-твоему, я оставлю свой нож в ножнах?
     - Мы получили дистранс. За ними никто не следует.
     Ганима тихо проговорила:
     - Ничего хорошего из этого не выйдет, Харах. Нам надо немедля  отсюда
удалиться.
     - У тебя было знаменье? -  спросила  Харах.  -  Этот  мертвый  червь,
которого мы видели! Был он...
     - Запихай это в свое чрево, и пусть это родится где-нибудь  в  другом
месте! - рассвирепела Ганима. - Мне не нравятся ни  эта  встреча,  ни  это
место. Разве этого недостаточно?
     - Я скажу Стилгару, что ты...
     - Я сама ему скажу! - и  Ганима  широким  шагом  прошла  мимо  Харах,
которая вслед ей сделала "рожки червя", чтобы отогнать зло.
     Но Стилгар только рассмеялся над страхами  Ганимы  и  велел  ей  идти
собирать песчаную форель, словно она была одной из детей.  Она  сбежала  в
один из заброшенных домов джедиды и скорчилась в углу,  лелея  свой  гнев.
Хотя, чувство гнева быстро прошло - она ощутила оживление среди внутренних
жизней и припомнила чью-то присказку: "Если мы сможем все  остановить,  то
все пойдет как мы планируем".
     "Что за странная мысль".



                                    59

                     Но она не могла припомнить, кто же это  сказал.  Муад
                Диб был лишен наследства, и говорил он  от  лица  лишенных
                наследства   всех   времен.   Он    возмутился    вопиющей
                несправедливостью, отделяющей личность от того, во что она
                приучена верить, от  того,  что  по  праву  должно  к  ней
                перейти.
                                            Харк ал-Ада. Анализ махдината.

     Гурни Хэллек сидел на круче Шулоха, его бализет лежал рядом с ним  на
коврике из  спайсового  волокна.  Замкнутая  котловина  внизу  была  полна
рабочими,  сажающими  урожай.  Песчаный  спуск,  по  которому  Отверженные
заманивали червей на спайсовый след, был  перегорожен  новым  кванатом,  и
новые посадки укрепляли его.
     Было почти уже время полуденной трапезы, и Хэллек находился на  круче
больше часа. Он  искал  уединения,  чтобы  подумать.  Люди  внизу  усердно
трудились, но все, им видимое, было работой меланжа.  Личная  оценка  Лито
была такова, что производство спайса скоро  упадет  и  стабилизируется  на
одной десятой своего пика в  годы  Харконненов.  Пакеты  с  едой  по  всей
империи вдвое возрастали в цене при каждом  новом  объединении.  Говорили,
семье Мегулли было уплачено за половину планеты Новебрунс триста  двадцать
один литр спайса.
     Отверженные трудились как понукаемые дьяволом - и, возможно, так  оно
и было. Перед каждой трапезой они обращались лицом к Танцеруфту и молились
воплощению Шаи Хулуда. Так им виделся Лито и,  их  глазами,  Хэллек  видел
будущее, где их веру  разделит  почти  все  человечество.  Хэллек  не  был
уверен, что ему нравится эта перспектива.
     Лито заложил основы этому, когда доставил сюда Хэллека и Проповедника
на угнанном Хэллеком топтере. Лито разломал канал  Шулоха  голыми  руками,
отшвыривая огромные камни более чем на пятьдесят метров. Когда Отверженные
попробовали вмешаться,  Лито  почти  незаметным  взмахом  руки  обезглавил
первого же,  приблизившегося  к  нему.  Остальных  он  пошвырял  назад  их
товарищам, смеясь над их оружием. Он заорал на них голосом Демона:
     - Огонь меня не коснется! Ваши ножи не причинят  мне  вреда!  На  мне
кожа Шаи Хулуда!
     Отверженные узнали его и припомнили его бегство, когда  он  с  обрыва
прыгнул "прямо в пустыню". Они простерлись перед ним  и  Лито  отдал  свои
приказы:
     - Я привез вам двух гостей. Вы будете их охранять и почитать  их.  Вы
восстановите свой канал и начнете сажать сад оазиса. Однажды я сделаю  это
место своим домом. Вы  приготовите  мне  мой  дом.  Вы  больше  не  будите
продавать спайс, вы будете сохранять каждую собранную крошку.
     Он продолжал свои наставления дальше и дальше, и  Отверженные  ловили
каждое слово, смотря на него остекленелыми от страха глазами, в  священном
ужасе.
     Вот он, пришел наконец из песков Шаи Хулуд!
     Ни намека на эту метаморфозу не было,  когда  Лито  нашел  Хэллека  с
Гиадреоном ал-Фали в одном из мятежных съетчей Гара Рулена. Лито со  своим
слепым спутником  прибыл  из  пустыни  на  черве,  по  старому  спайсовому
маршруту, через те области,  где  черви  стали  редкостью.  Он  говорил  о
нескольких обходных петлях, которые вынужден был сделать  из-за  влажности
воздуха, достаточной, чтобы  отравить  червя.  Они  прибыли  вскоре  после
полдня, и охрана провела их в общее помещение с каменными стенками.
     Воспоминания об этом завладели Хэллеком.
     - Значит, это Проповедник, - сказал он.
     Вышагивая вокруг слепца, изучая его,  Хэллек  припомнил  рассказы  об
этом человеке. В съетче лицо старика не было закрыто маской  стилсьюта,  и
можно было мысленно сравнивать в памяти черты этого лица  с  другими.  Да,
этот человек и впрямь очень похож на старого  Герцога,  в  честь  которого
назван Лито. Случайно ли сходство?
     - Ты знаешь рассказы об этом человеке? - спросил Хэллек, обращаясь  в
сторону, к Лито. - Что это твой отец, вернувшийся из пустыни?
     - Я слышал такие версии.
     Хэллек повернулся, чтобы  оглядеть  мальчика.  На  том  был  странный
стилсьют с закрученными краями вокруг лица и ушей.  Покрывала  его  черная
роба, ноги его были одеты в  пескоступы.  Очень  многое  в  отношении  его
присутствия здесь требовало объяснений - как он умудрился бежать еще раз?
     - Почему ты привез сюда Проповедника? - спросил Хэллек. - В Джакуруту
мне сказали, что он работает на них.
     - Больше нет. Я привез его, потому что Алия хочет его смерти.
     - Вот как? По-твоему, здесь убежище?
     - Ты - его убежище.
     К этому времени Проповедник стоял рядом с ними, слушая, но  ничем  не
показывая, будто его волнует, какой оборот примет их дискуссия.
     - Он хорошо мне послужил, Гурни, - сказан Лито. - Дом Атридесов не до
конца утратил чувство признательности к тем, кто нам служит.
     - Дом Атридесов?
     - Я Дом Атридесов.
     - Ты бежал из Джакуруту до того, как я успел  завершить  проверку,  о
которой распорядилась твоя бабушка, - сказал Хэллек  холодным  голосом.  -
Как можешь ты допускать...
     - Жизнь этого человека  следует  охранять  так,  словно  она  -  твоя
собственная, - проговорил Лито, - будто и  нет  никакого  спора,  -  и  он
встретил взгляд Хэллека, нисколько не дрогнув.
     Джессика  обучила  Хэллека  многим  из  тонкостей  умения  наблюдать,
входящим в Бене Джессерит, но в Лито он не мог  разглядеть  ничего,  кроме
спокойной уверенности. Но еще оставались в силе приказы Джессики.
     -  Твоя  бабушка  поручила   мне   завершить   твое   образование   и
удостовериться, что ты не одержим.
     - Я не одержим, - просто бесстрастное заявление.
     - Почему ты сбежал?
     - У Намри был приказ убить меня, неважно, что я  делаю.  Приказ  этот
исходил от Алии.
     - Так ты что, Видящий Правду?
     -   Да,   -   еще   одно   бесстрастное   заявление,   преисполненное
самоуверенности.
     - И Ганима тоже?
     - Нет.
     Туг Проповедник нарушил свое молчание, устремив  слепые  глазницы  на
Хэллека, но указывая на Лито:
     - По-твоему, ТЫ можешь его проверять?
     - Не вмешивайся, ничего не зная  о  проблеме  и  ее  последствиях,  -
ответил Хэллек, даже не глянув на слепца.
     -  О,  мне  достаточно  хорошо  известны  ее  последствия,  -  сказал
Проповедник. - Однажды меня проверяла старуха, воображавшая, будто  знает,
что делает. Как выяснилось, она не знала.
     Тогда Хэллек на него поглядел:
     - Ты тоже - Видящий Правду?
     - Всякий может быть Видящим Правду, даже ты, - ответил Проповедник. -
Это дело честности перед  самим  соей  насчет  природы  твоих  собственных
чувств.  Для  этого   требуется   внутренняя   согласованность   с   легко
распознаваемой правдой.
     - Почему ты вмешиваешься? - спросил Гурни, кладя руку на нож. Кто он,
этот Проповедник?
     - Я ответственен за эти события, - сказал Проповедник. Моя мать могла
бы возложить на алтарь даже свою  собственную  кровь,  но  у  меня  другие
мотивы. И я действительно понимаю твою проблему.
     - Ну? - Хэллек теперь был неподдельно заинтригован.
     - Леди Джессика приказала тебе отличить  собаку  от  волка,  зе'еб  и
ке'еб. По ее определению, волк - это тот, наделенный силой, кто этой силой
злоупотребляет. Однако, между собакой и волком есть предрассветный период,
когда ты не можешь отличить их друг от друга.
     - Почти в цель, - сказал Хэллек, заметив, что  все  больше  и  больше
обитателей съетча заходят в помещение, чтобы послушать. - Откуда тебе  это
известно?
     - Потому что я знаю эту планету. Не понимаешь? Подумай, как  это.  На
поверхности - скалы, грязь, осадочные породы, песок. Это - память планеты,
картины ее истории. Точно также с людьми. Собака напоминает волка.  Всякое
мироздание вращается вокруг ядра БЫТИЯ, и из этого ядрышка идут наружу все
воспоминания, прямо на поверхность.
     - Очень интересно, - сказал Хэллек. - И как это поможет мне выполнить
приказание?
     - Пересмотри картину твоей  истории  внутри  себя.  Приобщись  к  ней
по-звериному.
     Хэллек покачал головой. В Проповеднике была подчиняющая себе прямота,
качество, многократно встречавшееся ему в Атридесах - и не один  намек  он
уловил, что этот человек пользуется силой Голоса. Хэллек почувствовал, как
у него сердце начинает ходить ходуном. Возможно ли?..
     - Джессика хочет  окончательной  проверки,  потрясения,  при  котором
проявится подкладочная ткань ее внука, -  сказал  Проповедник.  -  Но  эта
ткань всегда перед тобой, открытая взору.
     Хэллек повернулся и посмотрел на  Лито  -  непроизвольно,  подчиняясь
неодолимой силе.
     А Проповедник продолжал, словно читая назидание упрямому ученику:
     - Этот молодой человек смущает тебя, поскольку он не единичное бытие.
Он сообщество. И, как в любом обществе,  при  потрясении  любой  его  член
может взять на себя руководство. Такое не всегда во благо, и  мы  получаем
наши истории о Богомерзости. Но ты уже достаточно  ранил  это  сообщество,
Гурни Хэллек. Разве ты не видишь, что трансформация  уже  произошла?  Этот
юноша достиг такой внутренней общности, которая обладает безмерной  силой,
которую уже не сокрушить. Я и без глаз это  вижу.  Сперва  я  противостоял
ему, но теперь следую его велениям. Это - Целитель.
     - Кто ты? - вопросил Хэллек.
     - Я - большее, чем видимо тебе. Не смотри на меля,  смотри  на  того,
кого тебе приказали учить и проверять. Он сформировался через  кризис.  Он
уцелел в смертоносной среде. Он здесь.
     - Кто ты? - настойчиво повторил Хэллек.
     - Я велю тебе смотреть только  на  этого  юношу  Атридеса!  Он  -  та
основополагающая обратная связь, от которой зависит наш человечий род.  Он
заново введет в систему результаты  ее  прошлых  разработок.  Никто  не  в
состоянии знать эти прошлые разработки так, как знает он. А ты  помышляешь
уничтожить такого!
     - Мне было приказано проверить его, и я не по...
     - Помышлял!
     - Богомерзость ли он?
     Проповедник утомленно рассмеялся:
     - Ты упорствуешь в чуши Бене  Джессерит.  Как  же  они  творят  мифы,
усыпляющие людей!
     - Ты - Пол Атридес? - спросил Хэллек.
     - Пола Атридеса больше нет. Он  пытался  стоять  верховным  моральным
символом, в то время как сам отрекся от всех моральных претензий. Он  стал
святым без Бога, каждое слово - богохульство. Как ты можешь думать...
     - Потому что ты говоришь его голосом.
     - Не МЕНЯ ли ты будешь проверять? Остерегайся, Гурни Хэллек.
     Хэллек сглотнул и заставил себя  опять  посмотреть  на  бесстрастного
Лито, который так и стоял, хладнокровно наблюдая.
     - Кто кого проверяет? - вопросил Проповедник. - Не может ли быть так,
что леди Джессика проверяет тебя, Гурни Хэллек?
     Хэллека глубоко всколыхнуло это замечание,  он  сам  понять  не  мог,
почему дал словам Проповедника  так  запасть  ему  в  душу.  Но  в  слугах
Атридеса  глубоко  сидело  повиновение  принимать  за   должное   подобное
загадочное умение их владык. Леди Джессика ему это объясняла -  и  сделала
все еще более загадочным для него. И теперь Хэллек ощутил, как  происходит
в  нем  некое  изменение,  НЕЧТО,  лишь  самым   краешком   задевшее   при
проникновении  всю  выучку  Бене  Джессерит,  которой  закалила  его  леди
Джессика. В нем поднялась безмолвная ярость. Он не хотел меняться!
     - Кто из нас играет в Бога, и куда ведет? - осведомился  Проповедник.
- Чтобы ответить на этот вопрос,  тебе  нельзя  полагаться  на  один  лишь
рассудок.
     Медленно, осмотрительно, Хэллек перевел  взгляд  с  Лито  на  слепца.
Джессика частенько повторяла, что ему следует достигать равновесия клириса
- "ты-будь не-будь". Она называла это наукой вне слов и фраз, вне правил и
доводов. Это - отточенный край его собственной внутренней - всепоглощающей
- истины. Что-то в голосе слепца, его тоне,  его  манерах,  зажгло  ярость
Хэллека, перегоревшую в нем в глухое спокойствие.
     - Ответь на мой вопрос, - сказал Проповедник.
     Хэллек ощутил, как  эти  слова  усугубили  его  сосредоточенность  на
данном месте, данном конкретном моменте и его требованиях. Его положение в
мире определялось  только  лишь  сосредоточенностью.  В  нем  не  осталось
никаких сомнений. Это Пол Атридес, не мертвый, а  вернувшийся.  И  это  не
дитя - Лито. Хэллек еще раз поглядел на Лито - и теперь действительно  его
увидел. Увидел  приметы  перенесенного  потрясения  вокруг  глаз,  чувство
уравновешенности в осанке, пассивный рот с его причудливым чувством юмора.
Лито выделился из фона, как будто в фокусе ослепительного света. Он достиг
гармонии, просто ее приняв.
     - Скажи мне, Пол, - проговорил Хэллек, - твоя мать знает?
     Проповедник вздохнул.
     - Для Сестер, для всех них, я мертв. Не пытайся меня обвинить.
     Так и не глядя на него, Хэллек спросил:
     - Но почему она...
     - Делает то, что ей должно. Строит собственную жизнь, полагает, будто
управляет многими другими жизнями. Все мы играем в бога.
     - Но ты жив, - прошептал Хэллек, потрясенный теперь до  глубины  души
осознанием  этого,  поворачиваясь,  наконец,  чтобы  взглянуть  на   этого
человека, который был моложе его, но которого так состарила  пустыня,  что
он казался вдвое старше Хэллека.
     - Ну, что? - вопросил Пол. - Живой?
     Хэллек посмотрел  вокруг,  на  наблюдающих  Свободных,  на  их  лицах
застыло смешанное выражение сомнения и благоговения.
     - Моя мать никогда не должна была усваивать мой урок, - это был голос
Пола. - Быть богом вполне способно в конечном итоге сделать тебя скучающим
и деградирующим. Одно это было бы  достаточной  причиной  для  изобретения
свободы воли! Бог мог бы захотеть тогда сбежать в сон и жить только  среди
бессознательных проекций созданий своих грез.
     - Но ты жив! - громче теперь проговорил Хэллек.
     Пол, проигнорировав возбуждение в  голосе  своего  старого  товарища,
спросил:
     - Ты бы действительно стравил его и сестру в испытании  Машад?  Какая
смертельная чушь! Каждый из них заявил бы: "Нет! Убей меня! Оставь другому
жизнь!" И куда бы привело такое испытание? И что тогда значит жить, Гурни?
     - Это было не испытание, - сказал Хэллек.  Ему  не  понравилось,  как
Свободные плотнее стеснились вокруг  них,  разглядывая  Пола,  не  обращая
внимания на Лито.
     Но теперь вмешался Лито.
     - Погляди на ткань, отец.
     - Да... Да... - Пол высоко поднял голову, как будто  принюхиваясь.  -
Так это Фарадин!
     - Как легко следовать нашим мыслям, а не  нашим  чувствам,  -  сказал
Лито.
     Хэллек был не в состоянии последовать за этой мыслью, и уже собирался
спросить, но Лито перебил его, положив руку ему на плечо:
     - Не спрашивай, Гурни.  Ты  можешь  вернуться  к  подозрению,  что  я
Богомерзость. Нет! Оставь это, Гурни. Если ты попытаешься взять это силой,
то только погубишь себя.
     Но Хэллека одолели сомнения. Джессика его предостерегала: "Они  могут
быть очень хитрыми, эти предрожденные. У них есть трюки, которые тебе даже
и не снились". Хэллек медленно покачал головой. И Пол! Великие  боги!  Пол
жив и в союзе с этим знаком вопроса, которому является отцом!
     Свободные вокруг них не могли больше сдерживаться. Они полезли  между
Хэллеком и Полом, между Лито и Полом, оттеснив Хэллека и  Лито  на  второй
план. Хриплые вопросы хлынули градом.
     - Ты Муад Диб? Ты вправду Муад Диб? Это правда, то, что  он  говорит?
Скажи нам!
     - Вы должны думать обо  мне  только  как  о  Проповеднике,  -  совсем
затолканный ими, ответил Пол. - Я не могу быть Полом  Атридесом  или  Муад
Дибом, никогда больше. Я ни супруг Чани, ни Император.
     Хэллек, боясь того, что  может  случиться,  если  эти  разочарованные
вопросы не получат логического ответа, собирался уже было вмешаться, когда
Лито  его  опередил.  Вот  когда  Хэллек  впервые  узрел  стихию   жуткого
изменения, совершившегося в Лито. Взревел бычий голос: "По сторонам!" -  и
Лито шагнул вперед, раскидывая взрослых Свободных налево и направо, сшибая
их, молотя их руками, вывертывал ножи у них из рук, хватаясь за лезвия.
     Меньше чем через минуту те Свободные, что оставались на ногах, жались
по стенам в оцепенении ужаса. Лито встал рядом с отцом.
     - Когда говорит Шаи Хулуд, вы повинуетесь, - сказал Лито.
     И когда кое-кто из Свободных вздумал спорить, Лито  отломил  кусок  у
каменной стены прохода при выходе из  помещения  и  раскрошил  его  голыми
руками - не переставая улыбаться.
     - Я разрушу ваш съетч у вас на глазах, - сказал он.
     - Демон Пустыни, - прошептал кто-то.
     - И ваши каналы, - сказал Лито. - Я разорву их на куски. Нас здесь не
было, вы слышите меня?
     Головы испуганно и покорно закивали в разные стороны.
     - Ни один из вас нас не видел, - сказал Лито. - Один шепоток от вас -
и я выгоню вас в пустыню без воды.
     Хэллек увидел руки, поднятые в предостерегающем жесте - знаке червя.
     - Теперь мы пойдем, мой отец и  я,  в  сопровождении  нашего  старого
друга, - сказал Лито. - Приготовьте нам топтер.
     ...А затем Лито направил их на  Шулох,  объяснив  по  пути,  что  они
должны двигаться быстро, потому что "Фарадин прибудет  на  Арракис  совсем
скоро. И, как сказал мой  отец,  тогда  ты  увидишь  настоящее  испытание,
Гурни".
     Глядя вниз с кручи Шулоха, Хэллек опять себя спросил,  как  спрашивал
каждый день: "Что за испытание? Что он имеет в виду?"
     Но Лито больше не было в Шулохе, а Пол отказывался отвечать.



                                    60

                     Церковь и Государство, научные  обоснования  и  вера,
                личность и общество, даже прогресс и традиции  -  все  это
                может быть примирено в учении Муад Диба. Он учил нас,  что
                не существует непримиримых  противостояний,  кроме  как  в
                верованиях людей. Всякий  может  сорвать  завесу  Времени.
                Будущее  можно  открыть  в  прошлом  или   в   собственном
                воображении.  Делая  это,  отвоевываешь  самосознание   во
                внутреннем бытии. И тогда понимаешь, что космос -  связное
                целое, и ты - неотделим от него.
                                      Харк ал-Ада. Проповедник в Арракине.

     Ганима сидела за пределами светового круга спайсовых  ламп,  наблюдая
за Буром Агарвисом.  Ей  не  нравились  его  круглое  лицо  и  непрестанно
движущиеся брови, то, как при разговоре  он  шевелит  ногами,  словно  его
слова были скрытой музыкой, под которую он танцевал.
     "Он здесь не для  того,  чтобы  вести  переговоры  со  Стилгаром",  -
сказала себе Ганима, видя подтверждение этому в каждом  слове  и  движении
Бура. Она еще дальше отодвинулась от круга Совета.
     Во всяком съетче было помещение, подобное  этому,  но  зала  собраний
заброшенной джедиды производила на  Ганиму  впечатление  удушающе  тесного
места - слишком низок был потолок. Шестьдесят людей отряда Стилгара,  плюс
девять прибывших вместе с Агарвисом - все уместились в одном  конце  залы.
Масляные светильники отбрасывали отсветы на низкие несущие балки  потолка,
и дрожащие тени, танцевавшие на стенах, а едкий дым наполнял все помещение
запахом корицы.
     Встреча началась в сумерках, после молитв о влаге и вечерней трапезы.
Теперь уже она длилась более часа, и  Ганима  не  могла  измерять  до  дна
скрытые пороки в  поведении  Агарвиса.  Слова  его  представлялись  вполне
ясными, но с ними не согласовывались движения его тела и глаз.
     Сейчас говорил Агарвис, отвечая  на  вопрос  одного  из  заместителей
Стилгара, племянницы  Харахи  по  имени  Раджия.  Эта  сумрачно-аскетичная
молодая женщина с опущенными  углами  губ  казалась  взирающей  на  мир  с
непреходящим отвращением. Ганима сочла это выражение  лица  Раджии  вполне
соответствующим обстоятельствам.
     - Разумеется, я верю, что Алия дарует всем вам полное  и  совершенное
прощение, - говорил Агарвис. - Иначе бы я  не  находился  здесь  со  своей
миссией.
     Раджия собиралась еще что-то сказать, но вмешался Стилгар:
     - Меня не настолько беспокоит доверяем ли ей мы, как то, доверяет  ли
она тебе, - в голосе Стилгара  слышались  рыкающие  полутона.  Он  неуютно
чувствовал себя от этого предложения занять свое прежнее место.
     - Неважно, доверяет ли  она  мне,  -  сказал  Агарвис.  -  Если  быть
искренним - мне в это не верится.  Я  слишком  долго  искал  вас,  вас  не
находя. Но я всегда чувствовал, что она не очень-то хочет,  чтоб  тебя  на
самом деле схватили. Она...
     - Она была женой человека, которого  я  убил,  -  сказал  Стилгар.  -
Заверяю тебя, он сам на это напросился. Мог бы с равным  успехом  кинуться
на собственный нож. Но от этого нового подхода попахивает...
     Агарвис пританцовывая вскочил, гнев ясно был написан на его лице.
     - Она тебя прощает! Сколько раз я должен это повторять? Она заставила
жрецов устроить большой спектакль ниспрошения о  божественном  наставлении
о...
     - Это лишь поднимает  другую  проблему,  -  это  Ирулэн,  наклонилась
вперед, мимо Раджии, темные волосы Раджии подчеркнуто оттеняют ее  светлую
головку. - Она убедила тебя, но у нее могут быть другие планы.
     - Жречество...
     - Но ходят самые разнообразные слухи, - сказала Ирулэн. - Что  ты  не
только ее военный советник, что ты ее...
     - Довольно! - Агарвис был вне себя от ярости. Бушующие эмоции  кровью
бросили ему в лицо, исказили его черты. - Верьте чему хотите  -  но  я  не
могу больше с этой женщиной! Она оскверняет меня! Она пачкает все, к  чему
ни прикоснутся! Я использован. Я замаран. Но  я  никогда  не  подниму  нож
против моей родни! Нет - никогда!
     Ганима, наблюдавшая за ним, подумала: "Тут, по крайней мере, из  него
полезла правда".
     Как ни удивительно, Стилгар рассмеялся.
     - А, кузен, - сказал он. - Прости меня, но гнев выдает правду.
     - Значит, ты согласен?
     - Я этого не сказал, -  он  поднял  руку,  предупреждая  новый  взрыв
Агарвиса. - Это не ради меня, Бур, но ради других, кто здесь  есть,  -  он
обвел рукой вокруг себя. - Они на моей ответственности. Давай  поразмыслим
на миг, какое возмещение предлагает Алия.
     - Возмещение? Нет ни слова о возмещении. Прощение, но не...
     - Тогда что же предлагает она порукой за свое слово?
     - Съетч Табр,  и  ты  в  нем  наибом,  полная  автономия  нейтральной
стороны. Она теперь понимает, как...
     - Я не войду опять в ее свиту и не  буду  поставлять  ей  вооруженных
бойцов, - предупредил Стилгар. - Это понятно?
     Ганима услышала, что Стилгар  начинает  сдавать,  и  подумала:  "Нет,
Стил! Нет!"
     - В этом нет нужды, - ответил Агарвис. -  Алия  хочет  только,  чтобы
Ганима вернулась к ней и выполнила данное обязательство об обручении с...
     - Так вот оно наконец! - у Стилгара сдвинулись брови. - Ганима - цена
моего прощения. Неужели она считает меня...
     - Она считает тебя разумным, - возразил, усаживаясь, Агарвис.
     Ганима восторженно подумала: "Он этого не сделает. Переведи  дух.  Он
этого не сделает".
     И только она это подумала, тихий шорох послышался сзади  и  левей  от
нее. Она не успела обернуться,  как  ее  схватили  сильные  руки.  Плотный
коврик, пахнущий снотворным, накрыл  ее  лицо  до  того,  как  она  успела
позвать на помощь. Теряя сознание, она ощутила, как ее  несут  к  двери  в
самом темном уголке залы. И подумала: "Мне бы следовало догадаться! Мне бы
следовало быть начеку!" Но державшие ее руки были  взрослыми  и  сильными.
Она не могла из них вывернуться.
     Последними ее впечатлениями были  холодный  воздух,  мерцание  звезд,
лицо под капюшоном, взглянувшее на нее и спросившее:
     - Она ведь не пострадала, а?
     Ответа она уже не слышала, звезды завертелись у  нее  перед  глазами,
вытягиваясь в полоски, и пропали во вспышке света, который был ядрышком ее
внутреннего "я".



                                    61

                     Муад  Диб  снабдил  нас  особого   рода   знанием   о
                пророческом  видении,   о   поведении,   ощущающем   такое
                прозрение, и о его влиянии  на  события,  сопровождавшиеся
                находящимися "на линии". (То есть, события,  которым  дано
                произойти внутри взаимосвязанной системы,  которую  пророк
                открывает и интерпретирует.) Как было еще где-то отмечено,
                такое  видение  действует  как  своеобразная  ловушка  для
                самого пророка. Он становится жертвой того, о чем знает  -
                относительно распространенный вид человеческого  крушения.
                Опасность в  том,  что  предсказывающие  реальные  события
                могут   проглядеть   поляризующий   эффект,    привносимый
                сверх-потворством   собственной   правде.   Они    склонны
                забывать, что в нашем поляризованном мироздании  ничто  не
                может существовать без наличия своей противоположности.
                                        Харк ал-Ада. Провидческое видение.

     Вздуваемый песок туманом  висел  на  горизонте,  затмевая  восходящее
солнце. В тенях дюн песок был холоден. Лито  стоял  перед  кольцом  пальм,
глядя на пустыню. Он чуял запах пыли и колючих растений,  слышал  утренние
звуки людей и животных. В этом месте у Свободных не  было  канала,  только
чистый минимум посадок вручную,  орошаемых  женщинами,  носившими  воду  в
кожаных мехах. Их ветроловушка была хрупкой, легко сокрушаемой бурями,  но
и  легко  восстанавливаемой.  Тяготы,  суровость  спайсового  промысла   и
приключения - вот как протекала здесь жизнь.  Эти  Свободные  до  сих  пор
верили, что рай  -  звук  льющейся  воды,  но  лелеяли  древнюю  концепцию
свободы, которую и Лито с ними разделял.
     "Свобода - это состояние одиночества", - подумал он.
     Лито расправил складки белой робы, закрывавшей  его  живой  стилсьют.
Ему было уже ощутимо, насколько изменила его оболочка песчаной форели -  и
вместе с этим чувством он всегда испытывал чувство огромной утраты. Он уже
не был полностью человеком. Странные вещи плавали в  его  крови.  Реснички
песчаной форели проникли в каждый орган,  приспосабливая  его  и  изменяя.
Сама форель тоже  приспосабливалась  и  изменялась.  Но,  зная  это,  Лито
чувствовал себя оторванным от всех прежних нитей утраченной  человечности;
жизнь его поймана в  первичность  острой  тоски  по  концу  тянувшейся  из
древности непрерывности. Он понимал, однако,  какая  ловушка  в  потакании
подобным эмоциям. Он хорошо понимал.
     "Пусть  будущее  происходит  для  самого  себя",  -   думал   он.   -
"Единственное правило, руководящее творчеством - это само творение".
     Трудно было отвести взгляд от песков, от дюн -  от  великой  пустоты.
Здесь на краю песка было несколько скал, но воображение бежало вперед,  за
них, к ветрам,  пыли,  редким  и  одиноким  растениям  и  животным,  дюне,
сливающейся с дюной, пустыни с пустыней.
     Позади него  раздался  звук  флейты,  зовущей  на  утреннюю  молитву,
молитву по влаге, звучала чуть измененная серенада новому Шаи Хулуду. Едва
Лито это понял, как музыка зазвучала для него напевом вечного одиночества.
     "Я мог бы попросту уйти в эту пустыню", - подумал он.
     Все тогда изменится. Одно направление станет не хуже другого. Он  уже
научился жить жизнью, свободной  от  страстей.  Его  мистицизм  Свободного
утончился до жуткой грани: все, что он имел при себе, было ему  необходимо
- но только это и  было.  А  это  составляло  всем  лишь  накинутую  робу,
спрятанного    в    ее    складках    ястреба    Атридесов     и     кожу,
которая-не-его-собственная.
     Было бы легко уйти отсюда прочь.
     Внимание его привлекло движение высоко в небесах - по косо выкроенным
кончикам крыльев он узнал стервятника. От этого у него заныло в груди. Как
и дикие Свободные, стервятники живут в этой стране, потому что  здесь  они
рождены. Ничего лучшего они не знают. Пустыня делает их такими, какие  они
есть.
     Но в кильватере Муад Диба и Алии  взросла  другая  порода  Свободных.
Она-то и была причиной того, почему он не  мог  уйти  в  пустыню,  подобно
своему  отцу.  Лито  припомнил  слова  Айдахо  очень  давних  дней:   "Эти
Свободные! Они восхитительно  жизненны.  Я  никогда  не  встречал  жадного
Свободного".
     Теперь жадных Свободных полным-полно.
     Волна печали поднялась в Лито. На нем лежит проложить  курс,  который
все это изменит, но жестокой ценой. И  управлять  этим  курсом  будет  все
трудней и трудней по мере их приближения к вихрю.
     Кразилек, Тайфунный бой, впереди...  но  Кразилек  или  худшее  будут
расплатой за неправильный шаг.
     Позади него послышались голоса, затем чистый и пронзительный  детский
голосок произнес:
     - Вот он.
     Лито обернулся.
     Из-под пальм выходил Проповедник, ведомый ребенком.
     "Почему я думаю о нем как о Проповеднике?" - подивился Лито.
     Ответ был ясно начертан на скрижали ума Лито: "Потому что  он  больше
не Муад Диб, не Пол Атридес". Пустыня сделала его тем, что он есть сейчас.
Пустыня и шакалы Джакуруту с их чрезмерными добычами меланжа и  постоянным
предательством. Проповедник состарился. Да,  состарился,  не  несмотря  на
спайс, а благодаря ему.
     - Мне сказали, ты хочешь меня видеть, - заговорил Проповедник,  когда
ребенок-поводырь остановился.
     Лито поглядел на это дитя пальмовой рощи,  мальчика  ростом  почти  с
него самого,  благоговение  которого  умерялось  ненасытным  любопытством.
Молодые глаза томно поблескивали над маской стилсьюта детского размера.
     Лито махнул рукой:
     - Оставь нас.
     На миг плечи мальчика выразили яркое нежелание, затем благоговение  и
естественное уважение Свободного к личной жизни других взяли верх. Ребенок
удалился.
     - Ты знаешь, что Фарадин здесь, на Арракисе? - спросил Лито.
     - Гурни рассказал мне, когда прилетал вчера ночью.
     И Проповедник подумал: "Как же холодно отмерены его слова. Совсем  он
как я, в прежние мои дни".
     - Я стою перед трудным выбором, - сказал Лито.
     - Я думал, все выборы тобой уже сделаны.
     - Мы понимаем ТУ ловушку, отец.
     Проповедник прочистил глотку. Напряжение дало ему понять, как  близко
они к сокрушительному кризису. Теперь Лито будет полагаться не  на  чистое
видение, а на управление видением.
     - Тебе нужна моя помощь? - спросил Проповедник.
     - Да. Я возвращаюсь в Арракин и хочу пройти туда как твой поводырь.
     - Для чего?
     - Ты не будешь еще раз проповедовать в Арракине?
     - Может быть. Есть вещи, которых я им еще не сказал.
     - Ты не вернешься назад в пустыню, отец.
     - Если пойду с тобой?
     - Да.
     - Я сделаю все, как ты ни решишь.
     - Ты подумал? Ведь вместе с Фарадином там будет и твоя мать.
     - Несомненно.
     И опять Проповедник прокашлялся. Проявлял нервозность - чего Муад Диб
себе никогда не позволял. Слишком долго это тело  пребывало  вне  прежнего
режима самодисциплины, слишком часто Джакуруту изменнически наполняло этот
мозг безумием. И Проповедник  подумал,  что  может,  и  не  слишком  мудро
возвращаться в Джакуруту.
     - Ты не обязан идти туда со мной, - сказал Лито. - Но там моя  сестра
и я должен вернуться. Ты можешь отправиться вместе с Гурни.
     - И ты пойдешь в Арракин один?
     - Да. Я должен встретить Фарадина.
     - Я пойду с тобой, - вздохнул Проповедник.
     И Лито, ощутив в Проповеднике промелькнувшую  тень  прежнего  безумия
видений, подумал: "Играет ли он  в  игру  предвидения?"  Нет.  Он  никогда
больше не пойдет этой дорогой.  Он  ведал  о  ловушке  частичных  уступок.
Каждое слово Проповедника подтверждало,  что  он  передал  видения  своему
сыну, понимая, что все в этом мире уже предугадано.
     Нет, старые противоположности мчали сейчас Проповедника Он убегал  из
парадокса в парадокс.
     - Тогда мы отправимся через несколько минут,  -  сказал  Лито.  -  Ты
скажешь Гурни?
     - Разве Гурни с нами не пойдет?
     - Я хочу, чтобы он уцелел.
     И опять Проповедник всем телом ощутил напряжение. Оно было разлито  в
воздухе вокруг  него,  в  земле  у  него  под  ногами,  в  парящей  птице,
смотревшей на не-ребенка, который был его сыном. Резкий вопль его  прежних
видений скребся в его горле.
     "Проклятая святость!"
     Не уйти от сочащегося песка своих страхов. Он знал, с чем  столкнется
в Арракине. Они опять вступят в игру с ужасающими и смертоносными  силами,
которые никогда не смогут принести им покой.



                                    62

                     Ребенок, отказывающийся путешествовать  в  снаряжении
                своего отца - это  символ  самой  уникальной  человеческой
                способности. "Я не обязан быть тем, чем был мой отец. Я не
                обязан подчиняться правилам моего  отца  или  даже  верить
                всему, во что верил он. В том-то и моя сила как  человека,
                что я могу делать собственный выбор, во что мне  верить  и
                во что мне не верить, кем мне быть и кем мне не быть".
                                Харк ал-Ада. "Лито Атридес II. Биография".

     Женщины-пилигримы танцевали под барабан и флейту на Храмовой площади,
головы их обнажены, браслеты на шеях, платья тонки и открыты.  Их  длинные
черные волосы сперва развевались, затем нахлестывали им на лица, когда они
щурились.
     Алия глядела на эту сцену,  и  привлекательного  и  отталкивающую,  с
высоты своего храма. Была середина утра, час,  когда  на  площади  начинал
растекаться запах сдобренного спайсом кофе - от  торговцев  под  тенистыми
аркадами.  Вскоре  она  должна  будет   выйти   приветствовать   Фарадина,
преподнести формальные дары и присутствовать  при  его  первой  встрече  с
Ганимой.
     Все шло согласно плану. Гани убьет его, и, в последующих потрясениях,
только один человек будет готов ухватить свою выгоду. Куклы танцуют  точно
так, как  потянешь  за  веревочку.  Как  она  и  надеялась,  Стилгар  убил
Агарвиса. А Агарвис привел похитителей к джедиде,  не  ведая  о  том,  что
секретный  передатчик  был  спрятан  в  новых  сапогах,  которые  она  ему
подарила. Теперь Стилгар и Ирулэн ждут в  темницах  Храма.  Может,  они  и
умрут, а может, их можно будет и как-то иначе с пользой употребить.  Пусть
подождут: вреда не будет.
     Она заметила, что городские Свободные наблюдают  за  танцовщицами  на
площади глазами напряженными и не бегающими. Принцип равенства,  начавшись
в пустыне, переселился и в города и городки Свободных, до сих пор упорно в
них сохраняясь, но социальные  различия  между  мужчиной  и  женщиной  уже
давали о себе знать. Это тоже  отлично  соответствует  плану.  Разделяй  и
властвуй. Алия улавливала что в том, как двое Свободных  смотрят  на  этих
инопланетянок  и  их  экзотический  танец,  уже  ощущается  еле   заметная
перемена.
     "Пусть смотрят. Пусть наполнят свои умы гхафлой".
     Жалюзи окна Алии были открыты, и  ей  ощутимо  было  резкое  усиление
жары, в это время года начинавшейся прямо на восходе и достигавшей пика  в
полуденные часы. Температура каменных плит площади наверняка намного выше.
Неуютно для этих танцовщиц, но они все продолжали кружиться и  изгибаться,
взмахивать руками и волосами в страстном  упоении  танцем.  Они  посвятили
свой танец Алии, Чреву Небесному. Об  этом  Алии  шепнула  специально  для
этого пришедшая служанка,  глумясь  над  инопланетянками  и  их  странными
обычаями. Служанка объяснила, что они - с  планеты  Икс,  где  сохранялись
остатки запрещенных наук и технологий.
     Алия фыркнула. Эти женщины так же невежественны, суеверны и  отсталы,
как Свободные пустыни...  Точь-в-точь  как  заметила  глумливая  служанка,
прибежавшая, чтобы подольститься, с докладом о посвящении их танца.  И  ни
служанка, ни иксианки не знают,  что  Икс  -  это  просто  буква  алфавита
позабытого языка.
     Весело смеясь про себя,  Алия  подумала:  "Пусть  танцуют".  В  танце
выходит  энергия,  которая  иначе  могла  бы  найти  более  разрушительное
применение. И музыка приятна, тонкие завывания, плоские тимпаны,  барабаны
из тыквы, хлопающие ладони.
     Внезапно музыку заглушил  гул  множества  голосов  на  дальнем  конце
площади. Танцовщицы сбились, потом, после краткого  замешательства,  опять
поймали ритм, но утратили при этом чувство одиночества, и даже их  взгляды
обратились к воротам площади, где толпа растекалась по каменным плитам как
хлещущая через открытый клапан канала вода.
     Алия вгляделась в надвигающуюся волну.
     Теперь  ей  стали  слышны   слова,   и   надо   всем:   "Проповедник!
Проповедник!"
     Затем она увидела его, шагающего широкими  шагами  в  первом  приливе
волны, рука на плече мальчика-поводыря.
     Пилигримы-танцовщицы  перестали  кружиться  и  удалились  на  террасы
ступеней под Алией. Так к ним присоединились  их  зрители  -  и  во  всех,
наблюдающих  за  Проповедником,  она   различила   благоговение.   Ее   же
собственным чувством был страх.
     "Как он смеет!"
     Она полуобернулась послать стражу, но сразу же пришедшие  соображения
остановили ее. Толпа уже заполнила площадь. Она может повести себя  совсем
не мирно, если станет упрямствовать в своем явном желании услышать слепого
провидца.
     Алия стиснула кулаки.
     ПРОПОВЕДНИК! Зачем Пол это  делает?  Для  половины  населения,  он  -
"сумасшедший пустыни", и, следовательно, свят. Другие  перешептываются  на
базарах и в лавках, что это почти  наверняка  Муад  Диб.  С  чего  бы  еще
Махдинату дозволять его гневную ересь?
     Среди толпы Алии видны были беженцы, крохи добравшихся  из  брошенных
съетчей, их одежды в лохмотьях. Опасное  там  внизу  место  -  место,  где
возможно допустить ошибки.
     - Госпожа?
     Голос раздался позади Алии. Она обернулась и увидела Зию, стоявшую  в
арке дверного проема внешней палаты. При ней была  вооруженная  охрана  из
Личной Гвардии.
     - Да, Зия?
     - Миледи, Фарадин за дверьми и просит аудиенции.
     - Здесь? В моих покоях?
     - Да, миледи.
     - Один?
     - С ним два телохранителя и леди Джессика.
     Алия положила руку на горло, припомнив последнюю немирную  встречу  с
матерью. Времена, однако,  изменились.  Их  отношения  будут  определяться
новыми условиями.
     - До чего же он импульсивен, -  сказала  Алия.  -  Какую  причину  он
выдвигает?
     - Он слышал о... - Зия указала на окно на площадь. - Он говорит,  что
слышал, будто от вас лучший вид.
     Алия нахмурилась.
     - Ты веришь этому, Зия?
     - Нет, миледи.  По-моему,  он  слышал  слухи.  И  хочет  видеть  вашу
реакцию.
     - Это моя мать его настропалила!
     - Вполне вероятно, миледи.
     - Зия, дорогая моя, я хочу,  чтобы  ты  выполнила  особый  ряд  очень
важных для меня приказаний. Подойди сюда.
     Зия подошла на расстояние шага от Алии.
     - Миледи?
     - Пригласи Фарадина, его телохранителей, и мою мать. Затем  приготовь
Ганиму. Ее следует облачить как невесту по обычаям Свободных, до последней
детали - ПОЛНОСТЬЮ.
     - И нож, миледи?
     - И нож.
     - Миледи, это...
     - Ганима не представляет для меня угрозы.
     - Миледи, есть основания полагать, что она  сбежала  со  Стилгаром  в
пустыню, больше чтобы его защитить, чем по любой другой...
     - Зия!
     - Миледи?
     - Ганима уже подала свое ходатайство за Стилгара, и Стилгар останется
в живых.
     Но она предполагаемая наследница!
     - Просто выполни мои  приказы.  Пусть  Ганиму  приготовят.  Когда  ты
присмотришь,  чтоб  это  делалось,  пошли  пять  служителей  из  храмового
жречества на площадь. Пусть пригласят Проповедника  сюда.  Пусть  подождут
удобного случая и заговорят  с  ним,  больше  ничего.  Силу  им  применять
нельзя. Я хочу, чтобы  они  его  вежливо  пригласили.  Абсолютно  никакого
принуждения. И, Зия...
     - Миледи? - как же насупленно она это произнесла.
     - Проповедник и Ганима должны быть  введены  сюда  одновременно.  Они
должны вместе войти по моему сигналу. Понимаешь?
     - Я понимаю план, миледи, но...
     - Просто сделай  это!  Вместе,  -  и  Алия  кивнула  своей  амазонке,
отпуская ее. Когда Зия, повернувшись, уходила,  Алия  сказала:  -  Выходя,
пригласи Фарадина и его сопровождающих, но позаботься,  чтобы  перед  ними
вошли десять моих самых достойных доверия стражей.
     Зия, выходя из комнаты, оглянулась на ходу.
     - Все будет сделано по вашим распоряжениям, миледи.
     Алия отвернулась и посмотрела из окна.  Всего  лишь  через  несколько
минут ее ПЛАН принесет кровавые плоды. И Пол будет здесь, когда  его  дочь
нанесет  coup  de  grace  ["удар  милосердия"   (франц.)   -   смертельный
завершающий  удар,  прерывающий  мучения   противника]   его   святошеским
претензиям. Алия услышала, как входит присланное Зией  подразделение.  Все
скоро будет кончено. Все кончено.  Она  поглядела  вниз  на  Проповедника,
занимающего свое место на первой ступени, с  растущим  ощущением  триумфа.
Его юный поводырь присел на корточки рядом  с  ним.  Алия  увидела  желтые
одежды храмовых жрецов, поджидающих слева, застопоренных  плотной  толпой.
Они, однако, опытны в обращении с толпами. Они найдут дорогу к цели. Голос
Проповедника прогремел над площадью,  толпа  с  сосредоточенным  вниманием
ожидала его слов. Пусть слушают! Скоро в его  слова  будет  вложен  совсем
другой смысл, чем он предполагает.
     И не будет поблизости никакого ПРОПОВЕДНИКА, чтобы запротестовать.
     Она услышала, как вошел Фарадин  с  сопровождающими,  услышала  голос
матери:
     - Алия?
     Не оборачиваясь, Алия сказала:
     - Добро пожаловать, Принц Фарадин,  матушка.  Идите  сюда,  любуйтесь
спектаклем,  -  затем  она  оглянулась,  и  увидела   рослого   сардукара,
Тайканика, злобно хмурившегося на стражей, загородивших дорогу. -  Но  это
негостеприимно, - сказала Алия. - Дайте им пройти. -  Двое  стражей,  явно
действуя по приказам Зии, подошли к ней и встали между ней  и  остальными.
Прочие стражи расступились. Алия отошла к  правой  стороне  окна,  указала
жестом: - Отсюда и вправду наилучший вид.
     Джессика, в своей традиционной черной абе, сумрачно глянула на  Алию,
сопровождая Фарадина к окну, но встала между ним и стражами Алии.
     - Так это любезно с вашей стороны, леди Алия, - сказал Фарадин.  -  Я
столько слышал об это Проповеднике.
     - И вот он во плоти, - сказала Алия. На  Фарадине  был  серый  мундир
командующего сардукарами, без знаков отличия.  Поджарая  грациозность  его
движений восхитила Алию. Возможно, этот  Принц  Коррино  будет  не  просто
забавой от безделья.
     Голос Проповедника загремел в помещении через усилители  возле  окна.
Алия почувствовала, как этот звук пронизал ее трепетом до самых костей,  и
стала слушать еще зачарованней.
     - И обнаружил я, что я - в пустыне Зан, - вскричал Проповедник,  -  в
ее бесплодии воющей дикости. И Господь повелел  мне  очистить  это  место.
Поскольку мы искушаемы пустыней, и скорбны в  пустыне,  и  соблазняемы  ее
дикостью забросить наши пути.
     "Пустыня Зан", подумала Алия. Такое название было дано месту  первого
испытания Скитальцев Дзэнсунни, от которых  произошли  Свободные.  Но  его
слова? Завоевывает  ли  он  доверие,  чтобы  обратить  его  на  разрушение
твердынь съетчей верных ей племен?
     - Дикие звери лежат на  ваших  землях,  -  голос  Проповедника  гулко
гремел над площадью. - Скорбные твари наполняют ваши дома. Вы, бежавшие из
своих домов, не умножите больше ваших дней на песке. Да,  вы,  забросившие
свои пути, вы умрете в смраднейшем гнезде, если и дальше  будете  идти  по
этой дороге. Но если вы внемлете моему предупреждению, то Господь проведет
вас через страну западней в Горы Господни. Да, Шаи Хулуд вас поведет.
     Над толпой поднялись тихие стоны. Проповедник  сделал  паузу,  поводя
безглазыми глазницами в направлении звуков. Затем он воздел  руки,  широко
их распахнул и воззвал:
     - О Господь, моя плоть томится по пути Твоему в сухой и полной  жажды
стране!
     Старуха перед Проповедником - явная беженка, судя по ее заношенным  и
заплатанным одеяниям - воздела руки и взмолилась:
     - Помоги нам, Муад Диб! Помоги нам!
     У  Алии  внезапным  испугом  стиснуло  груди,  она   спросила   себя,
действительно ли эта старуха знает  правду.  Она  взглянула  на  мать,  но
Джессика пребывала недвижимой, деля свое  внимание  между  стражами  Алии,
Фарадином и видом в окне. Фарадин,  слушавший  с  зачарованным  вниманием,
словно к месту прирос.
     Алия взглянула из окна, стараясь разглядеть храмовых  жрецов.  Их  не
было видно, и она предположила, что они пробираются  прямо  под  ней  мимо
ворот храма, чтобы по прямой спуститься к Проповеднику сзади.
     Проповедник указал правой рукой поверх головы старухи и вскричал:
     - Только вы и есть - себе в помощь! Вы были мятежными,  вы  приносили
сухой ветер, который не чистил  и  не  освежал.  Вы  не  сете  ношу  вашей
пустыни, и вихрь выходит оттуда, из той  жестокой  страны.  Я  был  в  том
запустении. Вода бежит в песок из разбитых каналов. Потоки бороздят землю.
Вода падает с неба в Поясе Дюны! О, друзья мои, Господь мне повелел. Прямо
в пустыне проложите прямую и широкую дорогу к вашему Господу, поскольку  я
- его голос, доходящий до вас из пустыни, - он  напряженным  и  негнущимся
пальцем указал на ступени у себя под ногами. - Это не потерянная  джедида,
которой вовеки более не быть заселенной! Здесь ели мы наш хлеб райский.  И
здесь шум чужестранцев  выгнал  нас  из  домов!  Взращивают  они  для  нас
запустение, страну, в которой ни единому человеку не обитать, и ни единому
человеку не пройти по которой!
     Толпа  недовольно  всколыхнулась,  беженцы  и   городские   Свободные
озирались, выглядывая стоящих среди них пилигримов хаджжа.
     "Он может спровоцировать кровавые  бесчинства!  -  подумала  Алия.  -
Ладно, ну и пусть. Тогда мои жрецы схватят его среди  смятения".  И  затем
она увидела пятерых жрецов, тугой узел желтого цвета, прокладывающий  себе
дорогу по ступеням вниз, к Проповеднику.
     - Воды, что разливаем мы над пустыней, стали  кровью,  -  Проповедник
широко взмахнул руками. - Кровь на крови! Воззрите на  нашу  пустыню,  что
могла бы радоваться и цвести - она  соблазняет  чужестранца,  искушая  его
пребывать среди нас. Они приходят  ради  насилия!  Лица  их  закрыты,  как
последний ветер  Кразилека.  Они  берут  землю  в  полон.  Они  высасывают
изобилие, то скрытое  сокровище,  что  в  глубинах  песка.  Воззрите,  как
продвигаются они все далее в своем дьявольском труде. Писано вам: "И стоял
я на песке, и видел зверя, восставшего из того  песка,  и  на  главе  того
зверя было имя Господне!"
     В толпе раздался гневный ропот, взметнулись и затряслись кулаки.
     - Что он делает? - прошептал Фарадин.
     - Хотелось бы мне знать, - ответила Алия. Она поднесла руку к  груди,
в боязливом возбуждении этого мига. Толпа кинется на пилигримов, если он и
дальше будет продолжать в том же духе!
     Но Проповедник полуобернулся, устремил свои мертвые глазницы на храм,
и поднял руку, указывая на высокие вила Алии.
     - Одно богохульство остается! - провопил он. -  Богохульство!  И  имя
этому богохульству - Алия!
     На площади воцарилась потрясенная тишина.
     Алия стояла, оцепенев от ужаса. Она  знала,  по  толпа  не  может  ее
видеть, но ее одолело  чувство  уязвимости,  выставленности  напоказ.  Эхо
успокоительных слов внутри ее  черепа  боролось  с  тяжелой  колотьбой  ее
сердца.  Она  могла  лишь  окаменело  взирать  на  живую  картину   внизу.
Проповедник продолжал указывать рукой на ее окна.
     Но для жрецов его слова оказались последней каплей. Нарушив  молчание
гневными криками, они бросились в атаку вниз  по  ступеням,  распихивая  в
стороны людей. На их передвижение толпа отреагировала волной,  накатившись
на ступени, сметая первые ряды зрителей, унося перед  собой  Проповедника.
Тот слепо спотыкался, отделенный  от  своего  юного  поводыря.  Затем  над
людской давкой взметнулась облаченная в желтое рука - вместе с ней взлетел
криснож. Алия увидела, как  нож  пал  вниз,  по  рукоять  входя  в  сердце
Проповедника.
     Из шока Алию вывел громоподобный  грохот  захлопывающихся  гигантских
ворот храма. Стража явно сделала это, заграждаясь от толпы.  Но  люди  уже
отхлынули, образуя  пустое  пространство  вокруг  валявшейся  на  ступенях
фигурки. Сверхъестественное затишье  охватило  площадь.  Алии  видно  было
много тел, но только одно из них валялось само по себе.
     Над толпой раздался хриплый крик:
     - Муад Диб! Они убили Муад Диба!
     - Великие боги, - дрожащим голосом проговорила Алия. - Великие боги!
     - Чуть поздновато для этого, ты не думаешь? - спросила Джессика.
     Алия повернулась всем телом, заметила при этом,  какая  ошарашенность
появилась на лице Фарадина при виде ее ярости:
     - Это Пол - тот, кого они убили! - взвизгнула Алия. -  Это  был  твой
сын! Когда это подтвердится - ты знаешь, что будет?
     Джессика застыла на бесконечно долгий для нее миг, ей  казалось,  она
сейчас услышала нечто, уже ей известное. Из этого застывшего мгновения  ее
вывел Фарадин, положив руку ей на руку.
     - Миледи, - сказал он, и в его голосе было столько  сочувствия,  что,
подумалось Джессике, она могла  бы  прямо  сейчас  от  него  умереть.  Она
перевела взгляде полыхающего холодной яростью лица Алии  на  несчастное  и
сочувствующее лицо Фарадина и подумала:  "Я  слишком  хорошо  сделала  мою
работу".
     Нельзя было сомневаться в словах  Алии.  Джессика  припомнила  каждую
интонацию голоса Проповедника, расслышав в нем  свои  собственные  уловки,
долгие  годы  наставлений,  которые  провела  она   с   юношей,   которому
предназначалось  стать  Императором,  и  который  комком  кровавых  тряпок
валялся сейчас на ступенях Храма.
     "Меня ослепила гхафла", - подумала Джессика.
     Алия сделала знак одной из прислужниц, окликнула:
     - Теперь введите Ганиму.
     Джессика заставила себя задуматься над этими словами: "Ганима? Почему
Ганима - теперь?"
     Прислужница повернулась к  внешней  двери,  двинулась  к  ней,  чтобы
отворить, но, не успел никто и слова произнести, как дверь просела вперед.
Лопнули дверные петли.  Засов  щелкнул,  и  дверь  -  толстая  пластальная
конструкция, которая по мысли должна была выдерживать кошмарные напряжения
- рухнула в комнату. Стража кинулась из-под нее  врассыпную,  хватаясь  за
оружие.
     Но в дверном проеме оказалось лишь двое  детей:  слева  -  Ганима,  в
черных одеждах обручения, и справа - Лито, из-под его  белых,  запятнанных
пустыней, одежд, виднелся серый лоснящийся стилсьют.
     Алия  перевела  взгляд  с  упавшей  двери  на  детей,   ее   охватила
неподконтрольная дрожь.
     - Семья здесь, чтобы нас приветствовать, - сказал Лито. - Бабушка,  -
он кивнул Джессике, перевел взгляд на Принца  Коррино.  -  А  это,  должно
быть, Принц Фарадин. Добро пожаловать на Арракис, Принц.
     В глазах Ганимы было пустое выражение. Она  держала  правую  руку  на
рукояти церемониального крисножа на поясе, и, вроде бы, пыталась вырваться
от Лито, жесткой хваткой державшего ее руку. Лито встряхнул ее руку, и все
ее тело затряслось вместе с ней.
     - Воззри на меня, семья, - сказал Лито. - Я - Ари, Лев  Атридесов.  А
это... - он опять встряхнул руку Ганимы с такой могучей легкостью, что все
ее тело дернулось. - Это Ариэ, Львица Атридесов. Мы пришли  направить  вас
на Сехер Нбиу, Золотую Тропу.
     Ганима впитала ключевые слова - "Сехер Нбиу" - и  почувствовала,  как
отворилась запертая перегородка в ее сознании, как что-то потоком  потекло
в ее мозг. Оно втекало с линейной четкостью, и над ним  парило  внутреннее
присутствие ее матери, стоявшей на страже у ворот. И Ганима поняла, что  в
этот момент она покорила  свое  крикливо-навязчивое  прошлое.  Они  обрели
ворота, через которые, если надо будет, сможет созерцать  прошлое.  Месяцы
самогипнотического подавления соорудили внутри нее  безопасное  место,  из
которого  она  способна  править  своей  собственной  плотью.  Она  начала
поворачиваться к Лито, чувствуя необходимость объяснить ему  это  -  когда
внезапно до нее дошло, где и с кем она стоит.
     Лито отпустил ее руку.
     - Твой план сработал? - прошептала Ганима.
     - Вполне неплохо, - ответил Лито.
     Алия, оправясь от шока, крикнула кучке стражей слева:
     - Схватить их!
     Но  Лито  наклонился,  одной  рукой  поднял  упавшую  дверь  и  через
помещение запустил ею в стражников. Двух из них она пригвоздила  к  стене.
Остальные в ужасе повалились на спины. Дверь, весящую половину метрической
тонны, швырнул этот ребенок!
     Алия, разглядевшая, что в коридоре  за  дверью  валяются  поверженные
стражники, сообразила, что это никто иной, как Лито,  сотворил  весь  этот
разгром.
     Джессика тоже увидела тела, увидела грандиозную силу Лито - и  пришла
к сходным заключениям, но слова Ганимы были ухвачены самой сердцевиной  ее
тренированного Бене Джессерит и обученного науке хладнокровного мышления.
     - Какой план? - спросила Джессика.
     - Золотая Тропа, наш Имперский план, для Империи, - сказал  Лито.  Он
кивнул Фарадину. - Не держи на меня зла, кузен. Я  действую  не  меньше  и
ради тебя. Алия надеялась, что Ганима зарежет тебя. Мне  предпочтительней,
чтобы ты прожил жизнь в относительном счастье.
     Алия завизжала охране, оробело теснившейся в проходе.
     - Я велю вам их схватить!
     Но стража отказалась войти в помещение.
     - Подожди меня здесь, сестра, - сказы Лито. - У меня есть  неприятная
задача, - и он направился к Алии.
     Та подалась от него в угол, сжалась там и вытащила свой нож. В  свете
из окна полыхнули зеленые драгоценные камни на рукояти.
     Лито просто продолжал на нее  наступать,  с  руками  безоружными,  но
широко расставленными и наготове.
     Алия сделала выпад.
     Лито подпрыгнул почти до потолка, ударил ее  левой  ногой.  Он  нанес
зрячий удар ей в голову, оставив ей кровавую отметину  на  лбу  -  и  Алия
распростерлась на полу. Нож выпал у нее из рук и по полу  скользнул  прочь
от нее. Алия потянулась за ножом, но обнаружила, что перед ней стоит Лито.
     Алия заколебалась, вспомнила  все,  чему  утаил  ее  Бене  Джессерит.
Встала с пола, тело расслаблено в боевой позиции.
     И опять Лито двинулся на нее.
     Алия правым плечом обозначила ложный выпад влево, в то время, как  ее
правая нога выстрелила, нанося точечный удар, который при попадании мог бы
распороть человеку живот.
     Лито принял удар на руку, схватил ногу Алии, за ногу  оторвал  ее  от
земли и закружил у себя над головой.  От  скорости  ее  вращения  раздался
полоскающийся и шипящий звук бьющихся о ее тело одежд.
     Остальные отпрянули, присев.
     Алия визжала и визжала, но  все  вращалась,  вращалась  и  вращалась.
Вскоре она примолкла.
     Лито медленно снизил скорость вращения и мягко опустил ее на пол. Она
повалилась там запыхавшимся комком.
     Лито наклонился над ней:
     - Я мог бы швырнуть тебя в стену, - сказал он. - Может, так  было  бы
лучше всего, но мы сейчас в главной точке нашей  борьбы.  Ты  заслуживаешь
свой шанс.
     Глаза Алии бешено стрельнули из стороны в сторону.
     - Я победил свои внутренние жизни, - сказал Лито. - И Гани тоже.  Она
может...
     - Алия, я могу показать тебе... - вмешалась Ганима.
     - Нет! - это слово словно с натугой вывернулось  из  Алии.  Грудь  ее
вздымалась, из уст ее хлынули голоса - несвязанные, клянущие, умоляющие. -
Вот видишь! Почему ты не слушала? - а затем: Зачем  ты  это  делаешь?  Что
происходит? - И другой голос: Останови их! Заставь их прекратить!
     Джессика  закрыла  руками  глаза,  почувствовала,  как  ее  ободряюще
поддерживает рука Фарадина.
     А Алия неистовствовала:
     - Я тебя убью! - ее рот изрыгнул  отвратительные  ругательства.  -  Я
выпью твою кровь! - из нее полились голоса на многих языках, все спутанные
и перемешанные.
     Теснящиеся в проходе стражники сделали знак червя,  затем  стиснутыми
кулаками заткнули уши. Она одержима!
     Лито встал, покачивая головой. Он подошел к  окну  и  тремя  быстрыми
ударами разнес якобы несокрушимое, укрепленное хрусталем, оконное  стекло,
выбив его из рамы.
     По лицу Алии скользнуло хитрое выражение. Джессика услышала,  как  из
перекореженного рта вырвалось нечто похожее на собственный голос - пародия
на самоконтроль Бене Джессерит:
     - Вы, все! Стойте, где стоите!
     Джессика, опустив руки, обнаружила, что они влажны от слез.
     Алия перевернулась и встала на колени, потом поднялась на ноги.
     - Разве вы не знаете, кто я? - вопросила  она.  Это  был  ее  прежний
голос, сладостный и звенящий голос той юной Алии, которой больше не  было.
- Почему вы все так на  меня  смотрите?  -  она  повернулась  к  Джессике,
умоляюще на нее глядя. - Мама, заставь их прекратить.
     Джессика  смогла  только  покачать  головой,  охваченная   предельным
ужасом. Все  старые  предостережения  Бене  Джессерит  были  истиной.  Она
поглядела на Лито и Ганиму, рядышком стоящих возле Алии. А что значат  эти
предупреждения для бедных близнецов?
     - Бабушка, - сказал Лито, и голос его был умоляющ.  -  Должны  ли  мы
проводить Трибунал Одержимости?
     - Кто вы такие, чтобы говорить о трибунале? -  осведомилась  Алия,  и
голос  ее  был  голосом  желчного  мужчины,   мужчины   автократичного   и
чувственного, слишком далеко зашедшего в самоублажение.
     И Лито, и Ганима узнали этот голос. Старый  Барон  Харконнен.  Ганима
услышала, как тот же самый голос эхом  откликается  у  нее  в  голове,  но
внутренние ворота заперты, и ее мать неусыпно бдит возле них.
     Джессика промолчала.
     - Тогда, решение за мной, - сказал Лито. - А выбор твой,  Алия.  Либо
Трибунал Одержимости, либо... - он кивнул на открытое окно.
     - Кто ты такой, чтобы предлагать  мне  выбор?  -  вопросила  Алия,  и
опять-таки это был голос Старого Барона.
     - Демон! - вскрикнула Ганима. - Дай ей выбрать самой!
     - Мама, - в интонациях маленькой девочки взмолилась Алия. - Мама, что
они делают? Что ты от меня хочешь? Помоги мне.
     - Сама себе помоги, - приказал Лито и, на кратчайший  миг,  увидел  в
глазах Алии присутствие своей уничтоженной тети, ее собственное  "я",  без
всякой надежды бросившее на него жаркий взгляд и исчезнувшее. Но  тело  ее
задвигалось  -   деревянными,   отталкивающими   шажками.   Она   вихляла,
спотыкалась, сбивалась с пути и возвращалась на него - все ближе и ближе к
открытому окну.
     Теперь с ее уст звучал неистовствующий голос старого Барона:
     - Остановись! Остановись, я говорю!  Я  велю  тебе!  Остановись!  На,
получай! - Алия стиснула руками голову, еще ближе подковыляла к окну.  Она
уже касалась ляжками подоконника, а голос все бушевал. - Не  делай  этого!
Остановись и я помогу тебе! У меня есть план! Послушай меня! Остановись, я
сказал! Подохни! - но Алия оторвала руки от головы, вцепилась  в  разбитую
оконную раму. Одним дерганым движением она перевалилась через подоконник и
исчезла. Падая, она даже крика не испустила.
     Находившиеся в палате услышали крик толпы,  тяжелый  сырой  шлепок  -
Алия рухнула на ступени далеко внизу.
     Лито поглядел на Джессику:
     - Мы говорили тебе, чтоб ты ее жалела.
     Джессика отвернулась и спрятала лицо в тунике Фарадина.



                                    63

                     Убеждение, будто можно всю систему заставить работать
                лучше через  нападение  на  ее  мыслящие  элементы  выдает
                опасное  невежество.  Оно  часто  является  невежественным
                подходом тех, кто называет себя учеными или технологами.
                                        Харк ал-Ада. Бутлерианский Джихад.

     - Он бегает по ночам, кузен, - сказала Ганима. - Он бегает. Ты видел,
как он бегает?
     - Нет, - ответил Фарадин.
     Он ждал вместе с Ганимой в приемной малого зала  аудиенции  Твердыни,
куда Лито пригласил их. Тайканик стоял с другой  стороны,  вместе  с  леди
Джессикой, чувствуя себя непотно рядом с ней, а у леди  Джессики  вид  был
отстраненный, словно мыслью она обитала где-то не здесь.  И  часа  еще  не
прошло после утренней трапезы, но многое  уже  было  сделано  -  извещение
Союзу, послания КХОАМ и Ландсрааду.
     Фарадин находил затруднительным понимать этих  Атридесов.  Хоть  леди
Джессика и предупреждала  его,  но  реальность  все  равно  оставляла  его
озадаченным. Они продолжали говорить о помолвке, хотя, вроде бы, почти все
политические причины для нее развеялись. Лито воссядет на трон -  в  этом,
похоже, сомневаться  не  приходится.  Его  странную  ЖИВУЮ  КОЖУ  следует,
конечно, удалить... но, со временем...
     - Он бегает, чтобы утомить себя, - сказала Ганима. - Он - воплощенный
Кразилек Ни один ветер не обгонит его бега. Он  -  пятнышко  на  дюнах,  я
видела его. Он бежит и  бежит.  А  когда  он,  наконец,  изматывается,  он
возвращается и кладет голову мне на колени. "Попроси нашу мать внутри тебя
найти для меня способ умереть", - молит он.
     Фарадин воззрился на нее.  Всю  неделю  после  бесчинств  на  площади
Твердыня жила странным ритмом, таинственными приходами и уходами.  Истории
о яростном сражении за Защитной стеной дошли до него  через  Тайканика,  к
которому обратились за военным советом.
     - Не понимаю тебя, - сказал Фарадин. - Найти для себя способ умереть?
     - Он просил меня подготовить  тебя,  -  сказала  Ганима.  Не  впервые
поразила ее занятная невинность этого Принца Коррино. Работа леди Джессики
- или врожденное?
     - К чему?
     - Он больше не человек, - сказала Ганима. - Вчера ты  спросил,  когда
он собирается снять свою ЖИВУЮ КОЖУ? Никогда. Она - часть его, а он  -  ее
часть. По приблизительным подсчетам Лито,  он,  вероятно,  проживет  около
четырех тысяч лет, прежде чем его уничтожит метаморфоза.
     Фарадин попытался сглотнуть сухим горлом.
     - Теперь понимаешь, почему он бегает? - спросила Ганима.
     - Но если он собираются прожить так долго, и быть таким...
     - Потому что слишком богата его память о человеческом бытии.  Подумай
обо всех его жизнях, кузен. Нет. Ты не  можешь  представить,  что  же  это
такое, поскольку ты этого не испытал. Но я знаю. Я  могу  представить  его
боль. Наш отец удалился в пустыню, пытаясь убежать от этого. Алия в страхе
перед этим стала  Богомерзостью.  В  нашей  бабушке  -  лишь  расплывчатые
зачатки этого состояния, и все же ей приходится прибегать ко всем  уловкам
Бене Джессерит, чтобы жить с этим - с тем,  с  чем  все  равно  приходится
иметь дело, если ты - Преподобная Мать.  Но  Лито!  Он  совсем  одинок,  и
никогда не будет воспроизведен.
     Фарадин был напрочь оглушен ее словами. Император  на  четыре  тысячи
лет?
     - Джессика знает. - Ганима поглядела на бабушку. -  Он  рассказал  ей
вчера вечером. Он называет себя первым воистину долгосрочным планировщиком
в человеческой истории.
     - Что... что он планирует?
     - Золотую Тропу. Он объяснит тебе позже.
     - И в этом... плане у него есть роль для меня?
     - Да, моего спутника. Он возьмет  на  себя  программу  развития  Бене
Джессерит. Уверена, бабушка  рассказывала  тебе  о  мечте  Бене  Джессерит
создать мужчину - Квизац Хадерах с необычайными силами. Он...
     - То есть, мы попросту будем...
     - Не ПОПРОСТУ, - ее теплая рука стиснула его руку.  -  У  него  будет
много ответственных поручений для нас обоих. То есть, когда  мы  не  будем
производить детей.
     - Ну, для этого ты пока что маловата, -  сказал  Фарадин,  сжимая  ее
руку.
     - Никогда не повторяй этой ошибки, - сказала она. И льдинка была в ее
голосе.
     Джессика подошла к ним вместе с Тайкаником.
     - Тайк рассказывает мне,  боевые  действия  распространились  на  всю
планету, - сказала Джессика. - Центральный Храм на Биареке взят в осаду.
     Фарадину  показалось  странным  спокойствие,  с   которым   она   это
произнесла. Ночью он проглядывал доклады вместе с Тайкаником. Пожар мятежа
ширится по всей Империи. Он, конечно,  будет  погашен,  но  Лито  придется
восстанавливать Империю из печального состояния.
     - Вот и Стилгар, - сказала Ганима. - Его поджидали,  -  и  снова  она
взяла Фарадина под руку.
     Старый наиб Свободных  вошел  в  двери  в  сопровождении  двух  своих
соратников из Команды Смерти по прежним дням в пустыне. Все они были одеты
в официальные черные робы с белыми разводами, на головах  их  были  желтые
траурные повязки. Они подошли  твердым  широким  шагом.  Стилгар  задержал
взгляд на Джессике. Он остановился перед ней, настороженно кивнул.
     - Ты все еще  терзаешься  из-за  смерти  Данкана  Айдахо,  -  сказала
Джессика. Ей не понравилась эта настороженность в старом друге.
     - Преподобная Мать, - сказал он.
     "Вот, значит,  что,  -  подумала  Джессика.  -  Все  официально  и  в
соответствии с кодексом Свободных, есть кровь, которую нельзя стереть".
     И она сказала:
     - С нашей точки зрения, ты лишь сыграл ту роль, на  которую  назначил
тебя Айдахо. Не впервые человек отдает свою жизнь за Атридесов. Почему они
это делают, Стил? Потому ли, что знают, как велико  бывает  вознаграждение
Атридесов?
     - Я счастлив, что ты не ищешь предлога для мести,  -  сказал  он.  Но
есть дела, которые я  должен  обсудить  с  твоим  сыном.  Эти  дела  могут
разлучить нас навсегда?
     - Ты имеешь в виду, Табр не принесет вассальной присяги?  -  спросила
Ганима.
     - Я имею в виду, что погожу с суждением, -  он  холодно  поглядел  на
Ганиму. - Мне не нравится то, чем стали мои Свободные, - проворчал  он.  -
Мы вернемся на прежние пути. Без вас, если будет необходимо.
     - На время - возможно, - ответила Ганима. - Но пустыня умирает, Стил.
Куда ты денешься, когда не будет больше червей, не будет больше пустыни?
     - Я не верю этому!
     - Через одну сотню  лет,  -  сказала  Ганима,  -  здесь  будет  менее
пятидесяти червей, да и  те  будут  больными,  содержащимися  в  тщательно
оберегаемом заповеднике. Их спайс будет только для Космического  Союза,  а
его цена... - она покачала головой. - Я видела подсчеты Лито.  Он  побывал
на всей планете. Он знает.
     - Еще один ваш трюк, чтобы оставить Свободных своими вассалами?
     - Когда ты был нашим вассалом? - спросила Ганима.
     Стилгар поугрюмел. Что он ни сделай  или  ни  скажи  -  эти  близнецы
всегда представят это его грехом.
     - Вчера вечером он рассказывал мне о Золотой Тропе, - бухнул Стилгар.
- Мне это не нравится!
     - Странно, - сказала  Ганима,  взглянув  на  бабушку.  -  Большинство
Империи будет ее приветствовать.
     - Разрушение нас всех, - пробормотал Стилгар.
     - Но всякий жаждет Золотого Века, - сказала Ганима. - Разве  не  так,
бабушка?
     - Всякий, - согласилась Джессика.
     - Они жаждут Империи  Фараонов,  которую  даст  им  Лито,  -  сказала
Ганима. - Жаждут богатого мира, изобильных урожаев, процветания торговли и
ремесел, равенства всех, кроме Золотого Правителя.
     - Это будет смертью для Свободных! - возразил Стилгар.
     - Как ты можешь так говорить? Разве нам  не  нужны  будут  солдаты  и
храбрецы, чтобы справляться со случающимися возмущениями? Нет, Стил, ты  и
бравые соратники Тайка будут по шею загружены работой.
     Стилгар взглянул на сардукарского офицера - и между ними  промелькнул
странный свет взаимопонимания.
     - И Лито будет контролировать спайс, - напомнила Джессика.
     - Он будет под его абсолютным контролем, - добавила Ганима.
     Фарадин,  слушавший  тем  новым  сознанием,  которому  Джессика   его
научила,  уловил  в  репликах  Ганимы  и  ее   бабки   игру   по   заранее
согласованному между собой сценарию.
     - Мир будет сохраняться, пока за него борешься, - сказала  Ганима.  -
Память о войне что угодно, но не исчезнет. Лито будет  вести  человечество
этим садом по меньшей мере четыре тысячи лег.
     Тайканик вопросительно взглянул на Фарадина, кашлянул.
     - Да, Тайк?
     - Я бы хотел поговорить с вами лично, Мой Принц.
     Фарадин улыбнулся, зная вопрос, возникший в военном уме Тайканика,  и
зная, что еще по меньшей мере двое из присутствующих поняли этот вопрос.
     - Я не продам сардукаров, - сказал он.
     - Нет надобности, - сказала Ганима.
     - Ты слушаешься этого ребенка? - вопросил Тайканик Он был  в  ярости.
Вот этот старый наиб понимают проблемы, возникающие из всех этих замыслов,
но никто дольше ни дьявола не смыслит в ситуации!
     Ганима мрачно улыбнулась:
     - Объясни ему, Фарадин.
     - Фарадин вздохнул. Легко забыть о странности этого ребенка,  который
вовсе не ребенок Ему легко вообразилась вся жизнь в браке с  ней,  скрытые
уловки за всем интимным. Не слишком приятная перспектива,  но  он  начинал
постигать ее  неизбежность.  Полный  контроль  над  скудеющими  поставками
спайса! Ничто в мире не сдвинется без спайса.
     - Позже, Тайк, - сказал Фарадин.
     - Но...
     - ПОЗЖЕ, Я СКАЗАЛ! - Фарадин впервые опробовал  на  Тайканике  Голос,
увидел, как тот моргнул от изумления и примолк.
     Тугая улыбка тронула губы Джессики.
     - Он на одном дыхании говорит о мире и о смерти, - сказал Стилгар.  -
Золотой Век!
     Ганима сказала:
     - Он поведет людей через культ  смерти  на  вольный  воздух  изобилия
жизни! Он говорит о  смерти,  потому  что  это  необходимо,  Стил.  Это  -
напряжение, через  которые  живущие  понимают,  что  живы.  Когда  Империя
падет... О, да, она  падет.  Ты  думаешь,  будто  Кразилек  -  сейчас,  но
Кразилек  еще  только  наступит.  А  когда  он  наступит,   люди   обретут
обновленную память о том,  что  такое  быть  живым.  Память  будет  упорно
сохраняться до тех пор, пока жив хоть один человек.  Мы  еще  раз  пройдем
через суровое испытание, Стил. И мы выйдем на него. Мы  всегда  воскресаем
из собственного пепла. Всегда.
     Фарадин понял, слушая ее слова, что она имела в виду, рассказывая ему
о бегающем Лито. Он - ЧЕЛОВЕКОМ НЕ БУДЕТ.
     Стилгар все еще не был убежден.
     - Никаких больше червей, - проворчал он.
     - О, черви вернутся, - заверила его Ганима. - Через две сотни лет все
они будут мертвы - но они вернутся.
     - Как... - Стилгар осекся.
     Фарадина поплыл по волне откровения. Он понял, что скажет Ганима  еще
до того, как она заговорила.
     - Союз с трудом переживет  скудные  годы,  и  только  лишь  благодаря
собственным и нашим запасам, - сказала Ганима.  -  Но  и  после  Кразилека
будет изобилие. Черви вернутся после того, как мои брат уйдет в песок.



                                    64

                     Как это бывает с  очень  многими  религиями,  Золотой
                Эликсир  Жизни  Муад  Диба  скатился   до   поверхностного
                волховства.  Его  таинственные  знаки  стали  всего   лишь
                символами для  замещения  более  глубоких  психологических
                процессов, и эти процессы, конечно, пошли  наперекосяк.  В
                чем была нужда, так это в живущем Боге,  а  ни  одного  не
                имелось - эту ситуацию и исправил сын Муад Диба.
                   Речение, приписываемое Лу-Тунг-пину (Лу, Гость Пещеры).

     Лито сидел на Львином троне, принимая присягу племен.  Ганима  стояла
рядом с ним, одной ступенькой ниже. Церемония в Великой Зале длилась целые
часы. Племя за племенем  Свободных  представало  перед  ним,  через  своих
делегатов и наибов.  Каждая  делегация  подносила  дары,  подобающие  Богу
устрашающей силы, Богу мести, сулившему им мир.
     Он через испуг привел их к покорности, устроив спектакль перед  общей
арифой всех племен. Судьи увидели, как он заходил в огненную яму и,  выйдя
из нее невредимым, попросил их внимательно осмотреть его кожу - что на ней
нет никаких отметин. Он приказал бить себя ножами -  и  его  непреодолимая
кожа запечатывала при этом его лицо так, что ножу не было куда проникнуть.
При малейшем дымке из него начинали сочиться кислоты. Он съел их яды  -  и
посмеялся над ними.
     Под конец он вызвал червя и постоял в его пасти лицом к ним. Затем он
повел их на летное поле Арракина  и  там  нагло  опрокинул  фрегат  Союза,
подняв его за один из посадочных стабилизаторов.
     Арифа отчиталась обо всем этом  с  благоговейным  страхом,  и  теперь
прибыли делегации племен, чтобы официально закрепить свою покорность.
     Сводчатое пространство Великой Залы, с акустическими  свойствами  его
увлажнительных систем, почти поглощало резкие шумы, но непрестанный  шорох
движущихся ног, плывущий на  волнах  пыли  и  запахов  кремниевой  гальки,
принесенных снаружи, неотступно проникал в слух.
     Джессика, отказавшаяся присутствовать, наблюдала из потайного  глазка
за троном. Взгляд ее был прикован к Фарадину - с осознанием, что и  ее,  и
Фарадина переиграли. Конечно же, Лито и Ганима предвидели действия Сестер!
Внутри себя близнецы могли посоветоваться со множеством более великих бене
джессериток, чем все живущие ныне в Империи.
     Особенно ей было горько  из-за  того,  как  именно  мифология  Сестер
поймала в западню Алию. "Страх возводит страх!" Поколениями складывавшиеся
особенности взгляда отпечатали на ней судьбу Богомерзости. Алия не  ведала
надежды. Конечно, она поддалась.  На  фоне  ее  судьбы  еще  трудней  было
видеть, чего достигли Лито и Ганима - даже не одного выхода из западни,  а
двух. И самым горчайшим были победа Ганимы над своими внутренними  жизнями
и  ее  настояния,  что  Алия  заслуживает  только  жалости.  Гипнотическое
подавление под стрессом, сцепленное с опекунством благого  предка,  спасли
Ганиму. Они могли бы спасти и Алию. Но, не имея  надежды,  она  ничего  не
предприняла, пока уже не стало слишком поздно. Вода Алии ушла в песок.
     Джессика вздохнула,  перевела  взгляд  на  Лито  на  троне.  Огромный
глобусообразный кувшин с водой Муад Диба занимал  почетное  место  по  его
правую руку. Он похвалился Джессике, что  его  отец-память  посмеялся  над
этим жестом, хоть и восхищаясь им в то же время.
     Кувшин и похвальба укрепили решимость Джессики не принимать участия в
ритуале. Сколько ни проживи, знала она,  она  никогда  не  сможет  принять
Пола, говорящего из уст Лито. Она радовалась, что устоял Дом Атридесов, но
невыносимы были мысли о том-что-могло-бы-быть.
     Фарадин сидел, скрестив ноги, рядом с сосудом с водой Муад Диба.  Это
было место Царственного Писца, почести новопожалованной и новопринятой.
     Фарадин   чувствовал,   что   отменно   приспосабливается   к   новым
реальностям, хотя Тайканик до сих  пор  был  в  ярости  и  сулил  зловещие
последствия.  Он  вошел  со  Стилгаром  в  союз  на  основе  недоверия   к
происходящему - и их смычка, похоже, забавляла Лито.
     За  часы  церемонии  принесения   присяги,   Фарадин   переходил   от
благоговения к скуке, а от нее опять к благоговению. Нескончаемым  потоком
текли эти люди, эти бесподобные бойцы. Их обновленная верность Атридесу на
троне уже не ставилась под вопрос. Они стояли перед ним в покорном  ужасе,
напрочь запуганные тем, о чем доложила Арифа.
     Наконец все почти  кончилось.  Перед  Лито  стоял  последний  наиб  -
Стилгар, шедший "Последним и Почетным". Вместо тяжелых корзин со  спайсом,
полыхающих драгоценных камней и любых других дорогостоящих  даров,  горами
громоздившихся вокруг трона, Стилгар держал  плетеную  из  волокон  спайса
повязку для головы. На ней был Ястреб Атридесов, исполненный  в  золоте  и
зеленом.
     Ганима узнала повязку и искоса бросила взгляд на Лито.
     Стилгар положил повязку на вторую ступень, низко поклонился.
     - Я подношу тебе повязку, которую носила твоя сестра, когда я увел ее
в пустыню, чтобы ее защитить, - сказал он.
     Лито подавил улыбку.
     - Я знаю, что тяжелые тебе выпали времена, Стилгар, -  сказал  он.  -
Есть ли что-нибудь, способное стать тебе возмещением? - он указал на груды
дорогих даров.
     - Нет, милорд.
     - Тогда я принимаю твой дар, - Лито наклонился вперед,  ухватил  край
одеяния Ганимы и оторвал от него тонкую полоску. -  В  обмен  я  даю  тебе
кусочек одежды Ганимы, той одежды, в которой она была, когда  ее  похитили
из твоего лагеря в пустыне, вынудив меня прийти ей на выручку.
     Стилгар принял дар дрожащей рукой.
     - Ты смеешься надо мной, милорд?
     - Смеюсь над тобой? Именем своим клянусь, Стилгар, никогда  бы  я  не
стал над тобой смеяться. Я велю тебе всегда носить это близко к  сердцу  -
как напоминание, что все люди подвержены ошибкам, и что все вожди - люди.
     Стилгар слегка усмехнулся.
     - Какой бы из тебя получился наиб!
     - Какой я есть наиб! Наиб наибов. Никогда об этом не забывай!
     - Как скажешь, милорд, - Стилгар сглотнул,  припоминая  отчет  своего
арифы. И подумал: "Однажды у меня была мысль его убить. Теперь уже слишком
поздно". Взгляд его упал на изящный сосуд, покрытый плотной позолотой и  с
зеленой крышкой. - Это вода моего племени.
     - И моего, - сказал Лито. - Приказываю  тебе  прочесть,  что  на  нем
написано. Прочти громко, чтобы всякий мог слышать.
     Стилгар бросил на Ганиму вопрошающий взгляд, но она  лишь  подбородок
вздернула - холодный ответ, от которого у Стилгара пробежали  мурашки.  Не
намереваются ли эти Атридесовские бесенята призвать его к  ответу  за  его
горячность и его ошибки?
     - Читай, - указал Лито.
     Стилгар медленно поднялся по ступеням, наклонился, разглядывая сосуд.
Вскоре он прочел:
     - "Эта вода есть первосущность, источник вовне  текущего  творчества.
Хоть и неподвижна, эта вода есть основа любого движения".
     - Что это значит, милорд? - прошептал Стилгар.  Он  ощутил  священный
трепет перед этими словами,  затронувшими  в  нем  нечто,  непонятное  ему
самому.
     - Тело Муад Диба - сухой панцирь, наподобие сброшенного  насекомым  -
сказал Лито. - Овладевая внутренним миром, он  с  презрением  относился  к
внешнему, и это привело к катастрофе. Овладевая внешним миром, он исключал
внутренний, и это отдало его потомков демонам. Золотой Эликсир исчезнет  с
Дюны, но будет продолжаться семя Муад  Диба,  и  вода  его  будет  двигать
мироздание.
     Стилгар склонил голову. Мистическое всегда приводило его в смятение.
     - Начало и конец есть одно, - сказал Лито. - Мы живем  в  воздухе,  и
его не видим. Фаза завершена. Из  ее  завершения  произрастает  начало  ее
противоположности. Отсюда у нас  будет  Кразилек.  Потом  все  вернется  в
измененном виде. Ты ощущал и ощущаешь мысли в своей голове - твои  потомки
ощутят  их  нутром.  Возвращайся  в  съетч  Табр,  Стилгар.  Там  к   тебе
присоединится Гурни Хэллек, моим представителем в твоем Совете.
     - Ты не доверяешь мне, милорд? - тихо проговорил Стилгар.
     - Доверяю полностью, иначе бы не  послал  к  тебе  Гурни.  Он  начнет
вербовку новых сил, которые нам скоро понадобятся. Я принимаю твою присягу
верности, Стилгар. Ты можешь идти.
     Стилгар низко поклонился, задом спустился со ступеней,  повернулся  и
вышел из залы. Остальные наибы шаг в шаг потянулись за ним, в соответствии
с принципом Свободных, что "последние  будут  первыми".  Но  некоторые  из
вопросов уходящих доносились до трона.
     - О чем вы там говорили, Стил? Что это значит, эти слова на воде Муад
Диба?
     Лито обратился к Фарадину:
     - Ты ничего не упустил, Писец?
     - Нет, милорд.
     - Моя бабушка говорит, что хорошо тебя подготовила по мнемонике  Бене
Джессерит. Это славно. Мне не хочется, чтобы ты строчил рядом со мной.
     - Как прикажешь, милорд.
     - Иди сюда, встань передо мной, - сказал Лито.
     Фарадин повиновался, более чем  когда-либо  благодарный  Джессике  за
науку. Когда принимаешь тот факт, что Лито больше  не  человек,  не  может
больше мыслить по-человечески - курс Золотой Тропы  становится  еще  более
пугающим.
     Лито посмотрел на Фарадина. Стражи находились  далеко,  вне  пределов
досягаемости слуха. В Великой Зале оставались лишь  советники  Внутреннего
Присутствия, но их заискивающие группки были  далеко  от  первой  ступени.
Ганима подошла поближе и положила руку на спинку трона.
     - Ты все еще не согласен отдать мне своих сардукаров, - сказал  Лито.
- Но ты согласишься.
     - Я должен тебе многое, но не это, - сказал Фарадин.
     - Ты думаешь, они не сойдутся с моими Свободными?
     - Сойдутся не хуже этих новых друзей, Стилгара и Тайканика.
     - И все же ты отказываешься?
     - Я жду твоего предложения.
     - Я должен делать мое предложение, только зная,  что  ты  никогда  не
предашь его огласке. Молюсь,  чтобы  моя  бабушка  хорошо  выполнила  свою
работу, чтобы ты был подготовлен к пониманию.
     - Что я должен понять?
     - В любой цивилизации всегда есть преобладающий культ, - сказал Лито.
- Он устанавливает себя преградой для  перемен,  и  это  всегда  оставляет
будущие поколения неподготовленными к  предательству  от  мироздания.  Все
культы одинаковы в деле возведения  преград  -  религиозный,  героя-вождя,
мессии, науки и технологии, самой природы. Мы живем в Империи,  в  которой
оформился  такой  культ,  и  теперь  Империя  разваливается,  потому   что
большинство людей не отличают культ от мироздания. Видишь ли, культ  -  он
как демоническая одержимость,  он  завладевает  сознанием,  заставляя  все
видеть лишь его глазами.
     - Узнаю мудрость твоей бабушки в этих словах, - сказал Фарадин.
     - Хорошо и славно, кузен. Она спросила меня, не Богомерзость ли я.  Я
ответил, что нет. Это стало моим первым предательством. Видишь ли,  Ганима
это избегла, но я - нет. Я был вынужден  уравновешивать  внутренние  жизни
под давлением чрезмерных доз меланжа. Уравновешивая, я избег зловольнейших
и  выбрал  того  доминирующего  помощника,  которого  подсунул   мне   мой
отец-память. На самом деле я ни отец, ни этот помощник. Но, опять же, я не
Лито Второй.
     - Объясни.
     - В тебе есть  восхитительная  прямота,  -  сказал  Лито.  -  А  я  -
сообщество, в котором доминирует один, древний и исключительно могучий. Он
основал династию, продержавшуюся три тысячи лет. Звали его Харум, и,  пока
его род не закатился на слабом и суеверном от природы потомке,  жизнь  его
подданных текла в возвышенном ритме. Они бессознательно  двигались  вместе
со сменами времен года. Личности, которых они воспитывали, склонны были  к
кратколетию и суевериям, ими легко было править богу-царю.  Если  брать  в
целом, это  был  могучий  народ.  Выживаемость  как  рода  стала  для  них
развившейся особенностью их жизни.
     - Мне это не нравится, по твоему описанию, - сказал Фарадин.
     - На самом деле, не нравится и мне, - сказал Лито. -  Но  это  -  тот
мир, который я создам.
     - Почему?
     - Есть урок, преподанный Дюной. Мы относились  к  присутствию  смерти
как к доминирующему среди живущих здесь призраку. Благодаря этому призраку
мертвые изменили живых.  Люди  такого  общества  погрязают  в  собственном
желудке. Но, когда  придет  время  противоположному,  они  воспрянут,  они
станут величавы и прекрасны.
     - Это не ответ на мой вопрос, - возразил Фарадин.
     - Ты не доверяешь мне, кузен.
     - Так же, как твоя бабушка.
     - Имея на то действительные причины, - сказал Лито. - Но она уступит,
потому что должна. Все Бене Джессерит в конечном итоге прагматики. Я, ведь
знаешь, разделяю их  взгляд  на  наш  мир.  Ты  -  мечен  этим  миром.  Ты
сохраняешь склад характера правителя, и, отсюда, все человеческие свойства
каталогизированы тобой  с  той  точки  зрения,  какие  из  них  тебе,  как
правителю, представляют угрозу, а какие - ценность.
     - Я согласился стать твоим писцом.
     - Это развлекает тебя и льстит твоему истинному дарованию,  дарованию
историка. У тебя  определенный  дар  читать  настоящее  через  прошлое.  В
нескольких случаях ты меня предвосхитил.
     - Мне не нравятся твои завуалированные намеки, - сказал Фарадин.
     - Хорошо.  От  бесконечного  честолюбия  ты  опустился  до  нынешнего
состоянии. Разве моя бабушка не  остерегала  тебя  от  бесконечности?  Она
привлекает нас подобно прожектору в  ночи,  и,  ослепленными,  ввергает  в
крайности, которыми она может поранить конечное.
     - Афоризмы Бене Джессерит! - возразил Фарадин.
     - Мои намного точнее, - сказал Лито. - Бене Джессерит  верили,  будто
могут предсказывать направление  эволюции.  Но  они  проглядели  изменения
самих  себя  в  процессе  этой  эволюции.  Они  воображали,  будто   могут
оставаться  на  месте,   в   то   время,   как   их   программа   развития
эволюционировала бы. У меня нет подобной рефлекторной слепоты. Погляди  на
меня внимательно, Фарадин, я больше не человек.
     -  Так  уверяет  меня  твоя  сестра,   -   Фарадин   заколебался.   -
Богомерзость?
     -  Возможно,  если  брать  определения   Сестер.   Харум   жесток   и
автократичен. Я - соучастник его жестокости. Хорошенько запомни: во мне  -
жестокость крестьянина, и мир человеческий - мое угодье. Некогда Свободные
держали ручных орлов, а у меня будет прирученный Фарадин.
     Лицо Фарадина помрачнело:
     - Остерегайся моих когтей, кузен. Я хорошо понимаю, что  со  временем
мои сардукары падут перед твоими Свободными. Но мы вас крепко  пораним,  а
шакалы всегда стерегут, чтобы накинуться на слабого.
     - Я хорошо буду с тобой обращаться, обещаю, - Лито наклонился вперед.
- Разве я не сказал, что я больше не человек? Поверь мне, кузен. Не выйдет
детей от моих чресел, поскольку у меня нет больше чресел. А это  понуждает
меня ко второму предательству.
     Фарадин ждал, увидя, наконец, в какую сторону клонит Лито.
     - Я пойду наперекор всем заповедям Свободных, - сказал Лито. - И  они
примут это, потому что больше им делать будет нечего. Я держал тебя  здесь
под приманкой обручения, но не будет обручения между тобой и Ганимой.  Моя
сестра выйдет замуж за меня!
     - Но ты...
     - Выйдет  замуж,  я  сказал.  Ганима  должна  дать  продолжение  роду
Атридесов. Да еще и в этом дело программы развития Бене Джессерит, которая
отныне - моя программа развития.
     - Я отказываюсь, - сказал Фарадин.
     - Ты отказываешься стать отцом династии Атридесов?
     - Какой династии? Ты будешь занимать трон тысячи лет.
     -  Отливая  твоих  потомков  по  своему  подобию.  Это  будет   самая
напряженная, самая  всеобъемлющая  программа  развития  во  всей  истории.
Видишь ли, какую систему, обеспечивающую их выживание, ни выбери животные,
она  должна  основываться   на   структуре   взаимосцепленных   сообществ,
взаимозависимости, совместно работающих в том общем устройстве, которое  и
есть система. И эта система  будет  производить  самых  умных  и  сведущих
правителей, каких когда-либо видели.
     - Ты фантазируешь на самую противную...
     - Кто переживет Кразилек? - спросил Лито.  -  Обещаю  тебе,  Кразилек
придет.
     - Ты сумасшедший! Ты развалишь Империю.
     - Развеется, развалю... Я не человек. Но я сотворю новое самосознание
всех людей.  Говорю  тебе,  под  пустыней  Дюны  есть  место,  где  таится
величайшее сокровище всех времен. Я не лгу. Когда умрет последний червь  и
будет собран последний урожай  меланжа,  эти  глубинные  сокровища  забьют
ключом на все наше мироздание. По мере того, как иссякнет  сила  монополии
на спайс и истощатся скрытые хранилища, новые силы будут являться над всем
нашим царством.  В  это  время  человечество  еще  раз  научится  жить  по
инстинктам.
     Ганима убрала руку со спинки трона, подошла к Фарадину, взяла его  за
руку.
     - Как моя мать не была женой, так ты не будешь мужем, - сказал  Лито.
- Но, может быть, будет любовь, и этого будет достаточно.
     - Каждый день, каждый миг приносит свою перемену, - сказала Ганима. -
Учишься, постигая мгновения.
     Фарадин ощущал настойчивость тепла крохотной ручки Ганимы. Он  хорошо
постиг все приливы и отливы доводов Лито, но тот не  единожды  использовал
Голос. Взывая к нутру, а не к уму.
     - Это твое предложение за моих сардукаров? - спросил Фарадин.
     - Больше, много больше, кузен. Я предлагаю твоим потомкам Империю.  Я
предлагаю тебе мир.
     - Каков будет исход твоего мира?
     -  Его  противоположность,  -  голос  Лито   прозвучал   спокойно   и
насмешливо.
     Фарадин покачал головой.
     - Слишком высока цена  за  моих  сардукаров.  Должен  ли  я  остаться
Писцом, тайным отцом твоих детей?
     - Должен.
     - Будешь ли ты стараться навязать мне свой уклад мира?
     - Буду.
     - Я буду ежедневно и до конца жизни сопротивляться этому.
     - Но именно этого я от тебя и ожидаю,  кузен.  Вот  почему  я  выбрал
тебя. Я оформлю это официально. С этого момента, ты будешь называться Харк
ал-Ада, что на одном из древних языков означает "Ломающий  Уклад".  Ну-ну,
кузен,  не  упрямься.  Бабушка  хорошо  тебя  обучила.  Отдай  мне   своих
сардукаров.
     - Отдай, - эхом откликнулась Ганима. - Он так или иначе их возьмет.
     Фарадин расслышал страх в ее голосе. Значит, любовь? Лито взывал не к
рассудку, а к интуитивному прыжку.
     - Возьми их, - сказал Фарадин.
     - Разумеется, - Лито поднялся с трона - занятно струящимся движением,
словно держа свою ужасную силу под самым  тонким  контролем.  Спустясь  на
уровень Ганимы, он мягко повернул сестру, так что она оказалась затылком к
нему, повернулся сам и встал с ней спиной к спине. -  Запомни  это,  кузен
Харк ал-Ада.  Так  всегда  будет  с  нами.  Мы  будем  стоять  так,  когда
поженимся. Спиной к спине,  каждый  глядя  вперед,  в  другую  сторону  от
другого, чтобы защитить то единое, чем мы были и  есть,  -  он  обернулся,
насмешливо поглядел на Фарадина, понизил голос. - Помни  об  этом,  кузен,
когда будешь с моей Ганимой лицом к лицу. Помни  об  этом,  нашептывая  ей
любовные ласки, наиболее искушаем укладом моего мифа  и  довольства.  Твоя
спина останется неприкрытой.
     Отвернувшись от них, он зашагал со ступеней к ждущим  придворным,  те
шлейфом, словно спутники, потянулись за ним, и он покинул залу.
     Ганима опять взяла Фарадина за руку, но  взгляд  ее  был  прикован  к
дальнему концу залы еще очень долго после ухода Лито.
     - Один из нас должен был принять страдания, - сказала она, - а из нас
двоих он всегда был сильнее.



                             Френк ХЕРБЕРТ

                          БОГ - ИМПЕРАТОР ДЮНЫ



                                    1

     Отрывок из выступления Хади Бенот с сообщением  об  открытиях  в  Дар
эс-Балате на планете Ракис:
     Я не только с огромным удовольствием сообщаю вам сегодня об  открытии
чудесного содержимого тайного  хранилища  с  его  значительной  коллекцией
рукописей, запечатленных на Редуланской хрустальной бумаге, но также горда
привести вам доводы в защиту подлинности  наших  открытий,  сообщить  вам,
почему  мы  считаем,  что  открыли  подлинные  дневники  Лито   II,   Бога
Императора.
     Во-первых, позвольте мне напомнить вам  про  историческое  сокровище,
известное  под  названием  "УКРАДЕННЫЕ   ДНЕВНИКИ",   древность   которого
общеизвестна, и многие века было для нас столь ценным для понимания  наших
предков.
     Как  все  вы  знаете,   "УКРАДЕННЫЕ   ДНЕВНИКИ"   были   расшифрованы
Космическим Союзом с помощью разработанного им ключа. Этот же ключ успешно
сработал при расшифровке новооткрытых книг. Никто  не  отрицает  подлинной
древности ключа Космического Союза, и он,  и  ТОЛЬКО  ОН  ОДИН,  позволяет
перевести и вновь открытые альбомы и книги.
     Во-вторых, эти книги  отпечатаны  с  помощью  икшианского  диктателя,
устройства, древность которого не подлежит сомнению. "УКРАДЕННЫЕ ДНЕВНИКИ"
подтверждают, что именно этой техникой  пользовался  Лито  II  для  записи
своих исторических наблюдений.
     В-третьих,  мы  полагаем,  что  хранилище  само  по   себе   является
значительным открытием. Не  подлежит  сомнению,  что  хранилище  найденных
вновь дневников икшианского производства; конструкция его так  великолепна
при всей примитивности методов постройки, что, несомненно,  прольет  новый
свет на ту историческую эпоху, что известна  нам,  как  Рассеяние.  Как  и
следовало ожидать, хранилище было невидимым. Оно  было  сооружено  намного
глубже, чем позволяли нам предполагать и миф, и Устная История, и устроено
так, что поглощало и отражало радиацию, имитируя естественный радиационный
фон окружающей среды  механическая  мимикрия,  которая  сама  по  себе  не
является удивительной. Удивительнее всего то, что все это было  сделано  с
помощью самых примитивных и допотопных механических устройств.
     Я вижу, некоторые из вас охвачены таким же возбуждением как и мы.  Мы
убеждены, что перед нами первый икшианский не-глоуб -  модель  выпадающего
пространства, от которой произошли все подобные изделия.  Если  оно  и  не
является самым первым, то, по нашему убеждению, остается одним из  первых,
и в нем воплощены те же принципы, что и в исходной модели.
     Позвольте мне заверить вас, успокаивая  ваше  очевидное  любопытство,
что вскоре мы совершим короткую экскурсию по хранилищу. Мы  лишь  попросим
вас сохранять тишину,  пока  вы  будете  там  находиться,  поскольку  наши
инженеры и другие специалисты работают там  до  сих  пор,  разгадывая  его
загадки.
     Это  подводит  меня  к  четвертому  пункту,  который  можно   считать
кульминацией наших открытий. Не хватает слов, чтобы выразить все  чувства,
вызванные открытием, которое я собираюсь вам сейчас представить, а именно,
подлинные устные записи, на которых помечено,  что  они  сделаны  Лито  II
голосом его отца Пола Муад Диба. Поскольку подобные записи Бога Императора
хранятся в  архивах  Бене  Джессерит,  мы  послали  им  образец  найденных
записей, сделанных с помощью древней микропузырьковой системы, чтобы орден
Бене  Джессерит  мог  провести  формальную  экспертизу   и   сравнительные
испытания. Мы не сомневаемся, что найденные  нами  записи  будут  признаны
подлинными.
     Теперь, позвольте обратить ваше  внимание  на  переведенные  отрывки,
которые  были  розданы  вам  на  входе.  Позвольте   мне   воспользоваться
возможностью, чтобы извиниться за их вес. Я слышала, некоторые из вас даже
шутили по этому поводу. Мы  использовали  обычную  бумагу  с  практической
целью - из экономии. Подлинные книги отпечатаны столь мелкими буквами, что
нужно  очень  сильно  их  увеличивать,  перед  тем,  как  они   становятся
доступными для чтения. На самом деле, для  полной  перепечатки  содержания
лишь одного из оригиналов на редуланском хрустале потребуется более сорока
обычных книг того типа, что вы держите сейчас в руках.
     А, если с проектором - да, да. Мы как  раз  сейчас  проецируем  часть
подлинной страницы на экран у вас  слева,  это  фрагмент  первой  страницы
первого тома. Наш перевод на экранах справа. Я обращаю  ваше  внимание  на
внутренние доказательства, на поэтическое тщеславие слов,  точно  так  же,
как и  на  их  значения,  которые  ясны  из  перевода.  Это  стиль  весьма
узнаваемой и определенной личности.  По  нашему  мнению,  это  могло  быть
написано лишь тем,  кто  непосредственно  жил  жизнями-памятями,  кто  жил
жизнями своих предков  и  способен  был  поделиться  личным  опытом  с  не
обладающими этим даром.
     Посмотрим теперь на смысловое содержание документов.  Все  ссылки  на
историю в этих дневниках полностью соответствуют тому, что известно нам  о
той личности, которая, как мы считаем, и оставила нам все эти записи.
     У нас есть для вас и еще один сюрприз. Я имела  вольность  пригласить
нашего известного поэта Ребета Врееба выйти вместе с нами на эту трибуну и
прочесть короткий отрывок из первой страницы в нашем переводе.  По  нашему
мнению, даже в переводе слова звучат совсем по-другому,  когда  их  читают
вслух.  Мы  хотим,  чтобы   вы   соприкоснулись   с   этим   действительно
необыкновенным качеством, которое мы открыли в этих книгах.
     Леди и джентльмены, давайте поприветствуем Ребета Врееба.
     Из прочитанного Ребетом Вреебом:

     Я заверяю вас, что я книга судьбы.
     Вопросы мои враги.
     Потому что мои вопросы взрывоопасны!
     Ответы скачут испуганным стадом,
     Затмевая небо моих неизбежных воспоминаний.
     И ничто, не является окончательным ответом,
     Ни один ответ не является достаточным.
     Какие призмы вспыхивают,
     Когда спускаюсь я на грозные поля моего прошлого.
     Я - осколок разбитого кремня,
     Заключенный в ящик.
     Ящик вращается и встряхивается.
     И меня подбрасывает в буре загадок.
     Когда ящик откроют, я вернусь в это настоящее,
     Странником в страну дикарей.
     Медленно (медленно, я говорю)
     Я заучиваю заново мое имя.
     Но это не то, что знать самому!
     Человек под моим именем, этот Лито,
     Второй в роду это имя носящий,
     Находит в своем уме другие голоса и имена,
     И другие местности.
     О, я обещаю вам (как и мне обещали),
     Что я отзовусь на единственное имя.
     Если вы произнесете "Лито", я откликнусь.
     Я терплю это, терплю и еще одно играет тут свою роль:
     Я держу в руках все нити!
     Все они мои.
     Позвольте мне вообразить любую тему - скажем...
     Человек, погибший от меча -
     И все такие люди в моей крови,
     Каждый образ целехонек, каждый стон,
     Каждая гримаса.
     Радости материнства, думаю я.
     И все постели рожениц становятся моими.
     Передо мною проходят многочисленные детские улыбки и
     Сладостные агуканья новых поколений.
     Первые неуклюжие шажки маленьких детей
     И первые победы юности принадлежат мне,
     Я им всем сопричастен.
     Они ковыляют один за другим,
     Пока я не вижу ничего,
     Кроме одинаковости и повторения.
     "Храни это все в неприкосновенности", - Предостерегаю я себя.
     Кто сможет отрицать ценность
     Таких жизненных переживаний,
     Ценность обучения тому,
     Что я наблюдаю с каждым приходящим мгновеньем?
     Ах, но все это прошлое.
     Разве вы не понимаете?
     Это только прошлое!



                                    2

                   Этим утром я родился в юрте на краю конской равнины,  в
              стране более  не существующей планеты.  Завтра я буду рожден
              кем-нибудь еще и в другом месте. Я еще  не  выбрал...  Хотя,
              этим утром... ах, эта жизнь! Когда изображение в моих глазах
              стало четким, я поглядел на солнечный свет,  на  истоптанную
              траву, я увидел  полных  жизни  людей,  погруженных  в  свои
              сладостно - повседневные дела. Куда... о, куда девалась  вся
              эта наполненность жизнью?

                                                       Украденные дневники

     Трое их было, бегущих на север сквозь лунные тени Заповедного Леса, и
разрыв между ними,  напрягающими  все  силы,  был  почти  в  полкилометра.
Последний бегун был меньше,  чем  в  сотне  метров  от  преследовавших  их
Д-волков. Слышны были жадный лай и громкое дыхание хищников - всегда  так,
когда вожделенная добыча у них перед глазами.
     Первая Луна стояла почти  над  головой,  и  в  лесу  было  достаточно
светло. Хотя это были высокие широты Ракиса,  еще  держалось  тепло  после
знойного  летнего  дня.  Ночной  ветерок  от  Последней  Пустыни   Сарьера
подхватывал смолистые запахи и сырые выдохи вязкой слякоти, хлюпавшей  под
ногами. То и дело ветерок с моря Кайнза позади Сарьера доносил до  бегущих
слабые запахи соли и рыбы. По причуде судьбы, последнего из бегущих  звали
Улот, что на языке Свободных означает "любимейший из отстающих". Улот  был
невысокого  роста,  и  склонен  к  полноте,  и  ему  пришлось  сидеть   на
дополнительной диете, готовясь к этому опасному похождению. Даже когда  он
достаточно похудел, чтобы вынести неизбежно предстоявший им отчаянный бег,
его лицо осталось круглым, а в больших карих  глазах  читалась  уязвимость
человека, чересчур обремененного плотью.
     Для Улота было очевидным, что далеко он уже не убежит.  Он  пыхтел  и
присвистывал. Периодически он спотыкался. Но он не звал своих сотоварищей.
Он знал, что они не смогут ему помочь. Все они дали  одинаковую  клятву  с
осознанием, что лишь старые добродетели и верность Свободным  способны  их
защитить, и пусть все относящееся к Свободным стало теперь чисто  музейным
- и клятвы являлись механически заученными от Музейных Свободных словами -
истинности клятв это не отменяло.
     Как раз верность  принципам  Свободных  и  заставляла  Улота  хранить
молчание: при  полном  понимании,  какая  судьба  его  ждет.  Великолепное
проявление древних качеств. Как жаль, что  все  бегущие  лишь  из  книг  и
легенд Устной Истории знали о добродетелях, которым они подражали.
     Д-волки  почти  настигли  Улота.  Огромные  серые  фигуры,  с   почти
человеческим размахом плеч. Несясь  прыжками,  они  кровожадно  подвывали.
Головы вскинуты, глаза  сосредоточены  на  предательски  освещенной  луной
фигуре, за которой они охотились.
     Левая нога Улота зацепилась о  корень,  он  чуть  не  упал.  Встряска
придала ему новые силы. Он сделал рывок и приблизительно на волчий  корпус
оторвался от преследователей. Его руки отчаянно мотались, как будто  качая
воздух. Он шумно дышал открытым ртом.
     Д-волки не сменили скорости бега.  Они  неслись  серебристыми  тенями
сквозь оглушающие запахи зелени родного леса. Они знали, что они выиграют.
Все это им было уже знакомо. Улот опять споткнулся. Качнувшись  и  чиркнув
телом о тело молодого волка, он устоял на ногах и продолжил свой отчаянный
бег, задыхаясь, ноги  его  уже  тряслись,  бунтовали  и  отказывались  ему
служить. У него не оставалось больше сил еще  раз  рвануться  и  увеличить
скорость.
     Одна из Д-волчиц, огромная самка, выскочила с левой стороны. Вынырнув
перед Улотом, она отпрыгнула  и  перегородила  ему  путь.  Огромные  клыки
рванули плечо Улота, он пошатнулся, но не упал. К множеству лесных запахов
добавился едкий запах крови. Самка поменьше вцепилась ему в правое  бедро,
и Улот упал, закричав. Стая  набросилась  на  него,  и  его  крики  быстро
оборвались.
     Не останавливаясь чтобы насытиться, Д-волки возобновили свою  погоню.
Они обнюхивали лесной настил, ловили блуждающие в воздухе  ветерки,  чтобы
учуять теплый след тех двух, что все еще продолжали бег...
     Следующим бежал юноша по имени  Квутек,  старое  и  почетное  имя  на
Ракисе еще со времен Дюны. Его предок служил в сьетче Табр  распорядителем
водосборников смерти, но это было больше трех тысяч лет  тому  назад,  так
давно, что многим уже и не верилось. Квутек  бежал  длинными  шагами,  его
высокое  и  стройное  тело  казалось  идеально  приспособленным  к  такому
упражнению. Длинные черные волосы развевались, относимые  ветром,  и  ясно
видны были его орлиные черты. Как и на всех его сотоварищах, на  нем  было
черное хлопковое трико тугой вязки, специальный костюм для бега, отчетливо
выявлявший, как работают его ягодицы и жилистые бедра, как глубоко и ровно
дышит его грудь. Лишь то, что Квутек бежал  необычно  медленно  для  себя,
позволяло догадываться, как сильно повредил он правое колено,  перебираясь
через  рукотворные   пропасти,   огораживавшие   Сарьер,   Твердыню   Бога
Императора.
     Квутек слышал крики Улота, затем  резкую  и  зловещую  тишину,  затем
возобновившийся охотничий лай Д-волков. Он  старался  выкинуть  из  головы
образ еще одного друга, загрызенного чудовищными стражами Лито, но  ничего
не мог поделать со своим воображением. Квутек мысленно проклял тирана,  но
не стал тратить дыхание, чтобы произнести проклятие вслух.  Еще  оставался
шанс, что он успеет добраться до спасительной реки  Айдахо.  Квутек  знал,
что его друзья думают о нем - даже Сиона.  Он  всегда  был  известен,  как
консерватор. Даже ребенком, он берег свои силы до тех пор, когда они могли
больше всего понадобиться, по крохам собирая и складывая  свои  внутренние
резервы.
     Несмотря на поврежденное колено, Квутек увеличил  скорость  бега.  Он
знал, что река близко. Мучительная боль его раны превратилась в устойчивое
пламя, полыхавшее внутри всей ноги и сжигавшее ее. Он знал  пределы  своей
выносливости. Он понимал также, что Сиона должна быть уже  почти  у  воды.
Самая быстрая бегунья среди них, она несла закрытый пакет, и  в  нем  было
то, что они украли из Твердыни Сарьера. На бегу, Квутек сосредоточил  свои
мысли на этом пакете.
     "Спаси его, Сиона! Используй его, чтобы уничтожить тирана!"
     Жадное завывание  Д-волков  достигло  сознания  Квутека.  Волки  были
слишком близко. Он знал, что уже не спасется.
     НО СИОНА ДОЛЖНА СПАСТИСЬ!
     Он рискнул оглянуться назад, и увидел, что один из волков заходит ему
с фланга. План их атаки был ему вполне понятен. Как только зашедший  сбоку
волк прыгнул, Квутек тоже прыгнул. Между ними и остальной стаей  оказалось
дерево. Квутек поднырнул под нападавшего волка, схватил его обеими  руками
за задние ноги и, не останавливаясь, стал крутить как цеп, разгоняя других
волков. Обнаружив, что волк не так тяжел, как он ожидал,  почти  довольный
тем, что можно действовать, Квутек обрушил свой живой молот на  атакующих,
яростно им кружа и сбил двух из них,  разбив  им  черепа.  Но  он  не  мог
защищаться со всех сторон. Худой самец прыгнул ему на спину, прижал его  к
дереву, и он выронил свой живой цеп.
     - Беги! - завопил он.
     Стая вновь набросилась, и Квутек зубами впился в горло  напавшего  на
него худого самца. С отчаянностью обреченного, он  прокусил  волчье  горло
насквозь. Волчья кровь хлынула по его  лицу,  ослепила  его.  Крутясь,  не
зная,  куда  он  движется,  Квутек  схватил  другого  волка.  Часть   стаи
рассеялась, подливая, образовала крутящуюся кучу. Некоторые накинулись  на
своих  собственных  раненых  собратьев.  Но  основная  часть  стаи  упорно
продолжала его преследовать. С двух сторон горло Квутека рванули зубы.
     Сиона тоже слышала крик Улота, потом тишину, в  которой  нельзя  было
обмануться,  потом  лай  стаи  волков,  возобновившей  свою   погоню.   Ее
переполнило гневом -  таким,  что  ей  почудилось,  будто  он  вот-вот  ее
взорвет.  Заговорщики  включили  Улота  в  свою  опасную  вылазку  за  его
аналитические способности, за то, что он умел по немногим  частям  увидеть
целое. Именно Улот извлек увеличительное стекло из своего рюкзака и изучил
две странны книги, которые они нашли вместе с планами Твердыни.
     - По-моему, это шифр, - сказал Улот.
     И Ради, бедный Ради, который погиб первым из их команды...
     Ради сказал:
     - Мы не можем позволить себе нести лишний вес. Выкинь их.
     - Вещи, не имеющие важности, так не прячут, - возразил Улот.
     Квутек поддержал Ради:
     - Мы пришли за планами Твердыни и у нас они есть, а эти книги слишком
тяжелы.
     Но Сиона согласилась с Улотом.
     - Их понесу я, - сказала она.
     На этом был закончен спор.
     "Бедный Улот".
     Все они знали, что в их  отряде  он  самый  плохой  бегун.  Улот  был
медленен почти во всем, но ясность его ума отрицать было нельзя.
     "Он достоин доверия".
     Улот был достоин доверия.
     Энергия гнева Сионы, загнанная внутрь, помогла ей прибавить скорость.
Освещенные  луной  ветки  деревьев  стегали  ее  тело.  Она  достигла  той
безвременной пустоты бега, когда не существует ничего,  кроме  собственных
движений, когда тело движется в заданном ритме.
     Мужчины находили ее очень  красивой,  когда  она  бежала.  Сиона  это
знала. Ее длинные темные волосы были  собраны  в  тугой  пучок,  чтобы  не
полоскались на ветру во время бега.  Она  упрекнула  Квутека  в  глупости,
когда он отказался сделать то же самое со своими волосами.
     "Где же Квутек?"
     Ее волосы были темно-каштановые с черным  отливом,  а  не  совершенно
черные, как у Квутека.
     Так порой проявляются гены  -  черты  потомка  копируют  черты  давно
умершего  предка.  Мягкий  овал  лица  и  полные  губу  Сионы,   живые   и
проницательные глаза над аккуратным носиком превращали ее в точный портрет
жившей три тысячи лет назад прабабки. Тело ее, подобравшееся за годы бега,
все равно излучало сильные сексуальные токи, воздействовавшие на мужчин.
     "Где же Квутек?"
     Волчья стая умолкла, и это наполнило ее  тревогой.  Так  было,  когда
волки настигли Ради. Точно так же было, когда они настигли Сетузу.
     Она стала уверять себя, что, возможно, молчание означает нечто  иное.
Квутек тоже был молчалив... и  силен.  Поврежденное  колено  вроде  бы  не
слишком сильно его беспокоило.
     У Сионы заныло в груди, дыхание стало перехватывать  хорошо  знакомые
ощущения, приходившие  после  многих  километров  тренировок.  Под  тонким
черным трико для бега по ее телу струился пот. Водонепроницаемый рюкзак  с
его драгоценным содержимым - впереди ждала река - висел у нее  на  плечах.
Она подумала о лежащих в нем чертежах Твердыни.
     "Где же прячет Лито свой запас спайса?"
     Этот запас  должен  находится  где-то  внутри  Твердыни...  Должен...
Где-то среди чертежей найдется ключ... Спайс и меланж, которого так жаждут
Бене Джессерит, Космический Союз и все остальные... Риск, на  который  они
пошли, стоит этой цены.
     И два зашифрованных тома... Квутек  был  прав  в  одном.  Редуланская
хрустальная бумага тяжела... Но она была согласна с Улотом. Что-то  важное
таится за строками шифра.
     Позади нее, из леса,  опять  донеслось  неотступное  алчное  тявканье
волков.
     "Беги, Квутек! Беги".
     Прямо впереди за деревьями завиднелась теперь чистая полоса  -  берег
реки Айдахо. В глаза ей бросился яркий отблеск луны на воде,  близ  голого
берега.
     "Беги, Квутек!"
     Она жаждала услышать звук от Квутека, любой звук...  Только  двое  из
них оставались теперь в живых из одиннадцати, отправившихся в этот  поход.
Девять уже поплатились за эту опасную вылазку своими жизнями: РАДИ, АЛИНА,
УЛОТ, СЕТУЗА, ИНИНЕК, АНИМАЛ, ХЬЮТАЙ, МЕМАР и ОАЛА.
     Сиона мысленно повторила их имена и безмолвно помолилась  за  каждого
старым богам, а не тирану Лито. Особенно она молилась Шаи-Хулуду.
     "Я молюсь Шаи-Хулуду, живущему в песке."
     Лес вдруг кончился, она вырвалась на освещенную луной полосу покосных
земель вдоль реки. Прямо перед ней  тянулся  узкий  отлогий  спуск  пляжа,
манящая вода за ним. Пляж казался серебряным на фоне маслянистого течения.
Она чуть не упала, услышав громкий крик из-за деревьев: она  узнала  голос
Квутека, вознесшийся над диким завыванием волков. Квутек обращался к  ней,
не  называя  по  имени,  безошибочный  однословный  крик,  стоивший  тысяч
обращений и бесед - послание жизни и смерти.
     - Беги!
     Затем донеслось ужасное сметение взбешенного  лая  волчьей  стаи,  но
Квутека больше не было слышно. Теперь она знала, как  Квутек  израсходовал
последние силы своей жизни.
     "Задержал их, чтобы помочь мне спастись".
     Повинуясь крику Квутека, она кинулась к реке и  головой  бросилась  в
воду. Река была убийственно холодна после жаркого бега. На мгновение  этот
холод ее оглушил, но и она поплыла вперед, борясь  с  течением  и  обретая
дыхание. Драгоценный рюкзак всплыл и колотил ее по затылку.
     Река Айдахо была здесь не широка, не больше  пятидесяти  метров.  Она
плавно  поворачивала,  отказываясь  течь  прямо,  как  ее  запроектировали
инженеры Лито. На этом изгибе образовывались пологие песчаные мыски, густо
поросшие тростником и травой. Сионе придало сил сознание того, что Д-волки
не могут войти  в  воду  и  должны  перед  ней  остановиться.  Границы  их
территории четки: река с этой стороны и стена вокруг пустыни с другой.  Но
все равно она проплыла последние несколько метров под водой и вынырнула  в
тени  нависавшего  над  берегом  откоса,  перед  тем,  как  повернуться  и
посмотреть назад.
     Вся волчья стая, кроме одного волка, стояла вдоль берега, а этот волк
спустился к самому краю реки, подался вперед, почти  замочив  лапы.  Сиона
услышала его вой.
     Сиона знала, что волк ее видит. В  этом  никакого  сомнения.  Д-волки
славились своим острым зрением. Они были потомками  Зрячих  Псов,  и  Лито
вывел этих волков, своих лесных стражей, ради их зоркости. Сиона погадала,
способен ли один из волков нарушить заложенные в него запреты.  Если  один
из волков кинется в воду, то за  ним  последуют  и  все  остальные.  Сиона
затаила дыхание. Она почувствовала, как она измотана  и  как  мало  у  нее
остается сил. Они пробежали почти  тридцать  километров  и  половину  пути
Д-волки преследовали их прямо по пятам.
     Волк на другой стороне реки еще раз завыл, а затем отпрыгнул назад  к
своим товарищам. Как по безмолвному сигналу, они  повернулись  и  побежали
трусцой назад в лес.
     Сиона знала, куда они пойдут. Всякий  это  знал:  Д-волкам  дозволено
съедать все, что они добыли себе в  Заповедном  Лесу.  Вот  почему  волки,
охранники Сарьера рыскали по всему лесу.
     - Ты заплатишь за это, Лито, - прошептала она. Сказала она это  очень
тихо, голос ее почти сливался с мягким шуршанием воды о тростники.
     - Ты  заплатишь  за  Улота,  за  Квутека  и  за  всех  остальных,  ты
заплатишь.
     Она мягко оттолкнулась и поплыла вперед по течению, пока ее  ноги  не
нащупали дно. Медленно - тело ее было напрочь вымотано  усталостью  -  она
вылезла из  воды  и  задержалась,  чтобы  проверить,  сухо  ли  содержимое
рюкзака.  Водонепроницаемая  оболочка  была  не  повреждена.  Ей   хватило
секунды, чтобы убедиться в этом при лунном свете, затем она подняла взгляд
на стену леса на той стороне реки.
     "Вот цена, которую мы заплатили. Десять дорогих друзей."
     Слезы засверкали у нее на глазах, но она  была  сделана  из  того  же
материала, что и древние  Свободные,  слез  она  пролила  совсем  немного.
Рискованное путешествие через реку, прямо через лес,  где  волки  охраняли
северные границы, затем через  Последнюю  Пустыню  Сарьера  до  крепостных
валов Твердыни - все это ей начинало уже казаться сном... Даже бегство  от
волков, ожидание которого так страшило  ее,  потому  что  было  ясно,  что
волчья стая  постарается  перерезать  путь  незваным  гостям  и  будет  их
подстерегать - ...все это уже казалось сном, это теперь прошлое.
     "Я спаслась."
     Она опять надела на спину водонепроницаемый рюкзак и  застегнула  его
ремни.
     "Я прорвалась сквозь твои защитные линии, Лито".
     Затем Сиона подумала о  зашифрованных  книгах.  Она  была  уверена  -
что-то, спрятанное в строках зашифрованных текстов, откроет  ей  путь  для
мщения.
     "Я уничтожу тебя, Лито!"
     Она не сказала "Мы уничтожим тебя!". Это было не в правилах Сионы.
     Она сделает это сама.
     Она повернулась и зашагала к садам над приречными покосами. На  ходу,
она повторяла свою клятву и вслух добавила к ней старую ритуальную формулу
Свободных, вставив в нее свое полное имя:
     - Сиона Ибн Фуад алх Сейефа Атридес, та, что проклинает  тебя,  Лито.
Ты полностью заплатишь за все!



                                    3

                   Предлагаемое  далее,   является   отрывком   из   книг,
              найденных в Дар эс-Балате, в переводе Хади Бенот:
                   Я  был  рожден  Лито  Атридесом  II  более  трех  тысяч
              стандартных лет тому  назад,  считая  от  момента,  когда  я
              произношу эти слова,  чтобы  они  сразу  отпечатались.  Моим
              отцом был Пол Муад Диб. Моей матерью была его некоронованная
              спутница  жизни  из  Свободных,  Чани.  Моей   бабушкой   по
              материнской линии была  Фарула,  известная  среди  Свободных
              сборщица  трав.  Моей  бабушкой  по  отцовской  линии   была
              Джессика,  продукт  Программы  Выведения   Бене   Джессерит,
              направленной на создание такого мужчины, который бы  обладал
              способностями Преподобных  Матерей  Ордена.  Моим  дедом  по
              материнской линии  был  Льет  Кайнз,  планетолог  заложивший
              основы экологического преобразования Ракиса. Моим  дедом  по
              отцовской  линии  был  Атридес,  потомок  дома  Атреев,  чья
              родословная ведется от тех знаменитых древних греков.
                   Довольно о моем происхождении!
                   Мой дед по отцу умер, как умирали многие славные греки:
              при попытке убить своего смертельного врага, старого  барона
              Владимира Харконнена. Им  обоим  теперь  неуютно,  ведь  они
              должны совместно обитать среди моих жизней-памятей. Даже мой
              отец не удовлетворен. Я сделал то, что он страшился сделать,
              и теперь его тень должна взирать на последствия этого.
                   Этого требует Золотая Тропа. А что такое Золотая Тропа?
              - спросите вы. Это выживание  человечества,  ни  больше,  ни
              меньше.  Мы,  обладающие  даром  предвидения,  мы,   знающие
              западни  нашего   человеческого   будущего,   всегда   несли
              ответственность за это выживание.
                   Выживание.
                   Нас редко волнуют  ваши  отношения,  с  вашими  мелкими
              радостями и печалями, даже  с  вашими  муками  и  страстными
              увлечениями. Мой отец обладал этой силой.  Во  мне  она  еще
              могущественней. Мы можем то и дело  смотреть  сквозь  завесы
              времени.
                   Планета   Ракис,   с   которой    я    управляю    моей
              мультигалактической империей, не является  больше  тем,  чем
              была в те дни, когда называлась Дюной. В те дни вся  планета
              была пустыней. Теперь от пустыни осталось  только  маленькое
              напоминание, мой Сарьер. Больше по ней не скитается на  воле
              гигантский  песчаный  червь,  производя  спайсовый   меланж.
              Спайс! Дюна была известна только как источник  меланжа  -  И
              ЕДИНСТВЕННЫЙ  ЕГО  ИСТОЧНИК.  Какое  же  это  необыкновенное
              вещество. До сих пор ни одной  лаборатории  не  удалось  его
              искусственно  воспроизвести.  Это  самое  ценное   из   всех
              веществ, которое найдено человечеством. Без меланжа, который
              позволяет  навигаторам  Космического  Союза предвидеть курс,
              люди   смогли  бы   пересекать  парсеки  космоса   только  с
              черепашьей скоростью. Без меланжа орден  Бене  Джессерит  не
              смог бы бесперебойно воспроизводить своих Видящих Правду или
              Преподобных Матерей. Без гериатрических свойств меланжа люди
              бы жили и умирали по древним меркам - срок  жизни  составлял
              бы лишь около сотни лет.  Теперь  спайс  хранится  только  в
              кладовых Космического Союза  и  Бене  Джессерит,  и  да  еще
              кой-какие мелкие запасы у  измельчавших  Великих  Домов.  Но
              есть еще мой огромный запас, который  перекрывает  их  всех.
              Как бы все они хотели совершить на меня  набег!  Но  они  не
              осмеливаются. Они знают, что я уничтожу весь запас, не отдам
              им его. Они входят со шляпой в руке и с покорнейшей просьбой
              о меланже. Я даю его как вознаграждение  и  забираю  в  виде
              наказания. Как же они это ненавидят.
                   Это моя власть, говорю я им. Это мой дар.
                   С помощью этого я творю Мир. Они уже больше трех  тысяч
              лет  живут  в  мире,  в  Мире   Лито.   Это   принудительное
              спокойствие, которое человечество до моего прихода к  власти
              знало лишь очень короткими  периодами.  Чтобы  вы  снова  не
              забыли об этом, поразмыслите над Миром  Лито  по  этим  моим
              дневникам.
                   Я начал их вести в  первый  год  моего  правления,  при
              первых муках начавшейся метаморфозы, когда я все еще  был  в
              основном человеком,  даже  с  виду.  Кожа  песчаной  форели,
              которую я принял (и которую отверг мой отец), и придала  мне
              колоссально увеличенные силы плюс  неуязвимость  практически
              против любого нападения и старости  -  эта  кожа  тогда  еще
              покрывала узнаваемо человеческую форму: две ноги, две  руки,
              человеческое лицо, окаймленное складками и  отворотами  моей
              оболочки.
                   Ах это лицо! Оно до сих пор у меня  есть,  единственная
              человеческая  кожа,  открытая  мирозданию.  Остальная  часть
              моего  тела  покрыта  сцепленными   телами   тех   крохотных
              скитальцев   глубоких   песков,   которые   однажды   станут
              гигантскими песчаными червями.
                   И они станут... однажды.
                   Я часто думаю о своей  конечной  метаморфозе,  об  этом
              ПОДОБИИ СМЕРТИ. Я знаю, какова она  будет,  но  я  не  знаю,
              когда в игру вступят те, другие, от которых она зависит. Это
              единственное, что мне нельзя знать.  Я  знаю  только,  будет
              продолжаться или нет Золотая Тропа. Раз я позаботился, чтобы
              мои слова запечатлелись навечно - Золотая Тропа продолжится,
              и за это я, по крайней мере, спокоен.
                   Я  больше  не  чувствую,  как  усики  песчаной   форели
              впиваются в мою  плоть,  забирая  воду  моего  тела  в  свои
              плацентные капсулки. Мы стали единым телом, они, моя кожа, и
              я, сила, которая движет целое... по большей части.
                   На момент, когда я это записываю, целое  можно  считать
              довольно объемистым. Я - то, что называется предчервем.  Мое
              тело приблизительно семи метров в длину и чуть  больше  двух
              метров в диаметре, рубчатое по большей  части  своей  длины,
              мое лицо Атридеса находится на уровне  человеческого  роста,
              руки и ноги, как раз под ним все еще узнаваемо человеческие.
                   Мои ноги? Что ж, они почти  атрофировались.  По  правде
              говоря, просто  плавники,  загибающиеся  назад  вдоль  моего
              тела. Я вешу приблизительно пять старых  тонн.  Вот  данные,
              которые я  сообщаю,  потому  что  знаю  -  они  будут  иметь
              исторический интерес.
                   Как же я передвигаюсь, при таком-то весе?  В  основном,
              на моей королевской тележке,  изготовленной  икшианцами.  Вы
              потрясены? Люди неизбежно ненавидят и  страшатся  икшианцев,
              даже больше, чем  ненавидят  и  страшатся  меня.  Лучше  тот
              дьявол, которого знаешь. А кто  знает,  что  икшианцы  могут
              произвести или изобрести? Кто знает?
                   Наверняка и я не знаю. Если и знаю, то отнюдь не все.
                   Но я испытываю к икшианцам определенную  симпатию.  Они
              так сильно верят в свою технологию, в  свою  науку,  в  свои
              механизмы.  Поскольку  мы  в  это   верим   (неважно   какое
              содержание вкладывается в веру),  мы  понимаем  друг  друга,
              икшианцы и я. Они сделали для меня множество  приспособлений
              и воображают, будто заслужили этим  мою  благодарность.  Эти
              самые слова,  которые  вы  сейчас  читаете,  печатаются  при
              помощи икшианского устройства, называемого диктатель. Если я
              начинаю думать по определенному коду, диктатель  включается.
              Я просто ввожу этот модуль  в  свои  мысли,  слова  начинают
              печататься на листах редуланского хрусталя, толщиной  только
              в одну молекулу. Порой  я  приказываю  отпечатать  копии  на
              материале меньшей устойчивости. Как раз две  или  три  такие
              копии и украла у меня Сиона.
                   Разве  она  не  обворожительна,  моя  Сиона?  Когда  вы
              постигнете ее важность для меня,  можете  даже  спросить,  а
              вправду ли я был способен дать ей  погибнуть  там,  в  лесу.
              Нисколько в этом не сомневайтесь. Смерть - это очень  личная
              штука. Я редко в нее вмешиваюсь. И  никогда  в  том  случае,
              если кого-то  необходимо  испытать  по-настоящему,  вот  как
              Сиону. Я бы позволил ей умереть  на  любом  этапе.  В  конце
              концов, я бы подобрал новую кандидатку, и за очень недолгое,
              по моим меркам время. Хотя она  обвораживает  даже  меня.  Я
              следил за ней. Икшианские устройства  показывали  мне  ее  в
              лесу.  Удивительно,  почему  я  не  предвидел  этой  опасной
              вылазки. Но Сиона это... это Сиона. Вот почему я  и  пальцем
              не пошевелил, чтобы остановить волков. Неверно  было  бы  их
              останавливать. Д-волки - всего  лишь  побочный  побег  моего
              замысла, а замысел мой стать величайшим из  всех  когда-либо
              известных хищников.

                                                          Дневники Лито II

     Следующий  короткий  диалог  приписывается   рукописному   источнику,
называемому "Фрагмент Велбека".  Предполагаемый  автор  -  Сиона  Атридес.
Участники разговора - сама  Сиона  и  ее  отец  Монео,  который  был  (как
сообщают все исторические сведения) мажордомом и главным  помощником  Лито
II. Фрагмент датирован тем временем, когда Сиона была  еще  подростком,  и
отец навещал ее в ее новом жилье в школе Рыбословш в  Фестивальном  Городе
Онне, главном населенном центре  планеты,  известной  теперь,  как  Ракис.
Согласно рукописным источникам,  Монео  тайно  навещал  свою  дочь,  чтобы
предостеречь ее от риска погубить себя.
     Сиона. Как же ты сохранил жизнь, отец, находясь при нем так долго? Он
убивает всех близких к нему. Это известно всякому.
     Монео. Нет! Ты не права. Он никого не убивает.
     Сиона. Не надо мне лгать о нем.
     Монео. Я говорю правду. Он никого не убивает.
     Сиона. Тогда как же ты объяснишь известные всем смерти?
     Монео. Это убивает Червь. Червь - это Бог. Лито живет в  груди  Бога,
но он никого не убивает.
     Сиона. Тогда как же ты сохраняешь себе жизнь?
     Монео. Я умею распознавать Червя. Я узнаю  его  в  лице  Лито  и  его
движениях. Я знаю, когда появится Шаи-Хулуд.
     Сиона. Он не Шаи-Хулуд!
     Монео. Что ж, ведь именно так называли Червя в дни Свободных.
     Сиона. Я читала об этом. Но он не Бог пустыни.
     Монео. Потише, ты, дурочка! Ты ничего не знаешь о таких вещах.
     Сиона. Я знаю, что ты трус.
     Монео. Как  же  мало  ты  знаешь.  Ты  никогда  не  стояла  там,  где
доводилось стоять мне, и ты не видела, как в его глазах и в движениях  рук
отражается приближение Этого.
     Сиона. Что ты делаешь, когда появляется Червь?
     Монео. Я ухожу.
     Сиона. Благоразумно. Мы точно знаем, что  он  убил  по  крайней  мере
девять Данканов Айдахо.
     Монео. Говорю тебе, он никого не убивает!
     Сиона. А в чем разница? Лито или Червь, они теперь одно тело.
     Монео. Но это два раздельных бытия: Лито - это император, А ЧЕРВЬ ЭТО
ТОТ, КТО ЯВЛЯЕТСЯ БОГОМ.
     Сиона. Ты сумасшедший!
     Монео. Может быть. Но я и в самом деле служу Богу.



                                    4

                   Я самый  ревностный  человековед  из  всех,  когда-либо
              живших. Прошлое и  настоящее  смешиваются  во  мне,  странно
              накладываясь друг на друга. И, по мере того,  как  с  плотью
              моей продолжается метаморфоза, удивительные вещи  происходят
              с моими ощущениями. Словно  я  чувствую  все  затворенным  в
              себе. У  меня  необыкновенно  острые  слух  и  зрение,  плюс
              потрясающе тонкое обоняние. Я могу  различить  и  распознать
              три миллионных феромона. Я знаю. Я проверял. Вам очень  мало
              удалось бы скрыть от моих чувств. Думаю, вас  привело  бы  в
              ужас,  ч_т_о  я  могу  определить  только  по  запаху.  Ваши
              феромоны расскажут мне, что вы собираетесь делать и  что  вы
              готовитесь сделать. А жесты и позы! Однажды я провел полдня,
              наблюдая за стариком, сидевшим на скамье в Арракине. Он  был
              потомком наиба Стилгара в пятом поколении - и даже  не  знал
              этого. Я  всматривался  в  наклон  его  головы,  в  обвислые
              складки кожи у него под подбородком, в потрескавшиеся  губы,
              во влажные ноздри, в  раковины  его  ушей,  в  клочья  седых
              волос, вылезавших из-под капюшона его древнего стилсьюта. Он
              ни разу не заметил, что я за ним наблюдаю. Ха!  Стилгару  бы
              на это  и  двух  секунд  не  понадобилось.  Но  этот  старик
              попросту дожидался кого-то, кто так и не пришел. Наконец, он
              встал и заковылял прочь.  У  него  все  тело  затекло  после
              долгого сидения. Я знал, что никогда больше не увижу его  во
              плоти.  Он  близился  к  смерти,  и  воде  его,   наверняка,
              предстояло быть потерянной попусту. Что  ж,  больше  это  не
              имело никакого значения.

                                                       Украденные дневники

     Лито считал, что это самое интересное место во  всем  мироздании,  то
место, где он сейчас дожидается прихода своего нынешнего  Данкана  Айдахо.
Если мерить человеческими стандартами,  это  было  огромное  пространство,
центр изощренного переплетения катакомб под Твердыней. От него расходились
светящиеся помещения, примерно тридцати метров в высоту и двадцати  метров
в ширину, как расходятся спицы от втулки колеса. Повозка Лито  стояла  как
раз в центре  этой  втулки  -  в  круглом  помещении  с  купольным  сводом
приблизительно четырехсот метров в диаметре и ста метров высоты  до  самой
высокой точки свода.
     Лито находил эти размеры успокоительными.
     Едва  перевалило  за  полдень,  но  лишь  светло-оранжевые  глоуглобы
освещали эту палату, беспорядочно блуждая в  воздухе  на  своих  черенках.
Свет не проникал глубоко в спицы колеса, но Лито по памяти  знал  назубок,
где что находится вода, кости, прах его предков и тех  Атридесов,  которые
жили и  умерли  со  времен  Дюны.  Все  они  были  здесь,  плюс  несколько
контейнеров меланжа, чтобы создать иллюзию,  будто  это  весь  его  запас,
дойди дело до такой крайности.
     Лито знал, зачем к нему собирается Данкан:  Айдахо  выяснил,  что  на
Тлейлаксе делают другого Данкана, еще одного гхолу, создаваемого  согласно
пожеланию и требованиям Бога Императора. Нынешний Данкан страшился, что он
будет заменен после почти шестидесяти лет службы. Всегда падение  Данканов
начиналось с чего-нибудь подобного. До того у Лито  побывал  представитель
Космического Союза и предостерег его,  что  икшианцы  поставили  нынешнему
Данкану лазерный пистолет.
     Лито хихикнул. Космический Союз  остается  крайне  чувствительным  ко
всему, что может угрожать их скудному снабжению спайсом.  Они  приходят  в
ужас при мысли, что Лито -  это  последнее  связующее  звено  с  песчаными
червями, которые произвели некогда исходные запасы меланжа.
     "Если я умру вдалеке от воды, то не будет больше спайса никогда".
     Этого  и  боялся  Космический  Союз.  А  его  учетчики,  занимавшиеся
историческими исследованиями, были убеждены - и убедили своих хозяев - что
у Лито самый большой запас меланжа во  всем  космосе.  Это  знание  делало
Космический Союз почти надежным союзником.
     Дожидаясь Данкана, Лито проделал бенеджессеритские упражнения для рук
и пальцев. Руки были его гордостью.  Под  серой  оболочкой  кожи  песчаной
форели их длинные пальцы могли делать  все  почти  так  же,  как  и  любые
человеческие руки. Почти бесполезные плавники, бывшие некогда его  ногами,
являлись больше неудобством, чем стыдом. Он мог ползать,  переворачиваться
и швырять свое тело с изумляющей скоростью, но  иногда  он  падал  на  эти
плавники, и это причиняло ему боль.
     Почему же медлит Данкан?
     Лито представил себе, как тот колеблется, глядя  в  окно  на  текучий
горизонт Сарьера. Воздух сегодня был подвижен  от  жары.  Перед  тем,  как
спуститься в свой подземный склеп, Лито видел на юго-западе мираж. Зеркало
жары  подкинуло  вверх  полыхнувший  над  песками  образ,  показав  группу
Музейных Свободных, ковыляющих мимо выставочного сьетча, чтобы провести по
нему туристов.
     Его подземелье было прохладным,  всегда  прохладным,  а  свет  всегда
приглушен. Разбегающиеся туннели были  темными  дырами,  наклонно  идущими
вверх и вниз под  плавными  углами,  чтобы  легко  было  передвигаться  на
королевской тележке. Эти туннели уходили на много километров дальше ложных
стен, это были проходы, которые Лито создал для себя с помощью  икшианских
инструментов - туннели снабжения и секретные ходы.
     В  раздумьях  о  предстоящей  беседе  Лито  занервничал.  Он  находил
подобную  нервозность  интересным  ощущением,  всегда   доставлявшим   ему
радость.  Лито  понимал,  что  он  довольно-таки  привязался  к  нынешнему
Данкану. Была еще надежда, что Айдахо переживет эту их встречу. Порой  они
оставались в живых. Вероятность того, что Данкан представляет  смертельную
угрозу была мала, хотя надо было принимать во внимание и такой шанс.  Лито
постарался объяснить это одному из прежних  Данканов...  как  раз  в  этом
самом помещении.
     - Ты сочтешь странным, что я, наделенный такими силами, могу говорить
о везении и случайности, - сказал Лито.
     Данкан рассердился.
     - Ты ничего не оставляешь на волю случая! Я тебя знаю!
     - Как наивно. Случайность - это природа нашего мироздания.
     - Никакой случайности! Злые выходки. Ты автор этого зла!
     -  Великолепно,  Данкан!  Злые   выходки   -   это   самое   глубокое
удовольствие. Именно с помощью таких выходок  мы  и  заостряем  творческие
силы.
     - Ты теперь даже больше не человек! -  ох,  как  же  сердит  был  тот
Данкан.
     Лито счел это обвинение раздражающим - как песчинку, попавшую в глаз.
Он держался за остатки того человеческого, что в нем еще были,  с  мрачным
упорством, которое нельзя было отрицать, хотя он  уже  не  мог  испытывать
настоящих эмоций. Наибольшее, на что он был способен  -  самое  близкое  к
гневу чувство, которое он еще испытывал - раздражение.
     - Твоя жизнь превращается в клише, - обвинил его Лито.
     И тогда Данкан извлек из складок своего  форменного  плаща  небольшое
взрывное устройство. Какая неожиданность!
     Лито любил неожиданности, даже дурные.
     "Это то, чего я не предвидел!". - Он сказал  это  Данкану,  стоявшему
здесь в странной нерешительности, какое же решение  от  него  окончательно
требуется.
     - Это может убить тебя, - сказал Данкан.
     - Прости Данкан, это лишь слегка меня поранит, и ничего более.
     - Но ты и сам сказал, что этого не предвидел! -  голос  Данкана  стал
пронзительным.
     - Данкан! Данкан! Как раз полное предвидение  и  равняется  для  меня
смерти. До чего же невыразимо скучна смерть.
     В ту же секунду Данкан попытался отшвырнуть взрывное  устройство,  но
вещество, из которого оно было  сделано,  оказалось  слишком  нестойким  и
сработало слишком быстро. Данкан умер.
     - Ах, ладно! Всегда есть другой Данкан в аксольтных чанах.
     Один  из  плавающих  глоуглобов  над  Лито  начал  помаргивать.  Лито
охватило возбуждение. Сигнал  Монео!  Верный  Монео  извещал  своего  Бога
Императора, что Данкан спускается в подземелье.
     Дверь  людского  лифта,  между  двумя   расходящимися   проходами   к
северо-западу от  центра  подземелья,  широко  отворилась.  Вышел  Данкан,
небольшая фигурка на  таком  расстоянии,  но  глаза  Лито  различали  даже
крохотные детали: такие, как морщинку на мундире, свидетельство того,  что
Данкан только что где-то стоял, прислонясь и  обхватив  рукой  подбородок.
Да, до сих пор остаются следы руки на подбородке. Запах  Данкана  опережал
его. В Данкане сейчас сильно повысилось содержание адреналина.
     Лито пребывал  в  молчании,  приглядывался  к  деталям,  пока  Данкан
приближался к нему.  Этот  Данкан  до  сих  пор  ходил  упругой  юношеской
походкой,  несмотря  на  долгий  срок  своей  службы.  За  это  ему   надо
благодарить минимальные дозы меланжа. На нем был старый мундир  Атридесов:
черный с золотым ястребом на левой стороне  груди.  Интересное  заявление,
смысл которого надо понимать так: "Я служу чести ПРЕЖНИХ Атридесов!".  Его
волосы до сих пор были черной каракулевой шапкой,  черты  лица  как  будто
резко вытесаны из камня, скулы - высокие.
     "Тлейлакс хорошо делает своих гхол", - подумал Лито.
     При Данкане был  тонкий  портфельчик,  плетеный  из  темно-коричневых
волокон, тот самый, что  он  носил  при  себе  много  лет.  Обычно  в  нем
находились материалы, на основе которых он делал свои доклады, но  сегодня
на портфеле заметна была выпуклость чего-то более увесистого.
     Икшианский лазерный пистолет.
     Айдахо не отрывал взгляда  от  лица  Лито.  Оно  оставалось  смущающе
атридесовским, тонкие черты с полностью голубыми глазами,  взгляд  которых
нервными людьми воспринимался  как  физическое  давление.  Лицо  пряталось
глубоко внутри серой рясы из кожи песчаной  форели,  которая,  как  Айдахо
знал, могла наворачиваться на лицо, рефлекторно защищая  его  в  мгновение
ока - скорее можно сказать, лицом  не  успеешь  моргнуть,  чем  глазом  не
успеешь моргнуть. Серое обрамляло розовую человеческую кожу.  Трудно  было
отделаться от мысли, что Лито  -  нечто  непотребное,  затерянный  кусочек
человеческого, плененного чужеродным.
     Остановившись лишь в шести шагах от королевской  тележки,  Айдахо  не
пытался скрыть свою сердитую решимость. Он даже не думал о том,  знает  ли
Лито о лазерном пистолете. Империя слишком далеко ушла  от  морали  старых
Атридесов, стала безликой колесницей Джаггернаута, <Джаггернаут - образ из
индийской мифологии, олицетворение слепой и жестокой всесокрушающей  силы>
сокрушающей невинных на своем пути. Этому должен быть положен конец!
     - Я пришел поговорить с тобой  о  Сионе  и  прочих  делах,  -  сказал
Айдахо. Он пристроил свой портфель так, чтобы легко можно  было  выхватить
из него лазерный пистолет.
     - Очень хорошо, - голос Лито был полон скуки.
     - Сиона - единственная, уцелевшая в предпринятой вылазке,  но  у  нее
все равно остается опора среди мятежников.
     - По твоему мне это не известно?
     - Я знаю твою опасную терпимость к мятежникам! Чего я не знаю так это
того, что было в украденном им свертке.
     - Ах, да. Она получила полные планы всей Твердыни.
     На короткий миг Айдахо  опять  стал  командующим  гвардии  Лито,  его
глубоко потряс такой урон, нанесенный безопасности.
     - И ты позволил ей бежать с этим?
     - Нет, это ты позволил.
     Айдахо отпрянул при этом обвинении, но понемногу решимость убийцы,  в
которого он недавно превратился заново обрела над ним власть.
     - Это все, что она захватила? - спросил Айдахо.
     - Вместе с планами  крепости  я  хранил  там  два  тома,  копии  моих
дневников. Она украла эти копии.
     Айдахо изучал неподвижное лицо Лито.
     - Что в этих дневниках? Порой ты называешь их личным дневником, порой
исторической хроникой.
     - Понемногу от того и другого. Можешь даже назвать это учебником.
     - Тебе не по себе от того, что она украла эти тома?
     Лито  позволил  себе  чуть  улыбнуться,  что  Айдахо  воспринял   как
отрицательный ответ. По телу Лито волнами пробежало мгновенное напряжение,
когда Айдахо сунул руку в тонкий портфель. Достанет он оружие или доклады?
Хотя в целом его тело не боялось любой температуры, Лито знал,  что  часть
его плоти, особенно лицо, уязвима для лазерных пистолетов.
     Айдахо вытащил из портфельчика доклад и, даже до того, как  он  начал
его читать,  для  Лито  стали  очевидно,  чего  подсознательно  добивается
Данкан. Айдахо искал ответы,  а  не  поставлял  информацию.  Айдахо  хотел
оправдания для того курса действия, который он уже выбрал.
     - На Гиди Прайм мы разоблачили культ Алии, - сказал Айдахо.
     Лито молчал, пока Айдахо докладывал о деталях.  До  чего  же  скучно.
Мысли Лито стали блуждать. Поклонявшиеся давно  умершей  сестре  его  отца
могли доставить  ему  в  эти  дни  только  короткое  развлечение.  Данкан,
разумеется, видел в их активности скрытые угрозы.
     Айдахо закончил доклад. Его агенты были всюду, этого не отнимешь.  До
скуки всюду.
     - Это всего лишь возобновление культа Изиды, - сказал Лито
     - Мои жрецы  и  жрицы  могут  поразвлечься,  подавляя  этот  культ  и
преследуя его сторонников.
     Айдахо покачал головой, словно отвечая своему внутреннему голосу.
     - Бене Джессерит знает об этом культе, - сказал Айдахо.
     Вот это заинтересовало Лито.
     - Орден так мне и не простил того, что  я  отобрал  у  них  программу
выведения, - сказал он.
     - Это не имеет ничего общего с программой выведения.
     Лито скрыл легкую веселость. Данканы всегда были очень  чувствительны
ко всему, что касалось искусственного улучшения человеческой породы,  хотя
некоторым  из  них  и  приходилось  периодически  навещать  его  племенную
конюшню.
     - Понимаю, - сказал Лито.
     - Что ж, Бене Джессерит помешан на свой особый манер, но сумасшествие
предполагает   хаотическое   скопление   неожиданностей.   Некоторые    из
неожиданностей могут быть ценными.
     - Не могу постичь ценности этого.
     - По-твоему, за кулисами этого культа стоит Бене Джессерит? - спросил
Лито.
     - Да.
     - Объясни.
     - У них есть святая Рака. Они называют ее Ракой Крисножа.
     - Да, правда?
     - И их главная жрица называется хранительницей света Джессики.  Разве
это не многозначительно?
     - Это восхитительно! - Лито не пытался скрыть своего веселья.
     - Что в этом восхитительного?
     - Они объединяют мою бабушку и  мою  тетю  в  единую  богиню.  Айдахо
медленно покачал головой, не в силах понять.
     Лито позволил себе небольшую внутреннюю паузу,  меньше  чем  на  долю
секунды. Жизни-памяти его бабушки было  довольно-таки  наплевать  на  этот
культ на Гиди Прайм. Ему нужно было отгородиться от ее воспоминаний  и  ее
личности.
     - В чем, по-твоему, цель этого культа? - спросил Лито.
     - Очевидно, соперничающие религии, чтобы подорвать твою власть.
     - Это слишком просто.  Кем  бы  они  ни  были,  но  простушками  Бене
Джессеритки не были никогда.
     Айдахо ждал объяснения.
     - Они хотят еще спайса! - сказал Лито, - им нужно больше  Преподобных
Матерей.
     - Так что, они будут докучать тебе, пока ты от них не откупишься?
     - Я разочарован тобой, Данкан.
     Айдахо только поглядел на Лито, который умудрился испустить  вздох  -
сложно дающийся ему человеческий жест, больше внутренне  не  присущий  его
новой форме. Данканы обычно были сообразительными,  но  Лито  предполагал,
что замысел, сидевший в голове у нынешнего, частично затмил его смекалку.
     - Они выбрали своим домом Гиди Прайм, - сказал Лито. -  Что  за  этим
стоит?
     - Гиди  Прайм  был  цитаделью  Харконненов,  но  это  сейчас  древняя
история.
     - На этой планете умерла твоя сестра, жертва Харконненов. Это  верно,
что Харконнены и Гиди Прайм связались в своих  мыслях.  Но  почему  ты  не
упомянул об этом раньше?
     - Я не считал это важным.
     Губы  Лито  поджались,  став  тонкой  линией.  Упоминания  о   сестре
встревожило Данкана. Данкан разумом знал, что он  -  только  последний  из
долгой  цепочки  материальных  возобновлений,  все  из  которых   являются
продуктами   тлейлаксанских   аксольтных   чанов   и   вырабатываются   из
первоначальных клеток. Но при этом Данкан не мог бежать от оживших  в  нем
воспоминаний. Он помнил, что Атридесы спасли его из плена Харконненов.
     "И, кем бы я еще ни  являлся,  я  все  равно  остаюсь  Атридесом",  -
подумал Лито.
     - Куда ты клонишь? - спросил Айдахо.
     Лито решил, что тут надо повысить голос. И громко вскричал:
     - Харконнены были крупными накопителями спайса!
     В страхе Айдахо отпрянул на целый шаг.
     Лито продолжил более тихим голосом:
     - На Гиди Прайм есть до сих пор не обнаруженный запас  меланжа.  Бене
Джессерит  пытается  его  отыскать,  используя  религиозные   фокусы   как
прикрытие.
     Айдахо   был   ошеломлен.   Однажды   произнесенный   вслух,    ответ
представлялся теперь очевидным.
     "Я ли это упустил?" - подумал Айдахо.
     Крик  Лито  снова  заставил  его   почувствовать   себя   командующим
королевской  гвардией.  Айдахо  знал  экономику  империи,  упрощенную   до
крайности: не дозволяется никаких записей в долг и  беспроцентных  ставок;
расчет идет по принципу "деньги на бочку". На единственной монете  Империи
лицо Лито, в рясе его новой плоти: Бог Император. Но все это  основывается
на спайсе, ценность которого хоть непомерная и громадная,  все  продолжает
возрастать. Человек может запросто унести в руках стоимость целой планеты.
"Контролируй финансовые дела и  суды.  И  пусть  остальное  забирает  себе
чернь", - подумал Лито. Это сказал старый Якоб Брун, и Лито  услышал,  как
старик захихикал внутри него. "Очень  немногое  изменилось  с  твоих  пор,
Якоб."
     Айдахо глубоко вздохнул.
     - Бюро по делам веры должно быть немедленно извещено.
     Лито сохранял молчание.
     Поняв это молчание как намек, что можно продолжать, Айдахо  продолжил
свои доклад. Лито слушал его лишь кусочком сознания.  Словно  бесстрастный
монитор вел запись  всех  слов  и  движений  Айдахо,  а  Лито  лишь  порой
отвлекался бросить взгляд на этот монитор, ради внутреннего комментария:
     Теперь он хочет поговорить о Тлейлаксе.
     Это опасная для тебя почва, Данкан.
     Но это устремило мысли Лито в новом направлении...
     Коварный Тлейлакс до сих пор производит Данканов из клеток оригинала.
Они делают то, что запрещают все религии, и мы это знаем.  Я  не  дозволяю
искусственных манипуляций с человеческой генетикой.  Но  Тлейлакс  уяснил,
как  я  дорожу  Данканами,  как  командующими  моей  гвардии.   Я   думаю,
тлейлаксанцы даже не подозревают, что  меня  это  еще  и  забавляет.  Меня
развлекает то, что река, которая носит  сейчас  имя  Айдахо  была  некогда
горой. Горы больше не существует. Мы снесли ее,  чтобы  получить  материал
для высоких стен, окружающих сейчас мой Сарьер. Конечно,  Тлейлакс  знает,
что я периодически использую  Данканов  для  своей  собственной  программы
выведения. В Данканах есть мужская сила полукровок... и много большее.  На
каждый огонь должен быть свой огнетушитель.
     Моим намерением было скрестить нынешнего Данкана с Сионой, но  теперь
это, скорее всего, уже невозможно.
     Ха! Теперь он сообщает мне, что он  хочет,  чтобы  я  "обрушился"  на
Тлейлакс. Почему он прямо меня не спросит - "Ты собираешься заменить меня?
"
     Меня так и подмывает ему сказать.
     И опять Айдахо запустил руку  в  тонкий  портфельчик.  Но  внутренний
монитор Лито не упустил этого движения.
     Лазерный пистолет или еще доклад?
     Данкан остается настороженным. Он хочет не только убеждаться  в  том,
что я остаюсь в  неведении  относительно  его  намерений,  но  и  получишь
побольше "доказательств", что я недостоин его верности.
     Он все колеблется и медлит. С ним всегда так было. Я много число  раз
ему говорил, что не буду использовать моего предвидения, чтобы предугадать
момент, когда покину эту древнюю оболочку. Но он все еще сомневается.
     Эта  подземная  палата  поглощает  его  голос  и,  если  бы  не   моя
обостренная   чувствительность,   темнота    поглотила    бы    химическое
свидетельство его страха. Его голос тает  в  моем  сознании.  До  чего  же
скучным стал этот Данкан.  Он  пересказывает  мне  ИСТОРИЮ  мятежа  Сионы,
несомненно, ради того,  чтобы  прочитать  свои  собственные  назидания  по
поводу ее последней выходки.
     - Это не рядовой мятеж, - говорит он.
     И этот напоминает мне! Дурак. Все мятежи рядовые и  донельзя  скучны.
Они копируют один и тот же  образец.  Их  движущая  сила  -  наркотическое
воздействие  адреналина,  и  желание  добиться  персональной  власти.  Все
мятежники - скрытые аристократы. Вот почему я так легко обращаю их в  свою
веру.
     Почему Данканы никогда не слышат меня, когда я об этом говорю? У меня
был спор как раз с этим самым Данканом.  Это  была  одна  из  наших  самых
первых стычек, произошла она на этом же месте.
     -  Искусство  управления  требует,  чтобы  ты  никогда   не   отдавал
инициативу радикальным элементам, - сказал он.
     До чего педантично. Радикалы появляются  в  каждом  поколении,  и  не
нужно стараться предотвратить это. А именно это он и имеет в виду,  говоря
об "отдаче инициативы". Он хочет сокрушить их, раздавить,  контролировать,
предотвращать их появление. Он живое доказательство того, что  между  умом
полицейского и умом военного очень мало разницы.
     - Радикалов надо страшиться только тогда, когда  стараешься  подавить
их. Ты должен демонстрировать им, что будешь использовать лучшее из  того,
что они предлагают, - сказал я ему.
     - Они опасны! - он думает, что с  помощью  повторения  в  его  словах
будет больше правды.
     Медленно, шаг за шагом, я веду его через мой  метод,  и  он,  похоже,
начинает меня слушать.
     - В  этом  их  слабость,  Данкан.  Радикалы  всегда  смотрят  слишком
упрощенно - черное и белое, добро и зло, они и мы. Применяя свое  мышление
к  чему-то  более  сложному,  они  открывают   дорогу   хаосу.   Искусство
управления, как ты это называешь, есть искусство упрощения хаоса.
     - Никто не справится с неожиданностью.
     - Неожиданность? Кто говорит о неожиданности? Хаос не  неожиданность.
Он имеет предсказуемые характеристики. Например,  он  нарушает  порядок  и
усиливает экстремистские силы.
     - Разве это не то, что  стараются  сделать  радикалы?  Разве  они  не
стараются разрушить все до основания, чтобы получить возможность  захапать
власть?
     - По их мнению, этим они и занимаются. А на самом деле,  они  создают
новых экстремистов, новых радикалов и продолжают старый процесс.
     - А как насчет радикала, понимающего все сложности и  нападающего  на
тебя с этого бока?
     - Тогда это не радикал. Тогда это соперник в борьбе за власть.
     - Но что ты делаешь?
     - Либо сотрудничай, либо убивай. В основе к этому сводится вся борьба
за власть.
     - Да, но как на счет мессий?
     - Как мой отец?
     Данкану не нравится этот вопрос. Он знает, что в  некоем,  совершенно
особом роде я и есть мой отец. Он знает, что я могу говорить голосом моего
отца и представлять его и что мои воспоминания  очень  точны,  никогда  не
редактируются и от них нельзя убежать.
     - Ну... если хочешь, например, - неохотно говорит он.
     - Данкан, я - все они вместе  взятые.  И  я  знаю.  Никогда  не  было
истинно самоотверженного бунтовщика,  всего  лишь  лицемеры,  сознательные
лицемеры или бессознательные, но все это одно и тоже.
     Это растревожило небольшое гнездо шершней в моей памяти. Некоторые из
живущих во мне никогда не отказывались от веры, будто  они  и  только  они
одни обладают ключом ко всем проблемам человечества. Что  ж,  в  этом  они
похожи на меня. Я могу сочувствовать им, даже когда говорю им, что  провал
сам по себе является достаточным доказательством.
     Хотя я вынужден отгородиться от них. Нет смысла на них задерживаться.
Они несколько  большее,  чем  ядовитое  напоминание...  как  этот  Данкан,
который стоит сейчас передо мной со своим лазерным пистолетом...
     Великие боги! Он  застал  меня  врасплох.  В  руке  у  него  лазерный
пистолет и пистолет этот наведен на мое лицо.
     - Ты, Данкан? Ты меня тоже предал?
     И ты, Брут?
     Каждая клеточка сознания Лито полностью оживает.  Он  чувствует,  как
содрогается его тело. Плоть червя обладает своей собственной волей.
     Айдахо говорит с насмешкой:
     - Скажи мне, Лито, сколько раз я должен оплачивать долг верности?
     Лито понимает внутренний вопрос: "Сколь многие  мои  Я  уже  побывали
здесь?" Данканы всегда желают это знать. Каждый Данкан спрашивает себя  об
этом и ни один ответ не устраивает ни одного из Данканов. Они сомневаются.
     Печальнейшим голосом Муад Диба Лито вопрошает:
     - Разве не доставляет тебе гордости мое восхищение, Данкан? Разве  ты
никогда не задумывался о том, что именно заставляет меня так желать, чтобы
ты был моим постоянным спутником во все эти века?
     - Потому что ты знаешь, что я последний дурак!
     - Данкан!
     Голос рассерженного Муад Диба всегда сильно воздействует  на  Айдахо.
Хоть Айдахо и знает, что Лито владеет Голосом так, как не владел  никто  и
никогда из Бене Джессерит, но как дважды два можно предсказать, что  перед
этим голосом он не устоит. Лазерный пистолет чуть вздрагивает в его руке.
     Этого достаточно. Лито мощным  кувырком  швыряет  свое  тело  вниз  с
тележки. Айдахо никогда не видел, чтобы он таким образом покидал  тележку,
даже не подозревал, что такое возможно. Для Лито  надо  лишь  телом  Червя
учуять подлинную угрозу - и спустить Червя с внутренней привязи. Остальное
происходило само по себе - со  скоростью,  которая  всегда  изумляла  даже
Лито.
     Главной его заботой был лазерный пистолет. Он мог сильно его  задеть,
но не многим были известны возможности тела предчервя справляться с  любым
жаром.
     Перекатившись, Лито сбил Айдахо, и лазерный пистолет чуть  отклонился
при выстреле. Один из бесполезных плавников, которые  прежде  были  ногами
Лито, испытал шок боли,  стремительно  ворвавшийся  в  сознание  Лито.  На
секунду  Лито  чувствовал  только  боль.  Но  тело  Червя  было   свободно
действовать,  и  все  остальное  происходило   рефлекторно,   в   яростном
пароксизме. Лито услышал, как  трещат  кости.  Лазерный  пистолет  отлетел
далеко по полу подземелья, когда рука Айдахо дрогнула в спазме.
     Откатившись от Айдахо, Лито приготовился для новой атаки, но  в  этом
уже не было необходимости. Пораженный плавник до сих пор  посылал  сигналы
боли, он почувствовал, что самый кончик обожжен. Оболочка песчаной  форели
уже залечивала раны. Боль унялась и превратилась в неприятную пульсацию.
     Айдахо пошевелился.  Не  было  сомнений,  что  он  смертельно  ранен.
Невооруженным глазом было видно, что у него раздавлена грудная клетка.  По
его дыханию чувствовалось, что он  уже  в  агонии,  но  открыв  глаза,  он
устремил на Лито пристальный взгляд. "До чего же упорны смертные  в  своей
одержимости!" - подумалось Лито.
     - Сиона, - тяжело выдохнул Айдахо.
     Лито увидел, что жизнь покидает Данкана.
     "Интересно", - подумал Лито. - "Возможно  ли,  чтобы  этот  Данкан  и
Сиона... Нет! Этот Данкан всегда  демонстрировал  неподдельно  насмешливое
презрение к глупости Сионы".
     Лито забрался назад на королевскую тележку. Опасность  прошла  совсем
близко. Мало было сомнений, что Данкан  целил  ему  в  мозг.  Лито  всегда
помнил, об уязвимости рук и ног, но никому не позволял узнать об этом, как
никому не позволял узнать и о том, что мозг его - не тот, что некогда, что
он не связан теперь напрямую с местонахождением его лица. Это даже не  был
мозг в человеческом понимании, это  были  центральные  узловые  скопления,
разбросанные по всему телу. Лито не  доверял  этого  ни  одному  из  своих
дневников.



                                    5

                   О, пейзажи, виденные мной!  И  люди!  Дальние  скитания
              Свободных и все остальное. Даже, сквозь мифы, возвращение на
              Землю.  О,   уроки   астрономии   и   интриг,   переселений,
              беспорядочных бегств, столько ночей бега до боли в ногах и в
              легких  по  всем  этим  пылинкам  космоса,  на  которых   мы
              обороняем наше преходящее  присутствие.  Говорю  вам,  вы  -
              чудо, и  мои  жизни-памяти  не  оставляют  в  этом  никакого
              сомнения.

                                                       Украденные дневники

     Женщина, работавшая за небольшим письменным  столиком,  была  слишком
велика для узкого стульчика, на котором она  примостилась.  Там,  снаружи,
было позднее утро, но в этой комнате без окон, глубоко под  городом,  один
лишь одинокий глоуглоб светился высоко в углу. Он лил теплый желтый  свет,
но этот свет не  способен  был  рассеять  унылую  утилитарность  небольшой
комнатки. Стены и потолок были покрыты одинаковыми прямоугольными панелями
из монотонного серого металла.
     В комнате был еще только один предмет  обстановки  -  узкая  койка  с
соломенным матрацем, покрытым безликим серым одеялом. Было ясно видно, что
эта обстановка предназначена не для находящейся в комнате женщины.
     На женщине был сшитый  из  цельного  куска  материи  пижамный  костюм
синего  цвета,  туго  натягивающийся  на  ее  широких  плечах,  когда  она
горбилась над письменным столиком.  Глоуглоб  освещал  коротко  стриженные
светлые волосы  и  правую  сторону  лица,  подчеркивая  мощную  квадратную
челюсть. Губы двигались, показывая, что она что-то безмолвно произносит, а
ее  толстые  пальцы  осторожно  нажимали  клавиши  узкой   клавиатуры   на
письменном столике. Она обращалась с машиной с почтением,  бравшим  начало
от благоговейного  ужаса,  неохотно  переходившего  в  процессе  работы  в
пугливое возбуждение. Долгое общение с машиной не истребило ни  одного  из
этих чувств.
     Она писала, и слова появлялись  на  экранчике,  скрытом  за  откидным
прямоугольником  стенной  панели,  который  открывался,  когда  письменный
столик откидывали вниз.
     "Сиона продолжает действия, предвещающие яростное нападение  на  Вашу
Святость,"  -  писала  она.  -  Сиона  остается  непоколебимой   в   своей
сокровенной цели. Сегодня она сказала мне, что передаст  копию  украденных
книг группировкам, чья верность вам подлежит сомнению.  Она  назвала  тех,
кто получит книги - это Бене Джессерит, Космический Союз и  Икшианцы.  Она
говорит, что книги содержат ваши зашифрованные слова и, передав книги этим
группировкам, она надеется найти их помощь в переводе Ваших Святых слов.
     Владыка, я не знаю, какие великие откровения могут скрываться на этих
страницах, но если  они  содержат  что-нибудь,  способное  угрожать  Вашей
Святости, я умоляю избавить меня от клятвы послушания Сионе. Я не понимаю,
почему вы заставили меня принести эту клятву, но я страшусь этого. Остаюсь
вашей преданной слугой, Найла.
     Стульчик скрипнул, когда Найла  откинулась  назад  и  задумалась  над
своими словами. Комната была наглухо, почти звуконепроницаемо отделена  от
всего остального мира. Слышалось только слабое  дыхание  Найлы  и  далекое
скрежетание машин, отдававшееся больше в полу, чем в воздухе.
     Найла  пристально   посмотрела   на   свое   донесение   на   экране.
Предназначенное только для глаз Бога Императора, оно  требовало  большего,
чем  святой  правдивости.  Оно  требовало  глубокой  искренности,  которая
иссушала и выматывала  Найлу.  Вскоре  она  кивнула  сама  себе  и  нажала
клавишу, которая  кодировала  слова  и  подготавливала  их  для  передачи.
Наклонив  голову,  она  безмолвно  помолилась,  перед  тем  как   спрятать
письменный стол внутри стены. Наклон головы и молитва являлись сигналом  к
передаче послания. Сам Бог Император вмонтировал особое  устройство  в  ее
голову, заставив ее поклясться соблюдать тайну, и предостерег ее при этом,
что может, наступит время, когда он  заговорит  с  ней  через  эту  штучку
внутри ее черепа. Он никогда еще этого  не  делал.  Она  подозревала,  что
устройство изготовлено икшианцами. Было в этом что-то от их стиля. Но  раз
сам Бог сотворил с ней такое, Найла могла пренебрегать подозрением, что он
вживил в нее компьютер, то, что запрещалось согласно Великой Конвенции.
     "Да не будет сотворено устройство, уподобленное человеческому разуму!
"
     Найла содрогнулась. Затем она встала и поставила стул на его  обычное
место возле койки. Ее тяжелое  мускулистое  тело  напрягалось  под  тонким
синим одеянием. В ее поведении чувствовались устойчивость и  взвешенность,
она двигалась как человек, который постоянно  должен  считаться  со  своей
огромной  физической  силой.  Она  повернулась  от  койки  и   внимательно
осмотрела место, где был  письменный  столик.  Всего  лишь  обычная  серая
прямоугольная панель, точно такая же, как все остальные. В ней не застряло
ни волокна, ни нитки, ни  волоска,  ничего,  что  бы  могло  выдать  тайну
панели.
     Найла сделала глубокий  бодрящий  вдох  и  вышла  из  комнатки  через
единственную дверь в серый коридор, тускло освещенный широко разбросанными
белыми глоуглобами. Звук работающих машин здесь  был  слышан  громче.  Она
повернула налево и через  несколько  минут  присоединилась  к  Сионе  -  в
несколько  большей  комнате,  посреди  которой  стоял  стол,  а  на  столе
разложены вещи, украденные из Твердыни. Всю сцену освещали два  серебряных
глоуглоба:  Сиону,  сидящую  за  столом,  ее  помощника  по  имени  Топри,
стоявшего возле нее.
     Найла против воли испытывала восхищение перед Сионой, но Топри  -  из
тех, кто недостоин ничего, кроме активной неприязни. Нервозный толстячок с
зелеными  глазами  навыкате,  вздернутым  носом  и  тонкими   губами   над
подбородком с ямочкой. При разговоре Топри приквакивал.
     -  Посмотри,  Найла!  Смотри,  что  Сиона  нашла   заложенным   между
страницами этих двух книг.
     Найла закрыла и заперла единственную дверь комнаты.
     - Ты слишком много разговариваешь и выболтаешь все, что можно, Топри,
- сказала Найла. - Откуда тебе знать, не одна ли я в коридоре?
     Топри побледнел. Лицо его сердито нахмурилось.
     - Боюсь, она права, - сказала Сиона. - Что  заставляет  тебя  думать,
что будто я хочу, чтобы Найла знала о моем открытии?
     - Ты доверяешь ей во всем!
     Сиона посмотрела на Найлу.
     - Ты знаешь, почему я доверяю тебе, Найла?
     Вопрос был задан ровным, без эмоций голосом.
     Найла ощутила внезапный приступ страха. Раскрыла ли Сиона ее секрет?
     "Не подвела ли я моего Владыку?"
     - У тебя что, нет ответа на мой вопрос? - спросила Сиона.
     - Разве я тебе когда-либо давала повод вести себя иначе?  -  спросила
Найла.
     - Это недостаточная причина для доверия, - сказала Сиона. - Никто  не
является совершенным - ни человек, ни машина.
     - Тогда почему же ты мне все-таки не доверяешь?
     - У тебя всегда  согласуются  слова  и  поступки.  Это  замечательное
качество. Например, ты не любишь Топри - и никогда не  пытаешься  скрывать
своей неприязни.
     Найла поглядела на Топри, и тот кашлянул.
     - Я не доверяю ему, - сказала Найла. Эти слова выскочили  у  нее  изо
рта до того, как она успела подумать.  Только  после  того,  как  она  это
произнесла, Найла осознала истинную причину своей неприязни: Топри предаст
любого ради личной выгоды.
     "Не раскусил ли он меня?"
     Продолжая хмуриться, Топри сказал:
     - Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать твои оскорбления.
     Он повернулся, чтобы  уйти,  но  Сиона  жестом  удержала  его.  Топри
заколебался.
     - Хотя мы говорим словами прежних Свободных  и  клянемся  в  верности
друг к другу, это не то, что держит  нас  вместе,  сказала  Сиона.  -  Все
основывается на истинных поступках. Это то, чем я все меряю. Вы оба с этим
согласны?
     Топри автоматически кивнул, но Найла покачала головой  из  стороны  в
сторону.
     Сиона улыбнулась ей.
     - Ты не всегда согласна с моими решениями, ведь верно, Найла? -  Нет,
- это слово Найла произнесла очень неохотно.
     - И ты никогда не пытаешься скрыть своего несогласия, хотя  при  этом
ты всегда мне подчиняешься. Почему?
     - Потому что я поклялась тебе в этом.
     - Я же сказала тебе, что этого не достаточно.
     Найла осознала, что ее прошибает пот, поняла, что это ее  выдает,  но
не могла пошевелиться. "Что мне теперь делать, я  поклялась  Богу,  что  я
буду подчиняться Сионе, но я же не могу ей этого сказать".
     - Ты должна ответить на  мой  вопрос,  -  сказала  Сиона.  -  Я  тебе
приказываю.
     Найла набрала воздуху. Это была дилемма,  которой  она  больше  всего
страшилась. И выхода из нее не  было.  Она  безмолвно  помолилась  и  тихо
проговорила:
     - Я поклялась Богу, что я буду тебе подчиняться.
     Сиона восторженно захлопала в ладоши и рассмеялась.
     - Я знала это!
     Топри хмыкнул.
     - Замолчи Топри, - сказала Сиона. - Я стараюсь преподать  урок  тебе,
ты ведь ни во что не веришь, даже в самого себя.
     - Но я...
     - Молчи, я говорю! Найла верит. Я верю, вот что  держит  нас  вместе,
вера.
     Топри был изумлен.
     - Вера? Ты веришь в...
     - Нет, не в Бога Императора, дурак ты этакий! Мы верим в высшую силу,
которая справится с Червем-Тираном. Мы и есть эта высшая сила.
     Найла сделала трепетный вздох.
     - Все в порядке Найла, - сказала Сиона. - Меня не волнует, откуда  ты
черпаешь свою силу, до тех пор, пока ты веришь.
     Найла сперва натянуто  улыбнулась,  но  затем  расплылась  в  улыбке.
Никогда еще она не была так потрясена мудростью своего  Владыки.  "Я  могу
говорить правду и это работает только на моего Бога!"
     - Давай я покажу тебе, что я нашла в этих книгах,  -  сказала  Сиона.
Она указала на несколько листов обычной бумаги, разложенных  на  столе.  -
Это было заложено между страницами.
     Найла подошла к столу и поглядела на листки бумаги.
     - Во-первых, вот это,  -  Сиона  подала  ей  предмет,  который  Найла
сначала не заметила. Это была тонкая прядь чего-то... и на ней что-то, что
казалось...
     - Цветок? - спросила Найла.
     - Это было заложено между двумя бумажками. На одной из  бумажек  было
написано вот это.
     Сиона  наклонилась  над  столом  и  прочла  "Прядь  волос  Ганимы   и
звездчатый цветок, который однажды она мне дала".
     Поглядев на Найлу, Сиона сказала:
     -  Наш  Бог  Император,  оказывается,  сентиментален.  Вот  слабость,
которую я не ожидала в нем встретить.
     - Ганима? - спросила Найла.
     - Его сестра! Вспомни нашу Устную Историю.
     - Ах, да... да. Молитва к Ганиме.
     - Теперь, послушай вот это, - Сиона  взяла  другой  листок  бумаги  и
прочла отрывок.
     Сер как мертвые щеки приречный песок,
     Отсвет туч зарябил на зеленой воде.
     Я стою у темнеющей кромки воды,
     Пальцы ног омывает холодная пена,
     Запах дыма доносит ко мне с лесосплава.
     Сиона опять поглядела на Найлу.
     - На этом есть пометка "То что я написал, когда мне сообщили о смерти
Гани". Что ты об этом думаешь?
     - Он... Он любил свою сестру.
     - Да! Он способен любить. О, да! Теперь он наш.



                                    6

                   Порой я  позволяю  себе  развлечься  одним  из  сафари,
              недоступных ни одному другому бытию. Я соскальзываю  внутрь,
              по  оси  моих  жизней-памятей.  Словно   школьник,   пишущий
              сочинение, куда он поедет на каникулы, я выбираю себе  тему.
              Пусть это будет...  женщины-интеллектуалки! И я  отплываю  в
              тот океан, что представляют собой мои предки. Я  -  огромная
              крылатая  рыба  глубинных  вод.  Открывается   пасть   моего
              самосознания, и я их заглатываю! Порой... Порой я вылавливаю
              кого-нибудь, ставшего исторической личностью. Мне доставляет
              радость прожить жизнью такого человека, смеясь в то же время
              над  академическими  претензиями,  якобы   являющимися   его
              биографией.

                                                       Украденные дневники

     Монео спускался в подземное убежище с печальным смирением.  Никак  не
избегнешь тех обязанностей, которые теперь ему  придется  выполнить.  Богу
Императору потребуется какое-то время, чтобы  улеглась  его  грусть  из-за
потери еще одного Данкана... но жизнь продолжается... и продолжается...  и
продолжается...
     Лифт бесшумно скользил вниз, великолепный, надежный  лифт,  как  все,
что делалось икшианцами. Однажды,  лишь  однажды  Бог  Император  закричал
своему мажордому: "Монео! Порой мне кажется, что и ты сделан икшианцами!"
     Монео ощутил, как лифт остановился. Дверь открылась,  и  он  поглядел
через  подземелье  на  скрытую  тенями  объемистую  груду  на  королевской
тележке. Не было никаких указаний на то, что Лито  заметил  его  прибытие.
Монео вздохнул  и  отправился  в  долгий  путь  через  откликающиеся  эхом
сумерки. На полу рядом с тележкой лежало тело. Нет, это не обман памяти  -
ему не мерещится, будто он уже это видел. Так и в  самом  деле  бывало  не
раз. Все это давно уже знакомо и привычно.
     Однажды, когда Монео только поступил сюда на службу, Лито сказал:
     - Тебе не нравится это место, Монео. Мне это заметно.
     - Нет, Владыка, не нравится.
     Монео надо было лишь чуть-чуть напрячь память,  чтобы  услышать  свой
собственный  голос  того  наивного  прошлого.  И  голос  Бога  Императора,
отвечающего ему: - Тебе не следует относиться к мавзолею, как к  приятному
месту, Монео. Для меня он - источник бесконечной силы.
     Монео припомнил, как ему не терпелось уйти от этой тревожной темы.
     - Да, Владыка.
     Но Лито упорно продолжал:
     - Здесь лишь немногие из моих предков. Здесь вода Муад  Диба.  Здесь,
разумеется, Гани и Харк Ал Ада, но они не являются  моими  предками.  Нет,
это не истинная гробница моих предков, я и есть  эта  гробница.  Здесь,  в
основном, Данканы и продукты моей программы выведения. Когда-нибудь  и  ты
окажешься здесь.
     Монео спохватился, что, погрузившись в воспоминания он сбавил шаг. Он
вздохнул и  двинулся  побыстрее.  Лито  мог  быть  при  случае  до  ярости
нетерпелив, но до сих пор от него не было  никакого  знака.  Но  Монео  не
считал, что это означает, будто его прибытие осталось незамеченным.
     Лито лежал, закрыв  глаза,  и  но  другие  его  чувства  воспринимали
продвижение Монео по подземелью. Мысли Лито были заняты Сионой.
     - Сиона - мой ярый враг, - думал он. - Мне не нужно  донесений  Найлы
для подтверждения этого. Сиона - женщина действия. Ее  жизнь  питается  от
огромных поверхностных энергий, наполняющих меня восторженными фантазиями.
Я не могу созерцать эти живые энергии без чувства экстаза. Это  мой  смысл
бытия, оправдание всего, что  я  когда-либо  сделал...  даже  трупа  этого
глупого Данкана, простертого сейчас передо мной.
     Слух  Лито  оповестил  его,  что  Монео  не  прошел  еще  и  половины
расстояния до королевской тележки. Монео двигался медленнее и медленнее, а
затем резко убыстрил шаг.
     - Какой же дар преподнес мне Монео в своей дочери! -  думал  Лито.  -
Сиона свежа  и  драгоценна.  Она  новое,  в  то  время,  как  Я,  собрание
обветшалого хлама, пережиток тех, кто был проклят, пережиток  заблудших  и
затерянных. Я - нахватанные оттуда и отсюда кусочки истории, которые тонут
из виду во всех  наших  прошлых,  такой  мусоросборник,  которого  никогда
прежде и вообразить было нельзя.
     Лито дал своим жизням-памятям прошествовать через свои  глаза,  чтобы
они увидели, что произошло в подземелье.
     "Все детали принадлежат мне!"
     "Хотя Сиона... Сиона, как чистая табличка, на которой могут быть  еще
записаны великие вещи."
     "Я охраняю эту табличку с бесконечной осторожностью.  Я  готовлю  ее,
чищу ее. Что имел в виду Данкан, когда произнес ее имя?"
     Монео подошел к тележке с робостью, внутренне собранный, отдавая себе
полный отчет, что наверняка Лито не спит.
     Лито открыл глаза и посмотрел на Монео, когда тот  остановился  возле
трупа. Лито доставило удовольствие созерцать мажордома в этот  момент.  На
Монео был белый мундир Атридесов, без знаков отличия, тонкость,  о  многом
говорящая. Лицо его, почти такое же известное, как лицо самого Лито,  было
всеми знаками отличия, которые ему были нужны. Монео терпеливо ждал. Ничто
не изменилось в бесстрастном и ровном его выражении. Его густые, песочного
цвета волосы были аккуратно зачесаны и разделены пополам пробором. Глубоко
внутри его серых глаз видна была та прямота, которая исходила от  сознания
великой  личной  власти.  Это  был  взгляд,  который  смирялся  только   в
присутствии Бога Императора - и то не всегда. Не однажды  смотрел  он  вот
так на труп на полу подземелья.
     Увидев, что  Лито  продолжает  молчать,  Монео  прокашлялся  и  затем
сказал:
     - Я опечален, Владыка.
     "Восхитительно!" - подумал Лито. - "Он знает, что  я  всегда  истинно
скорблю по Данканам. Монео видел их служебные досье и достаточно видел  их
мертвыми.  Он  знает,  что  только  девятнадцать  Данканов  -  как  обычно
выражаются люди - умерли естественной смертью."
     - У него был икшианский лазерный пистолет, - сказал Лито.
     Монео кинул взгляд на пистолет, валявшийся на полу  подземелья  слева
от него, показывая мимолетностью взгляда, что он уже его заметил. Затем он
опять посмотрел на Лито, скользнув взглядом по всей длине огромного тела.
     - Ты ранен, Владыка?
     - Не существенно.
     - Но он в Тебя попал.
     - Эти плавники для  меня  бесполезны.  Они  окончательно  отомрут  за
следующие две сотни лет.
     - Я лично прослежу за похоронами Данкана, Владыка, - сказал Монео.  -
Есть еще...
     - Кусочек моего тела сожжен в полный  пепел.  Мы  его  просто  сдуем,
здесь подходящее место для пепла.
     - Как скажет Владыка.
     - Перед тем,  как  ты  распорядишься  телом,  разряди  этот  лазерный
пистолет и держи его там, где я смогу его  продемонстрировать  икшианскому
послу. Что до представителя Космического Союза, который предостерег нас  о
покушении, вознагради его лично десятью граммами спайса. Ах, да - и  пусть
наши жрицы на Гиди Прайм получше  поищут  спрятанный  там  запас  меланжа.
Вероятнее всего, контрабанда старого Харконнена.
     - Что Ты желаешь сделать с меланжем, когда он будет найден, Владыка?
     - Используй небольшую часть его, чтобы расплатиться с  Тлейлаксом  за
нового гхолу.  Остальное  можно  отправить  в  наше  хранилище,  здесь,  в
подземелье.
     - Да, Владыка, - Монео скорее кивнул, чем поклонился, показывая,  что
понял все приказания. Его взгляд встретился со взглядом Лито.
     Лито улыбнулся. Он подумал: "Мы оба знаем,  что  Монео  не  удалится,
пока напрямую не заговорит со  мною  о  деле,  которое  больше  всего  нас
касается".
     - Я видел донесение о Сионе, - сказал Монео.
     Лито заулыбался еще шире.  Монео  был  просто  восхитителен  в  такие
моменты. За его словами скрывалось многое,  что  не  надо  было  обсуждать
между ними прямым текстом. Его слова и действия были точно  сбалансированы
и опирались на взаимное знание Лито и его слуги, что конечно же, Монео  за
всем следит. Теперь он, естественно, заботится о своей  дочери,  но  хочет
дать понять, что его забота о Боге Императоре остается превыше всего.  Сам
проделав сходный путь эволюции, Монео точно понимал деликатность нынешнего
положения Сионы.
     - Разве я не сотворил ее, Монео?  -  вопросил  Лито.  -  Разве  я  не
контролировал условия ее рождения, ее предков и ее воспитание?
     - Она моя единственная дочь, мой единственный ребенок, Владыка.
     - В некоторых отношениях она напоминает мне Харк Ал Аду, сказал Лито.
- В ней как-то не очень много от Гани, хотя, вроде бы, должно  было  быть.
Может быть, она больше всего  взяла  от  тех  предков,  задействованных  в
программе выведения Бене Джессерит.
     - Почему Ты говоришь это, Владыка?
     Лито задумался. Есть ли необходимость для Монео знать эту особенность
своей дочери? Сиона  способна  исчезать  временами  из  его  провидческого
кругозора. Золотая Тропа остается, но Сиона исчезает. И все же...  она  не
провидица. Она - уникальный феномен... и если она выживет...  Лито  решил,
что  не  стоит  подрывать  дееспособность  Монео,  сообщая  ему   ненужную
информацию.
     - Вспомни свое собственное прошлое, - сказал Лито.
     - Разумеется, Владыка! И в ней точно такой же  потенциал,  только  он
намного больше, чем был когда-либо у меня. Но это и делает ее опасной.
     - И она не будет тебя слушать, - сказал Лито.
     - Нет, но у меня есть агент среди мятежников.
     "Наверняка, Топри", - подумал Лито.
     Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что у Монео наверняка  имеется
там свой агент.  Со  времени  смерти  матери  Сионы,  Лито  все  глубже  и
увереннее постигал образ действий Монео. На Топри ему  указали  подозрения
Найлы. И теперь Монео выставлял напоказ свои страхи и действия,  предлагая
их, как цену за дальнейшую безопасность своей дочери.
     "Как же неудачно, что от этой матери у него был только один ребенок."
     - Вспомни, как я поступил с тобой в сходных обстоятельствах, - сказал
Лито. - Ты знаешь требования Золотой Тропы не хуже меня.
     - Но я был молод и глуп, Владыка.
     - Молод и дерзок, но никогда не глуп.
     Монео напряженно улыбнулся при этом комплименте, его мысли все больше
и больше склонялись к вере, что теперь он  понимает  намерения  Лито.  Но,
хотя, опасности...!
     Подкармливая эту веру, Лито сказал:
     - Ты знаешь, как сильно мне нравятся неожиданности.
     "И это правда" - подумал Лито. - "Монео то уж  точно  это  знает.  Но
даже когда Сиона удивляет меня, она остается для меня тем, чего  я  больше
всего страшусь, одинаковостью и скукой, которые  могут  разрушить  Золотую
Тропу. Смотрите только, как скука на короткое время отдала меня во  власть
Данкана! Сиона - это тот контраст, по которому я  узнаю  свои  глубочайшие
страхи. Опасения Монео за меня хорошо обоснованы."
     - Мой агент будет продолжать  наблюдение  за  ее  новыми  товарищами,
Владыка, - сказал Монео. - Мне они не нравятся.
     -  Ее  товарищи?  У  меня  у  самого  были  такие  товарищи  однажды,
давным-давно.
     - Мятежники, Владыка? У Тебя? - Монео был неподдельно удивлен.
     - Разве я не проявил себя другом мятежа?
     - Но, Владыка...
     - Заблуждения прошлого намного многочисленнее, чем ты только думаешь!
     - Да, Владыка, - Монео смешался, но любопытство в нем не угасло. И он
знал, что порой  Богу  Императору  надо  было  заболтать  самого  себя  до
одурения после смерти очередного Данкана. - Ты должно  быть,  видел  много
мятежей, Владыка.
     При этих словах Лито непроизвольно погрузился в воспоминания.
     - Ах, Монео, - пробормотал он. - В моих  путешествиях  по  лабиринтам
моих жизней-памятей я  повидал  бессчетные  места  и  события,  которым  я
никогда бы не желал повториться.
     - Я могу представить Твои внутренние странствования, Владыка.
     - Нет, ты не можешь. Я видел людей и планеты в таких количествах, что
они потеряли значение даже для воображения. О, какие пейзажи я проходил на
этом  пути.  Каллиграфия  чуждых  дорог  мерцала  сквозь  пространства   и
отпечатывалась на моем взгляде,  смотрящим  в  дальнюю  даль.  Сотворенные
природой скульптуры  каньонов,  круч  и  галактик  заставили  меня  твердо
понять, что я лишь пылинка.
     - Не Ты, Владыка. Кто-кто, но только не Ты.
     - Меньше, чем пылинка! Я видел людей и их бесплодные общества с таким
повторяющимся однообразием, что их чушь наполнила меня скукой, ты слышишь?
     -  Я  нисколько  не  хотел  прогневать  моего  государя,  -  смиренно
проговорил Монео.
     - Ты и не гневаешь меня. Порой ты меня раздражаешь, но не более того.
Ты даже не можешь  вообразить,  что  я  видел  калифов,  имджидов,  ракаи,
раджей, башаров, королей, императоров, принцев и президентов - я видел  их
всех. И все они - феодальные атаманы. Каждый - маленький фараон.
     - Простите мою самонадеянность, Владыка.
     - Проклятие римлянам! - вскричал Лито.
     Это он обращался внутрь к своим предкам: "Проклятие римлянам!".  Смех
его жизней-памятей заставил его поспешно бежать от них.
     - Я не понимаю, Владыка, - рискнул заметить Монео.
     - Это верно. Ты не понимаешь. Римляне разнесли фараонову заразу,  как
сеятель разбрасывает семена урожая следующего сезона  -  Цезари,  Кайзеры,
цари, императоры, царицы, пфальцграфы.. Проклятие фараонам!
     - Мне абсолютно не знакомы все эти титулы, Владыка.
     - Я, может быть, последний из них всех, Монео. Молись, чтоб это  было
так.
     - Как прикажет мой государь.
     Лито пристально поглядел на своего слугу.
     - Мы - убийцы мифов, ты и я, Монео. Это наша совместная мечта. Уверяю
тебя с высоты бога-олимпийца, что правительство -  это  всеми  разделяемый
миф. Когда миф умирает, рушится и правительство.
     - Так Ты учил меня, Владыка.
     - Людская машина, армия сотворила нашу нынешнюю мечту, мой друг.
     Монео прокашлялся.
     Лито по небольшим признакам распознал нарастающее в Монео нетерпение.
     "Монео понимает насчет армии. Он знает, что это мечта  дурака,  будто
армии могут быть основным инструментом управления."
     Поскольку  Лито  продолжал  молчать,  Монео   подошел   к   лазерному
пистолету, поднял его с холодного пола подземелья и начал  его  разряжать.
Лито наблюдал за ним, думая о том, как эта  крохотная  сцена  воплотила  в
себе целиком всю суть мифа об армии. Армия пестует технологию, потому  что
сила машин представляется близоруким такой очевидной.
     "Лазерный пистолет не  больше,  чем  машина.  Но  все  машины  терпят
неудачу или их вытесняют другими машинами. И все же, армия поклоняется как
святыне таким вещам, восхищающим и устрашающим. Поглядите,  как  эти  люди
боятся  икшианцев!  Нутром  армия  понимает,  что  это  как  в  сказке   о
подмастерье колдуна. Что, раз выпустив на свободу технологию,  уже  больше
не найдешь волшебного заклинания, чтобы загнать  ее  назад  в  бутылку.  Я
научу их другому колдовству и другим заклинаниям."
     Лито заговорил с населяющим его множеством:
     "Видите, Монео разрядил смертоносный инструмент. Здесь порвана связь,
здесь раздавлена маленькая капсула."
     Лито  принюхался,  он  ощутил   устойчивый   запах   эфирных   масел,
перекрывающий запах пота Монео.
     Все еще обращаясь  внутрь  себя,  Лито  сказал:  "Но  дух  не  мертв.
Технология вскармливает анархию. Она наугад распределяет такие орудия. Ими
она  провоцирует  на  насилие.  Способности  изготовлять  и   использовать
устройства, предназначенные для жестокого разрушения, неизбежно  переходят
в руки все меньших и меньших групп, пока наконец не становятся  доступными
для отдельной личности."
     Монео вернулся на свое место перед Лито, небрежно держа в правой руке
разряженный лазерный пистолет.
     - На Парели и на планетах Дана идут разговоры о еще  одной  священной
войне против подобных вещей.
     Монео приподнял лазерный пистолет и  улыбнулся,  показывая  тем,  что
понимает парадокс таких пустых мечтаний.
     Лито закрыл глаза. Многочисленные  жизни-памяти  внутри  него  хотели
поспорить, но он заставил их замолчать, подумав: "Джихады  создают  армии.
Бутлерианский  Джихад  пытался  очистить  наш  космос  от  машин,  которые
подражают уму человека. Бутлерианцы оставили армию в своем  кильватере,  а
икшиацы все так же производят  сомнительные  устройства...  за  что  я  им
благодарен. Что подлежит проклятию?  Идеология  разрушения  -  и  неважно,
какие инструменты при этом используются."
     - Это произошло, - пробормотал он.
     - Владыка?
     Лито открыл глаза.
     - Я удалюсь в свою башню, - сказал он. -  Мне  нужно  много  времени,
чтобы оплакать своего Данкана. - Новый уже на пути сюда, - сказал Монео.



                                    7

                   Ты, первый, кто по меньшей мере за  четыре  тысячи  лет
              встретится с моими  хрониками,  остерегайся.  Не  считай  за
              честь свое первенство в чтении откровений моего  икшианского
              хранилища. Ты найдешь  в  этом  много  боли.  Я  никогда  не
              заглядывал за пределы этих четырех  тысячелетий,  разве  что
              кидал беглый взгляд, дабы убедиться, что моя  Золотая  Тропа
              цела. Отсюда, я не уверен,  что  могут  означать  для  твоих
              времен события, описанные в моих дневниках. Знаю  лишь,  что
              мои  дневники  преданы  забвению,  и   что   события,   мною
              описываемые, наверняка дошли до тебя через  многие  эпохи  в
              искаженном  виде.  Уверяю  тебя,  способность  видеть   наше
              будущее может  стать  источником  скуки.  Крайне  докучливым
              может  стать  даже,  когда  тебя  почитают  за  бога  -  как
              определенно почитали меня. Мне не раз  приходило  в  голову,
              что святая скука - вполне подходящий и достаточный повод для
              изобретения свободы воли.

                                      Надпись на хранилище в Дар-эс-Балате

     Я - Данкан Айдахо.
     Вот почти все, что ему хотелось знать  наверняка.  Ему  не  нравились
объяснения тлейлаксанцев, их истории,  но,  с  другой  стороны,  Тлейлакса
всегда страшились. Не доверяли ему и страшились.
     Они доставили его на  эту  планету  на  небольшом  челночном  корабле
Космического Союза. Прибыли  они,  когда  зеленое  полыхание  показавшейся
из-за горизонта солнечной короны начинало развеивать сумерки, а корабль их
в это время погружался в тень. Космопорт выглядел совсем не  таким,  каким
Данкан его помнил: теперь он был больше, и окружен странными строениями.
     - Ты уверен, что это Дюна?, - спросил Данкан.
     - Ракис, - поправил его тлейлаксанский сопровождающий.
     Его доставили в наглухо закрытом наземном  автомобиле  в  это  здание
где-то в городе, который  они  называли  Онн,  произнося  "н"  со  странно
гнусавым выговором. Комната, в  которой  теперь  они  его  оставили,  была
приблизительно в три квадратных метра площадью, кубической формы. Нигде не
было видно глоуглобов, но комната полнилась теплым желтым светом.
     "Я - гхола", - сказал он себе.
     Это было  для  него  шоком,  но  он  вынужден  был  в  это  поверить.
Обнаружить, что ты жив,  когда  знаешь,  что  умер  -  уже  само  по  себе
достаточное доказательство. Тлейлакс  взял  клетки  его  мертвой  плоти  и
превратил их в живой зачаток в одном из  своих  аксольтных  чанов,  затем,
посредством процесса, который до сих пор заставлял  Данкана  ощущать  себя
чужаком внутри собственной плоти, этот зачаток был выпестован в  полностью
развившееся тело.
     Он осмотрел это свое тело. Облачено в темно-коричневые брюки и куртку
грубой вязки, раздражающую  его  кожу.  На  ногах  у  него  сандалии.  Вот
практически  все,  что  он  получил  кроме  тела  скаредность,  достаточно
говорившая о подлинном характере тлейлаксанцев.
     Комната пуста и не обставлена.  Его  ввели  сюда  через  единственную
дверь, у которой не было ручки изнутри. Он поглядел  на  потолок,  оглядел
стены, затем поглядел на дверь. Несмотря на  безликость  этого  места,  он
чувствовал, что за ним наблюдают.
     - За тобой придут женщины из императорской  гвардии,  -  сказали  они
ему, а затем удалились, лукаво переглядываясь между собой.
     - Женщины императорской гвардии?
     Тлейлаксанские сопровождающие  находили  садистскую  радость  в  том,
чтобы демонстрировать ему свои способности менять форму. Он не знал, какую
форму примет в следующую минуту их пластичная и текучая плоть.
     "Проклятые Лицевые Танцоры!"
     Зная  о  нем  абсолютно  все,  они,  конечно,  знали,  насколько  ему
отвратительны эти Меняющие Форму.
     Чему можно верить,  если  это  исходит  от  Лицевых  Танцоров?  Очень
немногому. Можно ли верить хоть одному их слову?
     "Мое имя. Я знаю мое имя."
     С ним были его воспоминания.  Они  шоком  вернули  в  него  осознание
собственной личности. Считалось, будто нельзя ввести в гхолу осознание его
прежнего "я". Но тлейлаксанцы это осуществили, и он вынужден  был  верить,
потому что понимал, как это было сделано.
     В начале, как он помнил, он был  полностью  сформировавшимся  гхолой,
взрослой плотью, без имени и без воспоминаний дощечкой со стертым текстом,
на которой тлейлаксанцы могли писать почти все, что им было угодно.
     - Ты гхола, - сказали они ему. Это очень долго было его  единственным
именем. Затем в него, гхолу,  словно  в  податливое  дитя,  стали  вводить
программу убийства определенного человека - и жертва его  оказалась  столь
похожей на Пола Муад Диба, которому он служил и которому  поклонялся,  что
Айдахо подозревал теперь, не еще ли один гхола это был. Но, если так, если
это и вправду был гхола Муад Диба, то откуда они взяли исходные клетки?
     Что-то в клетках Айдахо взбунтовалось при мысли об убийстве Атридеса,
когда он обнаружил, что стоит с ножом в  одной  руке,  а  тот,  связанный,
наделенный обличием Пола, смотрит на него в гневе и ужасе.
     И тогда воспоминания хлынули в его сознание. Он припомнил гхолу и  он
вспомнил Данкана Айдахо.
     "Я - Данкан Айдахо - мечевластитель Атридесов."
     Он цеплялся за это воспоминание, стоя сейчас в желтой комнате.
     "Я умер, защищая Пола и его мать в пещере сьетча под песками Дюны.  Я
вернулся на эту планету, но теперь это уже  не  Дюна.  Теперь  это  только
Ракис."
     Прочел адаптированную историю, которую дали ему на Тлейлаксе,  но  не
поверил ей. Больше трех с половиной тысяч лет? Кто мог поверить, будто его
плоть вновь существует после такого времени?  Кроме...  с  Тлейлаксом  все
возможно. Приходится верить своим собственным ощущениям.
     - Тебя уже было много, - уведомили ему его наставники.
     - Сколько?
     - Эти сведения сообщит тебе Владыка Лито.
     - Владыка Лито?
     Исторические источники Тлейлакса сообщали, что Владыка Лито это  Лито
II, внук того Лито, которому с фанатичной преданностью служил Айдахо. Этот
второй Лито (как писалось в книгах по истории) стал чем-то... чем-то столь
странным, что Айдахо отчаивался понять произошедшую с ним трансформацию.
     Как мог человек медленно превращаться в песчаного  червя?  Как  могло
любое мыслящее существо жить  более  трех  тысяч  лет?  Даже  максимальное
продление жизни, которое способен был даровать  гериатрический  спайс,  не
дозволяло столь длительный жизненный срок.
     Лито II, Бог Император?
     Нет, нельзя верить в исторические источники Тлейлакса!
     Айдахо припомнил странного ребенка - то есть, двух детей,  близнецов:
Лито и Ганиму, детей Пола, детей Чани, умершей при родах, давая им  жизнь.
В тлейлаксанских исторических книгах сообщалось, что Ганима  умерла  после
сравнительно нормального срока жизни,  но  Бог  Император  Лито  продолжал
жить, жить и жить...
     - Он - тиран, - сообщили Айдахо его наставники.  -  Он  приказал  нам
производить тебя в наших аксольтных  чанах  и  посылать  тебя  к  нему  на
службу. Мы не знаем, что произошло с твоим предшественником.
     И вот, я здесь.
     Опять взгляд Айдахо стал блуждать по безликим стенам и потолку.
     Потом в его сознание проник слабый шум голосов. Он поглядел на дверь.
Голоса звучали приглушенно, но по крайней мере один из  них,  похоже,  был
женским.
     "Женщины императорской гвардии?"
     Дверь на бесшумных петлях открылась, открывшись вовнутрь.  Вошли  две
женщины. Первое, что привлекло его внимание - лицо одной  из  женщин  было
закрыто особым икшианским устройством - внешне похожим на черный  капюшон,
поглощающий свет. Он знал, что она его ясно видит сквозь этот капюшон,  но
ее черты были им так полно скрыты, что при самом тщательном  разглядывании
ничего нельзя было увидеть. По этому капюшону - сибусу  -  он  понял,  что
икшианцы - либо их наследники продолжают  работать  в  Империи.  На  обеих
женщинах были мундиры, сшитые из цельного куска материи  сочного  голубого
цвета, с красным галуном ястреба Атридесов на левой стороне груди.
     Айдахо внимательно  их  рассматривал,  пока  они  закрывали  дверь  и
поворачивались к нему лицом. Тело замаскированной женщины было кряжистым и
мощным.  Она  двигалась  с  обманчивой   осторожностью   профессионального
фанатика накачивания мускулов. Другая  женщина  была  изящной,  тонкой,  с
миндалевидными глазами и резким высокоскулым лицом.  Айдахо  померещилось,
что, вроде бы, он ее где-то видел, но не мог точно припомнить, где именно.
У обеих женщин было напоминающее шпаги оружие, вложенное в ножны. Что-то в
их движениях  дало  Айдахо  понять,  что  они  великолепно  владеют  таким
оружием.
     Стройная женщина заговорила первой.
     - Меня зовут  Люли.  Позволь  мне  сперва  приветствовать  тебя,  как
командующего. Моя спутница должна остаться  безымянной.  Так  распорядился
наш Владыка Лито. Ты можешь при обращении к ней называть ее просто Другом.
     - Командующий? - спросил он.
     - Таково желание Владыки Лито - чтобы ты  командовал  его  придворной
гвардией, - сказала Люли.
     - Вот как? Тогда проведите меня  к  нему,  чтобы  я  с  ним  об  этом
поговорил.
     - Ох, нет! - Люли была явно потрясена. - Владыка Лито призовет  тебя,
когда для того наступит время. А сейчас он желает, чтобы мы устроили  тебя
в удобстве и счастье.
     - Я должен повиноваться?
     Люли изумленно покачала головой.
     - Я что, раб?
     Люли расслабилась и улыбнулась.
     - Ни в коем случае, просто у Владыки Лито множество важнейших  забот,
требующих его личного внимания. Он должен найти для тебя время. Он  послал
нас, потому что заботится о своем Данкане Айдахо. Ты очень долго находился
в руках грязных тлейлаксанцев.
     "Грязные тлейлаксанцы", - подумал Айдахо.
     Это, по крайней мере, не изменилось.
     Его, однако, насторожил особый смысловой  оттенок,  промелькнувший  в
словах Люли.
     - Его Данкан Айдахо?
     - Разве ты не воин Атридесов? - спросила Люли.
     Крыть было нечем. Айдахо  кивнул  и  слегка  повернул  голову,  чтобы
поглядеть на загадочную женщину в маске.
     - Почему ты в маске?
     - Не должно быть известно, что я служу Владыке Лито, -  сказала  она.
Голос ее был приятным контральто,  но  Айдахо  заподозрил,  что  голос  ее
видоизменен икшианским сибус-капюшоном.
     - Тогда зачем ты здесь?
     - Владыка Лито доверится  моему  суждению,  не  выкинули  ли  грязные
тлейлаксанцы какой - нибудь подлый фокус, воспроизводя тебя заново.
     Айдахо попробовал сглотнуть внезапно пересохшим горлом. Эта мысль уже
несколько раз приходила ему в голову на борту корабля Космического  Союза.
Если Тлейлакс способен запрограммировать гхолу на убийство близкого друга,
то разве не  могли  они  заложить  в  психику  его  возрожденной  плоти  и
что-нибудь еще?
     - Я вижу, ты уже думал об этом, - сказала замаскированная женщина.
     - Ты ментат? - спросил Айдахо.
     - Ох, нет! - перебила Люли. - Обучение  ментатов  запрещено  Владыкой
Лито.
     Айдахо взглянул на Люли,  потом  опять  на  замаскированную  женщину.
Никаких ментатов. В тлейлаксанских  исторических  книгах  этот  интересный
факт  не  упоминался.  С  чего  бы  Лито  запрещать  ментатов?   Наверняка
человеческий мозг, в котором  особым  способом  развиты  сверхспособности,
делающие  его  живым  компьютером,  до   сих   пор   находит   применение.
Тлейлаксанцы заверили его, что Великая Конвенция остается в  силе,  и  что
механические компьютеры до  сих  пор  являются  анафемой.  Наверняка,  эти
женщины знают, что сами Атридесы использовали ментатов.
     - А как  ты  сам  думаешь?  -  спросила  замаскированная  женщина.  -
Подтасовали что-нибудь грязные тлейлаксанцы в клетках твоей психики?
     - Я не... я так не думаю.
     - Но ты в этом не уверен?
     - Нет.
     - Не бойся, командующий Айдахо, - сказала она. - У нас есть  способы,
чтобы проверить окончательно - и способы решить проблемы, возникающие  при
этом. Грязные тлейлаксанцы лишь однажды попробовали такое выкинуть и очень
дорого заплатили за свою ошибку.
     - Это успокаивает. Не передавал ли мне что-нибудь Владыка Лито?
     - Он велел нам заверить тебя, что все так же любит тебя,  как  всегда
любили тебя Атридесы, - сказала Люли, произнося эти слова с явным трепетом
и благоговением.
     Айдахо  слегка  расслабился.  Для  него,  старого  слуги   Атридесов,
великолепно   ими   подготовленного,   не   составили   труда    несколько
умозаключений, вынесенных  им  из  этой  беседы:  обе  жестко  приучены  к
фанатичному  повиновению.  Пусть  икшианская  маска  скрывает  лицо   этой
женщины, - но чтобы ее не узнали потом по телу, ее тело должно быть похоже
на множество других. Все это  говорило  об  опасностях,  окружающих  Лито,
которые до сих пор требовали старых и тонких услуг шпионов и значительного
запаса вооружений.
     Люли поглядела на свою попутчицу.
     - Что скажешь, Друг?
     - Его можно доставить в Твердыню, - ответила замаскированная женщина.
- Это нехорошее место. Здесь были тлейлаксанцы.
     - Очень приятно было бы принять теплую  ванну  и  сменить  одежду,  -
сказал Айдахо.
     Люли продолжала глядеть на Друга.
     - Ты уверена?
     -  Нельзя  подвергать   сомнению   мудрость   Владыки,   -   ответила
замаскированная женщина. Айдахо не понравились  интонации  фанатичности  в
голосе Друга, но сам  факт  сохранения  рода  Атридесов  создавал  чувство
безопасности.  Атридесы  могли  представляться   циничными   и   жестокими
посторонним  и  врагам,  но  для  их  собственных  слуг  они  всегда  были
справедливыми и верными. И, прежде всего, Атридесы были верны самим себе.
     "Я, один из них", - думал Айдахо. - "Но что же произошло с тем  мной,
которого я замещаю?" Он почему-то отчетливо чувствовал, что  эти  двое  не
ответят ему на этот вопрос.
     Но Лито ответит.
     - Не отправимся ли мы в путь? - спросил он. - Мне не терпится смыть с
себя вонь грязного Тлейлакса.
     Люли широко улыбнулась ему.
     - Пойдем, я сама тебя вымою.



                                    8

                   Враги тебя усиливают.
                   Союзники ослабляют.
                   Говорю вам это в надежде, что это поможет  вам  понять,
              почему я  действую  именно  так,  а  не  иначе,  при  полном
              понимании, что  в  моей  Империи  скопились  огромные  силы,
              движимые лишь одним желанием - меня уничтожить. Ты, читающий
              эти слова, может, уже полностью знаешь, что  на  самом  деле
              произошло, но сомневаюсь, что ты понимаешь это.

                                                       Украденные дневники

     Церемония Представления, которой бунтовщики начинали  свои  собрания,
тянулась для Сионы с бесконечной унылостью. Она сидела в переднем  ряду  и
глядела на  всех,  кроме  Топри,  руководящего  церемонией  всего  лишь  в
нескольких шагах от нее. Этим помещением в служебных подземельях под Онном
они никогда  не  пользовались,  но  оно  было  точно  таким  же  одинаково
стандартным, как и другие места их собраний.
     "Комната собраний мятежников - класс Б", - подумала она.
     По замыслу, это было складское помещение. Освещавшее  его  бесцветным
белым светом глоуглобы нельзя было ни  погасить,  не  перевести  в  другую
тональность, размеры - приблизительно тридцать шагов в длину и чуть меньше
в ширину. Войти можно только через лабиринт  сходных  помещений,  одно  из
которых  весьма  кстати  было  до  предела  заполнено  жесткими  складными
стульями, предназначенными для спальных комнат  обслуживающего  персонала.
Девятнадцать мятежников, соратников  Сионы,  занимали  теперь  эти  стулья
вокруг нее, стояли и пустые стулья для запаздывавших, но все еще способных
подойти на собрание.
     Время было назначено  между  полуночью  и  утренними  сменами,  чтобы
замаскировать передвижение излишних людей в лабиринте служебных помещений.
Большинство мятежников для маскировки надели костюмы энергетиков -  тонкие
серые брюки и куртки одноразового пользования. А некоторые, включая Сиону,
были облачены в зеленые костюмы технических контролеров.
     Голос Топри звучал в помещении с  настойчивой  монотонностью.  Он  ни
разу не приквакнул за все время, пока  вел  церемонию.  Сионе,  по  правде
говоря, даже  пришлось  признать,  что  он  неплохо  с  этим  справляется,
особенно при посвящении новобранцев. Хотя, после  бесстрастного  заявления
Найлы, что она не доверяла этому человеку, Сиона стала  глядеть  на  Топри
другими глазами. Найла могла говорить  с  такой  острой,  срывающей  маски
наивностью. А после того столкновения  Сиона  узнала  о  Топри  и  кое-что
другое.
     Сиона наконец повернулась и поглядела на  него.  Холодный  серебряный
свет не прибавлял красоты бледной коже Топри. Он пользовался для церемоний
контрабандной копией крисножа, которую они купили у Музейного  Свободного.
Глядя на лезвие в руках  Топри,  Сиона  припомнила,  как  совершалась  эта
сделка. Это была идея Топри и в то время она даже  сочла  ее  хорошей.  Он
привел ее на назначенную встречу в хибарку на окраине города, уведя ее  из
Онна сразу после наступления сумерек. Им пришлось  ждать  довольно  долго,
пока  не  наступит  полная  тьма,  которая  бы  скрыла  приход   музейного
Свободного.
     Свободным  не  дозволялось  покидать  их   сьетч   без   специального
дозволения Бога Императора. Она уже почти отчаялась его  дождаться,  когда
Свободный пришел, выскользнув из ночи  и  оставив  своего  сопровождающего
снаружи стеречь дверь. Топри и Сиона ждали на грубой скамье у сырой  стены
в простенькой комнатушке.  Комнату  освещал  лишь  тусклый  желтый  факел,
установленный в держатель на крошащейся глинобитной стене.
     Первые же слова Свободного наполнили Сиону дурными предчувствиями.
     - Вы принесли деньги?
     Топри и Сиона встали, когда он вошел. Топри вроде бы не  смутил  этот
вопрос. Он похлопал по кошельку под своей накидкой, и кошелек зазвенел.
     - Деньги при мне.
     Свободный был высохшим,  морщинистым  стариком,  сгорбленным  и  явно
брюзгливым, одетым в копию старых облачений Свободных. Под широкой одеждой
у него что-то поблескивало, - вероятно, музейная версия стилсьюта. Капюшон
его был поднят, затеняя лицо. От света факела по его лицу танцевали тени.
     Перед тем как вытащить предмет, завернутый в тряпку,  спрятанную  под
его облачением, он поглядел сначала на Топри, а потом на Сиону.
     - Это точная копия, но сделана она из пластика, - сказал он.  Она  не
разрежет и холодного жира.
     Затем он развернул и вытащил нож.
     Сиона, которая видела до этого крисножи  только  в  музеях  и  редких
старых видеозаписях своих семейных архивов, обнаружила,  что  она  странно
взволнована при виде этого ножа  в  этой  обстановке.  Она  почувствовала,
какое-то атавистическое воздействие, и вообразила этого бедного  музейного
Свободного с его пластиковым крисножом настоящим Свободным  прежних  дней.
То, что он держал в руках, увиделось ей  внезапно  настоящим  крисножом  с
серебряным лезвием, отсвечивающим в желтых тенях.
     - Я ручаюсь за подлинность того ножа, с которого мы  сняли  копию,  -
сказал Свободный. Он говорил тихим голосом.  Почему-то,  из-за  отсутствия
ударений, его голос звучал зловеще.
     И тут Сиона внезапно насторожилась, потому что она поняла, что именно
ее смущает - то, сколько ядовитой злобы прятал  он  исподтишка  под  своей
мягкой речью.
     - Только попробуй предать нас - и  мы  раздавим  тебя  как  клопа,  -
сказала она.
     Топри бросил на нее изумленный взгляд.
     Музейный Свободный как будто весь съежился, словно втянулся  в  себя.
Нож затрепетал в его руке, но его карликовые пальцы продолжали  стискивать
рукоять ножа, словно чье-то горло.
     - Предательство? Ох, нет. Но нам пришло  в  голову,  что  Вы  платите
слишком мало за эту копию. Как она  ни  ничтожна,  но  ее  изготовление  и
продажа вам подвергает нас смертельной опасности.
     Сиона бросила на него сжигающий взгляд,  припомнив  старую  присказку
Свободных из Устной  Истории:  "Если  ты  один  раз  приобретешь  торговую
душонку, сак станет всем твоим существованием".
     - Сколько ты хочешь? - вопросила она.
     Он назвал сумму, вдвое превышающую начальную.
     Топри поперхнулся.
     Сиона поглядела на Топри.
     - У тебя есть столько?
     - Не совсем, но мы сошлись на...
     - Дай ему все, что у тебя есть, все, - велела Сиона.
     - Все что есть?
     - Да, разве ты меня не слышишь? Все до  последней  монеты  из  твоего
кошелька, - она поглядела в лицо музейному Свободному.
     - Ты возьмешь то, что мы сейчас тебе заплатим.
     Это был не вопрос, и старик понял ее правильно.  Он  завернул  нож  в
тряпицу и передал ей.
     Топри высыпал ему все монеты из  своего  кошелька,  что-то  про  себя
бормоча.
     Сиона обратилась к музейному Свободному.
     - Мы знаем, как тебя зовут. Ты Тийшар, помощник Гаруна  Туонского.  У
тебя сознание сака, и я содрогаюсь,  думая  о  том,  во  что  превратились
Свободные.
     - Леди, мы все должны жить, - запротестовал он.
     - А ты и не живешь, - ответила она. - Удались!
     Тийшар повернулся и  неторопливо  засеменил  прочь,  крепко  прижимая
кошелек с деньгами к груди.
     Воспоминание об этой ночи неуютно кололо  ум  Сионы,  смотрящей,  как
Топри размахивает копией крисножа, выполняя их бунтарскую церемонию.
     "Мы не лучше Тийшара", - думала она. "Копия - это хуже, чем  ничего."
Топри взмахнул тупым лезвием над головой, близясь к завершению церемонии.
     Сиона отвела от него взгляд и посмотрела на Найлу, сидевшую слева  от
нее. Найла сперва глядела в одну сторону, теперь  в  другую.  Она  уделяла
особенное внимание новобранцам в задней части помещения. Найла не очень-то
легко доверяла людям. Сиона наморщила нос, когда колыхание воздуха донесло
до  нее  запах  смазочных  масел.  Глубины  Онна   всегда   пахли   опасно
механически!  Она  чихнула.  И  это  помещение!  Ей  не  нравилось  место,
выбранное для собрания.  Оно  легко  могло  стать  ловушкой:  если  стражи
перекроют внешние коридоры и пошлют внутрь вооруженный отряд, здесь  будет
то место, где и закончится их мятеж. Сиона стала вдвойне беспокойна, когда
припомнила, что это помещение выбирал Топри.
     "Одна из немногих ошибок Улота" - подумала она. Бедный погибший  Улот
одобрил принятие Топри в их ряды.
     - Он один из  мелких  работников  городского  обслуживания,  объяснил
Улот. - Топри сможет найти для нас много  полезных  мест,  где  мы  сможем
собираться и накапливать вооружение.
     Топри дошел почти до конца церемонии. Он положил нож в резной  ящичек
и поставил ящичек на пол перед собой.
     - Мое лицо - моя мольба, - сказал  он.  Он  повернулся  к  сидящим  в
комнате профилем, сначала в одну сторону, потом в другую.
     - Я показываю вам свое лицо, чтобы  вы  могли  всюду  меня  узнать  и
знать, что я один из вас.
     "Дурацкая церемония", - подумала Сиона.
     Но она не осмелилась  нарушить  устоявшийся  ритуал.  И  когда  Топри
вытащил из кармана маску черного газа и  надел  ее  на  голову,  она  тоже
вытащила и напялила свою. Все в помещении сделали то же самое.  Теперь  по
комнате прошло шевеление. Большинство находящихся здесь были  оповещены  о
том, что Топри привел особого посетителя.  Сиона  завязала  тесемки  своей
маски на затылке. Ей очень хотелось увидеть этого посетителя.
     Топри подошел к единственной двери  помещения.  Раздался  перестук  и
поднялась легкая суматоха, когда все встали, складывая стулья и  составляя
их у противоположной к двери стены. По сигналу от  Сионы,  Топри  постучал
три раза по дверной панели, дождался, когда стукнули два раза в  ответ,  а
затем постучал четыре раза.
     Дверь  открылась,  и  в   комнату   скользнул   высокий   человек   в
темно-коричневой официальной фуфайке. На нем не было маски, лицо его  было
всем открыто, худое и высокомерное, с узкими губами и тонким,  как  бритва
носом,  темно-карие  глаза  прятались  глубоко  под  кустистыми   бровями.
Большинство находящихся в комнате узнали  его.  -  Друзья  мои,  -  сказал
Топри, представляю вам Йо Кобата, икшианского посла.
     - Бывшего посла, - сказал Кобат.  Голос  его  был  грудным  и  жестко
контролируемым. Он прислонился к стене, лицом к одетым в  маски  людям.  -
Сегодня днем я получил приказ от нашего Бога Императора - покинуть  Ракис,
поскольку подвергнут им опале.
     - Почему?
     Сиона  выстрелила  в  него  этим  вопросом,  откинув  в  сторону  все
формальности.
     Кобат дернул головой, быстро поглядел вокруг и остановил свой  взгляд
на ее замаскированном лице.
     - Была предпринята попытка покушения на Бога Императора, он проследил
оружие до меня.
     Товарищи Сионы отстранились, открыв пространство между ней  и  бывшим
послом, ясно давая понять, что они уступают ей все ведение разговора.
     - Тогда почему он тебя не убил? - требовательно вопросила она.
     - Я думаю, этим он меня уведомляет, что я недостоин  быть  убитым.  А
может быть, я ему нужен как посыльный: со мной он отправляет  послание  на
Икс.
     -  Какое  послание?  -  Сиона  прошла  мимо  расступившихся  людей  и
остановилась в двух шагах от Кобата. По тому, как внимательно он  взглянул
на ее тело, она поняла, что сексуально будоражит его.
     - Ты дочь Монео, - сказал он.
     Беззвучное напряжение прокатилось по комнате. Как это  он  догадался,
как это он ее опознал? Кого еще он  мог  здесь  опознать?  Кобат  выглядел
отнюдь не дураком. Зачем он это сделал?
     - Твое тело, твой голос и твои манеры хорошо известны здесь в Онне, -
сказал он. - Так что глупо тебе носить маску.
     Она сорвала маску с головы и улыбнулась ему.
     - Согласна. А теперь, ответь на мой вопрос.
     Сиона услышала, как Найла подошла к ней слева совсем близко, еще  два
помощника, выбранные Найлой, встали рядом с ней. Сиона увидела, что  Кобат
теперь осознал происходящее - он умрет, если  не  сумеет  ответить  на  ее
вопросы так, что это сочтут удовлетворительным.  Он  не  утратил  жесткого
контроля над своим голосом, но заговорил медленнее,  выбирая  слова  более
осторожно.
     - Бог Император уведомил меня, что знает о соглашении между  Иксом  и
Космическим Союзом. Мы пытаемся создать механический усилитель того... тех
талантов навигаторов Космического Союза, которые в настоящее время зависят
от меланжа.
     - В этой комнате, мы называем его Червем, - сказала Сиона. -  На  что
будет способна ваша икшианская машина?
     - Вы ведь знаете, что навигаторы Космического  Союза  должны  принять
спайс перед тем, как они увидят безопасный маршрут через космос?
     - И вы заместите навигаторов механизмом?
     - Это может оказаться вполне возможным.
     - И какое послание  надо  тебе  передать  твоим  людям,  связанным  с
работой над этой машиной?
     - Я должен сообщить им, что они будут иметь право  продолжать  работу
над проектом, только если будут посылать ему ежедневные отчеты о том,  как
продвигается дело.
     Сиона покачала головой.
     - Ему не нужны подобные отчеты! Это глупое послание.
     Кобат сглотнул, не пытаясь больше скрыть своей нервозности.
     - Нашим проектом увлечены Космический Союз и Орден, -  сказал  он,  -
они принимают в нем участие.
     Сиона опять кивнула.
     - И они платят за свое участие, делясь с вами спайсом.
     Кобат зыркнул на нее глазами.
     - Это дорогостоящая работа, и  нам  нужен  спайс  для  сравнительного
тестирования навигаторов Союза.
     - Это ложь и мошенничество, - сказала она. - Ваше устройство  никогда
не будет работать, и Червь это знает.
     - Как ты смеешь обвинять нас в...
     - Спокойней! Я просто говорю тебе, в  чем  истинный  смысл  послания.
Червь велит вам, икшианцам, водить за нос Союз и Бене Джессерит.  Это  его
забавляет.
     - Оно способно заработать! - настойчиво сказал Кобат.
     Сиона просто улыбнулась ему.
     - Кто пытался убить Червя?
     - Данкан Айдахо.
     Найла поперхнулась, по комнате прошла волна легкого удивления: хмурый
взгляд, проглоченный вздох.
     - Айдахо мертв? - спросила Сиона.
     - Я предполагаю, что да, но он... Червь отказывается это подтвердить.
     - Почему ты предполагаешь, что он мертв?
     - Тлейлакс прислал уже нового гхолу Айдахо.
     - Понимаю.
     Сиона повернулась и подала знак Найле, которая  отошла  в  сторону  и
вернулась с небольшим тонким пакетиком, завернутым в розовую бумагу  сака,
типа той, в которую продавцы обычно заворачивают небольшие покупки.  Найла
передала сверток Сионе.
     - Эта цена нашего  молчания,  -  сказала  Сиона,  протягивая  сверток
Кобату. - Вот почему Топри было дозволено привести тебя сегодня сюда.
     Кобат взял сверток, не отрывая взгляда от ее лица.
     - Молчание? - спросил он.
     - Мы обязуемся не информировать Союз и Орден, что вы их дурачите.
     - Но мы не дурачим...
     - Не будь глупцом!
     Кобат попробовал сглотнуть пересохшим горлом. Значение ее  слов  были
ему предельно ясно: правда это или нет, но, если мятежники  распустят  эту
историю, то в нее поверят, поверить в нее заставит, как  любил  выражаться
Топри, "здравый смысл".
     Сиона взглянула на Топри, стоявшего как раз позади Кобата.  Никто  не
присоединяется к мятежу по причинам  "здравого  смысла".  Разве  Топри  не
понимает, что его "здравый  смысл"  может  подвести?  Она  опять  перевела
взгляд на Кобата.
     - Что в этом свертке? - спросил он.
     Что-то в интонации его вопроса дало понять Сионе, что он уже знает.
     - Я кое-что посылаю на Икс. Ты отвезешь это  своим.  Это  копии  двух
книг, добытых нами из крепости Червя.
     Кобат поглядел на сверток в своих руках. Было  ясно  видно,  что  ему
хочется отбросить его прочь, что рискнув пойти на свидание с  мятежниками,
он не ожидал, сколь смертоносный груз на него возложат. Он бросил на Топри
злобный, хмурый  взгляд,  словно  бы  говоря  ему:  "Почему,  ты  меня  не
предостерег?"
     - Что... - он опять поглядел на Сиону и откашлялся. - Что  в  этих...
книгах?
     - Твой народ сможет нам об  этом  рассказать.  Мы  считаем,  что  это
собственные  слова  Червя,  записанные  шифром,  который  мы  не  способны
прочесть.
     - Но что заставляет тебя думать, будто мы...
     - Вы, икшианцы, хорошо смыслите в таких вещах.
     - А если у нас не получится?
     Сиона пожала плечами.
     - Мы не осудим вас за это. Однако, если  вы  попробуете  использовать
эти книги для любой другой цели или не дадите нам полного отчета  о  ваших
успехах...
     - Как можно быть уверенным, что мы...
     - Мы будем полагаться не только на вас. Копии  получат  и  другие.  Я
думаю, Орден Бене Джессерит и Космический Союз не колеблясь  возьмутся  за
расшифровку этих текстов.
     Кобат положил сверток под мышку и рукой прижал его к телу.
     - Что заставляет вас полагать, будто... будто Червь не знает о  ваших
намерениях и даже об этом вашем собрании?
     - Я думаю, он знает очень многое. Может даже, он знает, кто взял  эти
книги. Мой отец верит, будто он обладает даром абсолютного предвидения.
     - Твой отец верит в Устную Историю!
     - Все в этой комнате верят в нее. Устная История ни в чем  важном  не
расходится с формальной историей.
     - Тогда почему же Червь не предпринимает действий против вас?
     Она указала на сверток под мышкой Кобата.
     - Может быть, ответ вот в этом.
     - Или же эти зашифрованные книги не представляют для него  угрозы!  -
Кобат не скрывал свой гнев, он не любил,  когда  его  насильно  заставляли
принимать решение.
     - Может быть, теперь ты скажешь, почему ты упомянул Устную Историю.
     Кобат опять услышал угрозу в ее голосе.
     -  Устная  История  утверждает,  что  Червь  не  способен  испытывать
человеческие переживания.
     - Это не причина, - сказала она. - Тебе дается еще один  шанс,  чтобы
назвать мне настоящую причину.
     Найла подошла двумя шагами ближе к Кобату.
     - Я... мне посоветовали перечитать Устную Историю перед тем, как идти
сюда, потому что ваши люди... - он пожал плечами.
     - Потому что мы ее повторяем наизусть?
     - Да.
     - Кто тебе это сказал?
     Кобат  сглотнул,  бросил  боязливый  взгляд  на  Топри,  затем  опять
поглядел на Сиону.
     - Топри? - вопросила Сиона.
     - Я думал, это поможет ему понять нас, - сказал Топри.
     - И ты сообщил ему имя вашего руководителя, - сказала Сиона. - Он уже
знал! - наконец-то в голосе Топри прорезалось кваканье.
     - Какие именно части Устной Истории велел  он  тебе  пересмотреть?  -
спросила Сиона.
     - Ну... связанные с родом Атридесов.
     - Теперь, по-твоему, ты знаешь, почему люди присоединяются ко  мне  в
этом мятеже.
     - Устная История в точности рассказывает, как он обращается со всяким
из рода Атридесов! - сказал Кобат.
     -  Он  кидает  нам  веревочку,  а  затем  с  помощью  этой  веревочки
притягивает нас к себе, да? -  спросила  Сиона.  Ее  голос  был  обманчиво
бесстрастен.
     - Это то, что он сделал с твоим собственным отцом, - сказал Кобат.
     - И теперь, он позволяет мне играться в мятеж?
     - Я лишь посланец, - сказал Кобат. - Если вы убьете меня, то  кто  же
передаст ваше поручение?
     - Или поручение Червя, - сказала Сиона.
     Кобат промолчал.
     -  По-моему,  ты  не  понимаешь  Устную  Историю,  -  сказала  Сиона.
По-моему, ты не очень-то хорошо знаешь  Червя  и  не  понимаешь  истинного
смысла его послания.
     Лицо Кобата вспыхнуло от гнева.
     - Да, что помешает тебе стать тем же, что и все  остальные  Атридесы,
чудесной послушной частичкой..., - Кобат  резко  оборвал  фразу,  внезапно
осознав, что именно он говорит, увлеченный гневом.
     - Всего лишь еще одним новобранцем приближенного  к  Червю  круга,  -
сказала Сиона. - Таким же, как Данканы Айдахо?
     Она повернулась и поглядела на Найлу. Два помощника, Анук и То, сразу
же насторожились, но Найла оставалась бесстрастной.
     Сиона один раз кивнула Найле.
     Как и было им предписано, Анук и То подошли к двери и  перекрыли  ее.
Найла повернулась и встала у плеча Топри.
     - Что... что происходит? - спросил Топри.
     -  Мы  хотим  знать  все  важное,  чем  бывший  посол  может  с  нами
поделиться, - проговорила Сиона. - Мы хотим знать полное послание.
     Топри затрясся, на лбу Кобата выступил пот.  Он  быстро  взглянул  на
Топри, затем опять сосредоточил свой взгляд на  Сионе.  Этот  единственный
взгляд для Сионы сыграл роль отдернутого  занавеса  -  она  поняла,  какие
отношения связывают Топри и Кобата.
     Она улыбнулась. Это лишь подтверждало то,  что  и  так  уже  было  ей
известно.
     Кобат оставался в полной неподвижности.
     - Можешь начинать, - сказала Сиона.
     - Я... что вы...
     - Червь передал тебе личное  послание  для  твоих  хозяев.  И  я  его
услышу.
     - Он... он хочет, чтобы мы удлинили его тележку.
     - То есть, он ожидает, что будет и дальше  расти.  Что  еще  он  тебе
поручил?
     - Мы должны поставить ему большой запас бумаги редуланского хрусталя.
     - Для чего?
     - Он никогда не объясняет своих требований.
     - Это попахивает тем, что он запрещает другим, - сказала Сиона.
     - Себе он никогда ничего не запрещает, - желчно проговорил Кобат.
     - Вы изготовляли для него запрещенные игрушки?
     - Я не знаю.
     "Он лжет", - подумала она, но не стала настаивать  на  развитии  этой
темы. Ей достаточно было того, что она узнала о  существовании  еще  одной
трещинки в доспехах Червя.
     - Кто тебя заменит? - спросила Сиона.
     - Сюда присылают племянницу Молки, - ответил Кобат. - Ты  может  быть
помнишь, что он...
     - Мы помним Молки, - проговорила Сиона. - Почему новым послом сделана
племянница Молки?
     - Я не знаю.  Но распоряжение  об этом было  отдано еще до того,  как
Бо... как Червь меня изгнал.
     - Ее имя?
     - Хви Нори.
     - Мы постараемся установить хорошие отношения  с  Хви  Нори,  сказала
Сиона. - Ты не был достоин наших усилий. Эта Хви Нори может  оказаться  не
похожей на тебя. Когда ты возвращаешься на свою планету?
     - Сразу после фестиваля, на первом же корабле Союза.
     - Что ты сообщишь своим хозяевам?
     - О чем?
     - О моем послании!
     - Они поступят так, как ты того желаешь.
     - Я знаю. Можешь идти, бывший посол Кобат.
     Кобат чуть не врезался в охранявших дверь, так он  спешил  удалиться.
Топри двинулся было вслед за ним, но Найла взяла Топри чуть повыше локтя и
задержала его. Топри испуганным взглядом смерил  мускулистое  тело  Найлы,
затем поглядел на Сиону, ожидавшую,  когда  закроется  дверь  за  Кобатом,
чтобы заговорить.
     - Послание это адресовано не только икшианцам, но в равной степени  и
нам, - произнесла она.  -  Червь  бросает  нам  вызов  и  знакомит  нас  с
правилами поединка.
     Топри пытался вырваться из железной хватки Найлы.
     - Что ты...
     - Топри! - сказала Сиона. - У меня тоже есть послание, которое  нужно
передать. Скажи моему отцу, пусть он известит Червя, что мы принимаем  его
вызов.
     Найла отпустила руку Топри. Топри потер то место, за которое она  его
держала.
     - Но ты ведь не...
     - Уходи, пока еще можешь уйти,  и  никогда  не  возвращайся,  сказала
Сиона.
     - Но ты ведь не имеешь ввиду, что ты подозре...
     - Я приказываю тебе удалиться! Ты несуразен, Топри. Я  большую  часть
своей жизни провела в школах  Рыбословш.  Они  научили  меня  распознавать
несуразность.
     - Кобат уезжает. Какой вред был в том, что...
     - Он не только знает меня, он знает, что я украла из Твердыни! Но  он
не знал, что этот сверток я пошлю икшианцам с ним.  Своими  действиями  ты
дал мне понять, что Червь хочет, чтобы я послала эти книги на Икс!
     Топри отпрянул от Сионы по направлению к двери. Анук и То открыли ему
проход, широко распахнув дверь. Сиона крикнула ему вслед.
     - Не вздумай доказывать мне, что это Червь рассказал обо мне  и  моем
свертке Кобату! Червь не передает несуразных посланий. Скажи  ему,  что  я
это сказала!



                                    9

                   Есть утверждения, будто у меня нет совести. До чего  же
              они  лживы,  даже  перед  самими  собой.  Я  -  единственная
              когда-либо  существовавшая  совесть.  Как  вино   перенимает
              аромат своей бочки, так  и  я  перенимаю  самую  суть  моего
              наидревнейшего  происхождения,  а  это  уже  и  есть   зерно
              совести. Вот что делает меня святым. Я - Бог, потому  что  я
              единственный, кто и вправду знает свою наследственность!

                                                       Украденные дневники

     Икшианские судьи собрались  в  Большом  Дворце  для  собеседования  с
кандидатом в послы ко двору Владыки Лито, при этом были записаны следующие
вопросы и ответы:
     Судья. Ты дала нам понять, что  хочешь  говорить  с  нами  о  мотивах
действий Владыки Лито. Говори.
     Хви Нори. Ваш формальный анализ не отвечает на те вопросы, которые  у
меня возникают.
     Судья. Какие вопросы?
     Хви Нори. Я спрашиваю себя,  какая  причина  заставила  Владыку  Лито
принять  это  отвратительное  превращение,  это  тело  червя,  эту  потерю
человеческого? Вы просто предполагаете, что он сделал это  ради  власти  и
ради долгой жизни.
     Судья. Разве этого недостаточно?
     Хви Нори. Спросите самих себя. Заплатил ли бы за такое кто-нибудь  из
вас столь неравноценно непомерную плату?
     Судья. Поведай  нам  тогда,  в  своей  бесконечной  мудрости,  почему
Владыка Лито выбрал превращение в червя.
     Хви  Нори.  Кто-нибудь  из  вас   сомневается   в   его   способности
предсказывать будущее?
     Судья. Вот-вот! Разве это недостаточная плата за превращение?
     Хви Нори. Он уже до того обладал даром предвидения, как обладал  этим
даром его отец. Нет! Я предполагаю, он пошел на свой отчаянный шаг  именно
потому, что увидел в нашем будущем нечто предотвратимое только  через  эту
жертву.
     Судья. Что же такое особенное только он мог увидеть в нашем будущем?
     Хви Нори. Не знаю, но надеюсь это выяснить.
     Судья. Ты выставляешь тирана самоотверженным слугой человечества!
     Хви  Нори.  Разве  это  не  было  отличительной  чертой  всего   рода
Атридесов?
     Судья. В это заставляют нас верить официальные исторические труды.
     Хви Нори. Устная История это подтверждает.
     Судья. Какое еще положительное свойство характера ты припишешь тирану
- Червю?
     Хви Нори. Положительное свойство, судья?
     Судья. Ну тогда просто свойство.
     Хви Нори. Мой дядя Молки  часто  говорил,  что  Владыка  Лито  весьма
способен  проявлять  редкое  чувство  величайшей  терпимости  к  избранным
компаньонам.
     Судья. А других компаньонов он казнит без видимых причин.
     Хви Нори. Я думаю, причина всегда имеется и мой дядя  Молки  вычислил
некоторые из этих причин.
     Судья. Назови нам хоть один из его выводов.
     Хви Нори. Несуразные угрозы его персоне.
     Судья. Теперь еще и угрозы несуразные!
     Хви Нори. И он не терпит претенциозности. Вспомните казнь историков и
уничтожение их работ.
     Судья. Он не хочет, чтобы стала известна правда!
     Хви Нори. Он сказал моему дяде Молки, что  они  врали  о  прошлом.  И
заметьте, пожалуйста,  кому  знать  прошлое  лучше,  чем  ему?  Мы  знаем,
насколько глубока его внутренняя жизнь.
     Судья. Но какое  у  нас  есть  доказательство,  что  все  его  предки
действительно живут в нем?
     Хви Нори. Я не буду вдаваться в бесплодный спор. Я просто скажу,  что
верю в это, основываясь на вере моего дяди Молки, а у  него  были  причины
для такой веры.
     Судья. Мы читали доклады твоего дяди и истолковываем их иначе.  Молки
был необыкновенно увлечен Червем.
     Хви Нори. Мой дядя считал его хитроумнейшим и искуснейшим  дипломатом
во всей империи - мастером устного разговора и знатоком в  любой  области,
какую только можно назвать.
     Судья. Но разве дядя не говорил тебе о жестокости Червя?
     Хви Нори. Мой дядя считал его крайне культурным.
     Судья. Я спрашивал о жестокости.
     Хви Нори. Способным на жестокость, да.
     Судья. Твой дядя боялся его.
     Хви Нори. Владыка Лито полностью лишен невинности  и  наивности.  Его
следует лишь страшиться, когда он притворно  демонстрирует  эти  качества.
Вот что говорил мой дядя.
     Судья. Да, это были его слова.
     Хви Нори. Более  того!  Молки  говорил:  "Владыка  Лито  наслаждается
удивительным  гением  и  разнообразием  человечества.  Он  -  мой  любимый
собеседник".
     Судья.  Поделись  с  нами  даром  своей  высшей  мудрости.   Как   ты
истолковываешь слова своего дяди?
     Хви Нори. Не насмехайтесь надо мной!
     Судья. Мы не насмехаемся. Мы хотим, чтобы нас просветили.
     Хви Нори. Эти  слова  Молки,  как  и  многое  другое,  что  он  писал
непосредственно мне, предполагает, что Владыка Лито всегда ищет новизны  и
оригинальности, и что, одновременно, он настороженно к ним относится, зная
разрушительный потенциал таких вещей. Так полагал мой дядя.
     Судья. Ты бы что-нибудь хотел бы добавить насчет разделяемых тобой  и
твоим дядей убеждений?
     Хви Нори. Не вижу смысла добавлять к тому, что я уже вам  сказала.  Я
сожалею, что отняла время судей.
     Судья. Но ты не  отняла  у  нас  времени.  Мы  подтверждаем,  что  ты
назначаешься  послом  ко  двору  Владыки  Лито,  Бога   Императора   всего
известного мироздания.



                                    10

                   Вы должны помнить, что по своему внутреннему запросу  я
              могу получить любой жизненный опыт, известный нашей истории.
              Из этого запасника я и черпаю, когда обращаюсь к менталитету
              войны.  Если  вы  не  слышали  стонов  и  криков  раненых  и
              умирающих, то вы не знаете войны, Я слышал эти крики в таких
              количествах, что они неотвязно звучат у меня в ушах.  Я  сам
              кричал, брошенный на поле брани. Я изведал раны каждой эпохи
              - наносимые кулаком и камнем,  утыканной  острыми  ракушками
              палицей  и  бронзовым  мечом,   булавой   и   артиллерийским
              снарядом,  стрелами  и  лазерными   пистолетами,   безмолвно
              удушающей ядерной пылью, биологическим оружием, от  которого
              чернеет  язык  и   задыхаются   легкие,   быстрым   сполохом
              пожирающего огня и неслышной работой медленных ядов... всего
              мне не перечислить! Я это все повидал и испытал. И говорю  я
              осмеливающимся вопрошать, почему я веду себя именно так:  со
              всеми моими памятями, я не могу вести себя никак иначе. Я не
              трус, и когда-то я был человеком.

                                                       Украденные дневники

     Стоял тот теплый сезон, когда управляющие погодой спутники  могут  не
слишком усердно сражаться с ветрами, дующими с огромных морей. Вечерами по
окраинам Сарьера часто шел дождь. Внезапный ливень настиг Монео, когда тот
возвращался после одного из своих периодических инспекционных обходов стен
Твердыни. Ночь опустилась до того,  как  он  достиг  укрытия.  Рыбословша,
охранница на южном входе, помогла ему избавиться от вымокшего  плаща.  Она
была крепко сколоченной, кряжистой, с квадратным  лицом  -  женщиной  того
типа, который Лито всегда предпочитал для своей гвардии.
     - Не мешало бы привести в свои апартаменты эти  проклятые  контролеры
погоды, - сказала она, принимая его вымокший плащ.
     Монео, уже  начавший  подниматься  в  свои  апартаменты,  коротко  ей
кивнул. Все Рыбословши знали об отвращении Бога Императора  ко  влаге,  но
никто, кроме Монео, не дошел до понимания причин этого.
     "Это Червь - тот, кто ненавидит  воду",  -  думал  Монео.  "Шаи-Хулуд
томится по Дюне"
     В своих апартаментах Монео высушился  и  переоделся  в  сухую  одежду
перед тем, как спуститься в подземелье, чтобы не будить неприязни Червя  и
не  создавать   помехи   предстоящему   разговору,   простому   обсуждению
приближающегося шествия в фестивальный город Онн.
     Прислонясь к стене опускающегося лифта, Монео закрыл глаза. Утомление
мгновенно взяло над ним верх. Он понимал, что  это  многие  и  многие  дни
недосыпа. И еще  бабушка  надвое  сказала,  когда  ему,  наконец,  удастся
выспаться, Он  завидовал  Лито,  свободному  от  необходимости  сна:  Богу
Императору, похоже, с избытком хватало нескольких часов полудремы в месяц.
     Запах подземелья и остановившийся лифт вывели Монео  из  дремоты.  Он
открыл глаза и поглядел на  Бога  Императора,  на  его  тележку  в  центре
огромной палаты.  Монео  внутренне  собрался  и  направился  по  знакомому
длинному пути к грозному властелину. Как он и  ожидал,  Лито  бодрствовал.
Это, по крайней мере, хороший признак.
     Лито услышал, как опускается лифт, увидел, как  очнулся  заснувший  в
лифте Монео. Вид у Монео был усталый - и то же, вполне понятно. На носу  -
шествие в Онн, и все утомительные хлопоты, выпадающие на  долю  мажордома:
прием посетителей с других планет, ритуалы с  Рыбословшами,  новые  послы,
смена императорской гвардии, увольнения и назначения, а теперь еще надо  и
нового гхолу Данкана Айдахо так  ввести  в  императорский  аппарат,  чтобы
работа у него пошла, как по маслу. Одна  мелочь  громоздилась  на  другую,
занимая все время Монео, а на нем уже начинал сказываться возраст.
     "Дай-ка припомнить", - подумал Лито. - "Монео будет сто  восемнадцать
лет на той неделе, когда мы вернемся из Онна".
     Монео мог бы прожить во много раз  больше,  если  бы  стал  принимать
спайс. Но он отказывался. В причине его упорства Лито не сомневался. Монео
достиг того странного человеческого состояния,  когда  жаждал  смерти.  Он
медлил теперь только для того, чтобы  увидеть,  что  Сиона  пристроена  на
королевской  службе  и  станет  новой   Главой   Императорского   Общества
Рыбословш.
     Мои гурии, как частенько называл их Молки.
     Монео знал о намерении Лито скрестить Сиону с Данканом. И  время  для
этого подошло.
     Монео остановился в двух шагах от тележки и поглядел на Лито.  Что-то
в  глазах  Монео  пробудило  воспоминания  жизней-памятей  Лито   -   лицо
языческого священника времен планеты  Земля  выглянуло  из  наследственной
усыпальницы его разума.
     - Владыка, Ты много часов провел в наблюдениях за новым  Данканом,  -
сказал  Монео.  -  Сделали  ли  тлейлаксанцы  что-нибудь  недозволенное  с
клетками его психики?
     - Он незапятнан.
     Монео потряс глубокий вздох. Не очень-то приятное известие.
     - Ты против  того,  чтобы  использовать  его  в  качестве  племенного
жеребца? - спросил Лито.
     - Я нахожу странным, что мне приходится думать о нем и  как  о  своем
предке и как об отце моих потомков.
     - Но он открывает мне доступ к скрещиванию первого поколения  прежней
человеческой формы и нынешних продуктов моей программы выведения. Сиона на
двадцать одно поколение отдалена от него.
     - Я неспособен понять, в чем цель. Данканы много медленней, чем любая
из твоей гвардии.
     - Я не ищу хороших  отделяющихся  побегов,  Монео.  По-твоему,  я  не
осознаю геометрическую прогрессию, задаваемую теми законами, что управляют
моей программой выведения?
     - Я видел твою книгу племенного учета, Владыка.
     - Тогда ты знаешь,  что  я  не  упускаю  из  вида  ее  отступников  и
выпалываю их, как сорняки. Меня больше всего заботят ключевые генетические
доминанты.
     - А мутации, Владыка? - в голосе Монео прозвучала  хитроватая  нотка,
заставившая Лито пристальнее приглядеться к своему мажордому.
     - Мы не будем обсуждать эту тему, Монео.
     Лито увидел, как Монео опять спрятался в раковину своей осторожности.
     "До чего же обостренно он чувствителен к моим  настроениям",  подумал
Лито. - "Я, впрямь, верю, что он обладает некоторыми моими  способностями,
хотя они действуют в нем на бессознательном уровне. Его  вопрос  прозвучал
так, как будто он даже догадывается, чего мы достигли в Сионе".
     Чтобы  проверить,  действительно  ли  вопрос   Монео   опирается   на
полудогадку, Лито сказал:
     - Мне ясно, что ты еще не понимаешь, чего я надеюсь  достигнуть  моей
программой выведения.
     Монео просветлел.
     - Государь знает, что я стараюсь до конца постигнуть  разумом  законы
ей управляющие.
     - Законы живут меньше, чем ноша,  которую  тащишь  достаточно  долго,
Монео. Регулируемой правилами творческой активности нет.
     -  Но,  Владыка,  Ты  сам  говоришь  о  законах,  управляющих   твоей
программой выведения.
     - Разве я не сказал  тебе  только  что,  Монео?  Пытаться  установить
правила для творчества - то же самое, что пытаться отделить ум от тела.
     - Но что-то развивается, Владыка. Я знаю это по себе!
     "Он знает это по себе! Дорогой Монео. Он так близок".
     -  Почему  ты  все  время   ограничиваешь   свое   понимание   строго
определяемыми производными, Монео?
     - Я слышал, как Ты говорил о преображающей эволюции,  Владыка.  Этими
словами  помечена   твоя   книга   племенного   учета.   Но   как   насчет
неожиданностей...
     - Монео! Каждая неожиданность меняет правила.
     - Владыка, Ты ведь не имеешь ввиду  добиться  улучшения  человеческой
породы?
     Лито угрюмо на него посмотрел,  подумав:  "Если  я  сейчас  употреблю
ключевое слово, поймет ли он меня? Может быть..."
     - Я - хищник, Монео.
     - Хищ... - Монео осекся и покачал  головой.  Он,  как  ему  казалось,
понимал значение этого слова, но само слово потрясло его. Не шутит ли  Бог
Император?
     - Хищник, Владыка?
     - Хищник улучшает породу.
     - Как такое может быть? Ты ведь нас не ненавидишь.
     - Ты разочаровываешь меня,  Монео.  Хищник  ведь  не  ненавидит  свою
жертву.
     - Хищники убивают, Владыка.
     - Я убиваю, но я  не  ненавижу.  Добыча  утоляет  голод.  Добыча  это
хорошо.
     Монео поглядел на лицо  Лито,  утопленное  в  серой  рясе  чужеродной
плоти.
     "Не прозевал ли я пробуждение Червя?", - усомнился Монео.
     Монео боязливо поискал признаки пробуждающегося Червя, но  гигантское
тело не трепетало, глаза Лито не стекленели,  не  подрагивали  бесполезные
плавники.
     - Чего же Ты алчешь, Владыка? - осмелился спросить Монео.
     -   Такого   человечества,   решения   которого   воистину   окажутся
долгосрочными. Знаешь, каково  ключевое  свойство  способности  определять
свой путь надолго, Монео?
     - Ты много раз об этом говорил, Владыка. Это - способность все  время
мыслить по-новому.
     - Изменяться, да. А знаешь, как я понимаю долгосрочность?
     - Для Тебя это должно измеряться тысячелетиями, Владыка.
     - Монео, даже мои тысячи лет - это всего  лишь  крохотная  светящаяся
точка на экране бесконечности.
     - Но Твоя перспектива наверняка отличается от моей, Владыка.
     - С точки зрения бесконечности любой ограниченный срок короткий срок,
каким бы долгим он для нас ни был.
     - Выходит, правил не существует вовсе,  Владыка?  -  в  голосе  Монео
прозвучал слабый намек на истерию.
     Лито улыбнулся, чтобы снять возникшее в мажордоме напряжение.
     - Может быть, одно правило есть. Краткосрочные решения обычно  терпят
неудачу при долгосрочном применении.
     Монео в полной растерянности покачал головой.
     - Но, Владыка, Твоя перспектива...
     - Время истекает для  любого  конечного  наблюдателя.  Не  существует
закрытых систем. Даже я являюсь конечной матрицей, хоть  и  растянутой  во
времени.
     Монео резко перевел взгляд с лица  Лито  на  уходящий  вдаль  коридор
мавзолея.  "И  я  здесь  однажды  упокоюсь.   Золотая   Тропа,   возможно,
продолжится, но я кончусь." Это, разумеется, особой роли не играло. Только
Золотая Тропа, ощутимая им в непрерывной  последовательности,  только  она
имела значение. Он опять перевел взгляд  на  Лито,  но  не  прямо  на  его
затопленные синевой глаза. Что, если в  этом  объемистом  теле  и  вправду
скрывается хищник?
     - Ты не понимаешь функции хищника, - сказал Лито.
     Эти слова потрясли Монео, ведь  Лито  словно  прочел  его  мысли.  Он
посмотрел в глаза Лито.
     - Ты понимаешь разумом, что даже я  однажды  претерплю  ту  или  иную
смерть, - сказал Лито. - Но ты в это не веришь.
     - Как я могу верить в то, чего никогда не увижу?
     Монео никогда не чувствовал себя более одиноким и полным страха. Чего
же добивается Бог Император? "Я пришел сюда, чтобы обсудить с ним проблемы
шествия... и выяснить его намерения насчет Сионы. Не играет ли он со мной?
"
     - Давай поговорим о Сионе, - сказал Лито.
     Опять чтение мыслей!
     - Когда ты испытаешь ее, Владыка? - этот вопрос чуть не все время  их
разговора вертелся у него на языке, но  сейчас,  действительно  задав  его
вслух, Монео испугался.
     - Вскоре.
     - Прости меня, Владыка, но Ты ведь знаешь, как я  страшусь  за  моего
единственного ребенка.
     - Но ведь другие выжили при этом испытании, Монео. Ты, например.
     Монео сдержал волнение при воспоминании о том, как он был приобщен  к
Золотой Тропе.
     - Моя мать меня приготовила. У Сионы нет матери.
     - У нее есть Рыбословши. У нее есть ты.
     - Бывают и несчастные случаи, Владыка.
     Слезы брызнули из глаз Монео.
     Лито отвел от него взгляд.  Ему  подумалось:  "Он  разрывается  между
верностью ко мне и любовью к Сионе. Как же это отравляет - беспокойство  о
своем потомстве. Разве он  не  видит,  что  все  человечество  -  это  мое
единственное дитя?"
     Опять посмотрев на Монео, Лито сказал:
     - Ты  прав,  заметив,  что  несчастные  случаи  бывают  даже  в  моем
мироздании. Разве ты не видишь в этом урока для себя?
     - Владыка, всего лишь на этот раз не мог бы Ты...
     - Монео! Монео, ты ведь наверняка не попросишь  меня  вручить  бразды
правления слабому управляющему?
     Монео отступил на шаг.
     - Нет, Владыка. Разумеется, нет.
     - Тогда доверяй силе Сионы.
     Монео расправил плечи.
     - Я сделаю то, что должен сделать.
     -  Сионе  нужно   пробудиться   к   осознанию   своих   обязанностей,
обязанностей дщери дома Атридесов.
     - Да, конечно, Владыка.
     - Разве не эта обязанность возлежит и на нас, Монео?
     - Я этого не отрицаю. Когда Ты познакомишь ее с новым Данканом?
     - Сперва - испытание.
     Монео уставился на холодный пол подземелья.
     "Он так часто смотрит в пол", - подумал Лито. - "Что  он  там  только
может разглядеть? Не бесчисленные ли следы моей тележки? Ах, нет,  это  он
вглядывается в глубины, в то царство сокровищ и тайны,  куда  он  надеется
скоро сойти."
     Монео опять поднял взгляд на лицо Лито.
     - Я надеюсь, ей понравится общество Данкана, Владыка.
     - Будь уверен в этом. Тлейлаксанцы доставили его мне  в  неискаженном
виде.
     - Это успокаивает, Владыка.
     - Ты, несомненно, заметил, что его генотип весьма  привлекателен  для
женщин.
     - Да, это я действительно замечал, Владыка.
     - Есть что-то в этих мягких внимательных глазах, в этом сильном  лице
и в черных жестких волосах, от чего женская психика, положительно тает.
     - Как Ты говоришь, Владыка.
     - Ты знаешь, что как раз сейчас он  находится  с  Рыбословшами?  -  Я
проинформирован об этом, Владыка.
     Лито улыбнулся. Ну, разумеется, Монео обо всем информирован.
     -  Скоро  они  приведут  его  ко  мне  для  первой  встречи  с  Богом
Императором.
     - Я сам прослежу за подготовкой комнаты для  этой  встречи,  Владыка.
Все будет в полной готовности.
     - Порой мне кажется, что  ты  хочешь  меня  ослабить,  Монео.  Оставь
некоторые из этих деталей для меня.
     Монео постарался скрыть, как его стиснуло страхом.  Он  поклонился  и
попятился прочь.
     - Да, Владыка, но  есть  некоторые  обязанности,  выполнение  которых
лежит на мне.
     Повернувшись,  он  заспешил   прочь.   Только   лишь   оказавшись   в
поднимающемся лифте, Монео осознал, что он  удалился,  не  получив  на  то
разрешения.
     "Он должен понимать, как же я устал. Он простит".



                                    11

                   Твой Владыка очень хорошо знает, что  тебя  в  сердцах.
              Достаточно тебе заглянуть к себе в душу, чтобы она выступила
              против  тебя   обвинительницей.   Мне   нет   надобности   в
              свидетелях.  Ты  не  прислушиваешься  к   своей   душе,   но
              прислушиваешься вместо того к своим гневу и ярости.

                      Владыка Лито - кающемуся грешнику, из Устной Истории

     Следующее обозрение состояния империи в год 3508 царствования Владыки
Лито взято из сокращенного свода Велбека.  Оригинал  находится  в  архивах
Дома Соборов Ордена Бене Джессерит. Сравнительный анализ  показывает,  что
все произведенные купюры не влияют на точность и достоверность  отчета,  в
том виде, как он приводится здесь.
     Во имя нашего Священного Ордена и его нерушимого Единства Сестер этот
отчет признается достоверным и заслуживающим помещения среди  хроник  Дома
Соборов.
     Сестры Чинаэ и Таусуоко благополучно вернулись с Ракиса с донесением,
подтверждающим давно подозреваемую  казнь  девяти  историков,  исчезнувших
внутри  Твердыни  Владыки  Лито  в  2116  год  его  царствования.   Сестры
докладывают,  что  эти  девять   историков   сперва   были   приведены   в
бессознательное состояние, а затем сожжены на кострах из своих собственных
опубликованных работ. Это в точности соответствует тем версиям, которые  в
свое   время   распространились   по   всей   Империи.   Считается,    что
распространенные в  то  время  версии  произошедшего  исходили  от  самого
Владыки Лито.
     Сестры Чинаэ и  Таусуоко  привезли  рукописные  показания  свидетеля,
сообщившего, что когда Владыку Лито посетила делегация  других  историков,
добивавшихся сведений о своих коллегах, Владыка Лито сказал им:
     "Они были уничтожены потому, что преднамеренно и претенциозно  лгали.
Не бойтесь, что мой гнев падет на вас из-за ваших невинных  ошибок.  Я  не
так  уж  стремлюсь   создавать   мучеников.   Мученики   обычно   приносят
непредсказуемость драматических событий в жизнь человеческую. Драма -  это
одна из тех целей, против которых направлено  мое  хищничество.  Трепещите
только тогда, когда вы соорудите преднамеренную ложь и будете упорствовать
в ней, полные гордыни. Теперь ступайте  и  не  заговаривайте  со  мной  об
этом".
     Достаточным доказательством подлинности сведений служит уже одно  то,
что несомненным автором этого рукописного свидетельства является  Иконикр,
мажордом Владыки Лито в 2116 году.
     Обращаем  внимание  на  то,  как  Владыка   Лито   использует   слово
"хищничество". Это весьма показательно с точки зрения теорий, предложенных
Преподобной Матерью Сайксой, что  Бог  Император  рассматривает  себя  как
хищника в естественном смысле.
     Сестра Чинаэ была приглашена  идти  вместе  с  Рыбословшами  в  свите
Владыки Лито во время одного из его нечастых выходов в свет. По  пути  она
была приглашена подойти к королевской тележке  и  имела  личную  беседу  с
самим Владыкой Лито. Вот как она докладывает об этой беседе:
     - Здесь, на королевской тележке, я порой чувствую  себя  так,  словно
стою на укреплениях, защищающих меня от захватчиков, сказал Лито.
     - Никто здесь на Тебя не посягнет, Владыка, - сказала сестра Чинаэ.
     - Вы, Бене Джессеритки, нападаете на меня со всех сторон. Даже сейчас
ты изыскиваешь способы завербовать  на  свою  сторону  моих  Рыбословш,  -
сказал Владыка Лито.
     Сестра Чинаэ сообщает, что она собрала все  свое  мужество,  готовясь
принять неизбежную смерть, но Бог Император просто остановил свою  тележку
и поглядел мимо нее на свою  свиту.  Она  сообщает,  что  свита  при  этом
остановилась и ждала на почтительном расстоянии, с покорностью, говорившей
о большой вышколенности.
     Затем Владыка Лито сказал:
     - Мое маленькое множество внутри меня обо всем мне  рассказывает.  Не
отрицай моего обвинения.
     - Я не отрицаю его, - сказала сестра Чинаэ.
     Тогда Владыка Лито поглядел на нее и сказал:
     - Не бойся за себя. Мое желание таково, чтобы ты донесла мои слова до
Дома Соборов.
     Сестра Чинаэ сообщает, ей стало очевидно - Владыка Лито знает  о  ней
все: о ее миссии, о ее специальной подготовке в мнемотехнике, обо всем.
     - Он - как Преподобная Мать, - описывает она. - Я ничего не могла  от
него скрыть.
     Затем Владыка Лито приказал ей:
     - Посмотри на мой Фестивальный Город и скажи, что видишь.
     Сестра Чинаэ поглядела на Онн и сказала:
     - Я вижу город на расстоянии, он прекрасен в утреннем свете. Вон  ваш
лес, справа. В нем столько зеленых растений, что я могла бы провести целый
день, их описывая. Слева и всюду вокруг города дома  и  сады  Твоих  слуг,
некоторые из них выглядят очень богатыми, некоторые очень бедными.
     Владыка Лито сказал:
     - Мы слишком загромоздили  этот  пейзаж!  Деревья  его  загромождают.
Дома, сады... Нельзя наслаждаться новыми тайнами в таком пейзаже.
     Сестра Чинаэ, приободренная заверениями Владыки Лито, спросила:
     - А Владыка и правда хочет тайн?
     Владыка Лито ответил:
     - Нет распахнутой наружу духовной свободы в таком пейзаже.  Разве  ты
этого не видишь? Нет здесь открытого мироздания, к  коему  можно  было  бы
приобщиться. Всюду - средства отгорожения от мира: двери, запоры, замки!
     Сестра Чинаэ спросила:
     - Разве человечеству не нужны больше частная жизнь и оберегание ее?
     Владыка Лито сказал:
     - Когда вернешься, скажи своему Ордену, что  я  восстановлю  открытый
вид. Пейзаж, подобный этому, обращает тебя вовнутрь, заставляет  твой  дух
стремиться лишь к внутренней свободе. А  большинство  людей  не  настолько
сильны, чтобы обретать внутреннюю свободу.
     Сестра Чинаэ сказала:
     - Я в точности доложу Твои слова, Владыка.
     Владыка Лито сказал:
     - Смотри, чтобы это было сделано. Скажи также своему Ордену, что Бене
Джессерит, как  никому  другому,  следует  знать  опасности  селекционного
выведения   ради   особенных   характеристик,   опасности    преследования
определенной генетической цели.
     Сестра Чинаэ отмечает, что это явная ссылка  на  отца  Владыки  Лито,
Пола Атридеса.  Надо  отметить,  что  наша  программа  выведения  породила
Квизаца Хадераха на одно поколение раньше, чем следовало.
     Став Муад Дибом, вождем  Свободных,  Пол  Атридес  ускользнул  из-под
нашего  контроля.  Нет  сомнения,  что   он   был   мужчиной,   обладавшим
могущественными способностями Преподобной Матери, и  другими,  за  которые
человечество до сих пор расплачивается тяжкой ценой. Как сказал  вслед  за
этим Владыка Лито:
     - Вы достигли того, чего не ожидали, вы вытащили из колоды  меня,  не
предусмотренную карту, а я добился Сионы.
     Владыка Лито отказался  подробно  развить  это  упоминание  о  дочери
своего мажордома Монео. Этот вопрос сейчас нами расследуется.
     Среди  других  дел,  заслуживающих  внимания  и  сохранения  в   Доме
Источников, наши исследователи поставили информацию на:

                               РЫБОСЛОВШИ

     Женские  легионы  Владыки  Лито  избрали  своих  представительниц  на
ежедесятилетний Фестиваль на Ракисе. От каждого планетного гарнизона  было
выбрано по три представительницы (смотри  прилагаемый  список  выбранных.)
Как обычно, здесь не  будет  никого  из  взрослых  мужчин,  даже  супругов
Рыбословш-офицеров. Список  супругов  изменился  очень  мало  за  отчетный
период.  Мы  включили  в  него  новые  имена  -  где  было   возможно,   с
генеалогическими сведениями. Отметим, что только двое  из  них  достоверно
являются потомками гхол Данкана Айдахо. Мы не можем добавить ничего нового
к нашим соображениям об использовании этих гхол в его программе выведения.
Ни одна из  наших  попыток  установить  союз  между  Рыбословшами  и  Бене
Джессерит за  этот  период  не  была  успешной.  Владыка  Лито  продолжает
увеличивать  размеры  определенных   гарнизонов.   Он   также   продолжает
подчеркивать разнообразные миссии Рыбословш, принижая при этом их  военное
назначение. Это дает нужный результат возрастающего на местах  восхищения,
уважения и благодарности к присутствующим на планетах гарнизонам Рыбословш
(смотри прилагаемый список гарнизонов, увеличенных по  численности.  Прим.
редактора: единственные гарнизоны в этом  списке  -  лишь  размещенные  на
планетах  Бене  Джессерит,  икшианцев  и  тлейлаксанцев.   Наблюдения   за
Космическим Союзом увеличено не было.)

                                ЖРЕЧЕСТВО

     Кроме нескольких естественных смертей и перемещений, которые  указаны
в приложениях к этому отчету, значительных перемен не происходило. Супруги
и  офицеры,  откомандированные  для  исполнения  ритуальных  обязанностей,
остаются  немногочисленными,  их  власть  ограничена  остающимся  в   силе
требованием консультаций с Ракисом перед принятием любых важных  шагов.  С
точки зрения Преподобной Матери Сайксы и некоторых других,  это  указывает
на то, что религиозный характер Рыбословш постепенно и медленно сходит  на
нет.

                            ПРОГРАММА ВЫВЕДЕНИЯ

     Кроме необъяснимого упоминания о Сионе и нашей неудачи с ее отцом,  у
нас нет ничего особого, чтобы добавить к проводимому  нами  наблюдению  за
программой выведения Владыки Лито.
     Есть свидетельства определенной беспорядочности в его плане,  которые
усиливаются заявлением Владыки Лито о "генетических целях", но мы не можем
быть уверены, что он был правдив  с  сестрой  Чинаэ.  Мы  привлекаем  ваше
внимание ко  многим  случаям,  когда  он  либо  лгал,  либо  резко  и  без
предупреждения менял свое направление.
     Владыка Лито все так же  не  дозволяет  нам  принять  участие  в  его
программе выведения.  Его  наблюдатели  из  гарнизона  Рыбословш  остаются
непоколебимыми в "выпалывании" тех  наших  рождений,  против  которых  они
возражают. Только под  суровейшим  контролем  мы  способны  были  за  этот
подотчетный период поддерживать уровень Преподобных Матерей. Наши протесты
остаются без ответа. В ответ на прямой вопрос сестры Чинаэ,  Владыка  Лито
ответил:
     - Будьте благодарны за то, что имеете.
     Это предупреждение воспринято должным образом.
     Мы отправили вежливое письмо благодарности Владыке Лито.

                                ЭКОНОМИКА

     Дом Соборов сохраняет свою платежеспособность,  но  нынешние  жесткие
ограничительные меры ослабить нельзя. На деле, ради предосторожности, надо
будет даже провести некоторые новые меры в следующий  подотчетный  период.
Они включат  ограничение  использования  меланжа  для  ритуальных  нужд  и
увеличение наших расценок на текущие услуги. Мы рассчитываем за  следующие
три-четыре  подотчетных  периода  увеличить  вдвое   плату   за   обучение
представительниц Великих Домов. Отсюда, вам поручается  начать  подготовку
ваших доводов в защиту такой акции.
     Владыка Лито отверг нашу петицию с просьбой об увеличении нашей  доли
меланжа. Никакой причины он нам не сообщил.
     Наши взаимосвязи с КХОАМом  остаются  надежной  опорой.  За  отчетный
период КХОАМ  довел  до  конца  учреждение  местного  ювелирного  картеля,
проект, от которого мы получили существенный доход благодаря  нашим  ролям
советников и посредников при сделках. Ожидаемые доходы  от  этого  картеля
должны более чем покрыть наши потери на Гиди Прайм. Расходы по Гиди  Прайм
просто списаны.

                               ВЕЛИКИЕ ДОМА

     Тридцать один из бывших Великих Домов потерпел за подотчетный  период
экономический крах. Только шесть из  них  сумели  сохранить  статус  Малых
Домов  (смотри  прилагаемый  список).  Это  является  продолжением   общей
тенденции, отмечаемой за последнюю тысячу лет, когда Великие некогда  Дома
постепенно отходят в тень. Заслуживает особого внимания,  что  все  шесть,
избежавшие  полного  финансового  краха,  являются  крупными   вкладчиками
КХОАМа, и пять из  этих  шести  принимают  участие  в  ювелирном  проекте.
Единственное исключение - Дом, владеющий ценными  бумагами,  вложенными  в
разнообразные предприятия, включая существенное вложение в древний китовый
мех Келадана.
     (Наши запасы риса понджи увеличились почти вдвое за  отчетный  период
за счет нашей доли акций в китовом мехе. Причины тому будут рассмотрены  в
следующий период.)

                              СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

     Как отмечалось нашими исследователями, за прошедшие  две  тысячи  лет
неуклонно продолжается гомогенизация семейной жизни. Исключение составляют
те, от  кого  и  следует  этого  ожидать:  Космический  Союз,  Рыбословши,
королевские придворные,  меняющие  форму  тлейлаксанские  Лицевые  Танцоры
(которые до сих пор являются бесплодными мулами, несмотря на  все  попытки
изменить это) и, разумеется, наша собственная ситуация.
     Обращаем внимание, что условия семейной жизни становятся все более  и
более схожими вне зависимости от планеты, и это  обстоятельство  не  может
быть приписано простой случайности. Мы видим  здесь  проявление  одной  из
крайностей грандиозного проекта Владыки Лито. Даже беднейшие семьи  хорошо
накормлены,  с  этим  надо  согласиться,  но  условия  повседневной  жизни
становятся все более и более статичными.
     Мы  напоминаем  вам  о  заявлении,  которое,  по  имеющимся   у   нас
донесениям, Владыка Лито сделал почти восемь поколений назад:
     - Я являюсь единственным зрелищем, остающимся во всей Империи.
     Преподобная Мать Сайкса предложила теоретическое объяснение подобного
развития, которое многие  из  нас  начинают  разделять.  Преподобная  Мать
Сайкса обосновывает мотивы  Владыки  Лито  тем,  что  он  основывается  на
концепции водной деспотии. Как вы знаете, водная  деспотия  возможна  лишь
тогда, когда вещество или условия, от  которых  жизнь  зависит  абсолютно,
могут быть контролируемы сравнительно  небольшой  централизованной  силой.
Концепция водного деспотизма берет начало от тех случаев,  когда  обильной
поставкой оросительных вод можно было увеличить местное народонаселение до
требуемого уровня абсолютной зависимости. Когда вода  перекрывалась,  люди
умирали в больших количествах.
     Этот феномен много раз повторялся в человеческой истории, не только в
связи с водой и с  продукцией  пахотных  земель,  но  и  с  такими  видами
углеводородного топлива, как  бензин  и  уголь,  которые  контролировались
через трубопроводы и другие распределительные сети. В  свое  время,  когда
распределение  электричества  осуществлялось   только   через   запутанные
лабиринты линий,  тянувшихся  и  на  столбах  по  поверхности,  даже  этот
источник энергии играл роль вещества,  способного  сделать  его  владельца
"водным" деспотом.
     Преподобная Мать Сайкса предполагает, что Владыка  Лито  движет  свою
империю в сторону все большей зависимости от меланжа. Достойно  упоминания
то, что процесс старения может быть назван  болезнью,  от  которой  меланж
является  специфическим  лекарством,  хотя  и  не   полностью   исцеляющим
средством. Преподобная Мать Сайкса предполагает, что  Владыка  Лито  может
зайти  даже  столь  далеко,  что  создаст  новую  болезнь,  которая  будет
излечиваться только меланжем. Хотя это и представляется слишком уж большой
натяжкой, но и этого нельзя  сбрасывать  со  счетов.  Встречались  вещи  и
постранней, и мы не должны забывать о том, какую  роль  сыграл  сифилис  в
истории человечества.

                                 ТРАНСПОРТ

     Трехмодульная система  транспорта,  некогда  присущая  Ракису,  (т.е.
пешком - тяжелые  грузы  пристегнуты  к  антигравитационным  матрацам,  по
воздуху - посредством орнитоптера или межпланетные перелеты  -  с  помощью
кораблей Союза) все больше и  больше  начинают  доминировать  на  планетах
Империи. Икс является единственным исключением.
     Мы приписываем это частично тому, что планеты скатываются к  сидячему
и статичному образу жизни, а частично к их  попыткам  скопировать  образцы
Ракиса. Распространенное отвращение ко  всему,  производимому  икшианцами,
играет здесь немалую роль.
     Надо также учитывать тот  факт,  что  Рыбословши  распространяют  это
мнение на все планеты, во избежание хлопот с поддержанием порядка.
     В  этом  отношении  роль  Космического  Союза  напрямую   связана   с
абсолютной зависимостью навигаторов Союза от меланжа.  Мы,  следовательно,
пристально следим  за  совместными  усилиями  Союза  и  Икса  по  созданию
механической замены провидческих талантов  навигаторов.  Без  меланжа  или
других средств определения курса лайнера  каждый  межзвездный  перелет  на
корабле Союза будет угрожать катастрофой. Хотя мы не слишком  оптимистично
настроены насчет этого совместного проекта Союза и икшианцев, он все равно
представляется в принципе осуществимым, и мы будем докладывать о нем  мере
его продвижения.

                                 БОГ ИМПЕРАТОР

     Кроме небольшого увеличения в длине, мы не заметили особенных перемен
в физических характеристиках Владыки Лито. Слухи о его отвращении  к  воде
не были подтверждены,  хотя  использование  воды,  как  защитного  барьера
против былых песчаных червей Дюны, хорошо документировано  в  имеющихся  у
нас источниках, точно так же, как водная смерть, которой Свободные убивали
небольшого  червя,  чтобы  получить  спайсовую   эссенцию,   которую   они
использовали при своих оргиях.
     Имеются достаточные доказательства для твердого убеждения в том,  что
Владыка  Лито  усиливает  свое  наблюдение  за   Иксом,   возможно   из-за
совместного проекта Союза и икшианцев. Разумеется,  успех  такого  проекта
ограничил бы его власть над Империей.
     Он продолжает вести дела с икшианцами, заказывая им  запасные  детали
для своей королевской тележки.
     Тлейлаксанцы прислали Владыке Лито нового гхолу Данкана  Айдахо.  Это
окончательно убеждает в том, что предыдущий гхола мертв - хотя как он умер
остается неизвестным. Мы обращаем  ваше  внимание  на  свидетельства,  что
некоторых из гхол убил сам Владыка Лито.
     Все больше свидетельств тому, что Лито использует компьютеры. Если он
на самом деле пренебрегает  своими  собственными  запретами  и  запретами,
наложенными  Бутлерианским  Джихадом,  то  получить  доказательство  этому
означало бы усилить наше  влияние  на  него,  может  быть  даже  до  такой
степени, чтобы войти с ним в какое-либо совместное предприятие -  чего  мы
столь долго добиваемся.
     Единоличный контроль  над  нашей  программой  выведения  до  сих  пор
остается его первоочередной заботой. Мы продолжаем наши исследования -  со
следующими, однако, наложенными на нас ограничениями:
     Как и в каждом отчете, предшествующему  этому,  мы  должны  учитывать
провидческий дар Владыки Лито.  Нет  сомнений,  что  его  дар  предвидения
будущих событий, его способность оракула намного сильнее,  чем  любого  из
его предков и является незыблемым оплотом его политической власти.
     Мы с этим считаемся!
     Мы убеждены, что он знает о каждом нашем важном шаге еще до того, как
мы совершим его на деле. Мы руководствуемся, следовательно, тем  правилом,
что мы не угрожаем сознательно ни  лично  ему,  ни  какой-либо  части  его
великого плана, насколько мы способны это  рассмотреть.  Наше  послание  к
нему будет оставаться прежним:
     "Скажи нам, что угрожает тебе, чтобы мы могли воздержаться от этого".
     И:
     "Расскажи нам о своем грандиозном плане, чтобы мы могли помочь."
     За отчетный период он не давал новых  ответов  ни  на  один  из  этих
вопросов.

                                  ИКШИАНЦЫ

     Кроме совместного проекта Космического  Союза  и  Икса,  мало  о  чем
значительном можно доложить. Икс направляет сейчас нового посла  ко  двору
владыки Лито, некую Хви  Нори,  племянницу  Молки,  который  когда-то  был
известен  как  собеседник,  пользующийся  особой   благосклонностью   Бога
Императора. Причина выбора нового посла взамен прежнего  неизвестна,  хотя
имеются некие не очень весомые свидетельства, что Хви Нори  была  выращена
для особой цели - именно для того,  может  быть,  чтобы  стать  икшианским
представителем при императорском дворе. У нас  есть  повод  полагать,  что
Молки также был генетически спроектирован ради этой задачи.
     Мы продолжаем свое расследование.

                               МУЗЕЙНЫЕ СВОБОДНЫЕ

        Деградировавшие   остатки   некогда   гордых   воинов   продолжают
функционировать как наш основной источник достоверной информации о Ракисе.
Они составят нашу главную расходную статью на следующий  отчетный  период,
поскольку их требования платы все возрастают,  а  мы  не  осмеливаемся  им
противоречить.
     Интересно отметить, что, хотя их  жизнь  и  носит  малое  сходство  с
жизнью их  предков,  их  спектакли  для  туристов  -  исполнение  ритуалов
Свободных - и  способность  подражать  жизни  прежних  Свободных  остаются
безупречными. Мы относим это  на  счет  влияния  Рыбословш  на  подготовку
Музейных Свободных.

                                  ТЛЕЙЛАКС

     Мы не ожидаем, что новый гхола Данкан Айдахо  преподнесет  какие-либо
сюрпризы. Тлейлакс продолжает помнить тот суровый урок,  который  дал  ему
Владыка Лито после их единственной попытки изменить  клеточную  природу  и
психику оригинала.
     Недавно представитель Тлейлакса возобновил свои попытки привлечь  нас
к совместной деятельности, внешняя  цель  которой  производство  полностью
женского общества, не нуждающегося в мужчинах. По всем очевидным причинам,
включая наше недоверие ко всему,  исходящему  от  Тлейлакса,  мы  ответили
нашим обычным вежливым отказом. Наша делегация на  десятилетнем  Фестивале
Владыки Лито предоставит ему полное донесение об этом.
     С уважением подписано: Преподобными Матерями Сайксой,  Итоб  Мамулут,
Экникоск и Акели.



                                    12

                   Сколь ни странным  это  может  показаться,  но  великая
              борьба  подобная  той,  что  восстает  перед  вами  из  моих
              дневников - не всегда видима ее участникам.  Многое  зависит
              от того, о чем люди мечтают в глубине своих сердец. Я всегда
              озабочен  тем,  чтобы  формировать  мечты  не  меньше,   чем
              поступки. Между строк моих дневников вы вычитаете борьбу  со
              взглядом человечества на себя самого - напряженный  поединок
              на поле, где мотивы  из  нашего  темнейшего  прошлого  могут
              всплывать  из  хранилищ   бессознательного   и   становиться
              событиями, с которыми мы должны не просто сосуществовать, но
              должны  бороться.  Это  чудовище,  подобное   гидре   всегда
              нападающее на тебя с невидимой тебе стороны. Вот я и молюсь,
              чтобы вы, одолев мой  участок  Золотой  Тропы,  не  были  бы
              больше наивными детьми, танцующими  под  неслышную  для  вас
              музыку.

                                                       Украденные дневники

     Найла ровным, тяжелым  и  медленным  шагом  поднималась  по  винтовой
лестнице в приемные покои Бога Императора на вершине южной башни Твердыни.
Каждый раз, когда  она  проходила  юго-западную  сторону  башни,  путь  ей
пересекали длинные лучи золотого света, льющиеся из узких окон-бойниц. Она
знала, что в центральной стене рядом  с  ней  находится  лифт  икшианского
производства - достаточно большой, чтобы поднять в верхнюю палату огромную
тушу ее Владыки и, разумеется, более чем  достаточный,  чтобы  поднять  ее
намного меньшее тело, но она не возмущалась тем, что  ей  было  предписано
пользоваться лестницей.
     Ветерок из открытых узких окон донес до нее горелый кремниевый  запах
взметаемого  ветром  песка.  Низко  опустившееся  солнце   вспыхивало   на
вкраплениях красных минералов внутренней стены - рубиновые зернышки так  и
сияли. То и дело Найла бросала взгляд через узкие прорези окошек на  дюны.
Но она ни разу не задержалась, чтобы восхититься открывавшимся  перед  ней
видом.
     - Ты обладаешь героическим терпением,  Найла,  -  сказал  ей  однажды
Владыка.
     Воспоминание об этих словах согрело теперь душу Найлы.
     В верхней палате  башни  Лито  наблюдал,  как  Найла  поднимается  по
длинной  винтовой  лестнице,   спиралью   закручивающейся   вокруг   шахты
икшианского лифта. Он следил за  ее  продвижением  с  помощью  икшианского
устройства, создававшего в воздухе прямо у него перед глазами проекцию  ее
приближающегося образа - в трехмерном изображении и в четверть натуральной
величины.
     "С какой же точностью она движется", - подумал он.
     Он знал, что эта точность происходила  из  страстной  и  простодушной
преданности.
     На ней был голубой мундир Рыбословши, без ястреба на груди, и накидка
с капюшоном. Едва пройдя сторожевой пост у подножия башни, она сняла  свой
икшианский сибус-капюшон, который ей  предписано  было  носить  при  таких
личных посещениях. Ее кряжистое, мускулистое тело было точно таким же, как
у многих других охранниц Лито, но ее лицо не напоминало ни одного из  лиц,
какие только он  смог  вспомнить  -  почти  квадратное,  с  широким  ртом.
Казалось, будто он растягивается до  самых  щек,  иллюзия  эта  еще  более
усиливалась  глубокими  складками  в  углах  ее   рта.   Глаза   ее   были
бледно-зеленого цвета, а коротко стриженные волосы - как  старая  слоновая
кость. Ее лоб добавлял к этому ощущению квадратности, он был почти плоский
и с бледными бровями, которые часто можно было и не заметить, если глядеть
прямо в ее властные глаза. Ее прямой, приплюснутый нос почти не  выдавался
над тонкогубым ртом.
     Когда Найла говорила, ее огромные челюсти открывались и  закрывались,
словно у первобытного зверя. Ее физическая  сила,  немногим  известная  за
пределами Рыбословш,  была  легендарной  среди  ее  соратниц.  Лито  видел
однажды, как она одной рукой подняла мужчину весом в сто  килограммов.  На
Ракис он ее перевел, не привлекая к этому делу Монео, хотя мажордом  знал,
что Лито использует своих Рыбословш в качестве секретных агентов.
     Лито отвернулся от  проекции  поднимающейся  тяжелым  шагом  Найлы  и
поглядел на пустыню через широкое южное окно, возле которого он находился.
Цвета отдаленных скал танцевали в его сознании коричневое, золото,  сочный
янтарь. Вдалеке тянулась тонкая розовая линия обрыва - в точности того  же
оттенка, что перья цапли. Цапли больше не существовали нигде, кроме как  в
памяти Лито - но ему достаточно было увидеть эту бледную пастельную  линию
камня, чтобы перед его внутренним взором  пропорхнула  исчезнувшая  птица.
Подъем,  он  знал,  должен  быть  утомительным   даже   для   Найлы.   Она
остановилась,  наконец,  отдохнуть  -  в  двух  шагах  выше  пометки  трех
четвертей пути, именно там, где она останавливалась отдохнуть каждый  раз.
Это тоже была часть ее точности, одна из причин, по которой он  вызвал  ее
сюда из отдаленного гарнизона на Сепреке.
     Арракианский ястреб пролетел мимо окна, через которое  смотрел  Лито,
на расстоянии всего лишь нескольких размахов крыльев от стены  башни.  Его
внимание было приковано к теням у подножия Твердыни. Там порой выскакивали
небольшие животные. На горизонте,  позади  линии  полета  ястреба,  смутно
виднелась гряда облаков.  До  чего  же  это  странно  видеть  тем  прежним
Свободным, что  жили  в  нем  жизнью-памятью:  облака  на  Ракисе,  дождь,
открытая вода.
     Лито  напомнил  своим  внутренним  голосам:  "Кроме  этой   Последней
Пустыни, моего  Сарьера,  переделка  Дюны  в  зеленеющий  Ракис  проходила
безжалостно с первых же дней моего правления."
     Лито подумал о том, что влияние географии на историю  чаще  всего  не
осознается людьми. Люди скорее склонны рассматривать  влияние  истории  на
географию.
     "Кому принадлежит этот речной  поток?  Эта  зеленеющая  долина?  Этот
полуостров? Эта планета?
     Никому из нас."
     Найла опять начала свой подъем, глаза ее были прикованы  к  ступеням,
которые ей предстояло преодолеть. Мысли Лито обратились к ней.
     "Во многих отношениях,  она  -  полезнейшая  из  помощников,  которые
когда-либо у меня были. Я - ее Бог. Она  поклоняется  мне  совершенно  без
всяких вопросов. Если даже я игриво нападаю на ее веру,  она  воспринимает
это просто как испытание. Она знает, что выдержит любое испытание."
     Когда он послал ее к мятежникам и велел повиноваться Сионе  во  всем,
она не задавала вопросов. Когда Найла сомневалась, даже когда ей удавалось
воплотить свои сомнения в слова, ее собственных  мыслей  было  достаточно,
чтобы  вернуть  себе  веру...  или  раньше  было   достаточно.   Последние
донесения, однако, ясно показали, что Найле нужно побывать  в  его  Святом
Присутствии, чтобы восстановить свою внутреннюю силу.
     Лито припомнил свой первый разговор с Найлой, как  она  трепетала  от
своей жажды угодить ему.
     - Даже если Сиона пошлет тебя меня убить, ты должна повиноваться. Она
никогда не должна узнать, что ты служишь мне.
     - Никто не сможет убить вас, Владыка.
     - Но ты должна повиноваться Сионе.
     - Конечно, Владыка. Это твой приказ.
     - Ты должна повиноваться ей абсолютно во всем.
     - Я это выполню, Владыка.
     "Еще одна проверка. Она никогда не спрашивает,  зачем  мои  проверки.
Она относится к ним, как к блошиным укусам.  Ее  Владыка  приказал?  Найла
повинуется. Я не должен ничему позволить изменить  такие  отношения  между
нами."
     В прежние дни из нее бы вышел превосходный шедауд, подумал Лито.  Это
было одной из  причин,  по  которой  Лито  дал  Найле  криснож,  настоящий
криснож,  сохранившейся  в  сьетче  Табр.  Он  принадлежал  одной  из  жен
Стилгара. Найла носила его спрятанным в ножнах под  своими  облачениями  -
больше как талисман, чем как оружие.  Вручая  ей  нож,  он  исполнил  весь
старинный ритуал - и удивился тому, что  эта  церемония  пробудила  в  нем
эмоции, которые он считал похороненными навсегда.
     - Это - зуб Шаи-Хулуда.
     Он протянул ей нож на своих покрытых серебряной оболочкой ладонях.
     - Возьми  его  и  стань  частью  и  прошлого,  и  будущего.  Если  ты
запятнаешь его, прошлое лишит тебя будущего.
     Найла приняла сначала  криснож,  затем  ножны.  -  Извлеки  кровь  из
пальца, - приказал Лито. Найла повиновалась.
     - Теперь спрячь клинок. И никогда не обнажай его, если не собираешься
пролить крови.
     Найла опять повиновалась.
     Лито с печалью размышлял над  этой  старой  церемонией,  наблюдая  за
трехмерным образом приближающейся Найлы. Если нож не  закален  по  старому
способу Свободных, лезвие будет становиться все хрупче и бесполезней.  Оно
сохранит форму крисножа на протяжении жизни Найлы, но не дольше того.
     "Я отшвырнул прочь частичку прошлого."
     Как же печально, что шедауты прошлого стали сегодня  Рыбословшами.  И
настоящий криснож используется для того, чтобы еще крепче привязать  слугу
к своему хозяину. Он знал, что некоторые считают его Рыбословш  настоящими
жрицами - его ответом Бене Джессериту.
     "Он создает другую религию", - утверждает Бене Джессерит.
     "Чушь! Я не создал религии. Я и есть религия!"
     Найла вошла в святилище башни и остановилась в трех шагах от  тележки
Лито, взгляд долу, как и положено.
     Все еще погруженный в свои воспоминания, Лито сказал:
     - Погляди на меня, женщина!
     Она повиновалась.
     - Я создал святое непотребство! - сказал он. -  Религия,  возведенная
вокруг моей персоны, вызывает мое отвращение!
     - Да, Владыка.
     Зеленые глаза Найлы на золоченых подушечках ее щек  глядели  на  него
без всякого вопроса и сомнения, без всякого размышления, без необходимости
давать ей какой-либо ответ.
     "Если я пошлю ее  собирать  звезды,  она  пойдет  и  постарается  это
сделать. Она думает, что я опять ее испытываю. Я и впрямь  верю,  что  она
могла бы меня рассердить."
     - Этой проклятой религии следует со мной и кончиться! вскричал  Лито.
- Почему я должен желать распространять  религию  на  мой  народ?  Религия
рушится изнутри - точно так же, как империя и отдельные люди!  Все  это  -
одно и тоже.
     - Да, Владыка.
     - Религии создают радикалов и фанатиков тебе подобных!
     - Благодарю Тебя, Владыка.
     Быстротечная псевдоярость улеглась в нем, едва он заглянул в  глубины
своих воспоминаний. Ничто не пробьет твердую оболочку веры Найлы.
     - Топри направил мне донесение через Монео, - сказал  Лито.  Расскажи
мне об этом Топри.
     - Топри - червяк.
     - Разве не так ты называешь меня, когда  ты  среди  мятежников?  -  Я
повинуюсь моему Владыке во всем.
     Туше!
     - То есть, этому Топри - грош ломаный цена? - спросил Лито.  -  Сиона
правильно его оценила. Он несуразен. Через несколько  секунд,  после  того
как Кобат начал говорить, у нее были доказательства, что Топри - шпион.
     "Все остается собой, даже  Монео",  -  подумал  Лито.  "Топри  плохой
шпион."
     То, что все совпадает с тем, каким ему должно быть развеселило  Лито.
Мелкие  махинации  мутят  воду,  которая  все  равно  остается  для   него
совершенно прозрачной. И при  этом  исполнители  ролей  продолжают  играть
согласно его сценарию.
     - Тебя Сиона не подозревает? - спросил Лито.
     - Я не несуразна.
     - Ты знаешь, зачем я тебя вызвал?
     - Чтобы испытать мою веру.
     "Ах, Найла. Как же мало ты знаешь об испытаниях."
     - Мне нужно знать, как ты оцениваешь Сиону. Я хочу увидеть эту оценку
на твоем лице, в твоих движениях, услышать  в  интонациях  твоей  речи,  -
сказал Лито. - Сиона готова?
     - Именно в такой и нуждаются Рыбословши, Владыка. Почему Ты идешь  на
риск потерять ее?
     - Насильственно приближать исход - самый верный путь к  потере  того,
чем я в ней больше всего дорожу, - ответил Лито. - Она  должна  прийти  ко
мне во всей нетронутости своих сил.
     Найла опустила взгляд.
     - Как приказывает государь.
     Лито был знаком этот ответ. Найла всегда  отвечает  так,  если  не  в
состоянии что-либо понять.
     - Она останется в живых, Найла?
     - По тому, как Владыка описывает это  испытание...  -  Найла  подняла
взгляд на лицо Лито и пожала плечами. - Не знаю, Владыка. Что она  сильна,
это  верно.  Она  единственная  выжила,  столкнувшись  с  волками.  Но  ею
управляет ненависть.
     - Вполне естественно. Скажи, Найла, как она поступит с  украденным  у
меня?
     - Разве Топри не доносил Вам о книгах, в которых, говорят  содержатся
ТВОИ СВЯЩЕННЫЕ СЛОВА?
     "Странное у нее  умение  лишь  голосом  заставлять  слова  звучать  с
большой буквы", - подумал Лито. Он ответил сухо и резко.
     - Да, да. Икшианцы получили копию, а скоро и Космический Союз,  равно
как и Бене Джессерит будут усердно корпеть над их расшифровкой.
     - Что это за книги, Владыка?
     - Мое послание моим подданным. Я хочу, чтобы все его  прочли.  И  что
еще мне действительно хочется знать, - что  говорит  Сиона  о  тех  планах
Твердыни, которыми она завладела.
     - Она говорит, что под Вашей Твердыней, Владыка,  находится  огромный
запас меланжа - и планы выдают это с потрохами.
     - Планы этого не выдают. Она будет рыть подкоп?
     - Она пытается сейчас получить для этого икшианские орудия.
     - Икс ей их не поставит.
     - Этот запас спайса действительно существует, Владыка?
     - Да.
     - Ходит слух, что Твой  спайс  надежно  защищен,  Владыка.  Что  весь
Арракис будет уничтожен, если кто-нибудь попробует  украсть  Твой  меланж.
Это правда?
     - Да,  и  это  потрясет  всю  империю.  Ничего  не  сохранится  -  ни
Космический Союз,  ни  Бене  Джессерит,  ни  Икс  или  Тлейлакс,  ни  даже
Рыбословши.
     Она содрогнулась, затем сказала:
     - Я предотвращу любую попытку Сионы добраться до Твоего спайса.
     - Найла! Я приказал тебе подчиняться Сионе во всем. Вот  как  ты  мне
служишь?
     - Владыка? - она стояла в страхе перед его  гневом,  ближе  к  потере
веры, чем когда-либо. Это был  кризис,  им  самим  спровоцированный  -  он
заранее знал, чем все должно кончиться. Найла понемногу  расслабилась.  Он
видел, какую форму принимают ее мысли, они словно высветились перед ним:
     "Наивысшее испытание!"
     - Ты вернешься  к  Сионе  и  будешь  охранять  ее  жизнь  даже  ценой
собственной жизни, - сказал Лито. - Такова  задача,  возложенная  мной  на
тебя и принятая тобой. Именно для нее ты выбрана.  Вот  почему  именно  ты
носишь нож из Дома Стилгара.
     Ее правая рука поднялась туда, где скрывался под плащом криснож.
     "Насколько же верно: оружие  способно  свести  поведение  человека  к
предсказуемой модели", - подумал Лито.
     Он поглядел как завороженный на жесткое напряженное  тело  Найлы.  Ее
глаза были пусты для всего,  кроме  преклонения.  "Наивысший  риторический
деспотизм... я презираю это!"
     - Удались прочь! - рявкнул он.
     Найла повернулась и быстро покинула  Святое  Присутствие.  "Стоит  ли
игра свеч?" - усомнился Лито.
     Но Найла поведала ему то, что ему и  нужно  было  знать.  Вера  Найлы
обновилась и окрепла. А Лито с точностью выяснил от Найлы то, что  сам  не
мог ухватить в Сионе, ускользающей от его внутреннего взгляда.  Инстинктам
Найлы следует доверять.
     "Сиона достигла того взрывного момента, который мне требуется."



                                    13

                   Данканы всегда находят странным, что  боевые  войска  я
              набираю из женщин, но мои Рыбословши - это во  всех  смыслах
              временная армия. Хоть они и могут быть жестоки и злобны,  но
              женщины полностью  отличаются  от  мужчин  по  складу  своей
              воинственности. Самое  их  происхождение  предопределяет  их
              более покровительственное и защитное по  отношению  к  жизни
              поведение. Они проявили  себя  лучшими  хранителями  Золотой
              Тропы. Я закрепляю это особыми методами  их  подготовки.  На
              время их  избавляют  от  рутины  повседневных  дел.  У  меня
              существуют  для  них  особые  Приобщения,  о   которых   они
              вспоминают  потом  с  удовольствием  всю  оставшуюся  жизнь.
              Старости  они  достигают  в   обществе   своих   сестер,   в
              приготовлении  к  событиям  более  глубинным.  То,  к   чему
              приобщаешься в таком обществе, всегда готовит тебя  к  более
              великому. Вот  как  день  сегодняшний  меняет  историю.  Все
              современники обитают не в одном и том  же  времени.  Прошлое
              все время меняется, но немногие это осознают.

                                                       Украденные дневники

     Поздно вечером Лито отправил приказание  Рыбословшам  и  спустился  в
свое  подземелье.  Он  посчитал,   что   лучше   всего   провести   первое
собеседование с новым Данканом Айдахо в  затемненной  комнате,  где  гхола
сначала услышит, как Лито себя описывает, а уж потом  воочию  увидит  тело
Предчервя. В стороне от  центральной  ротонды  подземелья  была  небольшая
прилегающая комнатка, вырубленная в цельной скале черного камня и как  раз
подходившая для этой цели. Она была достаточно велика, чтобы вместить Лито
на  его  тележке,  но  потолок  ее  был  низок.  Освещалась  она  скрытыми
глоуглобами, которыми Лито управлял силой мысли. В ней  была  только  одна
дверь, но состоявшая  из  двух  створок:  широкой,  спокойно  пропускавшей
королевскую тележку, и небольшой, как раз под размеры человеческого тела.
     Лито въехал на королевской тележке в это  помещение,  закрыл  большую
створку двери и открыл малую. Затем внутренне  настроился  на  ждущее  его
испытание.
     Скука представляла для него все возрастающую проблему. Тлейлаксанские
гхолы скроены по одному и тому же образцу,  и  все  до  скуки  повторяется
снова и снова. Однажды Лито даже приказал Тлейлаксу не посылать ему больше
Данканов, но там знали... что как раз в этом Лито можно ослушаться.
     "Порой мне думается, они делают это просто для  того,  чтобы  хоть  в
чем-то быть непослушными!"
     Тлейлакс полагается на значимость того,  что  защищает  их  в  прочих
отношениях.
     "Присутствие Данкана доставляет  удовольствие  Полу  Атридесу  внутри
меня."
     Как Лито объяснил Монео в первые дни пребывания мажордома в Твердыне:
     - Данканы должны являться ко мне с  большим,  чем  просто  подготовка
Тлейлакса. Ты  должен  следить,  чтобы  мои  гурии  ласково  относились  к
Данканам, чтобы женщины отвечали на некоторые их вопросы.
     - На какие вопросы они могут отвечать, Владыка?
     - Они знают.
     За годы, конечно, Монео узнал все об этой процедуре.
     Лито услышал голос Монео за дверью затемненной комнаты,  затем  звуки
эскорта рыбословш и отчетливые решительные шаги нового гхолы.
     - В эту дверь, - сказал Монео. - Внутри  будет  темно,  и  ты  должен
будешь закрыть за собой дверь. Просто остановись и жди, когда Владыка Лито
заговорит.
     - Почему внутри будет темно? - голос Данкана был  полон  воинственной
настороженности.
     - Он объяснит.
     Айдахо втолкнули в помещение, и дверь за ним плотно закрылась.
     Лито знал, что сейчас  видит  гхола  -  только  тени  среди  теней  и
темноту, в которой даже нельзя точно определить, откуда  доносится  голос.
Как обычно, Лито начал игру голосом Пола Муад Диба.
     - Я рад, что вижу тебя опять, Данкан.
     - Мне тебя не видно!
     Айдахо был воином, а воин нападает.  Это  убедило  Лито  в  том,  что
данный  гхола  -  полностью  восстановленный  оригинал.  Моралите   <пьеса
назидательного  характера;  здесь:  сильный  шок,  вызванный   посредством
инсценировки ситуации>, с помощью  которого  Тлейлакс  пробуждал  в  гхоле
досмертные  воспоминания  его  первоначальной  плоти,   всегда   оставляло
некоторую неуверенность в умах гхол. Некоторые  из  Данканов  верили,  что
угрожали настоящему Полу Муад Дибу. Нынешним Данканом, похоже, владела эта
же иллюзия.
     - Слышу голос Пола, но его самого не вижу, - сказал Айдахо. Он  и  не
пытался скрыть свою растерянность, полностью прозвучавшую в его голосе.
     "Зачем Атридес играет в эту глупую игру? Пол давным-давно уже  мертв,
это Лито, носитель жизни-памяти Пола... точно так  же,  как  и  обладатель
многих других, жизней-памятей. - Если историям Тлейлакса можно доверять."
     - Тебе рассказали, что ты - лишь последний в долгом ряду  дубликатов,
- сказал Лито.
     - У меня от них не осталось никаких воспоминаний.
     Лито  уловил  истерию  в  голосе  Данкана,  едва  прикрытую  воинской
бравадой. Это проклятая тактика восстановления гхолы после выхода из чанов
всегда порождала умственный хаос. Нынешний
     Данкан прибыл к нему в состоянии, близком к шоку, весьма сомневаясь в
собственном здравом рассудке. Лито понял, что понадобится сложная и тонкая
работа, чтобы успокоить бедолагу и привести его в порядок. Для  них  обоих
это будет эмоционально выматывающе.
     - Произошло очень много перемен,  Данкан,  -  сказал  Лито.  -  Одно,
впрочем не изменилось. Я до сих пор Атридес.
     - Но говорят, твое тело...
     - Да, это то, что изменилось.
     - Чертовы тлейлаксанцы! Они пытались заставить меня убить  кого-то...
ну да,  выглядевшего как ты.  Я внезапно припомнил,  кто я,  и затем  было
это... Это не мог быть гхола Муад Диба?
      - Уверяю тебя, это был хамелеон, Лицевой Танцор.
     - Он выглядел и разговаривал так похоже на... Ты уверен?
     - Актер, не более. Он остался в живых?
     - Разумеется! Вот как они пробудили мои воспоминания.  Они  объяснили
мне всю эту чертовщину. Это правда?
     - Это правда, Данкан. Я питаю к этому отвращение,  но  дозволяю  ради
удовольствия иметь твое общество.
     "Потенциальные жертвы всегда остаются в живых", - подумал Лито. - "По
крайней мере для тех Данканов, которых я вижу.  Конечно  бывают  промашки,
поддельного Пола убивают, и Данканы пропадают зазря. Но тщательно хранимые
клетки оригинала у Тлейлакса всегда под рукой."
     - Так что же с твоим телом? - вопросил Айдахо.
     Теперь можно было отставить в сторону голос Муад Диба, Лито заговорил
своим обычным голосом.
     - Я сделал своей кожей оболочку из песчаной форели.  С  тех  пор  она
меня изменяла и изменяла.
     - Почему?
     - Я это объясню тебе должным образом, когда придет время.
     - На Тлейлаксе мне сказали, что ты выглядишь как песчаный червь.
     - А что сказали мои Рыбословши?
     - Они сказали, что ты - Бог. Почему ты называешь их Рыбословшами?
     - Старое тщеславие. Первые жрицы разговаривали с рыбами в своих снах,
они научились многим ценным вещам таким образом.
     - Откуда ты знаешь?
     - Потому что я и есть те женщины... а также все, что было до и  после
них.
     Лито услышал, как Айдахо сглотнул сухим горлом. Затем - голос:
     -  Теперь  я  понимаю,  почему  тут  темно,  ты   даешь   мне   время
приспособиться.
     - Ты всегда быстро соображал, Данкан.
     "Кроме тех случаев, когда соображал медленно."
     - Как долго ты изменялся?
     - Больше тридцати пяти сотен лет.
     - Значит, на Тлейлаксе мне рассказали правду.
     - Они теперь очень редко осмеливаются лгать. - Долгий срок.
     - Очень долгий.
     - А тлейлаксанцы... они много раз копировали меня?
     - Много.
     "Теперь ты спросишь, сколько раз, Данкан".
     - Сколько меня уже было?
     - Я позволю тебе самому поглядеть все досье.
     "И вот так это начинается", - подумал Лито.
     Такой ответ всегда вроде бы удовлетворял  Данканов,  но  ни  разу  не
удавалось избежать самого вопроса: "Сколько меня уже было?"
     Данканы не делали различия между своей  плотью,  хотя  никаких  общих
воспоминаний не передавалось от гхолы к гхоле.
     - Я помню  свою  смерть,  -  сказал  Айдахо.  -  Клинки  Харконненов,
множество воинов, старающихся добраться до тебя и Джессики.  Лито  на  миг
вернулся к голосу Муад Диба:
     - Я был там, Данкан.
     - Я заместил предыдущего, верно? - спросил Айдахо.
     - Верно, - ответил Лито.
     - Как другой... другой я... я имею в виду как он умер?
     - Всякая плоть изнашивается, Данкан.  Все  это  есть  в  досье.  Лито
терпеливо ждал, гадая, сколько  времени  понадобится,  чтобы  выхолощенный
ответ перестал устраивать этого Данкана.
     - Как же ты выглядишь на самом деле? -  спросил  Айдахо.  Каково  это
тело песчаного червя, которое описывали мне на Тлейлаксе?
     - Наступит день, когда из него выйдут некоего  рода  песчаные  черви.
Оно уже слишком далеко зашло по дороге метаморфозы.
     - Что ты имеешь в виду под словами "некоего рода"?
     - У каждого будет больше ганглий. И каждый будет разумным.
     - Нельзя ли включить свет? Мне хотелось бы тебя увидеть.
     Лито послал приказ светильникам. Яркий свет наполнил комнату.  Черные
стены   и   светильники   были   устроены   так,   что   центр   освещения
сосредоточивался на Лито, чтобы можно было  разглядеть  его  до  последней
детали.
     Айдахо окинул  взглядом  все  сложносоставное  серебряно-серое  тело,
заметил зачатки рубчатых сегментов песчаного  червя,  волнистые  изгибы...
небольшие выступы там, где некогда были ноги, один из  этих  выступов  был
несколько короче другого. Затем он опять перевел взгляд на ясно различимые
руки и, наконец, поднял  его  на  лицо,  розовая  кожа  которого  казалась
нелепым придатком к такому телу и словно  затерялась  в  безмерности  рясы
чужеродной плоти.
     - Что ж, Данкан, я тебя предупреждал, - сказал Лито.
     Айдахо без слов указал на тело предчервя.
     - Почему? - произнес за него Лито  незаданный  вслух  вопрос.  Айдахо
кивнул.
     - Я все еще Атридес, Данкан, и, уверяю тебя всей честью этого  имени,
были на то непреодолимые причины.
     - И что только могло...
     - Ты узнаешь об этом в свое время.
     Айдахо только покачал головой.
     - Это не будет приятным откровением,  -  сказал  Лито.  -  Для  этого
требуется, чтобы ты сперва узнал многое другое. Доверяй слову Атридеса.
     На  протяжении  веков  Лито  уже  обнаружил,  что  призвав  Айдахо  к
абсолютной верности всему, связанному  с  Атридесами,  мгновенно  затыкает
источник личных вопросов. И опять эта формула сработала.
     - Итак, я должен буду опять служить  Атридесу,  -  сказал  Айдахо.  -
Звучит знакомо. Верно?
     - Во многих отношениях, старый друг.
     - Для тебя может быть, старый друг,  но  не  для  меня.  Как  я  буду
служить?
     - Разве мои Рыбословши тебе не сказали?
     - Они сказали, я буду командовать  Твоей  личной  гвардией,  частями,
специально отобранными среди них. Я этого не понимаю. Армия, состоящая  из
женщин?
     - Мне нужен достойный доверия компаньон, который  сможет  командовать
моей гвардией. Ты возражаешь?
     - Но почему женщины?
     - Есть поведенческие различия между  полами,  которые  делают  женщин
крайне ценными в этой роли.
     - Это не ответ на мой вопрос.
     - Ты считаешь их не адекватными?
     - Некоторые из них выглядят достаточно крепкими, но...
     - Но другие были мягкими?
     Айдахо покраснел.
     Лито  счел  это  очаровательной  реакцией.  Данканы  были  одними  из
немногих, кто в нынешние времена умел краснеть. Это было вполне понятно  -
старое воспитание Данканов, их понятие личной чести - очень по-рыцарски.
     - Не понимаю,  почему  ты  доверяешь  женщинам  твою  защиту,  сказал
Айдахо. Кровь медленно отхлынула с его щек, он поглядел на Лито.
     - Но я всегда доверяю им, как доверяю тебе - моей жизнью.
     - От чего они тебя защищают?
     - Монео и мои Рыбословши просветят тебя на этот счет.
     Айдахо стал переминаться с ноги на  ногу,  его  тело  покачивалось  в
ритме с биением его сердца. Он окинул взглядом небольшое  помещеньице,  ни
на чем  не  задерживая  взгляд.  Затем,  с  резкостью  внезапно  принятого
решения, он опять поглядел на Лито.
     - Как мне тебя называть?
     Это был тот знак согласия, которого и ждал Лито.
     - Устроит тебя называть меня - Владыка Лито?
     - Да... Владыка, - Айдахо поглядел прямо в глаза  Лито,  синие  глаза
Свободного. - Это правда  -  то,  что  говорят  твои  Рыбословши?  Что  ты
обладаешь... воспоминаниями...
     - Мы все здесь, Данкан, - Лито произнес это голосом  своего  деда  по
отцу. - Даже женщины здесь, Данкан, - это был голос Джессики,  бабки  Лито
по отцу.
     - Ты хорошо их знал, - сказал Лито. - И они знают тебя.
     Айдахо сделал глубокий дрожащий вздох.
     - Мне понадобится сколько-то времени, чтобы к этому привыкнуть.
     - Точь-в-точь моя собственная первоначальная реакция, - сказал Лито.
     Айдахо затрясся, скрыв смех, и Лито  подумал,  что  это  больше,  чем
заслуживает такая не слишком удачная шутка, но промолчал.
     Вскоре Айдахо сказал:
     -  Предполагалось,  что  твои  Рыбословши  приведут  меня  в  хорошее
настроение, верно?
     - Они преуспели в этом?
     Айдахо внимательно разглядывал лицо Лито, отчетливо распознавая в нем
фамильные черты Атридесов.
     - Вы, Атридесы, всегда слишком хорошо меня знали, - сказал Айдахо.
     - Вот так-то лучше, - сказал Лито. - Ты начинаешь соглашаться с  тем,
что я не просто один из Атридесов. Я - все они.
     - Пол однажды так сказал.
     - Верно, сказал! - насколько могла проявиться  личность  в  голосе  и
интонации, это говорил Муад Диб.
     Айдахо поперхнулся, поглядел назад на дверь помещения.
     - Ты что-то у нас отобрал, -  сказал  он.  -  Мне  это  ощутимо.  Эти
женщины... Монео...
     "Мы - против тебя", - подумал Лито. "Данканы всегда выбирают  сторону
человечества."
     Айдахо опять перевел взгляд на лицо Лито.
     - Что ты дал нам взамен?
     - Мир Лито по всей Империи!
     - Да, и мне видно, как все безумно счастливы! Вот почему  Тебе  нужна
личная гвардия.
     Лито улыбнулся.
     -  В  самом  деле,  мой  мир  -   это   насильственно   установленное
спокойствие. У людей долгая история сопротивления спокойствию. - Вот ты  и
даешь нам Рыбословш.
     - И иерархию, в которой можно безошибочно разобраться.
     - Армия из женщин, - пробормотал Айдахо.
     - Сила, предельно завлекающая мужчин, - сказал Лито.  -  Женский  пол
всегда знал, как покорять агрессивных мужчин.
     - Именно это они и делают?
     - Они не доводят до крайностей, которые могли  бы  привести  к  более
болезненному насилию.
     - И Ты позволяешь им  верить,  что  ты  -  Бог.  Мне  это  как-то  не
нравиться.
     - Проклятие святости оскорбительно для меня не меньше, чем для тебя!
     Айдахо нахмурился. Это был не тот ответ,  которого  он  ожидал.  -  В
какую же игру ты играешь, Владыка Лито?
     - В очень старую, но по новым правилам.
     - По твоим правилам!
     - По-твоему, было бы лучше, если бы я вернул все вспять, к  КХОАМу  и
лландсрааду и Великим Домам?
     - На Тлейлаксе говорят, что  больше  нет  лландсраада.  Что  никакого
реального самоуправления ты не допускаешь.
     - Ну что ж, тогда я мог бы отойти в  сторонку  ради  Бене  Джессерит.
Или, может быть, ради икшианцев или тлейлаксанцев? Тебе бы хотелось, чтобы
я нашел другого барона Харконнена, который завладел бы  властью  над  всей
Империей? Скажи только слово, Данкан, и отрекусь от власти!
     Айдахо опять покачал головой из стороны в сторону.
     - Монолитная и централизованная  сила  -  это  опасный  и  изменчивый
инструмент, когда оказывается не в тех руках, сказал Лито.
     - А твои руки - как раз те самые?
     - Не уверен насчет моих рук, но, скажу тебе, Данкан, насчет тех  рук,
что были до меня, я уверен. Я знаю их.
     Айдахо повернулся к Лито спиной.
     "До чего же очаровательный, совершенно  человеческий  жест",  подумал
Лито. - "Неприятие в сочетании с признанием уязвимости".
     Лито проговорил в спину Айдахо.
     - Ты совершенно справедливо возражаешь против того, что  я  использую
людей без их согласия.
     Айдахо повернулся к Лито, чтобы взглянуть на утопленное в серой  рясе
лицо, чуть вскинул голову, всматриваясь в синие глаза Лито.
     "Он изучает меня, но у него есть только мое лицо,  чтобы  судить  обо
мне", - подумал Лито.
     От слуг Атридесов всегда требовался  наметанный  взгляд,  умеющий  до
тонкости разбираться в глубинном смысле всего отражающегося на  лице  и  в
движениях тела их властелинов, и Айдахо был не из  последних  в  понимании
своих сюзеренов, - но тут было видно, как он понемногу сдается, признавая,
что раскусить Лито ему не по зубам.
     Айдахо откашлялся.
     - Что может быть худшим из того, что ты от меня потребуешь?
     "До чего же в духе Данканов!" - подумал Лито. "Нынешний Данкан просто
классичен. Айдахо не изменит вассальной преданности  роду  Атридесов  -  а
присяга эта принадлежит сейчас мне, нынешнему представителю рода. Но  дает
при этом понять, что не зайдет за пределы своей личной этики".
     - Я попрошу тебя охранять меня, где это только  будет  необходимо.  И
еще, попрошу тебя охранять мой секрет.
     - Какой секрет?
     - Что я уязвим.
     - Значит, ты - не Бог?
     - Не в этом высшем смысле.
     - Твои Рыбословши говорили о мятежниках.
     - Мятежники существуют.
     - Почему?
     - Они молоды, а я не убедил их, что мой путь - лучше. Очень трудно  в
чем-нибудь убедить молодых. Они от рождения знают слишком много.
     - Я никогда в своей жизни не слышал, чтобы Атридесы подобным  образом
глумились над юностью.
     - Может быть, это от того, что  я  настолько  всех  старше  старость,
помноженная на старость. И моя задача  становится  все  трудней  с  каждым
проходящим поколением.
     - В чем твоя задача?
     - Находясь вместе со мной, ты придешь к пониманию этого.
     - Что произойдет, если я тебя подведу? Твои женщины меня уничтожат?
     - Я стараюсь не отягощать Рыбословш виной.
     - Но ты отяготишь меня?
     - Если ты это примешь.
     - Если я обнаружу, что ты хуже Харконненов, я восстану против тебя.
     "До чего же похоже на Данкана. Все Данканы мерят зло по  Харконненам.
Как же мало они знают о зле."
     - Барон пожирал целые планеты, Данкан. Что может быть хуже  этого?  -
сказал Лито.
     - Поглотить империю.
     - Я беременен моей империей. Я умру, давая ей жизнь.
     - Если бы я мог в это поверить...
     - Ты примешь на себя командование моей гвардией?
     - Почему я?
     - Ты самый лучший.
     - Я так представляю, это опасная работа. Ведь так и умерли  несколько
моих предшественников, выполняя твою опасную работу?
     - Некоторые из них.
     - Хотелось бы мне обладать их воспоминаниями!
     -  Ты  не  смог  бы  оставаться  самим  собой,  обладая  еще   и   их
воспоминаниями.
     - Однако же, я хотел бы узнать о них.
     - Ты узнаешь.
     - Значит Атридесы до сих пор нуждаются в остром ноже?
     - У нас есть работа, которую может выполнить только Данкан Айдахо.
     - Ты говоришь... мы... - Айдахо взглотнул, поглядел сначала на дверь,
потом на лицо Лито.
     Лито заговорил с  ним  в  манере  Муад  Диба,  но  своим  собственным
голосом.
     - Когда мы в последний раз поднялись  к  сьетчу  Табр,  моя  верность
принадлежала тебе, а твоя - мне.  На  самом  деле  ничего  с  тех  пор  не
изменилось.
     - Это был твой отец.
     - Это был я! - повелительный голос Муад Диба, исходящий  из  огромной
туши Лито, всегда потрясал гхол.
     Айдахо прошептал:
     - Все вы... весь род... в этом одном... теле... - Айдахо осекся.
     Лито безмолвствовал. Это был решающий момент.
     Вскоре Айдахо позволил себе этакую бесшабашную ухмылочку, которой  он
некогда так славился.
     - Тогда я буду обращаться к первому Лито и к Полу, к тем,  кто  лучше
всего меня знает. Используйте меня хорошо, потому что я любил вас.
     Лито закрыл глаза. Такие слова всегда  причиняли  ему  страдание.  Он
знал, что любовь - это то, перед чем он более всего уязвим.
     На выручку пришел подслушивающий Монео. Он вошел и сказал:
     - Владыка, должен  ли  я  представить  Данкана  Айдахо  твоей  личной
гвардии, которой он будет командовать?
     - Да, - одно единственное слово, все, на что Лито оказался способен.
     Монео взял Айдахо под руку и увел.
     "Славный Монео", - подумал Лито. - "Такой славный. Он слишком  хорошо
меня знает, но я отчаиваюсь в том, что он когда-нибудь поймет."



                                    14

                   Я знаю зло моих предков, потому что  сам  ими  являюсь.
              Равновесие до  крайности  хрупко.  Знаю,  немногие  из  вас,
              читающих мои слова, когда-либо подобным образом задумывались
              о своих предках. Вам не приходило в голову, что ваши  предки
              были среди выживших, а выжить - само по себе включает  порой
              необходимость   принятия   жестоких   решений,   того   вида
              разнузданного зверства, который цивилизованное  человечество
              так усердно старается подавить. Какую цену  вы  уплатите  за
              это  подавление?  Согласитесь  ли  вы  на  ваше  собственное
              исчезновение?

                                                       Украденные дневники

     Одеваясь утром того дня, который ему впервые  предстояло  провести  в
качестве командующего Рыбословшами, Айдахо  старался  прогнать  из  головы
кошмарный сон. Этот сон будил его дважды за ночь, и оба раза он выходил на
балкон, чтобы поглядеть на звезды, а сон продолжал рокотать в его голове.
     "Женщины... женщины без оружия в  черных  доспехах...  кинувшиеся  на
меня  с  хриплым  бессмысленным  воплем  толпы...  размахивавшие   руками,
влажными от красной крови... и сгрудились на мне,  в  их  разверстых  ртах
обнажены ужасные клыки!"
     В этот момент он и проснулся.
     Утренний свет оказался  не  способным  развеять  воздействие  ночного
кошмара.
     Айдахо отвели апартаменты в северной башне. С балкона открывался  вид
на дюны, идущие  до  далекого  обрыва,  у  подножия  которого  можно  было
различить деревни, состоящие из глинобитных хижин.
     Айдахо застегнул свою тунику, глядя на открывающийся пейзаж.
     "Почему Лито набирает в свою армию только женщин?"
     Несколько миловидных Рыбословш  предложили  провести  ночь  со  своим
новым командиром, но Айдахо отверг эти предложения.
     Не по-Атридесовски использовать секс как средство убеждения!
     Он осмотрел свою одежду: черный мундир с золотыми разводами,  красный
ястреб на левой стороне груди. Это,  по  крайней  мере,  знакомо.  Никаких
отличительных знаков - любые знаки ниже его положения.
     - Они знают тебя в лицо, - сказал ему Монео.
     "Странный человечек, Монео".
     При этой мысли Айдахо резко замер. По размышлении, он сообразил,  что
Монео совсем не мал ростом. "Очень контролирует себя, да, но не ниже  меня
самого". Монео казался погруженным в самого себя, однако же... собранным.
     Айдахо оглядел свою комнату, благоустроенную  с  таким  тщанием,  что
впору сибариту:  мягкие  подушки,  скрытые  под  панелями  из  коричневого
полированного дерева приспособления. Ванная  выложена  пастельным  голубым
кафелем с узорами - в  комбинированной  ванне  с  душем  могут  мыться  по
меньшей мере шесть человек одновременно. Все в этих апартаментах призывало
к  самоуслаждению.  Это  были  апартаменты,  где  можно  было  дать  своим
чувствам, предаться еще памятным удовольствиям.
     - Умно, - прошептал Айдахо.
     Раздался тихий стук в дверь, а  затем  послышался  женский  голос:  -
Командующий? Здесь Монео.
     Айдахо поглядел на дальнюю кручу, до блеклости выжженную солнцем.
     - Командующий? - голос прозвучал чуть погромче.
     - Войдите, - окликнул Айдахо.
     Вошел Монео и закрыл за собой дверь. Одеяние его,  белое  как  мел  -
заставляло смотреть на  его  лицо,  избегая  этой  белизны.  Монео  быстро
оглядел комнату.
     - Значит, вот как они тебя поместили. Вот проклятые женщины! Наверно,
они полагали, что ты будешь любезен с ними. Но им ведь следовало бы  знать
получше.
     - Откуда ты знаешь, каков я из себя? - вопросил  Айдахо.  Едва  задав
этот вопрос, он сразу же сообразил, до чего же он глуп.
     "Я ведь не первый Данкан Айдахо, которого видит Монео."
     Монео лишь улыбнулся и пожал плечами.
     - Я вовсе не хотел обидеть тебя, командующий. Ты  оставишь  за  собой
эти апартаменты?
     - Мне нравится вид отсюда.
     - Не то, как они обставлены, - это  была  констатация  факта.  -  Это
можно изменить, - сказал Айдахо.
     - Я за этим прослежу.
     -  Насколько  я  понимаю,  ты  пришел,  чтобы   объяснить   мне   мои
обязанности.
     -  Насколько  смогу.  Понимаю,  сколь  странным  должно  тебе  сперва
представляться все вокруг. Эта цивилизация полностью изменилась, полностью
отличается от той, которую ты знал.
     - Мне это заметно. Как... как умер мой предшественник?
     Монео пожал плечами. Похоже было, что это его привычный  жест,  но  в
этом жесте не было ничего самоуничижительного.
     - Он был не столь быстр,  чтобы  избежать  последствий  принятого  им
решения, - сказал Монео.
     - Конкретнее.
     Монео  вздохнул.  Данканы  всегда  желают   это   знать   -   и   так
требовательны.
     - Его убил мятеж. Ты желаешь знать подробности?
     - А эти подробности будут для меня полезны?
     - Нет.
     - Я хочу, чтобы  мне  сегодня  предоставили  полный  доклад  об  этом
мятеже. Но сперва, вот какой вопрос: почему в гвардии Лито нет мужчин?
     - У него есть ты.
     - Ты понимаешь, что я имею в виду.
     - У него занятная теория насчет армии. Мне очень много раз доводилось
с ним обсуждать. Но, может быть, ты хочешь сперва позавтракать, а уж потом
я объясню?
     - Разве нельзя все одновременно?
     Монео повернулся к двери и произнес лишь одно слово:
     - Подавайте!
     Последовавший  незамедлительно  эффект,  прямо  околдовал  Айдахо:  в
комнату хлынула группа молодых Рыбословш. Две из них извлекли из-за панели
складные стол и стулья и  установили  их  на  балконе.  Остальные  накрыли
трапезу на двоих. Следующая партия Рыбословш несла еду  -  свежие  фрукты,
горячие булочки и горячий напиток, слабо попахивающий спайсом и  кофеином,
- все было сделано с быстрой и молчаливой умелостью,  которая  говорила  о
долгой практике.  Затем  они  удалились,  так  же,  как  и  появились,  не
произнеся  ни  слова.  Через   минуту   после   начала   этого   забавного
представления, Айдахо уже сидел за столом напротив Монео.
     - И так каждое утро? - спросил Айдахо.
     - Только если ты сам пожелаешь.
     Айдахо пригубил напиток: меланжевый кофе. Узнал он и  фрукты:  мягкую
келаданскую дыню, называемую парадан.
     "Моя любимая".
     - Вы очень хорошо меня знаете, - сказал Айдахо.
     Монео улыбнулся.
     - У нас была некоторая практика. А теперь, насчет твоего вопроса.
     - И насчет занятной теории Лито.
     - Да, он говорит, что армия,  из  мужчин,  слишком  опасна  для  того
самого гражданского общества, на которое она опирается.
     - Это безумие! Без армии не было бы и...
     - Я  знаю  этот  довод.  Но,  говорит  он,  мужская  армия  пережиток
камуфляжной    функции    в    доисторической    стае,     препоручавшейся
невоспроизводящимся самцам. Он говорит, весьма занятно, с каким  упорством
старшие мужчины всегда посылали в бой более молодых.
     - Что он имеет в виду, говоря о камуфляжной функции?
     - Те, кто  всегда  находятся  за  пределами  периметра  безопасности,
защищая дающих приплод мужчин,  женщин  и  самых  юных.  Те,  кто  первыми
встречают хищников.
     - Как это может быть опасно... для гражданского населения?
     Айдахо откусил от дыни и обнаружил, что она идеально спелая.
     - Владыка Лито говорит, что, когда полностью мужской армии отказывают
во внешнем враге, она всегда  обращается  против  собственного  населения.
Всегда.
     - Соперничество ради женщин?
     - Возможно. Однако же он явно не считает, что все  обстоит  настолько
просто.
     - Я не нахожу эту теорию занятной.
     - Видишь ли, ты еще не слышал всего.
     - Что еще?
     - О, да. Он  говорит,  что  полностью  мужская  армия  имеет  сильную
тенденцию обращаться к гомосексуальной активности.
     Айдахо бросил через стол встревоженный взгляд на Монео.
     - Я никогда...
     - Разумеется, нет. Он говорит о сублимации,  об  энергии,  которая  в
поисках выхода устремляется не туда, и всем остальном подобном.
     - О чем, остальном? - Айдахо  ощетинился  от  гнева  на  то,  что  он
воспринимал как покушение на свое мужское "я".
     - О присущем незрелой юности - ну, например, мальчики вместе,  шутки,
связанные с умышленным причинением боли, верность только  своим  собратьям
по стае... вещи такого рода.
     - А твое мнение об этом? - холодно спросил Айдахо.
     - Я напоминаю себе...  -  отвернувшись,  Монео  заговорил,  глядя  на
пейзаж, - о том, в истинности чего  я  уверен.  Он  ведь  является  каждым
солдатом в истории человечества. Он предложил  провести  передо  мной  ряд
примеров - знаменитые воины,  которые  так  и  остались  заторможенными  в
юношеской незрелости. Я отклонил  это  предложение.  Я  внимательно  читал
историю и сам распознал эту характеристику.
     Монео повернулся и поглядел прямо в глаза Айдахо.
     - Подумай об этом, командующий.
     Айдахо гордился честностью перед самим собой, и  слова  Монео  больно
его задели. Культы юности, незрелости, сохраняющиеся в армии? Есть в  этом
что-то от истины. Имеются примеры из его собственного опыта...
     Монео кивнул:
     - Гомосексуалист - потенциальный  или,  иначе,  ставший  таковым  под
воздействием  причин,  которые  можно  назвать  чисто  психологическими  -
склонен к ищущему боль поведению - либо ищет боль для себя, либо причиняет
боль другим.  Владыка  Лито  говорит,  что  корни  этому  -  в  испытующих
поведенческих реакциях доисторической стаи.
     - Ты ему веришь?
     - Да, верю.
     Айдахо подцепил кусочек дыни - дыня утратила для  него  свой  сладкий
вкус. Он проглотил взятый кусочек и положил ложку.
     - Я должен буду подумать об этом, - сказал Айдахо.
     - Разумеется.
     - Ты не ешь, - сказал Айдахо.
     - Я встал до зари, тогда и поел, - Монео указал на  свою  тарелку.  -
Женщины постоянно стараются соблазнить меня.
     - Им когда-нибудь это удается?
     - Иногда.
     - Ты прав, я нахожу эту теорию занятной. Есть в  ней  еще  что-нибудь
существенное?
     - О да! Он говорит, что, когда рвутся путы гомосексуального,  мужская
армия по сути своей  становиться  насильником.  Насилие  часто  связано  с
убийством; отсюда - это поведение не способствует выживанию.
     Айдахо угрюмо нахмурился.
     Сухая улыбка скользнула по губам Монео.
     - Владыка Лито говорит, только  дисциплина  и  моральные  ограничения
Атридесов предотвращали в ваши времена некоторые из худших конфликтов.
     У  Айдахо  вырвался  глубокий  вздох.  Монео  откинулся   на   стуле,
припоминая сказанное однажды Богом Императором:  "Неважно,  как  часто  мы
просим сказать нам всю правду, самопознание часто является неприятным.  Мы
не испытываем добрых чувств к Видящим Правду."
     - Эти чертовы Атридесы! - сказал Айдахо.
     - Я - Атридес, - сказал Монео.
     - Что? - Айдахо был потрясен.
     - Его программа выведения, - пояснил Монео. -  Уверен,  на  Тлейлаксе
тебе об этом упоминали. Я - прямой потомок от  связи  его  сестры  и  Харк
ал-Ады.
     Айдахо наклонился к нему.
     - Тогда скажи мне, Атридес, как это женщины  -  лучшие  солдаты,  чем
мужчины?
     - Для них легче процесс созревания.
     Айдахо растерянно покачал головой.
     - В силу их органики,  они  непреодолимо  движутся  от  незрелости  к
зрелости, - сказал Монео. - Как говорит Владыка Лито: "Если девять месяцев
носишь в своем чреве ребенка, это меняет тебя."
     Айдахо откинулся назад.
     - Что он об этом знает?
     Монео просто пристально глядел на Айдахо до  тех  пор,  пока  тот  не
припомнил, какое множество людей обитает в Лито  -  и  мужчин,  и  женщин.
Осознание этого пронзило Айдахо. Монео, увидев  это,  припомнил  замечание
Бога Императора: "Твои слова запечатлевают на  нем  желательный  для  тебя
вид."
     Поскольку молчание все тянулось, Монео прокашлялся. Вскоре он сказал:
     - Надо сказать, безмерность жизней-памятей Владыки Лито останавливала
и мой язык.
     - Честен ли он с нами? - спросил Айдахо.
     - Я верю ему.
     - Но он совершает  столько...  Я  имею  в  виду  взять  хотя  бы  его
программу выведения. Как долго она продолжается?
     - С самого начала. С того дня, когда он отобрал ее у Бене Джессерит.
     - Чего он хочет добиться?
     - Мне самому хотелось бы знать.
     - Но ты...
     - Атридес и его правая рука, да.
     - Ты не убедил меня, что женская армия это - лучше всего.
     - Женщины продолжают род человеческий.
     Гнев и раздражение Айдахо нашли, наконец, конкретную цель.
     - Значит то, чем я занимался с ними в первую ночь  -  ради  программы
выведения?
     - Вероятно.  Рыбословши  не  предпринимают  предосторожностей  против
беременности.
     - Черт его  побери!  Я  не  какой-нибудь  зверь,  которого  он  может
переводить из стойла в стойло, как...
     - Как племенного жеребца?
     - Да!
     - Но Владыка Лито отказывается следовать тлейлаксанской модели генной
хирургии и искусственного осеменения.
     - Да что тлейлаксанцы могут иметь...
     - Они - объективный урок, даже мне это видно. Их  Лицевые  Танцоры  -
это мулы, которые ближе к организму - колонии, чем к человеку.
     - Те, другие... мои  я...  кто-нибудь  из  них  были  его  племенными
жеребцами?
     - Некоторые, да. У тебя есть потомки.
     - Кто?
     - Хотя бы, я.
     Айдахо поглядел в глаза Монео, заблудившись внезапно  в  этом  клубке
родственных связей. Айдахо находил невозможным для  себя  понять  все  эти
родственные связи. Монео явно был старше, чем... но я являюсь... кто же из
них действительно старше? Кто из них предок и кто потомок?
     - Я порой сам в этом запутываюсь, - сказал Монео.  -  Если  это  тебе
поможет, то Владыка Лито заверяет меня, что ты не являешься моим предком в
обычном смысле. Однако, ты отлично можешь стать отцом  некоторых  из  моих
потомков.
     Айдахо потряс головой их стороны в сторону.
     - Порой мне кажется, что только Бог Император способен понять все эти
вещи, - сказал Монео.
     - Это другое, - сказал Айдахо. - Занятие Бога.
     - Владыка Лито говорит, что он сотворил святое непотребство.
     Это был тот ответ, на который Айдахо не  рассчитывал.  "А  на  что  я
рассчитывал? На то, что он будет защищать Владыку Лито".
     - Святое непотребство, - повторил Монео.  Было  какое-то  странное  и
торжествующее злорадство в том, как он произнес эти слова.
     Айдахо устремил на Монео испытующий взгляд. "Он ненавидит своего Бога
Императора! Нет... он боится его. Но разве мы не всегда ненавидим то, чего
боимся?"
     - Почему ты веришь в него? -  требовательно  вопросил  Айдахо.  -  Ты
спрашиваешь меня, солидарен ли я с народной религией? - Нет, веришь  ли  в
него ты?
     - Думаю, да.
     - Почему? Почему ты думаешь, что да?
     - Потому, что он говорит, что  не  желает  сотворения  новых  Лицевых
Танцоров. Он настаивает на том, что его стадо человечье, и  при  выведении
улучшенной породы должно спариваться и продлевать род по тем  же  законам,
что были всегда.
     - Какого дьявола он должен с этим связываться?
     - Теперь ты спросил меня, во что  верит  он.  Я  думаю,  он  верит  в
случай. Я думаю, это и есть его Бог.
     - Это суеверие!
     - Принимая во внимание обстоятельства дел в  Империи,  весьма  смелое
суеверие.
     Айдахо обдал Монео огнем угрюмого взгляда.
     - Вы, чертовы Атридесы, - пробормотал Айдахо,  -  вы  на  что  угодно
отважитесь!
     Монео заметил, что в голосе Айдахо прозвучала неприязнь, смешанная  с
восхищением.
     "Данканы всегда начинают подобным образом."



                                    15

                   Каково самое глубокое различие между нами, между вами и
              мной? Вы уже это знаете. Это - жизни-памяти. Мои - полностью
              осознанны. Ваши  -  воздействуют  на  вас  с  невидимой  вам
              стороны. Некоторые  называют  это  инстинктом  или  судьбой.
              Жизни-памяти -  это  рычаги,  имеющиеся  в  каждом  из  нас,
              воздействующие на наши мысли и наши поступки.  Вы  полагаете
              себя неуязвимыми для таких влияний?  Я  -  Галилей.  Я  стою
              здесь и заявляю вам: "А  все-таки  она  вертится."  То,  что
              движет нами, прилагает свою силу  так,  что  никогда  прежде
              смертная сила не отваживалась ей воспрепятствовать. Я  есмь,
              чтобы на это отважиться.

                                                       Украденные дневники

     - Ребенком она наблюдала за мной, помнишь? Сиона наблюдала  за  мной,
когда воображала, будто я этого не замечаю, как ястреб  пустыни,  кружащий
над своей добычей. Ты сам это заметил.
     Говоря это, Лито на четверть перекрутился всем телом  на  тележке,  и
его утопленное в серой рясе лицо оказалось совсем близко  от  лица  Монео,
семенившего рядом с тележкой.
     Едва занималась заря  над  пустынной  дорогой,  ведущей  по  высокому
искусственному гребню от Твердыни Сарьера к Фестивальному  Городу.  Дорога
из пустыни была прямой, как лазерный луч, пока не достигала места, где она
широко поворачивала и погружалась в идущие уступами  каньоны,  перед  тем,
как пересечь реку Айдахо. Воздух был пронизан плотными туманами, ползущими
от реки, с отдаленным рокотом  катившей  свои  волны,  но  Лито  приподнял
прозрачный колпак, прикрывавший перед его тележки. От  влаги  его  Я-Червь
пробирало неприятным мучительным колотьем, но для ноздрей  его  Я-человека
был привлекательным сладостный запах пустыни, доносившийся из  тумана.  Он
приказал кортежу остановиться.
     - Почему мы останавливаемся, Владыка? - спросил Монео.
     Лито  не  ответил.  Тележка  скрипнула,  когда  он  широким   изгибом
приподнял свою объемистую тушу, так, что его человеческому  лицу  открылся
вид от Заповедного Леса до моря Кайнза,  поблескивавшего  серебром  далеко
справа. Он повернулся налево,  туда,  где  были  остатки  Защитной  Стены,
извилистые длинные тени в утреннем свете. Гребень возносился почти на  две
тысячи метров, чтобы перегородить Сарьер и ограничить доступ туда влаги из
воздуха. Со своей великолепной обзорной точки Лито мог  видеть  отдаленное
пятнышко - фестивальный город Онн, который был выстроен по его воле.
     - Меня остановила просто прихоть, - сказал Лито.
     - Не следует ли нам пересечь мост перед тем, как  останавливаться  на
отдых? - спросил Монео.
     - Я не отдыхаю.
     Лито поглядел вперед. После ряда крутых поворотов,  которые  виделись
отсюда лишь извилистой тенью, высокая дорога пересекала реку  по  волшебно
невесомому на вид мосту, взбиралась на буферный гребень, затем  спускалась
вниз к городу, который на расстоянии был виден лишь  скоплением  мерцающих
шпилей.
     - У нашего Данкана подавленный вид, - сказал Лито. - Долгая у  вас  с
ним была беседа?
     - Именно так, как Ты предписывал, Владыка.
     - Что ж, прошло всего четыре дня, - сказал Лито.  -  Им  часто  нужно
больше времени, чтобы оправиться.
     - Он был занят  твоей  гвардией,  Владыка.  Они  вчера  отсутствовали
допоздна.
     - Данканы не любят этих прогулок по открытой местности. Они не  могут
избавиться от мыслей, что здесь легко можно на нас напасть.
     - Я знаю, Владыка.
     Лито повернулся и в упор поглядел на Монео. На мажордоме был  зеленый
плащ, накинутый поверх его белого  мундира.  Он  стоял  рядом  с  открытым
прозрачным колпаком - именно там, где  предписывалось  ему  находиться  по
должности во время таких выходов.
     - Ты очень исполнителен, Монео, - сказал Лито.
     - Благодарю, Владыка.
     Охрана и придворные сохраняли почтительную дистанцию, держась  далеко
позади тележки. Большинство их изо всех сил старались и вида не  показать,
будто хоть краем  уха  слушают  разговор  Лито  и  Монео.  Но  не  Айдахо.
Рыбословш он разместил вдоль всей дороги, направив их  вперед.  Теперь  он
стоял, глядя на тележку. На Айдахо был черный мундир с белыми разводами  -
дар Рыбословш, как сообщил Монео.
     - Этот Данкан очень им нравится. У него слово не расходится с делом.
     - А что он делает, Монео?
     - Ну как же, охраняет Твою персону, Владыка.
     На всех женщинах гвардии были зеленые мундиры в обтяжку и у каждой  -
красный атридесовский ястреб на левой груди.
     - Они очень внимательно за ним наблюдают, - сказал Лито.
     - Да, он учит их языку жестов.  Он  говорит,  что  это  атридесовский
военный язык.
     - Это абсолютно верно. Интересно, почему предыдущий этого не делал?
     - Владыка, если не знаешь Ты...
     - Я смеюсь, Монео. Предыдущий Данкан не чувствовал угрозы  для  себя,
пока не стало слишком поздно. Этот Данкан принял твои объяснения?
     - Насколько мне  докладывали,  Владыка.  Он  хорошо  начал  на  Твоей
службе.
     - Почему при нем только этот нож в ножнах на поясе?
     - Женщины убедили его, что только специально подготовленные среди них
могут иметь лазерные пистолеты.
     - Твои опасения беспочвенны, Монео. Скажи этим женщинам, что  слишком
рано для нас начинать страшиться нынешнего Данкана.
     - Как приказывает мой Государь.
     Для Лито  было  ясно,  что  этому  новому  командующему  гвардией  не
нравится присутствие придворных. Он держался  как  можно  дальше  от  них.
Большинство  из  придворных,   как   ему   сообщили,   были   гражданскими
чиновниками. Они разрядились в пух и прах ради этого дня, когда они  могли
пройтись напоказ во  всей  полноте  своей  власти  и  в  присутствии  Бога
Императора.  Лито  понимал,  насколько  дурацкими  должны  эти  придворные
казаться Айдахо. Но Лито мог припомнить и моды намного глупее нынешних.
     - Ты познакомил его с Сионой? - спросил Лито. При упоминании о  Сионе
брови Монео сдвинулись в угрюмой гримасе.
     - Успокойся, - сказал Лито. -  Я  нежно  ее  любил,  даже  когда  она
шпионила за мной.
     - Я ощущаю в ней опасность, владыка. Мне кажется порой, что она видит
мои самые секретные мысли.
     - Мудрое дитя знает своего отца.
     - Я не шучу, Владыка.
     - Да, я это вижу. Не замечаешь, Данкан все больше нервничает?  -  Они
обшарили всю дорогу почти до самого моста, - сказал Монео.
     - Что они нашли?
     - То же самое, что и я, - нескольких Музейных Свободных.
     - Еще одна петиция?
     - Не гневайся, Владыка.
     Лито опять воззрился вперед.  Эти  обязательные  выходы  на  открытый
воздух, долгое торжественное шествие, со  всеми  ритуальными  требованиями
ради ублажения Рыбословш, все это тревожило Лито. А теперь, к тому же, еще
одна петиция!
     Айдахо прошел  вперед  и  остановился  вплотную  позади  Монео.  Было
ощущение угрозы в движениях Айдахо. "Нет-нет, не так скоро", подумал Лито.
     - Почему мы остановились, государь? - спросил Айдахо.
     - Я часто здесь останавливаюсь, - ответил Лито.
     Это было правдой. Он повернулся и поглядел за волшебный мост. Дорога,
извиваясь, шла вниз, с вершин каньона в Заповедный  Лес,  а  оттуда  через
поля за рекой. Лито часто останавливался здесь, чтобы  понаблюдать  восход
солнца. Хотя, было что-то  в  этом  утре,  в  этом  солнце,  встающем  над
знакомой перспективой... что-то тревожащее старые воспоминания.
     Поля королевских плантаций простирались вперед за лес,  и  когда  над
дальним изгибом земли показалось солнце, оно осветило литое золото и  рябь
зерновых на  полях.  Зерно  напомнило  Лито  о  песке,  о  дюнах,  некогда
вольготно растекавшихся во все стороны по этой самой земле.
     И они растекутся здесь опять.
     Зерно было не совсем таким, как яркий кремниевый янтарь той  пустыни,
что он помнил. Лито поглядел назад, на перекрытые кручами  расстояния  его
Сарьера, его святилища прошлого. Цвета были определенны  и  различны.  Но,
все равно, когда он еще раз поглядел на Фестивальный Город, то еще раз его
многочисленные сердца ощутили боль их медленного преобразования во  что-то
совершенно чуждое.
     "Что же есть  в  этом  утре,  будоражащее  мысли  о  моем  потерянном
человеческом?" - подивился Лито.
     Лито знал, что лишь он один из всего королевского шествия, смотрящего
на эту привычную сцену, на поля и леса, до сих пор думает о пышно цветущем
ландшафте, как об океане без воды.
     - Данкан, - окликнул Лито. - Видишь вон там, по направлению к городу?
Там был Танцеруфт.
     - Страна ужаса? - И удивление Айдахо отразилось  в  быстром  взгляде,
который он метнул в сторону Онна, прежде чем опять резко  перевести  глаза
на Лито.
     - Она сокрыта под ковром растений больше трех тысяч лет. Из всех ныне
живущих на Арракисе, только мы двое еще видели первоначальную пустыню.
     Айдахо взглянул в направлении Онна.
     - Где Защитная Стена? - спросил он.
     - Провал Муад Диба как раз вон там, - где мы возвели город.
     - А вон та линия небольших холмиков, это и было защитной Стеной?  Что
с ней произошло?
     - Ты стоишь на ней.
     Айдахо взглянул на  Лито,  затем  опустил  взгляд  на  дорогу,  затем
огляделся вокруг.
     - Владыка, не двинуться ли нам дальше? - спросил Монео.
     "Монео с этими часами, тикающими в его груди, как вечное  напоминание
о необходимости исполнять свои обязанности" - подумал Лито.  -  "Ему  надо
принять важных посетителей. И выполнить другие  существенные  дела.  Время
поджимает. И он не любил, когда Бог Император разговаривал с  Данканами  о
прежних временах."
     Лито  внезапно  осознал,  что  он  задержался  здесь  намного  дольше
обычного. Придворные и охрана  замерзли  после  пробежки  сквозь  утренний
воздух. Одежды некоторых были больше для красоты, чем для тепла.
     "Но кто знает,  может  формой  защиты  является  и  выставление  себя
напоказ", - подумал Лито.
     - Здесь были дюны, - сказал Айдахо.
     - Тянувшиеся на сотни километров, - продолжил Лито.
     В мыслях Монео воцарилось смятение. Он  был  знаком  с  задумчивостью
Бога Императора, но в этой задумчивости сегодня был еще и оттенок  печали.
Может быть, недавняя смерть предыдущего Данкана. Когда Лито бывал печален,
то проговаривался о  важных  вещах.  Никогда  не  стоило  спрашивать  Бога
Императора о его настроениях или  капризах,  но,  порой,  ими  можно  было
воспользоваться.
     "Сиону надо будет предостеречь", - подумал Монео. - "Если только  эта
маленькая дурочка меня послушается!"
     Она намного больше ушла в мятеж, чем он в свое время.
     Намного глубже. Лито приручил своего Монео, дал ему  ощутить  Золотую
Тропу и обязанности, ради которых тот  был  выведен,  но  методы,  которые
использовались для приручения Монео, с Сионой не пройдут. При  этом  своем
наблюдении Монео подумал о вещах, касавшихся его собственной подготовки, о
которых он никогда прежде не подозревал.
     - Я не вижу никаких знакомых примет местности, - говорил в это  время
Айдахо.
     - Как раз вон там, - указал Лито.  -  Где  лес  кончается,  там  была
дорога к расколотой скале.
     Монео отключился от их голосов. "Это было зачарованнейшее  восхищение
Богом Императором, то, что, в конце концов, привело  меня  к  его  ногам."
Лито никогда не переставал удивлять и поражать. Никогда его не предскажешь
наверняка. Монео поглядел на профиль Бога Императора. "Чем же он стал?"
     Среди обязанностей Монео в начале службы было изучение тайных записей
в Твердыне,  исторических  отчетов  о  преображении  Лито,  но  симбиоз  с
песчаной форелью оставался тайной, которую даже собственные слова Лито  не
могли разрушить. Если  верить  имеющимся  отчетам,  кожа  песчаной  форели
сделала его тело практически неуязвимым для времени  и  насилия.  Рубчатая
оболочка огромного тела поглощала даже лазерные ожоги!
     "Сперва песчаная форель, затем червь - все это части великого  цикла,
производившего  меланж."  Этот  цикл  таился  внутри  Бога   Императора...
дожидаясь своего времени.
     - Давайте двинемся дальше, - сказал Лито.
     Монео  сообразил,  что  он  что-то  пропустил.  Он  вышел  из   своей
задумчивости и поглядел на улыбающегося Данкана Айдахо.
     - В свое время мы называли это "витанием в облаках", - сказал Лито.
     - Прошу прощения, Владыка, - сказал Монео. - Я был...
     - Ты витал в облаках, но ничего страшного.
     "Его настроение улучшилось", - подумал Монео. - "По-моему  мне  нужно
благодарить за это Данкана".
     Лито вернулся в прежнее положение на своей тележке, закрыл над  собой
прозрачный колпак, оставив снаружи  только  лицо.  Тележка  заскрипела  по
небольшим камешкам на дороге, когда Лито запустил ее в действие.
     Айдахо занял позицию возле Монео и затрусил рядом с ним.
     - Под тележкой есть нечто вроде воздушных подушек, но  он  пользуется
колесами, - сказал Айдахо. - Почему это так?
     - Владыке Лито доставляет удовольствие пользоваться  колесами,  а  не
антигравитацией.
     - А что приводит эту штуку в движение? Как он ей управляет?
     - Ты когда-нибудь его спрашивал?
     - Мне не предоставлялось такой возможности.
     - Королевская тележка изготовлена икшианцами.
     - Что это значит?
     - Говорят, Владыка Лито приводит тележку в действие и  управляет  ей,
просто думая особым образом.
     - Разве ты не знаешь точно?
     - Такие вопросы ему не нравятся.
     "Даже для самых  своих  близких  соратников  Бог  Император  остается
тайной", - подумал Монео.
     - Монео! - позвал Лито.
     - Лучше тебе вернуться к твоим гвардейцам, - сказал Монео, делая знак
Айдахо, отойти назад.
     - Я лучше пойду вместе с ними впереди, - сказал Айдахо.
     - Владыка Лито этого не желает! Ступай назад.
     Монео поспешил занять место рядом с Лито, вблизи его лица. Он увидел,
как Айдахо отстает и сквозь придворных отходит к заднему кольцу охраны.
     Лито поглядел на Монео.
     - По-моему, ты хорошо с этим справился, Монео.
     - Благодарю, Владыка.
     - Ты знаешь, почему Айдахо хочет быть впереди?
     - Разумеется, Владыка. Там и положено находиться охраняющему Тебя.
     - Нынешний Данкан чует опасность.
     - Я не понимаю Тебя, Владыка.  Не  могу  понять,  зачем  Ты  все  это
делаешь.
     - Это верно, Монео.



                                    16

                   Женское чувство сопричастности берет начало из семьи  -
              забота о юных, собирание и  приготовление  пищи,  совместные
              радости, любовь  и  печали.  С  женщин  начались  похоронные
              плачи. Религия начиналась с женской монополии,  и  монополия
              эта была отнята  у женщин лишь тогда,  когда ее общественная
              роль  стала  слишком  доминирующей.  Женщины  были   первыми
              медиками - исследователями и  практиками.  Никогда  не  было
              четкого  равновесия  между   полами,   потому   что   власть
              согласовывается с определенными ролями, и уж  наверняка  она
              согласовывается со знанием.

                                                       Украденные дневники

     Для Преподобной Матери Тертиус Эйлин Антеак это было кошмарное  утро.
Вместе со своей напарницей Маркус Клер  Луйсеал  и  всей  их  свитой,  она
высадилась на Арракисе меньше  трех  часов  тому  назад,  доставил  их  на
планету первый же  челночный  корабль  с  хайлайнера  Космического  Союза,
зависшего на стационарной орбите. Во-первых, они получили комнаты на самом
отшибе посольского квартала Фестивального Города. Комнаты были  маленькими
и отнюдь не чистыми.
     - Еще чуть подальше и мы бы ютились в трущобах, - сказала Луйсеал.
     Во-вторых, они оказались лишенными всех  средств  связи.  Все  экраны
оставались пустыми, сколько они не старались щелкать переключателями.
     Антеак  с  резкостью  обратилась  к  плотно   сколоченной   офицерше,
командовавшей эскортом Рыбословш,  хмурой  женщине  с  низкими  бровями  и
мускулами чернорабочего.
     - Я желаю подать жалобу вашему командующему!
     - Во время  Фестиваля  никакие  жалобы  не  дозволяются,  -  обрезала
амазонка.
     Антеак грозно взглянула на офицершу -  взглядом,  вызывавшем  заминку
даже среди коллег, Преподобных Матерей, стоило ему появиться на  старом  и
морщинистом лице Антеак.
     Амазонка просто улыбнулась и сказала:
     - У меня есть для вас сообщение.  Я  должна  уведомить  вас,  что  вы
передвинуты в конец очереди на аудиенцию с Богом Императором.
     Большинство делегации Бене Джессерит это услышало - и даже  последняя
из послушниц поняла, что это значит. На сей раз выделяемое  им  количество
спайса останется на прежнем уровне или даже (да защитят нас  Боги!)  будет
отнято у них.
     - Мы должны были идти  третьими,  -  сказала  Антеак,  ее  голос  был
примечательно безмятежным, учитывая все обстоятельства.
     - Таково распоряжение Бога Императора!
     Антеак знакома была с этой интонацией у  Рыбословш.  Противоречить  -
значило рисковать, что против тебя будет применена сила.
     Утро кошмаров, а теперь еще и это!
     Антеак сидела на низенькой табуреточке  у  стены  крохотной  и  почти
пустой комнатки, примыкающей  к  центральному  помещению  их  унизительных
апартаментов. Рядом низенький тюфячок, такой,  что  разве  послушнице  под
стать! Стены - шершавые, бледно-зеленого цвета, и лишь один  состарившийся
глоуглоб на всю комнату, настолько дефектный, что  светить  способен  лишь
желтым светом. В комнате имелись признаки, что  раньше  здесь  был  склад:
пахло плесенью, черный пластик пола в пробоинах и царапинах.
     Разглаживая подол своей черной абы,  Антеак  вплотную  наклонилась  к
послушнице-посланнице, стоявшей на коленях с опущенной головой прямо перед
Преподобной Матерью. Посланница была  блондинкой  с  глазами  косули.  Пот
страха и возбуждения выступил у нее на лице и шее.  На  ней  была  пыльная
желто-коричневая роба, запятнанная по краям грязью улиц.
     - Ты уверена, абсолютно  уверена?  -  Антеак  говорила  мягко,  чтобы
успокоить бедную девушку, все еще дрожавшую под тяжести сообщенного.
     - Да, Преподобная Мать, - она держала взгляд опущенным.
     - Давай-ка еще раз по этому пройдемся, - сказала Антеак  и  подумала:
"Я просто оттягиваю время. Я все слышала правильно."
     Посланница подняла взгляд на Антеак и поглядела  прямо  в  совершенно
синие глаза Преподобной Матери, как полагалось прислужницам и послушницам.
     - Как мне и было приказано, я вошла  в  контакт  с  икшианцами  в  их
посольстве и передала ваше приветствие. Затем я спросила,  нет  ли  у  них
послания для вас, которое они бы хотели передать со мной.
     - Да, да, девочка! Я знаю. Переходи к сути дела.
     Посланница поперхнулась.
     - Представитель икшианцев назвался Отви Яком,  временным  исполняющим
обязанности главы посольства и помощником прежнего посла.
     - Ты уверена, что это не была подмена Лицевым Танцором?
     - Не было ни одного признака тому, Преподобная Мать.
     - Очень хорошо, мы знаем этого Яка. Можешь продолжать.
     - Як сказал, что они ожидают прибытия нового...
     - Хви Нори, нового посла, да. Она должна прибыть сегодня.  Посланница
облизнула губы.
     Антеак мысленно взяла  на  заметку:  еще  раз  направить  это  бедное
создание на первый этап обучения. Посланницы должны лучше владеть собой  -
хотя, можно сделать скидку на серьезность доставленных ей сведений.
     - Затем он попросил меня подождать, - проговорила  посланница.  -  Он
покинул комнату и очень быстро вернулся вместе  с  тлейлаксанцем,  Лицевым
Танцором, в этом я уверена. Были определенные признаки того, что...
     - Я уверена, что ты  права,  девочка,  -  сказала  Антеак.  -  Теперь
переходи к... - Антеак осеклась, потому что вошла Луйсеал.
     - Что это я слышу о посланиях от икшианцев и тлейлаксанцев?  спросила
Луйсеал.
     - Девочка как раз сейчас их повторяет, - сказала Антеак.
     - Почему меня не позвали?
     Антеак поглядела на свою  спутницу  Видевшую  Правду,  подумав,  что,
может быть, Луйсеал одна из тех, кто лучше всего владеет  на  практике  их
искусством, но слишком уж заботится  о  том,  чтобы  никто  и  никогда  не
забывали о ее высоком положении. Луйсеал, однако же, молода, с чувственным
овальным лицом типа Джессики, - такие гены часто формируют крутых упрямиц.
     - Твоя послушница сказала, что ты предаешься  размышлениям,  спокойно
проговорила Антеак.
     Луйсеал кивнула, села на матрац и обратилась к посланнице:
     - Продолжай.
     - Лицевой Танцор сказал, что у него  есть  послание  для  Преподобных
Матерей. Он использовал множественное число, сообщила посланница.
     - Он знал, что на этот раз нас прибыло  двое,  -  сказала  Антеак.  -
Всякий это знает, - заметила Луйсеал.
     Антеак вновь перенесла все свое внимание на посланницу.
     - Не могла бы ты, девочка, погрузиться  сейчас  в  мнемотранс,  чтобы
передать все дословно?
     Посланница кивнула, присела на корточки, обхватила руками колени. Она
три раза глубоко вздохнула, закрыла глаза  и  опустила  плечи.  Затем  она
заговорила, голос ее зазвучал пронзительно и гнусаво.
     - Скажи Преподобным Матерям, что к вечеру Империя будет избавлена  от
Бога Императора. Мы сразим его сегодня еще до того, как он достигнет Онна.
Мы не можем потерпеть неудачу.
     Из посланницы вырвался глубокий вздох. Она открыла глаза и  поглядела
на Антеак.
     - Икшианец Як велел мне поспешить к вам назад с этим посланием. Затем
он по особому коснулся тыльной стороны моей левой руки, еще больше  убедив
меня, что он не...
     - Як один из наших, - сказала Антеак. - Сообщи  Луйсеал  о  послании,
переданном пальцами.
     Посланница поглядела на Луйсеал.
     - Мы захвачены Лицевыми Танцорами и не можем никуда сдвинуться.
     Когда Луйсеал  вздрогнула  и  стала  подниматься  с  матраца,  Антеак
сказала:
     - Я уже предприняла соответствующие  меры,  чтобы  обеспечить  охрану
наших дверей, - Антеак поглядела на посланницу.  Теперь  ты  можешь  идти,
девочка. Ты была адекватна своей задаче.
     - Да, Преподобная Мать, - посланница не  без  грации  выпрямила  свое
гибкое тело, но по всем ее движениям было видно, что она  поняла  значение
слов Антеак. Адекватно - не означает хорошо справилась.
     Когда посланница ушла, Луйсеал сказала:
     - Ей бы следовало бы  найти  какой-нибудь  предлог,  чтобы  осмотреть
посольство и выяснить, сколько икшианцев подменены Лицевыми Танцорами.
     - По-моему, нет, - ответила  Антеак.  -  В  этом  отношении  она  все
сделала правильно. Нет, но  было  бы  лучше,  если  бы  она  нашла  способ
получить более подробное сообщение от Яка. Я боюсь, мы его уже потеряли.
     -  Причина,  по  которой  тлейлаксанцы  передали  нам  это  послание,
разумеется, очевидна, - проговорила Луйсеал.
     - Они и в самом деле собираются на него напасть, - сказала Антеак.
     - Естественно.  Это  именно  то,  что  сделали  бы  дураки.  Но  меня
интересует, почему они передали нам это послание.
     Антеак кивнула.
     - Они думают,  что  теперь  у  нас  нет  другого  выбора,  кроме  как
присоединиться к ним.
     - А если  мы  постараемся  предостеречь  Владыку  Лито,  тлейлаксанцы
узнают о наших связных и об их контактах.
     - А если Тлейлакс преуспеет? - спросила Антеак.
     - Не вероятно.
     - Мы не знаем их истинного плана, только общие временные рамки.
     -  Что,  если  эта  девушка,  Сиона,  принимает   в   этом   участие?
осведомилась Луйсеал.
     - Я задаюсь тем  же  самым  вопросом.  Ты  слышала  полный  отчет  от
Космического Союза?
     - Только резюме. Этого достаточно?
     - Да, с высокой вероятностью.
     -  Тебе  следует  поосторожней  пользоваться  такими  терминами,  как
высокая вероятность, - заметила Луйсеал. - Мы не хотим,  чтобы  кто-нибудь
заподозрил, будто ты ментат.
     - Я полагаю, ты меня не выдашь, - сухим тоном ответила Антеак.
     - По-твоему,  Космический  Союз  прав  насчет  этой  Сионы?  спросила
Луйсеал.
     - У меня нет достаточной информации. Если они правы, то она -  что-то
необыкновенное.
     - Как был необыкновенен отец Владыки Лито?
     - Навигатор Союза мог скрыться от  пророческого  глаза  отца  Владыки
Лито.
     - Но не от Владыки Лито.
     - Я с вниманием  читала  полный  отчет  Космического  Союза.  Она  не
столько прячется или стремится утаивать происходящее вокруг нее, как...
     - Она просто исчезает, - договорили они обе вместе. - Она исчезает из
их видимости.
     - Она единственная, - сказала Антеак.
     - И точно так же она исчезает из видимости Владыки Лито?
     - Они не знают.
     - Отважимся ли мы войти в контакт с ней?
     - А почему бы и нет? - осведомилась Антеак.
     - Все это может оказаться под вопросом, если Тлейлакс... Антеак,  нам
следует по крайней мере, попытаться предупредить Его.
     - У нас нет  средств  связи,  а  у  дверей  дежурят  Рыбословши.  Они
позволяют нашим людям входить, но не выходить.
     - Может быть, поговорить с одной из них?
     - Я уже об этом подумала. Мы всегда можем сказать, будто  испугались,
что стражи подменены Лицевыми Танцорами.
     - Охрана у наших дверей, - пробормотала Луйсеал. - Возможно  ли,  что
Он знает?
     - С ним возможно все, что угодно.
     - Это единственное, что можно сказать наверняка, когда дело  касается
Владыки Лито, - заметила Луйсеал.
     Антеак чуть вздохнула и поднялась со своей табуреточки.
     - Как же я тоскую по прежним дням, когда у нас было  столько  спайса,
сколько надо.
     - Это тоже всего лишь иллюзия, - сказала Луйсеал. - Надеюсь, наш урок
мы выучили хорошо. Вне зависимости от  того,  как  там  сегодня  справятся
тлейлаксанцы.
     - Они сделают это  несуразно,  каким  бы  ни  был  исход,  проворчала
Антеак. - Великие Боги! В наши дни не найдешь уже хороших убийц.
     - Всегда есть гхолы Айдахо, - сказала Луйсеал.
     - Что ты сказала? - Антеак воззрилась на свою компаньонку.  -  Всегда
есть...
     - Да!
     - Гхолы всегда слишком медлительны в  физических  движениях,  сказала
Луйсеал.
     - Но мыслят они быстро.
     - О чем ты думаешь?
     - Возможно ли, чтобы тлейлаксанцы... нет, даже они не могли  бы  быть
настолько...
     - Лицевой Танцор в виде Айдахо? - прошептала Луйсеал.
     Антеак безмолвно кивнула.
     - Выбрось это из головы, - сказала  Луйсеал.  -  Они  не  могут  быть
настолько глупы.
     - Опасно так судить о тлейлаксанцах, - сказала Антеак.  -  Мы  должны
приготовиться к худшему. Позови-ка сюда одну из охраняющих нас Рыбословш!



                                    17

                   Непрестанные   войны   порождают    свои    собственные
              социальные условия, которые во  все  времена  были  схожими.
              Люди погружаются  в  постоянное  состояние  настороженности,
              готовые  к  отражению  нападения.  Вы  понимаете  абсолютное
              правило   автократии.   Все   новое   становится    опасными
              пограничными рубежами - новые идеи  или  новые  изобретения,
              посетители - все становится подозрительным. Феодализм  берет
              общество  в  ежовые  рукавицы  порой   замаскированный   под
              политбюро или схожую структуру,  но  всегда  наличествующую.
              Власть  начинает  передаваться  по   наследству.   Богатство
              распределяется вице-регентами небес или их эквивалентами.  И
              они   понимают,   что    должны    владеть    наследственной
              преемственностью, или их власть понемногу растает. Теперь вы
              понимаете Мир Лито?

                                                       Украденные дневники

     - Представительницы Бене Джессерит поставлены в известность  о  новом
распорядке? - спросил Лито.
     Он и его свита вступили  в  глубокую  выемку  прорубленной  в  скалах
дороги, которая будет петлять и резко идти вверх  и  вниз,  приближаясь  к
мосту через реку Айдахо. Солнце стояло в первой четверти  утра,  некоторые
придворные накинули плащи. Айдахо шел на левом фланге с небольшим  отрядом
Рыбословш, на его мундире начали появляться следы  пыли  и  пота:  идти  и
бежать рысцой на скорости королевского шествия было тяжелой работой.
     Монео споткнулся и опомнился.
     - Они поставлены в известность, Владыка.
     Нелегко было осуществить изменение в распорядке,  но  Монео  был  уже
приучен беспорядочной изменчивости фестивалей. У него всегда были наготове
запасные варианты.
     - Они до сих пор ходатайствуют об открытии постоянного посольства  на
Арракисе? - спросил Лито.
     - Да, Владыка. Я дал им обычный ответ.
     - Вполне бы хватило простого "нет", - сказал Лито.  -  Им  больше  не
надо напоминать, что у меня вызывают отвращение их религиозные претензии.
     - Да, Владыка, - Монео держался как раз на предписанном расстоянии от
тележки Лито. Червь сегодня утром был очень заметен -  телесные  признаки,
явственно  различимые  для  глаз  Монео.  Нет  сомнения,  из-за  влажности
воздуха. Влажность, похоже, всегда вызывала Червя.
     - Религия всегда ведет к риторическому деспотизму, - сказал  Лито.  -
До Бене Джессерит лучшими в этом были иезуиты.
     - Иезуиты, Владыка?
     - Ты, наверняка, читал о них в исторических книгах?
     - Не уверен, Владыка. Когда они жили?
     - Неважно. Ты достаточно  узнаешь  о  риторическом  деспотизме,  если
будешь изучать Бене Джессерит. Разумеется, они  не  начинали  с  подобного
самообмана.
     "Преподобных Матерей ждет тяжелое время", - сказал  сам  себе  Монео.
"Он собирается наставлять их на путь истинный. А у них  от  этого  с  души
воротит. Это могло бы вызвать серьезные неприятности."
     - Какова была их реакция? - спросил Лито.
     - Как мне сообщили, они были разочарованы, но не настаивали на своем.
     И Монео подумал: "Мне лучше приготовить их к большему  разочарованию.
Их следует держать подальше от делегаций Икса и Тлейлакса."
     Монео покачал головой. Все это способно вылиться в какой-нибудь очень
неприятный заговор. Лучше предостеречь Данкана.
     - Это ведет к самодовольным пророчествам и  оправданиям  любых  видов
непотребства, - сказал Лито.
     - Этот... риторический деспотизм?
     - Да!  Он  огораживает  зло  стенами  уверенности  в  своей  правоте,
непрошибаемыми для всех доводов против зла.
     Монео  настороженно  следил  за  телом  Лито,  замечая,   как   почти
беспорядочно подергиваются руки и содрогаются огромные рубчатые сегменты.
     "Что мне делать, если Червь выйдет из него здесь?" - на лбу  у  Монео
выступил пот.
     -  Он  активно  идет   на   умышленное   искажение   значений,   ради
дискредитации оппозиции, - сказал Лито.
     - Всякий риторический деспотизм, Владыка?
     - Иезуиты называли это "заботой о сохранении основы своей власти". Он
напрямую  ведет  к  лицемерию,  всегда  разоблачаемому   пропастью   между
действиями  и  их  толкованиями.  Действие  и  истолкование   никогда   не
согласуются.
     - Я должен более тщательно это изучить, Владыка.
     - В конечном итоге  основой  его  правления  становится  общая  вина,
потому что лицемерие  ведет  к  охоте  на  ведьм  и  к  требованию  козлов
отпущения.
     - Возмутительно, Владыка.
     Кортеж миновал поворот, с кручи на секунду открылся вид на отдаленный
мост.
     - Монео, ты внимательно следишь за мной?
     - Да, Владыка. Разумеется.
     - Я описываю тебе инструментарий религиозной власти.
     - Я понимаю это, Владыка.
     - Тогда почему же ты так напуган?
     - Разговоры о религиозной власти всегда вызывают у меня беспокойство,
Владыка.
     - Потому что ты и Рыбословши завладели ей во имя мое?
     - Да, конечно, Владыка.
     - Основы власти являются очень опасными, потому  что  они  привлекают
людей, которые и вправду ненормальные, людей, которые ищут  власти  только
лишь ради самой власти. Ты понимаешь?
     - Да, Владыка. Вот  почему  Ты  редко  удовлетворяешь  ходатайства  о
назначении в Твоем правительстве.
     - Великолепно, Монео!
     - Спасибо, Владыка.
     - В тени каждой религии  таится  Торквемада,  -  сказал  Лито.  -  Ты
никогда не встречал этого  имени.  Я  знаю,  потому  что  именно  я  велел
вычеркнуть все упоминания о нем.
     - Почему так, Владыка?
     - Он был непотребством. Он творил  живые  факелы  из  людей,  которые
расходились с ним во мнениях.
     Монео понизил голос.
     - Как те историки, которые Тебя прогневали, Владыка?
     - Ты сомневаешься в моих действиях, Монео?
     - Нет, Владыка!
     - Вот и хорошо. Историки умерли мирно. Ни один из них не почувствовал
пламени. Торквемада, однако, наслаждался тем, чтобы посвящать своему  богу
агонизирующие крики своих пылающих жертв.
     - Как ужасно и отвратительно, Владыка.
     Кортеж сделал еще один  поворот,  опять  открылся  вид  на  мост.  Но
расстояние до моста как-будто не сокращалось.
     Монео опять пристально вгляделся в Бога Императора. Червь  вроде  бы,
немного притих. И, все равно,  слишком  уж  близок  сегодня  Червь.  Монео
ощущал  угрозу  этого  непредсказуемого  появления  Святого   Присутствия,
способного убивать без предупреждения.
     Монео содрогнулся.
     Каков же смысл этой странной... проповеди? Монео знал,  что  услышать
подобное от Бога Императора было и привилегией, и тяжелой ношей. Это  было
частью платы,  которую  надо  было  платить  за  Мир  Лито.  Поколение  за
поколением двигались по приказанному им пути, по требованиям  этого  мира.
Только круг приближенных к Твердыне знал о  тех  частых  нарушениях  этого
мира -  инцидентах,  когда  предвидя  насилие  на  место  будущих  событий
отсылались Рыбословши.
     Предвидение!
     Монео поглядел на притихшего теперь Лито. Глаза Бога Императора  были
закрыты, на лице еще  один  плохой  признак  близости  Червя  -  выражение
меланхолической задумчивости... Монео затрепетал.
     Предвидит ли Лито даже эти свои моменты взрыва  безудержной  и  дикой
силы? Как  раз  предвидение  насилия  и  жестокости  заставляло  трепетать
Империю от благоговения и страха. Лито знал, куда надо направить  гвардию,
чтобы подавить  временное  возмущение.  Он  знал  все  до  того,  как  это
происходило в действительности.
     При одной мысли о подобных делах у  Монео  пересохло  во  рту.  Монео
верил, что временами Император может читать в любом уме.
     О, да, Лито использовал  шпионов.  Порой  наглухо  закутанная  фигура
проходила мимо Рыбословш, чтобы  подняться  на  верхушку  башни  Лито  или
спуститься в подземелье. Шпионы, никаких сомнений,  но  Монео  подозревал,
что Лито их использует лишь для подтверждения и так ему известного. Словно
специально подогревая страхи Монео, Лито сказал:
     - Не старайся заставить себя понять мои пути, Монео. Пусть  понимание
придет само собой.
     - Я постараюсь, Владыка.
     - Нет, не старайся. Скажи мне пока, объявил  ли  ты  уже,  что  будут
изменения в нашем распределении поставок спайса?
     - Нет еще, Владыка.
     - Повремени с этим объявлением. Я,  пожалуй,  передумаю.  Ты  знаешь,
конечно, что будут новые предложения взяток.
     Монео вздохнул. Суммы предлагаемых ему взяток достигли просто нелепых
высот. Лито, однако, как будто развлекался резким увеличением этих сумм.
     - Отказывайся от них, - велел он перед тем  Монео.  -  Посмотрим,  до
какой высоты они дойдут. Заставь их поверить,  что  тебя  можно,  наконец,
подкупить.
     Теперь, когда они еще  раз  повернули,  и  опять  на  короткое  время
открылся вид на мост, Лито спросил:
     - Дом Коррино предлагал тебе взятку?
     - Да, Владыка.
     - Ты знаешь миф, который говорит, что однажды Дом Коррино вернется  к
своей древней власти?
     - Я слышал этот миф, Владыка.
     - Пусть Коррино уничтожат. Впрочем, это работа для  Данкана.  Вот  мы
его и испытаем.
     - Так быстро, Владыка?
     - До сих пор известно,  что  меланж  способен  удлинять  человеческую
жизнь. Теперь пусть станет известно, что спайс способен ее сокращать.
     - Как прикажешь, Владыка.
     Монео отвечал так тогда, когда не мог выразить вслух испытываемое  им
резкое неприятие того, что должен  исполнить.  Он  понимал  также,  что  и
Владыка Лито понимает его чувства, и что они его забавляют. Эта  веселость
во Владыке угнетала Монео.
     - Постарайся не быть со мной раздражительным, Монео, - сказал Лито.
     Монео подавил  чувство  горечи.  Горечь  приносит  опасность.  Горечь
движет бунтовщиками. Горечь  нарастает  в  Данканах  перед  тем,  как  они
умирают.
     - Время имеет разное значение для Тебя и для  меня,  Владыка,  сказал
Монео. - Хотелось бы мне знать, что оно значит для Тебя.
     - Ты мог бы узнать это, но не узнаешь.
     Монео услышал укор в этих словах и  примолк,  вместо  этого  обратясь
мыслями к проблемам меланжа. Не часто Владыка Лито заговаривал о спайсе и,
обычно, заговаривал  о  нем  только  тогда,  когда  назначал  или  отнимал
меланжевые пайки, выдавал награды или  посылал  Рыбословш  за  только  что
обнаруженным хранилищем. Величайший из  остающихся  складов  спайса,  знал
Монео, находился в некоем месте, известном только Богу  Императору.  Когда
Монео был только первые дни на королевской службе, Владыка Лито  надел  на
него капюшон, закрывавший глаза, и провел в тайное место  по  извивающимся
проходам.
     Монео ясно понимал только, что идут они где-то под землей.
     "Когда я снял капюшон, мы были где-то под землей".
     То, что увидел Монео, наполнило его благоговейным  трепетом  огромные
корзины меланжа, ими заставлено гигантское помещение, высеченное в цельной
скале  и  освещенное  старинными  глоуглобами  с   металлическими   витыми
арабесками. Спайс светился ярко-голубым  в  тусклом  серебряном  свете.  И
запах безошибочно узнаваемый, горький запах  корицы.  Где-то  рядом  текла
вода. Их голоса эхом отдавались в каменном помещении.
     - Однажды все это кончится, - сказал тогда Владыка Лито. Потрясенный,
Монео спросил:
     - Что же тогда будут делать Космический Союз и Бене Джессерит?
     - То, что они делают и сейчас, только более яростно.
     Оглядывая гигантскую комнату с ее необъятным запасом  меланжа,  Монео
подумал о том, что происходило в Империи в тот  самый  момент  -  кровавые
убийства, пиратские налеты, шпионаж и интриги. Бог Император крепко держал
самое худшее под спудом, но даже остававшееся было достаточно дурным.
     - Искушение, - сказал Монео.
     - Разумеется, искушение.
     - А когда-нибудь меланж появится снова, Владыка?
     - Однажды я уйду в песок. Я стану тогда источником спайса.
     - Ты, Владыка?
     - Я произведу кое-что не менее чудесное  -  иную  песчаную  форель  -
гибрид и плодовитую производительницу.
     Трепеща при этом откровении, Монео  воззрился  на  затененную  фигуру
Бога Императора, говорившего о таких чудесах.
     - Песчаная форель сцепится  между  собой  большими  живыми  пузырями,
которые впитают всю воду этой планеты и унесут  ее  далеко  вглубь,  точно
так, как было во времена Дюны, - сказал Владыка Лито.
     - Всю воду, Владыка?
     - Большую часть. За три сотни  лет  здесь  опять  воцарится  песчаный
Червь. Это будет новый вид песчаного Червя, я тебе обещаю.
     - Как это так, Владыка?
     - У него будет животный разум и новая хитрость. Спайс станет  намного
опасней искать и еще более опасно хранить.
     Монео поглядел на  каменный  потолок  помещения,  воображением  своим
сквозь камень видя поверхность планеты.
     - Всюду опять будет пустыня, Владыка?
     - Водные источники  занесет  песком,  злаки  задохнутся  и  погибнут.
Деревья скроются под огромными движущимися дюнами. Песчаная  смерть  будет
распространяться до тех  пор,  пока...  до  тех  пор,  пока  не  последует
неуловимый сигнал, слышимый посреди бесплодных земель.
     - Что за сигнал, Владыка?
     - Сигнал к началу следующего цикла, к приходу  Создателя,  к  приходу
Шаи-Хулуда.
     - Это будешь Ты, Владыка?
     - Да! Великий песчаный Червь Дюны  опять  восстанет  из  глубин.  Эта
земля опять станет владением спайса и Червя.
     - Но что с людьми, Владыка? Со всеми этими людьми?
     - Многие умрут. Солнце сожжет кормовые растения и покончит  с  пышной
растительной жизнью на этой земле. Без растительного корма начнут  умирать
дающие мясо животные.
     - И все будут голодать, Владыка?
     - По этой стране прошествует голод и старые болезни.  Выживут  только
самые закаленные... самые закаленные и самые жестокие. -  Должно  ли  быть
так, Владыка?
     - Альтернативы этому еще хуже.
     - Расскажи мне об этих альтернативах, Владыка.
     - Со временем ты о них узнаешь.
     Теперь, в этом шествии к Онну в утреннем свете,  идя  рядом  с  Богом
Императором,  Монео  мог  лишь  признать,  что  да,  он  узнал   об   этих
альтернативах и о зле, которые они принесут.
     Монео знал, что для большинства покорных подданных Империи то знание,
которым он так твердо владел, покоилось скрытым в Устной Истории, мифах  и
безумных  россказнях,  рассказываемых  нечастыми  сумасшедшими  пророками,
возникавшими на той или иной планете, творя недолговечных последователей.
     "Я знаю, что делают Рыбословши".
     Он знал также о грешниках, наблюдавших за муками своих  товарищей  по
людскому роду, сидя за столом и обжираясь редкими деликатесами.
     Пока не пришли Рыбословши и кровь не стерла подобных сцен.
     - Мне понравилось, как твоя дочка наблюдала за мной, - сказал Лито. -
Она не осознавала, что мне это заметно.
     - Владыка, я страшусь за нее! Она - моя кровь, моя...
     - Моя тоже, Монео. Разве я не Атридес?  Ты  бы  лучше  побаивался  за
самого себя.
     Монео быстро окинул боязливым взглядом тело Бога Императора. Признаки
Червя оставались слишком явными. Монео поглядел на  кортеж,  следующий  за
ними,  затем  на  дорогу  впереди.  Они  были  сейчас  на  крутом  спуске,
прорезанном петлями дороги и окаймленном высокими стенами рукотворных скал
той защитной кручи, что огораживала Сарьер.
     - Сиона не оскорбляет меня, Монео.
     - Но она...
     - Монео! Здесь, в этой загадочной оболочке - одна из величайших  тайн
жизни. Быть удивленным, увидеть, как случится нечто новое, вот то, чего  я
жажду больше всего.
     - Владыка, я...!
     - Разве это не лучащееся, не изумительное слово!
     - Как скажешь, Владыка.
     Лито с усилием напомнил себе:  "Монео  -  это  мое  создание,  я  его
создал".
     - Твое дитя бесценно для меня, Монео. Ты умаляешь ее  соратников,  но
среди них может быть тот, кого она полюбит.
     Монео бросил непроизвольный взгляд на Данкана Айдахо, шедшего  вместе
с охраной. Айдахо  так  всматривался  вперед,  словно  старался  пронизать
взглядом каждый поворот дороги прежде, чем шествие к нему приблизится. Ему
не нравилось это место, над которым со всех сторон нависали высокие  стены
- такое выгодное для  нападения  сверху.  Айдахо  послал  разведчиков  еще
ночью, и Монео знал, что некоторые из них до сих пор прячутся на  высотах,
но впереди еще были овраги, которые надо  было  миновать,  чтобы  выйти  к
реке. А людей было недостаточно, чтобы разместить их повсюду.
     - Мы положимся на Свободных, - успокоил Данкана Монео.
     - Свободных? - Айдахо не нравилось то, что  ему  довелось  слышать  о
Музейных Свободных.
     - По крайней мере  они  могут  поднять  тревогу,  если  столкнутся  с
кем-нибудь незваным, - сказал ему Монео.
     - Ты видел их и попросил это сделать?
     - Конечно.
     Монео так и не решился затронуть с Айдахо тему  Сионы.  Для  этого  и
позже будет достаточно времени.  Но  Бог  Император  сейчас  высказался  в
весьма тревожном для Монео смысле. Не изменил ли он свои планы?
     Монео опять перевел внимательный взгляд на Бога Императора и  понизил
голос.
     - Полюбит своего соратника, Владыка? Но Ты говорил, что Данкан...
     - Я сказал полюбит, а не будет скрещена!
     Монео затрепетал, вспомнив, как  его  самого  привлекли  к  программе
выведения Лито, вырвав его из...
     "Нет! Лучше не возвращаться к этим воспоминаниям!"
     Потом были глубокая привязанность и,  даже,  настоящая  любовь...  Но
позже. В первые дни, однако...
     - Ты опять витаешь в облаках, Монео.
     - Прости меня, Владыка, но, когда Ты говоришь о любви...
     - По-твоему, у меня не бывает нежных мыслей?
     - Это не так, Владыка, но...
     - По-твоему, у меня, значит, нет воспоминаний о любви и спаривании? -
Тележка вильнула в сторону  Монео,  заставив  его  отпрянуть,  напуганного
полыхающим взглядом Владыки Лито.
     - Владыка, я умоляю...
     -  Это  тело  может  никогда  и  не  знало  такой  нежности,  но  все
жизни-памяти принадлежат мне!
     Монео увидел, что в теле Бога Императора все нарастают  и  становятся
все более довлеющими признаки Червя, и  невозможно  было  закрыть  на  это
глаза.
     "Я в серьезной опасности, мы все в серьезной опасности".
     Монео осознавал каждый звук, раздающийся  вокруг  него  поскрипывание
королевской тележки, покашливание и  тихие  разговоры  в  свите,  шаги  по
дороге. От Бога Императора доносился сильный запах корицы. Воздух здесь  в
ущелье, отгороженном скалистыми стенами,  до  сих  пор  сохранял  утренний
холод и сырость, дошедшую от реки. Не сырость ли провоцирует Червя?
     - Монео, слушай меня так, как будто твоя жизнь зависит от этого.
     - Да, Владыка, - прошептал Монео. Он знал, что жизнь его сейчас  если
уж от чего и зависит, так это от осторожности, с которой он будет ко всему
относиться, не только от слушания, но и от внимательного наблюдения.
     - Часть меня - вечная обитательница подземелья, ни о чем не думающая,
- сказал Лито. - Эта часть просто реагирует. Она  совершает  поступки,  не
заботясь о знании или логике.
     Монео кивнул, взгляд его был прикован  к  лицу  Бога  Императора.  Не
начинают ли стекленеть его глаза?
     - Я вынужден стоять в стороне, просто  наблюдая  ее  действия  больше
ничего, - говорил Лито. - Такая реакция может вызвать твою  смерть,  выбор
тут не за мной, ты слышишь?
     - Слышу, Владыка, - прошептал Монео.
     - Когда происходит  такое,  то  не  существует  никакого  выбора!  Ты
принимаешь это, просто принимаешь.  Ты  никогда  этого  не  поймешь  и  не
узнаешь. Что ты на это скажешь?
     - Я страшусь неизвестного, Владыка.
     - Я его не страшусь. Объясни мне, почему!
     Монео ожидал кризиса, подобного этому и теперь, когда кризис подошел,
он ему чуть ли не обрадовался. Он знал,  что  его  жизнь  зависит  от  его
ответа. Он поглядел на Бога Императора, мысли бешено проносились у него  в
голове.
     - Из-за всех Твоих жизней-памятей, Владыка.
     - Да?
     Значит неполный ответ. Монео ухватился за слова.
     - Ты видишь все, что мы знаем... и все это было некогда  неизвестным!
Удивить тебя... удивление должно быть чем-то новым, чего ты еще не знаешь?
- говоря,  Монео  осознал,  что  он  произнес  в  защитной  вопросительной
интонации то, чему следовало бы быть смелым заявлением, но  Бог  Император
только улыбнулся.
     - За такую мудрость я дарую тебе милость, Монео. Чего ты желаешь?
     Внезапное облегчение только откупорило новые  страхи  с  новой  силой
вспыхнувшие в Монео.
     - Можно ли мне привезти Сиону назад в Твердыню?
     - Но это приблизит ее испытание.
     - Она должна быть отделена от своих соратников, Владыка.
     - Очень хорошо.
     - Мой государь милосерден.
     - Я эгоистичен.
     На этом Бог Император отвернулся от Монео и  погрузился  в  молчание.
Глядя на сегменты  огромного  тела,  Монео  заметил,  что  признаки  Червя
несколько отступили. Значит, все, в конце концов, обернулось благополучно.
Затем он подумал о Свободных с их петицией - и его страх вернулся.
     "Это была ошибка. Они только вызовут Его. Зачем я им  только  сказал,
что они могут подать свою петицию?"
     Свободные будут ждать впереди,  выстроясь  на  этой  стороне  реки  и
размахивая своими бумажонками.
     Монео шел в молчании, его дурные  предчувствия  возрастали  с  каждым
шагом.



                                    18

                               Здесь взвевает песок, и там взвевает песок.
                               Там ждет богач, а здесь жду я.

                                        Голос Шаи-Хулуда из Устной Истории

     Отчет сестры Чинаэ, найденный среди ее бумаг после ее смерти:
     Повинуясь догматам Бене Джессерит и приказаниям  Бога  Императора,  я
изымаю это сообщение из  предоставляемого  мною  отчета,  сохраняя  его  в
тайном месте, где его смогут найти после моей  смерти,  поскольку  Владыка
Лито сказал мне: "Ты вернешься к своим вышестоящим с  моим  посланием,  но
эти слова ты пока что сохранишь в тайне. Я обрушу  мою  ярость  на  Орден,
если ты нарушишь этот мой приказ."
     Как предостерегала меня перед отъездом Преподобная Мать  Сайкса:  "Ты
не должна делать ничего, что навлечет на нас Его гнев".
     Когда я шла рядом с Владыкой Лито в том коротком шествии,  о  котором
рассказывала, то решила спросить, что роднит его с Преподобной Матерью.  Я
сказала:
     - Владыка, я знаю  как  Преподобная  Мать  приобретает  память  своих
предков и других людей. Как это было с Тобой?
     - Это было запроектировано нашей генетической Историей и, к тому  же,
сказалось воздействие спайса. Моя сестра-близнец Ганима и я  проснулись  в
чреве   матери,   разбуженные   еще   до   рождения   присутствием   наших
жизней-памятей.
     - Владыка... Мой Орден называет это Богомерзостью.
     - И правильно делает, - ответил Владыка Лито.  -  Жизни-памяти  твоих
предков могут взять верх над тобой.  И  как  знать  заранее,  что  обретет
власть над всей этой ордой - добро или зло?
     - Владыка, как Ты одолел такую силу?
     - Я ее не одолел, - сказал Владыка Лито. -  Но  упрямое  исследование
фараоновой модели спасло и Гани, и меня. Ты знакома с этой моделью, сестра
Чинаэ?
     - Мы, члены Ордена, хорошо образованы в истории, Владыка.
     - Да, но ты не думаешь об истории так, как думаю я, - сказал  Владыка
Лито. - Я говорю о заразе  правления,  которая  была  подхвачена  греками,
которые передали ее римлянам, а от  римлян  она  разошлась  так  далеко  и
широко, что никогда полностью не отмирала.
     - Говорит ли Государь загадками?
     - Никаких загадок. Я ненавижу это,  но  это  нас  спасло.  Гани  и  я
заключили мощные внутренние союзы с предками, которые следовали фараоновой
модели. Они помогли нам создать смешанную личность  внутри  погруженной  в
долгую спячку толпы.
     - Я нахожу это смущающим, Владыка.
     - Очень правильно делаешь.
     - Почему Ты мне это все сейчас рассказываешь, Владыка? Ты никогда  не
отвечал подобным образом ни одной из нас - во всяком случае мне  такое  не
известно.
     - Потому что ты хорошо слушаешь, сестра Чинаэ, потому что  ты  будешь
повиноваться мне и потому, что я никогда больше снова тебя не увижу.
     Сказав мне эти странные слова, Владыка Лито затем спросил:
     - Почему ты не спрашиваешь меня о том, что ваш  Орден  называет  моей
безумной тиранией?
     Подбодренная его обращением, я рискнула заметить:
     - Владыка, мы знаем о некоторых из Твоих  кровавых  казнях.  Они  нас
тревожат.
     И тогда  Владыка  Лито  сделал  странную  вещь.  Он  закрыл  глаза  и
проговорил:
     - Поскольку я знаю, что ты владеешь мнемотехникой, точно  запоминаешь
и воспроизводишь любые слова, какие только услышишь,  я  буду  говорить  с
тобой так, сестра Чинаэ, как будто ты одна из страниц моих дневников.  Как
следует сбереги эти слова, поскольку я не хочу, чтобы они были утрачены.
     Теперь я заверяю мой Орден,  что  дальше  следуют  именно  те  слова,
которые произнес Владыка Лито, воспроизводимые без малейших изменений:
     -  Я  определенно  знаю,  что  когда   не   буду   больше   осознанно
присутствовать среди вас, когда стану лишь устрашающим творением  пустыни,
люди, оглядываясь на прошлое, будут видеть во мне тирана.
     Вполне справедливо. Я был тираничен.
     Тиран, не совсем человек, не совсем безумный, просто тиран.  Но  даже
обычный  тиран  имеет  мотивы  и  чувства  больше  тех,   которые   обычно
приписываются ему поверхностными историками, а обо мне будут думать, как о
великом тиране. Таким образом, мои чувства и мотивы являются  наследством,
которое я бы сохранил, если история не исказит их слишком сильно.  История
обладает способностью усиливать одни характеристики, отбрасывая другие.
     Люди будут стараться понять меня, определить доступными  им  словами.
Они  будут  доискиваться  правды.  Но   правда   всегда   несет   в   себе
двусмысленность тех слов, которыми ее выражают.
     Вы меня не поймете. Чем больше вы будете стараться, тем больше я буду
отдаляться от вас, пока, наконец, не исчезну, превратясь в  вечный  миф  -
став, наконец, Живым Богом!
     Вот так-то, понимаешь. Я не вождь, я даже не поводырь.  Бог.  Запомни
это. Я полностью отличаюсь от вождей и поводырей.  Богам  не  нужно  нести
ответственность ни за что, кроме акта  творения.  Боги  принимают  все  и,
таким образом, не принимают ничего. Боги могут быть опознаваемы  и  притом
оставаться безымянными. Богам не нужен  духовный  мир.  Мои  души  обитают
внутри меня, отвечая на мой малейший призыв. Я делюсь с  тобой,  поскольку
это доставляет мне удовольствие, тем, что я о них и  благодаря  им  узнал.
Они и есть моя правда.
     Остерегайся правды,  нежная  сестра.  Хотя  многие  ее  доискиваются,
правда может быть опасной для того, кто ее ищет. Мифы и успокаивающую ложь
намного легче найти и  поверить  в  них.  Если  ты  найдешь  правду,  даже
временную, она может потребовать, чтобы ты пошла на болезненные  перемены.
Скрывай свою правду в словах. Естественная двусмысленность слов тогда тебя
защитит. Слова намного легче  усваивать,  чем  острые  уколы  бессловесных
знамений дельфийского оракула. Имея слова,  ты  можешь  кричать  вместе  с
хором: "Почему меня никто  не  предостерег?".  Но  я  предостерег  вас.  Я
предостерег вас своим примером, а не словами.
     Слов  неизбежно  бывает  больше,  чем  достаточно.  Даже  сейчас   ты
записываешь их в своей изумительной  памяти.  Однажды  будут  открыты  мои
дневники - еще и еще слова. Я предостерегаю вас, что вы будете читать  мои
слова на свой собственный риск.  Бессловесные  движения  жестоких  событий
скрываются под их поверхностью. Будьте глухи!  Вам  не  нужно  слышать,  а
слыша, вам не нужно запоминать. Как умиротворяюще -  забывать.  И  как  же
опасно!
     За словами, подобными моим, давно признана  их  таинственная  власть.
Здесь тайное знание, которое  может  быть  использовано,  чтобы  управлять
забывчивыми. Моя правда - это субстанции мифов и лжи,  на  которые  тираны
всегда рассчитывали, чтобы управлять массами ради эгоистических замыслов.
     Ты понимаешь? Я доверяю все это  тебе,  даже  величайшую  тайну  всех
времен, тайну, от коей я выстроил свою жизнь. Я открою ее тебе в словах:
     Единственное  прошлое,  которое   сохраняется   -   это   бессловесно
покоящееся внутри тебя.
     И тут Бог Император замолк. Я решилась спросить:
     - Это все те слова, которые мой Владыка желал бы сохранить?
     - Это те самые слова, - ответил Бог Император и мне  подумалось,  что
голос у него усталый и обескураженный. Это был  голос  того,  кто  диктует
свое завещание. Я припомнила, что он сказал, что мы с ним  никогда  больше
не увидимся, испугалась, но восхвалила моих учителей, потому что страх  не
проявился в моем голосе.
     - Владыка Лито, - спросила я. - Это дневники, о которых Ты  говоришь,
для кого они написаны?
     - Для тех потомков, что придут после  тысячелетий.  Я  персонализирую
этих дальних читателей, сестра Чинаэ. Я думаю о них как о дальних кузенах,
наполненных семейным любопытством. Они намереваются найти истолкование тем
драмам, о которых только я могу им дать отчет. Они  хотят  достичь  личной
связи со своими собственными жизнями. Они хотят смысла, хотят правды!
     - Но Ты остерегаешь нас против правды, Владыка, - сказала я.
     - Разумеется. Вся история - это послушный инструмент в моих руках. О,
я аккумулировал в себе все эти прошлые, я владею всеми фактами - но,  хоть
мне и доступны все факты, чтобы обращаться к ним по своей  воле,  я,  даже
используя их правдиво, все равно их меняю. О чем я сейчас с тобой  говорю?
Что такое дневник, хроника? Слова.
     И опять Владыка Лито  умолк.  Я  взвесила  значимость  того,  что  он
сказал, сопоставляя это с предостережением Преподобной Матери Сайксы  и  с
тем, что говорил мне раньше сам  Бог  Император.  Он  сказал,  что  я  его
посланница и, таким образом,  я  почувствовала  себя  под  его  защитой  и
решилась зайти дальше, чем любой другой. Поэтому я и спросила:
     - Владыка Лито, Ты сказал, что мы с Тобой больше не увидимся.  Значит
ли это, что Ты близок к смерти?
     Клянусь здесь, давая  отчет  об  этом  разговоре,  что  Владыка  Лито
рассмеялся! Затем он сказал:
     - Нет, нежная сестра, это ты умрешь. Ты не доживешь  до  того,  чтобы
стать Преподобной Матерью. Не печалься из-за этого,  поскольку,  благодаря
твоему сегодняшнему общению со мной, посланию, которое ты отвезешь Ордену,
а также благодаря тому, что ты сохранишь мои тайные слова,  ты  достигнешь
положения намного более величественного. Ты  станешь  неотъемлемой  частью
моего мифа. Наши дальние кузены будут молиться  тебе  -  из-за  того,  что
состоялась наша встреча!
     И опять Владыка Лито рассмеялся, но это был ласковый смех и улыбнулся
он  мне  тепло.  Мне  трудно  воспроизводить  здесь  происходившее  с  той
точностью, которую мне должно  соблюдать,  давая  отчеты  подобные  этому,
поскольку в тот момент, когда Владыка Лито произносил эти ужасные для меня
слова, я почувствовала себя  связанной  с  ним  глубинными  узами  дружбы,
словно бы нечто материальное  проскочило  между  нами,  связав  нас  таким
образом, который невозможно полностью описать  словами.  Именно  в  момент
этого странного ощущения я поняла, и только тогда, что он имел  ввиду  под
бессловесной правдой. Это произошло, но я не способна это описать.
     Примечание архивариуса:
     Из-за имевших место событий, открытие  этой  утаенной  записи  сейчас
является не  просто  сноской  к  истории,  интересной,  лишь  потому,  что
содержит одну из самых ранних отсылок к тайным дневникам Бога  Императора.
Желающим изучить этот отчет подробнее, следует обращаться  с  запросами  в
отдел архивных документов, подзаголовки: "Чинаэ, святая сестра  Квентиниус
Лайолет:  доклад  Чинаэ",  "Несовместимость  с  меланжем,  ее  медицинские
аспекты".
     (Примечание: сестра Квентиниус  Лайолет  Чинаэ  умерла  на  пятьдесят
третьем году  своего  пребывания  в  Ордене,  и  смерть  ее  приписывается
несовместимости ее организма  с  меланжем  во  время  ее  попытки  достичь
статуса Преподобной Матери.)



                                    19

                   Наш предок, Ассур-назир-апли, известный как жесточайший
              среди жестоких, завладел троном, зарезав собственного отца и
              положив начало царству меча.  Его  завоевания  охватили  всю
              область озера Урумия, а оттуда ему открылся путь на Коммаген
              и Хабур. Его сыну платили дань шуиты,  Тир,  Сидон,  Гобель,
              даже Джех, сын Омри, самое имя которого и через  тысячелетия
              наводило ужас. Завоевания,  начавшиеся  с  Ассур-назир-апли,
              привели вооруженные армии в Израиль,  Дамаск,  Эдом,  Арпад,
              Вавилон и Умлиас. Помнит ли теперь кто-нибудь эти названия и
              местности?  Я  дал  вам  довольно  подсказок.   Постарайтесь
              назвать планету.

                                                       Украденные дневники

     Внутри  рукотворного  ущелья,   проложенного   Королевской   Дорогой,
выводившей оттуда на ровную местность  перед  мостом  через  реку  Айдахо,
воздух был затхлым. От  необъятности  скал  и  земли  Дорога  поворачивала
направо. Монео, шедший рядом с королевской тележкой, увидел мощеную ленту,
идущую через узкий перевал к пластальным кружевам - мосту, находящемуся на
расстоянии приблизительно километра.
     Все еще протекая в глубоком ущелье,  река  делала  правый  поворот  в
сторону Королевской Дороги, а затем напрямую текла через  многоступенчатые
каскады к дальней стороне  Заповедного  Леса,  где  ограничивающие  откосы
спускались почти до уровня воды. Это уже предместья Онна,  там  находились
сады и овощные посадки, снабжавшие город.
     Монео, проследовав взглядом вдоль отдаленной ленты реки, заметил, что
вершина каньона купается в солнечном свете, а вода  до  сих  пор  течет  в
тенях, нарушаемых только слабым серебряным трепетанием каскадов.
     Прямо перед ним дорога к мосту была ярко освещена  солнечным  светом,
темные тени эрозийных оврагов по обеим сторонам от нее лежали как  стрелы,
указывающие правильный путь. Восходящее солнце уже прогрело дорогу. Воздух
над ней трепетал, предвещая до невозможности жаркий день.
     "Мы благополучно доберемся  в  город  до  наибольшей  жары",  подумал
Монео. Он трусил по дороге с нетерпением, которое всегда одолевало его  на
этой точке. Взгляд устремлен вперед - в ожидании Музейных Свободных  с  их
петицией. Они появятся из одного из этих оврагов, где-то  по  эту  сторону
моста. Таково было соглашение, на которое он пошел с ними. Теперь их никак
не остановишь, а Бог Император до сих пор проявляет признаки Червя.
     Лито услышал Свободных раньше всех остальных.
     - Слушайте! - воззвал он.
     Монео встрепенулся.
     Лито перекатил свое тело по тележке, поднял дугой  передние  сегменты
над прикрывающим колпаком и поглядел вперед.
     Монео хорошо это было знакомо. Бог Император своим безмерно чутким  и
острым восприятием  первым  уловил  растревоженные  тишь  и  неподвижность
впереди. Свободные стали вылезать на дорогу.
     Монео позволил себе отстать на один  шаг  и  идти  на  самом  большом
расстоянии, дозволяемом этикетом. Затем он сам их услышал.
     Донесся звук осыпающегося гравия.
     Появился первый Свободный, затем они стали вылезать из оврага по  обе
стороны дороги, не более, чем в ста метрах впереди королевского шествия.
     Данкан Айдахо рванулся вперед и  перешел  на  легкую  рысцу  рядом  с
Монео.
     - Это и есть Свободные? - спросил Айдахо.
     - Да, - ответил Монео, не отрывая взгляда от Бога  Императора,  опять
опустившего громаду своего тела на повозку.
     Музейные Свободные  собирались  на  дороге,  сбрасывая  свои  внешние
накидки, чтобы открыть под ними  внутренние,  красно-фиолетовые.  У  Монео
перехватило дыхание. Свободные были одеты как пилигримы, под их красочными
одеждами  виднелась  что-то  черное.   Находившиеся   в   передних   рядах
размахивали свитками бумаги - вся группа  Свободных  с  пением  и  танцами
двинулась навстречу королевскому шествию.
     - Петиция, Владыка, - закричали вожаки. - Выслушай нашу петицию!
     - Данкан! - закричал Лито. - Очисти от них дорогу!
     При этом крике Владыки, Рыбословши хлынули  мимо  придворных  вперед,
куда  взмахом  руки  послал  их  Айдахо,  и  сам  он  бегом  устремился  к
накапливающейся  толпе.  Гвардия  составила  фалангу,  осью  которой  стал
Айдахо.
     Лито хлопнул по закрытому колпаку своей тележки, увеличил скорость  и
заревел усиленным динамиками голосом:
     - Очистить дорогу! Убирайтесь! Убирайтесь с дороги!
     Музейные Свободные, увидев, что охранники  бегут  к  ним,  а  тележка
набирает скорость,  при  крике  Лито  раздвинулись  -  как  бы  освобождая
середину дороги. Монео вынужден был бежать  с  той  же  скоростью,  что  и
тележка, и внимание его на мгновение  отвлек  звук  шагов  бегущих  позади
придворных, а потом он увидел первое непредвиденное изменение в  действиях
Свободных.
     Все, как один, в скандирующей  толпе  сбросили  одежды  пилигримов  и
оказались в черных мундирах - абсолютно таких же, как на Айдахо.
     "Что они делают?" - удивился Монео.
     Монео и вопрос этот задать  себе  не  успел,  как  увидел,  что  лица
приближающихся к ним людей издевательски  тают  -  текучие  формы  Лицевых
Танцоров, каждое лицо обретает полное сходство с Данканом Айдахо.
     - Лицевые Танцоры! - закричал кто-то.
     Наступившее смятение отвлекло сперва и Лито: звуки  множества  шагов,
топающих по дороге, хриплые приказания, когда Рыбословши  составляли  свою
фалангу. Он, увеличив скорость своей тележки,  промчался  все  расстояние,
отделявшее его от гвардии, давя на клаксон. Резкий звук разнесся  по  всей
округе, дезориентировав даже Рыбословш, привычных к нему.
     Под звуки этого гудка мнимые Свободные сбрасывали одежды  пилигримов,
начав свое превращение, их  лица  мгновенно  обретали  полное  сходство  с
Данканом Айдахо. Лито услышал крик: "Лицевые Танцоры!", узнал кто кричит -
муж одной из Рыбословш, клерк из королевской бухгалтерии.
     Первоначальной реакцией Лито была веселость.
     Охрана  и  Лицевые  Танцоры  смешались.   Крики   и   вопли   сменили
скандирование фальшивых просителей. Лито узнал боевые  команды  Тлейлакса.
Плотное кольцо Рыбословш сформировалось вокруг облаченной в черное  фигуры
Данкана. Охрана повиновалась не раз повторявшемуся приказу Лито  -  беречь
своего командующего, гхолу.
     "Но как они отличат его от других?"
     Лито сбавил скорость своей тележки,  почти  ее  остановив.  Ему  было
видно, как слева Рыбословши размахивают своим боевыми дубинками. На  ножах
вспыхивал солнечный свет. Затем послышалось жужжание лазерных  пистолетов,
звук,  который  бабушка  Лито  однажды  назвала  "самым  ужасным  в  нашем
мироздании". От авангарда донеслось еще больше хриплых криков и воплей.
     Лито отреагировал на первый же звук  лазерных  пистолетов.  Он  резко
свернул с дороги вправо, перейдя с колес на  суспензоры  и  направив  свою
повозку, словно  всесокрушающий  таран  в  самую  гущу  Лицевых  Танцоров,
стараясь избежать схватки, шедшей с его стороны. Сделав  крутую  дугу,  он
обрушился на них и с другой стороны,  ощутил,  как  пласталь  его  тележки
сокрушает тела, увидел красные фонтаны крови, затем  свернул  с  дороги  в
овраг. Коричневые иззубренные края  оврага  промелькнули  мимо  него.  Он,
резко подав вперед и ввысь, спикировал  через  речной  каньон  на  высокую
скалу, с которой открывался широкий вид  на  Королевскую  Дорогу.  Там  он
остановился  и  обернулся,  далеко  вне   досягаемости   ручных   лазерных
пистолетов.
     "Ну и неожиданность!"
     Смех  сотряс  его  огромное   тело   прихрюкивающими   содрогающимися
конвульсиями. Потом его веселость медленно угасла.
     Со своей великолепной обзорной точки Лито мог видеть мост и все место
нападения.  По  всему  пространству  боя  беспорядочно  перемешанные  тела
валились в придорожные овраги. Он  видел  щегольские  одеяния  придворных,
мундиры Рыбословш, запятнанные кровью черные  мундиры  переодетых  Лицевых
Танцоров. Спасшиеся придворные сгрудились сзади, в то время как Рыбословши
метались среди поверженных врагов,  быстрым  ударом  ножа  пронзая  каждое
тело, чтобы в смерти уже не было никаких сомнений.
     Лито окинул взглядом всю сцену, ища черный мундир своего Данкана,  но
его нигде не было видно. В Лито поднялась волна  разочарования,  затем  он
увидел группу Рыбословш среди  придворных  и...  и  среди  них  обнаженную
фигуру.
     Обнаженную!
     Это был его Данкан! Обнаженный!  Ну  разумеется!  Данкан  Айдахо  без
мундира никак не может быть Лицевым Танцором.
     Его опять сотряс смех. Неожиданности с обеих сторон!  Какой  же  это,
должно быть, шок для нападающих! Они явно вовсе не были готовы к подобному
ответному ходу.
     Лито легко спустился на дорогу, опять перешел на колеса и  покатил  к
мосту. Он пересек мост  с  некоторым  ощущением  deja  vu  <обман  памяти,
навязчивое впечатление, что с тобой это уже один раз было (франц.)>, в его
жизнях-памятях не  счесть  было  переходов  через  мосты,  видов  на  поля
сражений, открывавшихся с этих  мостов.  Когда  Лито  оказался  на  мосту,
Айдахо вырвался из плотного кольца охранниц и  побежал  к  нему,  виляя  и
шныряя между телами. Лито остановил  повозку  и  поглядел  на  обнаженного
бегуна.  Данкан  был  в  точности  как  древнегреческий  воин,   посланец,
стремящийся к своему  командиру,  чтобы  доложить  об  исходе  битвы.  Эта
сконцентрированность истории, всплывшая из  воспоминаний  Лито,  ошеломила
его.
     Айдахо остановился возле тележки. Лито  откинул  защитный  колпак.  -
Чертовы Лицевые Танцоры, все до одного! -  выдохнул  Айдахо.  Не  стараясь
скрыть своей радости, Лито спросил:
     - Чья это была идея - скинуть твой мундир?
     - Моя! Но они не позволили мне сражаться!
     Подбежал Монео вместе с группой охранниц.  Одна  из  Рыбословш  кинув
Айдахо голубой плащ гвардейца, окликнула его:
     - Мы стараемся снять неповрежденный мундир с одного из тел. - Свой  я
просто распорол, - объяснил Айдахо.
     - Спасся ли кто-нибудь из Лицевых Танцоров? -  спросил  Монео.  -  Ни
одного, - ответил Айдахо. - Признаю, твои женщины хорошие бойцы, но почему
они не позволили мне самому...
     - Потому что им даны наставления охранять тебя, - сказал Лито. -  Они
всегда защищают самых ценных...
     - Четверо из них умерли, вытаскивая меня из битвы! - сказал Айдахо.
     - Всего мы потеряли более тридцати человек, Владыка, - сказал  Монео.
- Точный подсчет еще только заканчивается.
     - А сколько Лицевых Танцоров? - спросил Лито.
     - Похоже на то, что их было ровно пятьдесят, Владыка, - сказал Монео.
Говорил он спокойно, но на лице его было выражение потрясения.
     Лито захихикал.
     - Почему  ты  смеешься?  -  требовательно  спросил  Айдахо.  -  Более
тридцати твоих людей...
     - Но тлейлаксанцы были так бездарны, - ответил Лито. - Разве  ты  сам
не понимаешь, пять сотен лет тому  назад  они  были  намного  действеннее,
намного  опаснее.  Вообрази  только,  что  они  затевают  такой   дурацкий
маскарад! И даже не предвидят твоего блестящего ответного хода!
     - У них были лазерные пистолеты, - сказал Айдахо.
     Лито развернул свои увесистые передние сегменты и  указал  на  дырку,
прожженную в его колпаке почти в середине  тележки.  Эту  дырку  окаймляли
оплавившиеся, расходящиеся звездой следы ожога.
     - Они еще и снизу пробили в нескольких местах, -  сказал  Лито.  -  К
счастью, они не повредили ни суспензоров, ни колес.
     Айдахо поглядел на дырку в колпаке, отметив, что  луч  лазера  должен
был прийтись точно в тело Лито.
     - Разве они в тебя не попали? - спросил он.
     - Как же, попали, - ответил Лито.
     - Ты ранен?
     - Я неуязвим для лазерных пистолетов, - солгал ему Лито. Когда у  нас
будет время, я тебе продемонстрирую.
     - Что ж, я для них не неуязвим, - сказал Айдахо. - И никто  из  твоей
гвардии тоже. Каждому из нас следовало бы иметь пояс защитного поля.
     - Защитные поля запрещены по всей Империи,  -  сказал  Лито.  Ношение
такого пояса является серьезнейшим преступлением.
     - Вопрос о защитных поясах, - рискнул вставить Монео.
     Айдахо подумал, Монео просит объяснить ему, что это за защитные поля,
и сказал:
     - Пояс вырабатывает защитное поле, которое отторгает  и  препятствует
любой попытке приблизиться к телу на опасной скорости.  У  них  есть  один
главный недостаток. Если защитное  поле  пересекается  с  лучом  лазерного
пистолета, то происходящий в итоге взрыв равен по силе взрыву термоядерной
бомбы. Атакующий и атакуемый гибнут вместе.
     Монео лишь безмолвно воззрился на Айдахо. Айдахо кивнул.
     - Понимаю, почему они запрещены, - сказал Айдахо. -  Я  так  полагаю,
Великая Конвенция против ядерного оружия до сих пор в действии и  работает
неплохо?
     - Работает еще  лучше,  с  тех  пор,  как  мы  обыскали  все  атомные
хранилища Семейств и перевезли их атомное оружие  в  безопасное  место,  -
сказал Лито. - Но у нас нет времени обсуждать здесь такие дела.
     - Мы можем обсудить здесь всего одно  дело,  -  сказал  Айдахо.  Идти
здесь, по открытой местности слишком опасно. Нам бы следовало...
     - Это традиция, и мы продолжим наше движение, -  сказал  Лито.  Монео
низко наклонился к уху Айдахо.
     - Ты досаждаешь Владыке Лито, - сказал он.
     - Но...
     - Ты когда-нибудь задумывался о том, насколько легче управлять  пешим
населением? - спросил Монео.
     Айдахо рывком повернул голову и с  внезапным  пониманием  поглядел  в
глаза Монео.
     Лито ухватился за эту паузу, чтобы начать отдавать приказы.
     -  Монео,  присмотри,  чтобы  здесь  не  осталось  ни  одного   следа
нападения, ни одного  пятнышка  крови  или  оторванного  клочка  одежды  -
ничего.
     - Да, Владыка.
     Айдахо повернулся на звук подошедших к ним близко людей, увидел  всех
выживших. Даже раненые, забинтованные, подошли послушать.
     - Вы все, - обратился Лито к толпе, окружившей его тележку. Ни  слова
об этом. Пусть Тлейлакс понервничает, - он поглядел на Айдахо.
     - Данкан, как эти Лицевые Танцоры проникли в область,  где  дозволено
свободно передвигаться только моим Музейным Свободным?
     Айдахо непроизвольно взглянул на Монео.
     - Владыка, это моя вина, - сказал Монео. -  Я  -  как  раз  тот,  кто
договорился со Свободными, что они  лишь  подадут  Тебе  петицию.  Я  даже
успокаивал насчет них Данкана Айдахо.
     - Помню, ты упоминал про петицию, - сказал Лито.
     - Я думал, это может Тебя развлечь, Владыка.
     - Петиции меня не развлекают, они меня раздражают.  И  особенно  меня
раздражают петиции от тех, чья единственная цель в моем всеобщем проекте -
хранить древние формы.
     - Владыка, это только потому, что Ты много раз говорил о  скуке  этих
пеших шествий в город...
     - Но я здесь не для того, чтобы развеивать скуку других!
     - Владыка?
     - Музейные Свободные ничего не смыслят о прежней  жизни.  Они  хороши
только петиции подавать. Это,  естественно,  делает  их  жизнь  невыносимо
скучной, и в своих петициях они всегда просят о переменах. Вот почему  это
меня раздражает. Я  не  допущу  перемен.  А  теперь,  откуда  ты  узнал  о
предполагаемой петиции?
     - От самих Свободных, - сказал Монео. -  Деле...  -  Монео  осекся  и
угрюмо нахмурился.
     - Члены этой делегации были тебе известны?
     - Разумеется, Владыка. Иначе бы я...
     - Они мертвы, - сказал Айдахо.
     Монео поглядел на Айдахо, не понимая.
     - Люди, которых ты знал, были убиты и замещены Лицевыми Танцорами,  -
пояснил Айдахо.
     - Это мое большое упущение, - сказал Лито. - Мне бы следовало научить
тебя всех способам распознавания Лицевых Танцоров.  Это  будет  исправлено
теперь, когда они стали до глупости дерзкими.
     - Почему они столь дерзки? - спросил Айдахо.
     - Может быть для того, чтобы  отвлечь  нас  от  чего-то  еще,  сказал
Монео.
     Лито улыбнулся Монео. Под гнетом личной угрозы, ум мажордома  работал
хорошо. Он подвел своего Владыку, приняв Лицевых Танцоров за знакомых  ему
Свободных - теперь Монео  чувствует,  что  продолжение  его  службы  может
зависеть от того, насколько  он  проявит  способности,  ради  которых  Бог
Император первоначально и избрал его себе на службу.
     - А теперь у нас есть время подготовиться, - сказал Лито.
     - Отвлечь нас от чего? - спросил Айдахо.
     - От другого заговора, в котором они участвуют, - ответил Лито. - Они
считают что, хоть я и сурово их за это накажу, но сокрушать  самое  сердце
Тлейлакса не буду - из-за тебя, Данкан.
     - Они не думали потерпеть здесь неудачу, - сказал Айдахо.
     - Но это был тот вариант, к  которому  они  хорошо  подготовились,  -
сказал Монео.
     - Они уверены, что я их не уничтожу, потому что они  хранят  исходные
клетки моего Данкана Айдахо, - сказал Лито. Понимаешь, Данкан?
     - И они правы? - спросил Айдахо.
     - Они близки к тому, чтобы стать неправыми, - сказал Лито. Он перевел
взгляд на Монео. - Ни слуха об этом  событии  не  должно  просочиться,  ни
следа его не должно быть на нас, когда мы войдем в  Онн.  Свежие  мундиры,
новые стражи, чтобы заменить мертвых и раненых... чтобы все было так,  как
до нападения.
     - Есть убитые среди Твоих придворных,  Владыка,  -  сказал  Монео.  -
Замени их!
     Монео поклонился.
     - Да, Владыка.
     - И позаботься, чтобы доставили новый колпак для моей тележки!
     - Как прикажешь Владыка.
     Лито отвел тележку на несколько шагов назад, развернул ее и  направил
к мосту, окликнув при этом Айдахо.
     - Данкан, ты будешь меня сопровождать.
     Сперва медленно и неохотно Айдахо покинул Монео и  остальных,  затем,
увеличив скорость, двинулся рядом с открытым колпаком тележки,  глядя  при
этом на Лито.
     - Что тебя тревожит, Данкан? - спросил Лито.
     - Ты действительно относишься ко мне, как к своему Данкану?
     - Разумеется - точно также, как ты  воспринимаешь  меня,  как  своего
Лито.
     - Почему ты не знал, что готовиться нападение?
     - Благодаря моему хваленому предвидению?
     - Да!
     - Лицевые Танцоры очень долго не привлекали моего  внимания,  ответил
Лито.
     - Насколько я понимаю, теперь это изменится?
     - Не очень.
     - Почему?
     - Потому, что Монео прав: я не могу позволить, чтобы меня отвлекали.
     - Могли они действительно убить тебя при этом нападении?
     -  Была  определенная  вероятность.  Видишь  ли,  Данкан,  мало   кто
понимает, каким же несчастьем станет моя кончина.
     - Что теперь замышляет Тлейлакс?
     - Ловушку,  по-моему.  Чудесную  ловушку.  Они  послали  мне  сигнал,
Данкан.
     - Что за сигнал?
     - Произошел  новый  подъем  тех  отчаянных  мотивов,  которые  движут
некоторыми из моих подданных.
     Они съехали с моста и начали подниматься туда, откуда Лито  обозревал
битву. Айдахо был возбужден, но шел молча.
     С вершины Лито поглядел на отдаленные кручи, взглянул  на  бесплодные
земли своего Сарьера.
     Стенания и жалобы потерявших только что родных и  близких  продолжали
слышаться из-за моста,  с  места  схватки.  Своим  острейшим  слухом  Лито
различил голос Монео, предупреждавшего всех, что времени для скорби  мало:
в Твердыне у них есть и другие любимые, а гнев  Бога  Императора  им  всем
хорошо известен.
     "Их слезы высохнут и улыбки  их  минуют  к  тому  времени,  когда  мы
достигнем Онна", - подумал Лито.  -  "По  их  мнению,  я  отношусь  к  ним
презрительно и надменно! Какое это на самом  деле  имеет  значение?  Всего
лишь мимолетная неприятность для кратко живущих и близоруких."
     Вид пустыни его успокоил. Со своей точки он не мог увидеть реку в  ее
глубоком каньоне,  не  повернувшись  на  сто  восемьдесят  градусов  и  не
поглядев  на  Фестивальный  город.  Данкан,  стоявший  рядом  с  тележкой,
сохранял милосердное молчание.  Поглядев  чуть  левее,  Лито  увидел  край
Заповедного Леса.  На  фоне  проблеска  зеленеющего  пейзажа,  его  память
внезапно ужала Сарьер до крохотного слабого остатка всепланетной  пустыни,
которая некогда была столь могучей, что все люди ее страшились, даже дикие
Свободные, блуждавшие по ней.
     "Это все река",  -  подумал  Лито.  -  "Если  я  повернусь,  я  увижу
сотворенное мной."
     Рукотворное ущелье, по которому текла река Айдахо,  было  всего  лишь
продолжением провала, проложенного Пол  Муад  Дибом  сквозь  возвышавшуюся
Защитную Стену - чтобы открыть путь своим  легионам,  едущим  на  песчаных
червях. Там, где сейчас течет  вода,  Муад  Диб  вел  своих  Свободных  из
пыльной кориолисовой бури в историю... и в нынешнее теперь.  Лито  услышал
знакомую поступь Монео, мажордом с трудом  поднимался  на  вершину.  Монео
подошел, остановился рядом с Айдахо и мгновение молча переводил дыхание.
     - Сколько нам нужно времени, чтобы вновь двинуться  в  путь?  спросил
Айдахо.
     Монео махнул ему рукой, чтобы тот замолчал, и обратился к Лито.
     - Владыка, мы получили послание из  Онна.  Бене  Джессерит  сообщает,
Тлейлакс нападет на Тебя прежде, чем, Ты достигнешь моста.
     - Разве они малость не припозднились? - фыркнул Айдахо.
     - Это не их вина, - сказал Монео. - Капитанша Рыбословш им не верила.
     Остальные члены свиты Лито  начали  тонким  ручейком  подниматься  на
вершину. Некоторые из них двигались как  одурманенные,  еще  не  выйдя  из
шока. Рыбословши проворно двигались среди них,  приказывая  изобразить  на
лицах хорошее настроение.
     - Удалите охрану от посольства  Бене  Джессерит,  -  сказал  Лито.  -
Отправьте им послание. Сообщите им, что их аудиенция  будет  последней  по
очереди, но что им не следует этого страшиться. Скажите им, что  последние
будут первыми. Они знают, откуда эта цитата.
     - А что насчет тлейлаксанцев? - спросил Айдахо.
     Лито продолжал глядеть на Монео.
     - Да, Тлейлакс. Мы пошлем им сигнал.
     - Когда я распоряжусь, и никак не раньше, ты схватишь тлейлаксанского
посла, чтобы его публично выпороли и изгнали.
     - Владыка!
     - Ты не согласен?
     - Если нам надлежит сохранить это в секрете, - Монео оглянулся  через
плечо, - то как мы объясним порку?
     - Мы и не будем объяснять.
     - Не приведем никакой причины?
     - Никакой.
     - Но, Владыка, слухи и сплетни, которые начнут...
     - Я реагирую, Монео! Пусть они  ощутят  ту  скрытую  часть  моего  я,
которая действует без моего знания, потому, что нет необходимых средств  к
познанию.
     - Это вызовет великий страх, Владыка.
     У Айдахо вырвался хриплый смех. Он шагнул между Монео и тележкой.
     - Он еще милостив к этому послу! Были правители, которые поджарили бы
этого дурака на медленном огне.
     Монео пытался заговорить с Лито через плечо Айдахо.
     - Но, Владыка, это подтвердит Тлейлаксу, что покушение состоялось.
     - Они уже и так это знают, - ответил Лито. - Но  распространяться  об
этом не будут.
     - И когда никто из нападавших не вернется... - сказал Айдахо.
     - Ты понимаешь, Монео? - спросил Лито. - Когда мы войдем  в  Онн  без
единого видимого повреждения, Тлейлакс поверит, будто  потерпел  полнейшую
неудачу.
     Монео поглядел на Рыбословш и придворных, завороженно слушавших  этот
разговор. Редко кому-либо из  них  доводилось  слышать  такой  откровенный
обмен мнениями между Богом  Императором  и  самыми  приближенными  к  нему
лицами.
     - Когда Государь подаст сигнал к наказанию посла? - спросил Монео.
     - Во время аудиенции.
     Лито услышал приближающиеся топтеры, увидел отблески солнечного света
на их крыльях и роторах,  и,  внимательно  приглядевшись,  различил  новый
колпак для его тележки, свисающий под одним из них.
     - Пусть поврежденный колпак отвезут в Твердыню и  починят,  -  сказал
Лито, не отводя взгляда от подлетающих топтеров. - Если станут спрашивать,
скажи мастерам, что дело обыденное - колпак  поврежден  порывом  песчаного
ветра.
     - Да, Владыка, будет сделано так, как Ты велишь, - вздохнул Монео.
     - Ну, ну, Монео, приободрись, - сказал Лито. - Иди рядом со  мной,  и
мы продолжим шествие, - повернувшись к Айдахо, Лито сказал. - Возьми часть
охраны и прочеши местность впереди.
     - По-твоему, будет еще одно нападение? - спросил Айдахо.
     - Нет. Но надо же чем-то занять мою охрану. И достань свежий  мундир.
Я не хочу, чтобы ты носил этот, с плеча грязного тлейлаксанца.
     Айдахо покорно направился прочь.
     Лито сделал знак Монео подойти  еще  ближе.  Когда  Монео  наклонился
прямо к тележке, лицом к лицу Лито, тот резко понизил голос и сказал:
     - Для тебя здесь особый урок, Монео.
     - Владыка, я знаю, мне следовало бы заподозрить Лицевых...
     - Не Лицевые Танцоры! Это урок для твоей дочери.
     - Сиона? Что она могла...
     - Вот что ей передай: она очень тонко напоминает ту силу внутри меня,
что действует вне моего ведома.
     Благодаря ей, я помню, как это было - быть человеком... и любить.
     Монео уставился на Лито, не понимая смысла его слов.
     - Просто передай ей это, - сказал  Лито.  -  Тебе  нет  необходимости
стараться понять. Всего лишь перескажи ей мои слова.
     Монео покорился.
     - Как прикажешь, Владыка.
     Лито поднял защитный колпак  -  тот  сомкнулся,  став  единым  целым,
теперь ремонтникам, прибывшим на топтерах, будет легко его заменить.
     Монео повернулся и поглядел на  людей,  ждущих  на  плоской  площадке
вершины. У некоторых придворных одежда все еще не была в порядке, и  Монео
заметил то, что прежде не замечал: кое - у кого были  хитроумные  слуховые
аппаратики. Придворные подслушивали. И такие устройства могли  происходить
только с Икса.
     "Я предостерегу Данкана и гвардию", - подумал Монео.
     Это открытие почему-то померещилось ему симптомом гнильцы. Как  можно
запрещать, когда  большинство  придворных,  да  и  Рыбословши,  знают  или
подозревают, -  что  Бог  Император  торгует  с  Иксом,  получая  от  него
запретные механизмы?



                                    20

                   Я начинаю  ненавидеть  воду.  Кожа  песчаной  форели  -
              движитель моей метаморфозы - усвоила чувствительность Червя.
              Монео и многие другие из гвардии знают  о  моем  отвращении.
              Лишь Монео  подозревает  правду:  что  это  -  важная  веха,
              очередной перевал на моем пути. Мне ощутим в этом мой  конец
              - еще не скорый, по меркам Монео, но,  по-моему,  достаточно
              близкий. В дни Дюны песчаная  форель  тянулась  к  воде,  на
              ранних стадиях нашего симбиоза  это  представляло  проблему.
              Силой моей воли я справился с этой тягой,  наступил  период,
              когда мы достигли равновесия. Теперь я должен избегать воду,
              потому что  нет  больше  песчаной  форели,  кроме  той,  что
              составляет мою кожу, полупрогруженная в спячку. Без  форели,
              необходимой, чтобы опять превратить этот мир в  пустыню,  не
              возникнет  снова  Шаи-Хулуд;  песчаный  червь  не   способен
              развиться, пока земля не  обезвожена  до  предела.  Я  -  их
              единственная надежда.

                                                       Украденные дневники

     Перевалило за полдень, когда Королевское шествие  вступило,  наконец,
на последний склон перед предместьями  Фестивального  Города.  Улицы  были
заполнены приветствующими их толпами, сдерживаемыми  цепочками  Рыбословш,
обладающих  медвежьей  хваткой,  в  зеленых  атридесовских  мундирах,   со
скрещенными и сомкнутыми боевыми дубинками.  При  приближении  королевской
свиты  над  толпой  поднялась  буря  криков.  А   затем   начали   напевно
скандировать Рыбословши:
     - Сиайнок! Сиайнок! Сиайнок!
     Эхо отдавалось между высокими зданиями. Скандируемое слово  произвело
странный эффект на толпу, не понимающую его смысла: молчание разлилось над
затопленным народом проспектом, и лишь  гвардия  продолжала  скандировать.
Люди в благоговейном страхе смотрели  на  вооруженных  женщин,  охранявших
королевский проход и напевно скандировавших, не отрывающих при  этом  глаз
от лица Владыки, движущегося мимо них.
     Айдахо, шедший вместе  с  Рыбословшами  позади  королевской  тележки,
впервые услышал это напевное скандирование  и  почувствовал,  как  у  него
волосы дыбом встают на затылке.
     Монео шел рядом с тележкой, не глядя ни вправо, ни влево. Некогда, по
случаю, он спросил Лито о значении этого слова.  Они  находились  тогда  в
палате аудиенций Бога Императора под центральной площадью Онна, Монео  был
совершенно изможден  после  долгого  дня  обустройства  высоких  гостей  и
сановников, понаехавших в несметных количествах на торжества
     Фестиваля, проходившего каждые десять лет.
     - Только один ритуал дан мною моим Рыбословшам, -  сказал  ему  тогда
Лито.
     - И что же скандирование этого  слова  может  иметь  общего  с  Твоим
ритуалом, Владыка?
     - Ритуал называется Сиайнок -  праздник  Лито.  Это  поклонение  моей
персоне в моем присутствии.
     - Древний ритуал, Владыка?
     - Этот ритуал был у Свободных еще до того, как они стали  Свободными.
Но ключ к секретам Фестиваля исчез вместе со смертью  прежних  хранителей.
Теперь только я им владею.  Я  возродил  Фестиваль  по-своему,  ради  моих
собственных целей.
     - Значит, Музейные Свободные не пользуются этим ритуалом?
     - Никогда. Он - мой и только мой. Я провозгласил вечное право на него
- потому что я и есть этот ритуал.
     - Это странное слово, Владыка. Я никогда не слышал подобного.
     - Оно имеет много значений, Монео. Сохранишь ли ты их в тайне, если я
их тебе поведаю?
     - Как велишь, Владыка!
     - Никогда не доверяй его другому. И никогда не открывай  Рыбословшам,
что я тебе это поведал.
     - Клянусь, Владыка.
     - Очень хорошо. Сиайнок означает воздание почестей тому, кто  говорит
искренне. И сохранение памяти о нем.
     - Но, Владыка, разве искренность не предполагает на самом  деле,  что
говорящий верит... обладает верой в сказанное им?
     - Да, но слово Сиайнок содержит  также  понятие  света,  проясняющего
реальность. Ты продолжаешь проливать свет на то, что видишь.
     - Реальность... это очень двусмысленное слово, Владыка.
     - Разумеется! Но Сиайнок также означает  бродильную  закваску  потому
что реальность - или вера, будто знаешь реальность, что на самом деле есть
одно и тоже - это то, на чем всегда заквашено мироздание.
     - И все это в одном слове, Владыка?
     - И даже более!  Сиайнок  содержит  также  призыв  к  молитве  и  имя
ангела-учетчика Сихайи, допрашивающего только что умерших.
     - Огромное бремя для одного слова, Владыка.
     - Слово может выдержать любое бремя, какое мы захотим.
     Все, что требуется - договоренность и  традиция,  вот  фундамент,  на
котором мы строим значения слов.
     - Почему я не должен говорить об этом с Рыбословшами, Владыка?
     - Потому, что это слово, сохраняемое для них. Они против того,  чтобы
я доверял это слово любому мужчине.
     Сейчас,  когда  Монео  входил  рядом   с   королевской   тележкой   в
Фестивальный  Город,  губы  его  поджались  в  тонкую   линию   при   этом
воспоминании. С тех пор, как Лито объяснил ему значение этого слова, он не
раз  слышал,  как  Рыбословши  скандировали  его  при   приближении   Бога
Императора. И даже  добавил  к  этому  странному  слову  свои  собственные
значения.
     "Оно означает тайну и престиж. Оно означает власть. Оно подразумевает
дозволение действовать во имя Бога."
     - Сиайнок! Сиайнок! Сиайнок!
     Это слово царапало слух Монео.
     Они уже основательно углубились в город, почти дошли  до  центральной
площади. Полуденное  солнце  следовало  по  Королевской  Дороге  вслед  за
процессией, освещая ее путь. Многоцветные одежды горожан ярко вспыхивали в
солнечном свете, озарявшем запрокинутые лица стерегущих проход Рыбословш.
     Айдахо, шедший рядом с  тележкой,  встревоженно  насторожился,  когда
началось скандирование, но потом его тревога улеглась. Он спросил одну  из
Рыбословш рядом с ним, что это слово значит.
     - Это слово не для мужчин,  -  ответила  она.  -  Но  иногда  Владыка
причащает к Сиайноку какого-нибудь Данкана.
     Какого-нибудь  Данкана!  Он  уже  спрашивал  об  этом  Лито.  Ему  не
нравились таинственные недомолвки.
     Айдахо осматривался с любопытством туриста, скандирование отступило в
его мозгу на задний план. Ему припомнилось,  как,  готовясь  к  исполнению
своих обязанностей командующего, он запросил сведения об истории  Онна,  и
испытал такую же странную радость, как и Лито, что  город  стоит  на  реке
Айдахо.
     Они находились тогда в одной из просторных палат Твердыни, в открытом
утреннему  свету  помещении.  На  широких  столах   которых,   архивариусы
Рыбословш разложили карты Сарьера и Онна. Лито въехал на своей тележке  на
пандус, с которого ему было удобно  смотреть  на  карты.  Айдахо,  стоя  у
заваленного картами стола, разглядывал план Фестивального Города.
     - Странный проект для города, - задумчиво пробормотал Айдахо.
     - У него есть только одно предназначение - публичное лицезрение  Бога
Императора.
     Айдахо поглядел на сегментированное тело на тележке,  перевел  взгляд
на тонущее в рясе этого тела лицо. Подивился, сможет  ли  он  когда-нибудь
легко и просто смотреть на эту странную фигуру.
     - Но Фестивали - только раз в десять лет, - сказал Айдахо.
     - И Великое Причастие, да.
     - И ты просто закрываешь этот город от Фестиваля до Фестиваля?
     - Здесь находятся посольства, конторы торговых фирм, школы Рыбословш,
службы порядка, школы и библиотеки.
     - Какую площадь они занимают? - Айдахо постучал по  карте  костяшками
пальцев. - Самое большее, десятую часть города? - Даже меньше десятой.
     Взгляд Айдахо задумчиво блуждал по карте.
     - А есть ли другие цели в этом проекте, государь?
     -  Доминирующая  цель  -  необходимость  публичного  лицезрения  моей
персоны.
     - Здесь должны быть клерки, правительственные работники, даже простые
служащие. Где они живут?
     - В основном, в пригородах.
     Айдахо указал на карту.
     - Это многоярусные апартаменты?
     - Обрати внимание на балконы, Данкан.
     - Вокруг всей площади, - Айдахо  наклонился  поближе,  вглядываясь  в
карту. - Площадь имеет два километра в диаметре!
     - Обрати внимание,  балконы  идут  ступенями,  поднимаясь  до  кольца
верхних помещений, Элита располагается в верхних помещениях.
     - И все они могут глядеть на тебя, когда ты на площади?
     - Тебе это не нравится?
     - Нет даже энергетического барьера, чтобы тебя защитить!
     - До чего же я заманчивая мишень, верно?
     - Зачем тебе это?
     - Есть восхитительный миф, лежащий в основе замысла
     Онна. Я лелею и распространяю этот миф. В нем говорится, что  некогда
жил народ, правитель  которого  был  обязан  раз  в  год  проходить  среди
поданных в полнейшей  тьме,  без  оружия,  без  доспехов.  Совершая  такую
прогулку через окутанную тьмой  толпу  своих  подданных,  этот  мифический
правитель надевал люминесцентный костюм. А все подданные по такому  случаю
облачались в черное, и на предмет оружия их никогда не обыскивали.
     - Но какое имеет это отношение к Онну и к тебе?
     - Прямое. Само собою разумеется: если правитель оставался живым после
такой прогулки - значит, он был хорошим правителем.
     - Обысков на оружие не производится?
     - В открытую нет.
     - Ты считаешь, люди видят в этом мифе тебя, - это не было вопросом.
     - Многие, да.
     Айдахо пристально поглядел на лицо Лито, глубоко упрятанное  в  серой
рясе чужеродного тела. Полностью синие  глаза  встретили  его  взгляд  без
всякого выражения.
     "Меланжевые глаза", - подумал Айдахо. Но Лито говорит, он  больше  не
потребляет спайса. Его  тело  вырабатывает  столько  спайса,  сколько  ему
нужно.
     -  Тебе  не  нравится  мое  святое  непотребство,  мое  насильственно
установленное спокойствие, - сказал Лито.
     - Мне не нравится, что ты играешь в Бога!
     - Но Бог может дирижировать империей, как в музыке дирижер, руководит
оркестром. Единственное ограничение моему руководству - то, что я прикован
к Арракису. Я должен дирижировать моей музыкой отсюда.
     Айдахо покачал головой и опять поглядел на план города.
     - А что находится позади высотных помещений?
     - Меньшие, для наших посетителей.
     - Но им не видно площади.
     - Нет, видно. Икшианские устройства проецируют мое изображение  в  их
комнаты.
     - А внутренний круг глядит непосредственно на тебя. Как ты входишь на
площадь?
     - Помост поднимается  из  центра  площади,  чтобы  явить  меня  моему
народу.
     - Они приветствуют тебя? - Айдахо глядел прямо в глаза Лито. - Им это
разрешено.
     - Вы, Атридесы, всегда рассматривали себя частью истории. - Как же ты
смышлен, что понимаешь значение приветствий. Айдахо опять  перевел  взгляд
на карту города.
     - А школы Рыбословш находятся здесь?
     - Да, под твоей левой рукой. Вот Академия, куда отправили  Сиону  для
получения образования. Ей было в то время десять лет.
     - Сиона... я должен  узнать  о  ней  побольше,  -  задумчиво  заметил
Айдахо.
     - Уверяю тебя, ничто не препятствует осуществлению этого желания.
     Сейчас,  в  королевском  шествии,  Айдахо  вывело   из   задумчивости
внезапное осознание  того,  что  напевное  скандирование  Рыбословш  стало
стихать. Прямо впереди него,  королевская  тележка  начала  свой  спуск  в
палаты под площадью, катясь вниз по долгому покатому спуску.  Айдахо,  все
еще на солнечном свету, поглядел на сверкающие высотные помещения - на эту
реальность, к которой карты его не приготовили.
     Молчаливые люди, смотревшие на процессию, заполняли балконы огромного
многоярусного кольца вокруг площади.
     "Никаких приветствий от привилегированных", - подумал Айдахо.
     Молчание людей на балконах наполнило Айдахо дурными предчувствиями.
     Он вошел в наклонный тоннель. Верхний край этого  тоннеля  закрыл  от
него площадь. Скандирование Рыбословш угасало вдали по мере того,  как  он
спускался вглубь. Звук шагов всюду вокруг него  звучал  странно  усиленно.
Любопытство сменилось гнетущими дурными предчувствиями. Айдахо  огляделся.
Тоннель с плоским полом был искусственно освещен  и  широк,  очень  широк.
Айдахо прикинул, что приблизительно семьдесят человек могли бы сойти в ряд
в глубины под площадью. Здесь не было толп приветствующих,  только  широко
растянутая линия Рыбословш молча и внимательно  следивших,  как  мимо  них
движется их Господь.
     Айдахо, припоминая карты, разобрался в расположении этого гигантского
комплекса под площадью - города укрытого, под городом, места,  где  только
Бог   Император,   придворные   и   Рыбословши   могли   расхаживать   без
сопровождения. Но карты ничего не рассказали ему о  толстых  колоннах,  об
ощущении,  навеваемом   подавляющей   грандиозностью   этих   настороженно
охраняемых мест, о сверхъестественной тишине,  нарушаемой  топотом  ног  и
поскрипыванием тележки Лито.
     Айдахо внезапно поглядел на выстроенных в ряд Рыбословш и  обнаружил,
что их губы шевелятся в унисон, безмолвно произнося одно и то же слово. Он
распознал это слово:
     Сиайнок.



                                    21

                   - Следующий Фестиваль? Так  скоро?  -  спросил  Владыка
              Лито.
                   - Десять лет протекли, - ответил его мажордом.
                   Не думаете ли вы, что, судя по этому короткому диалогу,
              Владыка Лито показал, будто не ведает о течении времени?

                                                            Устная История

     В тот  день  личных  аудиенций,  предваряющий  собственно  Фестиваль,
многие обратили внимание, что  Бог  Император  уделил  новому  икшианскому
послу, молодой женщине по имени Хви Нори, намного больше времени,  чем  ей
было отведено предварительно.
     Ее  ввели  в  середине  утра  две  Рыбословши,  до  сих  пор   полные
возбуждения первого дня. Палата личных аудиенций под  площадью,  помещение
приблизительно пятидесяти метров длины и тридцати пяти ширины,  была  ярко
освещена. Древние ковры Свободных украшали стены - в  бесценное  спайсовое
волокно  были   вплетены   металлические   нити   и   драгоценные   камни,
складывающиеся в яркие узоры. Поблекшие красные тона, которые  так  любили
старые Свободные, доминировали в световой гамме.  Пол  помещения  был,  по
большей части прозрачен: сияющий хрусталь аквариума для экзотических  рыб,
голубизна чистой  проточной  воды  -  воды,  ни  капли  которой  не  могло
просочиться в палату сквозь надежное хрустальное  перекрытие,  но  которая
была при  этом  возбуждающе  близко  от  Лито,  возвышавшегося  на  обитом
подушками помосте, в противоположном от двери конце палаты. Едва  взглянув
на Хви Нори, Лито заметил, до чего она похожа на своего дядю  Молки  -  но
были  в  ней  и  примечательные  отличия  от  дяди:  бросавшиеся  в  глаза
серьезность и безмятежность походки. Хотя у нее  такая  же  смуглая  кожа,
такое же овальное лицо с  правильными  чертами.  Безмятежные  карие  глаза
смотрят в глаза Лито. И волосы у нее сияюще каштановые, а не седеющие, как
у Молки.
     Хви Нори излучала внутреннюю умиротворенность,  и  Лито  ощутил,  как
распространяется  это  воздействие  вокруг  нее   при   приближении.   Она
остановилась в двух шагах от него. В  ней  было  классическое  равновесие,
что-то, отнюдь не являющееся случайным.
     "Да, не случайность, а генетические манипуляции икшианцев в  этом  их
новом после", - с нарастающим возбуждением осознал Лито. - "Они  неустанно
трудятся над  собственной  программой  выведения  определенных  типов  для
осуществления тех или иных функций."  Функция  Хви  Нори  была  потрясающе
явной - очаровать Бога Императора, найти трещинку в его броне.
     Несмотря на это, Лито обнаружил, что, по  ходу  развития  их  беседы,
неподдельно наслаждается ее обществом.
     Хви Нори стояла в пятнышке дневного света,  направлявшемся  в  палату
через систему икшианских призм. Свет,  сфокусированный  на  ней,  затоплял
полыхающим золотом всю часть зала перед возвышением  Лито,  его  меркнущие
края освещали короткую линию Рыбословш позади Бога Императора - двенадцать
женщин, отобранных за то, что были глухонемыми.
     На  Хви  Нори  было  простое  одеяние  из  фиолетового  амприэля,   с
единственным украшением - серебряным ожерельем с  подвеской,  изображающей
символ Икса. Мягкие  сандалии  в  тон  выглядывали  из-под  края  длинного
облачения.
     - Знаешь ли ты, что я убил одного из  твоих  предков?  -  спросил  ее
Лито.
     Она мягко улыбнулась.
     - Мой дядя Молки включил эти сведения  в  мою  начальную  подготовку,
Владыка.
     Услышав, как она отвечает ему,  Лито  понял,  что  к  ее  образованию
приложил руку Бене Джессерит. Она совсем в их  стиле  контролировала  свои
ответы и ощущала подтексты разговоров. Ему было видно,  однако,  что  Бене
Джессерит оставил лишь поверхностный отпечаток на ее сознании, который так
и не проникнув до глубин, не задел душистой прелести ее натуры.
     - Тебе говорили, что я затрону эту тему, - сказал он.
     - Да, Владыка. Я знаю, мой предок  был  настолько  безрассудным,  что
пронес оружие и совершил попытку покушения на Тебя.
     - Так поступил и твой непосредственный предшественник. Тебе  ведь  об
этом тоже известно?
     - Я не знала об этом до прибытия сюда, Владыка.  Они  были  глупцами!
Почему Ты пощадил моего предшественника?
     - Не пощадив твоего предка?
     - Да, Владыка.
     - Кобат, твой предшественник, был мне больше нужен как посланец.
     - Значит, мне сказали правду, - сказала она. И  опять  улыбнулась.  -
Нельзя полагаться на то, что слышишь правду от подчиненных и начальства.
     - Этот ответ был настолько откровенным, что  Лито  не  смог  подавить
усмешки. Но и веселье  не  помешало  ему  осознать,  что  молодая  женщина
обладает  целостным  Умом  Первого  Пробуждения,  основополагающим   умом,
порождаемым первым шоком пробуждения сознания при рождении. Она - живая!
     - Значит, ты не держишь на меня зла за то, что я убил твоего  предка?
- спросил он.
     - Он пытался убить Тебя! Мне говорили, Владыка, что Ты  раздавил  его
собственным телом.
     - Верно.
     - А затем, Ты обратил его оружие против Своей  Собственной  Святости,
чтобы продемонстрировать бесполезность этого оружия против Тебя...  а  это
был  лучший  из  лазерных  пистолетов,  который  только  могли  смастерить
Икшианцы.
     - Свидетели рассказали правду, - сказал Лито.
     И подумал: "Это показывает, насколько же мы зависим от  свидетелей!".
Что  касалось  исторической  точности,  он  знал,  что  направил  лазерный
пистолет только на рубчатые части своего тела, а  не  на  руки,  лицо  или
плавники. Тело Предчервя  обладало  феноменальной  способностью  поглощать
жар: химическая фабрика внутри него перерабатывала жару в кислород.
     - Я никогда не сомневалась в этой истории, - сказала она.
     - Тогда почему же Икс повторил эту глупость дважды? - спросил Лито.
     - Они не  сообщали  мне  об  этом,  Владыка.  Возможно,  Кобат  решил
действовать самостоятельно.
     - По-моему, нет. Мне  представляется  -  чего  воистину  желали  твои
властелины, так это увидеть, как именно умрет выбранный ими убийца.
     - Кобат?
     - Нет. Тот, кого они выбрали для использования их оружия.
     - Кто это был, Владыка? Мне об этом не сообщали.
     - Не важно. Ты помнишь, что я сказал тогда во  время  глупой  выходки
твоего предка?
     - Ты угрожал ужасными карами, если только мысль  о  подобном  насилии
еще хоть раз придет нам на ум, - она опустила взгляд, но  не  раньше,  чем
Лито успел заметить  глубокую  решимость  в  ее  глазах.  Она  до  предела
использует все свои способности, чтобы унять его гнев.
     - Я обещал, что никто из вас не избежит моего гнева, - сказал Лито.
     Она резко подняла взгляд на его лицо.
     - Да, Владыка, - и теперь в ее поведении стал заметен личный страх.
     - Никто не может от меня убежать,  в  том  числе  и  эта  бесполезная
колония, которую вы недавно основали  на...,  -  Лито  в  точности  назвал
координаты планеты с новой колонией, тайно основанной икшианцами -  по  их
твердому убеждению, - далеко за пределами досягаемости его Империи.
     Она не проявила никакого удивления.
     - Владыка, по-моему, именно потому, что я их  предупреждала,  что  ты
будешь знать об этом, я и была выбрана послом.
     Лито  пригляделся  к  ней  попристальней.  "Что  отсюда  следует?"  -
задумался он. Его наблюдения были тонкими и глубокими. Икшианцы, он  знал,
предполагали, что расстояние и безмерно увеличенные  транспортные  расходы
станут надежной охраной для новой колонии. Хви Нори так не считала, о  чем
и заявила. Но она уверена, что ее хозяева выбрали ее послом именно за  это
- показатель икшианской осторожности. Они полагали, что у них здесь  будет
друг при дворе, но такой, которого  можно  будет  рассматривать  и  другом
Лито. Лито кивнул сам себе, замыслы икшианцев становились видны ему.
     В самые первые дни  своего  правления  он  сообщил  икшианцам  точное
расположение  главной  базы,  -  сердца  их  технологической  федерации  -
считавшейся секретной. Это была тайна, которую икшианцы  почитали  надежно
укрытой, поскольку платили колоссальные взятки  Космическому  Союзу.  Лито
разоблачил их секрет, обратясь к ясновидению и логическим рассуждениям,  а
также благодаря консультациям со своими  жизнями-памятями,  среди  которых
было немало икшианцев.
     В то время Лито предупредил икшианцев,  что  покарает  их,  если  они
будут  действовать  против  него.  Реакцией  был  ужас  -   они   обвинили
Космический Союз  в  предательстве.  Это  так  развеселило  Лито,  что  он
разразился смехом, ошеломившем  икшианцев.  Затем  холодным  обвинительным
тоном он уведомил их, что у него нет нужды в шпионах, лазутчиках и  других
обычных ухищрениях правителей.
     "Разве они не верят, что я Бог?"
     С тех пор икшианцы проворно  откликались  на  его  запросы.  Лито  не
злоупотреблял этими взаимоотношениями. Его требования  были  умеренными  -
механизм для того, приспособление для этого. Он мог просто  изложить  свои
нужды, а вскоре икшианцы поставляли  ему  требуемую  техническую  игрушку.
Лишь однажды они попробовали вмонтировать губительный механизм в  одно  из
своих устройств. Лито истребил всю икшианскую делегацию  не  успевшую  еще
даже распаковать подношение.
     Пока Лито размышлял, Хви Нори терпеливо ждала. Ни малейшего  признака
нетерпения не отразилось на ее лице.
     "Прекрасно", - подумал он. С точки зрения его долгого  сотрудничества
с икшианцами, это - новая стадия. Все соки  заструились  быстрее  по  телу
Лито. Обычно его не очень зажигали те страсти,  кризисы  и  необходимости,
которые подвигали его к действию. У него часто  было  ощущение,  будто  он
пережил свое время. Но присутствие Хви Нори говорило он необходим. Это его
радовало.  Лито  чувствовал,  что,  возможно   даже,   икшианцы   добились
частичного успеха со своим механизмом для усиления линеарного  предвидения
навигаторов Космического  Союза.  Он  вполне  мог  упустить  среди  потока
больших событий такую малость. Действительно ли они  могли  создать  такую
машину? Каким бы она  была  чудом!  Он  намеренно  отказался  пользоваться
своими силами даже для малейшего исследования такой вероятности.
     "Я хочу быть удивлен!"
     Лито благожелательно улыбнулся Хви.
     - Как они подготовили тебя для моего обольщения? - вопросил он.
     Она и глазом не моргнула.
     - Я заучила на память ряд ответов и реакций на определенные ситуации,
- ответила она. - Я выучила именно то, что было предписано, но не намерена
этим пользоваться.
     "А это как раз то, чего добиваются", - подумал Лито.
     - Сообщи своим властителям, - сказал он, -  что  ты  именно  тот  вид
наживки, которым можно успешно  водить  перед  моим  носом.  Она  склонила
голову.
     - Если это устроит моего Владыку.
     - Да, сделай это.
     Он  позволил  себе  небольшое  сканирование  времени,  чтобы   узнать
непосредственное будущее Хви, проследил через это нити  ее  прошлого.  Хви
виделась  ему  в  текучем  будущем,  в   потоке,   изобиловавшем   многими
отклонениями. Она узнает, что Сиона -  это  только  случайный  путь,  если
только не...
     Вопросы поплыли перед мысленным  взором  Лито.  Советником  икшианцев
был, конечно, кормчий Космического  Союза,  он  явно  отметил  беспорядок,
который вызывает Сиона в материи времени. Действительно  ли  этот  кормчий
полагал, что может обеспечить надежную защиту против обнаружения  всех  их
замыслов Богом Императором?
     Это  зондирование  времени  длилось  несколько  минут,  но   Хви   не
пошевелилась. Лито внимательно на нее поглядел. Она казалась вне времени -
глубоко, безмятежно отстранившейся.
     Он никогда прежде не сталкивался с обычным  смертным,  способным  вот
так ждать перед ним, не проявляя какой-нибудь нервозности.
     - Где ты родилась, Хви? - спросил он.
     - На самом Иксе, Владыка.
     - Я спрашиваю конкретно: о здании, его расположении, твоих родителях,
людях вокруг тебя, друзьях и семье,  о  твоей  школьной  учебе,  обо  всем
таком.
     - Я никогда не знала своих родителей. Мне говорили, что  они  умерли,
когда я была еще младенцем.
     - Ты в это веришь?
     - Сначала... конечно, позже я стала фантазировать. Я даже воображала,
что мой отец - это Молки... но..., - она покачала головой.
     - Тебе не нравится твой дядя Молки?
     - Нет, не нравится. Но я восхищаюсь им.
     - Реакция, как у меня, - сказал Лито. - Ну, а как насчет твоих друзей
и твоих школьных лет?
     - Моими учителями были специалисты, даже кое-кто  из  Бене  Джессерит
был  привлечен,  чтобы  подготовить  меня  по  контролю  над  эмоциями   и
способности к наблюдению. Молки говорил, - меня готовят к великим вещам.
     - А твои друзья?
     - По-моему, я никогда не имела настоящих друзей -  вокруг  меня  были
только люди, входившие со мной в контакт только  ради  определенных  целей
моего образования.
     - А  эти  великие  вещи,  для  которых  тебя  готовили  -  кто-нибудь
когда-либо говорил о них?
     - Молки говорил, что меня готовят для  того,  чтобы  очаровать  Тебя,
Владыка.
     - Сколько тебе лет, Хви?
     - Я не знаю моего точного возраста. Предполагаю, мне  около  двадцати
шести лет. Я никогда не справляла свой  день  рождения.  Я  узнала  о  дне
рождения только случайно, один из моих учителей  спросил,  почему  его  не
было. С тех пор я никогда больше не видела этого учителя.
     Лито непроизвольно был очарован этим ответом. Его  наблюдения  давали
ему твердую уверенность, что не было никаких вмешательств Тлейлакса  в  ее
икшианскую плоть. Она не вышла из тлейлаксанского чана.  Почему  же  тогда
вся эта таинственность?
     - Твой дядя Молки знает твой возраст?
     - Может быть. Но я не видела его уже много лет.
     - Хоть кто-нибудь когда-либо говорил тебе, сколько тебе лет?
     - Нет.
     - Почему, как по-твоему?
     - Может быть, они полагали, что я сама спрошу, если заинтересуюсь.
     - И ты заинтересовалась?
     - Да.
     - Но почему же не спросила?
     - Сперва я подумала, что где-то должна быть запись об этом. Я искала.
Нигде ничего не было. И тогда я пришла к выводу, что они не ответят на мой
вопрос.
     - По тому, что ты мне о себе  рассказываешь,  Хви,  этот  ответ  меня
очень радует. Я тоже ничего не ведаю о  твоем  происхождении,  но  я  могу
предложить догадку, приоткрывающую завесу о месте твоего рождения.
     Ее глаза сосредоточились на  его  лице  с  напряженным  вниманием,  в
котором не было ни капли притворства.
     - Ты родилась  внутри  той  машины,  которую  твои  владыки  пытаются
довести до совершенства для Космического Союза, сказал Лито. - В ней ты  и
была зачата. Может быть даже, именно Молки, действительно был твоим отцом.
Это неважно. Ты знаешь об этой машине, Хви?
     - Предполагалось, что мне не следует об этом знать Владыка, но...
     - Еще одна нескромность одного из твоих учителей?
     - Нет, самого моего дяди.
     Лито не мог удержать смеха.
     - Ну и проказник! -  проговорил  он.  -  До  чего  же  очаровательный
проказник!
     - Владыка?
     - Это его месть  твоим  властителям.  Ему  не  понравилось,  что  его
отозвали от моего двора. Он сказал мне  в  то  время,  что  на  его  место
прибудет человек, которого и дураком не назовешь.
     Хви пожала плечами.
     - Сложный человек он, мой дядя.
     - Слушай меня внимательно, Хви. Некоторые из твоих подчиненных здесь,
на Арракисе, могут быть для тебя опасны. Я всегда защищу  тебя,  насколько
смогу. Ты понимаешь?
     - По-моему, да, понимаю, Владыка, - она с  глубокой  серьезностью  на
него поглядела.
     - А теперь, вот послание для твоих властителей. Мне понятно, что  они
прислушивались  к  кормчему  Союза,  и  пошли  на  рискованный  сговор   с
Тлейлаксом за моей спиной. Скажи им, - для меня их цели совершенно ясны.
     - Владыка, я не владею знанием о...
     - Мне яснее ясного, как они тебя используют, Хви. По этой причине, ты
сообщишь своим властителям, что должна быть  постоянным  послом  при  моем
дворе. Я не приму другого икшианца. А если твои хозяева проигнорируют  мои
предостережения, попытавшись и дальше перечить моим  желаниям,  я  сокрушу
их.
     Из глаз ее выступили  слезы  и  покатились  по  щекам,  но  Лито  был
благодарен, что она не высказала никаких других внешних  проявлений  своих
чувств - таких, как упасть перед ним на колени.
     - Я уже их предостерегала, - сказала она. - И вправду предостерегала.
Я говорила им, что они должны повиноваться Тебе.
     Лито было видно, что все это правда.
     "Какое  же  чудесное  создание  -  Хви  Нори",  -  подумал  он.   Она
представлялась воплощенным сгустком добра, именно ради этого выращенная  и
воспитанная  своими  икшианскими  властителями,  с   тщательным   расчетом
эффекта, который она произведет на Бога Императора.
     У Лито было достаточно жизней-памятей, чтобы увидеть в Хви  идеальную
монахиню, добрую, готовую к самопожертвованию, саму искренность. Это  было
самое основное свойство ее натуры, место, в  котором  она  жила.  Для  нее
легче всего было быть правдивой и открытой, способной что-то  утаить  лишь
ради того, чтобы отвратить боль от других. Эта способность к  святой  лжи,
подумалось Лито, самое глубокое, пожалуй, из тех влияний,  которые  смогли
оказать на ее характер Бене Джессерит. Подлинная суть Хви осталась прежней
- чувствительной,  от  природы  сладостно  не  испорченной.  Лито  не  мог
разглядеть   в   ней   управляющей   расчетливости.   Она   представлялась
непосредственно реагирующей и цельной, превосходным слушателем  (еще  одно
свойство  от   Бене   Джессерит).   В   ней   не   было   ничего   открыто
соблазнительного, но сам этот факт делал ее неотразимо соблазнительной для
Лито.
     Как заметил он одному из своих прежних Данканов по сходному случаю:
     - Ты должен понять обо мне то, что некоторые явно  подозревают  порой
мне некуда деться  от  обманчивого  ощущения,  будто  где-то  внутри  моей
измененной формы обитает взрослое мужское тело со  всеми,  присущими  ему,
функциями.
     - Со всеми, Владыка? - спросил тогда тот Данкан.
     - Со всеми! Я чувствую исчезнувшие части моего тела.  Я  ощущаю  свои
ноги, ставшими такими никчемными, но для моих ощущений абсолютно реальные.
Я ощущаю пульсацию моих человеческих гланд, хотя они больше не существуют.
Я даже ощущаю свои гениталии, хотя разумом знаю,  что  они  исчезли  много
веков назад.
     - Но, наверняка, если ты знаешь...
     - Знание не подавляет подобных ощущений. Мои исчезнувшие части до сих
пор хранятся в моих личных воспоминаниях и во множественной личности  -  в
моем многосложном "я".
     Для Лито, глядящего на стоявшую перед ним Хви, ни на йоту не помогало
сознание того, что у него больше нет черепа, что бывшее некогда его мозгом
теперь представляет собой мощную паутину  ганглий,  распространившуюся  по
всему его телу предчервя. Ничего не помогало. Он так и  ощущал  боль  там,
где некогда был расположен его мозг, он чувствовал,  как  пульсируют  жилы
его черепа.
     Просто стоя  вот  так  перед  ним,  Хви  взывала  к  его  потерянному
человеческому. Для него это было слишком, и он простонал в отчаянии:
     - Почему твои хозяева мучат меня?
     - Владыка?
     - Тем, что прислали тебя!
     - Я не стала бы причинять Тебе боли, Владыка.
     - Само твое существование причиняет мне боль!
     - Я этого не знала, - слезы вольным потоком хлынули из ее глаз. - Они
никогда не говорили мне о том, что делают на самом деле.
     Он успокоился и заговорил мягко:
     -  Теперь  покинь  меня,  Хви.  Иди,  занимайся  своими  делами,   но
поторопись, если я тебя призову!
     Она удалилась тихо  и  спокойно,  но  Лито  видел,  что  и  Хви  тоже
мучается.  Нельзя  было  не  разглядеть  ее  искренней  скорби   по   тому
человеческому, чем пожертвовал Лито. Она понимала то же, что и  Лито:  они
могли  бы  быть  друзьями,  любовниками,  партнерами   в   том   наивысшем
сопричастии между полами.  Ее  хозяева  запланировали  для  нее  осознание
этого.
     "Икшианцы жестоки!" - подумал он. - "Они  знали,  какова  будет  наша
боль".
     Уход Хви пробудил в нем воспоминания  о  ее  дяде  Молки.  Молки  был
жесток, но Лито  его  компания  доставляла  изрядное  удовольствие.  Молки
обладал всеми добродетелями  своего  трудолюбивого  народа  и  достаточным
количеством его пороков, чтобы быть насквозь человечным. Молки бражничал в
компании Рыбословш Лито. "Твои гурии" называл он их,  и  с  тех  пор  Лито
редко мог думать о Рыбословшах, не припоминая того ярлыка, что прилепил  к
ним Молки.
     "Почему я сейчас думаю о Молки? Не только из-за  Хви.  Я  спрошу  ее,
какое задание дали ей ее властители, когда отправляли ко мне."
     Лито заколебался на грани сомнения: не вернуть ли Хви назад.
     "Она скажет мне, если я ее спрошу".
     Икшианским  послам  всегда  давали  задание  выяснить,   почему   Бог
Император терпим к Иксу. Они знали, что не способны  от  него  спрятаться.
Это глупая затея с основанием колонии вне его поля зрения! Испытывали  они
пределы его возможностей? Икшианцы подозревали, что на самом деле Лито  не
нуждается производимых ими изделиях.
     "Я никогда не скрывал от них своего мнения. Я высказывал его Молки":
     - Технологические новаторы? Нет! Вы  -  научные  преступники  в  моей
Империи!
     Молки тогда рассмеялся.
     Раздражение овладело Лито, и он сказал обвиняюще:
     - Почему вы  пытаетесь  спрятать  тайные  лаборатории  и  фабрики  за
пределами моей Империи? Вы не сможете от меня ускользнуть.
     - Да, Владыка, - и снова смех.
     - Я знаю ваши намерения: небольшая утечка то здесь, то там. Подрывная
деятельность! Сеять сомнения и вопросы!
     - Владыка, ты сам один из лучших наших заказчиков!
     - Это не то, что я имею в виду, и ты знаешь это, ужасный ты человек!
     - Ты любишь меня именно потому, что я ужасный человек. Я  рассказываю
тебе истории о том, чем мы занимаемся на Иксе.
     - Я знаю это и без твоих историй!
     - Но в некоторые истории  ты  веришь,  в  некоторых  сомневаешься.  Я
рассеиваю твои сомнения.
     - У меня нет сомнений!
     Это лишь вызвало у Молки новый приступ смеха.
     "Я должен продолжать  их  терпеть",  -  подумал  Лито.  Икшианцы  шли
неизведанными  тропами  в   науке   и   своих   творческих   изобретениях,
поставленных Бутлерианским Джихадом вне закона. Они создавали  устройства,
воспроизводящие  работу  человеческого  мозга  -  то  самое,  что  вызвало
разрушения и резню Джихада. Вот чем они занимались на  Иксе,  и  Лито  мог
только позволить себе им не мешать.
     "Я их покупатель! Без их диктателей, фиксирующих мои  непроизнесенные
мысли я не могу даже вести свои дневники.
     Без Икса я не мог бы спрятать мои дневники и печатающие устройства.
     Но им нужно напоминать об опасностях того, чем они занимаются!"
     И  Союзу  нельзя  позволить  забыть.  Это  уже  легче.   Даже   когда
Космический  Союз  сотрудничает  с  Иксом,  он  относится  к  икшианцам  с
сильнейшим недоверием.
     "Если  эта  новая  икшианская  машина  заработает,  Космический  Союз
утратит монополию на космические путешествия!"



                                    22

                   Из столпотворения жизней-памятей,  которые  я  могу  по
              своей воле выпускать или перекрывать, выявляются  системы  и
              структуры. Они - как  иной  язык,  так  ясно  мне  понятный.
              Сигналы социальной тревоги, при которых  общества  принимают
              позы защиты или нападения, для меня  все  равно  что  громко
              выкрикнутые слова. Будучи людьми, вы реагируете против угроз
              невинности  и  против  опасности  для  беспомощной   юности.
              Необъяснимые звуки, зрелища  или  запахи  пробуждают  в  вас
              забытые вами органы  восприятия.  При  сигнале  тревоги,  вы
              обращаетесь к вашему  первобытному  языку,  потому  что  все
              остальные уложенные в системы звуки становятся  чуждыми.  Вы
              требуете приемлемого облачения, потому что в  чуждом  наряде
              есть угроза. Такова  система  обратной  связи  на  ее  самом
              примитивном уровне. Ваши клетки вспоминают.

                                                       Украденные дневники

     Послушницы, служившие пажами на входе в палату аудиенций Лито,  ввели
Нунепи, тлейлаксанского посла. Для аудиенций было еще рано, и  Нунепи  был
вызван в нарушение объявленного заранее  порядка,  но  двигался  спокойно,
лишь с незаметным намеком на безропотную покорность.
     Лито молчаливо ждал, вытянувшись  на  своей  тележке  на  приподнятой
платформе в конце палаты. Наблюдая за  приближением  Нунепи,  Лито  извлек
сравнение  из  своих  жизней-памятей:  почти  невидимый  след   на   воде,
оставляемый водяной коброй скользящего перископа. Это воспоминание вызвало
улыбку на  губах  Лито.  Таков  этот  Нунепи,  гордый,  с  суровым  лицом,
достигший своего нынешнего положения, пройдя по всем чиновничьим  ступеням
тлейлаксанской системы правления. Сам  не  являясь  Лицевым  Танцором,  он
рассматривает Танцоров как своих  личных  слуг,  они  -  та  вода,  сквозь
которую он двигается. Нужно быть истинным знатоком,  чтобы  различить  его
след в этой воде. Появление  Нунепи,  приложившего  руку  к  нападению  на
Королевской Дороге, было пренеприятнейшим делом.
     Несмотря на ранний час,  этот  человек  явился  при  всех  посольских
регалиях  -  черные  шаровары  и  черные  сандалии,  отделанные   золотом,
цветастая красная куртка, распахнутая на  груди  и  открывающая  волосатую
грудь под тлейлаксанским  гербом,  исполненным  из  золота  и  драгоценных
камней.
     Остановившись на положенном расстоянии в десять шагов, Нунепи  окинул
взглядом ряд вооруженных Рыбословш, дугой стоявших вокруг и позади Лито. В
серых глазах Нунепи блеснуло что-то,  вроде  скрытого  веселья,  когда  он
перевел свой взгляд на Императора и слегка поклонился.
     Затем вошел Данкан Айдахо, у бедра его был убранный в кобуру лазерный
пистолет. Айдахо занял свое место рядом с тонущим в своей рясе лицом  Бога
Императора.
     Появление Айдахо привлекло пристальное внимание Нунепи -  и,  похоже,
результаты внутреннего анализа вызвали у посла беспокойство.
     - Я нахожу Меняющих Форму особенно противными, - сказал Лито.
     - Я не Меняющий Форму, - ответил Нунепи.  Голос  его  был  спокоен  и
вежлив, лишь тень тревоги мелькнула в нем.
     - Но ты - их представитель, и это навлекает на тебя наше раздражение,
- сказал Лито.
     Нунепи готов был к открытому проявлению  враждебности,  что  не  было
языком дипломатии, но такой поворот  дел  настолько  его  потряс,  что  он
позволил себе дерзость напрямую заговорить о - по его разумению -  главном
козыре Тлейлакса.
     - Владыка, сохраняя плоть  первоначального  Данкана  Айдахо,  снабжая
Тебя его гхолами, возрождая  его  внешнее  и  внутреннее  "я",  мы  всегда
полагали...
     - Данкан! - Лито взглянул на Айдахо. - Данкан,  если  я  прикажу,  ты
возглавишь экспедицию для полного уничтожения Тлейлакса?
     - С удовольствием, Государь.
     - Даже если это будет означать утрату твоих исходных  клеток  и  всех
чанов?
     - Я не нахожу эти чаны приятным воспоминанием, государь, а эти клетки
- это не я.
     - Владыка, чем мы Тебя оскорбили? - спросил Нунепи.
     Лито угрюмо нахмурился. Неужели этот бестолковый дурак  действительно
ждет, от Бога Императора открытого разговора  о  состоявшемся  только  что
нападении Лицевых Танцоров?
     - До моего слуха дошло,  -  сказал  Лито,  -  что  ты  и  твой  народ
распускаете лживые слухи о том, что вы  называете  моими  "отвратительными
сексуальными привычками".
     Нунепи поперхнулся. Это  обвинение  было  дерзкой  ложью,  совершенно
неожиданной. Но Нунепи отдавал себе отчет, что,  стань  он  это  отрицать,
никто ему не поверит. Так сказал Бог Император. Нападение с непредвиденной
стороны. Нунепи заговорил, не отрывая взгляда от Айдахо.
     - Владыка, если мы...
     - Смотри на меня! - приказал Лито.
     Нунепи резко перевел взгляд на лицо Лито.
     - Я говорю вам только сейчас, раз и навсегда, - сказал Лито. - У меня
нет вообще сексуальных привычек. Никаких.
     По лицу Нунепи  заструился  пот.  Он  глядел  на  Лито  с  неотрывной
напряженностью попавшего в капкан животного. Когда Нунепи обрел,  наконец,
голос, тот не был больше тихим и подконтрольным инструментом дипломата, он
стал дрожащим и перепуганным.
     - Владыка, я... здесь должно быть ошибка...
     -  Тихо  ты,  тлейлаксанский  наушник!   -   взревел   Лито.   -   Я,
метафорическое ответвление святого песчаного червя Шаи-Хулуда! Я, ваш Бог!
     - Прости нас, Владыка, - прошептал Нунепи.
     - Простить вас? - голос Лито был полон  сладкой  рассудительности.  -
Конечно, я вас прощаю. Такова доля вашего Бога. Ваше преступление прощено.
Однако, ваша глупость заслуживает воздаяния.
     - Владыка, если б я мог лишь...
     - Тихо! На это десятилетие Тлейлаксу отменяются спайсовые  нормы.  Вы
не получите ничего. Что до тебя лично, то мои  Рыбословши  сейчас  отведут
тебя на площадь.
     Две дюжие стражницы подошли и схватили  Нунепи  за  руки.  Затем  они
поглядели на Лито в ожидании его указаний.
     - На площади сдерите с него одежду. Он должен быть публично  выпорот,
пятьдесят ударов кнутом, - распорядился Лито.
     Нунепи рвался, пытаясь освободиться из державших его крепких рук,  на
лице его отражался ужас, смешанный с яростью.
     - Владыка, напоминаю Тебе, что я посол...
     - Ты обычный преступник,  -  с  тобой  и  следует  поступать,  как  с
преступником, - Лито кивнул стражницам, и те поволокли Нунепи прочь.
     - Я бы хотел, чтобы они тебя убили! - в ярости заорал Нунепи.
     - Я бы хотел...
     - Кто? - окликнул его Лито. - Кто, ты бы хотел, чтоб меня убил? Разве
ты не знаешь, что меня нельзя убить?
     Стражи выволокли Нунепи из помещения, а тот все продолжал бушевать:
     - Я не виновен! Я не виновен! - его протесты  смолкли  вдали.  Айдахо
близко наклонился к Лито.
     - Да, Данкан? - спросил Лито.
     - Государь, в результате этого все послы будут в страхе.
     - Да. Я дам им урок ответственности.
     - Государь?
     - Точно так же, как в армии, соучастие в заговоре  освобождает  людей
от чувства личной ответственности.
     -  Но  это  вызовет   волнение,   Государь.   Лучше   мне   выставить
дополнительную охрану.
     - Ни одного дополнительного охранника!
     - Но ты навлекаешь...
     - Я навлекаю немножко военной чепухи.
     - Это именно то, что я...
     - Данкан, я учитель.  Запомни  это.  Через  повторение,  я  добиваюсь
усвоения урока.
     - Какого урока?
     - Полностью самоубийственной природы военной дурости.
     - Государь, я не...
     - Данкан, посмотри на этого безмозглого Нунепи. В нем сама суть этого
урока.
     - Да простит мою тупость, Государь, но я  не  понимаю  того,  что  Ты
сказал о военной...
     - Военные убеждены, будто, рискуя  жизнью,  они  тем  самым  покупают
право чинить любое насилие над врагом, какое им заблагорассудится.  У  них
менталитет захватчиков.  Нунепи  не  считает  себя  ответственным  за  что
угодно, сделанное против чужих.
     Айдахо посмотрел на вход в палату, через который стражницы  выволокли
Нунепи.
     - Он попытался и проиграл, Владыка.
     - Но он отсек от себя узы прошлого и  возражает  против  того,  чтобы
уплатить свою цену.
     - Для своего народа - он патриот.
     - А каким он видит самого себя, Данкан? Инструментом истории.
     Айдахо понизил голос и еще ближе наклонился к Лито.
     - В чем же Ты другой, государь?
     Лито хихикнул.
     - Ах, Данкан, как же мне нравится твоя проницательность. Ты  заметил,
что я - совершенно чужой. Не гадаешь ли  ты,  возможно  ли  мне  оказаться
среди проигравших?
     - Эта мысль приходила мне на ум.
     - Даже проигравшие могут задрапироваться в гордую мантию  "прошлого",
мой старый друг.
     - И ты с Нунепи в этом одинаковы?
     - Воинствующие миссионерские  религии  могут  разделять  эту  иллюзию
"гордого  прошлого",  но  не  многие  понимают   главную   опасность   для
человечества, а именно - ложное чувство свободы от ответственности за свои
собственные действия.
     - Это странные слова, Владыка. Как мне следует их понимать?
     - Их смысл в том, что в них сказано. Разве ты не способен слушать?
     - У меня есть уши, Владыка!
     - Да, правда? Мне их не видно.
     - Вот, государь. Вот и вот! - Айдахо указал на свои уши,
     - Но они не слышат. А значит у тебя нет таких ушей, чтобы слышать.
     - Ты шутишь надо мной, Государь?
     - Имеющий уши, да услышит, верно? То, что существует, не  может  быть
превращено само в себя, поскольку это уже существует. Быть - значит быть.
     - Твои странные слова...
     - Всего лишь слова. Я их произнес. Они улетели. Никто их  не  слышал,
следовательно они не существуют. Раз они больше не существуют,  то,  может
быть, их можно сделать существующими и тогда, может быть, их кто-нибудь да
расслышит.
     - Почему ты поднимаешь меня на смех, Государь?
     - Я не поднимаю тебя ни на что, кроме слов. Я делаю  это  без  страха
оскорбить тебя, потому что я уже усвоил, что у тебя нет ушей.
     - Я не понимаю тебя, Государь.
     - С этого начинаются знания: с открытия, что есть что-то, чего мы  не
понимаем.
     До того, как Айдахо успел ответить, Лито подал  знак  рукой  стоявшей
рядом стражнице,  та  махнула  стоящим  перед  кристаллиновой  контрольной
панелью на стене позади помоста Бога Императора. В центре палаты  возникло
трехмерное изображение наказания Нунепи.
     Айдахо сошел  с  помоста  на  пол  палаты  и  с  близкого  расстояния
воззрился на эту  сцену.  Она  транслировалась  с  небольшого  возвышения,
смотрящего на площадь;  доносился  шум  огромной  толпы,  сбежавшейся  при
первых признаках суматохи поглазеть на зрелище.
     Ноги Нунепи были широко  раздвинуты.  Его  привязали  к  двум  ножкам
треноги, руки связаны над головой  почти  у  самой  оси  треноги.  Одежду,
изодранную  в  клочья,  сорвали  с  него  и  бросили  рядом.   Здоровенная
Рыбословша в маске стояла рядом  с  ним,  держа  импровизированный  хлыст,
сделанный из каната эллака, тонкие проволочки которого были растрепаны  на
конце.  Айдахо  показалось,  что  он  узнает  в  этой  женщине   в   маске
встречавшего его Друга.
     По сигналу офицера  гвардии  Рыбословша  в  маске  шагнула  вперед  и
свистящая дуга хлыста опустилась на обнаженную спину Нунепи.
     Айдахо болезненно содрогнулся. По всей толпе прошел шумный судорожный
вздох.
     Там, где стегнул хлыст, вздулся рубец, но Нунепи не издал ни звука.
     И опять опустился хлыст. При этом втором ударе выступила кровь.
     И опять хлыст стегнул по спине Нунепи. Крови стало еще больше.
     Лито слегка пригорюнился. "Найла слишком усердна", -  подумал  он.  -
"Она убьет его, а это создаст проблемы."
     - Данкан! - позвал Лито.
     Айдахо, зачарованно наблюдавший за проекцией, повернулся к  Лито  как
раз тогда, когда толпа издала дружный крик при особенно кровавом ударе.
     - Пошли кого-нибудь остановить порку после двадцати ударов,  приказал
Лито. - Пусть  провозгласят,  что  Бог  Император  по  своему  великодушию
ограничивает наказание.
     Айдахо поднял руку, отдавая приказ одной из стражниц,  та  кивнула  и
бегом покинула палату.
     - Подойди сюда, Данкан, - сказал Лито.
     Айдахо опять подошел к Лито - сохраняя уязвленный вид.  Он  продолжал
считать, что Лито насмехался над ним.
     - Что я ни делаю - это ради преподания урока, - сказал Лито.
     Айдахо жестко заставил себя не смотреть на  сцену  наказания  Нунепи.
Что это за звук, не Нунепи ли застонал? Крики толпы терзали  слух  Айдахо.
Он посмотрел прямо в глаза Лито.
     - У тебя на уме вопрос, - сказал Лито.
     - Много вопросов, Владыка.
     - Говори.
     - Каков урок в наказании этого дурака? Что мы скажем,  когда  нас  об
этом спросят?
     - Мы скажем, что никому не  дозволено  богохульствовать  против  Бога
Императора.
     - Кровавый урок, государь.
     - Не такой кровавый, как некоторые из преподнесенных мной, раньше.
     Айдахо в явном унынии покачал головой.
     - Ничего хорошего из этого не выйдет!
     - Именно!



                                    23

                   Сафари сквозь жизни-памяти моих  предков  многому  меня
              научили. Образцы - ах, слагающиеся в системы образцы! Слепые
              приверженцы либерализма  -  вот  те,  кого  я  больше  всего
              страшусь. Я не доверяю крайностям. Поскоблите консерватора -
              и  вы  найдете  того,  кто  прошлое  предпочитает  будущему.
              Поскоблите либерала - и  вы  найдете  скрытого  аристократа.
              Либеральные    правительства    всегда     развиваются     в
              аристократические.    Бюрократизм    разоблачает    истинные
              намерения тех, кто создает  такое  правительство.  С  самого
              начала,  МАЛЕНЬКИЕ  ЛЮДИ,  создавшие  такое   правительство,
              пообещавшее  поровну  распределить  между  всеми  социальное
              бремя,  вдруг  обнаруживали  себя  в  руках  бюрократической
              аристократии. Разумеется, все бюрократии  следуют  по  этому
              образцу, но сколько же лицемерия в том,  что  такой  образец
              скрывается даже под знаменем объединения и равенства! Ну что
              ж, если образцы меня чему-нибудь и научили - так  это  тому,
              что они повторяются. Беря в целом, мой гнет не  хуже  любого
              другого, и, по крайней мере, я преподношу новый урок.

                                                       Украденные дневники

     День аудиенций подходил к концу и уже давно наступила темнота,  когда
Лито смог принять делегацию Бене Джессерит. Монео  подготовил  Преподобных
Матерей к этой отсрочке, повторив заверения Бога Императора.
     Докладывая об этом Императору, Монео сказал:
     - Они ожидают богатого вознаграждения.
     - Посмотрим, - сказал Лито. - Мы посмотрим. Теперь скажи мне, чего от
тебя добивался Данкан, когда ты вошел.
     - Он пожелал узнать, порол ли ты до этого кого-нибудь.
     - И что ты ответил?
     - Что об этом нет никаких сведений, и что  лично  я  никогда  не  был
свидетелем подобного наказания.
     - И что он проговорил в ответ?
     - Что это не по-атридесовски.
     - Он считает меня безумцем?
     - Он так не сказал.
     - Что-то еще произошло при вашей встрече.  Что  еще  тревожит  нашего
нового Данкана?
     - Он встретился с икшианским послом, Владыка.  Он  находит  Хви  Нори
привлекательной. Он осведомлялся о...
     - Это нужно предотвратить!  Тебе  доверяю  я  это  дело  -  разделить
Данкана и Хви такими барьерами, чтобы между ними никак не могло возникнуть
любовной связи.
     - Как прикажешь, Владыка.
     - Разумеется приказываю! Ступай теперь и приготовься к нашей  встрече
с этими Бене Джессеритками. Я приму их в поддельном Сьетче.
     - Владыка, заложен ли глубокий смысл  в  Вашем  выборе  такого  места
аудиенции?
     - Прихоть. Когда будешь уходить отсюда, скажи Данкану, что  он  может
взять отряд гвардейцев и прочесать город, нет ли где волнений.
     Дожидаясь  в  Поддельном  Сьетче  делегацию  Бене   Джессерит,   Лито
припомнил этот разговор и при воспоминании о нем немного развеселился.  Он
легко вообразил, что происходит, едва люди завидят  обеспокоенного  Айдахо
во главе отряда Рыбословш совершающего обход города.
     "Мгновенное затишье - в точности, как лягушки смолкают при  появлении
хищника".
     Теперь, в Поддельном Сьетче, Лито с удовольствием подумал, что  выбор
он сделал правильный. Здание на окраине Онна, свободной  формы,  состоящее
из неправильных куполов,  поддельный  Сьетч  составлял  почти  километр  в
диаметре. Он был первым обиталищем Музейных Свободных, а теперь являлся их
школой; его коридоры и палаты патрулировали бдительные Рыбословши.
     Зал приемов, в котором ожидал Лито, - овал приблизительно в две сотни
метров в наибольшую длину, - был освещен гигантскими глоуглобами,  одиноко
блуждавшими  приблизительно  в  тридцати   метрах   над   полом,   светясь
сине-зеленым свечением. Свет приглушал охру и коричневый цвет  поддельного
камня, из которого было  сооружено  все  здание.  Лито  ожидал  на  низком
выступе в одном из концов помещения, глядя через полукруглое окно, которое
было длиннее его тела. Это окно высотой в четыре этажа открывало  вид,  на
остатки древней Защитной Стены, сохраненной ради пещеры в ней, где  войска
Атридесов некогда были перебиты напавшими Харконненами.
     Морозный  свет  первой  луны  серебрил  очертания  круч.  На  склонах
пестрели огоньки - костры Свободных, не заботившихся в  эти  дни  скрывать
свое присутствие. Огоньки помигивали  Лито,  когда  перед  ними  проходили
люди, на миг их закрывая - Музейные Свободные, пользующиеся правом обитать
в священных местах.
     "Музейные Свободные!" - подумал Лито.
     У них такие ограниченные мысли и такие замкнутые горизонты.
     "Но с чего бы мне возражать? Они такие, какими я их  создал."  И  тут
Лито услышал делегацию  Бене  Джессерит.  Они  приближались  под  напевный
речитатив - тяжелый звук, переполненный растянутыми гласными.
     Первым вошел Монео, рядом гвардейцы, занявшие позиции у  выступа,  на
котором восседал Лито. Монео встал перед выступом,  как  раз  перед  лицом
Лито, поглядел на него, затем повернулся к открытому залу.
     Женщины вошли  по  двое  в  ряд,  их  было  десять,  и  вели  их  две
Преподобные Матери в традиционных черных облачениях.
     - Слева идет Антеак, Луйсеал справа, - сказал Монео.
     Имена  напомнили  Лито  взволнованные  и  недоверчивые  слова  Монео,
сказанные им прежде о Преподобных Матерях. Монео не любил колдуний.
     - Обе они - Видящие Правду, - вот, что  сказал  тогда  Монео.  Антеак
намного старше Луйсеал, но последняя слывет лучшей Видящей Правду, которая
когда-либо была у Бене Джессерит. Можете заметить, - у Антеак имеется шрам
на лбу, происхождение которого мы не смогли установить.  У  Луйсеал  рыжие
волосы, и она представляется замечательно  молодой  для  женщины,  имеющей
такую репутацию.
     Следя за приближением Преподобных Матерей вместе с  их  свитой,  Лито
ощутил, как нахлынули на него его жизни-памяти. Женщины шли  в  капюшонах,
закрывавших  их  лица.  Прислужницы  и  послушницы  шли  на   почтительном
расстоянии сзади... все это было так, как и положено. Некоторые образцы не
меняются. Эти женщины могли  бы  войти  в  настоящий  Сьетч  с  настоящими
Свободными, чтобы приветствовать их.
     "Их головы знают то, что отрицают их тела", - подумал Лито.
     Сверхзорким зрением Лито различил  раболепную  настороженность  в  их
глазах, но поступь их была как у  людей,  уверенных  в  своей  религиозной
силе.
     Лито порадовала мысль, что Бене Джессерит обладает лишь теми  силами,
которые он им дозволяет. Причины такого благоволения к ним были  ясны.  Из
всех людей его Империи, Преподобные Матери больше всего на него  похожи  -
правда их множественное "я" ограничено лишь  женскими  жизнями-памятями  и
побочными женскими личностями их ритуалов - и все  равно,  каждая  из  них
существовала как некая объединенная толпа.
     Преподобные  Матери  остановились  в  предписанных  десяти  шагах  от
выступа Лито. Свита растянулась в обе стороны.
     Лито любил развлекаться, приветствуя такие  делегации  голосом  своей
бабушки  Джессики.  Бенеджессеритки  этого  даже  ожидали,  и  он  их   не
разочаровал.
     - Добро пожаловать, Сестры, - голос  его  был  мягким  контральто,  в
котором проступали явно контролируемые  женственные  тона  Джессики,  лишь
слабый намек на насмешку - голос, записанный и  часто  изучаемый  на  Доме
Соборов.
     Едва начав говорить, Лито ощутил угрозу. Преподобные  Матери  никогда
не бывали довольны, когда он  приветствовал  их  подобным  образом,  но  в
нынешней их реакции был какой-то еще иной подтекст. Монео тоже это ощутил.
Он поднял палец, и охрана пододвинулась поближе к Лито.
     Первой заговорила Антеак:
     - Владыка, мы наблюдали это зрелище на площади сегодня утром. Что  Ты
выигрываешь подобными выходками?
     "Значит, вот какой тон мы хотим задать", - подумал Лито.
     И своим собственным голосом ответил:
     - Вы на время попали ко мне в милость.  Вы  хотите  это  изменить?  -
Владыка, - ответила Антеак, - мы были шокированы тем, что Ты можешь  таким
образом наказать посла. Мы не понимаем, что Ты этим выигрываешь.
     - Я не выигрываю, я унижаюсь.
     Заговорила Луйсеал:
     - Это может только усилить мысли о Твоем гнете.
     - Просто любопытно, почему столь  немногие  когда-либо  относились  к
Бене Джессерит как к угнетателям? - спросил Лито.
     Антеак сказала своей спутнице:
     - Если Богу Императору будет угодно  нам  это  объяснить,  он  так  и
сделает. Давай перейдем к целям нашего посольства.
     Лито улыбнулся.
     - Вы можете подойти поближе. Оставьте вашу свиту и приблизьтесь.
     Монео  отошел  на  два  шага   вправо,   когда   Преподобные   Матери
приблизились характерными неслышными скользящими  шагами  на  три  шага  к
выступу.
     - Они двигаются так, словно у них и ног нет!  -  однажды  пожаловался
Монео.
     Лито заметил, как внимательно Монео наблюдает за двумя  женщинами.  В
них была угроза, но Монео не осмелился возражать  против  их  приближения.
Так приказал Бог Император - значит, так тому и быть.
     Лито перевел взгляд на свиту, ожидавшую там, где вначале остановилась
делегация  Бене  Джессерит.  На  послушницах  были  черные   накидки   без
капюшонов. Лито увидел на  них  крохотные  приметы  запретных  ритуалов  -
амулет,  небольшой  талисманчик,   красочный   уголок   цветного   платка,
пристроенный так, чтобы как можно больше высовывалось наружу. Он знал, что
Преподобные Матери вынуждены дозволять это, потому  что  не  могут  больше
делиться спайсом так же вольготно, как прежде.
     "Подмена ритуалов".
     За последние десять лет произошли значительные перемены.  Орден  стал
мыслить категориями скупости  и  прижимистости,  чего  прежде  за  ним  не
водилось.
     "Они выходят на свет", - сказал себе Лито. -  "Старые,  старые  тайны
все так же здесь."
     Все эти тысячелетия древние модели покоились в памяти Бене Джессерит,
пребывая там в спячке.
     "Теперь они вырываются наружу. Я должен предостеречь моих Рыбословш."
     Он перенес внимание на Преподобных Матерей.
     - У вас есть вопросы?
     - Каково это - быть тобой? - спросила Луйсеал.
     Лито моргнул. Странная атака.  Они  не  пробовали  такой  более,  чем
поколение. Ну что ж... почему бы и нет?
     - Порой перед моими  грезами  как  бы  встает  плотина,  заставляющая
направляться их в странные места, - сказал  он.  -  Если  мои  космические
памяти - это паутина, как вы обе  наверняка  знаете,  тогда  подумайте  об
измерениях этой моей паутины и куда такие памяти и грезы могут вести.
     - Ты говоришь о нашем твердом знании, - сказала Антеак. -  Почему  бы
нам, наконец, не объединить силы? У нас больше сходства, чем различий.
     -  Я  скорее  объединюсь  с  этими  деградирующими  Великими  Домами,
оплакивающими потерянные богатства своего спайса!
     Антеак сохранила полную неподвижность, но Луйсеал направила палец  на
Лито.
     - Мы предлагаем сотрудничество!
     - А я, что, настаиваю на конфликте?
     Антеак встрепенулась, затем сказала:
     - Сказано нам, что первопричина конфликта  не  вырождается,  единожды
зародившись в одной клетке.
     - Кое-что остается непримиримым, - согласился Лито.
     - Тогда, как же наш Орден сохраняет свое сообщество? -  требовательно
вопросила Луйсеал.
     Голос Лито стал суровым.
     -  Как  вы  хорошо  знаете,  секрет  сообщества  лежит  в  подавлении
непримиримого.
     - Наше сотрудничество могло бы  представлять  небывалую  ценность,  -
сказала Антеак.
     - Для вас, но не для меня.
     Антеак притворно вздохнула.
     - Тогда, Владыка, не расскажешь ли Ты нам о  физических  переменах  в
Тебе? Кто-то еще, кроме Тебя,  должен  знать  об  этом,  для  занесения  в
Хроники, - сказала Луйсеал.
     - На случай, если со мной случится что-нибудь ужасное? спросил Лито.
     - Владыка! - запротестовала Антеак. - Мы не...
     - Вы режете меня словами, в то  время,  как  вы  предпочли  бы  более
острые инструменты, - сказал Лито. - Лицемерие меня оскорбляет.
     - Мы протестуем, Владыка, - сказала Антеак.
     - Разумеется, вы занимаетесь именно тем, что я сказал. Я вас слышу.
     Луйсеал подкралась на  несколько  миллиметров  ближе  к  выступу  под
острым и пристальным взглядом Монео, который  вслед  за  тем  поглядел  на
Лито. Выражение лица Монео требовало действий, но Лито его проигнорировал,
любопытствуя теперь о намерениях Луйсеал. Ощущение угрозы  сосредоточилось
в рыжеволосой.
     "Что она из себя представляет?" - подивился Лито. - "Может ли  она  в
конце концов быть Лицевым Танцором?"
     Нет, ни одного из разоблачительных признаков  в  ней  не  было.  Нет.
Луйсеал   была   искусно   натренирована   сохранять   расслабленность   и
спокойствие, лицо ее не дрогнуло даже слегка,  испытывая  наблюдательность
Бога Императора.
     - Не расскажешь ли ты нам о физических переменах в Тебе,  Владыка?  -
повторила Антеак.
     "Отвлечение!" - подумал Лито.
     - Мой мозг растет соразмерно, - сказал  он.  -  Большая  часть  моего
человеческого черепа растворилась. Нет  жестких  ограничений  роста  моего
спинного мозга и подчиненной ему нервной системы.
     Монео метнул на Лито потрясенный взгляд. Почему Бог Император  выдает
такую  жизненно  важную  информацию?  Эти  двое   злоупотребят   ею   ради
собственной выгоды.
     Но обе женщины были явно зачарованы этим откровением - и заколебались
в осуществлении своего плана, какой бы там он у них ни был.
     - Есть ли центр у твоего мозга? - спросила Луйсеал.
     - Я и есть центр, - ответил Лито.
     - Где он, именно? - спросила Антеак, сделав неопределенный  указующий
жест в сторону Лито. Луйсеал скользнула на несколько миллиметров  ближе  к
выступу.
     - Какую ценность для вас представляет мною вам сейчас открываемое?  -
спросил Лито.
     Обе женщины не проявили  никаких  эмоций,  что  уже  было  достаточно
разоблачительно. По губам Лито скользнула улыбка.
     - Вы стали пленниками базара, - сказал он. - Даже
     Бене Джессерит заражен менталитетом сак.
     - Мы не заслуживаем такого обвинения, - сказала Антеак.
     - Нет, заслуживаете.  Менталитеты  сак  доминируют  в  моей  Империи.
Требования наших времен лишь подчеркивают и расширяют сферу рыночного.  Мы
все стали торговцами.
     - Даже Ты, Владыка? - спросила Луйсеал.
     -  Вы  искушаете  мою  ярость,  -  сказал  он.  -  Ты  ведь  в   этом
разбираешься, верно?
     - Владыка? - голос Луйсеал был спокоен, но она контролировала  его  с
большим трудом.
     - Не следует доверять специалистам, - сказал Лито. Специалисты -  это
мастера исключений, знатоки узкого.
     - Мы надеемся стать архитекторами лучшего будущего, - сказала Антеак.
     - Лучшего, чем что? - спросил Лито.
     Луйсеал незаметно пододвинулась еще на крохотный шажок ближе к Лито.
     - Мы надеемся основать свои стандарты на Твоем суждении,  Владыка,  -
ответила Антеак.
     - Но вы стремитесь стать архитекторами. Воздвигните ли вы  еще  более
высокие стены? Никогда не забывайте, Сестры, что я вас знаю. Вы -  умельцы
накладывать шоры.
     - Жизнь продолжается, Владыка, - сказала Антеак.
     - Разумеется! Точно также, как и мироздание.
     Луйсеал  приблизилась  еще  на  чуть-чуть,  не  обращая  внимания  на
неотрывный взгляд Монео.
     И тогда Лито это учуял и едва не рассмеялся вслух.
     Эссенция спайса!
     Они принесли с собой эссенцию спайса. Они, разумеется,  знали  старые
истории о песчаных червях и эссенции спайса.  Луйсеал  это  пронесла.  Она
думала об эссенции спайса, как об особом  яде  для  песчаных  червей.  Это
очевидно. На этом сходились и записи  Бене  Джессерит  и  Устная  История.
Эссенция разрушает червя, стремительно ускоряет его распад и  приводит  (в
конечном итоге) к появлению  песчаной  форели,  которая  производит  новых
песчаных червей - и так далее, и так далее, и так далее...
     - Есть еще одна перемена во мне,  о  которой  вам  следует  знать,  -
сказал Лито. - Я еще не песчаный червь, не совсем. Думайте обо мне, как  о
чем-то более близком  к  организму  -  колонии  с  чередованием  сенсорных
восприятий.
     Левая рука Луйсеал почти незаметно двинулась к складке  в  ее  плаще.
Монео увидел это и взглянул на Лито, спрашивая инструкций, но Лито  только
посмотрел в глаза Луйсеал, сумрачно горевшие под капюшоном.
     - Есть особые пристрастия в запахах, - сказал Лито.
     Рука Луйсеал дрогнула.
     - Парфюмерия и эссенции, - проговорил Лито. - Я их все помню, я помню
даже культ отсутствия всякого  запаха.  Люди  пользовались  дезодорантами,
обрызгивая свои подмышки и интимные промежности, чтобы замаскировать  свои
естественные запахи.
     Знаете ли вы об этом? Конечно же знаете!
     Взгляд Антеак устремился на Луйсеал.
     Ни одна из женщин не решалась заговорить.
     - Люди инстинктивно понимали, что их феромоны их выдают, сказал Лито.
     Женщины  стояли  неподвижно.  Они  его  услышали.  Из   всех   людей,
Преподобные Матери обладали наибольшими способностями понимать его скрытые
послания.
     - Вы хотели бы подорвать меня из-за  богатства  моей  памяти,  сказал
Лито обвиняющим голосом.
     - Мы ревнивы, Владыка, - призналась Луйсеал.
     - Ваше представление о спайсовой эссенции неверно, - сказал  Лито.  -
Песчаная форель ощущает ее только как воду.
     - Это было испытание, Владыка, - сказала Антеак. - Вот и все.
     - Вы хотели испытать меня?
     - Осуди наше любопытство, - сказала Антеак.
     - Я тоже любопытен. Поставьте вашу эссенцию спайса на выступ рядом  с
Монео. Я оставлю ее у себя.
     Медленно,  показывая  размеренностью  своих  движений,  что  она   не
собирается предпринимать нападения, Луйсеал  запустила  руку  под  плащ  и
достала небольшой фиал, блеснувший наполнявшим его голубым свечением.  Она
аккуратно поставила фиал на выступ. Ни одним движением  она  не  показала,
что могла бы постараться предпринять что-нибудь отчаянное.
     - Видящая Правду, разумеется, - сказал Лито.
     Она поблагодарила его слабой гримасой, означавшей  неудачную  попытку
улыбнуться, затем отошла и встала рядом с Антеак.
     - Где вы достали эссенцию спайса? - спросил Лито.
     - Мы купили ее у контрабандистов, - ответила Антеак.
     - Контрабандистов не существует уже почти двадцать пять сотен лет.
     - Что не промотано, то сохранено, - сказала Антеак.
     - Понимаю. А теперь вы должны переоценить то, что вы думаете о  своем
собственном терпении, ведь так?
     - Мы все это время наблюдали эволюцию Твоего тела,  Владыка,  сказала
Антеак. - Мы думали..., - она позволила себе слегка пожать плечами,  ровно
настолько, насколько этот жест допустим для  Сестры,  просто  так  его  не
делающей.
     Лито в ответ поджал губы.
     - Я не могу пожать плечами, - сказал он.
     - Ты нас покараешь? - спросила Луйсеал.
     - Ради того, чтобы развлечься?
     Луйсеал поглядела на фиал, стоявший на выступе.
     - Я поклялся вознаградить вас, - сказал Лито. - И я вознагражу.
     - Мы бы предпочли охранять Тебя,  войдя  с  тобой  в  сотрудничество,
Владыка, - сказала Антеак.
     - Не ищите слишком великой награды, - возразил Лито.
     Антеак кивнула.
     - Ты  ведешь  дела  с  икшианцами,  Владыка.  У  нас  есть  основания
полагать, что они могут рискнуть предпринять что-либо против тебя.
     - Я страшусь их не больше, чем вас.
     - Ты ведь наверняка слышал, чем занимаются икшианцы, сказала Луйсеал.
     - Монео иногда мне приносит  копии  посланий,  которыми  обмениваются
частные люди или группы в моей Империи. Я слышу много историй.
     - Мы говорим о новой Богомерзости, Владыка! - заявила Антеак.
     - По-вашему, икшианцы могут создать искусственный разум?  осведомился
Лито. - Мыслящий так же, как человеческий?
     - Мы страшимся этого, Владыка, - сказала Антеак.
     - Вы что, хотите заставить меня поверить, будто  Ордену  до  сих  пор
сколько-нибудь дороги заветы Бутлерианского Джихада?
     -  Мы  не  доверяем  тому  неизвестному,  что  может  возникнуть   из
впечатляющей технологии, - сказала Антеак.
     Луйсеал наклонилась к Лито.
     - Икшианцы хвалятся, что их машина будет преодолевать  время  подобно
тому, как это делаешь Ты, Владыка.
     - А Союз утверждает,  что  вокруг  икшианцев  царит  Время  Хаоса,  -
насмешливо возразил Лито. - Должны ли мы страшиться всего творческого?
     Антеак жестко выпрямилась.
     - Я  правдив  с  вами  обоими,  -  сказал  Лито.  -  Я  признаю  ваши
способности. Признаете ли вы мои?
     Луйсеал коротко кивнула ему.
     - Тлейлакс и Икс сомкнулись с Космическим Союзом и добиваются  нашего
полного сотрудничества.
     - И вы больше всего страшитесь Икса?
     - Мы страшимся всего, что мы не контролируем, - ответила Антеак.
     - Меня вы не контролируете.
     - Если б не было Тебя, люди нуждались бы в нас! - заявила Антеак.
     - Наконец-то правда! - сказал Лито. - Вы обращаетесь  ко  мне  как  в
вашему оракулу, просите меня унять ваши страхи.
     - Создаст ли Икс механический мозг? - жестко  контролируемым  голосом
спросила Антеак.
     - Мозг? Конечно нет!
     Луйсеал вроде бы расслабилась, но Антеак оставалась  неподвижной.  Ее
не устраивал ответ Оракула.
     "Почему эта глупость повторяется с  такой  монотонной  точностью?"  -
подивился Лито. Его жизни-памяти  предложили  ему  бесчисленные  сцены,  в
точности совпадающие с этой - пещеры, жрецы и жрицы, охваченные  священным
экстазом, зловещие голоса,  извергающие  мрачные  пророчества  сквозь  дым
священных наркотиков.
     Он поглядел на переливчатый фиал, стоявший на выступе рядом с  Монео.
Какова его нынешняя  стоимость?  Более,  чем  огромна.  Это  же  эссенция.
Концентрация сконцентрированного богатства.
     - Вы уже уплатили своему оракулу,  -  сказал  Лито.  -  Мне  доставит
удовольствие отдать вам по полной цене.
     Как же встрепенулись женщины!
     - Слушайте меня! - заявил он. - То, чего вы страшитесь,  это  не  то,
чего вы страшитесь.
     Лито понравилось, как это прозвучало, достаточно зловеще  для  любого
оракула. Антеак и Луйсеал  воззрились  на  него,  покорные  просительницы.
Позади них кашлянула послушница.
     "Позднее они определят, кто это сделал, дадут ей выговор", -  подумал
Лито.
     У Антеак было  теперь  достаточно  времени,  чтобы  поразмыслить  над
словами Лито. Она сказала:
     - Затемненная правда правдой не является.
     - Но я правильно сориентировал ваше внимание, - сказал Лито.
     - Говоришь ли Ты  нам  о  том,  чтобы  не  бояться  машины?  спросила
Луйсеал.
     - У вас есть сила разума, - сказал он. - Почему взывать ко мне?
     - Но мы не обладаем Твоими силами, - сказала Антеак.
     - То есть, вы жалуетесь, что не ощущаете нежной ткани  волн  времени.
Вы не ощущаете моей непрерывности. И вы боитесь простой машины!
     - Значит, Ты нам не ответишь, - сказала Антеак.
     - Не допускайте ошибку, считая меня несведущим  о  способах  и  путях
вашего  Ордена,  -  сказал  он.  -  Вы  живы.  Ваши  восприятия   идеально
отрегулированы.
     Я не сбиваю регулировки, и вам не следует.
     - Но икшианцы играют с автоматизацией! - запротестовала Антеак.
     - Скромные детальки, конечные кусочки, соединенные один с  другим,  -
согласился он. - Что стоит их остановить, когда  они  однажды  запущены  в
действие?
     Луйсеал отбросила всякую видимость  бенеджессеритского  самоконтроля,
отличный показатель того, что она признает силы Лито. Ее голос стал  почти
визглив:
     -  Ты  знаешь,  чем  бахвалятся  икшианцы?  Что   их   машина   будет
предсказывать Твои действия!
     - С чего бы мне этого страшиться? Чем ближе они ко мне подойдут,  тем
больше они должны стать моими союзниками. Завоевать меня они не смогут, но
я-то могу их завоевать.
     Антеак собралась было  заговорить,  но  остановилась,  когда  Луйсеал
коснулась ее руки.
     - Ты уже вошел в союз с Иксом? - спросила Луйсеал. - Мы  слышали,  Ты
очень и очень долго беседовал с их новым послом, с этой Хви Нори.
     - У меня нет союзников, - ответил  он.  -  Только  слуги,  ученики  и
враги.
     - И Ты не боишься икшианской машины? - настойчиво спросила Антеак.
     - Равнозначен ли автомат сознающему разуму? - спросил он.
     Глаза Антеак широко открылись и подернулись дымкой, она ушла  в  свои
жизни-памяти. Лито стало донельзя любопытно, что должно поджидать ее  там,
какие встречи, среди толпы наследственных жизней, принадлежащих ей.
     "Некоторые из наших жизней-памятей являются общими",  подумал  он.  И
Лито  ощутил,  соблазнительность  и  притягательность  мысли  о  союзе   с
Преподобными Матерями. Это было бы так знакомо, так поддерживающе... и так
смертоносно. Антеак попыталась еще раз его соблазнить. Она сказала:
     - Машина не способна предсказывать каждую проблему, важную для людей.
В  этом  разница  между  рядом  последовательных  кусочков   и   нерушимой
неразрывностью. У нас есть одно, а машины ограничены другим.
     - Ты все еще очень неплохо соображаешь, - сказал Лито.
     - Действуй! - сказала Луйсеал.  Это  была  отданная  Антеак  команда,
показавшая,  обнажившая  с  резкой  отчетливостью,  кто  на   самом   деле
верховодит в этой паре - старшая подчинялась младшей.
     "Восхитительно", - подумал Лито.
     - Разум приспособляется, - сказала Антеак.
     "До чего же она  скупа  на  слова",  -  подумал  Лито,  скрывая  свое
веселье.
     - Разум творит, - сказал Лито. - Это значит, что вы должны иметь дело
с ответами, которые прежде вам на ум не приходили.
     Вы должны сталкиваться с новым.
     - Такова вероятность икшианской машины, - сказала Антеак.
     Это не было вопросом.
     - Разве не  интересно,  -  спросил  Лито,  -  что  быть  превосходной
Преподобной Матерью недостаточно?
     Его острые чувства уловили приступ страха,  сковавший  обеих  женщин.
Разумеется, Видящая Правду!
     - Вы правы, что страшитесь меня, -  сказал  он.  Возвысив  голос,  он
сурово вопросил: - Откуда вы знаете, хотя бы, что вы живы?
     Как и Монео много раз, они расслышали в его голосе, что  неправильный
ответ грозит им смертью.
     Лито восхитило, как обе женщины взглянули на  Монео,  прежде  чем  по
очереди ответить.
     - Я - зеркало самой себя, - ответила Луйсеал: заученный назубок ответ
Бене Джессерит, который Лито счел оскорбительным.
     - Мне не нужно заранее заготовленных инструментов, чтобы иметь дело с
моими человеческими проблемами, - сказала Антеак.  -  Твой  вопрос  -  это
вопрос студента-недоучки!
     - Ха, ха, ха! - рассмеялся Лито. - Как бы ты отнеслась к тому,  чтобы
покинуть Бене Джессерит и примкнуть ко мне?
     Ему было видно, как  она  взвесила  и  затем  мысленно  отвергла  его
предложение, но своего удовольствия она скрыть не смогла.
     Лито поглядел на ошарашенную Луйсеал.
     - Если что-либо не укладывается в пределы  доступных  вам  мерок,  то
тогда вы задействуете свой разум, а не автоматику, - сказал он. И подумал:
"Эта Луйсеал никогда больше не будет верховодить над старой Антеак".
     Луйсеал теперь так разозлилась, что даже не попыталась этого  скрыть.
Она сказала:
     - Ходят слухи, что  икшианцы  снабжают  тебя  машинами,  подражающими
человеческому мышлению. Если ты о них такого низкого мнения, то почему...
     - Ее не следует выпускать с Дома Соборов без охранницы, сказал  Лито,
обращаясь к Антеак. - Она что, боится обращаться к своим жизням-памятям?
     Луйсеал побледнела, но промолчала.
     Лито посмотрел на нее холодным изучающим взглядом.
     - Долгая бессознательная связь наших предков с машинами кое-чему  нас
научила, разве не так, по-твоему?
     Луйсеал только угрюмо на него  поглядела,  не  готовая  еще  рискнуть
жизнью, бросив открытый вызов Богу Императору.
     - Согласишься ли  ты  наконец,  по  крайней  мере,  что  нам  знакома
притягательность машин? - спросил Лито.
     Луйсеал кивнула.
     - Хорошо обслуживаемые  и  ухоженные  машины  могут  быть  понадежнее
слуги-человека, - сказал Лито. - Мы можем доверять машинам хотя бы в  том,
что они не будут отвлекаться от обязанностей.
     Луйсеал обрела голос.
     - Значит ли это, что ты  намерен  отменить  Бутлерианский  запрет  на
богомерзкие машины?
     - Клянусь тебе, - Лито принял ледяной и презрительный тон, - что если
ты и дальше будешь проявлять подобную тупость,  я  прикажу  публично  тебя
казнить. Я не являюсь вашим оракулом!
     Луйсеал открыла рот - и закрыла, ничего не произнеся.
     Антеак коснулась руки своей компаньонки,  и  от  этого  прикосновения
быстрый  трепет  пробежал  по  телу  Луйсеал.  Антеак  заговорила  тихо  и
спокойно, с бесподобной тонкостью играя Голосом:
     -  Наш  Бог  Император  никогда  не  отвергнет  в  открытую   запреты
Бутлерианского Джихада.
     Лито   улыбнулся   ей,   мягкая   похвала.   Как    приятно    видеть
профессиональное исполнение в его лучшем виде.
     - Для любого мыслящего разума должно быть очевидно, что есть  пределы
моего собственного выбора - есть места, в которые я не суюсь, - сказал он.
     Ему было видно,  как  обе  женщины  усваивают  разносторонний  намек,
взвешивая возможные значения и намерения.
     Отвлекает ли их Бог Император, приковывая мыслями к икшианцам,  уходя
при этом куда-то совсем в другую сторону?
     Не подсказывает ли он таким образом  Бене  Джессерит,  что  наступило
время выбрать, на чьей они стороне, за или против икшианцев? Возможно  ли,
что в его словах нет ничего, кроме их внешнего значения? Каковы бы не были
причины, их нельзя игнорировать. Ведь такого каверзника, как  он,  никогда
еще мироздание не порождало.
     Лито сурово нахмурился на  Луйсеал,  зная,  что  лишь  добавит  к  их
смятению.
     - Я указываю тебе, Маркус Клер Луйсеал, на урок прошлого -  на  сверх
переполненное машинами общество, - на урок, похоже,  тобой  не  выученный.
Сами  по  себе,  механические  приспособления  обусловливали  то,  что  их
пользователи начинали и друг друга использовать наподобие машин.
     Он перенес внимание на Монео.
     - Монео?
     - Я вижу его, Владыка.
     Монео по-журавлиному вытянул шею,  чтобы  видеть  поверх  свиты  Бене
Джессерит. В дальний вход вошел Данкан Айдахо и размашистыми шагами  пошел
через открытое  пространство  палаты  по  направлению  к  Лито.  Монео  не
ослаблял своей напряженности, его недоверие к Бене Джессерит не угасло, но
он понял смысл лекции Лито. "Он проверяет, всегда проверяет".
     Антеак кашлянула.
     - Владыка, а что насчет нашего вознаграждения?
     - Вы храбры, - сказал  Лито.  -  Несомненно,  именно  поэтому  вас  и
выбрали возглавить Посольство. Очень хорошо, на  следующее  десятилетие  я
сохраню ваше количество спайса на нынешнем уровне. Что  до  остального,  я
закрою глаза на то, что вы на самом деле намеревались проделать с  помощью
этой эссенции.
     Разве я не щедр и великодушен?
     - Великодушнее нельзя, Владыка, - сказала Антеак и  в  голосе  ее  не
было ни малейшего намека на горечь.
     Данкан Айдахо прошел мимо женщин, чуть их не задев, и,  остановившись
рядом с Монео, поглядел на Лито.
     - Государь, там..., -  он  осекся  и  поглядел  на  двух  Преподобных
Матерей.
     - Говори открыто, - приказал Лито.
     - Да, Владыка, - в нем было заметно, что он это делает  неохотно,  но
повинуется. - На нас напали  на  юго-восточной  окраине  города  -  как  я
полагаю, отвлекающий маневр, потому что поступили  доклады  о  вооруженных
вылазках в городе  и  в  Заповедном  Лесу  -  много  разбросанных  отрядов
налетчиков.
     - Они охотятся за моими волками, - сказал Лито.  -  И  в  лесу,  и  в
городе они охотятся за моими волками.
     Айдахо непонимающе сдвинул брови.
     - Волки в городе, Государь?
     - Хищники, - сказал Лито. - А волки, люди ли -  для  меня  здесь  нет
существенного различия.
     Монео поперхнулся.
     Лито улыбнулся ему, подумав  как  же  замечательно  наблюдать  момент
понимания, - когда с глаз словно пелена спадает и открывается ум.
     - Я направил большие силы гвардейцев, чтобы  защитить  это  место,  -
сказал Айдахо. - Они размещены по всему...
     - Я знал, что ты так и сделаешь, - сказал Лито. - Теперь  внимательно
слушай, пока я буду давать тебе приказания, куда направить остальные силы.
     И, пока  Преподобные  Матери  благоговейно  наблюдали,  Лито  изложил
Айдахо точные места для  засад  и  нарядов,  детально  указал  необходимую
численность каждого отряда и даже назвал  кое-кого  из  конкретных  людей,
которые должны быть в него включены, указал время  и  необходимое  оружие,
как именно развернуть силы в каждом месте. Обширная  память  Айдахо  четко
вобрала в себя и отложила  каждое  наставление.  Он  был  слишком  увлечен
запоминанием того, что ему надо исполнить, чтобы задавать об этом вопросы,
пока Лито не умолк, но затем на лице Айдахо отразился озадаченный испуг.
     Лито словно открылась самая глубь сознания Айдахо, позволяя без помех
читать все мысли своего военачальника.
     "Я - доверенный солдат первоначального Лито", -  думал  Айдахо.  "Тот
Лито, отец этого, спас меня, приютил в своем доме как сына. Но,  хотя  тот
Лито до сих пор в некотором роде существует в этом... Это все равно не он.
"
     - Владыка, почему Ты нуждаешься во мне? - спросил Айдахо.
     - За твои силу и верность.
     Айдахо покачал головой.
     - Но...
     - Ты повинуешься, - сказал Лито и отметил, как эти слова были впитаны
Преподобными Матерями. "Правду, только  правду,  потому  что  они  Видящие
правду."
     - Потому что за мной долг перед Атридесами, - сказал Айдахо.
     - Именно туда мы и вкладываем свое доверие, - сказал Лито. Да, и  вот
что, Данкан.
     - Владыка? - голос Айдахо показывал, что он обрел почву,  на  которую
мог опереться.
     - Оставь в каждой точке по меньшей  мере  по  одной  Выживальщице,  -
сказал Лито. - Иначе наши усилия пойдут прахом.
     Айдахо лишь раз коротко кивнул и удалился, широко  шагая  через  зал,
тем же путем, которым пришел.  И  Лито  подумал,  что  лишь  необыкновенно
чувствительный глаз способен заметить, что  уходит  сейчас  совсем  другой
Айдахо, намного отличающийся от вошедшего.
     - Это из-за порки посла, - сказала Антеак.
     -  Именно,  -  согласился  Лито.  -  Отчитайтесь  об  этом  со   всей
тщательностью вашей начальнице, восхитительной Преподобной Матери  Сайксе.
Сообщите ей за меня, что я предпочитаю компанию хищников компании  добычи,
- он взглянул на Монео, и тот сразу стал весь внимание. - Монео, с волками
в моем лесу покончено.  Они  должны  быть  заменены  человечьими  волками.
Пригляди за этим.



                                    24

                   Пророческий  транс  не  похож  ни   на   какой   другой
              визионерский  опыт.  Это  не  отступление  от   обнаженности
              внешних  восприятий  (каковым  являются   многие   состояния
              транса), а погружение  во  множественность  новых  движений.
              Вещи  движутся.  Это  прагматизм  из  прагматизмов   посреди
              Вечности, самосознание, востребуемое для достижения в  итоге
              неразрывного понимания, что космос движется сам по себе, что
              он  изменяется,  что  меняются  его  законы,  что  ничто  не
              остается устойчивым и абсолютным в таком всеобщем  движении,
              что  механические  объяснения  чего-либо  срабатывают   лишь
              внутри малых  ограничений,  и  что,  как  только  эти  стены
              рушатся, рушатся и рассыпаются прежние объяснения,  сносимые
              прочь новыми движениями. То, что видишь  в  таком  трансе  -
              отрезвляет и часто потрясает. Оно требует от тебя  наивысших
              усилий, чтобы  остаться  единым  целым,  но  даже  при  этом
              возвращаешься из этого состояния полностью изменившимся.

                                                       Украденные дневники

     В ночь  Дня  Аудиенций,  пока  другие  спали,  сражались,  мечтали  и
умирали, Лито отгородился от мира, в  приемном  зале,  чтобы  передохнуть.
Никого вокруг, лишь несколько доверенных Рыбословш в карауле у входа.
     Он не спал. Его ум метался между необходимостью и разочарованием.
     "Хви! Хви!"
     Теперь, он понимал, почему Хви Нори  была  послана  к  нему.  Как  же
хорошо он понимал!
     "Моя самая тайная из всех тайн вышла наружу."
     Они разгадали его тайну. Свидетельством тому была Хви.
     Мысли его отчаянно метались. Нельзя ли обратить  вспять  эту  ужасную
метаморфозу? Возможно ли вернуться к человеческому состоянию?
     "Невозможно."
     И даже, будь это возможно,  обратный  процесс  занял  бы  столько  же
времени, сколько понадобилось ему, чтобы достичь нынешнего состояния.  Чем
будет Хви через три  с  лишним  тысячи  лет?  Сухим  прахом  и  костями  в
гробнице.
     "Я  мог  бы  вывести  кого-нибудь,  похожую  на  нее,  и  подготовить
специально для себя..., но это уже не будет моя душистая Хви."
     А что произойдет с Золотой Тропой, если он, очертя голову, устремится
к таким эгоистичным целям?
     "К черту Золотую Тропу!  Думали  когда-нибудь  обо  мне  эти  набитые
идиоты? Ни разу!"
     Нет, неправда. Хви думает о нем. Она разделяет его муку.
     Это были мысли сумасшествия, и он  старался  отогнать  их,  продолжая
воспринимать из внешнего мира  звуки  неслышных  шагов  охранниц  и  воды,
струящейся под полом его палат.
     "На что возлагал я мои чаяния, когда сделал этот выбор?"
     Как же толпа внутри него рассмеялась над этим вопросом! Разве  нет  у
него задачи, которую он должен довести до конца?
     Разве не в этом самая суть того соглашения, которая  держит  всю  эту
толпу в подчинении?
     - У тебя есть задача, которую ты обязан завершить, - говорили они.  -
У тебя лишь одна цель.
     "Единственность цели - примета фанатика, а я не фанатик!"
     - Ты должен быть циничным и жестоким. Ты не можешь нарушить договор.
     "Почему бы и нет?"
     - Кто дал клятву? Ты. Ты выбрал свой путь.
     "Чаяния!"
     - Чаяния, творимые историей для одного поколения, часто разбиваются в
следующем поколении. Кому это знать лучше, чем тебе?
     "Да... и разбитые чаяния могут отчуждать целые  нации.  А  я  один  -
целая нация!"
     - Вспомни свою клятву!
     "Разумеется. Я - разрушительная сила, на целые столетия выпущенная на
волю. Я ограничиваю чаяния... включая мои собственные. Я торможу маятник."
     - А затем отпустишь его на свободу. Никогда об этом не забывай.
     "Я устал. Ох, как  же  я  устал.  Если  бы  только  я  мог  уснуть...
по-настоящему уснуть."
     - Фу-ты ну-ты, сколько жалости к самому себе.
     "А почему бы  и  нет?  Кто  я  такой?  Предельно  одинокий,  которого
вынудили посмотреть  на то,  кем он  мог бы быть.  Каждый день я гляжу  на
это... а теперь - Хви!"
     - Твой  выбор,  первоначально  бескорыстный,  теперь  наполняет  тебя
эгоизмом.
     "Всюду вокруг опасность. Я должен носить  свой  эгоизм  как  защитный
доспех."
     - Есть опасность для всякого, кто соприкасается с тобой.
     Разве это не является самой твоей природой?
     "Опасность, даже для Хви. Для дорогой, прелестной, дорогой Хви."
     - Для того ли ты выстроил вокруг себя  высокие  стены,  чтобы  теперь
сидеть внутри них и предаваться жалости к самому себе?
     "Стены были выстроены потому, что огромные силы были выпущены на волю
в моей Империи."
     - На волю их выпустил ты. Пойдешь ли ты теперь с ними на компромисс?
     "Это сделала Хви. Никогда  прежде  не  были  так  мощны  во  мне  эти
чувства. Они, они, проклятые икшианцы!"
     - До чего же интересно, что их орудием покушения  на  тебя  стала  не
машина, а человеческая плоть.
     "Потому что они раскрыли мою тайну."
     - Ты знаешь противоядие.
     При этой мысли огромное тело Лито затрепетало во всю  его  длину.  Он
отлично знал противоядие, всегда прежде срабатывавшее: затеряться на время
в своем собственном прошлом. Даже бенеджессеритки не могли совершать такие
возвращения, уносясь вглубь по осям  жизней-памятей  -  назад,  назад,  до
самых пределов клеточного  сознания  или  останавливаясь  по  пути,  чтобы
насладиться  изысканной  чувственной  радостью.  Однажды,   после   смерти
особенно   превосходного   Данкана,   он   посетил   великие   музыкальные
представления,  которые  хранили  его  жизни-памяти.  Моцарт  быстро   ему
наскучил. "Претенциозно! Но Бах... ах, Бах."
     Лито припомнил испытанную им тогда радость.
     "Я сидел за органом, открыв себя затопляющим волнам музыки."
     Только три раза во всех своих жизнях-памятях он сталкивался с  равным
Баху. Даже Лекало не был лучше - настолько же хорош, но не лучше.
     Не   правильней   ли   всего    будет    выбрать    на    эту    ночь
женщин-интеллектуалок? Одной из лучших была бы бабушка Джессика,  но  опыт
подсказывал, что кто-то столь близкий ему, как Джессика, не  справиться  с
нынешним напряжением. Поиск нужно вести намного дальше.
     Он  вообразил  себя  описывающим  такое   возвращение   какому-нибудь
охваченному  благоговейным  ужасом  совершенно  воображаемому  посетителю,
потому что никто никогда не осмелится выспрашивать его о  столь  священном
деле.
     - Я путешествовал вспять  через  стаи  моих  предков,  охотясь  вдоль
притоков, кидаясь в трещинки и щели.  Очень  многие  имена  вряд  ли  тебе
ведомы. Слышал ты когда-нибудь о Норме Сендве? Я жил ей!
     - Жил ей? - переспросил воображаемый посетитель.
     - Разумеется. А как же иначе, когда в тебе твои предки?  Ты  думаешь,
первый космический корабль Союза изобрел мужчина? Твои исторические  книги
рассказали тебе, что это был Аврелиус Вентрот? Эти  книги  лгут.  Изобрела
его жена, Норма. Она подарила ему проект корабля, а также  пятерых  детей.
Он полагал, что его Я не возьмет меньшего. В конце концов, осознание того,
что не он на самом деле создал свой собственный образ,  и  стало  причиной
его гибели.
     - Ты жил и в нем тоже?
     - Естественно. Я совершал  дальние  странствования  Свободных.  Через
линию моего отца и других, я спускался до самого Дома Атреев.
     - Такой прославленный род!
     - В нем тоже дураков хватало.
     "Что мне нужно, так это отвлечься", - подумал Лито.
     Не  отправиться  ли  ему  в  праздную  прогулочку   сквозь   любовные
заигрывания и сексуальные подвиги?
     - Ты и понятия не имеешь, какие внутренние оргии для меня  достижимы!
Я законченный эротоман - и  участник  (участники),  и  зритель  (зрители).
Невежество и непонимание в вопросах сексуальности породило так много  бед.
До чего же ужасающе мы были узки - до чего жалки.
     Но Лито понимал, что не сможет на это пойти на этот выбор - не в  эту
ночь, когда Хви рядом, в его Городе.
     Не обозреть ли ему тогда картины битв?
     - Который из Наполеонов был наибольшим трусом? - вопросил  он  своего
воображаемого посетителя. - Я этого не открою, но я знаю. О да, я знаю.
     "Куда же мне пойти? Все прошлое открыто для  меня,  но  куда  же  мне
пойти?"
     Бордели, злодейства, тираны,  акробаты, нудисты,  хирурги, музыканты,
волшебники, мужчины-шлюхи, просители, жрецы, мастеровые, жрицы...
     - Знаешь ли ты, -  спросил  он  своего  воображаемого  гостя,  что  в
хула-хупе хранится древний  язык  жестов,  принадлежавший  некогда  только
мужчинам? Ты никогда не слышал о хула-хупе? Ну,  конечно,  кто  ее  теперь
танцует?  Хотя  танцоры  сохранили  очень  многое.  Перевод  языка  танцев
утрачен, но мне он известен.
     Однажды я целую ночь был калифами, путешествующими вместе  с  исламом
на восток и на запад - путь, занявший  столетия.  Не  буду  докучать  тебе
подробностями. Удались теперь, посетитель!
     И он подумал: "До чего она искушающа, эта песнь сирены, манящая  меня
безвозвратно поселиться в прошлом.
     И  до  чего  же  теперь  бесполезно  прошлое,  -  спасибо   проклятым
икшианцам! До чего же скучно прошлое, когда здесь Хви. Она  пришла  бы  ко
мне прямо сейчас, призови я ее. Но я не могу ее позвать... не сейчас... не
сегодня."
     Прошлое продолжало его манить.
     "Я мог бы совершить паломничество в мое прошлое. Это не  должно  быть
сафари. Я мог бы отправиться в  одиночку.  Паломничество  очищает.  Сафари
превращает меня в туриста. В этом вся разница. Я мог бы уйти в одиночку  в
мой внутренний мир.
     И никогда не вернуться."
     Лито ощутил неизбежность того, что в конце концов, это состояние грез
окончательно поймает его в ловушку.
     "Я создаю особое состояние грез по всей моей  Империи.  Внутри  этого
сна рождаются новые мифы, появляются новые направления и  новые  движения.
Новые... новые... новые... Но все рождается из моих собственных  грез,  из
моих мифов. Кто уязвим для них более меня? Охотник попался  в  собственную
сеть."
     Лито понимал, что он столкнулся  с  состоянием,  против  которого  не
существует противоядия - ни в прошлом, ни в настоящем, ни в  будущем.  Его
огромное тело трепетало и содрогалось в сумраке палаты аудиенций.
     Одна из Рыбословш у входа шепнула другой:
     - Что, Бог встревожен?
     Ее напарница ответила:
     - Грехи нашего мироздания растревожат кого угодно. Лито услышал их  и
безмолвно заплакал.



                                    25

                   Когда я  взялся  вести  человечество  по  моей  Золотой
              Тропе, я пообещал ему урок, который оно  запомнит  до  мозга
              костей. Мне понятна та  глубинная  структура,  которую  люди
              отрицают на словах, даже если их  действия  и  являются  при
              этом ее подтверждением. Они утверждают,  будто  стремятся  к
              безопасности и спокойствию, к тому  состоянию,  которое  они
              называют миром. Но  даже  произнося  это,  они  сеют  семена
              беспорядка и  насилия.  Если  они  обретают  свою  спокойную
              безопасность, им становится внутри нее до корчей не по себе.
              До чего ж они находят ее скучной. Поглядите на  них  сейчас.
              Поглядите, что они делают, пока я записываю эти слова. Ха! Я
              даю им необъятную эпоху насильственного спокойствия, которое
              все длится и длится, несмотря на все их попытки  сбежать  от
              него в хаос. Поверьте мне, память о  Мире  Лито  пребудет  с
              ними навсегда. После  меня,  они  будут  искать  свою  тихую
              безопасность   лишь   с   величайшей   осторожностью   и   с
              основательной подготовкой.

                                                       Украденные дневники

     Почти против его воли, Айдахо везли на заре в "безопасное  место"  на
имперском топтере, а рядом с ним сидела Сиона.  Топтер  летел  на  восток,
навстречу золотой арке солнечного сияния, встававшего  над  нарезанным  на
прямоугольные зеленые плантации пространством.
     Топтер был большим, достаточно вместительным, чтобы  нести  небольшой
отряд Рыбословш, вместе с  двумя  их  гостями.  Пилота  капитаншу  отряда,
кряжистую женщину с таким лицом, что Айдахо бы ни за что не поверил, будто
оно вообще способно на улыбку, звали Инмейер. Она сидела на  месте  пилота
прямо перед Айдахо, две мускулистых Рыбословши по обе стороны от нее.  Еще
пять стражей сидели позади Айдахо и Сионы.
     - Бог велел мне увезти тебя из города, - сказала ему  Инмейер,  когда
подошла к его командному посту под центральной площадью. - Это ради  твоей
собственной безопасности. Мы вернемся завтра утром на Сиайнок.
     Айдахо,  измученный  тревожной  ночью,  ощутил  тщетность  оспаривать
приказ "самого Бога". Инмейер, казалось, вполне по силам  сграбастать  его
под одну из своих  толстых  подмышек  и  так  уволочь.  Она  увела  его  с
командного поста в ледяную ночь, укрытую шатром звезд, похожих  на  острые
кромки разбитых бриллиантов. Только когда они подошли  к  топтеру,  Айдахо
узнал ожидавшую там Сиону. Он задумался тогда о цели их отлучки.
     На протяжении ночи Айдахо постепенно понял, что не все  беспорядки  в
Онне были затеяны организованными  мятежниками.  Когда  он  стал  наводить
справки о Сионе, Монео сообщил ему, что  его  дочь  "надежно  устранена  с
дороги", добавив в конце своего послания: "я препоручаю ее твоей заботе".
     Сиона не отвечала на вопросы Айдахо. Даже теперь она сидела  рядом  с
ним в напряженном молчании. Она напоминала ему самого  себя  в  те  первые
горькие дни, когда он поклялся  отомстить  Харконненам.  Он  подивился  ее
ожесточенности. Что ею движет?
     Сам не зная почему, но Айдахо обнаружил, что сравнивает Сиону  с  Хви
Нори. Ему нелегко было  встретиться  с  Хви,  но  он  сумел  сделать  это,
несмотря на докучливые требования Рыбословш, уделить  еще  внимания  своим
обязанностям.
     Нежная, вот определение для Хви. В  каждом  ее  движению  была  видна
неизменная нежность, обладающая своей особой огромной силой. Он находил ее
необыкновенно привлекательной.
     "Я должен побольше с ней видеться".
     Сейчас, однако, он должен  примириться  с  угрюмым  молчанием  Сионы,
сидящей рядом с ним. Что ж..., на молчание можно ответить молчанием.
     Айдахо поглядел вниз на проплывающий под ними пейзаж. Тут и  там  ему
были видны сгрудившиеся огоньки деревень, гаснувшие  одни  за  другим  при
приближении солнечного света.
     Сарьер остался далеко позади, и вся страна выглядела так,  как  будто
она никогда не была выжженной солнцем пустыней.
     "Есть  вещи,  не  особо  меняющиеся",  -  подумал   Айдахо.   "Просто
переносимые с одного места на другое".
     Пейзаж напомнил ему пышные сады Келадана,  заставил  его  задуматься,
что же стало с зеленой планетой, где так много поколений Атридесов жили до
того, как переехали на Дюну. Он  различал,  узкие  рыночные  дороги  с  их
размеренным движением повозок, влекомых шестиногими  животными  -  фошади,
как он догадался. Монео рассказывал ему, что фошади, выведенные специально
под требования такого ландшафта,  стали  главными  рабочими  животными  не
только здесь, но и по всей Империи.
     - Пешим населением легче управлять.
     Слова Монео прозвенели в памяти Айдахо, когда он глядел вниз. Впереди
показались  пастбища,  мягко  закругляющиеся  зеленые  холмы,   поделенные
черными каменными оградами на неправильные участки. Айдахо разглядел  овец
и несколько видов крупного  рогатого  скота.  Топтер  пролетел  над  узкой
ложбиной, до сих пор погруженной в  сумрак  и  лишь  с  намеком  на  воду,
текущую в самой ее глубине. Единственный огонек и голубой  плюмажик  дыма,
поднимавшийся над ложбиной, говорил о том, что она заселена людьми.
     Сиона внезапно встрепенулась и  похлопала  пилота  по  плечу,  указав
направо и вперед.
     - Разве там не Гойгоа? - спросила Сиона.
     - Да, -  Инмейер  ответила,  не  обернувшись,  голосом  сдавленным  и
окрашенным каким-то неопределимым для Айдахо настроением.
     - Разве это не безопасное место? - спросила Сиона.
     - Да, безопасное.
     Сиона поглядела на Айдахо.
     - Прикажи ей доставить нас в Гойгоа.
     Сам не зная, почему он повинуется, Айдахо сказал:
     - Доставьте нас в это место.
     Тогда Инмейер обернулась, ее лицо - которое Айдахо  всю  ночь  считал
сработанным из бесчувственного чурбана - ясно свидетельствовало о каком-то
глубоком чувстве. Углы ее рта угрюмо опустились, и  уголок  правого  глаза
нервно подергивался.
     - Не Гойгоа, командующий, - сказала Инмейер. - Есть лучшие...
     -  Разве  Бог  Император  велел  тебе  доставить   нас   в   какое-то
определенное место? - осведомилась Сиона.
     При этом вмешательстве глаза Инмейер  полыхнули  гневом,  но  она  не
поглядела на Сиону.
     - Нет, но он...
     - Тогда доставь нас в это Гойгоа, - сказал Айдахо.
     Инмейер резко отвернулась, опять  перенося  все  внимание  на  панель
управления топтером. Айдахо швырнуло на Сиону, когда топтер сделал  резкий
вираж и полетел к круглому кармашку, гнездившемуся в зеленых холмах.
     Айдахо  поглядел  через  плечо  Инмейер,  чтобы  увидеть   место   их
назначения. В самом центре лощинки располагалась деревушка, построенная из
таких же точно черных камней, как окружающие ограды. Айдахо увидел сады на
некоторых из склонов над деревушкой, идущие террасами  вверх  к  небольшой
седловинке, где уже видны были ястребы, планировавшие в первых  восходящих
воздушных потоках дня.
     Поглядев на Сиону Айдахо спросил:
     - Что это такое, Гойгоа?
     - Увидишь.
     Инмейер низко спланировала на  топтере  и  мягко  приземлила  его  на
плоский удлиненный лужок на краю  деревушки.  Одна  из  Рыбословш  открыла
дверь, выходящую  в  сторону  деревни.  В  нос  Айдахо  мгновенно  ударила
пьянящая смесь  запахов  -  толченая  трава,  помет  животных,  едкий  дым
кухонных очагов. Он выбрался из топтера и поглядел на  деревенскую  улицу,
где из домов стали появляться люди, чтобы поглядеть на посетителей. Айдахо
увидел пожилую женщину в длинном зеленом платье,  как  она  наклонилась  и
прошептала что-то ребенку, который мгновенно повернулся  и  что  было  сил
помчался по улице.
     - Тебе нравится это  место?  -  спросила  Сиона.  Она  выпрыгнула  из
топтера и встала рядом с ним.
     - На вид оно приятно.
     Сиона поглядела на  Инмейер,  когда  капитанша  и  другие  Рыбословши
присоединились к ним, спустившись на траву.
     - Когда мы вернемся в Онн?
     - Ты не вернешься,  -  ответила  Инмейер.  -  Мне  отдано  приказание
доставить тебя в Твердыню. Назад вернется командующий.
     - Понимаю, - кивнула Сиона. - Когда мы отсюда улетим?
     - Завтра на заре. Я сейчас разузнаю у  деревенского  старосты  насчет
размещения, - Инмейер зашагала в деревню.
     - Гойгоа, - сказал Айдахо. - Какое странное название. Интересно,  как
называлось это место во времена Дюны?
     - Я, кстати, знаю, - сказала Сиона. - На старых картах оно называется
Шулох,  что  означает  "место,  населенное  призраками".  Устная   История
рассказывает, что здесь совершались великие преступления, и за это все его
жители были уничтожены.
     -  Джакуруту,  -  прошептал  Айдахо,  припоминая  старые  легенды   о
Похитителях Воды. Он глянул вокруг, ища  приметы  прежней  Дюны  и  горных
хребтов, но ничего подобного не было. Вон Инмейер возвращается,  а  с  ней
два старика с безмятежными лицами. На стариках - выцветшие голубые штаны и
потрепанные рубашки. Ноги их босы.
     - Ты знал это место? - спросила Сиона.
     - Само название является легендой.
     - Кое-кто говорит, что здесь водятся привидения, - сказала она, -  но
я в это не верю.
     Инмейер  остановилась  перед  Айдахо  и  указала  на  двух  босоногих
стариков, ждущих позади нее.
     - Квартиры бедны, но подходящи, - сказала она, - если  только  ты  не
пожелаешь остановиться в одном из  частных  помещений,  она  обернулась  и
поглядела на Сиону, произнося это.
     - Мы решим позже, - сказала Сиона.  Она  взяла  Айдахо  под  руку.  -
Командующий и я, мы желаем прогуляться по Гойгоа и  полюбоваться  здешними
видами.
     Инмейер открыла рот, собираясь что-то сказать, но промолчала.
     Айдахо дал Сионе увести его к деревне, мимо  взирающих  на  них  двух
местных старцев.
     - Я пошлю с вами двух охранниц, - окликнула их Инмейер.
     Сиона остановилась и обернулась.
     - Разве в Гойгоа небезопасно?
     - У нас здесь очень тихо, - заметил один из стариков.
     - Тогда нам не нужна охрана, - ответила Сиона. - Пусть  они  охраняют
топтер, - и она опять повела Айдахо по направлению к деревне.
     - Ну ладно, - сказал Айдахо, высвобождая свою руку из пальцев  Сионы.
- Что это за место?
     - Очень вероятно, ты  найдешь  это  место  весьма  успокоительным,  -
сказала Сиона. - Оно совсем не похоже на прежний Шулох. Очень мирное.
     - У тебя что-то на уме, - сказал Айдахо, шагая рядом с ней. - Что  ты
замышляешь?
     - Я всегда слышала, что гхолы переполнены вопросами, сказала Сиона. -
У меня тоже есть вопросы.
     - Да ну?
     - Каким он был в твои дни, этот самый Лито?
     - Который из них?
     - Ах да, я забываю, что их было двое, дед и наш Лито. Я  имею  ввиду,
конечно, нашего Лито.
     - Он был всего лишь ребенком, вот все, что я о нем знаю.
     - Устная История говорит, что одна из его первых  невест  происходила
из этой деревни.
     - Невест? Я думал...
     - Он тогда еще сохранял облик мужчины. Это было уже после смерти  его
сестры, но до того, как он начал  превращаться  в  Червя.  Устная  История
говорит, невесты  Лито  исчезали  в  лабиринте  императорской  Твердыни  и
никогда  их  больше  не  видел,   разве   только,   их   лица   и   голоса
воспроизводились голографией. У него не было невесты уже тысячи лет.
     Они вышли на небольшую площадь  в  центре  деревушки:  приблизительно
пятидесяти квадратных метров, в центре -  окаймленный  низким  бордюрчиком
бассейн с чистой водой. Сиона подошла к бордюрчику и, сев на его  каменный
выступ, похлопала по камню рядом с собой,  чтобы  Айдахо  присоединился  к
ней. Айдахо сперва огляделся, увидел, как люди подсматривают за ним  из-за
зашторенных окон,  как  на  него  указывают  дети  и  перешептываются.  Он
повернулся и остался стоять, глядя на Сиону.
     - Что это за место?
     - Я же сказала тебе. Расскажи мне, каков был Муад Диб.
     - Он был лучшим другом, какого только может иметь мужчина.
     -  Значит,  Устная  История  правдива,  но  халифат  его  наследников
называется в ней Деспозини, а это звучит дурно.
     "Она заманивает меня", - подумал Айдахо.
     Он позволил себе напряженно улыбнуться, гадая о  том,  каковы  мотивы
Сионы. Она словно бы ожидала какого-то важного события, она взволнована...
даже страшится... но в ней проглядывает нечто, похожее на воодушевление. В
ней все это вместе. Ни одно из произнесенных ею сейчас слов нельзя  ценить
больше пустого разговора, способа занять время до  того,  как...  до  того
как, что? Легкий звук бегущих шагов  вывел  его  из  задумчивости.  Айдахо
обернулся и увидел мальчика  примерно  восьми  лет,  бегущего  к  нему  из
боковой улочки. Босые ноги мальчугана поднимали на бегу маленькие  гейзеры
пыли.
     Слышно было, как кричит женщина,  отчаянный  крик  откуда-то  издали.
Бегущий остановился приблизительно в десяти шагах от Айдахо и уставился на
него жадным  взглядом,  с  встревожившей  Айдахо  напряженностью.  Было  в
мальчугане нечто смутно знакомое  -  крепко  сложенный  рослый  мальчик  с
темными курчавыми волосами, лицо еще не оформившееся,  но  с  намеками  на
того мужчину, которым этот мальчик станет - довольно высокие скулы, ровная
линия бровей. На  нем  был  выцветший  голубой  стилсьют  -  сразу  видно,
стираный-перестираный. Но явно, вначале это было одеяние из  превосходного
материала, из хлопка понджи, похоже, по-особому сотканного,  тем  методом,
когда даже от заношенных до бахромы краев, ткань не пойдет расползаться.
     - Ты не мой отец, - заявил мальчик. Резко  повернувшись,  он  побежал
вверх по улице и исчез за углом.
     Айдахо повернулся и угрюмо посмотрел на Сиону, почти страшась  задать
вопрос: "Это что, ребенок моего предшественника?" Он и не  спрашивая  знал
ответ - это знакомое лицо, гены все рассказывают, без утайки. "Точь-в-точь
я сам в  детстве".  При  этом  узнавании  он  ощутил,  как  заполняет  его
сокрушающее чувство пустоты. "Какова же моя ответственность?"
     Сиона подняла обе руки к лицу и сгорбила плечи. Все произошло  совсем
не так, как ей представилось. Она  чувствовала,  как  подвело  ее  желание
мести. Айдахо был не просто гхолой, чем-то чужеродным и недостойным  того,
чтобы с ним считаться. Когда ее швырнуло на него в топтере, она разглядела
явное волнение на его лице. Этот ребенок...
     - Что произошло с моим предшественником? - спросил Айдахо. Голос  его
звучал ровно и обвиняюще.
     Сиона опустила руки. На ее лице отражалась подавленная ярость.
     - Мы не уверены, - сказала она. - Но однажды он вошел в Твердыню -  и
больше не вышел.
     - Это его ребенок?
     Она кивнула.
     - Ты уверена, что не ты убила моего предшественника?
     - Я... - она покачала головой, потрясенная прозвучавшими в его голосе
сомнением и скрытым обвинением.
     - Этот мальчишка и есть причина нашего приезда именно сюда?
     Она сглотнула.
     - Да.
     - И что, по-твоему, мне надо для него делать?
     Сиона пожала плечами. То, что она  натворила  наполнило  ее  чувством
замаранности и вины.
     - Кто его мать? - спросил Айдахо.
     - Она и все остальные живут вон на той улочке, - Сиона указала в  том
направлении, куда убежал мальчик.
     - Остальные?
     - Есть еще старший сын... и дочка. Хочешь... я имею в виду,  я  могла
бы устроить...
     - Нет! Мальчик прав. Я не его отец.
     - Извини, - прошептала Сиона. - Мне  не  следовало  этого  делать.  -
Почему ОН выбрал это место? - спросил Айдахо.
     - Отец... твой...
     - Мой ПРЕДШЕСТВЕННИК.
     - Потому что это был дом Ирти, и она бы  его  не  покинула.  Так,  во
всяком случае, рассказывают. - Ирти... это мать?
     - Жена по старому обряду, по обряду из Устной Истории.
     Айдахо огляделся кругом на каменные стены домов, окружавших  площадь,
на занавешенные окна, на узкие двери.
     - Значит, он жил здесь?
     - Когда мог.
     - Как он умер, Сиона?
     - Я не знаю, честное слово... но Червь  убил  других.  Мы  знаем  это
точно!
     - Откуда  вам  это  знать?  -  он  испытующе  взглянул  на  ее  лицо.
Напряженность этого взгляда была такова, что заставила ее отвернуться.
     - Я не сомневаюсь в историях о моих предках,  -  сказала  она.  -  Их
слышишь кусочками и обрывками, упоминание здесь, пересказ шепотком там, но
я верю в них. И мой отец в них тоже верит!
     - Монео мне ничего об этом не говорил.
     - Есть одно, что наверняка можно сказать о  нас,  Атридесах,  заявила
она. - Мы верны, и это факт. Мы держим наше слово.
     Айдахо открыл было рот, чтобы заговорить,  но  закрыл,  не  издав  ни
звука. "Ну конечно, Сиона ведь тоже Атридес". Мысль об этом потрясла  его:
он об этом  знал,  но  как-то  не  воспринимал  сознанием.  Сиона  была  в
некотором роде мятежницей, чьи действия были почти разрешены Лито. Пределы
этой дозволенности ее бунту были неясны, но Айдахо их ощущал.
     - Ты не должен причинить ей вреда, - сказал ему Лито. - Ей  предстоит
подвергнуться испытанию.
     Айдахо повернулся лицом к Сионе.
     - Ты ничего не знаешь точно,  -  проговорил  он.  -  Отрывки,  крохи,
слухи!
     Сиона не отвечала.
     - Он Атридес! - заявил Айдахо.
     - Он - Червь! - ответила Сиона и ядовитая  злоба  в  ее  голосе  была
почти осязаема.
     - Твоя проклятая Устная История - это ничего,  кроме  вороха  древних
сплетен! - обвинил Айдахо. - Только дурак способен в нее поверить.
     - Ты все еще доверяешь ему, - сказала она. - Но это изменится.
     Айдахо повернулся всем телом и грозно посмотрел на нее.
     - Ты никогда с ним не разговаривала!
     - Разговаривала, когда была ребенком.
     - Ты до сих пор ребенок. Он - все когда-либо жившие Атридесы,  вместе
взятые. Это ужасно, но я знал тех людей, они были моими друзьями.
     Сиона только покачала головой.
     Айдахо опять от нее отвернулся. Он чувствовал, что переживания выжали
его как тряпку. В нем исчез  духовный  стержень.  Против  своей  воли,  он
зашагал через площадь и по той улочке, куда убежал мальчик. Сиона  догнала
его и пошла за ним шаг в шаг, но он не обращал на нее внимания.
     Улочка была узкой, с двух сторон тянулись одноэтажные каменные  дома,
двери,  глубоко  утопленные  внутрь  аркообразных  проемов,  и  все  двери
закрыты. Окна  были  уменьшенными  подобиями  дверей.  Пока  он  проходил,
подергивались шторы.
     На первом перекрестке Айдахо остановился  и  поглядел  направо,  куда
убежал  мальчик.  Две  седовласые  женщины  в  длинных  черных   юбках   и
темно-зеленых блузах стояли в нескольких шагах от него и явно сплетничали,
их головы были низко наклонены друг к другу. Увидев Айдахо они, умолкли  и
уставились на него с неприкрытым любопытством. Он, не моргнув, встретил их
взгляд, затем поглядел на боковую улочку. Она была пуста.
     Айдахо направился мимо старух, пройдя в шаге от них.  Они  еще  ближе
пододвинулись друг к другу и обернулись, чтобы наблюдать за ним. Они  лишь
раз взглянули на Сиону, затем опять  перенесли  все  внимание  на  Айдахо.
Сиона тихо шла рядом с ним, странное выражение было на ее лице.
     "Печаль? Сожаление? Любопытство?" - гадал он.
     Трудно было сказать. Его больше занимали двери и окна,  мимо  которых
они проходили.
     - Ты когда-нибудь прежде бывала в Гойгоа? - спросил Айдахо.
     - Нет, - Сиона ответила приглушенным голосом, словно напуганная.
     "Почему я иду по этой улице?" - удивился Айдахо. Но даже задавая себе
этот вопрос, он уже знал ответ. "Эта женщина,  эта  Ирти:  какова  же  та,
которая смогла привести МЕНЯ в Гойгоа?"
     Уголок шторы  справа  от  него  приподнялся,  и  Айдахо  увидел  лицо
мальчика с площади. Затем штора совсем отодвинулась в  сторону  и  открыла
стоящую за ней женщину. Айдахо, лишаясь дара речи всматривался в ее  лицо,
резко остановясь. Это было лицо женщины, известное только его  глубочайшим
фантазиям мягкий овал с прозорливыми темными глазами,  полный  чувственный
рот...
     - Джессика... - прошептал он.
     - Что ты сказал? - спросила Сиона.
     Айдахо не мог ответить. Это было лицо  Джессики,  возникшее  из  того
прошлого, которое он считал сгинувшим  навсегда.  Генетическая  шалость  -
мать Муад Диба, воскрешенная в новой плоти.
     Женщина опустила штору, оставив в уме Айдахо память о  своих  чертах,
мысленный образ, который, он знал, никогда не сотрется.  Она  была  старше
той Джессики, что делила с ними опасности  на  Дюне  -  морщинки  пролегли
вокруг ее рта и глаз, тело немного полнее...
     "Более материнское", - сказал себе Айдахо. Затем он спросил сам себя:
"Говорил ли я ей когда-нибудь, кого... кого она напоминает?"
     Сиона потянула его за рукав.
     - Ты желаешь зайти, встретиться с ней?
     - Нет, это была ошибка.
     Айдахо повернулся, чтобы уйти тем путем,  которым  пришел,  но  дверь
дома Ирти распахнулась. Вышел юноша и, закрыв за собой  дверь,  повернулся
так, чтобы оказаться лицом к лицу с Айдахо.
     Айдахо предположил,  что  юноше  приблизительно  лет  шестнадцать,  а
насчет отцовства сомневаться не приходилось - эта каракулевая шапка волос,
волевое лицо.
     - Ты - тот, новый, - проговорил юноша,  голос  его  уже  был  глубок,
почти как у мужчины.
     - Да, - Айдахо обнаружил, что ему трудно говорить.
     - Почему ты прилетел? - спросил юноша.
     - Это была не моя идея, - сказал Айдахо,  такой  более  легкий  ответ
подсказало ему негодование, вызванное Сионой.
     Юноша поглядел на Сиону.
     - Мы получили известие, что мой отец мертв.
     Сиона кивнула.
     Юноша опять перевел взгляд на Айдахо.
     - Пожалуйста, уходи и не возвращайся. Ты причиняешь боль моей матери.
     - Разумеется, - сказал Айдахо. - Пожалуйста,  принеси  мои  извинения
леди Ирти за это вторжение. Я был доставлен сюда против своей воли.
     - Кто тебя доставил?
     - Рыбословши, - сказал Айдахо.
     Юноша кивнул коротким движением головы, и опять взглянул на Сиону.
     - Я всегда полагал, что  вы,  Рыбословши,  приучены  быть  со  своими
намного добрей, - с этим он повернулся и опять ушел в дом,  крепко  закрыв
за собой дверь.
     Айдахо зашагал той дорогой, по которой  они  пришли,  крепко  схватив
Сиону за руку.  Она  споткнулась,  затем  пошла  наравне  с  ним,  пытаясь
вырваться.
     - Он подумал, что я Рыбословша, - сказала она.
     - Разумеется, ты на них похожа, - он поглядел на нее. - Почему ты  не
сказала мне, что Ирти была Рыбословшей?
     - Это не представлялось мне важным.
     - Ага.
     - Вот так они и встретились.
     Они дошли до пересечения  с  улицей,  выходящей  на  площадь.  Айдахо
повернул прочь от площади, широко и быстро  шагая  к  окраине,  туда,  где
деревня переходила в  сады.  Шок  словно  отгородил  от  мира  его  разум,
столкнувшийся со слишком многим, что почти невозможно воспринять.
     Низенькая стена перегородила их тропку.  Айдахо  перелез  через  нее,
услышал, как за ним следует Сиона. Деревья  были  в  полном  цвету.  Белые
цветочки с оранжевой серединой, в них ползали темно-коричневые  насекомые.
Воздух был полон их жужжанием  и  запахом  цветов,  напомнившим  Айдахо  о
цветущих джунглях Келадана.
     Он остановился, взойдя на гребень холма, обернулся и  поглядел  вниз,
на прямоугольную правильность Гойгоа. Крыши были плоскими и черными.
     Сиона присела на густую  траву  на  вершине  холма  и  обняла  руками
колени.
     - Все получилось не так, как ты замышляла, верно? - спросил Айдахо.
     Она покачала головой - и Айдахо увидел, что она вот-вот  заплачет.  -
Почему ты так сильно его ненавидишь? - спросил он.
     - Мы лишены права жить по-своему.
     Айдахо поглядел на деревню.
     - И много деревень, подобных этой?
     - Это - форма империи Червя!
     - Ну, и что с ней не так?
     - Ничего - если это все, чего ты хочешь.
     - То есть, ты хочешь сказать это все, что он дозволяет?
     - Это и немногие торговые  города...  Онн.  Мне  говорили,  что  даже
столицы планет представляют собой всего лишь большие деревни.
     - Я повторяю: что с этим не так?
     - Это тюрьма!
     - Тогда - покинь ее.
     - Куда? Как? Ты  считаешь,  мы  можем  просто  сесть  на  космический
корабль Союза и улететь куда-нибудь еще, куда угодно, куда только захотим?
- она указала вниз, туда, где  на  краю  Гойгоа  стоял  топтер,  виднелись
сидевшие рядом с ним на траве Рыбословши. - Наши тюремщицы  не  дадут  нам
убежать!
     - Но они же странствуют, - сказал Айдахо. -  Они  отправляются,  куда
только захотят.
     - Куда угодно, куда посылает их Червь!
     Она прижала лицо к коленям и заговорила, голос ее звучал приглушенно.
     - На что это было похоже в прежние дни?
     - Это было совсем по-другому,  часто  очень  опасно,  -  он  поглядел
вокруг - на стены, разделявшие  пастбища,  сады  и  фруктовые  деревья.  -
Здесь, на  Дюне,  не  было  воображаемых  линий,  чтобы  показать  границы
земельных владений. Все это было герцогством Атридесов.
     - Кроме Свободных.
     - Да. Но они знали, где их место  -  на  этой  стороне  наших  боевых
укреплений...  или  там,  вовне,  где  белым-бел  породообразующий  пласт,
обнажающийся под жгучим песком.
     - Они могли идти, куда захотят!
     - С некоторыми ограничениями.
     - Некоторые из нас тоскуют по пустыне, - сказала она.
     - У вас есть Сарьер.
     Подняв голову, она метнула на него жгущий взгляд.
     - Такая малость!
     - Пятнадцать сотен километров на пять сотен - не так уж и мало.
     Сиона поднялась.
     - Ты когда-нибудь спрашивал у Червя, почему он нас ограничивает таким
способом?
     - Мир Лито, Золотая Тропа, чтобы обеспечить наше выживание.  Это  то,
что он ГОВОРИТ.
     - Ты знаешь, что он сказал моему отцу? Я подглядывала за ними,  когда
была ребенком. Я его слышала.
     - Что он сказал?
     - Он  сказал,  что  отказывает  нам  в  большинстве  кризисов,  чтобы
ограничить  наши  формирующиеся  силы.  Он  сказал:   "Люди   могут   быть
поддерживаемы  горем,  но  я  теперь  их  горе.  Боги  могут   становиться
бедствиями.", - таковы был его слова, Данкан. Червь - это болезнь!
     Айдахо не сомневался, что она в точности пересказала ему слова  Лито,
но эти слова не всколыхнули его. Вместо этого он думал о Коррино, которого
ему приказано было убить.
     БЕДСТВИЕ.  Коррино,  потомок  семьи,  которая  некогда  правила  этой
Империей, оказался  пухленьким  мужчиной  средних  лет,  жаждущим  власти,
вошедшим в заговор ради спайса.  Айдахо  приказал  Рыбословше  его  убить,
из-за этого поступка Монео подверг его тяжелому допросу.
     - Почему ты не убил его сам?
     - Я хотел увидеть, как это выполняют Рыбословши.
     - И каково твое мнение об их исполнении?
     - Умелое.
     Но смерть Коррино заразила Айдахо  чувством  нереальности.  Маленький
толстячок, лежащий в  луже  собственной  крови,  неразличимая  тень  среди
ночных  теней  мощеной  пласткамнем  улицы.  Это  было  нереально.  Айдахо
припомнились слова Муад Диба: "Ум возводит тот каркас, который он называет
"реальностью".  Этот  условный  каркас   может   существовать   совершенно
независимо от того, что тебе говорят твои чувства."  Какая  же  РЕАЛЬНОСТЬ
двигала Владыкой Лито?
     Айдахо поглядел на Сиону, стоявшую на фоне фруктовых садов и  зеленых
холмов Гойгоа.
     - Давай спустимся в деревню и  найдем  наше  помещение.  Мне  хочется
побыть одному.
     - Рыбословши поместят нас в одном помещении.
     - Вместе с ними?
     - Нет, только нас двоих  вместе.  Причина  достаточно  проста.  Червь
хочет спарить меня с великим Данканом Айдахо.
     - Я сам выбираю себе партнерш, - огрызнулся Айдахо.
     - Я уверена, любая из наших  Рыбословш  была  бы  счастлива,  сказала
Сиона. Она резко отвернулась от него и стала спускаться с холма.
     Айдахо  мгновение  наблюдал   за   ней,   за   гибким   юным   телом,
покачивающимся как ветви фруктовых деревьев на ветру.
     - Я не его племенной жеребец, - пробормотал Айдахо. - Это то, что  он
вынужден будет понять.



                                    26

                   По мере истекания каждого дня,  становишься  все  более
              нереальным, все более чуждым  и  отдаленным  от  себя  того,
              которым ты вступил в этот день. Я - единственная  реальность
              и,  поскольку  вы  отличаетесь  от   меня,   вы   реальность
              утрачиваете.  Чем  любопытней  становлюсь   я,   тем   менее
              любопытными становятся поклоняющиеся мне. Религия  подавляет
              любопытство.  Сделанное  мной  это  вычтенное  из   действий
              поклоняющегося. Так  и  получается,  что  в  конце-концов  я
              перестану что-либо делать, вернув все вычтенное перепуганным
              людям, которые в тот  день  обнаружат,  что  они  одиноки  и
              вынуждены действовать самостоятельно.

                                                       Украденные дневники

     Был  звук  не  похожий  ни  на  один  другой:  звук   ждущей   толпы,
разносившийся он по длинному тоннелю, где Айдахо шагал впереди королевской
тележки - нервные шепотки, увеличенные в  один  всеобщий  шепот,  шарканье
одной гигантской ноги, колыхание  одного  огромного  одеяния.  И  запах  -
сладкий  запах  пота,   смешанный   с   молочным   дыханием   сексуального
возбуждения.
     Инмейер и ее Рыбословши доставили Айдахо сюда  в  первые  часы  после
зари, приземлившись на площади Онна, когда та  еще  покоилась  в  холодных
зеленых тенях. Они взлетели сразу  же,  как  только  передали  его  другим
Рыбословшам, Инмейер явно была несчастна от того,  что  во  время  ритуала
Сиайнока ей предписывалось отвезти Сиону в Твердыню.
     Новый эскорт, подавляя волнение, увел его  в  помещение  глубоко  под
площадью, место, не нанесенное ни на одну  из  тех  карт  города,  которые
изучал Данкан. Это был лабиринт - сначала в  одном  направлении,  потом  в
другом, через коридоры достаточно  широкие  и  высокие,  чтобы  пропускать
королевскую тележку. Айдахо сбился в  этих  направлениях  и  погрузился  в
размышления о предшествующей ночи.
     Спальные покои в Гойгоа, хотя спартанские и  маленькие,  были  вполне
удобны - две койки на  комнату,  каждая  комната  похожа  на  коробочку  с
белеными стенами и с единственным окном  и  единственной  дверью.  Комнаты
тянулись вдоль коридора в здании, которое называлось  в  Гойгоа  "гостевым
домом".
     И Сиона была права. Айдахо поместили  вместе  с  ней,  не  спрашивая,
устраивает ли его это. Инмейер действовала так, как будто это  само  собой
разумелось.
     Когда дверь за ними закрылась, Сиона сказала:
     - Если ты коснешься меня, я постараюсь тебя убить.
     Это было сказано с такой  сухой  искренностью,  что  Айдахо  чуть  не
рассмеялся.
     - Я и сам предпочитаю уединение, - сказал он.  -  Считай,  что  ты  в
одиночестве.
     Спал он легко и насторожено, помня опасные ночи на службе  Атридесов,
готовность к битве. В комнате  редко  становилось  действительно  темно  -
сквозь  зашторенное  окно  просачивался  лунный  свет,   и   даже   звезды
отсвечивали на  беленых  стенах.  Он  открыл  в  себе  нервно  обостренную
чувствительность к Сионе, к ее запаху, движениям, дыханию.  Несколько  раз
он полностью просыпался и прислушивался, заметив дважды, что  и  она  тоже
прислушивается.
     Утро и перелет в Онн пришли как избавление. Они разрешились от поста,
выпив холодного фруктового сока, Айдахо рад был выйти в предутреннюю  тьму
для быстрой прогулки до  топтера.  Он  не  заговаривал  с  Сионой,  и  его
возмущали любопытствующие взгляды Рыбословш.
     Сиона заговорила с ним лишь однажды, высунувшись к нему  из  топтера,
когда он вылез на площади.
     - Для меня не было бы оскорбительным стать твоим другом, сказала она.
     Какая же забавная манера  изложения.  Он  почувствовал  себя  странно
растерянным.
     - Да... да, конечно.
     Затем его увел новый эскорт  и  привел,  наконец,  в  терминал  этого
лабиринта. Лито ожидал там на королевской тележке, в расширении  коридора,
уходившего  в  перспективу  вправо  от  Айдахо.   Темно-коричневые   стены
испещрены золотыми прожилками, поблескивающими в желтом свете  глоуглобов.
Эскорт занял позицию позади тележки, молодцевато двигаясь и оставив Айдахо
стоять лицом к скрытому в рясе чужеродной плоти лицу Лито.
     - Данкан, ты пойдешь передо мной, когда мы отправимся на  Сиайнок,  -
сказал Лито.
     Айдахо пристально поглядел в  синие  колодцы  глаз  Бога  Императора,
разгневанный таинственностью  и  загадочностью,  явным  ощущением  личного
возбуждения, царившего в этом месте.
     Он почувствовал, что все, рассказанное ему прежде о Сиайноке,  только
усугубляет загадочность.
     - Я и вправду командующий твоей гвардией, Владыка? - спросил  Айдахо,
в его голосе явственно слышалась обида.
     - Разумеется! Я  сейчас  оказываю  тебе  выдающуюся  честь.  Немногие
взрослые мужчины когда-либо участвовали в причастии Сиайнока.
     - Что произошло в городе этой ночью?
     - Кровавые беспорядки в нескольких местах. Сегодня утром, однако, все
совершенно спокойно.
     - Смертельные исходы?
     - Недостойные упоминания.
     Айдахо кивнул. Ясновидение Лито разглядело некую  опасности  для  ЕГО
ДАНКАНА. Отсюда, и перелет в эту сельскую безопасность Гойгоа.
     - Ты был в Гойгоа, - сказал Лито. - Тебя не подмывало остаться там?
     - Нет!
     - Не сердись на меня, -  сказал  Лито.  -  Ведь  я  не  посылал  тебя
обязательно в Гойгоа.
     Айдахо вздохнул.
     - В чем была опасность, которая потребовала убрать меня отсюда?
     - Это была опасность не для тебя, - ответил Лито. - Но ты бы побуждал
мою гвардию на излишнюю демонстрацию своих возможностей. Ситуация  прошлой
ночи такого не требовала.
     - Неужели? - эта мысль потрясла Айдахо.  Он  никогда  не  воспринимал
себя способным вдохновлять на личный  героизм,  даже  напрямую  не  требуя
этого, тем, кто внутренне воодушевляет войска. Такие  лидеры,  такие,  как
Лито, дед нынешнего, вдохновляли одним своим присутствием.
     - Ты крайне дорог для меня, Данкан, - сказал Лито.
     - Да... и все равно я не твой жеребец!
     - Твои желания, конечно, будут уважены. Мы их обсудим в другой раз.
     Айдахо взглянул на эскорт Рыбословш: внимательно слушают и смотрят во
все глаза.
     - Всегда ли бывают беспорядки, когда ты прибываешь в Онн?  -  спросил
Айдахо.
     - Это происходит циклически. Злопыхатели сейчас вполне  усмирены.  На
некоторое время тут будет поспокойнее.
     Айдахо поглядел на непроницаемое лицо Лито.
     - Что случилось с моим предшественником?
     - Разве мои Рыбословши тебе не сказали?
     - Они сказали, что он умер, защищая своего Бога.
     - А ты слышал противоположный слух.
     - Что произошло?
     - Он умер, потому что был слишком близок ко  мне.  Я  не  удалил  его
вовремя в безопасное место.
     - Место наподобие Гойгоа.
     - Я бы предпочел, чтобы он в мире доживал там свои дни,  но  ты  ведь
хорошо себя знаешь, Данкан, ты не тот, кто ищет мира и спокойствия.
     Айдахо сглотнул, почувствовав комок в горле.
     - И все равно, я хотел бы знать конкретные детали его смерти. У  него
осталась семья...
     - Ты получишь все конкретные детали. Не бойся за его  семью.  Они  на
моем попечении. Я благополучно держу их  на  расстоянии.  Ты  знаешь,  как
насилие стремится выискать путь ко мне. И это  одна  из  моих  функций.  К
несчастью, те, кем я восхищаюсь и кого люблю, должны от этого страдать.
     Айдахо поджал губы, неудовлетворенный услышанным.
     - Расслабься умом, Данкан, - сказал Лито. - Твой предшественник  умер
из-за того, что был слишком близок ко мне.
     Эскорт Рыбословш обеспокоенно заерзал. Айдахо поглядел на них,  затем
взглянул направо в тоннель.
     - Да, уже время, - сказал Лито. -  Мы  не  должны  заставлять  женщин
ждать. Иди вплотную передо мной,  Данкан,  я  отвечу  на  твои  вопросы  о
Сиайноке.
     Повинуясь, поскольку он  не  мог  придумать  ничего  другого,  Айдахо
повернулся на каблуках и возглавил процессию.  Он  услышал  как  скрипнула
тележка позади  него,  приходя  в  движение,  услышал  слабый  звук  шагов
следующих за ними Рыбословш.
     Тележка внезапно стала двигаться настолько бесшумно, что Айдахо резко
оглянулся. Причина сразу же стала понятна.
     - Ты едешь на  суспензорах,  -  сказал  он,  опять  устремляя  взгляд
вперед.
     - Я убрал колеса, потому что женщины будут вплотную тесниться  вокруг
меня, - сказал Лито. - Нельзя же отдавливать им ноги.
     - Что же такое Сиайнок? Что это на самом деле? - спросил Айдахо.
     - Я тебе уже говорил. Это - Великое Причащение.
     - Я чувствую запах спайса?
     - Твои ноздри чувствительны. В облатках есть немного  спайса.  Айдахо
покачал головой.
     Стараясь понять происходящее, Айдахо напрямую спросил Лито:
     - Что такое праздник Сиайнок?
     - Мы причащаемся облаткой, вот и все. Даже я принимаю в этом участие.
     - Это как ритуал Оранжевых католиков?
     - Ох,  нет!  Это  не  моя  плоть.  Это  -  собственно  причастие.  Им
напоминают, что они всего лишь женщины, тогда как ты - всего лишь мужчина.
А я есть все. Они сопричащаются СО ВСЕМ.
     Айдахо не понравилось, как это прозвучало.
     - ВСЕГО ЛИШЬ мужчина?
     - Ты знаешь над кем они глумятся на этом празднике, Данкан?
     - Над кем?
     - Над оскорбившими их мужчинами. Прислушайся к ним, когда  они  будут
тихо говорить между собой.
     Айдахо воспринял это как предупреждение: "Не оскорбляй Рыбословш.  Ты
навлечешь на себя их ярость, и это будет смертельная опасность!"
     Теперь, идя по туннелю впереди Лито, Айдахо чувствовал, что  слова-то
все он расслышал правильно, но ничего не может из них понять. Он заговорил
через плечо.
     - Я не понимаю, что такое Причащение.
     - Это  наш  совместный  ритуал.  Ты  увидишь.  Ты  это  ощутишь.  Мои
Рыбословши - это вместилище особого знания, неразрывная линия,  к  которой
причастны только они. Теперь ты примешь в этом участие, и они полюбят тебя
за это. Внимательно к ним прислушайся. Они открыты для понимания  родства.
Их выражение ласки и привязанности друг к другу не знает границ.
     "Чем больше слов, тем больше таинственности", - подумал Лито.
     Туннель  медленно,  но  ощутимо,  становился  шире,  потолок   плавно
повышался.  Глоуглобов  стало  больше  и  светились  они  теперь   налитым
оранжевым. Данкану стала видна высокая арка в конце тоннеля, около трехсот
метров впереди, густой красный свет, светившийся  там,  и  в  нем  он  мог
различить поблескивающие лица, тихо покачивающиеся влево  и  вправо.  Тела
под лицами сливались в темную стену  одежд.  Запах  возбужденной  испарины
стал совсем густым.
     Они приблизились к ждущим женщинам, Айдахо  увидел,  что  между  ними
есть проход и наклонный помост, ведущий на низкий выступ справа.  Огромный
свод  потолка  над  женщинами,   колоссальное   пространство,   освещенное
настроенными на ярко-красный свет глоуглобами.
     - Ступай на помост справа, - сказал Лито. - Встань прямо за серединой
помоста и повернись лицом к женщинам.
     Айдахо поднял правую руку в знак того, что понял указание. Он вышел в
само помещение, потрясающее своими размерами.
     Айдахо тренированным глазом стал прикидывать  расстояние,  поднявшись
на помост и предположил, что зал составлял  по  меньшей  мере  одиннадцать
сотен метров в каждую сторону - квадрат с  закругленными  углами.  Он  был
битком набит женщинами, и Айдахо напомнил себе, что здесь собрались только
избранные представительницы широко рассеянных полков Рыбословш  -  по  три
женщины с каждой планеты. Они стояли, так тесно стиснув  друг  друга,  что
Айдахо засомневался, возможно ли кому-нибудь из них упасть. Они  оставляли
пустым только пространство метров в пятьдесят шириной  вдоль  помоста,  на
котором сейчас стоял Айдахо, созерцая эту сцену. На него  глядели  лица  -
лица, лица.
     Лито остановил тележку позади Айдахо и поднял одну из своих, одетых в
серебряную кожу, рук. Мгновенно огромная  зала  заполнилась  диким  ревом:
"Сиайнок! Сиайнок!"
     Айдахо оглушил этот рев. "Наверняка он слышен  по  всему  городу",  -
подумал он. - "Если только мы не находимся слишком глубоко под землей".
     - Невесты мои, - сказал Лито. - Приветствую вас на Сиайноке.
     Айдахо взглянул на Лито, увидел, как блеснули его темные  глаза,  как
они засверкали. Пусть  Лито  говорит  про  "проклятую  святость!",  но  он
глубоко наслаждается ей.
     "Побывал ли Монео на одном из таких собраний?"  -  подивился  Айдахо.
Странная мысль, но Айдахо знал, откуда она взялась. Должен ведь  быть  еще
кто-нибудь, еще один смертный, с которым можно об этом потолковать. Эскорт
сказал, что Монео отправлен  с  поручениями  по  "государственным  делам",
подробности которых они не знают. Услышав это,  Айдахо  проникся  чувством
понимания  еще  одной  важной  составляющей  в  системе   правления   Бога
Императора. Линии власти тянулись от Лито прямо к населению, но  не  часто
пересекались. И такая  система  нуждается  во  многом,  включая  достойных
доверия  слуг,  которые  без   вопроса   и   сомнения   примут   на   себя
ответственность за выполнение приказов.
     - Немногие замечают, когда Бог Император приносит боль  и  страдания,
сказала ему Сиона. - Похоже это на тех Атридесов, которых ты знал?
     Айдахо глядел на стиснутую массу Рыбословш,  пока  эти  мысли  быстро
проносились у него в голове. Преклонение в их  глазах!  Благоговение!  Как
Лито добился этого? Зачем?
     - Мои возлюбленные, - сказал Лито. Голос  его  громоподобно  разнесся
над запрокинутыми лицами, достигая самых дальних углов помещения благодаря
хитроумным икшианским усилителям, вмонтированным в королевскую тележку.
     Потные   лица   бесчисленных   женщин   вызвали   в   памяти   Айдахо
предупреждение Лито. "Если навлечешь на себя  их  ярость,  то  подвергнешь
себя смертельной опасности!"
     Здесь легко было в такое поверить. Одно слово Лито -  и  эти  женщины
разорвут  обидчика  на  куски.  Они  и  вопроса  не  зададут.  Они   будут
действовать. Айдахо начал по-новому понимать, какую армию  составляют  эти
женщины. Личная опасность их не остановит. Они служат Богу!
     Королевская тележка чуть скрипнула,  когда  Лито,  наклонясь  вперед,
изогнул свои верхние сегменты и поднял голову.
     - Вы - хранительницы веры! - сказал Лито.
     И они ответили в один голос:
     - Владыка, мы повинуемся!
     - Во мне вы живете бесконечно! - сказал Лито.
     - Мы - бесконечность! - вскричали они.
     - Я люблю вас, как не люблю никого другого! - сказал Лито.
     - Любовь! - возопили они.
     Айдахо содрогнулся.
     - Я даю вам моего возлюбленного Данкана! - сказал Лито.
     - Любовь! - возопили они.
     Айдахо почувствовал, как у него внутри все дрожит так, что он мог  бы
рухнуть  под  грузом  этого  преклонения.  Ему  хотелось  убежать   прочь,
одновременно ему хотелось остаться и принять это. В этом зале  была  сила.
Сила!
     Голосом потише Лито проговорил:
     - Сменим Гвардию.
     Женщины склонили головы единым движением и не  колеблясь.  Справа  от
Айдахо появился ряд женщин в  белых  облачениях.  Они  вышли  на  открытое
пространство под выступом, и Айдахо заметил, что некоторые  из  них  несут
младенцев и маленьких детей, ни одному из них не было более двух лет.
     По общим объяснениям, данным  ему  заранее,  Айдахо  понял,  что  эти
женщины уходят со срочной военной  службы.  Некоторые  станут  жрицами,  а
некоторые полностью посвятят себя материнским заботам..., но  ни  одна  из
них на самом деле не покинет службу Лито.
     Глядя на детей, Айдахо задумался, как глубоко  спрятанная  память  об
этом событии отпечатается в каждом младенце мужского  пола.  Они  пронесут
эту тайну через всю свою жизнь, это  будет  воспоминание,  потерянное  для
сознания, но всегда присутствующее, легкой тенью лежащее с  этого  момента
на всем их поведении и всех их жизненных реакциях.
     Последние из новоприбывших остановились внизу, под Лито, и  поглядели
на него. Все прочие женщины тоже теперь подняли головы и  устремили  глаза
на Лито.
     Айдахо поглядел по сторонам. Облаченные  в  белое  женщины  заполнили
пространство  под  выступом,  примерно  на  пять  сотен  метров  в   обоих
направлениях. Некоторые из них поднимали  детей,  протягивая  их  к  Лито.
Благоговение и покорность были чем-то абсолютным. Айдахо  чувствовал,  что
прикажи Лито - и эти женщины разобьют своих детей о каменный  выступ.  Они
сделают все, что угодно!
     Лито мягким  колыхающимся  движением  опустил  передние  сегменты  на
тележку. Он  благосклонно  поглядел  вниз,  голос  его  зазвучал  мягко  и
ласково.
     - Я даю вам награду, которую вы заслужили своей верностью и  службой.
Просите и дастся вам.
     По всему залу многократным эхом разнесся отклик:
     - И дастся нам!
     - То, что мое, то ваше, - сказал Лито.
     - То, что мое, то Твое, - вскричали женщины.
     - Разделите же теперь со мной безмолвную молитву по моему присутствию
во всех вещах, чтобы человечество никогда не  могло  кончиться,  -  сказал
Лито.
     Все как одна склонили головы. Женщины в белых одеяниях крепко прижали
к себе детей. Глядя  на  них  Айдахо  ощутил  безмолвное  единство,  силу,
которая стремилась войти в него  и  захватить.  Он  глубоко  дышал  широко
открыв рот, раздражаясь против  чего-то,  что  ощущалось,  как  физическое
вторжение. Его ум отчаянно искал чего-нибудь, за что  мог  бы  зацепиться,
чем мог бы заслониться от происходящего.
     Эти женщины были армией, степень силы и единства которой Айдахо и  не
подозревал. Он видел, что понять эту силу он не способен - он  мог  только
наблюдать, признавая ее существование.
     Это было то, что создал Лито.
     В уме Айдахо  зазвучали  слова  Лито,  сказанные  при  их  встрече  в
Твердыне:
     - В мужской армии, верность накрепко привязана к самой армии, а не  к
цивилизации, которая эту армию пестует. Верность  женской  армии  накрепко
привязана к ее вождю.
     Айдахо поглядел вокруг на видимые доказательства  сотворенного  Лито,
видя проникающую точность этих слов и страшась этой точности.
     "Он предлагает мне соучастие в этом", - подумал Айдахо.
     Тогдашний ответ на слова Лито сейчас показался Айдахо ребяческим.
     - Я не вижу разумной причины, - сказал тогда Айдахо.
     - В большинстве своем, люди - создания беспричинные.
     - Ни одна армия, мужская  или  женская,  не  гарантирует  мира!  Твоя
Империя не является мирной! Ты только...
     - Мои Рыбословши познакомили тебя с нашими историческими источниками?
     - Да, но я ведь еще и прогулялся по твоему городу, я  наблюдал  твоих
подданных. Твои подданные агрессивны!
     - Вот видишь, Данкан? Мир поощряет агрессивность.
     - А ты говоришь, что твоя Золотая Тропа...
     -  Это  не  совсем  мир,  это  спокойствие,  плодородная  почва   для
произрастания суровых классов и многих других форм агрессивности.
     - Ты говоришь загадками!
     - Я говорю  сконцентрированными  наблюдениями,  которые  рассказывают
мне, что миролюбивая поза - это поза побежденного. Это поза жертвы. Жертвы
накликают на себя агрессию.
     - Твое чертово насильственное спокойствие! Что оно приносит хорошего?
     - Если нет врага, враг должен быть изобретен. Военная  сила,  которой
отказывают во внешней мишени, всегда обращается против  своих  собственных
граждан.
     - В чем твоя игра?
     - Я видоизменяю и смиряю человеческую страсть воевать.
     - Люди не хотят войны.
     - Они хотят хаоса.  Война  является  наиболее  легкодоступной  формой
хаоса.
     - Я ни во что это не верю! Ты играешь свою собственную опасную игру.
     -  В  очень  опасную.  Я  обращаюсь  к   самым   древним   источникам
человеческого поведения, чтобы изменить их направление. Опасность  в  том,
что я могу подавить силы человеческого выживания. Но, уверяю тебя, Золотая
Тропа сохраняется.
     - Ты не подавил противоречий!
     - Я рассеиваю скопление энергии в одном месте и направляю ее в другое
место. То, что не можешь подчинить, превращаешь в источник энергии.
     -  Что  удерживает  твою  женскую  армию  от  того,  чтобы  совершить
переворот?
     - Я их вождь.
     Глядя теперь на скопление женщин в этом огромном зале, Айдахо не  мог
отрицать, что женщины беспрекословно верят своему вождю. Он  видел  также,
что частично их преклонение обращено на его собственную персону. Искушение
так его и притягивало - все, чего он ни захочет от них... чего ни захочет!
Потенциальная сила толпы в огромном зале  обладала  взрывными  свойствами.
Осознание этого заставило его глубже вдуматься в сказанное Лито.
     Лито говорил что-то о взрывающемся насилии.  Как  раз  вид  безмолвно
молящихся женщин и воскресил в памяти Айдахо слова Лито:
     - Мужчины уязвимы для классовых пристрастий. Они  творят  разделенное
на слои общество. Такое общество является открытым приглашением к насилию.
Оно не распадается на части. Оно взрывается.
     - Женщины никогда этого не делают?
     - Нет, если только они не находятся почти в полном подчинении мужчин,
или не действуют по внушенной им модели мужского поведения.
     - Не могут быть два пола настолько различны!
     - И все же, так и есть. Женщины сплачиваются на основе своего пола, и
эта основа превосходит и классы, и  касты.  Вот  почему  я  позволяю  моим
женщинам держать бразды правления.
     Айдахо  был  вынужден  согласиться,   что   эти   молящиеся   женщины
оправдывают слова Лито.
     "Какую часть этой силы он передаст в мои руки?"
     Искушение было чудовищным! Айдахо обнаружил, что оно  заставляет  его
трепетать. С леденящей резкостью он понял, что в этом и  есть  несомненный
умысел Лито - "Подвергнуть меня искушению!"
     Женщины в огромном зале завершили  свою  молитву,  подняли  взоры  на
Лито. Айдахо почувствовал, что он никогда прежде не видел такого  восторга
в человеческих лицах - это был даже не сексуальный  экстаз,  не  торжество
победителей в битве - всему,  что  ему  только  доводилось  видеть,  очень
далеко до этого напряженного обожания.
     - Рядом со мной стоит сегодня Данкан Айдахо, -  сказал  Лито.  Данкан
здесь, чтобы принести присягу верности, которую услышат все. Данкан?
     У Айдахо обожгло ледяным холодом все внутри.  Лито  предоставлял  ему
простой выбор: ПОКЛЯНИСЬ В ВЕРНОСТИ БОГУ ИМПЕРАТОРУ ИЛИ УМРИ!
     "Если я стану насмехаться,  увиливать,  или  как  то  возражать,  эти
женщины собственными руками меня убьют."
     В Айдахо вспыхнул глубокий  гнев.  Он  сглотнул,  прокашлялся,  затем
сказал:
     - Пусть никто не спрашивает меня о моей верности. Я верен Атридесам.
     Он  услышал,  как  его  собственный   голос,   усиленный   икшианским
устройством в тележке Лито, громоподобно разнесся по всему помещению.
     Эффект поразил Айдахо.
     - Мы причастны! - завопили женщины. - Мы причастны! Мы причастны!
     - Мы причастны, - сказал Лито.
     Молоденькие  курсантки-Рыбословши,  заметные  их  короткими  зелеными
одеждами, хлынули в зал со всех сторон, узелочки  маленьких  вихрей  среди
обожающе смотрящих лиц. Каждая курсантка несла поднос, доверху нагруженный
крохотными коричневыми облатками. Подносы  двигались  сквозь  толпу,  руки
вздымались волнами и  признательно  схватывали  по  облатке  волнообразный
танец рук. Каждая рука  взяла  по  облатке  и  высоко  ее  подняла.  Когда
разносчицы подошли к выступу и подняли подносы перед Айдахо, Лито сказал:
     - Возьми две и передай одну из них мне в руку.
     Айдахо опустился на колени и взял две  облатки.  На  ощупь  они  были
жесткими и хрупкими. Он встал и аккуратно передал одну из них Лито.
     Лито спросил громоподобным голосом:
     - Выбрана ли новая гвардия?
     - Да, Владыка! - завопили женщины.
     - Храните ли вы мою веру?
     - Да, Владыка!
     - Идете ли вы Золотой Тропой!
     - Да, Владыка!
     Вибрация женских криков захлестнула Айдахо волнами шока, оглушив его.
     - Причащаемся ли мы? - спросил Лито.
     - Да, Владыка!
     При этом ответе женщин, Лито швырнул облатку к себе в рот. Каждая  из
матерей, стоявших  под  выступом,  чуть  откусила  от  облатки,  остальное
положила в рот своему ребенку. Тесная  огромная  толпа  Рыбословш,  позади
облаченных в белое женщин, опустила руки и съела свои облатки.
     - Данкан, ешь свою облатку, - сказал Лито. Айдахо положил  облатку  в
рот. Его тело гхолы не было приучено к спайсу, но все ощущения хранились в
его памяти. Облатка была слегка горьковатой, с легким  привкусом  меланжа.
От этого вкуса в сознании Айдахо пронеслись старые воспоминания -  трапезы
в сьетчах, пиршества  в  резиденции  Атридесов...  то,  как  запах  спайса
проникал повсюду в прежние дни.
     Айдахо проглотил облатку - и до него вдруг дошло, как  тихо  стало  в
зале, как все затаили дыхание, и  как  в  это  безмолвие  вторгся  громкий
щелчок на тележке Лито. Айдахо обернулся на звук. Это Лито открыл ящичек в
днище своей  тележки,  и  извлек  оттуда  хрустальную  шкатулку.  Шкатулка
светилась изнутри серо-голубым светом. Лито поставил шкатулку на ступеньку
своей тележки, открыл светящуюся крышку  и  вынул  криснож.  Айдахо  сразу
узнал  этот  криснож  -  резной  ястреб,  венчающий  рукоятку,  украшенную
зелеными драгоценными камнями.
     КРИСНОЖ ПОЛА МУАД ДИБА!
     Вид этого ножа глубоко взволновал  Айдахо.  Он  глядел  на  нож  так,
словно  благодаря  ему  мог  вот-вот  возникнуть  из  небытия  его  первый
владелец.
     Лито взял нож и  высоко  его  поднял,  являя  всем  изящный  изгиб  и
молочную переливчатость лезвия.
     - Талисман наших жизней, - сказал Лито.
     Женщины сохраняли напряженно внимательное молчание.
     - Нож Муад Диба, - сказал Лито. - Зуб  Шаи-Хулуда.  Придет  ли  снова
Шаи-Хулуд?
     В  ответ  раздался  подавленный  шепот,   настолько   контрастный   с
предыдущим ревом, что за ним померещилась еще большая сила. - Да, Владыка.
     Айдахо перевел взгляд на зачарованные лица Рыбословш.
     - Кто есть Шаи-Хулуд? - спросил Лито.
     И опять глубокое бормотание:
     - Ты, Владыка.
     Айдахо кивнул сам себе. Вот перед ним  неопровержимые  доказательства
того, что Лито  был  обладателем  источника  чудовищного  скопления  силы,
никогда прежде не выпускавшейся на  свободу  именно  таким  образом.  Лито
говорил ему об этом, но слова были бессмысленным шумом по сравнению с тем,
что Айдахо видел и  чувствовал  в  этом  огромном  зале.  Айдахо,  однако,
припомнились слова Лито - словно дожидались этого момента, дабы явить свой
истинный смысл. Айдахо вспомнил,  что  они  были  в  подземелье,  сыром  и
сумрачном месте, которое Лито находил привлекательным, а Айдахо  столь  же
отталкивающим - пыль веков и запахи древнего тления.
     - Я создаю это человеческое общество, формируя его более  трех  тысяч
лет, открывая двери из незрелости для целых народов, - сказал тогда Лито.
     -  Ничто  из  сказанного  тобой  не  объясняет  армии  из  женщин!  -
запротестовал Айдахо.
     - Изнасилование противоположно женщинам,  Данкан.  Ты  спрашиваешь  о
различиях поведения коренящихся в различии полов? Вот одно из них.
     - Перестань менять тему!
     - Я не меняю тему. Изнасилование - это всегда плата за победу военной
мужской силы. Мужчины не должны были отказываться от любых своих  незрелых
юношеских фантазий, занимаясь насилиями.
     Айдахо припомнил, как при этом уколе его начал одолевать  нарастающий
гнев.
     - Мои Гурии укрощают мужчин, - сказал Лито. - Это одомашнивание,  то,
что женщины узнали из эпох необходимости.
     Лишившись слов, Айдахо воззрился на укрытое как в рясе лицо Лито.
     - Укрощать, - сказал  Лито,  -  означает  приводить  к  упорядоченной
модели, обеспечивающей выживание. Женщины научились этому в руках мужчин -
теперь мужчины учатся этому в руках женщин.
     - Но ты говорил...
     - Мои Гурии часто подвергаются первоначальной  форме  насилия  только
для того, чтобы обратить это в глубокую и связывающую взаимозависимость.
     - Черт побери! Ты...
     - Связующее, Данкан! Связующее.
     - Я не чувствую себя связанным...
     - Образование требует времени. Ты - тот древний эталон, который может
быть мерилом нового.
     После этих слов Лито Айдахо на мгновение перестал  что-либо  ощущать,
кроме глубокого чувства потери.
     - Мои Гурии учат зрелости, - сказал Лито. - Они понимают, как  должно
им надзирать за созреванием мужчин. Через это они приходят  к  собственной
зрелости. В итоге, мои Гурии превращаются в жен и матерей, избавленными от
той тяги к насилию, которая весьма свойственна юности.
     - Чтобы в это поверить, я должен увидеть!
     - Ты увидишь это на Великом Причащении.
     Стоя рядом с Лито в зале Сиайнока, Айдахо признался,  что  он  увидел
явление огромной силы, вполне способное сотворить  тот  вид  человеческого
мироздания, о проекте которого говорил Лито.
     Лито опять убрал криснож в шкатулку, а  шкатулку  в  отделение  своей
королевской  тележки.  Женщины  наблюдали  в  молчании,  даже  малые  дети
притихли - всех подавила сила, наполнившая этот огромный зал.
     Айдахо поглядел на детей, зная из объяснений  Лито,  что  этим  детям
будут пожалованы должности, дарующие власть  -  и  мужчинам,  и  женщинам,
каждый будет помещен в нишу своего могущества. Дети  мужского  пола  будут
подчиняться женщинам на протяжении своей жизни, совершая  по  словам  Лито
"легкий переход от незрелой юности к воспроизводящим самцам".
     Рыбословши  и  их   потомство   живет   жизнью,   "наделенной   неким
возбуждением, недоступным для многих остальных".
     "Что произойдет с детьми Ирти?" - задумался Айдахо. - "Стоял ли здесь
мой  предшественник,  наблюдая  за  тем,  как  его  одетая  в  белое  жена
причащается в этом ритуале?
     Что мне здесь предложит Лито?"
     С этой  женской  армией  амбициозный  командующий  мог  бы  захватить
Империю Лито. Мог ли на  самом  деле?  Нет...  Пока  еще  Лито  жив.  Лито
говорит, что женщины "по природе" не воинственно агрессивны.
     Лито сказал:
     - Я этого в них не взращиваю. Они знакомы с цикличностью королевского
фестиваля,  повторяющегося  каждые  десять  лет,  со  сменой  гвардии,   с
благословением нового поколения, с молчаливыми помыслами о павших  сестрах
и любимых, о тех, кто ушел навсегда.  Сиайнок  за  Сиайноком  следуют  как
предсказуемые мерила. Сама перемена становится отсутствием перемен.
     Айдахо поднял взгляд от женщин в белом и  их  младенцев.  Он  оглядел
огромную толпу молчаливых лиц, говоря себе, что это лишь небольшое ядрышко
огромной женской силы, раскинувшей свою феминистскую сеть на всю  Империю.
Он вполне мог поверить в слова Лито:
     - Эта сила не слабеет.  Она  с  каждым  десятилетием  становится  все
сильнее.
     "До какого предела?" - спросил себя Айдахо.
     Он поглядел  на  Лито,  благословляюще  поднявшего  руки  над  залом,
заполненным его гуриями.
     - Сейчас мы пройдемся между вами, - сказал Лито.
     Женщины   под   выступом   освободили   дорогу,   подавшись   вспять.
Освобождаемый проход пополз вглубь толпы, как трещина, ползущая  по  земле
после грандиозного землетрясения.
     - Данкан, ты пойдешь передо мной, - сказал Лито.
     Айдахо сглотнул сухим горлом. Он  положил  ладонь  на  край  выступа,
спрыгнул вниз на освободившееся место и двинулся  внутрь  этой  РАСЩЕЛИНЫ,
понимая, что только это положит конец его испытаниям.
     Быстрый взгляд назад - и он убедился, что тележка Лито  величественно
парит вслед за ним на своих суспензорах.
     Айдахо отвернулся и ускорил шаг.
     Женщины напирали, проход становился  все  тесней.  Они  сдвигались  в
сверхъестественном  затишье,  впиваясь  напряженными  взглядами  сперва  в
Айдахо, а затем в массивное  тело  Предчервя,  едущего  позади  Айдахо  на
икшианской тележке.
     Айдахо стоически вышагивал впереди, женщины теснились со всех сторон,
чтобы коснуться его, Лито или просто королевской тележки. Айдахо ощущал  в
этих прикосновениях сдерживаемую страсть и испытывал глубочайший  в  своей
жизни страх.



                                    27

                                   Проблема лидерства неизбежна: кто будет
                              играть роль Бога?

                                              Муад Диб - из Устной Истории

     Хви Нори следовала за юной  Рыбословшей,  уводившей  ее  по  широкому
спуску, спиралью спускавшемуся в глубины Онна. Приказ Владыки Лито  прийти
к нему поступил поздним вечером третьего дня  Фестиваля,  выхватив  ее  из
потока  событий,  развивавшихся  так,  что  ей  все  трудней   становилось
сохранять душевное равновесие.
     Ее первый заместитель - Отви  Як  -  оказался  неприятным  человеком:
желтоволосым созданием с длинным узким лицом, с глазами,  которые  никогда
долго ни на чем не задерживались и вообще  НИКОГДА  не  смотрели  прямо  в
глаза тому, к кому он обращался. Як подал ей одинокий листок  мнемобумаги,
с, как он сообщил, "сжатой  сводкой  о  последних  случаях  беспорядков  в
Фестивальном Городе".
     Стоя вплотную перед столом, за которым она сидела, и  смотря  куда-то
влево, он сказал:
     - Рыбословши избивают Лицевых Танцоров по всему городу.
     Его это как будто не особенно трогало.
     - Почему? - вопросила она.
     - Говорят, Бене Тлейлакс предпринял попытку покушения на  жизнь  Бога
Императора.
     Ее охватил страх. Она откинулась и  оглядела  кабинет  посла  круглую
комнату с единственным полукруглым столом,  под  тщательно  отполированной
поверхностью которого скрывались  панели  управления  многими  икшианскими
устройствами. Комната была  темным  величественным  местом  с  коричневыми
деревянными  панелями,  за  которыми  скрывались  приборы,  обеспечивающие
защиту от шпионажа. Окон в ней не было.
     Хви поглядела на Яка, стараясь не выдать своих переживаний.
     - И Владыка Лито...
     - Похоже, попытка покушения на его жизнь  полностью  провалилась.  Но
это может объяснить состоявшуюся порку.
     - Значит ты думаешь, такая попытка БЫЛА?
     - Да.
     В этот момент - едва доложившись о себе во внешнем помещении и прошла
в ее кабинет Рыбословша, посланница Владыки Лито. За ней следовала  старая
карга из бенеджессериток, личность, которую  Рыбословша  представила,  как
"Преподобную Мать Антеак". Антеак  пристально  посмотрела  на  Яка,  в  то
время,  как  Рыбословша,  молодая  женщина  с  гладкими,  почти   детскими
очертаниями лица, передала свое послание:
     - Он велел мне напомнить тебе: "Приходи быстро, если я тебя призову".
Он тебя призывает.
     Пока Рыбословша говорила, Як заерзал. Взгляд  его  стал  метаться  по
всей комнате, словно высматривая что-то, чего в ней не было.
     Хви задержалась  только,  чтобы  накинуть  синюю  плащаницу  на  свое
облачение и велела Яку оставаться в кабинете до ее возвращения.
     В оранжевом вечернем  свете  перед  посольством,  на  улице,  странно
пустой, без любого движения,  Антеак  поглядела  на  Рыбословшу  и  просто
сказала:
     - Да.
     Затем Антеак их покинула, и Рыбословша повела Хви по пустым улицам  к
высокому  зданию  без  окон,  глубины  которого  скрывали  уходящий   вниз
спиральный спуск.
     От резких поворотов спуска у  Хви  закружилась  голова.  Ослепительно
белые  крохотные  глоуглобы  плавали  в   центральном   колодце,   освещая
багрово-зеленую  виноградную  лозу  с  массивными  листьями.   Лоза   была
подвешена на сверкающих золотых проволочках.
     Мягкая черная поверхность спуска поглощала звук их шагов, и от  этого
еще отчетливее становилось слышно резкое шуршание плащаницы Хви при каждом
ее движении. - Куда ты меня ведешь? - спросила Хви.
     - К Владыке Лито.
     - Я знаю, но где он?
     - В своем личном помещении.
     - Это ужасно глубоко внизу.
     - Да, Владыка часто предпочитает глубины.
     - У меня голова кружится от того, что мы идем все кругами и кругами.
     - Тебе поможет, если ты не будешь смотреть на эту лозу.
     - Что это за растение?
     - Оно называется Таньонская лоза. Считается, что у нее нет  абсолютно
никакого запаха.
     - Я никогда о ней не слышала. Где она растет?
     - Это знает только Владыка Лито.
     Дальше  они  шли  в  молчании.  Хви  старалась  разобраться  в  своих
собственных чувствах. Бог Император наполнял ее печалью. Она могла ощутить
человека в нем, того человека,  которым  он  мог  бы  быть.  Почему  такой
человек выбрал для себя этот путь?
     Знает ли кто-нибудь? Знает ли Монео?
     Может быть, знает Данкан Айдахо.
     Ее мысли перенеслись  к  Айдахо  -  такой  физически  привлекательный
мужчина, такой пылкий! Она чувствовала, что  ее  тянет  к  нему.  Если  бы
только у Лито были тело и внешность  Айдахо.  Тогда  она  поняла,  что  не
сможет обсуждать с Айдахо произошедшую с Лито перемену. Хотя Монео  -  это
другое дело. Она поглядела в спину своей проводнице.
     - Не можешь ли ты рассказать мне о Монео? - спросила Хви.
     Рыбословша быстро оглянулась через плечо, в ее бледно-голубых  глазах
было странное выражение - то ли встревоженность, то ли  какая-то  странная
форма благоговения.
     - Что-то не так? - спросила Хви.
     Рыбословша опять устремила взгляд вперед, на  уходящую  вниз  спираль
спуска.
     - Владыка сказал, что ты спросишь о Монео, - сказала она.
     - Тогда расскажи мне о нем.
     - Что тебе рассказать? Он - ближайшее доверенное лицо Владыки.
     - Даже ближе, чем Данкан Айдахо?
     - О, да, ведь Монео - Атридес.
     - Монео меня вчера навестил, - сказала Хви. - Он сказал, мне  следует
кое-что знать о Боге Императоре. Монео сказал - Бог Император способен  на
все, абсолютно на все, если он сочтет, что это может стать поучительным.
     - Многие в это верят, - заметила Рыбословша.
     - А ты в это не веришь?
     Как раз когда  Хви  задала  этот  вопрос,  спуск  совершил  последний
поворот и вывел их в крохотную переднюю комнатку с аркой входа в следующее
помещение всего лишь в нескольких шагах от них.
     - Владыка  Лито  немедленно  тебя  примет,  -  сказала  Рыбословша  и
отправилась в обратный путь, не ответив на вопрос о том, во что верит  она
сама.
     Хви прошла в арку входа и оказалась в помещении  с  низким  потолком.
Оно  было  намного  меньше  палаты  аудиенций.  Воздух  жесткий  и  сухой.
Бледно-желтый свет сочился из скрытых  источников  в  верхних  углах.  Она
дождалась, пока глаза ее приспособятся к полутьме. Заметила ковры и мягкие
подушки, разбросанные вокруг какого-то возвышения  и  смятенно  отпрянула,
когда оно зашевелилось. Мгновение спустя она разобралась, что это  Владыка
Лито на своей тележке, опущенной в углубление пола. Она немедленно поняла,
почему у комнатки  именно  такой  вид.  В  ней  Лито  представлялся  менее
впечатляющим  своим  человеческим  гостям,  меньше   подавлял   их   своим
физическим величием. Ничего, однако,  нельзя  было  сделать  с  длинной  и
неустранимой громадой его  тела,  кроме  того,  чтобы  спрятать  в  тенях,
направив почти весь свет на лицо и руки.
     - Заходи и садись, - проговорил Лито. Голос его  был  тих  и  приятно
располагал к беседе.
     Хви подошла к красной подушке всего лишь в нескольких метрах от  лица
Лито и села на нее. Лито с явным удовольствием наблюдал за ее  движениями.
На ней было темно-золотое одеяние, а волосы ее были заплетены в  собранные
назад косы, что придавало ее лицу свежий и невинный вид.
     - Я отправила Твое послание на Икс, - сказала она. - И  сообщила  им,
что Ты желаешь знать мой возраст.
     - Может быть, они ответят, - проговорил он. -  Может  быть  даже,  их
ответ будет правдив.
     - Я сама хотела бы знать, где родилась  и  все  обстоятельства  моего
рождения, - сказала она. - Но я не знаю, почему это интересует Тебя.
     - Меня интересует все, касающееся тебя.
     - Им не понравится, что Ты сделал меня постоянным послом.
     - Твои владыки представляют  собой  занятную  смесь  педантичности  и
расхлябанности, - сказал он. - Я никогда не бываю в восторге от дураков.
     - Ты считаешь меня дурочкой, Владыка?
     - Молки дураком не был, и ты тоже не дурочка, моя дорогая.
     - Я уже годы не получала весточки от моего дяди. Порой я  гадаю,  жив
ли он еще.
     - Может быть, мы и это заодно выясним. Молки когда-нибудь обсуждал  с
тобой мою практику таквейя?
     Она секунду подумала, затем спросила:
     - Это то, что среди древних Свободных называлось КЕТМАН?
     - Да, это практика сокрытия своей личности, когда правда о ней  может
быть вредна.
     - Теперь я припоминаю. Он рассказывал мне, что Ты пишешь исторические
труды под псевдонимами, некоторые из них очень знамениты.
     - Как раз по этому случаю мы с ним и обсуждали ТАКВЕЙЯ.
     - Почему Ты заговорил об этом, Владыка?
     - Чтобы избежать других тем. Знаешь, что книги Ноа Аркрайта  написаны
мной?
     Она не удержалась от смешка.
     - До чего же смешно, Владыка. Мне  было  предписано  прочесть  о  его
ЖИЗНИ.
     - И эту биографию написал я. Какие  секреты  тебе  поручили  из  меня
выудить?
     Она и глазом не моргнула при этой стратегической смене темы.
     - Их интересуют внутренние механизмы работы религии Владыки Лито.
     - До сих пор интересуют?
     - Они  желают  знать,  как  Ты  отобрал  религиозную  власть  у  Бене
Джессерит.
     - Несомненно, надеясь повторить сделанное мной?
     - Уверена, именно это и есть у них на уме, Владыка.
     - Хви, как представитель икшианцев ты ужасна.
     - Я Твоя служанка, Владыка.
     - А тебе самой ничего не любопытно?
     - Боюсь, мое любопытство может Тебя потревожить, - сказала она.
     Он мгновение пристально глядел на нее, затем сказал:
     - Понимаю. Да, ты права. Нам пока что следует избегать  более  личных
тем. Не хочешь ли поговорить со мной об Ордене?
     - Да, это было  бы  славно.  Ты  знаешь,  что  я  встретила  одну  из
делегаток Бене Джессерит?
     - Это, надо полагать, Антеак.
     - Мне она показалась пугающей, - сказала она.
     - Тебе нечего бояться Антеак. Она пришла в твое посольство  по  моему
приказу. Ты знаешь, что вы были захвачены Лицевыми Танцорами?
     У Хви перехватило дыхание, а затем она застыла неподвижно,  грудь  ее
заполнило холодом.
     - Отви Як?
     - Ты подозревала?
     - Все дело в том, что мне он просто не понравился, а мне  говорили...
- она пожала  плечами,  когда  ее  внезапно  осенило.  -  Так  что  с  ним
случилось?
     - С истинным Отви Яком? Он мертв. Это обычный метод Лицевых  Танцоров
в таких делах. Мои Рыбословши получили приказание не  оставлять  живым  ни
одного Лицевого Танцора в твоем посольстве.
     Хви промолчала, но по щекам  ее  заструились  слезы.  "Это  объясняет
пустоту улиц и загадочное "да" Антеак. Это объясняет многое".
     - Я обеспечу  тебе  помощь  Рыбословш,  пока  ты  не  сможешь  заново
наладить работу посольства, - сказал Лито. - Мои Рыбословши  будут  хорошо
тебя охранять.
     Хви стряхнула слезы с лица. Реакция икшианских судей против Тлейлакса
будет  сокрушительна.  Поверит  ли  Икс  ее  докладу?  Все  до  единого  в
посольстве заменены Лицевыми Танцорами! Не верится!
     - Все до единого? - спросила она.
     - Лицевым Танцорам не  было  никакого  смысла  оставлять  кого-нибудь
живым. Ты была бы следующей.
     Она содрогнулась.
     -  Они  замешкались,  -  продолжал  он,   -   потому   что   понимали
необходимость скопировать тебя с абсолютной точностью, чтобы обмануть  мои
чувства. Они не уверены насчет моих способностей.
     - Значит, Антеак...
     - У меня и Ордена есть общая способность определять Лицевых Танцоров.
И Антеак... что ж, она очень хороша в том, что делает.
     - Никто не доверяет Тлейлаксу, - сказала она. - Почему их  не  стерли
из космоса давным-давно?
     - От специалистов бывает своя польза, несмотря на их  ограниченность.
Ты  удивляешь  меня,  Хви.  Я  не  подозревал,  что  ты  можешь  быть  так
кровожадна.
     - Тлейлаксанцы... они слишком жестоки,  чтобы  быть  людьми.  Они  не
люди!
     - Уверяю тебя, люди могут  быть  очень  жестоки.  Я  сам  иногда  был
жесток.
     - Я знаю, Владыка.
     - Если меня на это провоцировали.  Но  единственные  люди,  о  полном
уничтожении которых я всерьез подумывал - это Бене Джессерит.
     Ее потрясение было слишком велико, чтобы выразить его словами.
     - Они слишком близки к тому, чем им следует быть  и  все  же  слишком
далеки от этого, - пояснил он.
     Она обрела голос.
     - Но Устная История гласит...
     - Религия  Преподобных  Матерей,  да.  Однажды  они  изобрели  особую
религию для особых общественных структур. Они называют  это  -  СОЦИАЛЬНОЙ
ИНЖЕНЕРИЕЙ. Как, на твой вкус?
     - Это черство.
     - Разумеется. И результат соответствующий. Даже  после  всех  великих
попыток установить единобожие,  оставались  бесчисленные  боги,  божки  и,
якобы, пророки, разбросанные по всей Империи.
     - Ты изменил это, Владыка.
     - До какой-то степени, но боги не умирают легко, Хви.  Мой  монотеизм
доминирует, но первоначальный пантеон остается, он  ушел  в  подполье  под
разными личинами.
     - Владыка, я чувствую в Твоих словах... - она покачала головой. - Что
я так же холоден и расчетлив, как и Орден?
     Она кивнула.
     - Это ведь Свободные обожествили моего отца, великого Пола Муад Диба.
Хотя он, на самом-то деле, не особенно заботился о том,  чтобы  называться
"великим".
     - Но были ли Свободные...
     - Были ли они правы? Моя дражайшая  Хви,  они  были  чувствительны  к
использованию силы и они жаждали удержать свое господство.
     - Мне кажется это... тревожащим, Владыка.
     - Мне это понятно. Тебе не нравится мысль, будто, стать богом слишком
просто, словно бы это всякому по плечу.
     - Звучит так, как будто это  бывает  слишком  случайным,  Владыка,  -
проговорила она с такой интонацией, словно пытливо вглядывалась во  что-то
отдаленное.
     - Уверяю тебя, что ВСЯКОМУ это НЕ по силам.
     - Но Ты подразумеваешь, что унаследовал свою божественность от...
     - Никогда даже не заикайся об этом перед Рыбословшами, - сказал он. -
Ересь они карают жестоко.
     Она судорожно сглотнула.
     - Я сказал это лишь для того, чтобы тебя защитить, - сказал он.
     - Спасибо, Владыка, - ее голос был слаб.
     - Моя божественность начиналась, когда я предупредил моих  Свободных,
что больше не могу давать племенам воду мертвых. Ты знаешь, что такое вода
мертвых?
     - В дни Дюны так называлась  вода,  извлеченная  из  тел  умерших,  -
сказала она.
     - Ага, ты читала Ноа Аркрайта.
     Ее хватило на слабую улыбку.
     - Я объявил Свободным, что вода будет посвящена Верховному  Божеству,
которое останется безымянным. Им все  же  дозволялось  контролировать  эту
воду, благодаря моей щедрости.
     - Вода, должно быть, была необычайно ценна в те дни.
     - Очень! И  я,  представитель  этого  безымянного  Божества,  обладал
свободным контролем над этой драгоценной водой почти три сотни лет.
     Она закусила нижнюю губу.
     - Это все еще похоже на расчетливость? - спросил он. Она кивнула.
     - Да, это и был расчет.  Когда  подошло  время  посвятить  воду  моей
сестры, я организовал чудо. Из урны Гани говорили голоса  всех  Атридесов.
Таким образом Свободные узнали, что я и есть их Верховное Божество.
     Хви боязливо заговорила, голосом, полным  сомнения  и  озадаченности,
вызванных этим откровением.
     - Владыка, говоришь ли Ты мне сейчас, что на самом деле Ты не бог?
     - Я говорю тебе, что не играю в прятки со смертью.
     Она несколько  минут  пристально  на  него  глядела,  перед  тем  как
ответить, и это убедило его, что она понимает глубинное значение его слов.
Чуткий и понимающий взгляд, от которого его нежное чувство к ней стало еще
сильней.
     - Твоя смерть не будет похожа на другие смерти, - сказала она.
     - Дражайшая Хви, - пробормотал он.
     - Мне странно, что Ты не боишься суда истинного Верховного  Божества,
- сказала она.
     - Ты судишь меня, Хви?
     - Нет, я боюсь за Тебя.
     - Подумай о цене, которую я плачу, - сказал он. - Все,  кто  от  меня
произойдут, унесут с собой кусочек моего сознания, запертого,  затерянного
и беспомощного внутри них.
     Она поднесла обе руки ко рту напряженно глядя на него.
     - Это тот ужас, которому не смог поглядеть в лицо мой отец, и который
он  старался  предотвратить:   бесконечные   деления,   деления,   деления
глухонемой личности.
     Она опустила руки и прошептала:
     - Ты сохранишь свое самосознание?
     - В каком-то смысле... но буду немым. Жемчужинка моего разума уйдет с
каждым песчаным червем и с каждой песчаной форелью червь  будет  разумным,
но все же не способным шевельнуть ни одной клеточкой разума, разумным,  но
погруженным в бесконечный сон.
     Она содрогнулась.
     Лито наблюдал за ее попыткой понять такое существование. Способна  ли
она понять эту последнюю РАЗНОГОЛОСИЦУ, когда  разделившиеся  кусочки  его
личности  будут  цепляться  за  утрачиваемый   контроль   над   икшианским
устройством, записывающим его  дневники?  Способна  ли  она  почувствовать
щемящее молчание, которое последует за этим ужасным расчленением?
     - Владыка, они бы использовали это знание против Тебя, если бы  я  им
рассказала.
     - Ты им скажешь?
     - Разумеется, нет! - она медленно покачала головой.
     Зачем он принял это ужасное превращение? Неужели нет выхода?
     Вскоре она проговорила:
     - Этот аппарат,  записывающий  Твои мысли,  нельзя ли  его  настроить
на...
     - На миллион меня?  На  миллиард?  На  еще  большее  количество?  Моя
дорогая Хви, ни одна из этих капель сознания не будет истинным мной.
     Ее глаза заволокло слезами. Она моргнула и  глубоко  вздохнула.  Лито
узнал в этом  упражнении  бенеджессеритский  метод  обретения  внутреннего
спокойствия.
     - Владыка, Ты меня ужасно напугал.
     - И ты не понимаешь, почему я это сделал.
     - Могу ли я это понять?
     - О, да. Понять  это  могли  бы  многие.  Что  люди  делают  с  таким
пониманием - уже другой вопрос.
     - Научишь ли Ты меня, что делать?
     - Ты уже знаешь.
     Она безмолвно это приняла, затем сказала:
     - Это что-то, что надо сделать с твоей религией. Я это чувствую.
     Лито улыбнулся.
     - Я почти все могу простить твоим икшианским хозяевам, за то, что они
преподнесли мне тебя, такой драгоценный дар. Проси и дастся тебе.
     Она качнулась вперед на своей подушке, наклоняясь к нему.
     - Расскажи мне о внутренних механизмах работы твоей религии.
     - Ты достаточно скоро все обо мне узнаешь, Хви. Обещаю. Просто помни,
что солнцепоклонники среди наших примитивных  предков  не  так  уж  далеко
сбивались с пути.
     - Солнце... поклонники? - она качнулась назад.
     -  Солнце,  контролирующее  всякое  движение,  но   которого   нельзя
коснуться. Такое солнце является смертью.
     - Твоей... смертью?
     - Всякая религия вращается  подобно  планете  вокруг  своего  солнца,
энергию которого она обязана использовать и от которого  зависит  само  ее
существование.
     Ее голос стал почти шепотом:
     - Что ты видишь В СВОЕМ СОЛНЦЕ, Владыка?
     -  Мироздание  со  многими   окошечками,   через   которые   я   могу
подглядывать. Что открывается в окне, то я и вижу.
     - Будущее?
     - Мироздание в  корне  своем  безвременно  и,  отсюда,  содержит  все
времена и все будущие.
     - Понятно. Значит, Ты воистину разглядел то, что это... - она указала
на длинное сегментированное тело, - предотвратит.
     - И этого понимания  тебе  достаточно,  чтобы  проникнуться  верой  в
святость - хотя бы на малую долю - того, чем я стал? - спросил он.
     Она смогла лишь кивнуть.
     - Если ты все это разделишь со мной, то, предупреждаю тебя, это будет
ужасное бремя, - проговорил он.
     - Сделает ли это твою ношу легче, Владыка?
     - Не менее весомой, но ее легче будет принимать.
     - Тогда я разделю это с Тобой. Только скажи мне, Владыка. - Пока  еще
нет, Хви. Ты должна проявить немного терпения.  Она  со  вздохом  подавила
разочарование.
     - Вот только мой Данкан Айдахо становится все неугомоннее,  -  сказал
Лито. - Я должен разобраться с ним.
     Она оглянулась, но никто в палату не вошел.
     - Ты хочешь, чтобы я сейчас удалилась?
     - Я бы хотел, чтоб ты никогда меня не покидала.
     Она пристально поглядела на него, отметив - с какой же напряженностью
он ее созерцает! - и голодная пустота его взгляда наполнила ее печалью.
     - Владыка, почему Ты МНЕ рассказываешь  свои  секреты?  -  Сам  я  не
решился бы просить тебя стать невестой Бога. Ее глаза широко и  потрясенно
раскрылись.
     - Не отвечай, - сказал он.
     Едва двинув головой, она окинула взглядом всю  скрытую  тенями  длину
его тела.
     - Не ищи тех частей меня, которых больше не существует, сказал он.  -
Некоторые формы физической близости для меня уже недоступны.
     Она опять внимательно посмотрела на его утопленное в чужеродной плоти
лицо, заметила, как розова  кожа  его  щек,  и  насколько  же  впечатляюще
ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ оно кажется в этом чужеродном обрамлении.
     - Если ты захочешь иметь детей, - сказал он, - я буду  просить  лишь,
чтобы ты позволила мне самому выбрать их отца. Я еще  ни  о  чем  тебя  не
попросил.
     Голос ее был еле слышен.
     - Владыка, я не знаю, что...
     - Скоро я вернусь в Твердыню, - сказал Лито. - Ты отправишься туда со
мной, и мы поговорим. Там я расскажу тебе о том, что я предотвращаю.
     - Я напугана, Владыка, напугана больше, чем  когда-либо  думала,  что
смогу быть напугана.
     - Не бойся меня. Я не могу быть иначе, как нежным с моей Хви. Что  до
прочих опасностей, мои Рыбословши заслонят тебя от них своими телами.  Они
не осмелятся допустить, чтобы у тебя хоть волос с головы упал!
     Хви, поднявшаяся на ноги, вся дрожала.
     Лито увидел, как глубоко подействовали на нее его слова, от этого ему
стало больно. В глазах Хви блестели слезы. Она крепко стиснула руки, чтобы
унять их дрожь. Он знал, что она  по  своей  воле  последует  в  Твердыню.
Неважно, о чем он попросит, ее ответ будет таким же, как ответ Рыбословш:
     - Да, Владыка.
     И Лито вдруг понял, что, если бы она могла обменяться с ним  местами,
принять на себя его ношу, то она бы это предложила. То, что она  не  могла
это сделать, делало ее боль еще горше. Ее высокая  разумность  происходила
от проникновенной чуткости, и без  гедонистических  слабостей  Молки.  Она
была устрашающа в своем совершенстве. Все в ней снова и снова  убеждало  в
том, что она - именно тот  тип  женщины,  которую,  если  бы  ему  удалось
превратиться в нормального мужчину, он пожелал бы  (НЕТ!  ПОТРЕБОВАЛ  БЫ!)
себе в супруги.
     И икшианцы это знали.
     - Теперь оставь меня, - прошептал он.



                                    28

                   Я для моих подданных -  и  отец,  и  мать.  Мне  знаком
              экстаз рождения и экстаз смерти, мне уже ведомо то,  что  вы
              еще должны усвоить. Не скитался ли  я,  одурманенный,  через
              космос очертаний? Да! Я видел  ваши  четкие  силуэты  против
              света. Тот космос, про который  вы  мните,  будто  видите  и
              ощущаете его - космос моей грезы. На нем  сосредоточена  моя
              энергия, я есмь в каждом  царстве  и  я  есмь  все  царства.
              Отсюда, вы рождены.

                                                       Украденные дневники

     - Мои Рыбословши сообщили, что ты сразу же после Сиайнока  отправился
в Твердыню, - сказал Лито.
     Он обвиняюще поглядел на Айдахо, стоявшего рядом с  тем  местом,  где
час назад сидела Хви. Так мало прошло времени,  а  у  Лито  было  чувство,
будто между этими двумя событиями пустота столетий.
     - Мне нужно было время подумать, - ответил  Айдахо.  Он  поглядел  на
затемненную яму, где покоилась тележка Лито.
     - И поговорить с Сионой?
     - Да, - Айдахо поднял свой взор на лицо Лито.
     - Но ты искал Монео, - сказал Лито.
     - Тебе что, докладывают о каждом моем шаге? - осведомился Айдахо.
     - Не о каждом.
     - Порой человеку нужно побыть одному.
     - Разумеется. Но не обвиняй Рыбословш за  то,  что  они  заботятся  о
тебе.
     - Сиона сказала, ей предстоит испытание!
     - Вот почему ты искал Монео!
     - Что это за испытание?
     - Монео знает. Я предположил, что именно поэтому ты  и  хотел  с  ним
повидаться.
     - Ты ничего не предполагаешь! Ты ЗНАЕШЬ!
     - Сиайнок выбил тебя из колеи, Данкан. Я сожалею.
     - Да имеешь ли ты хоть какое-нибудь понятие,  на  что  это  для  меня
похоже... быть здесь?
     - Жребий гхолы нелегок, - сказал  Лито.  -  Некоторые  жизни  труднее
других.
     - Мне не нужно никакой философии для малолетних!
     - Чего же тебе надо, Данкан?
     - Мне надо кое-что знать.
     - Например?
     - Я не понимаю никого из, окружающих тебя людей! Ничуть не  смущаясь,
Монео рассказывает мне, что Сиона входит в число мятежников  против  тебя.
Его собственная дочь!
     - В свое время Монео тоже был мятежником.
     - Ага, понимаешь, что я имею в виду? Ты и его испытывал? - Да.
     - Ты и меня испытаешь?
     - Я и сейчас тебя испытываю.
     Айдахо обдал его жгучим взглядом, затем сказал:
     - Я не понимаю твоего управления, твоей Империи, ничего  не  понимаю.
Чем больше мне открывается, тем меньше я понимаю, что происходит.
     - Как удачно, что ты открыл для себя  дорогу  к  мудрости,  -  сказал
Лито.
     - Что? -  ярость  оскорбленного,  которую  Айдахо  не  мог  сдержать,
возвысила его голос до боевого рыка, заполнившего небольшое помещение.
     Лито улыбнулся.
     - Данкан, разве я не говорил тебе, что думать, будто что-то знаешь, -
самое идеальное препятствие против того, чтобы учиться чему-нибудь?
     - Тогда, объясни мне, что происходит.
     - Мой друг Данкан Айдахо приобретает новую привычку. Он учится всегда
глядеть за пределы того, что, по его мнению, он знает.
     - Ладно, ладно, - Айдахо медленно покачал головой в такт этим словам.
- Так что же скрывается за тем, что мне дозволено было принять  участие  в
этом Сиайноке?
     - Я привязываю Рыбословш к командующему моей гвардией.
     - Я должен отбиваться от них! Эта  свита,  что  сопровождала  меня  в
Твердыню, хотела сделать привал, устроить оргию.  И  те,  что  везли  меня
сюда, назад, когда ты...
     - Они знают, как я радуюсь, когда вижу детей от Данкана Айдахо.
     - Черт тебя побери! Я не твой племенной жеребец!
     - Кричать нет надобности, Данкан.
     Айдахо несколько раз глубоко вздохнул, затем сказал:
     - Когда я отвечаю им "нет", они сперва напускают  на  себя  обиженный
вид, потом обращаются со мной, как с каким-нибудь чертовым, -  он  покачал
головой, - святым или вроде этого.
     - Разве они тебе не повинуются?
     - Они не задают никаких вопросов... если только это  не  противоречит
твоим приказам. Я не хотел возвращаться сюда.
     - И все же они тебя сюда доставили.
     - Ты чертовски хорошо знаешь, что у тебя-то  они  из  повиновения  не
выйдут!
     - Я рад, что ты вернулся, Данкан.
     - Мне и заметно!
     - Рыбословши знают мое особое отношение к тебе,  как  я  тебя  люблю,
сколь многим  я  тебе  обязан.  Это  никогда  не  вопрос  повиновения  или
неповиновения мне, когда дело касается тебя или меня.
     - Вопрос чего же это тогда?
     - Верности.
     Айдахо погрузился в задумчивое молчание.
     - Ты ведь ощутил силу Сиайнока? - спросил Лито.
     - Мумба Юмба.
     - Тогда почему же тебя это тревожит?
     - Твои Рыбословши не армия, это полицейская сила.
     - Именем моим  заверяю  тебя,  что  это  не  так.  Полиция  неизбежно
развращена.
     - Ты искушал меня силой, - обвинил Айдахо.
     - Таковы испытания, Данкан.
     - Ты мне не доверяешь?
     - Я  безоговорочно  доверяю  твоей  верности  Атридесам,  без  всяких
вопросов.
     - Тогда зачем же этот разговор о развращенности и испытаниях?
     -  Никто  иной,  как  ты,  обвинил  меня,  что  я  имею  полицию.   У
полицейского всегда перед глазами,  что  преступники  преуспевают.  Только
самый тупой полицейский не способен понять, что  позиция  власти  -  самая
выгодная позиция, достижимая для преступника.
     Айдахо облизал губы и с явной озадаченностью поглядел на Лито.
     - Но есть же моральная подготовка... я  имею  в  виду,  юрисдикция...
тюрьмы для...
     - Что хорошего  в  законах  и  тюрьмах,  когда  нарушение  закона  не
является грехом? Айдахо чуть склонил голову направо.
     - Ты что, пытаешь убедить меня, будто твоя чертова религия...
     - Кара за грехи может быть весьма экстравагантной.
     Айдахо ткнул большим пальцем через плечо, в сторону двери, за которой
находился внешний мир.
     - Все эти разговоры о смертных приговорах... эта порка и...
     - Где это  только  возможно,  я  стараюсь  обходиться  без  временных
законов и тюрем.
     - Но у тебя ведь должны быть хоть какие-то тюрьмы!
     - Неужели? Тюрьмы  нужны  только  для  создания  иллюзии  эффективной
работы судов и полиции. Они нечто вроде страховки от безработицы.
     Айдахо чуть повернулся и указующе ткнул  пальцем  в  сторону  входной
двери.
     - У тебя целые планеты стали тюрьмами!
     - Я так полагаю, любое место  можно  воспринимать  как  тюрьму,  если
именно так сориентированы твои иллюзии.
     - Иллюзии! - Айдахо ошарашенно уронил руку.
     - Да.  Ты  говоришь  о  тюрьмах,  полиции,  юрисдикции,  о  чистейших
иллюзиях, скрываясь за которыми власть может успешно притворяться -  в  то
же время вполне четко зная, что это ниже ее собственных законов.
     - И, по-твоему, с преступлениями можно справиться с помощью...
     - Не с преступлениями, Данкан, с грехами.
     - Значит, по-твоему, твоя религия способна...
     - Обратил ли ты внимание, что у нас является основными грехами?
     - Что?
     - Попытка развратить члена  моего  правительства,  либо  развращение,
исходящее от члена моего правительства.
     - В чем выражается это развращение?
     - По сути своей, это нежелание признавать и поклоняться святости Бога
Лито.
     - Тебе?
     - Мне.
     - Но ты говорил мне в самом начале, что...
     - По-твоему, я не верю в свою собственную божественность? Осторожней,
Данкан.
     Голос  Айдахо  прозвучал  с  той  бесстрастностью,  которая  является
свидетельством гнева.
     - Ты говорил мне, одной из моих задач является хранить  твой  секрет,
что ты...
     - Ты не знаешь моего секрета.
     - Что ты тиран? Это не...
     - У богов больше власти, чем у тиранов.
     - Мне не нравится то, что я слышу.
     - Разве Атридесы когда-нибудь тебя спрашивали, нравятся ли тебе  твоя
работа?
     - Ты просишь меня командовать твоими Рыбословшами, которые и судьи, и
суд присяжных, и палачи, и... - Айдахо осекся.
     - И что?
     Айдахо промолчал.
     Лито поглядел через пробирающее холодом расстояние,  разделявшее  их,
такое короткое и такое большое.
     "Словно водишь рыбу на крючке", - подумал Лито. - "В таком состязании
ты обязан просчитывать крепость каждой части твоей рыболовной снасти."
     Проблема с Айдахо была в  том,  что  завести  его  в  сеть  -  всегда
ускоряло его конец. И на сей раз  все  происходило  слишком  быстро.  Лито
опечалился.
     - Я не буду тебе поклоняться, - сказал Айдахо.
     - Рыбословши знают, что у тебя специальное назначение, - сказал Лито.
     - Как у Монео и Сионы?
     - Совершенно другое.
     - Так и бунтовщики тоже являются особым случаем.
     Лито ухмыльнулся.
     -  Все  мои  самые  доверенные  управляющие   в   свое   время   были
бунтовщиками.
     - Я не был...
     - Ты был великолепным бунтовщиком! Ты помог Атридесам отнять  Империю
у царствующего монарха.
     Айдахо погрузился в свои мысли, взгляд его стал невидящим.
     - Да, я это сделал, - он  резко  встряхнул  головой,  будто  вытрясая
что-то из волос. - И посмотри, во что ты превратил эту Империю!
     - Я заложил в нее твердую схему, модель всех моделей.
     - Это ты так называешь.
     - Информация заморожена в схемах, Данкан. Мы можем использовать  одну
схему, чтобы  найти  решение  для  другой.  Текучие  схемы  труднее  всего
распознать и понять.
     - Опять Мумба Юмба.
     - Ты уже однажды совершил такую ошибку.
     - Почему ты позволяешь Тлейлаксу все время возвращать меня к жизни  -
одного гхолу за другим? В чем здесь основополагающая схема?
     - Из-за твоих качеств, которые есть у тебя в  избытке.  Но  пусть  об
этом скажет мой отец.
     Губы Айдахо угрюмо поджались.
     Лито заговорил голосом Муад Диба, и даже лица его, окаймленное  серой
рясой нечеловеческой плоти, обрело сходство с чертами отца.
     - Ты самый подлинный из всех моих друзей,  Данкан,  даже  лучше,  чем
Гурни Хэллек. Но я - прошлое.
     Айдахо тяжело сглотнул.
     - Все то, что ты делаешь!
     - Что, все это не по-Атридесовски?
     - Ты чертовски прав!
     Лито вернулся к своему обычному голосу.
     - И все же я до сих пор Атридес.
     - Действительно?
     - А кем еще я могу быть?
     - Хотелось бы мне знать!
     - По-твоему, все эти мои игры со словами и голосами, все  это  просто
фокусы?
     - Ради всех Семи Холмов, что ты делаешь на самом деле?
     - Я сберегаю жизнь, готовя основу для следующего цикла.
     - Ты сберегаешь ее убийством?
     - Смерть часто бывала полезна для жизни.
     - Это не по-Атридесовски!
     - Нет, по-Атридесовски. Ценность смерти часто бывала нам ясна. А  вот
икшианцы никогда этой ценности не понимали.
     - Да что эти икшианцы имеют с...
     -  Все.  Они  способны  создать  машину,  чтобы  скрыть  другие  свои
махинации.
     Айдахо призадумался и проговорил:
     - Вот почему здесь находится икшианский посол?
     - Ты видел Хви Нори, - заявил Лито.
     Айдахо указал на дверь.
     - Она выходила отсюда, когда я прибыл.
     - Ты разговаривал с ней?
     - Я спросил ее, что она здесь делает. Она ответила, что выбирает,  на
какую сторону встать.
     Лито сотряс взрыв смеха.
     - О боже, - проговорил он. - Она такая славная. И она  сообщила  тебе
свой выбор.
     - Она сказала, что служит теперь Богу Императору. Я ей,  конечно,  не
поверил.
     - Но тебе следует верить ей.
     - Почему?
     - Ах да, я забыл, что однажды ты усомнился даже  в  моей  бабушке,  в
леди Джессике.
     - У меня была на то веская причина!
     - Ты также сомневаешься и в Сионе?
     - Я начинаю сомневаться во всех!
     - А ты еще утверждаешь, будто  не  знаешь,  чем  для  меня  ценен,  -
обвинил Лито.
     - А что насчет Сионы? - вопросил Айдахо. - Она  говорит,  ты  хочешь,
чтобы мы... я имею в виду, черт побери...
     -  Чему  ты  должен  всегда  верить  в  Сионе  -  это  ее  творческим
способностям. Она способна творить  новое  и  прекрасное.  Всегда  следует
доверять истинно творческому началу.
     - Даже махинациям икшианцев?
     - Это не творческое. Ты всегда узнаешь творческое, потому что  оно  -
все наружу, все без утайки. Сокрытие чего-нибудь свидетельствует о наличии
совсем другой силы.
     - Значит, ты не доверяешь Хви Нори, но ты...
     - Нет, доверяю, именно по тем самым причинам, которые  я  только  что
тебе изложил.
     Айдахо нахмурился, затем расслабился и вздохнул.
     - Лучше мне поддерживать знакомство с ней. Если она кто-то из тех...
     - Нет! Держись подальше от Хви Нори.  У  меня  для  нее  есть  особое
предназначение.



                                    29

                   Внутри себя я отделил опыт городской жизни и  тщательно
              его  изучил.  Идея  города   меня   завораживает.   Создание
              биологического    сообщества    без    функционирующего    и
              поддерживающего социального сообщества приводит  к  распаду.
              Целые   миры    становились    единственно    биологическими
              сообществами   без   взаимосвязанной   с   ними   социальной
              структуры, и это всегда приводило к  краху.  Это  становится
              особо драматично  назидательным  в  условиях  перенаселения.
              Гетто - гибельно.  Психологический  стресс  перенаселенности
              создает давление, которое  прорвется  наружу.  Город  -  это
              попытка совладать с подобными силами. Социальные формы,  при
              помощи которых города осуществляют такую  попытку,  достойны
              изучения. Помните, что по отношению  к  формированию  любого
              общественного    порядка     всегда     существует     некая
              злонамеренность.  Это  борьба  за   существование,   ведомая
              искусственным образованием. С двух сторон над  ним  нависают
              рабство и деспотия. Многие допытываются о природе случайного
              отсюда,   необходимость   законов.   Закон   развивается   в
              собственную силовую структуру, принося новые  раны  и  новые
              несправедливости. Такая травма  может  быть  исцелена  через
              сотрудничество,  а  не  через  конфронтацию.  По  призыву  к
              сотрудничеству опознается целитель.

                                                       Украденные дневники

     "Монео в явном возбуждении  вошел  в  малую  палату  аудиенций  Лито,
которая больше других нравилась ему для бесед с Богом Императором,  потому
что тележка Лито стояла в углублении, а значит, смертоносный Червь не  мог
напасть беспрепятственно.  К  тому  же,  Лито  дозволял  своему  мажордому
спускаться на икшианском лифте, а не идти по этому бесконечному спуску. Но
Монео  чувствовал,  что  новости,  принесенные  им  сегодня  утром,  почти
наверняка пробудят ЧЕРВЯ, КОТОРЫЙ ЕСТЬ БОГ.
     "Как же их преподнести?"
     Всего лишь час, как рассвело, наступил четвертый  день  Фестиваля,  и
Монео лишь потому хладнокровно взирал  на  тяготы  предстоящего  дня,  что
каждая протекающая минута все больше приближала  конец  всех  фестивальных
злосчастий.
     Лито шевельнулся, когда Монео вошел в помещение. Сразу  же  по  этому
сигналу включился свет, сфокусировавшись только на лице Лито.
     - Доброе утро, Монео, - сказал он. - Часовая известила меня,  что  ты
настаиваешь на немедленной встрече. Почему?
     Монео знал по опыту, что в искушении слишком быстро открыть  заложена
большая опасность.
     - Я провел время с Преподобной Матерью Антеак, - сказал он. Хотя  она
и хорошо это скрывает, но я уверен, что она - ментат.
     - Да. Должен же Бене Джессерит иногда мне не повиноваться. Эта  форма
непокорства меня забавляет.
     - Значит, Ты их не накажешь?
     - Монео, как ни крути, я - единственный родитель, которого имеют  мои
подданные. Родитель должен быть великодушен не менее, чем суров.
     "Он в хорошем настроении", - подумал Монео. У  него  вырвался  легкий
вздох, и Лито, заметив это, улыбнулся.
     - Антеак возражала, когда я сообщил ей, что Ты приказал амнистировать
нескольких Лицевых Танцоров из наших пленников.
     - Они мне нужны для Фестиваля, - сказал Лито.
     - Владыка!
     - Я объясню тебе  потом.  Давай  перейдем  к  тем  новостям,  которые
заставили тебя ворваться сюда в такой час.
     - Я...  э...  -  Монео  закусил  верхнюю  губу.  -  Тлейлакс  был  до
невозможности болтлив в своей попытке втереться ко мне в расположение.
     - Да, разумеется, так и следовало ожидать. И что  тебе  в  результате
открылось?
     -  Они...  э...  снабдили  икшианцев  достаточными  консультациями  и
оборудованием, чтобы те могли создать... э... не совсем гхолу, и  даже  не
клона. Может быть, нам следует использовать  термин  Тлейлакса:  КЛЕТОЧНАЯ
РЕКОНСТРУКЦИЯ.  Этот...  э...  эксперимент  проводится  внутри   какого-то
устройства с защитным полем, непроницаемым, как заверили их  представители
Космического Союза, даже для Твоего ясновидения.
     - И результат? - у Лито появилось ощущение, что он задает этот вопрос
в холодном вакууме.
     - Они не уверены. Тлейлаксу не позволили  быть  свидетелями.  Однако,
они видели, как Молки вошел в эту...  э...  камеру,  как  он  вышел  потом
оттуда с младенцем.
     - Да! Я знаю!
     - Знаешь? - Монео был озадачен.
     - Путем умозаключений.  Все  это  произошло  приблизительно  двадцать
шесть лет назад?
     - Верно, Владыка.
     - И они отождествляют этого младенца с Хви Нори?
     - Они не уверены, Владыка, но... - Монео пожал плечами.
     - Ну, разумеется. И какие ты отсюда делаешь выводы, Монео?
     - Новый икшианский  посол  генетически  запрограммирована  на  что-то
весьма специфическое.
     - Разумеется,  запрограммирована.  Разве  тебя  не  поражало,  Монео,
насколько Хви, нежная Хви, до странности во всем  противоположна  грозному
Молки? Она - его обратное отражение во всем, включая пол.
     - Я не думал об этом, Владыка.
     - А я думал.
     - Я ее немедленно отошлю назад, к икшианцам, - заявил Монео.
     - Ты не сделаешь ничего подобного!
     - Но, Владыка, если они..
     - Монео, я  уже  замечал,  что  ты  редко  поворачиваешься  спиной  к
опасности. Другие поступают так часто, но ты очень редко.
     С чего бы тебе подначивать меня на столь очевидную глупость?
     Монео сглотнул.
     - Вот и хорошо. Мне нравится, когда ты  понимаешь  ошибочность  своих
решений, - сказал Лито.
     - Благодарю, Владыка.
     - А еще мне нравится, когда ты благодарить искренне, вот как  сейчас.
А теперь, была ли с тобой Антеак, когда ты услышал эти откровения?
     - Как ты приказал, Владыка.
     - Превосходно. Это немножко все расшевелит. Теперь уходи и  ступай  к
леди Хви. Скажи ей, я желаю немедленно ее видеть. Это ее  обеспокоит.  Она
полагает, мы не встретимся вновь до тех  пор,  пока  я  не  призову  ее  в
Твердыню. Тебе я поручаю унять ее страх.
     - Каким образом, Владыка?
     Лито печально проговорил:
     - Монео, зачем ты просишь совета в том, в чем и сам  знаток?  Успокой
ее и приведи сюда заверенной в моих добрых намерениях относительно нее.
     - Да, Владыка, - Монео поклонился и сделал шаг назад.
     - Один момент, Монео!
     Монео застыл, взгляд его устремился на лицо Лито.
     - Ты озадачен, Монео, - сказал Лито. - Порой ты не  знаешь,  что  обо
мне думать. Действительно ли я всесилен и всепредвидящ? Ты  приносишь  мне
эти крохи сведений и гадаешь: "Знает ли он уже это? Если знает, то зачем я
из-за этого хлопочу?" Но я приказал тебе докладывать мне о подобных вещах.
Разве само то, что ты должен мне повиноваться,  не  достаточное  основание
знать, как себя вести?
     Монео, в глубокой задумчивости, пожал плечами. Его губы дрожали.
     - Время может быть также и  местом,  Монео,  -  сказал  Лито.  -  Все
зависит от того, где ты стоишь, куда глядишь или что  ты  слышишь.  Мерило
тому - само сознание.
     После долгого молчания, Монео рискнул заговорить:
     - Это все, Владыка?
     - Нет, ЭТО не все. Сиона получит сегодня  пакет,  доставленный  ей  с
курьером Космического Союза. Ничто не должно  препятствовать  ей  получить
этот пакет. Ты понимаешь?
     - Что в... что в этом пакете?
     - Кой-какие переводы - чтиво, мне было бы очень желательно, чтобы она
это прочла. Смотри, чтобы не было никаких помех.
     В этом пакете нет меланжа.
     - Почему... откуда Ты знаешь, что я боюсь, будто в пакете...
     - По тому, что ты боишься спайса. Он мог бы продлить твою  жизнь,  но
ты избегаешь его употреблять.
     - Я боюсь ДРУГИХ его эффектов.
     - Щедрая природа дала нам меланж,  чтобы  он  отворил  нам  некоторые
неожиданные глубины нашей психики, и все же ты его боишься?
     - Я - АТРИДЕС, Владыка!
     - О да, у Атридесов  меланж  разматывает  клубочек  особого  процесса
внутреннего откровения, ведущий сквозь тайну Времени.
     - Я должен только вспомнить тот  способ,  которым  Ты  испытал  меня,
Владыка.
     - Разве не очевидна для тебя необходимость ощущать Золотую Тропу?
     - Это не то, чего я боюсь, Владыка.
     - Ты был изумлен открывшимся тебе при испытании. Теперь ты страшишься
других изумляющих открытий, страшишься  познать  то,  что  заставило  меня
сделать МОЙ выбор.
     - Я должен только взглянуть  на  Тебя,  Владыка,  и  понять,  чего  я
страшусь. Мы, Атридесы... - он осекся, у него пересохло во рту.
     - Ты не желаешь всех этих жизней-памятей, теснящихся во мне!
     - Порой... порой, Владыка, мне кажется, что  спайс  -  это  проклятие
Атридесов!
     - Тебе бы хотелось, чтобы Я никогда не возник?
     Монео промолчал.
     - Но  у  меланжа  есть  свои  достоинства,  Монео.  В  нем  нуждаются
навигаторы Союза. И без него Бене Джессерит деградировал бы в  беспомощную
кучку хнычущих женщин!
     - Мы должны жить - с ним или без него, Владыка. Это я знаю.
     - Очень проницательно, Монео. Но ты выбрал жизнь без него.
     - Разве у меня нет такого выбора, Владыка?
     - На данное время.
     - Владыка, что Ты...
     - В общеупотребительном галаксе существует двадцать восемь  различных
слов  для  обозначения  меланжа.  Для  него  есть  разные  наименования  в
зависимости  от  того,  как  его  намереваются  употреблять,  каковы   его
концентрация, возраст, добыли его путем честной  сделки,  путем  воровства
или захвата, является ли он  даром  по  наследству  для  мужчины  или  для
женщины - и многое другое, какое слово будет  употреблено.  И  что  отсюда
следует, Монео?
     - Нам предложены множественный выбор, Владыка.
     - Только там, где дело касается спайса?
     Монео наморщил в раздумье лоб, затем ответил:
     - Нет.
     - Ты редко говоришь "нет" в моем присутствии, - сказал  Лито.  -  Мне
нравится наблюдать, как твои губы произносят это слово.
     Рот Монео дернулся - попытка улыбнуться.
     Лито живо заговорил:
     - Ну, ладно! Ты должен сейчас отправиться к леди Хви. Я  хочу,  чтобы
ты дал ей на прощание один совет, способный помочь.
     Монео, полный усердия, поднял взгляд на лицо Лито.
     - Почему знанием о наркотических  и  лекарственных  веществах  мы,  в
основном,  обязаны  мужчинам?  Потому,  что  их  склонность  к   риску   и
экспериментам с неведомым - одно из проявлений мужской  агрессивности.  Ты
читал свою Оранжевую Католическую библию и, таким образом, знаешь  историю
Евы и яблока. В подлинной истории есть один интересный момент: Ева не была
первой, кто сорвал и попробовал яблоко, первым был  Адам,  и,  отсюда,  он
сразу же обучился, как переложить вину на Еву. Почерпни отсюда  объяснение
того, как наше общество приходит к структурной необходимости подгрупп.
     Монео поднял голову, чуть наклонив ее влево.
     - Владыка, как это мне поможет?
     - Это поможет тебе с леди Хви!



                                    30

                   Особенная множественность этого  мироздания  привлекает
              мое  пристальнейшее  внимание.  Она   обладает   совершенной
              красотой.

                                                       Украденные дневники

     Сперва Лито услышал в передней комнате голос Монео,  а  затем  в  его
малую палату аудиенций сразу же вошла  Хви.  На  ней  были  бледно-голубые
шаровары, туго перевязанные на лодыжках темно-зелеными лентами,  под  цвет
ее сандалиям. Свободная блуза того же  темно-зеленого  цвета  проглядывала
под ее черной накидкой.
     Она казалась спокойной и безмятежной, когда  приблизилась  к  Лито  и
села без приглашения, выбрав золотую подушку, а не ту красную, на  которой
сидела в прошлый раз. Монео доставил ее меньше, чем за час. Лито расслышал
своим острым слухом, как Монео беспокойно расхаживает в  передней  комнате
и, мысленным сигналом, наглухо перекрыл входную дверь.
     - Монео чем-то обеспокоен, - сказала Хви. - Он изо всех сил  старался
не показать мне этого, но чем  больше  он  старался  меня  успокоить,  тем
больше он возбуждал мое любопытство.
     - Он тебя не напугал?
     - О, нет. Хотя он сказал кое-что интересное. Он сказал, я должна  все
время помнить, что для каждого из нас Бог Лито это разные личности.
     - Что в этом интересного? - спросил Лито.
     - Интересным был вопрос, которому это служило предисловием. Он  часто
удивляется, сказал он, какова наша собственная роль в возникающем  у  тебя
разном отношении к нам?
     - Это действительно интересно.
     - По-моему, он и вправду ухватил самую суть, - сказала Хви.  -  Зачем
Ты меня вызвал?
     - В свое время, твои властелины на Иксе...
     - Они больше не мои властелины, Владыка.
     - Прости. С этого момента, я буду говорить о них, как об икшианцах.
     Она серьезно кивнула и подсказала ему:
     - В свое время...
     - Икшианцы задумали создать оружие,  нечто  вроде  убийцы-автопилота,
самодвижущуюся смерть с машинным умом.
     Она  проектировалась  как  самосовершенствующийся  механизм,   задача
которого - поймав на мушку жизнь, низводить ее до состояния неорганической
материи.
     - Я не слышала о таком изобретении, Владыка.
     - Знаю. Икшианцы не поняли, что  изготовители  машин  всегда  рискуют
сами стать совершенно машинообразными. А это - прийти к полному бесплодию.
Машины всегда терпят неудачу... с течением времени.  А  когда  эти  машины
терпят неудачу, то ничего не остается, никакой жизни вообще.
     - Порой, мне думается, что они сумасшедшие, - сказала она.
     - Таково мнение Антеак. Это наша непосредственная проблема.  Икшианцы
сейчас заняты созданием чего-то, тщательно ими скрываемого.
     - Даже от Тебя?
     -  Даже  от  меня.  Я  посылаю  Преподобную  Мать   Антеак   провести
расследование для меня. Чтобы помочь ей, я хочу, чтобы  ты  рассказала  ей
все, что сможешь, о месте, где ты провела  свое  детство.  Не  упускай  ни
одной детали, сколь угодно крохотной. Антеак поможет  тебе  вспомнить.  Мы
хотим знать каждый звук, каждый  запах,  внешность  и  имена  посетителей,
цвета и даже от чего у тебя кровь приливала к коже. Мельчайшие вещи, может
быть, жизненно важные.
     - Ты думаешь, это было тем местом, где они скрывают  свои  усилия  по
созданию чего-то?
     - Я это знаю.
     - И ты думаешь, что они создают это оружие в...
     - Нет, но это даст нам предлог исследовать место твоего рождения.
     Она хотела заговорить,  осеклась,  на  лице  ее  медленно  проступила
улыбка, затем она сказала:
     - Мой Владыка хитроумен. Я немедленно поговорю с Преподобной Матерью.
     Хви стала подниматься с места, но он жестом ее остановил.
     - Мы не должны создавать видимости спешки, - сказал он.
     Она опустилась назад на подушку.
     - Каждый из нас различен,  в  соответствии  с  наблюдением  Монео,  -
сказал он. - Творение не знает  остановки.  Твой  Бог  продолжает  творить
тебя.
     - Что найдет Антеак? Ты ведь знаешь, верно?
     - Скажем так, что у меня есть сильное подозрение.
     Теперь, ты ни разу не упомянула той темы, которой я касался раньше. У
тебя нет вопросов?
     - Ты ответишь мне, если я  захочу,  -  в  этих  словах  было  столько
доверия, что у Лито перехватило дыхание и он лишился голоса. Он мог только
смотреть на нее, думая о том, до  чего  же  необыкновенно  это  достижение
икшианцев - это  ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ  СОЗДАНИЕ.  Хви  сохраняла  полную  верность
требованиям  своей  личной  морали.   Миловидная,   отзывчивая,   честная,
настойчиво  влекомая  разделить  все  муки  того,  кто  становился  ей  до
отождествления близок. Он мог  представить  себе  смятение  учителей  Бене
Джессерит,  обнаруживших,  что  им  не  по  зубам  столь  твердый   орешек
внутренней  честности  в  своей   ученице.   Учителя   явно   ограничились
добавлением штриха здесь, навыка там -  и  все  приобретенные  способности
лишь усиливали в Хви Нори то, что отдаляло ее от Ордена. Какая же обида их
должно быть терзала!
     - Владыка, - сказала она, - я бы поняла мотив, который  вынудил  Тебя
изменить свою жизнь.
     - Во-первых, Ты должна понимать, что это такое - видеть наше будущее.
     - Я постараюсь, с твоей помощью.
     - Ничто никогда не отделено от своего источника, - сказал он.
     - Видеть будущее - это  видеть  НЕПРЕРЫВНОСТЬ,  в  которой  все  вещи
принимают  форму,  подобно  пузырькам,  формирующимся   под   поверхностью
водопада. Ты видишь  их,  а  затем  они  исчезают  в  потоке.  Если  поток
кончается, то все выглядит так, будто никогда и не было. Этот поток -  моя
Золотая Тропа, я видел ее конец.
     - Твой выбор, - она указала на его тело, - он изменил это?
     - Он изменяет это. Изменение произойдет не  только  от  того,  как  я
живу, но и от того, как я умру.
     - Ты знаешь, как Ты умрешь?
     - НЕ как. Я знаю лишь Золотую Тропу, на которой это случится.
     - Владыка, я не...
     - Это трудно понять, я знаю. Я умру четырьмя смертями смертью  плоти,
смертью души, смертью мифа и смертью причины. И в каждой из  этих  смертей
будет зерно воскрешения.
     - Ты вернешься из...
     - Вернутся зерна.
     - Когда Тебя не станет, что произойдет с твоей религией?
     - Все религии - это единичные сообщества. Золотая  тропа  содержит  в
себе весь спектр не целиком, а по частям. Давай назовем иллюзорные  обманы
зрения несчастными случаями восприятия.
     - Люди будут все так же Тебе поклоняться, - сказала она.
     - Да.
     - Но когда кончится  навсегда,  они  разозлятся,  -  сказала  она.  -
Последует отрицание. Некоторые станут говорить, что  Ты  был  обыкновенным
тираном.
     - Иллюзорный обман зрения, - согласился он.
     Какой-то миг ей мешал комок в горле, затем она проговорила:
     - Но как Твоя жизнь и смерть изменяют... - она покачала головой.
     - Жизнь человечества не прервется.
     - Я верю в это, Владыка. Но какой она будет?
     - Каждый цикл является реакцией на предыдущий.  Если  Ты  задумаешься
поразмышлять над формой моей  Империи,  то  поймешь,  какую  форму  примет
следующий цикл.
     Она отвела глаза в сторону.
     - Все, что я узнала о Твоей семье, говорило мне, что Ты пошел  бы  на
это... - не глядя, она указала на его тело. - Ты мог пойти на  такое  лишь
из бескорыстных побуждений. Я не думаю, что я и вправду представляю  форму
твоей Империи.
     - Золотой Мир Лито?
     - Мира меньше, чем некоторые хотели  бы  заставить  нас  поверить,  -
сказала она, снова переводя взгляд на него.
     "Вот ее честность!" - подумал он. - "Ничто ее не отпугнет".
     - Сейчас время желудка,  -  сказал  он.  -  Сейчас  время,  когда  мы
расширяемся, как расширяется единичная клетка.
     - Но что-то упущено, - сказала она.
     "Она -  как  Данканы",  -  подумал  он.  -  "Что-то  упущено,  и  они
немедленно это чувствуют".
     - Плоть растет, но не растет психика, - сказал он.
     - Психика?
     - Рефлекторное самосознание, рассказывающее, насколько же  ЖИВЫМИ  мы
можем стать. Тебе это хорошо известно, Хви. Наставляющее  тебя,  как  быть
честной перед самой собой, как взаправду быть собой.
     - Твоей религии недостаточно, - сказала она.
     - Ни одной религии никогда  не  может  быть  достаточно.  Это  вопрос
выбора - единственного, личного выбора. Ты понимаешь  теперь,  почему  для
меня так много значат твои дружба и общество?
     Она моргнула, отгоняя слезы, кивнула и сказала:
     - Почему люди этого не понимают?
     - Потому, что условия не позволяют.
     - Условия, которые диктуешь Ты?
     - Именно. Окинь взглядом всю мою Империю. Видишь Ты ее форму?
     Она закрыла глаза, задумавшись.
     - Кто-то хочет сидеть у реки и каждый день ловить рыбу? - спросил он.
- Замечательно. Такова его жизнь. Ты хочешь плавать в маленьком  суденышке
по внутренним морям и посещать незнакомые  народы?  Превосходно!  Чем  еще
можно заниматься?
     - Путешествовать в космосе? - спросила она, и была в ее голосе  нотка
вызова. Она открыла глаза.
     - Да, Ты обратила внимание, что Союз и я не позволяем этого.
     - Этого не позволяешь ТЫ.
     - Верно. Если Союз выйдет у меня из повиновения, то больше не получит
спайса.
     - И приковав людей к своим планетам, удерживаешь их от злых выходок.
     -  В  этом  есть  кое-что  поважнее.  Это  наполняет  их  тоской   по
странствиям. Это создает в них НЕОБХОДИМОСТЬ совершать дальние путешествия
и видеть незнакомое. В конце  концов,  путешествие  и  свобода  становятся
синонимами.
     - Но спайс иссякает, - сказала она.
     - И свобода с каждым днем становится все драгоценней.
     - Это может привести лишь к отчаянию и насилию, - сказала она.
     - Мудрец из моих предков... который, на самом деле, тоже  я  сам,  Ты
ведь понимаешь? Ты понимаешь, что в моем прошлом для меня нет чужих?
     Она кивнула в благоговейном страхе.
     - Этот мудрец заметил, что богатство - это орудие свободы. Но  погоня
за богатством - это путь в рабство.
     - Космический Союз и Орден поработили сами себя!
     - Так же, как икшианцы, Тлейлакс и все остальные. Время от времени им
удается разнюхать тайничок с меланжем  -  это  постоянное  разнюхивание  и
держит их в плену, не давая уделить внимание чему-то еще, Очень интересная
игра, не правда ли?
     - Но когда последует насилие...
     - Тогда будут голод и суровые помыслы.
     - Здесь, на Арракисе, тоже?
     - Здесь, там, повсюду. Люди будут оглядываться на мою тиранию, как на
СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ДЕНЕЧКИ. Я стану зеркалом их будущего.
     - Но это будет ужасно! - запротестовала она.
     "Ее реакция и не могла быть иной", - подумал он.
     И сказал:
     -  Поскольку  земля  откажет  людям  в  поддержке,  выжившие   станут
тесниться  во  все  меньших   и   меньших   убежищах.   Жестокий   процесс
естественного отбора будет воспроизведен во многих мирах взрыв рождаемости
и иссякание пищи.
     - Но не способен ли Союз...
     - По большей части, Союз окажется беспомощен из-за нехватки  меланжа,
чтобы использовать доступный транспорт.
     - И богатые не спасутся?
     - Некоторые из них.
     - Значит, на самом-то деле Ты ничего не изменил. Мы будем точно также
продолжать сражаться и умирать.
     - До тех пор, пока Песчаный Червь не  воцарится  вновь  на  Арракисе.
Тогда мы проверим себя на основополагающий жизненный опыт, к которому  все
причастятся. Мы усвоим, что происшедшее на одной планете  может  произойти
на любой.
     - Так много боли и смерти, - прошептала она.
     - Разве Ты не понимаешь насчет смерти? -  спросил  он.  -  Ты  должна
понять. Народы должны понять. Вся жизнь должна понять.
     - Помоги мне, Владыка, - прошептала она.
     -  Это  самый  глубинное  знание  любого  создания.  -  Когда   жизнь
недостаточно соприкасается со смертью, тогда для ее  осознания  на  помощь
приходят угрожающие  ей  признаки:  опасные  болезни,  травмы,  несчастные
случаи... роды для женщины... и, некогда, боевые баталии для мужчин.
     - Но твои Рыбословши...
     - Они учат выживаемости, - сказал он.
     Ее глаза широко раскрылись - она вдруг поняла.
     - Способные выживать. Разумеется!
     - Как же Ты чудесна, - сказал он. - Как редка  и  чудесна.  Да  будут
благословенны икшианцы!
     - И прокляты?
     - И это тоже.
     - Я не думала, что когда-нибудь смогу понять насчет Твоих  Рыбословш,
- сказала она.
     - Даже Монео этого не видит, - сказал он.  -  А  Данканы  -  это  мое
отчаяние.
     - Для того, чтобы пожелать сохранить жизнь, Ты должен ценить ее очень
высоко - сказала она.
     - И именно способные выживать  восприимчивей  и  ярче  видят  красоты
жизни. Женщины понимают это намного лучше мужчин, потому  что  рождение  -
это отражение смерти.
     - Мой дядя Молки всегда говорил,  что  у  Тебя  есть  веские  причины
отказывать мужчинам в войнах и в случайном насилии. Какой же горький урок!
     - Кроме легкодоступной жестокости у мужчин очень немного возможностей
выяснить, как же они встретят свой последний жизненный опыт, - сказал  он.
- Что-то упущено. Развитие  психики  остановилось.  Это  ли  подразумевают
люди, говоря о мире Лито?
     - Что Ты заставляешь нас барахтаться в бесцельном упадке, как  свиньи
барахтаются в своей собственной вонючей жиже.
     - Как точна народная мудрость! - усмехнулся он. Упадок.
     - Большинство мужчин не имеют принципов, - продолжила она. Икшианские
женщины постоянно на это жалуются.
     - Когда мне  нужно  распознать  мятежников,  я  выглядываю  мужчин  с
принципами, - сказал он.
     Она безмолвно на него поглядела, и  он  подумал,  каким  же  глубоким
свидетельством ее разума является эта простая реакция.
     - Где, по-твоему, я нахожу моих лучших управляющих? - спросил он.
     Она резко выдохнула.
     - Принципы,  -  продолжил  он,  -  это  то,  за  что  Ты  сражаешься.
Большинство мужчин проходят  сквозь  всю  жизнь  не  изменившимися,  кроме
самого последнего момента. У них  так  мало  неприятных  обстоятельств,  в
которых можно было бы испытать себя.
     - У них есть Ты, - сказала она.
     -  Но  я  настолько  могуществен,  -  сказал  он.  -  Я   равнозначен
самоубийству. Кто пойдет на верную смерть?
     - Сумасшедшие... или отчаянные. Бунтовщики?
     - Я - их эквивалент войны, - сказал он. - Хищник из хищников. Я -  та
связующая сила, которая сотрясает их.
     - Я никогда не думала о себе, как о бунтовщице.
     - Ты - кое-что намного получше.
     - И Ты каким-то образом меня используешь?
     - Да.
     - Не как управляющего, - сказала она.
     - У меня уже  есть  хорошие  управляющие  -  не  подверженные  порче,
смышленые, рассудительные,  открыто  признающие  свои  ошибки,  быстрые  в
принятии решений.
     - Они были бунтовщиками?
     - В большинстве своем.
     - Как Ты их выбрал?
     - Я же сказал тебе, они сами себя выбирали.
     - Тем, что выживали?
     - И этим тоже. Но есть и большее. Разница между хорошим управленцем и
плохим  сводится  к  одному.  Хорошие  управляющие  принимают  немедленные
решения.
     - И приемлемые?
     - Обычно эти решения способны срабатывать.  Плохой  управляющий,  как
правило, колеблется, мешкает,  выпрашивает  создания  различных  комитетов
предоставления докладов. И, в итоге, действует так, что создает  серьезные
проблемы.
     - Но разве им не нужно порой больше информации, чтобы сделать...
     - Плохой управленец больше  озабочен  докладами,  чем  решениями.  Он
хочет, чтобы у него был твердо обоснованный отчет, который он  предъявляет
для оправдания своих ошибок.
     - А хорошие?
     - О, они  полагаются  на  устные  приказы.  Они  никогда  не  лгут  о
сделанном, если их распоряжения породили проблемы.  И  они  окружают  себя
людьми,  способными,  оттолкнувшись  от   устных   приказов,   действовать
самостоятельно. Часто самая важная  информация  к  тому  и  сводится,  что
где-то что-то пошло не так. Плохие  управленцы  скрывают  свои  ошибки  до
последнего, пока не становится слишком поздно их исправлять.
     Лито понял, что она размышляет о тех, кто служит  ему  -  особенно  о
Монео.
     - Люди решений, - сказала она.
     - Самое трудное для тирана - найти  людей  действительно  принимающих
решения, - сказал он.
     - Разве  твое   знание  непосредственного   прошлого  не   дает  тебе
некоторых...
     -   Оно   несколько   меня   развлекает.   Большинство    бюрократий,
существовавших до моей, выискивали и продвигали тех, кто избегал  принятия
решений.
     - Понимаю. Как Ты думаешь меня использовать, Владыка?
     - Ты выйдешь за меня замуж?
     Слабая улыбка коснулась ее губ.
     - Женщины тоже способны принимать решения. Я выйду за Тебя замуж.
     - Тогда ступай и проинструктируй Преподобную  Мать.  Так,  чтобы  она
твердо знала, что именно ей искать.
     - Доискиваться до моего происхождения, - сказала она. -  тебе  и  мне
уже известна цель.
     - Не отделенная от своего источника, - сказал он.
     Она встала, затем спросила:
     - Владыка, а не можешь ли Ты ошибиться насчет  Твоей  Золотой  Тропы?
Разве возможность неудачи...
     - И кто, и что угодно могут потерпеть неудачу,  -  сказал  он,  -  но
здесь помогают храбрые добрые друзья.



                                    31

                   Группы заботливо приспосабливают окружающую  среду  под
              цели группового выживания. Когда они  уклоняются  от  этого,
              тогда  это  можно   расценивать   как   признак   группового
              нездоровья.  Есть  много   разоблачительных   симптомов.   Я
              наблюдаю за разделением  пищи.  Это  -  форма  коммуникации,
              неизбежный символ взаимопомощи, в котором  содержится  также
              глубинный  указатель  на   то,   кто   является   зависимым.
              Интересно, что сейчас именно  мужчины  обычно  ухаживают  за
              ландшафтом.  Они  стали  ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМИ.  Некогда,  это  было
              целиком женской сферой деятельности.

                                                       Украденные дневники

     "Вы  должны  простить  недостаточность  моего  доклада",   -   писала
Преподобная Мать Антеак. - "Отнесите это на необходимость спешки. Завтра я
отбываю на Икс, моя задача именно та, о которой я перед  этим  докладывала
во всех подробностях. Напряженный и искренний интерес  Бога  Императора  к
Иксу нельзя отрицать, но то в чем я сейчас должна отчитаться, это странный
визит, который только что нанесла мне икшианский посол, Хви Нори".
     Антеак откинулась на своей табуреточке, неудобной, но все  же  лучшей
среди тех, которые она смогла подобрать в этих  спартанских  апартаментах.
Она сидела одна в своей крохотной спаленке,  коробочке  внутри  коробочки,
поскольку Владыка Лито отказался предоставить  им  другое  помещение  даже
после того, как Бене Джессерит предостерег его о предательстве Тлейлакса.
     На коленях Антеак покоился чернильно-черный небольшой  квадратик,  со
стороной около десяти миллиметров, не более трех миллиметров толщины.  Она
писала на этом квадратике поблескивающей иглой - одно слово за  другим,  и
слова эти поглощались квадратиком. Завершенное донесение будет запечатлено
на нервных рецепторах глаз  послушницы-курьера,  пребывая  там  в  скрытом
виде, пока его не считают и не проиграют в Доме Соборов.
     Хви Нори представляла огромную дилемму!
     Антеак была знакома  с  отчетами  учителей  Бене  Джессерит,  которых
посылали на Икс обучать Хви. Но эти отчеты больше оставляли за кадром, чем
сообщали. Они лишь возбуждали новые и новые вопросы.
     КАКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТЫ ПЕРЕЖИЛА, ДИТЯ?
     КАКОВЫ БЫЛИ ТЯГОТЫ ТВОЕЙ ЮНОСТИ?
     Антеак фыркнула и поглядела на ждущий черный квадратик.  Такие  мысли
напомнили ей о вере Свободных, что место твоего рождения делает тебя  тем,
что Ты есть.
     -  Есть  ли  на  твоей  планете  странные  животные?  -  спросили  бы
Свободные.
     Хви прибыла с впечатляющие свитой Рыбословш, более сотни  мускулистых
женщин, вооруженных до зубов. Антеак редко видела такую  выставку  оружия:
лазерные пистолеты, длинные ножи, тесаки, оглушающие гранаты...
     Было позднее утро. Хви вошла внутрь,  оставив  Рыбословш  осматривать
все помещения Бене Джессерит, кроме этой спартанской внутренней комнатки.
     Антеак окинула взглядом свои апартаменты.  Владыка  Лито  кое-что  ей
сказал, оставляя ее здесь.
     - Не тем измеряй, сколь ценит тебя Бог Император!
     Кроме... теперь он посылает Преподобную Мать на Икс,  и  есть  о  чем
поразмыслить  насчет  владыки  Лито,  зная  поставленную  перед  ней   без
недомолвок задачу. Может  быть,  времена  вот-вот  изменятся  и  на  Орден
посыпятся новые почести и больше меланжа.
     "Все зависит от того, насколько удачно я справлюсь с заданием".
     Хви одна вошла в эту комнату и  спокойно  присела  на  койку  Антеак,
голова ее оказалась ниже головы Преподобной Матери. Прекрасный штрих  -  и
неслучайный.  Хви  обладала  полной  волей  установить  между  ними  любые
отношения - Рыбословши повиновались бы единому ее слову. Сомнений  в  этом
быть не могло - после первых же слов Хви, напрочь сразивших Антеак.
     - Тебе надо знать с самого начала, - я выхожу замуж за Владыку Лито.
     Антеак,  чуть  не  поперхнувшись,  не  выдала  себя  лишь   благодаря
глубокому самообладанию. Правдовидица,  она  нисколько  не  сомневалась  в
искренности  Хви,  но  невозможно  всесторонне  охватить   разумом   столь
потрясающее событие.
     - Владыка Лито повелевает, чтобы Ты никому об  этом  не  говорила,  -
добавила Хви.
     "Ну и дилемма!" - подумала Антеак. - "Могу ли я хотя бы доложить  это
моим сестрам Дом Соборов?"
     - В свое время об этом узнают все, -  сказала  Хви.  -  Пока  еще  не
время. Я говорю тебе об этом, потому что это  поможет  тебе  лучше  понять
степень доверия Владыки Лито.
     - Доверия к тебе?
     - К нам обоим.
     От этого по телу Антеак пробежал  плохо  скрытый  озноб  возбуждения.
Какая же сила присуща такому доверию!
     - Ты знаешь, почему Икс выбрал тебя послом? - спросила Антеак.
     - Да. Они хотели, чтобы я поймала его в свои силки.
     - И похоже на то, что они преуспели.  Значит  ли  это,  что  икшианцы
верят в тлейлаксанские басни о непотребных привычках Владыки Лито?
     - Даже сами Тлейлаксанцы в них не верят.
     - Как я понимаю, Ты подтверждаешь лживость таких историй?
     Хви ответила со странным безразличием,  сквозь  которое  Антеак  было
трудно проникнуть, невзирая на свои двойные способности ментата и  Видящей
Правду.
     - Ты говорила с ним и наблюдала за ним.  Сама  ответь  себе  на  этот
вопрос.
     Антеак совладала с поднявшимся раздражением. Несмотря на свою юность,
Хви отнюдь не простушка-недоучка  и  никогда  из  нее  не  выйдет  хорошей
бенеджессеритки. Какая жалость!
     - Докладывала ли Ты об этом своему правительству  на  Иксе?  спросила
Антеак.
     - Нет.
     - Почему?
     - Они скоро об этом  узнают.  Преждевременное  разглашение  могло  бы
повредить Владыке Лито.
     "Она говорит правду", - напомнила себе Антеак.
     - Разве твой долг верности Иксу не превыше всего? - спросила она.
     - Мой первый долг верности -  долг  правде,  -  Хви  улыбнулась.  Икс
преуспел даже лучше, чем рассчитывал.
     - Мыслит ли тебя Икс угрозой Богу Императору?
     - По-моему, их первоочередная забота - сбор сведений. Я обсуждала это
с Ампре перед моим отъездом.
     -  Тот  самый  Ампре,  который  возглавляет   икшианское   управление
внутренних дел?
     - Да. Ампре убежден, что Владыка Лито дозволяет угрозы своей  персоне
только до определенных пределов.
     - Ампре так сказал?
     - Ампре не считает возможной утайку будущего от Владыки Лито.
     - Но моя миссия на  Иксе  связана  с  предположением,  что...  Антеак
покачала головой, осекшись, затем сказала. - Почему Икс поставляет Владыке
механизмы и оружие?
     -  Ампре  полагает,  что  у  Икса  нет  выбора.  Превосходящая   сила
уничтожает представляющих для нее слишком большую угрозу для этой силы.
     - Если Икс  откажется,  то  это  и  выйдет  за  пределы  ограничений,
положенных Владыкой Лито.  Третьего  нет.  Думала  ли  Ты  когда-нибудь  о
последствиях брака с Владыкой Лито?
     - Ты  имеешь  ввиду  сомнения,  которые  такой  поступок  пробудит  в
отношении его божественности?
     - Кое-кто поверит в тлейлаксанские байки.
     Хви только улыбнулась.
     "Проклятие!" - подумала Антеак. - "Как же мы потеряли такую девушку?"
     - Он меняет устройство своей религии, - обвиняюще проговорила Антеак.
- Вот в чем, конечно, дело.
     - Не совершай ошибку, судя всех по самой себе,  -  ответила  Хви.  И,
когда в Антеак явно забрезжило негодование, добавила. - Но я  пришла  сюда
не для дискуссий на подобные тему, касающиеся Владыки.
     - Нет. Конечно, нет.
     - Владыка Лито повелел мне  рассказать  тебе  во  всех  подробностях,
какие я только могу упомнить, о  людях,  причастных  к  моему  рождению  и
воспитанию.
     Антеак поглядела на  шифровальный  черный  квадратик,  прокручивая  в
памяти рассказ Хви. Хви подробнейше обо всем ей поведала, как и повелел ей
ее Владыка (теперь ее жених). Эти подробности, временами могли  показаться
скучными, не будь Антеак  ментатом  -  той,  для  кого  всякая  информация
достойна усвоения.
     Антеак в раздумье покачала головой. Что же следует доложить Ордену на
Дом Соборов? Там  уже  анализируется  ее  предыдущее  донесение.  Аппарат,
способный  вместе  со  всем  своим   содержимым   отгородиться   даже   от
всепроникающего ясновидения Бога Императора? Возможно ли  такое?  Или  это
еще один вид проверки, проверки искренности Бене Джессерит перед  Владыкой
Лито? Но теперь! При том, что он уже знает происхождение  этой  загадочной
Хви Нори...
     Это  новое  развитие  событий  придавало  новую  весомость   конечным
умозаключениям. Ментата Антеак, объясняя почему  именно  она  избрана  для
этой  миссии  на  Икс.  Бог  Император  не  доверит  такого  знания  своим
Рыбословшам. Он не хочет, чтобы Рыбословши подозревали  слабость  в  своем
Владыке!
     А может, тут все  не  так  очевидно,  как  кажется?  Колесики  внутри
колесиков - вот как всегда обстоит дело с Владыкой Лито.
     И опять Антеак покачала головой.  Затем,  склонясь  над  квадратиком,
продолжила составлять донесение в Дом Соборов - опустив  сведения  о  том,
что Бог Император выбрал себе невесту.
     Они и так скоро об этом узнают. Тем временем,  Антеак  сама  поломает
голову над тем, что может из этого проистечь.



                                    32

                   Зная  всех  своих  предков,   Ты   становишься   личным
              свидетелем тех событий, что породили мифы и  религии  нашего
              прошлого. Признавая это, вы должны  думать  обо  мне  как  о
              создателе мифов.

                                                       Украденные дневники

     Первый взрыв прозвучал, едва тьма окутала  город  Онн.  Взрыв  сразил
нескольких отчаянных гуляк перед икшианским посольством, проходивших  мимо
него на вечеринку, где  (как  было  обещано)  Лицевые  Танцоры  представят
древнюю драму о короле,  зарезавшем  своих  детей.  После  событий  первых
четырех фестивальных дней гулякам требовалась немалая доля смелости, чтобы
выйти на улицу из относительной  безопасности  своих  квартир.  Истории  о
смерти и ранениях невинных прохожих будоражили весь город - подливая масла
в огонь, подогревающий осторожность.
     Никто из пострадавших, погибших и оставшихся в  живых  не  оценил  бы
замечание Владыки Лито о том, что невинные  прохожие  -  явление  довольно
редкое.
     Обостренными чувствами Лито уловил взрыв и определил  место,  где  он
произошел. С внезапной яростью, о которой ему позже  предстояло  пожалеть,
он призвал Рыбословш  и  велел  им  стереть  с  лица  земли  всех  Лицевых
Танцоров, даже тех, кого он ранее пощадил.
     И  сразу  же  его  обуял  восторг,  едва  он  сообразил,  что  с  ним
приключилось - он испытал ярость! Так много времени прошло с тех пор,  как
он испытывал хотя бы слабый гнев. Разочарование, раздражение - таковы были
пределы его чувствований. Но теперь, при угрозе  жизни  Хви  Нори,  в  нем
вспыхнула ярость!
     Немного успокоившись, Лито решил изменить первоначальный приказ -  но
посланные Рыбословши уже разбежались. Состояние, в котором предстал  перед
ними Владыка, спустило с цепи их самые кровожадные страсти.
     - Бог в ярости! - кричали некоторые из них.
     Второй взрыв, остановил спешивших на площадь с новым приказом Лито  -
соблюдать сдержанность -  Рыбословш,  ограничивая  его  распространение  и
подстрекая к еще большей жестокости. Третий взрыв грянул почти там же, где
и первый, заставив Лито самого начать действовать. Он поднял свою  тележку
в воздух, как колесницу Джаггернаута или оружие  Берсерка,  <берсеркеры  -
отчаянные воины из древнескандинавских легенд, перед которыми никто не мог
устоять> и поднялся на поверхность на икшианским лифтом.
     Оказавшись на краю  площади,  освещенной  тысячами  свободно  парящих
глоуглобов,  выпущенных  из  рук  Рыбословш,  Лито  увидел  сцену   хаоса:
центральный помост  площади  разнесло  вдребезги,  оставив  неповрежденной
только пластальную базу  под  его  мощеной  поверхностью;  разбитые  куски
кирпичной кладки валялись вокруг, вперемешку  с  мертвыми  и  ранеными.  С
противоположной  стороны  площади,  от  икшианского  посольства  продолжал
доноситься дикий шум бушующего там сражения.
     - Где мой Данкан? - зычно взревел Лито.
     Через площадь к нему кинулась башар гвардии и доложила, задыхаясь:
     - Мы оставили его в Твердыне, Владыка!
     - Что здесь происходит? - вопросил Лито, указывая  на  битву,  идущую
перед икшианским посольством.
     - Мятежники и тлейлаксанцы атакуют икшианское посольство, Владыка.  У
них взрывные устройства.
     Не успела она договорить, как перед поврежденным  фасадом  посольства
ослепительно грянул еще один взрыв. Лито увидел, как  подкинуло  в  воздух
тела, как они разлетелись вперед по широкой дуге, падая  по  краям  белого
пламени, оставлявшего за собой оранжевый след, усеянный черными точками.
     Не  думая  о  последствиях,   Лито   переключил   свою   тележку   на
антигравитационные суспензоры и пулей  понесся  на  ней  через  площадь  -
мчащийся Левиафан, увлекающий  глоуглобы  в  свою  кильватерную  воздушную
струю. Достигнув места сражения, он обогнул собственные войска и обрушился
с фланга на нападавших, опомнившись  лишь  когда  вокруг  него  заполыхали
зловеще изогнутые голубые лучи лазерных пистолетов. Он  почувствовал,  как
его тележка сокрушает живую плоть, усеивая телами все вокруг.
     Перед самым фасадом посольства, он вывалился из  тележки,  рухнул  на
брусчатку, перекатился  по  твердой  мостовой.  Лучи  лазерных  пистолетов
защекотали его рубчатое тело, внутри него поднялась мощная волна жара,  за
ней последовала вентилирующая кислородная отрыжка  из  хвоста.  Мгновенный
рефлекс полностью закрыл его лицо  рясой  и  погрузил  руки  в  безопасные
глубины переднего сегмента. Его тело  Червя  взяло  над  ним  полную  волю
изгибаясь и молотя как цеп, перекатываясь безумным  колесом,  он  метался,
обрушиваясь во все стороны.
     Улицу заливала кровь. Кровь - это водный барьер для Червя.  Но  такая
вода неотделима от смерти. Его беснующееся тело срывалось и оскальзывалось
в ней, из каждого сочленения, где жидкость просачивалась сквозь  его  кожу
песчаной форели, вырывался голубой  дымок.  Его  одолела  водяная  агония,
пробудившая  еще  большую  жестокость  в  его  огромном  молотящем   теле.
Рыбословши по всей линии подались назад, когда Лито атаковал врага.  Потом
сметливая башар увидела, какая тут открывается возможность.
     Ее крик перекрыл шум битвы:
     - Добивайте оставшихся!
     Ряды гвардейцев ринулись вперед.
     Всего лишь несколько минут понадобилось Рыбословшам  на  их  кровавую
жатву - и лезвия пронзали тела в  беспощадном  свете  глоуглобов,  плясали
дуги лазерных лучей, и даже ударами рук и ног Рыбословши кромсали уязвимую
плоть. Они никого не оставили в живых.
     Лито откатился от кровавого месива перед посольством, почти ничего не
соображая сквозь волны водяной агонии.  Облако  почти  чистого  кислорода,
образовавшееся  вокруг  него,  помогло  восстановлению  его   человеческих
восприятий. Он призвал тележку, она подплыла к  нему,  опасно  кренясь  на
поврежденных суспензорах. Он медленно забрался на сразу просевшую  тележку
и отдал ей мысленную команду вернуться в его апартаменты под площадью.
     На случай необходимости исцеления после контакта с водой у  него  уже
давным-давно  была  приготовлена  очистная   камера,   где   тугие   струи
прокаленного воздуха высушат его и приведут  в  себя.  Мог  бы  подойти  и
песок, но в пределах Онна не было необходимого количества  песка,  где  он
мог бы прогреться, отчистив свое тело до нормального состояния.
     В лифте он подумал о Хви и распорядился немедленно ее доставить.
     "Если она осталась в живых".
     Покуда  его  тело,  одновременно  и  человеческое  и  Предчервя,  так
неотложно жаждало очищающего жара - у него не было времени на провидческое
дознание, оставалось лишь надеяться,
     Едва оказавшись в очистной камере, он  решил  подтвердить  предыдущий
приказ - "пощадить  нескольких  Лицевых  Танцоров!",  но  к  тому  времени
остервенелые Рыбословши уже растеклись  по  всему  городу,  а  у  него  не
хватало сил  на  ясновидческий  поиск,  в  какие  места  города  отправить
вестовых, чтобы все отряды получили его приказ.
     Когда он выходил из очистной камеры, капитан  гвардии  доложила  ему,
что Хви Нори легко ранена, но в безопасности и будет доставлена к нему так
скоро, как только местный командир найдет это благоразумным.
     Лито  на  месте  произвел  капитана  в  подбашары.  Она  была  тяжело
сколоченной, наподобие Найлы, но лицо не такое квадратное более округлое и
ближе к прежним нормам.  От  столь  горячего  одобрения  Владыки  она  вся
затрепетала и, когда он велел ей  вернуться  и  "вдвойне  убедиться",  что
никакая опасность больше Хви не грозит, повернулась и  помчалась  со  всех
ног.
     "Я даже не спросил, как ее зовут", - подумал Лито,  перекатываясь  на
новую тележку в углублении своей малой палаты аудиенций. Несколько  секунд
размышлений, и он припомнил имя новой подбашары -  Тьюма.  Повышение  надо
будет еще подтвердить. Он завязал себе мысленный узелок на память  сделать
это лично. Все до единой рыбословши  должны  немедленно  уразуметь,  сколь
дорога ему Хви Нори. Хотя после событий сегодняшней ночи в этом не  должно
остаться  больших  сомнений.   Он   обратился   к   своему   провидческому
прослеживанию и разослал гонцов своим озверевшим Рыбословшам. Но вред  уже
был нанесен: трупы по всему Онну, - Лицевые Танцоры и лишь заподозренные в
этом.
     "И многие видели, как я убивал", - подумал  он.  Дожидаясь  появления
Хви, он заново осмыслил все произошедшее. Сегодняшнее нападение не типично
для Тлейлакса,  по  новой  модели,  и  в  эту  новую  модель  укладывается
предыдущее, на дороге в Онн, и все указывает, что за  этими  смертоносными
выпадами таится единый ум.
     "Я мог бы там умереть", - подумал он.
     Начинало  проясняться,  почему  он  не  предвидел  этого   нападения,
основная же причина коренилась глубже: Лито  ощутил,  как  ему  становится
виден самый корень происшедшего - то, что сводит воедино все улики.  Какой
человек лучше всего знал Бога Императора? Какой человек  владел  секретным
местом, из которого мог плести свои заговоры?

     МОЛКИ!

     Лито вызвал часовую и велел ей узнать, не  покинула  ли  еще  Арракис
Преподобная Мать Антеак. Через мгновение часовая вернулась с докладом.
     -  Антеак  все  еще  находится  в  своих  апартаментах.   Командующая
Рыбословшами, охраняющими ее, сообщает, что  их  посольство  нападению  не
подверглось.
     - Вот что, передай Антеак, - сказал Лито. - понимает ли  она  теперь,
почему я поместил ее делегацию в столь удаленном  от  меня  районе?  Затем
скажи ей, что, находясь на Иксе,  она  должна  определить  местонахождение
Молки. Она должна будет доложить об  этом  нашему  местному  гарнизону  на
Иксе.
     - Молки, бывший икшианский посол?
     - Он самый. Он не должен оставаться на свободе и живым. Ты  известишь
командующую нашим гарнизоном на Иксе, и  ей  следует  поддерживать  тесный
контакт с Антеак, обеспечивая всю необходимую помощь.  Молки  должен  быть
доставлен сюда, ко мне, или казнен, наша командующая пусть сама решит,  по
обстоятельствам.
     Посланница, стоявшая в кругу падающего вокруг  Лито  света,  кивнула,
тени покачнулись на ее лице. Ей не нужно повторять приказание.  Каждая  из
его личных охранниц великолепно  тренирована  в  мнемотехнике  и  может  в
точности повторить слова и даже интонацию Лито, никогда не  забывая  того,
что хоть раз от него услышали.
     Когда посланница удалилась, Лито послал личный сигнал запроса и через
несколько секунд получил ответ от Найлы. Икшианское устройство, встроенное
в  его  тележку,  воспроизвело   ее   голос   бесстрастным,   металлически
машинообразным, слышимым только Лито:
     - Да, Сиона в Твердыне. Нет, Сиона не вступала в  контакт  со  своими
соратниками по мятежу. Нет, она даже еще не знает, что я за ней наблюдаю.
     -  Нападение  на  посольство?  Это  совершено  отколовшейся  группой,
называющей себя Звеном Тлейлаксанского Контакта.
     Лито позволил себе мысленно вздохнуть.  Мятежники  всегда  навешивают
своим группировкам такие претенциозные ярлыки.
     - Есть ли оставшиеся в живых? - спросил он.
     - Таковых мы не знаем.
     Лито нашел забавным, что, хотя трансляция не  воспроизводила  никаких
эмоциональных оттенков,  его  память  дополняла  ими  сухой  металлический
голос.
     - Ты войдешь в контакт с Сионой, - сказал он. -  Открой  ей,  что  Ты
Рыбословша. Скажи ей, Ты не открывала этого раньше, потому что знала,  что
она не будет тебе доверять и потому что боялась разоблачения.  Потому  что
Ты одна единственная их всех Рыбословш входишь в заговор Сионы.  Подтверди
ей свою клятву. Скажи ей, Ты поклялась всем для тебя  святым  во  всем  ей
повиноваться. Если она тебе что-нибудь прикажет, Ты это выполнишь. Все это
- правда, как Ты хорошо знаешь.
     - Да, Владыка.
     Память дополнила слова интонацией  фанатичной  преданности.  Она  все
выполнит.
     - Если возможно, обеспечь возможности  для  Сионы  и  Данкана  Айдахо
оставаться наедине, - сказал он.
     - Да, Владыка.
     "Пусть они сближаются обычным путем", - подумал он.
     Поговорив  с  Найлой,  он  на  секунду  задумался,  затем  послал  за
командующей силами на площади. Башар вскоре прибыла, ее темный мундир  был
запачкан и запылен, на  сапогах  -  запекшаяся  кровь.  Она  была  высокой
женщиной с  тонкой  костью,  морщины  придавали  орлиным  чертам  ее  лица
выражение властного достоинства.
     Лито припомнил ее воинское имя: Айлио,  что  означало  "Надежная"  на
языке старых Свободных. Он,  однако,  обратился  к  ней  по  ее  имени  от
рождения:  Найше  "дочь  Ше",  это  придало  их  беседе   тонкий   оттенок
интимности.
     -  Присядь,  отдохни,  Найше,  -  сказал  он.   -   Ты   основательно
потрудилась.
     - Благодарю, Владыка.
     Она опустилась на ту самую красную подушку, на  которой  сидела  Хви.
Лито отметил, что, несмотря на морщинки усталости,  пролегшие  вокруг  рта
Найше, ее глаза остаются  бодрыми.  Она  глядела  на  него,  полная  жажды
услышать его слова.
     - В моем городе опять воцарилось спокойствие, - он  произнес  это  не
совсем с вопросительной интонацией, предоставив самой  Найше  истолковать,
вопрос это или нет.
     - Спокойствие, но не благодать, Владыка.
     Он кинул взгляд на запекшуюся кровь у нее на сапогах.
     - Что с улицей перед икшианским посольством?
     - Она очищена, Владыка. Уже ведутся ремонтные работы.
     - А площадь?
     - К утру будет выглядеть так, как всегда.
     Ее взгляд неотрывно держался на его лице. Оба они знали, что  он  еще
не подошел к сути беседы. Но теперь Лито понял, что же скрывается за  этим
выражением лица Найше.

     ГОРДОСТЬ СВОИМ ВЛАДЫКОЙ!

     Она впервые увидела, как Бог Император убивает. И это посеяло  семена
жестокой зависимости. ЕСЛИ  ГРЯНЕТ  БЕДА,  МОЙ  ВЛАДЫКА  ПРИДЕТ.  Вот  что
читалось теперь в ее глазах. Она не  будет  теперь  действовать  полностью
самостоятельно,  только  черпая   силу   от   Бога   Императора   и   неся
ответственность за использование этой силы. Была одержимость  в  выражении
ее лица - жуткая машина  смерти,  всегда  за  кулисами,  всегда  наготове,
только призови.
     Лито не понравилось увиденное, но сделанного не воротишь.  Чтобы  все
выправить, придется действовать медленно и тонко.
     - Где нападавшие взяли лазерные пистолеты? - спросил он.
     - В наших собственных складах, Владыка. Мы полностью  сменили  охрану
арсенала.

     СМЕНИЛИ.  Полумера  с  определенной  долей   изящества.   Согрешившие
Рыбословши изолированы и  будут  содержаться  отдельно,  пока  у  Лито  не
возникнет необходимости в батальонах смерти.  Тогда  они  умрут  радостно,
веря, что таким образом искупают свой грех. Один слух,  что  выслан  отряд
таких берсеркеров, способен утихомирить заранее, до их прибытия.
     - Подорвали стену арсенала? - спросил он.
     -  ВОРОВСТВО  и  взрывчатка,  Владыка.   Охрана   арсенала   проявила
беспечность.
     - Источник взрывчатки?
     Найше несколько утомленно пожала плечами.
     Лито мог только согласиться. Он знал, что способен  найти  и  выявить
эти источники, но это бы мало к  чему  привело.  У  изобретательных  людей
всегда под рукой составляющие для самодельных взрывчатых устройств - такие
обычные вещи, как сахар и хлорная известь, совершенно обыкновенные масла и
невинные удобрения, лаки  и  растворители,  вытяжки  из  грязи  под  кучей
навоза.  Список  можно  было  продолжать  до  бесконечности,  к  нему  все
прибавлялось с каждым новым достижением человеческого  опыта  и  познания.
Даже в таком  обществе,  которое  создал  он,  любому,  кто  попытался  бы
ограничить смешение технологий и новых идей, нереально было  надеяться  на
полное уничтожение всех провоцирующих факторов. Сама  идея  контролировать
такое была химерой, опасным и отвлекающим  мифом.  Ключ  -  в  ограничении
страсти к насилию. В этом смысле, нынешняя ночь являлась катастрофой.
     "Так много несправедливости", - подумал он.
     Словно прочтя эту мысль, Найше вздохнула.
     "Ну конечно. Рыбословши с детства приучены избегать несправедливости,
где только возможно."
     - Мы должны позаботиться о  местных  жителях,  пострадавших  от  этих
событий  -  сказал  он.  -  Проследите  за  тем,  чтобы  их   нужды   были
удовлетворены. Нужно ясно довести до их  сознания,  что  осуждать  за  это
следует Тлейлакс.
     Найше кивнула. Она хорошо вымуштрована, иначе бы  не  достигла  ранга
башара. Она уже верит в его слова. Для  веры  в  виновность  Тлейлакса  ей
достаточно, что об этом заявил Лито. В такой  мгновенной  вере  есть  своя
прелесть: теперь она понимает, почему не перебили всех тлейлаксанцев.
     "Всех козлов отпущения до единого убивать не стоит".
     - И мы должны позаботиться об отвлечении, - сказал Лито. - К счастью,
одно у нас прямо под рукой. Я сообщу тебе об этом, после беседы с леди Хви
Нори.
     - С икшианским послом, Владыка? Разве она не замешана в...
     - Она совершенно невиновна, - сказал он.
     Он увидел, как вера в  это  сразу  же  запечатлелась  на  лице  Найше
готовой маской, запершей ей челюсть и  остекленившей  глаза.  Даже  Найше.
Хоть Лито и знает, с какого "зачем" начинается то "зачем", из-за  которого
он создал все, что создал, но,  порой,  испытывает  какое-то  благоговение
перед собственным творением.
     - Я слышу, как леди Хви входит в мою приемную, - сказал он. -  Пришли
ее ко мне, когда будешь выходить. И, Найше...
     Она уже поднялась на ноги, но застыла в ожидающем молчании.
     - Сегодня я произвел Тьюму в подбашары, - сказал он. Проследи,  чтобы
это было оформлено официально. Что до тебя, то я очень  доволен.  Проси  и
дастся тебе.
     Он увидел, как эта формула волной радости отразилась в Найше, но  она
немедленно одернула себя, доказав еще раз свою ценность для него.
     - Я проверю Тьюму, Владыка, - проговорила она.  -  Если  она  пройдет
тест, я возьму отпуск. Я уже много лет не видела мою семью на Салузе II.
     - Отпуск за тобой, когда только пожелаешь, -  сказал  он  и  подумал:
"Салуза Вторая. Ну конечно!"
     Достаточно ей было единожды упомянуть о своем происхождении,  как  он
сразу сообразил, на кого же она похожа - на  Харк  ал-Аду.  "В  ней  течет
кровь Коррино. Мы более близкие родственники, чем я думал".
     - Мой Владыка великодушен, - сказала она и удалилась, с новой силой в
походке. Он услышал ее голос в приемной:
     - Леди Хви, наш Владыка тебя сейчас примет.
     Хви, проходя в дверь, на секунду предстала темным  силуэтом  на  фоне
горящего сзади света. Ее шаг сделался неуверенным, потом, когда  ее  глаза
приспособились к другому освещению, неуверенность исчезла. Как мотылек  на
свет, она устремилась к лицу Лито, кинув взгляд в полутьму, окружавшую его
тело, лишь для того, чтобы убедиться, что он не ранен. Лито знал,  что  на
нем нет  ни  одного  следа  ранений  -  вот  только  пепел,  и  внутреннее
содрогание еще оставалось при нем.
     Он заметил, что она слегка прихрамывает. Хви оберегала  правую  ногу,
но длинное одеяние из  твида  зеленого  цвета  скрывало  ее  ранение.  Она
остановилась на краю углубления, где стояла его тележка, и поглядела прямо
в его глаза.
     - Мне сказали, что Ты ранена. Тебе больно?
     - У меня нога порезана чуть  ли  не  до  колена,  Владыка.  Небольшим
куском  каменной  кладки,  отлетевшим  при  взрыве.  Твои  Рыбословши  уже
обработали рану бальзамом, унявшим боль. Владыка, я боялась за Тебя.
     - А я боялся за тебя, ласковая Хви.
     - Кроме  первого  взрыва,  я  не  подвергалась  ни  какой  опасности,
Владыка. Меня быстро спрятали в помещении глубоко под посольством.
     "Значит она не видела устроенного мной спектакля", - подумал он. - "Я
могу быть за это благодарен".
     - Я послал за тобой, чтоб попросить у тебя прощения, - сказал он.
     Она опустилась на золотую подушку.
     - Что мне прощать тебе, Владыка? Ты ведь не причина...
     - Меня испытывали, Хви.
     - Тебя?
     - Есть желающие узнать, насколько глубоко  я  озабочен  безопасностью
Хви Нори.
     Она сделала жест в сторону внешнего мира.
     - Это... произошло из-за меня?
     - Из-за нас.
     - О! Но кто...
     - Ты согласилась выйти за меня замуж, Хви, и я... - он  поднял  руку,
призывая ее  к  молчанию,  когда  она  попробовала  заговорить.  -  Антеак
рассказала нам то, что Ты ей поведала, но происходит это не из  откровений
Антеак.
     - Тогда кто же...
     - Кто - не важно, важно, чтобы Ты еще раз  подумала.  Я  должен  дать
тебе еще возможность подумать.
     Она опустила взгляд.
     "Как же свежи и не испорчены ее черты" - подумал он.
     Его воображение, оно одно, способно было представить во всей  полноте
его человеческую жизнь вместе  с  Хви.  Из  множества  его  жизней-памятей
вдоволь  можно   было   почерпнуть,   чтобы   достоверно   нафантазировать
супружескую  жизнь.  Она  тут   же   обрастала   нюансами   -   небольшими
подробностями взаимного опыта, прикосновениями, поцелуями, всей  блаженной
сопричастностью, на которой строилось и возвышалось то, что было прекрасно
до боли. И эта боль, одолевшая его, была намного  глубже,  чем  физические
напоминания о устроенном им перед посольством побоище.
     Вскинув подбородок, Хви, переполненность состраданием, жаждой помочь,
поглядела ему в глаза. Он увидел в ней.
     - Как еще я могу Тебе послужить, Владыка?
     Он напомнил себе, что она - человек, в то время как сам он -  уже  не
человек. Это различие между ними будет увеличиваться с каждой минутой.
     Ноющая боль его не отпускала.
     Хви была неизбежной реальностью, чем-то настолько важным, что ни одно
слово никогда не могло бы этого полностью  выразить.  Ноющая  боль  внутри
него была почти невыносимой.
     - Я люблю тебя, Хви. Я люблю тебя, как мужчина  любит  женщину...  Но
этого не сможет состояться и никогда не будет.
     Из глаз ее брызнули слезы.
     - Следует ли мне уехать? Следует ли мне вернуться на Икс?
     - Они лишь замучают тебя, стараясь выяснить, где дал сбой их план.
     "Она разглядела мою боль", -  подумал  он.  -  "Ей  знакомы  тщета  и
разочарование. Что она сделает?  Она  не  станет  лгать.  Не  заявит,  что
отвечает на мою любовь, как женщина мужчине. Она видит бесполезность.  Она
знает, что ее собственные чувства  ко  мне  -  сострадание,  благоговение,
любознательность, пренебрегающая страхом".
     - Тогда я останусь, - сказала  она.  -  Возьмем  столько  радости  из
пребывания вместе, сколько получится. Я думаю, это самое  лучшее,  что  мы
можем сделать. Если это означает, что нам следует пожениться, то так  тому
и быть.
     - Тогда я должен доверить тебе знание, которое я не доверял ни одному
другому человеку, - сказал он. - Оно даст тебе  такую  власть  надо  мной,
которая...
     - Не делай этого, Владыка! Что, если кто-нибудь заставит меня...
     - Ты никогда больше не покинешь пределы моего  домашнего  круга.  Мои
апартаменты здесь и в Твердыне, безопасные места  в  Сарьере  будут  твоим
домом.
     - Как пожелаешь.
     "До чего ласково и открыто ее тихое согласие",  -  подумал  он.  Надо
укротить болезненную пульсацию внутри себя. Чем цепче  она  врастает,  тем
опасней и для него самого, и для Золотой Тропы.
     "До чего Икшианцы умны!"
     Молки повидал  на  своем  веку,  как  всесильные  поневоле  сдавались
несмолкающей песне сирены - желанию пожить в собственное удовольствие.
     "Ведь любая малейшая прихоть сразу напоминает  об  имеющейся  у  тебя
власти".
     Хви приняла его молчание за признак неуверенности.
     - Мы поженимся, Владыка?
     - Да.
     -  Не  следует  ли  как-нибудь  позаботиться,  чтобы   тлейлаксанские
сплетни, что...
     - Не следует.
     Она поглядела на него, припоминая их прежние разговоры. "Посев  зерен
распада на множество частей".
     - Я боюсь, Владыка, что ослаблю Тебя, - сказала она.
     - Ты обязательно должна найти способ меня усилить.
     - Может ли усилить Тебя, если мы уменьшим веру  в  Бога  Лито?  В  ее
голосе прозвучало нечто от Молки - оценивающее взвешивание, делавшее Молки
столь отталкивающе очаровательным. "Мы никогда не избавляемся до конца  от
учителей нашего детства".
     - Твой вопрос требует ответа, - сказал он. - Многие будут  продолжать
поклоняться мне, согласно моему замыслу. Другие будут считать это ложью.
     - Владыка... Ты просишь меня лгать ради тебя?
     - Разумеется, нет. Но я попрошу тебя хранить молчание, когда  у  тебя
может появиться желание заговорить.
     - Но если они будут поносить...
     - Я протестовать не буду.
     И опять слезы потекли у нее по щекам. Лито так хотелось их коснуться,
но они были водой... причиняющей боль водой.
     - Вот как следует тому совершиться, - сказал он.
     - Объяснишь ли Ты мне это, Владыка?
     - Когда меня больше не будет,  они  должны  называть  меня  шайтаном,
Императором геенны. Колесо должно катиться, катиться и катиться по Золотой
Тропе.
     - Владыка, разве нельзя направить гнев на меня одну? Я бы не...
     - Нет! Икшианцы сделали тебя намного совершеннее, чем  даже  задумали
сами. Я действительно тебя люблю, ничего с этим не поделаешь.
     - Я не  хочу  причинять  Тебе  боль!  -  эти  слова  словно  насильно
вырвались из нее.
     - Сделанного не переделаешь. Не скорби об этом.
     - Помоги мне понять.
     - Ненависть, расцветшая пышно после того, как меня  не  станет,  тоже
исчезнет, неизбежно канет в прошлое. Пройдет много времени, потом, в очень
далеком будущем, найдут мои дневники.
     - Дневники? - она опешила от такой резкой смены темы.
     - Хроники моего времени. Мои доводы, мои апологии. Копии существующих
и разрозненных фрагментов сохранятся, некоторые  в  искаженной  форме,  но
истинные дневники будут ждать, ждать, и ждать. Я хорошо их спрятал.
     - И когда их откроют, то?..
     - Люди обнаружат, что я полностью отличался от их  представлений  обо
мне.
     Ее голос понизился до дрожащего шепота.
     - Я уже знаю, что они узнают.
     - Да, моя дорогая Хви, по-моему, знаешь.
     - Ты не дьявол и не бог, а просто нечто, никогда не виданное  прежде,
нечто,  чего  никогда  больше  не  увидят  в  будущем,  потому  что   Твое
возникновение - необходимость.
     Она смахнула слезы, стекавшие у нее по щекам.
     - Хви, Ты понимаешь, насколько Ты опасна?
     На ее лице промелькнула тревога, руки ее напряглись.
     - У тебя есть все задатки святой, - сказал он. -  Ты  понимаешь,  как
страшно это может оказаться - столкнуться со святой не в том месте и не  в
то время?
     Она покачала головой.
     - Люди должны быть подготовлены для святых, - объяснил он. Иначе  они
становятся  просто  последователями,  просителями,  попрошайками,  слабыми
лизоблюдами,  навсегда  в  тени  святого.  Людей  это  губит,   ведь   так
воспитывается лишь слабость.
     Секунду подумав, она кивнула, затем спросила:
     - А будут ли святые, когда Ты уйдешь?
     - Такова цель моей Золотой Тропы.
     - Дочь Монео, Сиона, будет ли она...
     - Пока что, она  только  мятежница.  Что  до  святости,  предоставляю
решать ей самой. Может быть, она сделает только то, для чего выведена.
     - Что, Владыка?
     - Перестань называть меня Владыкой, - сказал он. - Мы будем  Червь  и
его жена. Называй меня Лито, если хочешь. Владыка совсем не то.
     - Да... Лито. Но что...
     - Сиона выведена для того, чтобы  править.  Есть  опасность  в  такой
селекции. Имея власть, обретаешь знание  и  силу.  Это  может  привести  к
заносчивой безответственности, к  болезненным  крайностям,  а  затем  и  к
жестокому разрушителю - безудержному гедонизму.
     - Сиона бы...
     - Все, что мы  знаем  о  Сионе  -  что  она  верна  своему  пониманию
уготованной ей  роли,  отчаянно  держится  за  эту  стереотипы  поведения,
определяющие ее восприятие. Она, никуда не  денешься,  аристократка  -  но
аристократия большей частью смотрит в прошлое. В этом и есть  неудача.  Не
много увидишь в  прошлом,  если  только  Ты  не  двуликий  Янус,  глядящий
одновременно вперед и назад.
     - Янус? Ах да,  тот  бог  с  двумя  противоположными  лицами,  -  она
облизнула губы. - А Ты - Янус, Лито?
     - Я Янус, увеличенный в миллиард раз. Но я  и  нечто,  много  меньшее
Януса. Я, например, то, чем больше всего  восхищаются  мои  управляющие  -
тот, чьи решения всегда правильны, каковы бы они ни были.
     - Но если Ты подведешь их...
     - Тогда они обернутся против меня, да.
     - Сиона заменит Тебя, если...
     - Ах, какое же огромное "если"! Ты видишь,  что  Сиона  угрожает  мне
лично. Однако, она не представляет угрозы для  Золотой  Тропы.  Примем  во
внимание,  к  тому  же,  что  мои   Рыбословши   испытывают   определенную
привязанность к нынешнему Данкану.
     - Сиона кажется... такой юной.
     - Да, я ее любимый объект нападения - мошенник,  удерживающий  власть
под  фальшивыми  предлогами,  никогда  не  интересующийся  нуждами   своих
подданных.
     - Не могла бы я поговорить с ней и...
     - Нет! Ты никогда не должна пытаться хоть в чем-нибудь убедить Сиону.
Обещай мне, Хви.
     - Конечно, если Ты просишь, но я...
     - У всех богов есть эта проблема, Хви. Я часто вынужден  не  обращать
внимания на непосредственные нужды, поскольку провижу более глубокие. А не
откликаться на непосредственные нужды - оскорблять молодых.
     - Может быть обратиться к ее разуму и...
     - Никогда не пытайся обращаться к разуму людей, которые  думают,  что
правы...
     - Но когда они узнают, что не правы...
     - Ты веришь в меня?
     - Да.
     - Если кто-нибудь постарается убедить тебя, что я величайшее зло всех
времен...
     - Я очень рассержусь. Я бы... - она осеклась.
     - Разум ценится только тогда, когда  он  обращается  к  бессловесному
физическому фону нашего мироздания, - проговорил Лито.
     Ее  брови  задумчиво  сдвинулись.  Лито  восхитило  в  ней   ощутимое
вызревание глубокого понимания.
     - Ага!.. - выдохнула она.
     - Ни одно мыслящее существо теперь уже не сможет отрицать опыт  Лито,
- сказал он. - Я вижу, Ты уже начинаешь постигать. Начало! Это почти  все,
вокруг чего вращается жизнь!
     Она кивнула.
     "Никаких споров", - подумал он. - "Когда она видит следы, она идет по
ним, чтобы выяснить, куда они приведут".
     - До тех пор, пока существует жизнь,  каждый  конец  есть  начало,  -
сказал он. - Я спасу человечество, даже от него самого.
     Она опять кивнула. Следы продолжали вести вперед.
     - Вот почему никакая смерть, не может быть  полным  поражением,  если
человечество ею укрепляется, - сказал он. - Вот  почему  нас  так  глубоко
трогает рождение. Вот почему трагичнейшая смерть - это смерть юности.
     - Икс продолжает угрожать Твоей Золотой Тропе? Я уже поняла, что  они
замышляют что-то недоброе.
     Они ЗАМЫШЛЯЮТ. ХВИ НЕ СЛЫШИТ, КАКИМ ВНУТРЕННИМ СМЫСЛОМ НАПОЛНЯЮТСЯ ЕЕ
СОБСТВЕННЫЕ СЛОВА. ЕЙ НЕТ НУЖДЫ ЭТО СЛЫШАТЬ.
     Он во все глаза рассматривал то чудо, каким была Хви. В ней  была  та
форма честности, которую  некоторые  могли  назвать  наивностью,  но  Лито
распознал ее как просто отсутствие застенчивости. Честность была не просто
сутью ее натуры, это была сама Хви.
     - Тогда я распоряжусь, чтобы завтра на площади нам сыграли спектакль,
- сказал Лито. -  Это  будет  спектакль  в  исполнении  оставшихся  живыми
Лицевых Танцоров. После этого будет объявлено о нашей помолвке.



                                    33

                   Да  не  останется  сомнений,  что  я  -  собрание  моих
              предков, арена, на которой они о себе заявляют.  Они  -  мои
              клеточки, а я - их тело. То, о чем я говорю -  это  ФАВРАШИ,
              душа,  коллективное  бессознательное,  источник   архетипов,
              хранилище боли и радости. Я  -  выбор  их  пробуждения.  Моя
              САМХАДИ - их самхади. Их жизненные опыты -  мои!  Их  знание
              сущностей - мое. Это миллиарды, составляющие меня одного.

                                                       Украденные дневники

     Утренний спектакль Лицевых Танцоров занял около двух часов,  а  затем
состоялось оглашение помолвки, вызвавшее волны шока по всему Фестивальному
Городу.
     - Прошли века с тех пор как он выбирал невесту!
     - Больше тысячи лет, моя дорогая.
     Парад Рыбословш  был  короток.  Они  громко  его  приветствовали,  но
чувствовалось, что они выбиты из колеи.
     "ВЫ МОИ ЕДИНСТВЕННЫЕ НЕВЕСТЫ", - говорил  он  им.  Разве  не  в  этом
значение Сиайнока?
     Лито подумалось, что Лицевые Танцоры играли неплохо, несмотря  на  их
явный ужас. В запасниках музея Свободных отыскались подходящие  одеяния  -
черные плащи с капюшонами и с белыми веревочными ремнями, на спинах вышиты
широко  распахнувшие  крылья  зеленые  ястребы  -  официальное   облачение
бродячих жрецов Муад Диба.  Лицевые  Танцоры  представили  темные  усохшие
лица, и через танец, исполненный в этих одеяниях рассказали,  как  легионы
Муад Диба распространили свою религию по всей Империи.
     На Хви было сверкающее серебряное платье и ожерелье зеленого жадеита.
Весь спектакль она сидела рядом с Лито на королевской тележке. Однажды она
наклонилась вплотную к его лицу и спросила:
     - Разве это не пародия?
     - Для меня, возможно.
     - А Лицевые Танцоры понимают?
     - Подозревают.
     - Значит, они не настолько напуганы, как представляются.
     - Они еще как напуганы.  Просто  они  намного  храбрее,  чем  считает
большинство людей.
     - Храбрость не может быть настолько глупой, - прошептала она.
     - И наоборот.
     Она одарила его оценивающим взглядом перед тем, как  опять  перенести
свое внимание на представление. Почти две сотни Лицевых Танцоров  остались
живы и невредимы.  Все  они  были  задействованы  в  этом  танце.  Сложные
переплетения и позы очаровывали глаз.  Глядя  на  них,  было  возможно  на
некоторое время забыть все кровавое, что предшествовало этому дню.
     Лито  как  раз  припоминал  это,  покоясь  незадолго  до  полудня   в
одиночестве, в малой палате аудиенций, когда прибыл Монео. Монео  проводил
Преподобную Мать  Антеак  на  лайнер  Космического  Союза,  побеседовал  с
командующей Рыбословшами о побоище предыдущей ночи, совершил быстрый полет
в Твердыню и обратно, - убедиться, что Сиона под  надежной  охраной  и  не
была замешана в нападении на посольство. Он вернулся в Онн сразу же  после
провозглашения помолвки, абсолютно не предупрежденный об этом заранее.
     Монео был в ярости. Лито никогда не видел его настолько рассерженным.
Он бурей ворвался в комнату и остановился всего лишь в двух метрах от лица
Лито.
     - Теперь поверят в россказни тлейлаксанцев! - сказал он.
     Лито ответил ему урезонивающим тоном.
     - До чего же упрямо люди требуют,  чтобы  их  боги  были  идеальными.
Греки в этом отношении были намного разумнее.
     - Где она? - вопросил Монео. - Где эта...
     - Хви отдыхает. У нас были трудная  ночь  и  длинное  утро.  Я  желаю
видеть ее хорошо  отдохнувшей,  когда  сегодня  вечером  мы  направимся  в
Твердыню.
     - Как она это провернула? - осведомился Монео.
     - Ну знаешь, Монео! Ты потерял всякую осмотрительность?
     - Я из-за Тебя беспокоюсь! Имеешь ли Ты хоть  малейшее  понятие,  что
говорят в городе?
     - Я полностью в курсе всех россказней.
     - Что же Ты затеваешь?
     -  Знаешь,  Монео,  по-моему,  только  старые   пантеисты   правильно
представляли   себе   божества:   несовершенные   смертные   под   личиной
бессмертных.
     Монео воздел руки к небесам.
     - Я видел выражения  их  лиц!  -  он  всплеснул  руками.  -  Все  это
разнесется по Империи меньше, чем за две недели.
     - Ну, наверняка, времени все-таки понадобится побольше.
     - Если Твоим врагам нужна  была  какая-нибудь  единственная  причина,
чтобы сплотить их всех вместе...
     - Поносить бога - это древняя человеческая  традиция,  Монео.  Почему
мне следует быть исключением?
     Монео попробовал заговорить и обнаружил, что не  может  вымолвить  ни
слова. Он протопал к краю углубления, где  стояла  тележка  Лито,  так  же
отошел назад и занял прежнюю позицию, пылающим взором глядя в лицо Лито.
     - Если Тебе от меня требуется помощь, мне  нужны  объяснения,  сказал
Монео. - Почему Ты это творишь?
     - Эмоции.
     Рот Монео сложился произнести что-то, но вслух он ничего не сказал.
     - Они одолели меня как раз тогда, когда я считал,  что  они  навсегда
меня покинули, - сказал Лито. - До чего же сладостно это немного последнее
от человеческого.
     - С Хви? Но Ты ведь, наверняка, не можешь...
     - Воспоминаний об эмоциях всегда недостаточно, Монео.
     - Ты что, собираешься мне рассказывать, что Ты потакаешь себе в...
     - Потакать? Разумеется, нет! Но тот треножник,  на  котором  качается
Империя, состоит из плоти, мысли и эмоции. Я почувствовал,  что  до  этого
был ограничен плотью и мыслью.
     - Она навела на Тебя какое-то колдовство, - обвинил Монео.
     - Ну разумеется, навела. И как же я ей за  это  благодарен.  Если  мы
будем отрицать необходимость  думать,  Монео,  как  делают  некоторые,  то
потеряем способность размышлять, не сможем  точно  определять,  о  чем  же
именно докладывают нам наши чувства; если  мы  будем  отрицать  плоть,  то
лишимся способности передвигаться обычным способом. Но  если  мы  отрицаем
эмоции - теряем всякое соприкосновение с нашим внутренним мирозданием. Как
раз по эмоциям я и тосковал больше всего.
     - Я настаиваю, Владыка, чтобы Ты...
     - Ты сердишь меня, Монео. Такова моя сиюминутная эмоция.
     Лито увидел, как Монео растерялся, как разом остывает  его  ярость  -
словно горячий утюг, зашипевший в ледяной воде. Но, все-таки, немного пара
в нем еще оставалось.
     - Я беспокоюсь не за себя, Владыка. Мои заботы, в основном, о Тебе, и
Ты это знаешь.
     Лито мягко проговорил:
     - Такова твоя эмоция, Монео, я нахожу ее очень дорогой для меня.
     Монео сделал глубокий, дрожащий вдох. Он прежде никогда не видел Бога
Императора в  настроении,  отражавшем  такие  эмоции.  Лито  представлялся
одновременно и восторженным и  смиренным,  если  Монео  не  заблуждался  в
увиденном. Нельзя было быть уверенным.
     - Это то, что делает жизнь сладостным бытием - сказал Лито, - то, что
ее согревает, наполняет красотой, что я сохранил бы, даже если  бы  мне  в
этом было отказано.
     - Значит, эта Хви Нори...
     -   Заставляет   меня   вспоминать    Бутлерианский    Джихад.    Она
противоположность тому, что является механическим и нечеловечным.  Как  же
это странно, Монео, что,  из  всех  людей,  именно  икшианцы  должны  были
произвести ее, единственную, столь идеально воплощающую качества,  дорогие
мне больше всего.
     - Я не понимаю твоего  упоминания  Бутлерианского  Джихада,  Владыка.
Думающие машины не имеют места в...
     - Джихад метил не только по машинам, но  не  меньше  и  по  машинному
подходу к жизни, - сказал Лито. - Люди установили  эти  машины,  чтобы  те
узурпировали наше чувство красоты, нашу необходимость собственного  я,  из
которого  мы  выносим  свои  живые  суждения.  Естественно,  машины   были
разрушены.
     - Владыка, меня все равно возмущает тот факт,  что  Ты  приветствуешь
это...
     - Монео! Хви успокаивает меня просто своим присутствием.  Впервые  за
века я не одинок, если только она находится рядом со мной. Если бы у  меня
не было другого доказательства чувства, то это бы подошло.
     Монео умолк, явно  тронутый  одиночеством,  в  котором  непроизвольно
признался Лито. Монео доступно понимание отсутствия интимной части  любви.
Его лицо говорит об этом.
     Впервые за очень долгое время, Лито заметил, что Монео постарел.
     "До чего же это неожиданно с ними происходит", - подумал Лито.
     Только сейчас Лито понял, до чего же он дорожит Монео.
     "Мне бы не стоило допускать, чтобы я к кому-то  привязывался,  но  не
могу ничего с этим поделать... особенно сейчас, когда здесь Хви."
     - Над Тобою будут смеяться и  отпускать  непристойные  шутки,  сказал
Монео.
     - Это хорошо.
     - Как такое может быть хорошо?
     - В этом есть что-то новое. Наша задача всегда была и есть  приводить
новое к равновесию и с помощью этого умиротворять поведение, в то же время
не подавляя способности к выживанию.
     - Если так, как ты можешь такое приветствовать?
     -  Сотворение  непотребных   шуток?   -   спросил   Лито.   -   Какая
противоположность есть у непристойности?
     Глаза Монео широко раскрылись во внезапном вопрошающем понимании.  Он
видел  действие  многих  противоположностей  -   и   многое   через   свою
противоположность становилось ясным.
     "У всякой вещи есть фон, ее  подчеркивающий  и  выделяющий",  подумал
Лито. - "Наверняка, Монео это увидит."
     - Это слишком опасно, - сказал Монео.
     "Истинно консервативный приговор!"
     Монео убежден не был. У него вырвался мучительный, глубокий вздох.
     "Я должен помнить о том, что надо учитывать и их сомнения", - подумал
Лито. - "Вот в чем я  особенно  дал  маху,  появившись  на  площади  перед
Рыбословшами. Икшианцы делают ставку на то,  чтобы  бередить  человеческие
сомнения. Хви - тому доказательство."
     Из приемной послышалась суматоха. Лито  мысленным  приказом  затворил
дверь перед назойливым вторжением.
     - Прибыл мой Данкан, - сказал он.
     - Он, вероятно, услышал о Твоих планах женитьбы...
     - Вероятно.
     Лито наблюдал, как Монео борется со своими сомнениями, его мысли были
видны как на ладони. В этот миг Монео точно вошел в ту человеческую  нишу,
в которую нацеливал его Лито.
     "В нем есть  полный  спектр:  от  сомнения  к  доверию,  от  любви  к
ненависти... все!  Все  эти  драгоценные  качества,  которые  созревают  и
расцветают под теплом чувств, под  желанием  прожить  свои  дни  настоящей
жизнью."
     - Почему Хви на это соглашается? - спросил Монео.
     Лито улыбнулся. "Раз Монео не может сомневаться во мне  -  то  должен
сомневаться в других."
     - Согласен, это не ординарный  союз.  Она  человек,  а  я  больше  не
являюсь полностью человеком.
     Опять Монео вступил в борьбу с тем, что он мог только ощутить, но  не
выразить.
     Наблюдая за Монео, Лито ощутил в себе прилив потока сознания, особого
мыслительного процесса, который случался с ним очень  редко.  Эти  моменты
были так живы и ярки,  что  Лито  боялся  даже  пошевельнуться,  чтобы  не
спугнуть необыкновенного состояния.
     "Человек думает, и, думая,  выживает.  В  его  мыслях  есть  то,  что
движется вместе с его клетками. Это - поток человеческой  заботы  за  род.
Иногда они прикрывают его, отгораживают и прячут за толстыми оградами,  но
я специально сделал Монео сверхчувствительным к таким глубинным  движениям
души. Он следует  за  мной,  поскольку  верит,  что  я  веду  человечество
наилучшим путем к выживанию. Он  знает,  что  это  -  клеточное  сознание,
подобно тому, как я мысленно выверяю ясновидением Золотую Тропу. В этом  и
человечество,  и  мы  оба   сходимся:   Золотая   Тропа   должна   надежно
продолжаться!"
     - Где, когда и как состоится свадебная церемония? - спросил Монео.
     "Он не спрашивает "почему", отметил про себя Лито,  видя,  что  Монео
отступил на безопасные позиции, приступив к исполнению своих  обязанностей
мажордома, главы всего хозяйства Бога Императора, его премьер-министра.
     "У него есть слова, тот лексикон, за  который  можно  спрятаться  или
выразить себя.  Слова  для  него  есть  и  будут  лишь  звуками  обыденной
необходимости. Монео никогда и на миг не  приоткроется  трансцендентальный
потенциал используемых слов, но он хорошо понимает  их  привычное,  земное
значение."
     - Так как насчет моего вопроса? - настойчиво повторил Монео.
     Лито прищурился, глядя на него и думая: "В отличии от Монео я  нахожу
слова наиболее полезными тогда, когда они дают  возможность  хоть  мельком
увидеть привлекательное и неоткрытое. Но польза слов так мала в  понимании
цивилизации,  до  сих  пор  беспрекословно   верящей   в   механистическое
мироздание абсолютных причин и следствий, с ее склонностью сводить  все  к
единичному корню-причине и одному простейшему зачатку-следствию."
     - До чего же прилипчивы к человеческим делам заблуждения икшианцев  и
Тлейлакса, как банный лист - сказал Лито.
     - Владыка, меня глубоко тревожит, когда Ты не обращаешь внимания.
     - Но я обращаю внимание, Монео.
     - Не на меня.
     - И на тебя тоже.
     - Твое внимание блуждает, Владыка. Ты не  должен  скрывать  этого  от
меня. Я бы предал самого себя прежде, чем предал бы Тебя.
     - По-твоему, я витаю в облаках?
     - В каких облаках, Владыка? - Монео прежде никогда  не  слышал  этого
выражения, но теперь...
     Лито объяснил ему значение выражения, подумав при этом,  до  чего  же
оно древнее.
     - Ты предаешься праздным мыслям, - обвинил Монео.
     - У меня есть время для праздных мыслей. Это одна из самых интересных
вещей моего существовании, множества-одного.
     - Но, Владыка, есть вещи, которые требуют нашего...
     - Ты удивился бы, узнав, что вырастает из праздных мыслей,  Монео.  Я
никогда не против того, чтобы провести целый день размышляя о том,  о  чем
человек не стал бы задумываться ни на одну минуту.  А  почему  бы  и  нет?
Когда срок моей жизни приблизительно четыре тысячи лет,  что  такое  одним
днем больше или меньше?  Сколько  времени  насчитывает  одна  человеческая
жизнь? Миллион минут? А я уже прожил почти столько же дней.
     Монео  застыл  в  молчании,  чувствуя  как  он  уменьшился  при  этом
сравнении. Он почувствовал, как его собственный жизненный срок  ужался  до
размеров песчинки в глазах Лито.
     "Слова... слова... слова...", - подумал Монео.
     - Слова часто бесполезны, когда дело касается ощущений, сказал Лито.
     Монео задержал дыхание почти  до  предела.  Владыка  способен  читать
мысли!
     - На протяжении всей истории, - сказал Лито,  -  слова  больше  всего
использовались  для  того,  чтобы  обойти  стороной   трансцендентальность
какого-нибудь события, отведя этому событию место в общепринятых хрониках,
объясняя это  событие  таким  образом,  чтобы  даже  потом  мы  смогли  бы
воспользоваться словами и сказать: "Вот то, что это событие значило."
     Монео  почувствовал  себя  сокрушенным   словами,   его   ужасал   их
невысказанный смысл, к которому они могли его подтолкнуть.
     - И вот так события теряются в истории, - сказал Лито. После  долгого
молчания, Монео рискнул проговорить:
     - Ты не ответил на мой вопрос, Владыка. О свадьбе.
     "До чего  же  усталый  у  него  голос",  -  подумал  Лито.  -  "Голос
потерпевшего полное поражение."
     Лито живо проговорил:
     - Больше, чем сейчас, я никогда не нуждался в твоих услугах.  Свадьба
должна быть организована чрезвычайно тщательно, с  точностью,  на  которую
способен только ты.
     - Где, Владыка?
     "В его голосе появилось чуть больше жизни."
     - В деревне Табор, в Сарьере.
     - Когда?
     - Дату предоставляю назначить Тебе. Огласи ее, когда у Тебя все будет
готово.
     - А что насчет самой церемонии?
     - Я буду руководить ею сам.
     - Тогда Тебе будут нужны помощники, Владыка? Или какие-то вещи?
     - Ритуальные атрибуты?
     - Может быть какая-нибудь особенная вещь, которую я не...
     - Нам не много понадобится для нашего маленького представления.
     - Владыка! Умоляю Тебя! Пожалуйста...
     - Ты будешь стоять рядом с невестой и выдашь ее замуж, сказал Лито. -
Мы воспользуемся старым ритуалом Свободных.
     - Но тогда нам понадобятся водяные кольца, - сказал Монео.
     - Я воспользуюсь водяными кольцами Гани.
     - И кто будет присутствовать, Владыка?
     - Только гвардия Рыбословш и аристократия.
     Монео пылающим взором поглядел в лицо Лито.
     - Что... что имеет в виду мой Владыка, говоря об аристократии?
     - Ты, твоя семья, вся наша обычная свита, придворные из Твердыни.
     - Моя семь... - Монео взглотнул. - Ты включишь Сиону?
     - Если она выживет при испытании.
     - Но...
     - Разве она не семья?
     - Разумеется, Владыка. Она Атридес и...
     - Тогда Сиона обязательно должна быть включена!
     Монео  вытащил  из  кармана  крохотный  мнемозаписыватель,  небольшой
черный икшианский аппаратик,  существование  которого  оскорбляло  запреты
Бутлерианского Джихада. Мягкая улыбка коснулась губ Лито. Монео знает свои
обязанности и хорошо теперь с ними справится.
     Шум, производимый Данканом  Айдахо  за  входной  дверью,  стал  более
резким, но Монео проигнорировал этот звук.
     "Монео знает цену своим привилегиям", - подумал Лито. -  "Это  другая
форма брака - между привилегиями и долгом. Это  объяснение  аристократа  и
его оправдание."
     Монео закончил делать свои записи.
     - Некоторые детали, Владыка, - проговорил Монео. - Нужно ли  для  Хви
какое-нибудь особое облачение?
     - Стилсьют и плащ невесты Свободных, подлинные.
     - Драгоценности и прочие украшения?
     Лито  не  мог  оторвать  взгляда  от  пальцев  Монео,  царапающих  по
крохотному записывающему устройству,  видя  в  этом,  как  тот  катится  к
смерти.
     "Верховенство, смелость, чувство знания и порядка  -  Монео  все  это
имеет в избытке. Они окружают его как святая аура, но он скрывает от  всех
глаз, кроме моих, ту гниль, что ест его изнутри.  Это  неизбежно.  Если  я
исчезну, это станет очевидно каждому."
     - Владыка? - настойчиво окликнул Монео. - Ты что, витаешь в облаках?
     "Ага! Ему нравится это выражение!"
     - Вот и все, - сказал Лито. - Только плащ, стилсьют и водяные кольца.
     Монео поклонился и направился прочь.
     "Сейчас он смотрит вперед", - подумал Лито,  -  "Но  даже  это  новое
минет. Он опять обернется на прошлое. А я некогда возлагал на  него  такие
большие надежды. Что ж... может быть Сиона..."



                                    34

                                 - Не создавай героев, - говорил мой отец.

                                           Голос Ганимы, из Устной Истории

     Громкие требования Данкана об аудиенции были теперь удовлетворены. По
одному  лишь  тому,  как  Айдахо  широкими  шагами  прошел  по  небольшому
помещению, Лито стали заметны важные изменения, произошедшие с гхолой. Так
уже много раз и стало до одури знакомо. Айдахо даже не  обменялся  словами
приветствия с уходящим Монео. Все вписывалось в известный шаблон. До  чего
же приевшимся стал этот шаблон!
     У  Лито  было  свое  название  для  этой  перемены,  происходящей   с
Данканами. Он называл ее "Синдромом После".
     Гхолы  часто  питали  подозрение,  будто  нечто  тайное  могло   быть
разработано за те  века  забвения,  после  которых  вновь  пробудилось  их
сознание. Что  люди  делали  все  это  время?  С  чего  я  им  вообще  мог
понадобиться, реликвия из прошлого? Никакое Я не могло навечно  преодолеть
таких сомнений - особенно в человеке, по природе к ним склонным.
     Один из гхол однажды обвинил Лито:
     - Ты встроил в мое тело что-то такое, о чем я  ничего  не  знаю!  Это
встроенное рассказывает тебе обо всем, что я делаю!  Ты  повсюду  за  мной
следишь!
     Другой обвинил, будто  Лито  установил  в  нем  "аппарат  управления,
который заставляет нас желать того, чего только Ты сам желаешь".
     Однажды начавшись,  Синдром  После  никогда  не  мог  быть  полностью
истреблен. Он мог быть подавлен, даже обращен  вспять,  но  его  дремлющее
зерно могло дать всходы при малейшем толчке.
     Айдахо остановился там, где перед этим стоял Монео. В его  взгляде  и
осанке смутно бродили  неоформившиеся  подозрения.  Лито  предоставил  ему
кипеть на медленном огне, чтобы кипение дошло до головы. Айдахо  обменялся
с ним пристальным взглядом, затем быстро оглядел комнату. Лито знал, о чем
говорил такой взгляд.
     Данканы никогда не забывают!
     Оглядывая комнату быстрым всеобъемлющим взглядом, которому века назад
научили   его   Джессика   и   ментат   Туфир   Хават,    Айдахо    ощутил
головокружительное  чувство  своей  неуместности.  Ему  почудилось,  будто
каждой вещью комната его отторгает,  -  мягкими  подушками  -  большими  и
пухлыми, золотыми, зелеными,  этими  почти  багровыми  красными  ковриками
Свободных, каждый из которых - музейный экспонат, толстым  слоем  лежащими
друг  на  друге  вокруг  углубления  Лито,  фальшивым  солнцем  икшианских
глоуглобов,  свет  которых  обволакивал  лицо  Императора  сухим   теплом,
подчеркивая тени вокруг него и делая их еще глубже и  загадочнее,  запахом
спайсового  чая  где-то  поблизости,  этим  сочным   меланжевым   запахом,
источаемым телом Червя.
     Айдахо почувствовал, что с ним  произошло  слишком  много  и  слишком
быстро с тех пор, как тлейлаксанцы бросили его на милость Люли и  Друга  в
той безликой комнате, похожей на тюремную камеру.
     "Слишком многое... слишком многое... Действительно  ли  я  здесь?"  -
удивился он. - "Я ли это? И что это за мысли во  мне?".  -  Он  пристально
поглядел  на  неподвижную,  затемненную  огромную  массу  тела  Лито,  так
безмолвно лежащую на тележке  внутри  углубления.  Само  спокойствие  этой
массы плоти наводило на мысль о  таинственной  энергии,  грозной  энергии,
возможных  способов  и  путей  высвобождения  которой   никому   не   дано
предугадать.
     Айдахо слышал рассказы  о  битве  перед  икшианским  посольством,  но
отчеты Рыбословш окружала аура чудесного  пришествия  и  это  затуманивало
реальные данные.
     - Он слетел на грешников свыше и жестоко истребил.
     - Как он это сделал? - спросил Айдахо.
     - Он был разгневанным богом, - ответила докладывавшая ему.
     "Разгневанным", - подумал Айдахо. - "Было ли  это  из-за  угрозы  для
Хви?" -  И  истории,  которые  он  слышал!  Ни  в  одну  из  них  поверить
невозможно. Хви, выходящая замуж за эту тушу... невозможно! Не  прелестная
Хви, не Хви  ласковая  и  нежная.  "Он  играет  в  какую-то  жуткую  игру,
испытывая нас... проверяя  нас..."  Не  было  честной  реальности  в  этих
временах, не было мира, кроме как в присутствии Хви.  Все  остальное  было
безумием.
     Вновь переведя взгляд на это безмолвно ожидающее  атридесовское  лицо
Лито, Айдахо почувствовал, как в нем усиливается чувство неуместности.  Он
начал гадать, возможно ли, чтобы умственным усилием он мог  бы  прорваться
сквозь призрачные барьеры на этом странном новом пути и  вспомнил  бы  все
жизненные опыты других гхол самого себя.
     "О чем они думали, когда  входили  в  эту  комнату?  Чувствовали  они
когда-нибудь эту неуместность, это отторжение?
     Всего лишь небольшое дополнительное усилие."
     Он чувствовал головокружение и ему почудилось, что он вот-вот  упадет
в обморок.
     - Что-то не так, Данкан? - Лито говорил самым рассудительным и мягким
голосом.
     - Это нереально, - ответил Айдахо. - Я не принадлежу здешнему!
     Лито решил не понимать этого.
     - Но часовая  доложила  мне,  что  ты  прибыл  сюда  по  собственному
желанию, прилетел из Твердыни и потребовал немедленной аудиенции.
     - Я имею в виду, вообще здешнему! Этому времени!
     - Но я в тебе нуждаюсь.
     - Для чего?
     - Погляди вокруг себя, Данкан. Пути, на которых Ты можешь мне помочь,
столь многочисленны, что даже ты не сможешь всего выполнить.
     - Но твои женщины не дадут мне сражаться! Всякий раз,  когда  я  хочу
отправиться туда, где...
     - Ты сомневаешься в том, что ты для меня ценнее живой, чем мертвый? -
Лито издал хихикающий звук, затем  сказал.  Воспользуйся  своими  мозгами,
Данкан! Вот то, что я ценю.
     - И мою сперму, вот, что ты ценишь.
     - Твоя сперма принадлежит тебе и ты можешь направлять ее  туда,  куда
пожелаешь.
     - Я не оставлю позади себя вдову и сирот, как это было с...
     - Данкан! Я же сказал, выбор за тобой.
     Айдахо вздохнул, затем проговорил:
     - Ты совершил  преступление  против  нас,  Лито,  против  всех  гхол,
которых Ты воскрешаешь, даже не спрашивая, хотим ли мы этого.
     Это было, что-то новенькое в  мышлении  Данканов.  Лито  с  интересом
уставился на Айдахо.
     - Какое преступление?
     - О, я слышал, как ты излагал свои глубокие мысли, - обвинил  Айдахо.
Он указал большим пальцем через плечо на выход из комнаты.  -  Ты  знаешь,
что там в приемной слышно все, что ты говоришь?
     - Когда я хочу быть услышанным, то слышно, - "Но только мои  дневники
слышат действительно все!", - Я хотел бы, однако же,  понять  суть  своего
преступления.
     - Есть такое время, Лито, время, когда ты живешь, оно обладает  своей
магией. Ты знаешь, что никогда  больше  не  встретишь  времени,  подобного
этому.
     Лито прищурился, тронутый отчаянием Айдахо. Сколько же всего будили в
памяти эти слова.
     Айдахо поднял обе руки ладонями  вверх  на  уровень  груди  -  нищий,
просящий что-то, чего, он знает наверняка, никогда не получит.
     - Потом... однажды ты просыпаешься и  вспоминаешь,  как  умирал...  и
вспоминаешь аксольтный чан... и отвратительных тлейлаксанцев,  разбудивших
Тебя...  и  предполагается,  что  ты  все  начнется  заново.  Но  так   не
происходит. Это не срабатывает, Лито. Вот это и есть преступление, Лито!
     - Я отнимаю магию?
     - Да!
     Айдахо уронил руки и сжал их в кулаки.  Он  почувствовал,  что  стоит
здесь в полном одиночестве на пути потока, мощно  падающего  на  мельницу,
который сметет его, едва он позволит себе хоть капельку расслабиться.
     "А что о моем времени?" - подумал Лито. - "Оно ведь тоже  никогда  не
повторится, но Данкан не способен постичь разницу."
     - Что заставило Тебя примчаться сюда из Твердыни? - спросил Лито.
     Айдахо глубоко вдохнул, затем проговорил:
     - Это правда? Ты собираешься жениться?
     - Это верно.
     - На этой Хви Нори, икшианском после?
     - Правда.
     Айдахо стрельнул быстрым взглядом по инертному телу Лито.
     "Всегда они высматривают гениталии", - подумал Лито.  -  "Может  быть
мне и следует что-нибудь изобразить, объемистый выступ,  чтобы  шокировать
их", - он подавил смешок, который хотел вырваться из глотки. -  "Еще  одна
эмоция усилена. Спасибо Тебе, Хви. Спасибо вам, икшианцы."
     Айдахо покачал головой.
     - Но ты...
     - В браке есть очень сильная составляющая,  кроме  секса,  -  ответил
Лито. - Будут ли от нас дети во плоти? Нет. Но  последствия  нашего  союза
будут глубочайшими.
     - Я слышал, как ты  разговаривал  с  Монео,  -  сказал  Айдахо.  -  Я
подумал, должно быть, это шутка...
     - Осторожней, Данкан!
     - Ты ее любишь?
     - Глубже, чем любой мужчина когда-либо любил женщину.
     - Ну, а как она? Она тебя...
     - Она испытывает... притягивающее сострадание, желание быть вместе со
мной, отдать мне все, что может. Такова ее природа.
     Айдахо подавил отвращение.
     - Монео прав. В тлейлаксанские байки поверят.
     - Таково одно из последствий.
     - И ты все еще хочешь... скрестить меня с Сионой!
     - Ты знаешь мои желания. Выбор я оставляю Тебе.
     - Что это за женщина, Найла?
     - Ты встретил Найлу! Славно.
     - Она и Сиона ведут себя как сестры. Эта глыба! Что здесь происходит,
Лито?
     - А что бы ты хотел, чтоб происходило? И какое это имеет значение?
     - Я никогда не встречал такой зверюги! Она  напоминает  мне  о  Звере
Раббани. Никогда не догадаешься, что она женщина, если бы не...
     - Ты встречался с ней прежде, - сказал Лито.  -  Ты  знаешь  ее,  как
Друга.
     Айдахо  воззрился  на  него  в  мгновенно  наступившем   молчании   -
хоронящийся зверек, учуявший ястреба.
     - Значит, ты не доверяешь, - проговорил Айдахо.
     - Доверяю? Что такое доверие?
     "Момент подходит", - подумал Лито. Ему было  видно,  как  формируются
мысли Айдахо.
     - Доверие - это то, что сопутствует присяге  на  верность,  -  сказал
Айдахо.
     - Как, например, доверие между тобой и мной? - спросил Лито.
     Губы Айдахо тронула горькая улыбка.
     - Так вот, что ты делаешь с Хви Нори? Брак, присяга...
     - Хви и я, мы уже доверяем друг другу.
     - Ты доверяешь мне, Лито?
     - Если мне нельзя доверять Данкану Айдахо, значит мне нельзя доверять
никому.
     - А если я не могу Тебе доверять?
     - Тогда мне Тебя жаль.
     На Айдахо это подействовало  почти  как  физический  шок.  Глаза  его
широко раскрылись, в них засветились незаданные требовательные вопросы. Он
хотел доверять. Он хотел той магии, которая  никогда  больше  не  наступит
вновь.
     Айдахо заметил, что его мысли потекли теперь по причудливому пути.
     - Тем, кто в приемной, нас слышно? - спросил он.
     - Нет, - "но мои дневники слышат".
     - Монео был в ярости. Это было видно  всякому.  Но  вышел  он  отсюда
смиренней ягненка.
     - Монео аристократ. Он женат на долге, на ответственности. Когда  ему
напоминаешь об этом, его гнев угасает.
     - Вот как, значит ты его контролируешь? - спросил Айдахо.
     - Он сам себя контролирует, - проговорил Лито, припоминая, как  Монео
кидал на него взгляды, пока делал свои заметки - не ради того,  чтобы  его
успокоили, но чтобы ему напомнили о его чувстве долга.
     - Нет, - проговорил  Айдахо.  -  Он  себя  не  контролирует.  ты  это
делаешь.
     - Монео запер себя в прошлом. Этого я с ним не делал.
     - Но он аристократ... Атридес.
     Лито припомнил черты стареющего Монео и подумал, насколько неизбежно,
что аристократ отказывается выполнить свою последнюю обязанность -  отойти
в сторону и раствориться в истории. Его следовало бы отодвинуть - и он  бы
отодвинулся. Ни один  аристократ  никогда  не  мог  преодолеть  требования
перемен.
     Айдахо не закрыл тему.
     - А ТЫ аристократ, Лито?
     Лито улыбнулся.
     - Внутри меня умирает  аристократ  из  аристократов,  -  и  при  этом
подумал:  "Привилегия  становится  высокомерием.   Высокомерие   ведет   к
несправедливости. А это сеет семена разрушения"
     - Может быть меня не будет на твоей свадьбе, - сказал Айдахо.
     - Я никогда не воспринимал себя, как аристократа.
     - Но ты был аристократом. ты был самым, что ни на  есть  аристократом
меча.
     - Пол был лучше, - ответил Айдахо.
     Лито проговорил голосом Муад Диба:
     - Потому что ты меня научил!
     И вернулся к своему обычному голосу:
     - У аристократа есть тяжкая обязанность - учить, и порой, на жестоком
примере. Подумал: "Гордость своим происхождением ведет к  обедненности,  к
слабостям внутриродового скрещивания. Открывается  дорога  для  кичливости
богатством и благоустройством. Входит нувориш, приходит к власти, как  это
сделали Харконнены на спинах древних режимов"
     Столь неуклонны повторения подобного  цикла,  что,  подумалось  Лито,
стоило бы уже кому-нибудь подразобраться, как  подобная  программа  уходит
корнями в незапамятно давние модели обеспечения выживания рода - в модели,
которые человечество давно переросло, но которые еще крепко в нем сидят.
     Лито подумал, что при такой неуклонности повторения цикла  пора  было
бы кому-нибудь разобраться  в  стародавней  модели  обеспечения  выживания
рода, которую человечество давно переросло, но которая все  еще  крепко  в
нем сидит.
     "Но нет, мы все еще несем в  себе  те  ненужные  сорняки,  которые  я
должен выполоть."
     - Есть ли где-нибудь передовая граница? - спросил Айдахо. -  Есть  ли
где-нибудь опасная граница, куда бы я мог отправиться и никогда больше  не
быть частью этого?
     - Если и нет никакой границы, ты должен помочь мне  сотворить  ее,  -
сказал Лито. - Нет такого места, куда бы ты мог  удалиться,  чтобы  нельзя
было последовать за тобой и найти.
     - Значит, ты не дашь мне удалиться.
     - Удались, если хочешь. Другие ты уже пробовали это  сделать.  Говорю
Тебе, нет границы, нет места, где спрятаться. Как раз сейчас, как это было
много-много лет назад,  человечество  похоже  на  одноклеточных  животных,
склеенное друг с другом клеем опасности.
     - Никаких новых планет? Никаких незнакомых...
     - О, мы растем, но не делимся.
     - Потому что ты держишь нас вместе! - обвинил он.
     - Не знаю, сумеешь ли ты понять это, Данкан,  но  граница  есть.  Но,
если есть любой вид границы, тогда  лежащее  позади  Тебя  не  может  быть
важнее лежащего впереди.
     - Ты прошлое!
     -  Нет,  это  Монео  прошлое.  Он  скор  в  возведении   традиционных
аристократических барьеров против всех границ. ты должен понять силу  этих
барьеров. Они не только отгораживают планеты и землю на этих планетах, они
отгораживают идеи. Они подавляют перемены.
     - Это ты подавляешь перемены!
     "Он не отступает", - подумал Лито. - "Еще одна попытка."
     -  Самая  верная  примета  существования  аристократии   -   барьеры,
возведенные против перемен, занавесы - железные,  стальные,  каменные,  из
любого материала - но не пропускающие новое, непохожее.
     - Я знаю, что где-то должна быть граница мира, - проговорил Айдахо. -
Ты ее прячешь.
     - Я не прячу никаких границ. Я хочу границ! Я хочу неожиданностей!
     "Сперва Данканы  прут  напролом",  -  подумал  Лито.  -  "А  доперев,
останавливаются перед открытой дверью."
     В точном соответствии с этим предсказанием мысли Айдахо переметнулись
на новую тему.
     - На твоей помолвке действительно играли спектакль Лицевые Танцоры?
     В Лито закипел гнев - и тут же сменился исковерканной радостью:  надо
же, я гневаюсь, я способен испытывать чувства такой глубины. Ему  хотелось
заорать на Данкана... но это бы ничего не решило.
     - Лицевые Танцоры выступали, - сказал он.
     - Почему?
     - Я хочу, чтобы все разделяли мое счастье.
     Айдахо  воззрился  на  него   так,   будто   только   что   обнаружил
отвратительное насекомое в своем питье, и проговорил бесцветным голосом:
     - Это самая циничная вещь, которую я когда-либо слышал от  любого  из
Атридесов.
     - Но это сказал Атридес.
     - Ты умышленно стараешься заговорить  мне  зубы!  Ты  избегаешь  моих
вопросов.
     "И этот лезет на драку", - подумал Лито. Вслух же сказал:
     - Лицевые Танцоры Бене Тлейлакса - это организм-колония.  Если  брать
по отдельности - они мулы. Таков выбор, который они  сделали  для  себя  и
сами по себе.
     Лито ждал, думая: "Я должен быть терпелив.  Они  должны  открыть  это
самостоятельно. Если произнесу я, они не поверят. Думай, Данкан. Думай!"
     После долгого молчания Айдахо проговорил:
     - Я дал Тебе клятву. Это важно для меня. Это и остается важным. Я  не
знаю, что ты делаешь или почему. Могу сказать Тебе только, мне не нравится
то, что происходит. Вот Тебе! Я это сказал.
     - Поэтому ты и примчался сюда из Твердыни?
     - Да!
     - Вернешься ли ты теперь назад, в Твердыню?
     - А разве там есть другая граница?
     - Очень хорошо, Данкан! Твой гнев знает даже  то,  чего  не  понимает
твой разум. Хви сегодня вечером отбывает в Твердыню. Завтра я  там  к  ней
присоединюсь.
     - Мне бы хотелось узнать ее получше, - сказал Айдахо.
     - Ты будешь ее избегать, - сказал Лито. -  Это  приказ.  Хви  не  для
Тебя.
     - Я всегда знал, что они были ведьмами, - проговорил Айдахо.  -  Твоя
бабушка была одной из них.
     Он повернулся на каблуках и, не спрашивая разрешения, широкими шагами
покинул палату.
     "До чего же  он  похож  на  маленького  мальчика",  -  подумал  Лито,
наблюдая напряженную спину уходящего Айдахо. -  "Самый  старый  человек  в
нашем мироздании и самый юный - оба в одном теле."



                                    35

                   Пророка не отвлекают  иллюзии  прошлого,  настоящего  и
              будущего. Устойчивость языка обуславливает  такие  линеарные
              определенности.  Пророки  владеют  ключом  к  замку   языка.
              Механистический образ остается для них  лишь  образом.  Наше
              мироздание немеханистично. Это лишь созерцающий  домысливает
              линейную последовательность событий.  Причина  и  следствие?
              Совсем  не  то.  Пророк   произносит   судьбоносные   слова.
              Мимолетное видение того, чему "предначертано произойти".  Но
              пророческое   мгновение   высвобождает   нечто   бесконечных
              знаменательности и мощи. Мироздание претерпевает  призрачное
              смещение.  Отсюда,  мудрый  пророк  прячет   реальность   за
              мерцающими ярлыками. А это порождает убеждение,  будто  язык
              пророков  двусмыслен.  Слушатель  не  доверяет  пророческому
              посланию.  Инстинкт  подсказывает,  что  произнесение  вслух
              притупляет силу слов. Наилучшие пророки  только  подводят  к
              занавесу и позволяют за него заглянуть.

                                                       Украденные дневники

     Лито обратился к Монео самым холодным голосом,  каким  он  когда-либо
пользовался:
     - Нынешний Данкан мне не повинуется.
     Они были в просторной комнате, выложенной золотым камнем, на  вершине
южной башни Твердыни. Прошло три полных дня после возвращения Лито из Онна
с Фестиваля. Открытый портал смотрел  на  резкий  полдень  Сарьера.  Ветер
издавал глубокий жужжащий звук, взвевая пыль и песок,  заставлявшие  Монео
щуриться.  Лито,  казалось,  не  обращал  внимания   на   это   досадливое
обстоятельство. Он смотрел на Сарьер, где воздух шевелился от жары, словно
живой. Плавные изгибы дюн вдали намекали на подвижность пейзажа,  заметную
только его глазам.
     Монео стоял, окутанный прокисшими запахами своего страха,  зная,  что
ветер доносит эти запахи до Лито, и тот понимает его чувства. Подготовка к
свадьбе, недовольство среди Рыбословш - все было парадоксом. Это напомнило
Монео кое о чем, сказанном Богом Императором в первые дни их союза.
     "Парадокс - это указатель, подсказывающий  Тебе  заглянуть  за  него.
Если парадоксы  Тебя  раздражают,  это  выдает  твою  глубокую  страсть  к
абсолютному. Релятивист относится к парадоксу  просто  как  к  интересной,
развлекательной или пугающей, но сулящей новое знание мысли."
     - Ты не отвечаешь, - проговорил Лито. Он перестал разглядывать Сарьер
и перенес всю тяжесть своего взгляда на Монео.
     Монео мог только пожать плечами. "Насколько близок  Червь?"  -  гадал
он. Монео уже и раньше замечал, что возвращение в Твердыню из Онна  иногда
пробуждало Червя. Пока еще не проявлялось ни единого признака этой ужасной
перемены в Боге Императоре, но Монео  их  чувствовал.  Способен  ли  Червь
появиться без предупреждения?
     - Ускорь  приготовления  к  свадьбе,  -  сказал  Лито.  -  Пусть  она
состоится как можно быстрее.
     - До того, как ты испытаешь Сиону?
     Лито мгновение помолчал, затем ответил:
     - Нет. Что ты предпримешь насчет Данкана?
     - А что бы Ты хотел, чтобы я сделал, Владыка?
     - Я велел ему не видеться с Хви, избегать ее. Я сказал ему,  что  это
приказ.
     - Она испытывает симпатию к нему, Владыка. Ничего больше.
     - Почему она испытывает к нему симпатию?
     - Он гхола. У него нет связи с нашими временами, нет  корней.  -  Его
корни так же глубоки, как и мои!
     - Но он этого не знает, Владыка.
     - Ты что, споришь со мной, Монео?
     Монео отступил на полшага, зная, что  это  не  спасет  его  в  случае
опасности.
     - О нет, Владыка. Просто стараюсь честно сказать тебе о том, что,  по
моему разумению, происходит.
     - Тогда я скажу, что происходит. Он волочится за ней.
     - Но она сама положила начало их встречам, Владыка.
     - Значит, ты об этом знал!
     - Я не знал, что Тобой это абсолютно запрещено, Владыка.
     Лито задумчивым проговорил:
     - У него есть необыкновенный подход к женщинам, Монео. Он заглядывает
им прямо в души и заставляет делать все, чего хочет.  С  Данканами  всегда
так было.
     - Я не знал, что Ты запретил им  всякие  встречи,  Владыка!  -  голос
Монео прозвучал почти скрипуче.
     - Он опасней всех остальных, - сказал Лито. - В этом недостаток наших
времен.
     - Владыка, у Тлейлакса нет еще его преемника, готового к доставке.
     - А мы нуждаемся в таком преемнике?
     - Ты сам сказал это, Владыка. Это парадокс, которого я не понимаю, но
Ты так сказал.
     - Сколько времени надо, чтобы изготовить его замену?
     - По меньшей мере год, Владыка. Должен ли я навести справки о  точной
дате?
     - Сделай это сегодня.
     - Он может услышать об этом, Владыка.  Предыдущий  услышал.  -  Я  не
хочу, чтобы это произошло таким образом, Монео!
     - Я знаю, Владыка.
     - Я не осмеливаюсь заговорить об этом с Хви, - сказал Лито. Данкан не
для нее. И все же я не могу ее ранить! - эти  последние  слова  прозвучали
почти стоном.
     Монео застыл в потрясенном молчании.
     - Разве ты не видишь этого? - вопросил Лито. - Монео, помоги мне.
     - Я понимаю, что с Хви совсем по-другому, - сказал Монео. - Но  я  не
знаю, что делать.
     - Что по-другому? - резкий голос Лито как будто рассек Монео.
     - Я имею ввиду Твое отношение  к  ней,  Владыка.  Оно  отличается  от
всего, что я когда-либо видел.
     Монео заметил первые признаки -  подергивание  рук  Бога  Императора,
начинающие стекленеть глаза.  "Боги!  Червь  приближается!"  Монео  ощутил
полную беззащитность. Огромное тело может  раздавить  Монео  о  стену  как
комара. "Я должен воззвать к Человеку в нем."
     - Владыка, - проговорил  Монео,  -  я  читал  отчеты  и  слышал  Твои
собственные рассказы о свадьбе Твоей сестры, Ганимы.
     - Если бы только она сейчас была со мной, - сказал Лито.
     - Она никогда не была Твоей супругой, Владыка.
     - На что ты намекаешь? -  осведомился  Лито.  Подергивание  рук  Лито
превратилось в спазматический трепет.
     - Она была... я имею  ввиду,  Владыка,  Ганима  делила  ложе  с  Харк
ал-Адой.
     - Разумеется, так. И все вы, Атридесы, происходите от них!
     - Разве это не то, что ты мне рассказывал, Владыка? Возможно ли... то
есть с Хви Нори... можешь ли ты делить с ней ложе?
     Руки Лито задергались так сильно, что  Монео  подивился,  неужели  их
владелец этого не замечает. Еще  глубже  остекленели  затопленные  синевой
глаза.
     Монео отступил еще на шаг по направлению к двери на лестницу, ведущую
прочь из этого смертельно опасного места.
     - Не спрашивай меня о моих возможностях, - проговорил Лито,  и  голос
его был кошмарно далек, исходил откуда-то из слоев его прошлого.
     - Никогда больше, Владыка, - ответил Монео. Он  поклонился  и  сделал
всего лишь один шаг к двери. - Я поговорю с Хви, Владыка... и с Данканом.
     - Сделай, что сможешь, - голос Лито доносился откуда-то  из  огромной
глубины внутренних палат, куда только он мог входить.
     Монео потихоньку стал пятиться к двери и вышел. Он закрыл ее за собой
и, прислонившись к ней спиной, весь затрясся. "Ах, на этот  раз  это  было
ближе всего."
     А  парадокс  оставался.  Куда  он  указывал?  Что  значили  странные,
болезненные решения Бога Императора? Что  вызвало  наружу  ЧЕРВЯ,  КОТОРЫЙ
ЕСТЬ БОГ?
     Из зала, где находился Лито, донеслись глухие удары по камню, тяжелый
грохот. Монео не решился открыть  дверь  и  поглядеть.  Он  заставил  себя
оторваться от  стены,  содрогавшейся  от  кошмарного  стука,  и  осторожно
двигаясь, отправился вниз  по  ступеням,  облегченно  переведя  дух,  лишь
достигнув первого этажа и часовой Рыбословши, стоявшей там.
     - Он потревожен? - спросила охранница, глядя вверх на лестницу.
     Монео кивнул. Им обоим абсолютно ясно слышался грохот.
     - Что его тревожит? - спросила охранница.
     - Он Бог, а мы смертные, - ответил Монео. Этот ответ обычно устраивал
Рыбословш, но сейчас в действие вступили новые силы.
     Она поглядела прямо на него, и Монео увидел, что за  мягкими  чертами
ее лица  отчетливо  проступает  хорошо  подготовленный  убийца.  Она  была
сравнительно молода, темно-рыжая. Больше всего бросались глаза, вздернутый
носик и полные губы, но сейчас ее взгляд был тяжел и требователен.  Только
дурак повернулся бы спиной к такому взгляду. - Это не я его растревожил, -
сказал Монео.
     - Конечно, нет, - согласилась она. Ее взгляд немного смягчился. - Мне
хотелось бы знать КТО или что это сделали.
     - По-моему, ему не терпится дождаться  свадьбы,  -  сказал  Монео.  -
По-моему, все дело в этом.
     - Тогда поторопи день свадьбы! - сказала она.
     - Как раз этим я и собираюсь заняться, - сказал Монео. Он  повернулся
и заспешил через длинный зал в занимаемые  им  помещения  Твердыни.  Боги!
Рыбословши становятся такими же опасными, как и Бог Император.
     "Этот дурак Данкан! Он подвергнет нас всех смертельной  опасности!  И
Хви Нори! Что с ней следует делать?"



                                    36

                   В структуре монархий и  сходных  систем  содержится  то
              ценное, что стоит  усвоить  всем  политическим  формам.  Мои
              жизни-памяти наполняют меня  убеждением,  что  правительство
              любого рода могло бы извлечь выгоду  из  обращения  к  этому
              ценному. Правительство может  быть  полезно  для  управления
              только  до  тех  пор,   пока   обуздываются   присущие   ему
              наклонности к тирании. В монархиях  есть  кой-какие  хорошие
              черты,  происходящие  из  главенства  конкретной  "звездной"
              личности. Они способны ограничивать размер и  паразитическую
              природу  управленческой  бюрократии.  Они  способны,   когда
              необходимо,  вырабатывать  быстрые  решения.  Они   отвечают
              древнему человеческому запросу феодально-племенной иерархии,
              где каждый знает свое место. Весьма ценно знать свое  место,
              даже если это место временное. Весьма уязвляет,  когда  Тебя
              держат на месте против твоей воли. Вот почему я учу  тирании
              наилучшим возможным способом - на примере.  Моя  тирания  не
              забыта, хотя мои слова читаются по прошествии  многих  эпох.
              Моя Золотая Тропа - тому порукой. Я рассчитываю,  что  после
              моих поучений, размеры  власти  любому  правительству  будут
              делегироваться крайне осторожно.

                                                       Украденные дневники

     Лито с терпеливой тщательностью готовился к встрече с Сионой,  первой
с тех пор, как ее в детстве отправили в  школу  Рыбословш  в  Фестивальный
Город. Он сказал Монео, что будет ждать ее в Малой Твердыне,  в  башне  до
самого поднебесья, возведенной им в центральном Сарьере. Месторасположение
этой башни было выбрано так, чтобы открывались виды  и  на  старые,  и  на
новые места. К Малой Твердыне не вело никаких дорог. Посетители  прибывали
туда на топтерах, а Лито появлялся там словно по волшебству.
     В первые дни своего  правления,  он  собственными  руками:  используя
икшианский инструмент, прорыл к этой башне секретный туннель под Сарьером,
выполнив всю работу в одиночку. В те дни немногие дикие песчаные черви еще
блуждали по пустыне. Он  выложил  туннель  массивными  блоками  плавленого
кремня и замуровал во внешних слоях  бесчисленные  пузыри  с  отпугивающей
червей водой. Туннель был заранее рассчитан на будущий максимальный размер
Лито, в нем  было  устроено  все,  чтобы  проезжала  королевская  тележка,
которая в то время была только грезившейся Лито фантазией.
     В предрассветные часы дня, назначенного для встречи  с  Сионой,  Лито
спустился в подземелье и отдал распоряжение своей страже, чтобы его  никто
не смел тревожить.  Тележка  быстро  провезла  его  по  одному  из  темных
ответвлений подземелья до потайных ворот - и меньше, чем через  час,  Лито
вышел на поверхность у Малой Твердыни.
     Одним из его удовольствий было одиночество на песке. Никакой тележки.
Только его тело Предчервя, несущее его Я. Он блаженствовал, соприкасаясь с
песком. В первом утреннем свете за ним тянулось  облако  жаркого  пара,  и
влага не позволяла ему задерживаться  на  месте.  Он  остановился  только,
когда нашел относительно сухую ложбинку, приблизительно в пяти  километрах
от Малой Твердыни, и улегся там,  посреди  неуютной  сырости  остававшейся
росы. Длинная тень  от  устремленной  в  небо  башни  тянулась  к  нему  с
восточной стороны через дюны. Возведение такого сооружения стало возможным
благодаря вдохновенной смеси распоряжений Лито  и  воображения  икшианцев.
Башня, ста пятидесяти метров в диаметре, покоилась на фундаменте, уходящем
так же глубоко  в  песок,  как  она  сама  поднималась  ввысь.  Волшебство
пластали и легких сплавов делало башню гибкой на ветру и устойчивой против
обдирающих порывов песчаных бурь.
     Пребывание  здесь  доставляло  Лито  такое   удовольствие,   что   он
ограничивал  свои   посещения,   поставив   себе   множество   необходимых
разрешающих условий. Эти условия добавлялись к Великой Необходимости.
     Лежа там он мог на несколько мгновений стряхнуть с  себя  груз  забот
Золотой Тропы. Монео, добрый и надежный, проследит,  чтобы  Сиона  прибыла
вовремя, как раз после заката. У Лито есть целый день, чтобы  расслабиться
и подумать, порезвиться и сделать вид,  будто  его  не  одолевают  никакие
заботы. Он упивался жизнью с такой горячностью,  которую  никогда  не  мог
позволить себе в Онне или в Твердыне. Там он  обязан  был  жить  хоронясь,
перемещаясь  узкими  проходам,  где  только  его  недремлющее  ясновидение
страховало от водяных карманов. А здесь, он мог носиться по песку  туда  и
сюда, откармливаться и набираться сил.
     Песок поскрипывал под  ним,  пока  он  полз,  изгибая  тело  в  чисто
животном наслаждении. Он чувствовал, как восстанавливается  его  Я  Червя,
наэлектризованно разнося по всему телу сигналы здоровья.
     Солнце уже высоко стояло над горизонтом,  контур  башни  был  очерчен
золотой линией. В воздухе - и  горький  запах  пыли,  и  запах  отдаленных
колючих растений, испаряющих остатки утренней  росы.  Сперва  тихо,  затем
быстрее он двинулся вокруг башни по широкому кругу, думая при этом о Сионе
- мешкать больше нельзя, ее надо подвергнуть испытанию; Монео знает это не
хуже самого Лито.
     Как раз сегодня утром Монео сказал:
     - Владыка, в ней заложена чудовищная тяга к жестокости.
     - В ней - зачатки адреналиновой  наркомании,  -  проговорил  Лито.  -
Сейчас время для исцеляющей ломки.
     - Что исцеляющей, Владыка?
     - Это очень древнее выражение. Оно  означает,  что  она  должна  быть
полностью  лишена  того,  к  чему  испытывает   прямо-таки   наркотическое
пристрастие. Она должна пройти через шок необходимости.
     - О... понимаю.
     Хоть раз в кои веки, увидел Лито, Монео  действительно  понял.  Монео
сам в свое время прошел через исцеляющую ломку.
     - Юные обычно не способны принимать суровые решения, если только  они
не связаны с немедленной жестокостью и  с  последующим  резким  повышением
уровня адреналина в крови, объяснил ему Лито.
     Монео сохранял какое-то время задумчивое молчание, припоминая,  затем
сказал:
     - Это крайне опасно.
     - Это и есть та жестокость, которую ты видишь в Сионе.  Даже  старики
могут за нее цепляться, но юные в ней просто купаются.
     Ходя кругами вокруг башни  в  разгорающемся  свете  дня,  наслаждаясь
ощущением песка тем больше, чем больше тот высыхал,  Лито  размышлял,  как
строить беседу.  Он  замедлил  ход.  Ветер  из-за  спины  доносил  до  его
человеческих ноздрей вырабатываемый его вентиляционной системой кислород и
горелый   кремниевый   запах.   Он   глубоко   вдохнул,    вознося    свое
многоувеличенное сознание на новый уровень.
     Этот подготовительный день  содержал  в  себе  множество  целей.  Его
отношение к предстоящей встрече было очень  сходно  к  отношению  древнего
тореро к первой схватке со своим рогатым противником. У Сионы  тоже  есть,
образно говоря, опасные рога, хотя Монео и тщательно проследит, чтобы  она
не принесла на эту встречу никакого  оружия.  Лито,  однако,  должен  быть
уверен, что знает все сильные  и  слабые  стороны  Сионы.  И,  где  только
возможно,  он  должен  будет  создать  уязвимые  места.  Ее  надо   хорошо
подготовить к испытанию, умело всаженными  колючками  сковать  мускулы  ее
психики.
     Вскоре после полудня, когда его Я Червя насытилось, Лито  вернулся  к
башне, опять вполз на свою тележку и поднялся  на  суспензорах  до  самого
портала с выдвижной  посадочной  площадкой,  открывавшегося  лишь  по  его
мысленному приказу. Весь остаток дня он провел наверху, размышляя и  строя
планы.
     Сразу после заката в воздухе зашелестели крылья орнитоптера, возвещая
о прибытии Монео.
     "Верный Монео".
     Мысленным  приказом  Лито  выдвинул  из  своего  верхнего   помещения
посадочную площадку. Орнитоптер, скользнув, сложил  крылья  и  мягко  сел.
Лито  поглядел  в  сгущающуюся  тьму.  Сиона  выбралась  из  топтера  -  и
отпрыгнула в сторону Лито, испугавшись открытой высоты. На ней было  белое
облачение поверх черного мундира без знаков различия. Она украдкой бросила
взгляд назад, остановившись на самом  краю  внутреннего  помещения,  затем
перевела глаза на тушу Лито, ждущего на тележке  почти  в  центре.  Топтер
поднялся  и  мелкими  рывками  полетел  прочь,  в  темноту.  Лито  оставил
посадочную площадку выдвинутой, а дверь открытой.
     - На той стороне башни есть балкон, - сказал он. - Мы пройдем туда.
     - Почему?
     Голос Сионы был полон подозрительности.
     - Мне говорили, там прохладно, - сказал Лито. -  И  действительно,  я
ощущаю легкий холодок на  щеках,  когда  поворачиваюсь  навстречу  дующему
оттуда ветерку.
     Любопытство заставило ее подойти поближе к нему.
     Лито закрыл ворота позади нее.
     - Ночной вид с балкона великолепен, - сказал Лито.
     - Почему мы здесь?
     - Потому что здесь нас никто не подслушает.
     Повернув тележку, Лито  молча  направился  к  балкону,  услышал,  как
следует за ним Сиона, следя за его перемещением в приглушенном до  предела
свете.
     Балкон,  с  кружевными  перилами  на   высоте   человеческой   груди,
полукольцом охватывал башню с  юго-востока.  Сиона  подошла  к  перилам  и
бросила взгляд на расстилавшийся вид.
     Лито ощутил в  ней  выжидающую  настороженность.  Что-то  здесь  было
слышимое лишь ее внутреннему слуху, что-то, находившее отклик  в  глубоком
колодце ее души. Лито поглядел  мимо  нее  на  край  Сарьера.  Рукотворная
ограничивающая стена казалась сейчас низкой ровной линией, едва видимой  в
свете первой луны, восходящей над горизонтом. Своим сверхзорким зрением он
различил далекий караван из Онна, тусклый свет огней от  влекомых  зверьми
повозок, едущих по высокой дороге в направлении деревни Табор.
     Его воображению живо виделась деревня, приютившаяся  среди  растений,
которые росли во влажной  зоне  вдоль  внутреннего  основания  стены.  Его
Музейные Свободные выращивали там финиковые пальмы,  высокие  травы,  даже
овощи на продажу. Это не было похоже на прежние дни, когда даже  крохотный
бассейн с несколькими низкими  растениями,  питавшимися  от  единственного
резервуара и ветроловушки в любом  населенном  месте,  мог  представляться
роскошью, по сравнению с открытым песком. По сравнению  со  сьетчем  Табр,
деревня Табор была изобилующим  водой  раем.  Все  в  сегодняшней  деревне
знали, что сразу за ограждающей стеной Сарьера  длинной  и  прямой  линией
течет на запад река Айдахо - серебряная сейчас, в лунном  свете.  Музейные
Свободные не могли взобраться на отвесную внутреннюю поверхность стены, но
знали, что вода за стеной есть. Знала это  и  земля  -  обитателю  деревни
достаточно было приложить ухо  к  земле,  чтобы  услышать  отзвук  далеких
потоков.
     Сейчас вдоль  берега  реки  появились  ночные  птицы,  подумал  Лито,
создания, которые в другом мире жили бы в солнечном  свете,  но  здесь  на
Дюне, где над ними поработала Колдунья Эволюция, до сих пор  зависящие  от
милости Сарьера. Лито увидел неясные тени птиц, парящих  над  водой,  куда
они спускались попить, затем донеслись всплески, уносимые рекой прочь.
     Даже с этого расстояния Лито ощущал силу далекой воды, могущественной
в его прошлом, истекавшем из него, словно этот поток, стремящийся на юг, к
фермам и лесам. Вода прокладывала путь через покатые холмы,  вдоль  границ
буйной растительности, заменившей всю пустыню Дюны, кроме этого последнего
единственного места - Сарьера, святилища прошлого.
     Лито припомнил, как с рыком вгрызались икшианские машины, прокладывая
речное русло через этот пейзаж. Казалось, что так мало  времени  прошло  с
тех пор, даже меньше трех сотен лет.
     Сиона пошевелилась и поглядела на него, но  Лито  сохранял  молчание,
его взгляд был неподвижно устремлен мимо нее в даль. Бледный янтарный свет
светился над горизонтом, отражение города на  дальних  облаках.  По  тому,
откуда исходило свечение, Лито понял,  что  это  светится  город  Уолпорт,
расположенный теперь далеко на юге, перенесенный в более теплый  климат  с
сурового севера, где он некогда располагался  под  низкими  косыми  лучами
холодного солнца. Свечение города было, как окошко в прошлое. Лито ощущал,
как этот луч  проникает  в  его  грудь,  прямо  через  толстую  чешуйчатую
мембрану, заменившую человеческую кожу.
     "Я уязвим", - подумал он.
     Да, он знал, что он - властелин этого места.  А  планета  властвовала
над ним.
     "Я - ее частица". Он пожирал саму землю, отвергая  только  воду.  Его
человеческий рот и легкие были способны дышать как раз  достаточно,  чтобы
поддерживать в нем остатки человеческого... и разговаривать.
     Лито проговорил в спину Сионы:
     - Я люблю разговаривать и страшусь того дня, когда  не  смогу  больше
развлекаться разговорами.
     С некоторой зажатостью она повернулась и посмотрела прямо на него,  в
лунном свете на ее лице явно отражалось отвращение.
     - Согласен, в глазах многих людей я - чудовище, - сказал он.
     - Почему я здесь?
     "Прямо к делу! - Не отвиливая. - Большинство  Атридесов  прошло  этим
путем", - подумал он.  Это  было  тем  характерным,  говорящем  о  сильном
внутреннем  ощущении  личности,  что  он  старался  удержать,  улучшая  их
скрещиванием. Это.
     - Мне нужно выяснить, что с тобой сделало время, - сказал он.
     - Зачем Тебе это нужно?
     "Страх чуть-чуть звучит в ее голосе", - подумал он.  "Она  думает,  я
буду допытываться о ее ничтожном мятеже, об именах ее оставшихся  в  живых
соучастников."
     Увидя, что он молчит, она спросила:
     - Ты намерен убить меня так же, как убил моих друзей?
     "Итак, она слышала о битве перед посольством. И предполагает,  что  я
знаю все о ее прошлой бунтарской деятельности. Монео прочел ей  назидание,
черт его побери! Что ж... я в этих обстоятельствах сделал бы то же самое."
     - Ты и в самом деле Бог? - осведомилась она. - Не понимаю, почему мой
отец в это верит.
     "У нее есть сомнения", - подумал  он.  -  "Значит,  у  меня  остается
свобода для маневра."
     - Определения разнятся, - сказал он. - Для Монео я Бог...  и  в  этом
правда.
     - Некогда Ты был человеком.
     Ему начали доставлять удовольствие прыжки ее интеллекта. В  них  было
уверенное  охотничье  любопытство,  одна  из  самых  отличительных  примет
Атридесов.
     - Я тебе любопытен, - сказал он. - Со мной - то же самое по отношению
к тебе. Я испытываю любопытство, кто ты такая.
     - Что заставляет Тебя думать, будто я любопытствую?
     - Ты обычно так пристально за мной следила, когда  была  ребенком.  И
сегодня я вижу то же самое выражение в твоих глазах.
     - Да, я гадала, что это такое - быть тобой.
     Мгновение он внимательно ее разглядывал. Тени лунного света  спрятали
ее глаза, что позволило вообразить,  будто  они  точно  так  же  полностью
синие, как и его  собственные,  синева  спайсомана.  С  этим  воображаемым
добавлением Сиона обретала занятное сходство с  его  давно  умершей  Гани.
Овал ее лица и посадка глаз. Он чуть не сказал Сионе  об  этом,  но  затем
подумал, что лучше не говорить.
     - Ты ешь людскую пищу? - спросила Сиона.
     - Долгое время, после того, как я надел на себя кожу песчаной форели,
я чувствовал желудочный голод, - сказал он. - Иногда  я  принимаю  еду.  В
основном, мой желудок ее  отвергает.  Реснички  песчаной  форели  проникли
почти всюду в мою человеческую плоть. Еда стала для  меня  одной  докукой.
Ныне я могу переваривать  только  сухие  вещества,  содержащие  немножечко
спайса.
     - Ты... ешь меланж?
     - Иногда.
     - Но ты больше не испытываешь человеческого голода?
     - Такого я не говорил.
     Она выжидающе на него посмотрела.
     Лито восхитился ее способностью дать ощутить свой вопрос, не  задавая
его вслух. У нее ясная голова, и она многому научилась  за  свою  короткую
жизнь.
     - Желудочный голод был черным чувством, болью, от которой  я  не  мог
найти облегчения, - проговорил он. - Я бегал тогда,  бегал,  как  безумное
насекомое через дюны.
     - Ты... бегал?
     - В те дни мои ноги были длиннее тела. Я без труда  пользовался  ими.
Но голодная боль никогда меня не покидала. Я думаю, это был голод по моему
утерянному человеческому.
     Он заметил в ней зачатки неохотного сочувствия, интереса.
     - Ты до сих пор испытываешь эту... боль?
     - Сейчас  это  только  тихое  жжение.  Это  один  из  признаков  моей
окончательной метаморфозы. Через несколько сотен лет я уйду в песок.
     Он увидел, как она стиснула кулаки своих опущенных по бокам рук.
     - Почему? - вопросила она. - Почему Ты это сделал?
     - Не все плохо в этой перемене. Сегодняшний день, например, был очень
приятен. Я чувствую мягкое и зрелое довольство.
     - Есть перемены, которые нам не видны, - сказала она. - Я  знаю,  что
они должны быть.
     Она разжала кулаки.
     - Мои зрение и слух стали крайне острыми, но не мое  осязание.  Кроме
ощущений моего лица, ощущения мои не  такие,  как  раньше.  Мне  этого  не
хватает.
     И опять он заметил в ней неохотное сочувствие, настойчивое стремление
понять. Она хотела ЗНАТЬ!
     - Когда живешь так долго, как Ты, то как ощущается  течение  времени?
Движется ли оно быстрее, по мере того, как проходят годы?
     - С этим дело странное, Сиона. Порой время для меня мчится, порой оно
ползет.
     Постепенно, по мере того, как они говорили, Лито уменьшал  спрятанное
освещение в своей башне, пододвигая тележку все ближе  и  ближе  к  Сионе.
Теперь он и вообще его выключил, остался только свет луны. Передняя  часть
тележки выдавалась на балкон, лицо Лито было всего в двух метрах от Сионы.
     - Мой отец говорит, чем становишься старше, тем  медленнее  для  Тебя
идет время. Это ты ему такое рассказал?
     "Проверяет мою правдивость", - подумал он. - "Значит, она не  Видящая
Правду."
     - Все относительно, но, сравнивая с человеческим  ощущением  времени,
это правда.
     - Почему?
     - Этой правдой охвачено то, чем я стану. В конце,  время  остановится
для меня, и я буду заморожен как жемчужина, попавшая в лед. Мои новые тела
рассеются, каждое с зерном, спрятанным внутри него.
     Она отвернулась и поглядела в сторону  от  него,  на  пустыню,  потом
заговорила, на него не глядя.
     - Вот так разговаривая с тобой - здесь, во тьме, я могу почти  забыть
то, чем Ты являешься.
     - Вот почему я выбрал этот час для нашей встречи.
     - Но, почему это место?
     - Потому что это последнее место, где я могу чувствовать себя дома.
     Сиона повернулась, откинулась на перила и поглядела на него.
     - Я хочу увидеть Тебя.
     Он включил все освещение башни, включая резкие белые глоуглобы  вдоль
крыши на внешней  стороне  балкона.  Когда  вспыхнул  свет,  изготовленный
икшианцами прозрачный экран скользнул из стены и перекрыла балкон,  позади
Сионы. Она уловила это движение позади  Лито  -  потрясенно  кивнула,  как
будто понимая. Она подумала, что это защита от нападения. Но это  было  не
так: экран просто защищал от влажных насекомых ночи.
     Сиона воззрилась на Лито, окинула взглядом все  его  тело,  задержала
взгляд на ластах, бывших некогда его ногами, затем резко  перевела  взгляд
сперва на руки, затем на лицо.
     - Одобренные  тобой  исторические  труды  гласят,  что  все  Атридесы
происходят от Тебя и твоей сестры Ганимы, - сказала она. - Устная  История
расходится с этим.
     - Устная История права. Твоим предком был  Харк  ал  Ада.  Гани  и  я
поженились только формально, ради того, чтобы не распылять власть.
     - Как и Твой брак с этой икшианкой?
     - Нет, это другое.
     - У Тебя будут от нее дети?
     - Я никогда не был способен иметь  детей.  Я  выбрал  метаморфозу  до
того, как это стало для меня возможным.
     - Ты был ребенком, а затем Ты стал, - она указала, - этим? - И  между
этими стадиями ничего.
     - Откуда ребенку знать, что выбрать?
     - Я был одним из самых старых детей, которых  когда-либо  видело  это
мироздание. Гани была второй.
     - Эти рассказы о Твоих жизнях-памятях!
     - Они правдивы. Мы все здесь. Разве  с  этим  не  согласна  и  Устная
История?
     Она отвернулась от него всем телом и застыла, так, что ему была видна
ее жестко напряженная спина. И снова Лито обнаружил, что восхищается  этим
ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ жестом: неприятие в сочетании с признанием уязвимости. Вскоре
она повернулась и сосредоточенно  поглядела  на  его  лицо  под  нависшими
складками.
     - У Тебя внешность Атридеса, - сказала она.
     - Мне она досталась так же честно, как и Тебе.
     - Ты так стар... почему у Тебя нет морщин?
     - Ничто из моего человеческого не стареет обычным образом.
     - Вот почему Ты выбрал это для себя?
     - Чтобы заполучить долгую жизнь? Нет.
     - Я не понимаю, как кто-нибудь мог пойти на такой выбор, пробормотала
она. Затем произнесла погромче, - Никогда не познать любви...
     - Ты валяешь дурака! - сказал он. - Ты имеешь в  виду  не  любовь,  а
секс.
     Она пожала плечами.
     - Ты думаешь, самое ужасное в том, что  мне  пришлось  отказаться  от
секса? Нет, самая великая потеря - это нечто совсем, совсем другое.
     - Что? - спросила она с неохотой, выдавая этим,  как  глубоко  он  ее
тронул.
     - Я не могу расхаживать среди моих сородичей,  не  привлекая  особого
внимания, я больше не один из вас. Я одинок.  Любовь?  Многие  люди  любят
меня, но  моя  форма  держит  нас  врозь.  Мы  разделились,  Сиона,  такой
пропастью, через которую ни один человек не осмелится навести мост.
     - Даже Твоя икшианка?
     - Да, она бы сделала это, если бы могла, но  она  не  может.  Она  не
Атридес.
     - Ты имеешь в виду, что я... могла бы? - она пальцем коснулась  своей
груди.
     - Если бы вокруг было достаточно песчаной форели.  К  несчастью,  вся
она облегает мою плоть. Однако же, если мне суждено умереть...
     Она, онемев от ужаса, замотала головой при этой мысли.
     - Устная История рассказывает об этом очень точно, - сказал он. -  Мы
никогда не должны забывать, что ты веришь в Устную Историю.
     Она продолжала покачивать головой из стороны в сторону.
     - В этом нет  никакой  тайны,  -  проговорил  он.  -  Первые  моменты
трансформации являются критическими. Твое  сознание  должно  обратиться  и
вовнутрь и вовне одновременно, оказавшись наедине с бесконечностью. Я  мог
бы снабдить тебя достаточным количеством меланжа,  чтобы  это  преодолеть.
Имея  достаточно  спайса,  ты  могла  бы  пережить  эти  первые  кошмарные
моменты...  и все  остальное.  Она непроизвольно содрогнулась,  взгляд был
прикован к его глазам.
     - Ты ведь понимаешь, что я говорю Тебе правду?
     Она кивнула, сделала глубокий дрожащий вдох, затем проговорила:
     - Зачем Ты это сделал?
     - Альтернатива была намного кошмарней.
     - Какая альтернатива?
     - Со временем, ты, может быть, и поймешь ее. Монео понял.
     - Твоя проклятая Золотая Тропа!
     - Нисколько не проклятая. Абсолютно святая.
     - Ты считаешь меня дурочкой, не способной...
     - Я считаю тебя еще неопытной, но обладающей огромными способностями,
о возможностях которых ты даже не подозреваешь.
     Она  сделала  три   глубоких   вдоха   и   несколько   вернула   себе
самообладание, затем сказала:
     - Если Ты не способен спариваться с этой икшианкой, то зачем...
     - Дитя, зачем ты упорствуешь в своем непонимании? Это не секс. До Хви
я не мог найти себе пару. Я не имел никого, похожего на меня. Во всей этой
космической пустоте я был единственным.
     - Она... как ты?
     - Да, по сознательному замыслу. Икшианцы произвели ее именно такой.
     - Произвели ее...
     - Не будь полной дурочкой! - огрызнулся  он.  -  Она  по  сути  своей
ловушка для Бога. Даже жертва не может ее отвергнуть.
     - Зачем Ты мне все это рассказываешь? - прошептала она.
     - Ты украла две копии моих дневников, - проговорил он.  -  Ты  прочла
перевод Космического Союза и уже знаешь, что меня может поймать.
     - Ты знал?
     По ее изменившейся позе он увидел, как она снова  обретает  дерзость,
как возвращается к ней ощущение собственной силы.
     - Ну, конечно же, Ты знал, - проговорила она, сама  отвечая  на  свой
вопрос.
     - Это БЫЛО моим секретом, - сказал он. - Ты не можешь даже вообразить
себе, как много раз я  любил  своего  друга  и  видел,  как  этот  человек
ускользает прочь... как ускользает сейчас твой отец.
     - Ты... любишь его?
     - Я любил твою мать. Порой они уходят быстро -  порой  с  мучительной
медленностью. Каждый раз это меня сокрушает. Я могу изображать черствость,
я могу принимать необходимые решения, даже решения, которые будут убивать,
но я не могу избежать  страданий.  Долгое  время  -  дневники,  украденные
тобой, правдиво об этом рассказывают - это было единственным возможным для
меня чувством.
     Он  увидел  влагу  у  нее  на  глазах,  но  жестко  подобранные  губы
продолжали говорить о гневной решимости.
     - Ничего из этого не дает Тебе права властвовать, - проговорила она.
     Лито  подавил  улыбку.  Наконец,  они  добрались  до   самых   корней
бунтарства Сионы.
     "По какому праву? Где справедливость в моем  правлении?  Устанавливая
для них свои правила силой вооруженных Рыбословш, честен ли я по отношению
к жестко направляющей человечество эволюции? Я знаю все эти  революционные
припевки, эту чарующую и бессмысленную болтовню и звучные фразы."
     - Нигде ты не приложила  своей  собственной  бунтарской  руки  в  той
власти, которую я удерживаю, - проговорил он.
     В ней опять заявил о себе максимализм юности.
     - Я никогда не выбирала Тебя в правители, - сказала она.
     - Но ты меня усиливаешь.
     - Как?
     - Противостоянием мне. Я оттачиваю свои когти на таких, как ты.
     Она метнула на его руки внезапный взгляд.
     - Это фигуральное выражение, - сказал он.
     - Значит, наконец, я тебя оскорбила,  -  проговорила  она,  расслышав
только режущий гнев в его словах и тоне.
     - Ты меня не оскорбила. Мы -  родственники,  внутри  семьи  мы  можем
дерзко разговаривать друг с другом. Суть  в  том,  что  я  должен  намного
больше страшиться Тебя, чем ты меня.
     Это повергло ее в смятение, но только на миг.  Он  увидел,  как  вера
напрягает ее плечи, затем  -  сомнения.  Ее  подбородок  опустился  и  она
поглядела на него.
     - Чего же исходящего от меня способен страшиться Великий Бог Лито?
     - Твоей невежественной жестокости.
     - Ты говоришь, что ФИЗИЧЕСКИ уязвим?
     - Второй  раз  предупреждать  Тебя  не  стану,  Сиона:  есть  пределы
словесным играм, в которые я буду играть. ты и икшианцы равно знаете,  что
есть те, кого я люблю, это они физически уязвимы. Вскоре  об  этом  узнает
большая часть Империи. Такие известия распространяются быстро.
     - И все обязательно зададутся вопросом,  какое  право  ты  имеешь  на
такую власть!
     В ее голосе было торжествующее злорадство.  Это  всколыхнуло  в  Лито
резкий гнев. Он с трудом подавил его. Это  была  та  сторона  человеческих
отношений, которую он терпеть не мог. ЗЛОРАДСТВО! Прошло некоторое  время,
прежде чем он решился ответить.  Затем  он  решил  атаковать  ее  защитные
порядки, напав на уязвимое место, которое уже разглядел.
     - Я властвую по праву  одиночества,  Сиона.  Мое  одиночество  -  это
частично свобода, частично рабство. Оно  означает,  что  я  не  могу  быть
пленен ни одной человеческой группировкой. Мое рабство перед вами говорит,
что я буду служить из всех моих наилучших способностей Владыки.
     - Но икшианцы Тебя поймали! - сказала она.
     - Нет. Они преподнесли мне дар, который меня усиливает.
     - Он ослабляет тебя!
     - И это тоже, - согласился он. - Но очень могущественные силы до  сих
пор мне подчиняются.
     - О, да, - она кивнула. - Это я понимаю.
     - Нет, ты этого не понимаешь.
     - Тогда, я уверена, Ты мне это объяснишь,  -  язвительно  усмехнулась
она.
     Он заговорил так тихо, что ей  пришлось  наклониться  к  нему,  чтобы
расслышать:
     - Нет никого другого,  нигде,  кто  мог  бы  хоть  с  чем-то  ко  мне
апеллировать - ни ради причастности к власти, ни ради компромисса, ни даже
ради малейших зачатков другого правительства. Я - единственный.
     - И даже эта икшианка не может...
     - Она настолько на меня похожа, что не ослабит меня подобным образом.
     - Но при нападении на икшианское посольство...
     - Меня все еще может  раздражать  твоя  тупость,  -  сказал  он.  Она
поглядела на него угрюмым, насупленным взглядом.
     Лито  этот  жест,  да  еще  в  этом   освещении,   показался   просто
замечательным, во всей его бессознательности. Он  знал,  что  заставил  ее
задуматься. Он был уверен, что она никогда прежде не  задумывалась,  какие
права могут быть присущи уникальному.
     Он обратился к ее молчаливой угрюмости:
     - Никогда прежде не было правительства в точности такого же, как мое,
никогда во всей нашей истории. Я ответственен только  за  самого  себя,  в
точности плачу полную меру за то, чем я пожертвовал.
     - Пожертвовал! - насмешливо хмыкнула она, но в ее голосе  он  услышал
сомнение. - Всякий деспот говорит что-нибудь вроде этого. Ты  ответственен
только перед самим собой!
     - Что делает меня ответственным за все живое. Я берегу  вас,  проводя
сквозь многие времена.
     - Какие времена?
     - Времена, которые могли бы наступить и все-таки не наступили.
     Он увидел в ней нерешительность. Она не  доверяла  своим  ИНСТИНКТАМ,
своим нетренированным  способностям  в  предвидении.  Она  могла  случайно
угодить в цель, как это с ней случилось, когда она захватила его дневники,
но почему именно она попала в яблочко - сразу затерялось  за  последующими
событиями, так много ей поведавшими.
     - Мой  отец  говорит,  что  Ты  можешь  слишком  хорошо  жонглировать
словами, - сказала она.
     - Он-то знает, что говорит. Но есть знание, которое можно приобрести,
лишь приобщаясь к нему. Нет способа усвоить его, стоя в стороне, глазея  и
разговаривая.
     - Это то самое, что имеет в виду он, - сказала она.
     - Ты совершенно права, - согласился Лито. - Это не  логично.  Но  это
свет для глаз, дающий возможность  видеть,  но  сам  по  себе  зрением  не
являющийся.
     - Я устала от разговоров, - сказала она.
     - И я тоже, -  и  ему  подумалось:  "Я  увидел  достаточно  и  сделал
достаточно. Она широко распахнута навстречу  сомнениям.  До  чего  же  они
уязвимы в своем невежестве!"
     - Ты ни в чем меня не убедил, - проговорила она.
     - Это не было целью нашей встречи.
     - В чем же была цель?
     - Увидеть. готова ли ты, для того, чтобы подвергнуться испытанию.
     - Испытанию... - Она чуть вздернула голову  направо  и  поглядела  на
него.
     - Не играй со  мной  в  невинность,  -  сказал  Лито.  -  Монео  тебя
уведомил, а я говорю тебе, что ты готова!
     Она попробовала сглотнуть, затем сказала:
     - Что это...
     - Я послал Монео, вернуть тебя в Твердыню,  -  сказал  он.  Когда  мы
встретимся снова, по-настоящему узнаем, из чего ты сделана.



                                    37

                   Вы знаете миф о Великом Хранилище  Спайса?  Да,  и  мне
              тоже знакома эта история. Она гласит, будто существует запас
              спайса, гигантский запас, огромный,  как  гора.  Запас  этот
              спрятан в глубинах отдаленной планеты. Она не  Арракис,  эта
              планета. Не Дюна. Спайс был спрятан там давным-давно, еще до
              Первой Империи и Космического  Союза.  Легенда  гласит,  что
              туда удалился Пол Муад Диб и все еще живет там, рядом с этим
              запасом, поддерживающим его жизнь, выжидает. Мой мажордом не
              может понять, почему эта легенда тревожит меня.

                                                       Украденные дневники

     Айдахо, трепеща от гнева, широкими шагами шагал по  коридорам  серого
пласткамня по направлению к своим апартаментам  в  Твердыне.  Все  часовые
Рыбословши, мимо которых он проходил, щелкали каблуками,  приветствуя  его
по рангу, он не обращал на них внимания. Айдахо понимал,  что  сеет  среди
них беспокойство. Нельзя ошибиться, в каком настроении сейчас командующий.
Но он не убавлял своего целенаправленного шага. Тяжелый  топот  его  сапог
отдавался вдоль стен.
     Но и это настроение не  отбило  у  него  вкуса  во  время  полдневной
трапезы - странно знакомая атридесовская  пища,  которую  едят  палочками,
смесь  зерновых,  сдобренных  травами,  запеченных  вокруг  пряного  куска
псевдомяса, залитых чистым  СИТРИТНЫМ  соком.  Когда  Монео  нашел  его  в
воинской столовой, Айдахо одиноко сидел в углу, региональная  операционная
сводка приткнута рядом с его тарелкой.
     Монео без приглашения уселся за тот же стол  и  отодвинул  в  сторону
график операций.
     - У меня есть послание для тебя от Бога Императора, проговорил Монео.
     По  жестким  интонациям  голоса  Монео,  Айдахо  понял,  что  это  не
случайная встреча. И другие это почувствовали. Среди женщин  за  соседними
столиками воцарилась тишина, разлившаяся затем  по  всей  прислушивавшейся
столовой.
     Айдахо положил свои палочки.
     - Ну?
     - Вот  каковы  слова  Бога  Императора,  -  проговорил  Монео.  -  По
несчастному для меня случаю, Данкан Айдахо оказался подверженным  любовным
чарам Хви Нори. Это не должно продолжаться.
     От гнева губы Айдахо плотно поджались, но он промолчал.
     - Эта глупость подвергает опасности нас всех, - проговорил  Монео.  -
Нори - избранница Бога Императора.
     Айдахо постарался совладать со своим гневом,  но  он  чувствовался  в
каждом его слове:
     - Он не может на ней жениться!
     - Почему бы и нет?
     - В какую игру он играет, Монео?
     - Я всего лишь посыльный,  передающий  только  эти  слова,  и  ничего
более, - ответил Монео.
     Голос Айдахо стал тих и угрожающ.
     - Но он доверяет тебе.
     - Бог Император сочувствует тебе, - солгал Монео.
     - Сочувствует! - Айдахо выкрикнул это слово, и в помещении  наступила
еще большая тишина.
     - Нори - женщина явно привлекательная, - сказал Монео. -  Но  она  не
для Тебя.
     - Так сказал Бог Император, - глумливо отозвался Айдахо, -  и  нечего
взывать к нему.
     - Я вижу, ты понимаешь мое послание, - сказал Монео.
     Айдахо резко приподнялся из-за стола.
     - Куда ты направляешься? - вопросил Монео.
     - Я собираюсь разобраться с этим прямо сейчас!
     - Это верное самоубийство, - сказал Монео.
     Айдахо бросил на него полыхающий гневом взгляд и внезапно осознал,  с
какой напряженностью  слушают  женщины  за  столиками  вокруг.  Выражение,
которое  Муад  Диб  опознал  бы,  немедленно  появилось  на  лице  Айдахо:
"Пускание пыли в глаза дьяволу", вот как называл это выражение Муад Диб.
     -  Ты  знаешь,  что   говорили   первоначальные   герцоги   Атридесы?
осведомился Айдахо, в его голосе звучала насмешка.
     - Это что, относится к делу?
     - Они  говорили,  что  все  твои  вольности  исчезают,  если  слишком
считаешься с абсолютным правителем.
     Окоченев от страха,  Монео  наклонился  к  Айдахо.  Губы  Монео  едва
шевелились. Его голос упал почти до шепота.
     - Не говори так.
     - Потому что одна из этих женщин донесет?
     Монео недоверчиво покачал головой.
     - Ты безрассуднее всех остальных.
     - Да ну?
     - Пожалуйста! Такой подход до крайности опасен.
     Айдахо услышал, как по столовой прокатилось нервное шевеление.  -  Он
может всего лишь только нас  убить,  -  сказал  Айдахо.  Монео  проговорил
сдавленным шепотом:
     - Дурак ты! При малейшей провокации им может овладеть Червь!
     - Червь, говоришь? - голос Айдахо был нарочито громким.
     - Ты должен доверять ему, - сказал Монео.
     Айдахо поглядел направо и налево.
     - Да, по-моему, они это слышали.
     - Он - миллиарды и миллиарды людей,  объединенных  в  одном  теле,  -
сказал Монео.
     - Так мне говорили.
     - Он - Бог, а мы - смертные, - сказал Монео.
     - Как же это так, бог - и творит зло?  -  осведомился  Айдахо.  Монео
оттолкнулся на стуле и вскочил на ноги.
     - Делай что хочешь, я умываю руки!  -  повернувшись  всем  телом,  он
опрометью выбежал из помещения.
     Айдахо оглядел столовую и обнаружил, что находится в центре внимания,
лица всех стражниц обращены к нему.
     - Монео не судит, но я сужу, - проговорил Айдахо.
     Его удивило, что в ответ на лицах женщин мелькнуло  несколько  кривых
улыбок. Затем все женщины вернулись к своей трапезе.
     Проходя через большой зал Твердыни, Айдахо проигрывал в  памяти  этот
разговор, припоминая все новые и новые странности в поведении  Монео.  Его
ужас было легко увидеть и даже понять, но,  за  этим  стояло  нечто  много
большее страха смерти... Намного, намного большее.
     "Им может овладеть Червь!".
     Айдахо чувствовал, что эти слова, вырвались из Монео  случайно  и  не
были умышленным ходом. Что они могут означать?
     "Безрассудней всех остальных".
     У Айдахо желчь закипала от того, что его сравнивали  с  самим  собой,
ему незнакомым. Насколько осторожны были эти Я - ДРУГИЕ?
     Айдахо подошел к своим дверям, положил руку на запор  и  заколебался.
Он ощутил себя затравленным животным, убегающим в свое  логово.  Наверняка
стража в трапезной уже доложила Лито об этом разговоре.  Что  сделает  БОГ
Император? Айдахо провел рукой по замку.  Дверь  отворилась.  Он  вошел  в
переднюю и запер дверь, просто взглянув на нее.
     "Пошлет ли он за мной своих Рыбословш?"
     Айдахо оглядел переднюю. Это было удобное  помещение  -  вешалки  для
одежды, стойки для ботинок, зеркало в полный рост, стенной шкаф с оружием.
Он поглядел на закрытые дверцы стенного шкафа. Ни одно оружие в этом шкафу
не представляет угрозы для Бога Императора. Там  не  было  даже  лазерного
пистолета... Хотя, даже лазерные пистолеты  не  действенны  против  ЧЕРВЯ,
согласно всем отчетам.
     "Он знает, что я брошу ему вызов".
     Айдахо вздохнул и поглядел на дверную арку в гостиную. Монео  заменил
мягкую мебель более тяжелыми и прочными предметами  обстановки,  некоторые
из них были извлечены из запасников музея Свободных.
     "Музейные Свободные!".
     Айдахо сплюнул и прошел в гостиную. Пройдя пару шагов в  комнату,  он
потрясенно остановился - мягкий свет из северных окон лился на  Хви  Нори,
сидевшую на низком подвесном диване. На ней  было  посверкивающее  голубое
платье, откровенно подчеркивавшее очертания ее фигуры. Когда он вошел, Хви
подняла взгляд.
     - Слава богам, ты не пострадал, - сказала она.
     Айдахо оглянулся на вход, на дверной замок, открывающийся только если
он приложит собственную ладонь. Затем он бросил задумчивый взгляд на  Хви.
Никто, кроме нескольких избранных стражей, не был в состоянии открыть  эту
дверь.
     Она улыбнулась его замешательству.
     - Эти замки делаем мы, икшианцы, - сказала она.
     Его стал заполнять страх за нее.
     - Что ты здесь делаешь?
     - Мы должны поговорить.
     - О чем?
     - Данкан... - она покачала головой. - О нас.
     - Тебя предостерегли, - сказал он.
     - Мне велено бросить Тебя.
     - Тебя послал Монео!
     - Две стражницы, услышавшие тебя в трапезной, вот  кто  меня  привел.
Они считают, что ты в ужасной опасности.
     - И вот почему ты здесь?
     Она встала - одним грациозным движением, напомнившем ему о  том,  как
двигалась Джессика, бабушка  Лито  -  такое  же  текучее  владение  своими
мускулами, каждое движение прекрасно. Понимание обрушилось  на  него,  как
шок.
     - Ты бенеджессеритка...
     - Нет, они были среди моих учителей, но я не бенеджессеритка.
     Подозрения затмили его  ум.  Какие  вассальные  зависимости  работают
сейчас в империи Лито? Что знает гхола о таких вещах?
     "Изменения, произошедшие с тех пор, как я жил...".
     - По-моему, ты остаешься всего лишь простой икшианкой, сказал он.
     - Пожалуйста, не насмехайся надо мной, Данкан.
     - Кто ты?
     - Я невеста, предназначенная Богу Императору.
     - И ты будешь верно ему служить!
     - Да, буду.
     - Тогда нам не о чем говорить.
     - Кроме того, что есть между нами.
     Он кашлянул.
     - А что между нами есть?
     - Это - взаимопритяжение, - она подняла  руку,  когда  он  попробовал
заговорить. - Мне хочется заснуть в твоих объятиях, найти любовь и  защиту
в них. Я знаю, ты тоже этого хочешь.
     Он сохранял жесткость.
     - Бог Император запрещает!
     - Но я здесь, - она сделала два шага к нему, по одежде пробежала рябь
вдоль всего ее тела.
     - Хви... - он судорожно сглотнул сухим горлом.  -  тебе  лучше  всего
уйти.
     - Благоразумней всего, но не лучше всего, - ответила она.
     - Если он обнаружит, что ты была здесь...
     - Это не мой путь, покинуть тебя вот так, - опять она  подняла  руку,
не давая ему ответить. - Я была выведена  и  воспитана  только  для  одной
цели.
     Ее слова наполнили его ледяной осторожностью.
     - Для какой цели?
     - Обольстить Бога Императора. О, он это знает. И не  способен  ничего
тут изменить.
     - И я не способен.
     Она подошла еще на шаг. Он ощутил молочное тепло ее дыхания.
     - Они слишком хорошо меня сделали, - сказала она.  -  Я  создана  для
того, чтобы услаждать Атридесов.  Лито  говорит,  что  его  Данкан  больше
Атридес, чем многие, рожденные с этим именем.
     - Лито?
     - Как еще мне называть того, за кого я выйду замуж?
     Еще даже не договорив эту фразу, Хви  наклонилась  к  Айдахо.  Словно
оказавшись  в  критической  точке  взаимного  магнитного  притяжения,  они
двинулись навстречу друг другу. Хви прижала свою щеку  к  его  тунике,  ее
руки обвили его, ощупывая его твердые мускулы. Айдахо погрузил  подбородок
в ее волосы, весь во власти ее мускусного запаха.
     - Это безумие, - прошептал он.
     Он поднял ее подбородок и поцеловал.
     Она прижалась к нему.
     Никто из них не сомневался,  к  чему  это  должно  привести.  Она  не
сопротивлялась, когда он поднял ее на руки и перенес в спальню.
     Лишь однажды Айдахо заговорил.
     - Ты не девственница.
     - Но и ты не девственник, любимый.
     - Любимая, - прошептал он. - Любимая, любимая...
     - Да... Да!
     Умиротворенная после совокупления, Хви положила обе руки за голову  и
вытянулась, подрагивая на разворошенной постели. Айдахо  присел  спиной  к
ней, глядя в окно.
     - Кто были твои другие любовники? - спросил он.
     Она приподнялась на локте.
     - У меня не было других любовников.
     - Но... - он повернулся и поглядел на нее.
     - Когда я была подростком, мне встретился молодой человек, которому я
была очень нужна, - она улыбнулась. - Впоследствии я очень  стыдилась,  до
чего же я была доверчивой! Я считала, что  подвела  полагавшихся  на  меня
учителей, но они, узнав об этом, пришли в восторг.  ты  знаешь,  по-моему,
меня испытывали.
     Айдахо угрюмо насупился.
     - Не то ли это, что происходит сейчас со мной? Я нуждался в тебе?
     - Нет, Данкан, - ее лицо  было  донельзя  серьезным.  -  Мы  подарили
радость друг другу, потому что именно так это и происходит с любовью.
     - Любовь! - с горечью в голосе проговорил он.
     Она сказала:
     - Мой дядя Молки частенько говаривал, что любовь - это плохая сделка,
потому что ты не получаешь никаких гарантий.
     - Твой дядя Молки был мудрецом.
     - Он был глупцом! Любовь и НЕ НУЖДАЕТСЯ ни в каких гарантиях.
     Непроизвольная улыбка тронула уголки рта Айдахо.
     Хви широко улыбнулась ему.
     - Ты узнаешь любовь, потому что  ты  хочешь  дарить  радость  и  тебе
наплевать на все последствия.
     Он кивнул.
     - Я думаю только об опасности для Тебя.
     - Мы такие, какие мы есть, - сказала она.
     - Что мы будем делать?
     - Пока мы живы, мы будем лелеять память об этом.
     - Ты говоришь... так окончательно.
     - Да.
     - Но мы будем видеться каждый...
     - Никогда больше не будет такого, как сейчас.
     - Хви! - он метнулся на кровать и  спрятал  лицо  на  ее  груди.  Она
погладила его волосы. Его голос зазвучал приглушенно, когда он заговорил:
     - Что, если я оплодо...
     - Тс-с! Если суждено быть ребенку, то пусть будет ребенок.
     Айдахо поднял голову и поглядел на нее.
     - Но ведь тогда он узнает наверняка!
     - Он в любом случае узнает.
     - По-твоему, он и вправду всеведущ?
     - Не все, но это узнает.
     - Как?
     - Я ему расскажу.
     Айдахо оттолкнулся от нее и присел на кровать, на лице его  отразился
гнев, борющийся со смятением.
     - Я должна, - сказала она.
     - Если это обернется против  тебя...  Всякое  рассказывают,  Хви,  ты
можешь оказаться в смертельной опасности!
     - Нет. У меня есть свои потребности. Он  это  знает.  И  не  причинит
вреда никому из нас.
     - Но он...
     - Он не уничтожит МЕНЯ. И поймет, что если он  причинит  какой-нибудь
вред тебе, то это будет уничтожением меня.
     - Как ты можешь выходить за него замуж?
     - Милый Данкан, разве ты не понял, что он нуждается  во  мне  больше,
чем ты?
     - Но он не способен... я имею ввиду, не можешь же ты на самом деле...
     - Для меня будет не  возможно  испытать  с  Лито  такую  же  радость,
которую мы нашли друг в друге. Для него это не возможно.  Он  мне  в  этом
признался.
     - Тогда почему нельзя... если он тебя любит...
     - У него более великие планы и более великие нужды, - она  потянулась
и взяла правую руку Айдахо в свои. - Я поняла это с тех пор,  как  впервые
начала изучать его. Нужды более великие, чем есть у любого из нас.
     - Какие планы? Какие нужды?
     - Спроси его.
     - А ТЫ знаешь?
     - Да.
     - Ты имеешь ввиду, что веришь в эти истории о...
     - В нем есть честность и  доброта.  Я  знаю  это  по  тому,  что  мне
подсказывают о нем мои чувства.  Сотворенное  из  меня  моими  икшианскими
хозяевами, превратило меня,  по-моему,  в  особый  реагент,  позволяя  мне
узнавать больше, больше, чем им даже хотелось бы.
     - Значит, ты веришь ему!  -  обвиняющим  голосом  сказал  Айдахо.  Он
попытался высвободить свою руку.
     - Если ты пойдешь к нему, Данкан, и...
     - Он никогда больше меня не увидит!
     - Увидит.
     Она притянула его руку к своему рту и стала целовать пальцы.
     - Я заложник, - сказал он. - ты  заставляешь  меня  страшиться...  вы
двое вместе...
     - Я никогда не думала, что Богу будет легко служить, проговорила она.
- Но просто не думала, что это может оказаться настолько трудно.



                                    38

                   Память имеет для меня занятный смысл -  к  которому,  я
              надеялся,  смогут  приобщится  и  другие.   Меня   постоянно
              изумляет, до чего же люди прячутся от  жизней-памятей  своих
              предков, укрываясь от них за  толстыми  заслонами  мифов.  О
              нет, я не рассчитываю, что они будут стремиться  к  жестокой
              непосредственности всех до последнего моментов жизней -  то,
              что должен испытывать я. Вполне  способен  понять,  что  они
              могут  и  не  желать  погрузиться  во   множество   мелочных
              подробностей о жизни предков. У вас есть  основания  боятся,
              что моменты вашей жизни могут быть  присвоены  другими.  Да,
              смысл там, внутри этих памятей. Мы несем с собой  в  будущее
              всех наших предков, словно живая волна, все надежды, радости
              и печали, муки и восторги нашего прошлого. Ничто внутри этих
              памятей не пребывает  совершенно  лишенным  смысла  или  его
              влияния, до тех пор, пока хоть где-то существует  хоть  один
              человек.  И  всюду  вокруг  нас   мы   имеем   эту   светлую
              Бесконечность, навечно  данную  Золотую  Тропу,  которой  мы
              можем постоянно клясться в нашей ничтожной, но  вдохновенной
              преданности.

                                                       Украденные дневники

     - Я призвал Тебя, Монео, по поводу донесений, поступивших ко  мне  от
охраны, - сказал Лито.
     Они находились в промозглом подземелье,  месте,  где,  напомнил  себе
Монео, зарождались кой-какие самые болезненные  решений  Бога  Императора.
Монео тоже слышал доклады. Он ожидал вызова весь  день,  и  когда,  вскоре
после вечерней трапезы, этот вызов поступил, его на секунду охватил ужас.
     - Это... это насчет Данкана, Владыка?
     - Разумеется, насчет Данкана!
     - Мне говорили, Владыка... его поведение...
     - Поведение по повторяющемуся образцу, Монео?
     Монео склонил голову.
     - Если Ты так говоришь, Владыка.
     - Сколько времени нужно Тлейлаксу, чтобы поставить нам другого?
     - Они говорят, у них есть проблемы, Владыка. Может понадобится аж  до
двух лет.
     - Ты знаешь, что рассказывают мне мои охранницы, Монео?
     Монео задержал дыхание. Если Бог Император  проведал  о  последнем...
нет! Даже Рыбословши были приведены в ужас этой дерзкой  выходкой.  С  кем
нибудь другим, кроме Данкана, женщины расправились бы по-своему.
     - Ну, Монео?
     - Мне сказали, Владыка, что он созвал всех поголовно  и  расспрашивал
об их происхождении. На каких планетах они рождены? Кто их родители и  как
проходило их детство?
     - Ответы его не устроили.
     - Он напугал их, Владыка. Он был очень настойчив.
     - Понимаю. Словно, без конца возвращаясь к одному и тому же, можно  в
итоге выдавить правду.
     Монео было понадеялся, что это, возможно, все, озаботившее Владыку.
     - Почему Данканы всегда это делают, Владыка?
     - Так изначально был воспитан Атридесами их оригинал.
     - Но как это отличается от...
     - Атридесы состояли на службе у людей, которыми они правили. Мера  их
управления была в жизни тех, кем они  управляли.  Отсюда,  Данканы  всегда
хотят знать, как живут люди.
     - Он провел ночь в одной деревеньке, Владыка. Он побывал в  некоторых
городах. Он видел...
     -  Все  дело  в   истолковании   результатов,   Монео.   Без   вывода
свидетельство ничего не значит.
     - По моим наблюдениям, он судит, Владыка.
     - Мы все  судим,  но  Данканы  склонны  верить,  что  это  мироздание
является заложником моей воли. И они знают, что нельзя творить неправедное
во имя правоты.
     - Если это то, что он говорит, Ты...
     - Это то, что говорю Я, то, что говорят  все  Атридесы  внутри  меня.
Мироздание этого не позволит.
     - Но, Владыка! Ты не творишь неправедного!
     - Бедный Монео.  Ты  не  способен  увидеть,  что  я  сотворил  бездну
несправедливости.
     Монео  лишился  дара  речи.  Он  понял,   что   обманулся   кажущимся
возвращением Бога  Императора  к  мягкому  спокойствию.  Но  теперь  Монео
заметил брожение изменений в этом огромном теле, то,  насколько  близок...
Монео быстро оглядел  центральную  палату  подземелья,  припоминая  многие
смерти, произошедшие здесь, тех, кто здесь был похоронен.
     "Пришло ли мое время?"
     Лито задумчиво проговорил:
     - Нельзя преуспеть, беря заложников. Это -  форма  порабощения.  Один
человек не может владеть другим. Мироздание этого не позволит.
     Смысл этих слов  проникал  в  сознание  Монео  -  словно  закипал  на
медленном огне - ужасающим контрастом с рокотом  преображения,  ощущаемого
им в своем Владыке.
     "Червь на подходе!"
     Монео опять оглядел палату подземелья. Насколько же здесь хуже, чем в
верхнем помещении башни! До безопасного убежища слишком далеко.
     - Ну, Монео, у  тебя  есть,  что  ответить?  -  спросил  Лито.  Монео
отважился прошептать:
     - Слова Владыки просвещают меня.
     - Просвещают? Ты не просвещен!
     - Но я служу моему Владыке! - В отчаянии проговорил Монео.
     - Ты провозглашаешь службу Богу?
     - Да, Владыка.
     - Кто создал твою религию, Монео?
     - Ты, Владыка.
     - Разумный ответ.
     - Благодарю Тебя, Владыка.
     - Не благодари меня! Скажи мне, что увековечивает религии!
     Монео отступил на четыре шага.
     - Стой, где стоишь! - приказал Лито.
     Трепеща всем телом, Монео онемело покачал головой. Вот он и  нарвался
на не имеющий ответа вопрос. А не дать ответа накликать быструю смерть.  И
он ждал смерти, склонив голову.
     - Тогда я тебе скажу, бедный слуга, - сказал Лито.
     У Монео мелькнула робкая надежда.  Он  поднял  взгляд  на  лицо  Бога
Императора,  заметил,  что  глаза  у  него  не   стекленеют...   руки   не
подергиваются - возможно, Червь не так близко.
     - Религии увековечивают смертную взаимосвязь: хозяин-слуга, -  сказал
Лито. - Они создают арену, привлекающую  падких  до  власти  гордецов,  со
всеми их недалекими предубеждениями!
     Монео мог только кивнуть. Не трепещут ли  руки  Бога  Императора?  Не
скрывается ли потихоньку это ужасное лицо внутри своей рясы?..
     - Тайные откровения бесславия, вот на что напрашиваются все  Данканы,
- проговорил Лито. - В Данканах слишком много сочувствия своим собратьям и
слишком мало тех, кого можно так назвать.
     Монео изучал  голографические  изображения  древних  песчаных  червей
Дюны, их гигантские рты, полные  зубов  -  крисножей,  вокруг  пожирающего
огня. Он обратил внимание на припухлости зачаточных колец на рубчатом теле
Лито. Не увеличились ли они? Не откроется ли новый рот под  укрытым  рясой
лицом?
     - В сердце своем Данканы знают, - проговорил Лито, - что я  умышленно
пренебрег предостережениями Магомета и Моисея. Даже ты это знаешь, Монео!
     Это было обвинение, Монео начал было кивать, затем замотал головой из
стороны в сторону. Он подумывал, не попытаться ли  ему  снова  попробовать
отступление. Он уже знал  по  опыту,  что  назидания,  произносимые  таким
тенорком, не обходя без очень скорого появления Червя.
     - И какое же это могло быть предостережение? - спросил  Лито.  В  его
голосе звучала насмешливая беспечность.
     Монео позволил себе чуть пожать плечами.
     Голос Лито  вдруг  наполнил  палату  раскатистым  баритоном,  древний
голос, говоривший сквозь века:
     - Вы служите БОГУ, вы не слуги слуг! Монео заломил руки и возопил:
     - Я СЛУЖУ Тебе, Владыка!
     - Монео, Монео, - проговорил Лито, голос его стал тихим и гулким, - и
одного хорошего дела не вырастет из миллиона плохих. Правоту узнаешь по ее
устойчивости во времени.
     Монео хватило только стоять в трепетном молчании.
     - Я намеревался спарить Хви с ТОБОЙ, Монео,  -  сказал  Лито.  Теперь
слишком поздно.
     Понадобилось несколько мгновений, чтобы эти слова проникли в сознание
Монео. Он заметил,  как  их  значение  выпадает  из  любого  внятного  ему
контекста. "Хви? Кто такая Хви? Ах, да - икшианка,  будущая  невеста  Бога
Императора. Спарить... со мной?"
     Монео покачал головой.
     Лито проговорил с бесконечной печалью:
     - И ты тоже минуешь. Будут ли все твои труды забыты, праху подобно?
     Пока Лито это произносил, его тело вдруг без  предупреждающих  примет
содрогнулось в ужасающем изгибе, взметнувшем его и сбросившем с тележки. С
чудовищной скоростью и силой пронесся его в каких-то сантиметрах от Монео,
который вскрикнул и бросился из подземелья.
     - Монео!
     Зов Лито остановил мажордома у входа в лифт.
     - Испытание, Монео! Я испытаю Сиону завтра!



                                    39

                   Понимание того, что я  есть,  приходит  с  вневременным
              самосознанием, которое не аккумулирует и не отбрасывает,  не
              стимулирует и не вводит в заблуждение.  Я  творю  поле,  где
              центром является  мое  "я",  поле,  в  котором  даже  смерть
              становится лишь аналогией. Я не жажду никаких результатов. Я
              просто дозволяю быть этому полю, не имеющему  ни  целей,  ни
              желаний, ни завершенности, ни даже прозрения  достижений.  В
              этом поле, всеприсутствующее первичное самосознание является
              всем. Это - свет, льющийся из окон моего мироздания.

                                                       Украденные дневники

     Взошло солнце, рассылая свое жесткое полыхание по дюнам. По ощущениям
Лито, песок под ним был нежен  и  ласков.  Только  его  человеческие  уши,
слышавшие обдирающий скрежет его тяжелого тела, говорили ему об  обратном.
Конфликт восприятий, с которым он уже научился сосуществовать.
     Он слышал позади себя мягкое шуршание песка. Это Сиона  взбиралась  к
нему на вершину дюны.
     "Чем дольше я сохраняюсь, тем уязвимей становлюсь", - подумал он.
     Эта мысль часто приходила к нему в те дни, когда  он  уходил  в  свою
пустыню. Он поглядел вверх. Небо безоблачно,  но  той  насыщенной  матовой
голубизной, которую Дюна, прежних времен никогда не видела.
     Что такое пустыня без безоблачного неба? Как плохо,  что  нет  в  нем
серебристой тональности Дюны.
     Икшианским спутникам не всегда удавалось контролировать это  небо,  с
безупречностью,  которую  Лито  мог  пожелать.  Эта   безупречность   была
механистической фантазией, а машинами управляют люди, вот и заедает  вечно
что-нибудь.  Но  все  равно,  спутники  обеспечивали  достаточно   жесткий
контроль, чтобы подарить ему эту утреннюю недвижность пустыни.  Он  сделал
своими человеческими легкими глубокий вдох и прислушался к движению Сионы.
Она остановилась. Он понял, что она восхищается открывающимся видом.
     Воображение Лито, словно фокусник, представило его внутреннему  взору
все, что было им сделано,  чтобы  сейчас  могли  возникнуть  вокруг  Сионы
декорации  этой  феерии.  Он  ЧУВСТВОВАЛ  спутники.  Изящные  инструменты,
исполнявшие музыку для танца теплых и  холодных  масс  воздуха,  постоянно
наблюдающие и регулирующие мощные вертикальные и горизонтальные  воздушные
потоки. Его развлекло  воспоминание,  как  икшиацы  вообразили,  будто  он
собирается использовать их тончайшую  технику  для  создания  нового  вида
водной деспотии - у одних, бросивших  вызов  правителю,  отнимая  влагу  и
наказывая других жестокими бурями. Как же они  удивились,  обнаружив,  что
заблуждаются!
     "Мои контролеры еще более тонки."
     Мягко и медленно начал он  двигаться,  плывя  по  поверхности  песка,
соскальзывая с дюн, не разу не оглянувшись назад  на  тонкий  шпиль  своей
башни, который вскоре исчезнет в дымке дневной жары.
     Сиона следовала за ним с не  типичным  для  нее  смирением.  Сомнения
сделали  свое  дело.  Она  прочла  украденные  Дневники.   Она   выслушала
увещевания своего отца. Теперь она не знала, что и думать.
     - В чем испытание? - спросила она Монео. - Что Он сделает?
     - Испытание всегда разное.
     - Как Он испытывал Тебя?
     - С тобой будет по-другому. Я только собью тебя с  толку,  если  буду
рассказывать о пережитом мной.
     Лито тайно подслушивал, пока Монео готовил свою  дочь,  одевая  ее  в
подлинный стилсьют Свободных, в темный плащ  поверх  стилсьюта,  правильно
приспосабливая насосы ботинок. Монео не забыл, как это делается.
     Отлаживая ботинки, склоненный Монео поглядел вверх.
     - Придет Червь, это все, что я могу тебе сказать. ты  найдешь  способ
жить в присутствии Червя.
     Затем он встал,  объясняя,  как  стилсьют  сохраняет  воду  тела.  Он
заставил ее вытянуть трубочку из водосборного кармашка и пососать из  нее,
затем снова закрыл трубочку.
     - Ты будешь наедине с ним в пустыне, - сказал ей Монео.  -  Шаи-Хулуд
всегда вблизи, когда ты в пустыне.
     - Что, если я откажусь идти? - спросила она.
     - Ты пойдешь... но, может быть, ты никогда не вернешься.
     Эта беседа велась в палате наземного этажа Малой Твердыни,  пока  сам
Лито ждал на  верхнем.  Он  спустился,  когда  понял,  что  Сиона  готова,
скользнул вниз в предутренней тьме на  суспензорах  своей  тележки.  После
того, как вышли Монео и Сиона тележка опустилась к наземному этажу. Пройдя
по плоскому пространству к топтеру и взлетев под  пришепетывание  крыльев,
Монео оставил их. Лито сперва потребовал, чтобы Сиона проверила, заперт ли
портал наземного этажа, затем поглядел вверх на невозможную высоту башни.
     - Выбраться отсюда можно лишь, если пересечешь Сарьер, - сказал он.
     И он повел ее прочь от башни, даже не приказав  следовать  за  собой,
положившись  на  ее  смекалку,  любопытство  и   сомнения.   Лито   плавно
соскользнул с дюны на обнаженный пласт каменной основы под пустыней, затем
на следующую дюну, невысокую и покатую, трамбуя для Сионы путь.  Свободные
называли такой придавленный след  "даром  Господа  слабому".  Он  двигался
медленно, давая Сионе достаточно времени понять, что это его царство,  его
естественная среда обитания.
     Он соскользнул  с  вершины  другой  дюны,  оглянулся  проверить,  как
продвигается Сиона. Она держалась проложенного им следа. Остановилась  она
только достигнув вершины. Ее взгляд  скользнул  по  его  лицу,  затем  она
сделала полный круг, чтобы осмотреться вокруг. Он услышал, как  она  резко
вобрала воздух. Дымка жары подернула верхнюю часть башни, а  нижнюю  можно
было сейчас принять лишь за отдаленное возвышение.
     - Вот так было всюду, - сказал он. Он знал: было  что-то  в  пустыне,
взывавшее к вечной душе тех, в ком текла кровь Свободных.  Он  выбрал  это
место, потому что здесь воздействие пустыни было особенно  сильным  -  эта
дюна была чуть выше остальных.
     - Хорошенько осмотрись, - сказал он и скользнул вниз с другой стороны
дюны, чтобы его массивное тело не загораживало ей вид.
     Сиона сделала еще один медленный круг, вглядываясь в дали.
     Лито понимал какие глубинные чувства будит  в  ней  открывшийся  вид.
Кроме маленького туманного  пятнышка  основания  его  башни,  не  было  ни
малейшей  неровности  на  горизонте  -  плоскость,  всюду  плоскость.   Ни
растений, ни единого живого движения. Со своей обзорной точки, Сионе видно
все вокруг приблизительно на восемь километров,  до  линии  горизонта,  за
которую уходит пустыня.
     Лито заговорил из-под гребня дюны, места своей остановки.
     -  Вот  это  настоящий  Сарьер.  Его  познаешь  только  тогда,  когда
приходишь сюда пешком. Это все, что осталось от Бар бел-ама.
     - Океан без воды, - прошептала она. И опять повернулась  и  осмотрела
весь горизонт.
     Ветра не  было.  Лито  знал,  что  при  безветрии  безмолвие  пустыни
въедается в человеческую душу. Сиона сейчас ощущает, что все ее  привычные
точки  отсчета  потеряны,  что  она  заброшена   и   одинока   в   опасном
пространстве.
     Лито взглянул на следующую дюну.  Двигаясь  в  том  направлении,  они
вскоре дойдут до низкой линии  холмов,  которые  прежде  были  горами,  но
теперь разрушились до остатков шлака и булыжника. Он  не  шевелился  и  не
разговаривал, предоставляя безмолвию проделать за него  всю  работу.  Даже
приятно представить, будто эти дюны бесконечно тянутся вокруг всей планеты
как некогда. Но даже эти немногие дюны приходили в  упадок.  Без  истинных
бурь Кориолиса прежней Дюны,  на  его  Сарьер  могли  оказывать  небольшой
местный эффект лишь жесткие ветерки и нечастые жаркие вихри.
     Один из этих  крохотных  "ветряных  дьяволов"  танцевал  примерно  на
полпути до южного горизонта. Взгляд Сионы проследил за его движением.  Она
резко проговорила:
     - У тебя есть личная вера?
     Лито секунду подумал, обдумывая  свой  ответ.  Его  всегда  изумляло,
насколько пустыня постоянно вызывает мысли о религии.
     - Ты осмеливаешься вопрошать меня, есть ли у меня личная  религия?  -
вопросил он.
     Не выдавая никаких внешних признаков страха, который,  он  знал,  она
испытывает, Сиона повернулась и пристально посмотрела  на  него.  Дерзость
всегда была отличительной чертой Атридесов, напомнил он себе.
     Когда она не ответила, он сказал:
     - Да, ты, Атридес, никаких сомнений. - Таков твой ответ?  -  спросила
она.
     - Что ты на самом деле хочешь узнать, Сиона?
     - Во что ТЫ веришь!
     - Эге! Ты спрашиваешь о моей вере. Ну что ж... я верю, что  нечто  не
может появиться из ничего без божественного вмешательства.
     Его ответ ее озадачил.
     - Как это выходит...
     - Natura non facit saltus, - проговорил он.
     Она покачала головой, не понимая этой сорвавшейся с его языка древней
цитаты. Лито перевел:
     - Природа не совершает прыжков.
     - Что это за язык? - спросила она.
     - Язык, на котором больше не говорят нигде в моем мироздании.
     - Зачем же ты тогда его использовал?
     - Чтобы растормошить твои древние жизни-памяти.
     - У меня их нет, никаких! Мне просто нужно  знать,  зачем  ты  привел
меня сюда.
     - Дать тебе возможность отведать вкус нашего прошлого. Спускайся сюда
и взбирайся мне на спину.
     Она сперва заколебалась,  затем,  видя  бесполезность  сопротивления,
соскользнула с дюны и забралась ему на спину.
     Лито подождал, пока она не встала на нем на колени. Это было не  тоже
самое, как в те старые времена, которые он знал. У  нее  не  было  крючьев
Создателя и она не могла стоять на  его  спине.  Он  чуть  приподнял  свои
передние сегменты над поверхностью.
     - Зачем я это делаю? - спросила она. Тон ее голоса говорил о том, что
она чувствует себя глупо у него на спине.
     - Я хочу, чтобы ты на себе изведала тот способ, с помощью которого  в
далеком прошлом наш народ гордо странствовал по этой  планете,  высоко  на
спине гигантского червя.
     Он заскользил вдоль дюны,  как  раз  под  ее  гребнем.  Сиона  видела
голографические  изображения.  Она  знала  этот  опыт  разумом,  но  пульс
реальности бился совсем по-другому, и  он  знал,  что  она  откликнется  и
соотнесется с ним.
     "Ах, Сиона", - подумал он, - "Ты даже еще и не  подозреваешь,  как  я
тебя испытаю."
     Лито стал внутренне ожесточать себя. "Я не должен испытывать  никакой
жалости. Если она умрет - то умрет. Если кто-либо из них умирает,  то  это
осознанная необходимость, ничего более."
     И он вынужден был напомнить себе, что такое возможно даже с Хви Нори.
Просто ВСЕ умереть не могут, вот и все.  Он  уловил  момент,  когда  Сиона
начала испытывать удовольствие от езды на его спине. Он почувствовал,  как
она чуть передвинулась и легко встала на ноги, вскинув голову.
     Он повез ее вперед, затем вдоль  изгибающегося  БАРРАКАНА,  вместе  с
Сионой наслаждаясь древними ощущениями - достаточно  только  взглянуть  на
оставшиеся холмы, на горизонт перед ними.  Здесь  все  было  как  семя  из
прошлого,  жаждущее  напоминания  о  всенапоминающей  и  неохватной  мощи,
действовавшей в пустыне. На мгновение он забыл, что на этой  планете  лишь
малая частица поверхности оставалась пустыней, что  Сарьер  существовал  в
ненадежном окружении.
     Однако же,  иллюзия  прошлого  здесь  была.  Он  почувствовал  это  в
движении. Фантазия, конечно, сказал он себе, тающая фантазия - до тех пор,
пока  сохраняется  его  насильственное  спокойствие.   Даже   взметающийся
барракан, который он пересекал, сейчас был не таким великим, как барраканы
прошлого. Ни одна из дюн не была огромной.
     Вся  эта  искусственно  сохраняемая  пустыня   поразила   его   своей
смехотворностью. Он хотел остановить в усыпанном галькой промежутке  между
дюнами, но лишь замедлил ход, представляя в воображении необходимые  меры,
которые поддерживали  работу  всей  системы  Сарьера.  Он  вообразил,  как
вращение планеты посылает  на  новые  районы  огромные  воздушные  потоки,
чередующие  колоссальные  пласты  холода  и  жары.   Все   наблюдается   и
управляется крохотными спутниками  с  икшианскими  устройствами  и  хорошо
наведенными   тарелками.   Если   высокорасположненные   мониторы    видят
что-нибудь, то  представляется,  как  контрастная  все  остальной  планете
пустыня, окруженная и настоящими  стенами  и  стенами  холодного  воздуха.
Из-за этого на окраинах ее образуется лед и  требуются  даже  еще  большие
климатические ухищрения.
     Дело это не легкое, и поэтому, Лито прощал случавшиеся ошибки.
     Опять двинувшись по дюнам, он утратил  ощущение  тонкого  равновесия,
отстранился от воспоминаний  об  усыпанных  мелкими  камушками  бесплодных
землях за центральными песками и  отдался  наслаждению  своим  "оцепенелым
океаном" с его застывшими и внешне неподвижными волнами. Повернув  на  юг,
он пошел параллельно остаткам холмов.
     Он знал, что большинство людей оскорблены его страстной влюбленностью
в пустыню. Им становилось не по себе и они отворачивались. Сионе,  однако,
никуда было деться. Всюду, куда он ни посмотри, пустыня требует признания.
Сиона молчала, стоя у него на спине, но он знал, что она  смотрит  во  все
глаза. И что старые, старые памяти начинают шевелиться в ней.
     Он меньше, чем за три часа добрался до  области  цилиндрических  дюн,
изогнутых, как китовые спины.  Некоторые  из  них  больше  ста  пятидесяти
километров в длину, под углом к преобладающему ветру. За  ним  простирался
скалистый проход в область звездчатых дюн, достигавших почти четырех сотен
метров высоты. Наконец они достигли плетеных дюн  центрального  Эрга,  где
высокое  давление  и  заряженный  электричеством  воздух   заставили   его
воспрянуть духом. Он знал, что такое же колдовское воздействие оказывается
и на Сиону.
     - Вот, где зародились песни Долгого Пути, - сказал он. - Они идеально
сохранились в Устной истории.
     Она не ответила, но он знал, что она слышит.
     Лито замедлил ход и начал разговаривать с Сионой,  рассказывая  ей  о
прошлом Свободных. Он ощутил, как  в  Сионе  нарастает  интерес  она  даже
периодически задавала вопросы. Но ему была понятна и ее растущая боязнь  -
даже основания его Малой Твердыни отсюда  не  было  видно.  Она  не  могла
распознать ничего рукотворного. И она вообразит, что он погрузился  сейчас
в болтовню о незначительных и  незначащих  вещах,  дабы  отсрочить  что-то
важное и зловещее.
     - Здесь зародилось равенство между мужчинами и  женщинами,  -  сказал
он.
     - Твои Рыбословши отрицают равенство полов, - сказала она.
     Ее голос, полный вопрошающего недоверия, лучше  говорил  о  чувствах,
чем скорченная поза у него на спине. Лито остановился на пересечении  двух
плетеных дюн и  подождал,  пока  из  него  не  выйдет  весь  произведенный
внутренней топкой кислород.
     - Все теперь совсем по-другому, - сказал он. -  Но  к  мужчинам  и  к
женщинам  предъявляются  разные  эволюционные  требования.  У   Свободных,
однако,  была  взаимозависимость.  Они  взращивали  равенство  здесь,  где
вопросы выживания были прямым требованием момента.
     - Почему Ты привез меня сюда? - спросила она.
     - Погляди назад, - сказал он.
     Он почувствовал, как она оборачивается. Она проговорила:
     - Что, по-твоему, я должна увидеть?
     - Оставили мы какие-нибудь следы? Можешь ли  ты  сказать,  откуда  мы
сюда добрались?
     - Дует легкий ветерок.
     - Он замел наши следы?
     - По-моему, да...
     - Пустыня нас сделала тем, чем мы были и тем, что мы есть, сказал он.
- Это настоящий музей всех  наших  традиций.  Ни  одна  из  этих  традиций
по-настоящему не утеряна.
     Лито увидел небольшую песчаную бурю,  Гхибли,  движущуюся  от  южного
края горизонта. Он обратил внимание на узкие ленты пыли и  песка,  гонимые
ей перед собой. Наверняка и Сиона это увидела.
     - Почему Ты не скажешь, зачем Ты меня сюда привез?  -  спросила  она.
Страх явно звучал в ее голосе.
     - Но я тебе уже сказал.
     - Ты не сказал!
     - Как далеко мы забрались, Сиона?
     Она прикинула.
     - Тридцать километров, двадцать?
     - Еще дальше, - сказал он. - В моей родной стихии  я  могу  двигаться
очень быстро. Разве ты не чувствуешь, как ветер дует тебе в  лицо?  угрюмо
ответила она. - Почему Ты спрашиваешь о расстоянии МЕНЯ?
     - Слезь и встань там, где я смогу тебя видеть.
     - Зачем?
     "Славно", - подумал он. - "Она считает, будто  я  брошу  ее  здесь  и
умчусь быстрей, чем она сможет за мной следовать".
     - Слезь, и я объясню, - сказал он.
     Она соскользнула с его спины и обошла вокруг него,  туда,  где  могла
смотреть ему в лицо.
     - Время протекает стремительно, когда твои чувства полны, сказал  он.
- Мы двигались  приблизительно  четыре  часа.  Одолели  около  шестидесяти
километров.
     - Почему это важно?
     - В суму твоего костюма, Монео положил сушеную еду, -  сказал  он.  -
Поешь немного, а я тебе объясню.
     Она нашла в суме сушеный кубик протамора и сжевала  его,  не  отрывая
взгляда от Лито. Это была настоящая еда старых Свободных, даже  со  слабой
добавкой меланжа.
     - Ты ощутила наше прошлое, - сказал он. - Теперь  ты  должна  обрести
особо чуткое ощущение нашего будущего, Золотой Тропы. Она сглотнула.
     - Я не верю в Твою Золотую Тропу.
     - Если тебе предстоит жить, ты мне поверишь.
     - Так вот в чем Твое испытание? Или поверь в Великого Бога Лито,  или
умри?
     - Ты нисколько не обязана верить в меня. Я хочу, чтобы  у  тебя  была
вера в саму себя.
     - Тогда почему же это важно, как далеко мы забрались?
     - Тогда ты поймешь, как далеко тебе еще предстоит идти.
     Она поднесла руку к щеке.
     - Я не...
     - Как раз там, где ты стоишь, - проговорил  он,  -  ты  находишься  в
безошибочной середине бесконечности. Погляди вокруг себя на то, что значит
бесконечность.
     Она поглядела налево и направо на непотревоженную пустыню.
     - Нам нужно выбраться пешком из этой пустыни, - сказал он.  -  Только
вдвоем.
     - Ты не пойдешь пешком, - усмехнулась она.
     - Фигуральное выражение. Но ТЫ пойдешь. Заверяю тебя в этом.
     Она оглянулась туда, откуда они пришли.
     - Значит, вот почему ты спрашивал меня о следах.
     - Даже если бы были следы, ты не могла бы  вернуться  назад.  В  моей
Малой Твердыне нет ничего, что хоть как-то помогло бы тебе выжить.
     - Никакой воды?
     - Ничего.
     Она нашла водосборную трубочку у себя на плече,  пососала  из  нее  и
убрала на место. Он отметил осторожность,  с  которой  она  закрыла  конец
трубочки, но отворот защитной маски закрывающий  рот  она  не  застегнула,
хотя Лито слышал, как отец ее об этом предупреждал. Она хотела, чтобы  рот
ее был свободен для разговора!
     - То  есть,  Ты  говоришь  мне,  что  я  не  могу  от  Тебя  сбежать?
проговорила она.
     - Сбегай, если хочешь.
     Она сделала полный круг, оглядывая пустыню.
     - Есть поговорка об открытой земле,  -  проговорил  он,  -  что  одно
направление не хуже любого другого. В некоторых отношениях это до сих  пор
правда, но я стал бы на нее полагаться.
     - Но я действительно свободна оставить Тебя, если захочу?
     - Свобода может быть очень сомнительным достоянием, - сказал он.
     Она указала на крутую сторону дюны, на которой они останавливались.
     - Я могу просто спуститься вон туда, вниз...
     - Будь я на твоем месте, Сиона, я бы не стал спускаться туда, куда ты
указываешь.
     Она сумрачно на него взглянула.
     - Почему?
     - На крутой стороне дюны, если только не  двигаться  по  естественным
изгибам, можно растревожить песок и оказаться похороненным под осыпью.
     Она поглядела на уходивший вниз склон, усваивая сказанное.
     - Видишь, как слова могут быть прекрасны? - спросил он.
     Она перенесла взгляд на его лицо.
     - Следует ли нам двигаться?
     - Здесь учишься ценить бездеятельность.  И  вежливость.  Нет  никакой
спешки.
     - Но у нас нет никакой воды, кроме...
     - Стилсьют, если мудро его использовать, сохранит тебе жизнь.
     - Но сколько времени нам понадобится, чтобы...
     - Твое нетерпение меня тревожит.
     - Но у нас есть только эта сушеная еда в моем кармашке. Что мы  будем
есть, когда...
     - Сиона! Заметь ты говоришь о нашей ситуации, как о взаимной.
     Что МЫ будем есть? У НАС нет  воды.  Следует  ли  НАМ  идти?  Сколько
времени это У НАС займет?
     Она ощутила сухость во рту и попыталась сглотнуть.
     - Разве не может быть так, что мы - взаимозависимы? - спросил он.
     Она ответила с неохотой.
     - Я не знаю, как сохранять жизнь в пустыне.
     - Но я знаю?
     Она кивнула.
     - Почему я должен делиться  столь  драгоценным  знанием  с  тобой?  -
спросил он.
     Она пожала плечами - жалостный жест  тронувший  его.  Как  же  быстро
пустыня развеяла все ее прежние повадки.
     - Я поделюсь с тобой моим знанием, - сказал он. - А ты  должна  найти
что-то ценное, чем ты можешь поделиться со мной.
     Она скользнула взглядом по всему его телу, задержавшись на  мгновение
на плавниках, бывших некогда ногами, затем опять устремила на лицо.
     -  Соглашение,  достигнутое  с  помощью  угроз  -  не  соглашение,  -
произнесла она.
     - Я не предлагаю тебе никакого насилия.
     - Есть много видов насилия, - сказала она.
     - Один из них - что я завез тебя туда, где ты можешь умереть? -  Ведь
выбора у меня не было, да?
     - Трудно быть рожденной Атридесом, - сказал он. - Поверь мне, я знаю.
     - Ты не должен был осуществлять это так, - сказала она.
     - Вот здесь ты не права.
     Он отвернулся от нее и заскользив по синусоиде, направился  вниз.  Он
услышал,  как  она  следует  за  ним,  оскальзываясь  и  спотыкаясь.  Лито
остановился глубоко в тени дюны.
     - День мы переждем здесь, - сказал он.  -  Расходуется  меньше  воды,
когда путешествуешь ночью.
     Айдахо  отыскал  Монео  в  длинном  подземном  коридоре,  соединявшем
восточный и западный комплексы Твердыни.
     Уже два часа, с самой зари, Айдахо рыскал повсюду, ища  мажордома,  и
вот он, наконец-то, неподалеку, беседует  с  кем-то,  скрытым  за  порогом
комнаты. Но Монео можно узнать даже на расстоянии - по его осанке и белому
мундиру.
     Пласткамень стен здесь, в пятидесяти метрах под землей, был янтарного
цвета, освещали  его  глоустрипы,  включенные  сейчас  на  дневной  режим.
Холодны - и ветерок продувал эти глубины с помощью простого устройства,  -
свободно вращающихся крыльев,  стоявших  подобно  колоссальным  закутанным
фигурам по всему периметру башен  на  поверхности.  Сейчас,  когда  солнце
согрело пески, все эти крылья повернулись на север, качая в Сарьер  потоки
прохладного воздуха. Айдахо учуял кремнистый запах, идя по этим коридорам.
     Он  знал,  для  чего  предназначен  этот  коридор   древнего   сьетча
Свободных: коридор был широк и достаточно велик, чтобы Лито на его тележке
мог проехать. Изогнутый потолок выглядел совсем как скала. Но двойной  ряд
глоустрипов был не к месту. Айдахо, до того как впервые попал в  Твердыню,
не видел глоустрипов: В ЕГО ДНИ они считались непрактичными  -  потребляли
слишком много энергии, слишком дорого обходились. Глоуглобы были проще, да
и легче заменялись.
     "А если Лито чего-нибудь захочет - кто-нибудь ему это да обеспечит."
     В этой мысли на миг почудилось что-то зловещее, и Айдахо  размашистым
шагом направился к Монео.
     Вдоль коридора шли  небольшие  комнатки,  на  манер  сьетча,  никаких
дверей, только тонкие занавески из ржаво-коричневой материи,  колыхавшейся
на ветерке. Айдахо знал, что здесь, в основном, расположены кельи  молодых
Рыбословш. Он узнал палату собраний с прилегающими помещениями - оружейный
склад, кухня, трапезная, различные хранилища. За занавесками,  не  дающими
настоящего уединения, увидел он  и  другое  -  то,  что  лишь  еще  больше
распалило его ярость.
     При  приближении  Айдахо  Монео  обернулся.  Женщина,  с  которой  он
разговаривал, отступила в комнату и опустила занавеску,  но  Айдахо  успел
разглядеть ее властное немолодое лицо. Эту офицершу Айдахо в лицо не знал.
     Монео кивнул, когда Айдахо остановился в двух шагах от него.
     - Стража сказала мне, что ты меня ищешь, - сказал Монео.
     - Где он, Монео?
     - Где - кто?
     Монео окинул  взглядом  фигуру  Айдахо,  отметил  старомодный  мундир
Атридесов: черный с красным ястребом на груди, высокие сапоги,  начищенные
до блеска. Во всем облике Айдахо было что-то РИТУАЛЬНОЕ.
     Айдахо неглубоко вздохнул и проговорил сквозь стиснутые зубы:
     - Не затевай со мной эти игры!
     Монео отвел взгляд от лезвия в ножнах на поясе  Айдахо.  Нож,  с  его
украшенной драгоценностями рукояткой, выглядел музейным экспонатом. И  где
только Айдахо его достал?
     - Если ты имеешь в виду Бога Императора... - сказал Монео.
     - Где он?
     Монео ответил мягким и спокойным голосом.
     - Почему ты так рвешься умереть?
     - Мне сказали, что ты с ним.
     - Уже нет.
     - Я найду его, Монео!
     - Не прямо сейчас.
     Айдахо положил руку на свой нож.
     - Мне что, надо использовать силу, чтобы заставить тебя заговорить?
     - Я бы тебе не советовал.
     - Где... он?
     - Ну, раз уж ты настаиваешь, он в пустыне с Сионой.
     - С твоей дочерью?
     - Разве существует другая Сиона?
     - Что они делают?
     - Она держит испытание.
     - Когда они вернутся?
     Монео пожал плечами, затем сказал:
     - Зачем этот неуместный гнев, Данкан?
     - Каково оно, испытание твоей...
     - Я не знаю. А почему ты так взбудоражен?
     - Меня мутит от этого места! Рыбословши! - он отвернулся и сплюнул.
     Монео поглядел по коридору - туда, откуда пришел  Айдахо,  соображая,
каким же путем он следовал. Зная Данканов, он легко догадался, чем  именно
вызван приступ нынешней ярости.
     - Данкан, - сказал Монео, - для незрелых женщин абсолютно  нормально,
точно так же, как и для незрелых мужчин,  испытывать  чувство  физического
притяжения к особям собственного пола. Большинство проходит  через  это  в
своем развитии.
     - Этому следует положить конец!
     - Но ведь это - то, что обусловлено наследственностью!
     - Положить конец! И это не...
     -  О,  поспокойней.  Стараясь  подавить   такие   инстинкты,   только
усиливаешь их.
     Айдахо грозно на него взглянул.
     - Рассказывай мне теперь, будто не знаешь, что  сейчас  происходит  с
твоей собственной дочерью!
     - Сиона держит испытание, я тебе сказал.
     - И что это должно означать?
     Монео поднес руку к глазам и вздохнул. Он  опустил  руку,  удивляясь,
почему он мирится с этим глупым, опасным, ДОПОТОПНЫМ человеком.
     - Это значит, что она может там умереть.
     Айдахо был так ошарашен, что гнев его несколько улегся.
     - Как можешь ты позволить...
     - Позволить? По-твоему, у меня есть выбор?
     - У каждого человека есть выбор!
     По губам Монео скользнула горькая улыбка.
     - Отчего и почему ты настолько глупее других Данканов?
     - Другие Данканы! - проговорил Айдахо. - Как они умерли, Монео?
     - Точно так же, как умираем все мы. Выпали из своего времени.
     - Ты лжешь, - Айдахо проговорил это сквозь стиснутые  зубы,  костяшки
его пальцев побелели на рукояти ножа.
     Говоря все так же мягко и спокойно, Монео продолжи:
     - Поосторожней. Есть пределы  даже  тому,  что  я  стерплю,  особенно
учитывая нынешний момент.
     - Здесь все прогнило! - сказал Айдахо. Он указал свободной  рукой  на
коридор позади себя. - Есть то, чего я никогда не приму!  Монео  невидящим
взглядом поглядел на пустой коридор.
     - Ты должен созреть, Данкан. Должен.
     Рука Айдахо еще напряженней стиснула нож.
     - Что это значит?
     - Сейчас время, когда Он очень чувствителен.  Все,  что  хоть  как-то
выбивает его из колеи, ВСЕ, ЧТО УГОДНО... должно быть предотвращено.
     Айдахо еле сдерживался на грани того, чтобы применить силу, его  гнев
обуздывался только чем-то загадочным в поведении Монео, хотя были  сказаны
такие слова, которые он не мог проигнорировать.
     - К черту! Никакой я не незрелый ребенок, которого ты можешь...
     - Данкан! - это был самый громкий  крик,  который  Айдахо  когда-либо
слышал от сдержанного и мягкого в обращении  Монео.  Удивление  остановило
руку Айдахо, а Монео продолжил:
     - Если тебя одолевает зрелость твоей плоти, в то  время,  как  что-то
препятствует  твоему  созреванию,   твое   поведение   становится   просто
отвратительным. Не заостряйся.
     - Ты... обвиняешь... меня... в...
     - Нет! - Монео указал рукой вдаль по коридору. - О, я  знаю,  что  ты
там видел, но это...
     - Две женщины, страстно целующиеся! По-твоему, это не...
     - Это неважно... Юность очень по-разному выплескивает  избыток  своих
сил.
     Айдахо, на грани  того,  чтоб  взорваться  от  гнева,  покачнулся  на
каблуках.
     - Я рад узнать тебя, Монео.
     - Ну, что ж, я узнавал тебя НЕСКОЛЬКО РАЗ.
     Монео наблюдал за эффектом этих  слов,  словно  веревкой  опутывавших
Айдахо. Гхолы постоянно не могли  избежать  зачарованности  ТЕМИ  ДРУГИМИ,
которые были их предшественниками.
     Айдахо спросил хриплым шепотом:
     - Что ты узнал?
     - Ты преподал мне ценные уроки, - сказал Монео. -  Все  мы  стараемся
развиваться, но если что-то нас сдерживает, то можем направить  наши  силы
на боль - ища ее или причиняя. Незрелая юность особенно уязвима.
     Айдахо ближе наклонился к Монео.
     - Я говорю о сексе!
     - Ну, конечно, о нем ты и говоришь.
     - И ты обвиняешь меня в незрелом...
     - Именно.
     - Я перережу тебе...
     - Ох, замолчи!
     Монео не владел  отточенными  всеподчиняющими  нюансами  Голоса  Бене
Джессерит, но и в его интонациях чувствовалась долгая привычка повелевать.
Что-то заставило Айдахо повиноваться этому окрику.
     - Извини, - сказал  Монео.  -  Меня  выбило  из  колеи  то,  что  моя
единственная дочь... - Он осекся и пожал плечами.
     Айдахо два раза глубоко вздохнул.
     - Вы тут сумасшедшие, все вы! Ты говоришь, что, может быть, твоя дочь
умирает, и все же ты...
     - Дурак ты! - огрызнулся Монео. - Ты хоть как-то представляешь  себе,
сколь ничтожными выглядят для меня твои заботы! Твои глупые вопросы,  твое
эгоистичное... - он опять осекся и покачал головой.
     - Я кое-что списываю на то, что у тебя есть личные проблемы, - сказал
Айдахо. - Но, если ты...
     - Списываешь! ТЫ, что ты мне  списываешь?  -  Монео  сделал  дрожащий
вздох. - Это уж слишком.
     Айдахо чопорно проговорил:
     - Я могу простить тебя за...
     - Ты! Ты лепечешь о сексе, прощении и боли...  По-твоему,  ты  и  Хви
Нори...
     - Оставь ее, она тут ни при чем!
     - О, да, не упоминай ее. Избавь меня от этой БОЛИ! Ты  занимаешься  с
ней сексом и даже помыслить не желаешь о разлуке с ней. Скажи мне,  дурак,
можешь ли ты поглядеть правде в глаза перед самим собой?
     Ошарашенный Айдахо глубоко вздохнул. Он не подозревал,  что  в  тихом
Монео тлеет такая страсть, но это нападение, этому нельзя было...
     - По-твоему, я жесток? - вопросил Монео. - Заставляю  тебя  думать  о
том, что ты предпочел бы избегнуть.
     - Ха!! Владыке Лито причинялась и большая жестокость - лишь ради  нее
самой!
     - Ты защищаешь его? Ты...
     - Я знаю его как никто!
     - Он тебя использует!
     - Ради чего?
     - Вот ты мне и скажи!
     - Он - наша лучшая надежда увековечить...
     - Извращенцы не увековечивают!
     Монео заговорил успокаивающим тоном, но его слова потрясли Айдахо:
     - Я скажу тебе это лишь однажды. Гомосексуалисты  были  среди  лучших
воинов нашей истории, среди самых отчаянных берсеркеров.  Они  были  среди
наших лучших жрецов и жриц. Не случайно в религиях устанавливался целибат.
Не случайно также, что из незрелых юношей выходили лучшие солдаты.
     - Это извращение!
     -  Совершенно  верно.  Полководцы  уже  тысячи   веков   знают,   что
извращенные сексуальные устремления превращаются  в  стремление  причинять
либо терпеть боль.
     - Это то самое, что делает великий Владыка Лито?
     Все так же мягко и спокойно Монео сказал:
     - Насилие требует того, чтобы ты причинял  боль  и  страдал  от  нее.
Насколько же лучше управлять армией, опираясь на глубочайшие инстинкты.
     - Он и из тебя создал чудовище!
     - Ты предположил, что  он  меня  использует,  -  сказал  Монео.  -  Я
дозволяю использовать себя, потому что знаю, что он  платит  цену  намного
больше, чем сам требует от меня.
     - Считая и твою дочь?
     - Сам он ничего не жалеет. Почему же должен  жалеть  я?  Думаю,  тебе
понятна эта черта Атридесов. Данканы всегда были в этом смысле понятливы.
     - Данканы! Черт тебя побери, я не буду...
     - У тебя просто не хватает мужества  уплатить  ту  цену,  которую  он
просит, - сказал Монео.
     Одним сверхбыстрым движением Айдахо выхватил нож из  ножен  и  сделал
выпад. Но как ни быстр он  был,  Монео  двигался  быстрее  отклонившись  в
сторону, он перехватил Айдахо и швырнул его  лицом  на  пол.  Айдахо  упал
вперед, перекатился и начал  пружинисто  подниматься,  затем  заколебался,
осознав, что попытался напасть ни на кого иного, как  на  Атридеса.  Монео
ведь был Атридесом. Айдахо оцепенел в  шоке.  Монео  стоял,  не  шевелясь,
глядя на него. На лице мажордома было странно печальное выражение.
     - Если ты собираешься убить меня, Айдахо, то лучше всего сделать  это
тайком и со спины, - сказал Монео. - Может, так тебе это и удастся.
     Айдахо поднялся на колено, твердо уперевшись ногой в пол, все так  же
продолжая сжимать свой нож. Монео двигался так быстро и с таким изяществом
- словно бы невзначай! Айдахо прокашлялся.
     - Как ты...
     - Он очень долго выводил нас, Данкан, многое в нас усиливая. Он вывел
нас ради  скорости и разума,  ради самообладания,  и повышенной  чуткости.
Ты... ты просто устаревшая модель.



                                    40

                   Вы знаете, что часто утверждают герильи? Они  заявляют,
              будто их мятежи неуязвимы для  экономической  войны,  потому
              что у них нет экономики, они паразитируют на тех, кого хотят
              низвергнут.  Эти дураки просто не в состоянии оценить, какой
              монетой  они неизбежно должны платить.  Эта модель неумолимо
              повторяется  в   дегенеративных  провалах.   Вы  видите   ее
              повторяемость  в системах  рабовладения,  состояниях  войны,
              управляемых кастами религий, социалистических бюрократий - в
              любой    системе,    которая    создает    и    поддерживает
              взаимозависимости. Если ты слишком долго  пробыл  паразитом,
              то уже не можешь существовать без организма хозяина.

                                                       Украденные дневники

     Лито и Сиона пролежали весь день  в  тени  дюн,  передвигаясь  только
вместе с солнцем, чтобы оставаться в холодке. Он  учил  ее,  как  защищать
себя под покровом песка от полуденной жары на  уровне  скал  между  дюнами
никогда не становилось слишком жарко.
     Время от времени они разговаривали.  Он  рассказывал  ей  об  обычаях
Свободных, которые некогда властвовали над всей этой землей полностью. Она
пыталась вытянуть из него тайные знания.
     Однажды он сказал:
     - Может ты найдешь это странным, но здесь такое место, где  я  больше
всего могу быть человеком.
     Но его слова не заставили ее  полностью  осознать  свою  человеческую
уязвимость и то, что она может здесь умереть. Даже в  перерывах  разговора
она не застегивала на рту защитный отворот своего стилсьюта.
     Лито понял, что избегает понимания она бессознательно. Но, заодно, он
понял и тщетность прямого разговора с ней об этом.
     К концу дня, когда ночной  холодок  крадучись  пополз  по  земле,  он
принялся развлекать ее песнями Долгого Пути, не  сохранившимися  в  Устной
Истории. Ему понравилось, что ей пришлась по вкусу  одна  из  его  любимых
песен - "Марш Лито".
     - Мелодия действительно очень древняя, - сказал он. - Еще  со  Старой
Земли, с доспайсовых времен.
     - Не споешь ли Ты ее еще раз?
     Он выбрал один из своих лучших баритонов, голос давно умершего певца,
собиравшего некогда битком набитые концертные залы:

     Стена забытого стократ
     Скрывает древний водопад,
     Где волны обвал грохочет,
     И где игривая волна,
     Фонтаном брызг достигнув дна,
     Пещеры в глине точит.

     Когда он кончил петь, она мгновение безмолвствовала, затем сказала:
     - Странная это песня для марша.
     - Им это нравилось, потому что ее можно было разбирать, - сказал он.
     - Разбирать?
     - До того, как наши предки, Свободные, прибыли на эту  планету,  ночь
была временем для рассказов, песен и поэзии. Однако в дни Дюны, этому были
отведены дневные часы, когда внутри  сьетча  царил  искусственный  сумрак,
ночью можно было выйти наружу, бродить по открытой местности...  Так,  как
сейчас мы с тобой поступаем.
     - Но Ты сказал "разбирать".
     - Что означает эта песня?
     - Ну, это... это просто песня.
     - Сиона!
     Она расслышала гнев в его голосе и промолчала.
     - Эта планета - порождение Червя, - предостерег он ее, - а Я  И  ЕСТЬ
ЧЕРВЬ.
     Она ответила с удивляющим безразличием:
     - Тогда скажи мне, что это значит.
     - Пчела более свободна от своего улья, чем мы - от нашего прошлого, -
сказал он. - В нем - пещеры, и все его послания запечатлены в водяной пыли
потоков.
     - Я предпочитаю танцевальные мелодии, - сказала она.
     Ответ этот был дерзок и легкомыслен, но Лито предпочел  принять  этот
ответ, чтобы сменить тему.  Он  рассказал  ей  о  свадебном  танце  женщин
Свободных, проследив движения этого танца от вихрей Пыльных Дьяволов. Лито
гордился своим даром хорошего рассказчика. Было ясно по  ее  завороженному
вниманию, что все  эти  женщины  въявь  предстали  ее  внутреннему  взору:
длинные черные волосы, развевающиеся в древних движениях, рассыпающиеся по
лицам - давно теперь мертвым.
     Уже почти наступила тьма, когда он закончил свой рассказ.
     - Пойдем, - сказал он.  -  Утро  и  вечер  всегда  остаются  временем
силуэтов. Давай взглянем, нет ли в пустыне еще кого-нибудь, кроме нас.
     Сиона выбралась вслед за  ним  на  гребень  дюны,  и  они  посмотрели
вокруг, во все стороны, на  темнеющую  пустыню.  Лишь  единственная  птица
кружила высоко над головой, привлеченная их движениями. По  косым  вырезам
на кончиках ее крыльев и по очертаниям Лито понял, что это стервятник.  Он
указал на это Сионе.
     - Но что они едят? - спросила она.
     - Мертвечину - или то, что вот-вот станет мертвечиной.
     Это ее поразило и она посмотрела на последние лучи закатного  солнца,
золотящие оперение одинокой птицы.
     Лито упрямо продолжил тему.
     - Очень не  многие  решаются  проникать  в  мой  Сарьер.  Порой  сюда
забредают музейные Свободные - и пропадают. Они  и  в  самом  деле  хороши
только исполнять ритуалы. А затем ведь есть границы  пустыни,  и  остатки,
которые мои волки бросают недоеденными.
     Тут она резко от него отвернулась, но он успел заметить овладевший ею
страх - Сиона подверглась мучительному испытанию.
     - Днем пустыня не особенно бывает милостива, -  сказал  он.  Вот  еще
одна причина, почему мы путешествуем ночью. Для Свободных представление  о
дне было неотделимо от ветра, несущего песок и заметающего пути.
     Когда она опять повернулась к нему, в глазах ее блеснули сдерживаемые
слезы, но лицо сохраняло спокойное выражение.
     - Какие существа здесь сейчас обитают? - спросила она.
     -  Стервятники,   немногие   ночные   животные,   случайные   остатки
растительной жизни прежних дней, мелкие животные, закапывающиеся в песок.
     - И это все?
     - Да.
     - Почему?
     - Потому, что это место, где они родились, и я позволяю им  не  знать
ничего лучшего.
     Уже почти стемнело, и в пустыне мерцал присущий ей в это время  суток
внезапный полыхающий свет.  При  одной  из  таких  мгновенных  вспышек  он
вгляделся в ее лицо и понял, что она еще  не  понимает  оборотного  смысла
того, о чем он ей говорил, но он знал, что заноза этого все  равно  в  нее
проникла и станет ее изводить.
     - Силуэты, - напомнила она ему. -  Что  Ты  думал  найти,  поднимаясь
сюда?
     - Может быть, людей в отдалении. Никогда ведь не знаешь.
     - Каких людей?
     - Я тебе уже сказал.
     - Что бы Ты сделал, если бы кого-нибудь увидел?
     - В обычае Свободных было считать людей вдалеке врагами, если  только
они не подбрасывали горсть песка в воздух.
     Как раз пока он это говорил, на них занавесом опустилась тьма.  Сиона
стала движущимся призраком во внезапном звездном свете.
     - Горсть песка? - переспросила она.
     - Это очень многозначительный жест. Он  означает:  "Мы  несем  ту  же
ношу. Песок - наш единственный враг. Это то, что мы пьем.  Рука,  держащая
песок, не держит оружия". Ты это понимаешь?
     - Нет! - это была вызывающая ложь, чтобы уколоть его поязвительней.
     - Поймешь, - буркнул он.
     Не ответив ни слова, она двинулась прочь  от  него  по  изгибу  дюны,
через физическое движение разряжая переполнявшую ее  энергию  гнева.  Лито
позволил  себе  далеко  от  нее  отстать,  интересуясь,  выберет  ли   она
инстинктивно правильное направление. Было заметно, как пробуждается в  ней
наследственная память Свободных.
     Там, где дюна ныряла, чтобы пересечь другую, она  его  подождала.  Он
увидел,  что  лицевой  защитный  отворот  ее  стилсьюта  так  и  болтается
непристегнутым,  нараспашку.  Еще  не  время  укорять  ее  за  это.  Такие
бессознательные вещи должны приходить естественно. Когда он приблизился  к
ней, она сказала:
     - Ведь это направление не хуже всех прочих?
     - Если будешь его держаться, - ответил он.
     Она поглядела на звезды, и он увидел, что она  узнает  Указатели,  те
Стрелы Свободных, что вели ее предков через эту землю. Однако же ему  было
видно, что знания ее в основном идут от разума.
     Она еще не достигла того, чтобы все в ней срабатывало само по себе.
     Лито приподнял передние сегменты  своего  тела,  чтобы  поглядеть  на
звезды. Они двигались чуть к северо-западу, по пути, который  некогда  вел
через хребет Хабанья и Птичью пещеру в эрг под Ложной Западной Стеной и на
дорогу к Перевалу Ветров. Ни одна из примет той местности не  сохранилась.
Он почувствовал, как пахнет кремнем прохладный ветерок, более влажный, чем
ему нравилось.
     Сиона  опять  двинулась  в  путь,  на  этот  раз  медленнее,   сверяя
направление  и  периодически  взглядывая   на   звезды.   Она   доверилась
подтверждению  Лито  о  правильности  пути,  но   шла   теперь   по   нему
самостоятельно. Он ощутил смятение в ее настороженных мыслях и  понял  то,
что сейчас пробуждается: в ней  появлялись  зачатки  той  пылкой  верности
попутчикам, которой народ пустыни всегда доверял.
     "Мы-то  знаем,  -  подумал  он.  -  Если  отобьешься  от   попутчиков
заблудишься среди дюн  и  скал.  Одинокий  путешественник  в  пустыне  это
мертвец. Только Червь живет в пустыне в одиночестве".
     Он позволил ей уйти намного вперед, туда, где жесткий скрип песка при
его движении не будет слышен. Она должна думать о его человеческом  Я.  Он
рассчитывал на верность, которая сработает ему на руку. Сиона, однако  же,
вся ощетинившаяся, была полна подавляемой ярости  -  более  мятежная,  чем
все, кого он когда-либо испытывал.
     Лито  скользнул  вслед  за  ней,  мысленно  пересматривая   программу
выведения, прикидывая,  какие  решения  необходимо  будет  принять  и  что
изменить, если Сиона не выдержит испытания.
     По мере того, как ночь становилась все темней,  Сиона  двигалась  все
медленней и медленней. Первая луна была высоко над головой, и вторая  луна
показалась  над  горизонтом  перед  тем,  как  она   остановилась,   чтобы
передохнуть и поесть.
     Лито был рад этой паузе. Из-за трения им все больше овладевал  Червь,
воздух  вокруг  него  был  полон  химических  выбросов  органов  регуляции
температуры  его  тела.  Про  себя  он  называл  это   своим   кислородным
компрессором, то, что сейчас вентилировало  его  внутренности,  делая  для
него  вдвойне  ощутимыми  протеиновые  фабрики   и   запасы   аминокислот,
принадлежащие его  "Я  -  Червь",  которые  требовались  для  установления
плацентарных  взаимосвязей  с  человеческими  клетками.  Пустыня  ускоряла
приближение его окончательной метаморфозы.
     Сиона остановилась близ гребня освещенной звездами дюны.
     - Это правда, что Ты ешь песок? - спросила она, когда он  приблизился
к ней.
     - Правда.
     Она  окинула  взглядом  освещенный  луной  -  словно  тронутый  инеем
горизонт.
     - Почему мы не взяли с собой сигнальное устройство?
     - Я хотел, чтобы ты усвоила урок "иметь-не-иметь".
     Она повернулась к нему. Он ощутил ее дыхание совсем близко от  своего
лица - слишком много она теряет влаги в этом сухом воздухе.
     И все равно не помнит наставлений Монео. Горьким уроком это будет для
нее, никакого сомнения.
     - Я Тебя вообще не понимаю, - сказала она.
     - И все же именно это тебе и надлежит усвоить.
     - Вот как?
     - А как же еще ты сможешь дать что-нибудь ценное в обмен на то, что я
даю тебе?
     - Что Ты мне даешь? - в этом звучала вся  ее  горечь.  В  дыхании  ее
чувствовался спайс, приправа сушеной пищи.
     - Я даю тебе возможность побыть наедине со мной, а ты  проводишь  это
время ни о чем не заботясь. Ты зря его транжиришь.
     - Так что насчет "иметь-не-иметь"? - осведомилась она. В ее голосе он
услышал утомленность, организм ее начинал жадно требовать воды.
     - Они были великолепно живыми в прежние дни, те Свободные, сказал он.
- Их никогда не привлекала бесполезная  красота.  Я  никогда  не  встречал
жадного Свободного.
     - Как это прикажешь понимать?
     - В прежние дни все, что бралось с собой в пустыню, было  необходимым
- и это было все, что брали. Твоя жизнь еще не свободна  от  стремления  к
обладанию, Сиона, иначе бы ты не спросила меня о сигнальном устройстве.
     - А почему сигнальное устройство не является необходимым?
     - Оно тебя ничему не научит.
     Он двинулся мимо нее по пути,  на  который  направляли  Указатели.  -
Пойдем. Давай повыгодней воспользуемся ночным временем.
     Она догнала его прибавив шагу, и пошла рядом с  погруженным  в  серую
рясу лицом.
     - Что произойдет, если я не усвою Твой проклятый урок?
     - Ты, вероятнее всего, умрешь, - сказал он.
     Это заставило ее на время умолкнуть. Она брела рядом с ним лишь порой
кидая  взгляд  в   сторону,   не   обращая   внимания   на   тело   червя,
сконцентрировавшись на видимых глазу  остатках  его  человеческого.  Через
какое-то время она сказала:
     -  Рыбословши  рассказали  мне,  что  я  была  рождена  в  результате
спаривания, проведенного по Твоему приказу.
     - Это правда.
     - Они говорят, Ты  ведешь  записи  и  руководишь  этими  спариваниями
Атридесов ради собственных целей.
     - Это тоже правда.
     - Значит, в Устной Истории все правильно.
     - Я полагал, ты и без всяких вопросов веришь в Устную  Историю?  Она,
однако, продолжала держаться выбранной ею темы:
     - Что если один из нас будет  возражать,  когда  ты  распорядишься  о
спаривании?
     - Я предоставляю широкие права до тех самых  пор,  пока  не  появятся
дети, которых я заказал.
     - Заказал? - она была вне себя от негодования.
     - Именно так.
     - Ты не можешь прокрадываться в каждую спальню или следить ежеминутно
на протяжении всех  наших  жизней!  Откуда  Ты  знаешь,  что  Твои  ЗАКАЗЫ
выполняются?
     - Знаю.
     - Тогда Ты знаешь, что я не собиралась Тебе повиноваться!
     - Ты хочешь пить, Сиона?
     Она была озадачена.
     - Что?
     - Люди, которые хотят пить, говорят о воде, а не о сексе.
     И все равно, она так и не застегнула защитный отворот  у  рта,  и  он
подумал: "Страсти Атридесов всегда бушевали сильно, даже если  это  и  шло
вразрез с разумом".
     Через два часа  они  вошли  в  область  отшлифованной  ветром  мелкой
гальки. Лито вел за собой, Сиона шла  вплотную  рядом  с  ним.  Она  часто
поглядывала на Указатели. Обе луны стояли теперь низко над горизонтом,  их
свет отбрасывал длинные тени от каждого бугорка.
     В некоторых отношениях Лито находил  эти  места  более  удобными  для
передвижения, чем песок. Прочная скала была лучшим проводником  жары,  чем
песок. Распластавшись на скале, он частично избавлялся от перегрузки своих
химических фабрик. Попадающиеся камни - и мелкие, и крупные - при этом  не
помеха.
     Сионе было тут, однако, сложнее передвигаться. Она несколько раз чуть
не подвернула лодыжку.
     "Равнина  может  быть  местом  весьма  тягостным  для  людей  к   ней
непривычных,  -  подумал  Лито.  -  Они  видят  только  огромную  пустоту,
сверхъестественное,  особенно  в  лунном  свете  пространство  -  дюны  на
расстоянии, и это расстояние словно  бы  и  не  сокращается  при  движении
путников - ничего, кроме кажущегося вечным ветра, нескольких скал и, когда
глядишь вверх, звезд, смотрящих вниз без всякой  жалости.  Это  -  пустыня
пустынь".
     - Вот откуда музыка Свободных взяла свои мелодии вечного одиночества,
- сказал он, - а не от дюн. Вот здесь воистину приучаешься думать, что рай
- это, должно быть, звук проточной воды и затишья  от  этого  бесконечного
ветра.
     Но даже это не напомнило ей застегнуть  отворот  у  рта.  Лито  начал
отчаиваться.
     Утро застало их далеко углубившимися в каменистую равнину.
     Лито остановился возле трех больших валунов, громоздившихся  друг  на
друга,  один  из  них  был  даже  выше  его  спины.  Сиона  на   мгновение
прислонилась к нему, жест несколько обнадеживший Лито. Вскоре она от  него
оттолкнулась и взобралась на самый высокий валун. Он наблюдал как она  там
поворачивается, осматриваясь.
     Даже не глядя на пейзаж, Лито знал, что она  увидит:  взвитый  ветром
песок, туманом висящий над горизонтом и затмевающий восходящее солнце. Что
касается остального, то здесь только плоская равнина и ветер.
     От скал под ним веяло зябким  холодом  пустынного  утра.  Этот  холод
сильно высушил воздух, ставший для Лито намного приятнее.
     Не будь Сионы, он бы продолжил путь, но она явно была  истощена.  Она
опять прислонилась к нему,  спустясь  со  скалы,  и  прошла  почти  минута
прежде, чем он осознал, что она прислушивается.
     - Что ты слышишь? - спросил он.
     Она ответила сонным голосом.
     - Как у Тебя рокочет внутри.
     - Огонь никогда полностью не иссякает.
     Это ее заинтересовало. Она оттолкнулась от него и обошла  вокруг  его
тела, чтобы посмотреть ему в лицо.
     - Огонь?
     - В каждом живом создании есть внутренний огонь, в ком-то  слабый,  в
ком-то очень сильный. Мой огонь горячее большинства остальных.
     Она зябко поежилась.
     - Значит, Тебе здесь не холодно?
     - Нет, но тебе холодно.
     Он частично втянул лицо вглубь своей рясы и  выгнул  первый  сегмент,
создав впадину на его конце.
     - Это почти как  гамак,  -  сказал  он,  поглядев  вниз.  -  Если  ты
пристроишься там, тебе станет тепло.
     Хоть она и была им к этому подготовлена, но все равно  его  растрогал
ее доверчивый отклик. Он  обязан  побороть  свое  чувство  жалости,  такое
сильное, какого он никогда не  испытывал,  пока  не  встретил  Хви.  Сиона
проявляет ясные признаки того, что, вероятнее всего, она здесь  умрет.  Он
должен был бы приготовить себя к разочарованию.
     Сиона заслонила лицо рукой, закрыла глаза и заснула.
     "Ни у кого никогда не было так много "вчера", как  было  у  меня",  -
напомнил он себе.
     Он знал, что с обыденной человеческой точки зрения то, что делает он,
может показаться жестоким и черствым. Он был вынужден теперь укрепить себя
погружением  в  жизни-памяти,  умышленно  отбирая  ОШИБКИ  НАШЕГО   ОБЩЕГО
ПРОШЛОГО. Непосредственный доступ к человеческим ошибкам  был  теперь  его
самой великой силой. Знание ошибок научило его долгосрочным поправкам.  Он
должен  постоянно  осознавать   последствия.   Если   последствия   ошибок
забываются или утаиваются, их уроки пропадают даром.
     Но чем больше он близился к тому, чтобы стать  песчаным  червем,  тем
тяжелее  было  для  него  принимать  решения,   которые   другие   назовут
нечеловеческими. Некогда он делал это с легкостью. По мере  того,  как  от
него ускользало его человеческое я, его, как он обнаруживал, все  более  и
более переполняли человеческие заботы.



                                    41

                   В колыбели нашего прошлого, я лежу на  спине  в  пещере
              столь неглубокой, что в нее можно лишь протиснуться ползком,
              даже не на четвереньках. Там, в  танцующем  свете  смоляного
              факела, я рисую на стенах и  потолке  животных,  на  которых
              охочусь, и души моих родных. Как же многое  это  освещает  -
              взгляд вспять, сквозь идеальный круг, на эту древнюю  борьбу
              за миг, когда душа становится зрима.  Все  времена  вибраций
              откликаются на зов: "Вот он я!" Моим  умом,  знающим,  какие
              гиганты-художники  придут  после,  я  взираю  на   отпечатки
              ладоней  и  на  текучие  мускулы,  нарисованные   на   камне
              древесным углом и растительными красителями. Насколько же мы
              больше,  чем   просто   механистические   события!   И   мое
              нецивилизованное Я  вопрошает:  "Почему  это  они  не  хотят
              покинуть пещеру?"

                                                       Украденные дневники

     Приглашение посетить Монео в его рабочем помещении Айдахо  получил  к
концу дня. Весь день Айдахо просидел на подвесном диване в  своих  покоях,
размышляя. Каждая мысль брала исток  от  той  легкости,  с  которой  Монео
швырнул его сегодня утром на пол.
     "Ты всего лишь устаревшая модель".
     И каждая мысль заставляла его чувствовать себя все  более  униженным.
Он чувствовал, как ослабевает в нем воля к жизни, оставляя пепел там,  где
выгорел дотла его гнев.
     "Я всего лишь поставщик некоего количества полезной спермы, и  ничего
более", - думал он. "Вот он я".
     Мысль эта настойчиво звала либо к смерти, либо к  гедонизму.  У  него
появилось чувство, будто в него вонзили острый шип  и  гонят,  раздражают,
наседают на него со всех сторон.
     Молодая посланница в опрятном синем мундире тоже вызвала в  нем  лишь
раздражение. Он тихим голосом откликнулся на ее стук  и  она  остановилась
под аркой прохода из его передней комнатки,  в  нерешительности,  пока  не
поняла, какое у него настроение.
     "Как же быстро расходятся слухи" - подумал он. Он посмотрел  на  нее,
стоявшую в величественном дверном проеме, отражение самой сути Рыбословш -
чувственнее некоторых, но не бесстыдно сексуальная.  Ее  синий  мундир  не
скрывал изящных бедер, твердых  грудей.  Он  поглядел  на  ее  проказливое
личико под ежиком светлых волос - стрижки послушницы.
     - Монео прислал меня попросить тебя к себе, - сказала она. Он  просит
пройти в его кабинет.
     Айдахо уже несколько раз бывал там, но запомнилось все  таким,  каким
он видел его в первый раз. Он уже  тогда  знал,  что  именно  здесь  Монео
проводит большую часть своего времени. Там был низкий стол  на  коренастых
ножках   темно-коричневого   дерева,   испещренного    тонкими    золотыми
вкраплениями, приблизительно двух метров на метр  посреди  серых  подушек.
Этот стол поразил Айдахо редкостью  и  дороговизной,  соответствием  всему
общему стилю. Вот все, что было: стол и подушки, такие же серые, как  пол,
стены и потолок.
     Для человека, облеченного такой властью  как  ее  обитатель,  комната
была не большой, не более чем пять на четыре метра, но с высоким потолком.
Свет проходил через два застекленных окна в  противоположных  более  узких
стенах. Окна  располагались  на  значительной  высоте,  одно  выходило  на
северо-западные отроги Сарьера и  на  границу  зеленой  линии  Заповедного
Леса, из другого открывался вид на юго-запад, на перекатывающиеся дюны.
     КОНТРАСТ.
     Вид стола производил  странное  впечатление.  Поверхность,  казалось,
воплощала в себе идею БЕСПОРЯДКА.  Разбросанные  листы  тонкой  стеклянной
бумаги покрывали всю его поверхность, только кое-где проглядывало  дерево.
Какие-то бумаги были испещрены  мелким  шрифтом.  Айдахо  узнал  слова  на
галаксе и четырех других языках, включая редкий переходный язык перта.  На
нескольких листах бумаги были схемы и чертежи, а  некоторые  были  покрыты
черными  строчками,  выведенными  кисточкой  в  размашистом   стиле   Бене
Джессерит. Наиболее интересны были четыре белых свернутых рулона  примерно
в метр длиной - трехмерные распечатки с  запрещенного  компьютера.  Айдахо
тогда заподозрил, что компьютер скрывается за панелью одной из стен.
     Юная посланница от Монео кашлянула, чтобы  пробудить  Айдахо  от  его
задумчивости.
     - Какой ответ мне передать Монео? - спросила она.
     Айдахо пристально поглядел ей в лицо.
     - Ты бы хотела бы забеременеть от меня? - спросил он.
     -  Командующий!  -  она  была  явно   потрясена   не   столько   этим
предложением, сколько его non secvetur бесцеремонностью.
     - Ах, да, - сказал Айдахо. - Монео. Что же мы ответим Монео?
     - Он дожидается твоего ответа, командующий.
     - Действительно мой ответ ему так важен? - спросил Айдахо.
     - Монео просил меня уведомить тебя, что желает поговорить с  тобой  и
леди Хви вместе.
     Айдахо почувствовал, как в нем забрезжил смутный интерес.
     - Хви вместе с ним?
     - Она вызвана к нему, командующий, - посланница еще раз кашлянула.  -
Не желает ли командующий навестить меня попозже вечером?
     - Нет. Но в любом случае, спасибо тебе. Я просто передумал.
     Он подумал, что она хорошо скрывает свое разочарование, но  голос  ее
прозвучал напряженно-формально:
     - Ответить ли мне Монео, что ты его навестишь?
     - Сделай это, - он взмахом руки отослал ее.
     Когда она ушла, он подумал, не пренебречь ли ему этим приглашением. В
нем, однако, возрастало  любопытство.  Монео  хочет  поговорить  с  ним  в
присутствии Хви? Почему? Не считает ли он, что это заставит Айдахо  бежать
со всех ног? Айдахо сглотнул. Думая о Хви, он  ощущал  в  груди  полнейшую
пустоту. Не мог он пренебречь этим приглашением. Было то, что  привязывало
его к Хви жестокой властью.
     Он  встал,  мускулы  его  затекли  после  долгого  бездействия.   Его
подстегивали любопытство и эта  приковывающая  к  Хви  сила.  Он  вышел  в
коридор, и не  обращая  внимания  на  любопытные  взгляды  охранниц,  мимо
которых он проходил, проследовал в рабочий кабинет Монео.
     Когда Айдахо вошел, Хви уже была там. Она сидела перед загроможденным
столом напротив Монео, подогнув  под  себя  ноги  в  красных  сандалиях  и
пристроив их на серой подушке. Айдахо разглядел, что на ней длинное черное
облачение с плетеным зеленым поясом; затем она повернулась, и  он  уже  не
мог смотреть ни на что кроме ее лица.
     Ее губы безмолвно произнесли его имя.
     "Даже она слышала", - подумал он.
     Как ни странно, это придало ему сил - нечто новое в  его  уме  начало
складываться из мыслей этого дня.
     - Пожалуйста, садись, Данкан, - сказал Монео. Он  указал  на  подушку
рядом с Хви. Говорил он с занятной  запинкой,  манера,  которую  немногие,
кроме Лито, когда-либо в нем подмечали.  Взгляд  он  держал  опущенным  на
захламленную поверхность своего стола. Солнце позднего полдня  отбрасывало
паучьи  тени  на  бумажные  завалы  под  золотым   пресс-папье   в   форме
вымышленного дерева с плодами из  драгоценных  камней,  возвышавшегося  на
горе из полыхавшего хрусталя.
     Айдахо сел на указанную ему подушку, заметив, как неотрывно следит за
ним взгляд Хви. Затем она поглядела на Монео, и Айдахо подумал, что  в  ее
взоре он угадал гнев. Повседневный белый мундир Монео  был  расстегнут  на
горле, открывая морщинистую шею и второй подбородок. Айдахо с  пристальным
ожиданием поглядел в глаза Монео, принуждая того первым начать разговор.
     Монео ответил ему таким же пристальным взглядом,  отметив  при  этом,
что на Айдахо все тот же черный  мундир,  который  был  утром.  Даже  чуть
запачкан спереди - напоминание о поле коридора, куда Монео его швырнул. Но
на Айдахо больше не было древнего ножа Атридесов. Это обеспокоило Монео.
     - То, что я сделал сегодня утром, непростительно, - сказал  Монео.  -
Поэтому я не прошу тебя простить меня. Я просто прошу, чтобы ты постарался
понять.
     Айдахо заметил, что Хви  как  будто  не  удивило  такое  начало.  Это
позволяло понять многое из того,  что  обсуждали  эти  двое  до  появления
Айдахо.
     Когда Айдахо не ответил, Монео проговорил:
     - Я не имею права заставлять тебя чувствовать себя несоответствующим.
     Айдахо обнаружил,  что  слова  Монео  и  манера  держаться  оказывают
странное воздействие. В нем еще оставалось ощущение, что его перехитрили и
превзошли, но больше не подозревал, что, возможно,  Монео  с  ним  играет.
Мажордом представился ему почему-то  сжатым  до  твердого  сгустка  чести.
Осознание  этого  устанавливало  между  мирозданием   Лито,   смертоносной
эротичностью Рыбословш, несомненной искренностью
     Хви - между всем существующим - в новые взаимосвязи,  форму  которых,
Айдахо кажется начал  понимать.  Ощущение,  будто  бы  они  трое  остались
последними людьми в этом мире. Он проговорил с язвительным самоосуждением:
     - У тебя были все права защищаться, когда я напал. Меня  радует,  что
ты оказался на это способен.
     Затем он повернулся к Хви, но не успел заговорить, как Монео перебил:
     - Тебе нет надобности ходатайствовать за меня.
     Айдахо покачал головой.
     - Неужели здесь знают, что я собираюсь сказать или почувствовать  еще
до того, как я это сделаю?
     - Одно из твоих восхитительных качеств, - сказал Монео, - это то, что
ты не скрываешь своих чувств. Мы... - он пожал плечами, - по необходимости
более сдержанны.
     Айдахо взглянул на Хви.
     - Он говорит и за тебя?
     Хви положила руку на руку Айдахо.
     - Я сама говорю за себя.
     Монео по-журавлиному изогнул шею, чтобы взглянуть на сплетенные руки,
лежавшие на подушке, и вздохнул.
     - Вы не должны этого делать.
     Айдахо еще сильнее стиснул руку Хви и почувствовал, что она  отвечает
ему таким же пожатием.
     - До того, как кто-либо из вас спросит об этом, - проговорил Монео, -
моя дочь и Бог-Император все еще не вернулись с испытания.
     Айдахо ощутил, с каким усилием дается Монео  говорить  спокойно.  Хви
тоже расслышала это усилие.
     - Правду ли говорят Рыбословши? - спросила она. - Сиона  умрет,  если
не выдержит испытания?
     Монео промолчал, но лицо его стало каменным.
     - Это похоже на испытание Бене Джессерит? - спросил Айдахо. Муад  Диб
говорил, Орден испытывает  для  того,  чтобы  выяснить,  являешься  ли  ты
человеком.
     Рука Хви задрожала. Айдахо посмотрел на Хви, ощутив эту дрожь.
     - Они и тебя испытывали?
     - Нет, - ответила Хви, - но я слышала,  как  молодые  бенеджессеритки
говорили об этом. Они говорили, что нужно  пройти  через  муку,  не  теряя
ощущения собственного "я".
     Айдахо вновь  перенес  взгляд  на  Монео,  заметил,  что  левый  глаз
мажордома начал подергиваться.
     - Монео!  -  выдохнул  Айдахо,  осененный  внезапным  пониманием.  Он
испытывал тебя?
     - Я не желаю обсуждать вопросы испытаний, - ответил Монео. Мы  здесь,
чтобы решить, как надо поступить с вами.
     - Разве не нам самим это решать? - спросил Айдахо.
     Он почувствовал, как рука Хви в  его  руке  становится  скользкой  от
пота.
     - Решать это Богу Императору, - ответил Монео.
     - Даже если Сиона провалится? - спросил Айдахо.
     - Особенно тогда!
     - Как он тебя испытывал? - спросил Айдахо.
     - Он дал мне чуть-чуть посмотреть - на что  это  похоже:  быть  Богом
Императором.
     - И?..
     - Я увидел столько, сколько способен был увидеть.
     Рука Хви судорожно стиснула руку Айдахо.
     - Значит, это правда, что некогда ты был мятежником, - сказал Айдахо.
     - Я начинал с любви и молитвы, - сказал Монео. - Я сменил их на  гнев
и мятеж. Я был превращен в то, что теперь перед вами. Я осознаю свой  долг
и исполняю его.
     - Что он с тобой сделал? - вопросил Айдахо.
     - Он процитировал мне молитву моего детства:
     "Жизнь мою я посвящаю возвеличиванию славы Господней".
     Монео произнес это с глубокой задумчивостью.
     Айдахо заметил, как застыла Хви, как глаза ее прикованы к лицу Монео.
О чем она думает?
     - Я признал, что это было моей молитвой, -  сказал  Монео.  -  И  Бог
Император спросил  меня,  отступлюсь  ли  я,  если  моей  жизни  не  будет
достаточно. Он закричал на меня: "Что твоя жизнь, если дар  более  великий
ты придерживаешь?"
     Хви понимающе кивнула, но Айдахо ощущал только смятение.
     - Я расслышал правду в его голосе, - сказал Монео.
     - Ты, что, Видящий Правду? - спросила Хви.
     - Понукаемый отчаянием, - сказал Монео. - Но только тогда. Я  клянусь
вам, он говорил мне правду.
     - Некоторые Атридесы владели Голосом, - пробормотал Айдахо.
     Монео покачал головой.
     - Нет, это была правда. Он сказал мне: "Я сейчас гляжу  на  тебя,  и,
если бы я мог заплакать, я бы это сделал. Подумай, каково же  мое  желание
воистину заплакать".
     Хви, качнувшись вперед, почти коснулась стола.
     - Он не способен плакать?
     - Песчаный червь, - прошептал Айдахо.
     - Что? - Хви повернулась к Айдахо.
     - Песчаных червей  Свободные  убивали  водой,  -  пояснил  Айдахо.  -
Утонув, черви производили эссенцию спайса для религиозных оргий Свободных.
     - Но Владыка Лито еще не полностью Червь, - сказал Монео.
     Хви, глядя на Монео отпрянула назад.
     Айдахо задумчиво  поджал  губы.  Может  быть  Лито  соблюдает  запрет
Свободных на слезы? Как трепетно Свободные всегда  относились  к  подобной
потере влаги! Отдавание воды мертвым.
     Монео обратился к Айдахо:
     - Я надеялся, тебя можно будет привести  к  пониманию.  Владыка  Лито
сказал свое слово: ты и Хви должны расстаться и никогда больше  не  видеть
друг друга.
     Хви вынула свою руку из руки Айдахо.
     - Мы знаем.
     Айдахо заговорил с покорной горечью:
     - Мы знаем его силу.
     - Но вы его не понимаете, - сказал Монео.
     - Самое большое, чего я хочу - понять его, - сказала Хви.
     Она положила свою руку на руку Айдахо, чтобы не дать ему  вступить  в
разговор. - Нет, Данкан, нашим личным страстям здесь нет места.
     - Может быть, тебе стоило бы МОЛИТЬСЯ ему, - сказал Айдахо.
     Она повернулась всем телом и пристально вгляделась него, пока  Айдахо
не отвел глаза.
     Когда она  заговорила,  ее  голос  звучал  живостью  и  вдохновением,
которых Айдахо никогда прежде не слышал.
     - Мой  дядя  Молки  всегда  говорил,  что  Владыка  Лито  никогда  не
отзывается на молитву. Он говорил, Владыка Лито смотрит на молитву, как на
попытку насильно навязать свою волю выбранному богу, указать Бессмертному,
что ему следует делать: ДАЙ МНЕ ЧУДО, БОЖЕ, ИЛИ я не поверю в тебя!
     - Молитва - это форма спеси, - сказал Монео.  -  Навязывание  себя  в
собеседники.
     -  Как  он  может  быть  Богом?  -  осведомился  Айдахо.  -  По   его
собственному признанию - он не бессмертен.
     - Я процитирую самого Владыку Лито, - сказал Монео. -  "Я  -  вся  та
часть Бога, которая должна быть видна. Я есть Слово, ставшее  чудом.  Я  -
все мои предки, разве это недостаточное чудо? Чего еще вы могли бы  только
желать? Спросите сами себя - где существует более великое Чудо?"
     - Пустые слова, - глумливо заметил Айдахо.
     - Я тоже над ним глумился, - сказал Монео. - Я бросил ему в ответ его
собственные слова, сохраненные в Устной Истории: "Возвеличь славу Божию!"
     У Хви перехватило дыхание.
     - Он рассмеялся надо мной, - сказал Монео. - Он рассмеялся и спросил,
как я могу возвеличить то, что уже принадлежит Богу?
     - Ты рассердился? - спросила Хви.
     - О, да. Он увидел это и сказал, что наставит  меня,  как  жертвовать
Божьей славе. Он сказал: "Ты можешь заметить, что ты до  последней  крохи,
являешься таким же чудом, как и я".
     Монео отвернулся и посмотрел в левое окно.
     - Боюсь, мой гнев сделал меня полностью глухим, и я был совершенно не
подготовлен.
     - О, он умен, - процедил Айдахо.
     - Умен? - Монео поглядел на него. -  Я  так  не  думаю,  даже  в  том
смысле, который подразумеваешь ты. В этом смысле, по-моему, Владыка  Лито,
возможно не умнее меня.
     - К чему те не был подготовлен? - спросила Хви.
     - К риску, - ответил Монео.
     - Но ты многим рисковал в своем гневе, - сказала она.
     - Не так много, как он. Я вижу по глазам, Хви, что ты это  понимаешь.
Отталкивает ли тебя его тело?
     - Больше нет, - сказала она.
     Айдахо расстроенно заскрипел зубами.
     - Он вызывает у меня отвращение!
     - Любимый, ты не должен так говорить, - сказала Хви.
     - Ты не должна называть его любимым, - высказал Монео.
     - Ты бы, конечно, предпочел,  если  бы  она  научилась  любить  более
объемистого и злобного, чем грезилось когда-либо любому из Харконненов,  -
сказал Айдахо.
     Монео пожевал губами, затем сказал:
     - Владыка Лито рассказывал  мне  об  этом  злодейском  старике  твоих
времен, Данкан. По-моему, ты не понял своего врага.
     - Он был толст, чудовищен...
     - Он был искателем ощущений, -  сказал  Монео.  -  Толщина  оказалась
побочным эффектом, - а затем, может  быть,  стала  очень  его  устраивать,
своим безобразием оскорбляя людей, - а он ведь находил радость в нанесении
оскорблений.
     - Барон заглотил всего лишь несколько планет, - сказал Айдахо. - Лито
заглатывает все мироздание.
     - Любимый, пожалуйста, - запротестовала Хви.
     - Пусть его разглагольствует, - сказал Монео. - Когда я был  молод  и
невежествен, совсем как моя Сиона и этот бедный дурачок, я говорил  схожие
вещи.
     - Вот почему ты позволил своей дочери пойти на смерть? -  осведомился
Айдахо.
     - Любимый, это жестоко, - сказала Хви.
     - Данкан, склонность к истерии всегда была одним из твоих изъянов,  -
сказал Монео. - Я предостерегаю тебя -  невежество  жаждет  истерии.  Твои
гены  поставляют  жизненную  силу,  и  ты  можешь   вдохновить   некоторых
Рыбословш, но ты - плохой вождь.
     - Не старайся рассердить меня, - сказал Айдахо. - Я понимаю, что  мне
не стоит на тебя нападать, но не заходи слишком далеко.
     Хви попыталась взять Айдахо за руку, но он руку убрал.
     - Я знаю свое место, - сказал Айдахо. - Я - полезный  исполнитель.  Я
могу нести знамя Атридесов. Зеленое с черным на моей спине!
     - Недостойный черпает силы, подогревая свою истерию, - заметил Монео.
-  Искусство  Атридесов  -  искусство  править  без   истерии,   со   всей
ответственностью пользоваться властью.
     Айдахо откинулся назад и встал на ноги.
     - Когда твой чертов Бог Император за что-нибудь отвечал?
     Монео уставился на захламленный стол и заговорил, не поднимая глаз.
     - Он отвечает за то, что сделал с самим собой, - тут
     Монео поглядел вверх, глаза его были ледяными. - У тебя, Данкан,  нет
мужества взглянуть правде в глаза,  выясняя,  почему  он  так  поступил  с
собой!
     - А у тебя такое мужество есть? - спросил Айдахо.
     - Когда я был разгневан больше всего, -  проговорил  Монео,  -  и  он
увидел себя моими глазами, то спросил: "Как  смеешь  ты  чувствовать  себя
оскорбленным мной?" И  тогда...  -  у  Монео  дернулось  горло.  -  Это  и
заставило меня в ужасе заглянуть в себя... увидеть то,  что  он  видел,  -
слезы заструились из глаз Монео и потекли по щекам. Во мне  осталась  лишь
радость, что мне  не  предстоит  сделать  такой  выбор...  что  мне  можно
ограничиться тем, чтобы быть его последователем.
     - Я прикасалась к нему, - прошептала Хви.
     - Значит ты знаешь? - спросил ее Монео.
     - Знаю, не видя этого, - сказала она.
     Монео проговорил тихим голосом:
     - Я чуть не умер от этого. Я... - он содрогнулся, затем  поглядел  на
Айдахо. - Ты не должен...
     - К черту вас всех! - рассвирепел Айдахо. Он повернулся и кинулся вон
из комнаты.
     Хви проводила его взглядом, на лице его было глубокое страдание.
     - О, Данкан, - прошептала она.
     - Видишь? - спросил Монео. - Ты была не права - ни ты, ни  Рыбословши
не приручили его. Но ты, Хви, ты способствуешь его уничтожению.
     Хви обратила к Монео свое страдальческое лицо.
     - Я больше его не увижу, - сказала она.
     Для Айдахо путь до его покоев был одним из самых тяжелых мгновений на
его памяти. Он  старался  вообразить,  что  его  лицо  пластальная  маска,
полностью неподвижная и скрывающая все его внутреннее смятение. Никому  из
стражниц, мимо которых он проходит, нельзя разглядеть его боль.  Он  и  не
знал, что большинство из них правильно догадались  о  его  переживаниях  и
испытывали к нему сострадание.
     Повидав немало с Данканами, все они научились хорошо их понимать.
     В коридоре  возле  своих  апартаментов  Айдахо  наткнулся  на  Найлу,
медленно шедшую в его сторону. Что-то в ее лице, неуверенный и  потерянный
вид, резко его остановило и почти вывело из внутренней сосредоточенности.
     - Друг, - спросил он, когда она оказалась лишь в нескольких шагах  от
него.
     Она поглядела на него, на ее квадратном лице легко было прочесть, что
она явно его узнала.
     "До чего ж у нее странная внешность", подумал он.
     - Я больше не Друг, - сказала она и прошла мимо него по коридору.
     Айдахо повернулся на одном каблуке, разглядывая ее удаляющуюся  спину
- эти тяжелые плечи, этот тяжелый шаг, от всего  веяло  ощущением  жуткого
напряжения мускулов.
     "Для чего она выведена?", подумал он.
     Но эта мысль была мимолетна: его  собственные  заботы  одолевали  еще
сильнее, чем прежде. Он широкими шагами дошел до своей двери и вошел.
     Едва  оказавшись  внутри,  Айдахо  на  миг  застыл,  стиснув   кулаки
опущенных рук.
     "Я больше не привязан НИ К КАКОМУ времени",  подумал  он.  И  как  же
странно, что эта мысль ни капли не освобождала. Хотя, он  сделал  то,  что
освободит Хви от любви к нему. Он был изничтожен. Она скоро будет думать о
нем,  как  о  маленьком  капризном  дурачке,  подвластном   только   своим
собственным желаниям. Он чувствовал, как исчезает из  ее  непосредственных
забот.
     "Этот бедный Монео!",  Айдахо  ощутил  очертания  того,  что  создало
гибкого  мажордома.  "Долг  и  ответственность".  До  чего  же  безопасная
пристань во времена трудных выборов.
     "Я когда-то был таким же, - подумал Айдахо, - но это  было  в  другом
времени".



                                    42

                   Порой   Данканы   спрашивают   меня,   понимаю   ли   я
              экзотические идеи нашего прошлого? А если понимаю, то почему
              не могу объяснить? Знание, полагают Данканы, обитают  только
              в особенном. Я пытаюсь втолковать им, что все слова являются
              пластичными. Идеи, запечатленные  в  языке,  требуют  именно
              этого особенного языка для их выражения. В этом  самая  суть
              значения, скрытого  в  слове  ЭКЗОТИЧНОЕ.  Видите,  как  оно
              начинает искажаться? В присутствии экзотичного  по  переводу
              идут  судороги.   Галакс,   на  котором  я  сейчас   говорю,
              накладывает  свой  отпечаток.  Это   внешний   каркас   всех
              соотнесенностей, особенная система. Во всех системах  таятся
              опасности. Системы включают в себя  непроверенные  верования
              их творцов. Примите  систему,  примите  ее  верования  и  вы
              поможете  усилить   сопротивление   переменам.   Служит   ли
              какой-нибудь цели для меня втолковывать  Данканам,  что  для
              некоторых вещей не существует языков?  А-а-а-х!  Но  Данканы
              верят, что я владею всеми языками.

                                                       Украденные дневники

     Два полных дня и две ночи Сиона так и не додумалась закрыть свое лицо
маской, теряя с каждым выдохом драгоценную  воду.  Понадобилось  назидание
Свободных своим детям, прежде чем Сиона вспомнила слова своего отца. Лито,
наконец, заговорил с ней холодным утром третьего дня их  пути,  когда  они
остановились в тени скалы на обдуваемой ветрами равнине эрга.
     - Береги каждый выдох, потому что он несет тепло и влагу твоей жизни,
- сказал он.
     Он знал, что впереди будут еще три дня и  три  ночи  эрга,  пока  они
достигнут воды. Сейчас - их пятое утро по выходе из башни Малой  Твердыни.
Ночью они вошли в область невысоких песчаных наносов -  не  дюн,  но  дюны
проглядывали впереди и даже остатки Хлабаньянского хребта виднелись тонкой
изломанной линией на самом краю горизонта, - если знаешь,  куда  смотреть.
Теперь Сиона убирала защитный отворот стилсьюта  только  для  того,  чтобы
говорить отчетливо. И она говорила черными и кровоточащими губами.
     "У нее жажда  отчаяния",  -  подумал  он,  своим  чутким  восприятием
проверяя местность вокруг них. "Скоро она достигнет момента кризиса".  Его
чувства сообщали, что они до сих пор  одни  на  краю  этой  равнины.  Заря
наступила лишь несколько минут  назад,  взойдя  позади  них.  Низкий  свет
отражался от пыльных завес, закругляющихся, поднимающихся и ниспадающих  в
непрекращающемся ветре, делая их непроницаемыми для глаза.  Его  слух,  не
обращавший внимания на звук  ветра,  ловил  сквозь  него  другие  звуки  -
тяжелое дыхание Сионы, шуршание небольшого песчаного оползня  позади  них,
звук, производимый его собственным телом, передвигающимся со скрежетом  по
тонкому слою песка.
     Сиона убрала с лица маску, но придерживала  ее  рукой,  чтобы  быстро
вернуть на место.
     - Сколько еще пройдет времени прежде, чем мы  найдем  воду?  спросила
она.
     - Три ночи.
     - Можно ли выбрать направление получше?
     - Нет.
     Она научилась ценить эту экономность, с которой Свободные  передавали
важную  информацию.  Она  жадно  отпила   несколько   капель   из   своего
водосборного кармашка.
     Лито узнавал то, что скрывалось за ее  движениями  -  знакомые  жесты
Свободных,  оказавшихся  в  крайних  условиях.  Сиона   теперь   полностью
прониклась их жизненным опытом.
     Несколько капель, бывшие в водосборном кармашке, иссякли. Он услышал,
как  она  всасывает  воздух.  Застегнув  отворот  маски,  она  проговорила
приглушенным голосом:
     - Я ведь не сделаю этого, верно?
     Лито заглянул в ее  глаза,  увидев  там  ту  ясность  мысли,  которую
приносит близость смерти, редко достигаемое иначе.
     Она усиливала только то, что необходимо для выживания. Да,  она  была
уже очень глубоко в теда ри-агрими - агонии,  открывающей  ум.  Вскоре  ей
придется принять то окончательное решение, которое, по ее мнению, она  уже
приняла. Лито понял по  этим  признакам,  что  теперь  от  него  требуется
обращаться с Сионой необыкновенно чутко. Он должен будет отвечать со  всей
искренностью на каждый ее вопрос,  потому  что  в  каждом  вопросе  таится
приговор.
     - Ведь верно? - настаивала она.
     В ее отчаянности все еще был след надежды.
     - Ничего не известно наверняка, - ответил он.
     Это повергло ее в отчаяние. Это не входило в намерения  Лито,  но  он
знал, что такое часто происходит -  точный,  хотя  и  двусмысленный  ответ
воспринимается как подтверждение собственных глубочайших страхов.
     Она вздохнула.
     Ее приглушенный маской голос опять пытливо обратился.
     - У Тебя ведь  было  для  меня  специальное  предназначение  в  Твоей
программе выведения.
     Это не было вопросом.
     - У всех людей есть свое предназначение, - уведомил он ее.
     - Но Ты хотел моего полного согласия.
     - Верно.
     - Как Ты мог рассчитывать на согласие,  зная,  что  я  ненавижу  все,
связанное с Тобой? Будь со мной честен!
     - Три основания, на которых держится согласие, это - страсть, факты и
сомнение. Точность и честность мало что имеют с этим общего.
     - Пожалуйста, не спорь со мной. Ты знаешь, что я умираю.
     - Я слишком тебя уважаю, чтобы спорить с тобой.
     Затем он чуть приподнял передние сегменты своего тела, пробуя  ветер,
который уже начинал приносить дневную  жару,  но  для  Лито  все  еще  был
слишком неуютно влажным, чтобы хорошо себя чувствовать. Он подумал о  том,
что чем больше приказываешь контролировать погоду, тем  менее  управляемой
она становится. Все абсолютное приходит к своей противоположности.
     - Ты говоришь, что не споришь, но...
     - Споры закрывают двери ощущений, - сказал он, опять  опускаясь  всем
телом на  землю.  -  За  ними  всегда  замаскировано  насилие.  Если  спор
продолжается слишком долго, то всегда приводит к насилию. У  меня  нет  по
отношению к тебе жестоких намерений.
     - Что Ты имеешь в виду - страсть, факты и сомнение?
     - Страсть сводит участников друг с другом. Факты  определяют  пределы
их диалога. Сомнение становится каркасом для вопросов.
     Она подошла поближе и поглядела ему прямо в лицо с расстояния меньше,
чем в метр.
     "Как же странно, -  подумал  он,  -  что  ненависть  может  быть  так
неразрывно смешана с надеждой, страхом и благоговением".
     - Ты мог бы спасти меня?
     - Есть такой способ.
     Она кивнула, и он понял, что она пришла к неправильному выводу.
     - Ты хочешь заключить сделку, получив взамен мое  согласие!  обвинила
она его.
     - Нет.
     - Если я выдержу Твое испытание...
     - Это не мое испытание.
     - А чье же?
     - Наших общих предков.
     Сиона  опустилась  и  присела  на  холодную  скалу,  погрузившись   в
молчание, еще не готовая попросить об остановке для отдыха под  краем  его
теплого переднего сегмента. Лито  показалось,  будто  ему  слышится  тихий
всхлип, зреющий в ее горле. Сомнения в ней теперь заработали, она начинает
задумываться, действительно ли он  соответствует  ее  образу  Завершенного
Тирана. Она поглядела на него с  той  жестокой  ясностью,  которая  теперь
стала в ней проявляться. - Что заставляет Тебя делать то, что Ты делаешь?
     Вопрос был хорошо поставлен. И он ответил:
     - Моя обязанность - спасти людей.
     - Каких людей?
     - Мое  определение  намного  шире  определений  всех  других  -  даже
определения Бене Джессерит, воображающих будто  они  определили,  что  это
такое - быть человеком. Я обращаюсь к вечной нити всего человечества,  как
его ни определяй.
     - Ты пытаешься мне сказать... - рот  у  нее  слишком  пересох,  чтобы
говорить. Она постаралась  накопить  слюну.  Он  увидел  движение  под  ее
лицевой маской. Хотя вопрос ее очевиден, и он не стал ждать.
     - Без меня теперь не было бы людей - нигде и никаких. И тропа к этому
исчезновению много кошмарней, чем ты можешь вообразить даже в самых  диких
фантазиях.
     - Твое, якобы, ясновидение, - насмешливо откликнулась она.
     - Золотая тропа пребывает открытой, - сказал он.
     - Я Тебе не доверяю!
     - Потому что мы не подобны друг другу?
     - Да!
     - Но мы взаимозависимы.
     - Какая у Тебя есть надобность во мне?
     "Ага, крик юности, неуверенной в  надежности  своего  положения".  Он
почувствовал силу тайных уз зависимости, и заставил себя быть  жестким.  -
"Зависимость порождает слабость"!
     - Ты и есть Золотая Тропа, - сказал он.
     - Я?
     Это был едва слышный шепот.
     - Ты прочла дневники, что украла у меня, - сказал он. - В них есть я,
но в чем есть ты? Посмотри на то, что я создал, Сиона. А ты, ты не создала
ничего, кроме самой себя.
     - Опять и опять плутни со словами!
     - Я страдаю не от того, что мне  поклоняются,  Сиона.  Я  страдаю  от
того, что меня никогда не оценивают правильно. Может  быть...  нет,  я  не
осмеливаюсь возлагать на тебя надежду.
     - Какова цель этих дневников?
     - Их записывает икшианское устройство, и они  будут  найдены  в  один
очень далекий от нас день. Тогда они заставят людей думать.
     - Икшианское устройство? Ты открыто отрицаешь Джихад?
     - В этом тоже есть урок.
     - Что эти машины делают на самом деле?
     - Они увеличивают число того, что  мы  можем  производить  не  думая.
Сделанное не думая - это и есть настоящая опасность. Погляди, как долго ты
шла через эту пустыню, не думая о своей лицевой защитной маске.
     - Ты мог бы меня предостеречь!
     - Увеличив твою зависимость от меня.
     Она мгновение пристально на него глядела, затем спросила:
     - Почему Тебе хочется, чтобы я командовала Твоими Рыбословшами?
     - Ты - женщина из рода  Атридесов,  изобретательная  и  способная  на
независимое мышление. Ты можешь быть правдивой просто ради правды, как  ты
ее понимаешь. Ты была выведена и воспитана для того, чтобы  командовать  -
что означает свободу от зависимости.
     Ветер крутил вокруг них песок и пыль, пока она взвешивала его слова.
     - А если я соглашусь, Ты спасешь меня?
     - Нет.
     Она  была  настолько  уверена  в  противоположном  ответе,   что   ей
понадобилось  довольно  много  времени,  прежде  чем  она   осознала   это
единственное слово. В это время  ветер  слегка  утих,  открыв  через  дюны
перспективу на остатки Хабаньянского хребта.  Воздух  внезапно  наполнился
тем холодом, который так же похищает влагу из плоти, как это делает  самое
жаркое солнце. Частью сознания
     Лито отметил, что это неполадки в контроле погоды.
     - Нет?
     Она была и озадачена, и возмущена.
     - Я не заключаю сделок на жизнь и смерть  с  людьми,  которым  должен
доверять.
     Она медленно покачала головой, так и не отрывая взгляда от его лица.
     - Что Тебя заставит меня спасти?
     - Меня ничто не заставит это сделать. Почему ты думаешь, что  я  могу
сделать для тебя то, что ты не можешь сделать для  меня?  Это  не  путь  о
взаимозависимости.
     Ее плечи поникли.
     - Если я не могу заключить с тобой сделку или заставить тебя...
     - Значит, ты должна выбрать что-то другое.
     "До чего чудесно наблюдать взрывообразный рост сознания", подумал он:
настолько  ясно  отражался  этот  процесс  на  выразительном  лице  Сионы.
Впившись в его лицо  полыхающим  взором,  она  словно  пыталась  до  конца
постичь его мысли. В ее приглушенном голосе зазвучала новая сила.
     - Ты бы мне все о себе поведал - даже о каждой слабости?
     - Как бы ты поступил с тем, что я дал тебе в открытую,  не  заставляя
выкрадывать?
     Жесткий утренний свет лежал на ее лице.
     - Я ничего тебе не обещаю!
     - А я и не требую.
     - Но Ты дашь мне... воду, если я попрошу?
     - Не просто воду.
     Она кивнула.
     - Я - из рода Атридесов.
     Перед Рыбословшами не скрывали, опасность спайса грозившую Атридесам,
особую генетическую уязвимость этого рода. Сиона знает  и  откуда  берется
спайс, и что он может с ней сделать.
     Преподаватели Школ Рыбословш никогда не подводили  Лито  и  небольшие
добавки меланжа в сухой паек Сионы уже сделали свое дело.
     - Эти маленькие завивающиеся отворотики по  сторонам  моего  лица,  -
сказал он. - Легонько пощекочи пальцем один из них,  и  он  выделит  капли
влаги, насыщенной эссенцией спайса.
     Он увидел понимание в ее глазах. В ней заговорила та память,  что  на
сознательном  уровне  стала   бы   жизнями-памятями   производной   многих
поколений,   через   которые   чуткая   восприимчивость   Атридесов    все
увеличивалась и увеличивалась.
     Даже требовательность жажды Сионы не могла ее перебороть.
     Чтобы  облегчить  ей  миновать  кризис,  он  рассказал  ей  о   детях
Свободных, охотившихся за песчаной форелью на краю оазиса  и  высасывавших
ее влагу, мгновенно восстанавливающую силы. - Но я - из рода Атридесов,  -
повторила она.
     - Устная История повествует об этом правдиво, - сказал он. -  Значит,
я могу от этого умереть.
     - Таково испытание.
     - Ты сделаешь из меня настоящую Свободную!
     - Как еще ты сумеешь научить  своих  потомков  выживанию  в  пустыне,
когда меня не станет?
     Она отстегнула маску, ее лицо оказалось на расстоянии ладони  от  его
лица.  Потом  она  протянула  палец  и  коснулась  одного  из  завиточков,
окаймлявшей его лицо рясы.
     - Легонько пощекочи, - проговорил он.
     Не его голосу повиновалась ее рука - чему-то, говорившему внутри  нее
самой. Движения ее пальцев были точными, находящими отклик в памятях  Лито
- теми, что передаются из поколения к поколению...  сохраняя  все  навыки,
всю правду и ложь жизни. Он немного развернулся и искоса  поглядел  на  ее
лицо, такое близкое. На краю завиточка  начали  появляться  бледно-голубые
капли. Потянуло густым запахом корицы,  Сиона  наклонилась  к  каплям.  Он
увидел поры ее носа, движения ее впитывающего влагу языка.
     Вскоре  она  отошла  -  не   вполне   насытясь,   но   руководствуясь
осторожностью и подозрительностью - совсем как это бывало с Монео.  "Каков
отец - такова и дочь".
     - Через сколько времени он начнет действовать? - спросила она.  -  Он
уже действует.
     - Я имею ввиду...
     - Через минуту или около того.
     - Я ничего Тебе за это не должна!
     - Я и не потребую никакой платы.
     Она застегнула защитную маску на своем лице.
     Он увидел, как в ее глазах появилась молочная поволока  отрешенности.
Не спрашивая разрешения, она похлопала по его переднему сегменту,  требуя,
чтобы он изогнул свою плоть теплым ГАМАКОМ. Он повиновался. Она устроилась
на плавном изгибе. Если он до предела скашивал глаза  вниз,  ему  было  ее
видно. Глаза Сионы оставались открытыми, но  больше  она  не  видела  этой
местности. Она резко дернулась  и  затрепетала,  как  маленькое  умирающее
животное, он  знал  этот  опыт,  но  не  мог  ни  на  йоту  его  изменить.
Жизни-памяти предков не войдут в ее сознание, но навечно останутся  с  ней
ясность зрения, слуха, обоняния, запахи механизмов-охотников, запахи крови
и внутренностей,  люди,  хоронящиеся  в  песке,  зарывающиеся  в  песок  с
единственной мыслью, что нет им спасения... и непрестанно надвигается  эта
механическая охота... все ближе, и ближе и ближе... все громче и громче!
     Всюду ищет Сиона, везде натыкается на одно и то же. Нигде  ни  единой
лазейки. Он ощутил, как жизнь отливает от нее.
     "Сражайся с тьмой, Сиона!" - именно так  всегда  поступают  Атридесы.
Они сражаются за жизнь. И она сейчас сражается за жизнь - не только  свою,
но и других. Он ощущал, однако, как тускнеет ее сознание... ужасный  отток
жизненной силы. Она погружается все  глубже  и  глубже  во  тьму,  намного
глубже, чем кто-либо когда-либо. Он стал мягко ее покачивать  убаюкивающим
движением переднего сегмента. Это или тонкая жаркая  нить  решимости,  или
все вместе, взяло верх. Вскоре после  полудня  ее  тело  затрепетало,  как
будто переходя из транса в естественный сон. Лишь порой затрудненный выдох
вырывался эхом ее видений. Лито, убаюкивающе мягко, ее покачивал.
     Сможет ли она вообще вернуться из таких глубин? Он ощущал в ней живые
реакции, успокаивавшие ее. В ней есть сила!
     Она пробудилась к концу дня, сразу угодив  в  охватившую  все  вокруг
мертвую тишь. Ритм ее дыхания сменился,  ее  глаза  резко  открылись.  Она
поглядела на него, затем выскользнула из своего ГАМАКА, и, встав спиной  к
Лито, простояла почти час в безмолвных размышлениях.
     В свое время Монео поступил точно так же. Новая  модель  поведения  в
этих новых Атридесах.  Некоторые  из  предыдущих  напускались  на  него  с
высокопарными речами. Другие пятились от него, спотыкались  и  смотрели  в
глаза, заставляя его следовать за ними, корчились, с трудом  ползли  через
КАМЕШКИ. Некоторые из них опускались на корточки и смотрели в землю. Никто
из них не поворачивался к нему спиной.  Лито  находил  возникновение  этой
новой реакции обнадеживающей приметой.
     - Ты только-только начинаешь получать понятие о том, сколь велика моя
семья, - сказал он.
     Она обернулась, крепко поджав губы, но не отвечая на его  пристальный
взгляд. Хотя, ему было видно, она принимает осознание, которое лишь  очень
немногие люди могли вместить в  себя  так,  как  приняла  его  она...  его
уникальную множественно-единую личность,  делавшую  все  человечество  его
семьей.
     - Ты бы мог спасти моих друзей в лесу, - обвинила она его.
     - Ты тоже могла бы их спасти.
     Она стиснула кулаки и прижала их к вискам, не отрывая от него жгущего
взгляда.
     - Но ты знаешь ВСЕ!
     - Сиона!
     - Обязательно ли я должна была усвоить это так? - прошептала она.
     Он промолчал, предоставляя ответить на  этот  вопрос  ей  самой.  Она
должна  осознать,  что  его  первое  и  исходное  "я"  наделено  мышлением
Свободных, и что, как и жуткие  механизмы  ее  апокалиптического  видения,
хищник способен последовать за любым, оставляющим следы, существом.
     - Золотая Тропа, - прошептала она. - Я ОЩУЩАЮ ее, - затем, обдав  его
испуганным взглядом, - это так жестоко!
     - Испокон веков выживаемость жестока.
     - Они не могли спрятаться, - прошептала она. Затем вопросила во  весь
голос, - Что Ты со мной сделал?
     - Ты пыталась бунтовать -  стать  Свободной,  -  сказал  он.  -  А  у
Свободных была почти невероятная способность  считывать  приметы  пустыни.
Они могли прочесть даже самый слабый след, оставленный ветром на песке.
     Он разглядел в ней зачатки раскаяния, воспоминания о мертвых  друзьях
проплыли в ее сознании. Он быстро заговорил, зная, что это быстро сменится
чувством своей вины и гневом на него.
     - Разве ты бы мне поверила, если бы я просто привел тебя и рассказал?
     Раскаяние угрожало совсем взять верх над ней.  Она  открыла  рот  под
своей защитной маской - и поперхнулась судорожным вдохом.
     - Ты еще не выжила в пустыни, - сказал он ей.
     Ее дрожь медленно унялась. Инстинкты Свободных, которые он пробудил в
ней и запустил в действие, уже начали пробуждаться в ней самообладание.
     - Я выживу, - сказала она.  Она  встретила  его  взгляд.  -  Ты  ведь
узнаешь нас через проявления наших эмоций, верно?
     - Через то, что пробуждает мысль, - сказал он. -  Я  могу  проследить
малейший нюанс поведения до его эмоциональных истоков.
     Он видел,  что  понимание  им  малейших  движений  своей  души  Сиона
воспринимает  точно  так  же,  как  в  свое  время  Монео,  со  страхом  и
ненавистью.
     Это мало что значило. Он заглянул в ожидающее их будущее  -  да,  она
выживет в этой пустыне: есть ее следы на песке рядом с ним... но следы  не
выдадут, где сейчас прячется ее живая плоть. Однако  же,  сразу  после  ее
следов, он разглядел образовавшийся внезапно провал - там, где прежде  был
запретный для него барьер. Своим ясновидением он уловил эхо  предсмертного
крика Антеак и тьмы и тьмы нападавших Рыбословш!
     "Молки идет", - подумал он. - "Мы опять встретимся - Молки и я".
     Лито открыл глаза, возвращаясь в окружающий внешний мир, увидел,  что
Сиона все так же сумрачно и жгуче смотрит на него.
     - Я все так же Тебя ненавижу! - сказала она.
     - Ты ненавидишь вынужденную жестокость хищника.
     Она откликнулась со злобным вдохновением:
     - Но я вижу совсем другое! Я не оставляю таких следов. чтобы  ты  мог
меня найти!
     - Вот почему ты должна пройти через скрещивание - сохранить это.
     Не успел он договорить, как начался  дождь.  Сразу  же  за  внезапной
тьмой от набежавших туч на них  обрушился  ливень.  Несмотря  на  то,  что
чувства  Лито  предупреждали  о  нестойкости  погоды,  он   был   потрясен
внезапностью этой атаки.  Он  знал,  что  в  Сарьере  иногда  идет  быстро
рассеивающийся дождь, вода исчезает на бегу. Редкие  лужи  высыхают,  едва
только проглянет солнце. В большинстве  случаев  дождь  даже  не  касается
земли,  -  призрак,  испаряющийся  в  жарком  воздухе  пустыни,  где   его
развеивало ветром. Но этот ливень его застиг.
     Сиона откинула с лица  защитную  маску  и  жадно  запрокинула  голову
навстречу падающей воде, даже не замечая, как вода действует на Лито.
     Едва только первые капли дождя упали на  проросшую  в  него  песчаную
форель, он превратился  в  окоченелый  комок  страшных  мучений.  Песчаная
форель и песчаный червь рвались в противоположные стороны - и  Лито  вновь
узнал, что значит БОЛЬ.  У  него  появилось  ощущение,  будто  он  вот-вот
разорвется на части: песчаная форель стремилась ринуться в воду и  вобрать
ее в себя, для песчаного червя этот ливень был гибелью.  Завитки  голубого
дымка брызнули  из  каждого  места,  где  тела  Лито  касался  дождь.  Его
внутренняя фабрика начала производить настоящую эссенцию  спайса.  Голубой
дым там, где под ним скапливались и натекали лужи воды.  Лито  корчился  и
стонал.
     Тучи ушли, и через несколько минут Сиона заметила, что с Лито  что-то
не ладно.
     - Что с тобой?
     Он был не в состоянии ответить. Дождь  миновал,  но  вода  оставалась
всюду вокруг: и на скалах, и в лужах,  и  под  ним.  От  нее  некуда  было
спастись.
     Сиона увидела голубой дымок, поднимавшийся из каждого места,  где  он
соприкасался с водой.
     - Это вода!
     Чуть справа был невысокий холмик, где вода не задерживалась.  Объятый
болью, он пополз туда, стеная при каждой встречной луже. Бугорок  был  уже
почти сух, когда он на него взобрался. Страдания медленно унимались, когда
он осознал, что Сиона стоит прямо перед  ним,  пытая  его  словами  ложной
заботы.
     - Почему вода Тебя РАНИТ?
     "Ранит? Какое неподходящее слово!" - от вопросов, однако,  никуда  не
денешься. Она теперь знает достаточно, чтобы добиваться ответа. Ответа она
может добиться и без него. Он вкратце объяснил ей,  как  связаны  с  водой
песчаная форель и песчаный червь. Она выслушала его в молчании.
     - Но влага, которую Ты мне дал...
     - Она обезврежена и действие ее заторможено спайсом.
     - Тогда почему же Ты рискнул выбраться сюда без тележки?
     - Нельзя быть Свободным в Твердыне или на тележке.
     Она кивнула.
     Он увидел, как ее глаза опять горят огнем мятежа. Она не  чувствовала
себя виноватой или зависимой. Она больше не сможет  избегать  веры  в  его
Золотую Тропу, но что это меняет?  Его  жестокость  нельзя  простить!  Она
может отвергнуть его, не допустит его в свою семье. Он не человек,  совсем
не то, что она. Теперь она знает, как его погубить!  Окружить  его  водой,
уничтожить его пустыню, сковать его в неподвижности внутри  терзающих  его
рвов! Считает ли она, что отвернувшись спрячет от него сейчас свои мысли?
     "И что я тут могу поделать?" - удивился  он.  -  "Она  должна  сейчас
жить, в то время как я не имею права проявлять никакого насилия."
     Теперь, когда он кое-что узнал о натуре  Сионы,  как  легко  было  бы
сдаться, слепо погрузившись в собственные мысли. Это было соблазнительно -
искушение жить только внутри своих жизней-памятей, - но его  ДЕТИ  до  сих
пор продолжают  требовать  еще  одного  урока  на  личном  примере,  чтобы
избежать последней угрозы для Золотой Тропы.
     "Какое же болезненное решение!" - он испытал новое сочувствие к  Бене
Джессерит. Его затруднительное положение было сродни  тому,  что  пережили
они, когда столкнулись с фактом появления Муад  Диба.  "Конечная  цель  их
программы выведения - мой отец и они не могли вместить его при этом."
     "Еще раз вперед, в брешь, дорогие друзья", -  подумал  он  и  подавил
кривую улыбку над своим собственным актерством.



                                    43

                   Предоставляя поколению достаточно времени для развития,
              хищник  способствует  особым  приспособленческим  механизмам
              выживания в своей добыче, которые, замыкаясь, возвращаются к
              хищнику и способствуют изменениям в нем -  ведущим  к  новым
              изменениям в его добыче - и так далее, и так  далее,  и  так
              далее... Многие могущественные  силы  делают  то  же  самое.
              Религию вы можете зачислить в такие силы.

                                                       Украденные дневники

     - Владыка повелел мне сообщить тебе, что твоя дочь жива.
     Эту новость Найла сообщила Монео звенящим от счастья  голосом  в  его
рабочем кабинете, через стол глядя на его фигуру,  сидящую  посреди  хаоса
бумаг, заметок и средств связи.
     Монео плотно сложил свои ладони и опустил взгляд на тень,  удлиненную
поздним солнцем,  тянувшуюся  по  его  столу  и  пересекавшую  драгоценное
пресс-папье в виде дерева.
     Не взглянув на кряжистую фигуру Найлы стоявшей перед  ним  в  должном
внимании, он спросил:
     - Они оба вернулись в Твердыню?
     - Да.
     Монео невидящим взглядом поглядел в левое от себя окно, на кремнистую
границу  тьмы,  нависающую  над  горизонтом  Сарьера,  на  жадный   ветер,
склевывающий с верхушек дюн зернышки песка.
     - А то дело, которое мы обсуждали раньше? - спросил он.
     - Оно улажено.
     - Очень хорошо, - махнул рукой, отпуская ее, но Найла осталась стоять
перед ним. Удивленный Монео в первый раз поднял взгляд на ее лицо.
     - Требуется, чтобы я лично присутствовала на этом... - она  помялась,
- ...на этой свадьбе?
     -  Так  распорядился  Владыка  Лито.  Ты  будешь  там   единственной,
вооруженной лазерным пистолетом. Это честь.
     Она  продолжала  стоять,  как  стояла,  глаза  неподвижно  устремлены
куда-то поверх головы Монео.
     - Ну? - подсказывающе спросил он.
     Огромная западающая челюсть Найлы конвульсивно задвигалась, зазвучали
слова:
     - Он Бог, а я смертная, - она повернулась на одном каблуке и вышла из
покоев Монео.
     Монео рассеянно подивился, что  тревожит  эту  похожую  на  медведицу
Рыбословшу, но мысли его влекли к Сионе,  как  стрелку  компаса  влечет  к
полюсу.
     "Она выжила, как и я." Сиона обрела теперь такое же внутреннее чутье,
говорящее о том, что Золотая Тропа остается непрерванной, которое и есть у
меня." Эта их общая сопричастность  не  будила  в  нем  никаких  особенных
чувств, не заставляла ощущать себя ближе к дочери. Это  -  бремя,  которое
неизбежно согнет ее мятежную натуру.  Ни  один  Атридес  не  сможет  пойти
против Золотой Тропы. Лито об этом позаботился!
     Монео припомнил дни своего собственного  бунтарства.  Каждый  день  -
спишь на новом месте, все время неотложная необходимость бегства.  Паутина
прошлого цеплялась и липла к его уму, как усердно он ни старался стряхнуть
прочь докучные воспоминания.
     "Сиона попалась в клетку. Как я  попался  в  свою.  Как  бедный  Лито
попался в свою."
     С перезвоном колокольчика, включилось освещение  в  его  комнате.  Он
поглядел на то, что еще  оставалось  доделать,  готовясь  к  свадьбе  Бога
Императора и Хви Нори. Так много работы! Вскоре он нажал кнопку  вызова  и
попросил появившуюся Рыбословшу послушницу принести  ему  стакан  воды,  а
затем пригласить к нему Данкана Айдахо.
     Она быстро вернулась с водой и поставила  фужер  на  стол  возле  его
левой руки. Он отметил ее длинные пальцы  лютнистки,  но  не  поглядел  на
лицо.
     - Я послала за Айдахо, - сказала она.
     Он кивнул и продолжил свою работу. Он слышал как она  ушла  и  только
после этого поднял голову, чтобы выпить воду.
     "Некоторые живут с мимолетностью мотыльков", - подумал  он.  "Но  мое
бремя не знает конца."
     Вода  была  безвкусной.  Она  загасила  его  ощущения,  навела  тупую
сонливость на его тело.  Он  поглядел  на  закатные  краски  Сарьера,  уже
гаснущие во тьме, подумал, что  ему  следовало  бы  проникнуться  красотой
этого привычного пейзажа, но он лишь безучастно  смотрел  на  переменчивую
игру света.
     "Это меня нисколько не трогает".
     Когда  наступила  полная  тьма  уровень  освещения  в  его   кабинете
автоматически повысился, принося с собой ясность мысли.
     Он почувствовал себя совершенно готовым для встречи с  Айдахо.  Этого
Айдахо надо научить понимать необходимость - и научить быстро.
     Дверь открылась, это опять была прислужница.
     - Не желаете отужинать?
     - Позже, - он поднял руку, когда она собралась удалиться. Пожалуйста,
оставьте дверь открытой.
     Она нахмурилась.
     - Можешь упражняться в своей музыке, - сказал он. - Я хочу послушать.
     У нее было  мягкое,  круглое,  почти  детское  лицо,  лучившиеся  при
улыбке. Она удалилась, не переставая улыбаться.
     Вскоре он услышал во внешнем покое звуки лютни  бива.  Да,  эта  юная
послушница  действительно  талантлива.  Басовые  струны   -   как   дождь,
барабанящий по крыше, и шепот средних струн оттеняет основной  тон.  Может
быть, однажды она дорастет и до балисета. Он узнал эту песню: глубокий гул
осеннего ветра, память о далекой планете, где никогда  не  знали  пустыни.
Печальная музыка, жалостливая музыка, и все же чудесная.
     "Это крик пойманных в клетку", - подумал он. -  "Память  о  свободе".
Эта мысль поразила его своей странностью.  Неужели  так  заведено  навеки,
неужели нет свободы без бунта ради нее?
     Лютня умолкла. Послышались тихие голоса. В покои вошел Айдахо.  Монео
посмотрел  на  вошедшего.  Причуда  освещения  превратила  лицо  Айдахо  в
гримасничающую маску с  глубоко  запавшими  глазами.  Он  без  приглашения
уселся напротив Монео, и эти световые фокусы кончились.  "Всего  лишь  еще
один Данкан." Он переоделся в простой черный мундир без знаков отличия.
     - Я все это время задаю себе один и тот  же  определенный  вопрос,  -
сказал Айдахо. - Я рад, что ты меня вызвал. Я хотел бы задать этот  вопрос
тебе. Что было такое, Монео, чего НЕ УСВОИЛ мой предшественник?
     Монео резко выпрямился,  остолбенев  от  изумления.  До  чего  же  не
Данкановский вопрос! Не смухлевал ли все-таки Тлейлакс, не создал ли  этот
экземпляр как-нибудь по-особому, отличающимся от других.
     - Что навело тебя на этот вопрос? - спросил Монео.
     - То, что я мыслил категориями Свободного?
     - Ты не был Свободным.
     - Ближе к этому, чем ты думаешь. Наиб Стилгар сказал однажды, что  я,
вероятно, был рожден Свободным, но не знал этого, пока не прибыл на Дюну.
     - И как работает твое мышление Свободного?
     - Ты помнишь присказку: никогда не води компании с тем, вместе с  кем
ты не хотел бы умереть.
     Монео положил руки на стол ладонями вниз. На лице  Айдахо  проступила
волчья улыбка.
     - Тогда, что же ты здесь делаешь? - спросил Монео.
     - Я  подозреваю,  что  ты,  Монео,  -  хорошая  компания.  И  задаюсь
вопросом, с чего бы Лито выбирать тебя своим ближайшим компаньоном?
     - Я прошел его испытание.
     - Такое, что и твоя дочь?
     "Итак, он услышал, что они вернулись", - это означило, что кто-то  из
Рыбословш  докладывают  ему  обо  всем  происходящем...  если  только  Бог
Император не вызывал этого Данкана... "Нет, до меня бы это дошло".
     - Испытание всякий  раз  другое,  -  сказал  Монео.  -  Мне  пришлось
блуждать в одиночестве по пещерному лабиринту, не имея  при  себе  ничего,
кроме мешка с провизией и склянки с эссенцией спайса.
     - И что же ты выбрал?
     - Что? О... если ты пройдешь испытание, то узнаешь.
     - Это - тот Лито, которого я не знаю, - продолжил Айдахо.
     - Разве я тебе этого не говорил?
     - Это - тот Лито, которого ты не знаешь, - сказал Айдахо.
     - Потому что он самый одинокий из всех, кого когда-либо  видело  наше
мироздание, - сказал Монео.
     - Не играй на моих чувствах, пытаясь расшевелить во мне  сострадание,
- сказал Айдахо.
     - Игра на чувствах, да. Это очень хорошо,  -  кивнул  Монео.  Чувства
Бога Императора - как река: плавная, когда ничто ей  не  препятствует,  но
бешеная, бурливая и пенистая при малейшем намеке на затор - не следует ему
препятствовать.
     Айдахо оглядел ярко освещенную комнату, посмотрел наружу во  тьму,  и
подумал об укрощенном течении реки АЙДАХО, текущей где-то там  за  окнами.
Опять обратив взгляд на Монео, он спросил:
     - Что ты знаешь о реках?
     - В моей юности, я путешествовал по поручениям Лито. Я  даже  доверял
свою жизнь плавучей скорлупке суденышка, плыл на нем  сперва  по  реке,  а
затем по морю,  где  ни  с  одной  стороны  не  видно  берега,  когда  его
пересекаешь.
     Произнося это, Монео подумал, что зацепил ненароком ключик к глубокой
правде Владыки Лито. Эта мысль погрузила Монео в  тягучие  воспоминания  о
той далекой планете, на которой он пересекал  море  от  одного  берега  до
другого. Тогда, в первый вечер их плавания, обрушился  шторм  и  где-то  в
глубине корабля слышалось постоянное раздражающее  тук-тук-тук  работающих
двигателей. Он стоял на палубе вместе с капитаном. Его ум был сосредоточен
на стуке двигателя, уходящем и возвращающемся, вместе с закипающим  горами
зелено-черной воды, снова и снова падающей  и  встающей  вокруг,  ухающего
вниз, в провал волн корабля. Каждый раз сокрушающий удар кулака.  Безумное
движение, тряска, от которой мутило...  вверх...  вверх-вниз!  Его  легкие
ныли от подавленного страха. Резкие перепады корабля - и море, старающееся
их потопить - дикие взрывные накаты  водных  масс,  час  за  часом,  белые
волдыри воды, растекающейся по палубе, затем  одно  море,  другое  море  и
следующее, и другое...
     Вот где был ключик к пониманию Бога Императора.
     "Он одновременно и шторм, и корабль."
     Монео сосредоточил  взгляд  на  Айдахо,  сидящем  напротив  него  под
холодным искусственным светом. В нем ничто и не дрогнет но  сколько  же  в
нем жажды.
     - Итак, ты не поможешь мне узнать, чего же не постигли другие Данканы
Айдахо, - сказал Айдахо.
     - Почему же, помогу.
     - Так что же я раз за разом оказывался не способным усвоить? - Умение
доверять.
     Айдахо оттолкнулся от стола и  бросил  на  Монео  обжигающий  взгляд.
Когда Айдахо заговорил, голос его был грубым и скрежещущим:
     - Я бы сказал, что доверял слишком много.
     Монео был невозмутим.
     - Но как именно ты доверял?
     - Что ты имеешь в виду?
     Монео положил руки на колени.
     - Ты выбираешь друзей-мужчин за их способность сражаться и умирать за
правое дело - как ты это правое дело понимаешь.  Женщин  выбираешь  таких,
которые удовлетворяют твой мужской взгляд на самого себя.  Ты  не  делаешь
никакой поправки на различия, способные происходить из доброй воли.
     В дверях послышалось движение. Монео  поднял  взгляд  как  раз  в  то
время, когда входила Сиона. Она остановилась, одна рука была на бедре.
     - Ну что, отец? Опять взялся за свои прежние фокусы, как я погляжу.
     Айдахо рывком обернулся, чтобы поглядеть на говорившую.
     Монео  внимательно  разглядывал  дочь,  ища  признаки  перемены.  Она
искупалась и переоделась в свежий черный с золотом мундир Рыбословш, но ее
лицо и руки все еще хранили свидетельства ее тяжкого испытания в  пустыне.
Она потеряла в весе, скулы торчали.  Мазь  мало  помогла  трещинам  на  ее
губах. На ее руках отчетливо проступали жилы. Глаза казались  старческими,
а выражение в них такое, какое бывает у человека, испившего  свою  горькую
чашу до дна.
     - Я слушала вас двоих, - сказала она. Она сняла руку с бедра  и  чуть
продвинулась в комнату. - Как ты смеешь говорить о доброй воле, отец?
     Айдахо,  сразу  заметивший  ее  мундир,  задумчиво  поджал  губы.   В
ОФИЦЕРСКОМ ЧИНЕ? Сиона?
     - Я понимаю твою горечь, - сказал Монео. - В  свое  время  я  испытал
сходные чувства.
     - Неужели?
     Она подошла поближе, остановилась прямо возле  Айдахо,  продолжавшего
задумчиво ее разглядывать.
     - Меня переполняет радость, что я вижу тебя живой, - сказал Монео.
     - До чего же тебе приятно видеть меня  благополучно  пристроенной  на
службу к Богу Императору, - сказала  она.  -  Ты  так  долго  ждал,  чтобы
увидеть свое дитя в этой роли! Смотри,  как  многого  я  добилась,  -  она
медленно  повернулась,  демонстрируя  свой  мундир.  -  Офицерша.  В  моем
подчинении отряд всего из одного человека, но все равно я уже командир.
     Монео заставил себя говорить холодно и профессионально.
     - Садись.
     - Предпочитаю постоять, - она поглядела на лицо Айдахо. -  А,  Данкан
Айдахо, предназначенный мне самец. Не находишь это интересным, Данкан?  По
словам Владыки Лито, я стану в свое время ВПОЛНЕ ПОДХОДЯЩЕЙ  для  принятия
команды над всей организацией Рыбословш. До сих пор у  меня  в  подчинении
только одна. Ты знаешь женщину по имени Найла, Данкан?
     Айдахо кивнул.
     - Да, неужели? А мне думается, возможно и  я  ее  НЕ  ЗНАЮ,  -  Сиона
поглядела на Монео. - Знаю ли я ее, отец?
     Монео пожал плечами.
     - Но ты говоришь о доверии, отец, -  сказала  Сиона.  -  Что  создает
могущественного министра - доверие?
     Айдахо повернулся, чтобы поглядеть, какой эффект произведут эти слова
на мажордома. По лицу Монео было видно, что он  с  трудом  справляется  со
вспыхнувшими в нем чувствами.
     "Гнев? Нет... Что-то другое."
     - Я доверяю Богу Императору, - ответил Монео. - И в надежде, что  это
вас обоих сколько-то вразумит, я должен сейчас передать вам его пожелание.
     - Его ПОЖЕЛАНИЕ, -  язвительно  откликнулась  Сиона.  -  Ты  слышишь,
Данкан? Приказания Бога Императора теперь называются пожеланиями.
     - Говори то, что должен сказать, - сказал Айдахо. - Я понимаю: выбора
у нас практически нет, что он там ни желает.
     - У тебя всегда есть выбор, - сказал Монео.
     - Не слушай его, - сказала Сиона. - Он известный трюкач. Они ожидают,
что мы падем в объятия друг друга и от нас произойдут такие  же,  как  мой
отец. Твой потомок - мой отец!
     Монео  побледнел.  Уцепившись  обоими  руками  за  край   стола,   он
наклонился вперед.
     - Вы оба дураки! Но я стараюсь вас спасти. Несмотря на вас  самих,  я
постараюсь вас спасти.
     Айдахо увидел, что у Монео  дрожат  щеки,  увидел  напряженность  его
взгляда, и это его странно тронуло.
     - Я не его племенной жеребец, но я тебя выслушаю.
     - Как всегда ошибка, - сказала Сиона.
     - Тише, женщина, - проговорил Айдахо.
     Она поглядела поверх головы Айдахо.
     - Не обращайся ко мне  так,  или  я  закручу  твою  шею  между  твоих
лодыжек!
     Айдахо жестко напрягся и начал поворачиваться.
     Монео скорчил гримасу и махнул  рукой  Айдахо,  чтобы  тот  оставался
сидеть.
     - Предупреждаю тебя, Данкан, - она даже и не на такое способна.  Даже
я ей не ровня, а ты ведь помнишь, что было, когда ты  пытался  напасть  на
меня?
     Айдахо  сделал  быстрый  глубокий  вдох,  медленно  выдохнул,   затем
проговорил:
     - Говори то, что должен сказать.
     Сиона примостилась на краю стола Монео и поглядела на них обоих.
     - Вот так намного лучше, - произнесла она. -  Дозволь  ему  высказать
то, что он должен, но не слушайся его.
     Айдахо плотно сжал губы.
     Монео разжал пальцы,  стискивавшие  край  стола,  откинулся  назад  и
перевел взгляд с Айдахо на Сиону.
     - Я почти завершил приготовления к  свадьбе  Бога  Императора  и  Хви
Нори. Я хочу, чтобы во время этих торжеств вы  оба  находились  где-нибудь
подальше.
     Сиона бросила на Монео вопрошающий взгляд.
     - Твоя идея или его?
     - Моя! - Монео твердо выдержал  взгляд  дочери.  -  У  вас  что,  нет
чувства чести и долга? Неужели вас ничему не научило пребывание с ним?
     - О, я поняла некогда  постигнутое  тобой,  отец.  И  я  дала  слово,
которое буду держать.
     - Значит, ты будешь командовать Рыбословшами?
     - Когда он ДОВЕРИТ их под мою команду. Ты ведь знаешь, отец,  что  он
намного хитроумнее тебя.
     - Куда ты нас отошлешь? - спросил Айдахо.
     - При условии, что мы согласны уехать, - усомнилась Сиона.
     - Есть небольшая деревушка музейных  Свободных  на  краю  Сарьера,  -
отвечал Монео.  -  Она  называется  Туоно.  Деревушка  довольно  приятная,
находится в тени Стены, прямо под Стеной протекает река, там есть колодец,
и тамошняя еда хороша.
     "Туоно?" - удивился Айдахо. Название звучало знакомо.
     - На пути к сьетчу Табр было хранилище воды - Туоно, - вспомнил он.
     - А ночи длинные и нет никаких развлечений, - подсказала Сиона.
     Айдахо метнул на  нее  острый  взгляд.  Она  ответила  ему  таким  же
взглядом.
     - Он хочет, чтобы мы спарились, и Червь был удовлетворен,  продолжила
она. - Он хочет детей в моем животе, новые  жизни,  чтобы  их  корежить  и
уродовать. Я скорей увижу его мертвым, чем преподнесу ему их!
     Айдахо в растерянности опять поглядел на Монео.
     - А если мы откажемся туда ехать?
     - Думаю, вы поедете, - сказал Монео.
     Губы Сионы дрогнули.
     - Данкан, ты когда-нибудь видел одну из этих  маленьких  деревушек  в
пустыне? Никаких удобств, никаких...
     - Я видел деревню Табор, - сказал Айдахо.
     - Уверена, Табор - по сравнению с Туоно метрополис. Наш Бог Император
не станет справлять свадьбу в  кучке  глинобитных  лачуг!  О,  нет.  Туоно
окажется сборищем глинобитных лачуг без всяких удобств, как можно ближе  к
подлинной жизни Свободных.
     Айдахо, устремив на Монео внимательный взгляд, проговорил:
     - Свободные не жили в глинобитных хижинах.
     - Кого заботит, где они отправляют свои ритуальные игры? презрительно
фыркнула Сиона.
     Не отрывая взгляда от Монео, Айдахо сказал:
     - У  настоящих  Свободных  был  только  один  культ  -  культ  личной
честности. Я больше беспокоюсь о честности, чем об удобствах.
     - Не рассчитывай на получение удобств от меня! - огрызнулась Сиона.
     - Я ни в чем на тебя не рассчитываю, - возразил Айдахо. -  Когда  нам
следует отправляться в эту Туоно, Монео?
     - Ты едешь туда? - спросила она.
     - Я склонен принять доброту твоего отца.
     - Доброту! - она перевела взгляд с Айдахо на Монео.
     - Вам следует отбыть немедленно, - сказал Монео.  -  Я  уже  назначил
подразделение Рыбословш, под командованием Найлы, чтобы  доставить  вас  в
Туоно и заботиться о вас.
     - Найла? - спросила Сиона. - В самом деле? Она  будет  там  вместе  с
нами?
     - Вплоть до дня свадьбы.
     Сиона медленно кивнула.
     - Тогда мы согласны.
     - Соглашайся за себя! - пробурчал Айдахо.
     Сиона улыбнулась.
     - Извини. Могу  ли  я  официально  просить  великого  Данкана  Айдахо
присоединиться ко мне в этом примитивном гарнизоне, где он  будет  держать
свои руки подальше от моей особы?
     Айдахо поглядел на нее, насупив брови.
     - Пусть тебя не трогает, куда я там дену свои руки, - он поглядел  на
Монео. - Ты действительно добр, Монео? Ты отсылаешь, движимый добротой?
     - Это вопрос доверия, - сказала Сиона. - Кому он доверяет?
     - Заставят ли меня ехать вместе с твоей дочерью? настаивал Айдахо.
     Сиона встала.
     - Либо мы согласимся сами, либо нас  свяжут  и  доставят  туда  самым
неудобным для нас способом. Это у него на лице написано.
     - Так что, на самом деле, у меня нет выбора, - проговорил Айдахо.
     - У тебя есть такой же выбор,  как  у  всякого  другого,  -  заметила
Сиона. - Умереть либо сейчас, либо потом.
     Айдахо не отрывал взгляда от Монео.
     -  Каковы  твои  действительные  намерения,  Монео?  Неужели  ты   не
удовлетворишь моего любопытства?
     - Любопытство сохраняло жизнь многим людям, когда все прочее  уже  не
годилось, - сказал Монео. - Я стараюсь  помочь  тебе,  Данкан.  Я  никогда
прежде не делал такого.



                                    44

                   Потребовалось почти тысяча лет, чтобы пыль всепланетной
              пустыни Дюны покинула атмосферу, чтобы  ее  связали  вода  и
              почва. На Арракисе уже двадцать пять  сотен  лет  не  ведали
              ветра, именуемого ПЕСКОДЕРОМ. Всего  лишь  одна  такая  буря
              могла нести двадцать миллиардов тонн пыли, поднятой  ветром.
              Небо от этого часто казалось серебряным. Свободные говорили:
              "Пустыня - это хирург,  срезающий  прочь  твою  кожу,  чтобы
              обнажить  то,  что   под   ней".   Планета   и   люди   были
              многочисленны. Были видны слои. Мой Сарьер - лишь отдаленное
              эхо того, что было. Сегодня пескодером должен быть я.

                                                       Украденные дневники

     - Ты услал их в Туоно, не посоветовавшись со мной? До чего же ты меня
удивляешь, Монео! Впервые за очень долгое время ты  повел  себя  настолько
независимо.
     Монео стоял в сумрачном центре  подземелья  приблизительно  в  десяти
шагах от Лито, склонив голову, применяя все известные  ему  способы  унять
дрожь, понимая при этом, что  все  его  внутренние  усилия  Бог  Император
способен разглядеть как ладони, прочесть Монео, как  открытую  книгу.  Уже
почти полночь. Лито заставлял своего мажордома ждать и ждать.
     - Я очень надеюсь, что не оскорбил моего Владыку, - сказал Монео.
     - Ты повеселил меня, но я не поощряю тебя за это. В последнее время я
не могу отделить забавное от печального.
     - Прости меня, Владыка, - прошептал Монео.
     - Что есть  то  прощение,  о  котором  ты  просишь?  Всегда  ли  есть
необходимость подвергать  себя  суду?  Разве  не  может  твой  мир  просто
СУЩЕСТВОВАТЬ?
     Монео поднял взгляд на это устрашающее лицо  внутри  рясы  чужеродной
плоти. "Он одновременно и корабль, и буря. Закат существует в самом себе."
Монео  ощутил  себя  на  самой  грани  ужасающих  откровений.  Глаза  Бога
Императора проникали в него, вонзаясь и обжигая.
     - Владыка, чего Ты от меня добиваешься?
     - Твоей веры в самого себя.
     С ощущением, будто у него вот-вот  что-то  разорвется  внутри,  Монео
произнес:
     - Значит, тот факт, что я не посоветовался с тобой до...
     - Наконец-то до тебя дошло, Монео. Когда к власти стремятся ничтожные
души, они сперва разрушают ту веру в самих себя, которая имеется у других.
     Для Монео эти  слова  прозвучали  уничтожающе.  Он  уловил  в  них  и
обвинение и признание вины. Он  ощутил,  как  ускользает  из  его  рук  то
устрашающее, но бесконечно желанное, что он  прочувствовал.  Он  попытался
найти слова, чтобы вернуть это, но ничего не приходило на ум. Может,  если
он спросит Бога Императора...
     - Владыка, если бы Ты только мог поделиться со мной своими мыслями по
поводу...
     - Мои мысли, произнесенные, исчезают!
     Лито грозным взором поглядел на Монео. Как же странно посажены  глаза
мажордома над ястребиным Атридесовским носом  -  лицо  строгого  ритма,  а
глаза вольного стиха. Слышит  ли  Монео  это  ритмическое  биение  пульса:
"Молки идет! Молки идет! Молки идет!?"
     Монео хотелось закричать от муки. То, что он ощущал прежде, все ушло!
Он поднес обе руки ко рту.
     - Твое мироздание - это песочные часы, - обвинил его Лито.  -  Почему
ты стараешься направить песок вспять?
     Монео опустил грудь и вздохнул.
     - Желаешь ли ты услышать о приготовлениях к свадьбе, Владыка?
     - Не надоедай мне! Где Хви?
     - Рыбословши готовят ее для...
     - Советовался ты с ней насчет приготовлений?
     - Да, Владыка.
     - Она их одобрила?
     - Да, Владыка, но она обвинила меня в том, что меня больше интересует
количество деятельности, чем ее качество.
     - Разве это не прекрасно, Монео? Она заметила смуту среди Рыбословш?
     - По-моему, да, Владыка.
     - Их смущает мысль о моем браке.
     - Вот почему я отослал этого Данкана прочь, Владыка.
     - Ну разумеется поэтому, а Сиону - с ним, для того, чтобы...
     - Владыка, я знаю, ты ее испытал, и она...
     - Она ощущает Золотую Тропу также глубоко, как и ты, Монео.
     - Тогда почему же я страшусь ее, Владыка?
     - Потому что ты ставишь рассудок превыше всего.
     - Мой рассудок не говорит мне о причинах моего страха!
     Лито улыбнулся. Словно в  дутые  кости  играешь  внутри  бесконечного
шара. Эмоции Монео - чудесный спектакль, театр только для нынешней  сцены.
Насколько же близко он подошел к краю, даже не заметив этого!
     -  Монео,  почему  ты  настойчиво   стремишься   рвать   кусочки   от
бесконечности! - спросил Лито. - Когда ты видишь полный спектр, разве тебе
хочется, чтобы одного цвета была в нем больше всех остальных?
     - Владыка, я Тебя не понимаю!
     Лито закрыл глаза. Он слышал этот крик уже бессчетное количество раз.
Лица сливались до того, что  становились  неразличимы.  Он  открыл  глаза,
стирая возникавшие перед его мысленным взором образы.
     - Пока будет жив  хоть  один  человек,  чтобы  их  видеть,  цвета  не
превратятся в одномерные трупы, даже если, Монео, умрешь сам.
     - Как это понимать, Владыка?
     - Непрерывность, отсутствие конца, Золотая Тропа.
     - Но Ты видишь то, чего не видим мы, Владыка!
     - Потому что ты отказываешься!
     Монео поник подбородком на грудь.
     - Владыка, я знаю, в своем развитии Ты выше всех нас. Вот  почему  мы
Тебе поклоняемся и...
     - Черт тебя побери, Монео!
     Монео рывком вскинул голову и в ужасе воззрился на Лито.
     - Цивилизации рушатся, когда их силы превосходят их религии! - сказал
Лито. - Почему ты этого не видишь? Хви это видит.
     - Она икшианка, Владыка. Может быть, она...
     - Она Рыбословша! Она была ей от рождения. Она рождена, чтобы служить
мне. Нет! - Монео попробовал  заговорить  и  Лито  поднял  одну  из  своих
крохотных ручонок. - Рыбословши встревожены, потому что я называл их моими
невестами, а теперь они видят чужую, непрошедшую Сиайнок, но все же  лучше
их самих.
     - Как это может быть, когда твои Рыбо...
     - Что это ты говоришь? Каждый из нас является в этот мир,  уже  зная,
кто он таков и что ему предназначено делать.
     Монео открыл рот - и закрыл его, ничего не произнеся.
     - Малые дети знают, - сказал Лито. - Лишь после  того,  как  взрослые
запутают их, дети начинают прятать свое знание даже от самих себя.  Монео!
Раскрой самого себя!
     - Владыка, я не могу! - эти слова с усилием вырвались  из  Монео.  Он
трепетал от муки. - У меня нет Твоих сил, Твоего всеведения...
     - Достаточно!
     Монео умолк. Его всего трясло.
     Лито заговорил с ним успокаивающе.
     - Все в порядке, Монео. Я попросил от тебя слишком  много,  и  теперь
мне понятно твое утомление.
     Дрожь Монео понемногу унялась. Он задышал глубокими жадными вдохами.
     Лито сказал:
     - В нашем свадебном обряде Свободных нужно кое-что изменить.
     Мы воспользуемся не водяными кольцами моей сестры Ганимы, а  водяными
кольцами моей матери.
     - Кольца госпожи Чани, Владыка? Но где ее кольца?
     Лито перекрутился своей тушей на тележке и указал на пересечение двух
пещерообразных ответвлений слева от себя, где тусклым светом были освещены
самые первые погребальные ниши Атридесов на Арракисе.
     - В ее гробнице, в первой нише. Ты извлечешь  эти  кольца,  Монео,  и
принесешь их на церемонию.
     Монео поглядел через сумрачное расстояние подземелья.
     - Владыка... не будет ли святотатством...
     - Ты забываешь Монео, кто во мне живет, - и дальше, голосом Чани. - С
моими водяными кольцами я могу делать что хочу!
     Монео оробел.
     - Да, Владыка, я доставлю их в деревню Табор, когда...
     - В деревню Табор? - своим обычным голосом  вопросил  Лито.  -  Но  я
передумал. Моя свадьба состоится в деревне Туоно!



                                    45

                   Большинство цивилизаций основываются на  трусости.  Так
              легко развиваться, обучая трусости. Понижаешь те  стандарты,
              которые порождают мужество. Ограничиваешь волю.  Регулируешь
              аппетиты. Загораживаешь горизонты.  Каждый  шаг  определяешь
              законом. Отрицаешь существование хаоса. Учишь детей медленно
              дышать. Укрощаешь.

                                                       Украденные дневники

     При первом же близком взгляде на деревню Туоно Айдахо  остановился  в
омерзении. И ЭТО - обиталище Свободных?
     Отряд Рыбословш увез их из  Твердыни  на  рассвете.  Айдахо  и  Сиона
забрались в большой орнитоптер, сопровождали его  два  сторожевых  корабля
поменьше.  Летели  они  медленно,  и  полет  занял  почти  три  часа.  Они
приземлились почти в километре от деревни возле плоского  круглого  ангара
из пластикового камня, отделенного от деревни старыми  дюнами,  чью  форму
удерживали посадки бедной травы и несколько жестких кустарников. Пока  они
шли на посадку, стена позади деревни, казалось,  становилась  все  выше  и
выше, а деревня словно съеживалась перед такой безмерностью.
     - Музейным  Свободным  вообще  не  позволено  мараться  внепланетными
технологиями, - объяснила им Найла, когда эскорт запер  топтеры  в  низком
ангаре. Одна из Рыбословш уже рысцой припустила к Туоно,  сообщить  об  их
прибытии. На протяжении почти всего полета Сиона  безмолвствовала,  но  ее
устремленный на Найлу изучающий взгляд был полон скрытой напряженности.
     Пока они шли по залитым солнцем  дюнам,  Айдахо  пытался  вообразить,
будто вернулся  в  прежние  дни.  Сквозь  растения  виднелся  песок,  а  в
ложбинках между дюн - выжженная земля, желтая трава,  похожая  на  колючие
кустарники. Три стервятника кружили в поднебесье,  широко  распахнув  свои
крылья с косыми  вырезами  на  кончиках  -  "парящий  поиск",  как  раньше
называли это Свободные. Айдахо пытался рассказать это Сионе, шедшей  рядом
с ним. Надо тревожиться только тогда,  когда  пожиратели  падали  идут  на
снижение.
     - Мне рассказывали о стервятниках, - холодным голосом ответила она.
     Айдахо заметил испарину над ее верхней  губой.  Над  отрядом,  плотно
сомкнутым вокруг них витал отдающий спайсом запах пота.
     Его воображение не справлялось с задачей спрятать все различия  между
нынешним и  прошлым.  Сомнительные  стилсьюты  современного  производства,
выданные им, были больше показными, чем для эффективного сохранения воды в
теле. Ни один истинный  Свободный  никогда  не  доверил  бы  жизнь  такому
стилсьюту - даже здесь, где в  воздухе  пахло  находящейся  совсем  близко
водой. И Рыбословши отряда  Найлы  не  соблюдали  молчания,  свойственного
передвижениям Свободных - они,  словно  дети,  без  умолку  болтали  между
собой.
     Сиона тяжело вышагивала рядом с ним, угрюмо отстраненная,  ее  взгляд
часто устремлялся на широкую мускулистую спину Найлы, размашисто  шагавшую
впереди всех.
     "Что же связывает этих двоих?" - подивился Айдахо.  Найла,  казалось,
предана Сионе до глубины души, ловит каждое слово Сионы, повинуется любому
капризу, только Сиона молви...
     Кроме того, что Найла не отступит от  приказов,  которые  привели  их
сюда, в деревню Туоно. И все же, Найла склонялась перед  Сионой,  называла
ее  командующей.  Что-то  очень  глубокое  связывало  этих  двоих,  что-то
будившее в Найле благоговение и страх.
     Наконец, они добрались до склона, спускающегося к деревне и  к  Стене
за ней. При взгляде с воздуха Туоно предстала  группкой  прямоугольничков,
отсвечивающих там, куда не доходила тень Стены. Вблизи, однако, она теперь
предстала сборищем ветхих лачуг, не просто  разрушающихся,  но  обдуманной
декорацией, намеренно и целенаправленно бьющей на жалость.  В  глинобитные
стены были вкраплены сплетенные в узоры  кусочки  сверкающих  минералов  и
металла. Потрепанное зеленое знамя трепетало на  металлическом  шесте  над
самым большим строением. Порывистый  ветерок  доносил  до  ноздрей  Айдахо
запах  мусора  и  невычищенных  выгребных  ям.  Главная  улица  деревеньки
тянулась  прямо  перед  отрядом  через  песок  и  скудную  растительность,
встречая входящих рваной кромкой разбитого покрытия.
     Делегация, обряженная в плащи, вместе с  отправленной  вперед  Найлой
Рыбословшей поджидала их возле здания под зеленым флагом. Айдахо  насчитал
в делегации восемь человек, все мужчины и все в  одинаковых  плащеобразных
одеяниях Свободных из темно-коричневого материала. Под капюшоном одного из
встречающих можно  было  разглядеть  зеленую  головную  повязку  это,  без
сомнения, наиб. В стороне  ждали  дети  с  букетами  цветов.  Женщины  под
черными капюшонами стояли позади, в переулочках. На Айдахо вся  эта  сцена
произвела донельзя унылое впечатление.
     - Ну что ж, давай пройдем через это, - сказала Сиона.
     Найла кивнула и повела отряд по склону вниз на улицу. Сиона и  Айдахо
так и шли в нескольких  шагах  позади  нее.  Остальные  чуть  поотстали  и
двигались следом, теперь умолкнув, и  оглядываясь  вокруг  с  нескрываемым
любопытством.
     Когда Найла приблизилась к  делегации,  человек  с  зеленой  головной
повязкой шагнул вперед и поклонился. Движения  его  были  старческими,  но
Айдахо видел, что он совсем не стар, едва достиг среднего  возраста,  щеки
гладкие и без морщин. На сплющенном носу не  было  шрамов  от  дыхательных
трубок  -  А  его  глаза!  Их  явно   различимые   зрачки   не   затоплены
всепоглощающей синевой спайсомана. И глаза его  -  карие!  Карие  глаза  у
Свободного!
     - Меня зовут Гарун, - сказал мужчина, когда Найла остановилась  перед
ним. - Я наиб этого места. От имени Свободных, добро пожаловать в Туоно.
     Найла указала через плечо на Сиону и Айдахо, остановившихся прямо  за
ней.
     - Приготовлены ли квартиры для ваших гостей?
     - Мы, Свободные, известны своим гостеприимством, -  сказал  Гарун.  -
Все готово.
     Айдахо фыркнул на кислые запахи и звуки этого местечка. Он заглянул в
открытые окна облицованного плитками здания справа. И над этим парит знамя
Атридесов? В окне он увидел аудиторию с низким потолком, невысокий  помост
с небольшой раковиной для оркестра, темно-бордовые ряды сидений, ковры  на
полу. От всего этого так и несло  театральной  декорацией,  развлекаловкой
для туристов.
     Шаркающий звук шагов заставил Айдахо вновь  поглядеть  на  дорогу.  К
делегации со всех сторон устремились  дети,  протягивая  грязными  ручками
букеты ярких красных цветов. Цветы были подвядшими.
     Гарун обратился к Сионе, правильно распознав золотые разводы офицерши
Рыбословш на ее мундире.
     - Желаете ли вы увидеть представление  наших  ритуалов  Свободных?  -
спросил он. - Музыку, может быть? Танец?
     Найла приняла цветы от ребенка, понюхав букет, чихнула.
     Другой сорванец протянул цветы Сионе, подняв на нее широко  раскрытые
глаза. Она приняла цветы, не взглянув на ребенка. Айдахо просто отмахнулся
от детей, когда они приблизились к нему. Они замешкались, затем  поглядели
на него и врассыпную заспешили к остальным.
     Гарун обратился к Айдахо.
     - Если ты дашь им несколько монеток, они не будут тебе докучать.
     Айдахо содрогнулся. Неужели таково нынче воспитание детей Свободных?
     Гарун опять перенес внимание на Сиону и стал объяснять ей  планировку
деревни. Найла прислушивалась к нему.
     Айдахо прошелся по улице, заметив, как все стреляют в  него  глазами,
отводя их, едва он  взглянет.  Он  чувствовал  себя  глубоко  оскорбленным
внешними украшениями зданий, ни  одно  из  них  не  скрывало  свидетельств
упадка. Он заглянул в открытый вход в аудиторию. За увядающими  цветами  и
заискивающим голосом Гаруна угадывается, что  Туоно  отчаянно  борется  за
ежедневное существование. В другое время и на другой планете это  была  бы
ослиная деревушка - подпоясанные веревками крестьяне, напирающие со своими
прошениями. Он расслышал хнычущие и просящие интонации  в  голосе  Гаруна.
Это не Свободные! Эти  несчастные  создания  живут  на  обочине,  стараясь
сохранить осколки древней целостности. И все равно, потерянная  реальность
все больше и больше ускользает из их рук. Что же Лито здесь сотворил?  Эти
МУЗЕЙНЫЕ Свободные потеряны для  всего,  кроме  скудного  существования  и
бессмысленного заучивания старых слов, которых не только не  понимают,  но
даже не могут правильно произнести!
     Вернувшись к Сионе, Айдахо пригляделся  к  покрою  коричневой  одежды
Гаруна, заметил, как она узка, явно из-за необходимости экономить материю.
Под робой проглядывал  серый  лоснящийся  стилсьют  -  ни  один  настоящий
Свободный никогда бы не стал  так  сильно  выставлять  свой  стилсьют  под
солнечный свет. Айдахо поглядел на остальных  членов  делегации,  заметил,
что и они не менее скаредны с материей для своих одежд. Это говорило об их
душевном складе. Такие одежды не  дозволяли  размашистых  жестов,  свободы
движений. Узкие и сковывающие одеяния говорят о характере целого народа! В
нем вспыхнуло отвращение, он резко ступил вперед и распахнул плащ  Гаруна,
чтобы увидеть стилсьют. В точности как он и подозревал! Стилсьют  был  еще
одной подделкой - ни рукавов, ни ножных насосов!
     Когда Айдахо отдернул плащ, Гарун  отпрянул,  схватив  рукоять  ножа,
висевшего у него на поясе.
     - Эй! Что ты делаешь? - раздраженно воскликнул Гарун. - Не  смей  так
прикасаться к Свободному!
     - Это ты-то Свободный? - осведомился Айдахо. - Я жил со Свободными. Я
сражался на их стороне против Харконненов! Я умер вместе со Свободными!  А
ты? Ты - мошенник!
     Костяшки пальцев Гаруна побелели на рукоятке  ножа.  Он  обратился  к
Сионе.
     - Кто этот человек?
     Ответила ему Найла:
     - Это Данкан Айдахо.
     - Гхола? - Гарун поглядел на лицо  Айдахо.  -  Мы  никогда  здесь  не
видели ни одного из твоих подобий.
     Айдахо почувствовал, как его обуревает  почти  непреодолимое  желание
очистить это место, даже если это будет  стоить  ему  жизни,  покончить  с
бесконечной повторяемостью жалкого существования тех, кто ему,  вроде  бы,
должен быть глубоко безразличен.
     "Да, устаревшая модель!" Но это - не Свободные.
     - Выхвати свой нож или убери с него  руку,  -  сказал  Айдахо.  Гарун
отдернул руку от ножа.
     - Это не настоящий нож, - проговорил он. - Этот просто  для  вида,  -
голос его стал жалким. - Но у нас есть настоящие ножи, даже крисножи.  Они
заперты в музейных витринах для лучшей сохранности.
     Айдахо  не  смог  с  собой  совладать.   Он   запрокинул   голову   и
расхохотался. Сиона улыбнулась, но Найла стала задумчивой,  и  весь  отряд
Рыбословш пододвинулся к ним поближе, образовав вокруг  них  настороженный
круг.
     Смех произвел на Гаруна странный эффект: он склонил голову  и  крепко
сплел пальцы рук; но Айдахо успел заметить, как они  дрожат.  Когда  Гарун
опять посмотрел вперед, то взгляд его, устремленный на Айдахо, был  суров.
Айдахо резко протрезвел. Словно жестоким сапогом  втоптали  "я"  Гаруна  в
пугливое раболепие, а  в  глазах  -  настороженное  выжидание.  Почему-то,
Айдахо, сам не умея объяснить, вспомнил цитату из  Оранжевой  Католической
библии, и спросил себя:
     "Те ли это смиренные, что переживут нас всех и унаследуют мироздание?
"
     Гарун прокашлялся и сказал:
     - Может быть, гхола Данкан Айдахо посмотрит наши обычаи, и ритуалы  и
вынесет о них суждение?
     Айдахо устыдился этой молящей просьбы. Он проговорил, не задумываясь:
     - Я научу вас любым обычаям Свободных,  которые  только  знаю,  -  он
поднял взгляд и увидел, что Найла  сурово  хмурится.  -  Это  поможет  мне
скоротать время, - сказал он. - И кто знает? Может быть, это вернет что-то
от истинных Свободных на эту землю.
     Сиона проговорила:
     - Нам нет надобности играть в старые культовые игры! Отведите  нас  в
наши квартиры.
     Найла смущенно склонила голову и проговорила, не глядя на Сиону:
     - Командующая, есть то, что я не осмелилась тебе сообщить..
     - Что ты должна  удостовериться,  что  мы  остаемся  в  этом  вонючем
местечке? - взорвалась Сиона.
     - Ох, нет! - Найла поглядела в лицо Сионы. - Куда вы  сможете  отсюда
деться? Через Стену перебраться нельзя и, в любом случае,  за  ней  только
река. С другой стороне - Сарьер. Ох, нет... это кое-что  другое,  -  Найла
покачала головой.
     - Не тяни! - резко обрубила Сиона.
     - Мне отдан строжайший приказ, командующая,  который  я  не  осмелюсь
нарушить, - Найла взглянула на остальных членов  отряда,  затем  опять  на
Сиону. - Ты и... Данкан Айдахо должны быть поселены вместе.
     - Это приказ моего отца?
     - Госпожа командующая, мне сообщили, что это  повеление  самого  Бога
Императора, а мы не осмеливаемся пойти против него.
     Сиона во все глаза поглядела на Айдахо.
     - Ты помнишь мое предостережение, Айдахо, когда мы  в  последний  раз
разговаривали в Твердыне?
     - Мои руки - мои, что захочу, то ими и сделаю, - огрызнулся Айдахо. -
И, по-моему, хватит тебе сомневаться, захочу я чего-нибудь или нет!
     Она отвернулась от него, коротко ему кивнув, и поглядела на Гаруна.
     - Какое имеет значение, где мы  будем  спать  в  этом  отвратительном
местечке? Отведите нас на наши квартиры.
     Айдахо нашел реакцию Гаруна восхитительной - повернув к  гхоле  лицо,
закрытое капюшоном Свободного, он заговорщицки подмигнул Айдахо. И  только
после этого Гарун повел их за собой по грязной улочке.



                                    46

                   Какова непосредственнейшая опасность моему правлению? Я
              вам поведаю. Это - истинный провидец,  человек,  представший
              перед  Богом  с  полным  осознанием  того,  перед   кем   он
              предстоит. Экстаз провидчества высвобождает энергию, которая
              сродни энергии секса  -  ей  нет  дела  ни  до  чего,  кроме
              творения. Один  акт  творения  может  быть  очень  похож  на
              другой. Все зависит от видения.

                                                       Украденные дневники

     Лито  лежал  без  тележки  на  верхнем  крытом  балконе  башни  Малой
Твердыни,   охваченный   раздражением,   происходившим   из-за   вызванных
необходимостью задержек, отсрочивавших день его свадьбы  с  Хви  Нори.  Он
пристально поглядел на юго-запад. Где-то  там,  за  темнеющим  горизонтом,
Данкан, Сиона и их попутчики уже шесть дней провели в деревне Туоно.
     "Все эти задержки - из-за меня", - подумал  Лито.  -  "Я  сам  сменил
место проведения свадьбы, заставив  бедного  Монео  переделывать  уже  все
готовое."
     А теперь еще, конечно, и это дело с Молки.
     Необходимость  этого  невозможно  объяснить  Монео,   шаги   которого
слышались сейчас в центральной палате верхних покоев башни. Он переживает,
что ему  пришлось  покинуть  свой  командный  пост,  откуда  он  руководил
приготовлениями к празднеству. Монео всегда так беспокоится!
     Лито глядел на заходящее солнце - оно  плыло  низко  над  горизонтом,
подернутое тусклыми оранжевыми тонами недавно прошедшей  бури.  К  югу  за
Сарьером сгущались дождевые тучи. Перед тем Лито молча смотрел на дождь, и
длилось это, казалось, без начала и конца.
     На угрюмом сером небе  распухали  тучи,  отчетливо  виднелась  каждая
струя дождя. Лито почувствовал, как окутывают его  незваные  воспоминания.
Это настроение было слишком тяжело стряхнуть с себя и, даже не  думая,  он
пробормотал памятные ему строки древнего стихотворения.
     - Ты заговорил, Владыка? - голос  Монео  раздался  совсем  близко  от
Лито.  Всего  лишь  поведя  глазами,  Лито  увидел  преданного  мажордома,
стоящего во внимательном ожидании.
     Лито перевел на галакс процитированные им строки:
     "Соловей гнездится в сливовом дереве, но что ему делать, когда подует
ветер?"
     - Это вопрос, Владыка?
     - Старый вопрос. Ответ прост. Пусть соловей держится своих цветков.
     - Я не понимаю, Владыка.
     - Перестань нести банальности, Монео. Меня раздражает, когда ты  этим
занимаешься.
     - Прости, Владыка.
     - Что еще я могу поделать? - Лито пристально вгляделся  в  удрученное
лицо Монео. - Что бы еще ни значило сделанное нами, Монео, мы  закладываем
основы хорошего театра.
     Монео воззрился на лицо Лито.
     - Владыка?
     -  Обряды  религиозных  празднеств  в  честь  Вакха  стали  зародышем
греческого театра, Монео. Религия часто ведет к  театрализации.  Благодаря
нам, у людей будет чудесный театр, - Лито опять оглянулся  и  поглядел  на
юго-западную часть горизонта.
     Теперь там ветер собирал тучи. Лито представил, что  слышит,  гонимый
со свистом по дюнам песок, но это было лишь резонирующее безмолвие верхней
палаты башни, тишь, и лишь слабый до нельзя посвист  ветра  проступает  за
ней.
     - Облака, - прошептал он. - Мне бы вновь -  чашу  лунного  света,  да
древнее море, приливающее к моим  ногам,  цепляющиеся  к  меркнущему  небу
перья облаков, сине-серый плащ, окутывающий плечи  и  ржущих  по  близости
лошадей.
     - Государь встревожен, - проговорил Монео.
     Сострадание в его голосе болью откликнулось в Лито.
     - Яркие тени всех моих прошлых, -  сказал  Лито.  -  Они  никогда  не
оставят меня в покое. Я прислушиваюсь к утешительному звуку,  к  закатному
перезвону колоколов над городком и он говорит мне только, что я -  звук  и
душа этого места.
     Башню окутала тьма, пока он произносил эти слова.  Вокруг  них  сразу
автоматически зажегся свет. Лито устремил взгляд туда, где  тонкий  дынный
ломоть первой луны плыл  поверх  облаков,  освещенный  оранжевым  отсветом
планеты, на фоне которого тенью дорисовывалась полная окружность спутника.
     - Владыка, почему мы сюда пришли? - спросил Монео. - Почему Ты мне не
скажешь?
     - Я хотел насладиться твоим изумлением, - сказал Лито. Скоро вон  там
приземлится лайнер Космического Союза. Мои Рыбословши доставят мне Молки.
     Монео сделал быстрый вдох и на секунду задержал дыхание,  перед  тем,
как выдохнуть.
     - Дядя... Хви? Тот самый Молки?
     - Ты удивлен, что никак об этом не был предупрежден, - сказал Лито.
     Монео почувствовал, как его пробрало ознобом.
     - Владыка, когда Ты желаешь сохранить что-то в тайне от...
     - Монео? - Лито говорил мягким убеждающим тоном. - Я знаю, что  Молки
предлагал тебе большие искушения, чем кто-либо...
     - Владыка, я никогда...
     - Знаю, Монео, - сказано все тем же мягким тоном. - Но  неожиданность
изумления пробудила твои воспоминания. Теперь ты готов на все, чего  бы  я
от тебя ни потребовать.
     - Что... что, Государь...
     - Возможно, нам надо  будет  избавиться  от  Молки.  Он  представляет
проблему.
     - Как, я? Ты хочешь, чтобы я...
     - Возможно.
     Монео сглотнул, затем сказал:
     - Преподобная Мать...
     - Антеак мертва. Она хорошо мне служила,  но  она  мертва.  Произошла
яростнейшая битва, когда мои Рыбословши напали  на...  на  то  МЕСТО,  где
скрывался Молки.
     - Без Антеак нам даже лучше, - заметил Монео.
     - Я ценю твое недоверие к Бене Джессерит, но я  бы  предпочел,  чтобы
Антеак покинула нас иным образом. Она была верна нам, Монео.
     - Преподобная Мать была...
     - И Бене Тлейлакс,  и  Космический  Союз  хотели  завладеть  секретом
Молки, - сказал Лито. - Они  засекли  выступление  моих  Рыбословш  против
икшианцев и опередили их. Антеак...  что  ж,  она  смогла  лишь  ненадолго
задержать их,  но  этого  оказалось  достаточно.  Мои  Рыбословши  надежно
окружили то место.
     - СЕКРЕТ Молки, Владыка?
     - Когда что-либо исчезает, - сказал  Лито,  -  это  бывает  не  менее
красноречиво, чем когда что-либо внезапно появляется. Пустые места  всегда
заслуживают того, чтобы приглядеться к ним как можно пристальнее.
     - Что Владыка имеет ввиду под ПУСТЫМИ...
     - Молки не умер! Разумеется, это бы мне стало известно. Но он  исчез.
Куда же он делся?
     - Исчез от тебя, Владыка? Икшианцы...
     - Они усовершенствовали то устройство, которое я  уже  давно  от  них
получил. Они совершенствовали его медленно  и  осмотрительно,  пряча  одно
внутри другого. Но я заметил отбрасываемые  тени.  Я  был  удивлен  и  был
доволен.
     Монео задумался над этим.
     "Приспособление,  скрывавшее...  ага!"  Бог  Император  упоминал   по
некоторым случаям об этой штуковине, о способе  сокрытия  записываемых  им
мыслей. Монео проговорил:
     - Молки везет тебе секрет...
     - О, да! Но это не настоящий секрет Молки, у  него  за  пазухой  есть
кое-что другое - он даже не ведает, что я и об этом догадываюсь.
     - Другое... но, Владыка, если они сумели скрыть это даже от Тебя...
     - Многие сегодня на это  способны,  Монео.  Они  разбежались  во  все
стороны, когда на них напали мои Рыбословши. Секрет икшианского устройства
разнесется теперь широко и далеко.
     Глаза Монео встревоженно округлились.
     - Владыка, если кто-нибудь...
     - Если они научатся быть умными, то  не  будут  оставлять  следов,  -
сказал Лито. - Расскажи-ка мне, Монео, что докладывает  о  Данкане  Найла?
Она не противится докладывать непосредственно тебе?
     - Что мой Владыка ни прикажет...  -  Монео  прокашлялся.  Он  не  мог
постичь, для чего его Бог Император  заговорив  об  утаенных  следах,  без
перехода заводит речь о другом.
     - Да, конечно, - сказал Лито. - Что я ни прикажу, Найла повинуется. И
что она докладывает о Данкане?
     - Он не пытался спариться с Сионой, если это то, что мой Владыка...
     - Но что он делает с моим марионеточным наибом, Гаруном, и с  другими
Музейными Свободными?
     - Он рассказывает им о прежних обычаях, о войнах против  Харконненов,
о первых Атридесах здесь, на Арракисе.
     - На Дюне!
     - На Дюне, да.
     -  Потому  не  существует  больше  Свободных,  что  Дюны  больше   не
существует, - заметил Лито. - Передал ли ты Найле мое послание?
     - Владыка, зачем Ты так рискуешь?
     - Ты передал мое послание?
     -  Посланница  в  Туоно  отправлена,  но  еще  есть  возможность   ее
перехватить.
     - И думать не смей!
     - Но, Владыка...
     - Что она должна передать Найле?
     - Что... что Твой приказ Найле - продолжать и дальше полностью и  без
всяких вопросов повиноваться моей дочери, во всем, кроме...  Владыка!  Это
опасно!
     - Опасно! Она будет мне повиноваться.
     - Но Сиона... Владыка, я боюсь, моя дочь не служит  Тебе  от  чистого
сердца. А Найла...
     - Найла ни в чем не должна отступать от приказов.
     - Владыка, давай сыграем свадьбу где-нибудь в другом месте. - Нет!
     - Владыка, я знаю, Твое предвидение открыло Тебе...
     - Золотая Тропа надежно сохраняется, Монео. Ты  знаешь  это  не  хуже
меня.
     Монео вздохнул.
     - Бесконечность принадлежит  Тебе,  Владыка.  Я  не  спрашиваю...  Он
осекся  -  потому,  что  башню  потряс  чудовищный   сокрушительный   гул,
становящийся все громче и громче.
     Они оба повернулись на звук -  снижающийся  плюмаж  оранжево-голубого
света, распространявший водовороты ударных волн, шел на посадку в  пустыне
к югу от них, меньше, чем в километре.
     - Ага, пожаловал мой гость, - сказал Лито. - Я  пошлю  тебя  вниз  на
моей тележке, Монео. Возвращайся только с Молки. Скажи  навигаторам,  этим
они заслужили мое прощение. Затем их всех отошли.
     - Твое про... Да, Владыка. Но если они обладают секретом...
     - Они служат моей цели, Монео. Ты должен делать то же самое.  Доставь
мне Молки.
     Монео послушно направился к тележке, стоявшей в  тени  дальнего  угла
верхней палаты. Забравшись на  нее,  подождал,  пока  в  стене  перед  ним
распахнется зев ночи. В эту ночь выдвинулась посадочная площадка.  Тележка
с легкостью пушинки устремилась вперед и  поплыла  под  углом  к  песку  к
лайнеру Космического  Союза,  высившемуся  словно  искаженная  уменьшенная
копия башни Малой Твердыни.
     Лито наблюдал с балкона,  чуть  приподняв  передние  сегменты,  чтобы
обзор был пошире. Его острое зрение различало  белое  движущееся  пятнышко
Монео, стоявшего  на  двигавшейся  в  лунном  свете  тележки.  Длинноногие
служители Космического Союза поднялись на тележку по выдвижной  лесенке  и
секунду там постояли, разговаривая с  Монео.  Когда  они  удалились,  Лито
телепатической  командой  поднял  защитный  колпак  тележки,  увидел,  как
блеснул на нем лунный свет. Управляемая его мыслью тележка доставила  свой
груз  на  выдвижную  посадочную  площадку.  Лайнер  Космического  Союза  с
оглушительным ревем взмыл в воздух,  в  тот  момент,  когда  Лито  впускал
тележку в освещенную палату и закрывал ворота в ночь. Лито  открыл  колпак
тележки. Песок поскрипывал под ним, когда он подполз к пассажирской панели
тележки и  приподнял  свои  верхние  сегменты,  чтобы  рассмотреть  Молки,
лежавшего  словно  во  сне,  пристегнутого  к   панели   широкими   серыми
эластичными ремнями. Пепельное лицо, темная седина волос.
     "Как же он постарел", - подумал Лито.
     Монео вышел из тележки и поглядел на человека в ней.
     - Он ранен. Они хотели прислать вместе с ним врача...
     - Шпиона они хотели прислать.
     Лито внимательно осматривал Молки - темная морщинистая кожа, запавшие
щеки, острый нос, так контрастирующий с округленным овалом  лица.  Тяжелые
густые брови почти совсем поседели. И это - всего лишь за срок, отпущенный
тестостерону.
     Глаза Молки открылись. До чего же потрясает, когда видишь зло в таких
карих, как у лани, глазах! Губы Молки тронула кривая усмешка.
     - Владыка Лито, - голос Молки был лишь чуть громче  хриплого  шепота.
Глаза его дернулись направо, задержались на Монео. - Простите меня, что не
встаю по такому случаю.
     - Тебе больно? - спросил Лито.
     - Иногда, - Молки водил глазами, изучая обстановку. - Где Твои гурии?
     - Боюсь, я должен отказать тебе в этом удовольствии, Молки.
     - Пусть будет так, - просипел Молки. - В самом-то деле,  я  чувствую,
что не смогу сейчас их удовлетворить. Те, кого ты послал за мной, не  были
Твоими гуриями, Лито.
     - Они были профессиональны в своем повиновении мне, - сказал Лито.
     - Они были кровожадными охотницами!
     - Охотницей была Антеак. Мои Рыбословши были всего лишь войском.
     Монео переводил взгляд с одного говорящего на другого, туда  и  сюда.
Есть в этом разговоре какой-то тревожащий подтекст. Голос Молки,  несмотря
на сиплость, звучит почти  ернически...  Но  ведь  он  всегда  был  таким.
Опасный человек!
     -  Как  раз  перед  твоим  прибытием,  мы  с   Монео   беседовали   о
Бесконечности, - сказал Лито.
     - Бедный Монео, - сказал Молки.
     Лито улыбнулся.
     - Ты ведь помнишь, Молки? Однажды ты просил  меня  продемонстрировать
тебе бесконечность.
     - Ты сказал, что нет  такой  Бесконечности,  которую  можно  было  бы
продемонстрировать, - Молки перевел свой взгляд на  Монео.  -  Лито  любит
играть в парадоксы. Ему известны все когда-либо открытые уловки языка.
     Монео подавил приступ гнева. Он чувствовал себя исключенным из  этого
разговора, объектом насмешек со стороны двух высших существ - Молки и Бога
Императора - припоминавших совместные  радости  прошлого,  почти  как  два
старых друга.
     - Монео обвиняет меня, что я - единственный владелец Бесконечности, -
сказал Лито. - Он отказывается верить, что в нем столько же Бесконечности,
что и во мне.
     Молки уставился на Лито.
     - Вот видишь,  Монео!?  Какие  трюки  он  выделывает  со  словами?  -
Расскажи мне о своей племяннице Хви Нори,  -  сказал  Лито.  -  Лито,  это
правда, что говорят? Ты действительно  собираешься  жениться  на  ласковой
Хви?
     - Правда.
     Молки хихикнул, затем скривился от боли.
     - Они жестоко меня изранили, Лито, - прошептал он и затем проговорил.
- Скажи мне, старый червяк...
     Монео поперхнулся.
     Молки сделал паузу  на  секунду,  чтобы  оправиться  от  боли,  затем
продолжил:
     - Скажи мне, старый червяк, твой пенис такой же чудовищный, как  твое
тело? Ну и что переживет ласковая Хви!
     - Я уже давным-давно сказал тебе правду, - ответил Лито.
     - Никто не говорит правду, - просипел Молки.
     - Ты часто говорил, - проговорил Лито. - Даже тогда, когда  этого  не
понимал.
     - Это потому, что Ты умнее всех нас остальных.
     - Не расскажешь ли ты мне о Хви?
     - По-моему, Тебе уже все известно.
     - Но я хочу услышать от тебя, - сказал Лито. - Вы получали помощь  от
Тлейлакса?
     - Они снабдили нас знаниями, больше ничем. Все остальное  мы  сделали
сами.
     - Так я и думал, что это не работа тлейлаксанцев.
     Монео не мог больше сдерживать своего любопытства.
     - Владыка, что это, насчет Хви и Тлейлакса? Почему Ты...
     - Все такой же, старый дружище Монео, - сказал Молки, переводя взгляд
на мажордома. - Разве ты не знаешь, что он...
     - Я никогда не был твоим другом! - огрызнулся Монео.
     - Тогда, компаньон по гуриям, - ответил Молки.
     - Владыка, - проговорил Монео, поворачиваясь  к  Лито,  -  почему  Ты
говоришь о...
     - Тсс, Монео, - ответил Лито. - Мы утомляем нашего старого  товарища,
а у меня есть еще, что у него выяснить.
     - Тебя никогда не удивляло, Лито, почему Монео ни разу не  попробовал
захапать под себя всю Твою шарашку? - спросил Молки.
     - Шарашку? - вопросил Монео.
     - Одно из древних словечек Лито, - пояснил Молки. - Та, кто  шарахает
- идеальное словечко для женской армии. Почему  Ты  не  переименуешь  свою
империю, Лито? Великая Шарашка!
     Лито поднял руку, повелевая Монео молчать.
     - Так ты расскажешь мне, Молки? О Хви?
     - Всего лишь несколько крохотных клеточек моего тела, ответил  Молки.
- Затем тщательно рассчитанное взращивание и воспитание  -  все  полностью
противоположно твоему старому приятелю,  Молки.  Все  это  мы  сделали  во
внепространственной камере, недоступной Твоему ясновидению!
     - Но я замечаю, когда что-нибудь исчезает, - проговорил Лито.
     - Внепространственная камера? - переспросил Монео, а  затем  до  него
дошло значение слов Молки. - Ты? Ты и Хви...
     - Это именно те очертания, которые я разглядел среди теней, -  сказал
Лито.
     Монео поглядел прямо в лицо Лито.
     - Владыка, я распоряжусь отменить свадьбу. Я скажу...
     - Ты не сделаешь ничего подобного!
     - Но Владыка, если она и Молки...
     - Монео, - просипел Молки. - Твой Владыка приказывает,  и  ты  обязан
повиноваться!
     До чего ж глумливый тон! Монео грозно взглянул на Молки.
     - Полная противоположность Молки, - сказал Лито. - Разве  ты  его  не
слышал?
     - Что может быть лучше? - спросил Молки.
     - Но, Владыка, ведь, если Ты знаешь теперь...
     -  Монео,  ты  начинаешь  раздражать  меня,  -  заметил  Лито.  Монео
сконфуженно умолк.
     - Вот так-то лучше, - проговорил Лито. - Ведь знаешь, Монео, некогда,
десятки тысяч лет назад, когда я был другим человеком, я допустил ошибку.
     - Ты, и ошибку? - насмешливо отозвался Молки.
     Лито только улыбнулся.
     - Мою ошибку искупило то, насколько красиво я ее оформил в слова.
     - Словесные игры, - съязвил Молки.
     - Разумеется! Вот что я сказал: "Прошлое - отвлечение; будущее - сон;
только  память  способна  отворить  доступ  к  смыслу  жизни."  Разве   не
прекрасные слова, Молки?
     - Изумительные, старый червяк.
     Монео поднес руку ко рту.
     - Но мои слова были глупой ложью, - сказал Лито. - Я это понимал  еще
произнося их,  но  меня  заворожила  их  красота.  Нет  память  ничего  не
отворяет. Без духовных мук, без внесловесного опыта ни в чем и  нигде  нет
смысла.
     - Я не способен постичь смысл мук, причиненных мне  Твоими  чертовыми
Рыбословшами, - сказал Молки.
     - Ты не терпишь никаких мук, - сказал Лито.
     - Если б Ты был в моем теле, Ты бы...
     - Это всего лишь  физическая  боль,  -  ответил  Лито.  -  Она  скоро
кончится.
     - Когда же я узнаю, что есть мука? - вопросил Молки.
     - Возможно, позже.
     Лито плавно изогнул свои верхние сегменты, переводя взгляд с Молки на
Монео.
     - Ты действительно служишь Золотой Тропе, Монео?
     - Ах, эта Золотая Тропа, - насмешливо хмыкнул Молки.
     - Ты ведь знаешь, что служу, - ответил Монео.
     - Тогда ты должен мне пообещать, - сказал Лито. - То, что тебе  здесь
открылось, никогда не соскользнет с твоего языка. Ни словом, ни жестом  не
должен ты выдать узнанного тобой.
     - Обещаю, Владыка.
     - Он обещает, Владыка, - насмешливо повторил Молки.
     Одна из крохотных ручонок Лито указала на Молки, взиравшего на мягкий
профиль тонущего в серой рясе лица.
     - Из-за былого восхищения и... и из-за многого другого я не  способен
убить Молки. Я даже не могу требовать этого от тебя. И все  же  он  должен
быть устранен.
     - О, как же ты умен! - проговорил Молки.
     - Владыка, если бы Ты только мог подождать в другом конце  палаты,  -
проговорил Монео, - может быть, когда Ты вернешься,  Молки  уже  не  будет
представлять проблему.
     - Он и впрямь это сделает, - просипел Молки. -  Великие  боги!  Он  и
впрямь это сделает.
     Лито отполз подальше в затемненную часть палаты, держа взгляд на  еле
заметной изогнутой линии очертаний портала, который  распахнется  в  ночь,
отдай он только мысленную команду. Как же высоко  будет  отсюда  падать  -
просто задвинь посадочную площадку. Он засомневался,  что  даже  его  тело
выживет после такого падения. Но не было воды в песке  под  башней,  и  он
ощутил, моргая, как стала гаснуть Золотая Тропа  -  лишь  потому,  что  он
позволил себе одну мысль о подобном конце.
     - Владыка! - окликнул Молки у него за спиной.
     Лито услышал, как его тележка скрипит по песку, нанесенному ветром на
пол верхней палаты.
     Еще раз Молки окликнул:
     - Лито, ты самый лучший! Нет такого зла в нашем  мироздании,  которое
способно превзойти...
     Тяжелый хлюпающий удар - и голос Молки прервался. "Удар в  горло",  -
подумал Лито. - "Да, Монео им отменно  владеет."  Затем  он  услышал,  как
отъезжает  в  сторону  прозрачный  экран  балкона,  скрипнули  по  перилам
носилки... тишина.
     "Монео придется схоронить тело в песке", - подумал Лито. "Все еще нет
червя, чтобы прийти и пожрать все улики". Затем Лито повернулся и  оглядел
палату. Монео стоял у перил балкона глядя вниз... вниз... вниз...
     "Я не могу молиться ни за тебя, Молки, ни за  тебя,  Монео",  подумал
Лито. - "Я могу быть лишь религиозным самосознанием Империи, потому что  я
воистину одинок... Так что я не способен молиться".



                                    47

                   Нельзя понять истории, если не поймешь ее  течений,  ее
              потоков, того, как движутся внутри этих сил ее вожди.  Вождь
              старается увековечить  условия,  требующие  его  главенства.
              Отсюда, вождю  требуется  ПОСТОРОННИЙ.  Я  призываю  вас  со
              тщанием  изучить  путь  моей  власти.  Я  -   и   вождь,   и
              ПОСТОРОННИЙ. Не допускайте ошибки, воображая, будто я  всего
              лишь создал Церковь, бывшую  при  том  Государством.  Такова
              была моя функция вождя, и у  меня  было  много  исторических
              образцов   для   подражания.   Для   того,   чтобы   постичь
              меня-постороннего, посмотрите на  искусство  моего  времени.
              Оно  -  варварское.  Любимый  вид  поэзии?  Эпос.   Народный
              драматический идеал? Героизм. Танцы? Страстно  разнузданные.
              С точки зрения Монео,  он  прав,  считая  это  опасным.  Это
              стимулирует  воображение.  Это  заставляет   людей   ощущать
              нехватку того, что я у них отнял. Что я у них  отнял?  Право
              участвовать в истории.

                                                       Украденные дневники

     Айдахо, валявшийся на кровати с закрытыми глазами, услышал как что-то
тяжело шлепнулось на другую кровать. Он присел в свете позднего утра,  под
острым углом косо сочившимся в комнату сквозь единственное окно, отражаясь
на белой плитке пола и на светло-желтых стенах. Он  увидел,  что  вошедшая
Сиона растянулась на ложе, и уже читает одну из тех книг, что  привезла  с
собой в зеленой матерчатой сумке.
     "Что это за книги?" - удивился он.
     Он свесил ноги на пол  и  окинул  комнату  взглядом.  Как  может  это
просторное  помещение  с  высоким  потолком  хоть   сколько-то   считаться
соответствующим  стилю  Свободных?  Между  двумя  кроватями  был   широкий
письменный  стол  из   какого-то   темно-коричневого   пластика   местного
производства. В комнате были две двери. Одна вела  прямо  наружу,  в  сад.
Другая - в роскошную ванную, бело-голубой кафель  поблескивал  отражениями
дневного неба. Среди прочих удобств, там имелись ванны для купания  и  для
принятия  душа,  каждая  где-то  в  два  квадратных  метра.  Дверь  в  это
сибаритское помещение осталась открытой  и  Айдахо  услышал  как  в  ванне
стекает вода. Одна из причуд Сионы  -  она  обожает  купаться,  в  избытке
расходуя воду.
     В древние  дни  Дюны  наиб  Стилгар  поглядел  бы  на  эту  ванную  с
язвительной усмешкой. "Позор! - сказал  бы  он.  -  Упадок!  Слабость!"  И
множеством  язвительных  слов  осыпал  бы  эту   деревню,   осмеливающуюся
приравнивать себя к истинному сьетчу Свободных.
     Сиона перевернула страницу, зашуршала бумага. Она лежала, положив под
голову две подушки, белая тонкая ткань ее облачения слегка  обтягивала  ее
влажное после купания тело.
     Айдахо покачал головой. Что же на этих страницах так ее увлекает? Она
их читает и перечитывает со времени их прибытия в Туоно. Книги  -  тонкие,
но их много, на черных обложках только номера. Айдахо  увидел,  что  Сиона
читает сейчас номер девять.
     Свесив ноги на пол, он встал  и  подошел  к  окну.  Вдалеке  виднелся
сажавший цветы старик. Сад с  трех  сторон  был  защищен  зданиями.  Цветы
расцветали крупными соцветиями - красными снаружи,  но  обнажавшими  белую
сердцевину, когда распускались полностью. Непокрытые седые волосы  старика
сами были похожи на цветок, покачивающийся среди  белых  кружев  цветов  и
драгоценных камней бутонов. До Айдахо донеслись  запахи  прелой  листвы  и
свеженакиданного  навоза,  смешанные  с  запахами  пышного  и   ароматного
цветения.
     "Свободные выводят цветы на открытом пространстве!"
     Сама Сиона не заводила разговора о том, что ее так странно привлекает
в этих книгах. "Искушает мое любопытство", подумал Айдахо. - "Хочет, чтобы
я сам спросил".
     Он старался не  думать  о  Хви.  При  мыслях  о  ней,  его  угрожающе
захлестывала ярость.  Он  припомнил  словечко  Свободных  для  обозначения
такого напряжения чувств - КАНАВА, железное кольцо ревности.
     "Где Хви? Что она делает в это мгновение?"
     Открылась дверь, из сада без стука вошел Тийшар, помощник  Гаруна.  У
Тийшара было мертвенного цвета  лицо,  все  покрытое  темными  морщинками.
Белки его глаз повергнуты желтизной. На нем был коричневый балахон. Волосы
похожи на старую траву, оставшуюся  догнивать  на  поле.  Уродливость  его
казалась чрезмерной схожестью  с  темным  духом  основных  стихий.  Тийшар
закрыл дверь и остановился, глядя на них.
     Позади Айдахо прозвучал голос Сионы.
     - Ну, в чем дело?
     Айдахо  заметил,  что  Тийшар,  похоже,  странно  возбужден  -   даже
подрагивает от возбуждения.
     - Бог Император... - Тийшар поперхнулся, прокашлялся и начал снова, -
Бог Император прибудет в Туоно!
     Сиона резко присела в  своей  кровати.  Ее  белое  одеяние  складками
набежало на колени. Айдахо оглянулся  на  нее,  затем  опять  поглядел  на
Тийшара.
     - Его свадьба состоится здесь, в Туоно! - проговорил Тийшар.
     - Она будет проведена по древнему обычаю Свободных! Бог  Император  и
его невеста станут гостями Туоно!
     Айдахо, охваченный КАНАВОЙ, уставил на него взгляд,  стиснув  кулаки.
Тийшар коротко дернул головой, повернулся и вышел, со всей силы  захлопнув
за собой дверь.
     - Позволь мне кое-что тебе прочесть, Данкан. - сказала Сиона.
     Айдахо понадобилась какая-то секунда, прежде, чем до  него  дошли  ее
слова. Кулаки его  все  еще  были  стиснуты,  руки  прижаты  к  бокам.  Он
повернулся и поглядел на Сиону, сидевшую на краю своей кровати,  с  книгой
на коленях. Она приняла его взгляд за согласие.
     - "Некоторые верят, - стала читать она, - что должны сперва  добиться
компромисса целостности  с  некоторым  количеством  черной  работы,  чтобы
суметь войти в работу. Они полагают, что компромисс начинается,  когда  ты
выходишь  из  пределов  sanctus  ради  воплощения  своих  идеалов.   Монео
полагает, что я выбрал для себя пребывание  внутри  sanctus,  и  выполнять
черную работу посылаю других"
     Она поглядела на Айдахо.
     - Собственные слова Бога Императора.
     Айдахо медленно разжал кулаки. Он понял - это то отвлечение,  которое
ему нужно, и его заинтересовало, что Сиона нарушила свое молчание.
     - Что это за книга? - спросил он.
     Она вкратце рассказала ему, как  она  и  ее  соратники  украли  карты
Твердыни и копии дневников Лито.
     - Разумеется, ты об этом и так уже знал, - сказала она.  -  Мой  отец
дал мне ясно понять, что план нашего налета был выдан шпионами.
     Он увидел, что на глаза у нее наворачиваются слезы.
     - Девять ваших загрызены волками?
     Она кивнула.
     - Паршивый же ты командир! - заметил он.
     Она ощетинилась, но не успела заговорить, потому что он спросил:
     - Кто перевел для тебя эти дневники?
     - Этот экземпляр - с Икса. Икшианцы сообщают, что ключ к шифру  нашел
Космический Союз.
     - Нам и так известно, что наш Бог Император считает целесообразным, -
сказал Айдахо. - Это все, что у него есть сказать?
     - Сам прочти, - она порылась в мешке рядом с  собой  вытащила  первый
том переведенных дневников и швырнула  через  комнату  ему.  Когда  Айдахо
снова сел, она его спросила:
     - Что ты имеешь ввиду, говоря, что я паршивый командир?
     - Вот так взять - и потерять девять друзей.
     - Дурак ты! - она покачала головой. - Ты в жизни, как пить  дать,  не
видел этих волков.
     Он поднял книгу, ощутил ее тяжесть и сообразил, что она отпечатана на
хрустальной бумаге.
     - Вам бы следовало вооружиться против волков, - сказал  он,  открывая
книгу.
     - Каким оружием? Любое доступное нам оружие оказалось бы бесполезным.
     - Лазерные пистолеты? - спросил он, переворачивая страницу.
     - Только прикоснись на Арракисе к лазерному пистолету - и Червь сразу
об этом узнает!
     Он перевернул еще одну страницу.
     - В конце  концов,  твои  друзья  достали  лазерные  пистолеты.  -  И
погляди, к чему это их привело!
     Айдахо прочел строчку, заметил:
     - Яды вам были доступны.
     Она судорожно дернулась.
     Айдахо поглядел на нее.
     - Ведь вы, в конце концов, все-таки отравили волков, верно?
     - Да, - голос ее был почти шепотом.
     - Тогда почему бы вам было не сделать этого заранее? - спросил он.
     - Мы... не знали... что... у нас... получится...
     - Но вы даже не попробовали, - заметил Айдахо, опять опуская взгляд к
открытой книге. - Паршивый командир.
     - Он так хитроумен! - сказала Сиона.
     Айдахо прочел несколько строк, лишь затем вновь поднял свой взгляд на
Сиону.
     - Ты все это прочла?
     - До последнего слова! Кое-что по нескольку раз.
     Айдахо взглянул на открытую страницу, зачитал вслух:
     -  "Я  сотворил  то,  что  намеревался  -   могущественное   духовное
напряжение по всей моей Империи. Немногие чувствуют ее  силу.  Посредством
каких энергий достиг я этого состояния? Я не настолько силен. Единственная
сила, которой я обладаю - это контроль за личным процветанием.  Вот,  если
суммировать, чем я занимаюсь. Так почему же люди стремятся попасть  в  мое
окружение, из-за каких причин бьются в тщетных попытках добраться до  меня
лично? Что движет их  на  верную  смерть?  Хотят  ли  они  стать  святыми?
Полагают ли они, что таким образом узрят Бога?"
     - Он - законченный циник, -  проговорила  Сиона,  в  ее  голосе  ясно
слышались слезы.
     - Как он тебя испытывал? - спросил Айдахо.
     - Он показал мне... он показал мне Золотую Тропу.
     - Это удобнее...
     - Она вполне реальна, Данкан, - она поглядела на него,  в  ее  глазах
все еще блистали сдержанные слезы. - Но даже будь она  для  него  причиной
стать не только  Императором,  но  и  Богом,  это  все  равно  не  причина
становиться тем, что он есть сейчас!
     Айдахо глубоко вздохнул, затем проговорил:
     - И до этого дошел Атридес!
     - Червь должен сгинуть! - сказала Сиона.
     - Интересно, когда он сюда прибывает? - осведомился  Айдахо.  -  Этот
крысиный дружок Гаруна не сказал.
     - Мы должны спросить, - сказал Айдахо.
     - У нас нет оружия, - заметила Сиона.
     - У Найлы есть лазерный пистолет, - проговорил Айдахо, - а у нас есть
ножи... и веревка. Я видел веревку в одном из складов Гаруна.
     - Против Червя? -  осведомилась  она.  -  Даже  если  б  нам  удалось
заполучить лазерный пистолет Найлы, то, как ты  знаешь,  он  неуязвим  для
лазеров.
     - А его тележка, она может быть разрушена? - спросил Айдахо.
     - Я не доверяю Найле, - сказала Сиона.
     - Разве она тебе не повинуется?
     - Да, но...
     - Мы будем продвигаться шаг за шагом,  -  проговорил  Айдахо.  Спроси
Найлу, использует ли она свой лазерный пистолет против тележки Червя.
     - А если она откажется?
     - Убей ее.
     Сиона встала, отшвырнув книгу в сторону.
     - Каким способом Червь  прибудет  в  Туоно?  -  спросил  Айдахо.  Для
обыкновенного топтера он слишком велик и тяжел.
     - Гарун нам расскажет, - сказала она. -  Но,  по-моему,  он  прибудет
так, как  обычно  путешествует,  -  она  поглядела  на  потолок,  не  будь
которого, она бы увидела Стену,  опоясывавшую  весь  периметр  Сарьера.  -
По-моему, он прибудет в пешем шествии вместе  со  всей  своей  свитой.  Он
будет двигаться по Королевской Дороге, а сюда слетит на суспензорах, - она
взглянула на Айдахо. - А что насчет Гаруна?
     - Странный человек, - ответил  Айдахо.  -  Он  отчаянно  хочет  стать
настоящим Свободным. Он знает, что нисколько не похож на тех, что  были  в
мои дни.
     - Каким они были в твои дни, Данкан?
     - У них была очень характеризующая  присказка,  -  сказал  Айдахо.  -
Никогда не води компании с тем, вместе с кем ты не хотел бы умереть.
     - Ты сообщил эту присказку Гаруну? - спросила она.
     - Да.
     - И что он тебе ответил?
     - Он сказал, что я единственный такой человек, которого он когда-либо
встречал.
     - Возможно, Гарун мудрее нас всех, - заметила она.



                                    48

                   По-вашему, власть может быть самым неустойчивым из всех
              человеческих  завоеваний?  Тогда,  как   же   насчет   явных
              исключений в  этой  присущей  ей  неустойчивости?  Некоторые
              семьи   ее   сохраняют   и   сохраняют.   Поразмыслите   над
              взаимосвязями между верой  и  властью.  Взаимоисключающи  ли
              они, если одна дополняет другую? Бене  Джессерит  же  тысячи
              лет находится в разумной безопасности за  надежными  стенами
              веры. Но куда же сгинула их власть?

                                                       Украденные дневники

     Монео обидчиво проговорил:
     - Владыка, я бы хотел, чтобы Ты предоставил мне побольше времени.
     Он стоял перед Твердыней, среди коротких теней полдня. Лито  покоился
прямо  перед  ним  на  императорской  тележке,  колпак  ее  опущен.   Лито
путешествовал вместе с Хви Нори, занявшей установленное для нее сиденье  в
пределах защитного колпака, рядом с лицом Лито. Казалось,  всевозрастающая
суматоха вокруг них вызывает в Хви только любопытство.
     "До чего же она безмятежна", - подумал Монео.  Он  подавил  невольное
содрогание, припомнив то, что узнал про нее от Молки. Бог Император  прав.
Хви именно такая, какой и  представляется  -  совершенно  неиспорченное  и
чувствительное человеческое  создание.  "Действительно  ли  она  стала  бы
спариваться со мной?" - подивился Монео.
     Новые заботы отвлекли от нее его внимание. Пока Лито возил Хви вокруг
Твердыни, переключив тележку на суспензоры, большая  группа  придворных  и
Рыбословш собралась перед Твердыней. Все придворные разряжены в пух и прах
- среди праздничных расцветок преобладают  сверкающее  красное  и  золото.
Рыбословши надели  свои  лучшие  темно-синие  мундиры,  только  ястребы  и
разводы были разных цветов.  В  конце  процессии  был  багажный  вагон  на
суспензорах,  его  будут  тянуть  Рыбословши.  Воздух  был   полон   пыли,
будоражащих звуков, запахов. Большинство  придворных  приуныли,  когда  им
сообщили  цель  их  пути.  Некоторые  немедленно  обзавелись  собственными
палатками и шатрами, отослав их вперед, вместе с другими крупными  вещами,
которые уже ждали среди дюн вблизи Туоно, невидимые из деревни. Рыбословши
в свите были не особенно  празднично  настроены.  Они  громко  жаловались,
когда им объявили, что лазерные пистолеты брать с собой нельзя.
     - Еще всего лишь самую чуточку времени, - повторял Монео. - Я до  сих
пор не знаю, как мы...
     - При разрешении многих проблем время очень важно, - сказал  Лито.  -
Однако, ты слишком уж на него  полагаешься.  Я  не  приму  больше  никаких
задержек.
     - Нам понадобится три дня только для того, чтобы добраться туда.
     Лито подумал об этом времени -  быстрая  ходьба,  переход  на  рысцу,
опять быстрая  ходьба  -  и  так  все  время  шествия...  сто  восемьдесят
километров. Да, три дня.
     - Я уверен, ты все хорошо подготовил для привалов, - сказал  Лито.  -
Ведь там в избытке будет горячей воды снять усталость?
     - У нас будет достаточно удобств,  -  ответил  Монео.  -  Но  мне  не
нравится, что мы покидаем Твердыню в такое время! И ты знаешь почему!
     - У нас есть средство связи, верные помощники.  Космический  Союз  мы
надежно приструнили. Успокойся, Монео.
     - Мы могли бы провести церемонию в Твердыне!
     Вместо ответа Лито поднял колпак тележки, отгородив  себя  и  Хви  от
остального мира.
     - Есть опасность, Владыка? - спросила она.
     - Опасность есть всегда.
     Монео вздохнул, повернулся и рысцой устремился туда, где  Королевская
Дорога начинала свой долгий подъем на восток перед тем, как  повернуть  на
юг вокруг Сарьера. Лито включил суспензоры  тележки  и  поплыл  в  воздухе
вслед мажордома, услышав, как позади шаг в шаг тронулась с  места  пестрая
свита.
     - Все идут с нами? - спросил Лито.
     Хви оглянулась назад.
     - Да, - она повернулась и посмотрела ему в лицо. - Почему  Монео  так
озабочен?
     - Монео только что открыл для себя, что единожды миновавшее мгновение
навсегда остается вне пределов его досягаемости.
     - Он в очень дурном настроении и рассеян с тех пор, как  ты  вернулся
из Малой Твердыни. Он совершенно не похож на себя.
     - Он  Атридес,  любовь  моя,  а  ты  была  создана  для  того,  чтобы
доставлять радость Атридесам.
     - Это не то. Я бы знала, если бы это было так.
     - Да... что ж, по-моему, Монео  открыл  для  себя  еще  и  реальность
смерти.
     - Как это бывает, когда Ты и Монео в Малой Твердыне? спросила она.
     - Это самое одинокое место в моей Империи.
     - По-моему, Ты избегаешь моих вопросов, - сказала она.
     - Нет, любовь моя. Я разделяю твою озабоченность за Монео, но никакие
мои объяснения ему сейчас не помогут. Монео попался в ловушку, выяснив для
себя, что трудно жить в настоящем, бесцельно - в будущем, невозможно  -  в
прошлом.
     - По-моему, как раз Ты и поймал его в ловушку.
     - Но он должен освободиться.
     - Почему Ты не можешь его освободить?
     - Потому, что он полагает, будто в моей жизни память - это его ключ к
свободе. Он считает, будто я строю наше будущее от нашего прошлого.
     - Разве не всегда это так, Лито?
     - Нет, дорогая Хви.
     - Тогда как же?
     - Большинство верит,  что  ради  построения  сносного  будущего  надо
вернуться к идеализированному прошлому, к прошлому, которого на самом деле
никогда не существовало.
     - О, Ты, со всеми своими жизнями-памятями,  знаешь,  что  все  совсем
иначе.
     Лито обратил к ней тонущее в серой рясе лицо, пристально посмотрел на
нее испытующим взглядом... припоминая. Из множества множеств  внутри  себя
он способен создать собирательный образ, генетический намек на Хви, но  до
чего же этот намек далек и неточен по сравнению с живой  плотью.  Да,  вот
оно что. Прошлое становится множеством глаз, смотрящих на нынешнее, но Хви
- это само биение задыхающихся рыб жизни. Ее рот, изогнутый, как у древней
гречанки, сотворен произносить дельфийские пророчества, но  не  по  ней  -
пророческие напевы. Она вся целиком отдана жизни,  распахнута  как  бутон,
постепенно разворачивающий благоуханное цветение каждого лепестка.
     - Почему Ты на меня так смотришь? - спросила она.
     - Я упиваюсь твоей любовью.
     - Любовь, да, - она улыбнулась. - Ты знаешь, раз уж нам нельзя  слить
в любви нашу плоть, нам надо слить в любви наши души, сольешься ли  Ты  со
мной в такой любви, Лито?
     Он был изумлен.
     - Ты спрашиваешь о моей душе?
     - Тебя ведь наверняка спрашивали и другие.
     - Моя душа переваривает  свой  жизненный  опыт,  и  ничего  более,  -
коротко ответил он.
     - Разве я у Тебя спросила слишком о многом? - спросила она.
     - Я думаю, ты просто не можешь спросить меня слишком о многом.
     - Тогда, уповая на нашу любовь, я выскажу  несогласие  с  Тобой.  Мой
дядя Молки рассказывал о Твоей душе.
     Лито вдруг понял, что не способен ответить Хви.  Она  восприняла  его
молчание как приглашение продолжать.
     - Он говорил, что Ты - величайший  художник  в  анализе  своей  души,
прежде всего.
     - Но твой дядя Молки отрицал, что у него самого есть душа!
     Она услышала резкость в его голосе, но это ее не отпугнуло.
     - И все же, по-моему, он был прав.  Ты  -  гений  души,  великолепный
гений.
     - При чем тут великолепие? Нужно лишь уметь тяжело и упорно  тащиться
сквозь долгий срок, - ответил он.
     Они уже были далеко на длинном подъеме к  вершине  гряды,  окружавшей
Сарьер. Лито выпустил колеса тележки и отключил суспензоры.
     Хви заговорила совсем тихо, голосом еле  различимым  на  фоне  скрипа
колес тележки и топота бегущих ног вокруг них.
     - Могу я, во всяком случае, называть Тебя - любимым?
     Он проговорил сквозь комок в горле - который был скорее памятью,  чем
физическим  явлением,  поскольку  его  горло   не   было   уже   полностью
человеческим.
     - Да.
     - Я икшианка по рождению, любимый, -  сказала  она.  -  Почему  я  не
разделяю их механистический взгляд на наше мироздание? Ты ведь знаешь, как
я смотрю на мир, мой возлюбленный Лито?
     Он был способен ответить ей лишь взглядом.
     - Я ощущаю сверхъестественное за каждым поворотом, - сказала она.
     Голос Лито заскрипел даже на его собственный слух, звуча рассерженно.
     - Каждый человек творит свое  собственное  сверхъестественное.  -  Ты
сердишься на меня, любимый.
     И опять это ужасное скрежетание голоса:
     - Для меня невозможно гневаться на тебя.
     - Но между тобой и Молки что-то однажды произошло, - сказала  она.  -
Он  никогда  мне  не  рассказывал,  что  именно,  но  говорил,  что  часто
удивляется, почему ты его пощадил.
     - За то, чему он меня научил.
     - Что между вами произошло, любимый?
     - Я бы предпочел не говорить о Молки.
     - Пожалуйста, любимый. Я чувствую, что для меня это важно.
     - Я высказал Молки предположение, что,  возможно,  есть  такие  вещи,
которые людям не следовало бы изобретать.
     - И это все?
     - Нет, - неохотно ответил он. - мои слова его рассердили. Он  сказал:
"Ты воображаешь, в мире без птиц люди  не  изобрели  бы  летные  аппараты.
Какой же ты дурак! Люди способны изобрести, что угодно!"
     - Он  назвал  тебя  дураком?  -  в  голосе  Хви  прозвучало  глубокое
потрясение.
     - Он был прав. И, хотя он отрицал это, он говорил правду.  Он  научил
меня тому, что есть основания для бегства от изобретений.
     - Значит, Ты страшишься икшианцев?
     - Конечно, страшусь! Одно из их изобретений может стать катастрофой.
     - И что бы Ты тогда смог предпринять?
     - Бежать быстрее. История - это постоянная гонка между изобретением и
катастрофой. Помогает образование, но его одного никогда не достаточно. Ты
тоже должна бежать.
     - Ты делишься со мной своей душой, любимый. Ты это понимаешь?
     Лито отвел от нее взгляд и пристально посмотрел на  спину  Монео,  на
движения мажордома, так явно выдающие попытки утаить происходящее  в  нем.
Процессия миновала первый плавный спуск Стены.  Монео  шел  своим  обычным
шагом переставляя ноги одну за другой, с четким пониманием, куда он всякий
раз ставит ногу, но появилось и что-то новое.
     Лито заметил, что Монео уносится куда-то прочь, что  ему  мало  того,
чтобы идти рядом с укрытым в чужеродной плоти  лицом  Владыки,  больше  не
старается стоять на  уровне  судьбы  своего  повелителя.  К  востоку  ждал
Сарьер, к западу - река, плантации. Монео не глядел ни влево,  ни  вправо.
Он прозрел иную цель своего назначения.
     - Ты не ответил мне, - сказала Хви.
     - Ты уже знаешь ответ.
     - Да. Я начинаю кое-что о Тебе понимать, -  сказала  она.  -  Я  могу
ощутить кое-какие Твои страхи. И, по-моему, я уже  знаю.  каково  оно,  то
место, в котором Ты живешь.
     Он метнул на нее восхищенный взгляд и встретил ее  пристальный  взор.
Это было изумительно. Он не мог отвести от нее глаз. Его до  глубины  души
пробрало страхом, он чувствовал, что его руки начали подергиваться.
     - Ты живешь там, где соединены страх перед бытием и любовь  к  бытию,
все в одном человеке, - сказала она.
     Он мог только сощуриться.
     - Ты - мистик, - сказала она, - мягок к самому  себе  только  потому,
что, пребывая в самом центре нашего мироздания, смотришь  вовне  так,  как
другие смотреть не могу. Ты страшишься приобщиться  к  этому,  и  все  же,
больше всего другого, ты этого хочешь.
     - Что ты увидела? - прошептал он.
     - У меня нет ни внутреннего зрения, ни внутренних  голосов,  ответила
она. - Но я увидела моего Владыку Лито, чью душу я люблю, и знаю теперь то
единственное, что Ты воистину понимаешь.
     Он оторвал от нее взгляд, страшась того, что она может сказать. Дрожь
его рук передавалась всему его переднему сегменту.
     - Любовь - вот то, что Ты понимаешь, - продолжала она. - Любовь, и  в
этом все.
     Его руки перестали дрожать, по обеим его щекам  скатилось  по  слезе.
Когда слезы соприкоснулись  с  его  оболочкой,  вырвались  тонкие  струйки
голубого дыма. Он ощутил жжение - и был благодарен боли.
     - У Тебя есть вера в жизнь, - произнесла  Хви.  -  Я  знаю,  мужество
любить может существовать только при такой вере.
     Она протянула левую руку и смахнула слезы с его щек. Его удивило, что
оболочка не закрыла рефлекторно его лица, предотвращая прикосновение,  как
это обычно бывало.
     - А ты знаешь, - спросил он, - что с тех пор, как я стал таким, ты  -
первый человек, касающийся моих щек?
     - Но я знаю, кто Ты есть и чем Ты был, - сказала она.
     - Чем я был... Ах. Хви. От того, чем я был осталось лишь это лицо,  а
все остальное потеряно в тенях памяти... сокрыто... исчезло.
     - От меня не сокрыто, любимый.
     Он поглядел прямо на нее, не боясь больше смотреть ей глаза в глаза..
     - Неужели икшианцы понимают, что они создали, сделав тебя?
     - Уверяю тебя, Лито, любовь души  моей,  -  не  понимают.  Ты  первый
человек, единственный человек, которому я когда-либо доверялась до конца.
     - Тогда я не буду скорбеть по тому, что могло бы быть, сказал  он.  -
Да, любовь моя, я разделю с тобой мою душу.



                                    49

                   Думайте о ней как о пластической  памяти,  о  той  силе
              внутри  вас,  что  движет  вами  и  вашими   сородичами   по
              направлению к племенным  формам.  Пластическая  память  ищет
              возвращения к своей древней форме,  к  племенному  обществу.
              Она всюду вокруг вассальный лен, епархия, корпорация, взвод,
              спортивный клуб,  танцевальная  группа,  ячейка  мятежников,
              планирующий совет, группа молящихся... везде в этом  -  свой
              владелец и слуга, хозяин и паразит.  И  полчища  отчуждающих
              устройств  (включая  и   сами   слова!)   в   конце   концов
              завербовываются в качестве доводов  за  возвращение  к  "тем
              лучшим временам". Я отчаиваюсь при обучении вас иным  путям.
              Ваши квадранты, и они сопротивляются окружностям.

                                                       Украденные дневники

     Айдахо обнаружил, что лазание по скалам не требует от  него  никакого
напряжения  внимания.  Его  тлейлаксанское  тело   помнило   то,   о   чем
тлейлаксанцы даже не подозревали. Пусть его подлинная  юность  отстоит  от
него на целые эпохи, но повторная юность его тлейлаксанских мускулов таила
забытые сознанием уроки его детства. В том детстве, он научился  сохранять
себе жизнь, убегая на высокие кручи родной планеты. Не имело значения, что
нынешняя круча возведена  людьми.  Над  ней  тоже  сказались  века  работы
природы.
     Утреннее солнце припекало спину Айдахо. Ему было  слышно,  как  Сиона
старается добраться до узкого выступа далеко под  ним.  Ее  действия  были
совершенно бесполезны для Айдахо, но между ним и  Сионой  произошел  спор,
который, в конце  концов,  заставил  Сиону  согласиться,  что  им  следует
предпринять это восхождение.
     ИМ.
     Она возражала против  того,  чтобы  только  он  один  предпринял  эту
попытку.
     Найла,  ее  Рыбословши,  Гарун  и  трое  избранных  из  его  Музейных
Свободных ждали на песке, у подножья Стены, наглухо отгораживавшей Сарьер.
     Айдахо не думал о высоте Стены. Он  думал  только  о  том,  куда  ему
сейчас поставить руку или ногу. Он думал о  мотке  легкой  веревки  вокруг
своих плеч. Длина веревки равнялась высоте Стены. Он отмерил ее по  земле,
методом  триангуляции,  без  счета  шагов.  Надо  считать,   что   веревка
достаточно длинна. Длина веревки - высота стены.
     Думать как-то иначе - только сбивать себя с толку.
     Нащупывая руками невидимые  ему  выступы,  чтобы  уцепиться  за  них,
Айдахо карабкался по отвесной поверхности... Ладно,  не  совсем  отвесной.
Ветер, песок, даже, в какой-то степени, дождь, силы холода  и  жары  более
трех тысяч лет проделывали свою разрушительную работу. Айдахо  целый  день
просидел  на  песке  под  кручей,  изучая  работу  времени.  Он  тщательно
запоминал косые  тени,  тонкие  линии,  раскрошившийся  выступ,  крохотные
зацепки в камне здесь и там - то, что способно ему помочь.
     Его  пальцы  впились  в  острую  трещинку  на  высоте.  Он  осторожно
попробовал, выдержит ли она его вес. Да. Он быстро передохнул, прижав лицо
к теплой скале, не глядя ни вверх, ни вниз. Он просто здесь.  Все  зависит
от его собственных движений. Нельзя позволить слишком  быстро  устать  его
плечам.  Нужно  распределить  нагрузку  между  руками  и  ногами.   Пальцы
неизбежно пострадают, но, если кости и сухожилия не повреждены, плевать на
ободранную кожу.
     Он снова продолжил подъем. Из-под его руки  сорвался  осколок  камня.
Его  правую  щеку  обдало  каменными  пылью  и  крошкой,  но  он  даже  не
почувствовал. Его сознание было полностью сосредоточено на  шарящей  руке,
на том, как держат равновесие ноги на крохотнейшем  из  выступов.  Он  был
былинкой на ветру всемирного тяготения... Здесь  зацепиться  пальцем,  там
кончиком ноги,  временами  лишь  на  чистой  силе  воли  одолевая  участок
отвесной поверхности.
     Девять самодельных альпинистских крючьев оттопыривали его карман,  но
пользоваться ими ему  было  не  по  душе.  На  его  поясе  болтался,  тоже
самодельный, молоток на коротком ремне, узел  которого  зафиксировали  его
пальцы.
     С Найлой были проблемы. Она не отдаст свой лазерный пистолет. Но  она
повиновалась прямому приказанию Сионы их сопровождать. Странная женщина...
и покорность ее странная.
     -  Разве  ты  не  поклялась  повиноваться  мне?  -  вопросила  Сиона.
Сопротивление Найлы испарилось.
     Потом Сиона сказала ему:
     - Она всегда повинуется моим прямым приказам.
     - Тогда, может, нам и не придется ее убивать, - ответил Айдахо.
     - Я бы предпочла не предпринимать  такой  попытки.  По-моему,  ты  ни
малейшего понятия не имеешь о ее силе и быстроте.
     Гарун, Музейный Свободный, мечтавший стать "истинным наибом  прежнего
образца", дал толчок замыслу этого восхождения, когда на вопрос Айдахо:
     - Как Бог Император прибудет в Туоно? - ответил:
     - Точно также,  как  прибыл,  когда  посещал  нас  во  времена  моего
прадеда.
     - И как это было? - осведомилась, уточняя, Сиона.
     Это было в день объявления, что  свадьба  Владыки  Лито  состоится  в
Туоно. Они  сидели  в  пыльной  тени  перед  гостевым  домом,  укрытые  от
полдневного солнца. Помощники Гаруна полукругом сидели на корточках вокруг
дверной приступки, на  которой  устроились  Сиона,  Айдахо  и  Гарун.  Две
Рыбословши расположились  поблизости,  прислушиваясь.  Найла  должна  была
подойти с минуты на минуту.
     Гарун указал  на  высокую  Стену  позади  деревни,  ее  дальний  край
отсвечивал золотом в солнечном свете.
     -  Там  пролегает  Королевская  Дорога,  а  у  Бога  Императора  есть
приспособление, с помощью которого он плавно слетает с высоты.
     - Оно вмонтировано в его тележку, - сказал Айдахо.
     - Суспензоры, - согласилась Сиона. - Я их видела.
     - Мой прадед  рассказывал,  что  они  пришли  по  Королевской  Дороге
огромной группой. Затем бог Император спланировал на своем  приспособлении
на деревенскую площадь, остальные спустились на веревках.
     - Веревки, - задумчиво проговорил Айдахо.
     - Почему они вас тогда навестили? - спросила Сиона.
     - Подтвердить, что Бог Император не забыл своих Свободных так говорил
мой прадед. Это была великая честь, но не такая великая, как эта свадьба.
     Гарун еще договаривал, когда Айдахо уже поднялся на ноги, с их  точки
была очень ясно видна вся высота Стены от основания в  песке  до  вершины,
освещенная солнцем, прямо  за  главной  улочкой.  Айдахо  прошел  за  угол
гостевого дома на главную улочку, остановился, повернулся  и  поглядел  на
Сиону. С первого же взгляда он понял, почему все утверждают, будто по этой
поверхности подняться невозможно. Он сразу  подавил  мысль  о  том,  чтобы
измерить высоту, пусть она будет хоть пять сотен, хоть пять тысяч  метров.
Самое важное - в том, что открылось ему при более внимательном  осмотре  -
крохотные  поперечные  трещинки  и   расщелинки;   даже   узкий   уступчик
приблизительно в двадцати метрах над нанесенным к подножью  песком...  еще
один выступ, примерно в двух третях высоты этой отвесной поверхности.
     Он знал, что нечто древнее и надежное - бессознательная часть его "я"
- делает все необходимые измерения, сопоставляя их с его собственным телом
- столько-то ростов Данкана до этого  места,  ухватиться  рукой  здесь,  в
другом месте - там. Его собственные руки. Он уже ощущал, как они  помогают
ему карабкаться.
     Так он стоял, впервые осматривая кручу, когда  у  его  правого  плеча
раздался голос Сионы.
     - Что ты делаешь?
     Она беззвучно подошла и глядела теперь туда же, куда и он.
     - Я могу забраться на эту Стену, - сказал Айдахо. - А если прихвачу с
собой легкую веревку, то смогу потом втянуть канат потяжелее и  попрочнее.
Вы все, остальные, легко могли бы тогда по ней подняться.
     Подошедший в то время Гарун услышал его слова.
     - Почему ты хочешь забраться на Стену, Данкан Айдахо?
     За Айдахо ответила Сиона, улыбнувшись Гаруну.
     - Чтобы соответствующе встретить Бога Императора.
     Ее еще не одолели сомнения, она еще не  осмотрела  места  восхождения
своими глазами и непонимание - как же можно подняться по этой круче? -  не
подорвало ее первоначальную самоуверенность.
     Во время этого изначального душевного подъема, Айдахо спросил:
     - Насколько широка Королевская Дорога там, наверху?
     - Я ее никогда не видел, - ответил Гарун, - но мне говорили, что  она
очень широкая. По ней  может  идти  в  шеренгу  огромный  отряд,  так  мне
говорили. И там есть мосты, места с широким обзором реки... и...  и...  о,
это чудо.
     - Почему ты никогда не  поднимался  туда,  чтобы  увидеть  самому?  -
спросил Айдахо.
     Гарун просто пожал плечами и указал на Стену.
     Тут подошла Найла, и начался спор о восхождении. Сейчас,  карабкаясь,
Айдахо припоминал этот спор. До  чего  же  странны  взаимоотношения  между
Найлой и Сионой! Они  как  две  заговорщицы.  Сиона  распоряжается,  Найла
подчиняется. Но ведь Найла  Рыбословша,  тот  самый  Друг,  которому  Лито
первый доверил приглядеться к новому гхоле. Она признается, что с  ДЕТСТВА
в Королевской полиции. И какая же в ней сила!  Принимая  во  внимание  эту
силу, было что-то ошеломляющее в  том,  как  она  склонялась  перед  волей
Сионы. Словно бы Найла прислушивалась к тайным голосам,  приказывавшим  ей
так поступать, и отсюда бралось ее повиновение.
     Айдахо пошарил над головой, ища следующую зацепку для рук.
     Его пальцы цеплялись за скалу, двигаясь вверх  и  правее,  вот  нашли
наконец, невидимую трещинку, куда  могли  вцепиться.  В  его  памяти  была
начертана сотворенная  природой  линия  восхождения,  но  лишь  его  тело,
проделав весь путь, могло удостовериться, что  эта  линия  правильна.  Его
левая нога нашла крохотную опору, лишь для  кончиков  пальцев...  вверх...
вверх...
     Медленно, проверяя. Теперь левую руку... не трещинка даже, а  выступ.
Его глаза, а затем его подбородок поднялись над высоким выступом,  который
он до того видел снизу. Опершись на локти, он выбрался на него, перебросил
на выступ тело и передохнул, глядя только вперед,  не  вверх  и  не  вниз.
Вдали виднелся песчаный горизонт, ветерок  взметал  затмевавшую  видимость
пыль. Много подобных горизонтов повидал он в дни Дюны.
     Вскоре он опять повернулся лицом к Стене, встал  на  колени,  пошарил
руками вверху, продолжая подъем. В его мозгу до последней детали  хранится
все, увиденное снизу, вся картина Стены,  надо  лишь  глаза  закрыть.  Так
натренирована его память с тех пор, когда он был ребенком,  прячущимся  от
харконненовских охотников за рабами. Кончики пальцев  нашли  трещинку,  за
которую могли зацепиться. Он зацепился и приподнялся вверх.
     Найла, снизу наблюдавшая за восхождением Айдахо, ощутила, как  в  ней
растет и крепнет  ощущение  родства  с  ним.  Айдахо  с  этого  расстояния
уменьшился до маленькой и одинокой фигурки на Стене. Он  наверняка  знает,
каково это быть одному, оставаться наедине с мгновенными решениями.
     "Я бы хотела родить от него ребенка", - подумала она. "Ребенок от нас
был бы сильным и изобретательным. Для чего Бог хочет получить  ребенка  от
Сионы и этого мужчины?"
     Найла пробудилась до зари и прошлась до гребня низкой  дюны  на  краю
деревни, чтобы подумать над затеей Айдахо. Взошла лимонная заря,  привычно
завешенная поднятой  ветром  пылью;  ее  сменил  стальной  день,  зловещая
безбрежность Сарьера. Она знала, что, наверняка, Бог  все  это  предвидел.
Что утаишь от Бога? Ничего нельзя утаить, даже отдаленной фигурки  Данкана
Айдахо, карабкающейся в поднебесье.
     Воображение Найлы, наблюдавшей за подъемом Айдахо,  вдруг  сыграло  с
ней  шутку,  опрокинув  Стену  в  горизонтальное  положение.  Айдахо  стал
ребенком,  ползущим  по  разбитой  поверхности.  Каким  же  маленьким   он
выглядит... и все уменьшается.
     Подчиненная подала воды, Найла выпила. Стена вернулась  в  нормальное
положение.
     Сиона съежилась на первом выступе, откинувшись, чтобы смотреть вверх.
     - Если ты упадешь, то подняться попробую я, - пообещала Сиона Айдахо.
     Найла подумала об этом странном обещании. Почему  они  оба  стараются
совершить невозможное?
     Айдахо не удалось убедить Сиону отказаться от невозможного обещания.
     "Это судьба", - думала Найла. - "Такова воля Господа."
     Судьба и воля Бога - одно и то же.
     Айдахо уцепился за щербинку, кусок камня сорвался вниз у него  из-под
рук. Так было уже несколько раз. Найла следила, как  падает  осколок.  Ему
понадобилось много времени, чтобы долететь вниз,  стукаясь  о  поверхность
Стены  и  отскакивая,  разоблачая  обман  зрения,  уверявшего   в   полной
отвесности Стены.
     "Он либо сможет, либо нет", - думала Найла. - "Что ни случилось -  на
все воля Бога."
     Она ощутила, однако же, как у нее в  груди  гулко  колотится  сердце.
Авантюра Айдахо, это как секс, подумалось ей. Не пассивно  эротично,  а  в
близком родстве с тем редкостным чудом, что доводилось ей  испытывать.  Ей
пришлось напомнить себе, что Айдахо предназначен не ей.
     "Он для Сионы. Если останется в живых."
     Если он потерпит неудачу, полезет Сиона, и либо  одолеет,  либо  нет.
"Интересно - подумала  Найла,  -  испытает  ли  она  оргазм,  если  Айдахо
достигнет вершины. Он уже так близко".
     После  того,  как  сорвался  камень,  Айдахо  несколько  раз  глубоко
вздохнул. Это были тяжелые мгновенья, и Айдахо понадобилось  время,  чтобы
прийти в себя, едва-едва удержавшись на Стене.
     Его свободная рука помимо воли  еще  раз  пошарила  вверху,  миновала
ненадежное место, нашла другую маленькую  трещинку.  Он  медленно  перенес
свой вес на эту руку. Медленно...  медленно.  Его  левое  колено  нащупало
место, куда мог поместиться кончик его ноги. Он поднял ногу на это  место,
опробовал его. Память подсказала, что вершина близко, но он отмахнулся  от
этой подсказки. Есть  только  его  восхождение  -  и  знание,  что  завтра
прибывает Лито.
     "Лито и Хви."
     Ему об  этом и думать  нельзя,  но мысли  не  отставали.  "Вершина...
Хви...   Лито...   завтра..."  Каждая  мысль  подстегивала  его  отчаяние,
заставляла ярче  вспоминать восхождения,  совершавшиеся им в детстве.  Чем
больше  возникало  сознательных воспоминаний,  тем больше  они блокировали
машинальные навыки. Ему пришлось сделать паузу глубоко дыша, чтобы обрести
равновесие к пройденным дорогам прошлого.
     Но можно ли назвать эти дороги пройденными?
     Его мысли  вдруг  споткнулись,  ощутив  вмешательство.  Это  конец...
Гибель возможно, что могло бы быть, но так никогда и не произошло.
     "Завтра Лито будет здесь".
     Айдахо ощутил, как по прижатой к скале щеке покатился пот.
     "Лито. Я поражу тебя, Лито. Я поражу тебя даже не ради Хви, а  только
ради себя самого."
     По нему начало распространяться чувство очищения. Это было похоже  на
то,  что  произошло  той  ночью,  когда  он  мысленно  готовился  к  этому
восхождению.  Сиону  тоже  мучила  бессонница.  Она  заговорила   с   ним,
рассказывая  в  мельчайших  подробностях  о  своем  отчаянном  беге  через
Заповедный лес, клятве на берегу реки.
     - А теперь я дала клятву командовать его Рыбословшами, - сказала она.
- И я буду свято блюсти эту клятву, но, надеюсь, это будет не так, как ему
хочется.
     - Чего же ему хочется? - спросил Айдахо.
     - У него есть множество мотивов, я не могу их разглядеть. Да  и  кому
под силу понять его? Я знаю только, что никогда его не прощу.
     Это воспоминание вывело Айдахо из забытья, он заново ощутил  Стену  у
себя под щекой. Его пот высох под легким ветерком, и ему стало  зябко.  Но
он обрел СВОЙ ВНУТРЕННИЙ МИР.
     "Никогда не прощу."
     Айдахо был во власти призраков всех своих  прежних  "я",  всех  гхол,
умерших на службе Лито.  Можно  ли  верить  подозрениям  Сионы?  Да.  Лито
способен убивать  своим  телом,  своими  собственными  руками.  От  слуха,
который пересказала ему Сиона, попахивало правдой. А Сиона - тоже Атридес.
Лито стал кем-то другим... не Атридесом, даже не человеком. Он ПРЕВРАТИЛСЯ
НЕ  СТОЛЬКО  В  ЖИВОЕ  СУЩЕСТВО,  сколько   в   зверский   факт   природы,
непроницаемый и непостижимый, со всеми запертыми  внутри  него  жизненными
опытами. И Сиона ему противостоит. Настоящие Атридесы отвернулись от Лито.
     "И я отворачиваюсь."
     Зверский факт природы, ничего более. Совсем как эта Стена.
     Правая рука Айдахо пошарила наверху  и  нащупала  острый  выступ.  Он
ничего не смог  найти  поверх  выступа  и  постарался  припомнить  широкую
трещину в этом месте Стены. Он не осмеливался  поверить,  что  уже  достиг
вершины... еще нет. Острый край  выступа  порезал  его  пальцы,  когда  он
перенес на него свой вес. Он поднял левую руку, нашел зацепку  и  медленно
подтянулся. Его глаза оказались на уровне его рук.  Он  огляделся,  увидел
плоское пространство, уходящее вдаль... вдаль, к голубому небу.  Руки  его
цеплялись за издавна нанесенные погодой выщербины. Он провел пальцем одной
руки по щербатой поверхности, ища  выемки,  за  которые  лучше  уцепиться,
подтянулся до подбородка... до поясницы... до бедер. Затем перекувырнулся,
изогнулся и отполз подальше от отвесной кручи. Только тогда он поднялся на
ноги...
     Вершина.  Он  достиг  ее,  не  пользуясь  альпинистскими  крючьями  и
молотком.
     До него донесся слабый звук. Приветствуют его?
     Он вернулся к краю обрыва, поглядел вниз, помахал стоявшим внизу. Да,
они  его  приветствуют.  Повернувшись,  он  побрел  к   середине   дороги.
Удовлетворение гасило дрожь в мускулах, снимало боль в плечах. Он медленно
сделал полный круг, осматривая  вершину,  прежде  чем  позволил,  наконец,
памяти приблизительно оценить высоту, которую он преодолел.
     Девятьсот  метров...  по  меньшей  мере.   Королевская   Дорога   его
заинтересовала. Совсем не похожа на ту, что ведет в Онн. Эта  -  широка...
не меньше пятисот метров в ширину.
     Серая, идеально гладкая, без единого повреждения, края  отступают  на
сотню метров от каждой стороны Стены. Каменные столбы в человеческий  рост
отмечают края и тянутся вперед,  как  часовые,  охраняющие  путь,  которым
пойдет Лито.
     Айдахо подошел к стороне Стены,  противоположной  Сарьеру,  и  глянул
вниз. Далеко внизу, в глубине, мощная стремнина зеленой реки разбивалась в
пену о каменные быки. Он поглядел направо - Лито пойдет оттуда. Дорога там
делала плавный, начинавшийся около  трех  километров  от  Айдахо,  поворот
вместе со Стеной. Айдахо вернулся на дорогу и прошел по  краю  до  изгиба,
где дорога сужалась и начинался плавный спуск. Он остановился  и  поглядел
на открывшиеся его взгляду очертания новых форм.
     Приблизительно через три километра покатого спуска дорога сужалась  и
пересекала речную теснину. Мост с его воздушными фермами, казался с  этого
расстояния нереальным, игрушечным. Айдахо вспомнил похожий мост на  дороге
в Онн,  ощущение  прочности  под  ногами.  Надо  полагаться  на  память  и
рассматривать мосты так, как их вынужден рассматривать военачальник -  как
проходы или ловушки.
     Перейдя влево, он поглядел на другую высокую Стену, за дальней опорой
воздушного моста. Дорога там продолжалась,  плавно  поворачивая,  пока  не
превращалась в линию, идущую прямо на север. По сторонам ее  тянулись  две
Стены и река между ними. Река струилась в рукотворном ущелье, ее испарения
задерживал и отгонял на север ветер, в то время,  как  само  течение  было
направлено на юг.
     Айдахо выбросил реку из головы. Она есть сегодня, и будет завтра.  Он
сосредоточил  внимание  на  мосте,  изучая  его  с  позиций  всего  своего
воинского опыта. Еще раз прикинув все  для  памяти  он  повернул  назад  и
направился к тому месту где вылез на вершину, на  ходу  разматывая  легкую
веревку со своих плеч.
     Только увидев,  как  веревка  змеей  скользит  вниз,  Найла  испытала
оргазм.



                                    50

                   Что  я  истребляю?  Буржуазную  бездумную   страсть   к
              безмятежному сохранению прошлого. Это  -  сковывающая  сила,
              это  то,  что   держит   человечество   связанным   уязвимым
              единством, несмотря на всю  мнимую  разделенность  парсеками
              пространства. Если  я  могу  найти  разбросанные  кусочки  -
              значит, другие тоже могут их найти. Когда вы все вместе, вас
              и катастрофа может настичь всех вместе. Вы можете  быть  все
              вместе уничтожены.  Отсюда,  я  демонстрирую  вам  опасность
              поверхностной и  бездумной  посредственности,  движения  без
              стремлений и целей. Я  показываю  вам,  что  в  такое  может
              впасть целая цивилизация. Я даю  вам  эпохи  жизней,  плавно
              скользящих к смерти,  без  суеты  и  возбуждения,  даже  без
              вопроса "Почему?" Я показываю  вам  ложное  счастье  и  тень
              катастрофы, именуемой Лито,  Богом  Императором.  А  теперь,
              научитесь ли вы настоящему счастью?

                                                       Украденные дневники

     Лито лишь раз за целую ночь погрузился в короткую полудрему. На  заре
его разбудил вошедший Монео. Королевская тележка  стояла  почти  в  центре
замкнутого  с  трех  сторон  двора.  Колпак   тележки   был   включен   на
одностороннюю  видимость  -  все  видно  изнутри,   а   снаружи   выглядит
непрозрачным - и наглухо закрыт от проникновения влаги. Лито слышал слабый
шум вентиляторов, прогоняющих воздух через осушающие устройства.
     Ноги Монео шаркали  по  булыжникам  двора,  когда  он  приближался  к
тележке. Заря окрасила в оранжевые тона крышу гостевого дома.
     Когда Монео остановился перед ним, Лито открыл колпак своей  тележки.
В воздухе стоял дрожжевой грязный запах, влажный ветер был неприятным.
     - Мы должны прибыть в Туоно около полудня, - сказал Монео. - Я  хотел
бы, отправить топтер для дозора с воздуха.
     - Не нужны мне топтеры, - ответил Лито. - Мы можем спуститься в Туоно
на суспензорах и канатах.
     При этом обмене репликами Лито заметил, насколько помнит человек свой
ранний  опыт  -  проведя   юность   бунтарем,   Монео   навечно   сохранил
подозрительность ко всему, чего нельзя  увидеть  или  точно  определить  и
никогда не любил пеших шествий... Он оставался  скоплением  ждущих  своего
часа приговоров.
     - Ты же понимаешь, что топтеры я хочу использовать не для  перевозки,
- сказал Монео. - Они нужны, чтобы охранять...
     - Да, Монео.
     Взгляд Монео устремился мимо  Лито,  на  речное  ущелье  за  открытой
стороной двора. В свете  зари  туман,  поднимавшийся  из  ущелья,  морозно
серебрился. Он подумал, как же глубок этот каньон... Тело, падая  в  него,
будет все вращаться и вращаться. Этой ночью  Монео  оказался  не  в  силах
подойти к самому краю каньона и поглядеть вниз. Эта отвесная крутизна была
таким... таким искушением.
     С наполнявшей Монео таким благоговейным ужасом  прозорливостью,  Лито
проговорил:
     - В каждом искушении есть урок, Монео.
     Монео, лишившись дара речи, повернулся  и  посмотрел  прямо  в  глаза
Лито.
     - Ищи урок в моей жизни.
     - Владыка? - голос не громче шепота.
     -  Сперва  меня  искушали  злом,  затем  добром.   Каждое   искушение
приноравливали, тщательно и изысканно, к моим уязвимым местам. Скажи  мне,
Монео, если бы я выбрал добро, это бы сделало меня добрым?
     - Разумеется, да, Владыка.
     -  Возможно,  ты  никогда  не  избавишься  от   привычки   к   четким
определениям. - сказал Лито.
     Монео вновь загляделся мимо Лито на край ущелья. Лито перекатил  свое
тело, чтобы посмотреть туда же,  куда  Монео.  Вдоль  края  каньона  росли
искусственно высаженные карликовые сосны. На влажных  иглах  висели  капли
росы, -  боль  для  Лито.  Он  хотел  закрыть  колпак  своей  тележки,  но
остановился, привлеченный драгоценным мерцанием этих капель, будивших  его
жизнь-памяти,  но   отталкивающих   для   его   телесной   оболочки.   Эта
одновременная противоречивость грозила ввергнуть его во внутреннюю смуту.
     - Мне не нравится идти пешком, - сказал Монео.
     - Так передвигались Свободные, - сказал Лито.
     Монео вздохнул.
     - Все остальные будут готовы  за  несколько  минут.  Хви  завтракала,
когда я выходил..
     Лито не ответил. Его мысли были обращены к воспоминаниям  только  что
минувшей ночи - и к тысячам тысяч других ночей, его жизни-памяти -  облака
и  звезды,  дожди  и  открытая  тьма,  светящиеся  мерцающими   снежинками
продырявленного космоса. Целые мириады ночей, он блуждал  вместе  с  ними,
как вместе с биениями собственного сердца.
     - Где Твоя охрана? - внезапно вопросил Монео.
     - Я отправил их позавтракать.
     - Мне не нравится, когда они оставляют Тебя незащищенным!
     Хрустальный  звук  голоса  Монео   прозвенел   в   памятях   Лито   с
непередаваемым словами выражением: Монео страшится  мироздания,  без  Бога
Императора, он предпочел бы скорее умереть, чем увидеть такое мироздание.
     - Что сегодня произойдет? - спросил Монео.
     Вопрос этот адресован не Богу Императору, а пророку.
     - Семя, несомое ветром, способно завтра стать нивой, - сказал Лито.
     - Ты знаешь наше будущее! Почему Ты им не поделишься? - Монео  близок
к истерии... отвергая  все,  выходящее  за  пределы  его  непосредственных
восприятий.
     Лито бросил на мажордома сумрачный взгляд,  настолько  полный  твердо
обузданных чувств, что Монео отпрянул.
     - Прими бремя собственного существования, Монео!
     Монео сделал глубокий дрожащий вдох.
     - Владыка, я не хотел Тебя оскорбить. Я искал только...
     - Посмотри вверх, Монео!
     Монео непроизвольно повиновался, поглядел  в  безоблачное  небо,  где
разгорался утренний свет.
     - Смотрю. И что, Владыка?
     - Над тобой нет успокаивающего потолка, Монео. Только открытое  небо,
полное перемен.  Встреть  его  с  радостью.  Каждое  чувство,  которым  ты
обладаешь - это инструмент для приспособления к переменам. Разве это  тебе
ни о чем не говорит?
     - Владыка, я подошел только,  чтобы  осведомиться,  когда  Ты  будешь
готов продолжить путь.
     - Монео, умоляю тебя быть правдивым со мной.
     - Я правдив, Владыка!
     - Но если жить в недоверии, ложь станет для тебя правдой. -  Владыка,
если я лгу... значит, лгу, сам того не ведая.
     - Вот это уже похоже на правду. Но я знаю, чего ты боишься, о чем  не
договариваешь.
     Монео  затрепетал.  Бог  Император  был  в  самом  жутком  из   своих
настроений, глубокая угроза звучала в каждом его слове.
     - Ты страшишься диктата самосознания, - сказал Лито, - и  ты  прав  в
этом своем страхе. Немедленно пришли сюда Хви!
     Монео повернулся всем телом и кинулся к гостевому дому.  Вид  у  него
был такой, словно он растревожил  пчелиный  рой.  Через  несколько  секунд
появились Рыбословши и построились вокруг королевской тележки.  Придворные
стали  выглядывать  из  окон   гостевого   дома   или   спускаться   вниз,
останавливаясь под выступающими  карнизами,  боясь  приблизиться  к  Лито.
Вскоре появилась из широкого центрального входа  Хви,  выступила  из  тени
медленно приближаясь к Лито, вздернув подбородок, взглядом ища лицо  Лито.
Весь ее вид - полная противоположность возбужденной сумятице прочих.
     Лито почувствовал, как отходит душой от одного взгляда на Хви. На ней
было золотое одеяние, которого он прежде не  видел,  горловина  и  манжеты
длинных рукавов  расшиты  серебром  и  жадеитом,  а  подол  платья,  почти
волочащийся по земле, обшит тяжелой зеленой тесьмой, подчеркивающей  зубцы
темно-красной ткани.
     Хви улыбнулась, остановясь перед ним.
     - Доброе утро, любимый, - тихо проговорила она.  -  Чем  это  Ты  так
расстроил бедного Монео?
     Умиротворенный ее видом и голосом, Лито улыбнулся.
     - Я сделал то, на что всегда надеюсь - произвел эффект.
     - Да, несомненно, произвел. Он сказал Рыбословшам, что Ты в гневе и в
ужасном настроении. Ты ужасен, любовь моя?
     - Только с теми, кто  отказывается  жить,  полагаясь  на  собственные
силы.
     - А, понятно, - она сделала перед ним пируэт, демонстрируя свое новое
одеяние. - Тебе оно  нравится?  Подарок  Твоих  Рыбословш.  Они  сами  его
отделали, чтобы меня принарядить.
     - Любовь моя, - в его голосе  прозвучала  предостерегающая  нотка,  -
принаряженность! Вот как ты готовишь себя к пожертвованию!
     Тогда она подошла к краю тележки и наклонилась, ее лицо прямо под его
лицом, на губах насмешливо торжественное выражение.
     - Значит, они принесут меня в жертву?
     - Некоторым из них этого хотелось бы.
     - Но Ты этого не допустишь.
     - Наши судьбы соединены, - сказал он.
     - Тогда я не буду бояться, - она протянула руку и коснулась одной  из
его покрытых серебряной кожей ручонок, но отдернула руку прочь, когда  его
пальцы затрепетали.
     - Прости меня, любимый. Я забыла, что  мы  соединены  душами,  но  не
телами, - сказала она.
     Кожа песчаной форели все еще содрогалась от прикосновения Хви.
     - Влага в воздухе делает меня чрезвычайно  чувствительным,  -  сказал
он.
     Дрожь медленно улеглось.
     - Я не буду сожалеть о том, чего не может быть, - прошептала она.
     - Будь сильной, Хви, потому что твоя душа - моя.
     Она повернулась на звук, донесшийся из гостевого дома.
     - Монео возвращается,  -  сказала  она.  -  Пожалуйста,  любимый,  не
запугивай его.
     - Монео тоже твой друг?
     - Мы друзья по желудку. Нам обоим нравится йогурт.
     Лито все еще хихикал, когда Монео  остановился  рядом  с  Хви.  Монео
осмелился изобразить улыбку, метнув  озадаченный  взгляд  на  Хви.  В  его
манерах проступала благодарность. Его предупредительность, столь привычная
при общении с Лито, теперь частично распространилась и на Хви.
     - У вас все в порядке, леди Хви?
     - Все в порядке.
     Лито сказал:
     -  Во  времена  желудков  дружба  по  желудку  должна  поощряться   и
развиваться. Что ж, двинемся в наш путь, Монео. Туоно ждет.
     Монео отвернулся и проорал распоряжения Рыбословшам и придворным.
     Лито улыбнулся Хви.
     - Разве я не славно справляюсь с ролью нетерпеливого жениха?
     Она легко вспрыгнула на тележку,  подобрав  рукой  подол  юбки.  Лито
раскрыл ее сиденье. Только усевшись глаза  вровень  с  глазами  Лито,  она
ответила, понизив голос так, чтобы было слышно ему одному:
     - Любовь души моей, я раскусила еще один Твой секрет.
     - И какое ядрышко у раскушенного орешка? -  шутливо  откликнулся  он,
поддерживая этот новый вид близости, возникшей между ними.
     - Тебе редко нужны слова, -  сказала  она.  -  Ты  своей  собственной
жизнью обращаешься прямо к чувствам.
     По всей длине его тела пробежал трепет.
     Прошло какое-то мгновение, прежде чем он смог заговорить, -  и  голос
его был так тих, что Хви пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его через
шум сопровождающих.
     - Между сверхчеловеческим и внутричеловеческим, - сказал он, - у меня
есть маленькое местечко, где я могу быть просто  человеком.  Я  благодарен
тебе, милая и ласковая Хви, за это.



                                    51

                   Во всем  моем  мироздании  я  не  встречал  ни  единого
              неизменного и непоколебимого ЗАКОНА ПРИРОДЫ. Это  мироздание
              предлагает лишь изменяющиеся  взаимосвязи,  которые,  порой,
              сознанию короткой жизни видятся законами.  Телесная  система
              восприятия, называемая нами "Я" - это эфемерность, увядающая
              под  жаром  вечности,   мимолетно   осознающая   сиюминутные
              условия, определяющие нашу деятельность, и меняющаяся, как и
              наша  деятельность.  Если  вы  хотите  хоть  что-то  назвать
              АБСОЛЮТНЫМ,  то  используйте  подходящее  для  этого  слово:
              ПРЕХОДЯЩЕЕ.

                                                       Украденные дневники

     Найла  первой  заметила  приближающийся  кортеж.  Обливаясь  потом  в
полуденной жаре, она стояла возле одного из каменных  столбов,  отмечавших
края Королевской Дороги. Внезапная вспышка дальнего отсвета  привлекла  ее
внимание. Она пригляделась в том  направлении,  прищурилась,  ее  охватило
возбуждение, когда она поняла, что это был  блик  солнца,  вспыхнувший  на
колпаке тележки Бога Императора.
     - Идут! - воскликнула она.
     Затем    она    почувствовала    голод.    Возбужденные     замкнутой
целеустремленностью, они не захватили еды. Одни Свободные  взяли  с  собой
воду, да и то лишь потому, что "Свободные всегда берут с собой воду, когда
выходят из сьетча". Они просто соблюдали ритуал, не думая о нем.
     Найла коснулась пальцем кнопки лазерного пистолета,  пристегнутого  у
бедра. Мост был не более, чем в двадцати метрах впереди нее, его воздушная
конструкция изгибалась над ущельем, как чужеродная фантазия, соединяя  две
беспредельности бесплодных земель.
     "Это сумасшествие", - подумала она.
     Но Бог Император твердо подтвердил свой приказ. Он потребовал,  чтобы
Найла повиновалась Сионе абсолютно во всем.
     Приказы Сионы - недвусмысленны, не оставляют места для сомнений. И  у
Найлы не было способа обратиться с  вопросом  к  своему  Богу  Императору.
Сиона сказала:
     - Когда его тележка будет на середине моста - вот тогда!
     - Но почему?
     Они стояли далеко в стороне от остальных, в зябкой заре над  вершиной
Барьерной Стены, у Найлы было ненадежное чувство уязвимости. и не закроешь
глаза на мрачное выражение лица Сионы, тихую напряженность ее голоса.
     - По-твоему, ты можешь повредить Богу?
     - Я... - Найла могла только пожать плечами.
     - Ты ДОЛЖНА мне повиноваться!
     - Должна, - согласилась Найла.
     Найла внимательно наблюдала  за  приближающимся  кортежем,  различала
цветные   наряды   придворных,   плотные   массы   голубого   -   это   ее
сестры-Рыбословши... сияющую поверхность тележки своего Владыки.
     "Еще одно испытание", - решила она. - "Бог Император знает. Он  знает
преданность  Найлы.  Это  испытание.  Приказания  Бога  Императора  должны
выполняться  абсолютно  точно.  Это  -  наипервейший  урок,  преподаваемый
Рыбословшам с самого детства.  Бог  Император  сказал,  что  Найла  должна
повиноваться Сионе. Это испытание, чем же еще это может быть?"
     Она поглядела на четырех Свободных. Данкан  расположил  их  прямо  на
дороге, перекрыв ими ближний конец моста.  Они  сидели  спинами  к  ней  и
глядели на мост - четыре холмика в коричневых  накидках.  Найла  услышала,
как слова Айдахо обращается к ним:
     - Не покидайте этого места.  Вы  должны  приветствовать  его  отсюда.
Встаньте, когда он приблизится и низко кланяйтесь.
     ПРИВЕТСТВОВАТЬ, ДА.
     Найла сама себе кивнула.
     Три других Рыбословши, вскарабкавшиеся на Барьерную  Стену  вместе  с
ней, были отосланы на середину моста. Они знали только то, что сказала  им
Сиона в присутствии Найлы, - надо ждать там, пока королевская  тележка  не
будет в нескольких шагах, затем повернуться  и,  пританцовывая,  следовать
впереди процессии...
     "Если я перережу мост лазерным  пистолетом,  эти  трое  погибнут",  -
подумала Найла. - "И все остальные, кто пойдет с нашим Владыкой."
     Найла изо всех сил вытянула и изогнула шею, чтобы заглянуть в ущелье.
Река не была видна, но слышался отдаленный рокот перекатываемых камней.
     Они все там погибнут!
     "Если только он не явит нам Чуда".
     Так и должно быть. Сиона подготовила сцену для Святого Чуда. Какие же
еще могут быть намерения Сионы, раз она прошла испытание  и  носит  мундир
офицерши Рыбословш? Сиона дала клятву Богу Императору. Она испытана Богом,
побывав наедине с ним в Сарьере с глаза на глаз.
     Найла, не поворачиваясь, посмотрела вправо: Сиона и Айдахо стояли  на
дороге плечом к плечу, приблизительно в двадцати метрах от Найлы. Они были
погружены в разговор, время  от  времени  посматривали  друг  на  друга  и
кивали.
     Вскоре Айдахо коснулся руки Сионы - странно хозяйским жестом.  Кивнув
еще раз, он зашагал к мосту и остановился  у  углового  быка  прямо  перед
Найлой. Он поглядел вниз, потом перешел на ее сторону к  другому  угловому
быку. Снова поглядел вниз - и простоял там  несколько  минут,  прежде  чем
вернуться к Сионе.
     "Какое же странное создание этот гхола", - подумала Найла.
     После его феноменального восхождения она перестала относиться к нему,
как к простому смертному. Он был чем-то иным, демиургом, стоявшим рядом  с
Богом. Но он способен к спариванию.
     Внимание Найлы привлек отдаленный крик. Она  обернулась  и  поглядела
через  мост.  Кортеж,  приблизившись  к  мосту,  сменил  привычную  трусцу
Королевского Шествия, на  более  спокойную  и  размеренную  ходьбу.  Найла
узнала идущего в первых рядах Монео, по белому  мундиру,  ровному  шагу  и
взгляду,  устремленному  прямо  вперед.  Императорская  тележка  ехала  на
колесах  позади  Монео,  непроницаемый  для   взгляда   колпак   зеркально
отсвечивал.
     Тайна всего этого заполнила Найлу.
     Вот-вот произойдет Чудо!
     Найла поглядела направо, на Сиону. Сиона глянула в ответ и  один  раз
кивнула. Найла вытащила из кобуры лазерный пистолет и, прицеливаясь, стала
пристраивать его на камне. Сперва трос слева,  затем  трос  справа,  потом
пластальную ажурную решетку слева. Лазерный пистолет  казался  руке  Найлы
холодным и чуждым. Она сделала дрожащий вдох, чтобы вернуть спокойствие.
     "Я должна повиноваться. Это испытание."
     Она увидела, как Монео поднял взгляд от  дороги  и,  не  меняя  шага,
обернулся, чтобы крикнуть что-то - то ли тем, кто в тележке,  то  ли  тем,
кто позади нее. Найла не могла разобрать. Затем  опять  повернулся,  глядя
вперед. Найла заставила себя  успокоиться.  Слилась  с  каменным  столбом,
почти скрывавшим ее тело.
     ИСПЫТАНИЕ
     Монео увидел людей на мосту и за ним. Он узнал  мундиры  Рыбословш  и
удивился сначала, по чьему приказу находятся здесь эти приветствующие.  Он
повернулся и прокричал вопрос Лито, но тележка Бога Императора  оставалась
непроницаемой, Лито и Хви скрыты внутри.
     Только когда Монео оказался  на  мосту,  а  тележка,  поскрипывая  по
нанесенному ветром песку, поехала за ним, он узнал Сиону и Айдахо, стоящих
в отдалении на  другой  стороне.  Он  узнал  четырех  Музейных  Свободных,
сидящих на дороге. Его начали грызть сомнения, но он не мог  понять  смысл
всего происходящего. Он рискнул бросить взгляд на реку -  платиновый  мир,
освещенный полуденным солнцем. Позади него  громко  поскрипывала  тележка.
Текучесть всего - реки,  шествия,  его  собственная  роль  в  этих  полных
потрясающего смысла событиях - вызвали у него головокружительное  ощущение
какой-то близкой неизбежности.
     "Мы - не люди,  проходящие  этим  путем",  -  подумал  он.  -  "Мы  -
первооснова, соединяющая один кусочек Времени с другим. А когда мы  минуем
- все позади нас рухнет во вне - выпадает  из  времени  и  пространства  и
никогда грядущее не будет таким же, как до нашего прихода."
     В памяти Монео всплыл отрывок одной из песен  лютнистки,  взгляд  его
стал рассеянным при этом воспоминании. Он понимал, что эта песня  полнится
желанием, чтобы все миновало, оказалось в  прошлом,  развеялись  сомнения,
вернулось спокойствие. Заунывная песня поплыла через его сознание  подобно
дымку, закручиваясь и властно привлекая:

     Кричит насекомое в жаркой траве, -
     Монео замурлыкал про себя песенку:
     Кричит, о конце говоря.
     И цвета последних листьев,
     Таящихся в жаркой траве,
     Эти осень и песня моя.

     Монео закивал в такт, перейдя к припеву:

     День закончился,
     Гости ушли.
     День закончился
     В нашем сьетче,
     День закончился,
     Буря ревет,
     День закончился,
     Гости ушли.

     Монео подумал, что эта песня и  вправду  неподдельно  стара  -  песня
старых Свободных, никакого сомнения. И она напоминает ему кое-что  о  себе
самом. Он тоже хотел, чтобы посетители в самом деле поскорее  ушли,  чтобы
вся суматоха кончилась и опять наступил мир. Мир так близко...
     И все же он не может бросить  своих  обязанностей.  Монео  подумал  о
грудах снаряжения, расположенного в дюнах, но не видимого из Туоно. Вскоре
они все это увидят  -  шатры,  еду,  столы,  золотые  тарелки,  украшенные
драгоценностями ножи, глоуглобы в виде старинных ламп причудливой формы...
все богатое убранство,  на  которое  такие  разные  жизни  возлагали  свои
ожидания.
     "Обитатели Туоно никогда не станут теми же самыми".
     Во время одной из инспекционных поездок  Монео  провел  в  Туоно  две
ночи. Он припомнил запах костров, на которых готовилась пища, растопку  из
веток ароматических кустов, полыхающую во  тьме.  Туонцы  не  пользовались
солнечными печами, потому что те для них "недостаточно древние".
     НЕДОСТАТОЧНО ДРЕВНИЕ
     В Туоно почти не пахло меланжем. Слащавая едкость и  мускусные  масла
кустарников оазиса - вот,  преобладающие  запахи  в  деревеньке.  Да...  и
выгребные  ямы,  и  вонь  гниющего  мусора.  Он  припомнил  реплику   Бога
Императора по завершении своего доклада о результатах поездки.
     "Эти СВОБОДНЫЕ не знают, что потеряно в их  жизнях.  Они  воображают,
будто сохраняют самую суть прежних  обычаев.  В  этом  беда  всех  музеев.
Что-то тускнеет, усыхает в экспонатах - и исчезает.  Смотрители  музеев  и
посетители, глазеющие на экспонаты, склонившись  над  витринами,  -  очень
немногие из них ощущают это недостающее. Это то,  что  в  прежние  времена
приводило в движение все жизни. Когда жизнь ушла - ушло и оно."
     Взгляд Монео сосредоточился на трех  Рыбословшах,  стоящих  на  мосту
прямо перед ним. Они пустились в пляс, вскинув руки, крутясь и подскакивая
в нескольких шагах от него, и двинулись прочь.
     "Как странно", - подумал он. - "Я видел людей, танцующих на  открытом
месте, но никогда -  Рыбословш.  Они  танцуют  только  в  уединении  своих
покоев, в своем собственном тесном кругу."
     Он не успел еще додумать эту  мысль,  когда  услышал  первое  грозное
жужжание лазерного пистолета и почувствовал, как мост накренился под ним.
     "Это происходит не на самом деле" - вскричал его разум.
     Он услышал, как королевская тележка со скрежетом съехала вбок к  краю
моста, с щелчком резко открылся  колпак  тележки.  Позади  него  раздались
испуганные крики и вопли, но он не  мог  обернуться.  Настил  моста  резко
накренился вправо, и он, рухнув навзничь, заскользил к бездне. Он уцепился
за обрезанный край троса, чтобы остановиться. Трос поехал  вместе  с  ним.
Все вокруг сползало, скрипя о развеянный  по  мосту  тонким  слоем  песок.
Монео цеплялся за трос обеими руками, крутясь  на  нем.  Потом  он  увидел
королевскую тележку - она накренилась над краем моста, колпак был  открыт.
Хви стояла, одной рукой хватаясь за свое откидное сиденье,  глядя  куда-то
мимо Монео.
     Воздух  наполнился  кошмарным  скрежетом  металла.  Мост  еще   круче
накренился. Монео увидел, как покатились придворные, с  раскрытыми  ртами,
хватаясь руками за воздух. Трос Монео  за  что-то  зацепился.  Руки  Монео
задрались над головой,  все  его  тело  вращалось  и  перекручивалось.  Он
почувствовал, как его руки, мокрые от страха, скользят по тросу.
     И опять промелькнула перед ним королевская  тележка.  Перекореженная,
она застряла, упершись на переломанную ограду моста. В последний миг Монео
увидел крохотные ручонки Бога Императора, тщетно попытавшиеся удержать Хви
Нори, хватаясь за нее. Хви безмолвно выпала с открытого края  тележки,  ее
золотое платье со  свистом  задралось,  обнажая  ее  тело,  вытянутое  как
стрела.
     Глубокий, рокочущий стон вырвался у Бога Императора.
     "Почему  он  не  включает  суспензоры?"  -  промелькнуло   у   Монео.
"Суспензоры его поддержат."
     Но лазерный пистолет продолжал жужжать и, пока руки Монео скользили к
перерезанному концу троса, он успел увидеть, как  копье  пламени  пронзило
насквозь суспензоры тележки, один за другим,  с  взрывами  золотого  дыма.
Сорвавшись и падая, Монео взметнул руки над головой.
     "Дым! Золотой дым!"
     Тело  его  перевернулось,  влекомое   задравшимся   балахоном.   Лицо
оказалось обращенным вниз, в бездну. В мальстреме кипящих  бешеных  струй,
далеко внизу он будто посмотрел в зеркало своей жизни - обрывистые  потоки
и перекаты, множество действий и событий, объединенные единой целью. Слова
Лито промелькнули в его уме нитью  золотого  дымка:  "Осторожность  -  это
тропа к посредственности. Быстротечная, бесчувственная посредственность  -
вот все, что большинству людей кажется возможным достичь".
     И дальше Монео падал свободно в экстазе  понимания.  Космос  открылся
для него как чистое стекло, все текло вне Времени.
     ЗОЛОТОЙ ДЫМ!
     - Лито! - завопил он. - Сиайнок! Я верю!
     Тут балахон сорвался с его плеч. Монео развернуло ветром,  дующим  из
каньона - последний взгляд на запрокинутую королевскую тележку... падающую
с разрушенного моста. Бог Император выскользнул с открытого конца.
     Что-то твердое  сокрушительно  ударило  в  спину  Монео  и  это  было
последним, ощущением в его жизни...
     Лито почувствовал, что выскальзывает из тележки. В его сознании  была
только Хви, падающая в реку - жемчужный фонтан, отметивший ее погружение в
мифы и грезы о конце Времени. Ее последние слова, спокойные  и  уверенные,
пробежали через все его жизни-памяти:
     - Я пойду впереди тебя, любимый.
     Выскальзывая из тележки, он заметил зазубренные края с рябыми тенями,
злобный кривой клинок реки, отточенный о вечность и готовый погрузить  его
в агонию.
     "Я не могу плакать, не могу даже  закричать",  -  подумал  он.  -  "В
слезах больше нет нужды. Слезы - вода. Через миг мне останется только она.
Я могу только стонать в моей скорби. Я одинок, более  одинок,  больше  чем
когда-либо прежде."
     Его огромное рубчатое  тело  согнулось  и  закрутилось  при  падении,
обостренное зрение выхватило Сиону, стоящую на обрубленном краю моста.
     "Теперь ты узнаешь!" - подумал он.
     Тело продолжало крутиться. Он смотрел на приближавшуюся реку...  Вода
была  сном,  населенным  плеском  рыб,  вызвавшим  в  его   жизнях-памятях
воспоминание о пиршестве рыбаков на гранитном  берегу  озерка,  о  розовом
мясе, восхитительно обостряющем и утоляющем аппетит.
     "Я присоединюсь к тебе, Хви, на пиршестве богов!"
     Обжигающая вспышка пузырьков - и всего его охватила смертная  мука  -
злобные потоки воды захлестнули его со всех сторон.  Он  ощутил,  как  его
царапает о скалы пока он борется, продвигаясь вперед, чтобы  вырваться  из
стремнины.  Его  тело  изгибалось  в  конвульсиях  непроизвольных  корчей,
отчаянных бултыханий. Стена каньона, мокрая и  черная,  проносилась  перед
его обезумевшим взглядом. Отрывались отдельные куски бывшей кожи. Казалось
серебряный дождь, стремящийся в реку, ошеломительное  движение  чешуйчатых
блесток песчаной форели, покидающей его,  чтобы  начать  свою  собственную
жизнь организмов-колоний.
     Агония продолжалась. Лито  изумило,  что  он  до  сих  пор  сохраняет
сознание, все еще ощущает собственное тело.
     Его вел инстинкт. Он  уцепился  за  ближнюю  скалу,  на  которую  его
швырнул поток, почувствовал, как его вцепившийся палец отрывается от  руки
прежде, чем он смог разжать хватку - и это  была  лишь  малая  толика  его
боли.
     Речка поворачивала налево через каменный перекат в ущелье, и,  словно
говоря, что ему уже достаточно, вышвырнула его крутящееся тело на  пологий
песчаный берег. Он пролежал там мгновение. Голубая  краска  его  спайсовой
эссенции растеклась вниз по  течению.  Им  управляла  агония,  тело  червя
двигаясь само по себе, убегало  от  воды.  Вся  покрывавшая  его  песчаная
форель ушла.  Давно  утраченное  чувство  осязания  каждого  прикосновения
вернулось тогда, когда он мог от этого испытывать только боль. Он не видел
своего тела, но чувствовал, как что-то, бывшее прежде  Червем,  заставляет
его, корчась, отползать от воды. Он поглядел вверх.  В  глазах,  смотрящие
сквозь завесы пламени боли, образовывались  нестойкие  сливающиеся  формы.
Наконец он узнал это место. Река вынесла его к повороту,  за  которым  она
навсегда покидала Сарьер. Позади него находилось Туоно и, чуть  дальше  за
Барьерной Стеной царство Стилгара, - остатки  сьетча  Табр  -  место,  где
спрятан весь запас его спайса.
     Извергая голубые дымки  его  агонизирующее  тело  корчилось  и  шумно
прокладывало себе  путь  вдоль  полоски  пляжа,  оставляя  синий  след  на
разбитых валунах, устремляясь в сырую пещеру, которая когда-то была частью
прежнего сьетча. Теперь  это  был  лишь  неглубокий  грот,  проход  закрыт
упавшей скалой. Ноздри Лито ощутили сырой грязный запах  пещеры  и  чистый
запах эссенции спайса.
     Звуки вторгались в его  мучения.  Втиснувшись  в  тесную  пещеру,  он
увидел веревку, свисающую у входа. По веревке скользнула вниз фигура. Лито
узнал Найлу. Спрыгнув на скалы, она скорчилась, вглядываясь в него  сквозь
полутьму. Сквозь огненное полыхание, поразившее  зрение  Лито,  проявилась
еще одна фигура, - Сиона. Она и Найла пробрались к нему  по  ощетинившимся
скалам и остановились, глядя на него. Потом съехала по канату и  спрыгнула
третья фигура - Айдахо. В яростном безумии он кинулся на Найлу:
     - Почему ты ее убила? Ты не должна была убивать Хви!
     Найла сбила его с ног  небрежным,  почти  безучастным  взмахом  левой
руки. Она проползла вглубь и встала на  четвереньки,  чтобы  поглядеть  на
Лито.
     - Владыка? Ты жив?
     Айдахо у нее за спиной уже выхватывал лазерный пистолет из ее кобуры.
Найла изумленно обернулась, но он уже навел  оружие  и  нажал  курок.  Луч
поразил Найлу в  верхнюю  часть  головы,  которая  развалилась  на  куски.
Сверкающий криснож выскочил из  ее  загоревшегося  мундира  и  разбился  о
скалы. Айдахо этого  не  видел.  На  его  лице  была  гримаса  ярости.  Он
продолжал сжигать и сжигать куски Найлы, пока не кончился заряд  лазерного
пистолета. Ослепительный дугообразный  луч  погас.  Остались  лишь  мокрые
дымящиеся  кусочки  плоти  и   одежды,   разбросанные   посреди   докрасна
раскаленных камней.
     Это был тот момент, которого ждала Сиона. Подобравшись к Айдахо,  она
вырвала бесполезное теперь оружие у него из рук. Он обернулся к ней, и она
встала перед ним, чтобы усмирить его, но вся ярость Айдахо ушла.
     - Почему? - прошептал он.
     - Дело сделано, - сказала она.
     Они повернулись и посмотрели сквозь сумрак пещеры на Лито. Лито  даже
представить не мог, что они видят. Он знал, что вся кожа  песчаной  форели
сошла, и тело испещрено дырками от ресничек,  оставленных  покинувшей  его
оболочкой Его сил хватило только взглянуть на две фигуры из погруженного в
скорбь   мироздания.   Застланный   пламенем   взор   являл   ему    Сиону
женщиной-демоном. Имя демона  само  собой  всплыло  в  его  многочисленных
разумах, и он произнес его вслух  Пещерное  эхо  заставило  зазвучать  это
слово так громко, как он и не ожидал.
     - Ханмия!
     - Что? - Она сделала шаг к нему.
     Айдахо обеими руками закрыл лицо.
     - Посмотри, что ты сделала с бедным Данканом, - проговорил Лито.
     - Он найдет других любимых, - какая же черствость в ее голосе  -  эхо
его собственной гневной юности.
     - Ты не знаешь, что такое любить, - сказал он. -  Что  ты  когда-либо
отдавала? - он мог только заломить то, что  было  его  руками.  -  Великие
боги! Что я отдал!
     Она подползла поближе, протянула к нему руку - и отдернула ее.
     - Я - реальность, Сиона. Погляди на  меня.  Я  существую.  Ты  можешь
коснуться меня, если осмелишься. Протяни свою руку. Коснись!
     Она медленно протянула руку к тому, что было его передним сегментом -
к тому месту, на котором она спала в Сарьере. Когда она  убрала  руку,  та
была окрашена синевой.
     - Ты коснулась меня и почувствовала мое тело, - произнес он. -  Разве
это не самое странное в нашем мироздании?
     Она стала отворачиваться.
     - Нет! Не отворачивайся от меня! Смотри на  то,  что  сделано  тобой,
Сиона. Как тебе, что ты можешь коснуться  меня,  но  не  можешь  коснуться
себя?
     Она всем телом отвернулась от него.
     - Вот в этом-то и  разница  между  нами,  -  договорил  он.  -  Ты  -
воплощенный бог. Ты идешь внутри величайшего чуда нашего мироздания, и все
же  отказываешься  его  коснуться,  увидеть,  почувствовать,  или   просто
поверить.
     Затем мысли Лито унеслись к затерянному  в  ночи  месту,  откуда  ему
послышался  звук  печатающих  устройств,  пощелкивающих  в  темном   света
помещении. В этом икшианском не-творении  полностью  отсутствует  радиация
Это место превращено в место муки и духовного отчуждения,  потому  что  не
имеет никаких связей с остальным мирозданием.
     "Но оно обретет эту связь."
     И тут он ощутил, что икшианские принтеры пришли в движение,  что  они
записывают его мысли без какой-либо особой команды.
     "Помните, что я сделал! Помните меня! Я опять буду невинным!"
     Пламень его зрения разомкнулся, чтобы открыть  ему  Айдахо  там,  где
прежде стояла Сиона. Он уловил движение где-то позади  Айдахо...  Ах,  да,
Сиона взмахом руки показывает на кого-то на Барьерной Стене.
     - Ты все еще жив? - спросил Айдахо.
     Голос Лито вырывался с одышливым присвистом:
     - Позволь им рассеяться, Данкан. Позволь им  бежать  куда  угодно  по
своему выбору.
     - Черт тебя побери! О чем ты говоришь?  Я  бы  скорей  позволил  жить
тебе, чтоб жила она!
     - Позволил? А я ничему не препятствовал.
     - Почему ты позволил Хви умереть? - простонал Айдахо. - Мы не  знали,
что она там, с тобой.
     Голова Айдахо поникла.
     -  Ты  будешь  вознагражден,  -  просипел  Лито.  -  Мои   Рыбословши
предпочтут тебя Сионе. Будь добр с ней, Данкан. Она более, чем Атридес,  и
она несет в себе семя вашего выживания.
     Лито погрузился в свои жизни-памяти. Они теперь стали нежными мифами,
порхающими в его сознании. Он ощутил,  что  может  провалиться  во  время,
самим своим существованием изменившим прошлое. Однако, до него  доносились
и внешние звуки, которые силился он  понять.  Кто-то  скребется  о  скалы?
Языки пламени раздвинулись, и он увидел, что Сиона стоит рядом  с  Айдахо.
Они стояли, взявшись за руки, как  двое  детей,  подбодряющих  друг  друга
перед тем, как рискнуть пуститься в незнакомое место.
     - Как он может вот так жить? - прошептала Сиона.
     Лито ответил не сразу, накапливая силы для ответа.
     - Мне помогает Хви, - проговорил он. - У нас был кое-какой  опыт.  Мы
слили воедино то, чем были сильны, а не то, чем слабы.
     - И погляди, к чему это тебя привело! - насмешливо проговорила Сиона.
     - Да, и молись, чтобы ты получила то же самое, - просипел он. - Может
быть, спайс даст тебе время.
     - Где твой спайс? - вопросила она.
     - Глубоко в сьетче Табр, - ответил он. - Данкан его найдет. Ты знаешь
это место, Данкан. Его теперь называют Табур.  Очертания  прежнего  сьетча
сохранились.
     - Почему ты это делаешь? - прошептал Айдахо.
     - Мой дар, - ответил Лито. - Никто не найдет потомков  Сионы.  Оракул
не способен их видеть.
     - Что? - Они проговорили одновременно, наклонясь поближе ближе, чтобы
слышать его слабеющий голос.
     - Я дарую ей новый вид времени, без параллелей, -  проговорил  он.  -
Оно будет вечно разбегаться в стороны.  На  его  изгибах  не  будет  точек
временных совпадений. Я даю вам Золотую Тропу. Таков мой  дар.  Никогда  у
вас больше не будет той временной согласованности, что прежде.
     Языки пламени затмили его зрение.  Агония  слабела,  но  он  все  еще
чувствовал запахи и с жестокой резкостью слышал звуки. И Айдахо,  и  Сиона
дышали  быстро,  неглубоко  и  прерывисто.  Странные  ощущения   извилисто
заструились сквозь Лито - физическое ощущение костей и суставов,  более  в
нем не существующих.
     - Смотри! - сказала Сиона.
     - Он распадается, - это голос Айдахо.
     - Нет, - это голос Сионы. - Внешнее спадает. Смотри! Червь!
     Лито почувствовал, как его отпускает мучительная  боль,  как  частями
его тела овладевает мягкая теплота.
     - Что это за дырки в нем? - это голос Сионы.
     - По-моему, там была песчаная форель. Видишь, какие у них очертания?
     - Я здесь, чтобы доказать, что  один  из  моих  предков  не  прав,  -
проговорил Лито (или подумал, что проговорил,  что  было  одно  и  то  же,
поскольку дело касалось его дневников). - Я рожден человеком, но умру я не
как человек.
     - Я не могу смотреть, - сказала Сиона.
     Лито услышал, как она отворачивается, как скрипнули камешки. - Ты все
еще здесь, Данкан?
     - Да.
     "Значит у меня все еще есть голос."
     - Посмотри на меня, - сказал Лито. - Я - кровавый  кусочек  пульпы  в
человечьем чреве, кусочек не больше ягоды. Посмотри на меня, говорю я!
     - Я смотрю, - судя по голосу Айдахо был близок к обмороку.
     - Ты ожидал великана, а нашел - карлика, - проговорил Лито. Теперь ты
начинаешь понимать, какая ответственность за сделанное  ложится  на  тебя.
Что ты сделаешь со своей новой властью?
     Затем долгое молчание, затем голос Сионы:
     - Не слушай его! Он сумасшедший!
     - Разумеется, - ответил  Лито.  -  Когда  в  сумасшествии  есть  своя
система, то это - гениальность.
     - Сиона, ты это понимаешь? - спросил  Айдахо.  Какой  он  жалобный  -
голос гхолы.
     - Она понимает, - ответил Лито. - Это по-человечески, повергать  свою
душу в кризис, которого не предвидел. Это путь, по  которому  всегда  идут
люди. Монео под конец это понял.
     - Хотелось бы мне, чтоб он поскорее умер! - голос Сионы.
     - Я - Расчлененный Бог и вы не можете собрать меня в единое целое,  -
сказал Лито. - Данкан! По-моему, из всех моих  Данканов,  я  ОДОБРЯЮ  тебя
больше всего.
     - ОДОБРЯЕШЬ? - что-то от прежней ярости опять  прорезалось  в  голосе
Айдахо.
     - Есть  магия  в  моем  ОДОБРЕНИИ,  -  сказал  Лито.  -  В  волшебном
мироздании все возможно над твоей жизнью будет довлеть гибель  Оракула,  а
не моя. А теперь, видя причудливые формы таинств, попросишь ли ты, чтобы я
их развеял? Я бы хотел это только усилить.
     ДРУГИЕ внутри Лито начали заново себя  утверждать.  Он  начал  терять
свое место среди них, потому что терялась та  общность  взаимоподчиненного
множества, на которую опиралось его собственное "я". Они заговорили языком
постоянных "ЕСЛИ". "Если бы только...", "если бы  мы  всего  лишь...".  Он
хотел окликнуть их, чтобы они замолчали.
     - Только дураки предпочитают прошлое!
     Лито не знал, выкрикнул он это на самом деле или только  мысленно.  В
ответ наступила  мгновенная  внутренняя  тишина,  соответствующая  внешней
тишине и он почувствовал, что некоторые нити его прежнего "я" до  сих  пор
не  повреждены.  Он  попытался  заговорить  и  понял,  что  у   него   это
действительно получается, когда Айдахо сказал:
     - Слушай, он старается нам что-то сказать.
     - Не бойтесь икшианцев, - проговорил Лито, сам услышав, что голос его
звучит. - Они способны делать машины, но они больше  не  способны  сделать
АРАФЕЛ. Я знаю. Я там был.
     Он умолк, чтобы собраться с силами, но чувствовал,  что  его  энергия
иссякает, как он ни старается ее удержать. И опять внутри  него  поднялась
разноголосица - голоса умоляющие и кричащие.
     - Прекратите это дураковаляние! - окликнул он их - или  подумал,  что
окликнул.
     Айдахо и Сиона услышали только  задыхающееся  шипение.  Вскоре  Сиона
сказала:
     - По-моему, он мертв.
     - А все считали, будто он бессмертен, - сказал Айдахо.
     - Ты знаешь, что говорит Устная История? - спросила  Сиона.  Если  ты
хочешь бессмертия, тогда отрицай  форму.  Любая  конкретная  форма  -  это
смерть. Вне формы СУЩЕСТВУЕТ бесформенное, бессмертное.
     - Это звучит слишком похоже на НЕГО, - обвинил Айдахо.
     - По-моему, да, - сказала она.
     - Что он имел ввиду, говоря  о  твоих  потомках...  о  том,  что  они
спрячутся и нельзя будет их найти? - спросил Айдахо.
     - Он создал новый вид мимезиса, - сказала она, - новую  биологическую
имитацию. Он понимал, чего он достиг. Он  не  способен  был  увидеть  меня
среди своих будущих.
     - Кто ты? - спросил Айдахо.
     - Я - новые Атридесы.
     - Атридесы! - в голосе Айдахо прозвучало проклятие.
     Сиона поглядела на распадающуюся  тушу,  которая  некогда  была  Лито
Атридесом II...  и  чем-то  еще.  Это  НЕЧТО  ЕЩЕ  слезало  прочь  слабыми
струйками голубого дымка, источавшими  сильнейший  запах  меланжа.  Лужицы
голубой жидкости образовывались в скалах под тающей тушей.  Только  слабые
смутные  очертания  того,  что  когда-то  могло  напоминать   человека   -
разрушенные пенящиеся розовости, кусочек красного  -  кости,  на  которых,
возможно, формировались щеки и лоб...
     Сиона сказала:
     - Я отличаюсь от него, но, все равно я - то же самое, кем был он.
     Айдахо проговорил сдавленным шепотом:
     - Предки, все из...
     - Все множество - во мне, но я иду среди них безмолвно, никто меня не
видит. Старые образы ушли, только  самая  суть  остается,  чтобы  освещать
Золотую Тропу.
     Она повернулась и взяла холодные руки Айдахо в  свои.  Она  осторожно
вывела его из пещеры на свет, где все еще болталась веревка,  свисающая  с
Барьерной Стены, где их ждали перепуганные Музейные Свободные.
     "Жалкий материал для созидания нового мироздания", - подумала она,  -
"оно и они должны будут пойти в дело. Айдахо требует мягкого  соблазнения,
заботы, из которой, ВОЗМОЖНО, появится любовь."
     Когда она поглядела вниз  на  реку,  туда,  где  поток  вырывался  из
рукотворного ущелья и растекался по зеленым землям, она увидела, как ветер
с юга гонит в их направлении темные облака.
     Айдахо убрал руки из ее рук, но, вроде бы, присмирел.
     - Контролеры погоды становятся все ненадежнее,  -  сказал  он.  Монео
считал, что это работа Космического Союза.
     - Насчет такого мой отец редко ошибался, - сказала она. -  Ты  должен
будешь в этом разобраться.
     В Айдахо внезапно вспыхнула память  о  серебряных  кусочках  песчаной
форели, убегающих с тела Лито в реку.
     - Я слышала Червя, - сказала Сиона. - Рыбословши последуют за  тобой,
а не за мной.
     И  опять  Айдахо  ощутил  это  искушение,  испытанное  им  на  обряде
Сиайнока.
     - Еще посмотрим, - сказал он. Он повернулся и поглядел  на  Сиону.  -
Что он имел ввиду, когда  говорил,  что  икшианцы  не  способны  сотворить
арафел?
     - Ты не прочел всех его дневников, - сказала она. - Я покажу их тебе,
когда мы вернемся в Туоно.
     - Но, что это такое арафел?
     - Облака Тьмы святого страшного суда. Старая история. Ты найдешь  все
это в моих дневниках.



                                    52

     Выдержка из тайного резюме Хади Бенота об открытиях в Дар-эс-Балате:

     Здесь предлагается доклад  Меньшинства.  Мы,  разумеется,  подчинимся
решению Большинства. Для дневников из Дар-эс-Балата необходимы  тщательный
отбор предназначенного к публикации, редактирование  и  цензура,  но  наши
доводы должны быть услышаны. Мы  понимаем  какие  интересы  Святой  Церкви
здесь затронуты, не забываем и о политических опасностях. Мы  солидарны  с
желанием Церкви, чтобы Ракис и Святой  Заповедник  Расчлененного  Бога  не
стали "аттракционом для глазеющих туристов".
     Однако, теперь, когда все эти дневники находятся в наших руках, когда
их подлинность подтверждена  и  они  переведены,  проступает  ясная  форма
"Проекта "Атридесы". Поскольку Бене Джессерит  специально  развил  во  мне
способность  понимать  моих  предков,  я  испытываю  естественное  желание
приобщиться к обнаруженной нами модели - которая не просто  отражает  путь
от Дюны до Арракиса и обратно к Дюне, а затем до Ракиса.
     Интересы истории и науки должны быть  соблюдены.  Дневники  проливают
новый свет на  наше  собрание  личных  воспоминаний  и  биографий  с  Дней
Данкана, и Сторожевой Библии. Мы не  можем  оставить  без  внимания  такие
привычные клятвы,  как:  "Клянусь  тысячью  сыновей  Айдахо!"  и  "Клянусь
девятью  дочерьми  Сионы!"  В  свете  открывшегося   из   этих   дневников
приобретает новое значение устойчивый культ сестры Чинаэ.  И,  разумеется,
церковная характеристика Иуды-Найлы заслуживает тщательной переоценки.
     Мы,  представители   Меньшинства,   должны   напомнить   политическим
цензорам, что  песчаные  черви  в  их  ракианском  заповеднике  производят
слишком мало спайса, для нашего снабжения, чтобы это  стало  альтернативой
икшианской навигационной машине, а  крохотное  количество  контролируемого
Церковью меланжа не может составить реальную коммерческую угрозу продуктам
тлейлаксанских  чанов.  Нет!  Мы  доказываем,  что  миф  Устной   Истории,
Сторожевая Библия и  даже  святые  книги  Разделенного  Бога  должны  быть
сравнены с дневниками из  Дар-эс-Балата.  Каждая  историческая  ссылка  на
Рассеяние и на времена Голода, должна быть пересмотрена в новом контексте!
Чего нам  бояться?  Ни  одна  икшианская  машина  не  может  сравниться  в
способности потомками Данкана Айдахо и Сионы. Сколь многие  мироздания  мы
заселили? Никто даже догадаться не  может.  Ни  один  человек  никогда  не
узнает. Страшится ли Церковь случайного пророка? Мы знаем, что провидцы не
могут ни ВИДЕТЬ нас, ни предсказать наши решения. Никакая смерть не  может
постичь все человечество разом. Должны ли мы, Меньшинство присоединиться к
нашим собратьям по Рассеянию, прежде, чем  нас  расслышат?  Должны  ли  мы
покинуть родной для человечества космос, оставив его в  невежестве  и  без
знаний? Если Большинство заставит нас удалиться - вы знаете,  нас  никогда
больше нельзя будет отыскать!
     Мы не хотим уходить. Нас удерживают  здесь  ЖЕМЧУЖИНЫ  в  песке.  Нас
восхищает то, что Церковь в своих  ритуалах  трактует  эти  жемчужины  как
"солнце понимания". Разумеется, ни один разумный человек не может избежать
в этом отношении откровений  дневников.  Предположительно  мимолетные,  но
жизненно важные достижения археологии должны дождаться своего  дня!  Точно
так же, как примитивная машина, с помощью которой  Лито  II  спрятал  свои
дневники, может научить нас  лишь  эволюции  наших  машин,  точно  так  же
древнему сознанию можно позволить обращаться к нам. Было бы  преступлением
и против исторической точности и против науки, если бы  мы  отказались  от
попыток установить контакт  с  теми  "жемчужинами  сознания",  на  которые
указали нам эти дневники. Затерян ли Лито II в  бесконечном  сне  или  его
можно пробудить в наше время, полностью восстановить  его  самосознание  -
хранилище исторической точности? Как может Святая Церковь страшиться такой
правды?
     Мы,  Меньшинство,  не  испытываем  сомнений,  что   историки   должны
прислушаться к этому голосу, исходящему из самых наших  начал.  Пусть  нам
останутся лишь дневники, мы их должны выслушать. Мы должны прослушивать их
по меньшей мере столько же лет, сколько эти журналы были сокрыты  от  нас.
Не будем делать попыток предсказывать открытия,  которые  еще  могут  быть
сделаны на этих страницах. Мы можем только сказать,  что  они,  наверняка,
будут сделаны.  Как  можем  мы  повернуться  спиной  к  такому  важнейшему
наследству? Как сказал поэт Лон Брамлис: "Мы - фонтаны сюрпризов!".



   Фрэнк Херберт
   Еретики Дюны

   (Дюна-5)
   изд. "Текс", 1991 г.
   пер. Алексей Биргер
   OCR Палек


   КОГДА Я ПИСАЛ "ДЮНУ"

   ... В моем уме не оставалось места для  беспокойства  об  успехе  или
провале книги. Было лишь желание работать над ее созданием.
   Шесть лет исследований предшествовали тому дню, когда я  уселся  соб-
рать воедино мою историю. И увязывание множества сюжетных слоев, которые
были мною задуманы, достигло той степени концентрации мысли,  которой  я
никогда прежде не испытывал.
   Эта история должна разрабатывать миф о Мессии.
   Действию надлежит предложить другой взгляд на населенные  человечест-
вом планеты и энергетические устройства.
   Также следует вскрыть взаимосвязи политики и экономики.
   В ней обязательно должен присутствовать наркотик, пробуждающий  само-
сознание, и рассказ, к чему приводит зависимость от него.
   Питьевая вода должна быть только аналогией нефти, самой воды и других
природных веществ и ресурсов, которые тают с каждым днем.
   Это должен быть экологический роман, а значит, среди многих  сюжетных
линий, это должна быть, в не меньшей степени, история о людях, их радос-
тях и заботах, об отношении к общечеловеческим  ценностям,  и  я  должен
проследить каждую из этих линий на каждой стадии книги.
   В моей голове не было места для мыслей о чем-нибудь еще.
   Отзывы издателей после первой публикации, были медленными и, как  вы-
яснилось, неточными. Критики всыпали книге по первое число.  Более  две-
надцати издателей отвергли рукопись прежде, чем она  была  опубликована.
Не было никакой рекламы. И все-таки, что-то происходило.
   Не прошло и двух лет, как я был завален жалобами книготорговцев и чи-
тателей, что они не могут достать мою  книгу.  Она  удостоилась  похвалы
"Всемирного полного каталога".
   Мне все время звонили люди, спрашивая, не собираюсь ли я учредить но-
вый культ.
   Мой ответ:
   - О, Господи, нет!
   То, что я описываю, это - медленное осознание успеха. К тому времени,
когда первые книги "Дюны" были завершены, не  оставалось  почти  никаких
сомнений, что работа стала популярной - одной из самых популярных в  ис-
тории, как мне говорили, - с проданными по всему миру приблизительно де-
сятью миллионами экземпляров.
   Теперь самый частый вопрос, который люди мне  задают:  "Что  означает
для Вас успех?" Он меня удивляет. Хотя, признаться, я и не ожидал прова-
ла.
   Это была моя работа, и я ее сделал. Части "Мессии Дюны" и "Детей  Дю-
ны" были написаны до того, как  была  завершена  сама  "Дюна".  Они  все
больше обрастали плотью во время писания, но суть  рассказанной  истории
осталась нетронутой.
   Я был писателем, я писал. Успех  означал,  что  я  могу  уделить  еще
больше времени моему занятию.
   Оглядываясь назад, я осознаю, что  инстинктивно  поступил  правильно.
Пишешь не для результата и успеха не ждешь. Это отвлекает  часть  твоего
внимания от собственно творчества.
   Если ты готов творить, то все, что тебе надо делать - писать.
   Негласное соглашение между тобой и читателем. Если ктонибудь  заходит
в книжный магазин и тратит кровно заработанные деньги на твою книгу,  ты
обязан сколько-нибудь занять этого человека -  и  должен  стараться  изо
всех сил.
   Это и в самом деле все время было моим намерением.


   Главная часть дисциплинирующей выучки, - это ее сокрытая часть, пред-
назначенная не освобождать, но ограничивать. Не спрашивай "Зачем?". Будь
осторожен с "Как?". "Зачем?" ведет к неумолимому парадоксу. С "Как?"  ты
попадаешь в ловушку причинно-следственного мироздания. И  то,  и  другое
отрицает бесконечное.
   Апокрифы Арракиса.

   - Тараза ведь рассказала тебе, что мы уже  израсходовали  одиннадцать
гхол Данкана Айдахо? Этот - двенадцатый.
   Произнося это с намеренной желчностью, старая Преподобная Мать Шванги
глядела с галереи третьего этажа на  одинокого  мальчика,  игравшего  на
закрытой лужайке. Яркий полуденный свет планеты Гамму солнечными  зайчи-
ками отплясывал на белых стенах внутреннего дворика, наполняя все прост-
ранство ниже Преподобных Матерей таким сиянием, как будто на юного гхолу
был специально направлен луч театрального софита.
   "Израсходовали!" - подумала Преподобная Мать Лусилла.  Она  позволила
себе коротко кивнуть, заметив, каким же холодным  безразличием  веет  от
манер Шванги и от выбираемых ею слов.
   "Мы израсходовали наш запас - пришлите нам еще!"
   Мальчику на газоне было на вид приблизительно двенадцать  стандартных
лет, но у гхол, с еще не пробужденной  памятью  об  их  исходной  жизни,
внешность может быть ох как обманчива.
   Мальчик на миг отвлекся и поглядел на наблюдавших за ним  с  галереи.
Крепыш, с прямым взглядом, настойчиво смотрящим  из-под  черной  шапочки
каракулевых волос. Желтый свет ранней весны отбрасывал небольшую тень  у
его ног. Открытые участки кожи у него загорели почти дочерна,  но  когда
при легком движении голубой стилсьют чуть соскользнул с его  плеча,  там
обнажилась бледная кожа.
   - Эти гхолы не только дороги, они еще и крайне опасны для нас, - ска-
зала Шванги.
   Голос ее звучал ровно и  бесцветно,  обретая  от  этого  еще  большую
властность - голос Преподобной Матери Наставницы, говорящей с  послушни-
цей. Для Лусиллы это было дополнигельным напоминанием, что Шванги входи-
ла в яростную оппозицию проекту гхолы.
   Тараза заранее предостерегала Лусиллу:
   - Она постарается переманить тебя на свою сторону.
   - Одиннадцати неудач достаточно, - сказала Шванги.
   Лусилла поглядела на морщинистое лицо Шванги, внезапно подумав: "Ког-
да-нибудь я тоже стану старой и усохшей. И, может быть, приобрету  такой
же вес в Бене Джессерит".
   Шванги была невысока, приметы ее старости были приметами долгого слу-
жения Ордену.
   Из изученных ею заранее сведений, Лусилла знала,  что  под  форменной
черной абой Шванги скрывается костлявое тельце, которое редко  кому-либо
доводилось видеть, кроме обшивавших ее послушниц и скрещивавшихся с  ней
мужских особей. Широкий рот Шванги с двух сторон ограничивали старческие
морщины, спускавшиеся к выпяченному подбородку.
   В ее манерах было много  суховатой  резкости,  которую  непосвященные
часто принимали за гнев. Командующая Оплотом Гамму больше других  Препо-
добных Матерей заботилась о том, чтобы принадлежать самой себе.
   Лусилле опять захотелось, чтобы она смогла ознакомиться  в  целом  со
всем проектом гхолы. Хотя, Тараза достаточно ясно провела границу:
   - Шванги не следует доверять там, где дело касается безопасности гхо-
лы.
   - Мы считаем, что сами же тлейлаксанцы и убили большинство  из  один-
надцати предыдущих, - сказала Шванги. - Одно это свидетельствует о  мно-
гом.
   Лусилла, в тон Шванги, выбрала манеру спокойного, почти безмятежного,
выжидания. Ее поза как бы говорила: "Я, может быть, намного младше тебя,
Шванги, но я тоже полная Преподобная Мать". Она ощущала  на  себе  прис-
тальный взгляд Шванги.
   Шванги видела голографические изображения этой Лусиллы. Но они не шли
ни в какое сравнение с самим оригиналом.
   Геноносительница высшего уровня, никаких сомнений. Затопленные  сине-
вой глаза, без маскирующих линз, кажутся пронзительными,  и  это  хорошо
сочетается с ее длинным овальным лицом. Сейчас, когда капюшон ее  черной
абы откинут, видны каштановые волосы, собранные в тугой  узел,  а  затем
широко спадающие по спине. Даже самое жесткое облачение неспособно  пол-
ностью скрыть пышных грудей Лусиллы. Она происходила из генетических ли-
ний, знаменитых своими материнскими данными, и уже подарила Ордену  трех
детей, двух - от одного и того же производителя.
   Да - каштанововолосая чаровница с полными грудями и  расположенностью
к материнству.
   - Ты очень мало говоришь, - сказала Шванги. - Из этого мне ясно отсю-
да, что Тараза настроила тебя против меня.
   - Есть у тебя причины полагать, что убийцы постараются  уничтожить  и
этого гхолу? - спросила Лусилла.
   - Они уже пытались.
   "Странно, отчего на ум приходит мысль о ереси, когда думаешь о  Шван-
ги, - подумала Лусилла. Может ли существовать  ересь  среди  Преподобных
Матерей?" Религиозные оттенки этого слова казались неподходящими в среде
Бене Джессерит. Откуда взяться еретическим движениям среди тех,  кто  во
всех религиозных делах видит лишь средство манипулирования?
   Лусилла перевела взгляд вниз на гхолу, решившего в этот момент  прой-
тись колесом вокруг лужайки, затем он опять остановился  и  поглядел  на
двух женщин, смотревших на него с галереи.
   - Как он славно крутит колесо, - язвительно  усмехнулась  Шванги.  Ее
старческий голос не мог полностью скрыть затаенную жестокость.
   Лусилла поглядела на Шванги. "Ересь". "Диссидентство" - слово  непод-
ходящее. Слово "оппозиция" не охватывает впечатления, вызываемого стару-
хой. Есть в ней что-то, способное подорвать основы Бене Джессерит.  Бунт
против Таразы, против Верховной Преподобной Матери? Немыслимо! Верховные
Матери взращивались и воспитывались как монархи. Если уж Тараза  собрала
совет, выслушала все мнения - а потом вынесла свое собственное решение -
весь Орден обязан был подчиниться.
   - Сейчас не время для создания новых проблем! - сказала Шванги.
   Значение ее слов было ясным: возвращаются люди Рассеяния и  намерения
некоторых Затерянных угрожают Ордену.
   "Преподобные Черницы".
   До чего похоже на "Преподобные Матери".
   Лусилла решилась закинуть удочку:
   - Значит, по-твоему, мы должны сосредоточиться на проблеме этих  Пре-
подобных Черниц из Рассеяния?
   - Сосредоточиться? Ха! Они не обладают нашими возможностями.  Они  не
проявляют здравого смысла. И они не владеют меланжем. Наши знания, полу-
ченные благодаря спайсу - вот, что они хотят заполучить!
   - Возможно, - допустила Лусилла. Ей не хотелось соглашаться  с  таким
заявлением, не имея веских доводов.
   - Верховная Мать Тараза отвлекается от настоящих дел ради пустой воз-
ни с этими гхолами, - сказала Шванги.
   Лусилла промолчала. Проект гхолы определенно вызывал зловещее раздра-
жение у Ордена. Даже отдаленная вероятность получить еще одного Квизатца
Хадераха, пробирала ряды Ордена мурашками сердитого страха.
   Связываться с замурованными в червях осколками сознания Тирана!
   До крайности опасно.
   - Нам вообще не следует перевозить этого гхолу на Ракис, -  пробормо-
тала Шванги. - Не будите спящих червей.
   Лусилла опять перенесла свое внимание на мальчика-гхолу.
   Он повернулся спиной к высокой галерее, на которой стояли две  Препо-
добные Матери, но что-то в его позе говорило - он понимает, что разговор
о нем, и ожидает их реакции.
   - Ты, несомненно, сознаешь, что тебя  призвали  рано,  когда  он  еще
слишком юн, - сказала Шванги.
   - Я никогда не слыхала о глубоком кодировании столь юного, - согласи-
лась Лусилла. Она намеренно подпустила легкую самоиронию в свои  интона-
ции, зная, что Шванги, расслышав этот оттенок, неправильно его  истолку-
ет. Бене Джессерит - высшие специалисты  в  целенаправленном  управлении
всем, касающимся продолжения рода человеческого. "Используй  любовь,  но
сама ее избегай", - вот о чем подумает сейчас Шванги.
   Аналитики Ордена понимают, где коренится любовь.  Они  докопались  до
этого еще на самых ранних стадиях развития Ордена, но никогда не осмели-
вались исключать ее из направленного скрещивания. Терпи любовь, но  будь
настороже, вот главное правило. Знай, что она заложена в самую глубь че-
ловеческой генетики - сеть безопасности, обеспечивающая продолжение  ро-
да. Ты используешь ее, когда необходимо, закрепляя  отобранные  личности
(порой друг поверх друга) ради целей Ордена,  с  осознанием,  что  такие
личности будут присоединены могучими связующими линиями, не всегда легко
постижимыми обычному разуму. Иные способны, может быть, наблюдать  такие
движения и прорабатывать последствия, но, скованные единой цепью,  будут
танцевать под музыку бессознательного.
   - Я не предполагаю, что кодирование  его  будет  ошибкой,  -  сказала
Шванги, неправильно истолковывая молчание Лусиллы.
   - Мы делаем то, что нам  приказывают,  -  проворчала  Лусилла.  Пусть
Шванги сама решит, что означают эти слова.
   - Значит ты никоим образом не возражаешь против перевода гхолы на Ра-
кис, - сказала Шванги. - Интересно, продолжала бы ты и дальше так  бесп-
рекословно повиноваться, если бы знала все от и до?
   Лусилла сделала глубокий вдох. Не откроется ей сейчас полный замысел,
связанный с гхолами Данкана Айдахо?
   - На Ракисе есть девочка по имени Шиэна, - продолжала Шванги.  -  Она
обладает даром управлять гигантскими червями.
   Лусилла скрыла свое оживление. "Гигантские черви. Не  Шаи  Хулуд.  Не
Шайтан. Гигантские черви". Наездница Песков, предсказанная Тираном,  на-
конец появилась!
   - Я не просто поддерживаю пустой разговор, -  сказала  Шванги,  когда
Лусилла вновь промолчала. "Разумеется, нет", - подумала Лусилла.  "И  ты
называешь их, исходя из внешнего вида, а не из сути  внутреннего  мисти-
ческого значения. Гигантские черви. А в самом деле думаешь о Тиране Лито
II, чей бесконечный сон несут жемчужинки сознания в каждом из этих  чер-
вей. По крайней мере, нам приходится в это верить".
   Шванги кивнула на ребенка на лужайке под ними.
   - По-твоему, их гхола будет способен повлиять на девочку,  повелеваю-
щую червями?
   "Вот, наконец, все и выплывает наружу", - подумала Лусилла. Вслух  он
сказала:
   - У меня нет надобности отвечать на такой вопрос.
   - Ты и в самом деле осторожна, - сказала Шванги.
   Лусилла выгнула спину и потянулась. "Осторожна?  Да,  разумеется",  -
Тараза ее предостерегала:
   - Там, где дело касается Шванги, ты должна действовать и крайне осто-
рожно, и очень быстро. Временное окно, внутри которого мы только и можем
достичь успеха.
   - Успеха в чем? - удивилась Лусилла. Она искоса взглянула на Шванги.
   - Я не понимаю, как Тлейлакс смог благополучно расправиться  с  один-
надцатью гхолами, как они просочились сквозь все наши защитные порядки!
   - Сейчас у нас есть башар, - сказала Шванги. - Может быть, он  сможет
предотвратить несчастье. - Ее тон говорил, что она в это не верит.
   Верховная Мать Тараза говорила:
   - Ты Геноносительница, Лусилла. Когда прибудешь на Гамму,  ты  разбе-
решься в общей структуре. Но для достижения твоей  цели  не  обязательно
знать весь план целиком"
   - Подумай о цене! - проговорила Шванги, угрюмо глядя на гхолу,  кото-
рый сейчас присел на корточки и вырывал кустики травы.
   Лусилла понимала, что цена не имеет к этому никакого отношения,  отк-
рытое признание неудач - вот что было намного сложнее. Орден не мог  вы-
дать свой, провал. Но то, что Геноносительница призвана рано - это факт.
Тараза уже знала, что Геноносительница все поймет и составит представле-
ние об этой части общего плана.
   Шванги указала костлявой рукой на ребенка, вернувшегося к своей  оди-
нокой игре, прыгая и кувыркаясь на траве.
   - Политика, - сказала Шванги.
   "Нет сомнений - именно политика Ордена лежит  в  самой  основе  ЕРЕСИ
ШВАНГИ", - подумала Лусилла.
   Оценить сложность противоречий внутри Ордена можно по назначению нас-
тоятельницей Оплота на Гамму именно Шванги.
   Те, кто противостоят Таразе, отказываются сидеть на обочине.
   Шванги повернулась и пристально поглядела  на  Лусиллу.  Сказано  уже
достаточно. Достаточно услышано и достаточно пропущено через тренирован-
ные умы Бене Джессерит. Дом Соборов с огромным тщанием выбирал  эту  Лу-
силлу.
   Лусилла ощущала, как прощупывает и изучает ее старуха, до не позволя-
ла этому повлиять на ту глубочайшую сосредоточенность, которая  помогает
каждой Преподобной Матери справиться со стрессом. "Вот оно. Пусть  смот-
рит на меня во все глаза". Лусилла повернулась  и,  безмятежно  улыбнув-
шись, стала разглядывать крышу напротив.
   Вышел мужчина в мундире, вооруженный тяжелым лазерным пистолетом, ки-
нул взгляд на двух Преподобных Матерей, а затем сосредоточил его на  ре-
бенке внизу на лужайке.
   - Кто это? - спросила Лусилла.
   - Патрин - довереннейший подчиненный башара. Он утверждает, что всего
лишь денщик башара. Но надо быть слепым дураком, чтобы в это поверить.
   Лусилла с огромным вниманием стала разглядывать человека на  противо-
положной стороне галереи. Так вот он каков, Патрин. Уроженец Гамму,  как
сказала ей Тараза. Выбран для выполнения этой задачи самим башаром.  Ху-
дой и светловолосый, уже слишком стар для строевой службы, но по настой-
чивому призыву башара присоединился к старому командиру, во всем ему по-
могая.
   Шванги заметила, как Лусилла с неподдельной  озабоченностью  перевела
взгляд с Патрина на гхолу. Да, если башар опять призван охранять  Оплот,
значит гхола действительно в крайней опасности.
   Лусилла вздрогнула от внезапного удивления.
   - Но почему... Он...
   - Приказание Майлза Тега, - проговорила  Шванги,  называя  башара  по
имени. - Все игры гхолы являются одновременно и его тренировками. Муску-
лы должны быть подготовлены ко дню его возвращения в свое истинное "я".
   - Но он выделывает сейчас не совсем простое физическое упражнение,  -
заметила Лусилла. Она почувствовала,  как  ее  собственные  мускулы  со-
чувственно откликаются, узнавая знакомые движения.
   - Гхоле не позволено изучать только аркану Ордена, - сказала  Шванги.
- Почти все остальное из запасников наших познаний в его распоряжении.
   Ее интонация ясно показывала,  что  она  находит  это  крайне  непра-
вильным.
   - Но ведь, наверняка, никто не верит, будто этот гхола способен стать
новым Квизатцем Хадерахом, - возразила Лусилла.
   Шванги только плечами пожала.
   Лусилла сохраняла полную неподвижность и спокойствие, размышляя. Воз-
можно ли, чтобы этот гхола мог развиться в мужской  вариант  Преподобной
Матери? Способен ли этот Данкан Айдахо обрести способность проникновения
в такие глубины своего "я", куда не осмеливается заглянуть ни одна  Пре-
подобная Мать?
   Шванги заговорила, голос ее напоминал порыкивающее бормотание:
   - Замысел этого проекта... У них опасный план. Они могли бы  свершить
ту же самую ошибку... - она осеклась.
   "Они, - подумала Лусилла. - Их гхола".
   - Много бы я отдала, чтобы знать наверняка, какое  место  занимают  в
этом Икс и Рыбословши, - сказала Лусилла.
   - Рыбословши! - Шванга покачала головой при одной мысли  об  остатках
женской армии, служившей только Тирану. - Они верят в правду и  справед-
ливость.
   Лусилла переборола внезапный комок в горле. Шванги в твердой  оппози-
ции, не достает только открытого признания. Да, она здесь командует. По-
литическое правило простое: те, кто противится проекту, должны наблюдать
за ним, чтобы можно было пресечь его при первом же признаке  осложнений.
Но здесь на лужайке истинный гхола Данкана Айдахо. Сравнительный  анализ
клеток и Видящая Правду это подтвердили.
   Та раза ей сказала, провожая:
   - Тебе предстоит обучить его любви во всех ее формах.
   - Он так юн, - Лусилла не отводила взгляда от гхолы.
   - Юн, да, - сказала Шванги. - Полагаю, что пока ты  пробудишь  в  нем
только ответную привязанность ребенка на материнскую любовь. Позже...  -
Шванги пожала плечами.
   Лусилла ничем не проявила своих чувств. Бене Джессерит повинуется. "Я
- Геноносительница. Значит..." Распоряжения Таразы и специальная  подго-
товка Лусиллы определили особый курс, которым все должно пойти.
   Лусилла сказала Шванги:
   - Есть кто-то, похожая на меня, как две капли  воды,  говорящая  моим
голосом. Я - ее зеркальное отражение. Могу я спросить, кто это?
   - Нет.
   Лусилла опять промолчала. Она и не ожидала откровенности, но  не  раз
отмечалось ее потрясающее сходство с главой Отдела  Безопасности  Препо-
добной Матерью Дарви Одраде. "Юная Одраде". Лусилла не раз  слышала  эти
слова. И Лусилла, и Одраде происходили, конечно, от  линии  Атридесов  с
сильным генным влиянием потомков Сионы. Рыбословши не имели монополии на
эти гены! Но Иные Памяти Преподобной Матери, несмотря на их жесткую  из-
бирательность и ограниченность предками только с женской стороны, давали
важные ключики к пониманию широкого размаха проекта гхолы. Лусилла, опи-
равшаяся на жизненный опыт обитавшей в ней Джессики, жившей  пять  тысяч
лет тому назад и появившейся в результате генетических манипуляций Орде-
на, испытывала глубокое чувство страха, исходящее от этой  жизни-памяти.
Знакомая модель и исходящее от нее такое, напряженное ощущение рока  вы-
нудили Лусиллу автоматически начать произносить литанию  против  страха,
которую она выучила еще при первом посвящении в Обряды Ордена:
   "Я не должна бояться. Страх - это убийца  разума.  Страх  -  это  ма-
ленькая смерть, несущая полное уничтожение. Я должна встретить мой страх
лицом к лицу. Я должна позволить ему пройти через меня и сквозь меня.  И
когда он пройдет и останется позади, я обращу внутренний  взгляд,  чтобы
увидеть его тропу. Когда страх уйдет, не будет ничего. Только я сама ос-
танусь".
   К Лусилле вернулось спокойствие.
   Шванги подметила, что что-то с Лусиллой происходит и позволила  своей
настороженности немного ослабеть. Лусилла - не тупица, не "особая"  Пре-
подобная Мать, не титулованная пустышка,  которая  едва  может  работать
так, чтобы не ставить постоянно Орден в неловкое  положение.  Лусилла  -
настоящая, и некоторые реакции нельзя от нее скрыть, даже реакции другой
Преподобной Матери. Очень хорошо, пусть она узнает полный размах оппози-
ции этому "опасному" проекту!
   - По-моему, гхола не доживет до того, чтобы увидеть Ракис, -  сказала
Шванги.
   Лусилла пропустила это мимо ушей.
   - Расскажи мне о его друзьях, - сказала она.
   - У него нет друзей, только учителя.
   - Когда я с ними встречусь? - она задержала взгляд на противоположной
стороне галереи, где Патрин небрежно облокотился на  низкую  балюстраду,
тяжелый лазерный пистолет наготове. Лусилла внезапно поняла, что  Патрин
наблюдает за ней. У Патрина - приказ башара! Шванги  наверняка  видит  и
понимает. "Мы охраняем его!"
   - Я так понимаю, тебе особенно хочется увидеться именно с Майлзом Те-
гом, - сказала Шванги.
   - Среди прочих.
   - Не хочешь ли сперва войти в контакт с гхолой?
   - Я уже вошла с ним в контакт, - Лусилла кивнула на внутренний  двор,
где ребенок опять стоял неподвижно и глядел на нее. - Он из задумчивых.
   - Об остальных гхолах я знаю только по докладам, - сказала Шванги,  -
но, подозреваю, этот - наиболее задумчивый из всей серии.
   Лусилла подавила непроизвольную дрожь, так яростно ее подмывало  отк-
рыто восстать против отношения и слов Шванги.  Ни  единого  намека,  что
мальчик внизу - такой же, как и все.
   Пока Лусилла размышляла над этим, облака затмили  солнце,  как  часто
бывало в этот час. Над стенами Оплота задул холодный ветер,  закруживший
вихрями по внутреннему двору. Мальчик отвернулся и ускорил свои физичес-
кие упражнения, согреваясь за счет возросшей активности.
   - Куда он уходит, когда хочет побыть один? - спросила Лусилла.
   - В основном, в свою комнату. Он несколько раз совершал весьма  опас-
ные вылазки, но мы это пресекли.
   - "Он, должно быть, сильно нас ненавидит.
   - Я в этом уверена.
   - Мне надо будет сразу же взяться за него.
   - Наверняка, у Геноносительницы нет сомнений в своей способности  пе-
ребороть эту ненависть.
   - Я думаю о Гиэзе, - Лусилла метнула на Шванги осведомленный  взгляд,
- меня весьма удивляет, что ты позволила Гиэзе совершить такую ошибку.
   - Я не вмешиваюсь в нормальный процесс обучения гхолы. Если  одна  из
его учительниц привязывается к нему искренней любовью - это не моя проб-
лем"
   - Привлекательный ребенок, - сказала Лусилла. Они еще чуть-чуть  пос-
тояли, наблюдая за упражнениями гхолы Данкана  Айдахо.  Обе  Преподобные
Матери ненадолго задумались о Гиэзе, одной из первых учительниц,  приве-
зенных сюда ради проекта гхолы. Подход Шванги был прост: "Гйэза, опреде-
ленно, была неудачей". А Лусилла думала: "Шванги и Гиэза  усложнили  мою
задачу". Ни Шванги, ни Лусилла ни на секунду не задумались над тем,  как
эти мысли подкрепляют их верность тем или иным принципам.
   Наблюдая за ребенком во внутреннем дворе,  Лусилла  начала  по-новому
постигать, чего на самом деле достиг Тиран - Бог Император. Лито II  ис-
пользовал этих гхол бесчисленное количество раз  и  жизненных  сроков  -
тридцать пять сотен лет сменялись гхолы Данкана, один за другим. Бог Им-
ператор Лито II не был обыкновенным от природы. Он был величайшим  Джаг-
гернаутом человеческой истории, катящимся повсюду -  давящим  социальные
системы, естественную и искусственную ненависть, формы правления, обряды
(и табу, и мандаринаты), религии легкие и религии аскетичные.  Сокрушаю-
щий вес его колесницы не оставил ничего без  своих  отметин,  даже  Бене
Джессерит.
   Лито II называл это Золотой Тропой, и  этот  Данкан  Айдахо,  типовой
гхола, которого она видела сейчас под собой, был заметной фигурой в этом
наводящем благоговейный ужас движении. Лусилла изучала отчеты Бене Джес-
серит - возможно самые  лучшие  во  всем  мироздании.  Даже  сегодня  на
большинстве планет Старой Империи до сих пор разбрызгивают капли воды на
восток и на запад, произнося местные варианты: "Пусть твое благословение
снизойдет на нас за это подношение, о Бог бесконечной силы и бесконечно-
го милосердия".
   Некогда добиться такого повиновения было задачей Бене Джессерит и  их
прирученного жречества. Но это обрело свою собственную инерцию,  ставшую
назойливым принуждением. Даже самые сомневающиеся из верующих  говорили:
"Что ж, вреда это причинить не может". Это было достижение, которое  са-
мые лучшие религиозные конструкторы Защитной Миссиоиерии Бене  Джессерит
наблюдали с восхищением, страхом и  благоговением  разочарования.  Тиран
превзошел лучших из Бене Джессерит. Пятнадцать сотен лет прошло со  вре-
мени смерти Тирана, но Орден до сих  пор  беспомощен  распутать  главный
узел этого устрашающего достижения.
   - Кто отвечает за религиозную подготовку? - спросила Лусилла.
   - Никто, - сказала Шванги, - к чему беспокоиться? Если он будет вновь
пробужден к своей исходной памяти, то вернется и к своей изначальной ве-
ре. Мы будем иметь дело с ней, если когда-либо до этого дойдет.
   Время тренировки мальчика вышло. Даже не оглянувшись еще раз на  наб-
людавших, он покинул внутренний двор и удалился в широкую  дверь  слева.
Патрин тоже покинул свою позицию наблюдателя, даже не взглянув на Препо-
добных Матерей.
   - Пусть тебя не одурачат люди Тега, - сказал Шванги. - У них глаза на
затылке. Ведь мать Тега с рождения была одной из нас. Он учит гхолу  та-
кому, чего ему вообще никогда не следовало бы знать!


   Взрывы являются также сжатиями времени. Все доступные наблюдению  пе-
ремены в человеческой истории до некоторой стегни и с некоей точки  зре-
ния являются взрывными - иначе бы вы их не заметили.  Плавная  Непрерыв-
ность перемен, если ее достаточно замедлить, протекает незамеченной  для
тех, чей срок наблюдения слишком короток. Отсюда, говорю  вам,  я  видел
перемены, которых вы никогда бы не углядели.
   Лито II

   Женщина, стоявшая в утреннем свете планеты Дом Соборов перед  столом,
за которым сидела Верховная Преподобная Мать Алма Тараза, была высока  и
гибка. Длинная черно-мерцающая аба, облекавшая ее от  плеч  до  пола  не
могла скрыть грацию, проявлявшуюся в каждом движении тела.
   Тараза наклонилась вперед в своем песьем кресле и проглядывала перек-
ладные досье - глифы Бене Джессерит - проецируемые над поверхностью сто-
ла только для ее глаз.
   "Дарви Одраде" так дисплей определил стоявшую перед  ней  женщину,  а
затем последовала сжатая биография, и так уже знакомая Таразе  до  мело-
чей. Дисплей служил нескольким целям - всегда надежная памятка для  Вер-
ховной Матери, позволявшая порой взять паузу для раздумий, когда делаешь
вид, будто изучаешь характеристики, и он же снабжал решающими  доводами,
если в ходе беседы всплывет что-нибудь нежелательное.
   "Одраде принесла Бене Джессерит уже девятнадцать детей",  -  вчитыва-
лась Тараза в информацию, возникавшую перед ее глазами. "Каждый  ребенок
от другого отца", в этом необычного мало. Но даже такое интенсивное  ма-
теринство не нарастило на Одраде ненужной плоти. Лицо ее с длинным носом
и угловатыми щеками от природы имело - высокомерный вид. Все лицо  сужа-
лось к узкому подбородку. Пухлые губы - обещание страсти.
   "Мы всегда можем положиться на гены Атридесов", - подумала Тараза.
   Позади Одраде затрепетала оконная занавеска, она оглянулась. Они были
в утренней комнате Таразы - небольшой элегантно обставленной, отделанной
в зеленые тона. Только яркая белизна песьего кресла Таразы выделялась из
общего фона. Окна эркера смотрели на восток - на сад, лужайку и отдален-
ные снежные вершины гор планеты Дом Соборов, похожие на театральные  де-
корации.
   Не поглядев на нее, Тараза сказала:
   - Я обрадовалась, когда ты и Лусилла приняли назначение. Это  намного
облегчает мою задачу.
   - Я бы хотела встретиться с этой Лусиллой, - сказала Одраде, глядя на
макушку Таразы. Голос Одраде был мягким контральто.
   Тараза откашлялась.
   - Нет надобности. Лусилла одна из наших Геноносительниц. Вы обе полу-
чили идентичное либеральное образование, обусловившее вашу  подготовлен-
ность.
   Было что-то оскорбительное в небрежном тоне Таразы и только их давнее
знакомство уняло вспыхнувшее  немедля  раздражение  Одраде.  Частично  -
из-за слова "либеральное", разобралась она.  Предки-Атридесы  взбунтова-
лись в ней при этом слове. Словно все ее накопленные женские  воспомина-
ния накинулись на бессознательные выводы и поверхностные  предубеждения,
скрывающиеся за этим словом.
   "Только либералы на  самом  деле  мыслят.  Только  либералы  разумны.
Только либералы понимают нужды своих собратьев".
   "Сколько же зловредности скрыто за этим словом!  -  подумала  Одраде.
Как же сильно тайное "я" требует ощущения своего первенства".
   Одраде напомнила себе, что Тараза, не смотря на свой небрежный до ос-
корбительности тон, использовала этот термин только в католическом смыс-
ле: общее образование Лусиллы полностью соответствовало образованию  Од-
раде.
   Тараза откинулась, устраиваясь поудобнее, не отрывая взгляда от дисп-
лея. Свет из окон, выходящих на восток, осветил лицо невысокой женщины -
чуть-чуть старше Одраде - положив тени под носом и  подбородком.  Тараза
сохранила часть красоты, благодаря которой она когда-то была  самой  на-
дежной при скрещивании с трудными мужскими особями. Ее  лицо  -  длинный
овал с мягко закругляющимися щеками. Черные волосы собраны в большой ту-
гой пучок на затылке, полностью обнажая лоб. Рот Таразы едва открывался,
когда она говорила - полнейший контроль за движениями. Внимание наблюда-
теля все время привлекали ее глаза: повелительные и затопленные синевой.
Ее лицо производило впечатление  маски  вежливости,  из-под  которой  не
проглянут разоблачающие истинные переживания.
   Одраде знала, когда Верховная Мать принимает такую позу: вскоре Тара-
за забормочет себе под нос. Ну, точно, именно, как Одраде и ожидала, Та-
раза что-то забормотала про себя.
   Верховная Мать размышляла, следя за выдающим  информацию  дисплеем  с
огромным вниманием. Многие дела занимали ее мысли.
   Это успокаивало Одраде. Тараза не верит, что существует некая благот-
ворная сила, руководящая человечеством. Защитная Миссионерия и Намерения
Ордена - вот что хоть как-то ценно в мире Таразы. Все, служащее этим це-
лям, даже происки давно умершего Тирана, должно почитаться  благом.  Все
остальное - зло. Чужеродные вторжения из Рассеяния - особенно эти  возв-
ращающиеся потомки Рыбословш, называющие себя Преподобными  Черницами  -
никак не заслуживают доверия. Собственная паства Таразы, и  даже  проти-
востоящие  ей  в  Совете,  это,  в  конечном  итоге,  Бене  Джессерит  -
единственное, чему можно доверять.
   Так и не поднимая глаз, Тараза проговорила:
   - Ты знаешь, что если сравнивать тысячелетия, предшествующие  Тирану,
с прошедшими после его смерти, то уменьшение крупных конфликтов  феноме-
нально. Со времени Тирана их число стало меньше, чем два процента от то-
го, что было прежде.
   - Насколько мне известно, - ответила Одраде.
   Тараза метнула на нее короткий взгляд и сразу опустила глаза.
   - Что?
   - Невозможно получить сведения, сколько войн велось за пределами  на-
шего обитания. Есть ли у тебя статистика от людей Рассеяния?
   - Конечно нет!
   - Ты говоришь о том, что именно Лито укротил нас, - сказала Одраде.
   - Если тебе этого хочется, пусть будет так.
   Тараза отметила что-то, увиденное на дисплее.
   - Следует ли приписать это заслугам нашего любимого башара Майлза Те-
га? - спросила Одраде. - Или его талантливым предшественникам?
   - Этих людей выбирали мы, - сказала Тараза.
   - Не понимаю, уместна ли сейчас дискуссия по военным вопросам, - ска-
зала Одраде. - Что она имеет общего с нашей нынешней проблемой?
   - Есть кое-кто, полагающий, что мы можем вляпаться в скверную историю
и впадем в состояние хуже, чем было до Тирана...
   - Да ну? - Одраде поджала губы.
   - Некоторые отряды возвращающихся Затерянных продают оружие  всякому,
кто хочет или может купить.
   - Какое именно оружие? - спросила Одраде.
   - Современное оружие стекается на Гамму, и почти  нет  сомнений,  что
тлейлаксанцы накапливают некоторые самые опасные вооружения.
   Тараза откинулась назад и потерла виски. Она заговорила тихим,  почти
задумчивым голосом.
   - Мы считаем, что принимаем решение величайшего значения и исходим из
высочайших принципов.
   Одраде и раньше это знала. Она сказала:
   - Верховная Мать сомневается в правоте Бене Джессерит?
   - Сомневаюсь? О, нет. Но я действительно испытываю разочарование.  Мы
работали изо всех сил ради этих высокоутонченных целей, а что получаем в
итоге? Обнаруживается, что многое, чему мы посвятили наши жизни,  проис-
текает из ничтожных предпосылок: жажды личных удобств или  благополучия,
не имеющих ничего общего с нашими высокими идеалами.  Что  действительно
поставлено на карту - соглашение всех Способных  принимать  решения  для
пользы всего человечества.
   - Я слышала, ты называешь это политической необходимостью, - заметила
Одраде.
   Тараза заговорила, взяв себя под жесткий контроль  и  опять  перенеся
при этом взгляд на дисплей.
   - Если мы станем основывать наши суждения  не  на  созданной  жесткой
системе, то это верный путь к исчезновению Бене Джессерит.
   - Ты не найдешь ничтожных решений в моей биографии, - сказала Одраде.
   - Я ищу источники слабостей, изъянов.
   - Их ты тоже не найдешь.
   Тараза скрыла улыбку. Она узнала, поняла это эксцентричное замечание:
способ Одраде подпускать шпильки Верховной Матери. Одраде была очень хо-
роша, когда, нетерпеливая на вид, на самом деле погружалась в поток тер-
пения, не поторапливая время.
   Когда Тараза не клюнула на эту наживку,  Одраде  вернулась  к  своему
спокойному ожиданию - легкое дыхание, уравновешенный ум. Терпение втека-
ло в нее без усилия над собой. Орден давным-давно научил ее, как  разде-
лять прошлое и настоящее на одновременные потоки. Созерцая все  окружаю-
щее, она в то же время способна была выхватывать крохи прошлого  и  жить
ими, словно прошлое и настоящее накладывались на один экран.
   "Работа памяти", - подумала Одраде. Было  время,  когда  Одраде  жила
так, как и большинство детей: в доме, где были мужчина и женщина -  если
и не настоящие родители, то растившие ее вполне по-родительски. Все дру-
гие дети, которых она тогда знала, жили так же: у них были папы и  мамы.
Порой один папа работал, далеко от дома. Порой на работу  ходила  только
мама. В случае Одраде, женщина  оставалась  дома  -  никакая  приходящая
нянька не сидела с ребенком в рабочие часы. Много позже она узнала,  что
родившая ее мать уплатила большую сумму денег,  чтобы  обеспечить  такой
уход за своей девочкой, спрятанной у всех на виду подобным образом.
   - Она спрятала тебя, потому что любила, -  объяснила  женщина,  когда
Одраде стала достаточно взрослой, чтобы понимать. -  Вот  почему  ты  не
должна никогда никому открывать, что мы не твои настоящие родители.
   Как позже поняла Одраде, любовь не имела с этим ничего общего. Препо-
добные Матери не действовали из таких земных мотивов. А  настоящая  мать
Одраде принадлежала к Боне Джессерит.
   Все это открывалось Одраде, согласно исходному плану. Ее имя: Одраде.
Дарви - так ее всегда называли равнодушные к ней или рассерженные.  Юные
приятельницы, естественно, сократили это имя до Дар.
   Не все, однако, соответствовало первоначальному плану. Одраде  припо-
минала узкую кровать в комнате,  которой  придавали  жизнерадостный  вид
картинки животных и фантастические пейзажи на пастельно-голубых  стенах.
Белые шторы трепетали в окошке под мягкими ветерками весны и лета. Одра-
де помнила, как прыгает на узкой кровати - восхитительно счастливая  иг-
ра. Много смеха. Руки, ловившие ее посреди прыжка и  крепко  обнимавшие.
Руки мужчины. Круглое лицо с небольшими  усиками,  которые  щекотали  ее
так, что она начинала хихикать. Кровать стукалась о стену от ее прыжков,
и на стене от этого остались вмятины.
   Одраде берегла эти воспоминания, не желая выбрасывать  их  в  колодец
холодной рациональности. Отметина на стене. Отметки смеха и радости.  До
чего же они малы и как о многом свидетельствуют.
   Странно, почему в последнее время она все больше и больше  стала  ду-
мать о папе. Не все ее воспоминания были счастливыми. Были времена, ког-
да он бывал печально сердитым,  предостерегал  маму  не  слишком  вмеши-
ваться. На лице его отражалось много разочарований. Его голос  приливал,
когда он был в плохом настроении. Тогда мама двигалась  тихо,  ее  глаза
наполнялись беспокойством. Одраде ощущала беспокойство и страх и негодо-
вала на мужчину. Женщина знала, как лучше всего с ним поладить. Она  це-
ловала его в затылок, поглаживала по щеке и шептала ему на ухо.
   Эти древние "естественные" чувства заставили немало потрудиться  ана-
литиков-прокторов Бене Джессерит, прежде чем удалось их изгнать из Одра-
де. Даже сейчас оставался в ней сор прошлого, который надо было  из  нее
вытащить и выбросить. Даже сейчас, знала Одраде, до конца это в  ней  не
истреблено.
   Наблюдая за тем, с какой тщательностью Тараза изучает  биографическое
досье, Одраде подумала, не этот ли изъян увидела Верховная Мать.
   "Им наверняка известно, что я способна на переживания тех ранних вре-
мен".
   Все это было так давно, и все равно она должна была признать, что па-
мять о мужчине и женщине покоится в ней, что, возможно,  ее  никогда  не
удастся полностью стереть. Особенно память о маме.
   Преподобная Мать, родившая Одраде, оказалась в крайнем положении,  и,
по причинам, теперь отлично понятным Одраде,  укрыла  дочку  в  потайное
убежище на Гамму. Одраде не таила никаких  обид.  Это  было  необходимо,
чтобы они обе остались в живых. Проблемы пришли с другой стороны: прием-
ная мать дала Одраде то, что большинство матерей дают своим детям, и че-
му так не доверяет Орден - Любовь.
   Когда прибыли Преподобные Матери, приемная мать не  стала  сражаться,
чтобы удержать своего ребенка.
   Преподобные Матери вошли в сопровождении прокторов: мужчин и  женщин.
Прошло много времени, прежде чем Одраде осознала все значение этого  ще-
мящего момента. В глубине своего сердца женщина знала, что наступит день
разлуки. Что это - лишь вопрос времени. И, все равно, по мере того,  как
дни превращались в годы - почти в шесть стандартных лет - женщина  осме-
ливалась надеяться.
   Затем прибыли Преподобные Матери со своими дюжими прислужниками.  Они
лишь выжидали до тех пор, пока не наступит безопасный  момент,  пока  не
удостоверятся, что никаким охотникам и шпионам не известно, что Одраде -
запланированный Бене Джессерит отпрыск рода Атридесов.
   Одраде увидела, как Преподобные Матери передают огромную сумму денег.
Женщина швырнула эти деньги на пол. Но ни один голос не возвысился, что-
бы ее за это укорить. Взрослые участники этой сцены знали, где лежит ис-
тинная сила.
   Вызывая в памяти свои сдерживаемые переживания, Одраде и сейчас виде-
ла женщину, как она садится на стул с прямой спинкой возле окна на  ули-
цу, как охватывает себя руками и начинает раскачиваться вперед-назад. Ни
одного звука она не издает.
   Преподобные Матери использовали и Голос, и другие продуманные  уловки
вместе с дымом наркотических трав и сам подавляющий фактор  своего  при-
сутствия, чтобы заманить Одраде в ждущий граундкар.
   - Всего лишь ненадолго. Нас послала твоя настоящая мать.
   Одраде ощутила ложь, но любопытство взяло в ней верх.  Моя  настоящая
мать!
   Последний раз она увидела женщину - единственную существовавшую у нее
мать - раскачивающейся в окне с несчастным выражением на лице, руки вок-
руг тела.
   Позже, когда Одраде заговорила о возвращении к этой женщине,  ее  па-
мять-видение стала частью существенного урока Бене Джессерит.
   - Любовь ведет к несчастью. Любовь - это очень древняя сила,  в  свое
время служившая своим целям, но для сохранения человечества  она  больше
не нужна. Запомни ошибку этой женщины - боль.
   Одраде предавалась мечтам, пока не достигла почти двадцати  лет.  Она
действительно наконец вернется, когда станет полной Преподобной Матерью.
Она вернется и найдет ту любящую и надежную женщину, найдет, хоть она  и
не знает никаких имен, кроме мама и Сибия. Одраде припомнила смех взрос-
лых приятельниц, называвших эту женщину Сибией.
   Мама Сибия.
   Орден, однако, разглядел в ней мечтательность и стал доискиваться  до
источника. Это тоже было включено в очередной урок.
   - Мечтания, грезы наяву - это первое пробуждение того, что мы называ-
ем одновременным потоком. Это существенный элемент рационального  мышле-
ния. Так можно очистить свой ум ради лучшего мышления.
   Одновременный поток.
   Одраде сосредоточила взгляд на Таразе, сидящей за столом в  этой  ут-
ренней комнате. Травма детства должна быть упрятана в отведенное ей  от-
даленное местечко-память. Все это было далеко, на Гамму, планете,  кото-
рую люди Дана перестроили после времен Великого Голода и Рассеяния. Люди
Дана - в прежние дни Келадана. Одраде твердо взяла в  руки  рациональное
мышление, опираясь на Иные Памяти, хлынувшие  в  ее  сознание  во  время
Спайсовой Агонии, когда она действительно стала полной  Преподобной  Ма-
терью.
   Одновременный поток. Фильтрация сознания... Иные Памяти.
   Какие же могучие инструменты дал ей Орден. Какие опасные инструменты.
Все эти другие жизни таятся прямо  за  занавесом  сознания,  инструменты
предназначенные для выживания, а не для удовлетворения  праздного  любо-
пытства.
   Тараза говорила, считывая возникавший перед ее глазами материал:
   - Ты слишком много копаешься в своих  Иных  Памятях.  Это  высасывает
энергию, которую лучше сохранять.
   Затопленные синевой глаза Верховной Матери впились в Одраде буравящим
взглядом.
   - Ты, порой, подходишь прямо к самому пределу того, что может вынести
плоть. Это может навлечь на тебя преждевременную смерть.
   - Я осторожна со спайсом. Мать.
   - Еще бы тебе не быть! Тело способно вынести лишь определенное  коли-
чество меланжа, лишь определенное количество блужданий в прошлом!
   - Нашла ты мой изъян? - спросила Одраде.
   - Гамму! - одно слово, равное целой речи.
   Одраде поняла, никуда не деться от травмы тех лет на Гамму. Те годы -
слабое звено, которое должно удалить с корнем, низвести до  разумно  до-
пустимого уровня.
   - Но меня посылают на Ракис, - сказала Одраде.
   - И смотри, помни об афоризмах умеренности. Помни, кто ты есть!
   Тараза опять наклонилась к своему дисплею.
   "Я - Одраде!" - подумала Одраде.
   В школах Бене Джессерит, где первые  имена  обычно  терялись,  списки
учащихся составлялись по последнему имени. Подруги и приятельницы  пере-
няли обычай употреблять имя, стоявшее в списках. Они  рано  усвоили  эту
древнейшую уловку - сопричастность к секрету личного  имени  раскидывает
силки, в которые ловится душевная привязанность человека.
   Тараза, тремя классами старше Одраде, была назначена "опекать"  млад-
шую ученицу - тандем, умышленно созданный учителями.
   "Опекать" означало некоторое количество руководства младшей, а  также
то, что при взаимоотношениях равенства некоторые самые необходимые осно-
вы закладываемых знаний усваивались лучше. Тараза, имевшая доступ к лич-
ному досье подопечной, начала называть младшую Дар. Одраде  в  ответ  на
это стала называть Таразу Тар. Два эти имени приобрели некую неразрывную
связь - Дар и Тар. Даже после того, как Преподобные Матери их услышали и
сделали им выговор, они порой  допускали  такую  ошибку,  хотя  бы  ради
собственного удовольствия.
   Одраде, поглядев теперь на Таразу, сказала:
   - Дар и Тар.
   Углы рта Таразы дрогнули в улыбке.
   - Что есть такого в моем досье, что ты еще не  изучила  по  нескольку
раз? - спросила Одраде.
   Тараза откинулась и подождала, пока ее песье кресло  приспособится  к
ее новой позе. Она положила сцепленные руки на стол и поглядела на млад-
шую.
   "А ведь на самом деле она и не так уж моложе меня", - подумала  Тара-
за.
   Однако со школьных времен, Тараза воспринимала Одраде только как при-
надлежащую младшей возрастной группе, и возрастную пропасть  между  ними
не скрыть никаким проходящим годам.
   - Осторожнее поначалу, Дар, - сказала Тараза.
   - Этот проект уже давно миновал начальную стадию, - ответила Одраде.
   - Но твоя роль в нем начинается только сейчас. А  затеяли  мы  такое,
чего раньше никто и не пытался.
   - Узнаю ли я теперь полностью проект, связанный с этим гхолой?
   - Нет.
   Вот и все. Вся видимость высокого доверия и "надобности понимать" от-
метена единым словом. Но Одраде это понятно. Таков  порядок,  изначально
заведенный еще с первого Дома Соборов Бене  Джессерит,  претерпевший  за
тысячелетия только очень незначительные  изменения.  Подразделения  Бене
Джессерит разделяются твердыми вертикальными и горизонтальными барьерами
на изолированные группы, отсюда, с вершины, тянутся к ним  нити  единого
командования. Обязанности - "предписанные роли" - распределены и  испол-
няются отдельными ячейками. Задействованные в одной ячейке не знают, что
делают их современники внутри других параллельных ячеек.
   "Но я знаю, что в параллельной ячейке находится Преподобная Мать  Лу-
силла, - подумала Одраде. - Это подсказывает логика".
   Она понимает необходимость такой, скопированной с  древнейших  тайных
революционных обществ, структуры - Бене  Джессерит  всегда  рассматривал
себя как постоянных революционеров. Эта революция была заторможена  лишь
Тираном - Лито II.
   "Заторможена, но не отменена и не остановлена", - напомнила себе  Од-
раде.
   - Насчет того, к чему ты приступаешь, - сказала  Тараза.  -  Оповести
меня, если ощутишь какую-либо непосредственную опасность для Ордена.
   Это было одним из тех особенных пожеланий Таразы, смысл которых Одра-
де схватывала инстинктивно, без слов - а  уж  потом  находила  словесное
воплощение для этого смысла. Она быстро ответила:
   - Бездеятельность будет для нас еще хуже.
   - Мы приходим к выводу, что может быть опасность, -  сказала  Тараза.
Она говорила сухим голосом. Таразе не нравилось пробуждать в Одраде  та-
лант инстинктивного ясновидения,  которым  она  обладала  от  неподконт-
рольных воздействий своей генетической линии - Атридесы  с  их  опасными
талантами.  Была  специальная  пометка  в  генетическом  досье   Одраде:
"...тщательное изучение всего потомства". Двое из этого  потомства  были
тихо умерщвлены.
   "Мне не следовало пробуждать сейчас талант Одраде, ни на единый миг",
- подумала Тараза. Но порой искушение бывало слишком велико.
   Тараза отправила проектор под крышку стола  и  заговорила,  глядя  на
пустой стол.
   - Находясь вдали от нас, даже если ты найдешь идеального  отца-произ-
водителя, ты не должна скрещиваться без нашего разрешения.
   - Ошибка моей настоящей матери, - высказала предположение Одраде.
   - Ошибку твоей настоящей матери следовало распознать еще в то  время,
когда она скрещивалась!
   Одраде и раньше не раз это слышала. Это было то, что в линии  Атриде-
сов требовало самого тщательного наблюдения со стороны Разрешающих Скре-
щивание. Талант, конечно. Она знает о своем  таланте,  происходившем  от
генетической линии, с одинаковой силой давшей мирозданию и Квизатца  Ха-
дераха, и Тирана. К чему, однако, Разрешающие Скрещивание стремятся  те-
перь? Насколько отрицательно их отношение? Больше никаких опасных рожде-
ний! Она никогда не видела никого из своих детей после  их  рождения,  -
вовсе не такая уж странно для Ордена. И она никогда не увидит ни  единой
записи своего генетического досье. Здесь тоже Орден оперирует, тщательно
разграничивая силы.
   "И эти более ранние запреты на некоторые мои Иные Памяти!"
   Она обнаружила незаполненные места в своих Памятях и открыла их.  Ве-
роятно, только Тараза, да еще, может быть, двое членов Совета (Беллонда,
вероятней всего, и еще одна  старая  Преподобная  Мать)  владели  сверх-
чувствительным доступом к подобной информации о происхождении.
   Действительно ли Тараза и другие поклялись умереть, прежде чем выдать
секретную информацию постороннему? В конце концов,  есть  точный  ритуал
преемственности, на случай, если ключевая Преподобная Мать умирает,  на-
ходясь далеко от Сестер не имея возможности сразу передать им хранимые в
себе жизни-памяти. Этот ритуал много раз задействовался за время правле-
ния Тирана. Ужасная Эра! Понимание, что революционные ячейки Ордена  для
него, как на ладони! Чудовище! Она знала, что Сестры никогда не  обманы-
вались насчет того, что Лито II, якобы, воздерживался от уничтожения Бе-
не Джессерит только из одной глубоко коренившейся в нем  верности  своей
бабушке, леди Джессике.
   "Естественно, Джессика".
   Одраде ощутила, как что-то отдаленно встрепенулось у нее внутри.
   Грех одной из Преподобных Матерей: "Она позволила себе впасть  в  лю-
бовь!" Такая малость, но приведшая к таким великим  последствиям!  Трид-
цать пять сотен лет тирании!
   Золотая Тропа. Бесконечность? А как насчет всех этих Затерянных, мно-
гих триллионов, ушедших в Рассеяние? Какую угрозу представляют  Затерян-
ные, возвращающиеся сейчас?
   Тараза, словно  прочтя  мысли  Одраде,  -  порой  казалось,  что  она
действительно их читает - проговорила:
   - Люди Рассеяния где-то рядом, во внешнем  мире...  Просто  выжидают,
чтоб нанести удар.
   Одраде уже слышала такие доводы: с одной стороны, опасность, с другой
- нечто магнетически притягательное. Так много великолепного неизвестно-
го. Орден, таланты которого уже не одно тысячелетие пестуются  меланжем,
- доступны ли будут ему эти новые необъятные ресурсы человечества! Поду-
мать только об имеющихся там несчетных генах! О потенциальных  талантах,
свободно парящих за пределами космоса, где они могут навсегда сгинуть!
   - Как раз незнание и порождает величайшие ужасы, - сказала Одраде.
   - И величайшие амбиции, - проговорила Тараза.
   - Значит, я еду на Ракис? - Должным образом. Я нахожу  тебя  адекват-
ной.
   - Иначе бы меня не назначили.
   Как же привычна им подобная переброска словами, уходящая корнями в их
школьные дни. Тараза спохватилась, однако, что поддалась на это  бессоз-
нательно - слишком много воспоминаний связывают их: Дар и Тар. Надо сле-
дить за этим!
   - Помни, в чем твой долг верности, - сказала Тараза.


   Существование не-кораблей создает возможность уничтожения целых  пла-
нет, не понеся при этом  возмездия.  На  планету  может  быть  направлен
большой объект, астероид или равный ему. Или люди могут быть  натравлены
друг на друга через подрывную работу сексуальности, а затем им будет да-
но оружие для самоуничтожения. Похоже, эти Преподобные Черницы  благово-
лят к последней технике.
   Анализы Бене Джессерит

   Снизу из внутреннего дворика Данкан внимательно,  даже  когда  внешне
этого и не было заметно, следил за наблюдавшими за ним с  галереи.  Вон,
как всегда, Патрин, но он не считается. В расчет надо брать  Преподобных
Матерей на противоположной от Патрина стороне галереи -  слишком  они  к
нему приглядываются. "Новенькая", - подумал он, увидев Лусиллу. От  этой
мысли он испытал прилив возбуждения, которое разрядил в  физических  уп-
ражнениях.
   Он проделал первые три упражнения игры-тренировки,  которые  приказал
ему выполнить Майлз Тег, рассеянно думая, что Патрин доложит,  насколько
хорошо он поработал. Данкан любил Тега и старика Патрина, и ощущал,  что
они отвечают ему взаимностью. Эта новая Преподобная Мать, однако,  -  ее
присутствие су лит занятные перемены. Во-первых, она  моложе  остальных.
Во-вторых, не старается спрятать глаза, сразу же выдающие ее  принадлеж-
ность к Ордену Бене Джессерит.  При  первой  встрече  со  Шванги  Данкан
встретился с контактными линзами, скрывающими истинный цвет  ее  глаз  и
симулирующими нормальные зрачки и слегка налитые кровью белки. Он  услы-
шал однажды, как одна из послушниц Оплота говорила, что линзы Шванги еще
и исправляют "разрешенную ей генетическую близорукость,  которая  ничто,
по сравнению с теми качествами, какие она передает своему потомству".
   В то время большая часть этого замечания прозвучала для Данкана  нев-
разумительно, но он обратился к библиотеке Оплота и проглядел  все,  что
там было на эту тему - сведения и  скудные,  и  жестко  урезанные.  Сама
Шванги отвела все его расспросы на эту тему, но по поведению учителей  в
последующие дни он понял, что она разозлилась. Для нее было обычным  де-
лом срывать свою злость на других. Он заподозрил, что подлинным  поводом
ее дурного настроения стал его вопрос, не она ли является его  настоящей
матерью.
   Уже много лет прошло с тех дней, когда Данкан понял, что он -  что-то
необычное. Были места в этой изощренной постройке Бене  Джессерит,  куда
вход ему был запрещен. Он находил тайные способы избежать таких запретов
и часто вглядывался из открытых окон  на  широкие  просторы  расчищенной
земли, которые в любой момент могли быть  накрыты  продольным  огнем  из
размещенных в стратегических точках огневых бункеров.  Майлз  Тег  лично
обучал его понимать значение продольного огня.
   Сейчас эта планета называлась Гамму. Некогда она  была  известна  как
Гиди Прайм, но некто, по имени Гурни Хэллек изменил ее. Все это -  очень
древняя история. Скукота. Почва планеты все  еще  хранила  слабый  запах
горькой нефти. Как объясняли ему учителя, планету  изменили  тысячелетия
целенаправленных зеленых насаждений. Часть этих насаждений видна из  Оп-
лота, повсюду вокруг хвойные и другие леса.
   Не переставая приглядываться к двум Преподобным Матерям, Данкан  нес-
колько раз прошелся "колесом". Он изгибал свои напряженные  мускулы  при
движении точно так, как учил его Тег.
   Тег заведовал планетарной обороной. Гамму была окружена  вращающимися
вокруг нее спутниками наблюдения, членам экипажей не разрешалось держать
свои семьи на борту. Эти семьи оставались здесь, на  Гамму,  заложниками
неусыпной бдительности орбитальных пограничников.  Среди  этих  кораблей
где-то блуждают и корабли-невидимки - не-корабли, - команды которых пол-
ностью составлены из людей башара и Сестер Ордена Бене Джессерит.
   - Я бы не принял этого назначения, если бы не получил в свои руки всю
организацию обороны полностью, - объяснял Тег.
   Данкан осознавал, что он и есть это "назначение". У Тега есть здешний
Оплот - для того, чтобы защищать его, и орбитальные системы  наблюдения,
включая не-корабли, защищающие Оплот.
   Все это было частью воинского образования,  элементы  которого  поче-
му-то оказывались уже известными Данкану. Изучая, как оборонять уязвимую
на поверхностный взгляд планету от  нападений  из  космоса,  он  заранее
знал, что все оборонительные системы размещены правильно. Как целое, они
являлись крайне сложными, но все составные части были узнаваемы  и  дос-
тупны его пониманию. Например, постоянное  наблюдение  за  атмосферой  и
составом крови обитателей Гамму. Бене Джессерит везде  держала  докторов
Сакк.
   - Заразные болезни - это оружие, - говорил ему  Тег.  -  Наша  защита
против болезней должна быть тонко отрегулирована.
   Зачастую Тег восставал против пассивной обороны, он называл ее "оста-
точным продуктом психологии осады, давно известной  тем,  что  порождает
смертоносные слабости".
   Когда Тег обучал его военной науке, Данкан слушал внимательно. Патрин
и библиотечные сведения подтверждали, что  ментат-башар  Майлз  Тег  был
знаменитым полководцем Бене Джессерит. Патрин часто поминал их  совмест-
ную службу, и всегда Тег представал героем.
   - Подвижность - это ключ к военному успеху, - говорил Тег. - Если  ты
связан крепостями, даже размером с целую планету,  ты,  по  сути  своей,
уязвим.
   Тег не очень-то беспокоился за Гамму.
   - Я вижу, что ты уже знаешь, что это место  некогда  называлось  Гиди
Прайм. Харконенны, правившие здесь, кое-чему научили нас. Благодаря  им,
мы лучше представляем, до каких жутких зверств могут докатиться люди.
   Припоминая это, Данкан заметил, что Преподобные Матери на галерее яв-
но говорят о нем.
   "Не становлюсь ли я чьим-то еще новым назначением?"
   Данкану не нравилось, когда за ним наблюдали. Он подумал, что на  вид
новая Преподобная Мать не слишком сурова, не то, что Шванги.
   Продолжая свои упражнения, Данкан соизмерял их ритм с личным закляти-
ем: "Проклятие Шванги! Проклятие Шванги!"
   Он ненавидел Шванги с девяти лет - уже четыре года. Он надеялся,  что
она не знает о его ненависти. Она, вероятно, забыла о том случае,  кото-
рый породил эту ненависть.
   Когда ему едва исполнилось девять лет, он умудрился проскользнуть ми-
мо внутренней охраны через туннель, который вел к одному из огневых бун-
керов. Запах плесени в туннеле. Тусклые огни.  Сырость.  Он  вглядывался
через орудийные щели дота, когда его поймали и отволокли назад  в  самую
сердцевину Оплота.
   Эта эскапада вызвала суровое назидание от Шванги, отдаленной и  угро-
жающей фигуры, приказы которой должны были выполняться. Он  до  сих  пор
так ее и воспринимал, хотя с тех пор узнал о приказывающем  Голосе  Бене
Джессерит - тонком голосовом инструменте, который мог согнуть  волю  не-
подготовленного.
   Ей должны были подчиняться все.
   - Ты навлек наказание на все подразделение охраны, - сказала  Шванги.
- Они понесут суровую кару.
   Это были самые ужасные ее слова. Данкану нравились некоторые охранни-
ки, и они, случалось, от души заманивали его поиграть, посмеяться и  по-
кувыркаться. Его шалость - вылазка к огневому бункеру  -  навредила  его
друзьям.
   Данкан знал, что такое "понести кару".
   "Проклятие Шванги! Проклятие Шванги!.."
   После разговора со Шванги Данкан побежал к своей  главной  наставнице
того времени Преподобной Матери Тамалан, еще одной увядшей старухе с хо-
лодными и отчужденными манерами, с белоснежными волосами над узким лицом
и морщинистой кожей. Он настойчиво желал знать от Тамалан, что  за  кару
понесут его охранники. Тамалан впала в удивительно грустное  настроение,
ее голос стал напоминать песок, скребущий по дереву.
   - Наказание? Ну, ну.
   Они были в том маленьком учебном кабинете при большом  гимнастическом
зале, где Тамалан проводила каждый вечер, готовясь к  урокам  следующего
дня. Там полно было пузырьковых и катушечных устройств для чтения и дру-
гих приспособлений хранения и извлечения информации. Данкану  это  место
нравилось гораздо больше библиотеки, но ему не дозволялось находиться  в
учебном кабинете одному. Это была светлая комната, освещенная множеством
глоуглобов на суспензорных буйках. При его вторжении Таламан отвернулась
от разложенных ею уроков.
   - Есть всегда что-то от жертвенного пиршества в наших высших карах, -
сказала она. - Охрана, конечно же, понесет высшую кару.
   - Пиршество? - Данкан был озадачен.
   Тамалан совершила полный оборот на своем крутящемся сидении и  погля-
дела прямо в его глаза. Ее стальные зубы сверкнули в ярком освещении.
   - История редко добра к тем, кто должен понести кару, - сказала она.
   Данкана передернуло от слова "история". Он знал, что у Тамалан за ним
стоит - она собирается дать ему урок, еще один скучный урок.
   - Наказания Бене Джессерит не забываются.
   Данкан пристально поглядел на старческий рот Тамалан,  резко  ощутив,
что она говорит из болезненного личного опыта. Он вот-вот узнает  что-то
интересное!
   - Наши наказания несут неизбежный урок, - сказала Тамалан. - Это нам-
ного больше, чем боль.
   Данкан уселся на пол у ее ног. Из этого положения  Тамалан  выглядела
черной и зловещей фигурой.
   - Мы не наказываем крайним страданием, - сказала она. -  Страдание  -
это то, что приберегается для перехода через спайс  в  ранг  Преподобной
Матери.
   Данкан кивнул. Из сведений в библиотеке он знал о "Спайсовой Агонии",
- таинственном испытании, порождавшем Преподобную Мать.
   - И, при всем том, главные наказания болезненны, - сказала она. - Они
также эмоционально болезненны. Эмоция, пробуждаемая  наказанием,  всегда
является той, которую мы разглядели как главную слабость повинного -  и,
поэтому, наказание усиливается.
   Ее слова наполнили Данкана неопределенным страхом. Что они сделают со
стражами? Он не мог говорить, но в том и нужды не было. Тамалан  еще  не
закончила.
   - Наказание всегда завершается десертом, - сказала она и хлопнула ру-
ками по коленям.
   Данкан нахмурился. Десерт? Это часть пиршества, как  может  пиршество
быть наказанием?
   - Это не на самом деле пиршество, но идея пиршества, - сказала  Тама-
лан. Ее когтистая рука описала круг в воздухе. - Приходит десерт, что-то
абсолютно неожиданное. Наказуемый думает: "Ага, я  наконец  прощен!"  Ты
понимаешь?
   Данкан покачал головой из стороны в сторону. Нет. Нет, он не понимал.
   - В этом сладость момента, - сказала она. - Ты прошел через все, при-
чиняющее боль пиршества, и достиг в конце чего-то, что ты способен  сма-
ковать. Но! Пока ты смакуешь это и приходит самый болезненный момент  из
всех - понимание, что это не удовольствие напоследок.  Нет,  разумеется.
Это - главная боль самого главного наказания.  Это  накрепко  связано  с
преподносимым Бене Джессерит уроком.
   - Но что она сделает с охраной? - Данкан с трудом заставил себя  про-
изнести эти слова.
   - Я не могу сказать, как именно накажут каждого. Мне  нет  нужды  это
знать. Я могу тебе только сказать, что для  каждого  из  них  это  будет
по-разному.
   Тамалан явно ничего больше не скажет. Она вернулась к лежащему  перед
ней уроку на завтрашний день.
   - Завтра мы продолжим, - сказала она, - изучать происхождение различ-
ных акцентов и разговорного галаха.
   Никто больше, даже Тег или Патрин, не ответит на его вопросы о  нака-
заниях. Даже охранники, когда он потом их повстречал,  отказались  гово-
рить о своих испытаниях. Некоторые реагировали сухо на его  заискивания,
и никто с ним больше не хотел играть. Не было прощения среди наказанных.
Хоть это было абсолютно ясно.
   "Проклятие Шванги! Проклятие Шванги!.." Оттуда-то и началась его глу-
бокая ненависть к ней. Его ненависть к ней разделили все старые  ведьмы.
Будет ли эта молодая, как все старые?
   "Проклятие Шванги!"
   Тогда он потребовал от Шванги:
   - Зачем тебе было их наказывать?
   Шванги некоторое время помолчала, не зная, что  ему  ответить,  затем
сказала:
   - Здесь, на Гамму, для тебя опасно. Есть люди, желающие причинить те-
бе вред.
   Данкан не спросил, почему, это была еще одна область вопросов, на ко-
торые ему еще никогда не отвечали. Даже Тег не ответит, хотя  само  при-
сутствие Тега подчеркивало тот факт, что ему грозит опасность.
   А Майлз Тег был ментатом, который должен знать много ответов.  Данкан
часто видел, как глаза старика поблескивают, говоря о том, что его мысли
блуждают где-то далеко. Но ментат не давал ответа на такие вопросы как:
   - Почему мы здесь, на Гамму?
   - От кого ты меня охраняешь? Кто хочет причинить мне вред?
   - Кто мои родители?
   При всех этих вопросах он натыкался на молчание или, иногда, Тег  мог
проворчать:
   - Мне нельзя тебе отвечать.
   Библиотека была бесполезна. Он выяснил это, когда ему было всего  во-
семь лет, и главной его наставницей была неудавшаяся Преподобная Мать по
имени Луран Гиэза - не такая древняя, как Шванги, но  уже  достаточно  в
годах - за сотню ей перевалило в любом случае.
   По его запросу библиотека поставила  ему  информацию  о  Гамму:  Гиди
Прайм, о Харконненах и их падении, о различных конфликтах, во время  ко-
торых Тег был командующим. Ни одна из этих битв  не  обернулась  большой
кровью. Некоторые комментаторы  писали  о  "бесподобных  дипломатических
способностях" Тега. Но один факт вел к другому, Данкан узнал  о  времени
Бога Императора и об укрощении его подданных. Эта эпоха на недели завла-
дела вниманием Данкана. Он обнаружил среди материалов библиотеки  старую
карту и спроецировал ее на фокусную стену. Накладываемый голос коммента-
тора сообщил ему, что этот самый Оплот был Центром Управления Рыбословш,
покинутым во время Рассеяния.
   Рыбословши!
   Данкану захотелось жить в то время, служить  одним  из  советников  -
мужчин в женской армии, поклонявшейся Богу Императору.
   "О, если б только жить на Арракисе в те дни!"
   Тег с удивительной охотой шел на разговоры о Боге Императоре,  всегда
называя его Тираном. Замок библиотеки открылся, и информация об  Арраки-
се-Ракисе хлынула на Данкана.
   - Увижу ли я когда-нибудь Ракис? - спросил он Гиэзу.
   - Тебя и готовят для жизни там.
   Этот ответ его изумил. Он в новом свете увидел все то, чему его учили
об этой отдаленной планете.
   - Почему я буду жить там?
   - На этот вопрос я ответить не могу.
   Он с возобновленным интересом вернулся  к  изучению  этой  загадочной
планеты и ее жалкой церкви Шаи-Хулуда, Разделенного Бога. Черви. Бог Им-
ператор стал этими червями! Сама мысль об этом наполняла Данкана  благо-
говейным трепетом. Может быть, здесь и есть что-то,  достойное  поклоне-
ния. Эта мысль нашла живой отклик в его душе. Что заставило человека  по
своей воле пойти на такую ужасную метаморфозу?
   Данкан знал, что думают охрана и все остальные в Оплоте о Ракисе и  о
главных жреческих институтах тамошней религии. Насмешливое  замечание  и
смех объяснили ему все. Тег сказал ему:
   - Мы никогда, наверное, не узнаем полную правду, паренек, но мое тебе
слово - это не религия для солдата.
   Последнюю точку поставила Шванги:
   - Ты должен выучить все о Тиране, но никак не верить в  его  религию.
Это ниже тебя, это достойно презрения.
   Как только Данкан мог урвать момент от занятий, он  жадно  погружался
во все, что поставляла ему библиотека: Святая Книга  Разделенного  Бога,
Сторожевая библия. Оранжевая Католическая библия и даже Апокрифы. Он уз-
нал о давно исчезнувшем бюро веры и о "Жемчужине,  Которая  Есть  Солнце
Понимания".
   Сама идея червей его привораживала. Их размер! Большой червь  мог  бы
вытянуться от одного конца Оплота до другого. Во времена до Тирана  люди
ездили на червях, но сейчас жрецы Ракиса запретили это.
   Он зачитывался  докладами  археологической  экспедиции,  обнаружившей
примитивную не-палату Тирана на Ракисе. Это место называлось  Дар-эс-Ба-
лат. Отчеты главы экспедиции  археологов  Хади  Бенотто  были  помечены:
"Доступ закрыт, согласно распоряжению ракианских жрецов". Шифром  сведе-
ний по этой теме Архива Бене Джессерит была вытянутая в  длину  единица.
То, что обнаружила Бенотто, просто завораживало.
   - Ядрышко самосознания Бога Императора в каждом черве? -  спросил  он
Гиэзу.
   - Так утверждают. Но, даже если это правда, черви имеют  лишь  созна-
ние, но не разум. Сам Тиран говорил, что погрузится в бесконечный сон.
   Ни одно учебное занятие не обходилось без особой  лекции,  объяснения
взглядов Бене Джессерит на религию, до тех пор, пока он наконец не  доб-
рался до хроник, называемых "Девять дочерей Сионы" и "Тысяча сыновей Ай-
дахо".
   Глядя прямо в лицо Гиэзе, он требовательно попросил:
   - Меня тоже зовут Данкан Айдахо. Что это значит?
   Гиэза всегда двигалась так, как будто навечно осталась в  тени  своей
неудачи - длинная голова опущена, водянистые глаза устремлены  в  землю.
Этот разговор состоялся почти вечером в длинном холле перед гимнастичес-
ким залом. Гиэза побледнела.
   Когда она ему не ответила, он вопросил:
   - Происхожу ли я от Данкана Айдахо?
   - Ты должен спрашивать у Шванги, - она говорила так, как будто  слова
причиняли ей боль.
   Этот набивший оскомину ответ его разозлил. Она ведь  понимает  -  ему
скажут что-то, лишь бы заткнуть рот, почти не давая никаких сведений.
   Шванги, однако, оказалась более откровенной, чем он ожидал.
   - Ты одной крови с Данканом Айдахо.
   - Кто мои родители?
   - Они давно мертвы.
   - Как они умерли?
   - Я не знаю. Ты попал к нам сиротой.
   - Тогда, почему же люди стараются причинить мне вред?
   - Они страшатся того, что ты можешь сделать.
   - Что я могу сделать?
   - Выучить наши уроки. Со временем тебе все станет ясно.
   Заткнись и учись? Еще один знакомый ответ.
   Он повиновался, потому что уже научился узнавать, когда  двери  перед
ним заперты. Но теперь его пытливый разум  встречал  другие  отчеты  про
времена Голода и Рассеяния, про не-палаты и не-корабли,  которые  нельзя
было проследить даже с помощью самых мощных ясновидческих умов  во  всем
мироздании. Здесь он столкнулся с фактом, что потомки Данкана  Айдахо  и
Сионы - людей, служивших Тирану, Богу Императору  -  были  невидимы  для
пророков и провидцев. Даже кормчий Космического Союза, глубоко погружен-
ный в меланжевый транс, не мог засечь таких людей. Сиона, как говорилось
в отчетах, по прямой линии происходила из рода Атридесов, а Данкан Айда-
хо был гхолой.
   Гхола?
   Он стал шарить в библиотеке в поисках более подробных объяснений это-
го странного слова. Гхола. Библиотека предложила ему лишь  самые  скупые
сведения: "Гхолы - люди, выведенные из кадавровых клеток  в  акслольтных
чанах Тлейлакса".
   Акслольтные чаны?
   - "Тлейлаксанское устройство для воспроизведения живого человеческого
существа из клеток кадавра".
   - Опиши гхолу, - потребовал он.
   - "Невинная плоть, опорожненная от всех воспоминаний своего исходного
"я".
   "Акслольтные чаны".
   Данкан научился читать между строк,  открывать  недосказанное  людьми
Оплота. На него снизошло озарение. Он знает! Ему только десять лет, а он
уже понял!
   "Я - гхола".
   К концу дня в библиотеке вся эзотерическая машинерия вокруг отступила
на задний план его восприятии. Десятилетний мальчик безмолвно сидел  пе-
ред сканером, крепко вцепившись в знание о самом себе.
   Я - гхола.
   Он не мог припомнить акслольтные чаны, где его клетки развивались  до
уровня новорожденного. Его первые воспоминания - Гиэза, берущая  его  из
колыбели, живой интерес во взрослых глазах, который очень  скоро  истаял
до настороженности и скрытной сдержанности.
   Это было, как если бы вся информация, которую  ему  с  таким  скрипом
удавалось вытягивать из людей Оплота и материалов библиотеки, обрела на-
конец единый фокус - Он Сам.
   - Расскажи о Бене Тлейлаксе, - потребовал он от библиотеки.
   - "Это народ, самоподразделяющийся на Лицевых Танцоров и  Господинов.
Лицевые Танцоры - бесплодные мулы и подчинены Господинам".
   "Почему они со мной это сделали?"
   Информационные устройства библиотеки стали внезапно чуждыми и опасны-
ми. Он боялся не того, что его вопрос опять наткнется на  глухую  стену,
но того, что получит ответы.
   "Почему я настолько важен для Шванги и других?"
   Он почувствовал, что с ним сделали что-то  неправильное,  даже  Майлз
Тег и Патрин. Разве это правильно - брать клетки человека и  производить
гхолу?
   С огромным колебанием он задал следующий вопрос:
   - Может ли гхола когда-либо вспомнить, кем он был?
   - "Это осуществимо".
   - Как?
   - "Психологическая идентификация гхолы через пробуждение тех или иных
глубинно сохраняемых рефлексов его исходного "я", которую возможно спро-
воцировать нанесением травмы.
   Вообще никакой не ответ!
   - Но как?
   Здесь вмешалась Шванги, без уведомления войдя  в  библиотеку.  Значит
что-то в его вопросах пробудило ее тревогу!
   - Со временем тебе все станет ясно, - сказала она.
   Она разговаривала с ним свысока! Он ощутил в этом несправедливость, и
отсутствие правды. Что-то внутри его говорило, что в  его  неразбуженном
человеческом "я" больше мудрости, чем в тех, кто притворялись, будто они
выше его. Его ненависть к Шванги достигла нового накала. Она была вопло-
щением тех, кто терзал и доводил его до отчаяния,  отказываясь  отвечать
на вопросы.
   Теперь, однако, у него разгорелось воображение. Он  способен  вернуть
себе свою исходную память! Он ощущал, что это правда. Он вспомнит  своих
родителей, свою семью, своих друзей, своих врагов. Он  спросил  об  этом
Шванги:
   - Вы произвели меня из-за моих врагов?
   - Ты уже научился молчанию, дитя, - полагайся на это знание.
   "Очень хорошо, вот так я и буду сражаться с тобой, проклятая  Шванги,
- буду молчать и учиться, не покажу тебе, что по-настоящему чувствую".
   - Ты знаешь, - сказала она, - по-моему, мы воспитываем стоика.
   Она ему покровительствует! Он не желал, чтобы ему  покровительствова-
ли, он желал сражаться с ними со всеми - вооружаясь молчанием и наблюда-
тельностью. Данкан убежал из библиотеки и закрылся в своей комнате.
   В последующие месяцы он получил множество подтверждений, что является
гхолой. Даже ребенок понимает, когда жизнь вокруг  него  идет  необычным
порядком. Случалось, он видел других смеющихся и перекликающихся  детей,
гуляющих за стенами по окаймлявшей Оплот дороге.
   Он нашел в библиотеке рассказы о детях. Взрослые не приходили к  этим
детям и не загружали их суровыми тренировками, которыми обременяли  его.
У других детей не было Преподобной Матери Шванги, которая  постоянно  бы
вмешивалась даже в мелочи их жизни.
   Его открытие повлекло за собой еще одну перемену: Гиэза была отозвана
и не вернулась.
   "Она не должна была допускать, чтобы я узнал о гхолах".
   Правда была сложней - как объяснила Шванги Лусилле, когда они в  день
приезда Лусиллы наблюдали за Данканом с галереи.
   - Мы знали, что наступит неизбежный момент. Он узнает о гхолах,  нач-
нет целенаправленно выспрашивать.
   - Самая пора была, чтобы все его образование  взяла  на  себя  полная
Преподобная Мать Гиэза.
   - Ты сомневаешься в моем суждении? - огрызнулась Шванги.
   - Разве твое суждение столь совершенно,  что  в  нем  никогда  нельзя
усомниться? - мягкое контральто Лусиллы отвесило этот вопрос, как  поще-
чину.
   Шванги почти минуту сохраняла молчание, затем проговорила:
   - Гиэза находила гхолу очаровательным ребенком. Она плакала и говори-
ла, что будет тосковать без него.
   - Разве ее не предупреждали насчет этого?
   - У Гиэзы не было нашей подготовки.
   - Тогда-то ты и заменила ее на Тамалан. Я не знаю Тамалан, но,  пред-
полагаю, она весьма стара.
   - Весьма.
   - Какова была его реакция на устранение Гиэзы?
   - Он спрашивал, куда она делась. Мы не ответили.
   - Как обстоит дело с Тамалан?
   - На третий день пребывания с нею, он очень спокойно сказал: "Я  тебя
ненавижу. Ты именно этого и рассчитывала добиться?"
   - Так быстро!
   - Как раз сейчас он наблюдает за тобой и думает: "Я ненавижу  Шванги.
Придется ли мне возненавидеть и эту новенькую?" А еще он думает, что  ты
не похожа на других, старых ведьм. Ты молода. Он поймет, что это  навер-
няка важно.


   Людям жить лучше всего, когда у каждого есть свое определенное место,
когда каждый знает, в какой, задуманный порядок он вписан и  чего  может
достичь. Разрушь отведенное место - и ты разрушишь личность.
   Учение Бене Джессерит

   Майлз Тег не желал этого назначения на  Гамму.  Оружейный  наставник,
полностью отвечающий за мальчика-гхолу? Пусть даже за такого, как  этот,
со всей историей, переплетенной  вокруг  него.  Это  было  нежелательное
вторжение в хорошо налаженный быт отставника Тега.
   Но он прожил всю жизнь как  военный-ментат,  повинующийся  воле  Бене
Джессерит, и любой акт неповиновения даже входить не мог в его  компута-
цию.
   "Quis custodiet ipsos custodiet?"
   "Кто будет охранять охранников?" Кто проследит за тем, чтобы охранни-
ки не совершили никаких нарушений?
   Это вопрос, над которым Тег не раз как следует задумывался. Отсюда  и
возникла одна из главных основ его верности Бене Джессерит. Чтобы там ни
говорили об Ордене, а он проявляет восхитительно последовательную  целе-
устремленность.
   "Моральная целеустремленность", - так окрестил это Тег.
   Моральные цели Бене Джессерит полностью согласовывались с  принципами
Тега. То, что эти принципы заложил в  него  Бене  Джессерит,  не  играло
здесь никакой роли. Рациональное мышление, особенно рациональность  мен-
тата, не может вынести иного суждения.
   Тег довел эту мысль до абсолюта: "Если даже лишь одинединственный че-
ловек следует таким руководящим принципам,  наше  мироздание  становится
лучше". Это никогда не вопрос справедливости. Справедливость требует об-
ращения к закону, а закон может оказаться ветреной дамочкой, потому  что
всегда идет на поводу у законников. Нет, это вопрос честности, концепции
более глубокой. Приговоренные должны ощущать справедливость  вынесенного
им приговора.
   Заявления типа: "Буква закона должна соблюдаться", представляли опас-
ность руководящим принципам Тега. Честность требует соглашения, предска-
зуемого постоянства и, свыше всего прочего, верности вверх и вниз по ие-
рархии. Для руководства, управляемого такими  принципами,  не  требуется
никакого внешнего контроля. Ты выполняешь свои обязанности  потому,  что
это справедливо. И ты повинуешься не потому, что это  предсказуемо  пра-
вильно. Ты делаешь это, потому что так справедливо  именно  для  данного
момента. Предсказание, предвидение вообще ничего общего с этим не имеют.
   Тег знал, что за Атридесами прочно закрепилась  репутация  провидцев,
но подобные умозаключения имели мало места в его мировоззрении. Принимай
мироздание таким, каким оно тебе является, и прилагай свои принципы там,
где это возможно. Подчиненный обязан  безоговорочно  исполнять  приказы,
отданные сверху. Не то, чтобы Тараза подала это как беспрекословный при-
каз, но было ясно, что под всем подразумевалось.
   - Ты идеальный человек для выполнения этой задачи.
   Он прожил долгую жизнь, в которой было множество высочайших  достиже-
ний, и на покой ушел с почетом. Тег знал, что стар, медлителен что  ста-
рость вот-вот возьмется подтачивать всеми своими червоточинами  его  ум,
но живо откликнулся на призыв к исполнению долга, даже при том, что  ему
пришлось перебарывать желание сказать "нет".
   Назначение Тараза привезла ему лично.  Могущественная  повелительница
всего (включая Защитную Миссионерию) выбрала именно его. Не просто  Пре-
подобная Мать, но Верховная Преподобная Мать.
   Тараза прибыла в его убежище на Лернаусе, где он жил после  отставки,
- большой почет, и он это осознавал. Она появилась у его ворот, не  пре-
дупредив предварительно о своем прибытии,  сопровождаемая  только  двумя
послушницами и небольшим отрядом охраны. Он узнал  некоторые  лица.  Тег
сам готовил этих людей. Она прибыла утром, вскоре после завтрака.  Тара-
за, зная распорядок его жизни, понимала, что он бодрее  всего  именно  в
этот час - так она хотела застать его пробужденным и во всей полноте его
способностей.
   Патрин, старый денщик Тега, провел Таразу в гостиную восточного  кры-
ла, в небольшое элегантное помещение, где была только основательная нас-
тоящая мебель. Нелюбовь Тега к песьим креслам и другой живой мебели была
хорошо известна. Какой был у Патрина кислый взгляд, когда  он  провел  в
эту комнату облаченную в черное Верховную Мать. Тег сразу же понял  зна-
чение этого взгляда. Длинное и бледное лицо Патрина, покрытое старчески-
ми морщинами, могло представляться другим неподвижной маской, но Тег  не
проглядел углубившихся морщин в углах его рта, застывшего взгляда старых
глаз. Значит, Тараза сказала нечто, потревожившее Патрина. Через высокие
скользящие двери толстого плаза открывался вид на восток  -  на  длинный
травянистый склон до деревьев вдоль реки.
   Тараза задержалась, едва войдя в комнату, залюбовавшись открывавшимся
из нее видом.
   Тег без предварительной просьбы коснулся кнопки. Шторы  закрыли  вид,
зажглись глоуглобы. Действия Тега дали понять Таразе, что  он  высчитал,
что им необходимо остаться наедине. Он  подчеркнул  это,  распорядившись
Патрину:
   - Пожалуйста, проследи за тем, чтобы нас не потревожили.
   - Нужны распоряжения для Южной фермы, сэр, - осмелился заметить  Пат-
рин.
   - Пожалуйста, пригляди за этим сам. Ты и Фирус знаете, чего я хочу.
   Уходя, Патрин чуть резковато закрыл дверь - крохотный сигнал,  многое
поведавший Тегу.
   Тараза двинулась по комнате, осматривая ее.
   - Цвет липовой зелени, - заметила она. - Один из моих любимых цветов.
У твоей матери был чудесный вкус.
   Тег потеплел при этом замечании. Он был глубоко привязан к этому зда-
нию, к этой земле. Его семья обитала здесь только три поколения, но  уже
наложила отпечаток на это место. Многое, в чем ощущались руки и вкус его
матери, так и оставалось нетронутым.
   - Это безопасно - любить землю и места, - сказал Тег.
   - Мне особенно нравятся жгуче-рыжие ковры в холле и витражное  стекло
входной двери, - произнесла Тараза. - Этот витраж действительно древний,
я уверена.
   - Ты наверняка прибыла не для того, чтобы говорить об  интерьерах,  -
сказал Тег.
   Тараза хмыкнула.
   У нее был пронзительный голос, а подготовка  Ордена  научила  ее  ис-
пользовать его наиболее эффективно. Это был не тот голос, который  легко
проигнорировать, даже когда он кажется абсолютно небрежным, вот как сей-
час. Тег видывал ее на Советах Бене Джессерит. Там ее манера была  могу-
щественной и убеждающей, каждое слово - показатель язвительного ума, ру-
ководящего ее решениями. Он мог ощутить важность решения, стоящего за ее
нынешним поведением.
   Тег указал на кресло с зеленой обивкой слева от себя, она посмотрела,
еще раз метнув взгляд по комнате, и подавила улыбку.
   Она бы взялась безбоязненно поспорить, что в доме не найдется песьего
кресла. Тег был древностью, окружившей себя древностями. Она  уселась  и
расправила складки своего облачения, ожидая, когда Тег усядется в  точно
такое же кресло напротив нее.
   - Я сожалею о необходимость обращаться к тебе, когда ты уже в отстав-
ке по возрасту, башар, - сказала она. - К несчастью, обстоятельства поч-
ти не оставляют мне выбора.
   Тег оперся своими длинными руками на подлокотники  кресла  -  ментат,
погруженный в размышления, его поза говорила: "Наполни мой ум данными".
   Тараза на мгновение была обескуражена. Импозантное это было  зрелище.
В облике Тега сохранялась прежняя царственность. Высокий, с большой  го-
ловой, увенчанной седыми волосами. Она знала, что ему не хватает четырех
стандартных лет до трех сотен. Даже учитывая, что  стандартный  год  был
короче так называемого примитивного года, это все равно был впечатляющий
возраст, и с таким опытом службы Бене Джессерит, чтобы она относилась  к
нему с уважением. На Теге, отметила она, светло-серый мундир без  знаков
отличия. Тщательно пошитые брюки и куртка, белая рубашка с открытым  во-
ротом, обнажавшим покрытую глубокими морщинами шею. Золото  поблескивает
на поясе - она узнала солнце с лучами башара, полученное им при уходе  с
действительной службы. До чего же в духе практичного Тега!  Он  подвесил
эту золотую штучку себе на пряжку пояса. Это ее успокоило. Тег поймет ее
проблему.
   - Нельзя ли мне выпить воды? - спросила Тараза.  -  Путешествие  было
долгим и утомительным. Последний участок пути мы проделали на  одном  из
наших транспортов, который следовало бы заменить еще пять сотен лет  на-
зад.
   Тег поднялся из кресла, подошел к стенной панели и извлек бутылку ох-
лажденной воды и стакан из шкафчика за панелью. Он поставил все  это  на
низкий столик у правой руки Таразы.
   - У меня есть меланж, - предложил он.
   - Нет, спасибо, Майлз. У меня с собой мои собственный.
   Тег опять уселся в свое кресло, и она подметила в нем некоторую  ско-
ванность. Учитывая его года, он, все равно, был примечательно подвижен.
   Тараза налила себе полстакана воды, выпила одним глотком и с изыскан-
ной осторожностью поставила стакан на боковой  столик.  Как  же  подсту-
питься? Поведение Тега ее не одурачивало. Он не желает вылезать из свое-
го спокойного убежища. Ее аналитики предостерегали об этом.  Со  времени
отставки он проявил более чем праздный интерес к фермерству. Его  обшир-
ные земли здесь, на Лернаусе,  были  по  сути  своей  экспериментальными
участками.
   Она подняла взгляд и неприкрыто стала  его  разглядывать.  Квадратные
плечи подчеркивали узкую поясницу Тега Значит, он до сих пор поддержива-
ет форму. Это длинное лицо, резкие черты которого формируются  рельефной
костью: типично атридесовское. Тег встретил ее взгляд, как он делал  это
всегда - требуя внимания, но открытый всему, что может сказать Верховная
Мать. Его узкий рот приоткрыт в легкой усмешке, обнажая ровные и светлые
зубы.
   "Он понимает, что мне не по себе! - подумала  она.  -  Проклятье!  Он
почти столько же времени слуга Ордена, как и я".
   Тег не подкидывал ей наводящих вопросов. Его поведение оставалось бе-
зупречным, странно отстраненным. Она напомнила себе, что это вообще  ха-
рактерно для ментатов, никаких других выводов из этого не следует.
   Тег резко встал и прошел к серванту слева от Таразы.  Он  повернулся,
скрестил руки на груди, и откинувшись на сервант, доглядел на нее.
   Таразе пришлось повернуть кресло, чтобы оказаться лицом к нему.  Черт
его подери! Тег не собирался облегчить ее задачу. Все Преподобные Матери
отмечали - трудно заставить Тега присесть во время разговора. Он предпо-
читал стоять, плечи напряжены с  военной  жесткостью,  взгляд  устремлен
вниз. Немногие Преподобные Матери достигали его роста - более двух  мет-
ров. Эта его привычка стоять - на чем сходились  все  аналитики  -  была
способом Тега (может быть бессознательным) выражать протест против свое-
го подчинения Ордену. Ни в чем другом, однако, этот протест не сказывал-
ся. Тег всегда был самым надежным военачальником, когда-либо  состоявшим
на службе Ордена.
   Несмотря на кажущуюся простоту, главные связующие силы этого многооб-
щественного мироздания взаимодействовали достаточно сложно,  и  надежные
военные командующие ценились даже не на вес  меланжа,  а  во  много  раз
больше. Религиозная и мирская память об имперской тирании всегда фигури-
ровали в переговорах, но все, в конечном итоге, определяла экономика,  и
военную монету можно было учесть на чьем угодно  арифмометре.  Это  при-
сутствовало во всех переговорах и будет присутствовать до тех пор,  пока
торговую систему движет необходимость получения особенных  товаров  (та-
ких, как спайс и продукты технологии Икса), необходимость в специалистах
(таких как ментаты и доктора Сакк) и все другие  заземленные  нужды  для
которых существует рынок: рабочая сила, строители, инженеры,  организую-
щие жизнь, художники, экзотические удовольствия...
   Ни одна юридическая система не могла увязать такую сложность в единое
целое, с очевидностью порождая еще одну необходимость - постоянную нужду
в авторитетных арбитрах. Преподобные Матери естественно подходили на эту
роль внутри экономической паутины, и Майлз Тег это знал. Он понимал так-
же, что его вновь извлекают, как ходовую монету. Доставит  ли  эта  роль
ему удовольствие при переговорах - в расчет не бралось.
   - Похоже, у тебя здесь нет такой семьи, чтобы удерживать на месте,  -
проговорила Тараза.
   Тег молчаливо это проглотил. Да, его жена умерла тридцать восемь  лет
на зад. Все его дети выросли и, за исключением единственной дочери, раз-
летелись из гнезда. У него много личных интересов, но не  семейных  обя-
занностей. Это верно.
   Затем Тараза напомнила ему о его долгой и верной службе Ордену,  при-
помнила несколько заслуг. Она знала, что похвала мало на него подейству-
ет, но это открывало ей необходимый прямой путь к тому, что должно  пос-
ледовать.
   - Твое семейное сходство вполне оценено, - сказала она.
   Тег наклонил голову не больше, чем на миллиметр.
   - Твое сходство с первым Лито Атридесом, дедом Тирана, просто  удиви-
тельно, - продолжала Тараза.
   Тег ничем не дал понять, что слышал или согласен.  Это  просто  факт,
нечто уже отложенное в его объемистой памяти. Он знал, что несет в  себе
гены Атридесов. Он видел изображение Лито I на Доме Соборов. До  чего  ж
это оказалось странным, словно он смотрел на себя в зеркало.
   - Ты чуть повыше, - сказала Тараза.
   Тег продолжал пристально глядеть на нее.
   - К черту все это, башар, - сказала Тараза, - разве ты не можешь мне,
по крайней мере, постараться помочь?
   - Это приказание, Верховная Мать?
   - Нет, это не приказание.
   Тег медленно улыбнулся. Сам факт, что Тараза позволила себе у него на
глазах такой взрыв, говорил ему очень о многом. Она не поведет себя  так
с людьми, к которым относится с недоверием. И она, наверняка, не  позво-
лит себе такой эмоциональный всплеск перед человеком,  которого  считает
просто-напросто мелким подчиненным.
   Тараза опять откинулась в своем кресле и широко улыбнулась Тегу.
   - Ладно, - сказала она. - Ты развлекся. Патрин сказал, что ты  будешь
очень недоволен, если я призову тебя назад, к исполнению  долга.  Уверяю
тебя, что это критически важно для наших планов.
   - Для каких планов, Верховная Мать?
   - На Гамму мы выращиваем гхолу Данкана Айдахо. Ему почти  шесть  лет,
он доспел до обучения военному делу.
   Тег позволил своим глазам чуть раскрыться.
   - Это будет для тебя действительно утомительной  работой,  -  сказала
Тараза, - но я хочу, чтобы ты взялся за его подготовку и защиту как мож-
но скорее.
   - Мое сходство с герцогом Атридесом, -  проговорил  Тег.  -  Вы  вос-
пользуетесь мной, чтобы пробудить его исходную память.
   - Да, через восемь-десять лет.
   - Так долго! - покачал головой Тег. - Почему Гамму?
   - Его наследственность - прана-бинду - изменена Бене Тлейлаксом, сог-
ласно нашему заказу. Его рефлексы соответствуют по скорости любому, рож-
денному в наше время. Гамму... истинный Данкан Айдахо  родился  и  вырос
там. Из-за перемен в его клеточной наследственности мы должны  поддержи-
вать все остальное как можно ближе к первоначальным условиям.
   - Зачем вы это делаете? - это была интонация ментата, требующего дан-
ных для осмысления.
   - На Ракисе обнаружена девочка, способная управлять  червями.  У  нас
там будет, как использовать гхолу.
   - Вы их скрестите?
   - Я призываю тебя не как ментата. То, что нам нужно -  твои  воинские
таланты и сходство с Лито I. Ты знаешь, как  восстановить  исходную  па-
мять, когда придет время.
   - Значит, на самом деле вы возвращаете  меня  на  службу  в  качестве
дядьки-мечевластителя.
   - По-твоему, это понижение для того, кто некогда был Верховным  Баша-
ром всех наших сил?
   - Верховная Мать! Ты приказываешь - я повинуюсь. Но я не приму  этого
поста без полного подчинения мне всех оборонных систем Гамму.
   - Это уже устроено, Майлз.
   - Ты всегда знала, как работает мой ум.
   - Я всегда была убеждена в твоей верности.
   Тег оттолкнулся от серванта и секунду стоял в размышлении.
   - Кто предоставит мне всю информацию?
   - Беллонда из Архивов, точно так же, как и прежде. Она  снабдит  тебя
шифром, чтобы обеспечить безопасную связь между нами.
   - Я дам тебе список людей, - сказал Тег, - старые  соратники  и  дети
некоторых из них. Я хочу, чтобы все они уже ждали на Гамму, когда я туда
прибуду.
   - Ты не думаешь, что некоторые из них откажутся?
   Его взгляд сказал: "Не будь дурочкой!"
   Тараза хмыкнула и подумала: "Это то, чему давние Атридесы нас накреп-
ко научили - как производить тех, кто внушает высочайшие  преданность  и
верность к себе".
   - Набором займется Патрин, - сказал Тег, - он, я знаю, не примет зва-
ния, но должен будет получать полное жалованье и почести подполковника.
   - Ты, конечно, будешь восстановлен в звании Верховного Башара, - ска-
зала она. - Мы...
   - Нет. У вас есть Бурзмали. Не надо  ослаблять  его,  ставя  над  ним
прежнего командира.
   Она секунду пристально изучала его взглядом и наконец произнесла:
   - Мы еще не назначили Бурзмали...
   - Я хорошо об этом знаю. Мои прежние товарищи держат меня полностью в
курсе политики Ордена. Но я и ты. Верховная  Мать,  мы  знаем,  что  это
только вопрос времени: Бурзмали - лучший.
   Она могла это только принять. Это было  больше,  чем  оценка  военно-
го-ментата. Это была оценка Тега. Ее потрясла другая мысль.
   - Значит, ты уже знал о нашем споре на Совете? - обвиняюще проговори-
ла она. - И ты позволяешь мне...
   - Верховная Мать, если б я думал, что вы пытаетесь произвести на  Ра-
кисе чудовище, я бы так и сказал. Вы принимаете  свои  решения,  а  я  -
свои.
   - Черт тебя подери, Майлз, мы слишком долго были вдали друг от друга,
- Тараза встала. - Я чувствую себя спокойнее просто от сознания, что  ты
опять в упряжке.
   - Упряжка, - сказал он. - Да. Дайте мне должность  башара  по  особым
поручениям. Таким образом, когда весть об этом дойдет  до  Бурзмали,  не
будет глупых вопросов.
   Тараза извлекла пачку ридуланской бумаги из-под своей абы и протянула
ее Тегу.
   - Я уже все это подписала. Сам впиши свое звание. Все остальные пред-
писания, подорожные и так далее здесь. Все приказы тебе отдаю  лично  я.
Мне ты и будешь повиноваться. Ты ведь МОЙ башар, понимаешь?
   - Разве я не был им всегда? - спросил он.
   - Сейчас это намного важнее, чем раньше. Храни этого гхолу в безопас-
ности и хорошо его тренируй. Он на твоей ответственности. Я поддержу те-
бя в этом против кого угодно.
   - Я слышал, на Гамму настоятельницей Шванги.
   - Против кого угодно, Майлз. Не доверяй Шванги.
   - Понимаю. Ты отобедаешь с нами? Моя дочь приготовила...
   - Прости меня, Майлз, но мне как можно скорее  надо  возвращаться.  Я
сразу же пришлю Беллонду.
   Тег вышел с ней из дома, перекинулся несколькими  милыми  словами  со
своими старыми учениками и проводил их. На  дорожке  стоял  их  наземный
бронетранспорт, одна из новых моделей, явно привезенная с собой. Его вид
вызвал у Тега тяжелое чувство.
   НЕОТЛОЖНОСТЬ!
   Тараза прибыла лично - сама Верховная  Мать  стала  собственной  рас-
сыльной, понимая, как много это ему поведает. Тег,  отлично  знакомый  с
образом действий Ордена, действительно понял из этого очень важную вещь:
спор в Совете Вене Джессерит зашел намного дальше, чем предполагали  его
осведомители.
   "Ты - МОЙ башар".
   Тег поглядел на  пачку  оставленных  Таразой  предписаний  и  поручи-
тельств, скрепленных ее печатью и подписью. Подразумеваемое этим доверие
накладывалось на все другое, понятное ему, и немало  добавлявшее  к  его
беспокойству.
   "Не доверяй Шванги".
   Он убрал бумаги в карман и отправился на розыски Патрина. Патрина на-
до будет проинструктировать, да и успокоить тоже. Надо обсудить  с  ним,
кого привлечь к этому заданию.  Он  начал  мысленно  составлять  список.
Опасные обязанности впереди. Для  этого  требуются  самые  лучшие  люди.
Проклятье! Надо полностью ввести Фируса и Димелу в курс управления  име-
нием. Так много мелочей! Размашисто шагая к дому, он  почувствовал,  как
участился его пульс. Проходя мимо вахтенного по дому,  одного  из  своих
бывших солдат, Тег заметил:
   - Мартин, отмени все назначения на сегодня. Разыщи мою дочь  и  пере-
дай, чтобы пришла в мой кабинет.
   Сообщение разошлось по дому, было передано на  все  имение.  Слуги  и
семья, знавшие, что сама Верховная Мать только что  лично  беседовала  с
Тегом, автоматически подняли защитный экран, чтобы  ничто  не  отвлекало
Тега. Его старшая дочь Димела резко его перебила, когда он попытался пе-
речислить все подробности, необходимые для проведения в жизнь его экспе-
риментальных фермерских проектов.
   - Отец, я не малое дитя!
   Они были в небольшой теплице, пристроенной к  его  кабинету,  остатки
обеда Тега оставались на уголке рабочего стола. Записная книжка  Патрина
засунута между стеной и обеденным подносом.
   Тег пристально поглядел на дочь. Димела пошла в него  внешностью,  но
не ростом. Слишком угловата, чтобы быть красавицей, но жена из нее вышла
хорошая. У них уже трое чудесных детей, у Димелы и Фируса.
   - Где Фирус? - спросил Тег.
   - Руководит перемещением Южной фермы.
   - О, да, Патрин упоминал об этом.
   Тег улыбнулся. Он был очень доволен, что Димела отвергла Орден, пред-
почтя выйти замуж за Фируса, коренного жителя  Лернауса,  и  остаться  в
свите своего отца.
   - Я знаю только, что они опять призывают тебя на  службу,  -  сказала
Димела. - Это опасное назначение?
   - Ну, знаешь ли, ты говоришь в точности, как  твоя  мать,  -  заметил
Тег.
   - Значит, это опасно! Черт их побери, неужели ты недостаточно на  них
потрудился?
   - Очевидно, нет.
   Она направилась к выходу как раз тогда, когда на дальнем конце тепли-
цы показался вошедший Патрин. Тег услышал, как она на ходу обратилась  к
нему:
   - Чем он старше становится, тем больше сам  уподобляется  Преподобной
Матери.
   - А чего еще она могла ожидать! - подивился Тег. Сын Преподобной  Ма-
тери, отец - мелкий чиновник КХОАМа, он вырос в доме, который жил в рит-
ме Ордена. С раннего возраста он ясно видел, как верность его отца межп-
ланетной торговой сети КХОАМа исчезает, если у матери бывали возражения.
   Этот дом был домом его матери, до самой ее смерти менее  года  назад.
Через год после смерти отца. На всем вокруг сохранился отпечаток ее вку-
сов.
   Патрин остановился перед ним.
   - Я за своей записной книжкой. Ты дописал в нее имена?
   - Несколько. Тебе лучше сразу этим заняться.
   - Да, сэр! - Патрин принял молодцеватый вид и зашагал обратно тем  же
путем, которым пришел, похлопывая записной книжкой по ноге.
   "Он тоже это ощущает", - подумал Тег.
   Тег снова огляделся вокруг. Этот дом так и оставался местом его мате-
ри. После стольких лет, прожитых здесь, выращенной им здесь семьи! И все
равно - ее дом. О, да, он построил эту  теплицу,  но  этот  кабинет  был
прежде ее личной комнатой.
   Жанет Роксбро из лернаусских Роксбро. Меблировка, отделка -  во  всем
эта комната по-прежнему принадлежит ей. Тег с женой  заменили  несколько
неважных деталей, но суть Жанет Роксбро оставалась. В ее  происхождении,
никаких сомнений, кровь Рыбословш. Какой же огромной ценностью она  была
для Ордена! Странно то, что она вышла замуж за Лоше Тега и прожила здесь
всю свою жизнь. В голове не укладывается - пока  не  поймешь,  насколько
далеко, на поколения вперед, составлены Программы выведения Бене Джессе-
рит.
   "Они опять это сделали, - подумал Тег. - Все эти годы они  продержали
меня за кулисами именно для нынешнего момента".


   Разве все эти тысячелетия религия не предъявляет патент на творение?
   Тлейлаксанский Вопрос, из речений Муад Диба.

   Воздух Тлейлакса был кристаллиновым,  скованным  той  неподвижностью,
что частично возникала от утреннего морозца, а частично  -  словно  сама
жизнь выжидающе затихала там, за окном, во граде Бандалонге, жизнь  при-
никшая и плотоядная, которая не шелохнется, пока не воспримет его лично-
го сигнала. Махай, Тилвит  Вафф,  Господин  Господинов  любил  этот  час
больше любого другого времени дня. Сейчас, когда он  глядел  в  открытое
окно, город Принадлежал ему. Бандалонг очнется к жизни только  по  моему
повелению", говорил он себе. Страх, улавливаемый им там, был его  опорой
в любой ситуации, которая могла возникнуть в  этом  огромном  инкубаторе
жизни: здесь зародилась цивилизация Тлейлакса и затем далеко распростра-
нила свою мощь.
   Они, его подданные, ждали этого времени  многие  тысячелетия.  Теперь
Вафф смаковал этот момент. Через все дурные времена Пророка Лито II  (не
Бога Императора, но Посланца Господня), через все время Голода и Рассея-
ния, через все болезненные поражения от рук меньших творений, через  все
муки, Тлейлакс терпеливо копил силы для этого момента. "Мы достигли  на-
шего времени, о, Пророк!"
   Город, расстилавшийся под его высоким окном,  виделся  ему  символом,
крупной меткой на странице тлейлакса некого атласа. Другие планеты, дру-
гие великие города, взаимосвязанные, взаимозависимые, преданность  кото-
рых сводится к этому центру - к Богу Ваффа и его городу, ожидают  сигна-
ла, который - все они знают - должен  скоро  последовать.  Двойные  силы
Танцоров и Машейхов, готовясь к  космическому  броску,  сконцентрировали
свою мощь. Тысячелетние ожидания вот-вот завершатся.
   Вафф думал об этом как о "долгом начале".
   Да. Он кивнул себе, глядя на приникший город. С самой начальной  ста-
дии, с бесконечно малого зародыша идеи правители Бене Тлейлакса понимали
опасности столь огромного плана - всеобъемлющего, хитросплетенного, тон-
кого. Они изведали необходимость проходить по самому краешку катастрофы,
терпеть то и дело разящие потери, подчиненность и униженность. Все  это,
и намного больше, делалось для сотворения особого образа Бене Тлейлакса.
За тысячелетия притворства они сотворили миф.
   - Греховные, отвратительные грязные тлейлаксанцы! Глупые  тлейлаксан-
цы! Предсказуемые тлейлаксанцы! Импульсивные тлейлаксанцы!
   Даже креатура Пророка пала жертвой  этого  мифа.  Пленная  Рыбословша
стоя в этой комнате, кричала на тлейлакса некого Господина:
   - Долгое притворство создает реальность! Ты и в самом деле греховен!
   Вот они и убили ее, и Пророк ничего им не сделал.
   Лишь немногие среди всех чуждых миров и людей  понимали  сдержанность
тлейлаксанцев. Порывистость? Они еще передумают  после  того,  как  Бене
Тлейлакс покажет, сколько тысячелетий был  способен  ждать  своего  гос-
подства.
   - Спаннунгсбоген!
   Вафф покатал это древнее слово по языку: "Натяжение лука!" Как далеко
ты натягиваешь лук перед тем, как выпустить стрелу.  Эта  стрела  войдет
глубоко!
   - Машейхи ждали больше, чем кто-либо другой, - прошептал Вафф. Здесь,
в своей крепкой башне, он осмелился произнести это  слово  вслух  только
для самого себя: "Машейхи".
   Крыши под ним мерцали в восходящем солнце. Он услышал, как начала ше-
велиться жизнь в городе. Сладостная горечь запахов Тлейлакса  потянулась
в воздухе к его окну. Вафф глубоко вдохнул и закрыл окно.
   Он почувствовал себя обновленным после этого момента одинокого наблю-
дения. Отвернувшись от окна, он облачился в белое одеяние-хилат  почета,
перед которым обязан склоняться весь  Домель.  Длинный  хилат  полностью
скрыл его короткое тело, вызвав у него отчетливое чувство, будто он  об-
лачился в доспех.
   - Мы - народ Ягиста, - напомнил он своим советникам всего лишь  вчера
вечером. - Все остальное - пограничные области. Мы с единственной  целью
все эти тысячелетия лелеяли миф о наших слабости и темных кознях.
   Девять его советников, сидевших в глубокой сагре без окон под  защит-
ным полем не-пространства, улыбнулись тогда, молчаливо одобряя его  сло-
ва. По суду гуфрана, они понимают. Сцена, на которой тлейлаксанцы  опре-
деляли свою судьбу, всегда была для них кехлем с его законом гуфрана.
   Так надлежало, чтобы даже Вафф, самый могущественный из всех тлейлак-
саицев, не мог покинуть свой мир, быть впущен в него заново,  не  пройдя
обряда самоуничижения через гуфран, прося прощения за контакты с невооб-
разимыми грехами неверных. Даже самого сильного способно запятнать обще-
ние с повиндой. Хасадары, надзирающие за всеми границами Тлейлакса и ох-
раняющие женщин Селамлика, вправе подозревать даже Ваффа. Он -  один  из
людей Кехля, но все равно должен подтверждать это всякий раз, когда  по-
кидает и возвращается в родной мир - и, разумеется,  всякий  раз,  когда
входит в селамлик для пожертвования своей спермы.
   Вафф подошел к высокому зеркалу и рассмотрел себя и свое одеяние.  Он
знал, что для повинды представлялся чем-то вроде эльфа. Едва ли  полтора
метра роста, глаза, волосы и кожа - различные оттенки серого, все должно
работать на общее впечатление от овального лица с крохотным ртом и лини-
ей острых зубок. Лицевые Танцоры могли воспроизводить его жесты и  позы,
могли дезинтегрироваться по повелению Машейха. Но ни Машейхов, ни  Хаса-
даров нельзя одурачить. Только повинду это способно обмануть.
   "Кроме Бене Джессерит!"
   От этой мысли его лицо стало угрюмым. Что ж, этим ведьмам еще  предс-
тоит встретиться с одним из новых Лицевых Танцоров!
   "Ни один другой народ не овладел языком генетики так, как Бене  Тлей-
лакс", - успокоил он себя. - "Мы правы, называя этот язык "языком бога",
поскольку сам Бог дал нам эту великую силу".
   Вафф подошел к двери и дождался утреннего колокола. Нет способа  опи-
сать испытываемое им богатство  переживаний.  Время  развернулось  перед
ним. Он не спрашивал, почему правдивое послание  Пророка  было  услышано
только Бене Тлейлаксом. Это - Господне Деяние, и  в  этом.  Пророк  есть
Мышца Господня.
   "Ты приготовил их для нас, о. Пророк".
   И этот гхола на Гамму - нынешний гхола -  в  настоящий  момент  стоил
всех ожиданий.
   Прозвучал утренний колокол, и Вафф прошел в зал,  вместе  с  другими,
облаченными в белое фигурами, вышел на восточный  балкон  приветствовать
солнце. Как Махай и Абдль своего народа, он мог теперь олицетворять себя
со всем народом Тлейлакса.
   "Мы живем законом Шариата, единственные оставшиеся во  всем  мирозда-
нии".
   Раньше нигде, кроме закрытых палат его братьев - Малик не мог он отк-
рыть эту тайну. Но теперь работа этой тайной мысли,  разделяемой  сейчас
каждым вокруг него, в равной степени была заметна и в Машейхах, и в  До-
меле и Лицевых Танцорах. Парадокс родства и ощущения социальной  общнос-
ти, пронизывающие весь Кехль от Машейхов до самых низов Домеля,  не  был
парадоксом для Ваффа.
   "Мы работаем на единого Бога".
   Лицевой Танцор, в личине Домеля, поклонился и открыл  двери  балкона.
Вафф, выходящий на солнечный свет со  многими  спутниками  вокруг  него,
улыбнулся, узнав Лицевого Танцора. Еще и Домель! Семейная шуточка  -  но
Лицевые Танцоры не кровные члены семьи. Они - конструкции,  инструменты,
точно так же, как гхола на Гамму - это инструмент, созданный языком  Бо-
га, на котором говорят только Машейхи.
   Вместе с другими, теснившимися вокруг него, Вафф совершил намаз перед
солнцем. Он испустил крик Абдля и услышал, как этот крик  разнесся  эхом
голосов до самых крайних точек города.
   - Солнце не Бог! - закричал он.
   Нет, солнце было только символом бесконечных господних мощи  и  мило-
сердия - еще одна конструкция, еще один инструмент. Чувствуя  себя  очи-
щенным гуфраном, через который прошел вчера вечером и оживленный  утрен-
ним ритуалом, Вафф мог теперь поразмыслить о путешествии в мир  повинды,
из которого он только что вернулся, пройдя обряд гуфрана. Другие  верую-
щие освободили ему путь, когда он пошел назад во внутренние  коридоры  и
по спускопроводу в центральный сад, где назначил сбор своим советникам.
   "Успешный выдался рейд, рейд среди повинды", - подумал он.
   Покидая внутренний мир Бене Тлейлакса, Вафф всякий раз ощущал себя  в
лашкаре - боевом походе ради высшей мести, которая на тайном  языке  его
народа называлась Бодал (всегда с большой буквы и  всегда  заново  подт-
верждаемая в гуфране и кехле). Последний лашкар был  чрезвычайно  успеш-
ным.
   Вафф попал из спускопровода в центральный сад, залитый солнечным све-
том через призматические рефлекторы, установленные на окружающих крышах.
В самой середине присыпанного гравием круга  небольшой  фонтан  исполнял
фугу для зрения. Низкий белый палисад ограждал коротко стриженую  лужай-
ку, пространство вполне достаточное чтобы фонтан освежал воздух, но что-
бы плеск воды не мешал ведущейся тихими голосами беседе. На этом  газон-
чике стояли десять узких скамей из древнего пластика, девять  из  них  -
полукругом, лицом к поставленной чуть отдельно десятой.
   Помедлив перед газончиком, Вафф огляделся удивляясь, почему он никог-
да раньше не испытывал такого радостного наслаждения при виде этого мес-
та. Сам материал скамей был синий, они не были крашеными. За века  упот-
ребления в скамьях появились плавные изгибы, округлые впадины от бесчис-
ленных ягодиц, но в сносившихся местах цвет был все также ярок.
   Вафф уселся, обернувшись лицом к девяти советникам, тщательно  подби-
рая слова, которые должен был произнести. Документ,  привезенный  им  из
последнего лашкара, и послуживший основным  поводом  для  него  оказался
очень ко времени. Его название и сам текст содержали важнейшее  послание
для Тлейлакса.
   Из внутреннего кармана Вафф извлек тонкую пачку ридуланского  хруста-
ля. Он заметил неожиданный интерес у своих советников: девять  лиц,  по-
добных его собственному, Машейхи, сердцевина кехля - выражали  ожидание,
они все читали в кехле этот документ: "Манифест Атридесов". Они  провели
ночь в размышлениях над содержанием Манифеста. Теперь это надо было  об-
судить. Вафф положил документ к себе на колени.
   - Я предлагаю распространять этот текст вдаль и вширь, - сказал Вафф.
   - Без изменений? - это Мирлат, советник,  ближе  всего  подошедший  к
гхоло-трансформации. Мирлат, вне сомнений, метит на место Абдля и Махая.
Вафф сосредоточил взгляд на широких челюстях советника, где за века  на-
рос выступающий хрящик, видимая примета огромного возраста его нынешнего
тела.
   - Именно таким, каким он попал в наши руки, - сказал Вафф.
   - Опасно, - заметил Мирлат.
   Вафф повернул голову вправо, его детский профиль  выделялся  на  фоне
фонтана так, что его могли видеть все советники. Рука Господня мне пору-
ка! Небеса над нами - словно полированный карнелиан,  словно  бы  Банда-
лонг, самый древний город Тлейлакса, выстроен под  одним  из  гигантских
искусственных укрытий, возводившихся, чтобы укрыть первопроходцев на тя-
желых для жизни планетах. Когда Вафф опять перевел взгляд на  своих  со-
ветников, лицо его сохраняло прежнее выражение.
   - Для нас не опасно, - сказал он.
   - Как посмотреть, - сказал Мирлат.
   - Тогда давайте сравним наши точки зрения, - сказал Вафф. - Должны ли
мы бояться Икса или Рыбословш? Разумеется, нет! Они наши, хотя они этого
не знают.
   Вафф сделал паузу, чтобы его слова  полностью  до  всех  дошли:  всем
здесь было известно, что новые Лицевые Танцоры сидят в высочайших  сове-
тах Икса и Рыбословш, и что подмена эта не разоблачена.
   - Космический Союз не выступит против нас и не  окажет  нам  противо-
действия, потому что мы - единственный надежный источник меланжа, - про-
должил Вафф.
   - А как насчет этих Преподобных Черниц, возвращающихся из  Рассеяния?
- осведомился Мирлат.
   - Мы с ними разберемся, когда это потребуется, - сказал Вафф.
   - И нам помогут потомки тех из нашего народа, кто по собственной воле
отправились в Рассеяние.
   - Время действительно представляется удачным,  -  пробормотал  другой
советник.
   Это, заметил Вафф, проговорил Торг-младший. Отлично! Вот один голос и
обеспечен.
   - Бене Джессерит! - проворчал Мирлат.
   - Я думаю, Преподобные Черницы устранят ведьм с нашего пути, - сказал
Вафф. - Они: уже рычат друг на друга, как звери на арене для боев.
   - А что, если будет установлен автор этого Манифеста? - вопросил Мир-
лат. - Что тогда?
   Несколько советников закивали головами. Вафф отметил их: люди,  кото-
рых надо еще привлечь на свою сторону.
   - В наш век опасно носить имя Атридес, - сказал он.
   - Кроме, может быть, как на Гамму, - сказал Мирлат. - И документ этот
подписан именем Атридеса.
   "Как странно", - подумал Вафф.
   Представитель КХОАМа на той самой конференции повинды,  ради  которой
Вафф вынужден был покинуть родные планеты Тлейлакса,  подчеркнул  именно
этот пункт. Но большинство КХОАМа -  скрытые  атеисты,  на  все  религии
смотрят с подозрением, а Атридесы, конечно же, были в свое время  мощной
религиозной силой. Беспокойство КХОАМа было почти осязаемо.
   Теперь Вафф докладывал об этой реакции КХОАМа.
   - Этот КХОАМовский клеврет, проклятье его  безбожной  душе,  прав,  -
настаивал Мирлат. - Документ с подковыркой.
   "С Мирлатом надо будет разобраться", - подумал Вафф. Он поднял  доку-
мент с колен и прочел вслух первую строку:
   - "Сначала было слово и слово было Бог".
   - Прямо из Оранжевой Католической Библии,  -  сказал  Мирлат.  И  все
опять в тревожном согласии закивали головами.
   Вафф, коротко улыбнувшись, обнажил свои остренькие зубки.
   - Есть ли среди вас такие, кто допускает, будто среди повинды имеются
подозревающие о существовании Шариата и Машейхов?
   Он почувствовал, что правильно сделал, задав вслух этот вопрос, напо-
миная собравшимся, что только здесь, в самой  глубине  Тлейлакса  старые
слова и старый язык сохраняются без изменений. Разве Мирлат или  кто-ни-
будь еще из присутствующих страшатся, что слова Атридесов могут  ниспро-
вергнуть Шариат?
   Вафф задал этот вопрос - и увидел встревожено нахмуренные лица.
   - Есть ли среди вас думающий, будто хоть один повинда знает,  как  мы
пользуемся языком Бога? - спросил Вафф.
   "Вот вам! Поразмыслите-ка теперь над этим!"  Здесь  они  периодически
пробуждаются к новой жизни в очередной плоти гхолы. Непрерывность  плоти
в этом Совете, которую не достигал больше никто из людей. Сам Мирлат ви-
дел Пророка собственными глазами. Скайтейл говорил с Муад Дибом! Научив-
шись возобновлять плоть и восстанавливать память,  они  сконцентрировали
эту силу в едином правительстве. Основа его  мощи  утаивалась  за  семью
замками, иначе на них стали бы отовсюду давить, чтобы они поделились ис-
точником этой мощи. Только ведьмы обладали сходным хранилищем опыта,  из
которого черпали - с боязливой осторожностью делая каждый ход, приходя в
ужас от одной мысли, что могут произвести еще одного Квизатца Хадераха!
   Вафф изложил все это своим советникам и добавил:
   - Наступило время действий.
   Когда все выразили согласие, Вафф сказал:
   - У этого Манифеста есть один автор. На этом сходятся все  аналитики.
Мирлат?
   - Написано одним человеком, и этот человек - истинный Атридес,  ника-
кого в том сомнения, - согласился Мирлат.
   - На конференции повинды все это подтвердили, - сказал Вафф. - С этим
согласен даже Кормчий Космического Союза Третьей Ступени.
   - Но этот один человек создал то, что вызовет жесткую  реакцию  среди
самых разных народов, - возразил Мирлат.
   - Разве мы когда-нибудь сомневались в таланте Атридесов сеять  раскол
и смуту? - спросил Вафф. - Когда повинда показала мне этот  документ,  я
понял, что Бог посылает нам сигнал.
   - Ведьмы до сих пор отрицают авторство? - спросил Торг младший.
   "Как же он умеет попадать в цель" - подумал Вафф.
   - Все великие религии повинды ставятся под сомнение этим  Манифестом,
- проговорил Вафф. - Каждая вера, кроме нашей, оказывается подвешенной в
преддверии Ада.
   - Именно в этом и проблема! - сделал выпад Мирлат.
   - Но только мы об этом знаем, - сказал Вафф. - Кто еще хотя бы подоз-
ревает о существовании Шариата?
   - Космический Союз, - сказал Мирлат.
   - Они никогда об этом не заговаривали и  никогда  не  заговорят.  Они
знают, каков будет наш ответ.
   Вафф поднял стопочку ридуланской бумаги со своих колен и опять  зачи-
тал вслух:
   - "Силы, которые мы не способны понять, проникают всюду в наше мироз-
дание. Мы видим тени этих сил, когда они проецируются на экран доступных
нам восприятии, но при этом мы никак их не понимаем".
   - Атридес, написавший это, знает о Шариате, - пробормотал Мирлат.
   Вафф продолжил как будто никто его и не перебивал:
   - "Понимание требует слов. Есть нечто, что не может  быть  ограничено
до слов. Есть нечто, что может быть испытываемо только бессловесно".
   Вафф опустил документ на колени, обращаясь с ним,  словно  со  святой
реликвией. Так тихо, что его слушателям пришлось наклониться к  нему,  и
даже поднести сложенные ковшиком ладони к ушам, Вафф проговорил:
   - Это - утверждение волшебности нашего мироздания. Того, что все  вы-
водимые сознанием аксиомы мимолетны и  подвержены  волшебным  переменам.
Наука нас привела к этому толкованию, словно бы поместив нас в колею, из
которой нам нельзя выпасть.
   Он дал слушателям секунду, чтобы они как следует переварили  услышан-
ное, затем продолжил:
   - Ни один ракианский Жрец Разделенного Бога, никакой другой  шарлатан
повинды не способен это принять. Только мы это знаем, потому что наш Бог
- это волшебный Бог, языком которого мы говорим.
   - Нас обвинят в том, что мы сами - авторы этого манифеста,  -  сказал
Мирлат. Говоря это, Мирлат резко покачал головой из стороны в сторону. -
Нет! Понимаю, понимаю, что ты имеешь в виду.
   Вафф хранил молчание. Он видел, что все  они  сейчас  задумались  над
своим происхождением суфи, припоминая Великую Веру и Дзенсунни, породив-
ших Бене Тлейлакс. Люди этого кехля знали богоданные факты своего проис-
хождения, но поколения секретности давали им гарантии, что ни  один  по-
винда не причастен к этому знанию.
   Через ум Ваффа безмолвно проплыли слова.
   "Предубеждения, основанные на понимании, содержат веру  в  абсолютную
почву, из которой все произрастает, как растения произрастают из семян".
   Зная, что его советники тоже припоминают сейчас этот катехизм Великой
Веры, Вафф напомнил им о предостережении Дзенсунни:
   - "Под такими условностями лежит вера в слова, в которых  повинда  не
сомневается. Только Шариат сомневается, и мы делаем это безмолвно".
   Его советники в унисон закивали.
   Вафф наклонил голову и продолжил:
   - Сам факт провозглашения существования того, что нельзя описать сло-
вами, потрясает мироздание, в котором слово является верховной верой.
   - Яд повинды! - воскликнули его советники.
   Теперь он всех перетянул на свою сторону,  и  окончательную  точку  в
одержанной победе поставил вопросом:
   - Каково кредо суфи-дзенсуни?
   Им нельзя было произносить этого вслух, но все они это припомнили:
   - "Когда достигаешь ситори, не нужно уже никакого  понимания,  ситори
существует без слов, даже без названия".
   Они одновременно подняли глаза и  обменялись  понимающими  взглядами.
Мирлат взял на себя процитировать мольбу Тлейлакса:
   - Я могу сказать "Бог", но это не есть мой Бог. Это  только  шум,  не
могущественней любого другого шума.
   - Я вижу теперь, что все вы ощущаете, какая сила попала в наши  руки,
- проговорил Вафф. - Миллионы и миллионы копий уже гуляют по рукам среди
повинды.
   - Кто этим занимается? - спросил Мирлат.
   - А кому какое дело? - возразил Вафф. - Пусть повинда преследует  их,
ищет истоки, старается пресечь распространение, проповедует против  них.
Каждое такое действие повинды будет наполнять эти слова еще большей  си-
лой.
   - Не следует ли и нам проповедовать против этих слов? - спросил  Мир-
лат.
   - Только если этого потребуют  конкретные  обстоятельства,  -  сказал
Вафф. - До скорого! - он похлопал бумагами по коленям. - Мышление повин-
ды основано на сильнейшей тяге к целеустремленности и  в  этом  их  сла-
бость. Мы должны обеспечить, чтобы этот Манифест разошелся как можно ши-
ре.
   - Волшебство нашего Бога - наш единственный мост, - напевно  процити-
ровали советники.
   Во всех них, заметил Вафф, он  укрепил  надежность  опоры  на  краеу-
гольный камень Веры. Это легко ему удалось. Ни один Машейх  не  разделял
дурости хнычущей повинды: "В твоей бесконечной милости. Боже, почему я?"
Одной фразой повинда и утверждает бесконечность и отрицает  ее,  никогда
даже не обращая внимания на собственную дурость.
   - Скайтейл, - проговорил Вафф.
   Самый молодой, с самым детским личиком среди всех советников,  сидев-
ший на самой последней скамье слева, как ему и было положено, жадно нак-
лонился вперед.
   - Вооружи верных, - сказал Вафф.
   - Я дивлюсь тому чуду, что Атридесы дали нам  это  оружие,  -  сказал
Мирлат. - И откуда только в Атридесах эта способность  всегда  хвататься
за тот идеал, который завербует себе миллиарды последователей.
   - Это не Атридесы, это Бог, - ответил Вафф. Затем он  поднял  руки  и
проговорил ритуальные завершающие слова:
   - Машейхи собрались в кехле и ощутили присутствие своего Бога.
   Вафф закрыл глаза и подождал, пока другие удалятся.
   Машейхи! Как хорошо нам называть самих себя на своих секретных  сове-
щаниях на языке исламиата, на котором ни один тлейлаксанецне говорит  во
внешнем мире. Даже Лицевые Танцоры не говорят на нем. Нигде в Вехте  Ян-
дольском, ни даже в самых дальних пределах тлейлаксанского  Ягиста,  нет
живого повинды, который знает этот секрет.
   "Ягист", - подумал Вафф, поднимаясь со своей скамьи. - Ягист,  страна
неуправляемых".
   Ему показалось, что он ощущает, как документ вибрирует  в  его  руке.
Этот Манифест Атридесов - как раз то, что направит повинды к их року.


   Одни дни - как меланж, другие как горькая грязь.
   Ракианский афоризм.

   На третий год своего пребывания у жрецов Ракиса девочка Шиэна лежала,
вытянувшись во весь рост, на вершине высокой изгибающейся дюны. Она гля-
дела на просторы, охваченные утром, откуда доносился мощный  звук,  тру-
щийся и погромыхивающий. Призрачно  серебряный  свет  подернул  горизонт
прозрачной льдистой дымкой. Песок все еще был по-ночному холоден.
   Она знала, что жрецы наблюдают за ней из безопасного убежища -  окру-
женной водой башни - приблизительно в двух километрах за ее  спиной,  но
это ее мало заботило. Дрожь песка требовала ее полного внимания.
   "Этот велик, - подумала она. - По меньшей мере  -  семьдесят  метров.
Замечательно большой".
   Серый стилсьют, мягко облегая, льнул к коже. На нем не было ни  одной
залатанной потертости, какие были на той ветоши, что она носила  прежде,
еще не попав под опеку жрецов. Она испытывала благодарность за  чудесный
стилсьют и за плотный, белый с пурпурным, плащ поверх  него,  но  больше
всего она испытывала возбуждение от самого пребывания здесь. Нечто  тор-
жественное и тревожное переполняло ее в подобные моменты.
   Жрецы не понимали происходящего здесь. Она это знала. Они трусы.  Она
поглядела через плечо на отдаленную башню и увидела, как вспыхивает сол-
нечный свет на линзах окуляров.
   Не по годам развитая девочка, одиннадцати стандартных лет,  тонкая  и
смуглая, с солнечными стрелками в каштановых волосах. Она  зримо  предс-
тавляла, как все эти жрецы смотрят в подглядывающие бинокли.
   "Они видят, как я делаю то, чего они сами не осмеливаются. Они  видят
меня на пути Шайтана. Я кажусь такой маленькой на песке, а Шайтан -  та-
ким огромным. Они уже могут его разглядеть".
   По скребущему звуку она понимала, что скоро увидит гигантского червя.
Шиэна не думала о приближавшемся чудовище как Шаи-Хулуде,  Боге  песков,
воспеваемом каждое утро жрецами в знак почтения  к  жемчужинам  сознания
Лито II. спрятанным в каждом из этих многорубчатых  правителей  пустыни.
Она в основном думала о червях, как "о тех, кто меня щадит"  или  как  о
Шайтане.
   Они теперь принадлежали ей.
   Эта была взаимосвязь, начавшаяся чуть более трех лет назад, в  месяц,
на который приходился ее восьмой день рождения, месяц  игат  по  старому
календарю. Ее деревенька - бедное поселение первопроходцев,  возведенное
далеко за пределами таких границ безопасности, как кванаты  и  кольцевые
каналы Кина. Только ров с сырым песком ограждал такие поселения  первоп-
роходцев. Шайтан избегал воды, но блуждающая песчаная форель быстро  вы-
сасывала любую влагу. Драгоценная влага, собранная в ловушки, должна бы-
ла пополняться. Ее деревушка была жалким скоплением хижин и лачуг с дву-
мя небольшими ветроловушками, которых хватало для добывания питьевой во-
ды, но лишь изредка способных производить излишки,  которые  могли  быть
пожертвованы на создание преграды от червя.
   В то утро - так похожее на это, ночной морозец все еще пощипывал  нос
и легкие, горизонт затягивала призрачная дымка - большинство деревенских
детей разбрелось по пустыне в поисках малых  крох  меланжа,  оставляемых
порой проходящим Шайтаном. Двух больших Шайтанов в ту ночь слышали непо-
далеку. На меланж, даже при современных упавших ценах" можно было купить
достаточно глазурованных кирпичей на третью ветроловушку.
   Каждый ищущий ребенок выглядывал не только спайс, но и приметы, кото-
рые могли бы навести на след одной из старых крепостей - съетчей прежних
Свободных. От них сейчас оставались только развалины, но каменная  прег-
рада намного лучше защищала от Шайтана. И было известно, что в  развали-
нах некоторых съетчей можно отыскать запрятанные хранилища меланжа. Каж-
дый деревенский житель мечтал о таком открытии.
   Шиэна в своем залатанном стилсьюте и тонком верхнем облачении пошла в
одиночку на северо-восток, к дальнему кургану, дрожащее марево над кото-
рым подсказывало, что прогретые солнцем ветерки возносят влажные испаре-
ния богатого водой великого города Кина.
   Искать кусочки меланжа в песке - дело, в основном, напряженно  внима-
тельного принюхивания. Это была форма  концентрации,  которая  оставляла
лишь частичку сознания восприимчивой к скребущему звуку песка, уведомля-
ющему о приближении Шайтана. Мускулы ног автоматически двигались  нерит-
мично - чтобы звук шагов сливался с естественными звуками пустыни.
   Сначала Шиэна не слышала воплей, так они совпадали по тону со скребу-
щим звуком мечущегося ветра, гонящего песок по барханам, закрывавшим де-
ревню от ее взгляда. Потихоньку этот звук проник в ее сознание, а  затем
привлек полное внимание.
   ВОПЛЬ МНОЖЕСТВА ГОЛОСОВ!
   Шиэна отринула осторожную неритмичность передвижения по пустыне. Дви-
гаясь со всем проворством, на которое были способны ее детские силы, она
взобралась на бархан и поглядела в направлении ужасающего звука. Она ус-
пела как раз вовремя, чтобы увидеть то, что положило конец воплям.
   С дальней стороны деревни ветер и песчаная форель проложили в  защит-
ном барьере широкую брешь сухого песка. Шиэне видно было  пятно  другого
цвета. Дикий червь проник через это открывшееся место. Он кружил внутри,
вплотную к сырому кольцу. Гигантская пасть, окутанная отблесками  пламе-
ни, поглощала людей и хижины в быстро сужавшемся круге.
   Шиэна увидела, как последние уцелевшие цеплялись друг за друга посре-
ди уже освобожденного от грубых построек и сокрушенных остатков ветряных
ловушек пространства. Еще она увидела, как некоторые пытались убежать  в
пустыню. Среди отчаявшихся бегунов Шиэна узнала отца. Никто  не  спасся.
Огромная пасть поглотила всех, перед тем, как  сравнять  с  поверхностью
пустыни остатки деревни.
   Оставался лишь дымящийся песок, и НИЧЕГО больше от крохотной деревуш-
ки, осмелившейся притязать на клочок земли в царстве Шайтана. Место, где
только что была деревушка, не сохранило ни единого следа людского обита-
ния - став таким же, каким было до прихода сюда людей.
   Шиэна судорожно вдохнула, вдох через нос, чтобы сохранить влагу тела,
как это делал любой ребенок пустыни. Она обшарила взглядом горизонт, ища
других детей, но след Шайтана оставил огромные петли  и  извилины  всюду
вокруг дальней стороны деревни. Ни единого человека  не  встретилось  ее
взгляду. Она закричала пронзительным криком, далеко разнесшимся в  сухом
воздухе. Никто не откликнулся ей в ответ.
   ОДНА.
   Она словно в трансе пустилась по гребню дюны - туда, где прежде  была
деревня. Когда она подошла, в нос ей ударила волна коричного запаха, до-
носимого ветром, до сих пор взметавшим пыль по верхушкам  дюн.  И  тогда
она осознала, что произошло. Деревня, к несчастью, была расположена пря-
мо над местом предспайсового выброса. Когда  огромный  запас  в  глубине
песков созрел, произошел меланжевый взрыв, и пришел Шайтан. Каждый ребе-
нок знал, что Шайтан не может устоять против спайсового выброса.
   Шиэну стали наполнять ярость и дикое отчаяние. Не соображая, что  де-
лает, она припустила с дюны к Шайтану, настигла червя  сзади,  когда  он
выскальзывал через сухое место, отворившее ему доступ в деревушку. Ни  о
чем не думая, она метнулась вдоль хвоста червя, вскарабкалась на него  и
побежала по огромной рубчатой спине. У бугра позади его пасти она  скор-
чилась и заколотила кулачками по неподдающейся поверхности.
   Червь остановился.
   Ее гнев внезапно сменился ужасом. Шиэна перестала молотить по  червю.
Только теперь она осознала, что плачет. Ей овладело ужасное чувство оди-
ночества и беззащитности. Она не понимала, как попала сюда, зная только,
где находится, и это стиснуло ее агонией страха.
   Червь продолжал недвижимо покоиться на песке.
   Шиэна не знала, что делать. В любой момент  червь  мог  или  перевер-
нуться и задавить ее, или зарыться в песок, оставив ее  на  поверхности,
чтобы проглотить на досуге.
   По червю вдруг прошел резкий трепет - по всей его длине, от хвоста до
того места, где позади его пасти находилась Шиэна. Червь пришел в движе-
ние. Он описал широкую дугу и, набирая  скорость,  устремился  на  севе-
ро-восток.
   Шиэна наклонилась вперед и уцепилась  за  ведущую  кромку  кольцевого
рубца на спине червя. Она боялась, что в любую минуту червь скользнет  в
глубь песка. Что ей тогда делать? Но Шайтан не зарывался в песок. Проте-
кали минута за минутой, а он двигался через дюны все по тому же  прямому
пути, без всяких отклонений. Шиэна потихоньку опять  обрела  способность
соображать. Она знала об этой езде. Жрецы  Разделенного  Бога  запрещали
это, но и писаная и Устная истории говорили, что в  древности  Свободные
разъезжали таким способом на червях. Свободные стояли во  весь  рост  на
спине Шайтана, опираясь на тонкие шесты с крючьями на концах. Жрецы про-
возглашали, что это делалось до того, как Лито II разделил  свое  святое
самосознание с богом пустыни. Теперь не дозволялось ничего, что могло бы
унизить разрозненные частички Лито II.
   С изумлявшей ее скоростью, червь нес Шиэну по направлению к  подерну-
тым туманом очертаниям Кина. Великий город представал миражем  на  иска-
женном горизонте. Заношенное облачение Шиэны хлестало по тонкой  поверх-
ности ее залатанного стилсьюта. Ее пальцы ныли от боли, так  сильно  она
стискивала ведущую кромку гигантского кольца.
   При сменах ветра ее овевало запахами корицы, жженого кремния и озона,
вырабатываемого внутренними топками червя.
   Впереди нее Кин начал приобретать все более ясные очертания.
   "Жрецы увидят меня и рассердятся", - подумала она.
   Она разглядела низкие кирпичные  строения,  отмечавшие  первую  линию
кванатов, и закрытый изогнутый желоб поверхностного акведука позади них.
Над этими строениями возвышались стены идущих террасами садов и  высокие
профили гигантских ветроловушек. Затем шел  комплекс  храма,  окруженный
своими собственными водяными барьерами.
   Дневной переход по открытому песку меньше, чем за час!
   Ее родители и деревенские соседи много раз ходили в город торговать и
на праздники, но Шиэна лишь дважды их сопровождала. Ей, в основном,  за-
помнились танцы и случившееся после них побоище. Размеры Кина  наполняли
ее благоговейным трепетом. Как много зданий! Как много людей! Шайтан  не
может причинить вреда подобному месту.
   Но червь продвигался прямо вперед, словно мог перебраться через  ква-
нат и акведук. Шиэна воззрилась на город, вздымавшийся перед ней все вы-
ше и выше. Восхищение подавило ее ужас. Шайтан не  собирался  останавли-
ваться!
   Червь резко остановился.
   Внешние тубулярные отдушины кваната были не более, чем  в  пятидесяти
метрах от распахнутой пасти. Она ощутила жаркий запах корицы от выхлопов
червя, услышала глубокое рокотание внутренних топок Шайтана.
   Ей стало ясно, что путешествие наконец-то закончилось. Шиэна медленно
разжала пальцы, отпуская кольцо. Она встала, ожидая, что в любой  момент
червь возобновит свое движение. Шайтан оставался полностью недвижим. Ос-
торожно она соскользнула со своего насеста и спрыгнула на песок. Там она
задержалась. Сдвинется ли он теперь? У нее смутно  брезжила  мысль  рва-
нуться со всех ног ко кванату, но червь ее привораживал. Скользя по пот-
ревоженному песку, Шиэна зашла червю спереди и поглядела в его устрашаю-
щую пасть. За обрамлением хрустальных зубов перекатывались взад и вперед
языки пламени. Иссушающие выдохи червя обдавали ее своими запахами.
   Сумасшествие первого броска с дюны на спину червя опять охватило Шиэ-
ну.
   - Проклятие тебе. Шайтан! - вскричала она,  потрясая  кулачком  перед
ужасающей пастью. - Что мы тебе только сделали?
   Эти слова она слышала как-то от матери,  произнесшей  их,  когда  был
разрушен их трубный сад. Шиэна ни разу не задумывалась ни откуда это имя
- Шайтан, - ни над яростью своей матери. Она была из беднейшего слоя,  в
самом низу ракианской сословной пирамиды, и знала это. Люди верили  сна-
чала в Шайтана, а затем уже в Шай-Хулуда. Черви - это черви,  и,  часто,
что-то еще намного хуже. Не  было  справедливости  в  открытой  пустыне.
Только опасность там таилась. Бедность и страх перед жрецами могли  зас-
тавить людей уходить в грозящие смертельной  опасностью  дюны.  Но  даже
тогда ими двигала гневная настойчивость, некогда направлявшая Свободных.
   На этот раз, однако. Шайтан победил.
   Тут до сознания Шиэны дошло, что она стоит на смертоносной тропе.  Ее
мысли не до конца еще утряслись, она осознавала  только,  что  совершила
нечто сумасшедшее. Много позже, когда учение Бене Джессерит  отшлифовало
ее самосознание, она поняла, что тогда ее одолел ужас  одиночества.  Она
хотела, чтобы Щайтан воссоединил ее с погибшими родными.
   Из-под червя донесся скрежещущий звук.
   Шиэна сдержала вскрик.
   Сперва медленно, потом быстрее, червь подался  от  нее  на  несколько
метров вспять. Затем он развернулся и, набирая скорость, двинулся  назад
в пустыню по собственному следу - по  вмятине,  окаймленной  насыпями  с
двух сторон. Скрежет его движения с расстоянием становился все тише.  До
Шиэны донесся другой звук. Она подняла взгляд к небу. Это  было  "твокт-
вок" жреческого орнитоптера, кружащего над ней, отбрасывая на  нее  свою
тень. Летный аппарат поблескивал в утреннем солнце,  двигаясь  вслед  за
червем вглубь пустыни.
   Тогда Шиэну охватил более знакомый страх.
   ЖРЕЦЫ!
   Взгляд ее был прикован к орнитоптеру. Тот завис на расстоянии,  затем
вернулся и плавно опустился на песок неподалеку, на  укатанную  вмятину,
оставшуюся от червя. До Шиэны донесся запах смазочных  масел  и  муторно
едкого топлива. Словно гигантское насекомое приземлилось на песке, гото-
вясь броситься на нее.
   Распахнулся люк.
   Шиэна расправила плечи, принимая все как есть. Очень хорошо - они  ее
поймали. Она знала, чего теперь ожидать. Бегством ничего  не  выиграешь.
Только жрецы пользуются топтерами. Они могут добраться, куда  угодно,  и
увидеть, что угодно.
   Два жреца в богатых облачениях - бело-золотых с пурпурными каймами  -
вылезли и побежали к ней через песок. Они рухнули на колени перед Шиэной
- так близко, что она почувствовала запах пота и  мускусное  благоухание
меланжа, распространявшееся от их одежд. Они  были  молоды,  но,  в  ос-
тальном, очень похожи на всех других виденных ей жрецов: мягкие  очерта-
ния лиц, руки без мозолей, беззаботное расточительство влаги тела. Ни на
одном из них под облачением не было стилсьюта.
   Жрец слева от нее, глаза на уровне глаз Шиэны, заговорил:
   - Дитя Шаи-Хулуда, мы видели, как Твой  Отец  привез  тебя  из  Своих
мест.
   Эти слова не представляли для Шиэны никакого смысла. Жрецы - это  лю-
ди, которых надо опасаться. Ее родители и все взрослые, которых она ког-
да-либо знала, накрепко заложили это в нее и словами, и поступками. Жре-
цы обладают орнитоптерами. Жрецы могут скормить тебя Шайтану за малейшую
провинность и без всякой провинности, просто по своей жреческой прихоти.
Ее народ знал тому много примеров.
   Шиэна попятилась от коленопреклоненных мужчин и метнула  взгляд  вок-
руг. Куда ей бежать?
   Тот, что заговорил, умоляюще поднял руку.
   - Оставайся с нами.
   - Вы плохие! - голос Шиэны надламывался от переживаний.
   Оба жреца распростерлись на песке.
   Далеко вдали на городских башнях вспыхнули на подзорных линзах  блики
солнечного света. Шиэна их увидела - и поняла, что это такое. В  городах
жрецы всегда наблюдают за тобой. Когда ты видишь вспышку подзорных линз,
это сигнал быть незаметным, "быть хорошим".
   Шиэна стиснула руки, чтобы унять их дрожь.  Она  поглядела  налево  и
направо, затем на простертых жрецов. Что-то здесь не так.
   Оба жреца, уткнувшись головами в песок, содрогались от страха и  жда-
ли. Никто из них не заговаривал.
   Шиэна не знала, как реагировать. Обвал нежданных событий не мог  быть
переварен ее восьмилетним умом. Она знала, что ее родители и все  соседи
взяты Шайтаном. Она видела это собственными глазами. И Шайтан привез  ее
сюда, отказавшись поглотить в свой ужасный пламень. Он ее пощадил.
   Это было слово, которое она понимала. ЕЕ ПОЩАДИЛИ. Ей это  объяснили,
когда она заучивала ритуальную песню.
   "Пощади, Шаи-Хулуд, отведи Шайтана..."
   Медленно, не желая волновать распростертых жрецов, Шиэна начала  шар-
кающие неритмичные движения танца. Памятная музыка стала нарастать у нее
внутри, широким взмахом она раскинула руки. Ноги ее высоко поднимались в
величавых движениях. Тело крутилось - сперва медленно, а потом все быст-
рее, по мере возрастания танцевального экстаза.  Ее  длинные  каштановые
волосы хлестали ей по лицу.
   Оба жрецы осмелились приподнять головы. Это странное  дитя  исполняет
танец! Они узнали эти движения: ТАНЕЦ УМИРОТВОРЕНИЯ. Она просила Шаи-Ху-
луда пощадить его народ. Она просила Бога простить ИХ!
   Они, повернув головы, поглядели друг на друга, одновременным движени-
ем поднялись на колени. Затем стали хлопать в ладоши: освященный  време-
нем ритуал, попытка отвлечь танцора. Их ладони ритмически  хлопали,  они
напевно скандировали древние слова:
   Наши отцы ели манны в пустыне.
   В жгучих песках приходящего вихря!
   Внимание жрецов отрешилось от всего, кроме этой девочки.  Они  видели
худышку, с  жилистыми  мускулами,  стойкими  руками  и  ногами.  Роба  и
стилсьют заношены и залатаны, как у самых бедных. Скулы высоки и  отбра-
сывают тень на оливковую кожу. Карие глаза, отметили они, рыжеватые сол-
нечные стрелки в волосах. В ее лице - поджарость экономящих воду - узкие
нос и подбородок, широкий лоб, широкий тонкий рот, длинная шея. Она  так
похожа на портреты Свободных в святая святых Дар-эс-Балата.  Разумеется!
Дитя Шаи-Хулуда именно так и должно выглядеть.
   И танцевала она хорошо. Даже слабейшего повтора ритма нельзя было уг-
лядеть в ее танце. Ритм был, но  он  был  восхитительно  растянут  -  по
меньшей мере, сотня движений перед каждым повтором. Она держала  его,  а
солнце поднималось все выше и выше. Был уже почти  полдень,  когда  она,
изможденная, рухнула на песок.
   Жрецы встали и поглядели в пустыню, куда ушел Шаи-Хулуд.  Притаптыва-
ние ее танца не призвало ЕГО назад. Они прощены.
   Вот как началась новая жизнь Шиэны.
   В своих покоях старшие жрецы громко много дней дебатировали о Шиэне -
и, наконец, предоставили свои обсуждения и доклады Верховному Жрецу Туе-
ку. Собрание состоялось в полдень. В Зале Малых Собраний  присутствовали
Туек и шесть высших советников. С фрески на них благосклонно взирал Лито
II, человеческое лицо на огромном теле червя.
   Туек уселся на каменную скамью, перевезенную из Ветроломного  съетча.
Считалось, что некогда сам Муад Диб сидел на этой скамье. А одну  из  ее
ножек до сих пор украшала резьба с изображением ястреба  Атридесов.  Со-
ветники расселись напротив него на скамеечках посовременней и поменьше.
   Верховный Жрец был величественной фигурой - шелковистые седые волосы,
гладко зачесанные и ниспадающие до плеч, подходящее обрамление для  лица
с широким полным ртом и тяжелым подбородком. Глаза Туека  сохраняли  ес-
тественную белизну  белков,  окружавших  темно-синие  зрачки.  Кустистые
взъерошенные седые брови нависали над глазами.
   Состав Совета был весьма пестр. Отпрыски  старых  жреческих  фамилий,
каждый носит в своем сердце веру, что дела бы шли намного лучше, если бы
на скамье Туека сидел ОН.
   Костлявый, с крысиным личиком. Старое взял на себя роль голоса  оппо-
зиции.
   - Она - всего лишь бедная сирота пустыни. И она ехала на  Шаи-Хулуде.
Это запрещено, и за это предписано наказание.
   Другие немедленно заговорили.
   - Нет! Нет, Старое. Ты неправильно подходишь! Она не стояла на  спине
Шаи-Хулуда, как это делали Свободные. У нее не было ни крючьев Созидате-
ля, ни...
   Старое старался их перекричать. Туек увидел, что они зашли  в  тупик:
трое на трое, и Умпфруд, толстый  жизнелюб,  сторонник  "осмотрительного
решения".
   - У нее не было никакого способа управлять Шаи-Хулудом,  -  доказывал
Умпфруд. - Мы все видели, как она безбоязненно слезла с него на песок  и
заговорила с ним.
   Да, они все это видели. Либо непосредственно в тот самый момент, либо
на голографической записи, сделанной сообразительным наблюдателем. Сиро-
та или нет, но она стояла перед Шаи-Хулудом и говорила с Ним. И  Шаи-Ху-
луд ее не поглотил. Нет, разумеется. Червь Бога попятился по  приказанию
этой девочки и вернулся в пустыню.
   - Мы ее испытаем, - сказал Туек.
   Рано утром на следующий день, управляемые жрецами  орнитоптеры,  при-
везшие ее из пустыни, увезли Шиэну далеко за пределы видимости населения
Кина.
   Жрецы высадили ее на вершине  дюны,  установили  на  песке  тщательно
воспроизведенную копию тампера Свободных. Когда отомкнули держатель там-
пера, тяжелый стук побежал через пустыню -  древний  призыв  Шаи-Хулуда.
Жрецы убежали к топтеру и наблюдали сверху, а пришедшая в ужас  Шиэна  -
сбылись ее худшие страхи - стояла в одиночестве приблизительно в двадца-
ти метрах от тампера.
   Пришли два червя. Они были не самыми большими из всех, которых  дово-
дилось видеть жрецам, не более двадцати метров  в  длину.  Один  из  них
проглотил тампер, итог замолчал. Вместе они  закружили  на  параллельных
курсах и остановились не далее шести метров от Шиэны.
   Она стояла, покорясь судьбе. Кулаки сжаты, руки опущены.  Так  всегда
поступают жрецы: скармливают тебя Шайтану.
   Жрецы зачарованно наблюдали из своего низко парящего топтера. Их лин-
зы транслировали зрелище для так же зачарованных наблюдателей  в  покоях
Верховного Жреца в Кине. Все они и прежде видели подобные  события.  Это
было стандартное наказание, подручный способ устранять мешающих из подв-
ластного жречеству населения или открыть дорогу для  приобретения  новой
наложницы. Никогда прежде, однако, они не видели, чтобы жертвой оказыва-
лась девочка-сирота. И какая девочка!
   После первой остановки черви бога медленно  поползли  вперед.  Затем,
оказавшись приблизительно в трех метрах от Шиэны, они опять словно  оце-
пенели.
   Покорная судьбе, Шиэна не побежала. Скоро, думала она,  я  увижусь  с
родителями и друзьями. Но, поскольку черви  оставались  недвижимыми,  ее
ужас сменился гневом. Плохие жрецы оставили ее  здесь!  Она  слышала  их
топтер над головой. Горячий запах спайса от червей наполнял воздух  вок-
руг нее. Она резко подняла правую руку и указала на топтер.
   - Подходите, съешьте меня. Вот чего они хотят!
   Жрецам над ее головой не было слышно слов, но жесты им были  видны  -
она разговаривает с двумя Червями Господа. Палец,  указующий  вверх,  на
них, не сулил ничего хорошего.
   Черви не сдвинулись.
   Шиэна опустила руку.
   - Вы убили мою мать, моего отца и всех моих друзей! -  обвинила  она.
Шагнув вперед, она погрозила им кулаком.
   Черви подались назад, сохраняя прежнее расстояние.
   - Если вы меня не хотите, убирайтесь, откуда пришли! - она махнула им
рукой, указывая в сторону пустыни.
   Они послушно попятились еще дальше и одновременно развернулись.
   Жрецы в топтере следили за ними, пока они опять не исчезли  в  песке,
более чем в километре от места встречи с Шиэной. Только тоща жрецы  вер-
нулись, полные страха и трепета. Они подобрали дитя Шаи-Хулуда из  песка
и вернулись с ней в Кин.
   К ночи посольство Бене Джессерит в Кине получило  полный  доклад.  На
следующее утро новость уже находилась в пути на Дом Соборов.
   Наконец-то произошло!


   Беда с некоторыми, видами военных действий (и, будьте уверены.  Тиран
это знал, потому что это явно подразумевается в данном  им  уроке),  они
разрушают всякую моральную порядочность в нестойких личностях. Войны та-
кого типа вываливают морально разрушенных уцелевших в  невинное  населе-
ние, которое даже представить себе не способно,  на  что  горазда  такая
вернувшаяся солдатня"
   Учение Золотой Тропы, Архивы Бене Джессерит

   Одно из ранних воспоминаний Майлза Тега - он сидит за обедом со свои-
ми родителями и младшим братом Сабитом. Тегу было тогда только семь лет,
но память его все сохранила неизгладимо:  столовая  на  Лернаусе,  яркие
пятна свежесрезанных цветов,  низкий  свет  желтого  солнца,  просеянный
сквозь древние жалюзи. Ярко-голубая посуда и поблескивающее серебро  ук-
рашают стол. Послушницы стоят наготове, потому что его мать всегда может
быть вызвана со специальным заданием, но нельзя оставить  на  это  время
сына без наставницы Бене Джессерит, что, обычно, исполняла она сама. Жа-
нет Роксборо-Тег, ширококостая женщина, настоящая гранд-дама, со  своего
конца стола зорко следит, чтобы не было ни малейшего нарушения в  прави-
лах подачи обеда. Лоше Тег, отец Майлза, всегда взирает на это с  легкой
веселой иронией. Он - худой человек с высоким лбом,  лицо  такое  узкое,
что темные глаза как будто бы выпячиваются в стороны. Его черные  волосы
- полный контраст с белокурыми волосами жены.
   Над приглушенными звуками за  столом  и  густым  запахом  сдобренного
спайсом супа из эду, мать Тега наставляет отца, как вести дела с  назой-
ливым Свободным Торговцем.
   Когда она произносит "Тлейлакс", то сразу привлекает полное  внимание
Майлза. В своих занятиях он как раз дошел до Тлейлакса.
   Даже Сабит, которого много лет спустя отправят на Ромо, слушает, ста-
раясь сколько возможно понять своим четырехлетним умишком. Сабит прекло-
няется перед братом, как перед  героем.  Все,  что  привлекает  внимание
Майлза, интересно и Сабиту. Оба мальчика безмолвно слушают.
   - Этот человек - прикрытие Тлейлакса, - говорит Жанет. - Я слышу  это
по голосу.
   - Я не сомневаюсь в твоих способностях определять такие вещи, моя до-
рогая, - отвечает ей Лоши Тег. - Но что мне делать?  У  него  надлежащие
кредитные доверенности, и он желает приобрести...
   - Заказ на рис в данный момент неважен. Никогда не  воображай,  будто
то, что Лицевой Танцор, якобы, хочет приобрести, на самом деле  то,  что
ему нужно.
   - Я уверен, он не Лицевой Танцор. Он...
   - Лоше! Я знаю, мое руководство не прошло даром, и ты можешь  опреде-
лить Лицевого Танцора. Я согласна, Свободный Торговец не из них. Лицевые
Танцоры находятся у него на корабле. Они знают, что я здесь.
   - Тогда они знают, что не могут тебя одурачить. Да, но...
   - Тлейлаксанская стратегия всегда вплетена в паутину стратегий,  каж-
дая из которых могла бы быть подлинной стратегией. Они  научились  этому
от нас.
   - Моя дорогая, если мы имеем дело с тлейлаксанцами, а я ни  капли  не
сомневаюсь в твоих суждениях, то отсюда напрямую возникает вопрос мелан-
жа.
   Леди Жанет мягко кивает головой. Разумеется! Даже Майлз знает о  пря-
мой связи Тлейлакса со спайсом. Это одна из  причин,  что  привораживает
его внимание к Тлейлаксу. На каждый миллиграмм  меланжа,  добываемый  на
Ракисе, чаны Бене Тлейлакса производят  полновесные  тонны.  Потребление
меланжа возросло соответственно новым возможностям поставок, и даже Кос-
мический Союз склонил колени перед этой силой.
   - Но рис... - осмеливается заметить Лоше Тег.
   - Мой дорогой муж, Бене Тлейлакс не испытывает необходимости в  таком
количестве риса понджи в нашем секторе. Он нужен им для перепродажи.  Мы
должны выяснить, кто на самом деле нуждается в рисе.
   - Ты хочешь, чтобы я потянул время, - говорит он.
   - Именно. Это нам и требуется, и ты в этом неподражаем. Не давай это-
му Свободному Торговцу ни "да" ни "нет". Если  он  подготовлен  Лицевыми
Танцорами, то как должное воспримет твои уловки.
   - Мы выманим Лицевых Танцоров из корабля, в то время как  ты  начнешь
повсюду наводить справки.
   Леди Жанет улыбается.
   - Ты чудесен, когда ты одним махом опережаешь мои мысли.
   Они обмениваются понимающими взглядами.
   - В этом секторе ему не найти другого поставщика, - говорит Лоше Тег.
   - Он никак не захочет доводить до ненужного конфликта и  будет  избе-
гать этого, - говорит леди Жанет, похлопывая по столу. - Оттягивай,  от-
тягивай и еще раз оттягивай время. Ты должен вытащить  Лицевых  Танцоров
из корабля.
   - Они поймут, конечно.
   - Да, мой дорогой, и это опасно. Ты должен всегда встречаться с  ними
на нашей земле, и чтоб охрана была рядом.
   Майлз Тег припоминает, что отец, разумеется, вытащил Лицевых Танцоров
из корабля. Мать взяла Майлза в досмотровый зал, откуда он видел помеще-
ние с медными стенами, где его отец правил ходом сделки, на которую были
высочайшие рекомендации КХОАМа и щедрый кредит.
   Это были первые Лицевые Танцоры, которых увидел в своей  жизни  Майлз
Теп два небольших человечка, похожие, словно близнецы. Почти без  подбо-
родков, круглые лица, вздернутые носы, крохотные ротики, глаза, как чер-
ные кнопочки, коротко стриженые белые волосы торчат на головах, как  ще-
тина на щетке. Одеты эти двое точно так же, как и Свободный Торговец - в
черные туники и брюки.
   - Иллюзия, Майлз, - сказала его мать. - Иллюзия - вот их путь. Напус-
тить тумана ради достижения настоящих целей - вот как действуют тлейлак-
санцы.
   - Как фокусник в зимнем шоу? - спросил Майлз, его взгляд был прикован
к экрану наблюдения, к этим крошечным фигуркам.
   - Очень-очень похоже, - согласилась его мать. Произнося это, она тоже
смотрела на экран, но одной рукой оберегающе обняла плечи сына.
   - Ты глядишь на зло, Майлз. Внимательно в него  вглядись.  Эти  лица,
которые ты видишь, могут измениться в долю секунды. Лицевые Танцоры  мо-
гут стать выше, увесистее. Они могут воспроизвести твоего отца так,  что
только я распознаю подмену.
   Рот Майлза Тега изобразил бессловесное "О". Он  уставился  на  экран,
слушая объяснения отца, что цена КХОАМа на рис  понджи  опять  тревожаще
подскочила.
   - И самое ужасное из всего, - продолжала мать, - что некоторые из но-
вых Лицевых Танцоров могут через прикосновения к плоти жертвы  впитывать
некоторые из ее воспоминаний.
   - Они читают умы? - Майлз взглянул на мать.
   - Не совсем. Мы полагаем, они снимают отпечаток  воспоминаний.  Почти
как процесс голофотографии. Они еще не знают, что нам это известно.
   Майлз понял. Он ни с кем больше не будет об этом говорить даже с  от-
цом или с матерью - мать научила его  секретности  Бене  Джессерит.  Тег
внимательно приглядывается к фигурам на экране.
   На слова отца Лицевые Танцоры не проявили никакой реакции,  но  глаза
их, похоже, поблескивают чуть ярче.
   - А как они стали таким злом? - спросил Майлз.
   - Они - коллективные существа, выведенные только принимать любую фор-
му или лицо. Принятая ими сейчас внешность - мне на руку. Они знают, что
я за ними сейчас наблюдаю. Они расслабились и приняли свою  естественную
коллективную форму. Как следует это запомни.
   Майлз наклоняет голову набок и внимательно изучает Лицевых  Танцоров.
Они выглядят такими бледными и безобидными.
   - У них нет чувства собственного "я", - объясняет его мать. -  У  них
есть только инстинкт сохранения собственной жизни, кончающийся там,  где
начинается приказ умереть за хозяев.
   - И они выполняют этот приказ?
   - Множество раз его выполняли.
   - Кто их хозяева?
   - Люди, которые редко покидают планеты Бене Тлейлакса.
   - У них есть дети?
   - У Лицевых Танцоров - нет. Они мулы, стерильны. Но их хозяева  могут
размножаться. Мы заполучили нескольких  из  них,  но  потомство  от  них
странное. Рождается очень мало девочек, и мы даже не можем проверить  их
Иные Памяти.
   Майлз нахмурился. Он знал, что его мать Бене Джессерит. Он знал,  что
сами Преподобные Матери - чудесные хранилища  Иных  Памятей,  проходящих
через все тысячелетия Ордена. Он даже кое-что знал об их Программе выве-
дения: Преподобные Матери выбирают определенных мужчин для заведения  от
них потомства.
   - А каковы они, тлейлаксанские женщины? - спросил Майлз.
   Это был умный вопрос, наполнивший леди Жанет гордостью. Да, ее сын  -
почти наверняка потенциальный ментат. Разрешающие Скрещивание  правильно
оценили генетический потенциал Лоше Тега.
   - Никто, кроме них самих, никогда не говорил, что видел тлейлаксанку,
- ответила леди Жанет.
   - Они существуют, или все тлейлаксанцы попросту из чанов?
   - Они существуют.
   - А есть среди из Лицевых Танцоров женщины?
   - Они могут становиться и мужчинами, и женщинами, по собственному вы-
бору. Внимательно за ними наблюдай. Они знают, что делает твой  отец,  и
это их злит.
   - Они попробуют причинить вред моему отцу?
   - Не осмелятся. Мы приняли меры предосторожности, и  они  это  знают.
Видишь, как один из них, слева, работает челюстями. Это один из  призна-
ков злобы.
   - Ты сказала, что они коллективные существа.
   - Как общественные насекомые, Майлз. У них нет  понятия  собственного
"я", поэтому они заходят далеко за пределы морали. Нельзя доверять ниче-
му из того, что они говорят и делают.
   Майлз содрогнулся.
   - Нам никогда не удавалось определить их этический код, - проговорила
леди Жанет. - Это механизированная плоть. Без собственного "я", им нечем
дорожить, не в чем сомневаться. Они предназначены только для того, чтобы
повиноваться своим хозяевам.
   - Им велели направиться сюда и купить рис.
   - Им приказано достать его, а другого места, где это можно сделать  в
этом секторе, нет.
   - Они должны купить его у отца?
   - Это их единственный источник. Как раз сейчас, сын, они  платят  ме-
ланжем. Видишь?
   Майлз увидел, как переходит из рук в руки высокая стопка оранжево-ко-
ричневых фишек спайса, которую один из Лицевых Танцоров извлек из  чемо-
данчика.
   - Цена много-много выше той, чем они ожидали, - сказала леди Жанет. -
Они оставят след, по которому будет легко пройти.
   - Почему?
   - Кто-то обанкротится, совершив такую покупку. Мы думаем, что узнаем,
кто покупатель. Кто бы он ни был, мы выясним. И  тогда  поймем,  чем  же
здесь на самом деле торговали.
   Затем леди Жанет указала на некоторые мелочи, выдающие  тренированным
глазам и ушам Лицевого Танцора. Это были тонкие приметы. Майлз схватывал
их на лету. Мать сказала ему, что, думает, он мог бы  стать  ментатом...
возможно, даже чем-то большим.
   Незадолго до его тринадцатого дня рождения  Майлза  Тега  отослали  в
высшую школу Бене Джессерит, в Оплот Лампадас, где подтвердилась оценка,
данная ему матерью. Ей вернулась весточка:
   "Ты дала нам того воина-ментата, на которого мы надеялись".
   Тег узнал об этой записке только разбирая архив своей  матери,  после
ее смерти. Слова, начертанные на листочке ридуланского хрусталя с оттис-
ком Дома Соборов под ними, наполнили его странным  чувством  перемещения
во времени. Внезапно его память унеслась назад на Лампадас, где любовь и
благоговение, которые он испытывал к своей матери, были ловко переключе-
ны на собственно Орден - как предварительно и планировалось. Он стал по-
нимать это во время своей дальнейшей подготовки на ментата, но и понима-
ние мало что изменило. А то, что изменилось - лишь еще крепче  привязало
его к Бене Джессерит. Это подтверждало, что Орден должен быть  одним  из
источников его силы. Он уже знал, что Орден Бене Джессерит - одна из са-
мых могущественных сил в мироздании: как минимум, равен Космическому Со-
юзу, выше Совета Рыбословш, унаследовавшего ядро старой Империи  Атриде-
сов, неизмеримо выше КХОАМа и уравновешиваемый каким-то образом фабрика-
торами Икса и Бене Тлейлаксом. Малый  показатель  далеко  простирающейся
власти Ордена можно было увидеть в том, что он сохранял эту власть, нес-
мотря на меланж тлейлаксанских чанов, нарушивший ракианскую монополию на
спайс - точно так же, как навигационные механизмы икшианцев покончили  с
монополией Космического Союза на межпланетные путешествия.
   К тому времени Майлз Тег уже хорошо знал  историю.  Навигаторы  Союза
больше не были единственными, способными направлять корабли через  подп-
ространства - только сейчас в этой галактике - и уже  в  отдаленной,  не
успеешь и глазом моргнуть.
   Школьные наставницы почти ничего от него не утаивали. Они ему и пове-
дали впервые об его атридесовском происхождении.  Это  пришлось  открыть
ему, чтобы объяснить, почему его подвергают определенным тестам. Они яв-
но испытывали его на дар ясновидения. Способен ли он, подобно навигатору
Союза, опознавать смертоносные препятствия?  Он  провалился.  Затем  они
проверили, не воспринимает ли он не-помещения и не-корабли. Он  был  так
же слеп к этим устройствам, как и остальное человечество. Для этого тес-
та они испытывали его увеличенными дозами спайса, и он почувствовал про-
буждение ИСТИННОГО "Я".
   - Ум в своем начале, - вот как обучающая Сестра назвала это, когда он
попросил объяснения своего странного чувства.
   Некоторое время, пока он глядел новым видением, мироздание  представ-
лялось волшебным. Сознание стало кругом,  затем  шаром.  Условные  формы
стали быстро преходящи. Он без предупреждения впадал в транс, пока Сест-
ры не научили его это контролировать. Они дали ему прочитать о святых  и
мистиках и заставили от руки начертать круг - любой рукой, следуя  линии
своего сознания.
   К концу того семестра его сознание вернулось в нормальное русло к об-
щепринятым обозначениям вещей, но память о волшебстве никогда его не по-
кидала. Эта память была для него источником силы в самые тяжелые  момен-
ты.
   Приняв новое назначение и став чем-то вроде дядьки и  воинского  нас-
тавника гхолы, Тег все чаще стал ощущать в себе  эту  волшебную  память.
Это оказалось особенно полезным при первом контакте со Шванги  в  Оплоте
Гамму. Они встретились в кабинете Преподобной Матери со стенами сияющего
металла и многочисленными приборами, несущими, по большей  части,  явный
отпечаток Икса. Даже стул, на котором  она  сидела  (в  свете  утреннего
солнца, льющегося в окно позади нее, лицо  было  трудноразличимым),  был
одной из икшианских самоприспосабливающихся - "песьих" - форм. Он вынуж-
ден был сесть в песье кресло, хотя понимал, что она должна знать, до ка-
кой степени он не любит такое унизительное использование любых форм жиз-
ни.
   - Ты выбран, потому что действительно похож на старого  дядьку-воспи-
тателя, - сказала Шванги. Яркое солнце короной сияло вокруг  ее  укрытой
капюшоном головы. УМЫШЛЕННО! - Твоя мудрость завоюет любовь  и  уважение
ребенка.
   - У меня нет способа стать для него похожим на отца.
   - Если верить Таразе, ты имеешь именно те характеристики, которые  ей
требуются. Я знаю, сколь ценное для нас стоит за каждым из твоих славных
шрамов.
   Это только подтвердило его предыдущий вывод ментата: "Они спланирова-
ли это заранее. Для этого они и скрещивали. Я сам был выведен для этого.
Я - часть их большого плана". Но произнес он лишь:
   - Тараза ожидает, что это дитя станет доблестным воином,  когда  вер-
нется к своему исходному "я".
   Шванги просто глядела на него секунду, затем сказала:
   - Ты не должен отвечать на любой его вопрос о гхолах, если  он  вдруг
затронет эту тему. Даже словом этим не пользуйся, пока я тебе не  разре-
шу. Мы поставим тебе все данные гхолы, которые потребуются для  исполне-
ния долга.
   Холодно взвешивая слова, чтобы резче их подчеркнуть, Тег ответил:
   - Может быть, Преподобная Мать не осведомлена, что я хорошо искушен в
науке тлейлаксанских гхол. Я встречался с тлейлаксанцами в битве.
   - По-твоему, ты знаешь достаточно о серии Айдахо?
   - Айдахо имеют репутацию великолепных  военных  стратегов,  -  сказал
Тег.
   - Тогда, может быть, великий башар не ознакомлен с  другими  характе-
ристиками нашего гхолы.
   В ее голосе, без сомнения, слышалась насмешка. И  вдобавок  еще  рев-
ность и плохо скрываемый огромный гнев. Мать Тега научила  его  способам
читать скрытое под ее собственными личинами - запретной  науке,  которую
он всегда скрывал. Он был раздосадован и пожал плечами.
   Хотя очевидно, что Шванги знает, что он башар Таразы. Черта  подведе-
на.
   - По желанию Бене Джессерит, - сказала Шванги, - Тлейлакс внес значи-
тельные изменения в этот образец Айдахо. Его  нервно-мускульная  система
модернизирована.
   - Без изменения его исходного "я"? - Тег очень  вежливо  подсунул  ей
этот вопрос, интересуясь, как далеко она зайдет в своих откровениях.
   - Он - гхола, а не клон!
   - Понимаю.
   - В самом деле? Он нуждается в самой тщательной тренировке прана-бин-
ду на всех стадиях.
   - В точности - приказания Таразы, - сказал Тег. - И мы все будем  по-
виноваться этим приказаниям.
   Шванги наклонилась вперед, не скрывая своего гнева.
   - Тебя попросили подготовить гхолу, чья роль  в  определенных  планах
крайне опасна для всех нас. Я  думаю,  что  ты  даже  приблизительно  не
представляешь, что именно будешь готовить!
   ЧТО ты будешь готовить, - подумал Тег. НЕ КОГО.  Этот  мальчик  гхола
НИКОГДА НЕ БУДЕТ КТО для Шванги - или для любой  другой,  противостоящей
Таразе. Может быть, гхола ни для кого не будет КТО, пока не будет  восс-
тановлено его исходное "я", пока ему не будет накрепко возвращена исход-
ная личность Данкана Айдахо.
   Тег теперь ясно видел, что у Шванги за пазухой нечто большее, чем ка-
мень скрытых оговорок против проекта гхолы. Она была в активной  оппози-
ции - точно как и предупреждала Тараза. Шванги - враг, а приказания  Та-
разы недвусмысленны:
   - Ты будешь защищать этого ребенка от любой угрозы.


   Десять тысяч лет прошло с тех пор, как Лито II начал свою метаморфозу
из человека в песчаного червя Ракиса, а историки до сих пор спорят о его
мотивах. Жаждал ли он долгой жизни? Он прожил  в  десять  с  лишним  раз
дольше нормального жизненного срока в триста стандартных лет, но  пораз-
мыслите над уплаченной им ценой. Была ли то приманка власти? Его  весьма
оправданно называют Тираном, но что власть принесла ему такого, чего  не
мог бы пожелать человек? Двигало ли им желание  спасти  человечество  от
него самого? У нас есть только его собственные слова  о  Золотой  Тропе,
чтобы ответить на это, и я не могу принять его  самоапологичных  записей
из Дар-эс-Балата. Могли ли это быть другие вознаграждения, которые  дос-
тупны постижению лишь с позиций его жизненного опыта? Без дополнительных
данных вопрос остается спорным. Мы ограничены лишь установками: "Он  это
сделал!" Только сам физический факт и неопровержим.
   Метаморфоза Лито  II.  Десятитысячелетняя  годовщина,  заключительная
речь Гауса Андауда

   Вафф понял, что он вновь в лашкаре. На этот раз ставки были высоки до
последнего предела. Преподобная Черница из Рассеяния требовала встречи с
ним. Повинда из повинд. Потомки Тлейлакса из Рассеяния  докладывали  ему
все, что могли, об этих жутких женщинах.
   - Намного ужаснее, чем Преподобные Матери Бене Джессерит, -  сообщали
они.
   - "И намного многочисленнее", - напомнил себе Вафф. Он  не  до  конца
доверял вернувшимся потомкам Тлейлакса. У них был странный выговор,  еще
странней манеры, соблюдение ритуалов сомнительно. Как можно было  дозво-
лить им вернуться в великий кехль? Вообразим ли такой обряд гуфрана, что
очистит их всех от всей многовековой скверны? Даже поверить нельзя,  что
все эти поколения они хорошо хранили секреты Тлейлакса.
   Они не были больше братьями-малик, но, все  же,  были  для  Тлейлакса
единственным источником информации об этих, возвращающихся теперь, ЗАТЕ-
РЯННЫХ. Какие же потрясающие вещи они поведали! И эти потрясающие знания
были заложены в гхол Данкана Айдахо - такое  стоило  всех  рисков  отра-
виться злом повинды. Местом встречи с Преподобной  Черницей  был,  якобы
нейтральный, икшианский  корабль,  вращавшийся  на  строгой  орбите  ги-
гантской газообразной планеты из взорвавшейся солнечной  системы  Старой
Империи. Сам Пророк исчерпал остатки богатства этой системы. И, хоть но-
вые Лицевые Танцоры в личине икшианцев были внедрены в  корабельную  ко-
манду, Ваффа до сих пор пробирал пот при мысли об этой  первой  встрече.
Если эти Преподобные Черницы и в самом деле ужаснее всех Преподобных Ма-
терей Бене Джессерит, не раскусят ли они подмену икшианской команды  Ли-
цевыми Танцорами?
   Выбор места встречи и приготовления к ней внесли напряжение на  Тлей-
лакс. Безопасно ли это? Вафф успокаивал себя, что у него тайное  двойное
оружие, никогда прежде не виданное вне планет Тлейлакса, результат  дол-
гих трудов его создателей: два крохотных дротикомета, спрятанные в рука-
вах. Он тренировался с ними долгое время, пока выстрел отравленными дро-
тиками при взмахе рук не стал почти безусловным рефлексом.
   Стены конференц-каюты были медного цвета - надлежащее  доказательство
их непроницаемости для икшианских шпионских устройств. Но какие приборы,
далеко обгоняющие мастерство икшианцев, могли изобрести люди Рассеяния?
   Вафф нерешительно вошел в комнату. Преподобная Черница была уже там и
сидела в кожаном подвесном кресле.
   - Ты будешь меня называть так, как меня называют все остальные, - вот
были ее первые слова. - "Преподобная Черница".
   Он поклонился, как его заранее научили. "Преподобная Черница".
   Ни намека на скрытые силы в ее голосе. Низкое контральто, в переливах
которого звучит презрение к Ваффу. Внешность  состарившейся  спортсменки
или акробатки, до сих пор сохранявшей тонус своих мускулов и часть преж-
него мастерства. От тонкогубого рта веяло высокомерием. В разговоре она,
словно отпуская низшей расе, цедила каждое слово.
   - Что ж, заходи и садись! - распорядилась она, взмахом руки  указывая
на подвесное кресло напротив себя.
   Вафф услышал шипение закрывавшегося люка. Он - наедине с ней! На  ней
был слипер. Он видел, как тянется в ее левое ухо ведущий поводок  снупе-
ра. Его дротикометы были "промыты" против снуперов, став для них незасе-
каемыми, затем их на положенные пять стандартных лет поместили в  радиа-
ционную ванну, охлажденную до минус 40 градусов по Кельвину, чтобы зака-
лить дополнительно. Достаточно ли этого?
   Вафф молча опустился на указанное кресло.
   Подцвеченные оранжевым, контактные линзы скрывали  глаза  Преподобной
Черницы, придавая им дикарский вид. Она устрашала с головы до ног. А  ее
одежда! Красная под темно-синей накидкой. Наружная сторона  накидки  ра-
зукрашена каким-то жемчужным материалом, воспроизводящим  странные  ара-
бески и изображения драконов. Она сидела на своем кресле, словно на тро-
не. Ее когтистые руки легко покоились на подлокотниках.
   Вафф быстро оглядел комнату. Его люди осмотрели это  место  вместе  с
икшианскими работниками надзора и представителями Преподобных Черниц.
   "Мы сделали все, что могли", - подумал он и постарался расслабиться.
   Преподобная Черница рассмеялась.
   Вафф рассматривал ее с таким спокойствием, какое только  мог  изобра-
зить.
   - Ты смеешься сейчас надо мной, - обвинил он теперь.  -  Ты  говоришь
сама себе, что можешь задействовать против меня огромнейшие ресурсы -  и
тонкие, и грубые инструменты, которые выполняют твои распоряжения.
   - Не бери со мной такого тона, - слова ее были тихими и  бесстрастны-
ми, но так налиты ядовитой злобой, что Вафф чуть не отпрянул.
   Он поглядел на развитые мускулы ног женщины, на  густокрасное  трико,
которое так обтягивало и струилось по коже, будто срослось с ней.
   Время встречи было подогнано так, чтобы для каждого было позднее утро
- их часы пробуждения были отрегулированы по пути следования. Вафф,  од-
нако, чувствовал себя не в своей тарелке, так что преимущество здесь  не
за ним. Что, если рассказы его осведомителей правдивы? У  нее  наверняка
есть при себе оружие.
   Она улыбнулась ему без всякого юмора.
   - Ты стараешься запугать меня, - сказал Вафф.
   - И преуспеваю в этом.
   В Ваффе вспыхнул гнев. Но он не дал гневу прозвучать в его голосе.
   - Я прибыл по твоему приглашению.
   - Я, надеюсь, ты не собирался вступать в конфликт, в котором наверня-
ка проиграешь, - сказала она.
   - Я прибыл выковать те звенья, что нас соединят, - сказал он.
   И подивился: "Что им нужно от нас? Наверняка ведь им чтото нужно".
   - Что может нас соединить? - спросила она.
   - Будешь ли ты строить здание на песке?
   - Ха! Соглашения могут быть нарушены и часто нарушаются.
   - На основе чего будет идти наш торг? - спросил он.
   - Торг? Я не торгуюсь. Меня интересует тот гхола, которого вы изгото-
вили для ведьм. - Ее голос ничего не выдавал, но у Ваффа при этом вопро-
се участился пульс.
   В одной из своих жизней гхолы,  Вафф  обучался  у  ментатаотступника.
Способности ментата оказались выше его способностей, и кроме того, убеж-
дение требует слов. Им пришлось убить ментата-повинду, но кое-что ценное
Вафф тогда для себя приобрел. Вафф позволил  себе  скорчить  недовольное
лицо при этом воспоминании, но припомнил и толковое наставление:
   "Нападай - и пользуйся данными, которые выдает это нападение!"
   - Ты ничего не предлагаешь мне взамен! - обвинил он громким голосом.
   - Воздаяние на мое собственное усмотрение, - сказала она.
   На лице Ваффа появилась ядовитая гримаса.
   - Ты играешь со мной?
   Она обнажила в дикарской ухмылке белые зубы.
   - Ты не выживешь в этой моей игре, да и не хочешь этого, как я погля-
жу.
   - Значит, я должен полагаться на твою добрую волю!
   - Полагаться! - она так выплюнула это слово, словно у него был  очень
дурной вкус. - Почему вы продаете этих гхол ведьмам, а затем сами  их  и
убиваете?
   Вафф поджал губы и промолчал.
   - Вы каким-то образом изменили этого гхолу, сохранив, однако, у  него
возможность вернуться к памяти исходного "я", - сказала она.
   - Как же много ты знаешь! - ответил Вафф.
   Не совсем насмешка, и он, кажется, ничем не проговорился.  ШПИОНЫ!  У
нее есть шпионы среди ведьм! И предатели в самом сердце Тлейлакса?
   - Есть еще девочка на Ракисе, фигурирующая в планах ведьм, -  сказала
Преподобная Черница.
   - Откуда тебе это известно?
   - Нам известен каждый шаг ведьм! По-твоему, шпионы  не  могут  знать,
как далеко простерты наши руки?!
   Вафф впал в уныние. Способна ли она читать в уме? Было ли что-то  по-
рождено в Рассеянии? Дикий талант, возникший там, где нельзя  было  сле-
дить за развитием посеянных исходных семян человечества?
   - Как вы изменили этого гхолу? - вопросила она.
   ГОЛОС!
   Вафф, даже вооруженный против таких уловок  своим  учителем-ментатом,
все равно чуть машинально не ответил. Эта Преподобная  Черница  обладала
кое-какими способностями ведьм! Настолько неожиданно было - услышать Го-
лос от нее. От Преподобных Матерей всегда ожидаешь - и всегда  наготове.
Ему понадобился момент, чтобы вновь обрести равновесие. Вафф поднял руки
перед подбородком.
   - У тебя есть интересная возможность, - сказала она.
   На лице Ваффа появилось выражение азартного мальчишки. Он  знал  нас-
колько безобидно, этаким эльфом, может выглядеть.
   НАПАДЕНИЕ!
   - Мы знаем, как многому вы научились от Бене Джессерит - сказал он.
   По лицу ее промелькнула ярость и исчезла.
   - Они нас ничему не научили!
   Вафф заговорил забавно умоляющим тоном, залебезил.
   - Но ведь это никак не сделка.
   - Разве? - она была искренне удивлена.
   Вафф опустил руки.
   - Ну-ну, Преподобная Черница. Ты интересуешься этим гхолой. Ты толку-
ешь о происходящем на Ракисе. За кого ты нас держишь?
   - За дешевку. И с каждым мгновением твоя ценность все уменьшается.
   Вафф ощутил механическую логику в ее ответе. Нет, это была не  логика
ментата, - но что-то беспощадное. "Она способна убить меня прямо здесь!"
   Где же оружие? Может ей вообще не нужно  никакого  оружия?  Ваффу  не
нравился вид этих жилистых ног, загрубелых мозолей на  ее  руках,  охот-
ничьего блеска в оранжевых глазах. Способна ли она догадаться (или  даже
знать) о дротикометах в его рукавах?
   - Мы столкнулись с проблемой, которая не может  быть  разрешена  пос-
редством логики, - сказала она.
   Вафф в шоке на нее уставился. Так мог бы сказать дзенсуннитский  Гос-
подин! Вафф сам не раз пользовался этой фразой.
   - Ты, вероятно, никогда не задумывался над такой возможностью, - ска-
зала она.
   При этих словах Вафф словно увидел ее без маски. Он внезапно  разгля-
дел за этими жестами расчетливую личность. Не считает  ли  она  его  ка-
ким-то сиволапым дурачком, способным только дерьмо за слигом собирать?
   Вделав свой голос озадаченным и нерешительным, он спросил:
   - Как же может быть разрешена такая проблема?
   - От нее избавляет естественный ход событий, - ответила она.
   Вафф продолжал пялиться на нее, притворяясь озадаченным. В ее  словах
ни на йоту не было никакого откровения. И все равно, то, что  подразуме-
валось! Он промямлил:
   - Я запутался в твоих словах.
   - Человечество стало бесконечным, - сказала она. - Вот  истинный  дар
Рассеяния.
   Вафф совладал со смятением, вызванным этими словами.
   - Бесконечные мироздания, бесконечное время - всякое может случиться,
- сказал он.
   - Ах, ты, смышленый гномик, - проговорила она. - Как можно  допускать
все, что угодно. Это нелогично.
   "У нее интонации, - подумал Вафф, как у древних вождей Бутлерианского
Джихада, которые старались избавить человечество от  механических  умов.
Эта Преподобная Черница странно несовременна".
   - Наши предки искали ответы на это с компьютерами, - рискнул заметить
он. "Прощупаем ее, отсюда!"
   - Ты уже знаешь, что компьютеры лишены возможности бесконечно  накоп-
лять информацию, - ответила она.
   И опять ее слова его смутили. Действительно ли  она  способна  читать
мысли? Не вид ли это считывания умов? То, что делают тлейлаксанцы с  Ли-
цевыми Танцорами и гхолами, могли бы точно так же сделать и  другие.  Он
успокоил  свое  сознание  и  сконцентрировался  на  икшианцах,   на   их
дьявольских машинах. Машины повинды!
   Преподобная Черница обвела взглядом комнату.
   - Правы ли мы, доверяя икшианцам? - спросила она.
   Вафф затаил дыхание.
   - Я не думаю, что ты полностью им доверяешь, - сказала она. -  Ну-ну,
человечек, я предлагаю тебе мою добрую волю.
   Вафф с опозданием начал понимать, что она собирается разыгрывать дру-
желюбие и искренность, явно отказавшись от своей предыдущей личины гнев-
ного превосходства. Осведомители Ваффа среди  Затерянных  сообщали,  что
Преподобные Черницы в своем подходе к сексу очень схожи с  Бене  Джессе-
рит. Не попытается ли она заняться соблазнением? Но она ведь ясно  ПОНИ-
МАЕТ - и слабость логики видна ей самой.
   До чего смущающе!
   - Наш разговор ходит кругами, - сказал он.
   - Совсем наоборот. Круги замкнуты. Круги ограничены. Пространство,  в
котором растет человечество, больше не ограничено.
   Вновь она туда же! Он сухо проговорил:
   - Как говориться, то, чем не можешь управлять, надо принимать.
   Она наклонилась вперед, напряженно вглядываясь оранжевыми  глазами  в
его лицо.
   - Допускаешь ли ты, что Бене Тлейлакс может постичь  необратимая  ка-
тастрофа?
   - Если бы дело было в этом, то меня бы здесь не было.
   - Когда логика терпит поражение, то должен  быть  использован  другой
инструмент.
   Вафф ухмыльнулся.
   - Это звучит логично.
   - Не насмехайся надо мной! Как ты смеешь!
   Вафф защищающе поднял руки и произнес умиротворяющим тоном:
   - Какой инструмент предлагают Преподобные Черницы?
   - Энергию!
   Такой ответ удивил его.
   - Энергию? В какой форме и сколько?
   - Ты требуешь логических ответов, - проговорила она.
   С чувством печали Вафф признал, что она вовсе не дзенсуннитка. Препо-
добная Черница только играет словами на кружевных оборочках нелогичного,
мило их собирая, но иголкой для этого служит логика.
   - Рыба гниет с головы, - сказал он.
   Она словно и не слышала его замечания.
   - Есть невостребованная энергия в глубинах любого человека, и мы,  по
нашей милости, ее раскрепощаем, - она вытянула  палец-скелет  перед  его
носом.
   Вафф вдавился в кресло, и подождал, пока она опустит руку. Затем ска-
зал:
   - Не то же ли самое говорил Бене Джессерит, прежде чем произвел свое-
го Квизатца Хадераха?
   - Они потеряли контроль и над самими собой, и  над  ним,  -  съязвила
она.
   "И опять она пытается  логически  осмыслить  нелогичное",  -  подумал
Вафф. Как же много он понял из допущенных ею маленьких ошибок. Ему  при-
открылась вероятная История Преподобных Черниц. Одна из  случайно  полу-
чившихся, САМОПРОИЗВОЛЬНЫХ Преподобных Матерей, возникшая среди  Свобод-
ных Ракиса, ушла в Рассеяние - самые разные люди бежали  на  не-кораблях
сразу же после Времен Голода. Где-то не-корабль и высадил  эту  побочную
ведьму с ее концепциями. Посеянное семя вернулось в виде этой оранжевог-
лазой охотницы.
   Снова пользуясь Голосом, она спросила:
   - Что вы сделали с этим гхолой?
   На этот раз Вафф был наготове - и только пожал плечами. Эту Преподоб-
ную Черницу необходимо отвлечь совсем в другую  сторону  или,  если  это
возможно, убить. Он многое из нее выведал, но нет  возможности  сказать,
сколько она вычитала из него с помощью своих, кто его знает  каких,  та-
лантов.
   "Они сексуальные чудовища, - сообщали его осведомители. - Они порабо-
щают мужчин силами секса".
   - Как же мало ты знаешь о радости, которую я могла бы  тебе  дать,  -
сказала она. Ее голос обвил его, как хлыст. До чего искушающе!  До  чего
соблазнительно!
   Вафф проговорил, защищаясь:
   - Скажи мне, почему вы...
   - Мне нет необходимости что-либо тебе говорить!
   - Значит, сделка для вас не состоялась, - печально проговорил он.
   Те, другие, не-корабли засеяли те, другие, мироздания гнильцой.  Вафф
ощущал тяжкое бремя. Что, если у него не получится ее убить?
   - Как ты смеешь все время предлагать сделку с Преподобной Черницей? -
осведомилась она. - Понимаешь ли ты, что цену назначаем мы?
   - Мне не ведомы ваши обычаи. Преподобная Черница, - сказал Вафф. - Но
по вашим словам я чувствую, что я оскорбил вас.
   - Извинение принимается.
   "Никакого извинения и не подразумевалось!" Он вкрадчиво на  нее  пос-
мотрел. По ее поведению можно было предсказать очень  многое.  Пользуясь
своим тысячелетним опытом, Вафф мысленно подвел итог всему, что  удалось
выяснить: эта женщина из Рассеяния пожаловала к нему из-за жизненно важ-
ной для нее информации. Следовательно, у нее нет другого  ее  источника.
Он ощущал в ней отчаянность. Хорошо замаскированную, но определенно при-
сутствующую. Она нуждается в подтверждении или в  опровержении  чего-то,
чего страшится.
   До чего же она похожа на хищную птицу, со своими  когтистыми  руками,
так расслабленно брошенными на подлокотники кресла! "Рыба гниет с  голо-
вы". Он сказал это, она не расслышала. Ясно, атомарное человечество про-
должает взрывообразно накатываться на  это  Рассеяние  Рассеянии.  Люди,
представляемые этой Преподобной Черницей, не изобрели  способа  засекать
не-корабли. Вот в чем, в итоге, дело. Она так же охотится за не-корабля-
ми, как и Бене Джессерит.
   - Ты ищешь способ уничтожить невидимость не-корабля, - проговорил он.
Это заявление от такого эльфоподобного манекенчика,  сидящего  напротив,
ее явно ошеломило. Он заметил на ее лице страх, сменявшийся сперва  гне-
вом, а потом решимостью. Затем она снова прикрылась непроницаемой маской
хищницы. Она, конечно, понимала, что он видел.
   - Значит, вот что вы проделали с вашим гхолой, - сказала она.
   - Это то, чего добивался Бене Джессерит, - солгал Вафф.
   - Я тебя недооценила, - сказала она. - Ты допустил такую же ошибку?
   - Я так не думаю. Преподобная Черница. Проект  выведения,  породивший
вас, явно внушителен и грозен. Я так понимаю, ты можешь убить меня  уда-
ром ноги, не успею я и глазом моргнуть. Ведьмы вам и в подметки  не  го-
дятся.
   Довольная улыбка смягчила ее черты.
   - Станут ли тлейлаксанцы нашими слугами добровольно или понесут кару?
   Он и не старался скрыть свое негодование.
   - Ты предлагаешь нам рабство?
   - Это один из ваших выборов.
   Теперь она его! Высокомерие, вот ее слабость.  С  покорным  видом  он
спросил:
   - Что вы нам прикажете?
   - Ты возьмешь с собой в качестве гостей двух молодых Преподобных Чер-
ниц. Им надо будет скреститься с тобой и... научить тебя нашим  путям  к
экстазу.
   Вафф два раза медленно вдохнул и выдохнул.
   - Стерилен ли ты?
   - Только наши Лицевые Танцоры являются мулами, -  она  наверняка  уже
знает. Ведь это известно всем.
   - Ты называешь себя Господином, - сказала она. - Но ты и самому  себе
не господин.
   "Побольше тебя, сука Преподобная! И я называюсь Машейхом  -  вот  что
еще может тебя уничтожить".
   - Две Преподобные Черницы, которых я пошлю с тобой, осмотрят на Тлей-
лаксе все и возвратятся ко мне со своим отчетом, - сказала она.
   Он вздохнул, как бы уступая.
   - Эти молодые женщины миловидны?
   - Преподобные Черницы! - поправила она его.
   - Это что, единственное имя, которым вы пользуетесь?
   - Если они сочтут нужным сообщить тебе имена, то это их привилегия, а
не твоя, - она наклонилась и постучала костлявым суставом  пальца  левой
руки по полу. В ее руке блеснул металл. У нее есть способ  сообщения  за
пределами комнаты!
   Люк отворился, вошли две женщины, одетые точно так же, как  Преподоб-
ная Черница. Меньше узоров на их черных капюшонах,  и  обе  они  моложе.
Вафф вгляделся в них. Они обе... Вафф старался не показать восторга,  но
понял, что это ему не удалось. Неважно. Пусть старшая решит, что он вос-
хитился красотой этих женщин. По признакам, знакомым  только  Господинам
Тлейлакса, он узнал в одной из вошедших Лицевого Танцора  новой  модели.
Успешная замена проведена - и эти, из Рассеяния, ее не раскусили!  Тлей-
лакс успешно преодолел барьер! Будет ли Бене Джессерит так же слеп в от-
ношении новых гхол?
   - Ты будешь разумно покладист, и будешь за это вознагражден, - сказа-
ла старшая Преподобная Черница.
   - Я признаю твою силу, Преподобная Черница, - ответил  он.  Это  было
правдой. Вафф склонил голову, чтобы скрыть решимость в  глазах,  которую
невозможно сдержать внутри себя.
   Она сделала знак вошедшим.
   - Они будут сопровождать тебя. Их малейшая прихоть - приказ для тебя.
Обращайся с ними со всем почетом и уважением.
   - Разумеется, Преподобная Черница, - не поднимая головы,  он  вскинул
обе руки, как бы салютуя и подчиняясь ей. Из каждого рукава  со  свистом
вырвался дротик. Освобождая дротики, Вафф резко отклонился в кресле. Не-
достаточно быстро, однако. Взлетевшая правая  нога  старшей  Преподобной
Черницы попала ему в левое бедро, отшвырнув назад.
   Это было последним движением в жизни Преподобной Черницы.  Дротик  из
его левого рукава впился ей в горло и вышел через открытый  рот,  так  и
оставшийся изумленно разинутым. Наркотический яд не дал ей даже  вскрик-
нуть. Лицевой Танцор ударом по горлу предупредил  любой  возможный  крик
второй Преподобной Черницы, а другой дротик поразил ее в правый глаз.
   Два тела повалились замертво.
   Испытывая боль, Вафф кое-как высвободился из кресла и  поправил  его,
поднимаясь на ноги. Его бедро болезненно пульсировало, чуть-чуть сильнее
- и она сломала бы ему бедро! Он понял, что ее реакция не проходила  че-
рез центральную нервную систему. Как и у некоторых насекомых, атака  на-
чиналась с периферии мускульной системы. Это  достижение  следовало  еще
исследовать!
   Его сообщница прислушалась у отворенного люка, затем шагнула в сторо-
ну, чтобы пропустить еще одного Лицевого Танцора, в  личине  икшианского
охранника.
   Вафф массировал свое поврежденное бедро, пока Лицевые Танцоры  разде-
вали мертвых женщин. Псевдоикшианец положил свою голову на голову  мерт-
вой Преподобной Черницы. Далее все произошло  очень  быстро.  Вскоре  не
стало икшианского охранника, а были лишь точная копия старшей  Преподоб-
ной Черницы и ее помощница. Преподобная Черница помоложе. Вошел еще один
псевдоикшианец и скопировал вторую убитую  Преподобную  Черницу.  Вскоре
там, где лежала мертвая плоть, остался только пепел.  Новая  Преподобная
Черница смела пепел в мешочек и спрятала его под своей накидкой.
   Вафф тщательно осмотрел помещение. Его дрожь пробрала, когда он поду-
мал о последствиях увиденного здесь. Такое высокомерие  -  наверняка  от
наличия чудовищной силы. Эту силу надо прощупать. Он  задержал  Лицевого
Танцора, скопировавшего старшую Преподобную Черницу.
   - Ты снял с нее оттиск?
   - Да, хозяин. Ее бодрствующая память была еще жива,  когда  я  снимал
отпечаток.
   - Передай ей, - он указал на того, кто был прежде икшианским стражни-
ком. Они соприкоснулись лбами на несколько мгновений, затем опять разош-
лись.
   - Сделано, - сказала та, что постарше.
   - Сколько мы еще сделали копий этих Преподобных Черниц?
   - Четыре, Господин.
   - Никто их не засек?
   - Никто, Господин.
   - Эти четверо должны вернуться в родной мир Преподобных Черниц и  вы-
яснить там все, что только можно о них разузнать.  Одна  из  них  должна
вернуться с докладом о всем узнанном.
   - Это невозможно, Господин.
   - Невозможно?
   - Они отрезали себя от своего источника. Это их метод действий,  Гос-
подин. Они - новая ячейка, и поселились на Гамму.
   - Но, наверняка, мы могли бы...
   - Прошу прощения. Господин. Координаты их местонахождения в Рассеянии
содержались только в рабочих системах не-корабля, и все стерты.
   - Их следы полностью скрыты? - в его голосе было полное уныние.
   - Полностью, хозяин.
   КАТАСТРОФА! Он заставил себя справляться со своими мыслями, сдерживая
их от внезапного горячечного броска.
   - Они не должны узнать о том, что мы здесь совершили,  -  пробормотал
он.
   - От нас они не узнают, Господин.
   - Какие таланты они в себе развили? Какие силы? Быстро!
   - Они то, что следует предположить в Преподобных Матерях Бене Джессе-
рит, но без меланжевых жизней-памятей.
   - Ты уверен?
   - Ни намека на это. Как ты знаешь. Господин, мы...
   - Да-да. Знаю, - он махнул рукой, чтобы она замолчала. - Но эта  ста-
руха была так высокомерна, так...
   - Прошу прощения. Господин, но время поджимает. Эти Преподобные  Чер-
ницы усовершенствовали удовольствия секса так, как раньше этого и близко
не достигалось.
   - Значит, сообщения наших осведомителей - правда.
   - Они вернулись к примитивному Тантрику и  развили  собственные  пути
сексуальной стимуляции, Господин. Так они завоевывают  поклонение  своих
последователей.
   - Поклонение, - он выдохнул это слово. - Они превосходят  Разрешающих
Скрещивание Бене Джессерит?
   - Сами Преподобные Черницы считают так, хозяин. Следует ли нам демон-
ти...
   - Нет! - узнав такое, Вафф сбросил свою маску эльфа, лицо его  обрело
выражение повелевающего Господина. Лицевые Танцоры покорно закивали  го-
ловами. На лице Ваффа появилось выражение бурной радости. Возвращающиеся
из Рассеяния тлейлаксанцы, докладывали правдиво! Простым снятием оттиска
с разума он удостоверился в существовании нового оружия у этих людей!
   - Каковы твои приказания. Господин? - спросила старшая из Преподобных
Черниц. Вафф опять стал похожим на эльфа.
   - Мы проведем полное исследование  только  тогда,  когда  вернемся  в
сердце Тлейлакса, в Бандалонг. А пока - даже Господин не отдает  приказа
Преподобным Черницам. Это вы МОИ Госпожи, пока мы не освободимся от шпи-
онящих глаз.
   - Разумеется, Господин. Следует ли мне теперь передать  твои  приказы
находящимся снаружи?
   - Да, и вот мои приказания: этот не-корабль никогда  не  должен  вер-
нуться на Гамму. Он должен исчезнуть без следа. Ни одного выжившего.
   - Будет сделано. Господин.


   Технология, как и многие другие роды деятельности, тяготеет к избежа-
нию риска для инвесторов. Сомнительное, если возможно, исключается.  Ка-
питальные вложения следуют этому правилу, поскольку люди обычно  предпо-
читают предсказуемое. Немногие распознают, сколь это  может  быть  губи-
тельно, как жестко ограничивает изменчивость и,  таким  образом,  делает
население целых народов фатально уязвимым перед тем, насколько обескура-
живающе наше мироздание может метнуть свои кости.
   Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит.

   Наутро, после своего испытания в пустыне, Шиэна проснулась в  жречес-
ком комплексе и обнаружила, что ее кровать окружена людьми,  облаченными
в белое. "Жрецы и жрицы!"
   - Она проснулась, - сказала жрица.
   Шиэну охватил страх. Она натянула одеяло прямо до подбородка, не  от-
водя взгляда от этих напряженных лиц. "Не собираются ли они  опять  бро-
сить ее в пустыне?" Она спала сном крайней усталости в мягчайшей постели
и на чистейшем белье, какое только бывало у нее за восемь лет ее  жизни,
но она знала - все, что делают жрецы, может иметь двоякий смысл.  Им  не
следует доверять!
   - Ты хорошо спала? - спросила та же жрица, что  произнесла  и  первые
слова, седоволосая пожилая женщина, лицо окаймлено капюшоном белой  рясы
с пурпурной отделкой. Бледно-голубые водянистые глаза, старые, но живые.
Нос - вздернутая кнопка над узким ртом и выступающим подбородком.
   - Ты поговоришь с нами? - настаивала женщина. - Я - Каниа, твоя  ноч-
ная служанка, помнишь? Я помогала тебе лечь в постель.
   По крайней мере, тон голоса успокаивал. Шиэна присела и получше прис-
мотрелась к окружающим. Они боялись! Нос ребенка пустыни умел  распозна-
вать едва уловимые, но разоблачительные запахи. Для Шиэны это был  прос-
той и непосредственный сигнал. "Этот запах равняется страху".
   - Вы думали, что вы мне повредите, - сказала она.  -  Почему  вы  это
сделали?
   Люди вокруг нее обменялись взглядами глубокого ужаса.
   Страх Шиэны развеялся. Она ощутила новый порядок вещей,  а  вчерашнее
испытание в пустыне означало и дальнейшие перемены. Она припомнила рабо-
лепие этой пожилой женщины... Каниа? Накануне вечером она почти  пресмы-
калась перед Шиэной. Шиэна поняла, что любой человек, переживший  угрозу
смерти, со временем достигает нового эмоционального равновесия -  страхи
становятся преходящими. Это новое состояние было любопытным.
   Голос Кании затрепетал, когда она ответила:
   - Воистину, дитя Бога, мы не намеревались тебе причинить вред.
   Шиэна разгладила одеяло у себя на коленях.
   - Меня зовут Шиэна, - это вежливость пустыни. Каниа уже назвала  свое
имя. - А кто остальные?
   - Их уберут, если ты не желаешь их видеть... Шиэна, -  Каниа  указала
на женщину с цветущим лицом слева  от  себя,  одетую  в  рясу,  подобную
собственной. - Всех, кроме Алхозы,  конечно.  Она  будет  помогать  тебе
днем.
   Алхоза сделала реверанс при этих словах.
   Шиэна всмотрелась в пухлое лицо с отечными тяжелыми чертами, нимб пу-
шистых светлых волос. Резко переведя взгляд, Шиэна поглядела на мужчин в
этой группе. Они наблюдали за ней с тяжелящей веки напряженностью, у не-
которых было выражение трепетного подозрения. Запах страха был силен.
   Жрецы!
   - Уберите их, - Шиэна махнула рукой на жрецов. - Они - харам!  -  Это
было словечко низов, самое грубое для обозначения наибольшего зла.
   Жрицы потрясение отпрянули.
   - Удалитесь! - приказала Каниа. Злобная радость без ошибки отразилась
на ее лице: Каниа не была включена в число носителей зла. Но эти жрецы -
стояли явно заклейменные, как харам! Они, должно быть,  совершили  нечто
чудовищно отвратительное перед Богом, что  он  послал  ребенка-жрицу  им
всыпать. Каниа вполне в это поверила. Жрецы редко обращались с ней  так,
как она этого заслуживала.
   Словно свора побитых собачонок, жрецы низко склонились  и  попятились
прочь из покоев Шиэны. Среди выставленных в переднюю комнату были и  ис-
торик-локутор по имени Дроминд, смуглый человечек с вечно занятым  умом,
склонным намертво вцепляться в какую-нибудь идею, как клюв хищной  птицы
впивается в кусочек мяса. Когда дверь покоев за ними закрылась,  Дроминд
заявил своим трясущимся сотоварищам, что имя Шиэна есть  модернизирован-
ная форма древнего имени Сиона.
   - Вы все знаете о месте Сионы в истории, - говорил он. - Она  служила
Шаи-Хулуду в Его переходе из человеческого обличия в Разделенного Бога.
   Стирос, морщинистый старый жрец с темными губами и бледными поблески-
вавшими глазами, недоверчиво поглядел на Дроминда.
   - Крайне занятно, - сказал Стирос. - Устная История гласит, что Сиона
была инструментом в Его переходе из Одного во Множество. Шиэна. По-твое-
му...
   - Давайте не будем забывать собственные слова Бога, переведенные Хади
Бенот, - перебил другой жрец. - ШаиХулуд многократно ссылается на Сиону.
   - Не всегда благосклонно, - напомнил им Стирос. - Вспомните ее полное
имя: Сиона ибн Фуад ал-Сейфа Атрядес.
   - Атридес, - прошипел другой жрец.
   - Мы должны с осторожностью ее изучать, - сказал Дроминд.
   Юный гонец-послушник торопливо подошел к жрецам, вглядываясь  в  них,
пока не увидел Стироса.
   - Стирос, - сказал гонец, - немедленно освободите это место.
   - Почему? - раздался негодующий голос из толпы отвергнутых жрецов.
   - Ее переводят в апартаменты Верховного Жреца, - сказал гонец.
   - По чьему приказанию? - спросил Стирос.
   - Верховный Жрец Туек самолично об этом распорядился, - сказал гонец.
- Они слушали, - он неопределенно махнул рукой в том направлении, откуда
пришел.
   Все в группе поняли. В помещении были приспособления,  через  которые
голоса передавались в другие места, и всегда их кто-нибудь прослушивал.
   - Что они услышали? - осведомился Стирос. Его старческий голос задро-
жал.
   - Она спросила, самым ли лучшим является ее помещение. Ее как раз пе-
реселяют, и она не должна видеть здесь никого из вас.
   - Но что нам теперь делать? - спросил Стирос.
   - Изучать ее, - сказал Дроминд.
   Холл немедленно освободился.
   Все жрецы занялись изучением Шиэны. Так была задана  модель,  опреде-
лившая характер их поведения на последующие годы. Сложившаяся вокруг Ши-
эны обстановка привела к переменам, ощутимым даже на самых дальних  гра-
ницах влияния религии Разделенного Бога. Два слова стали запалом для пе-
ремен: "Изучать ее".
   "До чего ж она наивна, - думали жрецы. - До чего ж занятно наивна. Но
она умеет читать и проявляет пристальный интерес к Святым книгам,  кото-
рые нашла в апартаментах Туека. Теперь - своих апартаментах".
   Далее пошло-поехало выпихивание сверху вниз. Туек переехал в  помеще-
ние своего первого заместителя, и процесс пошел дальше вниз.
   С Шиэны сняли мерку. Для нее был изготовлен самый  изящный  стилсьют.
Она получила. Она получила новое верхнее облачение: жреческих  цветов  -
белое с золотом и пурпурной каймой.
   Люди стали избегать историка-локутора Дроминда. Он взял привычку при-
липать, как банный лист, бесконечно пережевывая историю  о  той  далекой
Сионе, как будто это могло сказать что-то важное о нынешней носительнице
древнего имени.
   - Сиона была подругой святого Данкана  Айдахо,  -  напоминал  Дроминд
всякому, кто готов был слушать. - Их потомки повсюду.
   - Да ну? Извини, что не слушаю тебя дальше, но я в самом  деле  спешу
по неотложнейшему поручению.
   Сначала Туек был с Дроминдом терпеливее других: история была интерес-
ной, ее уроки очевидны.
   - Бог послал нам новую Сиону, - сказал Туек. - Все следует уточнить.
   Дроминд удалился и вернулся с новыми, нащипанными им,  крохами  исто-
рии.
   - Сведения из Дар-эс-Балата приобретают теперь новое значение, - ска-
зал Дроминд Верховному Жрецу. - Не следует ли  нам  провести  дальнейшие
испытания и сравнительные обследования этого ребенка?
   Дроминд заарканил с этим Верховного Жреца сразу после  завтрака.  Ос-
татки трапезы до сих пор оставались на служебном  столике,  стоявшем  на
балконе. Через открытое окно им было слышно движение наверху, в  помеще-
ниях Шиэны.
   Туек предостерегающе поднес к губам палец и  тихо  заговорил,  внушая
собеседнику быть потише:
   - Святое дитя по своему собственному выбору навещает  пустыню,  -  он
подошел к карте и указал на область к юго-западу от  Кина.  -  Очевидно,
вот эта область представляет для нее интерес или... Я бы сказал,  призы-
вает ее.
   - Мне говорили, она очень часто пользуется словарями, -  сказал  Дро-
минд. - Наверняка ведь это не может быть...
   - Она проверяет НАС, - проговорил Туек. - Не обманывайся.
   - Но, Владыка Туек, она задает самые детские вопросы Кании и Алхозе.
   - Ты сомневаешься в моем суждении, Дроминд?
   Дроминд с опозданием понял, что перешел допустимые границы. Он умолк,
но выражение его лица говорило, что  внутри  него  подавлено  еще  много
слов.
   - Бог послал нам ее, чтобы выполоть зло, проникшее в ряды помазанных,
- сказал Туек. - Ступай! Молись и вопрошай себя: не зло ли  нашло  приют
внутри тебя.
   Когда Дроминд ушел, Туек вызвал доверенного помощника.
   - Где святое дитя?
   - Она удалилась в пустыню ради общения со своим Отцом.
   - На юго-запад?
   - Да, Владыка.
   - Дроминда нужно отвезти далеко на восток и высадить там. Поместите в
том месте несколько тамперов, чтобы быть уверенными, что он  никогда  не
вернется.
   - Дроминда, Владыка?
   - Дроминда.
   Но и после того, как Дроминд был "переведен" в пасть Бога, жрецы про-
должали следовать в том направлении, в котором  он  их  подтолкнул.  Они
изучали Шиэну.
   Шиэна тоже изучала.
   Постепенно, так постепенно, что она не могла бы определить точку отс-
чета, она вызнала свою огромную власть над всеми ее окружавшими. Сначала
это была игра, вечный День Ребенка, когда взрослые, сломя голову,  кида-
лись выполнить любую детскую прихоть. Представлялось,  что  нет  прихоти
слишком трудной. Желала ли она редкого фрукта для своего стола?
   Фрукт подавался ей на золотом блюде.
   Замечала ли она ребенка далеко внизу, на людных улицах, и  требовала,
чтобы этот ребенок стал ее товарищем по играм?
   Этого ребенка сразу же доставляли в Храм в апартаменты  Шиэны.  Когда
страх и потрясение проходили, ребенок даже мог присоединиться к ее игре,
которую жрецы и жрицы напряженно наблюдали. Невинное скакание по саду на
крыше, подхихикивающие шепотки - все это подвергалось внимательному ана-
лизу. Шиэна тяготилась благоговением таких детей. Она редко  звала  того
же самого ребенка назад, предпочитая узнавать новое от  новых  товарищей
по играм.
   Священники не пришли к согласию насчет безвредности подобных  встреч.
Детей, игравших с Шиэной, подвергали устрашающим  допросам,  пока  Шиэна
этого не обнаружила и не обрушилась с яростью на своих опекунов.
   Весть о Шиэне неизбежно расходилась по всему Ракису и за пределы пла-
неты. Скапливались отчеты и у Ордена Бене Джессерит. Проходили годы  все
такого же автократичного распорядка, похожие на  неперестающую  удивлять
диковинку. Никто из ее непосредственной прислуги не думал об этом как об
образовании: Шиэна учила жрецов Ракиса, а они учили ее. Бене  Джессерит,
однако, подмечал этот аспект жизни Шиэны и тщательно за ним наблюдал.
   - Она в хороших руках. Оставьте ее там, пока она для нас не  созреет,
- поступило распоряжение Таразы. - Держите ударные отряды  в  постоянной
боевой готовности. Проследите, чтобы я получала регулярные отчеты.
   Шиэна ни разу не открыла ни своего истинного происхождения, ни  того,
что сделал Шайтан с ней самой. Она думала о своем молчании, как о  плате
за то, что ее пощадили.
   Кое-что потеряло для Шиэны вкус. Все реже становились  ее  вылазки  в
пустыню. Любопытство оставалось прежним, но становилось  очевидным,  что
объяснения поведению Шайтана по отношению к ней нельзя найти на открытом
песке. И хотя она знала о существовании на Ракисе посольств других  сил,
шпионы Бене Джессерит среди ее прислуги заботились, чтобы Шиэна не  про-
являла слишком большого интереса к Ордену. Успокоительные ответы,  чтобы
погасить такой интерес, отпускались и отмерялись Шиэне по мере надобнос-
ти.
   Послание Таразы наблюдателям на Ракисе было прямым и четким: "Поколе-
ния подготовки стали годами развития. Мы выступим только  в  нужный  мо-
мент. Не должно быть больше никаких сомнений, что этот ребенок - тот са-
мый".


   По моему суждению, реформаторы, творили и  творят  больше  несчастий,
чем любая другая сила в истории человечества. Покажите мне  кого-нибудь,
утверждающего: "Надо что-то сделать!" - и я покажу  вам  голову,  полную
порочных устремлений, которые могут привести  только  к  зловредным  ре-
зультатам. То, за что мы должны всегда бороться -  выявить  естественное
влечение и следовать ему.
   Преподобная мать ТАРАЗА. Запись устной беседы, БД ПАПКА GS XIX МАТ 9

   Безбрежное небо уходило ввысь, и в  него  карабкалось  солнце  Гамму,
извлекая и конденсируя влагу из трав и окружающих лесов, и вместе с вла-
гой вознося их запахи.
   Данкан Айдахо стоял у Заповедного Окна, вдыхая эти запахи. Этим утром
Патрин сказал ему:
   - Тебе сегодня пятнадцать лет, смотри теперь на себя, как  на  юношу.
Ты больше не ребенок.
   - Это мой день рождения?
   Они были в спальне Данкана, куда Патрин только что вошел со  стаканом
цитрусового сока.
   - Я не знаю твоего дня рождения.
   - У гхол есть дни рождений?
   Патрин отмолчался - с гхолой запрещается разговаривать о гхолах.
   - Шванги говорит, что тебе нельзя отвечать на этот вопрос,  -  сказал
Данкан.
   Патрин проговорил с явным замешательством:
   - Башар желает, чтобы я передал тебе: тренировка сегодня утром  будет
попозже. Он желает, чтобы ты выполнял упражнения для ног  и  коленей  до
тех пор, пока тебя не позовут.
   - Я выполнял это вчера!
   - Я просто передаю тебе распоряжение башара, - Патрин  забрал  пустой
стакан и оставил Данкана одного.
   Данкан быстро оделся. Его ждут к завтраку... "Чтоб их всех!" Не нужен
ему их завтрак. Чем же занят башар? Почему он не  может  вовремя  начать
занятия? "Упражнение для ног и коленей!" Это просто, чтобы не  дать  ему
сидеть без дела, потому что у Тега есть какое-то другое неожиданное  де-
ло. Данкан гневно поглядел на  заповедную  дорогу  к  Заповедному  Окну.
"Пусть эти проклятые стражи будут наказаны!"
   Запахи, доносившиеся до него через открытое окно, были знакомы, но он
никак не мог вспомнить, что же пряталось в дальних уголках его сознания,
будоража его память. Он знал, что это - жизни-памяти. Данкана это пугало
и притягивало - как будто он ходил по самому  краю  обрыва  или  пытался
открыто бросить непокорный вызов Шванги. Но он никогда этого  не  делал.
Даже если он рассматривал голографические картинки в книге с изображени-
ем обрыва, то это вызывало странную реакцию - у него сводило живот.  Что
до Шванги, он часто воображал сердитое неповиновение и  переживал  точно
такую же физическую реакцию.
   "В моем сознании живет кто-то другой", - подумал он.
   Не просто в его сознании: В ЕГО ТЕЛЕ. Он ощущал эти другие  жизненные
опыты так, как ощущаешь, проснувшись, какой-то сон, не в  силах,  однако
же, этот сон припомнить. Эта материя снова взывала к тому его  сознанию,
которым, как он знал, он не мог обладать.
   И все же, он им обладал.
   Он знал названия некоторых деревьев, запахи которых доносились до не-
го, но эти названия не были подсказаны ему книгами из его библиотеки.
   Заповедное Окно называлось так потому что ему было запрещено  к  нему
приближаться - оно было прорублено во внешней стене Оплота и могло  отк-
рываться. Оно часто бывало открыто, как сейчас, для проветривания. К ок-
ну можно было попасть из его комнаты по балконным перилам и через венти-
ляционную отдушину кладовой. Он наловчился проделывать весь этот путь  -
от перил до вентиляционной шахты - ничем себя не выдавая. Очень рано ему
стало ясно, что воспитанные Бене Джессерит могут  считывать  даже  самые
малые знаки. Он мог и сам прочесть некоторые из этих  знаков,  благодаря
обучению Тега и Лусиллы.
   Стоя в глубокой тени верхнего прохода, Данкан вглядывался в  округлые
ступени верхних лесистых склонов, взбирающихся к скалистым острым верши-
нам. Лес властно его притягивал. Вершины над ним обладали почти магичес-
кой силой. Легко было вообразить, что там никогда не ступала нога  чело-
века. Как хорошо затеряться там, оказаться наедине  с  самим  собой.  Не
беспокоясь о человеке, обитающем внутри него. Об этом постороннем.
   Данкан со вздохом отвернулся и вернулся в комнату по  своему  тайному
маршруту. Только когда он опять оказался в безопасности  своей  комнаты,
он позволил себе признать, что сделал это еще раз. Никто не будет  нака-
зан за эту вылазку.
   Наказание и боль, висевшие, словно аура, вокруг мест, запрещенных для
него, заставляли Данкана только проявлять крайнюю осторожность, когда он
нарушал правила.
   Ему не нравилось думать о боли, которую  Шванги  могла  бы  причинить
ему, обнаружь она его у запретного Окна. Даже самая сильная боль, однако
же, не заставила б его закричать. Он никогда не кричал, даже  когда  она
выкидывала и что-нибудь попоганей. В ответ он просто смотрел на нее  не-
отрывным взглядом, ненавидя, но усваивая урок. Для него урок Шванги  был
прям: изощряй свои способности, чтобы двигаться незамеченным,  невидимым
и неслышимым, не оставляй следа, способного выдать, что ты здесь  прохо-
дил.
   В своей комнате Данкан присел на край койки, и стал созерцать  пустую
стену перед ним. Однажды, когда он вот так смотрел на стену, на ней воз-
ник образ - молодая женщина с волосами цвета светлого янтаря и сладостно
округленными чертами. Она смотрела на него со стены и улыбалась. Ее губы
беззвучно шевелились. Однако же Данкан, уже научившийся читать по губам,
ясно разобрал слова:
   - Данкан, мой сладкий Данкан.
   "Была ли это его мать? Его настоящая мать?"
   Даже у гхол были настоящие матери, когда-то, давным-давно. Затерянная
в незапамятных временах среди акслольтных чанов,  существовала  когда-то
живая женщина, выносившая и любившая его. Да, любившая его,  потому  что
он был ее ребенком. Если это лицо на стене было лицом его матери, то как
же могла она явиться к нему? Он не мог опознать это лицо, он  ему  хоте-
лось думать, что это его мать.
   Этот опыт напугал его, но страх не загасил желания, чтобы это еще раз
повторилось. Кто бы ни была эта женщина, ее мимолетное появление терзало
его. Тот, чужой внутри него, знал эту молодую женщину. Данкан был в этом
уверен. Порой ему хотелось хотя бы  на  секунду  стать  этим  чужаком  -
только на то время, чтобы вытащить на свет все свои скрытые воспоминания
- но он страшился этого желания. "Я потеряю свое подлинное "я", -  дума-
лось ему, - если этот чужак войдет в мое сознание".
   "Не на смерть ли это похоже?" - задумался он.
   Данкан увидел смерть, когда ему не исполнилось еще и шести  лет.  Его
стражи отбивали нападение, одного из стражей убили.  Погибли  и  четверо
нападавших. Данкан увидел, как пять тел занесли в Оплот - обмякшие  мус-
кулы, волочащиеся руки. Что-то существенное вышло из них. Ничего не  ос-
талось, чтобы воззвать - к собственным или чужим - памятям.
   Этих пятерых унесли куда-то глубоко внутрь Оплота. Позднее он слышал,
как стражник сказал, что четверо нападавших были напичканы "шиэром". Это
было первой встречей с понятием об Икшианской Пробе.
   - Икшианская Проба позволяет считывать ум даже мертвого  человека,  -
объяснила Гиэза. - Шиэр - это наркотик, который от  этого  защищает.  До
того как прекращается действие наркотика, клетки полностью умирают.
   Данкан, наловчившись подслушивать, узнал, что четверо нападавших были
проверены и другими способами. Об этих "других способах" ему не  расска-
зали, но он подозревал, что это, должно быть, какие-то тайные штучки Бе-
не Джессерит. Он думал об этом, как об еще одном  дьявольском  приемчике
Преподобных Матерей. Они, как пить дать, оживляют мертвых  и  выкачивают
информацию из костных тканей. Данкан живо воображал, как  мускулы  утра-
тившего душу тела покорно следуют воле дьявольской наблюдательницы.
   Этой наблюдательницей всегда бывала Шванги.
   Такие образы заполняли ум Данкана, несмотря на все усилия его  учите-
лей развеять "глупости, порожденные невежеством". Его учителя  говорили,
что эти безумные истории представляют только ту ценность, что  порождают
среди непосвященных страх перед Бене Джессерит. Данкан  отказывался  ве-
рить, что он один из посвященных. Глядя на Преподобных Матерей, он всег-
да думал: "Я НЕ ОДИН ИЗ НИХ!"
   Лусилла была в последнее время весьма настойчива.
   - Религия - это источник энергии, - говорила она. - Ты должен освоить
эту энергию. Ты сможешь направлять ее на достижение собственных целей.
   "На их цели, а не мои", - думал он.
   Он фантазировал, воображая те цели, каких хотел  достичь,  видя  себя
триумфально берущим верх над Орденом, особенно над Шванги. Данкан  осоз-
навал, что такие изображения самого себя порождались в нем глубинной ре-
альностью того обитавшего в нем чужака. Он научился кивать и делать вид,
что тоже находит такую - религиозную - доверчивость забавной.
   Лусилла разглядела в нем эту противоречивую двойственность.
   Она сказала Шванги:
   - Он считает, что мистических сил следует опасаться и, если возможно,
избегать. До тех пор, пока он упорствует в этой вере, его нельзя научить
использовать наши самые сокровенные знания.
   Они встретились для того, что Шванги называла  "регулярная  оценочная
сессия", когда они только вдвоем собирались в кабинете Шванги. Время бы-
ло вскоре после легкого ужина. Звуки Оплота были редкими и  быстрогасну-
щими - ночное патрулирование  только  начиналось,  свободная  от  работы
прислуга сейчас наслаждалась одним из коротких периодов свободного  вре-
мени. Кабинет Шванги не был полностью изолирован от своего окружения,  и
это было умышленно  предложено  проектировщиками  Ордена:  тренированные
восприятия Преподобной Матери способны понять очень многое из доносящих-
ся Звуков.
   Шванги чувствовала себя все более и более потерянной на этих "оценоч-
ных сессиях". Все очевидней становилось, что Лусиллу  нельзя  переманить
на сторону противостоящих Таразе. Лусилла была неуязвима и для манипули-
рующих уверток любой Преподобной Матери. И, что хуже  всего,  совместное
влияние Лусиллы и Тега приводило к тому, что гхола на лету схватывал са-
мые опасные способности, опасные до крайности. Вдобавок ко  всем  другим
проблемам, Шванги начала испытывать возрастающее уважение к Лусилле.
   - Он думает, что мы в своей деятельности используем оккультные  силы,
- сказала Лусилла. - Откуда у него взялась такая странная идея?
   Шванги почувствовала, что этот вопрос ставит ее в невыгодное  положе-
ние. Лусилла уже знала, что такие мысли были внушены  гхоле,  чтобы  его
ослабить. Лусилла как бы говорила этим вопросом:
   - Неповиновение - это преступление против нашего Ордена!
   - Если он захочет нашего знания, он, наверняка, получит его от  тебя,
- сказала Шванги. Неважно, как это опасно с точки зрения Шванги, но  на-
верняка правда.
   - Его страсть к знанию - вот мой наилучший рычаг, - сказала  Лусилла,
- и но мы обе знаем, что этого недостаточно.
   В голосе Лусиллы не было упрека, но Шванги все равно его ощутила.
   "Проклятие. Это она меня старается заполучить на свою сторону!" - по-
думала Шванги. Некоторые ответы возникли в ее уме. "Я не нарушала данных
мне приказаний". Ба! Отвратительная отговорка! "Гхола получает стандарт-
ное образование согласно учебным принципам  Бене  Джессерит".  Не  соот-
ветствует правде. И гхола этот не был стандартным объектом для образова-
ния. В нем были глубины, сравнимые только с глубинами потенциальной Пре-
подобной Матери. В этом-то и была проблема!
   - Я допустила ошибки, - сказала Шванги.
   "Вот так!" Обоюдоострый ответ, который может оценить другая Преподоб-
ная Мать.
   - Ты причинила ему вред не по ошибке, - сказала Лусилла.
   - Я никак не могла предвидеть, что другая Преподобная Мать сможет об-
наружить в нем изъяны - возразила Шванги.
   - Он хочет обладать нашими силами только для того, чтобы от  нас  ус-
кользнуть - промолвила Лусилла. - Он думает: "Однажды  я  узнаю  столько
же, сколько и они, тогда я сбегу от них".
   Когда Шванги не ответила, Лусилла продолжила:
   - Это умно. Если он убежит, нам придется охотиться за ним и самим его
уничтожить.
   Шванги улыбнулась.
   - Я не повторю твоей ошибки, - сказала Лусилла. - Я говорю тебе  отк-
рыто, что все понимаю - ты в любом случае Это бы разглядела. Я знаю  те-
перь, почему Тараза послала Геноносительницу к нему так рано.
   Улыбка Шванги исчезла.
   - Что ты делаешь?
   - Я привязываю его к себе точно так, как наши наставницы  привязывают
к себе послушниц. Я обращаюсь с ним с искренностью и  верностью,  как  с
одним из наших.
   - Но он мужчина!
   - Значит ему будет отказано только в Спайсовой Агонии, но  ни  в  чем
другом, он - из чутких.
   - А когда придет время для решающего этапа  генного  запечатления?  -
спросила Шванги.
   - Да, это будет щепетильный момент. Ты думаешь, что это  его  уничто-
жит. Таков, конечно, был твой план.
   - Лусилла, Орден не единодушен в принятии проекта Таразы,  связанного
с этим гхолой. Ты наверняка это знаешь.
   Это был самый мощный довод Шванги. И тот факт, что она  выложила  его
именно в этот момент, говорил о многом. Страхи, что они могут произвести
нового Квизатца Хадераха, пустили в Ордене глубокие корни, и разногласия
среди Бене Джессерит были довольно мощными.
   - Он из примитивной генетической породы и выведен не для того,  чтобы
стать Квизатцем Хадерахом, - сказала Лусилла. - Но Тлейлакс что-то  сде-
лал с его генетическим наследием!
   - Да, по нашим приказаниям. Они ускорили его нервные и мускульные ре-
акции.
   - И это все, что они сделали? - спросила Шванги.
   - Ты же видела результаты его клеточного обследования, - ответила Лу-
силла.
   - Если бы мы умели делать то же, что и Тлейлакс, мы не нуждались бы в
них, - сказала Шванги. - У нас были бы свои акслольтные чаны.
   - По-твоему, они от нас что-то утаили? - спросила Лусилла.
   - Он был у них девять месяцев полностью без нашего контроля!
   - Я уже слышала все эти доводы, - возразила  Лусилла.  -  Преподобная
Мать, он - полностью твой, и все последствия лежат полностью на тебе.
   - Но ты не удалишь меня с моего поста, и неважно, что ты там доложишь
на Дом Соборов.
   - Удалить тебя? Разумеется нет. Я не  хочу,  чтобы  твои  сподвижники
прислали кого-нибудь неизвестного нам.
   - Есть предел оскорблениям, которые я могу от тебя вынести, -  прого-
ворила Шванги.
   - И есть предел тому, сколько предательства может терпеть  Тараза,  -
сказала Лусилла.
   - Если мы получим еще одного Пола Атридеса, или. Боже упаси, еще  од-
ного Тирана, это будет работа Таразы, - прошипела Шванги. - Передай  ей,
что я так сказала.
   Лусилла встала.
   - Ты можешь точно также узнать, что Тараза оставила полностью на  мое
усмотрение количество меланжа в рационе нашего гхолы. Я уже начала  уве-
личивать ему долю спайса.
   Шванги обоими кулаками бухнула по столу.
   - Чтоб вас всех! Вы нас еще погубите!


   Секрет Тлейлакса, должно быть, в их сперме. Наши анализы  удостоверя-
ют, что их сперма не передает напрямую генетические коды. Случаются про-
валы. Каждый тлейлаксанец, которого мы обследовали, прятал от  нас  свое
внутреннее "Я". Естественно, они неуязвимы для И  китайского  Тестирова-
ния! Секретность на глубочайших уровнях, таковы их главные щит и меч.
   Анализы Боне Джессерит. Код архива: ВТ ХХ 44I

   На четвертый год пребывания Шиэны в священном  убежище  жречества  от
тамошних шпионов Бене Джессерит  утром  поступило  донесение,  вызвавшее
особый интерес орденских наблюдательниц на Ракисе.
   - Она была на крыше, ты говоришь? - спросила Мать Настоятельница  Ра-
кианского Оплота.
   Эта Настоятельница Тамалан раньше служила на Гамму и знала лучше  по-
давляющего большинства, на что Орден здесь рассчитывает. Доклады шпионов
прервали завтрак Тамалан, состоявший из цитрусового конферита,  сдобрен-
ного меланжем. Посланница непринужденно стояла пред столом, пока Тамалан
доедала и перечитывала доклад.
   - Да, на крыше. Преподобная Мать, - сказала посланница.
   Тамалан взглянула на Кипуну, посланницу. Кипуна - уроженка  Ракиса  -
была специально подготовлена для деликатной работы на своей родной  пла-
нете. Проглотив конферит, Тамалан спросила:
   - "Привезите их назад!" Это ее точные слова?
   Кипуна коротко кивнула, она поняла вопрос. Были ли слова Шиэны по су-
ществу приказом?
   Тамалан опять вернулась к отчету, в поисках тонких красноречивых  де-
талей. Она была рада, что Вестницей была избрана Кипуна. Тамалан уважала
способности этой ракианки. У Кипуны были мягкие округленные черты и лег-
кие, как пух, волосы, довольно обычные для жреческого  сословия  Ракиса,
но мозги под этими волосами были совсем не похожи на пушинки.
   - Шиэна была недовольна, - сказала Кипуна. - Топтер  пролетел  совсем
близко от крыши, и она совершенно ясно увидела двух заключенных в наруч-
никах. Она поняла, что их везут на смерть в пустыню.
   Тамалан положила отчет и улыбнулась.
   - Итак, она распорядилась, чтобы заключенных привезли назад, к ней. Я
нахожу ее выбор слов прекрасным.
   - "Привезите их назад", - спросила Кипуна. - Это кажется самым  обыч-
ным приказом, что ж тут прекрасного.
   Тамалан восхитилась, насколько  открыто  эта  послушница  высказывает
свой интерес. Кипуна никогда не упускала случая побольше узнать, как ра-
ботает мысль настоящей Преподобной Матери.
   - Не это в ее поведении меня заинтересовало, - сказала  Тамалан.  Она
наклонилась к отчету и прочла вслух. - "Вы слуги  Шайтана,  а  не  слуги
слуг", - Тамалан взглянула на Кипуну. - Ты ведь слышала все сама?
   - Да, Преподобная Мать. Мы рассудили: важно, чтобы я доложила тебе об
этом лично, на случай, если у тебя возникнут другие вопросы.
   - Она продолжает называть его Шайтаном, - сказала Тамалан. -  Как  же
это должно уязвить их! Конечно, сам Тиран сказал: "Меня  Шайтаном  будут
называть."
   - Я видела отчеты из хранилища, обнаруженного в Дар-эсБалате, -  ска-
зала Кипуна.
   - Два заключенных были доставлены к ней? Бег задержан? - спросила Та-
малан.
   - Сразу же, как только послание было передано на топтер,  Преподобная
Мать. Они вернулись за несколько минут.
   - Значит, за ней все это время наблюдали и слышали ее слова.  Хорошо.
Шиэна никак не дала понять, что знает этих заключенных?  Не  было  между
ними какого-нибудь обмена знаками?
   - Я уверена, они были  не  знакомы,  Преподобная  Мать.  Два  обычных
представителя низшего сословия, довольно грязные и бедно одетые. От  них
пахло грязью пригородных трущоб.
   - Шиэна распорядилась, чтобы с них сняли наручники, а  затем  обрати-
лась к этой немытой паре. И теперь ее точные слова; что она сказала?
   - "Вы - мой народ".
   - Чудесно, чудесно, - сказала Тамалан. - Затем  Шиэна  распорядилась,
чтобы этих двоих вымыли и выдали им новые одежды,  а  затем  освободили.
Расскажи мне своими собственными словами, что произошло потом.
   - Она вызвала Туека, который явился вместе со своими тремя советника-
ми-помощниками. Это было... Почти что спор.
   - Войди в мнемотранс, пожалуйста, - попросила Тамалан. - Проиграй пе-
редо мной весь разговор.
   Кипуна закрыла глаза и погрузилась с мнемотранс. Затем она  заговори-
ла:
   - Шиэна: "Мне не нравится, когда людей скармливают Шайтану". Советник
Старое: "Мы приносим жертву Шаи-Хулуду". Шиэна  "Шайтан!"  Шиэна  топает
ногой в гневе. Туек: Довольно, Старое. С меня довольно этих  сектантских
разногласий". Шиэна: "Когда вы усвоите?" Старое пытается заговорить,  но
грозный взгляд Туека заставляет его замолчать. Туек говорит: "Мы  усвои-
ли. Святое Дитя". Шиэна говорит: "Я хочу".
   - Достаточно, - сказала Тамалан.
   Послушница молча открыла глаза и осталась ждать.
   Вскоре Тамалан проговорила:
   - Возвращайся на свой пост, Кипуна. Ты и в самом  деле  очень  хорошо
справилась.
   - Благодарю, Преподобная Мать.
   - Среди жрецов будет просто паника, - сказала  Тамалан.  -  Пожелание
Шиэны - для них приказ, потому что Туек в нее верит. Они перестанут  ис-
пользовать червей, как инструмент кары.
   - Два заключенных, - заметила Кипуна.
   - Да, очень наблюдательно с твоей стороны, эти двою расскажут, что  с
ними произошло. Эта история будет искажена. Люди  станут  говорить,  что
Шиэна защищает их от жрецов.
   - Разве не именно так она поступает. Преподобная Мать?
   - Нет, но ты только поду май, какой выбор встает перед  жрецами.  Они
должны будут шире прибегать к альтернативным видам  кар  -  бичеванию  и
конфискациям. В то время, как страх перед Шайтаном ослабеет из-за Шиэны,
страх перед жрецами будет возрастать.
   Не прошло и двух месяцев, как в докладах Тамалан на Дом Соборов  поя-
вилось подтверждение этих слов.
   "Урезание рационов, особенно урезание водного рациона, стали преобла-
дающим видом наказания", - докладывала  Тамалан.  -  "Управляемые  слухи
достигали самых отдаленных местечек на Ракисе и скоро со всей определен-
ностью достигнут и многих других планет".
   Тамалан сосредоточенно размышляла, какие выводы последуют из ее отче-
тов. Его увидит множество глаз, включая и глаза не сочувствующих Таразе.
Любая Преподобная Мать способна будет живо представить,  что  происходит
на Ракисе. Многие на Ракисе видели приезд Шиэны на диком черве из пусты-
ни. Жрецы с самого начала повели себя неправильно, создавая завесу  сек-
ретности вокруг Шиэны. Неудовлетворенное любопытство порождало собствен-
ные ответы. Догадки часто опасней, чем факты.
   В предыдущих донесениях сообщалось о детях, которых приводили  играть
с Шиэной. Сильно искаженные, рассказы этих детей распространялись и  об-
растали новыми искажениями, и, соответственно, в таком виде передавались
на Дом Соборов. Двое заключенных, вернувшихся на улицы в новой роскошной
одежде, только способствовали разрастанию мифа. Бене Джессерит, мастери-
цы мифологии, обладали на Ракисе готовой  силой,  оставалось  ее  только
развить и направить.
   - Мы вскормили в населении веру в исполнение желаний,  -  докладывала
Тамалан. Перечитывая свой последний доклад, она подумала о  фразах,  бе-
неджессеритских по самой своей сути.
   - Шиэна - именно та, кого мы так долго ожидали.
   Это было достаточно простое заявление, для того, чтобы  его  значение
разошлось без неприемлемых искажений.
   - Дитя Шаи-Хулуда идет покарать жрецов!
   Это создавало чуть больше осложнений.  Несколько  жрецов  погибли  на
темных аллеях в результате народной горячности, что  возбудило  в  ответ
новую настороженность корпуса порядка - можно было  предсказать  неспра-
ведливости, которые обрушатся на население.
   Тамалан подумала о жреческой делегации, смятенных  советниках  Туека,
посетивших Шиэну. Семеро, во главе со Стиросом, ворвались к Шиэне, завт-
ракавшей с ребенком с улиц. Ожидая, что что-нибудь подобное  обязательно
произойдет, Тамалан была подготовлена, и ей доставили  секретную  запись
этого инцидента. Было слышно каждое слово, видно каждое выражение  лица,
все мысли как на ладони для тренированных глаз Преподобной Матери.
   - Мы жертвуем Шаи-Хулуду! - ратовал Старое.
   - Туек велел вам не спорить со мной об этом, - ответила Шиэна.
   Как же заулыбались жрицы, когда она так осадила Стироса и других жре-
цов?
   - Но Шаи-Хулуд... - заикнулся Стирос.
   - Шайтан! - поправила его Шиэна, в выражении ее лица легко  читалось:
"Неужели эти глупые жрецы ничего не поняли?"
   - Мы всегда думали...
   - Вы были неправы!! - Шиэна топнула ногой.
   Стирос сыграл, будто ему необходимо, чтобы она его просветила:
   - Следует ли нам верить, что  Шаи-Хулуд,  Разделенный  Бог,  является
также и Шайтаном?
   "До чего же он законченный дурак, - подумала  Тамалан.  -  Даже  едва
сложившаяся девочка может его побить, что Шиэна весьма успешно и  проде-
лала".
   - Всякий уличный ребенок это знает, едва научится ходить!  -  назида-
тельно проговорила Шиэна.
   - Откуда ты знаешь, как думают уличные дети? - хитро осведомился Сти-
рос.
   - Ты - Зло, раз во мне сомневаешься! - обвинила Шиэна.
   Это был ответ, которым она научилась часто  пользоваться,  зная,  что
все дойдет до Туека и вызовет тревогу.
   Стирос тоже слишком хорошо это знал. Он подождал с опущенным  взором,
пока Шиэна, говоря терпеливо, будто рассказывая старую басенку  ребенку,
объясняла ему, что либо Бог, либо дьявол, либо оба вместе могут  обитать
в черве пустыни. Людям остается это только принять. Не людям дано решать
такие вещи.
   За подобную ересь Стирос ссылал людей в пустыню. Его лицо  (так  тща-
тельно записанное для аналитиков Бене Джессерит) явно  выражало:  "Такие
дикие мысли всегда возникают в самых отбросах ракианского общества".  Но
теперь! Он вынужден был примириться с настояниями Туека, что Шиэна веща-
ет правду, как Евангелие!
   Проглядывая запись, Тамалан подумала, что  каша  заваривается  именно
как надо. Это она и доложила на Дом Соборов. Стироса  терзают  сомнения.
Сомнения всюду, кроме преданного Шиэне народа. Близкие  к  Туеку  шпионы
докладывали, что даже он начал сомневаться в правильности своего решения
"перевести" историка Дроминда в пустыню.
   - Не был ли Дроминд прав, сомневаясь в ней? - вопрошал Туек  окружав-
ших его.
   - Невозможно - отвечали льстецы.
   Что еще могли они сказать? Верховный Жрец никак не может ошибаться  в
таких решениях. Господь этого не позволит. Шиэна, однако же, явно  сбила
его с толку. Она ниспровергала в жестокое преддверие ада воззрения  мно-
гих предыдущих Верховных Жрецов. Со всех сторон требовалось новое истол-
кование.
   Стирос продолжал наседать на Туека.
   - Что мы на самом деле о ней знаем?
   Тамалан получила доклад о последнем таком столкновении. Стирос и Туек
наедине проспорили глубоко за полночь, считая себя (напрасно)  в  одино-
честве в апартаментах Туека, комфортабельно устроившись в редких голубых
песьих креслах со сдобренными меланжем конфетами под рукой. Голографиче-
ская запись этой встречи, имевшаяся у Тамалан,  показывала  единственный
желтый глоуглоб, блуждавший на своих суспензорах, совсем близко над этой
парой, свет приглушен, чтобы не резать уставшие глаза.
   - Может быть, в тот первый раз, когда мы оставили ее в пустыне с там-
пером, испытание было некачественным, - сказал Стирос.
   Это был хитрый ход. Туек был известен своей простоватостью.
   - Некачественный? Что только ты имеешь в виду?
   - Возможно, Бог желал бы, чтобы мы провели другие испытания.
   - Ты сам видел! Множество раз в пустыне она разговаривала с Богом!
   - Да! - Стирос чуть не подпрыгнул. Он явно рассчитывал именно на  та-
кой ответ. - Если она способна стоять невредимой в присутствии Бога,  то
может быть, она может научить других этому.
   - Ты знаешь, что она гневается, когда мы это предлагаем.
   - Может быть, мы не так подходили к этой проблеме?
   - Стирос! Что, если девочка права? Мы служим Разделенному Богу. Я ду-
мал об этом долго и серьезно. С чего бы Богу разделяться? Разве  это  не
наивысшее испытание Бога?
   Стироса явно раздражало, что Туек вошел в колею как раз тех умствова-
ний, которых партия Стироса и боялась. Он постарался отвлечь  Верховного
Жреца на другую тему, но Туека нелегко было сдвинуть, если он садился на
любимого конька свой метафизики.
   - Наивысшее испытание, - настаивал Туек. - Видеть  доброе  во  зле  и
злое в добром.
   Выражение лица Стироса можно  было  описать  только  как  глубочайший
ужас. Туек - Верховный Помазанник Божий. Ни одному  жрецу  не  дозволено
сомневаться в этом! Выступи Туек открыто с такой концепцией  -  и  может
произойти то, что потрясает самые основы жреческой власти!  Стирос  явно
задавался сейчас вопросом, не подошло ли время ПЕРЕВЕСТИ Верховного Жре-
ца?
   - Я никогда не предполагал, что смогу обсуждать столь глубокие идеи с
моим Верховным Жрецом, - сказал Стирос. - Но, может быть, я могу  выдви-
нуть предложение, способное разрешить многие сомнения.
   - Тогда выдвинь, - сказал Туек.
   - В ее одеяниях можно было бы спрятать незаметные устройства, -  так,
чтобы мы могли ее слушать, когда она разговаривает с...
   - По-твоему, Бог не узнает, что мы делаем?
   - Такая мысль никогда не приходила мне в голову!
   - Я не прикажу отвести ее в пустыню, - сказал Туек.
   - Но если ей самой вздумается туда отправиться? - Стирос напустил  на
себя самое вкрадчивое выражение. - Она делала это много раз.
   - Но не последнее время. Она словно  потеряла  необходимость  совето-
ваться с Богом.
   - Разве мы не можем предложить ей? - спросил Стирос.
   - Например?
   - "Шиэна, когда ты наконец опять поговоришь со  своим  Отцом?  Ты  не
жаждешь еще раз предстать пред Его очами?"
   - Это больше звучит как понукание, чем как предложение.
   - Я только предполагаю, чтобы...
   - Святое Дитя не простушка! Она разговаривает с  Богом,  Стирос.  Бог
может нас жестоко покарать за такую дерзость.
   - Разве Бог не послал ее сюда, чтобы мы ее изучали? - спросил Стирос.
   По мнению Туека, это было слишком близко к ереси Дроминда.
   Он метнул на Стироса убийственный взгляд.
   - Я имею в виду, - сказал Стирос, - что Господом наверняка предначер-
тано, чтобы мы учились от нее.
   Туек сам говорил это множество раз, никогда не слышав  в  собственных
словах курьезного эха слов Дроминда.
   - Ее нельзя понукать и испытывать, - сказал Туек.
   - Боже, упаси! - сказал Стирос. - Я буду сама святая осторожность.  И
все, что я узнаю от Святого Ребенка, будет немедленно тебе доложено.
   Туек просто кивнул. У него были свои возможности всегда быть  уверен-
ным, что Стирос ему не лжет.
   Последующие коварные подначки и испытания немедленно докладывались на
Дом Соборов через Тамалан и ее подчиненных.
   - Шиэна выглядит задумчивой, - докладывала Тамалан.
   Среди Преподобных Матерей на Ракисе и тех,  кому  это  докладывалось,
задумчивый вид Шиэны имел объяснение. Происхождение девочки было  вычис-
лено давным-давно. Колкие намеки  Стироса  заставляли  девочку  страдать
ностальгией. Шиэна хранила мудрое молчание, но явно много думала о своей
жизни в деревушке первопроходцев. Несмотря на все  страхи  и  опасности,
для нее то время было явно счастливым. Она припоминала смех,  угадывание
погоды по установке места в песке, охоту за скорпионами в трещинах,  де-
ревенские хижины, вынюхивание спайсовых выбросов. Из одних лишь повторя-
ющихся путешествий Шиэны в определенную область пустыни Орден верно  вы-
числил, где находилась ее сгинувшая деревня, и что с ней произошло. Шиэ-
на часто глядела на одну из старых карт Туека на стене своих  апартамен-
тов.
   Как и ожидала Тамалан, однажды утром Шиэна ткнула пальцем в то  место
на стенной карте, которое постоянно привлекало ее внимание.
   - Отвезите меня туда, - распорядилась Шиэна своим прислужницам.
   Был вызван топтер.
   Жрецы оживленно слушали в кружившем высоко над пустыней топтере,  как
Шиэна вновь призвала из песков свою  судьбу.  Тамалан  и  ее  советницы,
настроенные на волну приема жрецов, наблюдали с неменьшей живостью.
   Даже самого отдаленного напоминания о деревушке не сохранилось в пок-
рытой дюнами пустыне, где Шиэна приказала себя высадить. Однако на  этот
раз она использовала тампер. Еще одно из  ехидных  предложений  Стироса,
сопровождаемое тщательными инструкциями о том, как использовать  древнее
средство вызова Разделенного Бога".
   Пришел червь.
   Тамалан, наблюдавшая по собственному каналу, подумала, что червь этот
- средних размеров. "Примерно пятидесяти метров в  длину",  -  прикинула
Тамалан. Шиэна стояла всего лишь в трех метрах от его распахнутой пасти.
Наблюдателям были ясно видны всполохи пламени из внутренних топок червя.
   - Скажешь ты мне, зачем ты это сделал? - осведомилась Шиэна.
   Она не отпрянула от жаркого дыхания червя. Песок поскрипывал под  чу-
довищем, но она ничем не показывала, что слышит это.
   - Ответь мне! - приказала Шиэна.
   Червь ничего ей вслух не ответил, но Шиэна, как будто прислушивалась,
склонила голову набок.
   - Тогда ступай, откуда пришел, - сказала Шиэна, взмахом руки  отсылая
червя.
   Червь покорно развернулся и ушел в глубь песков.
   Целыми днями, пока Орден с великим весельем наблюдал за  ними,  жрецы
обсуждали эту короткую беседу. Шиэну спрашивать нельзя, иначе она  узна-
ет, что ее  подслушивали.  Как  и  прежде,  она  отказывалась  обсуждать
что-либо, связанное с посещением пустыни.
   Стирос продолжал свои коварные происки. И результат был именно таков,
какого ожидал Орден: без  всякого  предупреждения  Шиэна  могла  однажды
проснуться и заявить:
   - Сегодня я отправляюсь в пустыню.
   Порой она использовала тампер, порой танцем призывала червя. Из  пес-
ков, далеко за видимостью из Кина или другого населенного места,  к  ней
приходили черви. Шиэна в одиночестве стояла перед червем,  разговаривала
с ним, пока другие слушали. Тамалан находила отчеты,  проходившие  через
ее руки перед отправкой на Дом Соборов, восхитительными.
   - Мне бы следовало тебя ненавидеть!
   Какое же смятение это вызывало среди жрецов! Туек хотел затеять  отк-
рытую дискуссию: "Следует ли нам всем ненавидеть Разделенного Бога  и  в
то же время любить его?"
   Стиросу кое-как удалось не допустить этого, ссылаясь на то, что поже-
лания Бога не были высказаны ясно.
   Одного из своих гигантских посетителей Шиэна спросила:
   - Позволишь ли ты мне опять проехаться на тебе?
   Когда она приблизилась к червю, тот подался назад и  не  позволил  ей
взобраться на себя.
   В другой раз она спросила:
   - Должна ли я оставаться со жрецами?
   Этому червю она задавала множество вопросов и среди них:
   - Куда деваются люди, когда ты их проглатываешь?
   - Почему люди лживы со мной?
   - Следует ли мне карать плохих жрецов?
   Тамалан рассмеялась при последнем вопросе, подумав, какое смятение он
вызовет среди людей Туека. Ее шпионы должным образом доложили об  испуге
и унынии среди жрецов.
   - Как он ей отвечает? - спрашивал Туек. - Кто-нибудь слышал ответ Бо-
га?
   - Может быть он говорит ей прямо в душу, - осмелился заметить  совет-
ник.
   - Вот оно! - Туек ухватился за это предложение. - Мы должны  спросить
ее, что Бог велит ей делать.
   Но Шиэна не давала втянуть себя в подобные обсуждения.
   - Она отлично оценивает свои силы, - докладывала Тамалан.  -  Она  не
собирается слишком часто бывать в пустыне, несмотря на подстрекательства
Стироса. Как мы и могли ожидать, притяжение ослабело.  Страх  и  восторг
будут нести ее как раз до того, как это потускнеет. Она, однако,  обучи-
лась и эффективному приказанию: "Убирайся прочь"!
   Орден отметил это, как важное достижение - раз даже  Разделенный  Бог
подчиняется, то никакой жрец или жрица не будут сомневаться в  ее  праве
на такое приказание.
   - Жрецы строят башни в пустыне, - докладывала Тамалан.  -  Они  хотят
больше безопасных мест, из которых могли бы наблюдать за  Шиэной,  когда
она в пустыне.
   Орден предвидел такое развитие событий и даже сам несколько подстрек-
нул к тому, чему следовало произойти. У каждой башни были свои собствен-
ные ветроловушки, штат обслуги, водяной барьер, сады и  другие  элементы
цивилизации. Каждая была небольшой общиной, распространяющей  населенные
области Ракиса дальше и дальше в царство червя.
   Деревушки первопроходцев перестали  быть  необходимостью,  и  заслуга
этого приписывалась Шиэне.
   - Она - НАША жрица, - говорили в народе.
   Туек и его советники балансировали на кончике иглы:
   ШАЙТАН и Шаи-Хулуд в одном теле?
   Стирос жил в ежедневном страхе, что Туек открыто такое  провозгласит.
Советчики Стироса, после всех дискуссий отвергли предложение, что  Туека
следует ПЕРЕВЕСТИ. Другое предложение - чтобы со Жрицей Шиэной произошел
несчастный случай - было встречено всеми с ужасом, и  даже  Стирос  счел
слишком рискованным.
   - Даже если мы устраним эту занозу, Бог может нас  подвергнуть  более
жестокому вторжению, - сказал он. И предостерег:
   - Самые старые книги говорят, что нас поведет малое дитя.
   Стирос совсем недавно оказался среди тех, кто взирал на Шиэну как  на
нечто, не совсем смертное. Не только Каниа, но и другие окружающие заме-
тили, что стали ее любить - она была так простодушна, так  жизнерадостна
и отзывчива.
   Многие наблюдали, что всевозраставшая привязанность к Шиэне распрост-
раняется даже на Туека.
   Для людей, затронутых этой силой, у Ордена было твердое  определение.
Боне Джессерит дал ярлык этому древнему  эффекту  -  "распространяющееся
поклонение". Тамалан докладывала о глубинных  переменах,  распространяв-
шихся по Ракису по мере того, как люди на всей планете начинали молиться
Шиэне вместо Шайтана или даже Шаи-Хулуда.
   - Они видят, что Шиэна стоит за самых слабых, - докладывала  Тамалан.
- Все это знакомый образец, все идет, как положено.  Когда  вы  пришлете
гхолу?


   Внешняя поверхность надувного шара всегда больше центра этой  трекля-
той штуковины! Вот в чем самая суть Рассеяния!
   Ответ Бене Джессерит на предложение икшианцев о засылке новых  разве-
дывательных отрядов к Затерянным

   Один из самых быстрых лайтеров Ордена доставил Майлза Тега на  транс-
порт Союза, зависший на орбите Гамму. Ему было не по душе покидать Оплот
в такой момент, но он ясно видел, насколько это важно.  У  него  было  и
внутреннее предчувствие, что ждет его в этой вылазке.  За  три  столетия
своего жизненного опыта Тег научился доверять своему внутреннему  чутью.
Дела на Гамму складывались не очень-то хорошо.  Каждый  патруль,  каждый
доклад сенсоров дальнего слежения, сообщения шпионов Патрина из  городов
- все подогревало беспокойство Тега.
   Выкладки ментата Тега делали для него ощутимым движение сил внутри  и
вокруг Оплота. Его подопечный -  гхола  -  под  угрозой.  Однако  приказ
явиться на борт транспорта Союза, будучи готовым к применению силы,  ис-
ходил от самой Таразы - шифр-индикатор ее личности на посланиях  не  ос-
тавляли места для сомнений.
   На лайтере, уносящем его вверх, Тег приготовился к бою. Все приготов-
ления, которые он мог сделать, сделаны. Лусилла предупреждена. Он  испы-
тывал доверие к Лусилле. Шванги - другое дело. Тег был намерен  обсудить
с Таразой - некоторые существенные переделки в Оплоте Гамму, но  прежде,
однако, ему надо выиграть очередную битву. Тег не имел ни малейших  сом-
нений о готовящейся серьезной схватке.
   Когда его лайтер вошел в погрузочный отсек, Тег выглянул из иллюмина-
тора и увидел гигантский икшианский символ внутри завитка Союза на  тем-
ной стороне транспорта: корабль переоборудован Союзом под икшианский ме-
ханизм, заменявший традиционного Навигатора. Значит, на борту будут  ик-
шианские техники, обслуживающие все  оборудование.  Подлинный  навигатор
Союза тоже там будет. Союз так и не научился полностью доверять  навига-
торским машинам, пусть даже переделывал под них свои транспорты.
   Тег ощутил слабый крен, сотрясение при посадке и сделал успокаивающий
вдох. Он чувствовал себя в точности, как всегда перед  битвой:  избавлен
от всех лживых фантазий. Лелеять их - поражение. Разговоры  часто  ни  к
чему не приводят, и спор разрешается кровью, если только этого  так  или
иначе не предотвратить. Битвы в эти дни редко были массовыми. Но смерть,
тем не менее, в них присутствовала. Она  представляла  более  устойчивый
вид неудачи. "Если мы не можем мирно уладить наши различия, мы становим-
ся нечеловечными...
   Прислужник, говоривший с явным икшианским акцентом, провел Тега в по-
мещение, где ждала Тараза. Всюду по коридорам и пневмотрубам, через  ко-
торые он шел к Таразе, Тег различал  приметы,  подтверждающие  секретное
предупреждение, посланное Верховной Матерью. Все  казалось  безмятежным,
обыденным - прислужник с должным уважением держался впереди башара.
   - Я был среди офицеров Тирога в битве при Анжу, - сказал сопровождаю-
щий, напоминая одну из тех почти состоявшихся битв, которую Тег предотв-
ратил.
   Они подошли к обыкновенному овальному люку в стене обыкновенно-то ко-
ридора. Люк открылся, и Тег вошел в  белопанельное  уютное  помещение  -
подвесные кресла, низкие боковые столики, глоуглобы, отлаженные на  жел-
тый свет. Люк скользнул, закрываясь позади него с увесистым стуком,  ос-
тавив охранника в коридоре.
   Послушница Бене Джессерит отодвинула кружевные занавески, открывавшие
проход справа от Тега. Она кивнула ему. Его увидели - Тараза уведомлена.
   Тег подавил дрожь в ногах.
   ПРИМЕНЕНИЕ СИЛЫ!
   Он не ошибся в толковании секретного предостережения  Таразы.  Доста-
точны ли принятые им меры?
   Справа от него было черное подвесное кресло, длинный стол перед ним и
еще одно кресло в конце стола. Тег отошел к той стороне помещения и стал
ждать, прислонясь спиной к стене. Он отметил: коричневая пыль  Гамму  до
сих пор на носках его сапог.
   Особенный запах в комнате. Он принюхался, ШИЭР! Вооружались ли Тараза
и ее попутчики против икшианской пробы? Тег  принял  положенную  капсулу
шиэра перед посадкой на лайтер. Слишком много знаний в его голове, кото-
рые могли бы оказаться полезными для врага. Тот факт, что Тараза остави-
ла здесь запах шиэра, имел другое значение: сигнал, что за ними наблюда-
ет некто, от чьего присутствия она не может отделаться.
   Тараза вышла через кружевные занавески. "Усталый у нее вид", -  поду-
мал Тег. Для него это было красноречивым  сигналом,  потому  что  Сестры
способны скрывать утомление до тех пор, пока просто с  ног  не  валятся.
Действительно ли она совсем падает с ног - или это еще  один  жест  ради
скрытых наблюдателей?
   Помедлив на самом пороге помещения, Тараза внимательно  вгляделась  в
Тега. "Башар словно бы сильно постарел с того времени, когда они в  пос-
ледний раз виделись", - подумала Тараза. Обязанности  на  Гамму  оказали
свое действие, но она находила это успокаивающим - значит Тег  выполняет
свою работу.
   - Твоя быстрая реакция высоко оценена, Майлз, - сказала она.
   "Высоко оценена!" Это их пароль: "За нами наблюдает опасный враг".
   Тег кивнул, а взгляд его проследовал к занавескам, откуда вышла Тара-
за.
   Тараза улыбнулась и прошла в помещение. Никаких признаков меланжевого
цикла в Теге, отметила она. Преклонный возраст Тега всегда  вызывал  по-
дозрение, что он может прибегать к подстегивающему действию спайса. Нич-
то в нем не выдавало ни малейшего признака, ДАЖЕ намека на  то,  что  он
мог бы быть меланжеманом, хотя даже сильнейшие, чувствуя, что  их  жизнь
подходит к концу, обращались к спайсу. На Теге был его старый мундир ба-
шара, но без золотых звезд на плече и воротнике. Это был сигнал, который
она распознала. Он как бы говорил: "Помни" как я заслужил это  на  твоей
службе. Я не подвел тебя и в этот раз".
   Глаза, изучавшие ее, были спокойными, даже намека на какое-либо  вол-
нение не проскальзывало в них. Весь его вид говорил о внутренней уверен-
ности, он расценивал происходившее сейчас, как одну из вариаций  возмож-
ного. Он ждал только ее сигнала.
   - Исходная память нашего гхолы должна быть пробуждена при  первой  же
возможности, - сказала она и махнула рукой, чтобы заставить  его  замол-
чать, когда он попытался ответить. - Я видела отчеты Лусиллы и знаю, что
он слишком молод. Но мы принуждены действовать.
   Она говорила это для наблюдателей, понял он.  Следует  ли  верить  ее
словам?
   - Я теперь отдаю тебе приказ: пробудить его, - сказала она и изогнула
левое запястье - жест подтверждения на их тайном языке.
   Значит, это правда! Тег поглядел на  занавески,  закрывавшие  проход,
откуда появилась Тараза. Кто там подслушивает?
   Он включился в решение этой проблемы  как  ментат.  Были  пропущенные
фрагменты, но они ему не препятствовали. Ментат мог работать и  не  имея
каких-то кусочков, если у него достаточно  информации,  чтобы  выстроить
общую модель. Порой достаточно самых общих очертаний - они позволят уви-
деть скрытую форму. Затем он может использовать  недостающие  фрагменты,
чтобы восстановить все в целом. Ментат редко обладает всеми необходимыми
данными, но он натренирован ощущать модель, распознавать системы и  цен-
ности. Теперь Тег напомнил себе, что он также совершенно натренирован  и
в военном смысле: его еще рекрутом  тренировали  обращаться  с  оружием,
ПРАВИЛЬНО НАЦЕЛИВАТЬ ОРУЖИЕ.
   Тараза сейчас его нацеливает. Его оценка ситуации получила  подтверж-
дение.
   - Перед тем, как мы сможем пробудить нашего гхолу, будут  предприняты
отчаянные попытки убить его или захватить, - сказала она.
   Он узнал этот тон - холодный анализ - предлагающий данные  для  мента
та. Она увидела, что он включился в ментатный ключ.
   Ум его, заработав в ключе ментата, погрузился в поиск  модели.  Глав-
ное, их гхола вписан в определенный проект, в основном неизвестный Тегу,
но вращающийся каким-то образом вокруг той девочки с  Ракиса,  способной
(как говорят) повелевать червями. Данкан Айдахо -  такая  очаровательная
личность - что заставляла и Тирана и Тлейлакс  воспроизводить  его  гхол
бессчетное количество раз. Данканы гуртом! Какую  же  службу  мог  нести
этот гхола, чтобы Тиран никак не позволял ему упокоиться среди  мертвых?
И тлейлаксанцы: они тысячелетиями извлекали гхол Данкана Айдахо из своих
акслольтных чанов, даже после смерти Тирана. Тлейлакс продавал гхол  Ай-
дахо Ордену двенадцать раз, и Орден платил за них в самой твердой  валю-
те: меланжем из своих собственных драгоценных запасов.  Почему  Тлейлакс
принимал в уплату то, что сам мог отлично воспроизвести? Очевидно: чтобы
подорвать запасы Ордена - особая форма жадности. Тлейлаксанцев подкупает
превосходство - игра на силу!
   Тег сосредоточил взгляд на спокойно ждущей Преподобной Матери.
   - Тлейлаксанцы убивали наших гхол, чтобы контролировать наш временной
график, - сказал он.
   Тараза кивнула, но не заговорила. Значит за этим еще чтото есть.
   Тег опять переключился на мышление ментата.
   Бене Джессерит - это ценный рынок сбыта тлейлаксанского  меланжа,  но
Тлейлакс не единственный источник, поэтому что всегда есть ручеек с  Ра-
киса. Но слишком разумно Тлейлаксу отдалять от себя столь  ценный  рынок
сбыта, если только он не обзавелся рынком поценнее.
   Кто еще может быть заинтересован в деятельности Бене  Джессерит?  Не-
сомненно, икшианцы. Но икшианцы - это не  льготный  рынок  для  меланжа.
Присутствие икшианцев на этом не-корабле говорит  об  их  независимости.
Поскольку икшианцы и Рыбословши  составляют  союз,  Рыбословш  можно  не
брать в расчет по этой модели.
   Какая же великая сила или объединение сил в нашем миро" здании  обла-
дает...
   Тег похолодел от этой мысли, словно надавив на тормозные рычаги  топ-
тера, предоставил своему уму свободно парить, пока он  сортирует  другие
соображения.
   "Не в нашем мироздании".
   Модель обросла формой. Богатство Гамму приобрело новый  смысл  в  его
ментатных выкладках. Гамму была давным-давно ободрана Харконненами, бро-
шена, как обглоданный скелет, который и восстановили данианцы. Было, од-
нако, время, когда на Гамму исчезли надежды. Без надежды не  могло  быть
мечтаний. Карабкаясь из этой навозной ямы,  население  приобретало  лишь
самый низменный прагматизм. Если это срабатывает, значит это хорошо".
   Богатство.
   При своем первом знакомстве с Гамму он отметил количество  банковских
домов. Некоторые из них даже были помечены, как  сейфы  Бене  Джессерит.
Гамму служила точкой опоры для манипуляций несметным  богатством.  Банк,
который он посетил, чтобы изучить его пригодность  в  случае  опасности,
полностью вошел в его сознание ментата. Он сразу понял, что это место не
ограничивает себя чисто планетарными делами. Это был всем банкам банк.
   Не просто богатство, но Богатство.
   До разработки первой модели ум Тега не дотягивал, но для  проверочной
проекции у него было достаточно предпосылок. Богатство не нашего  мироз-
дания. ЛЮДИ ИЗ РАССЕЯНИЯ.
   Все эти раскладки ментата заняли всего лишь несколько мгновений. Дос-
тигнув опорной точки Тег расслабился, освободил мускулы  и  нервы,  лишь
раз взглянув на Таразу, и зашагал через помещение к скрытому  входу.  Он
заметил, что Тараза не подает ему сигнала опасности при этих  передвиже-
ниях. Резко распахнув занавески, Тег столкнулся с человеком, почти таким
же высоким, как он сам: скрещенные пики на петличках  воротника,  одежда
военного образца. Лицо было тяжелым, челюсти  тяжелыми,  зеленые  глаза.
Взгляд удивленно настороженный, одна рука выше кармана, где явно  лежало
оружие.
   Тег улыбнулся человеку, опустил занавески и вернулся к Таразе.
   - За нами наблюдают люди из Рассеяния, - сказал он.
   Тараза расслабилась. Тег превосходный ментат.
   Занавески со свистом распахнулись. Стеклянное выражение  гнева  свело
лицо вошедшего.
   - Я предупреждал тебя, чтобы ты ничего не говорила! - голос был скри-
пучим баритоном, в нем слышался незнакомый Тегу акцент.
   - А я предупреждала тебя о силах этого ментата-башара, - отрезала Та-
раза. Отвращение мелькнуло на ее лице.
   Человек подался в сторону, и тонкая тень страха промелькнула  по  его
лицу.
   - Преподобная Черница, я...
   - Не смей меня так называть, - тело Таразы напряглось в боевой  позе,
в которой Тег никогда ее раньше не видел и не представлял.
   Мужчина слегка наклонил голову.
   - Дорогая леди, здесь не ты контролируешь ситуацию. Я  должен  напом-
нить тебе, что мои приказы...
   Тег слышал уже достаточно.
   - Поверь мне, здесь она контролирует ситуацию, - сказал он.  -  Перед
тем, как отправиться сюда, я привел в действие определенные защитные си-
лы. Это... - он поглядел и перенес взгляд на чужака, лицо которого  сей-
час обрело выражение пугливой настороженности, - не  является  не-кораб-
лем. В этот самый момент два наших корабля-монитора держат вас под  при-
целом.
   - Вы и сами не останетесь в живых! - рявкнул мужчина.
   Тег дружелюбно улыбнулся.
   - Никто на этом корабле не останется в живых.
   Стиснув челюсти, он включил установленный в нерве сигнал и  привел  в
действие пульсосчетчик в своем мозгу, начавший  проигрывать  графические
сигналы перед его глазами.
   - А теперь, у вас совсем немного времени, чтобы принять решение.
   - Скажи мне, как ты догадался, что надо сделать? - спросил чужак.
   - У нас с Преподобной Матерью есть собственные средства связи, - ска-
зал Тег. - Более того, у нее и не было надобности меня предупреждать. Ее
появления было достаточно. Верховная Мать на транспорте  Союза  в  такие
времена? Невозможно!
   - Невероятно, - проворчал мужчина.
   - Допустим, - сказал Тег. - Но ни Союз, ни Икс не рискнут предпринять
тотальную и всеобъемлющую атаку на Бене Джессерит, силами которого руко-
водит подготовленный мной полководец. Я имею в виду башара Бурзмали. Ва-
ша поддержка будет развеяна и исчезнет.
   - Я ничего этого не говорила, - сказала Та раза, - Ты просто-напросто
являешься свидетелем работы ментата-башара, которому, не сомневаюсь,  не
найдется равного в вашем мироздании. Подумай об  этом,  если  помышляешь
выступить против Бурзмали - человека, подготовленного этим ментатом.
   Чужак перевел взгляд с Таразы на Тега, затем опять на Таразу.
   - Есть выход из нашего кажущегося тупика, - сказал Тег.  -  Верховная
Мать Тараза и ее свита удаляются вместе со мной. Ты должен решить немед-
ленно. Время истекает.
   - Ты блефуешь, - в его словах не было уверенности.
   Тег повернулся лицом к Таразе и поклонился.
   - Для меня было великой честью служить Вам, Преподобная Мать. Прощай-
те навсегда.
   - Может быть, смерть нас и не разлучит, - ответила Тараза.
   Это было традиционное прощание Преподобной Матери с равной  ей  Сест-
рой.
   - Ступайте! - мужчина с тяжелыми чертами лица повернулся к люку кори-
дора и распахнул его, открыв там двух икшианцев-стражников с удивленными
лицами. Хриплым голосом мужчина распорядился:
   - Отведите их на лайтер.
   Все также расслабленно и спокойно, Тег сказал:
   - Собери своих людей. Верховная Мать, - мужчине, стоявшему возле  лю-
ка, Тег сказал, - ты слишком дорожишь своей шкурой, чтобы  быть  хорошим
солдатом. Ни один из моих людей не допустил бы такой ошибки.
   - На борту этого корабля находятся настоящие Преподобные  Черницы,  -
огрызнулся мужчина. Я поклялся защищать их.
   Тег скорчил гримасу и повернулся в  сторону  примыкающего  помещения,
откуда Тараза выводила свою свиту из двух Преподобных Матерей и  четырех
послушниц. Тег узнал одну из Преподобных Матерей: Дарви Одраде. Он видел
ее до этого только на расстоянии, но овальное лицо  и  прекрасные  глаза
привораживали - как похожа на Лусиллу.
   - Есть у нас время на взаимное представление? - спросила Тараза.
   - Разумеется, Верховная Мать.
   Тег кивнул и пожал руку каждой женщине по мере того,  как  Тараза  их
представляла.
   Когда они уходили, Тег повернулся к незнакомцу в мундире.
   - Всегда надо много наблюдать, учитывать, - проговорил Тег.  -  Иначе
мы не останемся до конца людьми.
   Только когда они оказались в лайтере, и Тараза сидела рядом с ним,  а
ее свита поблизости, Тег задал самый главный вопрос.
   - Как они вас захватили?
   Лайтер резко пошел вниз к планете. Экран перед Тегом  показывал,  что
космический корабль с клеймом Икса, повинуясь его команде,  остается  на
орбите до тех пор, пока они не окажутся в  пределах  планетарных  систем
обороны.
   Тараза не успела ответить, как Одраде наклонилась через проход и ска-
зала:
   - Я отменила приказание башара уничтожить космический  корабль.  Вер-
ховная Мать.
   Тег резко дернул головой и обдал Одраде полыхающим взглядом.
   - Но они захватили вас в плен и... - он сурово нахмурился. Откуда  вы
знаете, что я...
   - Майлз!
   В голосе Таразы был подавляющий упрек. Он просто ухмыльнулся. Да, она
знала его почти также хорошо, как он себя сам...
   В некоторых отношениях - даже лучше.
   - Они просто захватили нас, Майлз, - сказала Тараза. -  Мы  позволили
себя захватить. Я, якобы, сопровождала Дар на Ракис. Мы покинули  не-ко-
рабль на Узловой Станции и затребовали самый быстрый транспорт Космичес-
кого Союза. Весь мой Совет, включая Бурзмали, сошелся на том,  что  эти,
вторгшиеся из Рассеяния, подменят транспорт и доставят нас к тебе, расс-
читывая собрать все кусочки проекта гхолы.
   Тег был поражен ужасом. Ну и риск!
   - Мы знали, что ты нас освободишь, - сказала Та раза. - Бурзмали  вы-
жидал, на случай, если у тебя это не получится.
   - Этот космический корабль, который вы пощадили, - сказал Тег, - при-
зовет на помощь и нападет на нашу...
   - Они не нападут на Гамму, - сказала Тараза. - На Гамму собрано много
непохожих друг на друга сил Рассеяния. Они  не  рискнут  погубить  столь
многих.
   - Я бы хотел быть уверенным не меньше тебя.
   - Будь уверен, Майлз. Кроме того, есть и другие причины не  разрушать
космический корабль. Иксу и Союзу приходится лавировать. Это будет плохо
для бизнеса, а им нужно все, что они могут получить.
   - Если только более важные заказчики не предложат им больше выгод!
   - Ах, Майлз, - она проговорила задумчивым голосом. - Чего Бене  Джес-
серит последних дней действительно старается достигнуть - так это  более
спокойного тона, уравновешенности. Ты это знаешь.
   Тег согласился, что это правда, но его внимание было приковано к  од-
ному выражению: "последних дней" - от этих слов веяло ощущением подведе-
ния итогов перед смертью. Перед тем, как он смог задать об этом  вопрос,
Тараза продолжила:
   - Нам нравится улаживать самые накаленные конфликты, не  допуская  их
военного разрешения. Я вынуждена согласиться, что нам нужно  благодарить
Тирана за такой подход. Я предполагаю, что ты не думал когда-либо о  се-
бе, как о продукте выведения Тирана, Майлз, но это так и в самом деле.
   Тег принял это без комментариев. Это был фактор, влиявший на все  че-
ловеческое общество. Ни один ментат не мог избежать этого как данности.
   - Это качество, Майлз, и притягивает к тебе в первую очередь, -  ска-
зала Тараза. Ты можешь быть чертовски занудливым по временам, но  мы  не
хотели бы иметь тебя никаким другим.
   По тонким откровениям в голосе и поведении Тег понял, что Тараза  го-
ворит не только для его похвалы, но эти слова также адресованы и ее сви-
те.
   - Имеешь ли ты хоть какое-нибудь понятие, какое сумасшествие  слушать
тебя, Майлз, когда ты выступаешь за обе стороны в споре с равной  силой?
Но твое сочувствие - это могучее оружие. Некоторые наши враги  приходили
в ужас, обнаружив, что ты противостоишь им там, где они и не подозревали
о твоем появлении!
   Тег позволил себе напряженно улыбнуться. Он поглядел на  женщин,  си-
девших через проход от него. Почему Тараза  адресует  такие  слова  этой
группе?
   Дарви Одраде вроде бы отдыхала: голова откинута, глаза закрыты.  Дру-
гие болтали между собой. Но Тега на это не купить. Любая послушница Бене
Джессерит проходила несколько ступеней подготовки, чтобы  научиться  ду-
мать одновременными потоками мыслей. Он опять обратил  свое  внимание  к
Таразе.
   - Ты действительно ощущаешь так, как ощущает враг, - проговорила  Та-
раза. - Вот что я имею в виду. И конечно, когда ты в этом состоянии ума,
то для тебя не существует врага.
   - Нет, существует!
   - Не понимай неправильно моих слов, Майлз. Мы никогда не  сомневались
в твоей верности. Но просто сверхъестественно, как  ты  заставляешь  нас
видеть то, что иначе мы увидеть не можем. Бывают  времена,  когда  ты  и
есть наши глаза.
   Тег заметил, что Дарви Одраде открыла глаза и поглядела на него. Оча-
ровательная женщина. Что-то тревожащее в ее внешности.  Как  и  Лусилла,
она напоминала ему кого-то из его прошлого. До того, как Тег успел прос-
ледить эту мысль, Тараза опять заговорила.
   - У гхолы тоже есть способность балансировать между  противоположными
силами? - спросила она.
   - Он мог бы быть ментатом, - ответил Тег.
   - Он и был именно ментатом в одном из своих воплощений, Майлз.
   - Ты действительно хочешь пробудить его таким молодым?
   - Это необходимо, Майлз, это смертельно необходимо.


   Главный промах КХОАМа? Очень прост: они игнорируют тот факт,  что  на
обочинах их деятельности поджидают более крупные коммерческие силы, спо-
собные проглотить их, как слиг заглатывает отходы. В этом истинная угро-
за Рассеяния - и им, и всем нам.
   Заметки Совета Бене Джессерит. Архивы ХХ90СН

   Одраде воспринимала беседу только частью сознания - их лайтер был ма-
леньким, пассажирский отсек тесным. Она поняла,  что  наверняка  в  этом
лайтере используется атмосферика для приглушения скорости при посадке, и
приготовилась к тряске. Пилот не станет  прибегать  к  суспензорам  ради
экономии энергии.
   Она использовала эти моменты, как использовала  сейчас  все  подобное
время: сосредоточиться для близкого исполнения необходимого долга. Время
поджимало, ею правил особый отсчет времени. Она  смотрела  на  календарь
перед отбытием с Дома Соборов, пойманная, как часто с ней  бывало,  нас-
тойчивостью времени и его языка: секунды, минуты, часы, дни, недели, ме-
сяцы, годы... стандартные годы, если быть точной. Настойчивость - непод-
ходящее определение для этого феномена. Нерушимость -  вот,  что  больше
подходило. Традиция. Никогда не трогать традицию.  У  нее  были  твердые
сравнения в уме, древний поток времени, наложенный на  планету,  которая
не шла в соответствии с примитивными человеческими часами. Недели из се-
ми дней. Из семи! До чего же могущественным остается это  число.  Мисти-
ческим. Оно прославлено, как святыня в  Оранжевой  Католической  библии.
Господь сотворил мир за шесть дней, "и на седьмой день Он отдыхал".
   "И правильно поступил! - подумала Одраде. - Всем нам  следует  отдох-
нуть после великих трудов".
   Одраде слегка повернула голову в проход и поглядела на Тега. Он и по-
нятия не имел, как много воспоминаний о нем она имела.  Сейчас  ей  было
ясно видно, как годы обошлись с этим сильным лицом - обучение гхолы  ис-
тощило его силы. Этот ребенок в Оплоте Гамму  -  должно  быть  впитывает
все, как губка.
   "Майлз Тег, знаешь ли ты, как мы тебя используем?" - задумалась она.
   Эта мысль была из ослабляющих, но Одраде, почти с  вызовом  позволила
ей задержаться в сознании. Как легко было бы полюбить этого старика!  Не
как супруга, конечно... Но все-таки любить. Она опознала чувство, притя-
гивающие ее к нему, на тонкой грани своих способностей  Бене  Джессерит.
Любовь, проклятая любовь, ослабляющая любовь.
   Одраде испытала такое притяжение с самым первым, кого ей было поруче-
но соблазнить. Забавное ощущение. За годы в Бене Джессерит она стала от-
носиться к этому с недоверчивой осторожностью. Никто из ее  прокторш  не
дозволял ей такого непрошеного тепла, и в свое время она поняла причину.
Но вот она была послана Разрешающими Скрещивание с приказом войти в бли-
зость с определенным индивидуумом, позволить ему войти в нее.
   Все медицинские данные лежали вне сознания, и она ясно видела  сексу-
альное возбуждение своего партнера, хоть и себе дозволила его  испытать.
В конце концов, как раз для этого ее тщательно готовили со спарринг-муж-
чинами, которых Разрешающие Скрещивание отбирали и  специально  готовили
для подобных тренировочных упражнений.
   Одраде вздохнула и, отведя взгляд от Тега, закрыла глаза,  погружаясь
во воспоминания. Тренировочные партнеры никогда не допускали, чтобы про-
явления их эмоций выходили за ту грань, где проступает  самозабвенность,
приковывающая людей друг к другу. Это был  необходимый  изъян  в  сексу-
альном образовании.
   Первое соблазнение, на которое она была послана - она оказалась  пол-
ностью неподготовленной к обволакивающему экстазу одновременного  оргаз-
ма, к этой совместимости и сопричастности, такой же старой, как  челове-
чество... нет, старше! Мощь этого чувства была  способна  одолеть  любой
разум. Выражение лица ее партнера, его сладостный поцелуй, то, как он  с
последней самозабвенностью отбрасывал все свои защитные барьеры,  стано-
вясь незащищенным и предельно уязвимым... Ни один  спарринг-мужчина  ни-
когда такого не делал! В отчаянии, она стала  цепляться  за  уроки  Бене
Джессерит. Через эти уроки она увидела суть этого мужчины на  его  лице.
Всего лишь на мгновение она отдалась ему с равной силой, испытывая новую
высоту экстаза, о достижимости которой никто из ее учителей никогда даже
не намекал. В этот момент она поняла, что произошло с леди  Джессикой  и
другими неудачами Бене Джессерит.
   Этим чувством была любовь!
   Сила этого чувства ее  перепугала.  Разрешающие  Скрещивание  заранее
знали, что так и будет, и она  спряталась  за  тщательный  самоконтроль,
воспитанный Бене Джессерит - под маской  удовольствия  скрыла  мгновенно
промелькнувшее неестественное выражение своего лица, пустила в ход отра-
ботанные ласки, хотя неопытность была бы естественней и легче, но  менее
эффективной.
   Мужчина реагировал, как и ожидалось, глупо. Мысли о нем, как о  глуп-
це, помогли.
   Ее второе соблазнение прошло легче. Однако, она до сих пор могла выз-
вать в памяти черты того, первого - порой не без черствого чувства удив-
ления. Иногда его лицо приходило к ней само по себе без  всякой  видимой
причины.
   О других мужчинах, с которыми ее посылали спариваться, отметки памяти
были другими. Она должна была охотиться за своим прошлым, чтобы  увидеть
их. Чувственные записи пережитого с ними остались совсем неглубокими. Не
то, что с тем, первым!
   Такова была опасная сила любви.
   И поглядите на беды, которые эта потайная сила на тысячелетия  причи-
нила Бене Джессерит. Леди Джессика с ее любовью к  своему  герцогу  была
лишь единичным примером среди бессчетных. Любовь затмевала рассудок. Она
отвращала Сестер от их обязанностей. Любовь могла  быть  терпима  только
там, где она непосредственно и явно не сбивала с пути, или где она  слу-
жила более великим целям Бене Джессерит. Во всех других случаях ее  сле-
довало избегать.
   Хотя в любом случае, любовь всегда  оставалась  объектом  беспокойной
настороженности.
   Одраде открыла глаза и опять поглядела на Тега и Таразу.
   Верховная мать перешла к другой теме. Как же  раздражал  по  временам
голос Таразы! Одраде закрыла глаза и прислушалась к разговору, прикован-
ная неразрывным сознанием к этим двум голосам.
   - Очень немногие люди осознают насколько  инфраструктура  цивилизации
является инфраструктурой взаимозависимости, - говорила Тараза. -  Мы  из
этого вынесли хороший урок.
   "Любовь, как инфраструктура взаимозависимости",  -  подумала  Одраде.
Почему Тараза набросилась на эту тему именно сейчас? Верховная Мать ред-
ко что делала без глубоких мотивов.
   - Инфраструктура взаимозависимости - это термин, охватывающий все не-
обходимое для человеческой популяции, чтобы сохраниться  в  существующем
либо увеличенном количестве, - сказала Тараза.
   - Меланж? - спросил Тег.
   - Разумеется, но большинство людей смотрит на спайс и  говорит:  "Как
же чудесно, что мы его имеем  и  можем  продлевать  свои  жизни  намного
дольше жизненных пределов, дарованных нашим предкам".
   - При условии, что они могут себе это позволить, - в голосе Тега была
небольшая подковырка, как отметила Одраде.
   - До тех пор, пока никакая монопольная сила не контролирует весь  ры-
нок спайса, большинству людей он вполне по карману, - сказала Тараза.
   - Я экономику усваивал с материнским молоком, - сказал  Тег.  -  Еда,
вода, годный для дыхания воздух, жилое пространство, незараженное  ядами
- есть много видов денег, и ценности меняются, согласно меняющимся  обс-
тоятельствам.
   Слушая его, Одраде чуть не кивнула, соглашаясь. Ее реакция была такой
же самой. "Не переливай из пустого в порожнее, Тараза! Переходи к сути".
   - Я хочу, чтобы ты очень ясно вспомнил, чему тебя учила твоя мать,  -
сказала Тараза. "До чего же мягок стал его голос!" И тут же резко  изме-
нившимся голосом Тараза выпалила: - Водный деспотизм!
   "Она хорошо сейчас сместила ударение", - подумала Одраде.
   Память выплеснула данные, как внезапно открытый на полную силу  кран.
Энергетический  деспотизм:  централизованный  контроль  за  существенной
энергией - водой,  электричеством,  топливом,  лекарствами,  меланжем...
Подчиняйся контролирующей централизованной силе, или поступления энергии
к тебе перекроют, ты умрешь!
   Тараза опять заговорила:
   - Есть еще одна полезная концепция, - которой, я уверена,  твоя  мать
тебя научила - ключевое бревно.
   Одраде теперь стало очень любопытно. Тараза направляла эту  беседу  к
чему-то важному. Ключевое бревно: действительно древняя  концепция,  до-
суспензорных дней, когда лесорубы сплавляли поваленный лес вниз по рекам
к центральным лесопилкам. Порой бревна  образовывали  большой  затор,  и
призывался опытный человек, чтобы найти то единственное ключевое бревно,
при удалении которого весь затор сразу же рассасывался. Тег, она  знала,
обладал умозрительным знанием этого  термина,  но  она  и  Тараза  могли
действительно призвать в свидетели Иные Памяти и увидеть,  как  вскипает
вода и летят щепки, когда устранена преграда.
   - Тиран был ключевым бревном, - сказала Тараза. - Он  сначала  создал
затор, а потом его освободил.
   Лайтер резко задрожал, войдя в первые слои  атмосферы  Гамму.  Одраде
несколько секунд чувствовала напряженность удерживающих ее ремней, затем
полет судна стал более устойчивым. Разговор прервался на это время,  за-
тем Тараза продолжила:
   - Кроме так называемых  естественных  взаимозависимостей,  существуют
так называемые религиозные, созданные  психологически.  Даже  физические
необходимости могут содержать такой подпольный компонент.
   - Тот факт, который очень хорошо  понимает  Защитная  Миссионерия,  -
сказал Тег. И опять Одраде услышала скрытый оттенок глубокого возмущения
в его голосе. Тараза тоже наверняка расслышала. Что она делает? Она  мо-
жет ослабить Тега!
   - Ах, да, - сказала Тараза. - Наша Защитная Миссионерия. Люди испыты-
вают величайшую необходимость в том, чтобы структура их собственной веры
была "истинной верой". Если это приносит удовольствие или чувство  безо-
пасности, и если замыкает в свою структуру веры, какую же могучую  взаи-
мозависимость это творит!
   Лайтер попал в очередную воздушную яму, и Тараза опять умолкла.
   - Хотелось бы мне, чтобы он использовал свои суспензоры! -  пожалова-
лась Тараза.
   - Он бережет топливо, - сказал Тег. - Меньше зависимости.
   Тараза хихикнула.
   - О, да, Майлз, ты хорошо понимаешь урок. Узнаю  руку  твоей  матери.
Проклятие плотине, когда ребенок вырывается в опасном направлении.
   - Ты думаешь обо мне, как о ребенке? - спросил он.
   - Я думаю о тебе, как о том, у кого только что произошла  первая  не-
посредственная встреча с происками так называемых Преподобных Черниц.
   "Так вот оно что", - подумала Одраде. И с внезапным болезненным удив-
лением Одраде осознала, что разговор Таразы адресован  не  только  и  не
просто к Тегу.
   "Она обращается и ко мне".
   - Эти Преподобные Черницы, как они себя называют, - сказала Тараза, -
свели воедино культовый и сексуальный экстаз. Сомневаюсь, что  они  ког-
да-либо подозревали об опасности подобного единства.
   Одраде открыла глаза и поглядела через проход на Верховную Мать. Уст-
ремленный на Тега взгляд Таразы был напряженным, лицо непроницаемо,  вот
только глаза горели, говоря Тегу, насколько необходимо его понимание.
   - Опасности, - говорила Тараза. - Огромная масса  человечества  имеет
собственную объединенную - общечеловеческую - личность. Человечество мо-
жет быть единым, тогда оно способно действовать, как единый организм.
   - Так говорил Тиран, - возразил Тег.
   - Так Тиран нам и продемонстрировал! Он свободно манипулировал  Груп-
повой Душой. Бывают времена, Майлз, когда выживание требует, чтобы  одна
душа общалась с другой. Души, ты знаешь, всегда ищут лазы во внешнее.
   - Разве общение с душой устарело в наши времена? - спросил Тег. Одра-
де не понравилась насмешка в его голосе, и она отметила, что эта насмеш-
ка возбудила ответный гнев в Таразе.
   - Ты думаешь, я говорю о религиозных модах? - осведомилась Тараза, ее
пронзительный голос был настойчиво резок. - Мы оба знаем, как можно сот-
ворить религию! Я говорю об этих Преподобных Черницах, которые  слизнули
у нас сверху сливки, но не взяли ничего из наших глубинных познаний. Они
осмеливаются ставить в центр поклонения самих себя!
   - То, чего всегда избегал Бене Джессерит, - сказал Тег.  -  Моя  мать
говорила, что те, кто поклоняется, и те,  кому  поклоняются,  объединены
верой.
   - И они могут быть разъединены!
   Одраде увидела, что Тег  внезапно  переключился  на  модуль  ментата:
рассредоточенный взгляд, безмятежное лицо. Она теперь  частично  поняла,
что делала Тараза. "Ментат едет поримски - каждая нога на  другом  коне.
Каждая нога стоит в другой реальности, пока  длится  его  скачка  поиска
внутренних структур. Он должен ехать в разных реальностях к  единой  це-
ли".
   Тег заговорил бесцветным, задумчивым голосом ментата:
   - Разделенные силы будут сражаться за превосходство.
   Тараза с удовольствием, почти чувственно вздохнула, естественно выра-
зив свое облегчение.
   - Инфраструктура взаимозависимости, - сказала Тараза. - Эти люди Рас-
сеяния будут контролировать различные силы, все эти силы будут  отчаянно
биться за лидерство. Военный офицер на  космическом  корабле  говорил  о
Преподобных Черницах и с благоговением, и с ненавистью.  Я  уверена,  ты
расслышал это в его голосе, Майлз. Я знаю, как  хорошо  твоя  мать  тебя
обучила.
   - Расслышал, - Тег опять сосредоточил взгляд на Таразе,  ловя  каждое
ее слово, как и Одраде.
   - Взаимозависимости, - сказала Тараза. -  Как  же  просты  они  могут
быть, и как сложны. Возьмем, например, зубную боль.
   - Зубную боль!
   Тег был выбит из своей ментатской колеи. Одраде, наблюдавшая за  ним,
увидела, что именно это и требовалось Таразе. Тараза очень умело и тонко
играла своим ментатом-башаром.
   "И мне сейчас надлежит наблюдать за этим и учиться", - подумала Одра-
де.
   - Зубная боль, - повторила Тараза. - Простая имплантация при рождении
предотвращает это проклятие для большинства человечества. И  все  равно,
мы должны чистить зубы и всячески о них заботиться. Для нас это так  ес-
тественно, что мы редко об этом задумываемся. Приспособления, которые мы
считаем совершенно заурядными составляющими нашего окружения. И все  же,
эти приспособления, материалы, инструкторы, обучающие следить за зубами,
мониторы Сакк - все это связано во взаимосцепленное родство.
   - Ментату не нужно объяснять взаимозависимости, - сказал Тег.  В  его
голосе все еще слышалось любопытство, но был и определенный оттенок  не-
годования.
   - Именно, - сказала Тараза. - Это естественная среда для мыслительно-
го процесса ментата.
   - Но тогда, зачем ты разводишь все эти разговоры?
   - Ментат, просмотри известное тебе об этих  Преподобных  Черницах,  и
скажи мне, в чем их изъян.
   Тег проговорил без колебаний:
   - Они могут выжить, только если будут  продолжать  усиливать  зависи-
мость тех, кто их поддерживает. Это тупик наркомана.
   - Именно. И в чем опасность?
   - Они могут увлечь в свое падение слишком большую часть человечества.
   - В этом была проблема Тирана, Майлз. Я уверена, он это понимал.  Те-
перь слушай меня с величайшим вниманием. И ты тоже. Дар, - Тараза погля-
дела через проход и встретилась взглядом с Одраде. - Оба слушайте  меня.
Мы, люди Бене Джессерит, сплавляем в людской  поток  очень  могуществен-
ные... стихии. Они могут образовать затор. Это наверняка причинит  круп-
ный вред, и мы...
   Опять лайтер попал в полосу жестокой тряски в воздушных ямах.  Разго-
варивать было невозможно, пока они цеплялись за сидения и прислушивались
к рокоту и потрескиваниям вокруг них. Когда эта помеха миновала,  Тараза
опять заговорила:
   - Если мы выживем в этой проклятой машине и высадимся  на  Гамму,  ты
должен потолковать с Дар наедине, Майлз. Ты видел "Манифест  Атридесов".
Она расскажет тебе о нем и подготовит тебя. Это все.
   Тег повернулся и поглядел на Одраде. Вновь что-то смутно зашевелилось
в его памяти при виде этого лица, - необыкновенное сходство с  Лусиллой,
- но не только. Он отодвинул это в сторону,  "Манифест  Атридесов?".  Он
читал его, потому что указание прочесть его было среди  прочих  инструк-
ций, данных ему Таразой. "Подготовить меня? К чему?"
   Одраде заметила вопросительный взгляд Тега. Теперь она поняла  мотивы
Таразы. Распоряжения Верховной Матери обрели новый смысл,  как  и  слова
самого Манифеста.
   "Точно так, как мироздание было сотворено при участии сознания, чело-
век-провидец доводит эту творческую способность до ее последнего  преде-
ла. Вот в чем совершенно непонятная сила атридесовского бастарда,  сила,
которую он передал своему сыну - Тирану".
   Одраде знала эти слова назубок - так, как их может знать  только  ав-
тор, но они вернулись к ней теперь так, словно она прежде не встречалась
с ними.
   "Черт тебя подери. Тар!" - подумала Одраде. - "Что, если ты  не  пра-
ва?"


   На квантовом уровне наше мироздание можно рассматривать как неустояв-
шееся место, статистически предсказуемое только тогда, когда  задейство-
ваны достаточно большие числа. Между таким  мирозданием  и  сравнительно
предсказуемым, где движение единичной планеты  может  быть  вычислено  с
точностью до пикосекунды, вступают в игру другие  силы.  Поскольку  этот
внутри-между космос нашего повседневного обитания  ПО  ВАШЕМУ  ГЛУБОКОМУ
УБЕЖДЕНИЮ является доминирующей силой. Ваши верования выстраивают в сис-
тему происходящие повседневные события. Если нас,  верующих,  набирается
достаточное количество, то наша вера может сделать реальностью существо-
вание чего-то нового. Структуры веры создают фильтр, через который  про-
цеживается хаос, становясь порядком.
   Анализы Тирана. Досье Таразы. Архивы Бене Джессерит.

   Мысли Тега были в смятении, когда он вернулся на Гамму с космического
корабля. Он шагнул из лайтера на опаленную дочерна кромку закрытого  по-
садочного поля Оплота и поглядел вокруг так, словно видел все это  впер-
вые. Почти полдень. Так мало времени прошло, и как много изменилось.
   До каких пределов дойдет Бене Джессерит в преподнесении существенного
урока, задумался он. Тараза выбила его из привычных процессов  работы  в
ментатском модуле. Он чувствовал, что весь инцидент на корабле Союза был
разыгран специально для него. Он был сбит с предсказуемого курса.  Какой
же странной мерещилась ему Гамму, когда он шел по  охраняемой  полосе  к
выходам.
   Тег повидал много планет, изучил не только их обычаи, но и отпечаток,
накладываемый обычаями на их обитателей. Некоторые планеты имели большое
желтое солнце, которое низко висело над ними и  поддерживало  все  живое
теплым, развивающимся, растущим. Некоторые планеты  обладали  маленькими
мерцающими солнцами, висящими высоко в темном небе, и их свет затрагивал
эти планеты очень мало. Вариации существовали внутри и  даже  вне  этого
размаха. Гамму была желто-зеленым вариантом,  с  днем  в  тридцать  один
стандартный час и двадцать семь  стандартных  минут,  продолжительностью
года в два и шесть десятых стандартного года. Тег думал, что знает  Гам-
му.
   Когда Харконненам пришлось ее покинуть, на ней высадились  колонисты,
отпавшие от Данианской группы уходивших в Рассеяние, и назвали эту  пла-
нету во время великой переписи звездных карт в честь Гурни Хеллека. В те
дни эти колонисты назывались не данианцами, а келаданцами, - но ведь из-
вестно, как часто меняются названия, проходя через тысячелетия.
   Тег помедлил у защитных отвалов входа, уводившего с поля вниз под Оп-
лот. Тараза и - ее свита двигались позади него.  Он  видел,  как  Тараза
напряженно разговаривала с Одраде.
   "Манифест Атридесов", - подумал он.
   Даже на Гамму немногие признавались в  происхождении  от  Харконненов
или от Атридесов, хотя генотипы были видны повсюду - особенно  доминиро-
вал генотип Атридесов: длинные заостренные носы, высокие лбы и чувствен-
ные рты. Часто эти кусочки встречались порознь - рот на одном лице,  бу-
равящие глаза на другом, и так в бесконечных смещениях.  Порой,  однако,
один человек мог нести все признаки, и тогда можно было видеть гордость,
внутреннее осознание: "Я - ОДИН ИЗ НИХ!"
   Улицы Гамму признавали и уважали это, но немногие решались провозгла-
шать.
   Подо всем этим лежало наследство, оставленное Харконненами, - генети-
ческие линии, прослеживаемые до самой зари человечества, до времен  гре-
ков, парфян и мамелюков - тени древней истории, которые немногие,  кроме
профессиональных историков, подготовленных Бене Джессерит, знали даже по
названиям.
   Тараза и ее сопровождение поравнялись с Тегом. Он  услышал,  как  она
говорила Одраде:
   - Ты должна все это рассказать Майлзу.
   Очень хорошо, она ему расскажет.  Он  повернулся  и  направился  мимо
внутренних охранников к длинному коридору под дзотами в  собственно  Оп-
лот.
   "Черт побери этих Бене Джессерит! - подумал он. - Что  они  на  самом
деле делают здесь, на Гамму?"
   Множество примет присутствия Бене Джессерит было на этой планете: об-
ратное скрещивание, закрепляющее селекционные свойства; то  и  дело  эта
работа проступала явной подчеркнутостью соблазнительных женских глаз.
   Тег, не оглянувшись, ответил на салют капитанши охраны. "Да,  глаза".
Он заметил это вскоре после своего прибытия в Оплот, и особенно наглядно
- во время своей инспекционной поездки по планете. Он видел это во  мно-
гих лицах и припомнил то, что много раз говорил Патрин:
   - У тебя вид гаммутянина, башар.
   Соблазни глаза тоже такие. Они, Одраде и Лусилла, в  этом  одинаковы.
"Немногие уделяют должное внимание важности глаз  в  вопросах  соблазне-
ния", - подумал он. Нужна закалка Боне Джессерит,  чтобы  это  углядеть.
Большие груди у женщин, крепкие чресла у мужчины, подобранные  мускулис-
тые ягодицы - все это, естественно, важно в сексуальных спариваниях.  Но
без глаз все остальное почти ничего не  стоит.  Глаза  составляют  самую
суть. Он уже давно постиг, что глаза нужного типа способны так затянуть,
что ты в них просто тонешь и уже не осознаешь, что происходит, пока нап-
рягшееся влагалище не стиснет пенис.
   Он обратил внимание на глаза Лусиллы сразу же после прибытия на Гамму
и стал очень осторожен. Нет сомнения в том, как Орден использует ее  та-
ланты.
   А вот и Лусилла, ждущая в  центральной  палате  досмотра.  Она  очень
быстрым жестом показала, что с гхолой все в порядке. Тег  расслабился  и
посмотрел, как Лусилла и Одраде сходятся лицом к лицу. Они примечательно
похожи друг на друга, несмотря на разницу в возрасте. Разница - в их те-
лосложении: Лусилла выглядела поплотнее на фоне гибких форм Одраде.
   Капитанша охраны с соблазнительными глазами подошла к Тегу и наклони-
лась вплотную к нему.
   - Шванги только что узнала, кого ты привез с собой,  -  сказала  она,
кивая на Таразу. - Ага, она уже здесь.
   Шванги вышла из шахты лифта и подошла  к  Таразе,  метнув  лишь  один
гневный взгляд на Тега.
   "Тараза хотела увидеть тебя, - подумал он. - Мы все знаем, почему".
   - Судя по тебе, ты не особенно счастлива меня видеть, - сказала Тара-
за, обращаясь к Шванги.
   - Я УДИВЛЕНА, Верховная Мать, - сказала Шванги. - Я и понятия не име-
ла. - Она опять, с ядовитой злобой взглянула на Тега.
   Одраде и Лусилла продолжали осматривать друг друга.
   - Я, конечно, слышала об этом, - сказала  Одраде.  -  Но  все  равно,
просто ошарашивает, когда в лице другой видишь самое себя.
   - Я предостерегала тебя, - сказала Тараза.
   - Каковы твои распоряжения? - спросила Шванги. Это было  самым  близ-
ким, насколько она могла осведомиться о цели визита Таразы.
   - Я хотела бы побеседовать наедине с Лусиллой, - ответила Тараза.
   - У меня приготовлены для тебя апартаменты, - предложила Шванги.
   - Не хлопочи, - сказала Тараза. - Я не останусь. Майлз уже  организо-
вал мой транспорт. Долг требует от меня быть на Доме Соборов, мы  с  Лу-
силлой прогуляемся во внутренний дворик, - Тараза поднесла палец к щеке.
- Да, и я бы хотела несколько минут понаблюдать за гхолой. Уверена,  Лу-
силла способна это устроить.
   - Он хорошо справляется с возрастающей  нагрузкой  своих  занятий,  -
сказала Лусилла, когда она и Тараза направились к шахте лифта.
   Тег перенес внимание на Одраде. Когда  его  глаз  скользнул  по  лицу
Шванги, он заметил ее раздражение, которое она и не старалась скрывать.
   "Была ли Лусилла сестрой или дочерью Одраде?" -  задумался  Тег.  Ему
внезапно пришло в голову, что таким сходством Бене Джессерит преследовал
определенные цели. Да, конечно! Лусилла - Геноносительница!
   Шванги справилась со своим раздражением. Она с любопытством поглядела
на Одраде.
   - Я как раз собиралась сесть за обед. Сестра, - сказала Шванги. -  Не
желаешь ли присоединиться ко мне?
   - Я должна перемолвиться словечком с башаром наедине, - сказала Одра-
де. - Если все в порядке, то  ведь  нам  можно  будет  поговорить  прямо
здесь? Гхола не должен меня видеть.
   Шванги насупилась, не стараясь больше скрывать свое  разочарование  в
Одраде. Эти, на Доме Соборов, соблюдают верность своей стороне.  Ни  од-
на... никому не удалить ее с этого командного поста, дающего возможность
наблюдать. Оппозиция имеет свои права!
   Ее мысли были ясны даже Тегу. Он  отметил,  как  холодно  выпрямилась
Шванги, когда их покидала.
   - Плохо, когда Сестра обращается против Сестры, - сказала Одраде.
   Тег подал капитанше охраны знак покинуть помещение. Одраде ведь  ска-
зала: НАЕДИНЕ, ЗНАЧИТ, ОСТАЕМСЯ НАЕДИНЕ. Одраде он сказал:
   - Это одна из моих зон. Здесь за нами не могут проследить ни  шпионы,
ни технические средства.
   - Я так и думала, - сказала Одраде.
   - Но там у нас есть служебная комната, - Тег кивнул налево. - Мебель,
даже песьи кресла, если ты предпочитаешь.
   - Терпеть не могу этих песьих  кресел,  угодливо  пытающихся  принять
твою форму, - сказала она. - Не можем ли мы поговорить здесь? - она взя-
ла Тега за руку. - Может, мы немного пройдемся. У меня  все  затекло  от
сидения в этом лайтере.
   - Что тебе предписано мне рассказать? - спросил он, когда они  двину-
лись.
   - Мои жизни-памяти не являются выборочно отфильтрованными, -  сказала
она. - Я владею ими всеми - естественно, лишь по женской линии.
   - Вот как? - Тег поджал губы. Это было не то вступление, которого  он
ожидал. Одраде больше похожа на ту, что берет быка за рога.
   - Тараза говорит, ты прочел "Манифест Атридесов". Хорошо. Ты  знаешь,
что это вызвало растерянность во многих местах.
   - Шванги уже превратила его в средство борьбы против вас, Атридесов.
   Одраде торжественно и серьезно на него поглядела.  Как  сообщали  все
доклады, Тег оставался внушительной фигурой, но она знала это и без док-
ладов.
   - Мы оба Атридесы, ты и я, - сказала Одраде.
   Тег стал весь внимание.
   - Твоя мать объяснила это тебе во всех подробностях, - сказала  Одра-
де, - когда ты приехал домой на Лернаус на свои первые школьные  канику-
лы.
   Тег остановился и поглядел на нее. Откуда ей это известно?  Насколько
он знал, он никогда прежде не встречал некую далекую Дарви Одраде  и  не
беседовал с ней. Может, о нем были особые разговоры на Доме Соборов?  Он
промолчал, заставляя Одраде самой поддерживать разговор.
   - Я перескажу тебе разговор между мужчиной и моей матерью  по  рожде-
нию, - сказала Одраде. - Они - в постели, мужчина  говорит:  "Я  породил
нескольких детей, когда впервые сбежал из тесных уз Бене Джессерит, счи-
тая себя в то время независимым, вольным по собственному  выбору  посту-
пать на службу и воевать, где угодно".
   Тег и не старался скрыть удивления.  Его  собственные  слова!  Память
ментата подсказала, что Одраде воспроизвела их с точностью механического
записывающего устройства. Даже интонация!
   - Еще? - спросила она, поскольку он продолжал неотрывно на нее  смот-
реть. - Очень хорошо. Мужчина говорит: "Это было, конечно, до того,  как
меня отправили в школу ментатов. Как же это мне открыло глаза! Я  никог-
да, ни на секунду не был вне пределов видимости Ордена! Я никогда не был
свободным".
   - Даже, когда я произносил те слова, сказал Тег.
   - Верно, - держа его под  руку,  она  стиснула  его  локоть,  увлекая
дальше по залу. - Все дети, отцом  которых  ты  был,  принадлежали  Бене
Джессерит. Орден не позволит, чтобы наш генотип использовался, как угод-
но случаю.
   - Пусть мое тело хоть к Шайтану сгинет, но их драгоценный генотип ос-
танется на попечении Ордена, - сказал он.
   - На моем попечении, - сказала Одраде. - Я - одна из твоих дочерей.
   И опять он заставил ее остановиться.
   - Я думаю, ты знаешь, кто моя мать, - сказала она. Она подняла  руку,
призывая его к молчанию, когда он попытался ответить. - В именах нет не-
обходимости.
   Тег внимательно разглядывал  лицо  Одраде,  узнавая  знакомые  черты.
Сильнейшее сходство между матерью и дочерью, но кто же тогда Лусилла?
   Словно услышав его вопрос, Одраде сказала:
   - Лусилла из параллельной линии выведения. Просто замечательно,  чего
можно достигнуть верно проведенным скрещиванием?
   Тег откашлялся. Он не чувствовал эмоциональной привязанности  к  этой
заново обретенной дочери. Ее слова и другие важные сигналы  поведения  -
вот что требовало его первоочередного внимания.
   - Это не случайный разговор, - сказал он. - Это все,  что  ты  должна
мне открыть? По-моему, Верховная Мать сказала...
   - Есть и кое-что еще, - сказала Одраде. - Манифест. И я - его  автор.
Я написала его по распоряжению Таразы и следовала ее подробным  инструк-
циям.
   Тег окинул глазом огромное помещение, удостоверяясь, что их никто  не
подслушивает. Он проговорил, понизив голос:
   - Тлейлаксанцы распространяют его, где только могут.
   - Именно на это мы и надеялись.
   - Зачем ты мне это рассказываешь? Тараза сказала, что ты  должна  бу-
дешь подготовить меня к...
   - Придет время, когда ты поймешь нашу цель. Желание Таразы - с  этого
времени ты принимаешь собственные решения  и  действительно  становишься
свободным в своих действиях.
   Еще не замолчав, Одраде увидела стеклянный блеск ментата в  его  гла-
зах.
   Тег глубоко вздохнул. "Взаимозависимости и ключевые  бревна!"  Чутьем
ментата он уловил модель огромного размера, уже за пределами накопленных
им данных. Он и на секунду не мог поверить, что Одраде  пошла  на  такую
откровенность из-за какой-то кровной привязанности. В ней была фундамен-
тальная, догматичная и ритуальная сущность, воспитанная тренировками Бе-
не Джессерит. Одраде, дочь из его прошлого, была полной Преподобной  Ма-
терью с грандиозными силами мышечного и нервного контроля и полная  жиз-
нями-памятями по женской линии! Она была одной из особенных!  Она  знала
такие уловки жестокости, о которых очень немногие когда-либо вообще  по-
дозревали. И все равно, это сходство, эта сущность оставались, а  ментат
всегда такое видит. Чего она хочет?
   "Подтверждения моего отцовства? У нее, наверняка, уже есть все  подт-
верждения, которые она только может иметь".
   Наблюдая сейчас, как она терпеливо ждет, когда его мысли придут к ка-
кому-либо решению, Тег вспомнил, что часто и вполне правдиво говорилось,
что Преподобные Матери больше уже не вполне члены человеческой расы, они
движутся где-то вне главного течения, может, параллельно к  нему,  может
быть периодически ныряя в него ради своих собственных целей, но они нав-
сегда отстранены от человечества. Они  самоотстранились.  Это  опознава-
тельный знак Преподобной Матери - ощущение сверхличности, которое делает
их ближе к давно умершему Тирану, чем к тому человеческому стаду, из ко-
торого они вышли.
   Манипулирование. Вот их примета. Манипулирование всем и вся.
   - Я должен стать глазами Бене Джессерит, - сказал Тег. -  Тараза  хо-
чет, чтобы я принимал за всех вас человеческие решения.
   Явно довольная, Одраде стиснула его руку.
   - Какой же у меня отец!
   - У тебя действительно есть отец? - спросил он и  пересказал  ей  то,
что подумал сейчас о Бене Джессерит, о том, как они отстранились от  че-
ловечества.
   - Вне человечества, - сказала она. - До чего же занятная идея. А  На-
вигаторы Союза тоже вне своего исходного человеческого?
   Он поразмыслил над этим. Навигаторы Союза имели сильные отклонения от
человечества в его обычной форме. Рожденные в космосе,  проводящие  свои
жизни в чанах меланжевого газа, - искажающих исходную форму, - они вытя-
гиваются, у них перестраиваются конечности и внутренние органы. Но моло-
дой Навигатор, будучи в этрусе и до погружения в чан,  способен  скрещи-
ваться с нормальной женщиной. Это уже демонстрировалось. Они становились
не-людьми, но не так, как Бене Джессерит.
   - Навигаторы - не родня вам по мышлению, - сказал он.
   - Они думают по-человечески. Проведение корабля сквозь  космос,  даже
обладание ясновидением для прозрения безопасного пути - все  равно,  мо-
дель их мышления такова, что ее может воспринять человек.
   - Ты не воспринимаешь нашу модель?
   - Воспринимаю насколько могу, но где-то в вашем развитии вы вышли  за
пределы исходной человеческой модели. Наверное, вы даже можете достаточ-
но хорошо представлять проявления совести, чтобы казаться людьми. Вот  и
ты сейчас, так держишь меня под руку, как будто ты и в  самом  деле  моя
дочь.
   - Я твоя дочь, но я удивлена, что ты так мало думаешь о нас.
   - Совсем наоборот, я стою перед тобой в благоговении.
   - Перед своей собственной дочерью?
   - Перед любой Преподобной Матерью.
   - По-твоему, мы существуем  только  для  того,  чтобы  манипулировать
меньшими творениями?
   - По-моему, вы больше по-настоящему не ощущаете себя людьми.  Есть  в
вас какой-то пробел, нехватка чего-то, что-то устранено. Вы больше не из
нас.
   - Спасибо, - сказала Одраде. - Тараза говорила мне, что ты  не  зако-
леблешься говорить правдиво, но я и сама знала это.
   - К чему вы меня приготовили?
   - Ты узнаешь, когда это произойдет... Вот и  все,  что  я  могу  ска-
зать... И все, что мне дозволено сказать.
   "Опять манипулирование, - подумал он. - Черт их побери!"
   Одраде кашлянула. Она, вроде, собиралась еще что-то сказать, но  про-
молчала, и молча пошла с Тегом в обратный путь.
   Хотя она и заранее знала, что наверняка скажет Тег, его слова ее  ра-
нили. Ей хотелось сказать ему, что она - одна из тех,  кто  до  сих  пор
чувствует себя человеком, но его суждение об Ордене  нельзя  было  отри-
цать.
   "Мы приучены отвергать любовь. Мы можем изобразить ее, но  каждая  из
нас способна прервать представление в любой момент".
   Позади них послышались звуки. Они остановились и обернулись.  Лусилла
и Тараза выходили из шахты лифта, небрежно обсуждая свои  наблюдения  за
гхолой.
   - Ты абсолютно права, обращаясь с ним, как с одной из нас, -  сказала
Тараза.
   Тег слышал, но не делал никаких выводов, пока они  ждали  приближения
двух женщин.
   "Он знает, - подумала Одраде. - Он не спросил меня о моей  матери  по
рождению. Там не было уз, не было настоящего кодирования. Да, он знает".
   Одраде закрыла глаза, и память с поразительной силой воспроизвела пе-
ред ней живописное полотно. Эта картина висела на стене утренней комнаты
Таразы. Благодаря мастерству икшианцев, чудеснейшая герметичная  рама  и
покрытие из невидимого глазу плаза полностью сохраняли  картину.  Одраде
часто останавливалась перед картиной, каждый раз с ощущением, что  стоит
лишь протянуть руку - и действительно коснешься древнего  холста,  столь
хитроумно сохраненного икшианцами.
   "Домики в Кордевилле".
   Это название, данное картине самим художником, как и  имя  художника,
сохранилось на начищенной табличке: Винсент Ван Гог.
   Эта вещь была датирована временем столь  древним,  от  которого  лишь
редкие остатки - такие, как эта картина  -  уцелели,  донося  физическое
впечатление о тех эпохах. Прежде она старалась  вообразить  путешествия,
совершенные этой картиной, ту цепь случайностей, которые привели ее, не-
поврежденной, в комнату Таразы.
   При реставрации и консервации картины икшианцы проявили себя во  всем
блеске. Зритель мог коснуться темное пятна в нижнем левом углу  рамы.  И
немедленно до глубины души поражала истинная гениальность еще и  икшиан-
ца, отреставрировавшего и спасшего гениальную работу. Имя этого икшианца
было на раме: Мартин Буро. Это пятнышко,  едва  его  коснешься  пальцем,
становится проекцией чувств - блаженство побега от той  технологии,  что
произвела и Икшианскую Пробу. Буро восстановил не только картину,  но  и
душу художника - зритель, приложивший палец, познавал, с каким  чувством
наносил Ван Гог каждый мазок. Все было поймано в этих мазках кисти,  за-
печатлено с помощью человеческих движений.
   Одраде так много раз, полностью поглощенная, простаивала  перед  этой
картиной, что у нее возникало чувство, будто она могла бы сама ее заново
воспроизвести.
   Сейчас, на фоне обвинений Тега, Одраде припомнила, что она испытывала
перед картиной, и сразу же поняла, почему память воспроизвела  этот  об-
раз, почему картина до сих пор ее очаровывала.  На  короткое  время  она
всегда чувствовала себя полностью человеческой, осознавала  домики,  как
места обитания настоящих людей, осознавала неимоверную полноту живой це-
пи человечества, которое остановилось перед личностью сумасшедшего  Вин-
сента Ван Гога, остановилось, чтобы запечатлеть себя.
   Тараза и Лусилла остановились приблизительно в двух шагах от  Тега  и
Одраде. От Таразы попахивало чесноком.
   - Мы чуть задержались, чтоб перекусить, - сказала Тараза. - Вы ничего
не хотите?
   Это был самый что ни на есть неправильный вопрос. Одраде  высвободила
руку из руки Тега. Она быстро повернулась  и  вытерла  глаза  манжеткой.
Опять поглядев на Тега, она увидела удивление на его лице. "Да-да" - по-
думала она, - эти слезы настоящие!"
   - Мне думается, мы здесь сделали все, что могли, - сказала Тараза.  -
Тебе пора двигаться на Ракис, Дар.
   - Давным-давно пора, - ответила Одраде.


   Жизнь не может найти разумных доводов для подкрепления  этому,  может
быть источником пристойного взаимоуважения, если только каждый из нас не
полон решимости вдохнуть в нее эти качества.
   Ченоэ: "Беседы с Лито II".

   Хедли Туек, Верховный жрец Разделенного Бога, испытывал  все  возрас-
тавший гнев на Стироса. Стирос, сам слишком старый, чтобы надеяться  за-
нять скамью Верховного Жреца, имел сыновей, внуков, многочисленных  пле-
мянников, и перенес свои личные амбиции на свою семью. Циничный  человек
этот Стирос. Он представлял могущественное направление в жречестве,  так
называемое "научное сообщество", влияние которого было лукаво и навязчи-
во. Их отклонения были опасно близки к ереси.
   Туек напомнил себе, что не раз уже бывали  прискорбные  и  несчастные
случаи - Верховный Жрец пропадал в пустыне Стироса и его  единомышленни-
ков хватит на то, чтобы сотворить подобный несчастный случай.
   В Кине был полдень. Стирос только что удалился в явном  расстройстве.
Стирос хотел, чтобы Туек отправился в пустыню и лично понаблюдал там  за
очередной вылазкой Шиэны. Питая подозрение насчет этого приглашения, Ту-
ек его отклонил.
   Последовал странный спор, полный едких намеков, смутных ссылок на по-
ведение Шиэны и словесных нападок на Бене Джессерит. Стирос, всегда пол-
ный подозрений насчет Ордена, сразу же  невзлюбил  новую  настоятельницу
Оплота Бене Джессерит на Ракисе, эту... как же ее звать? Ах, да, Одраде.
Странное имя, но ведь Сестры часто принимают странные имена.  Такова  их
привилегия. Сам Бог никогда не выступал против благодетельной основы Бе-
не Джессерит. Против отдельных Сестер - да, но ведь Орден  в  целом  был
сопричастен к Святому видению Божию.
   Туеку не нравилось, как Стирос говорит о Шиэне. Туек, в конце концов,
цинично заставил Стироса остыть, заговорив с ним так, как подобает гово-
рить в Святая Святых, пред высоким алтарем и образами Разделенного Бога.
Призматические передатчики лучей отбрасывали тонкие клинья яркого  света
сквозь блуждающий аромат тлеющего меланжа на двойную линию  высоких  ко-
лонн, ведущих к алтарю. Туек знал, что сказанное в такой обстановке вос-
ходит непосредственно к Богу.
   - Господь действует через нашу нынешнюю Сиону, - сказал Туек Стиросу,
и заметил смятение на лице старого советника. - Шиэна - живое воплощение
Сионы, того человеческого инструмента, что способствовал переводу Его  в
Разделение.
   Стирос впал в ярость, наговорив такого, что не осмелился бы повторить
перед полным Советом. Он слишком полагался на свои  давние  отношения  с
Туеком.
   - Говорю тебе, она окружена взрослыми, полными  намерений  присягнуть
ей и...
   - И Богу! - Туек не мог дозволить такому слову быть пропущенным.
   Наклоняясь вплотную к Верховному Жрецу, Стирос проскрежетал:
   - Она в центре образовательной системы, доставляющей все, чего ни по-
желает ее воображение, мы не отказываем ей ни в чем!
   - Нам и не следует!
   Словно Туек ничего и не сказал, Стирос заявил:
   - Я там снабдил ее записями из Дар-эс-Балата!
   - Я - Книга Судьбы, - напевно процитировал Туек собственные слова Бо-
га из хранилища в Дар-эс-Балате.
   - Именно! И она вслушивается в каждое слово!
   - Почему это тебя тревожит? - самым спокойным тоном осведомился Туек?
   - Мы не проверяем ее знания, она проверяет наши!
   - Значит, Господь того хочет.
   Туек, ждал, пока старый советник, на лице  которого  отразился  лютый
гнев, выдвинет новые доводы. Возможности для таких доводов были, конечно
же огромными. Туек этого и не отрицал. Все дело в том, как что  истолко-
вывать. Вот почему толкование всегда должно  принадлежать  исключительно
Верховному Жрецу. Несмотря на их взгляд на историю (а может быть из-за),
жречество очень много знало о том, как Бог обосновался  на  Ракисе.  Они
обладали самим Дар-эс-Балатом со всем содержимым - самой ранней из  всех
известных не-палат. Тысячелетиями, пока Шаи-Хулуд  превращал  зеленевшую
планету Арракис в пустыню Ракис, Дар-эс-Балат ждал под песками. Из этого
святого хранилища жречество получило собственный голос Бога, Его отпеча-
танные слова и даже его голографические изображения. Они знают, что пус-
тынная поверхность Ракиса воспроизводит первоначальный облик  планеты  -
самое начало - когда она была единственным известным источником  святого
спайса.
   - Она спрашивает о семье Бога, - сказал Стирос. - С чего бы ей  спра-
шивать о...
   - Она испытывает нас. Представляем ли мы Им Их надлежащие  места?  От
Преподобной Матери Джессики к ее сыну, Муад Дибу, и к его сыну Лито Вто-
рому - святая Троица небесная.
   - Лито Третий, - пробормотал Стирос. - Как насчет того Лито, что умер
от рук сардаукаров? Как насчет него?
   - Осторожнее, Стирос, - предостерег Туек. - Ты знаешь, что мой  прап-
радед провозгласил в ответ на этот вопрос с этой самой скамьи. Наш  Раз-
деленный Бог был воплощенной частью и Его, пребывающего на небесах, став
посредником земной власти. Эта часть его  осталась  безымянной,  каковой
всегда должна быть Истинная Суть Бога!
   - Да ну?
   Туек расслышал ужасный цинизм в голосе  старика.  Слова  Стироса  как
будто дрожали в насыщенном ароматами воздухе, требуя сурового возмездия.
   - Тогда, почему она спрашивает, как Лито превратился  в  Разделенного
Бога? - осведомился Стирос.
   Сомневается ли Стирос в святой метаморфозе? Туек пришел  в  ужас.  Он
сказал:
   - В свое время она нас просветит.
   - Наши хилые объяснения должны наполнять ее разочарованием, - съязвил
Стирос.
   - Ты заходишь слишком далеко, Стирос!
   - Да неужели? Ты не находишь просвещающим то, что она спрашивает, как
это песчаная форель поглотила большинство вод Ракиса и заново  сотворила
пустыню?
   Туек постарался скрыть нараставший гнев. Стирос и в самом деле предс-
тавлял опасное направление в жречестве, но его  тон  и  слова  поднимали
вопросы, на которые Верховным Жрецом был дан ответ  давным-давно.  Мета-
морфоза Лито II породила бессчетную песчаную форель, каждая  из  которых
была наделена частицей Его. От песчаной форели к Разделенному Богу - из-
вестная последовательность, которой поклоняются.  Сомневаться  в  ней  -
значит отрицать Бога.
   - Ты сидишь здесь и ничего не делаешь! - обвинил Стирос, - мы - пешки
в...
   - Довольно! - Туек достаточно наслушался цинизма  этого  старика.  Со
всем подчеркнутым достоинством своего сана, Туек произнес слова Бога:
   - "Твой Владыка очень хорошо знает, что у тебя на сердце.  Достаточно
тебе заглянуть к себе в душу, чтобы она выступила  против  тебя  обвини-
тельницей. Мне нет надобности в свидетелях. Ты не прислушиваешься к сво-
ей душе, но прислушиваешься вместо этого к своим гневу и ярости".
   Стирос удалился в испуге и смятении.
   В тягостном размышлении, Туек облачился в самое  подходящее  парадное
облачение - белое, с золотом и пурпурным - и отправился навестить Шиэну.
   Шиэна была в саду на крыше центрального жреческого комплекса,  вместе
с Канией и еще двумя - молодой жрицей по имени Балдик, личной  служанкой
Туека, и жрицей-послушницей по имени Кипуна, которая вела себя, по  мне-
нию Туека, слишком подражая Преподобным Матерям. Орден имеет здесь,  ко-
нечно, своих шпионов, но Туек не любил, когда это бросалось в глаза. Ки-
пуна занималась, в основном, физической подготовкой Шиэны, и  между  де-
вочкой и жрицей-послушницей установилось  взаимопонимание,  возбуждавшее
ревность Кании. Даже Каниа, однако, не могла перечить приказаниям Шиэны.
   Все четверо стояли рядом с каменной скамьей, почти в тени  вентиляци-
онной башни. Кипуна держала правую руку Шиэны, манипулируя пальцами  де-
вочки. Шиэна все подрастает, отметил Туек. Уже шесть лет она была на его
попечении. Ему было видно, как под ее одеянием начинают проступать  едва
развивающиеся груди. Не было ни ветерка на крыше, и воздух тяжело входил
в легкие Туека.
   Туек оглядел сад - лишний раз убедиться в  прилежном  исполнении  его
распоряжения о мерах безопасности. Никогда не знаешь, откуда может  гря-
нуть опасность. Четверо из личной охраны Туека, хорошо  вооруженные,  но
скрывавшие оружие, располагались по четырем углам крыши. Парапет,  окру-
жавший сад, был высоким, как раз, чтобы высовывались лишь головы  охран-
ников. Единственным более высоким сооружением, чем эта жреческая  башня,
была первая ветроловушка Кина, приблизительно в тысяче метров к западу.
   Несмотря на явные свидетельства, что все его приказы о мерах безопас-
ности выполняются, Туек почувствовал опасность. Не Бог ли его  предосте-
регает? Мысли Туека до сих пор бередил цинизм Стироса. Правильно ли поз-
волять Стиросу так много воли?
   Шиэна увидела приближающегося Туека и прервала странное упражнение по
разработке пальцев, которое она исполняла под руководством Кипуны. С ви-
дом всепонимающего терпения девочка безмолвно застыла и устремила взгляд
на Верховного Жреца, заставив своих спутниц повернуться посмотреть  туда
же, куда и она.
   Для Шиэны Туек не был кем-то, внушавшим страх. Она, скорее, даже  лю-
била старика, несмотря на то, что некоторые его вопросы были такими  пу-
таными. А его ответы! По полной случайности она открыла тот вопрос,  ко-
торый больше всего досаждал Туеку: "Почему?"
   Некоторые из присутствовавших жрецов истолковали  этот  вопрос  вслух
как: "Почему вы в это верите?"
   Шиэна немедленно ухватилась за это, и впоследствии ее пробы  Туека  и
других приобрели неизменную форму: "Почему в это верят?"
   Туек остановился приблизительно в двух шагах от Шиэны и поклонился.
   - Доброе утро, Шиэна, - он нервно дергал шеей над  воротником  своего
облачения. Солнце припекало плечи, и он подивился,  почему  девочка  так
любит сюда подниматься.
   Шиэна неотрывно глядела на Туека испытующим взглядом. Она знала,  что
этот взгляд смущает его.
   Туек откашлялся. Когда Шиэна вот так глядела на него, он  всегда  га-
дал: "Не Бог ли это глядит на меня ее глазами?"
   Заговорила Каниа:
   - Шиэна сегодня все спрашивает про Рыбословш.
   Самым елейным голосом Туек ответил:
   - Собственная Святая Армия Бога.
   - Вся армия из женщин? - спросила Шиэна. Она говорила так, словно  не
могла в это поверить. Для тех, кто находился в  самом  низу  ракианского
общества, Рыбословши были названием из древней  истории,  развеянным  во
Времена Голода.
   "Она испытывает меня", - подумал Туек. Рыбословши. Современные  носи-
тельницы этого названия - всего лишь небольшая торгово-шпионская делега-
ция на Ракисе, состоящая из мужчин и женщин. Их древние корни  не  имели
больше никакого значения для нынешней деятельности, руководимой,  в  ос-
новном. Иксом.
   - В армии Рыбословш всегда были советники-мужчины, - сказал Туек.  Он
внимательно приглядывался, как отреагирует на это Шиэна.
   - И еще всегда были Данканы Айдахо, - сказала Каниа.
   - Да, да, конечно, Данканы Айдахо, - Туек постарался не выдать своего
недовольства. Всегда эта женщина суется! Туеку не нравилось,  когда  ему
напоминали об этом аспекте исторического присутствия Бога на Ракисе. Во-
зобновляемые гхолы и их положение в Святой Армии как бы давали некую ин-
дульгенцию Бене Тлейлаксу. Но никак не уйдешь от факта,  что  Рыбословши
охраняли Данканов от любого вреда - действуя, разумеется, по  приказанию
Бога. Данканы были святыми, никакого в этом сомнения, но святыми особого
рода. Бог сам повествует, что лично убил нескольких Данканов, явно пере-
правляя их прямо в рай.
   - Кипуна рассказывала мне о Бене Джессерит, - сказала Шиэна.
   Как же мечется ум этой девочки!
   Туек откашлялся, сознавая свое собственное противоречивое отношение к
Преподобным Матерям. Почтение требовалось к тем, которые  были  "возлюб-
ленными Бога", таким, как святая Ченоэ или святая Хви Нори, Невеста  Бо-
жия - тайная Преподобная Мать. Почитая эти особые  обстоятельства,  жре-
чество испытывало крайне угнетающую ответственность перед  Бене  Джессе-
рит, которая материально выражалась, в основном, в продаже Ордену мелан-
жа по смехотворно низким ценам, по сравнению с теми, что заламывал Тлей-
лакс. Шиэна, самым простодушным голосом, проговорила:
   - Расскажи мне о Бене Джессерит, Хедли.
   Туек кинул резкий взгляд на взрослых вокруг Шиэны,  не  улыбнулся  ли
кто? Он не знал, как относиться к тому, что Шиэна называет его просто по
имени. С одной стороны, это было унизительно, с другой -  она  оказывала
ему почет таким личным обращением.
   "Бог тяжко меня испытывает", - подумал он.
   - Преподобные Матери - хорошие люди? - спросила Шиэна.
   Туек вздохнул. Все отчеты подтверждали, что Бог сохранял осторожность
насчет Ордена. Слова Бога внимательно изучались, и были, в конце концов,
вверены истолкованию Верховного Жреца. Бог не позволял  Ордену  угрожать
его Золотой Тропе.
   - Многие из них - хорошие, - сказал Туек.
   - А где ближайшая Преподобная Мать? - спросила Шиэна.
   - В посольстве Ордена, здесь, в Кине, - ответил Туек.
   - Ты ее знаешь?
   - Много Преподобных Матерей в Оплоте Бене Джессерит, - сказал он.
   - Что такое Оплот?
   - Это то, как они называют свой дом здесь.
   - Какая-то одна Преподобная Мать должна быть старшей. Ты знаешь,  ка-
кая?
   - Я знал ее предшественницу, Тамалан, но эта - новенькая. Она  только
что прибыла. Ее зовут Одраде.
   - Какое смешное имя.
   Туек и сам так думал, но вслух сказал:
   - Один из историков говорил мне, что это видоизменение имени Атридес.
   Шиэна задумалась над этим. Атридесы. Это была семья, из которой прои-
зошел на свет Шайтан. До Атридесов здесь были только Свободные и Шаи-Ху-
луд. Устная История, которую народ сохранял,  несмотря  на  все  запреты
жречества, содержала перечень родословных самых значительных семей Раки-
са. В своей деревне Шиэна не раз слышала эти имена по вечерам.
   "Муад Диб родил Тирана".
   "А Тиран родил Шайтана".
   Шиэне не хотелось спорить и доказывать правду Туеку. Да и вид у  него
сегодня усталый. Она просто сказала:
   - Приведи мне эту Преподобную Мать Одраде.
   Кипуна подняла руку ко рту - скрыть торжество злорадной улыбки.
   Туек в полном ужасе отпрянул. Как мог он повиноваться такому требова-
нию? Даже ракианское жречество не может  повелевать  Вене  Джессерит!  И
что, если Орден ему откажет? Может ли он  предложить  дар  меланжа?  Это
могло бы стать признаком слабости! Преподобные Матери могли начать торг-
оваться! На свете тяжело сыскать более прижимистых торгашей, чем  холод-
ноглазые Преподобные Матери Ордена. Эта новенькая, Одраде, выглядит, как
раз одной из худших.
   Все эти мысли промелькнули в уме Туека в одно мгновение.
   Вмешалась Каниа, предоставив Туеку нужную подсказку.
   - Может быть, приглашение Шиэны могла бы передать Кипуна,  -  сказала
Каниа.
   Туек метнул взгляд на юную жрицу-послушницу. Да!  Многие  подозревали
(и Каниа явно среди них), что Кипуна - шпионка Бене Джессерит. Разумеет-
ся, каждый на Ракисе шпионил за каждым. Туек  изобразил  самую  любезную
улыбку и кивнул Кипуне.
   - Ты знаешь кого-нибудь из Преподобных Матерей, Кипуна?
   - Некоторые из них мне известны, мой Владыка Верховный Жрец, -  отве-
тила Кипуна.
   "По крайней мере она все еще проявляет надлежащее почтение!"
   - Превосходно, - сказал Туек. - Не была бы ты столь  добра,  передать
это небесное приглашение Шиэны в посольство Ордена?
   - Я постараюсь из всех моих  ничтожных  сил,  мой  Владыка  Верховный
Жрец.
   - Я уверен, что ты постараешься!
   Кипуна начала горделиво поворачиваться к Шиэне, осознание успеха  на-
растало в ней. До смешного легко было, используя технику Ордена, спрово-
цировать это желание Шиэны. Кипуна улыбнулась и открыла рот, чтобы заго-
ворить. Движение на парапете, приблизительно в сорока метрах позади Шиэ-
ны, привлекло внимание Кипуны. Что-то там блеснуло  в  солнечном  свете.
Что-то маленькое и...
   Со сдавленным криком Кипуна схватила Шиэну, откинула ее  потрясенному
Туеку и крикнула:
   - Бегите!
   Пбсле этого Кипуна метнулась по направлению к быстрому яркому пятныш-
ку - крохотному самонаводчику, за которым тянулась  длинная  шигавировая
нить.
   В свои молодые годы Туек играл в лапту. Он инстинктивно поймал Шиэну,
а потом осознал опасность. Повернувшись с  извивающейся  и  протестующей
девочкой в руках, Туек кинулся к открытой двери  башенной  лестницы.  Он
услышал, как дверь захлопнулась за ним, и быстрые шаги Кании у  него  за
спиной.
   - Что это? Что это? - крича, Шиэна молотила кулачками по груди Туека.
   - То, Шиэна, то! - Туек задержался на первой лестничной площадке. От-
сюда в сердцевину здания вели и спусковой желоб, и  суспензорный  спуск.
Каниа остановилась рядом с Туеком. Она запыхалась, в тесном пространстве
ее дыхание звучало тяжело и громко.
   - Это убило Кипуну и двух твоих охранников, - выдохнула Каниа. - Раз-
резало их! Я видела. Боже, сохрани нас!
   Ум Туека был в смятении. И спусковой желоб, и  система  суспензорного
прыжкового спуска - закрытые трубчатые пространства, ведущие сквозь баш-
ни, их легко перекрыть. Нападение на крыше могло быть только частью  об-
ширного замысла.
   - Отпусти меня! - настаивала Шиэна. - Что происходит?
   Туек поставил ее на пол, но продолжал крепко держать за руку. Он нак-
лонился к ней:
   - Шиэна, дорогая, кто-то пытался поранить вас.
   Рот Шиэны изобразил безмолвное "О", затем:
   - Они убили Кипуну?
   Туек поглядел на дверь крыши. Не орнитоптер ли ему слышится?  Стирос!
Заговорщики так легко могут увести трех уязвимых людей в пустыню!
   Каниа обрела дыхание.
   - Я слышу топот, - сказала она. - Не следует ли нам бежать отсюда?
   - Мы спустимся вниз по лестнице! - сказал Туек.
   - Но...
   - Делай, как я говорю!
   Крепко держа Шиэну за руку, Туек повел ее вниз, на следующую лестнич-
ную площадку. В добавление к  спусковому  желобу  и  суспензорному  уст-
ройству, эта лестничная площадка имела еще и дверь в широкий извивающий-
ся холл. Всего лишь несколько коротких шагов - и там вход в  апартаменты
Шиэны. Прежде - собственные апартаменты Туека. И опять он заколебался.
   - Что-то происходит на крыше, - прошептала Каниа.
   Туек поглядел на испуганно примолкшую девочку. Ее ручка вспотела.
   Да, на крыше происходило какое-то смятение - крики,  шипение  огнеме-
тов, топот беготни. Дверь крыши, скрытая теперь от их глаз, громко  рас-
пахнулась, и это все решило для Туека. Он быстро отворил двери в холл  и
кинулся туда, попав прямо в плотно сформированный клин облаченных в чер-
ное женщин. С каким же пустым чувством  поражения  Туек  узнал  женщину,
стоявшую в острие этого клина: Одраде!
   Кто-то выхватил у него Шиэну и запихнул  ее  внутрь  плотно  стоявших
черных фигур. Ни Туек, ни Каниа не успели запротестовать, как им  крепко
зажали рты. Другие руки притиснули их к двери  холла.  Несколько  черных
фигур вышли через дверь и направились вверх по лестнице.
   - Девочка в безопасности, вот все, что важно в данный момент, -  про-
шептала Одраде. Она заглянула в глаза Туека. - Не поднимай  шума,  -  он
убрал руку ото рта. Используя Голос, она сказала: -  Расскажи  мне,  что
там на крыше!
   Туек безоговорочно подчинился:
   - Самонаводчик, тянущий длинный шиговир. Он летел через парапет.  Ки-
пуна увидела его...
   - Где Кипуна?
   - Мертва. Это видела Каниа,  -  Туек  описал  храбрый  бросок  Кипуны
навстречу опасности.
   "Кипуна мертва!" - подумала Одраде. Она скрыла ярость гневных  чувств
утраты. Какая же потеря. Конечно, нужно только восхищаться такой храброй
смертью, но какая утрата! Орден всегда нуждался в отваге и  преданности,
но еще он нуждался в генетическом здоровье, имевшимся в Кипуне.  "Погиб-
ла, убита этими безмозглыми олухами!"
   По знаку Одраде рука со рта Кании была убрана.
   - Расскажи мне, что ты видела, - сказала Одраде.
   - Самонаводчик захлестнул шиговир вокруг шеи Кипуны и... - Канию  пе-
редернуло.
   Глухой хлопок взрыва эхом отдался  над  ними.  Затем  тишина.  Одраде
взмахнула рукой. Женщины в черном облачении рассыпались по холлу, двига-
ясь молча, скрываясь из видимости за поворотом. Только Одраде и еще двое
- обе помоложе Одраде, с ледяными глазами и напряженными лицами -  оста-
лись вместе с Туеком и Канией. Шиэны нигде не было видно.
   - В этом каким-то образом замешаны икшианцы, - сказала Одраде.
   Туек мысленно согласился. "Такое количество шиговира..."
   - Куда вы увели девочку? - спросил он.
   - Она под нашей защитой, - сказала Одраде. - Будьте спокойны,  -  она
вскинула голову, прислушиваясь.
   Из-за угла торопливо подошла фигура в черном и зашептала на ухо Одра-
де. На лице Одраде появилась натянутая улыбка.
   - Все кончено, - сказала Одраде. - Мы пойдем к Шиэне.
   Шиэна сидела в мягком голубом кресле с подушками  в  главной  комнате
своих апартаментов. Облаченные в черное женщины стояли позади нее  защи-
щающей дугой. Девочка совершенно оправилась от шока нападения и бегства,
но ее глаза поблескивали от возбуждения и  незаданных  вопросов.  Взгляд
Шиэны был устремлен на что-то справа от Туека. Он остановился и взглянул
туда - дыхание у него перехватило.
   В странном скрюченном положении у стены лежало обнаженное мужское те-
ло, голова вывернута так, что подбородок сместился за левое плечо.  Отк-
рытые глаза пялились с пустотой смерти.
   Стирос!
   Изодранные в клочья одеяния Стироса, явно насильственно с  него  сод-
ранные, неряшливой грудой лежали у ног трупа.
   Туек поглядел на Одраде.
   - Он был в этом замешан, - сказала она. - С икшианцами  были  Лицевые
Танцоры.
   Туек постарался сглотнуть сухим горлом.
   Каниа прошаркала мимо него к телу. Туеку не было видно ее лица.  При-
сутствие Кании напомнило ему, что было что-то между Канией и Стиросом  в
дни их молодости. Туек двинулся, инстинктивно вставая между Канией и си-
девшей девочкой.
   Каниа становилась перед телом и пнула его ногой. Затем  она  поверну-
лась к Туеку с выражением злорадного торжества на лице.
   - Я должна была увериться, что он действительно мертв, - сказала она.
   Одраде взглянула на одну из своих спутниц.
   - Уберите тело.
   Она поглядела на Шиэну. Для Одраде это была первая возможность повни-
мательней приглядеться к девочке с того момента, как она возглавила бое-
вые силы, двинув их для отражения нападения на храмовый комплекс.
   Туек проговорил позади Одраде:
   - Преподобная Мать, не могла бы ты объяснить...
   Не оборачиваясь, Одраде его перебила:
   - Позже.
   Лицо Шиэны оживилось при словах Туека.
   - Я так и думала, что ты - Преподобная Мать!
   Одраде просто кивнула. До чего же восхитительная девочка. Одраде  ис-
пытывала те же чувства, что и перед живописным полотном  в  апартаментах
Таразы. Что-то от того огня, перешедшего в произведение искусства, вдох-
новляло сейчас Одраде. Дикое вдохновение! Вот о чем говорит ей сумасшед-
ший Ван Гог. Хаос, приведенный в изумительный порядок. Разве это не вхо-
дит в кодекс Ордена?
   "Эта девочка - мой холст", - подумала Одраде. Она почувствовала,  как
у нее покалывает в руке от ощущения древней кисти. Ее ноздри расширились
от запаха масла и красок.
   - Оставьте меня наедине с Шиэной, - приказала Одраде. - Все выйдите.
   Туек начал было возражать, но был остановлен, когда одна  из  спутниц
Одраде крепко схватила его за руки. Одраде обдала его жгучим взглядом.
   - Бене Джессерит и раньше тебе служил, - сказала она. - На  этот  раз
мы спасли тебе жизнь.
   Женщина, державшая Туека за руку, потянула его прочь.
   - Ответь на его вопросы, - сказала Одраде. - Но сделай это где-нибудь
еще.
   Каниа сделала шаг по направлению к Одраде.
   - Эта девочка на моем...
   - Удались! - рявкнула Одраде, задействовав все силы Голоса.
   Каниа застыла.
   - Вы чуть не потеряли ее, уступив нелепому  сборищу  заговорщиков!  -
сказала Одраде, сурово глядя на Канию. - Мы  подумаем,  предоставить  ли
вам дальнейшую возможность заниматься с Шиэной.
   Слезы показались в глазах Кании, но  приговор  Одраде  обсуждению  не
подлежал. Повернувшись, Каниа выскочила вслед за остальными.
   Одраде перенесла свой взгляд на глядевшую во все глаза девочку.
   - Мы уже очень давно тебя ждем, - проговорила Одраде. - Мы не предос-
тавим этим дуракам еще одной возможности тебя потерять.


   Закон всегда принимает ту, либо иную сторону на основе принудительной
силы. Мораль и юридические точности мало что значат, когда  вопрос  ста-
вится ребром: у кого рычаги влияния?
   Заседание Совета Бене Джессерит: Архивы ХОХ232

   Сразу после того, как Одраде и сопровождавшие ее покинули Гамму,  Тег
энергично взялся за работу. Необходимо перестроить внутренний режим  Оп-
лота так, чтобы держать Шванги подальше от гхолы - распоряжение Таразы.
   - Она может наблюдать за всем, чем угодно. Ей нельзя дотрагиваться.
   Несмотря на множество  неотложной  работы,  у  Тега  часто  случались
странные моменты, когда он в забытьи глядел в никуда, становясь  жертвой
возникающего из ничего беспокойства. История с вызволением отряда Таразы
с корабля, приписанного к Союзу и странные высказывания Одраде не  укла-
дывались ни в одну из намечаемых им схем.
   "Зависимости... Ключевые бревна..."
   Тег приходил в себя в своем рабочем кабинете; график назначений прое-
цировался перед ним, показывая перестановки, которые он  собирался  сде-
лать, но на какой-то миг он и там выпадал из времени и действительности.
Ему приходилось мгновение подумать, чтобы заново себя сориентировать.
   Позднее утро. Тараза и ее сопровождавшие уехали два дня назад.  Он  в
одиночестве. Да, Патрин взял на себя сегодняшние уроки с Данканом, осво-
бодив Тега для принятия командных решений.
   Тег почувствовал себя чужаком в этой комнате. Да, когда он глядел  на
все по отдельности, то каждая вещь знакома и привычна.  Вот  его  персо-
нальный стационарный дисплей с банком данных. Его форменный китель,  ак-
куратно повешенный на спинку стула рядом с ним. Он попытался войти в мо-
дуль ментата, но обнаружил, что его ум этому сопротивляется. Он не стал-
кивался с таким феноменом со дня своего ученичества.
   Дни ученичества. Таразе и Одраде удалось каким-то  образом  отбросить
его назад, в некую форму ученичества.
   Самообразование.
   Как-то безотчетно память подсунула ему их  давний-давний  разговор  с
Таразой. Как же это знакомо. И вот уже, пойманный сетями  своей  памяти,
он унесся вдаль.
   Они с Таразой тоща очень устали после принятия тяжелых решений и про-
ведения различных мероприятий по предотвращению кровавого столкновения -
инцидента Гарандика. Сейчас все это стало лишь легкой отрыжкой  истории,
но в то время потребовало объединения всех их усилий.
   После подписания соглашения, Тараза пригласила его в небольшую прием-
ную своих личных покоев на не-корабле. Она говорила небрежно, восхищаясь
его мудростью, тем, как он разглядел те слабости, которые смогли привес-
ти к компромиссу.
   Они были на ногах и активны почти тридцать часов, и Тег был рад  воз-
можности посидеть, пока Тараза набирала код на аппарате питания. Из  не-
го, как и требовалось, появились два стакана с  кремово-коричневой  жид-
костью.
   Тег узнал запах, когда она подала ему стакан. Это был быстрый восста-
новитель энергии, взбадриватель, который Бене Джессерит  редко  делил  с
посторонними. Но Тараза больше не считала  его  посторонним.  Запрокинув
голову, Тег сделал долгий глоток этого питья, взгляд  его  устремлен  на
потолок небольшой приемной Таразы. Этот не-корабль  был  старой  модели,
построенный в те времена, когда больше внимания уделялось отделке -  тя-
желые карнизы, барочные фигуры, вырезанные на каждой поверхности.
   Вкус питья откинул его память назад, в детство,  тяжелое  воздействие
меланжа...
   - Моя мать готовила это для меня, когда я был слишком измотан, - ска-
зал он, глядя на стакан в своей руке. Он уже почувствовал, как возвраща-
ющаяся сила растекается по его телу.
   Тараза уселась со своим стаканом в песье кресло напротив него  -  пу-
шистый предмет живой мебели, давно привыкший к ней и сразу же  принявший
ее форму.
   Для Тега она приготовила обычное кресло с зеленой обивкой, но видела,
как его взгляд быстро скользнул по песьему креслу, и улыбнулась Тегу.  -
У всякого свой вкус, Майлз, - она пригубила питье  и  продолжила.  -  О,
Господи, до чего же изматывающая, но славная работа. Были моменты, когда
дело доходило до самой грани очень скверного оборота.
   Тег обнаружил, что его трогает ее расслабленность. Никакой позы,  ни-
какой готовой маски, чтобы разделить их и четко обозначить различие  по-
ложений в иерархии Бене Джессерит. Она была явно дружелюбной, без всяко-
го намека на соблазнительность. Во всяком случае, выглядело  это  так  -
вот и все, что можно сказать при общении с любой Преподобной Матерью.
   С быстрым приливом восторга Тег понял, что он здорово наловчился  чи-
тать Альму Мавис Таразу, даже когда она прикрывалась одной из своих  ма-
сок.
   - Твоя мать научила тебя большему, чем ей было ведено, - сказала  Та-
раза. - Мудрая женщина, но еще одна еретичка.  Хотя,  все  мы,  кажется,
склоняемся к этому в эти дни.
   - Еретичка? - он испытал мгновенное возмущение.
   - Есть в Ордене такая приватная штучка, - сказала Тараза. - Нам пред-
писано следовать приказаниям Верховной Матери с полной преданностью.  Мы
так и делаем, кроме тех случаев, когда не согласны.
   Тег улыбнулся и сделал большой глоток своего питья.
   - Странно, но во время этого небольшого противостояния я  обнаружила,
что реагирую на тебя так, как реагировала бы на одну из наших Сестер,  -
сказала Тараза.
   Тег ощутил, как питье согревает его желудок. От него оставалось пока-
лывание в ноздрях. Он поставил стакан на боковой  столик  и  проговорил,
глядя на него:
   - Моя старшая дочь...
   - То есть Димела, да? Тебе бы следовало позволить  нам  получить  ее,
Майлз.
   - Тут решал не я.
   - Но одно словечко от тебя... - Тараза пожала плечами. -  Ладно,  все
это в прошлом. Так что насчет Димелы?
   - Она думает, что я часто слишком похож на одну из вас.
   - Слишком похож?
   - Она яростно предана мне, Верховная Мать. Она на самом деле не пони-
мает наших отношений...
   - Каковы наши отношения?
   - Ты командуешь, я подчиняюсь.
   Тараза поглядела на него поверх края своего стакана. Поставив стакан,
она произнесла:
   - Да, ты никогда по-настоящему не был еретиком, Майлз. Может  быть...
Однажды...
   Он быстро заговорил, чтобы отвлечь Таразу от таких мыслей.
   - Димела считает, что долгое употребление меланжа делает многих людей
похожими на вас.
   - Вот как? Разве не странно,  Майлз,  что  у  нашего  гериатрического
зелья так много побочных эффектов?
   - Я не нахожу это странным.
   - Нет, разумеется, ты не счел бы это странным, - она допила свой ста-
кан и отставила его в сторону. - Я сейчас говорю о том, что очень  длин-
ная жизнь приводила некоторых людей, тебя особенно, к доскональному зна-
нию человеческой природы.
   - Мы живем дольше и наблюдаем больше, - заметил он.
   - Я не думаю, что это настолько просто. Некоторые люди никогда ничего
не наблюдают. Жизнь для них просто происходит. Они  живут,  цепляясь  за
косность своего существования, отвергая с гневом и возмущением все,  что
может возвысить их над этой ложной безмятежностью.
   - Я никогда не был в состоянии вывести приемлемый баланс всех "за"  и
"против" спайса, - сказал он, имея в виду обычный  для  ментата  процесс
сортировки данных.
   Тараза кивнула. Явно, она сталкивалась с той же трудностью.
   - Мы, Сестры, более склонны двигаться в одной колее, чем  ментаты,  -
сказала она. - У нас есть способы выводить из нее свой ум, но воспитание
очень сказывается.
   - Наши предки долго разбирались с этой проблемой, - сказал он.
   - До спайса это было совсем по-другому, - сказала она.
   - Но жизни были так коротки.
   - Пятьдесят, сто лет - это не кажется нам  слишком  долгим,  но,  все
же...
   - Наверное, они до предела уплотняли отведенное им время?
   - О, по временам они были просто неистовы.
   Он понял, что она делится с ним наблюдениями из своих  Иных  Памятей.
Не впервые он причащался к этой древней науке. Его мать, порой, тоже де-
лилась такими знаниями, но всегда как уроком. Что же делает сейчас Тара-
за? Учит его чему-то?
   - Меланж - это многорукое чудовище, - сказала она.
   - Не желаешь ли ты - порок, чтобы мы никогда его не открывали?
   - Без него не существовал бы Бене Джессерит.
   - И Космический Союз.
   - Но не было бы и Тирана, не было бы Муад Диба. Спайс дает одной  ру-
кой и забирает всеми другими.
   - В какой руке находится то, чего мы жаждем? - спросил он. - Разве не
всегда стоял этот вопрос?
   - Ты чудо, ты знаешь это, Майлз? Ментаты редко погружаются в  филосо-
фию. Я думаю, это одна из твоих сильных сторон. Ты  потрясающе  способен
на сомнение.
   Он пожал плечами. Этот поворот разговора растревожил его.
   - Ты невесел, - сказала она. - Но в любом случае - цепляйся  за  свои
сомнения. Сомнения необходимы для философа.
   - Так заверяют нас дзенсунниты.
   - На этом сходятся все мистики, Майлз. Никогда не  недооценивай  силу
сомнений. Очень убедительно. Стори держит сомнения и уверенность в одной
руке.
   Действительно весьма удивленный, он спросил:
   - Так что. Преподобные Матери практикуют ритуалы дзенсунни?
   Он раньше этого даже и не подозревал.
   - Всего лишь однажды, - ответила она, - мы достигаем экзальтированной
и тотальной формы сгори. Она включает каждую клетку.
   - Спайсовая Агония, - сказал он.
   - Я была уверена, что твоя мать тебе рассказывала. Очевидно, она  ни-
когда не объясняла тебе родства с дзенсунни.
   Тег сглотнул комок в горле. Восхитительно! Она  открывает  ему  новый
взгляд на Бене Джессерит. Это изменит всю его концепцию,  включая  образ
собственной матери. Они отстранены от него на недостижимое  место,  куда
он никогда не сможет последовать. Порой, они могут думать о нем,  как  о
сотоварище, но он никогда не сможет войти в их интимный круг.  Он  может
притворяться, но не более. Он никогда не будет схож с Муад Дибом или Ти-
раном.
   - Предвидение, - сказала Та раза.
   Это слово привлекло его внимание. Она и меняет тему и не меняет ее.
   - Я как раз думал о Муад Дибе, - сказал он.
   - Ты считаешь, что он предсказывал будущее, - сказала она.
   - Таково учение ментата.
   - Я слышу сомнение в твоем голосе, Майлз.  Предсказывал  он  его  или
творил? Предвидение может быть смертоносно. Люди, требующие предсказаний
от оракула, на самом деле хотят знать цену китового  меха  на  следующий
год или нечто, столь же приземленное. Никто из них не хочет,  чтобы  ему
мгновение за мгновением предсказали всю его личную жизнь.
   - Никаких неожиданностей.
   - Именно. Если обладаешь таким знанием заранее, то твоя жизнь  стано-
вится невыразимой скукой.
   - Ты думаешь, жизнь Муад Диба была скукой?
   - И жизнь Тирана тоже. Мы считаем, все их жизни были посвящены  тому,
чтобы вырваться из цепей, которые они сами для себя сотворили.
   - Не они верили...
   - Помни о своих философских сомнениях, Майлз. Остерегайся! Ум  верую-
щего застаивается. Он оказывается неспособным расти вовне,  в  неограни-
ченный и бесконечный космос.
   Тег мгновение сидел неподвижно. Он вдруг  ощутил  усталость,  которая
завладевала им поверх мгновенной встряски от  питья,  ощутил  также  тот
путь, по которому направлены его мысли вторжением этих новых  концепций.
Были вещи, которые, как его учили,  ослабляют  ментата,  и  все-таки  он
чувствовал, как они его усиливают.
   "Она учит меня, - подумал он. - Она дает мне урок".
   Словно спроецированное в его мозг и очерченное там огнем,  увещевание
дзенсуннитов, которое учат начинающие студенты в школе ментатов,  сфоку-
сировало на себе все его внимание: "По твоей вере в объединенные единич-
ности ты отрицаешь все движение - эволюционное  или  обращенное  вспять.
Вера фиксирует гранулированные мироздания и приводит к тому, что это ми-
роздание упорствует. Ничему не позволено переменяться,  потому  что  при
любой перемене исчезнет недвижимое мироздание. Но оно движется  само  по
себе, пока ты не движешься. Оно развивается свыше тебя и становится  для
тебя более недостижимым".
   - Самое странное из всего, - в тон заданному ей самой настроению ска-
зала Та раза, - то, что  ученые  Икса  не  могут  видеть,  насколько  их
собственная вера главенствует в их мироздании.
   Тег внимательно поглядел на нее, молчаливо и восприимчиво.
   - Верования икшианцев полностью подчинены выбору, который они делают,
как именно они будут глядеть на свое мироздание, - сказала Тараза. -  Их
космос не действует сам по себе, но представляется  согласно  тем  видам
опыта, который они выбирают.
   Вздрогнув, Тег пришел в себя от этих воспоминаний, и очнувшись, обна-
ружил, что он в Оплоте Гамму. Он так и сидел в привычном  кресле  своего
кабинета. Окидывая взглядом комнату, он заметил, что ничего не  сдвинуто
с того места, куда он все прежде положил. Прошло  всего  лишь  несколько
минут, но комната и то, что в ней находилось, больше  не  представлялись
чуждыми ему. Он нырнул и вынырнул по модулю ментата.
   ВОССТАНОВЛЕН.
   Вкус и запах того питья, которым так давно угостила  его  Тараза,  до
сих пор пощипывал язык и ноздри. Он понял, что переключась на миг в  мо-
дуль ментата будет способен вызвать в памяти всю сцену еще раз - приглу-
шенный свет затененных глоуглобов, ощущение кресла под собой, звуки  го-
лосов. Все это проиграется снова, замороженное во времени-капсуле изоли-
рованного воспоминания.
   Повторение этого старого воспоминания творило  волшебное  мироздание,
где его способности увеличивались выше самых смелых его ожиданий.  Ника-
ких атомов не существовало в этом его волшебном мироздании, только волны
и мощнейшее движение повсюду вокруг.  Он  вынужден  там  откидывать  все
барьеры, возведенные из веры и понимания. Это мироздание  прозрачно.  Он
видел сквозь него без промежуточных: экранов,  на  которые  проецируется
форма. Волшебное мироздание сводит его "я" до зернышка активного вообра-
жения, где его собственные способности создания образов,  только  экран,
на котором можно ощутить любую проекцию.
   "Вот оно. Я одновременно и исполнитель, и  инструмент  исполнения!  -
Постоянство вокруг". - Тег колебался уходя и возвращаясь  в  чувственную
реальность. Он почувствовал, как его сознание ужимается, и как при  этом
цель заполняет все мироздание. Он распахнут в бесконечности.
   "Тараза сделала это умышленно, - подумал он. - Она увеличила меня".
   Его заполнило граничащее с ужасом Благоговение. Он понял, откуда  его
дочь Одраде взяла такие силы, чтобы создать для Таразы "Манифест Атриде-
сов". Его собственные силы ментата погрузились в эту более  великую  мо-
дель.
   Таразе потребуется от него исполнение, наводящее страх. Такая необхо-
димость манит и ужасает. Это вполне может означать даже конец Ордена.


   Основное правило таково: "Никогда  не  поддерживай  слабость,  всегда
поддерживай силу".
   Кодекс Бене Джессерит

   - Как это тебе можно приказывать всем этим жрецам? - спросила  Шиэна.
- Ведь это их место.
   Одраде ответила, как бы небрежно, но тщательно подбирая слова,  чтобы
они соответствовали уровню знаний и понимании Шиэны.
   - Корни жрецов - в Свободных. У тех  всегда  где-то  поблизости  были
Преподобные Матери. Кроме того, дитя, ты ведь ими тоже повелеваешь.
   - Это совсем другое.
   Одраде подавила улыбку.
   Прошло меньше трех часов с тех пор, как ее  ударные  отряды  отразили
нападение на храмовый комплекс. На это время Одраде устроила свой  центр
в апартаментах Шиэны, руководя оттуда  всем  необходимым  для  оценки  и
предварительного возмездия, при этом постоянно давая объяснения Шиэне  и
наблюдая за ней.
   "Параллельный поток".
   Одраде оглядела помещение, выбранное под командный пункт.  Клочек  от
изодранных одежд Стироса так и остался валяться у  стены.  "Человеческие
потери". У этой комнаты странная форма. Нет двух параллельных стен.  Од-
раде фыркнула - до сих пор остался запах озона от  снуперов,  с  помощью
которых ее люди обеспечили уединенность этих апартаментов.
   С чего бы такая странная форма? Здание древнее, много раз  перестраи-
вавшееся и достраивавшееся, но это не объяснение для такой комнаты. При-
ятная шероховатость кремовой штукатурки на стенах  и  потолке.  Вычурные
занавески из волокон спайса, окаймлявшие две двери. Сейчас ранний вечер,
и солнце, пробивавшееся сквозь решетчатые ставни, испещрило рябью  стену
напротив окон. Серебряно-желтые глоуглобы, витавшие под потолком,  наст-
роены в соответствии с солнечным светом. Приглушенные уличные шумы доно-
сятся через вентиляторы под окнами. Мягкие узоры  оранжевых  ковриков  и
серых плиток пола говорят об удобстве и безопасности, но  чувство  безо-
пасности у Одраде внезапно исчезло.
   - Мать Настоятельница, Союзу, Иксу и Тлейлаксу послания отправлены, -
сказала она.
   - Поняла, - рассеянно отозвалась Одраде.
   Связная вернулась к своим обязанностям.
   - Что ты делаешь? - спросила Шиэна.
   - Кое-что изучаю.
   Одраде в задумчивости поджала  губы.  Их  проводники  через  храмовый
комплекс провели их сквозь лабиринты коридоров и лестниц, сквозь арочные
окошки порой мелькали виды внутренних двориков. Затем - превосходная ик-
шианская система суспензорных шахт, по которой они беззвучно перенеслись
в другой коридор, и опять там были лестницы, извивающиеся проходы... На-
конец, эта комната.
   И опять Одраде окинула взглядом комнату.
   - Ну, почему ты изучаешь эту комнату? - спросила Шиэна.
   - Тс-с, девочка!
   Комната представляла собой неправильный многогранник с меньшей сторо-
ной слева, приблизительно тридцать пять метров в длину, в  ширину  вдвое
меньше. Множество узеньких диванчиков и кресел, различной степени  удоб-
ности. Шиэна сидела по-королевски величественно на ярко-желтом кресле  с
мягкими подлокотниками. Ни единого песьего кресла в  этом  месте.  Много
коричневых, голубых и желтых тканей. Одраде поглядела на  белую  решетку
вентиляции над картиной, изображавшей горы,  на  более  широкой  стороне
комнаты. Холодный ветерок веял из вентилятора под окнами  и  тянулся  по
направлению к вентилятору под картиной.
   - Эта была комната Хедли, - сказала Шиэна.
   - Почему ты его раздражаешь, называя его просто по имени, девочка?
   - Разве это его раздражает?
   - Не играй со мной в словесные игры, девочка! Ты знаешь, что это  его
раздражает, и вот поэтому ты это делаешь.
   - Тогда почему ты спросила?
   Одраде проигнорировала вопрос, продолжая тщательное изучение комнаты.
Стена напротив той, на которой висит картина, под косым углом к  внешней
стене. Теперь она поняла. Умно! Комната была сооружена так, что даже ше-
поток доносился до того, кто дежурил за верхним вентилятором. Нет сомне-
ний, что картина скрывала еще один воздушный  коридор,  чтобы,  доносить
любой звук из этой комнаты. Ни снупер, ни снифер, никакой другой инстру-
мент не засек бы это приспособление. Ничто не "бибикнуло" бы, уловленное
выслеживающим глазком или ухом. Только настороженное чутье хорошо подго-
товленного в обманах могло такое разоблачить.
   Подав рукой сигнал ждущей послушнице, Одраде быстро обратилась к  ней
на языке жестов, пальцы так и мелькали: "Выясните, кто  подслушивает  за
этим вентиляционным отверстием". Она кивнула на вентилятор за  картиной.
- "Позвольте им продолжать. Мы должны знать, кому они докладывают".
   - Откуда вы узнали, что надо прийти и спасти меня? - спросила Шиэна.
   "У девочки прекрасный голос, но он нуждается в тренировке", - подума-
ла Одраде. Была в нем, однако, твердость, из которой можно выковать  мо-
гущественный инструмент.
   - Ответь мне! - приказала Шиэна.
   Властная интонация потрясла Одраде, возбудив в ней быстрый гнев,  ко-
торый она постаралась подавить. Исправления должны быть  внесены  немед-
ленно!
   - Утихомирься, девочка, - сказала Одраде. Она  отдала  ей  команду  в
точно выбранном тоне и увидела, что это произвело эффект.
   Но Шиэна опять ее потрясла:
   - Это еще один вид Голоса, ты стараешься успокоить меня Кипуна  расс-
казала мне о Голосе все.
   Одраде повернулась и посмотрела прямо в лицо Шиэне. Первая печаль Ши-
эны прошла, но до сих пор в ней был гнев, когда она говорила о Кипуне.
   - Я занята тем, что готовлю наш ответ на это нападение, - сказала Од-
раде. - Почему ты меня отвлекаешь? Я думаю, ты хочешь, чтобы их  покара-
ли.
   - Что вы с ними сделаете? Скажи мне, что вы сделаете?
   "На удивление мстительное дитя, - подумала Одраде. - Это следует отш-
лифовать. Ненависть также опасна, как и любовь. Способность  ненавидеть,
означает способность испытывать противоположное чувство".
   Одраде сказала:
   - Я послала Союзу, Иксу, Тлейлаксу послание, которое мы  всегда  отп-
равляем, когда рассержены. Два слова - "Вы заплатите".
   - Как они заплатят?
   - Со стороны Бене Джессерит  сейчас  разрабатывается  соответствующая
кара. Они почувствуют последствия своего поведения.
   - Но что вы сделаете?
   - Может ты и узнаешь со временем. Ты, может,  даже  узнаешь,  как  мы
осуществим наше наказание. А пока что тебе нет необходимости знать.
   На лице Шиэны появилось угрюмое выражение. Она сказала:
   - Вы даже не разгневаны. Рассержены. Ты сама так сказала.
   - Уйми свое нетерпение, девочка! Есть вещи, которых ты не понимаешь.
   Преподобная Мать из комнаты связи вернулась, кинула взгляд на Шиэну и
обратилась к Одраде.
   - Дом Соборов подтверждает получение твоего  послания.  Они  одобряют
твой ответ.
   Когда Преподобная Мать из комнаты связи осталась стоять, Одраде спро-
сила:
   - Что-нибудь еще?
   Быстрый взгляд на Шиэну говорил о том,  что  связная  чувствует  себя
скованной. Одраде подняла правую ладонь - сигнал к безмолвному  разгово-
ру. Преподобная Мать ответила, ее пальцы с неприкрытым возбуждением зап-
лясали, говоря языком жестов: "Послание Таразы: Тлейлакс - это  основной
элемент. Союз должен дорого поплатиться за меланж.  Прекратить  для  них
ракианские поставки. Отбросить и союз с Иксом. Они и так  перенапрягутся
в безнадежном соперничестве с Рассеянием. Пока что, игнорировать  Рыбос-
ловш. Они связаны с Иксом. Господин Господинов ответил нам с  Тлейлакса.
Он движется на Ракис. Поймать его в ловушку".
   Одраде мягко улыбнулась, показывая, что все поняла. Она проследила за
покидающей комнату связной. Дом Соборов согласен с действиями,  предпри-
нятыми на Ракисе, соответствующая кара Бене Джессерит разработана с вос-
хитительной скоростью. Явно, Тараза и ее Советницы предвидели такой  по-
ворот событий.
   Одраде позволила себе испустить вздох облегчения. Послание на Дом Со-
боров было сжатым: доклад в общих чертах о нападении, список потерь  Ор-
дена, результаты опознания  личностей  нападавших  и  сообщение  Таразе,
подтверждающее, что Одраде уже отправила требующиеся предупреждения  ви-
новным: "Вы заплатите".
   Да, эти нападавшие дураки  теперь  узнали,  что  растревожили  гнездо
шершней. Это породит страх - существенную часть наказания.
   Шиэна скорчилась в своем кресле. Ее поза  говорила,  что  сейчас  она
попробует новый подход.
   - Одна из твоих людей сказала, что там были Лицевые  Танцоры?  -  она
подбородком указала в сторону крыши.
   "До чего бездонный колодец невежества эта девочка", - подумала  Одра-
де. Это пустота, которую следует заполнить. ЛИЦЕВЫЕ ТАНЦОРЫ! Одраде  по-
думала об осмотренных ими телах. Тлейлакс, наконец, запустил в  действие
своих новых Лицевых Танцоров. Это было, конечно, испытание Бене  Джессе-
рит. Этих новых крайне трудно распознать. Однако, они все так же  издают
свой очень характерный запах. Одраде включила сообщение об этом  в  свой
доклад на Дом Соборов.
   Проблема теперь была в том, как сохранить в тайне знания Бене Джессе-
рит. Одраде призвала связную. Указывая  на  вентилятор  быстрым  взмахом
глаз, Одраде безмолвно заговорила с ней пальцами:  "Убейте  подслушиваю-
щих!"
   - Ты слишком интересуешься Голосом, девочка, -  обратилась  Одраде  к
сидевшей в кресле Шиэне. - Молчание - это самый  ценный  инструмент  для
обучения.
   - Но не могу ли я научиться Голосу? Я хочу научиться ему.
   - Говорю тебе, будь молчаливой и учись молчанием.
   - Я приказываю тебе научить меня Голосу!
   Одраде припомнила доклады Кипуны: Шиэна утвердила эффективный голосо-
вой контроль над большинством своего окружения. Девочка научилась  этому
самостоятельно. Средний уровень Голоса для ограниченной  аудитории.  Для
нее это было естественным. Туек, Каниа и другие запуганы Шиэной. Религи-
озная фантазия вносила конечно свой вклад страха, но владение Шиэной вы-
сотой и тональностью голоса показывало прекрасную бессознательную  изби-
рательность.
   Одраде видела со всей очевидностью как именно надо вести себя с  Шиэ-
ной - честно, честность не раз срабатывала, как наилучшая приманка.
   - Я здесь, чтобы научить тебя многому, - сказала Одраде, - но не буду
делать этого по твоему распоряжению.
   - Мне все повинуются! - сказала Шиэна.
   "Она едва достигла половой зрелости, и уже на этом уровне аристократ-
ка, - подумала Одраде. - Господи, наш Создатель! Кем она может стать"?
   Шиэна соскользнула с кресла и встала перед Одраде с угрожающим  выра-
жением лица. Глаза девочки были на уровне плеч Одраде. Шиэна будет высо-
кой, от нее будет веять властностью. Если она выживет.
   - Ты отвечаешь на некоторые из моих вопросов, но не отвечаешь на дру-
гие, - сказала Шиэна. - Ты говоришь, что вы давно уже меня ждете, но  не
объясняешь. Почему ты не будешь мне повиноваться?
   - Глупый вопрос, дитя.
   - Почему ты все время называешь меня "дитя"?
   - Разве ты не дитя?
   - У меня уже есть менструации.
   - Но все равно ты еще дитя.
   - Жрецы мне повинуются.
   - Они боятся тебя.
   - А ты не боишься?
   - Я - нет.
   - Отлично! Это так надоедает, когда люди только лишь боятся тебя.
   - Жрецы думают, будто ты пришла от Бога.
   - А ты так не думаешь?
   - С чего бы мне? Мы... - Одраде осеклась, увидев, что входит  послуш-
ница-связная. Пальцы послушницы заплясали, передавая ей безмолвное сооб-
щение: "Подслушивали четверо жрецов, они убиты, все -  подчиненные  Туе-
ка".
   Одраде взмахом руки отослала связную.
   - Она разговаривает пальцами, - сказала Шиэна. - Как это у нее  полу-
чается?
   - Ты задаешь много неправильных вопросов, дитя. И ты еще  не  сказала
мне, почему я должна считать тебя орудием Божим.
   - Шайтан меня щадит. Я хожу по пустыне, и когда приходит Шайтан, я  с
ним разговариваю.
   - Почему ты его называешь Шайтаном, а не Шаи-Хулудом?
   - Всякий задает этот глупый вопрос!
   - Тогда дай мне твой глупый ответ.
   На лице Шиэны опять проступила угрюмость.
   - Это из-за того, что мы встретились.
   - А как вы встретились?
   Шиэна запрокинула голову набок и секунду  глядела  на  Одраде,  затем
сказала:
   - Это - тайна.
   - И ты знаешь, как хранить тайны?
   Шиэна выпрямилась и кивнула, но Одраде  увидела  неуверенность  в  ее
движении. Девочка соображает, когда ее пытаются завести в тупик!
   - Превосходно! - сказала Одраде. - Умение хранить тайну - одно из са-
мых основных в науке Преподобной Матери. Я рада, что с этим нам не  при-
дется долго с тобой возиться.
   - Но я хочу изучить все!
   Такая же непосредственность в ее голосе. Очень  плохой  эмоциональный
контроль.
   - Ты должна научить меня всему! - настаивала Шиэна.
   "Время для хлыста", - подумала  Одраде.  Шиэна  рассказала  и  проде-
монстрировала достаточно, чтобы даже послушница  пятой  ступени  оконча-
тельно и безошибочно раскусила, какие средства  применить,  чтобы  взять
девочку под контроль.
   Используя всю мощь Голоса, Одраде сказала:
   - Не принимай со мной такого тона, дитя! Нет, если ты хочешь чему-ли-
бо научиться!
   Шиэна остолбенела. Она стояла больше минуты, переваривая  то,  что  с
ней произошло. Вскоре она улыбнулась, на лице появилось теплое, открытое
выражение.
   - О, я так рада, что вы пришли! Последнее время здесь было так  скуч-
но.


   Ничто не превосходит по сложности человеческий ум.
   Лито II: из записей в Дар-эс-Балате

   Уже два часа на Гамму стояла ночь, так живо полнящаяся в этих широтах
дурными предчувствиями. Сгущающиеся тучи затмили Оплот. По  распоряжению
Лусиллы Данкан вернулся во  внутренний  двор  для  интересных  самостоя-
тельных упражнений.
   Лусилла смотрела на него с того парапета, с которого некогда  впервые
увидела его.
   Данкан двигался резкими и кручеными рывками восьмикратных боевых дви-
жений Бене Джессерит, перебрасывая тело по траве, перекатываясь  с  бока
на бок, взмывая вверх и вниз.
   "Он великолепно овладел внесистемными увертками", - подумала Лусилла.
Она не могла углядеть никакого предсказуемого образца в его движениях, а
скорость была просто ошеломляющей. Ему уже почти шестнадцать стандартных
лет, и его потенциальная одаренность в прана-бинду уже начинала  раскры-
вать свои основные возможности.
   Тщательно контролируемые движения его тренировочных упражнений откры-
вали так много! Он живо отреагировал, когда она назначила ему эти вечер-
ние занятия. Начальный шаг инструкции Таразы выполнен. Гхола ее любит, в
этом нет никакого сомнения. Он смотрит на нее, как на мать. Это было до-
стигнуто без серьезного его ослабления, хотя и возбудило тревогу Тега.
   "Моя тень лежит на этом гхоле, но он не проситель и не зависимый пос-
ледователь, - успокоила она себя. - Беспокойство Тега за него  не  имеет
причины".
   Как раз сегодня утром она сказала Тегу:
   - Он свободно владеет своим телом, где бы ни потребовалось приложение
сил.
   "Тегу стоило бы сейчас на это поглядеть", - подумала она. Новые  дви-
жения, выполняемые Данканом, были, в основном, его собственным изобрете-
нием.
   Лусилла подавила возглас одобрения при особенно проворном прыжке, ко-
торый перенес Данкана почти к середине внутреннего двора.  Гхола  достиг
нервно-мышечного равновесия и это, дай только время,  может  привести  к
такому психическому равновесию, которое, по меньшей  мере,  будет  равно
равновесию Тега. Культурное воздействие такого  достижения  будет  иметь
феноменальную силу. Стоит только взглянуть на тех, кто инстинктивно  тя-
нется к Тегу, и через Тега - к Ордену.
   "За все это нам следует больше всего благодарить Тирана", -  подумала
она.
   До Лито II никакая система культурных приспособлений не могла  просу-
ществовать достаточно долго, чтобы достигнуть того баланса, который Бене
Джессерит рассматривал как идеал. Подобно тончайшему равновесию -  "про-
теканию по лезвию меча" - что завораживало Лусиллу. Вот почему она безо-
говорочно отдалась проекту, цельный замысел которого она  не  знала,  но
который требовал от нее исполнить то, что было ее отталкивающим  для  ее
инстинктов.
   "Данкан так юн!"
   Последующее требование Ордена было совершенно однозначно изложено Та-
разой: сексуальное кодирование.
   Лишь сегодня Лусилла позировала обнаженной перед  зеркалом,  принимая
позы и совершая движения лица и тела, которые она использует для  выпол-
нения распоряжения Таразы. В искусственной расслабленности Лусилла  уви-
дела свое лицо лицом доисторической богини любви - пышная плоть, предве-
щавшая ласки, одно обещание которых может заставить распаленного мужчину
броситься к ней.
   Во время обучения Лусилла видела статуи Первых Времен - каменные  фи-
гуры женщин с большими бедрами и обвислыми грудями, которые гарантирова-
ли, что там в изобилии молока для сосунков. По своей воле Лусилла  могла
совершать юношескую мимикрию этой древней формы.
   Во внутреннем дворику под Лусиллой Данкан  на  мгновение  задержался,
как будто размышляя над своими следующими движениями. Вдруг он кинул се-
бя, высоко подпрыгнув, и перевернулся в воздухе, приземлившись  на  одну
ногу, наискось ей оттолкнулся и опять пролетел во вращательном движении,
больше сходным с танцем, чем с выпадом.
   Лусилла поджала рот с выражением решимости.
   СЕКСУАЛЬНОЕ КОДИРОВАНИЕ.
   "Секрет секса вовсе не является секретом", - думала  она.  Корни  его
уходят в саму жизнь. Это объясняло,  разумеется,  почему  лицо  первого,
соблазненного ею по распоряжению Ордена мужчины, осталось в  ее  памяти.
Разрешающие Скрещивание говорили ей, что этого следует ожидать и не сто-
ит волноваться. Но Лусилла поняла тогда, что сексуальное кодирование яв-
ляется обоюдоострым мечом. Можно научиться скользить по  острию  лезвия,
но это не исключает возможности об него  обрезаться.  Порой,  когда  это
мужское лицо ее первого соблазнения-приказа неожиданно всплывало в памя-
ти, Лусилла чувствовала себя ошарашенной этим. Видение так часто  прихо-
дило в самый высший момент интимности, что ей приходилось прилагать  ог-
ромные усилия, чтобы это скрыть.
   - Ты усиливаешь себя таким  образом,  -  успокаивали  ее  Разрешающие
Скрещивание.
   Все равно, бывали времена, когда она  чувствовала,  что  низводит  до
обыденного уровня то, чему лучше оставаться тайной.
   Ощущение горечи того, что она должна сделать, прошло по Лусилле.  Эти
вечера, когда она наблюдала за тренировками Данкана были ее любимым вре-
менем. Развитые мускулы парнишки показывали весьма определенный прогресс
- в росте и чувствительности мускулов и нервных  звеньев  -  все  чудеса
прана-бинду, которыми так славится Орден. Оставалось сделать следующий -
последний - шаг, и нельзя больше уходить в сторону от своего поручения.
   Скоро придет Майлз Тег, знала она. Тренировки Данкана возобновятся  в
гимнастическом зале с более смертоносным вооружением.
   Тег.
   И опять Лусилла подумала о Теге. Она не раз чувствовала, как ее прив-
лекает к нему тем особенным образом, который она немедленно  распознава-
ла. Геноносительницы обладали  относительной  свободой  в  выборе  своих
партнеров для скрещивания при условии, что это не войдет в  противоречие
с приказами, и нет более первоочередных задач. Тег стар, но, судя по его
досье, он еще вполне может находиться в стадии половой зрелости. Ребенка
от него ей, конечно, нельзя будет сохранить, но ведь она давно научилась
обходить это.
   "Почему бы и нет?" - спросила она самое себя.
   Ее план был до крайности прост. Завершить кодирование  гхолы,  затем,
согласовав официально свои желания с Таразой, зачать ребенка от доблест-
ного Майлза Тега. Она уже опробовала на практике вводное соблазнение, но
Тег не поддался, с циничностью ментата оставив ее однажды днем в  разде-
валке Зала Вооружений.
   - Дни моего скрещивания миновали, Лусилла. Ордену следует  удовлетво-
риться тем, что я уже ему дал.
   Тег, облаченный только в черное тренировочное трико,  как  раз  вытер
полотенцем пот с лица и швырнул полотенце в корзину для грязного  белья.
Он проговорил, не глядя на нее:
   - Не будешь ли ты теперь добра меня покинуть?
   "Значит он видел мои авансы насквозь!"
   Ей бы следовало это предвидеть, ведь Тег - это  Тег.  Лусилла  знала,
что она все еще может соблазнить его: ни  одна  Преподобная  Мать  с  ее
уровнем подготовки не может потерпеть неудачу, несмотря даже на  очевид-
ные силы ментата Тега.
   Лусилла мгновение стояла в нерешительности, ее ум машинально прикиды-
вал, как обойти этот предварительный отказ. Что-то ее останавливало.  Не
гнев на отказ, не отдаленная возможность,  что  он  действительно  может
оказаться неуязвим для ее чар. Гордость и  возможность  поражения  (ведь
всегда остается такая возможность) мало что имели общего с этим.
   ДОСТОИНСТВО.
   В Теге было тихое достоинство, и она обладала твердым  знанием  того,
что его удаль уже принесла Ордену. Не совсем уверенная в своих  мотивах,
Лусилла отвернулась от него. Может быть, это скрытая благодарность,  ко-
торую Орден чувствует к нему. Соблазнить  Тега  сейчас  было  бы  унизи-
тельно, не только для него, но для нее самой. Она не могла заставить се-
бя это осуществить без прямого приказания.
   Некоторые из этих мыслей затмили ее чувства, пока она стояла на пара-
пете. Потом она заметила движение в тенях прохода из  Оружейного  Крыла.
Оттуда мог появиться Тег. Лусилла крепко взяла себя в руки и  сосредото-
чила взгляд на Данкане. Гхола пока прекратил свои жестко  контролируемые
кувырки по лужайке. Он тихо стоял, глубоко дыша,  его  взгляд  устремлен
вверх, на Лусиллу. Она увидела пот на его лице и темные пятна  на  свет-
ло-голубом стилсьюте.
   Перегнувшись через перила, Лусилла окликнула его:
   - Очень хорошо сегодня, Данкан. Завтра я начну учить тебя новым  ком-
бинациям нога - кулак.
   Эти слова вырвались у нее помимо воли, и она сразу  поняла  почему  -
они предназначались Тегу, стоявшему в затемненном дверном проеме,  а  не
гхоле. Она как бы говорила Тегу: "Вот видишь! Ты  не  единственный,  кто
учит его смертоносному искусству".
   Лусилла затем осознала, что Тег глубже проник в ее  психику,  чем  ей
следовало дозволять. Она метнула мрачный взгляд на высокую фигуру, проя-
вившуюся из теней возле двери. Данкан уже бежал по направлению к башару.
   Лусилла не отрывала от Тега сосредоточенного взгляда - и вдруг в  ней
сработало что-то из самых глубинных и значительных реакций Бене  Джессе-
рит. Последовательность этой реакции определилась позже: "Что-то не так!
Опасность! Тег - это не Тег!" В этом озарении, однако, ни  один  шаг  не
был отдален от другого. Она мгновенно отреагировала и  возвысила  голос,
что было сил:
   - Данкан! Ложись!
   Данкан ничком упал на траву, сосредоточив внимание  на  фигуре  Тега,
появившейся из Оружейного Крыла с полевым лазерным пистолетом в руках.
   "Лицевой Танцор!" - подумала Лусилла. Только сверхчуткость  позволила
ей опознать его. ОДИН ИЗ ЭТИХ НОВЫХ!
   - Лицевой Танцор! - закричала Лусилла. Данкан рывком отлетел в сторо-
ну и подпрыгнул, распластавшись в воздухе, по меньшей мере в  метре  над
землей. Быстрота этой реакции потрясла Лусиллу. Она  и  не  думала,  что
кто-либо способен двигаться так быстро! Первый выстрел лазерного  писто-
лета ударил ниже Данкана, когда он будто парил в воздухе.
   Лусилла бросилась к парапету и соскочила, ухватясь за подоконник ниж-
него этажа. Еще не остановившись, она выбросила руку и  нащупала  выступ
дождевого водостока, который, как она помнила, должен там находиться. Ее
тело изогнулось в сторону, и  она  соскочила  на  подоконник  следующего
уровня. Отчаяние вело ее вперед, хотя она и понимала, что опоздает.
   Что-то треснуло в стене над ней. Она увидела, как огненная линия про-
резала воздух в ее направлении, когда она метнулась влево, переворачива-
ясь и летя на лужайке. Ее взгляд охватил всю сцену вокруг нее, как  еди-
ной вспышкой, когда она приземлилась.
   Данкан надвигался на нападавшего, увиливая и  ныряя  в  этом  ужасном
повторении своей тренировки. Скорость его движения!
   Лусилла заметила нерешительность на лице фальшивого Тега.
   Она метнулась к Лицевому Танцору, ощутив мысли  этого  создания:  "Их
двое на меня одного!"
   Неудача была, однако, неизбежной, и Лусилла знала это, даже пока  бе-
жала. Лицевому Танцору надо только перевести свое оружие на ближний  ра-
диус действия и включить на полную мощность, тогда он  все  вокруг  себя
закроет огненными кружевами. Ничто не преодолеет такую защиту. Она отча-
янно искала в уме какой-нибудь способ сразить нападавшего, когда увидела
красный дымок, появившийся в груди ложного Тега. Красная линия вырвалась
вперед под косым углом через мускулы руки, державшей лазерный  пистолет.
Рука отпала, как кусок, отколотый от статуи. Плечо дернулось вверх,  от-
рываясь от торса, брызнула фонтаном кровь. Фигура заколебалась и,  расч-
леняясь еще больше в красном дыме и брызгах крови, на ходу распалась  на
кусочки. Все - темного желто-коричневого и подкрашенного голубым красно-
го.
   Остановясь, Лусилла ощутила явственный запах Лицевого Танцора. Данкан
подошел и встал рядом с ней. Он глядел мимо мертвого Лицевого Танцора на
движение в коридоре за дверью.
   Еще один Тег появился позади мертвого. На этот раз -  подлинный,  Лу-
силла безошибочно признала: "Да, это сам Тег".
   - Вот, башар, - сказал Данкан. Лусилла испытала небольшой прилив  ра-
дости, что Данкан уже так хорошо усвоил искусство опознавать друзей, да-
же, когда их почти не видно. Она указала на мертвого Лицевого Танцора.
   - Понюхай его.
   Данкан вздохнул.
   - Да, я чувствую запах, но он был не очень хорошей копией, и я раску-
сил его так же быстро, как и ты.
   Тег появился во внутреннем дворике, тяжелый лазерный пистолет  прист-
роен на его левой руке, правой рукой твердо держа приклад  и  курок.  Он
окинул взглядом весь внутренний двор,  потом  внимательно  посмотрел  на
Данкана и Лусиллу.
   - Уведи Данкана внутрь, - сказал Тег.
   Это был приказ боевого командира, полагавшегося только на высшее зна-
ние того, что следует делать в случае  опасности.  Лусилла  повиновалась
без единого вопроса.
   Данкан не заговаривал, когда она уводила его за руку от кровавого ме-
сива, бывшего прежде Лицевым Танцором, в Оружейное Крыло.  Лишь  оказав-
шись внутри, он оглянулся на залитую кровью кучку и спросил:
   - Кто его впустил?
   "Не спрашивает, как он проник внутрь", - отметила она. Данкан уже ви-
дел те неувязки, которые лежали в самом сердце этой проблемы.
   Тег широкими шагами шел впереди них к своим апартаментам. Он  остано-
вился у двери, заглянул и поманил к себе Лусиллу и Данкана.
   В спальне Тега стоял густой запах сожженной плоти, струйки  дыма  над
угольями мясного жаркого, и Лусилла сразу опознала этот  запах:  горелое
человеческое мясо! Фигура в одном из мундиров Тега валялась на полу, где
она свалилась с его кровати.
   Тег перевернул фигуру носком сапога, обнажив лицо:  застывшие  глаза,
как бы ухмылявшийся рот. Лусилла узнала одного из охранников стен, одно-
го из тех, кто согласно досье Оплота прибыл сюда вместе со Шванги.
   - Их наводчик, - сказал Тег. - Патрин позаботился о нем, и мы  недели
на него один из моих мундиров. Этого оказалось достаточно, чтобы  одура-
чить Лицевых Танцоров, потому что мы не дали им разглядеть лица до того,
как на них напали. У них не было времени, чтобы снять с  него  отпечаток
памяти.
   - Ты знал об этом? - Лусилла была потрясена.
   - Беллонда предоставила мне всю информацию!
   Лусилла мгновенно поняла все остальное, вытекавшее из этих слов Тега.
Она подавила быструю вспышку гнева.
   - Как же это ты позволил одному из них проникнуть во внутренний двор?
   Спокойным голосом Тег ответил:
   - Здесь шли довольно неотложные действия. Я должен был сделать выбор,
в итоге оказавшийся правильным.
   Она не старалась скрыть свой гнев.
   - Предоставить Данкану самому позаботиться о себе,  вот  твой  выбор,
да?
   - Выбор был либо положиться на тебя, либо дать возможность нападавшим
закрепиться внутри Оплота. У Патрина и меня было дурное время при очист-
ке этого крыла. У нас забот был полон рот, - Тег взглянул на Данкана.  -
Он справился с этим очень хорошо, спасибо нашей подготовке.
   - Это... Эта штуковина чуть в него не попала!
   - Лусилла! - Тег покачал головой. - Все время у меня было точно расс-
читано. Вы двое могли продержаться по меньшей мере минуту. Я  знал,  что
если надо, ты бросишься наперерез этой штуковина  и  пожертвуешь  собой,
чтобы спасти Данкана. Еще двадцать секунд.
   При этих словах Тега, Данкан горящими глазами взглянул на Лусиллу.
   - Ты бы действительно это сделала?
   Когда Лусилла не ответила, Тег сказал:
   - Она бы это сделала.
   Лусилла этого не отрицала. Однако же, теперь она припомнила невероят-
ную скорость, с которой двигался Данкан, ошеломляющие повороты  при  его
нападении.
   - Решение, принимаемое в бою, - сказал Тег, поглядев на Лусиллу.
   Она это приняла. Как обычно Тег сделал правильный выбор.  Она  знала,
однако, что ей надо спешно связаться с Таразой. Развитие  прана-бинду  в
этом гхоле было свыше всего, что она ожидала. Она  обмерла,  когда  Тег,
напрягшись, насторожился, следя за дверью позади него.  Лусилла  оберну-
лась всем телом.
   Там стояла Шванги. Позади нее Патрин, в руке у него еще один лазерный
пистолет. Его сопло, отметила Лусилла, направлено на Шванги.
   - Она настаивала, - сказал Патрин. Гнев застыл на лице старого помощ-
ника Тега. Глубокие морщины по краям его рта стали еще заметнее.
   - Цепочка тел тянется до восточного дзота, - сказала Шванги,  -  ваши
люди не позволяют мне пройти туда для проверки. Я приказываю тебе -  не-
медленно отмени эти приказы.
   - Не до тех пор, пока не закончат мои очистные команды, - сказал Тег.
   - Они до сих пор убивают там людей! Я это слышу! - дикая злоба проре-
залась в голосе Шванги. Она грозно взглянула на Лусиллу.
   - Мы еще и допрашиваем там людей, - продолжил Тег.
   Шванги обдала Тега полыхающим взором.
   - Если здесь слишком опасно, тогда  мы  переведем...  ребенка  в  мои
апартаменты. Сейчас же!
   - Мы этого не сделаем, - возразил Тег. Голос его был тих, но  непрек-
лонен.
   Недовольная Шванги застыла,  костяшки  пальцев  Патрина  побелели  на
прикладе его лазерного пистолета. Шванги метнула взгляд на  пистолет,  а
затем на одобряющий взгляд Лусиллы. Две женщины поглядели прямо в  глаза
друг другу.
   Тег позволил секунду сохраниться напряженности, потом сказал:
   - Лусилла, отведи Данкана в мою гостиную, - он кивнул на дверь позади
себя.
   Лусилла повиновалась, все это время подчеркнуто держа свое тело между
Шванги и Данканом.
   Едва оказавшись за закрытой дверью, Даекан сказал:
   - Она чуть не назвала меня гхолой. Она действительно расстроена.
   - Шванги позволила, чтобы кое-что ускользнуло от ее внимания, -  ска-
зала Лусилла. Она оглядела гостиную Тега, впервые видя эту часть ее оби-
талища: внутреннее святилище башара. Это напоминало ее собственные апар-
таменты - такая же смесь упорядоченности и небрежного беспорядка. Катуш-
ки для чтения - грудой на небольшом столике, рядом со старомодным  крес-
лом, обитым мягкой черной материей. Проектор для этих катушек отброшен в
сторону, словно его хозяин просто отошел на секунду,  намереваясь  скоро
вернуться. Черный китель мундира башара брошен через ближайший стул,  на
нем стоит открытая коробочка с шитьем. На манжете кителя видна аккуратно
поставленная заплатка.
   "Он сам занимается всеми такими делами".
   Это была такая сторона знаменитого Майлза Тега, которой она не ожида-
ла. Если бы она задумалась об этом, то наверняка решила бы, что подобны-
ми делами ведает Патрин.
   - Шванги впустила нападавших внутрь, верно? - спросил Данкан.
   - Ее люди впустили, - Лусилла и не старалась скрыть свой гнев.
   - Она зашла слишком далеко. Сговор с Тлейлаксанцами!
   - Патрин ее убьет?
   - Не знаю, - мне на это наплевать!
   За дверью Шванги говорила гневным голосом, громким и отчетливо  слыш-
ным:
   - Мы что, собираемся просто ждать здесь, башар?
   - Ты можешь уйти, когда захочешь, - голос Тега.
   - Но мне не дают войти в южный тоннель!
   Голос Шванги звучал обидчиво: Лусилла уже знала из своего опыта,  что
к такому голосу старуха прибегала умышленно. Что же она  замышляет?  Тег
сейчас должен быть очень осторожен, он был очень  умен,  открыв  Лусилле
прорехи в контроле Шванги, но они еще не полностью перекрыли все ее воз-
можности. Лусилла задумалась, не следует ли ей оставить Данкана здесь  и
вернуться на подмогу Тегу.
   - Ты можешь идти сейчас, но я советую тебе не возвращаться в твои по-
мещения, - сказал Тег.
   - А почему бы и нет, - голос Шванги был действительно  удивленным,  и
удивление не слишком хорошо скрывалось.
   - Одну секунду, - сказал Тег.
   Лусилла услышала выстрел на расстоянии, тяжело  бухнул  взрыв  где-то
совсем поблизости, а затем другой, отдаленный. Пыль взметнулась на  кар-
низе над дверью гостиной Тега.
   - Что это было? - опять Шванги, ее голос перекрыл грохот.
   Лусилла подошла и встала между Данканом  и  стеной  коридора.  Данкан
глядел на дверь. Тело - в боевой позе.
   - Первый взрыв - это то, чего я от них ожидал, - опять голос Тега.  -
Второй, боюсь, - то, чего они не ожидали.
   Рядом прозвучал свисток, достаточно громкий,  чтобы  заглушить  ответ
Шванги.
   - Все как есть, башар! - это голос Патрина.
   - Что происходит? - вопросила Шванги.
   - Первым взрывом, дражайшая Преподобная Мать, нападавшие на нас  пол-
ностью уничтожили твои апартаменты. Второй взрыв произведен нами,  и  он
уничтожил нападавших.
   - Я только что получил сигнал, башар! - это опять голос Патрина. - Мы
захватили их всех. Они приземлились на флаттере с не-корабля, в  точнос-
ти, как ты и предполагал.
   - Не-корабль? - голос Тега был полон суровой требовательности.
   - Уничтожен в туже секунду, когда вышел из подпространства. Никто  не
выжил.
   - Вы, дурачье! - завопила Шванги. - Вы хоть понимаете, что вы  натво-
рили?
   - Я выполнил отданный мне приказ защищать мальчика от любого  нападе-
ния, - сказал Тег. - Кстати, разве  не  предполагалось,  что  ты  сейчас
должна находиться в своих апартаментах?
   - Что?
   - Они охотились за тобой, когда взорвали твои помещения. Тлейлаксанцы
очень опасны. Преподобная Мать.
   - Я тебе не верю!
   - Я тебе предлагаю пойти и поглядеть. Патрин, пропусти ее.
   Слушавшая Лусилла понимала все, что  стояло  за  произносимым  вслух.
Ментату-башару доверяли здесь больше, чем любой  Преподобной  Матери,  и
Шванги это знала. Она была в отчаянии. Она верила и не верила, что  охо-
тились за ней, разрушая ее апартаменты. Больше всего в мозгу Шванги сей-
час понимания того, что Лусилла и Тег раскусили ее причастность к  напа-
дению. Нельзя сказать, кто еще об этом догадывается, но Патрин,  разуме-
ется, понимает.
   Данкан поглядел на закрытую дверь, чуть наклонив  голову  вправо.  На
его лице было выражение, словно он видел  сквозь  дверь  и  наблюдал  за
людьми, находящимися за ней.
   Шванги заговорила, тщательно контролируя свой голос:
   - Я не верю, что мои апартаменты разрушены, - она знала, что  Лусилла
слушает.
   - Есть единственный способ убедиться, - сказал Тег.
   "Умно!" - подумала Лусилла. Шванги не может принять  решения  до  тех
пор,  пока  не  убедится,  что  тлейлаксанцы  действительно  действовали
по-предательски.
   - Тогда ждите меня здесь! Это приказ!
   Лусилла услышала резкий шелест одеяний Шванги, когда Преподобная мать
удалялась.
   "Очень плохой эмоциональный контроль", -  подумала  Лусилла.  Так  же
тревожило и открывшееся в Теге: "Он сделал это  ради  меня!"  Тег  вывел
Преподобную Мать из равновесия.
   Дверь перед Данканом распахнулась. Там стоял Тег, одну руку держа  на
задвижке двери.
   - Быстро! - сказал Тег. - Мы должны убраться из Оплота до  того,  как
она вернется.
   - Из Оплота? - Лусилла не скрывала своего удивления.
   - Быстро, я говорю! Патрин приготовил путь для нас.
   - Но я должна...
   - Ничего ты не должна! Ступай так, как есть. Следуй за мной,  или  мы
заставим тебя идти вместе с нами.
   - Ты действительно считаешь, что мы  сможем...  -  Лусилла  осеклась.
Сейчас перед ней стоял новый Тег, и она знала, что он не станет угрожать
просто так, если только он не действительно готов на руках  выволочь  ее
отсюда.
   - Очень хорошо, - сказала она, взяла Данкана за руку и последовала за
Тегом из его апартаментов.
   Патрин стоял в коридоре, глядя вправо.
   - Она ушла, - доложил старик. Он поглядел на Тега. - Ты  знаешь,  что
делать башар?
   - Пат!
   Лусилла никогда прежде не слышала, чтобы Тег называл  своего  денщика
уменьшительным именем.
   Патрин ухмыльнулся, улыбка во весь рот.
   - Извини, башар. Возбуждение, знаешь ли. Тогда все  это  оставляю  на
тебя. У меня есть своя роль, чтобы ее сыграть.
   Тег махнул Лусилле и Данкану следовать за ним  по  коридору  направо.
Она повиновалась и услышала, что Тег идет прямо по пятам  за  ней.  Рука
Данкана в ее руке стала потной. Он вырвался и зашагал рядом  с  ней,  не
оглядываясь.
   Суспензорный спуск в конце коридора охраняли двое личных людей  Тега.
Он им кивнул.
   - Больше никого не пропускать.
   - Есть, башар, - ответили они хором.
   Входя в спуск вместе с Данканом и Тегом, Лусилла  осознала,  что  она
выбрала сторону в этом споре, подоплеку которого до сих пор так и не по-
няла. Она воспринимала движение политики Ордена, как поток воды,  затоп-
ляющий все вокруг нее. Обычно движение оставалось мягкой волной, омываю-
щей берег, но теперь она ощущала огромный разрушительный поток, готовив-
шийся обрушить на нее свои валы.
   Данкан заговорил, когда они спускались в сортировочную камеру  южного
дзота.
   - Нам следует вооружиться, - сказал он.
   - Мы вооружимся очень скоро, - сказал Тег. - И,  надеюсь,  ты  будешь
готов убить любого, кто попытается нас остановить.


   Вот что знаменательно: ни одну женщину Бене Тлейлакса никогда не  ви-
дели вне убежища их родных планет. (Лицевые Танцоры, способные  преобра-
жаться в женщин, в этом анализе не рассматриваются: от них  ведь  нельзя
получить потомство). Тлейлаксанцы держат своих женщин  в  изоляции,  по-
дальше от нас. Таково наше  первое  умозаключение.  Наверняка  при  этом
тлейлаксанцы делают это для того, чтобы сохранить  в  тайне  свои  самые
сокровенные секреты.
   Анализы Бене Джессерит, код архива ХОХТМ99...041

   - Итак, мы, наконец, встретились, - сказала Тараза.
   Она окинула взглядом два метра пустого пространства между ее  креслом
и креслом Тилвита Ваффа. Личные аналитики заверили ее, что этот  человек
- действительно тлейлаксанский Господин Господинов. До чего же  эльфопо-
добная фигурка, чтобы обладать  такой  огромной  властью.  Предубеждения
насчет внешности должны быть здесь отброшены, напомнила она самой себе.
   - Некоторые не поверили бы, что такое возможно, - сказал Вафф.
   У него попискивающий голосок, отметила Тараза, и это тоже надо мерить
совсем другими мерками.
   Они сидели на нейтральной территории не-корабля  Космического  Союза,
мониторы Бене Джессерит и Тлейлакса облепили корпус космического корабля
как хищные птицы - труп крупного животного. Союз был  отчаянно  озабочен
тем, чтобы умилостивить Бене Джессерит. "Вы заплатите". Союз понял.  Они
уже и раньше платили сполна. Небольшая овальная  каюта,  в  которой  они
встретились, была обита медными панелями и "непроницаема для  шпионажа".
Тараза ни на секунду в это не верила. Она предполагала  также,  что  узы
между Союзом и Тлейлаксом, выкованные меланжем, до сих пор не существуют
в полном объеме.
   Вафф и не пытался заблуждаться насчет  Таразы.  Это  женщина  намного
опасней любой Преподобной Черницы. Если он убьет Таразу, она  немедленно
будет заменена кем-нибудь столь же опасным,  кем-то,  кто  до  последней
капли будет владеть всей существенной информацией, которой  владеет  ны-
нешняя Верховная Мать.
   - Мы находим ваших новых Лицевых Танцоров очень интересными, - сказа-
ла Тараза.
   Вафф непроизвольно улыбнулся. Да, намного, намного опасней  Преподоб-
ных Черниц, которые до сих пор даже не обвинили тлейлаксанцев  в  потере
целого не-корабля.
   Тараза поглядела на небольшие  двухсторонние  цифровые  часы  на  ни-
зеньком боковом столике справа от нее, стоявшие так, что циферблаты были
легко видны каждому из них. На стороне, повернутой  к  Ваффу,  шло  его,
тлейлаксанское планетное время. Она отметила, что оба счетчика  внутрен-
него времени находятся в пределах десяти секунд синхронизации от  услов-
ного полдня. Это была одна из учтивостей этой встречи, где даже располо-
жение и расстояние между креслами специально оговаривались заранее.
   Они были в одиночестве в овальной каюте, приблизительно шести  метров
в наибольшую длину и наполовину меньше в ширину. Они занимали одинаковые
подвесные кресла из дерева, собранного на колышках, без кусочка  металла
или других чужеродных материалов, обтянутых оранжевой тканью. Кроме кре-
сел, в каюте был лишь боковой столик с часами.  У  столика  была  тонкая
черная крышка, сделанная из плаза, и  три  тоненьких  деревянных  ножки.
Каждого из участников этой встречи с тщательностью досмотрели снуперами.
У каждого было по три личных охранника за единственным входным  люком  в
каюту. Тараза не думала, что тлейлаксанцы рискнут  на  подмену  Лицевыми
Танцорами, но при нынешних обстоятельствах!
   "ВЫ ЗАПЛАТИТЕ".
   Тлейлаксанцы тоже отдавали себе полный отчет в своей уязвимости, осо-
бенно теперь, когда они знали, что Преподобные Матери могут спокойно вы-
являть их новых Лицевых Танцоров.
   Вафф откашлялся.
   - Я не ожидаю, что мы достигнем соглашения, - сказал он.
   - Тогда зачем же ты прибыл?
   - Я хочу получить объяснение посланию, отправленному вами  из  вашего
Оплота на Ракисе. За что, по-вашему, мы должны заплатить?
   - Очень прошу тебя, сер Вафф, брось в этой комнате все свое  дурацкое
притворство. Есть факты, известные нам обоим, и от  них  никуда  не  де-
нешься.
   - Например?
   - Ни одна женщина Бене Тлейлакса не представлялась нам для  скрещива-
ния, - она подумала: "Пусть он попотеет  из-за  этого!"  Было  чертовски
обидно не иметь тлейлаксанских Иных Памятей для исследований Бене  Джес-
серит. Вафф это, конечно, понимает.
   Вафф насупился.
   - Наверняка, ты ведь не считаешь, что я поведу торг жизнями...  -  он
осекся и покачал головой. - Я не могу поверить, что это та плата,  кото-
рую вы затребуете.
   Когда Тараза не ответила, Вафф сказал:
   - Это идиотское нападение на ракианский храм было предпринято незави-
симыми людьми, находившимися на месте. Они уже наказаны.
   "Ожидавшийся гамбит номер три", - подумала Тараза. Такой вариант пре-
дусматривался в многочисленных анализах и составленных досье  (если  так
их можно назвать) перед этой встречей.
   Проанализировано было, казалось бы, все. Слишком мало  было  известно
об этом тлейлаксанском Господине, этом Тилвите Ваффе.  Некоторые  крайне
важные положения для выбора поведения были только умозаключениями  (если
их правдивость подтвердится). Самым бедственным было то, что самые инте-
ресные данные исходили из ненадежных источников. Однако, один факт  сом-
нению не подлежал: эльфоподобная фигурка, сидевшая напротив ее, действи-
тельно была смертельна опасна.
   "Гамбит номер три" Ваффа занял все ее внимание. Настало время для от-
вета. Тараза изобразила знающую улыбку.
   - Это именно тот вид лжи, который мы от вас ожидали, - сказала она.
   - Начинаем с оскорблений? - проговорил он без всякого выражения.
   - Тон задал ты. Позволь мне предостеречь тебя, что с нами не  удастся
обойтись так, как вы разобрались с этими шлюхами из Рассеяния.
   Застывший взгляд Ваффа убедил Таразу продолжить рискованный ход. Умо-
заключения Ордена, основанные частично на исчезновении  икшианского  ко-
рабля для переговоров, были точными! Сохраняя всю ту же улыбку, она пос-
ледовала по этой линии выбранных догадок. Так, словно это было точно из-
вестным фактом.
   - По-моему, шлюхам будет приятно узнать, что среди них  есть  Лицевые
Танцоры, - сказала она.
   Вафф подавил свой гнев: "Эти проклятые ведьмы! Они  узнали!  Каким-то
образом, но узнали!" Его советники  проявляли  крайние  сомнения  насчет
этой встречи, кое-кто выступал против нее. Эти ведьмы были так... просто
дьяволицами. А их возмездие!
   "Время переключить его внимание на Гамму, - подумала  Тараза.  -  Все
время надо держать его в напряжении".
   Она сказала:
   - Если вы даже собьете с пути еще одну из  нас,  как  вы  сделали  со
Шванги на Гамму, то все равно не узнаете ничего ценного!
   - Она думала... Думала нанять нас  словно  банду  наемных  убийц!  Мы
только преподали ей урок!
   "Ага, здесь выскочила его гордость, - подумала Тараза.
   - Интересно. Такая гордость подразумевает, что за ней должна  сущест-
вовать некая структура морали, это нуждается в расследовании".
   - Вы никогда по настоящему не проникали в наши ряды, - сказала  Тара-
за.
   - А вы никогда не проникали в среду тлейлаксанцев! -  Вафф  умудрился
произнести эту похвальбу с относительным спокойствием: "Ему нужно  время
подумать, составить план!"
   - Может быть, тебе захочется узнать цену нашего молчания,  -  сказала
Тараза. Окаменелый взгляд Ваффа она посчитала за знак согласия и добави-
ла. - Во-первых, вы поделитесь с нами тем, что вам известно о  тех  шлю-
хах, отродье Рассеяния, называющих себя Преподобными Черницами.
   Вафф содрогнулся. Многие  предположения  подтвердились  при  убийстве
Преподобных Черниц. Сексуальные осложнения! Только самая сильная психика
была способна сопротивляться паутине вызываемого ими экстаза.  Потенциал
такого оружия огромен! Должен ли он поделиться этим с ведьмами?
   - Всем, что вы узнали о них, - настаивала Тараза.
   - Почему вы называете их шлюхами?
   - Они стараются подражать нам, но при этом они продаются ради силы  и
превращают в насмешку все, что мы представляем. Преподобные Черницы!
   - Они превосходят вас по численности - по крайней мере десять тысяч к
одной! Мы видели тому свидетельства.
   - Всего лишь одна из нас может нанести поражение им всем, - высказала
Тараза.
   Вафф затих в молчании, изучая ее. Что это, просто бахвальство? Никог-
да нельзя быть уверенным, когда дело доходит до  ведьм  Бене  Джессерит.
Они действительно делают то, что делают. Темная сторона  волшебного  ми-
роздания принадлежит им. Не единожды ведьмы ставили подножку Шариату. Не
Божья ли это воля, чтобы правоверные прошли еще через одно испытание?
   Тараза позволила молчанию длиться, чтобы в нем само по себе  накапли-
валось напряжение. Она ощущала смятение Ваффа. Это напомнило ей о  пред-
варительном совещании в Ордене при подготовке нынешней  встречи  с  ним.
Беллонда задала вопрос обманчивой простоты:
   - Что мы на самом деле знаем о тлейлаксанцах?
   Тараза почувствовала, как этот вопрос проникает в  мысли  каждого  из
собравшихся за столом конференции Дома Соборов. "Мы можем знать наверня-
ка только то, что они сами хотят, чтобы мы знали".
   Никто из ее аналитиков не мог избежать подозрения,  что  тлейлаксанцы
намеренно создают ложный образ самих себя. Ум тлейлаксанца надо измерять
тем, что они единственные владеют секретом акслольтных чанов. Был ли это
счастливый случай, как это предполагают  некоторые?  Тогда,  почему  все
другие неспособны повторить это достижение за все прошедшие тысячелетия?
   ГХОЛЫ.
   Не используют ли тлейлаксанцы процесс выведения гхол для своего бесс-
мертия? Она могла заметить весьма явные намеки в действиях Ваффа. Ничего
определенного, но все весьма подозрительно.
   На конференции на Доме Соборов Беллонда неоднократно  возвращалась  к
этому подозрению, вдалбливая в них:
   - Все это... Все это, я вам говорю! Все в наших  архивах  может  быть
мусором, годным лишь на корм слигам.
   Это напоминание заставило передернуться некоторых расслабившихся было
Преподобных Матерей вокруг стола.
   Слиги! Эти медленно ползающие гибриды гигантских слизняков  и  свиней
могли поставлять мясо для самых изощренных трапез в мироздании, но  сами
по себе эти создания воплощали все, что было отталкивающим для Ордена  в
тлейлаксанцах. Слиги были одним из самых ранних предметов торговли  Бене
Тлейлакса - продукт, выведенный в чанах и сформированный по той  главной
спиральной модели, по которой вся жизнь принимает свои  формы.  То,  что
произведены они были Тлейлаксом еще добавляло ощущения  непотребства  от
этого творения, многочисленные рты которого могли непрестанно  перемалы-
вать почти любой мусор, быстро превращая в экскременты, не только воняю-
щие свинарником, но и склизкие.
   - Самое чудесное мясо по эту сторону рая, - процитировала Беллонда.
   - И происходит оно из непотребства, - добавила Тараза.
   НЕПОТРЕБСТВО.
   Глядя на Ваффа, Тараза подумала об этом. Ради каких только причин це-
лый народ мог накинуть на себя маску непотребства? Вспышка Ваффа  как-то
не очень вписывалась в этот образ.
   Вафф слегка кашлянул в ладонь. Он чувствовал, как швы трут в тех мес-
тах, где были скрыты два его мощных дротикомета. Меньшинство  среди  его
советников настаивало: "Как и с Преподобными  Черницами,  победителем  в
этой встрече с Бене Джессерит будет тот, кто вернется домой с наисекрет-
нейшей информацией. Смерть противника гарантирует успех".
   "Я мог бы убить ее, но что потом?" Еще три полных Преподобных  Матери
ждут за люком. Несомненно, у Таразы есть сигнал, который она должна  по-
дать в ту секунду, когда откроется люк. Без  этого  сигнала,  наверняка,
последуют побоище и катастрофа. Он ни на секунду не верил, что его новые
Лицевые Танцоры смогут  одолеть  находящихся  там  Преподобных  Матерей.
Ведьмы будут начеку. Они распознают природу охранников Ваффа.
   - Мы присоединимся, - сказал Вафф. Признание, подразумеваемое в  этой
фразе, ранило его, но он знал, что у него нет выбора.  Похвальба  Таразы
относительно их превосходства казалась чрезмерной, именно из-за крайнос-
ти ее заявления, но за этим ощущалась правда. У него,  однако,  не  было
иллюзий, что может последовать, если Преподобные Черницы узнают  о  том,
что на самом деле произошло с их посланницами. Мало ли с чего мог исчез-
нуть корабль, тлейлаксанцев тут не обвинишь. Корабли исчезают. Преднаме-
ренное истребление - совсем другое дело. Преподобные  Черницы  наверняка
постараются стереть с лица земли такого недруга.  Хотя  бы  как  пример.
Тлейлаксанцы, вернувшиеся из Рассеяния, рассказывали о них немало. Пови-
дав Преподобных Черниц, Вафф поверил теперь их словам.
   Тереза сказала:
   - Второе, что интересует меня в нашей встрече - это наш гхола.
   Вафф скорчился в подвесном кресле.
   У Таразы вызывали гадливое чувство крохотные глазки Ваффа, его  круг-
лое личико со вздернутым носиком и слишком острыми зубками.
   - Вы убивали наших гхол, чтобы контролировать ход проектов, в которых
вы выступали в роли только поставщиков одной-единственной детали, -  об-
винила Тараза.
   Вафф еще раз подумал, не пора ли  убить  ее.  Неужели  ничего  нельзя
спрятать от этих проклятых ведьм? Вероятность, что у Бене Джессерит есть
осведомитель в самой сердцевине Тлейлакса тоже нельзя исключать.  Откуда
бы еще им знать?
   - Заверяю тебя, Верховная Преподобная Мать, что гхола... - начал он.
   - Ни в чем меня не заверяй! Мы во всем  удостоверяемся  сами,  -  пе-
чально глядя, Тараза медленно покачала головой.
   - И, по-вашему, мы не ведаем, что вы продали нам испорченную вещь.
   Вафф быстро проговорил:
   - Он отвечает каждому требованию, включенному в наш контракт!
   Опять Тараза покачала головой. Этот крохотный тлейлаксанский Господин
понятия не имел, сколько всего он ей сейчас выдал.
   - Вы заложили свою собственную схему в его психику, - сказала Тараза,
- предостерегаю тебя, что если изменение будет мешать нашему проекту, то
мы повредим вам больше, чем вы полагаете возможным.
   Вафф поднес руку к лицу, почувствовав, как на лбу  у  него  выступает
пот. Проклятые ведьмы! Но она не знала всего - тлейлаксанцы, вернувшиеся
из Рассеяния, и Преподобные Черницы, которых она так зло обзывает, снаб-
дили Тлейлакс оружием сексуального заряда, которым он не  поделится,  не
важно, что ему сейчас будут обещать!
   Тараза безмолвно обдумала реакцию Ваффа и решилась на дерзкую ложь:
   - Когда мы захватили икшианский корабль, который  вы  хотели  уничто-
жить, то ваши Лицевые Танцоры, не слишком быстро умерли.  Мы  узнали  от
них немало интересного.
   Вафф застыл на самой грани боевой позы.
   "В яблочко!", - подумала Тараза. Дерзко солгав, она узнала  потрясаю-
щую истину, и одно из самых невероятных предположений ее  Советницы  уже
можно было считать подтвержденным. "Намерения  Тлейлакса  в  том,  чтобы
полностью воспроизвести мимику прана-бинду", - предположила Советница.
   - Полностью?
   Все Сестры на собрании были изумлены этим  предположением,  ведь  оно
подразумевало существование техники копирования личности, заходящей нам-
ного глубже техники снятия отпечатков памяти, о которой им уже было  из-
вестно.
   Советница, Сестра Гестерион из Архивов, была во  всеоружии,  опираясь
на тщательно подобранный ряд доказательств:
   "Мы уже знаем: Икшианская Проба делается механистически, тлейлаксанцы
делают это нервами и плотью. Следующий шаг очевиден".
   Видя реакцию Ваффа на ее дерзкую ложь, Тараза  продолжила  тщательное
наблюдение за ним - сейчас он наиболее опасен.
   На лице Ваффа проступило выражение ярости. То, что известно  ведьмам,
слишком опасно! Он нисколько не сомневался в заявлении Таразы. "Я должен
убить ее, чем бы это ни кончилось для меня лично!  Мы  должны  убить  их
всех. Богомерзость! Вот их собственное слово и оно идеально их  описыва-
ет".
   Тараза правильно истолковала выражение его лица. Она быстро  прогово-
рила:
   - Вам не грозит от нас ничего дурного, если только вы не станете вре-
дить нашим планам. Ваша религия, ваш  образ  жизни  -  все  это  -  ваше
собственное дело.
   Вафф заколебался - не столько из-за сказанного Таразой, сколько из-за
напоминания о ее силах. Что им еще известно? Однако  опять  вернуться  к
пресмыкательству, отвергнув подобный союз с Преподобными Черницами!  Ус-
тупить владычество, столь близкое после всех этих тысячелетий... Его на-
полнило глубокое уныние. Меньшинство среди его советников, в конце  кон-
цов, оказывалось правым.
   "Не может быть никаких уз между нашими народами. Любое согласие с си-
лами повинды - союз, основанный на зле".
   Тараза все еще ощущала в нем потенциальную  готовность  к  применению
силы. Не слишком ли она пережала? Она сидела в позе, которая в мгновение
ока могла стать боевой. Непроизвольное подергивание рук Ваффа ее  насто-
рожило.
   "Оружие в его рукавах!" Изобретательность тлейлаксанцев не стоит  не-
дооценивать. Ее снуперы ничего не засекли.
   - Мы знаем о том оружии, которое при тебе, - сказала  она.  Еще  одна
дерзкая ложь. - Если ты сейчас допустишь ошибку, то шлюхи  тоже  узнают,
как вы пользуетесь подобным оружием.
   Вафф три раза неглубоко вздохнул. Заговорил он уже строго себя  конт-
ролируя:
   - Мы не станем вассалами Бене Джессерит!
   Тараза ответила ровным успокаивающим голосом:
   - Я ни словом, ни жестом не предложила вам подобную роль.
   Она выжидала. Ни малейшего изменения в выражении лица  Ваффа,  ни  на
йоту не дрогнул устремленный на нее пристальный взгляд его широко  раск-
рытых глаз.
   - Вы угрожаете нам, - пробормотал он. - Вы требуете, чтобы мы подели-
лись всем, что мы...
   - Поделились! - хмыкнула она. - Не делишься, если нет равенства отно-
шений.
   - А чем бы вы с нами поделились? - осведомился он.
   Она заговорила тем укоризненным тоном, которым обратилась бы  к  мла-
денцу:
   - Сер Вафф, сам себя спроси, почему ты, один из олигархических прави-
телей Тлейлакса, прибыл на эту встречу?
   Все также твердо контролируемым голосом, Вафф возразил:
   - А почему ты, Верховная Мать Бене Джессерит, прибыла сюда?
   - Усилить нас, - мягко ответила она.
   - Ты не сказала, чем ты с нами поделишься, - обвинил он.
   - Ты все еще надеешься оказаться в выигрышном положении.
   Тара за продолжала внимательно за ним следить.  Ей  редко  доводилось
ощущать столько подавленной ярости в одном человеке.
   - Спроси меня в открытую, чего вы хотите, - сказала она.
   - И вы дадите нам от вашей великой щедрости!
   - Я буду вести переговоры.
   - Переговоры ли это, когда ты приказываешь мне...  ПРИКАЗЫВАЕШЬ  МНЕ,
чтобы...
   - Ты прибыл сюда с твердой решимостью нарушить любое соглашение,  ка-
кое бы мы заключили, - сказала она. - Вы ни разу и не пытались по-насто-
ящему договариваться! Сидя перед кем-то, желающим заключить с вами сдел-
ку, вы способны лишь...
   - Сделку? - Вафф сразу вспомнил, как при этом слове разозлилась  Пре-
подобная Черница.
   - Я сказала это, - промолвила Тараза. - Сделка.
   Что-то, похожее на улыбку, тронуло углы губ Ваффа.
   - По-твоему, у меня есть полномочия заключать сделку с тобой?
   - Поострожней, Сер Вафф, - сказала  она.  -  Ты  обладаешь  верховной
властью и полномочиями. Все это основано на твоей способности  полностью
уничтожить соперника. Я этим не угрожала, но ты угрожал, - она взглянула
на его рукава.
   Вафф вздохнул. Ну и загвоздка. Она ведь Повинда! Как можно вести  пе-
реговоры с Повиндой?
   -  У  нас  есть  проблема,  которую  нельзя  разрешить  рациональными
средствами, - продолжила Тараза.
   Вафф скрыл свое удивление. Те же самые слова, которые употребила Пре-
подобная Черница! Он внутренне съежился, думая о том, что это может  оз-
начать. Не заключили ли Бене Джессерит и Преподобные Черницы общий союз?
Резкость Таразы говорила об обратном, но когда можно было доверять  этим
ведьмам?
   И опять Вафф подивился, осмелится ли  он  пожертвовать  собой,  чтобы
уничтожить эту ведьму? Чему это послужит? Наверняка, не ей  единственной
среди ведьм известно все. Ее смерть только ускорит приближение катастро-
фы. Да, среди ведьм действительно существовали внутренние разногласия  -
но вдруг и эти разногласия тоже просто ловушка?
   - Ты просишь нас поделиться чем-нибудь, - сказала Тараза. - Что, если
я предложу тебе некоторые из наших селекционных родов?
   Не было сомнения, насколько живой интерес пробудился в Ваффе.
   Он сказал:
   - С чего бы нам обращаться к вам за подобным? У нас есть наши чаны, и
мы можем добывать генетические образцы почти повсюду.
   - Образцы чего? - спросила она.
   Вафф вздохнул. Никак нельзя избежать  этой  проникающей  вкрадчивости
Бене Джессерит. Это - как пронзающий меч. Он догадался, что его  поведе-
ние было для нее достаточно разоблачительным, чтобы она  не  зря  завела
разговор на эту тему. Ущерб уже нанесен. Она правильно вычислила (или ее
шпионы ей доложили!), что дикие садки человеческих генов  содержат  мало
интереса для тлейлаксанцев с их более изощренным знанием самого сущност-
ного языка жизни. Никогда не стоит недооценивать ни Бене  Джессерит,  ни
продукты их Программы выведения. Господь Бог знает, они ведь вывели Муад
Диба и Пророка!
   - Что еще вы потребуете в обмен на это? - спросил он.
   - Наконец-то торг! - сказала Тараза. - Мы оба знаем, конечно,  что  я
предлагаю Выводящих Матерей атридесовской линии, - она подумала:  "Пусть
надеется на это! Внешность у них будет Атридесов, но они не будут  Атри-
десами!"
   Вафф почувствовал, как у него участился пульс. Возможно ли это? Имеет
ли она хоть малейшее понятие, что тлейлаксанцы могут  выведать,  получив
такой материал для исследований?
   - Мы хотели бы первую селекцию их потомства, - сказала Тараза.
   - Нет!
   - А дубль первой селекции?
   - Возможно.
   - Что ты имеешь в виду, говоря "возможно"? - она наклонилась  вперед.
Напряженность Ваффа подсказала ей, что она напала на горячий след.
   - Что еще вы потребуете от нас?
   - Наши Выводящие Матери должны получить  беспрепятственный  доступ  к
вашим генетическим лабораториям.
   - Ты с ума сошла? - Вафф в раздражении покачал головой.  Неужели  она
думает, что тлейлаксанцы вот  так,  запросто,  возьмут  и  отдадут  свое
сильнейшее оружие?
   - А еще мы получим акслольтный чан, полностью, в рабочем состоянии.
   Вафф лишь безмолвно на нее поглядел.
   Тараза пожала плечами.
   - Я должна была попробовать.
   - Да, конечно, должна была.
   Тараза откинулась на своем сиденье и мысленно пересмотрела открывшее-
ся ей. Реакция Ваффа на пробный камешек дзенсуннитского  изречения  была
интересной. "Проблема, которую нельзя разрешить рациональными  средства-
ми". Эти слова произвели на него какой-то странный эффект. Он как  будто
обратился куда-то внутрь себя, в глазах его появилось вопрошающее  выра-
жение. "Господи, сохрани всех нас! Не тайный ли дзенсуннит Вафф?"
   Неважно, какими бы это ни угрожало опасностями, это стоило  расследо-
вать. Одраде на Ракисе следует вооружить каждым возможным преимуществом.
   - Пожалуй, мы сделали все, что могли на данный момент, - сказала  Та-
раза. - Подошло время завершить нашу сделку. Единый Господь в своей бес-
конечной милости дал нам бесконечное мироздание, где  что  угодно  может
произойти.
   Вафф хлопнул в ладоши, не успев даже подумать.
   - Дар удивления - есть величайший дар из всех! - сказал он.
   "Не просто дзенсуннит, - подумала Тараза. - Еще и суфи!"  Она  начала
перестраивать свой взгляд на Тлейлакс.  "Сколько  же  времени  эта  вера
по-настоящему владеет их сердцами?"
   - Время не считает само себя, - пустила пробный шар  Тараза.  -  Надо
только взглянуть на любую окружность.
   - Солнца являются окружностями, - ответил Вафф. - Каждый космос  есть
окружность, - он затаил дыхание, дожидаясь ее ответа.
   - Окружности замкнуты, - ответила Тараза, выхватывая нужный ответ  из
своих Иных Памятей. - Все, что замкнуто и ограничено, должно  выставлять
себя перед бесконечным.
   Вафф поднял руки, показывая ладони, затем уронил руки на подол своего
облачения. В его плечах исчезла напряженность, они обмякли.
   - Почему ты не сказала всего этого с самого начала? - спросил он.
   "Я должна проявлять величайшую осторожность",  -  предостерегла  себя
Тараза. За словами и поведением Ваффа открывалось такое,  что  требовало
тщательного рассмотрения.
   - В общении между нами не утаивалось бы меньше, говори мы более  отк-
рыто, - сказала она. - Ведь даже, будучи откровенными,  мы  пользовались
бы лишь словами.
   Вафф изучал ее лицо, стараясь прочесть за этой бенеджессеритской мас-
кой какое-нибудь подтверждение истинности слов и поведения. Она повинда,
напомнил он себе. Повинде никогда нельзя доверять... но если она  разде-
ляет Великую Веру...
   - Разве Господь не послал своего Пророка на Ракис, чтобы там  испыты-
вать нас и учить нас? - спросил он.
   Тараза глубоко погрузилась в свои Иные Памяти. "Пророк на Ракисе? Му-
ад Диб? Нет... это не сходится с верованиями ни  суфиев,  ни  дзенсунни-
тов... Тиран!"
   Она плотно сжала губы суровой линией.
   - То, что нельзя контролировать, ты должен принять, - сказала она.
   - Поскольку, наверняка, это есть деяние Божье, - откликнулся Вафф.
   Тараза достаточно видела и слышала. Защитная Миссионерия снабдила  ее
знаниями о всех известных религиях. Иные Памяти подкрепляли это  знание.
Она почувствовала великую необходимость безопасно выбраться из этого по-
мещения. Надо предостеречь Одраде!
   - Могу я сделать предложение? - спросила Тараза.
   Вафф вежливо кивнул.
   - Может быть, мы заложили здесь более крепкие узы, чем воображали,  -
сказала она. - Я предлагаю тебе гостеприимство нашего Оплота на Ракисе и
услуги нашей тамошней Настоятельницы.
   - Она Атридес? - спросил он.
   - Нет, - солгала Тараза. - Но я, конечно же, подготовлю Выводящих Ма-
терей для твоих нужд.
   - А я соберу все, что вы требуете в уплату, -  сказал  он.  -  Почему
сделка будет совершена на Ракисе?
   - Разве это не подходящее место? - спросила она.  -  Что  может  быть
лживого в доме Пророка?
   Вафф откинулся в своем кресле, его руки расслабились у него на  коле-
нях. Тараза явно знает все надлежащие ответы. Это было откровение, кото-
рого он никогда не ожидал.
   Тараза встала.
   - Каждый из нас лично прислушивается к Богу, - сказала она.
   "И все вместе в Кехле", - подумал он. Он поглядел на  нее,  напоминая
себе, что она повинда. Никому из них не следует доверять.  Осторожность.
Эта женщина, в конце концов, ведьма Бене Джессерит.  Известно,  что  они
создают религии ради своих собственных целей. Повинда.
   Тараза подошла к входному люку, открыла его и подала свой сигнал  бе-
зопасности. Она опять обернулась к Ваффу,  который  неподвижно  сидел  в
своем кресле. "Он не проник в наш подлинный замысел, - подумала  она.  -
Те, кого мы пошлем к нему, должны быть отобраны с крайней тщательностью.
Он никогда не должен заподозрить, что является частью нашей наживки".
   Вафф взглянул на нее. Его эльфическое личико было спокойно.
   "До чего же безмятежным он выглядит, - подумала она. - Но и его можно
поймать в ловушку! Союз между Орденом и  Тлейлаксом  сулит  такие  новые
притягательные возможности".
   "Но на наших условиях!"
   - До Ракиса, - сказала она.


   Какие социальные наследия ушли вовне с Рассеянием?  Мы  очень  хорошо
знаем эти времена. Мы знаем и умственное, и  физическое  состояние  дел.
Затерянные унесли с собой мышление, замкнутое, в основном,  на  людской,
силе и подручной технике. У них была отчаянная нужда в расширении прост-
ранства, порождаемая мифом о Свободе. Большинство так и не усвоило более
глубокий урок Тирана, что насилие налагает свои собственные ограничения.
Рассеяние было диким и.  беспорядочным  движением,  истолковываемым  как
разрастание (экспансия). Его погоняющим бичом был глубинный страх (часто
бессознательный) перед застоем и смертью.
   Рассеяние: АНАЛИЗЫ БЕНЕ ДЖЕССЕРИТ (Архивы)

   Одраде лежала, вытянувшись на боку во весь рост на выступе  эркерного
окна, ее щека легко касалась теплого плаза, через который ей была  видна
Великая Площадь Кина. Она опиралась спиной на красную подушку, пахнувшую
меланжем, точно также, как пахли здесь, на Ракисе, многие  вещи.  Позади
нее были три комнаты, небольшие, но удобные и достаточно удаленные и  от
Храма, и от Оплота Бене Джессерит. Их переезд в это здание был одним  из
условий, на которых было заключено соглашение между Орденом и жрецами.
   - Шиэна должна более надежно охраняться, - настаивала Одраде.
   - Она не останется на попечении только Ордена! - возразил Туек.
   - И не на попечении только жрецов, - возразила Одраде.
   Шестью этажами ниже эркерного окна Одраде распростерся  огромный  ба-
зар, беспорядочным лабиринтом расползавшийся во  все  стороны,  заполняя
почти целиком Великую Площадь. Серебристо-желтый свет заходящего  солнца
омывал эту сцену сверканием, подчеркивая яркие краски торговых  навесов,
отбрасывая длинные тени по неровной земле. Его лучи зажигали воздух све-
чением там, где рассеянные кучки людей теснились вокруг заплатанных зон-
тиков или товаров барахолки.
   Великая Площадь не была правильным квадратом. Базар,  занимавший  ее,
уходил на полный километр вдаль от Одраде, и более чем  вдвое,  влево  и
вправо от нее - гигантский прямоугольник утрамбованной земли  и  древних
камней, превращавшихся в едкую жгучую пыль под ногами дневных  покупате-
лей, пренебрегавших жуткой жарой в надежде купить повыгодней.
   По мере приближения вечера базар все больше оживал,  людей  стекалось
все больше, пульс их движения становился учащеннее, лихорадочнее.
   Одраде изогнула голову, стремясь увидеть, что происходит совсем близ-
ко к зданию. Кое-кто из торговцев, обосновавшихся под ее окном, расходи-
лись по ближним кварталам. Они скоро вернутся - после трапезы и короткой
сиесты, готовые извлечь полную пользу из тех более ценных  часов,  когда
люди выходят на открытый воздух и  можно  спокойно  дышать,  не  обжигая
глотки.
   Шиэна запаздывает, отметила Одраде. Жрецы не осмелятся задерживать ее
намного. Они теперь будут отчаянно работать, выпаливая в нее  вопросами,
увещевая ее помнить, что она - собственная посланница Бога к его Церкви.
Будут напоминать Шиэне о многих, высосанных  из  пальца,  обязательствах
верности, которые Одраде придется выведать у Шиэны,  чтобы  выставить  в
смешном виде и показать всю вздорность и неприглядность.
   Одраде изогнула спину и безмолвно выполняла минуту маленькие упражне-
ния, чтобы снять напряжение. Она позволяла себе испытывать  определенную
симпатию к Шиэне. Мысли девушки, как раз сейчас, хаотичны.  Шиэна  знает
мало, или вообще ничего о том, что ожидает ее, когда она полностью  ста-
нет ученицей Преподобной Матери. Несомненно, этот юный ум захламлен  ми-
фами и другой ерундой.
   "Как был захламлен и мой ум", - подумала Одраде.
   Но она не могла избежать воспоминаний в моменты, подобные  этому.  Ее
непосредственная задача была ясна: очищение, не только Шиэны, но и самой
себя.
   Ее память Преподобной Матери, которой  она  теперь  стала,  неотвязно
преследовали давнишние воспоминания: Одраде, пятилетняя, в  уютном  доме
на Гамму. Дорога, на которой стоит дом, застроена особняками  представи-
телей среднего класса приморских городов планеты - одноэтажные здания на
широких проспектах. Эти здания уходят далеко к извилистому берегу  моря,
где они уже стоят намного просторней, чем вдоль проспектов. Там, ближе к
морю, они становятся подороже, и их владельцы не так жмутся из-за каждо-
го квадратного метра.
   Вынянченная Бене Джессерит память Одраде блуждала по этому отдаленно-
му дому с его обитателями, по проспектам, встречая  подружек  по  играм.
Одраде ощущала, как у нее сжимается в груди, и это подсказывало ей,  как
тесно эти воспоминания связаны с прошлым и настоящим.
   Детский сад Бене Джессерит в искусственном мире Ал-Дханаба, одной  из
первых безопасных планет Ордена. (Позже она узнала, что,  в  свое  время
Бене Джессерит даже помышлял превратить всю планету  в  не-пространство.
Это не позволили сделать только слишком большие энергетические затраты.)
   Для девочки с Гамму, оторванной от  привычного  окружения  и  подруг,
этот детский сад казался фонтаном разнообразия. Образование Бене Джессе-
рит включало интенсивную физическую подготовку. Были постоянные  напоми-
нания, что нельзя надеяться стать Преподобной Матерью, не  пройдя  через
сильную боль и множество бесконечно утомительных упражнений, которые ка-
жутся непосильными.
   Некоторые из учениц не выдержали этой стадии.  Они  отступили,  чтобы
стать нянями, прислугой, работницами, случайными  скрещивальщицами.  Они
заполняли все необходимые Ордену места.  Бывали  времена,  когда  Одраде
просто мечтала о такой неудаче, чувствуя, что это будет неплохая  жизнь:
меньше цели - меньше ответственности. Это было до того, как она окончила
первоначальный курс.
   "Я думала об этом, как о победоносном окончании,  а  вышла  с  другой
стороны".
   Только для того, чтобы к ней предъявили новые, более суровые требова-
ния.
   Одраде присела на своем широком подоконнике  и  отпихнула  подушку  в
сторону. Она повернулась спиной к базару. На базаре  становится  шумней.
Проклятые жрецы! Они затягивают визит до крайних пределов!
   "Я должна думать о моем собственном детстве, потому что  это  поможет
мне с Шиэной", - подумала она. И  немедленно  хмыкнула  над  своей  сла-
бостью. Еще одна отговорка!
   Некоторым послушницам требовалось по меньшей мере пятьдесят лет, что-
бы стать Преподобной Матерью. Основа для этого  закладывалась  во  время
Второго Этапа - урока терпения. Одраде рано проявила склонность к глубо-
кому изучению. Считалось вполне вероятным, что она может стать одним  из
ментатов Бене Джессерит и, весьма возможно, архивистом. Эту идею  отбро-
сили, когда выяснилось, что ее таланты устремлены  к  другому  выгодному
направлению. На Доме Соборов ее сориентировали на выполнение более дели-
катных обязанностей.
   БЕЗОПАСНОСТЬ.
   Дикий талант Атридесов часто использовался таким образом. Внимание  к
подробностям, вот что особенно отличало Одраде. Она знала,  что  Сестры,
отлично ее зная, способны предсказать какие-то ее действия. Тараза дела-
ла это постоянно. Одраде слышала объяснение из собственных уст Таразы:
   - Личность Одраде чрезвычайно отражается в исполнении ею  своих  обя-
занностей.
   Была шутка на Доме Соборов: "Что делает Одраде, когда она не при  ис-
полнении обязанностей? Она берется за работу".
   На Доме Соборов не было необходимости прикрываться  масками,  которые
любая Преподобная Мать автоматически использовала при общении с  внешним
миром. Она могла на секунду показать свои  чувства,  открыто  признавать
ошибки свои и других, испытывать печаль или горечь и даже счастье.  Муж-
чины были достижимы - не для воспроизводства, но для периодического уми-
ротворения. Все мужчины такого рода на Доме Соборов Бене Джессерит  были
весьма обаятельны, и некоторые были даже искренни в своем  обаянии.  Эти
немногие, конечно, были всегда в большом спросе.
   ЭМОЦИИ.
   Понимание этого проскочило в уме Одраде.
   "Значит, я опять пришла к тому же, что и всегда".
   Своей спиной Одраде ощущала тепло вечернего солнца Ракиса. Она знала,
где находится ее тело, но мысли были  распахнуты  навстречу  предстоящей
встрече с Шиэной.
   ЛЮБОВЬ.
   Это было бы так легко и так опасно.
   В этот момент она позавидовала стационарным Матерям - тем, кому  доз-
волялось прожить всю жизнь с единственным, выбранным в супруги скрещива-
ющимся партнером. От такого союза произошел Майлз Тег. Иные Памяти расс-
казывали, как это было у леди Джессики с ее герцогом. Даже Муад Диб выб-
рал такую же форму совместной жизни.
   "Это не для меня".
   Одраде признавалась себе в горькой зависти, что ей не дозволено вести
такую жизнь. Чем компенсируется это в той жизни, в которую ее  направля-
ют?
   "Жизнь без любви можно активней  посвятить  Ордену.  Мы  обеспечиваем
посвященным наши собственные формы поддержки. Не беспокойся насчет  сек-
суальных развлечений. Это достижимо в любой момент, когда ты  почувству-
ешь в этом необходимость".
   С ОБАЯТЕЛЬНЫМИ МУЖЧИНАМИ!
   Со времен леди Джессики через времена Тирана и после  них  изменилось
очень многое... включая Бене Джессерит. Каждая Преподобная Мать это  по-
нимала.
   Глубокий вздох сотряс Одраде. Она оглянулась через плечо на базар. До
сих пор ни признака Шиэны.
   "Я не должна любить это дитя!"
   Вот и все. Одраде закончила предписываемое Бене Джессерит мнемоничес-
кое проигрывание. Она изогнула свое тело и уселась,  скрестив  ноги,  на
подоконнике. Ей открывался отличный вид на весь базар, на крыши города и
его водный резервуар. Она знала, что немногие оставшиеся холмы к  югу  -
последние остатки Защитной Стены Дюны, высоких хребтов  основной  горной
породы, проломленных Муад Дибом и его легионами на песчаных червях.
   Танцующая дымка жары виднелась за кванатом и каналом, защищавшим  Кин
от вторжения новых червей. Одраде тихо улыбнулась. Жрецы не находили ни-
чего странного в том, чтобы ограждать свои общины и не позволять  Разде-
ленному Богу совершать набеги на них.
   "Мы будем поклоняться тебе. Бог, но не докучай нам. Это наша религия,
наш город. Ты видишь, мы больше не называем это  место  Арракин,  теперь
это Кин. Планета эта больше не Дюна и не Арракис. Теперь она Ракис. Дер-
жись на расстоянии, Бог. Ты - прошлое, а прошлое - это всегда докука".
   Одраде поглядела на отдаленные холмы, танцующие в мерцании жары. Иные
Памяти накладывались на этот древний пейзаж. Она знала его прошлое.
   "Если жрецы еще немного затянут с возвращением Шиэны, я их покараю".
   Жара, собранная за день землей и толстыми стенами, окружавшими  Вели-
кую Площадь, все еще наполняла  базар.  Воздух  над  базаром  дрожал  не
только от жары, но и от дыма множества небольших  костров,  зажженных  в
окружающих зданиях и под навесами, разбросанными по всей  площади.  День
был жарким, намного больше тридцати восьми градусов.  Однако,  здание  -
бывший центр Рыбословш - охлаждалось икшианскими механизмами  с  испари-
тельными бассейнами на крыше.
   "Нам здесь будет комфортно".
   Здесь они будут в безопасности настолько, насколько это могут обеспе-
чить защитные меры Бене Джессерит. Преподобные Матери ходят по этим  ко-
ридорам туда и сюда. У жрецов есть свои представители в этом здании,  но
никто из них не посмеет себя навязывать, если Одраде сама не пожелает их
видеть. Шиэна будет здесь встречаться с ними только по  случаю,  но  все
эти случаи будет дозволять исключительно Одраде.
   "Это происходит, - подумала Одраде. - План Таразы  продвигается  впе-
ред".
   В голове Одраде были совсем свежи сообщения последней связи  с  Домом
Соборов. Открытия насчет тлейлаксанцев  наполняли  Одраде  возбуждением,
которое она тщательно подавляла. Этот Вафф, этот  тлейлаксанский  Госпо-
дин, будет восхитительным предметом изучения.
   ДЗЕНСУННИТ! И СУФИ!
   "Ритуальный образец, замороженный на тысячелетия", - объяснила  Тара-
за.
   Между строк в послании читалось другое:  "Тараза  возлагает  на  меня
свое полное доверие". Одраде почувствовала прилив сил при осознании это-
го.
   "Шиэна - точка опоры. Мы - рычаг. Наша сила проистекает из многих ис-
точников".
   Одраде расслабилась. Она знала, что Шиэна не позволит жрецам задержи-
вать ее долго. Даже сама Одраде, умеющая держать себя в руках, не  могла
справиться с приступами дурных подозрений. Шиэне, конечно, еще труднее.
   Они стали заговорщицами - Одраде и Шиэна. Первый шаг. Для Шиэны это -
чудесная игра. Она рождена и воспитана в недоверии к жрецам. Как же  для
нее здорово найти, наконец, союзника!
   Какое-то движение всколыхнуло людей прямо окном Одраде. Она  с  любо-
пытством глянула вниз. Там пять обнаженных  мужчин,  взявшись  за  руки,
стали кругом. Их одеяния и стилсьюты лежали грудой в стороне под охраной
темнокожей девушки в длинном коричневом платье из спайсового волокна. Ее
волосы были перевязаны красной тряпкой.
   ТАНЦОРЫ!
   Одраде читала множество донесений об этом феномене, но видела она это
впервые со времени своего прибытия. Среди зрителей были три высоких жре-
ца-стража в желтых шлемах с высокими гребнями. Охранники носили короткие
накидки, которые оставляли ноги свободными для действия, у каждого  было
выкованное из металла копье.
   Когда танцоры стали в круг, в толпе  зрителей  стало  явно  нарастать
напряжение. Одраде уже поняла, что это такое: скоро последует скандирую-
щий крик неистовства и грандиозная рукопашная. Будут проламываться голо-
вы. Потечет кровь. Люди будут вопить и метаться вокруг. В  конце  концов
все уляжется без официального вмешательства. Некоторые  удалятся  плача.
Некоторые удалятся смеясь. И охранники-жрецы не будут вмешиваться.
   Бесцельное безумие этого танца, его последствия уже века занимали Бе-
не Джессерит. Теперь оно привлекло жадное внимание Одраде. Защитная Мис-
сионерия проследила, как этот ритуал переходил из поколения в поколение.
Ракианцы называли его "танцем развлечения". Были у него и другие  назва-
ния, и самым значительным среди них было "Сиайнок" - вот во что  превра-
тился величайший ритуал Тирана, момент его сопричастия со своими  Рыбос-
ловшами.
   Одраде отлично распознала энергию, заложенную в этом феномене, и  ис-
пытывала уважение к ней. Ни одна Преподобная Мать не оказалась бы  слепа
к такой энергии. Одраде, однако, коробило ее бесплодное расточительство.
Такие вещи следует искусственно направлять и концентрировать. Этот риту-
ал нуждался в каком-нибудь полезном применении. Все, что он делал сейчас
- истощал силы, которые могли бы стать разрушительными для жрецов,  если
бы пары не выпускали.
   В ноздри Одраде поплыл сладкий фруктовый запах. Она чихнула и  погля-
дела на вентиляторы возле своего окна. Жар от  толпы  и  согретой  земли
вызвал восходящий поток воздуха. Он и донес запахи снизу через  икшианс-
кие вентиляторы. Одраде прижалась лицом прямо к плазу, чтобы  посмотреть
прямо вниз. Ага, или танцоры, или  толпа  опрокинули  торговую  палатку.
Танцоры топтались по фруктам. Желтый сок обрызгал их до самых ляжек.
   Среди наблюдателей Одраде узнала торговца фруктами -  знакомое  смор-
щенное лицо, которое она видела несколько раз в этой  палатке  рядом  со
входом в здание. Ему словно плевать было на понесенные убытки. Как и все
остальные вокруг него, он сосредоточил свое внимание на  танцорах.  Пять
обнаженных мужчин двигались разболтанными движениями,  высоко  вскидывая
ноги, неритмичное и на вид не скоординированное  представление,  которое
периодически повторялось - трое танцоров двумя  ногами  на  земле,  двое
подняты в воздух над своими партнерами.
   Это было сродни древнему обычаю Свободных - хождению по  песку.  Этот
занятный танец был ископаемым, уходящим корнями в древнюю  необходимость
двигаться так, чтобы ничем не выдать своего присутствия червю.
   Танцоры начали все больше обрастать тесной толпой, собиравшейся  вок-
руг них со всего огромного прямоугольника базара; люди в толпе подпрыги-
вали как детские игрушки, чтобы поверх голов хоть на  секунду  взглянуть
на пятерых обнаженных мужчин.
   Затем Одраде увидела эскорт Шиэны, двигавшийся далеко справа, где  на
площадь выходил широкий проспект. Символы охоты на животных  на  зданиях
говорили, что эта широкая улица является Дорогой Божьей. Согласно  исто-
рическим источникам, по этому проспекту пролегал маршрут Лито II в город
из его обнесенного высокими стенами  Сарьера,  расположенного  далеко  к
югу. Если потщательнее приглядеться к деталям, можно различить некоторые
из форм и образцов, которые при Тиране были городом Онн  -  фестивальным
центром, построенным вокруг более древнего  города  Арракина.  Онн  стер
многие отметины Арракина, но некоторые проспекты сохранились - некоторые
здания были слишком полезны, чтобы заменять их другими. А здания, по не-
избежности, определяли улицы.
   Эскорт Шиэны остановился там, где проспект впадал в базар.  Охранники
в желтых шлемах двинулись вперед, очищая путь древками своих копий.  Ох-
ранники были высоки. Когда они ставили свои копья  на  землю,  у  самого
низкого из них толстое двухметровое древко доходило только до плеча. Да-
же среди самой  беспорядочной  толпы  нельзя  было  проглядеть  охранни-
ков-жрецов, но защитники Шиэны были высочайшими среди высоких.
   Они опять двинулись по направлению к зданию. Их одежды  распахивались
на каждом шагу, обнажая серый лоск лучших стилсьютов. Они двигались пря-
мо вперед - пятнадцать человек  на  огромном  пространстве,  окаймлявшем
скопления палаток.
   Разношерстная группка жриц с Шиэной в центре шла следом за  стражами.
Одраде углядела в центре эскорта знакомую фигурку Шиэны, пятнышки солнца
в ее волосах и гордо вскинутое лицо. Однако же,  больше  всего  внимания
привлекли жрецы-охранники. Они двигались с  высокомерием,  заложенным  в
них с детства. Охрана знала, что они лучше простого люда. И простой  люд
расступался перед ними, очищая путь для сопровождения Шиэны.
   Все это происходило так естественно, что Одраде увидела за этим древ-
ний образец, словно наблюдала другой ритуальный танец, который  тоже  не
изменился за тысячелетия.
   Как это часто с ней бывало, Одраде подумала о себе, как об археологе,
но не из тех, что просеивают землю ради пыльных  остатков  столетий,  а,
скорее, из тех, кто также как и Орден, часто сосредоточивал  свой  разум
на обычаях, которые люди несли с собой из своего  прошлого.  Здесь  явно
проступал личный замысел Тирана. Приближение Шиэны было  тем,  что  было
заложено самим Богом Императором.
   Пятеро обнаженных мужчин под окном Одраде продолжали танцевать. Одра-
де, однако, среди наблюдающих заметила нечто новое. Никто вроде бы и  не
поворачивал голову в направлении приближающейся фаланги жрецов  охранни-
ков, но глазеющая на танец толпа их явно уже их увидела.
   "Животные всегда чуют приближение погонщиков".
   Стало видно, как теперь участился пульс беспокойства толпы.  Они  не-
подражаемы в своем хаосе! Откуда-то из задних рядов вылетел ком земли  и
шлепнулся рядом с танцорами. Пятеро не сбились с шага в своем растянутом
танце, но их скорость возросла. Количество движений  между  повторениями
говорило о замечательной памяти.
   Еще один ком грязи вылетел из толпы и ударил в плечо  танцору.  Никто
из пятерых не дрогнул.
   Толпа начала вопить и скандировать. Некоторые выкрикивали  проклятия.
Вопли переросли в хлопанье в ладоши, перебивающее ритм  движений  танцо-
ров.
   И опять-таки, танец не изменился.
   Скандирование толпы стало грубым ритмом, отзвуки которого  отражались
эхом от стен Великой Площади. Толпа старалась заставить танцоров сбиться
с ритма. Одраде прочувствовала глубокую значимость сцены,  происходившей
перед ней.
   Отряд Шиэны уже проделал больше половины пути через базар. Они  прод-
вигались более широкими проходами между  палатками  и  повернули  теперь
прямо по направлению к Одраде. До главного скопления толпы эскорту  было
метров пятьдесят. Охранники двигались ровным уверенным шагом, с  пренеб-
режением к тем, кто суетился по бокам. Взирая на  толпу,  их  глаза  под
желтыми шлемами были устремлены прямо вперед. Ни один из  приближавшихся
охранников никак внешне не проявил, что видит толпу, или  танцоров,  или
любое другое препятствие, которое может его задержать.
   Толпа резко прекратила скандировать, словно невидимый дирижер  махнул
рукой, подавая знак к молчанию. Пятеро  продолжали  танцевать.  Молчание
под Одраде было заряжено такой мощью, что она почувствовала, как  у  нее
волосы встают дыбом. Прямо под Одраде трое  жрецов-охранников,  стоявших
среди зрителей, повернулись, как один, и удалились из пределов видимости
в свое здание.
   Глубоко внутри толпы женщина выкрикнула проклятие.
   Танцоры никак не показали, что слышали.
   Толпа стала сжиматься, ограничивая пространство  вокруг  танцоров  по
меньшей мере наполовину. Девушки, охранявшей стилсьюты и одеяния  танцо-
ров, больше не было видно.
   Фаланга эскорта Шиэны надвигалась прямо на танцоров - жрицы и их юная
подопечная в кольце охраны. Справа от Одраде началось побоище. Люди при-
нялись дубасить друг друга, опять, описывая в воздухе дуги, в  танцующих
полетели различные предметы. Толпа возобновила свое скандирование в  ус-
коренном темпе.
   Одновременно задние ряды толпы  расступились,  пропуская  охранников.
Зрители не отрывали своих взглядов  от  танцоров,  не  прерывали  своего
участия во все возрастающем хаосе, но дорогу освободили.
   Абсолютно захваченная зрелищем, Одраде глядела  вниз.  Сколько  всего
происходило одновременно - побоище, проклинающие и дубасящие друг  друга
люди, продолжающееся скандирование, безмятежное приближение охранников!
   За щитом из жриц было видно, как Шиэна кидает взгляды  из  стороны  в
сторону, стараясь рассмотреть всю суматоху вокруг себя.
   В руках кое-кого из толпы появились дубинки, они стали колотить нахо-
дившихся рядом, но никто не угрожал ни жрецам, ни любому другому из  от-
ряда Шиэны.
   Танцоры продолжали подпрыгивать внутри  сузившегося  круга  зрителей.
Толпа все больше оттесняла их к стене дома Одраде, и ей пришлось сильнее
прижаться к плазу, чтобы смотреть вниз под очень острым углом.
   Охранники, сопровождавшие Шиэну, продвигались посреди хаоса по  осво-
бождающемуся пути. Жрицы не глядели ни влево,  ни  вправо.  Охранники  в
желтых шлемах смотрели прямо вперед.
   "Презрение - слишком слабое слово, чтобы описать такое",  -  подумала
Одраде. Неверным было бы и сказать, что беснующаяся  толпа  не  обращала
внимания на передвижения отряда. Одни признавали присутствие других,  но
существовали в разделенных мирах, соблюдая строгие правила такого разде-
ления.
   Только Шиэна пренебрегала негласным  протоколом,  подпрыгивая  вверх,
чтобы хоть одним глазком увидеть что-нибудь изза прикрывавших ее тел.
   Толпа прямо под Одраде хлынула вперед.  Этот  натиск  смял  танцоров,
взметнул, как щепки, подхваченные гигантским водоворотом. Одраде разгля-
дела мелькание обнаженных тел, как их толкали и перепихивали  из  рук  в
руки в нараставшем хаосе. Только напряженно сосредоточив внимание, Одра-
де сумела разобрать звуки, доносившиеся до нее.
   Это было сумасшествие!
   Никто из танцоров не сопротивлялся. Убивают ли  их?  Жертвоприношение
ли это? Анализы Ордена еще ни разу не сталкивались с такой реальностью.
   Желтые шлемы под Одраде двинулись в сторону, открывая дорогу для Шиэ-
ны и ее жриц, чтобы войти в здание, затем охранники сомкнули  ряды.  Они
повернулись и составили защитную арку вокруг входа в здание -  ощетинили
пики в горизонтальном положении на уровне поясницы.
   Хаос перед ними начинал стихать. Не было видно никого из танцоров, но
были видны жертвы - кто-то распростерт на земле, кто-то с трудом волочил
ноги. Были видны окровавленные головы.
   Шиэна и жрицы, войдя в здание, исчезли из поля зрения Одраде.  Одраде
откинулась и постаралась разобраться в том, чему только что была  свиде-
тельницей.
   Невероятно!
   Ни одна из голографических записей  Ордена  нисколько  не  передавала
увиденного ей! Частично в этом сказывалось отсутствие  запахов  -  пыли,
пота, создававших концентрацию напряженной  человеческой  толпы.  Одраде
глубоко вздохнула. Она почувствовала, как внутри у нее все дрожит. Толпа
распалась на отдельных людей, разбредавшихся с базара. Она увидела  пла-
кальщиц. Кто-то проклинал, кто-то смеялся.
   Дверь позади Одраде распахнулась. Вошла смеющаяся Шиэна. Одраде обер-
нулась всем телом, мельком увидев в  холле  собственную  стражу  и  нес-
кольких жриц. Шиэна закрыла дверь.
   Темно-карие глаза девочки поблескивали от возбуждения. Ее узкое лицо,
в очертаниях которого уже намечалась плавность превращения во  взрослое,
говорило о напряженно сдерживаемых чувствах. Это выражение угасло,  едва
Шиэна взглянула на Одраде.
   "Очень хорошо, - подумала Одраде, наблюдая это. - Урок первый о само-
обладании уже начался".
   - Ты видела танцоров? - вопросила Шиэна, крутясь и подпрыгивая, приб-
лижаясь к Одраде, чтобы остановиться перед ней. - Разве они не  прекрас-
ны? По-моему, они так прекрасны! Каниа не хотела, чтобы я смотрела.  Она
сказала, что мне опасно принимать участие в Сиайноке. Но мне  наплевать!
Шайтан никогда не съест этих танцоров!
   С внезапно нахлынувшим пониманием, которое она испытала лишь  однажды
во время Спайсовой Агонии, Одраде воочию увидела всю  схему  только  что
происходившего на Великой Площади. Ей понадобились присутствие  и  слова
Шиэны, чтобы все стало просто и понятно.
   ЯЗЫК.
   Глубоко внутри коллективного сознания этой  толпы  заложен  абсолютно
бессознательный язык, которым передается то, что нежелательно быть поня-
тым другими. Об этом говорили танцоры. На  этом  языке  говорила  Шиэна.
Этот язык составлялся из сложной комбинации тонов голоса, движений,  за-
пахов, которая складывалась и развивалась по тем же причинам, что и  все
другие языки.
   Из необходимости.
   Одраде улыбнулась счастливой девочке, стоявшей перед ней. Теперь  Од-
раде знала, как поймать вдовушку тлейлаксанцев. Теперь она знала  больше
и о замысле Таразы.
   "Я должна при первой же возможности сопровождать Шиэну в пустыню.  Мы
дождемся только прибытия этого тлейлаксанского Господина,  этого  Ваффа.
Мы возьмем его с собой!"


   Вольность и Свобода - сложносоставные понятия. Они уходят к религиоз-
ным идеям Свободной Воли и перекликаются с Божественной Властью,  подра-
зумеваемой в абсолютных монархах. Без абсолютных монархов, слепленных со
Старых Богов и правящих по благоволению веры  в  религиозное  отпущение.
Вольность и Свобода никогда бы не обрели их нынешнего значения. Эти иде-
алы самим своим существованием обязаны прошлым примерам угнетения. И си-
лы, поддерживающие такие идеи, будут разрушаться, если только их не  об-
новит драматический урок нового угнетения. Вот ключ всех ключей  к  моей
жизни.
   Лито II, Бог Император Дюны: из Записей в Дар-эс-Балате.

   В густом лесу, приблизительно в тридцати километрах к  северо-востоку
от Оплота Гамму, Тег заставил Лусиллу и  Данкана  ждать  под  прикрытием
одеяла жизнеутаивающего поля до тех пор, пока солнце не скрылось за  вы-
сокогорьем на западе.
   - Завтра мы пойдем в новом направлении, - сказал он.
   Уже три ночи он вел их через закрытую деревьями тьму,  мастерски  де-
монстрируя свою память ментата, направляя каждый шаг точь-в-точь по тому
следу, который проложил для него Патрин.
   - У меня все тело затекло от такого долгого сидения,  -  пожаловалась
Лусилла. - И ночь эта тоже, вроде, будет холодной.
   Тег сложил одеяло жизнеутаивающего поля и убрал в свой рюкзак.
   - Вы можете чуть-чуть поразмяться, походить вокруг, - сказал он. - Но
мы не двинемся отсюда до полной тьмы.
   Тег, усевшись спиной к стволу густоветвистой сосны, посмотрел как Лу-
силла и Данкан скользнули на прогалину. Какой-то миг они стояли -  моро-
зец, идущий на смену последним летучим остаткам дневного тепла,  пробрал
их ознобом. "Да, сегодня опять будет холодная ночь",  -  промелькнуло  у
Тега, но у него будет мало возможностей думать об этом.
   НЕОЖИДАННОСТЬ.
   Шванги никогда не заподозрит, что они до сих пор настолько  близки  к
Оплоту и передвигаются пешком.
   "Таразе следовало бы яснее выражать свои предостережения насчет Шван-
ги", - подумал Тег. Яростное и открытое неповиновение  Шванги  Верховной
Матери было настолько вне всяких традиций Ордена, что логика ментата  не
могла принять такое положение без большого количества данных.
   Память преподнесла ему присказку его школьных дней, один из тех  пре-
дупреждений-афоризмов, которые помогали ментату управлять своей логикой:
   "Когда виден хвост настолько безупречной логики,  что  бритве  Оккама
нечего отсекать, путь следования ментата такой логике может  привести  к
личной катастрофе". Значит, было известно, что логика, порой, никуда  не
годится.
   Его мысли опять обратились к поведению Та разы на корабле Космическо-
го Союза и сразу же после. "Она хотела, чтобы я знал, что буду полностью
предоставлен самому себе. Я должен смотреть на вещи с  моей  собственной
точки зрения, а не с ее".
   Значит, угроза от Шванги -  угроза  неподдельная,  и  он  ее  выявил,
встретил лицом к лицу и решил своими собственными средствами.
   Тараза не знала, что из-за всего этого произойдет с Патрином.
   "Тараза, на самом деле, не очень-то  беспокоится,  что  произойдет  с
Патрином. Или со мной. Или с Лусиллой".
   "Но как насчет этого гхолы?"
   "Вот тут Таразе не наплевать!"
   Нелогично, чтобы она... Тег перекрыл эту линию выводов. Тараза не хо-
тела, чтобы он действовал логично. Она хотела, чтобы он действовал имен-
но так, как действует, как он всегда действовал,  оказываясь  в  трудном
положении.
   НЕОЖИДАННОЕ.
   Значит, за всеми событиями стоит логическая модель, но участники  со-
бытий выпадут из гнезда в хаос, если последуют логике.
   "Из хаоса мы должны извлечь наш собственный порядок".
   Печаль затопила его сознание. "Патрин! Черт тебя подери,  Патрин!  Ты
знал, а я нет! Что я буду без тебя делать?"
   Тег почти наяву услышал ответ старого помощника - этот жесткий "служ-
бистский" голос, которым Патрин всегда пользовался, когда укорял  своего
командира:
   "Справишься так, что лучше некуда, башар".
   Глубоким холодом веяло от железно выводимых друг из друга умозаключе-
ний - да Тег, никогда не увидит Патрина во плоти и не услышит снова  го-
лоса старика. И все же... голос оставался. Человек жил в его памяти.
   - Не пора ли нам двигаться?
   Это Лусилла. Она стояла прямо перед ним под деревом. Данкан ждал  ря-
дом с ней. Они оба уже надели на плечи свои рюкзаки.
   Пока он сидел, раздумывая, пала ночь. Небо было усеяно яркими звезда-
ми, от которых на прогалине возникали смутные тени. Тег поднялся на  но-
ги, поднял свой рюкзак и, наклонившись, чтобы не налететь на самые  низ-
кие ветви, вышел на прогалину. Данкан помог Тегу  надеть  на  плечи  его
рюкзак.
   - Шванги, в конце концов, до этого додумается, - сказала  Лусилла.  -
Ее охотники последуют за нами сюда. Ты это знаешь.
   - Нет, до тех пор, пока они не пройдут до самого конца ложного  следа
и не уткнутся в этот конец, - сказал Тег. - Пойдем.
   И он повел их на запад, через прогалину среди деревьев.
   Уже три ночи он вел их по тому, что называл "памятной  тропой  Патри-
на". Сейчас, в эту четвертую ночь, Тег корил себя за то, что не спроеци-
ровал логические последствия поведения Патрина.
   "Зная глубину его преданности, я не спроецировал эту  преданность  до
наиболее очевидного результата. Мы так много лет были вместе, что я  во-
ображал, будто знаю его ум, как свой собственный. Патрин, чтоб тебя! Те-
бе не было необходимости умирать!"
   Тут Тегу пришлось признаться себе, что на самом деле такая  необходи-
мость была. Патрин ее увидел. А ментат сам помешал себе  ее  разглядеть.
Логика может ослеплять не меньше любой другой способности.
   Как Бене Джессерит часто говорит и демонстрирует.
   "Итак, мы передвигаемся пешком. Шванги этого не ожидает".
   Тег был вынужден признать, что пешее  передвижение  по  диким  местам
Гамму полностью перестроило его взгляды. Всему  региону  было  позволено
буйно зарасти растительностью во времена Голода и Рассеяния. Позже  были
сделаны новые посадки. Тег вообразил Патрина  юношей,  исследующим  этот
регион - этот скалистый отрог, едва видимый в звездном свете за  просве-
тами в деревьях, этот покрытый пиками отдаленного леса мыс,  эти  тропки
мимо гигантских деревьев.
   "Они будут ожидать, что мы попытаемся бежать на не-корабль, - на этом
сошлись и он, и Патрин, согласуя свой план. - Приманка должна  направить
охотников в таком направлении".
   Только Патрин не сказал ему, что приманкой будет он сам.
   Тег сглотнул комок в горле.
   "Данкана нельзя было защитить в Оплоте", - оправдывался он.
   И это было правдой.
   Лусиллу лихорадило весь первый день под их  одеялом  жизнеутаивающего
поля, укрывавшим их от обнаружения приборами, ищущими с воздуха.
   - Мы должны послать весточку Таразе!
   - Когда сумеем.
   - Что, если с тобой что-нибудь произойдет? Я должна знать все о нашем
плане бегства.
   - Если со мной что-нибудь произойдет, то  ты  все  равно  не  сможешь
пройти тропой Патрина: нет времени вкладывать ее в твою память.
   Данкан в тот день принимал мало участия в  разговорах.  Он  молчаливо
наблюдал за ними или подремывал, просыпаясь резко, с гневным взглядом  в
глазах.
   Только на второй день под их  одеялом  жизнеутаивающего  поля  Данкан
внезапно спросил Тега:
   - Почему они хотят меня убить?
   - Чтобы разрушить планы Ордена, основанные на тебе, - сказал Тег.
   Данкан грозно взглянул на Лусиллу.
   - Что это за планы?
   Когда Лусилла не ответила, Данкан проговорил - Она знает. Знает,  по-
тому что мне, как бы загодя, предписано доверять ей - и любить ее!
   Тег подумал, что Лусилла очень хорошо скрыла свое разочарование.  Все
ее планы в отношении гхолы стали беспорядочными, их бегство нарушило всю
планировавшуюся последовательность.
   Поведение Данкана выдвинуло и другую вероятность: не является ли гхо-
ла потенциальным Видящим Правду? Какие дополнительные  силы  заложены  в
этого гхолу коварными тлейлаксанцами?
   В их вторую ночь в этой глуши Лусилла была полна обвинений.
   - Тараза приказала тебе восстановить его исходную  память!  Когда  ты
сможешь это сделать?
   - Когда мы достигнем убежища.
   В эту ночь сопровождал их Данкан, молчаливый и чрезвычайно бодрый.  В
нем проявилась новая жизненная сила. Он услышал!
   "Ничто не должно повредить Тегу", - думал Данкан. Где бы ни было  это
убежище, Тег должен достичь его в безопасности.
   "Тогда я буду знать!"
   Данкан не знал, что именно он вспомнит, но теперь он полностью прини-
мал цену, которую надо за это уплатить. Глушь должна привести к этой це-
ли. Он припомнил, как глядел на дикие места из Оплота, мечтая  оказаться
здесь, на свободе. Ощущение неприкосновенной свободы исчезло. Глушь была
всего лишь тропой к чему-то важному.
   Лусилла, идущая в  их  арьергарде,  заставляла  себя  сохранять  спо-
койствие и живость, и принимать то, что она не может изменить.  Частично
она твердо опиралась на приказания Таразы:
   - Держись поближе к гхоле, и когда придет момент, заверши данное тебе
задание.
   Шаг за шагом тело Тега отмерял километры. Это четвертая ночь. По рас-
четам Патрина, им нужно четыре ночи, чтобы достичь их цели.
   И КАКОЙ ЦЕЛИ!
   План бегства на случай опасности базировался, на открытии совсем юно-
го в ту пору Патрина, открывшего одну из многих тайн Гамму. Слова Патри-
на всплыли в памяти Тега: "Под  предлогом  одиночного  разведывательного
обхода я два дня назад там побывал. Там ничего не тронуто. Я до сих  пор
единственный человек, когда-либо туда попадавший".
   - Откуда ты можешь быть уверен?
   - Я принял свои собственные меры предосторожности, когда покидал Гам-
му много лет назад, маленькие штучки, которые были бы потревожены другим
человеком. Ничто не было передвинуто.
   - Харконненовский не-глоуб?
   - Очень древний, но все палаты так и остались неприкосновенными и ра-
ботающими.
   - Как насчет еды, воды...
   - Все, чего ты только захочешь или пожелаешь, ты найдешь там, в  нул-
лентропных ларях, в самой сердцевине не-глоуба.
   Тег и Патрин составляли свой план, надеясь, что им никогда не придет-
ся использовать этот аварийный ход, хотя и тщательно оберегали свой сек-
рет, пока Патрин закладывал в память Тега тайный путь к открытию  своего
детства.
   Позади Тега Лусилла споткнулась о корень и чуть задохнулась.
   "Мне бы следовало ее предостеречь", - подумал Тег. Данкан явно следу-
ет за Тегом по звуку. Лусилла - настолько же явно - в основном  сосредо-
точена на своих собственных мыслях.
   "Схожесть ее лица с лицом Дарви Одраде феноменальна",  -  сказал  сам
себе Тег. Там, в Оплоте, увидев двух женщин бок о бок, он увидел и  раз-
личия, наложенные разницей в возрасте. Юность Лусиллы проявлялась в том,
что в ней было больше подкожного жира, лицо помягче. Но  голоса!  Тембр,
выговор, нюансировка - общий отпечаток манеры разговаривать Бене Джессе-
рит. В темноте их было бы невозможно отличить друг от друга.
   Зная Бене Джессерит так, как знал он, Тег отлично понимал, что это не
случайно. Учитывая, как заботился Бене Джессерит о дублировании  и  даже
повторном дублировании своих отборных генетических линий ради сохранения
ценного материала, где-то у этих двух женщин должно было быть  пересече-
ние общего предка.
   "Атридесы, все мы", - подумал он.
   Тараза не открыла ему своего замысла насчет гхолы, но работа по  осу-
ществлению этого замысла дала Тегу доступ к все большему его постижению.
Не точная модель, но он уже начинал ощущать все контуры.
   Поколение за поколением Орден вел дела с Тлейлаксом, покупал гхол Ай-
дахо, готовил их здесь на Гамму - только для того, чтобы их убивали. Все
время выжидая нужного момента. Это смахивало на жестокую игру -  и  игра
эта достигла своей самой критической точки, потому что на Ракисе  появи-
лась девушка, способная управлять червями.
   Сама Гамму должна быть частью этого замысла. Келаданские  приметы  по
всей планете. Данианская  утонченность,  наслоившаяся  на  древнее  вар-
варство. Что-то другое, чем население, вышедшее из данианского  убежища,
где бабушка Тирана, леди Джессика, доживала свои дни.
   Тег видел явные и неявные приметы во время своего первого  разведыва-
тельного объезда Гамму.
   БОГАТСТВО!
   Свидетельства ему повсюду - только глаза имей.  Оно  обволакивало  их
мироздание, двигаясь наподобие амебы, просачиваясь в  любое  место,  где
только можно пристроиться. Богатство из Рассеяния на Гамму, понимал Тег.
Богатство столь великое, что немногие подозревали (или могли вообразить)
его размеры и могущество.
   Он резко остановился. Приметы ландшафта перед его  глазами  требовали
полного внимания. Перед ними был обнаженный выступ голой скалы,  опреде-
ляющие его пометки были помещены в память Тега Патрином - это  был  один
из самых опасных переходов.
   "Никакие пещеры или густые заросли не скроют  вас.  Держите  наготове
одеяла".
   Тег извлек одеяло жизнеутаивающего поля из своего рюкзака и перекинул
через руку. Потом показал, что им следует продолжать путь. Когда он дви-
нулся, темное плетение полеобразующей ткани защитного одеяла зашелестело
с присвистом о его тело.
   "Лусилла становится все менее загадочной", - подумал он. Так и  хоте-
лось добавлять "леди" перед ее именем. Леди Лусилла. Нет  сомнения,  что
для нее это звучало бы приятно. Немногие, титулованные подобным образом.
Преподобные Матери встречались сейчас, когда Великие Дома стали  возрож-
даться из долгого упадка, наложенного на них Золотой Тропой Тирана.
   Лусилла, соблазнительница, Геноносительница.
   Все женщины в Ордене были специалистками по сексу. Мать  Тега  еще  в
юности обучила его тому, как работает эта система, подбирая местных жен-
щин отборной селекции, развивая и оттачивая  его  чуткость  к  приметам,
проявлявшимся и в нем, и в женщине. Прививать такую чувствительность без
ведома и надзора Дома Соборов было запрещено, но мать Тега была одной из
еретичек Ордена.
   "Тебе это понадобится, Майлз".
   Несомненно, в ней была некая сила провидения. Она вооружила его  про-
тив Геноносительниц - специалисток, владеющих искусством бесконечно уси-
ливать оргазм, бессознательными связями привязывая мужчину к женщине.
   "Лусилла и Данкан. Оттиск на ней станет оттиском и на Одраде".
   Тег почти услышал, как щелкнув, плотно соединились друг с другом  все
кусочки в его мозгу. Тогда, что же насчет этой молодой девушки на  Раки-
се? Обучит ли Лусилла технике соблазнения  закодированного  ею  ученика,
вооружит ли его возможностями заманить ту, что управляет червями?
   "Недостаточно данных для первичной компутации".
   Тег помедлил в конце опасного открытого прохода через скалы. Он убрал
одеяло и закрыл свой рюкзак. Данкан и Лусилла ждали вплотную позади  не-
го. Он испустил тяжелый вздох. Одеяло всегда его беспокоило - оно не об-
ладало отражающими силами полного боевого защитного поля, и если в  него
попадал лазерный луч, то последующий быстрый огонь становился смертонос-
ным.
   "Опасные игрушки!"
   Вот как теперь Тег классифицировал такие  вооружения  и  механические
приспособления. Лучше полагаться на свои мозги и тренированное тело,  на
пять подходов Бене Джессерит, которым научила его мать.
   "Пользуйся инструментами только тогда, когда они совершенно необходи-
мы, чтобы усилить плоть", - таково учение Бене Джессерит.
   - Почему мы останавливаемся? - прошептала Лусилла.
   - Я прислушиваюсь к ночи, - ответил Тег.
   Данкан - его лицо казалось призрачным пятном в звездном свете, просе-
янном сквозь деревья - поглядел на Тега. Тег действовал на него успокаи-
вающе. "Где-то в моей недостижимой памяти хранятся черты этого  лица,  -
подумал Данкан. - Я могу доверять этому человеку".
   Лусилла заподозрила, что они остановились здесь  потому,  что  старое
тело Тега требовало отдыха, но она не могла заставить себя сказать  это.
Тег утверждал, что в его плане бегства есть способ доставки  Данкана  на
Ракис. Очень хорошо. Вот все, что в данный момент имело значение.
   Она уже сообразила, что убежище, бывшее их целью, должно быть  чем-то
вроде не-корабля или не-палаты. Ничто другое не подходило. Каким-то  об-
разом ключом к этому являлся Патрин, который, по намекам Тега, и  проло-
жил маршрут их бегства.
   Лусилла первой поняла,  как  Патрин  должен  будет  заплатить  за  их
бегство. Патрин был самым слабым звеном. Он оставался позади,  там,  где
Шванги могла его захватить. Схватить приманку, это неизбежно. Только ду-
рак мог считать, будто Преподобная Мать уровня Шванги будет не в состоя-
нии вытрясти все секреты из простого мужчины. Шванги даже  не  понадоби-
лось бы тяжелое убеждение. Тонкое использование Голоса и тех болезненных
форм допроса, которые остаются монополией Ордена - коробочка  мучений  и
давление на нервные узлы - вот все, что ей потребуется.
   И Лусилле уже тогда стало ясно, куда заведет Патрина его преданность.
Как же Тег мог быть настолько слепым?
   ЛЮБОВЬ!
   Долгие узы доверия между двумя мужчинами.  Шванги  будет  действовать
быстро и жестоко. Патрин это понимал. Тег просто не сделал соответствую-
щих выводов из своего знания Патрина.
   Голос Данкана вывел ее из этих мыслей.
   - Топтер! Позади нас!
   - Быстро! - Тег выхватил одеяло из рюкзака и набросил его на них. Они
скорчились в пахнущей землей тьме, прислушиваясь к орнитоптеру, пролета-
ющему над ними. Он не замедлил и не вернулся.
   Когда они окончательно убедились, что их не засекли, Тег опять  повел
их по следу памяти Патрина.
   - Это был охотник, - сказала Лусилла. -  Либо  они  заподозрили,  что
мы... либо Патрин...
   - Побереги свои силы для ходьбы, - огрызнулся Тег.
   Она не стала на него давить. Они оба знали, что Патрин мертв. Спор об
этом только измотает.
   "Этот ментат глубоко копает", - сказала себе Лусилла.
   Тег был сыном Преподобной Матери, и мать подготовила его свыше дозво-
лительных пределов, прежде чем Орден забрал его в свои руки. Неизвестные
возможности таились здесь не только в гхоле.
   Тропа шла, петляя взад и вперед - тропа дичи, карабкающейся по крутым
склонам через густой лес. Звездный  свет  не  проникал  сквозь  деревья.
Только чудесная память ментата безошибочно вела их по тропе.
   Лусилла ощутила угольную крошку под ногами. Она прислушивалась к дви-
жениям Тега, считывая их, чтобы двигаться как и он.
   "До чего же молчалив Данкан, - подумала она. - До чего же замкнут сам
на себя". Он повинуется приказам. Он следует туда, куда  Тег  их  ведет.
Она ощущала, на чем основывается покорность Данкана. Он держит совет сам
с собой. Данкан повинуется, потому что его устраивает повиноваться - по-
ка что. Бунт Шванги посеял некую яростную независимость  в  этом  гхоле.
Так что же свое вмонтировали в него тлейлаксанцы?
   Тег остановился на ровном месте под высокими деревьями,  чтобы  пере-
вести дух. Лусилла услышала, как он глубоко дышит. Это еще раз ей напом-
нило, что ментат - глубокий старик, слишком старый для таких упражнений.
Она тихо проговорила:
   - С тобой все в порядке, Майлз?
   - Я скажу, если со мной что-то будет не в порядке.
   - Сколько нам еще? - спросил Данкан.
   - Осталось совсем мало.
   Вскоре он опять повел их сквозь ночь.
   - Мы должны поспешить, - сказал он. - Этот седловой хребет -  послед-
ний отрезок пути.
   Теперь, когда он принял факт смерти Патрина, мысли Тега  повернулись,
как стрелка компаса, к Шванги, к тому, что она должна сейчас испытывать.
У Шванги должно быть ощущение, словно ее мир рушится вокруг нее. Беглецы
выиграли четыре ночи! Люди, которые  могли  провести  Преподобную  Мать,
способны на что угодно! Разумеется, беглецы, вероятней всего, уже  поки-
нули планету. Не-корабль. Но если...
   Мысли Шванги будут полны таких "если".
   Патрин был слабейшим звеном, но Патрин хорошо усвоил  науку  удаления
слабых звеньев, усвоил от своего командира - Майлза Тега.
   Тег, быстро встряхнув головой, смахнул влагу со своих глаз.  Насущная
необходимость требовала той глубокой внутренней честности, которой он не
мог избежать. Тег никогда не был хорошим лжецом, даже перед самим собой.
Еще в самом начале своей подготовки, он осознал, что его мать и  другие,
занятые его воспитанием, укоренили в нем глубинную внутреннюю честность.
   "Приверженность кодексу чести".
   Сам кодекс, когда он распознал его в себе, привлек восхищенное внима-
ние Тега. Он начинался с признания, что люди не сотворены  равными,  что
врожденные способности у всех различные, и что события в  жизни  с  ними
случаются различные. Это и формирует людей с различными целями и способ-
ностями.
   Повинуясь этому кодексу, Тег рано понял, что он должен строго  соблю-
дать иерархию, и с достоинством встретить момент, когда не сможет  прод-
вигаться дальше.
   Воспитание, обусловленное этим кодексом, глубоко сидело в нем. Он ни-
когда не мог найти его окончательных корней. Этот кодекс был частью  са-
мой человеческой сущности Тега, что  с  неимоверной  силой  ограничивало
рамки дозволенного стоящим выше и ниже него в иерархической пирамиде.
   "Ключевой символ - верность".
   Верность распространялась вверх и вниз, повсюду, где находила достой-
ное себя пристанище. Такую верность осознавал Тег в себе. Он  не  сомне-
вался, что Тараза будет поддерживать его во всем, кроме ситуации,  когда
потребуется принести его в жертву ради выживания Ордена.  И  это  будет,
само по себе, правильным. Это будет тем, на чем, в конце концов, покоит-
ся их общая верность.
   "Я - башар Таразы. Вот что говорит кодекс".
   Это был тот самый кодекс чести, который дал Патрину право  жертвовать
собой.
   "Я надеюсь, ты умер безболезненно, старый друг".
   И опять Тег задержался под деревьями. Вытащив из ножен в сапоге  бое-
вой нож, он оставил маленькую пометку на дереве.
   - Что ты делаешь? - спросила Лусилла.
   - Это тайная метка, - ответил Тег. - Ее знают  только  подготовленные
мной люди. И Тараза, конечно.
   - Но, почему ты...
   - Я объясню позже.
   Тег двинулся вперед, остановился у другого дерева, где  тоже  оставил
крохотную, вполне естественную для дикой жизни этих глухих  мест  метку,
такую, какую могло бы оставить когтем животное.
   Прокладывая путь вперед, Тег понял,  что  у  него  сложилось  оконча-
тельное мнение о Лусилле. Ее планам насчет Данкана следует помешать. Лю-
бые рассуждения ментата о безопасности и здравом рассудке Данкана требо-
вали этого. Пробуждение исходной памяти Данкана должно произойти  раньше
любого воздействия, которое наложит на него Лусилла. Нелегко будет поме-
шать ей, понимал Тег. Чтобы провести Преподобную Мать  требуется  лучший
лжец, чем он когда-либо был.
   Нужно, чтобы помехи все время выглядели случайными, естественным раз-
витием обстоятельств. Лусилла никогда не должна заподозрить умысла.  Тег
не испытывал иллюзий, что сможет провести Преподобную Мать и помешать ей
в тесном обиталище. Лучше убить ее. Он подумал, что смог бы это сделать.
Но последствия! Тараза никогда не посмотрит на такое кровавое дело,  как
на повиновение ее приказам.
   Нет, он должен выигрывать время, наблюдать, слушать, выжидать.
   Они вышли на небольшую открытую площадку с высоким барьером из вулка-
нических пород прямо перед ними. Прямо у барьера росли  щетинистые  кус-
тарники и низкие колючие деревья, казавшиеся темными пятнами в  звездном
свете.
   Под кустами Тег разглядел еще более темное пятно узкой впадины.
   - Отсюда надо ползти на животе, - сказал Тег.
   - Я чувствую запах пепла, - сказала Лусилла. - Здесь что-то сгорело.
   - Здесь была наша приманка, - ответил Тег. - Патрин оставил выжженную
область слева от нас, подделав следы стартовавшего и  оставившего  после
себя обгорелое место не-корабля.
   Было заметно, как Лусилла сдержала дыхание. Ну и дерзость! Даже  если
Шванги обратится к следопыту-ясновидцу, чтобы обнаружить  следы  Данкана
(потому что Данкан был единственным среди них, не обладавшим кровью Сио-
ны, скрывающей от ясновидческого поиска), все приметы  укажут,  что  они
прибыли сюда и улетели с планеты на не-корабле... если только...
   - Куда ты нас ведешь? - спросила она.
   - Это харконненовский не-глоуб, - ответил Тег, - Он здесь  уже  целое
тысячелетие, и теперь он наш.


   Совершенно естественно, имеющие власть желают подавить "дикие" иссле-
дования. Неограниченные поиски знания имеют долгую историю  производства
нежелательной конкуренции, Наделенным властью хочется "безопасной  линии
исследований", которая будет  разрабатывать  только  доступные  контролю
продукты и идеи, и, что важнее всего, которая позволит внутренним вклад-
чикам присваивать большую часть доходов. К несчастью, беспорядочное  ми-
роздание, полное изменчивой относительности, никак не гарантирует  такую
"безопасную линию исследований".
   Оценка Икса. Архивы Бене Джессерит

   Хедли Туек, Верховный Жрец и номинальный правитель  Ракиса,  чувство-
вал, что не соответствует требованиям, только что возложенным на него.
   Ночь пыльным туманом обволокла город Кин, но здесь, в его личной  па-
лате аудиенций, сверкание множества глоуглобов рассеивало  тени.  Однако
даже здесь, в самом сердце его храма, было слышно  отдаленное  завывание
ветра, сезонных страданий этой планеты.
   Палата аудиенций была помещением неправильной формы,  семи  метров  в
длину и четырех метров в ширину. Дальний от входа конец почти  неощутимо
сужался. Потолок в том же направлении тоже шел с мягким наклоном.  Зана-
вески из спайсового волокна и хитрые жалюзи желтого  и  серого  оттенков
скрывали неправильности. Одна из занавесок скрывала  фокусирующий  горн,
который передавал даже малейшие звуки подслушивающим за  пределами  этой
комнаты.
   Только Дарви Одраде, новая Настоятельница Оплота  Бене  Джессерит  на
Ракисе, сидела с Туеком в этой палате приемов. Они смотрели друг на дру-
га через небольшое пространство между их мягкими зелеными подушками.
   Туек постарался сдержать гримасу. Это  усилие  разоблачающе  исказило
его обычно властные черты. Он с величайшей тщательностью готовился к ны-
нешней встрече Смотрители гардероба старательно привели в порядок  одея-
ние на его высокой несколько дородной фигуре. На его длинных ногах  были
золотые сандалии. Стилсьют под его облачением был чистой бутафорией: ни-
каких насосов или водосборных кармашков, никаких неудобных и  отнимающих
время приспособлений. Его серебристо-седые волосы были зачесаны к плечам
- подходящее обрамление для квадратного лица с широким полным ртом и тя-
желым подбородком. В его глазах появился благосклонный взгляд - он  нау-
чился напускать на себя такое выражение у своего деда.  Войдя  в  палату
аудиенций, чтобы встретить Одраде, он чувствовал себя весьма  представи-
тельным, но теперь, внезапно, у него появилось ощущение, что  обнажен  и
растрепан.
   "Он и в самом деле довольно пустоголов", - подумала Одраде.
   А Туек думал: "Я не могу обсуждать с ней этот  ужасный  Манифест!  Ни
тлейлаксанским Господином, ни с этими Лицевыми Танцорами, подслушивающи-
ми в другом помещении. Какой Шайтан меня дернул разрешить это?"
   - Это ересь, ясно и просто, - сказал Туек.
   - Мы всего лишь одна религия среди многих, - возразила  Одраде.  И  с
людьми, возвращающимися из Рассеяния, с возрастанием количества  сект  и
различных верований...
   - Мы - единственная истинная вера, - заявил Туек.
   Одраде подавила улыбку. "Он сказал это точно так, как надо.  И  Вафф,
наверняка, его слышал". Туеком замечательно легко было  управлять.  Если
Орден прав насчет Ваффа, то слова Туека взбесят тлейлаксанского Господи-
на.
   Глубоким и значительным голосом Одраде сказала:
   - Манифест поднимает вопросы, над которыми все должны задуматься: ве-
рующие и неверующие, в равной степени.
   - Да что все это имеет общего со Святым Ребенком? - вопросил Туек.  -
Ты сказала мне, что мы должны встретиться по делам, касающимся...
   - Разумеется! Не старайся отрицать, что знаешь, как много людей начи-
нает поклоняться Шиэне. Манифест подразумевает...
   - Манифест! Манифест! Это еретический документ, который будет уничто-
жен. Что до Шиэны, она должна вернуться под нашу исключительную опеку!
   - Нет, - тихо ответила Одраде.
   "До чего же возбужден Туек, - подумала она. Его жесткая  шея  еле-еле
шевелилась, когда он поворачивал голову из стороны в сторону, но  взгляд
упорно возвращался к занавеске справа от Одраде, словно указывая на  это
особенное место. - До чего же он прозрачен, этот Верховный Жрец. Он  мог
бы с равным успехом прямо сознаться, что Вафф подслушивает гдето за этой
занавеской".
   - А затем вы увезете ее с Ракиса, - сказал Туек.
   - Она останется здесь, - ответила Одраде. - Точно так,  как  мы  тебе
обещали.
   - А почему она не может...
   - Ну-ну! Шиэна ясно изложила свои желания. Я уверена, тебе докладыва-
ли ее слова. Она хочет стать Преподобной Матерью.
   - Она уже является...
   - Владыка Туек! Не пытайся хитрить со мной. Она  ясно  изложила  свое
желание, и мы счастливы ей угодить. С чего тебе  возражать?  Преподобные
Матери служили Разделенному Богу во времена Свободных. Почему бы не сей-
час?
   - Вы, Бене Джессерит, умеете заставить людей говорить то, чего они не
хотят говорить, - обвинил Туек. - Нам не следовало обсуждать это  наеди-
не. Мои советники...
   - Твои советники только замутили бы наш спор. То, что подразумевается
в Манифесте Атридесов...
   - Я буду обсуждать только Шиэну! - Туек приосанился, принимая, как он
считал, позу неколебимо твердого Верховного Жреца.
   - Мы ее и обсуждаем, - сказала Одраде.
   - Тогда позволь мне ясно тебе заявить, что мы  требуем,  чтобы  в  ее
свите находилось больше наших людей. Она должна охраняться со всех...
   - Так, как она охранялась в том саду на крыше? - спросила Одраде.
   - Преподобная Мать Одраде - это Святой Ракис! У вас здесь нет никаких
прав, кроме тех, что мы вам даровали!
   - Права? Шиэна стала мишенью, да, мишенью для многих  амбиций,  и  ты
еще желаешь спорить о правах?
   - Мои обязанности, как Верховного Жреца, ясны. Святая Церковь  Разде-
ленного Бога будет...
   - Владыка Туек! Я изо всех стараюсь соблюдать необходимую вежливость.
То, что я делаю - настолько же  для  твоего  блага,  как  и  для  нашего
собственного. Предпринятые нами действия...
   - Действия? Какие действия? - эти слова вырвались у Туека  с  хриплым
прихрюкиванием. Эти ужасные ведьмы Бене Джессерит!  Тлейлаксанцы  позади
него и Преподобная Мать перед ним! Туек чувствовал себя мячиком в жуткой
игре, отбрасываемым туда-сюда ужасными силами. Мирный Ракис,  безопасное
место его ежедневных обязанностей, исчез, Туек выкинут на арену, правила
игры на которой не совсем ему понятны.
   - Я послала за башаром Майлзом Тегом, - сказала Одраде. - Вот и  все.
Его передовой отряд скоро прибудет. Мы собираемся усилить наши оборонные
силы на этой планете. " - Вы осмеливаетесь захватить...
   - Мы ничего не захватываем. Люди Тега  перестроили  защитные  порядки
планеты по просьбе твоего собственного отца" Соглашение, по которому это
было сделано, по настоянию твоего отца содержит и пункт, требующий нашей
периодической инспекции.
   Туек замер, ошарашенно замолчав. Вафф, этот зловещий маленький  тлей-
лаксанец, все слышал. Будет столкновение! Тлейлаксанцы хотят  секретного
соглашения, устанавливающего цены на  меланж.  Они  не  потерпят  вмеша-
тельства Бене Джессерит.
   Одраде говорила об отце Туека, и теперь Туек желал лишь  того,  чтобы
здесь сидел его давно покойный отец. Твердый человек. Он  бы  знал,  как
обойтись с этими противостоящими силами. Он-то всегда отлично управлялся
с тлейлаксанцами. Туек припомнил, как он подслушивал (точно так же,  как
сейчас слушает Вафф) тлейлаксанского посла по имени Воуз... И еще  одно-
го, по имени Пук. Ледден Пук. До чего же странные у них имена.
   Перепутанные мысли Туека внезапно метнулись к другому  имени.  Одраде
только что его упомянула: Тег! Неужели это старое чудовище  до  сих  пор
действует?
   Одраде опять заговорила.  Туек  попробовал  сглотнуть  сухим  горлом,
склоняясь вперед, заставил себя внимательно слушать ее.
   - Тег также осмотрит ваши внепланетные линии обороны. После фиаско  в
саду на крыше...
   - Я официально запрещаю вмешательство в наши внутренние дела, -  ска-
зал Туек. - В этом нет надобности. Наша жреческая гвардия вполне  годит-
ся, чтобы...
   - Годится? - Одраде печально покачала головой. - До чего же  неподхо-
дящее слово, учитывая новые обстоятельства на Ракисе.
   - Какие новые обстоятельства? - в голосе Туека был ужас.
   Одраде просто продолжала сидеть, пристально глядя на него.
   Туек постарался привести в порядок свои мысли. Знает ли она о подслу-
шивающих за стеной тлейлаксанцах? Невозможно! Он сделал  дрожащий  вдох.
Что насчет этих оборонных порядков Ракиса? Оборонные порядки  превосход-
ны. Они обладают лучшими икшианскими мониторами  и  не-кораблями.  Более
того, всем независимым силам выгодно, чтобы Ракис по-прежнему  оставался
независимым как еще один источник спайса.
   "Выгодно всем, кроме тлейлаксанцев с их  проклятым  перепроизводством
меланжа из акслольтных чанов!"
   Это была убийственная мысль. Тлейлаксанский  Господин  слышал  каждое
слово, произнесенное в этой палате аудиенций!
   Туек воззвал к Шаи-Хулуду, Разделенному Богу, чтобы тот защитил. Этот
ужасный человечек, подслушивавший за  занавеской,  заявил,  что  говорит
также от лица икшианцев и Рыбословш. Он предъявил документы.  Не  те  ли
это "новые обстоятельства", о которых говорит Одраде? Ничего нельзя  на-
долго утаить от ведьм!
   Верховный Жрец не мог унять дрожь при  мысли  о  Ваффе:  круглая  ма-
ленькая головка, поблескивающие глазки, этот  вздернутый  нос  и  острые
зубки, когда он ощеривался улыбкой. Вафф был похож на  чуть  увеличенное
дитя, пока не встретишься взглядом с его глазами и не услышишь,  как  он
говорит своим приквакивающим голосом. Туек припомнил, как его  собствен-
ный отец жаловался на эти голоса: "Своими детскими голосками тлейлаксан-
цы говорят такие жуткие вещи!" Одраде заерзала на  своих  подушках.  Она
думала о подслушивавшем Ваффе. Достаточно ли он слышал?  Ее  собственные
секретные подслушиватели наверняка задаются сейчас тем же вопросом. Пре-
подобные Матери всегда заранее проигрывают такие  словесные  состязания,
раздумывая, какие улучшения внести, и как их повернуть при том или  ином
ходе событий, чтобы выиграть побольше преимуществ для Ордена.
   "Вафф слышал достаточно, - сказала себе Одраде. - Время  сменить  иг-
ру".
   С самой деловито сухой интонацией Одраде сказала:
   - Владыка Туек, кое-кто весьма важный слушает то, что мы здесь  гово-
рим. Вежливо ли заставлять такую персону слушать в тайне?
   Туек закрыл глаза. Она знает!
   Он открыл глаза и встретился с ничего не выражающим взглядом  Одраде.
Она глядела так, словно у нее есть целая вечность, чтобы дождаться отве-
та.
   - Вежливо? Я... я...
   - Пригласи этого тайного слушателя присоединиться к нам, - предложила
Одраде.
   Туек провел рукой по влажному лбу. Его отец и дед, Верховные Жрецы до
него, составили ритуальные обеты на большинство случаев,  но  ничего  на
момент, подобный этому. Пригласить  тлейлаксанца  сюда?  В  эту  палату,
вместе... Туек внезапно припомнил, что ему не  нравится  запах  тлейлак-
санских Господинов. И отец его на это жаловался:  "Они  пахнут  отврати-
тельной пищей!"
   Одраде поднялась на ноги.
   - Я бы очень предпочла иметь того, кто слушает мои слова, перед газа-
ми, - сказала она. - Следует ли мне пойти  самой  и  пригласить  тайного
слушателя...
   - Пожалуйста! - Туек продолжал сидеть, но поднял  руку,  останавливая
ее. - У меня нет выбора. У него документы от Рыбословш и  икшианцев.  Он
заявил, что поможет нам вернуть Шиэну в наше...
   - Поможет вам? - Одраде поглядела на потеющего жреца почти  жалостли-
во. "И он воображает, будто правит Ракисом?"
   - Он с Бене Тлейлакса, - сказал Туек. - Его зовут Вафф и...
   - Я знаю, как его зовут, и знаю, почему он здесь. Владыка  Туек.  Что
изумляет меня, это то, что ты позволяешь ему шпионить за...
   - Это не шпионаж! Мы ведем переговоры. Я имею ввиду: есть новые силы,
к которым мы должны приспособить наше...
   - Новые силы? Ах, да, эти шлюхи из Рассеяния. Привез ли Вафф кого-ни-
будь из них с собой?
   До того, как Туек смог ответить, боковая дверь палаты  для  аудиенций
распахнулась. Вафф возник как по подсказке суфлера, позади него двое Ли-
цевых Танцоров.
   "Ему же велели не приводить с собой Лицевых Танцоров!" - подумала Од-
раде.
   - Только ты! - сказала Одраде, указывая на Ваффа. -  Ведь  другие  не
были приглашены, верно. Владыка Туек?
   Туек тяжело поднялся на ноги; заметив близость Одраде, припомнил  все
жуткие истории  о  физических  способностях  Преподобных  Матерей.  При-
сутствие Лицевых Танцоров только усиливало его смятение. Они всегда  на-
полняли его такими жуткими дурными предчувствиями.
   Повернувшись к двери и стараясь изобразить на лице  радушное  выраже-
ние, Туек сказал:
   - Только... только посол Вафф, пожалуйста.
   Произносимые слова царапали горло Туека. Это было более, чем  ужасно!
Он чувствовал себя обнаженным перед этими людьми.
   Одраде указала на подушку рядом с собой.
   - Это для Ваффа? Пожалуйста, проходи и садись.
   Вафф кивнул ей так, как будто никогда прежде ее не видел. До чего  же
вежливо! Сделав жест своим Лицевым Танцорам, чтобы они оставались снару-
жи, он прошел к указанной подушке, но остался стоять в ожидании рядом  с
ней.
   Одраде заметила, что маленький тлейлаксанец просто источает  напряже-
ние. Что-то похожее на рычание трепетало на его губах. Он так  и  держит
наготове оружие в своих рукавах. Не собирается ли он нарушить их  согла-
шение?
   Одраде поняла, что сейчас тот момент, когда подозрения  Ваффа  пробу-
дятся с прежней силой - и даже с большей. Он почувствует, что  ухищрения
Та разы завлекают его в ловушку. Вафф хочет завести собственных  Выводя-
щих Матерей! Весьма ощутимый запах свидетельствовал  о  его  глубочайших
страхах. Значит, он держит в уме, что можно выгадать из их соглашения  -
по крайней мере, формально. Тараза же не рассчитывала, что Вафф действи-
тельно поделится всеми знаниями, приобретенными от Преподобных Черниц.
   - Владыка Туек сообщил мне, что ты... гм, скажем... ведешь  перегово-
ры, - сказала Одраде. "Пусть он запомнит эти слова!" Вафф  знал,  в  чем
заключаются настоящие переговоры. Говоря это, Одраде опустилась на коле-
ни, затем опять на подушку, но ее ноги  оставались  в  таком  положении,
чтобы она могла мгновенно метнуть свое тело при любом намеке на  нападе-
ние со стороны Ваффа.
   Вафф взглянул на нее и на подушку, которую она ему указала.  Он  мед-
ленно опустился на подушку, но его руки оставались  на  коленях,  рукава
нацелены на Туека.
   "Что он делает?" - подивилась Одраде, движения Ваффа говорили, что он
выносил свой собственный план.
   Одраде сказала:
   - Я старалась внушить Верховному Жрецу важность  Манифеста  Атридесов
для нашего общего...
   - Атридесов! - выпалил Туек. Он чуть не грохнулся на свою подушку.  -
Это не могут быть Атридесы.
   - Очень убедительный Манифест, - сказал Вафф, усиливая  явные  страхи
Туека.
   "По крайней мере, хоть это идет соответственно плану", - подумала Од-
раде. Она сказала:
   - Нельзя игнорировать принесение обета ситори. Для многих людей сито-
ри равняется присутствию их бога.
   Вафф метнул на нее удивленный и гневный взгляд.
   Туек сказал:
   - Посол Вафф уведомляет меня, что икшианцы и  Рыбословши  встревожены
этим доку ментом, но я успокоил его, что...
   - Я думаю, мы можем игнорировать Рыбословш, - возразила Одраде. -  Им
повсюду чудится их бог.
   Вафф распознал насмешку в ее словах. Не подкалывает ли она его?  Она,
однако же, права насчет Рыбословш. Они настолько утратили  свои  прежние
верования и преданность, что стали маловлиятельны, а то, на что они хоть
как-то влияют, легко поддается управлению новыми Лицевыми Танцорами, ко-
торые ими сейчас руководят.
   Туек попробовал улыбнуться Ваффу.
   - Ты говорил о том, чтобы помочь нам...
   - Об этом попозже, - перебила Одраде. Она должна была удерживать вни-
мание Туека на документе, который так его тревожил. Она процитировала из
Манифеста: "Твоя воля и твоя вера - твоя система веры -  доминируют  над
твоим мирозданием".
   Туек узнал эти слова. Он читал этот ужасный документ.  Этот  Манифест
говорил; что Господь и все его деяния не более, чем человеческие  творе-
ния. Он задумался, как ему следует ответить. Подобное ни один  Верховный
Жрец не может оставить без ответа.
   Прежде, чем Туек нашел слова, Вафф перекинулся взглядом  с  Одраде  и
произнес слова, которые, он понимал, она должна  истолковать  правильно.
Одраде не может ошибиться, будучи тем, кто она есть.
   - Ошибка предвидения, - проговорил Вафф. - Разве это не так  называет
документ? И разве не в этом месте он говорит, что ум верующего застаива-
ется?
   - Именно! - провозгласил Туек. Он испытал благодарность к тлейлаксан-
цу за его вмешательство. Именно в этом и был корень опасной ереси!
   Вафф не взглянул на него, но продолжал пристально глядеть на  Одраде.
Бене Джессерит находит свой умысел неуязвимым? Пусть  она  встретится  с
более великой силой. Она воображает себя такой сильной! Но Бене  Джессе-
рит на самом деле не знает, как Господь Всемогущий защитил будущее Шари-
ата!
   Туека было не остановить.
   - Этот Манифест нападает на все, что мы считаем святым! А  его  расп-
ространяют повсюду!
   - Тлейлаксанцы, - подсказала Одраде.
   Вафф поднял рукава, наведя  свое  оружие  на  Туека.  Он  заколебался
только потому, что увидел, что Одраде разгадала часть его замыслов.
   Туек переводил взгляд с одного из них на другого. Правдиво ли обвине-
ние Одраде? Или это еще один трюк Бене Джессерит?
   Одраде увидела колебания Ваффа и догадалась об их причине. Она быстро
перебрала в уме возможности, ища ответ в его мотивах. Какое преимущество
получат тлейлаксанцы, убив Туека? Вафф явно намеревается  заменить  Вер-
ховного Жреца одним из своих Лицевых Танцоров. Но что это им даст?
   Выигрывая время, Одраде сказала:
   - Тебе следует быть очень осторожным, посол Вафф.
   - Когда это осторожность управляла великими необходимостями? -  спро-
сил Вафф.
   Туек поднялся на ноги и тяжело пошел по покоям, заламывая руки.
   - Пожалуйста! Это святые места. Нельзя обсуждать  здесь  ересь,  если
только мы не размышляем, как ее уничтожить, - он поглядел  на  Ваффа.  -
Ведь это правда, верно? Вы не являетесь авторами этого ужасного докумен-
та?
   - Он не наш, - согласился Вафф. "Черт подери, этого надутого  жреца!"
Туек отошел в сторону и опять представлял собой движущуюся мишень.
   - Я знал это! - воскликнул Туек, вышагивая позади Ваффа и Одраде.
   Одраде продолжала смотреть на Ваффа. Он замышлял убийство! Она была в
этом уверена.
   Туек заговорил из-за ее спины.
   - Ты не знаешь, как ты не права с нами, Преподобная  Мать.  Сер  Вафф
просил, чтобы мы составили нечто вроде меланжевого картеля. Я  объяснил,
что наша цена для Ордена останется неизменной, потому что одна из  ваших
была бабкой Бога.
   Вафф выжидающе склонил голову. Жрец опять вернулся в пределы досягае-
мости оружия. Господь не допустит промаха.
   Туек стоял позади Одраде, глядя на Ваффа.  Трепет  прошел  по  жрецу.
Тлейлаксанцы так... так отталкивающе аморальны. Им нельзя доверять. Нас-
колько можно верить отрицательному ответу Ваффа?
   Не отрывая от Ваффа своего задумчивого взгляда, Одраде проговорила:
   - Но, Владыка Туек, разве перспектива увеличения доходов не привлека-
ет тебя?
   Она увидела, как рука Ваффа чуть повернулась,  почти  нацелившись  на
нее. Его намерения становились ясными.
   - Владыка Туек, - проговорила Одраде, - этот  тлейлаксанец  замышляет
убить нас обоих.
   При этих ее словах, Вафф рывком вскинул обе руки,  стараясь  поразить
одновременно обе трудные мишени. Но Одраде его опередила.  Она  услышала
слабый звук выпущенного дротика, но не почувствовала укола. Ее левая ру-
ка сокрушительным рубящим ударом обрушилась на правую руку Ваффа. Правой
ногой она сломала ему левую руку.
   Вафф взвыл.
   Он никогда не подозревал такой скорости у воспитанниц Бене Джессерит.
Это было сильнее того, что продемонстрировала Преподобная Черница на ик-
шианском корабле Конференций. Даже через свою боль он осознал, что  дол-
жен доложить об этом. Преподобные Матери владеют синаптической обводкой,
если их к тому принуждают!
   Дверь позади Одраде распахнулась. Лицевые Танцоры Ваффа  ворвались  в
палату. Но Одраде уже стояла позади Ваффа, обеими руками  держа  его  за
горло.
   - Остановитесь или он умрет! - закричала она.
   Лицевые Танцоры замерли на месте.
   Вафф корчился в ее руках.
   - Стой спокойно! - приказала она. Одраде взглянула на Туека, распрос-
тертого на полу правее нее - один из дротиков достиг своей цели.
   - Вафф убил Верховного Жреца, - сказала Одраде для своих тайных подс-
лушивателей.
   Оба Лицевых Танцора продолжали глядеть на нее в нерешительности.  Она
видела: они не сообразили заранее, как все  это  сыграет  на  руку  Бене
Джессерит. Разумеется, тлейлаксанцы попали в ловушку!
   Одраде заговорила с Лицевым Танцором.
   - Удалитесь в коридор вместе отелом и закройте дверь. Ваш хозяин  со-
вершил глупый поступок. Вы понадобитесь ему позже, - И добавила Ваффу, -
В данный момент ты нуждаешься во мне больше, чем в своих Лицевых  Танцо-
рах. Отошли их.
   - Уходите, - приквакнул Вафф.
   Увидев, что Лицевые Танцоры продолжают на нее глядеть, Одраде  сказа-
ла:
   - Если вы не удалитесь, я сперва убью его, а затем уничтожу вас  обо-
их.
   - Выполняйте, - завопил Вафф.
   Лицевые Танцоры восприняли это, как приказ повиноваться своему хозяи-
ну. Одраде расслышала в голосе Вафф нотки самоубийственной истерики,  из
которой его придется выводить.
   Оказавшись опять наедине с ним, Одраде вынула  использованное  оружие
из его рукавов и спрятала к себе в карман  -  следует  попозже  подробно
изучить. Она почти ничего не могла сделать  с  его  сломанными  костями,
кроме того, чтобы ненадолго облегчить боль и вправить их. Из подушек она
сделала импровизированные шины и  нарвала  полосок  зеленой  материи  из
обивки мебели Верховного Жреца.
   Вафф быстро пришел в себя. Он застонал, поглядев на Одраде.
   - Ты и я теперь союзники, - сказала Одраде. - Все, что происходило  в
этой палате, слышали мои люди и представители той фракции, которые хоте-
ли заместить Туека одним из своих.
   Для Ваффа все произошло слишком быстро. Ему понадобился момент, Чтобы
усвоить сказанное ей. Как бы то ни было, но его ум  зацепился  за  самое
важное.
   - Союзники?
   - Я так представляю, с Туеком трудно было вести дела, - сказала  она.
- Предложи ему очевидные выгоды - и он наверняка заколебался бы. Ты ока-
зал услугу некоторым жрецам, убив его.
   - Они сейчас подслушивают? - приквакнул Вафф.
   - Разумеется. Давай обсудим предложенную тобой  спайсовую  монополию.
Этот незадачливый покойный Верховный Жрец сказал,  что  ты  упоминал  об
этом. Давай посмотрим, смогу ли я вычислить размах твоего предложения.
   - Мои руки, - простонал Вафф.
   - Ты все-таки остался жив, - возразила она. - Благодари мою  осторож-
ность, я могла бы убить тебя.
   Он отвернул от нее голову.
   - Это было бы только к лучшему.
   - Не для твоего Бене Тлейлакса и, наверняка, не для моего  Ордена,  -
сказала она. - Давай посмотрим. Да, ты обещал  поставить  нам  на  Ракис
много спайсовых харвестеров, новых, летающих по воздуху, лишь касающихся
пустыни своими сбороголовками.
   - Ты подслушивала! - обвинил Вафф.
   - Нисколько. Очень привлекательное предложение, поскольку, я уверена,
икшианцы поставят харвестеры бесплатно, по своим  собственным  причинам.
Следует ли мне продолжать?
   - Ты же сказала, что мы союзники.
   - Монополия заставит Космический Союз закупать больше икшианских  на-
вигаторских машин, - сказала она. - И вы будете держать Космический Союз
в своей пасти, готовые раздавить его в любой момент.
   Вафф повернул голову, чтобы поглядеть на нее. От  этого  движения  по
его сломанным рукам прошла мучительная боль, и он застонал. Несмотря  на
боль, он изучал Одраде сквозь приспущенные веки. Действительно ли ведьмы
полагают, что таков размах тлейлаксанского плана?  Он  едва  смел  наде-
яться, что Бене Джессерит идет в столь неверном направлении.
   - Разумеется, это не был твой основной план, - продолжила Одраде.
   Глаза Ваффа резко открылись. Она читает его мысли!
   - Я опозорен, - сказал он. - Когда ты спасла  мою  жизнь,  ты  спасла
бесполезную вещь, - он откинулся навзничь.
   Одраде глубоко вдохнула. "Время использовать результаты  исследований
Дома Соборов". Она наклонилась вплотную к Ваффу и прошептала в его ухо:
   - Шариат в тебе все еще нуждается.
   Вафф поперхнулся.
   Одраде откинулась назад. Этот его жест все  ей  сказал.  Исследования
подтвердились.
   - Ты думаешь, что люди из Рассеяния были лучшими союзниками, - сказа-
ла она. - Эти Преподобные Черницы и другие гетеры такого сорта. Я  спра-
шиваю тебя: заключает ли слиг союз с поглощаемым им мусором?
   Вафф услышал этот вопрос, задаваемый вслух только в кехле.  Его  лицо
побледнело, он задышал часто и неглубоко. То, что подразумевается в этих
словах! Он заставил себя забыть о боли в руках. Союзники,  говорит  она.
Она знает о Шариате! Откуда это только возможно?
   - Как можно не понимать множества выгод от союза между Бене  Тлейлак-
сом и Бене Джессерит? - спросила Одраде.
   "Союз с ведьмами повинды?" Ум Ваффа был охвачен полным  смятением.  И
ему стоит напряжения всех сил сдерживать мучительную боль  в  руках.  До
чего же хрупок этот миг! Он ощутил жгучий желчный привкус на корне  язы-
ка.
   - Ага, - сказала Одраде. - Ты слышишь? Жрец Крутансик и его единомыш-
ленники прибыли и стоят за нашей дверью. Они предложат,  чтобы  один  из
твоих Лицевых Танцоров принял личину покойного Хедли Туека. Любой другой
ход событий вызовет слишком большое  смятение.  Крутансик  действительно
мудрый человек, до сих пор державшийся в тени. Его  дядя  Стирос  хорошо
его воспитал.
   - Что выигрывает Орден от союза с нами? - едва смог проговорить Вафф.
   Одраде улыбнулась. Теперь она могла говорить правду. Это всегда  нам-
ного легче, это самый могущественный аргумент.
   - Наше выживание перед лицом бури, за рождающейся среди людей Рассея-
ния, - сказала она. - И выживание Тлейлакса тоже. Самая отдаленная  цель
наших желаний, это та же цель с теми, кто хранит Великую Веру.
   Ваффа съежился. Она говорит это открыто! Затем он понял. Что  такого,
если это услышат другие? Они не смогут распознать тайного значения  этих
слов.
   - Наши Выводящие Матери готовы для  вас,  -  продолжала  Одраде.  Она
пристально поглядела на его глаза и сделала жест дзенсуннитского жреца.
   Вафф почувствовал, как у него отпускает стиснутую грудь. Неожиданное,
немыслимое, невероятное было правдой! Бене Джессерит  не  повинда!  Весь
мир еще последует за Бене Тлейлаксом в истинную веру! Господь не  допус-
тит иного. Особенно здесь, на планете Пророка!


   Бюрократия уничтожает инициативу, Мало есть такого, что бюрократы не-
навидят сильнее новшеств, особенно, если новшество дает результат лучше,
чем заведенный прежде порядок. Из-за улучшений  находящиеся  на  вершине
над массой начинают казаться не у дел. А кому  нравится  казаться  не  у
дел?
   Руководство по Испытаниям и Ошибкам в Правлении. Архивы Бене  Джессе-
рит

   Донесения, резюме, разнообразные информационные сводки грудой  лежали
на длинном столе, за котором сидела Тараза. Весь Дом Соборов вокруг  нее
спал, кроме ночных дозоров и самых необходимых  служб.  Только  знакомые
звуки, поддерживающие жизнеобеспечение, проникали в ее личные апартамен-
ты. Два глоуглоба нависали над ее столом, окутывая темную деревянную по-
верхность и ряды ридуланской хрустальной бумаги желтым светом.  Окно  за
ее столом казалось темным зеркалом, отражавшим комнату.
   АРХИВЫ!
   Графический проектор помаргивал, продолжая воспроизводить изображение
над ее столом - все новые крохи и кусочки заказанной ею информации.
   Тараза не доверяла архивариусам, и понимала, что в самом этом недове-
рии заложено противоречие, поскольку  нельзя  одновременно  не  понимать
глубокую необходимость в обладании данными. Но архивы Дома Соборов могли
рассматриваться только как джунгли привиатур, специальных сносок,  коти-
рованных вставок и примечаний. Такой  материал  часто  требовал  участия
ментата для его перевода, или, что еще хуже, во время  предельной  уста-
лости, требовал погружения в Иные Памяти. Все архивариусы  конечно  были
ментатами, но это не успокаивало Таразу. Никогда нельзя просто заглянуть
в архивный источник. Большинство источников имели множество  интерпрета-
ций и ссылок, в которых разбирались только специалисты, к которым прихо-
дилось обращаться за толкованием (до чего  ненавистно!).  Ускоряли  дело
услуги механистических систем поиска. Это, в свою очередь, вызывало  за-
висимость от тех, кто управлял  этой  системой.  Это  дает  функционерам
больше власти, чем хотелось бы Таразе им предоставлять.
   ЗАВИСИМОСТЬ!
   Тараза ненавидела зависимость. Это горестное признание напоминало ей,
что не все, что представлялось, сбудется именно так, как хотелось  бы  и
требовалось. Даже лучшие из проекций ментатов  становятся  ошибочными...
дай только побольше времени.
   И все равно, каждый ход Ордена, каждая обычная сделка требовали  кон-
сультаций с архивами, бесконечных исследований. Это часто раздражало Та-
разу. Следует ли создать такуюто группу? Подписать такое-то соглашение?
   И всегда приходил момент во время совета, когда  она  была  вынуждена
огласить решение:
   - Анализ архивариуса Гестерион принят.
   Или:
   - Доклад архивариуса отвергнут, неуместен.
   Тараза наклонилась, чтобы изучить голопроекцию: "возможный план скре-
щивания для субъекта Ваффа".
   Она проверила номера, генетические планы образцов клеток,  доставлен-
ных Одраде. Обрезки ногтей редко представляли достаточный  материал  для
надежного анализа, но Одраде очень хорошо поработала под предлогом исце-
ления сломанных костей Ваффа. Тараза покачала головой, глядя на  данные.
Потомство, наверняка, будет таким же, как и все предыдущие, которые Бене
Джессерит затевал с Тлейлаксом: женщины будут неуязвимы к пробам памяти,
мужчины, конечно, будут непроницаемым и отталкивающим хаосом. Тараза от-
кинулась в своем кресле и вздохнула. Когда дело доходило до записей  вы-
ведения, моментальные перекрестные отсылки приобретали  искажающие  про-
порции. Официально это называлось "институт генетической совместимости",
ИГС для архивариусов. Сестры в разговоре  пользовались  термином  "книга
племенного учета", что, хотя и было точным, не очень вписывалось в архи-
вные заголовки. Она запросила проекции Ваффа  на  три  сотни  поколений,
легкая и довольно быстро выполнимая задача, достаточная для всех практи-
ческих целей. Три сотни основных генетических линий (таких как Тег,  его
побочные линии, его братья и сестры) доказывали, что они надежны на  ты-
сячелетия. Инстинкт говорил ей, что терять больше  времени  на  проекцию
Ваффа будет бесполезно.
   В Таразе поднималась усталость. Она опустила голову на руки и  отдох-
нула секунду, чувствуя прохладу дерева.
   "Что, если я неправа насчет Ракиса?"
   Доводы оппозиции нельзя смахнуть в архивную пыль. "Проклятие этой за-
висимости от компьютеров!" Орден хранил сведения о своих основных линиях
в компьютерах, память которых уходила аж в запретные дни  Бутлеаринского
Джихада, устроившего дикое избиение "думающих машин". Наши, "более прос-
вещенные", дни не склонны задаваться вопросами о  бессознательных  моти-
вах, вызвавших эту древнюю оргию разрушения.
   "Порой мы принимаем весьма ответственные решения  по  бессознательным
причинам. Слишком часто сознательный поиск в архивах или Иных Памятях не
дает никаких гарантий". Тараза подняла руку и  похлопала  ей  по  крышке
стола. Ей не нравилось иметь дело с архивариусами, семенившими к  ней  с
ответами на ее вопросы. Весьма неприятный народец, полный  тайных  шуто-
чек. Она слышала, как они сравнивали свою работу по выведению с фермами,
на которых скрещивают и выводят новые виды животных. Черт подери их  шу-
точки! Правильное решение сейчас намного важнее, чем  они  только  могут
вообразить. Эти услужливые Сестры всего лишь повинуются приказам,  и  не
несут на себе такой ответственности, как Тараза.
   Она подняла голову и поглядела на нишу, в которой стоял  бюст  Сестры
Ченоэ, той древней Сестры, что встречалась и разговаривала с Тираном.
   "Ты знала, - подумала Тараза. - Ты никогда не  была  Преподобной  Ма-
терью, но все равно, ты знала. Это показывают твои отчеты. Как же ты уз-
нала, чтобы принять правильное решение?"
   Запрос Одраде о военной поддержке требовал немедленного ответа.  Вре-
менные рамки очень ограничены. Но с исчезновением Тега и Лусиллы с  гхо-
лой следует ввести в действие запасной план.
   "Черт подери Тега!"
   Еще одна из его неожиданностей. Он, разумеется, не мог оставить гхолу
в опасности. Действия Шванги можно было предусмотреть.
   Что же сделал Тег? Отправился ли он, чтобы затаиться  в  леса  или  в
один из больших городов Гамму? Нет. Если бы это был город, то Тег  сооб-
щил бы о себе через одного из тайных агентов, которых они подготовили. У
него был полный список этих агентов, и с некоторыми из них Тег  познако-
мился лично. Явно, Тег не доверял им полностью. Он что-то заметил вовре-
мя своей инспекционной поездки, заметил что-то такое, о чем  не  доложил
даже через Беллонду.
   Следует призвать Бурзмали и, конечно, дать ему наставления.  Бурзмали
самый лучший, он подготовлен самим Тегом, первый кандидат на звание Вер-
ховного башара. Бурзмали должен быть послан на Гамму.
   "Я играю по наитию", - подумала Тараза.
   Но если Тег затаился, то след должен начинаться на Гамму. Правда, там
же может и кончиться. Да, послать Бурзмали на Гамму. Ракис должен подож-
дать. Есть, конечно, и очевидная привлекательность в таком ходе: это  не
насторожит Космический Союз, да и тлейлаксанцы и люди из Рассеяния,  на-
верняка, клюнут на эту наживку. Если Одраде не удастся поймать в ловушку
тлейлаксанцев... о, нет, Одраде никак не  допустит  провала.  Это  можно
считать почти надежным.
   НЕОЖИДАННОЕ.
   "Ты видишь, Майлз, я действительно научилась этому от тебя".
   Ничто из этого не подавит оппозицию внутри Ордена, однако.
   Тараза положила обе руки ладонями на стол и прижала к  столу,  словно
стараясь, здесь на Доме Соборов, ощутить тех людей, кто разделяет взгля-
ды Шванги. Громкая оппозиция была подавлена, но тихая всегда держала на-
готове насилие.
   "Что же мне делать?"
   Считалось, что в кризисные моменты Верховная Мать не должна быть уяз-
вима нерешительностью. Но сейчас связь с тлейлаксанцами выводила из рав-
новесия данные их исследований. Некоторые  из  рекомендаций  для  Одраде
представлялись очевидными, и уже были ей переданы. Этот план был ясен  и
прост.
   Взять Ваффа  в  пустыню,  подальше  от  нежелательных  глаз.  Создать
экстремальную ситуацию и потом  воспользоваться  религиозным  опытом  по
старой и надежной модели, разработанной  Защитной  Миссионерией.  Прове-
рить, действительно ли тлейлаксанцы использовали процесс гхолы для  соз-
дания своего собственного вида бессмертия. Одраде способна прекрасно вы-
полнить этот неоднократно выверенный план. Но многое однако же, зависело
от этой молодой девушки Шиэны.
   "Червь сам по себе является неизвестностью".
   Тараза напомнила себе, что нынешние черви - не аборигены древнего Ар-
ракиса. Несмотря на проявленную Шиэной способность  повелевать  червями,
они остаются непредсказуемыми. Как бы сказали в архивах, у них  нет  об-
ратных записей. Тараза почти не сомневалась, что Одраде  сделала  точное
наблюдение насчет ракианцев и их танцев. Это было плюсом.
   "Язык. Но мы все еще не говорим на нем. Это минус. Я  должна  принять
решение сегодня!"
   Взгляд Таразы стал блуждать по комнате, в то время, как вся неразрыв-
ная линия Верховных Матерей, все женские памяти, заключенные  в  хрупкой
оболочке ее самой и двух других, Беллонды и Гестерион мучительно  следо-
вали сквозь Иные Памяти, от которых она так уставала, когда им  следова-
ла. Самым крайним следом были наблюдения Муад Диба, атридесовского  бас-
тарда, который дважды потряс мироздание, сначала завладев Империей с по-
мощью орд своих Свободных, а затем породив Тирана.
   "Если мы на этот раз потерпим поражение, это будет конец всем нам,  -
подумала она. - Тогда, скорее всего, нас поглотят эти отродья из Рассея-
ния".
   Альтернатива представлялась сама собой: девочка с Ракиса должна  быть
перевезена в самую сердцевину  Ордена  на  пределе  досягаемости  полета
не-кораблей - позорное отступление.
   И так много зависит от Тега. Потерпел он поражение на  службе  Ордену
или нашел неожиданный способ спрятать гхолу?
   "Я должна найти предлог для отсрочки, - подумала Тараза. - Мы  должны
предоставить Тегу время связаться с нами. Одраде должна будет одна вытя-
гивать наш план на Ракисе". Это очень опасно, но должно быть сделано.
   Тараза твердо поднялась из своего песьего кресла и подошла к  темному
окну. Дом Соборов лежал во тьме, с тенями от звездного света. Убежище  -
планета Дом Соборов. Такие планеты больше не  носили  никаких  названий,
только номера где-то в архивах. Эта планета уже четырнадцать  сотен  лет
наблюдала, как ее занимает Бене Джессерит, но даже такой срок стоит рас-
сматривать как временный. Тараза подумала о сторожевых некораблях,  кру-
жащих по орбите над головой: собственная  оборонная  система,  созданная
Тегом. И все равно. Дом Соборов оставался уязвимым.
   У проблемы есть название: "Случайное обнаружение".
   Это вечный изъян. Там, в Рассеянии, человечество значительно  разрос-
лась, затопляя неограниченные пространства. Золотая Тропа Тирана,  нако-
нец, защищена. Защищена ли? Наверняка, Червь Атридес планировал большее,
чем просто выживание человечества.
   "Он сделал с нами что-то, до чего мы еще не  докопались,  даже  после
всех этих тысячелетий. Мне кажется, я знаю, что он сделал. Мои противни-
ки утверждают обратное".
   Преподобной Матери всегда нелегко размышлять над путами,  от  которых
они страдали под Лито II, и он, как хлыстом, подгонял  свою  Империю  по
Золотой Тропе целых тридцать пять сотен лет.
   "Мы спотыкаемся, когда оглядываемся на те времена".
   Заметив свое отражение в темном плазе окна, Тараза поглядела на себя.
Лицо мрачное, и усталость легко заметна.
   "Я имею полное право быть усталой и мрачной!"
   Она знала, что тренированное сознание умышленно приводит ее  к  нега-
тивным моделям - такова была ее система защиты, ее сила. Она становилась
отстраненной от всех человеческих взаимосвязей, даже от соблазна,  кото-
рый она представляла для Разрешающих  Скрещивание.  Тараза  была  вечным
"адвокатом дьявола", это стало главенствующей силой в целом Ордене,  ес-
тественным следствием ее возвышения до Верховной Матери. Противники лег-
ко развивались в такой питательной среде.
   Как говорят суфии: "Рыба всегда гниет с головы".
   Почему-то они не упоминают, что некоторые виды гниения являются  бла-
городными и полезными.
   Теперь она успокаивала себя более приятными мыслями:  Рассеяние  раз-
несло уроки Тирана по всей человеческой популяции, изменило неузнаваемым
образом, но, в конце концов, поддастся распознаванию. Со временем  будет
найден способ уничтожить невидимость не-кораблей, но Тараза  не  думала,
что его уже нашли люди из Рассеяния - во всяком случае, не те, что  сей-
час возвращаются в места своего изначального происхождения.
   Не было абсолютно безопасного курса через конфликтующие силы, но  она
считала, что Орден вооружен настолько хорошо, настолько способен.  Проб-
лема была родственна той, что решают навигаторы Космического Союза, ведя
свой корабль сквозь подпространство так, чтобы избежать  столкновения  и
ловушки.
   Ловушки, вот в чем ключ, и Одраде расставляет ловушки Ордена на тлей-
лаксанцев.
   Когда Тараза думала об Одраде, что часто с ней случалось в  напряжен-
ные моменты, их долгая взаимосвязь утверждала себя. Это было,  как  если
бы она глядела на выцветший гобелен, на котором некоторые фигуры все еще
остаются яркими. Самой яркой из всех, подтверждая положение Одраде близ-
ко к креслам управляющих Орденом, была ее способность отсекать детали  и
извлекать удивительную сердцевину любого конфликта. Эта была форма того,
что являлось опасным атридосовским предвидением внутри нее.  Использова-
ние этого скрытого таланта, было тем, что настораживало большинство  оп-
позиции, и был единственный довод, что Тараза знавала ее наибольшую  ве-
сомость. То, что работало глубоко под поверхностью, его скрытые передви-
жения, обозначаемые только внешними всплесками беспокойства, вот что бы-
ло проблемой!
   - Использовать ее, но быть наготове ее устранить, - доказывала  Тара-
за. - Нам все еще будет нужно большинство ее потомства.
   Тараза знала, что может положиться на Лусиллу... если,  конечно,  Лу-
силле удалось найти убежище где-то вместе с Тегом  и  гхолой.  Различные
убийцы обитают в Оплоте на Ракисе, разумеется. Оружие, может быть, скоро
запущено в действие.
   Тараза испытала внезапное внутреннее смятение. Иные Памяти рекомендо-
вали наивысшую осторожность. Никогда больше не терять контроль над лини-
ями скрещивания! Да, если Одраде избегнет попытки ее устранить,  то  она
будет отчуждена навсегда. Одраде является полной Преподобной  Матерью  и
некоторые из них должны до сих пор оставаться в Рассеянии, не среди Пре-
подобных Черниц, которых наблюдал Орден... но все же...
   Никогда больше! Таков был лозунг  всей  оперативной  работы.  Никогда
больше нового Квизатца Хадераха или еще одного Тирана.
   Контролируй порождающих, контролируй их потомство.
   Преподобные Матери не умирают, когда умирает их плоть. Они погружают-
ся все глубже и глубже в самую живую сердцевину Бене Джессерит, пока  их
случайное назидание и даже их бессознательное наблюдение  не  становится
частью продолжающегося Ордена.
   "Не наделай ошибок с Одраде!"
   "Я знаю, что ты думаешь обо мне. Дар, с твоим "ограниченным  теплом",
направленным на подругу старых школьных дней. Ты думаешь, что я потенци-
ально опасна для Ордена, но что я могу быть спасена от себя самой наблю-
дательными друзьями".
   Тараза знала, что некоторые из ее советниц разделяют  мнение  Одраде,
тихо слушая и придерживая свои суждения. Большинство из них до  сих  пор
следуют руководству Верховной Матери, но многие знают  о  диком  таланте
Одраде и распознали ее сомнения. Только одно удерживает  всех  Сестер  в
узде - и Тараза не пыталась самообманываться на этот счет.
   В основе всех действий любой Верховной Матери - глубочайшая  верность
Ордену. Ничто не должно поставить под  угрозу  дальнейшее  существование
Бене Джессерит, даже она сама. В ее точном и резком самосуждении  Тараза
объясняла свою связь с продолжающейся жизнью Ордена.
   Явно нет непосредственной необходимости устранять Одраде. И  все  же,
Одраде сейчас слишком близко к центру замысла с гхолой, и  любая  мелочь
может навести ее на понимание всего целиком, с ее-то изощренной  воспри-
имчивостью. Большая часть неоткрытого ей скоро станет известной.  "Мани-
фест Атридесов" - это почти игра наугад. Одраде, истинный создатель  Ма-
нифеста, могла только достигнуть более  глубокого  прозрения,  составляя
этот документ, но сами слова были наивысшим препятствием для откровения.
   Вафф это оценит, знала Тараза.
   Отвернувшись от темного окна, Тараза вернулась к своему песьему крес-
лу. Момент главного решения - идти или не идти - можно и  отсрочить,  но
промежуточные шаги следует предпринять. Она набросала в своем уме посла-
ние и изучила его, Отправляя распоряжение Бурзмали. Любимый ученик баша-
ра должен быть запущен в действие не так, как хочет Одраде.
   Послание Одраде было совершенно простым по сути:
   "Помощь в пути. Ты на сцене, Дар. Где дело касается безопасности Шиэ-
ны, используй собственный разум. Во  всех  других  делах,  которые  идут
вразрез с моими приказами, проводи мой план".
   Вот оно. Так тому и быть. У Одраде есть инструкции, главные наставле-
ния, которые она примет как "план", даже если разглядит недостатки моде-
ли. Одраде будет повиноваться. "Дар", чудесный штришок, подумала Тараза.
Дар и Тар. Это отверстие к ограниченному теплу Одраде  не  будет  хорошо
защищено от направления Дар и Тар.


   На длинном столе справа сервировано жаркое из зайца пустыни  в  соусе
сепеда. Другие яства, по часовой стрелке от дальнего коника стола  спра-
ва: сирианский апломаж, чакка под стеклом,  кофе  с  меланжем  (обратите
внимание на ястреба Атридесов  на  электрокофейнике),  пот-а-ойе,  и,  в
хрустальной булутанской бутыли искристое келаданское вино. Обратите вни-
мание на древний опознаватель ядов, скрытый в канделябре.
   Дар-эс-Балат. Путеводитель по музейной экспозиции

   Тег нашел Данкана в крохотном обеденном  алькове,  отходящем  от  ма-
ленькой кухоньки не-глоуба. Задержавшись на подходе к алькову, Тег  вни-
мательно присмотрелся к Данкану: они здесь уже восемь  дней,  и  парень,
похоже, наконец оправился от той странной ярости, что охватила его, ког-
да они вступили в переходник не-глоуба.
   Сперва они оказались в неглубокой пещере, где стоял  мускусный  запах
местного дикого медведя. Задняя стена пещеры не была цельной скалой, хо-
тя могла бы обмануть любого исследователя. Крохотный выступ в скале  был
тайным ключом, вход отворялся, если знать этот ключик или случайно натк-
нуться на него. Поворот - и полностью открывалась задняя стена пещеры.
   Переходник, которой автоматически освещался ярким светом  как  только
наглухо закрывался вход позади, на стенах и потолке был покрыт изображе-
ниями грифонов Харконненов. Тег потрясенно подумал о  Патрине,  случайно
наткнувшемся и впервые попавшем в это место (шок! трепет!  восторг!),  и
упустил из вида реакцию Данкана, заметив ее только  тогда,  когда  тихий
рык заполнил закрытое пространство.
   Данкан остановился и рычал (это было почти стоном), кулаки  стиснуты,
взгляд прикован к грифонам Харконненов на правой стене. Выражения ярости
и смятения поочередно брали верх на его лице. Он взметнул кулаки и, уда-
рив ими вырисовывавшиеся фигуры, разбил руки в кровь.
   - Проклятие им всем до глубочайших адских ям! - вскричал он.
   Это было странно взрослое ругательство, вылетевшее  из  такого  почти
детского рта.
   Не успел Данкан договорить эти слова, как его охватила непроизвольная
дрожь. Лусилла обняла его и  погладила  по  затылку,  успокаивая,  почти
чувственно, пока дрожь не улеглась.
   - Почему я так сделал? - прошептал Данкан.
   - Ты узнаешь, когда восстановится твоя исходная  память,  -  ответила
она.
   - Харконнены, - прошептал Данкан и кровь прилила к его лицу. Он  пог-
лядел на Лусиллу. - Почему я так сильно их ненавижу?
   - Словами этого не объяснишь, - сказала она. - Ты должен ждать  своих
воспоминаний.
   - Я не хочу воспоминаний!  -  и  Данкан  мгновенно  кинул  испуганный
взгляд на Тега. - Нет! Нет, я их очень хочу.
   Сейчас, увидев Тега, входящего в обеденный альков  не-глоуба,  Данкан
четко припомнил тот миг.
   - Когда, башар?
   - Скоро.
   Тег огляделся вокруг. Данкан сидел  в  одиночестве  за  автоматически
прибирающимся столом, перед ним стояла чашка с коричневой жидкостью. Тег
узнал запах: один из щедро сдобренных меланжем продуктов из  нуллентроп-
ных закромов. Закрома были настоящим кладезем экзотической еды,  одежды,
оружия и других изделий - музей, ценность которого даже измерить нельзя.
Все в глоубе покрывал толстый слой пыли, но ничего из сделанных  запасов
ни капельки не подпортилось. Все продукты до последней  крошки  сдобрены
меланжем, не до уровня меланжемана-обжоры, но весьма ощутимо. Даже  кон-
сервированные фрукты были присыпаны спайсом.
   Коричневая жидкость в чашке Данкана была одним из тех продуктов,  ко-
торые Лусилла сначала попробовала сама, прежде чем объявила  их  годными
для поддержания жизни. Тег не знал в точности, как это удается Преподоб-
ным Матерям, но и его собственная мать обладала такой способностью.  Они
определяли пригодность еды и питья с одной пробы.
   При взгляде на разукрашенные часы, укрепленные на  стене  в  закрытом
конце алькова, Тег понял, что сейчас позже, чем он  думал  -  далеко  за
третий час их условного полдня. Данкану следовало пока еще находиться  в
хитроумно оборудованном зале для физических упражнений, но они оба заме-
тили, как Лусилла поднялась на верхние уровни глоуба, и Тег  усмотрел  в
этом возможность потолковать наедине.
   Пододвинув кресло, Тег уселся по другую сторону стола.
   - Я ненавижу эти часы! - сказал Данкан.
   - Ты все здесь ненавидишь, - сказал Тег, мгновенно взглянув на  часы.
Это была еще одна древность: круглый циферблат с двумя стрелками и  циф-
ровым счетчиком секунд. Обе стрелки были приапическими - обнаженные  фи-
гуры: мужчина с огромным фаллосом и женщина поменьше, с широко  расстав-
ленными ногами. Каждый раз, когда  стрелки  часов  встречались,  мужчина
словно бы вводил свой фаллос в женщину.
   - Мразь, - согласился Тег. Он указал на питье Данкана. Тебе оно  нра-
вится?
   - Нормальное, сэр. Лусилла говорит, мне следует  выпивать  это  после
упражнений.
   - Моя мать обычно готовила мне сходное питье после  тяжелых  упражне-
ний, - сказал Тег. Он наклонился вперед и вдохнул, припомнил вкус,  сох-
ранившийся в его памяти, насыщенность меланжа в ноздрях.
   - Сэр, как долго мы здесь пробудем? - спросил Данкан.
   - До тех пор, пока нас не найдут нужные люди, или до тех пор, пока мы
не будем уверены, что нас не найдут.
   - Но... отрезанные здесь от мира, как мы об этом узнаем?
   - Когда я решу, что подошло время, я накину  одеяло  жизнеукрывающего
поля и отправлюсь в наружный дозор.
   - Я ненавижу это место!
   - Это очевидно. Но разве ты нисколько не научился терпению?
   Данкан скорчил гримасу.
   - Сэр, почему вы стараетесь не допустить, чтобы я оставался наедине с
Лусиллой?
   У Тега при этих словах Данкана на полувыдохе перехватило дыхание.  Он
знал, конечно, что этот парень заметил. А если Данкан -  то,  значит,  и
Лусилла!
   - По-моему, Лусилла не замечает, что вы делаете, сэр, -  сказал  Дан-
кан, - но это становится крайне очевидным, - он огляделся вокруг. - Если
бы это место не отвлекало так много ее внимания... куда это она так рва-
нула?
   - По-моему, она в библиотеке.
   - Библиотека!
   - Согласен, это примитивно, но и привлекает, - Тег  поднял  взгляд  к
резьбе на потолке кухни. Подошел решающий момент. Нельзя  полагаться  на
то, что внимание Лусиллы еще долго будет отвлечено. Тег, однако же,  был
захвачен не меньше, чем она. В этих чудесах легко было затеряться.  Весь
комплекс не-глоуба - приблизительно две сотни метров в  -  был  окамене-
лостью, сохранившейся в неприкосновенности со времени Тирана.
   Лусилла заговорила с ним об этом подсевшим шепотом:
   - Послушай, а ведь Тиран, должно быть знал об этом месте.
   Ментатное мышление Тега немедленно заинтересовалось этим  предположе-
нием. "Почему Тиран позволил семье Харконненов разбазарить на эту  затею
огромную часть остатков их прежнего богатства? Может быть,  как  раз  по
этой самой причине - чтобы окончательно их разорить".
   Цены на взятки и на перевозки с икшиа неких фабрик на кораблях  Союза
должны были достигать астрономических цифр.
   - Знал ли Тиран, что однажды нам понадобится это  место?  -  спросила
Лусилла.
   Тег согласился, что тут не избежать сил провидения, которые  Лито  II
так часто демонстрировал.
   Глядя на Данкана, сидевшего напротив него, Тег  почувствовал,  как  у
него волосы дыбом встают на затылке. Было  что-то  сверхъестественное  в
этом убежище Харконненов, словно бы сам Тиран мог здесь побывать. Что же
произошло с Харконненами, построившими это? Ни Тег, ни Лусилла не  нашли
абсолютно никаких объяснений, почему был заброшен этот глоуб.
   Никто из них не  мог  бродить  по  не-глоубу,  не  испытывая  острого
чувства прикосновения к истории. Тег постоянно задавался  вопросами  без
ответов.
   Лусилла и это прокомментировала.
   - Куда они делись? В моих Иных Памятях нет ничего, что дало  бы  хоть
малейший намек.
   - Не выманил ли их Тиран наружу, и не перебил ли он их?
   - Я вернусь в библиотеку. Может быть, сегодня я что-нибудь найду.
   Первые два дня их пребывания здесь, Лусилла и Тег тщательно  исследо-
вали весь глоуб. Молчаливый и угрюмый Данкан таскался  за  ними,  словно
боялся оставаться один. Каждое новое открытие наполняло их благоговением
и поражало. Двадцать один скелет,  сохранившийся  за  прозрачным  плазом
вдоль стены возле центра глоуба! Жуткие наблюдатели за всяким, кто  про-
ходит мимо них в машинное отделение и к нуллентропным ларям.
   Патрин предупреждал Тега о скелетах. При одном из своих  первых  юно-
шеских посещений глоуба, Патрин нашел записи, сообщавшие, что эти  мерт-
вецы были мастеровыми, которые построили это место, а затем все были пе-
ребиты Харконненами, чтобы сохранилась тайна.
   В целом, глоуб был замечательным техническим  достижением,  тайником,
закрытым и отрезанным от времени, наглухо запертым  от  всего  внешнего.
Несмотря на все прошедшие тысячелетия, его машинерия до сих пор работала
бесперебойно, производя мимикрирующее излучение, которое даже самые сов-
ременные приборы не смогли бы отличить от  естественного  фона  земли  и
скал.
   - Орден должен получить это место нетронутым! - все  время  повторяла
Лусилла. - Это сокровищница! Здесь - даже родословные книги их семьи!
   Это было не все, что здесь сохраняли Харконнены. Тег все время  испы-
тывал отвращение от постоянных соприкосновений с их глоубом. Как эти ча-
сы! Одежда, инструменты для поддержания в порядке этой замкнутой  среды,
для обучения, развлечения - все было  отмечено  стремлением  Харконненов
покрасоваться в своем  беззаботном  чувстве  превосходства  над  другими
людьми и над иными стандартами.
   Опять Тег подумал о Патрине, юношей, вероятно не старше этого  гхолы,
попавшем в это место. Что надоумило Патрина так много лет сохранять  эту
тайну даже от своей жены? Патрин никогда не соприкасался с  требованиями
секретности, но Тег сделал собственные выводы. Счастливое детство. Необ-
ходимость в своем собственном потайном месте. Друзья, которые  на  самом
деле не друзья, а люди, жаждущие над тобой посмеяться. Никому другому не
дозволено прикоснуться к такому чуду. Это принадлежит ему!  Это  больше,
чем место собственной безопасности. Это символ личной победы Патрина.
   "Я провел здесь много счастливых часов, башар. Все до сих пор работа-
ет. Записи древние, но чудесные, как только схватываешь язык. Много зна-
ний накоплено в этом месте. Но ты это поймешь, когда сам там  окажешься.
Ты поймешь много, о чем я тебе никогда не рассказывал".
   Древний гимнастический зал хранил много примет частого  использования
Патрином. Тег понял, что это Патрин сменил кодировку оружия на некоторых
автоматах. Счетчики времени говорили о мучительных  для  мускулов  часах
сложных упражнений. Это глоуб объяснял те способности, которые Тег всег-
да находил такими удивительными в Патрине. Здесь были развиты естествен-
ные таланты.
   Автоматика не-глоуба была совсем другого плана.
   В большинстве своем она представляла открытый вызов древним  запретам
на такие устройства. Более того, некоторые из автоматов, предназначенные
для удовольствия, подтверждали самые отвратительные истории, которые Тег
слышал о Харконненах. Боль, как радость! По-своему, эти  вещи  объясняли
жесткую несгибаемую мораль, которую Патрин вывез с собой с Гамму -  отв-
ращение к извращениям заложило свои собственные стереотипы в его поведе-
ние.
   Данкан сделал большой глоток своего питья и поглядел  на  Тега  через
край чашки.
   - Почему ты пришел сюда, когда я велел тебе закончить последний  цикл
упражнений? - спросил Тег.
   - Упражнения не имеют смысла, - Данкан поставил чашку.
   "Что ж, Тараза, ты была неправа, - подумал Тег. - Он рванулся к  пол-
ной независимости скорее, чем ты предсказывала".
   И к тому же Данкан перестал употреблять "сэр" в обращении к башару.
   - Ты меня не слушаешься?
   - Не совсем.
   - Тогда, что же именно ты делаешь?
   - Я должен знать!
   - Не очень-то я тебе понравлюсь, когда ты на самом деле узнаешь.
   Данкан удивился.
   - Сэр?
   "Ага, "сэр" вернулось!"
   - Я все время готовил тебя для определенных видов  очень  напряженной
жизни, - сказал Тег. - Это необходимо для того, чтобы мы смогли  восста-
новить твою исходную память.
   - Боль, сэр?
   - Мы не знаем другого способа вернуть первоначального Данкана  Айдахо
- того, кто умер.
   - Сэр, если вы способны это сделать, я  не  буду  испытывать  ничего,
кроме благодарности.
   - Ты так говоришь. Но я могу показаться тебе еще одним хлыстом  среди
всех прочих, повторно вызывавших тебя к жизни.
   - Разве не лучше знать, сэр?
   Тег поднес тыльную сторону ладони ко рту.
   - Если ты возненавидишь меня... я не смогу тебя осудить.
   - Сэр, как бы вы себя чувствовали, будь вы на моем месте? - поза Дан-
кана, интонации голоса, выражение лица - все показывало трепетное смяте-
ние.
   "Пока что все хорошо", - подумал Тег. Пока процесс восстановления шел
по тщательно разработанному графику,  но  каждый  ответ  гхолы  требовал
взвешенности и осторожности. Данкан был полон  неуверенности.  Он  хотел
чего-то и страшился этого.
   - Я только твой учитель, а не твой отец! - сказал Тег.
   Данкан отпрянул от этого резкого тона.
   - Разве вы не мой друг?
   - Это дорога с двусторонним движением. Истинный Данкан Айдахо  должен
будет ответить на этот вопрос для себя сам.
   Взгляд Данкана затуманился.
   - Буду ли я помнить это место. Оплот, Шванги и...
   - Все будешь помнить. Твоя память как бы расслоится на некоторое вре-
мя, но затем ты вспомнишь все.
   На лице Данкана появилось страдальческое выражение, а когда он  заго-
ворил, в его голосе зазвучала горечь.
   - Так что вы и я - станем товарищами.
   Тег точно следовал инструкциям по пробуждению, сохраняя достоинство и
повелительные интонации башара.
   - Я не особенно-то заинтересован, чтобы стать твоим товарищем,  -  он
устремил испытующий взгляд на лицо Данкана. - Я думаю, вполне  возможно,
когда-нибудь ты станешь башаром - ты сделан из нужного теста. Но я к то-
му времени уже давным-давно буду мертв.
   - Ты товарищ только башарам?
   - Патрин был моим товарищем, а он никогда не поднимался выше команди-
ра отряда.
   Данкан поглядел в пустую чашку, а затем на Тега.
   - Почему ты не закажешь себе что-нибудь выпить? Ты ведь тут тоже  как
следует поработал.
   "Умный вопрос". Не следует недооценивать этого юнца.  Он  знает,  что
совместная трапеза - один самых древних ритуалов Союза.
   - Запаха твоего питья мне достаточно, - ответил Тег. - Старые  воспо-
минания. Мне они в данный момент не нужны.
   - Зачем же тоща ты спустился сюда?
   Вот оно - и надежда, и страх, - юношеский голос предательски дрогнул.
Он хочет, чтобы Тег сказал что-то особенное.
   - Мне нужно тщательно оценить, насколько удаются тебе эти упражнения,
- сказал Тег. - Мне необходимо было спуститься сюда и взглянуть на тебя.
   - Почему так тщательно?
   "Надежда и страх!" Как раз время направить разговор в нужное русло:
   - Я никогда прежде не обучал гхолу.
   Гхола. Это слово как бы висело между ними среди кухонных  запахов,  с
удалением которых фильтры глоуба не справлялись.
   Гхола! Это слово сдобрено пряностью спайса, которым пахло  от  пустой
чашки Данкана. Данкан наклонился вперед, ничего не говоря. Выражение его
лица стало жадным. На память Тегу пришло наблюдение Лусиллы: "Он  знает,
как пользоваться молчанием".
   Когда стало ясно, что Тег не станет развивать эту простую мысль, Дан-
кан с разочарованным видом опять откинулся к стене. Левый угол  его  рта
поник, у него  стал  обиженно-раздраженный  вид.  Все  концентрировалось
внутри, как тому и следовало.
   - Ты спустился сюда не для того, чтобы побыть одному, - сказал Тег. -
Ты спустился сюда, чтобы спрятаться. Ты все еще  прячешься,  и  думаешь,
что никто никогда тебя не найдет.
   Данкан поднес руку ко рту. Это был тот условно-бессознательный  жест,
которого все время ожидал Тег. Инструкции на этот  момент  были  ясными:
"Гхола хочет, чтобы его исходная память была пробуждена и  ужасно  этого
боится. Это главный барьер, который необходимо преодолеть".
   - Убери руку ото рта! - приказал Тег.
   Данкан уронил руку, будто обжегшись. Он уставился на Тега, как попав-
шее в ловушку животное.
   "Говори правду, - предупреждали Тега инструкции.  -  В  этот  момент,
когда все чувства полыхают, гхола будет видеть прямо в твоем сердце".
   - Я хочу, чтобы ты знал, - сказал Тег. - То, что мне  приказал  Орден
сделать с тобой, для меня весьма неприятно.
   Данкан словно бы съежился, уйдя в себя.
   - Что они приказали тебе сделать?
   - Умения, которые мне было приказано тебе передать, неполны.
   - ПОЧЕМУ?
   - Частично это касается интеллектуальной подготовки. В этом отношении
ты доведен до уровня командира полка"
   - Лучше, чем Патрин?
   - С чего ты должен быть лучше, чем Патрин?
   - Разве он не был твоим товарищем?
   - Да.
   - Да, ты говорил, что он не поднимался выше командира отряда!
   - Патрин был способен полностью принять на себя  командование  целыми
многопланетными силами. Он был магом и волшебником тактики, чью мудрость
я использовал во многих случаях.
   - Но ты говорил, что он никогда...
   - Это был его собственный выбор. Низкий чин придавал ему тот  оттенок
заурядности, который мы оба находили полезным.
   - Командир полка? - голос Данкана был лишь немногим громче шепота. Он
уставился на крышку стола.
   - Ты понимаешь, в чем заключаются твои функции, ты  запальчив,  но  с
опытом это обычно сглаживается. И твое умение владеть оружием превосход-
но для твоего возраста.
   Глядя на Тега, Данкан спросил:
   - Что насчет моего возраста, сэр?
   Точно так, как предостерегали инструкции: "Гхола будет кружить вокруг
главной темы. "Что насчет моего возраста?" То есть, сколько лет  по-нас-
тоящему гхоле?"
   Холодным обвиняющим голосом Тег сказал:
   - Ты хочешь знать возраст гхолы, почему просто  так  не  спросишь  об
этом?
   - Ка... каков этот возраст, сэр?
   Этот юношеский голос был до того подавлено-несчастным,  что  Тег  по-
чувствовал, как слезы подступают к глазам. И об этом его тоже предупреж-
дали. "Не проявлять слишком много сострадания!" Тег скрыл этот миг,  от-
кашлявшись. Он сказал:
   - Это вопрос, на который только ты можешь ответить.
   Инструкции были недвусмысленными: "Обращать все это на него!  Держать
сосредоточенным на самом себе. Эмоциональная боль очень важна  для  про-
цесса, не меньше, чем физическая".
   Глубокий вздох вырвался у Данкана, сотрясая  его.  Он  плотно  закрыл
глаза. Когда Тег только уселся напротив него за  стол,  Данкан  подумал:
"Не наступил ли момент? Что он теперь будет делать?" Но  обвиняющий  тон
Тега, словесные нападки были совершенно неожиданными. А теперь Тег гово-
рил покровительственным голосом.
   "Он покровительствует мне!"
   Айдахо закипел гневом. Неужели Тег считает его таким болваном,  кото-
рого можно поставить только на  самый  заурядный  уровень  командования?
"Одним лишь голосом и отношением можно порабощать волю другого".  Однако
же Данкан ощутил что-то другое за этим покровительственным тоном:  плас-
тальное ядрышко, которого не  раскусишь.  Целостность...  целенаправлен-
ность. Данкан заметил и проступившие слезы и скрывающий их жест.
   Открыв глаза и глядя прямо на Тега, Данкан сказал:
   - Я не собираюсь быть неуважительным, неблагодарным или грубым,  сэр.
Но и не могу дальше жить без ответов.
   У Тега были ясные инструкции: "Распознать, когда гхола достигнет точ-
ки отчаяния. Ни один гхола не может этого скрыть. Это неотъемлемо от  их
психики. Распознать это можно по его голосу и позе".
   Данкан почти достиг критической точки, молчание было теперь необходи-
мым условием для Тега. Нужно заставить Данкана  задавать  свои  вопросы,
выбирать свой собственный курс.
   Данкан спросил:
   - Ты знаешь, что однажды я думал убить Шванги?
   Тег открыл рот - и закрыл его, не издав ни звука. Молчание!  Но  этот
паренек серьезен!
   - Я боялся ее, - проговорил Данкан. - А я не люблю, когда боюсь, - он
опустил взгляд. - Ты однажды сказал мне, что мы ненавидим только то, что
на самом деле опасно для нас.
   "Он будет подходить к этому и отступать, подходить и отступать.  Жди,
пока он не нырнет со всего размаху".
   - Я ненавижу тебя, - сказал Данкан, опять поглядев на Тега. - Я  воз-
негодовал, когда ты мне в лицо бросил "гхола". Но Лусилла права, нам ни-
когда не следует негодовать на правду, даже если она ранит.
   Тег потер свои губы. Желание заговорить переполняло его, но время для
необратимого броска еще не наступило.
   - Разве тебя не удивляет, что я помышлял об убийстве Шванги? -  спро-
сил Данкан.
   Тег крепко держал себя в руках. Даже покачивание головой  могло  быть
истолковано как ответ.
   - Я думал подсунуть что-нибудь в ее питье, - сказал Данкан. - Но  это
был бы путь труса, а я не трус. Кем бы я ни был, но я не трус.
   Тег сохранял безмолвную неподвижность.
   - По-моему, тебя действительно волнует, что случится со мной,  башар,
- сказал Данкан. - Но ты прав, мы никогда не будем  товарищами.  Если  я
выживу, я превзойду тебя. Потом... нам будет слишком поздно  становиться
товарищами... ты сказал правду.
   Тегу не удалось удержать глубокий вздох из-за пришедшего к нему пони-
мания ментата: признаки силы в гхоле неизбежны.  Совсем  недавно,  может
быть как раз в этом алькове, как раз сейчас, этот  юноша  перестал  быть
ребенком, а стал мужчиной. Осознание этого опечалило Тега. Это произошло
так быстро! Не было нормального перехода посередине.
   - Лусиллу на самом деле не заботит, что происходит со мной, так,  как
заботит тебя, - сказал Данкан. - Она  просто  следует  приказаниям  этой
Верховной Матери Таразы.
   "Еще не пора!" - предостерег себя Тег. Он облизнул губы.
   - Ты все время противился действием Лусиллы, - сказал Данкан. -  Что,
по-твоему, она, предположительно, должна со мной сделать?
   Момент наступил.
   - А что, по-твоему, она должна сделать? - требовательно вопросил Тег.
   - Я не знаю!
   - Истинный Данкан Айдахо знал бы.
   - Ты знаешь! Почему ты мне не скажешь?
   - От меня требуется только помочь тебе восстановить твою исходную па-
мять.
   - Тогда сделай это!
   - На самом деле, сделать это можешь только ты.
   - Я не знаю как!
   Тег передвинулся вперед на самый край своего кресла, но не заговорил.
"Точка броска". Он чувствовал, что отчаяние Данкана не дошло еще до пре-
дела.
   - Вы знаете, что я могу читать по губам, сэр? - спросил Данкан. - Од-
нажды, я поднялся на наблюдательную башню. Я видел, как Лусилла и Шванги
стоят внизу и разоваривают. Шванги сказала: "Неважно, что он так юн!  Ты
сама знаешь, что обязана выполнить".
   Опять погрузившись в напряженное молчание, Тег пристально поглядел на
Данкана. Это было так похоже на Данкана - тихонько передвигаться по все-
му Оплоту, подглядывая, выискивая знания. И он опять бессознательно  за-
нимался тем же - сам подглядывал и высматривал... но совсем другим обра-
зом.
   - Я не думаю, что ей необходимо убить меня, - сказал Данкан. - Но  ты
знаешь, что ей полагается сделать, потому что  ты  ей  препятствовал,  -
Данкан стукнул кулаком по столу. - Ответь мне, черт тебя подери!
   "Ага, полное отчаяние!"
   - Я могу сказать тебе лишь, что ее намерения  идут  вразрез  с  моими
приказами. Мне было приказано самой Таразой укрепить твою личность и ох-
ранять от вреда.
   - Но ты говоришь, что в моей подготовке был... был изъян!
   - По необходимости. Это было сделано, чтобы подготовить тебя к  восс-
тановлению исходной памяти.
   - Что я, как предполагается, должен сделать?
   - Ты уже знаешь.
   - Говорю тебе, не знаю! Пожалуйста, научи меня!
   - Ты делаешь многое, не будучи этому научен. Разве мы учили тебя  не-
повиновению?
   - Пожалуйста, помоги мне! - это был вопль отчаяния.
   Тег заставил себя соблюдать ледяное спокойствие.
   - А чем же еще, ко всем дьяволам, я занимаюсь?
   Данкан стиснул оба кулака и грохнул ими по столу так, что чашка  зап-
рыгала. Он полыхнул глазами на Тега. Вдруг  на  лице  Данкана  появилось
странное выражение - ПОНИМАНИЕ чего-то в его глазах.
   - Кто ты? - прошептал Данкан.
   КЛЮЧЕВОЙ ВОПРОС!
   Голос Тега был как хлыст, внезапно бьющий по беззащитной жертве:
   - А кто я, по-твоему?
   Лицо Данкана исказилось в глубочайшем отчаянии.  Он  мог  лишь  зады-
хаться, заикаясь:
   - Ты... ты...
   - Данкан! Прекрати эту чушь! - Тег вскочил на ноги и поглядел на Дан-
кана с напускной яростью.
   - Ты...
   Правая рука Тега словно выстрелила по дуге -  открытая  ладонь  резко
ударила Данкана по щеке.
   - Как ты осмеливаешься ослушиваться меня? - и удар левой ладонью, та-
кая же оглушительная пощечина. - Как ты смеешь?
   Данкан отреагировал так быстро, что Тег пережил полный  шок,  как  от
удара электрического тока. Ну и скорость! Хотя в нападении Данкана  были
отдельные элементы, но все слилось в одно  мгновенное  движение:  бросок
вперед, обе ноги на стуле и прыжок со  стула,  используя  это  движение,
чтобы нанести удар правой рукой в уязвимые нервы предплечья Тега.
   Натренированно увернувшись в сторону, Тег, как  цеп,  взметнул  левую
ногу над столом, нанося удар в пах Данкану. И все же Тег  не  успел  ус-
кользнуть. Ребро ладони Данкана продолжило движение и  попало  почти  по
колену левой ноги Тега. Вся нога онемела.
   Данкан распластался на столе, стараясь соскользнуть назад. Тег  левой
рукой ухватился за стол, опираясь на него, другой рукой рубанул по осно-
ванию позвоночника Данкана, по той связке, что была умышленно  ослаблена
упражнениями последних дней.
   Данкан простонал, когда парализующий огонь прострелил все  его  тело.
Другой человек просто остался бы неподвижно вопящим, но Данкан лишь зас-
тонал, продолжая в своем нападении тянуться к Тегу.
   С беспощадной необходимостью Тег продолжал причинять все большую боль
своей жертве, следя за тем, чтобы Данкан  неотрывно,  в  каждую  секунду
своей величайшей муки, смотрел ему в лицо.
   "Следи за его глазами!" - наставляла инструкция. И Беллонда, подкреп-
ляя это наставление, предупредила: "Его глаза будут смотреть  как  будто
сквозь тебя, но звать он тебя будет Лито".
   Много позже, Тег затруднился бы вспомнить во всех  подробностях  свои
переживания во время процедуры пробуждения Данкана. Он знал, что продол-
жал действовать, как было ему приказано, но память затуманилась, оставив
плоть свободной выполнять приказания. Как ни странно, но  всплыл  другой
акт неповиновения: мятеж на Церболе, когда сам он был в среднем  возрас-
те, но уже башар с грозной репутацией.
   Он надел свой лучший мундир без медалей (такая тонкость) и направился
по обожженным полуденной жарой, перепаханным битвами полям Цербола.  Со-
вершенно не вооруженный, наперерез надвигавшимся мятежникам!  Многие  из
нападавших были обязаны ему своими жизнями. Большинство из  них  некогда
служили ему с глубочайшей преданностью. Теперь они были в яростном непо-
виновении. И присутствие Тега на их пути как будто говорило надвигавшим-
ся воинам: "Я не надену медалей, потому что это напомнит вам, что я сде-
лал для вас, когда мы были товарищами. Я не буду ничем, что говорило бы,
что я один из вас. На мне только мундир, утверждающий, что я все еще ваш
башар. Убейте меня, если ваш протест зашел так далеко".
   Когда большинство нападавших побросало свое оружие и  подошло  вплот-
ную, некоторые командиры преклонили колени перед старым башаром, и он им
возразил:
   - Раньше вам никогда не надо было склоняться передо мной или вставать
на колени! Ваши новые вожди научили вас дурным привычкам.
   Позже он сказал мятежникам, что с некоторыми их обидами он согласен -
на Церболе жестоко злоупотребляли. Но он также их предостерег.
   - Одна из самых опасных вещей в мироздании, это невежественные люди с
реальными поводами для обид. Нигде это так не приближается к  опасности,
как в образованных и разумных обществах. Вред, который мстительный разум
может причинить, невозможно даже представить. Тиран покажется  добрейшим
отцом по сравнению с тем, что вы вот-вот могли натворить!
   Все это было правдой, но мало могло помочь в том, что  ему  приказано
было сделать с гхолой Данкана Айдахо - вызвать умственную  и  физическую
муку в почти безжизненной жертве.
   Легче всего припоминался взгляд глаз Данкана. Они не стали расфокуси-
рованными, глядели словно прямо в лицо Тега, даже в мгновения последнего
вопля:
   - Проклятие тебе, Лито! Что ты делаешь?
   "Он назвал меня Лито".
   Тег, хромая, отошел на два шага. Нога его покалывала и ныла там,  где
ее поразил Данкан. Тег заметил, что дышит тяжело и находится на  пределе
своих сил. Он был слишком стар для таких упражнений,  да  и  проделанное
вызывало в нем чувство глубокого омерзения к самому себе.
   Однако, завершение пробуждения полностью сохранилось в его сознании.
   Он знал, что над пробужденным гхолой тяготеет бессознательное прокля-
тие убить кого-то, кого он любит. Разбитая психика гхолы  восстанавлива-
ется с никогда не заживающими шрамами. Но пробуждение становится  тяжким
испытанием и для того, кто проводит его.
   Двигаясь медленно, наперекор измотанным мучениями нервам и  мускулам,
Данкан соскользнул со стола и встал, прислонясь к своему стулу, дрожа  и
грозно взирая на Тега.
   Инструкции Тега гласили: "Необходимо стоять очень спокойно.  Не  дви-
гаться. Пусть он смотрит, сколько ему угодно".
   Тег стоял неподвижно, как было ему предписано.  Память  о  мятеже  на
Церболе покинула его ум: он знал, что было проделано тогда, а  что  сей-
час. До некоторой степени эти два события были схожи - как тогда, так  и
сейчас, он мог сказать: "Это сделано для твоего собственного блага".
   Но действительно ли во благо - то, что они делают с этим гхолой  Дан-
кана Айдахо?
   Тег гадал, что происходит в сознании Данкана. Тегу много  рассказыва-
ли, и он много чего знал об этих моментах, но все слова  были  бессильны
описать увиденное. Глаза и лицо Данкана выражали крайнюю  степень  внут-
реннего смятения - кошмарное подергивание рта и щек,  взгляд,  прыгавший
во все стороны.
   Медленно, изощренно долго в своей медлительности, лицо Данкана  расс-
лабилось,  но  тело  продолжало  трепетать.  Он  чувствовал  болезненную
пульсацию во всем теле, отдаленную ноющую и колющую боль, которая  нахо-
дилась как бы в ком-то другом. Однако, было четкое ощущение пребывания в
этом непосредственном моменте - что бы и где бы это ни было. Его  память
рвалась из сетей. Он внезапно ощутил неуместность  своего  пребывания  в
таком юном теле, неподходящем для его жизни еще до гхолы. Метания и  пе-
рекручивания сознания были его внутренним состоянием.
   Инструкторы Тега говорили: "У него были  налагаемые  гхолой  шоры  на
воспоминания жизни до гхолы. Некоторые из этих первоначальных воспомина-
ний хлынут в него широким потоком, другие будут возвращаться  медленнее.
Хотя никакой путаницы не возникнет до тех пор, пока он не припомнит  мо-
мент своей первой смерти". Беллонда сообщила Тегу известные  подробности
этого фатального момента.
   - Сардукар, - прошептал Данкан. Он поглядел вокруг  себя  на  символы
Харконненов, которыми был переполнен неглоуб. - Имперская группа вторже-
ния в мундирах Харконненов! - волчья улыбка искривила его рот. - Как они
должны были это ненавидеть!
   Тег сохранял бдительное молчание.
   - Они убили меня, - проговорил Данкан. Это прозвучало простой конста-
тацией факта, и тем большим холодом повеяло от этой фразы, произнесенной
ровным, бесчувственным голосом. По  нему  пробежала  и  утихла  жестокая
дрожь. - По крайней мере, дюжина их в маленьком помещении, - он поглядел
прямо на Тега. - Один из них обрушился на меня, как мясник, прямо на мою
голову, - он заколебался, его глотка судорожно работала. Взгляд не отры-
вался от Тега. - Я предоставил Полу достаточно времени, чтобы спастись?
   "Отвечать на все его вопросы правдиво".
   - Он спасся.
   Теперь они подошли к решающему  моменту.  Откуда  взяли  тлейлаксанцы
клетки Айдахо? Тесты Ордена показывали, что клетки исходные, но подозре-
ния оставались. Тлейлаксанцы сделали что-то особенное с этим гхолой. Его
воспоминания могли стать ценным ключом к этому.
   - Но Харконнены... - проговорил Данкан. Его  воспоминания  об  Оплоте
тоже распутались. - О, да. О, да! - его сотряс звериный смех. Он  испус-
тил оглушающий победоносный рык над  давно  мертвым  бароном  Владимиром
Харконненом. - Я расплатился с тобой, барон! О, я расплатился с тобой за
всех, кого ты уничтожил!
   - Ты помнишь Оплот и то, чему мы тебя научили? - спросил Тег.
   Айдахо озадачено нахмурился, по его лбу пролегли глубокие морщины.
   Данкан ощутил незавершенность. Что-то внутри него  оставалось  подав-
ленным. Пробуждение было незаконченным. Он  сердито  поглядел  на  Тега.
Есть ли что-то  большее?  Тег  был  с  ним  просто  зверем.  Необходимое
зверство? Вот, значит, как нужно восстанавливать гхолу?
   - Я... - Данкан покачал головой из стороны в  сторону,  как  огромное
раненое животное перед охотником.
   - Ты обладаешь всеми своими воспоминаниями? - настаивал Тег.
   - Всеми? О, да. Я помню Гамму, когда она была Гиди Прайм -  пропитан-
ная, как губка маслом, пропитанная, как губка кровью,  дьявольская  дыра
Империи! Да, конечно, башар. Я был прилежным учеником.  Полковой  коман-
дир! - он опять рассмеялся, странно по-взрослому для такого  юного  тела
запрокинув голову.
   Тег внезапно ощутил прилив глубокого удовлетворения, намного  глубже,
чем облегчение. Все сработало так, как ему говорили.
   - Ты ненавидишь меня? - спросил он.
   - Ненавижу тебя? Разве я не говорил тебе, что буду благодарен?
   Данкан резко поднял руки и поглядел на них, провел взглядом по  всему
своему юному телу.
   - Какое же искушение! - пробормотал он. Он уронил руки и сосредоточил
взгляд на лице Тега, ища опознаваемых признаков.
   - Атридесы, - сказал он. - До чего же вы все чертовски похожи!
   - Не все, - сказал Тег.
   - Я говорю не о внешнем сходстве, башар, - его взгляд сделался туман-
ным. - Я спрашивал о моем возрасте, - долгое молчание, затем: - Боги ве-
ликие! Сколько же времени прошло!
   Тег сказал то, что ему было предписано сказать:
   - Орден нуждается в тебе!
   - В этом незрелом теле? Что я должен сделать?
   - Я и вправду не знаю, Данкан. Тело созреет, и я так предполагаю, что
Преподобная Мать объяснит тебе все.
   - Лусилла?
   Данкан резко поглядел вверх на разукрашенный потолок, затем на альков
и скабрезные часы там. Он припомнил, как входил сюда с Тегом и Лусиллой.
Место было тем же самым, но оно стало другим.
   - Харконнены, - прошептал он. Он устремил на Тега полыхающий  взгляд.
- Ты знаешь, сколь многих из моей семьи Харконнены пытали и убили?
   - Одна из архивариусов Таразы предоставила мне записи об этом.
   - Записи? По-твоему, слова могут об этом поведать?
   - Нет. Но это единственный ответ, который есть у меня на твой вопрос.
   - Черт тебя побери, башар! Почему вы, Атридесы, всегда были до  такой
степени правдивыми и честными?
   - Я думаю, это выведено в нашей породе?
   - Совершенно верно, - голос принадлежал  Лусилле  и  доносился  из-за
спины Тега.
   Тег не обернулся. Сколько она услышала? Как давно она здесь  находит-
ся?
   Лусилла подошла и встала рядом с Тегом, но взгляд ее был  прикован  к
Данкану.
   - Я вижу ты это сделал, Майлз.
   - Буквальное выполнение приказаний Таразы... - сказал Тег.
   - Ты оказался очень умен, Майлз, - сказала она. - Намного умнее,  чем
я тебя когда-либо считала. Твоя мать была бы жестоко  наказана  за  твое
обучение.
   - А! Лусилла-соблазнительница, - сказал Данкан. Он взглянул на Тега и
опять перевел взгляд на Лусиллу. - Да, теперь я  могу  ответить  на  мой
другой вопрос - что ей предполагалось со мной сделать.
   - Они называются Геноносительцы, - сказал Тег.
   - Майлз, - сказала Лусилла, - если ты усложнишь мою задачу, не допус-
кая выполнить то, что мне велено, я поджарю тебя на вертеле.
   Выражение ее голоса вызвало дрожь в Теге. Он знал, что ее угроза была
метафорой, но  все,  что  подразумевалось  за  этой  угрозой,  было  ре-
альностью.
   - Пиршество наказаний! - сказал Данкан. - Как же мило.
   Тег обратился к Данкану:
   - Нет ничего романтичного в том, что мы с тобой сделали, Данкан. Я  и
раньше помогал Бене Джессерит в делах, которые оставляли у меня  чувство
замаранности, но никогда прежде не чувствовал  себя  таким  запачканным,
как сейчас.
   - Тихо! - приказала Лусилла. В этом приказании Голос использовался на
полную мощь.
   - Те из нас, кто принесли  истинную  клятву  верности  Ордену,  имеют
только одну заботу - выживание Бене  Джессерит.  Выживание  не  какой-то
личности, но выживание самого Ордена. Обманы, плутни -  все  это  пустые
слова, когда вопрос стоит о выживании Бене Джессерит.
   - Ох, проклятие твоей матери, Майлз! - то, что  Лусилла  не  скрывала
своей ярости, являлось комплиментом.
   Данкан уставился на Лусиллу. Кто она? Лусилла? Он  почувствовал,  как
взбудоражена его память. Лусилла не тот же самый  человек...  совсем  не
тот же самый и все же... Кусочки и крохи были те же самые. Голос. Черты.
Он резко увидел опять лицо женщины, которое мелькнуло перед ним на стене
комнаты Оплота.
   "Данкан. Мой сладкий Данкан".
   Из глаз Данкана хлынули слезы. Его собственная мать - еще одна жертва
Харконненов. Замученная пытками... кто знает, чем  еще?  Никогда  он  не
увидит ее вновь, ее "сладкий Данкан".
   - Боже, как бы я хотел убить одного из них прямо сейчас, -  простонал
Данкан.
   И опять он сосредоточил взгляд на  Лусилле.  Сквозь  слезы  ее  черты
расплылись и это облегчило сравнение. Лицо Лусиллы имело  те  же  черты,
что и лицо леди Джессики, возлюбленной Лито Атридеса. Данкан взглянул на
Тега, опять на Лусиллу, стряхнув этим движением слезы с  глаз.  Лица  из
памяти расплывались и сливались в эту настоящую Лусиллу, стоявшую  перед
ним. Сходство... но никогда не то же самое. Никогда не то же самое.
   ГЕНОНОСИТЕЛЬНИЦА.
   Он догадался. Чистая ярость Данкана Айдахо вспыхнула в нем.
   - То, чего ты хочешь, это мой ребенок в твоем чреве,  Геноносительни-
ца? Я знаю, вы не просто так называетесь Матерями.
   Лусилла ответила, голос ее был холоден:
   - Мы обсудим это в другое время.
   - Давай обсудим это в подходящем месте, - предложит Данкан.  -  Может
быть, я спою тебе песенку. Не такую хорошую, какую мог  бы  спеть  Гурни
Хеллек, но достаточно хорошую, чтобы приготовить тебя к небольшому разв-
лечению в постели.
   - Ты находишь это забавным? - спросила она.
   - Забавным? Нет, но я вспомнил о Гурни. Скажи мне,  башар,  его  тоже
воскрешали из мертвых, да?
   - Во всяком случае, мне это не известно, - ответил Тег.
   - Ах, вот был певец! - проговорил Данкан. - Он мог убить вас,  распе-
вая, и при этом ни разу не сфальшивить.
   Сохраняя все ту же ледяную манеру, Лусилла сказала:
   - Мы, Бене Джессерит, научились избегать музыку. Она пробуждает слиш-
ком много ненужных чувств. Чувств памяти, разумеется.
   "Вполне понятно, она хочет вызвать  пугливое  благоговение,  косвенно
напоминая таким образом об Иных Памятях и других силах Бене Джессерит".
   Но Данкан только громче рассмеялся.
   - Просто стыд, - сказал он. - Вы так много теряете в жизни.
   И он начал мурлыкать старый мотив Хеллека:
   "Взгляни на друзей, на дружбу прежних дней..."
   Его ум возвращался к этим новым ощущениям возрожденных воспоминаний и
опять он почувствовал жадное прикосновение чего-то могущественного,  что
лежало захороненным внутри него. Чтобы это ни было, это было жестоким, и
касалось это Лусиллы, Геноносительницы. В своем мозгу он ярко  видел  ее
мертвой и тело ее - плавающим в крови.


   Люди всегда хотят чего-то большего: непосредственной радости или  бо-
лее глубокого чувства, называемого ими счастьем. Это один из секретов, с
помощью которых ми приводим в жизнь наши проекты.  Это  ЧТО-ТО  БОЛЬШЕЕ,
предположительно, увеличивает власть над людьми, не способными дать  ему
имя или (что намного чаще) даже не подозревающими о  его  существовании.
Большинство людей, бессознательно реагирует на такие скрытые силы. Таким
образом, нам надо только вызвать  к  существованию  просчитанное  ЧТО-ТО
БОЛЬШЕЕ, определить его и придать ему форму, и тогда люди  последуют  за
нами.
   Секреты Руководящей Роли Бене Джессерит

   Вместе с молчаливым Ваффом, следовавшим  примерно  в  двадцати  шагах
впереди, Одраде и Шиэна шли рядом с хранилищем спайса по  дороге,  густо
поросшей по краям сорняками. Все они переоделись  в  одеяния  пустыни  -
поблескивающие стилсьюты. Сквозь ячейки серой нульплазной ограды,  окру-
жавшей двор рядом с ними, пробивались пучки травы и ватные семя-коробоч-
ки растений. Они вызывали у разглядывавшей их Одраде мысли о жизни, ста-
рающейся пробиться сквозь человеческое вмешательство. Позади них  призе-
мистые здания, которыми оброс Дар-эс-Балат, пеклись  на  солнце  раннего
дня. Горячий сухой воздух обжигал горло, если она вдыхала слишком глубо-
ко. У Одраде кружилась голова и внутри все бунтовало. Ее  мучила  жажда.
Она шла, как бы балансируя на краю пропасти. Ситуация, которую она  сот-
ворила по приказанию Та разы, могла взорваться в любой момент.
   "До чего же все хрупко!"
   Пока три силы уравновесились, не поддерживая друг друга,  но  объеди-
ненные мотивами, при изменении которых рухнул бы весь союз. Воины,  пос-
ланные Таразой, не успокаивали Одраде. Где же Тег? Где Бурзмали? И кста-
ти, раз уж об этом речь, где гхола? Ему бы уже следовало быть здесь. По-
чему ей приказано затормозить все?
   Сегодняшняя затея наверняка все притормозит! Хотя на ней  благослове-
ние Таразы. Одраде подумала, что эта вылазка в пустыню к  червям,  может
затормозить ее навечно. Да еще и Вафф. Если он выживет, достаточно ли он
наберет данных, чтобы сложить картину?
   Несмотря на обработку лучшими  ускорителями  заживления  тканей,  ис-
пользуемых Орденом, Вафф говорил, что его руки до сих пор болят там, где
Одраде их перебила. Он не жаловался, он просто  сообщал  информацию.  Он
представлялся принявшим их хрупкий союз, даже  изменения,  которые  были
наложены жрецами Ракиса. Нет сомнений, он спокоен, пока один из его  Ли-
цевых Танцоров занимает место Верховного священника под  личиной  Туека.
Но Вафф твердо настаивал на ускорении получения обещанных Бене Джессерит
Выводящих Матерей, придерживая выдачу своей части в их сделке.
   - Всего лишь небольшая задержка, пока Орден рассмотрит новое соглаше-
ние, - объясняла ему Одраде. - Тем временем...
   Сегодня и есть это "тем временем".
   Одраде отогнала свои дурные предчувствия, стараясь проникнуться духом
их приключения. Ее очень занимало поведение Ваффа, особенно  реакция  на
встречу с Шиэной: опасливость, замешанная на благоговении.
   "Служанка его Пророка".
   Одраде поглядела на девушку, шедшую, как положено, рядом с  ней.  Вот
настоящий рычаг для того, чтобы все события развивались  по  плану  Бене
Джессерит.
   Одраде была полна возбуждения, наблюдая в этой религиозной обстановке
за тлейлаксанцем, чью защитную маску, долгие тысячелетия скрывавшую  ис-
тинное лицо, удалось приоткрыть Ордену. Наблюдения за фанатичной "истин-
ной верой" Ваффа, все более проявлявшейся с  каждым  шагом  по  крупному
песку пустыни, наполняли Одраде радостью удачливого  исследователя-нату-
ралиста.
   "Нам следовало бы догадаться раньше, - думала Одраде.  -  Манипуляции
нашей собственной Защитной Миссионерии должны были бы нас надоумить, что
делают тлейлаксанцы: блюдут себя для самих себя, все эти  долгие-предол-
гие тысячелетия не допуская никаких вторжений извне".
   Похоже, они не копировали структуру Бене Джессерит. Но  какая  другая
сила могла бы сделать такое? Религия. Великая Вера!
   "Если только тлейлаксанцы не используют свою  систему  гхол  как  вид
бессмертия".
   Тараза, может быть, права. Заново воплощаемые тлейлаксанские Господи-
ны отличаются от Преподобных Матерей - у них нет Иных Памятей, а  только
их личные воспоминания. Но до чего же протяженные во времени!
   "Восхитительно! "
   Одраде поглядела вперед, в спину Ваффа.  Влачащиеся.  Это  как  будто
пришло к нему совершенно естественно. Вскоре она получила еще одно подт-
верждение проникновения в великую веру Ваффа.  Тлейлакс  хранил  древний
язык не только живым, но и не измененным - Вафф назвал Шиэну  "Ал-йама",
что означало "благословенная".
   Хорошо, что Вафф не понимает, что Орден  разгадал  те  могущественные
силы - только религия! - которые все эти годы вели Тлейлакс к цели. "Нам
до корней ясна подноготная вашей одержимости, Вафф! Вы делаете нечто по-
хоже на то, что делал Орден. А уж мы-то знаем, как управлять религиозны-
ми порывами в собственных целях!"
   Сообщение Таразы пылало в сознании Одраде:  "План  Тлейлакса  ясен  -
владычество. Человеческое мироздание должно быть превращено  в  тлейлак-
санское мироздание. Они не могли надеяться достичь такой цели без помощи
Рассеяния. Сделай вывод".
   Доводы Верховной Матери были почти непогрешимы. Даже оппозиция,  глу-
боко зашедшая в своей ереси, угрожавшей единству Ордена, не могла возра-
жать. Но мысль об огромном количестве людей, находящихся в Рассеянии, их
критической, взрывоопасной массе - степень, возведенная в степень -  по-
рождала в Одраде чувство одинокого отчаяния.
   "Нас слишком мало по сравнению с ними".
   Шиэна наклонилась и подобрала камушек. Она поглядела на него секунду,
затем бросила его в ограду. Камушек скользнул сквозь ячейки  ограды,  не
коснувшись их.
   Наконец Одраде удалось справиться со  своей  нервозностью.  Звуки  ее
собственных шагов по песку, вздуваемому ветром, блуждавшему вокруг  этой
малоиспользуемой дороги, внезапно показались громовыми. Тонкая нить  мо-
щеной дороги, ведущей в пустыню от кольцевого кваната и рва Дар-эс-Бала-
та начиналась не дальше двух сотен шагов перед ними в конце узкой дорож-
ки.
   Шиэна проговорила:
   - Я иду в пески, потому что ты приказала, Мать. Но я так и  не  знаю,
почему.
   "Потому что там место сурового испытания, которому мы подвергнем Ваф-
фа, и через него придадим новую форму Тлейлаксу!"
   - Это демонстрация, - сказала Одраде.
   Это было правдой. Не полной правдой, но годилось для объяснения.
   Шиэна шла опустив голову, устремив вниз напряженный взгляд  и  внима-
тельно разглядывая, куда сделать следующий шаг.
   "Не так ли она всегда приближалась к своему Шайтану? - подивилась Од-
раде. - Задумчивой и отстраненной?"
   Одраде услышала слабое чмокание высоко вверху у них за спинами. Приб-
лижались орнитоптеры наблюдения. Они будут сохранять дистанцию, но  мно-
гие глаза будут наблюдать за этой демонстрацией.
   - Я станцую, - сказала Шиэна. - Обычно это вызывает большого.
   Одраде почувствовала, как  у  нее  участился  пульс.  Будет  ли  этот
"большой" продолжать повиноваться Шиэне, несмотря на присутствие двух ее
спутников?
   ЭТО САМОУБИЙСТВЕННОЕ БЕЗУМИЕ!
   Но так должно быть сделано: приказ Таразы.
   Одраде оглядела обнесенное изгородью спайсовое хранилище рядом с  ни-
ми. Место представлялось странно знакомым - больше,  чем  просто  ложное
воспоминание. Внутренняя уверенность, следствие знаний из Иных  Памятей,
сообщила ей, что это место по сути оставалось неизменым с  древних  вре-
мен. Устройство спайсовых силосных башен во дворе было таким же древним,
как и Ракис: овальные котлы на высоких ножках -  огромные  насекомые  из
металла и плаза, ждущие на вскинутых высоких ногах, чтобы  броситься  на
свою  жертву.  Она  подозревала  бессознательное  послание  от   древних
конструкторов: "Меланж - это и благо, и проклятие".
   Под хранилищами простиралась песчаная пустошь, где не допускалось ни-
каких растений возле глинобитных зданий - похожего на амебу  ответвления
Дар-эс-Балата,  достигавшего  почти  границ  кваната.  Долго  спрятанный
не-глоуб Тирана породил разраставшуюся религиозную общину, которая  пря-
тала свою деятельность за стенами без окон и под землей.
   "Тайная работа неосознанных желаний!"
   Опять Шиэна проговорила:
   - Туек стал другим.
   Одраде увидела, как Вафф резко поднял голову. Он слышал. Он наверняка
подумает: "Можно ли что-нибудь скрыть от посланницы Пророка?"
   "Слишком много людей уже догадывается,  что  Туека  замещает  Лицевой
Танцор, - подумала Одраде. - Кабала жрецов, разумеется, верит, что расс-
тавила тлейлаксанцам достаточно силков, чтобы в них  попался  не  только
Бене Тлейлакс, но заодно и Орден".
   Одраде улавливала едкие запахи химикалий, которыми пользовались,  вы-
водя дикую растительность дворе спайсохранилища. Эти запахи  вернули  ее
внимание к необходимости. Она не осмелилась углубиться сейчас в  мыслен-
ные странствия! Слишком легко может Орден попасться здесь в  собственную
ловушку.
   Шиэна споткнулась и чуть вскрикнула - больше от раздражения,  чем  от
боли. Вафф, резко повернув голову, посмотрел на Шиэну, потом опять пере-
нес свое внимание на дорогу: он увидел, что девочка просто споткнулась о
выщербинку в дороге. Наносный песок скрывал трещины. Невесомая структура
мощеной дороги впереди казалась, однако, твердой.  Недостаточно  вещест-
венной, чтобы выдержать одного из потомков Пророка, но вполне  достаточ-
ной для поклоняющегося, чтобы вести его в пустыне.
   Вафф думал о себе, в основном, как о просителе.
   "Я иду, как нищий, в страну Твоей посланницы. Господь".
   У него были свои подозрения насчет Одраде.  Преподобная  Мать  завела
его сюда, чтобы высосать из него все знания, а затем убить.
   "С Божьей помощью, я, может быть, ее еще и удивлю", -  он  знал,  что
его тело защищено от Икшианской Пробы, хотя она, очевидно, не собиралась
применять к его личности  такой  громоздкий  метод.  Но  была  сила  его
собственной воли и уверенность в Божьей милости, успокаивавшие Ваффа.
   "А что, если рука, которую они нам подали, подана искренне?"
   Это тоже будет деянием Божиим.
   Союз с Бене Джессерит, твердый контроль над Ракисом.  Да  это  ж  про
мечта! Владычество Шариата, наконец, и Бене  Джессерит  -  миссионерками
веры.
   Когда Шиэна опять споткнулась и опять чуть жалобно привскрикнула, Од-
раде сказала:
   - Не щади себя, - Одраде заметила, как напряглись плечи Ваффа  -  ему
не понравилось такое властное обращение с его "благословенной".  Твердую
основу в этом человечке Одраде определила, как силу фанатизма. Даже если
червь придет, чтобы убить его, Вафф не сбежит. Вера в волю Божью поведет
его напрямую к собственной смерти - если только из-под  него  не  выбита
его крепкая религиозная опора.
   Одраде подавила улыбку. Она прекрасно понимала  течение  его  мыслей:
"Бог вскоре раскроет свой замысел".
   Вафф думал о своих растущих клетках, медленно обновлявшихся в  Банда-
лонге. Неважно, что здесь произойдет, его клетки будут храниться для Бе-
не Тлейлакса... и для Бога - и очередной Вафф всегда будет служить Вели-
кой Вере.
   - Знаете, я чую запах Шайтана, - сказала Шиэна.
   - Сейчас чуешь? - Одраде поглядела на мощеную дорогу перед ними. Вафф
уже сделал несколько шагов по этой изгибающейся поверхности.
   - Нет. Чую, когда он идет, - сказала Шиэна.
   - Разумеется, ты можешь его учуять, дитя. Всякий мог бы.
   - Я могу учуять его издалека.
   Одраде глубоко вздохнула носом, разбирая  запахи,  витавшие  на  фоне
главного запаха жженого кремния: легкий запашок меланжа... озон,  что-то
явно кислотное. Она указала Шиэне идти перед  ней.  Вафф  сохранял  свои
твердые двадцать шагов впереди. Мощеная дорога уходила в пустыню прибли-
зительно в шестидесяти метрах от него.
   "Я испытаю песок при первой возможности, - подумала Одраде. - Это мне
многое расскажет".
   Когда она вышла на дорогу через водяной ров, она поглядела на юго-за-
пад, на низкий барьер вдоль горизонта. Ее резко подчинила себе  властная
Иная Память. Не было ничего четкого в увиденном, но  она  узнала  это  -
смешанные образы из глубочайших внутренних источников.
   "Проклятие! - подумала она. - Не сейчас!".
   Избежать этого было невозможно. Вторжения Иных Памятей были непрошен-
ным, но неизбежным требованием ее сознания.
   "ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!"
   Она прищурилась на горизонт, позволив Иной Памяти утвердиться в  ней:
давно-давно... высокий барьер далеко вон там... люди, идущие по его вер-
шине... Невесомый длинный мост, невещественный и прекрасный, под которым
текла река. Река Айдахо! Теперь возникший образ обрел и движение:  чтото
падающее с моста. Это было слишком большое расстояние памяти, чтобы  ра-
зобраться, но она уже поняла, что это за образ. Она опознала эту сцену с
чувством ужаса и вдохновенного восторга.
   Воздушный мост рухнул! Обрушился в реку, текущую под ним.
   То, что ей так ясно виделось, было классическое смертоносное  покуше-
ние, несомое многими Памятями, пришедшими в момент ее Спайсовой  Агонии.
Тысячи ее предков следили, чтобы не  было  огрехов  в  воображаемой  ре-
конструкции этой сцены. Не совсем зрительная память, но собрание  точных
отчетов.
   "Вот там все и произошло!" - Одраде остановилась и позволила проекци-
ям ее воображения самостоятельно прокладывать путь  через  ее  сознание.
Предостережение! Они распознали некую опасность.
   То, что представлялось Одраде сейчас, уже было в  истории  Атридесов.
Лито II, Тиран, перед своим разделением упал с этого  воздушного  моста.
Огромный Червь Ракиса, сам Тиран Бог Император, рухнул с этого моста  во
время своего свадебного шествия.
   Вот оно! Прямо там, в реке Айдахо под разрушенным мостом,  там  нача-
лась агония Тирана. Прямо там произошла трасформация, от которой произо-
шел Разделенный Бог - все началось там.
   "К чему же это предупреждение?" Мост и река исчезли с лица земли. Вы-
сокая стена, окружавшая сухие земли Сарьера Тирана разрушилась,  превра-
тившись в условную линию на дрожащем от жары горизонте.
   Если сейчас придет червь, с заключенной  в  нем  жемчужиной  навсегда
спящей памяти тирана, будет ли эта память опасна? Именно это  доказывала
оппозиция Таразы в Ордене.
   "Он пробудится!"
   Тараза и ее советники отрицали даже самую вероятность этого.
   И все равно, нельзя было откидывать прочь тревожный  сигнал  из  Иных
Памятей Одраде.
   - Преподобная Мать, почему мы остановились?
   Одраде  почувствовала,  как  ее  сознание  опять  резко  вернулось  к
действительности, требовавшей внимания. В предостерегающее видение о на-
чале бесконечного сна Тирана врывались и другие видения.
   Шиэна стояла перед ней с озадаченным выражением на лице.
   - Я глядела вон туда, - указала Одраде. - Вон там начался  Шаи-Хулуд,
Шиэна.
   Вафф остановился в конце мощеной дорожки, в шаге от наступавшего пес-
ка, обогнав Одраде и Шиэну почти на сорок шагов. Голос Одраде вернул его
к жесткому, ясному пониманию, но он не обернулся. Одраде ощущала  неудо-
вольствие в его позе. Ваффу не нравился даже намек на цинизм, направлен-
ный на его Пророка. Он всегда подозревал цинизм в  Преподобных  Матерях.
Особенно в вопросах религии. Вафф еще не был  готов  принять,  что  Бене
Джессерит, повинда, могут быть сопричастны его Великой Вере. Эту мысль в
нем надо укреплять с осторожностью испытанным способом, давно изобретен-
ным Защитной Миссионерией.
   - Говорят, там была большая река, - сказала Шиэна.
   Одраде расслышала звенящую нотку презрения в голосе Шиэны. Дитя учит-
ся быстро?
   Вафф повернулся и угрюмо на них поглядел. Он тоже слышал. Что он сей-
час думает о Шиэне? Одраде взяла одной рукой Шиэну за плечо и другой ру-
кой указала.
   - Вон там был мост. Великая стена Сарьера  была  там  открыта,  чтобы
дать свободу течению реки Айдахо. Мост пересекал эту расщелину.
   Шиэна вздохнула.
   - Настоящая река, - прошептала она.
   - Не кванат, и намного больше канала, - сказала Одраде.
   - Я никогда не видела реку, - сказала Шиэна.
   - Вон там они обрушили Шаи-Хулуда в реку, - сказала Одраде. Она  ука-
зала налево. - Вон в той стороне, за много километров отсюда был постро-
ен его дворец.
   - Там нет ничего, кроме песка, - сказала Шиэна.
   - Дворец был снесен во времена Голода, - сказала Одраде. - Люди дума-
ли, что там запас спайса. Они, конечно, оказались неправы. Он был  слиш-
ком умен для этого.
   Шиэна наклонилась вплотную к Одраде и прошептала:
   - Но там ведь есть огромный спайсовый клад. В напевах об  этом  гово-
рится. Я слышала много раз. Мои... они говорят, что он в пещере.
   Одраде улыбнулась. Шиэна, конечно, ссылалась на Устную Историю. И она
чуть не сказала "мои родители...", имея ввиду, что ее настоящие родители
погибли в этой пустыне. Одраде уже выудила эту историю из девочки.
   Продолжая шептать в ухо Одраде, Шиэна проговорила:
   - Почему этот человечек идет с нами? Мне он не нравится.
   - Это необходимо для демонстрации, - сказала Одраде.
   Вафф выбрал этот момент, чтобы шагнуть с  мощеной  дороги  на  первый
мягкий склон открытого песка. Он двигался осторожно, но без видимых  ко-
лебаний. Едва оказавшись на песке, он повернулся, глаза его  блеснули  в
жарком солнечном свете, и поглядел сначала на Шиэну, а потом на Одраде.
   "В нем все еще есть благоговение, когда он глядит на Шиэну, - подума-
ла Одраде. - Он думает, что ему откроются величайшие тайны. Он полностью
оправится. А престиж!.."
   Шиэна рукой заслонила глаза от солнца и осмотрела пустыню.
   - Шайтан любит жару, - сказала Шиэна. - Люди прячутся от жары, но это
то время, когда приходит Шайтан.
   "Не Шаи-Хулуд, - подумала Одраде. - Шайтан! Ты хорошо это предсказал,
Тиран. Что еще ты знал о наших временах?"
   Действительно ли Тиран пребывает в вечной спячке во всех своих потом-
ках-червях?
   Ни один из анализов, изученных Одраде, не тянул на достоверное объяс-
нение, что же могло заставить человека пойти на симбиоз с первоначальным
червем Арракиса. Что двигало его умом все эти тысячелетия  жуткой  мета-
морфозы? Есть ли хотя бы малый кусочек разума,  сохранившийся  в  червях
Ракиса?
   - Он близко, Мать, - сказала Шиэна. - Ты чуешь его?
   Вафф с опасливым ожиданием поглядел на Шиэну.
   Одраде глубоко вдохнула: сильный запах корицы, сквозь  который  тянет
горечью кремния, огонь, сера - отгороженный кристаллами ад Великого Чер-
вя. Она наклонилась и взяла щепотку гонимого ветром песка на язык. С ней
сейчас все одновременно: и Дюна Иной Памяти, и Ракис сегодняшнего дня.
   Шиэна указала наискосок, в направлении,  откуда  дул  легкий  ветерок
пустыни.
   - Он там. Мы должны спешить.
   Не дожидаясь разрешения от Одраде, Шиэна легко  побежала  по  мощеной
дороге, мимо Ваффа, на ближайшую дюну. Там она постояла и подождала, по-
ка Одраде и Вафф не поравнялись с ней. Она вела их вниз и вверх, с одной
дюны на другую. Осыпающийся песок затруднял им передвижение через огром-
ный извилистый бархан, на верхушке которого танцевали  тонкие  бурунчики
взвеваемой пыли. Вскоре, между ними  и  опоясанной  водой  безопасностью
Дар-эс-Балата был почти километр.
   Шиэна опять остановилась.
   Вафф, запыхавшись, остановился рядом с ней. Из-под капюшона стилсьюта
на его лбу виднелась испарина.
   Одраде остановилась в шаге позади Ваффа. Она глубоко и спокойно дыша-
ла, глядя мимо Ваффа туда, куда было приковано внимание Шиэны.
   Яростный прилив песка пронесся через пустыню над дюной, где они стоя-
ли, несомый штормовым ветром. Скальная порода в основании обнажилась,  и
открылся длинный ряд огромных валунов, рассеянных  и  перевернутых,  как
разбитые строительные камни какого-нибудь безумного Прометея. Через этот
дикий лабиринт рекой тек песок, оставляя свои подписи глубокими  царапи-
нами и расщелинами, затем стекая с  низких  выступов,  чтобы  слиться  с
опять начинавшимися дюнами.
   - Вон туда, - сказала Шиэна, указав на обнажившиеся камни. Скользя  и
карабкаясь в осыпающемся песке, она сошла с их дюны. У подножия она  ос-
тановилась возле валуна, по меньшей мере вдвое выше ее.
   Вафф и Одраде остановились прямо позади нее.
   Поверхность другого гигантского бархана, изогнутого, как спина резвя-
щегося кита, поднялась в серебряно-голубом небе рядом с ними.
   Одраде использовала паузу, чтобы восстановить кислородный баланс. Это
бешеная гонка потребовала очень многого от ее плоти. Она заметила,  Вафф
раскраснелся и глубоко дышал. Кремниево-коричный запах казался густым  в
этом ограниченном проходе. Вафф чихнул и вытер нос тыльной стороной  ру-
ки. Шиэна поднялась на цыпочки, оглянулась и отпрыгнула шагов на  десять
от скального основания. Она поставила одну ногу на песчаный склон другой
дюны и подняла обе руки к небу. Сперва медленно,  затем  в  возрастающем
темпе, она начала танцевать, двигаясь по песку.
   Звуки топтера над головой стали громче.
   - Слушайте! - окликнула Шиэна, не переставая танцевать.
   Но она привлекала их внимание не к топтерам. Одраде повернула голову,
чтобы лучше слышать новый звук, вторгшийся в загроможденный скалами  ла-
биринт.
   Шипящий свист, подземный, приглушенный песком - он становился  громче
с потрясающей быстротой. В нем был жар, и заметное дыхание вихря, закру-
тившегося по скалистому проходу. Свист  наращивал  свою  силу  до  рыка.
Вдруг окаймленная острыми хрустальными ножами гигантская пасть поднялась
над дюной, прямо над Шиэной.
   - Шайтан! - вскричала Шиэна, не прерывая своего  танца.  -  Я  здесь.
Шайтан!
   Поднявшись над дюной, червь наклонил свою пасть вниз к  Шиэне.  Песок
брызнул вокруг ее ног, заставив прекратить танец. Запах корицы  заполнил
скалистую впадину. Червь остановился над ними.
   - Посланец Господа, - выдохнул Вафф.
   Жара высушила пот на обнаженных частях лица Одраде, ее  автоматически
герметизируемый стилсьют стал заметно рухнуть. Она глубоко вдыхала, раз-
бирая по составным частям запахи за этим мощным, но объединяющим запахом
корицы. Воздух вокруг нее был полон озона и быстро  обогащался  кислоро-
дом. Всеми предельно обостренными чувствами Одраде накапливала впечатле-
ния.
   "Если я уцелею", - подумала она.
   Да, это были ценные данные. Может наступить день, когда их используют
другие.
   Шиэна переступила с песка на скалу и возобновила танец, двигаясь  еще
бешеней, крутя головой при каждом повороте. Волосы хлестали ее  по  лицу
всякий раз, когда она поворачивалась, чтобы оказаться  лицом  к  лицу  с
червем, и кричала: "Шайтан!".
   Недоверчиво, словно ребенок на незнакомой земле, червь опять двинулся
вперед. Он скользнул через гребень дюны, перекрутился вокруг  обнаженной
скалы, и его полыхающая пасть оказалась совсем рядом, но чуть выше  Шиэ-
ны.
   Когда он остановился, Одраде расслышала глубокий рокот внутренних то-
пок червя. Она не могла оторвать взгляда от сполохов оранжевого  пламени
внутри этого создания. Это была пещера таинственного огня.
   Шиэна прекратила танцевать. Она опустила руки со стиснутыми кулаками,
прижав их к бокам, и поглядела на призванное ею чудовище.
   Одраде размеренно дышала - контролируемый  ритм  Преподобной  Матери,
концентрирующей все свои силы. Если это конец -  что  ж,  она  выполнила
приказание Таразы. Пусть Верховная Мать узнает, что сможет, от  наблюда-
телей.
   - Привет, Шайтан, - сказала Шиэна. - Я привела  с  собой  Преподобную
Мать и человека Тлейлакса.
   Вафф упал на колени и поклонился.
   Одраде скользнула мимо него и встала рядом с Шиэной.
   Шиэна глубоко дышала. Ее лицо раскраснелось.
   Одраде слышала, как тикают их переработавшие стилсьюты. Жара и  насы-
щенный запахом корицы воздух вокруг них были пронизаны звуками  состояв-
шейся встречи, которые перекрывал рокот полыхавших топок  внутри  непод-
вижного червя.
   Вафф встал рядом с Одраде, его заторможенный взгляд не  отрывался  от
червя.
   - Я здесь, - прошептал он.
   Одраде мысленно его обругала. Нежелательный шум мог  навлечь  на  них
этого зверя. Она, однако, понимала, что думает Вафф: ни один  тлейлакса-
нец никогда раньше не стоял так близко к потомку их Пророка. Даже  раки-
анские жрецы никогда такого не делали!
   Правой рукой Шиэна сделала внезапный жест, указывавший вниз.
   - Опустись перед нами, Шайтан! - сказала она.
   Червь опускал свой разинутый зев до тех пор, пока эта адская огненная
яма не заполнила все скалистое углубление перед ними.
   Голосом, чуть громче шепота, Шиэна сказала:
   - Видишь, как Шайтан повинуется мне. Мать?
   Одраде ощущала контроль Шиэны над червем, пульс скрытого языка  между
ребенком и чудовищем. Это было сверхъестественно.
   Возвысив голос до вызывающего высокомерия, Шиэна сказала:
   - Я попрошу Шайтана, чтобы он позволил нам проехаться на нем!  -  она
вскарабкалась на дюну рядом с червем.
   Огромная пасть медленно поднялась, следуя за ее движениями.
   - Стой, где стоишь! - закричала Шиэна. Червь остановился.
   "Эта она не словами командует, - подумала Одраде. - Это что-то еще...
что-то еще..."
   - Мать, иди со мной, - окликнула Шиэна.
   Подталкивая перед собой Ваффа, Одраде повиновалась. Они взобрались на
песчаный склон позади Шиэны. Потревоженный их ногами песок сыпался рядом
с червем, заполнившим все скалистое углубление. Впереди них изгибающийся
хвост червя тянулся через весь гребень дюны.  Шиэна  повела  их  рысцой,
скорость которой сбивал вязкий песок, к самой верхушке  червя.  Там  она
уцепилась за край ведущего кольца на рубчатой поверхности  и  вскарабка-
лась на зверя пустыни.
   Одраде и Вафф медленно последовали за ней. Теплая  поверхность  червя
показалась Одраде не органической, словно это было  какое-то  икшианское
изделие.
   Шиэна двинулась по спине и присела на корточки, как раз  позади  рта,
где кольца были толстыми и широкими.
   - Вот так, - сказала Шиэна. Она наклонилась вперед  и  ухватилась  за
край ведущего кольца, слегка его приподняв, чтобы открыть нежную розовую
плоть.
   Вафф немедленно ей повиновался, Одраде двигалась осторожней, накапли-
вая впечатления. Поверхность кольца была твердой, как пласкрит,  покрыта
крохотными вкраплениями. Пальцы Одраде наткнулись на  мягкие  ткани  под
ведущим кольцом. Они слабо пульсировали. Поверхность вокруг нее поднима-
лась и опадала в почти неощутимом ритме. При каждом движении Одраде слы-
шала тихое скрежетание.
   Шиэна лягнула поверхность червя под ней.
   - Шайтан, иди! - сказала она.
   Червь не отреагировал.
   - Пожалуйста, Шайтан, - взмолилась Шиэна.
   Одраде услышала отчаяние в голосе Шиэны. Ребенок  был  так  уверен  в
своем Шайтане, но Одраде знала,  что  девочка  смогла  проехать  на  нем
только один раз. Девочка уже рассказывала Одраде всю историю  ее  первой
поездки, от желании смерти до смятения священников, но из  этой  истории
никак нельзя было предугадать, что произойдет на этот раз.
   Внезапно червь пришел в движение. Он слегка  приподнялся,  изогнулся,
сделав резкий поворот влево, выполз из  скалистого  углубления,  и  зас-
кользил прочь от Дар-эс-Балата в открытую пустыню.
   - Мы едем с Богом! - вскричал Вафф.
   Звук его голоса шокировал Одраде. Какая дикость! И в то же время  она
ощутила мощь его веры. "Твок-твок" орнитоптеров,  следовавшего  за  ними
конвоя, раздалось над головой. Ветер быстрой  езды,  хлеставший  Одраде,
был полон озона и запахов горящих топок, разбуженных трением  несущегося
червя.
   Одраде поглядела через плечо на топтеры, подумав, что  врагам  сейчас
было бы легко расправиться со всей их докучливой троицей, разрешив разом
кучу проблем. Жрецы, пожалуй бы, могли решиться на такое дело в надежде,
что ее охранники не поспеют вовремя.
   Одраде призналась себе в жгучем любопытстве.
   "Куда же эта штука нас везет?"
   Наверняка, он направляется не к Кину. Она подняла голову и  поглядела
мимо Шиэны. На горизонте прямо перед ними - полная скрытого смысла груда
скал - место, где Тиран, сорвавшись с воздушного моста, распался на час-
ти.
   Место, о котором предупреждали Иные Памяти.
   Резкое озарение снизошло на Одраде - все в недавнем видении встало на
свои места. Тиран сам выбрал место и время своей  смерти,  он  умышленно
направил туда свой свадебный кортеж! Многие погибли вместе с ним, но его
смерть была самой великой. Не Шиэна приказала червю ехать туда -  беско-
нечный сон Тирана, как магнитом, притягивал червя к месту его начала.


   Был житель сухих земель, которого спросили,  что  важнее  -  литровый
кувшин воды или огромный бассейн? Житель сухой земли подумал секунду,  а
потом ответил: "Литровый кувшин воды важнее. Никакой единственный  чело-
век самолично не может владеть бассейном. Но кувшин можно  спрятать  под
плащом и у бежать с ним Никто не узнает".
   Шутки древней Дюны Архивы Бене Джессерит

   Практическое занятие в тренировочном зале не-глоуба  длилось  и  дли-
лось. Полный стальной решимости, Данкан решил не прерывать череды трени-
ровок, пока его новое тело не овладеет свободно семью главными подходами
боевых реакции при отражении нападения с восьми направлений. Его зеленый
стилсьют потемнел от пота. Двадцать дней продолжался один этот урок!
   Тег знал эту древнюю науку, которую возрождал здесь  Данкан,  но  под
другими названиями и с другими комбинациями приемов. Уже  к  пятому  дню
тренировки Тег усомнился в превосходстве современных методов.  А  теперь
он был убежден, что Данкан делает что-то совершенно новое - древнее  ис-
кусство, замешанное на уроках, полученных им в Оплоте.
   Тег, за пультом управления, был в равной степени и зрителем, и участ-
ником. Управление этим тренировочным боем с весьма материальными и опас-
ными "тенями" требовало от  Тега  большого  мысленного  напряжения,  но,
быстро освоившись, он ловко и даже с вдохновением управлял нападениями.
   Начинавшая злиться, Лусилла периодически заглядывала в  тренировочный
зал. Она наблюдала за ними, а затем удалялась, ничего не  высказав.  Тег
не понимал, что делает  Данкан  с  Геноносительницей,  но  у  него  было
чувство, что пробужденный гхола играет со своей  соблазнительницей.  Она
не позволит этому долго продолжаться, понимал Тег, но это уж было  не  в
его власти. Данкан больше не был "слишком  юным"  для  Геноносительницы.
Это юное тело несло ум зрелого мужчины, и решения он теперь будет прини-
мать на основе собственного богатого жизненного опыта.
   Данкан и Тег проводили занятия, делая только один  перерыв  за  утро.
Голод отчаянно грыз Тега, но ему не хотелось прерывать занятий - способ-
ности Данкана за сегодняшний день поднялись на новый уровень и  все  еще
продолжали улучшаться.
   Тег, сидя в кресле клетки  стационарного  пульта  управления,  провел
сложный крученый маневр, нападая одновременно слева, справа и сверху.
   На оружейном складе Харконненов имелось множество экзотического  ору-
жия и тренажеров, некоторые Тег знал только по историческим  книгам.  Но
Данкан знал их все - и обращался с ними поразительно легко  и  привычно.
Самонаводчики, проникающие сквозь защитное поле, были частью системы на-
падения "теней", которой они сейчас пользовались.
   - Они автоматически замедляются, чтобы пройти через поле, -  объяснил
Данкан своим юным-старым голосом. -  Разумеется,  если  нанести  слишком
быстрый удар, поле его оттолкнет.
   - Подобные поля почти вышли из моды, - сказал Тег. - В некоторых  об-
ществах они сохраняются, как спортивная забава, но никак иначе....
   Данкан на потрясающей скорости парировал удар и сбил на пол трех  са-
монаводчиков так, что им потребовались услуги ремонтных систем  не-глоу-
ба. Чтобы устранить повреждения он убрал клетку и приглушил систему,  но
оставил ее работать, а сам подошел к Тегу, дыша глубоко, но легко. Глядя
мимо Тега, Данкан улыбнулся и кивнул. Тег обернулся всем телом, но  уви-
дел только, как мелькнуло одеяние уходившей Лусиллы.
   - Это - как дуэль, - сказал Данкан. - Она старается прорваться сквозь
мою оборону, но я делаю контрвыпады.
   - Поосторожней, - сказал Тег. - Она ведь полная Преподобная Мать.
   - Я ведь знал кое-кого из них в свое время, башар.
   И опять Тег был обескуражен. Его предостерегали, что придется  заново
привыкать к  новому  Данкану  Айдахо,  но  он  не  предвидел  постоянных
умственных усилий, которых это потребует. Взгляд глаз  Данкана  как  раз
сейчас был обескураживающим.
   - Наши роли немножко поменялись, башар, - сказал Данкан.  Он  взял  с
пола полотенце и вытер лицо.
   - Я не совсем уверен в том, что я могу научить тебя большему, - приз-
нался Тег. Ему хотелось, чтобы Данкан внял  его  предостережению  насчет
Лусиллы. Не воображает ли Данкан, будто Преподобные Матери  тех  древних
дней идентичны женщинам дня сегодняшнего? Сам Тег считал такое маловеро-
ятным. Как и все в жизни, Орден развивался и изменялся.
   Тегу было очевидно, что Данкан уже сделал выводы о своем месте в хит-
росплетениях Таразы. Данкан не просто выжидал благоприятный  случай.  Он
тренировал свое тело для достижения лично выбранной вершины и вынес свое
суждение о Бене Джессерит.
   "Он вывел это суждение из неполноценных данных", - подумал Тег.
   Данкан бросил полотенце и с минуту на него глядел.
   - Позволь мне самому судить о том, чему ты можешь меня  научить,  ба-
шар, - он повернулся и пристально поглядел  на  Тега,  усаживавшегося  в
своей клетке.
   Тег глубоко вздохнул. Он чувствовал слабый запах озона от всего этого
сработанного на века оборудования Харконненов, механизмы наготове и  ти-
кают, дожидаясь, когда Данкан вернется к упражнениям. Но  все  перебивал
горький запах пота гхолы.
   Данкан фыркнул.
   Тег чихнул. Эта вездесущая пыль! Порой, ее можно было больше  ощутить
на вкус, чем увидеть. Алкалин. В воздухе больше всего запахов  очистите-
лей и восстановителей кислорода. И какой-то цветочный аромат,  вмонтиро-
ванный в систему воздухоочистки, но Тег не мог узнать цветок.  За  месяц
их обитания здесь, глоуб приобрел и человеческие запахи -  пота,  кухни,
едкий запах переработки отходов. Почему-то они странно оскорбляли  Тега.
И он все время чихал и прислушивался к звукам  их  присутствия  -  нечто
большее, чем эхо его собственных шагов по коридору и приглушенное метал-
лическое позвякивание, доносившееся с кухни.
   Вмешался голос Данкана:
   - Ты странный человек, башар.
   - Что ты имеешь ввиду?
   - Твое внешнее сходство с герцогом Лито. Лицо похоже просто сверхъес-
тественно. Он был немножко пониже тебя, но внешность... - он покачал го-
ловой, думая о замыслах Бене Джессерит, скрытых за  этими  генетическими
отметинами в лице Тега - ястребиный взгляд, складки морщин и  внутренняя
уверенность в моральном превосходстве.
   "Насколько моральное и насколько превосходство?"
   По увиденным в Оплоте отчетам (Данкан был уверен, что они  находились
там специально для того, чтобы он их нашел) выходило, что репутация Тега
была почти вселенской среди всего человеческого общества этого  века.  В
битве при Марконе врагу оказалось достаточно узнать, что ему противосто-
ит сам Тег, чтобы запросить перемирия. Было ли это правдой?
   Данкан поглядел на Тега, сидевшего у пульта управления, и  задал  ему
этот вопрос.
   - Репутация может быть прекрасным оружием, - ответил Тег. - Благодаря
ей часто проливается меньше крови.
   - Почему при Арбело ты пошел впереди своих войск? - спросил Данкан.
   Тег явно удивился.
   - Где ты это узнал?
   - В Оплоте. Тебя могли бы убить. К чему бы хорошему это привело?
   Тег напомнил себе, что это молодое тело возле него обладает  древними
неведомыми познаниями, которые и диктуют ему  направление  поиска  новых
сведений. Как подозревал Тег, именно эти неизвестные  знания  Данкана  и
являлись наибольшей ценностью для Ордена.
   - В предыдущие два дня мы понесли при Арбело жестокие потери, -  ска-
зал Тег. - К несчастью, я неправильно оценил страх врага и его фанатизм.
   - Но риск...
   - Мое присутствие впереди говорило моим людям: "Я разделяю ваш риск".
   - В источниках Оплота говорилось, что Арбело была захвачена  Лицевыми
Танцорами. Патрин рассказывал мне, что, несмотря на  настояния  помощни-
ков, ты запретил очистить всю планету, стерилизовать ее и...
   - Тебя там не было, Данкан.
   - Я стараюсь понять. Значит, ты пощадил врага вопреки всем  настояни-
ям.
   - Кроме Лицевых Танцоров.
   - Но ты прошел вооруженным через ряды врага, и они сложили оружие.
   - Заверив их, что с ними не поступят дурно.
   - Это было очень опасно.
   - Было ли? Многие из них перешли на нашу  сторону  ради  решительного
штурма Кройнена, где мы разгромили силы, противостоящие Ордену.
   Данкан пристально вгляделся в Тега. Нет, этот старый башар  напоминал
герцога Лито не только внешностью, в нем был тот же божий дар Атридесов:
легендарная фигура даже для бывших врагов. Тег сказал, что происходит от
Ганимы из рода Атридесов, но было в этом и что-то большее. Данкан ощутил
благоговение перед путями выведения и скрещивания Бене Джессерит.
   - Теперь, давай вернемся к занятиям, - сказал Данкан.
   - Не повреди себе.
   - Ты забываешь, башар. Я помню свое тело таким же юным,  как  это,  и
как раз здесь, на Гиди Прайм.
   - Гамму!
   - Планету переименовали, но тело мое помнит  исконное  название.  Вот
почему я послан сюда. Мне это понятно.
   "Еще бы ты этого не понял", - подумал Тег.
   Освеженный внезапной передышкой, Тег ввел новые элементы нападения  и
внезапно направил сжигающее лезвие на левый бок Данкана.
   Как же легко Данкан отбил нападение!
   Он использовал странную смесь пяти приемов, и каждая комбинация  рож-
далась будто до того, как она потребуется.
   - Каждое нападение - перышко, парящее на бесконечной дороге, - сказал
Данкан. В его голосе не было ни намека на  утомление.  -  Когда  перышко
приближается, оно отклоняется и удаляется.
   Говоря это, он отбил атаку со сменой направления и сделал контрвыпад.
   Логика ментата Тега отсеивала из всех движений  указания  на  опасные
места. "Зависимости и ключевые бревна!"
   Предугадывая направление и опережая нападение, Данкан  сделал  выпад.
Освещенный вспышками и мерцанием приборов, Тег на пред еле  возможностей
управлял "теневыми" силами. Ни один из самонаводчиков, ни одно из сжига-
ющих лезвий не коснулось Данкана, бешено  извивавшегося  в  пространстве
между ними. Он был выше них, под ними, рядом с ними и, казалось,  совер-
шенно не боялся вполне реальной боли, которую это снаряжение  могло  ему
причинить.
   И опять Данкан увеличил скорость нападения. Молния боли - от кисти до
плеча - пронзила левую руку Тега.
   С резким возгласом Данкан отключил снаряжение.
   - Прости башар. С твоей стороны это была превосходная защита, но, бо-
юсь, возраст тебя подвел.
   Он прошел через зал и встал перед Тегом.
   - Немного боли, в напоминание о той, что я тебе причинил, -  прогово-
рил Тег, массируя руку, в которой все звенело и покалывало.
   - Вина - на горячке момента, - сказал Данкан. - Теперь с  нас  вполне
достаточно.
   - Не вполне, - ответил Тег. - Недостаточно усилить лишь твои мускулы.
   При этих словах Тега Данкан почувствовал настороженность,  охватившую
его тело. Как шевельнулось что-то, оставшееся внутри него  -  диссонанс,
вызванный незавершенностью пробуждения к исходной памяти.
   "Что-то скорчилось внутри меня, словно сжатая пружинка, ждущая, когда
ее освободят", - подумал Данкан.
   - Что больше этого ты мог бы сделать? - спросил Данкан.
   - Здесь уравновешивается само твое выживание, - ответил Тег.  -  Все,
что здесь происходит, делается, чтобы спасти тебя и доставить на Ракис.
   - По причинам Бене Джессерит, которых, по твоим словам, ты не знаешь!
   - Должен ли я понимать, что ты не поедешь на Ракис?
   - Ты должен меня понимать так, что я буду принимать собственные реше-
ния, зная, что же я собственно делаю. Я не наемный убийца.
   - А я, по-твоему, - наемный убийца, Данкан?
   - Я думаю, ты достойный человек - тот, кем следует восхищаться.  Пре-
доставь мне судить по моим собственным стандартам чести и долга.
   - Ты получил еще один шанс на жизнь и...
   - Но ты не мой отец, а Лусилла не моя мать. Геноносительница? К  чему
она надеется приготовить меня?
   - Может быть, и она не знает, Данкан. Она, подобно  мне,  может  быть
только частью замысла. Зная, как работает Орден, это весьма вероятно.
   - Выходит, что вы двое просто тренируете меня и доставляете на  Арра-
кис. Вот и все ваши обязанности согласно приказу!
   - Этот мир многим отличается от того, в котором ты был  первоначально
рожден, - сказал Тег. - Как и в твои дни, у нас до сих пор есть  Великая
Конвенция против атомного оружия и псевдоатомных взрывов при встрече ла-
зерных пистолетов с защитным полем. Мы до сих пор утверждаем, что  атаки
исподтишка запрещены. Есть всякие бумажонки, развеянные вокруг, под  ко-
торыми поставлены наши подписи, и мы...
   - Но не-корабли изменили саму основу подобных договоров,  -  возразил
Данкан. - По-моему, в Оплоте я хорошо учил историю.  Скажи  мне,  башар,
почему сын Пола хотел, чтобы Тлейлакс, возобновляя мое  "я",  все  время
снабжал его моими гхолами, сотнями меня! - все эти тысячелетия?
   - Сын Пола?
   - Хроники Оплота называют его Богом Императором. Вы называете его Ти-
раном.
   - О, я не думаю, что мы знаем, почему он так делал. Возможно, он  был
одинок, и ему хотелось кого-нибудь из...
   - Вы вернули меня, чтобы я лицом к лицу сошелся  с  червем  -  сказал
Данкан.
   "Соответствует ли то, что мы делаем,  и  его  предположение  действи-
тельности?" - задумался Тег. Он еще раз рассмотрел эту  вероятность,  но
это была только вероятность, а не перспектива ментата. Если даже и  так,
замысел Таразы должен быть больше. Тег ощущал это всем своим мозгом мен-
тата. Знает ли Лусилла? Тег не самообманывался - он не  сможет  выманить
полную Преподобную Мать на какие-нибудь откровения. Нет... Он должен бу-
дет улучить удобный момент,  ждать,  наблюдать,  вслушиваться...  Именно
этим явно решил, по-своему, заниматься и Данкан. Это опасный курс,  если
он пойдет в разрез с намерениями Лусиллы!
   Тег покачал головой.
   - Честное слово, Данкан, я не знаю.
   - Но ты следуешь приказам.
   - Согласно моей клятве Ордену.
   - Обман, нечестность - все это пустые слова, когда дело касается  вы-
живания Ордена, - процитировал его Данкан.
   - Да, я это сказал, - согласился Тег.
   - Я доверяю тебе теперь именно потому, что ты это сказал, -  прогово-
рил Данкан. - Но я не доверяю Лусилле.
   Тег поник подбородком на грудь. Опасно... Опасно...
   Намного медленнее, чем было когда-то, Тег отвлек внимание от подобных
мыслей и двинулся через очистительный процесс ментата,  сосредоточиваясь
на возложенном на него Таразой долге. "Ты - мой башар".
   Данкан с секунду внимательно разглядывал  башара.  Морщины  усталости
стали явно заметны на лице старика. Данкан внезапно припомнил об  огром-
ном возрасте башара, и погадал, испытывали ли когда-нибудь люди,  подоб-
ные Тегу, искушение обратиться за помощью к Тлейлаксу  и  ожить  в  виде
гхолы. Вероятно, нет. Они знают, что могут стать марионетками Тлейлакса.
   Эта мысль настолько затопила сознание Данкана, замершего в  неподвиж-
ности, что Тег, подняв взгляд, сразу заметил:
   - Что-то не так?
   - Тлейлакс что-то сделал со мной, что-то, еще не вышедшее  наружу,  -
осевшим голосом проговорил Данкан.
   - Именно этого мы и страшились! - это  была  Лусилла,  говорившая  от
двери позади Тега. Она подошла на два шага к Данкану. -  Я  слушала.  Вы
двое были очень информативны.
   Тег быстро заговорил, надеясь приглушить гнев, который он в ней  ощу-
щал.
   - Он освоил за сегодня семь приемов.
   - Он поражает, как огонь, - сказала Лусилла, - но помни, мы - Орден -
течем, как вода, и заполняем каждое место, - она взглянула  на  Тега.  -
Разве ты не видишь, что этот гхола шагнул за грань изученных приемов?
   - Нет фиксированных позиций, нет приемов, - сказал Данкан.
   Тег резко взглянул на Данкана, стоявшего высоко  подняв  голову:  лоб
гхолы гладок, взгляд ответивший Тегу, ясен. Данкан удивительно вырос  за
короткое время с момента его пробуждения к исходной памяти.
   - Черт тебя побери, Майлз! - пробормотала Лусилла.
   Но Тег не отрывал взгляда от Данкана. Все тело юноши, казалось  напо-
енным какой-то новой разновидностью жизненной энергии. В нем было нечто,
чего не было прежде.
   Данкан перевел взгляд на Лусиллу.
   - По-твоему, ты провалишься со своим поручением?
   - Разумеется, нет, - сказала она. - Ты ведь все равно мужчина.
   И она подумала:
   "Да, это молодое тело должно наверняка налито жаркими соками  способ-
ности к воспроизведению потомства. Разумеется, гормональные  возбудители
целы и невредимы и подвержены возбуждению".
   Его нынешнее состояние, однако, и то, как он глядел на нее, заставило
ее перевести свое сознание на новые, требующие большего внимания,  уров-
ни.
   - Что сделали с тобой тлейлаксанцы? - вопросила она.
   Данкан ответил с небрежностью, которой на самом деле не ощущал:
   - О Великая Геноносительница, если бы я знал, то сказал бы тебе.
   - По-твоему, мы в игрушки играем?
   - Я не знаю, во что именно мы играем!
   - Но теперь слишком многие знают, что мы не на Ракисе, куда нам  сле-
довало бы убежать, - сказала она.
   - На Гамму кишмя кишат люди, возвратившиеся из  Рассеяния,  -  сказал
Тег. - У них есть возможности проверить очень многие вероятности.
   - Кто заподозрит  существование  затерянного  со  времен  Харконненов
не-глоуба? - спросил Данкан.
   - Всякий, кто установит мысленную связь между Ракисом и  Дар-эс-Бала-
том, - сказал Тег.
   - Если ты считаешь это игрой, то поразмысли над настойчивыми  необхо-
димостями этой игры, - сказала Лусилла. Она легко повернулась  на  одной
ноге, чтобы взглянуть на Тега. - А ты - ослушался Таразы!
   - Ты не права! Я делал в точности то, что она мне приказала. Я  -  ее
башар, и ты забываешь, как хорошо она меня знает.
   Так резко, что лишилась дара речи, Лусилла вдруг осознала все  тонкие
маневры Таразы.
   "Мы - пешки!"
   Как же деликатно Тараза всегда касалась тех пешек,  которые  ей  надо
передвинуть! Лусилла не чувствовала себя приниженной сознанием, что  она
- пешка. Это было знание, заложенное рождением и обучением в каждой Пре-
подобной Матери Ордена. Даже Тег это знал. Не принижены, нет. Вершащееся
вокруг них широко вошло в сознание  Лусиллы.  Она  почувствовала,  какой
трепет вызвали в ней слова Тега. Каким же мелким был ее взгляд на  внут-
ренние силы, среди которых они оказались - словно она видела только  по-
верхность бурлящей реки, упуская подводные течения. Теперь, однако,  она
почувствовала течение вокруг себя, и осознание этого повергло ее в  уны-
ние.
   "Пешки - это то, чем можно пожертвовать".


   По своей вере в особенности гранулярной асолютности ты отрицаешь дви-
жение, даже движение эволюции! Пока  ты  даешь  гранулярному  мирозданию
настойчиво существовать в своем сознании, ты слеп к движению. Когда про-
исходит перемена, твое абсолютное мироздание исчезает, больше не  дости-
жимое для твоих самоограниченных восприятии. Мироздание ушло свыше тебя.
   1-й черновик "Манифеста Атридесов". Архивы Бене Джессерит

   Тараза положила пальцы на виски, ладони - плашмя на глаза, и  надави-
ла. Даже ее руки ощущали усталость: прямо под ладонями - утомление.  Ко-
роткое трепетание век, и она погрузилась в  расслабляющий  транс.  Руки,
прижатые к голове, были средоточием материального сознания.
   "Сто ударов сердца".
   Это было одно из первых умений Бене Джессерит, которому она выучилась
ребенком и с тех пор регулярно практиковала. Ровно  сто  ударов  сердца.
После долгих лет практики, ее тело могло следовать за  этим  упражнением
автоматически, как бессознательный метроном.
   Когда на счет "сто", она открыла глаза, голове ее  стало  лучше.  Она
надеялась получить по меньшей мере еще два часа для работы,  прежде  чем
ее вновь одолеет усталость. Эти сто ударов сердца подарили ей лишние го-
ды бодрости, если брать всю ее жизнь.
   Однако сегодня, раздумывая об этой  старой  уловке,  она  устремилась
вглубь по спирали своих жизней-памятей. Воспоминания детства словно пой-
мали - Сестра-прокторша, проверявшая по ночам, проходя в проходах  между
кроватями, их сон.
   "Сестра Барам - ночная прокторша".
   Тараза годами не вспоминала этого  имени.  Сестра  Барам  была  коро-
тенькой и толстенькой неудавшейся Преподобной Матерью. Не  было  никакой
видимой причины, но медицинские сестры и доктора Сакк что-то в ней  наш-
ли. Барам было навеки отказано в Спайсовой Агонии. Она без всякой утайки
рассказывала обо всем, что знала о своем дефекте. Это  открылось,  когда
она была еще юной девушкой: периодическая нервная трясучка,  появлявшая-
ся, когда она начинала засыпать - симптом чего-то более серьезного,  что
заставило сделать ей стерилизацию. Эти нервные приступы не давали  Барам
спать. Обход коридоров и спальных комнат  стал  естественным  поручением
для нее.
   У Барам были и другие слабости, не  определенные  Старшими  Сестрами.
Девочка, которой не спалось, могла на пути в туалет завлечь Барам в  ти-
хую беседу. Наивные вопросы вызывали, в основном, наивные ответы, но по-
рой Барам делилась полезным знанием. Она и научила Таразу этой  штуке  с
расслаблением.
   Одна из девочек постарше однажды утром нашла сестру Барам  мертвой  в
ванной комнате. Нервная дрожь ночной прокторши оказалась симптомом смер-
тоносной болезни - фактором, важным для  Разрешающих  Скрещивание  и  их
бесконечных досье.
   Бене Джессерит обычно не включал в программу "образование по  единич-
ной смерти" до тех пор, пока послушницы не  достигали  одной  из  высших
ступеней обучения. Сестра Барам была первым мертвым человеком,  которого
увидела Тараза. Тело Сестры Барам было найдено лежащим  почти  под  умы-
вальником, правая щека прижата к кафельному полу, левая рука  ухватилась
за отводную трубу под раковиной. Она пыталась поднять с пола свое  осла-
бевшее тело, и смерть настигла ее при  этой  попытке,  зафиксировав  при
этом движении, словно насекомое, пойманное в янтарь.
   Когда сестру Барам перевернули, чтобы унести, Тараза увидела  красную
отметину там, где ее щека была прижата к полу. Дневная прокторша  объяс-
нила эту отметину с научной точки зрения. Всякий жизненный опыт  превра-
щали в данные для потенциальных Преподобных Матерей, чтобы позже провес-
ти курс "Собеседований со смертью".
   "Кровоподтек посмертного окоченения".
   Сидя сейчас за столом кабинета на Доме Соборов, Тараза с трудом пыта-
лась отвлечься от своих воспоминаний, отдаленных многими годами и  скон-
центрироваться на предстоящей ей работе. Как много она  помнила!  Разло-
женная на столе работа еще раз наполнила ее ощущением своей  нужности  и
жизненной наполненности. И Тараза опять с головой погрузилась в работу.
   Проклятая необходимость готовить гхолу на Гамму!
   Этот гхола заслуживает таких трудов. Восстановлению  исходной  памяти
всегда предшествует множество грязной работы.
   Решение послать Бурзмали на Гамму было мудрым.  Если  Майлз  действи-
тельно нашел потайное убежище... Если он сейчас появится, ему понадобит-
ся вся помощь, какую он сможет получить. Опять она подумала: не пора  ли
сыграть в игру предвидения. Так опасно!  И  тлейлаксанцы  предупреждены,
что может потребоваться новый заменитель гхолы.
   "Держите его готовым к рождению".
   Ее мысли перекинулись на проблемы Ракиса. Следовало бы получше  приг-
лядывать за этим дураком Туеком. Долго ли еще сможет Лицевой Танцор бла-
гополучно его изображать? Однако же, в решении, принятом на месте  Одра-
де, не было никакой погрешности. Она поставила тлейлаксанцев в полностью
незащищенное положение. Самозванец может быть раскрыт, и  это  повергнет
Бене Тлейлакс в пучину ненависти.
   Внутри замысла Бене Джессерит теперь появились  новые,  очень  тонкие
нюансы. Уже многие поколения ракианское жречество ловилось  на  приманку
союза с Бене Джессерит. Но теперь! Тлейлакс должен считать, что они выб-
раны вместо жрецов. Трехсторонний союз Одраде... Пусть жрецы воображают,
будто каждая Мать принесет клятву покорности Разделенному Богу.  У  жре-
ческого совета дух перехватит  от  возбуждения  при  такой  перспективе.
Тлейлаксанцы, конечно, увидят здесь шанс монополизировать меланж, завла-
деть, наконец, единственным не зависимым от них источником.
   Постукивание по двери отвлекло Таразу - послушница принесла чай.  Та-
ков был заведенный порядок - подавать чай, когда Верховная Мать  зараба-
тывается допоздна. Тараза посмотрела на настольный хронометр: икшианское
устройство, настолько точное, что могло бы опоздать или поспешить на од-
ну секунду за целый век - час двадцать три минуты одиннадцать секунд ут-
ра.
   Она велела послушнице войти. Девушка, светлая блондинка  с  холодными
наблюдательными глазами, вошла и наклонилась, расставляя рядом с Таразой
принесенное на подносе.
   Тараза, не обращая внимания на девушку, уставилась на  работу,  оста-
вавшуюся у нее на столе. Так много еще надо сделать. Работа важнее  сна.
Но голова ее болела, и привычное ощущение  головокружения  подсказывало,
что чай не принесет большого облегчения. Она доработалась  до  мозгового
голодания, которое нужно срочно снять, иначе она не сможет даже  встать.
Ее плечи и спина болезненно пульсировали.
   Послушница уже собралась уходить, когда Тараза,  поманив,  остановила
ее.
   - Помассируй мне, пожалуйста, спину. Сестра.
   Обученные руки послушницы медленно устранили  болезненное  сжатие  на
спине Та разы. Славная девушка. Тараза улыбнулась этой мысли.  Разумеет-
ся, она славная. Если бы она не обладала всеми своими достоинствами,  ее
бы никогда не отобрали прислуживать Верховной Матери.
   По уходе девушки, Тараза осталась сидеть безмолвно в глубокой  задум-
чивости. Так мало времени. Она жертвовала каждой минутой своего сна, хо-
тя избежать его невозможно. В конце концов, тело предъявляло свои требо-
вания. Она уже несколько дней заставляла себя работать так, что  нелегко
будет восстановить силы. Забыв о чае, накрытом рядом с ней, Тараза вста-
ла и ушла через холл в крохотную спальную келью. Там она передала распо-
ряжение ночной страже разбудить ее в одиннадцать  утра  и  устроилась  в
полной одежде на жесткой койке.
   Она тихо регулировала свое дыхание, уводя и отвлекая свои  чувства  и
переходя в промежуточное состояние.
   Сон не приходил.
   Она проделала заново все упражнения, но сон ускользал от нее.  Тараза
долго так пролежала, применяя разные техники расслабления, но  мозг  ее,
тем временем, продолжал напряженно работать.
   Она никогда не считала ракианское  жречество  центральной  проблемой.
Жрецами, уже поймавшимися на свою религию" можно управлять с ее помощью.
Они рассматривают Боне Джессерит в основном как силу, способную укрепить
их догму. Пусть продолжают так считать. Это та наживка, которая их осле-
пит.
   Черт побери этого Майлза Тега! Три месяца молчания и никаких  благоп-
риятных сообщений от Бурзмали.  Выжженная  земля,  признаки  взлетевшего
не-корабля. Куда же девался Тег? Гхола, может быть, уже мертв.  Тег  ни-
когда прежде не делал такого. Старик - сама Надежность. Вот  почему  она
выбрала его. Надежность" военное умение" его сходство со старым герцогом
Лито - они все в нем заранее подготовили.
   Тег и Лусилла. Идеальная команда.
   Если гхола жив, то досягаем ли он: не завладел ли  им  Тлейлакс?  Или
неприятель из Рассеяния? Многое возможно. Старая Надежность. Молчит.  Не
является ли посланием его молчание? Но что он пытается этим сказать?
   Смерть Шванги и Патрина попахивает заговором вокруг Гамму. Мог ли Тег
быть подсажен давным-давно врагами Ордена? Невероятно!  Его  собственная
семья была гарантией против таких сомнений. Дочь Тега в семейной усадьбе
озадачена не меньше всех прочих.
   Уже три месяца - и ни словечка.
   Осторожность. Она призвала Тега проявлять  крайнюю  осторожность  при
защите этого гхолы. Тег разглядел огромную опасность на Гамму. Это подт-
верждали последние доклады Шванги.
   Куда же Тег и Лусилла могли деть гхолу?
   Где они раздобыли не-корабль? Сговор?
   Глубочайшие подозрения кружили и кружили в голове Таразы. Что  делает
Одраде? И кто тогда в заговоре с Одраде? Лусилла? Одраде и  Лусилла  ни-
когда не встречались до их короткого свидания на Гамму. Или встречались?
Кто склоняется к Одраде, дыша общим воздухом сгустившихся сплетен? Одра-
де и знака не подает, но что это доказывает? В верности Лусиллы  никогда
не было сомнений. Обе работали идеально, как и предписано. Но так всегда
поступают заговорщики.
   Факты! Тараза томилась по фактам. Кровать зашуршала под ней, и ее са-
моотстраненность от мира рухнула, настолько же разбитая  заботами,  нас-
колько звуком ее собственных движений. С неохотой Тараза  опять  привела
себя в состояние подготовки к расслаблению.
   Расслабление, а уж затем сон.
   Не-корабли из Рассеяния промелькнули  через  затуманенное  усталостью
воображение Таразы. Затерянные возвращаются на  бессчетных  не-кораблях.
Не там ли Тег достал корабль? Такая  вероятность  тайно  проверяется  на
Гамму и повсюду. Она попыталась сосчитать воображаемые корабли,  но  они
разбегались в беспорядке. Тараза, хоть и лежала неподвижно, чутко насто-
рожилась - сна ни в одном глазу.
   В самой глубине ее сознания какая-то смутная мысль силилась выйти на-
ружу. Утомленный мозг утрачивал связь с действительностью, но  теперь  -
она присела, полностью пробужденная.
   Какие дела у Тлейлакса с людьми, возвращающимися из Рассеяния? С эти-
ми шлюхами. Преподобными Черницами, и тлейлаксанскими возвращенцами? Та-
раза усмотрела единую конструкцию за всем происходящим. Затерянные возв-
ращаются не из простого любопытства к местам своего исходного  происхож-
дения. Одного желания воссоединиться со всем человечеством недостаточно,
чтобы привести их назад. Преподобные Черницы явно лелеют мечту о  завое-
вании.
   Может тлейлаксанцы, ушедшие в Рассеяние, не унесли с  собой  секретов
их акслольтных чанов? Что тогда? Меланж. У шлюх оранжевые  глаза  -  они
явно пользуются неадекватной заменой. Люди из Рассеяния могли не  разре-
шить тайну тлейлаксанских чанов. Они желают вызнать о  них  и  стараются
воспроизвести. Но если они потерпят в этом неудачу - меланж!
   Она решила поподробней рассмотреть эту сторону проблемы.
   Затерянные исчерпывают запасы подлинного меланжа, взятого их предками
с собой в Рассеяние. На какие же источники им опереться затем? Червь Ра-
киса и родные планеты Боне Тлейлакса. Шлюхи не осмелятся сказать в  отк-
рытую об их подлинном интересе. Их предки верили, что червей нельзя  пе-
реселить в другое место. Возможно ли, что  Затерянные  нашли  подходящую
планету для червей? Разумеется, такое возможно. Они могут начать  торго-
ваться с Бене Тлейлаксом для отвода глаз, но истинной их целью будет Ра-
кис. Или верно обратное.
   "Привезенное богатство".
   Она видела доклады Тега о богатстве, накопленном на Гамму.  Некоторые
из возвращающихся имели и наличную монету, и торговые корабли. Это  ста-
новилось ясным из бурного развития банковской деятельности.
   Какая же, однако, валюта может быть дороже спайса?
   Богатство. Вот оно, конечно. И какие бы ни были ставки, торговля  на-
чалась.
   До сознания Та разы дошли голоса за дверью. Послушница, из охраняющих
сон, с кем-то спорила. Голоса были тихими, но Тараза услышала  достаточ-
но, чтобы полностью встрепенуться.
   - Она оставила приказ разбудить себя  поздно  утром,  -  протестовала
стражница.
   Кто-то другой отвечал шепотом:
   - Она говорила мне, чтобы ей сразу сообщили о моем возвращении.
   - Говорю тебе, она очень устала. Она нуждается...
   - Она нуждается в том, чтобы ей подчинялись! Доложи ей, что я вернул-
ся!
   Тараза присела, свесила ноги с края койки и нащупала пол.  Боги!  Как
же, болят колени. Еще ей неприятно, что она не может  узнать  навязчивый
шепот человека, спорившего со стражницей.
   "Чьего же возвращения я... Бурзмали!"
   - Я не сплю, - крикнула Тараза.
   Дверь открылась, заглянула охранница.
   - Верховная Мать, Бурзмали вернулся с Гамму.
   - Впустите его немедленно! - Тараза зажгла  единственный  глоуглоб  в
головах ее койки. Его желтый свет развеял тьму помещения.
   Бурзмали вошел и закрыл за собой дверь. Без напоминания Таразы, ткнул
звукоизолирующую кнопку на двери - все внешние шумы исчезли.
   "Наедине?" Значит, у него плохие новости.
   Она поглядела на Бурзмали, невысокого, худого мужчину с резким  треу-
гольным лицом, сужающимся к узкому подбородку. Светлые  волосы  зачесаны
назад от высокого лба. Широко расставленные зеленые глаза были бодрыми и
настороженными. Он выглядел слишком молодым для той ответственности, ко-
торая лежала на нем как на башаре, но Тег выглядел даже моложе  в  битве
при Арбело.
   "Мы стареем, черт побери". Она заставила  себя  расслабиться  и  пол-
ностью положиться на этого человека, подготовленного самим Тегом,  выра-
жавшим ему полное доверие.
   - Выкладывай свои дурные новости, - проговорила Тараза.
   Бурзмали откашлялся.
   - До сих пор никаких признаков башара и его отряда на Гамму,  Верхов-
ная Мать, - у него был густой мужицкий голос.
   "И это еще не самое худшее", - подумала Тараза,  заметив  нервозность
Бурзмали.
   - Выкладывай все до конца, - распорядилась она. - Вижу,  ты  закончил
обследование руин Оплота.
   - Ни одного выжившего, - сказал он. - Нападавшие были  основательными
людьми.
   - Тлейлакс?
   - Возможно.
   - У тебя есть сомнения?
   - Нападавшие использовали новую икшианскую взрывчатку: 12-ури. Я... я
думаю, она могла быть использовано для отвода глаз. К тому же, на черепе
Шванги механические следы проб мозга.
   - Патрин?
   - Именно так, как доложила Шванги. Он взорвал себя в  корабле-приман-
ке. Его опознали по кусочкам двух пальцев и сохранившемуся глазу. Не ос-
тавалось ничего, достаточно большого, чтобы подвергнуть Пробам.
   - Но у тебя есть сомнения! Переходи к ним!
   - Шванги оставила послание, которое удалось прочитать только нам.
   - По следам ветхости на мебели?
   - Да, Верховная Мать, и...
   - Значит она ожидала нападения, но у нее было время  оставить  посла-
ние. Я знаю ее прежние сообщения о разрушительности нападения.
   - Оно было быстрым и во всем превосходящим по  силам.  Нападавшие  не
брали пленных.
   - Что говорится в этом послании?
   - Шлюхи.
   Хоть Тараза именно этого и ожидала, но ей все равно пришлось  сделать
усилие, чтобы справиться с шоком и сохранить спокойствие - усилие, почти
истощившее ее. Это очень плохо. Тараза позволила  себе  глубокий  вздох.
Шванги, упорная до конца, была в оппозиции. Но  увидев  приближение  ка-
тастрофы, приняла правильное решение. Зная, что  умрет  без  возможности
передать свои жизни-ламяти другой Преподобной Матери,  она  действовала,
исходя из самых основ верности Ордену: если не остается  больше  никаких
возможностей, вооружи своих Сестер знанием и внеси расстройство  в  стан
врага.
   "Значит, это действовали Преподобные Черницы?"
   - Расскажи мне о ваших поисках гхолы, - приказала Тараза.
   - Мы были не первыми, искавшими на этой земле. Верховная Мать. Были и
еще сожженные деревья, и скалы, и подлесок.
   - Это был не-корабль?
   - Следы не-корабля.
   Тараза кивнула самой себе. Безмолвное послание Старика Надежности?
   - Как тщательно вы обследовали район?
   - Я лишь перелетал над ним с одного места на  другое,  проводя  визу-
альный осмотр.
   Тараза указала Бурзмали на стул рядом с изножьем ее койки.
   - Садись и расслабься. Я хочу, чтобы ты высказал мне коекакие  догад-
ки.
   Бурзмали бережно опустился на стул.
   - Догадки?
   - Ты был его любимым учеником. Я хочу, чтобы ты вообразил, будто ты -
Майлз Тег. Ты знаешь, что должен увести гхолу из Оплота. Ты не доверяешь
никому вокруг себя, даже Лусилле. Что ты сделаешь?
   - Разумеется, что-то неожиданное.
   - Разумеется.
   Бурзмали потер свой узкий подбородок... Вскоре он проговорил:
   - Я доверяю Патрину. Я доверяю ему полностью.
   - Хорошо, ты - Патрин. Что вы делаете?
   - Патрин - уроженец Гамму.
   - Я сама об этом задумывалась, - сказала она.
   Бурзмали поглядел в пол перед собой.
   - Патрин и я намного загодя составим  план  на  случай  опасности.  Я
всегда готовлю запасные пути для разрешения трудностей.
   - Очень хорошо. Итак, что за план?
   - Почему Патрин убил себя? - спросил Бурзмали.
   - Ты уверен, что это было именно самоубийство?
   - Ты видела доклады. Шванги и несколько других были в этом уверены. Я
это принимаю. Патрин был достаточно верен для того, чтобы пойти  на  это
ради своего башара.
   - Для тебя! Ты сейчас - Майлз Тег. Какой план состряпали вы с  Патри-
ном?
   - Я бы не послал умышленно Патрина на верную смерть.
   - Если б только не?..
   - Патрин поступил так по собственной воле. Он мог, если этот план ис-
ходил от него, а не от... не от меня. Он мог посту пить так, чтобы защи-
тить меня, чтобы быть уверенным, что никто не раскроет этого плана.
   - Как мог Патрин призвать не-корабль, чтобы никто - даже мы - не  уз-
нали об этом?
   - Патрин уроженец Гамму. Его семья живет там еще со дней Гиди Прайм.
   Тараза, закрыв глаза, отвернулась от  Бурзмали.  Значит,  Бурзмали  в
своих предположениях идет тем же путем, который мысленно проделала  ока.
Мы знаем происхождение Патрина. Важно ли это в связи  с  происшедшим  на
Гамму? Беспочвенные догадки, вызванные чрезмерным утомлением, не устраи-
вали Таразу. Она опять поглядела на Бурзмали.
   - Ты думаешь, Патрин нашел  способ  поддерживать  тайные  контакты  с
семьей и старыми друзьями?
   - Мы проверили все возможные связи, которые смогли найти.
   - Наверняка можно сказать, что выследили вы не все до единой.
   Бурзмали пожал плечами.
   - Разумеется, нет. Я не исходил из подобного предположения.
   Тараза глубоко вздохнула.
   - Возвращайся на Гамму. Возьми с собой в помощь всех, кого смогут вы-
делить наши силы безопасности. Скажи Беллонде, что таковы  мои  приказы.
Ты начнешь насаждать своих агентов повсюду. Выясни, что знал Патрин. Жи-
вы ли кто-нибудь из его семьи, друзей? Умудрись выйти на них.
   - Это могут заметить, как бы мы ни осторожничали. Другие узнают.
   - Ничего не поделаешь. И, вот что, Бурзмали!
   Он уже был на ногах.
   - Да, Верховная Мать?
   - Другие ищущие. Ты должен их опередить.
   - Можно мне использовать навигатора Союза?
   - Нет!
   - Но как...
   - Бурзмали, что, если Майлз, Лусилла и наш гхола все еще на Гамму?
   - Так я ведь уже сказал тебе, что не считаю,  будто  они  улетели  на
не-корабле!
   Та раза очень долго и внимательно разглядывала стоявшего у изножья ее
койки мужчину. Подготовлен Майлзом Тегом. Любимый ученик старого башара.
Что же предполагает неровный инстинкт Бурзмали.
   Она тихим голосом поторопила его:
   - Ну?
   - Гамму - это прежнее Гиди Прайм, место Харконненов.
   - На какие мысли это тебя наводит?
   - Они были богатыми. Верховная Мать. Очень богатыми.
   - Ну и?..
   - Достаточно богатыми, чтобы выстроить тайное убежище,  не-комнаты...
или даже большой не-глоуб.
   - Об это не сохранилось никаких сведений! Икс никогда даже смутно  не
подозревал о подобном. Они не проводили на Гамму проверок на...
   - Взятки, сделки через третьих лиц, множество посреднических  перево-
зок, - сказал Бурзмали. - Времена Голода были очень разрушительны, а пе-
ред этим - все эти тысячелетия Тирана.
   - Тогда Харконнены или держали головы пониже, или теряли  их.  Ладно,
ладно, я приму это как возможность.
   - Записи могли быть утеряны, - сказал Бурзмали.
   - Что наводит тебя на эти мысли?
   - Патрин.
   - Ага.
   Он быстро заговорил:
   - Если бы нечто подобное было обнаружено, уроженец Гамму  мог  бы  об
этом знать.
   - Слишком многие могли бы знать.  По-твоему,  можно  сохранять  такой
секрет целые... Да! Понимаю, что ты имеешь ввиду. Если это  было  тайной
семьи Патрина...
   - Я не осмелился спросить об этом никого из них.
   - Разумеется, нет! Но что бы ты осмотрел... чтобы никого не  насторо-
жить...
   - Место на вершине, где остались следы не-корабля.
   - Тогда, никуда не денешься, тебе пришлось  бы  лично  ту  да  отпра-
виться!
   - Это очень трудно будет скрыть от шпионов, - согласился он.  -  Если
только не отправиться туда с очень маленьким отрядом и под другим  пред-
логом.
   - Каким?
   - Водрузить там мемориальный памятник старому башару.
   - Делая вид, будто точно известно о его смерти? Да!
   - Ты уже попросила Тлейлакс заменить гхолу.
   - Это была простая предосторожность, не  основанная  на...  Бурзмали,
это крайне опасно. Я сомневаюсь, что мы сможем обмануть тех,  кто  будет
следить за тобой на Гамму.
   - Скорбь моя и моих людей, будет убедительной и достойной доверия.
   - То, что кажется достоверным, не обязательно убеждает настороженного
наблюдателя.
   - Ты не доверяешь моей верности  и  верности  тех  людей,  которых  я
возьму с собой?
   Тараза задумчиво поджала губы. Она напомнила себе, что Бене Джессерит
давно научился производить людей полностью преданных Ордену. Бурзмали  и
Тег - великолепные примеры.
   - Это может сработать, - согласилась Тараза. Она задумчиво  поглядела
на Бурзмали. Любимый ученик Тега, может он и прав!
   - Тогда я пойду, - сказал Бурзмали. Он повернулся, чтобы уйти.
   - Один момент, - сказала Тараза. Бурзмали повернулся. - Введите  себе
шиэр, все. Если вы будете схвачены Лицевыми Танцорами - этими  новеньки-
ми! - вы должны сжечь свои головы или полностью  их  раскроить.  Примите
необходимые меры предосторожности.
   Внезапно посерьезневшее выражение Бурзмали успокоило Таразу. Он слиш-
ком возгордился собой миг назад. Лучше его вовремя  одернуть,  чтобы  не
был без нужды безрассудным.


   Существует внушаемая благоговение мирозданию магия: нет никаких  ато-
мов, только волны и движение повсюду вокруг. Отсюда, ты отвергаешь  вся-
кую веру в барьеры У пониманию. Ты откидываешь в сторону само понимание.
Это мироздание нельзя увидеть, нельзя услышать, нельзя зафиксировать ус-
тоявшимися восприятиями. Это окончательная пустота,  где  не  существует
никаких заранее данных экранов, на которые можно проецировать  формы.  У
тебя здесь есть только сознание - экран, магии: ВООБРАЖЕНИЕ! Отсюда,  ты
учишься, что такое - быть человеком. Ты  -  творец  порядка,  прекрасных
форм и систем, организатор хаоса.
   "Манифест Атридесов" Архивы Бене Джессерит

   - Господь нас здесь рассудит, - злобно торжествовал Вафф.
   Он произносил это несколько раз совершенно  неожиданно  за  время  их
долгой езды через пустыню. Шиэна, казалось, не обращала на это внимания,
но Одраде начали утомлять голос Ваффа и подобные заявления.
   Ракианское солнце уже перешло далеко на запад, опускаясь,  но  червь,
несущий их, казался нисколько не утомленным в  своем  продвижении  через
древний Сарьер по направлению к курганам, остаткам Защитной Стены  Тира-
на.
   "Почему в этом направлении?" - гадала Одраде.
   Пока ответа не было. Опасность, которую опять представлял  фанатичный
Вафф, однако, требовала немедленной реакции. Она обратилась  к  нему  на
тайном языке Шариата, зная, как это подействует:
   - Пусть Господь судит, а не люди.
   Вафф угрюмо нахмурился, расслышав насмешливую нотку в ее  голосе.  Он
поглядел на горизонт впереди, потом на топтеры, все время сопровождавшие
их.
   - Люди должны выполнять работу Господню, - пробормотал он.
   Одраде не ответила. Вафф теперь объят  сомнениями:  действительно  ли
эти ведьмы Бене Джессерит причастны к Великой Вере?
   Она мысленно перебирала все, что знала о ракианских червях. Собствен-
ные воспоминания и жизни-памяти сплелись в сумасшедший  калейдоскоп.  Ей
представлялись облаченные в робы Свободные на червях, еще  крупнее,  чем
этот. Каждый наездник наклонялся, опираясь на  длинный,  заканчивавшийся
крюком, шест, погруженный в кольца червя, как ее руки  сейчас  хватались
за этого. Она ощущала ветер, дующий в лицо, робу, хлещущую  по  голеням.
Сегодняшнее и прошлое сливались в один знакомый ряд.
   "Много времени прошло с тех пор, когда последний Атридес  пользовался
этим путем"
   Может  быть  разгадка  их  нынешнего  положения  была  видна  еще   в
Дар-эс-Балате? Но там было ужасно жарко - городок буквально таял от  жа-
ры, - а сама Одраде так маялась в ожидании их  вылазки  в  пустыню,  что
запросто могла упустить из виду что-нибудь чрезвычайно важное.
   Как и в любой другой общине на Ракисе, во время полуденной жары жизнь
в Дар-эс-Балате замирала и пряталась. Одраде живо припомнилось раздраже-
ние, вызванное стилсьютом, пока она томилась в ожидании групп  сопровож-
дения. Эти группы должны были проводить Шиэну и Ваффа к Одраде в целости
и сохранности.
   Какую же заманчивую мишень она представляет в этот момент!  Но  нужно
было удостовериться в добрых намерениях ракианцев, и поэтому сопровожде-
ние Бене Джессерит запаздывало намеренно.
   - Шайтан любит жару, - сказала тогда Шиэна.
   От жары прятались ракианцы, но не черви! Нет ли  в  этом  объяснения,
почему червь движется именно в этом направлении?
   "Мой ум прыгает, как детский мячик!"
   Насколько противоречат маленький  тлейлаксанец,  Преподобная  Мать  и
своенравная девушка, едущие на черве  через  пустыню  обычаям  ракианцев
прятаться в самое жаркое время дня? Это - древний  образ  жизни  Ракиса.
Древние Свободные были  ночными  людьми.  Их  современные  потомки  тоже
больше полагались на тень, опасаясь самых жарких солнечных лучей.
   "ШАЙТАН ЛЮБИТ ЖАРУ".
   Всякий житель ракианского города знает, что на  границе  города  есть
кванат - затененный канал, даже испарения которого улавливаются ветроло-
вушками и возвращаются обратно, но и кванат пересыхает.
   Конечно же, жрецы чувствуют себя в полной безопасности за своими  ох-
раняющими рвами, постоянно наполненными водой!
   - Наши молитвы нас защищают, - говорят они, но на самом-то деле,  они
очень хорошо знают, что действительно защищает их.
   "ЕГО СВЯТОЕ ПРИСУТСТВИЕ ВИДНО В ПУСТЫНЕ".
   СВЯЩЕННЫЙ ЧЕРВЬ.
   РАЗДЕЛЕННЫЙ БОГ.
   Одраде глядит на кольца червя перед ней. "И в нем тоже есть Он!"
   Она подумала о жрецах, наблюдавших с топтеров над их головами. Как же
они любят шпионить за другими! Глаза, скрытые за высокими прутьями  бал-
конов. Глаза, подсматривающие через бойницы в толстых стенах. Глаза  от-
разившиеся в зеркальном плазе или неотступно  преследовавшие  из  темных
мест. Одраде чувствовала, как они следили за ней в  Дар-эс-Балате,  пока
она ждала прибытия Шиэны и Ваффа.
   Одраде заставила себя не думать об опасностях, отмечая течение време-
ни по движению тени стены, под которой она стояла: самые надежные часы в
этой стране, где немногие придерживаются другого времени, кроме  солнеч-
ного.
   Напряжение, усиленное необходимостью притворяться  беззаботной,  воз-
растало. Нападут ли  они?  Осмелятся  ли  они,  зная,  что  она  приняла
собственные предосторожности? Насколько злы жрецы на то, что их застави-
ли присоединиться к Тлейлаксу в этом тайном тройственном союзе?  Ее  со-
ветницы, Преподобные Матери из Оплота были недовольны, что  она,  стано-
вясь наживкой для жрецов, ставит под угрозу лично себя.
   - Позволь быть приманкой одной из нас!
   Одраде была тверда как сталь:
   - Они не поверят. Подозрения будут держать их подальше.  Кроме  того,
они наверняка пришлют Альбертуса.
   Одраде ждала в зеленоватых тенях внутреннего двора шестиэтажного зда-
ния в Дар-Эс-Балате. Над головой - обрисованный солнцем  силуэт  здания,
кружевные балкончики и баллюстрады в зеленых растениях с  ярко-красными,
оранжевыми и синими цветами, а выше, - серебряный прямоугольник неба.
   "И таящиеся глаза".
   Движение у широкой уличной двери справа от нее! Единственная фигура в
белом с золотом и пурпурным жреческом облачении появилась во дворе.  Она
внимательно разглядывала, ища признаков тлейлаксанской подмены еще одним
Лицевым Танцором. Но этот человек - жрец, которого она узнала - Альберту
с, глава Дар-эс-Балата.
   "Именно так, как мы ожидали".
   Альбсртус прошел через широкий атриум и внутренний двор,  направляясь
к ней с бережливым достоинством. "Не таит ли он  угрозы?  Не  подаст  ли
сигнал своим наемным убийцам?" Одраде обежала  глазами  ярусы  балконов:
слабые помаргивающие движения на верхних этажах. Приближавшийся жрец был
не одинок.
   "Но и я не одна!"
   Альбертус остановился в двух шагах от Одраде, подняв  на  нее  глаза,
которые до этого он держал устремленными на сложные переплетения  узоров
золота и пурпура на изразцовом полу внутреннего двора.
   "Он слаб в костях", - подумала Одраде.
   Она никак его не приветствовала. Альбертус один из тех, кто знал, что
Верховный Жрец замещен Лицевым Танцором.
   Альбертус откашлялся и сделал дрожащий вдох.
   "Слабая кость! Слабая плоть!"
   Хоть эта мысль и позабавила Одраде, но осторожность  ее  не  уменьши-
лась. Привычно отмечая изъяны наследственности,  которые  Орден  мог  бы
устранить в случае необходимости в потомках, Одраде  постаралась  запом-
нить Альбертуса. Несмотря на плохое образование -  ракианскос  жречество
сильно деградировало по сравнению с прежними днями Рыбословш, и  Альбер-
туса смогла бы побить любая послушница первого года обучения  -  он  так
тихо и уверенно взошел к верхним ступеням  власти,  что  могло  потребо-
ваться дополнительное исследование ценности его генетического материала.
   - Почему ты здесь? - спросила Одраде, вложив в этот вопрос как  можно
больше обвинительной интонации.
   Альбертус затрепетал.
   - У меня послание от твоих людей, Преподобная Мать.
   - Тогда говори!
   - Возникла небольшая задержка: слишком многим известен маршрут.
   Это, по крайней мере, та история, которую  они  собирались  подкинуть
жрецам. Но на лице Альбертуса легко читалось и другое выражение.  Секре-
ты, разделенные с ним, опасно близки к разоблачению.
   - Я почти хочу приказать тебя убить, - сказала Одраде.
   Альбертус отпрянул на пару шагов. Глаза его стали пустыми, словно  он
уже умер, прямо здесь, перед ней. Ей знакома  такая  реакция.  Альбертус
вошел в ту стадию полного разоблачения, когда страх стискивает  мошонку.
Он знал, что эта жуткая Преподобная Мать Одраде могла бы совершенно неб-
режно вынести ему смертный приговор или убить его  собственными  руками.
Ничего из сделанного или сказанного им  не  избежит  ее  кошмарно  прис-
тального внимания.
   - У тебя в голове, как бы убить меня, и как разрушить наш Оплот в Ки-
не, - обвинила Одраде.
   Альбертус отчаянно боялся.
   - Почему ты говоришь такое. Преподобная Мать? - в его  голосе  слыша-
лось разоблачительное хныкание.
   - Не пытайся это отрицать, - проговорила Одраде. - Я просто диву  да-
юсь, как легко мне и многим другим читать твои мысли.  Ты  по  должности
должен быть хранителем тайн, и уж никак не расхаживать со всеми секрета-
ми, написанными у тебя на лице!
   Альбертус упал на колени, пресмыкаясь перед ней.
   - Но меня послали твои собственные люди!
   - И ты был только счастлив прибыть сюда и решить,  возможно  ли  меня
убить.
   - С чего бы нам...
   - Тихо! Тебе не нравится, что мы контролируем Шиэну. Ты боишься Тлей-
лакса. Все дела могут быть забраны из ваших жреческих рук и то, что сей-
час запущено в действие, вас ужасает.
   - Преподобная Мать! Что же нам делать? Что нам делать?
   - Вы будете нам повиноваться! Более того, вы будете повиноваться Шиэ-
не! Вы боитесь того, что мы затеваем сегодня? У вас есть  более  великие
цели для того, чтобы бояться!
   Она покачала головой в насмешливом отчаянии, зная, какой  эффект  это
произведет на бедного Альбертуса. Он скорчился под весом ее гнева.
   - Встань на ноги! - приказала Одраде. - И помни, что ты - жрец, и  от
тебя требуется правда!
   Альбертус, опустив голову, с трудом поднялся на ноги.  Она  заметила,
как он сник, приняв решение отбросить все увертки. Какое же  это  должно
быть для него испытание! Обязанный блюсти  себя  перед  Преподобной  Ма-
терью, которая насквозь его видела, он должен еще и должным образом быть
почтителен к ее религии. Он должен предстоять  перед  высшим  парадоксом
всех религий: "Бог знает!"
   - Ты ничего не спрячешь от меня, ничего - от Шиэны, ничего - от Бога,
- грозно сказала Одраде.
   - Прости меня. Преподобная Мать.
   - Простить тебя? Не в моей власти прощать тебя, и не у меня ты должен
просить прощения. Ты - жрец!
   Он поднял взгляд на гневное лицо Одраде.
   Парадокс полностью завладел сознанием Альбертуса. Бог наверняка есть!
Но Бог обычно бывал очень далеко - и столкновения можно  было  избежать.
Завтра - это еще один день жизни. Только и всего. И  вполне  можно  было
допустить несколько небольших грешков,  может  быть,  одну-другую  ложь.
Просто на нынешний момент. Или большой грех, если искушения слишком  ве-
лики. Предполагалось, что Боги более внимательны с великими  грешниками.
И всегла оставалось время принести покаяние.
   Одраде всмотрелась в Альбертуса сверлящим взглядом Защитной Миссионе-
рии.
   "Ах, Альбертус, - подумала она. - Теперь ты стоишь перед таким предс-
тавителем рода человеческого, для которого не существует секретов  между
тобой и твоим Богом".
   Для Альбертуса его нынешнее положение мало чем отличалось от смерти -
та же невозможность избежать высшего и окончательного  приговора  своего
Бога. Это отняло его силы, отняло волю. Все его религиозные страхи  про-
будились и сфокусировались на Преподобной Матери.
   Самым сухим тоном, не прибегая даже к Голосу, Одраде сказала:
   - Я хочу, чтобы этот фарс немедленно закончился.
   Альбертус попытался сглотнуть. Он понял всю безнадежность лжи, хотя у
него и промелькнула шкодливая мыслишка - а не  соврать  ли?  Он  покорно
поглядел на лоб Одраде, где край головного убора ее стилсьюта туго впил-
ся в кожу и проговорил голосом, немногим превышавшим шепот:
   - Преподобная Мать, это только потому, что мы чувствуем себя  обездо-
ленными. Ты и тлейлаксанец отправляетесь в пустыню с  нашей  Шиэной.  Вы
оба научитесь от нее и... - его плечи поникли. - Почему ты берешь  тлей-
лаксанца?
   - Этого хочет Шиэна, - солгала Одраде.
   Альбертус открыл и закрыл рот, ничего не сказав. Она увидела, как его
затопляет принимание того, что есть.
   - Ты вернешься к своим товарищам с моим  предупреждением,  -  сказала
Одраде. - Само выживание Ракиса и вашего жречества зависит только от то-
го, как хорошо вы будете мне повиноваться. Вы не будете  ни  в  чем  нам
препятствовать! Что до этих пустых измышлений против нас - Шиэна  откры-
вает нам все ваши злые замыслы!
   Тогда Альбертус ее удивил! Он покачал головой и испустил глухой  сме-
шок. Одраде уже успела заметить,  что  многие  из  жрецов  находят  удо-
вольствие в поражении, но она не подозревала, что они могут саркастичес-
ки улыбаться даже над своими собственными неудачами.
   - Я нахожу твой смех надуманным, - проговорила она.
   Альбертус пожал плечами и постарался вернуть прежнее выражение своего
лица, прежнюю маску. Одраде различала на нем уже несколько таких  масок.
Фасады. Он носил их слоями. И, глубоко под всеми этими защитными  слоями
- осторожный себялюбец, истинный лик которого сумела разглядеть Одраде.
   "Я должна усилить его себялюбие", - подумала Одраде и резко  оборвала
его, когда он попытался заговорить.
   - Ни слова больше! Ты будешь ждать моего возвращения из пустыни. Пока
что ты мой посланник. Доставь мое послание в  точности,  и  ты  получишь
награду, даже большую, чем можешь вообразить. Не сумеешь этого сделать -
переживешь муки Шайтана!
   Одраде наблюдала, как Альбертус поспешно покидал двор: плечи  сникли,
голова склонилась вперед, словно ему не терпелось преодолеть расстояние,
после которого его слова станут слышны родне. Одраде подумала, что в це-
лом это сделано хорошо: рассчитанный риск и очень опасно для нее  лично.
Она была уверена, что убийцы на балконах наверху ждут сигнала от Альбер-
туса. А теперь страх, уносимый им с собой, так же  опасно  заразен,  как
любая чума, с чем Бене Джессерит отлично знаком за тысячелетия своих ма-
нипуляций. Учение Ордена называло это "направленной истерией". И  сейчас
Одраде нацелила ее прямо в сердце ракианского жречества. На страх  можно
положиться, особенно сейчас. Жрецы покорятся. Осталось страшиться только
нескольких еретиков, не боящихся заразиться страхом.


   Нам известно, что на предметы нашего  осязаемого  чувственного  опыта
можно повлиять по выбору - и по сознательному  выбору,  и  по  бессозна-
тельному. Это является доказанным фактом, не требующим от нас веры в то,
будто некая сила внутри нас протягивает руку и  касается  мироздания.  Я
обращаюсь к прагматическим взаимосвязям между верой и тем, что мы  опре-
деляем как "реальности". Все наши суждения несут  тяжелый  груз  древних
верований, перед которым  мы,  Бене  Джессерит,  склонны  быть  уязвимей
большинства людей. Не достаточно то, что мы осознает это и настораживаем
себя против этого. Альтернативные интерпретации всегда  должны  удостаи-
ваться нашего внимания.
   Верховная Преподобная Мать Тараза. Довод на Совете

   - То, что ты делаешь - слишком опасно, - сказал Тег. - Мне  приказали
защитить тебя и укрепить. Я не могу позволить этому продолжаться.
   Тег и Данкан стояли в длинном, отделанном деревянными панелями, холле
на входе в гимнастический зал не-глоуба. Была вторая половина дня по  их
условному времени, с которым они сжились. Лусилла только что удалилась в
гневе после яростной перепалки.
   Последнее время почти каждая встреча Данкана  и  Лусиллы  приобретала
характер битвы. В этот раз она стояла в дверях гимнастического  зала,  -
плотная фигура, плавные формы делали ее стройнее, обоим мужчинам очевид-
на соблазнительность движений.
   - Как долго, по-твоему, я буду ждать, чтобы выполнить то, что  прика-
зано мне?
   - До тех пор, пока ты или кто-нибудь еще не скажет мне, что я...
   - Таразе требуется от тебя такое,  чего  никто  из  нас,  находящихся
здесь, не знает! - сказала Лусилла.
   Тег постарался унять накапливающуюся с обеих сторон злость:
   - Пожалуйста. Разве не достаточно того, что Данкан продолжает  совер-
шенствовать свое боевое мастерство? Через несколько дней я  начну  нести
постоянное дежурство снаружи. Мы сможем...
   - Ты можешь перестать вмешиваться в мои дела, чтоб тебя!  -  огрызну-
лась Лусилла. Она повернулась всем телом и зашагала прочь.
   Теперь, увидев жесткую решимость на лице Данкана,  Тег  почувствовал,
как яростно сопротивляется его мозг - мозг ментата -  вынужденному  без-
действию. Если бы только он мог все спокойно обдумать, все бы встало  на
свои места!
   - Почему ты сдерживаешь дыхание, башар?
   Голос Данкана словно пронзил Тега, ему потребовалась вся  сила  воли,
чтобы вернуться к нормальному дыханию. Он ощущал чувства Данкана  и  Лу-
силлы в этом не-глоубе, как приливы и отливы,  временно  огражденные  от
других сил.
   "ДРУГИЕ СИЛЫ".
   Даже ментат может показаться идиотом в присутствии других сил,  несу-
щихся через мироздание. В мироздании могут существовать люди, чьи  жизни
сплавлены с такими силами, которые он не способен вообразить. Перед  та-
кими силами он будет соломинкой, плывущей в пене диких потоков.
   Кто способен кинуться в такое смятение и невредимым выбраться из  его
волн?
   - Что может, по всей вероятности, сделать Лусилла, если я продолжу ей
сопротивляться? - спросил Данкан.
   - Пробовала ли она на тебе Голос? - спросил Тег. Его собственный  го-
лос показался ему чужим.
   - Однажды.
   - Ты устоял? - отдаленное удивление где-то внутри него.
   - Я научился этому от самого Пола Муад Диба.
   - Она способна парализовать тебя и...
   - Я так понимаю, ей запретили насилие.
   - Что есть насилие, Данкан?
   - Я иду в душ, башар. Ты идешь?
   - Через несколько минут, - Тег сделал глубокий вдох, ощутив как  бли-
зок он к истощению. Этот день в гимнастическом зале и  все  последующее,
выжало его, как тряпку. Он смотрел, как уходит Данкан. Где  же  Лусилла?
Что она планирует? Как долго сможет она ждать? Вот главный  вопрос,  еще
более усиленный их отрезанностью от времени.
   И опять он ощутил эти приливы и отливы, влиявшие на три их жизни.
   "Я должен поговорить с Лусиллой! Куда она пошла? В  библиотеку?  Нет!
Но прежде я должен еще кое-что сделать".
   Лусилла была в комнате, которую она выбрала под  свои  личные  покои:
небольшое помещение с резной кроватью, занимавшей нишу в одной из  стен,
пастельно-голубые тона с более темными оттенками синего. Непристойные, с
грубыми намеками, узоры вокруг нее говорили о том, что это была  комната
любимой гетеры Харконненов. Она легла на кровать и закрыла глаза,  чтобы
не видеть сексуально непристойные фигуры на потолке алькова.
   "С Тегом надо будет разобраться".
   Это надо будет сделать так, чтобы не оскорбить Таразу и  не  ослабить
гхолу. Тег - трудная проблема, особенно его способность мыслить  катего-
риями, почти такими же, какими пользуются Бене Джессерит.
   "Преподобная Мать, родившая его, разумеется!"
   Что-то передалось от такой матери такому ребенку. Это началось в  ут-
робе и, вероятно, не кончилось даже тогда, когда они окончательно разде-
лились. Он никогда не подвергался этой всепожирающей трансмутации,  про-
изводящей богомерзости... Нет, не то. Но он обладал тонкими и  истинными
силами. Рожденные от Преподобных Матерей,  заучивают  вещи,  невозможные
для других.
   Тег отлично знал, как Лусилла смотрит на любовь во всех ее проявлени-
ях. Она заметила это однажды на его лице в апартаментах Оплота.
   "Расчетливая ведьма!"
   Он с не меньшим успехом мог бы произнести это вслух.
   Она припомнила, как наградила его благосклонной, с выражением превос-
ходства, усмешкой. Это было ошибкой, унижавшей их обоих. Она  ощутила  в
таких мыслях зачаток симпатии к Тегу. Где-то внутри ее брони  были  тре-
щинки, несмотря на всю тщательную подготовку Бене Джессерит. Учителя  не
раз предупреждали ее об этом.
   - Для того, чтобы внушить настоящую любовь, ты тоже  должна  ее  ощу-
щать, но только временно. И одного раза вполне достаточно!
   Отношение Тега к гхоле Данкана Айдахо было очень красноречиво. Тега и
притягивал, и отталкивал его юный воспитанник. "Как и меня".
   Может быть, было ошибкой не соблазнить Тега.
   Во время сексуального обучения Лусиллы, учителя делали упор на  исто-
рические сопоставления, анализируя Иные Памяти Преподобных Матерей, поз-
волявшие черпать из полового сношения новые силы, не теряясь и не  расс-
лабляясь в нем.
   Лусилла сконцентрировала свои мысли на мужском  в  Теге,  ощутив  при
этом отклик ее женского "я", ее плоть пожелала, чтобы Тег  был  рядом  с
ней, доведенный до сексуального пика - готовый для момента тайны.
   Легкая шаловливость пробудилась в сознании Лусиллы. Не оргазм. Не на-
учные ярлыки! Это был чистейшей воды жаргон  Бене  Джессерит  -  "момент
тайны" - высшая специализация  Геноносительницы.  Погружение  в  длинную
непрерывность Бене Джессерит требовало этой концепции. Лусилла была выу-
чена глубоко верить в одновременность действия научных знаний, под руко-
водством Разрешающих Скрещивание и "момента тайны", превосходящего любое
знание. История и наука Бене Джессерит гласили о неизменном  присутствии
инстинкта продления рода в психике. Лишение  биологического  рода  этого
инстинкта грозит его гибелью.
   "Сеть безопасности".
   Лусилла собирала сейчас свои сексуальные силы так, как  может  делать
только Геноносительница Бене Джессерит. Она сфокусировала свои мысли  на
Данкане. Сейчас он пойдет под душ и будет думать о  вечерней  тренировке
со своей учительницей, Преподобной Матерью.
   "Я скоро пойду к моему ученику, - подумала она. - Важный урок  должен
быть им выучен, или он не будет полностью подготовлен для Ракиса".
   Таковы были инструкции Таразы.
   Лусилла полностью сосредоточила свои мысли на Данкане. Она уже  почти
видела стоящим его обнаженным под душем.
   Как же мало он понимает, чему он может научиться!
   Данкан одиноко сидел в раздевалке рядом с  душевыми,  примыкавшими  к
гимнастическому залу. Он был погружен в глубокую печаль, вновь переживая
памятную боль тех старых ран, которую никогда не ведала его нынешняя мо-
лодая плоть.
   Кое-что никогда не меняется! Орден снова играет в свои старые-преста-
рые игры.
   Он оглядел это место Харконненов, отдела иное темными панелями.  Ара-
бески, вырезанные в стенах и на потолке, странные  узоры  мозаики  пола.
Чудовища и восхительные человеческие тела, переплетенные вдоль  одних  и
тех же определяющих линий,  которые  невозможно  отделить  взглядом,  не
приглядевшись.
   Данкан поглядел на свое тело, изготовленное для него тлейлаксанцами с
их асклольтными чанами. Он до сих пор по временам чувствовал себя стран-
но. В смертный миг своей исходной жизни, который он так хорошо помнил  -
он сражался с полчищами сардукаров, предоставляя  своему  юному  герцогу
шанс спастись - он был зрелым человеком, давно возмужавшим во  множестве
испытаний.
   Его герцог! Пол был тогда не старше, чем эта плоть Данкана. Воспитан-
ный, впрочем, так, как всегда были воспитаны Атридесы: верность и  честь
- превыше всего остального.
   "После спасения от Харконненов, они и меня воспитали таким".
   Что-то внутреннее не позволяло ему отклониться от этого древнего дол-
га. Он знал источник этого, знал, каким образом это было в него  заложе-
но.
   И это оставалось.
   Данкан поглядел на кафельный пол. Слова были выложены в кафеле  вдоль
бортика, ограждавшего коробочку душа. И это была надпись, в которой одна
часть его "я" узнавала древность со времен старых Харконненов, а  другая
часть видела надпись на слишком хорошо знакомом галахе.
   МОЙСЯ ВСЛАСТЬ, МОЙСЯ ДО БЛЕСКА, МОЙСЯ ДОЧИСТА, МОЙСЯ.
   Древняя надпись повторялась по всему периметру помещения, словно  эти
слова могли сами по себе изменить что-то в Харконненах,  которых  Данкан
вспомнил.
   Над дверью в душ еще одна надпись:
   ИСПОВЕДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ И ОБРЕТИ ЧИСТОТУ.
   Религиозные увещевания в крепости Харконненов? Изменились ли  Харкон-
нены за столетия, прошедшие после его смерти? Данкану трудно было в  это
поверить. Эти слова были тем, что, вероятно, строители просто нашли под-
ходящим.
   Он скорее ощутил, чем услышал Лусиллу, входившую в комнату позади не-
го. Данкан встал и застегнул застежки своей туники, которую подобрал се-
бе в нуллентропных ларях (Но только после того, как спорол все харконне-
новские знаки отличия!).
   Не оборачиваясь, он сказал:
   - Ну, что еще, Лусилла?
   Она погладила ткань туники вдоль его левой руки.
   - У Харконненов были богатые вкусы.
   Данкан спокойно проговорил:
   - Лусилла, если ты еще раз коснешься меня  без  моего  разрешения,  я
постараюсь убить тебя. Я так сильно постараюсь, что тебе, очень  вероят-
но, придется убить меня.
   Она отпрянула.
   Он поглядел ей в глаза.
   - Я не какой-нибудь чертов племенной жеребец!
   - По-твоему, именно этого мы от тебя хотим?
   - Никто мне до сих пор так и не сказал, чего же вы от меня хотите, но
твои действия очевидны!
   Он покачался на пальцах ног. Что-то  непробуженное  внутри  него  ше-
вельнулось, и заставило его пульс участиться.
   Лусилла внимательно его разглядывала. "Проклятие Майлзу Тегу!" Она не
ожидала, что сопротивление примет такую форму. Не было сомнения  в  иск-
ренности Данкана. Словами тут ничего не добиться, и он не уязвим для Го-
лоса.
   ПРАВДА.
   Это была единственная возможность, оставшаяся у нее.
   - Данкан, я не знаю в точности, что Тараза ожидает от тебя на Ракисе.
Я могу предположить, но моя догадка может оказаться неправильной.
   - Предположи тогда.
   - На Ракисе есть юная девушка, едва перевалившая за  десять  лет.  Ее
зовут Шиэна. Ей подчиняются черви Ракиса. Каким-то образом Орден  должен
заполучить ее талант в свое собственное хранилище способностей.
   - Да, что я только могу...
   - Если бы я знала, я бы наверняка это сейчас тебе сказала.
   Он расслышал ее искренность под неприкрытой отчаянностью.
   - А что ее талант может иметь общего с этим? - осведомился он.
   - Это знает только Тараза и ее советницы.
   - Они хотят создать что-то удерживающее меня, иго-то, от  чего  я  не
смогу убежать!
   Лусилла уже пришла к такому же заключению, но не ожидала,  что  и  он
так быстро это разглядит. Юношеское лицо Данкана  скрывало  ум,  который
работал по путям, неведомым ей. Мысли Лусиллы быстро понеслись в ее уме.
   - Контролируй червей, и ты сможешь оживить старую религию, - это  был
голос Тега от двери, позади Лусиллы.
   "Я не слышала, как он появился!"
   Она повернулась всем телом. Тег стоял там с одним из древних лазерных
пистолетов Харконненов, небрежно держа его пристроенным на  левой  руке,
сопло пистолета наведено на нее.
   - Это гарантия того, что ты будешь меня слушать, - сказал он.
   - Как долго ты уже слушаешь здесь?
   Его гневный взгляд не изменился.
   - С того момента, как ты призналась, что не знаешь, чего Тараза  ожи-
дает от Данкана, - сказал Тег. - Не знаю и я. Но  я  могу  сделать  нес-
колько предположений ментата - ничего определенного, но  весьма  возмож-
ное. Скажи мне, если я не прав.
   - О чем?
   Он взглянул на Данкана.
   - Одно из того, что тебе было ведено сделать с ним - это сделать  его
неотразимым для большинства женщин.
   Лусилла постаралась скрыть свое глубокое разочарование.  Тараза  пре-
достерегала ее, чтобы она скрывала это от Тега возможно  дольше,  теперь
скрывать это стало бесполезно. Тег прочитал ее поведение с помощью своих
чертовых способностей, заложенных в него его чертовой матерью!
   - Накапливается большое количество энергии, нацеленной  на  Ракис,  -
сказал Тег. Он прямо поглядел на Данкана. - Неважно, что тлейлаксанцы  в
него заложили, он несет отпечаток древнего человечества в  своих  генах.
Это то, в чем нуждаются Разрешающие Скрещивание?
   - Чертов племенной жеребец Бене Джессерит! - сказал Данкан.
   - Что ты собираешься делать с этим оружием? - спросила  Лусилла.  Она
кивнула на древний лазерный пистолет в руках Тега.
   - С этим? Я даже не вставил в него зарядную обойму, - он опустил  ла-
зерный пистолет и отложил его в угол, рядом с собой.
   - Майлз Тег, ты будешь наказан! - проскрежетала Лусилла.
   - С этим придется подождать, - сказал он. - Снаружи почти ночь. Я был
на поверхности под прикрытием жизнеутаивающего поля. Бурзмали здесь  по-
бывал. Он оставил мне знак, что прочел мое послание, которое  я  оставил
ему под видом следов животных на стволах деревьев.
   В глазах Данкана появились искры бодрости.
   - Что ты будешь делать? - спросила Лусилла.
   - Я оставил новые отметины, назначающие свидание. А  сейчас,  мы  все
отправимся в библиотеку. Мы как следует изучим карты. Мы запечатлим их в
нашей памяти. По крайней мере, нам хоть следует знать, где  будем  нахо-
диться, когда побежим.
   Она соблаговолила коротко кивнуть.
   Данкан наблюдал за ее движением лишь одной  частью  своего  сознания.
Его ум уже переметнулся на древнюю экипировку в библиотеке  Харконненов.
Он - тот самый, кто способен  показать  Лусилле  и  Тегу  как  правильно
пользоваться ей, как вызывать древние карты Гиди Прайм, датированные тем
временем, когда строился этот не-глоуб.
   С исходной памятью Данкана как путеводителем, и  своими  собственными
современными знаниями об этой планете, Тег постарался привести  карту  в
современный вид.
   "Станция лесной охраны" стала "Оплотом Бене Джессерит".
   - Сперва это была часть харконненовских охотничьих угодий,  -  сказал
Данкан. - Они охотились на человека, как на дичь, которую  выращивали  и
готовили специально для этой цели.
   Под осовременивающей рукой Тега исчезли города. Некоторые города  ос-
тавались, но они сменили названия. Ясай, самый близкий из больших  горо-
дов, на древней карте был обозначен прежним названием Барони.
   У Данкана от воспоминаний взгляд стал жестким.
   - Вот там они меня и пытали.
   Припомнив о планете все возможное, Тег отметил на карте  неизвестное,
и, символическими обозначениями Бене Джессерит, места, где, по  уверению
людей Таразы, они могли бы найти временное убежище.
   Эти самые места Тег и хотел доверить только памяти.
   Еще уводя их в библиотеку, Тег сказал:
   - Я сотру карту, когда мы ее заучим. Неизвестно, кто может найти  это
место и изучить ее.
   Лусилла рванулась мимо него.
   - Это на твоей ответственности, Майлз! - заявила она.
   Тег проговорил в ее удалявшуюся спину:
   - Ментат говорит тебе, что я сделал все, что от меня требовалось.
   Она проговорила, не оборачиваясь:
   - До чего же логично!


   В этом зале воспроизводится кусочек пустыни Дюны.  Песчаный  краулер,
прямо перед вами, датируется временами Атридесов. Вокруг него, по  часо-
вой стрелке налево от вас, небольшой  харвестер,  карриялл,  примитивная
фабрика спайса и другое оборудование обеспечения Все объяснено на каждой
стадии. Обратите внимание на светящуюся над  экспонатами  цитату:  "Пос-
кольку высосут они изобилие морей и сокровище песка". Эта древняя  рели-
гиозная цитата часто повторялась знаменитым Гурни Хэллеком.
   Экскурсовод в Музее Дар-эс-балата

   Червь не замедлял своего неустанного движения вплоть до  самых  суме-
рек. К тому времени Одраде перебрала в уме все свои вопросы и до сих пор
не имела на них ответов. Как же Шиэна контролирует червей? Шиэна говори-
ла, что не направляла своего Шайтана в этом направлении. Каков  же  этот
потайной язык, на который откликается чудовище  пустыни?  Одраде  знала,
что ее Сестры-охранницы в топтерах, следовавшие за ними, будут до  одури
задаваться теми же самыми вопросами и плюс еще одним: почему Одраде поз-
воляет продолжаться этой езде?
   Они могут даже предложить наугад несколько ответов: "Она не призывает
нас спуститься, потому что мы можем потревожить зверя. Она  не  доверяет
нам забрать своих спутников с его спины".
   Правда была намного проще - любопытство.
   Шипящее движение червя казалось вздымающимся судном, пересекавшим мо-
ря. Сухие кремниевые запахи перегретого песка, доносившиеся до  них  по-
путным ветерком, говорили об обратном. Только открытая пустыня простира-
лась сейчас вокруг них. Как на китовой спине,  километр  за  километром,
они поглощали расстояние, перебираясь с дюны на дюну,  чередовавшихся  в
пространстве с правильностью океанских волн.
   Вафф уже долгое время безмолвствовал. Он  скорчился,  воспроизводя  в
миниатюре позу Одраде, его взгляд был устремлен вперед,  с  безразличным
выражением на лице. Последним его заявлением было такое:
   - Бог охраняет верных в час испытания!
   Одраде воспринимала его, как живое доказательство возможности  сохра-
нения на целые века достаточно сильного фанатизма. Дзенсунни  и  прежние
суфи сохранились в тлейлаксанцах. Это было как смертоносный микроб,  ко-
торый тысячелетия пробыл в спячке, дожидаясь подходящего хозяина,  чтобы
начать развиваться.
   "Что произойдет с тем, что я посеяла в ракианском жречестве? -  заду-
малась она. - То, что появится святая Шиэна, это наверняка".
   Шиэна сидела на кольце своего Шайтана, ее одеяние развевалось,  обна-
жая худые голени. Она обеими руками вцепилась в кольцо между своих ног.
   Она рассказывала, что первый червь довез ее прямо до города Кина. По-
чему туда? Вез ли червь ее просто к ее собственному роду?
   Тот червь, что нес их сейчас, определенно имел другую цель. Шиэна  не
стала задавать вопросов, когда Одраде велела ей погрузиться в молчание и
практиковаться в тихом трансе. Это, по крайней мере,  обеспечит  возмож-
ность легко извлечь из ее памяти каждую подробность их  испытания.  Если
существует скрытый язык между Шиэной и червями, это выяснится позже.
   Одраде  поглядела  на  горизонт.  Основа  древней  стены,  окружавшей
Сарьеру виднелась в нескольких километрах впереди. Длинные тени  от  нее
ложились на дюны, говоря Одаре, что остатки стены выше, чем  она  думала
сначала. Это была разбитая и изломанная линия с огромными валунами, рас-
катившимися вокруг нее. Место, где Тиран сорвался с моста в реку Айдахо,
лежало от них сильно справа, по меньшей мере в трех километрах  от  нап-
равления их движения. Никакой реки там теперь не было.
   Рядом с ней пошевелился Вафф.
   - Я внемлю призыву Твоему, Господи, - сказал он. - Это  Вафф  Энтийс-
кий, тот, кто молится в Твоем святом месте.
   Одраде перевела на него взгляд, не поворачивая головы. ЭНТИЙСКИЙ?  Ее
иные памяти знали Энтио, вождя племени в  Великом  странствии  дзенсунни
задолго до Дюны. Был ли он тем самым? Какие древние воспоминания  сохра-
нялись живыми у этих тлейлаксанцев?
   Шиэна нарушила молчание:
   - Шайтан замедляет ход.
   Остатки древней стены  загораживали  их  путь.  Она  возвышалась,  по
меньшей мере, на пятьдесят метров  над  самыми  высокими  дюнами.  Червь
слегка повернул вправо и двинулся между двумя огромными валунами, возвы-
шавшимися над ними. Затем он остановился. Его длинная рубчатая спина ле-
жала параллельно к сохранившемуся в неприкосновенности основанию стены.
   Шиэна встала и поглядела на препятствие.
   - Что это за место? - спросил Вафф. Он возвысил голос,  чтобы  перек-
рыть звук топтеров, круживших над их головами.
   Одраде ослабила свою утомительно жесткую хватку за  червя  и  размяла
пальцы. Она продолжала стоять на коленях, оглядывая то, что их окружало.
Тени от раскатившихся валунов отбрасывали жесткие линии на песчаные  на-
сыпи и на скалы поменьше. Поглядев вверх, не больше чем на двадцать мет-
ров вперед, она увидела обнажившиеся в стене трещинки и  выемки,  темные
отверстия в древнем основании.
   Вафф встал и помассировал свои руки.
   - Почему мы сюда завезены? - спросил он слегка жалобным голосом.
   Червь дернулся.
   - Шайтан хочет, чтобы мы слезли, - сказала Шиэна.
   "Откуда она знает?" - подивилась Одраде. Движение червя было недоста-
точным, чтобы кто-нибудь из них хотя бы слегка потерял  равновесие.  Это
мог быть его какой-то личный рефлекс после долгого путешествия.
   Но Шиэна посмотрела на основание древней  стены,  присела  на  изгибе
червя и соскользнула. Она комочком спрыгнула на мягкий песок.
   Одраде и Вафф двинулись вперед и с восхищением наблюдали,  как  Шиэна
тяжело пробирается по песку к передней части чудовища. Там Шиэна положи-
ла обе руки на ляжки и лицом к  лицу  оказалась  с  распахнутой  пастью.
Спрятанные языки пламени отбрасывали оранжевый свет на ее юное лицо.
   - Шайтан, зачем мы здесь? - вопросила Шиэна.
   Червь опять содрогнулся.
   - Он хочет, чтобы слезли все, - окликнула Шиэна.
   Вафф поглядел на Одраде.
   - Если Господь хочет, чтобы ты умер, Он направляет твои шаги к  месту
твоей смерти.
   Одраде ответила ему цитатой из древнего жаргона шариата:
   - Повинуйся посланцу Господню во всем.
   Вафф вздохнул. На лице его ясно читались сомнения. Но он повернулся и
первым соскользнул с червя, спрыгну в прямо впереди Одраде. Они последо-
вали примеру Шиэны, подошли к пасти создания. Все  чувства  Одраде  были
напряжены, взгляд устремлен на Шиэну.
   Перед распахнутой пастью было намного жарче. Знакомый привкус меланжа
наполнял воздух вокруг них.
   - Мы здесь. Господи, - сказал Вафф.
   Одраде, начавшая все больше уставать от его  религиозного  благогове-
ния, окинула взглядом вокруг - разбитые скалы, обветренный барьер,  под-
нимавшийся в сумеречное небо, песок, уходивший от искореженных  временем
камней и медленные опаляющие "пыф-пыф" внутреннего пламени червя.
   "Ну, где это мы? - подивилась Одраде. - Что особенное связано с  этим
местом, что червь доставил нас именно сюда?"
   Четыре топтеров сопровождения пролетели в линию над их головами. Звук
их крыльев и шипение реактивных двигателей на мгновение заглушили  внут-
реннее рокотание червя.
   "Не призвать ли мне их вниз? - подумала Одраде. - Понадобится  только
сигнал рукой". Вместо этого она подняла две руки,  подавая  знак,  чтобы
наблюдатели оставались наверху.
   По песку теперь струился вечерний холод. Одраде содрогнулась и  наст-
роила свой организм на новые требования. Она была уверена, что червь  не
поглотит их, пока рядом с ними Шиэна.
   Шиэна повернулась спиной к червю.
   - Он хочет, чтобы мы остались здесь, - сказала она.
   Словно ее слова  были  командой,  червь  отвернул  от  них  голову  и
скользнул через узкие и длинные разбросы гигантских валунов. Они услыша-
ли, как он набирает скорость, уходя в пустыню.
   Одраде повернулась лицом к основанию древней стены.
   Скоро на них опустится тьма, но высокий сумеречный свет еще достаточ-
но долго будет царить в пустыне, чтобы  они  успели  найти  какое-нибудь
объяснение, почему червь доставил их именно сюда.  Высокая  расщелина  в
скале справа от них казалась таким же хорошим местом для  расследования,
как и любое другое место. Продолжая  частью  сознания  прислушиваться  к
Ваффу, Одраде взобралась по песчаному склону к темному отверстию.  Шиэна
двигалась рядом с ней.
   - Почему мы здесь. Мать?
   Одраде покачала головой. Она слышала, как за ними следует Вафф.
   Расщелина перед ней оказалась глубоким отверстием, уводившим в темно-
ту. Одраде остановилась и поддержала Шиэну рядом с собой. Она прикинула,
что отверстие приблизительно метр в ширину и раза в четыре больше в  вы-
соту. Стороны скалы были странно гладкими, словно отполированные челове-
ческими руками. Песок струился в отверстие. Свет заходящего солнца отра-
жался на песке, погружая часть отверстия в поток золота.
   Позади них раздался голос Ваффа:
   - Что это за место?
   - Здесь много старых пещер, - сказала Шиэна. -  Свободные  прятали  в
пещерах свой спайс, - она глубоко вдохнула носом. -  Ты  чувствуешь  его
запах. Мать?
   Да, здесь чувствовался отдаленный запах меланжа, согласилась  Одраде.
Вафф двинулся мимо Одраде и вошел в расщелину. Он повернулся там,  чтобы
поглядеть на стены, которые сходились над ним под острым углом. Стоя ли-
цом к Одраде и Шиэне, он подался глубже, глядя на стены. Одраде и  Шиэна
шагнули ближе к нему. С резким свистом осыпался песок и  Вафф  исчез  из
виду. В то же мгновение песок всюду вокруг Одраде и Шиэны заструился  по
направлению к расщелине, волоча их обеих за собой. Одраде схватила  руку
Шиэны.
   - Мать! - вскрикнула Шиэна.
   Звук отразился от невидимых скальных стен, пока они скользили подлин-
ному наклону насыпи во тьму. Песок снес их и остановился мягким толчком.
Одраде, по колено в песке, вылезла сама и вытащила Шиэну на твердую  по-
верхность.
   Шиэна собиралась заговорить, но Одраде сказала:
   - Тес! Слушай!
   Слева от них слышалось какое-то царапанье и шевеление.
   - Вафф?
   - Я в песке по пояс, - в его голосе был ужас.
   Одраде сухо заговорила.
   - Это Господь захотел так. Аккуратней себя  вытаскивай.  Похоже,  под
нашими ногами скала. Поспокойней теперь! Нам не нужно еще одного обвала.
   По мере того, как глаза ее привыкали к темноте, Одраде вглядывалась в
песчаный склон, по которому они соскользнули. Отверстие, в  которое  они
вошли, казалось далекой щелью темного золота высоко над ними.
   - Мать, - прошептала Шиэна. - Я боюсь.
   - Проговори литанию против страха, - приказала Одраде. - И будь  спо-
койней. Наши друзья знают, что мы здесь. Они помогут нам выбраться нару-
жу.
   - Господь привел нас в это место, - проговорил Вафф.
   Одраде ему не ответила. В тишине она подобрала  губы  и  пронзительно
присвистнула, прислушиваясь к  отдавшемуся  звуку.  Эхо  раскатилось  по
большому пространству и невысокому препятствию перед ними. Она  поверну-
лась спиной к узкой расщелине и еще раз присвистнула.
   Низенький барьерчик был приблизительно в ста метрах от них.
   Одраде высвободила руку из руки Шиэны.
   - Стой прямо здесь, пожалуйста. Вафф?
   - Я слышу топтеры, - сказал он.
   - Мы тоже их слышим, - сказала Одраде. - Они  приземляются.  Скоро  к
нам придут на помощь. Тем временем, пожалуйста, стойте,  где  стоите,  и
молчите. Мне нужна тишина.
   Посвистывая и прислушиваясь к эху, осторожно делая каждый шаг, Одраде
стала пробираться все глубже во тьму. Ее вытянутая рука встретила грубую
поверхность камня. Она обшарила ее. Только по пояс. Выше она  ничего  не
обнаружила.
   Отдававшееся эхо ее свистков указывало, что за этим барьерчиком нахо-
дится пространство поменьше, частично закрытое.
   Высоко сверху позади нее прозвучал голос.
   - Преподобная Мать! Вы здесь?
   Одраде обернулась, сложила рупором руки у рта и крикнула в ответ:
   - Держитесь там! Мы соскользнули в глубокую пещеру. Принесите свет  и
длинную веревку.
   Крохотная темная фигурка отошла от отверстия в  отдалении.  Свет  над
ними стал тускнеть. Одраде поднесла сложенные ладони ко рту и заговорила
во тьму.
   - Шиэна? Вафф? Подойдите ко мне на десять шагов и останьтесь там.
   - Где мы. Мать? - спросила Шиэна.
   - Терпение, дитя.
   От Ваффа донеслось тихое бормотание. Одраде узнала древние слова  ис-
ламиата. Вафф молился, отбросив все попытки скрыть  свое  происхождение.
Вот и хорошо. "Она-то уж владеет искусством скармливания верующим Защит-
ной Миссионерии".
   Это место, куда их доставил червь, возбуждало интерес Одраде. Нащупы-
вая одной рукой дорогу вдоль каменного  барьера,  она  двинулась  влево,
исследуя его. Вершина барьера была местами совершенно гладкой. Она  ухо-
дила вглубь, прочь от нее. Иные Памяти предложили ей внезапную проекцию.
   Водосборник!
   Это был резервуар Свободных для сбора воды. Одраде глубоко  вдохнула,
пробуя носом воздух на влажность. Воздух был кремниево сух.
   Рассеивая тьму, из отверстия ударил резкий свет. Донесся голос, Одра-
де узнала одну из своих Сестер:
   - Мы вас видим!
   Одраде сделала шаг от низкого барьерчика и обернулась, оглядывая  все
вокруг. Вафф и Шиэна стояли приблизительно в шестидесяти метрах от  нее,
внимательно приглядываясь к тому, что их окружало.  Пещера  представляла
собой грубую окружность приблизительно двух сотен метров в диаметре. Ка-
менный купол возвышался высоко над их  головами.  Она  осмотрела  низкий
барьерчик перед ней: да, водосборник Свободных. Она разглядела небольшой
скалистый островок в его центре, где обычно наготове содержали пойманно-
го песчаного червя перед тем, как бросить его в воду. Иные Памяти  восп-
роизвели перед ней судороги  той  мучительной  смерти,  что  производила
спайсовый яд для оргий Свободных.
   Низкая арка окаймляла темное пространство на дальней  стороне  водос-
борника. Ей был виден водосток, через который из ветроловушки  поступала
вода. Там должны быть и еще водосборники, целый комплекс,  предназначен-
ный хранить богатство влаги для древнего племени. Теперь она знала  наз-
вание этого места.
   - Съетч Табр, - прошептала Одраде.
   При этих словах на нее нахлынул целый  поток  полезных  воспоминаний.
Это было место Стилгара во времена Муад Диба.
   "Почему червь привез нас в съетч Табр?"
   Червь привез Шиэну в город Кин. Чтобы люди о ней  узнали?  Значит,  и
сюда он их привез, чтобы они что-то узнали? Нет  ли  людей  внутри  этой
тьмы? Одраде не могла уловить никаких признаков жизни в том направлении.
   Ее мысли перебила Сестра, стоявшая над отверстием.
   - Нам пришлось послать за веревкой в Дар-эс-Балат! Люди из музея  го-
ворят, что это, вероятно, съетч Табр! Они думали, что он разрушен!
   - Спустите мне светильник, чтобы я могла осмотреться, - окликнула Од-
раде.
   - Жрецы просят, чтобы мы оставили его нетронутым!
   - Спустите мне светильник! - настойчиво повторила Одраде.
   Вскоре темный предмет шлепнулся на песчаный склон небольшого песчано-
го оползня. Одраде послала Шиэну нашарить его. Прикосновение к кнопке  -
и яркий луч пронзил темный арочный проход позади водосборника. "Да,  там
еще водосборники". Рядом с этим водосборником узкая лестница, прорублен-
ная в скале. Ступеньки вели вверх, поворачиваясь и уходя из поля зрения.
   Од раде наклонилась и прошептала на ухо Шиэне:
   - Внимательно наблюдай за Ваффом. Если он направится за нами,  оклик-
ни.
   - Да, Мать. Куда мы идем?
   - Я должна взглянуть на это место. Я одна из тех,  кто  завезен  сюда
явно с какой-то целью, - она возвысила голос и  обратилась  к  Ваффу.  -
Вафф, пожалуйста, жди здесь веревку.
   - О чем это вы только что шептались? - требовательно осведомился  он.
- Почему я должен ждать? Что вы делаете?
   - Я помолилась, - сказала Одраде. - Теперь я  должна  продолжить  это
паломничество одна.
   - Почему одна?
   И она ответила ему на старом языке исламиата:
   - Так сказано в Писании.
   ЭТО ЕГО ОСТАНОВИЛО!
   Одраде быстрым шагом направилась к каменной лестнице.
   Шиэна, неторопливо шедшая рядом с Одраде, проговорила:
   - Мы должны рассказать людям об этом месте. Пещеры  старых  Свободных
безопасны от Шайтана.
   - Спокойней, дитя, - сказала Одраде. Она направила луч света на лест-
ницу. Лестница, прорубленная в скале, уходила под резким углом  вверх  и
направо. Одраде заколебалась. Чувство опасности,  предупреждавшее  ее  с
самого начала этого приключения, вернулось, еще  усилившись.  Оно  стало
почти осязаемым.
   ЧТО ЖЕ ТАМ ЕСТЬ?
   - Жди здесь, Шиэна, - сказала Одраде. - Не позволяй  Ваффу  следовать
за мной.
   - Как я могу его остановить? - Шиэна боязливо  оглянулась  туда,  где
стоял Вафф.
   - Скажи ему, что такова Господня воля, чтобы он оставался  на  месте.
Скажи ему это так... - Одраде наклонилась вплотную к Шиэне  и  повторила
эти слова на древнем языке Ваффа, затем добавила. - Больше ничего не го-
вори. Стой на его пути и повторяй это, если он  попытается  пройти  мимо
тебя.
   Шиэна тихо повторила новые слова. Одраде увидела, что она их уже  за-
помнила наизусть. Эта девочка все схватывала на лету.
   - Он тебя боится, - сказала Одраде. - Он не попробует причинить  тебе
вред.
   - Да, Мать, - Шиэна повернулась, скрестила руки на груди и  поглядела
на Ваффа.
   Направив луч света вперед, Одраде  двинулась  по  каменной  лестнице.
"Съетч Табр? Какой сюрприз Ты оставил нам здесь?"
   Длинный узкий коридор после лестницы. Одраде встретила первые мумифи-
цированные пустыней тела. Их было пятеро: два мужчины и три женщины  без
опознавательных знаков или одежды на них. Раздеты до нага и оставлены на
сохранение иссушающего воздуха пустыни. Полное обезвоживание туго  натя-
нуло кожу и плоть на их костях. Тела были уложены в ряд, их ноги  протя-
гивались через проход. Одраде пришлось перешагивать через каждое из этих
кошмарных препятствий.
   Она наводила свой ручной фонарик на каждое тело,  проходя  мимо  них.
Они были заколоты почти одним и  тем  же  способом:  рассекающее  лезвие
пронзило их снизу вверх, как раз под грудной клеткой.
   "Ритуальное убийство?"
   Усохшая плоть скрыла следы ран, оставив свидетельством от них  только
темные пятнышки. Эти тела были не из времен  Свободных,  поняла  Одраде.
Для водосборников смерти Свободные тела сжигали, чтобы  высвободить  всю
воду.
   Одраде пошарила светом впереди и замедлила ход, чтобы осмыслить  свое
положение. Увиденные тела усилили ощущение опасности. "Мне бы  следовало
бы захватить с собой оружие. Но это возбудило бы подозрения Ваффа".
   Нельзя закрывать глаза на настойчивость ее  внутреннего  предупрежде-
ния. Эти остатки съетча Табр опасны.
   Луч света открыл перед ней еще одну лестницу и в конце ее - зал.  Од-
раде осторожно двинулась вперед. На первой ступеньке она опять  пошарила
впереди лучом света. Невысокие ступеньки. Всего  лишь  небольшая  дорога
вверх, еще одна скала - и более широкое пространство там. Одраде  повер-
нулась и провела светом по всему помещению. Осколки и отметины гари  ис-
пещряли стены. И опять она поглядела на лестницу.
   "Что же там есть?"
   Ощущение опасности сгущалось до предела.
   Очень медленными шажками, постоянно останавливаясь, Одраде стала под-
ниматься по лесенке.  Она  вошла  в  коридор  побольше,  прорубленный  в
цельной скале. Ее встретили еще тела, брошенные в беспорядке в последние
моменты их жизни. И опять она увидела только мумифицировавшуюся плоть, с
которой содраны все одежды. Они валялись по  всему  широкому  проходу  -
двадцать тел. Одраде, петляя, прошла среди трупов. Некоторые их них были
заколоты точно так же, как и пятеро на нижнем этаже. Другие были  заруб-
лены ножом или топором или сожжены лучами лазерных пистолетов. Один  был
обезглавлен, и обтянутый кожей череп валялся у стены в проходе, как мяч,
выброшенный из какой-то жуткой игры.
   Этот новый проход вел прямо мимо отверстий в помещения поменьше, рас-
положенные по обеим сторонам. Одраде не увидела  ничего  ценного  в  не-
больших помещениях, куда направляла  испытующий  свет  своего  фонарика:
немного развеянных волокон спайсового волокна, небольшие брызги расплав-
ленной скалы - плавленые пузырьки то и дело на полу, на стенах,  на  по-
толке.
   "Какое же кровавое побоище здесь произошло?"
   На полах были заметны пятна,  о  многом  свидетельствующие.  Пролитая
кровь? В одном месте валялась в углу небольшая горстка  коричневых  тря-
пок. Обрывки изодранной материи, разбросанные под ногами Одраде.
   И была пыль. Повсюду. Ее ноги вздымали клубы пыли на каждом шагу.
   Проход заканчивался аркой, выводившей на обширный уступ. Она направи-
ла свет за уступ: огромное помещение, намного больше, чем то, что внизу.
Его вырубленный потолок был так высок, что должен был подниматься до са-
мого верха основных скальных пород под Великой Стеной. Широкие и высокие
ступени вели с выступа в зал. Одраде нерешительно стала спускаться.  Она
обшаривала лучом света все вокруг. Из  этого  огромного  помещения  вели
другие проходы. Некоторые, она увидела, завалены камнями, громадные глы-
бы рассыпаны на выступе и на полу.
   Одраде понюхала воздух. В нем была пыль, которую будоражили ее  ноги,
но кроме этого чувствовался отчетливый запах меланжа. Этот запах  переп-
лелся с ее ощущением опасности. Ей захотелось бежать и возвратиться  на-
зад, к остальным. Но  опасность  была  путеводным  маяком.  Ей  хотелось
знать, куда манит ее этот огонек.
   Однако, теперь она знала, где находилась.  Это  была  большая  палата
собраний сьетча Табр, место бесчисленных спайсовых оргий Свободных и Со-
ветов племени. Здесь главенствовал наиб Стилгар. Здесь бывал Гурни  Хэл-
лек. И леди Джессика. Пол Муад Диб. Чани, мать Ганимы.  Здесь  Муад  Диб
готовил своих бойцов. Здесь был настоящий Данкан Айдахо... И первый гхо-
ла Айдахо! "Почему мы завезены сюда? Опасно ли здесь?"
   Опасность была в воздухе, прямо здесь! Она чувствовала ее.
   В этом месте Тиран спрятал запас спайса. Отчеты Бене Джессерит  сооб-
щали, что запас заполнял целую палату до самого потолка  и  занимал  еще
многие прилегавшие коридоры.
   Одраде повернулась всем телом, следя взглядом за лучом света. Вон там
выступ наибов. А вот здесь выступ поглубже" королевский, который принад-
лежал Муад Дибу.
   "И вон там арка, через которую я вошла".
   Она направила свет на пол, отмечая места, где рубили и сжигали скалу,
выискивая легендарный запас спайса  Тирана.  Большинство  этого  меланжа
забрали Рыбословши, потайное место было открыто гхолой Айдахо,  супругом
знаменитой Сионы. Летописи гласили, что потом были найдены и другие  ни-
ши, скрытые за ложными стенами и полами. Было много проверенных  отчетов
и доказательств Иных Памятей. Эти стены во Времена Голода видели  жесто-
кость отчаянных охотников за спайсом, пролагавших путь  к  этому  месту.
Этим могли объясняться мертвые тела. Многие сражались здесь за получение
шанса обыскать съетч Табр.
   Одраде была обучена следовать за ощущением опасности,  и  постаралась
сейчас использовать это умение. Неужели флюиды совершенных здесь насилий
цепляются к этому месту на протяжении всех этих тысячелетий? Не об  этом
было ее предчувствие. Оно предупреждало о чем-то близком. Левая нога Од-
раде наткнулась на неровность в полу. Свет выхватил темную линию  впере-
ди. Она ногой разметала пыль и обнаружила букву, а  затем  ей  открылось
целое слово, выжженное в каменном полу.
   Одраде прочитала его сначала про себя, потом вслух.
   - "Арафел".
   Она знала это слово. Преподобная Мать  времен  Тирана  впечатала  это
слово в сознание Бене Джессерит, проследив его корни  до  самых  древних
источников.
   "Арафел - облачная тьма при конце мира".
   Одраде почувствовала предельное обострение ее интуиции. Все  сосредо-
точилось на этом единственном слове.
   - Святой суд Тирана, - вот как жрецы называют его.  -  Облачная  тьма
Святого Страшного Суда!
   Она двинулась вдоль слова, вглядываясь в него, отметила изгиб на  его
конце, который складывался в небольшую стрелку. Она поглядела туда, куда
указывала стрела. Кто-то еще видел эту стрелку и прорубил  туда  выступ.
Одраде подошла к тому месту, где лазер охотника за спайсом оставил голую
темную впадину плавленного камня на полу помещения. Потоки расплавленно-
го камня разбегались паутинообразно от уступа, каждая нить  тянулась  от
глубокой дыры, выжженной в камне выступа.
   Наклонясь, Одраде внимательно изучила каждую дыру, освещая ее:  ниче-
го. Она ощутила, как поверх почти овладевшего ею страха  нарастает  воз-
буждение охотницы за сокровищами. Размеры богатства этого помещения  не-
когда потрясали воображение. Когда времена были хуже  всего,  количество
спайса, спокойно уносимое в руках, могло оказаться достаточным  для  по-
купки целой планеты. И Рыбословши разбазарили этот запас,  растранжирили
на склоки, нерасчетливые замыслы, на  обыденные  глупости,  -  на  такую
ерунду, которой нет места в анналах истории. Они были  рады  вступить  в
союз с икшианцами, когда Тлейлакс сокрушил их монополию на меланж.
   "Нашли ли искатели весь запас? Тиран был невероятно умен".
   "АРАФЕЛ".
   "В Конце мироздания".
   Не оставил ли Он послания, чтобы его прочли спустя эпохи  бенеджессе-
ритки сегодняшнего дня?
   Она опять провела лучом своего фонарика  по  всему  помещению,  затем
посветила вверх.
   Потолок над ее головой предстал почти идеальной  полусферой.  Он  был
задуман, она поняла, как модель ночного неба, как оно видно от  входа  в
съетч Табр. Но еще во времена Льета Кайнза, первого здешнего  планетоло-
га, звезды, изображенные первоначально на этом потолке, сгинули, исчезая
от небольших землетрясений, осыпаясь с потолка  от  каждодневных  мелких
разрушающих воздействий времени.
   У Одраде участилось дыхание. Чувство опасности стало сильнее  некуда.
Опасный огонек маяка светился внутри нее! Она быстро направилась прямо к
ступенькам, по которым спускалась на этот  уровень.  Остановившись  там,
она обратилась мысленно к Иным Памятям, чтобы воскресить картину во всей
полноте прежнего вида. Иные Памяти пришли медленно, с трудом  пробираясь
сквозь чувство обреченности, от которого у Одраде зашлось сердце. Напра-
вив луч фонарика вперед и глядя в его направлении, Одраде  спроецировала
подсказки Иных Памятей, точно восстанавливая существовавший некогда узор
звезд.
   "Кусочки отраженного сверкания!"
   Иные Памяти расставили по местам звезды в давно сгинувшем  небе  и  -
прямо вон там! Серебряно-желтый полукруг ракианского солнца. Она  знала,
что это знак заката.
   "День Свободных начинается ночью".
   "Арафел!"
   Держа луч фонаря на символе заката, она опять поднялась по ступеням и
прошла по выступу вдоль всего помещения, точно к тому месту, которое по-
казала ей проекция Иных Памятей.
   Ничего не осталось от древней солнечной арки.
   Там, где она прежде была, охотники за спайсом искромсали  всю  стену.
Пузырьки расплавленного камня поблескивали там, где сжигающий луч  прок-
ладывал путь вдоль стены. Но в первоначальной скале не образовалось  ни-
каких трещин.
   По тому, как у нее стиснуло грудь, Одраде поняла, что она подкрадыва-
ется к самому краешку опасного открытия. Ее внутренний маячок вел ее сю-
да!
   "Арафел: на краю мироздания. Позади заходящего солнца!"
   Она повела фонариком вправо и влево. Слева от нее открылся  еще  один
проход. Камни, загромождавшие его прежде, лежали разбросанными на высту-
пе. С громко колотящимся сердцем, Одраде прошла вперед и обнаружила  не-
большое помещение, завершавшееся расплавленным камнем. Справа  от  себя,
прямо позади того места, где был символ заката, она обнаружила небольшую
палату, в которой стоял густой запах меланжа. Одраде вошла туда и увиде-
ла следы поисков, сожженные стены и  потолок.  Чувство  опасности  стало
здесь подавляющем. Она начала повторять литанию против страха одними гу-
бами, водя фонариком по всему помещеньицу, которое было  почти  квадрат-
ным, около двух метров в каждую сторону. Потолок нависал над ее головой.
Коричный запах пульсировал в ноздрях. Она принюхалась  и,  прищурившись,
увидела крохотные изменения цвета на полу рядом с порогом.
   Еще одно свидетельство древних охотников за спайсом?
   Низко наклонившись и держа свет фонарика сбоку под острым углом,  она
заметила сперва лишь тень чего-то почти скрытого из  виду,  прорезанного
глубоко в скалу. Она встала на колени и отгребла пыль в сторону -  очень
тонкая и глубокая прорезь. Что бы это ни было, оно  делалось  для  того,
чтобы сохраниться. Последнее послание сгинувшей Преподобной Матери?  Из-
вестный прием Бене Джессерит. Она прижала чувствительные кончики пальцев
к прорези и воспроизвела в уме все ее очертания.
   Понимание резко ворвалось в ее сознание - одно лишь слово,  начертан-
ное на древней чакобсе: "здесь".
   Это было не обычное "здесь", чтобы обозначить обыкновенное место,  но
многозначительное и выразительное "здесь", говорившее: "Вы меня  нашли!"
Яростно колотившееся сердце подтверждало это.
   Одраде положила свой фонарик на пол у правого колена и стала  изучать
пальцами порог рядом с древним посланием. Каменная кладка на  глаз  была
не нарушена, но ее пальцы определили крохотный разрыв в ней. Она  нажала
на этот разрывчик, повернулась, сменила несколько раз  угол  давления  и
опять повторила свою попытку.
   Ничего.
   Опять поднявшись на ноги, Одраде обдумала ситуацию.
   "Здесь".
   Предчувствие стало еще более острым. У Одраде просто дыхание от  него
перехватило.
   Чуть подавшись назад, она опять посветила фонариком  и  вытянулась  в
полный рост на полу, чтобы пристально приглядеться к  основанию  порога.
ЗДЕСЬ! Являлось ли это место инструментом, которое, как рычаг, приподни-
мало порог? Нет... Про инструмент ничего не сказано. От всего этого  по-
пахивало Тираном, а не Преподобной Матерью. Она  попробовала  оттолкнуть
порог в сторону. Он не сдвинулся.
   Ощущение напряжения  и  опасности  усилилось  разочарованием.  Одраде
встала и пнула порог, рядом с начертанным словом. И он сдвинулся! Что-то
грубо заскрежетало по песку над ее головой.
   Одраде увильнула в сторону, когда песок каскадом обрушился на пол пе-
ред ней. Глубокий рокочущий звук  наполнил  крохотное  помещение.  Камни
затряслись у нее под ногами. Пол перед ней наклонился вниз и открыл про-
ход в пространство под дверью и стеной.
   И опять Одраде увлекло вперед, она заскользила вниз в неизвестное. Ее
фонарик покатился вместе с ней, луч его света вращался и  вращался.  Она
увидела перед собой горы темно красно-коричневого. Запах корицы заполнил
ее ноздри.
   Она упала рядом со своим фонариком на мягкую груду  меланжа.  До  от-
верстия, через которое она сюда провалилось, ей теперь не достать -  оно
метрах в пяти над ее головой. Она схватила фонарик. Луч  света  выхватил
широкие каменные ступени, прорезанные в скале рядом с отверстием. Что-то
было написано на этом подъеме, но она видела только, что это выход нару-
жу. Ее первая паника улеглась, но чувство опасности оставляло  ее  почти
бездыханной, каждый вдох давался ей с трудом.
   Она водила фонариком влево и вправо,  освещая  помещение,  в  которое
провалилась - длинное, прямо под проходом, через который она  прошла  из
огромного зала. И от одного конца до другого все заполнена меланжем!
   Одраде пошарила фонариком над головой и поняла, почему ни один  охот-
ник, простукивавший пол коридора над ее головой, не обнаружил этого  по-
мещения. Перекрестные скальные связки уводили простукивание  вглубь  ка-
менных стен - никакого эха от пустоты, лишь звук основного камня возвра-
щался к прослушивающему.
   Одраде опять поглядела на меланж вокруг нее. Она понимала, что  стоит
на сокровище, громадном даже для нынешних дней, когда цена  меланжа  по-
дорвана тлейлаксанскими чанами. Запас этого хранилища измеряется многими
длинными тоннами.
   "В этом ли опасность?"
   Чувство тревоги оставалось таким же острым. Запас меланжа Тирана - не
то, чего ей следует страшиться. Триумвират сможет  поделить  этот  запас
поровну - на том и конец. Пожертвование в проект гхолы.
   Нет, существовала другая опасность. От нее не отделаться!
   И она опять посветила фонариком на груды меланжа. Ее  внимание  прив-
лекла полоска  стены  над  спайсом.  Еще  надписи!  Еще  одно  послание,
опять-таки на чакобсе, написанное резцом, тонкими струящимися линиями:
   "ПРЕПОДОБНАЯ МАТЬ ПРОЧТЕТ МОИ СЛОВА!"
   У Одраде похолодело внутри. Она  переместила  луч  фонарика  направо,
пробираясь сквозь горы меланжа ценой в империю. Там  было  добавление  к
этому посланию:
   "Я ЗАВЕЩАЮ ТЕБЕ МОЙ СТРАХ И МОЕ ОДИНОЧЕСТВО. ТЕБЕ Я ДАЮ УВЕРЕННОСТЬ В
ТОМ, ЧТО ТЕЛО И ДУША БЕНЕ ДЖЕССЕРИТ ВСТРЕТЯТ ТУ ЖЕ  СУДЬБУ,  ЧТО  И  ВСЕ
ДРУГИЕ ТЕЛА И ДУШИ".
   Справа ее манил еще один  параграф  этого  послания.  Она  пробралась
сквозь заслоняющий меланж и остановилась, чтобы прочитать:
   "ЧТО ЕСТЬ ВЫЖИВАНИЕ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ВЫЖИВИТЕ В ЦЕЛЬНОСТИ? СПРОСИ ОБ  ЭТОМ
БЕНЕ ТЛЕЙЛАКС! ЧТО, ЕСЛИ ВЫ БОЛЬШЕ НЕ УСЛЫШИТЕ МУЗЫКИ ЖИЗНИ? ПАМЯТЕЙ НЕ-
ДОСТАТОЧНО, ЕСЛИ ТОЛЬКО ОНИ НЕ ПРИЗЫВАЮТ ВАС К БЛАГОРОДНОЙ ЦЕЛИ!"
   Было продолжение надписи на узком конце палаты. Одраде пробралась ту-
да сквозь меланж и опустилась на колени, чтобы читая:
   "ПОЧЕМУ ВАШ ОРДЕН НЕ СТРОИТ ЗОЛОТУЮ  ТРОПУ?  ВЫ  ЗНАЛИ  НЕОБХОДИМОСТЬ
ЭТОГО. ВАША НЕУДАЧА ОСУЖДАЕТ МЕНЯ, БОГА ИМПЕРАТОРА, НА ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ  ЛИЧ-
НОГО ОТЧАЯНИЯ".
   Слова "Бог Император" были написаны не на чакобсе, а на языке ислами-
ата, где они имели второе значение,  означавшее  для  любого  владевшего
этим языком: "Ваш Бог и Ваш Император, потому что вы меня таковым сдела-
ли".
   Одраде мрачно улыбнулась. ВОТ ЭТО повергнет Ваффа в религиозный  тре-
пет! Чем выше он восходит, тем легче потрясти его безопасность.
   Она не сомневалась ни в точности обвинений Тирана,  ни  в  могуществе
его предсказания, что Ордену может наступить  конец.  Чувство  опасности
безошибочно привело ее к этому месту. При  этом  сработало  что-то  еще.
Черви Ракиса до сих пор двигались по древнему ритму Тирана. Он мог  дре-
мать бесконечным сном, но чудовищная жизнь каждого червя несла жемчужин-
ки его сознания точно так, как и предсказал некогда Тиран.
   Что же это было, что он говорил Ордену в свое время?  Она  припомнила
его слова:
   "Когда меня не станет, они должны называть меня Шайтаном, Императором
Геенны. Колесо должно вращаться и вращаться по Золотой Тропе".
   Да, это то, что имела в виду Тараза. "НУ РАЗВЕ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ? ОБЫЧ-
НЫЕ ЛЮДИ РАКИСА НАЗЫВАЮТ ЕГО ШАЙТАНОМ БОЛЕЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ!"
   Значит Тараза это знала. Никогда в жизни не видя начертанных здесь  -
знала.
   "Я понимаю твой замысел, Тараза. Теперь я понимаю ношу страха,  кото-
рую ты несешь все эти годы. Я ощущаю ее так же глубоко, как и ты".
   И затем Одраде поняла, что эта тревога не покинет ее до тех пор, пока
она сама будет жива, либо пока не развеется в прах Орден, либо  пока  не
сгинет опасность.
   Одраде подняла фонарик, встала на ноги и заковыляла  через  меланж  к
широким ступеням, выводящим ее из этого места. Подойдя к  ступеням,  она
отпрянула. На каждой ступеньке тоже были высечены слова Тирана. Трепеща,
она прочла их так, как они поднимались вверх к выходу.
   "МОИ СЛОВА, ЭТО ВАШЕ ПРОШЛОЕ,
   МОИ ВОПРОСЫ ПРОСТЫ:
   С КЕМ ВЫ ОБЪЕДИНЯЕТЕСЬ?
   С ПОКЛОНЯЮЩИМИСЯ САМИМ СЕБЕ ТЛЕЙЛАКСАНЦАМИ?
   С БЮРОКРАТИЕЙ МОИХ РЫБОСЛОВШ?
   С БЛУЖДАЮЩИМ ПО КОСМОСУ СОЮЗОМ?
   С КРОВАВЫМИ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯМИ ХАРКОННЕНОВ?
   С ЯМОЙ СОТВОРЕННОГО ВАМИ САМИМИ ДОГМАТИЗМА?
   КАК ВЫ ВСТРЕТИТЕ СВОЙ КОНЕЦ?
   НЕ БОЛЕЕ, ЧЕМ КАК ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО?"
   Одраде поднималась по этим вопросам, при подъеме  перечитывая  их  во
второй раз. БЛАГОРОДНАЯ ЦЕЛЬ? До чего же это всегда было хрупкой  вещью.
И как же легко искажалось. Но вот она,  сила,  разлитая  в  непреходящей
опасности. Она во всей полноте говорит со стен и со ступеней этого  под-
земелья. Таразе это известно, без всяких сомнений. Значение слов  Тирана
ясно:
   "Присоединяйтесь ко мне!"
   Когда она выбралась, найдя узкий выступ, по  которому  смогла  пройти
назад к выходу, Одраде оглянулась вниз, на  обнаруженные  ею  сокровища.
Она с удивлением покачала головой, думая о мудрости Таразы. Значит,  вот
как может кончиться Орден. Замысел Таразы ясен,  все  детали  встали  на
свои места. Ничего определенного. Богатство и власть, все  это  в  итоге
приходит к одному и тому же концу. Благородный замысел начат и он должен
быть завершен, даже если это означает смерть Ордена.
   "Какие же слабые инструменты мы выбрали!"
   Девочка, ждущая там в подземелье глубоко под пустыней, девочка и гхо-
ла, подготовленный к Ракису.
   "Я говорю теперь на твоем языке, старый  Червь.  У  этого  языка  нет
слов, но я понимаю самую его суть".


   Наши отцы ели манну а пустыне,
   В пылающей местности, яростных вихрей.
   Спаси нас, Господь, от кошмарной земли,
   Спаси, о! - спаси нас
   От этой сухой и безводной земли!
   Песни Гурни Хэллека, Музей Дар-эс-Балата

   Тег и Данкан, оба вооруженные до зубов, выбрались из неглоуба  вместе
с Лусиллой в самое холодное время ночи. Звезды были как кончики игл  над
головами, воздух абсолютно неподвижен, пока они его не потревожили.
   Преобладающим запахом в ноздрях Тега была колючая мускусность  снега,
запах проникал в каждый вдох, а когда они выдыхали, густые облака  испа-
рений окутывали их лица.
   На глазах Данкана выступили слезы холода. Он  много  думал  о  старом
Гурни, когда они готовились выходить из не-глоуба, о Гурни, с щекой,  на
которой был шрам от инквайновского хлыста Харконненов.
   "Сейчас нужны были бы доверенные соратники", - подумал Данкан. Он  не
особенно доверял Лусилле, а Тег стар, стар. Данкан не видел,  как  глаза
Тега поблескивают в лунном свете.
   Перекинув тяжелый древний лазерный пистолет через левое плечо, Данкан
поглубже засунул руки глубоко в карманы, чтобы согреть их. Он позабыл  о
том, как же холодно может быть на этой планете. Лусиллу холод как  будто
вообе не трогал - она явно согревалась изнутри по  какой-то  из  методик
Бене Джессерит.
   Поглядев на нее,  Данкан  осознал,  что  всегда  не  слишком  доверял
ведьмам, даже леди Джессике. Легко было думать о них, как о ведьмах,  не
признававших никакой верности, кроме верности своему Ордену. У них вдос-
таль этаких чертовых тайных уловок! Лусилла, однако, отбросила свои  за-
машки соблазнительницы. Она поняла, что у него слово не разойдется с де-
лом. Он ощущал, как закипает ее гнев.
   "Ну и пусть покипит!"
   Тег стоял совершенно неподвижно, взгляд, был сосредоточен и устремлен
вперед, он прислушивался. Правильно  ли  было  доверяться  единственному
плану, разработанному им и Бурзмали? У них не было пути  к  отступлению.
Неужели они приступили к осуществлению этого дана всего  лишь  несколько
дней назад? Ощущение было такое, что времени прошло больше, несмотря  на
то, что у них и секунды не было присесть, сложа  руки.  Он  поглядел  на
Данкана и Лусиллу. Данкан нес тяжелый старый лазерный пистолет Харконне-
нов - длинноствольную полевую модель. Даже запасные обоймы были  тяжелы.
Лусилла отказалась взять что-либо, кроме единственного крохотного лазер-
ного пистолетика, спрятанного у нее за корсажем. Один лишь выстрел - вот
и все, на что был способен такой пистолетик, игрушка убийцы.
   - Мы в Ордене известны тем, что идем в битву, полагаясь только на на-
ше мастерство, как на оружие, - сказала она. -  Нас  унижает,  если  нам
приходится отступать от этого.
   Однако у нее в ножнах на ногах были ножи. Тег их видел. Наверняка от-
равленные, заподозрил он.
   В руках Тег держал наперевес длинноствольное оружие - современный по-
левой лазерный пистолет, который прихватил из Оплота; через плечо  висел
такой же лазерный пистолет, как у Данкана.
   "Я должен полагаться на Бурзмали - сказал себе Тег. - Я его  подгото-
вил, и знаю его способности. Если он говорит, что  можно  доверять  этим
новым союзникам, значит мы им доверяем".
   Бурзмали был явно вне себя от радости, найдя своего старого командира
живым и невредимым.
   Со времени их последней встречи пошел снег; снег  лежал  вокруг  них,
чистая табличка, на которой будут четко отпечатываться все следы. Они не
рассчитывали на снег. Нет ли предателей среди контроля погоды?
   Тег поежился. Воздух был холодным. От него тянуло  зябкостью  внепла-
нетного пространства, сквозь пустоту  которого  звездный  свет  свободно
проникал к склонам окружавшего их леса. Тонкий свет  ясно  отражался  на
припорошенной снегом земле и белой пыли на скалах. Темные силуэты  сосен
и голые ветки лиственных деревьев  проступали  лишь  тронутыми  белизной
очертаниями. Все остальное лежало в глубочайшей тени.
   Лусилла подула на пальцы и, наклонившись к Тегу, прошептала:
   - Разве ему не следует уже быть здесь?
   Он понял, что в ее вопросе сквозит совсем другое: "Можем ли мы  дове-
рять Бурзмали?" - таков был ее вопрос. Она задавала его тем или иным об-
разом с тех самых пор, как восемь дней назад Тег объяснил ей весь план.
   Все, что он мог ей сказать было:
   - Я поставил на карту свою жизнь.
   - И наши жизни тоже!
   Тегу тоже не нравились накапливающиеся неясности,  но  все  планы,  в
конце концов, опираются на умение тех, кто их осуществляет.
   - Как раз ты и настаивала, что мы должны выбраться  отсюда  и  отпра-
виться на Ракис, - напомнил он ей. Он  надеялся,  что  она  заметит  его
улыбку, которая вынимала жало из этих слов.
   Лусилла была неспокойна. Тег никогда не видел Преподобную  Мать  явно
столь нервничавшей. Она разнервничалась бы еще больше, узнай о новых со-
юзниках!
   Конечно, действовало и то, что она не сумела полностью выполнить дан-
ное ей Таразой задание. Как же это должно ее уязвлять!
   - Мы принесли клятву защищать гхолу, - напомнила она ему.
   - Бурзмали принес точно такую же клятву.
   Тег поглядел на Данкана, молчаливо стоявшего между ними. Данкан никак
не показывал, что слышал их спор или разделяет их  нервозность.  Древняя
уравновешенность сохраняла черты его лица неподвижными. Тег  понял,  что
он прислушивается к ночи, делая то, что следовало бы  делать  сейчас  им
всем троим. На его юном лице было странное выражение  лишенной  возраста
зрелости.
   "Если бы мне когда и были нужны доверенные товарищи,  то  теперь",  -
думал Данкан. Его ум устремился вспять, к Гиди Прайм, дней его истинного
происхождения, к тому, что они называли "ночью Харконненов". В  безопас-
ность теплого укрытия доспехов на суспензорных буйках, Харконнены  теши-
лись в такие ночи охотой за своими подданными. Раненый беглец  мог  уме-
реть от холода. "Харконнены знали! Проклятие их душам!"
   Лусилла перехватила взгляд Данкана, послав ему в  ответ  взгляд,  как
будто говоривший: "Мы не завершили нашего дела - ты и я".
   Данкан, поднял лицо к звездам так, чтобы ей уж точно стала видна  его
улыбка, его оскорбительный  и  понимающий  взгляд,  заставивший  Лусиллу
внутренне напрячься. Он снял тяжелый лазерный пистолет с плеча и  прове-
рил его. Лусилла заметила чеканку на затворе и ствол  оружия,  древнего,
но от которого до сих пор веяло мощным ощущением целенаправленной  смер-
ти. Данкан опер ствол на свою левую руку, правой  рукой  держа  приклад,
палец на крючке, именно так, как Тег держал свою - современную - модель.
   Лусилла стала поворачиваться к ним спиной,  всеми  чувствами  вникая,
что делается на склонах выше и ниже них. Она  еще  не  закончила  своего
движения, как все вокруг взорвалось грохотом. Грохочущие шарики заполни-
ли ночь - сильные раскаты, уходившие  вправо,  затем  тишина.  Еще  один
громкий взрывоподобный звук снизу. Тишина. Сверху! Со всех сторон!
   При первом звуке они все втроем забрались в укрытие скал перед  пеще-
рой, входом в не-глоуб.
   Трудно было четко определить звуки, наполнившие ночь: навязчивое  ро-
котание, механический грохот, попискиваиие, стоны и шипение. И вперемеш-
ку со всем этим - подземный барабанящий звук,  от  которого  вибрировала
земля.
   Тег узнал эти звуки - на планете шла битва. Ему было слышно  отдален-
ное шипение лазерных лучей, видны скачущие сполохи бронированных  лазер-
ных пушек.
   Что-то вспыхнуло над их головами, оставив след из голубых  и  красных
искорок. Еще и еще раз! Земля содрогнулась. Тег  глубоко  вдохнул  через
нос: запах жженой кислоты с привкусом чеснока.
   НЕ-КОРАБЛИ! ИХ МНОГО!
   Они шли на посадку в долину под древним не-глоубом.
   - Назад, внутрь! - приказал Тег.
   Еще недоговорив, он уже понял, что слишком  поздно.  Люди  собирались
повсюду вокруг них. Тег поднял свой длинноствольный лазерный пистолет  и
навел его на склон холма в направлении самого громкого из навязчивых шу-
мов и самого ближнего различимого движения. Было слышно, как там, внизу,
кричит множество людей. Свободные глоуглобы парили над заслоняющими  де-
ревьями, освещая путь тем, кто оттуда пробирался, кто  бы  это  ни  был.
Танцующие лучи перемещались по склону в холодном ветерке. Темные  фигуры
двигались в этом менявшемся освещении.
   - Лицевые Танцоры! - буркнул Тег, узнав  нападавших.  Эти  блуждающие
огоньки через несколько секунд выйдут  из-за  деревьев  и  достигнут  их
меньше, чем за минуту!
   - Нас предали! - воскликнула Лусилла.
   С холма над ними донесся зычный крик: "Башар!" Множество голосов!
   "Бурзмали?" - спросил себя Тег. Он оглянулся в том направлении, а за-
тем поглядел вниз на настойчиво приближавшихся Лицевых Танцоров. Не было
времени разбираться и выбирать. Он наклонился к Лусилле.
   - Над нами Бурзмали. Бери Данкана и беги!
   - Но что, если...
   - Это наш единственный шанс!
   - Ты дурак! - обвинила она его, хотя  уже  поворачивалась"  повинуясь
ему.
   "Да!" Тега никак не помогло унять ее страхи. Вот что значит  зависеть
от планов других!
   У Данкана были другие мысли. Он понял, что Тег  собирается  пожертво-
вать собой, чтобы дать им двоим возможность спастись. Данкан  заколебал-
ся, глядя на приближавшегося неприятеля под ними.
   Заметив его колебания, Тег грозно на него напустился:
   - Это боевой приказ, а я - твой командир!
   Это было самое близкое к Голосу, что Лусилла  когда-либо  слышала  от
мужчины. Она поглядела на Тега с отвисшей челюстью.
   Данкан же видел доподлинное лицо старого Герцога, приказывающего  по-
виноваться. Это было уж слишком. Он схватил руку Лусиллы, но перед  тем,
как он поволок ее по склону вверх, он сказал:
   - Мы откроем прикрывающий огонь, как только выберемся!
   Тег не ответил. Он пригнулся за запорошенной снегом скалой, в то вре-
мя как Лусилла и Данкан карабкались прочь. Он понимал, что теперь должен
дорого продать свою жизнь и нужно сделать что-то еще: неожиданное.  Пос-
ледний росчерк пера старого башара.
   Нападавшие приближались быстро,  обмениваясь  возбужденными  криками.
Поставив свой лазерный пистолет на максимальный луч,  Тег  нажал  курок.
Огненная дуга полыхнула по склону под ним. Деревья вспыхнули пламенем  и
повалились. Раздались людские крики. Оружие не долго будет  работать  на
таком уровне выпускания заряда, но пока оно работало, мясорубка, которую
устроенная им, произведет нужный эффект.
   В коротком молчании после этого первого залпа, Тег сменил свою  пози-
цию и укрылся левее, за другой скалой, и опять послал  огненную  пику  в
направлении темного склона. Лишь несколько глоуглобов сохранилось  после
его первой сметающей атаки, когда падали деревья и расчленялись тела.
   Новые крики встретили его второй конрвыстрел. Он  повернулся  и  стал
карабкаться через скалы с другой  стороны  входа  в  пещеру,  ведущую  в
не-глоуб. Там он дал залп сметающим огнем  по  противоположному  склону.
Опять крики. Опять языки пламени и падающие деревья.
   В ответ огня не было.
   "Они хотят взять нас живьем!" "Тлейлаксанцы были готовы  пожертвовать
столько Лицевых Танцоров, сколько понадобится, чтобы кончились все заря-
ды его лазерном пистолете!
   Тег получше пристроил ремень старого оружия Харконненов на своем пле-
че, чтобы было легко сразу сорвать его и пустить в действие. Он  выкинул
почти кончившийся заряд в своем современном лазерном пистолете,  переза-
рядил его и пристроил оружие на скалах. Тег сомневался, что у него будет
шанс перезарядить второе оружие. Пусть те внизу думают, что у него  кон-
чаются заряды. Но у него было еще два харконненовских лазерных пистолета
на поясе - последний резерв. Они будут убойными с  близкого  расстояния.
Не те тлейлаксанские Господины, что распоряжаются этим  побоищем  -  вот
пусть они подойдут поближе!
   Тег осторожно приподнял свой  длинноствольный  лазерный  пистолет  со
скалы и двинулся вспять, перебегая позади скал повыше, подаваясь влево и
вправо. Он дважды задерживался, чтобы обдать огнем склоны под ним корот-
кими залпами" словно сберегая заряд своего оружия. Не было  смысла  ста-
раться скрыть свои передвижения. Они наверняка уже поймали его в  жизне-
определитель и кроме того, он оставляет следы на снегу.
   Неожиданные! Сможет ли он их подманить совсем близко?
   Высоко над входом в пещеру, ведущую в не-глоуб, он нашел более глубо-
кую ложбинку в скалах, ее дно было заполнено снегом. Тег залег там,  ра-
дуясь чудесному полю для обстрела, которое предоставлял  ему  эта  новая
точка. Но он быстро огляделся: защищенная сзади высокими обрывами и отк-
рытая вниз по склону с трех сторон. Он осторожно приподнял голову и пос-
тарался увидеть, что происходит наверху, за скалами. Там  только  молча-
ние.
   Донесся ли этот крик от людей Бурзмали? Даже если так, то не было га-
рантии, что Данкан и Лусилла смогут достичь их в  этих  обстоятельствах.
Теперь все зависит от Бурзмали.
   "Так ли он изобретателен, как я всегда его считал?"
   Не было времени прикидывать возможности или хоть чтонибудь  менять  в
событиях, идущих своим ходом. Битва началась  У  него  были  собственные
обязанности. Тег глубоко вздохнул и поглядел вниз по склону, через  ска-
лы.
   Да, они пришли в себя и возобновили наступление. Безмолвно и без  вы-
дававших нападение глоуглобов в этот раз. Больше нет подбадривающих кри-
ков. Тег пристроил длинноствольный лазерный пистолет на скалу перед  ним
и дал смертоносный залп, огненной аркой пройдясь слева направо  в  одной
затянутой вспышке, позволив ей угаснуть в конце.
   Сняв с плеча старое оружие Харконненов, он приготовил его,  молчаливо
выжидая. Они будут рассчитывать, что он побежит вверх по холму. Он приг-
нулся за прикрывающими его скалами, надеясь, что над ним наверху  доста-
точно много движения, чтобы сбить с толку жизнеопределители. Ему до  сих
пор было слышно наличие людей под ним на  выжженном  огнем  склоне.  Тег
стал молчаливо считать про себя, прикидывая расстояние, зная из  долгого
опыта сколько времени понадобится нападавшим, чтобы  подойти  в  пределы
досягаемости смертоносного огня. И он внимательно прислушивался к друго-
му звуку, который помнил из своих предыдущих столкновений с  Тлейлаксом:
резкие тявкающие звуки команд, издаваемые старательными голосами.
   Они здесь!
   Господины растянулись, держась подальше, чем он предполагал.  Боязли-
вые создания! Тег поставил старый лазерный пистолет на максимальный  луч
и внезапно приподнялся из своего укрытия в скалах. Он увидел дугу  приб-
лижавшихся Лицевых Танцоров в  свете  горящих  деревьев  и  кустарников.
Пронзительные голоса командовавших раздавались позади первой линии  нас-
тупления далеко за танцующим оранжевым светом.
   На целясь поверх голов ближних атакующих, Тег вгляделся за  нагромож-
дение языков пламени и нажал курок: два долгих залпа туда и сюда. Он был
на мгновение удивлен силой и охватом разрушительной энергии столь  древ-
него оружия. Это оружие явно было произведением  великолепных  мастеров,
но ведь внутри не-глоуба не было никакой возможности его испытать.
   На этот раз в криках зазвучала другая интонация: пронзительная и  от-
чаянная.
   Тег опустил дуло своего лазерного пистолета и смел первые ряды  Лице-
вых Танцоров, позволив им ощутить полную мощь его оружия, открыв им, что
у него еще есть резерв. Он направлял смертоносную дугу туда и сюда, пре-
доставляя нападавшим достаточно времени  видеть,  как  слабеет  заряд  и
превращается в последние плевочки.
   Самое время! Один раз попавшись на удочку,  они  будут  поосторожней.
Как раз сейчас у него появился шанс присоединиться к Данкану и  Лусилле.
С этой мыслью, наполнившей его ум, Тег выбрался из своего укрытия и  по-
полз вверх по каменистому склону. На пятом шаге ему показалось, что вбе-
жал в горячую стену. У него было время, чтобы понять, что же  произошло:
страшный выстрел станнера, полный заряд в лицо и грудь! Он исходил прямо
оттуда, куда он послал Данкана и Лусиллу. Тега пронзила боль, и он  рух-
нул во тьму.
   У других тоже может быть про запас неожиданное!


   Все организованные религии сталкиваются с обиден проблемой, с  уязви-
мым местом, в которое мы можем проникнуть, переподчинив их нашим  замыс-
лам: как им отличить спесь от откровения?
   Внутреннее учение Защитной Миссионерии.

   Одраде осторожно отвела взгляд от  холодной  зелени,  росшей  прямоу-
гольником внизу, где Шиэна сидела с одной из обучавших ее Сестер.  Сест-
ра-учительница была самой лучшей и как раз подходящая для этой фазы  об-
разования Шиэны. Тараза очень тщательно отбирала их всех.
   "Мы продвигаемся с нашим планом, - подумала Одраде. -  Но  предвидела
ли ты. Верховная Мать, как может повлиять нынешнее случайное открытие на
Ракисе?".
   Но было ли это открытие случайным?
   Одраде перевела взгляд на нижние  крыши  растянувшегося  центрального
Оплота Ордена на Ракисе. Радужные черепички накалялись в сверкающем  по-
луденном солнце.
   "Все это наше".
   Она, конечно, знала, что их посольство самое большое,  которое  жрецы
дозволили в святом городе Кине. Ее присутствие здесь, в этом Оплоте Бене
Джессерит, бросало вызов соглашению, которое она заключила с Туеком.  Но
это было до открытия съетча Табр. Кроме того, Туек на самом деле, больше
по-настоящему не существовал. Туек, спокойно расхаживавший по всему жре-
ческому комплексу, был Лицевым Танцором, рисковым актером, перевоплотив-
шимся в эту роль.
   Одраде снова подумала о Ваффе, стоявшем возле дверей ее  святилища  в
окружении двух Сестер-стражниц. На верхнем этаже святилища забранные пу-
ленепробиваемым плазом окна отражали впечатляющее убранство комнаты чер-
ного цвета, с которым Преподобная Мать, облаченная в  черное,  сливалась
так, что посетитель едва мог различить смутно мерцавшую белизну лица.
   Правильно ли она вычислила Ваффа? Все было проделано тютелька  в  тю-
тельку, согласно учению Защитной Миссионерии.  Достаточную  ли  трещинку
она создала в его психологической защите? Его надо подтолкнуть  к  тому,
чтобы он скорее заговорил. Тогда она будет знать.
   Вафф стоял достаточно спокойно. Лусилла видела отражение его  лица  в
плазе. Он не подавал никаких признаков понимания, что эти высокие темно-
волосые сестры по бокам от него находились  здесь,  чтобы  предотвратить
любое возможное насилие с его стороны, но он наверняка знает.
   "Охраняют меня, а не его".
   Он стоял, опустив голову, скрывая от нее свое лицо, но она  заметила,
его нерешительность. Это уж наверняка. Сомнения действуют  так  же,  как
голод - на животное, и Одраде славно подкормила этот голод сомнений.  Он
был так уверен, что их вылазка в пустыню ведет к смерти.  Его  верования
дзенсунни и суфи внушают ему теперь, что его оберегала там Божья воля.
   Хотя, наверняка, Вафф пересматривает сейчас свое  соглашение  с  Бене
Джессерит, увидев, наконец, как он скомпрометировал свой народ,  как  он
вверг свою драгоценную тлейлаксанскую цивилизацию  в  жуткую  опасность.
Хотя его внешнее самообладание и было изношено донельзя, но только глаза
Бене Джессерит различали это. Скоро наступит время, чтобы начать  заново
строить его сознание - по модели,  более  приемлемой  для  нужд  Ордена.
Пусть он еще немного покипит на медленном огне.
   Одраде опять повернулась к  пейзажу  за  окном,  этой  задержкой  еще
больше поддерживая тревожное напряжение. Бене Джессерит не случайно выб-
рал для своего посольства северовосточную часть старого города. Тут было
место, которое можно было застраивать вширь, перестраивать и изменять по
собственному желанию широкие улицы для официальных шествий, узкие  пеше-
ходные улочки, транспортные магистрали и посадочные площадки  орнитопте-
ров. Все это было изменен.
   "Мы идем в ногу со временем".
   Новые здания стояли ближе к зеленеющим проспектам, чьи высокие  экзо-
тические деревья поглощали огромное количество воды.  Топтеры  приземля-
лись теперь на посадочные площадки на крышах определенных зданий.  Пеше-
ходные улочки были тесно прижаты к подъемникам, прилаженным к зданиям. В
новых зданиях были установлены лифты - платные, на шифре  и  на  системе
опознавания ладоней. Их светящиеся энергетические поля были забраны тем-
но-коричневыми полупрозрачными прикрытиями.  Эти  шахты-лифты  выглядели
стрелками более темного цвета на однообразной серости камня и плаза. Лю-
ди были едва видны в шахтах-лифтах и это производило впечатление чего-то
нечистого, движущегося вверх и вниз в чистых во всем  остальном  механи-
ческих приспособлениях.
   "И все это во имя модернизации".
   Позади нее Вафф шевельнулся и прокашлялся.
   Одраде не обернулась. Две Сестры-охранницы знали, что она делает и не
подали никакого знака. Нарастающая нервозность  Ваффа  была  всего  лишь
подтверждением, что все идет хорошо.
   Но у Одраде не было чувства, что все на самом деле идет хорошо.
   Она продолжала рассматривать вид из своего окна, как всего  лишь  еще
один тревожный симптом этой беспокойной планеты, Туек,  припомнила  она,
не любил этой модернизации своего города. Он жаловался, что  надо  найти
какие-то способы это остановить и сохранить  старые  приметы  местности.
Заменивший его Лицевой Танцор продолжал гнуть ту же линию.
   До чего же похож на самого Туека этот новый Лицевой Танцор. Думают ли
Лицевые Танцоры сами за себя или просто играют свои роли согласно прика-
заниям своих Господинов? Они все еще бесплодные мулы, эти новые? До  ка-
кой же степени отличаются эти новые Лицевые Танцоры от полноценного  че-
ловека?
   Одраде тревожило то, что было связано в обманом.
   Советники ложного Туека - те, кто  были  замешаны  в  так  называемом
"тлейлаксанском заговоре", - высказывались за общественную поддержку мо-
дернизации и открыто злорадствовали, что наконец они берут верх. Альбер-
тус регулярно докладывал все Одраде. Каждый новый доклад все  больше  ее
тревожил. Даже явное раболепие Альбертуса тревожило ее.
   - Разумеется, советники не имеют в  виду  действительно  общественную
поддержку, - говорил Альбертус.
   И она могла только соглашаться. Поведение советников сигнализировало,
о мощной поддержке их средним звеном жречества и тех карьеристов,  кото-
рые на воскресных вечеринках отпускали остроты о своем  Разделенном  бо-
ге... среди тех, кто был задобрен запасом  спайса,  найденном  Одраде  в
Съетче Табр.
   Девятьсот длинных тонн! Полугодовой урожай пустынь Ракиса. Даже треть
такого запаса представляла значительный вклад в становление новых  взаи-
моотношений.
   "Мне бы хотелось, чтобы я никогда тебя не встречала, Альбертус".
   ПРЕСМЫКАЮЩИЙСЯ ЛЬСТЕЦ!
   Она прежде хотела восстановить в нем того, кто заботится. То, что она
сделала на самом деле, легко распознавалось любым, владевшим знанием За-
щитной Миссионерии, которая разрушала людскую независимость. Такова, од-
нако же, всегда была ее цель: делай последователей, послушных нашим нуж-
дам.
   Слова Тирана в тайном помещении крепко подхлестнули страхи Одраде  за
будущее Ордена.
   "Я завещаю вам мой страх и мое одиночество".
   С расстояния в тысячелетия он посеял в ней сомнение так же  уверенно,
как она посеяла их в Ваффе.
   Она видела вопросы Тирана,  словно  они  были  начертаны  светящимися
красками перед ее внутренним взором.
   "С КЕМ ТЫ ОБЪЕДИНЯЕШЬСЯ?"
   "Действительно ли мы не больше, чем тайное общество? Как мы  встретим
наш конец. В догматической вони, созданной нами самими?"
   Слова Тирана ожогом запечатлелись в ее сознании. Есть ли "благородная
цель" в том, что делает Орден? Одраде почти слышала, как Тараза глумливо
усмехается в ответ на такой вопрос.
   "Выживание, Дар! Вот вся благородная цель, которая нам нужна. Выжива-
ние! Даже Тиран это знал".
   Может быть, даже Туек это знал. И к чему это его в конце концов  при-
вело?
   Одраде испытывала неотвязное сочувствие к покойному Верховному Жрецу.
Туек был великолепным примером того, что может породить тесно  замкнутая
на себе семья. Даже его имя было ключиком: не изменившейся с дней  Атри-
десов на этой планете. Основатель рода был  контрабандистом,  доверенным
лицом первого Лито. Туек происходил из семьи, которая  твердо  держалась
своих корней, говоря: "Есть в нашем прошлом  коечто  достойное  сохране-
ния". Для Преподобных Матерей был впрок урок, который такой пример давал
потомкам.
   "Но ты потерпел неудачу, Туек".
   Эти модернизированные кварталы были признаком этой неудачи - подачки,
тем набиравшем силу элементам в ракианском обществе, которые  Орден  так
долго и усердно воспитывал и укреплял. Туек видел в них предвестие  того
дня, когда слишком ослабеет политически, чтобы предотвратить  подразуме-
ваемое в такой модернизации: ритуал покороче и в более ударном ритме.
   Новые песни в более современной манере.
   Изменения в танцах. ("Традиционные танцы длятся так долгов").
   И, страшнее всего, меньше вылазок в опасную пустыню для молодых  пос-
лушников из могущественных семей.
   Одраде вздохнула и перевела взгляд на Ваффа.  Маленький  тлейлаксанец
жевал нижнюю губу. "Отлично!"
   "Черт тебя подери, Альбертус! Я бы только приветствовала твой мятеж!"
   За закрытыми дверями Храма уже обсуждался вопрос  о  передаче  высшей
жреческой власти. Новые ракианцы говорили о необходимости "идти  в  ногу
со временем", но имели ввиду: "дайте нам больше власти!"
   "Всегда так было и будет, - подумала Одраде. - Даже  в  Бене  Джессе-
рит".
   И опять она не смогла избежать мысли: "Бедный Туек".
   Льбертус докладывал, что Туек, как раз перед своей смертью и подменой
его Лицевым Танцором, предостерегал своих родственников, что  они  могут
не сохранить внутри семьи звание Верховного Жреца, если он  умрет.  Туек
был потоньше и поизобретательнее, чем предполагали его враги. Его  семья
уже кликнула клич своим должникам,  собирая  все  силы,  чтобы  удержать
главную опору власти.
   И Лицевой Танцор, заменивший Туека, многое открыл через свое мимичес-
кое представление. Семья еще не узнала о подмене, и любой мог  поверить,
что настоящий Верховный Жрец не замещен,  настолько  хорош  был  Лицевой
Танцор. Зорким глазам Преподобных Матерей многое открылось из наблюдений
за этим Лицевым Танцором в действии. Это, конечно, было одной из причин,
по которой сейчас ежился Вафф.
   Одраде резко повернулась на пятках и  направилась  к  тлейлаксанскому
Господину. "Время заняться им!"
   Она остановилась в двух шагах от Ваффа и грозно  поглядела  на  него.
Вафф встретил ее взгляд с вызовом.
   - У тебя было достаточно времени, чтобы подумать о своем положении, -
обвинила она. - Почему ты сохраняешь молчание?
   - Мое положение? По-твоему, вы предоставляете нам выбор?
   - "Человек - это всего лишь камешек, роняемый в пруд", - процитирова-
ла она ему из его собственных верований.
   Вафф сделал дрожащий вдох. Она говорила правильные слова, но что таи-
лось за ними? Они больше не звучат правильно, когда исходят изо уст жен-
щины повинды.
   Когда Вафф не ответил, Одраде продолжила цитату:
   - "А если человек всего лишь камешек, то все его деяния не могут быть
ничем большим".
   Непроизвольная дрожь прошла по Одраде, вызвав взгляд тщательно замас-
кированного удивления от бдительных Сестер-охранниц. Эта дрожь  не  была
запланированной частью игры.
   "Почему я в этот момент Думаю о словах Тирана?" - подивилась Одраде.
   "ТЕЛО И ДУША ВЕНЕ ДЖЕССЕРИТ ВСТРЕТЯТ ТУ ЖЕ СУДЬБУ, ЧТО И  ВСЕ  ДРУГИЕ
ТЕЛА И ВСЕ ДРУГИЕ ДУШИ".
   Эта заноза глубоко в нее проникла.
   "Как это меня сделали такой уязвимой? - ответ выпрыгнул из ее  созна-
ния. - "Манифест Атридесов"!"
   "Его составление слов  под  длительным  руководством  Таразы  открыло
брешь внутри меня".
   Не могло ли это быть целью Таразы - сделать Одраде  уязвимой?  Откуда
могла Тараза знать, что будет найдено здесь, на Ракисе?  Верховная  Мать
не однажды демонстрировала, что не только сама не обладает провидческими
способностями, но и избегает этого таланта в других. В  редких  случаях,
когда Тараза поневоле обращалась к Одраде ради этого ее таланта, привыч-
ному глазу любой Сестры было заметно ее нежелание.
   "И все же она сделала меня уязвимой".
   Было ли это случайностью?
   Одраде быстро произнесла про себя литанию против страха,  всего  лишь
за несколько долей секунды, но за это время Вафф явно пришел к решению.
   - Вы бы нам это навязали, - сказал он. - Но вы не знаете, какие  силы
есть у нас в запасе на такой момент, - он приподнял свои  рукава,  чтобы
показать то место, где были спрятаны дротики - это  всего  лишь  детские
игрушки по сравнению с нашим настоящим оружием.
   - Орден никогда в этом не сомневался, - сказала Одраде.
   - Между нами возможен вооруженный конфликт? - спросил он.
   - Выбор за вами, - ответила она.
   - Почему вы провоцируете нас на применение силы?
   - Есть те, кто был бы очень счастлив видеть, как Бене Джессерит и Бе-
не Тлейлакс вцепятся друг другу в глотку, - сказала Одраде. - Наши враги
будет счастливы вмешаться в это, чтобы подобрать все кусочки после того,
как мы в достаточной мере ослабим друг друга.
   - Ты приводишь довод за доводом, но не  предоставляешь  моему  народу
возможностей для переговоров! Может быть, твоя Верховная  Мать  не  дала
тебе полномочий вести переговоры!
   До чего же соблазнительно было вернуть все назад, в  руки  Таразы,  -
именно так, как того хочет Тараза. Одраде взглянула на  Сестер-охранниц.
Их лица были масками, за которыми ничего нельзя угадать. Что они на  са-
мом деле знают? Поймут ли они, если она пойдет  наперекор  распоряжениям
Таразы?
   - Есть ли у тебя такие полномочия? - настаивал Вафф.
   "Благородная цель, - подумала Одраде. - "Наверняка Золотая Тропа  Ти-
рана демонстрирует по меньшей мере одно качество такой цели".
   Одраде решила прибегнуть к творчеству, создающему правду.
   - У меня есть такие полномочия, - сказала она. Высказанные вслух, эти
слова стали правдой. Приняв такие полномочия, она сделала для Таразы не-
возможным отрицать их. Одраде понимала, конечно, что ее собственные сло-
ва заставляют ее идти курсом, отклоняющимся  от  последовательных  шагов
замысла Таразы.
   "Независимые действия". Это было то самое, что она жаждала от Альбер-
туса.
   "Но я сейчас на сцене, и я знаю, что нужно".
   Одраде взглянула на Сестер-охранниц.
   - Останьтесь здесь, пожалуйста, и последите, чтобы нас не  тревожили,
- Ваффу она сказала. - Мы можем с тем же успехом устроиться поудобнее, -
она указала на два песьих кресла, стоящих под прямым углом друг к  другу
в разных концах комнаты.
   Одраде подождала, пока он не усядется, перед тем как возобновить раз-
говор.
   - Между нами сейчас требуется степень искренности, которую  дипломаты
редко себе позволяют. Слишком много сейчас лежит на весах, чтобы мы вда-
вались в поверхностные увертки.
   Вафф странно на нее поглядел. Он сказал:
   - Мы знаем, что раскол проник до самых высших ваших советов.  Кое-кто
осторожненько к нам подъезжал. Не часть ли этого твоя...
   - Я верна Ордену, - сказала она, - даже те, кто заигрывал с вами,  не
имеют другой верности.
   - Это еще одна уловка...
   - Никаких уловок!
   - Бене Джессерит без уловок никуда, - обвинил он.
   - Чего, исходящего от нас, вы боитесь? Назови это.
   - Может быть, я узнал от тебя слишком много, чтобы вы  позволили  мне
остаться в живых.
   - Не могу ли я сказать то же самое о тебе? - вопросила она.
   - Кто еще знает о нашем тайном сродстве? Здесь  с  тобой  говорит  не
женщина повинды!
   Она не без тайного страха осмелилась употребить это слово, но  эффект
его не мог быть более откровенен. Вафф был явно потрясен. Ему  понадоби-
лась длительная пауза, чтобы оправиться. Сомнения,  однако,  оставались,
потому что она в нем их посеяла.
   - Что доказывают слова? - спросил он. - Вы, возможно,  воспользуетесь
тем, что узнали от нас, и оставите мой народ ни с чем. Вы так и  держите
над нами хлыст.
   - В моих рукавах нет никакого оружия, - сказала Одраде.
   - Но в твоем уме есть знание, которое могло бы уничтожить нас!  -  он
зыркнул глазами на Сестер-стражниц.
   - Они - часть моего арсенала, - согласилась Одраде. - Следует ли  мне
их отослать?
   - И в их умах все, что они здесь услышали, - сказал он. Он опять  пе-
ренес настороженный взгляд на Одраде. -  Лучше  будет,  если  ты  ушлешь
прочь все свои воспоминания!
   Одраде придала своему голосу свои самые убедительные интонации.
   - Чего бы мы достигли, обнажив ваше миссионерское рвение до того, как
вы будете готовы выступить? Пошло бы нам на пользу, запятнай мы вашу ре-
путацию разоблачением, куда вы насадили ваших Лицевых Танцоров!  О,  да,
мы знаем об Иксе и о Рыбословшах. Как только мы изучили ваших новых  Ли-
цевых Танцоров, мы отправились их разыскивать.
   - Вот видишь! - Его голос чуть не срывался.
   - Я не вижу никакого способа доказать наше сродство иначе,  чем  отк-
рыть тебе нечто, равно угрожающее нам самим, - сказала Одраде.
   Вафф промолчал.
   - Мы насадили червей Пророка на бессчетных планетах Рассеяния, - ска-
зала она. - Что предпримет ракианское жречество, если ты им  это  откро-
ешь?
   Сестры-охранницы поглядели на нее с едва скрытой веселостью. Они  ду-
мали, что она лжет.
   - При мне нет охраны, - сказал Вафф. - Когда только один человек зна-
ет опасную вещь, легко добиться, чтобы этот человек умолк навсегда.
   Она подняла свои пустые рукава.
   Он поглядел на Сестер-охранниц.
   - Очень хорошо, - сказала Одраде. Она взглянула на Сестер  и  сделала
им незаметный знак рукой, чтобы их успокоить. -  Подождите,  пожалуйста,
снаружи. Сестры.
   Когда дверь за ними закрылась, Вафф вернулся к своим сомнениям.
   - Мои люди не обыскивали эти помещения. Откуда мне знать,  что  здесь
может быть спрятано и записывать наши слова?
   Одраде перешла на язык исламиата.
   - Тогда, может быть, нам следует говорить на другом языке, а том, ко-
торый известен только нам.
   Глаза Ваффа блеснули. На том же языке он ответил:
   - Очень хорошо! Рискну сыграть в это. И я попрошу тебя объяснить  мне
настоящую причину дессидентства среди... Бене Джессерит.
   Одраде позволила себе улыбнуться. Со сменой языка изменилась вся лич-
ность Ваффа, все его поведение. Он повел себя в точности  как  следовало
ожидать. Сам переход на этот язык гасил любые его сомнения. Она ответила
с равной доверительностью:
   - Глупцы боятся, что мы можем взрастить еще одного Квизатца Хадераха!
Вот почему некоторые из моих Сестер выступают против.
   - В подобном больше нет нужды, - сказал Вафф. - Тот, кто мог быть од-
новременно во многих местах, уже был и ушел. Он пришел  только  за  тем,
чтобы привести Пророка.
   - Господь не посылает дважды подобного послания, - ответила она.
   Это было то самое, что Вафф часто слышал на своем языке. Он больше не
думал, насколько же странно, что женщина может произносить такие  слова.
Знакомый язык, знакомые слова - этого было для него достаточно.
   - Восстановила ли смерть Шванги единство среди членов Ордена? - спро-
сил он.
   - У нас есть общий враг, - сказала Одраде.
   - Преподобные Черницы!
   - Ты был умен, что убил их и многое от них выяснил.
   - Вафф наклонился вперед, совершенно попав в силки знакомого языка  и
течение их разговора.
   - Они правят сердцем! - возбужденно провозгласил он. - Примечательные
техники усиления оргазмов! Мы... -  он  с  опозданием  осознал,  кто  же
все-таки сидит напротив него и слушает все это.
   - Мы уже знаем такие техники, - успокоила его Одраде. -  Будет  инте-
ресно сравнить, но есть явные причины, почему  мы  никогда  не  пытались
достичь власти с помощью такого опасного инструмента Эти шлюхи  как  раз
настолько глупы, чтобы впасть в такую ошибку!
   - Ошибка? - он был явно озадачен.
   - Они держат вожжи в своих собственных руках! - сказала она. -  А  по
мере возрастания власти должен возрастать контроль над ней. Эта вещь ра-
зобьется из-за своей собственной инерции!
   - Власть, всегда власть, -  пробормотал  Вафф.  Его  поразила  другая
мысль. - Не говоришь ли ты мне теперь, что это то, как пал Пророк?
   - Он знал, что он делает, - сказала она. -  Столетия  насильственного
мира, за которым последовали времена Голода и Рассеяния. Послания прямых
результатов. Помни! Он не уничтожил ни Бене Тлейлакс, ни Бене Джессерит.
   - Что вы надеетесь обрести из союза между нашими народами? -  спросил
Вафф.
   - Надежда - это одно, выживание - другое, - сказала она.
   - Всегда прагматизм, - проговорил Вафф. - И некоторые из вас  боятся,
что вы можете в неприкосновенности возродить Пророка на Ракисе со  всеми
его силами?
   - Разве я этого не сказала? - язык исламиата особенно силен для  воп-
росительных предложений. Он возложил груз доказательств на Ваффа.
   - Значит, они сомневаются в том, что рука Господня  сотворила  вашего
Квизатца Хадераха, - сказал он. - Сомневаются ли они также и в Пророке?
   - Очень хорошо, давай говорить все в открытую,  -  сказала  Одраде  и
двинулась заранее выбранным путем обмана. - Шванги и  поддерживающие  ее
отпали от Великой Веры. Мы не питаем никакого гнева на Бене Тлейлакс  за
то, что они убиты. Бене Тлейлакс избавил нас от забот.
   Вафф полностью на это клюнул. В данных обстоятельствах, ничего  иного
и ожидать было нельзя. Он знал, что ему здесь многое  открылось,  о  чем
лучше было бы промолчать, но все еще оставались вещи,  которые  не  знал
Бене Джессерит. И было то, что он узнал!
   Затем Одраде совсем его потрясла, сказав:
   - Вафф, если ты считаешь, что ваши потомки из Рассеяния  возвращаются
к вам неизмененными, значит глупость стала вашим образом жизни.
   Он заставил себя промолчать.
   - У вас в руках все кусочки, - сказала она. - Ваши потомки  принадле-
жат шлюхам из Рассеяния. И если ты думаешь, что кто-либо из  них  пойдет
на соблюдение каких-либо соглашений, значит  ваша  глупость  выходит  за
пределы описуемого!
   Реакция Ваффа показала ей, что она полностью им завладела. Все кусоч-
ки резко вставали на место. Она сказала ему правду там, где  требовалась
правда. Его сомнения были переориентированы на их первоначальные истоки:
против людей Рассеяния, и это было сделано на его собственном языке.
   Он попробовал заговорить через комок в глотке и был вынужден помасси-
ровать горло, перед тем, как к нему вернулась речь.
   - Что мы можем сделать?
   - Это очевидно. Затерянные рассматривают нас, как еще одну добычу для
захвата. Завоевание будет означать, что позади себя они все оставят  вы-
чищенным подчистую. Обычная благоразумная предосторожность.
   - Но их так много!
   - Если только мы не объединимся,  чтобы  нанести  им  поражение,  они
проглотят нас, как слиг проглатывает свой обед.
   - Мы не может подпасть под скверну повинды! Господь этого  не  позво-
лит!
   - Подпасть! Кто предполагает, что мы покоримся?
   - Но Бене Джессерит всегда использует свою древнюю  отговорку:  "Если
не можешь побить их, соединись с ними".
   Одраде мрачно улыбнулась.
   Господь не позволит вам покориться! По-твоему, он позволит это нам?
   - Тогда в чем же твой план? Что ты сделаешь против таких огромных ко-
личеств?
   - Именно то, что вы планируете сделать - обратить их. Когда вы скаже-
те слово. Орден открыто выступит в поддержку Истинной Веры.
   Вафф ошеломленно молчал. Значит, она знает самую суть плана  Тлейлак-
са. Знает ли она также, как Тлейлакс его подкрепит?
   Одраде, не скрывая, разглядывала его.
   "Хватай зверя за яйца, если тебе надо это сделать", - думала она.  Но
что, если проекция аналитиков Ордена неправильна? Тогда все эти  перего-
воры окажутся просто шуткой. И было странное выражение  в  глубине  глаз
Ваффа. Намек на старую мудрость... мудрость,  намного  старше,  чем  его
плоть. Она заговорила уверенней, чем ощущала:
   - За достигнутое вами в помощью производящих гхол чанов -  за  тайну,
хранимую вами для самих себя - другие заплатят огромную цену, чтобы тоже
это обрести.
   Ее слова были как должно завуалированными  (слышат  ли  другие?),  но
Вафф ни на секунду не усомнился, что Бене Джессерит известно даже это.
   - Потребуете ли вы соучастия и в этом? - спросил  он.  Эти  слова  со
скрежетом вырвались из его пересохшего горла.
   - Во веем! Мы потребуем соучастия во всем.
   - Каков будет ваш вклад в это великое сопричастие?
   - Проси.
   - Все ваши книги племенного учета?
   - Они твои.
   - Выводящих Матерей по нашему выбору.
   - Назови их.
   - У Ваффа перехватило дыхание. Это  было  намного  больше  того,  что
предложила Верховная Мать. Это было как  цветок,  раскрывавшийся  в  его
сознании. Она права насчет этих Преподобных  Черниц  -  и,  естественно,
насчет потомков Тлейлакса из Рассеяния. Он никогда им полностью не дове-
рял. Никогда!
   - Вы, конечно же, захотите неограниченного источника меланжа, - выго-
ворил он.
   - Конечно.
   Он воззрился на нее, едва веря в размах своего  везения.  Акслольтные
чаны предлагали бессмертие только поддерживавшим Великую Веру. Никто  не
осмелится напасть ради захвата того, что всем известно, Тлейлакс  скорей
уничтожит, чем потеряет. И теперь! Он приобрел услуги  самой  могучей  и
выносливой миссионерской силы, когда-либо известной.  Здесь  ясно  виден
промысел Божий. Ваффа сперва охватил благоговейный страх, а затем  вдох-
новение. Он тихо заговорил с Одраде.
   - А ты, Преподобная Мать, как ты назовешь наше согласие?
   - Благородная цель, - ответила она. - Ты уже знаешь слова пророка  из
съетча Табр. Сомневаешься ли ты в них?
   - Никогда, но... Но есть тут одно: что вы планируете сделать  с  этим
гхолой Данканом Айдахо и с этой девушкой, Шиэной?
   - Мы их скрестим, конечно. И их потомки будут говорить за нас со все-
ми потомками Пророка.
   - На всех тех планетах, куда вы их доставили!
   - На всех тех планетах, - согласилась она.
   Вафф откинулся в кресле.
   "Теперь ты моя! - подумал он. - Мы будем править в этом нашем  союзе,
а не вы. Гхола не ваш, он - наш!"
   Одраде заметила тень затаенности в глазах Ваффа, но она понимала, что
уже и так зашла слишком далеко. Еще большее вновь возбудит сомнения. Что
ни произойди, она вынудила Орден действовать таким путем. Тараза не смо-
жет теперь избежать этого союза.
   Вафф расправил плечи - забавно юношеский жест, резко  противоречивший
выражению древней мудрости смотревших на нее глаз.
   - А, да, и еще одно, - сказал он, полностью Господин Господинов,  го-
воривший на своем родном языке и приказывавший всем, кто его  слышит.  -
Поможете ли вы нам также распространить этот... этот  "Манифест  Атриде-
сов"?
   - Почему бы и нет? Его написала я.
   Ваффа рванулся вперед.
   - Ты?
   - По-твоему, его мог бы написать кто-то с меньшими способностями?
   Он кивнул, убежденный без дальнейших доводов. Это стало окончательной
точкой в их союзе. Могущественные умы Преподобных Матерей будут  совето-
вать Тлейлаксу на каждом повороте событий! Какое имеет значение, что  их
превосходят числом эти шлюхи из Рассеяния? Кто сможет соперничать с  та-
ким соединением мудрости и непревзойденных вооружений?!
   - Название манифеста вполне законно, - сказала Одраде. - Я - истинный
потомок Атридесов.
   - Станешь ли ты одной из наших скрещивающихся? -  осмелился  спросить
он.
   - Я уже почти вышла из возраста скрещивания, но я - к вашим услугам.


   Помню войны, забытые всеми, и наших друзей боевых.
   Наши раны болят, словно вечная память о них.
   Словно вечная боль, что от битв нам досталась былых.
   Были славные битвы, хоть мы и не жаждали их.
   Что утратили, что обрели мы в тех днях роковых?
   Из песен Рассеяния.

   В составлении своего плана Бурзмали опирался на все лучшее, чему нау-
чил его башар, самостоятельно продумывая различные варианты, заковырки и
возможности отступления. Такова прерогатива  командующего!  Естественно,
он никак не мог не изучить, поелику возможно, всю топографию планеты.
   Во времена старой Империи и даже под управлением Муад  Диба,  область
вокруг Оплота Гамму была лесным заповедником - высокогорьем, вознесшимся
высоко над остатками нефтепромыслов, которые покрывали  земли  Харконне-
нов. В этом заповеднике Харконнены выращивали свой чудеснейший  пилинги-
там - дерево, являвшееся твердой валютой, всегда ценившееся необыкновен-
но высоко. С самых древних времен понимающие толк предпочитали  окружать
себя его чудесной древесиной, а не искусственными материалами  массового
производства, известными тогда, как поластайм, полаз и пормобат  (позже:
тайн, лаз и бат). Отсюда, еще во времена Старой Империи появилось уничи-
жительное прозвище для толстосумов средней руки и Малых Домов, оценивав-
шее их по ценности этой редкой породы дерева. "Он - три ПО", -  говорили
о них, имея ввиду, что такой человек  окружает  себя  дешевыми  копиями,
сделанными из никчемных суррогатов. А богатей из богатеев, когда  только
они бывали вынуждены использовать одни из таких "трех ПО", то маскирова-
ли это где только возможно под ЕП (единственное П) - пилингитам.
   Бурзмали узнал этой еще многое другое, направив своих людей на иссле-
дование расположенного стратегически важно пилингитамника, возле не-гло-
уба. Лес из этих деревьев обладал многими качествами, которые привлекали
к нему искусных мастеровых: свежесрезанный, он позволял работать с  ним,
как с мягкой древесиной. Высушенный и состарившийся, он сохранялся,  как
твердые породы дерева. Он впитывал многие краски и по завершении  работы
краска выглядела естественной частью фактуры дерева. И, что еще  важнее,
пилингитам обладал антигрибковыми свойствами, и не было известно насеко-
мых, которые когда-либо посчитали бы его подходящим обедом. И последнее,
он был устойчив к огню. Старые деревья росли, вверх и  вширь,  в  внутри
них расширялось пустое трубчатое пространство.
   - Мы должны сделать неожиданное, - сказал Бурзмали своим разведчикам.
   Он отметил отчетливую линию зеленой листвы пилингитама во время свое-
го первого облета региона. Леса Гамму всегда подвергались набегам, выру-
бались во все времена Голода, но почтенные ЕП постоянно имели заботливый
уход среди всех вечно-зеленых и деревьев твердых пород, заново  посажен-
ных по распоряжениям Ордена.
   Разведчики Бурзмали выяснили, что один такой ЕП возвышался над  греб-
нем, неподалеку от не-глоуба. Он распростер свои  листья  почти  на  три
гектара. В полдень решающего дня Бурзмали расставил там приманки для от-
вода глаз на отдалении от этой позиции и проложил тоннель из мелкого ни-
зинного болотца в просторную пустоту внутри ствола пилингитама.  Там  он
обосновал свой командный пункт и предпринял все необходимое для ухода.
   - Дерево - это форма жизни, - объяснил он своим людям. - Оно  закроет
нас от жизнеопределителей живого.
   Неожиданное.  Развивая  свой  план  Бурзмали  не  надеялся,  что  его
действия пройдут незамеченными, он насколько мог расширял свою  неуязви-
мость.
   Когда началось нападение, он увидел, что оно как-будто развивается по
предсказанному варианту. Он предвидел, что нападающие  будут  полагаться
на не-корабли и свое численное превосходство, как это было при их  напа-
дении на Оплот Гамму. Аналитики Ордена заверили его,  что  угроза  будет
исходить от сил Рассеяния - потомков Тлейлакса,  направляемых  зверскими
жестокими женщинами, называвшими себя Преподобными Черницами. Он видел в
этом сверхсамоуверенность, а не дерзость. Настоящая дерзость была в  ар-
сенале каждого ученика башара Майлза Тега. Помогало также  то,  что  Тег
мог полагаться на небольшие изменения в пределах плана.
   Через свои дисплеи Бурзмали наблюдал отчаянное бегство Данкана и  Лу-
силлы. Воины в боевых шлемах с линзами ночного видения,  размещенные  на
отвлекающих позициях, начали активные действия, пуская врагу пыль в гла-
за, в то время как Бурзмали и его отборные резервы вели тщательное  наб-
людение за нападавшими, никак не выдавая своих позиций. Передвижения Те-
га легко прослеживались по его яростному отпору, данному атакующим.
   Бурзмали с одобрением отметил, что Лусилла не замедлила, когда  услы-
шала, что звуки боя усилились. Данкан, однако, порывался остановиться  и
чуть не загубил весь план. Лусилла уловила момент, чтобы пальцем ударить
Данкана в болевую точку и прорычать: "Ты не можешь ему помочь!"
   Достаточно ясно слыша ее голос сквозь усилители в своем шлеме,  Бурз-
мали выругался под нос. Другие ее ведь тоже слышат! Нет сомнения,  одна-
ко, что они ее уже и так выслеживают.
   Бурзмали отдал субголосовую команду через вживленный в шею микрофон и
приготовился покинуть свой пост. Он сосредоточил большую часть  внимания
на приближении Лусиллы и Данкана. Если все пройдет,  как  планировалось,
его люди спустятся к этой паре, в то время как двое воинов,  одетых  так
же, как беглецы, продолжат бег по направлению к ложным позициям.
   Тем временем, Тег продолжал свои  уничтожения,  прокладывая  восхити-
тельную дорожку, через которую мог бы пробраться граундкар.
   Помощник доложил Бурзмали:
   - Два нападающих совсем близко позади башара!
   Бурзмали отмахнулся от докладывающего. Он не мог много думать о  шан-
сах Тега. Все должно быть сосредоточено на спасении гхолы. Мысли Бурзма-
ли были напряжены до предела, пока он наблюдал:
   "Ну, давай же! Беги! Беги! Беги, черт тебя подери!"
   Мысли Лусиллы были схожими, когда она понукала  Данкана  продвигаться
вперед, держась вплотную позади него, чтобы прикрыть его  с  тыла,  пол-
ностью готовая к самому отчаянному сопротивлению. Все из ее подготовки и
тренинга было задействовано  в  эти  моменты.  "Никогда  не  сдаваться!"
Сдаться - перелить свое сознание в Жизни-Памяти своей Сестры  по  Ордену
или в забвение. Даже Шванги освободила себя  под  конец,  обратившись  к
полнейшему сопротивлению и умерла восхитительно в традициях Бене Джессе-
рит, сопротивляясь до конца.
   Бурзмали доложил об этом через Тега. Лусилла собрав все свои бессчет-
ные жизни, думала:
   "Я могу сделать не меньше!"
   Она последовала за Данканом в неглубокое низинное  болотце  рядом  со
стволом гигантского пилингитама, и когда на них выскочили из темноты лю-
ди, чтобы их уволочь, она чуть не отреагировала на манер берсеркеров, но
голос произнес в ее ухо на чакобсе: "Друзья!" Это на секунду ее  притор-
мозило - ив это время она увидела, что переодетые  беглецами  воины-при-
манки подхватили их бег от болотца. Затем произошло то, что больше всего
другого явило ей весь замысел и дало  возможность  разобраться,  кто  же
держит их прижатыми к богатой запахами листьев  земле.  Когда  эти  люди
спихнули Данкана и ее в тоннель, ведущий к  гигантскому  дереву  и  (все
также на чакобсе) велели им прибавить ходу, Лусилла  разглядела  в  этом
перехвате дерзость, достойную самого Тега.
   Данкан это тоже понял. На выходе из тоннеля он узнал ее по  запаху  и
постучал по ее руке, передавая ей сообщение на древнем боевом языке  Ат-
ридесов.
   "Пусть они нас ведут".
   Этот способ передачи посланий на мгновение ее поразил,  пока  она  не
осознала, что как же гхоле не знать этого способа связи.
   Ничего не говоря, люди вокруг них забрали увесистые древние  лазерные
пистолеты Данкана и поторопили беглецов в люк к какому-то  транспортному
средству, которого она не могла опознать. Короткий красный огонек вспых-
нул в темноте.
   Бурзмали субголосом сообщил своим людям: "Движутся!"
   Двадцать восемь наземных машин и одиннадцать флиттертоптеров  старто-
вали с отвлекающих позиций. "Отвлечение на уровне", - подумал Бурзмали.
   Лусилла ощутила давление на барабанные перепонки и  поняла,  что  это
захлопнулся люк. Опять вспыхнул и погас красный огонек.
   Взрывы потрясли огромное дерево вокруг них и их  средство  передвиже-
ния, теперь она поняла,  что  это  бронированный  граундкар,  взмывавший
вверх и прочь на своих суспензорах и реактивных двигателях. Лусилла мог-
ла следить за курсом только по вспышкам огня и по крутящимся созвездиям,
видимым через овальные иллюминаторы, забранные плазом.  Окружающее  сус-
пензорное поле делало все движения сверхъестественными,  воспринимаемыми
только зрением. Они сидели, запихнутые в пластальные сидения, а их аппа-
рат на всей скорости, виляя и петляя на ходу, несся  вниз,  прямо  туда,
где держал оборону Тег. Ничего из этих диких  движений  не  передавалось
людям, находящимся в корабле. Они видели только  танцующие  расплывчатые
пятна деревьев и кустарников - некоторые объяты огнем - и звезды.
   Они перевалили  лесоповал,  устроенный  лазерными  пистолетами  Тега!
Только тогда она осмелилась надеяться, что,  может  быть,  они  выиграют
свободу. Вдруг их аппарат сбросил скорость так резко, что задрожал.  Ви-
димые звезды, окаймленные крохотными овалами плаза, подпрыгнули и затми-
лись внезапным препятствием. Вернулась сила гравитации,  затем  появился
тусклый свет. Лусилла увидела, что Бурзмали распахнул люк слева от нее.
   - Наружу! - резко приказал он. - Не терять ни секунды!
   Данкан впереди, а затем Лусилла, выбрались из люка  на  сырую  землю.
Бурзмали хлопнул ее по спине, схватил руку Данкана и торопливо повел  их
от аппарата.
   - Скорее! Вот сюда!
   Они продрались сквозь высокие кустарники к узенькой  мощеной  дороге.
Бурзмали, держа теперь за руки их обоих, помчался вперед через дорогу  и
бросил навзничь в придорожной канаве. Он накинул на них одеяло жизнеута-
ивающего поля и поднял голову, чтобы поглядеть в том направлении, откуда
они пришли.
   Лусилла взглянула мимо него и увидела отблеск звездного света на зас-
неженном склоне. Она почувствовала, как рядом с ней пошевелился Данкан.
   Далеко на склоне набирал скорость граундкар, его модифицированные ре-
активно-подушечные двигатели виднелись на фоне звезд, вот он приподнялся
в плюмаже красного, карабкаясь,  карабкаясь,  карабкаясь...  карабкаясь.
Внезапно он метнулся вправо.
   - Наш? - прошептал Данкан.
   - Да.
   - Как он добрался туда, не выдав...
   - Заброшенный водопроводный тоннель, - прошептал Бурзмали. -  Аппарат
запрограммирован, ведется автоматически.
   Он продолжал вглядываться в отдаленный красный плюмаж.  Внезапно  ги-
гантский выброс голубого света взметнулся прочь от отдаленного  красного
следа. Вслед за этой вспышкой немедленно последовал тупой удар.
   - Ах, - выдохнул Бурзмали.
   Данкан проговорил тихим голосом:
   - Они, конечно, подумают, что ты не справился с управлением.
   Бурзмали метнул удивленный взгляд на  юное  лицо,  мертвенно-серое  в
звездном свете.
   - Данкан Айдахо был одним из лучших пилотов на  службе  Атридесов,  -
сказала Лусилла. Это был изотерический кусочек знания, и  он  подейство-
вал, как надо. Бурзмали немедленно понял, что два беглеца - не беспомощ-
ная обуза. Его подопечные обладали способностями, которые он сможет  ис-
пользовать, если необходимо.
   Голубые и красные искры рассыпались по небу там, где  взорвался  гра-
ундкар. Не-корабли обнюхивали этот отдаленный шар горячих газов. К како-
му выводу после этого обследования придут враги? Голубые и красные искры
оседали за освещенными склонами громадных холмов.
   Бурзмали повернулся на звук шагов по дороге. Данкан так быстро приго-
товил ручной пистолет, что у Лусиллы перехватило дыхание.  Она  положила
руку ему на руку, удерживая его, но он стряхнул ее. Разве он  не  видит,
что Бурзмали признал своего?
   На дороге над ними проговорил тихий голос:
   - Следуйте за мной. Живо.
   Говоривший, двигавшийся расплывчатым пятном тьмы, отпрыгнул и лег ря-
дом с ними, а затем прополз через дыру  в  кустах,  окаймлявших  дорогу.
Темные пятна на заснеженном склоне, позади заслоняющих кустов, оказались
по меньшей мере дюжиной вооруженных людей. Пятеро из этой группы  сосре-
доточились вокруг Данкана и Лусиллы, безмолвно понукая их двигаться впе-
ред по запорошенному снегом следу рядом с кустами. Остальные открыто бе-
жали через снежный склон к темной линии деревьев.  Приблизительно  через
сотню шагов пять безмолвных фигур образовали  правильную  фалангу:  двое
впереди, трое сзади, беглецы укрыты между ними, Бурзмали их  ведет,  Лу-
силла вплотную позади Данкана. Вскоре они добрались до расщелины в  тем-
ных скалах и замерли под выступом, прислушиваясь к грохоту других  моди-
фицированных граундкаров в воздухе позади них.
   - Обманки поверх обманов, - прошептал Бурзмали. - Мы  перегрузили  их
всем для отвода глаз. Они знают, что мы должны бежать в панике как можно
скорее. А теперь мы будем ждать поблизости в укрытии. Позже мы продолжим
движение дальше, медленно... Пешком.
   - Неожиданно, - прошептала Лусилла.
   - Тег? - это был Данкан, его голос чуть громче шепота.
   Бурзмали наклонился вплотную к левому уху Данкана:
   - По-моему, они его захватили.
   В шепоте Бурзмали звучала глубокая печаль.
   Один из его замаскированных сотоварищей проговорил:
   - Теперь живее. Вон туда, вниз.
   Их провели через узкую расщелину. Кто-то поблизости чем-то  хрустнул.
Руки заторопили их в закрытый проход. Треск раздался позади них.
   - Закройте как следует дверь, - проговорил кто-то.
   Вокруг них вспыхнул свет.
   Данкан и Лусилла огляделись и увидели  большую,  богато  обставленную
комнату, явно вырубленную в скале. Мягкие  ковры  устилали  пол  -  тем-
но-красное и золотое с фигурными узорами -  повторяющиеся  зубцы  башен,
разбросанные на бледно-зеленом. Беспорядочная груда одежд лежала на сто-
ле рядом с Бурзмали, который сейчас тихим голосом переговаривался с  од-
ним из их сопровождения: белокурым мужчиной с  высоким  лбом  и  пронзи-
тельными зелеными глазами.
   Лусилла внимательно прислушалась. Слова были понятны, они  относились
к тому, как расположена охрана, но акцент  этого  зеленоглазого  мужчины
был такой, какого она никогда прежде не слышала, набор гортанных  звуков
и согласных, отщелкивающихся с удивительной резкостью.
   - Это не-палата? - спросила она.
   - Нет, - ответ прозвучал от мужчины позади нее, говорившего  с  таким
же акцентом. - Нас защищает алгая.
   Она не повернулась к ответившему, вместо этого поглядела  на  светлую
желто-зеленую алгаю, покрувавшую толстым слоем, стены и потолок.  Только
несколько пятен темной скалы были заметны возле пола.
   Бурзмали прервал разговор.
   - Мы здесь в безопасности. Алгая выращивается специально  для  этого.
Жизнеопределители доложат только о присутствии растительной жизни и ни о
чем еще, что прикрывается алгаей.
   Лусилла резко повернулась на каблуках,  разглядывая  по  очереди  всю
обстановку комнаты:  грифон  Харконненов,  инкрустированный  хрустальный
столик, экзотические ткани на стульях и кушетках. Стойка для оружия воз-
ле одной из стен, на ней два ряда длинных  полевых  лазерных  пистолетов
такого образца, которого она прежде не видела. У каждого из них был  ши-
рокий раструб и на курке был завиток золотого предохранителя.
   Бурзмали вернулся к разговору с зеленоглазым мужчиной. Теперь они за-
нимались обсуждением,  как  следует  замаскироваться.  Она  слушала  это
только частью своего ума, продолжая изучать двух членов их эскорта,  ос-
тававшихся в комнате. Остальные трое разместились в проходе  возле  ору-
жейной комнатки, отверстие закрыто густо свисавшими поблескивавшими  се-
ребряными нитями. Данкан, видела она, с осторожностью  наблюдает  за  ее
реакцией, его рука на небольшом лазерном пистолете у пояса.
   "Люди из Рассеяния? - подивилась Лусилла. - Чему они верны?"
   Она небрежно подошла к Данкану и, используя язык прикосновений, поде-
лилась своими подозрениями.
   Оба они поглядели на Бурзмали. Предательство?
   Лусилла опять принялась разглядывать комнату. Наблюдают  ли  за  ними
невидимые глаза?
   Помещение освещали девять глоуглобов, создавая свои особенные остров-
ки интенсивного освещения. Свет достигал обычного  уровня  радом  с  тем
местом, где Бурзмали до сих пор разговаривал  с  зеленоглазым  мужчиной.
Часть света исходила непосредственно от плавающих  глоуглобов,  все  они
настроены на густо-золотой, а часть света более мягко отражалась от  ал-
гаи. Из-за этих многократно отраженных отсветов полностью исчезали  вся-
кие тени, даже под мебелью.
   Серебряные нити внутреннего прохода  раздвинулись,  в  комнату  вошла
старуха. Лусилла воззрилась на нее. У  женщины  было  морщинистое  лицо,
темное, как старое розовое дерево.
   Лицо взято в четкую узкую рамку растрепанных седых волос" ниспадавших
ей почти до плеч. На ней было длинное черное одеяние, на котором золотом
были вышиты мифологические драконы. Женщина остановилась позади  кушетки
и положила на спинку кушетки свои венозные руки.
   Бурзмали и его собеседник прервали свой разговор.
   Лусилла перевела взгляд со старухи  на  свое  собственное  облачение.
Кроме золотых драконов, одежды были сходного пошива. И капюшоны одинако-
во откинуты на плечи. Только боковая прорезь и то, как  она  открывалась
спереди, отличало ту одежду, на которой были вышиты драконы.
   Когда женщина не заговорила, Лусилла поглядела на Бурзмали, чтобы  он
объяснился. Бурзмали поглядел на нее в ответ, взглядом напряженной  сос-
редоточенности. Старуха продолжала безмолвно разглядывать Лусиллу.
   Напряженность этого разглядывания  наполнила  Лусиллу  беспокойством.
Данкан это тоже ощущал, увидела она. Он держал руку на маленьком  лазер-
ном пистолете. Долгое молчание, пока глаза ее изучали, усилило ее неспо-
койство. Было что-то почти бенеджсссеритское в том, как  старуха  просто
стояла и смотрела на нее.
   Данкан нарушил молчание, требовательно вопросив у Бурзмали:
   - Кто она?
   - Я одна из тех, кто спасет ваши шкуры, - сказала старуха. У нее  был
тонкий, чуть надламывавшийся голос и все тот же странный акцент.
   Иные Памяти Лусиллы предложили ей многозначительное сравнение с одея-
нием этой старухи: "Оно сходно с тем, что носили древние гетеры".
   Лусилла почти покачала головой. Наверняка эта женщина  слишком  стара
для такой роли. И фигуры мифических драконов выполнены на  ткани,  отли-
чавшейся от тех, что предлагала ей память. Лусилла опять перевела взгляд
на старое лицо: глаза мутные из-за болезней старости. Сухая корочка  за-
легла в морщинках внутренних уголков век. Слишком уж стара для гетеры.
   Старуха обратилась к Бурзмали.
   - По-моему, она сможет носить это вполне нормально, - она начала  ра-
зоблачаться из своей накидки с драконами, Лусилле она сказала. - Это для
тебя. Носи это с уважением. Мы убили, чтобы достать это для тебя.
   - Кого вы убили? - вопросила Лусилла.
   - Послушницу Преподобных Черниц! - в сиплом голосе старухи прозвучала
гордость.
   - Почему мне надо в это облачаться? - вопросила Лусилла.
   - Ты обменяешься одеждами со мной, - сказала старуха.
   - Не без объяснений, - Лусилла отказывалась принимать одежду,  протя-
нутую ей.
   Бурзмали шагнул вперед.
   - Ты можешь ей доверять.
   - Я друг твоих друзей, - сказала старуха. Она потрясла своим одеянием
перед Лусиллой. - Ну, бери же.
   Лусилла обратилась к Бурзмали.
   - Я должна знать ваш план.
   - Мы оба должны его знать, - сказал Данкан. - По чьему  повелению  мы
должны доверять этим людям?
   - Тега, - ответил Бурзмали. Он поглядел на старуху. - Можешь  сказать
им, Сирафа. У нас есть время.
   - Ты будешь носить это одеяние, сопровождая Бурзмали в Ясай, - сказа-
ла Сирафа.
   "Сирафа", - подумала Лусилла. Это имя звучало почти в духе  Линейного
Варианта Бене Джессерит.
   Сирафа внимательно разглядела Данкана.
   - Да, он еще достаточно мал. Его можно замаскировать и доставить  от-
дельно.
   - Нет! - сказала Лусилла. - Мне приказано его охранять?
   - Ты валяешь дурака, - сказала Сирафа. - Они будут выглядывать женщи-
ну твоей внешности, сопровождаемую кем-то с  внешностью  этого  молодого
человека. Они не будут выглядывать гетеру из Преподобных Черниц со своим
спутником на ночь... ни тлейлаксанского Господина с его свитой.
   Лусилла облизнула губы. Сирафа говорила с твердой уверенностью  прок-
торши Дома Соборов.
   Сирафа повесила одеяние с драконами на спинку  кушетки.  Она  стояла,
облаченная в туго обтягивавшее черное трико, не скрывавшее ничего из  ее
до сих пор гибкого и подвижного, и даже хорошо округленного  тела.  Тело
выглядело намного моложе, чем лицо. Пока Лусилла глядела на нее,  Сирафа
положила ладони на свои лоб и щеки и провела ими назад, разглаживая  ли-
цо. Морщины старости стали меньше и начало проступать лицо помоложе.
   "Лицевой танцор?"
   Лусилла во все глаза уставилась на женщину. Не было больше ни  одного
четкого признака Лицевого Танцора. И все же...
   - Снимай свое облачение! - приказала Сирафа. Теперь ее голос был  мо-
ложе и даже повелительнее.
   - Ты должна это сделать, - взмолился Бурзмали. - Сирафа  займет  твое
место, как еще одна приманка. Это для нас единственный способ  выбраться
отсюда.
   - Выбраться отсюда куда? - спросил Данкан.
   - В не-корабль, - ответил Бурзмали.
   - В какой не-корабль? - вопросила Лусилла.
   - В безопасность, - ответил Бурзмали. - Мы начинены шиэром, но мы  не
можем сказать больше. Даже шиэр изнашивается, слабеет со временем.
   - Как я замаскируюсь под тлейлаксанца? - спросил Данкан.
   - Доверяй нам, все будет  сделано,  -  сказал  Бурзмали.  Он  перевел
взгляд на Лусиллу. - Преподобная Мать?
   - Вы не оставляете мне выбора, - проговорила Лусилла. Она расстегнула
легко поддавшиеся застежки и скинула свое облачение. Затем она  извлекла
из своего корсажа маленький лазерный пистолет и швырнула его на кушетку.
Ее собственное трико было светло-серого цвета, и она заметила, что Сира-
фа обратила на это внимание точно также, как и на ножи в  ножнах  на  ее
ногах.
   - Мы порой носим черное нижнее трико, - сказала Лусилла, надевая  об-
лачение с драконами. На вид ткань была тяжелая, но на самом деле  оказа-
лась легкой. Лусилла повернулась и почувствовала, как ткань  затрепетала
и прилегла к ее телу так, словно одеяние  было  сделано  специально  для
нее. Чутьчуть терло шею. Подняв руку, Лусилла провела там пальцем.
   - Это там, где ее поразил дротик, - сказала Сирафа. - Мы  действовали
быстро, но кислота чуть-чуть подпортила ткань. Глазу это не заметно.
   - Вид у нее как надо? - спросил Бурзмали у Сирафы.
   - Очень хорош. Но мне надо ее проинструктировать. Она не  должна  со-
вершить никаких ошибок, или они вас обоих схватят за милую душу! - чтобы
подчеркнуть свои слова Сирафа хлопнула в ладоши.
   "Где же я видела такой жест?" - спросила себя Лусилла.
   Данкан коснулся правой рукой спины Лусиллы, его  пальцы  передали  ей
быстрое секретное послание: "Этот хлопок руками!  Узнаваемый  жест  Гиди
Прайм".
   Иные Памяти подтвердили это Лусилле. Была ли эта женщина частью  изо-
лированной общины, сохранившей архаичные обычаи?
   - Парню следует теперь идти, - сказала Сирафа. Она  указала  на  двух
оставшихся членов их сопровождения. - Отведите его на место.
   - Мне это не нравится, - сказала Лусилла.
   - У нас нет выбора, - проворчал Бурзмали.
   Лусилла могла лишь согласиться. Она понимала,  что  могла  полагаться
только на клятву верности, которую Бурзмали принес Ордену. Данкан -  это
не дитя, напомнила она себе. Его реакции прана-бинду развиты старым  ба-
шаром и ею самой. В гхоле есть такие способности, с  которыми  мало  кто
вне Бене Джессерит способен сравняться.  Она  безмолвно  наблюдала,  как
Данкан и двое мужчин удалялись за отливавший сверканием занавес.
   Когда они ушли, Сирафа обошла кушетку и встала перед Лу сиплой, держа
руки на ляжках. Их глаза были на одном уровне.
   Бурзмали прокашлялся и указал на груду одежды на столе рядом с ним. В
лице Сирафы, особенно в глазах, было что-то примечательно повелительное.
Ее глаза были светло-зелеными с ясными белками. Никакие  линзы  или  ка-
кие-нибудь другие искусственные приспособления их не прикрывали.
   - У тебя есть право посмотреть вокруг себя, - сказала Сирафа. -  Пом-
ни, что ты особый вид гетеры и Бурзмали твой клиент. Никакой обычный че-
ловек не станет к вам приставать.
   Лусилла ощутила в этом скрытый намек.
   - Но есть такие, которые могут и пристать?
   - Сейчас на Гамму находятся посольства великих религий, - сказала Си-
рафа. - С некоторыми из них ты никогда не встречалась. Они - из  Рассея-
ния, как вы это называете.
   - А как вы это называете?
   - Искание, - Сирафа умиротворяюще подняла руку. - Не бойся! У нас об-
щий враг.
   - Преподобные Черницы?
   Сирафа повернула голову налево и сплюнула на пол.
   - Погляди на меня, Бене Джессерит! Я была подготовлена только для то-
го, чтобы их убивать! Это моя  единственная  функция,  мое  единственное
назначение!
   Лусилла осторожно проговорила:
   - По тому, что нам о вас известно, вы должны быть очень хороши.
   - В кое-чем я, возможно, получше тебя. Теперь слушай! Ты -  сексоман-
ка. Ты понимаешь?
   - С чего бы вмешиваться жрецам?
   - Ты называешь их жрецами? Ну, что ж... да. Они не станут вмешиваться
ни по одной из причин, которые ты  можешь  вообразить.  Секс  ради  удо-
вольствия - враг религии, да?
   - Неприемлемы никакие подмены священной радости, - сказала Лусилла.
   - Танкрус защити тебя, женщина! Есть разные жрецы  из  Искания,  есть
такие, которые не возражают против экстаза сейчас, вместо обещанного  на
потом.
   Лусилла почти улыбнулась. Неужели эта самообразованка, убийца  Препо-
добных Черниц, считает, будто ей есть чему поучить Преподобную Мать нас-
чет религии?
   - Есть здесь люди, которые расхаживают переодетыми в жрецов,  -  про-
должила Сирафа. - Очень опасно. Самые опасные из  всех  -  последователи
Танкруса, провозглашающие, что секс - это единственный способ поклонения
их богу.
   - Как я их узнаю? - Лусилла услышала искреннее беспокойство в  голосе
Сирафы.
   - Пусть это тебя не заботит. Ты никогда не  должна  вести  себя  так,
будто ты распознаешь подобные различия. Твоя первая забота -  убедиться,
что тебе заплатят. Тебе, по-моему, следует запрашивать петьдесят саляри-
ев.
   - Ты не сказала мне, почему они могут пристать к нам? - Лусилла опять
взглянула на Бурзмали. Он разложил другую одежду и  снимал  свой  боевой
наряд. Она опять перевела взгляд на Сирафу.
   - Некоторые следуют древнему соглашению, которое дает им  право  рас-
торгнуть твою сделку с Бурзмали. На самом деле, некоторые будут  испыты-
вать тебя.
   - Слушай внимательно, - сказал Бурзмали. - Это важно.
   Сирафа сказала:
   - Бурзмали переоденется  в  полевого  рабочего.  Только  так  удастся
представить естественными его мозоли от оружия. Ты будешь  называть  его
Скар, обычное имя здесь.
   - Но как мне быть, если пристанут жрецы?
   Сирафа вытащила из своего корсажа небольшой кошелек  и  передала  его
Лусилле, которая взвесила его в руке.
   - Здесь двести восемьдесят три салярия. Если кто-нибудь  обратится  к
тебе как к божественной... ты запоминаешь? Божественной...
   - Как бы я могла об этом забыть? - в голосе Лусиллы почти  прозвучала
насмешка, но Сирафа не обратила внимания.
   - Если кто-либо такой к вам пристанет, ты вернешь пятьдесят  саляриев
Бурзмали со своими извинениями. Здесь же, в этом кошельке, твоя карточка
гетеры на имя Пиры. Дай мне услышать как ты произносишь это имя.
   - Пира.
   - Нет! Намного больше сакцентируйся на "а"!
   - Пира!
   - Это сносно. Теперь слушай меня с особым вниманием.  Ты  и  Бурзмали
будете на улицах поздно. Будет считаться само собой разумеющимся, что  у
тебя были клиенты и до него. Должно быть доказательство этому.  Следова-
тельно, ты будешь... развлекать Бурзмали перед тем, как уйти отсюда.  Ты
понимаешь?
   - Такая деликатность! - сказала Лусилла.
   Сирафа восприняла это как комплимент и улыбнулась, но это было жестко
контролируемое выражение. Ее реакции так чужды?
   - Только одно, - сказала Лусилла. - Если я должна буду развлекать бо-
жественного, как я потом найду Бурзмали?
   - Скара?
   - Да, как я найду Скара?
   - Он будет ждать поблизости, куда ты ни пойдешь.  Скар  найдет  тебя,
когда ты освободишься.
   - Очень хорошо. Если вмешивается божественный, я возвращаю сотню  са-
ляриев Скару и...
   - Пятьдесят!
   - По-моему, нет, Сирафа, - Лусилла медленно покачала головой. - После
того, как я его развлеку, божественный поймет, что пятьдесят саляриев  -
слишком малая сумма.
   Сирафа поджала губы и взглянула мимо Лусиллы на Бурзмали.
   - Ты предупреждал меня насчет ее сорта, но я не предполагала, что...
   Используя Голос лишь на чуточку, Лусилла произнесла:
   - Ты не предполагаешь ничего, пока ты не услышишь этого от меня!
   Сирафа нахмурилась. Она явно смутилась от Голоса, но ее интонация ос-
талась такой же надменной, когда оправилась.
   - По-твоему, мне следует предположить, что тебе не  нужно  объяснений
насчет сексуального разнообразия?
   - Никчемное предположение, - сказала Лусилла.
   - И мне нет надобности рассказывать тебе, что твое облачение  опреде-
ляет тебя, как послушницу пятой ступени Ордена Хорму?
   Настал черед Лусиллы нахмуриться.
   - А что, если я проявлю способности свыше этой пятой ступени?
   - Ага, - сказала Сирафа. - Значит ты будешь  продолжать  слушать  мои
слова?
   Лусилла коротко кивнула.
   - Очень хорошо, - сказала Сирафа. - Могу я предположить, что ты  спо-
собна исполнять вагинальную пульсацию.
   - Да, способна.
   - В любой позе?
   - Я могу контролировать каждый мускул своего тела!
   Сирафа поглядела мимо Лусиллы на Бурзмали.
   - Это правда?
   Бурзмали проговорил совсем близко позади Лусиллы:
   - Иначе бы она так не говорила.
   Сирафа задумалась, глядя на подбородок Лусиллы.
   - В этом, по-моему, есть затруднения.
   - Чтобы не возникло неправильного представления, - проговорила Лусил-
ла, - способности, которые у меня развиты, не выносятся на  обычный  ры-
нок. У них иное назначение.
   - О, я уверена, что так оно и есть, - сказала  Сирафа.  -  Но  сексу-
альная живость, это...
   - Живость! - Лусилла вложила в свой голос все негодование Преподобной
Матери. Неважно, что может быть именно этого Сирафа и надеялась достичь,
ее следовало поставить на место! - Живость, ты говоришь? Я могу  контро-
лировать температуру гениталий. Я знаю и способна  возбуждать  пятьдесят
одну эрогенную зону. Я...
   - Пятьдесят одну? Но ведь их только...
   - Пятьдесят одна, - огрызнулась Лусилла. - А по последовательностям и
количеству сочетаний - две тысячи восемь. Более того, сочетание  с  дву-
мястами пятью сексуальными позами...
   - Двести пять? - Сирафа была явно потрясена. - Ты,  наверняка,  гово-
ришь о...
   - На самом деле их даже больше, если считать вариации. Я -  Геноноси-
тельница, что означает, что я владею тремястами ступенями  усиления  ор-
газма!
   Сирафа прокашлялась и облизнула губы.
   - Тогда я должна тебя предостеречь, чтобы ты себя  обуздывала.  Держи
свои способности на привязи, или... - она опять поглядела на Бурзмали. -
Почему ты меня не предостерег?
   - Я предостерег.
   Лусилла ясно расслышала насмешку в его голосе, но не оглянулась, что-
бы удостовериться в этом.
   Сирафа два раза глубоко вдохнула и выдохнула.
   - Если тебе начнут задавать хоть какие-нибудь  вопросы,  ты  скажешь,
что как раз готова к испытанию на переход в следующую ступень. Это долж-
но снять подозрения.
   - А если меня спросят об испытании?
   - О, это легко. Ты загадочно улыбнешься и промолчишь.
   - А что, если меня спросят об этом Ордене Хорму?
   - Тогда пригрози спрашивающему, что доложишь об этом своим  вышестоя-
щим. Вопросы сразу прекратятся.
   - А если не прекратятся?
   Сирафа пожала плечами.
   - Сплети любую историю, какую захочешь. Даже Видящую Правду повеселят
твои увертки"
   Лусилла сохраняла выражение задумчивости на лице, размышляя над  сло-
жившейся ситуацией. Она слышала, как Бурзмали - Скар! -  пошевелился  за
ее спиной. Она не видела серьезных затруднений в том, чтобы  осуществить
такой обман. Это могло бы даже предоставить ей забавные  возможности,  о
которых она позже отчиталась бы на Доме Соборов. Сирафа,  она  отметила,
улыбается Бурз... - Скару! Лусилла оглянулась и поглядела на своего кли-
ента.
   Бурзмали стоял обнаженный, его боевая амуниция и шлем аккуратно  сло-
жены рядом с небольшой кучкой грубых одежд.
   - Я вижу, Скар не возражает против твоих приготовлений к этому  прик-
лючению, - сказала Сирафа. Она махнула рукой на его жестко  стоящий  пе-
нис. - Значит, я вас покидаю.
   Лусилла услышала, как Сирафа удаляется через отсверкивающий  занавес.
Все мысли Лусиллы захлестнуло гневной волной:
   "На этом месте сейчас должен бы быть гхола!"


   Такова твоя судьба - забывчивость. Все, чему прежде учила  жизнь,  ты
теряешь и обретаешь, и теряешь и обретаешь вновь.
   Лито II, Голос в Дар-эс-Балате.

   - Во имя нашего Ордена и нерушимого единства его  Сестер  этот  отчет
признан достоверным и достойным помещения в хроники Дома Соборов.
   Тараза всмотрелась в эти слова на проекции дисплея с выражением  отв-
ращения на лице. Утренний свет отбрасывал рябь желтых отражений на  про-
екцию, и от этого в отпечатанных словах смутно брезжила  какая-то  зага-
дочность.
   Сердитым движением Тараза оттолкнулась от проекционного столика, под-
нялась и подошла к южному окну. День еще только начинался, и во внутрен-
нем дворе лежали длинные тени.
   "Следует ли мне отправиться туда лично?"
   При этой мысли ее она ощутила явное нежелание. Эти апартаменты  наве-
вают такое чувство... безопасности. Но эта была глупость  и  она  каждой
жилкой это знала. Бене Джессерит провел здесь более  четырнадцати  сотен
лет, но, все равно, планета Дома Соборов должна считаться  лишь  времен-
ной.
   Она положила левую руку на гладкую раму окна.  Каждое  из  окон  этой
комнаты располагалось так, что перед ним открывался чудесный  вид.  Сама
комната - пропорции, обстановка, цвета - все отражало характеры и талан-
ты архитекторов и строителей, создававших ее с единственной мыслью:  вы-
зывать в ее обитателях ощущение надежной опоры.
   Тараза попробовала погрузиться в это чувство, но не смогла.
   Только что закончившаяся дискуссия оставила в ней чувство горечи, ко-
торое возникло из-за слов, произнесенных в самых мягких и спокойных  то-
нах. Ее советницы были упрямы и (она согласилась без обиняков) по вполне
объяснимым причинам.
   "Превратить нас самих в миссионеров? Ради выгод Тлейлакса?"
   Она коснулась контрольной пластинки рядом с  окном  и  отворила  его.
Теплый ветерок, напоенный запахами весеннего цветения из яблоневого  са-
да, полетел через комнату. Орден гордился своими фруктовыми садами,  ко-
торые росли здесь в самой сердцевине сердцевин всех их Оплотов. Во  всем
населенном космосе Старой Империи, ни на одной планете, которые паутиной
своих Оплотов и Зависимых Соборов охватывал Бене Джессерит, не было  са-
дов, чудесней этих.
   "По плодам их ты их узнаешь", - подумала она. - "Некоторые из  старых
религий до сих пор могут поставлять мудрость".
   Таразе, с ее точки широкого обзора, видна была вся южная часть растя-
нувшихся зданий Дома Соборов. Тень ближней дозорной башни тянулась длин-
ной неровной линией через крыши и внутренние дворики.
   Когда она задумывалась над этим, то понимала, что в этом, удивительно
малом месте, сосредоточена столь огромная власть. За  кольцом  фруктовых
садов и огородов располагались аккуратной шахматной доской личные  рези-
денции, каждая окруженная своей плантацией. Ушедшие на  покой  Сестры  и
избранные верные семейства занимали эти привилегированные  поместья.  По
западным пределам тянулись заостренные зубцы гор, вершины которых.  Кос-
модром располагался в двадцати километрах к востоку. Все вокруг  сердце-
вины Дома Соборов было открытыми равнинами, где паслись особо выведенные
породы скота, столь чувствительного к чуждым запахам,  что  он  утробным
ревом реагировал при малейшем вторжении людей,  не  отмеченных  местными
запахами. Самые глубокие дома внутри их огороженных посадок были заложе-
ны одним из первых башаров таким образом, чтобы ни днем, ни ночью  никто
не мог пробраться незамеченным через извилистые, вровень с землей, кана-
лы.
   Все представлялось каким-то беспорядочным и случайным, и  все  же  во
всем этом был жесткий порядок. И это, знала Тараза, олицетворяло Орден.
   Покашливание позади нее напомнило Таразе,  что  одна  из  самых  ярых
спорщиц на сегодняшнем Совете продолжала терпеливо ждать у открытой две-
ри.
   "Ожидая моего решения".
   Преподобная мать Беллонда настаивала, чтобы Одраде  была  "немедленно
убита".
   На Совете ни к какому решению не пришли.
   "На сей раз ты и вправду хватила через край, Дар. Я  рассчитывала  на
твою буйную независимость. Я даже хотела ее. Но такое!"
   Беллонда - старая, толстая, цветущая, с холодными глазами, прямо  ри-
совавшаяся своей природной злобностью, хотела, чтобы Одраде была осужде-
на, как предательница.
   - Тиран бы немедленно ее сокрушил! - доказывала Беллонда.
   "Разве это все, чему мы от него научились?" - подивилась Тараза.
   Беллонда доказывала, что Одраде не только Атридес, но также и  Корри-
но. Среди ее предков огромное количество императоров, вицерегентов и мо-
гущественных управляющих.
   "Со всей жаждой власти, неотъемлемой от таких кровей".
   - Ее предки выжили на Салузе Второй! - все время повторяла  Беллонда.
- Разве мы ничему не научились из наших селекционерских экспериментов?
   "Мы научились тому, как производить таких Одраде", - подумала Тараза.
   После преодоления Спайсовой Агонии, Одраде была послана на  Ал-ханаб,
эквивалент Салузы Второй, где тщательно поддерживалось состояние планеты
постоянных испытаний: высокие обрывы, сухие ущелья, горячие ветры и  ле-
денящие ураганы, то слишком много влаги, то слишком мало. Считалось, что
это подходящее место для пробы любого, кого судьба должна была  привести
на Ракис. Те, кто там выживал, обретали особо  жизнеустойчивую  закалку.
Высокая, гибкая и мускулистая Одраде была одной из самых закаленных.
   "Как могу я разрешить эту ситуацию?"
   В самом последнем сообщении Одраде говорилось, что  любой  мир,  даже
тысячелетия насильственного миротворчества Тирана излучает ложную  ауру,
которая может оказаться роковой для тех, кто слишком ей  доверяет.  Это,
одновременно, и усиливало, и подрывало доводы Беллонды.
   Тараза подняла взгляд на Беллонду, ждавшую в дверях.
   "Она слишком толста! Она щеголяет этим перед нами!"
   - Нам также нельзя ликвидировать Одраде, как и гхолу, - сказала Тара-
за.
   Голос Беллонды прозвучал тихо и уравновешенно:
   - Они оба слишком опасны для нас. Доклад Одраде о  словах  из  сьетча
Табр ослабляет тебя!
   - Ослабило ли меня послание Тирана, Белл?
   - Ты понимаешь, что я имею в виду. У Бене Тлейлакса нет морали.
   - Перестань менять тему, Белл. Твои мысли мечутся как насекомые среди
цветов. Что ты здесь на самом деле чуешь?
   - Тлейлаксанцы! Они изготовили этого гхолу для своих собственных  це-
лей. И теперь Одраде хочет, чтобы мы...
   - Ты повторяешься, Белл.
   - Тлейлаксанцы выбирают кратчайшие пути. Их взгляд на генетику  -  не
наш взгляд. Это не человеческий взгляд. Они производят чудовищ. "  -  Ты
думаешь, они в самом деле этим занимаются?
   Беллонда переступила через порог, обошла вокруг стола и встала  рядом
с Таразой, закрыв Верховной Матери вид на нишу, в которой стоял бюст Че-
ноэ.
   - Союз со жрецами Ракиса, да, но не с Тлейлаксом, -  одежды  Беллонды
зашуршали, когда она взмахнула сжатым кулаком.
   - Белл! Верховный жрец сейчас подменен Лицевым  Танцором.  Ты  хочешь
вступить в союз с ним?
   Беллонда сердито затрясла головой.
   - Верующих в Шаи-Хулуда - легион! Ты найдешь их повсюду. Какова будет
их реакция на нас, когда выяснится, какую роль сыграли мы в этом обмане?
   - Ну уж брось, Белл! Мы позаботились, чтобы здесь оказались уязвимыми
только тлейлаксанцы. В этом Одраде права.
   - Не права! Если мы вступаем в союз с ними, то мы оба уязвимы. Мы бу-
дем вынуждены служить замыслам Тлейлакса. Это будет хуже, чем наше  дол-
гое повиновение Тирану.
   Тараза увидела злобный блеск в глазах Беллонды. Вполне понятная реак-
ция. Любую Преподобную Мать по меньшей мере пробирает ознобом, стоит  ее
взору обратиться к рабскому существованию Ордена под властью Бога  Импе-
ратора, когда гонимый хлыстом против своей воли Бене  Джессерит  никогда
не бывал уверен, что доживет до следующего дня.
   - Ты думаешь, что мы этаким дурацким союзом обеспечили для себя запас
спайса? - вопросила Беллонда.
   Все тот же прежний довод, заметила Тараза. Без меланжа и без преобра-
жающей Агонии, даруемой им, не может быть Преподобных Матерей. Меланж  и
то, чем Бене Джессерит через него обладает -  наверняка  одна  из  целей
этих шлюх из Рассеяния.
   Тараза вернулась к столу и опустилась на песье  кресло,  откинувшись,
пока кресло принимало ее очертания. Это проблема. Особенная проблема Бе-
не Джессерит. Хотя они постоянно ведут научные исследования  и  экспери-
менты. Орден так и не смог найти искусственную замену спайсу.  Космичес-
кий Союз может хотеть меланж для погружения в преобразующий транс  своих
навигаторов, но навигатора ведь можно  заменить  икшианским  механизмом.
Икс и его подсобные службы конкурируют на рынках Союза.  У  них-то  есть
альтернативы"
   "А у нас их нет".
   Беллонда подошла к столу Таразы с другой стороны, положила оба кулака
на его гладкую поверхность и  наклонилась  вперед,  глядя  на  Верховную
Мать.
   - Мы до сих пор не знаем, что Тлейлакс сделал с нашим гхолой!
   - Одраде это выяснит.
   - Это недостаточная причина, чтобы прощать ее предательство!
   Тараза тихо проговорила:
   - Мы ждали этого мига поколение за поколением, а ты хочешь  взять  да
вот так покончить со всем проектом, - она  слегка  хлопнула  ладонью  по
столу.
   - Этот драгоценный ракианский проект не является больше нашим  проек-
том, - сказала Беллонда. - А может, он никогда им и не был.
   Собрав в жесткий фокус все свои немалые умственные способности, Тара-
за заново пересмотрела все привходящее в этот,  ставший  уже  привычным,
спор. И на этом, дошедшем до перебранок, Совете не раз повторялось то же
самое.
   Уж не сам ли Тиран запустил в действие проект гхолы? Если так, то что
они могли теперь с этим поделать? Что им следовало с этим делать?
   Во время всего долгого спора доклад меньшинства был у  всех  на  уме.
Шванги, может быть, и мертва, но ее фракция жива, и похоже  на  то,  что
Беллонда сейчас к ним примкнула. Не слеп ли Орден в своей тяге к роковой
вероятности? Отчет Одраде о послании, спрятанном на Ракисе, мог быть ис-
толкован как зловещее предупреждение. Одраде подчеркнула  это,  доложив,
как она была насторожена своим внутренним чувством тревоги. Ни одна Пре-
подобная Мать не способна была бы несерьезно отнестись  к  такому  пред-
чувствию.
   Беллонда выпрямилась и скрестила руки на груди.
   - Мы никогда полностью не избежим учителей нашего детства и  тех  об-
разцов, что они в нас заложили, верно?
   Это был довод, свойственный спорам в  Бене  Джессерит.  Он  напоминал
каждому о его собственной особой уязвимости.
   "Мы - тайные аристократы, и от предков к потомкам наследуется  у  нас
власть. Да, мы уязвимы в этом и  превосходнейший  тому  пример  -  Майлз
Тег".
   Беллонда нашла прямой стул и села, глаза ее оказались вровень с  гла-
зами Таразы.
   - В наивысший момент Рассеяния, - сказала она, - нас покинули прибли-
зительно двадцать процентов наших неудач.
   - Те, кто теперь возвращаются к нам назад - не неудачи.
   - Но Тиран наверняка знал, что это произойдет!
   - Рассеяние было его целью, Белл. Это было его Золотой Тропой, спосо-
бом выжить для человечества!
   - Но мы знаем, как он относился к тлейлаксанцам, и все же  он  их  не
уничтожил. Он мог бы это сделать и не сделал!
   - Ему хотелось разнообразия.
   Беллонда стукнула кулаком по столу.
   - И уж, конечно, он этого достиг!
   - Мы снова и снова пережевываем все те же доводы. Белл, я до сих  пор
не вижу способа уклониться от того, что сделала Одраде.
   - Подчинение!
   - Вовсе нет. Были мы когда-либо полностью подчинены кому-либо из  им-
ператоров до Тирана? Даже Муад Дибу?
   - Мы до сих пор в ловушке Тирана, - обвиняюще проговорила Беллонда. -
Скажи мне, почему Тлейлакс постоянно продолжал и продолжает  производить
его любимого гхолу? Тысячелетия, и все равно гхола  продолжает  выходить
из их чанов, как заводная кукла.
   - По-твоему, тлейлаксанцы до сих пор следуют  секретному  приказу  от
Тирана? Если так, то это довод в пользу Одраде. Она создает нам прекрас-
ные условия, чтобы мы могли это расследовать.
   - Ничего подобного он не приказывал! Просто, он сделал  именно  этого
гхолу особенно привлекательным для Бене Тлейлакса.
   - И не для нас?
   - Верховная Мать, мы должны выбраться из ловушки Тирана,  немедля!  И
самым радикальным методом.
   - Решение принимать мне, Белл. Я все равно  склоняюсь  к  осторожному
союзу.
   - Тогда хоть, по крайней мере, позволь нам убить гхолу.  Шиэна  дето-
родна. Мы могли бы...
   - Наш проект не является сейчас - и никогда не был - чисто  селекцио-
нерским?
   - Но мог бы быть таким. Что, если ты не права насчет  силы,  таящейся
за предвидением Атридесов?
   - Все твои предложения ведут к отчуждению и от Ракиса, и от  Тлейлак-
са, Белл.
   - Орден мог бы содержать пятьдесят поколений на наших нынешних  запа-
сах меланжа. Просто более строго распределять.
   - По-твоему, пятьдесят поколений - это долгий срок, Белл? Разве ты не
понимаешь, что именно из-за такого подхода к делам не ты сидишь  в  этом
кресле, а я?
   Беллонда резко оттолкнулась  от  стола,  ее  стул  с  резким  скрипом
отъехал по полу. Та раза видела, что Беллонду убедить не  удалось.  Бел-
лонде больше нельзя доверять. Она может оказаться  одной  из  тех,  кому
придется умереть. И где же в этом благородная цель?
   - Это заводит нас в никуда, - сказала Тара за. - Оставь меня.
   Когда Белл удалилась, Тараза еще раз поразмыслила над посланием Одра-
де. Зловещее предвестие. Легко понять, почему Беллонда и другие  прореа-
гировали так яростно. Но это разоблачает в них  опасную  нехватку  само-
контроля.
   "Еще не время писать последнюю волю и завещание Ордена".
   Странным образом, страх Одраде и Беллонды имел один и тот  же  источ-
ник, но этот страх вел их к разным решениям. То, как Одраде истолковыва-
ла это послание, высеченное в камнях Ракиса, содержало старое предупреж-
дение: и это пройдет.
   "Выйдет ли наш срок теперь, падем ли мы, сокрушенные хищническими ор-
дами Рассеяния?"
   Но секрет акслольтных чанов был почти в пределах досягаемости Ордена.
   "Если мы это заполучим, то ничто нас не сможет остановить!"
   Тараза окинула взглядом обстановку комнаты. Власть Бене Джессерит  до
сих пор здесь. Дом Соборов остается скрытым за кольцами не-кораблей, его
координаты не зафиксированы нище, кроме умов подчиненных Таразы. Невиди-
мость.
   Но невидимость не навечно! Бывают несчастные случаи.
   Тараза расправила плечи. Принимай предосторожности, но не живи  в  их
тени вечным беглецом. Литания против  страха  приносит  большую  пользу,
когда избегаешь теней.
   Если бы предостерегающее послание с его тревожным внутренним смыслом,
что Тиран до сих пор продолжает вести их по своей Золотой Тропе, было от
кого угодно другого, а не от Одраде, оно бы страшило намного меньше.
   Этот чертов талант Атридесов!
   "Не более тайного общества?"
   Тараза от досады скрипнула зубами.
   "Воспоминаний недостаточно, если только они не зовут тебя к благород-
ной цели!"
   А что если правда, что Орден больше не слышит музыки жизни?
   "Черт его подери!" Тиран все еще способен их задеть за живое.
   "Что он пытается поведать нам?" Его Золотая Тропа в  полной  безопас-
ности. Рассеяние это обеспечило. Люди распространились во-вне по бесчис-
ленным направлениям как семена одуванчика. Было ли у него видение  возв-
ращающихся из Рассеяния? Неужели он предвидел эту  ежевичную  поросль  у
подножия своей Золотой Тропы?
   "Он знал, что мы будем подозревать его силу. Он знал это!"
   Тараза подумала о бесконечно множащихся докладах о Затерянных,  возв-
ращавшихся к своим корням. Замечательное разнообразие людей  и  изделий,
сопровождаемое необычайной степенью  секретности  и  почти  достоверными
свидетельствами о заговоре.  Не-корабли  особой  конструкции,  оружие  и
предметы - такие сложные, что дух захватывает.  Разнообразные  народы  и
разнообразные обычаи.
   "Некоторые на  удивление  примитивны,  по  крайней  мере,  на  первый
взгляд".
   И они хотят намного больше, чем просто меланж. Тараза распознала осо-
бенную форму мистики, которая заставляла возвращаться людей Рассеяния:
   "Мы хотим ваши самые старые секреты!"
   Заявления Преподобных Черниц тоже были достаточно ясными:
   "Мы возьмем все то, что захотим".
   "Одраде все должным образом держит в своих руках", - подумала Тараза.
   У нее есть Шиэна. Скоро, если Бурзмали преуспеет, она получит  гхолу.
В ее распоряжении тлейлаксанский Господин Господинов. И она может  запо-
лучить даже сам Ракис!
   "Если бы только она не была Атридес".
   Тараза взглянула на проецируемый текст,  продолжающий  танцевать  над
поверхностью стола: сравнительное сопоставление нынешнего гхолы  Данкана
Айдахо со всеми убитыми. Каждый новый гхола чуть-чуть отличался от своих
предшественников. Это  было  достаточно  ясно.  Тлейлаксанцы  все  время
что-то совершенствовали. Но что? Спрятан ли ключик в этих новых  Лицевых
Танцорах? Тлейлаксанцы явно стремятся создать  таких  Лицевых  Танцоров,
которых нельзя засечь, мимикрия которых достигнет полного  совершенства,
которые будут копировать не только форму и не только поверхностные  вос-
поминания своих жертв, но также их глубочайшие мысли и  самую  личность.
Эта форма бессмертия даже более привлекательна, чем та, которую тлейлак-
санские Господины используют в настоящее время.  Вот,  очевидно,  почему
они следуют этим курсом. Ее новые анализы сходились  с  большинством  ее
советниц: такая мимикрия сама станет копируемой личностью. Отчеты Одраде
о Лицевом Танцоре Туеке наводили на весьма  многозначительные  размышле-
ния. Даже тлейлаксанские Господины, возможно не сумеют  вышибить  такого
Лицевого Танцора из той мимикрии, в которую он вжился.
   И их верования.
   "Будь неладна эта Одраде! Она загнала свой Орден в угол. А у них  нет
выбора, кроме как танцевать под дудку Одраде, и Одраде это знает!
   Откуда ей это знать? Опять этот неподконтрольный талант?
   "Я не могу действовать вслепую. Я должна узнать".
   Тараза выполнила хорошо знакомый ей комплекс гимнастических  упражне-
ний, чтобы вновь обрести спокойствие. Она не осмеливалась принимать важ-
ные решения в расстроенных чувствах. Помог долгий взгляд на бюст  Ченоэ.
Поднявшись с песьего кресла, Тараза опять подошла к своему любимому  ок-
ну.
   Ее часто успокаивало созерцание из окна этого пейзажа, как на  протя-
жении дня, при движении солнца, меняются дальние  виды,  как  происходят
резкие смены хорошо регулируемой погоды планеты.
   Ее укололо голодом.
   "Я поем с послушницами и успокою сегодня Сестер".
   По временам ей доставляло удовольствие собрать вокруг  себя  молодых,
потрапезничать с ними. Это напоминало о вечности Бене Джессерит и напол-
няло Таразу новыми силами.
   Мысли о непреходящести жизни восстановили  равновесие  Таразы.  Язви-
тельные вопросы пока отодвинулись в сторонку. Она  должна  взглянуть  на
них бесстрастным глазом.
   Одраде и Тиран правы: без благородной цели мы ничто.
   Не уклонишься, однако, оттого, что кардинальные  решения  принимаются
на Ракисе той, которая заражена наследственными изъянами рода Атридесов.
Одраде всегда проявляла типично атридесовскую слабость. Она явно  благо-
волила к грешащим послушницам. Подобное благоволение  может  способство-
вать развитию личных привязанностей!
   Опасных и затмевающих разум привязанностей!
   Это ослабляло других, с которыми затем  приходилось  работать  компе-
тентным Сестрам - искореняя разболтанность, приструнивая  заблуждавшихся
послушниц и выправляя их слабости. Да, конечно, благодаря поведению  Од-
раде изъяны послушниц становились явными. С этим нужно согласиться.  Мо-
жет быть, Одраде действовала так и умышленно.
   Когда ее мысли потекли таким образом, что-то неуловимо могущественное
вошло в  ощущения  Таразы.  Ей  пришлось  побороть  глубоко  язвительное
чувство одиночества. Меланхолия могла быть такой же  затмевающей  разум,
как привязанность, или даже как любовь. Тараза  и  ее  бдительные  Сест-
ры-Памяти приписывали такие эмоциональные всплески осознанию собственной
смертности. Она была вынуждена смотреть в глаза тому факту, что  однажды
она станет не больше, чем набором воспоминаний чьей-то еще живущей  пло-
ти.
   Памяти и случайные открытия, видела она, сделали ее уязвимой.  И  как
раз тогда, когда ей стали нужны все возможные способности!
   "Но я еще не мертва".
   Тараза знала, как привести себя в чувство. И она  знала  последствия.
После таких приступов меланхолии она всегда даже  с  еще  большей  твер-
достью цеплялась за свою жизнь и свои цели. Слабости Од раде,  сказывав-
шиеся в ее поведении, были источником силы Верховной Матери.
   Одраде это знала. Тараза мрачно улыбнулась, подумав об этом.  Автори-
тет Верховной Матери над ее Сестрами всегда  становился  сильнее,  когда
она приходила в себя после меланхолии. Другие это  просто  замечали,  но
только Одраде знала о ярости.
   Тараза поняла, что натолкнулась на угнетающие семена своей досады.
   Благодаря нескольким случаям Одраде явно раскусила самое  сокровенное
в характере Верховной Матери: огромный вал ярости против того, как  дру-
гие используют ее жизнь себе на пользу. Сила этой подавленной ярости бы-
ла ужасна, хотя никогда не находила способа выхлестнуться  наружу.  Этой
ярости никогда не быть залеченной. Как же она ранила! То, что Одраде это
понимала, делало боль даже еще сильнее.
   Такая, как эта, боль, разумеется, выполняла предписанную задачу. Обя-
зательства Бене Джессерит  развивали  определенные  умственные  мускулы,
возводя, слой за слоем, ту черствость, которую никогда нельзя  открывать
постороннему. Любовь - одна из самых опасных  сил  в  нашем  мироздании.
Сестры обязаны защищаться от нее.  Преподобная  Мать  никогда  не  может
стать окончательно частной личностью, даже на службе Бене Джессерит.
   "Симуляция: мы играем необходимую роль,  которая  спасает  нас.  Бене
Джессерит выстоит!"
   Сколько им придется пробыть в подчинении на этот  раз?  Еще  тридцать
пять сотен лет? Что ж, черт их всех подери! Это тоже  будет  всего  лишь
временным!
   Тараза повернулась спиной к окну и успокаивающему виду. Она  действи-
тельно пришла в себя. Ее наполнили новые силы. Их стало достаточно, что-
бы преодолеть это грызущее желание, которое удерживало  ее  от  принятия
важнейшего решения.
   "Я отправлюсь на Ракис".
   Она не могла больше закрывать глаза на источник своего желания.
   "Мне, может быть, придется сделать то, чего хочет Беллонда".


   Инстинкт самосохранения, сохранения жизни  рода  и  жизни  окружающей
среды, вот что движет человечеством. Можно понаблюдать, как на  протяже-
нии жизни у человека меняется оценка степеней важности разных вещей? Что
является для данного возраста предметом заботы? Погода? Пищеварение? За-
ботит ли это в действительности его /или ее/? Это все  различные  жадные
желания, что плоть ощущает и надеется удовлетворить. Что еще может вооб-
ще иметь значение?
   Лито II - Хви Нори, Его Голос в Дар-эс-Балате

   Очнувшись во тьме, Майзл Тег понял, что его тащат в парящем  на  сус-
пензорах гамаке - он заметил слабое излучение окружавших  его  крохотных
шариков.
   Во рту у него был кляп, руки надежно связаны за спиной, но глаза  ос-
тавались свободными.
   "Значит, их не волнует, что я увижу".
   Кто они такие, он сказать не мог. Подпрыгивающие движения темных  те-
ней вокруг него заставляли предположить, что они спускались по  неровной
поверхности. След? Подвесные носилки мягко покачивались на своих суспен-
зорах. Он расслышал их слабое жужжание, когда отряд  остановился,  чтобы
обсудить, как миновать трудный проход.
   То и дело он видел помаргивающий свет над головой. А вскоре  они  по-
дошли к освещенному месту и остановились. Он увидел единственный  глоуг-
лоб приблизительно в трех метрах над землей, подвешенный на шесте и сла-
бо покачивавшийся под холодным ветерком. В его желтом свете он  различил
хижину в центре грязной вырубки, множество следов на истоптанном  снегу.
Он разглядел кусты и редкие деревья вокруг вырубки. Кто-то прошел мимо с
более ярким ручным фонариком, свет которого скользнул по  его  лицу.  Ни
слова не говорилось, но Тег заметил руку,  указывавшую  на  хижину.  Ему
редко доводилось видеть такую развалюху. Она выглядела так, словно гото-
ва рухнуть от малейшего толчка. Он спорить был готов, что крыша протека-
ла.
   И опять вся группа пришла в движение. Его понесли к хижине. В тусклом
свете он разглядывал своих сопровождающих - лица,  закутанные  до  самых
глаз, рты и подбородки закрыты. Капюшоны скрывали волосы. Под безразмер-
ными одеждами видны только самые общие движения рук и ног.
   Подвешенный на шесте глоуглоб потемнел. Открылась дверь в хижину,  на
вырубку брызнул яркий свет. Его сопровождение заторопилось внутрь и  ос-
тавило его перед дверью. Он услышал, как позади них закрылась дверь.
   Внутри после тьмы было ослепительно светло. Тег  поморгал,  пока  его
глаза не привыкли к этой перемене. Со странным чувством неуместности  он
огляделся вокруг. Он ожидал, что интерьер хижины  будет  соответствовать
ее внешности, но здесь была опрятная комнатка, почти свободная от мебели
- только три кресла, небольшой столик и... он резко вздохнул: Икшианекая
Проба! Разве они не учуяли запах шиэра в его дыхании?
   Если они не осведомлены об этом, то пусть используют свою Пробу.  Для
него это будет мучительно, но они ничего не извлекут из его ума.
   Что-то щелкнуло позади него, и он услышал движение. В поле его зрения
вошли трое, встали вокруг изножия его носилок. Они молча на него устави-
лись. Тег провел взглядом по всем трем. Тот, что слева - мужчина в  тем-
ном стилсьюте с открытыми лацканами. Квадратное лицо, которое Тег  видел
у некоторых уроженцев Гамму - небольшие глаза-бусинки,  глядевшие  прямо
на Тега. Это было лицо палача, того, кого не тронет никакая  мука.  Хар-
коннены завезли много таких сюда в свое время: типы, сосредоточенные  на
одном, причиняющие боль, ни капли не изменяясь в лице.
   Стоявший прямо в ногах Тега был в бесформенном одеянии черных и серых
тонов, сходном с тем, что были на доставившем Тега  отряде,  но  капюшон
был откинут и открывал невыразительное лицо под короткострижеными седыми
волосами. Лицо ничего не выдавало, да и одежда мало о чем  говорила.  Не
скажешь даже, мужчина это или женщина. Тег зафиксировал в  памяти  лицо:
широкий лоб, квадратный подбородок, большие зеленые глаза над острым но-
сом, крохотный рот, поджатый в гримасе недовольства.
   Третий член этой группы дольше всего задержал внимание Тега: высокий,
хорошо скроенный черный стилсьют с грубой черной  курткой  поверх  него,
сидит идеально. Дорогая одежда" Никаких орденов или знаков отличия. Явно
мужчина. Казался он скучающим, и это позволило Тегу сразу же его опреде-
лить. Узкое надменное лицо, карие глаза, тонкогубый рот. Скучающий, ску-
чающий, скучающий! Все, что здесь происходило, было ненужной тратой  его
весьма ценного времени. У него были жизненно важные дела,  и  эти  двое,
эти мелкие сошки, должны это понять.
   "Этот - официальный наблюдатель", - подумал Тег.
   Скучающий послан владельцами этого места, чтобы наблюдать и  доклады-
вать об увиденном. Где же его фактограф? А, вон он, прислонен  к  стене.
Эти чемоданчики для сбора данных - отличительный признак таких  чиновни-
ков. В своих инспекционных поездках Тег видел таких людей, расхаживавших
по улицам Ясая и других городов Гамму. Небольшие тонкие чемоданчики. Чем
важнее чиновник, тем меньше его чемоданчик. В этот как раз  войдет  нес-
колько записывающих катушек и крохотный телеглаз. Он никогда не  расста-
нется с телеглазом, связывающим его с  начальством.  Тонкий  чемоданчик:
значит, это важный чиновник.
   Тег стал гадать, что скажет этот чиновник, если Тег спросит его:
   "Что ты им доложишь о моем спокойствии?"
   Выражение скучающего лица было достаточно наглядным: он даже не отве-
тит; он здесь не для того, чтобы отвечать. Когда ему придет  время  ухо-
дить, он удалится размашистой поступью, весь охваченный тайным знанием о
тех могучих силах, к которым лежит его путь. Он будет похлопывать  чемо-
данчиком по ноге, напоминая себе о своей важности и  привлекая  внимание
других к этому свидетельству своего высокого положения.
   Крупная фигура в ногах Тега заговорила. Властный голос, судя по  виб-
рирующим интонациям, явно женский.
   - Видите, как он держится и наблюдает за нами? Его молчание  не  сло-
мить. Я говорила вам об этом до того, как мы вошли. Вы теряете наше вре-
мя, а у нас не так уж его много на подобную чушь.
   Тег поглядел на нее. Что-то смутно знакомое  в  ее  голосе.  Подобная
властность может быть у Преподобной Матери. Возможно ли это?
   Тяжелолицый уроженец Гамму кивнул.
   - Ты права, Инокесса. Но не я здесь распоряжаюсь.
   "Инокесса? - задумался Тег. - Имя или звание?"
   Все поглядели на чиновника. Он отвернулся и наклонился за своим  фак-
тографом. Вынул из него небольшой телеглаз и встал за экраном, загоражи-
вавшим его и от странной парочки, кот Тега. Телеглаз засветился  зеленым
свечением, отбрасывавшим болезненный отсвет на лицо чиновника. Его само-
довольная улыбка исчезла. Он беззвучно шевелил губами, слова  формирова-
лись только для того, кто наблюдал через этот телеглаз.
   Тег скрыл свою способность читать по губам. Всякий тренированный Бене
Джессерит, умел читать по губам почти с любого угла, откуда  они  видны.
Этот человек говорил на одной из разновидностей старого галаха.
   - Это доподлинно башар Тег, - сказал он. - Я произвел опознание.
   Зеленый свет затанцевал на лице чиновника, когда  он  всматривался  в
экран. Кто бы там ни связывался с ним, но этот собеседник был в  возбуж-
денном состоянии, если этот дрыгающийся свет хоть что-нибудь означал.
   И опять губы чиновника беззвучно зашевелились:
   - Никто из нас не сомневается,  что  он  закален  против  боли,  и  я
чувствую запах шиэра от него. Он будет...
   Он вновь умолк, когда зеленый огонек опять заплясал на его лице.
   - Это не отговорки, - его губы с осторожностью складывали слова  ста-
рого галаха. - Вы знаете, что мы испробуем все, что только можем,  но  я
рекомендую, чтобы мы использовали со всей возможной энергией все  другое
способы перехвата гхолы.
   Зеленый огонек мигнул и погас.
   Чиновник пристегнул телеглаз к поясу, повернулся к своим напарникам и
один раз кивнул.
   - Т-Проба, - сказала женщина.
   Они надели Пробу на голову Тега.
   "Она назвала это Т-Пробой", - подумал Тег. Он  поглядел  на  капюшон,
который они на него надели. На нем не было символа Икса.
   У Тега появилось странное чувство ложной памяти, такое, будто  он  не
раз прежде оказывался в точно таком же плену. Не единичное ложное воспо-
минание, а навязчиво знакомое: пленник и его  тюремщики  -  эти  трое...
Проба. Он почувствовал себя опустошенным. Откуда он мог  знать  об  этом
моменте? Он никогда лично не задействовал Пробу, но изучил  ее  действие
полностью. Да, Бене Джессерит часто использовал боль,  но  больше  всего
полагался на Видящих Правду. И более того, Орден явно считал, что  слиш-
ком активное использование механического  оборудования  может  поставить
его в слишком сильную зависимость от Икса, станет знаком слабости, приз-
нанием, что Сестры не могут обойтись без презренных приспособлений.  Тег
даже подозревал, что в этом отношении было нечто вроде похмелья Бутлери-
анского Джихада, мятежа против машин, которые могут воспроизводить самую
суть человеческих мыслей и воспоминаний.
   Ложная память!
   Логика ментата поставила вопрос: откуда мне известен этот момент?  Он
знал, что никогда прежде не был пленником. Это была  такая  смехотворная
перемена ролей. Великий башар Тег - пленник? Он почти улыбался.  Но  все
равно, оставалось глубокое чувство повторения происходившего раньше.
   Его тюремщики поместили колпак прямо над его головой и начали  высво-
бождать медузообразные контакты, один за другим, прикрепляя их к его го-
лове. Чиновник наблюдал, как работают  его  подручные,  проявляя  легкие
признаки нетерпения на почти бесстрастном лице.
   Тег провел взглядом по трем лицам. Кто из них  будет  выполнять  роль
"друга"? Ага, понятно, та, что называется Инокессой. Прекрасненько.  Тип
ли это Преподобной Черницы? Но никто из других не проявлял  к  ней  того
уважения, какое, как слышал Тег, проявляют к этим  возвращавшимся  Зате-
рянным.
   Однако же, это люди из Рассеяния - кроме, может быть, вот этого квад-
ратнолицего мужчины в коричневом стилсьюте. Тег старательно  разглядывал
женщину - глянец седых волос, тихое спокойствие в  широко  расставленных
зеленых глазах, чуть выдающийся подбородок, навевавший  ощущение  солид-
ности и надежности. Она правильно выбрана на роль "друга". Лицо Инокессы
было самим воплощением респектабельности - лицом того, кому можно  дове-
рять. Тег видел, однако, что за этим скрывается. Она из тех,  кто  будет
тщательно наблюдать, улавливая момент,  когда  нужно  будет  вступить  в
действие. Наверняка она подготовлена, по крайней мере, Бене Джессерит.
   "Или Преподобными Черницами".
   Они закончили прикреплять контакты. Похожий на уроженца Гамму  повер-
нул пульт управления Пробой в нужное положение, откуда  все  трое  могли
наблюдать за дисплеем. Экран дисплея был закрыт от Тега.
   Женщина вынула кляп изо рта Тега, подтвердив его суждение. Она  будет
источником утешения. Он пошевелил языком во рту,  восстанавливая  ощуще-
ния. Его лицо и грудь до сих пор были чуть онемелыми от  того  станнера,
который поверг его наземь. Как же давно это было? Но  если  верить  без-
молвным словам, произнесенным чиновником,  Данкан  ускользнул.  Уроженец
Гамму поглядел на чиновника.
   - Можешь начинать, Яр, - сказал чиновник.
   "Яр? - подивился Тег. - Занятное имя". Звучит почти по-тлейлаксански.
Но Яр не Лицевой Танцор и не тлейлаксанский Господин. Слишком велик  для
одного и нет признаков другого. Как всякий, подготовленный Орденом,  Тег
был в этом абсолютно уверен.
   Яр коснулся пульта управления под дисплеем Пробы.
   Тег услышал свой собственный возглас боли. Ничто не приготовило его к
столь огромной боли. Они, должно быть, включили эту дьявольскую  машинку
на максимум для первого воздействия. В этом и сомневаться не приходится!
Они знали, что он ментат. Ментат умел освобождать себя от некоторых тре-
бований плоти. Но это было сущей пыткой! Он не мог  от  этого  улизнуть.
Агония сотрясала все его тело, угрожая опустошить и его сознание.  Помо-
жет ли от этого прикрытие шиэра?
   Боль понемногу уменьшилась и растаяла, оставив только трепещущее вос-
поминание.
   И опять!
   Он внезапно подумал, что, должно быть, похожие муки вызывает  Спайсо-
вая Агония у Преподобной Матери. Наверняка более великой  боли  быть  не
может. Он боролся, чтобы сохранить молчание, но  слышал,  как  хрипит  и
стонет. Все способности, которым он когда-либо учился как ментат и  Бене
Джессерит, были запущены в действие, удерживая его  от  слов  о  пощаде,
обещания рассказать все, что угодно, если они только прекратят.
   И опять мука сначала уменьшилась, а затем вернулась.
   - Достаточно! - это женщина.
   Тег шарил в памяти, вспоминая ее имя. Инокесса!
   Яр брюзгливо проговорил:
   - Он напичкан шиэром, которого ему хватит, по меньшей мере, на год, -
он указал на экран дисплея. - Пусто.
   Тег дышал мелкими судорожными вздохами. Ну и мука! Она продолжала на-
растать, несмотря на требование Инокессы.
   - Я сказала - довольно! - обрубила Инокесса.
   "Какая же искренность", - подумал  Тег.  Он  почувствовал,  как  боль
уменьшалась, покидая его, словно каждый нерв удаляли из тела, вытаскива-
ли прочь, словно нити вспоминаемой муки.
   - То, что мы делаем - неправильно, - сказала Инокесса.
   - Этот человек...
   - Он такой же, как и любой другой, - возразил Яр. - Не следует ли мне
установить особый контакт к его пенису?
   - Нет, пока я здесь! - сказала Инокесса.
   Тег почувствовал, что почти купился на ее искренность. Последние нити
агонии покинули его тело, и он лежал с таким ощущением, словно  растекся
по поверхности, его поддерживавшей. Чувство нереальности  происходившего
оставалось. Он был сейчас и здесь, и не здесь. Он и раньше бывал  здесь,
и не бывал.
   - Им не понравится, если мы потерпим неудачу, - сказал Яр. - Ты гото-
ва предстать перед ними, потерпев еще одну неудачу?
   Инокесса резко встряхнула головой. Она наклонилась так, чтобы ее лицо
оказалось в поле зрения Тега между медузообразными  переплетениями  кон-
тактов Пробы.
   - Башар, я сожалею о том, что мы делаем. Поверь мне. Это не  моя  за-
тея. Умоляю тебя. Я полна отвращения. Скажи нам теперь то, что знаешь, и
позволь мне утешить тебя.
   Тег улыбнулся ей. Она хороша! Он поднял взгляд на наблюдавшего чинов-
ника.
   - Передай от меня своим хозяевам: она отлично справляется.
   Лицо чиновника потемнело от прихлынувшей крови. Он угрюмо насупился.
   - Задай ему максимум, Яр, - проговорил  он  обрывистым  тенорком,  не
знавшим голосовой тренировки, столь явной у Инокессы.
   - Пожалуйста! - сказала  Инокесса.  Она  выпрямилась,  но  продолжала
смотреть в глаза Тега.
   Учителя Бене Джессерит учили Тега этому:
   "Наблюдай за глазами! Наблюдай, как изменяется их фокус. Когда  фокус
устремляется наружу, сознание уходит внутрь".
   Он умышленно сосредоточился на ее носе. У нее  не  безобразное  лицо.
Весьма приметное. Он погадал, что за фигура может скрываться  за  такими
бесформенными одеждами.
   - Яр! - это голос чиновника.
   Яр отрегулировал что-то на своем пульте управления  и  нажал  кнопку.
Агония, хлынувшая в тело Тега, показала, что предыдущий уровень,  конеч-
но, был меньше. С этой новой болью пришла странная ясность. Тег  обнару-
жил, что почти способен отстранить свое сознание от этого вторжения. Вся
эта боль причинялась кому-то еще. Он нашел спокойную  гавань,  где  мало
что его трогало. Вот есть боль. Даже мука.
   Он принимал отчеты об этих ощущениях.  Это,  конечно,  частично  воз-
действие шиэра. Он понимал это и был благодарен.
   Вмешался голос Инокессы:
   - По-моему, мы его теряем. Лучше облегчить.
   Ответил другой голос, но звук растаял в тишине до того, как Тег  смог
разобрать слова. Он обнаружил внезапно, что у него нет якоря, чтобы  за-
цепить свое сознание. Безмолвие! Ему подумалось, что он слышит, как  бе-
шено колотится от страха его сердце, но не был уверен. Все  вокруг  было
безмолвным и неподвижным, полное  спокойствие,  позади  которого  ничего
нет.
   "Жив ли я еще?"
   Затем он различил  стук  сердца,  но  не  был  уверен,  что  это  его
собственное сердце. Бум-бум! Бум-бум! Было ощущение движения, но никако-
го звука. Он не мог определить источник.
   "Что со мной происходит?"
   Сквозь тьму, на оболочке его глаз заиграли великолепием белого сияния
слова: "Я очнулся на одну треть".
   - Оставь на том. Посмотрим, не сможем ли мы считать его  через  физи-
ческие реакции.
   - Может ли он еще нас слышать?
   - Не сознательно.
   Ни в одном из руководств Тега не говорилось, что Проба  может  совер-
шать свою дьявольскую работу в присутствии шиэра. Но  они  называют  это
Т-Пробой. Возможно ли, чтобы телесные реакции давали ключ к  подавленным
мыслям? Существует ли такое, что можно выведать через снятие  физиологи-
ческих данных?
   И опять в уме перед глазами Тега заплясали слова: "Он до  сих  пор  в
отключке?"
   - В полной.
   - Убедись в этом. Погрузи его немного глубже.
   Тег постарался возвысить свое сознание над страхами.
   "Я должен сохранять контроль над собой!"
   Что может открыть его тело, если нет контакта с ним? Он не мог предс-
тавить, что они делают, и его мозг зарегистрировал панику, но плоть это-
го не ощущала.
   "Изолировать подопытного. Погрузить в никуда, чтобы  зарегистрировать
его личность".
   Кто сказал это? Кто-то. Ощущение "это было" вернулось с полной силой.
   "Я - ментат, - напомнил он себе. - Мой центр - это мой мозг и его ра-
бота". Он обладал опытом и воспоминаниями, на которые центр способен на-
дежно опереться.
   Боль вернулась. Звуки. Громкие! Слишком громкие!
   - Он опять слышит, - это голос Яра.
   - Как такое может быть? - тенорок чиновника.
   - Может быть, вы погрузили его слишком низко, - это голос Инокессы.
   Тег постарался открыть глаза. Веки не повиновались. Тогда он  припом-
нил. Они называли это  Т-Пробой.  Это  не  икшианское  изобретение.  Это
что-то из Рассеяния. Он мог определить, где оно проникло в его мускулы и
чувства. Похоже на то,  словно  посторонний  человек  внедряется  в  его
плоть, завладевая преимущественным правом на его собственные реакции. Он
позволил  себе  проследить  за  работой   этого   машинного   вторжения.
Дьявольское устройство! Оно могло приказать ему моргнуть,  пукнуть,  по-
перхнуться, облегчиться, помочиться - все, что угодно. Оно могло  коман-
довать его телом, словно его мышление в управлении им ничего не значило.
Ему была отведена роль наблюдателя.
   Его преследовали запахи - отвратительные запахи. Он не мог  приказать
себе нахмуриться, но думал о том, чтобы нахмуриться. Этого  было  доста-
точно. Эти запахи источались Пробой. Они играли на его чувствах, изучали
их.
   - Ты достаточно получил, чтобы считать его? - тенорок чиновника.
   - Он все еще нас слышит! - это Яр.
   - Черт подери всех ментатов! - это голос Инокессы.
   - Дит, Дет и Дот, - сказал Тег, припоминая марионеток из зимнего  шоу
его детства на давнем-предавнем Лернаусе.
   - Он разговаривает! - голос чиновника.
   Яр возился с чем-то за пультом. Тег почувствовал, что его  собственно
сознание заблокировано машиной. Но неподвластная машине  логика  ментата
сообщила ему существенно важное: эти трое всего лишь марионетки.  Только
кукловоды важны. Движение кукол - дело рук кукловодов!
   Проба продолжала вторжение в него. Но,  несмотря  на  всю  силу,  за-
действованную в этом вторжении, Тег почувствовал, что  его  сознание  на
равных борется с ней. Она его изучала, но и он тоже ее изучал.
   Теперь он понял. Весь спектр его чувств мог  быть  скопирован  в  эту
Т-Пробу и идентифицирован, разобран по косточкам, чтобы быть  вызванным,
когда необходимо. Машина могла проследить органическую цепочку  реакций,
которая существовала внутри Тега, словно бы создавая его дубликат.  Шиэр
и его сопротивление ментата препятствовали проникновению в область  вос-
поминаний, все остальное могло быть скопировано.
   "Это не будет думать, как я", - успокоил он себя.
   Машина не будет тем же самым, что его нервы и плоть. У нее  не  будет
воспоминаний Тега и жизненного опыта Тега. Она не будет  рождена  женщи-
ной. Она никогда не совершала путешествия по каналу рождения и не  втор-
галась в изумляющий космос.
   Часть сознания Тега приложилась в вехам памяти, открывая ему  кое-что
о гхоле.
   "Данкан был извлечен из акслольтного чана". Это соображение пришло  к
Тегу с внезапным резким укусом кислоты на языке.
   "Опять Т-Проба!"
   Тег позволил себе поплыть через множественные параллельные  сознания.
Он следил за работой Т-Пробы и продолжал развивать свои наблюдения  нас-
чет гхолы, все время прислушиваясь к действиям Дита, Дата  и  Дота.  Три
марионетки были странно молчаливы. Да, ожидают, пока их Т-Проба выполнит
свою задачу.
   Гхола: Данкан является продуктом развития клеток, которые были  выно-
шены женщиной, оплодотворенной мужчиной.
   Машина и гхола!
   Наблюдение: Машина не способна быть полноценной роженицей - она  спо-
собна лишь воспроизвести процесс и  опыт  родов  отдаленно  напоминающим
способом, при котором теряются важные личностные нюансы.
   Точно так, как она прямо сейчас упускает подробности его жизни и соз-
нания.
   Т-Проба проигрывала запахи.
   С каждым навязчивым запахом, на Тега  наваливались  воспоминания.  Он
ощущал огромную скорость Т-Пробы, но его собственное сознание  жило  от-
дельно от этого стремительно мчащегося вперед поиска. Оно было  способно
обволакивать его сетью призываемых в данный  момент  воспоминаний  столь
долго, сколько ему было угодно.
   "Вот оно!"
   Горячий воск, который он капнул себе на левую руку,  когда  ему  было
только четырнадцать лет, и он был учеником школы Бене Джессерит. Он при-
помнил школу и лабораторию, как будто это было его единственным  жизнен-
ным опытом на данный момент. Эта школа находилась на Доме  Соборов.  Но,
будучи допущенным туда, Тег узнал, что в его жилах течет кровь  Сионы  -
ни один ясновидец не мог его выследить.
   Он увидел лабораторию, ощутил запах воска - сложную смесь искусствен-
ных эфиров и натурального пчелиного продукта тех пчел, которых содержали
неудавшиеся Сестры и их помощницы. Он обратил память  к  моменту,  когда
наблюдал за пчелами и людьми в лаборатории и за их работой  в  яблоневых
садах. Работа социальной структуры Бене Джессерит  представлялась  очень
сложной, пока взгляд не различал за ней основополагающих  посылов:  еда,
одежда, тепло, связь, обучение, защита от  врагов  (подраздел  инстинкта
самосохранения). Надо было разглядеть методику приспособления Бене Джес-
серит, чтобы понять, как структуры Ордена работали на самосохранение це-
лого. Они не производили потомства ради человечества в  целом.  Никакого
безнадзорного расового вмешательства! Они производили  потомство,  чтобы
расширить свою собственную власть, продолжить Бене Джессерит, рассматри-
вая это, как достаточный вклад в служение человечеству. Может быть,  так
оно и было. Мотивация к воспроизведению потомства уходит вглубь, а Орден
настолько целостен.
   Новый запах обрушился на него.
   Он распознал запах мокрой шерсти своей одежды, когда он вошел  в  ко-
мандный пункт после битвы при Монсьярде. Запах наполнил его ноздри,  за-
бивая озон от приборов в отсеке, запах пота от находившихся  там  людей.
Шерсть! Орден всегда находил немножко странным то,  что  он  предпочитал
естественные ткани и избегал синтетику, продукцию подневольных фабрик.
   Не вызывали у него восторга и песьи кресла.
   "Я не люблю запахи угнетения в любой форме".
   Эти три марионетки - Дит, Дат и Дот - сознают ли они,  насколько  они
угнетены?
   Логика ментата насмешливо хмыкнула. Разве шерстяные ткани не  продукт
тех же подневольных фабрик?
   Это совсем другое.
   Часть его доказывала обратное. Синтетика может храниться почти беско-
нечно. Как долго она сохранялась в нуллентропных ларях  харконенновского
не-глоуба!
   - И все равно, я предпочитаю шерсть и хлопок!
   Пусть так оно и будет!
   - Но как я пришел к такому предпочтению?
   Это предубеждение Атридесов. Ты его унаследовал.
   Тег отмел запахи в сторону и сосредоточился на целостном движении на-
вязчивой Пробы по своему телу. Вскоре он обнаружил, что может предсказы-
вать ее действия. Он обрел новый мускул. Он позволил себе  согнуть  его,
продолжая, в то же время, изучать вызываемые  воспоминания  ради  ценных
прозрений.
   "Я сижу перед дверью моей матери на Лернаусе".  Тег  отстранил  часть
своего сознания, наблюдая это сцену: ему одиннадцать лет. Он  разговари-
вает с маленькой послушницей Бене Джессерит, прибывшей, как часть  свиты
какой-то важной особы. Эта послушница -  совсем  крохотная  светло-рыжая
девчушка с кукольным личиком. Вздернутый носик, серо-зеленые глаза. Важ-
ная шишка - облаченная в черное Преподобная Мать, с внешностью  действи-
тельно глубокой старухи - прошла туда, за эту дверь,  вместе  с  матерью
Тега. Послушница, зовут ее Карлана, старается опробовать свои  неоперив-
шиеся способности на юном сыне этого дома.
   Не успевает Карлана произнести и двадцати слов, как Майлз Тег распоз-
нает всю схему. Она старается выпытать из него информацию! Это  один  из
первых уроков тонкого проникновения, которые преподала  ему  мать.  Ведь
могут быть, в конце концов, люди, которые могли начать расспрашивать ма-
ленького мальчика о хозяйстве Преподобной Матери, надеясь таким  образом
приобрести информацию, годную к продаже. Всегда есть рынок  для  продажи
данных о Преподобных Матерях.
   Его мать объяснила ему:
   - Ты выносишь суждение о расспрашивающем тебя  и  подстраиваешь  свои
реакции согласно его уязвимости.
   Никакие объяснения не помогли бы против полной Преподобной Матери, но
против послушницы, особенно против такой!
   Для Карланы он разыграл поддельное сопротивление. Карлана имела преу-
величенное мнение  о  собственной  привлекательности.  После  длительных
ухищрений и демонстрации ее силы, Тег позволил ей преодолеть его  сопро-
тивление и выдал ей кучу вранья. Повтори она это вранье кому-нибудь важ-
ному, вроде той особы в черном за закрытой дверью - и ей бы не  поздоро-
вилось.
   Слова от Дита, Дата и Дота:
   - По-моему, теперь он наш.
   В этом голосе, пробудившем его от прежних воспоминаний, Тег узнал го-
лос Яра. "Подстраивай свои реакции согласно  уязвимостям".  Тег  услышал
эти слова, произносимые голосом его матери.
   Марионетки.
   Кукловоды.
   Теперь говорил чиновник:
   - Спроси симуляцию, куда они дели гхолу.
   Молчание, затем слабое жужжание.
   - Я ничего не могу выжать, - это голос Яра.
   Тег слышал их голоса с болезненной чувствительностью. Он заставил се-
бя открыть глаза, несмотря на противоположные приказы Пробы.
   - Смотрите! - произнес Яр.
   Три пары глаз уставились на Тега. Как же медленно они движутся - Дит,
Дат и Дот - их глаза моргают... моргают... по меньшей мере, минута между
морганиями. Яр потянулся к  чему-то  на  своем  пульте  управления.  Его
пальцам понадобятся недели, чтобы достичь цели. Тег рассмотрел  путы  на
своих руках и ногах. Обыкновенные веревки! Используя время, он  выкрутил
пальцы, нащупывая узлы. Они ослабли, сперва медленно, затем разлетелись.
Он добрался до ремней, удерживавших его на подвесных  носилках.  С  этим
легче, простые скользящие замки. Рука Яра даже четверти пути не продела-
ла к пульту управления.
   Моргают... моргают... моргают...
   В трех парах глаз отразилось слабое удивление.
   Тег освободился  от  медузообразного  переплетения  контактов  Пробы.
"Пок-пок-пок!" - слетели с него фиксаторы. Он удивился заметив, как мед-
ленно начинала кровоточить тыльная сторона правой ладони, где  он  заце-
пился за контакты, смахивая их.
   Проекция ментата: я двигаюсь с опасной скоростью.
   Но теперь он уже покинул носилки. Чиновник  медленномедленно  потянул
руку к своему нагрудному карману, в котором что-то лежало.  Ударом  руки
Тег перерубил ему горло. Чиновнику никогда больше не коснуться этого ма-
ленького лазерного пистолетика, который он всегда носил с собой. Вытяну-
тая рука Яра не проделала еще и трети пути к пульту  управления.  В  его
глазах застыло удивление. Тег засомневался, заметил ли этот человек  ру-
ку, которая сейчас сломала его шею. Инокесса двигалась чуть быстрее:  ее
левая нога поднялась вперед, когда Тег опередил ее всего  лишь  на  долю
секунды. Все равно слишком медленно! Голова Инокессы  откинулась  назад,
обнажая горло для рубящего удара ребра ладони Тега.
   Как же медленно все они падали на пол! Тег осознал, что весь покрылся
испариной, но у него - ни мгновенья времени, чтобы беспокоиться об этом.
   "Я знал каждое движение, которое  они  совершат,  до  того,  как  они
действительно его совершили! Что со мной произошло?"
   Проекция ментата: агония Пробы вознесла меня на новый уровень способ-
ностей.
   Он понял, насколько истощена его энергия, потому что его начал мучить
странный голод. Медленное возвращение к нормальному  измерению  времени,
отогнало это ощущение. Три тупых хлопка - тела, наконец, упали на пол.
   Тег рассмотрел пульт управления. Явно не икшианский. Однако,  похожая
система. Он закоротил систему накопления данных и все стер.
   "Освещение?"
   Управление за дверью снаружи. Он выключил свет, сделал  три  глубоких
вдоха. Бешеный вихрь движения выбросил его в ночь. Доставившие его сюда,
облаченные в свои широченные балахоны, защищавшие их от зимнего  холода,
едва успели обернуться на странный звук, как неожиданный вихрь смел их.
   На этот раз Тег быстрее вернулся  в  нормальное  течение  времени.  В
звездном свете он разглядел дорогу, идущую вниз по склону  через  густой
кустарник. Он скользнул туда, оскальзываясь на снегу, смешанном с  горе-
лой грязью, ища местечко, чтобы не разъезжались ноги, и с удивлением от-
метил, что предвидит все изменения ландшафта, что  заранее  знает,  куда
сделать каждый шаг. Вскоре он оказался на открытом пространстве и  огля-
дел долину.
   Огни города и огромный черный прямоугольник здания в  центре  города.
Он узнал это место - Ясай. Кукловоды там.
   "Я свободен!"


   Был некто, каждый день сидевший и смотревший  на  узкое  вертикальное
отверстие, где не хватало доски в высоком деревянном заборе. Каждый день
мимо узкого отверстия проходил дикий осел пустыни -  сперва  нос,  затем
голова, затем передние ноги, затем длинная коричневая спина, задние  но-
ги. и, наконец, хвост. Однажды, этот некто вскочил, свет открытия зажег-
ся в его глазах, и закричал всем, кто мог его услышать: "Это же  очевид-
но! Следствием носа является хвост!"
   Притчи Потаенной Мудрости, из Устной Истории Ракиса.

   Несколько раз со времени прибытия Одраде на Ракис ею завладевало вос-
поминание о древнем живописном полотне, занимавшем такое видное место на
стене апартаментов Таразы на Доме Соборов. Когда приходило это  воспоми-
нание, она ощущала, как у нее руки чешутся ухватиться за кисть. Ее нозд-
ри жадно вдыхали соблазнительные запахи масел и красок. Ее чувства обру-
шивались на холст. Каждый раз Одраде Пробуждалась от этого  воспоминания
с новыми сомнениями, является ли Шиэна ее холстом.
   "Кто из нас рисует другую?"
   Сегодня утром это произошло опять. Снаружи, за  стенами  помещения  в
Ракианском Оплоте, которое она занимала вместе с Шиэной,  все  еще  было
темно; тихо вошла послушница, чтобы разбудить Одраде и сообщить ей,  что
скоро прибудет Та раза. Одраде поглядела на мягко освещенное лицо темно-
волосой послушницы, и немедленно воспоминание о картине вспыхнуло  в  ее
сознании.
   "Кто из нас действительно создает другую?"
   - Пусть Шиэна еще чуть-чуть поспит, - сказала Одраде перед  тем,  как
отпустить послушницу.
   - Подать вам завтрак до прибытия Верховной Матери? - спросила послуш-
ница.
   - Нет, мы подождем, пока Тараза не окажет нам удовольствие к нам при-
соединиться.
   Поднявшись, Одраде совершила быстрый туалет и оделась в  свое  лучшее
черное облачение. Затем она прошла к восточному окну общей комнаты своих
роскошных апартаментов и поглядела на космическое посадочное поле.  Мно-
жество движущихся огней отбрасывало свечение на сумрачное небо. Она  ак-
тивизировала все глоуглобы в комнате, чтобы пейзаж  за  окном  смотрелся
поприглушенней. Глоуглобы отразились золотыми звездами на толстом  пуле-
непробиваемом плазе окон. Сумрачная поверхность отражала и темные  очер-
тания ее собственного лица, явно показывая морщины усталости.
   "Я знала, что она приедет", - подумала Одраде.
   Только она это подумала, как над подернутым пылью  горизонтом  взошло
ракианское солнце - как детский оранжевый мячик, подброшенный  вверх.  И
сразу же обрушилась жара, которую отмечали все  ракианские  наблюдатели.
Одраде отвернулась от окна и увидела, как открывается дверь холла.
   Шелестя одеждами вошла Тараза. Чья-то  рука  затворила  дверь  позади
нее, оставив их наедине. Верховная Мать направилась к Одраде, черный ка-
пюшон накинут, окаймляя лицо. Вид совсем не безмятежный.
   Заметив беспокойство Одраде, Тараза сыграла на этом.
   - Что ж, Дар, по-моему, мы, наконец, встречаемся, как чужие.
   Одраде потрясло, как на нее подействовали слова Таразы. Она правильно
истолковала их как угрозу, но страх покинул ее, вышел как вода,  вытекая
из кувшина. Впервые в своей жизни, Одраде точно определила момент, через
который прошла разделившая их линия. Это была линия, о существовании ко-
торой, по ее представлению, подозревали очень немногие из Сестер. Перей-
дя ее, она поняла, что всегда знала ее местонахождение: место,  где  она
может ступить в пустоту и свободно парить. Перейдя эту линию, Одраде по-
теряла уязвимость. Ее можно убить, но нанести ей поражение уже нельзя.
   - Значит, больше нет Дар и Тар, - сказала Одраде.
   Тараза, услышав четкий и раскрепощенный тон Одраде,  истолковала  его
как самоуверенность.
   - Может быть никогда и не было Дар и Тар, - ледяным  голосом  сказала
она, - как вижу, ты считаешь, что вела себя до сих пор чрезвычайно умно.
   "Силы сошлись в битве, - подумала Одраде. - Но я не буду занимать по-
зицию прямо на пути ее удара".
   Одраде сказала:
   - Альтернативы союзу с Тлейлаксом были неприемлемы. Особенно, когда я
поняла, к чему ты, на самом деле, для нас стремишься.
   Тараза ощутила внезапную усталость. Это все-таки было слишком:  путе-
шествие долгое, несмотря на  прыжки  ее  не-корабля  сквозь  космические
подпространства. Тело всегда знало, когда его выбивают из привычных рит-
мов. Она выбрала мягкий диванчик и присела, вздохнув  от  удобства  этой
роскоши.
   Одраде обратила внимание на усталость Верховной Матери и ощутила  не-
медленное сочувствие. Они внезапно стали двумя Преподобными  Матерями  с
общими Проблемами.
   Тараза это тоже ощутила. Она похлопала по подушке рядом с собой и по-
дождала, пока Одраде присела.
   - Мы должны сохранить Орден, - сказала Тараза. - Вот, что единственно
важно.
   - Разумеется.
   Тараза задержала изучающий взгляд на знакомых чертах Одраде.
   "Да, Одраде тоже утомлена".
   - Ты все это время провела здесь, тесно соприкасаясь  с  людьми  и  с
Проблемами, - сказала Тараза. - Я хочу... нет, Дар, я нуждаюсь  в  твоих
взглядах.
   - Тлсйлаксанцы внешне полностью готовы к  сотрудничеству,  -  сказала
Одраде, - но есть в этом лицемерие. У меня возникло несколько тревожащих
вопросов.
   - Например?
   - Что, если акслольтные чаны вовсе не... чаны?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Вафф ведет себя так, как бывает, когда семья старается  скрыть  ре-
бенка-урода или сумасшедшего дядюшку. Клянусь тебе, он смущается,  когда
мы начинаем затрагивать тему чанов.
   - Но, что они только могут...
   - Суррогатные матери.
   - Но они должны были бы быть... - Тараза умолкла, потрясенная возмож-
ностями, которые открывало подобное решение вопроса.
   - Кто когда-нибудь видел тлейлакса некую женщину? - спросила Одраде.
   Ум Таразы заполнили возражения... "Но точный химический контроль, не-
обходимость  ограниченных  вариаций..."  Она  откинула  свой  капюшон  и
встряхнула волосами, освобождая их.
   - Ты совершенно права: мы должны докопаться до  всего.  Хотя,  однако
же... это чудовищно.
   - И он до сих пор не говорит полной правды о нашем гхоле.
   - А что он говорит?
   - Не более того, что я уже докладывала:  вариация  исходного  Данкана
Айдахо соответствует всем запросам прана-бинду, которые мы оговорили.
   - Это не объясняет, почему они убили или пытались убить наши предыду-
щие приобретения.
   - Он клянется святой клятвой Великой Веры, что они так действовали из
стыда, потому что одиннадцать предыдущих гхол не соответствовали  требо-
ваниям.
   - Откуда они могли знать? Намекает ли он, что у них есть шпионы  сре-
ди...
   - Он клянется, что нет. Я обвинила его в этом, и он ответил, что  со-
ответствующий требованиям гхола наверняка породил бы среди нас  заметное
смятение.
   - Что за "заметное смятение"? Что он...
   - Он не скажет. Он всякий раз возвращается к  заявлению,  что  они  в
точности выполнили свои контрактные обязательства. Где этот гхола, Тар?
   - Что... ах, да. На Гамму.
   - До меня дошли слухи...
   - Бурзмали полностью владеет ситуацией, - Тараза плотно поджала губы,
надеясь, что это правда. Самые последние сообщения не давали такой  уве-
ренности.
   - Вы, наверняка, обсуждали, не следует ли убить гхолу, - сказала  Од-
раде.
   - И не только!
   Одраде улыбнулась.
   - Значит, это правда, что Беллонда хочет, чтобы одновременно устрани-
ли и меня.
   - Откуда тебе...
   - Дружба может быть по временам очень ценным приобретением, Тар.
   - Ты идешь по опасной почве, Преподобная Мать Одраде.
   - Но не спотыкаюсь на ней. Преподобная Мать  Тараза.  Меня  неотвязно
одолевают тяжелые мысли о том, что открыл мне Вафф об  этих  Преподобных
Черницах.
   - Поделись со мной своими мыслями, - была  непримиримая  решимость  в
голосе Таразы.
   - Давай не будем заблуждаться насчет этого, - сказала Одраде.  -  Они
превзошли сексуальное мастерство наших Геноносительниц.
   - Шлюхи!
   - Да, они используют свое мастерство таким образом, который  в  итоге
явится роковым для них самих и для других. Они ослеплены своей силой.
   - Это все, о чем ты долго и тяжко размышляла?
   - Скажи мне. Тар, почему они напали на наш Оплот на  Гамму  и  стерли
его с лица земли?
   - Очевидно, они охотились за гхолой Айдахо,  чтобы  захватить  его  в
плен или убить.
   - С чего бы ему быть для них таким важным?
   - Что ты мне пытаешься сказать? - вопросила Тараза.
   - Не могли ли шлюхи действовать, исходя из открытого им тлейлаксанца-
ми? Тар, а вдруг секретная программа, введенная народом Ваффа  в  нашего
гхолу - это нечто, делающее гхолу мужским эквивалентом Преподобных  Чер-
ниц?
   Тараза поднесла руку ко рту и быстро ее уронила,  когда  поняла,  что
слишком много выдает этим жестом. Слишком поздно. Неважно. Они все равно
остаются двумя Преподобными Матерями, действующими заодно.
   Од раде сказала:
   - А мы приказали Лусилле сделать его неотразимым для большинства жен-
щин.
   - Как долго Тлейлакс ведет дела с этими шлюхами? - осведомилась Тара-
за.
   Одраде пожала плечами.
   - Лучше задать вопрос так: как долго они имеют дело с их собственными
Затерянными, возвращающимися из Рассеяния? Тлейлаксанец разговаривает  с
тлейлаксанцем, при этом многое тайное может стать явным.
   - Прекрасное предположение с твоей стороны, - сказала Тараза. - И чем
оно, по-твоему, может быть ценно на практике?
   - Ты знаешь это не хуже меня. Это объяснило бы очень многое.
   Тараза заговорила с резкой горечью.
   - И что ты теперь думаешь о нашем союзе с Тлейлаксом?
   - Он еще более необходим, чем прежде. Мы  должны  быть  с  внутренней
стороны. Мы должны быть там, где сможем влиять  на  участников  открытой
борьбы.
   - Богомерзость! - обрубила Тараза.
   - Что?
   - Этот гхола - словно записывающее устройство в человеческом  облике.
Они подсадили его внутрь нашего Ордена. Если Тлейлакс  наложит  на  него
свои руки, то узнает очень многое о нас.
   - Это было бы весьма неприятно.
   - И весьма типично для них.
   - Я согласий, что есть и другие подводные камни в нашей  ситуации,  -
сказала Одраде. - Но все эти доводы лишь говорят, что  мы  не  осмелимся
убить гхолу до тех пор, пока сами его не изучим.
   - Это может оказаться слишком поздно! Черт подери твой союз. Дар!  Ты
предоставила им возможность ухватить нас... и нам возможность ухватиться
за них - и никто из нас не решается разжать хватку.
   - Разве это не идеальный союз?
   Тараза вздохнула.
   - Как скоро мы должны предоставить им доступ к нашим книгам племенно-
го учета?
   - Скоро. Вафф подгоняет дело.
   - Тогда, мы увидим их акслольтные... чаны?
   - Это конечно, тот рычаг, который я и использую. Он неохотно дал свое
согласие.
   - Все глубже и глубже в карманы друг друга, - проворчала Тараза.
   Тоном полной невинности, Одраде проговорил:
   - Идеальный союз, именно как я и сказала.
   - Проклятие, проклятие, проклятие, - пробормотала  Тараза.  -  А  Тег
разбудил исходную память гхолы!
   - Но разве Лусилла...
   - Я не знаю! - Тараза повернула к Одраде угрюмое лицо  и  пересказала
ей самые последние сообщения с Гамму: Тега и его  отряд  засекли,  самые
краткие сообщения о них, но ничего насчет Лусиллы,  составляются  планы,
чтобы вызволить их оттуда.
   При этом пекресказе, Тараза ощутила, как в мозгу ее возникает неприг-
лядная картина. Что же такое этот гхола? Они всегда знали,  что  Данканы
Айдахо - это не обыкновенные гхолы. Но теперь, с увеличенными способнос-
тями нервов и мускулов, да плюс неизвестное, запрограммированное в  него
Тлейлаксом - он превращается в дубинку, которую держишь в  руке,  потому
что знаешь, что она очень даже может понадобиться для сохранения  жизни,
но пламя при этом бежит к твоей плоти на ужасающей скорости.
   Одраде задумчиво проговорила:
   - Пыталась ли ты когда-нибудь вообразить, что это такое -  быть  гхо-
лой, внезапно Пробужденным в обновленной плоти?
   - Что? Что ты...
   - Осознавать, что твоя плоть выращена из клеток кадавра,  -  пояснила
Одраде. - Он ведь помнит свою собственную смерть.
   - Айдахо никогда не были обыкновенными людьми, - сказала Тараза.
   - Так же, как и тлейлаксанские Господины.
   - Что ты пытаешься сказать?
   Одраде потерла лоб, выждав момент, чтобы пересмотреть свои мысли. Так
трудно иметь дело с отвергающей привязанность, с той, чей взгляд на  мир
диктуется скрытой неугасимой яростью. В Таразе нет... нет  отзывчивости,
способности сочувствовать: она способна только выразить плоть и ощущения
другого через логические построения.
   - Пробуждение гхолы - это, должно быть, убийственное для него пережи-
вание, - сказала Одраде, опуская руку. - Устоять в нем может только  об-
ладающий колоссальной психической устойчивостью.
   - Мы предполагаем, что тлейлаксанские Господины - это нечто  большее,
чем они представляются.
   - А Данканы Айдахо?
   - Разумеется. С чего бы еще Тирану покупать их у тлейлаксанцев одного
за другим?
   Это направление спора представлялось Одраде бесцельным. Она сказала:
   - Айдахо были известны преданностью Атридесам, и мы  должны  помнить,
что я - Атридес.
   - По-твоему, верность привяжет этого гхолу к тебе?
   - Особенно, после Лусиллы...
   - Это может быть слишком опасным!
   Одраде откинулась на угол дивана. Тараза хотела определенности. Жизни
серийных гхол - это как меланж, обладавший разным вкусом в разных  усло-
виях. Откуда они могут быть уверены в своем гхоле?
   - Тлейлаксанцы путаются с теми силами, которые произвели нашего  Кви-
затца Хадераха, - пробормотала Тараза.
   - По-твоему, именно поэтому они и хотят наши книги племенного учета?
   - Да не знаю я, Дар, черт тебя побери! Разве ты не видишь, что ты на-
делала?
   - По-моему, у меня не было выбора, - сказала Одраде.
   Тараза изобразила холодную улыбку. Одраде играла превосходно,  но  ее
следовало поставить на место.
   - По-твоему, я бы сделала то же самое? - спросила Тараза.
   "Она так до сих пор и не видит, что со мной  произошло",  -  подумала
Одраде. Тараза конечно ожидала, что чуткая к ее  тайным  пожеланиям  Дар
станет действовать независимо, но размах этой независимости потряс  Вер-
ховный Совет. Тараза отказывалась замечать, как она сама к этому  прило-
жила руку.
   - Практика, основанная на обычае, - сказала Одраде.
   Эти слова поразили Таразу, словно пощечина. Только  самые  крепчайшая
закалка Бене Джессерит удержала ее от яростного выговора Одраде.
   ПРАКТИКА, ОСНОВАННАЯ НА ОБЫЧАЕ!
   Сколько раз сама Тараза обнаруживала в этом источник своего раздраже-
ния, постоянное стрекало своей  тщательно  сдерживаемой  ярости?  Одраде
часто это слышала.
   А теперь Одраде цитировала саму Верховную Мать:
   - Неподвижный обычай опасен. Враг может докопаться до модели, и обра-
тить это против тебя.
   Эти слова Тараза произнесла с усилием:
   - Это слабость, да.
   - Наши враги думали, будто знают наши обычаи, - сказала Одраде. - Да-
же ты. Верховная Мать, считала, будто знаешь те пределы, внутри  которых
я буду действовать. Я казалась тебе Беллондой, у которой ты знаешь зара-
нее все слова и поступки.
   - Так что, мы допустили ошибку, не поставив тебя надо мной? - спроси-
ла Тараза. Она проговорила это с глубочайшей верностью долгу.
   - Нет, Верховная Мать. Мы идем по деликатной тропинке, но  нам  обеим
видно, куда мы должны идти.
   - Где сейчас Вафф? - спросила Тараза.
   - Надежно охраняется и спит.
   - Призови Шиэну. Мы должны решить, не оборвать ли нам эту часть  про-
екта.
   - И чтобы нам бока намяли?
   - Скажем так, Дар.
   Шиэна все еще была сонной и терла глаза, когда появилась в общей ком-
нате, но все же успела плеснуть водой на лицо и одеться в  чистое  белое
облачение. Волосы ее все еще были влажными.
   Тараза и Одраде стояли у восточного окна, повернувшись спинами к све-
ту.
   - Это Шиэна, Верховная Мать, - сказала Одраде.
   Шиэна полностью пробудилась и напряженно выпрямилась. Она слышала  об
этой могущественной женщине - Таразе, - которая правит Орденом из  дале-
кой цитадели, называемой Дом Соборов. Яркий солнечный свет, лившийся  из
окна, ослепляя, светил прямо в лицо Шиэне. На его фоне фигуры  Преподоб-
ных Матерей, стоявших спиной к окну, казались черными силуэтами с подра-
гивавшим контуром и едва различимыми лицами.
   Наставницы-послушницы подготовили ее к этой встрече: "Ты будешь  сто-
ять со вниманием перед Верховной Матерью, говорить почтительно.  Отвечай
только, когда она с тобой заговорит".
   Шиэна стояла в жестко напряженном внимании, точно так, как ее учили.
   - Как мне сообщили, ты, может быть, станешь одной из нас,  -  сказала
Тараза.
   Обе женщины заметили эффект, произведенный этими словами на  девочку.
Теперь, когда Шиэна стала более полно  понимать  достижения  Преподобных
Матерей, могущественный луч правды сфокусировался на ней.  Она  устреми-
лась к огромному количеству знаний, которые Орден накопил  за  тысячеле-
тия. Ей уже рассказали о селекционной передаче Памятей, о том, как рабо-
тает Иная Память, о Спайсовой Агонии. И сейчас она  стояла  перед  самой
могущественной из всех Преподобных Матерей, той, от которой ничто не ук-
роется.
   Когда Шиэна не ответила, Тараза сказала:
   - Тебе нечего сказать, девочка?
   - Что мне тут говорить. Верховная Мать? Вы уже все сказали.
   Тараза метнула на Одраде изучающий взгляд.
   - У тебя есть еще для меня маленькие сюрпризы. Дар?
   - Я же говорила тебе, что она превосходна, - сказала Одраде.
   Тараза опять перенесла свое внимание на Шиэну.
   - Ты гордишься этим мнением, девочка?
   - Оно страшит меня, Верховная Мать.
   Все еще держа лицо неподвижно, насколько  возможно,  Шиэна  вздохнула
чуть посвободнее. "Говори только глубочайшую правду, которую  ты  можешь
ощутить", - напомнила она себе. Эти остерегающие  слова  воспитательницы
несли теперь большее значение. Она держала глаза слегка в сторону,  уст-
ремленными в пол перед двумя женщинами, избегая смотреть на самое  яркое
полыхание солнечного света. Она продолжала ощущать, что ее сердце  коло-
тится слишком быстро, и понимала, что Преподобные  Матери  это  заметят.
Одраде много раз это демонстрировала.
   - Так тому и следует быть, - сказала Тараза.
   - Ты понимаешь, о чем здесь с тобой говорится, Шиэна? - спросила  Од-
раде.
   - Верховная Мать желает знать, полностью ли  я  посвящена  Ордену,  -
сказала Шиэна.
   Одраде взглянула на Та разу и пожала плечами.  Больше  объяснений  не
требовалось. Так складывался обычный путь, когда становишься частью  од-
ной семьи, как это принято в Бене Джессерит.
   Тараза продолжала безмолвно изучать Шиэну. Взгляд ее был тяжелым, вы-
матывающим для Шиэны, знавшей, что должна хранить  молчание,  беспрекос-
ловно терпя опаляющий осмотр.
   Одраде подавила ощущение сочувствия. Шиэна так во многом остается са-
мой собой - юной девушкой. У нее округленный интеллект, поверхность  ох-
вата которого все расширяется - как раздувается  накачиваемый  воздушный
шарик. Одраде припомнила, как восхищались  таким  же  строением  ума  ее
собственные учителя, - но оставались при этом настороже, точно  так  же,
как сейчас насторожена Тараза. Одраде  распознала  эту  настороженность,
когда была еще намного моложе Шиэны и не испытывала сомнений, что и Шиэ-
на сейчас видит. У интеллекта есть свои преимущества.
   - Гм, - сказала Тараза.
   Это короткое хмыканье, отражавшее раздумья Верховной  Матери,  Одраде
расслышала в параллельном потоке. Собственная  память  Одраде  отхлынула
назад. Сестры, которые приносили Одраде ее еду, когда  она  засиживалась
допоздна за уроками, всегда задерживались, чтобы своим бенеджессеритским
глазом еще чуток за ней понаблюдать - точно так, как  за  Шиэной  велось
непрестанное наблюдение через дисплеи. Одраде знала об этом особом, спе-
цифически развитом взгляде с самого раннего возраста. Это было, в  конце
концов, одним из величайших соблазнов Бене Джессерит. Хочешь  тоже  дос-
тичь таких эзотерических способностей - старайся.  Шиэна  явно  обладала
этой жаждой. Это мечта каждой послушницы.
   "Чтобы такое стало возможным для меня!"
   Наконец Тараза проговорила:
   - Так чего, по-твоему, ты от нас хочешь, девочка?
   - Того же самого, наверное, чего хотелось вам, когда были в моем воз-
расте, Верховная Мать.
   Одраде подавила улыбку. Природная независимость Шиэны  здесь  прояви-
лась почти дерзостью и Тараза, наверняка, это заметила.
   - Ты считаешь, что это будет надлежащим использованием дара жизни?  -
спросила Тараза.
   - Это единственное использование,  которое  мне  известно,  Верховная
Мать.
   - Я высоко ценю твою искренность, но предостерегаю тебя, чтобы ты бы-
ла осторожна в этом использовании, - сказала Тараза.
   - Да, Верховная Мать.
   - Ты уже много нам должна, и будешь должна еще больше, - сказала  Та-
раза. - Помни об этом. Наши дары не достаются задешево.
   "Шиэна даже самого смутного понятия не имеет о том, чем она  заплатит
за наши дары", - подумала Одраде.
   Орден никогда не позволял вступившем в него забывать, каков их  долг,
который они обязаны воздать сторицей. Любовью здесь не расплатишься. Лю-
бовь опасна - и Шиэну уже учат этому. Дар жизни? Дрожь пошла по  Одраде,
и она чуть откашлялась, чтобы ее унять.
   "Жива ли я? Может быть, когда меня увезли от Мамы Сибии, я умерла.  Я
была живой тогда, в том доме, но жила ли я после того,  как  Орден  меня
забрал?"
   Тараза сказала:
   - Теперь ты можешь нас покинуть, Шиэна.
   Шиэна повернулась на одной ноге и покинула комнату,  но  раньше,  чем
Одраде успела заметить тугую улыбку на юном личике.  Шиэна  поняла,  что
она выдержала экзаменацию Верховной Матери.
   Когда дверь позади Шиэны закрылась, Тараза сказала:
   - Ты упоминала ее естественное дарование владеть Голосом. Я это,  ко-
нечно, слышала. Замечательно.
   - Она крепко держит это в узде, - сказала Одраде. - Она усвоила,  что
на нас этого пробовать нельзя.
   - И, что нам здесь светит. Дар?
   - Может быть, получить однажды Верховную Мать необыкновенных  способ-
ностей.
   - Не слишком ли необыкновенных?
   - Будущее наверняка покажет.
   - Как по-твоему, она способна убить ради нас?
   Одраде и не скрыла своего потрясения.
   - Уже теперь?
   - Да, конечно.
   - Гхолу?
   - Тег ведь этого не выполнит, - сказала Тараза. - Даже насчет Лусиллы
сомневаюсь. По их отчетам ясно видно, что гхола способен накладывать мо-
гущественные узы... внутреннего сродства.
   - Даже на таких, как я?
   - Даже сама Шванги оказалась не вполне крепкой для него.
   - Какая же благородная цель в подобном поступке? - спросила Одраде. -
Разве не об этом предостережение Тирана...
   - Разве он сам не убивал множество раз?
   - И расплачивался за это.
   - Мы платим за все, что забираем, Дар.
   - Даже за жизнь?
   - Никогда, ни на секунду не забывай, Дар, что Верховная Мать способна
принять любое необходимое решение ради выживания Ордена!
   - Значит, быть посему, - сказала Одраде. - Забирай то, что хочешь,  и
плати за это.
   Ответила Одраде как положено, но этот ответ усилил в ней ощущение  ее
новой силы - свободы поступать по-своему в новом мироздании.  Откуда  же
взялась такая неподатливость? Было ли в этом что-то из  жестокой  подго-
товки Бене Джессерит? Было ли это от ее предков, Атридесов? Она не пыта-
лась обманываться: нет, ее новое состояние - не от решения  следовать  в
вопросах морали лишь собственному руководству. Ощущаемая ею сейчас внут-
ренняя устойчивость - точка опоры ее нового места в  мире  -  с  моралью
связана не напрямую. Не было и бравады. Одних лишь морали и бравады  ни-
когда недостаточно.
   - Ты очень похожа на своего отца, - сказала Тараза.  -  Обычно,  наи-
большая доблесть закладывается с женской стороны, но на сей раз, по-мое-
му, она передалась от отца.
   - Доблесть Майлза Тега изумляет, но, по-моему, ты слишком  упрощаешь,
- сказала Одраде.
   - Может быть и упрощаю. Но я всегда бывала права насчет тебя, Дар,  с
тех еще пор, когда мы были начинающими ученицами.
   "Она знает!" - подумала Одраде.
   - Нам нет нужды объяснять это, - сказала  Одраде.  И  подумала:  "Это
происходит от того, что я родилась такой, какая я есть, и  натренирована
и подготовлена так, какая я есть... так, как мы обе были: Дар и Тар".
   - Есть кое-что в линии Атридесов, что мы не окончательно  проанализи-
ровали, - проговорила Тараза.
   - Не генетические случайности?
   - Я гадаю порой, бывала ли хоть одна  случайность  со  времен  Тирана
действительно случайной, - сказала Тараза.
   - По-твоему, он в своей Твердыне вытянул шею аж настолько, что  проз-
рел через все эти тысячелетия вплоть до сей секунды?
   - Насколько далеко назад ты можешь проследить свои корни? -  спросила
Тараза.
   Одраде проговорила:
   - Что на самом деле происходит, когда Верховная Мать приказывает Раз-
решающим Скрещивание: "Возьмите эту и скрестите ее вон с тем?"
   Тараза изобразила холодную улыбку.
   Одраде внезапно ощутила себя на гребне волны, осознание того, что  на
нее нахлынуло, вознесло ее в новое царство. "Тараза хочет  моего  бунта!
Она хочет, чтобы я была ее оппонентом!"
   - Хочешь ты теперь увидеть Ваффа? - спросила Одраде.
   - Я, сперва, желала бы узнать, какую ты даешь ему оценку.
   - Он рассматривает нас, как  бесподобный  инструмент  для  сотворения
"тлейлаксанского господства". Мы - дар божий для его народа.
   - Они очень долго ждали этого, - сказала Тараза. - Так усердно  лице-
мерить, все эти долгие эпохи!
   - У них наш взгляд на время, - согласилась Одраде.  -  Это  оказалось
последней точкой для убеждения их, что мы тоже исповедуем Великую Веру.
   - Тогда откуда же несуразность? - спросила Тараза. -  Они  совсем  не
глупы.
   - Это отвлекало наше  внимание  от  действительного  процесса  произ-
водства гхол, - сказала Одраде. - Кто бы мог поверить, что глупый  народ
способен на такое?
   - И, что они создали? - спросила Тараза.  -  Только  образ  греховной
глупости?
   - Достаточно долго изображай глупца, и ты им и станешь, - сказала Од-
раде. - Усовершенствуй мимикрию своих Лицевых Танцоров - и...
   - Что бы ни происходило, мы должны их покарать, - сказала Тараза. - Я
ясно это вижу. Приведи его сюда.
   Пока они ждали, после распоряжений Одраде, Тараза сказала:
   - Гхола стал сильно обгонять составленную для него программу  образо-
вания еще до того, как они бежали из Оплота Гамму. Он с полунамека схва-
тывал, усваивая все на несколько уроков вперед, не успевали его  учителя
рта раскрыть и делал это на возрастающей скорости.  Кто  знает,  чем  он
стал к данному моменту?


   Историки обладают огромной властью, и некоторые из них  ее  понимают.
Они заново творят прошлое, меняя его так, чтобы оно соответствовало  на-
шим интерпретациям. Отсюда, они не меньше изменяют и будущее.
   Лито II Его Голос из Дар-эс-Балата.

   Данкан следовал за своим проводником в  свете  зари  на  убийственной
скорости. Проводник, может, и выглядел стариком, но был прыгуч, как  га-
зель, и казался не подвержен усталости.
   Всего лишь несколько минут назад они сняли очки ночного видения. Дан-
кан был рад от них избавиться. Все,  вне  пределов  досягаемости  очков,
представлялось полной чернотой в тусклом звездном свете, просачивавшемся
сквозь тяжелые ветви.
   Вне пределов охвата очков не существовало мира перед ним.
   Вид с обеих сторон подергивался и тек мимо - то кучка желтых  кустов,
то два дерева с серебристой корой, то каменная стена с  прорубленными  в
ней и охраняемыми помаргивающей голубизной сжигающего поля  пластальными
воротцами, то изогнутый мостик, вытесанный из цельной скалы, весь  зеле-
ный и черный под ногами. Потом арка из полированного белого  камня.  Все
конструкции представлялись очень старыми и  дорогими,  и  содержание  их
стоило, наверняка, недешево, поскольку требовало ручного труда.
   Данкан понятия не имел, где находится. Ничто из ландшафта не отклика-
лось на его воспоминания о давно забытых днях Гиди Прайм.
   С зарей они увидели, что двигаются по укрытой деревьями звериной тро-
пе вверх по холму. Склон стал крутым. Тут и там, сквозь  просветы  между
деревьями с левой стороны виднелась долина. Нависший туман стоял,  охра-
няя небо, скрадывая расстояния, охватывая их со всех сторон пока они ка-
рабкались.
   Мир становился все меньше и меньше, теряя свои связи с большим мироз-
данием.
   Во время короткой остановки, не для отдыха, но для того, чтобы  прис-
лушаться к лесу вокруг них, Данкан оглядел эти укрытые туманом места. Он
чувствовал себя выдернутым из своего мира, из того мироздания, где  были
небо и яркие черты, привязывавшие один мир к другим планетам.
   Его маскировка была простой: тлейлаксанкие одеяния для холодной пого-
ды и подкладки под щеки, чтобы его лицо выглядело покруглей. Его кучеря-
вые черные волосы были выпрямлены с помощью горячей химической развивки.
Затем волосы выбелили до пшенично-рыжеватых и скрыли под  темной  шапоч-
кой. Все волосы на его гениталиях были сбриты. Он едва узпал себя в зер-
кале, когда ему это зеркало подали.
   "Грязный тлейлаксанец!"
   Искусницей, осуществившей это превращение, была старуха  с  поблески-
вавшими серо-зелеными глазами.
   - Теперь ты - тлейлаксанский Господин, - сказала она.  -  Тебя  зовут
Воолс. Проводник доставит тебя до следующего места. При встрече с незна-
комыми обращайся с проводником, как с Лицевым  Танцором.  Во  всех  иных
случаях - делай то, что он прикажет.
   Его вывели из катакомб по петляющему проходу, стены и потолок которо-
го были густо покрыты мускусной зеленой алгаей.  В  освещенной  звездами
тьме, его вытолкнули из прохода в морозную ночь в руки невидимого мужчи-
ны - приземистой фигуры в стеганой одежде.
   Голос позади Данкана прошептал:
   - Вот он, Амбиторм. Доставь его.
   Проводник ответил с гортанным выговором:
   - Следуй за мной.
   Он пристегнул ведущий поводок к поясу Данкана, надел очки ночного ви-
дения и отвернулся. Данкан почувствовал  натяжение  поводка,  когда  они
двинулись.
   Данкан понял зачем поводок. Не для того, чтобы держать его вблизи. Он
вполне различал Амбиторма сквозь очки ночного видения. Нет, он  предназ-
начался для того, чтобы при опасности мигом швырнуть Данкана наземь. Нет
нужды отдавать приказ.
   Долгое время они пробирались через небольшие замершие водные  потоки,
равнины. Свет ранних лун Гамму периодически проникал  сквозь  укрывавшие
их леса. Они выбрались, наконец, на невысокий  холм,  откуда  открывался
вид на заброшенную, поросшую кустарником, землю, всю серебряную в лунном
свете от снежного покрова. Они спустились в эту  кустарниковую  поросль.
Кустарники, хоть и вдвое выше роста проводника,  так  грузно  изгибались
над звериными тропами, что образовывали проходы лишь чуть больше  тонне-
ля, из которого они начали свое путешествие. Здесь  было  теплей,  тепло
исходило от груд компоста. Почти никакого света не достигало земли, губ-
чато-вязкой из-за сгнившей растительности. Данкан вдыхал грибковые запа-
хи разлагающейся растительной жизни. Очки ночного видения показывали ему
казавшееся бесконечным повторение толстых густых зарослей по обеим  сто-
ронам. Проводок, присоединявший его к Амбиторму, был напряженной хваткой
чуждого мира.
   Амбиторм отверг все попытки заговорить с ним. Он произнес "да", когда
Данкан спросил, правильно ли он запомнил его имя, затем: "Не  разговари-
вай".
   Вся эта ночь была для Данкана одним беспокойным путешествием.
   Ему не нравилось, что собственные мысли отбрасывает его вспять.  Осо-
бенно навязчивы были воспоминания о Гиди Прайм. Это место не имело ниче-
го общего с тем, что помнилось ему по его настоящей  юности.  Он  гадал,
откуда Амбиторм знает дорогу через эту местность, и как  он  ее  помнит.
Данкану одна звериная тропа представлялась ничем не отличающейся от дру-
гой. Они двигались мерным подпрыгивающим шагом, и у Данкана было  доста-
точно времени на отвлеченные размышления.
   "Должен ли я разрешить Ордену использовать меня? Что я им должен?"
   Еще он подумал о Теге, о доблестном поступке башара, позволившем  ему
и Лусилле ускользнуть.
   "Для Пола и Джессики я сделал то же самое".
   - Это связывало его с Тегом, и в Данкане заговорила печаль.  Тег  был
верен Ордену. "Купил ли он мою верность этим своим последним  мужествен-
ным поступком? Черт побери Атридесов!"
   За эту ночь физической активности Данкан еще больше освоился со своей
новой плотью. Как же молодо это его тело! Небольшой крен памяти - и  ему
ясно представился последний момент его  первоначальной  жизни:  ощущение
сардукарского клинка, обрушивавшегося  ему  на  голову  -  ослепительный
взрыв боли и света. Твердое знание, что  он  умер,  а  затем...  ничего,
вплоть до момента, когда он увидел перед собой Тега в не-глоубе  Харкон-
ненов.
   Дар еще одной жизни. Больше это, чем дар, или нечто меньшее? Атридесы
требуют от него еще одной платы.
   Перед самой зарей Амбиторм повел его прерывистым  бегом  через  узкий
поток, ледяной холод которого проникал сквозь водонепроницаемые  наглухо
закрытые ботинки тлейлаксанских облачений Данкана. В течении реки  отра-
жалось затененное кустарниками серебро света предутренней луны, стоявшей
над ними.
   Дневной свет застал их на  звериной  тропе  побольше,  прикрытой  де-
ревьями и взбиравшейся по крутому холму. Этот проход привел их к  узкому
скальному выступу под гребнем заостренных валунов. Амбиторм вел  его  за
укрытием мертвых коричневых  кустарников,  на  верхушках  которых  лежал
грязный снег. Он отстегнул поводок от пояса Данкана.  Прямо  перед  ними
была неглубокая расселинка в скалах, не совсем пещера, но,  Данкан  уви-
дел, что в ней можно хоть как-то укрыться, если только из-за кустарников
на них не обрушится совсем сильный ветер.
   В глубине этого подобия пещеры снега не было.
   Амбиторм отошел вглубь расселинки, осторожно удалил слой ледяной гря-
зи и несколько камней, за которыми открылось небольшое углубление. Выта-
щив оттуда круглый черный предмет, он принялся с ним возиться.
   Данкан присел на корточки под нависающей скалой и  стал  разглядывать
своего проводника. У Амбиторма было впалое лицо, с кожей такой темной  и
обветренной, что она казалась дубленой. Да, его черты вполне могли  быть
чертами Лицевого Танцора. Глубокие морщины, прорезанные  в  коже  вокруг
карих глаз. Морщинки расходились и от углов его тонкого  рта,  прорезали
широкий лоб. Они разбегались по краям плоского  носа  и  углублялись  на
расселинке узкого подбородка. Морщины времени по всему лицу.
   Дразнящие аппетит запахи стали доносится от  черного  предмета  перед
Амбитормом.
   - Мы здесь поедим и немного переждем, а после продолжим путь, -  ска-
зал Амбиторм.
   Он говорил на старом галахе, но стем  гортанным  выговором,  которого
Данкан никогда прежде не слышал, ставя странные ударения  на  дифтонгах.
Был ли Амбиторм из Рассеяния, или он уроженец Гамму? Конечно, со  времен
Дюны Муад Диба не могло не произойти больших перемен. Теперь, когда Дан-
кан мог сравнивать, он понимал, что все люди Оплота Гамму, включая  Тега
и Лусиллу, говорили на галахе, видоизменившемся по  сравнению  с  языком
ранних лет его первоначальной жизни.
   - Амбиторм, - проговорил Данкан. - Это гаммуанское имя?
   - Ты будешь называть меня Тормса, - ответил проводник.
   - Это кличка?
   - Это то, как ты будешь меня называть.
   - Почему же там мне представили тебя "Амбиторм"?
   - Потому что это имя, которое я им сообщил.
   - Но с чего бы тебе...
   - Разве прожив под властью Харконненов, ты не научился, как  изменять
свою личность?
   Данкан примолк. Что это? Еще одна маскировка.
   Амби... Тормса не изменил свою внешность. Тормса. Было ли  это  тлей-
лаксанское имя?
   Проводник протянул Данкану чашку с горячим питьем.
   - Питье восстановит твои силы, Воолс. Выпей быстро. Это тебя согреет.
   Данкан взял чашку обеими руками. "Воолс. Воолс и Тормса. Тлейлаксанс-
кий Господин и Лицевой Танцор, его сопровождающий".
   Данкан приподнял чашку перед Тормса в древнем приветствии боевых  со-
ратников Атридесов, затем поднес ее к губам. Горячо! Но питье  согревало
его, проникая в живот; оно чуть отдавало сладким  ароматом  и  привкусом
каких-то овощей. Он подул на него и выпил  точно  так,  как  это  сделал
Тормса.
   "Странно, что я не заподозрил, нет ли яда в этом напитке", -  подумал
Данкан. Но в этом Тормса и во всех других, которых он встретил в  нынеш-
нюю ночь, было что-то от башара. Жест здравицы боевым соратникам вырвал-
ся у него естественно.
   - Почему ты так рискуешь своей жизнью? - спросил Данкан.
   - Ты знаешь башара - и тебе еще нужно спрашивать?
   Данкан ошарашено умолк.
   Тормса наклонился вперед и забрал у Данкана чашку. Вскоре все  свиде-
тельства их завтрака были спрятаны под камнями и промерзшей землей.
   "Припасенная еда свидетельствует, что все продумано заранее", - поду-
мал Данкан. Он повернулся и присел на корточках на холодной земле. Туман
все еще держался за прикрывавшие их кусты. Безлиственные  ветки  вырыва-
лись из тумана странными кусочками и обрывками. Пока он  смотрел,  туман
стал развеиваться, открывая размытые очертания города  на  дальнем  краю
долины.
   Тормса присел на корточки рядом с ним.
   - Очень старый город, - сказал он. - Место Харконненов, смотри, -  он
вручил Данкану маленький моноскоп. - Вот куда мы придем к вечеру.
   Данкан поднес моноскоп к левому глазу и постарался навести  на  фокус
масляные линзы. Управление было незнакомым, совсем не  то,  которому  он
учился в юности своей исходной жизни, и не то, с которым его знакомили в
Оплоте. Он убрал моноскоп от глаза и осмотрел его.
   - Икшианский? - спросил он.
   - Нет, его сделали мы, - Тормса наклонился и указал на две  крохотные
кнопочки, выдававшиеся на черной кромке. - Медленное, быстрое. Нажми ле-
вую, чтобы трубка раздвинулась, нажми правую - трубка сократится.
   Опять Данкан поднес моноскоп к глазу.
   Кто такие мы, сделавшие эту штуковину?
   Прикосновение к быстрой кнопке - и в мгновение ока он ясно увидел всю
местность. Крохотные точки превратились в город. Люди! Он подбавил  уси-
ление. Люди стали небольшими куклами. Взяв их за масштаб, Данкан  понял,
что город на краю долины просто огромен... и намного дальше от них,  чем
он думал. Огромное,  единственное  прямоугольное  здание  возвышалось  в
центре города, его вершина терялась в облаках. Просто гигантское.
   Данкан узнал теперь это место. Окружение изменилось,  но  центральное
сооружение было твердо зафиксировано в его памяти.
   "Сколь многие из нас исчезли в этой адской черной дыре и  никогда  не
вернулись?"
   - Девятьсот пятьдесят этажей, - сказал Тормса, видя,  куда  направлен
взгляд Данкана. - Сорок пять километров в длину, тридцать  километров  в
ширину, все построено из пластали и бронированного плаза.
   - Я знаю. - Данкан опустил моноскоп и вернул его Тормсе. -  Он  назы-
вался Барони.
   - Ясай, - сказал Тормса.
   - Так его называют теперь, - сказал Данкан. - Я знаю несколько назва-
ний этого города.
   Данкан глубоко вздохнул, подавляя старую ненависть. Все эти люди дав-
но мертвы. Только здания сохранились. И его  воспоминания.  Он  осмотрел
город вокруг этого огромного сооружения. Место представляло собой  пере-
полненный народом лабиринт. Зеленые пространства были разбросаны  там  и
тут, каждое из них за высокими стенами.  Личные  резиденции  с  частными
парками, как сказал ему Тег. В моноскоп стали видны охранники,  расхажи-
вавшие по верхушкам стен.
   Тормса сплюнул на землю перед ним.
   - Место Харконненов.
   - Они построили это, чтобы люди ощущали  себя  маленькими,  -  сказал
Данкан.
   Тормса кивнул.
   - Маленький, и нет в тебе силы.
   "Проводник стал почти болтливым", - подумал Данкан.
   Данкан всю ночь время от времени нарушал приказ молчать, пытаясь  за-
вязать разговор.
   - Какие животные натоптали эти тропы?
   Казалось вполне логичным задать этот вопрос, раз уж они рысцой перед-
вигались по несомненно звериной тропе, где даже держался мускусный запах
диких зверей.
   - Не разговаривай! - огрызнулся Тормса.
   Потом Данкан спросил, почему  они  не  могли  раздобыть  какое-нибудь
транспортное средство и ускользнуть на нем. Даже наземный транспорт  был
бы предпочтительней этого жестокого броска  через  местность,  где  один
маршрут так похож на другой.
   Тормса остановился тогда в пятне лунного света и поглядел на Данкана,
словно заподозрил, что его подопечный внезапно выжил из ума.
   - Транспорт можно выследить!
   - А что, никто не сможет нас выследить, когда мы идем пешком?
   - Тогда преследователям тоже придется двигаться пешком. А  здесь  они
будут убиты, они это знают.
   До чего же диковинное место! До чего первозданное место.
   Под укрытием Оплота Бене Джессерит Данкан и не ведал, какова  природа
окружавшей его планеты. Позже в не-глоубе, он был отрезан от  всех  кон-
тактов с внешним миром. У него были воспоминания исходной жизни и воспо-
минания жизни гхолы, но насколько же они здесь  оказались  бесполезными!
Думая сейчас об этом, он понимал, что ведь  существовали  подсказки,  по
которым он мог бы кое о чем догадаться.
   Было очевидно, что контроль погоды на Гамму лишь начал развиваться. А
Тег говорил ему, что орбитальные телеспутники системы планетарной оборо-
ны являются самыми лучшими.
   Все для защиты, чертовски мало для комфорта! В  этом  отношении  было
что-то от Арракиса.
   "Ракис", - поправил он себя.
   Тег. Выжил ли старик? Попал ли он в плен? Что значит для него попасть
в плен, в его возрасте? В старые дни Харконненов это означало бы  зверс-
кое рабство. Бурзмали и Лусилла... Он взглянул на Тормсу.
   - Мы найдем в городе Бурзмали и Лусиллу?
   - Если они доберутся.
   Данкан оглядел свою одежду. Достаточно ли этого  маскарада?  Тлейлак-
санский Господин и его сопровождающий?  Люди,  конечно  будут  принимать
сопровождающего за Лицевого Танцора. Лицевые Танцоры опасны.
   Мешковатые штаны были из какого-то материала, которого Данкан никогда
прежде не видел. На ощупь он был как шерсть, но чувствовалось, что  этот
материал искусственный. Когда он поплевал на него, плевок на нем не  за-
держался, и запах был не шерстяной. Его  пальцы  определили  однообразие
текстуры, какой не могло быть ни в одном естественном материале. Высокие
мягкие сапоги и шапка были из того же материала. Одежды были  свободными
и пухлыми, кроме как на лодыжках. Не стеганые,  однако,  без  утепляющих
прокладок. Они были как-то по-особому хитроумно пошиты, и воздух, наглу-
хо задерживаемый между слоями материи,  обеспечивал  достаточное  тепло.
Материя была окрашена в зелено-серую крапинку - великолепный маскировоч-
ный цвет для этой планеты.
   Тормса был обряжен в сходные одежды.
   - Сколь нам здесь ждать? - спросил Данкан.
   Тормса покачал головой, призывая к молчанию. Проводник теперь присел,
склонив голову к торчавшим коленям и обхватив их руками, глядя вперед на
долину.
   За время ночного путешествия Данкан выяснил, что их одежда на удивле-
ние удобна. Кроме того единственного случая в воде, его ногам ни разу не
становилось холодно, но не было и перегрева.
   Брюки были просторны, как рубашка и куртка, так  что  его  телу  было
легко двигаться. Ничто нигде не терло.
   - Кто делает такие одежды? - спросил Данкан.
   - Мы их делаем, - проворчал Тормса. - Помолчи.
   "Никакой разницы с днями до пробуждения в Оплоте Ордена",  -  подумал
Данкан. Тормса как бы говорил: "Тебе нет надобности знать".
   Вскоре Тормса поднялся на ноги и выпрямился. Он вроде бы расслабился.
Он поглядел на Данкана.
   - Друзья в городе подали мне сигнал, что у нас над головой -  охотни-
ки.
   - Топтеры?
   - Да.
   - Так что мы должны делать?
   - Ты должен делать то, что делаю я, и больше ничего.
   - Ты просто сидишь здесь.
   - Пока что. Скоро мы отправимся в долину.
   - Но как...
   - Когда ты пересекаешь местность, подобную этой, ты становишься одним
их обитающих здесь животных. Выглядывай следы, смотри, куда  они  ведут,
где они ложатся на отдых.
   - Но разве не могут охотники разглядеть разницу между...
   - Если животное обгладывает ветки, ты  тоже  обгладывай  ветки.  Если
приблизятся охотники, продолжай делать то, что и делал,  что  продолжало
бы делать любое животное. Охотники будут высоко в  воздухе.  Это  удачно
для нас. Они не смогут отличить человека от животного,  если  только  не
спустятся.
   - Но разве они...
   - Они доверяют своим машинам и тем движениям, которые видят. Они  ле-
нивы, летают высоко - так быстрей идет розыск. Они полностью верят,  что
их мозги, считывая показания приборов, безошибочно определят, где живот-
ное, а где человек.
   - Так, что просто минуют нас, если подумают, что мы дикие животные.
   - Если они усомнятся, они еще раз нас проверят. Мы не должны изменять
образа движений после того, как нас проверят первый раз.
   Это была очень длинная речь для обычно молчаливого Тормса. Вот теперь
он внимательно разглядывал Данкана.
   - Ты понимаешь?
   - Как я пойму, что они нас проверяют?
   - У тебя защиплет в желудке. В желудке у тебя появится  такое  ощуще-
ние, будто ты выпил газированный напиток, которого не стал  бы  пить  ни
один человек.
   Данкан кивнул.
   - Икшианские сканнеры.
   - Пусть это тебя не тревожит, - сказал Тормса. - Животные здесь  при-
выкли к этому. Порой они прерываются на секунду, а затем продолжают  за-
ниматься своим делом, как будто ничего не происходит. Что до  них  -  то
полная правда. Ведь произойти что-то дурное может лишь с нами.
   Вскоре Тормса встал.
   - Скоро мы отправимся в долину. Следуй вплотную за мной. Делай в точ-
ности то, что делаю я, и ничего больше.
   Данкан двинулся шаг в шаг за своим проводником. Вскоре они  были  под
укрывшими их деревьями. Где-то во время их ночного  передвижения,  понял
Данкан, он начал воспринимать это место так, как его воспринимают  здесь
живущие.
   Новое терпение завладело  его  сознанием.  И  было  еще  возбуждение,
подстрекаемое любопытством.
   Каков же тот мир, каким он стал после времен Атридесов?
   Гамму. Каким же странным местом стала Гиди Прайм.
   Медленно, но отчетливо новые грани начали открываться  перед  ним,  и
каждая новая открывала вид на большее, чем он мог бы постичь. Он ощущал,
как проступают за происходящим четкие модели. "Однажды, - подумал он,  -
все модели составятся в единую, и тогда он узнает, почему его воскресили
из мертвых".
   Да, это по принципу открывающихся дверей, подумалось ему. Стоит  отк-
рыть одну дверь, и она выводит в помещение, где  есть  другие  двери.  В
этом новом помещении выбираешь одну из дверей и исследуешь, что  за  ней
есть. Затем могут наступить времена, когда придется опробовать все  две-
ри, но чем больше дверей открываешь, тем убежденней становишься, что  за
каждой дверью явится следующая. Наконец, одна из дверей выводит в знако-
мое место. И тогда можно сказать: "Ага, это все объясняет".
   - Охотники приближаются, - сказал Тормса. - Мы теперь животные,  обг-
ладывающие ветки, - он подошел к укрывавшему их кусту, сорвал зубами не-
большую веточку.
   Данкан сделал то же самое.


   Я должен править глазом и когтем - как ястреб среди, меньших птиц.
   Утверждение Атридесов (источник: Архивы БД).

   На рассвете Тег выбрался из-за защитных щитов вдоль  главной  дороги.
Дорога была широкой и ровной трассой - лучевой прокатки, содержащейся  в
чистоте от растительности. Десять рядов, прикинул Тег, пригодных  и  для
пешего, и для транспортного передвижения. Движение в этот  час  было,  в
основном, пешим.
   Он стряхнул почти всю землю со своей одежды, лишний раз  удостоверил-
ся, что на ней нет воинских знаков отличия.
   Его седые волосы были не так опрятны, как он обычно  предпочитал,  но
он ведь мог использовать как расческу только свои пальцы.
   Движение по дороге шло по направлению к городу Ясай - многие километ-
ры через долину. Утро было безоблачным, откуда-то, с оставшегося  далеко
позади него моря дул легкий ветерок.
   За ночь он достиг некоторого равновесия со своим новым сознанием. Пе-
ред второй половиной его двойного зрения пропархивало то одно, то другое
видение: он с опережением видел, что должно произойти,  отчетливо  пони-
мал, куда ему нужно ставить ногу при каждом  следующем  шаге.  За  этим,
опережающим время зрением, таился таинственный реактивный спусковой крю-
чок, который, он знал, только рвани - и скорость его тела  возрастет  до
таких сногосшибательных величин, которые вроде бы ни для какой плоти не-
мыслимы. Рассудком этого  нельзя  было  объяснить.  У  него  было  такое
чувство, что он с осторожностью идет по лезвию ножа.
   Как он ни старался, он не мог понять, что  же  произошло  с  ним  под
Т-Пробой. Было ли это сходно с тем, что испытывают Преподобные Матери во
время Спайсовой Агонии?
   Но он не чувствовал постепенного пробуждения в себе все новых и новых
Иных Памятей. И он никак не полагал, что Сестры способны на  такое,  как
он. Это двойное видение, заранее говорившее ему, чего ожидать от каждого
следующего движения, было совсем  новой  способностью  познания  правды.
Учившие его на ментата всегда его уверяли, что  существует  форма  "жиз-
ни-правды", которую не  пришпилишь  обычным  методом  выведения  доказа-
тельств из выстраиваемых фактов. Она порой, содержится в притчах и  поэ-
зии и часто прямо противоположна влечению страстей, так ему говорили.
   - Самое трудноприемлемое испытание для ментата, - говорили они.
   Тег всегда с легким недоверием относился к таким заявлениям, но  сей-
час он был вынужден с этим согласиться. Т-Проба выбросила его через  по-
рог в новую реальность.
   Он не знал, почему выбрал именно этот момент, чтобы выбраться из  ук-
рытия - разве,  что  момент  показался  вполне  подходящим,  чтобы  тихо
влиться в поток людского движения.
   Большинство идущих по дороге были земледельцами, тянущими  высоченные
корзины овощей и фруктов. Эти корзины поддерживались позади них на деше-
вых суспензерах. Сознание того, что эта еда послана ему,  чтобы  утолить
муки голода, вспыхнуло и погасло. Во время своей долгой  службы  в  Бене
Джессерит он служил и на самых примитивных планетах, и  здешняя  челове-
ческая деятельность показалась ему  мало  отличавшейся  от  деятельности
фермеров, погоняющих навьюченных животных. Движение  по  дороге  удивило
его странной смесью древности и новизны - фермеры идут пешком, а их про-
дукция парит позади  них  на  донельзя  привычных  технологических  уст-
ройствах. Не будь суспензоров, эта сцена могла бы  происходить  в  любой
день самого древнего прошлого человечества. Тягловое животное - оно тяг-
ловое животное всегда, даже если сошло с конвейера икшианской фабрики.
   Используя свое новое двойное зрение, Тег выбрал одного  из  фермеров,
коренастого темнокожего человека с тяжелыми чертами лица и руками в гру-
бых мозолях. Он нес восемь огромных корзин, нагруженных дынями в  грубой
кожуре. От их запаха у Тега мучительно потекли слюнки изо рта, когда  он
набрал скорость, чтобы пойти рядом с фермером. Тег несколько минут шагал
в молчании, затем осмелился заговорить:
   - Эта лучшая дорога на Ясай?
   - Это долгий путь, - сказал мужчина. Голос у него был  грудным,  и  в
нем звучала осторожность.
   Тег взглянул на нагруженные корзины.
   Фермер искоса взглянул на Тега.
   - Мы идем на центральное место рыночного сбора. Оттуда другие заберут
нашу продукцию в Ясай.
   Пока они разговаривали, Тег понял, что фермер направляет его чуть  ли
не настойчиво подталкивая к самому краю дороги. Фермер оглянулся и слег-
ка дернул головой - короткий кивок. Еще три  фермера  подошли  к  ним  и
встали, окружая Теге и его попутчика так, чтобы высокие  корзины  скрыли
их от всего другого движения.
   Тег напрягся. Что они замышляют? Он не  чувствовал,  однако,  никакой
угрозы. Его двойное зрение не находило ничего угрожающего в таком  близ-
ком соседстве.
   Тяжелый транспорт проехал мимо у них над головой. Тег понял,  что  он
проехал только по запаху сгоревшего топлива, ветерку, покачнувшему  кор-
зины, по рокоту мощного мотора и внезапному напряжению в его попутчиках.
Высокие корзины полностью скрыли пролетевший транспорт.
   - Мы выглядывали тебя, чтобы защитить, башар, - сказал фермер рядом с
ним. - Многие охотятся за тобой, но среди нас нет ни одного такого.
   Тег бросил на человека изумленный взгляд.
   - Мы служили у тебя при Рендитае, - сказал фермер.
   Тег сглотнул. "Рендитай?" Ему понадобился момент, чтобы  это  припом-
нить - только небольшая стычка в его долгой истории конфликтов и перего-
воров.
   - Я сожалею, что мне не известно твое имя, - сказал Тег.
   - Радуйся, что ты не знаешь наших имен. Так оно лучше.
   - Но я благодарен.
   - Это наша маленькая услуга, которую мы рады тебе оказать, башар.
   - Я должен добраться до Ясая, - сказал Тег.
   - Там опасно.
   - Всюду опасно.
   - Мы догадались, что ты пойдешь на Ясай. Кое-кто тут должен скоро по-
доспеть и отвести тебя в укрытие. Ага, вот и он. Мы тебя здесь не  виде-
ли, башар. И тебя здесь не было.
   Один из фермеров забрал возвышавшийся груз своего попутчика, соединив
два ремешка корзин, в то время как фермер, которого выбрал Тег, поспешно
пропихнул Тега под бечевку и в темный  граундкар.  Тег  мельком  заметил
сверкающие пласталь и плаз, когда транспорт лишь  на  секунду  замедлил,
чтобы подобрать его. Дверь резко закрылась за ним, и он оказался в  оди-
ночестве в мягком обитом кресле на  заднем  сиденье  граундкара.  Машина
набрала скорость и скоро далеко обогнала пеших фермеров. Окна вокруг Те-
га были затемнены так, что все проносившиеся снаружи мимо него, Тег  вид
ел как бы в сумраке. Водитель был затемненным силуэтом.
   Это был первый шанс расслабиться в теплом уюте с момента  его  плене-
ния, почти заманивший Тега в сон. Он не ощущал никаких угроз.  Его  тело
до сих пор болело от перегрузки и от мук, испытанных при Т-Пробе.
   Он, однако, сказал себе, что должен оставаться бодрым и настороже.
   Водитель наклонился вбок и заговорил через плечо, не оборачиваясь:
   - Они охотятся за тобой уже два дня, башар. Некоторые считают, что ты
уже покинул планету.
   "Два дня".
   Станнер, и что там еще они с ним сделали, лишило его сознания на дол-
гое время. Это только добавило к его  голоду.  Он  постарался  проиграть
пред глазами вмонтированный в его плоть хронометрических датчик, но  его
показания лишь мгновенно порхнули перед взором, как это происходило каж-
дый раз, когда он пытался проделать это со времени Т-Пробы. Его ощущение
времени и все взаимосвязи с ним необычайно изменились.
   "Значит, некоторые думают, что я покинул Гамму".
   Тег не спрашивал, кто за им охотится. В нападении и в последующей по-
пытке участвовали тлейлаксанцы и люди Рассеяния.
   Тег оглядел свой транспорт. Это был один из старых прекрасных граунд-
каров времен до Рассеяния, на нем был отпечаток чудеснейшего икшианского
производства. Он никогда не ездил на таком, но много слышал о них.  Рес-
тавраторы находили их, чтобы восстановить, собрать заново - чтобы они ни
делали, это возвращало древнее ощущение качества. Тегу говорили, что та-
кие автомобили часто находят заброшенными в старых  местах  -  в  старых
разрушенных зданиях, в штольнях,  запертыми  в  складах  механизмом,  на
сельскохозяйственных полях"
   И опять водитель слегка отклонился вбок и проговорил через плечо:
   - У тебя есть адрес в Ясае, куда бы тебе желательно было попасть, ба-
шар?
   Тег перебрал в своей памяти контакты,  перепроверенные  им  в  первой
инспекционной поездке по Гамму, и назвал адрес одного из таких людей.
   - Ты знаешь это место?
   - Там, в основном, место встреч и питейные заведения, башар.  Я  слы-
шал, там подают хорошую еду, но любой туда может войти, если у него есть
деньги.
   Не зная, почему он выбирает именно эту явку, Тег сказал:
   - Вот там мы и попытаем счастья.
   Он не считал нужным объяснять водителю, что по этому  адресу  находи-
лись отдельные обеденные кабинеты.
   Упоминание о еде вызвало мучительные терзания голода. У Тега  затряс-
лись руки, и  ему  понадобилось  несколько  минут,  чтобы  вернуть  спо-
койствие. Активность нынешней ночи почти его опустошила,  понял  он.  Он
обшарил взглядом всю внутренность автомобиля - нет ли  в  нем  отделения
для еды и питья. Реставрация автомобиля была выполнена с любовной  забо-
той, но он не увидел никаких скрытых отделений.
   Такие автомобили совсем не редкость в некоторых кварталах, знал он, и
все они - показатели богатства. Кому принадлежит этот?
   Не водителю, разумеется. По водителю ясно видно, что он -  профессио-
нал. Но если было послано сообщение  доставить  этот  автомобиль,  чтобы
забрать его, значит и другие знают о местонахождении Тега.
   - Нас не остановят и не обыщут? - спросил Тег.
   - Не эту машину, башар. Она принадлежит Планетарному банку Гамму.
   Тег молчаливо это переварил. Банк был  одним  из  его  контактов.  Он
очень тщательно изучил ключевые звенья во время инспекции.  Воспоминание
об этом сразу же заставило его вспомнить о своей главной ответственности
- за гхолу.
   - Мои попутчики, - осмелился спросить Тег. - Они...
   - Этим занимаются другие, башар. Я сказать не могу.
   - Нельзя ли предать словечко...
   - Когда будет безопасно, башар.
   - Разумеется.
   Тег откинулся на подушки и стал разглядывать то,  что  его  окружало.
Эти машины строились с применением большого количества плаза и почти не-
разрушимой пластали. С возрастом портилась внутренняя обшивка, управляю-
щая электроника, суспензорные установки, обводные вентилирующие  трубки.
И сцепления портились, как ни старались их уберечь. Реставраторы придали
этому граундкару такой вид, словно он только что вышел с завода -  всюду
приглушенное поблескивание металла, обивка  слабо  поскрипывает  на  си-
деньях. И запах - неопределимый аромат новизны - смесь полировки,  изящ-
ных тканей с примесью пощипывающего озона от плавно работающей  электро-
ники. Нигде здесь, однако, не было запаха пищи.
   - Сколько до Ясая? - спросил Тег.
   - Еще полчаса, башар. Есть ли проблема, которая требует большей  ско-
рости? Я не хотел бы привлекать...
   - Я очень голоден. Водитель поглядывал налево и направо.  Вокруг  них
больше не было фермеров. Дорога была почти  пуста,  кроме  двух  тяжелых
транспортных коконов справа, увлекаемых тракторами и большого грузовика,
тянущего парящий на суспензорах автоматический фруктосборщик.
   - Опасно слишком задерживаться, - сказал водитель. - Но я знаю место,
где, по-моему, смогу обеспечить тебе, по крайней мере, быструю миску су-
па.
   - Все было бы хорошо. Я не ел два дня и очень устал физически.
   Они добрались до перекрестка, и водитель повернул  налево,  на  узкую
дорогу мимо высоких, ровно разбросанных сосен. Вскоре он повернул на од-
норядную дорожку сквозь деревья. В конце  ее  открылось  низкое  здание,
построенное из темного кирпича с крышей из черного плаза. Окна были  уз-
кими и на них поблескивали сопла защитных выжигалок.
   Водитель сказал:
   - Одну минуту, сэр.
   Он вылез, и Тег впервые увидел лицо мужчины: необычайно худое лицо  с
длинным носом и крохотным ртом. Кружева морщин на щеках - знакомое  сви-
детельство хирургического восстановления. Глаза светились серебром, явно
искусственным. Он отвернулся и вошел в дом. Вернувшись, он открыл  дверь
Тега.
   - Пожалуйста, побыстрее, сэр. Тот, кто внутри, вам греет суп. Я  ска-
зал, что вы банкир. Платить нет надобности.
   Земля морозно поскрипывала под ногами. Тегу пришлось чуть пригнуться,
проходя в дверь. Он вошел в темный холл со стенами, отделанными деревян-
ными панелями, и с хорошо освещенной комнатой в конце. Запах пищи  манил
его туда, как магнит. Его руки опять задрожали. У окна из которого  отк-
рывался вид на перекрытый и отгороженный сад, был накрыт небольшой  сто-
лик. Кустарники, густо усыпанные красными цветами, почти скрывали камен-
ную стену, огораживавшую сад. Желтый и горячий плаз поблескивал над этим
пространством, купавшимся в искусственном летнем освещении.  Тег  благо-
дарно опустился на единственный стул у стола. Белая скатерть, увидел он,
с рельефной каймой. Единственная суповая ложка.
   Справа скрипнула дверь, и вошла коренастая фигура, неся чашу, от  ко-
торой поднимался пар. Мужчина заколебался, увидев Тега,  затем  поставил
чашу на стол и подвинул ее Тегу;  Настороженный  этой  нерешительностью,
Тег заставил себя забыть о еде, искушающий аромат которой  коснулся  его
ноздрей, и сосредоточился вместо этого на вошедшем.
   - Это хороший суп, сэр. Я сам его приготовил.
   Искусственный голос. Тег увидел шрамы по бокам челюсти. Вид  какой-то
древнемеханический у этого мужчины: голова почти без шеи, присаженная  к
толстым плечам, руки, которые кажутся странно соединенными и в плечах, и
в локтях, ноги, которые вырастают, как будто только из ляжек. Теперь  он
стоял неподвижно, но то, как он чуть дернулся, входя, говорило,  что  он
почти весь из заменяющих искусственных  деталей.  Нельзя  было  избежать
страдальческого взгляда его глаз.
   - Я знаю, что некрасив, сэр, - проскрипел мужчина. - Я был  раздавлен
при взрыве Аладжори.
   Тег понятия не имел, что это может быть такое - взрыв Аладжори, -  но
явно предполагалось, что он это знает.
   "Раздавлен".
   - Не могу припомнить, не встречались ли мы, - сказал Тег.
   - Никто здесь не знает другого, - ответил мужчина. - Ешьте ваш суп.
   Он указал вверх - на спиралеобразный  кончик  неподвижного  снуппера,
тот светился, показывая, что нигде поблизости им  не  выявлено  никакого
яда. - Еда здесь безопасна.
   Тег взглянул на темно-коричневую жидкость в миске - в  ней  виднелись
крупные куски мяса - и потянулся за ложкой. Он дважды  пытался  ухватить
дрожащей рукой ложку, но даже потом расплескал большую часть жидкости не
успев приподнять ее. Поддерживающая рука крепко схватила запястье  Тега,
и искусственный голос тихо проговорил ему в ухо:
   - Я не знаю, что они с вами сделали, башар, но  никто  вам  здесь  не
причинит вреда, не перешагнув сперва через мое мертвое тело.
   - Ты знаешь меня?
   - Многие отдали бы за вас жизнь, башар. Благодаря вам жив мой сын.
   Тег позволил, чтобы ему помогли. Это было все, что  он  мог  сделать,
чтобы проглотить первую ложку. Жидкость была наваристой, горячей и успо-
каивающей. Его рука вскоре окрепла, и он кивнул мужчине, что  можно  от-
пустить его запястье.
   - Еще, сэр?
   Тег только тогда понял, что дочиста съел всю  миску.  Было  искушение
сказать "да", но ведь водитель упоминал, что им надо спешить.
   - Благодарю тебя, но я должен идти.
   - Вас здесь не было, - проскрипел мужчина.
   Когда они опять оказались на главной дороге, Тег откинулся на подушки
аппарата и задумался над занятным смыслом, подспудно звучавшим за слова-
ми раздавленного. Те же самые слова, что употребил и фермер: "Вас  здесь
не было". Было ощущение, что это общий ответ,  говоривший  о  переменах,
произошедших на Гамму с тех пор, как Тег осматривал планету.
   Вскоре они достигли предместий Ясая, и Тег задумался, не стоит ли ему
попробовать маскировку. Раздавленный быстро его опознал.
   - Где сейчас за мной охотятся Преподобные Черницы? - спросил Тег.
   - Повсюду, башар. Мы не можем гарантировать твою безопасность, но ша-
ги предприняты. Я кого надо поставлю в известность, куда я  тебя  доста-
вил.
   - Они не говорили, почему охотятся за мной?
   - Они никогда не объясняют, башар.
   - Сколько времени они уже на Гамму?
   - Слишком уже давно, сэр. С моего детства. Я был в чине балтерна  при
Рендитае.
   "По меньшей мере, сто лет, - подумал Тег, - Достаточно времени, чтобы
собрать множество сил в свои руки... если доверять страхам Таразы".
   Тег им доверял.
   "Не доверяй никому, на кого могут повлиять эти шлюхи", - сказала  ему
Тараза.
   Однако, в нынешней ситуации Тег не ощущал угрозы для себя. Он не нас-
таивал на больших подробностях.
   Они основательно углубились в Ясай. Черная громада древней  харконне-
новской цитадели времен Барона периодически мелькала у него перед глаза-
ми через случайные просветы между стенами, ограждавшими огромные  личные
резиденции. Аппарат повернул на улицу  небольших  коммерческих  учрежде-
ний... Дешевые здания, сооруженные по большей части из случайных  остат-
ков, чему свидетельством была их плохая пригнанность друг к другу и дис-
гармоничные цвета. До ядовитости яркие вывески, рекламирующие, что у них
все товары самые лучшие, что ремонтные услуги у них лучше, чем где  либо
еще.
   "Это не значит, что Ясай приходит в упадок или даже совсем  ветшает",
- подумал Тег. Развитие превратилось здесь в нечто  еще  хуже  уродства.
Кто-то предпочел, чтобы  это  место  было  уродливым.  Это  был  ключ  к
большинству того, что он видел в городе.
   Время здесь не останавливалось, оно пошло вспять. Это не  был  совре-
менный город, полный ярких  транспортных  коконов,  самообеспечивающихся
утилиформенных зданий. Это были  разбросанные  наугад  джунгли,  древние
строения, соединенные с древнейшими строениями, некоторые построенные по
индивидуальному проекту, а некоторые возводились ради давно минувшей не-
обходимости. Все строения в Ясае теснились одно к другому в  беспорядке,
который едва умудрялся избегать хаоса. Что выручало,  как  понимал  Тег,
так это заложенная с самого основания схема главных  магистралей,  вдоль
которых и сооружалось все это беспорядочное нагромождение. Хаос  удержи-
вался в границах, хотя в разбивке улиц  нельзя  было  углядеть  никакого
единого руководящего плана. Улицы встречались и пересекались под  стран-
ными углами, редко прямыми. Видимое с воздуха, это место  представлялось
безумным, сшитым из клочков, одеялом, где только огромный черный прямоу-
гольник древнего Барона говорил о какой-то организации.  Остальное  было
архитектурным мятежом.
   Тег внезапно увидел, что это место является слоем, наложенным на дру-
гие слои, основывающихся на предыдущих слоях и такая бешеная смесь,  что
они никогда не смогут докопаться до полезной правды. Все Гамму двигалось
по этому пути. Откуда же такое безумие взяло свое начало?  От  Харконне-
нов?
   - Мы на месте, сэр.
   Водитель подрулил к краю тротуара перед фасадом здания без окон.  Вся
поверхность - черный ровный пласталь, единственная дверь на уровне  зем-
ли. Никакого барахольного материала в этом  сооружении.  Тег  узнал  это
место: та надежная нора, которую он выбрал.  Нечто  неопределенное  про-
мелькнуло пред двойным зрением Тега, но он  не  ощутил  непосредственной
угрозы. Водитель открыл дверь Тегу и встал сбоку.
   - Здесь не слишком-то много народа в этот час, сэр.  Я  бы  на  вашем
месте поскорее проник внутрь.
   Не оглядываясь назад, Тег метнулся через узкий тротуар в здание и по-
пал в небольшое ярко освещенное фойе, отделанное полированным белым пла-
зом, где только ряды телеглазов встретили его. Он нырнул в шахту лифта и
набрал памятные ему координаты. Этот лифт, он знал, идет под углом через
все здание к пятьдесят седьмому этажу, к задней его части, где есть  ок-
на. Он помнил уединенную столовую, отделанную темнокрасным, с  увесистой
коричневой мебелью, и женщину с жестким взглядом,  с  явными  признаками
подготовки Бене Джессерит, но не Преподобную Мать.
   Лифт доставил его в комнату, которую он помнил, но там не было  нико-
го, чтобы встретить. Тег оглянулся, ища солидную коричневую мебель.  Че-
тыре окна у задней стены были закрыты толстыми темно-красными шторами.
   Тег понял, что его увидели. Он терпеливо ждал, используя свое  новоп-
риобретенное двойное зрение, которое заранее показало бы ему  опасность.
Не было никаких признаков нападения. Он занял позицию сбоку от выхода из
лифта и еще раз огляделся вокруг. У Тега была теория о взаимосвязи поме-
щений с их окнами - количеством, расположением,  размерами,  высотой  от
пола, пропорциональным соотнош9ением между размерами собственно  помеще-
ния и его окон, высотой потолков. Для него имело значение, легкие  зана-
вески на окнах или тяжелые шторы - все это  давало  пищу  для  ментатных
выкладок, опиравшихся на знание формального предназначения того или ино-
го помещения, из мелочей слагалась до изощренности развитая  система,  в
тонкую упорядоченность которой вписывалось любое помещение.  Смысл  окон
мог выламываться их этой системы, если их использовали по-особому в ава-
рийных случаях, но и аварийные случаи имели свою надежную систему.
   Отсутствие окон в комнате высоко  над  землей  имело  свой  особенный
смысл. Если люди занимали такую комнату, то это не обязательно означало,
что их главная цель секретность.
   В учебных за ведениях ему доводилось видеть безошибочные признаки то-
го, что классные комнаты без окон были убежищем от внешнего мира и  осо-
бым проявлением неприязни к детям.
   Эта комната, однако, представляла что-то другое:  обусловленная  сек-
ретность плюс необходимость вести периодическое  наблюдение  за  внешним
миром. "Защищающая секретность, когда требуется". Его мнение укрепилось,
когда он пересек комнату и отдернул одну из штор. На окнах  был  тройной
бронированный плаз. Вот как! Наблюдение за внешним миром  могло  вызвать
нападение. Это было мнение того, кто велел обустроить  комнату  подобным
образом, кто бы это ни был.
   И опять Тег отдернул занавеску в сторону. Он выглянул в угловое окно,
на котором были установлены  призматические  рефлекторы,  позволявшие  в
увеличенном виде просматривать все соседние стены от угла до угла  и  от
земли до крыши.
   "ОТЛИЧНО!"
   При его предыдущем посещении у него не было  достаточно  времени  для
более тщательного изучения, но теперь он сделал более уверенную  оценку.
Очень интересная комната. Тег задвинул занавеску и вернулся как раз вов-
ремя, чтобы увидеть высокого человека, выходящего из отверстия лифта.
   Двойное зрение Тега снабдило его четким опережающим  видением  незна-
комца. В этом человеке таилась опасность. Ноприбывший был явно военным -
то, как он держал себя, его живой взгляд, схватывавший все  подробности,
которым мог обладать только тренированный и закаленный  офицер.  И  было
что-то еще в его поведении, что заставило Тега застыть на месте. Это был
предатель! Наемник, доступный тому, кто предложит наивысшую цену.
   - Чертовки плохо они с тобой обошлись, - приветствовал мужчина  Тега.
Голос его был глубоким баритоном с бессознательным  убеждением  в  своей
личной силе, звучавшей в нем. Выговор его был такой, какого Тег  никогда
прежде не слышал. Это кто-то из Рассеяния! Башар или эквивалент  башара,
прикинул Тег.
   Все равно, не было никаких признаков  немедленного  нападения.  Когда
Тег не ответил, мужчина продолжил:
   - О-о, прости, что не представился. Я - Муззафар. Я  Джафа  Муззафар,
региональный командующий силами Дура.
   Тег никогда не слышал о силах Дура.
   Вопросы заполонили ум Тега, но он оставил их при себе. Что  он  здесь
ни скажи - это может дать ключик к его слабостям.
   Кто же были эти люди, которые встречались ему на пути?
   "Почему я выбрал это место?" И это решение было принято с такой внут-
ренней уверенностью!
   - Пожалуйста, чувствуй себя уютно, - сказал Муззафар, указывая на не-
большой диванчик и низкий сервировочный столик перед ним. - Уверяю тебя,
ничего из случившегося с тобой не является моим деянием. Я старался  ос-
тановить их, когда узнал об этом, но ты уже... покинул сцену.
   Теперь Тег услышал в голосе Муззафара и другое: настороженность, гра-
ничащую со страхом. Значит, этот человек либо слышал  о  произошедшем  в
хижине и на вырубке, либо видел это.
   - Чертовски умно с твоей стороны, - сказал Муззафар - Выжидать, скры-
вая свою истинную силу, пока захватившие тебя не сосредоточились на  по-
пытках выжать информацию. Они что-нибудь узнали?
   Тег молчаливо покачал головой. Его так и  подмывало  переключится  на
свою сверхскорость для нападения, но все же он не чувствовал  здесь  не-
посредственной угрозы насилия. Что же делают эти Затерянные? Но Муззафар
и его люди сделали неправильный вывод о том,  что  произошло  в  комнате
Т-Пробы. Это ясно.
   - Пожалуйста, садитесь, - сказал Муззафар.
   Тег сел на предложенный диванчик.
   Муззафар уселся в глубокое кресло напротив Тега под небольшим  углом,
с другой стороны от него - сервировочный столик. В  Муззафаре  ощущалась
приглушенно-напряженная бдительность. Он был готов к битве.
   Тег с интересом разглядывал мужчину. На  Муззафаре  не  было  никаких
особенных знаков различия - только командующий. Высокий мужчина с  широ-
ким мясистым лицом и большим носом. Глаза серо-зеленые и устремлены чуть
ниже правого плеча Тега, когда кто либо из них заговаривал. Тег  некогда
знал шпиона, который тоже так смотрел.
   - Ну-ну, - сказал Муззафар. - Со времени прибытия сюда я очень  много
читал и слышал о тебе.
   Тег продолжал безмолвно его  разглядывать.  Волосы  Муззафара  хорошо
подстрижены, над левым глазом фиолетовый шрам,  миллиметра  три  длиной.
Одет он в открытую полевую светло-зеленую куртку и соответствующие брюки
- не вполне мундир, но во всем этом есть опрятность, говорящая о привыч-
ке аккуратно следить за своим внешним видом. Ботинки  это  только  подт-
верждали. Тег подумал, что наклонись он поближе, можно было бы даже уви-
деть свое отражение в их надраенной светло-коричневой поверхности.
   - Никогда, разумеется, не рассчитывал встретится  с  тобой  лично,  -
проговорил Муззафар. - Почитаю это за великую честь.
   - Я знаю очень мало о тебе кроме того, что ты  командуешь  силами  из
Рассеяния, - сказал Тег.
   - Гм! Действительно, тебе не так уж много известно.
   Опять Тег почувствовал мучительный голод.  Его  взгляд  устремился  к
кнопке рядом с выходом трубокамеры - кнопки вызова  официанта,  как  ему
помнилось. Это место, где работу, обычно отдаваемую автоматам, выполняли
люди: предлог для того, чтобы держать большую силу постоянно собранной и
поблизости.
   Неправильно поняв интерес Тега к трубокамере, Муззафар сказал:
   - Пожалуйста, не думай о том, чтобы сбежать. Сейчас подойдет мой лич-
ный медик, чтобы тебя осмотреть. Должен быть через секунду.  Буду  очень
признателен, если ты будешь спокойно ждать до его прибытия.
   - Я просто подумал о том, чтобы заказать еду, - сказал Тег.
   - Советую подождать, пока тебя не осмотрит доктор. Станнеры порой ос-
тавляют очень противные последствия.
   - Значит, ты знаешь об этом.
   - Знаю обо всем этом чертовом провале. Ты и твой человек, -  Бурзмали
- это та сила, с которой стоит считаться.
   Не успел Тег ответить, как из трубокамеры появился высокий человек  в
красном стилсьюте и куртке, настолько худой и костлявый, что его  одежда
свободно полоскалась и трепыхалась на нем.  Ромбовидное  клеймо  доктора
Сакк на его высоком лбу было оранжевого цвета, а не привычного  черного.
На глазах медика - поблескивающие оранжевые линзы,  скрывавшие  истинный
цвет.
   "Наркоман, приверженный к чему-нибудь?" - задумался Тег. От  него  не
исходило запаха знакомых наркотиков и даже меланжа. Был,  однако,  едкий
запах, нечто, похожее на фрукты.
   - А, вот и ты, Солитц! - сказал Муззафар. Он указал на  Тега.  -  Как
следует его осмотри. Позавчера он был сбит станнером.
   Солитц вытащил привычный для докторов Сакк сканнер, компактный и уме-
щавшийся водной руке. Сканнер тихо жужжал - работало его поле снятия по-
казаний.
   - Значит, ты доктор Сакк, - сказал Тег, указав взглядом на  оранжевое
клеймо на лбу.
   - Да, башар. Мои обучение и подготовка наилучшие, в древних  традици-
ях.
   - Я никогда не видел опознавательный знак такого цвета, - сказал Тег.
   Доктор провел сканнером вокруг головы Тега.
   - Цвет татуировки не имеет значения, башар. Имеет  значение  то,  что
скрывается за ним, - он опустил сканнер до плеч Тега,  затем  провел  по
всему его телу.
   Тег ждал, когда прекратится жужжание.
   Доктор отступил назад и обратился к Муззафару:
   - Он в полном здравии, Полевой Маршал. Примечательно здоров, учитывая
его возраст, но отчаянно нуждается в подкреплении сил.
   - Да... тогда все замечательно, Солитц. Позаботься об этом.  Башар  -
наш гость.
   - Я закажу мясо, поскольку это больше всего сейчас ему нужно, -  ска-
зал Солитц. - Ешьте его медленно, башар. - Солитц скорчил бодрую  грима-
су, затем его куртка и брюки опять затрепетали и захлопали на ходу.  Его
поглотила трубка лифта.
   - Полевой Маршал? - спросил Тег.
   - Восстановление древних титулов в Дуре, - сказал Муззафар.
   - В Дуре? - рискнул переспросить Тег.
   - Как же глупо с моей стороны! - Муззафар извлек небольшую  коробочку
из бокового кармана своей куртки и вынул из нее тоненькую папку. Тег уз-
нал голостат, сходный с тем, что он сам носил при себе во  время  долгой
службы - голографические снимки дома и семьи. Муззафар поместил голостат
на стол между ними и нажал контрольную кнопку.
   Полноцветный образ зеленой кустарниковой протяженности джунглей  воз-
ник как живой в миниатюре над столом.
   - Дом, - сказал Муззафар. - Здесь, в центре, - каркасный кустарник, -
палец указал на место в проекции. - Первый, который когда  либо  повино-
вался мне. Люди смеялись надо мной, когда я первым моим кустарником выб-
рал такой - и так к нему привязался.
   Тег, глядевший на проекцию, расслышал в голосе Муззафара глубокую пе-
чаль. Указанный кустарник был долговязым пучком  тонких  веточек  с  яр-
ко-голубыми шариками, танцующими на их кончиках.
   "Каркасный кустарник?"
   - Знаю, вид у него не ахти, - сказал Муззафар, отводя указывающий па-
лец от проекции. - Совсем не обеспечивает безопасности. Мне самому  при-
ходилось защищать себя несколько раз за первые месяцы после его посадки.
Очень, однако, к нему привязался. Они на это,  знаете  ли,  откликаются.
Это самый лучший дом теперь во всех  Глубоких  Долинах,  клянусь  Вечной
скалой Дура!
   Муззафар поглядел на озадаченное выражение лица Тега.
   - Черт побери! Ведь у вас, конечно, нет таких кустарников. Ты  должен
простить мое потрясающее невежество. Мы, по-моему, много чему можем нау-
чить друг друга.
   - Ты назвал это домом, - сказал Тег.
   - О, да. Под правильным управлением, как только они научились  подчи-
нятся, разумеется, каркасный кустарник сам себя выращивает в  превосход-
ную резиденцию. Это занимает только четыре или пять стандартных.
   "Стандартных, - подумал Тег. - Значит,  Затерянные  до  сих  пор  ис-
пользуют понятие стандартного года".
   Раздалось шипение в трубке лифта, и в комнату,  спиной  вперед  вошла
женщина в голубом облачении обслуги, ведя за собой плывущий на суспензо-
рах термококон, который она остановила перед столом Тега. Одежда ее была
того типа, который Тег видел во время первой своей инспекции, но,  когда
она повернула к нему свое приятное округлое лицо, то оно  было  незнако-
мым. Ее череп был выбрит, и всюду по нему тянулись выдающиеся вены. Гла-
за ее были водянисто-голубыми, и в позе присутствовало что-то боязливое.
Она открыла крышку термококона, и пряные запахи еды поплыли в ноздри Те-
га.
   Тег насторожился, но не ощутил непосредственной угрозы: своим  опере-
жающим зрением он видел себя поедающим эту еду без дурных последствий.
   Женщина расставила перед ним на столе ряд блюд и аккуратно  разложила
сбоку все необходимые приборы.
   - У меня нет снуппера, но я попробую еду, если хочешь, - сказал  Муз-
зафар.
   - Нет необходимости, - сказал Тег. Он понимал, что это посеет  подоз-
рения, но ведь наверняка эти подозрения сведутся к тому, что он -  Видя-
щий Правду. Взгляд Тега был прикован к еде. Он даже сам не  успел  заме-
тить, как наклонился вперед и принялся есть. Знакомый с голодом ментата,
он был удивлен своими собственными реакциями. Работа мозга в модуле мен-
тата потребляла калории на устрашающем уровне, но сейчас им двигала дру-
гая необходимость. Он ощущал, как  его  собственный  инстинкт  выживания
контролирует его действия. Этот голод был свыше всего, что он когда-либо
испытывал в жизни. Суп, который он съел с некоторой осторожностью в доме
раздавленного, не возбуждал в нем такой требовательной реакции.
   "Доктор Сакк выбрал правильно", - подумал Тег. Все меню было  состав-
лено непосредственно по  результатам  полного  обследования,  сделанного
сканнером.
   Молодая женщина продолжала доставать и доставать блюда из  термококо-
нов, поступавших через трубокамеру.
   Тегу пришлось сдаться на середине трапезы и удалится для облегчения в
туалет при обеденном кабинете, осознавая что и здесь спрятанные телегла-
зы будут держать его под наблюдением. Он понял по своей физической реак-
ции, что пищеварительная система тоже ускорила свою работу,  отвечая  на
новый уровень запросов тела. Когда он вернулся к  столу,  то  чувствовал
себя таким же голодным, словно вообще нисколько не поел.
   Официантка начала показывать признаки удивления, затем тревоги. И все
равно продолжала поставлять и поставлять еду по его требованию.
   Муззафар смотрел с возраставшим удивлением, но ничего не говорил.
   Тег, ощутил, как еда проникает в  его  клетки,  восстанавливая  силы:
точная регулировка калорий, как о ней распорядился  доктор  Сакк.  Коли-
чества, однако, они и помыслить не могли. Девушка  продолжала  выполнять
его заказы, двигаясь в состоянии шока.
   Муззафар наконец заговорил.
   - Должен сказать, никогда прежде не видел,  чтобы  кто-нибудь  съедал
так много в один присест. Не могу понять, ни как ты это делаешь, ни  по-
чему.
   Тег, наконец удовлетворенный, откинулся, зная, что возбудил  вопросы,
на которые нельзя отвечать правдиво.
   - Это потому, что я ментат, - соврал Тег. - У меня было очень  напря-
женное время.
   - Потрясающе, - сказал Муззафар. Он поднялся.
   Когда Тег стал подниматься на ноги, Муззафар жестом велел  ему  оста-
ваться на месте.
   - Нет необходимости. Мы приготовили для тебя помещение сразу за  этой
дверью. Для тебя безопаснее никуда пока не передвигаться.
   Молодая женщина удалилась с пустыми термококонами.
   Тег внимательно вгляделся в Муззафара.  Что-то  изменилось  во  время
трапезы. Муззафар смотрел не него холодными меряющим взглядом.
   - У тебя есть скрытый миникоммуникатор, - сказал Тег.  -  Ты  получил
новое приказание.
   - Твоим друзьям не советовали бы нападать на это место, - сказал Муз-
зафар.
   - По-твоему, в этом и есть мой план?
   - Каков же твой план, башар?
   Тег улыбнулся.
   - Очень хорошо.
   Взгляд Муззафара стал рассеянным, пока он прислушивался к  миникомму-
никатору. Когда он опять перевел взгляд на Тега, в его глазах  появилось
выражение хищника. Тег ощутил этот взгляд, как ударную волну,  и  понял,
что кто-то еще приближается к этому помещению. Полевой Маршал  думал  об
этом новом развитии событий, как о чем-то крайне опасном для своего гос-
тя, но Тег не видел ничего, способного нанести поражение его новым  спо-
собностям.
   - Ты думаешь, что я твой пленник, - сказал Тег.
   - Вечной скалой клянусь, башар, ты не то, что я от тебя ожидал!
   - Эта Преподобная Черница, которая движется сюда, на что она  рассчи-
тывает? - спросил Тег.
   - Башар, предупреждаю тебя, не принимай с ней такого тона. Ты не име-
ешь ни малейшего понятия о том, что с тобой вот-вот произойдет.
   - Со мной вот-вот произойдет Преподобная Черница, - сказал Тег.
   - Я желаю, чтобы у тебя с ней все хорошо кончилось!
   Муззафар повернулся всем телом и удалился через лифт.
   Тег пристально посмотрел ему вслед.  Перед  его  вторым,  опережающим
время, зрением что-то коротко вспыхнуло - словно свет, мигнувший  вокруг
выхода трубокамеры. Преподобная Черница здесь, но  еще  не  готова  сюда
войти. Прежде всего, она должна  посоветоваться  с  Муззафаром.  Полевой
Маршал не в состоянии поведать этой опасной женщине что-нибудь  действи-
тельно важное.


   Память никогда не воспроизводит реальности. Всякая реконструкция  из-
меняет оригинал, становится вечным каркасом взаимоотсылок, которые неиз-
бежно оказываются недостаточными.
   Руководство Ментата.

   Лусилла и Бурзмали вошли в Ясай с юга, в кварталы низших  сословий  с
их редкими уличными фонарями. Всего лишь час оставался  до  полуночи,  и
все равно улицы этого квартала были переполнены  людьми.  Некоторые  шли
тихо, некоторые на наркотическом заводе, чесали языками, некоторые  лишь
выжидающе наблюдали, ошиваясь на углах и привлекая завороженное внимание
проходившей мимо Лусиллы.
   Бурзмали ее все время поторапливал - жадный клиент, охочий  до  того,
чтобы остаться с ней наедине. Лусилла продолжала  украдкой  разглядывать
людей.
   Что они здесь делали? Эти люди, стоявшие в дверях,  кого  они  ждали?
Рабочие в тяжелых фартуках, появившиеся из широкого  прохода,  сбоку  от
Лусиллы и Бурзмали, почти поровну мужчин и женщин. Он них шел густой за-
пах нечистот и пота. Все они были высокими,  тяжеловесными,  с  толстыми
руками. Лусилла и представить себе не могла, какое у них может быть  за-
нятие, но достаточно было одного взгляда на них, чтобы она осознала, как
же мало знала о Гамму.
   Рабочие переговаривались и сплевывали в водопроводный желоб, выходя в
ночь. "Очищают себя от чего-то заразного?" Бурзмали наклонился к  самому
уху Лусиллы и прошептал:
   - Это рабочие - борданос.
   Она осмелилась оглянуться на них, когда они уходили в направлении бо-
ковой улочки. Борданос? Ах, да... люди, специально выведенные  и  натас-
канные на работу с компрессорной машинерией, работающей на энергии газов
от нечистот. Порода, при селекции которой  убрано  чувство  обоняния,  а
мускулатура плеч и рук увеличена. Бурзмали увел ее за угол,  и  борданос
исчезли из вида.
   Из темного дверного прохода рядом с ними  появилось  пятеро  детей  и
выстроились в линию, следуя за Лусиллой и  Бурзмали.  Лусилла  заметила,
что их руки что-то сжимали. Они следовали за ними со странной  настойчи-
востью. Бурзмали внезапно остановившись, обернулся. Дети тоже  останови-
лись и поглядели на него. Лусилле стало ясно, что дети замышляют  что-то
нехорошее.
   Бурзмали сложил перед собой руки и поклонился детям. Он произнес:
   - Гулдур!
   Когда Бурзмали повел ее дальше по улице, дети больше за ними не  сле-
довали.
   - Они могли забросать нас камнями, - сказал он.
   - Почему?
   - Это дети секты, которая называется Гулдур - местное название  Тира-
на.
   Лусилла оглянулась, но детей больше не было видно. Они отправились на
поиски другой жертвы.
   Бурзмали повел ее за другой угол. Теперь они были на  улочке,  запол-
ненной мелкими торговцами, торгующими с лотков на колесах - еда, одежда,
небольшие инструменты, ножи. Крики сливались в единый напев, заполнявший
воздух: торговцы старались привлечь покупателей. В  их  голосах  звучала
приподнятость, присущая концу рабочего дня - фальшивая яркость, состояв-
шая из надежды, что сбудутся прежние мечты, и все же подкрашенная созна-
нием, что жизнь для них не переменится. Лусилле пришло в голову, что лю-
ди на улицах преследуют ускользавшую мечту, и что им нужно даже  не  то,
чтобы эта мечта сбылась, но погоня за ней - за  мифом,  за  которым  они
приучены гнаться, точно так, как натасканные гончие бегут по бесконечно-
му кругу беговой дорожки за механической приманкой.
   На улице прямо перед ними появилась плотная фигура в толстом подбитом
пальто вовлеченная в громкий спор с купцом, предлагавшим прыгучий  мешо-
чек, наполненный темно-красными шариками кисло-сладких фруктов.  Фрукто-
вый запах все окутывал вокруг них. Торговец жаловался:
   - Ты крадешь еду изо рта моих детей!
   Объемистая фигура говорила тонким голосом с выговором, морозяще  зна-
комым для Лусиллы.
   - У меня тоже есть дети!
   Лусилла с усилием совладала с собой.
   Когда они отошли достаточно далеко от торговой улочки, она прошептала
Бурзмали:
   - Этот человек в толстом пальто, вон там - это тлейлаксанский  Госпо-
дин!
   - Не может быть, - возразил Бурзмали. - Он слишком высок.
   - Их двое: один на плечах у другого.
   - Ты уверена?
   - Уверена.
   - Я видел других подобных со времен нашего прибытия, но я и не  запо-
дозрил.
   - Множество охотников на этих улицах, - сказала она.
   Лусилле все больше становилось не по душе повседневная свинская жизнь
обитателей этой свинской планеты. Она больше  не  доверяла  объяснениям,
почему гхола был доставлен сюда. Из всех планет, где мог выращиваться их
драгоценный гхола, почему Орден выбрал именно эту?
   И был ли этот гхола действительно драгоценным? Не может ли быть  так,
что он просто наживка?
   Почти перегораживая узкий проход аллеи рядом с ними был мужчина,  за-
зывавший к высокому устройству из вертящихся огоньков.
   - Живи! - восклицал он. - Живи!
   Лусилла замедлила шаг, посмотреть на прохожего, отошедшего в аллею  и
бросившего монетку зазывале, а затем наклонившегося к тазику, в  котором
ярко светились огоньки. Зазывала тоже посмотрел на Лусиллу. Она  увидела
человека с узким темным лицом  аборигена  Келадана  лишь  немногим  выше
тлейлаксанского Господина. На этом  меланхоличном  лице  было  выражение
презрения, когда он подобрал деньги клиента. Клиент поднял лицо от тази-
ка, содрогнувшись, затем покинул аллею, слегка спотыкаясь, глаза его бы-
ли стеклянными. Лусилла узнала это устройство: пользователи называли его
гипнобонг, и он был запрещен в большинстве цивилизованных миров.
   Бурзмали поспешил увести ее прочь от меланхоличного владельца  гипно-
бонга.
   Они вышли на боковую улочку пошире, где на углу была дверь в  здание,
пересекавшее их дорогу. Все вокруг двигались пешком,  ни  одного  транс-
портного средства не было видно. На ступенях этой  угловой  двери  сидел
высокий мужчина, подобрав колени к подбородку. Его длинные руки  охваты-
вали колени, тонкие пальцы переплетены. На нем была черная шляпа с широ-
кими полями, затемнявшими его лицо от уличных светильников, но по одному
лишь двойному блику среди теней, отбрасываемых полями его головного убо-
ра, Лусилла поняла, что никогда прежде не встречала людей подобной поро-
ды. Это было то, о чем Бене Джессерит знал лишь понаслышке.
   Бурзмали подождал, пока они не отойдут на  порядочное  расстояние  от
сидевшей фигуры, до того, как удовлетворить ее любопытство.
   - Футар, - прошептал он, - вот как они себя называют. Они только  не-
давно появились здесь, на Гамму.
   - Тлейлаксанский эксперимент, -  догадалась  Лусилла  и  подумала,  -
"Ошибка, вернувшаяся из Рассеяния". - Что они здесь делают?  -  спросила
она.
   - Колония торговцев, так сказали местные жители.
   - Не верь этому. Это охотничьи животные, которые скрещены с людьми.
   - Ага, вот мы и на месте, - сказал Бурзмали. Он провел Лусиллу  через
узкую дверь в тускло освещенную харчевню.
   Эта часть их маскировки, поняла Лусилла: делай  то,  что  делают  все
другие в этом квартале, но ей отнюдь не улыбалась перспектива  поесть  в
этом месте - нисколько, если судить по доносящимся запахам.
   Здесь явно только что было полно народу, но, когда они вошли, харчев-
ня уже начинала пустеть.
   - Эту забегаловку очень высоко хвалят, - сказал Бурзмали,  когда  они
уселись за мехаслот, поджидая появления проекции меню.
   Лусилла наблюдала за уходившими клиентами. Ночные рабочие  с  ближних
фабрик и контор, предположила она. Они казались встревоженными  в  своей
спешке, может быть, боялись того, что с ними  могут  сделать,  если  они
опоздают.
   Она подумала, что в Оплоте была полностью отрезана от всей жизни пла-
неты. Ей не нравилось то, что сейчас узнавала о Гамму. До чего же убогое
местечко эта забегаловка! Табуреточки у стойки справа от нее были  исца-
рапанными и потрепанными. Стол, многократно вытертый и продраенный  пес-
кодральщиками, уже никаким вакуумным очистителем (сопло которого  видне-
лось рядом с ее левым локтем) невозможно привести в чистоту. Не было да-
же признака самого дешевого соника для поддержания чистоты. В  царапинах
стола скапливались остатки еды и прочая пакость.  Лусилла  содрогнулась.
Она не могла избежать чувства, что допустила ошибку, отделясь от гхолы.
   Она увидела, что перед ними проявляется проекция меню, и Бурзмали уже
изучает его.
   - Я закажу и для тебя, - сказал он.
   Бурзмали говорил так, как будто он не  желает,  чтобы  она  совершила
ошибку, заказав нечто такое, что женщина Хорм должна избегать.
   Ее уязвило ощущение своей зависимости. Она ведь Преподобная Мать! Она
обучена  давать  приказания  в  любой  ситуации,  быть  хозяйкой   своей
собственной судьбы. До чего же все это утомительно. Она указала на гряз-
ное окно слева от нее, где были видны люди, проходящие по узкой улочке.
   - Я понесу убытки, если мы будем медлить, Скар.
   "Вот так! Это вполне подходит к роли".
   Бурзмали чуть не вздохнул. "Наконец-то! - подумал он. - Она опять на-
чала действовать как Преподобная Мать". Он не мог  понять  отстраненного
отношения, охватившего ее при взгляде на город и его население.
   Из подвального люка на стол выскользнули два молочных напитка.  Бурз-
мали выпил свой одним глотком. Лусилла попробовала свой сначала кончиком
языка, определяя его содержимое. Поддельный кофект,  разведенный  соком,
ароматизированным ореховым запахом.
   Бурзмали указал подбородком вверх, показывая ей, что это надо  выпить
быстро. Она повиновалась, скрыв гримасу отвращения от химических  арома-
тов. Внимание Бурзмали было привлечено к чему-то за ее правым плечом, но
она не осмеливалась обернуться. Это было бы вне роли.
   - Пошли, - он положил монетку на стол и заспешил на улицу. Он улыбал-
ся улыбкой жадного клиента, но в глазах его была настороженность.
   Темп жизни на улицах сменился. Стало уже  меньше  народу.  Затененные
двери источали более глубокое чувство угрозы.  Лусилла  напомнила  себе,
что она, по роли, представляет могущественную гильдию, чьи члены  неуяз-
вимы для обычной жестокости городского отребья, и немногие люди, которых
они все-таки встречали на пути, действительно уступали ей дорогу, взирая
на драконов на ее облачении с явным благоговейным страхом.
   Бурзмали остановился в дверях.
   Эта дверь была совсем такой же, как и другие вдоль этой улицы -  чуть
отстоящая от тротуара, такая высокая, что казалась уже, чем была на  са-
мом деле. Старомодный засов перекрывал вход. Ничто из более новых систем
явно не проникало в эти трущобы. Сами улицы, предназначенные только  для
граундкаров, свидетельствовали об этом. Она  сомневалась,  что  в  целом
этом районе найдется хотя бы одна крыша-подушка. Не было видно или слыш-
но ни флиттеров, ни топтеров. Однако доносилась музыка -  слабое  шурша-
ние, напоминавшее симуту. Что-то новое у приверженцев симуты? Это, явно,
такой район, где любые наркоманы должны чувствовать себя, как дома.
   Лусилла торопливо взглянула на фасад  здания,  Бурзмали  же  двинулся
вперед и дал знать об их присутствии, отомкнув дверной засов.
   На фасаде здания не было окон. Только слабое поблескивание телеглазов
на фасаде здесь и там в тусклом отсвете древней пластали. Это были  ста-
ромодные телеглазы, заметила она, намного больше современных.
   Дверь, глубоко внутри теней, повернулась вовнутрь на безмолвных  пет-
лях.
   - Сюда, - Бурзмали подался вперед и заставил ее идти за собой,  потя-
нув за локоть.
   Они вошли в тускло освещенный холл, в котором пахло экзотической едой
и горькими эссенциями. Ей понадобился момент, чтобы определить некоторые
из запахов, ударивших ей в нос. Меланж. Ни с чем не спутать этот  густой
запах корицы. И, конечно, симута. Она узнала жженый рис и  соли  хигита.
Кто-то маскировал нечто другое под видом приготовления пищи. Здесь  про-
изводились взрывные устройства. Она сначала хотела предостеречь  Бурзма-
ли, но передумала. Ему нет надобности это знать, и в  этом  ограниченном
пространстве могли быть уши, которые услышат все, что она скажет.
   Бурзмали двинулся по затемненой лесенке с  тусклым  глоуглобом  вдоль
косой несущей доски. На вершине лестницы он нашел спрятанный включатель,
скрытый за одним из пятен перепачканной стены. Не  раздалось  ни  звука,
когда он надавил этот включатель, но Лусилла ощутила перемену в движени-
ях всюду вокруг них. Тишина. Это был новый вид тишины в ее опыте: насто-
роженно притихшая готовность к бегству или к насилию. Хоть в  лестничном
пролете и было холодно, но озноб, пробравший ее, был не  от  холода.  За
дверью с замаскированной пятном кнопкой послышались шаги. Выглянула  се-
доволосая карга в желтом халате, открыла дверь, поглядев на  них  сквозь
нависавшие кустистые брови.
   - А, это вы, - дрожащим голосом сказала она. Она  отошла  в  сторону,
пропуская их.
   Лусилла быстро оглядела комнату, услышав, как позади них захлопнулась
дверь. Это была комната, которую ненаблюдательный человек мог бы  счесть
ветхой, но это было лишь внешнее впечатление, скрывавшее высокое качест-
во. Сами ветхость и неряшливость были маскировкой.  Мебель  и  маленькие
безделушки выглядели чуть заношенными, но здесь не возражали против это-
го. Кому принадлежала эта комната? Старухе? Она  с  трудом  ковыляла  по
направлению к двери слева от нее.
   - Нас не следует тревожить до зари, - сказал Бурзмали.
   Женщина остановилась и обернулась.
   Лусилла внимательно в нее вгляделась. Нет ли кого другого  под  лживо
преклонным возрастом? Нет. Возраст настоящий: каждое  движение  отмечено
неустойчивостью - дрожащая шея, непослушное мускулам тело.
   - Даже, если кто-нибудь важный? - спросила старуха дрожащим голосом.
   Ее глаза дернулись пока она говорила. Ее рот открывался лишь  на  тот
минимум, чтобы издать необходимые звуки, выпуская слова, будто зарождав-
шиеся глубоко внутри. Ее плечи, согнутые годами,  проведенными  над  ка-
кой-то постоянной работой, не могли  выпрямится  достаточно,  чтобы  она
могла посмотреть в глаза Бурзмали. Она вместо этого  посмотрела  мимо  -
странная, уклончивая поза.
   - Какую важную персону ты ожидаешь? - спросил Бурзмали.
   Женщина содрогнулась, и ей понадобилось долгое время, чтобы понять.
   - Очень важные люди заходят сюда, - ответила она.
   Лусилла распознала сигналы ее тела и сказала Бурзмали:
   - Она с Ракиса!
   На Лусиллу устремился любопытный пристальный взгляд старухи.  Древний
голос произнес:
   - Я была жрицей, леди Хорму.
   - Разумеется, она с Ракиса, - сказал Бурзмали. Его тон  предостерегал
Лусиллу не задавать вопросов.
   - Я не причиню вам вреда, - прохныкала карга.
   - Ты до сих пор служишь Разделенному Богу?
   Опять понадобилась долгая пауза, прежде чем женщина ответила.
   - Многие здесь служат великому Гулдуру, - произнесла она.
   Лусилла поджала губы и еще раз осмотрела  всю  комнату.  Эта  старуха
резко уменьшилась в своем значении.
   - Я рада, что не обязана убивать тебя, - сказала Лусилла.
   Челюсть старухи отпала в пародии на удивление,  а  по  губам  потекла
слюна.
   Потомок ли она Свободных? Лусилла  почувствовала,  как  ее  пробирает
дрожь отвращения. Эта неприкаянная нищенка была рождена от людей, ходив-
ших высоко вскинув голову, гордой походкой, от  людей,  которые  умирали
мужественно. Эта могла умереть только хныча"
   - Пожалуйста, доверяйте мне, - прохныкала старая карга и поспешно по-
кинула комнату.
   - Зачем ты это сделала? - спросил Бурзмали. - Это те самые, кто  дос-
тавят нас на Ракис!
   Она просто взглянула на него, распознав страх в его вопросе.
   Это был страх за нее.
   "Но ведь я не кодировала его", - подумала она.
   С чувством потрясения она осознала, что Бурзмали разглядел в ней  не-
нависть. "Я ненавижу их!" - подумала она.
   "Я ненавижу людей этой планеты!"
   Это была опасная эмоция для Преподобной Матери. И все  же,  она  жгла
ее. Эта планета изменила ее таким образом, которого она не  хотела.  Она
хотела осознания того, что могут быть подробные вещи. Понимание  разумом
- это одно, а жизненным опытом - совсем другое.
   "Проклятье им!"
   Но они уже среди проклятых.
   В груди у нее болело. Отчаяние! Нельзя убежать от этих новых  мыслей.
Что же произошло с этими людьми?
   "С ЛЮДЬМИ?"
   Оболочки были здесь, но они больше не могли  быть  названы  полностью
живыми. Хотя опасными. Крайне опасными.
   - Мы должны отдохнуть, пока нам это доступно, - сказал Бурзмали.
   - Я не должна отрабатывать свои деньги? - спросила она.
   Бурзмали побледнел.
   - То, что мы сделали, было необходимо! Будь счастлива, что нас не ос-
тановили, но это могло бы произойти!
   - А это место безопасное?
   - Настолько безопасное, насколько я это смог обеспечить.
   Каждый здесь проверен либо мной, либо моими людьми.
   Лусилла выбрала длинную кушетку, от которой пахло старыми  духами,  и
устроилась на ней, чтобы укротить свою опасную ненависть. Там, где появ-
ляется ненависть, может прийти и любовь! Она услышала, как Бурзмали  вы-
тянулся на подушках у противоположной стены, чтобы отдохнуть. Вскоре  он
задышал глубоко и ровно, но Лусилле не спалось. В ней продолжали теснит-
ся бесчисленные воспоминания, навязываемые  теми  иными,  кто  продолжал
свою жизнь во внутренних хранилищах ее сознания. Внезапно внутреннее ви-
дение провело пред ней короткой вспышкой улицы и лица людей, двигавшихся
в ярком солнечном свете. Ей понадобилось время, чтобы осознать, что  ви-
дит она все это с какого-то странного угла, что ее  баюкают  на  чьих-то
руках. Тогда она поняла, что это одно из ее личных воспоминаний. Она  не
могла определить того, кто держит ее на  руках,  отдавая  теплое  биение
своего ее щекам.
   Лусилла ощутила соленый вкус своих собственных слез. Она поняла,  что
Гамму задела ее намного глубже, чем любой жизненный опыт со времени пер-
вых дней в школах Бене Джессерит.


   Скрытое за крепкими преградами, сердце становится льдом.
   Дарви Одраде: довод на Совете.

   Все собравшиеся  испытывали  сильнейшее  напряжение:  Тараза  (тайная
кольчуга под ее облачением, и она тщательно позаботилась  предпринять  и
другие меры предосторожности),  Одраде  (проявлявшая  всю  бдительность,
ведь здесь вполне могло дойти до насильственных действий), Шиэна (от нее
не скрывали, что здесь могло произойти, двигавшиеся за  ней  три  Матери
Безопасности, прикрывали ее, как живой доспех), Вафф  (терзаемый  трево-
гой, что Бене Джессерит задурманит его рассудок какими-нибудь своими за-
гадочными средствами), лже-Туек (всем видом показывавший, что он вот-вот
взорвется от ярости) и девять ракианских советников Туека (каждый зол  и
вовлечен в отчаянную борьбу по захвату власти для самого себя или  своей
семьи).
   И вдобавок - пять телохранительниц -  послушниц,  выведенные  Орденом
целенаправленным скрещиванием мастерицы боевых искусств, стоявшие вплот-
ную к Та разе. Вафф появился с равным количеством новых  Лицевых  Танцо-
ров.
   Они собрались в апартаментах верхнего этажа над музеем  Дарэс-Балата.
Это было длинное помещение, где сквозь плазовую стену открывался вид  на
запад, за сад на крыше, заросший кружевной зеленью. Обстановка -  мягкие
диванчики и экспонаты из не-палаты Тирана высокой художественной ценнос-
ти. Одраде выступала против присутствия Шиэны, но Тараза осталась  твер-
дой, как камень. Воздействие девочки на Ваффа и некоторых жрецов  давало
Бене Джессерит подавляющее преимущество.
   Вдоль длинной стены с окнами стояли долбановые ширмы, чтобы  защитить
от самого сильного сияния идущего на запад солнца.  Даже  то,  что  окна
смотрели на запад, являлось для Одраде определенным  показателем  -  там
простиралась сумеречная страна, где Шаи-Хулуд вкушал свой сон. Это  было
помещение, сосредоточенное на смерти.
   Она восхитилась стоящими перед ней долбанами. Это были плоские черные
филенки толщиной в десять молекул, вибрирующие в прозрачном жидком  свя-
зующем. Саморегулирующиеся, эти лучшие икшианские долбановые ширмы выби-
рали заранее определенный и допустимый уровень света, так  что  немногое
исчезало из вида. Одраде знала, художники и древние дельцы  предпочитали
их поляризующим системам, потому что  долбаны  оставляли  полный  спектр
света. То, что они были здесь, говорило  о  предназначении  помещения  -
выставочный зал самых лучших экспонатов из собрания Бога Императора. Да,
здесь было платье его несостоявшейся суженой.
   Жрецы-советники яростно дискутировали между собой в одном  из  концов
комнаты, не обращая внимания на  лже-Туека.  Тараза  стояла  неподалеку,
прислушиваясь. Ее лицо явно выражало, что она считает жрецов дураками.
   Вафф со своей свитой Лицевых Танцоров  стоял  возле  широкой  входной
двери. Его взгляд переходил с Шиэны на Одраде и Таразу, и только изредка
на спорящих жрецов. Каждое движение Ваффа свидетельствовало о его неуве-
ренности. Действительно ли его поддержит Бене Джессерит? Смогут  ли  они
все вместе мирными средствами преодолеть ракианскую оппозицию?
   Шиэна и прикрывавший ее эскорт остановились возле Одраде.  В  девочке
до сих пор были резкость и поджарость, отметила Одраде, но она  полнела,
и мускулы обретали очертания, свойственные Бене  Джессерит.  Ее  высокие
скулы смягчились под оливковой кожей, карие глаза  стали  посветлее,  но
оставались рыжие штришки в ее каштановых волосах. То  внимание,  которое
она уделяла жрецам, показывало, что  она  взвешивает  сейчас,  насколько
значительно то, во что она посвящена и насчет чего проинструктирована.
   - Они действительно будут сражаться? - прошептала она.
   - Прислушайся к ним, - сказала Одраде.
   - Что сделает Верховная Мать?
   - Внимательно за ней наблюдай.
   Они обе посмотрели на Таразу, стоявшую в окружении отряда мускулистых
послушниц. Тараза, продолжавшая наблюдать за жрецами, выглядела  повесе-
левшей.
   Ракианская группа начала свой спор в саду на крыше. Они вошли  с  ним
внутрь, когда удлинились тени. Они сердито пыхтели, порой  бормотали,  а
потом опять повышали голоса. Разве они не  видят,  как  поддельный  Туек
наблюдает за ними?
   Одраде перенесла свой взгляд на горизонт, видимый за садом на  крыше:
никакого другого признака жизни во всей пустыне. В каком направлении  ни
смотри от Дар-эс-Балата - увидишь пустой песок. Люди, рожденные и вырос-
шие здесь, обладали другим взглядом на жизнь  и  на  свою  планету,  чем
большинство этих советников-жрецов. Это не Ракис зеленных поясов и  пол-
ных водой оазисов в более высоких широтах, словно цветущие пальцы,  ука-
зывавшие на долгие пути пустыни. Из Дар-эс-балата открывалась  Срединная
Пустыня, растянувшаяся, как крестная всех пустынь, вокруг целой планеты.
   - Достаточно я выслушал этой чуши! - взорвался лже-Туек. Он грубо от-
толкнул одного из своих советников в сторону и вошел в середину спорящей
группы, поворачиваясь всем телом, чтобы посмотреть в каждое лицо.  -  Вы
все, что, с ума посходили?
   Один из жрецов (Господи, это же  старый  Альбертус!)  поглядел  через
зал, ища Ваффа, и окликнул:
   - Сер Вафф! Не будешь ли ты так добр, унять своего Лицевого Танцора?
   Вафф заколебался, а затем направился к спорящим; его свита - вплотную
за ним.
   Фальшивый Туек повернулся всем телом и устремил палец на Ваффа:
   - Эй, ты! Стой, где стоишь!  Я  не  потерплю  тлейлаксанского  вмеша-
тельства! Ваш умысел открыт мне, как на ладони!
   Одраде наблюдала за Ваффом, когда заговорил  ложный  Туек.  Неожидан-
ность! Никто никогда так не обращался к Господину Бене Тлейлакса.  Какой
шок! Черты его лица исказились от ярости. Из его рта вырвались  жужжащие
звуки, похожие на звуки рассерженных насекомых, модулированный шум,  ко-
торый явно был неким видом языка. Лицевые Танцоры его свиты замерли, как
вкопанные, но лже-Туек просто опять перевел взгляд на своих советников.
   Вафф перестал жужжать. Было видно, что он объят смятением  и  ужасом!
Его Лицевой Танцор Туек не бежит к ноге! Он направился к жрецам. Лже-Ту-
ек опять это заметил и вновь ткнул в его сторону подрагивающим пальцем.
   - Говорю тебе, держись подальше! Ты, может быть, и  способен  уничто-
жить меня, но не оседлаешь меня со своей тлейлаксанской скверной!
   Это решило дело. Вафф остановился. К нему пришло понимание. Он метнул
взгляд на Таразу, увидел, что она поняла его затруднения, и это ее весе-
лит. Теперь у него была новая цель для ярости.
   - Ты знала!
   - Я подозревала.
   - Ты... Ты...
   - Вы слишком хорошо справились, -  сказала  Тараза.  -  Это  же  ваше
собственное создание.
   Жрецы не обратили внимания на этот спор. Они закричали на  лже-Туека,
приказывая ему заткнуться и убраться,  обзывая  его  "Проклятым  Лицевым
Танцором!"
   Одраде со вниманием изучала предмет их нападения. Насколько же глубо-
ко проник отпечаток! Неужели он действительно убежден, что он и есть Ту-
ек!
   Лже-Туек выпрямился, внезапно обретя спокойствие, приосанился с  дос-
тоинством и метнул язвительный взгляд на своих обвинителей.
   - Вы все меня знаете, - сказал он. - Все вы знаете годы  моей  службы
Разделенному Богу, который есть Единый Бог. Я отправлюсь к Нему, если  к
этому приведет ваш разговор, но помните: он знает, что делается в  ваших
сердцах!
   Жрецы, как один, поглядели на Ваффа. Никто из них не видел, как Лице-
вой Танцор заместил их Верховного Жреца. Никого не было, чтобы это  уви-
деть. Всеми доказательствами были доказательства человеческих  утвержде-
ний, но ведь любые утверждения могли быть ложью. С опозданием  некоторые
посмотрели на Одраде. Ведь они поверили, услышав, как она об этом  гово-
рит.
   Вафф тоже поглядел на Одраде.
   Она улыбнулась и обратилась к тлейлакса некому Господину.
   - Нашим целям вполне отвечает, чтобы звание Верховного Жреца на  дан-
ное время не переходило в другие руки, - сказала она.
   Вафф немедленно углядел выгоду для себя. Таким образом, между жрецами
и Бене Джессерит вбивается клин, исчезает одна из самых больших опаснос-
тей, с помощью которых Орден держит Тлейлакс.
   - Это отвечает и моим целям, - сказал он.
   Поскольку жрецы опять гневно возвысили голоса, Тараза  подоспела  как
раз вовремя:
   - Кто из вас нарушит наше соглашение? - вопросила она.
   Лже-Туек оттолкнул двух своих советников в сторону и широкими  шагами
прошел через комнату к Верховной Матери. Он остановился только в шаге от
нее.
   - Что здесь за игра? - спросил он.
   - Мы поддерживаем тебя против тех, кто хочет тебя заменить, - ответи-
ла она. - Бене Тлейлакс присоединяется к нам в этом. Это наш способ про-
демонстрировать, что и мы тоже имеем голос при выборе Верховного Жреца.
   Несколько голосов жрецов прозвучали в унисон:
   - Лицевой Танцор он или нет?
   Тараза благосклонно взглянула на стоявшего перед ней человека:
   - Ты Лицевой Танцор?
   - Разумеется, нет!
   Тараза посмотрела на Одраде, и Одраде сказала:
   - Кажется, здесь произошла ошибка.
   Одраде среди жрецов выхватила взглядом Альбертуса и задержала на  нем
взгляд.
   - Шиэна, - спросила Одраде, - что следует сейчас делать Церкви Разде-
ленного Бога?
   Как ей и было предписано сделать, Шиэна  вышла  из-за  своего  живого
заслона и произнесла со всем высокомерием, которому обучилась:
   - Им следует продолжать служить Богу!
   - Кажется, дело, ради которого мы собрались, завершено, - сказала Та-
раза. - Если тебе нужна зашита. Верховный Жрец Туек, то наш охранный от-
ряд ожидает в холле. Эти люди в твоем распоряжении.
   Они увидели в нем понимание и согласие. Он стал созданием Бене  Джес-
серит. Он не помнил ничего о своем происхождении Лицевого Танцора.
   Когда жрецы и Туек удалились, Вафф выпалил единственное слово,  обра-
щаясь к Таразе на языке исламиата:
   - Объясни!
   Тараза вышла из-за своих охранниц, словно бы  делаясь  уязвимой.  Это
было рассчитанное движение, которое они обсуждали в  присутствии  Шиэны.
На том же языке Тараза ответила:
   - Мы ослабляем хватку, которой держим Бене Тлейлакс.
   Они подождали, пока он взвесит эти слова. Тараза напомнила себе,  что
название тлейлаксанцев для себя самих переводится, как "не имеющие  име-
ни". Часто такое выражение употреблялось при упоминании о богах.
   Этот Бог явно не уразумел из открывшегося ему здесь, что может  прои-
зойти с его Лицевыми Танцорами, насаженными среди икшианцев и Рыбословш.
Значит, Ваффа еще ждут потрясения. Однако же вид  у  него  был  донельзя
изумленный.
   Вафф столкнулся со множеством вопросов без ответов. Он не  был  удов-
летворен полученными с Гамму сообщениями. Он вовлечен сейчас  в  опасную
двойную игру. Не играет ли Орден в такую же игру? Но тлейлаксанских  За-
терянных нельзя отодвинуть в сторонку, не навлекая нападения Преподобных
Черниц. Сама Тараза предостерегала об этом. Представляет ли старый башар
на Гамму силу, с которой до сих пор нужно весьма и весьма считаться?
   Этот последний вопрос он задал вслух.
   Тараза парировала его собственным вопросом:
   - Как вы изменили нашему гхолу? Чего вы надеялись достичь? - она была
уверена, что уже знает. Но необходимо было продолжать игру в неведение.
   Ваффу захотелось ответить: "Смерть всего  Бене  Джессерит!"  Но  ведь
ценность этих ведьм, какие они есть, неисчислима. Он замкнулся в угрюмом
молчании, глядя на Преподобных Матерей с меланхолическим выражением,  от
которого его эльфическое личико стало выглядеть еще более детским.
   "Капризный ребенок", - подумала Тараза. И предостерегла  себя  затем,
что опасно недооценивать Ваффа. Тлейлаксанское  яйцо  разбиваешь  только
для того, чтобы внутри найти еще одно яйцо, - и  так  до  бесконечности!
Все возвращалось к подозрениям Одраде о тех яблоках раздора, которые еще
могли привести к кровавому побоищу в этом зале. Действительно  ли  тлей-
лаксанцыдо конца поведали то, что узнали от шлюх  и  других  Затерянных?
Был ли гхола единственным мощным тлейлакса неким оружием?
   Тараза решила еще раз его кольнуть,  используя  разработки  "Девятого
Анализа" ее Совета. Все так же на языке исламиата она сказала: -  Опозо-
ришь ли ты себя в стране Пророка? Ты не вошел с нами в открытое  соучас-
тие, хотя говорил, что войдешь.
   - Мы рассказали вам о сексуальных...
   - Вы не были откровенны до конца! - перебила она. - Это из-за  гхолы,
и мы это знаем.
   Она видела его реакцию загнанного в угол  животного.  Такие  животные
крайне опасны. Однажды она видела дворняжку, одичавшую, с поджатым хвос-
том, происходившую от древних собак Дана, которую загнала в угол  группа
молодежи. Животное накинулось на своих преследователей, прокладывая себе
путь к свободе с совершенно неожиданным зверством. Двое остались калека-
ми на всю жизнь, и только один избежал ранений! Вафф был сейчас, как это
животное. Ей было видно, что у него руки чешутся схватиться  за  оружие.
Но Тлейлакс и Бене Джессерит обыскали друг друга с  тщательной  осторож-
ностью перед тем, как подняться сюда. Она была уверена, что оружия у не-
го нет. И все же...
   Вафф заговорил. В голосе -  терзающая  его  тревога  перед  неизвест-
ностью:
   - По-вашему, мы не осознаем, как вы надеетесь править нами!
   - Гниль, которую принесли с собой Люди Рассеяния, - ответила  Тараза.
- Гниль с головы.
   Манера Ваффа изменилась. Нельзя игнорировать то, что  подразумевается
более глубоко под этой мыслью Бене Джессерит. Но не посеет ли она  враж-
ду?
   - Пророк установил локатор, тикающий в уме каждого человека, из  Рас-
сеяния он или нет, - сказала Тараза. - Он привел их назад к нам,  вместе
со всей их гнилью.
   Вафф заскрипел зубами. Что она делает? Его одолели сумасшедшие мысли,
что Орден затмил его ум каким-то секретным наркотиком,  распрысканным  в
воздухе. Они знают то, в чем отказано другим! Он переводил взгляд с  Та-
разы на Одраде и опять на Таразу. Он знал, что он очень  стар  благодаря
этим постоянным воплощениям в плоти  гхолы,  но  недостаточно  стар,  по
сравнению с Бене Джессерит. Вот Преподобные Матери действительно  стары!
Они даже представить себе не осмеливаются. У Таразы были сходные  мысли.
Она увидела вспышку более глубокого понимания в глазах Ваффа.  Необходи-
мость открывает новые двери рассудку. Насколько глубоко зайдут  тлейлак-
санцы? Его глаза так стары! У нее было чувство, что, что бы ни  происхо-
дило в уме этих тлейлаксанских Господинов сейчас это что-то другое - го-
лографическая запись, с ко9торой стерты все ослабляющие эмоции. Она раз-
деляла недоверие к эмоциям, которое, подозревала, есть и в нем.  Не  эти
ли узы их свяжут?
   "Ориентированность в одном направлении, благодаря общим мыслям".
   - Ты говоришь, что вы ослабляете вашу  хватку  на  нас,  -  проворчал
Вафф. - Но я чувствую твои пальцы на своем горле.
   - Значит, хватка на твоем горле сохраняется, - сказала она. - Некото-
рые из ваших Затерянных к вам вернулись. Ни  одна  Преподобная  Мать  не
вернулась к нам из Рассеяния.
   - Но ты сказала, что вы знаете все о...
   - У нас есть и другие пути приобретения знаний. Что, потвоему,  прои-
зошло с Преподобными Матерями, которых мы отправили в Рассеяние?
   - Общая катастрофа? - он покачал головой. Это  была  абсолютно  новая
информация. Ни один из возвратившихся тлейлаксанцев ничего  об  этом  не
говорил. Это противоречие питало его подозрения, кому же верить?
   - Они стали ренегатками, - сказала Тараза.
   Одраде, услышав, как впервые  Верховной  Матерью  произносятся  вслух
всеобщие подозрения, ощутила огромную мощь, скрытую  за  этими  простыми
словами Таразы. Одраде это даже испугало. Она знала  ресурсы,  планы  на
случай непредвиденных  обстоятельств,  импровизированные  пути,  которые
Преподобная Мать могла использовать, чтобы преодолеть препятствия. Могло
ли это остановить что-то Оттуда?
   Когда Вафф не ответил, Тараза продолжила:
   - Вы пришли к нам с грязными руками.
   - Ты осмеливаешься так говорить? - осведомился Вафф. - Ты,  кто  про-
должает подрывать наши ресурсы способами, которым научила вас мать ваше-
го башара?
   - Мы знаем, что вы можете позволить себе потери, раз у вас  есть  ре-
сурсы из Рассеяния, - сказала Тараза.
   Вафф сделал дрожащий вздох. Значит, Бене Джессерит знает даже это. Он
частично понимал, как они это выведали. Что ж, следует найти способ вер-
нуть лже-Туека под свой контроль. Ракис, это действительно та цена,  ко-
торую доискиваются люди Рассеяния, и ее еще могут потребовать  от  Тлей-
лакса.
   Тараза подошла еще ближе к Ваффу, одинокая и уязвимая.  Она  увидела,
как еще больше напряглись ее охранницы. Шиэна сделала небольшой шажок по
направление к Верховной Матери, и Одраде оттянула ее назад.
   Одраде держала взгляд на Верховной Матери, а не на вероятных участни-
ках нападения. Действительно ли тлейлаксанцы убеждены, что Бене  Джессе-
рит будет им служить? Тараза проверила пределы этого убеждения, никакого
сомнения. И на языке исламиата. Но она выглядит очень одинокой,  отдаля-
ясь от своих охранниц так близко к Ваффу и его людям. Куда могут завести
Ваффа его очевидные подозрения?
   Тараза содрогнулась.
   Одраде это заметила. Тараза была необыкновенно худа - как  ребенок  -
ни одной лишней унции жира. Это делало ее изощренно чувствительной к пе-
репадам температуры, очень плохо переносящей холод. Но Одраде не ощущала
в помещении перепада температур. Значит Тараза приняла опасное решение -
настолько опасное, что тело ее выдает. Опасное не для нее самой, конечно
- опасное для Ордена. Вот в чем ужасное преступление Бене Джессерит: не-
верность своему Ордену.
   - Мы будем служить вам всеми способами, кроме одного, - сказала Тара-
за. - Мы никогда не станем инкубаторами для гхол!
   Вафф побледнел.
   Тараза продолжила:
   - Ни одна из нас никогда не станет... - она сделала паузу. -  ...акс-
лольтным чаном.
   Вафф поднял руку, готовясь подать жест, который знала  каждая  Препо-
добная Мать: сигнал к нападению для своих Лицевых Танцоров.
   Тараза указала на его поднятую руку.
   - Если ты завершишь этот жест - Тлейлакс потеряет все. Посланница Бо-
га, - Тараза указала через плечо на Шиэну, - отвернется от вас, и  слова
Пророка станут пылью в ваших устах.
   Услышать такие слова на языке исламиата было для Ваффа уж слишком. Он
опустил руку, но продолжал угрюмо пожирать взглядом Таразу.
   - Мой посол сказала, что мы поделимся всеми известными нам  знаниями,
- сказала Тараза. - Ты это подтвердил.  Посланница  Бога  слушает  ушами
Пророка! Что проистекло на Тлейлаксе?
   Плечи Ваффа поникли.
   Тараза повернулась к нему спиной. Ход лукавый, но она - как и  другие
Преподобные Матери, присутствовавшие здесь - понимала,  что  делает  его
сейчас совершенно безопасно. Поглядев через зал на Одраде, Тараза позво-
лила себе улыбнуться - зная, что Одраде  правильно  поймет  эту  улыбку.
Время для небольшого наказания со стороны Бене Джессерит.
   - Тлейлакс жаждет Атридеса для выведения, - сказала Тараза. - Я дарую
вам Одраде. Будут поставлены и другие.
   Вафф пришел к решению.
   - Может быть, вам и многое известно о Преподобных Черницах, -  сказал
он, - но вы...
   - О шлюхах! - Тараза повернулась всем телом.
   - Как тебе угодно. Но есть то, что, как показывают ваши слова, вы  не
знаете. Я закреплю нашу сделку, рассказав  тебе  это.  Они  владеют  ис-
кусством многократно умножать основу для оргазма, распространяя  его  по
всему мужскому телу. Они задействуют все чувственное восприятие мужчины.
Множественные волны оргазма творятся ими, и могут быть растянуты  ...мо-
гут быть растянуты этими женщинами на очень долгий период.
   - Полное задействование? - Тараза и не пыталась скрыть своего изумле-
ния.
   Одраде тоже слушала с ощущением шока, который, как она увидела,  раз-
деляют все присутствующие Сестры и даже послушницы. Только Шиэна,  каза-
лось, не понимала.
   - Говорю тебе, Верховная мать Тараза, - проговорил Вафф со  злорадной
улыбкой на лице, - что мы проиграли это с одним из моих собственных  лю-
дей. Даже я сам участвовал! В моем гневе я  приказал  Лицевому  Танцору,
который исполнял... женскую роль уничтожить себя. Ни один...  я  говорю,
никому нельзя иметь такую власть надо мной!
   - Какую власть?
   - Если бы это была одна из этих... из этих шлюх, как вы их называете,
я бы повиновался ей, ни о чем не спрашивая, - он содрогнулся. -  У  меня
едва хватило силы воли... уничтожить... - он растерянно покачал  головой
при этом воспоминании. - Меня спас гнев.
   Тараза попыталась сглотнуть сухим горлом.
   - Как?
   - Как это делается? Очень хорошо! Но перед тем, как я поделюсь с вами
этим знанием, я предостерегаю вас... если ктолибо из вас когда-либо поп-
робует опробовать на нас такую власть, последует  кровавое  побоище!  Мы
приготовили наш домель, наш народ ответит убийством всех Преподобных Ма-
терей, которых они смогут найти, при малейшем признаке вашего стремления
установить над нами такую власть!
   - Ни одна из нас этого не сделает, но  не  из-за  твоей  угрозы.  Нас
удерживает наше понимание того, что это и нас уничтожит.  Твоя  кровавая
резня не будет необходимой.
   - Вот как? Тогда почему же это не уничтожает этих... этих шлюх?
   - Уничтожает! И уничтожает всякого, кто к ним прикасается!
   - Меня это не уничтожило!
   - Тебя защищает Бог, мой Абдль, - сказала Тараза. - Как  защищает  он
всех верных.
   Убежденный Вафф оглядел комнату и опять перевел взгляд на Таразу.
   - Пусть всем известно будет, что я исполню свой обет в стране  Проро-
ка, это будет путь, а затем... - он махнул рукой двум своим Лицевым Тан-
цорам. - Мы вам покажем.
   Много позже, оставшись одна в своих апартаментах, Одраде гадала, было
ли мудро позволять Шиэне увидеть все представление. Что ж, почему  бы  и
нет? Шиэна уже посвящена Ордену. И это пробудило  бы  подозрения  Ваффа,
если бы Шиэну отослали.
   В Шиэне ощущался явный чувственный подъем,  когда  она  наблюдала  за
спектаклем Лицевых Танцоров. Тренирующей прокторше придется раньше обыч-
ного срока призвать для Шиэны спарринг-мужчин. Что тогда сделает  Шиэна?
Постарается ли она опробовать это новое  знание  на  мужчинах?  В  Шиэне
должны быть заложены запреты, чтобы это предотвратить! Она должна  усво-
ить, что это может составлять опасность для нее самой.
   Присутствовавшие Сестры и послушницы хорошо себя контролировали, нак-
репко откладывая в запасники памяти то, что они познавали. От этого зре-
лища и нужно строить образование Шиэны.
   Остальные полностью справились с внутренними силами. Наблюдавшие  Ли-
цевые Танцоры сохраняли непроницаемость, но на Ваффа  стоило  поглядеть.
Он сказал, что уничтожит обоих исполнителей, но что он  сделает  сперва?
Поддастся ли он искушению? Какие мысли проносились в его уме,  когда  он
наблюдал за мужчиной Лицевым Танцором, корчившимся в уничтожающем рассу-
док экстазе?
   Неким образом этот спектакль связался у Одраде с  ракианским  танцем,
который она видела на Великой Площади Кина. В коротком промежутке време-
ни танец был умышленно аритмичен, но, по мере развития, в нем открывался
долговременный ритм, повторявшийся приблизительно через каждые две сотни
шагов. Танцоры растягивали ритм танца до удивительной степени. - Как это
делали Лицевые Танцоры, давшие им это представление.
   "Сиайнок стал сексуальной хваткой на бесчисленных миллиардах в Рассе-
янии!"
   Одраде подумала о том танце, о ритме, за которыми последовало  хаоти-
ческое побоище. Возвышенная сориентированность Сиайнока на обмен религи-
озными энергиями превратилась в другой вид обмена. Она  припомнила  воз-
бужденную реакцию Шиэны, когда Одраде затронула в разговоре  с  ней  тот
танец на Великой Площади, и спросила Шиэну:
   - Чем они там сопричащались друг с другом?
   - Это же танцоры, глупая!
   Такой ответ являлся недозволимьш.
   - Я уже предупреждала, чтобы ты оставила такой тон, Шиэна. Ты  хочешь
немедленно изведать, какое наказание для тебя может найтись у  Преподоб-
ной Матери?
   Слова, словно многозначащие призраки всплывали в уме Одраде,  глядев-
шей на сгущавшуюся тьму за верхним этажом Дар-эс-Блата. Огромное  одино-
чество воцарилось в ней. Все остальные ушли из этой комнаты.
   "Только наказанный остается!"
   Как же горели глаза Шиэны в той комнате над Великой Площадью, сколько
вопросов было у нее на уме.
   - Почему ты всегда говоришь о боли и наказании?
   - Ты должна усвоить дисциплину. Как ты сможешь контролировать других,
когда не можешь контролировать себя?
   - Мне не нравится этот урок.
   - Никому из нас он особо не нравится... до тех пор, пока мы на  опыте
не познаем его ценность.
   Как и предполагалось, Шиэна долго переваривала этот ответ в уме.  На-
конец, она рассказала все, что знала об этом танце.
   - Некоторые из танцующих сбегут. Другие  прямиком  уйдут  к  Шайтану.
Жрецы говорят, они идут к Шаи-Хулуду.
   - Что с теми, кто останется в живых?
   - Когда они очнуться, они должны присоединится  к  великому  танцу  в
пустыне. Если туда придет Шайтан, они умрут. Если Шайтан не придет,  они
будут вознаграждены.
   Одраде поняла общую схему. Дальнейшие объяснения Шиэны были даже  уже
не нужны, хотя, Одраде и дала ей продолжать. Сколько же  горечи  было  в
голосе Шиэны!
   - Их наградят деньгами, местом на базаре - всякое такое. Жрецы  гово-
рят, они доказали, что являются людьми.
   - А те, что потерпели неудачу, те не люди?
   Шиэна на это промолчала, надолго погрузившись в глубокие размышления.
Путь этих размышлений, однако, был виден Одраде: испытание Ордена на че-
ловечность! Ее собственный проход в приемлемую человечность  Ордена  был
уже в точности повторен Шиэной.
   Каким же мягким кажется этот проход, по сравнению с другими муками!
   В тусклом свете верхних апартаментов Музея, Одраде подняла правую ру-
ку, поглядев на нее, припомнила и ящичек муки, и гомджаббар,  нацеленный
в шею, готовый убить, если она содрогнется или вскрикнет.
   Шиэна тоже не вскрикнула. Но она знала ответ Шиэны даже еще до ящичка
муки.
   - Они люди, но по-другому.
   Одраде проговорила вслух в пустой комнате с ее экспонатами из  храни-
лища не-палаты Тирана.
   - Что ты с ним сделал. Лито? Только ли ты Шайтан, говорящий с нами? К
чему ты сейчас понуждаешь нас причаститься?
   "Станет ли допотопный танец допотопным сексом?"
   - С кем ты разговариваешь. Мать?
   Это был голос Шиэны. Он донесся от открытой двери  в  противоположном
конце комнаты. Ее серая роба послушницы виднелась лишь смутным силуэтом,
увеличивавшимся при ее приближении.
   - Меня послала за тобой Верховная Мать, - сказала  Шиэна,  подойдя  и
становясь рядом с Одраде.
   - Я разговариваю сама с собой - сказала  Одраде.  Она  посмотрела  на
странно тихую девочку, вспоминая выкручиваюшее внутренности  возбуждение
того момента, когда Шиэне был задан опорный вопрос.
   "Желаешь ли стать Преподобной Матерью?
   - Почему ты разговариваешь сама с собой. Мать? - в голосе Шиэны  слы-
шалась сильная озабоченность. Обучающим  прокторшам  придется  приложить
немало усилий, чтобы устранить ее эмоции.
   - Я припоминала, как я спросила тебя, желаешь  ли  стать  Преподобной
Матерью, - ответила Одраде. - Это навело меня на другие мысли.
   - Ты сказала, что я должна довериться твоему руководству во всем,  не
оставив позади себя ничего, ни в чем тебя не ослушиваться.
   - И ты сказала: "И это все?"
   - Я тогда не очень-то много знала, верно? И я до сих пор не  очень-то
много знаю.
   - Никто из нас не знает, девочка. Кроме того, что все мы вовлечены  в
совместный танец. И Шайтан наверняка придет, если хоть кто-нибудь из нас
потерпит неудачу.


   Когда встречаются чужестранцы, следует делать большую скидку на  раз-
личия привычек и воспитания.
   Леди Джессика, из "Мудрости Арракиса".

   Последняя зеленоватая полоска  света  погасла  за  горизонтом,  когда
Бурзмали подал сигнал, что они могут двигаться. Было  уже  темно,  когда
они добрались до дальней окраины Ясая и кольцевой дороги, которая должна
была привести их к Данкану. Небо затмили облака, на  которых  отражались
огни города, и отсвет этих огней падал на городские трущобы, через кото-
рые направляли их проводники.
   Эти проводники нервировали Лусиллу. Они появлялись из боковых улочек,
из внезапно раскрывавшихся дверей, шепотом давая им указания, куда  дви-
гаться дальше.
   Слишком много людей знало о паре беглецов и о назначенном  им  свида-
нии!
   Она выиграла рукопашный бой со своей ненавистью, но следом  ее  оста-
лось глубокое отвращение к каждому  человеку,  которого  они  встречали.
Прятать это отвращение за привычными ухватками гетеры, идущей  со  своим
клиентом, становилось все труднее.
   Тротуар был весь в слякоти, налетевшей  на  него  из-под  проезжавших
граундкаров.
   У Лусиллы замерзли ноги, не успели они и полкилометра пройти, как  ей
пришлось израсходовать дополнительную энергию, чтобы согреться.
   Бурзмали шел безмолвно, с  опущенной  головой,  якобы  погруженный  в
собственные заботы. Лусиллу это не обманывало.  Бурзмали  слышал  каждый
звук вокруг них, видел каждую приближавшуюся  машину.  Он  заставлял  ее
поспешно покинуть дорогу всякий раз при приближении граундкара.  Граунд-
кары со свистом проносились мимо на своих суспензорах,  грязная  слякоть
летела из-под щитков и забрызгивала кустарники вдоль дороги.
   Тогда Бурзмали бросал ее в снег рядом и выжидал там, пока  не  стано-
вился уверен, что грзундкар уже далеко. Хотя вряд ли едущие в  них  были
способны расслышать что-то кроме звука своей собственной быстрой езды.
   Они прошли два часа, потом Бурзмали остановился и оценивающе поглядел
на дорогу перед ними. Их местом назначения была община на кольцевой, ко-
торую им описали как совершенно безопасную". Лусилла в этом  сомневалась
- на Гамму не было совершенно безопасных мест.
   Община перед ними приветливо светилась желтыми  огнями,  от  отсветов
которых полнились внутренним светом облака. Их  продвижение  по  слякоти
привело их к туннелю под кольцевой дорогой и низкому холму,  на  котором
было разбито нечто, вроде садика. Ветки были неподвижны в тусклом свете.
   Лусилла поглядела вперед. Облака таяли. У Гамму  было  множество  ма-
леньких лун - не-кораблей, орбитальных крепостей. Некоторые из них  были
размещены Тегом, но она заметила линии новых, тоже несущих  охрану.  Они
были в четыре раза ярче самых ярких звезд, и часто двигались вместе;  их
отраженный свет был полезным, но неверным,  потому,  что  двигались  они
быстро - через все небо и за горизонт всего лишь за несколько часов. Она
взглянула на цепочку из шести таких лун, видневшуюся в разрывах туч, га-
дая, не являются ли они частью защитной системы Тега. Мгновение она  ду-
мала над врожденной слабостью защитного менталитета, которые представля-
ли такие средства обороны. Тегбыл прав насчет  них.  Мобильность  -  вот
ключ к военному успеху. Но она сомневалась,  что  он  имел  в  виду  мо-
бильность пехоты. Здесь, на белоснежном склоне, нелегко  было  бы  спря-
таться, и Лусилла ощутила нервозность Бурзмали. Что они смогут  сделать,
если кто-нибудь на них наткнется? Слева от них, наискосок к общине  вид-
нелось покрытое снегом углубление. Это была дорога,  но  ей  подумалось,
что тут могла быть и простая тропа.
   - Вот сюда, - сказал Бурзмали, уводя их в углубление.
   Снег здесь доставал им до паха.
   - Надеюсь, эти люди достойны доверия, - сказала она.
   - Они ненавидят Преподобных Черниц, - сказал он.  -  Для  меня  этого
достаточно.
   - Лучше бы гхола был здесь! - Она сдержала даже еще более резкие сло-
ва, но не могла удержаться, чтобы не добавить: для меня их ненависть не-
достаточна.
   "Лучше всего ожидать самого худшего", - подумала она.
   Однако, она успокоилась насчет Бурзмали. Он похож на Тега.  Никто  из
них не следует курсом, который может завести в тупик  -  нет,  если  они
хоть как-то могут этого избежать. Она подозревала, что даже сейчас  вок-
руг них скрыты защитные силы прикрытия.
   Покрытая снегом тропа перешла в мощеную дорожку, плавным изгибом ухо-
дившую от подножия холма и очищенную с помощью системы растопления  сне-
га. Посреди дорожки сочился ручеек. Лусилла сделала несколько  шагов  по
дорожке, прежде чем поняла, что это магнитный желоб, бывший некогда  пу-
тепроводом для древнего магнитного транспорта, которым доставлялись вещи
и сырье на фабрику, существовавшую здесь до времен Рассеяния.
   - Здесь становится круче, - предостерег ее Бурзмали. - Здесь  проруб-
лены ступеньки, но будь осмотрительна. Ступеньки узкие.
   Вскоре они добрались до конца магнитного желоба. Он закончился у раз-
рушенной стены, сделанной из местного кирпича поверх пластального фунда-
мента. В тусклом свете звезд очистившегося неба стала видна грубая клад-
ка - типичное сооружение времен Голода. Стена была густо покрыта  вьющи-
мися растениями и пятнами плесени. Растительность почти не скрывала тре-
щин и расколов в кирпичах, как и грубых попыток заполнить трещины цемен-
том. Единственный ряд узких окон смотрел на то место, где магнитный  же-
лоб растворялся в массе  кустарников  и  сорняков.  Три  окна  светились
электрическим светом, свидетельством наличия жизни внутри,  сопровождав-
шейся слабыми потрескивающими звуками.
   - В старые времена здесь была фабрика, - сказал Бурзмали.
   - У меня есть глаза и память, - огрызнулась Лусилла.
   "Неужели этот ворчливый мужчина считает, что она полностью лишена ра-
зума?"
   Что-то уныло скрипнуло слева от них - это приподнялся кусок  дерна  и
сорняков, открывая спуск в подвал,  сквозь  щель  брызнул  яркий  желтый
свет.
   - Живо! - Бурзмали повел ее быстрым бегом через густые заросли и вниз
по пролету ступенек, открывшихся под приподнявшимся люком. Люк  скрипнул
механическим скрежетом, закрываясь позади них.
   Лусилла увидела, что они оказались в большом помещении с  низким  по-
толком, освещенном длинными рядами современных  глоуглобов,  укрепленных
на массивных пластальных захватах над головой. Пол был  чисто  подметен,
но на нем виднелись царапины и признаки жизнедеятельности: здесь раньше,
несомненно, располагалась убранная теперь машинерия. В глаза  ей  броси-
лось движение вдали. Молодая женщина, одетая в такую же накидку с драко-
нами, как на Лусилле, рысцой направлялась к ним.
   Лусилла принюхалась, и помещении стоял кисловатый запах, и его оттен-
ки говорили о чем-то грязном.
   - Здесь была фабрика Харконненов, - сказал Бурзмали. - Интересно, чем
они здесь занимались?
   Молодая женщина остановилась перед Лусиллой. У нее была гибкая фигура
- элегантный силуэт, легкие движения под облегающим  одеянием.  Лицо  ее
светилось налитым румянцем, оно говорило о физической закалке и  хорошем
здоровье. Зеленые глаза, однако, так взвешивающе смотрели на все вокруг,
что выражение их было тяжелым и морозящим.
   - Значит, они послали не меня одну следить за этим местом, -  сказала
она.
   Лусилла предупреждающе подняла руку, когда  Бурзмали  собрался  отве-
тить. Эта женщина не та, кем она представляется. "Не больше, чем я!" Лу-
силла стала осторожно выбирать слова.
   - Мы всегда знаем друг друга, похоже.
   Женщина улыбнулась.
   - Я наблюдала за вашим приближением. Не  могла  поверить  собственным
глазам. - Она метнула насмешливый взгляд на Бурзали. - Это - якобы  кли-
ент?
   - И проводник, - ответила Лусилла. Она заметила озадаченность на лице
Бурзмали и взмолилась, чтобы он не задал неправильного вопроса. Эта  мо-
лодая женщина грозила опасностью!
   - Разве нас не ожидали? - спросил Бурзмали.
   - Ага. Оно разговаривает, - со смехом проговорила молодая женщина. Ее
смех был так же холоден, как и ее глаза.
   - Я предпочитаю, чтобы ты не называла меня "оно", - сказал Бурзмали.
   - Я называю отребье Гамму так, как мне хочется,  -  ответила  молодая
женщина. - И не заикайся со мной о том, что ты предпочитаешь!
   - Как ты меня назвала? - Бурзмали устал и в нем начал  закипать  гнев
при этом неожиданном нападении.
   - Я называю тебя так, как хочу - отребье!
   Бурзмали достаточно терпел. Не успела Лусилла его остановить, он  из-
дал тихое рычание и отвесил молодой женщине тяжелую пощечину.
   Пощечина не достигла цели.
   Лусилла с восхищением наблюдала, как молодая женщина подпрыгнула  при
этом нападении, поймала Бурзмали за рукав,  как  можно  поймать  несомый
ветром кусочек ткани, и, в ослепляюще быстром пируэте, скорость которого
почти скрывала его точность, нанесла Бурзмали такой удар, что тот  навз-
ничь рухнул на пол. Женщина полупригнулась на одной ноге, другой  приго-
товилась ударить.
   - Сейчас я его убью, - проговорила она.
   Лусилла, не зная, что может произойти  дальше,  согнулась  отклоняясь
вбок, едва избежав внезапного удара ноги женщины, и ответила стандартным
сабартом Бене Джессерит так, что молодая женщина рухнула на пол, сложив-
шись пополам, поскольку удар поразил ее в подбрюшье.
   - Предположение, что ты убьешь моего проводника, неуместно, как  тебя
там ни зовут, - сказал Лусилла.
   Молодая женщина судорожно вздохнула, обретая дыхание, и затем ответи-
ла, задыхаясь между словами:
   - Меня зовут Мурбелла, Великая Преподобная Черница. Ты опозорила  ме-
ня, сразив в столь медленном нападении. Зачем ты это сделала?
   - Тебе надо было преподать урок, - сказала Лусилла.
   - Я лишь недавно облачена в Преподобные Черницы.  Пожалуйста,  прости
меня. Я благодарю тебя за превосходный урок и буду благодарить тебя вся-
кий раз, когда буду припоминать твою реакцию, которую я  обязана  запом-
нить, - она склонила голову, затем легко вскочила на ноги, озорная улыб-
ка блуждала на ее лице.
   Своим самым холодным голосом Лусилла спросила:
   - Ты знаешь, кто я?
   Уголком глаза она заметила Бурзмали, поднимавшегося на ноги с  болез-
ненной медлительностью. Он остался сбоку, наблюдая за женщинами, но гнев
полыхал на его лице.
   - По твой способности преподать мне такой урок, я вижу, кто ты -  Ве-
ликая Преподобная Черница. Забуду ли я? - озорная улыбка исчезла с  лица
Мурбеллы, она стояла со склоненной головой.
   - Ты прощена. Приближается ли не-корабль?
   - Так говорят, во всяком случае. Мы готовы его  принять,  -  Мурбелла
взглянула на Бурзмали.
   - Он до сих пор для меня полезен, и требуется, чтобы он  меня  сопро-
вождал, - казала Лусилла.
   - Очень хорошо. Великая Преподобная Черница. Включает ли твое  проще-
ние и твое имя?
   - Нет!
   Мурбелла вздохнула.
   - Мы захватили гхолу, - сказала она. - Они пришел  с  юга  под  видом
тлейлаксанца. Я как раз собиралась возлечь с ним, когда вы появились.
   Бурзмали, хромая подошел к ним. Лусилла  увидела,  что  он  распознал
опасность. Это "совершено безопасное" место просто кишмя кишит  врагами!
Но враги до сих пор знают очень мало.
   - Гхола не ранен? - спросил Бурзмали.
   - Он продолжает разговаривать, - ответила Мурбелла. До чего же стран-
но!
   - Ты не возляжешь с гхолой, - сказала Лусилла, мое особое задание!
   - Давай играть по-честному, Великая Преподобная  Черница.  Я  засекла
его первой, он уже частично поддался.
   Она опять рассмеялась - с потрясшим Лусиллу черствым презрением.
   - Вот сюда. Вон там место, из которого вы можете наблюдать.


   Дай тебе умереть на Келадане!
   Древняя здравица.

   Данкан постарался припомнить, где же он находится. Он знал, что Торм-
са мертв: кровь брызнула из глаз Тормсы. Да, он  ясно  это  помнил.  Они
вошли в темное здание, и внезапно  всюду  вокруг  них  вспыхнул  ослепи-
тельный свет. Данкан ощутил боль в затылке. Удар? Он постарался  пошеве-
литься, но его мускулы отказывались повиноваться.
   Он припомнил, как сидит на краю широкого луга. Там  шло  нечто  вроде
игры в шары - эксцентричные шары, которые подпрыгивали  и  метались  без
определенного замысла. Игроками были молодые люди в обычных  костюмах...
Гиди Прайм!
   - Они учатся быть стариками, - сказал он. Он вспомнил, как он это го-
ворил.
   Его спутница, молодая женщина, взглянув на него безучастным взором.
   - Только старикам следует играть в игры на свежем воздухе,  -  сказал
он.
   - Вот как?
   Это был вопрос, на который на дашь ответа. Она взяла над ним верх са-
мым простейшим способом.
   "И в следующее мгновение выдала меня Харконненам!"
   Ага, значит, это из воспоминаний его исходной  жизни,  когда  он  был
рожденным впервые, а не гхолой.
   Гхола.
   Он припомнил Оплот Бене Джессерит на Гамму. Библиотека: голографичес-
кие фотографии и три фото Лито I, герцога Атридеса. Сходство Тега с гер-
цогом было не случайно: чуть повыше, но во всем остальном точно такой же
- длинное худое лицо, нос с высокой переносицей, дар увлекать людей, ко-
торыми славились Атридесы...
   Тег!
   Он помнил последний доблестный поступок башара в ночи Гамму.
   "Где же я?"
   Его сюда привел Тормса. Они двигались по заросшей дороге  на  окраине
Ясая.
   Барони.
   Они не прошли и двух сотен метров по заросшему  тракту,  как  позалил
мокрый и липкий снег. Холодный, несчастный снег, от которого через мину-
ту у них стал зуб на зуб не попадать. Они остановились надеть капюшоны и
застегнуть куртки. Так стало лучше. Но скоро  наступит  ночь.  И  станет
намного холодней.
   - Есть нечто вроде убежища впереди, - сказал Тормса.  -  Мы  переждем
там до ночи.
   Когда Данкан не отозвался, Тормса сказал:
   - Там не будет тепло, но будет сухо.
   Данкан увидел серые очертания этого места приблизительно в трех  сот-
нях шагов от них, оно возвышалось на фоне грязного снега. Он  узнал  его
немедленно: учетная станция Харконненов. Наблюдатели здесь  считали  (и,
порой, убивали) проходивших мимо людей. Его слепили из породной глины  -
как бы один гигантский кирпич, сформированный так, как всегда лепят гли-
нобитные кирпичи, а затем целиком подвергнутый обжигу одной из тех горе-
лок с широким соплом, которыми Харконнены пользовались и  для  обуздания
толп.
   Когда они подошли к этому зданию, Данкан увидел остатки  полноохваты-
вающего экрана Защитного поля, разрушенного лазером  в  местах  входа  в
здание. Кто-то сокрушил эту систему уже очень давно. Извилистые дырки  в
сети защиты частично заросли кустарником. Но пробитые  огненными  пиками
отверстия оставались открытыми. О, да - чтобы  находящимся  внутри  были
видны все приближающиеся к входам.
   Тормса помедлил и прислушался, с осторожностью оглядываясь.
   Данкан посмотрел на учетную станцию. Он хорошо ее помнил. То, что бы-
ло перед ним, напоминало деформированный нарост, развившийся из первона-
чального семени. Поверхность была обожжена до стеклянного блеска.  Боро-
давки и выпуклости - свидетельствовали о сверхобжиге. Эрозия эпох покры-
ла здание сетью тонких трещин, но первоначальная форма  сохранялась.  Он
посмотрел вперед и узнал  часть  старой  суспензорной  системы  подъема.
Кто-то на скорую руку приспособил замок и заложил засов.
   Значит, это отверстие через полноохватный экран Защитного поля сдела-
но недавно.
   Тормса исчез в этом отверстии.
   Словно бы переключили кнопку: видения памяти Данкана  изменились.  Он
был в библиотеке не-глоуба вместе с Тегом. Проектор показывал  им  серию
видов современного Ясая. Идея современного  возымела  на  него  странное
действие. Барони был современным юродом, если думать о современном,  как
соответствии всем нормам жизни своего  времени.  Он  полагался  исключи-
тельно на суспензорные путеводные трассы для перемещения людей и матери-
алов - и все эти трассы находились высоко. Никаких отверстий  для  входа
на уровне земли. Данкан объяснял это Тегу.
   План материализовался в его памяти, превратясь в город,  который  ис-
пользовал каждый возможный  квадратный  метр  вертикального  и  горизон-
тального пространства. Путеводные трассы требовались только для  станций
универсальных транспортных коконов.
   Тег проговорил:
   - Идеальной формой была бы клубневидная с плоской крышей  для  топте-
ров.
   - Харконенны предпочитали квадраты и прямоугольники.
   Это было правдой.
   Данкан припомнил Барони с такой ясностью, что содрогнулся.
   Суспензорные тракты тянулись как норы червей - прямые, изогнутые, из-
гибавшиеся под косыми углами... вверх, вниз, вбок.  Кроме  прямоугольной
абсолютности, наложенной по прихоти Харконненов, Барони был построен  по
особому критерию для  населенности:  максимальная  плотность  при  мини-
мальном расходовании материалов.
   - Плоская крыша была единственным ориентированным на человека  прост-
ранством в этом проклятом месте, - он припомнил, как говорит это Тегу  и
Лусилле вместе.
   Там, на вершине, были роскошные апартаменты, и сторожевые станции  по
всем краям, парковкам топтеров, у всех доступов снизу, вокруг всех  пар-
ков. Люди, жившие на вершине, могли позабыть о массе плоти,  корчившейся
в дикой тесноте прямо под ними. Ни один звук или запах от этого людского
скопища не доходил до верха. Слуг заставляли принимать ванну и  переоде-
ваться в гигиенические одежды перед тем, как войти туда.
   Тег задал вопрос:
   - Почему же так плотно стиснутые людские массы позволяли себе жить  в
такой тесноте?
   Ответ был очевиден, и Данкан его объяснил:
   - Вне города была опасная местность. Управляющие городом представляли
ее даже более опасной, чем она на самом деле была. Кроме того,  немногие
знали о лучшей жизни за пределами города. Единственная лучшая  жизнь,  о
которой они знали, была на вершине. И единственный путь туда лежал через
абсолютно раболепную услужливость.
   - Это произойдет, и ты ничего не сможешь с этим поделать!
   Это уже совсем другой голос отдался эхом в черепе  Данкана.  Он  ясно
его слышал.
   Пол!
   "До чего же странно", - подумал Данкан. Было высокомерие в  ясновиде-
нии, такое же, как высокомерие ментата, который держится за свою колючую
логику.
   "Я никогда прежде не думал о Поле, как о высокомерном". Теперь Данкан
смотрел в зеркало на свое собственное лицо, Частью ума он понял, что это
- одно из воспоминаний его исходной жизни. Внезапно зеркало стало другим
- и отражение его лица в нем тоже стало выглядеть совсем иначе.  Смуглое
округлое лицо начало приобретать более жесткие очертания, словно  бы  он
достиг зрелости. Он заглянул в собственные глаза. Да, это его глаза. Од-
нажды он слышал, как некто описывал его глаза как  "сидящие  в  пещере".
Глубокие глазницы над высокими скулами. Ему говорили, что трудно понять,
синие у него глаза или темно-зеленые, если только свет не  падает  прямо
на них.
   Это говорила женщина. Он не мог припомнить эту женщину.
   Он постарался поднять руку и коснуться волос, но руки ему не подчиня-
лись. Затем он припомнил, что его волосы выбелены. Кто это сделал?  Ста-
руха. Его волосы больше не были шапочкой темных колечек.
   И герцог Лито смотрел на него в дверном проходе  обеденного  зала  на
Келадане.
   - Сейчас мы поедим, - сказал герцог. Это был королевский  приказ,  но
высокомерия не чувствовалось, поскольку его устраняла слабая улыбка, как
бы говорящая: "Кто-то же должен это сказать".
   "Что происходит с моим умом?"
   Он припомнил, как идет за Тормса к тому месту, где, как сказал  Торм-
са, их будет ждать не-корабль.
   Это было большое здание, возвышавшееся в ночи. Вокруг главного здания
разбросаны пристройки поменьше. Они, вроде бы, заселены, из  них  слыша-
лись голоса и звуки работающих машин. Ни одного лица не появилось в  уз-
ких окошках. Ни одна дверь не открывалась.  Данкан  уловил  запах  пищи,
когда они проходили мимо самой большой из пристроек. Это напомнило  ему,
что они ели только сушеные полоски какой-то кожистой штуковины,  которую
Тормса называл "походной пищей".
   Они вошли в темное здание.
   Вспыхнул ослепительный свет.
   Из глаз Тормсы брызнула кровь.
   Темнота.
   Данкан поглядел на лицо женщины. Он и  прежде  видел  лицо,  подобное
этому: единичный трайд, вынутый из голографического фильма. Где  же  это
было? Где же он его видел? Почти овальное лицо, чуть расширяющее  колбу,
отсюда легкая ущербинка в идеальности его изгибов.
   Она проговорила:
   - Меня зовут Мурбелла. Ты этого не запомнишь, но я доверяю  тебе  мое
имя, поскольку помечаю тебя. Я тебя выбрала.
   "А я все же тебя помню, Мурбелла."
   Зеленые глаза, широко расставленные под изогнутыми бровями,  приковы-
вали взгляд к ним одним, лишь позднее начинаешь разглядывать  подбородок
и небольшой рот. Рот был полным - из тех губ, которые складываются  сер-
дечком, когда хозяйка задумчива.
   Зеленые глаза смотрели в его глаза. До чего же холодный взгляд. Какая
же сила в нем.
   Что-то коснулась его щеки. Он открыл глаза. Значит,  это  не  память!
Все это происходит с ним сейчас. Происходит сейчас! Мурбелла! Она сперва
была здесь, потом его покинула.
   Теперь вернулась. Он припомнил, как проснулся  обнаженным  на  мягкой
поверхности... на спальном матраце. Да, его руки узнают этот матрац.
   Прямо над ним раздетая Мурбелла, зеленые глаза смотрят на него с жут-
кой напряженностью. Она коснулась его одновременно во многих местах. Ти-
хое жужжание вырвалось из ее губ.
   Он ощутил быструю эрекцию, жесткую до боли.
   В нем не было сил сопротивляться. Ее руки двигались по его  телу.  Ее
язык. Жужжание! Ее губы всюду касались его тела. Соски грудей скользнули
по его щекам, по его груди. Когда он увидел ее глаза, то в них был  про-
думанный умысел.
   Мурбелла вернулась, она опять  это  делает!  Через  правое  плечо  он
мельком увидел, широкое плазовое окно - и Лусиллу с Бурзмали позади  не-
го. Сон? Бурзмали прижал ладони к плазу. Лусилла стояла  со  скрещенными
руками, на ее лице смешанное выражение ярости и любопытства.
   Мурбелла пробормотала в его правое ухо.
   - Мои руки - огонь.
   Ее тело закрыло лица за плазом. Он ощущал огонь всюду, где только она
его касалась.
   Пламя резко захлестнуло его ум. Скрытые места внутри  его  ожили.  Он
увидел красные капсулы, словно полоску сверкающих колбасок, проносящуюся
перед его глазами. Он ощутил горячку, он был поглощен капсулой,  возбуж-
дение полыхало в его сознании. Эти капсулы! Он узнал их: это был он сам,
это были...
   Все Данканы Айдахо, и первоначальный, и все гхолы один за другим воз-
никли в его уме. Они были, как взрывающиеся коробочки семян,  отрицающие
весь другой жизненный опыт, кроме самих себя. Он увидел, как его  сокру-
шает огромный Червь с человеческим лицом.
   "Проклятье тебе, Лито!"
   Сокрушает, сокрушает и сокрушает... снова и снова.
   "Проклятье тебе, проклятье тебе, проклятье тебе..."
   Он погиб под сардаукарским мечом. Боль вспыхнула  яркой  вспышкой,  и
вспышку эту поглотила тьма.
   Он погиб в катастрофе на топтере. Он умер от ножа убийцы -  Рыбослов-
ши. Он умирал, умирал и умирал.
   Памяти иных жизней затопляли его до тех пор,  пока  он  не  стал  ди-
виться, как же он может вместить их все. Сладость новорожденной  дочери,
которую он держит на своих руках.  Мускусный  запах  страстной  супруги.
Каскады ароматов славного данианского вина. Упражнения до одышки в  гим-
настическом зале.
   АКСЛОЛЬТНЫЕ ЧАНЫ!
   Он припомнил, как раз за разом выходит из них: высокие огни и  мягкие
механические руки. Эти руки крутят его, и несфокусированным зрением  но-
ворожденного он видит огромную гору женской плоти - чудовищную  в  своей
почти неподвижной массивности... лабиринты темных  трубок,  опутывающие,
приковывающие его тело к гигантским металлическим контейнерам.
   АКСЛОЛЬТНЫЙ ЧАН?
   Он задохнулся, охваченный этими воспоминаниями всех жизней,  обрушив-
шихся на него. Все эти жизни! Все эти жизни!
   Теперь он припомнил, что тлейлаксанцы вмонтировали в него спящие зна-
ния, которые ждали только этого  момента  соблазнения  Геноносительницей
Бене Джессерит.
   Но это совершила Мурбелла, - а она не Бене Джессерит.
   Она, однако, оказалась под рукой, чтобы заработало запрограмированное
тлейлаксанцами.
   Данкан мягко замурлыкал и коснулся ее, двигаясь с потрясшей Мурабеллу
живостью.
   ОН НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ НАСТОЛЬКО ОТЗЫВЧИВ! НЕ ТАКИМ ОБРАЗОМ!
   Его правая рука, трепеща, пробежала по губам ее влагалища, в то время
как левая рука ласкала основание ее позвоночника, его рот  мягко  задви-
гался по ее носу, скользнул к губам, к впадинке ее левой подмышки. И все
это время он тихо мурлыкал в ритме, который пульсировал через его  тело,
поднимаясь и ослабевая...
   Она попробовала оттолкнуться от него, но это лишь ускорило его ответ-
ные реакции.
   "Откуда ему известно, что надо касаться меня именно в этот момент?  И
именно здесь! И здесь! О, Святая Скала Дура, откуда ему это известно?"
   Данкан почувствовал, как пухнут ее груди, увидел, как  краснеет  нос.
Он увидел, что соски ее стали жесткими и стоячими, вокруг них все потем-
нело. Она застонала и широко раздвинула ноги.
   "Помоги мне. Великая Черница!"
   Но единственная Великая Черница, о которой Мурбелла могла сейчас  по-
думать, была надежно  отгорожена  от  этой  комнаты  запертой  дверью  и
барьером из плаза.
   Энергия отчаянности затопила Мурбеллу. Она отвечала единственным  об-
разом, который ей был известен: касания, ласки, используя  все  техники,
которые так тщательно осваивала за долгие годы своего обучения.
   На все, что она делала, Данкан отвечал бешено стимулирующим  контрхо-
дом.
   Мурбелла обнаружила, что больше не может контролировать свои реакции.
Она реагировала автоматически, из какогото колодца знаний,  который  был
глубже всех ее тренировок. Она почувствовала, как сжимаются  мускулы  ее
влагалища, быстрое выделение смазочной жидкости. Когда  Данкан  вошел  в
нее, она услышала собственный стон. Ее руки, ноги, ладони, все  ее  тело
двигалось в двух одновременных системах реакций - тренированность до ав-
томатизма и все более и более глубокое осознание других требований.
   "Как он это сделал со мной?"
   По мягким мускулам ее таза прошли  волны  экстатических  сжатий.  Она
ощутила его одновременный ответ - твердый шлепок его семяизвержения. Это
усилило ее собственную реакцию. Экстатическая  пульсация  от  сжатий  ее
влагалища распространялось по всему телу. По всему и вовне... По всему и
вовне...
   Все, что ощущала - один сплошной экстаз. Под веками у нее полыхало  и
разрасталось ослепительное белое сияние.
   Каждый мускул трепетал от такого экстаза, который ей и  не  мыслился,
когда-либо возможным.
   И опять волны потекли вовне.
   Опять и опять...
   Она потеряла счет повторениям.
   Когда Данкан застонал, застонала и она, опять хлынули вовне волны.
   И опять...
   Исчезли ощущения времени и всего  окружающего,  осталась  только  эта
безмерность продолжающего экстаза.
   Она хотела и чтобы это продолжалось вечно, и чтобы это  прекратилось.
Этого не должно случаться с женщиной! Преподобная Черница не должна  та-
кого испытывать. Это - те ощущения, с помощью которых управляют мужчина-
ми.
   Данкан действовал по той модели реакции, которая была в него  заложе-
на. Было еще что-то, что предполагалось, ему было положено  сделать.  Он
не мог припомнить, что же это такое.
   "Лусилла?"
   Он вообразил ее мертвой перед собой. Но эта женщина была не  Лусилла,
это была... это была Мурбелла.
   Сил в нем почти не оставалось. Он присел, отодвигаясь от Мурбеллы,  и
умудрился подняться на колени. Его руки  трепетали  от  непонятного  ему
возбуждения. Мурбелла постаралась оттолкнуть Данкана, но его уже не  бы-
ло. Ее глаза резко открылись.
   Данкан на коленях стоял над ней. Она понятия не имела о том,  сколько
прошло времени. Она постаралась найти в себе силы, чтобы присесть, и это
не получилось. К ней медленно возвращался рассудок.
   Она пристально посмотрела в глаза Данкана, понимая теперь, кто он та-
кой этот мужчина. Мужчина? Всего лишь юнец.
   Но он сделал такое... такое... все Преподобные Черницы  были  предуп-
реждены. "Есть гхола, которого Тлейлакс вооружил запретным знанием.  Это
гхола должен быть убит!" Она ощутила небольшой прилив  энергии  в  своих
мускулах. Она поднялась на локти. Задыхаясь, ловя воздух,  она  постара-
лась откатится от него и опять упала на мягкий матрац.
   Святые Скалы Дура! Этому мужчине нельзя позволять остаться  в  живых!
Это - тот самый гхола, и он способен делать  то,  что  дозволено  только
Преподобным Черницам. Ей хотелось напасть на него, и в то  же  время  ей
хотелось опять притянуть к себе его тело. Экстаз! Она понимала, что сде-
лает все, о чем он ее сейчас ни попроси. Она сделает это ради него.
   "Нет! Я должна убить его!"
   Опять она поднялась на локти и уже с локтей умудрилась  присесть.  Ее
ослабевший взгляд упал на окно, которым были отгорожены  Великая  Препо-
добная Черница и ее проводник.
   Они продолжали там стоять, глядя на нее. Лицо мужчины полыхало.  Лицо
Великой Преподобной Черницы было таким же неподвижным,  как  сама  Скала
Дура.
   "Как она может просто стоять там, после того, что она увидела?  Вели-
кая Преподобная Черница должна убить этого гхолу!"
   Мурбелла сделала знак женщине за плазом и подкралась к запертой двери
возле спального матрасика. Она едва  умудрилась  отпереть  и  распахнуть
дверь перед тем, как рухнуть на спину. Ее глаза смотрели на  коленопрек-
лоненного юношу. На его теле блистал пот. На его возлюбленном теле...
   НЕТ!
   Отчаяние подняло ее с пола. Она встала на колени, а затем, в основном
благодаря силе воли, на ноги. К ней вернулись силы, но ноги трепетали, и
она спотыкалась возле подножия спального матрасика.
   "Я сделаю это сама, не думая. Я должна это сделать".
   Ее тело раскачивалось из стороны с  сторону.  Она  попыталась  встать
попрочнее и нанести прицельный удар в его шею.
   Она владела этим ударом благодаря долгим  часам  тренировок.  Он  ра-
зобьет гортань. Жертве перебиваются дыхательные пути.
   Данкан легко уклонился от этого удара, но он был медлителен, медлите-
лен...
   Мурбелла чуть не рухнула рядом с ним, но ее подхватили  руки  Великой
Преподобной Черницы.
   - Убей его, - задохнулась Мурбелла. - Это тот самый,  о  котором  нас
предупреждали. Тот самый!
   Мурбелла ощутила руки у себя на шее, пальцы, яростно нащупывавшие бу-
горочки нервов за ее ушами.
   Последнее, что услышала Мурбелла перед тем,  как  потерять  сознание,
был голос Преподобной Великой Черницы...
   - Мы никого не убьем. Это гхола отправляется на Ракис.


   Самый потенциально опасный соперник для любого организма может проис-
ходить из его же собственной породы. Виды живых существ поглощают  необ-
ходимое для жизни. Рост численности ограничивается тем необходимым,  ко-
торого на данный момент имеется в наименьшем достатке. Уровень популяции
контролируется наименее благоприятным из требуемых условий. (Закон Мини-
мума.)
   Из уроков Арракиса.

   Здание, загороженное деревьями и тщательно ухоженными живыми  ограда-
ми, отстояло чуть вглубь от широкого проспекта. Ограды составляли  лаби-
ринт и белые столбы в человеческий рост, очерчивали  район  посадок.  Ни
одно транспортное средство, въезжающее или выезжающее, не могло на  ско-
рости прорваться к зданию. Своим умом военного Тег все это оценил, когда
его бронированный граундкар доставил его к двери. Полевой Маршал  Музза-
фар, единственный, кто был с ним на заднем сидении машины, понял  о  чем
думает Тег, и сказал:
   - Мы защищены анфиладной лучевой системой.
   Солдат, в маскировочном мундире и с длинным  лазерным  пистолетом  на
наплечном ремне, открыл дверь и щелкнул каблуками, приветствуя входящего
Муззафара.
   Тег последовал за ним. Он узнал это место. Это был один из  "безопас-
ных" адресов, которыми снабдил его Отдел  Безопасности  Бене  Джессерит.
Ясно, информация Ордена устарела. Вполне вероятно, однако, что  устарела
совсем недавно, поскольку Муззафар никак не давал понять, что Тег  может
знать это место.
   Когда они подошли к двери, Тег заметил, что еще одна защитная  систе-
ма, которую он видел при своем первом объезде Ясая, оставалась неповреж-
денной. Столбы едва заметно отличались от тех, что шли вдоль барьера де-
ревьев и живой ограды.
   На этих столбах были шарящие лазеры, управляемые из  помещения  отку-
да-то в здании. Ромбовидные коннекторы считывали область  между  ними  и
зданием. Стоит слегка коснуться кнопки в комнате наблюдателя - и шарящие
лазеры превратят любую живую плоть, пересекающую их поля, в  нарубленное
на мелкие кусочки мясо.
   В дверях Муззафар замедлил и поглядел на Тега.
   - Преподобная Черница, с которой ты вот-вот встретишься, самая  могу-
щественная из всех, которые когда-либо сюда прибывали. Она  не  потерпит
ничего, кроме полной покорности.
   - Я так понимаю, ты меня предупреждаешь.
   - Я знал, что ты поймешь. Называй ее Преподобной Черницей. Больше ни-
как. Мы заходим. Я позволил себе вольность заказать для тебя новый  мун-
дир.
   Тег при своем предыдущем визите сюда не видел того помещения, в кото-
рое провел его Муззафар. Небольшое и забитое тикающими ящиками и черными
панелями, оно оставляло мало пространства даже для них двоих. Все  поме-
щение освещал единственный желтый глоуглоб под потолком.  Муззафар  про-
тиснулся в угол, в то время,  как  Тег  снял  запачканный  и  сморщенный
стилсьют, который он носил с самого не-глоуба.
   - Извини, что не могу предложить тебе еще и ванну, - сказал Муззафар.
- Но мы не должны мешкать. Она становится нетерпеливой.
   В мундире Тег предстал совсем другим  человеком.  Это  было  знакомое
черное облачение, даже звезды на воротнике. Значит, он должен  предстать
пред этой Преподобной Черницей, как башар Ордена.  Интересно.  Он  опять
был полностью башаром - для других, ведь его самого мощное чувство осоз-
нания собственного "я" никогда не покидало. Мундир, однако же, стал  за-
вершающим его личность штрихом. В этом одеянии не было  нужды  подчерки-
вать каким-либо другим способом, кто ты такой.
   - Так-то лучше, - сказал Муззафар, проводя Тега в переднее фойе и че-
рез дверь, которую Тег помнил. Да, вот здесь  он  встречался  со  своими
"безопасными" агентами. Он вспомнил эту комнату, и, вроде бы, в ней  ни-
чего не изменилось. Ряды микроскопических телеглазов, тянулись на  стыке
потолка со стенами, замаскированные под  серебряные  поводящие  ленточки
для парящих глоуглобов.
   "Тот, за кем наблюдают, не видит, - подумал Тег. - А  у  наблюдателей
миллион глаз".
   Его двойное зрение уведомило его, что опасность здесь есть, но непос-
редственная.
   Помещение, около пяти метров в длину и четырех в ширину, предназнача-
лось для ведения самых важных дел. В торговых сделках деньги, как  тако-
вые никогда не предъявляются. Договаривающиеся здесь видят только мощные
эквиваленты чего угодно, выполнявшего роль валюты - меланжа,  или,  воз-
можно, молочных су-камней, размером почти с глазное  яблоко,  совершенно
круглых, глянцевых и мягких на вид, но начинавшие лучится радужными  пе-
реливами, если на них направлялся свет или они прикасались к какому-либо
телу. Это было место, где даникин меланжа или небольшой  складчатый  ко-
шель сукамней воспринимался вполне естественно. Здесь из рук в руки  пе-
реходили суммы на стоимость целой планеты - сделку скреплял один  кивок,
одно подмигивание, одно неразборчиво сказанное словечко.  Здесь  никогда
не извлекались бумажники с деньгами. Самым близким к этому мог быть тон-
кий транслуксовый дипломатик, из охраняемых ядом внутренностей  которого
могли быть извлечены тончайшие листочки ридуланского  хрусталя  с  очень
большими числами, нанесенными на них печатным устройством с  защитой  от
любой подделки.
   - Это банк, - сказал Тег.
   - Что? - Муззафар смотрел на закрытую дверь в противоположной  стене.
- О, да. Она скоро появится.
   - Она, разумеется, за нами сейчас наблюдает.
   Муззафар не ответил, но вид у него был угрюмый.
   Тег огляделся. Изменилось ли что-нибудь с его предыдущего визита?  Он
не видел значительных перемен. Он подивился,  претерпевают  ли  убежища,
подобные этому, какие-нибудь большие перемены даже за целые эпохи.  Поя-
вился новый Росистый Ковер на полу, мягкий, как брентдаун и  белый,  как
подбрюшный китовый мех. Если смотреть на него, то видно блестки влаги  -
но это обман зрения. Босая нога (не то, чтобы это место когда-либо виде-
ло босую ногу) встретит ласкающую сухость.
   Был еще узкий столик около двух метров в длину почти в  самом  центре
комнаты. Столешница его была по меньшей мере двадцати миллиметров толщи-
ной. Тег предположил, что он сделан из дамианскойджакка ранды. Темно-ко-
ричневая поверхность была отполирована до блеска, который отражал взгляд
и под которым проглядывали жилочки, как речные потоки. Здесь были только
четыре адмиральских кресла вокруг стола,  кресла,  сработанные  искусным
ремесленником из того же дерева, что и стол, с подбитыми  подушками  си-
деньями и со спинками лировой кожи, такого же точно цвета, что и полиро-
ванное дерево.
   Только четыре. Больше - было бы излишеством. Он никогда прежде не си-
дел ни в одном из подобных кресел, и он не садился  сейчас,  потому  что
знал, что найдет там его плоть - удобство, почти такое же, как  и  през-
ренном песьем кресле. Не совсем до такой же степени мягкости и подстраи-
вания под форму садящегося, конечно. Слишком много комфорта могло заста-
вить  сидящего  расслабится.  Эта  комната,  ее   обстановка   говорили:
"Чувствуй себя здесь удобно, но оставайся начеку".
   "В этом месте надо не только иметь голову на плечах,  но  и  огромную
боевую мощь за собой", - подумал Тег. Он и прошлый раз оценил это  место
таким образом, и мнение его не изменилось.
   Окон, не было, но те, что они видели снаружи, полыхали танцующими ли-
ниями света - энергетические барьеры, препятствующие вторжениям  и  пре-
дотвращающие бегства.
   Такие барьеры таили свои собственные опасности, знал Тег, но то,  что
они подразумевали под собой, было важно. Одно лишь  потребление  энергии
было таково, что за счет этой энергии целый огромный город мог  бы  жить
срок, равный сроку жизни самого большого долгожителя среди его  обитате-
лей.
   Здесь не было ничего случайного в демонстрации богатства.
   Дверь, на которую смотрел Муззафар, открылась с легким щелчком.
   ОПАСНОСТЬ!
   Вошла женщина в переливчатом золотом облачении. По  ткани  извивались
красно-оранжевые линии.
   ОНА СТАРА!
   Тег не ожидал, что встретит столь глубокую старуху. Лицо ее было мор-
щинистой маской. Глаза, глубоко сидящие, зеленым льдом. Нос ее был вытя-
нутым клювом, тень его касалось тонких губ и повторяла острый угол  под-
бородка. Черная облегающая шапочка почти скрывала серые волосы.
   Муззафар поклонился.
   - Оставь нас, - сказала она.
   Он удалился без единого слова через ту дверь, в  которую  она  вошла.
Когда дверь за ним закрылась, Тег проговорил:
   - Преподобная Черница.
   - Значит, ты узнаешь в этом банк, - в голосе ее было лишь слабое дро-
жание.
   - Разумеется.
   - Всегда есть средство передачи больших сумм денег  или  приобретения
власти, - сказала она. - Я говорю не о той власти, которая правит фабри-
ками, но о той, которая правит людьми.
   - И которая всегда называется правительство или общество, или цивили-
зация, - сказал Тег.
   - Я подозревала, что ты окажешься очень разумным, - высказалась  она;
отодвинула стул и села, но не предложила сесть Тегу.
   - Я думаю о себе, как о банкире. Это сразу отсекает множество грязных
и обескураживающих околичностей.
   Тег не ответил. В этом, похоже, не было нужды. Он продолжал ее внима-
тельно разглядывать.
   - Почему ты так на меня смотришь? - осведомилась она.
   - Я не ожидал, что ты окажешься такой строй, - сказал он.
   - Хе-хе-хе. У нас для тебя много сюрпризов, башар.  Может  быть,  по-
позднее Преподобная Черница помоложе и пробормочет тебе свое имя,  чтобы
пометить тебя. Восхвали Дура, если это произойдет.
   Он кивнул, поняв не очень много из сказанного ей.
   - Это, к тому же, еще и очень старое здание, - сказала она. - Я  наб-
людала за тобой, когда ты в него вошел. Оно тебя тоже удивило?
   - Нет.
   - Это здание в основе своей остается без  изменений  несколько  тысяч
лет. Оно  построено  из  материалов,  которые  продержатся  еще  намного
дольше.
   Он взглянул на стол.
   - О, нет, это дерево. Но под этим есть поластин, полазы  и  пормабат.
Три ПО, которые никогда не подводят, если только необходимость их требу-
ет.
   Тег промолчал.
   - Необходимость, - сказала она. - Возражаешь ли ты против  каких-либо
необходимых вещей, которые были с тобой сделаны?
   - Мои возражения не играют никакой роли, - сказал он.
   Куда же она гнет? Изучает его, конечно. Точно так же, как он  изучает
ее.
   - По-твоему, другие возражали когда-либо против того, что ты  им  де-
лал?
   - Несомненно.
   - Ты прирожденный полководец, башар. Думаю, ты будешь для  нас  очень
ценен.
   - Я всегда думал, что больше всего ценен для самого себя.
   - Башар! Посмотри мне в глаза!
   Он повиновался, увидел крохотные оранжевые крапинки, блуждавшие в  ее
белках. Ощущение опасности стало острым.
   - Если ты когда-нибудь увидишь мои глаза полностью оранжевыми - бере-
гись! - сказала она. - Это значит, что ты оскорбил меня так, что я этого
уже больше не способна выносить.
   Он кивнул.
   - Мне понравится, если ты сумеешь командовать, но ты не должен коман-
довать мной! Ты командуешь грязью, это единственное назначение  для  та-
ких, как ты.
   - Грязью?
   Она махнула рукой - пренебрежительный жест.
   - Ну, да, вон там. Ты знаешь их. Их  любопытство  сильно  ограничено.
Никаких великих соображений никогда не проникает в их разум.
   - Надо так понимать, что вы именно к этому и стремитесь.
   - Мы работаем на то, чтобы поддерживать это в таком виде,  -  сказала
она. - Все доходит до них через мелкий фильтр,  исключающий  все,  кроме
представляющего непосредственную ценность для выживания.
   - Никаких великих дел, - сказал он.
   - Ты оскорблен, но это не имеет значения, - сказала она. Для тех,  во
внешнем мире, самое важное в чем? Поем ли я сегодня,  будет  ли  у  меня
крыша над головой сегодня, под которую не вторгнутся нападающие или  от-
ребье? Роскошь? Роскошьэто обладание наркотиком или существом противопо-
ложного пола, которое может на время сдерживать зверя.
   "А ты и есть - зверь", - подумал он.
   - Я уделяю тебе время, башар, потому, что понимаю, можешь  быть,  для
нас ты более ценен, чем даже Муззафар, А он действительно  необыкновенно
ценен. В настоящий момент он получает от нас очередное вознаграждение за
то, что ты доставлен к нам в восприимчивом состоянии.
   Когда Тег опять промолчал, она хихикнула.
   - По-твоему, ты невосприимчив?
   Тег держался тихо. Ввели они какой-нибудь наркотик в его еду? Он  ви-
дел вспышки своего двойного зрения, указывающие на возможность  насилия,
но они таяли по мере исчезновения оранжевых крапинок в глазах  Преподоб-
ной Черницы. Надо, однако, избегать ее ног. Они - смертоносное оружие.
   - Все лишь оттого, что ты неправильно думаешь об отребье,  -  сказала
она. - К счастью, оно до предела самоограничено. Они понимают  это  глу-
бинными испарениями своего сознания, но не могут найти время ни  на  то,
чтоб с этим разобраться, ни на что-либо, кроме  непосредственной  борьбы
за выживание.
   - И нельзя этого в них исправить? - спросил он.
   - Этого и не должно исправлять! О, да, мы следим за  тем,  чтобы  они
продолжали смотреть на самосовершенствование, как на  огромную  причуду,
за которой, конечно, нет ничего стоящего.
   - Им нужно отказывать в роскоши, - сказал он.
   - Никакой роскоши! Не существование! Это должно быть все время  отго-
рожено барьером, который мы любим называть "Защитным Невежеством".
   - То, чего не знаешь, не может тебе повредить.
   - Мне не нравится твой тон, башар.
   И опять оранжевые крапинки заплясали в ее глазах. Ощущение  опасности
насилия, однако, уменьшилось. И она опять хихикнула.
   - То, чего ты опасаешься, есть противоположность  тому,  чего  ты  не
знаешь. Мы учим, что новые знания могут быть опасными.  Ты  видишь,  что
отсюда с очевидностью вытекает: всякое новое знание противоречит способ-
ности выживания!
   Дверь за Преподобной Черницей открылась, и вернулся Муззафар. Это был
изменившийся Муззафар, его лицо полыхало, глаза блестели. Он остановился
за креслом Преподобной Черницы.
   - Однажды я буду в состоянии позволить тебе вот так стоять позади ме-
ня, - сказала она. - В моей власти такое сделать.
   "Что же они сделали с Муззафаром", - подивился Тег. Тот выглядел поч-
ти одурманеным.
   - Ты видишь, у меня есть власть? - спросила она.
   Он откашлялся.
   - Это очевидно.
   - Я банкир, помни! Мы только что внесли  депозит  на  нашего  верного
Муззафара. Ты благодаришь нас, Муззафар?
   - Да, Преподобная Черница, - голос его был хрипл.
   - Я уверена, ты понимаешь этот вид власти вообще,  башар,  -  сказала
она. - Бене Джессерит хорошо тебя подготовил. Они весьма талантливы, но,
боюсь, не так талантливы, как мы.
   - Мне говорили, что вы весьма многочисленны, - сказал он.
   - Дело не в нашем числе, башар. Такие силы, как у нас могут быть нап-
равлены так, что их можно контролировать небольшим числом.
   "Она - как Преподобная мать, - подумал он, - по тому,  как  старается
отвечать, не выдавая при этом слишком многого".
   - По сути, - сказала она, - такая власть, как у вас, позволяет стано-
вится основой выживания для многих людей. Затем угроза, что мы заберем у
них все это, заставляет их подчиниться нашему направлению, - она  погля-
дела через плечо. - Хотел бы ты, чтобы мы забрали от тебя наши  милости,
Муззафар?
   - Нет, Преподобная Черница, - он и в самом деле затрепетал!
   - Вы нашли новый наркотик, - сказал Тег.
   Смех ее был непроизвольным и громким, почти хриплым.
   - Нет, башар, у нас есть старый.
   - Вы хотели бы сделать из меня наркомана?
   - Как и у всех других, подчиняющихся нам, у тебя, башар, есть  выбор:
смерть или повиновение.
   - Это довольно старый выбор, - согласился он. В чем же непосредствен-
ная угроза, исходящая из нее? Он не ощущал угрозы насилия. Совсем наобо-
рот.  Его  двойное  зрение  показывало  ему  обрывистые  вспышки  крайне
чувствительнных оттенков. Не подумают ли они, что могут закодировать его
посвоему?
   Она улыбнулась ему - понимающее выражение с чем-то  ледяным,  скрытым
под пониманием.
   - Будешь ли он хорошо нам служить, Муззафар?
   - Я полагаю, да, Преподобная Черница.
   Тег задумчиво нахмурился. Было что-то глубоко греховное в этой пароч-
ке. Они шли против всей морали, которой определялось все его  поведение.
Неплохо помнить, что никто из них не знает о странной  перемене  в  нем,
ускоряющей его реакции.
   Они как будто наслаждались его озадаченным смятением.
   Тег немного успокоился от мысли, что никто из них двоих по-настоящему
не радуется жизни. Ему это было видно глазами,  получившими  образование
Ордена. Преподобная Черница и Муззафар позабыли  или,  вероятнее  всего,
отвергли все, на что опирается способность к выживанию веселых людей. Он
подумал, что, вероятно, они больше не способны находить настоящие источ-
ники радости в своем собственном теле. А их источники радости должны на-
ходится больше всего в подглядывании, в  роли  вечных  наблюдателей  все
помнящих, как это было до того, как они обратились в то, чем стали. Даже
когда они купаются в видимости чего-то, что некогда означало  вознаграж-
дение, они должны будут достигать новых  крайностей  каждый  раз,  чтобы
коснуться краешков собственных воспоминаний.
   Улыбка Преподобной Черницы расширилась, обнажив ряд белых поблескива-
ющих зубов.
   - Погляди на него Муззафар. Он не имеет ни малейшего понятия  о  том,
что мы можем сделать.
   Тег слышал это, но он еще и наблюдал глазами,  натренированными  Бене
Джессерит. Ни миллиграмма наивности не осталось в этих двух.  Ничто,  по
всей видимости, не  удивляет  их.  Никто  не  может  оказаться  для  них
действительно новым. И все равно, они строят заговоры, что-то замышляют,
надеясь, что эта крайность воспроизведет в них памятный им  трепет.  Они
конечно, знают, что этого не будет, и рассчитывают извлечь из нового пе-
реживания только еще больше полыхающей ярости, с которой они сделают еще
одну попытку достичь недостижимое. Вот как строится их мышление.
   Тег улыбнулся тонко рассчитанной улыбкой, используя  все  мастерство,
которому научился у Бене Джессерит. Это была улыбка, полная  сочувствия,
понимания действительной радости своего собственного  существования.  Он
полагал, что это будет самым смертельным оскорбление, которое  он  может
им нанести - и увидел, что попал в самую точку.  Муззафар  воззрился  на
него полыхающим взглядом. Преподобная Черница прешла  от  оранжевоглазой
ярости к резкому изумлению, и затем очень медленно к замерцавшей  радос-
ти. Она этого не ожидала. Это было что-то новое!
   - Муззафар, - сказала она, оранжевые крапинки ушли из ее глаз. - При-
веди ту Преподобную Черницу, которая выбрана, чтобы пометить нашего  ба-
шара.
   Тег, двойное зрение которого показало непосредственную опасность, на-
конец понял. Он увидел свое собственное будущее, бегущее вперед  подобно
волнам, в то время, как в нем нарастала сила. Дикая перемена в нем  про-
должалась! Он ощутил расширение энергии. Вместе с этим пришло  понимание
выбора. Он увидел себя в виде всесметающего вихря, несущегося через  это
здание - вокруг него рассеяны тела (Муззафар и Преподобная Черница среди
них), и все здание напоминает бойню, когда он его покидает.
   "Должен ли я это сделать?" - подивился он.
   За каждого, кого он убьет, нужно будет убивать все новых.  Он  видел,
однако, необходимость этого, увидел, наконец, весь замысел Тирана. Боль,
которую он ощутил за себя, чуть не заставила его закричать, но он ее по-
давил.
   - Да, приведи мне эту Преподобную Черницу, - сказал он, понимая,  что
тогда на одну меньше ему придется искать и убивать  где-то  еще  в  этом
здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управ-
ляющую лазерами.


   О, ты, знающий каковы наши страдания здесь, не забывай  нас  в  своих
молитвах.
   Вздох над Посадочным Полем Арракина (Исторические Записи:  Дар-эс-Ба-
лат)

   Тараза смотрела на порхающий снегопад осыпающихся лепестков  на  фоне
серебристого неба ракианского утра. Прозрачное сияние неба, несмотря  на
все ее подготовительные изучения материалов по  планете,  оказалось  для
нее неожиданным. У Ракиса было много сюрпризов. Запах  лжеоранжа  здесь,
на краю сада на крыше. Дар-эс-Балата, перебивал все другие запахи.
   "Никогда не верь, что ты постигла глубины любого места... или  любого
человека", - напомнила она себе.
   Беседа здесь закончена, но не смолкало в ней эхо высказанных  мыслей,
которыми они обменялись всего лишь несколько минут назад.  Все,  однако,
согласились, что сейчас время действовать. Вскоре Шиэна будет "танцевать
Червя" для них, еще раз демонстрируя свое искусство.
   Вафф и новый представитель жрецов тоже будут  лицезреть  это  "святое
событие", но Тараза должна быть уверена, что никто из них не поймет  ис-
тинной природы того, чему им предстоит быть свидетелями.  Вафф  конечно,
наблюдение за ними уже в печенках сидит. В  нем  до  сих  пор  ощущалось
раздраженное недоверие ко всему, что он видит и слышит. Это странно сме-
шивается с подспудным благоговением от того, что  находится  на  Ракисе.
Катализатор всего, несомненно, его ярость на то, что здесь  правят  оче-
видные дураки.
   Одраде вернулась из комнаты встреч и остановилась возле Таразы.
   - Я крайне обеспокоена докладами о Гамму, - сказала Тараза. - Есть  у
тебя что-нибудь новенькое?
   - Нет. По всей видимости, там до сих пор царит хаос.
   - Скажи мне, Дар, что, по-твоему, нам следует делать?
   - Я все время вспоминаю слова Тирана, сказанные Ченоэ: "Бене  Джессе-
рит так близок тому, чем ему следует быть, и все же так от этого далек.
   Тараза показала на открытую пустыню за кванатом городамузея.
   - Он все еще там. Дар. Я в этом уверена, - Тараза повернулась лицом к
Одраде. - И Шиэна разговаривает с Ним.
   - Он так часто лгал, - сказала Одраде.
   - Но он не лгал насчет своего перевоплощения. Вспомни, что он сказал:
"Всякая произошедшая от меня часть унесет  частицу  моего  самосознания,
запертую внутри нее, затерянную и  беспомощную,  жемчужинку  моего  "я",
слепо движущуюся по песку, пойманную в бесконечный сон".
   - Ты возлагаешь огромную часть своей веры на силу этого сна, - сказа-
ла Одраде.
   - Мы должны разоблачить замысел Тирана. До конца!
   Одраде вздохнула, но не заговорила.
   - Никогда не недооценивай силу идеи, -  сказала  Тараза.  -  Атридесы
всегда были правителями-философами. Философия всегда опасна, потому  что
способствует рождению новых идей.
   И опять-таки Одраде не ответила.
   - Червь несет все это внутри себя. Дар! Все силы, которые он запустил
в действие, до сих пор в нем.
   - Ты стараешься убедить меня или себя. Тар?
   - Я наказываю тебя, Дар. Точно так, как Тиран карает до сих  пор  нас
всех.
   - Зато, что мы не есть то, чем нам следует быть? Ага, вон идут  Шиэна
и другие.
   - Язык Червя, Дар. Это очень важно.
   - Если ты так говоришь, Верховная Мать.
   Тараза метнула сердитый взгляд на Одраде, которая направилась  вперед
- приветствовать вновь прибывших. В Таразе была тревожащая мрачность.
   Присутствие Шиэны, однако, возродило целеустремленность Таразы.  "Со-
образительная малышка Шиэна. Очень хороший материал". Шиэна демонстриро-
вала свой танец прошлой ночью, исполняя его в большом музейном зале,  на
фоне гобеленов - экзотический танец на фоне экзотических произведений из
спайсового волокна, на которых изображены пустыни и черви. Она представ-
лялась почти частью гобелена - словно сошла к присутствующим со стилизо-
ванных дюн и их тщательно детализированных изображений  проходящий  чер-
вей. Тараза припомнила, как каштановые волосы Шиэны  развевались,  когда
она кружилась в танце, взметаясь пушистым ореолом. Свет, падавший сбоку,
подчеркивал рыжеватые проблески в ее волосах. Ее глаза были закрыты,  но
это не было лицо человека, грезящего наяву. Возбуждение в  ней  проявля-
лось в страстном выражении ее широкого рта, трепетаньи ноздрей, вздерну-
том подбородке. Внутренняя изощренность движений вступала в противоречие
с ее таким юным возрастом.
   "Танец - это ее язык, - подумала Тараза. - Одраде  права.  Мы  выучим
его, глядя на нее".
   Вафф был сегодня, вроде, как в воду опущенный,  было  трудно  опреде-
лить, смотрят ли его глаза во внешний мир или обращены внутрь.
   С Ваффом был  Тулуз-хан,  смуглокожий  приятный  ракианец,  выбранный
представитель жречества на сегодняшнее "святое событие". Тараза,  встре-
тившая его во время демонстрационного танца обнаружила в Тулуз-хане нео-
быкновенное свойство: он никогда не говорит "но", и  все  же  это  слово
ощущалось во всем, что он произносил. Законченный  бюрократ.  Он  вправе
рассчитывать, что пойдет далеко, но эти  ожидания  скоро  столкнуться  с
потрясающей неожиданностью. Она не испытывала к нему жалости,  зная  то,
что знала. Тулуз-хан был мягколицым юношей, слишком немногих стандартных
лет для того, чтобы занимать положение, требующее такого доверия. В  нем
было больше, однако, чем было видно на глаз. И одновременно меньше.
   Вафф отошел в сторонку сада, оставив Одраде и Шиэну с Тулуз-ханом.
   Естественно, молодой жрец не такая важная птица, им  можно  пожертво-
вать, если что. Это довольно-таки объясняло, почему именно  его  выбрали
для этого мероприятия. Это дало ей понять, что она достигла необходимого
уровня потенциальной жестокости. Тараза,  однако,  не  думала,  что  ка-
кая-либо из фракций жрецов может осмелится покусится на Шиэну.
   "Мы будем стоять вплотную в Шиэне".
   Всю неделю после демонстрации сексуальных способностей шлюх они  про-
вели по горло в делах. Очень тревожная неделя, уж если так к этому  под-
ходить. Одраде была занята с Шиэной. Тараза  предпочла  бы  Лусиллу  для
преподавания этих уроков, но надо опираться на то, что под рукой, и  Од-
раде была явно лучшей из достижимых на Ракисе для такого обучения.
   Тараза опять поглядела на пустыню, они ждали топтеров из Кина и Очень
Важных Наблюдателей. Эти ОВН еще не запаздывали, но запоздают, как с ни-
ми не раз бывало. Шиэна как будто хорошо  прошла  сексуальное  обучение,
хотя Тараза не очень высоко оценила спарринг-мужчин, имевшихся у  Ордена
на Ракисе. В свою первую ночь здесь Тараза призвала одного из них. Потом
она решила, та маленькая радость забвения, которую  это  доставляет,  не
стоит таких хлопот. Кроме того, что ей следует забывать? Забывать - зна-
чит допустить в себя слабость.
   НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ!
   Это, однако, именно то, что делают шлюхи. Они  торгуют  забвением.  И
они не имеют ни малейшего понятия о том, как тираны держат хваткой чело-
веческую судьбу, как необходимо разорвать эту хватку.
   Тараза тайное слушала разговор между Шиэной  и  Одраде,  состоявшийся
накануне.
   "Для чего же я прислушивалась?"
   Девушка и учительница были здесь, в саду на крыше, сидели друг напро-
тив друга на двух скамейках, и переносной икшианский глушитель прятал их
слова от любого, у кого не было кодированного  переводчика.  Парящий  на
суспензорах глушитель висел над ними, как странный зонтик: черный  диск,
создающий искажения, которые прячут истинные движения губ и звуки  голо-
сов.
   Для Таразы, стоявшей в длинном зале собраний с крохотным переводчиком
в левом ухе, это урок представлялся, как равноискаженная память.
   "Когда меня учили этому, мы не знали, что могут делать шлюхи из  Рас-
сеяния".
   - Почему мы говорим о существующей в сексе сложности? - спросила Шиэ-
на. - Мужчина, которого ты прислала сегодня ночью, все время это  повто-
рял.
   - Многие полагают, будто понимают это, Шиэна. Может быть,  никто  ни-
когда этого не понимал, потому что такие слова больше  исходят  от  ума,
чем имеют дело в плотью.
   - Почему я не должна пользоваться ничем из того,  что  мы  видели  на
представлении Лицевых Танцоров?
   - Шиэна, сложность прячется внутри сложности. По  принуждению  сексу-
альных сил творилось и творились и великие дела, и грязные. Мы говорим о
сексуальной силе, сексуальной энергии и о таких вещах, как "всеодолеваю-
щий позыв страсти".
   Я не отрицаю, что такое бывало. Но то, чего мы здесь ищем - это  сила
настолько могущественная, что она может разрушить и тебя и  все  ценное,
чем обладаешь.
   - Так вот почему я и стараюсь понять. Означает ли это, что шлюхи пос-
тупают неправильно?
   - Они игнорируют заложенное в человеческом роде, Шиэна. По-моему,  ты
можешь уже это ощутить. Тиран, наверняка, это знал. Что была его Золотая
Тропа, как непредвидение сексуальных сил за работой беспрестанного  воз-
рождения человечества?
   - А шлюхи не творят?
   - Они, в основном, стараются контролировать миры своей силой.
   - Да, кажется они так и делают.
   - Вот как. Теперь задумайся о противодействии, которое  они  этим  на
себя навлекают?
   - Я не понимаю.
   - Ты ведь знаешь о Голосе, и как им  можно  контролировать  некоторых
людей?
   - Но не всех.
   - Именно. Цивилизация, на которую  очень  долго  воздействует  Голос,
приспосабливается к этой силе, уменьшая силу воздействия Голоса.
   - Значит, есть люди, знающие, как сопротивляться шлюхам?
   - Мы видим безошибочные признаки этого. И это одна  из  причин  того,
почему мы на Ракисе.
   - Пожалуют ли сюда шлюхи?
   - Боюсь, да. Они хотят контролировать самую сердцевину  Старой  Импе-
рии, потому что мы кажемся им легкой добычей.
   - Ты не боишься, что они победят?
   - Они не победят, Шиэна. Полагайся на это. Но ведь для нас они пойдут
на пользу.
   - Как это?
   Голос Шиэны вывел Таразу из шока, вызванного словами Одраде.  Сколько
же подозревает Одраде? В следующее мгновение Тараза это поняла и задума-
лась: понятен ли весь урок этой юной девушке.
   - Сердцевина статична, Шиэна. Мы провели застылыми тысячи лет.  Жизнь
и движение были "вне нас", с теми людьми из Рассеяния, кто  противостоят
шлюхам. Любым нашим действием мы должны как можно больше  усиливать  это
сопротивление.
   Звук приближавшихся топтеров вывел Таразу из ее  задумчивости.  Очень
Важные Наблюдатели едут из Кина. Все еще на  расстоянии,  но  звук  ясно
слышен в чистом воздухе.
   Преподавательский метод Одраде хорош, должна  была  признать  Тараза,
обшаривая взглядом небо, выглядывая первые признаки топтеров.  Они  явно
летели низко и с другой стороны здания. Не с той стороны, откуда  должны
были бы - но, может, быть, они возили Очень Важных Наблюдателей  на  ко-
роткую экскурсию вдоль остатков Стены Тирана. Многие люди интересовались
тем местом, где Одраде нашла хранилище спайса.
   Шиэна, Одраде, Вафф, Тулуз-хан спускались в длинный зал собраний. Они
тоже услышали топтеры. "Шиэна так и рвется показать свою власть над чер-
вями", - поняла Тараза.
   Послышался натруженный звук приближавшихся топтеров.  Не  перегружены
ли они? Скольких наблюдателей они везут?
   Первый топтер скользнул над крышей верхнего помещения и Тараза увиде-
ла бронированную кабину пилота. Она распознала предательство еще до  то-
го, как из топтера ударила первая дуга лазерного луча, отсекая  ей  ноги
по самые колени. Тараза повалилась всем весом на растущее в кадке  дере-
во. По ней рубанул еще один луч, под углом перерезав бедро. Топтер пром-
чался над ней, резко взревев реактивными  двигателями,  и  сделал  вираж
влево.
   Тараза цеплялась за дерево,  включив  технику  подавления  физических
мук. Она сумела приостановить кровотечения из своих ран, но боль остава-
лась страшной. Не так велика, однако же, как боль Спайсовой Агонии,  на-
помнила она себе. Это ей помогло, но она понимала, что обречена. Она ус-
лышала крики и звуки многочисленных схваток по всему музею"
   "Я победила!" - подумала Тараза.
   Одраде выскочила из верхнего помещения и склонилась над Таразой.  Они
ничего не сказали, но Тараза показала, что она  все  понимает,  приложив
свой лоб к виску Одраде. Это был уже многовековой  код  Боне  Джессерит.
Тараза начала перекачивать свою жизнь в Одраде - Иные  Памяти,  надежды,
страхи... все.
   Одна из них может еще спастись.
   Шиэна наблюдала из верхнего помещения, стоя там, где ей было приказа-
но ждать. Она понимала, что происходило в саду  на  крыше  -  Величайшая
Тайна Бене Джессерит.
   Вафф и Тулуз-хан, уже вышедшие из помещения когда началось нападение,
не возвращались.
   Шиэна содрогнулась от дурных предчувствий.
   Одраде резко встала и бегом кинулась на зад. Глаза ее были  неистовы-
ми, но двигалась она целеустремленно. Подпрыгнув, она собрала за черенки
в охапку несколько глоуглобов Она пихнула несколько охапок глоуглобов  в
руки Шиэны, и та почувствовала, как ее тело становится легче,  поднимае-
мое суспензорными полями глоуглобов. Захватывая все новые пучки глоугло-
бов, Одраде заспешила к узкому концу помещения, где  отверстие  в  стене
указывало на то, что она искала. С помощью Шиэны она отомкнула  створки,
открывшие глубокую воздушную шахту. Свет  собранных  пучками  глоуглобов
показал грубые стены внутри шахты.
   - Держи глоуглобы как можно кучнее, чтобы эффект их поля  был  макси-
мальным, - сказала Одраде. - Выкидывай их по одному, чтобы снижаться. Мы
спускаемся вовнутрь.
   Шиэна ухватила черенки глоуглобов потной рукой и спрыгнула с приступ-
ки. Она почувствовала, как падает, затем испуганно уцепилась за глоугло-
бы, подтягивая их ближе. Свет над ней говорил о том, что Одраде  следует
за ней.
   На дне шахты они попали в насосную, где работало множество вентилято-
ров, и через них доносились отдаленные звуки сражения снаружи.
   - Мы должны добраться до не-комнаты и затем в пустыню, - сказала  Од-
раде. - Все системы машинерии взаимосвязаны. Здесь будет проход.
   - Она мертва? - прошептала Шиэна.
   - Да.
   - Бедная Верховная Мать.
   - Теперь я - Верховная Мать, Шиэна. По крайней мере, временно, -  Од-
раде указала наверх. - Это на нас напали шлюхи. Мы должны поспешить.


   Наш мир - для живущих, и кто же они?
   Ради свети во тьму мы рискнули, насквозь.
   Она ветром была моим, дунь он в те дни,
   В ее облике мне умереть довелось,
   Падение ведомо тем, кто из плоти до духа воспрял.
   Свет есть все, и свет слева границы земного прорвал.
   Теодор Ретке (Исторические цитаты: Дар-эс-Балат)

   Тегу почти не понадобилось сознательных усилий, чтобы превратиться  в
вихрь. Он понял, наконец, природу той угрозы, что исходила от  Преподоб-
ных Черниц. Само это осознание вылилось  в  сверхскоростное  движение  -
продукт нового мышления ментатов, соразвившегося  вместе  с  многократно
увеличивающейся скоростью.
   Чудовищная угроза требовала чудовищного противодействия. Кровь  хлес-
тала позади него, когда он прокладывал путь сквозь здание штаб-квартиры,
убивая всякого на своем пути.
   Как он узнал от своих  преподавательниц  Бене  Джессерит,  величайшая
проблема человеческого мироздания в том, как именно ты подходишь к  про-
должению рода. Ему слышался голос его первой учительницы, пока он произ-
водил опустошения по всему зданию.
   - Ты можешь думать об этом, как о сексуальности, но  мы  предпочитаем
более объемлющий термин - продолжение рода. У него много граней и разно-
видностей, и он обладает явно неограниченной энергией. Чувство, называе-
мое любовью, это только небольшой его аспект.
   Тег сокрушил глотку человека, словно замершего на его пути, и,  нако-
нец, добрался до комнаты управления системами защиты здания.  Там  сидел
только один человек, его правая рука почти прикоснулась к красному ключу
на пульте управления перед ним.
   Своей разящей левой рукой Тег почти разрубил мужчину  на  двое.  Тело
нырнуло вперед в медленном движении, из отверстия в шее хлестнула кровь.
   "Орден прав, назвав их шлюхами!"
   Можно потащить человечество почти куда угодно, манипулируя  огромными
энергиями продолжения рода. Можно подстрекнуть человечество к действиям,
которые оно никогда бы не сочло возможными. Одна из его учительниц  ска-
зала ему об этом прямо:
   - Энергия должна иметь свой выход, закупорь ее и она станет чудовищно
опасной. Перенаправь ее, и она сметет все на своем пути. В этом  наивыс-
ший секрет всех религий.
   Тег прикинул, что, покидая здание, он оставил позади себя более пяти-
десяти трупов. Последней его жертвой стал солдат в маскировочном  костю-
ме, стоявший в открытом дверном проеме, собираясь войти.
   Пробегая мимо неподвижных на вид людей и  транспортных  средств,  Тег
своим переключенным на высшую скорость умом, успел подумать над тем, что
оставалось позади него. Утешит ли его, что выражение неподдельного удив-
ления было последним на лице Преподобной Черницы? Стоило ли ему поздрав-
лять себя, что Муззафар никогда снова не увидит свой дом  из  каркасного
кустарника?
   Как и любому, подготовленному Бене Джессерит, ему совершенно ясна бы-
ла необходимость совершенного им несколько секуунд назад. Тег знал  свою
историю. Было множество райских планет было в старой Империи, а в Рассе-
янии, наверняка, еще больше. Люди всегда оказывались способными попробо-
вать какой-нибудь дурацкий эксперимент. А на планетах  с  благословенным
климатом, в основном, лентяйничали. Тег считал это дуростью. Вот почему,
сексуальная энергия всегда легко высвобождалась на таких планетах. Появ-
ление миссионеров Разделенного Бога или подобных религий в одном из  та-
ких райских уголков всегда вызывало всепоглощающую ярость,  захлестывав-
шую все вокруг.
   - Мы в Ордене об этом знаем, - объясняла одна из учительниц  Тега.  -
Наша Защитная Миссионерия не раз  зажигала  или  гасила  пожар  подобной
ярости.
   Тег продолжал бежать, пока не оказался в аллее, километрах в пяти  от
бойни, устроенной им в  штаб-квартире  старой  Преподобной  Черницы.  Он
знал, что времени прошло еще очень мало, но оставалось еще кое-что, тре-
бовавшее его внимания. Он убил не всех обитателей того здания.  Остались
глаза наблюдателей, узнавших теперь, на что он способен. Они видели, как
он убивал Преподобных Черниц, как рухнул убитый им Муззафар. У них оста-
лись свидетельства: горы трупов и записи его действий.
   Тег прислонился к стене. На левой ладони кожа была ободрана. Он  поз-
волил себе вернуться в нормальное время, наблюдая как кровь  сочится  из
раны. Кровь была почти черной. "В моей крови очень много кислорода?"
   У него была одышка, но не такая сильная, как можно  было  бы  ожидать
после подобной физической нагрузки.
   "Что со мной произошло?"
   Да, здесь наверняка сработало его происхождение Атридеса. Кризис  вы-
кинул его в другое измерение человеческих возможностей. Каким бы ни было
его изменение, но он изменился полностью, обретя способности заглядывать
вперед и видеть сущность вещей и событий. Люди, мимо которых он пробегал
в этой аллее, казались ему статуями.
   "Буду ли я когда-нибудь думать о них, как об отребье?"
   Он подумал, что такое сможет произойти, если только он сам это позво-
лит. Но искушение было при нем, и он с сочувствием подумал о Преподобных
Черницах, повергших себя в грязь, не вынеся Великого искушения.
   "Что же теперь делать?"
   Он ясно видел главную линию своих действий. Здесь, в Ясае,  есть  тот
единственный человек, наверняка знавший всех нужных Тегу людей. Тег пог-
лядел вдоль аллеи. Да, этот человек поблизости.
   Сквозь тяжелый аромат цветов и трав другой запах волнами  доходил  до
Тега откуда-то из глубины аллеи. Он направился на эти  запахи,  понимая,
что они приведут его туда, куда нужно, и что там он не подвергнется  ни-
какому нападению, там должна быть тихая гавань.
   Он быстро достиг источника запахов. Это была встроенная дверь, на ко-
торой была голубая вывеска из двух слов на современном  галахе:  "Персо-
нальное обслуживание".
   Тег вошел и сразу увидел то, что искал. Их можно было увидеть во мно-
гих местах старой Империи: закусочные, уходившие  корнями  в  древнейшие
времена, автоматизированные, от кухни до стола. Большинство из них  были
заведениями "для своих". Можно было рассказать друзьям о своем последнем
"открытии", предупредив о том, чтобы они широко  не  распространялись  о
нем.
   - Не хочу, чтобы оно испортилось из-за наплыва народа.
   Эта мысль всегда забавляла Тега. Смешно рассказывать о таких  местеч-
ках, притворяясь при этом, будто сообщаешь строго по секрету.
   Запахи пищи, от которых текли слюнки, доносились из  кухни  в  задней
части закусочной. Прошел официант, неся окутанный паром - словно  обеща-
ние чего-то очень хорошего - поднос.
   Молодая женщина в коротком черном платье и белом  фартуке  подошла  к
Тегу.
   - Вот сюда, сэр, пожалуйста. У нас есть свободный столик в углу.
   Она подала ему стул так, чтобы он мог сидеть спиной к стене.
   - К вам подойдут через секунду, сэр, - она подала  ему  жесткий  лист
дешевой бумаги двойной толщины, - Наше меню отпечатано. Я  надеюсь,  что
Вы не возражаете.
   Он посмотрел, как она уходит. Официант прошел другим путем по направ-
лению к кухне. Теперь поднос был пуст.
   Ноги Теги привели его сюда, как будто он бежал по  зада  иной  колее.
Здесь - тот человек, который ему нужен, он обедает рядом с Тегом.
   Официант остановился поговорить с человеком, о котором Тег знал,  что
у того есть ответы на все последующие  ходы,  которые  необходимо  здесь
сделать. Официант и этот человек вместе чему-то  смеялись.  Тег  обшарил
взглядом остальное помещение: только еще  три  столика  занято.  Пожилая
женщина сидела за столом в дальнем  углу,  отщипывая  от  глазурованного
конфекта. Она была одета в облегающее короткое черное платье с  глубоким
вырезом на шее. Тег подумал, что это,  должно  быть  является  последним
воплем современной моды. Ее туфли были такого же цвета. Молодая пара си-
дела через столик справа от него. Они не видели никого, кроме самих  се-
бя. Пожилой мужчина в хорошо подобранной старомодной  коричневой  тунике
тщательно ел блюдо из зеленых овощей рядом с дверью. Взгляд его был  це-
ликом сосредоточен на еде.
   Человек, говоривший с официантом, громко расхохотался.
   Тег поглядел в затылок официанту. Пучки светлых волос торчали на  за-
тылке, как сорванные  кустики  мертвой  травы.  Воротник  официанта  под
взъерошенными волосами был истрелан. Тег опустил взгляд. Туфли официанта
на каблуках. Кайма черной куртки была заштопана. Скупость бедности? Что,
дела здесь идут ни шатко, ни валко? Запахи из кухни исключали, что заве-
дение бедное. Столовая посуда чиста до блеска. Нет ни  одной  треснувшей
тарелки. Но полосатая, красно-белая скатерть на столе заштопана  в  нес-
кольких местах, заплаты аккуратно подогнаны под общий цвет материи.
   Тег еще раз оглядел других посетителей. Они выглядели состоятельными.
Голодающих бедняков в этом месте не водилось.  Тегу  стала  окончательно
ясна суть этого места. Не просто местечко "для своих", кто-то специально
рассчитывал именно на такой эффект. За всем заведением  скрывался  умный
замысел. Нечто вроде ресторана, который перспективные молодые  чиновники
открывают для себя, чтобы назначать деловые свидания с надежными  клиен-
тами или ублажить начальника. Еда была превосходной, порции щедрыми. Тег
понял, что его инстинкты привели его сюда правильно.  Затем  он  перенес
свое внимание на меню, позволяя, наконец, голоду проникнуть в его созна-
ние. Голод был, по меньшей мере, настолько же яростным, как в  тот  раз,
что удивил покойного Полевого Маршала Муззафара.
   Официант появился рядом с ним с подносом, на котором стояла небольшая
открытая коробочка и кувшинчик, откуда доносился пряный запах  заживляю-
щих мазей.
   - Я вижу, Вы поранили руку, башар, -  сказал  официант.  Он  поставил
поднос на стол. - Позвольте мне обработать Вашу рану  до  того,  как  Вы
сделаете заказ.
   Тег поднял раненую руку и посмотрел, как быстро и умело официант  об-
работал рану.
   - Ты знаешь меня? - спросил Тег.
   - Да, сэр. И после того, что я слышал, мне странно видеть Вас в  пол-
ном мундире. Вот здесь, - он закончил обработку раны.
   - Что ты слышал? - тихо вопросил Тег.
   - Что за Вами охотятся Преподобные Черницы.
   - Я только что перебил нескольких из них и многих  их...  Как  бы  их
назвать?
   Официант побледнел, но голос его был тверд.
   - Рабы, будет подходящим для них словом, сэр.
   - Ты был при Рендитае, верно? - сказал Тег.
   - Да, сэр. Многие из нас осели здесь после этого.
   - Мне нужно поесть, но я не могу тебе заплатить, - сказал Тег.
   - Никому из ветеранов Рендитая не нужны Ваши деньги, башар. Они  зна-
ют, что Вы отправились сюда?
   - Полагаю, никак нет.
   - Сейчас здесь лишь постоянные посетители. Никто из них  Вас  не  вы-
даст. Я постараюсь предупредить Вас, если  появится  какая-нибудь  опас-
ность. Чтобы Вы желали поесть?
   - Как можно больше. Выбор предоставляю тебе. И чтобы было  в  двойном
размере углеводов и протеина. Никаких стимулирующих.
   - Что Вы имеете в виду под большим количеством, сэр?
   - Подавай мне еду, пока я не скажу тебе остановиться... или, пока  не
почувствую, что злоупотребил твоей щедростью.
   - Несмотря на видимость, сэр, наше заведение совсем не бедное. Чаевые
сделали меня богатеем.
   "Один ноль в пользу его расчетливости", - подумал  Тег.  Бережливость
якобы бедности, сознательно бьющая на жалость.
   Официант отошел и опять заговорил с человеком за  центральным  столи-
ком. Тег принялся открыто разглядывать этого человека, после  того,  как
официант прошел дальше в кухню. Да, это тот самый.  Едок,  сосредоточив-
шийся на блюде с макаронными изделиями под зеленым соусом.
   "Видно, что за этим человеком нет женского ухода", - подумал Тег. Во-
ротник его сидел криво, подтяжки перепутаны. Пятна зеленого соуса запач-
кали его левую манжету. Он вообще-то правша, но  ест  держа  левую  руку
там, где разбрызган соус. Истрепанные манжеты брюк. Край одной  брючины,
частью отошедший от сношенного манжета,  волочился  за  каблуком.  Носки
разные - один голубой, другой бледно-желтый. Все это его как будто  нис-
колько не беспокоило. Ни мать, никакая другая женщина никогда не смотре-
ли ему в спину с порога, приказывая, чтобы он привел себя в порядок. Од-
нако его отношение к себе явно говорило: "То, что вы видите, это  вполне
достойный вид".
   Внезапно мужчина дерганым  движением,  словно  его  ущипнули,  поднял
взгляд. Он пошарил карими глазами по помещению,  по  очереди  задерживая
взгляд на каждом лице, словно выглядывая кого-то  определенного.  Обведя
всех, таким образом, своим взглядом, он опять перенес  все  внимание  на
еду.
   Официант вернулся с бульоном, в котором плавали взбитые яйца и  зеле-
ные овощи.
   - Пока готовят остальное, сэр, - сказал он.
   - Ты прибыл сюда прямо после Рендитая? - спросил Тег.
   - Да, сэр, но я еще служил вместе с Вами на Аклайне.
   - Шестьдесят седьмая Гамму, - сказал Тег.
   - Да, сэр!
   - Мы спасли тогда много хороших жизней, - сказал Тег. - Их и наших.
   Увидев, что Тег до сих пор не приступает к еде, официант довольно хо-
лодно проговорил:
   - Желателен вам снупер, сэр?
   - Не тогда, когда ты меня обслуживаешь, -  сказал  Тег.  Он  действи-
тельно говорил искренне, но чувствовал себя немного  мошенником,  потому
что его двойное зрение уведомило его, что еда безопасна.
   Довольный официант начал отворачиваться.
   - Один момент, - сказал Тег.
   - Сэр?
   - Человек за центральным столиком. Он один из постоянных посетителей?
   - Профессор Делнай? О, да, сэр.
   - Делнай. Да, я так и думал.
   - Профессор воинских искусств, сэр. И еще истории.
   - Я знаю. Когда подойдет время подавать мне десерт, пожалуйста, спро-
си профессора Делная, не присоединится ли он ко мне.
   - Следует ли мне сказать, кто Вы, сэр?
   - По-твоему, он еще не знает?
   - Это, кажется, весьма вероятным, сэр, но все же...
   - Осторожность там, где требуется осторожность, - сказал Тег. - Пода-
вай еду.
   Интерес Делная был полностью возбужден еще до того, как официант  пе-
редал ему приглашение Тега. Первыми словами профессора, когда он  уселся
за столик напротив Тега, были:
   - Это самое замечательное гастрономическое представление,  которое  я
когда-либо видел. Вы уверены, что сможете съесть десерт?
   - Два-три десерта, по меньшей мере, - ответил Тег.
   - Изумительно! - Тег набрал полную ложку приправленных медом  засаха-
ренных фруктов. Он проглотил их, затем сказал:
   - Это место настоящая жемчужина.
   - Я храню его в тщательной тайне, - сказал Делнай. -  Кроме,  как  от
нескольких близких друзей, разумеется. Чему я обязан чести Вашего  приг-
лашения?
   - Были ли Вы когда-либо... ага, помечены Преподобной Черницей?
   - Адские властительницы! Нет, я для этого не достаточно важен.
   - Я надеялся попросить Вас рискнуть Вашей жизнью, Делнай.
   - Каким образом? - никакого колебания. Это успокаивающе.
   - Здесь в Ясае есть место, где собираются мои старые солдаты. Я хотел
бы пройти туда и повидаться со всеми, с кем возможно.
   - По улицам, в полном обмундировании, так, как Вы сейчас?
   - Любым образом, каким Вы сможете это устроить.
   Делнай поднес палец к нижней губе и наклонился вперед глядя, на Тега.
   - Вы не из тех, кого легко можно замаскировать, знаете ли. Однако же,
может быть способ, - он задумчиво  кивнул.  -  Да,  -  он  улыбнулся.  -
Только, боюсь, вам это не понравится.
   - Что у Вас на уме?
   - Подушечки и другие изменения. Мы Вас проведем как борданос, сборщи-
ка нечистот. От Вас, естественно, должно будет  попахивать  нечистотами.
Но Вы должны будете вести себя так, как будто этого не замечаете.
   - Почему Вы думаете, что это пройдет? - спросил Тег.
   - О, сегодня вечером будет буря. Обычная вещь в это время года.  Зак-
ладывает влагу для урожая следующего года. И наполнение резервуаров  для
подогрева полей, знаете ли.
   - Я не понимаю Ваших доводов, но, когда я закончу  следующий  десерт,
мы приступим к делу, - сказал Тег.
   - Вам понравится место, где мы укроемся отбури, - сказал Делнай. -  Я
конечно безумец, знаете ли, что на это иду. Но владелец этого  заведения
сказал, чтобы я или помог Вам или  иикогда  больше  не  смел  появляться
здесь.
   Через час после наступления тьмы Делнай привел его на место  встречи.
Тег, облаченный в кожаные одежды и изображая хромоту, был  вынужден  ис-
пользовать все свои силы ментата, чтобы не  замечать  своей  собственной
вони. Друзья Делная облепили Тега нечистотами, а  затем  обдали  его  из
шланга. Потом его высушили, чтобы сохранилось как можно  больше  летучих
запахов.
   Взглянув на установку дистанционного контроля погоды в  дверях  места
встречи, Тег заметил, что температура снаружи за предыдущий час упала на
пятнадцать градусов. Делнай прошел впереди него и заспешил в густо наби-
тую народом комнату, где слышался сильный шум и звяканье стеклянной  по-
суды. Тег задержался, чтобы поглядеть на установку считывания погоды. Он
увидел, что порывы ветра достигают тридцати узлов.  Барометр  падал.  Он
поглядел на надпись над установкой: "К услугам наших клиентов".
   Надо предполагать, услуга и для бара: уходившие клиенты вполне  могли
кинуть взгляд на эти показания, и опять вернуться в теплую  и  дружескую
атмосферу, только что ими покинутую.
   В большом камине в уютном уголке дальнего конца бара горел  настоящий
огонь. Ароматическая древесина.
   Делнай вернулся, сморщив нос на запах Тега, и повел его в обход толпы
в заднюю комнатку, а затем через эту комнатку в  личную  ванную.  Мундир
Тега, выстиранный и выглаженный, ждал его там на стуле.
   - Я буду сидеть в закутке у камина, когда Вы вернетесь, - сказал Дел-
най.
   - При всех регалиях, да? - спросил Тег.
   - Это опасно только на улице, - ответил Делнай. И он удалился тем пу-
тем, которым они пришли.
   Тег вскоре вышел и пробрался к камину через группки  людей,  оборачи-
вавшихся и внезапно умолкавших, как только его узнавали. За спиной  раз-
далось приглушенное бормотание.
   - Сам старый башар.
   - О, да, это Тег. Я с ним служил. Узнаю его лицо и фигуру, где  угод-
но.
   Клиенты теснились у полузабытого тепла древнего камина. Густой  запах
мокрой одежды и алкогольных испарений витал над ними.
   Неужели только непогода собрала в баре эту толпу? Тег поглядел на ли-
ца окружавших его людей - всюду лица закаленных в битвах воинов.  Неваж-
но, что говорил Делнай. Ясно, что здесь все знают друг друга,  и  каждый
рассчитывал встретить любого из присутствующих  только  здесь  и  именно
сейчас.
   Делнай сидел на одной из скамеек в уголке перед камином, держа в руке
стакан с янтарным напитком.
   - Ты пустил словечко, чтобы нас здесь ждали? - спросил Тег.
   - Разве это не то, чего ты хотел, башар?
   - Кто ты, Делнай?
   - Я владею зимней фермой в нескольких узлах к югу  отсюда  и  у  меня
есть несколько друзей среди банкиров,  которые  периодически  одалживают
мне граундкары. Если Вы хотите, более конкретно - я, как  и  большинство
из людей в этом помещении, и тех, кто хочет скинуть  Преподобных  Черниц
со своей шеи.
   Человек позади Тега спросил:
   - Это правда, что Вы убили сотню их сегодня, башар?
   Тег сухо ответил, не оборачиваясь.
   - Число сильно преувеличено. Нельзя ли мне выпить, пожалуйста?
   С высоты своего огромного роста Тег обшарил  взглядом  комнату  в  то
время, как кто-то подавал ему стакан. Когда стакан оказался в его руках,
то, как он и ожидал, в нем был данианский Маринет густо-голубого  цвета.
Старые солдаты знали, что он любит.
   Выпивка в комнате продолжалась, но в замедленном  ритме.  Все  ждали,
когда Тег изложит, зачем он прибыл.
   "Склонность человека к общению в такие ненастные ночи прорывается ес-
тественным образом", - подумал Тег. Собраться за огнем в  пасти  пещеры,
сородичи по племени! Ничего опасного не достигнет  нас,  особенно,  если
звери видят наш огонь. "Сколько других сходных собраний было на Гамму  в
такие ночи?" - задумался Тег, пригубливая свое питье. Плохая погода  мо-
жет замаскировать те передвижения, которые собравшимся здесь  так  жела-
тельно утаить. К тому же погода может задержать под крышей некоторых лю-
дей, которые иначе, там бы не оставались.
   Тег узнавал кое-какие лица из своего прошлого,  офицеров  и  рядовых,
смешанная компания. Некоторых из них он хорошо помнил -  надежные  люди.
Кто-то среди них сегодня умрет.
   Шум опять начал возрастать по мере того, как люди расслаблялись в его
присутствии. Никто не настаивал, чтобы он давал объяснения.  Они  знали,
что Тег всегда соблюдал свой собственный график.
   Звяканье стаканов, приглушенные разговоры, иногда тихие смешки.  Это,
должно быть, те, кто осознают свою личную силу. Делнай тихо хихикал.
   Тег поглядел вверх и увидел балки  потолка,  встроенные  сравнительно
низко. Это создавало закрытое пространство, казавшиеся более вытянутым и
более интимным. Тщательное внимание к человеческой психологии проявилось
в этом. Это было то, что он наблюдал во многих местах на этой планете  -
забота о том, чтобы подавить все  неуютное  в  человеческом  сознании  -
пусть чувствуют себя в уюте и безопасности.
   Еще некоторое время Тег разглядывал напитки, которые раздавались под-
наторевшими официантами - темное местное пиво и какие-то дорогие привоз-
ные напитки. Вокруг стойки бара и на приглушенно освещенных столах, сто-
яли чаши, в которых были поджаренные до хруста, крепко посоленные, мест-
ные овощи. Ход, как на ладони читаемый: возбуждать жажду, не будучи  ос-
корбительно навязчивым. Неотъемлемо и естественно для профессии кабатчи-
ка. Пиво тоже, наверняка, как следует подсолено. Они всегда  подсаливают
пиво. Пивовары знают, как добиться того, чтобы чем больше  выпьешь,  тем
больше еще хотелось.
   Некоторые из групп становились  шумнее.  Напитки  начинали  оказывать
свое древнее воздействие. Бахус был здесь! Тег понимал, что  если  этому
собранию дозволить течь естественным путем, то  шум  в  комнате  попозже
ночью достигнет апогея, а  затем  очень  постепенно  уровень  пойдет  на
убыль. Кто-то должен выйти взглянуть на установку  считывания  погоды  в
дверях. В зависимости от того, что он увидит, это местечко либо все сра-
зу покинут, либо продолжат тихую посиделку еще какое-то время. Тег сооб-
разил, что в баре наверняка мухлюют с установкой  считывания  погоды,  и
показания она дает искаженные в нужную сторону. Это такой очевидный спо-
соб еще чуть-чуть повысить доход, что в этом баре наверняка его не прог-
лядели.
   "Замани их внутрь и держи их там любыми способами, против которых они
не будут возражать".
   Люди в этом заведении столкнутся с Преподобными Черницами и глазом не
моргнув.
   Тег отставил стакан в сторону и обратился ко всем:
   - Не можете ли вы уделить мне внимание?
   Тишина.
   Даже все официанты застыли.
   - Кто-нибудь - охраняйте двери, - сказал Тег. - Никто не должен войти
или выйти, пока я не отдам приказа. И эти  задние  двери,  тоже,  будьте
добры.
   Когда это было улажено, он внимательно оглядел все помещение, выбирая
своим двойным зрением тех, в чью воинскую подготовку он мог верить.  То,
что надо было сделать сейчас, виделось ему  совершенно  ясно.  Бурзмали,
Лусилла и Данкан были там, на грани его нового видения, и Тег легко раз-
личал их нужды.
   - Я полагаю, вы можете добраться до оружия очень быстро, - сказал он.
   - Мы пришли подготовленными, башар! - выкрикнул ктото в комнате.
   Тег расслышал в этом голосе пьяные интонации, но также и старую адре-
налиновую накачку, которой так дорожили эти люди.
   - Мы собираемся захватить не-корабль, - сказал Тег.
   Это их воодушевило. Никакие изделия  цивилизации  не  охранялись  так
тщательно, как не-корабли. Эти корабли прибывали на посадочные поля  или
другие места и удалялись. Их бронированные поверхности были усеяны  ору-
жием. Команды, расположенные в уязвимых точках, находились  в  состоянии
постоянной бдительности. Захват мог обепечить только  какойнибудь  трюк,
открытое нападение оставляло мало шансов. Но здесь,  в  этом  помещении,
Тег достиг нового уровня сознания, им двигали необходимость и дикие гены
его атридесовского происхождения. Ему открылись расположение не-кораблей
на Гамму и вокруг нее. Яркие точки заполонили его  внутренний  взор,  и,
словно по нитям, ведущим от одного яркого светлячка к другому, его двой-
ное зрение увидело путь через этот лабиринт.
   "О, но я не хочу идти", - подумал он.
   Но от дома нельзя уклониться.
   - А, именно, мы собираемся захватить не-корабль из Рассеяния, -  ска-
зал он. - Их не-корабли - одни из лучших. Ты, ты, ты и ты, - он  указал,
определяя каждого. - Вы останетесь здесь и проследите за тем, чтобы ник-
то не вышел отсюда и ни с кем не связывался за пределами  этого  заведе-
ния. Думаю, вы подвергнетесь нападению.  Продержитесь  столько,  сколько
сможете. Все остальные, берите оружие и за мной.


   Правосудие? Кто просит правосудия. Мы осуществляем собственное право-
судие. Осуществляем здесь, на Арракисе - победи или умри. Так давайте не
браниться на правосудие, пока у нас есть оружие и свобода его  использо-
вать.
   ЛИТО I: Архивы Бене Джессерит

   Не-корабль пошел на посадку над  ракианскими  песками.  Его  движение
взметнуло пыльные вихри, которые завились вокруг него, пока он с хрустом
опускался, потревожив дюны. Посеребрившееся желтое солнце опускалось  за
горизонт, который весь долгий жаркий день беспокоили дьяволы жары. Неко-
рабль опустился, прискрипнув,  -  поблескивающий  стальной  шарик,  при-
сутствие которого видно и слышно только в непосредственной близости,  но
ни ясновидец, ни прибор дальнего слежения не обнаружат его  в  просторах
космоса. Двойное зрение Тега предупреждало, что их прибытие не обнаруже-
но и не вызывает тревоги.
   - Мне нужны бронированные топтеры и бронетранспортеры, чтобы они были
здесь не позднее, чем через десять минут, - сказал он.
   Люди позади него пришли в действие.
   - Вы уверены, что они здесь есть, башар? - это был голос того  подвы-
пившего из бара на Гамму, надежного офицера с Рендитая, в настроении ко-
торого больше не было захватывающей горячности юности. Он  повидал,  как
гибнут старые друзья в битве на Гамму. И как большинство других,  остав-
шихся в живых и прибывших сюда, он оставил семью, судьба которой остава-
лась ему неизвестной. Был оттенок горечи в его голосе, словно он старал-
ся убедить себя, что уловкой втянут в эту авантюру.
   - Они скоро будут здесь, - сказал Тег. - Они прибудут на спине червя.
   - Откуда Вам это известно?
   - Все условленно заранее.
   Тег закрыл глаза. Он мог не смотреть на закипевшую вокруг  него  дея-
тельность, настолько все было схоже со многими другими командными  пунк-
тами, которые он занимал в своей жизни: овальное  помещение,  начиненное
приборами и людьми, которые ими управляют, офицеры, ждущие приказаний.
   - Что это за место? - спросил кто-то.
   - Вон те скалы, к северу от нас, - сказал Тег. - Видите  их?  Некогда
это было высоким обрывом. Оно называлось ветроловушкой.  Там  был  съетч
Свободных, сейчас он чуть больше пещеры. Там живут лишь несколько  раки-
анских первопроходцев.
   - Свободные, - прошептал кто-то. - Боги! Хочется мне увидеть, как по-
явится червь. Я в жизни не думал, что когдалибо такое увижу.
   - Еще одна из Ваших неожиданностей, подготовленных за  ранее,  да?  -
спросил тот офицер, в котором возрастала горечь.
   "Чтобы он сказал, если я открыл бы ему мои новые способности? - поди-
вился Тег. - Он может подумать, что я скрывал  свои  цели,  и  он  будет
прав. Этот человек на грани откровения. Останется ли  он  верным,  когда
его глаза откроются?" - Тег покачал головой. У офицера почти не было вы-
бора. Ни у кого из них нет другого выбора, кроме того, чтобы сражаться и
умирать.
   "И это верно, - подумал затем Тег, - что улаживание конфликтов  вклю-
чает в себя одурачивание больших масс. До чего же легко впасть  в  такое
же отношение к людям, как Преподобные Черницы.
   Отребье!
   Одурачить - это не так уж сложно, как думают  некоторые.  Большинство
людей хотят, чтобы ими руководили. И этот офицер рядом с ним тоже хотел.
Такое желание идет еще с глубинных времен  могущественного  и  бессозна-
тельного племенного инстинкта. Понимание того, что тобой кто-то  с  лег-
костью управляет, приводит к поискам козлов отпущения. Этот офицер  тоже
ищет такого козла, чтобы обвинить его в собственной глупости.
   - Бурзмали желает вас видеть, - сказал кто-то слева от Тега.
   - Не сейчас, - ответил Тег.
   Бурзмали мог и подождать. Он очень скоро получит возможность  принять
на себя командование. А пока что, он лишь отвлекает внимание.  Для  него
наступит время позже, чтобы проскользнуть в  опасной  близости  от  роли
козла отпущения.
   Как же легко производить козлов отпущения, с какой же охотой их пони-
мают! Это особенно верно, когда альтернативой  является  признание  себя
самого либо виновным, либо глупым, либо и тем, и другим.  Тегу  хотелось
сказать всем окружавшим его: "Выглядывайте, где вас  одурачивают!  Тогда
вы будете понимать наши истинные намерения!"
   Офицер связи, слева от Тега сказал:
   - Теперь эта Преподобная Мать вместе с Бурзмали. Они настаивают, что-
бы им дозволили увидеть Вас.
   - Передайте Бурзмали, я хочу, чтобы он оставался с Данканом, - сказал
Тег. - И пусть он присматривает за Мурбеллой, полностью  обеспечивая  ее
безопасность. Лусилла может пройти сюда.
   "Так должно было случиться", - подумал Тег.
   В Лусилле все возрастали подозрения насчет перемен в  нем.  Можно  не
сомневаться, что Преподобная Мать заметила разницу.
   Лусилла быстро вошла, ее платье со свистом шелестело, подчеркивая  ее
разгоряченность. Она была разгневана, но хорошо это скрывала.
   - Я требую объяснений, Майлз!
   "Очень хорошо сразу брать быка за рога", - подумал он.
   - Объяснений чего? - спросил он.
   - Почему мы попросту не отправились в...
   - Потому, что Преподобные Черницы и  их  тлейлаксанские  союзники  из
Рассеяния завладели большинством ракианских центров.
   - Откуда... откуда ты...
   - И они, знаешь ли, убили Таразу, - сказал он.
   Это остановило ее, но ненадолго.
   - Майлз, я настаиваю, чтобы ты объяснил мне...
   - У нас немного времени, - сказал он. -  Следующий  дозорный  спутник
покажет нас в этом месте на поверхности.
   - Но защитные системы Ракиса...
   - Настолько же уязвимы, как любые другие защитные системы, когда  они
становятся статичными, - объяснил он. - Здесь семьи  защитников.  Возьми
семьи, и у тебя будет эффективный контроль над защитниками.
   - Но почему мы здесь в...
   - Чтобы забрать Одраде и эту девушку с ней. О, да  и  разумеется,  их
червя тоже.
   - Что мы будем делать с...
   - Одраде будет знать, что делать с червем. Она знаешь ли, теперь Вер-
ховная Мать.
   - То есть, ты собираешься согнать нас в...
   - Вы сами себя сгоните! Я со своими людьми останусь, чтобы отвлечь их
силы на себя.
   После этого заявления по всему командному управлению воцарилась  пот-
рясенная тишина.
   "Отвлечь, - подумал Тег. - Какое же неподходящее слово".
   То сопротивление, которое он замышлял, должно было  вызвать  истерику
среди Преподобных Черниц, особенно, когда их заставят поверить, что гхо-
ла здесь. Они не только контратакуют, они, в конце концов,  прибегнут  к
стерилизации. Почти весь Ракис  превратится  тогда  в  выжженные  руины.
Здесь вряд ли останется кто-либо живой, не выживут ни черви, ни песчаная
форель.
   - Преподобные Черницы все это время  стараются  безуспешно  засечь  и
захватить червя, - сказал он. - Я действительно не понимаю, как они мог-
ли быть настолько слепы в своем понимания того, как  вы  транспортируете
одного из них.
   - Пересадить? - Лусилла запуталась.
   Тег редко видел Преподобную Мать в такой растерянности. Она старалась
собрать воедино услышанное от него. Он уже замечал, что члены Ордена об-
ладали рядом способностей ментата. Ментат способен прийти к достоверному
решению без достаточных данных. Он подумал, что давно будет слишком  да-
леко от нее или любой другой Преподобной  Матери,  когда  она,  наконец,
увяжет все данные, во всем разберется. Затем будет отчаянная  борьба  за
создание его потомства! Они заберут Димелу, сделав ее Выводящей  Матерью
в руках Разрешающих Скрещивание, разумеется. И Одраде. Она этого тоже не
избежит.
   У них есть и ключ к тлейлаксанским акслольтным  чанам.  Теперь  будет
только делом времени, чтобы Бене Джессерит преодолел угрызения своей со-
вести и воспроизвел источник спайса - его производит человеческое тело!
   - Значит, мы здесь в опасности, - сказала Лусилла.
   - В некоторой опасности, да. Беда Преподобных Черниц в том,  что  они
слишком богаты. Они совершают ошибки богатых.
   - Испорченные шлюхи! - воскликнула она.
   - Я предлагаю тебе подойти к выходному люку, -  сказал  он.  -  Скоро
здесь будет Одраде.
   Она покинула его, не сказав больше ни слова.
   - Вся бронетехника уже развернута здесь, - доложил офицер связи.
   - Предупреди Бурзмали, чтоб он был наготове принять здесь  командова-
ние, - сказал Тег. - Остальные из нас скоро отсюда выйдут.
   - Ты ждешь, что мы все к тебе присоединимся? - спросил тот, кто искал
козла отпущения.
   - Я выхожу, - сказал Тег. - Я пойду один, если необходимо.  Присоеди-
нится ко мне только тот, кто этого желает.
   "В конце концов, все они пойдут, - подумал он. -  Давление  равенства
мало понимается теми, кто не прошел подготовки Бене Джессерит".
   На командном пункте наступила полная тишина, кроме слабого жужжания и
пощелкивания приборов. Тег задумался об "испорченных шлюхах".
   "Неправильно называть их испорченными, - подумал он. - Порой сверхбо-
гатые действительно становятся испорченными. Это происходит из-за веры в
то, что деньги - власть - могут купить все и вся. И почему бы им  в  это
не верить? Они видят, как это ежедневно происходит. Так легко поверить в
абсолютность".
   "Надежда прорастает вечно, и вся прочая чушь!"
   "Это как иная вера. Деньги купят невозможное".
   "Затем приходит испорченность".
   С Преподобными Черницами было не так. Они были в некотором  роде  вне
пределов испорченности, они прошли сквозь нее, ему это  было  видно.  Но
теперь они вошли во что-то другое, настолько вне пределов испорченности,
что Тег подивился, действительно ли он понимает, что это такое.  Знание,
однако, было при нем, и его новому сознанию никуда не деться от этого.
   Никто из Преподобных шлюх ни на секунду не заколеблется подписать му-
чительный приговор целой планете, если это сулит личную выгоду. Или, ес-
ли в обмен получишь некое воображаемое удовольствие. Или, если мука  по-
дарит еще несколько дней или часов жизни.
   Что доставляет им удовольствие? Что удовлетворяет? Они как  симутома-
ны. Что не стимулирует для них удовольствия, им этого  требуется  каждый
раз все больше.
   "И они это знают!" Как же они должны внутренне кипеть от ярости!  По-
пасться в такую ловушку! Они все видели, и ничего не было для них доста-
точно - ни добра, ни зла. Они полностью утратили чувство умеренности.
   Однако же, они опасны. И, возможно, он не прав в одном: возможно, они
больше не помнят, на что все было похоже до ужасной трансформации, кото-
рую их стимулянт с едким запахом выразил оранжевыми пятнышками в их гла-
зах. Воспоминания воспоминаний могли быть искажены. Даже  ментат  обост-
ренно чувствителен к такому изъяну в самом себе.
   - Червь идет! - это офицер связи.
   Тег повернулся на своем стуле и поглядел проекцию на миниатюрном  эк-
ранчике, показывавшем местность к юго-западу. Червь, с двумя  крохотными
пятнышками восседавших на нем людей, виделся отдаленной полоской изгиба-
ющегося движения.
   - Доставьте сюда Одраде одну, когда они прибудут, - сказал он. - Шиэ-
на, юная девочка, останется позади, чтобы помочь завести червя  в  трюм.
Вы будете ей подчиняться. И чтоб Бурзмали обязательно был совсем рядом и
наготове. У нас не много будет времени для смены командования.
   Когда Одраде вошла на командный пункт, она все еще тяжело  дышала,  и
от нее исходили запахи пустыни - смесь меланжа, кремния и  человеческого
пота. Тег, казалось, отдыхал, сидя в своем кресле. Его глаза  оставались
закрытыми.
   Одраде подумала, что застала башара в нехарактерном для него  состоя-
нии тихой, почти печальной задумчивости. Затем он открыл  глаза,  и  она
увидела в нем ту перемену, о которой Лусилла успела выпалить  ей  только
небольшое предостережение - вместе с несколькими торопливыми  словами  о
трансформации гхолы. Что же произошло с Тегом? Он почти рисовался  перед
ней, позволяя ей разглядеть изменения в нем. Его подбородок был тверд  и
чуть-чуть вздернут в обычной позе наблюдения, узкое лицо с  сетью  стар-
ческих морщин не утратило своей живости. Длинный тонкий нос,  столь  ха-
рактерный для его предков Коррино и Атридесов, казался еще чуть удлинил-
ся с преклонными годами. Но его седые волосы оставались густыми,  и  не-
большой хохолок на лбу привлекал взгляд смотрящего...
   Привлекал к его глазам!
   - Откуда ты знал, что нас надо встречать здесь? - спросила Одраде.  -
Мы понятия не имели, куда червь нас везет.
   - Здесь, в Срединной Пустыне, очень мало населенных мест,  -  ответил
он. - Ставка игрока. Это казалось наиболее вероятным.
   "Ставка игрока"? - она знала это выражение ментатов,  но  никогда  не
понимала его.
   Тег поднялся с кресла.
   - Берите этот корабль и отправляйтесь в место, которое вы лучше всего
знаете, - сказал он.
   Дом Соборов? Она чуть не произнесла это вслух, но подумала  об  окру-
жавших ее, об этих военных незнакомцах, которых набрал Тег. Кто они  та-
кие? Короткое объяснение Лусиллы ее не удовлетворило.
   - Мы несколько изменяем план Таразы, - сказал Тег. - Гхола  не  оста-
нется здесь. Он должен ехать с вами.
   Она поняла. Им понадобятся новые таланты Данкана Айдахо, чтобы проти-
востоять шлюхам. Он не был больше просто приманкой для разрушения  Раки-
са.
   - Ему нельзя будет покинуть место своего заточения внутри не-корабля,
разумеется, - сказал Тег.
   Одраде кивнула. Данкан был виден наблюдателям  -  ясновидцам,  таким,
как навигаторы Космического Союза.
   - Башар! - доложил офицер связи. - Нас засек спутник!
   - Отлично, вы, земляные свиньи! - взревел Тег. - Все наружу! Оставьте
здесь Бурзмали.
   Распахнулся задний люк станции, ворвался Бурзмали"
   - Башар, что мы...
   - Нет времени! Принимай командование! - Тег поднялся из командирского
кресла и взмахом руки приказал башару Бурзмали занять его. - Одраде ска-
жет тебе, куда лететь, - по наитию, частично мстительному,  Тег  схватил
за левую руку Одраде, притянул ее к себе и поцеловал в щеку. - Делай то,
что ты должна, дочка, - прошептал он. - Этот червь  в  трюме,  возможно,
скоро окажется единственным во всем мироздании.
   И тогда Одраде поняла: Тег полностью знал замысел Таразы и намеревал-
ся выполнять распоряжения своей Верховной Матери до самого конца!
   "Делай, что должна". Этим все сказано.


   Мы смотрим не на новое состояние вещества, а на заново понятые  соот-
ношения между сознанием и веществом, предоставляющее нам более  глубокое
проникновение в механизмы работы предвидения. Оракул лепит спроецирован-
ное внутреннее мироздание, чтобы выработать новые внешние вероятности из
непонимаемых сил. Нет нужды понимать эти силы до использования  их  ради
лепки физического мироздания. У древних металлургов не было нужды  пони-
мать сложные молекулярные и субмолекулярные особенности их стали  "брон-
зы" меди, золота и олова, они изобрели мистические силы, чтобы объяснить
неизвестное, в то время как сами продолжали работать с кузнечными горна-
ми и молотами.
   Верховная Мать Тараза: довод на Совете.

   Древние сооружения, с помощью которых Орден засекретил свой Дом Собо-
ров, свои архивы, помещения  своих  самых  священных  руководителей,  не
просто издавали звуки по ночам. Эти звуки были больше похожи на сигналы.
За многие годы, проведенные здесь, Одраде научилась понимать эти  сигна-
лы. Особенный звук, напряженное поскрипывание - это деревянная  балка  в
полу, замененная приблизительно восемь сотен лет назад. По ночам ее вело
и коробило - вот она и поскрипывала.
   У нее были воспоминания Таразы для расширения понимания таких  сигна-
лов, но она еще не полностью прониклась ими - прошло слишком мало време-
ни. Здесь, по ночам в прежней рабочей комнате Таразы, Одраде использова-
ла все немногие удобные моменты, чтобы продолжить это проникновение.
   Дар и Тар, наконец, одно.
   Она как будто слышала комментарии Таразы.
   Обладание Иными Памятями - это как существование в нескольких  планах
одновременно - некоторые из них очень глубоки, но Тараза оставалась близ
поверхности. Одраде позволила себе погрузиться вглубь множественных  су-
ществовании. Вскоре, она распознала то "я", которое сейчас дышало  отда-
ленно в то время, как другие требовали, чтобы она погрузилась в  многос-
ложные видения, наполненные запахами, прикосновениями, эмоциями -  всем,
что первоначальные существования хранили в неприкосновенности внутри  ее
собственного сознания.
   "Из колеи выбивает, когда грезишь грезами других".
   Опять Тараза.
   Тараза, которая вела такую опасную игру,  где  ставкой  было  будущее
всего Ордена! Как тщательно она просчитала утечку словца шлюхам  о  том,
что Тлейлакс вмонтировал в гхолу опасные способности. И нападение на Оп-
лот Гамму подтвердило, что информация достигла цели. Сама зверская  при-
рода этого нападения, однако, предостерегла Таразу, что у нее очень мало
времени. Стало совершенно ясно, что шлюхи, наверняка, соберут  силы  для
полного уничтожения Гамму - просто для того, чтобы  убить  этого  одного
гхолу.
   Тут она полагалась на Тега.
   Она увидела башара в своем собрании Иных Памятей: отец, которого  она
никогда по настоящему не знала.
   "Я так до конца и не узнала его".
   Погружение в эти памяти ослабляло, но она не могла избежать  требова-
ний такого манящего резервуара.
   Одраде подумала о словах Тирана: "Жестокие поля моего прошлого! Отве-
ты разбегаются стадом испуганных овец,  затемняя  небо  моих  неизбежных
воспоминаний".
   Одраде держалась словно пловец, балансирующий точно под  поверхностью
воды.
   Меня, вероятней всего, заместят, - подумала Одраде. - Возможно,  меня
даже будут поносить".
   Беллонде, наверняка, нелегко согласиться на новое положение дел с ко-
мандованием. Неважно. Спасение жизни всего Ордена, вот - все, что должно
касаться любой из них.
   Одраде выплыла из Иных Памятей и подняла взгляд,  чтобы  взглянуть  в
затененную нишу в комнате, где стоял  бюст  женщины,  освещенный  слабым
светом глоуглобов. Бюст казался смутой тенью в полусвете, но Одраде  хо-
рошо знала это лицо: Ченрэ, защитный символ Дома Соборов.
   "Здесь, лишь по милости Господней..."
   Всякая Сестра, прошедшая сквозь Спайсовую Агонию (а Чеиноэ через  нее
не прошла) говорила или думала то же самое, но что  это  на  самом  деле
значило? Тщательное скрещивание  и  продуманное  воспитание  производили
удачных в достаточном количестве. Где же в этом рука Божья? Бог,  несом-
ненно, не червь, которого они привезли с Ракиса. Неужели присутствие Бо-
га ощущается лишь удачами Ордена?
   "Я оказываюсь жертвой претензий моей собственной  Защитной  Миссионе-
рии!"
   Она знала, что это сходно с мыслями-ответами, которые она  слышала  в
этой комнате в бессчетных случаях. Бесплодно! И все равно, она не  могла
заставить себя убрать этот бюст из ниши, куда его поставили так давно.
   "Я не суеверна, - сказала она себе. - Я никого не принуждаю. Это воп-
рос традиции. Такие вещи имеют ценность хорошо известную всем нам. И ра-
зумеется, никакой мой бюст никогда не будет столь почитаем".
   Она подумала о Ваффе, его Лицевых Танцорах, погибших вместе с Майлзом
Тегом в этом зверском уничтожении Ракиса. Не годится слишком приковывать
мысли к кровавой истощенности, от которой страдает старая Империя. Лучше
подумать о мускулах возмездия, сотворяемых ошибочной жестокостью  Препо-
добных Черниц.
   "Тег знал!"
   Недавно завершившаяся сессия Совета разошлась в усталости не придя  к
твердым решениям. Одраде считала себя счастливой, что отвлекла  внимание
на новые, насущные заботы, столь важные для всех.
   Возмездие - оной занимало их какое-то время. Исторические  прецеденты
- воплощение анализов Архива в удобоваримой форме. Эти скопления  людей,
объединявшихся с Преподобными Черницами, были обречены  испытать  неожи-
данный удар.
   Икшианцы, конечно, сверхраспространили себя. Они не имели ни малейших
дурных предчувствий что соперничество с Рассеянием сокрушит их.
   Космический Союз спихнут на обочину, он дорого поплатится за свой ме-
ланж и свою машинерию. Союз и Икс, вместе отброшенные, вместе и падут.
   Рыбословш стоит, по большей части, просто игнорировать. Сателлиты Ик-
са, они уже тают в прошлом, которое отвергнет человечество.
   И Бене Тлейлакс. Ах, да, тлейлаксанцы. Вафф уступил Преподобным  Чер-
ницам. Он никогда этого не признавал, но правда  была,  как  на  ладони.
"Всего лишь однажды и с одним из моих собственных Лицевых Танцоров".
   Одраде мрачно улыбнулась, припоминая горький поцелуй своего отца.
   "Я велю устроить еще одну нишу, - подумала она. - Я  велю  установить
еще один бюст: Майлз Тег, Великий еретик!"
   Подозрения насчет Тега очень ее встревожили: действительно ли, он под
конец стал провидцем, способным видеть  некорабли?  Что  ж,  Разрешающие
Скрещивание смогут разобраться в этих подозрениях.
   - Мы залагерились! - обвиняла Беллонда.
   Всем им известно значение этого слова: они удалялись в позицию оборо-
ны на долгую ночь шлюх.
   Од раде обнаружила, что она не очень беспокоится о Беллонде,  о  том,
как она периодически смеется, обнажая широкие тупые зубы.
   Они долгое время обсуждали образцы клеток Шиэны.
   "Доказательства Сионы" в них было. Она обладала предками, которые эк-
ранируют ее от ясновидения, и она может покинуть не-корабль.
   Насчет Данкана - неизвестно.
   Одраде обратилась мыслями  к  гхоле,  находящемуся  в  приземлившемся
не-корабле. Поднявшись с кресла, она подошла к темному окну и  поглядела
в направлении дальнего посадочного поля.
   Не рискнуть ли им, выпустив Данкана из-за защитного экрана  не-кораб-
ля? Исследования клеток показывали, что в нем смесь многих гхол Айдахо -
среди них были и потомки Сионы. Но, все же он отличается от оригинала?
   "Нет. Он должен оставаться в заточении".
   Что насчет Мурбеллы? - беременной Мурбеллы?  Опозоренная  Преподобная
Черница.
   - Тлейлаксанцы запрограммировали меня на убийство Геноносительницы, -
рассказал Данкан.
   - Попробуешь ли ты убить шлюху? - был вопрос Лусиллы.
   - Она не геноносица, - ответил Данкан.
   Совет довольно долго обсуждал возможную природу связи между  Данканом
и Мурбеллой. Лусилла настаивала, что нет вообще никакой связи между  ни-
ми, и что эти двое остаются настороженными противниками.
   - Лучше не рисковать, помещая их вместе.
   Сексуальные доблести шлюх, однако, заслуживали того,  чтобы  их  тща-
тельнее изучить. Может быть стоило рискнуть встречей Данкана и  Мурбеллы
в не-корабле. С тщательными защитными мерами, разумеется.
   Наконец, Одраде подумала о черве в трюме не-корабля - червь приближа-
ющийся к моменту своей метаморфозы. Небольшая, заполненная землей корзи-
на, полная меланжа, ожидала этого червя. Когда  наступит  момент,  Шиэна
заманит его в ванную меланжа и воды. Появившаяся в результате этого пес-
чаная форель начнет свою долгую трансформацию.
   "Ты был прав, отец. Все так просто, когда ясно на это поглядишь".
   Нет нужды искать планету-пустыню для  червей.  Песчаная  форель  сама
сотворит обиталище для Шаи-Хулуда. Неприятно думать о том, что Дом Собо-
ров превратится в огромные пустынные области, но это должно быть  сдела-
но.
   Нельзя отвергать с недоверием "Последнюю волю и завещание Майлза  Те-
га", которую он поместил в субмолекулярные системы  хранения  информации
не-корабля. Даже Беллонда с этим согласилась.
   Для Дома Соборов требуется полный пересмотр всех его исторических за-
писей. От них требуется новый взгляд, благодаря тому, что Тег  разглядел
в Затерянных - в этих шлюхах из Рассеяния.
   "Вы редко узнаете имена действительно богатых  и  могущественных.  Вы
встречаетесь только лишь с их представителями. Политическая арена созда-
ет немногие исключения для этого,  но  не  позволяет  разглядеть  полную
структуру власти".
   То, что Боне Джессерит принимал как данность, ментат-философ прожевал
в уме и переварил так, что все воспринималось в новом свете, не согласо-
вываясь с уверенностью архивистов в непогрешимости и  непритянутости  их
выводов.
   "Мы знали это, Майлз, мы просто никогда не смотрели этому в лицо.  Мы
все только собираемся порыться в наших Иных Памятях на несколько следую-
щих поколений".
   Нельзя доверять фиксированным системам хранения информации.
   - Если вы уничтожите большинство  копий,  время  позаботится  об  ос-
тальном.
   Как же архивисты взъярились на это заявление башара!
   "Писание  истории  -  это,  по  большей  части,  процесс  отвлекания.
Большинство исторических отчетов отвлекает внимание  от  тайных  влияний
вокруг описываемых событий".
   Это было то, что убедило Беллонду. Она приняла это на свой  собствен-
ный счет, согласившись:
   Тег перечислил некоторые такие процессы: "Уничтожить максимально воз-
можное количество экземпляров, спрятать слишком разоблачительные  отчеты
под сукно, игнорировать их в центрах образования, пребывать в увереннос-
ти, что они нигде не цитируются, и, в некоторых случаях, уничтожение ав-
торов".
   "Не упоминая о процессе поиска  козлов  отпущения,  который  приносит
смерть более чем одному гонцу, доставлявшему неприятное известие", - по-
думала Одраде, припоминая древнего хана, державшего пику наготове - уби-
вать гонцов, приносивших дурные вести.
   - У нас есть хорошая информационная основа, на  которой  мы  построим
лучшее понимание нашего прошлого, - доказывала Одраде. - Нам всегда было
понятно, что именно стоит на кону в конфликтах: кто в итоге будет  конт-
ролировать богатство мира или его эквивалент?
   Может быть это и не совсем настоящая "благородная цель", но на нынеш-
нее время она сойдет за такую.
   "Я избегаю главной темы", - подумала она.
   Что-то следовало сделать с Данканом Айдахо, и все они это знали.
   Со вздохом Одраде призвала топтер и приготовилась к короткой  поездке
на не-корабль.
   "По крайней мере, тюрьма Данкана комфортабельная", - подумала Одраде,
когда вошла туда. Прежде здесь были  командирские  апартаменты  корабля,
недавно их занимал Майлз Тег. Здесь до сих пор оставались следы его при-
сутствия - небольшой голопроектор, дававший изображение его дома на Лер-
наусе: величественный старый дом,  длинная  поляна,  река.  Тег  оставил
портняжный набор рядом на прикроватном столике.
   Гхола сидел в подвесном кресле, глядя на проекцию. Он  слабым  взором
взглянул вверх, когда вошла Одраде.
   - Вы просто оставили его там умирать, верно? - спросил Данкан.
   - Мы сделали то, что были должны, - ответила она. - И мы повиновались
его приказам.
   - Я знаю, зачем ты здесь, - сказал Данкан. - Тебе не  удастся  заста-
вить меня передумать, я не чертов племенной жеребец для ведьм.  Ты  меня
понимаешь?
   Одраде разгладила свое одеяние и присела на край кровати, лицом к ли-
цу с Данканом.
   - Ты изучил ту запись, которую оставил нам мой отец? - спросила она.
   - Твой отец?
   - Майлз Тег был моим отцом. Я сообщу тебе  его  последние  слова.  Он
был, под конец, нашими глазами там. Он должен был увидеть смерть Ракиса.
"Ум в своем начале", понимающий взаимозависимости и ключевые бревна".
   Увидев, что Данкан озадачен, она пояснила:
   - Слишком долго мы оставались пойманными Пророческим лабиринтом Тира-
на.
   Она увидела, как он оживился и выпрямился кошачьим  движением,  гово-
рившим, что мускулы его хорошо приспособлены к нападению.
   - Нет способа, которым ты мог бы живым ускользнуть с этого корабля, -
сказала она. - И ты знаешь почему.
   - Сиона.
   - Ты для нас представляешь опасность, но мы бы  предпочли,  чтобы  ты
прожил полезную жизнь.
   - Я не собираюсь скрещиваться для вас - особенно,  с  этой  маленькой
насмешницей с Ракиса.
   Одраде улыбнулась, пытаясь вообразить, как бы Шиэна отреагировала  на
такую характеристику.
   - Ты находишь это смешным? - спросил Данкан.
   - Не в этом дело. Но мы, разумеется, все равно получим  ребенка  Мур-
беллы. Я так полагаю, это нас удовлетворит.
   - Я говорил с Мурбеллой по системе связи, - сказал Данкан. - Она  на-
деется стать Преподобной Матерью, и думает, что вы  примете  ее  в  Бене
Джессерит.
   - Почему бы и нет? Ее клетки прошли тест Сионы. Я думаю, из нее  вый-
дет превосходная Сестра.
   - Она действительно вас провела?
   - Ты имеешь ввиду, замечаем ли мы, что она воображает, будто пробудет
с нами пока не выведает все наши секреты, а затем сбежит?  О,  мы  знаем
это, Данкан.
   - Ты считаешь, что она не сможет от вас сбежать?
   - Данкан, однажды кого-нибудь приобретя, мы, на самом  деле,  никогда
его не теряем.
   - Ты считаешь, что вы не потеряли леди Джессику?
   - В конце концов, она вернулась к нам.
   - Зачем же ты на самом деле пришла повидаться со мной?
   - Я подумала, что ты заслуживаешь объяснения замысла Верховной  Мате-
ри. Понимаешь ли,  он  был  нацелен  на  уничтожение  Ракиса.  Чего  она
действительно хотела, так это уничтожения почти всех червей.
   - Великие Боги! Почему?
   - Эти жемчужинки сознания Тирана, увеличенные их поголовьем - они бы-
ли Пророческой силой, державшей нас в путах. Он не предсказывал событий,
он их творил.
   Данкан указал в сторону задней части корабля:
   - Ну как же этот...
   - Этот? Он теперь единственный. К тому времени, когда от  него  прои-
зойдет достаточное количество, чтобы опять получить влияние, человечест-
во уйдет от него далеко по своему пути. Мы к тому времени будем  слишком
многочисленны, будем делать слишком много различных вещей  и  по  нашему
собственному желанию. Никакая единственная сила не  сможет  больше  пол-
ностью управлять всеми нашими будущими, никогда снова.
   Она встала.
   Когда он не ответил, она проговорила:
   - Пожалуйста, подумай, какую жизнь тебе захочется вести - внутри  на-
ложенных ограничений, которые я знаю, ты признаешь. Я обещаю тебе помочь
всем, чем только смогу.
   - С чего бы тебе?
   - Потому, что мои предки любили тебя. Потому, что мой отец  тебя  лю-
бил.
   - Любовь? Вы ведь не способны чувствовать любовь!
   Она глядела на него почти минуту. Высветленные  волосы  потемнели  на
корнях и опять начали завиваться колечками, особенно на его затылке, за-
метила она.
   - Я чувствую то, что я чувствую, - ответила она. - И твоя  вода  при-
надлежит нам, Данкан Айдахо.
   Она увидела, что увещевание Свободных произвело на него свой  эффект,
затем повернулась и вышла из комнаты вместе с охраной.
   Перед тем, как покинуть не-корабль, она спустилась в трюм и поглядела
на неподвижного червя, лежавшего на ракианском песке. Обзорный  люк  был
расположен приблизительно на высоте двух сотен метров. Рассматривая чер-
вя, она присоединилась к безмолвному смеху все больше сливавшейся с  ней
Таразы.
   "Мы были правы. А Шванги и ее люди неправы. Мы знали, то Он хочет ос-
вободиться. Он должен был хотеть этого после всего, сотворенного Им".
   Она говорила вслух громким, шепотом, не только для себя, сколько  для
ближних наблюдателей, помещавшихся здесь  для  наблюдения  за  моментом,
когда в черве начнется метаморфоза.
   - Теперь мы владеем твоим языком, - проговорила она.
   В этом языке не было слов, только движения - танец  приспособления  к
движущемуся, танцующему мирозданию. Можно только говорить на этом языке,
перевести его нельзя. Значение, к которому необходимо придти через опыт,
даже когда значение меняется прямо на глазах. "Благородная цель"  оказы-
валась, в конце концов, всего лишь непереводимым жизненным  опытом.  Но,
глядя на грубую, неуязвимую для жары шкуру  этого  червя  из  ракианской
пустыни, Одраде поняла, что она видит - видимое свидетельство  благород-
ной цели.
   Она тихо его окликнула:
   - Эй! Старый червяка! Каков же был твой замысел?
   Ответа не последовало, но она ведь, на самом деле, и не  рассчитывала
на ответ.



   Фрэнк Херберт
   Дом глав Дюны (Дюна-6)

   Изд. "Амбер Лтд", 1995 г.
   OCR Палек, 1998 г.


   Тем, кому хотелось бы повторить прошлое, обязательно следует  держать
под контролем преподавание истории.
   Кода Бене Джессерит

   Когда дитя-холла вышло из первого акслотль-автоклава Бене  Джессерит,
Преподобная Мать Дарви  Одрейд  приказала  устроить  небольшой  скромный
праздник в ее личных апартаментах на самой  вершине  Центрального.  Едва
рассвело и члены ее совета, Тамейлан и Беллонда, были не в  восторге  от
приглашения, хотя завтрак и должен был подать личный повар Одрейд.
   - Не каждой женщине дано присутствовать при рождении ее отца, - заме-
тила Одрейд, когда прочие пожаловались ей, что у них и без того  слишком
много дел, чтобы позволить себе отвлекаться на "глупости, которые только
время отнимают".
   По лицу престарелой Тамейлан скользнула тень улыбки.
   Лицо Беллонды с крупными резкими чертами не отражало  ничего  -  чаще
всего это служило у нее признаком недовольства; так другой на  ее  месте
сдвинул бы брови и нахмурился.
   Одрейд задумалась. Быть может, Белл по-прежнему с неприязнью относит-
ся к пышной роскоши, окружающей Преподобную Мать? Покои Одрейд явно ука-
зывали на ее ранг, возвышавший Мать над прочими Сестрами, но еще яснее -
на обязанности, налагаемые этим положением. Маленькая  столовая,  напри-
мер, позволяла ей держать совет с помощниками даже во время трапезы.
   Беллонда озиралась по сторонам - явно не могла дождаться  возможности
уйти. Попытки пробиться сквозь окружавшую ее скорлупу отчуждения не при-
носили плодов.
   - Какое странное чувство: держать на руках младенца и  думать  -  вот
мой отец, - молвила Одрейд.
   - Незачем повторять это во второй раз! - Беллонда  говорила  ворчащим
баритоном, похожим на урчание в животе.
   Несмотря на такую реакцию, она поняла невеселую шутку Одрейд.  Старый
Башар Майлз Тэг действительно приходился отцом Преподобной  Матери.  Од-
рейд сама собирала клетки - наскребала буквально по одной - чтобы вырас-
тить этого нового гхола, бывшего частью рассчитанного  на  долгое  время
"плана вероятности" - если, конечно, они  научатся  создавать  автоклавы
Тлейлаксу. Но Беллонда скорее дала бы вышвырнуть себя из Бене Джессерит,
чем согласилась бы с замечаниями Одрейд касательно жизнеобеспечения Сес-
тер.
   - В такие моменты это кажется мне чересчур легкомысленным, -  заявила
Беллонда. - Эти безумцы охотятся за нами, жаждут нашего  истребления,  а
ты устраиваешь праздник!
   Одрейд с трудом подавила желание дать волю раздражению и ответила как
могла мягко:
   - Если Чтимые Матры найдут нас прежде, чем мы будем готовы, быть  мо-
жет, причиной тому послужит падение нашей нравственности.
   Беллонда посмотрела в глаза Одрейд, и в этом взгляде читалось  молча-
ливое, рожденное отчаяньем обвинение: Эти страшные женщины уже уничтожи-
ли шестнадцать наших планет!
   Одрейд знала, что было бы неверно называть эти планеты владениями Бе-
не Джессерит. Слабая и неразвитая конфедерация Правителей  Планет,  соз-
данная в Века Голода и Разобщения, могла положиться только на  Сестер  в
делах жизни и надежной связи, но им противостояли старые  группировки  -
КАНИКТ, Космическая Гильдия, Тлейлаксу, сохранившиеся еще группы адептов
Разделенного Бога - даже объединения Глашатаев Рыбы и раскольников. Раз-
деленный Бог завещал человечеству разделенную империю, и права каждой из
ее частей оказались сомнительными из-за яростных нападений  Чтимых  Матр
из Рассеяния. Бене Джессерит,  во  многом  придерживавшаяся  сложившихся
норм, естественно, оказалась наиглавнейшей целью нападения.
   Мысли Беллонды вращались вокруг угрозы, которую несли  Чтимые  Матры.
Это была слабость - слабость, которую видела и знала  Одрейд.  Временами
она даже задумывалась, не сместить ли Беллонду, но в нынешние времена  и
самое Бене Джессерит раскололась на мелкие группировки, а Белл, без сом-
нения, была прекрасным организатором. Никогда прежде архивы не приносили
столько пользы, как под ее руководством.
   Как это часто бывало, ничего не говоря, Беллонда сумела обратить вни-
мание Преподобной Матери на охотников, преследовавших их с жестокой нас-
тойчивостью. И чувство тихого торжества, которого так жаждала в это утро
Одрейд, улетучилось бесследно.
   Она заставила себя думать о новом гхола. Тэг! Если окажется возможным
возродить его память, Сестрам вновь станет служить лучший в мире Башар -
отныне и навеки. Башар-Ментат! Гениальный полководец, чью  доблесть  уже
воспевали легенды даже Тэг! - остановить тех, кто вернулся из Рассеяния?
   Во имя всех богов, Чтимые Матры не должны нас найти! Только  не  сей-
час!
   В Тэге словно воплотилась тревожащая неизвестность и тысячи невероят-
ных возможностей. Глубокая тайна окружала годы, предшествовавшие его ги-
бели и гибели Дюны. На Гамму он сделал что-то, что вызвало неуемный гнев
Чтимых Матр. Для того, чтобы вызвать их ярость - бешеную ярость  берсер-
ков - недостаточно было его самоубийственного поведения на Дюне.  О  его
пребывании на Гамму перед обрушившейся на Дюну катастрофой  ходили  лишь
отрывочные слухи, полные домыслов.
   Он мог двигаться так стремительно, что становился невидимым - челове-
ческий глаз был просто не в  состоянии  его  заметить!  Было  ли  так  в
действительности? И если было, то что это - новое  проявление  необыкно-
венных способностей, дремлющих в генах Атридесов?  Мутация?  Или  просто
один из мифов Тэга? Сестры должны были узнать это, и  узнать  как  можно
скорее.
   Служитель внес три завтрака, и Сестры принялись уничтожать пищу с та-
кой скоростью, словно трапеза была досадным препятствием, которое  нужно
было поскорее преодолеть, поскольку каждая минута была дорога.
   Когда прочие ушли, Одрейд осталась наедине с невысказанными опасения-
ми Беллонды.
   И моим страхом.
   Она поднялась и подошла к широкому окну; за рядами крыш домов  пониже
открывалось кольцо садов и пастбищ, окружавшее Центральный. Стояла позд-
няя весна - там уже начали завязываться плоды. Возрождение. Сегодня  ро-
дился новый Тэг! Эта мысль уже не вызывала радости. Обычно вид  из  окна
помогал ей восстановить душевное равновесие. Обычно - но не сегодня.
   Какова моя сила? Каково реальное положение дел?
   Источники силы Преподобной Матери не могли  не  вызывать  восхищения:
абсолютная верность тех, кто ей служил, военное подразделение под коман-
дованием Башара - ученика Тэга (сейчас он был  далеко  -  большая  часть
войска во главе с самим Башаром охраняла планету-школу Лампадас), масте-
ра и технологи, осведомители и агенты во всех  уголках  Старой  Империи,
бесчисленные рабочие, которые видели в Сестрах единственное спасение  от
Чтимых Матр, и все Почтенные Матери с их Иной Памятью, уходящей в глуби-
ну веков.
   Одрейд без ложной скромности могла сказать о себе, что она  представ-
ляла собой вершину возможностей Почтенной  Матери.  Если  она  не  могла
отыскать необходимую информацию в своей собственной памяти,  вокруг  нее
были те, кто мог заполнить лакуну. К ее услугам была и машинная  память,
но, надо признать, Одрейд никогда ей особенно не доверяла.
   Ее снедало желание покопаться в тех,  других  жизнях,  которые  стали
частью ее собственной памяти - в глубинные пласты  знаний.  Быть  может,
там она смогла бы найти блестящие решения - там, в опыте Иных. Это опас-
но - можно на долгие часы утратить связь с этим миром, утратить  себя  -
теперешнюю: разнообразие личностей и мыслей захватит, заворожит, увлечет
в омут Памяти... Лучше оставить Иные Воспоминания дремать в глубине тво-
его нынешнего "я", обращаясь к ним только в поисках необходимой информа-
ции. Сознание - точка опоры, приковывающая к индивидуальности.
   Помогла странная метафора Ментатов - слова Дункана Айдахо.
   Осознание себя: лицом к лицу с зеркалами, летящими сквозь  Вселенную,
вбирающими все новые и новые отражения -  бесконечно  отражающими  самое
себя. Бесконечное, видящееся конечным - вот аналог  сознания,  хранящего
осознанные осколки бесконечного.
   Она никогда не слышала слов, способных лучше  описать  ее  безмолвный
непокой. "Специализированное затруднение", - так называл это Айдахо. "Мы
собираем, связываем и отражаем наши системы порядка".
   В этом и состояло мировоззрение Бене Гессерит: люди были рождены эво-
люцией именно для того, чтобы установить порядок.
   Но чем это поможет нам в борьбе против женщин, враждебных всякому по-
рядку, словно бы находящихся вне его - с теми, кто преследует  нас?  Или
они тоже одна из ветвей эволюции? Или "эволюция" -  просто  другое  имя,
которое мы придумали для Бога?
   Сестры только фыркнули бы в ответ на эти "беспочвенные рассуждения".
   И все же в Иной Памяти могли быть ответы на ее вопросы.
   О-о, какое искушение!..
   Как отчаянно ей хотелось вернуться в прошлое, воплотиться -  хотя  бы
мысленно - в тех, кем она когдато была, почувствовать, каково было  жить
- тогда. Но осознание опасности холодком пробежало по спине: ее сознание
было островком в море Иной Памяти. "Это было так!" -  "Нет,  скорее  это
было так!" Приходится тщательно выбирать, воскрешая осколки прошлого. Но
разве не в этом назначение сознания, не это ли - суть самого существова-
ния?
   Выбери что-то из прошлого и приложи к настоящему. Узнай последствия.
   Таково было видение истории, характерное для Бене Гессерит -  древние
слова Сантаяны, пронизывающие их жизнь: "Тот, кто забыл о прошлом, обре-
чен повторить его".
   Сами здания Централи, самого могучего и впечатляющего сооружения Бене
Джессерит, отражали это отношение  к  жизни  и  времени,  куда  не  кинь
взгляд. Функциональность была здесь главенствующей. В любом центре  Бене
Гессерит было немного нефункциональных  вещей,  и  те  сохранялись  лишь
из-за ностальгии. Сестрам не нужны были археологи. Почтенные Матери были
живым воплощением истории.
   Медленно - значительно медленнее, чем обычно, - вид из  окна  все  же
начал успокаивать ее. Она созерцала словно самый порядок, царивший в Бе-
не Джессерит.
   Но Чтимые Матры могли уничтожить этот порядок в любое мгновение. Сей-
час Сестры оказались в положении значительно худшем, чем даже при  Тира-
не. Многие решения, которые Одрейд была вынуждена принимать сейчас, были
попросту одиозными. Рабочая комната казалась неуютной из-за  принимаемых
в ней решений и того, что в ней делалось.
   Аннулировать Обитель Бене Джессерит на Палме?
   Это предложение содержалось в утреннем докладе Беллонды - сейчас док-
лад дожидался своего часа на рабочем столе Одрейд. И Одрейд поставила на
предложении свое подтверждение: "Да".
   Аннулировать, поскольку нападение Чтимых Матр неотвратимо,  и  мы  не
сможем ни защитить, ни эвакуировать Обитель.
   Одиннадцать сотен Почтенных Матерей и Мойры знают,  сколько  служите-
лей, кандидатов и прочих - все они обречены на смерть (а быть  может,  и
на то, что хуже смерти) одним этим коротким словом. И это  еще  если  не
считать всех "простых смертных", живущих под сенью Бене Гессерит...
   Одрейд узнала новую усталость - ту усталость, которая приходила вмес-
те с подобными решениями. Усталость души, быть может. Но  существует  ли
душа? Она чувствовала гнетущее утомление где-то в глубине  ее  существа,
не подвластной разуму. Она устала, устала, устала...
   Даже Беллонда чувствовала это напряжение - и это Белл, которой ярость
и жестокость всегда были по душе! Тамейлан казалась выше всего этого, но
Одрейд не обмануло ее показное спокойствие. Та вступала в  возраст  спо-
койного созерцания - что предстояло каждой из Сестер. Если, конечно, они
доживут до этого. В этом возрасте ничто не имело значения, кроме  наблю-
дений и размышлений, обычно не высказывавшихся  вслух  -  только  легкая
тень временами скользила по морщинистому лицу. Последнее время  Тамейлан
говорила мало, а редкие оброненные фразы звучали до  смешного  отстране-
ние:
   "Купите больше не-кораблей".
   "Сократите Шиану".
   "Просмотрите отчеты Айдахо".
   "Спросите Мурбеллу".
   Временами она только хмыкала, словно слова могли выдать ее.
   И всегда рядом - охотники, не знающие  устали,  не  ведающие  жалости
охотники прочесывают все в поисках хотя бы единого намека, - где же  на-
ходится Дом Ордена... В потаенных мыслях не-корабли Почтенных Матр виде-
лись Одрейд, как корсары бескрайнего  океана  Вселенной,  рыщущие  между
редкими островками звезд. Над кораблями не развевались  черные  флаги  с
Веселым Роджером, и все же именно этот флаг мог бы стать их знаком.  Ни-
какой романтики! Убивай и грабь! Пусть твои сокровища будут  в  крови  -
возьми эту силу и создай новые не-корабли на путях, залитых кровью.
   Они не понимали" что, держась этого курса, сами вскоре утонут в  кро-
ви.
   Должно быть, в Рассеянии, породившем Чтимых Матр, живут  яростные  до
безумия люди, единственный смысл жизни которых воплощается в  двух  сло-
вах: "Взять их!"
   Вселенная, где подобные идеи могут носиться в воздухе - опасное  мес-
то. Мудрые цивилизации заботятся о том, чтобы подобные мысли не получили
достаточно сил для воплощения, - чтобы они не могли  даже  появиться.  А
если уж эти мысли возникают - их выжигают каленым железом: дурное зачас-
тую слишком привлекательно.
   Одрейд удивляло то, что Чтимые Матры то ли не  видели  этого,  то  ли
предпочитали не замечать.
   - Полновесная истерика, - говорила об этом Тамейлан.
   - Ксенофобия, - не соглашалась Беллонда с ее вечной  тягой  к  точным
формулировкам, словно близость к Архивам делала ее более реалистичной.
   Обе правы, подумала Одрейд. Поведение Чтимых Матр было  истерическим.
Все существа извне - враги. Единственными людьми, которым доверяли  Чти-
мые Матры, были мужчины, которых они завлекали сексом - но и к ним дове-
рие было ограниченным и нуждалось, по словам Мурбеллы (единственной Чти-
мой Матры, оказавшейся у нас в плену), в постоянных проверках.
   "Иногда просто с досады или раздражения они могут уничтожить кого-ни-
будь - просто для того, чтобы устрашить прочих", - говорила Мурбелла.  И
эти слова заставляли задаваться вопросом - не пытаются  ли  они  сделать
такую же жертву и из нас? "Смотрите! Вот что будет с теми,  кто  посмеет
противостоять нам!"
   Мурбелла говорила: "Вы разгневали их, и теперь они не отступят  и  не
успокоятся, пока не уничтожат вас".
   "Взять чужаков!"
   Однонаправленность. Их слабость -  нужно  только  суметь  сыграть  на
этом, подумала Одрейд.
   Ксенофобия, доведенная до абсурда?
   Вполне возможно.
   Одрейд тяжело опустила сжатый кулак на столешницу, сознавая, что этот
жест увидят и зафиксируют Сестры, которые постоянно наблюдали за поведе-
нием Преподобной Матери. Она заговорила вслух - специально для неусыпных
глаз-камер и Сестер-сторожевых псов, управляющих ими:
   - Мы не станем сидеть и ждать в окружении врагов, вечно ожидая  напа-
дения! Мы стали жирными и неповоротливыми, как  Беллонда  (плевать,  что
она об этом узнает! ), решив, что сумели создать нечто вечное, нерушимое
и неприкосновенное.
   Одрейд обвела взглядом знакомую комнату:
   - И это место - одна из наших слабостей!
   Она уселась за рабочий стол и задумалась - подумать только! - об  ар-
хитектуре и планировании жизни сообщества. Но, в конце концов, Преподоб-
ная Мать имела на это право.
   Сообщества Сестер редко возникали и развивались случайно. Даже  когда
они создавались на базе уже существовавших структур,  как  это  было  со
старой Обителью Харконнена на Гамму, все приходилось перестраивать и из-
менять. Нужны были пневмотрубы, - чтобы передавать небольшие  посылки  и
сообщения. Световые линии и прожектора с направленным лучом, - чтобы пе-
редавать зашифрованные сообщения. Бене  Джессерит  считалась  признанным
специалистом охраны связи. Наиболее важные сообщения доставлялись служи-
телями и курьерами Преподобной  Матери,  готовыми  скорее  расстаться  с
жизнью, чем выдать тайны вышестоящих.
   Одрейд видела все это - не только из окна своего кабинета; каждое от-
деление Бене Джессерит являлось лишь небольшой частью великолепно  орга-
низованной и оснащенной межпланетной сети. Там, где дело касалось  жизни
Сестер, опорой становилась самая сердцевина Бене Джессерит -  несокруши-
мая, непоколебимая преданность. Были, конечно, и отступники  -  как  эф-
фектная, вызывающая Леди Джессика, бабка Тирана, - но в большинстве слу-
чаев это оказывалось временным.
   Все это было системой Бене Джессерит. Ее слабостью.
   Одрейд признавала, что в глубине души разделяет опасения Беллонды. Но
будь я проклята, если позволю подобным мыслям отравлять мне радость жиз-
ни! Жизнь в страхе - именно этого и желают Преподобным Чтимые Матры.
   - Охотникам нужна наша сила, - произнесла Одрейд, глядя на камеры Под
потолком. Словно древние варвары, пожиравшие сердца врагов. Что ж...  мы
дадим им пищу, которой они так жаждут! А когда они поймут, что этого  им
не переварить, будет уже слишком поздно!
   Сестры не слишком любили увещевающие  изречения  -  ими  пользовались
разве что при начальной подготовке, предписываемой слугам и послушникам,
- но у Одрейд было одно свое изречение. "Кто-то должен вспахать  землю".
Она улыбнулась про себя и принялась за работу, чувствуя себя вполне  от-
дохнувшей. Эта комната и Сестры - вот ее сад; здесь есть и сорные травы,
которые должно вырвать с корнем, и добрые семена, которые надлежало  по-
сеять. И удобрение. Не забыть об удобрении.


   "Когда я вышел, дабы вести человечество по  моей  Золотой  Дороге,  я
обещал, что они получат урок, который не забудут никогда, урок,  который
войдет в их плоть и кровь. Я знаю то, что на словах  отрицают  люди,  но
делами своими лишь подтверждают. Они говорят, что ищут покоя и  безопас-
ности - того, что называют миром. Но с этими словами на устах  они  сеют
недоброе семя смуты и жестокости".
   - Лито II, Бог Император

   Итак, она называет меня Паучьей Королевой! Великая Чтимая Матра отки-
нулась на спинку стоявшего на возвышении кресла. Иссохшая грудь вздраги-
вала от беззвучного смеха. Она знает, что будет, когда она попадет в мои
сети! Я высосу из нее жизнь - вот что я с ней сделаю!
   Маленькая высохшая женщина с дряблыми мышцами; непримечательное нерв-
но подергивающееся лицо... Она разглядывала желтый плиточный пол  прием-
ного покоя, по которому скользили лучи света.  Почтенная  Мать  из  Бене
Джессерит валялась здесь, на полу, у ног Великой Матры,  скрученная  ме-
таллическим проводом. Жертва даже не пыталась сопротивляться. Провод ве-
ликолепно подходит для таких целей. Руки он ей отрезал бы, если  бы  она
попыталась дернуться, вот что!
   Апартаменты, в которых в данный момент находилась Великая Чтимая Мат-
ра, подходили ей как по размерам, так и потому, что были отбиты  у  дру-
гих. Зал в три сотни квадратных метров  был  предназначен  для  собраний
Гильдии Навигаторов здесь, на Перекрестке -  каждый  Навигатор  прибывал
сюда на чудовищном танке. Здесь пленница, простертая на желтых  холодных
плитах, казалась песчинкой в бесконечности.
   Эта сопливка что-то слишком уж радостно сообщила мне, как меня  назы-
вает их, так называемая Преподобная!
   Но, несмотря на это, утро чудесно, подумала Великая Чтимая Матра.  За
исключением того, что на этих ведьм не действуют ни пытки, ни зондирова-
ние мозга. Как можно пытать того, кто в любое мгновение может умереть по
собственной воле? И ведь умирают! Они также умеют подавлять боль. Прими-
тивные и хитрые твари!
   А эта к тому же битком набита шере! Тело, напичканное  этим  чертовым
наркотиком, разрушается быстрее, чем его успевают исследовать.
   Великая Чтимая Матра сделала знак адъютанту, который  пнул  Почтенную
Мать ногой и по второму знаку ослабил  путы,  чтобы  позволить  пленнице
хоть немного двигаться.
   - Как твое имя, дитя? - голос Великой Чтимой Матры,  полный  показной
благожелательности, был хриплым от старости.
   - Меня зовут Сабанда.
   Ясный молодой голос, в котором не было боли.
   - Хочешь, мы пленим слабого мужчину и поработим его? - спросила Вели-
кая Чтимая Матра.
   Сабанда знала правильный ответ. Ее предупреждали об этом:
   - Я раньше умру.
   Она сказала это спокойно, глядя снизу вверх в  лицо  цвета  ссохшихся
под лучами солнца корней. Эти странные рыжие искры в  глазах  старухи...
Прокторы говорили, что это признак гнева.
   Красно-золотое облачение, расшитое черными драконами, и красное трико
только подчеркивали сутулую иссохшую фигуру Матры.
   Великая Чтимая Матра не изменила выражения лица, хотя в ее  голове  и
пронеслась фраза, обычная в размышлениях об этих ведьмах: Будь ты  прок-
лята!
   - Чем ты занималась на этой маленькой грязной планетке, где  мы  тебя
нашли?
   - Я была учителем юных.
   - Боюсь, никто из твоих юных в живых не остался.
   А теперь-то что ты улыбаешься? Чтобы оскорбить меня, вот зачем!
   - И ты учила своих юных поклоняться этой ведьме Шиане?  -  продолжила
Чтимая Матра.
   - Зачем мне учить их поклоняться Сестре? Шиане это не понравилось бы.
   - Не понравилось бы... Ты хочешь сказать, что она вернулась к жизни и
ты ее знаешь?
   - Разве мы можем знать только живых?
   Как чист и бесстрашен голос этой юной ведьмы... Они удивительно умеют
контролировать себя, но даже это их не спасает. И все  же  как  странно,
что культ поклонения Шиане до сих пор не исчез. Его,  разумеется,  нужно
вырвать с корнем, уничтожить - так же, как уничтожаются и сами ведьмы...
   Великая Чтимая Матра подняла мизинец правой руки. Ожидавший в  молча-
нии адъютант подошел к пленнице со шприцем для инъекций. Быть может, но-
вый наркотик развяжет ведьме язык, а может, и нет. Неважно.
   Сабанда поморщилась, когда инъектор коснулся ее  шеи.  Через  секунду
она была мертва. Слуги унесли тело. Его скормят пленным Футарам.  Не  то
чтобы от Футаров была большая польза: они не размножались в  неволе,  не
подчинялись самым обычным командам. Вялые, выжидающие...
   "Где...?" - мог спросить один из них. Или  произнести  другие  слова,
столь же мало значащие. И все же  некоторые  удовольствия  Футары  могли
доставить. Плен также удостоверял, что они уязвимы. Так же,  как  и  эти
примитивные ведьмы. Мы найдем место, где скрываются  ведьмы.  Это  всего
лишь дело времени.


   Человек, который способен взять что-то заурядное, привычное  и  осве-
тить его новым светом, может устрашить. Мы не хотим, чтобы  наши  предс-
тавления изменялись; нам кажется, что требовать этого, значит,  угрожать
нам. "Все важное мне уже известно!" - кричим мы. И тут приходит Изменяю-
щий и выбрасывает все наши представления прочь - словно ненужный мусор.
   - Мастер Дзен-суфи

   Майлзу Тэгу нравилось играть в садах, окружавших Центральный. В  пер-
вый раз Одрейд привела его сюда, когда он только учился  ходить  и  едва
ковылял по дорожкам между деревьев. Это было его  первым  воспоминанием:
ребенок, которому едва исполнилось два года, но который уже знал, что он
гхола - хотя вряд ли до конца осознавал смысл этого слова.
   - Ты особенный ребенок, - говорила Одрейд, - Мы создали тебя из  кле-
ток, которые взяли у очень старого человека.
   Но в то время, хотя он и был не  по  годам  развит,  хотя  эти  слова
странно встревожили его, гораздо более интересным казалось бегать в  вы-
сокой летней траве под деревьями...
   Позже он добавил к этому дню другие "садовые"  воспоминания,  собирая
впечатления об Одрейд и прочих, учивших его. Очень рано он  начал  пони-
мать, что прогулки доставляют Одрейд не меньшее  удовольствие,  чем  ему
самому.
   Однажды вечером - ему было тогда четыре года - он сказал ей:
   - Больше всего я люблю весну.
   - И я тоже.
   Когда ему было семь и он уже начал проявлять те умственные способнос-
ти вкупе с голографической памятью, которые заставили его прошлую инкар-
нацию сгибаться под бременем обязанностей, возложенных на него  Сестрами
- тогда он увидел сады по-иному. Они словно пробуждали  что-то  непонят-
ное, еще неизвестное, дремлющее в глубине его сердца.
   Тогда впервые он почувствовал, что обладает странными воспоминаниями,
никогда не всплывающими на поверхность. В тревоге и растерянности он об-
ратился к Одрейд - Преподобная Мать казалась  темным,  четко  очерченным
силуэтом в лучах заходящего солнца:
   - Есть вещи, которые я не могу вспомнить!
   - Однажды вспомнишь, - отвечала она.
   Он смотрел на Одрейд против света, а потому не видел ее лица -  слова
шли из тени, а тень эта была не только в ней, но и в нем самом.
   В тот год он начал изучать жизнь Башара Майлза Тэга, того, чьи клетки
дали бытие гхоле Майлзу Тэгу. Одрейд частично объяснила ему это,  подняв
руку с острыми ноготками:
   - Я соскоблила микроскопические кусочки кожи с его шеи - клетки  кожи
- и в них было все, что нам было нужно, чтобы подарить тебе жизнь.
   Что-то странное творилось с садами в этом году: - плоды были  больше,
тяжелее, чем обычно - словно непонятное неистовство охватило деревья.
   - Все потому, что там, на юге, пустыня наступает, -  сказала  Одрейд.
Она держала мальчика за руку; вместе они шли сквозь омытое росой утро, а
к ним склонялись отягощенные плодами ветви яблонь.
   Тэг посмотрел в сторону юга, словно пытаясь разглядеть пустыню в  не-
вообразимой дали за деревьями; солнечный свет, пробивавшийся сквозь  зе-
лень листвы, на мгновение заворожил его. Он знал о пустыне, и ему  пока-
залось, что он чувствует ее тяжесть, тяготевшую даже над  этим  чудесным
садом.
   - Деревья умеют предчувствовать собственный конец, - сказала  Одрейд.
- Когда что-либо угрожает жизни, она цветет пышнее.
   - Воздух очень сух, - ответил Тэг. - Должно быть, это пустыня.
   - Ты заметил, что некоторые листья потемнели, что они пожухли и свер-
нулись по краям? В этом году нам пришлось часто поливать их.
   Ему нравилось, что она редко говорит с ним как с  младшим;  обычно  -
как равная с равным. Он увидел пожухшие листья. Это сделала пустыня.
   В глубине сада они некоторое время молча слушали щебет птиц,  стрекот
и жужжание насекомых. Пчелы, собиравшие мед на клеверном поле  неподале-
ку, заинтересовались им, но, как и все те, кто свободно выходил из  Дома
Ордена, он был помечен феромоном. Пчелы прожужжали  мимо,  почувствовали
запах, определявший его личность, и вновь отправились на свои  цветочные
пастбища. Яблоки. Одрейд указала на запад. Персики. Он взглянул по  нап-
равлению ее жеста. И - да, верно, там, за лугом, к востоку от них,  были
вишни.
   Семена и молодые саженцы были привезены сюда  на  первых  не-кораблях
около полутора тысяч лет назад, рассказывала Одрейд, и посажены здесь  -
бережно, с вниманием и любовью.
   Тэг представил себе руки, роющиеся в грязи,  бережно  рыхлящие  почву
вокруг саженцев; ирригацию, проводимую со всей возможной тщательностью и
вниманием; строительство оград, не позволяющих  скоту  заходить  сюда  с
пастбищ, окружающих плантации и здания первого Дома Собраний.
   К тому времени он уже знал о гигантском песчаном черве с Ракис.
   Смерть этого червя послужила причиной  появления  существ,  именуемых
песчаной форелью. Из-за этой песчаной  форели  и  разрасталась  пустыня.
Частично эта история была связана с его предыдущей инкарнацией - с чело-
веком, которого называли "Башар".  Великий  воин,  погибший,  когда  эти
ужасные женщины. Чтимые Матры, разрушили Ракис.
   Тэг нашел, что эти занятия одновременно и увлекают, и  тревожат  его.
Он чувствовал в себе какие-то лакуны, пустоты, которые должна  была  за-
полнять память. Должна была, но не заполняла. Эти провалы в  памяти  за-
полняли сны, но и сны уходят. А временами перед  его  внутренним  взором
появлялись лица. Он почти слышал слова. Бывало и так, что  он  знал  имя
вещи - просто знал, еще не успев спросить. Особенно хорошо  вспоминались
названия разных видов оружия.
   Он начинал осознавать многое. Вся эта планета должна была стать  пус-
тыней, и перемены начались потому, что Чтимые  Матры  решили  уничтожить
Бене Джессерит, воспитавшую его.
   Почтенные Матери, наблюдавшие и контролировавшие его жизнь,  зачастую
относились к нему с почтительным страхом - к нему, вечно одетому в  чер-
ное, суровому до аскетизма. Да еще эти глаза - синее в синем,  без  бел-
ков. Говорили, это из-за спайса.
   Только Одрейд проявляла к нему чувство, похожее на  искреннюю  привя-
занность, - а Одрейд была весьма важной персоной в мире Бене  Джессерит.
Все называли ее Преподобной Матерью, и она велела ему  называть  ее  так
же. Но только не в садах, где они были одни. Там он называл ее Матерью.
   На утренней прогулке во время, близившееся к сбору урожая, в  девятый
год его жизни, в третьем кругу яблоневых садов  они  наткнулись  на  не-
большую ложбинку, в которой не было деревьев, но зато она  заросла  раз-
нотравьем. Одрейд положила руку на плечо Тэга и придержала его там,  где
он мог видеть дорожку из отдельных черных камней, ведущую сквозь  густую
траву, в которой поблескивали маленькие звездочки цветов. Почтенная мать
была в странном настроении; это было слышно по ее голосу:
   - Собственность - интересный вопрос, - сказала она. - Эта  планета  -
наша собственность, или мы - собственность планеты?
   - Мне нравится, как здесь пахнет, - сказал Тэг. Одрейд убрала руки  с
его плечей и легонько подтолкнула его вперед:
   - Здесь собраны травы для обоняния, Майлз. Ароматические травы. Расс-
мотри их хорошенько и выясни их названия в библиотеке, когда мы  вернем-
ся. Ну, иди же!
   Он попытался обойти выползший на дорожку вьюнок, но, услышав эти сло-
ва, твердо ступил на зеленые усики растения, вдохнув острый запах.
   - Они были посажены именно для этого: когда на них ступаешь, они  от-
дают тебе свой аромат, - сказала Одрейд. - Прокторы учили тебя тому, как
справляться с ностальгией. Они говорили тебе, что ностальгию часто вызы-
вают запахи?
   - Да, Мать...
   Обернувшись и взглянув туда, куда только что ступил, он прибавил:
   - Это розмарин.
   - Откуда ты знаешь? - голос Преподобной звучал настойчиво; она требо-
вала ответа.
   Он пожал плечами:
   - Просто - знаю.
   - Возможно, это изначальная память, - Одрейд казалась довольной.
   Они пошли дальше по ложбинке, полной странных ароматов, и снова голос
Одрейд зазвучал задумчиво:
   - У каждой планеты - свой характер, на каждой есть место, где мы  пы-
таемся восстановить уголок Старой Земли. Иногда воплощение  лишь  смутно
напоминает замысел, но здесь нам была суждена удача.
   Она наклонилась и, сорвав тонкий побег ядовитозеленого растения, рас-
терла его в пальцах. Понюхала:
   - Шалфей.
   Она была права, но он не смог бы сказать, откуда знает это.
   - Я чувствовал этот запах в пище - иногда. Это как меланж?
   - Нет, это растение улучшает вкус, но не  изменяет  сознания,  -  она
выпрямилась и посмотрела на мальчика с высоты своего  роста.  -  Запомни
это место, Майлз, хорошенько запомни. Миры, породившие нас, давно исчез-
ли, но здесь мы восстановили их малую частицу.
   Он чувствовал, что она учит его чему-то очень важному. Он спросил:
   - Почему ты подумала, что эта планета владеет нами?
   - Мои Сестры считают, что  мы  -  правители  этой  земли.  Ты  знаешь
что-нибудь о правителях?
   - Это как Ройтиро, отец моего друга Йорги.  Йорги  говорит,  что  его
старшая Сестра когда-нибудь станет правителем их плантации.
   - Верно. На некоторых планетах мы живем много больше, чем кто  бы  то
ни было, но мы - только правители.
   - Если не ты владеешь Домом Собраний, то кто же?
   - Быть может, никто. Мой вопрос таков: какую метку мы  наложили  друг
на друга - мои Сестры и эта планета?
   Он взглянул снизу вверх в ее лицо, затем перевел взгляд на свои руки.
Быть может, именно сейчас Дом Ордена накладывает на  него  свою  печать,
свою метку?
   - Большинство таких отметин - внутри нас, глубоко  внутри,  -  Одрейд
взяла его за руку. - Идем. Они покинули травяную ароматную долину и под-
нялись по склону во владения Ройтиро, а Одрейд все говорила:
   - Сестры редко создают сады с чисто ботаническими целями. Сады должны
не только услаждать взгляд и обоняние.
   - Пища?
   - Да, в первую очередь то, что поддерживает нашу жизнь. Сады дают пи-
щу телу. И та ложбинка позади - она тоже дает  пряные  травы  для  нашей
кухни.
   Он чувствовал, как ее слова вливаются в него,  заполняя  пространство
между провалами в памяти. Он чувствовал, что значит предусмотреть все на
века вперед: деревья для того, чтобы заменять потолочные  балки,  расте-
ния, предназначенные для того, чтобы сдерживать  оползни,  не  позволять
разрушаться берегам рек и озер, чтобы предохранять плодородный слой поч-
вы от эрозии под действием ветров и дождевой воды,  чтобы  не  допустить
обмеления морей - и даже водяные растения, пища и  убежище  для  рыбы...
Бене Джессерит приходилось также думать о  деревьях,  дающих  убежище  и
тень, и даже о тех, что будут бросать причудливые тени на газоны.
   - Деревья и прочие растения для  любых  симбиотических  отношений,  -
сказала Одрейд.
   - Симбиотических? - это было новым словом.
   Она стала объяснять на примере того, с чем Тэг уже встречался -  нап-
ример, когда ходил собирать грибы:
   - Грибница будет жить и расти только подле подходящих  ей  корней.  И
каждый гриб находится в симбиозе с определенным деревом  или  растением.
Каждое дерево или растение берет у других что-то, что ему нужно...
   Она продолжала объяснение, и наконец, утомленный учением, Тэг  поддал
ногой поросшую травой кочку - и тут заметил взгляд Одрейд. Странный, ка-
кой-то неуютный взгляд. Он сделал что-то оскорбительное. Почему на  одно
растение можно наступить, а на другое нельзя?
   - Майлз! Трава не дает ветру иссушить  плодородный  слой  и  развеять
его, унеся частицы его куда-нибудь далеко - на речное дно, скажем.
   Он знал этот тон. Тон упрека. Он снова взглянул  на  оскорбленную  им
траву.
   - Эти травы кормят наш скот. Некоторые дают семена, которые мы  упот-
ребляем в пищу с хлебом или другой едой. Некоторые - надежная защита  от
ветра, как лесополосы...
   Он знал это. Пытаясь отвлечь Одрейд от отповеди, он спросил:
   - Лесополосы? - произнося слово по слогам.
   Она не улыбнулась. Тэг понял, что напрасно пытался  обмануть  Одрейд.
Он сдался и вновь принялся слушать. Урок продолжался.
   - Когда сюда придет пустыня, - говорила Одрейд, вероятно, виноградни-
ки погибнут последними - их корни уходят в землю на несколько  сот  мет-
ров. Сады погибнут раньше.
   - Почему они должны погибнуть?
   - Чтобы уступить место более важной жизни.
   - Песчаным червям и меланжу.
   Он увидел, что ее обрадовали эти слова: ей было приятно, что он знает
о связи между песчаными червями и спайсом, который был необходим для су-
ществования Бене Джессерит. Он не знал точно, какова была эта  необходи-
мость, но ему рисовался круговорот: песчаные черви - песчаная  форель  -
меланж - и снова по кругу. И из этого круга Бене Джессерит выбирала  то,
что было нужно Сестрам.
   И все же это учение утомило его, а потому он спросил:
   - Если все это все равно умрет, зачем мне снова возвращаться в библи-
отеку и учить имена деревьев и растений?
   - Потому что ты человек, а в людях  живет  желание  классифицировать.
Вешать на все ярлыки.
   - Почему нам так нужно называть вещи?
   - Потому что таким образом мы заявляем право на то, чему даем  имена.
Мы принимаем на себя права владения, которые могут оказаться обманчивыми
и опасными.
   Итак, она снова вернулась к праву владения.
   - Моя улица, мое озеро, моя планета, - говорила она. - На них навсег-
да - моя печать. А печать эта может и не пережить тебя - разве что оста-
нется как вежливая уступка победителя... или слово, которое вспоминается
со страхом.
   - Дюна, - сказал он.
   - Ты схватываешь налету!
   - Чтимые Матры сожгли Дюну.
   - Так же, как сожгут и нас, если нас обнаружат.
   - Этого не будет, если я буду вашим Башаром! -  слова  вырвались  не-
вольно, он не успел их обдумать, но, произнеся их, ощутил, что в них мо-
жет быть доля правды. Летописи из библиотеки говорили, что враги  содро-
гались уже от того, что Башар появлялся на поле битвы.
   Словно прочитав его мысли, Одрейд сказала:
   - Башар Тэг был знаменит еще и тем, что  умел  находить  решения,  не
требующие сражений.
   - Но он сражался с вашими врагами.
   - Не забывай о Дюне, Майлз. Он погиб там.
   - Я знаю.
   - Прокторы уже давали тебе учить историю Каладан?
   - Да. В истории, которую учу я, это называется Дан.
   - Ярлыки, Майлз. Имена - только любопытные  напоминания;  большинство
людей не связывает их больше ни с чем. Утомительная история, а? Имена  -
удобные указатели, полезные, как правило, только таким, как ты?
   - А ты - такая, как я?
   Он много раз задавал себе этот  вопрос,  но  до  сегодняшнего  дня  -
только мысленно.
   - Мы - Атридесы, ты и я. Помни это, когда вернешься к изучению  исто-
рии Каладан.
   Когда они прошли назад через сады, через пастбища к холму, с которого
открывался прекрасный обзор  Центральной,  Тэг  увидел  административный
корпус и окружавшие его плантации совершенно новым взглядом. И он поста-
рался сохранить это ощущение в глубине души, пока они спускались по ого-
роженной тропинке к арке входа на Первую Улицу.
   "Живая драгоценность" - называла Центральную Одрейд.
   Пройдя под аркой, Тэг поднял взгляд к названию  улицы,  выжженному  в
камне. Галах, изящный шрифт с мягкими изгибами линий, одно из  украшений
Бене Джессерит. Все улицы и здания несли на себе имена, выполненные  тем
же шрифтом.
   Оглядев Центральную - танцующий фонтан  на  площади,  изящные  детали
построек - Тэг задумался о глубине человеческого опыта.  Бене  Джессерит
сделали так, что неуловимым для него образом это  место  поддерживало  и
придавало сил. То, что он узнавал на занятиях и во время небольших  экс-
курсий в садах, все новые знания, сложные и совсем простые,  проявлялись
как-то по-иному. Это была скрытая реакция Ментата, но Тэг не знал этого.
Он только чувствовал, что его память перераспределила соотношения и соз-
дала новую систему. Внезапно он остановился и оглянулся назад,  на  сад,
видный в арке крытой улицы. Все было  связано.  Центральная  производила
метан и удобрения (он обходил завод с одним из прокторов). Метан  приво-
дил в действие помпы и некоторые охладительные установки.
   - На что ты смотришь, Майлз?
   Он не знал, как ответить, но вспомнил  осенний  вечер,  когда  Одрейд
взяла его с собой, и они пролетели над Центральной на  "топтере"  -  она
хотела показать и объяснить ему некоторые взаимоотношения, дать  возмож-
ность увидеть все это "сверху". Тогда ее объяснения были просто словами,
но в словах был заключен смысл.
   "Все это так близко к замкнутому  экологическому  циклу,  как  только
возможно было сделать, - говорила Одрейд, -  Контроль  Погоды  управляет
циклом и поточными линиями...
   - Почему ты стоишь и смотришь на сад, Майлз? - ее вопрос  звучал  как
приказание, которому он не мог не подчиниться.
   - В орнитоптере ты сказала, что это прекрасно, но опасно.
   Они только однажды летали на "топтере" вместе. Она поняла, о  чем  он
говорил. "Экологический цикл".
   Тэг обернулся и выжидательно посмотрел на Одрейд.
   - Замкнутость, - сказала она. - Как это соблазнительно - возвести вы-
сокие стены и отгородиться от изменений.  Гнить  здесь  в  самодовольном
комфорте.
   Ее слова всколыхнули душу Тэга. Он чувствовал, что уже слышал их ког-
да-то... в другом месте, и другая женщина держала его за руку.
   - Любая замкнутость и отгороженность от мира - плодородная почва  для
зерен ненависти - ненависти тех, кто находится вовне, -  продолжала  Од-
рейд. - И горек будет урожай.
   Не совсем те слова, но - тот же урок.
   Он медленно шел рядом с Одрейд; его рука в ее ладони стала влажной.
   - Почему ты молчишь, Майлз?
   - Вы - фермеры, - сказал он. - Вот чем на самом деле занимаются  Бене
Джессерит.
   Она мгновенно поняла, что произошло.  В  нем  проявлялась  подготовка
Ментата, хотя он сам и не знал этого. Но пока лучше  было  не  проверять
возродившиеся способности гхолы.
   - Мы занимаемся всем, что растет, Майлз. И ты воспринял это.
   Когда они расставались - Одрейд направлялась в свою башню, он в  свои
апартаменты в школьном секторе, - Одрейд сказала:
   - Я скажу твоим прокторам, чтобы они обращали больше внимания на  ис-
кусство использования силы.
   Он неверно понял ее:
   - Я уже начал тренировки с лазерным оружием. Мне сказали, что у  меня
хорошо получается.
   - Я слышала об этом. Но есть оружие, которое нельзя взять в руки. Оно
может существовать только в твоем мозгу...


   Правила - это укрепления и стены, за которыми люди недалекие  создают
свои сатрапии. И это дело опасное даже в лучшие из времен,  а  в  тяжкие
времена погибельное.
   - Кодекс Бене Джессерит.

   Мрачная непроглядная стигийская тьма царит в опочивальне Великой Чти-
мой Матры. Логно, Гранддама и главный адъютант Великой, входит из  неос-
вещенного коридора - она была вызвана сюда приказом Великой - и невольно
вздрагивает, вступая во тьму. Эти совещания в покоях, где не было света,
пугают ее, и она знает, что Великой Матре это нравится. Но, конечно, это
не может быть единственной причиной темноты. Быть может. Великая  боится
нападения? Несколько Высоких были убиты в постели. Нет... не совсем это,
хотя, возможно, есть подобная причина выбору обстановки...
   Во мраке - стоны и невнятное бормотание.
   Некоторые Чтимые Матры, хихикая,  рассказывали,  что  Великая  Чтимая
Матра рискует принимать на ложе Футара. Логно считала это вполне возмож-
ным. Эта Великая многое себе позволяет. Разве она не спасла  часть  Ору-
жия, когда произошла катастрофа Рассеяния? Пусть даже и Футаров?  Сестры
знали, что Футаров нельзя поработить с помощью секса. По  крайней  мере,
человеческого секса. Может, Многоликие Враги  и  воспользовались  именно
этим. Кто знает?
   В спальне стоял запах шерсти. Логно закрыла за собой дверь и осталась
стоять в ожидании. Великая Чтимая Матра не любила, когда  ее  прерывали,
что бы она не делала там, под покровом мрака. Но она позволяет мне назы-
вать ее Дамой.
   Снова стон, затем:
   - Садись на полу, Логно. Да, там, возле двери.
   Она действительно меня видит или только угадывает, где я?
   У Логно не хватало смелости проверить. Яд! Когданибудь я до нее добе-
русь именно этим путем. Она осторожна, но может быть и рассеянной. Сест-
ры могут сколько угодно презрительно фыркать: яд был и  оставался  приз-
нанным орудием достижения цели, одним из лучших способов  пробиться  на-
верх... если, конечно, наследник сумеет удержать доставшуюся ему власть.
   - Логно, те Иксиане, с которыми ты говорила сегодня, что они  говорят
об Оружии?
   - Они не понимают его назначения. Дама. Я не сказала им, что это.
   - Разумеется.
   - Ты снова будешь предлагать объединить Оружие и Заряд?
   - Ты смеешься надо мной, Логно?
   - Дама! Я никогда не сделала бы этого!
   - Надеюсь, что так.
   Молчание. Логно понимала, что они обе обдумывают один и тот  же  воп-
рос. Только три сотни комплектов Оружия уцелели после катастрофы. Каждый
можно было использовать лишь единожды и только в том случае, если Совет,
владевший Зарядом, согласился бы на это. Великая Чтимая  Матра,  в  чьих
руках было само Оружие, обладала лишь частью этой страшной власти.  Ору-
жие без Заряда было всего лишь маленькой черной трубочкой, которая  уме-
щалась в одной руке. Оснащенное зарядом, оно выбрасывало верома бескров-
ную смерть по дуге в пределах его малой досягаемости.
   - Многоликие, - пробормотала Великая.
   Логно кивнула темноте, откуда раздалось это бормотание.
   Быть может, она все же видит меня. Я же не знаю, что она еще сохрани-
ла - или чем ее снабдили Иксиане.
   Многоликие, будь они вечно прокляты, вызвали катастрофу. Они -  и  их
Футары! Как легко было отобрано все, кроме горстки  Оружия!  Чудовищная,
устрашающая сила. Мы должны хорошо вооружиться прежде,  чем  вернемся  к
битве. Дама права.
   - Та планета - Баззел, - сказала Великая Чтимая Матра. - Ты  уверена,
что ее не защищают?
   - Мы не зафиксировали никаких защитных устройств. Контрабандисты  ут-
верждают, что она не защищена.
   - Но она так богата Су-камнем!
   - Здесь, в Старой Империи, редко осмеливаются нападать на ведьм.
   - Я не верю, что их всего горстка на этой планете! Это  какая-то  ло-
вушка.
   - Такое всегда возможно, Дама.
   - Я не доверяю контрабандистам, Логно. Плените еще нескольких из  них
и снова проверьте информацию с Баззел. Ведьмы слабы, но я не думаю,  что
они глупы.
   - Да, Дама.
   - Скажи Иксианам, что они могут вызвать наше  недовольство,  если  не
сумеют создавать дубликаты Оружия.
   - Но без Заряда, Дама...
   - С этим мы разберемся в свое время. Теперь иди.
   Уже стоя на пороге, Логно  услышала  шипящее:  "С-с-лыш-шишь?"  После
мрака опочивальни даже темнота коридора показалась ей подлинным  благос-
ловением, и она заспешила к свету...


   Мы становимся подобны худшему из того, что противостоит нам.
   - Свод Бене Джессерит.

   Снова - видения воды!
   Мы обращаем всю эту планету, будь она неладна, в пустыню,  а  ко  мне
приходят видения воды!
   Одрейд сидела в рабочей комнате, вокруг нее царила  обычная  утренняя
сумятица, а она ощущала, как скользит по волнам Дитя Моря, и волны  омы-
вают его. Волны были цвета крови. Ее "я", бывшее Дитя Моря, предчувство-
вало кровавые времена.
   Она знала, где истоки этих видений: в тех временах,  когда  Почтенные
Матери еще не распорядились ее судьбой. Во временах ее детства  в  прек-
расном доме на морском берегу Гамму. Несмотря на тревогу этих дней,  она
не смогла сдержать улыбку. Устрицы, приготовленные Папой. Она и  до  сих
пор предпочитала это блюдо.
   Лучше всего из времен своего детства она помнила  морские  экскурсии.
Что-то в том, чтобы держаться на плаву, затрагивало глубинные струны  ее
души. Вздымающиеся и откатывающиеся назад волны, ощущение бескрайних го-
ризонтов, странных новых земель - там, за грядой  пенистых  гребней,  за
этим водяным миром, и это волнующее чувство опасности, воплощенное в са-
мой текучей прозрачной субстанции, поддерживавшей ее тело. Все эго вмес-
те давало ей уверенность в том, что она - Дитя Моря.
   Папа тоже становился там спокойнее. А Мама Сибиа - счастливее:  ветер
бил ей в лицо, ветер развевал, трепал длинные темные  волосы...  От  тех
времен осталось удивительное чувство равновесия, слова успокоения,  ска-
занные на языке более древнем, чем первая Иная Память Одрейд. "Здесь моя
месть, моя обитель. Я Дитя Моря".
   Ее собственная концепция разума тоже  шла  оттуда.  Способность  дер-
жаться на плаву в чужих, морях. Способность хранить  самое  тайное  свое
"я", как бы высоко не вздымались нежданные волны.
   Мама Сибиа одарила Одрейд этой способностью прежде, чем  пришли  Поч-
тенные Матери и забрали с собой "тайный отпрыск  дома  Атридесов".  Мама
Сибиа, всего лишь приемная мать, научила Одрейд любить себя.
   В сообществе Бене Джессерит, где любые формы  любви  оказывались  под
подозрением, это оставалось тайной Одрейд - тайной, зорко  хранимой  ото
всех.
   В глубине души я счастлива наедине с собой. Я не боюсь остаться одна.
Да и не одна Почтенная Мать не остается  одна  после  того,  как  Агония
Спайса наполняет ее Иными Воспоминаниями.
   Но Мама Сибиа и - да, Папа тоже, исполнявшие роль временных родителей
по воле Бене Джессерит, внушили своей подопечной глубинную  силу  за  те
годы, что они жили вместе. Почтенные Матери всего лишь нашли  этой  силе
применение.
   Прокторы пытались в корне уничтожить гнездившееся в душе Одрейд "глу-
бокое влечение к личным симпатиям", но им это все же не удалось; они  не
были уверены в том, что действительно потерпели неудачу,  но  подозрения
никогда их не оставляли. В конце концов они послали ее в Аль Дханаб, ту-
да, где намеренно сохранялись как худшее в Салюса Секундус, туда, где ей
пришлось жить в мире постоянных испытаний и проверок. Это место в  неко-
тором отношении было еще хуже Дюны: высокие скалы и сухие ущелья,  обжи-
гающе жаркие ветра и ледяные ветра, слишком мало влаги -  слишком  много
влаги... Сестры считали это место окончательной проверкой для  тех,  кто
должен был жить на Дюне. Но все это так и не коснулось тайного уголка  в
сердце Одрейд - уголка, в котором жило Дитя Моря.
   И теперь Дитя Моря предупреждает меня.
   Быть может, это предупреждение-предвидение? Она обладала этой  крупи-
цей таланта - даром, который предупреждал о близкой опасности,  грозящей
Сестрам. Гены Атридесов давали себя знать. Быть может, беда грозила Дому
Собраний? Нет... смутная боль говорила о том, что опасность грозит  дру-
гим. Но эти другие были достаточно важны.
   Лампадас? Ее скромный дар не давал ответа на вопрос.
   Воспитательницы пытались избавить род  Атридесов  от  этого  опасного
предвидения, но их успехи в этой области были ограничены. "Мы  не  имеем
права допустить появления нового Квизаца Хадераха!" Они знали  о  стран-
ности Преподобной Матери, но предшественница Одрейд, Тараза,  советовала
"осторожно использовать ее талант". Тараза считала,  -  что  предвидение
Одрейд могло только предупреждать Бене Джесерит об опасности.
   Одрад согласилась. Она переживала нежеланные мгновения, в которые  ей
открывалась надвигающаяся угроза. Только мгновения. А в последнее  время
она начала видеть сны.
   Сон был необыкновенно ярким - Одрад словно жила в нем, все ее чувства
были настроены на видения, проплывавшие в мозгу. Она шла  над  пропастью
по туго натянутому канату, и кто-то - она не смела обернуться  и  взгля-
нуть, кто подходил сзади, чтобы перерубить веревку топором. Она чувство-
вала босыми ступнями жесткость витого каната. Она чувствовала холод  по-
рывистого ветра, и ветер нес запах гари. И она знала, что тот,  с  топо-
ром, подходит все ближе и ближе!
   Каждый шаг мог грозить гибелью, каждый потребовал напряжения всех  ее
сил. Шаг. Еще шаг. Веревка раскачивалась и вздрагивала, и она  раскинула
руки, пытаясь удержать равновесие.
   Если я упаду, падут и Сестры!
   Бене Джессерит исчезнет в бездонной пропасти, над которой натянут  ее
канат. Как и любое живое существо, Бене Джессерит должна была найти свой
конец. Почтенная Мать не смела отрицать этого.
   Но не здесь. Не упав с рассеченного каната. Мы  не  должны  позволить
обрезать канат! Я должна перебраться через пропасть прежде,  чем  придет
тот, с топором. "Я должна! должна!"
   Сон всегда обрывался на этом месте, и ее собственный крик отдавался в
ее ушах, когда она просыпалась, мгновенно переносясь с узкой  ненадежной
дороги над пропастью в свою тихую спальню. Ей было зябко и  холодно.  Но
на ее теле не выступало ни капли пота. Даже в тисках ночного кошмара ог-
раничения, налагаемые Бене Джессерит, не позволяли столь  ненужных  экс-
цессов.
   Телу не нужно потоотделение? Тело не потеет.
   И сейчас, сидя в рабочей комнате и вспоминая сон, Одрейд чувствовала,
сколь глубокую реальность скрывает метафора тонкого каната: тонкая нить,
на которой держится судьба и жизнь всех моих Сестер. И конец этой нити -
в моих руках. Дитя Моря предчувствовало приближающийся кошмар и отвечало
на него картиной кровавых волн. Это  не  было  обычным  предупреждением.
Что-то зловещее - настолько зловещее, что ей захотелось вскочить с места
и закричать: "Птенцы мои, спрячьтесь в траве! Бегите! Бегите!.."
   Как это шокировало бы ее сторожей!
   Обязанности Преподобной Матери предписывали ничем не выдавать  волне-
ния и действовать так, словно принимаемые ею  решения  были  чисто  фор-
мальными и ничем не волновали ее. Необходимо избегать паники! Ни одно из
ее решений в последнее время не было тривиальным. Но от нее всегда  тре-
бовалось несколько отстраненное спокойствие.
   Кое-кто из ее птенцов уже пытался бежать, уходя  в  неизвестность.  В
Иные Воспоминания. Остальные были здесь, в Доме Собраний, и узнают, ког-
да нужно будет бежать. Когда нас обнаружат. И тогда их поведением  будет
управлять необходимость,  продиктованная  обстановкой.  Их  великолепная
подготовка - вот единственное, что имеет значение. Это и есть единствен-
но надежные приготовления.
   Каждая новая ячейка Бене Джессерит, во что  бы  она  не  развилась  в
дальнейшем, была подготовлена так же, как и  Дом  Собраний:  лучше  быть
полностью уничтоженными, чем сдаться. Яростный огонь поглотит и  бесцен-
ную плоть, и книги - все; и победителю достанутся лишь бесполезные иско-
реженные обломки, осколки и пепел.
   Кто-то из Сестер Дома Собраний может спастись. Но побег во время  на-
падения - как это тщетно, как бессмысленно...
   Ключевые фигуры разделяли Иные Воспоминания. Приготовления. Преподоб-
ная Мать избегала их. Моральные причины!
   Куда бежать - кто сможет спастись, кто может попасть в плен? Это были
действительно серьезные вопросы. Что, если они захватят Шиану - там,  на
краю новой пустыни, где она ждет песчаных червей - но появятся  ли  они?
Шиана и песчаные черви: великая священная сила, которую, возможно, умеют
использовать Чтимые Матры. И что, если Чтимые Матры возьмут в плен  гхо-
лу-Айдахо или гхолу-Тэга? Если хоть что-то из этого сбудется,  быть  мо-
жет, не останется ни одного уголка, где можно было бы укрыться от  опас-
ности.
   Что, если? Что, если?
   Гневное отчаянье говорило: "Айдахо нужно было убить в то  же  мгнове-
ние, когда он появился! Мы не должны были  даже  пытаться  создать  гхо-
лу-Тэга".
   Только члены ее Совета, непосредственно ее советники да  еще  кое-кто
из сторожей разделял ее подозрения. Они даже  пытались  ввести  какие-то
ограничения. Никто из них не был спокоен за этих двух гхола - даже после
того, как был заминирован не-корабль, что делало его доступным огню.
   В те последние часы перед своим героическим самопожертвованием -  су-
мел ли Тэг увидеть то, что невозможно увидеть, включая и не-корабли? Как
он узнал, где встретит нас в пустыне Дюны?
   А если Тэг мог сделать это, опасно талантливый Айдахо, за спиной  ко-
торого были бессчетные поколения Атридесов, Айдахо, который  генерировал
в себе их гены, несущие неведомые способности, мог тоже открыть  в  себе
этот дар.
   И со мной может произойти то же самое!
   С внезапным изумлением Одрейд впервые поняла, что Тамейлан и Беллонда
наблюдают за своей Преподобной Матерью с теми же опасениями, с  которыми
она наблюдает двух гхола.
   Достаточно знать, что такое возможно - что человек может воспитать  в
себе чувства, позволяющие "видеть" не-корабли и  другие  формы  подобной
защиты; одно это знание способно оказать дестабилизирующий эффект на  их
Вселенную. Это бесспорно наведет Чтимых Матр на след беглецов.  Во  Все-
ленной было множество отпрысков Айдахо. Он всегда сетовал на то, что  он
"не какой-нибудь проклятый племенной жеребец в конюшне  Сестер",  однако
достаточно послужил им в этом.
   Всегда полагая, что делает это для себя. Быть может, так оно и было.
   Любой отпрыск рода Атридесов мог обладать той способностью,  которая,
как полагал Совет, достигла своего расцвета в Тэге.
   Куда уходят месяцы и годы? И дни? Еще один урожай, и Сестры останутся
в пустынном преддверии ада... Уже позднее утро, отметила Одрейд.  К  ней
наконец пробились звуки и запахи Центральной. Люди - там, в коридоре. На
кухне готовятся цыплята и капуста. Все как обычно. Все в норме.
   Но что было нормой для той, что уходила в видения даже сейчас, в часы
работы? Дитя Моря не могло забыть Гамму,  запахи  моря,  морские  травы,
выброшенные на берег прибоем, чистейший воздух с запахом  озона,  напол-
нявший грудь и удивительная свобода, чувствовавшаяся в каждом шаге, жес-
те, слове тех, кто был рядом с ней. Разговоры на берегу моря,  рассужде-
ния, произносимые в те мгновения, когда покачиваешься на морских волнах,
приобретали неожиданную глубину; даже если предмет разговора  был  вовсе
незначительным, в нем проскальзывало что-то возвышенное и  чувствовались
глубина и мудрость - словно подводные течения там, под тобой...
   Одрейд чувствовала, что обязана вспомнить ощущение собственного тела,
покачивающегося на волнах моря ее детства. Ей нужно было вызвать  ощуще-
ния, которые она знала там, вобрать в себя силу, которую изведала в  дни
своего невинного детства.
   Погрузив лицо в прозрачную соленую воду, задержав дыхание  как  могла
долго, она плыла в омытом морем сейчас, уносившем прочь  все  горести  и
скорби. Это помогало полностью снять напряжение и стресс. Великий  покой
заполнил все ее существо.
   Я плыву - следовательно, я существую.
   Дитя Моря предупреждало, Дитя Моря давало покой и отдых. Она не смела
себе признаться в том, насколько ей нужны были покой и отдых.
   Прошлой ночью Одрейд разглядывала свое лицо, отразившееся в окне  ра-
бочей комнаты - и была потрясена тем, какими впалыми стали ее щеки,  как
опустились вниз уголки рта; чувственные губы  утончились,  глубже  стали
прежде едва заметные морщинки... Все это - годы, тяжкий груз  обязаннос-
тей и усталость. Только глаза - совершенно синие, без белков,  -  горели
все тем же молодым упорством, да тело оставалось по-прежнему  сильным  и
гибким, да плечи не успели согнуться под бременем тяжких забот и  долгих
лет.
   Импульсивно Одрейд набрала символы вызова и взглянула  на  трехмерную
проекцию, возникшую над ее столом: не-корабль на взлетном поле Дома Соб-
раний, гигантское переплетение таинственных механизмов, корабль вне Вре-
мени. За годы его полусна почва под ним превратилась в  плотно  утрамбо-
ванную посадочную площадку и сам почти врос в нее. Он был похож  на  ог-
ромный обрубок дерева, а мощности его  были  включены  ровно  настолько,
чтобы укрыть его от настойчивых поисков - особенно от Гильдии  Навигато-
ров, которой доставило бы особенное удовольствие выдать Бене Джессерит.
   Почему она именно сейчас вызвала это изображение? Потому, что в  сте-
нах этого корабля были заключены трое - Скитал, последний из  оставшихся
в живых Мастеров Тлейлаксу; Мубрелшла и Дункан Айдахо,  связанные  узами
секса, которых удерживал там не только сам  не-корабль,  но  и  взаимная
привязанность, ставшая для них ловушкой.
   Все это не так просто.
   Для любого крупного предприятия Бене Джессерит  вряд  ли  можно  было
найти простое объяснение. Некорабль и его смертные пленники могли  клас-
сифицироваться только как крупное предприятие. И дорого стоящее.  Дорого
- в энергетическом выражении, даже при том, что не-корабль использовался
только пассивно.
   Соображения экономии применительно к этому расходу энергии могли  го-
ворить только об энергетическом кризисе. Одна из самых  серьезных  забот
Белл. Это было слышно в ее голосе всегда, даже тогда, когда она говорила
наиболее объективно: "Все мясо с костей соскоблили, ни крошки  не  оста-
лось!" Каждая из Сестер в Бене Джессерит знала, что за ней следят острые
глаза Расчета - учитывалась любая трата энергии.
   Беллонда вошла без предупреждения - с хрустальными  таблицами  Ридулы
под левой рукой. Она шла так, словно ненавидела пол, и каждый шаг ее го-
ворил - "Вот тебе! И вот! Вот так!" Она топтала пол так,  будто  он  был
виноват в том, что подвернулся ей под ноги.
   Одрейд почувствовала, как что-то сжало ей грудь,  когда  она  поймала
взгляд Белл. Таблицы со стуком полетели на стол.
   - Лампадас! - сказала Беллонда, и в ее голосе  слышалась  невыносимая
боль.
   Одрейд не было нужды разворачивать свиток. Кровавые волны в  видении,
кровавые волны, захлестывавшие Дитя Моря стали реальностью.
   - Выжившие? - напряженно спросила она.
   - Никого, - Беллонда хлопнулась в кресло, которое она держала на сво-
ей стороне стола Одрейд.
   Затем вошла Тамейлан и села за спиной Беллонды. Обе выглядели  потря-
сенными.
   Выживших нет.
   Одрейд позволила своему телу содрогнуться - дрожь пробежала от  груди
до кончиков пальцев ног. Ей не было дела до  того,  что  другие  заметят
столь явное проявление чувств. Этой рабочей комнате доводилось видеть  и
худшее поведение Сестер.
   - Кто доложил? - спросила Одрейд.
   Ей ответила Беллонда:
   - Сведения поступили от наших агентов в КАНИКТ,  на  послании  стояла
специальная метка. Информация шла от Рабби, в этом нет сомнений.
   Одрейд не знала, как ей реагировать на это. Она посмотрела мимо своих
собеседниц в большое стрельчатое окно: за окном кружились в легком танце
снежинки. Да, эти вести точно совпали с наступлением зимы.
   Сестер Дома Ордена не радовал этот неожиданный переход к зиме.  Необ-
ходимость заставила службу Контроля Погоды существенно понизить темпера-
туру. Никакого постепенного понижения, никакого сострадания к растениям,
которым теперь придется пережить ледяной сон.  Каждую  ночь  становилось
холоднее на три-четыре градуса. Покончить с этим  за  неделю,  погрузить
все вокруг в кажущийся бесконечным холод...
   Холод,  вполне  соответствующий  известиям  о  Лампадас.   Одним   из
следствий перемены погоды был туман. Она видела,  как  рассеивается  его
дымка - и вместе с этим улегся маленький снежный вихрь. Очень странная и
неуютная погода. Точка росы соответствовала температуре воздуха, и туман
клубился над еще оставшимися влажными участками почвы. Он поднимался над
землей и густыми клубами окутывал безлистные сады, чем-то напоминая  от-
равляющий газ.
   В живых не осталось никого. Никого?
   Беллонда покачала головой в ответ на безмолвный вопрос, читавшийся  в
глазах Одрейд.
   Лампадас - драгоценный камень среди планет Бене  Джессерит,  планета,
где находилась лучшая из их школ... Теперь - еще один безжизненный  шар,
покрытый пеплом и спекшимся камнем. И Башар Алеф Бурзмали  со  всей  его
отборной гвардией оборонных войск. Все мертвы?
   - Все мертвы, - сказала Беллонда.
   Бурзмали, любимый ученик старого Башара Тэга - мертв, и его смерть не
послужила ничему. Лампадас - великолепная библиотека, прекрасные  учите-
ля, лучшие ученики... все пропало.
   - Даже Луцилла? - спросила  Одрейд?  Почтенной  Матери  Луцилле,  ви-
це-канцлеру Лампадас, были даны инструкции покинуть планету при малейших
признаках надвигающейся опасности, забрав с  собой  столько  обреченных,
сколько могла вместить ее Иная Память.
   - Осведомитель утверждает, что мертвы  все,  -  настойчиво  повторила
Беллонда.
   "Как может какое бы то ни было человеческое общество  быть  построено
на такой жестокости"? - спрашивала себя Одрейд.  Она  представляла,  как
эти новости рассказываются за  завтраком  на  какой-нибудь  базе  Чтимых
Матр: "Мы уничтожили еще одну планету  Бене  Джесерит.  Говорят,  десять
биллионов убитых. Это уже шестая планета за месяц, не так ли?  Передайте
мне, пожалуйста, сливки, милочка..."
   С пустыми от ужаса глазами Одрейд взяла в руки таблицу с  сообщением,
глядя сквозь нее, не видя текста. От Рабби, в этом не может быть  сомне-
ния. Она осторожно положила таблицу на место и перевела взгляд на  своих
Советниц.
   Белонда - старая, толстая, с вызовом во  всем  своем  существе.  Мен-
тат-Архивист, надевшая сейчас линзы, чтобы иметь возможность читать:  ей
не было дела до того, как это ее характеризует. Беллонда показала зубы в
широком оскале, говорившем больше, чем любые слова. Она  видела  реакцию
Одрейд на сообщение. Белл может снова начать говорить о возмездии. Этого
можно ждать от человека, которого ценят за  природную  норовистость.  Ее
нужно вернуть в состояние Ментата, тогда склад ее ума станет более  ана-
литическим.
   По-своему Белл права, - подумала Одрейд. - Но ей  не  понравится  то,
что я задумала. Мне нужно быть осторожнее в том, что  я  собираюсь  ска-
зать. Сейчас слишком рано раскрывать свои планы.
   - Существуют обстоятельства, при которых с помощью зла можно отразить
зло, - сказала Одрейд. - Нам нужно хорошенько обдумать это.
   Вот так! Это предупредит вспышку Белл.
   Тамейлан слегка пошевелилась в своем кресле. Одрейд  перевела  взгляд
на старшую женщину. Та: всегда  сосредоточенная  под  маской  критичного
спокойствия. Снежно-белые волосы,  обрамляющие  узкое  лицо.  Воплощение
древней мудрости.
   Одрейд разглядела под привычной маской крайнюю суровость,  говорившую
о том, что все, что видела и слышала Там, ей совершенно не нравилось.
   Худоба, делавшая весь облик Там жестким и твердым, контрастировала  с
внешней мягкостью Белл. Тамейлан держала форму, ее мускулы были трениро-
ванными - насколько это возможно в ее годы. Но в ее глазах стояло  выра-
жение, перечеркивавшее первое впечатление: чувство отстраненности, ухода
от жизни. О да, она все еще следила за всем, что происходило вокруг,  но
что-то в ней уже начало сдавать позиции. Прославленный интеллект  Тамей-
лан превратился в какую-то разновидность хитрости, она теперь более  по-
лагалась на наблюдения и решения прошлого, чем на то, что видела здесь и
сейчас в настоящем.
   Пора начать готовить замену. Думаю, это будет Шиана. Шпана опасна для
нас, но она - многообещающий человек. И в ней - кровь Дюны.
   Одрейд сосредоточилась на клочковатых бровях Тамейлан, нависавших над
дряблыми веками. Да. Шиана заменит Тамейлан.
   Зная всю сложность стоящего перед ними вопроса, Там примет это  реше-
ние. В момент оглашения - Одрад знала это, - достаточно  будет  обратить
внимание Там на огромную сложность и опасность сложившегося положения.
   Черт побери, мне будет ее не хватать!


   Невозможно познать историю без знания того, как движутся в ее потоках
ключевые фигуры. Каждый лидер для увековечивания ведущего своего положе-
ния нуждается в человеке извне. Исследуйте мою карьеру: я был и  лидером
и аутсайдером. Не подумайте, что я просто взял и создал Государство-Цер-
ковь. Это было моей функцией как лидера, и  я  копировал  многочисленные
исторические модели. Варварское искусство моего времени  доказывает  мое
аутсайдерство. Излюбленный вид поэзии - эпос.  Популярный  драматический
идеал - героизм. Танцоры -  повсеместно  заброшены.  Стимуляторы,  чтобы
заставить людей ощутить, что я отобрал у них. Что я взял? Право выбирать
свою собственную роль в истории.
   Лито II (Тиран)
   Перевод Ветер Бебе

   Я умру! - думала Луцилла. Прошу вас, Сестры, не допустите, чтобы  это
произошло, пока я не передам драгоценный груз, какой хранится в моем ра-
зуме!
   Сестры!
   Понятие семьи лишь изредка находило свое выражение в среде Бене Джес-
серит, но все же оно было здесь. В генетическом смысле они и  были  род-
ней. А из-за Иной Памяти часто знали и в чем. Им не  требовалось  особых
обозначений, таких как "троюродная сестра" или "внучатная тетя". Родство
виделось им, как видит свое полотно ткачиха. Они  знали,  как  основа  и
уток создают ткань. Мир, лучший чем любая Семья, это ткань Бене  Джессе-
рит, что скрепляла Общину Сестер, но основу этой ткани  создавал  именно
древний инстинкт Семьи.
   Теперь Луцилла думала о Сестрах лишь  как  о  Семье.  Семье,  которой
столь нужно то, что она несла в себе.
   Глупо было искать убежища на Гамму!
   Но  ее  поврежденный  не-корабль  отказался  ковылять   дальше.   Как
дьявольски экстравагантны были Преподобные Матери! Ее ужасала  заключен-
ная в этой экстравагантности ненависть.
   Обложенный вдоль возможных путей бегства с Лампадаса смертельными ло-
вушками,  периметр  Сворачиваемого  Пространства  прорастал   крохотными
не-сферами, в каждой из которых содержались проектор поля и дающая  залп
в момент контакта лазерная пушка. Когда луч лазера  ударял  в  генератор
Хольцмана в несфере, цепная реакция выпускала на волю  ядерную  энергию.
Окажись в поле ловушки, и тебя безмолвно накроет разрушительный  ядерный
взрыв. Дорогостояще, но насколько эффективно! Несколько таких взрывов, и
даже гигантский корабль Гильдии превратится в бессмысленную щепку посре-
ди пустоты. Защитные анализаторы системы ее корабля проникли в  сущность
ловушки только когда уже стало слишком поздно, и, подумала она, пожалуй,
стоит считать, что тебе повезло.
   Однако сейчас, невидящими глазами вглядываясь в пейзаж за распахнутым
окном этого изолированного дома на Гамму, особой радости она не чувство-
вала. Окно было распахнуто, и полуденный бриз нес с собой неизбежный за-
пах масла, чего-то грязного в дыме огня  где-то  неподалеку.  Харконенны
оставили на этой планете свой столь глубокий масляный след, что едва  ли
его когданибудь удастся стереть.
   Связным ее здесь был отошедший от дел врач школы Сук, но  она  знала,
что в нем кроется нечто много большее, нечто столь секретное, что разде-
лить эту тайну может лишь ограниченное число Сестер Бене Джессерит. Зна-
ние это заключалось в особой классификации: Тайны, о которых мы не гово-
рим даже среди своих, поскольку это причинит нам вред. Тайны, которые мы
не передаем от Сестры к Сестре, разделяя общую жизнь, поскольку нет отк-
рытого пути. Тайны, которые мы не решаемся знать, пока не возникнет  не-
обходимость. Луцилла наткнулась на это лишь из-за  скрытого  намека  Од-
рейд.
   "Знаешь, что интересно на Гамму? Гм, там  все  общество  зиждется  на
том, что все они потребляют освященную пищу. Обычай, привнесенный иммиг-
рантами, которые так никогда и не ассимилировались. Живут замкнуто, зас-
тыли на браках между своими, и так далее. Естественно, порождают обычные
мифические байки: шепоты, слухи. Служит тому, чтобы еще больше их изоли-
ровать. В точности, как они того хотят".
   Луцилла знала о существовании  одного  древнего  сообщества,  которое
прекрасно укладывалось в подобное описание. Любопытно.  Сообщество,  что
пришло ей на ум, вымерло незадолго до Вторых Космических Миграций.  Про-
думанное перекапывание Архивов только подстегнуло ее любопытство.  Стиль
жизни, затуманенные слухами описания  религиозных  ритуалов  -  особенно
канделябры - особые святые дни и предписания, запрещающие какую бы то ни
было работу в течение этих дней. И есть они не только на Гамму!
   Однажды утром, воспользовавшись необычным затишьем, Луцилла  отправи-
лась в кабинет, чтобы проверить свою  "проективную  догадку",  нечто  не
столь надежное как предвидение Ментата, но и нечто большее,  чем  просто
теория.
   - Полагаю, у вас для меня новое назначение.
   - Я видела, ты лазишь по Архивам.
   - Просто мне показалось, что именно сейчас это не мешает сделать.
   - Ищешь взаимосвязи?
   - Догадка. - Это тайное общество на Гамму - они ведь  евреи,  не  так
ли?
   - Тебе, возможно, понадобится специальная информация о том месте, ку-
да ты получишь назначение. - Брошено как бы невзначай.
   Не ожидая приглашения, Луцилла опустилась в подвижное кресло  Беллон-
ды.
   Одрейд отыскала на столе стилос, нацарапала что-то на  растворяющейся
бумаге и протянула листок Луцилле так, чтобы скрыть слова  от  возможных
лишних глаз.
   Уловив намек, Луцилла низко нагнулась  над  запиской,  так  чтобы  ее
прикрывал щит у спинки кресла.
   - Твоя догадка правильна. И ты должна умереть  прежде,  чем  откроешь
ее. Это - цена их сотрудничества, знак великого доверия.
   Луцилла порвала записку.
   Используя идентификаторы сетчатки глаза и ладони,  Одрейд  отодвинула
панель в стене позади своего кресла, достала небольшой ридулийский крис-
талл и протянула его Луцилле. Кристалл был теплым, но по  спине  Луциллы
пробежал холодок. Что можно хранить в  таком  секрете?  Из-под  рабочего
стола Одрейд достала защитную полусферу и легким движением повернула  ее
над поверхностью стола.
   Чуть дрогнувшей рукой Луцилла опустила кристалл  в  принимающее  уст-
ройство и натянула полусферу так, чтобы она прикрывала и  ее  голову.  И
тут же в ее сознании стали возникать слова, к пониманию, узнаванию  про-
бивался голос, говорящий с невероятно древним как  бы  рваным  акцентом:
"Люди, к которым мы хотим привлечь ваше внимание, - евреи.  Много  эонов
назад они приняли решение, призванное защитить их народ. Ответом на нес-
кончаемые погромы стало решение исчезнуть с глаз человечества. Космичес-
кие путешествия сделали это не только возможным, но  и  привлекательным.
Они спрятались на бесчисленных планетах - их собственное Рассеивание - и
вероятно, они управляют планетами, где живут исключительно их люди.  Это
не означает, что они оставили практики древних веков, к которым прибега-
ли когда-то из необходимости выжить. Можно  с  уверенностью  утверждать,
что старая религия существует до сих пор, хотя и в несколько  измененном
виде. И, вероятно, раввин старых времен не почувствует себя не на  месте
за менора саббаты в еврейском доме наших дней. Но конспирация их такова,
что всю жизнь вы можете работать бок о бок с евреем и ни о чем не подоз-
ревать. Они называют это "Полным Прикрытием", хотя и сознают  его  опас-
ности".
   Это Луцилла приняла без единого вопроса. То,  что  держится  в  такой
тайне, будет воспринято как опасность любым, кто хотя  бы  заподозрит  о
его существовании. "А зачем же еще они держат все в секрете? Ответь  мне
на это!"
   Кристалл продолжал вливать свои секреты в ее сознание:
   "Под угрозой раскрытия, они демонстрируют  стандартную  реакцию:  "Мы
жаждем религии наших корней. Это воскрешение, возвращающее  все  лучшее,
что было в нашем прошлом".
   В подобном ходе событий не было ничего  нового.  Всегда  существовали
"рехнувшиеся воскрешатели".  Это  гарантированно  вызывало  волну  любо-
пытства. "Они? О так это снова свора воскрешателей".
   "Маскирующая система (продолжал кристалл) в нашем  случае  успеха  не
имела. У нас свое собственное хорошо документированное еврейское  насле-
дие и фонд Иной Памяти для объяснения причин подобной конспирации. Мы не
вмешивались в сложившуюся ситуацию до тех пор, пока я. Великая Мать,  во
время и после битвы Коррин (Действительно древность.) увидела, что  наша
Община нуждается в тайном обществе, группе людей, которая быстро среаги-
ровала бы на наши требования о поддержке".
   Требования. В Луцилле пробудился здоровый скептицизм.
   Великая Мать из далекого  прошлого  предусмотрела  и  такую  реакцию.
"Иногда мы предъявляем требования, которые они не могут не удовлетворить
или обойти. Но и нам они предъявляют свои".
   Луцилла почувствовала, как погружается, запутывается  в  чуть  ли  не
мистической загадке этого подпольного общества. Ее неуклюжие  запросы  в
Архивах вызывали по большей части отказ предоставить информацию. "Евреи?
Что это такое? Ах, да - древняя секта. Займись этим сама. У нас нет вре-
мени на пустые исследования в области религии".
   Однако кристалл еще не кончил:
   Евреев забавляет, а иногда раздражает то, что они  рассматривают  как
наши попытки копировать их. Задокументированное в наших отчетах  домини-
рование женской линии для контроля порядка зачатий,  воспринимается  как
еврейская черта. Евреем является только тот, чья мать еврейка.  Диаспора
будет запомнена, - заключил кристалл. - Сохранение этого в тайне -  дело
нашей чести".
   Луцилла подняла с головы полусферу.
   - Ты - наилучший кандидат для исключительно деликатной миссии на Лам-
падас, - проговорила Одрейд, возвращая кристалл в его тайное хранилище.
   Но это же прошлое и вероятно оно давно уже мертво.  Взгляни-ка,  куда
завела меня "деликатная миссия", Одрейд!
   С высоты второго этажа сельского домика на Гамму Луцилла увидела, как
на участок прибыл огромный грузовоз. Внизу под ней сновали люди. Со всех
сторон встретить грузовоз с бобами и овощами подходили работники. До нее
доносился едкий запах рубленого костного мозга.
   От окна Луцилла не отодвинулась. Хозяин снабдил ее местной одеждой  -
длинным платьем из желтоватосерого драпа и ярким голубым  шарфом,  чтобы
скрыть ее песочного цвета волосы. Очень важно не привлекать к себе неже-
лательного внимания. Она еще раньше видела, как несколько  женщин  нена-
долго останавливались поглазеть на работу в поле. Ее  присутствие  здесь
можно принять за простое любопытство.
   Это был большой грузовоз, его носители, работая над грузом продукции,
сложили его по отчетливо различимым секциям. Оператор стоял в прозрачной
кабине впереди, руки на рулевом колесе, глаза устремлены вперед.  Широко
расставив ноги, он как бы полулежал на сетке гибкой поддержки левым бед-
ром касаясь панели электричества. Это был  крупный  мужчина  со  смуглым
морщинистым лицом и тронутыми сединой волосами. Его тело было  продолже-
нием сложного механизма - тяжелое направляющее движение. Проезжая  мимо,
он на мгновение скользнул взглядом по Луцилле, потом вновь сосредоточил-
ся на тракте, ведущем на  обширную  погрузочную  площадку,  обозначенную
зданиями под ней.
   Встроен в свою машину, - подумала она. Дает представление о том,  как
люди подлаживаются под то, что они делают. В этой мысли Луцилла  ощутила
уходящую силу. Если ты слишком подлаживаешься к чему-то  одному,  другие
способности атрофируются. - Мы становимся тем, что делаем.
   Внезапно она увидела саму себя оператором какой-то огромной машины, в
этом ментальном образе она ничем не отличалась от мужчины в грузовозе.
   Громадина прогромыхала мимо нее прочь из двора, причем ее оператор не
уделил ей больше никакого внимания. Один раз он ее видел. К чему  отвле-
каться во второй?
   Мой хозяин, подыскивая убежище, сделал мудрый выбор,  подумалось  ей.
Скудно населенная местность с надежными работниками  в  непосредственной
близи и нелюбопытными прохожими.  Тяжелая  работа  умеряет  любопытство.
Когда ее везли сюда, она не  преминула  обратить  внимание  на  характер
местности. Был вечер, и люди уже потянулись к своим домам. Плотность го-
родского населения можно оценить по тому времени, когда  останавливается
работа в городе. Все рано по постелям, и вот вы уже в свободном регионе.
Ночная активность говорит о том, что люди в городе беспокойны,  дерганы,
раз сознают, что остальные не спят, полны сил и слишком близко.
   Что навело меня на такую задумчивость?
   В начале первого отступления Общины Сестер, еще до страшнейших  беше-
ных атак Чтимых Матер, Луцилла испытывала определенные трудности, стара-
ясь осознать общее убеждение, что "кто-то охотится на нас с одним  наме-
рением - убить".
   Погром! Вот как назвал это рабби,  прежде  чем  уйти  сегодня  утором
"посмотреть, что я могу для тебя сделать".
   Она знала, что рабби намеренно употребил это слово, исполненное  глу-
бокой древности и горечи воспоминаний. Но с момента первого своего опыта
на Гамму до этого погрома Луцилла  чувствовала,  сколь  плотным  кольцом
сжимаются вокруг нее обстоятельства, которые она не в силах  контролиро-
вать.
   Тогда я тоже была беженкой.
   В ситуации, в которой в настоящее время оказалась Община Сестер, было
немало сходного с тем, что ей пришлось выстрадать в правление Тирана, за
исключением одного - Бог Император, судя по всему (в ретроспективе), ни-
когда не намеревался уничтожить Дочерей Джессера, только управлять  ими.
И этого он безусловно добился!
   Где этот проклятый рабби?
   Это был большой, сильный человек в старомодных очках. Борода его  вы-
горела под палящим солнцем. Немного морщин, хотя по голосу  и  движениям
этого человека она ясно прочла его возраст. Очки  заставляли  сосредото-
чить внимание на глубоко посаженных карих глазах, что вглядывались в нее
с таким странным напряжением.
   - Чтимые Матер, - сказал он (прямо в этой комнате с голыми стенами на
втором этаже), когда она объяснила, в  какое  затруднительное  положение
попала. - Ну надо же! Это будет сложно.
   Этого ответа Луцилла ожидала и, что важнее, видела, что он  тоже  это
знает.
   - Здесь навигатор Гильдии на Гамму тоже помогает тебя разыскивать. Он
- с Эдрика, очень могущественный, как мне говорили.
   - Во мне кровь есть Сионы. Он не может меня видеть.
   - Также как и меня или моих людей - по тем же причинам.  Знаешь,  мы,
евреи, привыкли приспосабливаться к необходимости.
   - Этот Эдрик - не более чем жест, - отозвалась она.
   - Он мало что может.
   - Но они привезли его сюда. Боюсь, нам  не  найти  способа  безопасно
отослать тебя с планеты.
   - Что тогда мы можем сделать?
   - Посмотрим. Мои люди не совсем беспомощны, понимаешь?
   Луцилла распознала искренность и беспокойство за ее судьбу.  Он  спо-
койно продолжал, рассказывая  о  сопротивлении  сексуальным  обольщениям
Чтимых Матер, "делать это незаметно, так чтобы не вызвать их ярости".
   - Пойду расскажу новости кое-кому на ухо, - сказал он.
   Как это ни странно, от этих слов она почувствовала, как  возвращается
к жизни. Зачастую в том, как ты попадаешь в руки  профессиональных  вра-
чей, есть что-то отстраненное и жестокое. Она искала поддержки в  знании
о том, что последователи Сук проходят кодирование  на  то,  чтобы  остро
чувствовать твои нужды, оказывать сочувствие и поддержку. (Все  то,  что
может только встать поперек дороги в случае опасности.)
   Бессознательно она приложила усилие, чтобы  вернуть  себе  утраченное
спокойствие, концентрируясь наличной мантре, которую она извлекла из об-
разования смертисоло, в одиночку.
   Если мне придется умереть, я должна передать комуто этот трансцедент-
ный урок. Я должна уйти безмятежно.
   Это помогло, но она по-прежнему чувствовала озноб. Рабби ушел слишком
давно. Что-то не так.
   Права ли я была, доверившись ему?
   Несмотря на растущие мрачные предчувствия, Луцилла заставила себя за-
няться практикой наивности Бене Джессерит, возвращая  в  сознании  сцены
встречи с рабби. Ее прокторы называли это "невинностью, которая  естест-
венно сочетается с неопытностью, состояние, часто путаемое  с  невежест-
вом". В этой наивности сливались все вещи и события. Состояние это  было
близким к деятельности Ментата.  Информация  поступала  без  предвзятого
вмешательства памяти. "Ты - зеркало, в коем отражается Вселенная. В этом
отражении весь твой опыт. Из твоих чувств возникают образы. Выстраивают-
ся гипотезы. Важные, путь даже неверные. Это исключительный случай,  где
даже больше, чем одно неверное исходное данное, вместе могут выдать  на-
дежное решение".
   - Мы с готовностью послужим тебе, - говорил рабби.
   Можно гарантировать, такое насторожит любую Преподобную Мать.
   Объяснения кристалла Одрейд внезапно  показались  неадекватными.  Это
почти всегда выгода. Она восприняла это как цинизм, но цинизм,  происте-
кающий из обширного опыта. Попытки вытеснить его из человеческого  пове-
дения всегда разбивались о камни приложения на практике. Социализирующие
и коммунистические системы меняли лишь расчеты, которыми измерялась  вы-
года. Невероятных размеров управленческая бюрократия - силой был расчет.
   Луцилла предостерегала саму себя, что проявления его всегда одни и те
же. Взгляни только на дорогую ферму рабби!  Убежище  отошедшего  от  дел
доктора Сук? Она видела, что лежало за этим хозяйством: слуги, еще более
роскошные аппартаменты. А должно быть и больше. Не важно, в рамках какой
системы, все оставалось неизменным: лучшая  еда,  прекрасные  любовницы,
беспрепятственное передвижение, великолепные условия отдыха.
   Это становится очень у томительно, если сталкиваться с подобным столь
же часто, как это выпало мне.
   Она понимала,  что  образы  в  ее  разуме  беспорядочно  мерцают,  но
чувствовала, что не в силах сделать чтолибо,  чтобы  это  предотвратить.
Выживание. На дне выставляемых любой системой  требований  всегда  лежит
выживание. А я угроза выживанию рабби и его людей.
   Он лебезил перед ней. Бдительно следи за теми,  кто  подлизывается  к
нам, вынюхивая все те силы, какими, полагают, мы  обладаем.  Как  лестно
обнаружить толпы слуг, ждущих, жаждущих исполнить  любую  нашу  прихоть!
Насколько это расслабляет.
   Ошибка Чтимых Матер.
   Что же задерживает рабби?
   Прикидывает, сколько удастся вытянуть из Преподобной матери Луциллы?
   Где-то внизу хлопнула тяжелая дверь, от  чего  задрожал  пол  второго
этажа. Торопливые шаги по лестнице. Как примитивны эти  люди.  Лестницы!
Луцилла повернулась на звук открывающейся двери. Рабби принес с собой  в
комнату богатый, обволакивающий запах меланжа, но остановился  у  двери,
оценивая в каком она настроении.
   - Прости мое промедление, дорогая госпожа. Я был вызван  для  допроса
Эдриком, Навигатором Гильдии.
   Это объясняло запах спайса. Навигаторы вечно были погружены в газ ме-
ланжа, испарения которого зачастую искажали их черты. Луцилла легко мог-
ла визуализовать представить себе тонкий угол рта Навигатора и его урод-
ливые отвисшие нос и уши. Рот и нос казались до смешного  крохотными  на
гигантском лице Навигатора с его пульсирующими висками. И  знала,  каким
ничтожным и беззащитным должен был чувствовать себя рабби, слушая то пе-
реливы, то завывания странного голоса, под  аккомпанемент  механического
перевода на безличную галаку.
   - Что он хотел?
   - Тебя.
   - Он...
   - Он не знает наверняка, но я уверен, он подозревает нас. Впрочем, он
подозревает всех и каждого.
   - За тобой кто-нибудь шел?
   - Не обязательно. Они в состоянии найти меня, как только я  им  пона-
доблюсь.
   - Что будем делать? - она и сама знала, что говорит  слишком  быстро,
слишком громко.
   - Дорогая госпожа... - он сделал три шага вперед, и она увидела,  что
на лбу и на носу у него выступил пот. Страх. Она чуяла его.
   - Ладно, что?
   - Экономическая политика за действиями Чтимых Матер - мы  расцениваем
их как представляющие некоторый интерес.
   В его словах выкристаллизовались ее страхи. Я знала  это.  Он  просто
продаст меня!
   - Как вы Преподобные Матери прекрасно знаете, в экономических  систе-
мах всегда находятся бреши.
   - Да? - с абсолютной настороженностью.
   - Неполное подавление торговли каким-либо видом товаров повышает при-
были торговцев, в особенности прибыли тех,  кто  держит  в  своих  руках
распространение, - заминка в его словах прозвучала как  предостережение.
- Заблуждение - полагать, что можно контролировать нежелательные  нарко-
тики, останавливая их на границах.
   Что он пытается ей сказать? Его слова описывали  элементарные  факты,
известные даже послушницам. Возросшие доходы всегда  использовались  для
покупки безопасных путей в обход охраны границ, а зачастую  для  подкупа
этих людей.
   Он купил слуг Чтимых Матер? Но не может же он думать,  что  такое  не
будет стоить ему и его людям жизни?
   Она терпеливо ждала, пока он соберется с мыслями, судя по  всему,  он
подыскивал такую для них форму, которая, по его мнению,  наверняка  была
бы приемлемой для нее.
   Почему он направил ее внимание на охрану границ? А ведь именно это он
и сделал! Охрана всегда расчетлива и в принципе готова предать своих на-
чальников. Их мнение: "Если не я, деньги получит кто-то другой".
   Луцилла осмелилась дать волю надежде.
   Рабби прочистил горло. Очевидно, он отыскал необходимые слова и расс-
тавил их в должном порядке.
   - Я не верю в то, что существует какой-либо способ переправить тебя с
Гамму живой.
   Она не ожидала столь прямого приговора:
   - Но...
   - Информация, которую ты несешь в себе, иное дело, - продолжал он.
   Так вот что лежало за всеми этими фразами о границах и охране!
   - Ты не понимаешь, рабби. Моя информация - это  не  просто  несколько
слов и некие предостережения, - она постучала пальцем  себя  по  лбу.  -
Здесь много драгоценных жизней, и все они несут в себе незаменимый  опыт
прошлых существовании, знания их столь жизненно важны, что...
   - А-а, но я понимаю, дорогая госпожа. Наша проблема в том, что не по-
нимаешь ты.
   Всегда эти ссылки на понимание!
   - Но в данный момент то, на что я полагаюсь, это твоя честь, - сказал
он.
   Ага, легендарная честность и надежность слова Бене Джессерит, раз оно
однажды было дано!
   - Ты же знаешь, я скорее умру, чем предам вас, - ответила Луцилла.
   В ответ он только довольно беспомощным жестом широко, развел руки.
   - Я целиком и полностью в этом убежден, дорогая госпожа. Вопрос не  в
предательстве, а в том, что мы никогда не открывали вашей Общине.
   - Что ты этим хочешь сказать? - властно, едва ли не Голосом  (который
ее предупреждали не использовать в обращении с этими евреями).
   - Я должен взять с тебя обещание. Мне нужно твое слово, что из-за то-
го, что я тебе открою, вы не повернетесь против нас. Ты должна пообещать
принять мое решение нашей дилеммы.
   - Вслепую?
   - Только потому, что я прошу тебя об этом и я уверяю, что мы не нару-
шим наших обязательств твоей Общине.
   Луцилла уставилась на него, пытаясь проникнуть за барьер, который  он
воздвиг между ними. Поверхностные его реакции читались легко, но как до-
тянуться до загадки его столь неожиданного поведения.
   Рабби ждал, пока эта внушающая страх женщина примет свое  решение.  В
присутствии Преподобных Матерей он всегда чувствовал  себя  неуютно.  Он
знал, каково должно быть ее решение, и потому ему было жаль ее.  Он  так
же видел, как легко она читает эту жалость в  выражении  его  лица.  Они
знают так много и так мало. Силы их бесспорны, а их знание о Тайном  Из-
раэле столь опасно!
   Однако этот долг следует возвратить им. Она не из Избранных, но  долг
есть долг. Честь есть честь. Правда есть правда.
   Бене Джессерит не единожды помогала Тайному Израэлю  выстоять  в  час
нужды. Погром - это то, что его люди  понимали  без  долгих  объяснений.
Погром глубоко отпечатался в душе Тайного Израэля. И благодаря Невырази-
мому, избранные люди не забудут этого никогда. Не забудут, как и не смо-
гут простить.
   Память оставалась свежа в повседневных ритуалах (и периодически  под-
черкивалась на общих собраниях), отбрасывала огненный отблеск на то, что
знал рабби, ему предстоит совершить. И эта несчастная женщина! И она по-
пала в ловушку памяти и обстоятельств.
   В котел! Нас обоих!
   - Я даю слово, - проговорила Луцилла.
   Рабби вернулся к единственной в комнате двери, открыл ее.  На  пороге
показалась женщина в длинном, до полу коричневом платье. Повинуясь приг-
лашающему жесту рабби, она перешагнула через порог. Ее волосы цвета ста-
рого плавучего дерева были завязаны в тугой узел на шее. Лицо  морщинис-
тое и сморщенное, и темное, как сушеный миндаль.  Но  глаза!  Совершенно
голубые! И на дне их холод стали...
   - Это Ребекка, одна из наших людей, - донесся до Луциллы голос рабби.
- Как, я уверен, ты уже заметила, она совершила опасный поступок.
   - Агония, - прошептала Луцилла.
   - Она прошла через это давно и хорошо служит нам. Теперь же она  пос-
лужит тебе.
   Луцилле требовалась уверенность:
   - Ты сумеешь разделить?
   - Я никогда не делала этого, госпожа, но я знаю, что это, -  с  этими
словами Ребекка подошла ближе и остановилась лишь тогда, когда  их  тела
почти соприкоснулись.
   Они склонились друг к другу, Луцилла лбом коснулась лба странной жен-
щины. Поднялись руки, и каждая из женщин сжала ими плечи другой.
   За мгновение до того, как слился их разум, Луцилла из  глубин  своего
направила мощную проективную волну:
   - Это должно дойти до моих Сестер!
   - Обещаю, дорогая госпожа.
   В этом абсолютном слиянии двух сознании не было места обману, искрен-
ность его определило сознание неминуемой и скорой смертью  или  ядовитая
эссенцией меланжа,  которую  древние  фримены  не  зря  называли  "малой
смертью". Луцилла приняла обещание Ребекки. Эта дикая  Преподобная  Мать
евреев его исполнению посвятила свою жизнь. Но там есть  и  что-то  еще!
Разглядев что, Луцилла судорожно вдохнула. Рабби намеревается продать ее
Чтимым. Матер. Оператор грузовоза был одним из их агентов, который прие-
хал, чтобы убедиться, что в домике на ферме действительно женщина, соот-
ветствующая описанию Луциллы.
   Искренность Ребекки не оставила Луцилле надежды на спасение:
   - Для нас это единственный способ спастись и поддержать правдоподобие
нашего прикрытия.
   Так вот почему рабби навел ее на мысль об охране и тех, кто  нарушает
закон силы! Умно, ничего не скажешь. И я согласилась, а он знал, что так
и произойдет.


   Невозможно манипулировать марионеткой, дергая лишь за одну нитку.
   Дзен-сунитское изречение

   Преподобная Мать Шиана стояла подле козел с будущей скульптурой.  Се-
рая в тонкой сети бороздок глина, как экзотические  перчатки,  покрывала
ее руки. Почти за час под этими руками черный сенсиплаз на подставке об-
ретал предназначенную ему форму. Шиана чувствовала, что близка к  творе-
нию, стремящемуся реализоваться, вырваться на свободу из какого-то дико-
го уголка внутри самого ее существа. От напора энергии творения по всему
телу бежали мурашки, и она успела подумать, не ощущают ли это и те,  кто
проходит по своим делам через зал справа от нее. Северное окно  ее  мас-
терской, к которому она сейчас стояла  спиной,  пропускало  свет  серого
дня, а в западном оранжевым полыхал пустынный закат.
   Престер, старшая помощница Шианы, здесь на  пустынной  наблюдательной
станции появилась в дверях еще несколько минут назад, но  весь  персонал
станции прекрасно знал, что себе дороже прерывать Шиану во  время  такой
работы.
   Отступив на шаг назад, Шиана тыльной стороной руки  смахнула  со  лба
прядь выгоревших на солнце русых волос. Черный плаз как некий вызов  вы-
сился на своем постаменте, все его изгибы и плоскости почти соответство-
вали той форме, какую она ощущала в себе.
   Я прихожу сюда творить, когда мои страхи достигают своего пика, поду-
малось ей.
   Эта мысль придавила творческий порыв, и Шиане пришлось  удвоить  уси-
лия, чтобы попытаться закончить скульптуру. Покрытые глиной руки вдавли-
вали и разглаживали поверхность плаза, и черный силуэт следовал  каждому
касанию, как волна, гонимая безумным ветром.
   Свет северного окна померк, и по краям потолка зажглись  автоматичес-
кие компенсаторы с их желтоватосерым свечением, но это было не одно и то
же. Совсем не то!
   Шиана отодвинулась от работы. Близко... но не достаточно.  Она  почти
могла коснуться формы в своем сознании, почувствовать как та  шевелится,
стремясь к рождению. Но плаз не был ею. Одно размашистое движение правой
рукой, и он превратился в черный ком на подставке.
   Проклятье!
   Шиана сорвала с рук перчатки, бросила их  на  ближайшую  к  подставке
полку. За западным окном еще догорала оранжевая полоса заката, но гасла,
бледнела столь же быстро, как и творческий порыв в ней.
   Быстро направившись к закатному окну, она успела увидеть, как возвра-
щаются последние поисковые команды дневной  смены.  Посадочные  огни  их
троптеров, как дротики светлячков, падали на землю на юге, где на пути у
подступающих дюн временно было создано пологое плоскогорье. Потому,  как
медленно опускались троптеры, можно было догадаться, что они не нашли ни
прорывов спайса, ни каких-либо иных свидетельств тому, что из выпущенной
здесь песчаной форели начали наконец развиваться песчаные черви.
   Я вроде пастуха червей, которые могут так никогда и не появиться.
   Стекло с теменью за ним позволяло увидеть собственное темное  отраже-
ние. Видно было, где оставила свой след Агония Спайса. Худенькая до чер-
на загоревшая бродяжка с Дюны превратилась в высокую аскетичную женщину.
Но русые волосы не сдавались в попытках убежать возле уха из-под  тугого
чепца. И отчетливо видна странность совершенно голубых -  без  белков  -
глаз. И другие это тоже видели. В этом и заключалась ее проблема, источ-
ник части ее страхов.
   Казалось, нет никакой возможности остановить Миссионарию Протектива в
ее подготовке для нашей Шианы.
   Если разовьется гигантский песчаный червь  -  вернется  Шай-Хулуд!  И
Миссионария Протектива сообщества Бене Джессерит готова  была  выпустить
ее как метательный снаряд на ничего не подозревающее человечество, зара-
нее подготовленное к религиозному обожанию.  Миф  станет  реальностью...
точно так же, как только что она сама пыталась  воплотить  в  реальность
скульптурную форму внутри нее.
   Святая Шиана! Сам Бог Император - ее раб! Смотрите, как ей повинуются
священные черви! Лето возвратится!
   Воздействует ли это на Чтимых Матер? Вероятно. Уж они-то, по  крайней
мере, оказали Богу Императору медвежью услугу, тому его воплощению,  ко-
торое известно под именем Галдар.
   Едва ли они последуют за "Святой Шианой", разве что в подвигах на по-
ле секса. Шиана прекрасно сознавала, что ее поведение  в  этой  области,
возмутительное даже по меркам Бене Джессерит, было чем-то вроде протеста
против роли, которую пыталась навязать ей. Отговорка, что она  лишь  за-
вершает образование мужчин, которых тренирует в карнальных связях Дункан
Айдахо, была ничем иным как... просто отговоркой.
   Беллонда подозревает.
   Ментат Белл была постоянной опасностью для тех Сестер, которые  выде-
лялись из общей массы. Это оставалось  основной  причиной,  почему  Белл
сохраняла свою позицию силы и в Верховном Совете Сестринской общины.
   Шиана отвернулась от окна и бросилась в оранжевый и  темно-коричневый
цвета покрывала, раскинутого на походной койке. Прямо перед ней оказался
черно-белый графический рисунок - изображение гигантского песчаного чер-
вя, вырастающего над человеческой фигурой.
   Вот чем они были и чем никогда не станут вновь.  Что  же  я  пыталась
сказать этим рисунком? Если бы знать, быть может,  удалось  бы  окончить
скульптуру из плаза.
   Рискованно было вырабатывать их секретный с  Дунканом  язык  движений
рук. Но есть вещи, которых не должна знать Община Сестер - пока еще  ра-
но.
   Возможно, для нас обоих все же есть способ бежать.
   Но куда им идти? Эта Вселенная осаждена Чтимыми  Матер,  пронизана  и
другими силами. Эта Вселенная - лишь скопление разрозненных планет,  на-
селенных по большей части людьми, которые желают  лишь  в  мире  прожить
свои жизни - в одних местах принимая руководство Бене Гессерит, во  мно-
гих регионах - корчась под пятой Чтимых Матер, надеясь, по большей  час-
ти, на то, чтобы самим насколько возможно управлять своими мирами, - не-
увядаемая мечта о демократии, - а затем всегда существовали неизвестные.
И всегда урок, преподанный Чтимыми Матер! Ключи  Мурбеллы  говорят,  что
Чтимые Матер созданы экстремистами из Преподобных  Матерей  и  Глашатаев
Рыбы. Демократия Глашатаев Рыбы превратилась в автокритию Чтимых  Матер!
И этих ключей-улик слишком много, чтобы их можно было просто  так  сбро-
сить со счетов. Но почему они так подчеркивают бессознательное принужде-
ние своими Т-пробами, клеточную индукцию, сексуальную доблесть?
   Где рынок, который принял бы наши бежавшие таланты?
   У этой Вселенной не существует более единой  биржи.  Можно  различить
участки надземной сети. Сеть эта крайне  непрочна,  основана  на  старых
компромиссах и временных соглашениях.
   Одрейд однажды сказала:
   - Она напоминает старое платье с обтрепавшимся подолом и  залатанными
дырами.
   Крепко связывающей отдельные планеты торговой сети КАНИКТ, какая была
у Старой Империи, больше не существовало. Теперь это были  лишь  перепу-
ганные популяции миров, связанные лишь непрочнейшей из нитей. Люди всег-
да с презрением относились к этой латаной и  перелатаной  рухляди,  нос-
тальгически мечтая о старых добрых временах.
   Каким должен быть тот мир, чтобы он принял нас как простых  беженцев,
а не как Священную Шпану и ее консорта?
   Не то чтобы Дункан был консортом. Это было  изначальным  планом  Бене
Джессерит: "Привяжите Шиану к Дункану. Мы контролируем его, а он  сможет
взять ее под контроль".
   Мурбела поставила крест на этом плане. Доброе дело для нас обоих. Ко-
му нужна сексуальная одержимость! Но Шиана была вынуждена признать,  что
испытывает по отношению к Дункану Айдахо странно смешанные чувства. Раз-
говор посредством рук, прикосновений. И что они скажут Одрейд, когда  та
решит сунуть нос в их дела? Не если, когда.
   "Мы говорим о том, каким способом Мурбелле и Дункану сбежать от  вас,
Великая Мать. Мы говорим о способах вернуть Тэгу его память. Мы  говорим
о нашем личном восстании против Бене Джессерит. Да, Дарви  Одрейд!  Ваша
бывшая ученица задумывает мятеж против вас".
   Шиане приходилось признаваться самой себе, что и по отношению к  Мур-
белле она испытывает столь же смешанные чувства.
   Ей удалось одомашнить Дункана, в то время как я, вероятно,  потерпела
бы неудачу.
   Захваченная в плен Чтимая Матер  -  захватывающее  существо,  которое
стоит изучить... а иногда и забавное. На стене столовой послушниц на ко-
рабле красовался плакат с ее шуточными стихами:
   Эй Бог! Надеюсь, ты там, не отвлекся на битву.
   Хочу, чтобы ты услышал мою молитву.
   Тот образ-кумир на полке здесь у меня,
   Это, и в самом деле, ты или я сама?
   Ну, ладно уж, слушай мои слова:
   Прошу, пусть пройдет моя голова.
   Помоги обойти ловушки пути моего,
   Сделай это ради меня и себя самого.
   Создай образец совершенства
   На удивленье Прокторам, ради их же блаженства.
   Или просто получи от этого радость,
   Как вода дарует текучую сладость.
   Неважно, причин это требует каких,
   Сверши чудо ради нас двоих.
   Одно удовольствие было наблюдать последующую ее  перепалку  с  Одрейд
(подсмотренную в отчете ком-камер).
   Голос Одрейд странно скрипуч и резок:
   - Мурбелла? Ты?
   - Боюсь, что так, - в ответе ни грана раскаяния.
   - Боишься, что так? - по-прежнему скрипит голос.
   - А почему бы и нет? - откровенно дерзко.
   - Ты отпускаешь шутки на счет Миссионарии! Не возражай. Это входило в
твои намерения.
   - Они так чертовски претенциозны!
   Вспоминая ту стычку, Шиана испытывала лишь сочувствие. Мятежная  Мур-
белла - это симптом. Что бродит втихую, прежде чем ты не будешь вынужден
обратить на это внимание?
   Интересно, какой была Мурбелла в детстве? Какое давление, какое  воз-
действие сделало ее такой, какая она есть? Жизнь  -  всегда  реакция  на
давление. Одни легко отдаются развлечениям и эти забавы их и  формируют:
поры вспухают и краснеют от излишеств. С предвкушением  на  них  смотрит
Бахус. Вожделение рисует на их лицах свои черты. Каждая Преподобная Мать
узнает его к миллионному наблюдаемому. Давление формирует  нас,  неважно
сопротивляемся мы ему или нет. Давление, формирование  -  вот  что  есть
жизнь. А своим скрытым неповиновением я создаю их новую форму.
   Учитывая теперешнюю вечную настороженность в ожидании угрозы,  разго-
вор рук с Дунканом скорее всего ни к чему ни приведет.
   Шиана подняла голову  посмотреть  на  черный  ком  на  подставке  для
скульптуры.
   Но я не отступлю. Я создам собственное утверждение жизни. Я сама соз-
дам свою собственную жизнь! И к шайтану Бене Джессерит!
   И я потеряю уважение моих Сестер.
   Было что-то сентиментально антикварное в том, как всем  им  навязыва-
лась полная уважения иерархия. Община хранила ее с незапаметных  времен,
как частицу древнейшего своего прошлого,  регулярно  доставая  на  свет,
чтобы почистить и зачинить, как по отношению ко всем  творениям  челове-
ческого разума требует этого время. Нашлось ей место и  сейчас,  хотя  и
спрятана она в невысказываемой вслух почтительности.
   Таким образом, ты, Преподобная Мать, и что ни говори, это верно.
   Шиана знала, что обстоятельства вынудят ее испытать, сколько выдержит
эта древность, где ее пределы, а возможно, и сломать этот реликт. И  тот
черный плаз, рвущийся на волю из того, что никак  не  может  угомониться
внутри ее существа, - лишь один из элементов того, что, как  она  знает,
ей еще предстоит. Назовите это мятежом, назовите как угодно,  силе,  что
распирает ей грудь, невозможно ответить нет.


   Ограничь себя  размышлениями  и  всегда  пропустишь  основной  момент
собственной жизни. Суть следует этого определить: живи насколько сможешь
полной жизнью. Жизнь - это игра, правила которой ты узнаешь,  погружаясь
в нее и проигрывая ее до конца. В противном случае смещения игры  посто-
янно преподносят тебе какие-то сюрпризы, постоянно  застигают  врасплох.
Нe-играющие часто скулят и жалуются, что счастье всегда обходит их  сто-
роной. Они отказываются увидеть то, что сами могут творить свою удачу.
   - Дарви Одрейд

   Вы просмотрели последний отчет ком-камер на Айдахо? -  спросила  Бел-
лонда.
   - После! После!
   Одрейд почувствовала, что проголодалась, а также, что ощущение это  -
реакция на вполне уместный вопрос Белл.
   С каждым днем все сужается вокруг Великой Матери кольцо  необходимос-
ти, давление неотложных проблем. Всегда она пыталась встречать свои пов-
седневные обязанности, вооружившись неослабевающим интересом к  окружаю-
щему. Чем больше вещей ее интересует, тем шире поле ее информации, а это
гарантированно приносит дополнительные данные,  а  использование  чувств
обрабатывало их. Суть, вот до чего докопаться стремилось ее любопытство.
Суть. Это было сравни поискам пищи для утоления волчьего голода.
   Но дни ее становились репликами  сегодняшнего  утра.  Ее  пристрастие
личным инспекциям было общеизвестно, но поддерживали ее стены  кабинета.
Она должна быть там, где ее легко достичь. Не только связаться с ней, но
и в том месте, откуда  она  в  состоянии  мгновенно  разослать  людей  и
экстренные сообщения.
   Проклятье! Я успею. Должна!
   И эта спешка помимо всего прочего... времени не остается...  давление
времени...
   Шиана как-то сказала: "Мы катимся к концу взятых в займы дней".
   Очень поэтично! Большая помощь перед лицом  практических  требований.
Пока не упадет топр, просто необходимо отослать в Рассеивание как  можно
больше клеток Бене Джессерит. Ничто иное не  может  сейчас  иметь  такой
первостепенной важности. Ткань Бене Джессерит рвется на части,  рассыла-
ется к целям в далеком космосе, о которых никто в Доме Ордена ничего  не
знает. Временами этом поток виделся Одрейд обрезками и обрывками.  Ском-
канные они отправлялись прочь на своих  не-кораблях,  прихватив  выводок
песчаных форелей в особом садке, традиции Дочерей Гессера и воспоминания
в руководство. Однажды сотни лет назад Общине уже пришлось прибегнуть  к
этому во время Первого Рассеивания и ни одна из Сестер не вернулась  на-
зад, не пришло ни единой весточки. Ни одной. Ни  одной.  Вернулись  лишь
Чтимые Матре. Если они когда и были  Бене  Джессерит,  теперь  это  лишь
ужасное, слепо самоубийственное извращение.
   Воссоединимся ли мы когда-нибудь?
   Одрейд перевела взгляд на работу на письменном столе: еще одна  пачка
отборочных карточек. Кому уходить, а кому следует остаться? И нет време-
ни остановиться и глубоко вдохнуть. Иная Память, та, что принадлежала ее
предшественнице Таразе, вмешалась, чтобы сыграть зануду: "Я же говорила!
Видишь, через что мне пришлось пройти? ".
   А когда-то так было интересно, есть ли наверху место и для меня.
   Место, возможно и есть (как любила  она  повторять  послушницам),  но
очень редко достаточно времени.
   Думая в основном о пассивных послушницах - населении  Бене  Джессерит
"вне Общины" - Одрейд зачастую завидовала им. Им позволялось питать  ил-
люзии. Что за успокоение. Можно делать вид, что жить будешь  вечно,  Что
завтра будет лучшим, чем сегодня, что боги на небесах смотрят на тебя  с
терпением и заботой.
   От этого провала в пустые мечты она отпрянула с отвращением  к  самой
себе. Незамутненное зрение лучше, неважно, что видят твои глаза.
   - Я просмотрела последние отчеты на Айдахо, - сказала  она,  переведя
взгляд на терпеливо ждущую по ту сторону стола Беллонду.
   - У него любопытные инстинкты, - откликнулась Беллонда.
   Одрейд задумалась над этими  словами.  Ком-камеры,  установленные  по
всему не-кораблю, не упускали ничего. Гипотеза Совета относительно  Дун-
кана Айдахо с каждым днем из вес больше теории превращалась в убеждение.
Сколько же воспоминаний из серии жизней прототипа Айдахо хранит  в  себе
эта гола?
   - У Там все больше сомнений относительно их детей, - продолжала  Бел-
лонда. - У них проявились опасные способности?
   Этого следовало ожидать. Троих детей, которых в  не-корабле  Мурбелла
родила Айдахо, забрали сразу за после их рождения. За их ростом и разви-
тием велось неусыпное и тщательное наблюдение. Обладают ли они сверхъес-
тественной реактивной скоростью, какую проявляют Чтимые  Матре?  Слишком
рано, чтобы что-то утверждать. По словам Мурбеллы эти способности разви-
ваются в отрочестве.
   Взятая в плен Чтимая Матре отнеслась к тому, что у нее забрали детей,
со смирением, за которым клокотала ярость. Напротив, от  Айдахо  они  не
дождались почти никакой реакции. Странно. Может,  появилось  нечто,  что
позволило ему шире взглянуть на произведение потомства? Взглянуть на это
с точки зрения Бене Джессерит?
   - Еще одна генетическая программа Дочерей Джессера? -  фыркнул  тогда
он.
   Одрейд отстранено следила за течением собственных  мыслей.  Возможно,
то, с чем они столкнулись в Айдахо, и в самом деле позиция Бене  Джессе-
рит. Община полагала, что эмоциональная привязанность есть древний руди-
мент - безусловно важный для выживания человечества во  времена  далекой
древности, но в плане Бене Гессерит ему нет места.
   Инстинкты.
   То, что приходит со спермой и яйцеклеткой. Часто громкие и  исполнен-
ные силы: "С тобой говорит биологическая природа, дура! ".
   Любимые... потомство... голод... Все это бессознательные мотивы,  оп-
ределяющие специфическое поведение. Опасно вмешиваться в такие вещи. Хо-
зяйки Рождений прекрасно это сознавали, даже несмотря на то, что занима-
лись они именно этим. В Совете из-за их деятельности периодически разго-
рались шумные дебаты, а кончались они на том, что Совет еще раз приказы-
вал тщательно следить за последствиями.
   - Ты изучила отчеты. И это весь ответ? - учитывая характер Белл, зву-
чит жалобно.
   В отчете ком-камер, вызвавшем такой интерес Белл, содержалась  сцена,
где Айдахо чуть ли не допрашивал Мурбеллу о вызывающих сексуальную зави-
симость техниках Чтимых Матерей.  Зачем?  Его  параллельные  способности
происходили от кодирования его клеток в  акслотль-автоклаве.  Источником
способностей Айдахо была сходная с инстинктом бессознательная установка,
но результат был неотличим от эффекта, достигаемого Чтимыми Матре:  экс-
таз, который возрастал до такой степени, что исчезало все  рациональное,
и привязывал жертву к источнику таких наслаждений.
   Пытаясь словами прояснить свои способности, Мурбелла доходила  только
до этой стадии. Судя по всему, в ней говорила остаточная ярость, что Ай-
дахо подсадил ее тем же самыми методами, каким обучали ее.
   - Мурбелла замыкается, когда Айдахо спрашивает о мотивах,  -  сказала
Беллонда.
   Да, я это заметила.
   - Я могла бы убить тебя, и ты это  прекрасно  знаешь!  -  проговорила
Мурбелла.
   Отчет ком-камер показывал их в постели в апартаментах Мурбеллы внутри
не-корабля, очевидно, сразу после утоления голода взаимной  зависимости.
На обнаженных телах блестел пот. Мурбелла лежала с синим  полотенцем  на
лбу, зеленые глаза смотрели прямо в линзы ком-камер. Казалось, она смот-
ри прямо в глаза наблюдателям. Крохотные оранжевые пятна в зеленых  гла-
зах. Яростные точки, результат остаточного запаса в ее  теле  заменителя
спайса, который применяли Чтимые Матре. Теперь она была на меланже  -  и
никаких неблагоприятных симптомов.
   Айдахо лежал подле нее, черные волосы разметаны вокруг лица  в  ярком
контрасте с подушкой. Глаза закрыты, но веки чуть подрагивают.  Худ.  Он
мало ел, и это несмотря на все завлекательные блюда, которые ему посылал
собственный повар Одрейд. Высокие скулы выступали теперь  еще  четче.  С
каждым годом заточения черты его лица становились все резче.
   Одрейд знала, угроза Мурбеллы действительно  подкреплена  физическими
способностями, но с точки зрения психологии это было... Убить своего лю-
бовника? Маловероятно!
   Мысли Беллонды, очевидно, бежали по тому же руслу.
   - Чего она добивалась, демонстрируя свою физическую скорость? Вы  ви-
дели такое и раньше.
   - Она знает о нашем наблюдении.
   Ком-камеры показали, как Мурбелла, поборов слабость, оставшуюся после
соития, соскользнула с кровати. Двигаясь  с  искажающей  очертания  ско-
ростью (гораздо быстрее всего, чего удалось  до  сих  пор  достичь  Бене
Джессерит), она выбросила вперед правую ногу  и  остановила  удар  лишь,
когда ее нога оказалась на волосок от головы Дункана.
   Дункан открыл глаза, еще когда она соскальзывала с кровати. Ей в лицо
он смотрел без страха и не мигая.
   Ну и удар! Смертельный, если бы был нанесен. Достаточно лишь  однажды
увидеть такое, чтобы бояться всю жизнь. В движениях  ее  тела  никак  не
участвовали импульсы коры головного мозга. Что-то вроде движений насеко-
мого, атака, инициированная периферийными нервами.
   - Видишь! - Мурбелла опустила ногу и взглянула ему в лицо.
   Айдахо улыбнулся.
   Глядя на это, Одрейд напомнила себе, что у Общины  Сестер  есть  трое
детей Мурбеллы, все девочки. Хозяйки Рождений пребывали в радостном воз-
буждении. Со временем родившиеся от них Преподобные Матери смогут поспо-
рить в скорости с Чтимыми Матре.
   Со временем, которого у нас нет.
   Но Одрейд разделяла воодушевление Хозяек Рождений. Что  за  скорость!
Прибавьте к этому тренингу мускуловнервов, огромные пара-ресурсы  Общины
Сестер! То, что в силах было сотворить подобное сочетание, безмолвно ле-
жало до времени внутри нее.
   - Она сделала это не для нас, а для него, - сказала Беллонда.
   В этом Одрейд была не уверена. Мурбеллу возмущало постоянное наблюде-
ние, но она научилась не обращать на  него  внимания.  Во  многих  своих
действиях она явно ингнорировала людей за глазками  ком-камер.  А  отчет
тем времен показывал, как она свернулась в постели рядом с Айдахо.
   - Я ограничила доступ к этой записи, -  сказала  Беллонда.  -  Многие
послушницы и так обеспокоены.
   Одрейд кивнула в ответ. Сексуальная зависимость. Этот аспект  способ-
ностей Чтимых Матре создавал беспокоящую зыбь в сознании младших из  До-
черей Джессера, особенно среди  алколитов.  Наводит  на  размышления.  И
большинство Сестер в Доме Ордена  знали,  что  Преподобная  Мать  Шиана,
единственная из них, практикует некоторые из этих техник в пренебрежение
страхам, что эти методы могут ослабить Бене Джессерит.
   "Нам нельзя превращаться в Чтимых Матре". Белл всегда  так  говорила.
Но Шиана представляет собой значительный фактор контроля. Она  учит  нас
кое-чему о Мурбелле.
   Однажды, застав Мурбеллу в ее апартаментах внутри не-корабля  одну  и
не настороже, Одрейд попыталась задать ей прямой вопрос:
   - До того, как появился Айдахо, ни у одной из вас не возникло искуше-
ния, скажем, "соединиться в радости"?
   - Он поймал меня случайно! - с яростной гордостью бросила Мурбелла.
   Та же ярость, какой она среагировала на вопросы Айдахо.  Вспомнив  об
этом, Одрейд наклонилась над рабочим столом и вызвала оригинал записи.
   - Смотри, как она озлилась, - проговорила Беллонда. - Готова рискнуть
своей репутацией, это гипнотический запрет отвечать на подобные вопросы.
   - Все снимется во время Агонии Спайса, - откликнулась Одрейд.
   - Если она когда-нибудь дойдет до этого!
   - Предполагается, что гипнотранс относится к нашим секретам.
   Беллонда задумалась над очевидным выводом. Ни одна из  Сестер,  отос-
ланных в Рассеивание, не вернулась.
   Огненными каплями их сознание жгли слова: "Не  ренегаты  ли  из  Бене
Джессерит создали Чтимых Матре? ". Многое наводило на эту  мысль.  Зачем
тогда они прибегают к сексуальному порабощению мужчин? То, что  лепетала
о истории своих прошлых Сестер  Мурбелла,  не  могло  дать  удовлетвори-
тельного ответа. Все в Чтимых Матре шло вразрез с учением  Бене  Джессе-
рит.
   - Нам нужно узнать, - настаивала Беллонда. -  То,  немногое,  что  мы
знаем, внушает тревогу.
   Одрейд признавала важность этого вопроса. Насколько притягательна по-
добная способность? Надо думать, более чем притягательна. Проецируя фан-
тазии, на поводке желаний можно повести за собой население целых планет.
   Страшную силу осмелились использовать Чтимые Матери.  Позволить  Все-
ленной узнать, что у них в руках ключ к подобному ослепительному  экста-
зу, и половину битвы они выиграли. Один намек на то, что нечто  подобное
существует, сам по себе начало капитуляции. Люди уровня Мурбеллы  в  той
другой Общине Сестер могут и не понимать, но те,  кто  руководит  ими...
Может быть, они просто используют эту силу, не беспокоя себя или не  по-
дозревая о ее глубинной мощи? Если бы это было так, как удалось бы  зав-
лечь в этот тупик наших Рассеянных Сестер?
   Ранее Беллонда предложила собственную гипотезу:
   Чтимая Матре, перед ней взятая в плен  Преподобная  Мать  из  первого
Рассеивания. "Приветствуем вас, Преподобная Мать. Нам бы хотелось, чтобы
вы поприсутствовали при небольшой демонстрации нашей  силы".  Интерлюдия
сексуальной демонстрации, за которой следует показ  физической  скорости
Чтимой Матре. Затем - отказ в меланже и инъекция основанного на  адрена-
лине заменителя пополам с гипно-наркотиком. В гипнотическом трансе. Пре-
подобная Мать подвергалась сексуальному кодированию.
   Это в сочетании с избирательной агонией, вследствие отказа в меланже,
(по предположению Белл) могло заставить жертву отказаться от своего про-
исхождения.
   Помогите нам, Парки! Так исходные Чтимые Матре все были  Преподобными
Матерями? Решимся мы опробовать эту гипотезу на самих себе? Что об  этом
можно узнать от этой пары в не-корабле?
   Два источника информации лежали тут же на виду  у  бдительного  взора
Общины, но ключ к ним еще простояло отыскать.
   Женщина и мужчина, которые перестали быть партнерами для производства
потомства, перестали быть друг для друга утешением и поддержкой.  Приба-
вилось нечто новое. Ставки головокружительно возросли.
   В проигрывающейся на рабочем столе записи комкамер  Мурбелла  сказала
что-то, что привлекло внимание Великой Матери.
   - Мы, Чтимые Матери, сами сделали это над собой! Невозможно винить  в
этом кого-либо другого.
   - Ты слышала? - потребовала ответа Беллонда.
   Одрейд резко тряхнула головой, чтобы помощница не отвлекала ее от за-
писанной перепалки.
   - Ну обо мне-то ты этого не можешь сказать, - возразил Айдахо.
   - Пустая отговорка, - обвинила его в ответ Мурбелла. - Тлейлаксу  за-
кодировали тебя поймать в ловушку первую же из тех, на кого наложен  От-
печаток, как только ты с ней столкнешься.
   - И убить ее, - поправил Айдахо. - Вот что входило в их намерения.
   - Но ты даже не пытался убить меня. Не то чтобы у тебя что-нибудь по-
лучилось.
   - Что тогда... - Айдахо остановился на полуслове, бессознательно бро-
сив взгляд на глазок записывающей ком-камеры.
   - Что он там собирался сказать? - набросилась Беллонда. - Нужно выяс-
нить!
   Но Одрейд молча продолжала наблюдать за  пленной  парой  на  корабле.
Мурбелла проявляла удивительное понимание ситуации.
   - Ты думаешь, ты поймал меня в результате случая, в подготовке  этого
ты никак не замешан?
   - Вот именно.
   - Но я вижу в тебе нечто, что принимает все целиком и  полностью!  Ты
не просто следовал закодированным установкам. Ты старался изо всех сил!
   Взгляд Айдахо стал непроницаемым. Он запрокинул голову, потянулся.
   - Это выражение Ментата! - обвиняюще воскликнула Беллонда.
   Все чувства, все логические  выводы  Одрейд  подтверждали  заключение
Беллонды, но предстояло еще вытянуть это признание из  Айдахо.  Если  он
Ментат, почему утаивать эту информацию?
   По причине иных вещей, подразумеваемых этими способностями. Он боится
нас и по праву.
   - Ты импровизировал, улучшал то, что сделали с тобой Тлейлаксу,  -  с
презрением продолжала Мурбелла. - В тебе есть нечто, что не  жаловалось,
что бы ни случилось!
   - Так вот, как она обходится с собственным чувством вины, - задумчиво
сказала Беллонда. - Ей нужно верить в то, что это правда, или Айдахо  не
удалось, бы заманить ее в ловушку.
   Одрейд поджала губы. Проекция показывала, что выпад  Мурбеллы  только
позабавил Айдахо.
   - Возможно, для нас обоих это было одинаково.
   - Ты не можешь винить Тлейлаксу, а я не могу винить Чтимых Матерей.
   В кабинет вошла Тамейлан и опустилась в кресло подле Беллонды.
   - Вижу, вас это тоже заинтересовало, - она указала на фигурки  проек-
ции.
   Одрейд отключила проектор.
   - Я осматривала наши акслотль-автоклавы, - сказала Тамейлан.  -  Этот
проклятый Скитейл утаил важнейшую информацию.
   - Но в нашей первой голе нет никаких недостатков, так ведь? -  потре-
бовала ответа Беллонда.
   - Ничего, что могли бы найти наши врачи Сук.
   - Нужно же Скитейлу оставить что-то себе  для  дальнейших  сделок,  -
мягко проговорила Одрейд.
   Обе стороны разделяли некую фантазию: Скитейл платит  Бене  Джессерит
за спасение от Чтимых Матре и убежище в Доме Ордена. Но каждая Преподоб-
ная Мать знала, что что-то еще руководило последним Мастером Тлейлаксу.
   Умны, умны, Бене Тлейлакс. Гораздо умнее, чем мы подозревали.  И  они
запачкали нас своими акслольтавтоклавами. Само слово  "автоклав"  -  еще
один из их обманов. Мы рисовали себе контейнеры с нагретым жидким  аммо-
нием, каждый автоклав - фокус сложнейшей техники для дублирования  (тон-
ким, постепенным и контролируемым способом) работу чрева. Конечно, это и
есть автоклав! Но взгляните, что он содержит.
   Решение Тлейлаксу было прямолинейным: использовать оригинал. За много
миллионов эонов природа уже это выработала. Все, что требовалось от Бене
Тлейлакс, это добавить свою собственную  систему  контроля,  собственный
способ сдублировать информацию, хранящуюся в клетках.
   "Божественный Язык", как называл это Скитейл. Язык  Шайтана  было  бы
более уместно.
   Обратная связь. Клетка управляет своим собственным чревом. Во  всяком
случае это более или менее и делает оплодотворенная яйцеклетка. Тлейлак-
су только утончили процесс.
   Одрейд позволила себе вздохнуть, что привлекло резкие взгляды ее  по-
мощниц. У Великой Матери новые неприятности?
   Меня беспокоят откровения Скитейла. И взгляните, что сделали  с  нами
эти откровения. О, как мы отпрянули от "унижения". Затем рационализация.
И мы знали, что это рационализация! "Если нет  другого  пути.  Если  это
производит так отчаянно необходимые голы. Возможно, удастся найти добро-
вольцев." Нашлись! Добровольцы!
   - Витаешь в облаках! - проворчала Тамейлан.  Она  бросила  взгляд  на
Беллонду, начала было что-то говорить, но передумала.
   Лицо Беллонды превратилось в пустую маску, выражение часто  сопровож-
дающее ее приступы дурного настроения. Голос прозвучал не громче гортан-
ного шепота:
   - Я решительно настаиваю на том, чтобы устранить Айдахо. А что  каса-
ется этого монстра с Тлейлакс...
   - К чему, внося подобное предложение, прибегать к эфемизмам? - потре-
бовала Тамейлан.
   - Так убейте его! А Тлейлаксу следует подвергнуть всем методам  убеж-
дения, какие мы...
   - Перестаньте вы обе! - приказала Одрейд.
   Она на мгновение прижала ладони ко лбу и, глядя в  полукруглое  окно,
увидела, что за ним идет снег пополам с дождем. Контроль Погоды все чаще
допускает ошибки. Это не их вина, но нет на свете ничего, что люди нена-
видели бы больше, чем непредсказуемое. "Хотим, чтобы все было естествен-
но!" Что бы это ни значило.
   Когда на нее находили подобные мысли, Одрейд  начинала  тосковать  по
существованию, ограниченным приятным ей порядком: время от времени  про-
гулками по фруктовым садам. Ими она наслаждалась во  все  времена  года.
Тихий вечер с друзьями, приливы и отливы любопытной беседы с теми, к ко-
му она испытывала теплые чувства. Привязанность? Великая Мать могла поз-
волить себе многое - даже любовь к ближним. И вкусная еда  с  напитками,
отобранными за великолепный букет. И этого ей  хотелось.  Как  прекрасно
было бы играть на ощущениях неба. А потом... да, потом - теплая  постель
с нежным компаньоном, столь же чувствительным к ее  нуждам,  как  она  к
его.
   Конечно, большая часть этого невозможна. Ответственность! Что за  ог-
ромное слово! И как оно давит!
   - Я проголодалась - произнесла Одрейд. - Приказать, чтобы сюда подали
ленч?
   Беллонда и Тамейлан разом уставились на нее.
   - Но ведь еще только половина двенадцатого, - пожаловалась Тамейлан.
   - Да или нет? - настойчиво спросила Одрейд.
   Беллонда и Тамейлан молча обменялись взглядом.
   Среди Бене Джессерит (и Одрейд это знала) существовала поговорка, что
дела Общины идут глаже, когда удовлетворен желудок Великой  Матери.  Это
лишь немногим преувеличивало действительность.
   По интеркому Одрейд набрала код своей личной кухни:
   - Ланч на троих, Дуана. Что-нибудь особенное. На твой выбор.
   Ленч, когда он был сервирован, состоял из блюда,  которое  доставляло
Одрейд особое наслаждение, - запеченная телятина с овощами. Дуана новыми
травами придала ей тонкий оттенок чуть иного чем обычно вкуса: чуть-чуть
розмарина в телятину, овощи непереварены. Восхитительно.
   Одрейд наслаждалась каждым кусочком. Остальные двое с трудом  запихи-
вали в себя еду.
   Не в этом ли одна из причин, почему Великая Мать я, а не одна из них?
   Пока алколиты убирали остатки ленча, Одрейд  вернулась  к  одному  из
своих излюбленных вопросов:
   - Какие слухи ходят в общих комнатах и среди послушниц?
   Она вспомнила, как в дни собственного послушничества впитывала в себя
каждое слово старших женщин, ожидая великих откровений,  но  слыша  лишь
мелкие сплетни о Сестре такой-то или о последних проблемах  проктора  Х.
Впрочем, время от времени барьеры рушились и попадалась важная  информа-
ция.
   - Слишком многие послушницы говорят о том, что хотели бы  отправиться
в Рассеивание, - излишне резким голосом проговорила  Тамейлан.  -  Я  бы
сказала, крысы покидают тонущий корабль.
   - В последнее время всколыхнулся интерес к  Архивам,  -  внесла  свою
лепту Беллонда. - Сестры, из тех, кто что-то предчувствуют, приходят  за
подтверждением - сильно отмечены ли гены такой-то и такой-то  послушницы
печатью Сионы.
   Одрейд это показалось интересным. Их общий предок  Атридес  из  эонов
Тирана, Сиона Ибн Фуад аль-Сейефа Атридес, одарила своих  потомков  спо-
собностью, прячущей их от поисков тех, кто обладает  даром  предвидения.
Каждая, кто имела право свободно перемещаться по Дому Ордена,  разделяла
эту защиту предков.
   - Сильно отмечены? - переспросила Одрейд. - Они сомневаются, что  те,
о ком они спрашивают, защищены?
   - Они нуждаются в подтверждении, - проворчала Беллонда.  -  А  теперь
могу я вернуться к Айдахо? У него и есть генетическая отметка, и у  него
ее нет. Это меня беспокоит. Почему некоторые его клетки не несут маркера
Сионы? Что сделали с его клетками Тлейлаксу?
   - Дункан знает, в чем опасность, и он не склонен  к  самоубийству,  -
ответила Одрейд.
   - Мы не знаем, что он такое, - пожаловалась Беллонда.
   - Вероятно, Ментат, и все мы знаем, что это может означать, - сказала
Тамейлан.
   - Я понимаю, почему мы держим Мурбеллу, - не дала себя  отвлечь  Бел-
лонда. - Ценная информация. Но Айдахо и Скитейл...
   - Достаточно! - оборвала ее Одрейд.  -  Сторожевые  псы  могут  лаять
слишком долго!
   Беллонда нехотя умолкла. Сторожевые псы. Внутренний термин Бене Джес-
серит для обозначения постоянного наблюдения Сестер друг за другом, что-
бы все видели, что никто не проводит свои дни впустую. Очень утомительно
для алколитов, но не более чем часть повседневной жизни Преподобных  Ма-
терей.
   Однажды Одрейд объяснила это Мурбелле, они тогда были  одни  в  сером
голом помещении для бесед на некорабле. Стояли почти прикасаясь  друг  к
другу, глядя друг другу в лицо. Глаза на  одном  уровне.  Вполне  нефор-
мально и по-дружески. Если, конечно, исключить  сознание  того,  что  со
всех сторон тебя окружают глаза ком-камер.
   - Сторожевые псы, - сказала тогда Одрейд, отвечая на вопрос Мурбеллы.
- Это означает взаимную слежку. Не раздувай этого больше, чем  это  есть
на самом деле. Мы редко придираемся. Может хватить простого слова.
   Мурбелла - овальное лицо перекошено от отвращения, широко  поставлен-
ные зеленые глаза смотрят напряженно - очевидно,  подумала,  что  Одрейд
имеет в виду какой-то особый сигнал, слово или поговорку,  какие  Сестры
используют в подобных ситуациях.
   - Какого слова?
   - Проклятье, да любого! Какое покажется подходящим. Это как  взаимный
рефлекс. Мы делим общий "тик", который нас не раздражает. Мы  даже  при-
ветствуем его, поскольку он не дает нам бездельничать.
   - И если я стану Преподобной Матерью, вы станете сторожить меня?
   - Мы сами этого хотим. Без этих сторожей мы были бы слабее.
   - Звучит угнетающе.
   - Мы так не считаем.
   - Мне это кажется возмутительным, - она взглянула  на  поблескивающие
линзы на потолке. - Как и эти проклятые ком-камеры.
   - Мы заботимся о своих же, Мурбелла. Как только ты станешь Бене Джес-
серит, тебе гарантирована пожизненная поддержка.
   - Комфортабельная ниша, - фыркает она.
   - Нечто совершенно иное, - Одрейд говорила мягко. - Всю твою жизнь то
одно, то другое бросает тебе вызов. Ты расплачиваешься с Общиной  Сестер
до предела своих способностей.
   - Сторожевые псы!
   - Мы всегда тактичны по отношению друг к другу. Некоторые из нас, те,
что обладают властью, временами могут быть авторитарны, даже фамильярны,
но только такое обхождение тщательно отмерено в соответствии с  требова-
ниями момента.
   - И никогда по настоящему теплы или нежны?
   - Таково правило.
   - Привязанность, может быть, но не любовь?
   - Я объяснила тебе правило, - реакция ясно читалась на лице Мурбеллы:
"Так вот оно! Они потребуют, чтобы я отказалась от Дункана!"
   - Так значит у Бене Джессерит нет любви? - каким печальным был ее го-
лос. Надежды для Мурбеллы тогда еще не было.
   - Любовь случается, - ответила ей Одрейд, - но мои Сестры относятся к
ней как к отклонению.
   - Так значит то, что я чувствую к Дункану, отклонение?
   - И Сестры попытаются вылечить это.
   - Лечить! Применить корректирующую терапию к зараженным!
   - Любовь рассматривается в Сестрах как знак разложения.
   - Я вижу признаки разложения в вас!
   Как будто проследив ее мысли, Беллонда насильно вырвала Одрейд из за-
думчивости:
   - Эта Преподобная Мать никогда не свяжет  себя  с  нами!  -  Беллонда
стерла с угла рта оставшуюся от ленча каплю соуса. -  Мы  только  тратим
попусту время, пытаясь научить ее нашим обычаям.
   По крайней мере, Белл больше не зовет Мурбеллу "шлюхой",  -  подумала
Одрейд. - Прогресс.


   Все правительства испытывают проблему с набором кадров: власть  прив-
лекает патологических личностей. Дело не в том, что власть развращает, а
в том, что она обладает магнетическим притяжением  для  тех,  кто  готов
поддаться этому развращению. У подобных людей наблюдается тенденция упи-
ваться насилием, обстоятельство, от которого они быстро становятся  нар-
котически зависимыми.
   Миссионария Протектива
   Текст QIV (декто)

   Ребекка, как ей было приказано, стояла на коленях на выложенном  жел-
той плиткой полу, не решаясь поднять глаза на Великую Чтимую Матре,  та-
кую далекую, такую опасную. Уже два часа Ребекка ждала здесь почти в са-
мом центре гигантского зала, в то время как Великая Чтимая  Матре  и  ее
двор поглощали ленч, поданный раболепными  прислужниками.  Ребекка  тща-
тельно рассмотрела манеры слуг и теперь соревновалась с ними.
   Ее глаза все еще болели от  трансплантантов,  которые  рабби  дал  ей
меньше месяца назад. Эти глаза выставляли на всеобщее обозрение  голубой
ирис и белую склеру, ничем не выдавая Агонию Спайса в ее прошлом. Защита
была лишь временной. Менее чем за год и эти  трансплантанты  выдадут  ее
совершенной голубизной.
   Но боль в глазах представляла сейчас, насколько она могла судить, на-
именьшую из ее проблем. Органический дозатор сдабривал ее кровь отмерен-
ными дозами меланжа, скрывая зависимость. По приблизительной оценке  за-
паса должно хватить на  два  месяца.  Если  Чтимые  Матре  продержат  ее
дольше, отсутствие наркотика окунет ее в агонию, по сравнению с  которой
праздником покажется  изначальная.  Из  непосредственных  проблем  самым
опасным было присутствие Иных Воспоминаний, отмеряемых ей меланжем. Если
те женщины засекут их, это, безусловно, возбудит подозрения.
   Ты все делаешь правильно. Потерпи. Это проснулась Иная Память из бес-
численных жизней с Лампадас. Голос мягко перекатывался в ее голове. Зву-
чал он похоже на голос Луциллы, но Ребекка не была в этом уверена.
   За месяцы, что прошли с Разделения, которое возвестило себя как "Гла-
шатай твоей Мохалаты", голос этот стал знакомым. Этим  шлюхам  не  срав-
ниться с тобой в знании. Помни это, и пусть это придаст тебе смелости.
   Присутствие в ней Иных, которые не отвлекали ее внимания от того, что
происходило вокруг, наполняло ее благоговением. Мы называем это Подобием
Потока, - говорил Глашатай. - Подобие  Потока  умножает  твое  сознание.
Когда она попыталась объяснить это рабби, реакцией на ее слова был гнев.
   - Ты поражена нечистыми мыслями!
   Они сидели поздней ночью в кабинете рабби. "Украсть время из отпущен-
ных нам дней", называл это он. Кабинет находился под землей,  стены  его
были увешены полками с древними книгами, ридулийскими кристаллами, свит-
ками. Комнату защищали от зондирования лучшие устройства с Икс,  которые
потом модифицировали, чтобы улучшить, собственные люди рабби.
   Ей было позволено сидеть возле его стола, в то время как он откинулся
на спинку старого кресла. Светящийся шар на низкой подставке  отбрасывал
теплый желтый свет на его лицо и бороду, отблескивал на  очках,  которые
он носил едва ли не как символ своей службы.
   Ребекка изобразила смущение.
   - Но вы же говорили, что от нас требуется спасти эти сокровища с Лам-
падас. Разве Бене Джессерит не обошлись с нами по чести?
   В его глазах она заметила беспокойство.
   - Ты ведь слышала, как Леви говорил вчера, о чем здесь расспрашивали.
Почему ведьма-джессеритка пришла к нам? Вот что их интересовало.
   - Но в истории, что мы сочинили, нет противоречий и она внушает дове-
рие, - протестовала Ребекка, - Сестры научили нас  таким  вещам,  сквозь
которые не в состоянии проникнуть даже ясновидение.
   - Не знаю... не знаю... - рабби печально покачал головой. - Что  есть
ложь? Что есть правда? Не приговариваем ли мы себя  своими  собственными
устами?
   - Но ведь этому погрому мы противостоим, рабби! - это обычно укрепля-
ло его решимость.
   - Козаки! Ты права, дочь моя. Козаки существовали во все  времена,  и
мы не единственные, кто почувствовал их кнуты и мечи, когда они въезжали
в наши селенья с убийством в сердцах своих.
   Странно, подумалось Ребекке, как ему удается создать впечатление  то-
го, что эти события произошли совсем недавно, что он видел их  собствен-
ными глазами. Никогда не забыть, никогда не простить. Лидице был  вчера.
Что за мощь хранится в  памяти  Тайного  Израэля.  Погром!  В  продолжи-
тельности своего существования сила столь же мощная, как то  присутствие
Бене Джессерит, что поселилось теперь в ее сознании. Почти. Именно этому
сопро-тивляется рабби, сказала она самой себе.
   - Боюсь, ты была забрана от нас, - сказал рабби. - Что я с тобой сде-
лал? Что я наделал? И все во имя чести.
   Он оглядел инструменты на стене кабинета, которые сообщали  данные  о
ночной аккумуляции энергии от ветряных мельниц,  расположенных  по  всем
угодьям фермы. Инструменты говорили, что там наверху монотонно гудят ма-
шины, запасая энергию назавтра. Это был подарок Бене Джессерит:  свобода
от Икс. Независимость. Что за странное слово.
   - Эта вещь. Иные Воспоминания, кажется мне очень  сложной,  и  всегда
казалась, - сказал он, не глядя на Ребекку. - Память должна нести с  со-
бой мудрость, но не делает этого. Вот как мы управляем своей  памятью  и
вот куда прилагаем свои знания.
   Он оглянулся, посмотрел на нее, но его лицо утопало в тени.
   - Так что говорит тот, внутри тебя? Тот, о котором ты думаешь  как  о
Луцилле?
   Ребекка видела, как нравится ему произносить имя Луциллы. Если Луцил-
ла может говорить через дщерь Тайного Израэля, значит, она  еще  жива  и
никто ее не предавал.
   Прежде чем ответить, Ребекка опустила глаза:
   - Она говорит, в нас есть такие внутренние образы, звуки и  ощущения,
которые появляются по команде или вмешиваются в случае необходимости.
   - Необходимости, да! А что это если не сигналы чувств от  плоти,  что
когда-то была там, где не была ты, и, Возможно совершила  оскорбительные
деяния?
   Иные воспоминания, иные тела, - подумалось Ребекке. Раз испытав нечто
подобное, она никогда - это она знала точно - не откажется от  этого  по
собственной воле. Может, я и в самом деле стала Бене Джессерит. Конечно,
этого-то он и боится.
   - Вот что я тебе скажу, - продолжал рабби, - это "критическое  перек-
рещение живущих сознании", как они это называют, ничто, если ты не  соз-
наешь, что твои собственные решения, как нити, тянутся от тебя к  жизням
других людей.
   - Видеть свои собственные поступки в реакциях других, да, именно  так
это и понимают Сестры.
   - Вот это мудро. Чего, по словам госпожи, они жаждут?
   - Влияния на возмужание человечества.
   - Гм. И она полагает, что события лежат не за пределами ее влияния, а
просто за пределами ее чувств. Это почти мудро. Но возмужание... а,  Ре-
бекка. Не вмешиваемся ли мы в высочайший план? В праве ли человек  уста-
навливать пределы природы Яхве? Я думаю, Лето II это понимал. А  госпожа
внутри тебя отрицает это.
   - Она говорит, он был проклятым Тираном.
   - Был, но и до него существовали мудрые Тираны и без  сомнения  будут
существовать после нас.
   - Они зовут его Шайтан.
   - У него была власть самого Сатаны. В этом я разделяю их  страхи.  Он
не столько обладал даром предвидения, сколько скреплял мир. Он закреплял
облик того, что видел.
   - Тоже говорит и госпожа. Но она говорит, что это их Грааль он сохра-
нил.
   - И вновь я скажу, что они почти мудры.
   Тело рабби сотряс глубокий  вздох,  и  вновь  он  перевел  взгляд  на
инструменты на стене подземного кабинета. Энергия на завтра.
   Потом его внимание вернулось к Ребекке. Она изменилась, и  никуда  не
деться от сознания этого. Она стала очень похожа на Бене Джессерит.  Это
понятно. Ее ум наполнен всеми теми людьми с Лампадас. Но  они  не  гада-
ренская свинья, чтобы изгнать их в море,  и  их  дьявольские  наваждения
вместе с ними. И я не новый Христос.
   - То, что они говорят тебе о Великой Матери Одрейд - что она зачастую
проклинает своих собственных архивистов и архивы с ними.  Что  за  дела!
Разве архивы не сродни книгам, в которых мы сохраняем нашу мудрость?
   - Значит, я архивист, рабби?
   Этот вопрос поставил его в тупик, но также и  высветил  проблему.  Он
улыбнулся.
   - Вот что я тебе скажу, дочь моя. Признаюсь,  я  испытываю  некоторую
симпатию к Одрейд. Всегда есть кто-то, кто ворчит на архивариусов.
   - Мудро ли это, рабби? - как робко она это спросила!
   - Верь мне, дочь моя. Как тщательно подавляет архивист малейшую  тень
суждения! Одно слово за другим. Что за надменность!
   - Как они судят, какое слово употребить, рабби?
   - А, часть мудрости переходит в тебя, дочь моя. Но эти Бене Джессерит
не достигли мудрости и это их Грааль, что мешает им в этом.
   Это она прочла по его лицу. Он  стремится  вооружить  меня  сомнением
против тех жизней, что я несу в себе.
   - Позволь мне сказать тебе еще кое-что о Бене Джессерит, -  продолжил
он. И ничего не пришло ему на ум. Ни слова, ни совета из  притч.  Такого
не случалось с ним уже многие годы. Открытым для него  оставался  только
один путь: говорить от сердца.
   - Возможно, они слишком долго шли по пути в Дамаск без единой вспышки
просветления, Ребекка. Я боюсь, когда они говорят, что действуют на бла-
го человечества. Почему-то я не вижу этого в них и не верю в то, что Ти-
ран это видел.
   Когда Ребекка открыла рот, чтобы ответить, он  остановил  ее,  слегка
приподняв руку.
   - Возмужалое человечество? Так это их Грааль? А  не  созревший  плод,
который сорван и съеден?
   На полу Великого Зала Узловой Станции Ребекка  вспомнила  эти  слова,
увидев воплощение их не в тех жизнях, что она сохранила, а  в  поведении
тех, кто схватил ее.
   Великая Чтимая Матре закончила есть и вытерла руки о платье ближайшей
прислужницы.
   - Пусть она подойдет, - проговорила Великая Чтимая Матре.
   Боль ожгла левое плечо Ребекки, и она рванулась  на  коленях  вперед.
Та, которую звали Лонго, подошла сзади с ножнами охотника в правой  руке
и стрелкой стимулятора ткнула пленницу в бок.
   По залу прокатилась волна смеха.
   Ребекка с усилием поднялась на ноги и, стараясь держаться подальше от
стимулятора, кое-как добралась до подножия ведущей к Великой Чтимой Мат-
ре лестницы, где ее остановил стимулятор.
   - На колени! - Лонго подчеркнула приказ еще одним уколом.
   Ребекка упала на колени, уставившись прямо перед собой  на  ступеньки
лестницы. По желтым плиткам бежали тонкие трещины. Этот недостаток поче-
му-то придал ей уверенности.
   - Оставь ее, Лонго, - сказала Великая Чтимая Матре. - Мне нужны отве-
ты, не вопли. - Потом Ребекке: - Посмотри на меня, женщина!
   Ребекка подняла глаза и взглянула в лицо самой смерти.  Каким  непри-
метным должно быть лицо, чтобы на нем лежал отпечаток такой угрозы.  Та-
кие... такие ничем не примечательные черты.  Почти  обыкновенные.  Такая
маленькая фигурка. Все это только усилило чувство опасности. Какими  си-
лами должна обладать маленькая женщина,  чтобы  править  этими  ужасными
людьми.
   - Ты знаешь, почему ты здесь? - потребовала Великая Чтимая Матре.
   - Мне сказали, о Великая Чтимая Матре, что вы хотели, чтобы я подроб-
но рассказала о профессии Ясновидения и других делах  на  Гамму,  -  как
можно более униженно ответила Ребекка.
   - Ты спала с ясновидящим! - это было обвинением.
   - Он умер. Великая Чтимая Мать.
   - Нет, Лонго! - это относилось к помощнице, которая со стимулятором в
руке рванулась вперед. - Эта несчастная  не  знает  наших  обычаев.  Ну,
отойди же в сторону, Лонго, где меня бы не раздражала твоя пылкость.
   - Ты будешь говорить со мной только отвечая на мои вопросы, или когда
я прикажу тебе, несчастная! - выкрикнула Великая Чтимая Матре.
   Ребекка съежилась от страха.
   Это был почти Голос. Будь настороже - прошелестел  в  голове  Ребекки
шепот Глашатая.
   - Знала ли ты когда-нибудь о тех, кто зовут себя  Бене  Джессерит?  -
спросила Великая Чтимая Матре.
   Ну вот, началось!
   - Каждый сталкивался с ведьмами. Великая Чтимая Матре.
   - Что ты знаешь о них?
   Так вот зачем они меня сюда привезли.
   - Только то, что я слышала. Великая Чтимая Матре.
   - Они храбры?
   - Говорят, они всегда стремятся избежать риска, Великая Чтимая Матре.
   Ты достойна нас, Ребекка. Таков порядок этих шлюх. Камешек  бежит  по
склону в предназначенный ему канал. Они думают, что ты не любишь нас.
   - Эти Бене Джессерит богаты? - вопрос Великой Чтимой Матре.
   - Думаю, они бедны по сравнению с вами. Чтимая Матре.
   - Почему ты так думаешь? Не говори просто, чтобы доставить  мне  удо-
вольствие!
   - Но, Чтимая Матре, могли бы ведьмы послать огромный корабль с  Гамму
сюда просто для того, чтобы отвезти меня? И где эти ведьмы теперь?  Пря-
чутся от вас.
   - Ну, так где же они? - потребовала Чтимая Матре.
   Ребекка пожала плечами.
   - Ты была на Гамму, когда от нас бежал человек, которого они называли
Ваша? - спросила Чтимая Матре.
   Она знает, что ты была там.
   - Я была там, Великая Чтимая Матре, и слышала разные  истории.  Я  не
верю в них.
   - Ты будешь верить в то, во что я прикажу  тебе  верить,  несчастная!
Что за истории ты слышала?
   - Что он двигался со скоростью, незаметной для  глаза.  Что  он  убил
многих... людей голыми руками. Что он украл корабль и улетел в Рассеива-
ние.
   - Верь в то, что он улетел, несчастная.
   Смотри, как она боится! Она не может сдержать дрожи!
   - Расскажи о Ясновидении! - потребовала страшная женщина.
   - Великая Чтимая Матре, я не пониманию Ясновидения. Я знаю лишь слова
моего Шолема, моего мужа. Если пожелаете, я могу повторить эти слова.
   Чтимая Мать задумалась, обвела взглядом помощников  и  советников  по
обе стороны от возвышения, которые уже начали проявлять признаки скуки и
нетерпения. Почему она просто не убьет эту падаль?
   Ребекка, увидев оранжевый огонь насилия в уставившихся на нее  сотнях
глаз, внутренние сжалась. И теперь воспоминание  о  муже,  которого  она
всегда мысленно звала ласкательным именем Шоель, и его словах придало ей
сил. "Полный талант" проявился в нем еще в детстве.  Некоторые  называли
его инстинктом, но Шоель никогда не употреблял этого слова.
   - Доверяй ощущениям, идущим из нутра. Вот  что  всегда  говорили  мои
учителя.
   По его словам это выражение было настолько приземленным, что зачастую
отталкивало тех, кто приходил искать "эзотерических тайн".
   - В этом нет никакого секрета, - говорил Шоель. -  Это  тренировки  и
упорный труд, как и все остальное. Ты задействуешь то, что они  называют
"малым восприятием", способность отслеживать малейшие изменения  реакций
человека.
   Те же мелкие признаки Ребекка могла теперь различить  в  тех,  кто  в
упор смотрел на нее. Они хотят моей смерти. Почему?
   Великая любит показывать свою власть надо всеми, - помог советом Гла-
шатай. - Она делает не то, чего хотелось бы другим, а то,  чего,  по  ее
мнению, они не хотят.
   - Великая Чтимая Матре, - рискнула Ребекка, - вы так богаты, так  мо-
гущественны. Конечно, же у вас найдется какое-нибудь место среди  низших
слуг, где я могла бы вам Пригодиться.
   - Так ты хочешь поступить ко мне на службу?
   Что за звериная ухмылка!
   - Это осчастливило бы меня. Великая Чтимая Матре.
   - Я здесь не для того, чтобы делать тебя счастливой.
   - Тогда осчастливь нас. Дама, - Лонго спустилась на ступеньку вниз. -
Позволь нам поиграть с...
   - Молчать!
   Ах вот как. Ошибкой было назвать ее интимным именем здесь перед  все-
ми.
   Лонго отпрянула, едва не уронив стимулятор.
   Великая Чтимая Матре сверлила оранжевым взглядом Ребекку.
   - Ты вернешься к своему жалкому существованию на Гамму, несчастная. Я
не убью тебя. Это было бы милосердием. Увидев то, что мы могли  бы  тебе
дать, ты проживешь свою жизнь без этого.
   - Великая Чтимая Матре! - запротестовала  Лонго.  -  Мы  подозреваем,
что...
   - У меня есть подозрения на твой счет, Лонго. Отошли ее назад  и  жи-
вой! Ты меня слышишь? Или ты думаешь, что мы неспособны отыскать ее, ес-
ли она нам понадобится?
   - Нет, Великая Чтимая Матре.
   - Мы следим за тобой, несчастная.
   Приманка! Она рассматривает тебя как приманку, на которую можно  пой-
мать более крупную дичь. Интересно. У нее все же есть голова на  плечах,
и, несмотря на свою жестокость, она знает, как ее использовать. Так  вот
как она пришла к власти.
   Весь обратный путь на Гамму, скорчившись в вонючем трюме на  когда-то
принадлежавшем Гильдии корабле, Ребекка размышляла  над  затруднительным
положением, в котором очутилась. Конечно, эти шлюхи не ожидали, что  она
ошибочно истолкует их намерения. Но... может  и  ожидали.  Лизоблюдство,
раболепие. Они купаются в подобных вещах.
   Она знала, что это понимание в равной мере происходило как от Яснови-
дения ее дорогого Шоеля, так и от советчиков с Лампадас.
   - Ты аккумулируешь множество мелких наблюдений, воспринятых  чувства-
ми, но никогда не вышедших на поверхность сознания, - говорил  Шоель.  -
Слитые в единое целое они способны сказать тебе многое, но не языком, не
тем, на котором между собой говорят люди. В языке нет необходимости.
   Ей подумалось тогда, что это одна из самых странных вещей, какие  она
когда-либо слышала. Но это было до ее собственной Агонии. Ночью в посте-
ли, защищенные и умиротворенные ночной темнотой и прикосновением любящей
плоти, они действовали без слов, но и, делили слова.
   - Язык заслоняет от тебя мир, - продолжает Шоель. -  Что  нужно,  так
это научиться читать свои собственные реакции. Иногда удается найти сло-
ва, чтобы описать их... иногда... нет.
   - Никаких слов? Даже, чтобы задать вопрос?
   - Так ты хочешь слов? Каких? Доверие. Вера. Правда. Честность.
   - Это добрые слова, Шоель.
   - Они не попадают в цель. Не впадай в зависимость от них.
   - А на что полагаешься ты?
   - На мои собственные внутренние реакции. Я читаю самого  себя,  а  не
людей, что стоят передо мной. Я всегда узнаю ложь, потому  что  к  лжецу
мне хочется повернуться спиной.
   - Так вот как ты это делаешь! - она стучит  кулачком  по  мускулистой
руке.
   - Другие делают это иначе. Я слышала, как одна женщина говорила,  что
она распознает ложь, потому что ей хочется взять лжеца за руку и  пройти
несколько миль, успокаивая его. Можно считать это чушью, но это срабаты-
вает.
   - Я думаю, это очень мудро, Шоель.
   В ней говорит любовь, она не очень-то понимает о чем он говорит.
   - Драгоценная любовь моя, - он укачивает ее как ребенка, -  Ясновидя-
щие обладают Даром, который, раз проснувшись, работает всегда. Прошу, не
говори мне, что я мудр, когда в тебе говорит только любовь.
   - Прости, Шоель. Но мне хочется знать все, что знаешь ты.
   Он чуть сдвинул ее голову, так чтобы ей было удобнее.
   - Знаешь, что говорил мой инструктор третьей степени? "Не знай  ниче-
го! Научись быть абсолютно наивным!"
   - Совсем ничего? - она потрясена.
   - Ты подходишь ко всему как с пустой, чистой  грифельной  доской,  на
тебя не влияет ничто, в тебе ничего нет. Что не будет написано  на  этой
доске, напишешь ты это сам.
   Она начинает понимать:
   - Ничто не вмешивается.
   - Точно. Ты - как изначальный невежественный язычник, совершенно  бе-
зыскуственный, вплоть до того, что впадает в конечную иссушенность. Мож-
но сказать, ты находишь ее, не ища.
   - А вот это мудро, Шоель. Спорим, ты был лучшим учеником, какой у них
когда-либо был, самым быстрым и...
   - Я считал все это невероятной чушью.
   - Неправда!
   - Пока однажды я не почувствовал, как во  мне  что-то  всколыхнулось.
Это было не движение мускулов или чтото, что мог  бы  обнаружить  кто-то
иной. Просто сжатие.
   - Где?
   - Я не смог бы описать. Но мой инструктор четвертой ступени  подгото-
вил меня к этому. "Касайся этого существа  нежно.  Осторожно".  Один  из
учеников решил, что инструктор имеет в виду реальные руки. Как же мы хо-
хотали.
   - Это было жестоко.
   Она коснулась его щеки и почувствовала, как она уже  начинает  покры-
ваться жесткой щетиной. Было поздно, но ей не хотелось спать.
   - Пожалуй, жестоко. Но когда это что-то пришло, я узнал  его.  Ничего
подобного я не чувствовал раньше. Да и к тому же я был удивлен.  Понима-
ешь, узнав его, я понял, что это было во мне всегда. Оно было таким зна-
комым. Это во мне всколыхнулось Ясновидение.
   Ей показалось, она может ощутить, как  Ясновидение  шевелится  внутри
нее самой. Ощущение чуда в его голосе пробудило в ней что-то.
   - Тогда это было моим, - сказал он. - Это принадлежало мне и  я  при-
надлежал этому.
   - Как это должно быть чудесно, - в ее голосе благоговение и зависть.
   - Нет! Часть этого я ненавижу. Видя некоторых  людей  таким  образом,
как бы видишь их выпотрошенными, с висящими наружу внутренностями.
   - Отвратительно!
   - Да, но всегда есть и награда, любимая. Иногда ты встречаешь  других
людей, людей, которые как прекрасные цветы, протянутые тебе невинным ре-
бенком. Невинность. Ей отвечает невинность во мне самом, и во мне  креп-
нет мой дар. Вот что ты делаешь для меня, любовь моя.
   Не-корабль Чтимых Матре прибыл на Гамму, и они высадили ее возле кучи
отбросов с корабля, но ей в сущности было все равно.  Дома!  Я  дома,  и
Лампадас выжил вместе со мной.
   Рабби, однако, не разделял ее энтузиазма.
   И вновь они сидели в его кабинете, но теперь она чувствовала Иную Па-
мять внутри себя, как более знакомую, почти родную, чувствовала  большую
уверенность в ней. И ему это было видно.
   - Ты более чем когда либо похожа на них! Это нечисто.
   - Рабби, предки каждого из нас нечисты. Мне повезло, что я знаю неко-
торых из своих.
   - Что это? Что ты такое говоришь?
   - Мы все - потомки людей, которые творили страшные вещи, рабби. Мы не
любим думать о варварах среди наших предков, но тем не менее они есть.
   - Что за слова!
   - Преподобные Матери способны вспомнить их всех, рабби. Вспомни исто-
рию, выживают победители, завоеватели. Понимаешь?
   - Я никогда не слышал, чтобы ты говорила столь резко. Что случилось с
тобой, дочь моя?
   - Я выжила, зная, что победа иногда достигается сделкой с моралью.
   - Да что с тобой? Это - злые слова.
   - Злые? Варварство - еще слишком мягкое слово, для  всего  того  зла,
что творили наши предки. Предки всех нас, рабби.
   Она видела, что причинила ему боль, чувствовала жестокость  собствен-
ных слов, но не могла остановиться. Как может он бежать от правды в том,
что она говорит? Он же человек чести.
   - Рабби, - говорила она теперь мягче, "но тем глубже  ранили  его  ее
слова, - если бы ты стал свидетелем, хотя бы части  того,  что  вынудили
меня узнать Иные Воспоминания, ты бы вернулся назад, ища новых слов  для
обозначения зла. Некоторые деяния наших предшественников испоганят любой
ярлык, какой ты сможешь себе представить.
   - Ребекка... Ребекка... Я знаю необходимость...
   - Не отговаривайтесь "необходимостью времени"!
   Вы, как рабби, способны на большее. Значит, в нас нет голоса совести?
Есть, просто иногда мы не слушаем его.
   Он закрыл лицо руками, взад и вперед раскачиваясь  в  старом  кресле.
Кресло скрипело похоронной жалобой.
   - Рабби, вас я всегда уважала и любила. Для вас я прошла  через  Аго-
нию. Я разделила Лампадас для вас. Не отворачивайтесь от того, что я уз-
нала из этого.
   - Я не отворачиваюсь, - он убрал руки от лица, - не  отрицаю  ничего,
дочь моя. Но позволь мне мою боль.
   - Плевать на все эти рациональные рассуждения, то, с чем мне незамед-
лительно нужно справиться, - это то, что нет в мире невиновных.
   - Ребекка!
   - Виновный, может, и не правильное слово, рабби, но наши  предки  со-
вершили поступки, за которые надо заплатить.
   - Это я понимаю, Ребекка. Это баланс, который...
   - Не говорите мне, что вы что-то понимаете, когда я знаю, что это  не
так, - она вскочила с кресла и смотрела теперь на него  сверху  вниз.  -
Это не книга бухгалтерских балансов, которые надо свести. Как  далеко  в
прошлое вы готовы зайти?
   - Ребекка, я твой рабби. Ты не должна говорить таким образом, особен-
но со мной.
   - Чем дальше ты уходишь вспять, рабби, тем  ужаснее  жестокость,  тем
выше цена. Ты не способен уйти так далеко, но я вынуждена.
   Повернувшись, она вышла из кабинета, оставив без внимания его  полный
мольбы голос, боль, с которой он произносил ее имя. Закрывая дверь,  она
услышала, как он проговорил:
   - Что мы наделали? Израэль, помоги ей.


   Написание истории - процесс, слишком напоминающий отвлекающий маневр.
Большинство исторических отчетов отвлекают внимание от движения  скрытых
сил и их тайных влияний, скрывающихся за великими событиями.
   Баша Тэг

   Предоставленный самому себе,  Айдахо  часто  отправлялся  исследовать
свою тюрьму на не-корабле. Так много, что еще нужно увидеть и узнать  об
этом иксшанском артифакте.
   Он бросил мерить шагами рабочую  комнату,  остановился  взглянуть  на
ком-камеры, встроенные в блестящую поверхность двери. Они за ним следят.
У него возникло некое странное ощущение - будто он смотрит на самого се-
бя сквозь эти шпионящие за каждым движением узника глазки.  Что  думают,
глядя на него. Сестры? Коренастый мальчишка-гхола из давным-давно  мерт-
вой Обители на Гамму превратился в долговязого юношу, потом  в  высокого
мужчину: смуглая кожа, темные волосы. Волосы были  теперь  длиннее,  чем
тогда, когда он вошел на не-корабль в последний день Дюны.
   Глаза Бене Джессерит проникали под кожу. Айдахо был уверен,  они  по-
дозревают, что он Ментат, и боялся того, как они могут это интерпретиро-
вать. Как можно ожидать, что Ментату  удастся  бесконечно  прятать  этот
факт от Преподобных Матерей? Глупость! Айдахо знал, что они  и  так  уже
подозревают его в Ясновидении.
   - Мне скучно, - бросил он, помахав глазкам комкамер. - Я думаю побро-
дить по кораблю.
   Беллонда выходила из себя, когда он позволял себе  подобные  шутливые
выходки по отношению к надзору. Еще более она не любила, когда он  лазил
по кораблю, и не пыталась это от него скрывать. При каждой их встрече он
без труда читал в ее глазах все тот же невысказанный вопрос: "Ищет  спо-
соб бежать с корабля?"
   Именно это я и делаю, Белл, но не тем способом, что ты подозреваешь.
   Не-корабль ограничивал его возможности. Препон, запретных мест  здесь
было немало: внешнее силовое поле, за которое он не в силах был  проник-
нуть, определенные машинные помещения, где двигатель (как  ему  сказали)
временно выведен из строя, помещения охраны (в некоторые из них  он  мог
заглянуть, но не войти), арсенал, секция, предоставленная пленному Тлей-
лаксу, Скитейлу. Иногда у одного из барьеров он встречал Скитейла, и они
всматривались друг в друга сквозь глушащие звуки, разделяющие  их  поле.
Оставался еще и информационный барьер - некоторые секции базы данных ко-
рабля отказывались отвечать на его вопросы, храня в себе ответы, которые
его стражи не собирались давать.
   В этих пределах лежал целый мир - рассматривай, изучай, коль  хочешь,
тысячи и тысячи увлекательных предметов - хватит на целую жизнь, даже на
жизнь в три сотни стандартных лет, какой у него были все основания  ожи-
дать.
   Если нас не найдут Чтимые Матре.
   Айдахо понимал, что с их точки зрения, он - крупная  добыча,  которой
они так жаждут, которая нужна им даже больше, чем женщины в Доме Ордена.
Иллюзий относительно того, что сделают с ним эти охотницы, у него  было.
Они знали, что он здесь. Мужчины, которых он тренировал на вовлечение  в
сексуальную зависимость и посылал терзать Чтимых  Матре  -  эти  мужчины
насмехались над охотницами.
   Узнав о его способностях Ментата, Сестры тут же поймут, что  его  па-
мять таит в себе больше воспоминаний, чем может относиться к одной жизни
гхолы. У оригинала не было этого таланта. Они станут подозревать, что он
латентный Квизац Хадерах. Только взгляните, как тщательно они отмеривают
ему меланж. Ясно, их приводит в ужас возможность повторения ошибки,  ка-
кую они допустили с Полом Атридесом и его сыном Тираном.  Тридцать  пять
сотен лет служения!
   Но общение с Мурбеллой требовало сознания Ментата. Вступая  с  ней  в
перепалку или даже просто разговор, он не ожидал получить  ответа  ни  в
данный момент, ни впоследствии. Типичный для Ментата подход:  концентри-
роваться на вопросах. Ментаты аккумулировали вопросы так же, как  прочие
набирали ответы. Именно вопросы создавали их собственный уклад и видение
мира. А это в свою очередь давало наиважнейшие  очертания.  Смотреть  на
Вселенную сквозь тобой самим созданную призму, где все  составляется  из
образов, слов и ярлыков (и все это временно). В этой призме все слито  в
сенсорные импульсы, что отражают конструкции твоего собственного разума,
как пучком лучей отражается от гладкой поверхности свет.
   - Следи за постоянным движением на своих внутренних  экранах,  -  так
его впервые когда-то предупредил самый первый инструктор-Ментат Дункана,
когда он рассказывал о собственных ощущениях.
   С момента первого неуверенного погружения в силы Ментата Айдахо  спо-
собен был отследить в своих собственных наблюдениях рост восприимчивости
к переменам. Еще одна мудрость инструктора: "Ментатом ты  всегда  стано-
вишься".
   Как бы то ни было самым суровым для него испытанием каждый  раз  были
встречи с Беллондой. Он страшился ее пронзительного взгляда  и  хлестких
вопросов. Ментат вгрызается в Ментата. Ее нападкам  он  противопоставлял
осторожность, тонкую изворотливость и терпение. Ну, а теперь  чего  тебе
нужно?
   Как будто он не знает.
   Терпение он носил, как маску. Но страх поднимался  в  нем  совершенно
естественно, и нет вреда в том, чтобы иногда и выказать его. Беллонда не
собиралась скрывать, что желает его смерти.
   Айдахо, как данность, принял тот факт, что вскоре наблюдатели  увидят
единственный возможный источник умений, которые они же его  и  вынуждают
использовать.
   Суть умений Ментата лежала в способности создавать конструкции, кото-
рые Бене Джессерит называли "великим синтезом". Это требовало  терпения,
какого даже и не представить себе не-Ментатам. Школы Ментатов определяли
это как настойчивость. От ученика требовалось как примитивному  следопы-
ту, способному читать сокращение мускулов, мельчайшие отклонения в окру-
жающем мире и отслеживать, куда они ведут. В то же самое время необходи-
мо было оставаться открытым всему спектру до-мыслей внутри и вокруг  се-
бя. Это создавало наивность, базовое состояние Ментата, сходное  с  тем,
чего добиваются Ясновидящие, но охватывающее все существо.
   - Ты открыт всему, чтобы не выкинула Вселенная, - говорил его  первый
инструктор. - Твой разум - не компьютер, это чувствительный  инструмент,
настроенный на то, что показывают твои чувства.
   Айдахо всегда был в состоянии распознать, когда чувства Беллонды отк-
рыты. Она стояла посреди комнаты, взгляд как будто  обращен  внутрь  нее
самой, и он почти чувствовал, как в ее разуме громоздятся пре-концепции.
Его метод защиты основывался на основном  ее  недостатке:  открыть  свои
чувства предполагало наличие идеализма, Беллонде совершенно чуждого. Она
не задавала наилучших в данной ситуации вопросов, что  не  раз  удивляло
Айдахо. Стала бы Одрейд использовать  неполноценного  Ментата?  Это  шло
вразрез со всем, что она делала до сих пор.
   Я ищу вопросов, которые сложатся в наилучшие образы.
   Делая это, ты никогда не мнишь себя умным, не считаешь, что обладаешь
единственной формулой, которая предоставила бы конечное решение. Ты пре-
бываешь так же восприимчив к новым вопросам, как и к новому узору, ново-
му повороту призмы. Тестирование,  еще  тестирование,  конструкция,  еще
конструкция. Постоянный процесс, ни одной остановки, никакого удовлетво-
рения. Это твоя собственная, личная павейна, сходная с тем, что  пережи-
вают другие Ментаты, но всегда движение и его  шаги  остаются  уникально
твоими.
   "Никогда ты не являешься настоящим Ментатом. Вот почему  мы  называем
это "Бесконечной Целью" - слова учителей жгли ему мозг.
   В процессе аккумуляции своих наблюдений  над  Беллондой  он  научился
восхищаться проницательностью тех великих Мастеров  Ментатов,  кто  ког-
да-то учил его: "Едва ли из Преподобных Матерей получатся лучшие  Мента-
ты".
   Похоже, ни одна из Дочерей Джессра не была способна совершенно  изба-
вить свое эго от того связывающего абсолюта, какого она достигала в Аго-
нии Спайса: лояльности Общине Сестер.
   Его учителя предупреждали против  абсолютов.  Последние  создавали  в
сознании Ментата серьезные недостатки.
   - Все, что ты делаешь, вес, что ты чувствуешь или говоришь, -  экспе-
римент. Никакой окончательной дедукции. Ничто не  останавливается,  пока
не умерло, и, возможно, не застывает и  тогда,  поскольку  каждая  жизнь
создает как бы бесконечные круги по воде. Индукция внезапно разворачива-
ется внутри тебя, и ты настраиваешься на нее. Дедукция  заманивает  тебя
иллюзиями абсолюта. Пни правду и рассей ее!"
   Когда вопросы Беллонды касались его взаимоотношений с  Мурбеллой,  он
считывал смутные эмоциональные реакции. Веселье? Ревность? Он вполне мог
принять снисходительную улыбку (и  даже  ревность)  над  всепоглощающими
требованиями плоти  этой  взаимной  сексуальной  зависимости.  Экстаз  и
вправду так велик?
   Этим вечером Айдахо бродил по своим комнатам на корабле, чувствуя се-
бя в них не на месте, как будто все ему здесь внове и эти комнаты еще не
воспринимаются как дом. Это во мне говорят эмоции.
   За годы заточения эти апартаменты приобрели вполне обжитой вид. Здесь
- его нора (когда-то бывшее помещение для супергрузов): просторные  ком-
наты с закругляющимися кверху стенами - спальня,  гостиная,  библиотека,
выложенная зеленой плиткой ванная с водяной и сухой  системами  очистки,
длинный тренировочный зал, который он делил с Мурбеллой во  время  заня-
тий.
   Комнаты заполняла уникальная коллекция артифактов и повсюду следы его
присутствия: вот это кресло-шезлонг поставлено точно под удобным углом к
консоли и проектору, которые связывают его с Системами Корабля, вон  от-
четы на ридулийских кристаллах на низком столике. И вот здесь - эта тем-
но-коричневая отметина на рабочем столе. Пролитый соус оставил на  древе
свой несмываемый отпечаток.
   Не находя себе покоя, он вновь зашагал по комнатам.
   Свет стал слабее. Его способность определять  то,  что  ему  знакомо,
срабатывала и в случае запахов. Похожий на слюну запах на кровати -  ос-
таточный от сексуальных коллизий вчерашней ночи.
   Вот подходящее слово: коллизии.
   Воздух не-корабля - отфильтрованный, восстановленный и подслащенный -
давно наскучил. Ни одна щель во всем переплетении переходов  не-корабля,
которая бы вела во внешний мир, никогда не оставалась открытой  надолго.
Иногда он сидел, молча принюхиваясь в надежде на  слабый  след  воздуха,
который не был бы приспособлен к нуждам узника.
   Вот он путь на волю!
   Он вышел из своих комнат и отправился вниз по коридору, а потом спус-
тился на лифте, чтобы попасть на нижний уровень корабля.
   Что на самом деле происходит в том мире под открытым небом?
   Крохи информации о происходящих событиях, какими кормила его  Одрейд,
наполняли его ужасом и ощущением того, что он попался в ловушку.  Бежать
некуда! Разумно ли было разделить свои страхи с Шианой? Мурбелла  просто
посмеялась. "Я защищу тебя, любовь моя. Чтимые Матре  меня  не  тронут".
Еще одна ложная мечта.
   Но Шиана... как быстро она научилась языку движений рук,  как  быстро
впитала в себя дух конспирации. Конспирации? Нет... Сомнительно, что ка-
кая-нибудь Преподобная Мать пойдет против своих Сестер. Даже Леди  Джес-
сика в конце концов вернулась к ним. Но я  не  прошу  Шиану  действовать
против Общины, прошу только защитить нас от безрассудства Мурбеллы.
   Невероятная мощь охотниц позволяла предсказать лишь разрушение.  Мен-
тату достаточно было взглянуть на насилие и разрушение, какое они  несли
с собой. Они привносили и нечто иное, что-то, что намекало на  положение
дел в Рассеивании. Что такое футары, которых как бы невзначай  упомянула
Одрейд? Отчасти люди, отчасти звери? Это была  догадка  Луциллы.  И  где
все-таки сама Луцилла?
   Оказалось, он стоит посреди Большого Зала, грузового трюма в километр
длиной, где Бене Джессерит перевезли последнего гигантского червя с  Дю-
ны. Зал до сих пор хранил запах спайса и песка, запах, который  наполнял
его воспоминаниями о давно прошедшем и давно умерших. Он прекрасно знал,
почему так часто приходит в Большой Зал, иногда даже  не  сознавая  куда
идет, как сделал это только что. Это одновременно и привлекало, и возму-
щало. Иллюзия неограниченного пространства  со  следами  пыли,  песка  и
спайса навевала ностальгию по утраченной свободе. Но была и другая  сто-
рона. Именно здесь это с ним всегда и случалось.
   Произойдет это сегодня?
   Безо всякого предупреждения ощущение того, что он находится в Большом
Зале, исчезнет. Затем... сеть, сверкающая в плавящемся от жара небе.  Он
сознавал, что это его посещает видение, на самом деле он эту сеть не ви-
дел. Просто разум переводил в доступное то, что не могли определить  его
чувства.
   Сверкающая сеть, перекатывающаяся волнами  как  бесконечное  северное
сияние.
   Потом сеть расступится, и он увидит двоих - мужчину и женщину. Какими
обычными они кажутся и какими необычными вместе с тем. Бабушка и дедушка
в древнем платье: комбинезон на лямках на мужчине и длинное платье и по-
вязанный на голове шарф на женщине. Работают в полном цветов  саду!  Ему
казалось, что это должно быть чем-то большим, чем просто иллюзия. Я  это
вижу, но на самом деле они нечто иное, чем видится мне.
   Через какое-то время они всегда замечали его. До него донесутся голо-
са.
   - Он снова здесь, Марти, - говорил тогда мужчина,  предлагая  женщине
обернуться на Айдахо.
   - Интересно, как ему удается заглянуть сюда? - спросила однажды  Мар-
ти. - Кажется, это невозможно.
   - Похоже, он истончается, пытаясь проникнуть повсюду. А знает  ли  он
опасность этого.
   Опасность. Это слово всегда вырывало его из видения.
   - Не за консолью сегодня?
   Какое-то мгновение Айдахо думал, что это голос из видения, голос  той
странной женщины, а потом сообразил, что это произнесла Одрейд. Ее  воп-
рос прозвучал прямо у него за спиной. Круто обернувшись, он увидел,  что
забыл заложить затвор. Она прошла за ним в Зал, подкравшись к нему  сза-
ди, избегая озерков песка, которые могли бы заскрипеть под ногами и  тем
самым выдать ее приближение.
   Выглядела она усталой и нетерпеливой. Почему она думала, что  я  буду
подле консоли?
   - Я в последнее время так часто застаю тебя там, - сказала она, слов-
но отвечая на его невысказанный вопрос. - Что ты ищешь, Дункан?
   Не говоря ни слова, он потряс головой. Почему я  вдруг  почувствовал,
что попал в беду?
   В обществе Одрейд такое случалось редко. Хотя впрочем он мог  припом-
нить подробные ситуации. Однажды она с подозрением уставилась на его ру-
ки на поле консоли. Страх, связанный с моей консолью. Меня выдал  инфор-
мационный голод Ментата? Она гадает, не спрятал ли я там свое тайное я?
   - Мне никогда не дадут побыть в одиночестве? - гнев  и  контр-нападе-
ние.
   Она медленно из стороны в сторону качнула  головой,  как  бы  говоря:
"Мог бы придумать что-нибудь получше".
   - Это уже второй ваш визит сегодня, - обвинил он.
   - Должна сказать, ты неплохо выглядишь, Дункан, - снова уклоняется от
прямого ответа.
   - Это говорят ваши надзиратели?
   - Не будь мелочным. Я пришла поболтать с Мурбеллой. Она сказала,  что
ты здесь внизу.
   - Я думаю, вы знаете, что Мурбелла снова беременна.
   Не попытаться ли умиротворить ее?
   - За что мы благодарны. Я пришла сказать, что Шиана вновь хочет  тебя
посетить.
   К чему Одрейд объявлять об этом?
   Ее заставили вспомнить эльфа с Дюны, который превратился в  Преподоб-
ную Мать (как они говорят, самую молодую за всю историю). Шиана, его до-
веренная собеседница, где-то там в пустыне, наблюдает за последним вели-
ким песчаным червем. Он наконец возрожден навсегда? С чего Одрейд  инте-
ресоваться визитом Шианы?
   - Шиана хочет поговорить с тобой о Тиране.
   Одрейд ясно было видно, насколько эти слова удивили Айдахо.
   - Что я могу добавить к тому, что Шиана уже знает о Лито II? - потре-
бовал он ответа. - Она - Преподобная Мать.
   - Ты коротко знал Атридесов.
   Ага, она снова охотится за Ментатом.
   - Но вы говорили, она хочет обсудить Лито, небезопасно думать  о  нем
как об Атридесе.
   - Но он же был им, растворившийся  в  нечто  более  изначальное,  чем
кто-либо до него, но тем не менее он был одним из нас.
   Одним из нас. Так она напоминает, что и она тоже из Дома Атридес. Об-
ращается к его нескончаемому долгу этой семье!
   - Так вы говорите.
   - Не прекратить ли нам играть в эти глупые игры?
   Привычная осторожность сжала его, как железный кулак. Он знал, ей это
заметно. Преподобные Матери чертовски чувствительны. Айдахо смотрел ей в
лицо, не осмеливаясь говорить, но зная, что даже такое молчание  говорит
слишком о многом.
   - Мы полагаем, что ты помнишь больше, чем выпадает на  долю  простому
голе за его одну жизнь, - начала Одрейд и, когда Дункан ничего не  отве-
тил, продолжила: - Признайся, Дункан! Ты Ментат?
   По тому, как были сказаны эти слова, в которых было столько же вопро-
са, сколько и обвинения, он понял, его маскировке  пришел  конец.  Мысль
эта принесла почти облегчение.
   - Что если так?
   - Выращивая тебя, Тлейлаксу смешали клетки больше чем одной голы  Ай-
дахо.
   Гола Айдахо. Он отказывался думать о себе настолько абстрактно.
   - Почему Лего стал внезапно для вас так важен? - такая реакция  неиз-
бежно воспримется как признание.
   - Наш червь превратился в песчаную форель.
   - Они растут и размножаются?
   - Судя по всему, да.
   - Если вы не заключите их в контейнеры или не уничтожите их. Дом  Ор-
дена вскоре превратится во вторую Дюну.
   - Ты вычислил это, не правда ли?
   - Лито и я, вместе.
   - Так ты помнишь много жизней. Увлекательно. В чем-то это делает тебя
похожим на нас.
   Какая непоколебимость в ее взгляде!
   - Думаю, совершенно другим. Во что бы то ни стало нужно сбить  ее  со
следа!
   - К тебе вернулись воспоминания во время первой встречи с Мурбеллой?
   Кто додумался до этого? Луцилла? Она была там,  могла  догадаться,  а
потом поделиться своими подозрениями с Сестрами. Нет выхода, ему придет-
ся поднять смертельно страшный вопрос:
   - Я - не второй Квизац Хадерах!
   - Нет?
   Рассматривает его как объект, причем позволяя этому отразиться на  ее
лице. Жестокость, подумалось Айдахо.
   - Вы же знаете, что это не так! - он боролся за  жизнь  и  знал  это.
Сражался не столько с Одрейд, сколько с теми, кто следит, а потом перес-
матривает отчеты ком-камер.
   - Расскажи мне о твоих воспоминаниях.
   Никуда не денешься - это уже приказ Великой Матери.
   - Я знаю... те жизни. Это, как одна непрерывная жизнь.
   - Накопленной тобой могло бы быть очень ценным для  нас,  Дункан.  Ты
помнишь и акслотль-автоклавы?
   Ее вопрос превратил его разум в  подобие  зонда,  заставил  появиться
странные образы Тлейлаксу - гигантские курганы человеческой плоти  расп-
лываются перед еще несфокусированными глазами новорожденного,  расплыва-
чатые изображения, полувоспоминания о том, как его вытолкнуло из каналов
рождения. Как это соотносится с автоклавами?
   - Скитейл предоставил нам информацию, с помощью  которой  мы  создали
собственную акслотль-систему, - сказала Одрейд.
   Систему? Интересное слово.
   - Это означает, что вы также можете дублировать их производство спай-
са?
   - Скитейл хочет выторговать большее, нежели мы  собираемся  дать.  Но
раньше или позже придет время и спайса.
   Вслушиваясь в то, как твердо прозвучал ответ, Одрейд  задумалась,  не
уловил ли Айдахо ее неуверенности. У нас может  не  остаться  для  этого
времени.
   - В трудное вы попали положение, с Сестрами,  которых  отправляете  в
Рассеивание, - бросил он, давая ей почувствовать, что значит иметь  дело
с Ментатом. - Для их снаряжения вы истощаете свои запасы спайса,  а  они
не бесконечны.
   - У них с собой наши знания об акслотле и песчаная форель.
   Возможность возникновения бесчисленных Дюн  в  бесконечной  Вселенной
шокировала.
   - Они решат проблему запасов меланжа путем автоклавов или  червя  или
обоих разом, - ответила Одрейд. Это она могла говорить  совершенно  иск-
ренне. Уверенность эта происходила из статистических ожиданий. Какая-ни-
будь из этих Рассеянных групп Преподобных Матерей этого добьется.
   - Автоклавы, - откликнулся Айдахо. - У меня бывают странные... сны, -
он едва не сказал мысли.
   - Как тебе и положено, - кратко она рассказала ему, как в работу акс-
лотль-системы подключается женская плоть.
   - И для изготовления спайса тоже?
   - Думаем, да.
   - Отвратительно!
   - Как это по-детски, - насмешливо бросила Одрейд.
   В такие минуты она была ему крайне неприятна. Однажды он упрекнул  ее
в том, как Преподобные Матери устраняются от "общего потока человеческих
эмоций", и в ответ получил ту же самую фразу.
   По-детски!
   - От чего, вероятно, нет лекарства, - откликнулся он. - Постыдный не-
достаток моего характера.
   - Так ты собираешься спорить со мной о морали?
   В этом ответе, как ему показалось, прозвучал гнев.
   - Не собираюсь спорить даже об этике. Мы живем по разным правилам.
   - Правила зачастую используют как  предлог,  чтобы  игнорировать  со-
чувствие.
   - Так я слышу слабое эхо совести в Преподобной Матери?
   - Прискорбно. Мои Сестры приговорили бы меня к изгнанию,  узнай  они,
что мной руководит совесть.
   - "Вас можно прозондировать, едва ли вами можно руководить.
   - Прекрасно, Данкан! Как открытый Ментат, ты  нравишься  мне  гораздо
больше.
   - Вот этому-то я и не доверяю.
   - Как это похоже на Белл! - громко рассмеялась она.
   Айдахо тупо уставился на нее, внезапный смех Великой Матери натолкнул
его на догадку о том, как спастись от своих тюремщиков, избежать  посто-
янных манипуляций Дочерей Джессера и  начать  жить  собственной  жизнью.
Путь на свободу заключался не в механизмах, а в недостатках самой Общины
Сестер. Абсолюты, которыми они, по их мнению, окружили и  держат  его  -
они-то и есть путь на волю.
   И Шиана это знает! Вот какова приманка, которой она помахивает  перед
моим носом.
   Заметив, что Айдахо не проронил ни слова, Одрейд повторила просьбу:
   - Расскажи о тех, других жизнях.
   - Не правильно. Я воспринимаю их как непрерывную жизнь.
   - И никаких смертей?
   Его сознание беззвучно складывало образы, превращало их в слова.  Се-
рии воспоминаний, где  смерти  несут  с  собой  столько  же  информации,
сколько и жизни. Столько раз убит самим Лито!
   - Смерти не прерывают моих воспоминаний.
   - Странный вид бессмертия, - сказала Одрейд. - Ты  ведь  знаешь,  что
Мастера Тлейлаксу воссоздают себя? Но ты, чего  они  надеялись  достичь,
смешивая различные голы в одной плоти?
   - Спросите Скитейла.
   - Белл была уверена, что ты Ментат. Она будет так рада.
   - Сомневаюсь.
   - Я позабочусь о том, чтобы она была рада. О! У меня  столько  вопро-
сов, что я даже не знаю, с чего начать.
   Несколько минут, взявшись левой рукой за подбородок, она изучала  его
молча.
   Вопросы? Через разум Айдахо хлынул  поток  потребностей  Ментата.  Он
предоставил вопросам, которые столько раз задавал себе самому, двигаться
самим по себе, складываясь в определенный порядок.  Чего  добивались  во
мне Тлейлаксу? Они не могли в эту инкарнацию вложить клетки из всех пре-
дыдущих его гола. И все же... у него есть все воспоминания. Какое косми-
ческое сцепление аккумулировало все эти жизни в одном существе? Может, в
этом ключ к видениям, осаждающим его в Большом Зале. В его мозгу склады-
вались полувоспоминания: его тело в теплой жидкости, питаемой  подведен-
ными трубками, массажируемое машинами, зондируемое, допрашиваемое наблю-
дателями Тлейлаксу. Он слышал ответное бормотание равно доминантных эго.
В словах не было никакого смысла. Как будто бы он  вслушивался  в  слова
неизвестного языка, слетающие с его губ, хотя и знал, что это обыкновен-
ная галака.
   Размах того, что он угадывал за действиями Тлейлаксу, наводил на него
благоговейный ужас. Они изучали космос, коснуться которого, за  исключе-
нием Бене Джессерит, не решался более никто. То, что Бене Тлейлаксу  де-
лали это исключительно из эгоистических соображений, ничем не умаляло их
труда. Бесконечные возрождения Мастеров Тлейлаксу - награда, стоящая по-
добной дерзости.
   Чего стоят одни только их слуги, эти Танцующие Лица, созданные, чтобы
копировать любую жизнь, любой разум. Размах мечты Тлейлаксу внушал такое
же благоговение, как и достижения Бене Джессерит.
   - Скитейл признается, что помнит времена Муаддиба, - сказала  Одрейд.
- Когда-нибудь вы сравните данные.
   - Этот вид бессмертия еще одна ставка в сделке, - предостерег Айдахо.
- Мог бы он продать это Чтимым Матре?
   - Может. Идем. Давай вернемся к тебе.
   В его рабочей комнате она знаком предложила ему устроиться в кресле у
консоли, что заставило его вновь задуматься, не охотится ли она все  еще
за его секретами. Нагнувшись через его плечо, она пробежала пальцами  по
клавишам контроля. Проектор над головой высветил изображение  пустыни  с
перекатывающимися до горизонта дюнами.
   - Дом Ордена? Широкая полоса вдоль нашего экватора.
   - Вы говорили, песчаная форель, - его охватило возбуждение. - Но поя-
вились ли уже новые черви?
   - Шиана ожидание их со дня на день.
   - Однако в качестве  катализатора  им  требуется  значительный  объем
спайса.
   - Мы насобирали достаточно меланжа. Ведь это Лито рассказывал тебе  о
катализаторе, так? Что еще ты о нем помнишь?
   - Он столько раз меня убивал, что вспоминать о нем просто больно.
   У нее были отчеты Дар-эс-Балата с Дюны, которые подтверждали его сло-
ва.
   - Убивал тебя собственными руками, я знаю. А было  когда-нибудь  так,
что, использовав до конца, он просто выбрасывал тебя?
   - Иногда я отвечал ожиданиям, и мне дозволялась естественная смерть.
   - Его Золотая Тропа стоила того?
   - Мы не понимаем не его Золотой Тропы, ни ферментации, что ее  созда-
ли. Вот так и говорю я.
   - Интересный выбор слов. Ментат говорит об зонах Тирана как о фермен-
тации.
   - Это вылилось в Рассеивание.
   - Под воздействием Голодных Времен.
   - Вы думаете, он не предвидел голода?
   Одрейд промолчала, подавленная его видением Ментата.  Золотая  Тропа:
человечество, выливающееся во Вселенную... чтобы забыть о  заточении  на
какой бы то ни было отдельной планете и подвластности какой бы то ни бы-
ло единой судьбе. Нет необходимости рисковать всем.
   - Лито думал о человечестве как об едином организме, - прервал молча-
ние Айдахо.
   - Да, но он возложил на нас свою мечту против нашей воли.
   - Вы, Атридесы, всегда так и поступали.
   Вы Атридесы!
   - Так значит ты оплатил свой долг нам?
   - Я этого не сказал.
   - Ты понимаешь, Ментат, перед какой я в  настоящий  момент  оказалась
дилеммой?
   - Сколько времени уже трудятся форели?
   - Более семи стандартных лет.
   - Как быстро растет наша пустыня?
   Наша пустыня! Жестом Одрейд указала на проекцию:
   - Она в три раза больше, чем была до появления песчаных форелей.
   - Так быстро!
   - Шиана ожидает на днях увидеть маленьких червей.
   - Они обычно не появляются на поверхности, пока не достигнут  прибли-
зительно двух метров.
   - Так она и говорит.
   - И каждый с жемчужиной сознания Лито в своем  "бесконечном  сне",  -
раздумчиво сказал Айдахо.
   - Так говорил он сам, а он никогда не лгал в таких вещах.
   - Его ложь была более тонкой. Как и ложь Преподобных Матерей.
   - Ты обвиняешь нас во лжи?
   - Почему Шиана хочет увидеться со мной?
   - Ментаты! Вы думаете, ваши вопросы есть ответы сами по себе,  -  Од-
рейд с притворным раздражением покачала головой. - Ей необходимо  узнать
как можно больше о Тиране, как фокусе религиозного обожания.
   - Боги подземные! Зачем?
   - Культ Шианы широко распространен. Его последователи есть теперь  по
всей Старой Империи и за ее пределом, его принесли с собой выжившие жре-
цы с Ракиса.
   - С Дюны, - поправил ее Айдахо. - Не думай о ней как об Арракисе  или
Ракисе. Это замутняет ваше сознание.
   Одрейд приняла его поправку. Теперь он был  полным  Ментатом,  и  она
приготовилась к терпению.
   - Шиана говорила с песчаными червями на Дюне, - продолжал Айдахо пос-
ле некоторой Паузы. - Они ей отвечали, - он встретил ее  полный  вопроса
взгляд. - Возвращаетесь к старым трюкам с Миссионариа Протектива, да?
   - В Рассеивании Тиран известен как Дар или Галдар, - ответила Одрейд,
подкармливая его чистоту сознания Ментата.
   - У вас для нее опасное назначение. Она знает?
   - Она знает, а ты мог бы уменьшить опасность для нее.
   - Тогда откройте для меня доступ к системам данных.
   - Никаких ограничений? - уж она-то знает, что на это скажет Белл!
   Айдахо кивнул в ответ, не позволяя себе надеяться на то, что она  мо-
жет согласиться. Подозревает ли она, как отчаянно мне это нужно? Это бы-
ло болью, в которой он хранил знание о том, как можно бежать. Беспрепят-
ственный доступ к информации! Она подумает, что мне нужна иллюзия свобо-
ды.
   - Ты будешь моим Ментатом, Дункан?
   - А у меня есть другой выбор?
   - Я буду говорить о твоей просьбе на Совете и передам тебе наш ответ.
   Открывается дверь на волю?
   - Мне нужно думать так, как Чтимая Матре, - сказал Айдахо, споря ради
глаз ком-камер и сторожевых псов, которые будут  просматривать  отчет  о
его просьбе.
   - Кому удастся это лучше, как не тому, кто живет с Мурбеллой? - спро-
сила Преподобная Мать.


   Коррупция носит бесчисленное число личин.
   Тлейлаксу Ту-дзен

   Им не дано знать ни того, что я думаю, ни того, на что я способен,  -
думал Скитейл. - Их Ясновидящие не в  состоянии  читать  меня.  Это,  по
крайней мере, он спас от катастрофы - искусство обмана, которому он выу-
чился у своих совершенных Танцующих Лиц.
   Скитейл мягко скользил по своим апартаментам на не-корабле, наблюдая,
каталогизируя, соизмеряя. С каждым взглядом  разум,  натренированный  во
всем искать недостатки, взвешивал вещь, место или человека.
   Каждый Мастер Тлейлаксу знал, что однажды Бог может  подвергнуть  его
испытанию, чтобы измерить его преданность.
   Прекрасно! Вот это настоящее дело. Бене Джессерит, заявляли, что раз-
деляют его Великую Веру, но их клятвы ложь. Они нечисты. У  него  больше
нет соратников, кто очистил бы его по возвращении из стана врага. Он за-
брошен во Вселенную, принадлежащую повинда,  захвачен  слугами  Шайтана,
гоним шлюхами из Рассеивания. Но ни один из злейших врагов не знает  его
возможностей. Никто не подозревает, что в самый последний момент на  по-
мощь ему придет Бог.
   Я очищаю себя. Бог!
   Когда служанки Шайтана вырвали его из  рук  шлюх,  обещая  убежище  и
"поддержку", он знал, все это лживо.
   Чем тяжелее испытание, тем крепче моя вера.
   Лишь несколько минут назад сквозь сверкающий барьер он следил за тем,
как Дункан Айдахо отправился на утреннею прогулку по длинному  коридору.
Разделяющее их силовое поле не позволяло проникнуть сквозь  него  звуку,
но Скитейл видел, как движутся губы Айдахо и читал проклятье.  Проклинай
меня сколько хочешь, гола, но мы сделали тебя, и мы все еще  можем  вос-
пользоваться тобой.
   Бог представил Святой Случай в планы,  которые  Тлейлаксу  строил  на
счет голы, но замыслы Бога всегда огромны.  Дело  верных  подстраиваться
под божественные планы и не требовать, чтобы Бог следовал замыслам чело-
веков.
   Скитейл взялся за свой труд, возобновляя святую клятву. Это  делалось
без слов древним ритуалом с "тори Бене Тлейлакс. "Для достижения  сатори
нет необходимости в понимании. Сатори существует без слов, даже без име-
ни".
   Магия его Бога - его единственный мост, Скитейл как  никогда  глубоко
чувствовал это. Самый молодой Мастер в высочайшем кехле, он с первых  же
минут своего посвящения знал, что будет избран для этого последнего  ис-
пытания. Это знание подпитывало его силы, и каждый раз, смотрясь в  зер-
кало, он видел в нем отражение этого знания. Бог создал меня, чтобы  об-
мануть повинда!
   Хрупкий детский скелетик обтягивала серая кожа, металлические пигмен-
ты которой блокировали сканирование. Его щуплая фигурка  отвлекала  тех,
кто смотрел на него, и скрывала мощь, которую он накопил за долгую чере-
ду перевоплощений. Лишь Бене Джессерит несли в себе более древние воспо-
минания, но он знал: ими руководит зло.
   Скитейл потер грудь, напоминая себе о том, что спрятано там так  уме-
ло, что на этом месте не осталось ни следа шрама. Этот запас нес в  себе
каждый Мастер - капсула, сохраняющая зародыши клеток целого мира: Масте-
ров центрального кехла. Танцующих Лиц, технических профессионалов и дру-
гих, которые, он знал, были бы очень привлекательны для этих женщин Шай-
тана... и слишком многих слабаков-повинда! Пол Атридес и его  возлюблен-
ная Ченни были здесь. (О, чего только стоило обыскать одежду  умерших  в
надежде на случайные клетки!) Тут был и первый Дункан  Айдахо  вместе  с
другими прислужниками Атридесов - Ментатом Сафиром Хаватом, Гарни Холле-
ком, наибом фрименов Стилгаром... достаточно потенциальных слуг и рабов,
чтобы населить Вселенную Тлейлаксу.
   Цена цен в этой капсуле. От мысли о тех, кого ему  так  не  терпелось
воплотить, у него перехватывало дыхание. Совершенные Танцующие лица! Ге-
ниальные мимы. Абсолютно точные реплики личности жертвы. Способные обма-
нуть даже ведьм-джессериток. Даже шере неспособна помешать им  захватить
разум ближнего.
   Об этой капсуле он думал, как о своей предельной ставке  в  сделке  с
Бене Джессерит. Никто не должен знать о ней. Пока же он  каталогизировал
недостатки.
   В защите не-корабля было достаточно брешей, чтобы  их  пересчитывание
доставляло ему удовольствие. За череду своих жизней он  коллекционировал
навыки и умения, как другие Мастера собирали  приятные  безделушки.  Они
всегда считали его слишком серьезным, но теперь у него нашлось и  место,
и время, которые оправдывали его усилия.
   Изучение Бене Джессерит всегда привлекало его. За многие эоны он при-
обрел немалое знание их. То, что в его копилку иногда попадали мифы  или
ложная информация, ему было известно, но вера в промысел Бога  убеждала,
что накопленное послужит Великой Вере, вне зависимости от тягот Великого
Испытания.
   Один из разделов своего каталога Бене Джессерит он назвал "Типичное",
от часто повторяемого замечания: "Это так типично для них! ".
   Типичное увлекало его.
   Типичным для них было терпеть резкое, но  неагрессивное  поведение  в
других, чего они не принимали в самих себе.  "Стандарты  Бене  Джессерит
выше", - слышал он в последние годы и от своих.
   - Мы обладаем даром видеть самих себя так, как нас  видят  другие,  -
сказала как-то Одрейд.
   Скитейл включил это в типичное, но ее слова не соответствовали  Вели-
кой Вере. Только Бог видит окончательного себя! Похвальба Одрейд отдава-
ла высокомерием.
   - Они не говорят случайной лжи. Правда служит им лучше.
   Скитейл нередко задумывался над этим. Сама  Великая  Мать  цитировала
это как одно из правил Бене Джессерит.
   Оставался также факт, что  ведьмы  придерживались  довольно  циничной
точки зрения на правду. Она  осмеливалась  заявлять,  что  это  идет  от
дзен-сунитов. "Чья правда? Каким образом модифицированная? В каком  кон-
тексте?"
   Вчерашним вечером они сидели в его  апартаментах  на  не-корабле.  Он
попросил о "консультации по нашим взаимным проблемам" - его эффемизм для
торговли. Они были одни, если не считать ком-камер, да иногда заглядыва-
ющих сестер-наблюдателей.
   Его апартаменты были достаточно комфортабельны: три комнаты со стена-
ми, выложенными зеленым плазом, на котором так  отдыхал  взгляд,  мягкая
постель, кресла, уменьшенные так, чтобы соответствовать его щуплому  те-
лу.
   Этот не-корабль был изготовлен на Икс, и Скитейл был уверен, что  его
тюремщики даже и не подозревают, сколь многое он знает об этом  корабле.
Столько же, сколько те, кто его построил. Кругом машины с Икс, но ни од-
ного икшианца. Сомнительно, чтобы кто-нибудь из них вообще  был  в  Доме
Ордена. Ведьмы славились тем, что сами обслуживали свою технику.
   Одрейд говорила и двигалась медленно, тщательно наблюдая за ним. "Они
не импульсивны", это тоже одна из прописных истин о Бене Джессерит.
   Она спросила, удобно ли ему, и казалась озабоченной его здоровьем.
   Скитейл оглядел свою гостиную.
   - Я не вижу ни одного икшианца.
   - Вы из-за этого просили о консультации? - она недовольно поджала гу-
бы.
   Конечно же, нет, ведьма! Я просто практикуюсь в  искусстве  отвлекать
внимание. Вы ожидаете, что я стану упоминать о том, что хочу  скрыть.  К
чему еще мне привлекать твое внимание икшианцам, если я знаю, что  мало-
вероятно, что какие-нибудь опасные посторонние могу т свободно  разгули-
вать по этой проклятой планете? А столь превозносимые икшианские  связи,
которые мы, Тлейлаксу, поддерживали так долго. Ты об этом знаешь! Вы  не
раз так наказывали Икс, что это запомнится навсегда.
   Технократы с Икс не раз подумают, прежде чем раздражать Бене  Джессе-
рит, подумалось ему, но они пойдут на все,  чтобы  не  возбудить  ярость
Чтимых Матер. На существование тайной торговли указывало  наличие  здесь
этого не-корабля, но цена его не могла не быть разорительной, а  околич-
ности при его покупке исключительными. Отвратительны эти шлюхи из Рассе-
ивания. По его предположениям, этим шлюхам самим может понадобиться Икс.
А Икс может втайне не повиноваться этим шлюхам,  заключив  соглашение  с
Бене Джессерит. Но места для маневра так мало, а шансы, что их предадут,
так велики.
   Эти мысли успокаивали его во время торговли. Одрейд,  в  переменчивом
настроении сегодня несколько раз встревожила его долгими паузами  молча-
ния, во время которых она глядела на него этим выводящим из себя  взгля-
дом Бене Джессерит.
   Ставки в сделке были высоки - не менее, чем выживание одного из  них,
и все крутится вокруг все той же тонкой проблемы: потомки, контроль  над
человеческой Вселенной, утверждение собственных методов одной из  сторон
как доминирующего порядка.
   Дай мне только небольшую прореху, которую я мог бы расширить, - думал
Скитейл. - Дай мне собственных людей - я сделаю из  них  сверхактеров  -
Танцующие Лица. Дай мне слуг, которые будут слушаться только моих прика-
заний.
   - Я прошу очень немного, - сказал он. -  Я  жажду  личного  комфорта,
своих собственных слуг.
   Одрейд продолжала смотреть на него тем взвешивающим  взглядом,  каким
Бене Джессерит, кажется, всегда проникают под маски и могут заглянуть  в
душу.
   Но сквозь мои маски тебе не проникнуть.
   Он видел, что она находит его отвратительным - понял по тому, как  ее
взгляд по очереди подолгу застывал на каждой из черт его лица.  Ему  был
прекрасно известен ход ее мыслей. Фигурка эльфа с узким лицом и плутовс-
кими глазами. По таким чахнут вдовы. Ее взгляд  спустился  ниже:  тонкий
рот с острыми зубами и выступающими клыками.
   Скитейл знал, что представляет собой персонаж  из  наиболее  опасных,
тревожащих суеверий человечества. Одрейд спросит себя: Почему Бене Тлей-
лакс выбрали именно эту физическую внешность, если их контроль над гене-
тикой мог бы дать им нечто более впечатляющее?
   По той самой причине, что это выводит тебя из равновесия, ты повинна,
грязь!
   Ему тут же вспомнилось еще одно из раздела "Типичное": "Бснс  Джесес-
рит редко разбрасывают грязь".
   Скитейл видел грязные последствия более чем одной акций  Бене  Гессе-
рит. Посмотрите только, что стряслось с Дюной! Сожжена  до  тла,  потому
что вы, женщины Шайтана, выбрали эту святую землю, чтобы на ней  бросить
вызов шлюхам. Даже глашатаи нашего Пророка погибли, чтобы  заплатить  их
цену. Все мертвы!
   Он едва осмеливался, не то, что жаловаться, даже думать о том, что он
потерял. Ни одна планета Тлейлаксу не избежала судьбы Дюны.  А  причиной
всему Бене Джессерит! И ему приходится сносить их терпимость  -  беглец,
поддержать которого может только Бог.
   Он спросил Одрейд о брошенной на Дюне грязи.
   - Вы найдете ее, только тогда, когда мы оказываемся  в  экстремальных
обстоятельствах.
   - Именно поэтому вы навлекли на себя ненависть этих шлюх?
   Это она отказалась обсуждать.
   Один из поздних соратников Скитейла как-то сказал:
   "Бене Джессерит не путает следов, за ними всегда тянется  прямая  ко-
лея. Можно считать, что они сложны,  но  если  вглядеться  поближе,  все
сглаживается".
   Этот компаньон и все остальные, как скот, забиты шлюхами.  Единствен-
ная возможность выжить ему самому пряталась до  срока  в  нуль-энтропной
капсуле. Вот и вся мудрость мертвого Мастера!
   Одрейд требовались дополнительные технические данные об  акслотль-ав-
токлавах. О, как же ловко составлены ее вопросы!
   Торговля ради выживания, и каждая кроха имеет  невероятное  значение.
Что он получит за свои точно отмерянные крохи информации об акслотль-ав-
токлавах? Теперь Одрейд иногда брала его на прогулку за пределами кораб-
ля. Для него вся планета была тюрьмой в той же мере, что и корабль. Куда
он может спрятаться, где его не нашли бы эти ведьмы?
   Что они делают со своими собственными акслотльавтоклавами? Он даже  в
этом не был полностью уверен. Ведьмы так умело лгут.
   Может быть, то, что он подарил им даже эти ограниченные знания,  было
неверным шагом? Теперь он сознавал, что рассказал им гораздо больше, чем
голые биотехнические детали, которых собирался придерживаться. Они опре-
деленно установили, каким образом Мастера создавали  ограниченное  бесс-
мертие - постоянные заменители-голы, растущие в автоклавах. И  это  тоже
потеряно! От безысходного отчаяния хотелось взвыть, или хотя  бы  накри-
чать на эту каменную женщину.
   Вопросы... очевидные вопросы.
   Он парировал эти вопросы многословными аргументами относительно  "не-
обходимости в слугах из Танцующих Лиц и собственной консоли Системы  Ко-
рабля".
   А она ловко уклонялась, выпытывая еще капли знаний об акслотль-авток-
лавах.
   - Информация, необходимая для производства меланжа в  наших  автокла-
вах, может побудить нас к большей либеральности по  отношению  к  нашему
гостю.
   Наши автоклавы! Наш гость!
   Эти женщины - как стена плазмы. Никаких автоклавов  для  его  личного
пользования. Ушла вся былая мощь Тлейлаксу. Мысль эта наполнила его тра-
урной жалостью к самому себе. Но он подстегнул себя, напомнив, что  Бог,
очевидно, испытывает его изобретательность. Они думают, что поймали  ме-
ня. Но их ограничения причиняли боль. Никаких Танцующих Лиц? Хорошо.  Он
станет искать других слуг. Не Танцующих Лиц.
   Думая об утерянных Танцующих Лицах - своих утерянных  рабах,  Скитейл
испытывал острую тоску всех своих многочисленных  жизней.  Проклятье  на
этих женщин и их видимость соблюдения заветов Великой Веры.  Кругом  эти
вездесущие послушницы и постоянно вынюхивающие Преподобные Матери. Шпио-
ны! И ком-камеры повсюду. Угнетает.
   Впервые попав в Дом Ордена, Скитейл ощутил в своих  тюремщиках  некую
застенчивость, скрытность, которая стала лишь более отчетливой, когда он
попытался заглянуть в то, как работает их Орден. Позднее он стал воспри-
нимать Общину как замкнутый круг, где все и каждый ощетинясь повернулись
наружу, готовые встретить малейшую угрозу. Что наше, то наше. Не входи!
   Скитейл распознал в этом родительскую позицию, материнскую точку зре-
ния на человечество: "Веди себя хорошо, или мы тебя накажем!" А  наказа-
ний Бене Джессерит безусловно следовало по возможности избегать.
   В то время как Одрейд продолжала настаивать на большем, чем он  соби-
рался отдать, Скитейл сконцентрировался на том типичном, что  чувствовал
как истину: Они не способны любить. Невероятно,  но  все  вынуждало  его
согласиться с этим. Ни любовь, ни ненависть  не  являются  чисто  рацио-
нальными. Он представлял себе эти эмоции, как  фонтан  черной  жидкости,
затеняющий воздух вокруг, примитивный поток, извергающийся на ничего  не
подозревающих людей.
   Как трещит эта женщина! Он наблюдал за ней, не вслушиваясь особенно в
слова. В чем их недостатки. Слабость ли то, что они избегают музыки? Они
боятся тайной игры на эмоциях? Антипатия эта казалась глубоко  закодиро-
ванной, но кодирование это не всегда имело  успех.  За  множество  своих
жизней он не раз видел, как ведьмы наслаждались музыкой.  Когда  Скитейл
спросил Одрейд, она очень оживилась, и он заподозрил, что  Великая  Мать
разыгрывает спектакль специально для того, чтобы ввести его в  заблужде-
ние.
   - Нам нельзя позволить себе отвлекаться!
   - Вы даже в памяти не проигрываете великие шедевры музыки? Мне  гово-
рили, что в древние времена...
   - К чему музыка,  сыгранная  на  инструментах  давно  уже  незнакомым
большинству людей?
   - О? И какие же это инструменты?
   - Где теперь найти рояль?
   По-прежнему с наигранным гневом.
   - Я никогда не слышал об этом... рояле, вы сказали? Он что  похож  на
бализет?
   - Отдаленные родственники. Но его можно  было  настроить  только  под
приблизительный ключ. Сущее наказание, а не инструмент.
   - Почему вы выделили этот... этот рояль?
   - Потому что иногда я думаю, жаль, что у нас его больше нет. Сотворе-
ние совершенства из несовершенного, в конце  концов,  высшая  форма  ис-
кусства.
   Совершенство из несовершенного! Она пытается отвлечь его  выражениями
джен-сунитов, подкармливая иллюзию того, что эти  ведьмы  разделяют  его
Великую Веру. Его не раз предостерегали на счет  этой  особенности  Бене
Джессерит при заключении сделок. Они ко всему подходят окольными путями,
лишь в последний момент открывая, что им на самом деле нужно.  Но  он-то
знает, о чем на самом деле они сейчас торгуются. Она стремилась получить
все его знания и не заплатить ничего. И все же, какое искушение заключа-
ют в себе ее слова.
   Скитейл испытывал глубочайшее недоверие. Слова джессеритки  так  чис-
тенько укладывались в ее заявления, что они ищут совершенства человечес-
кого общества. Так она полагает, она может учить его! Еще  одно  "Типич-
ное": "Они видят себя учителями".
   Когда он выразил свои сомнения по поводу этих  заявлений,  Одрейд  на
это сказала:
   - Естественно, мы нагнетаем напряжение в тех  обществах,  на  которые
оказываем влияние. Мы делаем это для того,  чтобы  получить  возможность
контролировать это напряжение.
   - Мне видится в этом неразрешимое противоречие, - пожаловался он.
   - Ну же. Мастер Скитейл! Это широко  распространенный  метод.  Прави-
тельства часто прибегают к нему, чтобы создать и направить насилие  про-
тив избранной цели. Вы и сами так поступали! И видите, куда вас это при-
вело!
   Так она осмеливается заявлять, что Тлейлаксу сами вызвали эту катаст-
рофу на свою голову!
   - Мы следуем завету Великого Провозвестника, -  продолжала  она,  ис-
пользуя эпитет языка исламуйят для Пророка Лито II. Слова,  слетавшие  с
ее губ, казались чужими, но и захватили его врасплох.
   Но я же слышал, как эти женщины называли Его Тираном!
   - Разве не Его целью было отвести  насилие,  преподав  таким  образом
урок всем нам? - потребовала она все еще на исламуйят.
   Она что, шутит о Великой Вере?
   - Вот почему мы приняли его, - не дожидаясь ответа, продолжала она. -
Он играл не по нашим правилам, но во имя нашей цели.
   Она осмеливается сказать, она принимает Пророка!
   Он не стал противоречить, хотя искушение было велико. Щекотливый  мо-
мент - точка зрения Преподобной Матери на себя саму и свое поведение. Он
подозревал, что они постоянно приспосабливают эту точку зрения  к  новой
ситуации, однако никогда не отклоняясь далеко в каком-либо  направлении.
Никакой ненависти к себе, никакой любви. Уверенность, да. Сводящая с ума
уверенность в себе. Но для этого не требуется ни ненависти, ни любви.  А
только лишь холодная голова, готовность исправить любое суждение,  точно
так, как заявляла ведьма. Едва ли они нуждаются в похвалах. Хорошо  про-
деланная работа? Ну, а чего еще вы могли ожидать?
   "Тренировки Бсне Джесссрит закаляют характер" - это было одним из са-
мых популярных речений народной мудрости.
   - А разве установки Чтимых Матер не такие же, как и у вас, - Тлейлак-
су сделал попытку втянуть ее в спор по этому  вопросу.  -  Взгляните  на
Мурбеллу!
   - Так вам нужны общие положения, Скитейл?
   Не послышалось ли ему в ее тоне веселье?
   - Противоречие между двумя системами установок, не наилучшая  ли  это
точка зрения на данное, столкновение? - рискнул он.
   - И, конечно, с победой выйдет тот, кто сильнее.
   Определенно насмешничает!
   - Разве не этим все и кончается? - ему не удалось обуздать гнев.
   - Стоит ли одной из дочерей Джессера напоминать выходцу с Тлейлакса о
том, что хитрость тоже вид оружия? Разве не вы так  широко  практиковали
обман? Выказывали поддельную слабость, чтобы сбить своего врага и  зама-
нить его в ловушку? Можно создать и слабые места.
   Конечно! Она же знает об зонах  жульничества  Тлейлаксу,  создававших
имидж ни к чему непригодных идиотов.
   - Так как вы собираетесь поступить с нашими противниками?
   - Мы намерены покарать их, Скитейл.
   Какая непримиримая настойчивость!
   То новое, что он узнавал о Бене Джессерит,  наполняло  его  недобрыми
предчувствиями.
   Одрейд, взяв его как-то холодным зимним утром с собой на прогулку вне
корабля (мрачный Проктор лишь на шаг позади них),  остановилась  посмот-
реть на выходящую из центрального здания небольшую процессию. Пять  жен-
щин Бене Джесерит, две из них послушницы в робах с  белым  подбором,  но
остальные трое в сером, что ни о чем ему не говорило. Они вкатили тележ-
ку в один из фруктовых садов. Резкий ветер дул теперь им в спину. С тем-
ных ветвей сорвалось несколько старых листьев. На тележке лежал  длинный
тюк. Тело? По очертанию похоже.
   В ответ на его вопрос Одрейд угостила  его  пространным  рассказом  о
практике погребений в Бене Джессерит.
   Если предстояло закопать тело, делалось это быстро  и  буднично,  как
случилось ему наблюдать сейчас. Ни у одной Преподобной Матери не было ни
некролога, ни поглощающих время ритуалов. Разве не  живет  ее  память  в
других Сестрах?
   Он начал было спорить, что одно не заменяет другого, но она  оборвала
его.
   - Учитывая феномен смерти, все привязанности в  жизни  преходящи!  Мы
вбираем это в Иную Память. Вы же тоже делали нечто подобное, Скитейл.  А
теперь в свой мешок фокусов мы только добавляем некоторые из ваших  спо-
собностей. О, да! Именно так мы и относимся к подобного рода знанию. Оно
лишь модифицирует методы.
   - Непочтительная практика!
   - В этом нет ничего непочтительного. В земле, куда они  уходят,  они,
по крайней мере, могут стать удобрением, - и  она  продолжала  описывать
сцену, не давая ему ни малейшего шанса протестовать.
   То, что он сейчас наблюдает, говорила Одрейд, обычная рутина. Большой
механический бур вкатывается во фруктовый сад, где он вырывает  в  земле
подходящую яму. Тело, обернутое в эту дешевую  материю,  закапывается  в
землю вертикально, а над ним высаживается плодовое дерево. Сады  разбиты
в виде сот, а кенотафий на углу указывает  на  расположение  погребении.
Обернувшись в ту сторону, в которую она указывала, он увидел кенотафий -
зеленый прямоугольник около трех метров высотой.
   - Я думаю, это тело будет закопано приблизительно у С-21,  -  сказала
Одрейд, наблюдая за движением бура, в то время как погребальная  команда
ждала, опершись о тележку. - Оно станет удобрять яблоню!
   Как возмутительно она этому счастлива!
   Пока они смотрели, как выходит из земли бур и переворачивается тележ-
ка, тело, с которой съезжает в яму, Одрейд начала тихонько петь.
   Скитейл был удивлен:
   - Вы говорили, Бене Джессерит избегает музыки.
   - Просто старая песенка.
   Дочери Джессера оставались загадкой, и более чем когда либо он  видел
слабость "типичного". Как можно заключить сделку с людьми,  чьи  методы,
чей образ мыслей не следуют приемлемым путем? Можно думать, что  понима-
ешь их, а они вдруг свернут в другую сторону. Они нетипичны! Попытки по-
нять их подрывали его чувство порядка. Он был почти уверен, что  за  все
время торговли с ними не получил ничего реального.  Еще  кроха  свободы,
которая на самом деле лишь иллюзия свободы. Из того, что  ему  так  было
необходимо, он на самом деле не получил от этой ведьмы с холодным  лицом
ничего! Танталовыми муками было из того, что он знал о  Бене  Джессерит,
по кусочкам сложить что-нибудь основательное. Скажем, например, их заяв-
ление о том, что они обходятся без бюрократической системы и отчетности.
Конечно, если исключить Архивы Беллонды, и то каждый раз, когда он  упо-
минал о них, Одрейд в ужасе восклицала: "Сохрани нас небо!" или  что-ни-
будь подобное.
   Теперь он поинтересовался, как они поддерживают порядок без  чиновни-
ков и отчетности. Это глубоко его озадачивало.
   - Если что-то необходимо сделать, мы это делаем.
   Похоронить одну из Сестер? - она указала на сцену во фруктовом  саду,
где в дело пошли лопаты и в могилу летела земля. - Вот так это и делает-
ся, и всегда есть некто, кто несет за это ответственность. И  все  знают
кто.
   - Кто... кто заботится об этом... ужасном?..
   - Это не ужасно! Это часть нашего образования.
   Надзирают обычно провинившиеся Сестры. Работу исполняют алколиты.
   - А они... я имел в виду, им это не отвратительно?
   Провинившиеся Сестры, вы сказали. И алколиты. Похоже на то,  что  это
скорее наказание, чем...
   - Наказание! Ну полноте, Скитейл. Или у вас только одна песня? -  она
вновь указала на погребальную команду. По истечении ученичества все наши
люди с готовностью принимают свою работу.
   - Но никаких... э, бюрократических...
   - Мы не глупы!
   И вновь он не понял, впрочем, заметив его безмолвное  удивление,  она
все же ответила.
   - Уверена, вам известно, что придя к власти, бюрократы превращаются в
ненасытных аристократов от власти.
   Ему сложно было уловить взаимосвязь. К чему она ведет?
   Так как он по-прежнему молчал, Одрейд продолжала:
   - У Чтимых Матер наблюдаются все признаки бюрократии. Министры  того.
Великие Чтимые Матер этого, могущественная верхушка и множество функцио-
неров внизу. Они уже полны отроческого голода. Как прожорливые  хищники,
они никогда не задумываются над тем, что сами  истребляют  свою  добычу.
Тесная взаимосвязь: сократи численность тех, кем питаешься, и  обвалится
твоя система.
   Ему сложно было поверить в то, что ведьмы и в самом деле так  воспри-
нимают Чтимых Матер, - он так и сказал:
   - Если вы выживете,  Скитейл,  увидите,  как  мои  слова  станут  ре-
альностью. Эти женщины в ярости кричат о величии, не задумываясь над не-
обходимостью экономить. Все новые усилия, чтобы вытянуть из своих  жертв
все возможное. Захватывайте их все больше и больше! Давите на них! А это
означает лишь скорейшее истребление. Айдахо говорит, они уже и так нахо-
дятся на стадии отката.
   Говорит гола? Так значит, она использует его как ментата!
   - Откуда у вас такие идеи? Уверен, они исходят  не  от  вашего  гола.
Продолжай верить, что он твой!
   - Он просто подтвердил нашу оценку. Нас насторожил пример из Иной Па-
мяти.
   - О?
   Эта Иная Память доставляла ему немало беспокойства. Может ли это быть
правдой? Воспоминания из его собственных множественных жизней  представ-
ляли собой невероятную ценность. Он потребовал подтверждения.
   - Мы вспомнили взаимосвязь между кормовым животным, называемым снего-
вой кролик, и хищной кошкой, которую когда-то называли  рысь.  Популяция
кошек постоянно росла, следуя росту поголовью кроликов,  а  затем  пере-
кармливание загнало хищников в голод и тяжелое  сокращение  численности,
называемое откатом.
   - Интересный термин, откат.
   - Описывает то, что мы запланировали для Чтимых Матер.
   Когда их встреча завершилась (а он для себя так ничего и не добился),
Скитейл обнаружил, что запутался более чем  когда-либо.  Такое  действи-
тельно входит в их намерения? Проклятая женщина! Нельзя  быть  уверенным
ни в чем из того, что она говорит.
   По возвращении на корабль Скитейл долгое  время  стоял,  всматриваясь
через силовой барьер в длинный коридор, по которому, направляясь  в  зал
для тренировок, иногда проходили Айдахо и Мурбелла. Он знал, что  трени-
ровочный зал, должно быть, находится за той широкой дверью,  за  которой
они исчезали, чтобы потом появиться в поту и тяжело дыша.
   Никто из его собратьев-узников не появился, хотя Скитейл  более  часа
слонялся вдоль барьера.
   Она использует голу в качестве Ментата. А это должно означать, что  у
него есть доступ к консоли Систем Корабля. Конечно, не лишит же она сво-
его ментата необходимых ему данных. Нужно как-то исхитриться встретиться
с Айдахо наедине. Правда, всегда остается язык свиста, который мы  навя-
зываем любой голе. Мне нельзя казаться излишне озабоченным. Скромная ус-
тупка при торговле, может  быть.  Жалоба  на  то,  что  мои  апартаменты
действуют на меня угнетающе. Пусть они видят, как меня раздражает заклю-
чение.


   Образование не может заменить интеллект. Это неуловимое качество лишь
отчасти может быть определено способностью решать загадки. Но заключает-
ся оно в способности творить новые загадки, отражающие то, о чем  свиде-
тельствуют чувства, выстраивая парадоксы определений.
   Ментат текст Один (decto)

   Они вкатили Луциллу в рабочую комнату Великой Чтимой Матре в  трубча-
той клетке - клетка внутри клетки... Сеть из шигапроволоки заставляла ее
держаться центра трубы.
   - Я - Великая Чтимая Матре, - приветствовала ее  женщина,  сидящая  в
тяжелом черном кресле.
   Маленькая женщина, красновато-золотистые леопарды.
   - Клетка для твоей же защиты, в случае, если ты решишь  прибегнуть  к
Голосу. Мы не восприимчивы, а наш иммунитет  давно  уже  приобрел  форму
рефлекса. Мы убиваем. Многие из твоих умерли именно  таким  образом.  Мы
знаем Голос и сами используем его. Помни об этом, когда я выпущу тебя из
клетки. - Она махнула слугам, которые внесли клетку. -  Уходите  отсюда!
Убирайтесь!
   Луцилла оглядела комнату: ни одного окна, почти квадратная.  Освещена
несколькими серебристыми плавающими светильниками. Ядовито-зеленые  сте-
ны. Типичная для допроса обстановка. Находится где-то высоко. Они ввезли
ее клетку в нулевой капсуле незадолго до восхода.
   За спиной Великой Чтимой Матре отскочила в сторону панель, и на ленте
скрытого механизма в комнату скользнула еще одна  клетка  поменьше.  Эта
клетка была квадратной, и в ней стоял кто-то, кого она приняла  было  за
обнаженного мужчину, пока он не обернулся и не взглянул на нее.
   Футар. На широком лице отчетливо выделялись клыки.
   - Хочу тереть спину, - проговорил футар.
   - Да, милый. Я потру тебе спину позже.
   - Хочу, есть, - сказал футар, в упор глядя на Луциллу.
   - Позже, милый.
   Футар продолжал изучать Луциллу.
   - Ты Водящая? - спросил он.
   - Конечно, нет!
   - Хочу есть, - настаивал футар.
   - Позже, я сказала! А пока ты просто сядешь и помурлычешь мне.
   Футар в своей клетке сел на  корточки,  и  из  его  горла  послышался
странный рокочущий звук.
   - Разве они не милы, когда мурлычат? - Великая Чтимая Матре, судя  по
всему, ответа не ожидала.
   Присутствие футара озадачило Луциллу. Предполагалось, что эти сущест-
ва охотятся за Чтимыми Матре и убивают их. Впрочем, этот сидел в клетке.
   - Где вы его поймали? - спросила Луцилла.
   - На Гамму.
   Она сама не понимает, какую выдала информацию.
   А это Узловая Станция, - подумала Луцилла. Она узнала  ее  с  лихтера
прошлым вечером.
   Футар перестал мурлыкать.
   - Есть, - проворчал он.
   Луцилла тоже бы что-нибудь съела. Они не кормили ее вот уже три  дня,
и ей приходилось подавлять острые приступы  голода.  Помогали  маленькие
глотки воды из оставленного в клетке литерджона, который был  уже  почти
пуст. Привезшие ее сюда слуги только посмеялись над ее просьбой  о  еде:
"Футары любят мясо!"
   Но больше всего ее мучило отсутствие меланжа. Этим утором она уже на-
чала испытывать первые боли абстиненции.
   Вскоре мне придется убить себя.
   Рой Иных Воспоминаний, погибших на Лампадас, умолял ее терпеть.  Будь
мужественной. Что если та необученная  Преподобная  Мать,  обманет  наши
ожидания?
   Паучья Королева. Вот как называет эту женщину Одрейд.
   Великая Чтимая Матре продолжала изучать Луциллу, обхватив рукой  под-
бородок. Подбородок у нее слабый. На  лице,  в  котором  нет  позитивных
черт, взгляд привлекают негативные.
   - Знаешь, в конце концов ты все же проиграешь, - сказала Великая Чти-
мая Матре.
   - Оптимизм и за могилой, - отозвалась Луцилла и тут  же  ей  пришлось
объяснить выражение.
   На лице Великой Чтимой Матре отразился вежливый интерес. Как интерес-
но.
   - Любая из моих адъютантов за эти слова убила бы тебя на  месте.  Это
одна из причин, почему мы одни. Любопытно, почему ты решила сказать неч-
то подобное?
   Луцилла глянула на сидящего на корточках футара.
   - Футары не возникают из ничего. Они были созданы генетическим  путем
из клеток диких животных с одной целью.
   - Поосторожней! - в глазах женщины в кресле вспыхнул оранжевый огонь.
   - На создание футаров ушло несколько поколений, - сказала Луцилла.
   - Мы охотимся на них ради удовольствия!
   - И охотник становится дичью.
   Великая Чтимая Матре вскочила на ноги, глаза ее  превратились  в  два
оранжевых факела. Футар разволновался и начал подвывать.  Это  успокоило
женщину.
   Медленно-медленно она опустилась обратно в кресло, сделав жест футару
в клетке.
   - Все в порядке, милый. Ты вскоре поешь, а я потру тебе спину.
   Футар возобновил странный звук, означающий мурлыканье.
   - Так вы полагаете, мы вернулись как беглецы, - вернулась  к  Луцилле
Великая Чтимая Матре. - Да! Не отрицай этого.
   - Черви часто поворачиваются, - возразила Луцилла.
   - Черви? Ты имеешь в виду тех монстров, которых мы уничтожили на  Ра-
кисе?
   Большим искушением было подколоть, вызвав драматичную реакцию.  Напу-
гать ее хорошенько, и она наверняка убьет.
   Пожалуйста, Сестра! - молил рой с Лампадас. - Перетерпи.
   Вы думаете, мне удастся бежать  из  этого  места?  Это  заставило  их
умолкнуть, остался лишь слабый протест. Помни! Мы как та древняя  кукла:
семь раз упадет, восемь встанет. Нахлынуло это на нее образом  маленькой
красной куклы, с лицом ухмыляющегося Будды и сложенными на толстом живо-
тике ручками.
   - Ты, очевидно, имеешь в виду личинок Бога Императора, - сказала  Лу-
цилла. - А у меня на уме было нечто иное.
   Великая Чтимая Матре в задумчивости умолкла.
   Оранжевый цвет в ее глазах несколько поблек.
   Она играет со мной, - подумалось Луцилле. -  Она  намеревается  убить
меня и скормить своему ручному животному.
   Но подумай о тактической информации, какую ты могла бы принести, если
мы сбежим!
   Мы! И никак не опровергнуть разумность подобного протеста.  Клетку  с
ней вынесли из лихтера еще при дневном свете. Подходы к лежбищу  Паучьей
Королевы были тщательно спланированы с тем, чтобы как можно  более  зат-
руднить доступ к ним, но сама  планировка  Луциллу  позабавила  -  Очень
древняя, давным-давно отставшая от  времени  планировка.  Узкие  проходы
внешних ворот с наблюдательными  башнями,  вырастающими  из  земли,  как
тускло серые грибы из своего мицелия. Резкие повороты в  критических,  с
точки зрения тактики, местах. Ни одно наземное транспортное средство  не
сможет маневрировать на этих поворотах  на  сколько-нибудь  значительной
скорости.
   Насколько она помнила, нечто подобное упоминалось в  критических  за-
метках Тэга об Узловой Станции. Идиотская  защита.  Достаточно  подвести
тяжелое вооружение или еще как-то преодолеть  эти  грубые  лабиринты,  и
здания будут изолированы друг от друга. Они конечно, связаны и под  зем-
лей, но эту связь легко можно прервать несколькими взрывами. Отрежьте их
от их ресурсов, и вся станция развалится на части. И никакой больше дра-
гоценной энергии не пойдет по вашим трубам, идиотки. Внешность  защищен-
ности, а Чтимые Матре только это поддерживают. Ради  самоуспокоения!  Их
защитникам, вероятно, чтобы дать этим женщинам ложное ощущение  защищен-
ности, приходится тратить невероятное количество объема энергии на  бес-
полезную показуху.
   Коридоры. Не забудь про коридоры.
   Да, коридоры в этом гигантском здании были невероятных размеров, что-
бы по ним можно было провезти гигантские автоклавы, в которых  вынуждены
жить на земле Навигаторы Гильдии. Отдушины систем вентиляции  располага-
лись на низком уровне вдоль залов, чтобы улавливать и вытягивать из воз-
духа выдыхаемые меланжевые газы. Луцилла без труда могла представить се-
бе, как с беспокоящим грохотом тяжело ухают,  открываясь  и  закрываясь,
заслонки. Люди Гильдии, похоже, никогда не имели ничего против шума. Ли-
нии энергетических трансмиссий для мобильных носителей толстыми  черными
змеями извивались по проходам и уходили в каждую комнату,  какую  успела
заметить Луцилла. Как будто это может удержать Навигатора от того, чтобы
заглянуть туда, куда он пожелает.
   Многие из  тех,  кого  видела  Луцилла,  носили  при  себе  проводни-
ки-пульсаторы. Даже Чтимые Матре. Так, значит, они  сами  нередко  здесь
теряются. Все под одним гигантским зонтиком крыши с ее фаллическими баш-
нями. Новые постояльцы могут счесть  это  привлекательным.  Основательно
изолировано от грубого внешнего мира (куда никто из  важных  персон  все
равно не выходит, разве что, чтобы убить или посмотреть на рабов  за  их
забавным трудом или игрой). И во всем этом Луцилла видела также запущен-
ность, которая говорила о минимальных затратах  на  поддержание  здания.
Они тут почти ничего не меняли. Детальный план Тэга по-прежнему верен.
   Видишь, насколько ценными могут быть твои наблюдения?
   - Возможно даже, что я оставлю тебя в живых, - пробудилась от  задум-
чивости Великая Чтимая Матре. Правда, лишь в том случае, если  ты  удов-
летворишь мое любопытство.
   - А откуда ты знаешь что я не отвечу на твое любопытство потоком чис-
того дерьма?
   Эта вульгарность Великую Чтимую Матре настолько позабавила,  что  она
едва не рассмеялась. Очевидно, никто не  предостерег  ее  беречься  Бене
Джессерит, когда они прибегают к вульгарности. Мотивацией того уж  точно
должно было быть нечто внушающее, беспокойство. Никакого Голоса, да? Она
думает, это единственное, что у меня есть? Великая Чтимая Матре и сказа-
ла, и среагировала достаточно, чтобы дать в руки любой Преподобной Мате-
ри безотказный рычаг. Сигналы тела и речи всегда несут в себе больше ин-
формации, чем необходимо для слов понимания. Из них-то и можно  вытянуть
неизбежную дополнительную информацию.
   - Ты находишь нас привлекательными? - внезапно спросила Великая  Чти-
мая Матре.
   Странный вопрос.
   - Все люди из Рассеивания обладают определенной привлекательностью. -
Пусть она думает, что я видела многих из них, включая ее  врагов.  -  Вы
экзотичны, что значит, странны и новы.
   - А наша сексуальная доблесть?
   - Естественно, у этого есть некая аура. Для некоторых  восхитительная
и притягательная.
   - Но не для тебя.
   Ударь ее в подбородок! Предложение исходило от советчиков с Лампадас.
Почему бы и нет?
   - Я рассматривала твой подбородок. Великая Чтимая Матре.
   - Да? - голос звучит удивленно.
   - Это очевидно детский подбородок и тебе следует гордиться столь  мо-
ложавой внешностью.
   Это ей крайне неприятно, но она неспособна это  показать.  Ударь  еще
раз.
   - Готова поспорить, любовники часто целуют тебя в подбородок, - вслух
сказала Луцилла.
   Теперь злится, но по-прежнему неспособна дать волю  раздражению.  Те-
перь ведь будешь угрожать! Посоветуй мне не использовать Голос!
   - Целовать подбородок, - подал голос футар.
   - Я сказала потом, милый. А теперь заткнись!
   Так, все вылилось на несчастное домашнее животное.
   - Но у тебя есть вопросы, которые ты хотела задать мне, - сказала Лу-
цилла. Сама приветливость. Еще один предупредительный  сигнал,  для  тех
кто понимает. Я - одна из тех, кто все заливает  сладким  сиропом.  "Как
мило! Как чудно проводить время в вашем обществе! Разве это не  прекрас-
но! Как вы умны, что смогли купить это так дешево! Легко. Быстро" Приво-
дите собственные прилагательные.
   Великой Чтимой Матре понадобилось несколько секунд, чтобы взять  себя
в руки. Она чувствовала, что ее поставили в невыгодное положение, но  не
могла сообразить как. Минутное промедление она попыталась  скрыть  зага-
дочной улыбкой, потом:
   - Я сказала, что выпущу тебя.
   Она нажала на что-то в подлокотнике кресла, и часть трубчатой  клетки
скользнула в сторону, оттянув за собой и сеть  шигапроволоки.  В  то  же
мгновение прямо перед ней и на расстоянии одного лишь шага от ее  кресла
из пола поднялось второе.
   Луцилла устроилась в кресле, причем колени ее чуть ли не касались  ее
инквизитора. Ноги. Помни, они убивают ногами. Только тут сообразив,  что
все это время она сжимала кулаки, Луцилла  принялась  разминать  пальцы.
Проклятое напряжение!
   - Тебе следует поесть и выпить чего-нибудь, - сказала Великая  Чтимая
Матре и нажала еще раз сбоку кресла. Перед Луциллой возник поднос -  та-
релка, ложка, стакан, наполненный какой-то красной жидкостью.
   Демонстрирует свои игрушки.
   Луцилла подняла стакан.
   Яд? Сперва понюхай.
   Она попробовала напиток. Стимулирующий чай и меланж. Как же я  голод-
на!
   Луцилла вернула пустой стакан на  поднос.  На  языке  остался  резкий
привкус меланжа. Что она делает? Ухаживает за мной? По всему телу пробе-
жала волна облегчения от спайса. Оказалось, что на тарелке бобы под ост-
рым соусом. Пососав несколько штук, чтобы определить наличие опасных до-
бавок, она принялась за еду. Чеснок в соусе. Долю секунды она  позволила
себе порыться в Памяти, нет ли там чего-нибудь об этом ингредиенте - до-
полнение к острой пище, используется против вервольфов,  сильнодействую-
щее лекарство от скопления газов.
   - Тебе нравится наша еда?
   Луцилла вытерла подбородок.
   - Очень вкусно. Тебя следует похвалить за выбор повара. - Никогда  не
хвали повара в частном доме. Повара можно заменить. Хозяйка  незаменима.
- Приятный привкус чеснока.
   - Мы изучали книги из библиотеки, спасенной с Лампадас.
   Смотри, что ты потеряла, - взвыл рой Воспоминаний.
   - И так мало интересного во всей этой болтовне.
   Она хочет, чтобы ты стала ее библиотекарем!
   Луцилла молча ждала продолжения.
   - Иногда мои помощники думают, что там могут отыскаться намеки на то,
где находится гнездо твоих ведьм, или, по меньшей мере, на  способ,  как
устранить вас побыстрее. Столько языков!
   Ей нужен переводчик? Иди напрямик.
   - Что тебя интересует?
   - Очень немногое. Кому могут понадобиться отчеты о Бутлерианском Джи-
хаде?
   - Они тоже громили библиотеки.
   - Оставь этот покровительственный тон!
   А ум у нее острее, чем мы думали. Будь прямолинейна.
   - Я думала, это я объект покровительства.
   - Слушай меня, ведьма! Ты полагаешь, что  можешь  быть  безжалостной,
защищая свое гнездо, но даже и не подозреваешь, что на самом деле значит
отсутствие жалости.
   - Не думаю, что ты до сих пор сказала мне, как я  могу  удовлетворить
твое любопытство.
   - Твоя наука, ведьма, вот что нам нужно, - Матре сбавила тон. - Давай
будем разумными. С твоей помощью мы могли бы достичь утопии.
   И покорить всех твоих врагов и достигать  оргазма  несколько  раз  за
ночь.
   - Ты думаешь, в науке ключ к утопии?
   - И лучшей организации всех наших начинаний.
   Помни: бюрократия взращивает комформизм... Сделай так, чтобы она под-
няла "фатальную глупость" до статуса религии.
   - Парадокс, Великая Чтимая Матре. Наука должна быть новаторской.  Вот
почему наука и бюрократия постоянно пребывают в состоянии войны.
   Знает ли она о своих корнях?
   - Но подумай о власти! Подумай о тому что могла бы контролировать!
   Не знает.
   Утверждения Великой Чтимой Матре о контроле  заинтересовали  Луциллу.
Ты контролируешь свою Вселенную, не живешь  с  ней  единым  целым.  Твой
взгляд обращен наружу и никогда вовнутрь. Ты не тренируешь  себя,  чтобы
воспринимать собственные тончайшие реакции, ты наращиваешь мускулы  (во-
енную силу, власть), чтобы преодолеть  все,  что  определяешь  как  пре-
пятствие. Эти женщины что, слепы?
   Увидев, что Луцилла молчит. Чтимая Матре произнесла:
   - В библиотеке мы многое нашли о Бене Тлейлакс. Вы совместно  с  ними
работали над многими проектами, ведьма.  Разнообразными  проектами:  как
свести к нулю невидимость не-корабля, как  проникнуть  в  секреты  живой
клетки, ваша Миссионария Протектива и то, что иногда называется  "Языком
Бога".
   Луцилла выдала кривую улыбку. Они боятся, что гдето там действительно
существует Бог. Дай ей почувствовать! Будь откровенна.
   - Мы ни в чем не присоединялись с Тлейлаксу.  Твои  люди  неправильно
расшифровали свои находки. Тебя нервирует, когда тебе оказывают покрови-
тельство? А как, по-твоему, отнесется к этому Бог? Мы  высеивали  семена
религий для собственной защиты. Это было функцией Миссионарии.  У  Тлей-
лаксу только одна религия.
   - Вы организовывали религии?
   - Не совсем. Организационный подход к религии всегда  оправдательный.
А мы не оправдываемся ни в чем.
   - Ты начинаешь мне надоедать. Почему мы так мало нашли о Боге Импера-
торе?
   С нажимом!
   - Может быть, твои люди уничтожили эти данные.
   - Ага, значит, у вас к нему свой интерес.
   Как и у тебя, Мадам Паук!
   - Позволю себе предположить, что Лито II и  его  Золотая  Тропа  были
предметом изучения во многих твоих академических центрах.
   А вот это была жестоко!
   - У нас нет академических центров!
   - Ваш интерес к нему удивляет меня.
   - Случайность, ничего более.
   А этот футар спрыгнул с дерева, где его ударила молния!
   - Мы называем его Золотую Тропу "резаной бумагой". Он выкинул  ее  на
волю бесконечных ветров и сказал: "Видите? Вот куда она  летит".  Это  и
есть Рассеивание.
   - Некоторые предпочитают называть это Исканием.
   - Мог ли он на самом деле предсказывать наше будущее? Это вас интере-
сует?
   В яблочко!
   Великая Чтимая Матре кашлянула в кулак.
   - Мы говорим, что Муа Диб создал будущее. Лито II раз создал его.
   - Но, если бы я могла знать...
   - Пожалуйста! Великая Чтимая Матре! Люди, которые требуют от оракула,
чтобы он предсказал их жизнь, на самом деле желают знать,  где  хранится
клад.
   - Ну конечно же!
   - Знай все свое будущее и ничто больше не застанет тебя врасплох? Так
ведь?
   - Ты не могла бы сказать лучше.
   - А ты говорила, я тебе надоела!
   - Что?
   Оранжевый огонь у нее в глазах. Осторожно.
   - Никогда больше никаких сюрпризов? Что может быть скучнее?
   - Аа... О! Но это не то, что я имею в виду.
   - Тогда боюсь, Великая Чтимая Матре, я не понимаю, чего ты хочешь.
   - Не важно. Мы вернемся к этому завтра.
   Передышка!
   - В клетку! - Великая Чтимая Матре поднялась с кресла.
   - Есть? - голос футара звучал жалобно.
   - У меня есть для тебе чудесная еда внизу, милый. А потом я потру те-
бе спину.
   Луцилла вошла в свою клетку, куда ей вслед Великая Чтимая Матре швыр-
нула подушку.
   - Воспользуйся ей против шигапроволоки. Видишь,  какой  я  могу  быть
доброй?
   Дверь клетки со щелчком закрылась.
   Футар в своей клетке исчез за дальней стеной,  панель  скользнула  на
место.
   - Они так беспокойны, когда голодны, - сказала Великая Чтимая  Матре,
потом открыла дверь и обернулась на пороге еще раз окинуть взглядом  Лу-
циллу. - Тебя здесь никто не потревожит. Я никому не позволяю входить  в
эту комнату.


   Многое из того, что мы делаем естественно, становится сложным  только
тогда, когда мы превращаем это в предмет приложения  нашего  интеллекта.
Возможно знать о предмете столько, что станешь  совершенно  невежествен-
ным.
   Ментат Текст Два (dicto)

   Время от времени Одрейд отправлялась обедать вместе  с  алколитами  и
надзирающими за  ними  Прокторами,  непосредственными  тюремщиками  этой
тюрьмы разума, из которой многие так и не выйдут на свободу.
   То, что думают и делают алколиты, поставляло Великой Матери  информа-
цию на уровне подсознания о том, насколько хорошо функционирует Дом  Ор-
дена. Алколиты реагировали, повинуясь предчувствиям и настроениям и  го-
раздо более непосредственно, чем Преподобные Матери. Полные Сестры  нау-
чились скрывать свое угнетенное состояние. Они не пытались скрыть ничего
существенного, но каждый же может  выйти  погулять  в  сад  или  закрыть
дверь, тем самым оказываясь вне досягаемости сторожевых псов.
   Но только не алколиты.
   Теперь в Централи каждая минута была заполнена до предела. Даже через
обеденные залы вне зависимости от часа тек постоянный поток завтракающих
или обедающих. Рабочие смены расшатаны, а для любой  Преподобной  Матери
нетрудно приспособить свой жизненный цикл под непривычные временные  ин-
тервалы. Одрейд не могла себе  позволить  тратить  энергию  на  подобное
приспосабливание. Перед вечерней трапезой она, ненадолго задержавшись  у
двери в Зал Алколитов, услышала, как там внезапно наступила гробовая ти-
шина.
   Даже то, как они подносили ко рту пищу, уже о  чемто  говорило.  Куда
смотрят глаза, в то время как ложка приближается ко рту? Вот за этой на-
до понаблюдать, у нее расстроен желудок. А вот эта задумчиво смотрит  на
каждую ложку подливы так, как будто пытается угадать, куда они подмешали
яд. Творческий ум за этими глазами. Испытать ее для назначения на требу-
ющее большей восприимчивости место.
   Одрейд вошла в зал.
   Пол в шахматном порядке был выложен черными и белыми  плитами  плаза,
едва ли его можно чем-нибудь поцарапать. Алколиты поговаривали, что Пре-
подобные Матери используют это расположение цветных  плит,  как  игровую
доску: "Кого-то из нас посадить сюда, когото - туда, остальных по  цент-
ру. Передвинуть фигуры так-то - победитель получает все!"
   Одрейд села поближе к углу стола у западных окон.  Алколиты  потесни-
лись, причем движения их были спокойно ненавязчивыми.
   Этот зал был частью старейшей конструкции Дома  Ордена.  Построен  из
дерева, с гладко оструганными дубовыми балками потолка, каждая невероят-
ной длины и веса. Некоторые из них на двадцать пять метров тянулись  без
единого сучка. Где-то на планете располагалась роща дубов, с генетически
заданным ростом, тянущихся к солнечному свету на своей тщательно ухожен-
ной плантации. Деревья поднимались без единого сучка по меньшей мере  на
тридцать метров в высоту. Плантация была разбита, когда еще только стро-
ился этот зал, чтобы поставлять замену слабнувшим от возраста балкам. По
девятнадцать сотен стандартных лет полагалось выдерживать  дубовым  бал-
кам.
   Как внимательно наблюдают алколиты за Великой Матерью, а кажется  при
этом, что они даже не смотрят в ее сторону.
   Одрейд обернулась к выходящему на запад окну за спиной посмотреть  на
закат. Опять пыль. Вторгающаяся вместе с ветрами с пустыни пыль в  крас-
но-оранжевые тона окрашивала заходящее солнце, заставляя его гореть  да-
леким янтарем, который в любое мгновение может вспыхнуть  неконтролируе-
мым пожаром.
   Одрейд подавила вздох. Мысли, подобные этим, только вновь воссоздава-
ли ее ночной кошмар: пропасть... натянутая проволока. Она  знала,  стоит
ей закрыть глаза и она почувствует раскачивание проволоки. А охотница  с
топором все ближе!
   Алколиты продолжали трапезу, но в зале повисло ощущение общего беспо-
койства, как будто они чувствовали ее тревогу. А может, так оно и  было.
Шелест ткани вырвал Одрейд из ночного кошмара. Она уловила новую ноту  в
привычных звуках Централи. Резкий скрип  слышался  за  самыми  рутинными
движениями - вот за ней отодвинули стул... открылась дверь кухни.  Скре-
жет крупного песка. Бригады уборщиц уже начинали жаловаться на  вездесу-
щий песок и "проклятую пыль".
   Одрейд глядела из окна на источник всех этих неприятностей: ветер  из
пустыни. Коричневатый туман тусклой  завесой  скрывал  линию  горизонта.
Когда ветер уйдет пыльные его подарки останутся по  углам  зданий  и  на
подветренной стороне холмов. В воздухе висел запах тронутого огнем крем-
ня, что-то щелочное, что раздражало ноздри.
   Когда обносящая столы послушница поставила перед ней тарелку с  едой,
Одрейд окинула взглядом стол, за которым сидела. И  обнаружила,  что  ей
доставляет удовольствие эта перемена - так приелись  трапезы  на  скорую
руку в рабочем кабинете или личной столовой. Когда она ела там в  одино-
честве, алколиты вносили блюда так тихо и убирали все с такой молчаливой
сноровкой, что иногда она была удивлена, увидев,  что  ничего  уже  нет.
Здесь трапезу сопровождали шум и беседа. В ее  апартаментах  внезапно  с
кудахтаньем могла появиться ее личный повар Дуэна: "Вы так мало  едите!"
Одрейд по большей части покорялась этим увещеваниям. В  сторожевых  псах
есть свои преимущества.
   Сегодняшняя трапеза состояла из пареной свинины под соусом из  сои  и
черной патоки, минимум меланжа и, как заключительный  штрих,  -  оттенок
базилика и лимона. Свежие зеленые бобы, сваренные с перцем. Красный  ви-
ноградный сок. С предвкушением она отрезала кусок  свинины  и  сочла  ее
приемлемой, хотя и чуть переваренной на ее вкус.  Повар  алколитов  лишь
немногим ошибся.
   Откуда тогда это чувство, что таких трапез было слишком много?
   Она сглотнула, и тут же повышенная чувствительность позволила ей  оп-
ределить добавки. Эта еда подавалась здесь не  просто  для  того,  чтобы
восстановить энергию Великой Матери. Кто-то на кухне спросил о ее  ежед-
невной диете и соответственно подобрал ингредиенты ее блюда.
   Еда - это ловушка, - подумалось ей. "Источник еще одной  зависимости.
- Ей не нравилась ловкость, с которой повара Дома  Ордена  скрывали  то,
что добавляли в еду "на благо обедающим". Они, конечно, знали, что  каж-
дая Преподобная Мать способна распознать ингредиенты и, насколько это  в
ее силах, приспособить к ним свой метаболизм. Они наблюдают за ней прямо
сейчас, задаваясь вопросом, как расценит сегодняшнее меню Великая Мать.
   За едой она прислушивалась к разговорам соседей.  Никто  не  проявлял
назойливости - ни физически, ни голосом. Звуки почти  вернулись  к  тому
приглушенному гулу, какое царило здесь до ее прихода.  Болтовня  при  ее
появлении всегда чуть меняла тон, а потом возобновлялась, но тише.
   Во всех этих головах назойливо вертелся все тот же невысказанный воп-
рос: Зачем она здесь сегодня?
   В некоторых из своих ближайших соседей Одрейд ощутила тихое  благого-
вение, реакция, которую Великая Мать иногда использовала в своих  целях.
Благоговение с привкусом страха. "В ней Тараза", шептались  между  собой
алколиты (так докладывали Прокторы). Они имели в виду, что Одрейд в  ка-
честве Первичной имела свою ближайшую предшественницу.  Они  двое  стали
едва ли не исторической парой, требующей особого изучения кандидаток.
   Дар и Тар, уже легенда.
   Даже Беллонда (милая, старая, невыносимая Беллонда) в обращении с Од-
рейд искала окольных путей. Немного фронтальных атак, очень мало грохота
в обвиняющих доводах. Таразе приписывали спасение Общины, и это  застав-
ляло умолкнуть большую часть оппозиции. Тараза говорила, что Чтимые Мат-
ре по сути своей варвары и их жестокость, хотя и не полностью преломима,
может быть направлена в кровавые вылазки. Последующие события более  или
менее подтвердили это.
   Верно вплоть до одной детали, Тар. Никто из нас не предвидел  размаха
их насилия.
   Классическая вероника Таразы (какой удачный образ) довела Чтимых Мат-
ре до столь кровавых боен, что теперь Вселенная вся  пронизана  потенци-
альными союзниками жертв их зверских расправ.
   Как мне защитить нас?
   Дело не столько в том, что неадекватны планы  защиты.  Эти  последние
могут в результате стать и неуместны.
   К этому, конечно, я и стремлюсь. Нам необходимо очиститься и подгото-
вить себя к высшему усилию.
   Беллонда только фыркнула, когда Одрейд высказала эту идею:
   - Для нашей кончины? Вот почему нам следует принять очищение?
   Нет сомнения, Беллонда превратится в само  противоречие,  как  только
узнает о планах Великой Матери.  Беллонда-ужасная  станет  аплодировать,
Беллонда-Ментат спорить и настаивать на выжидании "до более  благоприят-
ного момента".
   Но я пойду своим собственным, пусть странным, путем, невзирая на  то,
что подумают мои Сестры.
   А многие Сестры считали Одрейд более чем необычной  Великой  Матерью.
Выбранной скорее с левой руки, чем с правой. Последовательница Таразы. Я
была там, когда ты умирала, Тар, и не было никого больше, кто вобрал  бы
в себя твою личность. Случайное повышение?
   Одрейд не одобрили многие. Но когда поднялась оппозиция, так или ина-
че они возвращались к "Последовательнице Таразы, лучшей  Великой  Матери
за всю нашу историю".
   Забавно! Тараза внутри нее первая расхохоталась тогда, а потом  спро-
сила: А почему бы тебе порассказать им о моих ошибках, Дар?  Особенно  о
том, как я недооценила тебя.
   Одрейд в задумчивости пережевывала кусочки свинины. Я  слишком  долго
тянула с посещением Шианы. На юг в пустыню, и как  можно  скорее.  Шиану
необходимо подготовить к тому, что она заменит Там.
   Перед мысленным взором Одрейд пологими холмами перекатывались  песча-
ные дюны. Более пятнадцати столетий оккупации Бене Джессерит на Доме Ор-
дена. Наши приметы повсюду. Они не только в особых рощах,  виноградниках
или фруктовых садах. Как это должно влиять на коллективную душу планеты,
когда ее люди видят, как подобные изменения происходят на издревле  род-
ной им земле?
   Алколит, сидящая рядом с Одрейд, тихонько кашлянула, прочищая  горло.
Собирается обратиться к Великой Матери? Редкий случай. Но молодая женщи-
на продолжала молча есть.
   Мысли Одрейд вернулись к предстоящей поездке в пустыню. Нельзя, чтобы
Шиана получила какое-либо предупреждение. Мне необходимо быть  уверенной
в том, что мы нуждаемся именно в ней. Оставались еще вопросы, на которые
от Шианы требовалось получить ответ.
   Одрейд сознавала, что найдет, останавливаясь по пути, в этой  инспек-
ционной поездке. В Сестрах, в жизни растений и животных, в каждой обите-
ли Общины она увидит перемены, перемены незаметные  и  перемены  резкие,
перемены, что станут подтачивать столь превозносимую безмятежность Вели-
кой Матери. Даже Мурбелла, никогда не покидавшая  не-корабль,  чувствует
эти перемены.
   Не далее чем этим утром, сидя спиной к консоли, Мурбелла с новым вни-
манием вслушивалась в слова стоящей над ней Великой Матери. Острая  нас-
тороженность в глазах пленной Чтимой Матре, а голос ее выдает сомнения и
неуравновешенные суждения.
   - Все преходяще. Великая Мать?
   - Существует знание, впечатанное в тебя Иной Памятью. Ни одни  плане-
та, на земля ее, ни суша, ни даже часть земли или суши не пребудут  веч-
но.
   - Ужасная мысль! - неприятие.
   - Где бы мы ни были, мы лишь управляющие.
   - Бесполезная точка зрения, - медлит, спрашивая себя, почему  Великая
Мать именно сейчас решила говорить подобные вещи.
   - Мне слышится в тебе голос Чтимых Матре. Они наделили  тебя  мечтами
жадности.
   - Это вы так говорите! - глубоко обиженно.
   - Чтимые Матре полагают, что могут купить  бесконечную  защищенность:
знаешь, какую-нибудь маленькую планетку с достаточной  численностью  по-
корного населения.
   Мурбелла скорчила гримасу.
   - Много планет! - резко бросила Одрейд. - Все  больше,  и  больше,  и
больше! Вот почему они все возвращаются целыми стаями.
   - Мелкая пожива в этой Старой Империи.
   - Великолепно, Мурбелла! Ты начинаешь думать, как одна из нас.
   - И это превращает меня в ничто!
   - Ни в рыбу, ни в мясо, но лишь в себя саму? Поостерегись,  Мурбелла!
Если ты полагаешь, что владеешь чем-то, это как прогулка по зыбучим пес-
кам.
   Озадаченно сведенные брови. Придется что-то сделать с тем,  как  Мур-
белла позволяет эмоциям так легко отражаться на своем  лице.  Здесь  это
позволительно, но когда-нибудь...
   - Значит, ничем нельзя безопасно владеть. Ну и что! - горечь в  голо-
се, горечь.
   - Иногда ты говоришь верные слова, но не думаю, что уже ты нашла мес-
то внутри себя, где могла бы протянуть всю жизнь.
   - Пока враг не найдет и не зарежет меня?
   Тренинги Чтимых Метерей держатся, как хороший клей! Но  то,  как  она
говорила с Дунканом прошлой ночью, говорит о том, что  она  уже  готова.
Картина Ван Тога, хочется мне верить, сделала ее восприимчивее. Это слы-
шалось в ее голосе. Следует еще раз просмотреть тот отчет.
   - Кому нужно убивать тебя, Мурбелла?
   - Вам никогда не выдержать атаки Чтимых Матре!
   - Я уже указала на основной факт, в том что  касается  нас:  ни  одно
место не может быть безопасным вечно.
   - Еще один из ваших проклятых бесполезных уроков!
   В зале Алколитов Одрейд вспомнила, что у нее так и не нашлось времени
еще раз просмотреть тот отчет комкамер о споре Дункана и Мурбеллы. У нее
едва не вырвался тяжелый вздох, что она попыталась скрыть кашлем. Никог-
да не позволяй молодым видеть беспокойство Великой Матери.
   В пустыню к Шиане! В инспекционную поездку, как только я смогу выкро-
ить для этого время. Время!
   И вновь послушница возле Одрейд тихонько  прокашлялась.  Одрейд  тща-
тельно рассматривала ее  боковым  зрением:  блондинка,  короткое  черное
платье с белой оторочкой - Продвинутая Третья Ступень.
   Ни одного движения головы в сторону Одрейд, ни одного брошенного  ис-
коса взгляда.
   Вот с этим я и столкнусь в инспекционной поездке:  страхи.  Так  и  в
ландшафте на каждом шагу нам попадаются знаки того, что мы бежим на  пе-
регонки со временем: деревья неподстрижены, потому что ушли садовники  -
высланы в Рассеивание, ушли к своим могилам, ушли в  неизвестные  места,
может быть, даже в рабство. Увижу ли я когда-нибудь, как приобретают но-
вую привлекательность беседки, поскольку никто их не закончил, их строи-
тели ушли? Нет. Нам не до архитектурных излишеств.
   Где-то в Иной Памяти таились примеры,  которые  ей  так  хотелось  бы
отыскать: старые здания, еще более красивые оттого, что их оставили нео-
конченными. Строитель обанкротился, владелец разозлился на  любовницу...
некоторые их части становились от этого еще  более  интересными:  старые
стены, старые руины. Скульптуры времени.
   Что сказала бы Белл, если бы я приказала построить беседку в моем лю-
бимом саду?
   - Великая Мать? - подала наконец голос послушница подле Одрейд.
   Великолепно! Они так редко находят в себе смелость.
   - Да? - С легким вопросом. Лучше бы этому быть важным. Стоит ли  слу-
шать?
   Но решила выслушать.
   - Я вмешиваюсь. Великая Мать, поскольку дело срочное и потому  что  я
знаю, как вы заинтересованы во фруктовых садах.
   Великолепно! У девочки толстые ноги, но на ум ее это не распространя-
ется. Одрейд смотрела на нее молча.
   - Я - та, кто подготавливает карту для вашей спальни, Великая Мать.
   Так значит это надежный адепт, та, которой доверили работать на Вели-
кую Мать. Еще лучше.
   - Моя карта скоро будет готова?
   - Через два дня. Великая Мать. Я настраиваю проекционные реле,  кото-
рые будут указывать ежедневный рост пустыни.
   Короткий кивок. Это было частью исходного приказа - приставить  алко-
лита поддерживать точность карты. Одрейд хотелось так просыпаться утром,
чтобы ее вдохновлял этот постоянно меняющийся вид, первое, что  запечат-
лялось бы в сознании после пробуждения.
   - Сегодня утором я отнесла доклад в ваш кабинет, Великая  Мать.  "Уп-
равление садами". Может быть, вы его не видели.
   Одрейд видела только название. Она слишком поздно вернулась с гимнас-
тики и спешила повидаться с Мурбеллой. Столь многое  сейчас  зависит  от
Мурбеллы!
   - Плантации вокруг Централи следует или забросить или предпринять ме-
ры, чтобы поддержать их, - сказала послушница. - Вот суть доклада.
   - Изложи доклад устно.
   Спустилась ночь, и комната осветилась плавающими светильниками, а Од-
рейд все слушала. Немногословно. Даже кратко.  Доклад  заключал  в  себе
предостерегающую ноту, в которой Одрейд узнала влияние Беллонды. Никакой
подписи из Архивов, но предостережения Контроля Погоды  проходили  через
Архивы, и эта послушница подхватила несколько их фраз.
   Завершив доклад, послушница замолчала.
   Как мне ответить? Фруктовые сады, пастбища  и  виноградники  были  не
только буффером, сдерживающим наступление  песчаной  стихии,  не  просто
приятными украшениями ландшафта. Они поддерживали дух (и столы) Дома Ор-
дена.
   Они поддерживают мой дух.
   Как тихо ждет эта послушница. Курчавые светлые волосы, круглое  лицо.
Приятные черты, хотя рот слишком широк. На ее тарелке оставалась еда, но
она не ест. Руки сложены на коленях. Я здесь, чтобы служить вам. Великая
Мать.
   Пока Одрейд составляла ответ, вмешались воспоминания - старый случай-
ный поток сознания поверх  непосредственных  наблюдений.  Она  вспомнила
свой курс вождения орнитоптера. Две  послушницы-ученицы  с  инструктором
высоко над топями Лампадас. Она оказалась в  паре  с  самой  неспособной
послушницей, какую когда, либо принимала Община. Очевидно, выбор на  ос-
нове набора генов. Она необходима была Хозяйкам  Рождений  для  передачи
какой-то из характеристик потомству. Эмоциональным равновесием или  умом
это уж, конечно, не было! Одрейд даже вспомнила ее имя: Линчайн.
   Линчайн кричала инструктору:
   - Я все-таки буду летать на этом проклятом троптере!
   И это при том, что к горлу у всех троих подступала тошнота от  беско-
нечного кружения облаков над ними и корявых деревьев и болотистого бере-
га озера внизу. Вот так это и виделось: мы неподвижны, а мир вокруг  не-
сется сумасшедшими кругами. И Линчайн,  которая  каждый  раз  ошибается.
Каждое движение лишь загоняло их в новый штопор.
   Инструктор отрезал ее от системы управления, вытянув развод, до кото-
рого только он мог дотянуться, и пока их полет вновь не  стал  прямым  и
ровным, не сказал ни единого слова.
   - Вы никогда не будете управлять троптером, госпожа. Никогда!  У  вас
не те реакции. Таким, как вы, их следует начинать тренировать до  вступ-
ления в половую зрелость.
   - Но я буду летать на нем! Буду! Я буду водить эту проклятую штукови-
ну! - руки дергают бесполезный штурвал.
   - Вы признаны непригодной, госпожа. Вам полеты запрещены!
   Одрейд вздохнула свободнее, осознав, что она с самого  начала  знала,
что Линчайн может убить их всех.
   Круто обернувшись к Одрейд, которая сидела за ней, Линчайн  выкрикну-
ла:
   - Скажи ему! Скажи ему, что он должен повиноваться Бене Джессерит!
   Обращение к тому факту, что Одрейд обогнала ее на несколько  ступеней
вперед, уже говорил о командовании.
   Одрейд молчала, ничто в ее лице не шевельнулось.
   Молчание - лучшее, что иногда можно сказать, нацарапали когда-то шут-
ники из Бене Джессерит на зеркале в умывальной. И тогда и не  раз  после
Одрейд сочла это недурным советом.
   Заставляя себя вернуться к нуждам послушницы за обеденным столом, Од-
рейд удивилась, почему у нее в памяти вдруг всплыло это давнее  событие.
Подобные вещи редко случаются без особой на то  цели.  Сейчас,  пожалуй,
молчать не стоит. Юмор? Вот оно послание. Юмор  Одрейд  (задействованный
позднее) научил Линчайн кое-чему о ней самой. Юмор в условиях стресса.
   Одрейд улыбнулась послушнице за обеденным столом:
   - Как бы тебе понравилось быть лошадью?
   - Что? - вырвалось у послушницы, но на улыбку Великой Матери она  все
же ответила. Ничего пугающего в этом, скорее даже что-то теплое. Все го-
ворили, что Великая Мать позволяет себе проявление теплых чувств.
   - Ты, конечно, не понимаешь, - вновь улыбнулась Одрейд.
   - Нет, Великая Мать, - по-прежнему с улыбкой и терпением.
   Великая Мать позволила себе вглядеться в молодое лицо. Ясные  голубые
глаза, еще не тронутые всепоглощающей Агонией Спайса. Рот  почти  как  у
Белл, но без ее злобности. Надежные мускулы и надежный  ум.  Она  хорошо
сумеет предугадывать потребности Великой Матери. Взять, например, ее ра-
боту над картой и этот доклад. Восприимчива. Маловероятно, что когда-ни-
будь поднимется на самый верх, но всегда будет на одной из ключевых  по-
зиций, где необходимы именно ее качества.
   Почему я села рядом именно с ней?
   Одрейд нередко выбирала определенного компаньона на время этих госте-
вых трапез в общем зале. В основном кого-нибудь из алколитов. Они  могут
открыть так многое. До рабочей комнаты Великой Матери доходили различные
доклады об алколитах: личные наблюдения кого-нибудь из Прокторов об  од-
ной или другой послушнице. Но иногда Одрейд  выбирала  место,  казалось,
без какой-либо причины, которую она могла бы объяснить. Как сегодня.  Не
она ли та, что мне нужна?
   Беседы завязывались очень редко, разве что сама Великая Мать начинала
разговор. Обычно деликатное начало перерастало в разговор более  личный.
Остальные вокруг тогда жадно к нему прислушивались.
   В такие минуты Одрейд нередко излучала едва ли не религиозную  безмя-
тежность. Это успокаивало нервных. Послушницы есть... в общем, послушни-
цы, но Великая Мать - высшая  ведьма  среди  них  всех.  Взволнованность
вполне естественна.
   Кто-то за спиной Одрейд прошептал:
   - Сегодня она распекает Стегги.
   Распекать. Одрейд знала это выражение. Оно ходило еще во  времена  ее
собственного послушничества. Так эту зовут Стегги. Пусть пока это  оста-
нется невысказанным. Имена несут в себе магию.
   - Тебе понравился сегодняшний обед? - спросила Одрейд.
   - Приемлемо, Великая Мать.
   Обычно никто не пытался высказывать ложные мнения, но Стегги, судя по
всему, смутила перемена темы.
   - Они его переварили.
   - Обслуживая стольких, как они могут удовлетворить  каждого.  Великая
Мать?
   Она говорит, что думает, и говорит хорошо.
   - У тебя левая рука дрожит, - сказала Одрейд.
   - Я немного нервничаю в вашем присутствии. Великая Мать. И  я  только
что с гимнастических занятий. Они были изнурительны сегодня.
   Одрейд проанализировала дрожь:
   - Они тебя заставляли стоять с вытянутой рукой.
   - Это было так же болезненно в ваше время. Великая Мать?  (В  древние
времена?)
   - Точно так же как и сейчас. Боль учит, говорили мне.
   Это смягчило ситуацию. Общий опыт, байки Прокторов.
   - Я не поняла, что вы говорили о  лошадях,  Великая  Мать,  -  Стегги
смотрела в свою тарелку. - Не может же это быть кониной. Я уверена, я...
   Одрейд весело рассмеялась, что привлекло удивленные  взгляды.  Потом,
стараясь подавить улыбку, положила руку Стегги на локоть:
   - Спасибо, дорогая. За последние несколько лет никто не мог заставить
меня так смеяться. Я надеюсь, это будет началом долгого и радостного об-
щения.
   - Благодарю вас. Великая Мать, но я...
   - Я объясню, почему я заговорила о лошади. Это моя  маленькая  шутка,
здесь не было намерения унизить тебя. Я хотела бы, чтобы  ты  носила  на
плечах маленького ребенка, чтобы он мог двигаться быстрее, чем  способны
его носить маленькие ножки.
   - Как пожелаете. Великая Мать.
   Ни возражений, ни вопросов. Вопросы по-прежнему оставались, но ответы
на них придут в свое собственное время, и Стегги это знала.
   Время магии.
   Убирая руку, Одрейд спросила:
   - Как тебя зовут?
   - Стегги, Великая Мать. Алоана Стегги.
   - Спи спокойно, Стегги. Я позабочусь о садах. То, что они поддержива-
ют наш дух, нужно нам так же, как и их урожай. Сегодня же доложи об  из-
менении в твоем назначении. Скажи им, что я жду тебя у  себя  в  рабочей
комнате завтра в шесть утра.
   - Я буду там. Великая Мать. Я буду продолжать помечать вашу карту?  -
спросила послушница, когда Одрейд уже встала уходить.
   - Пока, Стегги. Но попроси отдел Назначений о новой послушнице и нач-
ни обучать ее. Вскоре ты будешь слишком занята, чтобы заниматься картой.
   - Благодарю вас. Великая Мать. Пустыня растет очень быстро.
   Слова Стегги доставили Одрейд определенное  удовлетворение,  разогнав
тьму, что сгущалась вокруг нее почти едва ли не весь день.
   Цикл получает еще один шанс, вновь поворачивая круг, как было положе-
но ему теми подземными силами, которые называют "жизнью"  или  "любовью"
или навешивают еще какие-нибудь ненужные ярлыки.
   Так  он  и  поворачивается.  Так  он  возобновляется.  Магия.   Какое
ведьмовство могло бы отвлечь внимание от этого чуда?
   Вернувшись в рабочую комнату, она передала приказ  Погоде,  заставила
замолчать инструменты на своем столе и отошла к стрельчатому окну. Осве-
щенный наземными огнями и их отражениями от низких облаков Дом Ордена  в
ночной темноте светился слабо-красным. Отблеск этот  придавал  стенам  и
крышам нечто романтическое, впечатление, которое Одрейд быстро заставила
себя отбросить.
   Романтика? Ничего романтичного не было в том, что она только что сде-
лала в Обеденном зале Алколитов.
   Я наконец сделала это. Назад пути нет. Теперь  Дункан  просто  должен
возвратить память нашему Баша. Деликатное задание.
   Она продолжала смотреть в ночь, чувствуя холодный ком в желудке.
   Я не только себя предаю этой опасности, но и то, что осталось от моей
Общины. Так вот как это воспринимается, Тар.
   Так это и воспринимается, и план твой - палка о двух концах.
   Собирался дождь. Одрейд чувствовала его приближение в воздухе, посту-
пающем через расположенные вокруг окна отверстия вентиляции. Нет необхо-
димости читать сводки Контроля Погоды. Впрочем, она в последнее время  и
так делала это редко. К чему беспокоиться? Но доклад Стегги  заключал  в
себе серьезное предупреждение.
   Дожди здесь становятся все реже, и предвкушают  их  все  чаще  с  ра-
достью. Даже несмотря на холод Сестры выходят погулять под дождь. В этой
мысли был оттенок печали. Каждый приходящий к ним дождь приносил с собой
все тот же вопрос: Не последний ли это?
   Занятые на Контроле Погоды прилагали героические усилия к тому, чтобы
поддерживать  сухой  все  расширяющуюся  пустыню  и  орошать  сельскохо-
зяйственные районы. Одрейд не могла себе представить, как,  выполняя  ее
приказ, им удалось вызвать хотя бы этот дождь. Пройдет не так  уж  много
времени, и они будут не в состоянии исполнять  подобные  приказы,  пусть
даже они исходят от Великой Матери. Победа останется за  пустыней,  пос-
кольку именно ее мы привели в движение.
   Одрейд открыла центральные створки окна. Ветер на этом уровне остано-
вился. Лишь над головой неспешно шли облака. Ветер в верхних  слоях  ат-
мосферы прогонял их прочь. Ощущение спешки в воздухе. Воздух был прохла-
ден. Так значит, чтобы вызвать этот дождь, им пришлось изменить темпера-
туру. Не испытывая никакого желания выходить на улицу, она закрыла окно.
У Великой Матери нет времени играть в последний дождь. По  одному  дождю
за раз. И все время откуда-то извне на них неостановимо надвигается пус-
тыня.
   За ней хотя бы мы можем наблюдать, наносить ее на карту. Но как  быть
с охотницей у меня за спиной - фигурой из ночного кошмара с топором? Ка-
кая карта скажет мне, где она сегодня?


   Религия (подражание ребенка взрослому), как капсула, заключает в себе
мифологии прошлого: догадки, потаенные надежды, доверие Вселенной, заяв-
ления, сделанные в тайных поисках личной власти, - и все  это  сплавлено
краткими обрывками просветления. И всегда  невысказанная  заповедь:  Это
выше вопросов! Мы ежедневно нарушаем эту заповедь, подгоняя человеческое
воображение к глубинам творчества внутри него самого.
   Кредо Бене Джессерит

   Мурбелла в полном одиночестве сидела, скрестив ноги, на полу зала для
тренировок, дожидаясь пока утихнет дрожь  от  изнурительных  упражнений.
Великая Мать провела здесь сегодня меньше часа. И, как это нередко  слу-
чалось, Мурбелле казалось, что ее бросили в горячечном сне.
   Сон вернулся отзвуком слов Одрейд, сказанных ею перед уходом:
   - Самый трудный урок, какой необходимо усвоить алколиту,  -  это  то,
что он всегда должен использовать свои возможности до предела. Твои спо-
собности заведут тебя дальше, чем ты можешь себе представить.  А  потому
не пытайся. Тянись!
   Что мне ответить? Что меня учили обманывать?
   Одрейд сделала что-то странное, что вернуло  воспоминания  детства  и
воспитания среди Чтимых Матре. Я научилась обманывать прежде, чем научи-
лась ходить. Как стимулировать потребность и привлечь внимание.  Бесчис-
ленные "как" в мозаике обмана. Чем старше она становилась, тем легче да-
вался обман. Она выяснила, чего требуют большие люди вокруг нее. По  ма-
лейшему требованию я извергала целые потоки лжи. Это называлось "образо-
ванием". Почему Бене Джессерит были столь отличны в своем обучении?
   - Я не прошу тебя быть честной со мной, -  говорила  Одрейд.  -  Будь
честной с самой собой.
   Мурбелла не раз приходила в отчаяние, будучи не уверена,  удастся  ли
ей искоренить все обманы своего прошлого. Почему я  должна  это  делать?
Снова обманы.
   - Будь ты проклята, Одрейд!
   Только после того, как эти слова повисли в воздухе, Мурбелла  осозна-
ла, что произнесла их вслух. Она стала было подносить руку  ко  рту,  но
бросила это. Горячка твердила ей: "Так в чем же разница?"
   - Бюрократизм воспитания притупляет  восприимчивость  детского  любо-
пытства, - объясняет Одрейд. - Молодость должна быть притуплена. Никогда
не позволяйте им узнать, чего они могут достигнуть. Это приносит переме-
ны. Истратьте недели разговоров в комитетах о том, как обращаться с  вы-
дающимися студентами. Ни минуты не уделять решению проблем  стандартного
учителя, который чувствует угрозу  проявляющихся  талантов  и  давит  их
вследствие глубоко въевшегося желания чувствовать свое  превосходство  и
свою защищенность в безопасном окружающем мире.
   Она говорила о Чтимых Матре.
   Конвенциональные учителя?
   Вот оно: за фасадом многотонной мудрости Бене Джессерит нестандартны.
Они зачастую не думают об обучении: они просто учат.
   Боги! Как же я буду такой же, как они!
   Эта мысль шокировала ее, и она вскочила на ноги, заставляя себя вновь
пройти через привычную рутину упражнений для рук И кистей.
   Осознание ударило ее глубже чем когда-либо. Она не хочет  разочаровы-
вать этих учителей. Честность и прямота. Каждый алколит это слышал.
   - Основные инструменты учения, - сказала Одрейд.
   Отвлекшись на эти мысли, Мурбелла споткнулась, упала и встала,  поти-
рая ушибленное плечо.
   Поначалу она думала, что торжественные заявления Бене Джессерит ничто
иное, как ложь. Я настолько искренна с тобой, что должна заявить тебе  о
моей непоколебимой честности.
   Но эти заявления подкрепляюсь поступками.
   - Это ты так судишь, - настаивал в горячечном сне Мурбеллы голос  Од-
рейд.
   Было что-то в их разуме, в памяти, в равновесии интеллекта,  чем  ни-
когда не обладала ни одна из Чтимых Матре. Эта мысль заставила  ее  ощу-
тить свою ничтожность. Вступи в круговую поруку.
   Но у меня же есть талант. Для того, чтобы стать Чтимой Матре,  требо-
вался талант.
   Я по-прежнему думаю о себе как о Чтимой Матре?
   Бене Джессерит знали, что она не связала себя с ними целиком  и  пол-
ностью. Что есть во мне такого, что может понадобиться им?  Конечно  же,
не умение обманывать.
   - Соответствуют ли поступки словам? Вот где твоя мера надежности. Ни-
когда не ограничивай себя словами.
   Мурбелла прижала руки к ушам:
   - Заткнись, Одрейд!
   - Как отличает ясновидец искренность от более основополагающих,  суж-
дений?
   Руки Мурбеллы упали. Может быть, я действительно больна.  Она  обвела
взглядом длинную комнату - никого, кто мог бы произнести  эти  слова.  И
все же это был голос Одрейд.
   - Если ты убедишь себя, искренно сможешь нести любую  галиматью  (что
за очаровательное старинное слово; проверь, что оно  значит),  совершен-
нейший бред в каждом слове и тебе поверят. Но только не  один  из  наших
ясновидцев.
   Плечи Мурбеллы опустились, торопливыми шагами она начала бессмысленно
мерить комнату. Что никуда от этого не деться?
   - Думай о последствиях, Мурбелла. Именно так выискивают то, что  сра-
ботает потом. Вот о чем все наши столь ценные откровения.
   Прагматизм?
   В этот момент ее отыскал Айдахо и на безумное выражение ее глаз отре-
агировал встревоженным вопросом:
   - Что случилось?
   - Похоже, я больна. Действительно больна. Я думала, это  что-то,  что
сделала со мной Одрейд, но...
   Он поймал ее, когда Мурбелла начала падать.
   - Помогите нам!
   В данный момент он был рад ком-камерам. Врач Сук появилась меньше чем
через минуту и тут же склонилась над лежащей на коленях у Айдахо Мурбел-
лой.
   Осмотр был коротким. Врач Сук, пожилая, седеющая Преподобная Мать,  с
традиционным вытатуированным на лбу алмазом, выпрямилась и сказала:
   - Перенапряжение. Она пыталась не найти пределы своих возможностей, а
выйти за них. Прежде чем позволить ей продолжать, мы переведем ее  назад
на стадию обучения восприятию. Я пришлю Прокторов.
   Вечером Одрейд нашла Мурбеллу в палате Прокторов. Мурбелла  сидела  в
кровати, обложенная подушками, двое Прокторов по очереди проверяли реак-
цию и тонус мускулов. Незаметный жест и они оставили их наедине.
   - Я пыталась избежать осложнений, -  сказала  Мурбелла.  Честность  и
прямота.
   - Попытки избежать осложнений зачастую и создают их, - Одрейд опусти-
лась в. кресло у постели и положила руку Мурбелле на плечо, почувствова-
ла, как мелко задрожали  мускулы.  -  Мы  говорим:  "Слова  медлительны,
чувства гораздо быстрее", - Одрейд убрала руку. - Какие решения ты пыта-
лась принять?
   - Вы позволите мне принимать решения?
   - Не нужно насмехаться, - она подняла руку, прося Мурбеллу не  преры-
вать ее. - Я не учла в должной мере обстоятельств твоей  прошлой  жизни.
Чтимые Матре практически лишили тебя способности принимать решения.  Ти-
пично для обществ жажды власти. Научи их людей  вечному  надувательству.
"Решения приводят к дурным результатам!" Потому учи их избегать решений.
   - А какое это имеет отношение к моему обмороку? - возмущенно.
   - Мурбелла! Худшее, к чему приводит то, что я только  что  описывала,
это то, что подобное общество превращает людей как бы в мусорные корзины
- они не могут уже принять никакого решения или  оттягивают  решения  до
последней секунды, а потом бросаются на них, как впавшие в отчаяние  жи-
вотные.
   - Ты сказала мне дойти до предела! - едва ли не взвыла Мурбелла.
   - Твоего предела, Мурбелла. Не моего. И не предела Белл или кого-либо
еще. Твоего.
   - Я решила, что хочу быть такой же, как вы, - ее голос  звучит  очень
слабо.
   - Чудесно! Не думаю, что я когда-нибудь пыталась убить себя.  Особен-
но, будучи беременна.
   Сама не желая того, Мурбелла усмехнулась.
   - Спи, - Одрейд встала, готовясь уйти. - Завтра ты пойдешь  в  специ-
альный класс, где мы поработаем над твоей способностью смешивать решения
с восприимчивостью до твоих пределов. Помни, что я говорила тебе. Мы за-
ботимся о своих.
   - А я ваша? - едва ли не шепотом.
   - С тех пор, как повторила молитву перед Прокторами.
   Уходя, Одрейд погасила светильники, и Мурбелла услышала, как она  го-
ворит кому-то за дверью:
   - Прекратите суетиться вокруг нее. Ей нужен отдых.
   Мурбелла закрыла глаза. Горячечный сон исчез, но место его заняли  ее
собственные воспоминания. "Я - Бене Джессерит. Я существую лишь для  то-
го, чтобы служить".
   Она слышала свой голос, повторяющий эти слова вслед за Проктором,  но
память наполняла их значением, какого не было в оригинале.
   Они знали, что я цинична.
   Можно ли что-нибудь спрятать от им подобных?
   Погружаясь в воспоминания, она чувствовала у себя на лбу руку Прокто-
ра и слышала слова, до этого мгновения не имевшие никакого значения:
   "Я стою перед лицом священного дитя человеческого. Как  делаю  я  это
сейчас, так станешь однажды и ты. Я молюсь тебе, чтобы так оно  и  прои-
зошло. Пусть будущее остается неизвестным, поскольку это канва, по кото-
рой мы вышиваем свои желания. Так человечество всегда оказывается  перед
лицом своей постоянной tabula rasa. Мы не обладаем  ничем,  кроме  этого
мгновения, в которое мы постоянно посвящаем себя этому священному  чело-
вечеству, которое мы разделяем и творим".
   Традиционно и нетрадиционно. Мурбелла осознала, что к этому мгновению
она оказалась не подготовлена ни физически, ни эмоционально. По ее щекам
потекли слезы.


   Законы, предназначенные для подавления чего-либо, обычно лишь  усилят
то, что они запрещают. Это именно та точка, на которой основывали защиту
своей работы все в истории легальные профессии.
   Кода Бене Джессерит

   В своих беспокойных обходах Централи (нечастных в последнее время, но
оттого еще более напряженных) Одрейд искала признаков  вялости,  но  еще
больше тех участков, где система функционировала бы слишком гладко.
   У Старшей из Сторожевых псов была собственная излюбленная  следи-фра-
за: "Покажите мне пример совершенно гладко идущей рутины и я  найду  вам
того, кто прикрывает ошибки. Реальный корабль, бывает, качает".
   Говорила она это часто, и это стало кодовой фразой, которой Сестры (и
даже некоторые алколиты) комментировали решения Великой Матери.
   "Настоящий корабль качает". И мягкие смешинки.
   В сегодняшней инспекции ранним утром Одрейд решила сопровождать  Бел-
лонда, не упомянув о том, что "раз в месяц" растянулось до  "раз  в  два
месяца" - и то если удавалось выкроить время. Эта инспекция  запаздывала
уже на неделю. Белл хотелось использовать это время, чтобы настроить Ве-
ликую Мать против Айдахо. И Тамейлан она потащила за собой, хотя предпо-
лагалось, что в это время там будет проверять работу Прокторов.
   Вдвоем против меня? Удивилась Одрейд. Она не думала, что Белл  и  Там
могут подозревать о намерениях Великой Матери. Хорошо,  это  станет  из-
вестно как план Таразы. В свое время, да. Тар?
   Они продвигались по коридору, черные робы посвистывают в спешке, гла-
за не пропускают ничего. Все кругом было знакомо, и все  же  они  искали
то, что было бы здесь новым. Перевесив через левое плечо,  Одрейд  несла
свой ауди-передатчик. Теперь никогда не оказывайся вне пределов связи.
   За каждой из сцен, происходивших в центре Бене Джессерит, лежали под-
держивающие службы: больницаклиника, кухня, морг, контроль за сбором му-
сора, системы утилизации отходов (подсоединенные к мусоросборникам и ка-
нализации), транспорт и коммуникации, поставка продуктов на кухни,  тре-
нировочные залы и залы физической поддержки, школы для алколитов и  пос-
тулантов, спальные помещения всех рангов, центры общения, службы  тести-
рования и многое другое. Персонал часто  менялся,  что  было  следствием
Рассеивания и продвижения людей на новые задания. Но задания  и  рабочие
места оставались.
   Пока они быстро переходили из одного отдела в другой, Одрейд  загово-
рила о Рассеивании Общины, не пытаясь  скрыть  своей  тревоги,  что  они
превратились в "атомную семью".
   - Для меня оказалось довольно сложным оценивать человечество, разбро-
санное по беспредельной Вселенной, - сказала Там. Возможности...
   - Играют бесконечные числа, - отозвалась  Одрейд,  перешагивая  через
сломанный бордюр. - Это следует починить. Мы играем в бесконечную игру с
тех самых пор, как научились перепрыгивать Сворачиваемое Пространство.
   - Это не игра! - в голосе Беллонды не было радости.
   Одрейд была в состоянии оценить чувства Беллонды. Мы никогда не стал-
кивались с пустым пространством. Всегда лишь новые галактики. Там права.
Это обескураживает, если концентрироваться на Золотой Тропе.
   Воспоминания об исследованиях  предоставляли  Сестрам  статистический
инструмент, но не более. Столькото населенных планет в указанном скопле-
нии, и среди них ожидаемое дополнительное число тех, которые могут  быть
превращены в подобие Земли.
   - Какая эволюция может там идти? - потребовала Там.
   На этот вопрос не было ответа. Спроси, на что способна Бесконечность,
и единственно возможным ответом будет: "На все, что угодно".
   Любое зло, любое добро; любое зло, любое добро.
   - Что если Чтимые Матре от кого-то спасаются? - задала вопрос Одрейд.
- Интересная возможность?
   - Бесполезные спекуляции, - пробормотала Беллонда.
   - Мы не знаем даже, приводит ли Сворачиваемое Пространство в  одну  и
ту же Вселенную или в несколько различных... или даже в бесконечное чис-
ло расширяющихся и лопающихся пузырьков...
   - А может быть. Тиран понимал это лучше нас? - спросила Там.
   Беллонда и Тамейлан подождали Одрейд, пока та заглядывала в  комнату,
где пять алколитов Продвинутой  Ступени  изучали  проекцию  региональных
складов меланжа. Содержащий информацию  кристалл  совершал  замысловатый
танец в луче проектора, отскакивая от него, как  мячик  на  верху  струи
фонтана. Одрейд успела увидеть заключение и отвернулась, прежде чем нах-
муриться. Там и Белл не видели выражения ее лица.  Нам  вскоре  придется
ограничить доступ к данным по запасам меланжа. Деморализующее зрелище.
   Администрация! Вспомнилось Великой Матери. Предоставьте все  одним  и
тем же людям и вскоре вы скатитесь к бюрократии.
   Одрейд знала, что слишком зависит от  своего  внутреннего  восприятия
администрации. Система, часто тестируемая и  исправляемая,  использующая
механизмы только в случае необходимости. Они называли их "железками".  К
тому времени, как послушницы становились Преподобными Матерями, у каждой
из них вырабатывалось разумное отношение к этим  "железкам"  и  они  ис-
пользовали механизмы не задавая более никаких вопросов. Одрейд настаива-
ла на постоянных улучшениях (пусть даже совсем незначительных),  которые
внесли бы в деятельность Сестер разнообразие. Случайность! Никакого  аб-
солютного порядка, который, будучи раскрыт, может быть использован  про-
тив Общины. Одному человеку за его короткую жизнь, возможно, и не  стать
свидетелем подобных сдвигов, но за длительные периоды  времени  различия
станут весьма значительными.
   Инспекционная группа спустилась на нижний уровень и вышла на  главную
магистраль Централи. Сестры называли ее "Путь". Шутка в себе, отсылающая
к тренингову режиму, широко известному как "Путь Бене Джессерит".
   Путь простирался от площади около башни Одрейд до  южных  окраин  го-
родской территории - прямой, как луч лазгана, насчитывающий едва  ли  не
двенадцать кликов высоких и приземистых зданий. У всех низких было нечто
общее: все они были построены так, чтобы их можно было надстроить  впос-
ледствии.
   Одрейд подозвала открытый транспортер, где были  свободные  места,  и
все трое забрались в кабину, где могли продолжать  разговор.  У  фасадов
вдоль Пути приятный старомодный вид, подумалось Одрейд. Здания, подобные
этим с их длинными прямоугольными окнами изолирующего плаза, сопровожда-
ли "Пути" Бене Джессерит на протяжении всей истории Общины. Вдоль центра
магистрали выстроилась цепочка вязов, генетически выведенных для  прида-
ния им высоты и стройного очерка. В  их  ветвях  гнездились  птицы,  чье
пестрое оперение делало утро еще ярче.
   Не опасная ли для нас привычка предпочитать знакомое окружение?
   Одрейд вывела их из транспортера у Пьяного Тупика, подумав, что  юмор
Бене Джессерит наиболее  отчетливо  проявляется  в  забавных  названиях.
Озорство в названиях улиц. Пьяный Тупик - это название  возникло  в  ре-
зультате того, что фундамент одного из зданий слегка осел,  придав  всей
конструкции комичный вид "как бы навеселе". Один из солдатов вдруг нару-
шил строй.
   Как Великая Мать. Только они пока еще этого не знают.
   Когда они подошли к Аллее Башен, резко зазвенел сигнал связи.
   - Великая Мать? - это была Стегги.
   Не останавливаясь, Одрейд послала в ответ, что она на связи.
   - Вы просили доклад по самочувствию Мурбеллы. Доктор Сук говорит, что
она готова для назначенного класса.
   - Так назначь ее.
   Они продолжали шагать по Аллее Башен, по обеим сторонам которой выст-
роились одноэтажные постройки.
   Одрейд позволила себе окинуть взглядом здания, над одним  из  них  по
правой стороне возводили второй и третий  этажи.  Может  быть,  переулок
действительно станет когда-нибудь Аллеей Башен, и  шутка  (какая  сейчас
заключалась в его названии) будет забыта.
   Не раз говорилось о том, что присвоение имен улицам все равно делает-
ся лишь ради удобства, а потому, почему бы  не  рискнуть  вторгнуться  в
достаточно деликатную для Общины область.
   Одрейд внезапно остановилась посреди заполненной прохожими пешеходной
дорожки и обернулась к своим спутницам.
   - Что бы вы сказали, если бы я предложила называть  улицы  и  площади
именами ушедших Сестер?
   - Голова у тебя сегодня забита форменной чушью! -  обвинила  в  ответ
Белл.
   - Они не ушли, - сказала Тамейлан.
   Одрейд возобновила быстрый шаг. Чего-то подобного она и ожидала. Мыс-
ли Белл были почти слышимы, как если бы она  говорила  вслух:  "Ушедшие"
вместе с нами, в наших Иных Воспоминаниях!
   Одрейд не хотелось спорить здесь на виду у всех, но она осталась  при
мнении, что в ее идее есть определенный смысл. Некоторые  Сестры  умерли
без Разделения. Основные Линии Памяти дублировались, но терялись ниточки
и их уничтоженный носитель. Именно так ушла из жизни Шангу из Обители на
Гамму, была убита внезапно напавшими Чтимыми Матре. Осталось немало вос-
поминаний, несущих в себе ценные ее качества... и проблемы. Нельзя  ска-
зать, что может научить большему, ее успехи или ее ошибки.
   Ускорив шаг, Беллонда поравнялась с Одрейд на относительно пустой до-
рожке:
   - Я должна вновь вернуться к Айдахо. Ментат, да, но все эти многочис-
ленные воспоминания. Крайне опасно!
   Они как  раз  проходили  мимо  морга,  и  резкий  запах  антисептиков
чувствовался даже на улице. Высокая узкая дверь была открыта настежь.
   - Кто умер? - спросила Одрейд, не обращая внимания  на  озабоченность
Беллонды.
   - Проктор из Секции Четыре и человек из обслуги садов, - ответила Та-
мейлан. Тамейлан всегда знала.
   - Ты перестанешь уклоняться от разговора? - Беллонда  была  в  ярости
оттого, что ее игнорируют, и не собиралась этого скрывать.
   - А о чем мы? - очень мягко спросила Одрейд.
   Они вышли на южную террасу и остановились у каменного парапета, отку-
да открывался чудесный вид на сады и виноградники. Яркость утренних кра-
сок притупляла пыльная дымка, совсем не похожая  на  туман,  создаваемый
влажностью.
   - Ты знаешь о чем! - не сдавалась Белл.
   Прижимаясь к камню, Одрейд вглядывалась в далекие деревья. От  камней
исходил холод. Странный цвет у этого тумана, подумала Одрейд.  Солнечный
свет, проходя сквозь пыль, преломлялся иным спектром отражения. Надувае-
мые пыль и песок, как вода, заползают в каждую щелочку, но выдают их ка-
шель и чиханье прохожих и механизмов. То же и с настойчивостью Белл. Ни-
какой смазки.
   - Это пустынный свет, - сказала вслух Одрейд.
   - Перестань избегать меня, - вновь Белл о своем.
   Одрейд решил не отвечать. Пыльный свет нечто классическое, но не нас-
только успокаивающее, как старые живописцы с их туманными утрами.
   Рядом с Одрейд встала Тамейлан.
   - Красиво, лишь ему присущей красотой, - ее отстраненный тон  говорил
о том, что ее сравнения с тем, из Иных Воспоминаний, совпали  с  мыслями
Одрейд.
   Если это то, как тебя научили смотреть на красоту. Но что-то в глуби-
не памяти Одрейд говорило, что это не та красота, по которой она  тоску-
ет.
   В тенистых низинах под ними, там, где когда-то буйно зеленела листва,
теперь царили сушь и ощущение выпотрошенной земли,  что-то  вроде  того,
как подготавливали своих умерших древние египтяне - высушены до  послед-
него, сохраненные для своей Вечности.  Пустыня,  как  палач,  расщепляет
грязь на нитроны, бальзамирует нашу прекрасную планету, скрывая  все  ее
чудеса.
   Беллонда стояла у них за спиной, что-то бормоча себе под нос и  пока-
чивая головой, отказываясь смотреть на то, чем станет их планета.
   Одрейд едва ли не передернуло от внезапного потока параллельного соз-
нания. На нее нахлынули воспоминания: Ей казалось, что вот она обшарива-
ет руины Сиетч Табра, находя в них забальзамированные тела охотников  за
спайсом, лежащие там, где их бросили убийцы.
   Что сталось с Сиетч Табром? Единая сплавленная масса того,  что  ког-
да-то было песком, и ни одной приметы, которая рассказала бы  о  славном
прошлом далеких дней. Чтимые Матре... Убить можно не только человека, но
и историю.
   - Если ты не собираешься избавляться от Айдахо, то я  вынуждена  буду
протестовать против его использования как ментата.
   Ну и суетливая же женщина! Одрейд обратила внимание на то, что сегод-
ня в Белл больше чем когда-либо проявляется возраст. Линзы для чтения на
носу даже сейчас. Они увеличивали ее глаза, так что Белл становилась по-
хожа на вытащенную из воды рыбу. Использование очков, вместо более  тон-
ких протезов, немало говорило о Беллонде. Она как бы  щеголяла  обратным
тщеславием: "Смотрите, я выше устройств, в которых нуждаются  подводящие
меня чувства".
   - С чего это ты вдруг так на меня уставилась? - Великая Мать явно вы-
вела Беллонду из себя.
   Одрейд, внезапно захваченная осознанием слабости своего Совета, пере-
вела взгляд на Тамейлан. Хрящи никогда не перестают расти, и это  увели-
чило уши, нос и подбородок Там. Некоторые Преподобные Матери справлялись
с их ростом посредством метаболизма или регулярно прибегали к пластичес-
ким операциям. Там отказывалась сгибаться перед подобным тщеславием: Вот
она я. Принимайте такой, как есть или убирайтесь.
   Мои советники слишком стары. А я... мне следовало бы  быть  моложе  и
сильнее, взваливая себе на плечи все  эти  проблемы.  Что  за  проклятая
вспышка жалости к себе!
   Но главная опасность одна - действия, направленные  против  выживания
Общины.
   - Дункан - великолепный Ментат! - Одрейд говорила теперь со всем  на-
жимом своего высокого положения. - Но я не собираюсь использовать ни од-
ного из вас для того, что лежит за пределами ваших способностей.
   Беллонда промолчала. Ей ли не знать слабостей ментатов.
   Ментаты! - подумала Одрейд. Они как  ходячие  Архивы,  но  когда  вам
больше всего нужны ответы, они проваливаются в бездну вопросов.
   - Мне не нужен другой Ментат, - продолжала Одрейд. - Мне нужен  нова-
тор!
   Беллонда продолжала молчать, и Одрейд заговорила вновь:
   - Я собираюсь освободить его разум, не тело.
   - Я настаиваю на анализе прежде, чем ты откроешь ему все источники  и
базы данных!
   Учитывая обычную манеру Беллонды, это еще довольно мягко.  Но  Одрейд
этому не доверяла. Ей отвратительны были подобные дискуссии -  бесконеч-
ное перекапывание архивных отчетов. Беллонда души в них не  чаяла.  Бел-
лонда Архивных Мелочей и наводящих скуку экзерциссов в ненужные  подроб-
ности! Кому какое дело, если Преподобная Мать Х предпочитает овсянку  на
снятом молоке!
   Одрейд повернулась к Беллонде спиной и стала смотреть на небо на юге.
Пыль! Мы снова будем просеивать пыль! Беллонду со  всех  сторон  окружат
помощницы. От одной только мысли об этом, Одрейд почувствовала невыноси-
мую скуку.
   - Никаких больше анализов, - Одрейд бросила это  резче,  чем  собира-
лась.
   - У меня своя точка зрения, - в голосе Беллонды звучала обида.
   Точка зрения? Что мы есть как не сенсорные окна  в  нашей  Вселенной,
каждое лишь с точкой зрения?
   Всех видов инстинкты и воспоминания... даже Архивы - и ни одно из них
не говорит само за себя. Ни одно не имеет значения, пока не  сформулиро-
вано в живом сознании. Но кто бы он ни был, создающий формулировки уста-
навливает приоритеты. Весь порядок произволен! Почему эти данные,  а  не
какие-нибудь другие? Любая Преподобная Мать знает, что события  происхо-
дят в собственном своем потоке, своем собственном относительном  окруже-
нии. Почему Преподобная Мать Ментат не может действовать исходя из этого
знания?
   - Ты отказываешься от обсуждения? - спросила Там.
   Она что, заодно с Белл?
   - Когда я отказывалась от обсуждения? - Одрейд дала  выход  раздраже-
нию. - Я отказываюсь от еще одной архивной карусели Белл.
   - Тогда как, в реальности... - вмешалась Беллонда.
   - Белл! Не говори мне о реальности!
   Пусть-ка это проглотит! Преподобная Мать и Ментат!
   Нет никакой реальности. Только наш навязанный всему на свете порядок!
Основной постулат Бене Джессерит.
   Случалось (и сейчас был как раз такой момент), Одрейд хотелось бы ро-
диться в другой, более ранней эре - римской матроной  в  длинной  череде
аристократов, или обложенной ватой викторианкой. Но она заложница време-
ни и обстоятельств.
   Навечно в ловушке!
   Необходимо взглянуть в лицо и такой возможности.
   Возможности того, что будущее Общины заключено в тайных  убежищах,  в
вечном страхе быть обнаруженными. Будущее гонимых. А здесь, в  Централи,
нам позволят не более одной ошибки.
   - Хватит с меня этой инспекции! - Одрейд вызвала личный  транспорт  и
по дороге все поторапливала их вернуться в кабинет.
   Что нам делать, если охотницы нападут на нас здесь?
   У каждой из них был свой собственный сценарий, небольшая пьеса распи-
санных реакций. Но каждая Преподобная Мать была в достаточной мере  реа-
листом, чтобы понимать, что ее сценарий может оказаться скорее  помехой,
нежели помощью.
   В рабочей комнате, где утренний свет безжалостно обнажал все  предме-
ты, Одрейд тяжело опустилась в кресло и подождала, пока займут свои мес-
та Беллонда и Тамейлан.
   Никаких больше совещаний с аналитиками из Архивов. На самом  деле  ей
необходимо нечто большее, чем Архивы, большее, чем что-либо из того, что
они использовали до сих пор. Вдохновение. Одрейд  потерла  ногу,  -  по-
чувствовав дрожь в мускулах. В последние дни ей  плохо  спалось.  А  эта
инспекция оставила по себе чувство разочарования.
   Одна ошибка может положить конец нам всем, а я собираюсь связать  нас
решением, от которого нет возврата.
   Может быть, я все излишне усложняю?
   Ее советники спорили с мудреными решениями. Они говорили, что  Община
должна продвигаться с уверенным постоянством, заранее зная почву  впере-
ди. Всему, что они делали, противостояла катастрофа,  ожидающая  их  при
малейшем неверном шаге.
   И я иду по проволоке над пропастью.
   Есть ли у них время на эксперимент, на  проверку  возможных  решений?
Все они играют в эту игру. Белл и Там защищали ее от постоянного  потока
предложений, в которых не было ничего более эффективного, чем их Рассеи-
вание на атомы.
   - Мы должны быть готовы убить Айдахо при малейшем признаке того,  что
он Квизатц Хадерах, - сказала Беллонда.
   - У тебя нет никакой работы? Уходите отсюда, обе!
   Когда они встали, комната вокруг Одрейд приобрела какое-то враждебное
ощущение. Что не так? Беллонда смотрит сверху вниз этим ужасным оценива-
ющим взглядом. Тамейлан кажется гораздо мудрее, чем она может быть.
   Что такого в этой комнате?
   Вследствие ее функциональности эту комнату распознал бы  как  рабочую
даже человек из докосмических времен. Почему же в  ней  так  чувствуется
что-то враждебное? Рабочий стол был рабочим столом, и стулья  стояли  на
удобным местах. Белл и Там предпочитали пульсирующие кресла.  Какому-ни-
будь человеку из Иных Воспоминаний они показались бы странными,  и  это,
как она подозревала, окрашивало и ее к ним отношение. Ридьюлийские крис-
таллы, возможно, поблескивают странно, непонятно пульсирует и  мигает  в
них свет. Могут  удивлять  танцующие  над  столом  сообщения.  И  другие
инструменты могут показаться чужими древнему человеку,  разделяющему  ее
сознание.
   Но я чувствую это все, как чужое.
   - С тобой все в порядке. Дар? - озабоченно спросила Там.
   Одрейд отмахнулась от вопроса, но ни одна из женщин не  сдвинулась  с
места.
   В ее голове происходило что-то, что никак  не  удавалось  свалить  на
долгие часы работы и недостаток отдыха. Не первые ей казалось,  что  она
работает в чуждых ей условиях. Предыдущей  ночью,  перекусывая  за  этим
столом, поверхность которого тогда, как и сейчас, была завалена Приказа-
ми о назначении, она обнаружила, что просто сидит и смотрит  на  неокон-
ченную работу.
   Какую Сестру можно снять с какого поста для этого ужасного  Рассеива-
ния? Как им увеличить шансы на выживание тех немногих песчаных  форелей,
которых увозили с собой Сестры? Как правильно  распределить  меланж?  Не
стоит ли подождать, прежде чем отправлять в неизвестность Сестер? Подож-
дать, вдруг удастся выудить у Скитейла,  как  произвести  спайс  в  акс-
лотль-автоклавах?
   Одрейд вспомнила, что ощущение чуждости окружения возникло  у  нее  в
тот момент, когда она жевала сандвич. Она стала рассматривать его,  при-
открыла. Что это такое, что я ем? Куриная печенка с луком на ломте  луч-
шего в Доме Ордена хлеба.
   Вопросы о мелочах собственной будничной жизни, возможно, в  этом  все
дело. Но они лишь часть этого ощущения чуждости.
   - Ты выглядишь больной, - сказала Белл.
   - Просто слабость, - солгала Одрейд. Они,  конечно,  знали,  что  она
лжет, но кто станет оспаривать ее слова? - Вы обе, наверное, так же  ус-
тали, - теплые чувства в голосе Великой Матери.
   - Ты подаешь дурной пример, - не удовлетворилась Белл.
   - Кто? Я? - Белл иногда удавалось пронять шуткой.
   - Проклятье, ты прекрасно это знаешь.
   - Это твое проявление чувств, - сказала Тамейлан.
   - Даже к Белл.
   - Мне не нужна твоя проклятая привязанность! Это неправильно.
   - Только если я позволю этому руководить моими решениями. Только тог-
да.
   - Некоторые полагают, что ты опасно романтична,  Дар,  -  голос  Белл
упал до шепота. - Ты знаешь, к чему это может привести.
   - Привлечь на мою сторону Сестер по причине иной, нежели наше выжива-
ние. Ты это имеешь в виду?
   - Иногда у меня просто голова от тебя болит. Дар!
   - Это мое право и моя обязанность - доставлять  тебе  головную  боль.
Как только твоя голова перестает  болеть,  ты  становишься  неосторожна.
Привязанность тебя беспокоит, а ненависть нет.
   - Я знаю свой недостаток.
   Будучи Преподобной Матерью, ты не можешь этого не знать.
   Рабочая комната снова стала знакомым местом, но теперь  Одрейд  знала
источник этого враждебного чувства. Она думала об этом месте, как  части
древней истории, смотря на него так, как если бы ее давно уже не было  в
живых. Так это скорее всего и будет, если ее план  будет  успешным.  Она
знала, что ей теперь делать. Пришло время открыть первый шаг.
   Осторожно.
   Да, Тар, я буду так же предусмотрительна, как и ты.
   Возможно, Там и Белл и стары, но, когда этого требует  необходимость,
ум их по-прежнему остер.
   Одрейд остановила взгляд на Белл:
   - Обычай. Наш обычай, Белл, не отвечать насилием на  насилие,  -  она
подняла руку, останавливая  возражения  Белл.  -  Да,  насилие  вызывает
только насилие, и маятник раскачивается, пока не погибают  те,  кто  его
раскачал.
   - О чем ты думаешь? - потребовала Там.
   - Может быть, стоит подбросить быку более яркую приманку.
   - Мы не осмелимся. Слишком рано.
   - Но мы не смеем также и сидеть здесь, бессмысленно ожидая,  что  они
нас найдут. Лампадас и другие наши катастрофы показали, что  произойдет,
когда они появятся здесь. Когда, не если.
   И пока она говорила, Одрейд чувствовала,  как  под  ней  разверзается
пропасть, а кошмарная охотница с топором подходит все ближе. Ей хотелось
погрузиться в кошмар, повернуться и увидеть ту, что столкнет их  в  про-
пасть, но она не осмеливалась. Эту ошибку совершил Квизатц Хадерах.
   Ты не видишь будущее, ты его создаешь.
   Тамейлан хотела знать, почему Одрейд подняла эту тему:
   - Ты передумала. Дар?
   - Нашему голе Тэгу уже десять лет.
   - Он еще слишком мал для того, чтобы пытаться вернуть ему  память,  -
сказала Беллонда.
   - А для чего мы создали его, как не для насилия? - спросила Одрейд. -
О, да! - воскликнула она, перебивая возражения Там. - Тэг не всегда  ре-
шал наши проблемы насилием. Мирный Баша мог  склонить  врагов  разумными
словами.
   - Но Чтимые Матре могут никогда не согласиться на переговоры, -  раз-
думчиво сказала Там.
   - Если мы только не доведем их до последней черты.
   - Я думаю ты предлагаешь слишком резкий курс, - сказала Белл. Естест-
венно для Белл, сделать вывод Ментата.
   Одрейд сделала глубокий вздох и перевела взгляд на рабочий стол.  На-
конец-то. Тогда рано утром, когда она  вынула  новорожденного  гхолу  из
этого кощунственного "автоклава", она почувствовала,  как  ее  поджидает
это вот мгновение. Уже тогда она знала, что ей до  срока  придется  под-
вергнуть этого гхолу суровому испытанию.
   Потянувшись под стол, Одрейд подключила поле вызова. Двое ее советни-
ков молча ждали, понимая, что она собирается сказать нечто  крайне  важ-
ное. В одном Великая Мать могла быть твердо уверена - ее Сестры  слушали
ее очень внимательно, с напряжением, которое польстило бы  всякому,  кто
был более привязан к собственному эго, чем Преподобная Мать.
   - Политика, - сказала Одрейд.
   Это заставило их напряженно застыть, превратившись в слух.  Многозна-
чительное слово. Когда вступаешь в политику Бене Джессерит,  торжествен-
ным парадом ведя свои силы от склона к вершине, становишься узником  от-
ветственности. Взнуздываешь себя обязанностями и решениями,  привязываю-
щими тебя к жизням тех, кто от тебя зависит. Вот что на самом деле  свя-
зывало Общину Сестер с Великой Матерью. Одно это слово сказало  советни-
кам и сторожевым псам за глазками ком-камер,  что  Первая  среди  равных
приняла решение.
   Все они услышали негромкий звук шагов кого-то, кто  подошел  к  двери
рабочей комнаты. Одрейд коснулась белой пластины в  правом  углу  стола,
дверь за ее спиной отворилась, и на пороге появилась  Стегги,  ожидающая
приказаний Великой Матери.
   - Приведи его, - приказала Одрейд.
   - Да, Великая Мать, - сказано почти  без  эмоций.  Внушающая  надежды
послушница - эта Стегги.
   Стегги исчезла, потом вернулась, ведя за  руку  Майлза  Тэга.  Волосы
мальчика были светлыми, но у корней уже начинали темнеть, что говорило о
том, что когда он повзрослеет, цвет их изменится. Детский нос  на  узком
лице только-только стал приобретать ястребиную угловатость, столь харак-
терную для мужчин из рода Атридесов. Взгляд голубых глаз с настороженным
любопытством обежал комнату и тех, кто в ней находился.
   - Пожалуйста, подожди снаружи, Стегги.
   Одрейд подождала, пока за послушницей закроется дверь.
   Тэг стоял, глядя на Одрейд и не проявляя ни малейшего признака нетер-
пения.
   - Майлз Тэг, гхола, - сказала Одрейд, - ты, конечно, помнишь Тамейлан
и Беллонду.
   Мальчик одарил обеих женщин кратким взглядом, но промолчал.  Судя  по
всему, напряжение, с которым они его  рассматривали,  нисколько  его  не
трогало.
   Тамейлан нахмурилась. С самого начала она была против того, чтобы на-
зывать этого ребенка гхолой. Гхолы выращивались из клеток  трупов.  Этот
же был результатом клонирования, точно так же, как и Скитейл.
   - Я собираюсь послать его на не-корабль к Дункану и Мурбелле, -  про-
должала Одрейд. - Кто сможет вернуть Майлзу его изначальную память лучше
Дункана?
   - Поэтическая справедливость, - согласилась Беллонда. Она не высказы-
вала никаких возражений, хотя Одрейд знала, что без  них  не  обойдется,
как только мальчик покинет рабочую комнату. Слишком мал!
   - Что она имеет в виду? Что такое поэтическая справедливость? - спро-
сил Тэг, у него пока еще был писклявый голос.
   - Когда Баша был на Гамму, он вернул изначальную память Дункану.
   - Это действительно больно?
   - Так было с Дунканом.
   В некоторых решениях нет места жалости.
   Одрейд это казалось огромным барьером на пути  принятия  того  факта,
что ты можешь принимать собственные решения. Нечто, что ей не потребова-
лось бы объяснять Мурбелле.
   Как мне смягчить удар?
   Но бывает, удар невозможно смягчить, бывает, когда более мягким будет
сорвать повязки резким кратким движением агонии.
   - Этот... этот Дункан Айдахо может вернуть мне мои прошлые воспомина-
ния?
   - Может и сделает.
   - Не слишком ли мы опережаем события? - задумчиво спросила Тамейлан.
   - Я изучал доклады и отчеты о Баша, - сказал Тэг. - Он был знаменитым
воином и Ментатом.
   - Я полагаю, ты этим гордишься? - похоже, Белл изливает свои возраже-
ния на мальчика.
   - Не особенно, - ответил он, не моргнув, встретив ее взгляд. - Я  ду-
маю о нем, как о ком-то другом. Впрочем, он довольно интересен.
   - Кто-то другой, - пробормотала Беллонда и с плохо скрытым несогласи-
ем посмотрела на Одрейд. - Ты провела его через курс глубокого учения.
   - Как сделала это та, что родила его.
   - Я ее вспомню? - спросил Тэг.
   - Вспомнишь, - Одрейд улыбнулась ему заговорщицкой улыбкой, какую они
не раз делили во время прогулок по фруктовым садам.
   - Все?
   - Ты вспомнишь все: свою жену, детей, сражения. Все.
   - Отошли его! - воскликнула Беллонда.
   Мальчик улыбнулся, но продолжал смотреть на Одрейд, ожидая ее  прика-
за.
   - Ладно, Майлз, - сказала Одрейд, - скажи Стегги,  чтобы  она  отвела
тебя в твою новую комнату на не-корабле. Позднее я приду и познакомлю те-
бя с Дунканом.
   - Можно мне поехать у Стегги на плечах?
   - Спроси ее.
   Импульсивно Тэг кинулся к Одрейд, поднялся на цыпочки и поцеловал  ее
в щеку.
   - Надеюсь, моя настоящая мать была похожа на тебя.
   - Очень похожа, - Одрейд похлопала его по плечу. - А теперь беги.
   Когда дверь за ним закрылась, Тамейлан со вздохом сказала:
   - Так ты не говорила ему, что ты одна из его дочерей!
   - Пока нет.
   - Ему расскажет Айдахо?
   - Если потребуется.
   Беллонду мелкие детали не интересовали:
   - Что ты затеваешь, Дар?
   - Армию возмездия под командованием нашего Ментата-Баши,  -  ответила
за нее Тамейлан. - Это очевидно.
   Она захватила приманку!
   - Это так? - потребовала ответа Беллонда.
   Одрейд одарила их пристальным взглядом:
   - Тэг был лучшим из всех, что у нас когда-либо были. Если кто и  спо-
собен наказать наших врагов...
   - Пожалуй, нам стоит начать растить нового голу, - сказала Тамейлан.
   - Мне не нравится, что я не знаю, как на него может повлиять  Мурбел-
ла, - вмешалась Беллонда.
   - А Айдахо будет нам помогать? - осведомилась Тамейлан.
   - Он сделает то, о чем попросят его Атридесы.
   Одрейд говорила с большей уверенностью, чем чувствовала, но эти слова
открыли ей глаза на еще один источник чувства враждебности.
   Я вижу нас так, как видит нас Мурбелла! Я способна думать, как думает
по меньшей мере одна Чтимая Матре!


   Мы не учим истории, мы воссоздаем опыт. Мы следуем цепи последствий -
следам зверя в лесу. Загляните за наши слова и  вы  увидите  протяженную
кривую общественного поведения, которой не касался до сих  пор  ни  один
историк.
   Бене Джессерит Паноплиа Пропетикус

   Скитейл насвистывал, вышагивая по коридору перед своими  апартамента-
ми. Взад и вперед, взад и вперед. Свист.
   Пусть они привыкнут к моему свисту.
   Под свист он составил слова песенки: "Сперва Тлейлаксу  не  говорит".
Вновь и вновь слова перекатывались в его мозгу. Они не смогут  использо-
вать его клетки для того, чтобы восполнить генетическую брешь и выведать
его секреты. Они должны прийти ко мне с дарами.
   Одрейд заглянула к нему "по пути на беседу с  Мурбеллой".  Она  часто
упоминала при нем пленную Чтимую Матер. В этом была какая-то цель, о су-
ти которой он никак не мог догадаться. Угроза? Всегда возможно. Со  вре-
менем и это будет раскрыто.
   - Я надеюсь, вас не гнетут никакие страхи, - сказала Одрейд.
   Они стояли в нише у окошка, через которое ему поставляли еду, он  как
раз ожидал появления ленча. Меню никогда не было полностью в его  вкусе,
но приемлемо. Сегодня он попросил даров  моря.  Невозможно  предугадать,
какую форму это примет.
   - Страхи? Бояться вас? Ах, дорогая Великая Мать, я бесценен  для  вас
живой. Чего же мне бояться?
   - Мой Совет воздержался от решения относительно вашей просьбы.
   - Этого я и ожидал.
   - Ошибочно ставить меня в затруднительное положение, - сказал  он.  -
Ограничивает для вас возможности выбора. Ослабляет вас.
   На то, чтобы составить эти фразы, у него ушло несколько дней,  и  те-
перь он ждал, какой эффект они произведут.
   - Зависит от того, как использовать инструмент, Мастер Скитейл. Неко-
торые инструменты ломаются, если их использовать неправильно.
   Будь ты проклята, ведьма!
   - Испытываете вплоть до угасания. Великая Мать? - улыбнулся  Тлейлак-
су, показывая острые клыки.
   - А вы действительно ожидаете, что я придам вам сил? - позволила  она
себе одну из редких вспышек юмора. - За что теперь торгуетесь, Скитейл?
   Я уже больше не Мастер Скитейл. Ударь ее клинком плашмя!
   - Вы Рассеиваете Сестер в надежде, что кто-нибудь из них избежит раз-
рушения. А каковы экономические последствия ваших истерических действий?
   Последствия! Они всегда говорят о последствиях.
   - Мы пытаемся выиграть время, Скитейл, - очень мрачно.
   Этому он уделил мгновение молчаливого раздумья. За ним  следят  глаза
ком-камер. Никогда не забывать об этом! Экономика, ведьма! Странное  это
место для торговли - ниша у окошка выдачи пищи, подумалось  ему.  Дурное
управление экономикой. Управленческая суета, планирование и стратегичес-
кие совещания должны проходить за закрытыми дверями, в верхних комнатах,
вид из окон которых не отвлекает функционеров от дел, которые  оказались
у них на руках.
   Череда воспоминаний из его прошлых жизней отказывалась принимать про-
исходящее. Необходимость. Люди совершают свои торговые сделки  где  при-
дется - на палубах кораблей, на замусоренных улицах, полных  пробегающих
мимо клерков, в просторных залах традиционной биржи, где над их головами
бегут строки информации, видной всем.
   Планирование и стратегия могут исходить из этих  верхних  комнат,  но
свидетельства их деятельности, как обычная информация на бирже  -  видны
всем.
   Так пусть подглядывают ком-камеры.
   - Каковы ваши намерения относительно меня, Великая Мать?
   - Сохранять вас живым и полным сил.
   Осторожно, осторожно.
   - Но не давать мне свободы действий.
   - Скитейл! Вы говорите об экономике, а потом хотите  получить  что-то
свободно?
   - Но мои силы вам немаловажны?
   - Верьте этому!
   - Я вам не доверяю.
   Именно в этот момент окошко решило выбросить на поднос тарелки: блюдо
с белой рыбой под изысканным соусом. Он уловил  запах  трав.  В  высоком
стакане вода с запахом меланжа. Зеленый салат. Одна из немногих их удач.
Он почувствовал, как рот у него наполняется слюной.
   - Наслаждайтесь своим ланчем, Мастер Скитейл. В нем нет  ничего,  что
могло бы повредить вам. Разве это не мера доверия? - Когда он  не  отве-
тил, Одрейд продолжала: - Какое отношение к нашей сделке имеет доверие?
   В какую игру она играет теперь?
   - Вы рассказали мне, что планируете для Чтимых Матер, но  не  сказали
ничего о своих намерениях в отношении меня, - он и сам понимал, что зву-
чит это жалобно. Ничего не поделаешь.
   - Я намереваюсь заставить Чтимых Матер осознать, что и они смертны.
   - Как это вы делаете со мной!
   Не промелькнуло ли в ее глазах удовлетворение?
   - Скитейл, - как мягок ее голос, -  люди,  которых  заставили  что-то
осознать таким образом, действительно слушают. Они слышат тебя, - Одрейд
глянула на его поднос. - Может быть, вам хотелось бы чего-нибудь особен-
ного?
   Насколько возможно, он попытался взять себя в руки:
   - Может, немного стимулирующего напитка. Он помогает, когда мне нужно
подумать.
   - Конечно. Я прослежу, чтобы его доставили немедленно.
   Одрейд перенесла свое внимание с ниши на главную комнату его  апарта-
ментов. Он наблюдал за Преподобной Матерью, отмечая те  места,  где  она
останавливалась, ее взгляд переходил с места на  место,  с  предмета  на
предмет.
   Все на своих местах, ведьма. Я не животное в своей норе. Вещи  должны
лежать удобно в тех местах, где я могу найти их, даже не думая об  этом.
Да, то у моего кресла - стимулирующие карандаши. Так я прибегаю к каран-
дашам, но я не потребляю алкоголь. Заметила?
   Появившийся стимулятор имел привкус какой-то горькой травы, на  опре-
деление которой у Скитейла ушло несколько секунд.  Касмине.  Генетически
модифицированный усилитель крови из фармакопеи Гамму.
   Она собиралась напомнить ему о Гамму?  Они  так  изобретательны,  эти
ведьмы!
   Подшучивала над ним в вопросе экономики. Ее колкость все еще  продол-
жала жечь его, когда он повернул назад в  конце  коридора  и  возобновил
свою послеобеденную прогулку, потом перешел на быстрый шаг, спеша к себе
гостиную. Какой клей не давал, на самом деле, распасться Старой Империи?
Многое, какие-то моменты были серьезными, какие-то мелкими, но в  основ-
ном экономика. Связующие нити, о которых часто думают, как об удобствах.
А что сдерживало их от того, чтобы не взорвать планеты друг друга? Вели-
кая Конвенция. "Взорви кого-нибудь, и мы объединимся, чтобы взорвать те-
бя".
   У самой своей двери он остановился как вкопанный,  ошеломленный  при-
шедшей ему в голову мыслью.
   Что это? Как наказания, может быть, достаточно, чтобы остановить жад-
ных неверных? Или все дело в клее, составленном из чего-то  неуловимого?
Может, все дело во мнении равных тебе? Но что если равные тебе не гнуша-
ются никакой непристойности? Ты свободен делать все, что хочешь.  И  это
кое-что говорило о Чтимых Матер. Вот уж точно.
   Он тосковал по келье сарга, где мог бы обнажить, излить свою душу.
   Ягхиста больше нет! Неужто я последний Мастер?
   Он чувствовал давящую пустоту в груди. Каждый вдох давался с  трудом.
Может быть, наилучшим выходом было бы торговаться  с  женщинами  Шайтана
более открыто.
   Нет! Это сам Шайтан искушает меня!
   В свои апартаменты он вступил очищенным.
   Я должен заставить их заплатить. Дорого  заплатить.  Дорого,  дорого,
дорого. Каждое "дорого" сопровождалось шагом в сторону кресла. Усевшись,
он автоматически потянулся за стимулирующим карандашом. Вскоре его мысли
набрали скорость, выстраиваясь в восхитительные боевые порядки.
   Они даже не догадываются, насколько хорошо я знаю икшианский корабль.
Он весь здесь, у меня в голове.
   Следующий час он провел, решая, как запечатлеть эти мгновения,  когда
придет ему время рассказывать соратникам о триумфе над повинда. С Божьей
помощью!
   Это будет ослепительный рассказ, исполненный драматизма и  напряжения
его испытаний. История, в конце концов, всегда пишется победителями.


   Говорят, что Великой Матери ничем нельзя пренебрегать - бессмысленный
афоризм, до тех пор пока до тебя не дойдет иное его значение: Я  -  слу-
жанка всех моих Сестер. И они критическим взором следят за своей служан-
кой. Мне нельзя тратить слишком много времени ни на общие вопросы, ни на
будничные мелочи. Поступки Великой  Матери  должны  выказывать  глубокую
проницательность, иначе ощущение беспокойства захлестнет даже самые  от-
даленные уголки нашего Ордена.
   Дарви Одрейд

   То, что Одрейд обычно называла "мое я служанки", этим утром  отравило
ее прогулку по залам Централи.
   Управляющая не в духе! Одрейд совсем не нравилось то, что она видела.
   Мы слишком глубоко завязли в наших сложностях, почти потеряли способ-
ность отделять мелкие проблемы от по-настоящему серьезных.
   Что случилось с их совестью?
   Хотя некоторые это отрицали, Одрейд знала, что совесть Бене Джессерит
все же существует. Но они так перекрутили ее, вылепили из нее нечто  та-
кое, что нелегко распознать сразу.
   Ей отвратительно было вмешиваться в эти решения, принимаемые  во  имя
выживания Миссионария (со своими вечными иезуитскими аргументами!) - все
уклонялось от чего-то более требовательно,  чем  человеческие  суждения.
Тиран знал это.
   Быть человеком - вот в чем все дело. Но прежде  чем  быть  человеком,
нужно нутром чувствовать это.
   Никаких клинических ответов! Все упиралось в обманчивую простоту, чья
сложная природа проявлялась, когда кто-то пытался воспользоваться ею как
инструментом.
   Как я.
   Загляни внутрь самого себя, чтобы увидеть кто и что, по  твоему  мне-
нию, ты есть. Ничто иное не будет столь действенно.
   Так что же я есть?
   - Кто задает этот вопрос? - ответила на это колкостью Иная Память.
   Одрейд рассмеялась вслух, и проходящая мимо Проктор по  имени  Прэшка
уставилась на нее в глубоком недоумении.
   - Хорошо, чувствовать, что ты жива. Помни это,  -  махнув  ей  рукой,
сказала Одрейд.
   Прэшка, прежде чем отправиться  по  своим  делам,  изобразила  слабую
улыбку.
   Так кто спрашивает: Что я такое?
   Опасный вопрос. То, что она задавала его, переносило Одрейд  в  некую
Вселенную, где ничто не было вполне человеческим. Ничто не  соответство-
вало неопределенному искомому. Все вокруг нее, клоуны, дикие звери и ма-
рионетки, отзывались на движение невидимых нитей. И она чувствовала, как
дергающаяся нить заставляет двигаться и саму ее.
   Одрейд продолжала идти по коридору к входу в капсулу, которая по тру-
бе доставила бы ее в ее апартаменты.
   Нити. Что приходит вместе с яйцом? Мы уклончиво говорим о  "разуме  в
его начале". Но чем я была, прежде чем меня не сформировало  оказываемое
жизнью давление?
   Недостаточно искать чего-то "естественного". Никаких "Благородных Ди-
ких". Таких за свою жизнь она видела немало. Управляющие ими нити отчет-
ливо видны любой из Дочерей Джессера.
   Внутри себя она ощущала как бы некоего надсмотрщика, а сегодня сильно
вдвойне. Это была сила, которой она иногда избегала  или  не  слушалась.
Надсмотрщик говорил: "Усиливай свои таланты. Не отдавайся на волю  тече-
нию. Плыви! Используй его или утони!"
   С захватывающим дух ощущением близкой паники, она вдруг осознала, что
едва-едва удержала в себе человеческое, что едва не дошла до того  края,
где можно его потерять.
   Я слишком яростно пытаюсь мыслить как Чтимая Матре! Манипулируя и ма-
неврируя всем, кем только возможно. И все во имя выживания Бене  Джессе-
рит!
   Белл говорила, что нет таких границ, какие отказалась  бы  преступить
Община ради сохранения Бене Джессерит. В  этой  похвальбе,  возможно,  и
заключалась крупица правды, но это правда всей похвальбы. На самом  деле
существовали вещи, которых не сделала бы ни одна Преподобная  Мать  даже
для того, чтобы спасти Общину.
   Мы не заступим дорогу Золотой Тропе Тирана.
   Выживание человечества выше сохранения Общины. Иначе наш Грааль  воз-
мужания человечества бессмыслен.
   Но какие же опасности подстерегают лидера, окруженного  подчиненными,
которые жаждут, чтобы им сказали, что делать. Как мало они знают о  том,
что создают своими требованиями. Лидеры совершают ошибки. И эти  ошибки,
умноженные числом не задающих ни единого вопроса  последователей,  неиз-
бежно приводят к глобальным катастрофам.
   Поведение леммингов.
   Правильно, что Сестры  так  тщательно  следят  за  ней.  Всем  прави-
тельствам необходимо пребывать под подозрением во время своего  пребыва-
ния у власти, это относится и к руководству Общины. Не доверяйте ни  од-
ному руководству! Даже моему!
   Они следят за мной в это самое мгновение. Мало что укроется от требо-
вательного внимания моих Сестер. А план мой они узнают,  когда  наступит
его время.
   Для того чтобы смотреть в лицо факту ее великой  Власти  над  Общиной
требовался постоянный процесс  внутреннего  очищения.  Я не искала  этой
власти. Она была мне навязана. И она подумала: Власть привлекает коррум-
пированных. Подозревай всех, кто к ней стремится. Ей ли не знать,  сколь
велики шансы того, что подобные люди восприимчивы коррупции или уже  по-
тонули в ней.
   Одрейд сделала себе заметку написать и передать в Архивы дополнение к
Коде. (Пусть Белл попотеет!): "Власть  надо всеми нашими делами  следует
предоставлять тем, кто не желает принимать ее и то, при условии,  увели-
чивающем это нежелание".
   Совершенное описание Бене Джессерит!
   - С тобой все в порядке. Дар? - раздался от двери  подъемной  капсулы
голос Беллонды. - Ты... странно выглядишь.
   - Мне просто пришло в голову, что я кое-что должна сделать. Ты  выхо-
дишь?
   Пока они менялись местами, Беллонда смотрела на нее в упор, потом по-
ле капсулы охватило Одрейд и унесло от этого изучающего взгляда.
   Войдя в комнату, Одрейд увидела, что стол ее снова завален кристалла-
ми, содержащими доклады о проблемах, которые,  по  мнению  ее  помощниц,
лишь она одна могла разрешить.
   Политика, вспомнилось Одрейд, пока она усаживалась за  рабочий  стол,
чтобы вновь взвалить на себя весь этот груз. Там и  Белл  ясно  слышали,
что она вчера сказала, но у них нет ни малейшего  представления  о  том,
что их попросят поддержать. С каждым днем они все более обеспокоены. Как
им и следует.
   Элементы политики заключает в себе почти  каждая  проблема,  подумала
она. В то время как разжигались страсти, на сцену все более явно выходи-
ли политические силы. Это навесило ярлык "ложь!" на  ту  давнюю  чушь  о
"разделении церкви и государства". Ничто так не восприимчиво  к  разгулу
страстей, как религия.
   Ничего удивительного в том, что мы не доверяем эмоциям.
   Не всем, конечно, эмоциям. Только лишь тем, от которых невозможно из-
бавиться в момент необходимости: любви, ненависти. Позволь себе  немного
гнева, но держи его на коротком поводке. Вот во что верили  Сестры.  Со-
вершеннейшая чушь!
   Золотая Тропа Тирана сделала их ошибку  недопустимой.  Золотая  Тропа
постоянно оставляла Бене Джессерит где-то на задворках. Как можно прика-
зывать бесконечности!
   Но постоянный вопрос Белл не имеет ответа: "Чего он  от  нас  хотел?"
Что он хотел заставить нас предпринять, манипулируя нами  так?  (Как  мы
манипулируем другими!)
   К чему искать значения, если никакого нет? Ты пошла бы по дороге, ес-
ли знаешь, что она никуда не ведет?
   Золотая Тропа! Пунктирный след в воображении великого.  Бесконечность
- это нигде! И конечный ум отступает перед  препятствием.  Именно  здесь
находили Ментаты взаимные проекции, всегда порождающие больше  вопросов,
чем ответов. Это пустой Грааль тех, кто,  вперив  взгляд  в  бесконечный
круг, ищет "объяснения всему".
   Ищет своего собственного доброго Бога!
   Ей было трудно осуждать их. Ум теряется  перед  лицом  бесконечности.
Пустота! Алхимики всех веков, как сборщики мусора, склонившиеся над сво-
ими узлами тряпья, говорили: "Здесь должен быть  где-то  некий  порядок.
Если постараться, я, конечно же, отыщу его".
   И всегда единственным порядком был тот, что они создавали сами.
   Так вот оно что, Тиран! Шут, фигляр! Ты знал это. Ты говорил: "Я соз-
дам вам порядок, чтобы вы следовали ему. Вот тропа. Видите ее?  Нет!  Не
смотрите туда. Это путь Голого Короля (чья нагота видна  лишь  детям  да
безумцам). Не отвлекайтесь от того, на что я указываю вам. Это - моя Зо-
лотая Тропа. Разве немилое название? Вот оно, все здесь, и все  здесь  и
пребудет".
   Тиран, ты был всего лишь еще одним клоуном. Указывая нам в  бесконеч-
ное восстановление того утерянного и одинокого кома дерьма в нашем общем
прошлом.
   Мы  знали,  что  человеческая  Вселенная  никогда  не  станет  чем-то
большим, чем разрозненными общинами со слабой спайкой между ними,  когда
мы будем Рассеяны. Общая традиция рождения ушла так далеко в наше  прош-
лое, что картины ее, несомые потомками, давно искажены. Преподобные  Ма-
тери несут в себе оригинал, но мы не можем навязать его тем, кому  он не
нужен. Видишь, Тиран? Мы слышали тебя: "Пусть они  придут  попросить  об
этом! Тогда и только тогда..."
   Вот почему ты сохранил нас, ты атридесовский ублюдок! Вот почему  мне
надо приниматься за работу.
   Несмотря на явную опасность  своему  ощущению  человеческого,  Одрейд
знала, что будет продолжать подстраивать свой разум под мышление  Чтимых
Матре. Мне нужно думать, как они.
   Проблема охотника: ее разделяют хищник и жертва. Это не  совсем  дело
иголки в стоге сена. Скорее вопрос выслеживания на территории,  перепол-
ненной знакомыми и незнакомыми знаками. Обманы Бене Джессерит гарантиро-
вали, что знакомое причинит Чтимым Матре по меньшей мере столько же бес-
покойства и неприятностей, сколь и незнакомое.
   Но что они сделали для нас?
   Межпланетная коммуникация работала на благо гонимым. Ограничена  эко-
номикой на миллионы лет. Не так уж и много ее, за исключением Важных Лиц
и Торговцев. "Важный" - здесь означало то же, что и всегда: богатый, мо-
гущественный - банкиры, чиновники, курьеры. Военные. Ярлык "важный" при-
надлежал многим категориям: дипломаты, антрепренеры, медицинский  персо-
нал, квалифицированные техники, шпионы и другие профессионалы. Это  нем-
ногим отличалось от времен массонских лож на Старой  Земле.  В  основном
разница была в численности, качестве и изощренности. И границы их  оста-
вались столь же прозрачны, как и всегда.
   Ей показалось важным когда-нибудь вновь вернуться к этой мысли, поис-
кать недостатки.
   Великая масса привязанного к своим планетам человечества  говорила  о
"молчании космоса", имея в виду, что они не могут позволить себе  подоб-
ные путешествия или коммуникацию. Большинство людей знали, что  новости,
доходящие до них через этот барьер, служат чьим-то интересам. Всегда так
было.
   На поверхности планеты необходимость  избегать  последствий  радиации
диктовала использование наземных систем: капсул, гонцов, световых  пере-
дач и многочисленных передвижений. Важны были секретность и шифровки  не
только между планетами, но и на них.
   Одрейд виделось это как система, в которой Чтимые Матре смогут перех-
ватывать сообщения, если только найдут точку входа в нее. Охотницам  не-
обходимо начинать с расшифровки системы,  но  тогда:  откуда  начинается
след к Дому Ордена?
   Неподдающиеся выслеживанию не-корабли, икшианские машины и Навигаторы
Гильдии - все это вносило свой вклад в покрывало  молчания,  окутывающее
планеты, покрывало непроницаемое для всех, за исключением немногих  изб-
ранных. Не дать охотницам исходной точки!
   Одрейд надолго и глубоко задумалась. А  потому  появление  в  рабочей
комнате Великой Матери незадолго до перерыва на ленч стареющей Преподоб-
ной Матери с планеты, куда ссылали в наказание, оказалось для нее насто-
ящей неожиданностью. Архивы идентифицировали ее:  Имя:  Дортуйла.  Много
лет назад выслана в район специальной подготовки за непростительное  на-
рушение. А память дополнила: "Непростительным  нарушением"  было  что-то
вроде любовного романа. Одрейд не стала запрашивать деталей. Но, тем  не
менее, часть из их все же поступила.  (Снова  вмешивается  Беллонда!).
Эмоциональный переворот во время изгнания Дортуйлы заметила Одрейд. Бес-
полезные попытки любовника предотвратить расставание.
   Одрейд даже вспомнила какие-то слухи о проступке Дортуйлы.  "Преступ-
ление Джессики!" Немало ценной информации поступает посредством  слухов.
Куда, дьявол ее побери, направили Дортуйлу?  Неважно.  В  данный  момент
совсем неважно. Важнее: Почему она здесь? Почему она решилась на  поезд-
ку, которая может навести на наш след охотниц?
   Одрейд спросила об этом объявившую о прибытии Стегти, но та не знала.
   - Она говорит, что эти сведения предназначены только для ваших  ушей.
Великая Мать.
   - Только для меня? - Одрейд едва не хмыкнула,  подумав  о  постоянном
мониторинге (надзоре было бы лучшим определением) каждого ее поступка. -
Эта Дортуйла не сказала, почему она здесь?
   - Те, кто сказал мне прервать вас. Великая  Мать,  просили  передать,
что, по их мнению, вам стоит увидеться с ней.
   Одрейд поджала губы. Сам факт того, что  изгнанная  Преподобная  Мать
проникла так далеко, уже возбудил ее любопытство. Проявив настойчивость.
Преподобная Мать могла прорвать обычные барьеры, но эти - ординарными не
были. Значит, причина появления Дортуйлы уже была названа. Другие выслу-
шали ее и дали ей допуск. Совершенно очевидно, что Дортуйла не стала по-
лагаться на хитрость, чтобы уговорить своих  Сестер.  Результатом  этого
был бы немедленный отказ. Нет времени для подобной чуши! Так значит  она
учла цепь приказов. Ее действия говорили о тщательной  оценке  ситуации,
само по себе информация внутри того, чтобы она ни собиралась сказать.
   - Приведи ее.
   На ее далекой планете возраст был милосерден к Дортуйле. Годы прогля-
дывали лишь в моршинках вокруг глаз и рта. Капюшон робы скрывал ее воло-
сы, но взгляд ярких глаз, смотревших из-под его оторочки,  был  насторо-
женным и проницательным.
   - Почему ты здесь? - тон Одрейд говорил: "Лучше бы, во имя  всех  бо-
гов, твоим сведениям быть важными".
   История Дортуйлы была вполне прямолинейна. Она и еще три  Преподобных
Матери говорили с бандой футаров из Рассеивания. Пост Дортуйлы был  выб-
ран за отдаленность и ей было предложено доставить в Дом Ордена  сообще-
ние. Дортуйла сказала, что пропустила эту просьбу через ясновидцев и ви-
дящих правду, напомнив тем самым Великой Матери, что и на отсталой  пла-
нете может быть какой-то талант. Сочтя сообщение правдивым и с ободрения
Сестер Дортуйла приняла меры быстро, но и не забывая об осторожности.
   "Все путем отправки на нашем не-корабле" - вот как она это  сформули-
ровала. Корабль, по ее словам, мал, типа кораблей контрабандистов.
   - Им может управлять один человек.
   От самого послания голова шла кругом. Футары заявляли о своей  готов-
ности заключить союз с Преподобными Матерями против Чтимых Матре.
   Какими силами командуют сами футары,  достаточно  сложно  оценить,  -
сказала Дортуйла. - Они отказались сказать, когда я их об этом спросила.
   Одрейд не раз приходилось иметь дело с историями  о  футарах.  Убийцы
Чтимых Матре? Было достаточно причин, чтобы в это поверить,  но  способ-
ности футаров приводили в некоторое недоумение, особенно если  учитывать
доклады с Гамму.
   - Сколько человек было в этой группе?
   - Шестнадцать футаров и четверо Водящих. Так они себя и называли  Во-
дящими. Они говорили также, что Чтимые Матре обладают  опасным  оружием,
которое они могут использовать лишь однажды.
   - Ты упоминала только футаров. Кто такие эти Водящие? И что  за  сек-
ретное оружие?
   - Я воздержалась от упоминания о них. Они производят впечатление  лю-
дей, в пределах вариаций, отмеченных для Рассеивания. Их  четверо:  трое
мужчин и одна женщина. Что касается оружия, они отказывались  рассказать
что-либо еще.
   - Производят впечатление людей?
   - В том то и дело, Великая мать. Моим первым, довольно странным  впе-
чатлением было, что это Танцующие Лица. Но ни один из критериев  опреде-
ления Танцующих Лиц не дал положительного  ответа.  Ферономы  негативны.
Жесты, выражения - все негативно.
   - Только это первое впечатление?
   - Я не могу этого объяснить.
   - А что футары?
   - Совпадают с описанием. Люди по внешнему виду, но с яркими кошачьими
признаками. Происхождение из семейства кошачьих, на мой взгляд.
   - Таково же мнение и других.
   - Они способны говорить, но это обрывочная  галака.  Скопление  слов,
как мне кажется. "Когда есть? ", "Ты госпожа милая", "Хочу чесать  голо-
ву". "Сесть здесь?" Они слушаются одного взгляда Водящих, но  не  боятся
их. У меня создалось впечатление, что между Водящими и футарами  сущест-
вуют скорее взаимные уважение и приязнь.
   - Зная насколько это рискованно, почему эти сведения показались  важ-
ными настолько, чтобы доставить их немедленно?
   - Это люди из Рассеивания. Их предложение альянса - доступ туда,  от-
куда происходят Чтимые Матре.
   - Ты, конечно, спрашивала о них. И об условиях в Рассеивании.
   - Никакого ответа.
   Просто констатация факта. Ни у кого нет права на насмешку над изгнан-
ной Сестрой, какое бы облако не омрачало ее прошлого. Следует задать еще
ряд вопросов. Одрейд задавала их, тщательно наблюдая за реакцией пожилой
женщины при ответах.
   Что-то в служении Дортуйлы, может быть, многие годы раскаяния,  смяг-
чило ее, но оставило в неприкосновенности стойкость Бене Джессерит.  Она
говорила с естественной неспешностью. Ее жесты были плавными и  мягкими.
На Одрейд она смотрела с добротой и участием. (Вот он недостаток, за ко-
торый приговорили ее Сестры: цинизм Бене Джессерит здесь  был  загнан  в
самый темный угол.)
   Дортуйла вызвала интерес Одрейд. Она говорила с Великой  Матерью  как
сестра с сестрой, и за ее словами  просматривался  недюжинный  и  хорошо
тренированный ум. Ум, закаленный напастями за долгие  годы  на  ссыльной
планете. Теперь делает все, что он нее зависит, чтобы возместить прегре-
шение юности. Никакой попытки казаться далекой от времени  и  ничего  не
понимающей в нынешнем положении дел. Отчет сокращенный до сути. Спокойно
дает понять, что обладает возможного более полным сознанием необходимос-
ти. Склонилась перед решением Великой Матери и предупреждением об  опас-
ности своего визита, но тем не менее сочла, что "вы должны получить  эту
информацию".
   - Я убеждена, что это не ловушка.
   Манера Дортуйлы вести себя была выше всяких похвал. Прямой взгляд,  в
глазах и на лице приличествующая Преподобной Матери сдержанность, но ни-
каких попыток скрыть чего бы то ни было. Одна эта маска даст Сестре пра-
вильное представление о той, кто перед ней сидит.  Дортуйла  действовала
повинуясь чувству срочности. Однажды она совершила глупость, но это дав-
но в прошлом.
   Как называлась эта ссыльная планета?
   Проектор на рабочем столе выдал название: Баззел.
   Это имя заставило Одрейд встрепенуться. Баззел! Пальцы ее забегали по
консоли, которая подтвердила воспоминания. Баззел: большую часть поверх-
ности занимает океан. Холодная.  Очень  холодная.  Рукотворные  острова,
размером не более крупного не-корабля.  Бене  Джессерит  когда-то  сочла
Баззел наказанием. Отрицательный урок:  "Осторожно,  девочка,  или  тебя
сошлют на Баззел". Тут Одрейд вспомнился другой ключевой  момент:  камни
Су. Баззел был тем  местом,  где  удалось  натурализовать  исключительно
морское существо, чолистер, стирающийся щиток которого  создавал  необы-
чайно красивые тьюморы, одни из самых ценимых во вселенной  драгоценнос-
тей.
   Камни Су.
   Дортуйла носила один такой - он был вставлен в брошь, скрепляющую во-
рот ее накидки. В свете плавающих ламп камень отливал то  розовато-лило-
вым, то неуловимо меняющимся светом морской воды. Размером он был больше
человеческого глаза и носимый так  на  виду  являлся  знаком  богатства.
Впрочем, там на Баззеле они, наверное, не так уж ценят  подобные  побря-
кушки. Собирают их на пляже.
   Камни Су. Это имело немало значение. По праву Бене Джессерит Дортуйла
часто заключала  сделки  с  контрабандистами.  (Возьмите,  например,  ее
не-корабль). С этим следовало обращаться с осторожностью. Вне зависимос-
ти от сестринского разговора здесь все же Великая Мать и ссыльная Препо-
добная Мать.
   Контрабанда. Основное преступление для Чтимых Матре  и  тех,  кто  не
смирился с фактом того, что невозможно навязать исполнение всех законов.
Сворачиваемое пространство ничем  не  изменило  контрабандной  торговли,
разве что упростила мелкие вылазки.  Мелкие  не-корабли.  Насколько  ма-
леньким возможно сделать такой корабль? Пробел в знаниях Великой Матери.
Его восполнили данные Архивов: "Диаметр - 140 метров".
   Значит, довольно маленький. Камни Су представляли из себя груз  прив-
лекательный сам по себе.  Критическим  экономическим  барьером  являлось
Сворачиваемое Пространство: насколько ценен груз по сравнению с размером
и массой? На перевозку массивных грузов могли потребоваться тысячи и ты-
сячи соларов. Камни Су притягивают контрабандистов как магнит. Для  Чти-
мых Матре они также  представляют  особый  интерес.  Простая  экономика?
Всегда обширный рынок. Эти камни притягивают контрабандистов  с  той  же
силой, что и меланж, теперь когда Гильдия так  беспечно  его  расходует.
Гильдия всегда хранила по складам запасы спайса, каких должно хватить не
на одно поколение.
   Они думают, им  удастся купить иммунитет от Чтимых Матре! Но это  да-
вало нечто, что как смутно угадывала Великая Мать, можно будет повернуть
в свою пользу. В своем  безумном  гневе  Чтимые  Матре  разрушили  Дюну,
единственный из известных естественных источников  меланжа.  По-прежнему
не заботясь о последствиях (что однако странно) они уничтожили население
Тлейлакс, чьи акслотль-автоклавы наполняли спайсом Старую Империю.
   А у нас есть существа, способные воссоздать Дюну. У нас  также,  воз-
можно, единственный из оставшихся в живых  мастер  Тлейлаксу.  Где-то  в
мозгу Скитейла скрыт способ превратить автоклавы в рог изобилия, который
будет изливать меланж. Если нам удастся заставить его поделиться этим.
   Сейчас непосредственную проблему  представляла  собой  Дортуйла.  Эта
женщина преподносила свои идеи с краткостью, которая  делала  ей  честь.
Водящие и их футары, говорила она, обеспокоены чем-то, о чем они не  хо-
тят говорить. Дортуйла поступила умно, что не  пыталась  испробовать  на
них тактики убеждения Бене Джессерит. Никогда нельзя сказать, как отреа-
гируют люди из Рассеивания. Но что их встревожило?
   - Какая-то иная угроза, нежели Чтимые Матре, - предположила Дортуйла.
Она не рискнула сказать большего, но возможность такого существовала,  и
ее следовало рассмотреть.
   - Существенно то, что они говорят, что желают союза,  -  сказала  Од-
рейд.
   - Объединение для решения общей проблемы, - вот как они выразили это.
   Несмотря на проверку ясновидением, Дортуйла советовала лишь  осторож-
ное исследование предложения.
   Почему вообще отправляться на Баззел? Потому что Чтимые  Матре  прос-
мотрели Баззел или ошибочно сочли его малозначимым?
   - Маловероятно, - решительно сказала Дортуйла.
   Одрейд согласилась. Дортуйла, вне зависимости от того, какую  грязную
работу она изначально была отправлена исполнять, теперь управляла ценной
собственностью и, что  более  важно,  она  была  Преподобной  Матерью  с
собственным не-кораблем, который доставил бы ее к  Великой  Матери.  Она
знала местонахождение Дома Ордена, что безусловно было  бы  для  охотниц
бесполезно. Они знают, что Преподобная Мать скорее убьет себя,  чем  вы-
даст этот секрет.
   Проблемы складывались в проблемы. Но прежде всего будем  Сестрами.  С
уверенностью можно сказать, что Дортуйла правильно расценит мотивы Вели-
кой матери. Одрейд перевела разговор на более личные вопросы.
   Это прошло хорошо. Дортуйлу перемена темы явно позабавила, но она бы-
ла согласна поболтать.
   У Преподобных Матерей в одиночестве отправляющих свое служение на от-
даленных планетах часто возникало то, что Сестры называли "другими инте-
ресами". В прошлые времена это звалось "хобби", но внимание, посвящаемое
этим интересам,  зачастую  заводило  их  в  крайности.  Одрейд  находила
большинство этих интересов скучными, но ей показалось  немаловажным  то,
что свой интерес Дортуйла называла хобби. Она  собирает  старые  монеты,
так ведь?
   - Какого рода?
   - У меня есть две ранне-греческие серебряные  монеты  и  великолепный
золотой обол.
   - Подлинные?
   - Они настоящие, - ответила та, имея в виду, что  она  просканировала
Иные Воспоминания, чтобы определить их  подлинность.  Увлекательно.  Она
использовала свои способности так, чтобы усилить их, даже в своем хобби,
совмещая Внутреннюю историю и внешний мир.
   - Это очень интересно, Великая Мать, - наконец проговорила  Дортуйла.
- Я ценю ваше заверение в том, что мы по-прежнему Сестры,  равно  как  и
то, что вы интересуетесь древними картинами как параллельным  хобби.  Но
обе мы знаем, почему я здесь.
   - Контрабандисты.
   - Конечно. Чтимые Матре не могли пропустить моего присутствия на Баз-
зел. Контрабандисты продают тем, кто больше заплатит. Нам следует  пред-
положить, что они получили прибыль от своего ценного знания  о  Баззеле,
камнях Су и постоянно живущей на планете Преподобной Матери и ее  помощ-
никах. И мы не должны забывать о том, что меня каким-то образом отыскали
Водящие.
   Проклятье, - подумала Одрейд. - Именно такого советника, как  Дортуй-
ла, мне хотелось бы иметь при себе. Интересно, сколько еще подобных  та-
лантов рассыпано по Вселенной, закопанно из соображений дурацкой  жесто-
кости? Почему мы так часто отбрасываем талантливых Сестер?  Это  древняя
слабость, какую пока еще не удалось изжить Общине.
   - Я думаю мы узнали о Чтимых Матре нечто очень ценное,  -  продолжала
Дортуйла.
   Не было необходимости кивать в знак согласия. Вот суть того, что при-
вело Дортуйлу в Дом Ордена. Безумные охотницы как стая хищных птиц нале-
тели на Старую Империю, убивая всех и сжигая все там, где они подозрева-
ли существование центров Бене Джессерит. Но охотницы не  коснулись  Баз-
зел, даже несмотря на то, что его местоположение должно  быть  прекрасно
известно.
   - Почему? - спросила Одрейд, вслух высказывая то, что было на  уме  у
них обеих.
   - Никогда не порти собственное гнездо, - ответила Дортуйла.
   - Ты думаешь, они уже проникли на Баззел?
   - Пока нет.
   - Но ты полагаешь, Баззел - это именно то место, что им нужно?
   - Первичная проекция.
   Одрейд просто смотрела на нее. Так значит, у Дортуйлы есть  еще  одно
хобби! Она копается в Иной Памяти, оживляя и собирая хранящиеся там  та-
ланты. Кто может ее в этом обвинить? Время, должно быть, тянется на Баз-
зел так медленно.
   - Вывод ментата, - обвиняюще заявила Одрейд.
   - Да, Великая Мать, - очень покорно.
   Предполагалось, что Преподобные Матери могут таким образом копаться в
Иной Памяти только с разрешения Дома Ордена, но и в этом  случае  только
под руководством и при поддержке еще одной Сестры. Похоже, Дортуйла  так
и осталась мятежницей. Она следовала собственным  желаниям  так  же  как
когда-то в случае с запретной любовью. Хорошо! Бене Джессерит необходимы
подобные мятежники.
   - Они не хотят повредить Баззел, - сказала Дортуйла.
   - Водный мир?
   - Из  него получился бы подходящий дом для слуг-амфибий. Не для фута-
ров и Водящих. Я тщательно их изучила.
   Все свидетельствовало о том, что Чтимые Матре планируют завезти обра-
щенных в рабство слуг, скорее всего амфибий, для сбора камней Су. У Чти-
мых Матре могут быть и рабы-амфибии. Знание, результатом которого  стали
футары, может создавать всякие формы пограничной жизни.
   - Рабы - опасное нарушение равновесия, - раздумчиво сказала Одрейд.
   Тут Дортуйла впервые позволила себе  проявление  сильного  чувства  -
глубокого отвращения, от которого ее рот сжался в тонкую линию.
   Этот сценарий  Община  распознала  очень  давно:  неизбежное  падение
рабства или шпионажа. Они просто создавали  резервуары  ненависти.  Если
нет надежды на то, что возможно будет уничтожить всех врагов, лучше и не
пытаться. Сдерживайте свои порывы твердой уверенностью в том, что подав-
ление лишь усилит ваших врагов. День подавляемых настанет, и помоги небо
рабовладельцу, когда этот день придет. Это обоюдоострый клинок. Подавля-
емые всегда учатся у хозяина и копируют его. И когда  роли  переменятся,
пьеса снова будет разыграна по тем же нотам - насилие и месть, но наобо-
рот. И снова смена ролей, и снова и снова, и так до бесконечности.
   - Повзрослеют они когда-нибудь? - вопросила в пространство Одрейд.
   Ответа у Дортуйлы не было, но она тут же внесла предложение:
   - Мне необходимо вернуться на Баззел.
   Одрейд задумалась. Опять изгнанная Преподобная Мать оказалась на  шаг
впереди Великой Матери. Как бы ни хотелось отказаться от такого решения,
обе они знали, что это будут наилучшим шагом. Футары и Водящие вернутся.
И что более важно, при наличии планеты, настолько  желанной  для  Чтимых
Матре, высоки шансы того, что за посетителями  из  Рассеивания  следили.
Чтимым Матре придется что-то предпринять, и этот шаг  может  поведать  о
них немало.
   - Конечно, они полагают, что Баззел - приманка в ловушке,  -  сказала
Одрейд.
   - Я могла бы сделать так, чтобы стало известно, что я изгнана  своими
Сестрами, - заметила Дортуйла. - Этому нетрудно найти подтверждение.
   - Использовать себя в качестве приманки?
   - Великая Мать, а что если их можно соблазнить на переговоры?
   - С нами?
   Что за удивительная идея!
   - Я знаю, их история состоит не из разумных дискуссий, но...
   - Это великолепно! Но давай добавим искушения. Скажем, ты убедила ме-
ня, что я должна прийти к ним с предложением покорности Бене Джессерит.
   - Великая Мать!
   - У меня нет никаких намерений сдаваться. Но разве есть лучший способ
заставить их заговорить?
   - Баззел - неудачное место для встречи. Наши  возможности  там  очень
невелики.
   - Сильнее всего они чувствуют себя на Узловой. Если они  предложат  в
качестве места встречи эту планету, ты могла бы дать себя уговорить?
   - Это потребует тщательного планирования. Великая Мать.
   - Ода, очень тщательного, - пальцы Одрейд побежали по клавишам консо-
ли. - Да, сегодня, - сказала она в ответ на пробежавший по столу вопрос,
потом через заваленный кристаллами рабочий стол обратилась к Дортуйле: -
Я хочу, чтобы перед возвращением ты встретилась с  моим  Советом  и  ос-
тальными. Мы основательно проинструктируем тебя, но я даю тебе свое лич-
ное заверение в том, что ты получаешь  полную  свободу  действий.  Самое
важное - заставить их договориться о встрече на Узловой... и, я надеюсь,
ты понимаешь, насколько мне не нравится  использовать  тебя  в  качестве
приманки.
   Когда Дортуйла, глубоко задумавшись, не ответила, Одрейд произнесла:
   - Они могут и проигнорировать нашу инициативу и просто смести  с  по-
верхности планеты нашу станцию на Баззеле. И все же ты - лучшая наживка,
какая у нас есть.
   - Мне и самой не нравится идея того, чтобы болтаться на крючке, Вели-
кая Мать, - слова Дортуйлы говорили о том, что за все эти  годы  она  не
утратила чувства юмора. - Пожалуйста, держите покрепче удочку.
   Она встала и бросив обеспокоенный взгляд на заваленный  стол  Одрейд,
добавила:
   - У вас столько работы, и, боюсь, я задержала ваш ланч.
   - Мы поедим вместе, Сестра. В настоящее время, ты  важнее  всего  ос-
тального.


   Все государства - абстракции Octun Politicus
   Архивы Бене Джессерит

   Луцилла предостерегала себя, что не стоит полагаться на ощущение, что
в этой ядовито-зеленой комнате и посещениях Великой Чтимой  Матре,  есть
что-то знакомое и привычное. Это Узловая Станция, бастион тех, кто  жаж-
дет уничтожения Бене Джессерит. Это враг. День семнадцатый.
   Непогрешимые внутренние часы, запущенные в ней в момент Агонии, пока-
зали ей, что она уже приспособилась к  приблизительному  ритму  планеты.
Пробуждение на восходе. И никак не угадать, когда  ее  накормят.  Чтимые
Матре ограничивали ее одной трапезной в день.
   И всегда этот футар в своей клетке. Напоминание: Вы  оба  в  клетках.
Вот как мы обращаемся с опасными животными. Иногда ради удовольствия  мы
их выпускаем поразмять ноги, но потом - назад в клетку.
   Минимальное количество меланжа в еде. Не потому что бережливы, только
не при их богатстве. Просто небрежный жест, призванный показать то, "что
могло бы быть твоим, веди ты себя разумно".
   Когда она придет сегодня?
   В появлениях Великой Чтимой Матре не было никакого определенного  по-
рядка. Случайные визиты, чтобы вывести пленницу из равновесия? Возможно.
А внимания командира требуют также и другие дела. Отправляйся  навестить
опасного зверька, как только появится окно в рутинном распорядке дня.
   Может быть, я и опасна, Паучья Королева, но я не твой  домашний  зве-
рек.
   Луцилла ощущала присутствие сканирующих устройств. Эти хитрые  машины
вглядывались в плоть, выискивая спрятанное оружие, присматриваясь к  ра-
боте органов. Нет ли у нее чужеродных имплантантов? А как на счет допол-
нительных органов, хирургическим путем встроенных в это тело?
   Ничего подобного, Мадам Паук. Мы полагаемся на то, что  дано  нам  от
рождения.
   Луцилла понимала, что самая страшная сейчас для нее опасность  заклю-
чается в том, что она станет чувствовать себя в подобном окружении не на
месте. Те, кто схватили ее, поставили ее в ужасающее  положение,  но  не
могли отобрать ее способностей Бене Джессерит. Она могла заставить  свое
тело умереть еще до того, как шир в ее  теле  будет  истощен  до  преда-
тельства. Она сохранила разум... и рой Воспоминаний с Лампадас.
   В задней стене отъехала желтоватая панель, и лента  транспортера  вы-
везла клетку с футаром. Так значит Паучья Королева уже в  пути  высылает
вперед себя напоминание-угрозу. Все как обычно. Рановато сегодня. Раньше
чем когда-либо.
   - Доброе утро, футар, - весело пропела Луцилла.
   Футар глянул на нее, но ничего не сказал.
   - Ты должно быть, ненавидишь эту клетку, - сказала Луцилла.
   - Не любить клетка.
   Луцилла успела уже определить, что эти существа до некоторой  степени
владеют способностью говорить, но насколько далеко простирается эта спо-
собность, по-прежнему ускользало от нее.
   - Думаю, она тебя тоже морит голодом. Тебе хотелось бы съесть меня?
   - Есть, - отчетливый интерес в его взгляде.
   - Хотелось бы мне быть Водящим.
   - Ты, Водящий?
   - А если да, стал бы ты меня слушаться?
   Из пола поднялось тяжелое кресло Паучьей Королевы. По-прежнему ни ма-
лейшего признака ее присутствия, но стоит предположить, что она  слушает
эти беседы.
   Футар уставился на Луциллу со странным напряжением.
   - А Водящие тоже держат вас в клетках и впроголодь?
   - Водящий? - отчетливые вопросительные интонации в его голове.
   - Я хочу, чтобы ты убил Великую Чтимую Матре, - в этом для них не бу-
дет ничего удивительного.
   - Убить Дама!
   - И съесть ее.
   - Дама яд, - с унынием.
   О-о-о! разве это не интереснейшая информация!
   - Она - не яд. Ее мясо такое же как мое.
   Футар подошел к ней, насколько позволяла клетка. Левая рука  оттянула
нижнюю губу, показывая красный воспаленный шрам, похожий на ожог.
   - Видишь яд, - сказало существо, уронив руку.
   Интересно, как ей это удалось? От нее не пахнет никаким ядом.  Пахнет
человеческой плотью, основанным на адреналине наркотиком,  который  дает
эти оранжевые глаза, реагируя на ярость... и  некоторые  другие  эмоции,
как открыла Луцилла. Например, чувство абсолютного превосходства.
   Насколько далеко простирается понятливость футара?
   - Это был горький яд?
   Футар скорчил гримасу и плюнул на пол.  Действие  быстрее  и  гораздо
сильнее слов.
   - Ты ненавидишь Даму?
   Оскаленные клыки.
   - Ты ее боишься?
   Футар улыбнулся.
   - Тогда почему ты ее не убьешь?
   - Ты не Водящий.
   Так для убийства ему требуется приказ Водящего!
   В комнату вошла Великая Чтимая Матре и опустилась на кресло.
   - Доброе утро, Дама, - так же весело, как до  этого  Футару,  пропела
Луцилла.
   - Я не давала тебе позволения так меня называть, - тихим голосом, а в
глазах уже загораются оранжевые огоньки.
   - Мы здесь болтали с футаром.
   - Я знаю, - огоньки стали ярче. - И если ты мне его избаловала...
   - Но Дама...
   - Не называй меня так!
   Паучья Королева так и вылетела из кресла, в глазах Сбилось  оранжевое
пламя.
   - Прошу, сядь пожалуйста, - улыбнулась Луцилла. - Так допрос  не  ве-
дут, - сарказм - опасное оружие. Вчера ты сказала, что хотела бы продол-
жить наше обсуждение Политики.
   - Откуда ты знаешь, который час? -  опустилась  в  кресло,  но  глаза
по-прежнему полыхают.
   - У всех Бене Джессерит есть эта способность.  Пробыв  на  ней  всего
лишь некоторое время, мы способны чувствовать ритм любой планеты.
   - Странный талант.
   - Это может делать каждый. Все дело в восприимчивости.
   - А я могла бы научиться?
   Оранжевый огонь в ее глазах угасал.
   - Я сказала каждый. Ты ведь все же человек, не так ли? Вопрос, на ко-
торый пока еще нет полного ответа.
   - Почему ты говоришь, что у вас нет правительства?
   Хочет сменить тему. Наши способности тревожат ее.
   - Я говорила не совсем это. У нас нет формального правительства.
   - Нет даже общественного кодекса?
   - Нет такого свода законов, который  отвечал  бы  всем  потребностям.
Преступление в одном обществе может казаться требованием морали  в  дру-
гом.
   - У людей всегда есть правительство.
   Оранжевые пятна почти полностью исчезли из ее глаз. Почему это ее так
интересует?
   - У людей есть политика. Я вчера тебе это говорила.  Политика  -  ис-
кусство казаться искренним и совершенно открытым, скрывая при  этом  как
можно больше.
   - Так значит вы, ведьмы, скрываете.
   - Я этого не сказала. Когда мы говорим "политика", это предупреждение
нашим Сестрам.
   - Я тебе не верю. Человеческие существа всегда создают  ту  или  иную
форму...
   - Соглашения?
   - Это слово ничем не хуже других!
   Почему-то оно приводит ее в ярость.
   Луцилла больше ничего не сказала, а потому Великая Чтимая Матре  чуть
наклонилась вперед.
   - Вы скрываете!
   - Разве я не в праве скрывать от тебя то, что может помочь тебе побе-
дить нас?
   Вот тебе вкусная наживка!
   - Я так и думала! - с явным удовлетворением она откинулась на  спинку
кресла.
   - Впрочем, почему бы не открыть это? Ты полагаешь, что ниши единолич-
ной власти всегда под рукой и их можно заполнить, но не понимаешь  того,
что это означает в случае моей Общины.
   - О, скажи мне пожалуйста.
   Тяжеловато для сарказма.
   - Ты думаешь, что все можно свести к инстинктам, уходящим  корнями  в
племенные времена и дальше. Вожди и старейшины. Таинственная мать и  Со-
вет. А до них Сильнейший (или Сильнейшая), кто заботится  о  том,  чтобы
все были сыты, что бы всех охранял огонь у входа в пещеру.
   - В этом есть смысл.
   Да, правда?
   - О, я согласна. Эволюция форм изложена достаточно ясно.
   - Эволюция, ведьма! Одно положенное на другое.
   Эволюция. Смотри-ка как она бросается на ключевые слова.
   - Это сила, которую можно взять под контроль, повернув ее на себя са-
му.
   Контроль! Смотри, какой ты вызвала интерес. Она любит это слово.
   - Так вы устанавливаете законы так же, как и все остальные!
   - Регуляции, может быть, но разве все не временно?
   - Конечно, - сказано с напряженным интересом.
   - Но твоим обществом управляют бюрократы, которые знают,  что,  чтобы
они ни делали, они неспособны внести в это ни грана воображения.
   - Это важно?
   Неподдельно озадачена. Взгляни, как она хмурится.
   - Только для тебя, Чтимая матре.
   - Великая Чтимая Матре!
   Ага, она еще и обидчива!
   - Почему ты не позволяешь звать тебя Дама?
   - Мы не близки.
   - А футар тебе близок?
   - Перестань уходить от темы!
   - Хочу зубы чистить, - вмешался футар.
   - А ты заткнись!
   И впрямь гневается!
   Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.
   Великая Чтимая матре перевела горящий оранжевым огнем взгляд  на  Лу-
циллу:
   - Что насчет бюрократов?
   - У них нет пространства для  маневра,  поскольку  именно  вследствие
этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между  ре-
гуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.
   - Не вижу никакой разницы.
   Она даже не понимает, что она о себе выдала.
   - Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее
наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы  навязывают  буду-
щее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.
   - Верят?
   Ей и это слово тоже не нравится.
   - В каждом случае действие иллюзорно.  Как  назначение  комитета  для
изучения проблемы. Чем больше людей в комитете,  тем  больше  предвзятых
мнений по данной проблеме.
   Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается  приложить
к самой себе.
   Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:
   - Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое  неопоз-
наваемое будущее.
   - Мы не верим в предвидение.
   Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.
   - Дама, пожалуйста. В самозаточении в  тесном  круге  законов  всегда
есть нечто неуравновешенное.
   Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.
   Великая Чтимая Матре поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.
   - Но законы необходимы!
   - Необходимы? Это опасно.
   - Почему же?
   Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.
   - Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И  неизбежно
обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых  думают,  что
покупают себе будущее. "Сила в моем времени! Плевать на потомков!".
   - А что могут сделать для меня потомки?
   Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего  су-
масшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.
   - Чтимые Матре начинали как террористы. Сначала  бюрократы  и  террор
как избранное оружие.
   - Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли  восстание.
Терроризм? Слишком хаотично.
   Ей нравится слово "хаос". Оно включает все, что находится вне ее. Она
даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает на-
ши способности как мистические.
   - Не странно ли, Дама... - никакой реакции, продолжай - ...как быстро
восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали
победу? Это не столько - яма на пути всех правительств, сколько  заблуж-
дение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.
   - Ага! А  я думала,  ты  скажешь мне что-нибудь новое.  Это мы знаем:
"Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно".
   - Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более
всеобъемлющее: Власть привлекает коррумпированных и развращенных.
   - Ты смеешь обвинять меня в коррупции?
   Следи за глазами!
   - Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это, -  ты  сама.  Я
лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.
   - И не сказала мне ничего!
   - И все же мы верим, что над всяким законом существует мораль,  кото-
рая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками  на  неизменное
регулирование.
   Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.
   - Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.
   - И правительства, которые увековечили себя на такой  срок,  что  эта
вера всегда становится спутницей коррупции.
   - Моральность!
   Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.
   - Я действительно пыталась помочь тебе, Дама. Законы опасны для  всех
- виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могу-
щественной или беспомощной. Законы не обладают  человеческим  пониманием
ни людей, ни самих себя.
   - Нет такой вещи, как человеческое понимание!
   На наш вопрос получен ответ. Не человек. Обращайся к ее  подсознанию.
Оно скрыто нараспашку.
   - Законы всегда требуют интерпретации. Связанный  законом  не  желает
никакой терпимости к сочувствию. "Закон есть закон".
   - Так и есть!
   Ушла в защиту.
   - Это опасная мысль, особенно для невиновных. Люди  инстинктивно  это
чувствуют и негодуют на подобные законы. Делаются  какие-нибудь  мелочи,
зачастую бессознательно, чтобы подрезать крылья "закону" и тем, кто  за-
нимается этой чушью.
   - Как ты смеешь называть это чушью? - Паучья Королева поднялась  было
с кресла, но упала обратно.
   - О, да! И закон, персонифицированный во всех зависящих от него  жиз-
нях, возмущается, слыша слова, подобные моим!
   - И по праву, ведьма!
   Но она не приказывает тебе замолчать.
   - "Больше законности!", говорите вы, "больше законности!. Таким обра-
зом вы  создаете все больше инструментов, закрывающих дорогу сочувствию,
и по ходу дела новые ниши для тех, кто питается от этой системы.
   - Так было и так будет всегда!
   - И снова неверно. Это - рондо. Катится колечко и  катится,  пока  не
покалечит не того человека или не ту группу лиц. И тогда,  вы  получаете
анархию. Хаос. - Видишь, как она вскочила? - Мятежники, террористы, уси-
ление взрывов насилия. Джихад! И все из-за того, что  вы  создали  нечто
бесчеловечное.
   Взялась за подбородок. Следи внимательней!
   - Как мы забрели так далеко прочь от политики,  ведьма?  Таково  было
твое намерение?
   - Мы не ушли и на долю миллиметра!
   - Я полагаю, сейчас ты мне скажешь, что вы, ведьмы, практикуете некую
форму демократии.
   - С бдительностью, какой ты себе не можешь даже представить.
   - Ну попытайся.
   Она думает, ты сейчас откроешь ей секрет. Расскажи ей кое-что.
   - Демократию легко сбить с истинного  пути,  демонстрируя  выборщикам
козлов отпущения. Бейте богатых, хапуг, преступников, глупых  лидеров  и
так далее до бесконечности.
   - Ты веришь в то же, что и мы!
   Надо же! Как ей хочется быть похожей на нас!
   - Ты говорила, что вы были поднявшими восстание бюрократами. Ты  зна-
ешь недостаток. Верхушка бюрократии, которой не в силах коснуться  изби-
рательная система, всегда расширяется до пределов энергии системы.  Кра-
дет ее у старых, у тех, кто отошел от дел, у всех. Особенно у тех,  кого
мы когда-то называли средним классом, поскольку именно он  является  ис-
точником основной энергии.
   - Вы думаете о себе как... как о среднем классе?
   - Мы не воспринимаем себя как-то фиксирование. Но Иная Память  указы-
вает нам на недостатки бюрократии. Я полагаю, у  вас  есть  нечто  вроде
гражданской службы для "низших слоев"?
   - Мы заботимся о своих.
   Прозвучало страшным эхом.
   - Тогда ты знаешь, как выхолащивается система выборов. Основной симп-
том: люди не приходят голосовать. Инстинкт говорит им, что это бесполез-
но.
   - Что там не говори, демократия - это идиотская идея.
   - Мы согласны. Она просто склонна к демагогии. Это заболевание, кото-
рому подвержена любая выборная система. И тем не менее демагогов нетруд-
но вычислить. Они оживленно жестикулируют и говорят, как будто с церков-
ной кафедры, каждое их слово полно религиозного  пыла  и  богобоязненной
искренности.
   Она довольно усмехается!
   - Искренность, за которой ничего нет, требует немалой практики, Дама.
А профессиональную выучку всегда возможно отследить.
   - Ясновидящим?
   Смотри, как она подалась вперед? Мы снова задели ее за живое.
   - Любым, кто научится распознавать признаки: Повторение. Значительные
усилия, направленные на то, чтобы привлечь твое внимание к  словам.  Ни-
когда не обращайте внимания на слова. Смотри, что делает  этот  человек.
Так ты узнаешь мотивы.
   - Так у вас нет демократии.
   Рассказывай, выдавай мне еще секреты Бене Джессерит.
   - Да нет, есть.
   - Я думала, ты сказала...
   - Мы хорошо ее охраняем, отслеживая то, что я только  что  описывала.
Опасность велика, но велика и награда.
   - Знаешь, что ты мне только что сказала? Что вы просто скопище  дура-
ков!
   - Милая госпожа! - вмешался футар.
   - Заткнись или я отправлю тебя назад в стаю!
   - Ты не милая, Дама.
   - Видишь, что ты наделала, ведьма? Ты испортила его!
   - Думаю, всегда есть какие-нибудь еще.
   ОООО. Погляди на эту улыбку.
   Луцилла в точности повторила улыбку Чтимой  Матре,  подстраивая  свой
пульс под ее. Видишь, насколько мы похожи? Конечно,  я  пыталась  ранить
тебя. Разве на моем месте ты не сделала бы того же?
   - Так значит, вы знаете, как заставить демократию делать то, что  вам
нужно, - жадно пожирая глазами.
   - Метод тонок, однако довольно прост. Необходимо создать  систему,  в
которой большинство людей смутно или глубоко неудовлетворены.
   Вот так это ей и видится. Заметь, как она кивает на каждое твое  сло-
во.
   - Это нагнетает ощущение разлитого в обществе мстительного  гнева,  -
Луцилла подстраивала фразы под ритм кивков. - Потом ты подсовываешь это-
му гневу необходимую мишень.
   - Отвлекающий маневр.
   - Но только не давай им времени на вопросы. Погреби собственные ошиб-
ки под все новыми законами. Ты движешься среди иллюзий. Тактика корриды.
   - О, да! Это прекрасно!
   Она чуть ли не ликует. Махни еще разок перед ней мулетой.
   - Помахай яркой тряпкой. Они набросятся и  станут  лишь  недоумевать,
когда за ней не окажется матадора. Это отупляет выборщиков точно так же,
как отупляет быка. А в следующий раз разумно своим  правом  выбора  вос-
пользуется гораздо меньшее число людей.
   - Вот почему мы так и делаем!
   Мы делаем! Сама-то она слышит, что говорит?
   - Тогда набросься на апатичных избирателей. Заставь их  почувствовать
себя виноватыми. Не позволяй им думать. Корми их. Развлекай. Не перебар-
щивай!
   - О, нет! Никогда не перебарщивай!
   - Дай им знать, что их ожидает голод, если они откажутся идти в  ногу
со всеми. Дай им взглянуть на скуку, навязанную тем, кто раскачивает ко-
рабль. Благодарю тебя, Великая мать. Вполне подходящий образ.
   - И вы не позволяете иногда быку поддеть матадора?
   - Конечно. Бах! Хватайте того! А затем сидишь и ждешь, когда уляжется
смех.
   - Я же знала, что вы не допускаете демократии!
   - Почему бы тебе мне не поверить? Ты искушаешь судьбу!
   - Потому что если бы вы разрешили открытое голосование, судей  и  жю-
ри...
   - Мы называем их Прокторами. Нечто вроде Суда Всего.
   А теперь ты ее запутала.
   - И никаких законов... регуляций, или как там тебе нравится их  назы-
вать?
   - Разве я не сказала,  что мы даем им разные определения. Регуляции -
прошлое. Законы - будущее.
   - Но как-то же вы ограничиваете этих... этих Прокторов!
   - Они могут принять любое решение, какое пожелают,  в  точности  так,
как и должен функционировать суд. И да будут прокляты законы!
   - Внушающая беспокойство мысль.
   Она действительно обеспокоена. Взгляни, как потускнели  ее  глаза.  -
Первое правило нашей демократии гласит:  "Никаких  законов,  сковывающих
судей. Подобные законы глупы. Удивительно, как глупы  могут  быть  люди,
когда пребывают в мелких, обслуживающих самих себя группках.
   - Ты меня называешь глупой, не так ли!
   Бойся оранжевого огня.
   - Похоже, существует закон природы, который говорит, что для обслужи-
вающих самих себя группировок почти  невозможно вести себя  как  просве-
щенным людям.
   - Просвещенным! Я это знала!
   Эту улыбка опасна. Будь осторожна.
   - Это означает плыть в потоке  жизни,  приспосабливая  свои  действия
так, чтобы жизнь могла течь и продолжаться.
   - Конечно, с величайшим счастьем для наибольшего числа.
   Быстро! Похоже мы перемудрили! Смени тему!
   - Это - тот элемент, что Тиран выпустил из своего  учения  о  Золотой
Тропе. Он рассматривал не счастье, а только выживание человечества.
   Мы сказали, смени тему! Посмотри на нее! Она в ярости!
   Рука Великой Чтимой Матре, оставив подбородок, упала ей на колено.
   - А я собиралась пригласить тебя в наш орден, сделать тебя  одной  из
нас. Выпустить тебя.
   Отвлеки ее! Быстро!
   - Не говори ничего, - сказала Великая Чтимая Матре.  -  Даже  рта  не
открывай.
   Ну вот доигралась!
   - Ты столкнулась бы с Лонго или с кем-нибудь еще,  и  на  моем  месте
оказалась бы она! - Она глянула на скорчившегося футара. - Есть, милый?
   - Не есть милую женщину.
   - Тогда я брошу твой труп стае.
   - Великая Чтимая Матре.
   - Я сказала тебе, молчать! Ты посмела звать меня Дама.
   Неуловимым движением она вылетела из своего кресла. Дверь клетки  Лу-
циллы распахнулась и с мерзким скрежетом ударила в стену. Луцилла  попы-
талась было увернуться, но ее удерживала шигапроволока. Она даже не  ви-
дела удара, который разнес ей висок.
   В те несколько секунд, пока она умирала, сознание  Луциллы  заполняли
крики ярости - рой с Лампадас дал волю эмоциям, которые сдерживал не од-
но поколение.


   Некоторые люди ни в чем никогда не принимают  участия.  Жизнь  просто
происходит с ними. Они обходятся чуть большим нежели немое упорство -  с
яростью или насилием сопротивляются всему тому, что могло бы вытащить их
из заполненных обидой на весь свет иллюзий защищенности.
   Алма Мейвис Тараза

   Туда сюда, туда сюда. Весь день напролет Одрейд в нерешительности пе-
реводила взгляд с одного отчета  ком-камер  на  другой,  с  дискомфортом
что-то выискивая. Снова взглянуть на Скитейла, затем на маленького  Тега
с Дунканам и Мурбеллой, потом она надолго вперила Невидящий взгляд в ок-
но, раздумывая над последним Докладом Берзмали с Лампадас.
   Как скоро смогут они попытаться восстановить воспоминания баши?  Ста-
нет ли слушаться восстановленный гола?
   Почему нет больше ни слова ом рабби? Может  пора  начинать  программу
Экстремас Прогрессию, втягивая в разделение как можно больше Сестер?
   - Что касается эмоционального настроя в общине, эффект такого решения
станет сокрушительным.
   Доклады проекциями танцевали на рабочем столе, в то время как входили
и уходили помощники и советники, важные посетители. Подписать это. Одоб-
рить то. Урезать меланж для этой группы?
   Беллонда провела здесь весь день, сидела в своем учащающемся кресле у
стола. Она уже перестала спрашивать, к чему стремится Одрейд,  и  только
лишь наблюдала, не спуская с нее проницательного взгляда. Безжалостно.
   Они уже успели поспорить о том, способна ли новая популяция  песчаных
червей в Рассеивании вернуть пагубное воздействие на  вселенную  Тирана.
Этот бесконечный сон в каждой оставшейся частичке Червя по-прежннму бес-
покоил Белл. Но сама численность популяции говорила о том,  что  влиянию
Тирана на их судьбу пришел конец.
   Тамейлан заходила часом раньше, требуя от Беллонды такого-то  отчета.
Только что освежив свою память новыми поступлениями в  Архивы,  Беллонда
тут же пустилась в обличения по поводу изменения численности Общины, ис-
тощения ресурсов.
   Сейчас Одрейд смотрела, как ветер несет пыль  за  Тираном.  Незаметно
наползали тени, и на улице становилось все темнее и темнее. Когда насту-
пила полная темнота, Одрейд осознала, что тусклые огоньки между небом  и
землей это на самом деле свет в домах на далеких  плантациях.  Умом  она
понимала, что эти огоньки
   Зажглись гораздо раньше, но  оставалось  необъяснимое  ощущение,  что
этих светляков сотворила сама ночь.
   Какие-то из них мигали - это люди переходили из комнаты в  комнату  в
своих жилищах. Нет людей - нет света. Не тратьте попусту энергию.
   Блуждающие огоньки еще какое-то время занимали ее мысли. Вариант ста-
рого вопроса о падающем дереве в лесу: был ли звук, если  его  никто  не
слышал? Одрейд придерживалась той стороны, что  говорила,  что  вибрации
существуют вне зависимости от того, улавливает ли их сенсор.
   Следуют ли за нами тайные сенсоры в Рассеивание? Что за новые таланты
и изобретения могут использовать те, кто ушел в первое Рассеивание?
   Беллонда и так слишком долго молчала:
   - Дар, от тебя по всему Дому Ордена расходятся тревожные  сигналы,  -
не выдержала она наконец.
   Одрейд приняла это безо всякого комментария.
   - Чем бы ты ни была сейчас занята,  это  воспринимается  как  нереши-
тельность. Как печально звучит голос Беллонды. - Влиятельные группировки
обсуждают, не заменить ли тебя. Прокторы голосуют.
   - Только Прокторы?
   - Скажи, Дар, ты на днях действительно  помахала  Проктору  по  имени
Прэшка и сообщила ей, что прекрасно быть живой?
   - Да.
   - Чего ты этим добивалась?
   - Переоценивала. Никаких известий от Дортуйлы?
   - Ты в двадцатый раз сегодня уже об этом спрашиваешь! - Беллонда ука-
зала на рабочий стол. - Ты все возвращаешься к последнему докладу  Берз-
мали с Лампадас. Что-то, что мы проглядели?
   - Почему наши враги так цепляются за Гамму? Скажи мне, это ментат?
   - У меня недостаточно данных, и ты это знаешь!
   - Берзмали ментатом не был, но в его изложении событий есть некое не-
ослабное напряжение, Белл. Я говорила себе, ну хорошо, в  конце  концов,
он был любимым учеником баши. Можно понять, что Берзмали проявит  харак-
терные качества своего учителя.
   - Выкладывай, Дар. Что ты нашла в докладе Берзмали?
   - Он обрисовывает положение. Не полностью... но с мучительным  напря-
жением он вновь и вновь возвращается к Гамму. У многих экономических сил
там влиятельные связи. Почему наши враги не обрубили эти нити?
   - Очевидно, они входят в ту же систему.
   - Что если мы атакуем Гамму со всех сторон сразу?
   - Никто не захочет вести дела в самом центре военных действий. Это ты
хочешь сказать?
   - Отчасти.
   - Заинтересованные стороны скорее всего  перенесут  свои  операции  в
иное место. Другая планета, другое Покорное население.
   - Почему?
   - В такой ситуации возможны более точные прогнозы.
   Конечно, они могут также усилить оборону.
   - Альянс, который мы за этим угадываем, Белл; они удвоят свои усилия,
чтобы найти и уничтожить нас.
   - Безусловно.
   Краткие комментарии Беллонды заставили Одрейд устремить взгляд за ок-
но на сверкающие в темном небе звезды. Так атакующие придут оттуда?
   Тяжесть этой мысли притупила бы более слабый интеллект. Но чтобы сох-
ранить трезвую голову, Одрейд не требовалась Литания  против  Страха.  У
нее была более простая формула.
   Смотри своим страхам в лицо или они всползут по твоей спине.
   Она предпочитала прямоту. Большинство самых страшных вещей во Вселен-
ной исходило из разума людей.
   Ночные кошмары (белые лошади угасания Бене Джессерит) обладали однов-
ременно и мифической, и реальной формой. Охотница с топором могла  опус-
тить лезвие и на разум  и  на  плоть.  Но  нельзя  убежать  от  ужаса  в
собственном сознании.
   Значит, смотри ему в лицо!
   Что противостоит ей в этой тьме? Не охотница с топором, не падение  в
неизвестную пропасть (и то и то прекрасно видимо ее крохам  таланта),  а
вполне осязаемые Чтимые Матре и те, кто бы они ни были, что поддерживают
их.
   А я не осмеливаюсь использовать даже мой слабый дар предвидения, что-
бы он указал нам путь. Я бы закрепила наше будущее в навечно  неизменной
форме. Это сделала Мауддиб и его сын Тиран, и Тирану понадобилось три  с
половиной тысячи лет, чтобы, распутав этот клубок, выпустить будущее  на
волю.
   Внимание Одрейд привлекли движущиеся огни, на  этот  раз  неподалеку.
Садовники работают допоздна, окучивая, подрезая деревья, как  будто  эти
древние сады будут жить вечно. Вентиляторы нагоняли в комнату  воздух  с
запахом дыма костров, в которых сжигали обрезанные ветви.  Очень  внима-
тельны к подобным деталям садовники Вене Джессерит. Никогда не  оставляй
валяться сухое дерево, оно может привлечь паразитов, которые потом  при-
мутся и за живые деревья. Чистота и опрятность. Планируй вперед. Придер-
живайся привычек. Данное мгновение - часть вечности.
   Никогда не оставляй валяться сушняк!
   Так Гамму сушняк?
   - Что там такое в саду, что ты так  этим  увлеклась?  -  осведомилась
Беллонда.
   - Сады придают мне сил, - не оборачиваясь ответила Одрейд.
   Всего лишь два дня назад она отправилась туда на прогулку. Ночь  была
холодной и ветреной, и к земле жался туман.  Ноги  ее  взбивали  опавшие
листья. Слабый запах гниения там, куда капли мелкого дождя  стекались  в
более теплые низинки. Довольно приятный, болотный  запах.  Пустые  ветви
над ее головой четко выделялись на фоне  освещенного  звездами  неба.  И
вправду, угнетающее зрелище по сравнению с  весной  или  временем  сбора
урожая. Но как оно прекрасно в потоке времени. Жизнь вновь притаилась до
следующего зова весны.
   - Ты не волнуешься из-за Прокторов? - спросила Беллонда.
   - Как они будут голосовать, Белл?
   - Тайным голосованием.
   - Остальные последуют за ними?
   - Все озабочены твоими решениями. Последствия.
   Белл это хорошо умела: значительный объем данных и все в двух словах.
Большинство решений Бене Джессерит проходили через три гребенки:  Эффек-
тивность, Последствия и (самое важное) Кто Способен  Выполнить  Приказа-
ния. Человек и деяние подбирались друг к другу с большой  тщательностью,
точно разрабатывались все детали. Это оказывало огромнейшее  влияние  на
Эффективность, которая в свою очередь, определяла  Последствия.  Хорошая
Великая Мать могла пройти подобный лабиринт возможностей в несколько се-
кунд. И тогда - оживление во всей Централи. Загорались глаза.  Из  уст в
уста передавалось: "Она  действовала  без  промедления".  Это  создавало
чувство уверенности среди алколитов и других учеников. Преподобные Мате-
ри (в особенности Прокторы) ждали, чтобы оценить последствия.
   - Даже Великой Матери необходимо время, - проговорила Одрейд, обраща-
ясь в равной мере как к своему отражению в окне, так и к Беллонде.
   - Да, но сколько его у тебя в этой суматохе?
   - Ты настаиваешь на скорости, Белл?
   Как будто Одрейд ее толкнула, Белл отъехала вместе с креслом от  сто-
ла.
   - Терпение отчаянно тяжело дается в такие времена, - сказала  Одрейд.
- Но на мой выбор влияет ожидание удобного момента.
   - Но чего ты добиваешься с этим нашим новым Тегом? Вот вопрос, на ко-
торый ты должна будешь дать ответ.
   - Если нашим врагам придется оставить Гамму, куда они двинутся, Белл?
   - Ты собираешься атаковать их там?
   - Немного подтолкнуть.
   - Это слишком опасный огонь, чтобы подбрасывать  в  него  поленья,  -
мягко произнесла Беллонда.
   - Нам нужна еще одна ставка в будущей торговле.
   - Чтимые Матре не идут на сделки!
   - Но мне кажется, на это пойдут их союзники. Уйдут они... скажем,  на
Узловую?
   - А что такого интересного в Узловой?
   - Это основная база Чтимых Матре. И наш любимый баша  в  своем  милом
мозгу ментата хранит полное досье эту планету.
   - О, - это было скорее вздохом, чем ответом.
   Тут в комнату вошла Тамейлан, призвав их к вниманию, просто тем,  что
встала у двери и молчала до тех пор, пока Одрейд и Беллонда  не  оберну-
лись к ней.
   - Прокторы поддерживают Великую Мать, - Тамейлан подняла согнутый па-
лец. - Большинством в один голос!
   Одрейд вздохнула.
   - Скажи нам. Там, Проктор, с которой я тогда поздоровалась в  коридо-
ре, Прэшка, как она проголосовала?
   - Она голосовала за тебя.
   С мрачной улыбкой Одрейд повернулась к Беллонде:
   - Высылай своих шпионов и агентов, Белл. Мы должны загнать охотниц на
встречу на Узловой. К утру Белл вычислит мой план.
   Когда Беллонда и Тамейлан ушли, бормоча что-то себе под  нос,  причем
как они не пытались это скрыть, голоса выдавали их беспокойство,  Одрейд
прошла коротким коридором в свои личные апартаменты. Коридор  патрулиро-
вала обычная команда алколитов с надзирающими над ними Преподобными  Ма-
терями. Несколько послушниц улыбнулись ей. Значит, весть  о  голосовании
уже достигла их. Еще один кризис миновал.
   Через гостиную Одрейд прошла в спальную келью, где не  снимая  одежды
вытянулась на жесткой кушетке. Единственный плавающий светильник заливал
комнатку слабым желтоватым светом. Ее взгляд скользнул мимо карты пусты-
ни к картине Ван Гога в проецирующей раме на стене в ногах ее кушетки.
   Коттеджи Кордевиля.
   Лучшая карта, чем та, что указывает рост пустыни, подумалось  Одрейд.
Напомни мне, Винсент, о том, откуда я пришла, и что,  я,  возможно,  еще
успею.
   Прошедший день высосал из нее все силы. Она ушла за пределы слабости,
туда, где усталый разум бесконечно бежал по замкнутому кругу.
   Ответственность!
   Ответственность как слишком узкий шлем стягивала ей голову, и  Одрейд
знала, что могла становиться крайне несговорчивой, когда ее вот так  вот
осаждали  бесконечные  обязанности.  Вынужденная  необходимость  тратить
энергию, лишь на то чтобы поддерживать некую видимость спокойствия. Белл
увидела это во мне. Это сводило с ума. Община отрезана от любого выхода,
превращена в фактически неэффективную.
   Закрыв глаза, Одрейд попыталась создать образ главаря Чтимых Матре, к
которой можно было бы обратиться. Старая... пропитанная силой. Мускулис-
тая. Сильная, и эта ослепительная скорость, какой обладают они все. Лица
не было, просто некое воображаемое тело стояло  перед  мысленным  взором
Одрейд.
   Безмолвно складывая слова, Одрейд заговорила с Чтимой Матре:
   - Нам сложно позволить вам совершать ваши собственные ошибки.  Учите-
лям это всегда трудно. Да, мы думаем о себе как об учителях. Но учим  мы
не столько конкретных людей, сколько общества. Мы преподносим урок всем.
Если вы видите в нас Тирана, то вы правы.
   Воображаемая противница ничего не ответила.
   Как могут учителя чему-то учить, если они боятся  выйти  из  укрытия?
Берзмали мертв, гола Тег - сама неизвестность. Одрейд кожей  чувствовала
невидимое кольцо, сжимающееся вокруг Дома Ордена. Ничего  удивительного,
что Прокторы устроили голосование. Сеть оплетает Общину, и ее нити  дер-
жат так крепко.
   И где-то в этой сети, скорчилась предводительница  Матре,  у  которой
нет лица.
   Паучья Королева.
   Не безумна ли она по нашим стандартам? На какую страшную муку я  пос-
лала Дортуйлу?
   Чтимые Матре шли дальше мании величия. По сравнению с ними Тиран  ка-
зался смешным разбойником. Лито II, по меньшей мере, понимал,  что  Бене
Джессерит знают как балансировать на лезвии меча, сознавая, смерть  ожи-
дает тех, кто соскользнет с этой грани. Цена которую ты платишь  за  то,
что стянул на себя такую власть. Чтимые Матре игнорировали эту  неизбеж-
ность, громя все вокруг, как гигант в судорогах ужасающей истерики.
   Ничто до сих пор не могло оказать им успешного сопротивления,  и  те-
перь они на все реагировали с убийственной яростью берсерков. Истерия по
собственному выбору. Преднамеренный психоз.
   Потому что мы оставили нашего баша на Дюне растрачивать  свою  жалкую
армию в самоубийственной защите?  Невозможно  сказать,  скольких  Чтимых
Матре он прикончил.
   И Берзмали, погибший на Лампадас. Без сомнения. Чтимые Матре на  себе
испытали его силу. Не говоря уже о натренированных Айдахо мужчинах,  ко-
торых мы высылаем чтобы сами Чтимые Матре хлебнули того, что  испытывают
мужчины, когда те обрекают их на рабство. Попасть в рабство к мужчинам!
   Достаточно ли этого, чтобы вызвать подобную ярость?
   Возможно. Но что это за истории с Гамму? Тег  проявил  новый  талант,
который привел Чтимых Матре в неподдельный ужас?
   Если мы восстановим память нашего баша,  придется  тщательно  за  ним
присматривать.
   Удержит ли его не-корабль?
   Что на самом деле сделало Чтимых Матре  столь  злобными?  Они  жаждут
крови. Никогда не приносите таким людям дурных новостей.  Ничего  удиви-
тельного, что их солдаты так неистовствуют. Могущественный человек,  бу-
дучи напуган, способен убить гонца на месте. Не приносить дурных  извес-
тий. Лучше погибнуть в бою.
   Люди Паучьей Королевы ушли за пределы  высокомерия.  Никакая  критика
невозможна. С тем же успехом можно упрекать корову в том, что  она  жует
траву. Корова будет совершенно права, если поднимет на вас пустые глаза,
как бы осведомляем "А разве не это мне положено делать?"
   Зная вероятные последствия, почему мы разожгли их  ненависть?  Мы  не
похожи на того, кто ударяет палкой по серому круглому предмету и  видит,
что это осиное гнездо. Мы знаем, кому наносим удар. План  Таразы,  и  ни
один из нас не задал ни одного вопроса.
   Община оказалась перед лицом врага, чей преднамеренной политикой было
истерическое насилие. "Мы обезумеем".
   А что произойдет, если Чтимые Матре потерпят  болезненное  поражение?
Во что выльется их истерия?
   Я боюсь этого.
   Осмелится ли Община подкармливать этот огонь?
   Мы должны!
   Паучья Королева удвоит свои усилия в надежде отыскать Дом Ордена. На-
силие возрастет до еще более омерзительной степени.  Что  тогда?  Станут
Чтимые Матре подозревать в симпатиях к Бене Джессерит всех и каждого? Не
повернутся ли они против своих собственных  союзников?  Задумывались  ли
они над тем, каково это быть одним в целой вселенной, лишенной иной  ра-
зумной жизни? Скорее всего эта мысль вообще не приходила им в голову.
   Как ты выглядишь, Паучья Королева? Как ты мыслишь?
   Мурбелла говорила, что не знала ни верховного командующего,  ни  даже
командиров среднего звена своего Горму ордена. Но Мурбелла  предоставила
наводящее на интересные размышления описание комнат одной  из  лейтенан-
тов. Информативно. Что человек называет домом? Кому она  позволяет  дер-
жаться поблизости, чтобы разделять с ними мелочи повседневной жизни?
   Большинство из нас выбирает компаньонов и вооружение, отражающие  нас
самих.
   Мурбелла говорила: "Одна из личных служанок отвела меня в ее  апарта-
менты. Красуясь, демонстрируя свое право войти в святая святых.  Общест-
венные помещения были чисты и прибраны, но в частных комнатах царил фор-
менный беспорядок: одежда, валяющаяся там, где ее бросили, банки с мазя-
ми открыты, постели не убраны, вода, сохнущая на  тарелках  на  полу.  Я
спросила, почему они не убрали всю эту грязь. А она ответила, что это не
ее дело. Ту, что занимается уборкой, допускают в эти  комнаты  незадолго
до наступления ночи".
   Скрываемая вульгарность.
   У такой и ум должен соответствовать этому приватному бардаку.
   Одрейд вдруг открыла глаза. Сконцентрировалась на картине  Ван  Гога.
Мой выбор. Древняя картина заставляла вибрировать жизнью всю  ту  долгую
человеческую историю, которую хранила, но не способна была оживить  Иная
Память. Ты отправил мне послание, Винсент. И из-за тебя я не стану отре-
зать себе ухо... или посылать бесполезные признания в  любви  тем,  кому
нет до них дела. По крайней мере, это я могу сделать, чтобы почтить  те-
бя.
   Спальная келья хранила привычный острый запах пряной гвоздики.  Запах
любимых цветочных духов Одрейд. Служители поддерживали его здесь как не-
кий фон.
   И вновь Одрейд закрыла глаза, мысленно возвращаясь к Паучьей  Короле-
ве. Одрейд казалось, что это упражнение создает новое  пространство  су-
ществования этой безликой женщины.
   Мурбелла говорила, что главе Чтимых Матре достаточно было  приказать,
и она получала все, что бы ни пожелала.
   - Все.
   Мурбелла описывала известные случаи: потерявшие любой привычный облик
сексуальные партнеры, приторные засахаренные фрукты,  эмоциональные  ор-
гии, разожженные созерцаниями невероятной жестокости.
   - Они всегда ищут крайностей.
   Доклады шпионов и агентов обрастали плотью полувосхищенных  рассказов
Мурбеллы.
   - Все говорят, у них есть право править.
   Эти женщины вышли из автократической бюрократии.
   О таком свидетельствовало многое. Мурбелла рассказывала об уроках ис-
тории, которые говорили, что первые Чтимые Матре решили проводить иссле-
дования для достижения сексуального доминирования  над остальной  частью
населения, "когда налогообложение стало слишком угрожающим для тех,  кем
они правили".
   Право править?
   Одрейд казалось, что эти женщины вовсе не  собирались  настаивать  на
этом праве. Нет. Они предполагали, что это их право никогда не может вы-
зывать никаких вопросов. Никогда! Ни одного неверного  решения.  Плевать
на последствия. Их никогда не случится.
   Одрейд села на своей кушетке, понимая, что нашла наконец искомое про-
никновение в суть.
   Никогда не случается ошибок.
   Чтобы сдержать все это, требуется невероятных размеров  "мешок"  под-
сознания. И тогда очень нестойкое сознание в ужасе выглядывает на полную
хаоса вселенную, которую сами же эти женщины и создали!
   Ооо! Великолепно!
   Одрейд вызвала послушницу ночной вахты, алколита  первой  ступени,  и
попросила  принести  меланжевый  чай,  содержащий  опасный   стимулятор,
что-нибудь, что притупило бы потребность тела во сне. Но какой ценой.
   Прежде чем подчиниться, послушница немного помешкала. Но  через  нес-
колько минут вернулась с дымящейся кружкой на маленьком подносе.
   Когда-то давно Одрейд решила, что меланжевый чай, заваренный на ледя-
ной воде из глубинных колодцев Под Домом Ордена  успокаивающе  действует
ей на нервы. Горький стимулятор уже лишил ее этого освежающего вкуса,  а
теперь ее стала еще и грызть совесть. Ведь кто-нибудь из тех, что наблю-
дают за ней, обязательно проговорится. Беспокойство, беспокойство,  бес-
покойство. Решатся ли Прокторы на еще одно голосование?
   Она пила чай мелкими глотками, давая время подействовать стимулятору.
Приговоренная женщина отказывается от последнего обеда. Мелкими глотками
пьет чай.
   Наконец, она отставила пустую кружку и потребовала  теплые  вещи.  "Я
собираюсь на прогулку по саду". Ночная прислужница промолчала. Все  зна-
ли, как часто она уходила туда, даже по ночам.
   Через несколько минут Одрейд была уже на узкой, с двух сторон  ограж-
денной плетнями тропинке, ведущей к ее любимому фруктовому саду. Путь ей
освещала небольшая плавающая лампа, коротким шнуром закрепленная  у  нее
на правом плече. В одном из загонов справа паслась отара черных овец,  и
некоторые из них, подойдя к самому забору, глядели, как она проходит ми-
мо, у их морд клубился пар. Одрейд смотрела на  влажные  морды,  вдыхала
богатый запах  люцерны  в  их  дыхании.  Овцы  потянули  носами  воздух,
чувствуя запах феромона, который говорил им, что это своя, а потому вер-
нулись к своему сену, оставленному у забора пастухами.
   Повернувшись спиной к стаду,  Одрейд  взглянула  на  разбросанные  по
пастбищу лишенные листвы деревья. Ее небольшая  лампа  отбрасывала  круг
желтого света, который только подчеркивал яркость зимних звезд.
   Немногие способны были понять, чем привлекает ее это место.  Недоста-
точно было сказать, что здесь утихали беспокойные мысли. Этот  фруктовый
сад - как молчание между двумя ураганами, молчание, за которое заплачено
дорогой ценой. Одрейд погасила лампу и наощупь стала  искать  в  темноте
знакомую тропу. Время от времени она поднимала взгляд на звезды, прогля-
дывающие сквозь голые черные ветви. Ураганы. Она чувствовала приближение
урагана, причем такого, какого не  предугадать  ни  одному  метеорологу.
Ураганы порождают ураганы.  Ярость  порождает  ярость.  Месть  порождает
месть. Войны порождают войны.
   Старый баша был мастером разрывать такого рода замкнутые круги.  Сох-
ранит ли новый гола этот талант?
   Какая опасная игра.
   Одрейд оглянулась на стадо овец, темный шевелящийся  шар  со  светлым
облаком пара над ним. Овцы теснее сбились в  кучу  для  тепла,  ей  было
слышно знакомое похрустывание, с каким они пережевывали свою траву.
   Мне пора отправляться на юг в пустыню. Встретиться лицом к лицу с Ши-
аной. Песчаные форели процветают. Почему же нет песчаных червей?
   И вслух сказала овцам, сгрудившимся у ограды:
   - Жуйте свою траву. Это то, что вам полагается делать.
   Надо бы  заранее  подыскать  серьезное  объяснение,  на  случай  если
кто-нибудь из надзирающих наткнется на это замечание, подумала Одрейд.
   Этой ночью я проникла в самое сердце врага. И мне жаль их.


   Знать что-либо хорошо, означает знать пределы этого  явления.  Только
будучи вытеснено за пределы своей  допустимости,  оно  выкажет  истинную
свою природу.
   Привило Эмтол.
   Если ставкой является твоя жизнь, не полагайся только не теорию.
   Комментарий Бене Джессерит

   Дункан Айдахо стоял почти в центре тренировочного зала на  не-корабле
в трех шагах от ребенка-голы. Сложные автоматы тренажеры, одни тренирую-
щие выносливость, другие реакцию - все были здесь под рукой.
   Этим утром ребенок смотрел на Айдахо с восхищением и доверием.
   Я лучше понимаю его, потому что я тоже, как и он, гхола? Шаткая гипо-
теза. Этот малыш получил совершенно иное воспитание,  чем  то,  что  они
когда-то предопределили мне. Предопределили! Вот правильное слово.
   Община Сестер скопировала сколько могла с детства оригинального Тега.
Вплоть до обожающего младшего товарища,  заменившего  давно  потерянного
брата. И Одрейд проводит для него глубокое обучение! Точно так  же,  как
родная мать Тега.
   Айдахо хорошо помнил престарелого баша, чьи клетки дали  жизнь  этому
ребенку. Это был вдумчивый человек, к комментариям которого стоило  вни-
мательно прислушиваться. Лишь  небольшое  усилие  потребовалось  Айдахо,
чтобы вызвать в памяти его слова и манеру держаться.
   - Настоящий воин зачастую понимает своего врага лучше, чем он понима-
ет друзей. Опасный колодец, если позволишь пониманию  пробудить  в  тебе
симпатию, что и произойдет, если оставить это понимание без должного ру-
ководства.
   Странно думать, что разум, облекший в мысль эти слова, спит где-то  в
этом ребенке. Баша был так проницателен, говоря о симпатиях в тот  дале-
кий день в Обители на Гамму.
   "Симпатия к врагу - слабость как в политике, так и на войне. И  самые
опасные из этих симпатий те, что подсознательно ведут тебя к тому, чтобы
сохранить в целости и сохранности твоего врага, поскольку враг этот  оп-
равдание твоего собственного существования".
   - Сир?
   Как сможет этот писклявый голос приобрести тон истинного командира?
   - В чем дело?
   - Почему вы просто стоите и смотрите на меня?
   - Они называли баша "Старая Надежность". Ты знаешь это?
   - Да, сир. Я изучал историю его жизни.
   Теперь это будет "Молодая Надежность"? Почему  Одрейд,  хочет,  чтобы
его прошлая память восстановилась так быстро?
   - Из-за баши всей Общине пришлось копаться в Иной Памяти, пересматри-
вая свои взгляды на историю. Они тебе об этом рассказывали?
   - Нет, сир. Мне важно это знать? Великая  Мать  говорила,  ты  будешь
тренировать мои мускулы.
   - Ты любил пить "Датское Морское", очень хороший  сорт  бренди,  нас-
колько мне помнится.
   - Я слишком мал, чтобы пить, сир.
   - Ты был ментатом. Знаешь, что это значит?
   - Я узнаю, когда вы восстановите мою память, ведь так?
   Айдахо улыбнулся, и получил широкую ухмылку в  ответ.  Очаровательный
малыш. Так легко выказывать естественную к нему симпатию.
   - Присматривай за ним, - говорила Одрейд. -  Он  способен  зачаровать
как заклинатель змей.
   Айдахо прекрасно помнил инструкции, данные ему Одрейд, прежде чем она
привела сюда этого ребенка.
   - Поскольку каждый индивидуум в конечном итоге сводится к самому  се-
бе, - сказала она тогда. - Информация о нем требует от нас  пристальней-
шего к себе внимания.
   - Это необходимо при обращении с голой?
   В тот вечер они сидели в гостиной  Айдахо,  причем  присутствовала  и
Мурбелла в непривычном для нее качестве молчаливого и увлеченного слуша-
теля.
   - Он запомнит все, чему ты сможешь научить его.
   - Так значит, мы немного обновляем оригинал?
   - Осторожно, Дункан! Надави на впечатлительного ребенка, дай ему  по-
вод не доверять никому и ты создашь  суицидальную  личность  -  неважно,
скоро или нет произойдет это самоубийство.
   - Вы забываете, что я знал баша?
   - Или ты не помнишь, Дункан, каково тебе было до того, как  восстано-
вили твою память?
   - Я знал, что баша способен это сделать и воспринимал его, как спасе-
ние.
   - Именно это он и видит в тебе. Это особый вид доверия.
   - Я отнесусь к нему честно.
   - Ты можешь считать, что поступаешь из соображений  честности,  но  я
советую тебе, каждый раз, когда ты столкнешься с его доверием,  загляды-
вать в глубь самого себя.
   - А если я совершу ошибку?
   - Если это будет возможно, мы ее исправим, - она  бросила  взгляд  на
ком-камеры, а потом вновь посмотрела на Айдахо.
   - Я знаю, вы будете наблюдать за нами!
   - Не позволяй этому мешать тебе. Я не пытаюсь заставить тебя  следить
за каждым своим движением. Просто будь осторожен. И помни,  что  у  моей
Общины достаточно эффективных способов лечения.
   - Я буду осторожен.
   - Возможно, ты помнишь, что именно баша сказал: "Жестокость,  которую
мы проявляем по отношению к своим противникам, всегда умеряется  уроком,
который мы надеемся преподать".
   - Я не могу думать о нем как о противнике. Баша был одним  из  лучших
людей, каких я когда-либо знал.
   - Великолепно. Я передаю его в твои руки.
   И вот теперь ребенок стоял перед ним  посреди  зала  для  тренировок,
проявляя некоторое нетерпение и не понимая, чего же медлит его учитель.
   - Сир, это часть урока, то что мы просто так  стоим  здесь?  Я  знаю,
иногда...
   - Тихо.
   Тег вытянулся по стойке "смирно". Никто этому его не учил. Это пришло
из изначальной памяти. Айдахо был поражен этим внезапным проблеском лич-
ности старого баши.
   Они заранее знали, что он поймает меня таким образом! Никогда не надо
недооценивать способность Бене Джессерит в чем-то убедить тебя.  Ты  мо-
жешь обнаружить, что выполняешь их желания, даже не зная,  что  на  тебя
надавили. Будь проклята их тонкость! Конечно, есть и вознаграждение.  Ты
живешь в интересные времена, как формулировало это древнее проклятие.  В
общем и целом, решил Айдахо, он предпочитает  интересные  времена,  даже
такие как сейчас.
   Он сделал глубокий вдох.
   - Восстановление твоей памяти причинит боль - физическую и  душевную.
В некотором отношении, душевная будет гораздо хуже. Я  здесь  для  того,
чтобы подготовить тебя к этому.
   По-прежнему весь внимание. Никаких комментариев.
   - Мы начнем без оружия, используя воображаемый клинок в твоей  правой
руке. Это упражнение - вариация "пяти отношений". Каждая из реакций под-
нимается до того, как возникла необходимость. Опусти руки по обе стороны
тела и расслабься.
   Зайдя Тегу за спину, Айдахо взял руку мальчика пониже локтя и  проде-
монстрировал первую серию движений.
   - Каждый из атакующих - перышко, плывущее по бесконечной  траектории.
При приближении перышка эту траекторию необходимо изменить и отвести  от
себя. Твои движения должны быть как дуновение воздуха, что выносит  перо
в сторону.
   Айдахо отступил на шаг и стал наблюдать, как Тег повторяет  движения,
иногда исправлял ошибки, резко ударяя по тому из мускулов, что выбивался
из ритма.
   - Путь учится само тело, - бросил он, когда Тег  спросил,  почему  он
это делает.
   Во время паузы для отдыха Тег поинтересовался, что Айдахо имел в  ви-
ду, говоря о "душевной боли".
   - Вокруг твоей оригинальной памяти возведены стены сознания  голы.  В
подходящий момент некоторые из воспоминаний потоком хлынут назад.  И  не
все воспоминания будут приятны.
   - Великая мать говорила, что баша вернул память тебе.
   - Боги подземные, малыш! Почему ты постоянно говоришь "баша"? Это был
ты!
   - Я этого еще не знаю.
   - Ты представляешь собой совсем особую проблему. Для того, чтобы гола
мог пробудиться, необходимо воспоминание о смерти. Но  в  твоих  клетках
нет информации об этом.
   - Но... баша мертв.
   - Баша! Да, он мертв. Ты должен чувствовать это там, где больнее все-
го, и знать, что баша это ты.
   - Ты действительно можешь возвратить мне память?
   - Если ты сможешь выдержать боль. Знаешь, что я сказал тебе, когда ты
восстановил мою память? Я сказал: "Атридесы!  Вы  все  чертовски  похожи
друг на друга!"
   - Ты... ненавидел меня?
   - Да, и ты сам себе был противен из-за того, что сделал со мной. Дает
это тебе какое-то представление о том, что мне необходимо сделать?
   - Да, сир, - очень тихо.
   - Великая Мать говорит, что мне нельзя предать  твоего  доверия...  и
тем не менее ты предал мое.
   - Но я вернул тебе память?
   - Видишь, как легко думать о самом себе как о баша? Ты был в шоке.  И
да, ты вернул мне память.
   - Это все, чего я хочу.
   - Это ты так говоришь.
   - Великая... Мать говорит, что ты ментат. Те, что я тоже  был  мента-
том... чем-нибудь поможет?
   - Логика говорит, что да. Но у нас ментатов есть поговорка, что логи-
ка слепа. И мы сознаем, что есть логика, которая пинком вышибет тебя  из
насиженного гнезда прямиком в хаос.
   - Я знаю, что означает хаос! - очень горд собой.
   - Это ты так думаешь.
   - И я доверяю тебе!
   - Послушай меня! Мы - слуги Бене Джессерит. Преподобные Матери  пост-
роили свой Орден не на доверии.
   - Значит, мне не стоит доверять... Великой Матери?
   - В пределах, которые ты узнаешь и научишься ценить. А пока,  я  пре-
дупреждаю тебя, что Бене Джессерит работает  в  системе  организованного
недоверия. Они рассказывали тебе что-нибудь о демократии?
   - Да, сир. Это то, где ты голосуешь за...
   - Это то, где ты не доверяешь никому, у кого есть власть  над  тобой!
Сестры прекрасно это знают. Не доверяй слишком много.
   - Значит и тебе мне нельзя доверять?
   - Единственно в чем ты можешь доверять мне, это в том, что  я  сделаю
все от меня зависящее, чтобы вернуть тебе изначальную память.
   - Тогда, мне не важно, насколько это будет больно, - он поднял  глаза
на ком-камеры, его взгляд выражал, что он прекрасно понимает их назначе-
ние. - А они не сердятся, что ты говоришь о них такое?
   - Иначе как данные их чувства ментата не касаются.
   - То есть ментатам важны факты?
   - Факты - вещь хрупкая. Ментат может запутаться в них. Слишком  много
надежных данных. Это как дипломатия. Чтобы добраться до  проекций,  тебе
необходима новая хорошая ложь.
   - Я... запутался, - это слово он употребил с некоторой  заминкой,  не
очень уверенный, что имеет в виду.
   - Это я и сказал однажды Великой Матери. А она ответила: "Я плохо ве-
ла себя".
   - Предполагалось, что ты не будешь... запутывать меня?
   - Разве что это сможет чему-то научить, - а поскольку Тег по-прежнему
выглядел озадаченным, Айдахо добавил: - Давай я расскажу тебе одну исто-
рию.
   Тег тут же уселся на пол, реакция, которая показала Айдахо,  что  Од-
рейд нередко прибегала к тому же методу. Хорошо, это значит, что Тег уже
подготовлен к восприятию.
   - В одной из моих жизней у меня был пес, который ненавидел моллюсков,
- начал Айдахо.
   - Я ел моллюсков. Их доставляют с большого моря.
   - Ну так вот, мой пес ненавидел моллюсков, потому  что  один  из  них
был столь безрассуден, что плюнул ему в глаз. Такое запоминается. И  что
хуже, плюнула просто дырка в песке, никакого моллюска видно не было.
   - И что сделал ваш пес? - мальчишка наклонился вперед, опираясь  под-
бородком на руку.
   - Он выкопал обидчика и принес его мне, - Айдахо ухмыльнулся. -  Урок
номер один: не позволяй неизвестному плевать тебе в глаз.
   Тег засмеялся и захлопал в ладоши.
   - Но давай посмотрим на это с точки зрения пса.  Поймать  плеваку!  А
затем славная награда: хозяин доволен.
   - Твой пес выкапывал новых моллюсков?
   - Каждый раз, когда мы выходили на пляж. Он с лаем охотился за плева-
ками, а хозяин уносил их прочь, и их никогда уже не было видно, за  иск-
лючением пустых раковин с обрывками мяса, свисающего с внутренней сторо-
ны.
   - Ты их ел.
   - Взгляни на это как пес. Плеваки получали справедливое наказание. Он
придумал, как избавить мир от обидчиков, и хозяин доволен.
   - Сестры думают о нас, как о собаках?  -  продемонстрировал  догадли-
вость Тег.
   - Некоторым образом. Никогда этого не забывай. Когда вернешься в свою
комнату, поищи "lese majeste". Это поможет тебе определить наше  отноше-
ние к хозяевам.
   Тег глянул на ком-камеры, потом снова на Айдахо, но ничего не сказал.
   Айдахо поднял глаза на дверь за спиной Тега и сказал:
   - Эта история рассказывалась и для тебя.
   Тег вскочил на ноги и повернулся, ожидая увидеть Великую Мать. Но это
была только Мурбелла, которая, прислонясь к стене, стояла возле двери.
   - Белл не понравится, что ты говоришь об Общине таким образом, - ска-
зала она.
   - Одрейд сказала, что у меня полная свобода действий, - Айдахо  пере-
вел взгляд на Тега. - Мы достаточно времени потратили  на  байки!  Давай
посмотрим, научилось ли чему-нибудь твое тело.
   Странное возбуждение охватило Мурбеллу, когда она вошла в зал и  уви-
дела Дункана с ребенком. Некоторое время она наблюдала за  ними,  созна-
вая, что видит Дункана в новом свете, почти так же как  видят  его  Бене
Джессерит. Инструкции Великой Матери проявляются в искренности Дункана с
мальчишкой. Крайне странное ощущение, это осознание, как  будто  она  на
целый шаг отошла от своих прежних друзей. А поверх этого ощущения царило
чувство печальной потери.
   Оказывается, ей не хватает странностей прошлой жизни. Нет не охоты по
улицам в поисках новых мужчин, которых можно было захватить и обратить в
рабов Чтимых Матре. Власть, происходящая от создания наркоманов от  сек-
са, потеряла свою сладость под влиянием учения Бене Джессерит и ее опыта
с Дунканом. Впрочем, она признавала, что ей не хватает одной из  состав-
ляющих этой власти: чувства принадлежности к силе, которую ничто не спо-
собно остановить.
   Это было одновременно чем-то абстрактным и чем-то  очень  конкретным.
Не постоянное завоевание, а предвкушение неизбежной победы, которое  от-
части происходило от наркотика, что она делила с Сестрами  среди  Чтимых
Матре. Когда с переходом на меланж потребность в нем исчезла, она с  но-
вой стороны взглянула на старое пристрастие. Если потребуется, он всегда
под рукой у химиков Бене Джессерит, которые выделили этот заменитель ад-
реналина из клеток ее крови. Но Мурбелла знала, что она больше никогда к
нему не прибегнет. Ее мучила другая абстиненция. Не  просто  захваченные
мужчины, а целый поток их. Что-то внутри нее говорило, что это ушло нав-
сегда. Она никогда не испытает этого вновь.  Новое  знание  изменило  ее
прошлое.
   Этим утром Мурбелла бродила по коридорам между своими апартаментами и
тренировочным залом в надежде застать Дункана с ребенком и  одновременно
боясь, что помешает им. Мерить шагами коридор - это она часто  делала  в
последнее время после требующих все большего напряжения сил утренних за-
нятий с учителем из Преподобных Матерей. И почти всегда в такие часы  ее
мысли занимали Чтимые Матре.
   Ей не удавалось спрятаться от чувства  потери.  Оно  создавало  такую
пустоту, что иногда Мурбелла задумывалась, сможет ли  вообще  что-нибудь
заполнить ее. Это ощущение было хуже даже чувства надвигающейся  старос-
ти. Старение предлагало Чтимой Матре немалое возмещение за уходящие  си-
лы. Власть, набираемая в этой Общине имела тенденцию стремительно  расти
вместе с возрастом. Но дело было не в этом. Это была абсолютная потеря.
   Я потерпела поражение.
   Чтимые Матре никогда не  задумывались  над  поражением.  Мурбелла  же
чувствовала, что вынуждена делать это. Она знала, что Чтимые Матре иног-
да погибали от рук врагов. Эти враги платили дорогой ценой. Законом  бы-
ло: смести целую планету, чтобы достать одного обидчика.
   Мурбелла знала, что Чтимые Матре охотятся за Домом Ордена. Если гово-
рить о прошлой верности, она сознавала, что ей следовало бы  способство-
вать этим охотницам. Суть ее личного поражения заключалась в том, что ей
не хотелось, чтобы Бене Джессерит платили той ценой.
   Бене Джессерит слишком ценны.
   Они были бесконечно ценны для Чтимых Матре.  Мурбелла  сомневалась  в
том, что какая-нибудь другая Чтимая Матре хотя бы подозревает это.
   Тщеславие.
   Вот какое - определение она дала бы теперь своим прошлым  Сестрам.  И
самой себе, какой я была когда-то. Ужасающая гордость.  Она  выросла  из
ощущения их подчиненности столько поколений до того,  как  они  добились
своих собственных предков. Мурбелла пыталась донести это до Одрейд,  из-
лагая ей историю, как ее учили Чтимые матре.
   - Из рабов получаются отвратительные хозяева, - сказала  на  это  Од-
рейд.
   Таков и был обычай Чтимых Матре, дошло вдруг  до  Мурбеллы.  Когда-то
она принимала его, теперь отрицала, и не могла привести достаточно  при-
чин для такой перемены.
   Я выросла из этого. Теперь мне это кажется детским.
   Дункан вновь прервал урок. Пот заливал и учителя, и его ученика.  Они
стояли друг напротив друга тяжело дыша и обмениваясь странными  понимаю-
щими взглядами. Конспирация? Мальчик выглядел странно возмужалым.
   Мурбелле вспомнилось замечание Одрейд:
   - Возмужание навязывает свою собственную манеру  поведения.  Один  из
наших уроков - сделай эти императивы доступными сознанию.  Изменяй  инс-
тинкты.
   Они изменили меня и изменят меня еще больше.
   То же самое воздействие она различала в поведении  Дункана  с  ребен-
ком-голой.
   - Это - деятельность, создающая многочисленные стрессы  в  обществах,
на которые мы оказываем влияние, - говорила Одрейд. - Это вынуждает  нас
к постоянному приспосабливанию.
   Но как они могут приспособиться к прошлым моим Сестрам?
   - Мы каждый раз оказываемся перед  лицом  необходимости  приспосабли-
ваться вследствие собственной же деятельности в прошлом. То же самое бы-
ло и во время правления Тирана.
   Приспосабливание?
   Дункан заговорил с ребенком, и Мурбелла подошла поближе, чтобы послу-
шать.
   - Тебя ведь познакомили с историей Муаддиба? Хорошо?  Ты - Атридес, а
это означает, что ты не лишен их недостатков.
   - Что значит ошибок, сир?
   - Вот именно. Никогда не избирай какого-то курса, только потому,  что
он позволяет тебе возможность драматичного жеста.
   - Так вот как я умер?
   Он заставил мальчишку думать о своем прошлом эго в первом лице.
   - Ты сам будешь судьей. Но это всегда было слабостью Атридесов. Прив-
лекательные вещи, жесты. Умереть на рогах огромного быка, как это сделал
дед Муаддиба. Грандиозный спектакль для его людей. Байки на много  поко-
лений! Даже после всех этих эонов можно что-нибудь об этом услышать.
   - Великая Мать рассказала мне эту историю.
   - Твоя родная мать, вероятно, тоже ее тебе рассказывала.
   - У меня возникает какое-то странное чувство, когда ты говоришь "род-
ная мать", - сдался мальчишка, в его голосе звучало благоговение.
   - Странные чувства - это одно, этот урок - другое.
   Я говорю о том, что носит постоянный ярлык:  Досовский  жест.  Раньше
это называлось Атридесовским, но слишком долго выговаривать.
   И вновь ребенок прикоснулся к сердцевине возмужалого сознания:
   - Даже у жизни собаки есть своя цена.
   Мурбелла затаила дыхание, на мгновение увидев, каково это будет:  ра-
зум взрослого в теле маленького ребенка. Смущающе.
   - Твою мать звали Жанет Роксборо из рода Лернеус Роксборо,  она  при-
надлежала к Бене Джессерит - говорил Дункан. - Твоим отцом был Лоши Тег,
агент отделения КАНИКАТ. Через несколько минут  я  покажу  тебе  любимое
изображение баши его дома на Лернеусе. Я хочу, чтобы ты оставил ее  себе
и изучил ее. Думай о ней, как о своем любимом месте.
   Тег кивнул, но выражение его лица говорило о том, что ему страшно.
   Возможно ли, чтобы великий воин-ментат знал, что такое страх? Мурбел-
ла покачала головой. Ее разум понимал, что то, что делает сейчас Дункан,
должно заполнить пробелы в сухих отчетах. Это было чем-то,  чего  ей  не
дано испытать. Каково это - чувствовать, что пробуждаешься к новой  жиз-
ни, сохраняя при этом воспоминания прежней? Чувство совсем отличное, как
она подозревала, от Иной Памяти Преподобной Матери.
   - Разум в своем начале, - называл это Дункан.  -  Пробуждение  твоего
Истинного Я. Мне казалось, меня выбросило во  вселенную,  полную  магии.
Мое сознание превратилось сперва в круг,  потом  в  сферу.  Произвольные
формы оказались преходящими. Стол перестал быть столом. А потом я погру-
зился в транс - все вокруг меня наполнилось чудесным сиянием. И не оста-
лось ничего реального. Потом все кончилось, но я чувствовал, что потерял
единственную реальность. Стол снова стал столом.
   Мурбелла изучала руководство  Бене  Джессерит  "О  пробуждении  изна-
чальной памяти голы. Дункан далеко ушел от этих инструкций. Почему?
   Дункан оставил мальчика и теперь подходил к Мурбелле.
   - Мне нужно поговорить с Шианой, - сказал он,  проходя  мимо  нее.  -
Должен же быть лучший способ.


   Готовность понять - чаще всего просто рефлекторная реакция и наиболее
опасная форма понимания.  Она  -  теневой  экран  на  вашей  способности
учиться. Некоторые законы функционируют именно так, загоняя вас в тупик.
Будьте осторожны. Ничего не понимайте. Все понимание временно.
   - Ментальная Дилемма (адакто)

   Сидя у своей консоли, Айдахо наткнулся на раздел, введенный им в  па-
мять Систем корабля в первые дни его заключения, и обнаружил, что с  го-
ловой окунулся (слово он подобрал позже) в отношения и  сенсорные  пред-
чувствия тех ранних времен. Исчез вечер переполненного отчаяньем  дня  в
не-корабле. Он снова оказался в там, протянувшемся между тогда и  теперь
- так обычный гхола соединяет эту инкарнацию с изначальным рождением.
   И в то же мгновение он увидел то, что начал называть "сетью" и старе-
ющую чету, намеченную пересечением линий, чьи тела были видны сквозь пе-
реливчатые нити, условно сплетенные из драгоценных камней - зеленые, си-
ние, золотые и столь яркие серебряные, что у него заболели глаза.
   Он чувствовал в этих людях уравновешенность и покой, делавшие их  бо-
гоподобными, но было в них и что-то совсем обычное. В голову ему  пришло
слово заурядный. Теперь знакомый садовый пейзаж тянулся за ними к  гори-
зонту: цветущие кусты (ему подумалось, розы), лужайки, высокие деревья.
   Чета смотрела на Айдахо так пристально, что он почувствовал себя  об-
наженным под их взглядами.
   И в этом видении была новая сила! Она больше не была заключена в пре-
делах Великой Власти, невероятно сильного магнита, который  столь  часто
влек его - сюда, вниз, что он понимал - псы всегда настороже.
   Или он - новый Квизац Хадерах?
   Если подозрения Бене Джессерит достигнут  нового  уровня,  это  убьет
его. А они сейчас наблюдают за ним! Вопросы,  встревоженные  переговоры.
Несмотря на это, он не мог отказаться от видения:
   Почему эта пожилая чета казалась ему столь знакомой?
   Кто-то из его прошлого? Его семья?
   Ментальный зондаж воспоминаний ничем не подтверждал  это  предположе-
ние. Округлые лица. Маленькие  подбородки.  Двойные  подбородки.  Темные
глаза - сияющая сеть не позволяла определить цвет. Женщина была в  длин-
ном, до пят, сине-зеленом платье; поверх платья был надет фартук,  спус-
кавшийся чуть ниже талии и заляпанный чем-то зеленым, из карманов торча-
ли садовые инструменты. В левой руке женщина держала  садовый  совок.  У
нее были седые волосы, длинные пряди выбивались из-под зеленого шарфа  и
падали на глаза, окруженные веселыми морщинками. В ней было что-то... от
бабушки.
   Мужчина был словно создан скульптором для того, чтобы составить  иде-
альную пару женщине. Фартук топорщился на толстом животе: шляпы у мужчи-
ны не было. Те же темные глаза со вспыхивающими в них искорками. Вьющие-
ся коротко остриженные седые волосы топорщатся щеткой.
   Выражение его лица было таким добрым, какого Айдахо никогда  в  жизни
не видел: уголки губ приподнялись в легкой улыбке. В левой руке  у  него
была маленькая лейка, а на протянутой вперед правой ладони лежало что-то
вроде небольшого металлического шара.  Шар  издал  пронзительный  свист,
заставивший Айдахо зажать ладонями уши, но это не помогло - просто свист
прекратился сам по себе. Айдахо опустил руки.
   Успокаивающие лица. Эта мысль возбудила подозрения Айдахо, тем более,
что теперь он разгадал сходство. Они выглядели  как  Танцоры  Лиц  -  во
всем, вплоть до курносых носов.
   Он подался вперед, но образы остались на прежнем расстоянии от него.
   - Танцоры Лиц, - прошептал он.
   Сеть и пожилая чета исчезли.
   Их сменила Мурбелла в тренировочном трико цвета лакового черного  де-
рева. Ему пришлось протянуть руку и коснуться ее прежде, чем он осознал,
что она действительно здесь.
   - Дункан? Что это? Ты весь в поту...
   - Мне... кажется, этот проклятый Тлейлаксу что-то внедрил в мой  мозг
- в меня. Я постоянно вижу... Мне кажется, это Танцоры Лиц.  Они...  они
смотрят на меня, а прямо сейчас... свист. Больно.
   Она взглянула вверх, на  камеры  наблюдения,  но  вовсе  не  казалась
взволнованной. Сестры вполне могли это знать,  и  вряд  ли  такое  могло
представлять опасность... разве что для Скитала.
   Она села на корточки перед Айдахо и положила ладонь ему на руку:
   - Что-то, что они сделали с твоим телом в автоклавах?
   - Нет!
   - Но ты сказал...
   - Мое тело - не просто вещь, необходимая для этого  путешествия.  Оно
обладает тем же составом и химической  структурой,  какие  были  у  меня
всегда. Мой мозг, мое сознание, они - иные.
   Это ее обеспокоило. Она знала, как неожиданные способности  беспокоят
Бене Джессерит:
   - Будь он неладен, этот Скитал!
   - Я отыщу это, - сказал Дункан.
   Он закрыл глаза и услышал, как Мурбелла встала. Она отняла руку:
   - Может быть, тебе не нужно делать этого, Дункан.
   Ее голос прозвучал откуда-то издалека.
   Память. Где они спрятали это, тайное?
   Глубоко в первоначальных клетках. До этого мгновения  он  воспринимал
свою память только как  орудие  ментата.  Он  мог  вызвать  в  ней  свое
собственное отражение из прошлых инкарнаций, из нечастых мгновений, про-
веденных перед зеркалом. Так близко, что  можно  было  различить  каждую
морщинку. Глядящим на женщину за спиной - два отражения в зеркале и воп-
росы, читающиеся на его лице.
   Лица. Последовательность масок, разные ракурсы этого человека,  кото-
рого он называл - я. Слегка асимметричные лица. Волосы -  иногда  седые,
иногда вьющиеся и черные, как смоль - как и в этой  его  жизни.  Лица  -
иногда веселые, иногда серьезные, ищущие в глубине души и памяти мудрос-
ти, чтобы встретить новый день. И где-то во всем этом - сознание, наблю-
дающее и разбирающееся. Некто, делающий выбор.  Вот  в  это  и  вмешался
Тлейлаксу.
   Айдахо чувствовал, как быстро и горячо забилась кровь в его жилах,  и
осознал, что опасность действительно существует. Он всегда  желал  испы-
тать это... но не из-за Тлейлаксу. Он был рожден с этим.
   Это и значит - быть живым.
   Ни память о других его жизнях, ни то, что мог сделать с ним Тлейлаксу
- ничто из этого не могло изменить ни на волос жившее  в  нем  глубинное
осознание.
   Он открыл глаза. Мурбелла по-прежнему стояла рядом, но  выражение  ее
лица невозможно было разгадать. Так она будет выглядеть в роли Почтенной
Матери. Эта перемена в ней ему не понравилась.
   - Что произойдет, если Бене Джессерит проиграет? - спросил он.
   Она промолчала, и он кивнул. Да, верно. Это худшее из всего, что мож-
но себе представить. Община Сестер, выброшенная в сточную  канаву  исто-
рии. А ты не хочешь этого, возлюбленная моя. Это он и прочитал на ее ли-
це прежде, чем она отвернулась и пошла прочь.
   Подняв взгляд к "глазам" камер под потолком он сказал:
   - Дар. Я должен говорить с тобой, Дар.
   Ни один из механизмов, окружавших его, не откликнулся. Он и не ожидал
этого. И все же он знал, что может говорить с ней, и  ей  придется  слу-
шать.
   - Я подхожу к нашей проблеме с другой стороны, - сказал он и предста-
вил себе, как деловито жужжат записывающие  устройства,  сохраняя  звуки
его голоса на кристаллах Рипулы, - я проникал в мысли  Чтимых  Матре.  Я
знаю, что мне это удалось. Мурбелла является транслятором.
   Это насторожит их. У него была  своя  собственная  Чтимая  Матре.  Но
собственная было неверным словом: она не  принадлежала  ему,  как  может
принадлежать вещь. - Даже в постели они, принадлежали друг другу. Подхо-
дили друг другу, как те двое из его видений. Может быть, это он и видел?
Двоих старших людей, обученных сексу Чтимыми Матрае?
   - Я пытаюсь сейчас разобраться в другом, - продолжал он, - как  побе-
дить Бене Джессерит.
   Это был открытый вызов.
   - Эпизоды, - сказал он. Одрейд любила употреблять это слово.
   - Так мы должны рассматривать все, что происходит с нами. Мелкие эпи-
зоды. Даже худшее предположение нужно рассматривать в этом свете. Рассе-
яние имеет притягательность, которая делает ничтожным все, что мы  дела-
ем.
   Вот так! Это лишний раз продемонстрирует его ценность для Сестер. Это
обещает лучшую перспективу Чтимым Матре. Они вернулись - сюда, в  Старую
Империю. Песчинки в бесконечности. Он знал, что Одрейд поймет это.  Белл
заставит ее понять.
   Где-то там, в Бесконечной  Вселенной,  суд  присяжных  вынес  обвини-
тельный вердикт Чтимым Матре. Закон и его  исполнители  не  существовали
для охотников. Он подозревал, что видение показало ему двоих  присяжных.
И если они были Танцорами Лиц, он не принадлежали Скиталу. Эти  двое  за
мерцающей сетью не принадлежали никому, кроме самих себя.


   Самые большие ошибки правительство совершает из страха провести ради-
кальные преобразования внутри себя, даже когда необходимость этих преоб-
разований очевидна.
   - Дарви Одрейд

   Для Одрейд первый утренний меланж всегда был чем-то особенным. Ее те-
ло отзывалось на него, словно изголодавшийся человек, которому предложи-
ли сладкий  плод. Вслед  за  этим шло медленное,  глубокое и мучительное
восстановление.
   Этот процесс, указывавший на зависимость от меланжа, пугал ее.
   Она стояла у окна спальни и ждала, когда эффект действия пройдет  все
свои стадии. Контроль Погоды, отметила она,  создал  еще  один  утренний
дождь. Ландшафт за окном был начисто промыт живительной влагой и  предс-
тал теперь окутанным романтической дымкой тумана, который сглаживал  все
острые углы, оставив лишь остовы предметов - так бывает со старыми  вос-
поминаниями. Одрейд открыла окно. Влажный прохладный воздух коснулся  ее
лица, навевая воспоминания - словно она надела знакомую старую одежду.
   Она глубоко вдохнула утренний воздух. Эти запахи после дождя!  Бывали
дожди, смывавшие все тревоги, обнажавшие самое суть бытия - но  то  были
другие дожди, а этот, казалось, имел свой собственный запах, почти физи-
чески ощутимый. Одрейд это не нравилось. Все это говорило не об  отмытом
дочиста мире, а о жизни, возмущенной дождем, желающей  только  одного  -
чтобы он, наконец, закончился и никогда не начинался вновь.  Этот  дождь
больше не ласкал землю, не приносил плодородия. Он нес  с  собой  только
неотвратимое предчувствие грядущих перемен.
   Одрейд закрыла окно, в то же мгновение очутившись среди знакомых  за-
пахов своих апартаментов и ощутила неотвязный запах шере от  идентифика-
ционных меток, которые должен был получить любой, кто знал о  расположе-
нии Дома Собраний. Она услышала, как вошла Стрегги, потом раздались чмо-
кающие звуки изменяющейся карты пустыни.
   В звуке движений Стрегги чувствовалась деловитость.
   Недели, проведенные в тесном общении, подтвердили первое мнение,  ко-
торое составила о ней Одрейд. На Стрегги можно было положиться.  Она  не
блистала умом, но была чрезвычайно внимательна к нуждам Преподобной  Ма-
тери. Вон как тихо  она  движется.  Достаточно  было  обратить  чувстви-
тельность и внимание Стрегги на нужды юного Тэга, и они добились  требо-
вавшейся им подвижности и роста. Рабочая лошадь? Нет, много больше.
   Организм Одрейд достиг высшей точки  насыщения  меланжем,  и  реакция
пошла на спад. По отражению Стрегги в оконном стекле было видно, что она
ожидает заданий и распоряжений. Она знала, что эти мгновения  жизни  Од-
рейд отданы только спайсу. На той ступени, на которой находилась  Стрег-
ги, ей оставалось только предвкушать тот день, когда она вкусит от этого
таинственного волшебства.
   Пусть ей с этим повезет.
   Большинство Почтенных Матерей следовали учению и не думали  о  спайсе
как о наркотике, вызывающем зависимость. Одрейд каждое утро заново  пос-
тигала его суть. Человек принимал спайс весь день,  как  того  требовало
его тело, следуя тому, чему каждого из них учили с самого начала:  мини-
мальная доза, достаточная для того, чтобы подхлестнуть метаболизм и мак-
симально увеличить возможности мозга и тела. Биологические процессы про-
текали более гладко с помощью меланжа. Еда  казалась  вкуснее.  Если  не
случалось катастрофы или нападения, человек жил много дольше, чем мог бы
жить без спайса. Но спайс вызывал зависимость.
   Ее тело отдохнуло и восстановилось. Одрейд моргнула и принялась разг-
лядывать Стрегги. В ней чувствовалось любопытство, вызванное этим долгим
утренним ритуалом.
   Одрейд заговорила с отражением Стрегги в оконном стекле:
   - Ты знаешь об удалении, вызываемом спайсом?
   - Да, Преподобная Мать.
   Несмотря на предупреждения, приказывающие быть  внимательным  с  пос-
ледствиями применения наркотиков и привыкания  к  ним,  эти  последствия
всегда были близки и реальны для Одрейд. Ментальная подготовка, приобре-
тенная во времена послушничества не всегда  срабатывала:  на  этот  опыт
накладывались Иные Воспоминания и сжатие времени. Предостережение: "Уда-
ление отнимает самую суть жизни, если оно приходит в  пожилом  возрасте,
может быть причиной смерти." Как мало это значит для нее теперь...
   - Удаление имеет для меня особенное значение, - сказала Одрейд, - Я -
одна из тех, для кого утренний меланж означает страдание. Я уверена, что
тебе говорили о подобных случаях.
   - Мне очень жаль, Преподобная Мать.
   Одрейд принялась  изучать карту. На ней был явно виден новый отросток
пустыни, протянувшийся к северу, а также известное расширение засушливых
земель в юго-востоку от Центральной, там,  где находилась станция Шианы.
Внимание Одрейд снова переключилось на Стрегги, которая смотрела на Пре-
подобную Мать с новой заинтересованностью.
   Мысли о темной стороне силы спайса, видно,  заставили  ее  придержать
язычок!
   -  В  нашем  возрасте  люди  редко  задумываются  об   исключительных
свойствах спайса, - промолвила Одрейд, - Все те старинные  наркотические
средства, которыми пользовались люди в прежние времена,  обладали  таким
же свойствами, как и спайс, за исключением одного. Они приносили боль  и
укорачивали жизнь.
   - Нам расказывали, Преподобная Мать.
   - Но вам, вероятно, не говорили, что проблемы власти могут скрываться
за нашей тревогой по поводу Чтимых Матре. Властные структуры (да, и наша
в том числе) жаждут энергии, а эта жажда может привести в ловушку.  Если
ты будешь мне служить, ты это почувствуешь всем своим существом,  наблю-
дая за тем, как я мучаюсь каждое утро. Пусть осознание этой  грандиозной
и смертельно опасной ловушки пребудет с тобой.  Не  становись  одной  из
тех, кто печется только в собственной выгоде, не заботясь ни о чем  дру-
гом, и потому попадают в сети той системы, что подменяет жизнь беспечной
смертью, как это делают Чтимые Матре. Помни: приемлемые наркотики  могут
использоваться, как плата, а могут - для  создания  новых  рабочих  мест
функционерам, не заботящимся ни о чем.
   Стрегги была озадачена:
   - Но ведь меланж продляет нашу жизнь, улучшает здоровье и  пробуждает
желание...
   Она умолкла на полуслове, увидев, что Одрейд сдвинула брови.
   Слова, взятые из Наставлений Послушникам!
   - Все это имеет оборотную сторону, Стрегги, как ты можешь  видеть  по
мне. Наставления Послушникам не лгут. Но меланж - наркотик, и все мы на-
ходимся в зависимости от него.
   - Я знаю, что не со всеми это проходит гладко, Преподобная  Мать.  Но
вы говорили, что Чтимые Матре не пользуются меланжем.
   - То вещество, которое используют они, с успехом  замещает  меланж  и
дает некоторые преимущества, но не может предотвратить ни агонии  удале-
ния, ни смерти. Оно также вызывает зависимость.
   - А как же пленница?
   - Мурбелла принимала его, теперь она принимает меланж. Они  взаимоза-
меняемы. Интересно?
   - Я... мне кажется, мы узнаем об этом больше. Я заметила, Преподобная
Мать, что вы никогда не называете их шлюхами.
   - Как это делают послушники? А-ах, Стрегги, Беллонда оказывает дурное
влияние. Я узнаю и эти приемы, и это воздействие, - и, видя, что Стрегги
собирается возразить, - Послушники чувствуют угрозу. Они смотрят на  Дом
Собраний как на надежное убежище для себя в долгую ночь шлюх.
   - Что-то вроде этого. Преподобная Мать...
   Ее слова отражали весьма глубокое сомнение.
   - Стрегги, эта планета - только очередное временное  пристанище.  Се-
годня мы отправимся на юг, и ты увидишь это своими глазами. Найди, пожа-
луйста, Тамалан, и скажи ей, чтобы она закончила  все  приготовления,  о
которых мы говорили, собираясь посетить Шиану. Никому больше об этом  не
говори.
   - Да, Преподобная Мать. Вы хотите сказать, что  я  буду  сопровождать
вас?
   - Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Передай той, которую ты  гото-
вишь, что теперь она будет следить за моей картой.
   Когда Стрегги вышла, Одрейд задумалась о Шиане и  Айдахо.  Она  хочет
говорить с ним, и он хочет говорить с ней.
   Наблюдатели, обрабатывавшие информацию камер слежения, отметили,  что
эти двое разговаривали жестами, стараясь закрыть от камер большую  часть
движений рук своим телом. Язык жестов был похож на  старинный  язык  боя
Атридесов. Одрейд узнавала некоторые жесты, но  недостаточно  для  того,
чтобы определить содержание. Беллонда  требовала  объяснений  от  Шианы.
"Тайны! - Одрейд была более осторожна, - "Пусть это продлится еще  неко-
торое время. Быть может, из этого выйдет чтонибудь интересное."
   Чего хочет Шиана?
   Что бы ни занимало мысли Дункана, это касалось Тэга. Причинять  боль,
которая была нужна Тэгу, чтобы вновь обрести свои первоначальные  воспо-
минания - нет, это было не в характере Дункана.
   Одрейд заметила это, связавшись вчера с Дунканом.
   - Ты припозднилась. Дар, - сказал он, не поднимая головы от того, чем
занимался.
   Припозднилась? Был только ранний вечер.
   Он часто называл ее "Дар" - вот уже в течение нескольких лет; это бы-
ла его извечная "шпилька", напоминание о том, что он не смирился со сво-
им пребыванием в замкнутом аквариуме корабля. Обращение раздражало  Бел-
лонду, которая вечно сетовала на его "проклятые фамильярности".  Разуме-
ется, Беллонду он называл "Белл". Дункан щедро раздавал колкости.
   Вспомнив об этом, Одрейд замешкалась на пороге рабочей комнаты.  Дун-
кан тогда ударил кулаком в стену возле консоли: "Для  Тэга  должен  быть
лучший путь!"
   Лучший путь? Что у него на уме?
   Движение в коридоре привлекло ее внимание,  оторвав  от  размышлений.
Стрегги возвращалась от Тамалан. Стрегги вошла  в  Комнату  Послушников.
Чтобы отдать распоряжения о своей замене в отношении карты пустыни.
   На столе Одрейд поджидала стопка архивных материалов.  Беллонда!  Од-
рейд уставилась на стопку. Как она не старалась, всегда оставалось то, с
чем, по мнению ее советников, не мог разобраться никто, кроме  Преподоб-
ной Матери. Большая часть этих новых материалов были следствием требова-
ний "предложений и анализа", исходивших от Беллонды.
   Одрейд коснулась своей консоли.
   - Белл!
   Голос служителя Архивов откликнулся:
   - Преподобная Мать?
   - Пусть Белл поднимется сюда! Я хочу, чтобы она шла ко мне так  быст-
ро, как только могут двигаться ее толстые ноги!
   Хватило одной минуты. Беллонда стояла  перед  рабочим  столом  Одрейд
словно наказанный послушник. Все они знали, что означают такие  нотки  в
голосе Преподобной Матери.
   Одрейд коснулась стопки, лежавшей на столе, и отдернула руку,  словно
обжегшись:
   - Что, во имя Шайтана, это такое?
   - Мы сочли это важным.
   - Вы считаете, что я должна знать все обо всем? Где пометки? Где  тут
отмечено самое важное? Это дрянная работа, Белл. Это вообще не работа. Я
не глупа, да и ты тоже. Но это... перед этим...
   - Я выбрала столько, сколько...
   - Выбрала? Ты посмотри на это! И что мне теперь с этим делать? Ни од-
ной пометки!
   - Я прослежу за тем, чтобы это было немедленно исправлено.
   - Разумеется, Белл, разумеется. Потому что мы с Там отправляемся  се-
годня на юг. Мы собрались устроить небольшую необъявленную  инспекцию  и
нанести визит Шиане. А ты в мое отсутствие посидишь  на  моем  месте.  И
посмотрим, как тебе понравится копаться в этой куче!
   - С тобой можно будет связаться?
   - Световая связь и Ухо-Ц будут работать в любое время.
   Беллонда вздохнула с некоторым облегчением.
   - Я бы предложила тебе, Белл, спуститься в Архивы  и  назначить  себе
заместителя. Будь я проклята, если вы не начинаете действовать, как зап-
равские бюрократы! Слишком бережете свои зады!
   - Настоящие корабли разбиваются, Дар.
   Что, Белл попыталась пошутить? Значит, еще не все потеряно!
   Одрейд махнула рукой в сторону  проецирующего  устройства;  появилось
изображение Таамлан в Транспортном Зале:
   - Там?
   - Да? - не отрываясь от списка заданий.
   - Как скоро мы можем отправиться в путь?
   - Примерно через два часа.
   - Скажи, когда будешь готова. Ах, да: Стрегги тоже едет с нами.  При-
готовь место и для нее, - Одрейд отключила изображение прежде, чем Тама-
лан ответила.
   Одрейд знала,  что сейчас ей надлежит заниматься делом. Там и Белл не
были единственной заботой Преподобной Матери.
   У нас осталось шестнадцать планет... и это - включая Баззел,  находя-
щуюся в непосредственной опасности. Всего шестнадцать! Одрейд  заставила
себя не думать об этом. У нее было не так много времени.
   Мурбелла. Должна ли я связаться с ней и... Нет. Это может  подождать.
Новая Комиссия Прокторов? Пусть с этим разбирается Белл. Роспуск общины?
   Втягивание персонала в новое Рассеяние заставило людей  объединяться.
Остаться впереди пустыни! Это огорчало, и Одрейд не  была  уверена,  что
сможет заняться этой проблемой сегодня. Мне всегда беспокойно перед  по-
ездкой.
   Одрейд быстро покинула рабочую комнату и  тихо,  почти  на  цыпочках,
пошла по коридору, глядя, как работают ее подчиненные, останавливаясь  в
дверях, замечая, что читают ученики, как они ведут себя во  время  ежед-
невных упражнений прана-бинду.
   - Что здесь читаешь? - спросила она у молодой послушницы второй  сту-
пени, сидевшей перед проектором в полутемной комнате.
   - Дневники Толстого, Преподобная Мать.
   Знающий взгляд послушницы словно говорил: "Есть ли эти слова прямо  в
вашей Иной Памяти?" Вопрос прямо-таки вертелся  у  девчонки  на  кончике
языка! Они всегда устраивали такие мелкие проверки, когда  заставали  ее
одну.
   - Толстой - это фамилия! - резко  ответила  Одрейд  на  невысказанный
вопрос, - Упоминание о дневниках заставляет меня думать, что ты говоришь
о Графе Льве Николаевиче.
   - Да, Преподобная мать, - ответ прозвучал смущенно - она явно уловила
упрек.
   Смягчившись, Одрейд обронила:
   - "Я не река, я сеть". Он сказал эти слова в Ясной Поляне, когда  ему
было только двенадцать. Ты не найдешь этих слов  в  его  дневниках,  но,
быть может, это самые важные слова, которые он когда-либо произносил.
   Одрейд пошла прочь прежде, чем послушница  успела  поблагодарить  ее.
Вечно учить!..
   Она прошла вниз, к главным кухням, и осмотрела их. Проверила, нет  ли
следов жира в кухонной посуде,  проведя  пальцем  по  внутреннему  краю,
уголком глаза заметив, как настороженно следит за ней повар-учитель.
   В кухне царили аппетитные запахи - тут готовился ленч. Звенели  ножи,
булькали кастрюли, но звуки голосов умолкали, стоило ей только войти.
   Она прошла мимо деловитых поваров к возвышению, на  котором  восседал
главный повар-учитель. Это был огромный полный человек с сильно выдающи-
мися скулами; лицо его было красным, как мясо, за приготовлением которо-
го он наблюдал. Одрейд не сомневалась в том, что он - один из величайших
поваров в истории. Имя у него было вполне подходящее: Плачидо Салат.  Он
был уверен, что занимает уютный уголок в ее мыслях,  и  уверенность  эта
была продиктована несколькими причинами, включая и ту, что он обучал  ее
собственного повара. Важные посетители во времена, когда никто и не слы-
шал о Чтимых Матре, отправлялись в путешествие по кухне и имели  возмож-
ность попробовать некоторые особенные блюда.
   "Позвольте мне представить вам нашего старшего  повара,  Плачидо  Са-
лат..."
   Его говяжье плачидо вызывало зависть у многих. Почти сырое мясо,  по-
даваемое с травами и горчичным соусом, лишь оттенявшим вкус мяса.
   Одрейд считала это блюдо слишком экзотическим, но никогда не высказы-
вала замечания вслух.
   Когда, наконец, она полностью завладела вниманием Салат (после  того,
как он на мгновение отвлекся, чтобы дать указания по готовящемуся соусу)
Одрейд сказала:
   - Мне хочется съесть что-нибудь особенное, Плачидо.
   Он узнал начало. Так она всегда начинала разговор,  собираясь  попро-
сить свое "особенное блюдо".
   - Может быть, тушеные устрицы? - предположил он.
   Это похоже на танец, подумала Одрейд. Они оба знали, чего она хочет.
   - Великолепно! - сказала она и начала требующееся представление:
   - Но с ними нужно обращаться осторожно, Плачидо, чтобы не  переварить
устрицы. Немного молотого сушеного сельдерея в бульон...
   - И, может быть, немного паприки?
   - Мне это всегда нравилось. Будь очень осторожен  с  меланжем  -  его
нужно только каплю, не больше.
   - Разумеется, Преподобная Мать! - повар выкатил глаза в ужасе от мыс-
ли, что он мог бы положить слишком много меланжа. - Так легко проглядеть
и позволить спайсу преобладать.
   - Приготовь устриц в бульоне из морских моллюсков, Плачидо. Я  хотела
бы, чтобы ты присмотрел за ними сам, нужно слегка перемешивать их,  пока
краешки устриц не начнут слегка заворачиваться.
   - И ни секундой дольше, Преподобная Мать.
   - Подогрей немного жирного молока. Не кипяти его!
   Плачидо изобразил изумление: неужели она могла заподозрить его в том,
что он станет кипятить молоко для ее тушеных устриц?
   - В блюдо, в котором будут подавать устриц, нужно  добавить  капельку
масла, - сказала Одрейд. - А сверху залить бульоном.
   - Без шерри?
   - Как я рада, что ты лично заботишься о моем любимом блюде,  Плачидо!
Я совсем забыла о шерри.
   Преподобная Мать ничего не забывала, и все знали об этом, но это было
одной из фигур танца.
   - Три унции шерри в готовящийся бульон, - сказал повар.
   - Нагрей его, чтобы избавиться от алкоголя.
   - Разумется! Но нельзя повредить вкусу...
   Сидя за  маленьким  столом, Одрейд  съела две тарелки тушеных устриц,
вспоминая,  как любила  их  Дитя Моря. Папа познакомил ее с этим блюдом,
когда она только-только научилась подносить ложку ко рту. Он готовил это
блюдо сам, по собственному рецепту. Одрейд передала рецепт Салат.
   Она воздала должное вину:
   - Мне особенно понравилось то, что к этому блюду ты выбрал Шабли.
   - Это один из лучших сортов вин, которые у нас есть. Оно  великолепно
оттеняет приправы к устрицам.
   Тамалан отыскала Одрейд в алькове. Они всегда знали, где искать  Пре-
подобную Мать, когда им нужно было найти ее.
   - Мы готовы, - на  лице  Там  отражалось  нечто  напоминающее  неудо-
вольствие.
   - Где мы остановимся вечером?
   - Эльдио.
   Одрейд улыбнулась; она любила Эльдио.
   Там старается угодить мне, потому что я в критическом настроении? Мо-
жет быть, это попытка несколько отвлечь мое внимание...
   Следуя за Тамалан к транспортным докам, Одрейд подумала,  что  весьма
характерно желание старшей женщины путешествовать на подземном транспор-
те, Наземные путешествия раздражали ее: "Кому в  моем  возрасте  хочется
тратить время даром?"
   Одрейд не любила подземного транспорта. В нем человек  заперт  и  так
беспомощен! Сама она предпочитала передвигаться по земле или  летать  на
топтере, подземку же использовала только когда дело было спешным, но без
колебаний посылала письма и  посылки  пневмопочтой.  Письму  безразличен
способ передвижения.
   Эта мысль всегда наводила ее на раздумья о сети связи,  приспособлен-
ной ко всем ее передвижениям.
   Где-то в глубине (всегда существовало это "где-то в глубине") автома-
тическая система передавала сообщение, устанавливала связь и  заботилась
(в большинстве случаев) о том, чтобы важные послания попадали к  адреса-
ту.
   Когда не требовалась Линия Личной Доставки (все они называли ее ЛЛД),
возможны были личные или визуальные контакты наряду со световыми  линия-
ми. Внепланетная связь представляла собой отдельную проблему, особенно в
эти времена Великой Охоты. Самым  безопасным  было  послать  в  качестве
связного Почтенную Мать, несущую послание в памяти. Каждый из  посланцев
теперь принимал все большие дозы шере. С помощью Т-проб можно  было  чи-
тать даже в мертвом мозгу, если он не  был  защищен  воздействием  шере.
Каждое сообщение, передававшееся на другую планету, было зашифровано, но
враг мог найти ключ к шифру, несмотря на то, что каждый  шифр  использо-
вался только  единожды.  Передача  межпланетных  сообщений  представляла
большую опасность. Может быть, именно поэтому Рабби до сих пор молчал.
   Почему же я думаю об этом именно сейчас?
   - От Дортуйлы еще не было известий? -  спросила  она,  когда  Тамалан
собралась войти в один из отсеков, где их поджидали остальные. Там много
людей. Почему?
   Одрейд увидела Стрегги, стоявшую у края дока и беседовавшую с послуш-
ником Отделения Связи. Поблизости было еще не менее шестерых из Связи.
   Тамалан обернулась с выражением оскорбленного достоинства:
   - Дортуйла! Мы же все сказали, что поставим тебя в известность  сразу
же, как придут вести!
   - Я просто спросила, Там. Просто спросила.
   Одрейд спокойно, почти покорно последовала за Тамалан. Нужно  контро-
лировать свой мозг и проверять все,  что  в  нем  возникает.  Ментальные
вторжения всегда имели под собой достаточные основания. Это  было  одним
из методов Бене Джессерит, как ей часто напоминала Беллонда.
   Одрейд с удивлением осознала, что методы Бене Джессерит более чем на-
доели ей за последнее время.
   Пусть всем этим ради разнообразия займется Белл!
   Пришло время спокойно и свободно плыть, подобно  блуждающему  огоньку
на волнах, плыть по течению.
   Дитя Моря разбиралась в течениях.


   Время не считает своих часов. Достаточно только посмотреть на круг, и
это становится очевидным.
   - Лито II (Тиран)

   - Смотрите! Смотрите,  до  чего мы дошли!  - взывал Рабби.  Он сидел,
скрестив ноги, на холодном неровном полу; кусок полотна покрывал его го-
лову, полускрывая лицо.
   Комната, в которой он находился, была мрачной, в ней отдавались  неп-
рекращающимся гулом шум механизмов, вызывавший у него тошнотворную  сла-
бость. Если бы эти звуки затихли!..
   Ребекка стояла перед ним, уперев руки в бедра, и на ее лице  читалось
усталое отчаянье.
   - Не смей стоять передо мной так! - приказал Рабби, бросив на женщину
взгляд снизу вверх.
   - Если ты впадешь в отчаянье, разве мы не погибнем? - спросила Ребек-
ка.
   Звук ее голоса разозлил его; у него ушло несколько мгновений  на  то,
чтобы подавить нежелательное чувство.
   Она осмеливается поучать меня? Но не говорили  ли  мудрейшие,  что  и
сорная трава приносит знание? Дрожь пробежала по его  телу  от  тяжелого
глубокого вздоха, он отбросил ткань на плечи. Ребекка помогла  ему  под-
няться.
   - Не-комната, - пробормотал Рабби. - И здесь мы прячемся от... -  его
взгляд поднялся к темным сводам, словно различая там что-то, видимое ему
одному, - Лучше не говорить об этом даже здесь.
   - Мы прячемся от неназываемого, - сказала Ребекка.
   - Дверь нельзя открыть даже по пропуску, - сказал он. - Как же войдет
Чужак?
   - Нам не каждый чужак годится и не каждому здесь будут рады, - сказа-
ла она.
   - Ребекка, - он склонил голову. - Ты больше чем испытание и проблема.
Эта маленькая частица Тайного Израиля делит с тобой изгнание потому, что
мы понимаем...
   - Прекрати! Вы ничего не понимаете в том, что со мной произошло.  Моя
проблема? - она наклонилась к нему ближе. - Моя проблема  в  том,  чтобы
остаться человеком несмотря на все эти связи с прошлыми жизнями.
   Рабби отшатнулся.
   - Итак, ты больше не одна из нас? Ты, значит, теперь Бене Джессерит?
   - Ты поймешь, когда я стану Бене Джессерит. Ты увидишь, что я  смотрю
на тебя так, как смотрю на себя.
   Он нахмурился, сдвинул брови:
   - Что ты такое говоришь?
   - На что смотрит зеркало, Рабби?
   - Хммм! Теперь ты говоришь загадками...
   Но по его губам скользнула бледная улыбка. Потом его взгляд снова об-
рел решительность. Он обвел взглядом комнату. Их  здесь  было  восемь  -
больше, чем могло вместить столь маленькое пространство. Не-комната! Она
была с великим трудом собрана из осколков и фрагментов. Такая маленькая.
Двенадцать с половиной метров в длину. Он сам измерял ее. По  форме  она
напоминала положенную на бок старинную бочку, овальную в сечении, закры-
тую полусферами крышеклюков. Потолок возвышался над его головой всего на
метр. В самой широкой точке "бочка" была пяти метров, но все равно каза-
лась уже из-за изгиба стен. Сухой паек и вода, получаемая по  замкнутому
циклу. На этом им приходилось жить - и кто знает, сколько это продлится?
Кто знает... может, вечность - если их не найдут. Он не  доверял  надеж-
ности этого убежища. Да еще эти странные призвуки в работе машин...
   Они влезли в эту дыру поздно вечером. Теперь снаружи наверняка темно.
А где остальные его люди? Бежали, забились в убежища, какие только можно
было найти, извлекая на свет божий старые долги и  почетные  награды  за
прошлые заслуги. Кое-кто спасется. Быть может,  выживут  они  с  гораздо
большим успехом, чем собравшаяся здесь горстка людей.
   Вход в не-комнату находился под погасшим очагом, подле которого стоял
камин. Металлические накладки камина включали в  себя  вплетенные  между
волокон кристаллы Ридбюлы, передававшие сюда изображения внешнего  мира.
Пепел? В комнате до сих пор пахло гарью, а к этому еще прибавлялся запах
канализации от небольшой регенерационной  системы,  находившейся  в  от-
дельной комнатке. Какой эвфемизм для туалета!
   Кто-то подошел к Рабби сзади.
   - Поисковая, группа уходит. Хорошо, что нас вовремя предупредили.
   Это был Джошуа, тот, кто построил не-комнату. Невысокий тонкий в кос-
ти человек с острым треугольным лицом, резко  сужающимся  к  подбородку.
Пряди темных волос спадали в беспорядке на его широкий лоб. У него  были
широко расставленные карие глаза, смотревшие на мир с задумчивостью, ко-
торой Рабби не доверял. Он выглядит слишком молодым для того, чтобы  так
много знать об этих вещах.
   - Итак, они уходят, - сказал Рабби, - Но они вернутся. И вряд ли тог-
да можно будет сказать, что нам повезло.
   - Они не подумают о том, что мы можем прятаться так близко от  фермы,
- сказала Ребекка. - Они по большей части просто мародерствовали здесь.
   - Послушай Бене Джессерит, - откликнулся Рабби.
   - Рабби, - какой упрек звучал в голосе Джошуа! - Разве не от  тебя  я
слышал много раз, что благословенны те, кто скрывает ошибки других  даже
от себя самих?
   - Каждый сейчас становится учителем! - ответил Рабби. - Но кто  может
сказать, что случится дальше?
   Но, тем не менее, скрепя сердце, он признавал правоту Джошуа. Мне  не
дает покоя боль, причиной которой - наше бегство. Наша маленькая диаспо-
ра. Но мы не бежим из Вавилона, чтобы рассеяться по земле. Мы скрываемся
в... в циклоновом погребе!
   Эта мысль взбодрила его. Циклоны проходят.
   - Кто занимается нашей едой? - спросил он. - Мы должны с самого нача-
ла ввести рационы.
   Ребекка вздохнула с облегчением. Самое худшее в Рабби - резкие  смены
его настроений: то он слишком эмоционален, то чересчур углублен  в  раз-
мышления. Но сейчас он снова взял себя в руки. Следом за этим он  впадет
в задумчивость. Затем придет уныние. Знание Бене Джессерит давало ей но-
вое видение людей. Наша еврейская чувствительность. Только посмотрите на
этих интеллектуалов!
   Это была мысль, характерная для Сестер.  Недостатки  людей  оказывали
большое влияние на их интеллектуальные достижения. Она не могла  закрыть
глаза на эту очевидную реальность. Глашатай демонстрировал ей факты вся-
кий раз, стоило ей лишь на мгновение усомниться.
   Ребекка начала получать почти наслаждение  в  том,  чтобы  перебирать
всплывавшие в памяти образы. Знание прежних времен заставляло  ее  отка-
заться от собственного прошлого. Она верила  множеству  вещей,  которые,
как она знала теперь, были чушью. Мифы, химеры,  порывы  почти  детского
поведения.
   "Наши боги должны взрослеть вместе с нами".
   Ребекка подавила желание улыбнуться. Глашатай часто  вытворял  с  ней
такое - легкий тычок в ребра, полученный от того, кто знает, что ты  это
оценишь.
   Джошуа вернулся к своим инструментам. Она заметила, что кто-то прове-
ряет список продуктов. Рабби наблюдал за этим со своеобычной  сосредото-
ченностью. Все прочие завернулись в одеяла и спали на циновках в дальнем
конце комнаты. Видя это, Ребекка поняла,  в  чем  будут  заключаться  ее
функции. Спасти всех нас от скуки.
   "Мастер игр?"
   Если не можешь предложить чего-нибудь получше, не пытайся говорить со
мной о моем народе, Глашатай.
   Что бы она не думала о таких внутренних диалогах, не было сомнения  в
том, что все фрагменты были связаны между собой - прошлое с этой  комна-
той, эта комната с ее предвиденьем последствий. И это было великим даром
Бене Джессерит. Не думай о "Будущем". Предопределенность? Тогда - что же
случается со свободой, которая была дана тебе при рождении?
   Ребекка увидела свое собственное рождение в новом свете. Оно было на-
чалом пути к неведомой судьбе. Плавание, несущее еще невидимые горести и
радости. Итак, они достигли поворота реки и наткнулись на нападающих. За
следующим поворотом мог открыться гремящий водопад - а  могла  оказаться
полоска берега неописуемой красоты. В этом и было колдовское  очарование
предвидения, которому поддались Муаддиб и его сын. Тиран. Оракул  знает,
что должно произойти. Орла, напавшая на Лампадас, научила ее  не  искать
оракулов. Ведомое может сковать вернее, чем  неведомое.  Сладость  новых
открытий - в неожиданности. Видит ли это Рабби?
   "Кто скажет, что будет дальше?" - спрашивает он.
   Этого ты хочешь, Рабби? Тебе не понравится то, что ты услышишь. Я те-
бе это гарантирую. С того мгновения, как заговорит Оракул, твое  будущее
станет таким же, как и твое прошлое. Как ты будешь выть от скуки и  тос-
ки... Ничего нового, ничего и никогда. Все станет старым в одно  мгнове-
ние озарения.
   "Но я хотел вовсе не этого!" Я словно слышу эти твои слова.
   Ни злодеяние, ни жестокость, ни тихое счастье, ни  бурная  радость  -
ничто не наступит для тебя неожиданно. Как пневмопоезд в своем  туннеле,
твоя жизнь понесется вперед к последнему мгновению борьбы. Как  мотылек,
залетевший в машину, ты будешь биться о стекла и молить  Судьбу  освобо-
дить тебя. "Пусть волшебство изменит направление туннеля! Пусть случится
что-нибудь новое! Не позволь случиться всем тем ужасным вещам, которые я
видел!"
   Внезапно она поняла - ведь так и случилось с Муаддибом. Кому он  воз-
носил молитвы?
   - Ребекка! - окликнул ее Рабби.
   Они подошла - он сейчас стоял рядом с Джошуа, глядя на темный мир  за
пределами их комнаты,  мир,  видный  на  маленьком  экране  над  рабочим
пультом Джошуа.
   - Надвигается буря, - сказал Рабби, - Джошуа считает, что она превра-
тит пепел очага в цемент.
   - Это хорошо, - сказала она. - Именно поэтому мы построились здесь  и
оставили незакрытым люк, когда спускались вниз.
   - Но как же мы выберемся?
   - Для этого у нас есть инструменты, - ответила она. - А даже если  бы
их и не было, у нас остаются наши руки.


   Защитной Миссией управляет одна важнейшая концепция: Инструктирование
масс, предпринимаемое с определенной целью. Это имеет глубокую основу  в
нашей вере в то, что цель спора суть изменение истины. В таких ситуациях
мы предпочитаем использовать власть, но не силу.
   - Кодекс.

   Жизнь в не-корабле приобрела для Дункана Айдахо оттенок  игры  с  тех
пор, как его посетило видение и он начал изучать поведение Чтимой Матре.
Введение в игру Тэга было обманным ходом, не просто появлением еще одно-
го игрока.
   Этим утром он стоял перед пультом, размышляя о  том,  что  узнаваемые
элементы этой игры напоминали его собственному детству гхолы  в  Обители
Бене Джессерит на Гамму, где за ним надзирал стареющий  Башар  -  мастер
оружия и одновременно страж.
   Образование. И  тогда,  и  теперь это было первоочередной задачей.  И
стражи -  по  большей  части, ненавязчиво следящие за ним на не-корабле,
как это когда-то было на Гамму. А если уж не стражи,  так искусно замас-
кированные приборы  слежения. На  Гамму  он  стал просто-таки знатоком в
умении обводить вокруг пальца и живых, и механических сторожей. Здесь, с
помощью Шианы, он отточил это умение, превратив его в искусство.
   Деятельность вокруг него не носила чересчур  активного  характера.  У
охраны не было оружия. Но это были по большей части Почтенные  Матери  и
среди них несколько старших послушниц. Они просто не поверили бы, что им
может понадобиться оружие.
   Кое-что в не-корабле способствовал созданию иллюзии свободы - главным
образом, его размеры и сложность. Корабль был велик - на сколько, Дункан
не мог определить, но он имел доступ на несколько этажей, и в  некоторых
коридорах можно было насчитать до тысячи помещений.
   Трубы и туннели, линии доставки, лифты, залы и широкие коридоры, две-
ри, открывавшиеся от прикосновения (или остававшиеся закрытыми: Запреще-
но!) - все это западало в память, образуя почву для размышлений - несом-
ненно, совершенно отличных от мыслей, которые это вызывало у его  сторо-
жей.
   Энергия, требовавшаяся для того, чтобы посадить  корабль  на  поверх-
ность планеты и поддерживать его деятельность (хотя бы пассивную) -  все
это говорило о том, что затеивалось что-то серьезное.  Здесь  Сестры  не
считались с расходом энергии, как они это делали обычно. Казначей сокро-
вищниц Бене Джессерит занимался далеко не только денежными расчетами. Не
для них была энергия Солнца или подобных космических лучей и течений. Им
нужна была другая энергия...
   Плати, Дункан! Мы закрываем твой счет!
   Этот корабль был не просто тюрьмой. Дункан, Ментат,  видел  несколько
вариантов. Основной: это была лаборатория, в  которой  Почтенные  Матери
искали способ свести на нет способность не-корабля обманывать человечес-
кие чувства.
   Не-корабль, шахматная доска - головоломка и кроличий  садок  одновре-
менно. И все это для того, чтобы содержать здесь трех пленников? -  нет.
Должны быть и другие причины.
   Игра имела тайные правила, о некоторых из которых он мог только дога-
дываться. Но его немного обнадежило то, что Шиана постигла дух этой  иг-
ры. Я знаю, у нее будут свои планы. Это стало очевидным с тех  пор,  как
она стала изучать приемы Чтимых Матре. Оттачивая мастерство моих  стаже-
ров!
   Шиане требовалась интимная информация о Мурбелле, но не только это  -
много больше: его воспоминания о тех людях, которых он  знал  во  многих
своих жизнях. И особенно - воспоминания о Тиране.
   А мне нужна информация о Бене Джессерит.
   Сестры позволяли ему только минимальную активность. Доводили  его  до
отчаяния, чтобы увеличить его способности Ментата. Не он был сердцем ве-
ликой проблемы, которая, он ощущал это, существовала вне пределов кораб-
ля. Обрывки мучительных раздумий доносила до него Одрейд, когда она  за-
давала ему вопросы.
   Достаточно для того, чтобы возникли новые посылки? Нет - без  доступа
к тем данным, которые его информационное устройство  отказывалось  выда-
вать ему.
   И это тоже было его проблемой, будь они все неладны! Он был  в  ящике
внутри их ящика. И все они были в ловушке.
   Одрейд стояла за этим пультом однажды после полудня  неделю  назад  и
чистосердечно уверяла его, что информационные банки Сестер были  "широко
распахнуты" для него. Она стояла как раз на  этом  месте,  прислонившись
спиной к стене, скрестив руки на груди. Временами она бывала просто неп-
равдоподобно похожа на взрослого Майлза Тэга.  Вплоть  до  необходимости
(возможно, неосознанной) стоять во время беседы. Кресла-собак  она  тоже
не любила.
   Он знал, что весьма туманно представляет себе ее мотивы и планы. И не
доверял ни тому, ни другому. Тем паче после Гамму.
   Приманка, наживка. Так они использовали  его.  Ему  повезло,  что  не
пришлось стать таким же, как Дюна - мертвой шелухой. Использованная Бене
Джессерит.
   Погружаясь в подобные размышления, он предпочитал сидеть в кресле пе-
ред информационной машиной. Иногда он просиживал здесь часами без движе-
ния, в то время как его разум пытался обнаружить решение проблем доступа
к ресурсам данных корабля. Система могла идентифицировать любого челове-
ка. Следовательно,  она  обладала  автоматическим  управлением.  Система
должна была знать, кто говорит, делает запросы или  принимает  временное
управление ею.
   Контуры корабля отражают мои попытки подобрать ключи к  закрытой  ин-
формации. Отключены? Именно это и говорили его стражи. Но система  иден-
тификации тех, кто включался в эти контуры - он знал, что именно в  этом
заключается разгадка.
   Может быть, поможет Шиана? Слишком доверяться ей - опасное  и  риско-
ванное предприятие. Временами, когда она следила за ним  у  пульта,  она
напоминала ему Одрейд. Шиана была ученицей Одрейд. Это воспоминание  от-
резвляло.
   Какое им дело до того, как он использует системы корабля?  Словно  об
этом нужно спрашивать!
   На третий год плена он создал свою систему сокрытия  данных,  снабдив
ее его собственными ключами. Чтобы провести всевидящие камеры, он  делал
все на виду. Все было совершенно очевидным, но  содержало  зашифрованное
сообщение. Это было просто для Ментата и полезно по  большей  части  как
фокус, помогающий изучить возможности систем корабля.  Он  "заминировал"
свои данные, обезопасив их от случайностей.
   У Беллонды были подозрения, но, когда она начала задавать вопросы, он
только улыбнулся.
   Я скрываю свою историю, Белл. Мою серию жизней гхолы - все их, вплоть
до первого не-гхолы. Личные подробности, которые я  помню  в  каждой  из
них: скользкая почва для воспоминаний.
   И сейчас, сидя за пультом, он испытывал смешанные чувства. Заключение
давило на него. Неважно, как велика и богата была его тюрьма  -  она  не
переставала быть тюрьмой. Некоторое время он  сознавал,  что  с  большой
степенью вероятности может выбраться отсюда, но его удерживала  Мурбелла
и все увеличивающееся  сознание  трудностей,  стоявших  перед  ними.  Он
чувствовал себя пленником своих мыслей в той же мере,  что  и  пленником
отработанной системы, представляемой его стражами и этим чудовищным уст-
ройством. Устройством был, конечно, не-корабль... Орудие. Способ переме-
щаться невидимым в опасной Вселенной. Способ скрыться  самому  и  скрыть
свои намерения даже от настойчивых поисков.
   Применяя умения, приобретенные во многих жизнях, он смотрел  на  свое
окружение словно бы  сквозь  экран  изощренности  и  наивности.  Ментаты
культивировали наивность. Думать, что что-либо знаешь было самым  надеж-
ным способом ослепить себя. Не рост и развитие постепенно тормозили обу-
чение (как учили Ментатов), а совокупность "того, что мне известно".
   Новые источники информации, открытые для него Сестрами (если,  конеч-
но, он мог на них положиться), вызывали целый ряд вопросов. Как в Рассе-
янии было организовано сопротивление Чтимым Матре? Очевидно, существова-
ли группы (он сомневался, можно ли назвать их силами), которые преследо-
вали Чтимых Матре так же, как Матры преследовали Бене Джессерит.  И  так
же убивали их, если принять очевидность происшедшего на Гамму.
   Футары и Управляющие?  Он  создал  ментальную  проекцию:  ответвление
Тлейлаксу в первом Рассеянии занялось манипуляциями с генами. Те двое  в
его видении: были ли это те, кто создал Футаров? Могла ли эта чета  быть
Танцорами Лиц? Независимыми от Мастеров Тлейлаксу? В Рассеянии нет ниче-
го, что существовало бы в единственном числе.
   Черт возьми! Ему нужен был доступ к другой информации, к более глубо-
ким ее источникам. Нынешние его источники информации не  соответствовали
его требованиям даже отдаленно. Орудие для достижения ограниченной цели,
его информационная машина могла бы быть переоборудована для соответствия
новым требованиям, но переоборудовать ее не удавалось. Ему придется  по-
работать, как Ментату!
   Меня просто связали по рукам и ногам, а это ошибка. Разве Одрейд  мне
не доверяет? Атридес, будь она неладна!  Она  знает,  чем  я  обязан  ее
семье.
   Больше одной жизни прошло, а я до сих пор в неоплатном долгу!
   Он знал, что нервничает. Его разум на мгновение  замкнулся  на  этом.
Нервничающий Ментат! Знак того, что он стоит на пороге  прорыва.  Первая
Проекция! Что-то, что они не сообщили ему о Тэге?
   Вопросы! Незаданные вопросы хлестали его, как плети.
   Мне нужна перспектива! Дело не обязательно в расстояниях. Перспективы
можно достичь и здесь, если в твои вопросы вкрадываются некоторые  иска-
жения.
   Он чувствовал, что где-то в опыте Бене Джессерит (возможно, в ревниво
охраняемых Белл Архивах) и были недостающие фрагменты. Белл  должна  это
оценить! Другой Ментат должен знать восхитительный подъем в такие  мгно-
вения. Его мысли напоминали головоломку: большинство фрагментов под  ру-
кой и только того и ждут, чтобы быть вставленными в общую мозаику. Здесь
дело было не в решениях.
   Он буквально  слышал слова своего первого учителя-Ментата - они отда-
вались в его памяти: "Раздели свои вопросы на две противоположных группы
и раздели  имеющиеся факты - брось их на обе чаши весов. Решения выводят
каждую ситуацию  из состояния равновесия. Дисбаланс позволяет обнаружить
то, что ты ищешь."
   Да! Достижение дисбаланса с помощью вопросов - вот плутовство  Мента-
та.
   Что-то Мурбелла говорила прошлой ночью - что? Они были в постели.  Он
вспомнил время - цифры, проецирующиеся на потолок: 9:47. Он тогда  поду-
мал: Эта проекция требует энергетических затрат.
   Он почти физически чувствовал  поток  энергии,  излучаемой  кораблем,
этим огромным замкнутым куском, вырванным из Времени. Работа сложных ме-
ханизмов делала корабль неотличимым от местности  для  любых  механизмов
обнаружения. Сейчас, правда, в статическом  положении  он  был  доступен
взгляду, но не предвидению.
   Мурбелла рядом с ним: еще одна сила, и  оба  они  знают  о  том,  что
властно влечет их друг к другу. Какое количество энергии было  необходи-
мо, чтобы преодолеть это взаимное притяжение! Все нарастающее, нарастаю-
щее, нарастающее сексуальное влечение.
   Мурбелла говорила. Да, именно это. Странный самоанализ. Она подходила
к своей жизни с позиций новой зрелости, с позиций Бене Джессерит - повы-
шенная чувствительность и уверенность в том, что в  ней  растет  великая
сила.
   Каждый раз, видя в ней эти изменения, происходившие под влиянием Бене
Джессерит, он чувствовал печаль. Еще  на  один  день  приблизилось  наше
расставание.
   Но Мурбелла говорила. "Она (Одрейд часто именовалась "Она") продолжа-
ет задавать мне вопросы, чтобы добраться до истоков моей любви к тебе."
   Вспомнив об этом, Айдахо позволил всей сцене заново пройти перед  его
мысленным взором...
   - ...Она пыталась применить ко мне тот же подход.
   - Что ты говоришь?
   - Odi et amo. Excrucior.
   Она приподнялась на локте и взглянула на него сверху вниз:
   - Что это за язык?
   - Очень старый. Лито как-то заставил меня выучить его.
   - Переведи.
   Повелительный тон. Ее прежнее "я" Чтимой Матре.
   - Я ненавижу ее и люблю ее. Я измучен.
   - Ты действительно меня ненавидишь? - недоверчиво.
   - Я ненавижу быть связанным вот так, когда я не властен над собствен-
ным "я".
   - Ты бы оставил меня, если бы мог?
   - Я хочу, чтобы решение вызревало по капле. Я хочу контролировать его
рождение.
   - Это игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать...
   Вот оно! Ее слова.
   Вспомнив, Айдахо не ощутил озарения; просто  было  ощущение,  что  он
открыл глаза после долгого сна. Игра, в которой один из элементов  голо-
воломки нельзя двигать. Игра. Его взгляд на не-корабль и на то, что  де-
лали здесь Сестры.
   Но в разговоре было кое-что еще.
   - Корабль - наша собственная специальная школа, - сказала Мурбелла.
   Он не мог не согласиться с этим.  Сестры  усиливали  его  способности
Ментата в том, чтобы изучать данные и выявить то, что  не  проходит.  Он
понял, куда это может завести, и ощутил свинцово-тяжелый страх.
   "Ты очищаешь нервную систему. Ты защищаешь свои мозг  от  отвлекающих
факторов и бесполезных блужданий мысли."
   Ты направляешь свои реакции в то опасное русло, от которого предосте-
регают любого Ментата. "На этом пути ты можешь утратить себя."
   Учеников водили смотреть на  людей-растения,  "Ментатов-неудачников",
которых оставляли жить, чтобы продемонстрировать опасность другим.
   И все же - какое искушение. В этом чувствовалась сила и власть. Ничто
не скрыто. Все известно.
   Среди всех этих страхов и опасений Мурбелла  повернулась  к  нему,  и
сексуальное напряжение стало почти невыносимым.
   Не сейчас. Не сейчас!
   Кто-то из них сказал что-то еще. Что? Он думал тогда об ограниченнос-
ти логики как орудия, способного раскрыть мотивы Сестер.
   - Ты часто пытаешься анализировать их? - спросила Мурбелла.
   Поразительно, как она умела отвечать на невысказанное. При  этом  она
утверждала, что не умеет читать мысли.
   - Я просто читаю тебя, гхола мой. Ты ведь мой, ты знаешь.
   - И наоборот.
   - Слишком верно, - сказано было почти шутливо, но за веселостью скры-
валось какое-то более глубокое чувство.
   В любом анализе человеческой души всегда был какойто  просчет,  и  он
сказал ей об этом:
   - Думая, что знаешь, почему ты ведешь себя так, а не иначе, ты подыс-
киваешь оправдания для неординарного поведения.
   Оправдания для неординарного поведения. Вот еще один фрагмент его мо-
заики.
   В голосе Мурбеллы слышалось что-то вроде размышления:
   - Полагаю, ты можешь понять с точки зрения разума почти  все,  списав
это на какой-нибудь дефект.
   - Понять разумом такие вещи, как сожжение целой планеты?
   - В этом есть некоторая грубая  решимость.  Она  говорит,  что  реши-
тельный выбор укрепляет душу и дает чувство подлинности  -  поддержку  в
стрессовой ситуации. Ты согласен, Ментат мой?
   - Ментат не твой, - но в его голосе не было силы.
   Мурбелла рассмеялась и снова откинулась на подушки:
   - Ты знаешь, чего хотят от нас Сестры, Ментат мой?
   - Им нужны наши дети.
   - О нет, гораздо большее! Они хотят,  чтобы  мы  стали  добровольными
участниками их сна.
   Еще один элемент мозаики!
   Но кто иной, кроме Бене Джессерит, знал этот сон? Сестры были  актри-
сами, они всегда играли,  не  позволяя  ничему  естественному  пробиться
сквозь их маски. Реальный человек был словно бы заточен в них;  реальные
чувства отмерялись по капле.
   - Почему она хранит эту старую картину? - спросила Мурбелла.
   Айдахо почувствовал, что желудок у него  сжимается.  Одрейд  принесла
ему  голографическое  изображение  картины,  которую  держала  в   своей
спальне. "Домики Кодервилля" Винсента Ван Тога. Разбудив его в  каком-то
жутком часу ночи почти месяц назад.
   - Ты спрашивал о том, что привязывает меня к  человечеству?  Так  вот
оно, - голограмма появилась перед его мутными от сна глазами. Он  сел  и
уставился на изображение, пытаясь понять. Что с ней было не так? В голо-
се Одрейд был такой восторг...
   Она оставила голограмму в его руках, выключив  свет;  комната  начала
внушать странное ощущение - множество острых  углов,  множество  жестких
линий, все отдает чемто еле уловимо  механическим  -  как,  вероятно,  и
должно быть в не-корабле. Где Мурбелла? Они ложились спать вместе...
   Он сосредоточился на голограмме; она странно трогала его, словно свя-
зывала его с Одрейд. Ее связь с человечеством? Голограмма  казалась  его
ладоням холодной. Она взяла ее из его ладоней и поставила  на  столик  у
кровати. Он продолжал смотреть на картину, пока она искала стул и усажи-
валась у его изголовья. Усаживалась? Что-то принуждало ее находиться ря-
дом с ним!
   - Эта картина была написана сумасшедшим на Старой  Земле,  -  сказала
она, почти прижимаясь щекой к его щеке, пока они оба разглядывали  копию
картины, - Посмотри на нее! Зафиксированное состояние человека.
   В ландшафте? Да, будь все проклято. Она была права.
   Он устремил взгляд на голограмму. Эти великолепные краски  не  просто
краски. Все в целом, общее впечатление.
   - Большинство современных художников посмеялись бы над  тем,  как  он
создавал это, - сказала Одрейд.
   Неужели она не может помолчать, пока он смотрит на это?
   - Человеческое существо как лучший из записывающих приборов,  -  про-
должала Одрейд, - Человеческая рука, человеческий взгляд,  суть  челове-
ческая сфокусированы в сознании одного человека, который  искал  предела
возможностей.
   Предел возможностей. Еще один осколок...
   - Ван Гог создал это, пользуясь примитивными материалами и оборудова-
нием, - ее голос звучал так, словно она была пьяна. - Пигменты, знакомые
даже пещерному человеку! Изображение на холсте, который мог быть  сделан
его собственными руками. Возможно, и свои инструменты он сделал  сам  из
меха и стеблей.
   Она коснулась поверхности голограммы - тень ее пальца закрыла высокие
деревья:
   - Культурный уровень по нашим меркам - на грани дикости, но - видишь,
что он создал?
   Айдахо почувствовал, что должен что-то сказать, но слова  застряли  в
горле. Где Мурбелла? Почему ее нет здесь?
   Одрейд отстранилась, и следующие слова ее, показалось ему,  врезались
в него, как раскаленные шипы:
   - Эта картина говорит о том, что мы не можем подавить  дикости,  осо-
бенности, которая будет проявляться в людях, как бы мы не пытались этого
избежать.
   Айдахо оторвал взгляд от голограммы и пристально  посмотрел  на  губы
Одрейд - а она продолжала говорить:
   - Винсент сказал нам кое-что важное о наших приятельницах  в  Рассея-
нии.
   Этот художник, умерший так давно? О Рассеянии?
   - Они там делали и делают то, что мы не можем даже представить  себе.
Дикость! Взрывное увеличение популяции Рассеяния убеждает в этом.
   Мурбелла вошла в комнату и остановилась за спиной Одрейд. Она была  в
мягкой белой рубахе, босая; волосы ее были влажными. Итак, вот,  значит,
где она была. В душе.
   - Преподобная Мать? - голос Мурбеллы был сонным.
   Одрейд не обернулась к ней - только слегка повернула голову:
   - Чтимые Матре считают, что они могут предупредить и взять под  конт-
роль любое проявление дикости. Какая глупость. Они не могут  контролиро-
вать это даже в себе.
   Мурбелла подошла ближе и встала в ногах постели, вопросительно взгля-
нув на Айдахо:
   - Похоже, я пришла на середине разговора.
   - Равновесие, вот в чем ключ, - сказала Одрейд.
   Айдахо был по-прежнему сосредоточен на Преподобной Матери.
   - Разумные существа могут удерживать равновесие  на  весьма  странной
почве, - говорила Одрейд. - Даже на непредсказуемой в своем поведении...
Это называется "попасть в тон". Великие музыканты это  знают.  Те  люди,
которые занимались серфингом на Гамму в дни моего  детства  также  знали
это. Некоторые волны сбрасывают тебя, но ты готов к этому.  Ты  поднима-
ешься снова, и все повторяется.
   Безо всякой на то причины Айдахо вспомнил  другую  фразу  Преподобной
Матери: "У нас нет складов или свалок. Мы перерабатываем все."
   Переработка. Снова и снова. Круг. Части круга. Кусочки мозаики.
   Он гнался за случайностями, а потому понимал это лучше. Такой путь не
для Ментата. Переработка - Иная Память не была складом, но  чем-то,  что
они считали переработкой. Это означало, что они пользовались своим прош-
лым только для того, чтобы изменить и обновить его.
   Попадание в тон.
   Странная иллюзия для того, кто утверждал, что избегает музыки.
   Вспоминая, он ощущал мысленно создаваемую мозаику. Но с  головоломкой
что-то было неладно. Ни один элемент не подходил  к  другому.  Случайные
осколки, которые возможно, вовсе не были частью единого целого.
   Но ведь были же!
   Голос Преподобной Матери продолжал раздаваться в его памяти.  Значит,
есть что-то еще.
   - Те, кто знает это, проникают в самую суть, - говорила Одрейд, - Они
предупреждают, что невозможно думать о том, что делаешь. Это верный спо-
соб прийти к неудаче. Просто делай!
   Не думай. Делай. Он чувствовал хаос. Ее слова привели его к иным  ис-
точникам, нежели обучение Ментата.
   Шуточки Бене Джессерит. Одрейд сделала это намеренно, рассчитывая  на
определенный эффект. Куда подевалось то расположение, которое она време-
нами прямо-таки излучала? Могло ли ее всерьез заботить благополучие  то-
го, с кем она так обращалась?
   Когда Одрейд покинула их (он едва заметил ее уход), Мурбелла села  на
постель и расправила рубаху на коленях.
   Разумные существа удерживают равновесие даже на весьма странной  поч-
ве. Движение в его  сознании:  кусочки  мозаики,  пытающиеся  образовать
построение.
   Он чувствовал волнение во Вселенной. Та странная пара в его  видении?
Они были частью новой волны. Он знал это, но не смог бы сказать, почему.
Что там говорили о себе Бене Джессерит? "Мы изменяем старые образы и ве-
рования."
   - Посмотри на меня! - сказала Мурбелла.
   Голос? Не совсем, но теперь он был уверен, что она,  попыталась  вос-
пользоваться им, а ведь  она  не  сказала,  что  они  обучали  ее  этому
ведьмовству.
   Он увидел что-то странное, чужое в ее зеленых глазах  -  что-то,  что
подсказало ему: она думает о своих прежних связях.
   - Никогда не пытайся стать умнее Бене Джессерит, Дункан.
   Было ли это сказано для наблюдателей?
   Он не был уверен в этом. В ее глазах было знание, словно бы запускав-
шее в него когти. Он чувствовал, как оно растет  в  ней,  как  интеллект
Мурбеллы растет подобно плоду в ее чреве.
   Голос! Что они делают с ней?
   Глупый вопрос. Он знал, что они делают. Они отнимают ее у него, прев-
ращая ее в Сестру. Больше не моя возлюбленная, моя прекрасная  Мурбелла.
Почтенная Мать, отстранение просчитывающая все  свои  действия.  Ведьма.
Кто может любить ведьму?
   Я и буду любить всегда.
   - Они подкрались к тебе со спины и поймали тебя в ловушку, чтобы  ис-
пользовать в собственных целях, - сказал он.
   И увидел, что его слова возымели действие. Она словно прозрела и воо-
чию увидела эту ловушку. Бене Джессерит были так чертовски умны! Они за-
манили ее в силки, показывая картинки столь же завораживающие, как сила,
привязывающая ее к нему. А осознание этого могло только разъярить Чтимую
Матре.
   Мы ловим в ловушки других! Но не они нас!
   Но Бене Джессерит это сделали. Они принадлежали к другой группе. Поч-
ти Сестры. К чему отрицать это? И она хотела  получить  их  возможности.
Она хотела, чтобы закончились эти испытания и началось настоящее  учение
- то, которое она чувствовала вне корабля. Неужели она не знает,  почему
ее до сих пор продолжают испытывать?
   Они знают, что она все еще сопротивляется их ловушке.
   Мурбелла выскользнула из рубашки и скользнула в постель.  Не  касаясь
его. Но сохраняя это настороженное ощущение близости их тел.
   - Изначально они хотели, чтобы я держал под контролем для них  Шиану,
- сказал он.
   - Как меня?
   - А я держу тебя под контролем?
   - Иногда, Дункан, ты кажешься мне просто шутом.
   - Если я не смогу смеяться над собой, я и вправду пропаду.
   - Смеяться и над твоими потугами на шутку?
   - В первую голову, - он повернулся к ней и положил руку на  ее  левую
грудь, чувствуя, как под его ладонью твердеет сосок. - Ты знала, что ме-
ня никогда не отнимали от груди?
   - Никогда за все эти...
   - Ни разу.
   - Я могла бы и догадаться, - по ее губам скользнула улыбка,  а  через
мгновенье они оба смеялись, обнимая друг друга, не в силах остановиться.
Потом Мурбелла заговорила:
   - Проклятье, проклятье, проклятье...
   - Проклятье кому? - его смех умолк, они отстранились друг от друга.
   - Не кому - чему. Проклятье судьбе!
   - Не думаю, что судьбе есть до этого дело.
   - Я люблю тебя, но я не должна этого делать, если хочу стать порядоч-
ной Почтенной Матерью.
   Ему не нравились такие размышления: уж слишком они напоминали жалость
к самой себе. Тогда - шути!
   - Ты никогда не была порядочной, - он гладил ее живот.
   - Я порядочная!
   - Когда тебя создавали, об этом слове просто забыли.
   Она оттолкнула его руку и села, глядя на него:
   - Почтенные Матери не должны любить.
   - Я это знаю.
   Неужели моя боль выдала себя?..
   Она слишком глубоко погрузилась в свои собственные тревоги:
   - Когда я дойду до Агонии Спайса...
   - Любовь моя! Мне не нравится идея какой-либо агонии, связанной с то-
бой!
   - Как я могу избежать этого? Я - как пуля в стволе. Вскоре мне прида-
дут нужную скорость, и тогда я буду продвигаться очень быстро.
   Он хотел отвернуться, но ее взгляд притягивал его.
   - Это правда, Дункан. Я чувствую это. В какой-то мере это  похоже  на
беременность. Существует момент после  которого  слишком  рискованно  ее
прерывать. Приходится с этим смириться.
   - Итак, мы любим друг друга! - стараясь переключить мысли -  с  одной
опасности на другую.
   - А они это запрещают.
   Он взглянул на глазки камер: - Сторожевые псы следят за нами, и у них
острые клыки.
   - Я знаю. Я сейчас говорю с ними. Моя любовь к  тебе  не  недостаток.
Недостаток - их холодность. Они такие же, как Чтимые Матре!
   Головоломка, в которой нельзя двигать один из фрагментов.
   Он хотел выкрикнуть это, но те, кто сейчас  слушал его, могли уловить
больше, чем было сказано словами. Мурбелла была  права.  Опасно  думать,
что можешь провести Почтенных Матерей.
   Что-то мелькнуло в ее глазах, когда она взглянула на него.
   - Как странно ты сейчас выглядел...
   Он узнал в ней Почтенную Мать, которой она собирается стать.
   Гони прочь эти мысли!
   Мысли о странностях его воспоминаний иногда отвлекали ее. Она думала,
что его предыдущие инкарнации делали его в чем-то похожим  на  Почтенных
Матерей.
   - Я умирал столько раз...
   - Ты это помнишь?
   Каждый раз один и тот же вопрос.
   Он покачал головой, не решившись сказать ничего, что могли бы по-сво-
ему интерпретировать сторожевые псы.
   Только не смерти и возрождения.
   Повторения смягчили яркость. Временами он даже не  давал  себе  труда
занести эти воспоминания в свой тайный банк данных. Нет... там  содержа-
лись неповторимые встречи с людьми, долгий перечень узнаваний.
   Шиана говорила, что это ей и нужно от него. "Подробности жизни,  мел-
кие детали. Это то, что нужно всякому артисту".
   Шиана сама не знала, чего просила. Все эти когда-то жившие  и  встре-
тившиеся ему на пути люди создавали новые  значения.  Построения  внутри
построений. Крохотные детали приобретали огромную значимость, одна мысль
о том, чтобы поделиться ими с кем-либо, вызывала отчаянье...  даже  если
это была Мурбелла.
   Прикосновение руки к моей руке. Смеющееся  личико  ребенка.  Блеск  в
глазах нападающего.
   Бесчисленное количество  мелочей.  Знакомый  голос,  говорящий:  "Мне
просто хочется задрать лапки кверху и расслабиться.  Не  заставляй  меня
двигаться."
   Все это стало частью его самого. Все они вросли в его память,  в  его
характер. Он никому не сумел бы объясните, чем стали для него эти  мело-
чи.
   Не глядя на него, Мурбелла сказала:
   - В твоих жизнях было много женщин.
   - Никогда не считал.
   - Ты любил их?
   - Они умерли, Мурбелла. Все, что я могу тебе сказать - то, что в моем
прошлом не было ревнивых призраков.
   Мурбелла погасила светильники. Он закрыл глаза, ощущая подкрадывавшу-
юся к ним тьму; Мурбелла скользнула в его объятия. Он крепко прижимал ее
к себе, зная, что это нужно ей, но мысли его текли своим чередом.
   Старое воспоминание -  учитель-ментат:  "Все  наиболее  важное  может
стать неважным за мгновение,  разделяющее  два  удара  сердца.  Ментатов
должны радовать такие мгновения"
   Он не ощущал радости.
   Все эти прожитые жизни вступали в нем в конфликт с системой ценностей
Ментата. Ментат вступал во Вселенную в невинности неведения. Ничего ста-
рого, ничего  нового,  ничего  фиксированного  -  ничего,  что  было  бы
действительно известно. Ты был сетью и существовал только для того, что-
бы оценить улов.
   Что же не проходило? Какую мелкую сеть я использовал для этого?
   Таков был взгляд Ментата. Но не  было  способа,  с  помощью  которого
Тлейлаксу могли бы вложить в гхолуАйдахо все клетки прежних  инкарнаций.
В их коллекции его клеток должно было чего-то не хватать.
   Но в моей памяти нет провалов. Я помню их все.
   Он был вневременной сетью. Вот так я  и  вижу  этих  людей...  сквозь
сеть. Это было единственным объяснением, которое могло предложить созна-
ние Ментата, и если бы Сестры узнали об этом, они пришли бы в  ужас.  Не
имеет значения, как горячо он будет отрицать  это;  они  скажут:  "Новый
Квизац Хадерах! Убейте его!"
   Так поработай на себя, Ментат!
   Он знал, что собрал большую часть кусочков мозаики, но они все еще не
складывались в столь ценимую Ментатом совокупность вопросов - Ах-ха!
   Игра, в которой один из элементов головоломки нельзя двигать.
   Оправдания необычному поведению.
   "Они хотят, чтобы мы добровольно участвовали в их снах!"
   Искать пределы!
   Люди могут удерживать равновесие на довольно странной почве.
   Попасть в тон. Не думай. Делай это.


   Лучшее искусство должно имитировать жизнь. Если оно имитирует сон, то
это должен быть сон о жизни. В противном случае не возникает точек пере-
сечения. Мы не подходим друг к другу.
   - Дарва Одрейд.

   Они продолжили путешествие на юг к пустыне.  Наступил  ранний  вечер.
Одрейд заметила, что ландшафт вокруг города тревожаще изменился по срав-
нению с тем, что она видела три месяца назад во время предыдущей инспек-
ции. Она невольно пожалела о том, что предпочла путешествие по земле. На
этом уровне пейзаж, видимый  сквозь  защищавший  их  от  пыли  пластекс,
представал в ином свете; она могла рассмотреть множество  новых  подроб-
ностей.
   Здесь стало гораздо суше.
   Они ехали в сравнительно легкой машине, рассчитанной только  на  пят-
надцать пассажиров, включая шофера. Воздушная  подушка,  совмещенная  со
сложным двигателем, позволяла двигаться над землей. Скорость - три сотни
в час, ход плавный. Эскорт Одрейд (слишком большой,  все  из-за  излишне
рьяной Тамалан) следовал за ней на автобусе, в котором также  помешалась
смена одежды, еда и вода на случай остановок в дороге.
   Стрегти, сидевшая рядом с Одрейд позади водителя, сказала:
   - Неужели мы не могли бы устроить здесь хотя бы небольшой дождь?
   Одрейд поджала губы. Лучшим ответом в этом случае было молчание.
   Они отправились в дорогу поздно. Все они собрались в транспортных до-
ках и уже собирались ехать, но туг прибыло сообщение от Беллонды.  Новая
весть о несчастье, требовавшая личного внимания Преподобной Матери  -  и
это в последний момент!
   Это была  одна  из  тех  минут,  когда  Одрейд  чувствовала,  что  ее
единственная роль была ролью официального переводчика.  Подойти  к  краю
сцены и разъяснить всем, что это значит: "Сегодня,  Сестры,  мы  узнали,
что Чтимые Матре уничтожили еще четыре  наших  планеты.  Нас  стало  еще
меньше"
   Только двенадцать планет (включая Баззел) - и безликий охотник с  то-
пором приблизился еще на четыре шага.
   Одрейд почувствовала, что под ее ногами разверзлась пропасть.
   Беллонде следовало бы придержать эти последние  скверные  новости  до
более подходящего момента.
   Одрейд выглянула в окно. Разве для таких вестей есть более подходящий
момент...
   Они продвигались на юг в течение чуть более трех часов, дорога  змеи-
лась перед ними лаково блестящей зеленой лентой. Дорога вела их меж хол-
мов, поросших пробковым дубом, тянущихся до горизонта, скрытого  горными
хребтами. Здесь, на плантациях с менее строгими регламентациями, чем са-
ды, дубам было позволено вырастать низкими  и  приземистыми.  Изначально
плантация была заложена на естественных уступах  террас,  ныне  заросших
высокой и жесткой бурой травой.
   - Здесь мы выращиваем трюфели, - сказала Одрейд.
   У Стрегги оказалась в запасе еще одна скверная новость:
   - Мне говорили, что с трюфелями приключилась беда, Преподобная  Мать.
Недостаточно дождей.
   Больше не будет трюфелей? Одрейд заколебалась; ей очень хотелось  по-
дозвать сидящую позади послушницу из Отдела Связи и  запросить  Контроль
Погоды о том, можно ли смягчить засуху.
   Она оглянулась на своих адъютантов. Три ряда, по  четыре  человека  в
каждом, специалисты, способные расширить ее  возможности  наблюдателя  и
исполнить любое приказание. Только посмотрите на едущий следом автобуса.
Одно из самых больших и вместительных транспортных средств  Дома  Собра-
ний. Тридцать метров в длину, по меньшей мере! Битком набит людьми! Вок-
руг него клубами вздымалась пыль.
   Тамалан по приказанию Одрейд ехала позади. Услышав о таком распоряже-
нии, все подумали, что Преподобная мать может быть достаточно едкой, ес-
ли ее разозлить. Там взяла в поездку слишком много людей, а Одрейд обна-
ружила это слишком поздно, чтобы что-либо изменить.
   - Это не инспекция! Это вторжение какое-то, будь оно неладно!
   Исполняй мои указания. Там. Маленькая политическая драма. Это сделает
переход легче.
   Она снова перенесла внимание на шофера, единственного мужчину в  этом
автомобиле. Клэрби, вечно кислый и неприветливый эксперт по  транспорту.
Морщинистое личико, кожа цвета свежевскопанной  влажной  земли.  Любимый
шофер Одрейд. Водящий машину быстро и безопасно,  изучивший  до  мелочей
возможности своей машины.
   Они перевалили через гребень холма; здесь дубняк редел, уступая место
фруктовым садам, окружающим Обитель.
   Как она прекрасна в лучах заката, подумала Одрейд. Невысокие здания -
белые стены, оранжевые черепичные крыши. За аркой начиналась первая ули-
ца - ее можно было разглядеть издалека,  а  дальше  была  видна  высокая
центральная структура, в которой размещались региональные службы  наблю-
дения.
   Это зрелище вселило в Одрейд уверенность. Обитель общины  сверкала  и
сияла, сияние смягчалось расстоянием и  туманной  дымкой,  поднимавшейся
над садами. Деревья стояли безлистными - здесь проходил зимний  климати-
ческий пояс, - но было очевидно, что они способны дать еще один урожай.
   Сестрам требовалось, чтобы все, что окружает их, было красиво, напом-
нила себе Одрейд. Окружение, услаждающее чувства, но при этом удовлетво-
ряющее потребности желудка. Удобства были вполне возможной вещью... если
только их было не слишком много!
   Кто-то позади Одрейд сказал:
   - Мне кажется, на некоторых из этих деревьев набухают почки.
   Одрейд присмотрелась внимательнее. Да!  На  темных  ветвях  виднелись
крохотные зеленые бугорки. Здесь зима допустила ошибку. Контроль Погоды,
пытающийся установить смену времен года, не мог предотвратить  некоторых
случайных просчетов. Наступающая пустыня слишком быстро поднимала темпе-
ратуру воздуха; растения начинали цвести и оживать как раз в  то  время,
когда должны были стоять жестокие морозы. Вымирание  плантаций  станови-
лось вполне обыкновенным явлением.
   Советник-Наблюдатель извлек откуда-то давно забытый термин "Бабье Ле-
то" для рапорта, иллюстрированного трехмерной фотографией сада в  цвету,
занесенного снегом. Одрейд почувствовала, как при этих словах что-то ше-
вельнулось в ее памяти.
   Бабье Лето. Как это верно!
   Ее советники, разделявшие ее мнение о работах на планете, приняли эту
метафору жестокого морозазавоевателя, следующего по пятам за не  вовремя
наступившей оттепелью, самое время для таких визитов - нашествий на  со-
седей.
   Снова вспомнив все, Одрейд словно  почувствовала  холодок  топора  на
своей шее. Как скоро? Она не смела искать ответа на этот  вопрос.  Я  не
Квизац Хадерах!
   Не оборачиваясь, Одрейд заговорила со Стрегги:
   - Это место, Пондрилл - ты когда-нибудь была там?
   - Мой центр предварительной подготовки находился не там.  Преподобная
Мать, но я полагаю, что все они одинаковы.
   Да, эти общины все походили одна на другую: невысокие  здания,  окру-
женные садами, составляющие  центры  специальной  подготовки.  Это  было
что-то вроде системы сит - чем ближе к Центральной, тем мельче ячеи.
   Некоторые сообщества, такие, как Пондрилл, были сосредоточены на уве-
личении нагрузок и ужесточении условий. Они каждый день посылали  женщин
на длительные физические работы. Руки, возившиеся в земле и в грязи, ру-
ки, залитые фруктовым соком редко пренебрегали и более грязной  работой,
которая представлялась им в дальнейшей жизни.
   Наконец они выехали из пылевого облака, и Клэрби открыл  окно.  Волна
жаркого воздуха буквально захлестнула их! Чем там занимается Служба  По-
годы?
   Два здания на окраине Пондрилла соединялись галереей, нависающей  над
улицей, образуя длинный туннель. Все, что понадобилось бы  здесь,  чтобы
воссоздать обстановку докосмической эры - опускная решетка. Рыцари,  за-
кованные в броню, нашли бы привычным сумрачную духоту этой арки,  сдела-
ной из пласт-камня, почти неотличимого от настоящего. Камеры  наблюдения
прекрасно заменяли стражей ворот и дозорных.
   Длинный сумрачный коридор, ведущий в обитель, был, как  заметила  Од-
рейд, чист. Вообще, в обителях Бене Джессерит обоняние редко  оскорбляли
запахи, подобные запаху разложения или гниения.  Никаких  трущоб.  Очень
мало калек, хромающих по чистым улицам. Очень много здоровой плоти.  Хо-
рошо отлаженная система управления делала все, чтобы осчастливить здоро-
вое население.
   И все-таки у нас есть калеки. И не все - калеки в  физическом  смысле
этого слова.
   Клэрби припарковал машину у выхода из затененной  улицы;  они  вышли.
Автобус Тамалан остановился за их машиной.
   Одрейд надеялась, что крытая улица принесет им желанную прохладу,  но
жаркий воздух превратил ее в настоящую раскаленную печь,  и  температура
здесь оказалась гораздо выше. Она была рада оказаться на светлой  откры-
той центральной площади, где жар,  мгновенно  высушив  пот,  подарил  ей
краткое мгновенье прохлады.
   Чувство облегчения улетучилось, едва солнце начало палить ее голову и
плечи. Ей пришлось контролировать метаболизм, чтобы поддерживать  темпе-
ратуру тела на нужном уровне.
   В желобе, обегающем площадь, плескалась сверкающая в солнечных  лучах
вода - беспечная демонстрация, которой скоро придет конец.
   Оставим это пока. Мораль!
   Она слышала за спиной шаги своей "свиты", обычные жалобы на  "сидение
в одном положении так долго..."  С  той  стороны  площади  спешила  при-
ветственная делегация. В первых рядах Одрейд  разглядела  Цимпэй,  главу
Пондриллы.
   Адъютанты Преподобной Матери вышли на площадь у фонтана, мощенную го-
лубой плиткой, - все, кроме Стрегги, оставшейся стоять за плечом Одрейд.
Группу Тамалан также манил плеск воды. Одрейд подумала, что вода  всегда
была неистребимой частью человеческих мечтаний и снов.
   Плодородные поля и вода - чистая вода, которую можно пить, в  которую
можно погрузить лицо, утоляя жажду, возвращая покой душе.
   И действительно, часть ее группы была занята  именно  этим.  Их  лица
блестели от капель влаги.
   Делегация Пондриллы остановилась недалеко от Одрад на голубых плитах.
Цимпэй привела с собой еще трех Почтенных Матерей и пятерых старших пос-
лушниц.
   Все эти послушницы находились на грани Агонии -  Одрейд  легко  могла
определить это по их прямым взглядам, полным ожидания муки.
   Одрейд нечасто видела Цимпэй в Центральной, хотя та иногда и  появля-
лась там в качестве учителя. Она подходила к этой роли: каштановые воло-
сы, такие темные, что казались на свету черными с медным отливом;  узкое
лицо настолько аскетично, что не выражает  почти  ничего;  притягивающие
взгляд глаза - совершенно синие - под строго сдвинутыми бровями.
   - Мы все рады видеть вас, Преподобная Мать.
   Это прозвучало довольно искренне.
   Одрейд слегка склонила голову - минимальное необходимое  приветствие.
Я тебя слышу. Почему ты так рада видеть меня?
   Цимпэй поняла. Она жестом указала на высокую  худую  Почтенную  Мать,
стоявшую подле нее:
   - Вы помните Фали, нашу Начальницу Садов? Фали  только  что  посетила
меня с делегацией садовников. Достаточно серьезная жалоба.
   Обветренное лицо Фали было какого-то сероватого оттенка.  Переутомле-
ние? Острый подбородок, тонкие губы. Грязь под ногтями. Одрейд  заметила
это с одобрением. Не боится копаться в земле.
   Делегация садовников.  Итак,  еще  новые  жалобы.  Должно  быть,  они
действительно серьезны. Непохоже на Цимпэй перекладывать свои заботы  на
плечи Преподобной Матери.
   - Давайте выслушаем, - сказала Одрейд.
   Бросив взгляд на Цимпэй, Фали начала подробный рассказ, приводя  даже
квалификационную оценку каждого из членов делегации.  Некоторые  из  них
находились непосредственно в распоряжении Цимпэй.  Как  можно  объяснить
своим людям, что какой-то далекий песчаный червь (быть может, даже еще и
не существующий) требует подобных изменений? Как можно объяснить  ферме-
рам, что дело не в недостающей "капельке дождя" - в климате,  свойствен-
ном самой планете? Чуть больше дождя - в областях высокого давления  за-
родятся ветра. Это, в свою очередь,  приведет  к  изменениям  где-нибудь
еще, вызовет отягощенный влагой сирокко там, где он  не  только  создает
неприятные помехи, но еще и опасен. Слишком легко можно  породить  чудо-
вищные торнадо, просто немного изменив условия. Погода на планете не бы-
ла чем-то, что можно легко исправить. Как я иногда требовала. Каждый раз
приходилось просматривать и просчитывать изменения картины в целом.
   - Последнее слово остается за планетой, - сказала Одрейд.  Эти  слова
для Сестер были древним напоминанием о человеческой слабости.
   - У Дюны все еще есть право голоса? - в вопросе Фали было больше  го-
речи, чем ожидала Одрейд.
   - Я чувствую жар. Мы видели листву ваших  садов,  когда  приехали,  -
сказала Одрейд. Я знаю, что заботит тебя, Сестра.
   - В этом году мы потеряем часть урожая, - сказала Фали. В  ее  словах
слышались обвиняющие нотки: Это ваша вина!
   - Что вы сказали вашей делегации? - спросила Одрейд?
   - Что пустыня должна расти, и что Контроль  Погоды  больше  не  может
производить всех необходимых нам изменений.
   Верно. Правильный ответ. Неадекватный, как это часто бывает  с  прав-
дой, но единственный, который у них сейчас был. Чем-то придется  жертво-
вать. А пока - новые и новые делегации и потери урожая.
   - Вы выпьете с нами чаю, Преподобная Мать? - дипломатически вмешалась
Цимпэй. Видите, как все это нарастает. Преподобная Мать? И все  же  Фали
теперь вернется к своим овощам и фруктам. Ответ получен.
   Стрегги прочистила горло.
   Что-то нужно делать с этой ее проклятой привычкой! Но  значение  было
понятно. Лучше будет предоставить Стрегги заботу о расписании. Пора отп-
равляться.
   - Мы поздно выехали, -  ответила  Одрейд,  -  Мы  остановились  здесь
только чтобы поразмять ноги и узнать, нет ли у вас проблем,  которые  вы
не можете разрешить самостоятельно.
   - Мы вполне можем сами разобраться с садовниками, Преподобная Мать.
   Резковатый тон Цимпэй сказал Одреид гораздо больше, и  она  с  трудом
удержалась от улыбки.
   Проводите инспекцию, если вы так желаете, Преподобная Мать.  Смотрите
куда хотите. В Поядрилле вы увидите порядок Бене Джессерит.
   Одрейд бросила взгляд на автобус Тамалан. Кое-кто уже  возвращался  в
кондиционированную прохладу салона. Тамалан стояла у дверей,  откуда  ей
было слышно каждое слово.
   - Я услышала от вас хороший отчет, Цимпэй, -  сказала  Одрейд.  -  Вы
вполне можете обойтись без нашего вмешательства. Разумеется, я  не  хочу
обременять вас слишком долгим визитом.
   Последнее было сказано достаточно громко - так, чтобы слышали все.
   - Где вы остановитесь на ночь, Преподобная Мать?
   - В Элидо.
   - Я давно не бывала там, но слышала, что море стало гораздо меньше.
   - Полеты над ним подтверждают ваши слова. Нет  необходимости  предуп-
реждать их, что мы к ним едем, Цимпэй. Они уже знают это.  Нам  пришлось
подготовить их к этому нашествию.
   Начальница Садов Фали сделала небольшой шаг вперед:
   - Преподобная Мать, если бы можно было дать нам...
   - Скажите вашим садовникам, Фали, что у них  есть  выбор.  Они  могут
ворчать и ждать, пока Чтимые Матре не придут, чтобы взять их в  рабство,
или отправиться в Рассеяние.
   Одрейд вернулась в машину и сидела там, закрыв глаза, пока не услыша-
ла звук закрывающихся дверей и они не отъехали на  достаточное  расстоя-
ние. Они уже покинули Пондриллу и находились на  дороге,  ведущей  через
южное кольцо садов. Позади нее царило молчание. Сестры серьезно  обдумы-
вали поведение Преподобной Матери. Неудовлетворительная встреча. Разуме-
ется, настроение передалось послушникам. Стрегги выглядела мрачной.
   Эта погода требовала, чтобы на нее было  обращено  внимание.  Словами
больше нельзя было заставить умолкнуть жалобы. Добрые времена судили ме-
нее строго. Все знали, каковы  причины,  но  перемены  оставались  цент-
ральной проблемой. Нельзя пожаловаться на Преподобную Мать  (по  крайней
мере, без веских на то причин!), но можно ворчать по поводу погоды.
   "Почему сегодня они устроили такой холод? Почему именно сегодня, ког-
да у меня была назначена поездка? Когда мы выехали, было достаточно теп-
ло, но теперь! А у меня даже нет подходящей одежды!
   Стрегги решила поговорить. Что ж, за этим я ее и взяла. Но она сдела-
лась почти болтливой, словно вынужденная близость уничтожила все ее поч-
тение к Преподобной Матери.
   - Преподобная Мать, я искала в своих руководствах объяснение...
   - Берегись руководств! - сколько раз в жизни Одрейд  слышала  и  сама
произносила эти слова! - Руководства порождают привычки.
   Стрегги часто выслушивала наставления  касательно  привычек.  У  Бене
Джессерит они, конечно, были - то,  что  другие  считали  "Типичным  для
Ведьм?" Но все признаки, по которым можно  предсказать  поведение,  тща-
тельно скрывались.
   - Но тогда почему мы пользуемся руководствами, Преподобная Мать?
   - По большей части для того, чтобы опровергать их. Кодекс  предназна-
чен для новичков, остальные применяются в начальном обучении.
   - А история?
   - Никогда не отвергай банальности исторических записей. Как Почтенная
Мать, в каждый момент своей жизни ты будешь заново познавать историю.
   - Правда - пустая чаша.
   Страшно гордится тем, что помнит этот афоризм.
   Одрейд подавила желание улыбнуться.
   Стрегги - просто сокровище.
   Это было мыслью-предостережением. Некоторые драгоценные  камни  можно
классифицировать по их дефектам. Эксперты выявляют дефекты камня.  Скры-
тые недостатки. То же происходит и с людьми. Их часто узнаешь по их  не-
достаткам. Сверкающая поверхность говорит немного. Чтобы узнать  челове-
ка, нужно заглянуть в глубину и увидеть там тайные трещины  и  пятна.  В
этом истинная ценность бриллианта. Чем был бы Ван Гог без  таких  недос-
татков?
   - Комментарии внимательных циников, Стрегги, то, что они говорили  об
истории - вот что должно направлять тебя до Агонии. После ты  сама  себе
станешь циником и сама будешь определять для себя ценности. Сейчас исто-
рия называет тебе даты и рассказывает о том, что что-то произошло.  Поч-
тенные Матери выискивают это что-то и разбираются в предрассудках  исто-
риков.
   - И это все?
   Глубоко задета. Почему они тратят на это мое время?
   - Многие исторические труды бесполезны в силу своей необъективности и
предрассудков историков. Они были написаны, чтобы угодить той  или  иной
правящей могущественной группировке. Подожди, пока твои глаза откроются,
дорогая. Мы - лучшие из историков. Мы были там.
   - И моя точка зрения будет изменяться с каждым днем?
   Сказано человеком, весьма склонным к самоанализу.
   - Это тот урок, который Башар завещал нам не забывать. Прошлое перес-
матривается с точки зрения настоящего.
   - Я не уверена, что мне это понравится, Преподобная Мать.  Так  много
моральных решений.
   О-о. Эта драгоценность видела самую суть и  высказывала  свои  мысли,
как истинная Бене Джессерит. Среди темных пятен и трещинок в Стрегги бы-
ли чистейшие грани.
   Одрейд искоса взглянула на задумчивую послушницу. Очень давно  Сестры
постановили, что решения в вопросах морали каждый ищет сам для себя. Ни-
когда не следуй за направляющим, не задавая  вопросов.  Вот  почему  мо-
ральные и нравственные условия воспитания молодых  имели  такое  большое
значение.
   Вот почему мы предпочитаем брать в общину юных Сестер. И быть  может,
именно поэтому в сознании Шианы сказался недостаток морали.  Мы  приняли
ее слишком поздно. О чем так тайно она говорит с Дунканом на языке  жес-
тов?
   - Всегда легко распознать нравственное решение, - сказала  Одрейд,  -
Они появляются, когда отбрасываешь личные интересы.
   Стрегги посмотрела на Одрейд с почтением:
   - Какую же для этого нужно иметь смелость!
   - Не смелость! Ни даже отчаянье. То, что мы делаем, естественно  -  в
самом глубоком значении этого слова. Это делается  потому,  что  другого
выбора нет.
   - Иногда, говоря с вами, я чувствую себя невежественной,  Преподобная
Мать.
   - Великолепно! Это начало мудрости. Существуют разные виды  невежест-
ва, Стрегги. Самое низкое - следовать собственным желаниям,  не  размыш-
ляя. Иногда мы делаем это неосознанно. Оттачивай свою  чувствительность.
Осознавай то, что обычно не осознаешь. Всегда спрашивай  себя:  "Чего  я
пытался добиться, делая это?"
   Они перевалили через последний холм перед Элидо, и Одрейд на  мгнове-
ние окунулась в воспоминания.
   Позади кто-то пробормотал:
   - Вот и море...
   - Останови здесь, - приказала Одрейд, когда они приблизились к  широ-
кому повороту, откуда было видно море. Клэрби знал это место и был готов
к приказанию Одрейд. Одрейд часто просила его останавливаться здесь.  Он
затормозил именно там, где нужно было Преподобной Матери.  Было  слышно,
как позади затормозил автобус, а громкий голос позади воскликнул:
   - Вы только посмотрите!
   Элдио лежал по левой стороне от Одрейд,  довольно  далеко  в  долине:
хрупкие изящные дома, некоторые поднимались над землей на тонких трубах,
и ветер летел между ними и под ними. Элдио находился  гораздо  южнее,  в
низине, и климат здесь был жарче. Маленькие ветряные мельницы  с  верти-
кальной осью шелестели крыльями возле домов - они снабжали общину  энер-
гией. Одрейд указала на них Стрегги:
   - Мы ввели их, чтобы не зависеть от сложных технологий.
   Произнося  эту  фразу,  она  повернулась  направо.  Море!   Чудовищно
уменьшившийся клочок его былого величия. Дитя Моря мгновенно  возненави-
дела это зрелище.
   С моря поднимались теплые испарения. Вдали неясными пурпурными силуэ-
тами вырисовывались горы. Одрейд заметила, что  Контроль  Погоды  создал
ветер, чтобы привести в движение соленый воздух. В результате море пени-
лось белыми барашками, набегающими на галечный берег.
   Одрейд вспомнила, что когда-то по берегу  тянулась  цепочка  рыбачьих
деревень. Теперь, когда море отступило, деревни оказались  гораздо  выше
берега на склонах окрестных холмов. Когда-то деревни были  ярким  мазком
на картине морского пейзажа. Теперь большая часть их населения была втя-
нута в новое Рассеяние. Те же, кто остался, построили подобие  маленькой
железной дороги, позволяющей доставлять лодки к берегу.
   Она одобряла это: консервация энергии. Внезапно вся ситуация предста-
ла перед ней в довольно мрачном свете - словно бы она вновь увидела Ста-
рую Империю, где люди просто ожидали смерти.
   Сколько пройдет прежде, чем умрут и эти общины?
   - Море так мало!
   Голос раздался позади нее. Одрейд узнала: клерк из Архивов.  Один  из
проклятых шпионов Белл.
   Подавшись вперед, Одрейд похлопала Клэрби по плечу:
   - Отвези нас на ближний берег - вон на тот пляж внизу? Я хочу  попла-
вать в нашем море, Клэрби, пока оно еще не исчезло.
   Стрегги и еще две послушницы присоединились к ней,  нырнув  в  теплые
воды маленького залива. Остальные разбрелись по берегу или наблюдали  за
странной сценой из машины и автобуса.
   Преподобная Мать, плавающая обнаженной в море!
   Одрейд чувствовала вокруг воду, придававшую ей  сил.  Ей  нужно  было
поплавать: ей еще придется принять важные решения.
   Какую частицу этого последнего великого моря они смогут  сохранить  в
последние дни жизни планеты? Пустыня наступала - пустыня, в  которой  не
было больше ничего, как когда-то на Дюне. Если преследователь  даст  нам
время. Угроза была близка, а пропасть глубока. Будь проклята эта способ-
ность. Почему я должна знать это?
   Медленно, медленно Дитя Моря и мерное  покачивание  волн  помогли  ей
восстановить равновесие. Это водное пространство было одной  из  главных
проблем, значительно более серьезной, чем разбросанные  по  планете  ма-
ленькие моря и озера. Отсюда испарялось большое количество влаги. А  это
порождало новые нежеланные изменения. Да, это море все еще  кормило  Дом
Собраний. Это была дорога, служившая  для  перевозки  и  связи.  Морские
транспортные средства были наиболее дешевыми. Энергозатраты были  доста-
точно весомым аргументом. Но море исчезнет. Так будет.  Целой  популяции
придется сменить место жительства.
   В ее размышления снова ворвались воспоминания  Дочери  Моря;  они  не
позволяли рассуждать трезво и безэмоционально. Как скоро  должно  исчез-
нуть море? Таков был вопрос. И от его решения зависели неотвратимые  пе-
реселения.
   Лучше бы это произошло скорее. Боль,  оставшаяся  в  прошлом,  мучает
меньше. Нужно разобраться с этим!
   Она подплыла к отмели и взглянула на озадаченную Тамалан. Одеяние Там
было влажным от морских брызг.
   - Там! Уничтожьте это море так быстро,  как  только  возможно.  Пусть
Служба Погоды разработает план быстрого осушения. После обычных  уточне-
ний я приму окончательный план.
   Тамалан молча отвернулась и пошла прочь. Она жестом предложила  Сест-
рам следовать за ней, всего один еще раз бросив  взгляд  на  Преподобную
Мать. Смотри! Разве я была неправа в том, что взяла с собой нужных  спе-
циалистов?
   Одрейд выбралась из воды. Под  ногами  ее  поскрипывал  сырой  песок.
Вскоре здесь будет только сухой песок. Она оделась, не  дав  себе  труда
вытереться. Одежда не слишком хорошо сидела на ней. Но сейчас  это  было
безразлично; она пошла по полоске берега -  прочь  ото  всех  остальных,
стараясь не смотреть на море.
   Воспоминания должны оставаться воспоминаниями. Воспоминаниями,  кото-
рые извлекаются из глубин памяти только для того,  чтобы  вновь  ощутить
пережитые когдато радости. Никакая радость не может длиться  вечно.  Все
преходяще. "И это пройдет" - вот слова, которые могут быть применены  ко
всему сущему.
   Когда песок перешел во влажный суглинок,  она,  наконец,  обернулась,
чтобы взглянуть на море, приговоренное ею к уничтожению.
   Имеет значение только сама жизнь, сказала она себе. А жизнь не сможет
существовать долго без постоянного воспроизводства.
   Выживание. Наши дети должны выжить. Бене Джессерит должна выжить!
   Ни один ребенок не был важнее остальных.  Она  принимала  и  понимала
это, осознавала, как часть ее  глубинного  "я",  впервые  проявившегося,
когда она ощутила себя Дочерью Моря.
   Одрейд позволила Дочери Моря в последний раз вдохнуть соленый воздух,
пока они все возвращались к машинам, рассаживались и готовились  к  отп-
равлению в Элдио. Она чувствовала, как ей становится  спокойнее.  Доста-
точно было научиться поддерживать равновесие, и уже не нужно море, чтобы
восстановить его.


   Вырви вопросы из почвы, и ты увидишь спутанные корни. Новые вопросы!
   - Ментат Дзен-суфи

   Дама была в своей стихии.
   Паучья Королева!
   Ей нравился тот титул, которым наградили ее ведьмы. Это было  центром
ее паутины - новый контрольный центр на Перекрестке. Внешний вид  здания
все же не соответствовал ей; в его дизайне было  слишком  много  самодо-
вольства, свойственного Гильдии. Консерватизм. Зато интерьер  постепенно
приобретал знакомые черты, и это доставляло ей удовольствие.  Она  почти
могла представить себе, что никогда не покидала Дар, что нет никаких Фу-
таров и горестного перелета назад, в Старую Империю.
   Она стояла посреди Зала Собраний, глядя на  Ботанический  Сад.  Логно
ждала в четырех шагах за ее спиной. Не слишком  близко  ко  мне,  Логно,
иначе мне придется приказать убить тебя.
   На лужайке, начинавшейся прямо за плиточным полом  еще  лежала  роса;
когда солнце поднимется достаточно высоко, слуги  поставят  там  удобные
кресла и столы. Она заказала солнечный день, и,  черт  побери,  Контролю
Погоды лучше бы исполнить ее приказание. Итак, старая  ведьма  вернулась
на Баззел. И она была в ярости. Прекрасно. Разумеется, она знала, что за
ней следят, и она посетила свою верховную ведьму, чтобы попросить ее  об
уходе с Баззел, чтобы просить об убежище. И ей было отказано.
   Им нет дела до того, что мы уничтожим ветви, пока мы  не  можем  доб-
раться до ствола.
   Дама бросила Логно через плечо:
   - Приведи ко мне эту старую ведьму. И всех ее прихвостней.
   Логно повернулась и собиралась идти, но Дама добавила:
   - И несколько голодных Футаров. Они мне нужны голодными.
   - Да, Дама.
   Кто-то другой занял место Логно. Дама не обернулась, чтобы  выяснить,
кто. Всегда было достаточно помощниц, готовых выполнить важные  приказа-
ния. Все они были похожи друг на друга; разнилась только степень исходя-
щей от них опасности. Логно была  постоянной  угрозой.  Заставляет  меня
быть настороже.
   Дама глубоко вдохнула свежий воздух. День обещал быть хорошим - пото-
му, что именно этого она хотела. Она ушла в  свои  тайные  воспоминания,
позволив им успокаивать и услаждать ее.
   Будь благословен Гулдур. Мы нашли то место,  где  можем  восстановить
свои силы.
   Объединение Старой Империи шло именно так,  как  было  запланировано.
Немного осталось гнезд этих проклятых ведьм, а когда будет обнаружен Дом
Собраний, остальные будет легко уничтожить.
   Теперь - Икс. Тут возникли сложности. Может быть, мне и не нужно было
убивать тех двух ученых - Иксиан вчера...
   Но эти глупцы потребовали от нее "больше информации". Потребовали!  И
это после того, как они заявили, что у них по-прежнему нет решения, поз-
воляющего перезаряжать Оружие. Разумеется, они не знали, что это оружие.
Или - знали? У нее не было полной уверенности. А значит, правильным  ре-
шением было все же убить тех двоих. Преподать им урок.
   Дайте нам ответы, а не вопросы.
   Ей нравился тот порядок, который она и ее Сестры вводили в Старой Им-
перии. Прежде здесь было слишком много разброда и шатаний, слишком много
различных культур, слишком много нестабильных районов.
   Поклонение Гулдуру послужит им так же, как и нам.
   Она не чувствовала мистической притягательности  своей  религии.  Это
было просто действенным орудием власти. Истоки религии были  хорошо  из-
вестны: Лито II, которого эти ведьмы называли "Тираном", и его отец, Му-
аддиб. Оба - законченные маклеры власти. Вокруг этого много схизматичес-
ких клеток, но их можно легко устранить. Оставить только суть. Это прек-
расно отлаженный, щедро смазанный механизм.
   Тирания меньшинства, скрывающегося под маской большинства.
   Это и распознала та ведьма, Луцилла. Невозможно было  оставить  ее  в
живых после того, как выяснилось, что она знает способы управлять масса-
ми! Гнезда ведьм нужно найти и сжечь. Способности и возможности  Луциллы
- явно не единичный случай. Ее действия указывают на существование  шко-
лы. Они этому учат! Глупцы! Нужно управлять реальностью, иначе все может
выйти из-под контроля.
   Возвратилась Логно. Дама всегда легко распознавала звук ее шагов. Она
ходила крадучись.
   - Старая ведьма будет доставлен с Баззела, - сказала Логно, -  Вместе
с ее помощниками.
   - Не забудь о Футарах.
   - Я отдала распоряжения, Дама.
   Этот масляный сладенький голос! Ты бы хотела скормить меня им, верно,
Логно?
   - И усиль охрану клеток, Логно. Прошлой ночью сбежали еще  трое.  Они
бродили в саду, когда я проснулась.
   - Мне доложили, Дама. Было назначено еще несколько сторожей.
   - И не говори мне, что они не всегда представляют опасность.
   - Я не верю этому, Дама.
   И, ради разнообразия, она говорит правду. Футары страшат ее. Это  хо-
рошо.
   - Похоже, мы получили энергетическую базу, Логно, - Дама  обернулась,
заметив, что Логно по меньшей мере на два миллиметра преступила  границу
запретной зоны. Логно тоже увидела это и отступила. Подходи так  близко,
как только хочешь, но только спереди, там, где я могу тебя видеть,  Лог-
но. Но не за моей спиной.
   Логно заметила рыжие искры в глазах Дамы и едва не упала  на  колени.
Колени явно подогнулись.
   - Я счастлива служить вам, Дама! Ты была бы счастлива заменить  меня,
Логно.
   - Что с той женщиной с Гамму? Странное имя. Как ее?..
   - Ребекка, Дама. Она и кое-кто из ее приятелей... они ускользнули  от
нас. О, временно! Мы разыщем их. Они не могут покинуть планету.
   - Ты полагаешь, что я должна была держать ее здесь, не так ли?
   - Было бы мудро сделать из нее приманку, Дама.
   - Она  и сейчас приманка. Ведьма, найденная нами на Гамму, не случай-
но попала к тем людям.
   - Да, Дама.
   Да, Дама! Но раболепные нотки в голосе Логно доставляли удовольствие.
   - Итак, действуй!
   Логно стремительно вышла.
   Всегда возникали небольшие очаги потенциально возможного  насилия,  и
где-то они сливались воедино. Их нужно было разъединить ненавистью, раз-
рушающей жизни вокруг них. Кому-то всегда приходится  наводить  порядок.
Дама вздохнула. Тактика террора была столь... столь недолговечной!
   Успех - вот в чем заключается опасность. Он стоил им  целой  империи.
Если ты делаешь успех своим знаменем, всегда найдется  кто-нибудь,  кому
захочется перерубить древко. И не только древко. Зависть!
   Но на этот раз мы будем обращаться с успехом гораздо осторожнее.
   Она погрузилась в полудрему, чутко вслушиваясь в  малейший  шорох  за
спиной, и в то же время наслаждаясь сознанием очевидных грядущих  побед,
перспективы которых развернулись перед нею в это утро. Ей нравилось про-
износить имена покоренных планет, перекатывать языком звуки.
   Уоллах, Кронин, Ринол, Экац, Бела Терезе, Гамму, Гамонт, Ниуше...


   Люди рождаются с предрасположенностью к одной из наиболее  стойких  и
разрушительных болезней разума: самообману. И наилучшие и  наихудшие  из
всех миров, которые только можно себе представить, несут  на  себе  этот
драматический оттенок. Насколько нам известно,  естественного  лекарства
тут нет. Необходим постоянный самоконтроль.
   Кода

   Пока Одрейд не было в Централе (возможно, лишь  ненадолго),  Беллонда
поняла, что необходимо действовать, и быстро. Этот проклятый Ментат-гхо-
ла был слишком опасен, чтобы позволить ему остаться в живых!
   Вечеринка у Верховной Матери была уже едва видна в сгущающихся сумер-
ках, когда Беллонда направилась к не-кораблю.
   Беллонде была не по душе задумчивая прогулка  через  Кольцевые  Сады.
Она заказала место в тьюбе, закрытом, автоматическом и  быстром.  Одрейд
тоже содержала осведомителей, способных  отправить  совершенно  ненужные
донесения.
   По дороге Беллонда просмотрела свой обзор многочисленных жизней Айда-
хо. Запись она хранила в Архивах и могла быстро вызвать в любое время. В
изначальном оригинале и ранних гхолах в его  характере  преобладала  им-
пульсивность. Скор на ненависть и скор на верность. В поздних гхолах Ай-
дахо это уравновешивалось цинизмом, но за маской скрывалась  все  та  же
импульсивность. Тиран неоднократно вызывал ее к жизни. Беллонде уже была
знакома эта картина.
   Им может править гордыня.
   Его длительная служба Тирану восхищала. Он не  просто  несколько  раз
становился Ментатом, но в ряде своих воплощений был и Ясновидящим.
   Образ Айдахо соответствовал обнаруженным в справках описаниях.  Инте-
ресные и характерные черты, линии глаз и рта  гармонировали  со  сложным
внутренним миром.
   И почему Одрейд игнорирует угрозу, исходящую от этого человека?  Бел-
лондой часто овладевали дурные предчувствия, когда Одрейд с показным жа-
ром говорила об Айдахо.
   "Он мыслит четко и ясно. Он обладает особенной просветленностью разу-
ма. Это вселяет силы. Он нравится мне, и я сознаю, что влиять на мои ре-
шения для него - не проблема".
   Она поддается его влиянию!
   Айдахо Беллонда нашла в одиночестве - он сидел за  пультом.  Внимание
его было приковано к линейному изображению. Оно было знакомо  ей:  схемы
действия не-корабля. Увидев ее, Айдахо стер с экрана проекцию.
   - Привет, Белл. Я ждал тебя.
   Он надавил на кнопку пульта и позади  него  отворилась  дверь.  Вошел
юный Тег, заняв позицию позади Айдахо и  остановив  молчаливый  взор  на
Беллонде.
   Айдахо не предложил ей сесть или найти стул, вынуждая принести его из
спального отсека и поставить напротив него. Она присела, и он бросил  на
нее взгляд, полный осторожной иронии.
   Беллонду несколько изумило его приветствие. Почему же он ждал меня?
   И он ответил на ее немой вопрос:
   - Дар сегодня связывалась со мной и сказала, что  будет  у  Шианы.  Я
знал, что ты отправишься ко мне сразу после ее ухода.
   Простой расчет ментата или...
   - Она предупредила тебя!
   - Ошибка.
   - Какие у вас секреты с Шианой? - настоятельно спросила она.
   - Она использует меня так, как того от нее желаешь ты.
   - Миссионария!
   - Белл! Два Ментата собрались. Зачем играть в эти идиотские игры?
   Беллонда глубоко вздохнула, переключаясь на режим Ментата. При подоб-
ных обстоятельствах это давалось нелегко, на нее смотрел ребенок,  и  во
взгляде Айдахо светилась ирония.  Может,  Одрейд  проявляла  неожиданную
хитрость и выступала против Сестры заодно с этим гхолой?
   Айдахо успокоился, заметив, что стремление Бене  Джессерит  удвоилось
благодаря силе Ментата.
   - Я давно знал, что ты жаждешь моей смерти, Белл.
   Да... Страхи делали меня легко читаемой.
   Все на грани, подумал он. Беллонда пришла с убийством на уме,  с пол-
ностью подготовленной драмкой "необходимости". Он  рассмотрел  несколько
приятных мыслей о своем противодействии ее гневу.  Но  Беллонда  в  роли
Ментата сначала подумает, и только потом начнет действовать.
   - Ты неуважительно пользуешься нашими именами, - ища повод, произнес-
ла Беллонда.
   - Не тот случай, Белл. Ты уже не Преподобная Мать, а я - не  "гхола".
Два человека с общими проблемами. И не говори мне, что не понимаешь это-
го.
   Она окинула взором его рабочую комнату.
   - Если ты ждал меня, то где Мурбелла?
   - Хочешь, чтоб она убила тебя, спасая мою жизнь?
   Беллонда задумалась. Эта проклятая Чтимая  Матре,  может  и  способна
убить меня, но затем...
   - Ты отослал ее, чтобы защитить ее.
   - У меня есть лучшая защита, - он указал на мальчишку.
   Тег? Защита? С Гамму доходили рассказы о нем. Знал ли о них Айдахо?
   Она захотела спросить, но могла ли она осмелиться на риск отстранения
от темы? Сторожевые Псы должны получить полномасштабную картину опаснос-
ти.
   - Он?
   - Будет он служить Бене Джессерит, увидев, как ты убьешь меня?
   Она не ответила, и он продолжил:
   - Поставь себя на мое место, Белл. Я - Ментат, попавшийся не только в
твою западню, но и в ловушку Чтимых Матре.
   - И ты, что, только Ментат?
   - Нет. Я - тлейлаксианский эксперимент, но будущее мне недоступно.  Я
- не Квизац Хадерах. Я - Ментат с воспоминаниями  многих  своих  жизней.
Подумай о своей Иной Памяти и представь, какие рычаги находятся  в  моих
руках.
   Пока он говорил, Тег подошел и оперся на пульт рядом с локтем Айдахо.
На лице мальчика отчасти отражалось удивление, но никак не  страх  перед
ней.
   Айдахо указал на проекционный экран над своей головой,  по  которому,
готовые слиться в картинку, плясали серебряные искорки.
   - Ментат видит, что его вариации рождают противоречия - зимние пейза-
жи летом, лучи солнца, когда люди приходят в дождь... Ты  ждешь,  что  я
буду делать скидки на твое актерство?
   Она услышала заключение Ментата. До этой степени они разделяли  общее
учение.
   - Ты, естественно, не забываешь брать в расчет Тега.
   - Я не об этом  спрашиваю.  Вещи,  происходящие  совместно,  обладают
подспудной связью. Какой смысл и результат в противостоянии  одновремен-
ности?
   - У тебя были хорошие учителя.
   - И не в одной жизни.
   Тег подался к ней.
   - Ты и вправду пришла убить его?
   Ни одно чувство не должно лгать.
   - Я по-прежнему думаю, что он слишком опасен.
   Пусть Сторожевые Псы оспорят это!
   - Но он хочет вернуть мне память!
   - Танцоры на одном этаже, Белл, - заметил Айдахо, - Тао. Мы не  можем
танцевать вместе, не можем синхронно двигаться в одном ритме, но мы оди-
наково видны.
   Она начала догадываться, к чему он клонит, и  задумалась,  оставались
ли способы его уничтожения.
   - Я не знаю, о чем вы, - сказал Тег.
   - Интересные совпадения, - ответил Айдахо.
   Тег повернулся к Беллонде.
   - Может быть, вы объясните, а?
   - Он хочет сказать, что мы нужны друг другу.
   - А почему он так и не скажет?
   - Это более тонко, мой мальчик, - задумчиво ответила она: - В  записи
должно отразиться, как я предупреждаю Айдахо.
   - Нос осла не означает его хвоста, Дункан, как бы часто он не  прохо-
дил мимо узкой вертикальной щели, в которую ты за ним наблюдаешь.
   Айдахо ответил на пристальный взгляд Беллонды:
   - Однажды Дар пришла сюда с побегом яблоневого цвета, а в моих проек-
циях отразился урожай.
   - Это загадки, да? - спросил Тег, хлопая в ладоши.
   Беллонда восстановила в памяти запись того визита. Отточенные  движе-
ния Великой Матери.
   - Ты не подумал о теплице?
   - Или о том, что она просто хочет доставить мне удовольствие?
   - Мне надо отгадывать? - спросил Тег.
   После долгой паузы взор ментата столкнулся со взором ментата, и Айда-
хо произнес:
   - За моим заточением последует анархия,  Белл.  Разногласия  в  ваших
высших советах.
   - Анархия не отрицает взвешенности  и  законности,  -  констатировала
Беллонда.
   - Ты лицемеришь, Белл!
   Она отпрянула, как от удара. Это было совершенно непроизвольное  дви-
жение, поразившее ее своей вынужденностью. Голос? Нет... Нечто, проника-
ющее глубже. Она вдруг испугалась этого человека.
   - Мне кажется великолепным, что Ментату и Преподобной матери доступно
подобное лицемерие.
   Тег дернул Айдахо за руку:
   - Вы сражаетесь?
   Айдахо аккуратно освободил руку:
   - Да, сражаемся.
   Беллонда не могла оторвать взора от Айдахо. Ей хотелось  развернуться
и сбежать. Что он делает? Все идет вкривь и вкось!
   - Лицемеры и преступники в вашей среде? - спросил он.
   И опять Беллонда вспомнила о комкамерах. Он играл не только для  нее,
но и для наблюдателей! И делал это с ювелирной тщательностью. Ее внезап-
но переполнило восхищение его представлением, но страх не уменьшился.
   - Я хочу спросить, как тебя терпят Сестры? - Его губы двигались с та-
кой изысканной четкостью! - Ты что,  необходимое  зло?  Источник  ценных
сведений и временами доброго совета?
   Она обрела дар речи:
   - Как ты смеешь? - Голос ее был гортанный, наполненный всей  ее  зло-
радной порочностью.
   - Возможно, ты укрепляешь своих Сестер, - ответил он ровным, без  ма-
лейшего намека на перемену интонации, голосом. - Слабые  звенья  создают
ломкие участки, требующие от других усиления, а это укрепляет этих  дру-
гих.
   Беллонда осознала, что едва сохраняет режим ментата. Неужели все  это
- правда? Возможно ли, чтобы Великая Мать видела ее в таком же ракурсе?
   - Ты явилась с преступным неповиновением в мыслях, - заметил он. -  И
все во имя необходимости! Пьеска для комкамер,  доказательство  неизбеж-
ности твоего выбора.
   Она обнаружила, что эти слова восстановили  ее  способности  ментата.
Она была восхищена необходимостью изучения  его  манер  не  меньше,  чем
фраз. Неужели он действительно читает ее настолько насквозь? Запись этой
схватки может оказаться гораздо ценнее ее пьески. Но это ничего не меня-
ет!
   - Ты думаешь, желания Великой Матери - закон? - спросила она.
   - А ты считаешь меня ненаблюдательным?
   Он махнул рукой Тегу, пытающемуся вмешаться в разговор:
   - Белл! Оставайся ментатом.
   - Я слушаю тебя, - Как и многие другие!
   - Я во всей полноте понимаю вашу проблему.
   - Мы не ставили перед тобой никаких проблем.
   - Нет, ставили. Ты ставила, Белл! Ты скупо откалываешь  частички,  но
она мне ясна.
   И вдруг Белл вспомнила, что говорила Одрейд: "Мне  не  нужен  ментат!
Мне нужен изобретатель".
   - Вам... нужен... я, - сказал Айдахо, - Ваши проблемы все еще в рако-
вине, но это - мясо, и его нужно изъять.
   - И зачем же ты нам?
   - Вы нуждаетесь в моем воображении, моей энергичности, -  именно  это
сохранило меня пред лицом гнева Лито.
   - Ты же говорил, что он уничтожал тебя столь часто,  что  ты  потерял
счет. - Подавись своими же словами, ментат!
   Он ответил тщательно контролируемой улыбкой, настолько точной, что ни
она, ни комкамеры не могли бы ошибиться в ее смысле.
   - Как ты можешь доверять мне, Белл?
   Он выносит себе приговор!
   - Не найдите вы ничего нового, и вы обречены, - сказал он. - Это все-
го лишь вопрос времени, и все вы знаете это. Может, не в этом поколении.
Может, даже и не в следующем. Но это - неизбежно.
   Тег резко потянул за рукав Айдахо.
   - Башар бы мог помочь, да?
   А мальчик действительно слушал.
   Айдахо похлопал Тега по руке:
   - Башар - это еще недостаточно.
   И обратился к Беллонде:
   - Мы оба - побежденные в драке собаки. Будем рычать над костью?
   - Ты это уже говорил. И несомненно повторишь.
   - Ты еще ментат? - спросил он. - Тогда сорви занавес с драмы!  Развей
романтическую дымку над проблемой.
   Дар - романтик! Я - нет!
   - Что романтичного, - продолжал он, -  в  кармашках  Рассеянной  Бене
Джессерит, ждущей своей смерти?
   - Ты думаешь, никто не спасется?
   - Ты сеешь во вселенной врагов, - сказал он, -  Вскармливаешь  Чтимых
Матре.
   Она целиком и полностью перешла в режим ментата: ее возможности долж-
ны были соответствовать возможностям гхолы. Драма? Роман? Тело  подчиня-
лось игре ментата. Ментаты управляют телом, не позволяя ему вмешиваться.
   - Ни одна Преподобная Мать, которых вы Рассеяли, никогда не возвраща-
лась и не сообщала о себе, - сказал он. - Вы пытаетесь уверить себя, ут-
верждая, что только Рассеянные знают, куда идут. Как вы можете игнориро-
вать посылаемые ими вести, говорящие о другом? И почему никто из них  не
пытался связаться с Домом Ордена?
   Это упрек всем нам, будь он проклят! Но он прав.
   - Я поставил проблему в достаточно элементарной форме?
   Вопрос ментата!
   - Простейший вопрос, простейшее приближение, - согласилась она.
   - Усиленный сексуальный экстаз: штампирование Бене Джессерит? Ловушка
Чтимых Матре для ваших людей?
   - Мурбелла? - слово-вызов. Оцени женщину, которую  любишь!  Знает  ли
она о тех вещах, что мы должны знать?
   - Они ограничены опасностью доведения своих удовольствий до  наркоти-
ческого уровня, но они уязвимы.
   - Она отрицает истоки Бене Джессерит в истории Чтимых Матре.
   - Она была приучена к этому.
   - А взамен - страсть к власти?
   - Ну наконец-то ты задала правильный вопрос, - она  промолчала  и  он
продолжил: - Матер Феллисима, - он использовал в обращении древний  тер-
мин, означающий членов Совета Бене Джессерит.
   Она понимала причины этого и осознавала, что слово произвело желаемый
эффект. Она теперь держалась крепко. Преподобная Мать - ментат, окружен-
ная мохалатой собственной Агонии Спайса, - союз добрых  Иных  Воспомина-
ний, защищающих ее от преобладания злых предков.
   Откуда он узнал, как это сделать? Все наблюдатели за комкамерами  бу-
дут задавать этот вопрос. Конечно! Этому учил его Тиран, снова и  снова.
Что нам теперь дано? Что эта талантливая Великая Мать рискует  ввести  в
игру? Это опасно, да, но гораздо более ценно, чем  я  подозревала.  Ради
всех богов нашего творения! Может, он - путь к нашей свободе?
   Как же он был спокоен. Он знал, что поймал ее.
   - В одной из моих жизней, Белл, я посетил ваш дом Бене  Джессерит  на
Уаллахе DC и говорил там с одной из твоих прародительниц, Терзиус  Хелен
Антеак. Пусти ее, Белл. Она знает.
   Беллонда почувствовала в голове знакомое покалывание. Откуда он знает
о том, что Антеак - моя родственница?
   - Я отправился на Уаллах DC в составе группы Тирана, - сказал  он.  -
О, да! Я часто думаю о нем, как о Тиране. Мои приказы были направлены на
подавление школы ментатов, которую вы пытались там спрятать.
   Вмешался поток мыслей Антеак: "Я покажу тебе, о чем он говорит".
   - Подумай, - сказал он. - Я, ментат, был вынужден  уничтожить  школу,
готовящую мне подобных. Я, конечно, знал мотивы его приказа, как  знаешь
их и ты.
   Параллельные мысли разрушили ее сосредоточенность:  "Орден  ментатов,
основан Гильбертусом Альбансом; временное убежище вместе  с  Бене  Тлей-
лакс, надеющихся вовлечь их в тлейлаксианскую гегемонию; перерождение  в
бесчисленные (посевные школы); подавление их Лито II, как источник неза-
висимой оппозиции; перерождение в Рассеянных после Голода".
   - На Дюне он оставил лишь горстку лучших учителей, но вопрос, о кото-
ром Антеак заставляет задуматься, не там. Куда отправились твои  Сестры,
Белл?
   - Пока мы не можем узнать, да? - Она взглянула на его консоль, неожи-
данно поняв ее смысл. Нельзя было блокировать такой ум. Если им предсто-
ит его использовать, использовать его надо по полной программе.
   - Кстати, Белл, - бросил он, когда она поднялась, чтобы уйти. -  Чти-
мые Матре могут оказаться относительно небольшой группировкой.
   Небольшой? Неужели он не знал, как Сестринство было потрясено  увели-
чившимся числом примкнувших планет?
   - Все числа относительны. Есть ли во  Вселенной  что-то действительно
незыблемое? Наша Старая Империя возможно была последним их приютом. Мес-
то, где можно укрыться и постараться перегруппироваться.
   - Ты это предлагал уже... Дар.
   Не Великой Матери. Не Одрейд. Дар. Он улыбнулся.
   - А может мы поможем со Скитейлом?
   - Мы?
   - Мурбелла собирает информацию, я ее перерабатываю.
   Ему не понравилась улыбка, явившаяся ответом.
   - Что ты конкретно предлагаешь?
   - Дать нашему воображению разгуляться и соответственно обустроить на-
ши эксперименты. Какой толк будет даже от не-планеты, если  кто-то  про-
никнет сквозь защиту?
   Она бросила взгляд на мальчика. Знал ли Айдахо их подозрения  о  том,
что Башар видел не-корабли? Естественно! Ментат с  его  способностями...
Крохотные кусочки собирались в великолепную мозаику.
   - Для защиты любой, хоть сколько-то заселенной планеты требуется  вся
энергия солнца класса G-3, - она сухо и очень прохладно глянула на него.
   - Ничто не вне вопросов Рассеянных.
   - Но не при наших существующих  возможностях.  Ты  можешь  предложить
нечто менее претенциозное?
   - Оцени генетические коды в клетках ваших людей. Поищи общие схемы  в
наследии Атридесов. О некоторых талантах вы можете и не предполагать.
   - Твое конструктивное воображение ходит вокруг да около.
   - Солнце класса G-3 - дело генетиков. Могут быть общие признаки.
   Что за безумные предположения? Не-планеты и люди, для которых предви-
дящая защита - прозрачна? К чему он?
   Она не обманывала себя, убеждая, что он говорит только с ней.  Всегда
оставались комкамеры.
   Он по-прежнему безмолвствовал, небрежно положив руку на плечо мальчи-
ка. Они оба следят за ней! Это - вызов?
   Будь ментатом, если можешь!
   Не-планеты? По  мере увеличения массы объекта,  энергия,  необходимая
для аннулирования  гравитации  проходит  пороги, соответствующие простым
числам. Не-защита сталкивается с большими энергетическими барьерами. Еще
одна переменная  экспоненциального  роста. Предполагал  ли  Айдахо,  что
кто-то из Рассеянных нашел способ обойти проблему? Она спросила его.
   - Иксиане не постигли концепции объединения Хольцмана, - сказал он. -
Они просто использовали ее, ведь эта теория срабатывает, даже  когда  ее
не понимаешь.
   Зачем он направляет мое внимание на технократию Икса? Иксиане  запус-
тили пальцы в слишком многие куски пирога, чтобы Бене Джессерит им дове-
ряли.
   - Тебя не удивляет, что Тиран никогда не подавлял Икс? - спросил  он.
Но она продолжала молчать, сосредоточенно глядя на него.
   - Он только сдерживал их. Он был увлечен безвыходностью связей  чело-
века и машины, когда оба проверяют рамки друг друга.
   - Киборги?
   - И это тоже.
   - Разве Айдахо не знал об осадках революции, оставленной  Бутлерианс-
ким Джихадом даже в среде Бене Джессерит? Тревожно! Воссоединение, к ко-
торому могут прийти обе стороны, и человек, и машина. Рассмотрение огра-
ничений на машины, вот краткое описание иксианской близорукости.  Может,
Айдахо говорил о том, что Тиран подписался под идеей о машинном  разуме?
Глупо! - Она отвернулась от него.
   Ты слишком  скоро уходишь,  Белл. Тебя должен был сильнее заинтересо-
вать иммунитет  Шианы к половым связям. Парень,  посланный мною для шли-
фовки,  не штампован  и она тоже. Однако нет среди Чтимых Матре большего
эксперта в этой области.
   Теперь Беллонда поняла роль, придаваемую Одрейд этому гхоле.  Бесцен-
но! А я ведь могла убить его. Близость этой ошибки переполнила ее  стра-
хом.
   Когда она подошла к двери, он остановил ее:
   - Я о Футарах, которых видел на Гамму - почему нам сказали,  что  они
выслеживают и убивают Чтимых Матре? Мурбелла не в курсе этого.
   Беллонда ушла, не оглядываясь. Все, что она узнала сегодня об Айдахо,
увеличивало его опасность... но им надо мириться с этим... пока.
   Айдахо глубоко вздохнул и взглянул на недоумевающего Тега.
   - Спасибо за присутствие, и я ценю тот факт, что ты молчал,  несмотря
на великое искушение.
   - Она бы и вправду убила тебя, да?
   - Если бы ты не выиграл у нее несколько мгновений, могла бы.
   - Зачем?
   - Ее преследует ошибочное подозрение, что я - Квизац Хадерах.
   - Как Муаддиб?
   - И его сын.
   - Но теперь-то она не тронет тебя.
   Айдахо взглянул на дверь, за которой скрылась Беллонда. Отмена смерт-
ного приговора. Это все, чего он добился. Видимо он уже  был  не  просто
винтиком в чужих махинациях. Он перешел на новые отношения, которые мог-
ли бы оставить его в живых при правильном  использовании.  Эмоциональной
привязанности в этом не было, даже с Мурбеллой... и с Одрейд. В  глубине
души Мурбелла возмущалась сексуальной связью не меньше него. Одрейд мог-
ла намекать на древнюю связь с верностью Атридесов, но  чувствам  Препо-
добной Матери нельзя было доверять.
   Атридесы! Он взглянул на Тега, отмечая фамильные черты, уже проявляю-
щиеся на детском лице.
   Чего реального добился я от Белл? Они, наверное, больше не будут пич-
кать его ложными данными. Можно было найти определенную связь в обращен-
ных к нему словах Преподобной Матери, окрашивающих все осознанием  того,
что все люди совершают ошибки.
   Я не одиночка особой школы. Теперь в моей школе Сестры!
   - Можно я пойду найду Мурбеллу? - спросил Тег, - Она обещала  научить
меня драться ногами. По-моему, Башара этому никогда не учили.
   - Кого никогда не учили?
   - Меня этому никогда не учили.
   - Мурбелла на этаже тренировок. Беги один. Но рассказ о Беллонде  ос-
тавь для меня.
   Обучение по методике Бене Джессерит ни на минуту не прекращалось, за-
думался Айдахо, когда мальчик вышел. Но Мурбелла была права, говоря, что
они учили вещам, полученным от Сестер.
   Эта мысль всколыхнула опасения. В памяти он  увидел  образ.  Скитейл,
стоящий в коридоре за полем барьера. Чему обучался их пленный  приятель?
Айдахо пожал плечами.
   Задумываясь о Тлейлаксе, он всегда вспоминал Лицевых Танцоров. И спо-
собность Лицевых Танцоров "переписывать" воспоминания всех ими убитых. А
это, в свою очередь, переполняло его страхами перед  видениями.  Лицевые
Танцоры?
   И я - эксперимент Тлейлакса.
   Это было из разряда тех вещей, которых он предпочитал не  касаться  в
разговорах с Преподобной Матерью или даже просто при ней.
   Он прошел по коридорам и отправился в апартаменты Мурбеллы, где  рас-
положился на стуле, размышляя о результатах полученного ею урока. Голос.
Она пользовалась клаиртоном для своих вокальных упражнений.  Дыхательное
приспособление, вызывающее реакцию пранабинду, валялось на  стуле,  неб-
режно брошенное углом. Дурные привычки она сохранила  со  времен  Чтимых
Матре. Там и нашла его Мурбелла, когда вернулась. Она была одета  в  бе-
лое, мокрое от пота трико и поторопилась раздеться, чтобы  почувствовать
себя лучше. Он перехватил ее по пути в душ,  воспользовавшись  одним  из
приобретенных им приемов.
   - Я открыл в Сестринстве кое-что ранее нем неизвестное.
   - Расскажи! - требовала Мурбелла. Пот поблескивал на ее овальном  ли-
це, зеленые глаза сверкали. Мой Дункан опять видит их насквозь?
   - Игра была одним из незыблемых элементов, - напомнил он. - Пусть эти
сторожевые псы комкамер поиграют с этим! - Я им нужен не только для соз-
дания новой религии вокруг Шианы, как добровольный участник их надежд, я
предназначен еще быть их оводом, их сознанием, требуя испрашивать проще-
ние за собственное экстраординарное поведение.
   - Здесь была Одрейд?
   - Беллонда.
   - Дункан! Она опасна. Ты не должен с ней видеться один на один.
   - Со мной был мальчик.
   - Он мне не сказал!
   - Он подчиняется приказам.
   - Хорошо! Так что случилось?
   Он вкратце все описал, останавливаясь даже на выражении лица и прочих
реакциях Беллонды (тут комкамерам не над чем будет позабавиться!).
   Мурбелла была взбешена.
   - Если она причинит тебе вред, я ни с одной из них работать не буду.
   - Прямо в лузу, моя дорогая. Выводы! Твоим бенеджессеритским  ведьмам
надо очень внимательно переоценить твое поведение.
   - От меня все еще пахнет этажом тренировок, -  сказала  она.  -  Этот
мальчишка. Он - шустрый малый. Я таких умниц еще не видала.
   Он стоял.
   - Проходи, я вымою тебя.
   В душе он помог ей выбраться из потного трико, холодя ее кожу  своими
руками. И наблюдая за тем, как ей нравятся его прикосновения.
   - Так нежно и однако сильно, - прошептала она.
   Боги низа! Она так смотрела на него, будто хотела съесть.
   На мгновение мысли Мурбеллы об Айдахо были свободны от самообвинений.
"Я не помню такой минуты, чтобы я проснулась и сказала  себе:  "Я  люблю
его!" Нет, чувство превращалось все в более глубокую привязанность, пока
- свершившийся факт - оно не проникло в каждое мгновение жизни. Как  ды-
хание или биение сердца. Порыв? Ошибка Сестринства!"
   - Помой мне спинку, - сказала она и рассмеялась,  когда  душ  намочил
его одежду. Она помогла ему раздеться и здесь, в душе, это случилось еще
раз: бесконтрольное совокупление, плотская связь мужчины и женщины,  вы-
метающая все, кроме чувств. Только потом она,  вспомнив,  сказала  себе:
"Он обладает той же техникой, что и я". Но то была  не  просто  техника.
"Он хочет доставить мне удовольствие! Дорогие боги Дура! Как же мне  так
повезло?
   Она обхватила его шею, а он вынес ее из душа и уложил мокрую  в  пос-
тель. Она притянула его к себе и они тихо лежали, восстанавливая силы.
   Вскоре она зашептала:
   - Значит, Миссионария воспользуется Шианой.
   - Очень опасно.
   - Заставь Сестринство раскрыться. Думаю, они всегда  старались  этого
избежать.
   - С моей точки зрения, это нелепо.
   - Потому что они хотели от тебя контроля над Шианой?
   Никто ее контролировать не может! И, возможно, не сможет. - Он глянул
на комкамеры. - Эй, Белл! У тебя в руках хвосты ни одного тигра.
   Беллонда, вернувшись в Архивы, остановилась у двери Записи Комкамер и
вопросительно глянула на Наблюдающую Мать.
   - Опять душ, - сказала Наблюдающая Мать. - Это слегка надоедает.
   - Дар Участия! - сказала Беллонда и направилась в свои комнаты, взбу-
дораженная переплетеньем ощущений,  требующих  упорядочения.  Он  лучший
ментат, чем я!
   Я завидую Шиане, будь она проклята! И он это знает!
   Дар Участия! Оргия в роли стимулятора. Сексуальные знания Чтимых Мат-
ре имели влияние на Бене Джессерит, сходное с примитивным уходом в  сов-
местный экстаз.
   Мы делаем шаг вперед и шаг назад.
   Просто знать, что эта вещь существует! Как отвратительно,  как  опас-
но... и все же как притягательно.
   А у Шианы иммунитет! Будь она проклята! И почему именно сейчас Айдахо
напомнил об этом?


   Каждый раз предоставляйте мне суждение взвешенного разума, а не зако-
ны. Кодексы и руководства порождают стереотипное поведение. Любое стере-
отипное поведение стремится избавиться  от  вопросов,  возводя  разруши-
тельный монумент.
   Дарви Одрейд

   Тамейлан появилась в Элдиойских апартаментах Одрейд прямо перед расс-
ветом, принеся новости о простирающейся перед ними глянцевой равнине.
   - Песок занес дорогу, сделав ее опасной или непроходимой в шести мес-
тах у моря. Дюны очень большие.
   Одрейд только что завершила свой ежедневный  распорядок:  мини-Агония
Спайса, а затем упражнения и холодный душ. В гостевой спальне стоял все-
го один плетеный стул (они знали ее слабости), в котором она и уселась в
ожидании Стрегги и утреннего отчета.
   Лицо Тамейланы казалось бледно-желтым в лучах двух серебристых глоуг-
лобов, но нельзя было не заметить ее удовлетворенности. Если бы ты преж-
де всего слушалась меня!
   - Найдите нам топтеры, - велела Одрейд.
   Тамейлан вышла, очевидно разочарованная  спокойной  реакцией  Великой
Матери.
   Одрейд вызвала Стрегги:
   - Попытайтесь найти другие дороги. Проверьте, можно ли пробраться  по
западному краю моря. - Стреги поспешила исполнять приказ, чуть не столк-
нувшись с возвращающейся Тамейлан.
   - Вынуждена сообщить, что Транспорт не сможет немедля  доставить  нам
достаточное число топтеров. Они переселяют пять общин к востоку от  нас.
Видимо, мы сможем рассчитывать на них лишь к полудню.
   - А есть ли наблюдательный терминал на краю южного ответвления пусты-
ни? - спросила Одрейд.
   - Первое препятствие прямо за ним, - в Тамейлан  все  еще  оставалось
самодовольство.
   - Пусть нас там встретят топтеры, - приказала Одрейд. - Мы отправимся
прямо после завтрака.
   - Но Дар...
   - Скажи Клерби, что ты поедешь сегодня со мной. Да, Стрегги? - Помощ-
ница стояла в дверях позади Тамейлан.
   Положение ее плечей, когда она выходила, говорило,  что  Тамейлан  не
считает новое назначение прощением. В опале! Но поведение Там играло  им
на руку.
   - Мы сможем добраться до наблюдательного терминала, - сказала  Стрег-
ги, давая знать, что она все слышала. - Мы будем вязнуть в пыли и песке,
но это безопасно.
   - Поторопимся с завтраком.
   Чем ближе они подходили к пустыне, тем более безжизненным  становился
ландшафт, и Одрейд отметила это по дороге на юг.
   В одной сотне кликов от отмеченной в последний  раз  границы  пустыни
виднелись следы вытесненных и снявшихся по направлению к более  холодным
широтам общин. Голые фундаменты, оставленные стены, поврежденные при де-
монтаже, да так и брошенные.  Трубы,  срезанные  на  уровне  фундамента.
Слишком дорого было бы их выкапывать. Вскоре  пески  закроют  весь  этот
неприглядный беспорядок.
   Здесь, в отличие от Дюны, не было  Защитной  Стены,  заметила  Одрейд
Стрегги. Уже скоро население Дома Ордена переселится в полярные районы и
будет копать лед, добывая воду.
   - А это правда, Великая Мать, - спросили из-за спины Тамейлан, -  что
мы уже создаем агрегаты для сбора спайса?
   Одрейд развернулась на сиденье. Вопрос был задан работницей Сети Свя-
зи, главной помощницей, пожилой женщиной, лоб которой был испещрен  глу-
бокими морщинками ответственности. Они были темные и косые от долгих ча-
сов работы за ее оборудованием.
   - Надо беречься Червей, - напомнила Одрейд.
   - Если они появятся, - сказала Тамейлан.
   - Ты когда-нибудь ходила по пустыне, Там? - спросила Одрейд.
   - Я была на Дюне, - коротко бросила она.
   - Но ты ходила по открытой пустыне?
   - Только по тем небольшим наносам, что возле Кина.
   - Это совсем другое. - Краткий ответ  заслуживал  не  менее  краткого
возражения.
   - Иные Воспоминания подскажут мне, что делать, - это было  рассчитано
на помощниц.
   - Это совсем другое, Там. Этому надо научиться самой. Очень любопытно
чувствуешь себя на Дюне, когда знаешь, что в  любой  момент  может  поя-
виться Червь и поглотить тебя.
   - Я слышала о твоих... подвигах на Дюне.
   Подвигах. Не "опыте". Подвиги. Очень четко вяжется с  ее  осуждением.
Вполне по-тамейлановски. "Она переняла очень много от  Белл",  -  скажут
так.
   - Прогулка по такой пустыне меняет человека, Там.  Иные  Воспоминания
становятся яснее. Одно дело перехватить опыт Свободных предков. А совсем
другое - самому двигаться, как Свободные, пусть всего несколько часов.
   - Я не в восторге от этого.
   Это было слишком для азартной Там, и все в машине  увидели  ее  не  в
лучшем свете. Слово - не воробей.
   Да, она в опале!
   Однако теперь предпочтение, отданное на Совете Шиане (если она подой-
дет), становилось понятным.
   Наблюдательный терминал был застывшим кварцевым полем, зеленым и зас-
текленевшим с оставшимися внутри пузырьками воздуха.  Одрейд  стояла  на
застывшем краешке, где кончались одинокие травяные бугорки, и песок  от-
воевывал уступы этого бриллиантового холма. Виднелись молодые солончако-
вые кусты (выведенные людьми Шианы, как сказал кто-то из свиты  Одрейд),
разбросанные серыми пятнами по наступающим щупальцам пустыни. Безмолвная
война. Жизнь, основанная на хлорофилле,  принимала  арьергардный  бой  с
песком.
   Справа над терминалом поднималась пологая дюна.  Остановив  остальных
взмахом руки, Одрейд забралась наверх и прямо за  возвышающимся  гребнем
ею овладела пустыня памяти.
   Вот что мы творим.
   Никаких признаков обитания. Она не пыталась посмотреть назад на  пос-
ледние отчаянно сражающиеся с наступающими дюнами растения, сосредоточив
внимание на далеком горизонте. Там виднелись жители пограничья  пустыни.
А все движущееся в этом иссушенном просторе было потенциально опасным.
   Вернувшись к остальным, она на время остановила взор на глянцевой по-
верхности терминала.
   Старая работница Сети Связи подошла к Одрейд с запросом от Погоды.
   Одрейд просмотрела его. Сжато и однозначно. Ничего неожиданного в от-
раженных изменениях. Они просили больше землеройного  оборудования.  Это
требование не являлось неожиданностью, подобной внезапной буре, а  реше-
нием Великой Матери.
   Вчера? Разве я не решила только вчера фазировать море?
   Она отдала отчет обратно работнице Сети Связи и бросила взгляд ей  за
спину, на слегка занесенный песком глянец.
   - Подтвердите запрос, - и затем добавила: -  Меня  печалит  вид  этих
брошенных зданий.
   Работница пожала плечами. Пожала плечами! Одрейд восприняла это,  как
пощечину. (И не послужит ли это причиной  разочарований  в  среде  Сест-
ринства!)
   Одрейд отвернулась от женщины.
   Что я могу ей сказать? На этой земле мы прожили пять жизней старейших
Сестер. А она пожимает плечами.
   Однако... по некоторым стандартам сооружения Сестринства едва  дости-
гали зрелости. Плаз и пласталь были направлены  на  достижение  принятых
соотношений между зданиями и их строительством. Запечатленных на земле и
в памяти. Поселки и города нелегко сдавались другим силам...  кроме  сил
человеческих капризов.
   Еще одна естественная сила.
   Идея увлечения стариной была  странной,  решила  она.  Она  рождалась
вместе с людьми. Она вспомнила, как заметила ее в старом  Башаре,  когда
тот заговорил о своих семейных владениях на Лернаусе.
   "Мы думали, это поможет сохранить обстановку, любимою моей матерью".
   Непрерывность. Воскресит ли воскресший гхола эти чувства?
   Здесь присутствовал мой род.
   Чувствовалась специфическая патина в словах "мой род",  подразумеваю-
щих кровное родство.
   Посмотрите, как долго мы, Атридесы, жили на Келадане,  восстанавливая
старый замок и шлифуя глубокий резной орнамент на древнем дереве.  Целый
штат прислуги содержался только для поддержания старого скрипучего  дома
на уровне едва переносимой функциональности.
   Но эти слуги не считали свою работу напрасной.  Их  труд  играл  роль
привилегии. Руки, полировавшие дерево, скорее ласкали его.
   - Старина. Как долго они жили с Атридесами.
   Люди и их архетипы. Она очень ярко почувствовала инструмент, как  жи-
вую часть себя.
   "Я становлюсь лучше благодаря этой палке в руке... благодаря заточен-
ному на огне копью, которым бью дичь... благодаря этому убежищу от холо-
да... благодаря каменному леднику для хранения пищи... благодаря быстро-
му паруснику... этому огромному океанскому лайнеру... этому  кораблю  из
металла и керамики, несущему меня в космос..."
   О, эти первые вылазки человека в космос  -  сколь  малы  казались  их
предполагаемые перспективы. Как изолированы они были в  древности!  Кро-
шечные капсулы живительной атмосферы, подсоединенные к громоздким источ-
никам данных с помощью примитивных систем передачи. Уединенность. Одино-
чество. Ограниченные возможности для всего, не служащего  целям  выжива-
ния. Очистка воздуха. Обеспечение питьевой водой. Упражнения, предотвра-
щающие расслабленность от невесомости. Ведение активного  образа  жизни.
Здоровый дух в здоровом теле. Чем тогда был здоровый дух?
   - Великая Мать?
   Опять эта проклятая работница Систем Связи!
   - Да?
   - Беллонда велела обязательно передать всем, что  от  Баззел  прибыла
посланница. Неизвестные схватили всех Преподобных Матерей.
   Одрейд молниеносно повернулась:
   - Это весь текст сообщения?
   - Нет, Великая Мать. Говорят, что неизвестными  командовала  женщина.
Курьерша передала, что она выглядела, как Чтимая Матре, но одета была не
в мантию.
   - Сообщений от Дортуйлы и остальных нет?
   - У них не было возможности, Великая Мать. Посланница - помощница  на
Первой Стадии. Она добралась на небольшом не-корабле, четко следуя  при-
казам Дортуйлы.
   - Скажите Белл, чтобы эту новенькую никуда не выпускали. Она  владеет
опасной информацией. Я загляну к посланнице, когда вернусь. Она,  должно
быть, Преподобная Мать. Вам понятно?
   - Конечно, Великая Мать. - Обида от возможности сомнений.  Случилось!
Одрейд с трудом сдерживала возбуждение.
   Они схватили наживку. Что ж... Они на крючке?
   Дортуйла сильно рисковала, положившись в  таком  деле  на  помощницу.
Зная Дортуйлу, можно предположить, что помощница эта весьма надежна. Го-
товая уничтожить себя в случае пленения. Надо с ней встретиться. Возмож-
но, она готова к Агонии. А возможно, у нее есть и сообщение от  Дортуйлы
для меня. Это на нее похоже.
   Белл,  конечно,  рассердится. Глупо  полагаться на кого-то со станции
наказания!
   Одрейд созвала бригаду Систем Связи.
   - Соединитесь с Беллондой.
   Переносной проектор не обладал четкостью статичной установки, но Белл
и ее окружение были узнаваемы.
   Сидит за моим столом, будто он - ее собственный. Великолепно.
   Не давая Беллонде выплеснуть свои эмоции, Одрейд начала:
   - Определи, готова ли посланница к Агонии.
   - Готова.
   Боги низа! Для Белл это скупо.
   - Тогда позаботься об этом. Возможно, она сможет быть и нашей послан-
ницей.
   - Уже.
   - Она в норме.
   - Абсолютно.
   Что во имя всех дьяволов случилось  с  Белл?  Она  ведет  себя  очень
странно. Это ей совсем несвойственно. Дункан!
   - И, Белл, я хочу, чтобы Дункан имел свободный доступ к Архивам.
   - Имел этим утром.
   Ну, хорошо. Общение с Дунканом возымело эффект.
   - Я поговорю с тобой после встречи с Шианой.
   - Передай Там, что она права.
   - В чем?
   - Просто передай.
   - Ладно, хорошо. Должна сказать, Белл, что я более чем  удовлетворена
тем, как ты ведешь дела.
   - Под вашим руководством и не могло быть иначе.
   Беллонда явно улыбалась, обрывая связь. Одрейд повернулась  к  Тамей-
лан, стоящей позади.
   - Права в чем, Там?
   - В том, что контакты Айдахо и Шианы содержат нечто большее,  чем  мы
ожидали. - Тамейлан приблизилась к Одрейд и понизила голос: - Не сажайте
ее в мое кресло, пока не узнаете их тайну.
   - Я знаю, что ты понимаешь мои намерения, Там. Но... неужели это нас-
только прозрачно?
   - Иногда да, Дар.
   - Мне повезло, что мы подруги.
   - Тебя поддерживают и другие. Когда голосовали Прокторы, на тебя  ра-
ботала не только твоя созидательность. Один из твоих  защитников  назвал
это "вдохновленностью".
   - Тогда ты понимаешь, что я довольно крепко  буду  обуздывать  Шиану,
пока не найду одного из "вдохновенных" решений.
   - Конечно.
   Одрейд жестом приказала связистам убрать проектор и отправилась дожи-
даться к краю застекленевшей равнины.
   Созидательное воображение.
   Она сознавала смешанность чувств в своих ассоциациях.
   Созидательность!
   Всегда опасна  для хранящейся под опекой силы. Новое могло уничтожить
хватку власти. Даже  Бене  Джессерит подходили к созидательности с опас-
кой. Движение  с ровным килем заставляло некоторых жертвовать раскачива-
нием лодки. Эта  деталь не попадала в переписку Дортуйлы.  Беда заключа-
лась в  том, что  созидающие  личности имеют склонность к тихим заводям.
Они это называют уединением. Было приложено немало усилий, чтобы вывести
из этого состояния Дортуйлу.
   Будь в порядке, Дортуйла. Будь лучшей нашей наживкой.
   Прибыли топтеры - шестнадцать штук. Пилоты их были  недовольны  новым
назначением, после всего, что они уже прошли. Переселять целые общины!
   Со смешанными чувствами Одрейд следила за посадкой топтеров на  твер-
дой глянцевой поверхности. Они складывали крылья назад в карманные чехлы
и становились похожими на спящих насекомых.
   Насекомые, одинаковостью своей напоминавшие творение безумного  робо-
та.
   Когда они взлетели, Стрегги, сидящая перед Одрейд, спросила:
   - Мы увидим песчаных Червей?
   - Возможно. Но сообщений о них еще не поступало.
   Стрегги села назад, разочарованная ответом, не сумев перевести его  в
другой вопрос. Правда временами огорчает, а какие серьезные ожидания бы-
ли поставлены на карту в этой эволюционной игре, подумала Одрейд.
   А зачем же еще разрушать на Доме Ордена все нами любимое?
   Поток мыслей остановил вид старой вывески,  дугой  возвышающейся  над
узким входом в ярко-розовое здание: КЛИНИКА НЕИЗЛЕЧИМЫХ БОЛЕЗНЕЙ.
   Может, здесь найдет себя Сестринство? Или это означает, что  они  по-
терпят массу неудач? Назойливые Иные Воспоминания должны иметь  назначе-
ние.
   Неудачи?
   Одрейд проанализировала это: если так случится, нужно будет  подумать
о Мурбелле в роли Сестры. Не в том смысле, что пленная Чтимая Матре была
неизлечимой неудачей. Но она была неприспособлена к окружающим  условиям
и прошла углубленную тренировку в слишком позднем возрасте.
   Как были все вокруг спокойны, следя за  навеваемым  ветром  песком  -
между китовыми спинами дюн временами проглядывали маленькие рифленые на-
носы. Раннее утреннее солнце только встало, освещая  мелкие  подробности
картины. Горизонт был затуманен пылью.
   Одрейд свернулась в кресле и уснула. Я уже видела это раньше. Я,  пе-
режившая Дюну.
   Болтанка, сопровождающая снижение и круговой заход к Центру  наблюде-
ния за пустыней Шианы, разбудили ее.
   Центр наблюдения за пустыней. Мы  снова  здесь.  Мы  еще  не  назвали
его... как не назвали и саму планету. Дом Ордена! Что это за имя?  Центр
наблюдения за пустыней! Описание, да и только. Подчеркивание  временнос-
ти.
   По ходу посадки она увидела подтверждение своих мыслей. Чувство  вре-
менности построек  было  усилено  спартанской  лаконичностью  всего  хо-
зяйства. Никакой мягкости, никаких закруглений на стыках. Вот это подсо-
единяется здесь, а вот это идет туда. Все соединено съемными  крепления-
ми.
   Посадка была жесткой, и пилот выразился так:
   - Ну вот вам и избавление.
   Одрейд прямиком направилась в комнату,  постоянно  резервируемую  для
нее и вызвала Шиану. Временные апартаменты: спартанская спальня с  жест-
кой койкой. На этот раз два стула. Окно на запад  с  видом  на  пустыню.
Временность этих комнат раздражала ее. Здесь все могло быть демонтирова-
но и перевезено. Она умыла лицо в смежной с  комнатой  ванной,  стараясь
экономить движения. После неудобного сна в топтере телу было не по себе.
   Освежившись, она подошла к окну, отдав должное  бригаде  монтажников,
построивших эту башню: всего десять этажей, этот - девятый. Шиана распо-
лагалась на последнем, пользуясь всеми преимуществами  процесса,  именем
которого называлось место.
   Дожидаясь встречи, Одрейд должным образом готовилась к ней.
   Распахни мозг. Отбрось предубеждения.
   Первые впечатления от прихода Шианы  должны  быть  восприняты  чистым
рассудком. Уши не должны ожидать знакомого голоса. Ноздри не должны  го-
товиться к привычным запахам.
   Я выбираю это. Я, ее первая наставница, восприимчива к ошибкам.
   Одрейд повернулась на звук открываемой двери. Стрегги.
   - Шиана только что вернулась из пустыни и говорит  сейчас  со  своими
людьми. Она просит Великую Мать встретиться с ней  в  верхних  комнатах,
они более удобны.
   Одрейд кивнула.
   В комнатах Шианы на последнем этаже глаз все так же резали углы. Нас-
пех собранное прибежище в пустыне. Огромная комната,  в  шесть-семь  раз
превышающая размеры гостиной, но играющая роль и кабинета и спальни.  На
двух стенах окна - на запад и север. Одрейд была потрясена смесью  функ-
ционального и нефункционального.
   Шиана постаралась отразить в комнатах себя.  Стандартная  койка  Бене
Джессерит была покрыта пледом ярко-оранжевого и темно-коричневого цвета.
На дальней стене висела картина, на  белом  фоне  которой  черные  линии
изображали вылетающего из-под земли песчаного Червя с  пастью,  перепол-
ненной кристальными зубами. Шиана написала ее, основываясь на Иных  Вос-
поминаниях и детских впечатлениях о Дюне.
   Немало значил выбор Шианы: она не пыталась создать более  претенциоз-
ного рисунка, может быть многоцветного и в традиционном пустынном стиле.
Просто Червь, намек на песок вокруг него и маленькая фигурка в плаще  на
переднем плане.
   Она сама?
   Восхитительная сдержанность и постоянное напоминание  о  причинах  ее
здешнего пребывания. Глубокое восхищение природой.
   Природа не создает плохих произведений.
   Фраза была слишком гладкой, чтобы принять ее.
   Что мы подразумеваем под "природой"?
   Она видела зверскую природную дикость: тщедушные деревца,  выглядящие
так, будто их макнули в бледнозеленую взвесь и оставили сушиться на краю
тундры, превратив в жалкую пародию на самих себя. Отвратительно.  Трудно
представить такие деревья целесообразными. И слепые  Черви...  слизистые
желтые тела. Где в них искусство? Временная остановка эволюционного раз-
вития и ее переориентация. Всегда ли вмешательство человека  приводит  к
переменам? Слиги! Каких гадостей понаделали там Бене Тлейлакс.
   Восхищаясь рисунком Шианы, Одрейд решила, что определенные комбинации
раздражают некоторые человеческие чувства. Слиги в  качестве  пищи  были
самой прелестью. Отвратительные комбинации касались  ранних  эксперимен-
тов. А потом опыты выносили приговор.
   Это плохо!
   В основном, то, что мы называем ИСКУССТВОМ, служит желаниям,  утверж-
дая их. Не надо мне этого! Я знаю, что могу принимать.
   Чем являлся для Шианы этот рисунок?
   Песчаный Червь: слепая мощь, сторожащая спрятанные сокровища.  Артис-
тизм в мистической красоте.
   Говорили, что Шиана однажды пошутила о своем назначении: "Я пасу чер-
вей, которых, может, еще и не будет".
   А даже если они и появятся, пройдут годы, прежде  чем  они  достигнут
тех размеров, что были изображены на картинке. Не ее ли голос исходил от
крохотной фигурки перед червем?
   - Со временем будет так.
   Запах меланжа наполнил комнату, запах более насыщенный, чем в обычных
комнатах Преподобной Матери. Одрейд окинула взглядом обстановку: стулья,
рабочий стол, освещение укрепленных глоуглобов -  все  было  расположено
предельно удобным образом. Но что за странной формы груда черного  плаза
в углу? Очередное произведение Шианы?
   Комнаты были под стать Шиане, решила Одрейд. Не так сильно, как рису-
нок, но и вид из окна напоминал ее происхождении, походя на Дар-эс-Балат
в глубине пустынь Дюны.
   Слух Одрейд уловил шорох со стороны двери. Она повернулась и  увидела
Шиану. Она застенчиво заглядывала в дверь, не торопясь подходить к  Пре-
подобной Матери.
   Движения яснее слов: "Итак, она пришла ко мне в  комнаты.  Хорошо.  А
кто-то мог бы и не принять моего приглашения".
   Обостренные чувства Одрейд заработали при виде Шианы.  Самая  молодая
из всей истории Преподобных Матерей. Ты часто думаешь о ней, как о тихой
маленькой Шиане. Она не всегда была тихой  и  уже  совсем  не  была  ма-
ленькой, но прозвище прижилось. Она даже не походила на мышку, хотя  за-
частую и напоминала тихого грызуна, ожидающего на краю поля ухода хозяи-
на. Чтобы устремиться в пшеницу подбирать осыпавшееся зерно.
   Шиана вошла в комнату, остановившись совсем близко к Одрейд.
   - Мы долго не виделись, Великая Мать.
   Первое впечатление Одрейд явно было смешанным.
   Прямота и маскировка?
   Шиана стояла в тихом ожидании.
   Гены Сионы Атридес создали занимательное лицо под налетом патины Бене
Джессерит. Зрелость проявлялась на нем в  соответствии  с  образами  как
Сестринства, так и Атридесов. Твердо запечатлелись следы  многочисленных
решений. Слабая, темнокожая беспризорница с выгоревшими каштановыми  во-
лосами превратилась в уравновешенную Преподобную Мать.  Кожа  оставалась
все такой же темной от многих часов, проводимых на свежем воздухе. Воло-
сы - такими же выгоревшими. Правда, глаза стали непреклонными и  целиком
синими, подчеркивая: "Я прошла Агонию".
   Что же такое я чувствую в ней?
   Шиана перехватила взгляд Одрейд (бене-джессеритская наивность) и  по-
няла, что в нем отражалась давно довлеющая конфронтация.
   У меня нет никакой защиты, кроме правды, и, надеюсь, она удержится от
исповеди.
   Одрейд с большим вниманием глядела на свою бывшую ученицу,  дав  волю
всем чувствам.
   Страх? Что я чувствую? Что-то в разговоре?
   Твердость голоса Шианы была превращена в мощный  инструмент,  раздра-
жавший со времени первой же встречи Одрейд. Естественная сущность  Шианы
(если можно так сказать, сущность Свободных!) была обуздана  и  перенап-
равлена. Было отшлифовано ядро жертвенности. Ее способность любить и не-
навидеть была сдержана крепкой уздой.
   Откуда у меня такое ощущение, будто она хочет сдержать меня?
   Одрейд внезапно ощутила свою уязвимость.
   Эта женщина ознакамливалась с моей крепостью изнутри. И теперь нельзя
уже было забывать об этом.
   На ум пришла беседа с Тамейлан: "Она из сохраняющих  себя  для  себя.
Помнишь сестру Швангью? Она такая же, только лучше.  Шиана  знает,  куда
направляется. Надо тщательней следить за ней. Кровь  Атридесов,  понима-
ешь?"
   "И я из Атридесов, Там."
   "Мы никогда не забываем об этом! Ты думаешь, мы будем стоять и  смот-
реть, если Великая Мать решила самовоспитываться?  Есть  пределы  нашему
терпению, Дар".
   - И вправду, этот визит запоздал, Шиана.
   Тон Одрейд встревожил Шиану. Она ответила на  него  резким  взглядом,
который в Сестринстве называют "БГ безмятежный", и едва ли во всей  Все-
ленной можно было найти более безмятежной маскировки, чем в этом  взгля-
де. Это был не просто барьер, это было нечто. Любое отклонение  от  этой
маски было для нее разрушительным. Сама по себе она  была  оскорблением.
Шиана тут же поняла это и рассмеялась.
   - Я знала, что ты придешь спрашивать! Беседа с Дунканом, верно? - По-
жалуйста, Великая Мать! Не отрицайте этого.
   - Совершенно, Шиана.
   - Он хочет, чтобы кто-нибудь защитил его в  случае  нападения  Чтимых
Матре.
   - И все? - Она что, держит меня за набитую дуру?
   - Нет. Его интересует информация о наших намерениях в случае  нападе-
ния Чтимых Матре.
   - Что ты сказала ему?
   - Все, что могла. - Правда - мое единственное оружие. Мне  надо  отв-
лечь ее.
   - Ты разделяешь его мысли, Шиана?
   - Да!
   - И я тоже.
   - Но не Там и не Белл?
   - Мои осведомители сообщают, что сейчас Белл готова терпеть его.
   - Белл? Терпеть?
   - Ты неверно оценила ее, Шиана. Это - твой порыв, - Она что-то  скры-
вает. Что ты сделала, Шиана?
   - Шиана, ты думаешь, что сработаешься с Белл?
   - Потому что я надоедаю ей? - Работать с Белл? Что она имеет в  виду?
Не Белл должна возглавлять этот проклятый проект Миссионарии!
   Уголки рта Одрейд слегка подергивались. Очередная выходка? Неужели?
   Шиана была главным предметом сплетен в столовых Централа. Рассказы  о
том, как она надоедала Воспитательницам (особенно  Белл)  и  весьма  де-
тальные отчеты об обольщениях, вскармливаемые сравнениями с Чтимыми Мат-
ре, принесенными Мурбеллой, были приправлены спайсом почище еды.  Одрейд
слышала обрывки разговоров не далее, как два дня назад. "Она сказала: (Я
воспользовалась методом "позволь мне дурно вести себя". Очень  действует
на мужчин, считающих, что они выгуливают тебя по дорожке в саду)".
   - Надоедаешь? Ты правильно выразилась, Шиана?
   - Подходящее слово: видоизменить, борясь с заложенными склонностями.
   И в тот самый момент, когда с губ слетели слова,  Шиана  поняла,  что
допустила промах.
   Одрейд почувствовала напряженную тишину. Видоизменить? Взгляд ее вер-
нулся к той странной черной груде в углу. Она посмотрела на нее с  отре-
шенностью, которая удивила ее.
   Зрелище захватывало. Она попыталась найти  согласованность,  какую-то
подсказку. Но не смогла, даже напрягшись до предела. И в этом цель.
   - Оно называется "Пустота", - сказала Шиана.
   - Твое? - Пожалуйста, Шиана. Скажи нет. Скажи, что  автор  там,  куда
мне не добраться.
   - Я создала это ночью неделю назад.
   - А черный плаз - единственная видоизмененная тобою вещь?
   - Изумительное замечание по поводу искусства в целом.
   Но не искусства в частности.
   - У меня есть связанная с тобою, Шиана проблема. Ты тревожишь некото-
рых сестер, - И меня. Есть в тебе дикий пунктик, который мы никак не на-
йдем. Генные следы Атридесов, которые Дункан предложил поискать, заложе-
ны в твоих клетках. Что они дают тебе?
   - Тревожу Сестер?
   - Особенно когда они вспоминают, что ты  -  моложе  всех,  когда-либо
прошедших Агонию.
   - Ну, кроме Отклонений.
   - И ты что, тоже?
   - Великая Мать? - Она никогда умышленно не ранила моих чувств  просто
так.
   - Ты прошла через Агонию, влекомая своей непокорностью.
   - А может лучше сказать, что я воспротивилась зрелому совету. -  Юмор
иногда смущал ее.
   В дверях появилась Престер, помощница Шианы. Она постукивала по  сте-
не, пока на нее не обратили внимания.
   - Вы велели мне немедленно сообщить вам о возвращении поисковой  бри-
гады.
   - О чем они сообщают?
   Облегчение в голосе Шианы?
   - Бригада номер восемь хочет, чтобы взглянули на их результаты.
   - Они всегда этого хотят!
   Интонация Шианы была подчеркнуто разочарованной:
   - Не хотите ли взглянуть со мной на их результаты, Великая Мать?
   - Я подожду здесь.
   - Я ненадолго.
   Когда они ушли, Одрейд подошла к западному окну: ясный вид на лежащую
за крышами  новорожденную  пустыню. Маленькие дюны.  Почти закат и сухая
жара, так напоминающая о Дюне.
   Что скрывает Шиана?
   Молодой парень, почти мальчик, загорал голышом на соседней крыше, ле-
жа кверху животом на матрасе цвета морской волны, набросив на лицо золо-
тое полотенце. Загар у него был бронзовым, под цвет полотенца и  рыжева-
тых волос. Ветерок приподнял уголок полотенца, забросив его на лицо. Ус-
тало двинулась вялая рука и восстановила покров.
   Как он может бездельничать? С ночной смены? Может быть.
   Безделье не поощрялось, а он выставлял его напоказ. Одрейд улыбнулась
сама себе. Могли простить любого, приняв за ночного  работника.  Он  мог
рассчитывать на это. Весь фокус заключался в том, чтобы не попасться  на
глаза тому, кто знал обратное.
   Я не буду спрашивать. Разум заслуживает награды. И, в  конце  концов,
может, - он и действительно с ночной смены.
   Она подняла взор. Вдали разворачивалась новая картина:  неземной  за-
кат. Над горизонтом была прочерчена узкая полоска оранжевого; вздымающа-
яся на месте, куда только что село солнце.  Серебряно-голубой  цвет  над
оранжевой полоской темнел, уходя ввысь. Она не раз видела такое на Дюне.
В метеорологические объяснения она старалась не  вдаваться.  Лучше  дать
глазам впитать эту сиюминутную красоту, а ушам и  коже  -  почувствовать
внезапное спокойствие, распространяющееся вокруг после резко наступающей
темноты, стирающей оранжевую грань.
   Краем глаза она заметила, что юноша собрал матрас, полотенце и скрыл-
ся за вентилятором.
   Из коридора послушался топот. Вбежала запыхавшаяся Шиана:
   - Они нашли залежи спайса в тридцати кликах  от  нас!  Небольшие,  но
плотные! - выдохнула она.
   - А это не ветряные наносы? - засомневалась Одрейд.
   - Не похоже. Я установила за ними круглосуточное наблюдение, -  Шиана
взглянула на окно, у которого стояла Одрейд. Она  видела  Требо.  Навер-
ное...
   - Я уже спрашивала тебя, Шиана, сможешь ли ты работать  с  Белл.  Это
важный вопрос. Там стареет и уже вскоре надо будет искать ей замену. Бу-
дет голосование, конечно.
   - Я? - Это было полной неожиданностью.
   - Мой первый кандидат. - Теперь повелительно. - Я хочу, чтобы ты была
рядом, и я смогла бы следить за тобой.
   - Но я думаю... ведь план Миссионарии...
   - Может подождать. И найдется другой пастух червей... если эти залежи
спайса - наша надежда.
   - А? Да... несколько наших людей, но ни одна из них...  Разве  вы  не
хотите проверить, повинуются ли мне Черви?
   - Работа в Совете на это не повлияет.
   - Я... ну, вы видите, насколько я удивлена.
   - Я бы сказала, ошеломлена. Скажи мне, Шиана,  что  тебя  в  эти  дни
действительно интересовало?
   Расследование продолжается. Ну, Требо, помогай мне.
   - Обеспечение нормального развития пустыни, - Правда! - И конечно  же
моя сексуальная жизнь. Вы видели юношу на крыше? Требо,  новенький.  Его
послал для шлифовки Дункан.
   Даже когда Одрейд уже ушла, Шиана пыталась понять, что такого весело-
го нашлось в этих словах. Впрочем, от Великой Матери удалось-таки  укло-
ниться.
   Не было нужды даже в уступках правде: "Мы обсуждали  возможность  на-
нести на Тега штамп и этим воскресить память Башара".
   Удалось избежать полной исповеди.
   Великая Мать так и не узнала, что я  проникла  в  способ  реактивации
тюрьмы не-кораблей и узнала, как обезвредить установленные там Беллондой
мины.


   Никакие сладости не скроют определенные типы горечи.  Если  горько  -
выплюнь. Так поступали наши давние предки.
   Кода.

   Мурбелла поднялась ночью, продолжая видеть сон, хоть и проснувшись  и
четко воспринимая окружающее: спящего рядом Дункана, слабое  потрескива-
ние машин, проекцию времени на потолке. Позже она настояла на том, чтобы
Дункан спал вместе с нею, боясь оставаться в одиночестве. Он винил ее  в
четвертой беременности.
   Она сидела на краю кровати. Комната казалась  нереальной  в  неверном
свете хронопроектора. Видения не исчезали.
   Дункан заворчал и перевернулся в ее сторону. Брошенная рука упала  ей
на колени.
   Она чувствовала, что причиной этого вторжения в разум был не сон, хо-
тя оно и обладало некоторыми его признаками. Это был  результат  занятий
Бене Джессерит. Они и их проклятые предложения насчет Скитейла... и  во-
обще всего! Они убыстряли темп, которым она и так уже  не  могла  управ-
лять.
   Этой ночью она заблудилась во внутреннем мире слов. Причина была  яс-
на. Беллонда утром обучила Мурбеллу девяти  языкам  и  провела  подозри-
тельную ученицу по дороге разума, называемой  "Лингвистическим  Наследи-
ем". Но влияние Белл на это ночное безумие не спасало.
   Кошмар. Она была существом микроскопических размеров, загнанная в ог-
ромное звенящее  эхом  пространство,  разрисованное  огромными  буквами,
встречающими ее везде, куда бы она не повернулась:  "Резервуар  данных".
Оживленные буквы с перекошенными челюстями и страшными, тянущимися к ней
щупальцами.
   Хищные звери, а она - их добыча. Уже проснувшись и понимая,  что  она
сидит на краю своей постели, а на ее коленях лежит рука Дункана, она все
равно видела зверей. Они собирались у нее за спиной. Она знала,  что  ее
затягивает назад, хотя тело и не двигалось. Они тащили  ее  на  страшную
пытку, которую она не могла видеть.  Она  не  повернет  головы!  Она  не
только видела этих тварей (они закрывали элементы спальни), но и слышала
какофонию их речи на девяти языках.
   Они разорвут меня на части. Хотя она и  не  могла  развернуться,  она
знала, что ждет ее: еще большее количество зубов и когтей.  Угроза  кру-
гом! Если она будет загнана в угол, они набросятся, и она обречена.
   Готова. Мертва. Жертва. Под пыткой. Легкая добыча.
   Ее переполнило отчаяние. Почему Дункан не проснется и не  спасет  ее?
Его рука была свинцовым грузом, частью душащих ее сил, и позволяла  этим
тварям заталкивать ее в причудливую ловушку. Она  дрожала.  По  ее  телу
стекал пот. Ужасные слова! Они  объединялись  в  гигантские  комбинации.
Тварь с клыками-кинжалами подошла прямо к ней, и  она  опять  увидала  в
черноте ее разверстой пасти, между клыками, слова.
   Посмотри наверх. Мурбелла захохотала.  Она  не  контролировала  смех.
Смотри наверх. Готова. Мертва. Жертва. Смех разбудил  Дункана.  Он  сел,
включил нижний глоуглоб и уставился на нее. Каким  он  был  взъерошенным
после их ночного сексуального столкновения.
   Выражение его лица переходило от умиления к огорчению, пока он прихо-
дил в себя.
   - Чего ты смеешься?
   От смеха она стала задыхаться. Бока у нее болели.  Она  боялась,  что
его понимающая улыбка вызовет новый спазм.
   - Ой-ей-ей, Дункан! Сексуальное столкновение!
   Он понимал, что это была их взаимная форма именования связывавшего их
наркотика. Почему это вызвало у нее такой хохот?
   Его удивленное лицо поразило ее своей нелепостью. Между вздохами, она
сказала:
   - Еще пара слов. - И она зажала рот, боясь нового всплеска.
   - Чего?
   Его голос была самой смешной вещью, которую она только  слышала.  Она
протянула к нему руку и покачала головой:
   - О-о-о-ой...
   - Мурбелла, что с тобой?
   В ответ она смогла лишь вновь покачать головой. Он попытался понимаю-
ще улыбнуться. Это помогло ей, и она прильнула к нему.
   - Нет! - Это поднялась его правая рука. - Я просто хочу побыть рядом.
   - Посмотри, сколько времени, - он поднял подбородок к проекции на по-
толке, - Почти три.
   - Было так смешно, Дункан.
   - Так расскажи мне.
   - Сейчас, отдышусь.
   Он уложил ее на подушку:
   - Мы чертовски похожи на давно женатую пару. Анекдоты в полночь.
   - Нет, милый, мы не такие.
   - Вопрос степени, не более.
   - Качества, - поправила она.
   - Что тебя так рассмешило?
   Она рассказала о своих кошмарах и роли Беллонды в них.
   - Зенсунни. Очень древняя техника. Сестры используют ее, чтобы  изба-
вить от травматических связей. Слова, рождающие неосознанные реакции.
   Страх вернулся.
   - Мурбелла, почему ты дрожишь?
   - Учительницы Чтимых Матре  предупреждали  нас,  что  случится  нечто
страшное, если мы попадем в зенсунийские руки.
   - Чушь! Я прошел через них, будучи ментатом.
   Его слова напомнили об еще одном фрагменте сна. Зверь с двумя голова-
ми. Обе пасти открыты. Там слова: Слева: "Одно слово", справа: "ведет  к
другому".
   Радость подавила страх. Он утихал и без смеха.
   - Дункан!
   - Ммммммм, - в голосе отдаленность ментата.
   - Белл сказала, что Бене Джессерит употребляют слова в качестве  ору-
жия. Голос. "Средства управления" - так они их называют.
   - Урок, который ты должна усвоить - почти на уровне инстинкта. Они не
доверят тебе более углубленных занятий, пока ты не усвоишь его.
   И я не буду потом доверять тебе.
   Она отвернулась от него и взглянула не комкамеры, мерцающие на потол-
ке вокруг хронопроекции.
   Я по-прежнему под наблюдением.
   Она понимала, что ее учителя тайно обсуждают ее. Разговоры обрывались
при ее приближении. Они смотрели на ее по-особому,  как на занимательный
экспонат.
   Голос Беллонды вертелся в голове. Усики кошмара. Потом не раннее,  не
позднее утро и неприятный, щекочущий ноздри запах  пота  после  занятий.
Экзаменаторша в почтительных трех  шагах  от  Преподобной  Матери  Голос
Белл: "Никогда не становись знатоком. Это связывает".
   И все из-за того, что я спросила, есть ли  слова,  направляющие  Бене
Джессерит.
   - Дункан, зачем они смешивают развитие тела и ума?
   - Разум и плоть усиливают друг друга. - Сонно. Будь  он  проклят.  Он
сейчас уснет.
   Она потрясла Дункана за плечо.
   - Если слова настолько дьявольски пусты, почему нам столь часто напо-
минают о дисциплине?
   - Шаблоны, - пробормотал он. - Грязные словечки.
   - Что? - она резче затрясла его.
   Он повернулся на спину, шевельнул губами и сказал:
   - Дисциплина равна шаблону, равна неверной дороге. Они знают, что все
мы по природе - творцы шаблонов... что для них, мне кажется, и  означает
"порядок".
   - Почему это так плохо?
   - Дает возможность уничтожить или поймать нас... в  ловушку,  которую
мы не в силах перестроить.
   - Ты неправ насчет разума и плоти.
   - Хмммммпф?
   - Они сливаются воедино.
   - А я что сказал? Хей! Мы будем болтать или спать или что?
   - Никаких "или что". Не сегодня.
   Тяжелый вздох.
   - Они не стремятся укрепить мое здоровье.
   - Никто об этом и не говорил.
   - Это придет позже, после Агонии. - Она знала, что он ненавидит вспо-
минать об этом смертоносном испытании, но избежать  этого  было  нельзя.
Перспектива захватила ее.
   - Хорошо! - он сел, взбил подушку и подложил  ее  под  спину,  изучая
Мурбеллу. - Чего еще?
   - Они так грамотно используют свои слова-оружие! Она привела тебе Те-
га и сказала, что ты один в ответе за него.
   - Ты в это не веришь?
   - Он думает, что ты - его отец.
   - Не совсем.
   - Да, но... Ты не думаешь того же о Башаре?
   - Когда он восстановил мою память?
   - Да.
   - Вы - пара интеллектуальных сирот, ищущих родителей, которых нет.  У
тебя нет ни малейшего представления о том, что ты ему причинишь.
   - Это, видимо, разделит нашу семью.
   - Значит, ты ненавидишь Башара в нем и рад, что приносишь ему боль.
   - Не говори так.
   - Почему он так важен?
   - Башар? Военный гений. Всегда действующий непредсказуемо. Поражающий
врагов своим появлением оттуда, откуда его никто не ждет.
   - И на это никто не способен?
   - Так как он - нет. Он выдумывал тактику и стратегию. Причем вот  так
вот! - Он щелкнул пальцами.
   - Опять жестокость. Как у Чтимых Матр.
   - Не всегда. Башар имеет репутацию побеждающего без боя.
   - Я видела эти истории.
   - Не доверяй им.
   - Истории фокусируются на противоборстве. Есть в этом доля истины, но
она скрывает более стойкие вещи, проявляющиеся несмотря на искажения.
   - Стойкие вещи?
   - Какая история упоминает о женщине в рисовом поле, ведущего по  воде
буйвола, тащащего плуг, в то время как ее муж отсутствует, скорее  всего
призван с оружием в руках...
   - Причем же здесь стойкость и чем это так важно?
   - Дети дома хотят есть. Мужчина вечно в этом безумии?  Кто-то  должен
пахать. Она - истинный образ людской стойкости.
   - Звучит так горько... Я нахожу это странным.
   - Задумываясь о моей военной истории?
   - Да, это подчеркивают Бене Джессерит... их башары, и элитные войска,
и...
   - Ты думаешь, они просто большие эгоистки и хотят возродить свою эго-
истичную жестокость? Проехаться прямо по женщине с плугом?
   - Почему нет?
   - Потому что очень малая часть забудет о ней. Жестокие проедутся мимо
пашущей женщины и вряд ли увидят, что затронули основы реальности.  Бене
Джессерит никогда не упустят ничего такого из вида.
   - И, опять-таки, почему нет?
   - Эгоизм ограничивает обзор, потому что несет смертельную реальность.
Женщина и плуг - жизненная реальность. Без жизненной реальности нет  че-
ловечества. Мой Тиран знал это. Сестры благословляли его  за  это,  даже
проклиная.
   - И поэтому ты - добровольный участник их надежд.
   - Думаю, да.
   - И абсолютно честен с Тегом.
   - Он спрашивает, я чистосердечно отвечаю. Я не верю, что  любопытство
может явиться жестокостью.
   - И ты полностью отвечаешь за него?
   - Она не совсем так сказала.
   - Ах, любовь моя. Не совсем так сказала. Ты называешь Белл лицемеркой
и не задумываешься об Одрейд. Дункан, если бы ты только знал...
   - Пока мы не замечаем комкамер, выплюнь!
   - Ложь, обмен, пороки...
   - Эй, Бене Джессерит?
   - Они пользуются старым добрым оправданием: Сестра А делает так, зна-
чит, если я делаю то же, это не так  плохо.  Два  преступления  отменяют
друг друга.
   - Какие преступления?
   Она заколебалась. Рассказать ему? Нет. Но он ждет ответа.
   - Белл восхищена, что вы с Тегом обменялись ролями!  Она  предвкушает
его боль.
   - Может, нам придется разочаровать ее. - Он понимал, что это -  ошиб-
ка, высказывать только что пришедшее на ум. Слишком быстро.
   - Поэтическая справедливость! - восхитилась Мурбелла.
   Отвлечь их!
   - Они не заинтересованы в суде. В честности - да. У них  есть  поуче-
ние: "Те, над кем чинится суд, должны принимать его честность."
   - И они поставили перед тобой условие принять их суд.
   - В любой системе есть лазейка.
   - Ты знаешь, дорогой, помощницы обучаются.
   - На то они и помощницы.
   - Я имею в виду наши разговоры.
   - Наши? Ты - помощница? Ты - новообращенная!
   - Кем бы я ни была, я слышу рассказы. Твой  Тег  может  оказаться  не
тем, кем видится.
   - Ученическая сплетня.
   - Существуют рассказы о Гамму, Дункан.
   Он взглянул на нее. Гамму. Трудно было воспринимать эту  планету  под
неродным именем. Ведь, на самом деле, это - Гиди  Первый,  чертова  дыра
Харконненов.
   - Может, он сам все эти рассказы и придумал.
   - Некоторые Сестры принимают их в расчет. Они ждут и  следят.  Они  -
осторожны.
   - И ты что-нибудь узнала о Теге из своих драгоценных историй? Он ско-
рее всего распустит эти слухи. Заставит других напрячься.
   - Не забывай, я была тогда на Гамму. Чтимые  Матре  были  расстроены.
Разъярены. Что произошло.
   - Конечно. Тег сделал неожиданное. Удивил их. Украл  у  них  один  из
не-кораблей, - Он пошлепал по стене за спиной. - Этот.
   - У Сестринства есть запретная область, Дункан. Они всегда  говорили,
что надо дождаться Агонии. Все станет ясным! Будь они прокляты!
   - Звучит так, словно они готовят тебя к преподаванию  в  Миссионарии.
Проектированию религий специального назначения и избранных слоев.
   - Ты не видишь в этом ничего такого?
   - Мораль. Я не спорю об этом с Чтимыми Матре.
   - Почему нет?
   - Религия основывается на этой тверди. БГ - нет.
   - Дункан, если бы ты только знал их мораль.
   - Им досаждает, что ты о них столько всего знаешь.
   - Только из-за этого Белл хочет убить меня.
   - Ты считаешь, Одрейд лучше?
   - Что за вопрос! - Одрейд? Ужасная женщина, если позволить  себе  за-
держаться на ее возможностях. И все - атридесовское. Она - первая из Бе-
не Джессерит. А идеал Атридесов - Тег.
   - Одрейд рассказала, что она доверяет твоей верности Атридесам.
   - Я верен атридесовской чести, Мурбелла. И я выношу моральные решения
сам - по поводу Сестринства, этого ребенка, которого они отдали под  мою
опеку, Шианы и... и по поводу моей возлюбленной.
   Мурбелла прижалась к нему, прикасаясь грудью к руке и  пошептала  ему
на ухо:
   - Были эпизоды, когда я могла  перебить  всех  находящихся  рядом  со
мной!
   Она что, думает, они ее не слышат? Он сел прямо, не отпуская ее.
   - И что же тебе помешало?
   - Она хочет, чтобы я поработала над Скитейлом.
   Поработать. Эвфемизм Чтимых Матре: Ну а  почему  нет?  Она  "работала
над" множеством мужчин, прежде чем натолкнулась на меня. Но он  реагиро-
вал на это, как древние мужи. И не только поэтому... Скитейл?  Проклятый
Тлейлаксу?
   - Великая Мать? - Он хотел увериться.
   - Она и только она, - душа ее почти парила, лишенная груза.
   - Какова твоя реакция?
   - Она сказала, что это - твоя идея.
   - Моя... Да никогда! Я предлагал вытащить из  него  нужные  сведения,
но...
   - Она сказала, что это - обыденная вещь для Бене Джессерит, как и для
Чтимых Матре. Забеременей от этого. Соблазни того. Весь день в заботах.
   - Я спросил о твоей реакции.
   - Возмущение.
   - Почему? - Я знаю подтекст.
   - Я же тебя люблю, Дункан... и мое тело,  оно...  оно  приносит  удо-
вольствие тебе... как и твое...
   - Мы - старая женатая пара, а ведьмы хотят разлучить нас.
   Его слова родили в нем ясное видение леди Джессики,  любовницы  давно
умершего графа и матери Муаддиба. Я любил ее. Она меня не любила,  но...
Взгляд Мурбеллы напоминал ему взгляд, которым Джессика глядела на графа:
слепая, самозабвенная любовь. Бене Джессерит не доверяли этому  чувству.
Джессика была мягче Мурбеллы. Но тверже внутренне. А Одрейд... она  была
тверда и внешне. Сплошная пласталь.
   А как же те времена, когда он искал в ней человеческие  чувства?  Как
она говорила о Башаре, когда они узнали, что старик погиб на Дюне.
   "Он был моим отцом, ты знаешь".
   Мурбелла вывела его из задумчивости:
   - Можешь разделять их мечты, какими бы они не были, но...
   - Растите, люди!
   - Что?
   - Вот их мечта. Чтобы люди вели себя по-взрослому, а не как злые дети
на школьном дворе.
   - Мама знает лучше?
   - Да... Я уверен в этом.
   - Так ты именно так видишь их? Хоть и называешь ведьмами.
   - Это хорошее слово. Ведьмы ведают загадочные вещи.
   - И ты не веришь, что это просто долгое жесткое обучение плюс спайс и
Агония?
   - Что вера может с этим поделать. Неизвестность порождает собственную
мистику.
   - Но ты не считаешь, что они дурачат людей,  заставляя  их  исполнять
чужую волю?
   - Наверняка это так.
   - Слова - оружие. Голос. Штамповка...
   - Никто так не красив, как ты.
   - Что такое красота, Дункан?
   - Есть, конечно, красота в различных стилях.
   - Она именно так и сказала: "Стили  основываются  на  воспроизводящих
корнях, лежащих настолько глубоко в нашем расовом псише, что мы не осме-
ливаемся убрать их". Так что они собирались сунуться и сюда, Дункан.
   - Может, их что-то испугало?
   - Она сказала: "Мы не ввергнем наших потомков в то, что считаем  бес-
человечным". Они судят, они и осуждают.
   Он подумал о чужих фигурах видения. О Лицевых Танцорах. И спросил:
   - Как аморальные тлейлаксианцы? Аморальные - значит не человечные.
   - Я почти различаю тиканье вертящихся в голове Одрейд шестеренок. Она
и ее Сестры: они смотрят, они слушают, они готовят любую реакцию, вычис-
ляют все.
   Ты этого хотел, дорогой? Он попал в ловушку. Она была права и  ошиба-
лась. Цель оправдывает средства? Но как он мог оправдать потерю  Мурбел-
лы?
   - Ты считаешь их аморальными? - спросил он.
   Но она будто и не слышала:
   - Всегда спрашивают себя, что теперь надо сказать, чтобы добиться же-
лаемой реакции.
   - Какой реакции? - Может она услышать его боль?
   - Ты не узнаешь, пока не будет слишком  поздно,  -  Она  повернулась,
взглянув на него - совсем как Чтимые Матре, - Знаешь,  как  они  поймали
меня?
   Он не мог подавить осознания того,  насколько  жадно  Сторожевые  Псы
набросятся на ее последующие слова.
   - Меня подобрали на улице после чистки Чтимых Матре. Кажется, вся эта
чистка затевалась лишь из-за меня. Моя мать была крайне красива, но  для
них слишком стара.
   - Чистка? - Сторожевые Псы захотят, чтобы я спросил.
   - Они проходили по местности, и там исчезали люди.  Ни  тел,  ничего.
Пропадали целые семьи. Объяснялось это наказанием за подготовку  покуше-
ний на них.
   - Сколько тебе было?
   - Три... ну, четыре. Я играла с подружками на поляне под деревьями. И
внезапно послышался громкий шум и крики. Мы спрятались  в  расселине  за
камнями.
   Он был захвачен видением той драмы.
   - Затряслась земля, - она ушла в воспоминания, - Взрывы. Потом  стало
тихо, и мы вылезли. Весь край, на котором стоял мой дом,  превратился  в
воронку.
   - И ты осиротела?
   - Я помню своих родителей. Он был большим,  крепким  мужиком.  А  моя
мать, видимо, работала где-то служанкой. Они носили форму на работе, и я
помню ее в этой форме.
   - Почему ты так уверена в смерти родителей?
   - Наверняка я знаю, что была чистка, но она везде и всегда одинакова.
Крик, бегущие люди. Мы были перепуганы.
   - Почему ты думаешь, что причина чистки заключалась в тебе?
   - Это на них похоже.
   Их. Какую победу наблюдатели увидят в одном единственном слове.
   Мурбелла все еще была захлестнута воспоминаниями:
   - Думаю, мой отец отказался уступить Чтимой Матре. Это всегда  счита-
лось опасным. Большой, красивый мужчина... сильный.
   - И ты ненавидишь их?
   - Почему? - Удивление его вопросом, - Если бы не это, я бы никогда не
стала Чтимой Матре.
   Ее бессердечность ошеломила его.
   - Значит, это стоит чего угодно!
   - Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей сторо-
не?
   - Тише!
   - А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло как-нибудь иначе?
   - Все уже произошло.
   Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в  ней.  Может,  он  был
обусловлен общением с Чтимыми Матре или чем-то из арсенала Бене  Джессе-
рит?
   - Ты была просто ценной находкой для их конюшен.
   - Верно. Соблазнялки, так они нас звали. Мы рекрутировали ценных сам-
цов.
   - И ты тоже.
   - Я многократно окупила их вложения.
   - Ты понимаешь, как это будет интерпретировано Сестрами?
   - Не придавай этому большого значения.
   - Так ты готова поработать над Скитейлом?
   - Я не говорила этого. Чтимые Матре манипулировали мною без моего  на
то согласия. Сестры нуждаются во мне и хотят использовать так  же.  Цена
моя будет высока.
   Секунду он говорил с пересохшим горлом.
   - Цена?
   Она пристально взглянула на него:
   - Ты, ты просто часть моей цены. Не работа над Скитейлом.  И  большая
прямота, которую они так любят, относительно причин  моей  необходимости
для них.
   - Осторожно, любимая. Они ведь могут и сказать.
   Она бросила на него взгляд, достойный Бене Джессерит.
   - Как ты сможешь восстановить память Тега, не причинив боли?
   Черт! А он только подумал, что на эту скользкую тропку они  не  вста-
нут. Выхода нет. В ее глазах читались догадки.
   Мурбелла подтвердила их:
   - Поскольку я не соглашусь, уверена, ты обсудил этот вопрос с Шианой.
   Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Его Мурбелла разобралась в Сест-
ринстве глубже, чем ему казалось. И она знала,  как  его  многочисленные
воспоминания гхол были восстановлены штамповкой.
   Он внезапно увидел ее в качестве Преподобной Матери и чуть не  закри-
чал, протестуя.
   - Чем ты в этом отличаешься от Одрейд? - спросила она.
   - Шиана училась на Штамповшицу, - слова его казались самой пустотой.
   - От моего обучения это отличается?
   В нем вспыхнул гнев.
   - Ты предпочитаешь боль? Как Белл?
   - Ты предпочитаешь защиту Бене Джессерит? - Голос, как нежные сливки.
Он почувствовал отдаленность в ее голосе, словно она уже превратилась  в
холодную наблюдательницу из Сестринства. Они  замораживали  его  любимую
Мурбеллу! Хотя в ней еще оставался огонек. Это обнадеживало. Она  дышала
здоровьем, особенно став беременной.  Сила  и  непосредственная  радость
жизни. Вот что цвело в ней. Сестры отберут и задушат это.
   Его внимательный взгляд успокоил ее.
   В отчаянии он пытался понять, что делать.
   - Я надеялась, мы будем друг с другом более искренни, - сказала  она.
Очередная проверка Бене Джессерит.
   - Я не согласна со многими их действиями, но не могу сказать, что  не
доверяю их мотивам, - сказал он.
   - Я узнаю их мотивы, когда переживу Агонию.
   Он весь замер, поймав себя на мысли, что она может  погибнуть.  Жизнь
без Мурбеллы? Зияющая пустота, глубже которой нельзя представить. И нич-
то во всех его жизнях не сравнится с этим. Неосознанно он протянул  руку
и погладил ее по спине. Кожа такая мягкая и тем не менее упругая.
   - Я очень люблю тебя, Мурбелла. Ты - моя Агония.
   Она задрожала от его прикосновения.  Он  почувствовал,  что  захвачен
чувствительностью, что в нем растет печаль, пока не вспомнил слова  пре-
подавателя ментатов о "эмоциональных кутежах".
   "Различие между чувством и чувствительностью легко ощутимо. Когда  ты
избегаешь убийства чьего-то любимца на дороге, это - чувство.  Когда  ты
стараешься  объехать  любимца  и  убиваешь  прохожих,  это  -   чувстви-
тельность."
   Она взяла его ласкающую руку и приложила ее к губам.
   - Слова плюс тело - больше чего бы то ни было, - прошептал он.
   Его слова вновь перенесли ее в кошмар, но теперь она ушла в него  це-
ликом, сознавая, что слова - инструменты.  Ее  наполнял  особый  привкус
постижения, желание смеяться над собой.
   Изгоняя бесов кошмара, она внезапно поняла,  что  никогда  не  видела
смеющейся Чтимую Матре.
   Держа руку Дункана, она взглянула на него. Ментат подмигнул.  Понимал
ли он, что она только что испытала? Свободу! Она перестала быть вопросом
ограничений и проторенностью неизбежной колеи ее прошлого. В первый  раз
после допуска перспективы превращения  в  Преподобную  Мать,  ее  осенил
смысл этого. Она почувствовала трепет и потрясение.
   Нет ничего важнее Сестринства?
   Они говорили о клятве, чем-то более таинственном, нежели слова  Прок-
тора при посвящении помощниц.
   Моя клятва Чтимым Матре - слово. Клятва Бене Джессерит - не больше.
   Она вспомнила Беллонду, ворчащую, что дипломатов выбирают  по  склон-
ности к вранью. Как это по-детски! Угроза на школьном  дворе:  "Нарушишь
свое слово, я нарушу свое! Ня, ня, ня-аааа!"
   Тщетно беспокоиться о клятвах. Гораздо важнее найти место в себе, где
обитает свобода. В этом месте что-то всегда прислушивалось.
   Прижав голову Дункана к губам, она прошептала:
   - Они прислушиваются. О, как они прислушиваются.


   Не вступайте в конфликт с фанатиками, если  не  можете  истощить  их.
Противопоставляйте религию религии, только если ваши доказательства (чу-
деса) неистощимы или вы можете опутать ими так,  что  фанатики  признают
вас боговдохновленным. Для науки издревле существовал  барьер  признания
покрова божественного откровения. Наука предельно связана  с  человеком.
Фанатики (и многие фанатично преданные чему-то одному) должны знать ваше
местонахождение, но, что более важно, знать, кто шепчет вам на ухо.
   Миссионария Протектива, Начальное Обучение.

   Течение времени изводило Одрейд, как изводит постоянное чувство прес-
ледования охотниками. Годы пронеслись так быстро, что дни превратились в
размазанные пятна. Два месяца споров для получения одобрения кандидатуры
Шианы на пост преемницы Там!
   Беллонда отправилась на дневное наблюдение, пока Одрейд  отсутствова-
ла, как сегодня, резюмируя отправку новых остатков Бене Джессерит в Рас-
сеяние. Совет продолжал это дело, но с неохотой. Предположение Айдахо  о
тщетности этой стратегии вызвало волны ошеломления в среде  Сестринства.
Отчеты теперь содержали новые планы защиты типа "на что можно  рассчиты-
вать".
   Когда Одрейд ближе к вечеру вошла в рабочий кабинет, Беллонда  сидела
за столом. Щеки ее выглядели отекшими, а напряженный взгляд глаз  свиде-
тельствовал о попытках  подавить  усталость.  Дневные  выводы,  в  соот-
ветствии с характерным для Белл стилем, обещали содержать резкие коммен-
тарии.
   - Они одобрили кандидатуру Шианы, - сказала она, подталкивая к Одрейд
маленький кристалл. - Благодаря содействию Там.  Новорожденный  Мурбеллы
появится через восемь дней, как объявляет Саки.
   Белл не сильно верила в докторов Сака.
   Новорожденный? Она бывает чертовски безразлична к жизни!  Одрейд  по-
чувствовала, что ее пульс ускорился от мыслей о предстоящем.
   Когда Мурбелла придет в себя после родов - Агония. Она готова.
   - Дункан жутко нервничает, - сказала Беллонда, освобождая стул.
   Опять Дункан. Эта парочка становится до боли знакомой.
   Белл не закончила:
   - И вы еще не спросили, но вестей от Дортуйлы нет.
   Одрейд села за стол, разглядывая со всех  сторон  лежащий  на  ладони
кристалл. Доверенная помощница Дортуйлы, а теперь Преподобная Мать  Фин-
тил не рискнет отправиться в путешествие на не-корабле или как либо  пе-
редать сообщение, просто чтобы поразить Великую Мать. Никаких новостей о
судьбе наживки, проглочена она... или нет.
   - Ты говорила Шиане о ее утверждении? - спросила Одрейд.
   - Я оставила это вам. Она опять запаздывает со своим ежедневным отче-
том. Нехорошо для члена Совета.
   Значит, Белл все еще не принимала своего назначения.
   Ежедневные сообщения Шианы имели тенденцию повторяться: "Следов Червя
нет. Спайсовая масса нетронута."
   Все, к чему обращались их надежды было весьма и весьма  сомнительным.
Охотники из кошмаров подкрадывались все ближе. Напряжение росло. Взрыво-
опасность.
   - Ты видела этот обмен между Дунканом и Мурбеллой  достаточно  часто.
Шиана скрывала именно это? И, если да, зачем?
   - Тег был моим отцом.
   - Какая деликатность! Преподобной Матери дурно от штампирования гхолы
отца Великой Матери!
   - Он был моим личным учеником, Белл. Он трогал меня так, как ты и по-
чувствовать не можешь. А кроме того, это не просто гхола, это - ребенок.
   - Мы должны быть уверены в ней?
   Одрейд увидела невысказанное, но уже почти произнесенное имя на губах
Беллонды: "Джессика".
   Еще одна испорченная Преподобная Мать? Белл была права, им надо  убе-
диться в Шиане. Эта ответственность на мне.  Видение  черной  скульптуры
Шианы вспыхнуло в сознании Одрейд.
   - План Айдахо по-своему привлекателен, но... - Беллонда заколебалась.
   Заговорила Одрейд:
   - Этот ребенок слишком мал, рост еще незавершен. Боль обычного  восс-
тановления воспоминаний может привести к Агонии.  Это  может  переменить
его. Но это...
   - Управление им с помощью Штампирования. Я поддерживаю. Но что,  если
его воспоминания не восстановятся?
   - У  нас  тогда  остается первоначальный план. И эффект на Айдахо это
возымело.
   - С ним все было по-другому, но решение может и подождать. Вы опазды-
ваете на встречу со Скитейлом.
   Одрейд взвесила на ладони кристалл:
   - Ежедневная сводка?
   - Ничего такого, что не повторялось бы изо дня в день.
   В устах Белл это звучало почти как огорчение.
   - Я принесу его обратно. Пусть Там подождет, а  сама  зайди  под  ка-
ким-нибудь предлогом попозже.
   Скитейл уже почти привык к прогулкам вне корабля, и Одрейд  отметила,
что для него это стало обычным, когда они вышли из ее транспортера в юж-
ной части Централя. Это было не просто времяпрепровождением, и  они  оба
знали это, но Одрейд делала прогулки регулярными, досчитывая таким обра-
зом успокоить его. Рутина. Столь иногда полезная.
   - Было очень любезным с вашей стороны брать меня на прогулку, -  ска-
зал, оглядываясь по сторонам, Скитейл. - Воздух суше, чем помнится  мне.
Куда мы отправимся этим вечером?
   Какие крошечные у него глаза, когда он щурится на Солнце.
   - В мой рабочий кабинет, - она кивнула на отдельно стоящие в полклике
к северу от Централя здания. Под безоблачным весенним небом было  холод-
новато, а теплые цвета крыш и огни, горевшие в башне,  манили  обещанием
защиты от прохладного ветра, сопровождавшего почти все закаты в это вре-
мя года.
   Боковым зрением Одрейд оглядела шагающего рядом Тлейлаксу. Какое нап-
ряжение! Чувствовалось оно и в охраняющих его Преподобных Матерях,  и  в
помощницах, находящихся рядом с ним, ведь Беллонда требовала от них осо-
бой внимательности.
   Нам нужен этот маленький монстр, и он сознает это. А мы  все  еще  не
знаем весь спектр возможностей Тлейлаксу! Почему он  с  такой  настойчи-
востью рвется к контактам со своими товарищами-пленниками?
   Тлейлаксу создали гхолу Айдахо, напомнила она себе. А не спрятали  ли
они в нем чего-нибудь?
   - Я - нищий, пришедший к вашей двери. Великая Мать, - сказал он  про-
сительным голоском эльф. - Наша планета в руинах, мой народ перебит. За-
чем нам идти в ваши апартаменты?
   - Поторгуемся в более приятной обстановке.
   - Да, в корабле очень тесно. Но я не понимаю, зачем мы каждый раз ос-
тавляем машину так далеко от Централя? Почему мы ходим пешком?
   - Я нахожу это освежающим.
   Скитейл осмотрелся, оценивая посадки.
   - Приятно, но очень холодно, не так ли?
   Одрейд взглянула на юг. Эти южные склоны были засажены виноградом,  а
гребень и более холодная северная сторона оставлены под сады. В этих ви-
ноградниках усовершенствованный сорт виниферы. Разработанный  садоводами
Бене Джессерит. Корни  старого  винограда  (по  представлениям  древних)
"уходили в преисподнюю", где крали воду у горящих душ. Винный завод  был
подземным, как и погреба для хранения  и  выдержки.  Ничто  не  нарушало
ландшафта переплетенных лоз в старых полосах, междурядий которых хватало
только для сбора и культивации.
   Ему приятно? Она сомневалась, что Скитейл мог увидеть тут нечто  при-
ятное. Он был достаточно взвинчен, чего и добивалась  Одрейд,  задаваясь
вопросом: "Зачем она на самом деле выбрала  для  прогулки  эту  сельскую
местность?
   Одрейд раздражало, что они не  могли  осмелиться  использовать  более
действенные средства Бене Джессерит на этом маленьком человечке. Но  она
согласилась с тем мнением, что в случае провала подобных попыток, второ-
го шанса у них уже не будет. Тлейлаксианцы демонстрировали,  что  скорее
умрут, нежели выдадут тайные (и священные) знания.
   - Меня удивляет несколько вещей, - сказала Одрейд,  обходя  при  этом
кучу обрезков  виноградных  лоз.  -  Почему  ты  настаиваешь  на  вызове
собственного Лицевого Танцора до исполнения наших требований? И  что  за
интерес к Дункану Айдахо?
   - Милая леди, я одинок без товарищей. Вот ответ на оба вопроса, -  он
машинально потер на груди место, где лежала запечатанная нульэнтропийная
капсула.
   Что он там вечно трет? Этот жест сильно удивлял и ее,  и  аналитиков.
Никаких шрамов, никаких повреждений кожи. Может просто детская привычка.
Но это было так давно! Недостаток в этом перевоплощении?  Никто  сказать
не мог. И эта серая кожа с металлическим оттенком, противостоящая иссле-
довательским приборам. Наверняка он был чувствителен к более тяжелым лу-
чам и узнает, если они будут испробованы. Нет... Теперь это все - дипло-
матия. Будь проклят этот маленький монстр!
   Скитейл изумился: неужели у этой самки-повинды нет естественных  сим-
патий, на которых он мог бы сыграть? Типичность противоречила вопросу.
   - Уекхт Жандолы и все, - сказал он. - Миллионы наших были убиты этими
шлюхами. До самых дальних уголков Жахиста мы  были  уничтожены,  остался
только я.
   "Жахист", - подумала она. - "Страна неуправляемых". Это было разобла-
чающее слово на исламийском языке, языке Бене Тлейлакса.
   И она ответила на этом языке:
   - Магия нашего бога - единственный мост.
   Опять она показала, что разделяет Великую Веру, Суфи  -  зенсунийский
экуменизм, рожденный Бене Тлейлаксом. Говорила она безупречно, правильно
произнося слова, но он видел неточности. Она называла посланца бога "Ти-
раном" и не подчинялась самым основным правилам!
   Где эти женщины встречаются в кехле, чтобы почувствовать  присутствие
бога? Если они и вправду говорят на языке бога, они знают, чего хотят от
него получить грубым обменом.
   Когда они взбирались на последний  перед  мостовыми  Централя  склон,
Скитейл призвал бога на помощь. Вот к чему пришел Бене  Тлейлакс.  Зачем
ты так испытываешь нас? Мы, последние приверженцы шариата, и я,  послед-
ний Мастер моих людей, должен получить от тебя ответы, боже, когда ты не
можешь уже поговорить со мною в кехле.
   И опять на испорченном исламийском Одрейд произнесла:
   - Ты был предан своими же людьми, которых ты послал в Рассеяние.  Нет
у тебя больше братьев Малик, только сестры.
   Где же тогда твоя комната сагра, заблудшая повинда? Где  то  место  в
глубине и без окон, куда входят лишь братья?
   - Для меня это - новость, - сказал он. - Сестры Малик? - эти два сло-
ва отрицали друг друга. У Маликов не бывает Сестер.
   - Эти неприятности испытывал Уэфф, твой последний Махай и Абдл. И  он
чуть было не привел твой народ к угасанию.
   - Почти? Кто-то выжил? - он не мог сдержать возбуждения.
   - Не Мастера... но мы слышали о нескольких Фомелях. Все они  в  руках
Чтимых Матре.
   Она остановилась на месте, в шаге от которого край здания уже  закрыл
бы картину заходящего солнца, и все еще на тайном языке Тлейлаксу прого-
ворила:
   - Солнце - не бог.
   Рассветный и закатный плач Махай!
   Скитейл почувствовал сомнения в вере. Следуя за ней в проход под  ар-
кой между двух приземистых зданий. Ее слова были  правильными,  но  лишь
Махай и Абдл могли произнести их. В темном проходе, где гулко отдавались
шаги сопровождавшего их эскорта, Одрейд смутила его, спросив:
   - Почему же ты не говоришь правильных слов? Разве ты -  не  последний
Мастер? Или это не дает тебе прав Махай и Абдла?
   - Я не был избран братьями Малик, - даже в его устах это звучало жал-
ко.
   Одрейд вызвала лифт и остановилась у дверей круглой шахты.
   В деталях Иных Воспоминаний она нашла знакомый кехл и право гуфрана -
слова,  нашептываемые в  ночи любовниками давно умерших женщин. "А потом
мы... Итак, если мы произнесем эти священные слова..." Гуфран!  Принятие
и готовность  решившейся  повинды, возвращенной просить прощения за кон-
такт с  невообразимыми грехами чужих. Машейх встретилась и почувствовала
в кехле присутствие бога!
   Двери лифта открылись. Одрейд жестом пропустила Скитейла и двоих  ох-
ранников вперед. Когда он проходил мимо, ей  подумалось:  "Что-то  скоро
произойдет. Мы не можем играть в эти игры, пока у него не пропадет жела-
ние".
   Тамейлан стояла у полукруглого окна спиной к двери, когда  в  кабинет
вошли Одрейд со Скитейлом. Слепящие лучи заката  косо  падали  на  крыши
зданий. Потом свет исчез, оставив ощущение контраста  и  полной  темноты
из-за последнего пропавшего за горизонтом лучика.
   В вязкой  тьме Одрейд взмахом руки отпустила охрану, заметив их недо-
вольство. Беллонда,  естественно,  приказывала им остаться, но не подчи-
ниться Великой  Матери  они  не  могли. Напротив  себя она увидела соба-
ку-кресло и подождала, пока он сядет. Он подозрительно взглянул на Таме-
йлан, перед тем как усесться в собаку, но поборол себя, сказав:
   - А почему нет света?
   - Интерлюдия, позволяющая расслабиться, - ответила Одрейд.  А  еще  я
знаю, что темнота тебя беспокоит.
   Она постояла минутку за столом, отмечая в  темноте  яркие  заплаты  -
блестящие архетипы, расположенные по всей комнате, придавая  ей  своеоб-
разный вкус: бюст давно умершего геноэха в нише у окна, на стене  справа
пасторальный пейзаж из первых проникновении человека в космос, набор ри-
дулиановских кристаллов на столе и серебряное отражение светописца, кон-
центрирующего слабый свет, проникающий в окна.
   Он уже хорошо поджарился.
   Она надавила на консоли пластинку. Включились стратегически  располо-
женные на стенах и потолке глоуглобы. Тамейлан развернулась  на  пятках,
умышленно шурша мантией. Она встала в двух шагах позади  Скитейла.  Само
олицетворение зловещей мистичности Бене Джессерит.
   Скитейла слегка передернуло от передвижения Тамейлан,  но  теперь  он
сидел спокойно. Кресло-собака была для него несколько великовата,  и  он
выглядел в нем почти ребенком.
   - Сестры, спасшие тебя, -  начала  Одрейд,  сказали,  что  ты  правил
не-корабль в Унию, готовясь к первому прыжку в фальцпространство,  когда
атаковали Чтимые Матре. Они сказали, что до нашего корабля ты добрался в
одноместном скиттере, ускользнув буквально за минуту до взрывов. Ты  ра-
зобрал нападавших?
   - Да. - Интонация недовольства.
   - И знал, что по твоей траектории они определят месторасположение ко-
рабля. Но ты бежал, бросив своих братьев на погибель.
   Голос его был переполнен горечью трагических испытаний:
   - Раньше, когда мы уходили с Тлейлакса, мы видели начало атаки.  Наши
взрывы уничтожили все что-либо  ценное для нападавших, и огонь из космоса
устроил всесожжение. Тогда мы тоже бежали.
   - Но не прямо в Унию.
   - Куда бы мы не являлись, они нас опережали. У них есть пепел, у меня
- секреты. - Напоминание, что есть еще у меня чем торговаться! - Он пос-
тучал пальцем по голове.
   - В Унии вы искали убежище Гильдии или КХОАМа, - сказала она. - Какое
счастье, что наш разведывательный корабль сумел выцепить тебя  и  врагам
не удалось сделать ход первыми.
   - Сестра... - Какое трудное слово! -  ...если  ты  действительно  моя
сестра по кехлю, почему ты не можешь дать мне в слуги Лицевых Танцоров?
   - Нас пока разделяет слишком много секретов, Скитейл. Почему, кстати,
ты покинул Бандалонг, когда началось нападение?
   Бандалонг!
   Напоминание имени великого тлейлаксианского  города  сдавило  обручем
его череп, и ему показалось, что он чувствует пульсацию  нульэнтропийной
капсулы, словно ее содержимое искало выход. Потерянный Бандалонг. Никог-
да больше не увидеть города под карнелианскими небесами, никогда  больше
не ощутить рядом братьев, терпеливого Домеля и...
   - Тебе нездоровится? - спросила Одрейд.
   - Я болен своими потерями, - он услышал за спиной  шелест  материи  и
почувствовал приближение Тамейлан. Как тут гнетуще!
   - Зачем она стоит у меня за спиной?
   - Я - слуга моих Сестер, и она - здесь, чтобы следить за нами.
   - Вы взяли мои клетки, верно? И в своих автоклавах сможете  вырастить
нового Скитейла!
   - Конечно. Ты же не думаешь, что Сестры дадут  скончаться  последнему
Мастеру, правда?
   - Любой мой гхола сможет делать то же, что и я! - Но  нульэнтропийной
капсулой обладать не будет!
   - Мы знаем. - Но вот чего же мы не знаем?
   - Это не торговля, - пожаловался он.
   - Ты нас не так понял, Скитейл. Мы знаем, когда  ты  лжешь,  и  когда
скрываешь. Мы обладаем неведомыми для других чувствами.
   И это правда! Они распознают запахи тела, незаметные движения  муску-
лов, выражения лица, которые он не мог подавить.
   Сестры! Эти существа - повинны! Все до одной!
   - Ты был на лашкаре, - подтолкнула его Одрейд.
   Лашкар! Как бы ему хотелось, чтобы здесь он был на лашкаре. Воины Ли-
цевых Танцоров. Помощники Домелей - уничтожающих это отвратительное зло!
Но врать он не осмеливался. Позади, возможно, стояла  Ясновидящая.  Опыт
многих жизней подсказывал, что лучших Ясновидящих, чем у Бене Джессерит,
просто не было.
   - Я командовал силами кхазадаров. Мы искали стадо Футаров, чтобы  за-
щитить их.
   Стадо? Знал ли Тлейлаксу о Футарах что-либо, неизвестное Сестринству?
   - Ты был готов к насилию. Чтимые Матре узнали о твоей миссии  и  пре-
секли ее? Мне не кажется это невозможным.
   - Почему ты называешь их Чтимыми Матре?
   - Потому что они сами себя так называют. - А теперь  очень  спокойно.
Пусть сам запутается в своих ошибках.
   Она права! Нас предали. Горькая мысль. Он не упускал ее,  думая,  как
ответить. Небольшое откровение? Но с этими женщинами  никаких  небольших
откровений не получается.
   Его грудь поднялась от вздоха. Нульэнтропийная капсула и ее  содержи-
мое. Самая большая его забота. Все что  угодно,  лишь  бы  добраться  до
собственных акслотловых автоклавов.
   - Потомки людей, отправленных нами в Рассеяние, вернулись с  пленными
Футарами. Помесь человека и кошки, как вы, конечно, знаете. Но  в  наших
автоклавах они не воспроизвелись. А  пока  мы  разбирались  в  причинах,
умерли и те, что были доставлены нам.
   Предатели привели нам лишь двоих! Нам следовало бы догадаться.
   - Они привели не много Футаров, верно? Вам следовало  бы  догадаться,
что это - наживка.
   Видишь? Вот что они делают с небольшими откровениями!
   - Почему Футары не охотятся и не убивают на Гамму Чтимых Матре? - Это
был вопрос Дункана, и он заслуживал ответа.
   - Говорят, им не было дано приказа. А без приказа они не  убивают.  -
Она знает об этом. Они проверяют меня.
   - Лицевые Танцоры тоже убивают по приказу, - сказала она. - Они  даже
убьют тебя, если им будет дан такой приказ. Разве не так?
   - Этот приказ резервируется на случай охраны наших тайн от врагов.
   - Поэтому ты и стремишься найти себе Лицевых Танцоров?  Считаешь  нас
врагами?
   Пока он старался подобрать ответ, над столом появилась проекция  Бел-
лонды в полный рост, местами просвечивающаяся; позади нее плясали  крис-
таллы Архива:
   - Срочное сообщение от Шианы, -  произнесла  Беллонда,  -  Обнаружена
спайсовая жила. Песчаные черви! - Фигура повернулась и взглянула на Ски-
тейла - комкамеры четко воспроизводили ее движения:
   - Ты потерял предмет торговли, Мастер Скитейл! Наконец-то и у нас по-
явился спайс! - Проекция с заметным щелчком исчезла, оставив после  себя
явственный запах озона.
   - Вы меня дурачите, - выпалил он.
   Но тут открылась дверь слева от Одрейд. Вошла Шиана,  везя  за  собой
тележку с небольшим подвешенным ящиком, в длину не превышающим двух мет-
ров. На его прозрачных стенках отражались глоуглобы кабинета в крошечных
язычках желтого света. В ящике что-то извивалось!
   Шиана молча стояла в стороне, давая возможность поподробнее  рассмот-
реть содержимое. Такой маленький! Растянувшийся на поверхности  золотого
песка Червь не составлял в длину даже половины террариума, но был совер-
шенно настоящим.
   Скитейл не смог сдержать благоговейного страха. Пророк!
   Реакция Одрейд была прагматичной. Она склонилась над ящиком,  вгляды-
ваясь в крошечный рот. Огненное фуканье внутреннего огня огромного  Чер-
вя, низведенное до такой степени? Какая миниатюрная иммитация?
   Поднялись передние сегменты, сверкнули кристальные  зубы.  Рот  Червя
повернулся влево, затем вправо. Все увидели за зубами  маленькие  язычки
пламени чужеродного метаболизма.
   - Их тысячи, - произнесла Одрейд. - Они собрались у  спайсовой  жилы,
как это всегда и случается.
   Одрейд замолчала. Мы это сделали. Но эти мгновения были триумфом Шиа-
ны. Пусть она насладится ими. Скитейл никогда еще не выглядел столь жал-
ко.
   Шиана открыла ящик и вытащила оттуда Червя, обняв его, словно младен-
ца. Он тихонько замер у нее на руках.
   Одрейд глубоко, удовлетворенно вздохнула. Она  все  еще  контролирует
их.
   - Скитейл, - обратилась Одрейд.
   Он все никак не мог оторвать взор от червя.
   - Ты еще верен Пророку? - спросила Одрейд, - Так вот же он!
   Он не знал, что и ответить. Ему хотелось отказаться  от  вырвавшегося
сначала вздоха, но его глаза не позволят этого сделать.
   - Пока вы отсутствовали на своей дурацкой миссии. - мягко проговорила
Одрейд, - на своей эгоистичной миссии, мы служили Пророку! Мы спасли по-
следнего потомка  Лито  II  и привезли его сюда. Дом Ордена станет новой
Дюной!
   Она села, положив руки на стол. Белл, конечно, наблюдала через комка-
меры. Наблюдения ментата незаменимы. Одрейд пожалела, что Айдахо не  ви-
дит этого. Но он сможет просмотреть голозапись. Ей было ясно,  что  Ски-
тейл видит Бене Джессерит лишь средством восстановления своей  драгоцен-
ной цивилизации Тлейлаксу. Не поможет ли это открытие разоблачить  внут-
ренние секреты его автоклавов?
   - Мне нужно время, чтобы подумать. - В голосе дрожь.
   - О чем тут думать?
   Он не ответил, сосредоточив внимание на Шиане, водворяющей  Червя  на
место. Она пристукнула его перед тем, как запечатать крышку.
   - Скажи мне, Скитейл, - настаивала Одрейд. - О чем ты еще можешь раз-
мышлять? Это наш Пророк! Ты говоришь, что служишь Великой Вере. Так слу-
жи же ей!
   Она видела, как растворяются его мечты. Собственные Лицевые  Танцоры,
воспроизводящие память убитых ими, копирующие облик и манеры жертвы.  Он
и не надеялся одурачить Преподобную Мать... но помощницы и простые рабо-
чие Дома Ордена... все тайны, что он надеялся собрать,  все...  пропало!
Пропало настолько же наверняка, насколько  и  обугленная  шелуха  планет
Тлейлаксу.
   Наш Пророк, сказала она. Он бросил потерянный взгляд на Одрейд, но не
остановил его. Что мне делать? Я  этим  женщинам  больше  не  нужен.  Но
они-то мне нужны!
   - Скитейл, - Какой мягкий говор, - Великая Конвенция завершилась. Пе-
ред нами новая Вселенная. Он попытался сглотнуть пересохшим горлом.  Вся
концепция насилия приобретала новую окраску. В Старой Империи  Конвенция
гарантировала отмщение любому, осмелившемуся сжечь из космоса планету.
   - Эскалация насилия, Скитейл. - Голос Одрейд перешел почти в шепот. -
Мы исторгаем зачатки гнева.
   Его взгляд остановился на ней. О чем она?
   - Накопленная к Чтимым Матре ненависть, - сказала она. - Ты  не  один
теряешь, Скитейл. Когда у нашей цивилизации возникают трудности,  разда-
ется крик: "Привести Преподобную Мать! ". Чтимые Матре избавили от  это-
го. И мифы составляются по новой. Золотой свет заливает наше прошлое. "В
старину было лучше, Бене Джессерит могли помочь нам. Куда вы отправитесь
за Ясновидящими? В суд? Чтимые Матре не знают таких слов. Они всегда уч-
тивы. Преподобные Матери. Ты должен сказать это за них."
   Скитейл не ответил, и она продолжала:
   - Подумай, что случится, если этот гнев перерастет в Джихад!
   Он по-прежнему молчал и она опять заговорила:
   - Ты видел. Тлейлаксу, Бене Джессерит, служители Разделенного бога и,
кто знает, кто еще, - все это дичь, на которую охотятся.
   - Они не смогут всех нас перебить. - Агонизирующий вопль.
   - Ой ли? Ваши Рассеянные - обычное для Чтимых Матре дело. Найдете  ли
вы спасение в Рассеянии?
   И наплыв очередного сна: группы Тлейлаксу, живущие как гноящиеся  ра-
ны, дожидающиеся дня Великого Возрождения Скитейла.
   - Люди мужают под гнетом, - сказал он, но силы в его словах не  было.
- Даже Священники Ракиса находят щели, в которых можно укрыться! - Слова
отчаяния.
   - Кто это говорит? Твои вернувшиеся друзья?
   Его молчание было именно ответом, которого она ждала.
   - Бене Тлейлакс убивал Чтимых Матре, и они знают об этом,  -  сказала
она, окончательно подавляя его. - Удовлетворит их лишь ваша смерть.
   - И ваша!
   - Мы - партнеры по необходимости, если не по совместным верованиям, -
она говорила на чистейшем исламийском и заметила, что в его глазах  поя-
вилась надежда. Кехль и Шариат могут вновь обрести свой старинный  смысл
среди людей, выражающих мысли на языке бога.
   - Партнеры? - слабо и очень чувствительно.
   Она позволила себе очередную откровенность:
   - До некоторой степени, это более прочная основа для совместной  дея-
тельности, нежели остальные. Каждый из нас  знает,  чего  хочет  другой.
Внутренняя схема: просмотри все это, может, чего существенное и произой-
дет.
   - И чего же вы хотите от меня?
   - Ты уже знаешь.
   - Да, как построить более совершенные автоклавы, - он покачал головой
с очевидным сомнением. Перемены происходят по ее велению!
   Одрейд подумала, осмелится ли он цапнуть ее в гневе. Как он был глуп!
Но близок к панике. Прежние ценности сменились.  Чтимые  Матре  были  не
единственным источником хаоса. Скитейл даже и не знал о степени  измене-
ний, которым были подвержены его собственные Рассеянные.
   - Времена меняются, - сказала Одрейд.
   Перемена. Какое это тревожное слово, подумал он.
   - Мне необходимы помощники из Лицевых Танцоров. И собственные  авток-
лавы, - почти просяще.
   - Совет и я подумаем над этим.
   - Чего тут думать, - бросил он ей ее же слова.
   - От тебя требуется лишь твое одобрение. От меня - одобрение  других,
- она мрачно ему улыбнулась. - Так что у тебя есть время подумать. - Од-
рейд кивнула Там, и она вызвала охрану.
   - Обратно в не-корабль? - Он заговорил в  дверях,  маленькая  фигурка
между двумя здоровыми охранниками.
   - Но этим вечером всю дорогу придется проехать.
   Он задержал напоследок взгляд на Черве и ушел.
   Когда охранники со Скитейлом удалились, Шиана сказала:
   - Вы правильно делали, что не давили на него: он мог бы запаниковать.
   Вошла Беллонда:
   - А может лучшим решением было бы просто убить его?
   - Белл! Сходи за голозаписью и еще раз просмотри встречу. На сей  раз
в режиме ментата!
   Беллонда опешила.
   Тамейлан усмехнулась.
   - Ты слишком радуешься смущению своей Сестры, Там, - заметила Шиана.
   Тамейлан пожала плечами, но Одрейд уже успокоилась. Не  будем  больше
третировать Белл?
   - Когда вы сказали, что Дом Ордена превращается в новую Дюну, им  ов-
ладела паника, - в голосе Беллонды слышалась отрешенность ментата.
   Одрейд видела реакцию, но ни с чем ее не связала. В этом  заключалась
ценность ментата: шаблоны и системы, строительные блоки. Белл  подобрала
шаблон к поведению Шианы.
   - Я задаюсь вопросом: станет ли это реальностью?
   Одрейд уже поняла, о чем она. Загадочность ушедшего. Пока  Дюна  была
известной и колонизированной планетой,  существовала  историческая  чет-
кость ее присутствия в Галактическом Реестре. Можно было ткнуть  пальцем
в проекцию и сказать: "Это - Дюна. Раньше называлась Арракисом, а  затем
- Ракисом. Дюна - из-за полностью пустынного климата во времена  Муадди-
ба."
   Но уничтожьте это место и мифологическая патина покроет проекцию  ре-
альности. Со временем такие места становятся совершенно мифическими: Ар-
тур и его Круглый Стол. Кеймлот, где лишь по  ночам  идет  дождь.  Очень
неплохое Управление погодой для тех времен!
   Но ныне появилась новая Дюна.
   - Сила мифов, - сказала Тамейлан.
   О, да. Там, находящаяся в непосредственной близости от расставания  с
плотью, была так проникнута разработкой мифов. Мистика и таинственность,
оружие Миссионарии, на Дюне были использованы Муаддибом и Тираном. Зерна
были брошены в почву. Даже служители Разделенного бога рыли себя могилу,
распространяя легенды о Дюне.
   - Меланж, - бросила Тамейлан.
   Остальные Сестры сразу же поняли значение ее слов. Новая надежда сре-
ди Рассеянных Бене Джессерит.
   - Почему они хотят убить нас, а не захватить в плен? - спросила  Бел-
лонда, - Вот что всегда удивляло меня.
   Чтимые Матре не могут не жаждать смерти всех Бене Джессерит... может,
они сохранят только знания о спайсе. Но они уничтожили Дюну. Они уничто-
жили Тлейлаксу. Опасной была сама мысль о противостоянии  Королеве  Пау-
ков.
   - Не бывает полезных заложников? - спросила Беллонда.
   Одрейд увидела взгляды Сестер. Мысли следовали  единым  ходом,  будто
все составляли единый разум. Практические уроки Чтимых  Матре:  оставить
нескольких в живых, значит сделать потенциальную оппозицию опасней.  От-
сюда следует молчаливое правило, в соответствии с  которым  воспоминания
становятся горьким мифом. Чтимые Матре напоминали варваров любого  века:
кровь, а не заложники. Удар с произвольной злобностью.
   - Дар права, - сказала Тамейлан. - Мы искали союзников слишком  рядом
с домом.
   - Футары не создались сами собой, - сказала Шиана.
   - Создавшие их надеялись контролировать нас, - заметила  Беллонда.  В
ее интонациях ясно проступали звуки Первичной Проекции, - Об этих  коле-
баниях Дортуйла услышала от Управляющих.
   Это было так, и они столкнулись с опасностью во всем ее масштабе. Она
пришла к людям (как всегда). Люди - современники.  Ты  получаешь  ценные
сведения от людей, живущих сейчас, и знаний, вынесенных ими из прошлого.
Иные Воспоминания - не единственная дорожка в историю.
   Одрейд чувствовала себя так, словно после долгого  отсутствия  верну-
лась домой. Было что-то родное в их совместных раздумьях вчетвером. Было
что-то родное в этом превосходном месте. Само Сестринство было Домом. Не
временными жилищами, где они расквартировывались, а союзом.
   Беллонда выразила эти чувства за всех:
   - Боюсь, мы работаем с перекрестными целями.
   - Это все боязнь, - сказала Шиана.
   Одрейд не осмелилась улыбнуться. Это может быть неверно воспринято, а
объясняться не хотелось. Дайте нам в Сестры Мурбеллу и  восстановленного
Башара! Вот тогда и у нас в схватке появится шанс!
   И прямо в этот момент, когда ее переполняла радость, зазвучал  сигнал
пришедшего сообщения. Она взглянула на поверхность проектора, чисто реф-
лекторно, и поняла, что наступает перелом. Такое крохотное событие  (от-
носительно), ускоряющее перелом. Клерби смертельно ранена в столкновении
топтеров. Это - смерть, если не... "Если не" было произнесено за  нее  и
означало нового киборга. Ее подруги увидели перевернутое  сообщение,  но
кто не умеет читать зеркальный текст? Они были в курсе.
   Где мы проводим черту?
   Беллонда, которая носила допотопные очки, несмотря на то,  что  могла
вставить искусственные глаза или сделать любые другие бесчисленные  про-
тезы, была за тело. Вот что значит быть  человеком.  Пытаться  сохранить
юность, что смеется над тобой, уносясь прочь. Меланжа  достаточно...  и,
наверно, даже слишком.
   Одрейд понимала, что подсказывают ей ее собственные чувства. А  нужды
Бене Джессерит? Белл могла следовать своему мнению, и все принимали это,
даже с уважением. Но за голосом Великой Матери стояло Сестринство.
   Сначала акслотловые автоклавы, а теперь это.
   Необходимость говорила, что они не могут позволить себе терять ценных
специалистов калибра Клерби. Их и так не хватало. "Сплошная нехватка", -
это слабо сказано. Появлялись бреши. Пусть Клерби и киборг, но это зияю-
щий клин.
   Саки были наготове. "Предохранительные  мероприятия"  требовались  на
чрезвычайный случай с кем-то. Например, с Великой Матерью? Одрейд знала,
что одобрило и это с ее обычными оговорками из осторожности. Куда теперь
подевались эти отговорки?
   Киборг был одним из составных слов. На каком этапе  механические  до-
бавки к человеку начинают превалировать? Когда киборг перестает быть че-
ловеком? Соблазны усиливались: "Просто одна небольшая поправочка." И так
легко поправлять, пока составной человек не становился  безусловно  пос-
лушным.
   Но... Клерби?
   Чрезвычайные обстоятельства велели: "Кибернетизируйте организм!" Неу-
жели Сестринство в настолько отчаянном положении? И она  была  вынуждена
отвечать утвердительно.
   Что ж делать - решение это было не совсем по душе, но в душе уже соз-
рело оправдание. Диктат необходимости.
   Бутлерианский Джихад оставил на людях несмываемые отпечатки. Борьба и
победа... на время. И вот очередная битва в этом вечном конфликте.
   Но теперь на весах лежала жизнь Сестринства. Сколько технических спе-
циалистов осталось на Дюне? Она знала ответ без подсказки. Мало.
   Одрейд наклонилась и нажала кнопку передачи:
   - Кибернетизируйте организм, - произнесла она.
   Беллонда хмыкнула. Одобрение или неодобрение? Она никогда не  скажет.
Это арена Великой Матери, так что добро пожаловать!
   Кто победил в этом сражении? Одрейд не знала.


   Мы шагаем по хрупкой черте, увековечивая гены Атридесов (Сионы) в на-
шем народе, поскольку это скрывает нас от предвидения. Мы несем  в  этой
сумке Квизац Хадераха! Воля сотворила  Муаддиба.  Предсказания  Пророков
становятся явью! Осмелимся и мы вновь игнорировать наше  чувство  Тао  и
угождать культуре, ненавидящей риск и молящей о пророчествах?
   Архивный Обзор (адиксто).

   Одрейд прибыла на не-корабль как только  рассвело,  но  Мурбелла  уже
встала и занималась с тренировочным механо,  когда  на  этаж  тренировок
вошла Великая Мать.
   Последний клик Одрейд шла через кольцевые сады вокруг космополя.  Ог-
раниченные ночным временем облака поредели при приближении  рассвета,  а
потом рассеялись, обнажив усеянное звездами небо.
   Она чувствовала перемену погоды, позволяющую собрать  в  этом  районе
лишний урожай, но уменьшающую количество осадков, что навряд ли сохранит
в живых сады и пастбища.
   По ходу движения Одрейд овладевала тоска. Только что  прошедшая  зима
явилась с трудом отвоеванным перед бурей затишьем. Жизнь была  всесожже-
нием. Опыление трудолюбивыми насекомыми, плодоношение  и  сев,  а  затем
цветение. Эти сады были скрытой бурей, чья мощь заключалась  в  обильном
токе жизни. Но - оххх! - смерть. Новая жизнь несла перемены.  Надвигался
Реформатор, всегда разный. Песчаные Черви принесут  пустынную  девствен-
ность древней Дюны.
   Опустошительность той изменяющей силы  захватывала  воображение.  Она
могла нарисовать себе этот пейзаж, превращенный в гонимые  ветром  дюны,
обиталище потомков Лито II.
   И искусство Дома Ордена претерпит трансформацию - мифы одной  цивили-
зации будут сменены другими.
   Дымка этих дум рассеялась, когда Одрейд вступила на этаж тренировок и
окрасили ее настроение, когда она увидела блестящую от  напряжения  Мур-
беллу, завершившую очередной раунд сражения и отступившую, тяжело  дыша,
назад.
   Мурбелла пропустила выпад большого механо, и сзади на ее  левой  руке
появилась красная тонкая царапина. Автоматический тренажер возвышался  в
центре комнаты золотой колонной, его оружие  сверкало  взад-вперед,  как
чувствительные жвалы разъяренного насекомого.
   На Мурбелле было одето зеленое облегающее трико, а на  открытом  теле
сверкали капли пота. Даже беременная, с уже заметным животом, она  каза-
лась грациозной. Ее кожа светилась здоровьем. Она дышала им, решила  Од-
рейд. Отчасти из-за беременности, отчасти из-за чего-то более  фундамен-
тального. Это запечатлелось в памяти Одрейд с момента их первой встречи,
это же отмечала и Луцилла, перехватившая Мурбеллу и вытащившая  с  Гамму
Айдахо. Здоровье гнездилось внутри нее, превращаясь в линзу,  фокусирую-
щую внимание на обильном половодье живости.
   Мурбелла заметила гостью, но занятий не прекратила.
   Не сейчас, Великая Мать. Я жду ребенка, но нужды тела остаются.
   И тут Одрейд заметила, что механо разыгрывал гнев,  запрограммирован-
ную реакцию на неудачу его действий,  заложенную  в  его  цепях.  Весьма
опасный режим!
   - Доброе утро, Великая Мать.
   Голос Мурбеллы был несколько сухим из-за прилагаемых ею  усилий:  она
уворачивалась и вертелась с молниеносной быстротой, которую  сама  же  и
вызвала.
   Механо рассекал воздух, пытаясь достать ее, сенсоры вспыхивали и пот-
рескивали, пытаясь уследить за ее движениями.
   Одрейд фыркнула. Говорить в такой момент, увеличивая опасность  меха-
но. Риск отвлечься во время столь рискованной игры. Достаточно!
   Управление механо выполнялось с большой зеленой панели на стене спра-
ва от входной двери. В цепях были видны корректировки Мурбеллы: свешива-
ющиеся провода, лазерные поля с вмонтированными в них кристаллами  памя-
ти. Одрейд протянула руку и остановила механизм.
   Мурбелла повернулась к ней лицом.
   - Зачем ты изменила схемы? - настоятельно спросила Одрейд.
   - Ради гнева.
   - Так делают Чтимые Матре?
   - Как гнется ветка? - Мурбелла терла пораненную руку. - Но что,  если
ветка знает как гнуться и принимает это?
   Одрейд внезапно почувствовала возбуждение:
   - Принимает? Почему?
   - Потому что в этом есть... что-то благородное.
   - Ты идешь на поводу у собственного адреналина?
   - Вы знаете, что это не так! - Дыхание Мурбеллы  вернулось  к  норме.
Она смотрела на Одрейд.
   - Тогда как же?
   - Это... когда бросаешь вызов и делаешь невозможное. Когда не  подоз-
реваешь, что можешь быть настолько... хорошей, настолько искусной и иде-
альной во всех отношениях.
   Одрейд подавила восторг.
   Mens sana in corpore sano. Наконец-то она наша!
   - Но какой ценой тебе это достается! - воскликнула Одрейд.
   - Цена? - голос Мурбеллы был удивленным, - Пока  у  меня  есть  такая
возможность, я рада платить.
   - Брать, что хочешь, и платить?
   - Это ваш волшебный рог изобилия Бене Джессерит: чем более  идеальной
я становлюсь, тем сильнее возрастает способность платить.
   - Осторожнее, Мурбелла. Этот рог изобилия, как вы его называешь,  мо-
жет превратиться в ящик Пандоры.
   Мурбелла поняла намек. Она стояла абсолютно неподвижно,  обратив  все
внимание на Великую Мать:
   - Да? - Звук ускользал.
   - Ящик Пандоры дает дорогу мощным раздорам, на  которые  уходит  твоя
жизненная сила. Ты часто говоришь, что находишься "в стремнине" и стано-
вишься Преподобной Матерью, но так и не знаешь ни смысла этого, ни наших
к тебе требований.
   - Значит, вы искали в нас не наши сексуальные способности.
   Одрейд с величественной элегантностью сделала  вперед  восемь  шагов.
Раз Мурбелла попалась на этой теме, ее нельзя останавливать обычным  ре-
шением, - безапелляционным приказом Великой Матери, обрывающим спор.
   - Шиана легко отшлифует твои способности, - сказала Одрейд.
   - Так вы используете ее на этом ребенке!
   Одрейд услышала в ее словах недовольство. Это был культурный  осадок.
Где в человеке начинается сексуальность? Шиане,  дожидающейся  сейчас  в
комнатах охраны не-корабля, приходилось иметь с этим дело.  "Я  надеюсь,
вы распознаете источник моей  нерасположенности  и  скрытности,  Великая
Мать."
   "Я знаю, что общество Свободных наполнило  твой  мозг  ограничениями,
прежде нежели ты попала в наши руки"
   Это расчистило атмосферу между ними. Но как перенаправить этот  обмен
с Мурбеллой? Придется не сдерживать его, пока я не найду выхода.
   Будут повторения. Всплывут нерешенные вопросы. Тот факт, что  практи-
чески все слова, произносимые Мурбеллой, можно предвидеть, станет ловуш-
кой.
   - Почему вы теперь избегаете этого проверенного способа  давления  на
других, хоть и говорите, что вам нужен Тег? - спросила Мурбелла.
   - Рабство, этого ты хочешь? - парировала Одрейд.
   Глаза почти закрыты, Мурбелла обдумывает вопрос. Считаю ли  я  мужчин
рабами? Возможно. Я создаю для них минуты дикого,  безумного  самозабве-
ния, поднимая до высот экстаза, о котором они и не  мечтали. Меня обуча-
ли этому, и, соответственно, мужчины становились предметом моей воли.
   Пока Дункан не сделал того же самого со мной.
   Одрейд увидела, как захлопнулись веки Мурбеллы,  и поняла, что в пси-
хике этой женщины есть вещи, связанные в узел, который нелегко будет ра-
спутать. Дикость процветает там, куда мы не добрались. Естественная чис-
тота Мурбеллы как будто была навечно запятнана, а потом эту грязь закры-
ли и  даже  замаскировали сам покров. В ее искаженных мыслях и действиях
проявлялась резкость. Слой на слое, слой на слое...
   - Ты боишься того, что я могу совершить, - сказала Мурбелла.
   - В твоих словах есть доля истины, - согласилась Одрейд.
   Честность и прямота - ограничительные средства и употреблять их  надо
внимательно.
   - Дункан, - голос Мурбеллы был бесчувственным - она использовала свои
новые бене-джессеритские возможности.
   - Я боюсь того, что ты делишься с ним. Тебе не кажется странным:  Ве-
ликая Мать допускает страх?
   - Я в курсе прямоты и честности! - Прямота и  честность  в  ее  устах
прозвучали отвратительно.
   - Чтимых Матре учат никогда не отказывать себе. Нас тренируют не заг-
лушать себя тем, что касается других.
   - Это и все?
   - Это глубже и имеет другие нити. Быть Бене Джессерит означает  зани-
маться другим.
   - Я знаю, чего вы просите: выбери Дункана или Сестринство. Знаю я ва-
ши приемчики.
   - Думаю, нет.
   - Есть вещи, которые я не стану делать.
   - Каждый из нас стеснен прошлым. Я выбираю сама и делаю должное из-за
моего прошлого, которое отличается от твоего.
   - Вы продолжите мое обучение несмотря на сказанное мною только что?
   Одрейд слушала, полностью принимая необходимость этих встреч  с  Мур-
беллой, когда все готово обнаружить невысказанное, мысли, вертящиеся  на
краю слов: словно реснички, выдвигающиеся для встречи с опасностями Все-
ленной.
   Бене Джессерит предстоит измениться. И вот передо мною одна  из  спо-
собных вызвать эти изменения.
   Беллонду ужаснет такая перспектива. Многие Сестры возмутятся. Но  это
- она.
   Когда Одрейд не ответила, Мурбелла произнесла:
   - Натаскивать. Это верное слово?
   - Приучить. Это тебе, видимо, знакомей.
   - Вы действительно хотите сочетать наш опыт, сделать меня  во  многом
похожей на вас, чтобы возродить между нами доверие. Любое обучение ведет
к этому.
   Не играй со мной в эрудита, девочка!
   - Поплывем в одном потоке, Мурбелла?
   Любая третьестадийная помощница насторожилась  бы,  услышав  Подобные
нотки в голосе Великой Матери. Мурбелла замерла на месте.
   - Только я не уступлю вам.
   - Тебе решать.
   - А вы дали леди Джессике решать?
   Ну вот и выход из тупика.
   Дункан предложил Мурбелле изучить жизнь Джессики. Попытка  расстроить
наши планы! Голозаписи его представления вызвали серьезный анализ.
   - Интересная личность, - сказала Одрейд.
   - Любовь? После всего, чему вы учите, вы испытываете.
   - Ты не находишь ее поведение изменническим?
   - Нисколько!
   Теперь мягче.
   - Но посмотри на последствия: Квизац Хадерах... и ее внук.  Тиран!  -
Аргумент, дорогой сердцу Беллонды.
   - Золотая Тропа, - сказала Мурбелла. - Выживание человечества.
   - Времена Голода и Рассеяние.
   Ты смотришь за нами, Белл? Неважно. Посмотришь.
   - Чтимые Матре! - сказала Мурбелла.
   - И все из-за Джессики? - спросила Одрейд. - Но Джессика вернулась на
Келадан.
   - Учительница помощниц!
   - Пример для них, верно. Видишь, что случится, если  ты  нам  бросишь
вызов? - Брось нам вызов, Мурбелла! Сделай это искусней Джессики.
   - Иногда вы мне противны, - природная честность  заставила  ее  доба-
вить: - Но вы знаете, я желаю того, что у вас есть.
   Что у нас есть.
   Одрейд вспомнила о своих первых встречах с  привлекательными  возмож-
ностями Бене Джессерит. Все тело ощущалось  с  поразительной  четкостью,
чувства  отточены  до  различения  малейших  нюансов,  мускулы  приучены
действовать с великолепной точностью. Эти возможности в Чтимых Матре до-
бавили бы новое измерение, усиленное телесной скоростью.
   - Вы бросаете меня вспять, - сказала Мурбелла, - Пытаетесь  заставить
принять решение, хотя уже и знаете его.
   Одрейд молчала. Этот способ спора почти отработали еще древние иезуи-
ты. Параллельный поток мыслей составил  принцип  спора.  Пусть  Мурбелла
убедится сама. Подталкивать надо нежно. Дайте ей  оправдаться и  основы-
вайтесь на этом.
   Но откажись скорее, Мурбелла, от любви Дункана!
   - С вашей стороны очень разумно  показывать  мне  преимущества  Сест-
ринства, - отметила Мурбелла.
   - Мы - не улица кафетериев!
   Губы Мурбеллы изогнулись в беззаботной ухмылке:
   - Я возьму вон того и это и, думаю, позволю себе  вон  тех  штучек  с
кремом.
   Одрейд восхитила метафора, но у неусыпных наблюдателей были собствен-
ные аппетиты.
   - Твоя диета может погубить тебя.
   - Но ваши предложения расставлены так завлекательно. Голос! Какое за-
мечательное средство вы там  приготовили.  Мне  бы  этот  восхитительный
инструмент в глотку, а вы научите, как виртуозней на нем сыграть.
   - Теперь ты - дирижер.
   - Мне нужны ваши возможности, чтобы влиять на окружающих!
   - До какого предела, Мурбелла? Чего ради?
   - Если я ем то же, что и вы, вырастет ли из меня нечто не менее твер-
дое: пласталь снаружи, а внутри еще крепче?
   - Такой ты меня видишь?
   - Хозяйка моего банкета! Я буду есть, что  вы  мне  дадите,  себе  на
пользу и вам.
   Это звучало маниакально. Странная она. Иногда выглядит самой несчаст-
ной из женщин, бредя к себе, как затравленный зверек.  Этот  сумасшедший
взгляд, оранжевые искорки по углам... как сейчас.
   - Ты все же отказываешься поработать над Скитейлом?
   - Пусть этим займется Шиана.
   - Ты потренируешь ее?
   - А она применит мои тренировки на ребенке!
   Они пристально посмотрели друг на друга, ощутив что испытывают  похо-
жие мысли. Это не конфронтация, ибо каждой из нас необходима другая.
   - Я отдалась вам из-за того, что вы можете мне дать, -  сказала  Мур-
белла, понизив голос. - Но вы хотите знать, смогу ли я когда-нибудь  на-
рушить соглашение?
   - А ты можешь?
   - Не более, чем вы, если потребуют обстоятельства.
   - Ты думаешь, что можешь пожалеть о принятом решении?
   - Конечно же! - Что еще, черт возьми, за идиотский вопрос? Люди всег-
да сожалеют. Мурбелла это сказала.
   - Просто утверждаюсь в твоей внутренней искренности. Мы предпочитаем,
чтобы ты не летала под бутафорскими небесами.
   - А у вас они бутафорские?
   - Естественно.
   - У вас должны быть способы избавления от них.
   - За нас это делает Агония. Неверные представления не проходят  через
Спайс.
   Одрейд почувствовала, что ритм Мурбеллы участился.
   - И вы не собираетесь потребовать, чтобы я отказалась от  Дункана?  -
очень жестко.
   - Это обстоятельство вызывает трудности, но это твои трудности.
   - Просто другая форма просьбы бросить его?
   - Прими эту возможность и все.
   - Не могу.
   - Не будешь?
   - Я имею в виду то, что говорю. Я не в силах.
   - А если кто-нибудь покажет тебе, как?
   Мурбелла надолго остановила взгляд на глазах Одрейд и заговорила:
   - Я чуть не сказала, что это освободит меня... но...
   - Да?
   - Я не могу освободиться, пока он привязан ко мне.
   - Ты отрекаешься от дороги Чтимых Матре?
   - Отрекаюсь? Не то слово. Я просто выросла из моих бывших Сестер.
   - Бывших Сестер?
   - Все еще моих Сестер, но это Сестры детства. Некоторых я вспоминаю с
благодарностью, некоторые мне совсем не по душе. Подруги по играм, кото-
рые мне больше не интересны.
   - Такое решение удовлетворяет тебя?
   - А вас удовлетворяет, Великая Мать?
   Одрейд всплеснула руками, не сдержав восторга. Как быстро учится Мур-
белла ответным выпадам Бене Джессерит!
   - Удовлетворена? Что за чертовски мертвое слово!
   После ответа Одрейд, Мурбелла почувствовала себя  движущейся  как  во
сне к краю бездны, не в состоянии проснуться и предотвратить падение. Ее
желудок сводило пустотой и следующая  фраза  Одрейд  прозвучала  далеким
эхом.
   - Бене Джессерит для Преподобной Матери - все. Ты никогда не  сможешь
об этом забыть.
   Так же быстро как появилось, так же быстро и  исчезло  ощущение  сна.
Последующие слова Великой Матери были холодными и четкими.
   - Приготовься к более серьезным тренировкам. Пока не пройдешь  Агонию
- живой или мертвой.
   Одрейд подняла взгляд к комкамерам на потолке:
   - Пришлите сюда Шиану. Она прямо сейчас начнет занятия с новой учени-
цей.
   - Так вы идете на это! Вы собираетесь работать над ребенком.
   - Думай о нем, как о Теге Башаре, - сказала Одрейд, - Это помогает.
   А мы не дадим тебе времени передумать.
   - Я не отказалась от Дункана и не могу спорить с вами.
   - Не спорь даже с собой, Мурбелла. Нет смысла. Тег был моим отцом,  и
все же я должна пойти на это.
   До этого момента Мурбелла не осознавала  силы  недавнего  утверждения
Одрейд. Бене Джессерит для Преподобной Матери - все. Великий Дур да  за-
щитит меня! И я стану такой же?


   Мы оказываемся свидетелями преходящей фазы вечности. Происходят  важ-
ные вещи, но некоторые просто не замечают этого.  Происходят  несчастные
случаи. Нельзя присутствовать во всех эпизодах. Ты зависишь от докладов.
А мысли людей меняются. Что пользы в докладах? История в сводках  новос-
тей? Новостей, предварительно отобранных  на  издательской  конференции,
переваренных и извергнутых предрассудками? Отчеты, которые  тебе  нужны,
зачастую исходят от тех, кто делает историю.  Дневники,  воспоминания  и
автобиографии - субъективные формы специальных просьб. Архивы битком на-
биты всем этим подозрительным хламом.
   Дорви Одрейд.

   Скитейл заметил волнение стражей  и  всех  прочих,  когда  подошел  к
барьеру в конце своего коридора. Стремительное движение людей,  особенно
в такое раннее время, привлекло его и заставило  подойти  ближе.  Прошла
эта доктор-Сак, Джаланто. Он знал ее с тех времен, когда Одрейд посылала
ее к нему, "потому что ты выглядишь нездоровым". Еще одна  Чтимая  Мать,
чтобы следить за мной!
   Ах, ребенок Мурбеллы. Вот почему вся эта беготня, да еще и Сак.
   Но кем были все остальные? В одеяниях Бене Джессерит, но в  смятении,
какого он никогда еще не видел. Не просто послушники.  Почтенные  Матери
составляли большую часть тех, кто суетился там внизу. Они напоминали ему
огромных стервятников. Наконец, появилась и  послушница  с  ребенком  на
плечах. Все это очень таинственно. Если бы только у меня  была  связь  с
Системами корабля!
   Он прислонился к стене и застыл в ожидании, но люди исчезли в  разных
комнатах и за дверями. Назначение некоторых помещений было ему известно,
остальные были для него тайной.
   Во имя Святого Пророка! Вот и сама Преподобная Мать! Она прошла через
двери, в которые вошло уже немало народа.
   Бесполезно спрашивать Одрейд о чем-либо. Теперь он был в ее ловушке.
   Пророк здесь - и в руках повиндах!
   Когда люди перестали появляться в коридоре, Скитейл вернулся  в  свои
апартаменты. Монитор Идентификации над входом в его комнату  мигнул,  но
он заставил себя не смотреть вверх. Ключ - Ай-Д. При  его  знаниях  этот
просчет в системе контроля Иксианского корабля просто-таки вопил о себе.
   Когда я начну действовать, они не дадут мне много времени.
   Это будет шаг отчаянья; заложниками станут корабль и его  содержимое.
Секунды, за которые надо преуспеть. Кто знает, какие еще  ложные  панели
были построены, какие тайные ходы, из которых могут появиться эти страш-
ные женщины и броситься на него? Он не мог так рисковать, пока все  про-
чие выходы не были исчерпаны. Особенно теперь... когда Пророк возрожден.
   Хитрые ведьмы. Что еще они изменили в корабле? Тревожная мысль.  Нас-
колько еще пригодны здесь мои знания?
   Присутствие Скитейла за барьером не ускользнуло от Одрейд, но ее сей-
час занимали значительно более важные заботы. Акушерки Мурбеллы (ей нра-
вился этот старинный термин) пришли в нужный момент. Одрейд хотела, что-
бы Айдахо был с ней, когда Шиана будет предпринимать  попытку  пробудить
воспоминания Башара. Айдахо же часто отвлекался на мысли о  Мурбелле.  А
Мурбелла разумеется не могла быть с ним рядом здесь - по  крайней  мере,
не сейчас.
   Одрейд поддерживала бдительность в его присутствии. В  конце  концов,
он был Ментатом.
   Она разыскала его за пультом. Когда она вышла  из  лифта  в  коридор,
идущий к его апартаментам, до ее слуха донеслось пощелкивание  и  харак-
терное гудение работающей информационной машины, и она сразу же  поняла,
где нужно искать Дункана.
   Когда она отвела его в комнату наблюдения, где они могли увидеть Шиа-
ну и ребенка, он был в странном настроении.
   Беспокоится за Мурбеллу? Или о том, что им предстоит сейчас увидеть?
   Комната наблюдения была длинной и узкой. Три ряда кресел стояли  так,
чтобы сидевшие в них оказывались находящимися перед  стеной-экраном,  за
которой находилась тайная комната. Там-то и должен был происходить  экс-
перимент. Комната наблюдателей была погружена в серый сумрак, и два  не-
больших сферических светильника, находившихся за рядами кресел, почти не
рассеивали его.
   Здесь присутствовало двое Сакс... хотя Одрейд  боялась,  что  большой
пользы от них не будет. Джаланто, Сак, которую Дункан считал  лучшей  из
них, была с Мурбеллой.
   Продемонстрировать нашу заботу. Она достаточно искренна.
   Вдоль стены-экрана также стояли кресла. В случае необходимости, рядом
был вход во вторую комнату.
   Стрегги провела ребенка по внешней галерее, где  он  не  мог  увидеть
стражей, и вошла вместе с ним в комнату. Комната  была  приготовлена  по
указаниям Мурбеллы: спальня, куда были перенесены некоторые вещи из  его
собственных апартаментов, а кое-что и из комнат Айдахо и Мурбеллы.
   Пещера диких зверей, подумала Одрейд. Вся комната приобрела  какой-то
обветшалый вид, порожденный намеренным беспорядком,  обычно  царившим  в
комнатах Айдахо - смятая одежда на кресле, сандалии  в  углу  комнаты...
Матрас, служивший постелью Дункану и Мурбелле; обследуя его, Одрейд ощу-
тила запах, похожий на запах слюны, интимный и  сексуальный.  Это  также
повлияет на Тега - на уровне подсознания.
   Здесь рождаются дикие чувства, чувства, которые мы не можем подавить.
Какой дерзостью было считать, что мы можем  это  контролировать.  Но  мы
должны...
   Когда Стрегги раздела мальчика и оставила его на матрасе  обнаженным,
Одрейд почувствовала, как ускоряется  ее  пульс.  Она  подвинула  вперед
кресло, заметив, что ее коллеги по Бене Джессерит повторяют ее движение.
   О небеса, подумала она. Неужели мы  просто  зеваки,  снедаемые  любо-
пытством?
   Такие мысли были необходимы сейчас, но она чувствовала, что они  ума-
ляют ее. Она что-то потеряла изза этого вторжения.  Мышление,  абсолютно
неподходящее для Бене Джессерит. Но глубоко человеческое!
   Дункан ушел в заученное безразличие - показное, как  легко  было  по-
нять. В его мыслях было слишком много субъективного, чтобы он мог хорошо
функционировать в качестве Ментата. И именно этого она  от  него  хотела
сейчас. Мистическое Участие. Оргазм как источник энергии. Белл верно оп-
ределила это.
   Одной из ближних к ней Прокторов, выбранных за  силу  но  находящихся
здесь в качестве наблюдателей, Одрейд сказала:
   - Гхола хочет восстановить свои изначальные воспоминания и очень  бо-
ится этого. Это одно из главных препятствий, которые нам предстоит прео-
долеть.
   - Бред! - заявил Айдахо. - Ты знаешь, что на нас сейчас работает? Его
мать была одной из вас, она дала ему глубинное обучение. Насколько веро-
ятно то, что она не предохранила его от ваших Внедрений?
   Одрейд стремительно обернулась к нему. "Ментат?" Нет, он  снова  вер-
нулся в свое недавнее прошлое, возвращая к жизни воспоминания и  сравни-
вая. Но это упоминание о Внедрениях... Возможно, так первое "сексуальное
приключение" с Мурбеллой восстановило память о других жизнях гхола? Глу-
бинное сопротивление Внедрениям?
   Проктор, к которой обратилась Одрейд, предпочла не обращать  внимания
на это вмешательство в разговор. Она  читала  материалы  Архивов,  когда
Беллонда отвлекла ее. Все три знали, что их могли вызвать, чтобы они бы-
ли свидетелями смерти ребенка-гхола. Обладал ли он опасными для них спо-
собностями? Наблюдатели не узнают этого, пока (или в том  случае,  если)
Шиане все удастся.
   Одрейд обратилась к Айдахо:
   - Стрегги сказала ему, почему он здесь.
   - Что она сказала ему? - повелительный тон по отношению к Преподобной
Матери. Прокторы посмотрели на него.
   Одрейд постаралась говорить возможно более мягко:
   - Стрегги сказала ему, что Шиана вернет ему воспоминания.
   - Что сказал он?
   - Почему этого не делает Дункан Айдахо?
   - Она ответила ему честно? - "Вероятно, вспоминая  что-то  из  своего
собственного прошлого".
   - Честно, но ничего не раскрывая. Стрегги сказала ему,  что  у  Шианы
это получится лучше. И что ты это одобрил.
   - Посмотри на него! Он даже не шевелится. Вы не накачали его наркоти-
ками, нет?
   Айдахо обернулся к Прокторам.
   - Мы не посмели бы. Но он внутренне сконцентрировался. Ты  помнишь  о
необходимости этого, да?
   Айдахо откинулся на спинку кресла:
   - Мурбелла все повторяет: "Он только  ребенок.  Только  ребенок".  Ты
знаешь, что мы поругались из-за этого.
   - Я думала, ты ее переубедил. Башар не был  ребенком.  Мы  собираемся
пробудить Башара.
   Он поднял скрещенные пальцы:
   - Надеюсь.
   Она отстранилась, увидев его жест:
   - Вот уж не думала, что ты суеверен, Дункан.
   - Я молился бы Дур, если бы думал, что это поможет.
   "Он помнит боль своих собственных пробуждений".
   - Не показывай сострадания, - пробормотал он. - Откажи  ему  в  этом.
Пусть он сконцентрируется внутри себя. Тебе нужен его гнев.
   Это были слова, рожденные его собственным опытом.
   Потом он коротко бросил:
   - Быть может, это самая большая глупость из того, что я предлагал.  Я
должен уйти и остаться с Мурбеллой.
   - Ты в хорошей компании, Дункан. И ничем не можешь сейчас помочь Мур-
белле. Смотри!
   В это мгновение Тег вскочил и взглянул на камеры наблюдения вверху.
   - Разве никто не придет помочь мне? - спросил Тег. В его голосе  было
больше отчаяния, чем должно быть на этой ступени. - Где Дункан Айдахо?
   Дункан рванулся было назад, но Одрейд удержала его:
   - Оставайся здесь, Дункан. Ты тоже не сможешь помочь ему. Не теперь.
   - Кто-нибудь скажет мне, что я должен делать? - в юном голосе  слыша-
лись тоненькие тоскливые нотки. - Что вы собираетесь делать?
   Настала очередь Шианы; она вошла в комнату через тайный ход за спиной
Тега.
   - Я здесь.
   На ней было только бледно-голубое газовое одеяние,  почти  совершенно
прозрачное. Оно облегало тело и подчеркивало его линии при каждом движе-
нии.
   Мальчик остолбенел. Это Почтенная Мать? Он никогда  не  видел,  чтобы
они так одевались.
   - Ты собираешься вернуть мне мои воспоминания?
   Сомнение и отчаянье.
   - Я помогу тебе вернуть их, - говоря это, она выскользнула из  платья
и отбросила его в сторону. Легкая ткань опустилась на пол, как  огромная
голубая бабочка.
   Тег уставился на женщину:
   - Что ты делаешь?
   - Что я делаю, как ты думаешь? - она села рядом с ним и положила руку
на его пенис.
   Его голова дернулась, он смотрел на ее руку, ощущая наступление эрек-
ции.
   - Почему ты делаешь это?
   - Разве ты не знаешь?
   - Нет!
   - Башар знал бы.
   Он смотрел на ее лицо, приблизившееся вплотную к нему:
   - Ты знаешь! Почему ты не говоришь мне?
   - Я не твоя память!
   - Что это за звук?
   Она припала губами к его шее. Гудение было хорошо слышно всем  наблю-
дателям. Мурбелла называла это интенсификатором, одним из факторов,  по-
могающим вызвать половую реакцию. Гудение становилось громче.
   - Что ты делаешь? - почти визг, когда она усадила его верхом на себя.
   - Отвечай, черт тебя побери! - визг.
   "Откуда появилось это "черт побери"?" подумала Одрейд.
   Шиана ввела его в себя:
   - Вот ответ!
   Его рот округлился в беззвучном "Охххх..."
   Наблюдатели видели, как Шиана сосредоточена на глазах Тэга, но другие
ее чувства также следили за ним.
   "Почувствуй, как напрягаются его ягодицы, обрати особое  внимание  на
то, как потемнели соски. Когда он дойдет до этой точки, поддерживай  его
в таком состоянии, пока его зрачки не расширятся."
   - Внедрение! - визг Тега заставил наблюдателей подскочить.
   Он ударил сжатыми кулаками в плечи Шианы. Все, кто находился  по  эту
сторону стены, видели вспыхнувший в глубине его глаз огонь - в то  мгно-
вение, как отшатнулся; в нем проявилось что-то новое.
   Одрейд вскочила:
   - Что-то не так?
   Айдахо остался сидеть:
   - То, что я и предсказывал.
   Шиана оттолкнула Тега, уворачиваясь от  его  скрюченных  пальцев.  Он
растянулся на полу, перевернулся и вскочил со скоростью, потрясшей  наб-
людателей. Несколько мучительно долгих мгновений Шиана и Тег стояли друг
против друга. Он медленно выпрямился и только тогда осмотрел себя.  Пос-
тепенно его внимание переместилось на левую руку, которую  он  поднял  и
держал перед собой. Он так же медленно обвел взглядом потолок  и  стены.
Снова взглянул на свое тело.
   - Что, разрази гром...
   По-прежнему детский голос, но странно возмужавший.
   - Добро пожаловать, гхола-Башар, - сказала Шиана.
   - Ты пыталась внедриться в меня! - гневное обвинение.  -  Ты  думала,
моя мать не научила меня защищаться от этого?..
   Его лицо стало отстраненным:
   - Гхола?..
   - Некоторые предпочитают считать тебя клоном.
   - Кто... Шиана! - он обернулся, вновь оглядев комнату. Она была  выб-
рана из-за скрытого входа и выхода. - Где мы?
   - В не-корабле, который ты привел на Дюну незадолго до того, как  был
убит там.
   Все по правилам.
   - Убит... - он снова взглянул на свои  руки.  Наблюдатели,  казалось,
видели воочию, как фильтры, заслоняющие разум гхола, тают один  за  дру-
гим. - Я был убит... на Дюне?
   Почти жалобно.
   - Оставаясь героем до конца, - ответила Шиана.
   - Мои... те люди, которых я забрал с Гамму... они были...
   - Чтимые Матры сделали Дюну примером для  других.  Безжизненный  шар,
похожий на прогоревший уголь.
   Его черты исказил гнев. Он сел,  скрестив  ноги,  положив  на  колени
крепко стиснутые кулаки:
   - Да... я узнал это из истории... из своей истории.
   Опять посмотрел на Шиану. Она осталась сидеть на матрасе - совершенно
неподвижно. Это было погружением в воспоминания,  которое  мог  осознать
только тот, кто сам пережил Агонию. Сейчас была нужна  полная  неподвиж-
ность.
   Одрейд прошептала:
   - Не вмешивайся, Шиана. Пусть это случится. Пусть он осознает это.
   Она дала знак трем Прокторам; они пошли ко входу в комнату, но следи-
ли не за тайной комнатой, а за ней.
   - Мне кажется забавным думать о себе как о принадлежности истории,  -
сказал Тег. Детский голос - и стоящий за этим разум взрослого. Он закрыл
глаза и глубоко вздохнул.
   В наблюдательной комнате Одрад снова опустилась в кресло и спросила:
   - Что ты видел, Дункан?
   - Когда Шиана оттолкнула его, он поднялся на ноги с быстротой,  кото-
рую я видел только у Мурбеллы.
   - Даже быстрее этого.
   - Быть может... это потому, что его тело молодо, и мы дали ему подго-
товку прана-бинду.
   - Что-то иное. Ты насторожил нас, Дункан. Что-то  неизвестное  нам  в
клетках Атридесов.
   Она взглянула на ожидающих приказаний Прокторов и  покачала  головой:
"Нет. Еще нет".
   - Будь она неладна, его мать! Гипноиндукция, позволяющая  блокировать
Вмешательство, - и она скрыла это от нас.
   - Но посмотри, что она дала нам, - сказал Айдахо, - более эффективный
путь восстановления памяти.
   - Мы должны были сами сделать это! - Одрейд почувствовала, что злится
на себя, - Скайтэл уверяет, что Тлейлаксу использовали боль и внутреннее
противоборство. Хотела бы я знать.
   - Спроси его.
   - Это не так просто. Наши Говорящие Правду не уверены в нем.
   - Он непроницаем.
   - Когда это ты его изучил?
   - Дар! У меня есть доступ к записям наблюдателей.
   - Я знаю, но...
   - Черт побери! Ты будешь смотреть на Тега или нет? Посмотри! Что про-
исходит?
   Одрейд переключила внимание на сидящего ребенка.
   Тэг смотрел на камеры с выражением крайней сосредоточенности.
   Для него это было пробуждением ото сна на пике противоборства; словно
рука помощницы тряхнула его. Что-то требовало его внимания! Он вспомнил,
как сидел в командной рубке не-корабля. Дар стояла позади него, и ее ру-
ка лежала на его шее. "Царапала его" Что-то важное, что он  должен  сде-
лать. Что? Его тело было странным. Гамму... То, как  они  жили  на  Дюне
и... Он вспоминал разное: Детство в Доме Собраний?  Дар,  как...  как...
Еще воспоминания сплетаются в клубок. "Они пытались  внедрить  что-то  в
меня!"
   Сознание текло вокруг него, словно река,  огибающая  с  обеих  сторон
скалу.
   - Дар! Ты там? Ты там!
   Одрейд подперла подбородок рукой. Что дальше?
   - Мать! - какой обвиняющий тон!
   Одрад коснулась переговорного устройства на подлокотнике:
   - Привет, Майлз. Ну что, отправимся на прогулку в сады?
   - Хватит этих игр, Дар. Я знаю, зачем нужен вам.  Но  я  предупреждаю
вас: жестокость приводит к власти не тех людей. Как будто  вы  этого  не
знаете!
   - По-прежнему верен общине Сестер, Майлз?  Несмотря  на  то,  что  мы
только что попытались сделать?
   Он посмотрел на внимательную и настороженную Шиану:
   - По-прежнему ваш послушный пес.
   Одрейд бросила полный упрека взгляд на Айдахо:
   - Ты и твои проклятые рассказы!
   - Хорошо, Майлз хватит игр, но мне нужно узнать о Гамму. Говорят,  ты
передвигался быстрее, чем мог заметить глаз.
   - Правда, - ровный голос. "Пошли-вы-все-к-чертям".
   - А только что...
   - Это тело слишком мало, чтобы принять на себя такой груз.
   - Но ты...
   - Я использовал все это в одной вспышке, и я умираю с голоду.
   Одрейд бросила взгляд на Айдахо. Он кивнул. "Правда".
   Она отозвала назад Прокторов. Они повиновались с заметным колебанием.
Что им сказала Белл?
   Тег еще не закончил:
   - Я верно понимаю, дочь? Поскольку каждый индивидуум может  полностью
полагаться только на себя, формирование этого "я" требует особенной  за-
боты и внимания?
   "Его проклятая мать обучила его всему!"
   - Я прошу прощения, Майлз. Мы не знали,  как  тебя  подготовила  твоя
мать.
   - Чья это была мысль? - сказал он, глядя на Шиану.
   - Моя, Майлз, - сказал Айдахо.
   - О, и ты тоже там?
   Еще часть памяти вернулась к нему.
   - И я помню ту боль, которую ты причинил  мне,  когда  возвращал  мои
воспоминания, - сказал Айдахо.
   Это его отрезвило:
   - Мысль ясна, Дункан. Извинений не нужно, - он посмотрел на  говорив-
ших, оценивая их голоса. - Как там воздух на  вершине.  Дар?  Достаточно
разреженный для тебя?
   "Идиотская мысль! - подумала она. И он это знает. Совершенно бесцере-
монен".
   Воздух был тяжел от дыхания окружавших ее людей, включая тех, кто хо-
тел разделить ее присутствие, тех, кто имел определенные идеи (иногда  -
идею того, что на ее месте они лучше исполняли бы ее работу),  тех,  кто
предлагал и кто требовал. Разреженный, да! Она чувствовала, что Тег  пы-
тается что-то сказать ей. Что?
   "Иногда мне приходится быть автократом!"
   Она слышала свой голос, произносивший эти слова, обращенные  к  Тегу,
на одной из их прогулок в садах, когда она объясняла значение слова "ав-
тократ". Тогда она добавила: "У меня есть власть и сила, и я  должна  их
использовать. Это страшно тяготит меня".
   "У тебя есть сила - так воспользуйся же ей! - Вот что пытался сказать
ей Башар-Ментат. "Убей меня или отпусти меня, Дар".
   И все же она пыталась остановить время и знала, что он чувствует это:
   - Майлз, Бурзмали мертв, но здесь остались резервные силы, которые он
подготавливал сам. Лучшие из...
   - Не докучай мне мелкими деталями! - какой командирский  голос!  Тон-
кий, ломкий - но все остальное присутствовало.
   Прокторы вернулись в коридор, не дожидаясь приказа.
   Одрейд отослала их прочь гневным жестом. И только тогда  поняла,  что
пришла к решению.
   - Отдайте ему его одежду и приведите его сюда, - сказала он. -  Пусть
войдет Стрегги.
   Когда Тег вошел, его первые слова встревожили Одрад  и  заставили  ее
сомневаться, правильным ли было ее решение.
   - Что, если я не буду сражаться так, как вы хотите?
   - Но ты говорил...
   - Я много что говорил в своей... в своих жизнях. Сражение не повышает
нравственности, Дар.
   Она (и Тараза) слышали, как Башар не раз говорил об этом. "Битвы  ос-
тавляют свой осадок - "есть, пить и радоваться ", который зачастую  при-
водит к нравственному падению".
   Верно; но она не знала, что он имел в виду,  упоминая  об  этом.  "На
каждого ветерана, возвращающегося с новым отношением к судьбе ("Я выжил:
должно быть, это был промысел Божий") приходится много больше  тех,  кто
возвращается домой с горечью, готовый принять "легкий путь ", потому что
они так много пережили на войне".
   Это были слова Тега и ее вера.
   Стрегги торопливо вошла в комнату, но прежде, чем она заговорила, Од-
рейд жестом приказала ей стоять и ждать молча.
   На этот раз послушница имела смелость не подчиниться Преподобной  Ма-
тери:
   - Дункан должен знать,  что у него есть еще одна дочь. Мать и ребенок
живы и здоровы, - она взглянула на Тега. - Привет, Майлз.
   Только после этого Стрегги отошла назад и там осталась стоять молча.
   "Она лучше, чем я думала", - сказала про себя Одрейд.
   Айдахо расслабился, словно утонул в кресле, только сейчас ощутив тре-
вожное напряжение, смешивавшееся с  одобрением  того,  что  он  наблюдал
здесь.
   Тег кивнул Стрегги, но заговорил с Одрейд:
   - Еще что-нибудь, что вы хотели бы нашептать на ушко Богу? - было не-
обходимо удержать внимание, и свита Одрад это  поняла,  -  Если  нет,  я
действительно проголодался.
   Одрейд подняла палец, отдавая безмолвное приказание Стрегги, и  услы-
шала, как уходит послушница.
   Она чувствовала, на что хочет направить ее внимание Тег, и, разумеет-
ся, он сказал:
   - Возможно, на этот раз вы действительно оставили шрам.
   Шпилька, направленная на похвальбу Сестер, что "Мы не позволяем  шра-
мам умножаться в нашем прошлом. Шрамы зачастую скрывают больше, чем  об-
нажают".
   - Некоторые шрамы обнажают больше, чем скрывают, - сказал он  и  пос-
мотрел на Айдахо. - Верно, Дункан?
   Слова одного Ментата другому.
   - Мне кажется, я снова вступаю в старый спор, - ответил Айдахо.
   Тег обратился к Одрейд:
   - Видишь, дочь? Ментат узнает старый спор, когда слышит его. Вы  гор-
дитесь тем, что знаете то, что требуется от вас, на каждом повороте  до-
роги, но монстр, ждущий вас на этом повороте, - ваше собственное  творе-
ние!
   - Преподобная Мать! - подчеркнула Проктор, которой не  нравилось  его
обращение к Одрейд. Но Одрейд не обратила на нее внимания.  Она  ощутила
жестокую горечь. Тараза внутри нее вспомнила тот спор: "Мы созданы  свя-
зями Бене Джессерит. Но они и отупляют нас. О, мы режем быстро и  глубо-
ко, когда это требуется, но это путы иного свойства".
   - Я не стану принимать участия в том, чтобы оглупить тебя,  -  сказал
Тег. Итак, он это помнил.
   Вернулась Стрегги, неся миску тушеного мяса, плававшего в  коричневой
подливе. Тег сел на пол и принялся торопливо хлебать еду ложкой.
   Одрейд молчала; ее мысли устремились туда, куда направил их Тег. Поч-
тенные Матери окружали себя твердой скорлупой, которая  защищала  их  от
всего, что шло извне (включая и эмоции) - все становилось только отраже-
нием на поверхности. Мурбелла была права, и Сестрам  нужно  было  заново
учиться чувствам. Если они останутся только наблюдателями, они обречены.
   Она обратилась к Тегу:
   - Тебя и не попросят делать нас глупее, чем мы есть.
   Оба - и Тег, и Айдахо - услышали что-то иное в ее голосе. Тэг  отста-
вил пустую миску, но первым все же заговорил Айдахо:
   - Культивация.
   Тег был согласен. Сестры редко поддавались импульсам чувств.  Даже  в
тяжелые времена их реакции были упорядочены. Они  были  выше  того,  что
большинство людей считает культивированием. Их вели не мечты  о  власти,
но их собственная способность предвидеть и планировать, порожденные  не-
обходимостью момента и почти безграничной памятью.  И  Одрейд  следовала
хорошо продуманному плану. Тег бросил взгляд на бдительных Прокторов.
   - Вы были готовы убить меня, - сказал он.
   Никто не ответил. Да в этом и не было необходимости.
   Они все распознали в его словах Предвидение Ментата.
   Тег обернулся и заглянул в комнату, где он вновь обрел свои  воспоми-
нания. Шиана ушла. На грани сознания шуршали новые и новые воспоминания.
Они заговорят, когда придет время. Это уменьшенное тело. Это  тяжело.  И
Стрегги... Он сконцентрировался на Одрад:
   - Вы были умнее, чем сами думали. Но моя мать...
   - Я не думаю, что она предвидела это, - прервала его Одрейд.
   - Нет... она была не настолько Атридесом.
   В данных обстоятельствах это слово было разрядом молнии, и в комнатке
воцарилась особая тишина. Прокторы подошли ближе.
   О, эта его мать!
   Тег не обратил ни малейшего внимания на Прокторов:
   - Отвечая на вопрос, который ты мне задала - я не могу  объяснить,  -
что произошло со мной на Гамму. Скорость моего тела  и  мысли  отвергают
любые объяснения. Если бы я был физически взрослым человеком, в  мгнове-
ние ока я оказался бы вне этой комнаты, а быть  может,  и  вне  корабля.
Охх... - он воздел рук. - Я по-прежнему ваш послушный пес. Я сделаю  то,
что вы потребуете, но, быть может, вовсе не так, как вы себе это  предс-
тавляете.
   Одрейд увидела сосредоточенное выражение  на  лицах  Сестер.  "Что  я
призвала на наши головы?"
   - Мы можем сделать так, что ни одно живое существо  не  покинет  этот
корабль, - сказала она. - Быть может, ты быстр, но не быстрее огня,  ко-
торый испепелит тебя, стоит только тебе попытаться уйти без нашего  поз-
воления.
   - Я уйду в свое время и по вашему разрешению. Каково количество  сол-
дат в специальных войсках Бурзмали?
   - Почти два миллиона.
   - Так много!
   - У него было более чем в два раза больше сил на Лампадас,  когда  их
атаковали Чтимые Матры.
   - Нам придется быть умнее, чем бедняга  Бурзмали.  Вы  оставите  нас,
чтобы мы могли обсудить это с Дунканом? Потому вы и держите нас под  ру-
кой, верно? Из-за нашей специальности? - он насмешливо взглянул на каме-
ры наблюдения, угнездившиеся под потолком, -  Я  уверен,  ты  пристально
изучишь нашу беседу прежде, чем согласишься.
   Одрейд и ее Сестры обменялись взглядами. В их  глазах  читался  всего
один вопрос: "Что нам еще остается?"
   Одрад встала и посмотрела на Айдахо:
   - Вот настоящая работа для Ментата - Говорящего Правду!
   Когда женщины вышли, Тег забрался в одно из кресел и снова заглянул в
пустую комнату за стеной наблюдения. Все это было слишком свежо, и он до
сих пор чувствовал, как тяжело колотится от усилий его сердце.
   - Да, это было представление, - сказал он.
   - Я видал и получше, - чрезвычайно сухо и холодно.
   - Чего бы я сейчас хотел, так это добрый стакан маринетто, но  сомне-
ваюсь, что мое теперешнее тело это выдержит.
   - Когда Дар доберется до Центральной, там ее будет ждать Белл, -  за-
метил Айдахо.
   - Пошла эта Белл в Преисподнюю! Мы должны разобраться с Чтимыми  Мат-
рами прежде, чем они до нас доберутся.
   - И у нашего Башара как раз есть нужный план.
   - Черт побери этот титул!
   Айдахо задохнулся от изумления.
   - Слушай, что я тебе скажу, Дункан! - голос звучит с напором,  -  од-
нажды, когда я прибыл на важную встречу с потенциальными противниками, я
услышал, как меня объявили: "Башар здесь". Я  чуть  не  споткнулся;  это
застало меня врасплох.
   - Расслаивающееся сознание.
   - Разумеется, это оно и было. Но я знал, что титул  отдалял  меня  от
того, что я не смел потерять. Башар? Я был большим, нежели  это!  Я  был
Майлс Тег, это имя дали мне мои родители.
   - Ты оказался в цепи имен!
   - Разумеется, и я осознал, что мое имя находилось  на  расстоянии  от
чего-то более древнего. Майлс Тег? Нет, я был прежде этого.  Я  услышал,
как моя мать говорила: "О, какой прекрасный ребенок." Итак, я остался  с
другим именем: Прекрасный Ребенок.
   - И ты пошел дальше в глубину? - Айдахо почувствовал себя увлеченным.
   - Я попался. Имя ведет к имени ведет к имени  ведет  к  безымянности.
Когда я вошел в зал, я был безымянным.  Ты  когда-нибудь  рисковал  ока-
заться в такой ситуации?
   - Однажды, - с неохотой признал Дункан.
   - Мы все оказываемся в ней по меньшей мере однажды. Но так  оно  было
со мной. Я молчал. Я имел сведения о каждом за этим столом - лицо,  имя,
титул плюс все их прошлое.
   - Но на самом деле ты был не там.
   - О, я видел выражение ожидания на лицах тех, кто изучал меня, вопро-
шал, волновался. Но они не знали меня!
   - Это дало тебе ощущение великой власти?
   - Именно то, от чего нас предостерегали в Школе Ментатов. Я спрашивал
себя: "Это и есть начало Разума?" Не смейся. Это мучительный вопрос.
   - И ты пошел дальше? - завороженный откровением Тега, Айдахо не обра-
щал внимания на предостережение, маячившее на краю сознания.
   - О да. И я обнаружил, что нахожусь  в знаменитом "Коридоре  Зеркал",
который нам описывали, советуя бежать оттуда.
   - Ты вспомнил, как выбраться оттуда и...
   - Вспомнил? Ты конечно же был там. И что, память  помогла  тебе  выб-
раться?
   - Да.
   - Несмотря на предостережения, я задержался, увидев мое  "изначальное
я" и его бесконечные вариации. Отражения отражений, и так  до  бесконеч-
ности.
   - Влечение ergo core. Очень немногие выбирались из таких глубин. Тебе
повезло.
   - Я вовсе не уверен, что это стоит называть  везением.  Я  знал,  что
должно было быть Первое Сознание, пробуждение...
   - Которое осознает, что оно не первое.
   - Но я хотел найти основу "я"!
   - Неужели люди на этой встрече не заметили в тебе ничего странного?
   - Позднее я обнаружил, что сел на свое место с каменным лицом,  кото-
рое скрыло всю эту гимнастику ума.
   - Ты ничего не говорил?
   - Я онемел. Это было истолковано как "Башар ожидал сдержанности". Вот
и вся репутация.
   Айдахо улыбнулся было, но тут вспомнил о камерах. Он мгновенно понял,
как стражи интерпретируют такие откровения. Странные способности опасно-
го потомка Атридесов. Сестры знали о зеркалах. Любой, кто вырвался отту-
да, должен находиться под подозрением. Что ему показали зеркала?  Словно
услышав этот опасный вопрос, Тег сказал:
   - Я был в ловушке и понимал это. Я мог почти видеть себя  прикованным
к постели существом с сознанием растения, но мне было безразлично.  Зер-
кала были для меня всем, пока я не увидел мою мать, словно бы качавшуюся
на волнах. Она выглядела почти так же, как перед смертью.
   Айдахо с дрожью втянул в легкие воздух. Неужели Тег не понимает,  что
все сказанное им сейчас записывается?
   - Теперь Сестры увидят, что я, по крайней мере  потенциальный  Квизац
Хадерах, - сказал Тег. - Еще один Муаддиб.  Глупости! Как ты любишь  го-
ворить, Дункан. Никто из нас не хотел бы этого. Мы знаем, что он создал,
а мы ведь не так глупы!
   Айдахо не мог проглотить застрявший в горле комок. Примут ли они сло-
ва Тега? Он говорил правду, но все же...
   - Она взяла меня за руку, - сказал Тег, - я чувствовал это! И она вы-
вела меня из Зала. Я ожидал, что она будет со мной когда,  почувствовал,
что сижу за столом. Я все еще чувствовал пожатие ее руки, но она  исчез-
ла. Я знал это. Я просто собрался и заставил себя сосредоточиться. Сест-
ры могли многое получить за этим столом, и я сделал это.
   - Что-то, что твоя мать вложила...
   - Нет! Я видел ее так же, как Почтенные Матери видят Иные  Воспомина-
ния. Это было так, словно она сказала: "Какого черта  ты  теряешь  здесь
время, когда тебя ждут важные дела!" Она никогда не оставляла меня, Дун-
кан. Прошлое никогда нас не покидает.
   Внезапно Айдахо увидел цель и смысл в  рассказе  Тега:  "Честность  и
открытость!"
   - Ты обладаешь Иной Памятью.
   - Нет! Кроме того, что проявляется в критических ситуациях  в  каждом
из нас. Коридор Зеркал и был такой критической  ситуацией,  и  он  также
позволил мне увидеть и почувствовать источник помощи. Но больше  я  туда
не пойду!
   Айдахо принял это. Большинство Ментатов единожды заглядывало в Беско-
нечность и постигало преходящую сущность имен и титулов, но расчет  Тега
шел дальше, чем замечание о беге Времени.
   - Я полагаю, пришло время нам заняться вплотную делами  Бене  Джессе-
рит, - сказал Тэг. - Они должны знать, насколько могут доверять нам. Нас
ждут дела, а мы и так потратили достаточно времени на глупости.


   Трать усилия на тех, кто делает тебя сильнее. Усилия,  потраченые  на
слабаков, приблизят тебя к гибели. (Правила  Чтимых  Матр).  Комментарий
Бене Джесерит: Кто будет судить?
   Записи Дортуйлы

   День возвращения Дортуйлы не был самым счастливым днем Одрейд. Конфе-
ренция по оружию с Тегом и Айдахо не принесла результатов. Ее не покида-
ло ощущение занесенного над нею топора, и это наложило отпечаток  на  ее
реакцию.
   Потом дневной разговор с Мурбеллой - слова, слова, слова...  Мурбелла
завязла в вопросах философии. Если Одрейд когда-либо  сталкивалась  хотя
бы с одним, это заводило ее в тупик.
   Теперь, ранним вечером, она стояла в западном  конце  мощеной  аллеи,
окружавшей Центральную по периметру. Это было ее любимым местом, но сей-
час находившаяся рядом с ней Беллонда лишала Одрейд ее тихой радости.
   Там их отыскала Шиана:
   - Это правда, что вы позволили Мурбелле свободно покидать корабль?
   - Вот как! - Это было одной из тех вещей,  которых  Беллонда  глубоко
страшилась.
   - Белл! - оборвала ее Одрейд и указала на кольцо садов  вокруг  Цент-
ральной. - Та небольшая горка - вон там, где мы не  сажали  деревьев.  Я
хочу, чтобы вы приказали построить там по моим указаниям мой Каприз. Ма-
ленькую дачу с ажурными стенами.
   Теперь Беллонду будет не остановить. Одрейд  редко  видела  ее  такой
несдержанной. И чем больше распалялась Беллонда, тем тверже и  настойчи-
вее становилась Одрейд.
   - Ты хочешь... Каприз? В этом саду? А на что еще ты  станешь  тратить
нашу энергию? Каприз! Самое что ни на есть правильное название для твое-
го очередного..
   Глупый спор. Они обе это знали. Преподобная  Мать  не  могла  сдаться
первой. Белл почти никогда и ни в чем не  уступала.  Даже  когда  Одрейд
умолкла, Беллонда продолжала говорить -  словно  двигатель  на  холостых
оборотах. Наконец, когда Беллонда выбилась из сил, Одрейд спокойно  ска-
зала:
   - Ты должна мне небольшой обед, Белл. Проследи за тем, чтобы  он  был
приготовлен наилучшим образом.
   - Должна тебе... - зашипела Беллонда.
   - Как предложение мира, - прибавила Одрейд, - я хочу, чтобы обед  по-
дали на моей даче... в моей Фантазии-Капризе.
   Когда Шиана рассмеялась, Беллонда  была  вынуждена  присоединиться  к
ней, но в ее смехе звучали ледяные нотки. Она понимала, что ее переигра-
ли.
   - Все будут видеть это и говорить: "Смотрите, как спокойна и  уверена
Преподобная Мать", - сказала Шиана.
   - Итак, ты хочешь сделать это для поддержания морали! -  сейчас  Бел-
лонда приняла бы любое объяснение.
   Одрейд улыбнулась Шиане. "Малышка моя, умница!"
   Шиана не только перестала поддразнивать Беллонду, но и принялась под-
держивать ее достоинство, когда только это было возможно. Белл,  конечно
же, знала это, но у нее оставался неизбежный вопрос Бене Джессерит: "По-
чему?"
   Почувствовав это подозрение, Шиана сказала:
   - На самом деле мы спорим о Майлсе и Дункане.
   А меня, например, уже тошнит от этого.
   - Если бы я хотя бы знала, что ты делаешь на самом деле, Дар! -  ска-
зала Беллонда.
   - У энергии свой узор, Белл!
   - Что ты имеешь в виду? - Беллонда была совершенно растеряна.
   - Они найдут нас, Белл. И я знаю как.
   Беллонда буквально утратила дар слова.
   - Мы - рабы наших привычек, - сказала Одрейд, - Рабы той энергии, ко-
торую производим сами. Могут ли рабы остановиться? Белл, ты  знаешь  эту
проблему не хуже, чем я.
   На этот раз Беллонда не возражала.
   Одрейд смотрела на нее.
   Гордыня - вот что видела Одрейд, когда смотрела на своих Сестер и  их
обители. Достоинство было всего лишь маской. Не было истинного смирения.
Его место занимало внешняя уступчивость, действительная линия  поведения
Бене Джессерит, которая в обществе, сознающем угрожающую ему  опасность,
выглядела суровым предупреждением.
   Шиана была растеряна:
   - Привычки?
   - Привычки всегда преследуют тебя. То "я", которое ты сама  создаешь,
неотступно с тобой. Это призрак, который бродит вокруг, ища твоей плоти,
желая обладать тобой. Мы зависимы от того "я", которое создаем сами.  Мы
- рабы того, что делаем сами. Мы зависим от Чтимых Матр так  же,  как  и
они от нас!
   - Снова твой проклятый романтизм! - сказала Беллонда.
   - Да, я - романтик... настолько же, насколько романтиком  был  Тиран.
Он сделал себя чувствительным к застывшей схеме своего  создания.  Я  же
чувствую ловушку.
   "Но как же близок охотник и как глубока пропасть..."
   Беллонда не была обескуражена ответом:
   - Ты сказала, что знаешь - они найдут нас.
   - Им стоит только узнать в нас их собственные привычки, и они... Да?
   Вошла послушница-курьер - появилась из коридора за спиной Беллонды.
   - Преподобная Мать, Почтенная Мать Дортуйла. Мать Финтил привезла  ее
на посадочную площадку, и в течение часа они будут здесь.
   - Отведите ее в мою рабочую комнату! - Одрейд посмотрела на Беллонду,
взгляд ее казался почти диким. - Она что-то говорила?
   - Мать Дортуйла больна, - сказала послушница.
   "Больна? Самое неправдоподобное, что можно сказать о Почтенной  Мате-
ри".
   - Не торопись с суждениями.
   Это было сказано Беллондой-Ментатом, Беллондой, бывшей врагом  роман-
тизма и бурной фантазии.
   - Пусть сюда поднимется Там в качестве наблюдателя,  -  распорядилась
Одрейд.
   Дортуйла вошла, опираясь на трость. Финтил и Сгрегги помогали ей.  Но
взгляд Дортуйлы был тверд, вокруг она смотрела оценивающе.  Капюшон  был
отброшен на плечи; волосы ее были темно-каштановыми, цвета старого  чер-
ного дерева, а в голосе ее, когда она заговорила, чувствовалась глубокая
усталость:
   - Я сделала все, как вы приказали, Преподобная Мать.
   Когда Финтил и Стрегги покинули  комнату,  Дортуйла  без  приглашения
опустилась на стул рядом с Беллондой, бросила быстрый взгляд на Шиану  и
Тамалан, сидевших по левую руку от нее, потом тяжело посмотрела  на  Од-
рейд:
   - Они встретятся с вами на Перекрестке. Они думают, что  выбор  места
был сделан ими самими, и ваша Королева-Паучиха тоже там!
   - Как скоро? - спросила Шиана.
   - Они хотят назначить встречу примерно через  сто  Стандартных  дней,
считая с сегодняшнего дня. Я могу назвать более точный срок, если нужно.
   - Почему так долго? - спросила Одрейд.
   - По моему мнению? Они хотят использовать время для того, чтобы  уве-
личить военный потенциал Перекрестка.
   - Каковы гарантии? - Тамалан, как всегда, была немногословна.
   - Дортуйла, что с тобой произошло? - Одрейд была потрясена  слабостью
тела, столь очевидной в сидящей перед ней женщине.
   - Они применили ко мне жесткие методы. Но это неважно.  Важны  только
приготовления. Насколько им можно верить, они  обещают  безопасность  на
планете и за ее пределами. Не верьте  этому.  Вам  позволено  иметь  не-
большой эскорт слуг, не более пяти. Нужно принять во внимание,  что  они
убьют всех, кто будет сопровождать вас, хотя... быть может, я  объяснила
им, что это ошибка.
   - Они ожидают, что я привезу им капитуляцию Бене Джессерит? - никогда
еще голос Одрейд не звучал так холодно.  Слова  Дортуйлы  бросали  новый
свет на трагедию.
   - Таков был подтекст.
   - Сестры, которые были с тобой?.. - спросила Шиана.
   Дортуйла коснулась рукой лба - обычный жест Сестер:
   - Они все здесь. Мы согласны, что Чтимые Матры должны быть наказаны.
   - Мертвы? - с трудом выдавила Одрейд, почти не разжимая губ.
   - Они таким образом попытались заставить меня  вступить  в  их  ряды.
"Видишь? Мы убьем еще одну, если ты не согласишься". Я сказала им, чтобы
они убили нас всех и покончили с этим, и расстались с мыслью о встрече с
Преподобной Матерью. Они не приняли этого, пока не  был  убит  последний
заложник.
   - Ты разделила их память? -  спросила  Тамалан.  Да,  с  приближением
смерти это стало все больше занимать Там.
   - Пытаясь убедить себя, что они мертвы. В конце концов, почему бы вам
не знать всего? Эти женщины просто гротескны! Они держат в клетках Фута-
ров. Тела моих Сестер были брошены в клетки, и Футары их сожрали. Паучья
Королева - какое верное прозвище - заставила меня смотреть на это.
   - Отвратительно! - сказала Беллонда.
   Дортуйла вздохнула:
   - Они, разумеется, не знали, что в моей Иной Памяти  есть  картины  и
пострашнее.
   - Они пытались воздействовать на твои  чувства  -  использовать  твою
чувствительность, - заметила Одрейд. - Как  глупо.  Они  были  удивлены,
когда не получили от тебя той реакции, которой ждали?
   - Я бы сказала, опечалены. Думаю, они уже видели  ту  же  реакцию  от
других. Я сказала им, что этот способ получения удобрений не  хуже  дру-
гих. Похоже, это их разозлило.
   - Каннибализм, - пробормотала Тамалан.
   - Так только кажется, - ответила Дортуйла, -  Футары  определенно  не
люди. Просто прирученные дикие звери.
   - И никаких Управляющих? - спросила Одрейд.
   - Я ни одного не видела. Футары  говорили.  Они  сказали:  "Есть!"  -
прежде, чем начали есть, а еще кричали Чтимым Матрам: "Вы  голодные?"  И
прочее такое. Важнее то, что произошло после того, как они поели...
   Дортуйла закашлялась.
   - Они пробовалди яды, - с трудом проговорила она, - Глупые женщины!
   Отдышавшись, Дортуйла продолжила:
   - Футар подошел к решетке клетки после этого... пиршества? Он посмот-
рел на Паучью Королеву и завизжал. Я никогда не слышала такого звука. От
него мороз пробегал по коже! Все Чтимые Матры, бывшие в комнате,  засты-
ли, и я могла бы поклясться, что они были до смерти перепуганы.
   Шиана коснулась руки Дортуйлы:
   - Хищник, обездвиживающий добычу?
   - Несомненно. Все характеристики Голоса налицо. Их удивило, что я  не
оцепенела.
   - Реакция Чтимых Матр? - спросила Беллонда. - Верно, Ментат и  должен
был потребовать этих сведений.
   - Общая сумятица, когда они обрели дар речи. Многие требовали у Вели-
кой Чтимой Матры, чтобы она уничтожила Футаров. Она смотрела на все  это
более спокойно. "Слишком ценны живыми", - вот что она заявила.
   - Обнадеживающий знак, - сказала Тамалан.
   Одрейд взглянула на Беллонду:
   - Я поручу Стрегги привести сюда Башара. Возражения?
   Беллонда коротко кивнула. Они знали, что это  нужно  предпринять  вне
зависимости от намерений самого Тега.
   Одрейд обратилась к Дортуйле:
   - Я хочу, чтобы ты жила в моих собственных покоях для гостей. Мы дос-
тавим тебе Сакс. Заказывай все, что будет нужно, и приготовься к заседа-
нию Большого Совета. Ты - специальный советник.
   Дортуйла заговорила, с трудом поднимаясь на ноги:
   - Я не спала почти пятнадцать дней, и мне нужна будет особая пища.
   - Шиана, проследи за этим и отправь наверх Сакс. Там, останься с  Ба-
шаром и Стрегги. Регулярные отчеты. Он захочет отправиться в военный го-
родок, чтобы самому за всем проследить. Обеспечьте ему связь с Дунканом.
Ничто не должно им препятствовать.
   - Ты хочешь, чтобы я была здесь с ним? - спросила Тамалан.
   - Ты присосалась к нему, как пиявка. Стрегги никуда не может  повести
его без твоего ведома. Ему нужен Дункан в качества Мастера Оружия.  Убе-
дись в том, что он принимает заключение Дункана в корабле.  Белл,  любые
сведения по оружию, которые запросит Дункан -  первостепенной  важности.
Комментарии?
   Комментариев не было. Возможно, были размышления о  последствиях,  но
Одрейд заразила их решительным поведением.
   Одрейд снова села, закрыла глаза и подождала, пока тишина не подтвер-
дила, что в комнате больше никого не осталось. Кроме следящих за ней ка-
мер, разумеется.
   "Они знают, что я устала. А кто не устал бы после  всего  этого?  Еще
три Сестры погибли - убиты  этими  чудовищами!  Башар!  Они  должны  по-
чувствовать нашу плеть на своих спинах и запомнить этот урок!"
   Заслышав приближение Стрегги и Тега, Одрейд  открыла  глаза.  Стрегги
вела мальчика за руку, но было в этой картине  что-то,  говорившее,  что
она не была взрослой, ведущей ребенка. Движения Тега словно  говорили  о
том, что он просто позволяет Стрегги так с ним обращаться. Надо  предуп-
редить ее.
   Там следовала за ними; она подошла к креслу около окна, как  раз  под
бюстом Шиноэ. Значимое место? Тэм последнее время делала странные вещи.
   - Вы хотите, чтобы я осталась, Преподобная Мать? - Стрегги  выпустила
руку Тэга и теперь стояла у дверей.
   - Сядь вон там, радом с Тамалан. Слушай  и  не  прерывай.  Ты  должна
знать, что от тебя потребуется.
   Тег устроился на стуле, который до него занимала Дортуйла:
   - Полагаю, это военный совет.
   "За детской внешностью и детским голосом скрывается взрослый".
   - Я пока не прошу от тебя разработки планов, - сказала Одрейд.
   - Хорошо. Неожиданное занимает больше времени, а я,  быть  может,  не
смогу вам сказать, что намереваюсь делать, пока не начну действовать.
   - Мы наблюдали за тобой вместе с Дунканом.  Почему  ты  интересуешься
кораблями из Рассеяния?
   - Корабли большой дальности имеют весьма определенный облик. Я  видел
их на взлетном поле на Гамму.
   Тэг откинулся в кресле, с удовольствием наблюдая за произведенным эф-
фектом, довольный резковатой манерой Одрейд. Решения! Больше никаких не-
определенностей.  Это его устраивало. "Они не должны знать,  каковы  мои
возможности в полном объеме. Не сейчас".
   - Вы замаскируете атакующие силы?
   Пока Одрейд говорила, в дверь вошла Беллонда и, опускаясь  в  кресло,
пробурчала возражение:
   - Невозможно! У них будут распознающие коды и секретные сигналы...
   - Позволь мне это решать, Белл или отстрани меня от командования.
   - Это Совет, - сказала Беллонда, - Ты не...
   - Ментат? - его взгляд, устремленный ей в лицо, был взглядом Башара.
   Когда она замолкла, он сказал:
   - Не сомневайся в моей лояльности! Если вы решили ослабить меня, тог-
да замените меня!
   - Пусть скажет свое слово, - подала голос Там. - Это не первый Совет,
на котором Башар выступает как равный нам.
   У Беллонды на миллиметр опустилась челюсть.
   Тег заговорил, обращаясь к Одрейд:
   - Избегать применения оружия - вопрос разведки и силы интеллекта.
   "Швырнуть нам в лицо наше же лицемерие!" - Она услышала в его  голосе
интонации Ментата; Беллонда, несомненно, тоже это  уловила.  Разведка  и
интеллект: двойной взгляд. Без этого применение  оружия  зачастую  может
оказаться случайным.
   Башар тихо  сидел, позволив им вариться в соку их собственных истори-
ческих наблюдений. Желание конфликта гнездилось гораздо глубже сознания.
Тиран был прав. Человечество действовало как "один зверь".  Силы, управ-
ляющие этим одним собирательным зверем, уходили корнями в века племенно-
го существования и глубже, как и многие другие силы, которым человек по-
винуется, не раздумывая.
   Смешай гены. Распространи на свое потомство Лебенстрон.
   Собери воедино энергию других: собирай рабов, пеонов,  слуг,  сербов,
рабочих... Термины часто взаимозаменяемые.
   Одрейд видела, что он делает. Знания,  собранные  у  Сестер,  помогли
сделать его несравненным Ментатом Башаром. Все это стало для  него  инс-
тинктами. Пожирание энергии навлекало угрозу войны. Это описывалось  как
"жадность, страх (что другие заберут твою долю), власть,  голод"  и  так
далее, и так далее - в бесплодные анализы. Это Одрейд  слышала  даже  от
Беллонды, которая, бесспорно, не слишком  хорошо  воспринимала  то,  что
подчиненный напоминает им о том, что они уже знают.
   - Тиран знал, - заговорил Тег, - Дункан цитирует его: "Война -  пове-
дение, корни которого уходят в единственную клетку  древних  морей.  Ешь
все, чего коснешься, или оно съест тебя."
   - Что ты предлагаешь? - резко спросила Беллонда.
   - Отвлекающий маневр на Гамму, потом ударить по их базе на Перекрест-
ке. Для этого нам нужны сведения из первых рук, - он пристально  посмот-
рел на Одрад.
   "Он знает!" - мелькнуло в голове Преподобной Матери.
   - Ты полагаешь, что твои сведения о Перекрестке тех времен, когда это
еще была база Гильдии, точны до сих пор? - поинтересовалась Беллонда.
   - У них не было времени изменить это место настолько, чтобы оно отли-
чалось от зафиксированного здесь, - он постучал по своему лбу в забавной
пародии на жест Сестер.
   - Облет планеты, - сказала Одрейд.
   Беллонда бросила на нее острый взгляд:
   - Цена!
   - Потерять все - цена куда более высокая, - заметил Тэг.
   - Сенсоры свертывания пространства не должны быть большими, - сказала
Одрейд, - Дункан установит их так, чтобы при контакте они вызывали взрыв
Хольцмана?
   - Взрывы будут видимыми и дадут нам возможность видеть траекторию,  -
он откинулся назад и посмотрел куда-то в стену за спиной Одейад.  Примут
ли они это? Он не решился напугать их очередной демонстрацией своих спо-
собностей. Если бы только Белл знала, что он может видеть не-корабли!
   - Действуй, - сказала Одрейд, - Командование в твоих руках. Используй
это!
   В Иных Воспоминаниях раздалось отчетливое хихиканье Таразы. "Дай  ему
его же голову! Вот так, я и получила свою великую славу!"
   - Еще одно, - сказала Беллонда, взглянув на Одрейд, - Ты  будешь  его
шпионом?
   - Кто еще может добраться туда и передавать наблюдения?
   - Они будут контролировать любые передачи!
   - Даже те, которые сообщат нашему не-кораблю, что мы не были  переда-
ны? - спросила Одрейд.
   - Зашифрованное послание, передаваемое вместе с сообщением, -  сказал
Тег, - Дункан изобрел шифр, который удастся расшифровать только за  нес-
колько месяцев, но мы сомневаемся, что они вообще заметят подобную  шиф-
ровку.
   - Безумие, - пробормотала Беллонда.
   - Я встречал на Гамму Командующего Военными  Силами  Чтимых  Матр,  -
продолжал Тег, - Полный профан, когда дело доходит до необходимых  дета-
лей. Мне кажется, они переоценивают себя.
   Беллонда уставилась на него; детские невинные глаза смотрели взглядом
Башара.
   - Оставь здравомыслие, всяк сюда входящий, - промолвил он.
   - Уходите отсюда все!  -  приказала  Одрейд,  -  Займитесь  делом.  А
Майлс...
   Он уже слез со стула, но остался стоять рядом, и  выглядел  при  этом
точно так, как всегда, когда ждал от Матери важных слов или разъяснении.
   - Ты говоришь о том, что применение оружия может вызвать  бессмыслен-
ные трагедии?
   - О чем же еще? Разумеется, ты же не думаешь, что  это  относилось  к
вашей Общине Сестер!
   - Дункан иногда играет в такие игры.
   - Я не хочу, чтобы мы заразились безумием Чтимых Матр, - сказал  Тег,
- Ты же знаешь, это заразно.
   - Они попытались контролировать сексуальное  влечение,  -  промолвила
Одрейд, - Это все время от тебя ускользает.
   - Ускользающее безумие, - согласился он, наклонился над столом -  его
подбородок почти касался столешницы.
   - Что-то притягивает этих женщин, влечет их  сюда.  Дункан  прав. Они
ищут чего-то и бегут от чего-то в одно и то же время.
   - У тебя девяносто Стандартных дней, чтобы  подставиться,  -  сказала
она, - Ни дня больше.


   Иш йара ал-ахдаб хадбат-и. (Горбун не видит собственного горба. - На-
родная мудрость) Комментарий Бене Джессерит: Горб можно  увидеть  с  по-
мощью зеркал, но зеркала могут показать все существо.
   Башар Тег

   Это было слабостью в Бене Гессерит, которую, как понимала Одрейд, Об-
щине вскоре придется признать. Но то,  что она увидела ее первой, отнюдь
не доставляло  утешения. "Отказываться  от глубочайшего нашего источника
сил, когда они нам так необходимы!" Ушедшие в Рассеивание перешагнули за
пределы человеческой способности объединять опыт пережитого в какой-либо
контролируемой форме  "Мы способны только выделять существенно необходи-
мое,  а это  дело  мнения". Жизненно  важные  данные  прятались где-то в
больших и малых событиях,  ощущениях, называемых инстинктом. Вот оно на-
конец - им придется вернуться назад к невысказанному знанию.
   В эти времена слово "беженцы" окрашено значением, какое оно имело  до
космичесой эры. У небольших групп Преподобных Матерей, рассылаемых Общи-
ной, немало общего с потерявшими родимый дом путниками, бредущими по за-
терянным дорогам с жалкими пожитками, завязаными в кусок дерюги,  трясу-
щимися на дребезжащих телегах или в ветхих повозках, и  на  каждом  лице
печать тоски или ярость отчаяния.
   "И так мы повторяем историю и повторяем ее, и повторяем ее".
   Когда Одрейд входили в капсулу  трека  скоростной  трубы,  Рассеянные
Сестры все еще не оставляли ее мыслей: политические беженцы, экономичес-
кие беженцы, предвоенные беженцы.
   "Это твоя Золотая Тропа, Тиран?"
   Видения ее Рассеяных подопечных преследовали Одрейд и когда она вошла
в Уединенный обеденный зал  Централи,  столовую,  куда  вход  дозволялся
только Преподобным Матерям. Здсь они сами обслуживали себя у стоек.
   Двадцать дней прошло с тех пор, как она предоставила Тегу  разрабаты-
вать будущую кампанию. Централь переполнили слухи, особенно много их бы-
ло среди Прокторов, хотя никаких признаков нового голосования. Необходи-
мо сегодня объявить новые решения и это будет нечто большее  чем  просто
назвать имена тех, кто вместе с ней отправятся на Узловую.
   Она оглядела аскетически суровую столовую с ее желтыми стенами,  низ-
ким потолком, маленькими квадратными столами, которые можно составить  в
ряд, чтобы усадить большую группу обедающих. За окнами  вдоль  одной  из
стен зеленел сад, укрытый прозрачным куполом. Карликовые абрикосовые де-
ревья с незрелыми в это время года плодами на  ветвях,  газон,  скамейки
небольшие столики. Когда закрытый сад  заливал  солнечный  свет.  Сестры
всегда предпочитали есть среди зелени. Никакого солнца сегодня.
   Она оставила без вниманию стойку кафетерия, где ей освободили  место.
"После, Сестры".
   У углового стола, поближе к окнам,  всегда оставляемого для нее,  она
намеренно передвинула  стулья. Коричнеыое  вертящееся  кресло Белл слабо
запульсировало от  этого  непревычного перемещения. Одрейд села спиной к
стойке кафетерия, зная  что  это будет истолковано правильно:  "Оставьте
меня с моими мыслями".
   Ожидая, Одрейд смотрела во двор. Окружающая газон стена  экзотических
кустов с пурпурными листьями теперь вся покрылась красным. На  невысоких
стеблях поднялись огромные соцветья удивительных цветов, нижние  их  ле-
пестки были слегка подернуты желтым.
   Первой появилась Беллонда, упала в свое кресло, не проронив ни  слова
о том, что оно сегодня стоит не на своем месте. Белл зачастую появлялась
на люди в довольно неряшливом виде: пояс болтается, роба смята, на груди
крошки еды. Сегодня все было иначе.
   "С чего это вдруг?"
   - Там и Шиана запоздают, - сказала Беллонда.
   Одрейд приняла это к сведению, не отрывая взгляда от этой новой  Бел-
лонды. Не похудела ли она? На самом деле не было никакого способа совер-
шенно изолировать Великую Мать от того, что происходило  в  пределах  ее
восприятия, но иногда срочность текущих дел отвлекала ее от мелких изме-
нений. Впрочем, это было естественной для Преподобной Матери  привычкой,
и негативные свидетельства несли в себе столько же информации как и  по-
зитивные. Подумав, Одрейд осознала, что эта новая Беллонда  с  ними  уже
несколько недель.
   Что-то произошло с Беллондой. Любая Преподобная Мать способна  в  ра-
зумных пределах контролирвать свой вес и фигуру. Дело внутренней химии -
притушить огонь или давать ему разгореться.  Уже  многие  годы  мятежная
Беллонда кичилась тучностью.
   - Ты сбавила вес, - сказала Одрейд.
   - Жир начинал уж слишком стеснять меня в движениях.
   Это никогда не было для Беллонды достаточной причиной,  чтобы  менять
свои привычки. Неповоротливость тела она всегда компенсировала быстротой
ума, проекциями и скоростным транспортом.
   - Слова Дункана действительно тебя проняли, так ведь?
   - Я не ханжа и не преступница!
   - Думаю, пора послать тебя куда-нибудь в ссылку.
   Эти временные всплески юмора обычно раздражали Беллонду. Сегодня  она
пропустила замечание Одрейд  мимо  ушей,  но  под  нажимом  пристального
взгляда Одрейд ей пришлось все же сказать:
   - Если тебе так необходимо знать, дело в Шиане. Она наседала на меня,
чтобы я что-то сделала со своей внешностью и больше  общалась  с людьми.
Как она меня этим раздражала! Я это делаю, чтобы она заткнулась.
   - А почему Там и Шиана запаздывают?
   - Просматривают записи твоего последнего разговора с Дунканом. Я  ос-
новательно ограничила к нему доступ. Кто может предугадать, что произой-
дет, если это станет общеизвестно.
   - Но станет ведь.
   - Неизбежно. Я только пытаюсь выиграть для нас время.
   - Я не хотела, чтобы это скрывали, Белл.
   - Дар, что ты собираешься делать?
   - Это я объявлю на Синоде.
   Ни слова в ответ, но Беллонда уставилась на нее в крайнем изумлении.
   - Это мое право - созвать Синод, - сказала Одрейд.
   Беллонда откинулась на спинку кресла и стала  изучающе  рассматривать
Одрейд, оценивая, задавая вопросы... все без  единого  слова.  Последний
раз Синод в ордене Бене Джессерит созывали сразу после смерти Тирана.  А
до того - когда Тиран захватил власть. Со  времени  первых  атак  Чтимых
Матр казалась невозможной сама мысль о созыве Синода. Слишком много вре-
мени и рабочих рук придется оторвать от отчаянно срочных работ.
   В настоящее же время Беллонда спросила:
   - Ты рискнешь привезти сюда Сестер из уцелевших Обителей?
   - Нет. Их будет представлять Дортуйла. Как ты знаешь, имелся подобный
прецедент.
   - Сначала, ты освобождаешь Мурбеллу, теперь - Синод.
   - Освобождаю? Мурбелла связана золотыми узами. Куда она  денется  без
Дункана?
   - Но ты дала Дункану свободу покинуть корабль!
   - Сделал он это?
   - Ты думаешь, все, что он достает из систем корабля,  это  информация
из корабельного арсенала?
   - Я знаю.
   - Это мне напоминает Джессику, повернувшуюся спиной к Ментату,  кото-
рый мог бы убить ее.
   - Ментат был обездвижен собственными убеждениями.
   - Иногда бык поднимает на рога матадора, Дар.
   - Чаще, нет.
   - Наше выживание не должно зависеть от статистики!
   - Согласна. Вот почему я созываю Синод.
   - Включая алколитов.
   - Всех.
   - Даже Мурбеллу? Она получит голос послушницы?
   - Думаю, к тому времени она, возможно, будет уже Преподобной Матерью.
   - Ты слишком спешишь, Дар! - выдохнула Беллонда.
   - Иногда этого требует ситуация.
   Беллонда бросила взгляд в сторону двери.
   - Вот идет Там. Позже, чем я ожидала. Интересно,  не  задержались  ли
они, чтобы проконсультироваться с Мурбеллой?
   Задыхаясь от быстрой ходьбы, подошла Тамалан, опустилась в свое крес-
ло, но тут заметила, что оно стоит иначе, и сказала:
   - Шиана сейчас подойдет. Она показывает записи Мурбелле.
   - Она  собирается  провести  Мурбеллу через Агонию и созвать Синод, -
сказала Беллонда, обращаясь к Тамалан.
   - Я ничуть не удивлена, - Тамалан как всегда четко выговаривала  сло-
ва. - Нужно как можно скорее решить, на каком положении здесь  находится
эта Чтимая Матре.
   К ним присоединилась Шиана, опустившись в кресло слева от  Одрейд  со
словами:
   - Вы наблюдали, как Мурбелла ходит?
   Этот вопрос, заданный безо всякой преамбулы и столь неожиданно,  зас-
тал Одрейд врасплох и заставил ее насторожиться. "Мурбелла, которая  хо-
дит по кораблю". Они за ней наблюдали не далее как  сегодня  утром.  Как
красива Мурбелла, и никуда от этого  не  скрыться.  Для  остальных  Бене
Джессерит, что для послушниц, что  для  Преподобных  Матерей,  она  была
чем-то экзотическим. Уже будучи взрослой, она прибыла из опасного Извне.
"Одна из них". Но взгляд приковывали к себе именно ее движения.  Гомеос-
тазис в ней далеко превосходил любую норму.
   Вопрос Шианы направлял внимание наблюдателя на нечто  иное.  Нечто  в
спокойно приемлемой походке  Мурбеллы  требовало  нового  изучения.  Что
именно?
   Все движения Мурбеллы всегда были тщательно рассчитаны. Она исключала
все, чего не требовалось для того, чтобы пройти из одного места  в  дру-
гое. "Путь наименьшего сопротивления?" Это представление о Мурбелле зас-
тавило Одрейд подобраться. Шиана, конечно же,  это  тоже  заметила.  Что
Мурбелла одна из тех, кто каждый раз выбирает самых легкий путь? На  ли-
цах своих собеседниц Одрейд видела именно этот вопрос.
   - Агония все прояснит, - сказала Тамалан.
   - Возможно, все дело в том, что она не теряет попусту  энргию.  Но  я
согласна с Там. Агония.
   - Не совершаем ли мы ужасной ошибки? - спросила Беллонда.
   Из того, как задан был этот вопрос, Одрейд поняла, что Белл пришла  к
умозаключению Ментата. "Она увидела, что я намереваюсь сделать".
   - Если у вас есть лучшие предложения, выскажите их сейчас,  -  произ-
несла Одрейд. "Или сидите смирно".
   Все молчали. Одрейд по очереди посмотрела на каждую  из  женщин,  по-
дольше задержав взгляд на Белл.
   "Помогите нам, боги, кем бы вы ни были! И я, будучи  Бене  Джессерит,
слишком агностик, чтобы предлагать вам эту мольбу с чем-то большим,  чем
надежда, что мы просчитали все возможности. Не открывай им этого сейчас,
Бел. Если ты знаешь, что я сделаю, то понимаешь, что  это  должно  стать
явным в свое собственное время".
   Беллонда, кашлянув, вывела Одрейд из задумчивости.
   - Мы собираемя есть или разговаривать? Люди смотрят.
   - Не стоит ли еще раз попытаться вытянуть что-то из Скитэйла? - спро-
сила Шиана.
   "Это что, попытка отвлечь мое внимание?"
   - Ничего ему не давайте! - резковато бросила Беллонда. - Он у нас  на
крючке. Пусть попотеет.
   Одрейд внимательно посмотрела на Беллонду. Она  кипит  от  злости  на
молчание, к которому ее вынуждало тайное решение Одрйд. Избегает  встре-
чаться взглядом с Шианой. "Ревнует! Белл ревнует Шиану!"
   - Теперь я только советник, но... - начала Тамалан.
   - Прекрати это, Там, - оборвала ее Одрейд.
   - Мы с Там обсуждали этого голу, - сказала  Беллонда  (Айдахо  всегда
преврщался в "этого голу", если у Белл было на готове какое-нибудь  пре-
небрежительное замечание.) - Почему он думал, ему нужно тайно разговари-
вать с Шианой? - пристальный взгляд в сторону Шианы.
   Одрейд поняла, что Белл разделяет ее  подозрения.  "Она  отказывается
принять это объяснение. Она отрицает эмоциональную пристрастность Дунка-
на?"
   - Великая Мать это объяснила! - быстро заговорила Шиана.
   - Эмоции! - фыркнула Белллонда.
   Одрейд повысила голос, и сама удивилась такой своей реакции:
   - Подавлять эмоции - слабость!
   Седые брови Тамалан поползли вверх.
   - Если мы не согнемся, то можем сломаться, - вмешалась Шиана.
   Прежде чем Беллонда нашла что ответить, Одрейд сказала:
   - Лед можно расколоть или растопить. Ледяные девы уязвимы для  единой
атаки.
   - Я голодна, - сказала Шиана.
   "Миротворчество". Неожиданная роль для Мышки.
   - Осетрина, - Тамалан встала. - Надо поесть рыбки, пока наше море еще
не исчезло. У нас недостатчно нульэнтропийных запасов.
   Погрузившись в магчайший поток сознания, Одрейд отметила, как  Сестры
отошли к стойке кафетерия. Обвинение в словах Тамейлан непомнило ей  тот
второй день с Шианой, второй день, после того как она  вынесла  приговор
Великому Морю. Стоя рано утром у окна Шианы, Одрейд следила  за  морской
птицей, улетающей на север. Здесь ее огромные белые крылья казались  со-
вершенно не на месте, но именно из-за этого и  ностальгии  по  волнам  и
кружению птиц над ними невероятно прекрасными.
   Белые крылья блестели в лучах утреннего солнца. Внезапно,  неподвижно
распустив их, птица застыла. Потом, поднявшись в воздушном течении,  она
поястребиному сложила крылья, камнем бросилась вниз и скрылась за крышей
ближайшего здания. Появившись вновь, она что-то уже несла в клюве. Лако-
мый кусочек охотница сглотнула на лету.
   Морская птица, оставшаяся одна и приспосабливающаяся.
   "Мы адаптируемся. Мы действительно адаптируемся".
   В этой мысли не было ничго успокаивающего, ничего, что дало бы минут-
ную прередышку. Скорее она шокировала. Одрейд чувствовала,  что  ее  как
будто уносит опасным течением. Не только любимый ее Дом Ордена, но и вся
их человеческая вселенная вырывалась из старых,  принимая  новые  формы.
Может быть в этой новой вселенной  и  правильно,  что  Шиана  продолжает
скрывать что-то от Великой Матери. "А ведь она что-то скрывает".
   И вновь ядовитый тон Беллонды заставли Одрейд  вернуться  к  действи-
тельности:
   - Если ты не собираешься обслужить себя сама, полагаю,  нам  придется
позаботиться о тебе.
   Беллонда поставила на стол перед Одрейд миску ароматной рыбы и тарел-
ку с огромным ломтем чесночного хлеба.
   После того как каждая из них отведала  осетрины,  Белллонда  положила
ложку на стол и пристально взглянула на Одрейд:
   - Ты не собираешься предложить, чтобы мы "любили друг друга", или еще
какую-нибудь расслабляющую чушь?
   - Спасибо, что принесла мне еду, - сказала Одрейд.
   Щиана проглотила кусок рыбы с подливой и на лице ее появилась блажен-
ная улыбка:
   - Как вкусно!
   Беллонда вернулась к еде:
   - Приемлемо.
   Но она явно распознала невысказанный комментарий.
   Тамалан спокойно ела, переводя взгляд с Шианы на Беллонду,  затем  на
Одрейд. Казалось, Там соглашалась со смягчением ограничений на  проявле-
ние эмоций. По крайней мере, она не высказывала никаких возражений, как,
скорее всего, поступят старшие во возрасту Сестры.
   Любовь, которую Бене Джессерит пытаются отрицать, повсюду, думала Од-
рейд. В большом и в  малом. Сколько  существует  способов  приготовления
вкусной, поддерживающей жизнь пищи, рецептов, которые являются  воплоще-
нием любви старой и новой. Эта осетрина, что так ласкает небо, истоки ее
коренятся в глубокой любви: женщина у очага готовит то,  что  из  своего
улова не смог продать муж.
   Сама суть Бене Джессерит таилась в любви. Иначе  зачем  служить  всем
невысказанным нуждам человечества? Зачем еще трудиться во имя его совер-
шенствования?
   Опустошив миску, Беллонда положила ложку на стол  и  вытерла  остатки
подливы кусочком хлеба.
   - Любовь ослабяет нас, - сказала она, но в ее голосе не было ни силы,
ни убедительности.
   Послушница произнесла бы это так. Прямо таки цитата из  Коды.  Одрейд
попыталась скрыть улыбку, и в качестве возражения  процитировала  другой
"краеугольный камень" Коды:
   - Бойся жаргона. Обычно он скрывает под собой  невежество  и  немного
несет в себе знания.
   Во взгляде Беллонды появилась полная уважения настороженность.
   Шиана оттолкнулась вместе со стулом от стола и вытерла рот салфеткой.
Тамалан сделала то же самое. Ее подвижное кресло трансформировалось, так
как она откинулась на спинку.
   "Тамалан знает! Хитрая старая ведьма знает меня как никто другой.  Но
Шиана... к какую игру она играет? Я была бы почти уверена, что она наде-
ется отвлечь меня, чтобы я перенесла внимание на что-нибудь,  кроме  нее
самой. Это она хорошо умеет, моя ведь ученица. Ну... в  эту  игру  могут
ведь играть и двое. Я нажму на Беллонду, но буду и наблюдать за моим ма-
леньким эльфом с Дюны".
   - Чего стоит респектабельность, Белл? - вслух спросила Одрейд.
   Беллонда встретила этот выпад полным молчанием. В жаргоне Бене  Джес-
серит скрывалось определение респектабельности, и все они его знали.
   - Не стоит ли почтить память леди  Джессики  за  ее  человечность?  -
спросила Одрейд.
   Шиана удивлена.
   - Джессика подвергла Общину опасности! "Беллонда обвиняет".
   - Ради своих собственных Сестер будь верна, - пробормотала Тамалан.
   - Наше древнее определение респектабельности помогает нам оставаться-
людьми, - сказала Одрейд. "Слушай меня хорошенько, Шиана".
   - Если мы потеряем это, мы потеряем все, - чуть слышно прошептала Ши-
ана.
   "Так вот оно что!" Одрейд подавила вздох.
   Шиана встретилась с ней глазами:
   - Ты конечно, учишь нас.
   - Сумеречные мысли, - пробормотала Беллонда. - Лучше избегать их.
   - Тараза звала нас "Бене Джессерит последних дней", - сказала Шиана.
   Настроение Одрейд стало меняться в сторону самообвинений.
   "Проклятие нашего теперешнего существования. Воображение Сестер  спо-
собно уничтожить нас".
   Как легко воображить себе будущее, которое смотрело на них во взгляде
оранжевых глаз потреявших разум Чтимых Матр. Страхи из многих  прошедших
жизней сжимались в комок внутри Одрейд, в  моменты  затаенного  дыхания,
концентрации на когтях, сопутствующих обычно подобным глазам.
   Одрейд заставила себя вернуться к насущным проблемам:
   - Кто отправится со мной на Узловую?
   Они знали о тех терзаниях, что выпали на долю Дортуйлы, и молва о них
уже разнеслась по всему Дому Ордена.
   "Кто бы ни отправился с Великой Матерью, она, возможно, станет обедом
для Футаров".
   - Там, - сказал Одрейд. - Ты и Дортуйла.
   "И это может быть смертным приговором. Следующий шаг очевиден".
   - Шиана, - продолжала Одрейд, - ты Разделишь с Там. Дортуйла и я Раз-
делим с Белл. И также перед отправлением я Разделю с тобой.
   Беллонда была ошеломлена:
   - Великая Мать! Я не подхожу для того, чтобы занять твое место.
   Одрейд наблюдала за Шианой.
   - Такого не предлагается. Я просто сделаю тебя хранилищем  моих  жиз-
ней.
   На лице Шианы читался неподдельный страх, но она не осмеливалась  от-
казаться исполнить непосредственный приказ.
   Одрейд кивнула Тамалан:
   - Я Разделю позднее. А вы с Шианой сделаете это сейчас.
   Тамейлан наклонилась к Шиане. Тяжесть прожитых  лет  и  надвигающаяся
смерть делали это желанным для нее, но Шиана непроизвольно отпрянула.
   - Теперь же! - сказала Одрйд.
   Путь Там судит то, что бы ты там ни прятала.
   Спасенья не  было. Шиана склонила голову к Тамалан,  пока они наконец
не соприкоснулись  лбами. Вспышка обмена пронзила столовую электрическим
разрядом, и все присутствующие почувствовали это. Разговоры смолкли, все
взгляды обратились к столу у окна.
   Когда Шиана выпрямилась, в глазах у нее стояли слезы.
   Тамалан улыбнулась и нежным, успокаивающим жестом провела  руками  по
щекам молодой женщины.
   - Все в порядке, моя милая. У всех у нас бывают такие страхи и все мы
бывает делаем глупости из-за них. Но мне приятно звать тебя Сестрой.
   Скажи нам, Там! Сейчас!
   Но Тамалан решила этого не делать. Повернувшись лицом к  Одрейд,  она
произнесла:
   - Мы любой ценой должны держаться за то человеческое, что есть в нас.
Твой урок хорошо усвоен, и ты хорошо учила Шиану.
   - Когда Шиана Разделит с тобой, Дар, - начала Беллонда, - ты не могла
бы уменьшить ее влияние на Айдахо?
   - Я не стану ослаблять возможную Великую Мать, - ответила  Одрейд.  -
Спасибо, Там. Мне думается, мы совершим наше путешествие на Узловую  без
излишнего багажа. А теперь! К вечеру мне нужен отчет о том, как идут де-
ла у Тега. Его "пиявка" была вдали от него слишком долго.
   - Он узнает, что теперь у него их две? - спросила Шиана.
   "Какая радость в ее голосе!"
   Одрейд встала.
   "Если ее принимает Там, должна принять ее и я. Там никогда не предала
бы Общину. А Шиана - изо всех нас,  в Шиане больше всего проявляются ес-
тественные следы наших человеческих корней. И все же... мне бы хотелось,
чтобы она  никогда  не создавала ту статую, которую она называет "Пусто-
та".


   К религии надо относиться как к источнику энергии. Ею можно управлять
в наших целях, но только в пределах, продиктованных  опытом.  В  этом  и
есть тайный смысл Свободной Воли Миссионариа Протектива.
   Первичное Наставление

   Этим утром Центральную накрыло толстое облачное покрывало, и  рабочий
кабинет Одрад наполнился серым безмолвием, которое, по ее ощущению,  от-
вечало ее внутреннему спокойствию, такому, словно  она  не  осмеливалась
шевелиться, чтобы не потревожить опасные силы.
   "День Страстей Мурбеллы", - подумала она. - Я не должна думать о дур-
ных предзнаменованиях".
   Погода посылала безапелляционные предупреждения об облаках. Они  были
случайной перестановкой. Можно было предпринять корректирующие меры,  но
они потребовали бы времени. К тому же ожидался сильный ветер, и возможны
были осадки.
   Шиана и Тамалан стояли у окна и наблюдали за слабо контролируемой по-
годой. Их плечи соприкасались.
   Одрейд разглядывала их из своего кресла за  столом.  Эти  двое  стали
словно единое существо после вчерашнего Единения, что не было  неожидан-
ностью. Прецеденты были, хотя и немногочисленные. Изменения,  происходя-
щие от ядовитой вытяжки спайса или в настоящий момент  смерти  не  часто
позволяли сохранять в дальнейшем жизненный  контакт  между  участниками.
Это было интересно наблюдать. Две спины были странно похожи в своей нап-
ряженности.
   Чрезвычайная сила, что делала Единение осуществимым, вызывала  мощные
изменения свойств личности, и Одрад была с этим знакома с той близостью,
что заставляла ее быть терпимой. Что бы ни скрывала Шиана, то же скрыва-
ла и Там.
   "Нечто связанное с основой человеческой сути Шианы". А Там можно было
верить. Покуда другая Сестра не вошла в Единение с одной из них,  следо-
вало принимать суждения Там. Не то, чтобы комиссия перестала  ежеминутно
исследовать и наблюдать, но только нового кризиса им сейчас и не  хвата-
ло.
   - Это день Мурбеллы, - сказала Одрейд.
   - Если дурные обстоятельства надолго, она не выживет, - сказала  Бел-
лонда, ссутулившись в своем кресле. - И что тогда будет с  нашим  драго-
ценным планом?
   "Нашим планом!"
   - Чрезвычайная ситуация, - сказала Одрейд.
   В этом контексте слова имели несколько значений. Беллонда  поняла  их
как возможность обретения личной памяти Марбеллы в момент ее смерти.
   - Тогда мы не должны позволять Айдахо наблюдать!
   - Мой приказ остается в силе, - сказала Одрейд. - Это желание Мурбел-
лы и я дала слово.
   - Ошибка... ошибка... - пробормотала Беллонда.
   Одрейд знала источник сомнений Беллонды. Это  было  очевидно  всем  -
где-то в Мурбелле таилось нечто чрезвычайно болезненное. Это  заставляло
ее отшатываться от определенных вопросов, как животное, что  столкнулось
с хищником. Что бы это ни было, дело зашло далеко. Гипнотрансная  индук-
ция могла и не объяснить этого.
   - Ладно! - Одрейд говорила громко, чтобы  подчеркнуть,  что  это  для
всех ее слушателей. - Мы никогда не делали этого таким путем. Но  мы  не
можем забрать Дункана с корабля, и потому мы должны поехать к  нему.  Он
будет присутствовать.
   Беллонда была  все  еще глубоко и искренне поражена. Ни один человек,
кроме самого  проклятого  Квизаца  Хадераха и сына его Тирана никогда не
принимали участия  в таинстве  Бене Джессерит. Оба эти чудовища пережили
Страсти. Две опасности!  Не имеет значения, что Страсти Тирана сработали
внутри его клетки вовремя, чтобы превратить его в симбиота песчаного че-
рвя (ни червь,  что был раньше, ни человек). А Муаддиб!  Он отважился на
Страсти и смотрите, что из этого вышло!
   Шиана отвернулась от окна и сделала шаг к столу,  и  Одрейд  испытала
странное чувство, что две стоящих там женщины превратились в фигуру Яну-
са - спина к спине, но одна личность.
   - Белл смущена твоим обещанием, - сказала Шиана. Какой мягкий голос.
   - Он мог бы послужить катализатором, чтобы  провести  Мурбеллу  через
это, - сказала Одрейд. - Ты склонна переоценивать силу любви.
   - Нет! - ответила Тамалан, стоя лицом к окну. - Мы боимся ее силы.
   - Но это может быть! - Белл как всегда была насмешлива, но  это  было
естественно для нее. Выражение ее лица свидетельствовало о том, что  она
оставалась непреклонно упрямой.
   - Спесь, - пробормотала Шиана.
   - Что? - Беллонда повернулась в своем кресле, заставив его непристой-
но заскрипеть.
   - Мы просто переживаем упадок вместе со Скитейлом, - сказала Шиана.
   - О? - Беллонду беспокоила тайна Шианы.
   - Мы думаем, что творим историю, - сказала Шиана.  Она  снова  встала
рядом с Тамалан и обе стали смотреть в окно.
   Беллонда вновь обратила свое внимание к Одрейд.
   - Ты понимаешь это?
   Одрейд не обратила на нее внимания. Пусть Ментат сама с этим разбира-
ется. Проектор на рабочем столе щелкнул, высветив сообщение. Одрейд  ог-
ласила его.
   - На корабле все еще не готовы.
   Она посмотрела на две напряженные спины перед окном.
   "История?"
   Что до Дома Ордена, тут было мало того; о чем Одрейд нравилось думать
как, к примеру, о творении истории до появления Достопочтенных  Матерей.
Только постоянное  повышение  уровня  Преподобных  Матерей,  проходившее
сквозь Страсти.
   Как река.
   Она текла и уходила куда-то. Ты мог стоять на берегу (как и они и де-
лали, порой думалось Одрейд) и мог наблюдать течение. Карта  может  ска-
зать тебе, куда течет река, но не может раскрыть более существенных  ве-
щей. Карта никогда не покажет частных рейсов речных судов. Куда они плы-
вут? Карты имеют ценность в свое время. Распечатки  или  микрофильмы  из
Архивов. Это были не те карты, которые им требовались. Нужна была какая-
нибудь получше, та, которая была привязана ко всем этим жизням. Эту кар-
ту ты можешь занести в свою память и временами извлекать  ее  для  более
тщательного рассмотрения.
   "Что бы случилось с Преподобной Матерью Перинтой, которую мы  послали
в прошлом году?"
   Карта-в-Памяти приняла бы и создала "Сценарий Перинты". Она  воистину
твоя на реке, конечно, но разница небольшая. По-прежнему им  была  нужна
карта.
   "Нам не нравится, когда мы попадаем в какие-либо еще потоки,  что  не
дает узнать, что будет за следующим поворотом реки. Мы всегда  предпочи-
таем перелетать, даже если командные установки должны быть  частью  этих
потоков. Каждый полет содержит непредсказуемые моменты".
   Одрейд подняла взгляд и увидела, что трое ее  собеседниц  смотрят  на
нее. Тамалан и Шиана повернулись к окну спиной.
   - Достопочтенные Матери забыли, что такой консерватизм  в  любой  его
форме может быть опасен, - сказала Одрад. - Что, и мы тоже об этом забы-
ли?
   Они продолжали взирать на нее, но слушали. Стань  чересчур  консерва-
тивным, и ты не будешь готов к неожиданностям. Этому учил их Муаддиб,  и
сын его Тиран Уделал этот урок навсегда незабываемым.
   Угрюмое выражение не сходило с лица Беллонды.
   В глубине сознания Одрейд прошептала Тараза:
   "Осторожнее, Дар. Мне везло. Я быстро захватывала преимущество. Как и
ты. Но ты не можешь зависеть от удач, и именно это их и заботит. Никогда
даже и не жди удачи. Куда лучше доверять своему отражению в воде.  Пусть
Белл скажет свое слово".
   - Белл, - сказала Одрейд, - Я думала, что ты примирилась с Дунканом.
   - В пределах, - определенно с оттенком обвинения.
   - Мне кажется, что нам следует отправиться на корабль,  -  заговорила
Шиана с ноткой требовательности. - Не время ждать. Неужели мы боимся то-
го, чем она может стать?
   Там и Шиана одновременно повернулись к двери, словно один  и  тот  же
кукловод дергал их за ниточки. Одрейд обнаружила, что  приветствует  это
вмешательство. Вопрос Шианы насторожил их.
   "Чем может стать Мурбелла? Катализатором, Сестры мои. Катализатором".
   Порыв ветра ударил им в лицо, когда они вышли из Центральной,  и  Од-
рейд сразу же возблагодарила существование  пневматического  транспорта.
Прогулки могли подождать до более теплых времен без этих вспышек ураган-
чиков, что рвали их одежду. Когда они сели в  частный  экипаж,  Беллонда
еще раз повторила свой обвиняющий припев:
   - Все, что он делает, может быть маскировкой.
   Еще раз Одрейд провозгласила часто повторяемое  предостережение  Бене
Джессерит ограничивать свое доверие Ментатам.
   - Логика слепа и часто понимает лишь свое собственное прошлое.
   Тамалан вступила в разговор с неожиданной поддержкой.
   - Ты становишься параноиком, Белл!
   Шиана заговорила более мягко.
   - Я слышала, как ты, Белл, говорила, что логика хороша для игры в пи-
рамидальные шахматы, но часто она слишком медленно помогает в нуждах вы-
живания.
   Беллонда сидела в накаленном молчании, и лишь слабое шипящее  урчание
движения в трубе нарушало тишину. Одрейд заговорила под стать Шиане.
   "Нельзя с раной в душе ехать на корабль".
   - Белл, дорогая Белл. У нас нет времени рассматривать все ответвления
состояния наших дел. Мне не можем более говорить: "Если случится то,  то
конечно должно воспоследовать это, и в таком случае наши действия должны
быть такими-то и такими-то, и такими-то..."
   Беллонда откровенно хихикнула.
   - Ох какая я! В заурядном разуме может быть подобный беспорядок. И  я
не должна требовать того, что нужно нам всем, но чего мы иметь не  можем
- достаточного времени для каждого плана.
   Это говорила им Беллонда Ментат, показывая им, что знала  о  трещине,
проделанной гордыней в ее заурядном разуме. Что же за глупо организован-
ным, неопрятным местом был этот разум... "Представить  только,  до  чего
додумался бы не-Ментат, будь у него такая каша в голове". Она  протянула
руку через проход между креслами и похлопала Одрейд по плечу.
   - Все в порядке, Дар. Я буду работать.
   Что бы подумал посторонний, увидев такой обмен любезностями, спросила
себя Одрейд. Все четверо, они действовали сообща ради одной из Сестер.
   "Равно как и ради Страстей Мурбеллы".
   Люди видели лишь внешнюю сторону личины Преподобных Матерей, что  но-
сили они.
   "Когда мы должны (как большую часть времени в эти дни), мы  действуем
на потрясающем уровне компетенции. И в том нет гордыни - это всего  лишь
факт. Но стоит нам расслабиться, как по  краям  проступает  тарабарщина,
как и у обычных людей. В нашей только смысла больше.  Мы  проводим  нашу
жизнь не в такой толпе, как прочие. Пространство для  ума,  пространство
для тела".
   Беллонда успокоилась, стиснула колени руками. Она знала, что задумала
Одрейд и держала это при себе. Это было доверие, что уходило  за пределы
Проекции Ментата в нечто более человеческое в своей основе. Проекция бы-
ла замечательно приемлемым орудием, но всего лишь орудием. Короче  гово-
ря, всем орудиям требуется тот, кто их употребляет. Одрейд не знала, как
выразить свою благодарность, не уменьшая доверия.
   "Я должна идти по своему канату в молчании".
   Она почувствовала под собой глубокую расселину, кошмар,  вызванный  в
воображении этими раздумьями. Приблизился невидимый охотник  с  секирой.
Одрад хотела повернуться и опознать крадущегося за дичью, но  не  подда-
лась искушению.
   "Я не повторю ошибки Муаддиба!" Провидческое предупреждение,  которое
она впервые ощутила на Дюне в руинах Сиетч Табр нельзя изгонять,  покуда
не придет конец ей или общине Сестер. "Не создала ли я эту ужасную угро-
зу своими собственными страхами? Нет, конечно!" Все же  она  по-прежнему
ощущала себя так, словно всматривалась в глубины Времени в этой  древней
цитадели Фримена, как будто все прошедшее и грядущее  застыло  картиной,
которую невозможно было изменить. "Я должна полностью вырваться от тебя,
Муаддиб!"
   Их прибытие на Посадочную Площадку вывело ее из этой пугающей медита-
ции.
   Мурбелла ожидала в комнате, приготовленной Поверенными. В  центре  ее
был маленький амфитеатр, метров семи в длину. Поверенные оставили ее без
всяких объяснений на нижней скамье смотреть  на  суспензорный  стол.  По
сторонам свисали ремни, чтобы удерживать всякого, кто ляжет на него.
   "Меня".
   Ошеломляющая серия комнат, подумала она. Ей раньше никогда не  дозво-
лялось бывать в этой части корабля. Здесь она чувствовала себя беззащит-
ной, даже больше, чем под открытым небом. Меньшие комнаты, через которые
ее вели к этому амфитеатру,  были  явно  предназначены  для  медицинских
экстренных случаев - реанимационное оборудование, санитарные запахи, ан-
тисептика.
   В эту комнату ее привели, не допуская никаких возражений, ни на  один
ее вопрос не отвечали. Поверенные забрали ее с занятий курса повышенного
типа для послушниц по прана-бинду. Сказали только одно: "Приказ  Настоя-
тельницы". Поверенные очень хорошо объяснили ей достоинства  ее  охраны.
"Ласково, но твердо". Они были здесь, чтобы не дать ей сбежать и удосто-
вериться, что она пойдет туда, куда приказано. "Я же не  стану  пытаться
убежать!"
   Где Дункан?
   Одрейд обещала,  что  он  будет  рядом с ней во время ее Страстей. Не
значило ли его отсутствие то, что приговор еще не окончательный? Или они
прячут его  за какой-то потайной стеной, сквозь которую он может видеть,
оставаясь невидимым?
   "Я хочу, чтобы он был рядом со мной!"
   Неужели они не знают, как ей управлять? Уж конечно, знают!
   "Стоит только пригрозить, что отнимут этого мужчину у меня. Этого до-
вольно, чтобы удержать меня и успокоить мои сомнения.  Успокоить!  Какое
бессмысленное слово. Завершить меня. Это вернее. Я умаляюсь, когда мы  в
разлуке. И он тоже об этом знает, будь он проклят".
   Мурбелла улыбнулась.
   "Откуда ему знать? Да потому, что он становится  целостным  таким  же
образом".
   Но как может это быть любовью? Она не ощущала слабости от  напряжения
сил или желания. Бене Джессерит и Достопочтенные  Матери  говорили,  что
любовь ослабляет. А она чувствовала, что Дункан придает ей сил. Даже ма-
лейший знак его внимания придавал сил. Когда он  приносил  ей  дымящуюся
чашку бодрящего чая поутру, питье, поданное именно его руками,  действо-
вало лучше. "Возможно, между нами нечто большее, чем любовь".
   Одрейд и сопровождающие вошли в амфитеатр с верхнего ряда и останови-
лась на миг, глядя вниз на сидящую фигурку. Мурбелла была одета в опрят-
ное белое длинное платье старшей послушницы. Она сидела, облокотившись о
колено, подперев кулаком подбородок, сконцентрировав внимание на столе.
   "Она знает".
   - Где Дункан? - спросила Одрейд.
   Мурбелла встала и обернулась на ее слова. Вопрос подтвердил ее подоз-
рения.
   - Я пойду выясню, - сказала Шиана и покинула их.
   Мурбелла ждала в молчании, отвечая  Одрейд  пристальным  взглядом  на
пристальный взгляд.
   "Мы обязаны забрать ее", - подумала Одрад. Никогда Бене Джессерит  не
был в такой нужде. Какой же незначительной фигурой казалась стоящая вни-
зу Мурбелла, чтобы нести в себе столь многое. Почти овальное лицо,  рас-
ширявшееся ко лбу, показывало новое строение лица для Сестер Бене  Джес-
серит. Широко посаженные зеленые глаза, изогнутые брови - уже не  косые,
- уже не оранжевые. Маленький рот - уже не пухлый.
   "Она готова".
   Шиана вернулась вместе с Дунканом. Одрейд бросила  на  него  короткий
взгляд. "Нервничает. Значит, Шиана рассказала  ему.  Хорошо".  Это  было
по-дружески. Ему могут понадобиться здесь друзья.
   - Ты будешь сидеть здесь, покуда я не позову тебя,  - сказала Одрейд.
- Останься с ним, Шиана.
   Без приказа Тамалан стала рядом с Дунканом - каждая из  них  с  одной
стороны. По мягкому знаку Шианы они вместе с Беллондой Одрейд спустилась
к ярусу, где сидела Мурбелла и  подошла  к  столу.  Оральные  шприцы  на
дальнем конце стола были готовы для установки в нужное положение, но еще
не заполнены. Одрейд показала на шприцы и кивнула Беллонде, которая выш-
ла в боковую дверь, чтобы разыскать Преподобную Матерь Сьюк  и  затребо-
вать у нее вытяжку спайса.
   Отодвинув стол от задней стены, Одрейд начала убирать ремни и  прила-
живать подушки. Она двигалась методично, проверяя,  чтобы  на  маленьком
поддоне под столом было все необходимое. Подушечка для рта чтобы пережи-
вающая Страсти не прокусила себе  язык.  Одрейд  попробовала  ее,  чтобы
удостовериться в ее крепости.
   У Мурбеллы были сильные челюсти.
   Мурбелла наблюдала за работой Одрейд, сохраняя молчание,  пытаясь  не
производить вносящего беспорядок шума.
   Беллонда вернулась  с вытяжкой спайса и занялась наполнением шприцев.
Ядовитая вытяжка имела едкий запах - горькой корицы.
   Поймав внимательный взгляд Одрейд, Мурбелла сказала:
   - Благодарю вас за то, что вы сами занялись этим.
   - Она благодарит! - презрительно усмехнулась Беллонда, даже не  глядя
на свою работу.
   - Оставь это мне, Белл, - Одрейд продолжала смотреть на Мурбеллу.
   Беллонда не остановилась, но нечто скрытое появилось в ее  движениях.
Беллонда стушевалась? Мурбеллу не переставало удивлять то, как послушни-
цы смущались в Присутствии Матери Настоятельницы. Но здесь-то  ни  одной
послушницы не было. Мурбелла никогда не могла  полностью  этого  постиг-
нуть, даже когда оканчивала послушничество и переходила в следующий ста-
тус. "И Беллонда тоже?"
   Пристально глядя на Мурбеллу, Одрейд сказала:
   - Я знаю, что заповедные уголки в твоей душе не позволяют  тебе  пол-
ностью положиться на нас. Хорошо и славно. Я не стану приводить  доводов
по этому поводу, поскольку в целом они мало чем отличаются от  тех,  что
есть в душе каждой из нас.
   "Искренне".
   - Различие, если пожелаешь знать, в чувстве  ответственности.  Я  от-
ветственна перед Сестрами... в той степени, в какой мои обязанности  еще
существуют. Это высокие обязанности, и на одну из них я временами смотрю
предвзято.
   Беллонда фыркнула.
   Одрейд сделала вид, что не заметила этого и продолжила.
   - Сестринство Бене Джессерит со времен  Тирана  преследуют  некоторые
неудачи. Наш контакт с твоими Достопочтенными Матерями не улучшил  дела.
Достопочтенные Матери распространяют вокруг себя зловоние смерти и упад-
ка, скатываясь к Великому Молчанию.
   - Почему вы мне говорите это сейчас? - со страхом в  голосе  спросила
Мурбелла.
   - Потому, что каким-то образом упадок Достопочтенных Матерей не  кос-
нулся тебя. Возможно, из-за твоего непосредственного нрава. Хотя со вре-
мен Гамму он несколько поутих.
   - Это вы сделали!
   - Мы только немного утихомирили твою  дикость,  придав  тебе  большую
уравновешенность. И благодаря этому ты сможешь жить дольше и  в  большем
здравии.
   - Если я переживу это! - она резко показала головой на стол у себя за
спиной.
   - Равновесие - это то, о чем ты должна помнить, Мурбелла.  Гомеостаз.
Любая группа, что избирает самоубийство, когда есть и другой выбор,  со-
вершает это от безумия. Гомеостаз становится непрочным.
   Когда Мурбелла опустила взгляд долу, Беллонда выкрикнула:
   - Слушай ее, дуреха! Она делает все, что в ее силах, чтобы помочь те-
бе.
   - Все хорошо, Белл. Это наше дело.
   Мурбелла резко подняла голову и уставилась в глаза Одрад.
   Эту тактику Одрейд использовала нечасто, но с блестящими  результата-
ми. Это могло успокоить истерику послушниц и научить их, как справляться
с повышенной эмоциональностью. Мурбелла  казалась  скорее  разгневанной,
чем испуганной. Великолепно? Но теперь пришла пора для предостережений.
   - Ты жаловалась на медленность твоего обучения, - сказала  Одрейд.  -
Это было прежде всего сделано потому, что ты нуждалась в  нашем  разуме.
Все твои ведущие наставники были выбраны по принципу твердости, ни  один
из них не импульсивен. Мои инструкции были четкими: не давать тебе слиш-
ком много способностей слишком скоро. Не открывать шлюзов мощи,  которая
может быть больше, чем ты сможешь управлять.
   - Откуда вы знаете, чем я могу управлять? - все еще злится.
   Одрейд только улыбнулась. Одрейд продолжала хранить молчание, и  Мур-
белла, казалось, начала волноваться. Неужели она показала свою  глупость
перед лицом  Матери  Настоятельницы,  Дунканом  и  прочими?  Как  унизи-
тельно... Одрад напомнила себе, что не  стоит  давать  Мурбелле  слишком
четко сознавать свою беззащитность. Сейчас это дурная тактика.  Не  надо
провоцировать ее. У нее острое чувство уместности, соответствия себя мо-
менту. Это было то, что, как они опасались, может всегда  послужить  ис-
точником мотивации к выбору пути наименьшего сопротивления. "Да не будет
так". Теперь полная  откровенность!  Последнее  средство  обучения  Бене
Джессерит. Классический прием, что привязывает послушницу к наставнику.
   - Я буду рядом с тобой во все время твоих Страстей. Если ты потерпишь
неудачу, я буду горевать.
   - А Дункан? - в ее глазах стояли слезы.
   - Ему будет позволено оказать любую помощь, на которую он способен.
   Мурбелла подняла взгляд на ряды сидений и на миг ее взгляд  пересекся
со взглядом Айдахо. Он приподнялся, но Рука Тамалан на его плече удержа-
ла его.
   "Они могут убить мою возлюбленную, - думал Айдахо. - "И я должен  си-
деть и смотреть на это." Но ведь Одрейд сказала, что  ему  позволят  по-
мочь... Теперь ничто не остановит этого. Я должен верить Дар. Но, о боги
внизу! Она же не знает о том, как мне будет больно, если... если..."  Он
закрыл глаза.
   - Белл. - В голосе Одрейд слышалось, что пора кончать. Острие кинжала
в своей ломкости.
   Беллонда взяла Мурбеллу за руку и помогла ей лечь на стол. Он  слегка
покачнулся, приноравливаясь к ее весу.
   "Прямо как лодка на стремнине", - подумала Мурбелла. Она  лишь  отда-
ленно воспринимала ремни, которые закрепляли на ней, нарочитое  движение
под собой.
   - Это обычная рутина, - сказала Одрейд.
   "Рутина?" Мурбелла ненавидела рутину послушничества в Бене Джессерит,
все это обучение, выслушивание и реакция на Поверенных...  Она  особенно
ненавидела необходимость оттачивать реакции, которые она  считала  адек-
ватными, но сбросить кожу под взглядом этих пристальных глаз было невоз-
можно.
   "Адекватные! Какое опасное слово".
   Это осознание было как раз тем, чего добивались. Как раз то  средство
воздействия, которое требовалось для их послушницы.
   "Если тебе это ненавистно, сделай это лучше. Используй свое  отвраще-
ние как руководство - нацеливайся точно на то, что тебе нужно".
   То, что ее наставники так пристально наблюдали за ее поведением - ну,
не замечательно ли! Она хотела этой возможности. О, как она этого  хоте-
ла!
   "Я должна выделяться этим".
   Это было тем, чему могла позавидовать каждая Достопочтенная Мать.  На
миг она увидела себя как бы двойным взглядом - одновременно глазами  бе-
негессеритки и Достопочтенной Матери. Пугающее, восприятие.
   Ее щеки коснулась рука, подвинула ее голову и исчезла.
   "Ответственность. Я почти усвоила, что они имеют в  виду  под  "новым
чувством истории".
   Взгляд на историю ордена Бене Джессерит зачаровывал ее. Как они могут
рассматривать множественные прошлые? Было ли это включено в более  вели-
чественную схему? Искушение стать одной из них было всепоглощающим.
   "Это момент, когда я узнаю".
   Она увидела, как оральный шприц поднялся в положение над ее ртом. Его
подвинула Беллонда.
   - Мы несем наш Грааль в своей голове, - сказала  Одрейд.  -  Неси  же
этот Грааль осторожно, ежели он твой.
   Шприц коснулся ее губ. Мурбелла закрыла глаза, но ощутила, как пальцы
раздвигают ее губы. Холодный металл коснулся зубов. С нею был напоминаю-
щий голос Одрейд.
   "Избегай чрезмерности. Слишком усердная корректировка приведет к  то-
му, что в твоих руках будет всегда мешанина, всегда будет  необходимость
все больших и  больших  поправок.  Осцилляции.  Фанатики,  замечательные
творцы осцилляции".
   - Наш Грааль. Он линеен, ибо каждая Преподобная Матерь несет  одну  и
ту же определенность. Вместе мы сохраним его.
   Горькая жидкость хлынула ей в рот. Мурбелла судорожно сглотнула.  Она
ощутила, как пламя потекло вниз по  горлу  в  желудок.  Никакой  боли  -
только жжение. Она подумала - может, это и есть мера? Ее желудок  сейчас
ощущал только тепло. Медленно, так медленно, только через несколько бие-
ний сердца она осознала, что тепло изливается наружу. Когда оно достигло
кончиков ее пальцев, она ощутила, как содрогнулось  ее  тело.  Спина  ее
изогнулась над подушками стола. Что-то мягкое, но прочное заменило шприц
в ее рту. Голоса. Она слышала их и знала, что это говорят люди, но  слов
разобрать не могла. Сконцентрировавшись на голосах, она вдруг  осознала,
что потеряла контакт с собственным телом. Где-то корчилось от боли тело,
но она была далека от него. Рука коснулась ее руки и  крепко  сжала  ее.
Она узнала прикосновение Дункана, и внезапно вернулась к своему  телу  и
его страданиям. Ее легкие отзывались болью, когда она выдыхала. Но не во
время вдоха. Тогда  они  казались  пустыми  и  неспособными  наполниться
вновь. Ее чувство бытия в живой плоти стало  тонкой  нитью,  что  вилась
сквозь множество сущностей. Она ощущала всех вокруг себя,  куда  больше,
чем могли собраться в маленьком амфитеатре. Еще  одно  человеческое  су-
щество вплыло в поле ее зрения. Мурбелла ощутила  себя  в фабрике-челно-
ке... в космосе. Челнок был примитивным. Слишком  сильный  ручной  конт-
роль. Слишком много слепящего света. У рычагов управления  женщина,  ма-
ленькая и неопрятная, в поту от трудов. У нее длинные каштановые волосы,
свернутые узлом на голове, откуда выбиваются  пряди  посветлее  и  висят
вдоль узких щек. На ней только короткое платье ярких цветов -  красного,
синего и зеленого.
   "Машины".
   Было осознание чудовищной машины как раз под  ее  сиюминутным  прост-
ранством. Платье женщины резко контрастировало с однообразностью и тягу-
чим ощущением машин. Она заговорила, но ее губы не шевелились...
   - Слушай! Когда настанет время тебе взяться за эти рычаги, не  стано-
вись разрушителем. Я здесь, чтобы помочь тебе избежать разрушителей.  Ты
это понимаешь?
   Мурбелла попыталась заговорить, но у нее не было голоса.
   - Не старайся так, девочка! - сказала женщина. - Я слышу тебя.
   Мурбелла попыталась отвлечься от женщины.
   "Что это за место?"
   Оператор, огромный пакгауз... фабрика... все автоматизировано... пау-
тина линий обратной связи стекается  в  центр  этого  маленького  прост-
ранства с комплексным контролем.
   - Кто вы? - спросила Мурбелла, думая, что прошепчет. И услышала,  как
взревел ее голос. Агония слуха!
   - Не так громко! Я твой ведущий в мохалате, одна из двух, кто помога-
ет тебе избежать разрушителей.
   "Дар защищает меня, - подумала Мурбелла. - Это я не  где-то,  это  во
мне самой!" На этой мысли контрольная комната исчезла. Она была перелет-
ная птица в пустоте, обреченная на вечный непокой, и нет  ей  ни  минуты
покоя. Все, кроме ее мимолетных мыслей было нематериальным. У нее не бы-
ло плоти, только тонкая привязь, которую она признавала сознанием.
   "Я создала себя сама из дымки".
   Возникла другая Память, кусочки и осколки чужого, как знала она, опы-
та. На нее искоса смотрели лица, и требовали ее внимания, но  женщина  и
управление челнока вытолкнули ее. Мурбелла осознавала необходимость этих
последовательных смен картин, но не могла осознанно сформулировать их.
   - Это жизни твоего прошлого. - Это говорила женщина, управляющая чел-
ноком, но ее голос был бестелесной сущностью и шел из неопределенности.
   - Мы потомки людей, которые делали  отвратительные  вещи,  -  сказала
женщина. - Мы не любим признавать, что у нас в предках были варвары.  Но
Преподобная Матерь обязана это признавать. У нас нет выбора.
   Мурбелла изловчилась теперь только подумать о своих вопросах.
   "Почему я..."
   - Победители размножаются. Мы их потомки. Победа часто стоит  высокой
моральной платы. Варварство не является даже точным словом для кое-чего,
что делали наши предки.
   Мурбелла ощутила знакомую руку на щеке.
   "Дункан!" Прикосновение вернуло страдания. "О, Дункан, ты делаешь мне
больно".
   Сквозь страдания она почувствовала разрывы в жизнях, что разворачива-
лись перед ней. Кое что удерживалось.
   - Только то, что ты способна сейчас воспринять, - сказал  бестелесный
голос. - Остальное придет потом, когда ты станешь сильнее... если  выжи-
вешь.
   "Селективный фильтр". Слова Одрад. "Необходимость открывает двери".
   Постоянные стенания исходили от других сущностей.
   - Видишь? Видишь, что случается, когда ты пренебрегаешь здравым смыс-
лом?
   Боль усилилась. Она не могла избежать ее. Каждого нерва касалось пла-
мя. Она хотела закричать, провизжать угрозу, умолять о помощи... Страсти
сопровождались смятенными чувствами, но она проигнорировала их. Все  шло
по тонкой нити бытия. И нить могла оборваться!
   "Я умираю".
   Нить натянулась. Она шла на разрыв! Бесполезно сопротивляться.  Мышцы
не станут слушаться. А может, у нее и не осталось мышц. В  любом  случае
она не хотела их иметь. Они болели. Это был ад, и  несть  конца...  даже
если нить лопнет. Огонь бежал по нити, его языки лизали ее сознание.
   Чьи-то руки трясли ее за плечи. "Дункан... не надо..." Каждое  движе-
ние причиняло боль, сильнее, нежели она могла представить. Это  заслужи-
вало названия Страстей.
   Нить больше не растягивалась, она сокращалась, сжималась.  Она  стала
одним маленьким предметом, веретенцем такой острой боли, что  кроме  нее
уже ничего не существовало. Ощущение бытия стало  смутным,  полупрозрач-
ным... прозрачным...
   - Ты видишь? - послышался издали голос ее ведущего в мохалате.
   "Я вижу нечто".
   Не совсем видела. Скорее, это было отдаленное  осознание  присутствия
других. Других веретенец. Иная Память облекалась в  оболочки  утраченных
жизней. Они тянулись позади нее чередой, длину которой она не могла  оп-
ределить. Полупрозрачный туман. Он временами  раздавался,  и  она  могла
мельком улавливать происходящее. Нет... не сами события. Память.
   - Поделись увиденным, - сказала ее ведущая. - Ты видишь, что  сделали
наши предки. Они унизились до наихудшего проклятия, которое только можно
изобрести. Не списывай на требования времени! Помни: невинных нет!
   "Безобразно! Безобразно!"
   Она не могла задержаться ни на одном из них. Все стало  отблесками  и
рвущимся туманом. Где-то было сияние, к которому,  как  она  знала,  она
могла причаститься.
   "Отсутствие этих Страстей".
   Это было так. Как прекрасно было бы это!
   "Где же это сияющее состояние?"
   Губы коснулись ее лба, ее рта. "Дункан!" Она потянулась к нему.  "Мои
руки свободны". Ее пальцы скользнули в знакомые волосы.  "Это  на  самом
деле!"
   Боль утихала. Только теперь она осознала, что прошла через страдания,
более жестокие, чем способен выразить язык. Страсти? Они иссушили ее ду-
шу и переплавили ее. Она вошла в Страсти одной личностью и вышла другой.
   "Дункан!" Она открыла глаза и увидела прямо над собой  его  лицо.  "Я
все еще люблю его? Он здесь. Он тот якорь, за который я держалась в  са-
мые тяжелые мгновения. Но люблю ли я его? Я все еще в равновесии?"
   Ответа нет.
   Одрейд заговорила откуда-то из-за пределов ее зрения.
   - Снимите с нее эту одежду. Полотенца. Она вся взмокла.  И  принесите
ей подобающие одежды!
   Звуки суеты, затем снова Одрейд.
   - Мурбелла, ты прошла этим тяжким путем, и  я  счастлива  сказать  об
этом.
   Такой восторг в ее голосе... Почему она счастлива?
   "Где же чувство ответственности? Где Грааль, который я должна ощутить
в своей душе? Да ответьте же, кто-нибудь!"
   Но женщина в операторской челнока исчезла.
   "Осталась только я. И я помню жестокости, от которых  должны  содрог-
нуться Достопочтенные Матери". Затем она мельком ощутила Грааль,  и  был
он не вещью а вопросом - как же сделать равновесие верным?


   Наш домашний бог - это дело, которое мы продвигаем в течение  поколе-
ний, наше послание человечеству, ежели оно доживет до зрелости.  Ближай-
шее к домашней богине, что у нас есть - это падшая Преподобная Матерь  -
Ченоэх стоит в своей нише.
   Дарви Одрейд.

   Айдахо думал сейчас о своих способностях Ментата как об убежище. Мур-
белла оставалась с ним так часто, как позволяли их обязанности -  он  со
своими разработками оружия и она, восстанавливающая силы, покуда не при-
выкнет к своему новому статусу.
   Она не лгала ему. Она не пыталась говорить, что не чувствует различия
между ними. Но он ощущал отторжение. Эластичная нить натянулась до  пре-
дела.
   - Мои Сестры учили меня не открывать сердечные тайны. Они видят опас-
ность в любви. Опасную близость. Притупляется тонкость ощущений.  Нельзя
давать другому палку, которой тебя будут бить.
   Она думала, что слова успокоят его,  но  он  слышал  скрытые  доводы:
"Будь свободен! Вырвись из спутанных оков!"
   Он часто видел ее в эти дни в муках Иной Памяти. Ночью  она  исходила
словами.
   - Зависимости... групповая душа... скрещение живых сознании...  Гово-
рящие с Рыбами...
   Она без колебаний делилась частью из них.
   - Скрещение? Некоторые могут ощущать узловые точки в естественном на-
рушении жизни. Смерти, отклонения, случайные паузы между мощными  потря-
сениями, рождения...
   - Рождение есть вмешательство?
   Они лежали в его постели, даже хроно был погашен, но это не  скрывало
их, конечно, от наблюдения. Любопытство Сестринства питала иная энергия.
   - Ты никогда не думал о рождении как о вмешательстве? Преподобные Ма-
тери находят это забавным.
   "Забавным! Отторжение... отталкивание..."
   Говорящие с Рыбами - это было откровение, с восторгом принятое  бене-
гессеритками. Они подозревали об этом, но Мурбелла дала  им  подтвержде-
ние. Демократия Говорящих с Рыбами стала автократией Достопочтенных  Ма-
терей. Сомнений больше не было.
   - Тирания меньшинства, скрытого под  маской  большинства,  -  ликующе
провозгласила Одрейд. - Падение демократии. Обе  ниспровергнуты,  будучи
пожранными разросшейся бюрократией.
   Айдахо мог услышать в этом суждении Тирана. Если история имеет повто-
ряющийся рисунок, то пример был налицо. Барабанный бой повторения.  Сна-
чала - закон Гражданской Службы, замаскированный ложью о  том,  что  нет
другого пути исправить избыток демагогии и грабительскую систему.  Затем
Накопление власти в местах, до которых не добраться избирателям. И,  на-
конец, аристократия.
   - Только Бене Джессерит может создать  всесильный  суд  присяжных,  -
сказала Мурбелла. - Присяжные  непопулярны  среди  законников  Присяжные
противостоят закону. Они могут игнорировать судей.
   Она рассмеялась в темноте.
   - Это же очевидно! Что есть очевидность как не то, что тебе дозволено
понять? Вот чем пытается повелевать Закон -  тщательно  управляемой  ре-
альностью.
   Слова, назначенные отвлечь его, продемонстрировать  ее  новую  власть
бенегессеритки. Ее слова любви стали пустыми.
   "Она лишь по памяти произносит их".
   Он видел эту надоедливую Одрейд так часто, что это доводило его почти
до ужаса. Мурбелла же не замечала реакции ни того, ни другого. Одрад пы-
талась утешить его.
   - Всякая новопосвященная Преподобная Матерь проходит через этот пери-
од привыкания. Временами сумасшедший. Подумай о новой почве под ее нога-
ми, Дункан!
   "А как не думать?"
   - Первое правило бюрократии, - изрекла в темноте Мурбелла.
   "Ты не развлекаешь меня, любовь моя".
   - Дорасти до пределов доступной энергии! - ее голос воистину был  су-
масшедшим. - Использовать ложь, что возьмет цену за решение  всех  проб-
лем! - Она повернулась в постели к нему, но не для любви. - Достопочтен-
ные Матери играют роль полной рутины! Даже  система  социальной  защиты,
предназначенная для успокоения масс, все идет  в  их  собственный  запас
энергии!
   - Мурбелла!
   - Что? - Она была удивлена резкостью его тона. "Разве  он  не  знает,
что говорит с Преподобной Матерью?"
   - Я все это знаю, Мурбелла. Как любой Ментат.
   - Ты что, пытаешься заставить меня замолчать? - Сердится.
   - Это наша задача - рассуждать как наш враг, - сказал он.  -  Ведь  у
нас действительно общий враг?
   - Ты насмехаешься надо мной, Дункан!
   - Разве у тебя оранжевые глаза?
   - Смешение не допускает этого, и ты знаешь... О.
   - Бене Джессерит нужны твои знания, но ты обязана развивать их! -  он
повернул выключатель шарового светильника и увидел, как она сверкает  на
него глазами. Не неожиданное и не до конца бенегессеритка.
   Гибрид.
   Слово прямо выскочило из его памяти. Что такое сила гибрида? И ожида-
ло ли Сестринство этого от Мурбеллы? Иногда  бенегессеритки  могут  уди-
вить. Можешь столкнуться с ними в странных коридорах, с застывшим взгля-
дом, с как обычно застывшими маской лицами и, под масками, вызревает не-
ожиданный отклик. Но это? Айдахо подумал, что ему может  не  понравиться
эта новая Мурбелла. Она,  естественно,  увидела  это  на  его  лице.  Он
по-прежнему был открыт для нее, как ни для кого другого.
   - Не надо ненавидеть меня, Дункан. - Это не мольба,  но  что-то  куда
более болезненное под словами.
   - Я никогда не стану ненавидеть тебя. - Но свет он выключил.
   Она прильнула к нему почти как до Страстей. Почти. Это различие  раз-
дирало его.
   - Достопочтенные Матери видят в бенегессеритках соперников  в  борьбе
за власть, - сказала Мурбелла. - Люди, что следовали  за  моими  бывшими
Сестрами не совсем фанатики, но своими дурными наклонностями они сделали
самопожертвование невозможным.
   - И это наш путь?
   - Сейчас - да, Дункан.
   - Ты имеешь в виду, что я могу найти этот предмет потребления в  дру-
гом месте?
   Она решила счесть, что он говорит о страхах Достопочтенных Матерей.
   - Многие покинули бы их, если могли бы. - В ярости повернувшись к не-
му, она потребовала сексуального отзыва.  Ее  несдержанность  шокировала
его. Хотя она могла в последний раз испытывать такой экстаз.
   После они лежали, истощенные.
   - Надеюсь, я смогу  снова  забеременеть,  -  прошептала  она.  -  Нам
по-прежнему нужны дети.
   "Нам. Бенегессериткам нужны. Больше - не "ИМ".
   Он заснул и ему приснилось, что он на корабельном военном заводе. Это
был сон, которого коснулась явь. Корабль оставался фабрикой оружия,  чем
и был на самом деле. Одрейд разговаривала с ним на приснившемся заводе.
   - Я принимаю решения по необходимости, Дункан. Вероятность того,  что
ты сломаешься и впадешь в амок мала.
   - Я слишком уж Ментат для этого! - С каким сознанием собственной зна-
чимости звучит его голос во сне! "Я сплю и знаю, что сплю. Почему  я  на
оружейном заводе вместе с Одрейд?"
   Перед его глазами развернулся список вооружений.
   Атомное. (Он увидел большие взрывы и смертоносную пыль).
   Лазерное. (Бесчисленное множество моделей).
   Бактериологическое.
   Чтение списка прервал голос Одрейд.
   - Мы можем рассматривать контрабандный продукт как обычную  маленькую
вещь, что приносит большой доход.
   - Камень Су, естественно. - Все еще с сознанием своей важности. "Я не
то говорю!"
   "Орудия убийства, - сказала она. - Планы и инструкции для новых  при-
боров.
   - Похищение торговых секретов - большой вопрос в отношении контрабан-
дистов! "Я непереносим!"
   - Всегда есть лекарства и болезни, для которых они нужны,  -  сказала
она.
   "Где она? Я могу ее слышать, но не могу видеть".
   - Неужто Достопочтенные Матери не знают, что наши вселенские портовые
мерзавцы не берутся за проблему, прежде чем найдут решение? "Мерзавцы? Я
никогда не пользовался этим словом".
   - Все относительно, Дункан. Они сожгли Лампады и вырезали четыре мил-
лиона лучших из нас.
   Он проснулся и сел. "Инструкции для новых приборов!" Там они  были  с
тонкими подробностями, позволяющими сделать более миниатюрными генерато-
ры Хольцмана. Не более двух сантиметров. И  гораздо  дешевле.  "Как  это
прокралось в мой разум?"
   Он выскользнул из постели, не будя Мурбеллы, и ощупью пошел  к  своей
одежде. Он слышал ее сопение, когда вышел в рабочий кабинет.
   Усевшись за чертежный стол, он скопировал чертеж из  своей  памяти  и
рассмотрел его. Совершенство! Проверить для уверенности.  Он  передал  в
Архив с пометкой для Одрейд и Беллонды. Вздохнув, он снова сел и еще раз
изучил чертеж. Он исчез в обмен на список из его сна.
   "Разве я еще сплю? Нет!" Он мог ощущать  стул,  коснуться  чертежного
стола, слышать, как жужжит ток. "Это все сон".
   Свиток представлял режущее и колющее оружие, включая некоторые,  раз-
работанные для введения ядов и бактерий в тело врага.
   Пули.
   Он задумался о том, как остановить свиток и изучить детали.
   "Это же все в твоей голове!"
   Люди и прочие животные, вскормленные для нападения,  проходили  перед
его глазами, скрывая чертежный стол и его набросок. "Футары? Как  Футары
в этом замешаны? Что я вообще знаю о Футарах?" Зверей сменили разрушите-
ли. Оружие, предназначенное для затуманивания ментальной активности  или
мешающее самой жизни. "Разрушители? Я никогда не  слышал  раньше  такого
названия". За разрушителями следовали  нуль-"ищейки",  разработанные для
поражения особых целей. "Этих я знаю".
   Дальше взрывчатые вещества, включающие и те,  что  рассеивают  яды  и
бактериологические препараты. Маскирующие газы, для создания ложных  ми-
шеней. Такие использовал Тег. Дальше появились активаторы.  У  него  был
собственный арсенал таких способов повышения боеспособности войск.  Вне-
запно парад оружия сменила мерцающая сеть из его видения,  и  он  увидел
стареющую чету в саду. Они сердито смотрели на него. Голос мужчины  стал
внятным:
   - А ну, кончай шпионить за нами!
   Айдахо стиснул подлокотники кресла и резко наклонился вперед, но  ви-
дение исчезло прежде, чем он успел рассмотреть детали.
   "Шпионить?"
   Он ощутил остаток свитка в своей памяти, уже не видимый, но  как  за-
думчивый голос. Мужской.
   - Защитное вооружение  часто  должно  иметь  характеристики  наступа-
тельного. Иногда, тем не менее, простые системы могут  отвлечь  на  себя
наиболее разрушительное оружие.
   "Простые системы!" Он громко рассмеялся.
   - Майлз! Где ты, черт тебя дери, Тег! Да мне противны  твои  наступа-
тельные суда! Дутые приманки!  Пустышки,  если  не  считать  генераторов
Хольцмана и лазерных пушек. - Он и это добавил к своим посланиям  в  Ар-
хив.
   Когда он окончил, он еще раз спросил себя о видениях.  "Влияние  моих
снов? Что я записал на пленку?"
   Каждую свободную минуту, с тех пор, как  стал  Оружейником  Тега,  он
запрашивал записи из Архива. Во всем  этом  гигантском  собрании  должен
быть ключ.
   Резонансная и тахионная теории временами привлекали его внимание. Та-
хионная  теория  фигурировала  в  первоначальной  разработке  Хольцмана.
Хольцман назвал свой источник энергии - Техис.
   Волновая система, которая игнорировала пределы скорости  света.  Ско-
рость света явно не являлась предельной для  подпространственных  кораб-
лей. Техис?
   - Работает потому, что работает, - пробормотал Айдахо. - Вера. Как  в
любой другой религии.
   Ментаты шарахались от казавшихся наиболее непоследовательными данных.
Он создал архив под меткой  Техис  и  продолжал  безуспешно  продираться
сквозь него.
   Даже Навигаторская Гильдия не предавала гласности знания о  том,  как
они водят транспространственные корабли. Иксианские ученые создавали ма-
шины для моделирования способностей Навигаторов, но и  поныне  не  могли
понять, как они это делают.
   - Формуле Хольцмана можно доверять.
   Никто не претендовал на понимание Хольцмана. Просто использовали  его
формулу, потому что она работала. Это был "эфир" космических странствий.
Ты свертываешь пространство. В одно мгновение ты здесь, в следующее - на
расстоянии бесчисленных парсеков. "Некто "извне"  нашел  иной  путь  ис-
пользования теории Хольцмана!" Это был полный Набросок Ментата. Он пони-
мал его точность по тем новым вопросам, что возникали у него.
   Блуждания Иной Памяти Мурбеллы преследовало его сейчас, даже когда он
осознал в них основное учение бенегессериток.
   "Власть притягивает подверженных коррупции. Абсолютная власть  притя-
гивает подверженных абсолютной коррупции. В этом состоит опасность укре-
пившейся бюрократии для подчиненного ей  населения.  Даже  грабительские
системы более предпочтительны из-за того, что  уровень  толерантности  в
них ниже, и коррумпированные время от  времени  могут  быть  вышвырнуты.
Закрепившаяся бюрократия редко может  быть  свергнута  силой.  Берегись,
чтобы Гражданская и Военная Службы не подали друг другу руки!"
   Достижение Достопочтенных Матерей.
   Власть ради власти... аристократия, взращенная  расшатыванием  основ.
Кто были те люди, которых он видел? Достаточно  сильны,  чтобы  сместить
Достопочтенных Матерей. Он знал это по дате наброска. Айдахо  обнаружил,
что понимание этого глубоко смещено. Достопочтенные  Матери  -  беглецы!
Варвары и невежи, как и все эти всадники со  времен  вандалов.  Движимые
импульсивной жадностью, равно как и любой другой силой. "Заберем  золото
Рима!" Они отсеяли из сознания всякие сомнения. Это было отупляющее  не-
вежество, что угаснет лишь тогда, когда более сложная культура вкрадется
в...
   Внезапно он увидел, что делала Одрейд.
   "О, боги внизу! Какой хрупкий план!"
   Он прижал ладони к глазам и заставил себя не кричать от боли.
   "Пусть думают, что я устал". Но, увидев план Одрейд,  он  понял,  что
потеряет Мурбеллу... так или иначе.


   Когда можно доверять ведьмам? Никогда! Темная сторона магии принадле-
жит бенегессериткам, и мы должны отвергнуть их. Тилвайт Уофф
   Мастер Мастере

   Огромная Общая  Зала  нуль-корабля  с ярусами сидений и приподнятой в
одном ее  конце  платформой, была забита Сестрами-бенеджессеритками,  их
тут было  больше,  нежели когда либо. Дом Ордена этим полуднем почти вы-
мер, потому что мало кто хотел посылать доверенных,  а важные решения не
могли решаться обслуживающим персоналом. В собрании превалировали Препо-
добные Матери в черных облачениях, собравшись отдельно вблизи к возвыше-
нию, но зала была полна вертлявых послушниц в белотканых одеяниях и даже
новопризванных. Белые одеяния, отмечавшие младших послушниц, были рассе-
яны тут и там маленькими плотными группками, сбившимися для взаимной по-
ддержки. Остальных выставили Поверенные Созыва.
   Воздух был сперт и влажен от смеси запахов дыхания, утратив свою чис-
тоту, как случалось, когда работали с перегрузкой  кондиционеры.  Запахи
недавнего ленча, сильно отдающие чесноком, носились в воздухе, как  нез-
ваные гости. Это и слухи, расходившиеся по залу, еще усиливали напряжен-
ность.
   Внимание большинства было приковано к приподнятой платформе и боковой
двери, откуда должна была появиться Матерь Настоятельница. Даже разгова-
ривая в компаниях и расхаживая, они все время смотрели на место,  откуда
должен был вскоре появиться некто и глубоко изменить  их  жизнь.  Матерь
Настоятельница не сгоняла их в огромную Общую Залу обещаниями важных со-
общений, разве только не близилось нечто, способное поколебать устои Бе-
не Джессерит.
   Беллонда вошла в залу впереди Одрейд, взобравшись на платформу с  той
воинственной походкой вразвалку, по которой ее узнавали даже на расстоя-
нии. Одрейд следовала в пяти шагах за Беллондой. Затем появились старшие
члены совета и помощники, среди них Мурбелла в черном облачении (все еще
казавшаяся слегка ошеломленной после Страстей, что были лишь две  недели
назад). Дортуйла хромала сразу за Мурбеллой, рядом с  ней  шли  Шиана  и
Там. В конце процессии появилась Стрегги, несущая на плечах Тега. Их по-
явление вызвало шепот в зале. Мужчины редко появлялись на собраниях,  но
все в Доме Ордена знали, что это был гхола их  Ментата  Башара,  жившего
ныне в военном городке вместе с остатками воинства Бене Джессерит.
   Увидев под таким углом плотные ряды Сестер, Одрейд  ощутила  пустоту.
Кто-то из древних уже сказал все об этом, подумала она. "Любой проклятый
дурак знает, что одна лошадь может бежать быстрее другой". Часто на  ме-
нее многочисленных собраниях в этом зале, в этом подобии спортивной аре-
ны, она испытывала искушение процитировать отрывок из этого  совета,  но
знала, что этот ритуал имеет также и более приятные цели.  На  собраниях
можно повидаться друг с другом.
   "Здесь мы вместе. На свой манер".
   Матерь Настоятельница и служительницы прошли как особый сгусток энер-
гии сквозь толпу к платформе, к месту ее преосвященства на  краю  арены.
Матерь Настоятельница никогда не снисходила до сутолоки толпы на  собра-
ниях. Никогда чужой локоть не упирался ей в ребра и соседка не  отдавли-
вала ей ноги. Ей никогда не приходилось пробираться в общем  потоке  не-
вольно плотно спрессованных тел, словно личинке моли.
   "Итак, Цезарь явился. Да сгинет вся эта чертовня!"
   Она сказала Беллонде:
   - Начинайте.
   Позже она осознала, что следовало удивиться, почему  она  не  послала
кого-нибудь изобразить этот ритуальный выход и произнести эти крайне на-
пыщенные слова. Беллонда должна бы любить это положение первой после  ее
преосвященства и, по этой причине, никогда не должна достигнуть его. Но,
возможно, нашлась бы некая Сестра на более низкой ступени иерархии,  ко-
торая была бы раздосадована возвышением и повиновалась бы только в  силу
верности, только в силу подчеркнутой  необходимости  исполнять  то,  что
приказывает Матерь Настоятельница.
   "Боги! Если есть кто из вас здесь, то почему  же  вы  позволяете  нам
быть таким стадом?"
   Они были здесь, Беллонда приготовила  их  для  нее.  "Батальоны  Бене
Джессерит". Это не были настоящие батальоны, но Одрейд часто представля-
ла себе ряды Сестер, систематизируя их по функциям. "Эта командир  взво-
да. Эта генерал-лейтенант. А эта скромный сержант и ординарец".
   Сестры были бы оскорблены, узнай они об этом ее выверте.  Она  хорошо
скрывала это под видом "обычного назначения". Можно назначить  лейтенан-
та, не называя его лейтенантом. Тараза поступала так же.
   Белл говорила им, что сейчас Сестры должны пойти на новое  соглашение
с их пленником Тлейлаксу. Горчайшие для Белл слова:
   - Мы прошли через суровое испытание, Тлейлаксу равно как и Бене Джес-
серит, и мы изменились, пройдя сквозь него.
   "Да, мы словно камни, что трутся друг о друга так долго,  что  каждый
принимает, приспосабливаясь, некоторую форму, нужную другому. Но ядро-то
из прежнего камня!"
   Зрители начали беспокоиться. Они  знали,  что  это  только  предвари-
тельное заявление, и все равно какое скрытое известие о Тлейлаксу скрыто
за этим намеком. Предварительное и относительное по  значимости.  Одрейд
подошла к Беллонде, дав ей знак кончать.
   - Здесь Матерь Настоятельница.
   "Как же тяжко отмирают старые традиции. Неужели Белл думает, что  они
не узнали меня?"
   Одрейд заговорила повелительным тоном за недостатком голоса.
   - Были предприняты необходимые действия, чтобы встретиться на Узловой
с лидерами Достопочтенных Матерей, встреча, с которой я могу и  не  вер-
нуться живой. Вероятно, я не переживу ее. Эта встреча будет отчасти отв-
лекающим маневром. Мы почти готовы покарать их.
   Одрейд подождала, пока утихнут перешептывания, слыша в их звуках  од-
новременно как одобрение так и несогласие. Интересно. Те, кто были  сог-
ласны, стояли ближе к возвышению и далеко позади среди послушниц. Несог-
ласие со стороны старших послушниц? Да. Они знали о предостережении:
   "Мы не осмеливаемся подливать масла в этот огонь".
   Она понизила голос, позволяя стоящим вдалеке передать слова тем,  кто
находился на верхних рядах.
   - Прежде, чем уйти, я вступлю в Единение более, чем с одной  Сестрой.
Нынешние времена требуют таких предосторожностей.
   - Каков ваш план?
   - Что вы будете делать?
   Вопросы посыпались на нее со многих сторон.
   - Мы отвлечем внимание на Гамму. Это должно заставить союзников  Дос-
топочтенных Матерей двинуть силы к Узловой. Тогда мы захватим Узловую и,
надеюсь, возьмем в плен Королеву Пауков.
   - Атака состоится, пока вы будете на Узловой? - это спросила  Гарими,
мрачная Поверенная, сидевшая прямо перед Одрейд.
   - Таков план. Я буду передавать свои наблюдения атакующим.  -  Одрейд
показала на Тега, сидевшего на плечах Стрегги. - Башар  лично  возглавит
атаку.
   - Кто поедет с вами?
   - Да. Кого вы берете с собой?
   В этих выкриках безошибочно угадывалась тревога. Значит, внешний  мир
еще не вошел в стены Дома Ордена.
   - Там и Дортуйла, - сказала Одрейд.
   - Кто войдет в Единение с вами? - снова Гарими.
   "Вот уж точно! Политический вопрос высочайшего интереса.  Кто  сменит
Матерь Настоятельницу?" Одрейд ощутила нервное шевеление внизу в  толпе.
"Беллонда возбуждена? Не ты, Белл. Ты уже знаешь об этом".
   - Мурбелла и Шиана, - сказала Одрейд. - И еще одна,  если  Поверенные
позаботятся выдвинуть кандидатку.
   Поверенные разбились на маленькие консультационные группы, выкрикивая
друг другу имена, но ни одно из них не было принято. Кто-то все-таки за-
дал вопрос:
   - Почему Мурбелла?
   - А кто лучше знает Достопочтенных Матерей? - спросила Одрейд.
   Это заставило их замолчать.
   Гарими придвинулась ближе к возвышению и проницательно посмотрела  на
Одрейд.
   "Не пытайся сбить с толку Преподобную Матерь, Дарви Одрейд!"
   - После нашего отвлекающего маневра на Гамму они еще  более  насторо-
жатся и усилятся на Узловой. Почему вы думаете, что мы сможем  захватить
их?
   Одрейд отступила в сторону и дала знак Стрегги выйти вперед вместе  с
Тегом.
   Тег с восторгом наблюдал за представлением, устроенным Одрейд. Теперь
он смотрел сверху вниз на Гарими. Она сейчас  была  Старшим  Полномочным
Поверенным и, несомненно, была избрана для того, чтобы говорить от имени
блока Сестер. Тегу пришло на ум, что такое смехотворное положение  -  на
плечах послушницы - было задумано Одрейд ради иных, чем она провозгласи-
ла, причин.
   "Чтобы мои глаза находились на уровне, близком к уровню взрослых вок-
руг меня... но также и чтобы напомнить им о моем маленьком росте и  уве-
рить вновь, что Бене Джессерит (если только послушница и есть Бене Джес-
серит) по-прежнему контролируют меня".
   - Я не стану сейчас входить во все тонкости вооружения, - сказал  он.
"Будь проклят этот писклявый голосок!" Тем не менее, он привлек их  вни-
мание. - Но мы стремимся к мобильности, пытаемся устроить ловушки, чтобы
уничтожить огромный район вокруг них, если их лазерные лучи их могут по-
разить... и мы собираемся окружить Узловую устройствами,  чтобы  обнару-
жить движение их нуль-кораблей.
   Они продолжали взирать на него, и тогда он сказал:
   - Если Матерь Настоятельница подтвердит мои прежние знания  об  Узло-
вой, то мы будем в тонкостях знать расположение врага. Значительных  из-
менений произойти не должно было. Прошло еще не достаточно времени.
   "Удивление и неожиданность. А что же еще они ожидали от своего Мента-
та Башара?" Он снова уставился на Гарими, подстрекая  ее  высказать  еще
сомнения по поводу его военных способностей. Но у нее был другой вопрос.
   - Следует ли нам допустить Дункана Айдахо быть  вашим  советником  по
вооружениям?
   - Когда у вас есть самое лучшее, глупо не пользоваться этим, - сказал
он.
   - Но будет ли он сопровождать вас в качестве Оружейника?
   - Он предпочитает не покидать корабля, и все вы знаете почему. В  чем
смысл вашего вопроса?
   Он уклонился от ее вопроса и заставил ее замолчать, и это ей не  пон-
равилось. Мужчине нельзя позволять ставить таким образом в неловкое  по-
ложение Преподобную Матерь!
   Одрейд шагнула вперед и положила руку на плечо Тега.
   - Разве все вы забыли, что этот гхола наш верный друг, Майлз  Тег?  -
Ее взгляд останавливался на отдельных лицах в толпе, выбирая тех, в  ко-
торых она была уверена, что  они,  словно  сторожевые  псы,  смотрят  на
ком-камеры зная, что Тег ее отец. Она переводила взгляд с лица на лицо с
нарочитой медлительностью, которую нельзя было неверно понять.
   "Есть ли среди вас хоть одна, которая  осмелиться  выкрикнуть  "непо-
тизм"? Тогда посмотрите-ка получше на его записи во время службы нам!"
   Звуки Совета снова стали подобающими по  возвышенности  тем,  которые
ожидались от собраний. Больше не было вульгарных  требовательных  выкри-
ков, призывающих ко вниманию. Сейчас их речь походила на унисонный  рас-
пев, но еще не была песнопением. Голоса поднимались и сливались  вместе.
Одрейд всегда находила это замечательным. Никто не  управлял  гармонией.
Это происходило потому, что они были бенегессеритками. Естественно.  Это
было единственным нужным Тим объяснением. Это  происходило  потому,  что
они были научены уживаться друг с другом. Танец их каждодневного  движе-
ния продолжался в их голосах. Для партнеров временное расхождение не иг-
рает роли.
   "И я лишусь этого".
   - Никогда не излишне сделать точные предсказания горестных событий, -
сказала она. - Кто знает это лучше меня? И есть ли среди нас хоть  одна,
не усвоившая урока Квизана Хадераха?
   Нет нужды в разработке. Дурные предсказания не должны  изменить  хода
событий. Это заставляло Беллонду молчать. Бенегессеритки были  воодушев-
лены. Те, кто нападает на вестников недоброго, не дураки.  Не  принимать
во внимание вестника? (Кто же может ожидать чего-нибудь полезного от та-
ких как он?) Такого хода событий любой ценой надо избежать. "Заставим ли
мы молчать вестников недоброго, думая, что молчание смерти сотрет посла-
ние?" Бенегессериткам прекрасно это  известно!  "Смерть  лишь  усиливает
пророческий глас. Мученики понастоящему опасны".
   Одрейд наблюдала за тем, как ответное осознание  распространялось  по
залу, даже вплоть до верхних рядов.
   "В тяжкие времена вступаем мы, Сестры, и должны смириться с этим. Да-
же Мурбелла знает это. И она знает теперь, почему я столь горячо жаждала
сделать ее Сестрой. Мы все так или иначе знаем это".
   Одрейд повернулась и бросила взгляд на Беллонду. Никакого разочарова-
ния. Белл знала, почему ее нет среди избранных.
   "Это для нас лучше всего, Белл. Просочиться. Захватить их раньше, чем
они только начнут подозревать о том, что мы делаем".
   Переведя взгляд на Мурбеллу, Одрейд увидела  почтительное  понимание.
Мурбелла начинала получать свои первые хлебы добрых советов от Иной  Па-
мяти. Стадия безумия миновала, и она даже вновь обретала любовь к Дунка-
ну. Возможно, со временем... Воспитание  бенегессериток  давало  уверен-
ность в том, что она будет судить Иную Память по своей собственной. Нич-
то в осанке Мурбеллы не говорило: "Держи при себе свои паршивые советы!"
У нее имелись исторические сравнения, и она не могла поддаваться их оче-
видным посылам.
   "Не ходи строем по улицам с теми, кто  разделяет  твои  предрассудки.
Громкие выкрики часто легче всего проигнорировать". "Я имею в виду, най-
ди среди них тех, кто орет на свою глупую голову. Ты хочешь иметь с ними
общее?" Я говорила тебе, Мурбелла, теперь суди сама. "Чтобы создать раз-
личие, найди точки приложения сил и нажми на них. Опасайся темных  пере-
улков. Предложения более высокого положения есть  всего-навсего  обычный
отвлекающий маневр перед теми, кто марширует на  улицах.  Не  все  точки
приложения сил в верхних эшелонах власти. Они часто лежат в области эко-
номики или центрах связи, и если ты этого не знаешь, то высокое  положе-
ние бесполезно. Даже лейтенанты могут изменить ход событий. Не тем,  что
изменяют отчеты, но принося нежелательные приказы. Белл  прячет  приказы
под сукно, пока считает их бесполезными. Я иногда приказываю ей для  то-
го, чтобы она могла поиграть в свою игру в долгий ящик. Она это знает  и
все-таки все равно играет в свою игру. Знай об этом, Мурбелла!  И  когда
мы войдем в Единение, изучи мои действия с великой тщательностью".
   Гармония была достигнута, хотя и с трудом. Одрейд дала знак к оконча-
нию Совета, хорошо понимая, что не на все вопросы был дан  ответ,  и  не
все вопросы были заданы. Но невысказанные вопросы  могли  просочиться  к
Белл, где они найдут наиболее подходящее решение.
   Те из сестер, что осторожничали, не станут спрашивать. Они уже поняли
ее план.
   Покинув Большой Общий Зал. Одрейд ощутила,  что  приняла  все  обяза-
тельства сделанного ей выбора, осознавая впервые предшествующую  нереши-
тельность. У нее были сожаления, но лишь Мурбелла и Шиана могли знать  о
них. Следуя за Беллондой, Одрейд думала о "местах, где я никогда не  бу-
ду, вещах, которые я никогда не увижу, разве что как воспоминания в жиз-
ни другого".
   Это была своеобразная ностальгия, что сконцентрировалась на Рассеяни-
ях и так облегчила ее боль. Слишком тяжело одной личности видеть за пре-
делами. Даже бенегессеритки с их накопленной памятью  не  могли  никогда
надеяться уловить все воспоминания, до последней интересующей подробнос-
ти. Это было прерогативой Великого Замысла,  Великой  Картины,  Главного
Течения. "Особенности моего Сестринства". Это  были  важнейшие  понятия,
которые использовали Ментаты - наброски, движения событий и то, что  они
несли, к чему они шли. Последствия. Не карты, но потоки.
   "Наконец, я сохранила ключевые элементы нашей управляемой  присяжными
демократии в первоначальной форме. Однажды они могут поблагодарить  меня
за это".


   Ищи свободу - и станешь пленником собственного желания. Ищи дисципли-
ну - и обретешь свою свободу.
   Кодекс

   Кто мог ожидать поломки воздушной аппаратуры?
   Вопрос Рабби не был адресован ни к кому конкретно. Он сидел на низкой
скамье, прижимая к груди свиток. Свиток с помощью новейших ухищрений был
подновлен, но казался по-прежнему старым и хрупким. Он  не  был  уверен,
который сейчас час. Возможно, позднее утро. Они так давно не  ели  пищи,
которую можно было бы назвать завтраком.
   - Я ожидал. - Казалось, он обращается к свитку. - Пасха пришла и  уш-
ла, и наши врата закрылись.
   Ребекка подошла и встала, возвышаясь над ним.
   - Пожалуйста, Рабби. Как это может помочь Джошуа в его трудах?
   - Мы не были покинуты, - сказал Рабби своему свитку. - Мы сами  скры-
лись. Если нас не могут найти странники, где нас отыщет кто-нибудь,  кто
может помочь нам?
   Внезапно он вонзил взгляд в Ребекку, похожий в своих очках на сову.
   - Не ты ли навлекла на нас зло, Ребекка?
   Она знала, что это значит.
   - Посторонние всегда думают, что в бенегессеритках есть нечто  нечес-
тивое, - сказала она.
   - Значит, теперь я, твой Рабби, Посторонний?
   - Ты сам удалился, Рабби. Я говорю с точки зрения Сестер, которым  ты
заставил меня помогать. То, что они делают, часто скучно. Скучно, но зла
в этом нет.
   - Я заставил тебя помогать? Да, я сделал это. Прости  меня,  Ребекка.
Если нас объединяет зло, то это сделал я.
   - Рабби! Перестань. Они многочисленный клан. И по-прежнему, они  при-
держиваются раздражительного индивидуализма. Неужели многочисленный клан
ничего не значит для тебя? Неужели мой сан оскорбляет тебя?
   - Я сказал тебе, Ребекка, что оскорбляет меня.  Собственной  рукой  я
научил тебя следовать книгам, отличным от... - он поднял свиток,  словно
это была дубинка.
   - Книги здесь ни при чем, Рабби. О, у них есть Кода,  но  это  только
собрание напоминаний, иногда полезных, иногда негодных. Они всегда прис-
посабливают Коду к текущим нуждам.
   - Есть книги, которые не могут быть приспособлены, Ребекка!
   Она посмотрела на него сверху вниз с плохо скрытым ужасом. Неужели он
смотрит на Сестер так? Или страшно говорить? Джошуа подошел и встал  ря-
дом с ней. Руки его были в масле, черные пятна размазаны по лбу и щекам.
   - Твое предложение было верным. Они снова работают. Как долго  протя-
нут, я не знаю. Проблема в том...
   - Ты не знаешь проблемы, - вмешался Рабби.
   - Проблема механики, Рабби, - сказала Ребекка. - Это вне-поле  мешает
работе механизмов.
   - Мы не могли поставить нефрикционную аппаратуру, - сказал Джошуа.  -
Слишком откровенно, если не считать дороговизны.
   - Нарушилась работа вовсе не твоей аппаратуры.
   Джошуа посмотрел на Ребекку, подняв брови. "Да что  с  ним?"  Значит,
Джошуа тоже верил в проницательность бенегессериток. Это оскорбляло Раб-
би. Его паства искала пастыря где угодно. Но Рабби затем удивил ее.
   - Думаешь, я ревную, Ребекка?
   Она покачала головой.
   - Ты выказываешь таланты, - сказал Рабби, - которые другие быстро ис-
пользуют. Твое предложение закрепить аппаратуру? Эти... эти Прочие расс-
казывали тебе, как это сделать?
   Ребекка пожала плечами. Это был  прежний  Рабби,  которого  не  стоит
дразнить в его собственном доме.
   - Я должен возблагодарить тебя?  -  спросил  Рабби.  -  У  тебя  есть
власть? Теперь ты будешь управлять нами?
   - Никто, и я в последнюю очередь, никогда даже  не  предлагал  этого,
Рабби. - Она была обижена и не намеревалась показывать этого.
   - Прости меня, дочь моя. Это то, что ты называешь взбрыком.
   - Мне не нужна твоя благодарность, Рабби. И конечно, я прощаю.
   - У твоих Прочих есть что-нибудь сказать по этому поводу?
   - Бенегессеритки говорят, что боязнь похвалы восходит к древним  зап-
ретам хвалить своего ребенка, потому что это вызывает гнев богов.
   Он потупил голову.
   - Иногда в этом есть мудрость.
   Джошуа казался растерянным.
   - Пойду попытаюсь поспать. - Он устремил многозначительный взгляд  на
машинное отделение, откуда доносился затрудненный хрип. Он  покинул  их,
уйдя в затемненную часть комнаты, споткнувшись на ходу о детскую  игруш-
ку. Рабби постучал по скамье рядом с собой.
   - Сядь, Ребекка.
   Она села.
   - Я боюсь за тебя, за нас, за все, что мы олицетворяем. - Он погладил
свиток. - Мы были правы в течение стольких поколений. - Он окинул взгля-
дом комнату. - И у нас тут нет даже миниана.
   Ребекка смахнула с лица слезы.
   - Рабби, ты неверно судишь  о  Сестрах.  Они  желают  только  усовер-
шенствовать человечество и власть.
   - Так они говорят.
   - Так я говорю Власть для них есть форма искусства. Тебе это  кажется
забавным?
   - Ты пробудила мое любопытство. Эти женщины обманывают себя мечтами о
своей важности?
   - Они рассматривают себя как сторожевых собак.
   - Собак?
   - Сторожевых, тревожащимися за то, когда можно  преподать  урок.  Они
добиваются именно этого. Никогда не пытайся дать кому-нибудь урок, кото-
рый он не сможет усвоить.
   - Всегда эти частицы мудрости, - казалось, он говорит с грустью. -  И
они управляют собой артистично?
   - Они считают себя присяжными с абсолютной властью, на которую  ника-
кой закон не может наложить вето.
   Он покачал свитком перед ее носом.
   - Я так и думал!
   - Никакой человеческий закон, Рабби.
   - Ты говоришь мне о женщинах, которые приспосабливают религии к своей
вере в... во власть большую, чем у них.
   - Их вера не будет в согласии с нашей, но я не считаю ее злом.
   - В чем эта... эта вера?
   - Они называют ее "Уравновешивающим смещением". Они смотрят на нее  с
точки зрения генетики и инстинкта. Великие родители скорее  всего  будут
иметь детей, близких к среднему уровню, например.
   - Смещение. И это - вера?
   - Вот почему они стремятся не выделяться. Они советники, даже  иногда
делатели королей, но они не желают быть мишенью переднего плана.
   - Это смещение... верят ли они в Создателя Смещения?
   - Они не рассматривают его существование. Только то движение, за  ко-
торым можно наблюдать.
   - Тогда что они делают с этим смещением?
   - Они принимают меры предосторожности.
   - В присутствии Сатаны, следует понимать!
   - Они не противятся течению событий, но только кажутся идущими  попе-
рек течения, заставляя его работать на них, используя обратные  завихре-
ния.
   - Оооо!
   - Древние мореплаватели очень хорошо знали об этом, Рабби.  У  Сестер
есть все нужное количество таблиц потоков, указывающих им места, которых
надо избегать и где приложить самые большие усилия.
   Он снова покачал свитком.
   - Это не карта потока!
   - Ты не так понимаешь, Рабби. Они знают, что  всемогущество  машин  -
заблуждение. - Она бросила взгляд в сторону работающей аппаратуры. - Они
видят из карт потоков, что мы среди машин не сможем дышать.
   - В этом мало мудрости. Не знаю, дочь моя. Вмешательство в  политику,
согласен. Но в высшие материи...
   - Уравновешивающее смещение, Рабби. Массы влияют на блестящих  рацио-
нализаторов, которые выдвигаются из толпы и создают  новое.  Даже  когда
новое помогает нам, смещение захватывает рационализаторов.
   - Кто скажет, что нам помогает, Ребекка?
   - Я просто излагаю то, во что они верят. В явлении смещения они видят
расплату, отнимающую свободную энергию, что могла бы создать больше  но-
вого. Они говорят, что личность с повышенной чувствительностью улавлива-
ет это.
   - А эти... эти Достопочтенные Матери?
   - Они укладываются в схему. Замкнутое, имеющее  власть  правительство
старается сделать всех политических соперников бессильными. Экран против
тех, кто ярок. Тупой интеллект.
   Слабый звук телеметрического сигнала послышался из аппаратной. Прежде
чем они успели встать, сзади появился Джошуа. Он склонился над  экраном,
показывавшим происходящее на поверхности.
   - Они вернулись, - сказал он. - Смотрите! Они копаются в пепле  прямо
над нами.
   - Они нашли нас? - Почти с облегчением сказал Рабби.
   Джошуа смотрел на экран. Ребекка наклонилась так, что их головы  были
рядом, и стала рассматривать копающих - десяток человек с сонным выраже-
нием глаз, подчиненных Достопочтенных Матерей.
   - Это случайные раскопки, - сказала, выпрямившись, Ребекка.
   - Ты уверена? - Джошуа поднялся и посмотрел ей  в  лицо,  ища  тайное
подтверждение.
   Но только бенегессеритки могли бы увидеть его.
   - Посмотри сам, - показала она на экран. -  Они  уходят.  Сейчас  они
идут в свинарник.
   - Из которого и вышли, - пробормотал Рабби.


   Правильный выбор выходит из плавильного тигля информационных  ошибок.
Таким образом Интеллект принимает ошибку. И когда абсолютный (безошибоч-
ный) выбор неизвестен, Интеллект ловит удачу в ограниченным  количеством
данных на арене, где ошибки не только вероятны, но и необходимы.
   Дарви Одрейд.

   Матерь Настоятельница не сразу вошла в выходной лихтер  и  перемести-
лась в какой-нибудь подходящий нуль-корабль. Планы, организационные воп-
росы, стратегия - случайность за случайностью. Это заняло восемь лихора-
дочных дней. Согласование времени с Тегом должно было быть точным.  Кон-
сультации с Мурбеллой пожирали часы. Мурбелла должна была знать, что  ей
предстоит.
   "Найди их ахиллесову пяту, Мурбелла, и они все будут у тебя в  руках.
Оставайся на наблюдательном корабле, когда Тег начнет атаку,  но  смотри
внимательно".
   Одрейд выслушала подробные советы ото всех, кто мог помочь. Затем  ей
ввели датчик биосигналов, чтобы передавать ее тайные  наблюдения.  Затем
надо было переоборудовать нуль-корабль и лихтер. Команда была  подобрана
Тегом.
   Беллонда ворчала и брюзжала, пока Одрейд не вмешалась.
   - Ты сбиваешь меня с толку! Это твоя цель? Измотать меня?
   Это было поздним утром четыре дня спустя, перед  отправлением,  и  на
время они остались наедине в рабочем кабинете. Погода была ясной, но  не
по сезону холодной, и все было покрыто золотистым налетом  после  ночной
пыльной бури, пронесшейся над Центральной.
   - Совет был ошибкой! - Беллонде нужно было уйти, хлопнув дверью.
   Одрейд обнаружила, что сама резко  повернулась  к  Беллонде,  которая
стала немного слишком едкой.
   - Необходим!
   - Для тебя - может быть! Попрощаться со своей семьей. Теперь  ты  ос-
тавляешь нас копаться в грязном белье друг друга!
   - Ты что, явилась сюда жаловаться на Совет?
   - Мне не нравятся твои последние замечания насчет Достопочтенных  Ма-
терей! Ты должна была посоветоваться с нами прежде, чем разглашать...
   - Это паразиты, Белл! Настало время нам открыть всем их  слабость.  А
что делает тело, когда его беспокоят паразиты? - Одрейд выложила  это  с
широкой усмешкой.
   - Дар, когда ты приняла... эту псевдо-насмешливую позу,  мне  захоте-
лось вцепиться тебе в глотку!
   - А ты улыбнулась бы, если бы сделала это, Белл?
   - Да черт тебя дери. Дар! Один из этих дней...
   - У нас больше нет дней, чтобы проводить их вместе, Белл, и это  сне-
дает тебя. Отвечай на мой вопрос.
   - Сама отвечай!
   - Тело периодически приветствует мании. Даже предается мечтам о  сво-
боде.
   - Ахххх. - Из глаз Беллонды выглядывал Ментат. - Ты думаешь, что при-
верженность Достопочтенным Матерям можно сделать мучительной?
   - Несмотря на опасное отсутствие чувства юмора у тебя, ты все же  мо-
жешь функционировать.
   Губы Беллонды изогнулись в жестокой усмешке.
   - Мне удалось позабавить тебя, - сказала Одрейд.
   - Позволь мне обсудить это с Там. У нее  голова  получше  работает  в
смысле стратегии. Хотя... Единение смягчило ее.
   Когда Беллонда ушла, Одрейд откинулась назад и спокойно рассмеялась.
   "Смягчилась! "Не становись мягкой завтра, Дар, когда ты в  Единении".
Ментат спотыкается на логике и теряет сердце. Она видит процесс и беспо-
коится о неудаче. Что мы сделаем, если... Мы  открываем  окна,  Белл,  и
впускаем здравый смысл. Даже веселье. Оставь более серьезные вещи на бу-
дущее. Бедная Белл, моя ущербная Сестра. Всегда чтото вызывает твою нер-
возность".
   Одрейд оставила Центральную следующим  утром  глубоко  погруженной  в
мысли - в сосредоточенном настроении, обеспокоенная тем, что она  узнала
после Единения с Шианой и Мурбеллой.
   "Я становлюсь снисходительной к себе".
   Это не приносило облегчения. Ее мысли были заключены в рамки Иной Па-
мяти и почти циничного фатализма.
   "Королевские пчелы роятся?"
   Это ожидалось от Достопочтенных Матерей.
   "Но Шиана? И Там одобряет?"
   В этом было больше, чем в Рассеянии.
   "Я не могу идти за тобой в дикие края, Шиана.  Моя  цель  -  издавать
приказы. Я не могу рисковать там, где ты бы осмелилась. Это  разные типы
искусства. Ты отпугиваешь меня".
   Помогли воспринятые от Мурбеллы жизни Иной  Памяти.  Знание  Мурбеллы
было мощным рычагом против Достопочтенных Матерей, но  изобиловало  вол-
нующими тонкостями.
   "Не гипнотранс. Они используют клеточную индукцию,  побочный  продукт
их проклятых Т-зондирований! Бессознательное принуждение. Как  соблазни-
тельно попробовать это на себе. Но  здесь  Достопочтенные  Матери  более
всего уязвимы - ненормальное  бессознательное  содержание  замкнуто  их,
собственным решением. Ключ Мурбеллы только усиливает его  опасность  для
нас".
   Они прибыли на Посадочную Площадку в разгар бури, порывы которой под-
талкивали их, когда они вышли из своего экипажа. Одрейд  запретила  идти
сквозь то, что осталось от фруктовых садов и виноградников.
   Уезжаешь в последний раз? Вопрос в глазах Беллонды, словно  прощание.
Тревожная нахмуренность Шианы.
   "Принимает ли Матерь Настоятельница мое решение?"
   "Предварительно, Шиана. Предварительно. Но я не предупредила  Мурбел-
лу. Потому... возможно, мне следует согласиться с мнением Там".
   Дортуйла, что шла впереди отряда Одрейд, ушла в себя.
   "Можно понять. Она была здесь... и смотрела, как едят ее Сестры. Сме-
лее, Сестра! Мы еще не побеждены".
   Судя по походке, только Мурбелла принимала это, но она в первую  оче-
редь думала о схватке Одрейд с Королевой Пауков.
   "Достаточно ли я вооружила Матерь Настоятельницу? Знает ли она в  му-
жестве своем, как опасно это может быть?"
   Одрейд отмела эти мысли. Были дела, которые надо было сделать во вре-
мя перехода. И важнее всего - собрать свою энергию. Достопочтенных Мате-
рей можно анализировать почти в отрыве от реальности, но настоящая конф-
ронтация будет разыгрываться по ходу дела - как джазовая композиция.  Ей
нравилась идея джаза, хотя музыка сбивала ее с толку своим древним  аро-
матом и погружением в дикость. Хотя джаз говорил о жизни. И два исполне-
ния никогда не были одинаковыми. Исполнители реагировали на то, что  по-
лучали от других - джаз.
   "Поддержи нас джазом".
   Воздушное и космическое  путешествие  нечасто  рассматривало  погоду.
Пробейся сквозь временные помехи. Положись на Погодный Контроль, который
обеспечит посадочное окно в буре и облаках. Исключением  были  пустынные
планеты, и те, что должны были бы попасть во владение Ордена очень  дав-
но. Много изменений, включая и погребальный обычай Фремена. Тела  преда-
вались извести и воде.
   Одрейд говорила об этом, пока они ждали транспорта,  чтобы  подняться
на корабль. Этот огромный лоскут горячей, сухой земли тянулся вдоль  эк-
ватора планеты набедренной повязкой и скоро породит опасные  ветры.  Од-
нажды здесь возникнет кориолисова буря, вырвется из доменной печи пусты-
ни со скоростью в сотни километров в час. Дюна видела бури со  скоростью
ветра свыше семисот километров в час. Воздушные перевозки  станут  зави-
сеть от постоянных капризов погоды на поверхности. И жалкая человеческая
плоть должна будет искать любое убежище.
   "Как и нам все время приходится".
   Зал ожидания на Площадке был стар. Камень снаружи  и  внутри,  первый
основной их строительный материал здесь. Спартанские вращающиеся  стулья
и низкие столы из плавленого плаза были более редки. На экономию не  Мо-
жет смотреть сквозь пальцы даже Матерь Настоятельница.
   Лихтер прибыл среди пыльного водоворота. Суспензорные подушки не  ка-
зались чушью. Это будет быстрый подъем с неприятными понуканиями, но  не
такой долгий, чтобы угрожать человеческой плоти.
   Одрейд почувствовала себя почти бестелесной, когда окончательно  поп-
рощалась и передала Дом Ордена Триумвирату Шианы, Мурбеллы  и  Беллонды.
Последнее слово:
   - Не ссорьтесь с Тегом. И я не хочу никаких  грязных  происшествий  с
Дунканом. Ты меня слышишь, Белл?
   Они могли создавать чудеса технологии, все же не могли воспрепятство-
вать сильной песчаной буре почти ослепить их, когда они поднимались. Од-
рейд закрыла глаза и смирилась с тем, что не бросит последний взгляд  на
свою любимую планету не свысока. Она очнулась от глухого звука  причали-
вания. Прямо под шлюзом их ожидал экипаж. Жужжащий экипаж развез  их  по
каютам. Тамалан, Дортуйла и прислужница-послушница хранили  молчание  из
уважения к желанию Матери Настоятельницы побыть наедине со своими мысля-
ми.
   Их каюты, по меньшей мере, были знакомыми, стандартными для  кораблей
Бене Джессерит: маленькая комната для трапез, облицованная обычным  пла-
зом ровного зеленого цвета, еще меньшие спальни со стенами того же цвета
и единственной жесткой койкой. Они знали, что предпочитает Матерь Насто-
ятельница. Одрейд заглянула в стандартный туалет и  ванную.  Стандартные
удобства, примыкающие помещения для Дротуйлы и Там были такими же.  Чуть
позже она осмотрела переоборудованный корабль.
   Здесь было все необходимое. Включая ненавязчивые элементы  психологи-
ческой поддержки - приглушенные тона, знакомая обстановка, все в окруже-
нии для того, чтобы не возбуждать ментальные процессы. Она отдала приказ
к взлету прежде, чем вернулась в трапезную.
   На низком столе уже ждала еда - голубые плоды, сладкие и похожие вку-
сом на сливу, острый желтый слой на хлебе, соответствующий ее  энергети-
ческим потребностям. Очень хорошо. Она следила, как назначенная  послуш-
ница выполняет свою незаметную работу,  устраивая  дела  Матери  Настоя-
тельницы. На секунду мелькнуло имя - Суйпол. Темная маленькая фигурка  с
круглым спокойным лицом и соответствующим поведением.
   "Не из выдающихся, но испытанно полезна".
   Внезапно Одрейд поразило то, что в  этом  назначении  таился  элемент
бессердечия.
   "Маленькая свита, чтобы не оскорбить Достопочтенных Матерей. И  чтобы
свести наши потери к минимуму".
   - Ты распаковала все мои вещи, Суйпол?
   - Да, Матерь Настоятельница. - Очень горда тем, что  ее  выбрали  для
этого важного назначения. Это сквозило в ее походке, когда она вышла.
   "Есть кое-что, Суйпол, что ты не сможешь распаковать. Это в моей  го-
лове".
   Ни одна из бенеджессериток из Дома Ордена не покидала планету без оп-
ределенного груза шовинизма. Остальные  места  никогда  не  смогут  быть
столь прекрасными, столь тихими, столь приятными как родина.
   "Но Дом Ордена именно таков".
   Это был аспект, в котором она никогда раньше не рассматривала пустын-
ную трансформацию. Дом Ордена удалялся сам. Уходить,  чтобы  никогда  не
вернуться, по крайней мере во время жизни тех, кто знает это сейчас. Это
было так, словно тебя покидал любимый родитель - со злобой и презрением.
   "Ты больше ничего для меня не значишь, дитя".
   На своем пути к званию Преподобной Матери, их очень рано  учили,  что
путешествие может представлять мирный путь для большинства. Одрейд хоте-
ла взять в полной мере эти преимущества полета и немедленно  сказала  об
этом спутницам после еды.
   - Расскажите мне подробности.
   Суйпол отправилась позвать Тамалан.  Одрейд  говорила  в  собственной
краткой манере Там.
   - Обследуй оборудование и доложи, что мне стоит посмотреть. Возьми  с
собой Дортуйлу.
   - У нее хорошая голова. - Высокая оценка для Там.
   - Когда пройдем, изолируйте меня, насколько возможно.
   Часть пути Одрейд провела, пристегнувшись ремнями в сетке своей койки
и занимаясь составлением того, что она называла последней волей и  заве-
щанием.
   "А кто будет исполнителем?"
   Ее личным выбором была Мурбелла, особенно после  Единения  с  Шианой.
Все же... Заброшенная Дюна оставалась потенциальным кандидатом, если  их
предприятие на Узловой провалится.
   Кое-кто полагал, что любая Преподобная Матерь может служить, если вы-
бор падет на нее. Но не в эти времена. Не с такой подготовкой. Не  каза-
лось, чтобы Достопочтенные Матери избежали западни.
   "Если мы правильно судили о них. И данные  Мурбеллы  мы  использовали
как могли. Мы открыли Достопочтенным Матерям вход, и  как  же  заманчиво
его появление! Их не постигнет окончательный  разгром,  пока  они  хоро-
шенько не увязнут в ловушке. Слишком поздно!
   Но если мы проиграем?"
   Выжившие (если они будут) будут презирать Одрейд.
   "Я часто  ощущала себя ничтожной, но никогда не была объектом презре-
ния. И все же решения, что я сделала, никогда не будут приняты большинс-
твом Сестер. В конце концов, я не стала извиняться... даже перед теми, с
кем я  в Единении. Они знают,  что мои ответы идут из тьмы,  что была до
рассвета человечества. Любая  из  нас может сделать ошибочный шаг,  даже
глупый шаг. Но мой план может принести нам победу.  Не будет "только вы-
живших". Наш Грааль требует, чтобы мы упорно держались вместе.  Мы нужны
человечеству! Иногда им нужна религия.  Иногда им надо только знать, что
их вера так же пуста,  как и их надежды на благородство. В нас - их под-
пора. Когда маски будут сняты, останется одно - Наша Ниша".
   Она ощутила, что корабль тянет ее в ловушку. Ближе и ближе к страшной
опасности.
   "Я сама иду под топор - не он идет ко мне".
   Никаких мыслей насчет того, как истребить этого  врага.  Никаких,  до
тех пор, пока Рассеяние не  увеличит  человеческое  население  насколько
возможно. Таково течение на картах Достопочтенной Матери.
   Высокое гудение и вспышка оранжевого света, что дала знать  о  прибы-
тии, вывели ее из покоя. Она выбралась из ремней и, вместе с Там Дортуй-
лой и Суйпол позади нее, прошла вслед за сопровождающим к  транспортному
шлюзу, где на присосках был закреплен дальний лихтер. Одрейд  посмотрела
на огни, видимые на сканнере, укрепленном на переборке. Невероятно мало!
   - Сейчас только девятнадцать часов, - сказал Дункан. -  Мы  приблизи-
лись настолько, насколько можем подвести наш нуль-корабль. У  них  здесь
вокруг Узловой наверняка есть гиперпространственные датчики.
   Белл, единственный раз, согласилась.
   "Не рискуй кораблем. Он здесь, чтобы осуществлять  внешнюю  защиту  и
получать твои передачи, а не чтобы выдавать врагу  Матерь  Настоятельни-
цу."
   Лихтер был передовым датчиком нуль-корабля, дающим знать о том, с чем
он встречается.
   "А я головной датчик, слабое тело с тонкими инструмент томи".
   В шлюзе были указательные стрелки. Одрейд пошла впереди.  Они  прошли
небольшую трубу в свободном падении. Она обнаружила, что находится в не-
ожиданно роскошной каюте. Суйпол, тяжело приземлившись после нее, узнала
ее и поднялась на очко в оценке Одрейд.
   - Это был корабль контрабандистов.
   Их ожидала некая личность. По запаху это был мужчина, но колпак пило-
та, ощетинившийся коннекторами, скрывал его лицо.
   - Все пристегнулись?
   Мужской голос в передаче этого прибора.
   "Его выбрал Тег, он будет лучше всего".
   Одрейд скользнула в сиденье позади посадочного борта и нашла бугорча-
тый выступ, что разматывался в пристегивающуюся сеть. Она услышала,  что
остальные послушались команды пилота:
   - Все пристегнулись? Оставайтесь пристегнутыми, покуда я не скажу.  -
Его голос исходил из плавающего передатчика позади его сидения у  панели
управления.
   Пупок вдавился внутрь со звуком "Бап!" Одрейд ощутила  мягкое  движе-
ние, но взгляд назад показал, что нуль-корабль удаляется с огромной ско-
ростью. Он мгновенно пропал из виду.
   "Отправился по своим делам, прежде, чем кто-нибудь  сможет  прийти  и
посмотреть, что там".
   Лихтер двигался удивительно быстро. Сканеры докладывали о планетарных
станциях и переходных барьерах на девятнадцать - плюс часов, но  мерцаю-
щие точки, обозначавшие их, были видны только потому, что они увеличива-
лись. Окошечко сканера говорило о том, что станции можно  будет  увидеть
невооруженным глазом чуть позже двенадцати по здешнему времени.
   Ощущение движения внезапно исчезло, и Одрейд больше не ощущала  уско-
рения, о котором говорили ее глаза. "Подвесная каюта. Иксианской  техно-
логии для нультранспортировки здесь мало". Где Тег ей овладел?
   "Нет необходимости мне знать об этом. Зачем говорить  Матери  Настоя-
тельнице, где находится каждая дубовая плантация?"
   Она наблюдала за началом контактов сенсоров в течение  часа  и  молча
возблагодарила проницательность Айдахо.
   "Мы начинаем узнавать этих Достопочтенных Матерей".
   Защитная схема Узловой была видна даже без сканера.
   Перекрывающие планы! Как и предсказывал Тег.  Зная,  как  расположены
эти барьеры, люди Тега могли создать другую сферу вокруг планеты.
   "Конечно, это не так просто".
   Неужели Достопочтенные Матери так доверяют всеобъемлющей власти,  что
пренебрегают элементарными предосторожностями?
   Четвертая Планетарная станция начала вызывать их, когда они были  как
раз под ней уже три часа.
   - Назовите себя!
   Одрейд послышалось в этой команде "или прочих".
   Ответ пилота явно озадачил наблюдателей.
   - Вы находитесь в маленьком корабле контрабандистов?
   "Значит, они узнали его. Тег еще раз оказался прав".
   - Я чуть не сжег сенсорные устройства во время пути, - заявил  пилот.
- Я добавлю для доверия нам. Заставлю их верить, что  вы  все  безопасно
пристегнуты.
   - Почему вы увеличиваете скорость? - заметила Четвертая.
   Одрейд наклонилась вперед.
   - Повторите пароль и скажите, что наш отряд слишком устал от  долгого
пребывания в тесных каютах. Добавьте, что я снабжена из предосторожности
датчиком жизненных сигналов, чтобы поднять по тревоге моих  людей,  если
мне придется умереть.
   "Они не найдут вживленного датчика! Умница Дункан. И  разве  Белл  не
удивило то, что, как он  обнаружил ее, он спрятал в  корабельных  Систе-
мах? "Еще романтика!"
   Пилот передал ее слова. В ответ пришел приказ:
   - Снизьте скорость и придерживайтесь для посадки следующих координат.
До этой точки мы берем контроль над вашим кораблем в свои руки.
   Пилот коснулся желтого поля своего пульта.
   - Они поступают как раз так, как предполагал Башар. -  В  его  голосе
прозвучало злорадство. Он снял с головы колпак и обернулся. Одрейд  была
потрясена.
   "Киборг!"
   Вместо лица была металлическая маска с двумя мерцающими  серебристыми
шарами вместо глаз.
   "Мы становимся на зыбкую почву".
   - Они не сказали вам? - спросил он. - Не жалейте  понапрасну.  Я  был
мертв, а это дало мне жизнь. Это Клайрби, Матерь Настоятельница. И когда
я умру на этот раз, это купит мне жизнь в качестве гхолы.
   "Проклятье! Мы меняем монеты на то, что мы можем  отбросить.  Слишком
поздно менять что-либо. И это план Тега. Но... Клайрби?"
   Лихтер приземлился с мягкостью, говорившей  о  превосходном  контроле
Четвертой. Одрейд уловила этот момент только по тому, что ландшафт на ее
сканнере больше не двигался. Нуль-поле было  отключено,  и  она  ощутила
притяжение. Люк прямо перед ней открылся. Погода  была  приятно  теплой.
Снаружи послышался шум. Дети играют в какую-то подвижную игру?
   Сзади подплыл багаж. Она вышла на короткую лестницу  и  увидела,  что
шум действительно исходил от группы детей, играющих на ближнем поле.  Им
было уже гораздо больше десяти, и все - девочки. Они гоняли надувной мяч
туда и обратно, и во время игры вопили и визжали.
   "Сценка для нашего удовольствия?"
   Одрейд почувствовала, что похоже. На этом поле было около двух  тысяч
юных женщин.
   "Смотрите, через какую толпу призванных мы идем!"
   Никто не приветствовал ее, но она увидела знакомое строение внизу  на
подготовленной лужайке, слева от нее. Очевидно,  сооружение  Космической
Гильдии с недавно пристроенной башенкой. Оглянувшись, она  заговорила  о
башенке, давая имплантированному датчику сведения об изменении  в  плане
местности, составленном Тегом. Ни один  из  тех,  кто  когда-либо  видел
строения Гильдии, не мог бы отнести это на какой-либо иной счет.
   Так было на всех планетах Узловой. Где-то в записях Гильдии несомнен-
но был его серийный номер и  код.  Это  было  так  долго  под  контролем
Гильдии, еще до прихода Достопочтенных Матерей, что в первый момент  вы-
садки, при обретении "почвы под ногами",  все  вокруг  них  имело  запах
Гильдии. Даже игровое поле, устроенное для внешних встреч Навигаторов  в
их гигантских контейнерах меланжа.
   Запах Гильдии - он состоял из Иксианской технологии и разработок  На-
вигаторов - сооружения, завернутые вокруг пространства наиболее  энерго-
сохраняющим образом, прямые дороги, немного  скользящих  тротуаров.  Они
были расточительны и им требовалось только притяжение. Никаких цветочных
насаждений вблизи посадочной площадки. Они могли быть случайно  разруше-
ны. И эта постоянная серость всех сооружений - не серебристых,  а  туск-
лых, как кожа Тлейлаксу.
   Сооружение слева от нее было огромным строением с выступами - некото-
рые округлые, некоторые угловатые. Оно не было дорогой  гостиницей.  Ма-
ленькие роскошные комнатки, конечно, но это было редкостью и  предназна-
чалось для Очень Важных Персон, в основном инспекторов Гильдии.
   "Тег еще  раз  прав.  Достопочтенные  Матери  сохраняют  существующие
структуры, минимально их переустраивая. Башня!"
   Одрейд напомнила себе это: "Это не только иной мир, но также  и  иное
общество со своей собственной социальной спайкой".  Она  имела  к  этому
ключ после Единения с Мурбеллой, но не думала, что она проникнет в тайну
того, что держит Достопочтенных Матерей в единстве. Конечно,  не  только
это жажда власти.
   - Мы пойдем пешком, - сказала она и первой пошла вниз по  ровной  лу-
жайке к гигантскому строению.
   "До свидания, Клайрби. Уводи свой корабль быстро, как сможешь.  Пусть
это станет нашим первым большим сюрпризом для Достопочтенных Матерей".
   По мере их приближения строение Гильдии все сильнее нависало над  ни-
ми.
   Когда Одрейд увидела одну из этих функциональных конструкций, ее  по-
разило сильнее, нежели когда-нибудь то, что  кто-то  предпринял  великий
труд по планированию всего этого.  Намеренная  детализация  всего,  хотя
временами приходится до этого докапываться. Бюджет диктовал  ограничение
расходов во многих случаях, и предпочтение отдавалось  долговечности,  а
не бросающейся в глаза роскоши. Пойди на компромисс и, как и все компро-
миссы, он не удовлетворит ни одну из сторон. Контролеры  Гильдии  несом-
ненно жаловались на стоимость, и  теперешние  жильцы  по-прежнему  могли
чувствовать раздражение на недальновидность. Не имеет значения. Это  уже
было, и теперь его надо использовать. Еще один компромисс.
   Вестибюль был меньше, чем она ожидала. Некоторые  внутренние  измене-
ния. Только около шести метров в длину и, возможно, четырех метров в ши-
рину. Когда они вошли, приемное окошечко оказалось справа. Одрейд сказа-
ла, чтобы Суйпол зарегистрировала прибытие их группы и знаком  показала,
что остальным следует ждать в открытом пространстве на достаточном расс-
тоянии друг от друга. Предательство неуправляемо.
   Дортуйла явно ожидала его. Она казалась покорной.
   Одрейд тщательно осмотрела и прокомментировала то, что  их  окружало.
Полно ком-камер, но остальные...
   Каждый раз, как она посещала такие места, она чувствовала себя как  в
музее. Иная Память говорила, что жилища такого типа существенно не меня-
ются эпохами. Даже в ранних временах  она  находила  прототипы.  Отблеск
прошлого в отсветах канделябров - огромные сверкающие сооружения, имити-
рующие электрические приборы, но украшенные светящимися шарами.  Два  из
них возвышались до потолка, как воображаемые космические корабли, нисхо-
дящие в великолепии своем из пустоты.
   Здесь были и еще отблески прошлого, которые заметили бы немногие  жи-
тели этих времен.  Устройство  приемной  за  зарешеченными  отверстиями,
пространство для ожидания с его смесью сидений и  неудобным  освещением,
знаками, указывающими на  службы  -  ресторан,  наркокабинеты,  бар  для
встреч, бассейн и залы для прочих упражнений, комнаты автомассажа и вся-
кое прочее. Только язык и шрифт изменились с тех давних пор Если бы  был
понятен язык, то и до-космические примитивы поняли бы  эти  обозначения.
Это было место временного пребывания.
   Полным-полно охранных установок. Некоторые имели вид артефактов  вре-
мен Рассеяния. Икс и Гильдия никогда не тратили золото на  ком-камеры  и
сенсоры.
   Френетический танец  роботослуг  в приемной  - они сновали туда-сюда,
убирали, подбирали сор,  провожали новоприбывших Группе Одрейд предшест-
вовала компания  четырех иксианцев. Она уделила им особое внимание.  Как
важны, но полны страха.
   Ее глаза бенегессеритки всегда узнавали народ Икса, несмотря на  отв-
ращение. Основная структура  их  общества  отпечатывалась  на  индивиду-
альностях. Иксианцы демонстрировали Хогбеповское отношение к своей  нау-
ке: ее политические и экономические потребности определяли  допустимость
исследований. Так сказать, наивная невинность Иксианских социальных меч-
таний стала реальностью бюрократического централизма - новой  аристокра-
тией. Так они пришли к упадку, который не могло остановить ничто,  какие
бы компромиссы с Достопочтенными  Матерями  ни  приехала  заключать  это
группа.
   "Все равно, чем ни кончилось бы наше соперничество, Икс умирает. Сви-
детельство: ни одного значительного иксианского новшества в течение сто-
летий".
   Суйпол вернулась.
   - Они просят нас подождать сопровождающих.
   Одрейд решила начать переговоры немедленно с дружеского разговора для
развлечения Суйпол, наблюдателей и слушателей на ее нуль-корабле.
   - Суйпол, ты заметила этих иксианцев перед нами?
   - Да, Матерь Настоятельница.
   - Заметь их получше. Это продукты умирающего  общества.  Наивно  ожи-
дать, что какая-нибудь бюрократия примет блестящие новшества и  применит
их к лучшему. Бюрократия задает другие вопросы. Знаешь, какие?
   - Нет, Матерь Настоятельница. - Она сказала это после того, как  оки-
нула все вокруг испытующим взглядом.
   "Она знает! Но видит, что я делаю. Зачем мы здесь? Я недооценила ее".
   - Это типичные вопросы, Суйпол: кто получит кредит? Кому попадет, ес-
ли возникнут проблемы? Пошатнет ли это властные структуры,  оплачивающие
нашу работу? Или это сделает некоторое подчиненное отделение более  важ-
ным?
   Суйпол кивала, следуя намекам, но ее взгляд  на  наблюдательные  уст-
ройства мог бы быть и менее неприкрытым.
   Все равно.
   - Это политические вопросы, - сказала  Одрейд.  Они  показывают,  как
стремления бюрократии прямо противоположны нуждам приспособления к изме-
нениям. Приспособляемость есть первое требование выживания.
   "Пришло время поговорить непосредственно с нашими хозяевами".
   Одрейд подняла глаза вверх, выбрав выступающую на канделябре  ком-ка-
меру.
   - Заметь этих иксианцев. Их "разум детерминистской вселенной" дал до-
рогу "разуму в неограниченной вселенной" где случается что угодно. Твор-
ческая анархия есть путь выживания в такой вселенной.
   - Благодарю вас за урок, Матерь Настоятельница.
   "Будь благословенна, Суйпол".
   - После всего их опыта общения с нами, - сказала Суйпол, -  они,  ко-
нечно, больше не спрашивают о нашей верности друг другу.
   "Да охранят ее Судьбы! Эта уже готова для Страстей, но может  никогда
не увидеть их".
   Одрейд могла только согласиться с выводом послушницы. Согласие с  пу-
тями Бене Джессерит шло извне, из тех постоянно  контролируемых  тонкос-
тей, что держали их Дом в порядке. Это был не философский,  а  прагмати-
ческий взгляд на свободу воли. Любое заявление, которое Сестры могли  бы
сделать по поводу собственного выбора пути во враждебной Вселенной,  ле-
жало в добросовестном соблюдении взаимной верности, в соглашении,  выко-
ванном Страстями. Дом Ордена и его немногие оставшиеся ответвления  были
питомниками порядка, основанного на передаче знаний и Единении. Не осно-
вывалось на невинности. Это было утрачено очень давно. Это  было  прочно
закреплено в политическом сознании и взгляде на историю, независимом  от
других законов и обычаев.
   - Мы не машины, - сказала Одрейд, бросив взгляд  на  автоматы  вокруг
них. - Мы всегда полагаемся на личные взаимооотношения, никогда не зная,
куда они нас могут завести.
   Тамалан подошла к Одрейд.
   - Не думаете ли вы, что они могли бы наконец хоть весточку  нам  пос-
лать?
   - Они уже подали нам весть, Там, запихнув нас во второсортную  гости-
ницу. А я ответила.


   В конечном счете, все известно, потому, что ты хочешь верить, что  ты
все знаешь.
   Дзенсуннитский коан

   Тег глубоко вздохнул. Прямо по курсу лежала Гамму, точно там, где, по
словам навигаторов, она должна была находиться после выхода из подпрост-
ранства. Он стоял рядом с бдительной Стрегги, видя все  на  дисплее  ко-
мандного отсека своего флагманского корабля.
   Стрегги не нравилось, что он стоит на своих ногах, а не сидит  у  нее
на плечах. Она чувствовала себя ненужной среди военного оборудования. Ее
настороженный взгляд был прикован к  экрану  мультипроектора  командного
центра. Адъютанты, умело сновавшие сквозь поля и оболочки, одетые в  не-
понятные железяки, знали, что они делают. У нее были лишь смутные догад-
ки об их обязанностях.
   Компьютерная доска, предназначенная для передачи приказов Тега, лежа-
ла под его ладонями, покачиваясь на суспензорах. Командное поле создава-
ло слабое голубое свечение вокруг его рук. На его  плечах  легко  лежала
серебристая подкова связи с атакующими силами. Она казалась здесь  более
на своем месте, вместо того, чтобы выглядеть слишком большой по  отноше-
нию к его маленькому телу, чем командная связь его прежней жизни.
   Никто из тех, кто окружал его, больше не спрашивал, действительно  ли
в этом детском теле находится их прославленный Башар. Они просто  прини-
мали его приказы с проворной готовностью.
   Система, к которой они направлялись,  выглядела  с  этого  расстояния
обычно: солнце и захваченные им планеты. Но Гамму в центре фокуса не бы-
ла обычной. Айдахо родился здесь, здесь обучался его  гхола,  его  изна-
чальная память восстанавливалась здесь.
   "И здесь я изменился".
   Тег не мог объяснить того, что обнаружил в себе после переживаний вы-
живания на Гамму. Физическая скорость иссушила его тело и лишила способ-
ности видеть нулькорабли, локализовать их  на  воображаемом  экране  как
блок пространства, воспроизведенный в его мозгу.
   Он подозревал дикое проявление Атреидских генов. В нем были обнаруже-
ны клейменые клетки, их цель не была раскрыта. Заведующие Выведением бе-
негессеритки эпохами занимались этим. Было мало сомнений в том, что  они
могли бы рассматривать эту способность как  нечто  потенциально  опасное
для них. Они могли использовать ее, но он точно бы потерял свободу.
   Он изгнал из своих мыслей эти воспоминания.
   - Ставится ловушка.
   "Действие!"
   Тег ощутил, что приходит в знакомое состояние. Было ощущение  восхож-
дения к освежающему просветлению, когда планирование закончилось. Теории
были сформулированы,  альтернативы  тщательно  проработаны,  подчиненные
расставлены по местам, все досконально изложено.  Его  ведущие  ключевых
эскадрилий запомнили все о Гамму - где возможна помощь партизан,  каждую
воронку от снаряда, каждое известное укрепление и какие пути отступления
наиболее уязвимы. Он в особенности предупредил  их  о  Футарах.  Вероят-
ность, что эти гуманоидные твари могут быть союзниками, не  должна  быть
упущена. Мятежники, которые помогли бегству гхолы Айдахо с Гамму настаи-
вали, что Футары были созданы, чтобы выслеживать и истреблять  Достопоч-
тенных Матерей. Зная расчеты Дортуйлы и прочих можно было почти пожалеть
Достопочтенных Матерей, если это было правдой, за исключением того,  что
жалость может быть распространена на тех, кто  никогда  не  оказывал  ее
другим.
   Атака была предпринята по намеченному плану - разведывательные кораб-
ли снижаются, формируя приманку-заграждение, и тяжелые корабли становят-
ся в боевую позицию. Тег стал теперь тем, о чем он думал как об "инстру-
менте моих инструментов". Было трудно определить, что командовало и  что
исполняло.
   "Теперь начинается тонкая игра".
   Он боялся неизвестного. Хороший командир твердо хранит это в  памяти.
Всегда есть неизвестные факторы.
   Ловушки приближались к защитному периметру. Он видел не-корабли врага
и датчики подпространства - яркие точки, выстраивающиеся в его сознании.
Тег наложил их на порядки своих сил. Каждый приказ, который ему придется
отдать, должен казаться возникающим из плана сражения, который знали все
они.
   Он ощутил благодарность за то, что Мурбелла не присоединилась к  ним.
Каждая Преподобная Матерь могла бы проникнуть в его хитрость.  Но  никто
не подвергал сомнению приказ Одрейд, чтобы Мурбелла ждала вместе со сво-
им отрядом на безопасном расстоянии.
   "Это потенциальная Матерь Настоятельница. Охраняй ее получше".
   Взрывное разрушение ловушек началось со случайных появлений  сверкаю-
щих вспышек вокруг планеты. Он наклонился вперед, вглядываясь  в  проек-
тор.
   - Есть схема!
   Это была не такая уж и схема, но его слова породили веру и сердца лю-
дей забились чаще. Никто и не сомневался, что Башар нашел уязвимые точки
в защите. Его руки взметнулись над панелью управления,  посылая  корабли
навстречу сверкающим вспышкам, что очищали пространство  позади  них  от
вражеских осколков.
   - Все в порядке! Пусть идут!
   Он занес курс флагмана прямо в Навигацию и затем все  внимание  отдал
Огневому Контролю. Молчаливые взрывы испещрили точками пространство вок-
руг, покуда его флагман расправлялся с оставшимися элементами защиты пе-
риметра Гамму.
   - Еще ловушки! - приказал он.
   На экране проектора замерцали шары белого света.
   Внимание командного отсека сконцентрировалось на экранах, а не на  их
Башаре.
   "Неожиданность!" Тег, как раз этим прославившийся, еще раз подтвердил
свою репутацию.
   - Я нахожу это странно романтичным, - сказала Стрегги.
   "Романтичным?" Да нет в этом никакой романтики! Время  романтики  уже
миновало и еще придет. Определенная аура должна окружать планы для  при-
дания им силы. Он признавал это. Историки создали свое  собственное  от-
ветвление драмы-включающей-романтику. Но сейчас? Сейчас время  адренали-
на!
   Романтика отвлекает тебя  от  необходимостей.  Тебе  приходится  быть
внутренне холодным, держаться чистой и нетронутой линии между разумом  и
телом.
   Пока его руки двигались по командному пульту, Тег понял, что подвину-
ло Стрегги заговорить. Здесь должно было  создаться  нечто  примитивное,
касающееся смерти и разрушения. Это был момент, выходящий из нормального
порядка. Волнующее возвращение к древним племенным схемам.
   Она чувствовала, как в ее груди бьется тамтам, и голоса поют:  "Убей!
Убей! Убей!"
    Его видение нуль-кораблей охраны показывало,  как  в  панике  бегут
уцелевшие.
   "Хорошо. Паника - средство рассеять и ослабить врагов".
   - Здесь Баронство.
   Айдахо присвоил старое название Харконнена  раскинувшемуся  городу  с
его гигантским черным центральным районом из пластистали.
   - Мы сядем на северной Площадке.
   Он говорил, но его руки отдавали приказы.
   "Теперь быстро!"
   На короткое время, пока они высаживали войска, нуль-корабли  станови-
лись видимыми и уязвимыми. Он  держал  составляющие  всех  сил  подконт-
рольными его командному пульту, и ответственность была тяжелой.
   - Это только отвлекающий маневр. Мы входим и выходим после того,  как
нанесли серьезный урон. Наша настоящая цель - Узловая.
   Прощальное указание Одрейд сохранилось в памяти: "Достопочтенные  Ма-
тери должны получить урок, какого не имели никогда. Напади на нас, и  ты
получишь тяжелый удар. Надави на нас, и страдания будут невыносимы.  Они
слышали о карах бенегессериток. У нас недобрая слава. Несомненно,  Коро-
лева Пауков слегка хихикнет. Ты должен забить ей это хихиканье  в  глот-
ку!"
   - Покинуть корабль!
   Это был уязвимый момент. Пространство вокруг них оставалось свободным
от угрозы,  но огненные копья тянулись дугой с востока. Его артиллеристы
могли удержать их. Он сконцентрировался на вероятности того, что вражес-
кие нулькорабли  могут  вернуться  для самоубийственной атаки. Проекторы
командного узла показывали его тяжелые корабли и транспортеры, выходящие
из нижних отсеков. Ударная сила,  бронированная элита на суспензорах уже
взяла под защиту периметр.
   Затем появились переносные ком-камеры для расширения его поля  наблю-
дения и передачи точных деталей вторжения. Коммуникация, ключ к  гибкому
командованию, но она также показывает и кровавые разрушения.
   - Все чисто!
   На командном узле прозвучал сигнал.
   Он поднялся с Площадки и переместился в зону полной невидимости.  Те-
перь только коммуникационные связи давали защитникам ключ к его позиции,
но она был скрыта схемой ловушек.
   Проекторы показали чудовищный прямоугольник древнего центра Харконне-
на. Он был построен в виде квартала из поглощавшего свет металла,  чтобы
там содержать рабов. Элита жила в особняках среди садов наверху.  Досто-
почтенные Матери вернули ему его прежнее подавляющее назначение.
   Три его гигантских ударных корабля появились в поле зрения.
   - Очистите высоту от этого! - приказал он. - Сметите все,  но  поста-
райтесь как можно меньше разрушить сооружение.
   Он знал, что его слова были ненужными, но говорил для облегчения. Лю-
бой в атакующих войсках знал, чего он хочет.
   - Доложите обстановку! - приказал он.
   Из подковы на его плечах начала поступать информация. Он занес ее  во
вторичную. Система наблюдения показала, как его войска очищают периметр.
Сражение в высоте и внизу было выиграно, по крайней мере,  на  пятьдесят
отсчетов времени раньше. Идет куда лучше, чем он ожидал. Значит,  Досто-
почтенные Матери держали свои тяжелые вооружения вне планеты, не  ожидая
мощной атаки. Знакомая повадка. Он поблагодарил Айдахо  за  то,  что  он
предугадал это.
   "Они ослеплены властью. Они думают, что тяжелое вооружение - для кос-
моса и только легкие войска для планетарных сражений. Тяжелое вооружение
можно в случае необходимости вызвать вниз. Нет  смысла  держать  его  на
планете. Слишком много энергии тратится. Кроме того, сознание того,  что
вверху все тяжелые войска оказывает успокаивающее действие на порабощен-
ное население".
   Концепции Айдахо в смысле вооружения были опустошающими.
   "Мы заботимся, чтобы сосредоточить наш ум на том, что  мы,  по  нашим
уверениям, знаем. Снаряд есть снаряд, даже если он миниатюризирован  для
того, чтобы содержать яды или биологические препараты".
   Новаторство в орудийном оснащении привело  к  повышению  мобильности.
Стало возможным единообразие. И Айдахо вернулся к защитным  полям  с  их
устрашающей разрушительной силой, когда в них попадал лазерный луч.  За-
щитные поля на суспензорах, скрытые в том, что  казалось  солдатами  (на
самом деле это были накачанные газом униформы), были  выдвинуты  впереди
войск. Лазерный огонь по ним вызывал  чистый  атомный  огонь,  очищающий
большие районы.
   "Неужто Узловая падет так легко?"
   Тег сомневался в этом. Необходимость вызывала быстрое  приспособление
к новым методам.
   "Они могут доставить защитные экраны на Узловую в течение двух дней".
   И никаких запретов насчет использования их.
   Защитные поля победили Древнюю Империю, как ему было известно,  из-за
странно важного набора слов, называемого "Великой  Конвенцией".  Честные
люди не злоупотребляли оружием своего феодального общества. Если  ты  не
чтил Конвенцию, твои пэры объединялись против тебя. Более  того,  у  них
имелось непостижимое "Лицо", которое некоторые называли "Гордостью".
   "Лицо! Мое место в стае".
   - Это стоило нам очень немногого, - сказала Стрегги.
   Она становилась прямо-таки военным аналитиком, причем, на  вкус  Тега
слишком банальным. Стрегги имела в виду, что они потеряли не  много  лю-
дей, но возможно она говорила вернее, чем знала.
   "Трудно представить, что дешевые затеи выполнят задание, -  говаривал
Айдахо, - Но это мощное оружие".
   Если твое оружие стоит только малой части энергии, затраченной  твоим
врагом, ты имеешь мощный рычаг, который может  одолеть  непреодолимые  с
виду трудности. Продли столкновение, и ты истощишь резервы  врага.  Твой
враг падет потому, что его контроль над производством и  рабочими  поте-
рян.
   - Можем начать отход, - сказал он, отвернувшись от проекторов,  в  то
время, как его руки повторили приказ. - Я хочу, чтобы как  можно  скорее
доложили о несчастных случаях... - он осекся и повернулся  на  внезапное
движение.
   "Мурбелла"
   Ее изображение повторялось на всех экранах узла. Изображения грохота-
ли ее голосом:
   - Почему вы не обращаете внимания на донесения с периметра? - Она пе-
рехватила управление его пультом и проекторы показали полевого  команди-
ра, захваченного на середине фразы:
   - ...приказы, мне придется отвергнуть их просьбу.
   - Повторите, - сказала Мурбелла.
   Потное лицо полевого командира повернулось к  переносной  ком-камере.
Система сбалансировала его изображение, и теперь он смотрел прямо в гла-
за Тегу.
   - Повторяю: у меня тут самозваные беженцы, просят убежища. Их предво-
дитель говорит, что у него есть договор, по которому Сестры должны удов-
летворить его просьбу, но без приказа...
   - Кто он? - спросил Тег.
   - Он называет себя Рабби.
   Тег повернулся, чтобы снова взять под контроль пульт.
   - Я не знаю никакого...
   - Подождите! - опередила Мурбелла.
   "Как она это делает?"
   Снова узел заполнил ее голос.
   - Доставьте его и его людей на флагман. Быстро. - Она заглушила пере-
дачу с периметра.
   Тег был оскорблен, но положение его было невыгодным. Он  выбрал  одно
из множества изображений и сердито зыркнул на него.
   - Как вы осмеливаетесь вмешиваться?
   - Потому, что у вас нет точных данных. Рабби действует по праву. При-
готовьтесь с почетом принять его.
   - Объяснитесь.
   - Нет! Вам этого не надо знать. Но я имела право принять это решение,
когда увидела, что вы не отвечаете.
   - Этот командир был в районе отвлекающего маневра! Не важно, что...
   - Но просьба Рабби имеет преимущество.
   - Вы не подходите для Матери Настоятельницы!
   - Может, даже хуже. А теперь слушайте меня. Доставьте  этих  беженцев
на флагман. И приготовьтесь встретить меня.
   - Категорически против! Вы должны оставаться там, где находитесь!
   - Башар! В его просьбе есть кое-что, требующее  внимания  Преподобной
Матери. Он говорит, что они в опасности из-за того, что  дали  временное
убежище Преподобной Матери Луцилле. Смиритесь с этим  или  покиньте  ко-
мандный пульт!
   - Тогда позвольте мне собрать на борту своих людей и сначала  отойти.
Мы встретимся, когда эвакуируемся.
   - Согласна. Но обращайтесь с этими беженцами вежливо.
   - А теперь исчезните с моих экранов! Вы ослепили  меня,  и  это  было
глупо!
   - Вы все прекрасно держите под контролем, Башар. За время этого  про-
бела другой наш корабль принял четырех Футаров. Они пришли просить, что-
бы мы доставили их к Поводырям, но я приказала держать их  под  стражей.
Обращайтесь с ними чрезвычайно осторожно.
   Проекторы узла снова показывали ход сражения. Тег еще раз дал  приказ
своим силам собраться. Он был разозлен, и прошли минуты, прежде, чем  он
восстановил чувство командования. Знала ли Мурбелла, как  она  подорвала
его авторитет? Или следует списать это на счет той важности, которую она
придавала беженцам?
   Когда ситуация была снова под контролем, он передал пульт в  управле-
ние адъютанта и, на плечах Стрегги, отправился взглянуть на этих  важных
беженцев. Что было в них такого жизненно важного, что Мурбелла  рискнула
вмешаться?
   Они были на палубе для бронетранспортеров, закоченевшая группка,  ко-
торую держали поодаль по приказу осторожного командира.
   "Кто знает, что скрывают эти неизвестные?"
   Рабби, которого можно было узнать, так как он уже говорил  с  полевым
командиром, стоял вместе с женщиной в коричневом облачении рядом со сво-
ими людьми. Это был маленький бородатый человечек в белой  ермолке.  Хо-
лодный свет придавал ему древний вид. Женщина  прикрывала  глаза  рукой.
Рабби говорил, и его слова становились по мере приближения Тега  внятны-
ми.
   Женщина была под атакой многословия.
   - Падет тот, кто вознесся в гордыне своей!
   Не убирая руки, защищающей глаза, женщина ответила:
   - Я не возгордилась от того, что я несу.
   - Не мощью, что может тебе принести это знание?
   Прижав колени, Тег приказал Стрегги остановиться в  десяти  шагах  от
них. Его командир посмотрел на Тега, но остался на месте, готовый к  за-
щите, если окажется, что это диверсия.
   "Хороший парень".
   Женщина клонила голову все ниже и прижимала руку к глазам, покуда го-
ворила.
   - Разве нам не предлагают знания, которые мы  могли  бы  использовать
ради святого дела?
   - Дочь! - Рабби держался напряженно прямо. - Чему бы мы ни могли нау-
читься ради лучшего служения, это никогда не будет делом  великим.  Все,
что мы зовем знанием, было лишь для того, чтобы окружить все,  что  сми-
ренное сердце может удержать, все это будет не более,  чем  единственное
зернышко в борозде.
   Тег ощутил, что не хочет вмешиваться.
   "Ну и древняя же манера разговора". Эта пара забавляла его. Остальные
беженцы прислушивались к разговору с восхищенным вниманием. Только поле-
вой командир Тега казался равнодушным, внимательно следя за  чужаками  и
делая временами знаки рукой адъютантам.
   Женщина по-прежнему почтительно склоняла голову  и  прикрывала  глаза
рукой, но по-прежнему защищалась.
   - Даже семя, брошенное в борозду, может породить жизнь.
   Губы Рабби мрачно вытянулись тонкой линией, затем:
   - Без воды и ухода, иначе говоря, без  благословения  и  слова  жизни
нет.
   Плечи женщины  вздрогнули  от  глубокого  вздоха,  но  она,  отвечая,
по-прежнему оставалась в странно смиренной позе.
   - Рабби, я слушаю и повинуюсь. И все же, я должна почитать  это  зна-
ние, что было мне доверено, потому, что оно содержит те самые  наставле-
ния, что вы только что провозгласили.
   Рабби положил руку на ее плечо.
   - Тогда сообщи же их тем, кто ждет их, и да не войдет зло туда,  куда
ты идешь.
   Молчание сказало Тегу, что аргументы иссякли. Он  поторопил  Стрегги.
Но прежде, чем она двинулась, сзади подошла Мурбелла и кивнула Рабби, не
отрывая взгляда от женщины.
   - Именем Бене Джессерит и во имя нашего долга перед вами, я приглашаю
вас и даю вам убежище, - сказала Мурбелла.
   Женщина в коричневом опустила руку, и Тег  увидел  контактные  линзы,
поблескивающие в ее ладони. Она подняла  голову,  и  вокруг  послышались
удивленные вздохи. Глаза женщины были совершенно голубыми от пристрастия
к спайсу, но в них была также и внутренняя  сила,  присущая  пережившему
Страсти. Мурбелла сразу же определила: "Дикая  Преподобная  Матерь!"  Со
времен Фременов Дюны не было известно ни об одной из них. Женщина покло-
нилась Мурбелле.
   - Меня зовут Ребекка. И я полна радости быть вместе с вами. Рабби ду-
мает, что я глупая гусыня, но у меня есть золотое яйцо, поскольку я несу
Лампады: семь миллионов шесть тысяч двадцать две  сотни  и  четырнадцать
Преподобных Матерей, и они по праву ваши.


   Ответы суть опасная хватка вселенной. Они могут  показаться  имеющими
смысл, но ничего не объяснить.
   Дзенсуннитскай Кнут

   Когда ожидание обещанного сопровождения  затянулось,  Одрейд  сначала
разозлилась, потом развеселилась. Наконец, она начала ходить за роботами
вестибюля, мешая их движениям. Большинство из них было небольшого разме-
ра и ни один не казался гуманоидным.
   "Функционалы. Отличительное клеймо Иксианских рабов. Работа,  работа,
работа, беспокойный маленький аккомпанемент жизни на Узловой или ее  эк-
виваленте где бы то ни было".
   Они были столь на своем месте, что мало кто замечал их. Поскольку они
не могли работать, когда им нарочно мешали, они неподвижно застыли, жуж-
жа.
   "У Достопочтенных Матерей слабое чувство юмора или вообще  его  нет."
"Я знаю, Мурбелла. Я знаю. Но получили ли они мое послание?"
   Дортуйла явно устала. Она уже не боялась и рассматривала эти антики с
широкой ухмылкой. Там, казалось, не одобряет этого, но относится к этому
терпимо. Суйпол веселилась. Одрейд пришлось удерживать ее  от  помощи  в
остановке устройств.
   "Пусть неприязнь достанется мне, дитя. Я знаю, что приготовлено мне".
   Когда она была уверена, что сделала свое дело, Одрейд стала прямо под
канделябром.
   - Иди ко мне, Там, - сказала она.
   Тамалан послушно встала перед Одрейд с внимательным выражением лица.
   - Заметила ли ты,  Там,  что  современные  вестибюли  становятся  все
меньше?
   Тамалан окинула вокруг себя взглядом.
   - Когда-то вестибюли были большими, - сказала Одрейд. - Чтобы создать
престижное чувство пространства для имеющих  власть  и  подавить  прочих
своей важностью, конечно.
   Тамалан уловила дух пьески Одрейд и сказала:
   - В те дни ты казался важным, если ты вообще путешествовал.
   Одрейд посмотрела на обездвиженных роботов, рассеявшихся по полу вес-
тибюля. Некоторые гудели и дрожали. Остальные спокойно ждали, когда при-
дет кто-нибудь или что-нибудь и возобновит порядок.
   Автосекретарь, фаллосообразная трубка из черного плаза с одиноко поб-
лескивающей ком-камерой, выдвинулась из своей клетки и пробралась  между
остановленными роботами прямо к Одрейд.
   - Как сегодня сыро, - произнес тягучий женский голос. - О чем  только
думает Погода.
   Одрейд после этого обратилась к Тамалан:
   - Зачем они запрограммировали эти механизмы на  подражание  дружеским
человеческим чувствам?
   - Это непристойно, - согласилась Тамалан. Она оттерла автосекретаря и
тот вернулся к изучению своих инструкций, но больше не двигался. Внезап-
но Одрейд осознала, что затронула силу, что развязала Бутлерианский Джи-
хад - мотивацию толпы.
   "Мое собственное предубеждение!"
   Она изучала механизмы, стоящие перед ними. Они ждали указаний или на-
до прямо обращаться к этим штукам?
   Еще четыре робота вошли в вестибюль и Одрейд узнала багаж ее  группы,
сложенный на них.
   "Все наши вещи тщательно просмотрели, я уверена. Ищите если вам угод-
но. Мы не несем и намека на наши легионы".
   Четыре робота быстро проехали в конец комнаты и  обнаружили,  что  их
путь перекрыт неподвижными роботами. Багажные роботы остановились и жда-
ли, когда это уникальное состояние дел будет ликвидировано. Одрейд улыб-
нулась, глядя на них.
   - Вот и появились знаки преходящих убежищ наших тайных сущностей.
   "Убежище и тайна".
   Слова, предназначенные для того, чтобы поддразнить наблюдателей.
   "Давай, Там! Ты знаешь эту хитрость. Смути же это ненормальное содер-
жание бессознательности, пусть у них появится чувство  уязвленности  не-
возможностью разгадать. Заставь их трястись, как  я  заставила  роботов.
Пусть они изведутся. В чем настоящая сила этих бенегессеритских ведьм?"
   Тамалан уловила намек.
   "Укрытия и тайные сущности".
   Она объяснила устройству  слежения  тоном,  предназначенным  для  ма-
леньких детей:
   - Что вы забираете, когда покидаете свое гнездо?  Не  станете  же  вы
упаковывать все? Или вы ограничитесь тем, что необходимо?
   "Что сочли бы необходимым наблюдатели? Средства гигиены  или  одежду,
которую стирают или сменную? Оружие? Они искали это в - нашем багаже. Но
Преподобные Матери предпочитают не носить видимого оружия".
   - Какое безобразное место, - сказала Дортуйла, присоединяясь к  Тама-
лан стоящей перед Одрейд и подыгрывая. - Можно подумать, что все это на-
рочно.
   "Ах, вы грязные соглядатаи. Посмотрите на Дортуйлу. Помните ее? Поче-
му она вернулась, когда должна бы знать, что вы можете  с  ней  сделать?
Скормить Футарам? Видите, как мало это тревожит ее?"
   - Это место временного пребывания,  Дортуйла,  -  сказала  Одрейд.  -
Большинство народа никогда не захотел бы иметь его местом своего  назна-
чения. Беспокойство, и некоторые неудобства  только  напоминают  вам  об
этом.
   - Остановка на обочине, и никогда она не станет ничем большим,  разве
что ее не перестроят полностью, - сказала Дортуйла.
   Слышали ли они? Одрейд устремила взгляд, полный  крайнего  хладнокро-
вия, на выбранную ей ком-камеру.
   "Это убожество выдает намерение. Это говорит  нам:  "Мы  снабдим  вас
кое-чем для желудка, кроватью, местом для освобождения мочевого пузыря и
кишечника, местом для проведения маленьких ритуалов ухода,  необходимого
телу, но вы быстро уйдете, потому что на самом деле нам нужна  та  энер-
гия, что вы оставляете позади себя".
   Автосекретарь объехал вокруг Тамалан и Дортуйлы, еще раз пытаясь  за-
говорить с Одрейд.
   - Вы немедленно отведете нас в наши комнаты! - сказала Одрейд, гневно
смотря в глаз циклопа.
   - О, боже мой! Мы были невнимательны!
   Где они отыскали такой  слащавый  голос?  Отвратительный.  Но  Одрейд
меньше, чем за минуту вышла из вестибюля вслед за роботами, везущими  их
багаж. Суйпол сразу сзади, вслед за ней Тамалан и Дортуйла.
   Одно крыло здания, мимо которого они проходили,  выглядело  заброшен-
ным. Означало ли это, что движение на Узловой шло к упадку? Ставни вдоль
всего коридора были запечатаны. Что-то скрывают? В возникшем из-за этого
полумраке она отметила пыль на полу и косяках, и лишь редкие следы меха-
низмов, поддерживающих порядок. Попытка скрыть то, что находится за эти-
ми окнами? Вряд ли. Иногда эти окна открывались.
   Она заметила схему в том, что поддерживалось очень  небольшое  движе-
ние. Влияние Достопочтенных Матерей. Кто бы осмелился много  бродить  по
окрестностям, когда безопаснее закопаться и молиться, чтобы тебя не  за-
метили опасные мародеры. Подходные тропинки к элитарным частным  кварти-
рам должны были поддерживаться в порядке. Только лучших обслуживали луч-
шим образом.
   "Когда появятся беженцы с Гамму, места хватит".
   В вестибюле робот передал Суйпол указательный пульсер.
   - Чтобы вы потом нашли дорогу. - Круглый голубой шарик с желтой  ука-
зательной стрелкой, плавающей в нем, чтобы указывать выбранный  путь.  -
Когда прибудете, зазвонит колокольчик.
   Колокольчик на пульсере зазвенел.
   "Ну, и куда мы пришли?"
   В другое место,  которое  их  хозяева  снабдили  "всеми  удобствами",
по-прежнему делая его отвратительным. Комнаты с мягкими желтыми  полами,
бледными розовато-лиловыми стенами, белые потолки.  Вращающихся  стульев
не было. Спасибо и за то, что даже их отсутствие говорило скорее об эко-
номии, чем о заботе о пристрастиях  гостей.  Подобные  кресла  требовали
ухода и дорогостоящего персонала. Она увидела мебель, обитую пермафлокс-
ной тканью. И под тканью она почувствовала пластичную упругость.  Все  в
комнате было разных цветов. Кровать вызвала небольшой шок. Некто  принял
просьбу о жестком тюфяке слишком буквально. Плоская поверхность  черного
лака. Никакого белья.
   Суйпол, увидев это, начала было протестовать, но Одрейд приказала  ей
замолчать. Несмотря на средства, Бене Джессерит комфорт  иногда  пускали
побоку. Сначала дело. Это был первый приказ. Если Матери  Настоятельнице
придется разок поспать на жесткой поверхности без белья, это можно пере-
жить во имя долга. Кроме прочего, бенегессеритки умели приспосабливаться
к таким несущественным помехам. Одрейд закалила себя для неудобств, соз-
навая, что если она воспротивится, то может столкнуться с другим нарочи-
тым оскорблением.
   "Пусть добавят этим себе еще неуместного удовольствия и пусть  побес-
покоятся насчет этого".
   Вызов пришел, когда она инспектировала остальные их комнаты,  выражая
минимальную заботу и открытое веселье. Из потолочных вентиляционных  от-
верстий проговорил назойливый голос, когда Одрейд и ее спутницы вошли  в
гостиную:
   - Вернитесь в вестибюль, где вас ожидают ваши сопровождающие к  Вели-
кой Достопочтенной Матери.
   - Я пойду одна, - сказала Одрай, пресекая возражения.
   В хрупком кресле, там,  где коридор выходил в вестибюль, ожидала Дос-
топочтенная Мать  в зеленом. Лицо ее было похоже на замковую стену - ка-
мень на камне. Рот словно шлюз, через который она затягивала сквозь про-
зрачную соломинку  какую-то  жидкость. По соломинке поднимался пурпурный
поток. Жидкость сладко пахла.  Глаза словно копья,  вставшие щетиной над
крепостным валом. Нос - склон, по которому глаза скатывают вниз свою не-
нависть. Подбородок: слабый.  В таком подбородке нет необходимости. Зад-
няя мысль. Что-то  осталось  от старой конструкции.  Можно видеть в этом
ребенка. И  волосы  - искусственно  окрашенные в темный тусклокоричневый
цвет. Неважно. Глаза, нос, рот были более важны.
   Женщина медленно поднялась, нагло, подчеркивая, что даже тем, что за-
метила присутствие Одрейд, она уже оказала ей честь.
   - Великая Достопочтенная Мать согласна принять вас.
   Низкий, почти мужской голос. Гордыня вознеслась так высоко,  что  она
демонстрировала ее во всем, что бы ни делала. Плотно спрессована  с  не-
подвижной предвзятостью. Она знала так много, что была  ходячим  образом
невежества и страхов. Одрейд видела в ней полное проявление беззащитнос-
ти Достопочтенных Матерей.
   После множества поворотов и коридоров, хорошо  освещенных  и  чистых,
они пришли в длинную комнату - солнце льется сквозь ряд  окон,  туманный
военный прибор в одном  конце,  изображения  космических  и  планетарных
карт. Центр паутины Королевы Пауков? Одрейд усомнилась. Устройство слиш-
ком очевидно. Нечто предназначенное не для Рассеяния, но в  цели  трудно
ошибиться. Поля, которыми управляют люди, имеют  физические  пределы,  а
колпак для ментального  интерфейса  не  мог  ничем  иным,  хотя  он  был
овальной формы и особого грязно-желтого цвета.
   Она окинула комнату взглядом. Бедно обставлена. Несколько  суспензор-
ных кресел и маленьких столиков, большое пустое пространство, где (пред-
положительно) могли ожидать распоряжений люди. Никакой суматохи. Предпо-
ложительно, это был оперативный центр.
   "И этим пытаться поразить ведьму!"
   Окна на длинной стене открывали вымощенный плитами тротуар и сады  за
ним. И все это было лишь постановкой пьесы!
   "Где Королева Пауков? Где она спит? Как выглядит ее логово?"
   С тротуара через перекрытую аркой дверь вошли две женщины. Обе были в
красном со сверкающими на платьях арабесками  и  изображениями  дракона.
Ради эффекта усыпанные камнями Су.
   Одрейд молчала, проявляя осторожность, покуда не кончилось  представ-
ление сопровождающей, которая говорила как можно скупо, и  затем  спешно
ушла.
   Без подсказок Мурбеллы та высокая, что стояла рядом с Королевой  Пау-
ков, была бы принята Одрейд за начальника. Но ей была та, что ниже. Вос-
хитительно.
   "Эта не рвется к власти. Она проползает в  щели.  Однажды  ее  Сестры
встанут перед свершившимся фактом. Она здесь, прочно устроилась  посере-
дине. И кто сможет противиться? Спустя десять минут после того, как  по-
кинешь ее, трудно будет вспомнить предмет твоих возражении".
   Две женщины рассматривали Одрейд с одинаковой настойчивостью.
   "Прекрасно. Сейчас это и нужно".
   Вид Королевы Пауков был неожиданным. До этого момента  бенегессеритки
не имели описания ее внешности. Только временные проекции,  воображаемые
изображения, построенные на основе отдельной  отрывочной  информации.  И
вот, наконец, она здесь. Маленькая женщина,  как  и  ожидалось,  красное
трико под платьем обтягивало слабые  мускулы.  Лицо  -  незапоминающийся
овал с вкрадчивыми карими глазами, в которых плясали оранжевые искорки.
   "Боится и злится на то, что не  может  найти  точной  причины  своего
страха. Единственная ее мишень - я. Что она думает вытянуть из меня?"
   Адьютантка была другой - с виду куда более опасной. Золотистые волосы
завиты с чрезвычайной тщательностью, нос с легкой горбинкой, тонкие  гу-
бы, высокие скулы туго обтянуты кожей. И злобный взгляд.
   Одрейд снова окинула взглядом черты Королевы Пауков: нос, который  бы
любой с трудом описал через минуту после того, как расстался с ней.
   "Прямой? Да, что-то в этом роде".
   Брови под цвет соломенно-желтых волос. Когда рот открывался,  он  был
видимым розовым пятном, и почти незаметен, когда закрыт. Это было  лицо,
на котором вряд ли можно было на чем-либо сконцентрировать взгляд, и по-
тому черты его были как бы смазаны.
   - Значит, вы возглавляете Орден Бене Джессерит.
   Голос соответственно тихий. Странно склоняемый Галакт, но не  жаргон,
хотя он и чувствовался за ее  словами.  Лингвистические  штучки.  Знания
Мурбеллы подчеркивали это.
   "У них есть нечто, близкое к Гласу. Не совсем то, что вы дали мне, но
есть другое, что они могут делать, словесные выверты такого типа".
   Словесные выверты.
   - Как мне следует обращаться к вам? - спросила Одрейд.
   - Я слышала, что вы называете меня Королевой Пауков. - Оранжевые точ-
ки злобно запрыгали в ее глазах.
   - Здесь центр вашей паутины, и принимая  во  внимание  вашу  огромную
власть, я опасаюсь прибегать к этому имени.
   - Так, значит, вот что вы заметили - мою власть.
   Чушь!
   Первое, что заметила Одрейд на самом деле, был запах этой женщины. Ее
прямо-таки выкупали в каких-то мерзких духах.
   "Скрывает свои феромоны?"
   Знает о том, что бенегессеритки могут судить на  основе  самых  малых
ощущенческих данных? Возможно. Как раз наверное поэтому она и  предпочла
эти духи. Гнусная стряпня имела что-то вроде подчеркнутого привкуса  эк-
зотических цветов. Что-то с родины?
   Королева Пауков коснулась рукой своей незапоминаемой щеки.
   - Можете называть меня Дама.
   Ее спутница возмутилась:
   - Это же первый враг на Миллионе Планет!
   "Вот как они представляют Древнюю Империю".
   Дама поняла руку, приказывая замолчать. Как небрежно и как разоблача-
юще. Одрейд увидела яркое напоминание о Беллонде  в  глазах  адъютантки.
Оттуда выглядывала бдительная злоба и выискивала место для удара.
   - Большинство обязано обращаться ко мне как к Великой  Достопочтенной
Матери, - сказала Дама, - я оказываю вам честь. - Она указала на  перек-
рытую аркой дверь у себя за спиной. - Мы выйдем наружу,  только  вдвоем,
покуда будем говорить.
   Никакого приглашения - это была команда.
   Одрейд остановилась у двери, чтобы посмотреть на вывешенную там  кар-
ту. Белая на черном, маленькие черточки дорожек  и  неровные  контуры  с
надписями на Галакте. Это были сады за тротуаром,  обозначения  насажде-
ний. Одрейд наклонилась поближе, чтобы рассмотреть  карту,  покуда  Дама
ждала с изумительным терпением. Да, тайные деревья и  кустарники,  очень
немногие со съедобными плодами. Гордыня  обладания,  и  эта  карта  была
предназначена подчеркнуть ее.
   Во дворике Одрейд сказала:
   - Я обратила внимание на ваши духи.
   Дама вернулась мыслями в воспоминания и ее голос, когда она ответила,
носил слабые их отзвуки.
   "Цветочный идентификатор для нее - купина. Представьте себе!  Но  она
одновременно и грустит и злится, когда думает об этом. И  ей  любопытно,
почему я придаю этому значение".
   - Другими словами, кустарник мог бы и не признать меня, - сказала Да-
ма.
   "Интересный выбор наклонения глагола".
   Галакт с сильным акцентом было не так  трудно  понять.  Она  несозна-
тельно приноравливалась к слушателю.
   "Хороший слух. Ей хватает нескольких секунд, чтобы понаблюдать,  пос-
лушать и приспособиться говорить так, чтобы ее  понимали.  Очень  старое
искусство, которое быстро воспринимают люди".
   По мысли Одрейд, это вело происхождение от защитной окраски.
   "Не хочет, чтобы ее принимали за чужака".
   Приспособляемость, встроенная в гены. Достопочтенные Матери не  утра-
тили ее, но в этом была их  уязвимость.  Непроизвольные  оттенки  голоса
нельзя было скрыть полностью, а они многое открывали.
   Несмотря на свое вульгарное тщеславие, Дама была умна и держала  себя
в руках. Было приятно прийти к такому  мнению.  Определенная  многоречи-
вость не была необходима.
   Одрейд остановилась, когда Дама остановилась  в  конце  дворика.  Они
стояли почти плечом к плечу, и Одрейд, осматривая сад, была поражена его
почти бенеджессеритским видом.
   - Начинайте вашу игру, - сказала Дама.
   - Какую ценность я представляю, как заложница? - спросила Одрейд.
   Оранжевая вспышка в глазах!
   - Очевидно, вы уже спрашивали себя об этом, - сказала Одрейд.
   - Продолжайте. - Оранжевое сияние угасает.
   - У Сестер есть трое, способных меня заменить. -  Одрейд  посмотрела,
как могла пронзительно. - Мы можем ослабить друг друга так, что и мы,  и
вы погибнем.
   - Мы могли бы раздавить вас, как насекомое!
   "Берегись оранжевого"
   Одрейд не остановило предупреждение извне.
   - Но рука, что раздавит нас, загноится, и когда-нибудь болезнь пожрет
вас.
   "Не входя в подробности яснее заявить невозможно".
   - Невозможно! - Оранжевый взгляд.
   - Неужели вы думаете, что мы не знаем, как вас оттеснили сюда враги?
   "Мой наиболее опасный гамбит".
   Одрейд увидела, что это возымело  действие.  Мрачный  взгляд  не  был
единственным заметным ответом Дамы. Оранжевое угасло, оставив  ее  глаза
странным спокойным несоответствием на пылающем лице.
   Одрейд кивнула, словно Дама ответила.
   - Мы могли бы оставить вас беззащитными перед теми, кто напал на вас,
теми, кто загнал вас в этот мешок.
   - Вы думаете, что мы...
   - Мы знаем.
   "По крайней мере, я знаю".
   Знание вызвало одновременно восторг и страх.
   "Что может подавить этих женщин?"
   - Мы просто собираем силы перед тем...
   - Перед тем, как вернуться на арену, где вас, несомненно, сокрушат...
где вы не сможете рассчитывать на численный перевес.
   Голос Дамы снова заговорил на мягком Галакте, который Одрейд понимала
с трудом.
   - Значит, они были у вас... и сделали свое предложение. Как же  глупо
вы поступили, доверившись им...
   - Я не сказала, что мы поверили.
   - Если бы вернулась Логно... - кивок, обозначавший адьютантку в  ком-
нате, - и услышала, в каком тоне вы разговариваете со мной, вы умерли бы
скорее, чем я успела бы предупредить вас.
   - По счастью, здесь нас только двое.
   - Не рассчитывайте, что это поможет вам в дальнейшем.
   Одрейд бросила через плечо взгляд на здание. Изменения  в  планировке
Гильдии были очевидны: длинный фасад окон, много редкого дерева и  укра-
шенных драгоценными камнями плит.
   "Богатство".
   Она имела дело с таким богатством, которое трудно представить.  Любое
из желаний Дамы, из того, что могло ей  дать  подчиненное  общество,  не
могло быть не исполнено. Кроме свободы вернуться в Рассеяние.
   Как цепко держалась Дама за фантазии, что ее ссылка может окончиться?
   И какая сила заставила такую власть так приблизиться к Древней  Импе-
рии? Почему здесь? Одрейд не осмеливалась спрашивать.
   - Мы продолжим в моих апартаментах, - сказала Дама.
   "Наконец в логово Королевы Пауков!"
   Апартаменты Дамы были частью головоломки. Богато устланные полы.  Она
сбросила сандалии и пошла босиком ко входу. Одрейд последовала за ней.
   "Посмотри на ороговевшую плоть ее ступней! Опасное оружие поддержива-
ется в хорошем состоянии".
   Не столько мягкий пол, как сама комната озадачивала Одрейд. Одно  ма-
ленькое окно выходило в тщательно подстриженный ботанический сад.  Ника-
ких картин на стенах. Никаких украшений. Вентиляционная решетка отбрасы-
вала полосы тени над дверью, в которую они вошли. Еще одна дверь справа.
Еще одна вентиляционная труба. Две серые мягкие кушетки.  Два  маленьких
блестящих черных боковых пульта. Еще один пульт побольше, золотого цвета
с зеленым мерцающим индикатором  контрольного  поля.  Одрейд  определила
гладкий прямоугольный контур как встроенный в золотой пульт проектор.
   "Ах, это ее рабочая комната. Разве мы будем работать?"
   Это место для полнейшей сосредоточенности. Приняты  все  меры,  чтобы
устранить помехи. С какими помехами смирилась бы Дама?
   "Где же разубранные комнаты? Ей приходится жить так же, как и окружа-
ющим. Не всегда можно поставить ментальный барьер, чтобы  воспрепятство-
вать окружающим тебя вещам, создающим разлад в твоей душе. Если  ты  хо-
чешь настоящего комфорта, твой дом не должен быть  построен  так,  чтобы
раздражать тебя, особенно со стороны случайностей. Она опасается случай-
ной уязвимости. Это действительно опасно, но у нее  есть  власть,  чтобы
ответить "Да".
   Это была старинная бенеджессеритская проницательность. Ты смотришь на
того, кто может сказать "Да". Никогда не возись с той мелкотой,  которая
может говорить только "нет". Ты ищешь того,  кто  может  дать  согласие,
заключить контракт, расплатиться за обещанное. Королева  Пауков  нечасто
говорила "да", но она имела для этого власть и знала это.
   "Мне следовало бы понять, когда она отвела меня в сторону.  Она  дала
мне первый знак, когда позволила называть, себя  Дамой. Не была ли я че-
ресчур опрометчива, когда организовала атаку Тега так, что не  смогу  ее
остановить? Слишком поздно для того, чтобы передумывать.  Я  знала  это,
когда дала ему волю.
   Но какие еще силы мы можем привлечь?"
   Одрейд зарегистрировала схему превосходства Дамы.
   Слова и жесты почти заставили Королеву Пауков сжаться,  обратиться  к
напряженному вслушиванию в собственное сердцебиение.
   "Пьеса должна разыгрываться дальше".
   Дама что-то делала на зеленом поле в верхней части пульта. Она  скон-
центрировалась на этом, не обращая внимания на Одрейд, что было одновре-
менно и оскорблением и комплиментом.
   "Ты не вмешаешься, ведьма, потому, что это в твоих же интересах, и ты
это знаешь. Кроме того, ты не настолько важная птица, чтобы смутить  ме-
ня".
   Дама казалась возбужденной.
   "Оказалось ли нападение на Гамму успешным? Начали ли прибывать бежен-
цы?"
   Оранжевый пылающий взгляд вонзился в Одрейд.
   - Ваш пилот только что уничтожил себя и  ваш  корабль,  вместо  того,
чтобы сдаться нашей инспекции. Что вы привезли?
   - Себя.
   - Вы передаете сигналы!
   - Которые говорят моим спутникам, жива я или нет.  Вы  уже  знали  об
этом. Некоторые из ваших предков сжигали корабли перед атакой. Чтобы бы-
ло некуда отступать.
   Одрейд говорила с утонченной осторожностью, приспосабливая тон и ско-
рость речи к ответной реакции Дамы.
   - Если мне повезет, вы дадите мне транспорт. Моим пилотом был киборг,
и шер не мог защитить его от ваших зондов. Его  приказ  состоял  в  том,
чтобы убить себя, но не попадать в ваши руки.
   - Передав нам координаты вашей планеты, - оранжевый  блеск  в  глазах
Дамы угас, но она все еще была взволнована. - Я не думала, что ваши люди
до такой степени повинуются вам.
   "Как же ты удерживаешь их без сексуальных связей, ведьма? Разве ответ
не очевиден? У нас нет секретных средств".
   "Теперь осторожнее", - предостерегла себя Одрейд.  Методический  под-
ход, готовый к новым требованиям. Пусть думает, что мы выбрали один  ме-
тод ответа и привязаны к нему. Как много она может о нас знать?  Она  не
знает, что даже Матерь Настоятельница может  быть  только  куском  мяса,
приманкой для того, чтобы получить новую информацию.  Дает  ли  это  нам
превосходство? Если так, то может ли тот, кто лучше обучен, победить то-
го, кто превосходит в скорости и числе?"
   У Одрейд не было ответа.
   Дама села за золотой пульт, оставив Одрейд стоять. Движения  выдавали
чувство гнезда. Она не часто покидала это  место.  Здесь  был  настоящий
центр ее паутины.
   Здесь было все, что казалось ей необходимым. Она привела Одрейд в эту
комнату, потому, что было бы неудобно быть где-либо еще. Ей было  не  по
себе в других помещениях, возможно, она даже чувствовала себя под  угро-
зой. Дама не стремилась накликать на себя опасность. Однажды  она  такое
сделала, но это было так давно, это осталось где-то позади.  Теперь  она
хотела только сидеть здесь в безопасности, в хорошо организованном коко-
не, где она могла манипулировать прочими.
   Одрейд поняла, что ее наблюдения прекрасно подтверждают  выводы  Бене
Джессерит. Сестры знали, как использовать свои рычаги.
   - Вам нечего больше сказать? - спросила Дама.
   "Тяни время".
   Одрейд решилась спросить.
   - Мне чрезвычайно любопытно, почему вы согласились на эту встречу?
   - Почему это вас интересует?
   - Это кажется... таким нехарактерным для вас.
   - Что характерно для нас, определять нам! - Очень раздражена.
   - Но что вас интересует в нас?
   - Вы думаете, что вы нам интересны?
   - Вероятно, вы даже находите нас замечательными, потому  что  мы  так
смотрим на вас.
   На лице Дамы промелькнуло выражение удовольствия.
   - Я знала, что вы будете восхищены нами.
   - Экзоты интересуются экзотами, - сказала Одрейд.
   Это вызвало понимающую улыбку на губах Дамы, улыбку того, чья любимая
зверюшка умна. Она встала и подошла к окну. Подозвав к себе Одрейд, Дама
показала на насаждения деревьев за первыми цветущими кустами и заговори-
ла с мягким акцентом, который так трудно было разобрать.
   Что-то коснулось внутреннего звонка тревоги. Одрейд погрузилась в по-
ток подобий, выискивая источник тревоги. Что-то в комнате Королевы  Пау-
ков? Мало что из того, что делала Дама, можно было смоделировать с  лег-
костью. Поскольку все это делалось с расчетом  на  производимый  эффект.
Тщательно спланировано.
   "А действительно ли она Королева Пауков? Или есть некто, более  могу-
щественный, и теперь он следит за нами?"
   Одрейд проработала эту мысль, быстро сортируя факты. Этот процесс да-
вал больше вопросов, чем ответов, ментальная стенография, близкая к мыс-
лительному процессу Ментатов. Выбирать факты по уместности и накладывать
на скрытый (но упорядоченный) фон. Порядок большей частью был  результа-
том человеческой деятельности. Хаос существовал в виде сырья, из которо-
го творится порядок. Таков был подход Ментата, не дающий неизменных  ис-
тин, но являющийся великолепным рычагом для выбора решений:  упорядочен-
ное накапливание данных в не-дискретной системе.
   Она пришла к Проектированию.
   "Они упиваются хаосом! Предпочитают его! Адреналиновые наркоманки!"
   Итак, Дама была Дамой, Великой Достопочтенной Матерью. Вечной  патро-
нессой. Вечной настоятельницей.
   "И нет никого, более могучего, кто бы мог наблюдать за нами. Но  Дама
верит, что это сделка. Можно подумать, что ей не приходилось делать это-
го раньше. Вот уж точно!"
   Дама коснулась незаметной точки под окном, и оно мгновенно почернело,
выдавая то, что окно было только проекцией. Открылся  выход  на  балкон,
выстланный темно-зеленой плиткой. Оттуда виделись насаждения, весьма от-
личные от тех, что были на изображении окна. Здесь сохранялся хаос,  ди-
кость была предоставлена самой себе, что казалось еще более заметным  на
фоне регулярных садов вдалеке. Ежевика, упавшие деревья, густой  кустар-
ник. И за ними отстоящие друг от друга на равном расстоянии  ряды  того,
что с виду казалось овощами с автоматическими сборщиками урожая, сновав-
шими туда и сюда, оставляя за собой голую землю.
   "Воистину, любовь к хаосу!"
   Королева Пауков улыбнулась и первой вышла на балкон.
   Выйдя, Одрейд еще раз остановилась от того, что она увидела.  Украше-
ния парапета слева от нее. Подобные живым  фигуры,  сделанные  из  почти
прозрачного материала, все пушистые и с искривленной поверхностью.
   Прищурившись, Одрейд рассмотрела фигуру и увидела, что она была пред-
назначена изображать человека. Мужчину или женщину? Плоскости  и  изгибы
колебались от случайного ветра. Тонкие, почти невидимые проволоки  (выг-
лядевшие, как шигавир), на которых она висела, выходили из слегка  изог-
нутой трубки, прикрепленной к полупрозрачному холмику. Нижние конечности
фигуры почти касались покрытой галькой поверхности поддерживающей  осно-
вы.
   Одрейд, захваченная зрелищем, смотрела.
   "Почему это напоминает мне "Пустоту" Шианы?"
   Когда ветер закачал фигуру, все творение, казалось, заплясало, време-
нами переходя на изящную походку, затем в медленный пируэт  и  кружилось
вокруг вытянутой ноги.
   - Это называется "Балетмейстер", - сказала Дама. - При некоторых нап-
равлениях ветра он высоко закидывает ноги. Я видела, как он бежал  изящ-
но, как марафонец. Иногда бывают  безобразные  короткие  движения,  руки
дергаются, словно он держит оружие. Прекрасен и безобразен -  все  одно.
Мне кажется, что художник неправильно назвал его.  "Тварь  Неведомая"  -
было бы вернее.
   "Прекрасен и безобразен - все одно. Тварь Неведомая."
   Это было ужасно для творения Шианы. Одрейд ощутила  холодный  всплеск
страха.
   - Кто создал ее?
   - Понятия не имею. Одна из моих предшественниц забрала ее с разрушен-
ной нами планеты. Почему это вас интересует?
   "Это вещь дикая, которой никто не может управлять".
   Но она сказала:
   - Мне кажется, обе мы ищем основу для взаимопонимания, пытаясь  найти
сходство между нами.
   Это вызвало оранжевую вспышку во взгляде.
   - Вы можете попытаться понять нас, но у нас нет нужды понимать вас.
   - Обе мы из женских обществ.
   - Опасно принимать нас за ваше ответвление!
   "Но по свидетельству Мурбеллы вы этим и являетесь, мы  сформировались
во время Рассеяния из Говорящих с Рыбами и Преподобных Матерей в экстре-
мальной ситуации".
   Совершенно бесхитростно, никого не одурачивая, Одрейд спросила:
   - Почему это опасно?
   Смех Дамы не был веселым. Мстительным.
   Одрейд быстро снова оценила опасность. Здесь требовалось большее, чем
бенеджессеритский подход проб и оценок. Эти  женщины  привыкли  в  гневе
убивать. Рефлекс. Дама сказала многое, говоря со своей адьютанткой.  Те-
перь Дама показала, что есть предел ее терпимости.
   "И все-таки, она по-своему пытается заключить сделку. Она  демонстри-
рует свои механические чудеса, свою  власть,  свое  богатство.  Никакого
предложения союза. Будьте добровольными слугами, ведьмы, нашими  рабами,
и мы многое простим. Захватить оставшиеся из  Миллиона  Планет?  Больше,
чем это, конечно, но число любопытное."
   После нового предостережения Одрейд изменила подход. Преподобные  Ма-
тери слишком легко следуют схеме приноравливания.
   "Я, конечно, слишком отлична от тебя, но я не уступлю ради согласия".
Так не подобало себя вести с Достопочтенными Матерями. Они  не  согласи-
лись бы ни на одно предложение, которое не могли бы держать  под  полным
контролем. Такова была формулировка превосходства Дамы над ее  Сестрами,
и потому она позволила Одрейд вести себя столь свободно.
   Дама снова заговорила в своей имперской манере.
   Одрейд слушала. Как странно, что  Королева  Пауков  считает  наиболее
привлекательной вещью, которую мог бы дать им Бене Джессерит, иммунность
против новых болезней.
   "Не этим ли загнали их сюда?"
   Ее искренность была наивной. Никак  не  выберешь  среди  этих  утоми-
тельных периодов времени для того, чтобы увидеть не приобрел ли ты  тай-
ных поселенцев в своем организме. Иногда это не тайна. Иногда  опасность
явная. Но Бене Джессерит может покончить с этим и будет достаточно  наг-
ражден.
   "Как приятно".
   По-прежнему каждое слово звучало мстительно. Одрейд поймала  себя  на
мысли: мстительно? Это не передает истинного ощущения. Что-то лежало бо-
лее глубоко.
   "Несознательная зависть к тому, что ты потеряла, когда откололась  от
нас?"
   Это была иная схема, и она была стилизована?
   Достопочтенные Матери впали в повторяющийся маньеризм.
   "А мы расстались с маньеризмом давным-давно".
   Это было больше, чем отказ признать происхождение от Бене  Джессерит.
Это было избавление от мусора.
   "Сбрасывай карты, когда утрачиваешь к ним интерес.
   Мелкота подберет мусор. Она больше занята тем,  что  ей  еще  хочется
сожрать, нежели тем, что гадит в своем гнезде".
   Порочность Достопочтенных Матерей была куда  глубже,  чем  ожидалось.
Куда более смертоносна для них самих и всего, что они контролировали.  И
они не могли столкнуться с ней, поскольку для них ее не существовало.
   "Никогда не существовало".
   Дама оставалась недоступным парадоксом. В ее мозгу  не  возникало  ни
единой мысли о союзе. Она, казалось, подбирается к этому,  но  лишь  для
того, чтобы прощупать врага.
   "Я была, в конце концов, права, выпустив Тега".
   Логно вышла из рабочей комнаты с подносом, на котором стояли два спи-
ральных стакана, почти до краев наполненных золотистой  жидкостью.  Дама
взяла один, понюхала и отпила с выражением удовольствия на лице.
   "Что за мстительный блеск в глазах Логно?"
   - Попробуйте это вино, - сказала Дама, делая знак  Одрейд.  -  Оно  с
планеты, о которой, я уверена, вы никогда не слышали, но на ней мы  сос-
редоточили необходимые условия для выращивания совершенного  золотистого
винограда для совершенного золотистого вина.
   Одрейд была очарована длинным сосуществованием человечества с их дра-
гоценным древним напитком. Бог Бахус. Ягоды, бродящие прямо на кусту или
в родовых погребах.
   - Оно не отравлено, - сказала Дама, когда Одрейд замешкалась. -  Уве-
ряю вас. Мы убиваем, когда это в наших интересах, но мы не грубы. Мы ос-
тавляем наиболее вульгарные пределы для масс. Я не принимаю вас за  одну
из толпы.
   Дама захихикала от собственного остроумия. Нарочитое дружелюбие  было
почти грубым.
   Одрейд взяла предложенный стакан и отпила.
   - Такие вещи кто-то изобретает, чтобы доставить нам  удовольствие,  -
сказала Дама, не отрывая взгляда от Одрейд.
   Одного глотка было достаточно. Одрейд ощутила незнакомое  вещество  и
за несколько биений сердца поняла его назначение.
   "Чтобы свести на нет мою шер-защиту против их зондов".
   Она приспособила свой метаболизм к тому, чтобы обезвредить  вещество,
затем объявила о том, что она сделала.
   Дама уставилась на Логно.
   - Так вот почему ни одна из этих штучек не действует на ведьм! А ты и
не подозревала никогда!
   - Это одна из иммунных систем, с помощью которых мы боремся с  болез-
нями, - сказала Одрейд.
   Дама швырнула стакан на плитки. Некоторое время ей  пришлось  восста-
навливать свою повадку. Логно медленно удалилась, держа поднос почти как
щит.
   "Значит, Дама не только пробралась к власти.  Ее  Сестры  считают  ее
смертельно опасной. Таковой следует и мне считать ее".
   - Кто-то заплатит за эти усилия впустую, - сказала Дама. Ее улыбка не
была приятной.
   "Кто-то.
   Кто-то сделал вино. Кто-то сделал танцующую фигуру. Кто-то  заплатит.
Конкретность никогда не имела значения, только удовольствие от необходи-
мости воздаяния. Раболепство."
   - Не прерывайте моих размышлений, - сказала Дама. Она подошла к пара-
пету и уставилась на Тварь Неведомую, очевидно восстанавливая свое  сос-
тояние заключения сделки.
   Одрейд отдала свое внимание Логно. Что  означает  эта  продолжающаяся
бдительность, хищное внимание, сосредоточенное на Даме?  Это  больше  не
простой страх. Логно внезапно показалась чрезвычайно опасной.
   "Яд!"
   Одрейд поняла это также ясно, как если бы адъютантка выкрикнула это.
   "Не я цель Логно. Пока нет. Она просто  воспользовалась  возможностью
претендовать на власть".
   Не было нужны смотреть на Даму. Момент смерти Королевы  Пауков  отра-
зился на лице Логно. Повернувшись, Одрейд убедилась в этом. Дама  лежала
кучей под Тварью Неведомой.
   - Меня вы будете называть Великой Достопочтенной Матерью,  -  сказала
Логно. - И вы поймете, что должны благодарить меня за это. Она (указывая
на груду в углу балкона) намеревалась предать вас и вырезать  ваших  лю-
дей. У меня другие планы. Я не уничтожаю полезное  оружие  в  час  нашей
острой необходимости в нем.


   Сражение?  Всегда  есть  желание  жизненного  пространства,   которое
где-нибудь да вызывает сражение.
   Башар Тег

   Мурбелла наблюдала за сражением за Узловую с бесстрастностью, которая
не соответствовала ее чувствам. Она стояла в кругу Поверенных в  команд-
ном центре своего нуль-корабля, и внимание ее было приковано к проекциям
сводок наземных ком-камер.
   Вокруг всей Узловой шла схватка - вспышки света  на  ночной  стороне,
серые взрывы на дневной. Основной удар, направляемый  Тегом,  приходился
на "Цитадель" - огромный курган Гильдии с новой башней близ  его  окруж-
ности. Хотя передачи жизненных сигналов Одрейд резко оборвались, ее ран-
ние донесения подтверждали, что Великая  Достопочтенная  Мать  находится
здесь, внутри.
   Необходимость следить издали помогала Мурбелле  сохранять  невозмути-
мость, но она ощущала возбуждение.
   "Интересные времена!"
   Этот корабль нес драгоценный груз. Миллионы с Лампад были  Объединены
и подготовлены к Рассеянию в свите, обычно  оставляемой  Матери  Настоя-
тельнице. Дикая Сестра с ее грузом Памяти здесь была прежде всего.
   "Золотое Яйцо, вот уж точно.
   Мурбелла подумала о тех, кто рисковал жизнью из-за пребывания в  этой
свите. Готовились к худшему. В добровольцах не было недостатка, и угроза
конфликта на Узловой свела к минимуму необходимость в спайсе, чтобы  за-
пустить Объединение, снизив опасность. Любой на корабле мог ощущать игру
Одрейд - все или ничего. Близкая угроза гибели была осознанной.  Необхо-
димо Единение!
   Превращение Преподобной Матери в набор  Воспоминаний,  передававшихся
от Сестры к Сестре дорогой ценой более не носило для нее  оттенка  чуда,
но Мурбелле по-прежнему внушала благоговейный страх ответственность. От-
вага Ребекки - и Луциллы!.. заслуживала восхищения.
   "Миллионы Живой Памяти! И все собрано в том, что Сестры зовут Экстре-
мис Прогрессива, дважды два, затем четырежды четыре и шестнадцатью шест-
надцать, покуда каждый не будет обладать ими всеми,  и  выживший  сможет
сохранить драгоценное собрание".
   То, что они делали в свите Преподобной Матери, имело похожий оттенок.
Эта идея больше не страшила Мурбеллу, но все равно она не была  обычной.
Слова Одрейд успокаивали ее.
   "Однажды ты окончательно привыкнешь к узам Иной  Памяти,  все  прочее
станет совершенно обычной перспективой, словно ты всегда ее знала".
   Мурбелла осознала, что Тег был готов умереть, защищая это умножившее-
ся знание, что было Сестринством Бене Джессерит.
   "Могу ли я сделать меньше?"
   Тег, больше не бывший абсолютной загадкой, оставался объектом почита-
ния. Одрейд Внутри усилило это напоминание о его успехах, затем:
   "Любопытно, как я справляюсь с этим? Спроси".
   Комкоманда ответила:
   - Ни слова. Но ее передачи могут быть  заблокированы  энергетическими
экранами.
   Они знали, кто в действительности задал этот вопрос. Это было написа-
но на их лицах.
   "Она захватила Одрейд!"
   Мурбелла снова сосредоточилась на сражении у Цитадели.
   Мурбеллу удивила ее собственная реакция. Все окрасилось  историческим
отвращением к повторяющейся нелепости войны, но все же ее яркий дух  ки-
пел в новоприобретенных способностях Бене Джессерит.
   Силы Достопочтенных Матерей здесь, внизу, имели хорошее оружие, отме-
тила она, и теплопоглотители Тега понесли потери, но даже пока она  наб-
людала, оборонительный периметр сократился. Она могла слышать вой, когда
огромный, сконструированный Айдахо разрушитель прошел скачками по прохо-
ду между высокими деревьями, сбивая защитников налево и направо.
   Иная Память дала ей точное сравнение. Это было, как в цирке. Причали-
вали корабли, извергая свое человеческое содержимое.
   "В центральный круг! Там Королева Пауков Деяния,  никогда  прежде  не
виданные глазами человеческими!".
   От личности Одрейд исходило ощущение веселья. "Как насчет  закрытости
Сестринства?
   Ты погибла здесь, внизу, Дар? Ты должна была. Королева Пауков обвинит
тебя и разъярится".
   Она увидела, что  деревья отбрасывают длинные полуденные тени поперек
дефиле атаки  Тега. Приглашающий ковер.  Он приказал своим людям обойти.
Не следовать по открытым улицам. Искать трудные пути подхода и следовать
по ним.
   Цитадель лежала в гигантском ботаническом саду.  Странные  деревья  и
еще более странные кустарники мешались с обычными растениями,  все  было
рассажено вокруг, словно разбросано танцующим ребенком.
   Мурбелла нашла метафору цирка привлекательной. Это давало перспективу
всему, что она видела.
   В ее голове прозвучало сообщение.
   "За ним танцующие животные, защитники Королевы Пауков, обязанные  по-
виноваться. А в первом круге главное событие, за ходом которого наблюда-
ет наш Создатель Колец, Майлз Тег! Его люди совершают невероятные  вещи.
Вот талантище!"
   Все имело привкус постановочных боев в римском цирке. Мурбелла оцени-
ла аллюзию. Это сделало наблюдение более богатым.
   "Приближаются боевые башни, набитые солдатами. Они ввязываются в бой.
Пламя лижет небо. Падают тела".
   Но здесь были  настоящие  тела,  настоящая  боль,  настоящая  смерть.
Чувства бенегессеритки заставили ее сожалеть о потерях.
   "Значит, так мои родители попали под чистку?"
   Сравнения Иной Памяти ушли. Теперь она видела Узловую  так  же,  как,
знала она, видит ее Тег. Кровавая жестокость, знакомая по памяти, и  все
же в новинку. Она видела, как атакующие наступают, слышала их.
   Женский голос:
   - Этот куст кричит на меня!
   Другой голос, мужской:
   - Нигде не говорится о том, где их вывели. Эта липкая дрянь жжет твою
кожу.
   Мурбелла слышала сражение на дальней стороне Цитадели, но оно  стано-
вилось неестественно тихим вокруг позиции  Тега.  Она  видела,  как  его
войска летят сквозь тень, устремляясь к башне. Там  был  Тег  на  плечах
Стрегги. Он улучил момент посмотреть на фасад,  находящийся  перед  ним,
затем чуть не бросился назад. Она выбрала проекцию, что  показывала  то,
на что он смотрел. Движение за окнами.
   Где же это чудесное оружие последнего удара, которым, как предполага-
лось, владеют Достопочтенные Матери?
   "Что он сделает сейчас?"
   Тег потерял свой Командный Кокон из-за лазерного удара извне основно-
го района действий. Кокон лежал на боку позади него, а он сидел,  выпря-
мившись, на плечах Стрегги среди закрывавших его  кустов,  некоторые  из
них еще дымились. Он потерял свой пульт управления вместе с коконом,  но
серебристая подковка связи на его плечах все еще  оставалась,  хотя  без
усилителей пульта она пришла в негодность. Поблизости в страхе прижались
к земле специалисты по связи, в панике  от  того,  что  потеряли  тесную
связь с действием.
   Сражение позади зданий становилось громче. Он слышал резкие  выкрики,
высокий свист сжигателей и низкое гудение лазерных пушек,  вперемежку  с
жестким свистом пуль ручного оружия. Где-то в стороне,  слева,  слышался
тяжелый грохот, который он узнал - тяжелые орудия в затруднении. Скребу-
щий звук агонии металла. Энергетическая система была  под  угрозой.  Она
тащилась по земле, возможно, создавая кутерьму в садах.
   Хэкер, личный адъютант Тега, появился позади Башара, зигзагом пересе-
кая переулок. Стрегги заметила его первой и повернулась без предупрежде-
ния, заставив Тега посмотреть на него. Хэкер, смуглый и  мускулистый,  с
нависшими бровями (сейчас мокрыми от пота), остановился прямо перед  Те-
гом и заговорил прежде, чем успел перевести дух:
   - Мы заткнули последние дырки, Башар.
   Хэкер повысил голос, чтобы перекрыть грохот боя и пронзительное  жуж-
жание передатчика за его левым плечом, из которого слышались тихие пере-
говоры, боевые отрывистые приказы.
   - Дальний периметр? - потребовал Тег.
   - Очистим через полчаса, не больше. Вам следует уйти  отсюда,  Башар.
Матерь Настоятельница предупреждала нас, чтобы мы оберегали вас  от  не-
нужной опасности.
   Тег показал на свой бесполезный пульт.
   - Почему у меня нет запасного Командного кокона?
   - Большой лазер сжег оба запасных одним выстрелом, когда они вышли.
   - Вместе?
   Хэкер почуял гнев.
   - Сэр, они были...
   - Ни одно важное оборудование нельзя высылать вместе. Я  хочу  знать,
кто ослушался приказа. - Спокойный голос незрелых голосовых  связок  был
куда более злобен, чем крик.
   - Да, Башар. - Четкое подчинение и  никакого  намека,  что  это  была
ошибка самого Хэкера.
   "Черт!"
   - Как скоро прибудет замена?
   - Через пять минут.
   - Доставьте резервный кокон скоро, как можете.  -  Тег  коснулся  шеи
Стрегги коленом.
   Прежде чем уйти, Хэкер заговорил.
   - Башар, они тоже получили подкрепление. Мне приказали другое.
   Тег подавил вздох. Такое случалось в битвах, но он не любил  зависеть
от примитивных коммуникаторов.
   - Мы закрепимся здесь. Достань еще переговорных устройств. -  У  них,
по крайней мере, есть диапазон действия.
   Хэкер окинул взглядом зелень вокруг них.
   - Здесь?
   - Мне не нравится вид этих зданий впереди. Эта башня господствует над
районом. И у них наверняка есть подземные подходы. Я бы устроил их.
   - Здесь ничего...
   - План в моей памяти не содержит этой башни. Доставь сюда  акустичес-
кие зонды, чтобы проверить почву. Я хочу, чтобы наш план был приведен  в
соответствие с моментом с помощью точной информации.
   Переговорник Хэкера взорвался громким криком:
   - Башар! Башар здесь?
   Стрегги подошла к Хэкерйу, не дожидаясь приказа. Тег взял  переговор-
ник, который высвистнул свой код, когда Тег схватил его.
   - Башар, беспорядки на Посадочной площадке. Около сотни их попытались
взлететь и врезались в экран. Выживших нет.
   - Какие-нибудь известия о Матери Настоятельнице или Королеве Пауков?
   - Отрицательные. Мы не можем сказать. Я имею в  виду,  это  настоящая
заваруха. Показать на экране?
   - Пошлите мне донесение. И продолжайте искать Одрейд!
   - Я говорю вам, что живых не осталось, Башар. - Затем щелканье и дру-
гой голос:
   - Донесение.
   Тег поднял к подбородку голосовой  передатчик  и  пролаял  отрывистый
приказ:
   - Опустите над Цитаделью ударный корабль. Сцену на Посадочной Площад-
ке и прочие их потери передайте открытым кодом. По всем отрядам. Удосто-
верьтесь, что они могут это видеть. Объявите, что на Посадочной Площадке
никто не выжил.
   Двойное щелканье приема-связи оборвало переговоры.
   Хэкер сказал:
   - Вы действительно думаете, что мы можем устрашить их?
   - Преподать им урок, - он повторил прощальные  слова  Одрейд.  -  Они
прискорбно забыли об образовании.
   Что случилось с Одрейд? Он был уверен, что она погибла, возможно, при
первых же потерях здесь. Она ожидала этого. Погибла, но не потеряна, ес-
ли Мурбелла сможет обуздать свою порывистость.
   Одрейд в этот момент смотрела прямо на Тега из башни. Логно заглушила
ее жизненный сигнал передачами противосигнального экрана и перевела ее в
башню сразу после прибытия первых беженцев с Гамму. Никто не  сомневался
в превосходстве Логно. Мертвая Достопочтенная Мать и другая  -  живая  -
было лишь знакомым обыкновением.
   Ожидая быть убитой в любой момент, Одрейд все же собирала данные, да-
же вступая в нуль-трубу вместе с охранниками. Труба  была  сохранившимся
со времен Рассеяния сооружением, прозрачным поршнем в прозрачном цилинд-
ре. Они миновали несколько препятствующих стен на этажах. В основном ви-
ды жилых районов и эзотерических металлических сооружений, которые,  как
Одрад догадывалась, имели военное назначение. Пышные свидетельства  ком-
форта и покоя становились все явственно по мере подъема.
   "Власть ползет вверх физически и физиологически".
   Вот они и наверху. Секция цилиндра открылась наружу, и охранники гру-
бо выпихнули ее на покрытый толстым ковром пол.
   "Рабочая комната, которую Дама показала мне внизу, была  иной  поста-
новкой пьесы".
   Одрейд ощутила секретность. Оборудование и обстановка здесь  были  бы
почти неузнаваемыми, не будь их в знаниях Мурбеллы. Значит, прочие цент-
ры действия были только для показухи. Потемкинские деревни для Преподоб-
ной Матери.
   "Логно врала насчет намерений Дамы. Меня должны были отпустить невре-
димой... поскольку я не несла полезной информации"
   Какую еще ложь продемонстрируют ей?
   Логно и прочие, кроме одной охранницы, прошли к консоли справа от Од-
рейд. Повернувшись на одной ноге, Одрейд осмотрелась.  Здесь был настоя-
щий центр. Она внимательно рассматривала его. Странное место. Аура сани-
тарии. Обработана химикалиями для очистки. Никаких заразных бактерий или
вирусов. Никаких чужаков в крови. Все дезинфицировано, словно как на ви-
трине с  редкостными яствами. А Дама проявляла интерес к бенеджессеритс-
кой иммунности  к болезням. Во времена Рассеяния велась бактериологичес-
кая война.
   "Им только одно от нас нужно!"
   И одна-единственная выжившая Преподобная Матерь могла  бы  удовлетво-
рить их интерес, если бы им удалось вырвать у нее информацию.
   Полный штат Бене Джессерит должен исследовать  нити  этой  паутины  и
посмотреть, куда они ведут.
   "Если мы победим".
   Операционный пульт, на котором сосредоточилась Логно, был меньше, чем
витринные. Этот был для работы пальцами. Колпак на низком столике  рядом
с Логно был небольшим и прозрачным, зонды свисали с него, как нити меду-
зы.
   "Шигавир для уверенности".
   Колпак демонстрировал близкое родство с  Т-зондом  времен  Рассеяния,
как и описывали Тег и прочие. Есть ли у этих женщин еще какие-нибудь чу-
деса технологии? Должны быть.
   За спиной Логно мерцала стена, окна слева от нее выходили на  балкон,
отсюда издалека была видна Узловая и передвижение войск  и  орудий.  Она
издали узнала Тега, фигурку на плечах взрослого, но не подала знака, что
видит нечто выдающееся.  Она  продолжала  свое  медленное  исследование.
Дверь в проход с другой нуль-трубой виднелась сразу слева от нее. На по-
лу здесь была более зеленая плитка. Различные  функции  в  одном  прост-
ранстве.
   Внезапный взрыв шума прорвался из-за стен. По плитке определенно  ша-
гали солдаты. Шелест экзотической ткани, голоса. Она  расслышала  голоса
Достопочтенных Матерей, кому-то ошарашено отвечавших.
   "Мы побеждаем"
   Шок ожидался, когда непобедимость была сокрушена.  Она  рассматривала
Логно. Погрузится ли она в отчаянье?
   "Если так, то я, может, и выживу".
   Роль Мурбеллы должна была измениться. Ладно, с этим  можно  и  подож-
дать. Сестер проинструктировали, что надо делать в случае победы.  Никто
из атакующих не должен был коснуться Достопочтенных Матерей  -  с  целью
плотской утехи или еще для чего-либо. Дункан подготовил людей, ясно рас-
толковав им опасность попасться на эротическую наживку.
   "Не рискуйте попасть в рабство. Не вызывайте нового антагонизма".
   Новая Королева Пауков показалась сейчас чем-то более чужим,  чем  по-
дозревала Одрейд. Логно оставила пульт и шагнула к Одрейд.
   - Вы выиграли это сражение. Мы ваши пленники.
   В глазах ее не было оранжевого блеска. Одрейд бросила взгляд на  жен-
щин, что были ее стражами. Пустые лица, чистые глаза.  Значит,  так  они
выражают отчаяние? Это не казалось правильным. Логно и прочие не показа-
ли ожидавшегося эмоционального ответа.
   "Все под маской?"
   События прошедших часов должны вызвать у нее эмоциональный кризис. Но
Логно не показала никакого признака его. Ни подрагивания нерва или  мус-
кула. Возможно, случайное огорчение от того, что все кончено.
   "Бенегессеритская маска!"
   Это должно было быть бессознательным, чем-то автоматическим, включен-
ным осознанием поражения. Значит, они на самом деле поражения не призна-
вали.
   "Мы по-прежнему здесь, в них. Тайно... но в них!  Неудивительно,  что
Мурбелла чуть не умерла. Она боролась со своим собственным  генетическим
прошлым как с запретом свыше".
   - Мои спутницы, - спросила Одрейд. - Три  женщины,  что  приехали  со
мной. Где они?
   - Мертвы. - Голос Логно был столь же мертвым, как и это слово.
   Одрейд подавила укол совести за Суйпол. Там и Дортуйла прожили  жизни
долгие и полезные, но Суйпол... умерла, и никогда не будет в Единении.
   "Еще один хороший человек погиб. Разве это не горький урок!"
   - Я найду виновных, если вы желаете мести, - сказала Логно.
   "Второй урок".
   - Месть для детей и эмоционально заторможенных.
   Глаза Логно вновь чуть вспыхнули оранжевым.
   Человеческая мания величия принимает разные формы, напомнила себе Од-
рейд. Остерегаясь того, что это Рассеяние  могло  породить  неожиданное,
она вооружилась соответственно защитной отстраненностью, что могло  дать
ей простор в оценке новых мест, вещей и людей. Она знала, что ей придет-
ся расставить многое по разным категориям - то, что может  ей  послужить
или отвести угрозу. Поведение Логно она определила как угрозу.
   - Вы не кажетесь взволнованной. Великая Достопочтенная Мать.
   - За меня отомстят другие. - Прямо, с чувством самообладания.
   Слова казались еще более странными, чем ее спокойствие. Она  скрывала
все чувства под этим густым покровом, кусочки и отрывки их проявлялись в
отрывистых движениях, вызванных наблюдениями Одрейд. Глубокие и сильные,
но затаенные. Все было внутри себя, замаскированное  таким  же  образом,
как это сделала бы Преподобная Матерь. Казалось, у Логно больше не оста-
лось никакой власти, и, тем не менее, она говорила  так,  словно  ничего
существенно не изменилось.
   "Я ваша пленница, но это ничего не меняет".
   Была ли она на самом деле бессильна? Нет! Но это было то впечатление,
которое она хотела создать, и стоявшие вокруг нее Достопочтенные  Матери
отражали то же выражение.
   "Видишь нас? Мы бессильны, если исключить верность нам наших Сестер и
последователей".
   Были ли  Достопочтенные Матери так уверены в своих мстительных легио-
нах? Возможно,  только если они никогда не испытывали раньше таких пора-
жений. И  все  же  что-то  оттеснило их в рамки Древней Империи Миллиона
Планет.
   Тег нашел Одрейд и ее пленниц, когда подыскивал место для того, чтобы
оценить победу.  Сражение  всегда  требует  последующего  аналитического
рассмотрения, особенно для командующего-Ментата. Это  был  сравнительный
тест, которого это сражение требовало от него более,  нежели  какое-либо
другое из проведенных им. Это столкновение нельзя откладывать в  память,
покуда он не оценит его и не поделится опытом насколько это  возможно  с
теми, кто зависел от него. Это была неизменная схема, и  Тегу  было  все
равно, как в этой схеме будет выглядеть он. Разорви связь взаимного  ин-
тереса, и ты обречешь себя на поражение.
   "Мне нужно тихое местечко для того, чтобы собрать воедино нити  этого
сражения и сделать предварительное обобщение".
   По его оценке, наиболее трудной задачей сражения было вести его  так,
чтобы не выпускать наружу человеческое озверение. Бенеджессеритское  из-
речение. Сражение должно вести так, чтобы вызвать лучшее в том, кто  вы-
жил. Наиболее трудно и иногда полностью невозможно. Это была причина, по
которой Тег всегда пытался приблизиться к театру военных действий и исс-
ледовать его лично. Если ты не видишь страданий, ты легко можешь  причи-
нить еще большие без всякой задней мысли. Такова была схема Достопочтен-
ных Матерей. Но их страдания были причинены дома. Что они могут поделать
с этим?
   Этот вопрос был у него в голове, когда он и его  адъютанты  вышли  из
трубы и увидели Одрейд, стоявшую перед группой Достопочтенных Матерей.
   - Это наш командир, Башар Майлз Тег, - сказала, показав, Одрейд.
   Достопочтенные Матери уставились на Тега.
   "Ребенок на плечах взрослого? И это их командир?"
   - Гхола, - пробормотала Логно.
   Одрейд заговорила с Хэкером.
   - Уведите этих пленников куда-нибудь, где они  могли  бы  чувствовать
себя удобно.
   Хэкер не двинулся с места, покуда Тег не кивнул  ему,  затем  вежливо
показал пленникам, что они должны пойти впереди него в выложенный  плит-
ками угол. Власть Тега не ускользнула от глаз Достопочтенных Матерей,  и
они гневно взирали на него, подчинившись приглашению Хэкера.
   "Мужчина, повелевающий женщинами!"
   Тег коснулся коленом шеи Стрегги, и вместе с Одрейд вышел на  балкон.
Странно было видеть, как он какое-то мгновение узнавал сцену.  Он  много
сражений видел с высоких точек, большей частью с разведывательного  вер-
толета. Этот же балкон был зафиксирован в пространстве, давая ему ощуще-
ние сиюминутности. Они стояли метрах в ста над ботаническими садами, где
были самые яростные схватки. Множество тел лежали, распростершись в пос-
леднем отступлении, - куклы, разбросанные уже ушедшими детьми. Он  узна-
вал форму некоторых своих подразделений, ощущая вину.
   "Мог ли я сделать что-нибудь, чтобы предотвратить это?"
   Такое чувство он испытывал много раз и называл его "Командной Виной".
Но это зрелище было другим, лишенным той однообразности, что была прису-
ща всем сражениям, оно чем-то раздражало его. Он решил, что это было от-
части из-за ландшафта, места, более пригодного для  вечеринок  в  садах,
ныне развороченных по древней жестокой схеме.
   Мелкие животные и птицы вернулись украдкой, в тревоге после того, как
эти шумные люди перевернули все вверх дном. Маленькие пушистые  твари  с
длинными хвостами фыркали на раненых и поспешно удирали на ближайшие де-
ревья без видимой причины. Разноцветные птицы всматривались сквозь  зас-
лоняющие вид листья или летали поперек картины -  размытые  разноцветные
полоски, что становились маскировкой, когда они быстро ныряли в  листья.
Оперенный акцент зрелища, пытающийся восстановить то  беспокойство,  что
наблюдающие люди ошибочно принимали за мир в  такого  рода  постановках.
Тег прекрасно это понимал. В его жизни до состояния гхолы, он вырос сре-
ди дикой природы. Жизнь на ферме рядом с разве что не дикими  животными.
Спокойной жизни там не было.
   Из наблюдений он понял, что так тревожило его.
   Принимая во внимание факт, что они взяли штурмом  хорошо  укомплекто-
ванное войсками оборонительное укрепление, занятое защитниками с тяжелым
вооружением, количество раненых и убитых внизу было чрезвычайно мало. Он
ничего не видел такого, что могло бы объяснить это с момента  вступления
в Цитадель. Где они потеряли равновесие? Их потери в космосе - одно, его
способность видеть корабли защитников могла  исчезнуть  снова,  и  тогда
атака обошлась бы куда дороже. Падение защиты Достопочтенных Матерей бы-
ло резким и необъяснимым.
   "Я ошибался, решив, что на них подействует демонстрация их потерь".
   Он бросил взгляд на Одрейд.
   - Если эта Великая Достопочтенная Мать здесь, то отдала ли она коман-
ду прекратить сопротивление?
   - Это я беру на себя.
   Предостерегающий и типичный ответ бенегессеритки. Она тоже  тщательно
рассматривала зрелище. Было ли ее принятие обязанностей на себя объясне-
нием внезапности, с которой защитники бросали свое оружие?
   "Зачем им это делать?" Чтобы предотвратить большее кровопролитие?"
   Видя черствость, которую обычно выказывали Достопочтенные Матери,  он
сомневался в этом. Решение было сделано по причинам, беспокоившим его.
   "Ловушка?"
   Сейчас, когда он подумал об этом, в зрелище  появилась  новая  стран-
ность. Не было обычных призывов раненых, не было обычной суеты с криками
о том, чтобы принесли носилки или медикаменты. Он видел, как Сьюк ходили
между телами. Это, по крайней мере, было обычным, но каждая фигура,  ко-
торую они осматривали, оставалась лежать там, где лежала.
   "Все мертвы? Нет раненых?"
   Он ощутил хватку страха. Страх в сражении дело обычное,  но  он  умел
узнавать его. Нечто глубоко неправильное. Шумы, все, что он видел, запа-
хи приобрели новую окраску. Он ощущал себя  натянутым  до  предела,  как
хищный зверь в джунглях, знающий свою территорию,  но  сознающий  нечто,
вторгшееся к нему, которое можно распознать, только став добычей,  а  не
охотником. Он отмечал окружающее на другом уровне  сознания,  разбираясь
также и в себе, выискивая тревожные признаки, что вызвали у  него  такую
реакцию. Стрегги дрожала под ним. Значит, и она чувствовала его  утомле-
ние.
   - Здесь что-то не совсем так, - сказала Одрейд.
   Он протянул к ней руку, требуя молчания. Даже в этой башне,  окружен-
ной победившими войсками, он чувствовал себя в  опасности,  которую  его
возмущенные чувства не могли обнаружить.
   "Опасность!"
   Он был в этом уверен. Неизвестное выбивало его из колеи. Удержать се-
бя от нервного срыва требовало всего его умения до последней капли.
   Он легким толчком  заставил  Стрегги  повернуться,  выкрикнул  приказ
адъютанту, стоявшему в дверях балкона. Адъютант спокойно выслушал и  бе-
гом отправился выполнять. Они должны получить сводку о потерях!  Сколько
раненых относительно убитых? Отчет о захваченном оружии. Срочно!
   Когда он вновь вернулся к наблюдениям, он обнаружил еще один  тревож-
ный фактор, основную странность, которую пытались донести до него глаза.
Очень мало крови на павших в форме Бене Джессерит. Ты  ожидаешь,  что  у
павших в бою будут последние свидетельства того, что они просто  люди  -
алые потоки крови, темнеющие на воздухе, но всегда оставляющие  неизгла-
димый след в памяти тех, кто это видел. Отсутствие кровавой  резни  было
вещью неизвестной, и в военном деле неизвестное, судя по истории,  таило
чрезвычайную опасность.
   Он тихо сказал Одрейд:
   - У них есть оружие, о котором мы не знаем.


   Не торопись высказывать свои суждения. Скрытое суждение  часто  более
сильно. Оно может направлять реакции, чей эффект скажется только  тогда,
когда будет слишком поздно для того, чтобы избежать его.
   Совет Бене Джессерит Кандидатам

   Шиана учуяла червей издали - коричный привкус  меланжа,  смешанный  с
твердым кремнем и серой, сохраненная в  кристалле  преисподняя  огромных
Ракианских пескоедов. Она почувствовала маленьких нападающих только  по-
тому, что они были в таком количестве.
   "Они так малы".
   На Пустынной Вышке было сегодня жарко, и сейчас, далеко  за  полдень,
она была рада искусственно охлажденному помещению. В  ее  старом  жилище
было сносное тепловое регулирование, хотя окно, выходящее к западу,  ос-
тавалось открытым. Шиана подошла к нему и уставилась на пылающий песок.
   Память сказала ей, что это преимущество будет вечером  -  яркий  свет
звезд в сухом воздухе, слабое свечение  песчаных  волн,  что  уходили  к
мрачно выгнутому горизонту. Она помнила Ракианские луны и  тосковала  по
ним. Только звезд было не достаточно ее Фременским корням.
   Она подумала об этом, как об отступлении, о месте и времени, где мож-
но будет поразмышлять о том, что случилось с ее Сестрами.
   "Автоклавы, киборги, а теперь еще это".
   План Одрейд не казался чудом с тех пор, как они вступили в  Единение.
Игра? А если он удастся?
   "Мы, возможно, узнаем завтра, и чем мы тогда станем?"
   Пустынная Вышка притягивала ее, больше чем место  для  рассматривания
последствий. Сегодня она бродила под иссушающим солнцем, доказывая себе,
что все  еще  может  призывать  своим  танцем  червей,  выражая  чувства
действием.
   "Танец Примирения. Язык моего общения с червями".
   Она кружилась, словно дервиш, на дюне, покуда  голод  не  прервал  ее
транса памяти. И маленькие черви - повсюду бдительно, неотрывно смотрели
на нее, напоминая огни в тисках кристаллических клыков.
   "Но почему такие маленькие?"
   Слова исследователей объясняли это, но не давали удовлетворения.
   "Это из-за сырости".
   Шиана вспомнила гигантских Шай-хулуд с Дюны, "Стариков Пустыни", дос-
таточно больших для того, чтобы пожрать фабрики спайса,  поверхность  их
колец была жесткой, как пластрет. Хозяева в своем собственном  владении.
Боги и дьяволы песков. Она ощутила электрическое напряжение из окна сво-
его наблюдательного пункта.
   "Почему Тиран выбрал симбиотическое существование в виде червя?"
   Неужели эти маленькие черви несут его бесконечный сон?
   Эту пустыню населяла песчаная форель. Если влезть  в  их  шкуру,  она
сможет последовать путем Тирана.
   "Метаморфоза. Разделенный бог".
   Она знала этот соблазн.
   "Осмелюсь ли я?"
   Воспоминания о последнем моменте ее невежества нахлынули на нее - ед-
ва ли восемь месяцев минуло, месяц Игат Дюны.
   "Не Ракис. Дюна, как называли ее мои предки".
   Нетрудно вспомнить себя, какой она была - тонкое, темнокожее  дитя  с
прядями каштановых волос. Охотница за меланжем (поскольку это было  дело
детей), бегущая в открытую пустыню вместе с друзьями детства. Как дорого
было это воспоминание.
   Но у памяти была темная сторона.  Внимательно  принюхавшись,  девочка
почуяла резкий запах - скопление пре-спайса!
   "Удар!"
   Взрыв меланжа выпустил на волю Шайтана. Ни один песчаный червь не мог
выдержать удара спайса на своей территории.
   "Ты пожрал все, Тиран, все это жалкое скопище лачуг и шалашей,  кото-
рое мы называли домом, и всех моих друзей и семью. Почему ты пощадил ме-
ня?"
   Какая ярость сотрясала это хрупкое дитя! Все, что она любила,  забрал
огромный червь, который отверг ее попытки пожертвовать собой в его  пла-
мени и отнес ее в руки Ракианских священников, потом Бене Джессерит.
   "Она говорит с червями, и они щадят ее".
   - Тех, кто щадит меня, не щажу я, - так она сказала Одрейд.
   "И теперь Одрейд знает, что я должна сделать. Ты не  можешь  подавить
дикие инстинкты, Дар. Я осмеливаюсь называть тебя Дар теперь,  когда  ты
во мне".
   Никакого ответа.
   Была ли жемчужина нового сознания Лето-II в каждом из новых  песчаных
червей? Ее Фременскис предки настаивали на этом.
   Кто-то протянул ей сандвич.  Уолли,  старшая  послушница,  ассистент,
принимавшая команды на Пустынной Вышке.
   "По моему настоянию, когда Одрейд возвысили меня до члена Совета.  Но
не потому, что Уолли переняла мою невосприимчивость к сексуальным обяза-
тельствам Достопочтенной Матери. И не потому, что она чувствует то,  что
мне нужно. Мы говорим на тайном языке, Уолли и я".
   Огромные глаза Уолли больше не были дверями ее души. Они были пленоч-
ными барьерами, явно показывавшими, что она знает, как блокировать  зон-
дирующие взгляды - легкая голубая  пигментация,  которая  вскоре  станет
полной голубизной, если она переживет Страсти. Почти альбинос  с  сомни-
тельной генетической линией для воспроизводства.  Кожа  Уолли  усиливала
суждение Шианы - бледная и веснушчатая. Кожа - прозрачный покров.  Видна
не сама кожа, а то, что под ней - розовая, полная крови плоть, беззащит-
ная перед пустынным солнцем. Только здесь, в тени, могла  Уолли  выстав-
лять эту чувствительную поверхность под взгляд полных сомнения глаз.
   "Почему эта командует нами?"
   "Потому, что я верю, что она лучше всего сделает то, что должно  быть
сделано".
   Шиана рассеянно ела сандвич, вновь устремив взгляд на пески. Вся пла-
нета однажды станет такой.  Вторая  Дюна?  Нет...  похожая,  но  другая.
Сколько таких мест мы создали  в  бесконечной  вселенной?  Бессмысленный
вопрос.
   По капризу пустыни вдали возникла маленькая черная точка. Шиана сощу-
рилась. Орнитоптер. Он медленно становился больше, потом меньше. Инспек-
тирует.
   "Что же на самом деле мы создали здесь?"
   Когда она посмотрела на наступающие пески, она ощутила спесь.
   "Взгляни на мою работу, жалкий человек, и отчайся".
   "Но это сделали мы, мои Сестры, и я".
   "Ты?"
   - Я ощущаю новую сухость в воздухе, - сказала Уолли.
   Шиана согласилась. Нет нужды говорить. Она подошла к огромному  рабо-
чему столу, покуда еще был свет дня для того, чтобы  изучить  топографи-
ческую карту, разложенную на нем - в нее были воткнуты маленькие флажки,
зеленые ниточки на булавках, как раз такие, как она придумала.
   Одрейд однажды спросила:
   - Неужели это в самом деле лучше проекции?
   - Мне нужно прикасаться к ней.
   Одрейд приняла это.
   Проекции тускнели. Слишком свободные от пыли.  Нельзя  было  провести
пальцем по проекции и сказать:
   - Мы пойдем сюда.
   Палец на проекции был пальцем в пустом воздухе.
   "Глаз никогда не достаточно. Тело должно ощущать его мир".
   Шиана зафиксировала остроту мужского пота, затхлый запах  напряжения.
Она подняла голову и увидела  темнокожего  смуглого  молодого  человека,
стоявшего в дверях в надменной позе, с надменным взглядом.
   - О, - сказал он. - Я думал, ты будешь одна, Уолли. Я вернусь  попоз-
же.
   Один пронзительный взгляд в сторону Шианы, и он ушел.
   "Есть много вещей, которые тело должно прочувствовать, чтобы  распоз-
нать их".
   - Шиана, почему вы здесь? - спросила Уолли.
   "Ты, которая так была занята в Совете, что ты  ищешь?  Ты  не  веришь
мне?"
   - Я пришла подумать о том, что, по мнению Миссионарии,  я  могу  сде-
лать. Они видят оружие - миф о Дюне.  Миллионы  молений,  обращенных  ко
мне: "Святая, что говорит с Разделенным Богом".
   - Миллионы - это не то число, - сказала Уолли.
   - Но это мера силы, которую Сестры видят во мне. Те адепты, что  счи-
тали, что я погибла на Дюне. Я стала "могучим духом, в пантеоне угнетен-
ных".
   - Больше, чем миссионер?
   - Что может случиться, Уолли, если я появлюсь в этой  ожидающей  все-
ленной и рядом со мной будет песчаный червь?  Потенциальная  сила  этого
явления наполняет некоторых моих Сестер надеждой и опасениями.
   - Опасения я понимаю.
   "Воистину. Тот же самый тип религии, что Муаддиб и сын его Тиран все-
лили в разум ничего не подозревающего человечества".
   - Почему же они как раз это и рассматривают? - настаивала Уолли.
   - Если я - точка опоры, то какой рычаг получат они, чтобы перевернуть
вселенную!
   - Но как они могут контролировать такую силу?
   - Это проблема. Кое-что настолько врожденно нестабильно. Религии  ни-
когда невозможно реально контролировать. Но  некоторые  Сестры  считают,
что они смогут направлять религию, созданную вокруг меня.
   - А если их цель ничтожна?
   - Они говорят, что религии женщин всегда идут глубже.
   - Правда? - вопрос задан повышенным тоном.
   Шиана могла только кивнуть. Иная Память подтверждала это.
   - Почему?
   - Потому, что в нас жизнь возобновляет себя.
   - И все? - откровенное сомнение.
   - Женщины часто несут ауру неудачников. У людей есть некая симпатия к
тем, кто на дне. Я женщина, и  если  Достопочтенные  Матери  хотят  моей
смерти, то я буду благословенна.
   - Вы говорите так, словно согласны с Миссионарией.
   - Когда ты одна из тех, на кого  охотятся,  ты  рассматриваешь  любой
путь для избежания этого. Меня почитают. Я не могу игнорировать потенци-
ала.
   "И опасности. Потому мое имя стало ярким  светом  во  тьме  угнетения
Достопочтенных Матерей. Как легко этот свет  может  стать  всепожирающим
пламенем?"
   Нет... план, который разработали они с Дунканом был лучше.  Побег  из
Дома Ордена. Это была смертельная ловушка не только для его жителей,  но
и для мечтаний Бене Джессерит.
   - Я до сих пор не понимаю, почему вы здесь. Нам больше  нельзя  оста-
ваться дичью.
   - Нельзя?
   - Но почему именно сейчас?
   "Я не могу в открытую говорить об этом, иначе наблюдательная комиссия
узнает".
   - Я очарована червями. Отчасти из-за того, что один из  моих  предков
привел первую волну мигрантов на Дюну.
   "Ты помнишь об этом, Уолли. Мы говорили об  этом  однажды  здесь,  на
песке, где слышали наш разговор только мы двое. И теперь ты знаешь,  по-
чему я здесь".
   - Я помню, как вы сказали, что он был чистокровный Фремен.
   - И Учитель Дзеннсуннизма.
   "Я поведу мою собственную волну мигрантов, Уолли. Но мне  понадобятся
черви, которых предоставить мне можешь только ты. И  это  нужно  сделать
быстро. Донесения с Узловой торопят. И первые  корабли  скоро  вернутся.
Ночью... утром. Я боюсь того, что они принесут".
   - И вы по-прежнему заинтересованы в том, чтобы забрать несколько чер-
вей в Центральную, где вы сможете изучить их получше?
   "О да, Уолли! Ты действительно помнишь".
   - Это, наверное, интересно. У меня не много времени для этого, но лю-
бое знание, которое мы можем получить, поможет нам.
   - Здесь будет слишком сыро, чтобы они вернулись.
   - Большой Ангар для нуль-кораблей на Посадочной Площадке можно  пере-
делать в пустынную лабораторию. Песок, контроль атмосферы. Там есть  все
необходимое с тех пор, когда мы доставили сюда первых червей.
   Шиана посмотрела в западное окно.
   - Закат. Мне хотелось бы снова спуститься и побродить в песках.
   "Вернутся ли к вечеру первые корабли?"
   - Конечно, Преподобная Матерь, - Уолли  отошла  в  сторону,  открывая
путь к двери.
   Уходя, Шиана заговорила:
   - Пустынную Вышку давно надо было перенести.
   - Мы готовы.
   Солнце скатывалось к горизонту, когда Шиана вышла из перекрытой аркой
улицы к краю обжитого участка. Она зашагала в залитую светом звезд  пус-
тыню. Чувства переполняли ее, словно она снова была ребенком. Ах,  запах
корицы... Черви близко.
   Она остановилась, и, повернув к северу от последнего отблеска солнца,
положила раскрытые ладони над и под глазами, по старинной Фременской ма-
нере, сужая обзор и убирая свет. Она смотрела из  горизонтальной  рамки.
Что бы ни упало с неба, должно промелькнуть в этой узкой щели.
   "Вечером? Они появятся как раз после заката,  чтобы  оттянуть  момент
объяснений. Целая ночь для раздумий".
   Она ждала с бенегессеритским терпением.
   Над северным горизонтом тонкой линией встала арка огня. Еще. Еще. Они
вставали справа от Посадочной Площадки.
   Шиана ощутила, как быстро заколотилось ее сердце.
   "Они пришли?"
   И что они принесут Сестрам? "Возвращающихся победоносных  воинов  или
беженцев?" Небольшая разница, если знать развитие плана Одрейд.
   Она узнает утром.
   Шиана опустила руки и обнаружила, что ее  трясет.  Глубокое  дыхание.
Литания.
   Сейчас она шла по пустыне, походкой, запомнившейся с песков Дюны. Она
почти забыла, как волочатся ноги. Словно они несли  чрезмерную  тяжесть.
Редко напрягаемые мускулы снова были вовлечены в игру, но  беспорядочная
походка, однажды усвоенная, не забывалась никогда.
   "Когда-то я и не мечтала, что снова смогу так ходить".
   Если наблюдатели уловили эту мысль, они должны поинтересоваться своей
Шианой.
   Это было крушение самой себя, подумала она. Она вросла  в  ритм  Дома
Ордена. Эта планета говорила с ней на тайном уровне. Она ощущала  землю,
деревья и цветы, все растущее, словно оно было ее частью. И  теперь  это
тревожное движение, нечто на языке другой планеты. Она чувствовала,  как
пустыня меняется, и это тоже было чужим языком. Пустыня.  Не  безжизнен-
ная, но живущая по закону, совершенно отличному от некогда зеленого Дома
Ордена.
   "Жизни меньше, но она более напряженная".
   Она слышала пустыню: маленькие осыпи, скрипящее цвирканье  насекомых,
темный взмах крыльев охотящейся птицы над головой и  еще  более  быстрое
шлепанье по песку - тушканчик, завезенный сюда в  надежде,  что  однажды
черви возобновят свое правление.
   "Уолли запомнит, что надо прислать флору и фауну с Дюны".
   Она остановилась наверху высокого бархана. Перед нею расплывалась  по
краям тьма и лежал застывший в своем волнении океан, прибой мрака,  бив-
шийся о побережье теней этой изменчивой страны.
   "Я возьму тебя сюда, когда смогу".
   Ночной ветер, летящий от сухой земли к влажным местам, что  лежали  у
нее за спиной, покрыл налетом пыли ее щеки и нос,  взметнул  кончики  ее
волос и улетел. Ей стало грустно.
   "Что может случиться..."
   Это больше не было важным.
   "Вот что есть - вот что имеет значение".
   Она глубоко вздохнула. Сильнее запахло  корицей.  Меланж.  Поблизости
спайс и черви. Черви чуют ее присутствие. Когда же  воздух  станет  нас-
только сухим, чтобы песчаные черви стали больше и дали тот урожай, кото-
рый они давали на Дюне?
   Планета и пустыня.
   Она рассматривала их как две части одной той же саги.  Как  раз  так,
как видели их Бене Джессерит и человечество, которому они служили.  Рав-
ные части. Каждая без порядка приходит в упадок, становясь  пустышкой  с
утраченной целью. Возможно, не лучшая смерть, но беспорядочное движение.
Они создали угрозу победы Достопочтенных Мэтров. И направляла их  слепая
жестокость!
   "Слепцы во враждебной вселенной".
   И именно поэтому Тиран сохранил Сестер.
   "Он знал, что он дал нам только путь без направления. Игра в зайцев и
собак, устроенная шутником, что в конце концов ни к чему не приводит.
   Хотя поэт в своем праве..."
   Она припомнила его "Поэму Памяти" из Дар-эсалата,  остаток  крушения,
который сохранился в Бене Джессерит.
   "И для чего же мы сохраняли его? Чтобы теперь мне этим наполнить мыс-
ли? Забыть на миг то, с чем я могу столкнуться завтра?"
   Дивную ночь поэта
   Наполни невинностью звезд.
   Шаг лишь до Ориона.
   Взгляд его видит все,
   В наших генах навек
   Застывая клеймом.
   Приветствуй же тьму и воззри,
   Ослепленный последним закатом -
   Вот обнаженная вечность!
   Внезапно Шиана почувствовала, что получила шанс стать творцом оконча-
тельно, наполнившись до краев и получив чистую поверхность, где она смо-
жет творить по воле своей.
   "Неограниченная вселенная!"
   Слова Одрад, оставшиеся в памяти после того, как ее впервые  показали
бенегессериткам для их целей, вновь вернулись к ней.
   - Почему мы так смотрим на тебя, Шиана? Это же так просто. Мы  узнали
в тебе то, что так долго ждали. Ты явилась, и мы увидели, что это  свер-
шилось.
   "Это"? Как же наивна я была!"
   - Что-то новое восходит над горизонтом.
   "Моя миграция будет искать новое. Но... я должна найти планету с  лу-
нами".


   Если смотреть с одной стороны, то вселенная находится  в  броуновском
движении, и ничего нельзя предсказать на элементарном уровне. Муаддиб  и
сын его Тиран замкнули туманную сферу там, где существует движение.
   Повести Гамму

   Мурбелла вступила во времена несоответствующего  опыта.  Сначала  это
утомляло ее, поскольку она видела свою жизнь множественным зрением. Хао-
тические события на Узловой вызвали кучу срочно необходимых дел, от  ко-
торых она не смогла бы отвязаться, даже возвратившись в Дом Ордена.
   "Я предупреждала тебя, Дар. Ты не можешь этого отрицать. Я  говорила,
что они могут превратить победу в поражение. И теперь посмотри  на  кучу
мусора, что ты вывалила мне на колени! Счастье, что мне  удалось  спасти
что было в моих силах".
   Этот внутренний протест почти запутал ее в событиях, которые вознесли
ее к благоговейной высоте.
   "Что еще могла я сделать?"
   Память показала Стрегги, рухнувшую наземь в  бескровной  смерти.  Эта
сцена развернулась в докладах нулькомнаты как фантастичская драма. Рамка
проектора на командном пункте добавила иллюзии впечатления, что  это  не
реальное событие. Актеры встанут и поклонятся. Ком-камеры Тега,  автома-
тически включившиеся, не упустили ничего, покуда кто-то не отключил их.
   Ей остались изображения, последний жуткий отблеск - Тег растянулся на
полу орлиного гнезда Достопочтенных Матерей.
   Заявление Мурбеллы, что она должна высадиться, встретили громкие про-
тесты. Поверенные были тверды как алмаз, покуда она не  выяснила  детали
игры Одрейд и потребовала:
   - Вы хотите всеобщей катастрофы?
   "Одрейд Внутри победила в этом споре. Но ты ведь с самого начала была
готова к этому. Дар, не так ли? Ведь это твой план!"
   Поверенные сказали:
   - Есть еще Шиана.
   Они дали Мурбелле лихтер на одного человека и послали ее  на  Узловую
одну.
   Даже когда она послала вперед уведомление, что она  -  Достопочтенная
Мать, на Посадочной Площадке были опасные моменты.
   Рота вооруженных Достопочтенных Матерей встретила ее, когда она вышла
из лихтера рядом с дымящейся ямой. Дым  пахнул  экзотическими  взрывными
веществами.
   "Вот где был уничтожен лихтер Матери Настоятельницы".
   Ротой предводительствовала старая Достопочтенная Мать. Ее платье было
перепачкано, некоторые из орнаментов стерлись и на  левом  плече  платье
было порвано. Она была похожа на какую-то засушенную ящерицу, но все еще
ядовитую, все еще способную на укус, но гнев высосал  большую  часть  ее
силы. Спутанные волосы были похожи на  внешнюю  кожуру  свежевыкопанного
имбирного корня. В ней сидел демон. Мурбелла увидела, как он смотрит  на
нее из мерцающих оранжевым глаз.
   Хотя вся рота стояла позади старшей, двое  смотрели  друг  на  друга,
словно изолированные от прочих у подножия трапа лихтера, как дикие  зве-
ри, осторожно принюхивающиеся, пытающиеся оценить степень опасности.
   Мурбелла внимательно разглядывала старуху. Эта ящерица слегка высовы-
вала язык, пробуя воздух, давая выход своим чувствам, но она была  осно-
вательно ошарашена, чтобы слушать.
   - Мое имя Мурбелла. Я была взята в плен бенегессеритками на Гамму.  Я
адепт Хорму.
   - Почему ты одета в тряпки ведьм? - Старуха и ее Срота стояли,  гото-
вые к убийству.
   - Я усвоила все, что они преподавали мне и принесла это сокровище мо-
им Сестрам.
   Старуха мгновение изучала ее.
   - Да, я узнаю твой тип. Ты Рок, одна из тех, кого мы выбрали для про-
екта на Гамму.
   Рота позади нее слегка расслабилась.
   - Ты не весь путь проделала на этом лихтере, - обвинила старуха.
   - Я сбежала с одного из их нуль-кораблей.
   - Ты знаешь, где их гнездо?
   - Да.
   Старческие губы расплылись в широкой ухмылке.
   - Хорошо! Ты драгоценная добыча! Как ты сбежала?
   - Разве у тебя есть право спрашивать?
   Старуха поразмыслила над этим. Мурбелла могла читать мысли на ее лице
так, словно она говорила: "Эти, что мы привезли с Рока - они  все  смер-
тельно опасны. Они могут убивать руками, ногами, любой другой  подвижной
частью тела. Всем им надо бы навесить знак - Опасны в любом положении".
   Мурбелла отошла от лихтера, демонстрируя изящество своей мускулатуры,
что было отличительным признаком того, что она есть та, за кого себя вы-
дает.
   "Скорость и мускулы. Сестры, остерегайтесь".
   Некоторые из солдат роты подались вперед, любопытствуя. Их слова были
полны сравнений Достопочтенных Матерей, жадных вопросов. Мурбелле  приш-
лось отвечать.
   - Ты много их убила? Где их планета? Она богата? Ты привязала к  себе
многих мужчин? Тебя обучали на Гамму?
   - Я была на Гамму на третьей ступени. Под руководством Хакки.
   - Хакка! Я встречалась с ней. Она уже повредила левую ногу, когда  ты
познакомилась с ней?
   "Все еще проверяют".
   - Правую ногу. И я была рядом с ней, когда она получила травму.
   - О, да, правую, теперь вспоминаю. Как это случилось?
   - Пришибла одного невежу во время отступления. В его набедренном кар-
мане был острый нож. Хакка так рассердилась, что убила его.
   Смех прошел по роте.
   - Мы отправимся к Достопочтенным Матерям, - сказала старуха.
   "Итак, я прошла первое испытание".
   Тем не менее, Мурбелла чувствовала недосказанности.
   "Почему эта адептка Хорму носит одежду врага? И  она  странно  выгля-
дит".
   "Лучше встретиться с ними сразу".
   - Я восприняла то, чему они меня обучали, и они приняли меня.
   - Идиоты! В самом деле?
   - Ты сомневаешься в моих словах? - как же легко уклоняться,  принимая
надменное поведение Достопочтенных Матерей.
   Старуха ощетинилась. Она не потеряла надменности, но бросила  предос-
терегающий взгляд на свою роту. Все они мгновение переваривали  то,  что
сказала Мурбелла.
   - Ты стала одной из них? - спросил кто-то позади нее.
   - А как еще мне удалось бы похитить это знание? Узнайте  же!  Я  была
личной ученицей Матери Настоятельницы.
   - И она хорошо учила тебя? - Тот же самый вызывающий голос из-за спи-
ны.
   Мурбелла определила спрашивающую: из среднего эшелона и с  амбициями.
Жаждет быть замеченной и повышенной в звании.
   "Это твой конец, возжаждавшая возвышения. И малая потеря для  вселен-
ной".
   Бенегессеритский отвлекающий маневр снес, втолкнул пустышку, что была
ее врагом, в строй. Единственный удар в стиле Хорму, чтобы они его узна-
ли. Сомневающаяся лежала мертвой на земле.
   "Соединение способностей Бене Джессерит и Достопочтенных Матерей соз-
даст опасность, которую вам всем должно понять и завидовать ей".
   - Она прекрасно обучила меня, -  ответила  Мурбелла.  -  Еще  вопросы
есть?
   - Эххх... - сказала старуха.
   - Как тебя зовут? - требовательным тоном спросила Мурбелла.
   - Я Старшая Дама, Достопочтенная Мать Хорму. Меня зовут Элпек.
   - Благодарю тебя, Элпек. Можешь называть меня Мурбеллой.
   - Великая честь для меня, Мурбелла. Воистину, ты принесла нам  сокро-
вище.
   Мурбелла мгновение изучала ее с осторожностью бенеджессеритки,  преж-
де, чем улыбнуться без юмора.
   "Обмен именами! Ты, в алом платье,  что  означает,  что  ты  одна  из
сильных из окружения Великой Достопочтенной Матери, знаешь ли  ты,  кого
ты только что приняла в свой круг?"
   Рота продолжала ошарашенно смотреть на Мурбеллу с опаской. Она видела
это своим новым чутьем. Сеть Старой Девы никогда не могла  укрепиться  в
Бене Джессерит, но предпочитала Достопочтенных  Матерей.  Поток  подобий
забавлял ее парадом подтверждений. Как  слабо  меняется  власть  -  пра-
вильная школа, правильные друзья, выпуск и  переход  на  первую  ступень
лестницы - все благодаря родственникам и их связям, обоюдной  поддержке,
что приводила к союзам, включая брачные. Поток рассказал ей, что это ве-
ло в яму, кроме тех, кто стоял на лестнице, тех, кто занимал контролиру-
ющие ячейки, никогда не позволяя этому тревожить себя.
   "Сегодня удовлетворяет сегодня, и так Элпек смотрит на меня.  Но  она
не видит, чем я стала, только то, что я опасна и потенциально полезна".
   Медленно повернувшись на ноге, Мурбелла осмотрела роту Элпек.  Привя-
занных мужчин здесь не было. Это была слишком тонкая  задача  для  того,
чтобы доверить ее кому бы то ни было, кроме испытанных женщин.
   - Теперь вы будете слушать меня, все вы. Если у вас еще осталась  ка-
кая-то верность своим Сестрам, о которой я буду судить по ее  проявлени-
ям, вы будете почитать то, что я принесла. Я принесу этот дар тому,  кто
заслуживает его.
   - Великая Достопочтенная Мать будет довольна, - сказала Элпек.
   Но Великая Достопочтенная Мать  не  показалась  довольной,  когда  ей
представили Мурбеллу.
   Мурбелла узнала помещение в башне. Сейчас солнце почти село, но  тело
Стрегги по-прежнему лежало там, где она упала. Некоторые из специалистов
Тэга были убиты, большей частью команды ком-камер,  которых  было  вдвое
больше, чем его охранников.
   "Нет, мы, Достопочтенные Матери, нелюбим, когда за нами шпионят".
   Тег был еще жив, но он был опутан шигавиром и позорно брошен в  углу.
Но удивительнее всего - Одрейд стояла без  наручников  рядом  с  Великой
Достопочтенной Матерью. Жест презрения.
   Мурбелла ощутила, что она переживала  эту  сцену  много  раз  -  пос-
ледствия Победы Достопочтенных Матерей: кучи тел врагов, брошенных  там,
где они пали. Нападение Достопочтенных Матерей с их  бескровным  оружием
было быстрым и смертоносным,  с  типичной  жестокостью  убийства,  когда
убийство уже не требуется. Она подавила дрожь от  воспоминания  о  смер-
тельном обороте событий. Предупреждения не было - только войска,  падаю-
щие широкими рядами - эффект домино, что оставил  выживших  в  состоянии
шока. И Великая Достопочтенная Мать явно наслаждалась произведенным  эф-
фектом.
   Глядя на Мурбеллу, Великая Достопочтенная Мать сказала:
   - Так, значит, это и есть тот мешок высокомерия, что  ты,  как  гово-
ришь, обучала по своей системе?
   Одрейд чуть не улыбнулась от такого описания.
   "Мешок высокомерия?"
   Бенегессеритка смирилась бы с этим без злобы. Эта красноглазая  Вели-
кая Достопочтенная Мать в затруднительном положении и не может  призвать
свое бескровно убивающее оружие. Очень  тонкий  баланс  сил.  Оживленный
разговор между Достопочтенными Матерями раскрыл их проблему.
   Все их секретное оружие было истрачено и не могло быть  перезаряжено,
потому что они кое-что потеряли, отступив сюда.
   "Наше оружие последней надежды, и мы истратили его!"
   Логно, которая считала себя высшей, стояла теперь на другой арене.  И
сейчас она только что осознала пугающую легкость, с которой Мурбелла мо-
жет убить одну из избранных.
   Мурбелла окинула окружение Великой Достопочтенной Матери  оценивающим
взглядом, взвешивая их возможности. Они, конечно, поняли ситуацию.  Зна-
комо. И что они выберут?
   "Нейтралитет?"
   Некоторые казались встревоженными, остальные ждали.
   Ждали развязки. Никаких раздумий по поводу того,  кто  победит,  пос-
кольку власть все равно останется в их руках.
   Мурбелла позволила своим мускулам принять состояние готовности к сра-
жению, которое она переняла от Дункана и Поверенных. Чувства ее были хо-
лодны, словно она стояла на тренировочной площадке, бегло перебирая воз-
можные варианты реакции. Даже когда она отвечала, она знала, что  двига-
ется тем путем, для которого Одрейд ее готовила - ментально, физически и
эмоционально.
   "Сначала голос. Пусть их проберет холодом изнутри".
   - Вижу, ты слишком низко ставишь Бене Джессерит. Те аргументы,  кото-
рыми ты так гордишься, эти женщины слышали столько раз, что  твои  слова
уже даже не раздражают их.
   Это было высказано едким, тщательно  контролируемым  голосом,  тоном,
который вызвал оранжевый блеск в глазах Логно, но она оставалась  непод-
вижной.
   Мурбелла не оставила ее в покое.
   - Ты считаешь себя могучей и умной. Одно порождает другое, да?  Идио-
тизм! Ты законченная лгунья и лжешь самой себе.
   Хотя Логно оставалась неподвижной во время этой словесной атаки, сто-
явшие вокруг нее стали потихоньку отходить, расчищая место, что  говори-
ло: "Она в твоей власти".
   - Твоя искушенность во лжи не скрывает ее, -  сказала  Мурбелла.  Она
окинула уничтожающим взглядом стоящих позади Логно.
   - Как и тех, кого я знаю по Иной Памяти, вас ведут к вымиранию. Проб-
лема в том, что вы адски долго умираете. Неизбежно, но тем не менее  тя-
гостно. И ты осмеливаешься называть себя Великой Достопочтенной Матерью?
- она вновь обратилась к Логно. - Ты по уши в дерьме. У  тебя  нет  изя-
щества.
   Это было слишком. Логно бросилась на нее, выбросив вперед левую  ногу
с ослепляющей скоростью. Мурбелла  перехватила  ногу,  словно  сорванный
ветром лист и, продолжая ее полет, перевернула Логно, как биту, что кон-
чилось тем, что голова Логно размозжилась о пол. Не останавливаясь, Мур-
белла повернулась, чуть не снеся голову левой ногой Достопочтенной Мате-
ри, что стояла справа от Логно, правой рукой перебив  гортань  той,  что
стояла от нее слева. Все было кончено за  два  биения  сердца.  Исследуя
картину без малейшего признака тяжелого дыхания  ("чтобы  показать  вам,
Сестры, как это было легко"), Мурбелла ощутила потрясение  от  осознания
непоправимого. Одрейд лежала на полу перед Элпек, которая явно без  про-
медления выбрала, на чью сторону встать. Неестественно вывернутая шея  и
расслабленное тело говорили о том, что она мертва.
   - Она пыталась вмешаться, - сказала Элпек.
   Убив Преподобную Матерь, Элпек ожидала похвалы от Мурбеллы (Сестра, в
конце концов). Но Мурбелла поступила не так, как ожидалось. Она  опусти-
лась на колени рядом с Одрейд и приложила свою голову  к  голове  трупа,
оставаясь так бесконечно долго.
   Оставшиеся в  живых  Достопочтенные  Матери  обменялись  вопрошающими
взглядами, но не осмелились пошевелиться.
   "Что это?"
   Но устрашающие способности Мурбеллы их приковали к месту.
   Когда она переняла недавнее прошлое Одрейд, добавив все новое к пред-
варительному Единению, Мурбелла встала.
   Элпек увидела смерть в глазах Мурбеллы и отступила на шаг, прежде чем
попыталась защититься. Элпек была опасна, но ее было не сравнить с  этим
демоном в черном облачении. Все было кончено с той же  потрясающей  вне-
запностью, что и с Логно и ее адъютантками - удар в гортань. Элпек расп-
ростерлась поперек Одрейд.
   Мурбелла еще раз посмотрела на выживших, мгновение постояла, глядя на
тело Одрейд.
   "В конце концов, это сделала я, Дар! И ты!"
   Она покачала головой, обдумывая последствия.
   "Одрейд мертва. Да здравствует Матерь Настоятельница! Да  здравствует
Великая Достопочтенная Мать! И да защитят небеса всех нас".
   Она занялась тем, что надо было сделать. Эти смерти создали  огромный
долг. Мрбелла глубоко вздохнула. Это был еще один Гордиев узел.
   - Освободите Тега, - приказала она. - Быстро,  как  можете,  очистите
помещение. И пусть кто-нибудь принесет мне подобающее одеяние!
   Приказ отдавала Великая Достопочтенная Мать, но те, кто бросились вы-
полнять, почувствовали в ней Иное.
   Та, что принесла ей красное платье, украшенное драконами, почтительно
несла его на вытянутых руках. Крупная ширококостная  женщина  с  плоским
лицом. Жестокие глаза.
   - Дай его мне, - сказала Мурбелла, и когда  женщина  попыталась  вос-
пользоваться преимуществом  близости  для  нападения  на  нее,  Мурбелла
сильно ударила ее. - Еще попытаешься?
   На этот раз обмана не было.
   - Ты первый член моего Совета, - сказала Мурбелла. - Имя?
   - Ангелика, Великая Достопочтенная Мать. "Смотри!  Я  первая  назвала
тебя твоим настоящим титулом. Награди меня".
   - Твоя награда в том, что я повышаю тебя в чине и оставляю в живых.
   Ответ настоящей Достопочтенной Матери. Так и воспринят.
   Когда Тег, потирая запястья, в которые глубоко  врезалась  проволока,
подошел к ней, некоторые из Достопочтенных Матерей попытались  предупре-
дить Мурбеллу:
   - Вы знаете, что этот может...
   - Теперь он служит мне, - прервала Мурбелла. Затем, насмешливым тоном
Одрейд:
   - Разве не так, Майлз?
   Он печально улыбнулся ей, старик в маске ребенка.
   - Интересные времена, Мурбелла.
   - Дар любит яблоки, - сказала Мурбелла. - Позаботься об этом.
   Он кивнул. Надо ее вернуть в кладбищенский сад. Эти прославленные са-
ды Бене Джессерит недолго проживут в пустыне. И все же, некоторые тради-
ции стоят того, чтобы им следовать покуда возможно.


   Чему учат Божественные Катастрофы? Не унывай. Будь сильным. Будь  го-
тов к изменениям, к новому. Собирай опыт многих и суди их по  непреклон-
ной сути нашей веры.
   Тлейлаксианская Доктрина

   Уложившись в рамки первоначальной временной раскладки Тега,  Мурбелла
собрала свою свиту Достопочтенных Матерей и вернулась в Дом Ордена.  Она
ожидала определенных проблем, и  послания,  которые  она  предварительно
отправила, подготовили путь к их решению.
   "Я везу Футаров, чтобы привлечь Поводырей. Достопочтенные Матери  бо-
ятся биологического оружия Рассеяния, которое сделает из  них  растения.
Источником могут быть Поводыри".
   "Приготовьтесь содержать Рабби и его спутников в  нуль-корабле.  Ува-
жайте их скрытность. И уберите с корабля защитные мины!" (Это отправлено
с Поверенным - посланником).
   Ей не терпелось спросить о своих детях, но это было не  по-бенегессе-
ритски. Когда-нибудь... может быть.
   Немедленно по возвращении она пригласила к себе Дункана и этим смути-
ла Достопочтенных Матерей. Они были не лучше бенегессериток. "Что такого
особенного в одном мужчине?"
   У него больше не было повода оставаться на корабле, но он отказывался
уезжать.
   - Мне надо сложить ментальную мозаику - кусочек, который нельзя будет
сдвинуть, экстраординарное поведение и добровольное участие в их мечтах.
Я должен найти предел испытаниям. Это недостающее звено. Я знаю, как его
найти. Понять его язык. Не думай - делай.
   Это не имело смысла. Рона всегда подшучивала над ним, когда он менял-
ся. Стабильность в этом новом Дункане она приняла за  вызов.  По  какому
праву он принимает самодовольный вид? Нет... не  самодовольный.  Скорее,
смирившийся с решением. Он отказывался поделиться им!
   - Я смирился с существующим положением. Тебе надо сделать то  же  са-
мое.
   Ей пришлось согласиться с тем, что это описывает то, что она делает.
   В первое утро по возвращении она поднялась на рассвете и вошла в  ра-
бочую комнату. В красном платье она села в кресло Матери  Настоятельницы
и позвала Беллонду.
   Белл стояла у другой стороны рабочего стола. Она знала. Замысел  стал
ясен после его исполнения. Одрейд возложила долг также и на нее.  Потому
- молчание. Она оценивала сейчас, как ей его платить.
   "Служи этой Матери Настоятельнице, Белл! Вот твоя плата. Никакое отк-
ладывание в Архив этих событий не приведет их в  нужный  вид.  Требуется
действие".
   Наконец Беллонда заговорила:
   - Единственный кризис, с которым я могла бы сравнить эти события, так
это явление Тирана.
   - Попридержи язык, Белл, пока не сможешь сказать ничего полезного!  -
резко ответила Мурбелла.
   Беллонда спокойно приняла выходку (нехарактерная реакция).
   - Дар переменила свое мнение. Значит, она этого ожидала?
   Тон Мурбеллы смягчился.
   - Нам придется позже пересмотреть древнюю историю. Это - первая  гла-
ва.
   - Дурные новости. - Это уже прежняя Беллонда.
   - Примите первую группу. Будьте осторожны. Это Высший  Совет  Великой
Достопочтенной Матери, - сказала Мурбелла.
   Белл ушла выполнять.
   "Она знает, что у меня есть все права на это звание. Они все это зна-
ют. Нет нужды в голосовании. Нет места для него!"
   Теперь пришло время для исторического искусства политики, которое она
переняла от Одрейд.
   "Во всем ты должна казаться важной. Ни одно малейшее событие не долж-
но исходить от тебя, разве что это не спокойные деяния, именуемые  "бла-
гостыней" для тех людей, чью верность можно заслужить".
   Любая награда идет от вышестоящего. Не слишком хорошая политика в от-
ношениях с бенегессеритками, но группа, вошедшая в комнату, была знакома
с Патронессой Великой Достопочтенной Матерью. Они примут "Новые  полити-
ческие нужды". На время. Это всегда на время, особенно для  Достопочтен-
ных Матерей.
   Белл и сторожевые псы знали, что ей долгое время придется разбираться
с этим. "Даже с возросшими возможностями Бене Джессерит".
   Это потребует чрезвычайного внимания от всех их. И прежде всего  этот
резко отвлекающий невинный взгляд.
   "Невинность - это то, что утратили Достопочтенные Матери, и мы должны
восстановить ее прежде, чем они смогут слиться с фоном, к которому  при-
надлежим мы".
   Беллонда ввела Совет и молча удалилась.
   Мурбелла подождала, пока они уселись. Смешанная компания -  несколько
претенденток на верховную власть. Ангелика так мило улыбается. Некоторые
ждут (даже не смея еще надеяться), но собираются со всеми возможными си-
лами.
   - Наше Сестринство действовало тупо, - обвинила Мурбелла. Она отмети-
ла тех, кто принял это с гневом. - Вы зарезали бы курицу, несущую  золо-
тые яйца!
   Они не поняли. Она вскрыла суть притчи. Они слушали с должным  внима-
нием, даже когда она добавила:
   - Неужели вы не поняли, как отчаянно нам нужна каждая из этих  ведьм?
Мы превышаем их числом настолько, что каждой из них придется нести невы-
носимую тяжесть учения!
   Они подумали об этом и, хотя это было и горько, им пришлось  частично
с этим смириться, поскольку так сказала она.
   Мурбелла втолковала им:
   - Я не только ваша Великая Достопочтенная Мать... Кто-нибудь сомнева-
ется в этом?
   Никто не сомневался.
   - ...но я и Матерь Настоятельница Бене Джессерит. Они мало что  могут
сделать кроме как подтвердить мой сан.
   Двое начали было протестовать, но Мурбелла оборвала их:
   - Нет! Вы не сможете навязать им свою волю силой. Вам придется  пере-
бить их всех. Но мне они подчиняться будут.
   Двое продолжали бормотать, и она, прикрикнув на них, заставила замол-
чать.
   - По сравнению со мной, с тем, что я переняла от них, ваш  удел  быть
жалкими ничтожествами! Кто-нибудь из вас готов с этим поспорить?
   Никто не вызвался, но в глазах появились оранжевые отблески.
   - Вы дети, и не знаете, чем вы можете стать, - сказала она. -  Хотите
ли вы снова предстать беззащитными перед многоликими?  Хотите  ли  стать
растениями?
   Это привлекло их любопытство. Они привыкли к такому тону  от  старших
командиров. Теперь их внимание удерживало еще  и  содержание  речи.  Так
трудно смириться с такой молодой... все же... то, что она  сделала...  И
то, что произошло с Логно и ее адъютантками!
   Мурбелла увидела, что они клюнули на наживку.
   "Удобрение. Эта группа унесет его с собой. Гибридная сила. Нас  удоб-
ряли, чтобы мы стали сильнее. И расцвели. И дали семена? Лучше не  оста-
навливаться на этом. Достопочтенные Матери не поймут, покуда сами  почти
не станут Преподобными Матерями. Тогда они с гневом  посмотрят  на  свое
прошлое, как и я. Как же мы могли быть столь глупыми?"
   Она увидела, что в глазах членов совета встает смирение. Что  ж,  это
будет медовый месяц. Достопочтенные Матери будут  детишками  в  магазине
подарков. Лишь постепенно будет открываться  им  неизбежное  взросление.
Тогда они уже будут в ловушке.
   "Как оказалась в ловушке и я. Не спрашивай у оракула, чего ты сможешь
достигнуть. Это ловушка. Бойся настоящего предсказателя  судьбы!  Хочешь
ли прожить в скуке тридцать пять лет?"
   Одрейд внутри воспротивилась.
   "Хоть немного поверь Тирану. Не  может  все  это  быть  скучным.  Это
больше похоже на то, как Навигатор Гильдии прокладывает свой путь в  ги-
перпространстве. Золотой Путь. Атриды платили за то, что остались в  жи-
вых, Мурбелла.
   Мурбелла ощутила тяжесть. Бремя расплаты Тирана опустилось на ее пле-
чи.
   "Я не просила его делать это для меня".
   Одрейд не могла оставить это.
   "Тем не менее он это сделал".
   "Прости, Дар. Он заплатил. Теперь мой черед".
   "В конце концов, ты для того и стала Преподобной Матерью!"
   Члены совета забеспокоились под ее взглядом.
   Ангелика встала, чтобы говорить от их имени.
   - И какого ответа вы просите от нас в отношении этих ведьм? - Она бо-
ялась собственной храбрости. Разве сама Великая Достопочтенная  Мать  не
была тоже ведьмой?
   Мурбелла мягко ответила:
   - Вы будете их терпеть и что бы ни случилось, не допустите грубости в
отношении их.
   Спокойный тон Мурбеллы придал Ангелике смелости.
   - И это решение Великой Достопочтенной Матери...
   - Довольно! Я могу размазать тебя по этому полу! Хочешь попробовать?
   Они не хотели пробовать.
   - А что, если я скажу, что это вам, что это  говорит  Матерь  Настоя-
тельница? Вы спросите, есть ли у меня политика для решения нашей пробле-
мы? Я скажу: политика? Ах, да. Я разработала политику для незначительных
вещей вроде заражения паразитами. Мелочи требуют политики. Для таких как
вы, которые не видят мудрости в моих решениях, мне  политика  не  нужна.
Вами я быстро распоряжусь. Умрете прежде, чем поймете, что вы убиты! Это
мой ответ грязи. Есть ли еще грязь в этой комнате?
   Этот язык они узнали - плеть великой Достопочтенной Матери, дополнен-
ная способностью убивать.
   - Вы - мой Совет, - сказала Мурбелла. - И я ожидаю  от  вас  разумных
решений. По крайней мере, вы можете делать вид, что умны.
   Веселая симпатия со стороны Одрейд:
   "Если так Достопочтенные Матери отдают и получают приказы, то от Белл
это не потребует глубокого анализа".
   Мысли Мурбеллы блуждали где-то далеко.
   "Я больше не Достопочтенная Мать".
   Шаг от одной к другой был столь недавним,  что  облик  Достопочтенной
Матери Причинял ей неудобство. Ее  привычки  были  метафорой  того,  что
должно случиться с ее прежними Сестрами. Новая роль, и  она  не  слишком
хорошо справлялась с ней. Иная Память вызвала длинную ассоциацию с нею в
новом положении. В этом не было  мистической  трассубстанциации,  просто
новые возможности.
   "Просто?"
   Изменение было глубочайшим. Понял ли это Дункан? Ей  было  больно  от
того, что он может никогда не увидеть ее в этой новой личности.
   "Это остатки моей любви к нему?"
   Мурбелла оставила этот вопрос, не желая ответа. Она чувствовала,  как
ее отталкивает нечто, лежащее глубже, нежели она хотела докапываться.
   "Мне придется принимать решения, которых любовь не допустила бы.  Ре-
шения за Сестер, но не за меня. Вот отчего мне страшно".
   Необходимости момента вернули ее к настоящему. Она отослала советниц,
обещая им страдания и смерть, если они не научатся самообладанию.
   Затем Преподобная Матерь должна была усвоить новую дипломатию:  обхо-
диться без кого бы то ни было - даже без каждого.
   Со временем это станет проще. Достопочтенные Матери обращаются к пути
Бене Джессерит. Однажды  Достопочтенных  Матерей  не  станет,  останутся
только Преподобные Матери с улучшенными рефлексами и повышенным  понима-
нием сексуальности.
   Мурбелла почувствовала, что ее преследуют слова,  которые  она  часто
слышала, но до настоящего момента не понимала:
   "То, что мы делаем для выживания Бене Джессерит, не имеет предела".
   "Дункан увидит это. Я не могу удержать его от этого. Ментат не станет
привязываться к неизменному понятию того, чем я  была  до  Страстей.  Он
открывает свой разум, как я открываю двери.  Он  рассмотрит  свою  сеть.
"Что я поймал на этот раз"?"
   Не так ли случилось с Леди Джессикой? Иная Память  вызвала  Джессику,
вплетенную в уток и основу Единения. Мурбелла слегка распутала сплетения
и извлекла древние воспоминания.
   "Еретичка Леди Джессика? Должностное преступление?"
   Джессика погрузилась в любовь так же, как Одрейд погрузилась в море и
волны от этого едва не поглотили Сестринство.
   Мурбелла ощутила, как это захватывает ее против воли. Боль стискивала
ее грудь.
   "Дункан! О, Дункан."
   Она уронила голову на руки.
   "Дар, помоги мне. Что мне делать?"
   "Никогда не спрашивай, зачем ты стала Преподобной Матерью".
   "Я должна! Эта последовательность явно встает в моей памяти..."
   "Это последствия. Думай об этом как о случайности, и эффект  отвлечет
тебя от всего".
   "Тал?"
   "Проще - ты здесь".
   "Но Иная Память уводит все глубже и глубже, и..."
   "Представь ее пирамиды замкнутыми".
   "Это только слова!"
   "Твое тело все еще действует?"
   "Мне больно, Дар. У тебя больше нет тела, и бесполезно..."
   "Мы занимаем разные ячейки. Страдания, которые ощущаю я, не твои. Мои
радости - не твои".
   "Мне не нужно твое сочувствие! Ох, Дар! Зачем я только родилась!"
   "А если ты была рождена для того, чтобы потерять Дункана?"
   "Дар, пожалуйста!"
   "Значит, ты родилась и теперь знаешь, что этого никогда не  достаточ-
но. Потому ты стала Достопочтенной Матерью. Что еще  ты  могла  сделать?
Все еще не достаточно? теперь ты  Преподобная  Матерь.  Думаешь,  теперь
достаточно? Этого не будет достаточно никогда, покуда ты жива".
   "Ты говоришь мне, что я всегда должна тянуться выше, чем я есть".
   "Ха! Ты не делаешь решений на этой основе. Ты что, не слышишь его? Не
думай - делай! Разве ты изберешь легкий путь?  Зачем  грустить,  потому,
что встретилась с неизбежным? И если это все, что ты  способна  увидеть,
ограничься улучшением потомства!"
   "Чтоб тебя! Почему ты сделала это со мной?"
   "Сделала что?"
   "Заставили меня смотреть на себя и моих бывших сестер так!"
   "Как?"
   "Будь ты проклята! Ты знаешь, что я имею в виду!"
   "Бывшие Сестры, говоришь?"
   "О, ты коварна".
   "Все Преподобные Матери коварны".
   "Ты никогда не прекращаешь учить!"
   "Разве я это делаю?"
   "Как невинна я была! Спроси себя, что ты делаешь на самом деле".
   "Ты знаешь это не хуже меня. Мы ждем, когда человечество повзрослеет.
Тиран только дал ему время подрасти, но теперь ему нужна забота".
   "Да что за дело Тирану до моей боли!"
   "Дура! Разве ты потерпела неудачу во время Страстей?"
   "Ты же знаешь что нет!"
   "Тогда перестань спотыкаться на очевидном".
   "Ах ты сука!"
   "Предпочитаю быть ведьмой. Но и то и другое лучше шлюхи".
   "Единственное различие между бенегессериткой и Достопочтенной Матерью
- место на рыночной площади. Вы вышли замуж за наш Орден".
   "Наше Сестринство?"
   "Вы выводите породу для власти! Как же это отличается от..."
   "Не искажай, Мурбелла! Займись выживанием".
   "Не говори мне, что у тебя не было власти".
   "Временное руководство людьми требуется для выживания".
   "Снова выживание!"
   "В Сестринстве это способствует выживанию прочих. Как замужняя женщи-
на, что рождает детей".
   "Итак, это сводится к воспроизводству."
   "Это твой выбор - семья и все, что объединяет  ее.  Что  способствует
жизни и счастью?"
   Мурбелла разразилась смехом. Она уронила руки и открыла глаза и  уви-
дела, что перед ней стоит Беллонда и смотрит на нее.
   - Всегда есть соблазн в этом для новой Преподобной Матери, -  сказала
Беллонда. - Поболтать малость с Иной Памятью. Кто это сейчас? Дар?
   Мурбелла кивнула.
   - Не верь всему, что они говорят тебе. Это знание, и тебе  самой  су-
дить о них.
   "В точности слова Одрейд. Смотри глазами  мертвых  на  сцены  давнего
прошлого. Зрелище сквозь замочную скважину".
   - Ты можешь часами блуждать там, - сказала Беллонда. - Учись  сдержи-
ваться. Чувствуй почву. Одна рука - для себя, другая - для корабля.
   Снова! Прошлое, примененное к настоящему. Сколь богатой  делает  Иная
Память повседневную жизнь!
   - Это пройдет, - сказала Беллонда. - Спустя некоторое время это  ста-
новится привычным.
   Она положила отчет перед Мурбеллой.
   "Привычным! Одной рукой правь кораблем, другой  -  собой.  Так  много
сказано этими идиомами".
   Мурбелла откинулась в кресле, чтобы просмотреть отчет Беллонды,  вне-
запно представив себя в сюжете идиом Одрейд:
   "Королева Пауков в центре моей сети".
   Сеть сейчас, может быть, немного протерлась, но она все еще ловит то,
что нужно рассмотреть. Дерни за ниточку, и  прибежит  Беллонда,  выжида-
тельно выставив нижнюю челюсть. Ключевые слова были "Архив" и "Анализ".
   Посмотрев на Беллонду под этим углом,  Мурбелла  увидела  мудрость  в
том, как Одрейд использовала ее, ее пороки и силы. Когда Мурбелла  окон-
чила изучать отчет, Беллонда все еще стояла перед ней в характерной  по-
зе.
   Мурбелла поняла, что Беллонда рассматривает всякого, кто обращается к
ней, как тех, кто не умеет ценить, людей,  которые  требуют  Архивы  для
пустяков и которых нужно прямо поставить на место. Пустяки: черная кошка
Беллонды. Мурбелле это показалось забавным.
   Мурбелла скрывала веселье, покуда наслаждалась общением с  Беллондой.
С ней надо было держаться щепетильно. Ничего не вычитать из  силы.  Этот
отчет был моделью краткости и дельных аргументов.  Она  отстаивала  свою
точку зрения мало приукрашивая, вполне достаточно для того, чтобы  раск-
рыть свои собственные заключения.
   - Тебе нравится обращаться ко мне? - спросила Беллонда.
   "Она куда резче, чем раньше! Обращалась ли я к ней? Не  слишком  мно-
гословно, но она знает, где она нужна. Она говорит, что наше Сестринство
должно быть образцом смирения.  Матерь  Настоятельница  может  быть  чем
угодно, смотря что ей нужно, но не остальные Сестры".
   Мурбелла коснулась отчета.
   - Начальная точка.
   - Тогда мы должны начать прежде, чем твои подруги найдут ком-камерный
центр. - Беллонда опустилась в кресло со знакомой доверчивостью.  -  Там
погибла, но я могу послать за Шианой.
   - Где она?
   - На корабле. Исследует червей в Большом Ангаре и говорит, что каждая
из нас может научиться контролировать их.
   - Ценно, если это верно. Оставь ее. Что со Скитейлом?
   - Все еще на корабле. Ваши друзья все еще не нашли его.
   - Мы держим его под прикрытием.
   - Продолжайте. Он - хорошая монета про запас для торга. И они не  мои
друзья, Белл. Как Рабби и его люди?
   - В порядке, но взволнованы. Они  знают,  что  Достопочтенные  Матери
здесь.
   - Держите их под прикрытием.
   - Это жутковато. Голос другой, но я слышу Дар.
   - Это эхо в твоей голове.
   Беллонда откровенно рассмеялась.
   - Теперь то, что ты должна распространить среди Сестер. Мы  действуем
с чрезвычайной осторожностью, когда предстаем перед  другими  как  люди,
которыми надо восхищаться и подражать им.  "Вы,  Достопочтенные  Матери,
можете не жить так, как мы, но нашу силу вы можете перенять".
   - Ах.
   - Это приводит  к  праву  собственности.  Достопочтенные  Матери  под
властью вещей. "Я хочу это место, эту игрушку,  этого  человека".  Бери,
что захочешь. Используй, пока не поломаешь.
   - Пока мы идем нашим путем, восхищаясь тем, что мы видим.
   - И в этом наш порок. Мы нелегко сдаемся. Бойся любви и чувств! Само-
обладание имеет свою собственную жадность. "Видишь, что у меня есть?  Ты
не сможешь этого иметь, пока не пойдешь моим путем!" Никогда не веди се-
бя так с Достопочтенными Матерями.
   - Так ты говоришь мне, что мы должны полюбить их?
   - Как еще мы заставим их восхищаться нами? В этом была победа Джесси-
ки. Когда она отдала любовь, она отдала всю ее. Столькие в  душе  держат
обиду на наши методы, и вдруг всепреодолевающее омовение -  отдать  все.
Этому сопротивляться невозможно.
   - Мы нелегко идем на такой компромисс.
   - Не легче и Достопочтенным Матерям.
   - Это путь их бюрократического происхождения!
   - И все же их опытная площадка - путь наименьшего сопротивления.
   - Ты смущаешь меня. Да... Мурбелла.
   - Разве я сказала, что мы должны идти на компромисс? Компромисс осла-
бит нас, и мы знаем, что существуют проблемы, которых компромисс не раз-
решит, решения, которые мы должны принять, не взирая на их жестокость.
   - Претендовать на любовь к ним?
   - Это только начало.
   - Это будет кровавый союз, это объединение бенегессеритки и Достопоч-
тенной Матери.
   - Я предлагаю нам вступить в возможно более емкое Единение. Мы  можем
потерять людей, пока Достопочтенные Матери обучаются.
   - Свадьба на поле брани.
   Мурбелла встала, подумав о Дункане в нуль-корабле, вспоминая  корабль
таким, как она видела его в последний раз. Это было в последний  раз,  и
не скроешь ни от какого чувства. Груда чуждых машин, странно гротескных.
Дикий конгломерат выступов  и  изгибов  без  определенной  цели.  Трудно
представить такую вещь, поднимающуюся своей собственной силой, какой  бы
она не была чудовищной, и исчезающей в космосе.
   "Исчезающей в космосе!"
   Она увидела очертания ментальной мозаики Дункана.
   "Кусок, который нельзя будет убрать! Узнать язык... Не думай, делай!"
   С внезапностью, охватившей ее холодом, она поняла его решение.


   Когда ты думаешь взять в свои руки определение своей судьбы, это ста-
новится моментом, когда ты можешь быть раздавлен.  Допускай  возможность
неожиданностей. Когда мы творим, всегда действуют и другие силы.
   Дарви Одрейд

   Двигайтесь с чрезвычайной осторожностью, - предупредила его Шиана.
   Айдахо не думал, что ему нужны предостережения, но тем не менее  учел
его.
   Наличие в Доме Ордена Достопочтенных Матерей облегчало их задачу. Они
заставляли корабельных Поверенных и  прочих  охранников  нервничать.  По
приказу Мурбеллы ее бывших Сестер держали вне корабля, но все знали, что
враг здесь. Сканеры показывали почти бесконечную вереницу лихтеров,  вы-
саживающих Достопочтенных Матерей на  Посадочную  Площадку.  Большинство
новоприбывших удивлялись чудовищному нуль-кораблю, стоявшему  здесь,  но
ни одна не ослушалась Великой Достопочтенной Матери.
   - До тех пор, пока она жива, - бормотал Айдахо, когда Поверенные мог-
ли его слышать. - У них традиция убивать своих  лидеров,  чтобы  сменить
их. Сколько продержится Мурбелла?
   Ком-камеры делали за него его работу. Он  знал,  что  его  бормотание
разносилось по кораблю.
   Шиана пришла в его рабочую комнату вскоре после этого и устроила сце-
ну осуждения.
   - Что ты пытаешься сделать, Дункан? Ты беспокоишь людей.
   - Пошла к своим червям!
   - Дункан!
   - Мурбелла  затеяла  опасную игру! Она единственное,  что стоит между
нами и катастрофой!
   Он уже высказал это предостережение Мурбелле.
   Это не было новостью для наблюдателей, но повторение вызвало  раздра-
жение у каждого, кто это слышал - и у ком-камерных мониторов в  Архивах,
корабельных охранников, всех.  За  исключением  Достопочтенных  Матерей.
Мурбелла держала их подальше от Архивов Беллонды.
   - Потом будет время, - сказала она.
   Шиана сделала намек:
   - Дункан, каждая остановка подпитывает наши тревоги или говорит  нам,
что делать. Ты Ментат. Поработай для нас.
   "Ах, Великий Ментат представлен всем на обозрение".
   - То, что тебе делать, и так ясно, но это меня не касается. Я не могу
оставить Мурбеллу.
   "Но меня можно забрать".
   Теперь это было делом Шианы. Она оставила его  и  отправилась,  чтобы
распространить свой собственный пожар изменений.
   "Для примера у нас есть Рассеяние".
   Вечером, она нейтрализовала Преподобных Матерей в корабле  и  сделала
им знак рукой, который они могли счесть за следующий шаг.
   "Они последуют за мной".
   Не намереваясь этого делать, Миссионария установила сцену для  власти
Шианы. Большинство Сестер знали, что в ней скрыта сила. Опасная. Но  она
была в ней.
   Неиспользованная сила была подобна марионетке с видимыми  нитями,  но
никто не дергал за них. Неотразимое влечение:
   "Я могла бы заставить их плясать".
   Поддержав обман, он вызвал Мурбеллу.
   - Когда я тебя увижу?
   - Дункан, пожалуйста, - даже на проекции она казалась торопящейся.  -
Я занята. Ты знаешь, время поджимает. Я появлюсь через несколько дней.
   Проекция показала Достопочтенных Матерей на заднем плане, мрачно наб-
людавших за поведением их лидера. Любая Преподобная  Матерь  могла  про-
честь то, что было написано на их лицах.
   "Неужели Великая Достопочтенная Мать смягчилась?  Это  значит  только
то, что там мужчина!"
   Когда его оборвали, Айдахо подчеркнул то, что показывал каждый  мони-
тор на корабле.
   - Она в опасности! Неужели она не сознает этого?
   "А теперь, Шиана, пора действовать тебе".
   У Шианы был ключ, чтобы восстановить контроль  над  полетом  корабля.
Мины уже убрали. Никто не мог разрушить корабль в последний момент  сиг-
налом для спрятанных взрывных устройств. Только человеческий груз  можно
было принимать во внимание, особенно Тега.
   "Тег увидит мой выбор. Другие - группа Рабби, Скитейл - получат  свой
шанс наравне с нами".
   Футары в своих безопасных клетках его не волновали. Интересные живот-
ные, но в данный момент не имевшие значения. По этому поводу  он  только
мельком подумал о Скиэйале. Маленький Тлейлаксианец оставался под  прис-
мотром охранников, которые неустанно следили за ним, несмотря на  прочие
тревоги.
   Он отправился в постель с нервозностью, которой было готовое объясне-
ние для любого сторожевого пса в Архивах.
   "Его драгоценная Мурбелла в опасности".
   И она была в опасности, только защитить он ее не мог.
   "Самое мое присутствие сейчас для нее опасно".
   Он поднялся на рассвете, вернулся на оружейный  завод,  демонтирующий
военное оборудование. Шиана нашла его и попросила присоединиться к ней в
ее охранном отсеке.
   Горсточка поверенных приветствовала его. Он не удивился, увидев того,
кого они избрали предводителем. Гарими. Он слышал о ее появлении на Сог-
ласовании. Подозрительна. Взволнована. Готова начать  собственную  игру.
Это была женщина с мрачным лицом. Говорили, что она редко смеется.
   - Мы сбили с толку ком-камеры в этой комнате, - сказала Гарими. - Они
показывают, что мы перекусываем и расспрашиваем вас об оружии.
   Айдахо ощутил, как свело желудок. Люди Белл быстро распознают поддел-
ку. Особенно на проекционую пародию на самого себя.
   Гарими ответила на его хмурый взгляд:
   - У нас есть союзники в Архивах.
   Шиана сказала:
   - Мы здесь, чтобы спросить тебя, не хочешь ли ты уйти прежде, чем  мы
сбежим в этом корабле.
   Он искренне удивился.
   "Остаться?"
   Он и не думал об этом. Мурбелла больше  не  принадлежала  ему.  Связь
порвалась на ней. Она не смирилась с этим. Еще нет. Но впервые  ей  при-
дется требовать от себя выбор, подвергающий его опасности ради целей Бе-
не Джессерит. Теперь же она просто отстранилась от него больше, чем тре-
бовала необходимость.
   - Вы идете в Рассеяние? - спросил он, глядя на Гарими.
   - Мы спасаем, что можем. Мы голосуем ногами, как это когда-то  звали.
Мурбелла разрушает Бене Гессерит.
   За словами слышался невысказанный аргумент, которому он верил. Несог-
ласие с игрой Одрейд.
   Айдахо глубоко вздохнул.
   - Я иду с вами.
   - Только потом не жалеть! - предупредила Гарими.
   - Это глупо! - сказал он, давая выход своему сдерживаемому горю.
   Гарими не удивил бы такой ответ от Сестры. Айдахо ошарашил ее, и  она
несколько минут приходила в себя. Честность покорила ее.
   - Конечно, глупо. Извини. Ты уверен, что не хочешь остаться? Мы  даем
тебе шанс сделать собственный выбор.
   "Бенегессеритская изощренность по отношению к тем, кто  верно  служит
им".
   - Я иду с вами.
   Горе, которое они видели на его лице, не было притворным. Он не скры-
вал его, когда направился к своему рабочему месту.
   "Мое место по праву".
   Он не пытался скрывать свои действия, когда  задавал  АД-контуры  для
корабля.
   "Союзники в Архивах".
   Контуры вспыхнули на проекции - цветные ленты  с  оборванной  связью,
ведущей в систему полета. Путь в обход разрыва стал видимым только после
нескольких мгновений исследования. Наблюдения Ментата были  подготовлены
для этого.
   "Умножение через центр".
   Айдахо сел и стал ждать.
   Взлет был леденящим моментом пустоты, что резко оборвалась, когда они
достаточно далеко отошли от поверхности, чтобы использовать нуль-поля  и
войти в подпространство.
   Айдахо рассматривал проекцию. Вот они: старая чета в их саду! Он  ви-
дел мерцающую сеть перед ними, мужчина показал на  нее,  удовлетворенная
улыбка расплылась по круглому лицу. Они двигались  в  прозрачном  покое,
что открывал позади него контуры корабля. Сеть стала расти - уже не  ли-
нии, но ленты, толще, чем проекционные контуры.
   Губы мужчины задвигались, произнося беззвучные слова:
   "Мы ждали тебя".
   Руки Айдахо опустились на пульт, пальцы  распластались  по  ком-полю,
чтобы захватить необходимые элементы контроля над контуром. Не было вре-
мени для утонченности. Грубый разрыв. Он вошел в центр в течение  секун-
ды. С этого момента было просто накрывать целые сегменты. Сначала  нави-
гация. Он увидел, как сетка начала истончаться, выражение  удивления  на
лице мужчины. Потом нульполя. Айдахо почувствовал, как корабль ныряет  в
подпространство. Сетка наклонилась, растянутая двумя наблюдателями,  об-
рела перспективу и утончилась. Айдахо стер контуры звездной памяти, взяв
с особой собственные данные.
   Сетка и наблюдатели исчезли.
   "Откуда мне было знать, что они будут здесь?"
   У него не было ответа, кроме определенности, коренившейся в повторяе-
мом видении.
   Шиана не смотрела вверх, когда он нашел ее у пульта временного  конт-
роля полета в комнате охраны. Она склонилась над пультом, взирая на него
в испуге. Проекция над ней показывала, что они вышли из подпространства.
Айдахо не узнавал ни одного из видимых очертаний созвездий, но он и ожи-
дал этого.
   Шиана повернулась на стуле и посмотрела на возвышавшуюся над ней  Га-
рими.
   - Мы потеряли всю базу данных!
   Айдахо постучал себя указательным пальцем по лбу.
   - Нет, не потеряли.
   - Но ведь на восстановление содержания уйдут годы! - возразила Шиана.
- Что случилось?
   - Мы на неопознаваемом корабле в неопознаваемой вселенной,  -  сказал
Айдахо. - Разве мы не этого хотели?


   Для равновесия тайн нет. Ты уже должен ощущать волны.
   Дарви Одрейд

   Мурбелле показалось, что прошли века с тех пор, как она узнала о  ре-
шении Дункана.
   "Исчезнуть в космосе! Покинуть меня!"
   Неизменное чувство времени Страстей сказало ей, что только  несколько
секунд прошли с момента осознания его намерения, но она чувствовала, что
знала о нем с самого начала.
   Его надо остановить!
   Она потянулась к своему пульту, когда Центральную  начало  сотрясать.
Вибрация продолжалась нескончаемо долго и медленно угасла.
   Беллонда вскочила на ноги.
   - Что...
   - Нуль-корабль, что был на Площадке, только что  взлетел,  -  сказала
Мурбелла.
   Беллонда потянулась к пульту, но Мурбелла остановила ее.
   - Он улетел.
   "Она не должна видеть моих страданий".
   - Но кто... - Беллонда замолкла.  Она  по-своему  оценила  последова-
тельность событий и увидела то же, что и Мурбелла.
   Мурбелла вздохнула. Она знала все проклятия, что  сохранила  история,
но не хотела произносить ни одного из них.
   - Время ленча, я буду есть в своей обеденной комнате с советницами, и
я хочу, чтобы ты присутствовала, - сказала Мурбелла. - Скажи, чтобы сно-
ва подали тушеные уанские устрицы.
   Беллонда воспротивилась было, но все, что она сказала, было:
   - Снова?
   - Ты не помнишь, что я ела сегодня вечером  внизу  одна?  -  Мурбелла
снова уселась.
   "Обязанности Матери Настоятельницы!"
   Нужно было изменить карты и плыть по реками, и приручать Достопочтен-
ных Матерей.
   "Некоторые волны бросают тебя, Мурбелла. Но ты поднимаешься на гребне
вновь и продвигаешься вместе с ними. Семь раз вниз, восемь -  вверх.  Ты
умеешь балансировать на странных поверхностях".
   "Я знаю, Дар. Добровольное участие в осуществлении твоих мечтаний".
   Беллонда взирала на нее, покуда Мурбелла не сказала:
   - Я приказала моим советницам сидеть на расстоянии от меня за  ужином
прошлым вечером. Это было странно - два стола во всей обеденной комнате.
   "Почему я продолжаю эту пустую болтовню? Какие  извинения  мне  нужны
для объяснения моего вызывающего поведения?"
   - Мы удивлялись, почему никому из нас не позволили войти в  обеденную
комнату, - сказала Беллонда.
   - Чтобы спасти ваши жизни! Но вам надо было видеть их любопытство.  Я
читала по их губам. Ангелика сказала - она ест что-то тушеное. Я  слыша-
ла, как она обсуждала это с шеф-поваром. Разве не чудесный мир мы приоб-
рели? Мы должны взять образец того, что она заказала.
   - Взять образец, - сказала Беллонда. - Вижу. - Затем:
   - Знаешь ли, Шиана забрала картину Ван Гога из... вашей спальни.
   "Почему это так ранит?"
   - Я заметила, что она исчезла.
   - Сказала, что позаимствует ее для своей спальни на корабле.
   Рот Мурбеллы поджался в тонкую линию.
   "Будьте вы прокляты! Дункан и Шиана! Тег, Скитейл... все они  ушли  и
нет пути, чтобы последовать за ними. Но у нас все еще есть  автоклавы  и
клетки Айдахо от наших детей. Не то же самое... но  близко.  Он  думает,
что сбежал!"
   - С тобой все в порядке, Мурбелла? - в голосе Белл звучала забота.
   "Ты предупреждала меня о диких вещах, Дар, а я не слушала..."
   - После того, как мы поедим, я возьму мой Совет на инспекционную экс-
курсию по Центральной. Скажи моей послушнице, что я  выпью  сидра  перед
возвращением.
   Беллонда ушла, ворча. Это было совсем в ее духе.
   "Как же ты будешь теперь вести меня, Дар?"
   "Тебе нужно руководство? Экскурсия с гидом по твоей жизни? И для это-
го я умерла?"
   "Но они Ван Гога забрали!"
   "Значит, ты это будешь оплакивать?"
   "Зачем они взяли его, Дар?"
   Язвительный смех был ответом на это, и Мурбелла  была  довольна,  что
больше никто этого не слышит.
   "Разве ты не видишь, чего она хотела?"
   "Схема Миссионарии!"
   "О, не только. Это следующая фаза: от Myаддиба  к  Тирану,  затем  от
Преподобных Матерей к нам, затем от нас к Шиане... и что  потом?  Ты  не
видишь? Все здесь правильно на грани твоих мыслей. Смирись с этим, слов-
но когда пьешь горькое лекарство".
   Мурбелла содрогнулась.
   "Видеть? Горькое лекарство грядущего Шианы? Однажды  мы  думали,  что
все лекарства должны быть горькими, иначе они не эффективны.  В  сладком
нет целительного свойства".
   "Это должно случиться, Дар?"
   "Некоторые задохнутся от этого лекарства. Но выжившие  могут  создать
интересную схему".


   Парные противоположности определяют твои стремления, и ты становишься
пленником этих стремлений.
   Дзенсуннитский Кнут

   - Ты нарочно дал им уйти, Дэниэл!
   Старая женщина вытерла руки о запачканный перед своего садового  фар-
тука. Вокруг стояло летнее утро, распускались цветы птицы, перекликались
на соседних деревьях. Небо было подернуто дымкой, горизонт светился жел-
тым.
   - Сейчас, Марти, это было не нарочно, - сказал Дэниэл. Он  снял  свою
шляпу с загнутыми полями и потер густые коротко остриженные седые  воло-
сы, прежде чем вновь надел шляпу.
   - Он удивил меня. Я знал, что он видит нас, но я не  подозревал,  что
он видит сетку.
   - А у меня для них была припасена такая  милая  планетка,  -  сказала
Марти. - Одна из лучших. Настоящий тест для их способностей.
   - Нечего об этом горевать, - сказал Дэниэл. - Они сейчас там, где нам
до них не достать. Он Рассеялся так тонко, хотя я ожидал, что легко  за-
секу их.
   - У них тоже есть Тлейлакский мастер, - сказала  Марти.  -  Я  видела
его, когда они проходили под сеткой. Мне бы  так  приятно  было  изучить
другого Мастера.
   - Не вижу зачем. Чтобы всегда обводили нас вокруг пальца, всегда зас-
тавляли нас сбивать их. Я не люблю так угрожать Мастерам, и ты это  зна-
ешь! Если бы это были не они...
   - Они не боги, Дэниэл.
   - Мы тоже.
   - Я все же думаю, что ты дал им сбежать. Ты так тревожишься за обрез-
ку своих роз!
   - Ни, и что бы ты, в любом случае, сказала Мастеру? - спросил Дэниэл.
   - Я собиралась пошутить, когда он спросил бы, кто мы такие. Они всег-
да спрашивают. Я собиралась ответить: "Чего вы  ожидали  -  сам  Бог  со
струящейся бородой!"
   Дэниэл захихикал.
   - Это было бы забавно. Им так давно пора  привыкнуть,  что  Танцующие
Лица могут быть независимы от них.
   - Не вижу почему. Это естественные последствия. Они  дали  нам  силу,
чтобы воспринять память и опыт других  народов.  Собрать  достаточно  их
и...
   - Это те обличья, что мы принимаем, Марти.
   - Любые. Мастерам следовало бы знать, что мы достаточно  их  наберем,
чтобы однажды сделать свой собственный выбор насчет нашего будущего.
   - А их будущего?
   - О, мне придется попросить у них прощения за то, что я  поставлю  их
на место. Ты можешь сделать только это, управляя другими, разве  это  не
так, Дэниэл?
   - Когда у тебя на лице такое выражение, Марти, я иду  подрезать  свои
розы. - Он отправился снова к ряду кустов с зелеными листьями и  черными
цветами размером с его голову.
   Марти закричала ему вслед:
   - Собери достаточно людей, и у тебя будет большой мяч знания, Дэниэл!
Вот что я говорила ему. И этим бенегессериткам в этом корабле! Я сказала
им, скольких из них я собрала. Заметно же, как они отчужденно  чувствуют
себя, когда мы украдкой на них смотрим?
   Дэниэл склонился над своими черными розами.
   Она смотрела на него, уперев руки в бока.
   - Не для Ментатов, - сказал он. - Их двое на этом корабле - оба  гхо-
лы. Хочешь поиграть с ними?
   - Мастера всегда тоже пытаются их контролировать, - сказала она.
   - Этот Мастер собирается получить неприятности, если попытается  вме-
шаться в эту большую неприятность, - сказал Дэниэл, обрезая нижний побег
с куста у самого корня. - А мои тревоги приятны.
   - То же и с Ментатами! - крикнула Марти. - Я говорила им. Грош им це-
на за дюжину!
   - Грош? Не думаю, что они поняли это, Марти. Это Преподобные Матери -
да, но не этот здоровенный Ментат. Он не настолько опустел.
   - Ты понимаешь, что такое ты упустил, Дэниэл? - требовательно спроси-
ла она, подходя к нему. - У этого Мастера в груди нуль-энтропийная труб-
ка. Полная клеток гхол, к тому же!
   - Я видел.
   - Так вот почему ты их выпустил!
   - Я их не выпускал. - Его садовые ножницы пощелкивали. -  Гхолы.  Они
радушно примут его.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: