Она излагала все, что знала о поведении черволицых, бесстрас-
тно, как дающий показания регулировщик уличного движения: "В 9
часов 17 минут пятого числа, находясь на дежурстве в районе..." -
и так далее. Сухой перечень фактов. Свой рассказ о событиях на
Плутоне Материня ограничила моментом взрыва.
Еще один голос заговорил по-английски. Ровный голос, с гнуса-
вым выговором в нос, напомнивший мне одного бакалейщика-янки, у
которого мы покупали продукты как-то летом, когда я был ма-
леньким. Он никогда не улыбался и никогда не хмурился, говорил
мало, и все одним и тем же тоном, будь это: "она хорошая
женщина", или "он родного сына надует", или "яйца стоят восемьде-
сят пять центов" - холодным, как звон кассового аппарата. Вот и
этот голос был того же сорта.
- Вы закончили? - спросил он Материню.
- Да, я закончила.
- Сейчас будут выслушаны другие свидетели. Клиффорд Рассел...
...Я дернулся, будто тот бакалейщик поймал меня, когда я за-
лез рукой в ящик с конфетами.
Голос продолжал:
- ...Слушайте внимательно. И вдруг послышался другой голос.
Мой собственный. Это прослушивали записи, надиктованные мной,
когда я лежал пластом на спине на Веге.
Но прокручивали не всю запись, а только ту ее часть, которая
касалась черволицых. Да и то не полностью - излагались лить фак-
ты, а мое мнение о них было опущено.
Мой рассказ начинался с того, как на пастбище позади нашего
дома приземлились корабли, а кончался тем, как последний ослеп-
ший чернолицый свалился в яму. Рассказ не занял много времени,
потому что и отсюда много вырезали,- в частности, наш марш по Лу-
не. Мое описание Черволицего оставили, но поджали так, как будто
я говорил о Венере Милосской, а не о безобразнейшей твари на све-
те.
Запись моего голоса кончилась, и голос янки-бакалейщика спро-
сил:
- Это ваши слова?
- Что? Да!
- Рассказ верен?
- Да, но...
- Верен, или нет?
- Да.
- Он полон и закончен? Я хотел возразить в ответ, сказать,
что он безусловно не полон, но я уже начал понимать систему.
- Да.
- Патриция Уайнант Рейсфелд... Рассказ Крошки начинался с
более раннего момента и описывал все те дни, которые она про-
вела в плену черволицых до моего появления. Но ее рассказ длился
не больше, чем мой, потому что Крошка, хотя и наблюдательная, и
обладающая хорошей памятью, переполнена различными оценками и
мнениями не меньше, чем фактами. А оценки и мнения здесь выреза-
лись.
Когда Крошка подтвердила, что ее свидетельство изложено вер-
но и полностью, голос янки-торговца констатировал:
- Все свидетели заслушаны, все известные факты обобщены.
Слово предоставляется троим подсудимым.
Насколько я понял, черволицые избрали одного из этой троицы
своим представителем, вероятно, даже "нашего" Черволицего, если
он был жив и находился здесь. В английском переводе их речь ли-
лась без того гортанного акцента, который я услышал впервые на
борту их корабля, и тем не менее было ясно, что говорит именно
Черволицый. В ней звучала страшная, пробирающая до костей злоба -
злоба глубоко порочных и в то же время высокоразумных существ.
Она чувствовалась в каждом слоге так же ощутимо, как хороший пря-
мой удар в зубы.
Их оратор находился достаточно далеко от меня, чтобы не пара-
лизовать мою волю своим видом, поэтому после первого приступа
страха, скрутившего мне живот при звуках этого голоса, я пришел в
себя и
начал слушать более или менее рассудительно. Начал он с полного
отрицания какой-либо юрисдикции этого суда над его планетой. Он
нес ответственность лишь перед своей матерью-королевой, а она -
лишь перед группокоролевой; во всяком случае, так это звучало в
английском переводе.
Для защиты, как он считал, вполне было достаточно одного это-
го исчерпывающего аргумента. Тем не менее, если Конфедерация Трех
галактик действительно существует - в чем он сильно сомневался,
потому что никаких доказательств к тому не получил, если не счи-
тать незаконного задержания этим муравейником наглых существ, ло-
мающих комедию суда,- так вот, если она и существует, у нее все
равно нет никакой юрисдикции над Единственным народом; во-первых,
потому что Конфедерация не распространяется на ту часть Вселен-
ной, где лежит планета Единственных; во-вторых, потому что если
бы даже и распространялась, то Единственные никогда не присоеди-
нялись к ней и, следовательно, ее законы (если таковые в ней су-
ществуют) на них не распространяются тоже; в-третьих, мало ве-
роятно, чтобы их группокоролева согласилась иметь что-либо обще-
го с этими так называемыми Галактиками, потому что люди не имеют
дел с животными.
Разумеется, и этот аргумент он считал вполне исчерпывающим.
Но даже если, исключительно спора ради, не прибегать к этой безу-
коризненной и исчерпывающей аргументации, он все равно может до-
казать, что затеянный над ними процесс смехотворен, потому что
они ничем не нарушили даже так называемых законов якобы сущес-
твующей Конфедерации Трех галактик. Они всего лишь действовали в
своем собственном секторе космоса, работая над освоением полез-
ной, но никем не занятой планеты Земля. Какое же это преступле-
ние - колонизировать территорию, заселенную животными? Что же до
представительницы Трех галактик, то она влезла не в свое дело,
однако ей не было причинено никакого ущерба, ей всего лишь не
позволяли мешать работать и задержали ее исключительно с целью
вернуть туда, откуда она пришла.
Вот здесь ему и следовало бы остановиться. Все его аргументы
звучали вполне приемлемо, особенно последний. Я привык думать о
роде человеческом, как о венце творения, но многое теперь измени-
лось в моем восприятии. И я совсем не был уверен, что этот суд
сочтет людей равноправными с черволицыми. Конечно же, черволицые
во многом нас опередили. Да и мы, расчищая джунгли, обращаем ли
внимание на то, что обезьяны поселились там до нас?
Но он отбросил и эти аргументы, объяснив, что привел их лишь
в порядке интеллектуальных упражнений, чтобы показать, насколько
глупой выглядит вся их затея с точки зрения любых, каких бы то ни
было законов, с любой, какой бы то ни было точки зрения. А вот
теперь они действительно перейдут к защите.
Но вместо защиты он перешел к нападению. Злоба в его голосе
поднялась до крещендо ненависти, такой ненависти, что каждое сло-
во падало ударом молота. Да как они посмели? Да они мыши, кото-
рые собрались кота хоронить! (Знаю, знаю, но так уж в английском
переводе вышло). Они - животные, годные лишь в пищу, даже нет -
просто нечисть, которую придется извести напрочь.
Их преступления никогда не будут забыты, с ними не будет ни-
каких переговоров, и никакие мольбы о прощении им не помогут.
Единственный Народ уничтожит их всех!
Я посмотрел по сторонам, чтобы увидеть реакцию суда. По сте-
нам этого почти пустого треугольного зала расположились сотни су-
ществ, некоторые из них совсем недалеко от нас. До сих пор мое
внимание было так занято процессом, что я почти не смотрел на них.
А теперь стал рассматривать, потому что остро почувствовал
необходимость хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, вызванных
атакой черволицых.
Существа там были самые разнообразные и среди них вряд ли
нашлись бы хоть два друг на друга похожих. Футах в двадцати от
меня стояло одно, очень похожее на Черволицего, и такое же страш-
ное, но почему-то его ужасная внешность не вызывала отвращения.
Попадались и существа, почти похожие на людей, но они были в яв-
ном меньшинстве. Затем я увидел одну очень симпатичную чувиху,
выглядевшую вполне по-человечески, если не считать радужной рас-
краски кожи и весьма ограниченного количества одежды на теле. Она
была такая хорошенькая, что я мог поклясться, будто радужный цвет
ее кожи объяснялся всего лишь косметикой, но был бы, по всей ве-
роятности, неправ. Интересно, подумал я, на каком языке слушает
эти угрозы она? Уж точно не по-английски.
Почувствовав мой взгляд, она обернулась и холодно осмотрела
меня с головы до ног, как я рассматривал бы шимпанзе в клетке.
Похоже, взаимной симпатии между нами не возникло.
Кого там только не было между ней и псевдочерволицым! А по
левой стене неизвестные мне существа выглядывали даже из аквариу-
мов.
Не было никакой возможности определить, как они восприни-
мают тирады Черволицего. Радужная девушка держалась спокойно, но
что можно сказать о поведении моржа со щупальцами осьминога? Если
он дергается - это признак гнева? Или просто чесотки?
Председатель с голосом янки не останавливал Черволицего.
Все это время Крошка держалась за мою руку. Теперь же она по-
тянула меня за ухо, запрокинула лицо и прошептала, затрепетав:
- Как страшно он говорит!
Черволицый закончил свою речь таким взрывом ненависти, что
переводчик, видимо, не выдержал, потому что вместо английских
слов раздались бессвязвые вопли.
Раздался невозмутимый голос председателя:
- Но что вы имеете сказать в свою защиту? Снова вопль, за-
тем, наконец, связная речь:
- Я обосновал защиту тем, что ни в какой защите мы не нуж-
даемся.
Невозмутимый голос продолжал, обращаясь к Материне:
- Вы заступитесь за них?
- Милорды-собратья...- ответила она неохотно,-
я... я вынуждена признать, что нахожу их крайне противными.
- Вы выступаете против них?
- Да.
- В таком случае, ваше мнение не будет заслушано. Таков за-
кон.
- "Три галактики. Один закон". Я не буду говорить.
- Выступит ли кто-нибудь из свидетелей в их пользу? - про-
должал бесстрастный голос.
Молчание.
Нам давали шанс проявить благородство. Мы, люди, были их жер-
твами; и нас внимательно выслушают; мы могли бы отметить, что с
их точки зрения черволицые не сделали ничего плохого; мы могли бы
просить для них милосердия, если они дадут обещание впредь вести
себя хорошо.
Но я отказался проявить благородство. Слышал я все эти слад-
кие просвещенные речи, которыми обычно пичкают детишек - насчет
того, как надо уметь прощать, что даже в самых плохих людях есть
что-то хорошее и т. д. Но если я вижу ядовитого тарантула, я дав-
лю его ногой, а не упрашиваю его быть милым, хорошим паучком и
перестать, пожалуйста, отравлять людей. Паук не виноват, конечно,
что он паук. Но в том-то и все дело.
- Найдется ли Народ, согласный заступиться за вас? - спро-
сил черволицых голос.- Если да, то назовите его, мы вызовем его
представителей.
Оратор черволицых только расплевался в ответ. Одна лишь мысль
о том, что кто-либо может ходатайствовать за них, вызвала у него
глубочайшее отвращение.
- Пусть будет так,- сказал голос и спросил: - Достаточно ли
фактов для принятия решения?
Почти мгновенно он ответил сам себе:
- Да.
- Каково же решение? И снова ответ самому себе:
- Их планета будет развернута. Приговор не звучал страшно -
подумаешь, все планеты вращаются, да и объявил его голос бе-
зо всякого выражения. Но чем-то он меня напугал, даже показалось,
что пол под ногами дрогнул.
Материня повернулась и направилась к нам. Идти было далеко,
но она подошла к нам очень быстро. Крошка бросилась к ней.
Барьер, отделяющий наш загон, сгустился еще сильнее, пока мы трое
не очутились в своего рода отдельной комнатке.
Крошка дрожала и всхлипывала, а Материня утешала ее. Когда,
наконец. Крошка взяла себя в руки, я спросил взволнованно:
- Материня! А что они имели в виду, когда сказали, что пла-
нета будет развернута?
Она взглянула на меня, не выпуская из объятий Крошку, и ог-
ромные ее мягкие глаза стали суровыми и печальными.
- Это значит, что их планета выведена под углом в девяносто
