считать ее обоснованной только в отношении определенной формы социализма,
против которой она и была в основном направлена, и постараться создать другие
схемы, неуязвимые для такой критики. Очень большая и, вероятно, наиболее
интересная часть более поздних дискуссий на континенте шла именно в этом
направлении. Наметились две основные тенденции в такого рода поисках. С одной
стороны, были предприняты попытки преодолеть возникающие здесь трудности
посредством еще большего усиления элемента планирования, чем предусматривалось
раньше, полностью устранив свободный выбор потребителя и свободный выбор рода
занятий. С другой стороны, стали пытаться вводить те или иные элементы
конкуренции. В различных разделах УКоллективистского экономического
планированияы рассматривается, насколько эти предложения действительно
преодолевают все имеющиеся трудности и насколько они практичны.
Глава VIII. Экономический расчет при социализме (II): состояние дискуссии
Перепечатано из Collectivist Economic Planning, ed. F.A.Hayek (London: George
Routledge & Sons, Ltd., 1935).
1
Несмотря на естественную склонность социалистов преуменьшать значение критики
социализма, ясно, что она уже оказала очень глубокое воздействие на развитие
социалистической мысли. Эта критика, конечно, не подействовала на подавляющее
большинство Уплановиковы; основная масса приверженцев любого популярного
движения всегда остается в неведении относительно интеллектуальных течений,
вызывающих изменение направления.[К сожалению, это относится также к
большинству организованных коллективных усилий, предпринимавшихся специально
для научного изучения проблем планирования. Всякий, кто штудировал такие
публикации как Annales de l'economie collective или материалы, представленные
на Всемирный социально-экономический конгресс в Амстердаме в 1931 г. и
опубликованные Институтом международных отношений под названием "World Social
Economic Planning" (2 vols., The Hague, 1931--32), тщетно будет искать
какой-либо признак, что главные проблемы были хотя бы осознаны.] Более того,
существование в России системы, претендующей на имя плановой, привела многих
ничего не знающих о ее развитии к мысли, что главные проблемы решены. На самом
деле, как мы увидим, опыт России предоставляет достаточно подтверждений уже
оформившихся сомнений. Однако среди лидеров социалистической мысли все больше
осознается не только природа главной проблемы, но и растет признание силы
возражений, выдвинутых против считавшейся в прошлом наиболее осуществимой
разновидности социализма. Теперь редко отрицают, что в обществе,
намеревающемся сохранить свободу выбора потребителя и свободу выбора занятий,
централизованное руководство всей экономической деятельностью представляет
задачу, которую нельзя рационально решить при сложных условиях современной
жизни. Правда, как мы убедимся, даже среди понимающих проблему исходная
позиция отринута еще не полностью, однако ее защита носит характер более или
менее арьергардных боев, когда все сводится к попыткам доказать то, что "в
принципе" решение можно себе представить. Уже почти не встречается
утверждений, что такое решение осуществимо практически. У нас будет позднее
возможность обсудить некоторые из этих попыток. Однако подавляющее большинство
новых схем пытаются обойти трудности путем построения альтернативных
социалистических систем, более или менее основательно отличающихся от
традиционных версий, подвергшихся критике в первую очередь, и, как
предполагается, неуязвимых для возражений, направлявшихся против их
предшественниц.
В настоящем очерке будет рассмотрена современная английская литература по
данному предмету, а также будет сделана попытка оценить новые предложения,
выдвинутые для преодоления осознанных теперь трудностей. Однако прежде, чем мы
к этому приступим, может быть полезно высказать несколько замечаний о
значимости для обсуждаемых проблем российского эксперимента.
2
Конечно, невозможно и нежелательно на данном этапе начинать разбор конкретных
результатов российского эксперимента. Здесь достаточно сослаться на подробные
специальные исследования, особенно принадлежащие профессору Бруцкусу
[B.Brutzkus, Economic Planning in Russia (London: George Routledge &Sons,
Ltd., 1935)]. Сейчас нас интересует только более общий вопрос: насколько
факты, установленные при таком изучении конкретного опыта, согласуются с
аргументацией более теоретического характера и насколько эмпирические
свидетельства подтверждают или опровергают выводы, полученные путем априорных
рассуждений.
Вероятно, здесь нелишне напомнить читателю, что, исходя из общих соображений,
под вопрос ставилась не возможность планирования как таковая, а возможность
успешного планирования, достижения целей, во имя которых оно предпринимается.
Поэтому у нас с самого начала должна быть ясность относительно критериев
суждения об успехе или о формах, в которых, как мы полагаем, мог бы выразиться
провал. Нет никаких оснований ожидать, что остановится производство, или что
власти столкнутся с теми или иными трудностями в использовании всех имеющихся
ресурсов, или даже что объем производства будет устойчиво ниже, чем был до
введения планирования. Ожидать нам следовало бы того, что объем производства в
случае, когда использование доступных ресурсов определяется некоей центральной
властью, будет ниже, чем если бы ценовой механизм рынка свободно действовал --
при равных в остальном условиях. Обусловлено это было бы чрезмерным развитием
одних отраслей производства за счет других и использованием методов,
непригодных при существующих обстоятельствах. Нам следовало бы ожидать
чрезмерного развития каких-то отраслей при издержках, которые не оправдываются
возросшими объемами их продукции, и безудержного стремления инженеров к
внедрению появившихся где-то последних достижений, техники, невзирая на то,
приемлемы ли они в данной ситуации экономически. Во многих случаях
употребление новейших производственных методов, которые было бы возможно
применить при отсутствии централизованного планирования, выступало бы тогда
скорее симптомом злоупотребления ресурсами, нежели доказательством успеха.
Отсюда, таким образом, вытекает, что высокое качество -- с технической точки
зрения -- некоторой части российского промышленного оборудования, нередко
поражающее случайного наблюдателя и обычно считающееся свидетельством успеха,
малозначимо с точки зрения ответа на главный вопрос. Окажется ли новый завод
полезным звеном в структуре промышленности, помогающим увеличить объемы
производства, зависит не только от технических соображений, но даже больше от
общей экономической ситуации. Лучший тракторный завод не может быть активом, а
вложенный в него капитал есть чистый убыток, если замененная трактором рабочая
сила дешевле, чем затраты материалов и труда, пошедших на создание трактора,
плюс прибыль.
Но стоит нам освободиться от слепого восхищения перед существованием
колоссальных орудий производства, которое вполне может захватить некритичного
наблюдателя, как остаются только два законных критерия успеха: блага, реально
доставляемые системой потребителю, и рациональность или нерациональность
решений центральной власти. Исходя из первого критерия, результат, несомненно,
был бы признан отрицательным, во всяком случае -- пока и имея в виду все
население, а не небольшую привилегированную группу. Почти все наблюдатели
согласны, кажется, с тем, что даже по сравнению с довоенной Россией положение
широких масс ухудшилось. Однако такое сравнение все же выставляет результаты в
излишне благоприятном свете. Признано, что условия царской России далеко не
благоприятствовали капиталистической промышленности и что при более
современном режиме капитализм добился бы там быстрого прогресса. Надо принять
также во внимание, что страдания за прошедшие пятнадцать лет, эта Ужизнь
впроголодь во имя величияы, которые мыслились как служащие последующему
прогрессу, должны были бы принести к настоящему времени какие-то плоды. Мы
получим более подходящую основу для сравнения, представив, что было бы в
случае, когда те же самые ограничения потребления, которые имели место
фактически, были бы вызваны высокими налогами, а поступления от них
предоставлялись бы в виде кредита конкурентной промышленности на
инвестиционные цели. Вряд ли можно усомниться, что это вызвало бы скорый и
громадный рост общего уровня жизни выше всего того, что сегодня представляется
лишь отдаленно возможным.
Тогда остается последняя задача -- рассмотреть принципы, на основании которых
реально действовали плановые органы. Здесь невозможно даже кратко проследить
извилистый курс российского эксперимента. Однако все, что мы о нем знаем,
особенно из упоминавшегося выше исследования профессора Бруцкуса, дает нам
полное право сказать, что ожидания, вытекавшие из соображений общего порядка,
полностью подтвердились. Крах "военного коммунизма" произошел именно по той
причине, по какой его предвидели профессора Мизес и Бруцкус, -- из-за
невозможности рационального расчета в безденежной экономике. С тех пор
развитие с его частыми политическими зигзагами показало только, что правители
России познали на опыте все препятствия, выявленные систематическим анализом
проблемы. Но оно не поставило никаких новых важных проблем и тем более не
предложило каких-либо решений. Официально вина почти за все трудности все еще
взваливается на несчастных индивидов, подвергающихся преследованиям за то, что
они противодействуют плану, не подчиняясь распоряжениям центральной власти или
слишком буквально их выполняя. Однако, хотя это означает, что власти признают
очевидную трудность только в том, как заставить людей послушно следовать
плану, не может быть сомнений, что более серьезные неприятности обусловлены в
действительности врожденными проблемами всякого централизованного
планирования. Фактически из таких обзоров, какой сделал профессор Бруцкус, мы
заключаем, что нынешняя тенденция, отнюдь не продвигая нас к более
рациональным методам планирования, сводится к тому, чтобы разрубить гордиев
узел, отказавшись от использовавшихся в прошлом сравнительно научных методов.
Вместо этого они заменяются все более и более произвольными и несогласованными
решениями конкретных проблем, как диктует злоба дня. Российский опыт может
быть очень поучителен в отношении политических или психологических проблем. Но
для того, кто изучает экономические проблемы социализма, он всего лишь дает
иллюстрации к вполне устоявшимся выводам. Он не помогает нам ответить на
интеллектуальную проблему, поставленную стремлением к рациональному
переустройству общества. Для ответа на нее нам придется возобновить наш
систематический обзор различных мыслимых систем, хотя и существующих пока
только в виде теоретических набросков, но не становящихся от этого менее
важными.
3
Как указывалось выше, в главе VII, рассмотрение этих вопросов в английской
литературе началось относительно недавно и на достаточно высоком уровне.
Однако вряд ли можно сказать, что первые попытки реально отвечали на
какой-либо из главных вопросов. Два американца, Ф.М.Тэйлор и У.К.Роупер, были
первыми в этой области. Их работы и в какой-то степени анализ англичанина Г.
Д.Диккинсона были направлены на доказательство того, что, исходя из
предположения о полном знании всех соответствующих данных, ценность и
количество различных товаров, которые надо произвести, могли бы определяться
путем применения аппарата, с помощью которого теоретическая экономика
объясняет формирование цен и управление производством в конкурентной системе
[F.M.Taylor, "The Guidance of Production in a Socialist State", American
Economic Review, Vol. XIX (1929); W.C.Roper, The Problem of Pricing in а
Socialist State (Cambridge, Mass., 1929); H.D.Dickinson, "Price Formation in a
Socialist Community", Economic Journal, June, 1933]. В общем, следует
признать, что это не невозможно -- в смысле отсутствия логического
