Ф.А.ХАЙЕК
ИНДИВИДУАЛИЗМ
Глава I. Индивидуализм: истинный и ложный
Двенадцатая финлеевская лекция, прочитанная в Университетском колледже,
Дублин, 17 декабря 1945г. Опубликована: Hodges, Figgis & Co., Ltd., Dublin, e
B.H. Blackwell, Ltd., Oxford, 1946.
Из восемнадцатого столетия и революции, как из общего
источника, вышли два течения: первое вело
людей к свободным институтам, тогда как второе
направляло их к абсолютной власти.
Алексис де Токвиль
1
Проповедовать в наши дни какие бы то ни было четко сформулированные принципы
общественного порядка -- значит почти наверняка заработать ярлык оторванного
от жизни доктринера. Стало считаться признаком беспристрастного ума, когда в
социальных вопросах не придерживаются твердых принципов, но решают каждую
проблему "как она есть сама по себе"; когда большей частью руководствуются
целесообразностью и с готовностью идут на компромиссы между противоположными
точками зрения. Однако у принципов есть способ утвердить себя, даже если они
не признаются явно, а лишь подразумеваются отдельными решениями или
присутствуют только в качестве смутных идей о том, что следует и чего не
следует делать. Так и получилось, что под вывеской "ни индивидуализма, ни
социализма" мы на деле быстро движемся от общества свободных индивидов к
обществу полностью коллективистского толка.
Я не только намереваюсь защитить определенный общий принцип социальной
организации, но и постараюсь показать, что отвращение к общим принципам и
предпочтение переходить от одного частного случая к другому являют собой плод
движения, которое с "неизбежностью постепенности" ведет нас назад от
общественного порядка, покоящегося на общем признании известных принципов, к
системе, в которой порядок создается с помощью прямых приказов.
После опыта тридцати последних лет, похоже, уже не нужно доказывать, что без
принципов мы начинаем просто плыть по течению. Прагматический подход,
господствовавший в этот период, не только не усилил нашу власть над событиями,
но фактически привел нас к такому положению вещей, которого никто не желал; и
единственным результатом нашего пренебрежения принципами стало, по-видимому,
то, что нами управляет логика событий, которую мы тщетно пытаемся
игнорировать. Вопрос сейчас состоит не в том, нуждаемся ли мы в направляющих
нас принципах, но скорее в том, существует ли еще хоть какой-то их набор,
пригодный для общего употребления, которому мы могли бы при желании следовать.
Где еще можно отыскать систему заповедей, способную дать нам ясное руководство
в решении проблем нашего времени? Осталась ли где-нибудь последовательная
философия, которая укажет нам не только моральные цели, но и верный способ их
достижения?
Усилия, предпринимаемые церковью с целью выработки законченной общественной
философии, и те абсолютно противоположные результаты, к которым приходят
многие, начинающие с одних и тех же христианских оснований, показывают, что
религия сама по себе не дает нам ясного руководства в этих вопросах. Несмотря
на то что упадок ее влияния, несомненно, является одной из главных причин
нынешнего отсутствия у нас ясных интеллектуальных и нравственных ориентиров,
возрождение религии не намного уменьшило бы потребность в пользующемся
всеобщим признанием принципе общественного порядка. Мы все равно нуждались бы
в политической философии, которая шла бы дальше фундаментальных, но общих
предписаний, предоставляемых религией и нравственностью.
Название, выбранное для этой главы, говорит о том, что такая философия, как
мне кажется, все же существует. Речь идет о наборе принципов, внутренне
присущих основной части западной, или христианской, политической традиции,
которые, однако, не могут быть однозначно описаны каким-либо легко узнаваемым
термином. Необходимо, таким образом, заново изложить все эти принципы, прежде
чем мы сможем решить, в состоянии ли они еще служить нам в качестве
практического руководства.
Трудность, с которой мы сталкиваемся, состоит не просто в том, что
существующие политические термины отличаются заведомой двусмысленностью, и
даже не в том, что для разных групп одно и то же понятие зачастую обладает
почти противоположным смыслом. Гораздо более значим тот факт, что нередко
употребление одного и того же слова создает впечатление общности людей, в
действительности верящих в несовместимые или враждебные друг другу идеалы. В
наши дни такие термины, как "либерализм" и "демократия", "капитализм" и
"социализм", не символизируют больше никаких связных систем идей. Они стали
обозначать конгломераты совершенно разнородных принципов и фактов, которые
исторический случай связал с этими словами, но которые имеют между собой мало
общего помимо того, что их защищали в разное время одни и те же люди или
вообще что они просто проповедовались под одинаковым названием.
Никакой другой термин не пострадал в этом отношении больше, чем
"индивидуализм". Он не только был окарикатурен своими оппонентами до
неузнаваемости -- а нам всегда следует помнить, что большинству наших
современников вышедшие сегодня из моды политические концепции известны только
в изображении, созданном их противниками, -- но и использовался для
обозначения нескольких отличных взглядов на общество, которые имели между
собой так же мало общего, как и со взглядами, традиционно считавшимися их
противоположностью. Действительно, когда при подготовке этой работы я
просмотрел несколько стандартных определений "индивидуализма", то почти
пожалел о том, что вообще связал идеалы, в которые верю, с термином, которым
так злоупотребляли и который так неверно понимали. Но что бы еще ни
обозначалось термином "индивидуализм" помимо этих идеалов, есть две веские
причины для закрепления его за теми воззрениями, что я намерен отстаивать:
во-первых, эти воззрения всегда были известны под таким названием, пусть
временами оно приобретало к тому же и какие-то иные значения; во-вторых, оно
примечательно тем, что именно с целью выразить идею, противоположную
индивидуализму, было придумано слово "социализм". [По происхождению оба
термина - "индивидуализм" и "социализм" - являются изобретением
сен-симонистов, основоположников современного социализма. Сначала они ввели
термин "индивидуализм" для обозначения конкурентного общества, против которого
выступали, а затем придумали слово "социализм" для обозначения централизованно
планируемого общества, в котором вся деятельность управляется по тому же
принципу, что и на отдельной фабрике. О происхождении этих терминов см. мою
статью "Контрреволюция науки": Economica, VIII (new ser., 1941), 146. (Здесь и
далее оформление библиографии дается по оригиналу. - Прим. ред.).] Именно
систему, альтернативную социализму, я и предполагаю рассмотреть.
2
Прежде чем объяснить, чту я понимаю под истинным индивидуализмом, полезно
указать на интеллектуальную традицию, к которой он принадлежит. Развитие
современного индивидуализма, который я попытаюсь защитить, началось с Джона
Локка и, в особенности, с Бернарда Мандевиля и Дэвида Юма. В полную же силу он
впервые заявил о себе в работах Джозайи Такера, Адама Фергюсона, Адама Смита и
их великого современника Эдмунда Б°рка -- человека, которого Смит
охарактеризовал как единственного из всех известных ему людей, чьи мысли по
экономическим предметам полностью совпали с его собственными, хотя ранее они
никогда не общались [ R. Bisset, Life of Edmund Burke (2d ed., 1800), II, 429.
Ср. также: W.C.Dunn, "Adam Smith and Edmund Burke: Complimentary
Contemporaries", Southern Economic Journal (University of North Carolina),
Vol. VII, No. 3 (January, 1941).]. Я считаю, что в XIX веке наиболее полно
истинный индивидуализм представлен в работах двух величайших историков и
политических философов того времени -- Алексиса де Токвиля и лорда Актона. Мне
представляется, что эти два человека успешнее любых других известных мне
авторов развили все лучшее из политической философии шотландских философов,
Б°рка и английских вигов, тогда как экономисты классической школы XIX века
или, по крайней мере, примыкающие к ней последователи Бентама и
философы-радикалы все более подпадали под влияние индивидуализма другого рода,
имевшего иные истоки.
Это второе и совершенно отличное от первого направление мысли, также известное
как индивидуализм, представлено в основном французскими и другими
континентальными авторами, что обусловлено, как мне представляется, той
доминирующей ролью, какую играет в нем картезианский рационализм. Выдающимися
представителями этой традиции являются энциклопедисты, Руссо и физиократы. По
причинам, которые мы вскоре изложим, этот рационалистический индивидуализм
всегда имел тенденцию перерождаться в противоположность индивидуализма -- в
социализм или коллективизм. Именно потому, что индивидуализм первого типа
внутренне последователен, я утверждаю за ним название истинного
индивидуализма, тогда как вторую его разновидность следует, вероятно, считать
таким же значимым источником современного социализма, как и собственно
коллективистские теории. [Карл Менгер, который в новейшие времена одним из
первых сознательно возрождал методологический индивидуализм Адама Смита и его
школы, был, вероятно, также первым, кто указал на связь между "проектной"
теорией общественных институтов и социализмом. См. его: Untersuchungen uber
die Methode der Sozialwissenschaften (1883), особенно книгу VI, гл. 2, где он
говорит о "прагматизме, который, вопреки намерению его представителей,
неминуемо ведет к социализму". (Рус. пер.: Менгер К. Исследования о методах
социальных наук и политической экономии в особенности. СПб., 1894, с. 194.).
Знаменательно, что уже физиократы перешли от рационалистического
индивидуализма, с которого они начинали, не только близко к социализму (полно
раскрытому в работе их современника Морелли "Кодекс природы" [1755]), но к
проповедыванию худшего вида деспотизма. "Государство делает с людьми все, что
захочет", -- писал Бодо.]
Мне трудно дать лучший образчик господствующей путаницы относительно смысла
индивидуализма, нежели тот, что человека, которого я считаю одним из
величайших представителей истинного индивидуализма, Эдмунда Б°рка, обычно (и
справедливо) представляют главным оппонентом так называемого "индивидуализма"
Руссо, чьи теории, опасался Б°рк, быстро разложат человеческое сообщество "на
пыль и прах индивидуального бытия" [Edmund Burke, Reflections on the
Revolution in France (1790), в Works (World's Classics ed.), VI, 105: "Таким
образом, само человеческое сообщество всего через пару поколений искрошилось
бы в пыль и прах индивидуального бытия и, в конце концов, рассеялось бы по
всем четырем сторонам света". (Рус. пер.: Б°рк Э. Размышления о революции во
Франции. М., "Рудомино", 1993.) То, что Б°рк (как указывает А.М.Осборн в своей
книге "Руссо и Б°рк" [Oxford, 1940], p. 23), сначала нападавший на Руссо за
его крайний "индивидуализм", позднее нападал на него за крайний коллективизм,
не есть непоследовательность, а всего лишь результат того, что проповедь
рационалистического индивидуализма и Руссо и всеми остальными неизбежно вела к
коллективизму.]; а также то, что сам термин "индивидуализм" проник в
английский язык через перевод одной из работ другого великого представителя
истинного индивидуализма, Токвиля, использующего этот термин в своей работе
"Демократия в Америке" для обозначения позиции, которую он считает
предосудительной и отвергает. [Alexis de Tocqueville, Democracy in America,
trans. Henry Reeve (London, 1864), том II, книга II, гл. 2, где Токвиль
определяет индивидуализм как "взвешенное и спокойное чувство, побуждающее
гражданина изолировать себя от массы себе подобных и замыкаться в узком
семейном и дружеском кругу. Создав для себя таким образом маленькое общество,
человек перестает тревожиться обо всем обществе в целом". (Рус. пер.: А. де
Токвиль. Демократия в Америке. М., "Прогресс", 1992, с. 373.) В примечании к
этому тексту переводчик приносит свои извинения за введение французского
