Однажды пошли Рагнарис и Арбр в лес вдвоем. Хродомера же с ними не
было; его отец к делу приставил. Время к осени шло. И завидовал Хродомер
друзьям своим, предвидя богатую их добыча (пошли они бить жирную осеннюю
птицу). И с нетерпением ждал возвращения их.
Смеркаться уже стало (а ушли затемно, рано утром), когда Рагнарис в
село прибежал. Один прибежал. Лица на нем не было. Видел Хродомер, как
Рагнарис во двор свой побежал, а после отец Рагнарисов, за шиворот отп-
рыска своего волоча, через все село к Бракиле его потащил. Хродомер все
бросил и следом за другом своим побежал, ибо беду большую почуял. И ник-
то не смог бы удержать в том его, Хродомера.
И пала на село весть страшная, как сизый туман на поле опускается.
Нет больше Арбра.
Так рассказывал Рагнарис, не стыдясь, слезами заливаясь.
Долго бродили они с Арбром по осеннему лесу и много птицы набили,
сноровком друг перед другом выхваляясь. И ни один не превзошел другого.
И так зашли они далеко от села, в места незнакомые. Но дорогу домой зна-
ли, ибо умели по лесу ходить, даже незнакомому, и потому не боялись. Ны-
нешние-то сопляки этого не умеют. Вот Валамир, к слову сказать, из бурга
хмельной возвращаясь (три года уж минуло тому), в роще заплутал. Да и
иные не лучше, сказал Хродомер-старейшина.
С Арбром же было так. Набрели Рагнарис и Арбр на медвежий выводок.
Два медвежонка играли, малыш и пестун. Рагнарис сразу сказал другу свое-
му Арбру: "Пойдем отсюда подобру-поздорову, пока медведица не явилась".
Но Арбр будто не слышал. Как завороженный, рот приоткрыв, на медвежат
глядел и с места не двигался.
А после, будто кликнули его, шагнул к медвежатам и в игру их вошел.
Втроем кататься начали. И смеялся Арбр.
Лес же вокруг старый, мрачный стоял, только на той поляне, где играли
теперь трое, оставались еще пятна света.
Рагнарис еще несколько раз позвал Арбра, но тот не откликался. Словно
речь человеческую разом позабыл. Пестун широкой лапой то маленького мед-
вежонка катнет, то Арбра, так что кубарем они летели. После же и Арбр,
смеясь, пестуна рукой толкал, и опрокидывался пестун на спину. И видно
было, что дурачится большой уже сильный медведь.
Рагнарис вдруг чужим себя почувствовал. И все чужим вокруг него ста-
ло: и темный древний бор, и лужайка, где еще светло было, и медведи иг-
рающие, и закадычный друг его Арбр, что от него, Рагнариса, отвернулся.
Ибо принял этот извечный, незнакомый мир Арбра, а его, Рагнариса, от-
торг.
Со всех сторон сдавил Рагнариса страх. И разозлился на страх этот
Рагнарис, и обида вскипела в нем. Но тут сбоку кто-то заворчал тихонько,
будто сквозь зубы. И вышла из кустов огромная медведица.
И побежал Рагнарис, ног под собой не чуя. Птицу, набитую в тот день
на охоте, бросил, ибо тяготила она его и бежать мешала.
Как в село прибежал, сам не помнит. Но Арбра с ним не было. Не иначе,
порвала его медведица.
И бил Рагнарис, отец Рагнариса, отпрыска своего смертным боем за то,
что Арбра бросил. Но Хродомер уже тогда подумал, что все наоборот было:
это Арбр бросил Рагнариса.
И Хродомеру от родителя его, Хрокмунда, досталось: как есть вы все
трое друзья неразлучные и есть у вас заединщина, то получи впрок назида-
ние.
Рагнарису, однако, досталось больше. Крут был отец Рагнариса. Еле до
смерти не убил, мать на руках его повисла и отобрала. Поутру же нашего
дедушку Рагнариса, всего в синяках, в лес назад погнал отец его. И сам
пошел. И много воинов с ними пошло, с рогатиной, ножами и копьями. Будто
в поход собрались.
А Бракила, отец Арбра, друг Рагнариса - отца дедушки Рагнариса - на
дедушку Рагнариса нарочито не смотрел. И на отца его тоже глядеть избе-
гал. И оттого отец Рагнариса гневался в сердце своем и сына своего всю
дорогу то и дело тумаками угощал, да так, что даже Хродомеру дружка сво-
его жалко стало.
Рагнариса впереди гнали, будто пса некормленного, чтобы дорогу к тому
месту показывал.
В те времена (не то что ныне) по лесу ходить умели, поэтому Рагнарис,
хоть и звенело в голове у него от отцовской науки, умом не умалился и
дорогу отыскал - к месту тому, где друга своего оставил, охотников вы-
вел.
Не успели опомниться, как из густых зарослей огромная медведица вста-
ла, на диво лютая. Говорили после в селе, что такой лютой медведицы и не
упомнят.
Тут старейшина Хродомер добавил, что в нынешнее время медведи тоже
измельчали - иной раз забитого медведя от пса не отличишь.
Та же медведица одним ударом снесла голову Агилмунду Лысому, что луч-
шим охотником в селе почитался. Пока она разворачивалась, ей копье в бок
всадили. Взревела медведица и лапами стала бить во все стороны. Живот
распорола Эйриху длинными когтями и еще двух человек покалечила, пока ее
добили копьями и ножами.
Внятно тут всем стало, что не простая это медведица. Не дано обычному
зверю столь много добрых воинов с собой в темное царство уводить. Не
иначе, кто-то из богов, возвеселясь, потеху устроил и забрал к себе
Агилмунда Лысого, Эйриха и еще двоих, чьи имена старейшина Хродомер сей-
час уже не помнит.
Медвежата, как то в обычае зверином, сбежали, пока мать их от людей
отстаивала. И Арбр сбежал вместе с ними, потому что не нашли его на по-
ляне, сколько ни искали.
Пошли дальше, в чащу леса, по следу псов пустили. Вскоре Арбр отыс-
кался. Подобно медведице, из кустов встал. В руках сук огромный имел.
Головой тряс, и еще заметили, что рот у него в крови. После на поляне
перья повсюду разбросанные нашли и поняли, что Арбр с медведями птицу
сырьем ел, ту, что с Рагнарисом они набили.
Навалились на Арбра всем миром и скрутили его. Он же только рычал и
отбиваться пытался. И пена изо рта у него шла.
С тем в село вернулись, неся с собою связанного Арбра и убитых медве-
дицей воинов. После же еще те вернулись, кто тушу медведицы разделывал и
шкуру с нее снимал.
И жизнь в селе снова вошла в прежнее русло. Убитых погребли с почес-
тями. Жена Агилмуда и еще одного, чье имя старейшина Хродомер сейчас уже
запамятовал, за мужьями своими последовали. Ибо в те времена по древнему
закону жили и честны были перед богами и людьми, не то что ныне, когда
над каждой паршивой наложницей соплищей мотают: мол, наложница, она тоже
человек.
Отец наш Тарасмунд вздохнул, однако речи хродомеровы перебивать не
стал. Видно было, что и ему любопытно рассказ об Арбре послушать.
Дядя же Агигульф слушал, как младенец, рот приоткрыв. Даже дышать,
кажется, забыл. И видно было, что ни разу он этой истории не слыхал,
хоть и был дедушкиным любимцем.
Хродомер помолчал, отдыхая. И продолжил так.
Шкуру медведицы, хоть и попорчена она была копьями и ножами, отдали
Рагнарису, отцу Рагнариса, ибо он первый копьем в зверя лютого попал.
Выдубили шкуру и в доме поместили. И дивились все ее огромной величине.
Но после, как оправился Арбр и снова человечье обличье обрел, пришел
он в дом Рагнариса, шкуру медвежью увидел и весь затрясся с головы до
ног. К шкуре припал, каждую рану на ней обласкал пальцами, а после со
слезами молить стал Рагнариса, отца Рагнариса, чтобы отдал ему шкуру.
И столь велико было отчаяние Арбра, что отдали ему шкуру.
Дедушка же наш Рагнарис говорил потом Хродомеру, что радовался этому,
ибо пугала его чем-то гигантская медведицына шкура. Так стращала, хоть
из дому беги.
Знал бы, какую беду шкура эта в дом Арбра принесет, нипочем бы так не
радовался. Хотя и без всякой шкуры беда бы эта стряслась, так он после
рассудил.
А случилось это все с Арбром, когда луна стала полной.
Тут Хродомер нас, слушателей своих, взглядом обвел и пояснил:
- К тому я это все говорю, что Бракила, отец Арбра, сына своего, ко-
торый с медведицыной шкурой не расставался, в капище водил, к жрецу. И
там жрец говорил о чем-то с Арбром отдельно от Бракилы. О чем же толко-
вал - то Бракиле неведомо осталось. Когда же отец с сыном покидали уже
капище, так молвил жрец Бракиле: "Жизнь сына твоего на полнолуние пово-
рачивать будет". Но к добру или худу, не сказал. Переспросил жреца Бра-
кила, в какое полнолуние, но жрец лишь усмехнулся и сказал: "Когда волк
на луну воет". И наказал старейшинам сельским это объявить.
Так и поступил. Как вернулся Бракила с Арбром из капища, жизнь преж-
няя пошла, будто и не случалось ничего страшного. Только Арбр то и дело
задумчив становился. Сперва Рагнариса и Хродомера, друзей своих, сторо-
ниться начал; после же и вовсе дичиться людей стал.
Но это показалось всем в селе не в диковину, ибо о Бракиле, отце его,
тоже не скажешь, что у него душа нараспашку. Ясное дело, яблоко от ябло-
ни далеко не упадет. Ростом же и сложением Арбр в Бракилу вышел - могуч
был и высок.
Года два с той поры минуло. Угрюм был Арбр и шкуру медвежью на плечах
таскал; к хозяйству же душа его не лежала. Только охота в радость ему
была да забавы воинские. Но вот забавляться с Арбром ни Хродомер, ни
Рагнарис не хотели, да и прочие юнцы в селе тоже: в шутейном бою свире-
пел Арбр и силу свою соизмерять не умел. Во время поединков этих Арбр
никогда с противниками своими не разговаривал, слова человеческого от
него не услышишь. Либо молча дрался, либо вдруг смеяться свирепым смехом
начинал и рычать.
Однако же видно было и то, что в уме Арбр вовсе не повредился, ибо
когда не дрался, то рассуждал на диво разумно. Что до Бракилы, то видно
было, что гордится он сыном своим, печатью Вотана отмеченным.
Минули так два года и настало по ранней весне то полнолуние, о кото-
ром жрец в капище говорил. Мучимый непонятной тоской, метался Арбр по
всему селу. Здесь нужно сказать, что Валия, который нынче в том селе
старейшина, трех добрых псов охотничьих держал. Один из них на диво си-
лен и лют был, из прочих выделяясь. И любил его Валия, как родного сына.
Не раз в лесу пес тот жизнь Валии спасал и всегда себя верным и свирепым
выказывал. И припомнил Хродомер, как говорили в том селе: "бегает, точно
Валия за своим псом". Да и то сказать, дивный был пес, воистину дивный,
добавил Хродомер-старейшина.
В ту весну, когда тоска взяла Арбра, настало полнолуние и луна взош-
ла. Валия уже ко сну отошел, как вдруг разбужен был он и домочадцы его
яростным лаем собак, как если бы крупного зверя обложили. И зверь ка-
кой-то ревел в темноте. Валия недаром охотником был. Тотчас же распознал
он рев Арбра, сына Бракилы, соседа его. Собачий лай тут жалобным визгом
сменился.
Валия выскочил, как был, неодет, с рогатиной - собакам своим на вы-
ручку. За ним сын его старший, что с ним тогда в одном доме жил, и двое
рабов, силы недюжинной.
Предстал глазам их двор Валии, залитый ярким лунным светом. Посреди
двора любимый пес Валии лежал с хребтом перебитым. Хозяина завидев,
только раз головой дернуть сумел, взвизгнул тихонько и тут же издох.
Другой пес, поджав лапу, поодаль стоял и щерился. А над псом издохшим
Арбр стоял, и пена в углах его рта запеклась.
Валия с места сдвинуться не смог. Стоял, окруженный неподвижными до-
мочадцами своими, и только глядел на Арбра. А Арбр на него глядел, и
видно было, что не узнает его Арбр.
Тут и другие сельчане, звуками борьбы разбуженные, на двор сбежались.
Если оголодавшее по весне зверье в село зашло, то всем миром двор Валии
оборонять надо. Оттого многие с рогатинами и ножами охотничьими были.
Арбр же все по сторонам озирался в беспокойстве. Верхняя губа у него
подергивалась, открывая зубы. Бракила сквозь толпу к сыну своему было
протолкался, но и его не узнал Арбр. Только протянул к нему Бракила ру-
ки, как Арбр вдруг изогнулся весь дугой назад и оземь затылком грянулся,
собаку караулившую пугнув. И с хрипом забился в падучей. И отступили от
него все поначалу. Валия же гибель любимого пса осознал и потому, рога-
тину занеся, хотел пронзить Арбра, покуда тот беспомощен. Но сельчане
