особое предначертание со стороны провидения, а также особое устройство
органов пищеварения. Мы сидели под прикрытием скал и тяжело вздыхали.
Что касается меня, я искренне сожалел, что мы отважились на это безна-
дежное предприятие. Вдруг я увидел, что Амбопа встает и бредет к участку
земли, покрытому травой, а несколько минут спустя я, к моему величайшему
изумлению, заметил, что этот всегда исполненный сознания собственного
достоинства индивидуум пляшет и кричит, как сумасшедший, размахивая
чем-то зеленым.
В надежде, что ему удалось найти воду, мы заковыляли к нему со всей
скоростью, на которую были способны наши усталые конечности.
- В чем дело, Амбопа, сын дурака? - крикнул я по-зулусски.
- Это пища и вода, Макумазан! - И он вновь помахал какой-то зеленой
штукой.
Тут я рассмотрел, что у него в руке. Это была дыня. Мы набрели на
участок, заросший тысячами диких дынь, и все они были совершенно спелые.
- Дыни! - закричал я Гуду, который шел следом за мной.
И секунду спустя он уже вонзил в одну из них свои искусственные зубы.
Мне кажется, что мы насытились не ранее, чем съели по крайней мере по
шесть дынь каждый. Хоть они и не отличались особо приятным вкусом, но
мне казалось, что никогда в жизни мне не приходилось есть ничего более
упоительного.
Но дыни не особенно сытная пища. Когда мы утолили жажду их сочной мя-
котью и поставили новый запас дынь охлаждаться путем очень простого
принцесса - то есть разрезали пополам и поставили стоймя на солнце, что-
бы они охлаждались посредством испарения, - мы снова почувствовали
страшный голод. У нас еще оставалось немного билтонга, но всех тошнило
при одном воспоминании о нем, и к тому же приходилось его экономить, по-
тому что никто не мог сказать, когда нам удастся раздобыть пищу. И тут
нам чрезвычайно повезло. Смотря по направлению к пустыне, я увидел стаю,
состоявшую из десятка крупных птиц. Они летели прямо на нас.
- Skit, Baas, skit! (Стреляй, господин, стреляй!) - шепнул мне гот-
тентот, бросаясь плашмя на землю.
Все мы последовали его примеру. Теперь я увидел, что это была стая
дроф и что они сейчас пролетят не более чем в пятидесяти ярдах над моей
головой. Взяв один из винчестеров, я подождал, пока они не оказались
почти над нами, и внезапно вскочил на ноги. Заметив меня, дрофы, как я и
ожидал, сбились в кучу. Я дважды выстрелил, и мне посчастливилось сбить
одну из них. Это был прекрасный экземпляр, весивший около двадцати фун-
тов. Через полчаса птица уже жарилась над огнем костра, который мы раз-
вели из сухих дынных стеблей. Впервые за всю неделю у нас было такое
пиршество. Мы съели эту дрофу целиком. От нее не осталось ничего, кроме
костей и клюва. После этого мы почувствовали себя значительно лучше.
Ночью, когда взошла луна, мы вновь двинулись в путь, захватив с собой
столько дынь, сколько можно было унести. По мере подъема мы чувствовали,
что воздух становится все прохладнее и прохладнее, и это было для нас
большим облегчением. На рассвете мы оказались не более чем в дюжине миль
от линии снега. Здесь мы вновь нашли дыни, и мысль о воде перестала нас
волновать, так как мы знали, что скоро к нашим услугам будет масса сне-
га. Но подъем теперь стал очень опасным, и мы продвигались вперед чрез-
вычайно медленно, делая не более одной мили в час. Кроме того, в эту
ночь мы доели последний кусочек билтонга. За все это время мы не видели
в горах ни одного живого существа, за исключением дроф, и нам не встре-
тилось ни единого ручья или родника. Это казалось нам очень странным -
ведь над нами высились огромные массы снега, который, как мы полагали,
должен был время от времени таять. Но, как мы обнаружили в дальнейшем,
по какой-то причине, объяснить которую не в моих силах, все ручьи стека-
ли по северному склону гор.
Теперь нас сильно начала беспокоить отсутствие пищи. Казалось вполне
вероятным, что если нам и удалось избежать смерти от жажды, то лишь для
того, чтобы умереть от голода. Краткие заметки, которые я тогда система-
тически заносил в свою записную книжку, лучше всего расскажут о пе-
чальных событиях последующих трех дней.
21 мая. Вышли в 11 часов утра, так как воздух был достаточно прохла-
ден для дневного перехода. Взяли с собой несколько дынь. С трудом тащи-
лись вперед весь день, но дынь больше не встречали - очевидно, вышли из
той полосы, где они растут. Не видели никакой дичи. На заходе солнца ос-
тановились на ночлег. Ничего не ели в течение многих часов. Ночью сильно
страдали от холода.
22-го. Снова вышли на рассвете, чувствуя большую слабость. За весь
день прошли всего пять миль. Встретилось несколько небольших участков
земли, покрытых снегом, которого мы и поели, так как больше есть нам бы-
ло нечего. Расположились на ночлег под выступом огромного плато. Жесто-
кий холод. Выпили понемногу бренди и легли, завернувшись в свои одеяла и
прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Голод и усталость причиня-
ют нам ужасные страдания. Боялись, что Вентфогель не доживет до утра.
23-го. Снова попытались идти дальше, как только солнце поднялось дос-
таточно высоко и немного отогрело наши застывшие члены. Мы в ужасном
состоянии, и я боюсь, что если не раздобудем пищи, то этот день будет
последним днем нашего путешествия. Осталось только немножко бренди. Гуд,
сэр Генри и Амбона держатся замечательно, но Вентфогель очень плох. По-
добно большинству готтентотов, он не выносит холода. Я уже не ощущаю
прежней острой боли в желудке, но как-то онемел. Остальные говорят, что
чувствуют то же самое. Мы находимся теперь на уровне обрывистого хребта
или стены из лавы, соединяющей две горы. Вид отсюда великолепен. Позади
нас до самого горизонта лежит огромная сверкающая пустыня, а перед нами
расстилается много миль гладкого, твердого снега, образующего почти ров-
ную поверхность, плавно закругляющуюся кверху. В центре ее находится
горная вершина, вероятно несколько миль в окружности, вздымающаяся в не-
бо тысячи на четыре футов. Не видно ни одного живого существа. Помоги
нам, господи! Боюсь, что настал наш последний час.
А теперь я отложу свой дневник в сторону, отчасти потому, что это не
очень интересный материал для чтения, отчасти потому, что то, что случи-
лось дальше, заслуживает, пожалуй, более детального изложения.
В течение всего этого дня (23 мая) мы медленно взбирались по покрыто-
му снегом склону, время от времени ложась, чтобы собраться с силами.
Должно быть, странно выглядела наша компания - пятеро изможденных, по-
давленных людей, с трудом передвигающих свои усталые ноги по сверкающей
равнине и озирающихся вокруг голодными глазами. Толку от этого было, ко-
нечно, мало, так как сколько ни озирайся, ничего съедобного вокруг не
было. В этот день мы прошли не более семи миль. Перед самым заходом
солнца мы оказались прямо у вершины левой груди Царицы Савской, у огром-
ного гладкого бугра, покрытого смерзшимся снегом, который возвышался над
нами на тысячи футов. Как ни плохо мы себя чувствовали, мы не могли не
залюбоваться чудесным зрелищем, раскинувшимся перед нашими глазами. Вол-
ны света, струящиеся от заходящего солнца, увеличивали красоту пейзажа,
местами окрашивая снег в кроваво-красный цвет и увенчивая снежные массы,
вздымающиеся над нами, сверкающей диадемой.
- Знаете что? - вдруг сказал Гуд. - Ведь мы должны быть сейчас близко
от пещеры, о которой упоминал старый джентльмен.
- Да, - отозвался я, - если только она вообще существует.
- Послушайте, Квотермейн, - со вздохом сказал сэр Генри, - не надо
так говорить. Я полностью доверяю старому португальцу - вспомните-ка во-
ду. Мы скоро найдем и пещеру.
- Если мы не найдем ее до наступления темноты, мы можем считать себя
покойниками, вот и все, - утешительно прозвучал мой ответ.
Еще десять минут мы брели в молчании. Амбона шел рядом со мной, за-
вернувшись в одеяло, туго затянув свой кожаный пояс, чтобы, как он гово-
рил, "заставить голод съежиться", так что талия его стала совсем де-
вичьей. Вдруг он схватил меня за руку.
- Смотри! - сказал он, указывая на склон вершины горы.
Я посмотрел в этом направлении и заметил на расстоянии примерно двух-
сот ярдов от нас нечто похожее на дыру в гладкой снежной поверхности.
- Это пещера, - сказал Амбона.
Напрягая последние силы, мы устремились к этому месту и убедились,
что дыра эта действительно представляет собой вход в пещеру, и несомнен-
но именно в ту, о которой писал да Сильвестра. Мы успели подойти туда
как раз вовремя, потому что, едва мы добрались до места, солнце село с
поразительной быстротой и все окружающее погрузилось во тьму. В этих ши-
ротах почти не бывает сумерек. Мы вползли в пещеру, которая казалась не
очень большой, и, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, проглотили
остатки нашего бренди - на каждого пришлось едва по глотку. Затем мы по-
пытались забыть свои злоключения во сне, но жестокий холод не давал нам
заснуть.
Я уверен, что на этой огромной высоте термометр показал бы не менее
четырнадцати или пятнадцати градусов ниже ноля. Что это означало для
нас, обессиленных перенесенными лишениями, недостатком пищи и нестерпи-
мой жарой пустыни, моему читателю легче попытаться себе представить, чем
мне описать. Достаточно сказать, что мне еще никогда не приходилось
чувствовать, что смерть так близка. Час за часом тянулась эта страшная
ночь. Мы сидели в пещере и чувствовали, как мороз бродит вокруг, жаля
нас то в палец, то в ногу, то в лицо. Все теснее и теснее мы прижимались
друг к другу, тщетно пытаясь согреться, так как в наших жалких, изголо-
давшихся скелетах не оставалось больше тепла. Иногда кто-нибудь из нас
на несколько минут впадал в тревожный сон, но долго мы спать не могли -
может быть, к счастью, потому что я не думаю, что, заснув, мы проснулись
бы когда-либо вновь. Я уверен, что только сила воли сохранила нам жизнь.
Незадолго до рассвета я услышал, что готтентот Вентфогель, зубы кото-
рого стучали всю ночь, как кастаньеты, глубоко вздохнул и вдруг перестал
стучать зубами. Тогда я не обратил на это особого внимания, решив, что
он заснул. Он сидел, прижавшись ко мне спиной, и мне казалось, что она
становится все холоднее и холоднее, пока не стала холодной, как лед.
Наконец тьму сменила предрассветная мгла, затем быстрые золотые стре-
лы света начали вспыхивать на снегу, и ослепительное солнце поднялось
над стеной из лавы и осветило наши полузамерзшие тела и Вентфогеля, ко-
торый сидел среди нас мертвый. Неудивительно, что его спина казалась мне
холодной. Бедняга умер, когда я услышал его вздох, и теперь уже почти
совершенно окоченел. Глубоко потрясенные, мы отползли подальше от трупа
(странно, какой ужас мы всегда испытываем при виде мертвеца!) и оставили
его сидеть там, по-прежнему охватившего колени руками.
К этому времени холодные лучи солнца (они действительно были холодны-
ми) проникли прямо в пещеру. Внезапно я услышал чье-то восклицание, пол-
ное ужаса, и обернулся, чтобы посмотреть в глубь пещеры.
И вот что я увидел. В конце пещеры, которая была не более двадцати
футов длиной, сидела другая фигура. Голова ее была опущена на грудь, а
длинные руки висели по бокам. Я вгляделся в нее и увидел, что это тоже
мертвец и, кроме того, белый человек.
Мои спутники также увидели его, и наши расстроенные нервы не смогли
вынести подобное зрелище. Охваченные одним общим желанием уйти из этого
страшного места, мы бросились из пещеры со всей скоростью, на которую
были способны наши полузамерзшие ноги.
ГЛАВА VII
ДОРОГА ЦАРЯ СОЛОМОНА
Выбежав из пещеры на залитое солнцем снежное плато, мы почти тотчас
же остановились. Думаю, что у каждого из нас было чувство неловкости
