рами с такой же легкостью, как я когда-то открывал дверь служебного вхо-
да в Управление Полного Порядка... Так что я мог отправляться в Ехо хоть
сейчас, но мне больше не хотелось попасть в Ехо, хотя я все еще помнил
этот чудесный город, с которым меня связывали судьба, привязанность и
необходимость, и даже моя щемящая нежность к людям, которых я там оста-
вил, никуда от меня не делась, я тосковал за ними, но мои чувства больше
не имели никакого значения. В то утро я знал без тени сомнения, что су-
щества, подобные мне, обречены на одиночество, и у меня не было никаких
возражений по этому поводу.
Собственное могущество кружило мне голову, но у меня не было никаких
определенных желаний, только чьи-то чужие смутные мысли о том, что
"пришло время прогуляться", непреодолимая потребность не оставаться на
месте. И я отправился на прогулку. Я больше не принадлежал Миру, в кото-
ром родился, зато этот Мир, кажется, принадлежал мне. Выпуклые булыжники
старой мостовой, по которым ступали мои ноги, все еще обутые в новые бо-
тинки, нашептывали мне свою историю, слишком скучную, чтобы прислуши-
ваться к их шепоту, если честно...
Я вошел в маленький бар, он назывался "Нюрнберг", или "Нюрнбержец",
что-то в этом роде. Я имел довольно смутные представления о правилах иг-
ры, в которую меня втянули, так что мне предстояло изучить их на практи-
ке. Пожилая кельнерша посмотрела на меня с ужасом и смутной надеждой:
хотел бы я знать, чье лицо приветливо улыбнулось ей моими губами, попро-
сив чашечку кофе! Выпив кофе, я вышел из бара и оказался на одной из
узеньких улочек древнего Нюрнберга. Дул холодный ветер с реки, он был
немного похож на ментоловый ветер Кеттари, совсем чуть-чуть, как тень
бывает похожа на предмет, который ее отбрасывает, но даже это сходство
не слишком меня взволновало: мне не было дела до этого бедняги Макса,
влюбленного в мосты Кеттари. Сейчас меня куда больше занимало только что
сделанное практическое открытие.
"Ага, - подумал я, - вот как это работает, надо запомнить..." - в то
утро я открыл для себя один из великого множества новых фантастических
способов путешествовать: можно просто зайти в какой-нибудь бар, ресто-
ран, или кондитерскую - главное, чтобы на вывеске этого заведения при-
сутствовало какое-нибудь географическое название. Нужно провести там ка-
кое-то время - только сидеть спиной к окну, это очень важно! - а потом
ты выходишь на улицу, и обнаруживаешь, что стоишь под совсем другим не-
бом, на мостовой города, имя которого фигурировало в названии забегалов-
ки, из которой ты только что вышел... Впрочем, с таким же успехом я мог
отправиться куда-нибудь на поезде, самолете, или автомобиле, если мне
вдруг взбредет в голову путешествовать, как все нормальные люди. Иногда
это оказывалось очень кстати: я обожаю разнообразие! В моих карманах ка-
ким-то образом обнаруживалось все, что должно было там обнаружиться:
деньги, документы, билеты и еще какие-то запредельные бумажки - много-
численные нелепые фальшивые доказателства моей принадлежности к миру лю-
дей - появлялись в карманах по мере необходимости, так что я мог обма-
нуть кого угодно, людей вообще так легко обмануть!
Это было не так уж плохо. Если честно, то, что случилось со мной,
превосходило мои самые смелые представления о чудесном: можно было зайти
в маленький мексиканский ресторанчик на окраине Берлина, а потом выйти
оттуда на расплавленный тротуар Мехико, и бродить по этому пеклу до тех
пор, пока ноги не занесут меня в неуютный, но прохладный бар "Нью-Йор-
кер", где усатый бармен вздрогнет, всмотревшись в мое лицо, но к этому
так легко привыкнуть, потому что так ведут себя все, от кого я не успею
вовремя отвернуться - и куда подевалось мое хваленое обаяние! Наплевать
на этого усатого беднягу, одного из многих, в "Нью-Йоркере" можно выпить
холодного пива - главное, не забывать, что я должен сидеть спиной к ок-
ну, обязательно спиной к окну! - а потом толкнуть стеклянную дверь и
оказаться в настоящем Нью-Йорке, в самом сердце Гринвич-Виллидж, где
можно немного задержаться, потому что там я нашел потрясающее местечко,
"Клуб-88" - ровно столько клавиш у пианино - совершенно верно, по вече-
рам там играет тапер, а одетая в мужской костюм темнокожая леди за стой-
кой выпевает изумительные блюзы, дразнит меня смутно знакомой воркующей
хрипотцой, пока смешивает коктейли и вытряхивает многочисленные окурки
из одинаковых белых пепельниц: очаровательные посетители "Клуба-88", пол
которых редко поддается точному определению - отнюдь не яппи, они дымят,
как паровозы, вопреки "великой американской мечте"! Жаль только, что мое
переменчивое, послушное чужим тайным страхам лицо немного пугало и их,
поэтому места за стойкой по соседству с моим всегда оставались незаняты-
ми... А если надоест Нью-Йорк, оттуда, хвала Магистрам, можно отпра-
виться куда угодно, чуть ли не все географические названия этого мира
увековечены на вывесках бесчисленных нью-йоркских забегаловок, и
расстроганное таким вниманием к себе человечество платит Нью-Йорку пол-
ной взаимностью: бар, или ресторан, в названии которого упоминается этот
"центр мира", можно найти в любом захолустье. Так что Нью-Йорк стал для
меня чем-то вроде промежуточной станции, я посещал его гораздо чаще, чем
прочие места, правда, всегда ненадолго... Кажется, в те дни я наконец-то
отдал должное Миру, в котором родился, и который прежде не слишком-то
любил: я понял, что это - невероятное место, один только запах цветущих
лип на сонной окраине Москвы стоит всех прочих чудес, а ведь кроме запа-
ха цветущих лип есть еще горячий ветер Аризоны, который может подхватить
тебя и унести, или свести с ума своими монотонными порывами, есть голо-
вокружительный влажный воздух ночного Лондона ("увидеть Лондон и уме-
реть" - я не мог вспомнить, где и когда вычитал эту почти бессмысленную
фразу, но она сопровождала меня назойливым гипнотическим речетативом,
пока я пересекал темные аллеи ночного Гайд-парка), есть длинные тонкие
иглы сосен, устилающие белый песок на побережье холодного Балтийского
моря, круглый черный глаз настороженно пятящегося от тебя сердитого ле-
бедя, только что вырвавшего булку прямо из твоих рук... Есть многое, о
чем бесполезно говорить, лучше уж засесть за работу и составить полный
инвентарный список всех "чудес света". И какой идиот решил, что их -
максимум восемь?!
В общем, мне пришлось признать, что с Миром, в котором я родился, все
было в порядке, это со мной, болваном, что-то всегда было не так, пока я
принадлежал ему. Нет никакой разницы, где находиться. Если вообще что-то
имеет значение, так это - существо, из сердца которого ты смотришь вов-
не. Кто ты сам - это действительно важно. А мне выпала ни с чем не срав-
нимая возможность посмотреть на свою бывшую родину глазами удивительного
и странного существа...
Хотя была во всем этом какая-то фальшивая нотка, довольно пронзи-
тельная, если честно... Я упивался многообразием новых возможностей, иг-
рал в занимательную и довольно приятную игру, но что-то в мне знало, что
сэр Джуффин Халли ни за что не согласился бы присоединиться к моему пу-
тешествию, если бы мне вдруг пришло в голову его пригласить, я знал это
даже в те сумасшедшие дни, когда смирился со своей странной судьбой и
был почти счастлив, наверное я был бы счастлив по-настоящему, если бы
существо, которым я был, умело чувствовать себя счастливым.
В те дни я вполне мог забыть даже свое имя, если бы оно не таращилось
на меня с многочисленных вывесок, рекламных плакатов и объявлений, бес-
конечные "Максы", "Максимы" и "Максимилианы" буквально преследовали ме-
ня, можно было подумать, что в мире не осталось других имен! Но их на-
зойливое мельтешение не давало мне забыть о себе. В одном немецком рес-
торанчике, уже не помню в каком городе это было, я даже обнаружил в меню
соответствующее блюдо: какой-то "штраммер-макс в зеркалах" и заказал
его, руководимый бесконечным любопытством. Пресловутые "зеркала" оказа-
лись холодной яичницей-глазуньей, кроме нее на тарелке обнаружился чер-
ный хлеб и огромное количество мелко нарезанной ветчины. Это было не так
уж вкусно, но оказало на меня самое благотворное воздействие: сэр Макс
из Ехо на несколько минут проснулся где-то в темной глубине меня и нас-
тойчиво сказал, что ему пора домой. "Скоро пойдем, ладно?" - Виновато
спросил я. И он снова отступил в темноту, но кажется, его сон перестал
быть таким крепким и беспробудным. Во всяком случае, именно в том ресто-
ранчике я начал записывать все, что успело со мной случиться, пока я был
сэром Максом из Ехо. Я исписал несколько салфеток и остался доволен: по-
чему-то мне казалось, что когда подойдет к концу моя новая странная ра-
бота, чудеса отпустят меня туда, куда хотел вернуться этот уже почти
незнакомый мне парень, и тогда он будет счастлив, а я... я буду свобо-
ден, на вечные времена...
Я не очень-то знаю, что успел натворить, пока меня носило по всей
планете. Моя память пока не может справиться с хаосом событий, обрушив-
шихся на меня во время этих скитаний, ей не под силу расставить бесчис-
ленные эпизоды по местам, чтобы получилась единая, непрерывная и ясная
картина, которую легко удержать при себе. Тем не менее, мне гораздо про-
ще вспоминать то, что происходило со мной после того, как я съел зага-
дочный "штраммер-макс" и взялся за свои бредовые записи. Мозаичные мос-
товые Ехо снова становились реальностью, мне больше не нужно было цеп-
ляться глазами за неоновую вывеску ресторана "Максим", или витрину мод-
ного магазина "Макс" в центре Мюнхена, или изумленно отшатываться от эк-
рана теливизора, на котором мелькали титры очередной серии эпопеи о по-
хождениях "Сумасшедшего Макса", чтобы вспомнить, что когда-то я считал
это имя своим. Теперь я всегда помнил, кто я, а это уже было немало! Я
все чаще обращал внимание на плохо скрытый ужас в глазах своих случайных
собеседников... и получал от этого все меньше удовольствия, скорее я
чувствовал, что чертовски устал от своих обязанностей. Но кажется у меня
не было шанса отдохнуть: я занял место Доперста, которого случайно от-
пустил на свободу, так что теперь именно я должен был выполнять его
странную работу...
Так что, мне довелось узнать немало о человеческих страхах. Самое не-
лепое и забавное из моих открытий связано с велосипедистами. На
собственном горьком опыте я выяснил, что подавляющее большинство велоси-
педистов в глубине души боится сбить какого-нибудь прохожего. Ребята
редко осознают эти свои опасения, но подкармливать их тайные страхи было
частью моей работы, так что стоило мне выйти на улицу, как на меня стра-
зу же наезжал какой-нибудь велосипедист. Я не думаю, что у кого-то из
людей был шанс причинить мне реальный вред, тем не менее эти регулярные
столкновения чертовски действовали мне на нервы... Счастье, что подобные
страхи почему-то почти не грызут автомобилистов, то есть случается такое
и с ними, конечно, но довольно редко...
Но приходилось мне делать открытия и похуже. Я до сих пор не могу за-
быть высокую светловолосую девушку из ресторанчика "Красный Слон" - хо-
тел бы я знать, в каком городе, и в какой стране я нашел это замеча-
тельное местечко! Но безумная светловолосая барышня все испортила: мне
пришлось выйти следом за ней в темноту переулка, такого узкого, что два
человека не моуг идти там рядом, только друг за другом, след в след...
Кажется, мне пришлось убить эту девушку, потому что она была одержима
мыслью о том, что человек, на которого она будет весь вечер задумчиво
смотреть сквозь тонкое стекло стакана, сидя за маленьким одноместным
столиком на втором этаже "Красного слона", когда-нибудь выйдет следом за
