Если бы хоть обрабатывали как положено. Хорошо еще, господь бог поза-
ботился уплодородить эту землю, потому что здешний народ пальцем о палец
не ударит. Пятница сегодня, а от развилки отсюда кругом на три мили еще
даже и не вспахано, а все трудоспособное мужское население округа сейчас
в городе там, в балагане. Будь сейчас на моем месте приезжий и умирай он
тут с голоду, так спросить даже дорогу в город не у кого, души кругом. А
она мне сует аспирин. Мучное, говорю, я только за столом употребляю. Вы
вот, говорю, все хвалитесь, что стольким жертвуете для нас, а сами могли
бы себе десять новых платьев ежегодно покупать на те деньги, что тратите
на эти липовые патентованные лекарства. Не глушить мозги лекарствами мне
требуется, а хоть бы небольшой промежуток спокойный, чтоб она и не боле-
ла вовсе, но пока не перестану гнуть горб по десять часов в день, чтоб
кормить полную кухню нигеров, которые привыкли на широкую ногу жить и на
каждом представлении торчать вместе с прочими черномазыми со всего окру-
га, - только он припоздал. Пока дойдет, там уже кончится.
Поравнялся он с машиной, спрашиваю его, не проезжали тут мимо двое в
"форде"; наконец дошел до него такой вопрос, говорит - проезжали, и я
поехал дальше. Доехал до места, где от дороги отходит проселок, и по
следам шин вижу, что свернули на него. Вон Эб Рассел на своем участке,
но не к чему и спрашивать, и чуть скрылся его коровник за пригорком, как
я увидел их "форд", то у них называется спрятать. Так же умело сделано,
так она все прочее делает. Что я и говорю, меня не так само по себе оно
бесит-может, она естество свое и побороть не в силах, - но меня возмуща-
ет, насколько у нее нет уважения к семье - чтоб не соблюдать приличия ни
капли. Все время так и боюсь, что наткнусь на них гденибудь посреди ули-
цы или под фургоном на площади, как на собачью свадьбу.
Поставил машину, вышел. А теперь придется зайти с тыла, пересечь все
поле-первое вспаханное, что мне встретилось с самого города, и каждый
шаг по этой пахоте, как будто кто идет за мной сзади и дубиной по голове
- грох, грох. Дойду, думаю, до опушки, дальше хоть будет по ровному. Но
вошел в лес, а там полно кустарника, надо петлять, продираться, а потом
уперся я в лощину, сплошь заросшую шиповником. Взял вдоль нее, а заросли
глуше, а Эрл домой уже, наверно, звонит, меня ищет и матушку опять всю
растревожил.
Пробился наконец через шиповник, но столько уже напетлял, что приш-
лось остановиться и соображать, в какую теперь сторону идти к этому
"форду". Понимаю, что их далеко искать не надо, под ближайшим же от
"форда" кустиком. Повернул, продираюсь к дороге, но насколько к ним
близко, я теперь не знаю, то и дело замираю и
Прислушиваюсь, и тогда вся кровь из ног мне ударяет в голову - сейчас
вот пополам расколется, а солнце уже снизилось и точно в лицо мне бьет,
и в ушах такой звон, что ровно ничего не слышу. Иду, стараюсь, чтоб не
хрустнуть, как вдруг чья-то собака голос подала: Ну, думаю, сейчас она
меня учует, прибежит, подымет лай и пиши пропало.
Стою весь в шипах, колючках, дряни всякой, в башмаки полно набилось и
за шиворот везде, смотрю, а у меня рука на ветке ядовитого сумаха.
Странно только, что всего-навсего за эту ветку взялся, а не, скажем, за
гремучую змею. Пусть - я не стал и руку убирать. Постоял так, переждал
собаку. Потом пошел дальше.
А в какой стороне их машина, уже не имею понятия. И ни про что уже не
думаю, кроме как про свою голову, и только приостановлюсь так и не знаю
вроде, а видел ли я вообще этот "форд" или нет, и даже как-то почти все
равно мне. Что я и говорю: пускай себе хоть днюет и ночует под кустами
со всяким кобелем, на котором штаны, - какое мне дело. Что мне до нее,
раз она так меня не уважает и настолько низко пала, чтоб прятать там
этот "фордик", причем заставила меня полдня ухлопать, а Эрл в это время
препроводит матушку к своему столу и покажет ей книги, по той причине,
что он чересчур для этого мира праведный. Вы, говорю, на небесах изное-
тесь от скуки, там же не к кому будет в грешные дела соваться; только,
говорю, не дай бог, если я тебя застукаю, я закрываю глаза на твое пове-
дение единственно ради бабушки, но пусть только раз тебя застану за тво-
им занятием - здесь в городе, где моя мать живет. Эти собачьи пижоны
прилизанные думают, что они черт-те какие ухари, - я их так ухну, я тебе
покажу с ними вместе. Я ему такого задам жару, что он одного цвета ста-
нет со своим галстуком, если он думает, что может безнаказанно мою пле-
мянницу в лес водить.
Солнце в глаза, кровь в висках бухает, еще шаг - и голова лопнет и
кончится мучение, а шипы, сучья цепляют за одежу, и тут я вышел к песча-
ному рву, где они сейчас были, и дерево узнал то, под которым "форд", и
только выкарабкался из рва и пустился бегом, как слышу - завели мотор у
"форда" и ходу, а сами сигналят непрерывно. Гудок за гудком, как будто
насмехаются ослино: "И-а. И-а. И-аааа", и все дальше отсюда. Только
мелькнули багажником, когда я на дорогу выбрался.
Пока добежал до своей машины, они уже исчезли из виду, но гудки еще
слышно. А я сразу не догадался, только приговариваю: "Давай-давай. Жми
обратно в город. Домой к бабушке беги. Убеди ее, что я тебя не видел в
этом "фордике". Что я не знаю, с кем ты там была. Что я не был от вас в
пяти шагах, чуть-чуть не застукал во рву. И что ты в этот момент и не
лежала вовсе".
Все еще сигналят: "И-аааа, и-аааа, и-ааааааа", но доносится слабее и
слабее. Замерло, и слышно стало, как корова у Рассела мычит. А я все еще
не догадываюсь. Подошел, открыл дверцу, занес ногу. Подумалось, правда,
что машина как-то слишком накренилась по сравнению с дорожным уклоном,
но не сообразил, пока не сел за руль и не тронул с места.
Ну, я так и остался сидеть, как сидел. А время уже к закату, и до го-
рода пять миль. Им даже не хватило храбрости сделать прокол, продырявить
шину. Просто воздух выпустили. А я сижу и думаю про всю эту ораву черно-
мазых на кухне у меня, и хоть бы один нашел время поставить запасное ко-
лесо на место и пару гаек затянуть. Немного только странновато, ведь да-
же она не могла предвидеть все заранее и насос из машины стянуть - разве
что сейчас тут, пока он выпускал воздух из камеры. Но всего вернее, что
насос отдали Бену играть вместо брызгалки, потому что захоти он, так они
для него всю машину разберут по винтику, а Дилси мне: "Никто до вашей
машины не касался. На что она сдалась нам трогать". А я ей так скажу:
"Ты и не знаешь, какие вы, нигеры, счастливчики. Я в любое время готов с
тобой меняться шкурами, потому что только белый может быть таким без-
мозглым, чтоб портить себе кровь из-за дрянной девчонки".
Пешком направился к Расселу. Автомобильный насос у него нашелся. Вот
это уж просчет с их стороны. Но я все еще не мог поверить, что она нас-
только обнаглела. Просто не укладывалось в голове. Не знаю почему, но я
никак до сих пор не усвою, что женщина способна на все. Ладно, думаю,
забудем на минуту, что мы чувствуем друг к другу, поговорим спокойно. Я
бы по отношению к тебе не смог так поступить. Какую б на тебя ни держал
обиду. Что ни говори, а родство есть родство. И дело тут не в шуточке,
на которую восьмилетний малыш и то способен, а в том, что ты родного дя-
дю выставила на посмешище вперед пижоном в красном галстучке. Наезжают к
нам сюда, чтоб облапошить, и дальше - на кой им тут засиживаться у вах-
лачья, как они нас считают. Что правда, то правда, он у меня тут не за-
сидится. Да и она тоже. Если ты так, то скатертью дорожка, можешь хоть и
домой не заезжая.
У фермы Рассела я остановился, вернул ему насос и поехал дальше в го-
род. Зашел в аптеку, выпил кока-колы, а оттуда на телеграф. К закрытию
биржи курс упал до 12.21, на сорок пунктов. Помножь пять долларов на со-
рок и купи себе ума на эту сумму, а она тебе тут будет петь: мне обяза-
тельно надо, мне без них нельзя. Очень жаль, скажу ей, но обратись к ко-
му-нибудь другому, а у меня нет - я слишком занят был, некогда было
деньги зарабатывать.
Стою и только гляжу на него.
- Я вам сообщу новость, которая вас крайне удивит, - говорю. - Предс-
тавьте, меня интересует курс на хлопковой бирже, - говорю. - Вам это и в
голову не приходило никогда, не правда ли?
- Я сделал все, что мог, чтобы вручить ее вовремя, - говорит. - Дваж-
ды посылал в магазин и домой к вам звонил, но никто не знал, где вы, -
говорит и роется в ящике.
- Вручить что? - спрашиваю. Подает мне телеграмму. - Она когда полу-
чена? - спрашиваю.
- В половине четвертого, - говорит.
- А сейчас десять минут шестого, - говорю.
- Я пытался вручить ее вовремя, - говорит, - но не мог нигде вас най-
ти.
- А я при чем? - говорю. Распечатал ее, просто интересно глянуть, ка-
кую ложь они мне испекли на этот раз. Туговато, видимо, беднягам, если
приходится им из НьюЙорка в штат Миссисипи тянуть лапу, чтобы уворовать
десять долларов в месяц. Продавайте, советуют. Ожидаются колебания курса
общей тенденцией к понижению. Не впадайте панику связи правительственным
отчетом.
- Во сколько такая писулька могла обойтись? - спрашиваю. Сказал.
- Она оплачена отправителем, - добавил.
- Премного им обязан, - говорю. - И без них знал. Пошлите-ка им вот
что, с оплатой получателем, - говорю и беру бланк. Покупайте, пишу. Бир-
жа накануне резкого поднятия. Колебания целью подловить дюжину-другую
свеженьких провинциальных сосунков. Не впадайте панику. - Вот. С оплатой
получателем, - говорю.
Пробежал глазом, потом на часы.
- Биржа закрылась час назад, - говорит.
- Ну, - говорю, - я тут тоже ни при чем. Я этой музыки не сочинял, я
только позволил втянуть себя на небольшую сумму - понадеялся, что телег-
рафная компания будет держать меня в курсе.
- Мы вывешиваем сводку сразу же по получении, - говорит.
- Да ну, - говорю. - А в Мемфисе каждые десять секунд на доске новая,
- говорю. - Я всего на шестьдесят семь миль не доехал туда днем.
- Так хотите, чтоб я передал это? - спрашивает.
- Все еще не изменил намерения, - говорю. Написал вторую телеграмму и
отсчитал за нее деньги. - И эту тоже. Не спутайте только "покупайте" с
попугаем.
Я вернулся в магазин. С конца улицы опять оркестр доносится из бала-
гана. Замечательная вещь сухой закон. Бывало, в субботу приезжает се-
мейство фермерское в город - сам" при башмаках, остальные босиком, и
шествуют улицей в пересыльную контору за своим заказом; теперь же все
являются босые, включая "самого", и прямиком к балагану, а торговцы сто-
ят в дверях лавок и только смотрят, все равно как тигры в клетках в два
ряда. Эрл говорит:
- Надеюсь, ничего серьезного не случилось?
- Чего? - говорю. Он взглянул на свои часы. Потом подошел к дверям и
сверил с башенными, что на здании суда. - Вам бы надо часики ценой в
один доллар, - говорю. - Тогда не обидно хоть будет сверять каждый раз.
- Чего? - говорит.
- Ничего, - говорю. - Надеюсь, я не затруднил тут вас своим от-
сутствием.
- Народу было не особо, - говорит. - Все там на представлении. Так
что все в порядке.
- А если не в порядке, - говорю, - то вы знаете, как поступить.
- Я сказал, все в порядке, - говорит.
- Я не глухой, - говорю. - А если не в порядке, то вы знаете, как
поступить.
- Ты что, уволиться желаешь? - говорит.
- Хозяин здесь вы, - говорю. - Мои желания в расчет не принимаются.
Только не воображайте, что вы держите меня здесь из милости.
- Ты был бы неплохой работник, Джейсон, если бы хотел, - говорит.
- По крайней мере, свою работу я исполняю, а в чужие дела носа не
сую, - говорю.
- Не пойму, зачем ты так напрашиваешься на увольнение, - говорит. -
Знаешь ведь, что в любое время можешь уйти по-хорошему и мы расстанемся
