сейчас скажу.
- Хорошо, - говорит, - согласна. - Я сказал ей, где ждать, а сам в
городскую конюшню. Прибежал - они как раз выпрягают из кареты. Я к хозя-
ину - заплачено, спрашиваю, уже за карету, он говорит - нет, тогда я го-
ворю, что миссис Компсон забыла одно дело и ей опять нужна карета, - и
мне дали. Править сел Минк. Я купил ему сигару, и мы до сумерек ездили
по разным улочкам подальше от глаз. Потом Минк сказал, что лошадям пора
в конюшню, но я пообещал еще сигару, подъехали мы переулком, и я прошел
к дому задним двором. Постоял в передней, определил по голосам, что мать
и дядя Мори наверху, и - на кухню. Там Дилси с ней и с Беном. Я взял ее
у Дилси, сказал, что матушке потребовалось, - и обратно в дом с ней. Там
с вешалки снял дяди Морин макинтош, завернул ее, взял на руки - ив пере-
улок с ней, в карету. Велел Минку ехать на вокзал. Мимо конюшни он боял-
ся, пришлось нам взять в объезд, а потом смотрю - стоит на углу под фо-
нарем, и я говорю Минку, чтобы ехал вдоль тротуарной кромки, а когда
скажу: "Гони", чтобы хлестнул лошадей. Я раскутал макинтош, поднес ее к
окошку, и Кэдди как увидела, прямо рванулась навстречу.
- Наддай, Минк! - говорю, Минк их кнутом, и мы пронеслись мимо не ху-
же пожарной бригады. - А теперь, как обещала, - кричу ей, - садись на
поезд! - Вижу в заднее стекло - бежит следом. - Хлестни-ка еще разок, -
говорю. - Нас дома ждут.
Заворачиваем за угол, а она все бежит.
Вечером пересчитал деньги, спрятал, и настроение стало нормальное.
Это тебе наука будет, приговариваю про себя. Лишила человека должности и
думала, что это тебе так сойдет. Мне же и в мысль не приходило, что она
не сдержит обещания, не уедет тем поездом. Я тогда их еще мало знал, как
дурачок им верил. А на следующее утро - пропади ты пропадом - является
прямо в магазин, хорошо еще, вуаль опущена и ни с кем ни слова. День
субботний, так что с утра Эрла не было, я сижу за столом в задней комна-
те, и она прямо ко мне быстрым шагом.
- Лгун, - говорит. - Лгун.
- Ты что, с ума сошла? - говорю. - Ты что это? Да как ты смеешь сюда
со скандалом? - Осадил ее тут же, не дал и рта раскрыть. - Ты уже стоила
мне одной должности, а теперь хочешь, чтоб и эту потерял? Если у тебя
есть что сказать мне, то встретимся, когда стемнеет, гденибудь. Только о
чем у нас может идти разговор? - говорю. - Что я, не выполнил все до
точки? Уговор был на одну минутку, так или нет? Минуту ты и получила. -
Стоит и только смотрит на меня, трясет ее как в лихорадке? руки стисну-
ла, ломает себе пальцы. - Я-то, - говорю, - сделал все по уговору. Это
ты солгала. Ты ведь обещала сразу же на поезд. Ну что? Не обещала, ска-
жешь? Или денежки обратно захотелось? Дудки, - говорю. - Я на такой риск
шел, что тысячу долларов если бы взял, и тогда бы ты мне еще должна ос-
талась. Семнадцатый пройдет - если не сядешь на него и не уедешь, я ска-
жу матери и дяде Мори, - говорю. - А тогда можешь крест поставить на
своих свиданиях.
Стоит смотрит только и сжимает руки.
- Будь проклят, - говорит. - Будь проклят.
- Правильно, - говорю. - Давай, давай. Только учти мои слова. Не уе-
дешь семнадцатым поездом - и я им все расскажу.
Ушла она, и у меня настроение опять стало нормальное. Теперь-то, го-
ворю себе, ты дважды подумаешь, прежде чем лишать человека обещанной
должности. В то время я ведь еще зеленый был. Верил на слово. С тех пор
поумнел Притом я как-нибудь уж без чужой поддержки в люди выйду, с
детства привык стоять на собственных ногах. Но тут я вдруг вспомнил про
Дилси и про дядю Мори. Дилси она улестит без труда, а дядя Мори отца
родного продаст за десять долларов. А я сижу как прикованный, не могу
уйти из магазина, чтобы оградить родную мать от посягательств. Если уж
суждено, говорит матушка, было мне лишиться сына, то хвала господу, что
оставил мне тебя, а не его: в тебе моя опора верная. Да, говорю, дальше
прилавка, видно, мне от вас действительно не уйти. Должен же кто-то под-
держивать своим горбом то немногое, что у нас осталось.
Ну, как только я пришел домой, тут же взял Дилси в работу. У нее про-
каза, говорю, достал Библию и прочел, как человек гниет заживо. Доста-
точно ей, говорю, на тебя взглянуть, или на Бена, или на Квентину, как
проказа и вам передастся. Ну, думаю, теперь дело в шляпе. Но возвращаюсь
я потом со службы - Бен мычит на весь дом. И никак его не успокоят. Ма-
тушка говорит, ступай принеси уж ему туфельку. Дилси как будто не слы-
шит. Матушка повторно, а я говорю, сам пойду принесу, чтоб только прек-
ратился этот треклятый шум. Я так скажу, человек я терпеливый, многого
от них не ожидаю, но, проработав целый день в дрянной лавке, заслуживаю,
кажется, немного тишины, чтобы спокойно поесть свой ужин. Говорю, что я
сам схожу, а Дилси быстренько так:
- Джейсон! Ну, я мигом смекнул, в чем тут дело, но, просто чтобы убе-
диться, пошел принес ему туфлю, и как я и думал: только он ее увидел-за-
вопил, как будто его режут. Я за Дилси, заставил сознаться, потом сказал
матери. Пришлось тут же вести ее наверх в постель, а когда тарарам поу-
тих, я взял Дилси в оборот, нагнал на нее страху божьего. То есть нас-
колько это с черномазыми возможно. В том-то и горе со слугами-нигерами,
что если они у вас долгое время, то начинают так важничать, прямо хоть
выкидывай на свалку. Воображают, что они в доме главные.
- Хотела бы я знать, - говорит, - кому какой вред от того, что она,
бедняжка, со своим родным дитем свиделась. При мистере Джейсоне было б
оно по-другому.
- Беда только, что он в гробу, - говорю. - Меня ты, я вижу, не ста-
вишь ни в грош, но матушкин запрет для тебя, надеюсь, что-то значит. Вот
погоди, доволнуешь ее до того, что тоже в гроб сведешь, а тогда уже хоть
полон дом напусти подонков и всякого отребья. Но зачем ты еще идиоту
этому несчастному дала с ней увидеться?
- Холодный вы человек, Джейсон, если вы человек вообще, - говорит. -
Пускай я черная, но, слава богу, сердцем я теплее вашего.
- Холодный или какой, а только интересно, чей вы все тут хлеб едите,
- говорю - Но посмей хоть раз еще такое сделать, и больше тебе у меня
его есть не придется.
Так что когда она в следующий раз явилась, я ей сказал, что если
опять стакнется с Дилси, то матушка выгонит Дилси в шею, Бена отправит в
Джексон, а сама с Квентиной уедет отсюда. Она смотрит так на меня. Мы
стоим от фонаря поодаль, и лица мне ее почти не видно. Но я чувствую,
как она смотрит. В детстве она, бывало, когда разозлится, а поделать ни-
чего не может, то верхняя губа у нее так и запрыгает. Дерг, дерг, и зубы
с каждым разом все видней, а сама стоит как столб, ни мускулом не дрог-
нет, и лишь губа скачет над оскалом все выше и выше. Однако промолчала.
Говорит только:
- Ладно. Сколько платить?
- Ну, если один показ через каретное окошко стоит сотню... - говорю.
Так что после этого она заметно посмирнела, раз только как-то захотела
посмотреть книжку с банковским счетом.
- Я знаю, мать их получает, - говорит. - Но я хочу видеть банковский
отчет. Хочу сама убедиться, куда эти чеки идут.
- Это личное дело матери, - говорю. - Если ты считаешь себя вправе
вмешиваться в ее личные дела, то я так и скажу ей, что, по-твоему,
деньги по этим чекам незаконно присваиваются и ты требуешь проверки сче-
тов, поскольку не доверяешь ей.
Молчит, не шевельнется. Только слышно, как шепчет: "Будь ты проклят,
о, будь проклят, о, будь проклят".
- Говори вслух, - говорю. - Это ведь для нас не секрет, что мы друг о
друге думаем. Может, захотелось денежки назад? - говорю.
- Послушай, Джейсон, - говорит - Обещай мне, только без лганья. Отно-
сительно нее. Я не стану проверять счета. Если мало, больше буду каждый
месяц слать. Обещай мне только, что она... что ей... Тебе же нетрудно
это. Бывает, ей что нужно. Чтобы поласковее с ней. Всякие мелочи, кото-
рые я не могу ей, не дают мне... Но тебя же не упросишь. В тебе капли
теплой крови нет и не было. Тогда вот что, - говорит. - Уговори ты маму,
чтобы вернула мне ее, и я дам тебе тысячу долларов.
- Ну уж тысячи у тебя нет, - говорю. - Это ты врешь, я чувствую.
- Нет, есть. Будет. Я могу добыть.
- А я знаю, каким способом, - говорю. - Тем же самым, каким и дочку
свою. А подрастет - и она... - Тут я решил, что она на меня сейчас бро-
сится с кулаками, но потом непонятно стало, что она хочет делать. С ми-
нуту она была как игрушка, которую слишком туго завели и вот-вот ее раз-
несет на куски.
- Ох, я с ума сошла, - говорит, - я не в своем уме. Не могу я взять
ее. Нельзя мне с ней. И думать об этом нельзя мне. Джейсон, - говорит и
за руку мою хватается. А руки у нее горячие, как жар. - Ты должен обе-
щать, что будешь заботиться о ней, что... Она ведь не чужая, она родная
тебе. Обещай мне, Джейсон. Ты носишь отцовское имя; как по-твоему, приш-
лось бы мне папу просить об этом дважды? Или хотя бы раз?
- Что верно, то верно, - говорю. - Он меня не вовсе обделил, имя мне
свое оставил. Ну и чего ты хочешь от меня? - говорю. - Чтобы я себе пе-
редник повязал и коляску катал? Я, что ли, втравил тебя в это, - говорю
- Я и так многим рискую в этом деле, не то что ты. Тебе-то терять нече-
го. И если еще думаешь...
- Конечно, - говорит, и засмеялась вдруг, и в то же время старается
сдержать смех. - Конечно. Мне терять нечего, - говорит, и хохочет, и ру-
ки ко рту поднесла. - Н-не-н-не-чего...
- Ну-ка, - говорю, - прекрати шум.
- Се-сейчас, - говорит, зажимая себе рот руками. - О господи. О гос-
поди.
- Я пошел, - говорю. - Не хватает еще, чтобы увидели меня с тобой. А
ты уезжай сейчас же, слышишь?
- Подожди, - говорит и за руку схватила. - Я уже перестала. Не буду
больше. Так обещаешь, Джейсон? - говорит и глазами прямо жжет мне лицо.
- Обещаешь? Если у нее нужда в чем будет... Те чеки, что я маме... Если
я тебе еще вдобавок к ним присылать стану, будешь ей сам покупать? Не
скажешь матери? Будешь заботиться, чтобы у нее все, как у других дево-
чек, было?
- Разумеется, - говорю. - Если ты будешь делать все, как я скажу, и
не строить каверз.
Тут Эрл выходит из задней комнаты в шляпе своей и говорит мне:
- Я пошел в закусочную Роджерса, перехвачу чегонибудь. Домой идти
обедать у нас, пожалуй, времени сегодня не будет.
- Это почему же? - говорю.
- Да из-за артистов этих, - говорит. - Сегодня они и дневное предс-
тавление дают, и народ, который понаехал, захочет до начала покончить со
всеми покупками. Так что давай обойдемся сегодня закусочной
- Что ж, - говорю - Желаете себе отравлять желудок, в раба своей тор-
говли обращаться - дело ваше личное
- Уж ты-то, я вижу, не собираешься быть рабом торговли, - говорит.
- Не собираюсь, кроме как под вывеской "Джейсон Компсон", - говорю.
Так что когда я пошел в заднюю комнату и вскрыл конверт, то удивило
меня одно только - что там не чек, а почтовый перевод. Это уж так. Им
верить нельзя ни одной. На такой риск идти приходится, родной матери
лгать, чтобы не узнала, что она ездит сюда ежегодно, а то и по два раза
в год И после всего - вот тебе благодарность С нее станется и на почту
написать, чтоб не выдавали никому, кроме Квентины Подростку-девчонке
хлоп пятьдесят долларов Да я пятьдесят долларов в руках не держал до
двадцати одного года Все парни с обеда гуляют, а в субботу - весь день,
а я в магазине гни спину. Что я и говорю: как может кто-нибудь с ней
справиться, если она ей за спиной у нас шлет деньги. Дом, говорю, у нее
тот же самый, в котором ты росла, и воспитание даем не хуже А о нуждах
ее, я считаю, матери нашей лучше знать, чем тебе, бездомной. "Желаешь
давать ей деньги, - говорю, - так матушке их посылай, а не ей в руки.
Если уж я на такой риск иду чуть не ежеквартально, то делай как велят,
