"Хватит пожалуй"
Открыл барабан дунул в ствол тонкий дымок растаял Заново зарядил три
гнезда закрыл барабан протянул мне рукояткой
"Зачем Я не собираюсь состязаться"
"Судя по твоим словам он тебе понадобится Бери ты видел бой отменный"
"Убирайтесь к черту с вашим револьвером"
Я снова взмахнул рукой Давно уже он поймал мои обе руки а я все уда-
рить пытался, пытался Но тут он точно за цветное стекло от меня ушел В
висках шумит Потом небо вернулось и ветви и солнце косое сквозь ветви а
он держит за плечо и не дает упасть
"Вы меня ударили"
Что-то ответил не слышу
"Что"
"Да Прошло уже"
"Прошло Пустите"
Пустил Я прислонился к перилам
"Как себя чувствуешь"
"Хорошо Отстаньте"
"Домой дойти сам сможешь"
"Уйдите Отстаньте"
"А то садись на мою лошадь"
"Не хочу уйдите"
"А после зацепишь поводья за седло и пустишь сама вернется на конюш-
ню"
"Отстаньте уйдите оставьте в покое меня"
Оперся на перила гляжу в воду Слышу как он отвязал лошадь уехал и
скоро все затихло лишь вода а вот и снова пташка Я сошел с моста сел
прислонился спиной и затылком к дереву закрыл глаза Сквозной солнечный
луч упал на мои веки я подвинулся уходя от луча Пташка снова пропела во-
да шумит А затем все от меня как бы отхлынуло ушло и мне стало почти хо-
рошо после всех этих дней и ночей когда жимолость из темноты накатывает
в мою комнату а я заснуть пытаюсь Почти хорошо Хотя чуть спустя мне сде-
лалось ясно что вовсе он меня не вдвинул что это он солгал ради нее тоже
а со мной просто обморок был как с последней девчонкой но даже и это бы-
ло уже мне все равно Привалился к дереву сижу а солнечные зайчики
скользят лицо щекочут желтолистой веткой Слушаю шум воды и ни о чем не
думаю И даже когда услышал быстрый топот лошадиный то не открыл глаза
Слышу как песок зашуршал из-под круто вставших копыт и бегущие ноги и ее
твердые пальцы бегущие по ним? "Дуралей ох дуралей ты ранен"
Я открыл глаза ее руки бегут по моему лицу
"Я не знала куда за тобой скакать пока не услыхала выстрелы Не знала
в какую ты сторону Я же не думала что он тебя Зачем ты убежал улизнул Я
же не думала что он"
Обеими руками обхватила мне лицо и стукает о дерево затылком
"Перестань перестань"
Схватил ее за руки
"Перестань говорят тебе"
"Я знала он не тронет я знала"
И опять затормошила затрясла меня
"А я-то ему сейчас сказала чтоб больше и заговаривать со мной не смел
А я-то"
Тянет руки вырываясь
"Пусти руки"
"Не пущу я сильнее тебя и не пробуй"
"Пусти Я же должна догнать его и извиться Пусти руки
Ну пожалуйста Квентин Пусти Пусти"
И вдруг перестала и руки обвяли
"Ну что ж Я и после могу Он и после поверит всегда"
"Кэдди"
Она не привязала Принса Надоест ему стоять и порысит домой
"Он мне всегда поверит"
"Любишь его Кэдди"
"Люблю ли"
Смотрит на меня затем глаза пустые стали как у статуй незрячие пустые
безмятежные
"Приложи руку вот сюда"
Взяла мою руку прижала к ключице
"Теперь говори его имя"
"Долтон Эймс"
Гулко толкнулась кровь в ладонь Еще еще все убыстренней
"Повтори опять"
А лицо вдаль обращено где солнце в деревьях и пташка
"Повтори опять"
"Долтон Эймс"
Кровь неустанно и гулко стучит, стучит в ладонь
Все течет и течет, а лицо мое холодное и словно омертвело, и глаз, и
порез на пальце щиплет снова. Слышно, как Шрив качает воду у колонки,
вот вернулся с тазом, в тазу колышется круг сумеречный, с краешков жел-
товатый, как улетающий воздушный шар, затем появилось мое отражение.
Стараюсь разглядеть лицо.
- Не течет уже? - спросил Шрив. - Дай-ка мне свою тряпку.
Тянет из руки у меня.
- Не надо, - сказал я. - Я сам могу. Почти уже не течет. - Я опять
окунул носовой платок, разбив шар. Вода окрасилась. - Жаль, чистого нет.
- Сырой бы говядины к глазу - вот что хорошо бы, - сказал Шрив - А то
будешь завтра светить фонарем. Подарочком этого сукина сыча.
- А я ему не засветил? Я выжал платок, стал счищать им кровь с жиле-
та.
- Так не сойдет, - сказал Шрив. - Придется отдать в чистку. Приложи
лучше опять к глазу.
- Хоть немного, да сниму, - сказал я. Но почти не отчистилось - А во-
ротник тоже выпачкан?
- Да ладно, - сказал Шрив. - Ты к глазу приложи. Дай сюда
- Полегче, - сказал я. - Я сам. А я ему, значит, совсем ничего?
- Я, возможно, не заметил. Отвлекся в ту секунду он может, моргнул.
Но он-то тебя разделал по всем правилам бокса. Как тренировочную грушу.
Какого дьявола ты полез на него с кулаками? Дурила несчастный. Ну, как
самочувствие?
- Отличное, - сказал я. - Чем бы мне отчистить жилет?
- Да забудь ты про свои одежки. Болит глаз?
- Самочувствие отличное, - сказал я. Вокруг все вроде как лиловое и
тихое, а небо иззелена-золотистое над гребнем крыши, и дым из трубы сул-
таном в безветренную тишину. Опять кто-то у колонки. Мужчина с ведром,
смотрит на нас через плечо свое качающее. В дверях дома женщина прошла,
не выглянув. Корова мычит где-то.
- Кончай, - сказал Шрив. - Брось тереть, приложи к глазу. Завтра пря-
мо с утра пошлю твой костюм в щетку.
- Ладно, кончаю. А жаль, пусть бы я его хоть моей кровью заляпал нем-
ного.
- Сукин он сын, - сказал Шрив.
Из дома вышел Споуд - говорил с той женщиной, Должно быть, - пошел к
нам через двор. Смотрит на меня смешливо-холодными глазами.
- Ну, брат, - сказал Споуд. - Свирепые, однако, у тебя забавы. Похи-
щенья малолеток, драки. А на каникулах чем ты душу отводишь? Дома поджи-
гаешь?
- Ладно, - сказал я. - Ну, что говорит миссис Лэнд?
- Жучит Джеральда за то, что кровь тебе пустил. А потом возьмется за
тебя, что дался раскровянить. Она не против драки, ее кровь шокирует.
Думаю, ты малость упал, приятель, в ее глазах, поскольку обнаружил не-
держание крови. Ну, как себя чувствуешь?
- Разумеется, - сказал Шрив. - Уж если не родился Блэндом, то наибла-
городнейшее, что тебе осталось, - Это, зависимо от пола, либо блуд сот-
ворить с представителем Блэндов, либо, напившись, подраться с таковым.
- Совершенно верно, - сказал Споуд. - Но я не знал, что Квентин пьян.
- Не пьян он, - сказал Шрив - А у трезвого руки разве не чешутся дви-
нуть этого сукина сына?
- Ну уж мне потребуется быть крепко пьяным, чтобы полезть с ним в
драку после Квентина. Где это Блэнд выучился боксу?
- Да он ежедневно занимается у Майка в городе, - сказал я.
- Вот как, - сказал Споуд. - И ты знал это и полез драться?
- Не помню, - сказал я. - Да. Знал.
- Намочи опять, - сказал Шрив. - Может, свежей принести?
- И эта хороша, - сказал я. Снова намочил платок, приложил к глазу. -
Жаль, нечем жилетку отчистить. - Споуд все еще смотрит на меня.
- Скажи-ка, - Споуд опять. - За что ты ударил его? Что он сказал та-
кого?
- Не знаю. Не помню за что.
- Ты вдруг вскочил ни с того ни с сего, спросил: "А у тебя была ког-
да-нибудь сестра? Была? - он ответил, что нет, и ты его ударил. Я приме-
тил, что ты все смотришь на него, но ты вроде и не слушал, о чем разго-
вор, а потом вдруг вскочил и задал свой вопросец.
- Шел обычный джеральдовский треп, - сказал Шрив, - о женщинах Дже-
ральда. Ты же знаешь его манеру заливать перед девчонками, напускать ту-
ману подвусмысленней. Разные намеки-экивоки, вранье и просто чушь несус-
ветная. Насчет бабенки, с которой он на танцульке в Атлантик-Сити угово-
рился о свидании, а сам пошел к себе в отель, лег спать, и как он лежит,
и ему ее жалко, что она там ждет на пристани, а его нет, и некому ее
удовлетворить. Насчет телесной красоты и низкого ее предназначенья, и
как, мол, женщинам несладко, их удел навзничный - этакой Ледой таиться в
кустах, поскуливая и томясь по лебедю. Ух, сукин сын. Я б сам его дви-
нул. Только я бы схватил корзинку ее чертову с бутылками - и корзинкой
бы.
- Скажите, какой заступник дамский, - сказал Споуд. - Приятель, ты
возбуждаешь не только восторг, но и ужас. - Смотрит на меня насмешли-
во-холодным взглядом. - Ну и ну!
- Я жалею, что ударил его, - сказал я. - Как у меня вид - удобно мне
вернуться к ним и помириться?
- Извиняться перед ними? Нет уж, - сказал Шрив. - Пусть катятся куда
подальше. Мы с тобой сейчас домой поедем.
- А ему бы стоило вернуться, - сказал Споуд, - показать, что он как
джентльмен дерется. То есть принимает побои как джентльмен.
- Вот в этом виде? - сказал Шрив. - Заляпанный кровью?
- Что ж, воля ваша, - сказал Споуд. - Вам видней.
- Он еще не старшекурсник, чтобы щеголять в нижней сорочке, - сказал
Шрив. - Ну, пошли.
- Я сам, - сказал я. - А ты возвращайся в машину.
- Да ну их к дьяволу, - сказал Шрив. - Идем.
- Что прикажете доложить им? - спросил Споуд. - Что у тебя с Квенти-
ном тоже драка вышла? " - Никаких докладов, - сказал Шрив. - Скажи ей,
что время ее истекло с закатом солнца. Пошли, Квентин. Я сейчас спрошу у
этой женщины, где тут ближайшая оста...
- Нет, - сказал я. - Я домой не еду.
Шрив остановился, повернулся ко мне. Очки блеснули желтенькими луна-
ми.
- А куда же ты сейчас?
- Не домой. Ты возвращайся к ним. Скажешь им, Что и я бы рад, но ли-
шен возможности из-за одежды.
- Слушай, - сказал Шрив. - Ты чего это?
- Ничего. Так. Вы со Споудом возвращайтесь на пикник. Ну, до встречи,
до завтра. - Я пошел через двор на дорогу.
- Ты ведь не знаешь, где остановка трамвая, - сказал Шрив.
- Найду. Ну, до встречи, до завтра. Скажите миссис Блэнд: я сожалею,
что испортил ей пикник. - Стоят, смотрят вслед. Я обошел дом. Мощенная
камнем аллейка ведет со двора. С обоих боков растут розы. Через ворота я
вышел на дорогу. Дорога к лесу спускается под гору, и в той стороне у
обочины виден их автомобиль. Я пошел в противоположную сторону, вверх по
дороге. По мере подъема кругом становилось светлее, и не успел я взойти
на гору, как услышал шум трамвая. Он доносился издали сквозь сумерки, я
стал, прислушиваюсь. Автомобиль уже неразличим, а перед домом на дороге
стоит Шрив, смотрит на гору. И желтый свет за ним разлит по крыше дома.
Я вскинул приветно руку и пошел дальше и вниз по склону, прислушиваясь к
трамваю. Вот уже дом скрылся за горой, я встал в желто-зеленом свете и
слушаю, как трамвай громче, громче, теперь послабее, - и тут звук разом
оборвался. Я подождал, пока трамвай снова тронулся. Зашагал дальше.
Дорога шла вниз, и свет медленно мерк, но не меняясь в своем качестве
- будто это не он, а я меняюсь, убываю. Однако даже под деревьями газету
читать было бы видно. Скоро я дошел до развилки, свернул. Здесь деревья
росли сомкнутей и было темнее, чем на дороге, но когда я вышел к трам-
вайной остановке - опять к деревянному навесу, - то вступил все в тот же
неизменный свет. Так поярчело кругом, как будто я прошел тропкой сквозь
ночь и вышел снова в утро. Вот и трамвай. Я поднялся в вагон - оборачи-
ваются, глядят на мой подбитый глаз, - и сел на левой стороне.
В трамвае уже горело электричество, так что, пока проезжали под де-
ревьями, не видно было ничего, кроме собственного моего лица и отраженья
женщины - она сидела справа от прохода, и на макушке у нее торчала шляпа
со сломанным пером; но кончились деревья, и опять стали видны сумерки,
этот свет неизменного свойства, точно время и в самом деле приостанови-
лось, и чуть за горизонтом - солнце, а вот и навес, где днем старик ел
из кулька, и дорога уходит под сумерки, в сумерки, и за ними ощутима
благодатная и быстрая вода. Трамвай тронулся, в незакрытую дверь все
крепче тянет сквозняком, и вот уже он продувает весь вагон запахом лета
и тьмы, но не жимолости. Запах жимолости был, по-моему, грустнее всех
других. Я их множество помню. Скажем, запах глицинии. В ненастные дни -
если мама не настолько плохо себя чувствовала, чтоб и к окну не подхо-
