Шумит ох Шумит
Дорога стелется безлюдная и тихая, и солнце все ниже за листвой. Ту-
гие косички на концах стянуты малиновыми лоскутками. Угол газеты отлох-
матился, на ходу болтается, и выглядывает горбушка. Я остановился.
- Послушай-ка. Ты правда живешь там, дальше, куда ведет эта дорога?
Мы прошли уже милю, а домов ни одного не видно.
Смотрит на меня черным, таинственным, дружеским взглядом.
- Да где же твой дом, сестренка? Верно, в городе там позади остался?
В лесу пташка где-то за косым и нечастым солнечным накрапом.
- Твой папа, верно, тревожится, где ты. И попадет же тебе, что не
прямо домой пошла с хлебом.
Пташка опять просвиристела невидимкой свой однотонный звук, бессмыс-
ленный и многозначащий, замолчала, как ножом отрезало, и опять пропела,
и где-то вода течет быстро и мирно над тайными глубями - неслышная, не-
видная, лишь ощутимая.
- Ах, будь оно неладно. - Пол-обертки оттеребилось уже и болтается. -
Проку все равно от нее никакогоm - отодрал лохмот и бросил на обочину. -
Пошли, сестренка. Придется в город возвращаться. Мы берегом пойдем сей-
час обратно.
Свернули с дороги. Среди мха бледные цветочки, и эта ощутимость воды,
текущей немо и невидимо. "Я держу так танцу то есть я танцуя так держу"
Стоит в дверях и смотрит на нас подбоченясь.
"Ты столкнула меня Я из-за тебя ушиблась"
"Мы танцевали сидя А спорим Кэдди не умеет сидя танцевать"
"Не смей Не смей" " "Я только с платья сзади хочу стряхнуть сор"
"Убери свои гадкие руки Это из-за тебя Ты толкнула меня Я на тебя
сержусь"
"Ну и пускай" Смотрит на нас "Сердись хоть до завтра" Ушла Вот стало
слышно крики, всплески; загорелое тело блеснуло.
Хоть до завтра сердись. Дождь сразу рубашку и волосы мне намочил Те-
перь крыша громко шумит и сверху мне видно как Натали уходит домой через
сад под дождем. Ну и иди мокни вот схватишь воспаление легких узнаешь
тогда морда коровья. Я с маху прыгнул вниз в свиную лужу и вонючие брыз-
ги желто облепили по пояс Еще еще упал катаюсь по грязи - Слышишь, как
купаются, сестренка? Я и сам бы не прочь. - Будь у меня время. Когда
время будет. Часы мои тикают, грязь теплей дождя, а запах мерзкий. От-
вернулась, но я спереди зашел. "Знаешь, что я делал?" Отворачивается, я
опять спереди зашел. Дождь разжижает на мне грязь, а ей сквозь платье
обозначает лифчик. А запах ужасный. Обнимался с ней, вот что я делал".
Отвернулась, но я сам забежал спереди. "Я обнимался с ней, слышишь".
"А мне все равно мне чихать"
"Все равно Все равно Я заставлю, заставлю чтобы тебе не все равно".
Ударом оттолкнула мою руку но я другой рукой мажу ее грязью Шлепнула
мокро и я не почувствовал Сгребаю грязь с ног и мажу Кэдди мокрую тугую
верткую она ногтями по лицу но мне не больно, даже когда у дождя стал на
губах сладкий привкус.
Те, что в реке, увидели нас прежде. Головы и плечи. Крик подняли, и
на берегу один вскочил, пригибаясь, и прыгнул к ним вниз. Как бобры, и
вода лижет им подбородки Кричат:
- Убери девчонку! Зачем привел сюда девчонку? Уходите!
- Она ничего вам не сделает. Мы только посмотрим немного, как вы пла-
ваете.
Присели в воде. Головы сгрудились, глядят на нас, и вдруг кучка рас-
палась и - ринулась к нам, хлеща на нас воду ладонями. Мы отскочили.
- Полегче, мальчики. Она же вам ничего не сделает.
- Уходи давай, студент! - Это тот мальчик с моста, второй, что вымеч-
тал себе фургон и лошадь. - Водой на них, ребята!
- Давайте разом выскочим и в речку их! - сказал другой. - Испугался я
девчонки, что ли.
- Водой их! Водой! - И к берегу, хлеща на нас воду. Мы еще отошли. -
Уходите совсем! - кричат. - Уходите.
Уходим. Они под самым берегом присели, гладкие головы их в ряд на
блестящей воде. Идем от них прочь. - оказывается, нам нельзя. - Сквозь
ветви солнце все горизонтальнее крапит мох. - Ты ведь девчонка, бедная
малышка. - Среди мха цветочки, никогда не видел таких меленьких. - Ты
ведь девчонка. Бедная малышка. - На тропку вышли, вьется берегом. И вода
опять мирная - темная, тихая, быстрая. - Всего лишь девочка. Бедная
сестренка. - В мокрую траву упали переводим дух Дождь по спине холодными
дробинами "Теперь-то не все равно тебе не все равно" "Господи как мы из-
мазались Вставай"
Лоб под дождем защипало Рукой коснулся стала красная и дождь стекает
с пальцев розово "Болит"
"Конечно А ты как думала"
"Я прямо глаза тебе хотела выцарапать Ну и разит от нас Давай сойдем
к ручью отмоемся - Вот и город опять показался Теперь, сестренка, тебе
домой надо. А мне - в свою школу. Ведь скоро уже вечер. Ты теперь прямо
домой пойдешь, правда? - Но она только молча смотрит на меня таинствен-
но-черным и дружеским взором, жмет к себе хлеб с остатками обертки. - А
хлеб подмок. Я думал, мы успели вовремя отскочить - Я вынул носовой пла-
ток, принялся вытирать, но стала сходить корка, и я бросил. - Сам высох-
нет. Держи его вот так
Держит. Вид у него такой, как будто крысы грызли, а вода выше, выше
по окунающимся спинам грязь отшелушивается всплывает в кипящую от капель
рябь как жир на горячей плите "Я сказал заставлю чтоб тебе не все рано"
"А мне и теперь все равно"
Мы услышали топот за собой, остановились, оглядываясь - бежит тропин-
кой парень, и косые тени по ногам его мелькают.
- Спешит куда-то. Давай-ка мы посторо... - Тут я увидел еще одного,
за ним пожилой бежит тяжело, в руке палка, а за ними голый до пояса
мальчик, на бегу штаны придерживает.
- Это Джулио, - сказала девочка, и ко мне метнулось итальянское лицо
парня, глаза - он прыгнул на меня. Мы упали. Он кулаками в лицо мне,
кричит что-то, кусаться лезет, что ли, его оттаскивают, рвется, отбива-
ется, орет, его за руку держат, ногой хочет пнуть меня, но его оттащили.
Девчушка вопит, прижимает к себе хлеб обеими руками. Полуголый мальчик
скачет, вертится, штаны подтягивает. Кто-то меня поставил на ноги, и в
это время из-за тихого лесного поворота выскочил еще мальчик, голе-
хонький, и с лету шарахнулся от нас в кусты, только зажатые в руке одеж-
ки вымпелом протрепетали. Джулио рвется по-прежнему в драку. Пожилой,
меня поднявший, сказал: "Тпру, голубчик. Попался". Поверх рубашки у него
жилетка. На жилетке полицейская бляха. В свободной руке он держит узло-
ватую, отполированную дубинку.
- Вы Анс, да? - сказал я. - Я вас искал. За что он на меня?
- Предупреждаю, все ваши слова будут использованы как улики, - сказал
полисмен. - Вы арестованы
- Я убию его, - сказал Джулио. Вырывается. Двое держат. Девочка не
переставая вопит и хлеб прижимает. - Ты крал мою сестру. Пустите, мисте-
ры.
- Украл его сестру? - сказал я. - Да я же...
- Хватит, - сказал Ане - Судье расскажешь.
- Украл его сестру? - сказал я. Джулио вырвался, снова ко мне, но Ане
загородил дорогу, сцепился с ним, и остальные двое опять скрутили Джулио
руки. Тяжело дыша, Ане отпустил его.
- Ты, иностранец чертов, - сказал Ане. - Я, кажется, и тебя арестую
сейчас, за оскорбление действием. - Ане повернулся ко мне. - По-доброму
пойдешь или наручники надеть?
- По-доброму, - сказал я. - Что угодно, только возьмите... примите...
Украл его сестру... Украл...
- Я вас предупредил, - сказал Ане. - Он вас обвиняет в уводе с прес-
тупными целями. Эй ты, уйми свою девчонку.
- Вот как, - сказал я. И засмеялся. Еще два мальчугана с прилизанными
водой волосами - глаза круглые - явились из кустов, застегивают рубашки,
сразу же прилипшие к плечам. Я хотел унять смех и не смог.
- Гляди в оба, Ане, - он, кажется, тронутый.
- Сейчас п-перестану, - выговорил я сквозь смех. - Через м-минуту оно
кончится. Как в тот раз, когда охало: оx! оx! Дайте присяду. - Сел, они
смотрят, и девочка с лицом в грязных полосах и с хлебом, словно обгры-
зенным; а под берегом вода быстрая и благодатная. Скоро смех весь иссяк.
Но горло еще сводит - точно рвотой напоследок, когда желудок уже пуст.
- Хватит, - сказал Ане. - Возьми себя в руки.
- Да-да, - сказал я, напрягаясь, чтобы усмирить горло. Снова желтый
мотылек порхает, будто сдуло одну из солнечных крапин. Вот уже можно и
не напрягаться так. Я встал - Я готов. Куда идти?
Идем тропой, те двое ведут Джулио и девчушку, и мальчики позади
где-то. Тропа берегом вывела к мосту. Мы перешли мост и рельсы, на нас
люди глядят с порогов, и все новые мальчики возникают откуда-то, так что
когда мы повернули на главную улицу, то возглавляли уже целую процессию.
У кондитерской стоит большой легковой автомобиль, а в пассажиров я не
вгляделся, но тут миссис Блэнд произнесла:
- Да это Квентин! Квентин Компсон! За рулем Джеральд, а на заднем си-
денье Споуд развалился. И Шрив тут. Обе девушки мне незнакомы.
- Квентин Компсон! - сказала миссис Блэнд.
- Добрый день, - сказал я, приподнимая шляпу. - Я арестован. Прошу
прощения, что ваше письмо не застало меня. Шрив вам сказал уже, навер-
ное?
- Арестован? Простите. - Шрив грузно поднялся, по ногам их вылез из
машины. На нем мои фланелевые брюки, как перчаточка обтягивают. Я и за-
был, что не вложил их тоже в чемодан. И сколько у миссис Блэнд подбород-
ков, я тоже забыл. И уж конечно, та, что посмазливей, впереди рядом с
Джеральдом. Смотрят сквозь вуалаьки на меня с этаким изящным ужасом. -
Кто арестован? - сказал Шрив. - Что это значит, мистер?
- Джеральд, - сказала миссис Блэнд. - Вели этим людям уйти. А вы,
Квентин, садитесь в авто.
Джеральд вышел из машины. Споуд и не пошевелился.
- Что он тут натворил у вас, начальник? - спросил Споуд. - В курятник
забрался?
- Предупреждаю: не чинить препятствий, - сказал Анс. - Вам арестован-
ный известен?
- Известен? - сказал Шрив. - Да мы с...
- Тогда можете проследовать с нами. Не задерживайте правосудия. Пош-
ли! - дернул за рукав меня.
- Что ж, до свидания, - сказал я. - Рад был всех вас видеть. Прости-
те, что не могу к вам присоединиться.
- Ну что же ты, Джеральд, - сказала миссис Блэнд.
- Послушайте, констебль, - сказал Джеральд.
- Предупреждаю: вы чините препятствия служителю закона, - сказал Ане.
- Если желаете дать показания про арестованного, то пройдемте в суд, там
их дадите. - Идем дальше улицей. Целое шествие, а впереди я с Ансом. Мне
слышно, как те им объясняют, за что меня взяли, и как Споуд задает воп-
росы, потом Джулио бурно сказал по-итальянски что-то, я оглянулся и уви-
дел, что девчушка стоит с краю тротуара, глядит на меня своим дружеским
и непроницаемым взором.
- Марш домой! - кричит на нее Джулио. - Я из тебя душу выбию.
Мы свернули с улицы в поросший травой двор. В глубине его - одноэтаж-
ный кирпичный дом с белой отделкой по фасаду. Булыжной дорожкой подошли
к дверям, в дальше Ане никого, кроме причастных, не пустил. Вошли в ка-
кую-то голую комнату, затхло пропахшую табаком. Посредине, в дощатом
квадрате с песком, железная печка; на стене - пожелтелая карта и заси-
женный план городка. За выщербленным и захламленным столом - человек со
свирепым хохлом сивых волос. Уставился на нас поверх стальных очков.
- Что, Ане, поймали-таки? - сказал он.
- Поймали, судья...
Судья раскрыл пыльный гроссбух, поближе придвинул, ткнул ржавое перо
в чернильницу, во что-то угольное, высохшее.
- Послушайте, мистер, - сказал Шрив.
- Фамилия и имя подсудимого? - произнес судья.
Я сказал. Он неторопливо занес в свой гроссбух, с невыносимым тщанием
корябая пером.
- Послушайте, мистер, - сказал Шрив. - Мы его знаем. Мы...
- Соблюдать тишину в суде! - сказал Ане.
- Заглохни, Шрив, дружище, - сказал Споуд. -
Не мешай процедуре. Все равно бесполезно.
- Возраст? - спросил судья. Я сказал возраст. Он записал, шевеля гу-
бами. - Род занятий? - Я сказал род занятий. - Студент, значит, гар-
вардский? - сказал судья. Слегка нагнул шею, чтобы поверх очков взгля-
