ровно через год без двух дней встаньте на углу там, когда будем прохо-
дить, и своими глазами увидите.
- Надеюсь, так оно и будет. Вы заслужили это, Дьякон. Да, кстати... -
Я вынул письмо из кармана. - Завтра придете к нам с этим письмом, вручи-
те его Шриву. Он передаст вам кое-что. Только учтите - завтра, сегодня.
Он взял письмо, оглядел.
- Заклеено.
- Да. И внутри пометка, что оно действительно лишь с завтрашнего дня.
- Хм, - произнес он. Поджал губы, глядит на конверт. - Так, говорите,
мне передадут кой-что?
- Да. В подарок от меня.
В черной руке - солнцем залитый белый конверт.
Дьякон смотрит на меня, глаза мягкие, сплошь темно-карие, без зрачка,
- и вдруг из-под всей мишуры белого политиканства, униформ и гарвардских
манер на меня глянул Роскус - несмелый, скрытный, бессловесный и пе-
чальный.
- Вы ведь не станете разыгрывать старого негра?
- Сами знаете, Дьякон, что нет. Вас в жизни хоть один южанин разыграл
хоть раз?
- Это так. Они милые люди. Только с ними жить нельзя.
- А вы пытались? - сказал я. Но Роскус исчез уже.
И на Дьяконе снова личина, какую он издавна приучен являть миру - на-
пыщенная, с фальшью, но без хамства.
- Будет сделано, юноша, по вашему желанию.
- Помните: не раньше завтрашнего дня.
- Так точно, - сказал он. - Договорились, юноша.
Итак...
- Ну, желаю вам... - сказал я. Он смотрит на меня чуть сверху вниз,
благожелательно, значительно. Я вдруг протянул ему руку, пожал, а он мою
- внушительно, со всей помпезной высоты своих служебных и военных грез.
- Вы, Дьякон, славный малый. Желаю вам... Вы стольким уже студентам по-
могли на своем веку.
- Да, я ко всем стараюсь по-людски, без мелочных социальных различий.
Человек для меня всюду человек.
- Желаю, чтобы у вас и впредь было столько же друзей среди студентов.
- Что говорить, с молодежью я умею ладить. Ну, и она меня не забыва-
ет, - сказал он и потряс конвертом. Вложил в карман, застегнул пиджак. -
Да уж, друзьями судьба меня не обделила.
Снова бьют куранты - половина. Встав на живот своей тени, слушаю, как
удары мирно и размеренно нижутся вдоль солнечных лучей, сквозь узенькие,
мелкие еще листочки. Размеренно, спокойно, безмятежно - по-осеннему зву-
чат, как всегда куранты, даже в месяц невест. Лежит на земле под окном и
ревет. С одного взгляда на нее не понял. Устами младенцев. Уличные фона-
ри Кончили бить. Пошел обратно к почте, втаптывая тень в мостовую, идут
сперва вниз, а затем подымаются в город, как, фонарики, подвешенные друг
над другом на стене, Отец сказал: она ведь любит Кэдди - любит людей
чрез их изъяны. Дядя Мори сидит перед огнем, расставив ноги, но одну ру-
ку все же придется ему вынуть из кармана на минуту, чтобы выпить рож-
дественский тост. Джейсон бежит руки в карманы - упал и как связанная
курица, лежал, пока Верш не поднял. "Ты чего рук из карманов не вынаешь,
когда бежишь? Вынул бы - оперся" Вертит в люльке головой, катает ее с
боку на бок, уплощая затылок. Кэдди Джейсону сказала, что Верш знает,
отчего дядя Мори бездельник - оттого, что младенцем раскатал себе заты-
лок в колыбельке.
Навстречу тротуаром косолапит Шрив, упитанно-серьезный, очки поблес-
кивают лужицами под струящейся листвой.
- Я дал Дьякону записку - из одежды ему там коечто. Меня, возможно,
не будет весь день, так ты ему ничего сегодня не давай, ладно?
- Ладно. - Смотрит на меня. - А что это ты, собственно, затеял? Расф-
рантился и бродишь, как индийская вдова перед самосожжением. На психоло-
гии сейчас ведь не был?
- Ничего я не затеял. Так ты сегодня ему не давай.
- Что у тебя под мышкой?
- Да ничего. Подметки на туфли набил. Так ничего до завтра не давать,
слышишь?
- Слышу. Ладно. Да, вспомнил: тебе там на столе письмо с утра. Не
брал?
- Нет.
- На столе лежит. От царицы Семирамиды. Шофер доставил в десятом ча-
су.
- Хорошо, возьму. Интересно, что ей на этот раз нужно.
- Полагаю, очередной концерт оркестра джентльменов. Ту-ру-ру,
та-ра-ра, Джеральду гип-гип-ура. "Нельзя ли поэнергичнее в литавры,
Квентин". Как здорово, что я не джентльмен. - Пошел, любовно прижимая к
себе книжку, слегка бесформен, упитанно-сосредоточен. Уличные фонари. Ты
потому так думаешь, что из Компсонов один был губернатором и трое гене-
ралами а у мамы в роду ни тех ни других?
- Всякий живой лучше всякого мертвого но нет таких среди живых ли
мертвых чтобы уж очень были лучше других мертвых и живых. Но в мыслях
маминых она уже виновна. Решено. Кончено. И это нас всех отравило Ты пу-
таешь грех с неприличем Женщины этих вещей не путают Твою мать заботят
приличия А грех ли нет - о том она не задумывалась.
- Да я должна уехать Оставлю тебе всех возьму одного Джейсона и уеду
куда-нибудь где нас не знают где он вырастет и забудет все это Остальные
не любят меня они безлюбые в них компсоновский эгоизм и ложная гордость
Только к Джейсону могло тянуться мое сердце без тайного страха.
- Ерунда при чем тут Джейсон Я о том что когда ты станешь лучше себя
чувствовать вы с Кэдди могли бы съездить во Френч Лик.
- И оставить Джейсона на тебя и на черномазых.
- Там она о нем забудет да и болтать перестанут не смерть нашла на
солонце.
- Возможно я ей мужа там нашла бы не смерть на солонце.
Подошел трамвай, остановился. Часы все еще бьют половину. Я сел, и
трамвай двинулся, заглушив, потопив бой часов. Не половину, а без чет-
верти. Все-таки минут десять в запасе. Прочь из Гарвадского мечта твоей
матери Для того и землю Бенджину продали.
- За что покарал меня бог такими детьми Бенджамин уже достаточное на-
казание а теперь она родную мать позорит Я столько из-за нее претерпела
мечтала планы строила шла на жертвы прозябала в юдоли скорбей а она со
дня рождения ни разу не подумала обо мне любяще Я смотрю на нее иной раз
и дивлюсь моя ли это дочь Один только Джейсон не причинил мне ни малей-
шей горести с того дня когда я впервые взяла его на руки И я сразу поня-
ла, что он будет моей радостью и избавлением Я думала Бенджамин доста-
точная кара за все мои грехи думала он мне в наказание за то что я поп-
рав свою девичью гордость вышла за человека считавшего меня себе неров-
ней Я не ропщу Бенджамину моей любви досталось больше всех и я всегда
считала долгом хотя сердцем я тянулась к Джейсону Но теперь я вижу что
мало еще перестрадала вижу что должна искупить не только свои но и твои
грехи В чем же ты так грешен За какие грехи твоих высокородных предков
карает меня бог Но Компсонам ты всегда находишь оправдание один Джейсон
у тебя плохой потому что в нем больше от Бэскомов В то время как твоя
родная дочь моя малютка пала настолько Мы низкородны мы всего лишь Бэс-
комы и девочкой меня учили что женщины бывают порядочные или же непоря-
дочные и среднего здесь быть не может Но когда я ее маленькую на руки
брала лелеяла могла ли я подумать что моя дочь падет так низко Я по ее
глазам ведь вижу Ты думаешь она тебе расскажет Нет она скрытная Ты ее не
знаешь Я знаю про нее такие вещи я умерла бы со стыда скорее чем открыла
бы их тебе Что ж продолжай бранить Джейсона и упрекать меня что наущаю
его следить за ней как будто это преступление в то время как твоя родная
дочь Я знаю ты его не любишь ряд верить про него плохому никогда ты Да
да насмехайся над ним как ты вечно насмехаешься над Мори Больвей чем де-
ти ты все равно уже не можешь мне сделать Скоро я умру и некому станет
любить Джейсона и ограждать от заразы Я и так каждый день боюсь а вдруг
и в нем проявится наконец эта компсоновская кровь ведь на глазах у него
сестра бегает к своему как их там называют Ты хоть раз его видел Так дай
хотя бы мне возможность выяснить кто он Я не для себя мне претит и
Взглянуть на него я ведь для вас чтобы вас оградить но кто же в силах
бороться с дурной кровью Ты и мне не даешь Мы выходит должны сидеть сло-
жа руки и смотреть как она не только марает твое имя но заражает самый
воздух которым дышат твои дети Нет позволь мне уехать я не могу больше
выдержать отдай мне Джейсона я оставь себе их всех Джейсон моя плоть и
кровь а они чужие не мои совсем я боюсь их Возьму Джейсона и уеду туда
где нас никто не знает и на коленях молить буду бога да простятся мне
мои грехи да минует Джейсона Иго проклятие и да позволит господь нам за-
быть что вы и были-то на свете.
Если это три четверти било, то не больше десяти минут осталось до по-
лудня. Один трамвай только что отошел, и люди уже к следующему собирают-
ся. Я спросил, во он не знает, отправится ли следующий еще до двенадцати
или же после, потому что те, которые отправляются за город. А пока подо-
шел опять местный. Я сел в него. Полдень и так ощутим. А любопытно, ощу-
щают ли его шахтеры глубоко в земле. Нет, запах пота забивает. Для того
и фабричные гудки, но отъехать подальше - и гудков уже нет, а за восемь
минут трамвай увезет от бостонского пота на порядочное расстояние. Отец
говорит: человек - это совокупность его бед. Приходит день - и думаешь,
что беды уже устали стрясаться, но тут-то, говорит отец, бедой твоей
становится само время. Чайка, подвешенная на невидимой проволоке и вле-
комая через пространство. Символ тщеты своей уносишь в вечность.
Там крылья отрастут, говорит отец, да только арфисты из нас плохие.
На остановках слышно тиканье моих часов, но это не часто. Уже питают-
ся Зачем нам арфы Нутро наше занято делом питанья, там тоже пространство
и время смешались. Желудок доложил, что полдень, мозг доложил, что время
питаться. Ну и ладно. Интересно вот, который час, сколько минут оста-
лось. А зачем тебе? Народ выходит. Трамвай теперь и останавливается реже
- опустошен питаньем.
Полдень миновал. Я сошел, встал в своей тени, немного спустя подошел
трамвай, и я поехал назад на междугородную остановку. Там как раз отп-
равлялся трамвай, я нашел место у окна, трамвай тронулся, и я смотрел,
как город размочаливается в приречные низины, отмели, потом в деревья.
Временами блестела река, и думалось о том, что им неплохо, наверно, там,
в Нью-Лондоне, если только погода, и лодка Джеральда торжественно вплы-
вает в сверкающий утренний плес. Любопытно, что его мамаше нужно от ме-
ня, зачем письмо присылает в десятом часу утра. В какую это из живых
картин, восславляющих Джеральда, я приглашен Долтон - Эймс. Нет, асбест.
Квентин застрелил для фона и заднего плана. С участием девиц, разумеет-
ся. У женщин и непрестанно голос его поверх болтовни глас над Эдемом и
вправду сродство со злом и убежденность, что их сестре нельзя доверять
ни одной, а из мужчин не все способны защититься, есть и простофили. Так
что девицы серенькие. Дальние родственницы и приятельницы, на которых
одна уже вхожесть в дом налагает как бы обязательства noblesse oblige. А
она будет восседать и хвастаться перед нами - в лицо этим сереньким, -
что, мол, Джеральду просто неприлично так выглядеть, что красота у них в
роду, но мужчине она ведь не нужна и даже в ущерб, а вот девушка без нее
хоть пропадай. О женщинах Джеральда повествовать нам будет тоном Квентин
застрелил Герберта, голос его расстрелял сквозь пол Кэддиной комнаты са-
модовольно-одобрительным. "Когда ему было семнадцать, я однажды сказала
ему: как тебе не совестно иметь такие губы. Им ведь место на девичьем
лице. И угадайте Изпод вздутых гардин веет сумерками и запахом яблони
Голова ее на сумерках очерчена, руки в крыльях кимоно закинуты за голову
Глас, над Эдемом прозвучавший, чует платье на кровати сквозь яблоневый
запах что он мне ответил? Не забудьте, ему тогда всего семнадцать. Мама,
отвечает он мне, эти губы и так там частенько". А Джеральд знай принима-
ет царственные позы и сквозь ресницы дарит взором сразу двух или трех из
них. И те, тая от восторга, ласточками реют у ресниц. Шрив мне: интерес-
но, сколько этому "Обещаешь мне заботиться о Бенджи и о папе?"
