"А я и не собираюсь", говорит Квентина. "Не беспокойтесь".
Верш сказал:
- Посторонись, дай ноги обсушить, - Подвинул меня от огня - И не по-
дымай тут рева. Тебе так тоже видно. Только и делов у тебя, что на огонь
смотреть. Под дождем тебе-то мокнуть не приходится Ты и не знаешь, каким
счастливчиком родился. - На спину лег перед огнем.
- А знаешь, почему тебе имя сменили? - сказал Верщ. - Мэмми говорит,
твоя мамаша слишком гордая, ты ей в стыд.
- Да тише ты, дай ноги обсушить, - сказал Верш. - А то знаешь что
сделаю? Успокою ремнем по заднице.
Огонь слышно, и крышу, и Верша.
Верш сел быстро и ноги отдернул. Папа сказал:
- Ну, Верш, приступай.
- Можно, я его сегодня покормлю, - сказала Кэдди. - Он у Верша плачет
иногда за ужином.
- Отнеси этот поднос мисс Кэлайн, - сказала Дилси. - И скорей назад -
Бенджи кормить.
- А хочешь, тебя Кэдди покормит? - сказала Кэдди.
"И обязательно ему надо эту грязную старую туфлю на стол класть", го-
ворит Квентина. "Как будто нельзя его кормить в кухне. С ним за столом
сидеть - все равно что со свиньей".
"Не нравится, как мы едим, - не садись с нами", говорит Джейсон.
От Роскуса пар. Он сидит у плиты. Дверца духовки раскрыта, там Роску-
са ноги. От моей мисочки пар. Кэдди мне ложку в рот легко так. Внутри
мисочки чернеет щербинка.
"Ну, не злись", говорит Дилси. "Он тебе не будет больше досаждать".
Суп уже опустился за щербинку. Вот и пустая мисочка. Ушла.
- Он голодный какой, - сказала Кэдди. Мисочка вернулась, щербинки не
видно. А теперь видно. - Прямо изголодался сегодня, - сказала Кэдди. -
Подумать, сколько съел.
"Как же, не будет он", говорит Квентина. "Все вы тут подсылаете его
за мной шпионить. Ненавижу все здесь. Убегу отсюда".
- Дождь на всю ночь зарядил, - сказал Роскус.
"Ты все убегаешь, убегаешь, однако каждый раз к обеду возвращаешься",
говорит Джейсон.
"А вот увидите", говорит Квентина.
- Тогда мне и вовсе беда, - сказала Дилси. - Нога разнылась, просто
отымается. Весь вечер я по этой лестнице вверх-вниз.
"Что ж, этим ты меня не удивишь", говорит Джейсон. "От таких можно
ожидать чего угодно".
Квентина бросила салфетку на стол.
"Помолчите-ка, Джейсон", говорит Дилси. Подошла, обняла Квентину за
плечи. "Садись, голубка. И не стыдно ему чужой виной тебе глаза колоть".
- Что она, опять у себя в спальне дуется? - сказал Роскус.
- Помалкивай, - сказала Дилси.
Квентина отпихнула Дилси. Смотрит на Джейсона. У нее губы красные.
Смотрит на Джейсона, подняла свой стакан с водой, замахнула назад руку.
Дилси руку поймала. Дерутся. Стакан об стол разбился, вода потекла в
стол. Квентина убегает.
- Опять мама больна, - сказала Кэдди.
- Еще бы, - сказала Дилси. - Эта погода хоть кого в постель уложит.
Когда же ты есть-то кончишь, парень?
"У, проклятый", говорит Квентина. "Проклятый". Слышно, как она бежит
по лестнице. Мы в кабинет идем.
Кэдди дала мне подушечку, и можно смотреть на подушечку, и в зеркало,
и на огонь.
- Только чур не шуметь, Квентин готовит уроки, - сказал папа. - Ты
чем там занят, Джейсон?
- Ничем, - сказал Джейсон.
- Выйди-ка оттуда, - сказал папа.
Джейсон вышел из угла.
- Что у тебя во рту? - сказал папа.
- Ничего, - сказал Джейсон.
- Он опять жует бумагу, - сказала Кэдди.
- Поди сюда, Джейсон, - сказал папа.
Джейсон бросил в огонь. Зашипела, развернулась, чернеть стала. Теперь
серая. А теперь ничего не осталось. Кэдди, папа и Джейсон сидят в мами-
ном кресле. Джейсон глаза припухлые жмурит, двигает губами, как жует.
Кэддина голова на плече у папы. Волосы ее как огонь, и в глазах огня
крупинки, и я пошел, папа поднял меня тоже в кресло, и Кэдди обняла. Она
пахнет деревьями.
Она пахнет деревьями. В углу темно, а окно видно. Я присел там, держу
туфельку. Мне туфельку не видно, а Рукам видно, и я слышу, как ночь нас-
тает, и рукам видно туфельку, а мне себя не видно, но рукам видно ту-
фельку, и я на корточках слушаю, как настает темнота.
"Вот ты где", говорит Ластер. "Гляди, что у меня!" Показывает мне.
"Угадай, кто дал эту монету? Мис Квентина. Я знал, что все равно пойду
на представление. А ты чего здесь прячешься? Я уже хотел во двор идти
тебя искать. Мало сегодня навылся, так еще сюда в пустую комнату пришел
бормотать и нюнить. Идем уложу спать, а то на артистов опоздаю. Сегодня
у меня тут нету времени с тобой возиться. Только они в трубы затрубят, и
я пошел".
Мы не в детскую пришли.
- Здесь мы только корью болеем, - сказала Кэдди. - А почему сегодня
нельзя в детской?
- Как будто не все вам равно, где спать, - сказала Дилси. Закрыла
дверь, села меня раздевать. Джейсон заплакал. - Тихо, - сказала Дилси.
- Я с бабушкой хочу спать, - сказал Джейсон.
- Она больна, - сказала Кэдди. - Вот выздоровеет, тогда спи себе.
Правда, Дилси?
- Тихо! - сказала Дилси. Джейсон замолчал.
- Тут и рубашки наши, и все, - сказала Кэдди. - Разве нас насовсем
сюда?
- Вот и надевайте их быстрей, раз они тут, - сказала Дилси. - Рассте-
гивай Джейсону пуговки.
Кэдди расстегивает. Джейсон заплакал.
- Ой, выпорю, - сказала Дилси. Джейсон замолчал.
"Квентина", сказала мама в коридоре.
"Что?" сказала за стеной Квентина. Слышно, как мама закрыла дверь на
ключ. Заглянула в нашу дверь, вошла, нагнулась над кроватью, меня в лоб
поцеловала.
"Когда уложишь Бенджамина, сходишь узнаешь у Дилси, не затруднит ли
ее приготовить мне грелку", говорит мама. "Скажешь ей, что если затруд-
нит, то я обойдусь и без грелки. Я просто хочу знать".
"Слушаю, мэм", говорит Ластер. "Ну, давай штаны скидай".
Вошли Квентин и Верш. Квентин лицо отворачивает.
- Почему ты плачешь? - сказала Кэдди.
- Тш-ш-ш! - сказала Дилси. - Раздевайтесь поживей. А ты, Верш, иди
теперь домой.
Я раздетый, посмотрел на себя и заплакал. "Тихо!" говорит Ластер.
"Нету их у тебя, хоть смотри, хоть не Смотри. Укатились. Перестань, а то
не устроим, тебе больше именин". Надевает мне халат. Я замолчал, а Лас-
тер вдруг стал, повернул к окну голову. Пошел к окну, выглянул. Вернул-
ся, взял меня за руку. "Гляди, как она слазит", говорит Ластер. "Только
тихо". Подошли к окну, смотрим. Из Квентинина окна вылезло, перелезло на
дерево. Ветки закачались вверху, потом внизу. Сошло с дерева, уходит по
траве. Ушло. "А теперь в постель", говорит Ластер. "Да поворачивайся ты!
Слышишь, затрубили! Ложись, пока просят по-хорошему".
Кроватей две. На ту лег Квентин. Лицом повернулся к стене. Дилси кла-
дет к нему Джейсона. Кэдди сняла платье.
- Ты погляди на панталончики свои, - сказала Дилси. - Твое счастье,
что мама не видит.
- Я уже сказал про нее, - сказал Джейсон.
- Ты, да не скажешь, - сказала Дилси.
- Ну и что, похвалили тебя? - сказала Кэдди. - Ябеда.
- А что, может, высекли? - сказал Джейсон.
- Что ж ты не переодеваешься в рубашку, - сказала Дилси. Пошла сняла
с Кэдди лифчик и штанишки. - Ты погляди на себя, - сказала Дилси. Свер-
нула штанишки, трет ими у Кэдди сзади. - Насквозь пропачкало. А купанья
сегодня не будет. - Надела на Кэдди рубашку, и Кэдди забралась в пос-
тель, а Дилси пошла к двери, подняла руку свет гасить. - И чтоб ни зву-
ка, слышите! - сказала Дилси.
- Хорошо, - сказала Кэдди. - Сегодня мама не придет сказать "спокой-
ной ночи". Значит, меня и дальше надо слушаться.
- Да-да, - сказала Дилси. - Ну, спите.
- Мама нездорова, - сказала Кэдди. - Они с бабушкой обе больны.
- Тш-ш-ш, - сказала Дилси. - Спите.
Комната стала черная вся, кроме двери. А теперь и дверь черная. Кэдди
сказала: "Тс-с, Мори", положила руку на меня. И я лежу тихо. Слышно нас.
И слышно темноту.
Темнота ушла, папа смотрит на нас. На Квентина смотрит и Джейсона,
подошел, поцеловал Кэдди, погладил мне голову.
- Что, мама очень нездорова? - сказала Кэдди.
- Нет, - сказал папа. - Смотри, чтобы Мори не упал.
- Хорошо, - сказала Кэдди.
Папа пошел к двери, опять смотрит на нас. Темнота вернулась, он стоит
черный в дверях, а вот и дверь опять черная. Кэдди держит меня, мне
слышно нас и темноту, и чем-то пахнет в доме. Вот окна стало видно, там
шумят деревья. А вот и темнота вся пошла плавными, яркими, как всегда, и
даже когда Кэдди говорит, что я спал.
2 июня 1910 года
День от оконной поперечины легла на занавески - восьмой час, и снова
я во времени и слышу тиканье часов. Часы эти дедовы, отец дал их мне со
словами: "Дарю тебе. Квентин, сию гробницу всех надежд и устремлений; не
лишено язвительной уместности то, что ты будешь пользоваться этими часа-
ми, постигая общечеловеческий опыт reducto absurdum, способный удо-
вольствовать твои собственные нужды столь же мало, как нужды твоих деда
и прадеда. Дарю не с тем, чтобы ты блюл время, а чтобы хоть иногда забы-
вал о нем на миг-другой и не тратил весь свой пыл, тщась подчинить его
себе. Ибо победить не дано человеку, - сказал он. - Даже и сразиться не
дано. Дано лишь осознать на поле брани безрассудство свое и отчаянье;
победа же - иллюзия философов и дураков".
Часы прислонены к коробке с воротничками, и я лежу, их слушаю. Слышу
то есть. Вряд ли кто станет со вниманием слушать ход часов. Незачем это.
Можно надолго отвлечься, а затем одно "тик-так" враз выстроит в уме всю
убывающую в перспективе вереницу нерасслышанных секунд. Похожую на длин-
ный, одиноко легший на воду световой луч, которым (по словам отца) впору
шествовать Христу. И добрейшему святому Франциску, называвшему смерть
Маленькой Сестрой, а сестры-то у него не было.
За стеной Шрив скрипнул пружинами кровати зашуршали его шлепанцы по
полу. Я поднялся, подошел к столику, скользнул рукой к часам, повернул
их циферблатом вниз, опять лег. Но тень от поперечины осталась, а я по
ней определяю время чуть не до минуты, и пришлось повернуться спиной, и
сразу зачесались глаза на затылке, какие были у животных раньше, когда
кверху затылком ползали. С бездельными привычками расстаться труднее
всего, говорит отец. И что Христос не распят был, а стерт на нет крохот-
ным пощелкиваньем часовых колесиков. А сестры у него не было.
Только ведь отвернулся от часов - и тут же захотелось поглядеть, ко-
торый час. Отец говорит, этот постоянный зуд насчет положения стрелок на
том или ином циферблате - простой симптом работы мозга. Выделение вроде
пота. Ну и ладно, скажу я. Зуди. Хоть до завтра.
Если б не солнце, можно бы думать про его слова о бездельных привыч-
ках, повернувшись к окну. И про то Что им неплохо будет там, в Нью-Лон-
доне, если погода продержится. А зачем ей меняться? Месяц невест, глас,
над Эдемом прозвучавший Она бегом из зеркала из гущи аромата. Розы. Ро-
зы. Мистер и миссис Джейсон Ричмонд Томпсон извещают о свадьбе их дочери
Кизил молочай - те непорочны. Не то что розы. Я сказал: Отец я совершил
кровосмешение. Розы. Лукавые, невозмутимые. Если студент проучился год в
Гарвардском, но не присутствовал на гребных гонках, то плату за обучение
обязаны вернуть. Отдайте Джейсону. Пусть проучится год в Гарвардском.
Шрив стоит в дверях, надевает воротничок, очки блестят румяно, будто
умытые вместе с лицом.
- Решил сегодня отдохнуть?
- Разве поздно уже?
Вынул свои часы, смотрит.
- Через две минуты звонок.
- А я думал, еще рано. - Шрив смотрит на часы круглит губы. - Тогда
мне надо вскакивать скорей Больше нельзя пропускать. Декан меня на прош-
лой неделе предупредил... - Вложил часы в кармашек наконец. И я замол-
чал.
- Так надевай штаны - и рысью, - сказал Шрив И вышел.
Я встал, задвигался по комнате, прислушиваясь к Шриву за стенкой. Он
прошел в нашу общую комнату к дверям идет.
- Готов ты там?
- Нет еще. Ты беги. Я следом.
Шрив вышел. Дверь закрыл. Шаги уходят коридором. Вот и опять часы
