- Ну, как теперь, воевода? - не спуская озорных быстрых глаз, спросил
Перепелицына атаман. - Будешь привечать нас, аль погонишь со двора?
Думается мне, царский указ сполнять надо.
- Надо, - согласился воевода.
Стрельцы перемигнулись, некоторые не удержались и прыснули было от
смеха, но подавились, встретив злой взгляд воеводы.
- Добрых коней нам потребно, корм, вино, зелье, - стал перечислять
атаман.
- А где сие брать мне, воеводе? - спросил Перепелицын. - Сам сижу на
худом кормлении.
- По тебе вижу, что совсем отощал, - оглядывая его грузную фигуру,
съязвил Иванко. - А не хочешь ли, воевода, еще одну утеху? Проведали мы от
Строгановых, что тобой на Ермака с сотоварищи извет написан! А как мы да
вдруг ударим челом царю Ивану Васильевичу на тебя за тот извет? Не сносить
тогда тебе горлатной шапке на башке. Как ты мыслишь, воевода?
Перепелицын был смелым человеком, но царя страшился как огня. "А что
ежели и впрямь пожалуются государю? Грозен, ой и злобен он на боярство!
Делать нечего-надо смириться!" - Воевода низко поклонился послам.
- Все будет по-вашему, удалые казаки. Жалуйте в хоромы, дорогие
гостюшки!
Шумной ватагой сибирцы, а с ними князец Ишбердей и гулящие, беглые
люди, которые увязались за обозом в Сибирь и которых было немало,
ввалились в обширные хоромы.
Весь вечер и следующий день гости много ели, еще больше пили и
распевали удалые песни. Князец Ишбердей все лез к воеводе, старался
ухватить его за пышную бороду.
- Зачем такой большой и длинный?
- Захмелел ты и несешь несуразное! - отводил руки вогула Перепелицын.
- Какой почет без бороды?
- Эй-ла! - закричал действительно захмелевший Ишбердей. - Где мои
олешки? Скоро будут встречать! Эй-ла, помчим мы, шибко помчим! Езжай с
нами, - опять придвинулся он к воеводе. - Я тебя угощать буду. Горячая
кровь олешка, теплая кость сосать вкусно. Езжай с нами!
Иванко Кольцо сидел на почетном месте. Веселыми глазами он подбодрял
казаков:
- Ешьте-пейте вволю, братцы! Боярин богат, не взыщет. И вы, охочие
люди, - кивнул он в сторону приставших гулящих людей, - досыта тешьтесь,
чтобы долго помнить доброго хозяина...
В слюдяные окошки лился скудный свет. Из хором доносились песни и
хмельные выкрики. Часовой на вышке вздыхал и завидовал:
- Ух, и гуляют, идолы. Шибко весело!..
Только на третий день вырвались казачьи тройки из взбудораженной
Чердыни. Следом вихрем закружила метелица. Стряпчий с обнаженной головой
долго бежал за обозом, взывал:
- Ой, лихо!.. Ой, горюшко! Кто же мою кожаную кису с полтинами
уволок?..
- Будет тебе убиваться, Ерема. Не твои ж денежки плакали, а
нахапанные с люда! - уговаривал его пожилой стрелец. - Ну, чего
надрываешься? Бог с ними, с деньгами: у тебя им скучно, а у казаков станет
весело!..
Воевода, осунувшийся, посеревший, шаркая пимами, вышел на улицу и
стал прикладывать снег к голове.
- Ишь ты! - удивился дозорный на башне. - Здоров, а как упился, -
черепушку, стало быть ломит...
Долго еще после проезда казаков чердынцы вспоминали их.
- Ух, и лихой народ! Много ли их, а сколько от них грозы и страху
приняли!
Сановитый стрелецкий голова в поучении вымолвил:
- Им, мил человек, тише ездить не полагается: Кучума-хана
громители!..
Казаки давным-давно перевалили одетый в глубокие снега Каменный Пояс.
И хотя ярки были еще у Иванки воспоминания о Москве, но думки о Сибири уже
полностью владели им.
"Как там в Искере? Живы ли? Здоровы ли батько и казаки-братцы?"
Над лесами, реками и долинами уже светило вешнее мартовское солнце. В
небе - светлый простор. Ишбердей встрепенулся и запел ободряюще:
Белокрылая
Улетает зима,
Скоро зашумит Обь-река,
Эй-ла!..
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. КОНЕЦ КУЧУМОВА ЦАРСТВА
1
Казацкое посольство отбыло в Москву. Не стало проворного и веселого
атамана Иванки Кольцо, а время подошло самое неспокойное. Хан Кучум сбит
со своего куреня, но не сдался. По слухам, он кочевал в ишимских степях и
возмущал против русских татарские улусы. Правда, царство Кучума
распадалось: уходили данники, знатные мурзы присягали Ермаку на верность
Руси, давая шерсть, и даже такой приближенный и самый знатный советник
Кучума, как Карача, оставил своего повелителя и со стадами, сыновьями и
женами ушел в верховья Иртыша, мечтая о своем ханстве. Но Ермак знал, что
мертвый хватается за живого и что хан так легко не сдастся. Маметкул
рыскал с отчаянными головорезами по долине Вагая, - казаки нередко видели
его всадников неподалеку от Искера. Преданные татары с оглядкой говорили
Ермаку:
- Берегись, казак! Хан и Маметкул потеряли ясак. Как теперь жить без
овцы голодному волку?
Казаки охмелели от успехов, хвастовству и беспечности не было
предела. Ермак не давал спуску бахвалам и часто говорил, что беспечность
ведет к беде. Но за всем не углядишь, и беда действительно пришла, -
внезапно, как гром среди ясного неба.
Казаки ловили рыбу на Абалацком озере, устали и беспечно улеглись на
берегу спать. Ночью наехал Маметкул и порезал всех рыбаков. Ермак узнал о
напасти, взъярился, птицей взлетел на коня и с полусотней погнался за
татарами. Многих настиг и порубил атаман, но под Маметкулом был отменный
арабский скакун, и он вихрем унесся от погони, оставив своих на казачью
расправу. Напрасно гнался Ермак по следу, - путь преградила бурная река, в
каменистом ложе которой потерялись следы. Спустилась ночь. В тревожной
тоске возвратился Ермак к озеру. На берегу лежали застывшие тела боевых
товарищей.
- Эх, братцы! - укоризненно покачал головой атаман над телами воинов.
- На Дону гуляли, на Волге шарпали, Русь прошли, путь Каменный осилили, а
тут зря, попустому головы отдали!
Велел Ермак поднять убитых и отвезти на древнее ханское кладбище. Там
их с честью похоронили. Поп Савва истово отмолился за них, бросил в
братскую могилу три горсти землицы, а потом выпрямился и пошел костить:
- В Сарайчик вместях ходили, ногайцев били, а тут подались.
Раз-зявы!..
Ермак созвал круг и строго наказал казакам:
- Беречься надо! В поле, в лесу, на воде с дозором отдыхай!
Потупились казаки, - стыдно, но сознали свои вины.
Однако от всех напастей не убережешься, они по следу ходят, - пришла
и вторая беда.
Мечтал Ермак завести прочный торг с полуденными странами и решил
послать в Бухару двух бывалых и смелых казаков с зазывными грамотами.
Писалось в грамотах, чтобы купцы бухарские ехали безбоязненно в Сибирь
торговать, не пожалеют для них казаки самой лучшей рухляди - соболей,
чернобурых лис и горностаев.
И вот в ишимских степях хан Кучум перехватил ермаковых посланцев и
предал их мучительной смерти. Казаки и в страшных муках не застонали,
умерли гордо, величаво, устрашив своей стойкостью хана. В переметных сумах
татары нашли грамоты, начертанные попом Саввою, не разобрались в них и
бросили в костер.
Вслед за этим третья неудача пришла в Искер. Послали за рыбой и
морошкой сотника Бусыгу - расторопного волгаря - с казаками. Умчались они
на крепких и выносливых собачьих упряжках. Миновали урманы, выскочили в
тундру, и тут на казачий поезд набежала матерая волчья стая. Порезали и
порастаскали лютые звери умных собак. Казаки еле отбились от зверья и
пешими ушли от лихой напасти, но в пути один из них умер - не выдержал ран
и лишений. Много дней тащились голодные и злые храбрецы, пока не добрели
до вогульского становища. Тут только пришли в себя сотник Бусыга и его
товарищи. Вогулы охотно доставили их в Искер.
Зима выпала мягкая. В феврале за Иртышом засияло небо и прекратились
метели. В эти дни в Искер прискакал ладивший с казаками мурза Басандай и
взволнованно рассказал Ермаку, что Маметкул с немногими всадниками кочует
по реке Вагаю, на добрых конях ходу до тех юрт один день.
Шестьдесят казаков, с Брязгой во главе, немедля побежали на быстрых
конях к Вагаю. Мурза Басандай не обманул: Маметкул только что был на
берегу. Нашлись и следы его: аргал дотлевал в костре, зола еще не остыла.
Казаки на конях пошли по следу и около полуночи увидели мерцающий вдали
огонек; он то вспыхивал, то терялся среди безбрежных снежных равнин...
На берегу озера Кулара племянник Кучума разбил свой стан. Тридцать
уланов берегли его покой. Тайджи безмятежно лежал перед огнем на толстом
войлоке и мечтательно смотрел на пламя. В котлах варилась баранина. Ржали
выносливые кони, копытами разбивая звонкий наст, чтобы добыть корм -
ушедший под снег высохший ковыль. Монотонно шелестел камыш. Держа в поводу
коней, казаки забрались в густые заросли и зорко наблюдали за татарским
становищем. Покоем и миром дышала степь. Два улана сняли котел и поставили
перед вожаком. Маметкул брал руками горячие куски мяса и, обжигаясь, жадно
глотал их. За день, блуждая по степи, он изрядно наголодался.
Насытившись, тайджи улегся на спину, и верный улан набросил на него
лисью шубу. Маметкул лежал молча, пока его спутники ели баранину. Красные
отсветы пламени колебались на смуглых лицах. Кто-то взял чунгур и провел
по струнам, но Маметкул поднял голову и крикнул:
- Спать... Завтра много скачки!..
Огонь погасал. Лиловые гребешки пламени пробежали по мокрой ветке и
померкли. Постепенно улеглись и уланы.
Казаков пробирал мелкий озноб. Подмораживало. Они тихо выбрались из
камыша и бросились на становье.
Первым вскочил Маметкул и схватился за клинок. Яростно крича, он звал
уланов, но многие уже пали под ударами мечей. Тайджи рубился ожесточенно и
медленно отступал к лесу. Казаки тесно окружили его и еще уцелевших татар.
Становище покрылось порубанными телами.
Маметкул продолжал отбиваться, поранил пятерых казаков, а сам
оставался невредимым.
- Хорош рубака! - похвалил бородатый казак и, подняв на дыбы серого
поджарого коня, закричал. - Погоди, враз башку долой!
- Стой! - приказал Брязга: - Такого грех рубить. Ермаком наказано
брать целехоньким!
- Ну коли так, - деловито отозвался казак, - накину аркан! - Он
отвязал от седла аркан и ловким, сильным движением забросил. - Ага,
попался серый в петлю! - радостно заорал он и погнал коня.
Маметкул схватился за аркан, рвал его, но быстрый конь свалил
пленники и потащил по режущему насту. Тут набежали казаки, навалились на
Маметкула и сыромятными ремнями прикрутили руки за спину. Брязга
приторочил аркан к седлу и, настегивая коня, погнал по дороге к Искеру.
Маметкул в быстром беге потерял рысью шапку.
- Ты не смеешь так! - закричал он властно и зло Богдану: - Я - кость
ханов, а ты казак - черная кость. Стой! Я сам пойду.
Брязга хмуро оглянулся на пленника и сердито ответил:
- А мне хошь сам хан, - потопчу, коли по-вражьи живет. За коварство
надо бы тебя на первую осину! Ну да ладно, пес с тобой!
Брязга осадил коня и поехал шагом. Казаки нагнали сотника.
- Браты, посадите его в седло! Пусть почванится. Да гляди в оба! -
предупредил Богдан.
Маметкул побледнел; стиснув зубы, ехал молча. Ремни врезались в тело
и терзали, но он терпел, сохраняя неприступный вид.
В синем позднем рассвете впереди показалась темная вершина Искерского
холма. Маметкул на минуту закрыл глаза, потом внезапно торопливо-страстно
обратился к Брязге:
- Послушай ты, возвращай мне саблю! Сейчас.
Богдашка хитро прищурил глаз на пленника. Тот горячо продолжал:
