были в любую минуту засверкать молниями. По правую сторону трона стоял
царевич Федор, хилый, низкорослый, с одуловатым лицом, на котором блуждала
угодливая улыбочка. Кольцо взглянул на бесцветное землянистое лицо Федора
и его реденькую бороденку и подумал: "И это будущий царь! Недоумок?
Пономарем ему быть в глухом сельце!".
Взор его невольно перебежал на Бориса Годунова, который стоял слева у
трона. Статный, высокий, с быстрыми умными глазами, он покорил Кольцо
своей живостью и приветливостью.
Подойдя к трону, Иванко и казаки опустились на колени. Вместе с ними
пал в ноги и онемевший от изумления князец Ишбердей. Строгановы отошли в
сторону, низко склонили головы.
Иван Васильевич с минуту внимательно разглядывал казаков: "Покорные,
а на Волге, небось, головы крушили, - буянушки, неугомонная кровь!".
Дольше и внимательней царь глядел на Кольцо. Крепкий, ловкий, с
проницательными быстрыми глазами и курчавой бородкой с проседью, Иванко
понравился царю. "Плясун, певун и, небось, бабник!" - определил царь,
заметив пухлые губы атамана.
- Встаньте громко вымолвил царь. - Приблизьтесь ко мне.
Атаман и казаки не шелохнулись. Только князец Ишбердей быстро вскочил
и с нескрываемым любопытством разглядывал Грозного: "Велик человек, весь
сияет, не Кучумка хан!" - раздумывал вогул.
- Встаньте, верныв слуги мои! - повторил царь. - Знаю вины ваши, но и
послугу великую ценю. Кто только плохое помнит, а хорошее забывает, -
недалекий тот человек. Старую опалу с вас, гулебщиков, перевожу в милость!
Иван подойди сюда! - Иван Васильевич протянул атаману руку.
Кольцо встал, и, бросив соболью шапку под ноги, поднялся на ступеньку
трона, низко склонился и приложился к жилистой руке Грозного. Царь обнял
его и поцеловал в темя.
- Благодарствую. Всем казакам моим даю прощение и возношу хвалу
господу, что силен русский человек и не дает он простору лютости врагов
наших. Хвала богу, даровано нам приращение царства. Земли те были
захвачены погаными, и народы их порабощены. Дед мой и отец вели торг с
полунощными странами, а ныне их воссоединили с нашей землей! - переведя
взгляд на князьца Ишбердея, царь предложил: - Подойди сюда и скажи, рады
твои сородичи братству нашему?
Ишбердей растерялся, но все же быстро-быстро заговорил:
- Кучумка-худой. Плохо-плохо жилось нам, теперь холосо! У нас земля
богата, зверь всякий живет, рыба всякая плавает в реках, а чум у нас
плохой. Твой чум лучше. Це-це! - князец защелкал языком и восхищенно
закончил: - Такой чум и у хана не было...
Казаки поднялись и с обнаженными головами чинно стали в ряд. Иван
Васильевич встрепенулся, переглянулся с думным дьяком Висковатовым, и тот
сказал Иванке:
- Не бойся, говори о своем челобитье великому государю. Милосерден и
мудр царь! - грузный дьяк склонился перед троном.
Иванко осмелел, обрел внутреннюю силу и крепким голосом, чтобы
слышали все в палате, а особенно бывшие тут иноземцы, заговорил уверенно,
твердо:
- Великий государь, казацкий твой атаман, Ермак Тимофеевич, вместе со
всеми твоими опальными волжскими казаками, осужденными судьями на смерть,
постарались заслужить вины и бьют тебе челом, - тут Иванко возвысил голос
до большой силы, - новым цар-с-т-в-ом... Прибавь, великий государь, к
царствам Казанскому и Астраханскому еще царство Сибирское, да возрадуется
ныне русский народ, избавленный от погибельной угрозы, многие годы
тяготевшей над Русью...
Хотелось, сильно хотелось Иванке добавить еще: "А теперь не худо,
государь, вырвать и последнюю занозу в нашем теле - разгромить крымскую
орду, столько горя и слез она приносит на Русь!" - да сдержался сдержался
казак и склонил голову.
- Спасибо, слуги мои! - ласково сказал Иван Васильевич и словно
веселый шелест прошел по Золотой палате. Думный дьяк Висковатов
многозначительно посмотрел на атамана. Кольцо проворно достал челобитную
и, преклонив колено, подал ее царю.
- А ну, зачти сам! - улыбнулся Иван Васильевич.
Кольцо оробел, этой напасти-читать самому-он не ожидал. Однако делать
нечего: заикаясь, Иванко принялся по складам читать грамоту.
Лицо Грозного светилось от еле сдерживаемого смеха.
- Не обессудь, атаман, - прервал он чтение. - В ратных делах, видать,
ты из удальцов удалец, а в грамоте телец. Ну, да не кручинься, на то дьяки
и подьячие есть. В сем деле они первые, им и писание в руки.
Он взял челобитную от Кольцо и передал думному дьяку Висковатову:
- Чти с толком, с разумением!
Дьяк откашлялся, развернул столбец, отнес послание подальше от глаз и
стал громогласно читать. Каждое слово, вылетавшее из уст чтеца, как бы
наливалось силой, твердело и грохотало по Золотой палате чугунным ядром. С
блуждающей на устах улыбкой Грозный с явным наслаждением слушал. Казалось,
его насмешливые глаза говорили Иванке: "Вот как надо великое дело
оглашать!". Но Кольцо не обижался: он понимал, что так нужно, и сам
невольно заслушался бесподобным чтением.
Все слушали грамоту, затаив дыхание, и все глубоко верили, что это
так и есть: Сибирь стала русской. Когда дьяк смолк, Иван Васильевич
воскликнул:
- Шведы и шляхта думали унизить русскую землю. Не по ихнему вышло!
Ноне всякий видит, сколь несокрушим наш народ. Бог послал нам Сибирь!..
Ну, как нравится казакам на Москве? - неожиданно спросил Иванко царь.
Кольцо вздрогнул.
- Велика матушка, глазом не охватить, и разумом не все сразу поймешь!
- низко кланяясь, ответил он.
- Поживи тут! И вы, казаки, поживите. Жалую я вас хлебом-солью. Жду
завтра в трапезную... А пока расскажи нам про Царство сибирское...
Кольцо поклонился царю:
- Все мы, казаки, благодарствуем за хлеб-соль...
Тут Иванко стал рассказывать про татар Кучума, про горы скалистые,
которые таят в себе руды железные и медные, и самоцветы невиданной
красоты, про глубокие, многоводные реки, изобильные рыбой, про пушное
богатство.
- Вот, государь, полюбуйся. Шлет тебе новая земля свои дары...
Крепкозубые молодцы в алых суконных кафтанах поднесли поближе сундуки
и раскрыли их. Стал Иванко выклвдывать мягких пушистых соболей, чернобурых
лис и густые теплые шкурки бобров, татарское вооружение.
Иван Васильевич все со вниманием разглядывал: и булатные татарские
сабельки, и кольчужки, и копья, но больше всего его взор ласкали мягкая
сибирская рухлядь и руды.
- Дьяк, - обратился царь к Висковатову: - Отошли эти руды на Пушечный
двор. Узнай, годны ли они для литья? Чтобы царство крепко держалось, ему
потребно изобилие железных руд. Конями добрыми, шеломами железными да
мушкетами меткими-вот чем обережешь державу да силу великую придашь
войску!
- Истинно так! - согласился Иванко. - А мы по простоте своей думали
кистенем да чеканом, да сабелькой управитья. В Барабе удумали Кучума
настигнуть и порешить его остатное войско.
Грозный поднял умные, упрямые глаза и сказал:
- Скор, Иванушка! Кучум не так прост, чтобы разом сломиться... Дуб
надломленный бурей долго шумит.
Кольцо опустил глаза и стал теребить шапку. Грозный с ласковой
насмешкой следил за ним. Узловатые руки царя крепко сжимали подлокотники,
он весь подался вперед и, несмотря на ласковость, имел такой подавляюще
властный вид, что как ни храбр и беспечен был Кольцо, а чувствовал себя
малой птицей рядом с зорким орлом.
- Не кручинься, атаман, - добрым голосом сказал царь, - проси, чего
надобно, для закрепления сибирской землицы!
Кольцо встрепенулся, поднял на царя посмелевшие глаза и стал
перечислять нужды сибирского войска:
- Стрельцов бы побольше, пушек, фузий, зелья, коней добрых, мушкетов
метких...
Иванко говорил четко, толково. Стоявший рядом статный конюший боярин
с курчавой черной бородой одобрительно кивал головой. Царь сказал ему:
- Борис, дознаешься обо всем. Запиши!
Годунов поклонился, ответил вкрадчивым голосом:
- Будет исполнено, великий государь!
Он подмигнул Кольцо, и тот понял, что прием окончен. Казаки снова
опустились на колени. Царь открыл глаза.
- Оповести всех, Иван, - твердым голосом обратился он к атаману. -
Милую виновных казаков. Свою славу худую они смыли кровью и заслужили
прощение своими подвигами. Жалую тебе шубу со своих плеч. Вторую жалую
Ермаку. Сам отберешь по росту. А еще ему кольчугу, - выдать ее из
Оружейной палаты, да по доброй буланой сабле! А еще отпустить сорок пудов
пороху да сто свинцу. Об остальном подумает Борис... А ты, дьяк, разумная
голова, сготовь казакам подорожную грамоту и укажи в ней: по моему слову
пропустить атамана Ивана с сотоварищи, - тут царь ласково оглядел казаков
и князьца Ишбердея, - всем им ехать в сибирскую землю вольготно. А ехать
им на Вологду, Тотьму, Устюг, и чтобы при них ехали от города до города
провожатые и оберегали от воров...
Здоровенный казак Утков прищурил левый глаз под дремучей бровью и
вдруг заржал на всю палату:
- Это нас от воров оберегать? Аха-ха-ха! Дык мы сами с усами да с
кистенем, спуску не дадим...
Максим Строганов, до сей поры стоявший истуканом, в ужасе схватил
казака за рукав:
- Тишь-ко, стоялый жеребец!
Казак словно подавился, смолк. Царь поморщился, пристально посмотрел
на него и продолжал:
- А еще ты, дьяк, напиши, чтобы корм им и коням их давать досыта, и
не чинить никакого утеснения в пути. В придорожных кабаках вином вволю
поить. Воеводам особо напиши, чтоб помешки не чинили и всем сибирцы
довольны были...
Грозный вздохнул и сказал атаману:
- Ну, Иван, дозволяю по Сибири и Закамью сыскивать гулящих людей и
верстать в служилые. Надо домы строить, пашню поднимать, хлебушко сеять.
Пусть учатся по-человечески жить. Ясак собирать рухлядью, баранами,
шерстью и златом. Прямите мне службу, по крещенному снегу везите ясак под
надежной охраной... А я вас не забуду, и Строгановым накажу помогать вам
одеждой и сапогами. Тут ли наш гость?
Строгановы переглянулись, чинно и разом выступили вперед, поясно
поклонился Грозному.
- Тут мы, великий государь! - сказали дружно оба.
- И вас не забуду. Все зачту...
Иван Васильевич хотел улыбнуться, но вдруг беглая судорога исказила
его лик, он схватился за бок и тяжко вздохнул:
- Ох, грехи наши тяжкие...
Осанистый боярин в горлатной шапке опять встал впереди Иванки Кольцо:
- Великий государь притомился...
Строганов шепнул казакам:
- Пора, удальцы...
Сибирцы низко поклонились и стали медленно отступать. Иванко Кольцо с
тревогой видел, как высокий худой царь Иван вдруг ссутулился, голову
опустил долу, и руки его судорожно ухватились за поручни кресла.
"Скорбен государь, не протянет долго, - подумал атаман. - Ну, и
разгуляется тогда боярство!"
Высокие горлатные шапки бояр, как черные пни, сдвинулись и скрыли
Грозного от глаз Иванки. Широкие позолоченные двери распахнулись перед
казаками, и они покинули тронную.
В большой сводчатой комнате их попросили повременить уходом. Казаки
расселись по широким скамьям, покрытым красным сукнами. Под грузными
каменными сводами было сумеречно. За слюдянными оконцами все еще
торжественно гудели колокола-Москва праздновала присоединение Сибири. Это
бодрило, радовало сибирцев. Сидели они долго, молчали. Князец Ишбердей,
поджав под себя ноги, устроился на полу подле цветной изразцовой печки. От
нее шло тепло. Вогулич с довольным видом поглядывал на горячие изразцы и
похваливал:
- Холос чувал, шибко холос... Когда угощать будут?
- Ты тишь-ко, тут не Сибирь. Знают, что делают, - заметил казак с
