ника, чем о его добротной ручке и великолепном носике. Чайнику это было
известно.
"Знаю я их! - рассуждал он про себя. - Знаю и свой недостаток и приз-
наю его, и в этом - мое смирение и скромность. Недостатки есть у всех
нас, зато у каждого есть и свои преимущества. У чашек есть ручка, у са-
харницы - крышка, а у меня и то и другое да и еще кое-что, чего у них
никогда не будет, - носик. Благодаря ему я - король всего чайного стола.
Сахарнице и сливочнице тоже выпало на долю услаждать вкус, но только я
истинный дар, я главный, я услада всего жаждущего человечества: во мне
кипящая безвкусная вода перерабатывается в китайский ароматный напиток".
Так рассуждал чайник в пору беспечальной юности. Но вот однажды стоит
он на столе, чай разливает чья-то тонкая изящная рука. Неловка оказалась
рука: чайник выскользнул из нее, упал - и носика как не бывало, ручки
тоже, о крышке же и говорить нечего, о ней сказано уже достаточно. Чай-
ник лежал без чувств на полу, из него бежал кипяток. Ему был нанесен тя-
желый удар, и тяжелее всего было то, что смеялись-то не над неловкою ру-
кой, а над ним самим.
"Этого мне никогда не забыть! - говорил чайник, рассказывая впос-
ледствии свою биографию самому себе. - Меня прозвали калекою, сунули ку-
да-то в угол, а на другой день подарили женщине, просившей немного сала.
И вот попал я в бедную обстановку и пропадал без пользы, без всякой цели
- внутренней и внешней. Так стоял я и стоял, как вдруг для меня началась
новая, лучшая жизнь... Да, бываешь одним, а становишься другим. Меня на-
били землею - для чайника это все равно что быть закопанным, - а в землю
посадили цветочную луковицу. Кто посадил, кто подарил ее мне, не знаю,
но дали мне ее взамен китайских листочков и кипятка, взамен отбитой руч-
ки и носика. Луковица лежала в земле, лежала во мне, стала моим сердцем,
моим живым сердцем, какого прежде во мне никогда не было. И во мне заро-
дилась жизнь, закипели силы, забился пульс. Луковица пустила ростки, она
готова была лопнуть от избытка мыслей и чувств. И они вылились в цветке.
Я любовался им, я держал его в своих объятиях, я забывал себя ради
его красоты. Какое блаженство забывать себя ради других! А цветок даже
не сказал мне спасибо, он и не думал обо мне, - им все восхищались, и
если я был рад этому, то как же должен был радоваться он сам! Но вот од-
нажды я услышал: "Такой цветок достоин лучшего горшка!" Меня разбили,
было ужасно больно... Цветок пересадили в лучший горшок, а меня выброси-
ли на двор, и теперь я валяюсь там, но воспоминаний моих у меня никто не
отнимет!"
СУДЬБА РЕПЕЙНИКА
Перед богатой усадьбой был разбит чудесный сад с редкостными де-
ревьями и цветами. Гости, приезжавшие к господам, громко восторгались
садом. А горожане и жители окрестных деревень специально являлись сюда
по праздникам и воскресеньям и просили позволения осмотреть его. Прихо-
дили сюда с тою же целью и ученики разных школ со своими учителями.
За забором сада, отделявшим его от поля, рос репейник. Он был такой
большой, густой и раскидистый, что по всей справедливости заслуживал
название куста. Но никто не любовался им, кроме старого осла, возившего
тележку молочницы. Он вытягивал свою длинную шею и говорил репейнику:
- Как ты хорош! Так бы и съел тебя!
Но веревка была коротка, никак не дотянуться до репейника ослу.
Как-то раз в саду собралось большоее общество: к хозяевам приехали
знатные гости из столицы, молодые люди, прелестные девушки, и в их числе
одна барышня издалека, из Шотландии, знатного рода и очень богатая. "За-
видная невеста!" - говорили холостые молодые люди и их маменьки.
Молодежь резвилась на лужайке, играла в крокет. Затем все отправились
гулять по саду. Каждая барышня сорвала цветок и воткнула его в петлицу
своему кавалеру. А юная шотландка долго озиралась кругом, выбирала, вы-
бирала, но так ничего и не выбрала: ни один из садовых цветов не пришел-
ся ей по вкусу. Но вот она глянула через забор, где рос репейник, увида-
ла его иссиня-красные пышные цветы, улыбнулась и попросила сына хозяина
дома сорвать ей цветок.
- Это цветок Шотландии! - сказала она. - Он украшает шотландский
герб. Дайте мне его!
И он сорвал самый красивый, исколов себе при этом пальцы, словно ко-
лючим шиповником.
Барышня продела цветок молодому человеку в петлицу, и он был очень
польщен, да и каждый из молодых людей охотно отдал бы свой роскошный са-
довый цветок, чтобы только получить из рук прекрасной шотландки репей-
ник. Но уж если был польщен хозяйский сын, то что же почувствовал сам
репейник? Его словно окропило росою, осветило солнцем...
"Однако я поважнее, чем думал! - сказал он про себя. - Место-то мое,
пожалуй, в саду, а не за забором. Вот, право, как странно играет нами
судьба! Но теперь хоть одно из моих детищ перебралось за забор, да еще
попало в петлицу!"
И с тех пор репейник рассказывал об этом событии каждому вновь рас-
пускавшемуся бутону. А затем не прошло и недели, как репейник услышал
новость, и не от людей, не от щебетуний пташек, а от самого воздуха, ко-
торый воспринимает и разносит повсюду малейший звук, раздающийся в самых
глухих аллеях сада или во внутренних покоях дома, где окна и двери стоят
настежь. Ветер сказал, что молодой человек, получивший из прекрасных рук
шотландки цветок репейника, удостоился получить также руку и сердце кра-
савицы. Славная вышла пара, вполне приличная партия.
- Это я их сосватал! - решил репейник, вспоминая свой цветок, попав-
ший в петлицу. И каждый вновь распускавшийся цветок должен был выслуши-
вать эту историю.
- Меня, конечно, пересадят в сад! - рассуждал репейник. - Может быть,
даже посадят в горшок. Тесновато будет, ну да зато честь-то какая!
И репейник так увлекся этой мечтою, что уже с полной уверенностью го-
ворил: "Я попаду в горшок!" - и обещал каждому своему цветку, который
распускался вновь, что и он тоже попадет в горшок, а то и в петлицу - уж
выше этого попасть было некуда! Но ни один из цветов не попал в горшок,
не говоря уже о петлице. Они впивали в себя воздух и свет, солнечные лу-
чи днем и капельки росы ночью, они цвели, принимали визиты женихов -
пчел и ос, которые искали приданого - цветочного сока, получали его и
покидали цветы.
- Разбойники этакие! - говорил про них репейник. - Так бы и проколол
их насквозь, да не могу!
Цветы поникали головками, блекли и увядали, но на смену им распуска-
лись новые.
- Вы являетесь как раз вовремя! - говорил им репейник. - Я с минуты
на минуту жду пересадки туда, за забор.
Невинные ромашки и мокричник слушали его с глубоким изумлением, иск-
ренне веря каждому его слову.
А старый осел, таскавший тележку молочницы, стоял на привязи у дороги
и любовно косился на цветущий репейник, но веревка была коротка, никак
не добраться ослу до куста.
А репейник так много думал о своем родиче, репейнике шотландском, что
под конец уверовал в свое шотландское происхождение и в то, что именно
его родители и красовались в гербе страны. Великая была мысль, но отчего
бы такому большому репейнику и не иметь великих мыслей?
- Иной раз происходишь из такого знатного рода, что не смеешь и дога-
дываться об этом! - сказала крапива, росшая неподалеку. У нее тоже было
смутное ощущение, что при надлежащем уходе и она могла бы превратиться
во что-нибудь этакое благородное.
Прошло лето, прошла осень. Листья с деревьев облетели, цветы стали
ярче, но почти без запаха. Ученик садовника распевал в саду по ту сторо-
ну забора: Вверх на горку, Вниз под горку Пролетает жизнь!
Молоденькие елки в лесу уже начали томиться предрождественской тос-
кой, хотя до рождества было еще далеко.
- А я так все здесь и стою! - сказал репейник. - Словно никому до ме-
ня и дела нет, а ведь я устроил свадьбу! Они обручились да и поженились
вот уж неделю тому назад! Что ж, сам я шагу не сделаю - не могу!
Прошло еще несколько недель. На репейнике красовался всего лишь один
цветок, последний, зато какой большой, какой пышный! Вырос он почти у
самых корней, ветер обдавал его холодом, краски его поблекли, и чашечка,
большая, словно у цветка артишока, напоминала теперь высеребренный под-
солнечник.
В сад вышла молодая пара - муж и жена. Они шли вдоль садового забора,
и молодая женщина заглянула через него.
- А вот он, большой репейник! Все еще стоит! - воскликнула она. - Но
на нем нет больше цветов!
- А вон, видишь, призрак последнего! - сказал муж, указывая на высе-
ребренную чашечку, цветка.
- Все-таки он красив! - сказала она. - Надо велеть вырезать такой на
рамке нашего портрета.
Пришлось молодому мужу опять лезть через забор за цветком репейника.
Цветок уколол его пальцы - ведь молодой человек обозвал его "призраком".
И вот цветок попал в сад, в дом и даже в залу, где висел масляный порт-
рет молодых супругов. В петлице у молодого был изображен цветок репейни-
ка. Поговорили и об этом цветке и о том, который только что принесли,
чтобы вырезать на рамке.
Ветер подхватил этот разговор и разнес далеко-далеко по округе.
- Чего только не приходится переживать! - сказал репейник. - Мой пер-
венец попал в петлицу, мой последыш попадет на рамку! Куда же попаду я?
А осел стоял у дороги и косился на него:
- Подойди ко мне, сладостный мой! Сам я не могу подойти к тебе - ве-
ревка коротка!
Но репейник не отвечал. Он все больше и больше погружался в думы. Так
он продумал вплоть до рождества и наконец расцвел мыслью:
"Коли детки пристроены хорошо, родители могут постоять и за забором!"
- Вот это благородная мысль! - сказал солнечный луч. - Но и вы займе-
те почетное место!
- В горшке или на рамке? - спросил репейник.
- В сказке! - ответил луч.
Вот она, эта сказка!
РЕБЯЧЬЯ БОЛТОВНЯ
У богатого купца был детский вечер; приглашены были все дети богатых
и знатных родителей. Дела купца шли отлично; сам он был человек образо-
ванный, даже в свое время окончил гимназию. На этом настоял его почтен-
ный отец, который был сначала простым прасолом, но человеком честным и
трудолюбивым и сумел составить себе капиталец, а сын еще приумножил его.
Купец был человек умный и добрый, хотя люди говорили не столько об
этих качествах, сколько о его богатстве.
Он вел знакомство и с аристократами крови и, что называется, с арис-
тократами ума, а также с аристократами и крови и ума вместе и, наконец,
с теми, которые не могли похвалиться ни тем, ни другим.
Так вот, большое общество собралось у него в доме, только исключи-
тельно детское; дети болтали без умолку - у них, как известно, что на
уме, то и на языке. В числе детей была одна прелестная маленькая девоч-
ка, только ужасно спесивая. Спесь в нее не вбили, а "вцеловали", и не
родители, а слугиродители были для этого слишком разумны. Отец малютки
был камер-юнкером, и она знала, что это нечто "ужасно важное".
- Я камер-юнкерская дочка! - сказала она.
Она точно так же могла быть дочкой лавочника - от человека не зави-
сит, кем он рождается. И вот она рассказывала другим детям, что она
"урожденная" такая-то, а кто не "урожденный", из того ничего и не вый-
дет. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но, если ты не "урожденная",
толку не выйдет.
- А уж из тех, чье имя кончается на "сен", - прибавила она, - никогда
ничего путного не выйдет. Тут уж упрись руками в бока да держись по-
дальше от всех этих "сенов"!
И она уперлась прелестными ручонками в бока и выставила острые локот-
ки, чтобы показать, как надо держаться. Славные у нее были ручонки, да и
