прибывают силы. Он рос все выше и выше, ствол быстро, безостановочно тя-
нулся ввысь, крона становилась все гуще, все пышнее, все раскидистее. И
чем больше вырастало дерево, тем больше росла в нем радостная жажда вы-
расти еще выше, подняться к самому солнцу, сверкающему и горячему.
Вершина дуба уже поднялась над облаками, которые неслись внизу, как
стаи перелетных птиц или белых лебедей.
Дуб видел каждым листком своим, словно у каждого были глаза. Он видел
и звезды среди дня, и были они такие большие, блестящие! Каждая свети-
лась, словно пара ясных, кротких очей, напоминая о других знакомых гла-
зах - глазах детей и влюбленных, которые встречались под его кроной.
Дуб переживал чудные, блаженные мгновенья. И все-таки ему недоставало
его лесных друзей... Ему так хотелось, чтобы и все другие деревья, все
кусты, травы и цветы поднялись вместе с ним, ощутили ту же радость, уви-
дели тот же блеск, что и он. Могучий дуб даже и в эти минуты блаженного
сна не был вполне счастлив: ему хотелось разделить свое счастье со всеми
- и малыми и большими, и чувство это трепетало в каждой его ветке, каж-
дом листке страстно и горячо, словно в человеческой груди.
Крона дуба шевелилась, словно искала чего-то, словно ей чего-то не-
доставало; он поглядел вниз и вдруг услышал запах ясменника, а потом и
еще более сильный запах жимолости и фиалок, и ему показалось даже, что
он слышит кукушку.
И вот сквозь облака проглянули зеленые верхушки леса. Дуб увидал под
собой другие деревья, они тоже росли и тянулись вверх; кусты и травы то-
же. Некоторые даже вырывались из земли с корнями, чтобы лететь быстрее.
Впереди всех была береза; словно белая молния, устремлялся вверх ее
стройный ствол, ветви развевались, как зеленые покрывала и знамена. Все
лесные растения, даже коричневые султаны тростника, поднимались к обла-
кам; птицы с песнями летели за ними, а на былинке, зыбившейся на ветру,
как длинная зеленая лента, сидел кузнечик и наигрывал крылышком на своей
тонкой ножке. Гудели майские жуки, жужжали пчелы, заливались во все гор-
ло птицы; все в поднебесье пело и ликовало.
"А где же красный водяной цветок? Пусть и он будет с нами! - сказал
дуб. - И голубой колокольчик, и малютка маргаритка!"
Дуб всех хотел видеть возле себя.
"Мы тут, мы тут!" - раздалось со всех сторон.
"А красивый прошлогодний ясменник? А ковер ландышей, что расстилался
здесь год назад? А чудесная дикая яблонька и все те, кто украшал лес
много, много лет? Если б они дожили до этого мгновенья, они были бы с
нами!"
"Мы тут, мы тут!" - раздалось в вышине, будто отвечавшие пролетели
как раз над ним.
"Нет, до чего же хорошо, просто не верится! - ликовал старый дуб. -
Они все тут со мной, и малые и большие! Ни один не забыт! Возможно ли
такое счастье?"
"Все возможно!" - прозвучало в ответ.
И старый дуб, не перестававший расти, почувствовал вдруг, что совсем
отделяется от земли.
"Ничего не может быть лучше! - сказал он. - Теперь меня не удерживают
никакие узы! Я могу взлететь к самому источнику света и блеска! И все
мои дорогие друзья со мною! И малые и большие - все!"
"Все!"
Вот что снилось старому дубу. И пока он грезил, над землей и морем
бушевала страшная буря - это было в рождественскую ночь. Море накатывало
на берег тяжелые валы, дуб скрипел и трещал и был вырван с корнями в ту
самую минуту, когда ему снилось, что он отделяется от земли. Дуб рух-
нул... Триста шестьдесят пять лет его жизни стали теперь как один день
для мухи-поденки.
В рождественское утро, когда взошло солнце, буря утихла. Празднично
звонили колокола, изо всех труб, даже из трубы самой бедной хижины, вил-
ся голубой дымок, словно жертвенный фимиам в праздник друидов. Море все
более успокаивалось, и на большом корабле, выдержавшем ночную бурю, под-
няли нарядные рождественские флаги.
- А дерева-то нет больше! Ночная буря сокрушила старый дуб, нашу при-
мету на берегу! - сказали моряки. - Кто нам его заменит? Никто!
Вот какою надгробною речью, краткою, но сказанною от чистого сердца,
почтили моряки старый дуб, поверженный бурей на снежный покров. Донес-
лась до дуба и старинная песнь, пропетая моряками. Они пели о рождестве,
и звуки песни возносились высоко-высоко к небу, как возносился к нему в
своем последнем сне старый дуб.
СКОРОХОДЫ
Был назначен приз, и даже два, один большой, другой малый, за наи-
большую быстроту - не на состязании, а вообще в течение целого года.
- Я получил первый приз! - сказал заяц. - По-моему, уж можно ожидать
справедливости, если судьи - твои близкие друзья и родные. Однако прису-
дить второй приз улитке? Мне это даже обидно!
- Но ведь надо же принимать во внимание и усердие, и добрую волю, как
справедливо рассудили высокоуважаемые судьи, и я вполне разделяю их мне-
ние! - заметил заборный столб, бывший свидетелем присуждения призов. -
Улитке понадобилось полгода, чтобы переползти через порог, но всетаки
она спешила на совесть и даже сломала себе второпях бедренную кость! Она
душой и телом отдавалась своему делу, да еще тащила на спине свой дом!
Такое усердие достойно всяческого поощрения, вот почему ей и присужден
второй приз.
- Могли бы, кажется, и меня взять в расчет! - сказала ласточка. -
Быстрее меня на лету, смею думать, никого нет! Где только я не побывала!
Везде, везде!
- В том-то и беда, - сказал столб. - Уж больно много вы рыскаете!
Вечно рветесь в чужие края, чуть у нас холодком повеет. Вы не патриотка,
а потому и не в счет.
- А если бы я проспала всю зиму в болоте, тогда на меня обратили бы
внимание? - спросила ласточка.
- Принесите справку от самой болотницы, что вы проспали на родине
хоть полгода, тогда посмотрим!
- Я-то заслуживала первого приза, а не второго! - заметила улитка. -
Я ведь знаю, что заяц бегает, только когда думает, что за ним гонятся, -
словом, из трусости! А я смотрела на движение как на свою жизненную за-
дачу и пострадала при исполнении служебных обязанностей! И уж если кому
и следовало присудить первый приз, так это мне! Но я не люблю поднимать
шум, терпеть не могу!
И она плюнула.
- Я могу засвидетельствовать, что каждый приз был присужден справед-
ливо! - заявила межевая веха. - Я вообще держусь порядка, меры, расчета.
Уже восьмой раз я имею честь участвовать в присуждении призов, но только
в этот раз настояла на своем. Дело в том, что я всегда присуждаю призы
по алфавиту: для первого приза беру букву с начала, для второго - с кон-
ца. Потрудитесь теперь обратить внимание на мой счет: восьмая буква с
начала - "з", и на первый приз я подала голос за зайца, а восьмая буква
с конца - "у", и на второй приз я подала голос за улитку. В следующий
раз первый приз назначу букве "и", а второй-букве "с". Главное, порядок!
Иначе и опереться не на что.
- Не будь я сам в числе судей, я бы подал голос за себя! - сказал
осел. - Надо принимать во внимание не только быстроту, но и другие ка-
чества - например, груз. На этот раз я, впрочем, не хотел упирать на эти
обстоятельства, равно как и на ум зайца или на ловкость, с какой он пу-
тает следы, спасаясь от погони. Но есть обстоятельство, на которое вооб-
ще-то принято обращать внимание и которое никоим образом нельзя упускать
из виду - это красота. Я взглянул на чудесные, хорошо развитые уши зайца
- на них, право, залюбуешься, - и мне показалось, что я вижу самого себя
в детском возрасте! Вот я и подал голос за зайца.
- Ж-ж-жж! - зажужжала муха. - Я не собираюсь держать речь, хочу
только сказать несколько слов. Уж я-то попроворнее всякого зайца, это я
знаю точно! Недавно я даже подбила одному зайчишке заднюю ногу. Я сидела
на паровозе, я это часто делаю - так лучше всего следить за собственной
быстротой. Заяц долго бежал впереди поезда; он и не подозревал о моем
присутствии. Наконец ему пришлось свернуть в сторону, и тут-то паровоз и
толкнул его в заднюю ногу, а я сидела на паровозе. Заяц остался на мес-
те, а я помчалась дальше. Кто же победил? Полагаю - я! Только очень он
мне нужен, этот приз!
"А по-моему, - подумала дикая роза, вслух она ничего не сказала, не в
ее характере это было, хотя и лучше было бы, если б она высказалась, -
по-моему, и первого и второго приза заслуживает солнечный луч! Он вмиг
пробегает безмерное пространство от солнца до земли и пробуждает от сна
всю природу. Поцелуи его дарят красоту - мы, розы, алеем и благоухаем от
них. А высокие судьи, кажется, совсем и не заметили его! Будь я лучом, я
бы отплатила им солнечным ударом... Нет, это отняло бы у них последний
ум, а они им и так небогаты. Лучше промолчать. В лесу мир и тишина! Как
хорошо цвести, благоухать, упиваться светом и жить в сказаниях и песнях!
Но солнечный луч переживет нас всех!"
- А какой первый приз? - спросил дождевой червь. Он проспал событие и
только-только явился на сборный пункт.
- Свободный вход в огород с капустой! - ответил осел. - Я сам назна-
чал призы! Первый приз должен был получить заяц, и я, как мыслящий и де-
ятельный член судейской комиссии, обратил надлежащее внимание на потреб-
ности и нужды зайца. Теперь он обеспечен. А улитке мы предоставили право
сидеть на придорожном камне, греться на солнце и лакомиться мхом. Кроме
того, она избрана одним из главных судей в соревнованиях по бегу. Хорошо
ведь иметь специалиста в комиссии, как это называется у людей. И, скажу
прямо, судя по такому прекрасному началу, мы вправе ожидать в будущем
многого!
ВЕТЕР РАССКАЗЫВАЕТ О ВАЛЬДЕМАРЕ ДО И ЕГО ДОЧЕРЯХ
Пронесется ветер над травой, и по ней пробежит зыбь, как по воде;
пронесется над нивою, и она взволнуется, как море. Так танцует ветер. А
послушай его рассказы! Он поет их, и голос его звучит по-разному: в лесу
- так, в слуховых окнах, щелях и трещинах стен - иначе. Видишь, как он
гонит по небу облака, точно стада овец?
Слышишь, как он воет в открытых воротах, будто сторож трубит в рог? А
как странно гудит он в дымоходе, врываясь в камин! Пламя вспыхивает и
разлетается искрами, озаряя дальние углы комнаты, и сидеть тут, слушая
его, тепло и покойно. Пусть рассказывает только он один! Сказок и исто-
рий он знает больше, чем все мы, вместе взятые. Слушай же, он начинает
рассказ!
"У-у-уу! Лети дальше!" - это его припев.
- На берегу Большого Бельта стоит старый замок с толстыми красными
стенами, - начал ветер. - Я знаю там каждый камень, я видел их все, еще
когда они сидели в стенах замка Марека Стига. Замок снесли, а камни
опять пошли в дело, из них сложили новые стены, новый замок, в другом
месте - в усадьбе Борребю, он стоит там и поныне.
Знавал я и высокородных владельцев и владетельниц замка, много их по-
колений сменилось на моих глазах. Сейчас я расскажу о Вальдемаре До и
его дочерях!
Высоко держал он свою голову - в нем текла королевская кровь. И умел
он не только оленей травить да кубки осушать, а кое-что получше, а что
именно - "поживем-увидим", говаривал он.
Супруга его, облаченная в парчовое платье, гордо ступала по блестяще-
му мозаичному полу. Роскошна была обивка стен, дорого плачено за изящную
резную мебель. Много золотой и серебряной утвари принесла госпожа в при-
даное. В погребах хранилось немецкое пиво - пока там вообще чтолибо хра-
нилось. В конюшнях ржали холеные вороные кони. Богато жили в замке Вор-
ребю - пока богатство еще держалось.
Были у хозяев и дети, три нежных девушки: Ида, Йоханна и Анна Дортея.
Я еще помню их имена.
Богатые то были люди, знатные, родившиеся и выросшие в роскоши.
У-у-уу! Лети дальше! - пропел ветер и продолжал свой рассказ: - Тут не
