- Что дам? Да вот курицу! - И он отдал курицу, взял мешок с яблоками,
вошел в горницу - и прямо к прилавку, а мешок приткнул к самой печке.
Она топилась, но крестьянин и не подумал об этом. В горнице было про-
пасть гостей: барышники, торговцы скотом и два англичанина, такие бога-
тые, что карманы у них чуть не лопались от золота, и большие охотники
биться об заклад. Теперь слушайте!
Зу-ссс! Зу-ссс!.. Что это за звуки раздались у печки? А это яблоки
начали печься.
- Что там такое? - спросили гости и сейчас же узнали всю историю о
мене лошади на корову, коровы на овцу и так далее - до мешка с гнилыми
яблоками.
- Ну и попадет тебе от старухи, когда вернешься! - сказали они. -
То-то крику будет!
- Поцелует она меня, вот и все! - сказал крестьянин. - А еще скажет:
"Уж что муженек сделает, то и ладно!"
- А вот посмотрим! - сказали англичане. - Ставим бочку золота! В мере
сто фунтов!
- И полного четверика довольно! - сказал крестьянин. - Я-то могу пос-
тавить только полную мерку яблок да нас со старухою в придачу! Так мер-
ка-то выйдет уж с верхом!
- Идет! - сказали те и ударили но рукам.
Подъехала тележка хозяина, англичане влезли, крестьянин тоже, взвали-
ли и яблоки, покатили к избушке крестьянина...
- Здравствуй, старуха!
- Здравствуй, муженек!
- Ну, я променял!
- Да уж ты свое дело знаешь! - сказала жена, обняла его, а на мешок и
англичан даже и не взглянула.
- Я променял лошадь на корову!
- Слава богу, с молоком будем! - сказала жена. - Будем кушать и масло
и сыр. Вот мена так мена!
- Так-то так, да корову-то я сменял на овцу!
- И того лучше! - ответила жена. - Обо всем-то ты подумаешь! У нас и
травы-то как раз на овцу! Будем теперь с овечьим молоком и сыром, да еще
шерстяные чулки и даже фуфайки будут. Корова-то этого не даст! Она линя-
ет. Вот какой ты, право, умный!
- Я и овцу променял - на гуся!
- Как, неужто у нас в этом году будет к мартинову дню жареный гусь,
муженек?! Все-то ты думаешь, чем бы порадовать меня! Вот ведь славно
придумал! Гуся можно будет держать на привязи, чтобы он еще больше раз-
жирел к мартинову дню.
- Я и гуся променял - на курицу! - сказал муж.
- На курицу! Вот это мена! Курица нанесет яиц, высидит цыплят, заве-
дем целый птичник! Вот чего мне давно хотелось!
- А курицу-то я променял на мешок гнилых яблок!
- Ну так дай же мне расцеловать тебя! - сказала жена. - Спасибо тебе,
муженек!.. Вот послушай, что я расскажу тебе. Ты уехал, а я и подумала:
"Дай-ка приготовлю ему к вечеру что-нибудь повкуснее - яичницу с луком!"
Яйца-то у меня были, а луку не было. Я и пойди к жене школьного учителя.
Я знаю, лук у них есть, но она ведь скупая-прескупая! Я прошу одолжить
мне луку, а она: "Одолжить! Ничего у нас в саду не растет, даже гнилого
яблока не отыщешь!" Ну, а я теперь могу одолжить ей хоть десяток, хоть
целый мешок! Вот смехуто, муженек! - И она опять поцеловала его в губы.
- Вот это нам нравится! - вскричали англичане. - Все хуже да хуже, и
все нипочем! За это и деньги отдать не жаль!
И они отсыпали крестьянину за то, что ему достались поцелуи, а не
трепка, целую меру золотых.
Да, уж если жена считает мужа умнее всех на свете и все, что он ни
делает, находит хорошим, это без награды не остается!
Вот и вся история! Я слышал ее в детстве, а теперь рассказал ее тебе,
и ты теперь знаешь: "Уж что муженек сделает, то и ладно".
ПРЫГУНЫ
Блоха, кузнечик и гусек-скакунок вздумали раз посмотреть, кто из них
выше прыгнет, и пригласили прийти полюбоваться на такое диво весь свет -
всех, кто захочет. И вот три изрядных прыгуна сошлись вместе в одной
комнате.
- Я выдам свою дочку за того, кто прыгнет выше всех! - сказал король.
Обидно было бы таким молодцам прыгать задаром!
Сначала вышла блоха. Она держалась в высшей степени мило и раскланя-
лась на все стороны: в жилах ее текла голубая кровь, и она вообще при-
выкла иметь дело только с людьми, а ведь это что-нибудь да значит!
Потом вышел кузнечик. Он был, конечно, потяжелее весом, но тоже очень
приличен на вид и одет в зеленый мундир - он и родился в мундире. Кузне-
чик говорил, что происходит из очень древнего рода, из Египта, а потому
в большой чести в здешних местах; его взяли прямо с поля и посадили в
трехэтажный карточный домик, который был сделан из одних фигурных карт,
обращенных лицом вовнутрь. А окна и двери в нем были прорезаны в тулови-
ще червонной дамы.
- Я пою, - сказал кузнечик, - да так, что шестнадцать здешних сверч-
ков, которые трещат с самого рожденья и всетаки не удостоились карточно-
го домика, послушали меня да и похудели с досады!
Таким образом, и блоха и кузнечик полагали, что достаточно зарекомен-
довали себя в качестве приличной партии для принцессы.
Гусек-скакунок не сказал ничего, но о нем шел слух, что зато он много
думает. Придворный пес, как только обнюхал его, сказал, что он из очень
хорошего семейства. А старый придворный советник, который получил три
ордена за умение молчать, уверял, что гусек-скакунок наделен пророческим
даром: по его спине можно узнать, мягкая или суровая будет зима, а этого
нельзя узнать даже по спине самого составителя календарей.
- Я пока ничего не скажу! - сказал старый король. - Но у меня есть
свои соображения!
Теперь оставалось прыгать.
Блоха прыгнула, да так высоко, что никто и не уследил, и потому все
стали говорить, что она вовсе и не прыгала. Только это было нечестно.
Кузнечик прыгнул вдвое ниже и угодил королю прямо в лицо, и тот ска-
зал, что это очень скверно.
Гусек-скакунок долго стоял и думал, и в конце концов все решили, что
он вовсе не умеет прыгать.
- Только бы ему не сделалось дурно! - сказал придворный пес и снова
принялся обнюхивать его.
Прыг! И гусек-скакунок маленьким прыжком наискосок очутился прямо на
коленях у принцессы, которая сидела на низенькой золотой скамейке.
И тогда король сказал:
- Выше всего - допрыгнуть до моей дочери, вот в чем суть. Но чтобы
додуматься до этого, нужна голова, и гусекскакунок доказал, что она у
него есть. И притом с мозгами!
И принцесса досталась гуську-скакунку.
- А все-таки я прыгнула выше всех! - сказала блоха. - Но все равно,
пусть остается при своем дурацком гуське с палочкой и смолой! Я прыгнула
выше всех, но на этом свете надо иметь фигуру, только тогда тебя заме-
тят!
И блоха поступила добровольцем в чужеземное войско и, говорят, нашла
там свою смерть.
Кузнечик возвратился в канаву и стал думать о том, как устроен свет.
Он тоже сказал:
- Фигуру, фигуру надо иметь!
И он затянул песенку о своей печальной доле. Из его песни мы и взяли
эту историю. Впрочем, она, наверно, выдумана, хоть и напечатана.
СОСЕДИ
Право, впору было подумать, будто в пруду что-то случилось, а на са-
мом-то деле ровно ничего. Только все утки, и те, что спокойно дремали
себе на воде, и те, что вставали на голову вверх хвостами - они и это
умеют, - вдруг заспешили на берег. На мокрой глине запечатлелись следы
их лап, и издали еще долго-долго слышалось их кряканье.
Вода тоже взволновалась, а ведь всего за минуту перед тем она стояла
недвижно, отражая в себе, как в зеркале, каждое деревцо, каждый кустик,
старый крестьянский дом со слуховыми оконцами и ласточкиным гнездом, а
главное - большой розовый куст в полном цвету, росший над водой у самой
стены. Только все это стояло в воде вверх ногами, как перевернутая кар-
тина. Когда вода взволновалась, одно набежало на другое, и вся картина
пропала. На воде тихо колыхались два перышка, оброненных утками; их
вдруг словно погнало и закрутило ветром. Но ветра не было, и скоро они
опять спокойно улеглись на воде. Сама вода тоже мало-помалу успокоилась,
и в ней опять отчетливо отразился домик с ласточкиным гнездом и розовый
куст со всеми его розами. Они были чудо как хороши, но сами об этом не
знали - им ведь никто об этом не говорил. Солнце просвечивало сквозь их
нежные ароматные лепестки, и на душе у роз было так же хорошо, как у нас
в минуты тихого счастливого раздумья.
- Как прекрасна жизнь! - говорили розы. - Одного только хотелось бы
нам - поцеловать теплое красное солнышко да вон те розы в воде. Они так
похожи на нас! А еще нам хотелось бы расцеловать и тех миленьких птенчи-
ков вон там, внизу. Наверху, над нами, тоже есть птенчики, они высовыва-
ют из гнезда головки и попискивают. У них еще нет перышек, как у отца с
матерью. Да, славные у нас соседи и вверху и внизу. Ах, как хороша
жизнь!
Птенчики наверху и внизу - нижние-то только отражение верхних - были
воробьи, мать и отец их - тоже. Они завладели пустовавшим с прошлого го-
да ласточкиным гнездом и расположились в нем как у себя дома.
- Что это плавает по воде? Утиные дети? - спросили воробьишки, увидав
утиные перья.
- Не задавайте глупых вопросов! - отвечала воробьихамать. - Не видите
разве, что это перья, живое платье, какое ношу и я, какое будет и у вас,
- только наше-то потоньше! Неплохо бы положить эти перышки в гнездо -
они славно греют. Хотелось бы мне знать, чего испугались утки. Должно
быть, что-нибудь случилось там под водой, не меня же они испугались...
Хотя, положим, я довольно громко сказала вам "Пип!". Тупоголовые розы
должны бы знать, что случилось, но они никогда ничего не знают, только
глядятся на себя в пруд да пахнут. Ох, как они мне надоели, эти соседи!
- Послушайте-ка этих милых птенцов наверху! - сказали розы. - Они то-
же начинают пробовать голос. Они еще не умеют, но скоро научатся щебе-
тать! То-то радости будет! Приятно иметь таких веселых соседей!
В это время к пруду подскакала пара лошадей на водопой. На одной си-
дел верхом деревенский парнишка. На нем ничего не было, он поснимал с
себя все, одну только черную шляпу оставил. Она была черная, с широкими
полями. Парнишка насвистывал, словно птица, и забрался с лошадьми на са-
мую глубину пруда. Проезжая мимо розового куста, он сорвал розу, заткнул
ее за ленту шляпы и теперь воображал себя страсть каким нарядным! Напоив
лошадей, он уехал. Оставшиеся розы глядели вслед уехавшей и спрашивали
друг друга:
- Куда это она отправилась?
Но никто этого не знал.
- Я бы тоже не прочь пуститься по белу свету! - сказала одна роза. -
Только нам и в своей зелени неплохо! Днем солнышко пригревает, ночью не-
бо светится еще краше! На нем много маленьких дырочек, через них и ви-
дать!
Дырочками они считали звезды - розам ведь можно и не знать, что такое
звезды.
- Мы оживляем собою весь дом! - сказала воробьиха. - К тому же лас-
точкины гнезда приносят счастье, как говорят люди. Вот почему они так
рады нам! Но соседи, соседи!.. Этакий вот розовый куст у стены только
разводит сырость. Надеюсь, когда-нибудь его уберут отсюда, и на его мес-
те вырастет хлеб. Розы на то только и годны, чтоб любоваться ими да пах-
нуть, самое большее - торчать в шляпе. От моей матери я слыхала, что они
каждый год опадают, и тогда жена крестьянина собирает их и пересыпает
солью, причем они получают уже какое-то французское имя, не могу его вы-
говорить, да и без нужды мне. Потом их подогревают на огне, чтобы они
были душистее. Вот и все. Они только на то и годятся, чтобы услаждать
нос да глаза. Поняли?..
Настал вечер, в теплом воздухе заплясали комары и мошки, облака окра-
сились пурпуром, запел соловей. Пел он для роз о том, что красота - это
как солнечный свет на земле, что красота живет вечно. А розы думали, что
соловей поет о самом себе, и не мудрено, что они так думали. Им и в го-
лову не приходило, что песня эта - о них, они лишь радовались ей и дума-
